Побратимы Гора [Джон Фредерик Норман] (fb2) читать онлайн

Джон Норман Побратимы Гора

John Norman

BLOOD BROTHERS OF GOR

Copyright © 1982 by John Norman

Переведено специально для группы «Джон Норман»

Глава 1 Пте

— Это там, — сказал Грант, указывая вперед и направо от нас. — Ты видишь это?

— Да, — ответил я. — И даже чувствую это.

Я уже мог почувствовать сотрясение в земле, даже через лапы и ноги высокой, мохнатой кайилы.

— Я видел это только однажды, — вздохнул торговец.

Я поднялся в стременах. Вибрация почвы, чувствовалась ясно. Ранее, возможно, за двадцать пасангов, спешившись, чтобы почувствовать это вибрацию, мы прижимали ладони рук к земле. Сейчас она была куда сильнее, чем тогда, ранним утром, издалека, когда мы первый раз смогли уловить ее.

— Они приближаются, — счастливо крикнул Кувигнака.

— Я поражен, — сказал Грант. — Слишком рано, не так ли?

Я откинулся назад на седле.

— Да, — подтвердил Кувигнака, сидя верхом на кайиле, слева от меня.

Текущей луной была Такиюхави, луна гона табука. Иногда известная так же, как Канпасапави, или луна созревшей черемухи.

— Я не понимаю, — сказал Грант. — Этого не должно быть до Кантасави.

В самом разгаре была луна красных слив — вообще самое жаркое время года в Прериях. Оно приходит в последней фазе лета.

— Почему так рано? — спросил торговец.

— Я не знаю, — отозвался Кувигнака.

Наши кайилы несли нас, по травянистому косогору. Трава здесь вымахала по колени кайиле. Это примерно по бедра девушки.

— Возможно, вы ошибаетесь, — предположил я. — Может быть, это не то, что вы думаете.

— Невозможно это перепутать, — усмехнулся Грант.

— Нет, это оно — счастливо сказал Кувигнака.

— Разве это не может быть что-то другое?

— Нет, это оно — повторил юноша.

— Это такое же явление, как лето и зима, — объяснил торговец, — как фазы лун, как день и ночь.

— Тогда почему сейчас еще рано? — поинтересовался я.

— Бывало ли так рано прежде? — спросил Грант Кувигнаку.

— Не на моей памяти, — ответил тот. — В старых сказаниях, это иногда бывало поздно, но никогда, насколько я знаю, не случалось рано.

— Быть может — сказал я. — Ты не можешь вспомнить ничего похожего?

— Я ни о чем подобном не слышал, — сказал Кувигнака, и пожал плечами.

— Значит, это не может быть ошибкой? — переспросил я Гранта еще раз.

— Нет, — заверил мой друг. — Это они.

— Похоже, что там просто идет дождь, — высказал я свое мнение.

— Это — пыль на ветру, — поправил меня Кувигнака. — Ее подняли копыта.

— Это они, — убежденно сказал Грант. — Никаких сомнений в этом.

Подъехав еще ближе, я посмотрел вдаль. Это походило на реку, исчезающую за горизонтом.

— Какой же оно длины? — поинтересовался я, поскольку не смог даже разглядеть конец этого.

— Где-то, приблизительно пасангов пятнадцать в длину, — сказал Грант, — и четыре или пять пасангов в ширину.

— Придется затратить большую часть дня, чтобы объехать вокруг этого, — прикинул Кувигнака.

— Сколько животных может быть в таком стаде? — спросил я.

— Кто может счесть звезды, кто может пересчитать травинки в степи, — воскликнул Кувигнака.

— Это можно прикинуть, — отозвался Грант, — там приблизительно между двумя и тремя миллионами животных.

— Вероятно, это самое большое такое стадо в Прериях, — предположил я.

— Нет, есть и больше, — сказал Грант, — Босвелл утверждал, что видел одно такое стадо, которому потребовалось пять дней, чтобы переправиться через реку.

— А сколько же времени нужно такому стаду как это, чтобы форсировать реку? — поинтересовался я.

— Два или три дня, — прикинул мой друг.

— Понятно, — отозвался я.

Босвелл, которого он упомянул, кстати, был тем самым, в честь которого назвали Перевал Босвелла через Горы Тентис. Он был первым исследователем Прерий. Другими такими путешественниками, были Диас, Хогарт и Бенто.

— Потрясающий и роскошный вид, — заметил я. — Давайте подъедем поближе.

— Только осторожно, — предупредил Кувигнака, и с криком удовольствия, ударив пятками по бокам кайилы, он послал свое животное вниз по склону.

Грант и я посмотрели друг на друга, и усмехнулись.

— Он — все еще мальчишка, — сказал мой друг.

Мы последовали за Кувигнакой. Животные были теперь приблизительно в трех — четырех пасангах от нас, ниже по склону.

— Это — Пте! — воскликнул Кувигнака, повернувшись к нам.

— Да, — отозвался Грант.

Теперь, мы уже могли ясно почувствовать запах животных. Моя высокая вороная кайила, мохнатая и быстрая, нервно перебирала лапами подо мной. Ее ноздри были расширенны, глазные пленки были открыты, придавая большим круглым глазам характерный желтоватый оттенок. Я не думаю, что эта кайила, купленная несколько месяцев назад в городе Кайилиаук, около границы, когда-либо прежде чуяла запах этих животных, и уж конечно не в таких количествах. Также я предположил, что многие из тех животных впереди, возможно, никогда не обоняли человека, или кайилу прежде. Песок и пыль кружились вокруг нас. Я прищурил глаза, спасаясь от пыли. Было здорово, находиться так близко от таких животных. Я едва отваживался предположить, каково было бы, подойти к ним еще ближе, скажем, на несколько сотен ярдов. А ведь охотники убивают этих животных в упор, обычно с расстояния, когда можно почти дотронуться до животного рукой. Ведь нужно подойти как можно ближе для удара копьем, или для выстрела из малого лука, чтобы пробить на достаточную глубину хребет, или кишечную впадину позади последнего ребра, приводящего к крупномасштабному внутреннему кровоизлиянию, или ударить позади левой лопатки в сердце.

— Всегда так много пыли? — Поинтересовался я. Я почти кричал, чтобы перекричать животных, их рев и глухой стук копыт.

— Нет, — сказал Кувигнака, поднимая свой голос. — Сейчас стадо перемещается, не останавливаясь и не пасясь.

— Иногда, по не ясным причинам, — заговорил Грант, — оно двигается, более или менее стремительно. Тогда как, в других случаях, так же без всякого очевидного посыла, оно может останавливаться и пастись, или медленно перемещаться, пасясь по пути.

— Считаешь сейчас еще рано для миграции? — Спросил я.

— Да, — ответил Грант. — Очень странно. И их, кажется, идет больше, чем обычно.

— Я посмотрю животных поближе, — крикнул Кувигнака.

— Будь осторожен, — предупредил Грант.

Мы смотрели, как Кувигнака послал свою кайилу вниз по склону прямо к животным. Он не приближался к ним слишком близко. Этого требовали законы, установленные среди племен.

— Это похоже на наводнение, — заметил я, — или на оползень, это ветер, или гром, это — стихия.

— Да, — согласился мой друг.

— Мне кажется, что по-своему, это и есть стихия.

— Да, так и есть, — улыбнулся Грант.

О движении этой группы животных, в лагерь клана Исбу племени Кайил, или клан Малых Камней племени Кайил, донесли больше десяти дней назад. На грубой карте, растянутой на восточной стороне стойбища, зазубренными колышками отмечались первый день, за тем второй, и так далее, продвижения животных, и положения вешек, указывало на положение животных в рассматриваемый день. Следопыты Солдат Слинов, сообщества воинов Исбу, отслеживали животных, с тех пор как они вошли в земли Кайил, уже больше двух недель назад. Сейчас была луна, во время которой Солдаты Слины поддерживали порядок в лагере, это было их обязанностью. На них теперь легли многочисленные обязанности, такие как разведка, охрана, поддержание порядка в стойбище и урегулирование незначительных споров. Среди их других обязанностей, конечно, были планирование, организация и охрана большого Ванасапи, а так же охота или слежка.

Через несколько енов, Кувигнака, потный и ликующий, со спутанными волосами, на взмыленной кайиле возвратился к нам.

— Это великолепно! — радовался он.

— Неплохо, — усмехнулся Грант, радуясь удовольствию молодого человека.

Трудно точно объяснить тем, кто глубоко не знаком с такими вещами, что значит Пте, или Кайилиаук, для краснокожих. Это — центральное явление в их жизни, и большая часть их жизни вращается вокруг него. Просто мысль о кайилиауке может вселить в них и благоговение, и удовольствие, и возбуждение. Это больше чем мясо для живота и одежда для тела. Кайилаук для них, это — тайна и ее разгадка, это магия, это — опасность, это — развлечение, это — проблема. Выехать на охоту на рассвете, с копьем или луком в руках, на верхом быстрой нетерпеливой кайиле — это радость для сердца любого краснокожего.

— Смотрите, — воскликнул Грант, указывая направо.

К нам быстро приближался краснокожий всадник. Он был одет в бричклаут и мокасины. Его шею украшало ожерелье когтей слина. В волосах всадника не было перьев, и ни он, ни его животное не несли боевой раскраски. Также, он не нес ни копья, ни щита. Сразу видно, что этот краснокожий не стоял на тропе войны. У него был только лук в саадаке и стрелы в колчане, да еще украшенные бусами ножны на ремне, из которых торчала рукоять охотничьего ножа.

— Это — Хси, — узнал Кувигнака.

Для слова Хси нет точного перевода с языка кайила, или с гореанского на английский. Оно означает все что необычно, случайно. Неровный, рваный шрам слева на подбородке, длиной около двух дюймов, отмечал лицо Хси. Этот шрам появился пару лет назад, когда ему было всего семнадцать лет, но он уже второй раз встал на тропу войны. Шрам был получен в поединке с воином Желтых Ножей, в результате удара канхпи — каменным томагавком на длинной рукоятке. До того он был известен как Ихдазицака — «Тот, Кто Считает Себя Лучшим», имя было дано ему за стойкость, упрямость и мужскую красоту. Впоследствии он стал, по его собственному желанию, просто Хси. Он стал угрюмым и жестоким. Погрузив себя в братство, ритуалы и церемонии Солдат Слинов, казалось, что он жил только для набега и войны. Были члены его собственного отряда, которые опасались ехать с ним рядом, насколько он был быстрым, жестоким и безразличным к опасности. Однажды, в бою с Пересмешниками, когда чаша весов победы склонилась в сторону противника, а воины Кайилы начали отступать, он спешился и воткнул копье в землю, пропустив его сквозь конец своего воинского пояса, который был символом их сообщества. Таким образом, он приковал себя к месту, пешим, среди воинов Пересмешников. «Я не сойду с этой земли!» — кричал он. Бегущие бойцы его сообщества, видя это, и зная, что значит воинский пояс, пришли в себя, сплотились, и хотя уступали численно, побили врагов. Противники, в конечном итоге, покинули поле боя, поняв, что цена победы над такими мужчинами будет слишком высока. Когда они уезжали, они подняли свои копья в приветствии молодому воину. Такая храбрость не могла быть не признана в Прериях, даже притом, что это была храбростью врага.

Хси одержал свою завизжавшую кайилу, прямо перед нами, подняв облако пыли.

Уродство шрама вблизи действительно было сильно заметно. Удар канхпи распорол челюсть до кости.

— Что Вы здесь делаете? — потребовал ответа Хси.

Я не все мог понять из сказанного, учитывая недолгое время, проведенное с Грантом и Кувингнакой в лагере Исбу. В настоящее время я мог лишь с трудом понимать и немного говорить на выразительном, свистящем языке племени Кайил.

— Мы приехали, чтобы увидеть Пте, — объяснил Кувигнака.

Выражение «Пте», буквально относится к корове кайилиаука, а «Ta-танка» обозначает быка, но именно «Пте» обычно используется в разговорной речи, более широко, чтобы обозначать кайилиаука вообще. В некотором смысле, «Пте» можно считать матерью племен, через нее вся их кочевая жизнь, во всем ее богатстве и разнообразии, становится возможной. Слово «кайилиаук» является словом гореанским и, насколько я знаю, не имеет Земного происхождения.

Я смотрел мимо Хси, на животных, находившихся приблизительно паснгах в двух — трех от нас. Кайилаук — большое, громоздкое, косматое жвачное животное с рогами похожими на трезубец, с четырьмя желудками и восьмиклапанным сердцем. Это опасное, вспыльчивое стадное животное, с маленькими глазами. Взрослые быки могут достигать двадцать или двадцать пять ладоней в холке и весить целых четыре тысячи фунтов.

— Вы не имеете права здесь находиться, — сердито крикнул Хси.

— Мы не наносим вреда, — сказал Кувигнака в ответ.

— Никто не может убивать до начала большой охоты, — предупредил Хси. — Вот тогда мы все будем охотиться. Исбу будут охотиться. Касму будут охотиться! Исанна будут охотиться! Напоктан будут охотиться! Висмахи будут охотиться! Все Кайилы будут охотиться!

Исбу — это Малые Камни. Камсу переводится как Песчаный пояс. Исанна — Малый нож. Напоктан — Браслеты или же Наручи, и Висмахи — Наконечник стрелы. Все вместе являются пятью кланами, которые составляют племя Кайил. Происхождение этих названий не всегда ясно. Наиболее вероятно, что у кланов Малых Камней и Песчаных поясов, скорее всего, названия связаны с местами прежних стойбищ. Висмахи, или клан Наконечника стрелы, как говорят некоторые, когда-то ставили свое зимовье у слияния двух рек, на мысу, напоминающем наконечник стрелы. Другие утверждают, что они когда-то жили в области с залежами кремня, и до появления общих торговых мест, вели меновую торговлю кремнем с соседними племенами. Клан Браслетов, или Напоктан, носит медные браслеты на левом запястье. Эта группа, за пределами Кайил, часто известна как группа Мазахубу, что означает те же браслеты, но на языке Пыльноногих. Я не знаю происхождение названия Исанна, или Малого ножа. Может быть, я подозреваю, как и в случае с Напоктан, эти имена могут иметь свое происхождение от особенностей вождей, или каких-то значимых исторических событий, а возможно, даже и со сновидениями. К снам и ясновидению краснокожие относятся очень серьезно. Действительно, ведь, во сне некоторые даже могут сами вылечить себя. Во сне случается, что можно сидеть вокруг костра с умершими, и разговаривать с ними. Ведь известно, что во сне можно понимать речь животных. И разве это не чудо, что во сне можно лично побывать в дальних землях и странах, а проснуться этой же ночью, в своем вигваме, у тлеющих углей костра и родных шестов и шкур?

— Мы хотим только посмотреть Пте, — попытался объяснить Кувигнака, — мы не собирались охотиться.

— Это хорошо для Вас, — все так же сердито заметил Хси. — Надеюсь, Вы хорошо знаете каково наказание за запретную охоту.

Кувигнака даже не соизволил ответить. Безусловно, санкции не были легкими. Кто-то мог быть публично осужден и унижен, даже избит на глазах всего клана. Оружие нарушителя могло быть сломано. Вигвам, одежда и имущество могли быть отобраны или уничтожены в пух и прах и развеяны по ветру. Во взглядах краснокожих дикарей благосостояние целого племени, имеет приоритет перед благосостоянием одного человека. Дикари считают, что индивидуум не имеет права подвергать риску все сообщество, это находится вне прерогатив одного человека.

— Убирайтесь! — приказал Хси, подкрепив сказанное сердитым жестом руки.

Кувигнака напрягался в седле своей кайилы.

Хси сердито потянулся к ожерелью из когтей слина на его шее, признаку Солдат Слинов.

— Это — приказ, — напомнил Грант Кувигнаке по-гореански. — Тебе же известно, что он находится в пределах своих полномочий. Он — Солдат Слин, и это входит в круг его обязанностей, следить и защищать кайилиауков. Не думай, что дело в личном отношении. Он — Солдат Слин и делает свою работу. На его месте Ты, несомненно, поступил бы так же.

Кувигнака кивнул, признавая правоту этого объяснения. Сейчас, это не Хси отдавал приказ, если можно так выразиться, а тот, кому повиновались, человек представляющий власть, офицер, констебль или хранитель.

Мы стали поворачивать своих кайил, чтобы покинуть это место.

— Женщины, рабы и бледнолицые не имеют права подъехать ближе, чтобы посмотреть на Пте, — прокричал Хси нам вслед.

Кувигнака сердито повернул свою кайилу. Я извернулся, и поймал его за руку.

— Я не женщина, — возмутился Кувигнака.

— Ты — женщина, — крикнул Хси. — Ты бы понравился воинам.

— Я не женщина, — повторил Кувигнака.

— Ты не носишь одежду мужчин, — заявил Хси. — Ты не прошел ритуал посвящения в мужчины.

— Я не женщина, — опять повторил Кувингака.

— Ты носишь одежду женщины, — усмехнулся Хси. — Ты делаешь работу женщины. Я думаю, что дам Тебе имя женщины. Я думаю, что назову Тебя Siptopto.

Кулаки Кувигнаки сжались на поводьях его кайилы. Выражение «Сиптопто» является общим выражением для бисера.

— Ты должен понравиться воинам, — рассмеялся Хси.

— У меня не было раздоров с Пересмешниками, — ответил Кувигнака.

— Тебе не рады среди Исбу, — крикнул Хси. — Ты позоришь нас. Ты не сможешь создать семью среди нас. Почему бы тебе не убраться?

Моя рука, лежащая на руке Кувигнаки, сдерживала его от того, чтобы броситься на Хси. Попытайся парень сделать это, и он будет, буквально выдернут из седла, и вылетит со спины кайилы.

— Тебя нужно было оставить связанным на том холме. Это было бы лучше для Кайил, — продолжал издеваться Хси.

Кувигнака, уже успокоившись, пожал плечами.

— Возможно, — ответил он. — Я не знаю.

Кувигнака продолжал носить остатки того самого белого платья, что досталось ему после уничтожения обоза переселенцев. Он был рабом солдат, пришедших в Прерии. А когда-то он был членом племени Кайил из клана Исбу, но дважды отказался встать на тропу войны с Пересмешниками, извечными врагами Кайил. За первый раз его одели в женское платье и вынудили жить как женщина, выполняя женские работы и стали упоминать о нем в женском роде. Именно тогда его и назвали Кувигнака, что означает Женское Платье. Более того, это слово относится к платью белой женщины и, в этом проявилась дополнительная ирония краснокожих. Надо понимать с каким презрением, относятся гордые краснокожие к белым женщинам, обычно унижая их до трясущихся от страха, пресмыкающихся перед хозяевами рабынь, при этом используя их в качестве вьючных животных, прислуги и шлюх по своему желанию и во всех отношениях.

Во второй раз, когда Кувигнака отказался выйти на тропу войны, он был связан в его платье и продан Пыльноногим, от кого, в конечном счете, он и попал к белым в качестве раба. Живя вблизи Иханке — границы между землями фермеров и пастухов и землями краснокожих, он изучил гореанский. Позже он был приобретен солдатами и вновь приведен в Прерии, с намерением быть использованным в качестве переводчика. Когда же отряд вторжения попал в ловушку и был уничтожен дикарями, Кувигнака попал в руки победителей. Он возвратился на родину, как раб ненавистного врага. За это его связали и оставили умирать. Но Кэнка — Огненная Сталь, оказавшийся его братом, воткнул в землю рядом с пленником не сломанное копье, как символ уважения к нему, по крайней мере, как к Кайиле. А кроме того он же поднял платье, высокомерно брошенное Хси рядом, и обернул им копье. Этим способом Кэнка отметил место, так же надежно как если бы поставил там флаг.

Как мне кажется, Кэнка поступая подобным образом, надеялся привлечь внимание к этому месту других, тех, кто мог бы освободить парня, или возможно даже отметить его для себя, чтобы впоследствии, приняв порицание и изгнание из клана Исбу, освободить своего брата. Вот только получилось так, что мы с Грантом, пересекая Прерии, прибыли к месту пленения раньше и освободили краснокожего юношу. Вскоре после этого, прямо на месте преступления, нас захватил объединенный отряд крайне необычных союзников, представителей племен Слинов, Желтых Ножей и Кайил — вечных врагов друг друга, но в силу так называемой Памяти, соединивших свои силы для нападения на обоз переселенцев и колонну солдат.

Грант привел в Прерии караван белых рабынь, используя их в качестве вьючных животных для своих товаров. Кроме того по пути караван пополнился двумя пленниками, его бывшими врагами, Максом и Кайлом Хобартами. В действительности, это был роскошный подарок от Пыльноногих. Слины забрали Хобартов и двух девушек из его каравана, Джинджер и Эвелин, бывших рабынь таверн из города Кайилиаука, что лежит у самой Иханке. Четырех других девушек увели голыми и связанными на своих привязях воины Желтых ножей. Это были две американки — Лоис и Инес, англичанка — Присцилла, и невысокая темноволосая француженка по имени Коринн.

Кайилы были по большей части членами Всех Товарищей, воинского сообщества клана Исбу, подобного Солдатам Слинам. Командовал отрядом Кэнка, брат Кувигнаки. Еще один воин Кайил — Кахинтокапа, «Тот, Кто Идет Прежде», более старый и опытный, сопровождавший отряд молодежи, принадлежал к престижному сообществу Наездников Желтой Кайилы. Это был краснокожий воин из клана Касму, или Песка.

Лучшая девушка каравана Гранта, рыжеволосая красотка, когда-то бывшая дебютанткой из Пенсильвании мисс Миллисент Обри-Веллс, была отобрана Кэнкой в качестве личной рабыни. Один из воинов Кайил по команде Кэнки завязал на горле рабыни кожаный бисерный ошейник ее нового владельца, и ей пришлось бежать у левого бока его кайилы. Последнюю рабыню Гранта, темноволосая красавица, Wasnapohdi, или Прыщи, которую он выменял у Пыльнонгого на торгу за три топора, ему разрешили оставить. Похоже, что в действительности Кэнка не имел к нам неприязни. Теперь-то я понимаю, что, скорее всего, он был даже рад, что мы освободили Кувигнаку. Именно Кэнка разрешил Гранту оставить себе Васнапохди, думаю потому, что она говорила на языке Кайил. Он ценил ее за это.

Конечно, именно я, освободил Кувигнаку. Это именно мой нож, перерезал шнуры, привязывавшие конечности парня к шестам. На подобное Кэнка не мог закрыть глаза, поскольку являлся Блотанхунком — военным вождем отряда Всех Товарищей. Независимо от его собственных чувств в этом вопросе или даже, возможно, его собственных намерений относительно будущего его брата, такие мои действия нельзя было оставить безнаказанными. Пленник Кайил, надлежащим образом отмеченный, если можно так выразиться, был освобожден. Кто-то должен был за это заплатить. И вот я, пеший, стоял напротив строя всадников Кайил, один против всех. Их было семнадцать, включая Кэнку. Все принадлежали к сообществу Всех Товарищей, каждый был опытным бойцом и имел засчитанный куп.

— Я готов к бою, — ответил я.

— Не будь дураком, — простонал Грант.

— Я готов, — повторил я, смотря не Кэнку.

— Есть альтернатива, — с некоторой надеждой проговорил Грант. — Разве Ты не видишь? Он выжидает.

— Чего? — не понял я.

— Ошейник, — подсказал торговец.

— Никогда, — отрезал я.

— Пожалуйста, Татанкаса, — попросил Кэнка. Так он назвал меня, когда узнал, что я был готов биться со всеми его мужчинами. Это слово означает «красный бык». «Tatanka» переводится как бык кайилиаука, а суффикс «sa» означает красный. В языке Кайил, как на большинстве языков Прерий, прилагательное обычно следует за существительным. Назвать подобным именем кого-либо, означало выказать ему свое уважение.

— Пожалуйста, — попросил Кувигнака.

— Пожалуйста, — поддержал его Грант.

В каком-то оцепенении, я расстегнул свой пояс. Я обернул этим поясом ножны своих меча и ножа, и вручил сверток Гранту. Я сам разоружился.

Раздалась громкая команда на Кайила, и один из дикарей, спрыгнул на землю. Кэнка бросил ему ошейник, немедленно завязанный на моей шее.

— Раб, — глумился Хси уже надо мной, но я не ответил.

— Бледнолицые, — сказал Хси, презрительно, указав на меня и Гранта.

— Да, — с веселой улыбкой признал Грант очевидное.

— Как получилось, что раб, обут в мокасины и сидит верхом на кайиле? — издеваясь, спросил Хси.

— Это разрешено Кэнкой, — объяснил Кувигнака.

— Спешиться. Снять мокасины и всю остальную одежду, полностью, — приказал мне Хси.

— Он не твой раб, — возмущенно напомнил Кувигнака.

— Но при этом он и не твой тоже, — заметил Хси.

Я спешился и разделся, сняв также и мокасины, выданные мне Кэнкой. Я передал снятые одежду и обувь, Гранту, и встал перед кайилой Хси. Теперь на мне остался только расшитый бисером кожаный ошейник, в который меня поместили две недели назад. Он был приблизительно полтора дюйма шириной. Цвета и узор выложенный бисером ясно указывали на то, что это собственность Кэнки. Это обычное дело среди краснокожих отмечать свое имущество подобным образом. Ошейник с идентичными цветами и узором, в стойбище, носила еще и прекрасная рыжеволосая девушка, прежняя мисс Миллисент Обри-Веллс, которая так поразила воображение верхового воина Кэнки. Оба наши ошейника были туго завязаны на горле. По прибытии в стойбище, узлы на них были повторно перевязаны лично Кэнкой. На этот раз это было сделано узлом подписи, выполненным таким образом, что только изобретатель узла знал, как его следует завязывать. Это дает ему возможность сразу определить, был ли узел развязан и связан повторно в его отсутствие. Кстати, удалить такой ошейник без разрешения — смерть для раба. Нужно ли объяснять, что рабы краснокожих даже не думают снять их. Они берегут свои ошейники.

— Раб, — высокомерно заявил Хси.

Конечно одно различие, между ошейником девушки и моим собственным все же было. Ее ошейник был меткой истинной рабыни во всех смыслах этого слова, тогда как мой, хотя и идентичный, служил почти что знаком защиты. Будучи рабом Кэнки, я имел свое место и свой статус в стойбище Исбу, который, по-своему, защищал меня от нападений из чисто спортивного интереса, которым мог бы подвергнуться любой одинокий, свободный белый. Подобная защита была и у Гранта, но обусловлена она была его дружескими отношениями с племенем Кайил. В прошлом году он посетил их, и близко сошелся с Махпиясапой — Черными Тучами, который был гражданским вождем Исбу. И еще не в малой степени, благодаря его знанию их языка, который близок к наречию Пыльнонгих. Также, его ценность как торговца, была ясна всем мужчинам Кайилам. Они нуждались во многих товарах, которые он мог бы доставить в Прерии. Мужчины были рады таким вещам, как наконечники для охотничьих стрел и лезвия ножей, женщины приветствовали ткани, химические красители и бисер. Ну а главное, Грант был честным мужчиной, и довольно таки симпатичным к тому же. Ему нравилась Кайилы, как и Пыльноногие и Пересмешники.

За последние несколько дней, рассмотрев все обстоятельства, я пришел к выводу, что Кэнка не собирался распространять на меня истинной значение ошейника, который я носил. Этот символ приравнивал меня к ценному воинскому снаряжению. Кэнка был уважаемым и сильным молодым воином, настолько, что в недавнем сражении на западе, он был назначен Блотанхунком отряда Всех Товарищей. Это давало мне определенный престиж, хотя и в качестве его собственности, особенно, поскольку сам Кэнка относился ко мне с очевидным уважением. Он назвал меня Татанкаса — Красный Бык, что было благородным прозвищем с точки зрения краснокожих. Кэнка дал мне мокасины, разрешил мне одеваться в мою одежду. Дошло до того, что он позволил мне иметь, и даже пользоваться своей бывшей кайилой. Мне даже не пришлось оставаться на ночь в его вигваме, чтобы спать подле него. Я поселился вместе с Кувигнакой в старом изодранном вигваме, пожертвованном близким другом Кэнки Акихокой — «Тем, Кто Опытен». Практически в стойбище я был свободен, и мог заниматься, чем вздумается.

— На колени! — приказал мне Хси.

Я опустился на колени в высокую сухую траву, как было приказано, голый, в ошейнике Кэнки.

— Опусти голову, — скомандовал Хси.

Я исполнил и эту команду.

— В этом нет необходимость, — возмутился Кувигнака.

— Помалкивай Сиптопто! — прикрикнул Хси. — А не то я отправлю тебя ублажать воинов.

— Я тебя не боюсь, — храбро заявил Кувигнака.

— Ты говоришь излишне смело для женщины, — усмехнулся Хси.

— Я — мужчина, — крикнул Кувигнака.

Смелая речь, кстати, среди краснокожих обычно, допускается для их собственных свободных женщин. Да и то, если она становится слишком раздражающей, то она, как и любая другая женщина, может быть избита. Наоборот смелая речь, не может быть принята от рабынь краснокожих. Рабыни среди этих народов быстро узнают свое место, то самое место, в котором их держат с совершенством.

— Извини, я не знал этого, — с заинтересованным видом сказал Хси.

— Да, — сказал Кувигнака.

— На живот, — скомандовал мне Хси.

— Не делай этого, — попросил меня Кувигнака.

— Ползи к лапам моей кайилы, — прозвучал приказ Хси обращенный ко мне.

— Нет, — крикнул Кувигнака.

— Разве он не раб? — удивился Хси.

— Да, — неопределенно согласился Кувигнака.

Опустив голову, я пополз на животе к лапам кайилы краснокожего.

— Целуй лапы моей кайилы, — властно приказал мне Хси.

Я выполнил отданный мне приказ. Мной командовали, как если бы я, был женщиной рабыней.

— Кэнка узнает об этом, — предупредил Кувигнака.

— Посмотрим, что он сделает, — сердито заявил Хси, и потянул поводья кайилы, вынуждая свое животное отступить назад.

Пыль от лап кайилы скрипела у меня на зубах.

— А теперь, убирайтесь отсюда! Возвращайтесь в стойбище!

Очарование момента было потеряно, а я оказался между Хси и Кэнкой, как между молотом и наковальней. Хси, несомненно, считал Кэнку в некотором роде ответственным за освобождение Кувигнаки, и его присутствие среди Исбу, присутствие которое многих дикарей, включая Хси, приводило в бешенство и считалось позором. Унижая меня, Хси в действительности, оскорблял Кэнку, который относился ко мне с уважением и честью. Кэнка точно так же не испытывал особой приязни к Хси, в значительной мере из-за враждебности последнего к его брату, Кувигнаке. С точки зрения Кэнки, презрение Хси к Кувигнаке было гораздо более непреклонным, непомерным и жестким, чем требовалось на самом деле. Кувигнака жил и одевался как женщина, о нем говорили, как о женщине и он выполнял женские работы. Ему не разрешили заводить семью среди Кайил. Что еще требовалось Хси?

Сам я подозревал, что вопрос зашел дальше, чем просто племенная гордость Хси и его чувство справедливости. Кэнка был быстро возвышающимся молодым воином племени. Он уже однажды, был выбран Блотанхунком, то есть военным вождем. Хси, несмотря на все его навыки и отвагу, так и не заслужил подобной чести. Возможно, именно это больше всего терзало честолюбие Хси, поскольку он был сыном Махпиясапы, гражданского вождя Исбу. Авторитет обоих воинов казался почти равным. И все же Хси получил отказ. Я подозревал, что причина, по которой Хси никогда не доверяли командовать отрядом, состояла не в том, что им не восхищались или не любили среди Исбу, не в том, что его опыт и военные навыки не уважали, и не в том, что его решениям не доверяли. Думаю, все дело в том, что та безрассудность, с которой он вел себя в бою и его безразличное игнорирование личной опасности, не позволяли считать, что он окажется способным исполнить обязанности командира, ответственного за судьбы своих подчиненных.

И кстати я не думал, что враждебность Хси имела какое-либо отношение к захвату и обладанию Кэнкой Виньелы — прекрасной, белой, рыжеволосой рабыни, что когда-то была мисс Миллисент Обри-Уэллс из Пенсильвании, и которую Грант привел в Прерии для Махпиясапы, его отца. Хси не находил для подобных рабынь иного применения, кроме как изнасиловать и выпороть. Махпиясапа, наоборот, был чрезвычайно рассержен тем, что Кэнка, несмотря, на то, что был предупрежден о предназначении данной белой женщины, отстаивал свое право на военный захват рабыни. Он желал обладать ей столь сильно, что взял девушку себе. Махпиясапа, кстати, как я уже упомянул, был гражданским вождем клана Исбу.

Среди краснокожих есть различные виды руководителей. Основные это — военный вождь, магический вождь — шаман, и вождь гражданский. Интересно, что в данный конкретный момент править кланом может только один из них. Как и ротация воинских сообществ занимающихся поддержанием порядка, это является частью поддержания баланса. Другие механизмами сдерживаний и противовесов являются такие вещи как традиции и обычаи, близость управляемого и управляющего, многочисленные семейные связи, выборность вождей, подчинение в важных вопросах совету старейшин, и, в конечном счете, возможность просто покинуть клан большими или малыми группами. В силу вышеуказанных институтов краснокожих, деспотизм для них непрактичен. И эта непрактичность — намного более верная гарантия от его возникновения в их обществе, чем могла бы дать жаркая отрицательная риторика.

— Убирайтесь, — повторил свой приказ Хси.

— Ты приказываешь мне как Хси, или как Солдат Слин? — сердито спросил Кувигнака.

— Убирайтесь отсюда, — угрожающе прорычал Хси.

— Я повинуюсь тебе как Солдату Слину, — уточнил Кувигнака. — Я ухожу.

— Когда начнется охота, — напомнил Хси Кувигнаке. — Ты не сможете охотиться. Ты будешь резать мясо вместе с женщинами.

— Без тебя знаю, — буркнул Кувигнака.

— А все потому, что Ты — женщина, — презрительно сказал Хси.

— Нет. Я — мужчина.

— Она симпатичная, не так ли? — спросил Хси, обращаясь к Гранту.

Грант предпочел промолчать.

— Если она будет плохо ублажать тебя, избей ее, — издевательски посоветовал Хси торговцу. — Ведь так и должно поступать с любой другой женщиной.

Вдоволь поиздевавшись над нами, Хси резко развернул свое животное, и я услышал быстро уменьшающийся топот его лап.

— Не стоит гнаться за ним, — предупредил Грант.

— Я — мужчина, — сердито сказала Кувигнака.

— Мне это известно, — постарался успокоить его Грант.

— Я должен драться с ним, — заявил Кувигнака.

— Нет. Это не будет мудрым с твоей стороны. Он — один из самых лучших воинов Исбу, — заметил мой друг.

— Вставай, Mitakola, мой друг, — обратился Кувигнака ко мне. — Он уехал.

Я встал, отплевываясь и вытирая лицо правой рукой. Грант вернул мне одежду и мокасины, и, надев их, я снова запрыгнул на свою кайилу.

Хси уже удалился от нас где-то в два пасангах, приближаясь к краю стада кайилиауков.

— Разве Ты не хотел бы убить его? — горько спросил Кувигнака.

Я пожал плечами и ответил:

— Он нападал не на меня. Он пытался разозлить Кэнку.

Ну, что ж я сам принял ошейник. Поступая так, я прекрасно понимал то, что делал. Хси, как и любой другой свободный человек, был полностью в пределах своих прав. Я нисколько не заблуждался относительно моего статуса. Я был рабом.

— Неужели тебе не хотелось бы, убить его? — повторил свой вопрос Кувигнака.

— Нет.

— А вот я хочу убить его, — с горечью в голосе признал Кувигнака.

— Но Ты ведь не сделаешь этого, — высказал свою надежду Грант, и напомнил: — Он из клана Исбу, из твоего собственного клана.

— Но, тем не менее, я не должен любить его за это, — внезапно засмеялся Кувигнака.

— Что верно, то верно, — усмехался Грант.

Я смотрел вслед Хси. Он, казался мне, ожесточенным, и легко управляемым молодым человеком. Думаю, что это проявилось, после того как шрам обезобразил его лицо. С того самого времени он, казалось, жил лишь для убийств и мести, не только против Желтых Ножей, но и против любого врага, или предполагаемого врага Кайил.

— Он безумен, — сказал Кувигнака.

— Он ожесточен, — поправил я.

Что заинтересовало меня, так это отношение самого Хси к своему уродливому шраму. Многих воинов подобная отметина совершенно бы не обеспокоила, поскольку она ничуть не умаляла их подвигов. Наоборот, другие, возможно, приветствовали подобное, как признак храбрости, весомый символ его отваги, полученный в ближнем бою. Несомненно, нашлось бы немало воинов, и не только среди дикарей, приветствовавших такое дикое, зверское добавление к их внешности. Вот только почему-то не Хси. Он, как и многие из краснокожих, чрезмерно тщеславно относился к своей внешности. Действительно, иногда молодой парень смазывает жиром и заплетает свои волосы, надевает на себя в праздничный наряд, наносит раскраску, и просто проезжает через стойбище, красуясь перед своими товарищами, и в особенности перед девушками. Это, возможно, несколько тщеславно, но зато как роскошно и необычно для стойбища. Никогда больше, подобное предприятие не будет доступно для Хси. Никогда больше ему не проехаться таким способом, показывая себя, свою кайилу и свои регалии, не блеснуть во всей славе подобного примитивного променада. Кажется, что теперь, он стесняется показывать свое лицо, не только мужчинам племени, но даже своим боевым братьям из Солдат Слинов. Канхпи Желтого Ножа сделал больше, чем зарубку на плоти и кости краснокожего, он прорубил гораздо глубже, возможно достав до тщеславия, гордости и самосознания мужчины. Наверное, для Хси, особенно тяжело было осознавать свое уродство потому, что до этого он был чрезвычайно красивым парнем. А кроме того, у него были весьма неплохие перспективы в жизни, ведь он был богатым и высокопоставленным в племени. Он был сыном Махпиясапы, гражданского вождя Исбу. Теперь ему казалось, что он оказался, по крайней мере, в его собственном воображении, безвозвратно испорченным, в один проклятый момент.

Я больше не мог рассмотреть Хси, скрывшегося в облаке пыли поднятой копытами кайилиауков. Из-за этой пыли, я не мог даже, увидеть конец огромной, длинной, движущейся массы животных. Даже при той скорости, с которой двигалось стадо, думаю, что через четыре или пять анов, оно пройдет мимо того места, где мы сейчас находились.

Тщеславие людей интересно. С моей собственной точки зрения казалось, что Хси сохранил многое из того, что, когда-то было необычайной степенью его дикой привлекательности. Отметина на его лице, хотя, конечно, и не была тем, что мужчина, выбрал бы для себя в качестве украшения, не казалась мне достаточно серьезной, чтобы объяснить его реакцию на это. Этот шрам в грубой геральдике прерий, возможно, даже был бы расценен некоторыми, как улучшение их внешности. И уж можно не сомневаться, что девушки Исбу, ни за что не сочли бы эту отметину нежелательной. Многие из них были бы несказанно рады, увидев Хси, такого роскошного воина, пришедшим, чтобы заплатить за них выкуп. Но больше никогда Хси, не придет к их вигвамам, чтобы сесть, скрестив ноги, и сыграть на флейте мелодию любви, и соблазнить их под гореанскими лунами.

— Не нарывайся на неприятности с Хси, — предупредил Грант Кувигнаку. — Достаточно того, что у твоего брата, Кэнки, уже хватает проблем с Махпиясапой.

— Ты прав, — вздохнул Кувигнака.

Я подумал о стройной, прекрасной, рыжеволосой Виньеле, прежней дебютантке из Пенсильвании, а теперь простой рабыне Кэнки. Она была приведена в Прерии Грантом, прикованная цепью к его рабскому каравану, пройдя с вьюком пешком всю дорогу от Кайилиаука, что около Иханке. Она должна была быть продана Махпиясапе, который заинтересовался такой женщиной, белой и рыжеволосой, настолько, что обещал за нее пять шкур желтого кайилиаука. В прошлом году он заказал торговцу именно такую женщину, и Грант пообещал сделать все возможное, но выполнить заказ вождя.

Кувигнака, Грант и я перенесли свое внимание, на пте, кайилиауков.

— Кажется, что им нет конца, — восхищенно заметил я.

— Они великолепны, — не менее восхищенно высказал свое мнение Кувигнака.

— Да, — согласился с нами Грант, — это великолепно.

Грант, отличался коротким, несколько тучным и мускулистым телом, и тем, что всегда носил свою широкополую шляпу, которую я запомнил очень хорошо. И что странно и интересно, я никогда не видел его без головного убора.

— Мы должны уходить, — напомнил Кувигнака. — Мы должны возвращаться в стойбище.

Я снова посмотрел в направлении, в котором исчез Хси. Он убил мужчину, который ранил его.

— Они великолепны! — прокричал Кувигнака, и, повернув свою кайилу, направил ее вверх по косогору, двигаясь в сторону стойбища.

Грант и я задержались на мгновение на гребне холма, еще раз бросив взгляд на величественное зрелище с высоты.

— Ты уверен? — спросил я его.

— Да, — ответил он, — это — стадо Бенто.

— Рано, — заметил я.

Оно не должно было появиться на землях племени Кайил до Кантасави — луны краснеющих слив. А сейчас была только Такиюхави — луна гона табука, или, как еще ее называют, Канпасапави — луна созревшей черемухи.

— Да. Рано.

— Почему так? — задал я вопрос Гранту.

— Понятия не имею, — сказал он.

Мы развернули своих кайил, и поскакали вниз по склону следом за Кувигнакой, по направлению к стойбищу Исбу.

Глава 2 Процессия Исанна

Васнаподхи, или Прыщи, стонала, задыхаясь, наполовину раздавленная моим телом и вцепившаяся в мои руки так, что я чувствовал ее впившиеся в мою кожу ногти. Она была обнажена, ее темные распущенные волосы расстилались позади нее на шкурах укрывавших земляной пол вигвама, который я делил с Кувигнакой. Вокруг шеи девушки была намотана нитка с бусами, отмечая ее как собственность Гранта.

— Не кусайся, — предупредил я девушку, — а то будешь избита.

Она беспомощно рыдала, и сжатая в моих объятиях, бессловесно умоляла меня о новом натиске.

У нее была беспомощная страсть женщины, сломленной в рабстве. Я был рад, что Грант, владелец Прыщей, позволил мне пользоваться ей. Кэнка был не против, а Грант даже желал, чтобы я радовал себя ею. Опасно держать в напряжении сильного мужчину, лучше позволять ему сбросить это напряжение, что так же хорошо для его здоровья, которое в противном случае может смениться болезненностью, слабостью и нервозностью. Возможно, жесточайшее наказание, которое хозяин или хозяйка могут применить к рабу мужчине, это лишить его доступа к нежному, теплому, податливому женскому телу. Каждый настоящий и крепкий мужчина нуждается в одной или нескольких рабынях.

— Побыстрее заканчивай с ней, — попросил Кувигнака, входя в вигвам. — Там есть на что посмотреть. Исанна уже прибыли в стойбище. Они сейчас в дальних линиях. Ты должен увидеть это! А еще, вскоре, отряд шаманов выйдет, чтобы срубить шест. Многие собираются пойти с ними. Поторопись!

Прыщи прижималась ко мне, смотря на меня сумасшедшими глазами.

— Поспеши! Заканчивай с нею! — бросил Кувигнака, выходя из жилища.

Тогда, безжалостно и мощно, я завершил ритуал обладания беспомощной рабыней, и оставил ее, всхлипывающую и дрожащую, на одеждах, брошенных на земляной пол вигвама. Я натянул свою тунику и обулся в мокасины. Кувигнака все еще придерживал откидной участок шкуры служащий входом. Выходя, я окинул взглядом внутренности нашего жилища. Шкуры, игравшие роль стен, местами были изношены настолько, что, то тут, то там светились крошечные, словно проколотые иглой, дырки. Помимо этого непредусмотренного освещения, дневной свет, также, проникал сквозь дымовое отверстие вверхней части конусообразного жилья. Позже, днем, когда воздух снаружи достаточно прогреется, можно будет закатать на приблизительно четыре — пять футов нижние части шкур, служивших стенами. В этом случае, жилище становилось открытым и просторным, практически превращаясь в летний тент. Зимой же нижняя часть может быть дополнительно утеплена полосой шкуры кайилиаука. Я обратил внимание на девушку. Ее кожа была испещрена красными пятнами, соски были все еще оставались твердыми от охватывавшего рабыню желания. Пять витков тяжелых, дешевых стеклянных бус охватывавших ее горло сверкали в лучах света попавшего в вигвам. Это было довольно красивое зрелище.

— Одевайся, если конечно хочешь, и следуй за нами.

— Если Господин плохо обошелся с рабыней, — сердито заявила она, — то она должна вернуться к своему владельцу.

— На руки и колени, — резко скомандовал я, так как мне пришелся не по вкусу тон ее голоса.

Испуганно, она вскочила на четвереньки, и подняла глаза на меня с немым вопросом, будет ли она выпорота? Ее груди отвисли и как будто увеличились в размере, что смотрелось просто превосходно.

Я улыбнулся. Приятно видеть женщину в такой позиции. Это отличная поза для пристегивания цепи к ошейнику, для чего она обычно и используется.

Она неуверенно улыбнулась мне.

Я вернулся внутрь, поднял ее на колени, и наши губы встретились. Она жадно дважды поцеловала меня, после чего я вынудил ее принять прежнее положение.

Она подняла голову, и наши глаза встретились.

— Рабыня благодарна Господину за то, что он снизошел до того, чтобы прикоснуться к ней, — прошептала она.

— Ты можешь идти с нами, если пожелаешь, — напомнил я Прыщам.

— Возможно, — улыбнулась она.

— Ну, Ты идешь, или с ней остаешься! — не выдержал Кувигнака. — Никуда она не денется. Ты же знаешь, что она явится сюда в любой момент, стоит тебе только пожелать. Грант тебе это пообещал. Давай быстрее, поторопись. Сегодня, еще столько надо сделать!

Я поцеловал девушку еще раз, и вышел, оставив ее в вигваме. Теперь она должна одеться в свое короткое простое кожаное платье, выданное ей в стойбище, и вернуться к своему хозяину Гранту, чтобы встать перед ним на колени с опущенной головой.

— Бросай обруч, Татанкаса! — вдруг выкрикнул маленький шустрый мальчишка, частенько ошивавшийся около нашего жилища.

Я взял обруч и после двух ложных замахов, внезапно бросил его влево от себя. Мальчик стремительно повернулся, периферийным зрением заметив движение, и выпустил маленькую стрелу точно сквозь катящуюся цель.

— Ека! Ай да молодец! — одобрительно воскликнул я. Я действительно был поражен меткостью этого маленького дьяволенка.

— Давай еще! Кидай снова, Татанкаса! — крикнул мой маленький друг.

Такие игры, само собой, имеют свое важное значение. Игра оттачивает навыки стрельбы и обостряет реакцию, что будет небесполезно во взрослой жизни.

— Я не могу, — развел я руками.

— Пожалуйста, Татанкаса! — заканючил малец.

— Я — раб, — напомнил я ему. — Я должен сопровождать Кувигнаку.

— Да, — согласился мальчик. — Я понимаю. Ты — раб, и должен повиноваться.

— Да, — вздохнув, сказал я, и поспешил за Кувигнакой, который стремительно скользил между вигвамами.

Я тогда поспешил за Кувигнакой, почти бросаясь между конусами жилищ дикарей.

Чей-то сторожевой слин зарычал на меня, и мне пришлось уступить ему дорогу.

— Вон они! Вон там, смотри! — восторженно закричал Кувигнака.

— Это — Исанна? — спросил я.

— Да!

Исанна — Клан Малого Ножа племени Кайил прибыли из земель лежащих вокруг Скалы Советов, к северу от северного рукава Реки Кайила и к западу от Змеи, притока Северной Кайилы. Вкратце опишу, как расположены и поделены земли Кайил между кланами. Во-первых, надо упомянуть про Реку Кайила, текущую в юго-западном направлении. В некоторой точке, глубоко на территории племени Кайил, она разветвляется в две рукава, которые обычно называют Северная и Южная Кайила. Река Змея, текущая в почти южном направлении, впадает в Северную Кайилу. Земли клана Напоктан — Браслетов, находятся к востоку от Змеи, и к северу от Северной Кайила, и собственно Кайилы до разветвления. Клан Висмахи — Наконечника Стрелы, владеет более северными землями, начинающимися почти у разветвления Кайилы. Земли Исбу лежат южнее — между северным и южным рукавами Кайилы. Касму — клан Песка, расположился на запад от земель Исанна, и на север и запад от Исбу, на север от Северной Кайилы. Толком неизвестно, названа ли река по имени племени краснокожих, через чьи территории она протекает, или наоборот это дикари позаимствовали имя для своего племени у речной системы. Мое собственное мнение по этому вопросу, основывается на племенных сказаниях, которые гласят что, первые дикари, занявшие эти земли, нашли здесь многочисленные стада диких кайил, бродящих по равнинам. Тогда, вероятно по причинам связанным с верованиями краснокожих, они взяли для себя название Кайила. Впоследствии, как предполагается, реки стали называть реками людей Кайил, или реками в землях людей Кайил, а позднее стали известными просто как Река Кайила, или еще проще — Реки.

— Это — выглядит роскошно! — восхищенно сказал Кувигнака.

— Это так, — поддержал я его.

Численность Исанна, по моим прикидкам составила приблизительно человек семьсот — восемьсот. Они уже входили в стойбище, с востока, выстроившись в длинные колонны, выставив напоказ все свои регалии. Касму, и Напоктан присоединились к Исбу ранее и уже находились в летнем стойбище. Касму насчитывали около одной тысячи дикарей, Висмахи, один из меньших кланов, привели приблизительно человек пятьсот или шестьсот. Исбу был самым многочисленным кланом, насчитывая тысячу шестьсот — тысячу семьсот дикарей. Напоктан, который добрался до стойбища только вчера, был самым малочисленным из кланов Кайил, насчитывал около трехсот или четырехсот человек. Эти кланы, на их собственных территориях, часто разделяются на отдельные деревни или стойбища. В таком поселении, обычно под управлением младшего вождя, редко бывает больше чем двести или триста человек, а иногда стойбище состоит только из семи — восьми семей.

— Роскошно! Замечательно! — повторил Кувигнака.

По три — четыре человека в ряд, длинными колоннами, во главе с их гражданским вождем, Вотонкой — «Тем, Кто Богат», его помощниками и высокопоставленными воинами, Исанна входили в стойбище Исбу. Они держали украшенные перьями копья, военные и магические щиты, украшенные для подобной церемонии. У всех имелись луки и колчаны со стрелами. Краснокожие были великолепны в своих нарядах и раскраске. Перья, каждое из которых было значимым и согласно условным знакам Кайил, указывало на дела и подвиги, украшали их волосы. Ожерелья и примитивные браслеты блестели на солнце. Высокие седла были отполированы. Мониста и бисер свисали с поводьев. Бока и груди их животных были разрисованы метками деяний и знаками удачи, ленты и перья были вплетены в шелковистые гривы. Женщины, в платьях с рукавами и узких бриджах, украшенных бисером, в браслетах и нарукавных повязках, в красочных пончо и плащах, верхом их кайилах, также, участвовали в этом варварском параде.

Некоторые из них приехали на кайилах, запряженных в волокуши. А кое-где к седлам животных быль подвешены колыбели. Эти колыбели предназначались для младенцев, и в основном, представляли собой деревянные рамы, обшитые кожей. Спереди люльки были открыты для помещения туда детей. Когда ребенок был внутри, то вход заплетался кожаными ремнями. Деревянная рама делается и выше и ниже постели младенца. Дополнительно, вверх торчат два заостренных колышка, похожих на острия пик, торчащие на несколько дюймов выше того места, где расположена голова ребенка. Это, в конечном счете, должно защитить голову младенца, если колыбель вдруг упадет со спины бегущей кайилы. В этом случае колыбель будет удерживаться вверх тормашками, воткнувшись колышками в землю. Ребенок, находящийся в зашнурованной люльке, защищенной и поддержанной таком способом, редко ранится. Такие колыбели, кроме того, часто подвешиваются на жердях вигвама или на ветках деревьев, где ветер, раскачивая люльку, помогает убаюкивать младенца. Дети постарше часто едут на коже, растянутой между шестами волокуш. Иногда их отцы или матери везут их, посадив перед собой на кайиле. Когда ребенку исполняется шесть лет, и если его семья останется неизменной, то у него обычно появляется своя собственная кайила. Обычно к семи годам краснокожие дети, особенно мальчики, уже становятся опытными наездниками. Кстати, на войне и охоте езда без седла распространена больше. А вот в торговле и визитах, что интересно, обычно используются седла. Это, возможно, потому что они могут быть щедро украшены, добавляя пышности моменту, да и с практической точки зрения могут оказаться полезными, прежде всего для крепления провизии, подарков или товаров.

— Это просто роскошно, — восхищенно воскликнул Кувигнака.

— Да, — согласился я.

Я отметил, что волосы детей, тех, кто не был помещен в колыбели, также как и у взрослых смазаны жиром, их заплетены, их тела раскрашены и одежда представляет собой в роскошный наряд, похожий на миниатюрные копии одежд взрослых. Кто-то верхом, а кто-то, сидя на коже волокуш, кто-то светился счастьем и гордостью от участия в столь красивой процессии, а кто-то смотрел с изумлением и любопытством.

— Они привезли свои вещи, — заметил я.

Волокуши были в большей степени загружены вьюками, и элементами конструкций вигвамов — шкурами и шестами. Впрочем, и сами шесты волокуш, освобожденные от кайил, использовались для строительства жилья.

— Это — способ, которым передвигаются наши народы, — пояснил Кувигнака. — Вещи, что не были взяты с собой, оставлены спрятанными в тайниках.

Некоторые воины вели у боков своих кайил раздетых белых женщин, в украшенных бисером ошейниках, и со связанными запястьями. На их шеях, на ременных петлях повязанных ниже ошейников, были подвешены кайиловые хлысты, свисавшие между их грудей. Можно было не сомневаться относительно того, что это были за женщины. Я встретил глаза одной из них, и она отвела взгляд, презрительно вздернув голову. Она в ее путах и ошейнике, с висящим на ее шее хлыстом была собственностью краснокожего Господина. Затем я посмотрел в глаза другой женщины. Эта, также, отвела взгляд, но она сделала так быстро и робко. Она была очень напугана. Я заключил, что она ужасно боялась своего хозяина. Она не была настолько отважна, чтобы смотреть на другого мужчину. Обе эти девушки были блондинками. Кстати, я не мог не отметить, что таковыми было большинство остальных белых рабынь.

— Двуногие, животные у них главным образом блондинки, — поведал я свое наблюдение Кувигнаке.

— Да. Этих они выставили напоказ, — объяснил юноша.

Я кивнул. Такой цвет волос — редкость в Прериях. Я предположил, что женщины ясно понимали, что они, как серебряные кулоны, вплетенные в гривы, как монеты, прикрепленные к поводьям, как седла, инкрустированные золотом или как золотая проволока, обмотанная вокруг луки седла, демонстрировались как части богатства Исанна.

— Остальные, — предположил Кувигнака, — раздеты и сбиты в небольшие стада вне лагеря, вместе с кайилами, и тех и других пасут мальчишки пастухи.

— Понятно, — сказал я. Исанна, вероятно, не видели большого смысла проводить простых женщин, с более привычным обликом перед Исбу.

Я увидел еще одну блондинку, ведомую на короткой привязи не больше чем пяти футов длиной. Она, с плачем спотыкаясь, брела, наполовину тащимая за шею веревкой. На вид ей было приблизительно семнадцать лет. Веревку держал зажатой в кулак ее краснокожий хозяин. Я не думаю, что он был на много старше ее, выглядел дикарь не более чем на восемнадцать лет. Он подгонял свою кайилу, скача вдоль колонн, вероятно торопясь занять свое определенное ему место в процессии. Он не был особо бережен со своей прекрасной собственностью. Она плакала. Похоже, что девушка еще плохо познакомилась со своим ошейником. Думаю, что ее сделали рабыней совсем недавно, возможно, что она — один из трофеев, взятых с разгромленного несколько дней назад обоза. Несомненно, она была все еще в процессе изучения своих новых целей в жизни. Кстати, я не видел среди Исанна женщины, у которой цвет волос хотя бы приближался к тому прекрасному оттенку, что был у Виньелы, рабыни Кэнки. Мне было интересно, представляла ли она сама, до какой степени заманчивым призом являлась в Прериях.

— Махпиясапа собирается приветствовать Ватонку, — заметил Кувигнака. — Давай поспешим подойти поближе, к месту, с которого мы сможем увидеть это.

Я ни в малой степени не был уверен, что ему пришла в голову хорошая идея, но продолжал сопровождать Кувигнаку. Он был настолько юным, настолько неукротимым и настолько восторженным от того что снова оказался среди Исбу, среди своего народа, что, как мне кажется не мог трезво оценить, будут ли рады его присутствию на такой встрече, даже в качестве свидетеля.

Махпиясапа — Черные Тучи, гражданский вождь Исбу, встречал Ватонку — «Того, Кто Богат», пешком, с официальными приветствиями в стойбище Исбу. Ватонка отдал ему честь, спешившись, и двое мужчин обнялись. Вокруг них собрались шаманы и высокопоставленные воины. С Махпиясапой был его сын, Хси, и бойцы Солдат Слинов. Были там и Кэнка с несколькими из Всех Товарищей. Также среди встречающих я заметил вождей и представителей кланов Касму, Напоктан и Висмахми. Не мог я не узнать и Кахинтокапу — «Того, Кто Идет Прежде» из клана Касму, стоявшего рядом с двумя другими воинами Наездников Желтой кайилы.

— Приветствую, Ивосо, — сказал Кувигнака. — Ты стала такой красивой.

Он сказал это девушке, которая стояла около стремени другой девушки, сидящей верхом на кайиле. Пешая девушка, та, с которой заговорил Кувигнака, пришла с Исанна. Точнее, ее привели, ведя у стремени другой девушки. Она носила довольно простое платье с рукавами, узкие брюки до колен и мокасины. Ее заплетенные волосы были привязаны красной лентой. Шею девушки украшали несколько ниток бисера. Она была довольно симпатична. Девушка на кайиле, также, была очень хороша собой, возможно еще красивее, чем та, что была около ее стремени. Но в любом случае, ее красота подчеркивалась ее нарядом. Платье было пошито из мягкой дубленой почти белой кожи, с бахромой на груди и плечах, в которую были вплетены украшения из желто-красного бисера. Узкие брюки и мокасины были украшены подобным образом. Ее заплетенные в косы волосы, длинные и блестящие, закреплялись серебряной проволокой. Два золотых браслета украшали ее левое запястье. А еще она украсила себя двумя ожерельями из бисера, и монистом из чередовавшихся серебряных и золотых монет и кулонов. Ее лоб пересекала тонкая серебряная цепочка, украшенная крошечными серебряными капельками.

— Ты, также, Блокету, — сказал Кувигнака, посмотрев на девушку сидевшую верхом.

— Не разговаривать с моей девушкой! — приказала Блокету с высоты своей кайилы.

— Ивосо — из племени Желтых Ножей, — пояснил Кувигнака. — Ее захватили, когда ей было двенадцать лет. Блокету — дочь Ватонки.

— Я понял, — кивнул я.

Девушка Ивосо, не носила ошейник, однако исходя из простоты ее платья и того факта, что она шла пешком в процессии Исанна, не трудно было бы догадаться, что она находится при исполнении служебных обязанностей при девушке сидящей верхом на кайиле. Она не была Исанна, скорее она принадлежала им, или, по крайней мере, жила среди них.

— У Ивосо достаточно высокий статус среди Исанна, — продолжил объяснять Кувигнака. — Ты видишь, что она даже не помещена в ошейник.

— Да, я заметил.

Имя «Ивосо», кстати, означает «Надувать Губы». Вот только губы ее, как раз таки, нисколько не выступали, а значит имя ей, как можно догадаться, было дано не за анатомические особенности. Похоже, когда-то она была капризна или раздражительна, за что, решением ее хозяина или хозяйки, и стала «Надувать Губы». Слово «Блокету» — имя девушки на кайиле, дочери вождя Исанна, Вотонки, означает «Лето» или «Летний период».

— Ну, а мы здесь, что делаем? — поинтересовался Вотонка, вождь Исанна.

— Я не знаю ее, — заявила Блокету, не соизволив даже взглянуть на Кувигнаку.

— Конечно же, Ты помнишь меня. Меня звали Петусте. Во время летних танцев, давно, Я собирал цветы для тебя, а потом мы вместе катались на кайиле, — напомнил Кувигнака.

— Не знаю, но может, моя девушка тебя помнит, — сказала девушка.

«Петусте» имеет в виду «Тлеющий Уголек». Более широко, это может означать любую часть горящей древесины. Конечно, он был братом Кэнки — Огненной Стали. Я впервые за все время знакомства услышал прежнее имя Кувигнаки.

— Ты помнишь ее, Ивосо? — спросила Блокету и девушки стоящей у стремени.

— Нет, — ответила Ивосо.

— Ивосо! — возмутился Кувигнака.

— Ты видишь, — усмехнулась Блокету с высоты своего седла, — тебя никто не помнит.

— Кто это такая? — поинтересовался Вотонка.

— Позор Исбу, — ответил Махпиясапа. Он был все еще зол на Кэнку, за то, что тот оказался способным пойти против него, и, в силу права захвата, мучимый желанием, повязал свой ошейник на горло прекрасной Виньелы.

— Очевидно, это только одна из женщин Исбу, — предположил кто-то из мужчин, стоявших с Вотонкой.

— Уйди, — сердито приказал Кэнка Кувигнаке. — Ты нас позоришь.

— А это — ее брат, — пояснил Хси одному из Исанна. — У него такая сестренка, и все же ему позволили стать Блотанхунком у Всех Товарищей.

— Да ну, — удивился мужчина.

— Представь себе, — сказал Хси.

— Прикуси язык, Хси! — прикрикнул Кэнка.

— А в чем дело? — удивился Хси. — Разве я говорю не правду?

Кэнка в ярости сжал свои кулаки.

— Что Вы думаете о том, кто берет женщину, приведенную в наши земли, для продажи его вождю? — спросил Махпиясапа Вотонку.

— Я думаю, что такого стоит наказать, — ответил Вотонка. — А женщину необходимо вернуть вождю.

— Я действовал в пределах своих прав, — напомнил Кэнка.

— Позволь мне, и Солдатам Слинам, наказать его, — предложил Хси. — Я предлагаю разрушить его вигвам и сломать его оружие. А потом мы принесем тебе эту женщину голой и связанной.

— Я подумаю об этом, — усмехнулся Махпиясапа.

— Я действовал в пределах своих прав, — повторил Кэнка.

— Доставь женщину в мой вигвам, — приказала Махпиясапа.

— Нет. Она моя, — гордо заявил Кэнка.

— Возможно, я отберу ее у тебя, — сказал Махпиясапа. — Я подумаю над этим вопросом.

— Она моя, — стоял на своем Кэнка.

Махпиясапа пожал плечами и сказал:

— Если я захочу, то заберу ее в любое время.

В ярости Кэнка, отвернулся и шагнул прочь от группы встречающих.

— Остерегайся злить этого молодого воина, — предупредил Вотонка Махпиясапу. А Хси злобно посмотрел вслед Кэнке.

— Возможно, когда-нибудь Ты придешь, шить вместе с нами, — заметила Блокету, высокая и прекрасная на своей кайиле, обращаясь к Кувигнаке.

Кувигнака не обратил внимания на нее слова.

— Разве она не симпатична, Ивосо? — издеваясь, спросила Блокету.

— Да, — согласилась девушка.

— Интересно, является ли она той женщиной, что должна ублажать воинов, — продолжила Блокету, унижать Кувигнаку.

Кувигнака посмотрел на нее с яростью в глазах.

— Возможно, — рассмеялась Ивосо.

Это, еще больше уязвило Кувигнаку. Он, Кайила, не желал быть мишенью для юмора той, кто, был не более чем рабыней, как бы это не говорилось и не выглядело внешне.

— Кажется, тебе приказали убраться отсюда, — напомнил Хси Кувигнаке. — Разве сестренка не повинуется своему братику?

— Он — мой старший брат, — сказала Кувигнака. — Я ухожу.

Он повернулся и зашагал прочь. Я последовал за ним. Позади нас слышался смех двух девушек.

— Показаться столь близко на встрече Исанна и Исбу было ошибкой, — заметил я, когда мы были уже среди вигвамов.

— Вовсе нет. Как часто происходит подобная встреча? Разве можно было пропустить это событие? А еще, я хотел видеть бледнолицых рабынь, и Блокету с Ивосо.

— Ты что-то хотел бы от этих белых женщин?

— Да. Я хотел бы владеть ими. Чтобы в случае необходимости, своим хлыстом, научить их хорошо мне повиноваться.

— А что на счет Блокету и Ивосо?

— Если бы они были рабынями, я думаю, что стоило бы раздеть их и преподать, что как рабыни, они не отличаются от других таких же, и должны повиноваться мне столь же покорно.

— И Ты бил бы их хлыстом?

— Несомненно. Даже за мельчайшую провинность и мое неудовольствие, я бы порол их так же, как и других.

— Ивосо уже — рабыня, — напомнил я.

— Да, в некотором смысле — согласился Кувигнака. — Но она на самом деле она почти свободна. Она — служанка девушки.

— Это верно, — сказал я, помня, что Ивосо даже не носила ошейник.

— Куда Ты направляешься теперь? — поинтересовался я.

— После охоты, будет большой танец, — объяснил Кувигнака.

Я был вынужден идти быстро, чтобы не отстать от Кувигнаки.

— И все же куда Ты сейчас спешишь?

— Чтобы посмотреть, как срубят шест, — сказал он, как будто это что-то объясняло.

— И где именно это произойдет? — не унимался я, поскольку не понимал происходивших событий.

— В этом году всего лишь в трех пасангах от стойбища.

— Все. Я запутался! — пожаловался я.

— В этом году я собираюсь танцевать. Я хочу показать им, что я — мужчина, — наконец-то снизошел до объяснений Кувигнака.

— Значит, шест используется в этом танце? — уточнил я.

— Вот именно, — подтвердил мою догадку Кувигнака.

— Может, мы заскочим и оседлаем кайил? — предложил я.

— Для нас будет лучше пойти пешком.

— Но другие будут верхом, не так ли?

— Конечно.

— Кто еще туда приедет?

— Исанна уже здесь. Многие будут, от Исбу, от Касму, от Висмахи, от Напоктана, от Исанны.

— А кто выбирает шест?

— Старший шаман, отвечающий за танцы, — объяснил мне Кувигнака. — В этом году это — Кансега из клана Касму.

Я думаю, что имя «Кансега» лучше всего можно перевести, как «Барабан». Хотя более буквально это — кожа, натянутая на обруч. Слово «сега» может означать кувшин, горшок, ведро или тому подобные емкости. «Кансега», таким образом, поучится — «Кожа, Натянутая На Кувшин», или же «Кожа, Натянутая На Горшок». Перевод «Барабан», учитывая все выше перечисленное, кажется, получится лучшим в этом контексте.

— Кто должен срубить этот шест, — спросил я, — вожди?

— Нет, — засмеялся Кувигнака. — Как же мало Ты понимаешь в наших традициях!

Я пожал плечами. А чего он хотел?

— Неужели Ты не понимаешь значение шеста?

— Нет, — признался я.

— Это — шест. Большой шест.

— Ну и что?

— Как по твоему, кто должен начать его подготовку к большому танцу мужественности? — спросил Кувигнака.

— Понятия не имею.

— Пленная женщина.

— Это, должна сделать рабыня? — поразился я.

— В идеале. И она не должна быть Кайилой, — пояснил Кувигнака.

— Уже решили, кому поручить выполнение столь важной роли на церемонии?

— Да. Выбрали самую подходящую рабыню.

Вскоре мы покинули стойбище, вигвамы остались позади. Теперь вокруг нас были поля, на которых, то тут, то там паслись табуны кайил. Кроме четвероногих животных, мы миновали несколько немногочисленных стад двуногих. Раздетые белые женщины, все в бисерных ошейниках, было согнаны вместе в небольшие группы. В большинстве своем эти женщины были брюнетками. Краснокожие Исанна решили, что они являются не достаточно желательным, чтобы показывать их в процессии. Мальчишки пастухи, верхом на кайилах, присматривали за своими домашними животными, причем как за кайилами, так и за рабынями. В руках мальчишки сжимали сделанные из сыромятной кожи лассо и кнуты.

Глава 3 Шест

— Как она красива, — восхитился Кувигнака.

— Да, — не стал я отрицать очевидное.

У меня перехватило дыхание от невероятной красоты прежней мисс Миллисент Обри-Уэллс, когда-то дебютантки из Пенсильвании. Она была стройна и прекрасна. Она была прекрасна вся целиком, и каждая отдельная ее часть выглядела изящно, красиво и чувственно. Она была поистине женственна. Работорговец, что выбрал ее для гореанского ошейника, знал свое дело. Она была одета, и украшена, со всей красочностью, сверканием, варварским богатством, со всей внушительностью и блеском, со всей праздничностью, пригодной для пиров и танцев краснокожей женщины. Даже дочери вождей, такие как Блокету, дочь Вотонки, наверняка, позавидовали бы великолепию и блеску ее одеяния. Длинное платье из дубленой кожи табука было почти белым. Такими же, были ее узкие бриджи и мокасины. Вся одежда девушки была разрисована орнаментами, и украшена бахромой. Ее волосы, рыжие и сияющие на солнце, были заплетены в по моде краснокожих. Косы были перевязаны золотой проволокой. Ожерелья из раковин и бисера, мониста из золота и серебра, свисали с ее шеи. На запястьях, видимых из-под края рукавов платья, звенели серебряные браслеты. Глядя на нее, невозможно, было подумать, что она рабыня. Если бы не ее запястья связанные за спиной, и не две сделанных из сыромятной кожи веревки на шее, концы которых держали всадники, стоявшие по обеим сторонам от нее. И окончательно выдавал ее статус почти незаметный среди всего этого великолепного наряда, подпиравший ее подбородок расшитый бисером ошейник. Это был ошейник с узором и узлом Кэнки. Именно ему она, в конечном счете, и принадлежала.

— Это — Кансега, — прошептал мне Кувигнака, указывая на одинокого мужчину медленно ехавшего вперед, по направлению к группе деревьев на расстоянии нескольких сотен ярдов от нас.

Линии таких деревьев, в Прериях, часто отмечают, местоположение небольшого ручья или озерка, которые встречаются в этих землях. В данной местности подобные ручьи, обычно впадают в Нижнюю или по другому Южную Кайилу. Конечно в это время года, они представляют собой немного больше, чем тонкие струйки воды.

Действительно, сейчас, мужчина может пусть не везде, но перейти Южную Кайилу вброд. Позже, в Кантасави, многие небольшие ручьи полностью пересохнут, и даже главные реки, как Южная Кайила, будут казаться не более чем водоемами в старице реки. Тело Кансеги, прикрытое лишь бричклаутом и пучком перьев, было расписано магическими символами. В своей руке он нес длинный, оперенный магический жезл.

— Пять лучших групп были отобраны, — сказал Кувигнака.

— Кто они?

— Молодые парни, их больше сотни, их выбрали среди всех кланов, как только были замечены Пте, и посланы вперед несколько дней назад на поиски дерева.

— Я не совсем понимаю, — признался я.

— Это — соревнование. Они выстроены в линию. Первые пять юношей, которые ударят по дереву, их рукой, канхпи, копьем или палицей, получают куп.

— Кэнка или Хси участвуют в этом соревновании? — поинтересовался я.

— Нет. Они оба, в прошлом году, уже получили такой куп.

— Группа выдвигается, — заметил я.

— Следуем за ними, — скомандовал Кувигнака.

И мы пошли вслед за группой, в которой были верховые и пешие парни, следовавшей за Кансегой.

— Мне кажется, что Кансега очень важный мужчина, — предположил я.

— Он даже важнее, чем Ты можешь себе представить! В это время, во время празднеств, он отвечает за все стойбище. Мы слушаемся его. Мы выполняем то, что он говорит.

— Значит, получается, — сделал вывод я, — что в это время, он является вождем всех Кайила.

— На самом деле, я не думаю, что так оно и есть, — сказал Кувигнака, как будто что-то защищая. — Гражданские вожди, находясь в подчинении ему, в действительности не прекращают управлять племенем.

— Я вижу некоторое противоречие, — заметил я. — Все племя Кайила когда-либо имеет общего вождя?

— Да. Иногда, когда избирается военный вождь, — сказала Кувигнака. — В некотором смысле, тогда, он становится верховным вождем.

— Но военный вождь не может одновременно быть и гражданским вождем — допытывался я.

— Нет. Мы считаем, что лучше держать эти должности раздельными.

— Это интересно.

— Конечно, каждый из них может быть и военным и гражданским вождем, но только в разное время.

— Понятно.

— Бывает, что мужчина способен быть и тем и другим, но не одновременно.

— Я понял.

— И, вообще, мне кажется, что, это должен быть очень необычный мужчина, если он окажется способным к обеим ситуациям.

— Возможно.

— Это — слишком разные направления деятельности.

— Это, мне кажется, разумно, — согласился я с моим юным другом.

В этот момент мы, вместе с другими, перебрели через узкий, неглубокий ручей. Сквозь прозрачную воду я мог видеть каменистое дно. Южная Кайила, как и другие, более крупные реки в Прериях, в отличие от малых ручьев и речек, вследствие накопления ила, становится коричневой и непрозрачной.

На другой стороне ручья Кансега, и большинство его помощников, спешились, оставив своих кайил пастись в стороне.

Кансега, тем временем, начал медленный, рваный танец. Двое других, стоявших рядом, также отмеченные пучками перьев, встряхивая погремушки, присоединились к нему. Центром их танца, в котором шаманы раскачивались взад и вперед, в веерообразных движениях, было высокое дерево с белой корой. Кансега повторял движения странного танца, снова и снова, не выпуская из рук своего магического жезла.

— Это, то самое дерево, — наконец провозгласил верховный шаман.

— Оно высокое и прямое, — поддержали его два товарища, отбивая мотив погремушками. Эту фразу, повторяли многие мужчины вокруг нас.

Виньела, со связанными за спиной руками и с веревками на шее, в праздничном наряде, стояла рядом и смотрела за разворачивающимся ритуалом.

На коре выбранного дерева, я мог видеть следы, оставленные различным оружием. Возможно два или три дня назад, их оставили краснокожие юноши, первыми достигшие этого места, в их погоне за купами.

— Это, то самое дерево! — внезапно закричал Кансега, и, подскочив к дереву, ударил его своим магическим жезлом.

— Оно высокое и прямое! — закричали два его помощника, изгибаясь в танце. Их крик тут же подхватили остальные дикари, включая моего друга Кувигнаку.

Двое мужчин подбежали к Виньеле, развязали ей руки, и толкнули ее вперед так, что веревки все еще привязанные к ее шее натянулись. В руки ей вложили однолезвийный топор на длинной рукоятке. Это было не оружие, а обычный ремесленный инструмент с тупым обухом для забивания нагелей, колышков или клиньев. Топор был явно тяжел для нее.

— Ты не должен быть здесь, — предупредил один из мужчин Кувигнаку. — Это не место для свободных женщин.

— Я — мужчина, — Кувигнака.

Мужчина пожал плечами.

Я осмотрелся. Вокруг действительно не было ни одной женщины, за исключением прекрасной Виньелы, которая под руководством Кансеги уже начала подрубать дерево у самого комля.

Меня заинтересовал вопрос, почему сюда не допустили свободных женщин. Я подозревал, что вскоре здесь должно было произойти нечто такое, что могло быть расценено как неподходяще для их чувств.

Виньела, тем временем, продолжала врубаться в дерево.

В действительности, это дерево не было таким уж большим, что-то около двадцати пяти — тридцати футов высотой, и приблизительно восемь — десять дюймов в диаметре. Его тонкий длинный ствол напоминал шест. Мужчина, подобным инструментом, срубил бы это деревце практически мгновенно. Вот только Виньела не была ни мужчиной, ни дровосеком. Она была всего лишь красивой и слабой рабыней. Девушка держала ручку топору широко расставленными руками, из-за чего замах получался коротким, а удары слабыми. Кансега и другие, что интересно, несмотря на то, что она была рабыней, были терпеливы к ней. Безусловно, ей было тяжело, но ей хватило здравого смысла не просить об отдыхе. Ожерелья и украшения, что на нее надели, тряслись и мерцали в свете солнечных лучей, издавая тонкие звуки при каждом ударе тяжелого топора. Подозреваю, что это был первый раз в ее жизни, когда в ее руках оказалось такое орудие труда. Признаться, я не уверен, что дебютантки в Пенсильвании часто используются для подобной работы. Впрочем, это касается и гореанских рабынь, но совсем по другой причине.

Я заметил, Кэнку сидящего верхом на кайиле. Скорее всего, он приехал из стойбища только что. Усталая рабыня с веревками на шее жалобно посмотрела на своего хозяина, но тот указал ей, что надо продолжить работу.

Через некоторое время послышался легкий треск, и после еще нескольких ударов, раздался звук, сначала ломающейся древесины, потом шелест веток и наконец удар ствола дерева о землю. Рабыня ударила топором еще пять раз, перерубая последние волокна, связывавшие дерево с корнями, и освобожденный комель подскочил примерно на один ярд над землей.

Со стороны мужчин послышался одобрительный гул. У тяжело дышащей Виньелы забрали топор, и веревками, привязанными к шее, ее оттянули назад, где приказали опуститься на колени, и держать ноги плотно сжатыми вместе. Двое мужчин дали слабину веревкам из сыромятной кожи, но по-прежнему держали их зажатыми в кулаках.

— И что дальше? — спросил я Кувигнаку.

— Смотри, — отмахнулся тот.

Несколько мужчин под командой все того же Кансеги начали обрубать ветки и удалять кору со срубленного дерева. Два коротких сука оставили, один приблизительно в восемнадцати футах от комля, а другой в двадцати трех. Если учесть, что для ритуала шест вкапывается в землю на глубину приблизительно семи или восьми футов, то эти развилки окажутся на высоте, соответственно, десяти и пятнадцати футов над поверхностью.

Тонкий ствол дерева лишенный веток и коры, теперь превратился в длинный, гладкий белый шест с двумя торчащими в стороны сучками. Его комель уложили на импровизированные козлы высотой около ярда, сделанные из отрубленных ветвей того же дерева. К месту действия принесли глиняный горшок с красной краской, и снова подвели девушку. Именно она — рабыня, должна раскрасить шест и объявить его Кайилой.

Краска должна была наноситься на поверхность шеста кистью, сделанной из пучка тонких стеблей ковыля сложенных пополам и стянутых кожаным шнурком. Пигмент краски, вероятно, был получен из переработанной земли или глины, содержащей окиси железа, или же вывариванием корней каких-либо деревьев.

Виньела — нарядная, красивая, утонченная, рыжеволосая, бледнолицая рабыня, направляемая Кансегой — верховным шаманом летнего стойбища всего племени Кайил, старательно и с испугом в глазах нанесла первый мазок красной краской на верхней части шеста.

— Это — Кайила, — хором запели многие мужчины вокруг, как только она закончила первое кольцо. Когда она красила, шест все время проворачивали на козлах. Закончив с первым кольцом, Виньела продолжила свою работу, тщательно нанося краску алой кистью в следующем месте указанном шаманом.

— Это — Кайила, — еще дважды повторил хор дикарей в конце каждого прохода.

Теперь работа была закончена, на шесте появились три красных кольца. Краску и кисть забрали. Виньелу вновь оттащили веревками, привязанными к шее, и поставили на колени.

Три алых полосы контрастно выделялись на белом шесте. Такие алые полосы числом от одной до пяти, обычно используются воинами племени Кайила, чтобы пометить свое оружие, в особенности копья и стрелы. К этим общим меткам, добавляются личные символы, или рисунки, свойственные каждому клану, и отдельному воину. Таким образом, по стреле можно идентифицировать не только племя, но и клан, и даже воина выпустившего стрелу.

Кстати, за Кайилами в Прериях, закрепилось название — «племя головорезов». Среди многих племен краснокожих, и даже среди самих Кайил, именно так и интерпретируют эти алые полосы — как следы ножевых разрезов. Тем не менее, я знавал многих из Кайил, отрицавших подобную версию значения этих меток.

Они обращали мое внимание на тот факт, что сами Кайилы между собой крайне редко называют себя головорезами. Они считают себя Кайилами, или народом Кайил. А еще они напомнили мне, что горло перерезают одним движением, и, следовательно, полоса была бы одна и она была бы изогнутая. Истинное происхождение этих меток, как мне кажется, потеряно в веках. Кстати, в большинстве случаев используется три полосы. Так что можно предположить об их первоначальном магическом значении. Как известно, цифра три часто считается волшебной и приносящей удачу. Конечно, нельзя отрицать и версии фаллического происхождения, связанной с триединой природой мужских гениталий.

Эти три полосы, каждая, из которых приблизительно четыре — пять дюймов шириной, и примерно на таком же расстояниями друг от друга, были нарисованы таким образом, что нижнее кольцо было приблизительно в семи с половиной — восьми с половиной футах с низа шеста. Это значит, что если шест вкопать в землю, то все кольца будут в видимы в нижней части, а верхнее, окажется чуть ниже пояса мужчины.

— Это — Кайила! — продолжали скандировать мужчины.

Наконец веревки с шеи Виньелы сняли, и, я было решил, что ее часть церемонии была завершена, но внезапно девушка закричала от ужаса.

Я напрягался.

— Не вмешивайся, — предупредил Кувигнака.

Руки мужчин вцепились в украшения и одежды девушки. С нее мгновенно сдернули мокасины, и узкие бриджи были удалены, золотая проволока державшая прическу развязана, а ее косы были быстро и ловко расплетены. Серебряные браслеты сдернули с запястий, нарядное платье отлетело в сторону. Всего несколько мгновений и она уже стояла окруженная мужчинами на коленях абсолютно голая, не считая ошейника Кэнки. Ее колени были плотно сжаты, распущенные волосы сияли на солнце, прикрывая ее спину, неестественно белую на фоне стоявших рядом мужчин. Теперь стало заметно, что перед тем как ее нарядить в праздничные одежды, валявшиеся неподалеку, она была тщательно вымыта, подстрижена и ухожена, как если бы она была призовой кайилой.

— А она довольно красива, — заметил Кувигнака.

— Да, — не мог не согласиться я.

Девушка, всхлипывая, стояла на коленях. Две сделанных из сыромятной кожи веревки, вновь, оказались на ее горле, чуть ниже ошейника Кэнки.

— Что они собираются с ней делать теперь? — поинтересовался я.

— Смотри, — отмахнулся юноша.

— Ой, — испуганно вскрикнула девушка, когда один из мужчин, стоявший позади, бросил в нее пыль. — О! — зарыдала она, после того как еще двое мужчин, стоявших перед девушкой, швырнули в нее по пригоршне пыли каждый. Она закрыла глаза и отпрянула. Тем временем Кансега присел перед ней, держа в руке неглубокий туес с какой-то черной пастоподобной массой. Виньела вздрогнула, когда шаман взял немного черной массы на палец и провел им по ее щеке. Он сделал по три темных линии на обеих щеках, шириной в палец каждая. Возможно, эти полосы также символизировали народ Кайил. За тем он нанес подобные линии и на других местах ее тела, так что получились симметричные пятна на руках, спине, грудях, животе, ягодицах, икрах и на внутренней поверхности ее бедер.

Девушка испуганно смотрела на шамана, все время пока он делал свое дело. Закончив наносить полосы, Кансега встал прямо перед ней.

Теперь она стояла на коленях у его ног, испуганно глядя на колдуна снизу вверх, с по-прежнему крепко сжатыми бедрами. Позади рабыни стояли двое дикарей с хлыстами в руках. Она пока не видела их и не догадывалась об их присутствии.

Я улыбнулся. Мне показалось, что понял то, что собирались сделать мужчины.

— Ох! — вскрикнула девушка, от неожиданности, когда Кансега внезапно, пинком ноги, принудил ее широко расставить колени. Теперь она, впервые за этот день, стояла на коленях как настоящая рабыня, не смея свести ног.

Внезапно, двое мужчин стоявших сзади сильно ударили ее хлыстами по спине, и прежде чем Виньела смогла сделать что-либо большее, чем вскрикнуть, ее вздернули на ноги, и двумя веревками потащили вперед, к середине шеста, комлем лежавшего на козлах, а вершиной упиравшегося прямо в землю.

Кансега молча, указал на шест, возле которого она теперь стояла, на трясущихся ногах, так что если бы не веревки, поддерживающие ее за шею, то, наверное, она бы просто осела на землю.

Она изумленно и не понимающе смотрела на шамана. Хлысты поднялись, и вновь опустились на ее спину. Удары были нешуточные, и она закричала от боли.

Кансега снова указал на шест.

Кажется, Виньела сообразила, что от нее требуется, и, опустив голову, обхватив шест своими маленькими руками, смиренно поцеловала его.

— Да, — кивнул Кансега, поощряя ее. — Да.

Виньела снова, уже смелее, поцеловала шест.

— Да, — поощрил ее Кансега.

Помощники шамана, стоявшие позади Виньелы, начали ритмично встряхивать свои погремушки, задавая ее ритм. Вскоре к ним присоединился высокий и пронзительный свист, полученный из свистков, сделанных из крыльевых костей птицы Херлит. Следом зазвучал маленький барабан. Его четкие, акцентированные удары, тонко, но четко, разъяснили беспомощной и прекрасной танцовщице последовательность ее движений.

— Это — Кайила, — скандировали мужчины.

Виньела танцевала. Ее волосы и ее тело покрывала пыль. Черные жирные полосы на ее щеках и теле отмечали ее как собственность Кайил. Она больше не была блистательной красавицей. Теперь она была всего лишь грязной рабыней, низким животным, дешевой и малополезной вещью, которой, тем не менее, разрешили, по милости Кайил, как женщине другого народа, попытаться ублажить шест.

Я улыбнулся.

Ну, разве это не было подходящим? Разве это не было ее предназначением, ее как рабыни?

Виньела, продолжая танцевать, целовала и ласкала шест, терлась об него, и при этом потихоньку смещалась в сторону Кансеги, иногда направляемая веревками на ее шее.

Я легонько присвистнул себе под нос.

— Ах, — восхищенно вздохнул Кувингнака.

— Это — Кайила! — скандировали дикари.

— Я думаю, что шест удовлетворен, — усмехнулся я.

— Я думаю, что даже скала была бы удовлетворена, — признал Кувигнака.

— Даже не сомневаюсь.

Помощники верховного шамана веревками потащили Виньелу от шеста. Но она, изо всех сил сопротивляясь, вцепилась в шест и продолжала целовать его и облизывать.

— Это — Кайила! — хором пели мужчины.

— Это — Кайила! — вторил им Кувигнака.

Казалось внезапная метаморфоза, проявленная в танце, произошла с Виньелой.

— Она, возбудилась, — заметил мой друг.

— Да. Это заметно, — согласился я.

Теперь она начала своим танцем показывать беспомощность своей неволи, своего подчинения, своего рабства. Этот танец беспомощного рабства, казалось, появился из самых глубин ее собственного Я. Веревки тянули ее прочь от шеста, все дальше идальше, но девушка, корчась от боли и удушья, изо всех сил пыталась дотянуться до него. Постепенно, шаг за шагом, ей позволили вновь приблизиться, и дотянуться руками до объекта ее страсти. Теперь она оседлала шест, и ее танец страсти на коленях, на животе и на спине, состоящий из выгибаний и объятий продолжался.

Я присмотрелся к Кэнке. Он сидел верхом на кайила всего в нескольких ярдах от меня. Он приехал без седла. Это обычное дело, при коротких поездках по деревне, или для выездки кайилы. Элегантность и престиж седла, в таком случае никому не интересен. Да и просто нет смысла тратить время на оседлывание животного. Воин, с сияющими глазами, наблюдал, как танцевала Виньела. Он знал, что именно он ее владелец.

Виньела уже стояла на коленях на шесте и сгибалась назад, пока ее волосы не коснулись земли. Затем она охватила его ногами. Она беспомощно поднималась и опускалась на шесте, извилась на нем, это было похоже, как если бы она была прикована к нему цепью. Она, то внезапно переворачивалась, и ложилась на шест животом, охватив его бедрами, то отталкивалась руками, то вдруг бросалась на ствол и прижимая к нему голову и плечи. Ее рыжие волосы рассыпались вокруг гладкой, белой древесины. Ее губы, снова и снова, прижимались к шесту в беспомощных поцелуях.

— А она довольно хороша, как рабыня, — заметил Кувигнака.

— Да, — согласился я.

— Она ведь никогда этому не обучалась, не так ли? — спросил парень.

— Понятия не имею, — ответил я.

Честно говоря, я сомневался, что дебютантки от высшего общества могли бы попросить обучить их и танцам страсти рабынь.

— Это заложено в женщине, — предположил Кувигнака.

— Мне тоже так кажется, — согласился я с моим юным другом.

Это казалось мне более чем вероятным по многим причинам, имеющим отношение к сексуальной селекции, в частности такие способности, по крайней мере, в открытых сообществах, могут быть генетически закодированы. Способности эти могут быть культивированы, так же, как такие свойства как цвет волос и глаз. Это очевидно из данных этологии — науки о поведении людей и животных. Приобретение женщиной навыков эротического танца, кстати, так же, как и лингвистические навыки ребенка, представляет собой необычайно крутой график обучения. Это означает, что зачатки способностей к такому танцу, готовность к этому, как и способность к быстрому и эффективному овладению языком у детей, генетически закодированы. Пол и природа человека, вовсе не должны противоречить биологии.

— Превосходно, — выдохнул Кувигнака.

— Да, — подтвердил я.

Виньела беспомощно и возбужденно, своим танцем, показывала почтение к большому шесту, бывшему символом, ее владельцев — мужчин.

— Смотри, — сказал Кувигнака.

— Да, — восхитился я. — Да!

Теперь-то я отлично понимал, почему свободных женщин нельзя было допускать к подобному представлению — танцу рабыни. Насколько ужаснуло бы, насколько шокировало бы их оно. Пусть уж лучше, они не знают, что подобное вообще может существовать. Пусть уж, такие танцы, такие зрелища останутся маленькой тайной между Господином и его рабыней. Как же разъярены, как разгневаны, были бы свободные гореанки, увидев, насколько прекрасна, насколько возбуждающе желанна, может быть другая женщина, в тысячи раз прекраснее и желаннее, чем все они вместе взятые. Ну как они могли бы конкурировать с ней, с той, кто была ничем, презренной рабыней, с той, кем действительно владеют, и кто принадлежит мужчинам без каких-либо прав и компромиссов?

Я наслаждался танцем Виньелы.

Несложно было заметить, с какой почти безумной злобой свободные женщины ревновали к рабыням, и как они необузданно и глубоко ненавидели их. Надо ли удивляться, насколько рабыни, беспомощные в своих ошейниках, боялись и страшились свободных женщин.

— Рабыня танцует просто замечательно, — признал Кувигнака.

— Да, бесподобно.

Конечно, с точки зрения дикарей, Виньела своим танцем, выражала не только личное рабство, в котором, без сомнения, она находилась, но символизм танца, его смысл, в том, что женщины врагов были не более, чем рабынями Кайил. Впрочем, я не сомневался, что у Пересмешников, Желтых Ножей, и других народов, точно также, могли быть подобные церемонии, на которых, так или иначе, могла присутствовать подобная танцовщица, с той лишь разницей, что она была бы женщиной другого народа, не исключено даже, что и девушкой похищенной из племени Кайил. Что до меня, то я видел символичность танца Виньелы, в образе намного более глубоком, чем просто национальные особенности. Я видел символичность, являющуюся, одной из самых глубоких и всеобъемлющих тем природы господства и подчинения. Как мне показалось в танце Виньелы, проявлялась слава жизни и естественный порядок природы. Она танцем показывала свое подчинение могуществу мужчин и исполнение требований ее собственной женственности. Она танцевала свое желание принадлежать, чувствовать страсть, отдаваться мужчине, свою безоговорочную капитуляцию перед его властью, свою жажду служить, любить и быть любимой.

— Это — Кайила! — скандировали мужчины.

— Это — Кайила! — во весь голос кричала Кувигнака.

Наконец, тяжело дышавшую от напряжения танца и возбуждения Виньелу оттянули назад, к основанию шеста, лежавшему на козлах, и там поставили на колени. Двое мужчин, натянули сыромятные веревки, привязанные к шее девушки, и поставили на них ноги, вынуждая девушку склонить голову. Затем дикари усилили нажим на веревки, и вынудили Виньелу опустить ее голову в грязь перед шестом. Я не думаю, что Виньела сама желала поднять голову, но теперь у нее это не получилось бы, даже если бы она сильно захотела. Ее шея надежно удерживалась в заданном положении. И как мне кажется, это было именно то, чего она жаждала. Это было то, что она предпочла для себя, принадлежать, служить и быть лишенной выбора.

Мужчины вокруг хлопали себя по бедрам, выражая свое одобрение. Музыка прекратилась. С шеи Виньелы сняли веревки, и она осторожно подняла голову, чтобы осмотреться. Казалось, что о ней все забыли. Ее одежда и драгоценности, собранные в узел, были привязаны к нижней развилке шеста. К верхней развилке на длинных шнурах обернутых вокруг ствола, привязали два лоскута кожи. Таким образом, как только шест будет вкопан посреди площадки для танцев, шнуры размотаются и оба объекта повиснут вдоль шеста. На одном лоскуте был изображен кайилиаук, на другом — мужчина с гипертрофированным, почти с руку длиной, торчащим фаллосом. Подобное весьма распространено в примитивном искусстве дикарей. А еще эти детали напомнили мне о магическом назначении шеста и предстоящего большого танца. Очевидно, что волшебство шеста и танца должны были повлиять на такие обстоятельства, как удача на охоте, изобилие и мужественность. Для краснокожих мир магии вполне реален.

— Тебе уже можно встать, — сказал Кувигнака Виньеле. Она, очевидно позабытая всеми, изумленно озираясь вокруг, поднялась с колен и пошла в сторону своего хозяина Кэнки, восседавшего верхом на кайиле. Мужчины отбросили козлы, опустили магический шест на землю и оплели его веревками. Затем, под предводительством Кансеги, державшего шаманский жезл и двух его помощников, речитативом повторявших какие-то заклинания, несколько запряженных кайил поволокли шест к стойбищу.

— Ты была очень красива, Виньела, — похвалил Кэнка.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила она.

Он опустил руки вниз, подхватил свою рабыню и легко поднял ее на спину кайилы, посадив так, что обе ее ноги свешивались с левой стороны. Кэнка в данный момент был одет только в бричклаут и мокасины. На поясе висел нож в ножнах.

— Я очень грязная, — смущенно сказала девушка. — Вы же не захотите, прикасаться к моему телу.

Но он по-хозяйски прижал ее к себе, одной рукой обхватив за плечи, другой ниже бедер. Она казалась такой миниатюрной в его руках.

— Мне очень стыдно, — всхлипнула она, — как же я выглядела, что же я вытворяла!

Я помнил, что она была с Земли, с ее глупым, иррациональным, негативными реакциями, в значительной степени навязанными бесполыми безумцами. Насколько пагубными, ядовитыми и заразными могут быть ценности сумасшедших.

— А мне показалось, что во время танца, Ты не стыдилась, — усмехнулся Кэнка.

— Да, это так, — призналась девушка. — Такое впечатление, что это была не я, а кто-то другая. И эта другая была такой чувственной, бесстыдной, смелой и свободной.

— Свободной? — переспросил Кэнка, улыбаясь.

— Конечно, Господин знает, что любая женщина только став полностью рабыней, может быть действительно свободной.

Кэнка улыбнулся. С одной стороны, конечно, у рабыни вообще нет никакой свободы. Она не имеет никаких прав, и она в полной и абсолютной собственности ее Господина. Но с другой стороны, конечно, она также является и самой свободной от женщин.

— Я действительно больше не стыжусь, — призналась девушка.

— Я знаю, — улыбнулся Кэнка.

— Скорее я бесстыдно горда и счастлива.

— Молодец, — похвалил ее Кэнка. — Именно так и должно быть.

— Я — всего лишь рабыня.

— Это верно.

— И именно Ваш ошейник завязан на моей шее, Господин.

— Да, это так.

— Я — Ваша рабыня.

— Да.

— Я люблю Вас, Господин, — сказала она. — Возможно, Вы позаботитесь обо мне, хотя бы чуть-чуть?

— Возможно, — пообещал Кэнка.

Она удобно устроилась на его руках.

— Что Вы собираетесь делать со мной теперь, Господин?

— Я собираюсь взять тебя в свой вигвам. И там я буду много раз пользоваться тобой, — пообещал Кэнка.

— Хо, Итанканка, — радостно прошептала она. — Да, Господин.

За тем Кэнка ударил пятками в бока кайилы, и, управляя одними коленями, направил животное к деревне.

Глава 4 Кайлы собираются на охоту

— Просыпайся! Уже пора, — разбудил меня Кувигнака, тряся за плечо. — Мы уже скоро выходим.

Я перевернулся в одеялах и открыл глаза. Надо мной был виден купол из шестов, обернутых шкурами. Сквозь дымовое отверстие просматривалось все еще почти темное небо.

— Поторопись! — попросил Кувигнака.

Я отбросил одеяла в сторону и сидел. В полутьме я разглядел, как Кувигнака через голову натягивал свое платье. Затем он встал, расправил его на теле и одернул подол. Платье было без рукавов, юноша оторвал их несколько дней назад. А подол, он укоротил еще несколько недель назад на том самом месте, где мы с Грантом его нашли, тогда же он разорвал подол на левом бедре, чтобы обеспечить себе большую свободу передвижения. Мужчины краснокожих, кстати, обычно, спят раздетыми. Был раздет и я, за исключением ошейника Кэнки. Как рабу, мне не разрешали снять его. Конечно, ошейники иногда снимают с рабов. Например, это часто случается, когда их продают или дарят. Но, бывает, что ошейник могут снять и в других случаях, и для других целей, вот только сделано это может быть, исключительно по решению свободных людей. Кто-то, к примеру, по той или иной причине может не захотеть, чтобы другие знали, что данная женщина — его рабыня. В этом случае, она будет носить ошейник хозяина только в его вигваме.

Это походит на тайное рабство, которые иногда встречается на Земле, когда женщина, вернувшись домой, становится на колени и ждет, что ей наденут ошейник. Насколько же были бы поражены коллеги в ее офисе, если бы узнали, что их аккуратная и соблазнительная сотрудница, столь холодная, отчужденная и недоступная, дома становится рабыней другого мужчины. А уж насколько были бы поражены женщины, живущие по соседству, или члены организаций и клубов по интересам, узнай они, что одна из их самых известных соседок, или активных участниц, в своей частной жизни превращается в рабыню. Рабыню, которая по кодовому слову, полученному в совершенно невинном телефонном звонке, бросает все свои дела и готовит себя для своего господина. Она тщательно намывается и причесывается. Она наносит макияж и духи. А когда Он прибывает домой, она ждет его, голая, стоящая на коленях, на коврике рабыни, в ногах его кровати, с ошейником, лежащим перед ней. «Приветствую Вас, Господин», — говорит она, и зубами поднимает ошейник с пола, чтобы ее хозяин мог закрыть символ своей власти на ее горле.

— Wakapapi, — сказал мне Кувигнака. Этим словом на языке Кайила называют пеммикан. Мягкий пирог из этого вещества был сунут мне в руки. Я отломил кусочек и отправил его в рот. Зимой, такие пироги замораживают, и они становятся твердыми, как камень. Тогда его колют на маленькие кусочки, отогревают в руках или во рту, и постепенно съедают. Есть различные способы приготовления пеммикана, различающиеся, прежде всего тем, что добавляется в смесь, какие при этом используются травы, специи и фрукты. Наиболее распространен следующий способ приготовления: полосы мяса кайилиаука, тонко нарезают, подвешивают на шестах и высушивают на солнце, затем толкут, доводя почти до порошкообразного состояния. К мясу добавляются перемолотые фрукты, обычно, черемуха. За тем полученную смесь смешивают с жиром кайилиаука, и обычно, разделяют на небольшие, гладкие, круглые лепешки. Фруктоза делает пеммикан высококалорийным блюдом, в то время как мясо, снабжает организм белками. Сушенное или вяленое мясо, из которого его делают, также годится в пищу, причем как сырым, так и в качестве полуфабриката для разных блюд. На охоту и на тропу войны дикари обычно берут с собой оба продукта. Даже дети берут их с собой, когда в своих играх удаляются от стойбища. Тонко нарезанное, высушенное на ветру и на солнце мясо хорошо не только своей способностью не портится долгое время, но и тем, что оно оказывается непривлекательным для мух, которые не могут отложить в нем свои яйца. Краснокожие, находясь в стойбище, едят вяленое мясо и пеммикан в приготовленном, вареном виде. В настоящее время, для варки используют кастрюли или котелки, устанавливаемые над огнем. А в прежние времена для приготовления мяса использовали другой способ. В земле, в вигваме, либо за пределами, делали лунку, выстилали ее кожей и заполняли водой. В воду помещали нагретые на огне камни, отдававшие воде свое тепло, в конечном счете, доводя ее до кипения. Остывшие камни удалялись и заменялись горячими, подобная процедура повторялась до полной готовности мяса.

— Я пойду, проверю кайил, — сказал мне Кувигнака. — Надо запрячь их в волокуши.

Я кивнул. Мой краснокожий друг сидел рядом со мной, и его белое платье ярко выделялось в полутьме вигвама. Доев пеммикан, он вытер рот тыльной частью руки.

Я улыбнулся сам себе. Обе кайилы, одна отданная Кувигнаке его братом, Кэнкой, и вороная кайила, бывшая когда-то моей, а теперь предоставленная в мое распоряжение, с разрешения Кэнки, моего хозяина, моим другом, торговцем Грантом, были привязаны в нескольких футах от полога нашего вигвама. Там же неподалеку лежали две волокуши, приготовленные для сегодняшнего утра. Кувигнака весь извелся от нетерпенья, и выскочил из жилища. Я же спокойно сидел на одеялах, в сумерках и доедал пеммикан.

Снаружи доносился шум пробуждающегося стойбища. А я, тем временем, вспоминал о множестве рабынь, которых я имел когда-то, когда я был свободным. Все они были распутными девками, и Констанция, и Арлин, и Сандра, и Вэлла с Элисией. Все они были страстны и прекрасно смотрелись в ошейниках. И вряд ли нашелся бы мужчина, что отказался почувствовать на своем теле их нетерпеливые и покорные губы и языки. Все они теперь знали, что на Горе были ничем, и не могут быть ничем большим, чем никчемными рабынями. А еще я вспоминал о другой женщине, зеленоглазой и черноволосой смуглянке Талене, когда-то бывшей дочерью Марленуса, Убара Ара, пока тот от нее не отрекся. Насколько же гордой она была. Как она презирала меня, когда она полагала, что я беспомощен! Гнев переполнял мой разум, даже сейчас, через столько лет после случившегося. Я задавался вопросом, как она будет смотреться, раздетая, закованная в цепи, лежащая на боку у моих ног, и испуганно смотрящая на плеть в моей руке. Обычно для наказания гореанских рабынь используется плеть с пятью мягкими широкими прядями. Она доставляет женщине ужасную боль, но при этом не оставляет следов на коже, таким образом, не снижая ее цены.

Я сидел на одеялах, доедая кусочки пеммикана. Я думал о Талене. Когда-то она попала в руки Раска из Трева. Несомненно, он хорошо преподал ей, что значит быть рабыней. Я полагаю, что мог бы преподать ей это не хуже. Теперь она, свободная, но изолированная и опозоренная, жила в Центральной Башне города Ар, возможно, самой укрепленной и лучше всего защищенной башне, что имеется в том огромном городе. Практически невозможно, или, может быть почти невозможно, даже думать об том, чтобы похитить ее из такого места. Нет, я должен выбросить подобные мысли от своей головы. Я помнил ее тщеславие, ее высокомерие и гордость. В Центральной Башне, как нигде больше на Горе, она, конечно, была защищена от цепей и веревок удачливого тарнсмэна. Пожалуй, никому не удастся достать ее там. Она может считать себя в полной безопасности. Но я помнил ее насмешки и презрение, и я ничего не простил.

Однажды, я решил было, что возможно, я мог бы испытать удачу в Аре. Говорят, что там попадаются красивые женщины. Мне было интересно, смог бы я найти место для одной такой женщины в моем собственном доме, скажем, на кухне. Ну и конечно, я всегда мог бы сдавать ее в аренду, как ничего не стоящий пустяк, такой, которым я лично не интересовался, одному из самых бедных и скупых владельцев таверн Порт-Кара. Подобные мысли развлекли меня. Но я подумал, что следует выбирать таверну и ее владельца самым тщательным образом. Хозяин должен быть грубым, требовательным, мелочным, алчным и бескомпромиссным с рабынями. А местоположение его заведения должно быть одним из самых худших в городе, думаю, лучше всего в районе нижних каналов, и оно должно быть вонючим, темным, запущенным и дешевым. Но популярным среди местного отребья, и постоянно переполненным посетителями, сплошь неистовыми бузотерами и моряками, только, что вернувшимися с рейса, особо нетерпеливыми до нежной плоти рабынь. Вот в такой таверне для гордячки Талены, когда-то бывшей дочерью Убара, и будет самое место, чтобы познать ошейник своего Господина. Вот там ей придется, одетой в прозрачные шелка, а то и вовсе раздетой, это уж как решит хозяин, прислуживать и ублажать его клиентов.

Я дожевывал последний кусочек пеммикана, а меж тем думал, что прежде, чем сдать женщину такому кабатчику, стоит проникнуть ее мочки ушей. Это будет надежной гарантией того, что на Горе она навсегда останется только рабыней. Для гореанских мужчин проколотые уши, впрочем, как и для многих мужчин Земли, являются весьма возбуждающим фактором. Только для гореанина, это еще и очевидный символ рабства. Проколотая плоть женщины выставляется на всеобщее обозрение, и все знают, что эти раны нанесены ей преднамеренно, чтобы подготовить ее тело к ношению варварских украшений. Эти проколы говорят любому гореанину все о рабыне лучше, чем ошейник. Для женщины, если она действительно свободна, подобное, конечно, было бы невероятно. Многие свободные женщины, зная, как гореанские мужчины рассматривают такие отметины, боятся их даже больше чем клейма и ошейника. Рабыня же, как только она начинает познавать свой ошейник, и как только начинает осознавать, что она — действительно рабыня, и что это для нее означает, после прокалывания шей становится крайне тщеславной и гордой. Ведь теперь она знает, что эти метки делают ее еще более привлекательной для мужчин, и она радуется возможности носить серьги, делающие ее более красивой и возбуждающей. Теперь рабыня склонна гордится, и наслаждаться своей сексуальностью. Подобные удовольствия, обычно непозволительные свободным женщинам, вероятно, являются еще одной причиной того, почему они так ненавидят своих беспомощных и порабощенных сестер.

— Ты что, все еще не готов? — удивился Кувигнака, заглядывая в вигвам. — Ты даже еще не одет!

— Я почти готов, — успокоил я моего нетерпеливого друга.

Я потянулся, поднял свою тунику и через голову набросил ее на себя. Встав, я поправил свою скудную одежду на теле.

Кувигнака, тут же снова исчез за пологом вигвама.

Кстати говоря, большинство гореанских мужчин и их рабынь, а не только мужчины краснокожих, обычно спят голыми. Если же девушке разрешают какой-либо предмет одежды во время сна, то он обычно короткий, открытый спереди, и закрепленный с одинарным узлом. Таким образом, если рабовладелец, посреди ночи, пожелает зажечь лампу, он может избавить свою рабыню от одежды, стремительно и без труда для себя. Впрочем, даже в темноте, такая одежда ничуть не защищает рабыню от ненасытных рук и тела ее Господина.

После пеммикана меня мучила жажда.

— Готовьте свои стрелы, — услышал я крик снаружи вигвама. — Готовьте свои стрелы! Готовьте свои ножи! Мы идем добывать мясо! Мы идем добывать мясо!

Это был глашатай Солдат Слинов, Аглескала — Полосатая Ящерица. Он шел через деревню, и выкрикивал свои призывы.

Я подошел к кожаной стене вигвама и нащупал там бурдюк с водой. Это был тот самый, что когда-то я держал в своем вьюке. Его присутствие здесь, как и кое-какой другой посуды и предметов быта в нашем вигваме, объяснялось добротой Гранта. Кое-что из вещей было передано Кувигнаке Кэнкой, или другим мужчинами клана Исбу, в основном членами сообщества Всех Товарищей. Сам вигвам, как уже было сказано, был предоставлен ему Акихокой, одним из Всех Товарищей, и близким другом Кэнки. Это обычно для краснокожих, помогать друг другу. Наше личное имущество, таким образом, было хотя и несколько скромным, но вполне достаточным. Один предмет одежды даже был пожертвован Махпиясапой, гражданским вождем клана. Таким способом он подал пример своим людям, и что было еще более важно с точки зрения Кувигнаки, признал его право остаться среди Исбу.

Я услышал топот нескольких кайил, проскакавших снаружи мимо вигвама. Вероятно, это были следопыты, покидавшие стойбище и направлявшиеся на встречу к хранителям стада.

Меня по-прежнему мучил вопрос, почему кайилиауки в этом году появились столь рано.

Я встал, потянулся и осмотрелся внутри жилища. Открывшийся мне интерьер, был весьма типичен для Прерий. Вигвамы краснокожих были приблизительно двадцать пять футов высотой. Их жерди изготовлены из равномерно и длительно высушенных стволов дерева тэм. Кора с них удалена, а сами жерди на большей части их длины, обтесаны до равной толщины — обычно до приблизительно двенадцати дюймов в обхвате. Вершины шестов на длине около ярда заужены, чтобы облегчить их соединение и связывание вместе. При сборке вигвама три или четыре главных шеста связывают вместе и поднимают, устанавливая в необходимое положение. Далее, остальные шесты, укладывают на получившуюся своеобразную треногу. Прямо с земли, место пересечения шестов обматывается несколько раз длинной, сделанной из сыромятной кожи веревкой, таким образом, связывая главные и дополнительные шесты вместе. Конец этой веревки, обычно свисает около входа в вигвам, ожидая момента, когда он понадобится. Покрытие вигвама представляет собой несколько кож кайилиаука, сшитых вместе. В зависимости от размера вигвама и размера доступных шкур, на одно жилище может потребоваться до девятнадцати — двадцати шкур. Полотно привязывается к двум длинным шестам, более тонким, чем жерди вигвама. Посредством этих легких шестов кожа укладываются на место. По окончании этой процедуры эти два шеста свисают у входа в вигвам, Кроме установки и снятии покрытия, в дальнейшем они также используются для регулировки заслонок дымового отверстия в верхней части вигвама, изменяя его размер в зависимости от ветра и наружной температуры. К земле покрытие прибивают колышками. Зимой внутри вигвама может быть добавлен еще один ряд шкур, который обычно достигает приблизительно пять футов в высоту. Кроме того, для дополнительной теплоизоляции на стену могут намести слой снега. Летом стены вигвама, как я уже упоминал, могут быть свернуты, превращая его, в тент. Снаружи вигвам может быть разрисован, как это нравится его обитателю. Так что каждое жилище неповторимо и является своего рода визитной карточкой своего хозяина. Основные темы — охота и военные подвиги. Разные племена для строительства вигвамов применяют различное количество жердей. Пересмешники обычно используют двадцать, Слины двадцать два, а Кайилы двадцать четыре. Кроме того у каждого племени есть свои предпочтения в выборе места своих стойбищ. Кайилы всегда встанут лагерем около воды, но на открытом месте, не меньше, чем в одном пасанге от леса. Полагаю, что таким образом они стараются снизить возможность засады. Пересмешники предпочтут разбить стойбище на открытом месте, но неподалеку от леса, вероятно для удобства добычи дров. Желтые Ножи чаще всего поставят свои вигвамы в редколесье. Слины, что интересно, обычно встанут стойбищем в густом лесу, и даже скорее чаще леса. То, что одному племени покажется представляющим опасность засады, для другого станет превосходным укрытием и убежищем.

Кстати, разных племена, отличаются не только конструкциями вигвамов, но, например, даже мокасины все шьют по-разному. Соответственно, по свежему следу можно сказать, прошел здесь мужчина носящий, скажем, мокасин Пересмешников или Кайил. Конечно, это можно сделать далеко не всегда, так как военные отряды, вторгаясь на земли соседей, зачастую, в качестве военной хитрости, могут надеть мокасины вражеского образца. Кожа, используемая для покрытия вигвама, выделывается достаточно тонко так, что становится почти полупрозрачной. Таким образом, днем, внутри достаточно светло, и вполне можно рассмотреть интерьер. Точно так же ночью на стенах, можно наблюдать своеобразный театр теней. Вигвам ночью, освещенный изнутри его костром, представляет удивительное зрелище. А уж как потрясающе это смотрится, когда вигвамов целое стойбище.

Кстати говоря, стойбище краснокожих, ночью оказывается довольно шумным местом. Оно вряд ли стало бы идеальным убежищем, например, для уединения или самообразования. Стереотип молчаливого краснокожего — базируется на встречах с ним в ситуациях, когда он скован, возможно, встречаясь с незнакомцем, или, скажем, осторожен, будучи вовлеченным в торг. В своем же стойбище он становится открытым, добродушным и оживленным. Ему нравятся пари, розыгрыши и анекдоты. Он — вероятно, один из самых лучших гостей в мире и, не менее хороший хозяин, для которого одним из его наибольших удовольствий в жизни, является дарение подарков и пиры с друзьями.

Я жадно попил воду прямо из бурдюка, закрыл и аккуратно уложил его под стеной. Вигвам был диаметром приблизительно пятнадцати футов. Можно сказать, что здесь довольно просторно. Конечно, геометрически, круглая форма обеспечивает больше пространства, для данного периметра, чем любая другая. В таком вигваме вполне комфортно и удобно может разместиться семья от пяти до восьми краснокожих. Не стоит забывать, что большую часть времени, большую часть года, дикари проводят на открытом воздухе, жилище нужно только для сна. Конечно, кому-то подобное жилье могло бы показаться тесным, но другой найдет его подходящим, правильным, и даже интимным и удобным, все зависит от потребностей и культурного уровня каждого отдельного человека. К добру, или к худу, но семейная и общественная близость, является отличительной особенностью жизни краснокожих. И я не думаю, что они хотели бы для себя любой другой путь. Безусловно, и это известный факт, что воины, зачастую живут в вигвамах их воинских сообществ, куда их дети и женщины не могут за ними последовать. В обычае мужчин, если можно так выразиться, постараться найти немного тишины и покоя, которые, похоже, ускользнули из него дома. Кроме того медитации и попытки вызвать видения и вещие сны требуют уединения. Мужчина может заявить, что он медитирует, накрыть голову одеялом, и даже в переполненном стойбище, он будет оставлен в покое. Правда, обычно, за снами и видениями, дикари отправляются на природу.

— Хово, Татанкаса! — позвал Кувигнака, его голова снова появилась в проеме вигвама. — Давай скорее. Выходи уже, Красный Бык!

— Я готов, иду уже, — отозвался я.

Наконец, я вышел наружу. Было все еще довольно темно, но как бы, то, ни было, я мог различить фигуры двигающиеся вокруг. Кувигнака уже запряг обе волокуши.

В стойбище наблюдалось оживленное движение и волнение. Я отошел за вигвамы.

— Где Ты пропадал? — спросил меня Кувигнака, когда я возвратился.

— А как Ты думаешь? — усмехнулся я. — Просто, сходил, облегчился.

Я заметил двух приближающихся краснокожих. Это были Солдаты Слины, и одним из них был Хси.

— Мы можем выступить в любой момент, — напомнил Кувигнака.

— Сомневаюсь, — ответил я.

Хси дернул поводья своей кайилы, и вынудил ее остановиться перед нами. Из одежды на нем были только бричклаут и мокасины, да еще ожерелье из когтей слина на шее. Его длинные волосы были заплетены. Из оружия при нем были лук, пока еще без тетивы, колчан со стрелами закрепленные слева от его бедра, и нож в украшенных бисером ножнах на его поясе, том самом, что держал бричклаут. К шее кайилы Хси была привязана веревка, в данный момент смотанная петлями и закрепленная на спине. Обычно это веревка не используется, либо используется крайне редко на охоте или на войне. Наездник управляет животным, прежде всего своими коленями. Таким образом, его руки свободны для использования лука или другого оружия. Указанная веревка, когда требуется, сбрасывается и буксируется позади кайилы. Если всадник в шуме и неразберихе охоты или боя будет сброшен со спины кайилы, у него есть шанс успеть схватить эту веревку, или иногда ремень, и восстановить контроль над своим животным, и постараться благополучно вернуться на свое место. Кайила Хси, кстати, была призовым животным, что было обозначено зубчатыми метками в ушах. Оба уха этой кайилы были пробиты. Другие племена, такие как Пересмешники, отмечают только одно ухо, обычно левое.

— Ты помнишь, красотка Сиптопто, — презрительно сказал Хси Кувигнаке. — Ты едешь не охотиться. Ты не должна приближаться к охотникам. Твоим делом будет разделывать мясо вместе с другими женщинами.

«Сиптопто» было оскорбительно-уничижительным именем, которым Хси иногда называл Кувигнаку. Это было именем, которое, хотя не обязательно, могут дать рабыне. Оно означает «бисеринка».

— Я не женщина, — заявил Кувигнака.

— Держись подальше от охоты, — предупредил Хси. — Ты будешь разделывать мясо вместе с другими женщинами.

— Я буду держаться в стороне от охоты, — согласился Кувигнака. — Я буду резать мясо с женщинами.

— Ты, и раб тоже, — добавил Хси.

— Мы не будем участвовать в охоте, — повторил Кувигнака. — Мы пойдем помогать женщинам резать мясо.

Хси, удовлетворенно, повернул кайилу и поскакал прочь, сопровождаемый его спутником.

— Готовьте ваши стрелы! — вновь донесся до меня крик глашатая. — Готовьте ваши стрелы! Точите ваши ножи! Точите ваши ножи! Мы пойдем добывать мясо! Мы пойдем добывать мясо!

Несмотря на предрассветную темень, стойбище, благодаря Аглескале, глашатаю Солдат Слинов, медленно пробуждалось, пространство между вигвамами заполнялось мужчинами и женщинами.

Со стороны общественного вигвама Солдат Слинов, подошла колонна воинов одетых и вооруженных, так же как и Хси. Только двое из них вместо луков и стрел несли длинные, тяжелые, крепкие охотничьи копья. Следом за ними, стараясь не обгонять, двигалась группа первых охотников.

— Хау, Витантанка! — окликнула одного из воинов хорошенькая краснокожая девушка. — Приветствую, «Тот, Кто Горд»!

— Хау, Акамда, — ответил тот, останавливая кайилу.

«Акамда» — слово, обычно описывающее бахрому, украшающую леггинсы или рубашки.

— Кажется, воин Исанна собрался на охоту? — ехидно заметила она.

— Возможно, — ответил он. — А зачем девушка Исбу проснулась столь рано, не за тем ли, чтобы разделывать мясо?

— Возможно. А сколько же стрел взял с собой воин?

— Двадцать.

— Возможно, воин будет в состоянии добыть одно животное.

Вообще-то, охотники гордятся своей способностью убивать единственной стрелой.

— Двадцать Пте прильют свою кровь и будут биться в агонии, умирая в пыли позади меня, — гордо крикнул он.

— Синто! — засмеялась девушка. — О, да! Конечно!

— Как-то раз моя кайила оступилась, — пояснил Витантанка. — Но это было очень давно.

— Если Ты потратишь больше, чем по одной стреле на животное, я расскажу об этом всем, — предупредила Акамда.

— Ты, правда, это сделаешь? — спросил парень.

— Да, можешь не сомневаться, — усмехнулась она. — И чтобы больше никакого жульничества с остановкой у тела, и вытаскиванием первой стрелы. Ты — просто идиот. Тебя же могли затоптать!

— Я этого не делал, — открестился краснокожий.

— Минивозан видел тебя, — объяснила девушка.

«Минивозан» не имеет точного перевода. Это что-то вроде легкого тумана, дымки или мелкой мороси висящей в воздухе.

— Минивозан, в тот момент, был к близко к стаду, — заметил Витантанка.

— Возможно, — согласилась Акамда.

— Вероятно, он видел кого-то другого, — предположил он.

— Это был Ты, — уверенно заявила Акамда.

— Ну, может быть, я сделал это, — не стал больше спорить он.

— Если тебе опять придет в голову совершить такую глупость, — сказала она. — То вначале убедись, что животное мертво, и подожди пока стадо пройдет мимо.

— Ты что думаешь, что я мог бы сделать подобное?

— Я думаю, что это возможно.

— Возможно.

— Просто, не используй больше одной стрелы, — предложила она.

— Я никогда не использую больше одной стрелу, — заявил он, но помявшись добавил: — ну, почти никогда.

— Тогда, хорошей тебе охоты, — пожелала Акамда.

— Надеюсь, если вдруг, я потрачу больше одной стрелы, то Ты не будешь рассказывать об этом всем и каждому? — спросил Витантанка.

— Я скажу об этом тебе. Можешь быть уверен в этом, — ответила девушка.

— Но Ты не расскажешь другим, не так ли?

— Нет, кроме возможно Минивозана.

— Не беспокойся, — сказал он. — Не сомневаюсь, что об этом объявит деревенский глашатай.

— Будь осторожен, Витантанка, — попросила Акамда.

— По окончании охоты, во время танцев и пиров, я собираюсь искать девушку, которая согласится объехать со мной вокруг стойбища, — заявил парень.

— Позади тебя, на спине кайилы? — уточнила он.

— Да, — подтвердил Витантанка, и спросил. — Хотела бы Ты, поехать со мной, вокруг стойбища, сидя позади меня, на моей кайиле?

— Может быть, — ответила Акамда. — Я подумаю над этим.

Это было равнозначно предложению создать семью.

— Ну что же, теперь мне пора отправляться на охоту, — довольно сказал краснокожий. — Я должен занять свое место.

— Оглу вастэ, Витантанка, — пожелала девушка. — Удачи, Витантанка.

Еще несколько охотников проследовали мимо нас.

На некотором удалении от того места, где мы стояли около вигвама, появилась группа всадников на кайилах. Возглавлял ее воин среднего возраста, из сообщества Солдат Слинов. Он вел группу из пяти или шести юношей, почти мальчиков. Похоже, это была их первая охота, в которой они будут полноправными участниками, а не наблюдателями, не просто ездить в отдалении, а входить в стадо, и непосредственно убивать животных. Я подошел поближе к ним, чтобы можно было расслышать продолжавшийся инструктаж.

— Помните, что сегодня, — говорил мальчишкам, старший товарищ. — Вы не охотитесь непосредственно для себя. Вы охотитесь для других. Несомненно, сегодня будут охотники, которым не улыбнется удача. Вы будете охотиться для них. А есть еще те, кто слаб и хил, и кто остался в стойбищах. Вы будете охотиться и для них тоже. Вы охотитесь сегодня, для всех тех, кто окажется менее удачливым, чем вы сами. Сегодня и всегда, помните об этом, что Вы охотитесь не только для самих себя. Вы никогда не будете охотиться только для себя. Вы будете охотиться для всех Кайил.

— Ховэ, ховэ, — согласились мальчишки.

— Хорошей охоты, — пожелал им наставник. — Оглу вастэ! Удачи!

Затем все сразу, они развернули кайил, и заняли свои места в строю охотников.

На первой охоте мальчишка добывает свой первый трофей, а зачастую и не один. Но только язык первого животного, его самое ценное мясо, достанется ему в качестве приза, присужденного ему за его результативность и доблесть. Цель этого обычая, вполне понятна — следует с самого начала поощрить молодого человека, думать о себе как, о храбром и благородном воине.

Не заметив больше ничего интересного, я вернулся туда, где ждал Кувигнака.

— Мы скоро выходим, — сказал Кувигнака.

— Думаю, что Ты прав, — согласился я.

Кстати, вигвамы, во время такой охоты, не разбираются. Стадо пте такого размера, перемещается настолько медленно, что благодаря кайилам и волокушам, еще в течение трех — четырех дней будет в пределах досягаемости. Тем не менее, все стойбище краснокожих, может быть убрано и очень быстро. Меньше чем за двадцать ен все вигвамы лагеря могут быть разобраны, свернуты и погружены на волокуши. Это, конечно, зависит от количества вигвамов. Одна женщина, работая в одиночку, может установить один домик за пятнадцать ен, а разобрать за три.

— Кэнка, — сказал Кувигнака, когда его брат остановил кайилу подле нас.

— Приветствую тебя, брат, — поздоровался Кэнка.

— Приветствую и тебя, брат, — счастливо улыбаясь, ответил Кувигнака. — Что Ты собираешься делать этим утром?

— Да вот думаю, схожу, посмотрю на Пте, — улыбнулся Кэнка.

— А где Виньела? — поинтересовался Кувигнака. — Она тоже пойдет? Ты не хотел бы, чтобы она пошла с нами? Мы бы присмотрели за ней.

— Она пойдет, — ответил Кэнка. — Но я послал ее вместе с Васнаподхи, рабыней Вопетона — торговца. Она уже бывала на охоте прежде, так что не станет слишком большой обузой, и покажет моей рабыне, как разделывать мясо.

— Виньела — бледнолицая, — напомнил Кувигнака. — Это ее первый раз, когда она будет разделывать мясо. Боюсь, что у нее ничего не получится.

— Если она испортит мясо, то я накажу ее, — усмехнулся Кэнка.

— Это правильно, — сказала Кувигнака, одобрительно.

— Я вижу, что мой младший брат, готов к выходу.

— Конечно.

— Не подходи слишком близко к стаду, — предупредил Кэнка.

— Не буду, — пообещал Кувигнака.

Это предупреждение со стороны Кэнки, несколько меня озадачило. Прежде, я полагал, что опасности в этом деле, прежде всего, если не исключительно подвергаются охотники. Конечно, ничего удивительного нет в том, что стадо, или его части, могут изменить направление их движения, и приблизится к волокушам и работающим там женщинам. Но в таком случае, недолго обрезать ремни волокуш, вскочить на спину кайилы и ускользнуть от разъяренных животных. Все же, на мой взгляд, гораздо опасней дело охотников, которые должны двигаться непосредственно среди бегущих животных, и пытаться убить их с расстояния настолько близкого, что можно протянуть руку и тронуть животное, и при этом, стараясь удержаться вне пределов досягаемости трех рогов кайилиаука.

— Ты и Татанкаса останетесь там одни, — предупредил Кэнка. — Меня рядом не будет.

— Я не понимаю тебя, — удивился Кувигнака.

— Остерегайся Хси, — разъяснил Кэнка.

— Хорошо, мы постараемся, — пообещал Кувигнака, а у меня по коже побежали мурашки.

— Ты случайно, не видел мою стрелу? — вдруг спросил Кэнка. — Я потерял одну из моих стрел.

— Нет, — удивился Кувигнака.

— Должно быть, я положил ее не на место, — пробормотал Кэнка.

— Возможно, — поддержал брата Кувигнака.

— Я должен занять свое место, — сказал Кэнка.

— Хорошей охоты. Будь осторожен, — пожелал Кувигнака. — Оглу вастэ!

— Оглу вастэ, — отозвался Кэнка, и понукнул свою кайилу, направив ее к колонне охотников.

Аглескала тем временем сделал третий и последний круг вокруг стойбища.

— Готовьте ваши стрелы! — раздавался его крик. — Готовьте ваши ножи. Мы идем добывать мясо! Мы идем добывать мясо!

— Мы идем добывать мясо! — поддержали глашатая несколько человек вокруг нас.

— Мы идем добывать мясо! — крикнул Кувигнака, счастливым голосом.

Солдаты Слины, развернувшись в длинную шеренгу, которую никто из охотников, какой бы он ни был нетерпеливый, не должен был обгонять, покинули стойбище, едва только на востоке посветлел край неба. Позади них двигались пять шеренг охотников кланов Исбу, Касму, Исанны, Висмахи и Напоктан. Пыль столбом поднималась от лап множества кайил. Следом держались женщины, и кайилы запряженные в волокуши, оставлявшие в пыли за собой прямые следы от шестов. Именно к этой шеренге присоединились мы с Кувигнакой, собственной персоной.

Глава 5 Мы с Кувигнакой пойдем в лощину

— Помогите мне, пожалуйста, — попросила Васнаподхи.

Мы помогли ей перевернуть тушу быка на живот, растягивая его за ноги. Коровы полегче, поэтому обычно, с них снимают шкуру с лежащих на боку, а затем переворачивают с помощью кайил на другой бок, веревками, привязанными к ногам туш. Васнаподхи воткнула нож в позади шеи быка, чтобы сделать первый надрез, начиная с которого будут снимать шкуру с передних четвертей на каждой стороне туши.

Печень из животного охотники уже вырезали. Это — завидный деликатес, и обычно съедаемый в сыром виде.

— Что с Виньелой? — спросил я.

Я видел, что девушка стоит с опущенной головой на коленях в траве, в стороне от нас.

— Ей плохо, — объяснила Васнаподхи.

Я подошел к девушке, и почувствовал, что пахло от нее не слишком приятно.

— Как Ты себя чувствуешь? — поинтересовался я.

— Я в порядке. Скоро я попытаюсь снова резать мясо.

— Ты — женщина, Виньела, — сказала Васнаподхи, вспотевшая от тяжелой работы. — Тебе придется научиться этому.

— Я попытаюсь еще раз, мне надо немного прийти в себя, — ответила бледная Виньела.

— Там лежит корова, убитая одной из стрел Кэнки, указала окровавленным ножом Васнаподхи, стоя на коленях на спине животного. — Мне кажется ей стоит заняться той тушей. Думаю, если она испортит, добычу ее хозяина, а не кого-то другого, он может быть более снисходительным к ней.

— Ты правда думаешь, что он будет с ней снисходителен? — удивился я.

— Нет, не думаю, — ответила Васнаподхи, возвращаясь к своей работе.

— Я не боюсь, — сказала Виньела.

— Почему? — поинтересовался я.

— Что бы я ни сделала, я знаю, что Кэнка никогда не будет меня наказывать, — уверенно заявила девушка.

— С чего это? — удивился я.

— Я ему нравлюсь, — объяснила Виньела.

— А он тебе нравится? — спросил я.

— Я люблю его, — призналась она, — большевсего на свете.

— Смелая рабыня, — усмехнулся я.

— Рабыня тоже может быть смелой, — сказала она.

— Это верно, — согласился я, усмехаясь про себя.

— Тем не менее, — проворчала Васнаподхи, не отрываясь от своего дела, — не удивляйся, когда он хорошенько пройдется хлыстом по твоей спине.

— Кэнка никогда так со мной не поступит, — уверенно заявила рыжеволосая рабыня.

— Ты что, никогда не приносила ему хлыст? — удивился я.

— Один раз, в первый вечер в его вигваме, он бросил передо мной свой хлыст, и я подняла его зубами стоя на четвереньках, — признала она.

— И как, по-твоему, в чем значение этого? — спросил я Виньелу.

— То, что я стала его рабыней, что я признала его право подвергать меня наказаниям, — совершенно правильно ответила девушка.

— Неужели Ты думаешь, что он уже забыл это?

— Я так не думаю, — признала она. — Но он не использовал хлыст, ни тогда, ни впоследствии.

— Я понял.

— Кэнка никогда не будет меня наказывать.

Я улыбнулся. Как мне кажется, девушка так полностью и не осознала, что она рабыня. Похоже, Виньела еще не поняла, что как рабыня она будет подвергнута наказанию, наложенному на нее владельцем, независимо от их обоюдных чувств. Власть господина над рабыней, это далеко не случайный или умозрительный факт. Рабыня — собственность, и она должна работать, хорошо работать. Если она этого не делает, то будет строго наказана, а если владелец сочтет необходимым, то и убита.

— Возможно, я слишком красива, для наказания плетью, — высказала свои надежды Виньела.

— На твоем месте, я бы на это не рассчитывала, — раздражено пробурчала Васнаподхи.

— Во всяком случае, мне кажется, что Кэнке я нравлюсь. Он никогда не будет меня бить.

— Повторишь это, когда будешь стоять голой и связанной на коленях у столба для порки, а по каждому дюйму твоего обнаженного тела будет плясать его хлыст, — предупредила Васнаподхи, прервав свою работу, и тяжело дыша от усталости.

— Глупости! — рассмеялась Виньела.

— Помоги мне уложить мясо, что я нарезала, на волокуши, — скомандовала Васнаподхи.

— Я должна прикасаться к этому? — брезгливо спросила Виньела.

— Да, — Васнаподхи была непоколебима.

— Но, я, правда, не хочу этого делать, — простонала Виньела.

— Возможно, Кэнка и не будет тебя бить, зато, уверяю тебя, что это сделаю я, и у меня не будет ни капли раскаяния при этом, — зло предупредила Васнаподхи, и приказала: — А теперь, приступай к работе, быстро, иначе я возьму кость и отхожу ей кожу твоей симпатичной задницы.

— Иногда, Васнаподхи бывает довольно вульгарной, — высказала мне Виньела, и, вздохнув, поднялась на ноги.

— Ты повинуешься? — спросила Васнаподхи.

— Я повинуюсь, — ответила Виньела, надменно задрав ее голову.

— Опусти голову, и скажи это, покорно, как положено, — приказала Васнаподхи.

— Я повинуюсь, — повторила Виньела, опустив голову, но без особого старания.

— Покорней! Как положено! — потребовала Васнаподхи.

— Я повинуюсь, — всхлипнула Виньела, на этот раз более покорно, еще ниже опустив голову.

— Теперь хорошо, — похвалила Васнаподхи. — Двигай сюда.

Васнаподхи сунула восемь или десять фунтов окровавленного мяса в подставленные руки Виньелы.

— Потом, Ты займешься той коровой, а я покажу тебе, как это надо делать, — пообещала Васнаподхи.

— В этом нет необходимости. Я видела, как Ты это делаешь, — сказала Виньела, развернулась и понесла мясо к волокушам.

Я тоже взял несколько кусков мяса у Васнаподхи и понес их туда же, к их волокушам.

— Не будь маленькой идиоткой, — сказал я девушке у волокуши. — Позволь Васнаподхи помочь тебе. Она — твоя подруга, и желает только добра.

— Я смогу сделать это сама, — заверила меня Виньела. — Но даже если я не сделаю этого, то это не будет иметь никакого значения.

— Не будь столь уверена в этом, — предупредил я.

— Кэнка никогда не накажет меня, — уверенно сказала она. — А еще, он сделает все, что я пожелаю.

— Не забывай, кто из вас господин, а кто рабыня.

— В вигваме Кэнки, я могу делать то, что мне нравится.

— Возможно, он сочтет необходимым напомнить тебе, что Ты — рабыня и должна повиноваться, и быть покорной во всех отношениях.

— Возможно, — рассмеялась она.

— Возможно, Ты сама хочешь, чтобы тебе напомнили, что Ты — рабыня, — предположил я.

— Это абсурд.

— Ты знаешь, что Ты — рабыня?

— Конечно же, я знаю это.

— Но принимаешь ли Ты это всем сердцем, и с полным смирением?

Она озадаченно посмотрела на меня.

— Принимаешь ли Ты это со всей своей любовью?

— Я не понимаю.

— Похоже, именно это, Ты и хочешь узнать.

— Я не понимаю, — рассердилась она.

— Берегись, чтобы твое тайное желание не осуществилось.

— Кэнка никогда не будет бить меня, — рабыня упорно стояла на своем.

Тем временем она натянула кожу, прикрывая ей мясо, чтобы защитить его от мух.

Я осмотрелся вокруг. От того места, где мы стояли, я мог видеть по крайней мере дюжину туш убитых животных, что торчали из травы, как темные курганы. Тут и там, вокруг туш суетились женщины, нарезающие мясо, укладывающие на волокуши и увозящие его в направлении стойбища.

— Мы с Кувигнакой должны заняться своей работой, — пояснил я.

— Я желаю тебе всего хорошего, раб, — сказала она.

— И тебе всего хорошего, рабыня, — ответил я, развернулся и пошел в сторону Кувигнаки, чтобы присоединиться к нему.

— Кэнка никогда не будет меня бить, — крикнула она мне вслед.

— Возможно, нет, — я не стал ее переубеждать, пусть, это сделает Кэнка.

— Давай, Виньела, — позвала Васнаподхи. — Готово мясо, для укладки на волокуши.

— Я уже иду, — отозвалась Виньела.

— О, какая здесь симпатичная девушка, — воскликнула Блокету, дочь Ватонки, вождя клана Исанна. — А почему она носит платье бледнолицей женщины?

— Возможно потому, что это — бледнолицая рабыня, — поддакнула Ивосо.

— Приветствую, Блокету. Приветствую, Ивосо, — с усмешкой поздоровался Кувигнака.

— Вы нарезали много мяса, — ревниво заметила Блокету, наблюдая за нами.

— Мы уже сделали четыре ходки назад в стойбище, — усмехнулся Кувигнака.

Я заметил, что и Блокету и Ивосо были весьма впечатлены этим.

— А сколько раз Вы съездили с мясом? — спросил Кувигнаку.

— Один раз, — вздохнув, ответила Блокету.

Я не был сильно удивлен. Мы отлично видели, как после обеда охотники один за другим, подъезжали к девушке, чтобы пообщаться с ней. Надо признать, что Блокету была красавицей, да еще и дочерью вождя.

— Ивосо работает слишком медленно, — попыталась оправдаться Блокету.

— И вовсе не медленно, — вспыхнула Ивосо.

— Кажется, Блокету, что это именно Ты ленишься и не торопишься, — заметил Кувигнака. — Это всем известно. Одеться покрасивее, встать в позу и улыбнуться охотнику. Тот сам сделает твою работу.

— Ах, так! — возмутилась Блокету, а Ивосо опустила голову, чтобы не было видно ее улыбку.

— Недостаточно быть просто красивой, — сказала Кувигнака.

— По крайней мере, Ты думаешь, что я красива, — несколько успокоившись, ответила Блокету.

— Этого недостаточно, — повторил Кувигнака. — Если бы Ты была моей женщиной, Ты бы работала, как следует. А если бы Ты начала лениться, то я бы просто тебя избил.

— Я полагаю, что Ты думаешь, что смог бы заставить меня работать.

— Да, — заявил Кувигнака. — Я бы принудил тебя работать, как следует, и вне вигвама, и внутри него, причем второе, даже еще лучше.

— Даже так! — задохнувшись от возмущения, сердито воскликнула Блокету.

— Да, можешь не сомневаться, — усмехнулся Кувигнака.

— Я — дочь вождя, — напомнила девушка.

— Ты — всего лишь женщина.

— Пойдем, Ивосо, моя дорогая служанка, — скомандовала Блокету, — мы уходим отсюда. Мы не можем оставаться здесь, и выслушивать лепет этой глупой девки в платье бледнолицей женщины.

— Из тебя могла бы получиться превосходная рабыня, Блокету, — заметил Кувигнака. — Было бы приятно завязать на твоем горле ошейник.

Ивосо взглянула за наши спины, и внезапно, ее глаза сверкнули. Она сразу же опустила голову. Я не сразу понял ее реакцию.

— О, о! — Блокету, безмолвно открывала рот, похоже, от гнева у нее пропал дар речи.

— Внимание, — предупредил я Кувигнаку. — Это — Хси.

Приближающийся к нам, сквозь высокую траву всадник, был молодым Солдатом Слином, сыном Махпиясапы, вождя Исбу.

— Вы подошли слишком близко к стаду, — заявил Хси.

Исходя из вибраций почвы, пыли и направления следов, я сомневался, что это было правдой.

— Я была оскорблена, Хси, — пожаловалась Блокету, молодому краснокожему, указывая на Кувигнаку. — Накажи его!

— Ее? — переспросил Хси.

— Ее! — быстро поправилась Блокету, возвращаясь к предписанному в племени обращению к Кувигнаке, как к женщине.

— И что она тебе сказала? — строго спросил Хси.

— Она сказала, что я ленивая и медлительная! — начала ябедничать Блокету.

— Так, что еще? — продолжил допрос Хси.

— И что он мог бы заставить меня хорошо работать в своем вигваме! — возмущалась девушка.

— Да-а-а, продолжай, — велел Хси.

— А еще, он заявил, что я могла бы стать превосходной рабыней, и что ему было бы приятно повязать мне ошейник!

Хси медленно и внимательно осмотрел Блокету. Она даже отпрянула и сжалась, смущенная его взглядом. Кажется, оценка Кувигнаки, точь-в-точь совпала с его собственной, только говорить этого он не собирался.

— Пожалуйста, Хси, — попросила она.

Насмотревшись на Блокету, парень обратил свое внимание на прекрасную Ивосо.

— Она не должна носить бриджи, — заметил он Блокету. — И, платье у нее слишком длинное. Подол должен быть короче, где-то посередине ее бедра.

— Она — только моя служанка, — возмутилась Блокету.

— Где ее ошейник? — спросил Хси.

— Я не надеваю ей его.

— Она больше не ребенок, — заявил Хси. — Она — уже взрослая женщина. Она достаточно взрослая, для одежды и ошейника рабыни. Она уже достаточно созрела, для мужчины.

Ивосо сердито смотрела себе под ноги.

— Женщина Желтых Ножей, — резко позвал Хси.

Она посмотрела на воина, с гневом в глазах.

— Это сделал воин Желтых Ножей, — сказал Хси, указывая на длинный, рваный шрам слева на своем подбородке.

— Хороший удар! — зло сказала Ивосо.

— Я убил его за это, — напомнил Хси, снова перенес свое внимание на Блокету.

— Накажи его! — приказала Блокету, указывая на Кувигнаку.

— Ее? — уточнил Хси.

— Ее! — исправилась дочь вождя.

— Я — воин, — усмехнулся Хси. — Я не вмешиваюсь в ссоры женщин.

— Ох! — сердито крикнула Блокету.

Я улыбнулся сам себе. Похоже, что Хси отлично справился с этим спором. Конечно, для него было бы ниже его достоинства, вмешаться в подобное дело. У него, как у Солдата Слина в данный момент исполнявшего обязанности по поддержанию порядка, в день охоты, хватало забот, намного более важных, чем отвлекаться на успокоение оскорбленного тщеславия какой-то женщины.

— Стадо слишком близко, — напомнил Хси. — Вы — все, должны покинуть это место.

Мы приготовились уходить.

— Отдельно, — приказал Хси.

От его команды, у меня волосы встали дыбом.

— Там, — указал Хси на юго-запад, — лежит туша убитого быка с расколотыми рогами, возрастом около тридцати зим.

— Но у него никуда негодные мясо и шкура, — озадаченно попыталась протестовать Блокету.

— Займись им, Блокету, — распорядился Хси.

— Да, Хси, — ответила она, и обе девушки, Блокету и Ивосо, развернули свою кайилу и направились прочь, оставляя за собой две линии от шестов волокуши. Я наблюдал, как трава вновь поднимается позади них. Через несколько минут для любого, даже опытного следопыта, замечающего каждый сломанный стебель, будет трудно определить, что они прошли этим путем.

— Там, — указал Хси, нам на юго-восток, — есть лощина, в которой лежит убитый бык, Гладкие Рога, возрастом не больше шести зим. Займитесь им.

— Да, Хси, — покорно сказал Кувигнака.

Гладкие Рога означает молодого, сильного быка. Его рога еще не сломись в боях, или от возраста. Гладкость рогов, кстати, вовсе не, просто, естественное явление. Быки полируют их сами, натирая их о наклоненные ветви и стволы деревьев. Иногда они могут даже прижимать их лапой вниз к земле в верхней части промоин и затем использовать вымытые твердые минералы в качестве абразива для обработки. Очевидно, эта обработка имеет двойное назначение — очистка и заточка рогов. Оба назначения полезны с точки зрения выживания вида, последний процесс особенно. Улучшая рога как оружие для нанесения колющих и режущих ударов, быки сами очищают стадо от слабых и больных особей, погибающих в результате боев. Таким образом, полировка быками своих рогов является инструментом естественного отбора, что в конечном итоге имеет последствия, благоприятные для выживания кайилиаука как вида.

— Ваши кайилы устанут, — предупредил Хси, и посоветовал: — Распрягите их из волокуш. Получше присматривайте за ними, а лучше стреножьте их поблизости от того, места, где будете работать.

— Да, — недовольно сказал Кувигнака.

— Теперь идите, — велел воин, указывая направление.

— Да, Хси, — ответил мой друг.

Когда молодой Солдат Слин отъехал подальше, я вытер пот со лба. Оказывается, я весь вспотел от нехороших предчувствий.

— Что все это значит? — спросил я в недоумении.

— Все это мясо на наших волокушах, должно быть разгружено, — пояснил Кувигнака. — Боюсь, оно может испортиться.

— Я не понимаю, — сказал я.

— Мы пойдем в лощину, — задумчиво сказал Кувигнака.

— Очень хорошо, — сказал я, и принялся освобождать волокуши от груза.

Глава 6 Что случилось в лощине

На лощину медленно спускались сумерки.

— Это будет наша пятая ходка с грузом мяса, — заметил я.

— О, да, — устало подтвердил Кувигнака.

— Подожди, — отвлекся я от работы и прислушался.

Кувигнака, тоже поднял голову. Мы были в длинной, узкой и довольно мелкой лощине. То место где мы работали, разделывая тушу Гладких Рогов, находилось в приблизительно двадцати футах от левого склона и в тридцати от правого. В этом месте оба склона были достаточно круты.

Я почувствовал дрожь почвы под ногами.

— Они идут сюда, — крикнул Кувигнака. Он стремительно наклонился к передним лапам своей кайилы, в данный момент связанным кожаными стреноживающими путами, почти такими же, как путы для рабынь. Парень быстро освободил лапы животного от петель веревки, и сделал то же самое с моей. Как и посоветовал Хси, мы не запрягали кайил в волокуши.

— Сколько их там может быть? — спросил я.

— Две, возможно три сотни, — прикинул Кувигнака, легко запрыгивая на мохнатую спину кайилы.

Я пока не мог ясно разобрать звук стада, явно решившего пройти по узкому коридору лощины покрытой грязью и валунами.

— Запрыгивай, — скомандовал Кувигнака. — Скорее.

Я грустно посмотрел на мясо, которое мы нарезали, погрузили, а теперь вынуждены были бросить.

Почти в это же самое время, внезапно, из-за излучины лощины, раскачиваясь и кренясь на повороте, почти цепляясь плечом за склон, вылетел трехрогий бык. Его ноги, казалось, почти вылетали из-под его массивного приблизительно двух с половиной тысяче фунтового или даже больше тела. С дикими, налитыми кровью глазами, пеной вокруг ноздрей и рта, фыркая и ревя, бык-кайилиаук устремился на меня.

Я еле успел отпрыгнуть в сторону, как он промчалась мимо. Мне показалось, что возможно, он задел меня своим лохматым боком. Моя кайила завизжала, когда я направил ее, прямо на крутой склон, пытаясь заставить ее выкарабкаться из ставшей ловушкой лощины. Но лапы моего животного соскользнули, мы свалились и покатились обратно.

Еще один разъяренный бык, с ревом и грохотом проскакал мимо меня.

Я мертвой хваткой вцепился в поводья кайилы. Лощина заполнилась пылью. Земля тряслась под нашими ногами. Грохот теперь стал громоподобным, отражающимся от склонов, заполняющим все пространство вокруг нас. Кайила Кувигнаки завизжала, встала на дыбы, но парень, беспощадным рывком поводьев, смог удержать ее на месте. Как только мое животное, перебирая лапами, смогло принять вертикальное положение, я вскочил ей на спину и направил вниз, к дну лощины. Стадо было уже в нескольких ярдах от нас с Кувигнакой. Животные, возглавлявшие стадо, толкаясь, и склонив к земле вооруженные трезубцами головы, рвались вперед, не разбирая дороги. Следом за вожаками, подобно мощному паводку, лощину затопляли, ревущие коровы.

Мы стояли по пояс в траве, приблизительно в ста ярдах от лощины. Я рукой поглаживал шею моей кайилы, пытаясь ее успокоить. Животное все еще дрожало от пережитого испуга. Темная масса животных, в панике, сметая все на своем пути, пронесшихся через лощину, сейчас удалилась больше, чем на пасанг от нас. Местами виднелись одинокие успокоившиеся коровы. Некоторые из них даже остановились, и опустив головы, лакомились травой.

— Давай вернемся в лощину, — предложил Кувигнака, запрыгивая на спину кайилы.

Не торопясь, как на прогулке, я последовал за моим другом, держа курс в направлении узкой лощины. Грунт на выходе был испещрен следами пронесшихся здесь животных. Многие отпечатки копыт достигали шести — семи дюймов глубиной.

— Вероятно, животных загнали в другой конец лощины и там удерживали, — предположил Кувигнака. — Когда их гнали, одного быка подстрелили, там, где мы его нашли.

— Это, возможно? — удивился я.

— Вполне, — подтвердил Кувигнака. — Иногда животные находят убежище в лощинах и оврагах, или забежав внутрь, скапливаются в дальнем конце, и могут прятаться там какое-то время, иногда до утра.

— Значит, это была ловушка, — сделал я логичный вывод.

— Не обязательно, — остудил меня Кувигнака. — Нам посоветовали распрячь кайил, стреножить их, а следовательно держать под рукой.

Я кивнул, признавая правоту своего краснокожего друга.

— Судя по всему, никто не планировал покушаться на нас, — решил Кувигнака.

Мы заставили наших кайил, спуститься в лощину по пологому откосу между двумя крутыми грязными склонами.

— Мясо пропало, — с сожалением констатировал факт Кувигнака через мгновение.

Я увидел куски мяса, повсюду валявшиеся в пыли. Все, что мы нарезали и погрузили, сейчас было разбросано, раздавлено, втоптано в грязь.

— Мы можем спасти часть этого, — предложил я, — если соберем все более или менее целое, то потом в стойбище отмоем.

— Оставь его мухам, — не поддержал меня Кувигнака.

— Волокуши, также, разрушены, — понял я.

— Да.

Шесты и перемычки валялись сломанные и расщепленные, шкура была пробита во многих местах, упряжь и ремни разорваны и разбросаны вокруг.

Я осмотрел поверхность дна лощины, покрытую следами множества животных, втоптанным мясом и остатками волокуш. А еще было много обломков костей туши быка, что мы разделывали. Сама туша, большая ее часть, была сдвинута на несколько футов и растоптана. Скорость и вес бегущего кайлиаука таковы, что он может уничтожить все на своем пути. Что уж говорить о мощи целого стада несущегося по узкому коридору.

Кувигнака спешился и принялся собирать ремни и веревки из сыромятной кожи, что остались от разрушенных волокуш. Их еще можно было использовать снова.

— Я тебе помогу, — сказал я, спешиваясь и присоединяясь к нему.

— Вон голова, — указала Кувигнака на голову животного, с которой мы успели снять шкуру, и срезать мясо.

— Да, я вижу.

— Когда мы закончим, надо будет вытащить ее из лощины на поверхность.

— Хорошо.

— Кто-то приближается, — встрепенулся я.

Мы посмотрели в сторону излучины лощины. Оттуда медленной, неспешной рысью, выехал одинокий всадник.

— Это — Хси, — присмотревшись, проговорил Кувигнака.

Хси остановил кайилу в нескольких ярдах от нас. Как и прежде, на нем был только бричклаут, мокасины и ожерелье из когтей слина на шее. У его бедра висел лук. Слева от него виднелся колчаном. Стрелы, извлеченные из тел животных застреленных им, уже были бы начисто протерты от крови. Лишь небольшие пятно на оперении некоторых стрел говорили о том, что охота была удачной.

— Хау, Кувигнака, — поприветствовал Хси.

— Хау, Хси, — ответил Кувигнака.

Хси осмотрел лощину.

— Вы потеряли мясо, — констатировал он.

— Да, — признал Кувигнака.

— Это не хорошо, — протянул Хси.

— Это так, — согласился юноша.

— И ваши волокуши, уничтожены, — заметил Хси.

— Да, — сказал Кувигнака.

— А ведь я предупреждал вас, что стадо слишком близко, — вдруг сказал Хси. — Я приказал Вам уходить отсюда.

Кувигнака был разъярен незаслуженным обвинением, но смолчал. Мы знали, что эти слова Хси, в какой-то мере, могли бы быть подтверждены Блокету и Ивосо.

— Но Вы не послушались меня, — продолжал Хси. — Вы сознательно решили не повиноваться хранителю охоты.

— Зачем Ты это сделал? — в гневе спросил Кувигнака.

— В результате Вы потеряли мясо, — закончил Хси.

— Это — Ты тот, кто уничтожил мясо! — закричал Кувигнака. — Ты уничтожил мясо!

Хси спокойно сидел на спине кайилы.

— Я мог бы убить вас обоих, — предупредил он, — но я не хочу этого делать.

Я не сомневался, но что Хси сказал правду. У нас был только один нож на двоих, да и то это был разделочный нож. Хси был верхом, и у него был лук.

Краснокожий, спокойно, подъехал к нам, остановил свою кайилу, и указав на голову кайилиаука приказал:

— Это должно быть поднято из лощины. Возьмите ее на поверхность.

— Я так и собирался сделать, — ответил Кувигнака.

Хси, не спеша, проехал мимо нас и направил кайилу к пологому выходу из лощины. Несколько камней скатились вниз по склону, потревоженные лапами его животного.

Мы закончили нашу работу. Смотанные ремни и веревки от волокуш, мы перебросили через свои плечи.

— Я должен покинуть Исбу, — с горечью сказала Кувигнака.

— Почему?

— Я — позорю своего брата, — объяснил мой друг.

— Эта голова очень тяжелая, — заметил я. — Если мы собираемся вытащить ее отсюда, то давай делать это сейчас.

— Да, — согласился со мной юноша.

Тогда, мы совместными усилиями вынесли голову из лощины и оттащили ее приблизительно на пятьдесят ярдов в сторону, оставив лежать на ровной поверхности.

— Зачем надо было сделать это? — поинтересовался я.

— Кайилиаук — благородное животное. Надо позволить солнцу сиять на его черепе.

— Ты знаешь, что мне показалось интересным? — спросил я.

— Что?

— Ваше решение по поводу головы. Совершенно очевидно, что и для тебя и для Хси было важно, чтобы голова должна быть поднята из лощины, что она должна быть помещена на ровной поверхности, под лучами солнца.

— Конечно, — удивленно сказал Кувигнака.

— В таком случае, разве Ты не видишь, что Вы — оба Кайилы. Ты не меньше Кайила, чем он. В конце концов, Вы оба из клана Исбу.

— Но только я — позор Исбу.

— Почему это?

— Я потерял мясо.

— Ты не терял мяса, — напомнил я. — Это Хси — тот, кто уничтожил мясо.

— Я знаю, что Ты прав, — грустно сказал Кувигнака. — Тем не менее, никто не поверит этому.

— Хси, конечно, известен в стойбище. Но Ты будешь удивлен, количеством тех, кто поверит тебе, а не ему, — постарался я успокоить моего юного друга.

— Возможно, Ты прав, — улыбнулся Кувигнака.

— Ты не должен беспокоиться. Ты должен гордиться.

— Почему это? — удивился Кувигнака.

— Ты доставил в стойбище четыре груженых мясом волокуши. Я сомневаюсь, что кто-либо смог сделал столько же.

— Это неплохой результат, не так ли? — улыбнулся Кувигнака.

— Это отличный результат, — заверил я.

— Но мужчины сильнее женщин. Они могут разделывать туши гораздо лучше и быстрее.

— Но мужчинам надо охотиться, — напомнил я.

— Да, это верно.

— И Ты, тоже мужчина.

— Да. Я — мужчина.

— Давай теперь садиться на кайил, — предложил я. — Пора возвращаться в стойбище.

— Ты знаешь, четыре ходки, это неплохо, — улыбнулся мой юный друг.

— Это превосходно, — заверил я его.

— Я готов отправиться в стойбище.

— Отлично.

Глава 7 Блокету и Ивосо наносят визит

— Он избил меня, — навзрыд ревела подбежавшая ко мне Виньела. — Он выпорол меня!

— Ты в присутствии свободного мужчины, — прикрикнул я, указывая на Кувигнаку.

Стремительно она упала на колени, прижавшись лбом к земле, и рассыпав в пыли свои рыжие распущенные волосы. Иногда ей было позволено заплести их в косу, но обычно, как и большинство других рабынь, неважно среди краснокожих, или на остальной части Гора, она ходила с распущенными волосами. Свободные женщины дикарей, обычно заплетают волосы в косы. Таким образом, отсутствие косы, обычно, является дополнительным отличием между рабынями и свободными женщинами. Впрочем, наиболее распространенное отличие, конечно, бросается в глаза сразу, это — цвет кожи, рабыни здесь почти всегда белые, а свободные неизменно должны быть краснокожими.

— Простите меня, Господин, — обратилась она к Кувигнаке.

— Хорошо, — улыбаясь, сказал тот.

Она выпрямилась, но осталась стоять перед нами на коленях.

— Он избил меня! — повторила девушка. Она была полностью раздета, за исключением ошейника Кэнки. Ее маленькие запястья были связаны впереди несколькими тугими петлями кожаного сыромятного шнура.

— Встать, — приказал я, — медленно повернись.

Она покорно выполнила команду.

— Теперь на колени, — велел я рабыне.

Она снова опустилась на колени.

— Да-а-а! — протянул я. — При виде такой картины остается немного сомнений в том, что тебя хорошенько выпороли.

— Это не смешно, — возмущенно сказала она.

— Очевидно, били с кайловым хлыстом, — предположил я.

— Да, — глотая слезы, подтвердила рабыня.

Некоторые следы ударов все еще были заметны на ее коже.

— Я думала, что я ему нравилась, — всхлипнула она.

— Ты все еще жива, — напомнил я.

— Он отобрал мою одежду, поставил на колени и привязал меня к столбу для порки! — пожаловалась она.

— Это весьма обычная процедура в стойбищах краснокожих для их бледнолицых рабынь. Кроме того, Ты же не хотела бы испачкать кровью свою одежды.

Она сердито посмотрела на меня.

— Во время порки, он перебросил твои волосы на грудь? — уточнил я.

— Да.

— Это также было сделано, для того чтобы не смягчать удары, доставшиеся твоей спине, — объяснил я.

— Несомненно, — вынуждена была согласиться Виньела.

— А кроме того, Кэнка не хотел, чтобы на твоих волосах осталась кровь.

— Конечно.

— Надеюсь, Ты не думаешь, что Ты — первая девушка, которую когда-либо выпороли?

— Нет.

— Очевидно, Ты не смогла выдержать порку на коленях, опустив голову, не так ли? Поэтому тебя и привязали к столбу, — объяснил я.

— Да, не смогла, — согласилась она. — Он сбил меня с колен почти первым ударом. Я начала кричать и крутиться. Наверное, я, доставила немало удовольствия женщинам краснокожих, что стояли вокруг и наблюдали за поркой.

— Они ненавидят белых рабынь, — пожал я плечами. — Он просто обожают наблюдать за их избиением.

— Когда я не могла больше кричать, он бросил меня там лежать.

— Значит, Ты получила свое наказание?

— Да, меня наказали.

— Как рабыню?

— Да, как рабыню.

Я улыбнулся. Это было очевидно первой настоящей поркой, которой подверглась прежняя мисс Миллисент Обри-Уэллс, прежняя дебютантка из Пенсильвании. Похоже, наказание получилось не только телесным, но также и моральным, теперь она чувствовала себя еще более униженной. Хлыст не только причинил ей боль, но и ужаснул и шокировал ее.

— Ты кажетесь оскорбленной, — усмехнулся я.

— Да.

— Почему?

— Я была выпорота.

— Тебе хотелось бы повторить этот опыт?

— Нет, — ужаснулась она. — Нет, только не это!

— Значит, опыт, оказался поучительным?

— Да.

— Ты поняла, за что была выпорота?

— Я плохо нарезала мясо, в степи, — признала она.

— Васнаподхи предупреждала тебя, — напомнил я. — Ты не приняла ее помощь. Ты никого не слушала.

Виньела сердито дернулась, стоя в пыли на коленях, и уставившись на свои крепко связанные запястья.

— Ты вызвала недовольство своего хозяина. Радуйся, что твое наказание не было более суровым, чем небольшая порка.

Виньела озадаченно посмотрела на меня, со слезах на глазах.

— Тебя, могли скормить слинам, — предупредил я.

Она задрожала, представив себе подобную перспективу.

— Ты забыла, что симпатичная Виньела, всего лишь рабыня?

— Он даже не отдал мне мою одежду, — пожаловалась она.

— Сейчас у краснокожих время праздников, — объяснил я рыжеволосой. — Уверен, что Ты видела немало белых рабынь, ходящих по стойбищу раздетыми.

— А еще он оставил меня связанной, — показала девушка свои стянутые запястья.

— Возможно, это небольшое дополнительное наказание, — усмехнулся я.

— Мне стыдно, — всхлипнула она. — Я хочу спрятаться. Пожалуйста, позвольте мне скрыться в вашем вигваме.

Я рассматривал ее.

— Выпоротая рабыня, — презрительно сказала Виньеле белая темноволосая женщина, в бесстыдно коротком платье, и ошейнике рабыни клана Висмахи.

— Ты можете войти в вигвам, — позволил я Виньеле.

— Спасибо, — прошептала она, и поползала внутрь. Кувигнака остался снаружи. Он расстелил на земле и прибил колышкам три шкуры кайилиауков, и одну за другой, чередуя свои усилия, начал скоблить их. В данный момент все стойбище было покрыто обрабатываемыми шкурами, частыми рядами стояли шесты с перекладинами, на которых были развешены пласты мяса кайилиаука. Это — обычное зрелище летнего стойбища краснокожих. Мясо оставляют на два или три дня на солнце хорошенько провялиться, этого будет достаточно для его консервации. Но на ночь мясо снимают и прячут, чтобы защитить его от ночной сырости.

В вигваме Виньела легла животом на одеяла, и заплакала, положив голову на связанные руки.

— Ты хочешь пережить еще одну порку? — спросил я у плачущей девушки.

— Нет, — сказала она сквозь слезы.

— Значит, Ты хочешь стать хорошей рабыней?

Она посмотрела на меня красным от слез глазами.

— Не стоит так расстраиваться, — постарался я успокоить ее. — Просто помни, что Ты — всего лишь рабыня.

— Кэнка ударил меня, — простонала она. — Он выпорол меня.

— И он сделал это превосходно, — заметил я.

— Да!

— Ты думала, что можно безнаказанно вызвать недовольство своего господина? — поинтересовался я.

Она посмотрела на меня снизу вверх.

— Я вижу, что Ты именно так и думала, — засмеялся я. — Зато, теперь Ты получила хороший урок.

— Я была избита! — снова заплакала рабыня.

— Твое чувство оскорбленного достоинства не подобает рабыне, — сказал я. — Я считаю, что тебе надо немедленно избавиться от него, чтобы в дальнейшем избежать долее суровых наказаний.

— Более суровых? — ужаснулась она.

— Куда более суровых, рабыня, — пригрозил я.

Она с трудом сглотнула.

— Замени чувство собственного достоинства, более тебе подходящим трепетом перед господином. Ты — всего лишь рабыня.

Я заметил, как задрожало на одеялах ее голое тело.

— Ты не можешь чувствовать себя оскорбленной, это — чувство, которое подобало бы свободной женщине, если, скажем, ее вдруг раздели и неоправданно избили, как если бы она была простой рабыней. Ты же — и есть просто рабыня, для которой наказания обычное дело, как и для любого другого находящегося в собственности домашнего животного, особенно, того которое вызвало хотя бы наименьшее недовольство владельца.

— Я могла бы также принадлежать любому другому, — с горечью в голосе сказала она.

— Это верно, но в данный момент Ты принадлежишь Кэнке.

— Да, — всхлипнула Виньела, опустив голову и плача. — Я принадлежу Кэнке. Мне так стыдно. Я была так унижена.

— Я понимаю, — я даже немного пожалел наказанную девушку.

Женщины краснокожих осмеивая и освистывая ее, отнюдь не облегчали испытание, выпавшее на долю прекрасной рабыни. Также, то, что данная рабыня была выпорота, по-видимому, за то, что ее хозяин не был ей полностью доволен, в некотором роде делает ее объектом презрения и насмешек для других невольниц. Обычно, нет места для любви, между соперничающими рабынями. Невольницы просто счастливы видеть, как избивают других девушек, тех, кого считают слишком гордыми, или тех, кого они не любят. А уж если секут любимую рабыню хозяина, так это — почти праздник в рабском бараке, особенно если после порки, она должна быть унижена до статуса обычной девки.

— Мне разрешено чувствовать стыд и унижение? — сердито спросила она.

— Конечно. Это — эмоции, которые позволены рабыням.

— Насколько щедры рабовладельцы, — съязвила Виньела.

— Конечно, ведь стыд и унижение, также как цепи и плети, могут быть полезными элементами наказания.

— Кто бы сомневался.

— Пристыженная, униженная рабыня, связанная и избитая, обычно быстрее схватывает уроки своего рабства.

— Я и не сомневаюсь относительно этого.

— А вот теперь, скажи мне правду. Во время порки, до того как тебя оставили одну, задыхающуюся от боли, что было для тебя наиболее постыдным, наиболее унизительным?

— Я должна отвечать? — спросила она.

— Непременно, — кивнул я.

— То, что в глубине души, я сознавала, что я заслужила наказание, что я полностью заслужил это.

— Поясни, — велел я.

— Я не послушалась Васнаподхи. Я была слишком гордой и тщеславной, а еще совершенно неумелой и глупой. Я скверно нарезала мясо, и тем вызвала недовольство своего господина.

— Я понял тебя.

— За все это, я оказалась раздетой, поставленной на колени и привязанной столбу для порки. Я должна была быть наказана при всех, и хлыст моего господина это исполнил на моей спине.

— Часто, рабынь наказывают в приватной обстановке. В таком случае, стыд и унижение играют меньшую роль.

Виньела с интересом посмотрела на меня.

— Чаще всего, — начал я поучать рабыню, — девушка просто боится плети, или по крайней мере опасается ее, и в надежде избежать близкого знакомства, ведет себя соответственно. Невольница отлично знает что, если она ведет себя определенным образом, она не почувствует плеть на своей коже, и если она будет вести себя по-другому, то она непременно с ней познакомится. Это почти как условный рефлекс. Наказание всегда рядом, где-то на заднем плане, и рабыня знает, что она неминуемо подвергнется этому, за малейшую провинность. Точно так же, она знает, что не смотря на ее самую искреннюю любовь, сама ее жизнь, в конечном счете, зависит от прихоти ее господина. Она в любой момент может быть брошена на съедение слинам, если он того пожелает.

— Настолько же мы являемся собственностью, — прошептала она.

— Иногда, девушки, некоторые девушки, которые не уверены в их рабстве, и его границах, проверяют своих владельцев.

— Ох? — удивилась она.

— Точно так же, как это сделала Ты.

— Я? — поразилась Виньела.

— И владельцы просто вынуждены браться за плеть. Красотка быстро убеждается относительно существования границ и ее статуса рабыни.

— Я? — переспросил девушка.

— Да, Ты.

— Вы хотите сказать, что я сама хотела быть связанной и выпоротой?

— Да, несомненно.

— Это абсурд, — заявила она.

Она перевернулась на спину, и забросила связанные запястья за голову. Ее светлое тело отлично смотрелось на темных одеялах.

— Ты не была уверена, что стала действительно рабыней Кэнки, — разъяснил я. — Тебе хотелось удостовериться.

Красотка сердито дернулась, но промолчала.

— Не бойся, Виньела. Ошейник, как Ты уже убедилась к настоящему времени, завязан на твоем горле совершенно справедливо.

Я по очереди рассматривал ее маленькие стопы, аккуратные лодыжки, милые икры, бедра, живот, груди, шею и плечи, горло, заключенное в ошейник Кэнки, профиль ее лица и прекрасные рыжие волосы, разбросанные позади нее на одеялах.

— Вы рассматриваете меня как рабыню, не так ли? — спросила девушка.

— Да, — согласился я.

— Я ненавижу мужчин.

Она быстро села на корточки, уперев свои связанные руки в одеяла.

— Нет, все не так. Ты ненавидишь себя, или что-то безобразное в себе самой, вероятно принесенное с Земли, из того больного мира, из которого тебя забрали.

Она упала на бок, лицом ко мне, вытянув ноги и держа руки перед собой.

— Я жалкая и несчастная рабыня, — проговорила она.

— Ты сбита с толку, — улыбнулся я. — Ты всего лишь хотела оказаться на своем месте.

— На МОЕМ месте?

— Да, на твоем месте, подтвердил я. — На твоем месте назначенном законом природы таким женщинам как Ты, у ног ее Господина.

Она ничего не смогла мне возразить.

— Но помни, что это — опасная игра, — предупредил я. — Я бы на твоем месте поостерегся устраивать такие игры с гореанами. Задумайся над тем, что Кэнка мог бы отдать тебя мальчишкам, в качестве мишени для их стрел, или натереть тебя кровью, причем твоей собственной и натравить на тебя слинов.

— Я собираюсь сбежать отсюда, — безразлично пробормотала Виньела.

Она встала на ноги, и сердито посмотрела на меня. Я отметил, что ее маленькие пятки утонули в одеялах.

— А вот этого, я бы тебе не советовал.

— Почему это? — прищурила она свои красивые глаза.

— Тебе здесь некуда бежать, — объяснил я.

Она сердито отошла к другой стене вигвама, и там повернулась ко мне лицом, держа связанные запястья прижатыми к животу. Она была прекрасна.

— Это верно, мне здесь некуда бежать — согласилась она, сверкая глазами от гнева, и посмотрев вниз, на свое левое бедро добавила. — К тому же мне выжгли клеймо, как животному.

— Ты и есть животное, — заверил я девушку.

— Да, я животное, — она повторила это с горечью в голосе.

— Встань на колени, — указал я на место на одеялах перед собой, где я сидел только что.

— Обопрись на пятки, — велел я, — колени расставь широко, насколько сможешь.

Она подчинилась.

— Расправь плечи. Выпяти грудь. Держи запястья на уровне талии.

Она выполняла мои команды быстро и покорно.

Я внимательно осмотрел ее. Она была не просто красива. Она была очень красива.

— Теперь это — моя реальность, не так ли? Реальность рабыни, в распоряжении мужчин.

— Да, — подтвердил я. — Это так.

— Могу я опустить руки или свести колени?

— Да, — разрешил я, и она мгновенно прикрылась.

— Я не думала, что Кэнка изобьет меня.

— Почему бы нет?

— Мне казалось, что я ему понравилась, — пояснила она.

Ее связанные запястья хорошо смотрелись покоясь на ее сжатых бедрах.

— Я подозревал, что он это сделает, и честно предупредил тебя.

— Он избил меня, — надулась девушка.

— Ты — рабыня, — напомнил я.

— Я думала, что я ему понравилась.

— Я полагаю, что так и есть. Во всяком случае, до сего момента, он смотрел на тебя с большой снисходительностью. По моему мнению, это было его ошибкой, и если я не ошибаюсь, теперь Ты обнаружишь, что эта снисходительность рассеялась как дым, теперь твоя жизнь в его вигваме будет совершенно другой.

— Другой? — испуганно, переспросила она.

— Я подозреваю, что отныне твоя жизнь будет наполнена дрессировкой, которая не оставит ни малейших сомнений относительно твоего рабства. Теперь тебя будут дрессировать непреклонно, педантично и строго. Если Ты вдруг отступишь от узкой линии поведения безукоризненной рабыни, то тебя ждет боль и унижение, плеть и кандалы.

Она смотрела на меня с ужасом.

— Короче говоря, Ты будешь жить такой жизнью, которую такие женщины, как Ты хотят и в которой нуждаются.

Она сердито опустила голову, дернула своими крепко связанными руками.

— Что Ты чувствуешь к Кэнке?

— Я ненавижу его! — крикнула она, подняв голову, и посмотрев на меня с гневом. — Он высек меня!

— Да, и он совершенно правильно сделал.

— Я ненавижу его!

— Ты же сама хотела, чтобы он избил тебя.

— Но я не думала, что он сделает это!

— Ты ошиблась.

— Да, — всхлипнула она. — Я ошиблась.

— Интересный, если не сказать болезненный эксперимент у тебя получился, не так ли, Виньела, — усмехнулся я.

— На самом беле, я не думала об этом как об эксперименте, по крайней мере, не осознанно, или не полностью осознанно.

— Но со стороны, это смотрится, именно как эксперимент, — заметил я.

— Возможно, — вынуждена была признать она.

— Я не думаю, что у тебя возникнет желание повторить это.

— Нет, — вздрогнула девушка, — только не это.

— И какой вывод Ты извлекла из своего небольшого эксперимента? — поинтересовался я.

— То, что я — действительно рабыня, — признала она.

— И все?

— То, что мой хозяин очень силен.

— Я не думаю, что с сего момента, тебе будут сходить с рук даже мелкие нарушения, — предупредил я.

— Я тоже так не думаю.

— Это должно быть очень пугающая ситуация, принадлежать сильному господину.

— Да, — согласилась она.

— Но ведь истинная рабыня, и не должна желать для себя иного пути.

— Нет, не должна, — сказала она, признавая мою правоту. — Это верно.

— Значит, теперь, Ты довольна, что эта, бескомпромиссная и безоговорочная власть, по которой Ты тосковала, будет применена к тебе? — жестко спросил я рабыню.

— Да, — она покорно опустила голову.

— Таким образом, Ты признаешь, что Ты — истинная рабыня Кэнки?

— Да, — признала она. — Но я боюсь что теперь, я уже никогда не понравлюсь ему, что возможно, я разгневала или оскорбила его.

— Но ведь Ты же ненавидишь его, — напомнил я. — Тогда какое это имеет значение?

— Ненавижу его? — воскликнула рыжеволосая. — Да я люблю его. Я люблю его, больше всего на свете!

— Но, кажется, он только что избил тебя.

— Я была неправильной рабыней. Конечно, я должна была быть наказана!

— Понятно, — улыбнулся я.

— Но мне страшно, что я больше ему не понравлюсь, — она заплакала.

— Почему это?

— Он был холоден со мной, — всхлипнула девушка.

— Вероятно, он был здорово рассержен, — предположил я.

— Вы думаете, что он может продать меня? — со страхом спросила она.

— Я не знаю, — не стал я утешать рабыню.

Девушка, рыдая, опустила голову. Она была только предметом собственности. Она могла быть передана другому владельцу так же легко, как пара мокасин или кайила.

— Я вызвала его недовольство, — глотая рыдания, проговорила она. — Насколько же нелепой и глупой я была.

— Кэнка знает, что Ты здесь? — спросил я.

— Да.

— Тебе что-то приказывали сообщить, придя сюда?

— Я должна была выговориться кому-то. Я пришла бы сюда в любом случае.

— Тебебыло велено что-то передать мне? — настаивал я.

— Да, — подтвердила она мои подозрения.

— Что именно?

— Он назначил мне дополнительное наказание, — объявила она, встав на колени, отперевшись ягодицами на пятки, выпрямив тело, расправив плечи, выпятив грудь вперед, втянув живот, и разведя широко колени, не прикрываясь больше связанными руками. — Господин.

Я не позволил ей изменить ее позу, чтобы она могла полностью понять свой новый статус.

— Я вижу, что твои руки связаны.

— Да.

— Я думал, что это было только небольшим дополнительным наказанием. Но я не предполагал, что за твой поступок, тебя послали в подчинение этому вигваму.

Она склонила голову.

— Ты ведь хотела поговорить, — напомнил я.

— Да, — шепотом ответила она.

— Это разрешено, — позволил я.

— Спасибо, — все так же тихо проговорила девушка, и добавила: — Господин.

— Хотеть поговорить разрешено, — усмехнулся я. — Но позволено ли будет тебе на самом деле говорить или нет, зависит от владельца.

— Да, Господин.

Я внимательно посмотрел на нее. Она вполне заслуживала называться настоящей красавицей.

— Господин, — позвала она.

— Что?

— Мне не просто приказали служить этому вигваму. Мне приказано служить Вам.

— Не Кувигнаке? — удивленно переспросил я.

— Нет, — мотнула она головой.

— Мне, лично, — уточнил я.

— Да, Господин.

— Ты знаешь, что означает, если голую и связанную женщину посылают, чтобы служить мужчине?

— Я не знакома с гореанскими традициями, — призналась Виньела.

— А разве смысл не очевиден?

— Полагаю, что женщину отдают в распоряжение мужчины, — предположила она, — в рабство.

— Логично, — согласился я.

— В таком случае, скажите, как Вы находите меня, стоящую перед вами на коленях, отданную вам в полное распоряжении, фактически в рабство.

— Интересной.

— Интересной? — удивилась она.

— Да.

— Почему?

— Ты — красивая девушка, рабыня высокопоставленного воина, даже не просто воина, а блотанхунка, военного вождя сообщества Всех Товарищей.

Она кивнула голову.

— Предположительно, твоя цена — пять шкур желтого кайилиаука, — сказал я. — Именно столько Грант предполагал получить за тебя в случае, если бы доставил тебя Махпиясапе.

Она отвела взгляд.

— Тогда, почему же Ты была послана сюда, в распоряжение того, кто, так же как Ты сама, является всего лишь рабом? — поинтересовался я ее мнением.

— Я наказана, — сказала она. — У меня есть еще приказы, которые я пока не передала Вам, — она посмотрела на меня, и попросила: — Накажите меня.

— Что это за приказы?

Она смотрела в пол.

— Говори, — приказал я.

— Я должна передать Вам, — заговорила она, собравшись духом. — Я должна продемонстрировать себя Вам, как положено рабыне. Я должна просить Вас пользоваться мной как владелец, в течение дня. Я должна служить Вам, ублажать, полностью, любым способом, по вашему желанию, я должна отдаваться вам, не отказывая ни в чем, с совершенством рабыни служащей своему господину.

— Но, я всего лишь раб, — я сделал вид, что изумлен.

— Да! — крикнула она, со слезами в глазах.

— Это — превосходное наказание, — не мог я не признать.

— Да, — несчастно сказала она, — оно превосходное!

— Теперь, Ты будешь рабыней раба, — усмехнулся я.

— Да, — сердито подтвердила Виньела.

— Кажется, тебя тревожит такая перспектива, — заметил я, наблюдая за реакцией наказанной рабыни.

— Я — рабыня, — воскликнула она. — Я — законная собственность свободных мужчин, а не рабов.

— Гордая рабыня, — засмеялся я.

— Кэнка хорошо знает, как унизить меня, — простонала она, и посмотрев на меня, добавила: — Начинайте меня наказывать.

— Доложи, как положено, — велел я.

Она посмотрела на меня, кипя от злости.

— Держи спину прямо, — добавил я.

— Я — Виньела, — начала она, — рабыня Кэнки, из клана Исбу, племени Кайила. По приказу моего владельца настоящим сообщаю, что передана Вам, в качестве рабыни. Я прошу Вас быть моим действующим владельцем, в течение этого дня.

— Превосходно, — оценил я доклад рабыни.

— Теперь в течение этого дня я ваша собственность. Делайте со мной, что пожелаете.

— Я сомневаюсь, что Кэнка действительно хочет, чтобы я это действительно делал, — предположил я. — Кроме того, мне кажется, что Ты уже достаточно наказана.

Она смотрела на меня, как громом пораженная.

— Дай сюда свои руки, — приказал я.

Она протянула мне свои запястья, и я, развязав их, намотал шнур на ее левое запястье, на манер браслета.

— Ложись здесь, — показал я на шкуру. — Отдыхай. Через некоторое время я отведу тебя к вигваму Кэнки.

— Разве Вы не хотите меня? — удивилась девушка.

— Видеть тебя означает хотеть, — уверил я ее.

— Вы можете делать со мной все что хотите, — напомнила она.

— Ты любишь Кэнку, и принадлежишь ему, — сказал я и укрывал ее меньшей, шкурой.

— Мне не холодно, — улыбнулась она, пытаясь отказаться.

— Я всего лишь человек. Не испытывай мою выдержку.

— Простите меня, Господин, — пробормотала девушка, и переполненная обилием испытаний выпавших на ее долю за сегодняшний день, быстро заснула.

Я полюбовался ее стройной, соблазнительной фигурой отчетливо прорисовывающейся под шкурой. Борясь с накатывающим желанием, я сжал кулаки, и вышел из вигвама.

Рядом с жилищем, на коленях стоял Кувигнака, и скоблил прибитую к земле шкуру.

— Где Виньела? — поинтересовался он, не останавливая работу.

— Внутри, спит, — буркнул я.

— Кажется, у нее сегодня был трудный день.

— Я уверен в этом, — рассмеялся я.

— Как она это перенесла?

— Не знаю. Я позволил ей лечь спать.

— Но мой брат послал ее сюда, чтобы служить тебе, она сказала об этом? — спросил Кувигнака, от удивления прервав свою работу.

— Да.

— Ты, конечно, отметил, что она раздета и связана.

— Можешь не сомневаться. Такие детали не миновали моего внимания.

— И Ты, несомненно, знаешь, что означает, когда женщину посылают служить мужчине, голую и связанную.

— У меня есть кое-какие идеи на этот счет, — признал я.

— И Ты позволяешь ее лечь спать?

— Да.

— Как Ты думаешь, зачем Кэнка послала ее к тебе?

— Я не уверен на сто процентов.

— Она только что была выпорота, — напомнил Кувигнака.

— Я помню.

— Разве для тебя не очевидно, что этот приказ предназначен ей в качестве дополнения к наказанию, что она, рабыня, должна будет служить тому, кто также как и она всего лишь раб, так же как своему господину?

— Возможно.

— Отличное унижение для рабыни, которое должно великолепно ей преподать ее ничтожество и никчемность.

— Возможно, — повторил я.

— И Ты не стал пользоваться ей.

— Нет.

— Получается, что Ты, не выполнил желание Кэнки, — заключил Кувигнака.

— Ты действительно думаешь, что он хотел бы, чтобы я ее использовал?

— Конечно, — воскликнул Кувигнака.

— Но она любит его.

— И какая тебе разница? — поинтересовался мой друг.

— А разве он не любит ее?

— Да, — ответил Кувигнака. — Но он хотел бы, чтобы вернувшись в его вигвам, его рабыня стала лучше.

— Я думаю, что она уже достаточно наказана.

— Смелое заявление для того, кто сам всего лишь раб, — улыбнулся Кувигнака.

— Возможно, — усмехался я.

— Кроме того, Ты нравишься Кэнке.

— Мне он тоже понравился.

— Он знает, что Ты — сильный мужчина, и что тебе нужна женщина.

Я пожал плечами.

— Ты носишь ошейник, — объяснил Кувигнака. — В стойбище это является для тебя препятствием. Ты не можешь даже тронуть нагую, бледнолицую рабыню без разрешения, не говоря уже, чтобы оторвать ее от работы, например очистки коже или шитья.

— Для этого есть Васнаподхи, — напомнил я.

— Но она часто находится в другом месте, ведь Грант, в интересах своего бизнеса, часто передает ее другим мужчинам, иногда больше, чем на день или два.

— Это верно, — признал я.

— Итак, почему Ты должен протестовать, если Кэнка, из дружеских соображений, в подходящей ситуации, на день, дарит тебе Виньелу? — поинтересовался Кувигнака.

— Я и не возражаю, — засмеялся я. — Просто, я думаю, что, по крайней мере, сегодня, она была достаточно наказана.

— Кажется, решение о наказании принимал Кэнка, а не Ты, — заметил Кувигнака.

— Несомненно, Ты прав. Он — ее владелец.

— И Ты позволяешь ей лечь поспать! — с издевкой сказал Кувигнака.

— Да, — развел я руками.

— Насколько же Ты мягкосердечный! — рассмеялся мой юный друг.

— Возможно, — усмехнулся я, прикинув, когда же последний раз кто-либо выдвигал против меня подобные обвинения.

Кувигнака вновь склонился над шкурой, яростно работая костным скребком.

— О чем Ты задумался? — вдруг спросил он.

— Интересно, что сейчас делает Васнаподхи.

Кувигнака рассмеялся.

— Скорее всего, она делает то же, что и я, очищает кожу.

— Не хочешь, чтобы я тебе помог? — поинтересовался я.

— Нет, — отказался Кувигнака. — Это — работа женщин.

Я засмеялся. Этот ответ, шутливый со стороны Кувигнаки, банален среди остальных краснокожих. Предложение мужчины помочь с женщине в ее работе почти всегда отвергается. У мужчины должны заниматься своим делом, а женщины своим. У разделения работы по половому признаку вполне оправдано и рационально. Как мне кажется, для мужчин лучше всего подходит быть воинами, а женщинам в таком раскладе отводится роль прекрасных и желанных призов для этих воинов. Уверен, что мужчины, с их силой, агрессивностью и ловкостью, лучше подходят для охоты, где надо преследовать быстрого, воинственного, вооруженного тремя рогами кайилиаука, чем слабые и нежные женщины. И уж конечно, женщины, с их терпением, вкусом, с их маленькими ловкими пальцами, гораздо более подойдут для напряженных и тонких работ, таких как вышивание бисером и шитье одежды. Точно так же естественно ожидать, что общие, обусловленные полом предрасположенности и склонности, оправданные с точки зрения мужской и женский природы людей, по-видимому, являются следствием генетических и гормональных различий. Эти различия проявляются в широком спектре работ, которые представители каждого пола имеют склонность выполнять наиболее эффективно и находят наиболее для себя подходящими.

Конечно, с биологической точки зрения некоторые работы, могут показаться, так сказать сексуально-нейтральными. Существуют ли такие работы, или нет, интересный вопрос. Такой работой, казалось бы, можно считать ту, в которой половая принадлежность человека, со всеми его сопутствующими физиологическими и психологическими последствиями, не важна. Может показаться, что сексуально-нейтральные работы, по крайней мере с точки зрения природы, не существуют. Однако, с целью доказательства от противного, мы предположим, что таковые все же существуют. Давайте предположим, например, что нарезание кожи для мокасинов — именно такая задача. Среди краснокожих эта работа, предположительно сексуально-нейтральная, всегда, или почти всегда, выполняется женщинами. Это привлекает внимание к интересному, с точки зрения антропологии, факту. Исполнения даже тех работ, которые могут показаться сексуально-нейтральными, работ у которых, кажется, нет очевидного биологического оттенка относительно пола, в различных культурах, все же имеют тенденцию быть разделенными по половому признаку. Интересно, что точно так же, исторически это обусловлено или нет, но эти культуры склоняются к тому, чтобы согласиться с подобным разделением труда. Например, почти во всех культурах, хотя есть и исключения, работа у ткацкого станка считается женской. Таким образом, ясно видно, что во многих культурах половые различия в отношении труда, так или иначе, четко разграничены.

Как бы там ни было, но размывание половых различий, с его сопутствующими вредными последствиями для сексуальных отношений и особенностей, снижением мужской активности и расстройством женских функций, не должно поощряться среди нормальных людей. Отказ и отрыв от природы, предательство и ниспровержение своего пола, как мне кажется, в долгосрочной перспективе, не являются наилучшим выходом для человеческой цивилизации. Таким образом, дискриминация по половому признаку, в некотором смысле, не недостаток, но надежда на поступательное развитие. Не стоит считать унисекс, чем-то само собой разумеющимся, поскольку такой аспект патологической культуры, может быть понятен и представлять интерес, только некоторым близоруким или странным организмам.

Я увидел обнаженную белую рабыню, идущую мимо нас. Чей-то бисерный ошейник был завязан на ее горле.

Мне не дали хлыст, украшенный бисером хлыст разрешения, который мог бы дать власть рабу мужчине рабыни над такими женщинами. Я присмотрелся к ней. Она была привлекательна, вот только даже прикоснуться к ней я не имел права.

— Что Ты собираешься делать? — поинтересовался Кувигнака.

— Пойду, поищу Васнаподхи, — признался я.

— Думаю, это не запрещено.

Я осмотрелся.

— Ты случайно не видел Гранта? — спросил я краснокожего юношу, полагая, что Васнаподхи должна быть где-нибудь неподалеку от него.

— Я видел его этим утром, — припомнил Кувигнака. — Он показался мне чем-то обеспокоенным.

— Почему?

— Не знаю, — Кувигнака пожал плечами.

— Я вижу Блокету и Ивосо поблизости, — предупредил я, заметив парочку во время беглого осмотра стойбища. — Кажется, что они прогуливаются.

— Конечно, чем им еще заниматься — заметил Кувигнака, продолжая обрабатывать шкуру.

— Как получилось, что Блокету так ненавидит тебя?

— Понятия не имею, — отозвался Кувигнака. — Когда-то мы были друзьями.

— Они идут сюда, — отметил я.

Кувигнака еще сильнее согнулся над шкурой. Казалось, что его движения наполнились плохо скрываемой злостью.

Само собой, для свободных женщин дразнить таких как Кувигнака, является обычным делом. Что касается Блокету, то кажется, что она получает от этого своеобразное извращенное удовольствие.

— Прошлой ночью мне приснилась Блокету, — признался Кувигнака.

— И что? — заинтересовался я.

— Во сне я надел на нее ошейник и владел ей.

— И когда она была раздета, Ты хорошенько отходил ее хлыстом, не так ли?

— Да, а затем я основательно ублажил себя ее телом.

— Отличный сон.

— Да, — согласился Кувигнака.

— О, Ивосо, — воскликнула Блокету, подходя поближе, — вот та, самая симпатичная девушка, что мы встретили в прерии, Ты помнишь, это та, что предпочитает платье бледнолицей женщины.

— Я помню, — отозвалась Ивосо.

— Она нарезала так много мяса, что даже шесты волокуш согнулись!

— Да, — подтвердила Ивосо, при этом как-то странно выглядывала из-за спины Блокету, как будто ожидала увидеть кого-то.

— Но она была такой непослушной девушкой, — притворно вздохнула Блокету. — Она не послушалась Солдата Слина, и потеряла все это мясо.

Ивосо рассмеялась.

— Как же ее имя? Кажется — Кувигнака, не так ли? — потешалась Блокету.

— Да, — поддакнула Ивосо.

— Ах, Кувигнака, тебе повезло, что Ты не женщина воина Кайилы. В таком случае, скорее всего, он бы сорвал это белое платье с твоего симпатичного маленького тела и хорошенько бы тебя отстегал. Таким образом, Ты могла бы извлечь урок, чтобы не потерять мясо снова.

— Это — он снова, — прошептала Ивосо Блокету, смотря за ее спину.

— Кто? — сердито вскрикнула Блокету, и обернулась.

Верхом на кайиле, в бричклауте, с заплетенными волосами, но без перьев, восседал Хси, собственной персоной, и свысока смотрел на двух пеших девушек.

— Вы нас преследуете? — поинтересовалась Блокету.

— Прошел слух, что мы можем заключить мир с Желтыми Ножами, — проговорил Хси.

— Я уже слышала об этом, — ответила Блокету.

— Они — наши враги, — заявил Хси, и злобно посмотрел на Ивосо.

— Если Ты хотел бы поухаживать за Ивосо, — бросила Блокету. — Ты можешь приехать к моему вигваму сегодня вечером и сидеть снаружи, со скрещенными ногами, играя на флейте любви. А я подумаю, стоит ли разрешать моей служанке покинуть вигвам.

— Ты еще не сняла с нее бриджи, не укоротила ей платье и не завязала ошейник на ее горле, — заметил Хси.

— Нет необходимости преследовать Ивосо подобно гончему слину, — сказала Блокету.

— Я слежу за ней, вовсе не ради того о чем Ты подумала, — усмехнулся Хси. — Если я захочу ее, то я просто приеду в твой вигвам, предложу за нее кайилу и принесу веревку.

— То, что Ты — Солдат Слин, еще не дает тебе права говорить так! — возмутилась девушка.

— Этим утром, Ватонка и Вы обе, покидали стойбище Исанны.

— Он шпионил за нами, — возмущенно сказала Ивосо.

— Судя по следам, Вы встречались с другими всадниками, — заявил Хси. — Что Вы делали?

— Ничего, — ответила Блокету.

— Кем были эти всадники? — продолжил допрос Хси.

— Ты же — опытный шпион, — усмехнулась Блокету. — Вот и скажи мне. Конечно, Ты же исследовал следы мокасинов на земле?

Обычно у разных племен, мокасины, немного отличаются, что приводит к небольшим различиям в оставляемых следах. Безусловно, чтобы эти различия заметить, след должен быть четкий, а глаз острый. Конечно, не трудно, отличить след ботинка белого от мокасинов краснокожего, которые являются основной обувью дикарей. Их носят даже зимой, с подкладкой из шерсти или сухой травы для теплоизоляции.

— Никто не спешивался, — объяснил Хси.

— Это были охотники Исанна, — сказала Блокету.

— Никакие охотничьи партии клана Исанна не покидали стойбище этим утром. — Таков был приказ самого Ватонки.

— Это были Висмахи, — поправилась Блокету.

— Скорее это были Желтые Ножи, — сказал Хси. — Их было трое.

— Ты не можешь знать это наверняка, — сердито заявила Блокету.

— Такой вывод, можно сделать исходя из того, что Вы взяли с собой рабыню из племени Желтых Ножей, — объяснил Хси, смотря на Ивосо, — она нужна была, чтобы разговаривать с ними.

— Рабыню! — возмущенно крикнула Ивосо.

— Да, рабыню.

Блокету осмотрелась вокруг, и тихо заговорила:

— Не стоит так громко кричать. Ты прав, Хси. Это были Желтые Ножи. И Ивосо очень помогла. В отличие от нас, она может говорить с ними, не только на Знаке. Они связались с Ватонкой, и они хотят заключить мир с Кайилами.

— Это замечательно, — воскликнул Кувигнака.

— Удели внимание своей работе, девушка, — приказал Хси Кувигнаке, — а не то я отправлю тебя заниматься шитьем.

Кувигнака, сердито, откинулась назад на пятки. Обычно для шитья, среди дикарей, клубок сделанного из сыромятной кожи шнура берется в рот, и постепенно вытягивается. Тепло и слюна делают шнур увлажненным и гибким. Оставшийся снаружи конец протаскивают через отверстия, пробитые в коже костяным или металлическим шилом. Влажный шнур, с которым к тому же легче работать, при высыхании сжимается и делает швы еще прочнее. С клубком кожаного шнура во рту, конечно, трудно разговаривать. Когда мужчина предлагает женщине, чтобы та занялась шитьем, то, достаточно ясно, понимает что для нее пришло время помолчать. Грубо говоря, ей просто приказали заткнуться.

— Ты не можешь знать этого, Хси, — сказала Блокету, — но Махпиясапа и другие вожди знают о встрече. По этому вопросу будет созван совет.

— Желтые Ножи — наши враги, — упрямо и злобно заявил Хси. — Никогда между нами не будет мира. Желтые Ножи действительно первыми связались с Ватонкой?

— Да, — ответила она.

— Мне в это с трудом верится, — сказал Хси.

— Почему? — удивилась Блокету.

— Я знаю Желтых Ножей, — усмехнулся Хси, и его рука потянулась к длинному шраму на его левой скуле. — Я встречался с ними, копье в копье, палица против, нож к ножу.

— Жизнь это несколько большее, чем собирание купов, — сказала Блокету.

— Вполне может быть и так, — буркнул Хси, рассматривая Ивосо, отчего девушка сразу опустила голову. Она была очень мила. Ее захватили у Желтых Ножей в возрасте двенадцати лет. Я подумал, что можно согласился с Хси. Ивосо уже достаточно созрела, чтобы стать настоящей рабыней мужчин.

— Не бойся, Хси, — засмеялась Блокету. — Их было всего трое, и сейчас время больших танцев.

Во время летних празднеств, и время больших танцев, войны и набеги в прериях обычно приостанавливаются. Это — время затишья и мира. Любое племя, во время собственного праздничного периода, естественно воздерживается от военных действий. Что интересно, враждебные племена, точно так же во время этого периода, возможно в силу неписаных законов, и того, что их собственные празднования уважаются, не нападают и не совершают набегов на них. Для племен краснокожих время летних празднеств, является тем временем года, когда они их жизнь и их земли находятся в безопасности. Это — очень счастливые времена, в целом, для всех племен. И все отлично знают, что можно не опасаться нападения.

Часто бывало, что военные отряды, глубоко проникая во вражеские земли, завидев высокие расписанные стены вигвама танцев, понимали, что пришли в разгар празднеств врага, незаметно покидали территорию. Подобные традиции не являются, чем-то исторически беспрецедентным. Например, в древней Греции во время определенных праздников, таких как Олимпийские Игры, объявлялся период перемирия, во время которого было общепринято, останавливать междоусобные войны соперничающих городов. Команды и болельщики воюющих городов могли спокойно путешествовать к и со стадионов, будучи в полной безопасности. Можно предположить и еще две дополнительные причины, препятствующие воинственности и агрессии во время летних празднеств. Во-первых, количество людей, сосредоточенных противником в одном месте, если можно так выразиться, резко уменьшает результативность нападения и повышает вероятность потерь. Небольшому отряду воинов не рекомендуется сталкиваться с целым народом. Во-вторых, это — предположительно, напавшего во время праздника ждет возмездие из мира духов.

— Я не доверяю Желтым Ножам, — заявил Хси.

— Тем не менее, с этим все в порядке, Хси, — сказала Блокету. — Если хочешь, можешь спросить своего отца, Махпиясапу.

Хси сердито пожал плечами.

— По этому вопросу должен быть созван совет, — повторила Блокету.

Мне показалось действительно вероятным, что если Желтые Ножи захотели заключить мирный договор, и если они связались с Ватонкой, или даже если бы это он связался с ними, то лучшего времени, чем время сбора кланов, время танцев и пиров, просто не найти. Кажется, именно сейчас было самое идеальное время для такого зондирования, начала контактов, и любых сопутствующих переговоров.

Ивосо посмотрела вверх. Хси все так же рассматривал ее. Конечно, такой пристальный осмотр был бы не подобающим, если бы она не была рабыней. Ивосо, снова, склонила голову.

— Ох, — беспечно рассмеялась Блокету, как будто желая сменить тему разговора, — я вижу, в действительность ты шпионил не за нами, вообще, Хси. Ты только симулировал это! А Ты — хитрый юноша! Ты нашел хорошее оправдание, чтобы последовать за Ивосо!

— Нет, — разозлился Хси, похоже, что подобное поддразнивание, не доставило ему удовольствия.

— Я знаю, что Ты считаешь Ивосо привлекательной, — смеялась Блокету. — Я видела, как Ты смотришь на нее.

— Она — всего лишь рабыня из племени Желтых ножей, — угрюмо сказал Хси.

— Она жила в нашем племени начиная с двенадцатилетнего возраста, — напомнила Блокету. — Она — уже больше Кайила, чем Желтый Нож.

— Нет. Она — Желтый Нож. В ней их кровь.

— Возможно, Ивосо, — обратилась Блокету к своей служанке, — я позволю Хси поухаживать за тобой.

— Нет, пожалуйста, не надо! — вскрикнула Ивосо.

Я видел, что она, действительно, боялась Хси до дрожи в коленях. В тот момент я не полностью понимал причину этого. Понимание пришло позже.

— Только я могу решать, действительно ли Ты должна принять его ухаживания, — Блокету поставила Ивосо на место.

— Нет, пожалуйста, — попросила Ивосо.

— Ты оспариваешь мое решение, девка? — спросила Блокету.

— Нет, — ответила Ивосо, несчастно.

— Она должна сказать это, стоя на коленях, и со склоненной головой, — напомнил Хси.

— Вы, мужчины хотели бы, чтобы мы все были вашими беспомощными рабынями, — сердито сказал Блокету.

Я заметил, как Кувигнака смотрел на Блокету. Мне показалось, что в уме, он уже раздел ее. Кажется, что он прикидывал, на что она могла бы быть похожей, если лишить ее высокого положения, сорвать драгоценности и наряд дочери вождя, бросить под ноги мужчине, надеть ошейник и заставить выполнять обязанности рабыни.

— Ты хотел бы Ивосо? — сердито спросила Блокету, повернувшись к Хси.

Краснокожий пожал плечами и презрительно ответил:

— Она Желтый Нож. Я не знаю, что она могла бы делать как рабыня.

— Но Ты хочешь ее? — не отставала Блокету.

— Возможно, она бы неплохо смотрелась голая, — предположил Хси.

— Ты говоришь о моей служанке, — возмутилась Блокету.

— На веревке и под плетью, — усмехаясь, добавил Хси.

— Блокету! — запротестовала Ивосо.

— Если Ты хочешь ее, — рассердилась Блокету, — то Ты должен ухаживать за ней должным образом.

— Я не ухаживаю за женщинами Желтых ножей. Я либо убиваю их, либо надеваю на них свой ошейник, — заявил Хси, понукнул свою кайилу, и та отвечая на его удар пяткам по бокам поскакала вдоль ряда вигвамов.

— Насколько высокомерен твой мужчина, — заметила Блокету.

— Не позволяйте ему ухаживать за мной, — попросила Ивосо.

— Я могла бы позволить ему ухаживать за тобой.

— Пожалуйста, не надо.

— Тогда, — улыбнулась Блокету. — Я могла бы позволить тебе отвергнуть его. Это было бы превосходным уроком для этого гордеца. Позволить отклонить его ухаживания, это значит публично его унизить. Это была бы хорошая шутка.

— Было бы лучше, если Вы не разрешите ему ухаживать за мной вообще, — сказала Ивосо.

— Почему? — удивилась Блокету.

— Предположите, что я отвергну его сватовство, и он рассердится. Да он просто схватит меня, свяжет и унесет.

— Он не посмеет, — беспечно отмахнулась Блокету.

— Но я — всего лишь рабыня, — напомнила Ивосо.

— Не бойся. Ты — моя служанка.

— Пожалуйста, не позволяйте ему ухаживать за мной, — снова попросила Ивосо.

— Я сделаю то, что я захочу, — рассердилась Блокету.

— Да, Блокету, — склонила голову Ивосо.

— Ты боишься его, не так ли? — спросила Блокету.

— Да, — призналась Ивосо. — Мне страшно, от одной мысли, что надо пойти в его вигвам.

— Интересно, — протянула Блокету.

— Вы свободны, и дочь вождя, — напомнила Ивосо. — Именно поэтому Вы не сможете понять мой страх. Но я — действительно, всего лишь рабыня.

— Рабыни так боятся? — поинтересовалась Блокету.

— Если бы Вы были рабыней, то Вы, также, знали бы такой страх, — сказала Ивосо.

— Возможно, — согласилась дочь вождя.

— Мы принадлежим, — горько прошептала Ивосо.

Мне показалось, что я заметил, как дочь вождя вздрогнула, на мгновение, самую малость, той дрожью, которая, могла быть вызвана страхом, но если я не ошибаюсь, еще и возбуждением и удовольствием, возможно от безнравственно ужасающей мысли представить себя рабыней, собственностью принадлежащей мужчине. Во всяком случае, я не думал, что прекрасная Блокету, если она бы она нашла себя действительно порабощенной, испытала бы трудность в понимании страха. Я был уверен, что она, как и любая другая рабыня, усвоит это чувство вполне легко. Это — качество, которое неотделимо от природы рабства. Рабыня полностью во власти владельца, в любом и каждом случае. Поэтому не удивительно, что она знает, что значит бояться.

— Если Вы разрешите Хси ухаживать за мной, пожалуйста, не заставляйте меня принимать его сватовство, — попросила Ивосо.

— Я сделаю так, как я захочу, — отрезала Блокету.

— Пожалуйста, не заставляйте меня принять его сватовство! — заплакала Ивосо.

— Посмотрим, в каком настроении я буду в то время, — надменно заявила дочь вождя.

— Пожалуйста! — взмолилась девушка.

— Будет зависеть, как я буду чувствовать в тот момент, — сказала Блокету, — будет ли Хси хорош или нет, и довольна ли я тобой. То что я сделаю, будет зависеть от подобных обстоятельств.

— Пожалуйста, — жалобно повторила Ивосо.

— Не раздражай меня, девка, — вскинулась Блокету, — а не то, я могу послать Вас ему на ночь, без одежды и связанной, а возможно и с хлыстом, привязанным к твоей шее, как если бы Ты была бледнолицей рабыней!

Ивосо замолчала немедленно.

— Так-то лучше, моя служанка, — улыбнулся Блокету. — Не забывай, что Ты все еще не имеешь значения.

Ивосо не ответила. Я не понял замечание Блокету об Ивосо, что та еще не имела значения. Если имело место то, о чем я догадался, то она может не волноваться по поводу Хси, или, других воинов Кайила.

— Действительно ли Ты покорна, моя девушка? — притворно любезно спросила Блокету у Ивосо.

— Да, Госпожа, — ответила Ивосо, низко склонив свою голову. Это был первый раз, когда я услышал, что Ивосо использовала это слово для Блокету. Для девушки весьма обычно обнаружить, что внутри ее бархатных пут присутствуют стальные цепи.

— Почему Ивосо должна иметь значение? — поинтересовался Кувигнака, становясь на колени рядом со шкурой, которую он обрабатывал. Это показалось мне резонным вопросом. Если смотреть с точки зрения гореан, Ивосо, несмотря на то, что была служанкой дочери вождя, оставалась всего лишь рабыней.

— Это не должно иметь значения для тебя, — отмахнулась Блокету.

— Я хотел бы знать, — настаивал Кувигнака. — Мне любопытно.

— Такие вопросы не касаются того, кто сам является всего лишь симпатичной молодой девушкой, — засмеялась Блокету.

— Я не рабыня, — напомнил Кувигнака, — которая обязана оставаться в неведение, не имеющая права задавать вопросы, не касающиеся процесса доставления удовольствия ее владельцу.

— Значит, Ты признаешь, что Ты — простая женщина.

— Нет.

— Послушайте это симпатичное молоденькое существо! — рассмеялась Блокету.

— Между прочим, я на два года, старше тебя, — заметил Кувигнака.

— Ты потерял мясо! — смеялась девушка.

— И все же скажи мне, — потребовал Кувигнака.

— Мне кажется, что стоит позвать мужчин, чтобы они помогли симпатичной Кувигнаке, заняться ее шитьем, — ехидно сказала дочь вождя.

— Это ведь имеет отношение к Желтым Ножам, не так ли? — зашел Кувигнака с другой стороны.

— Возможно, — улыбнулась Блокету.

Я видел, что девушка была очень тщеславна. Похоже, понял это и Кувигнака.

— Если Ивосо должна стать важной, тогда, несомненно, Ты будешь еще важнее, — польстил Кувигнака.

— Возможно.

— И если Ты будешь важной, тогда, конечно, и Ватонка, твой отец, станет еще более важным, — продолжал рассуждать якобы озадаченный юноша.

— Возможно, — сказала Блокету.

— Но кем надо стать, чтобы быть более важным, чем вождь Исанна? — уже действительно озадачился Кувигнака.

— Я могу говорить, Госпожа? — спросила Ивосо.

— Да, — разрешил Блокету.

— Если кто-то сможет принести мир нашими народами, Кайилам и Желтыми Ножам, — объяснила она, — то без сомненья, престиж этого человека, сделает его очень значимым.

— Это верно, — согласился Кувигнака.

— Выполнившему это, — продолжила Ивосо, — могут засчитать сто купов, это почти как стать верховным вождем всех Кайил.

— Это очень правильно, — кивнул головой Кувигнака, становясь на колени назад на землю, рядом с растянутой шкурой.

Блокету казался успокоенной. Я сделал вывод, что Ивосо, оказалась проницательной и достаточно умной молодой женщиной.

— Я надеюсь, оказать хотя бы небольшую помощь в этом деле, в достижении мира между нашими народами, — сказала Блокету.

— Ты — благородная девушка, — похвалил ее Кувигнака. — Я надеюсь, что тебя ждет успех.

— Спасибо, — поблагодарила Ивосо.

Что-то насторожило меня в этой беседе, и я никак не мог понять, что же именно.

Кувигнака взял свой костной скребок, и вновь вернулся к обработке шкуры.

— Госпожа, давайте возвратимся, к вигвамам Исанна, — предложила Ивосо, как мне показалось, девушка торопилась поскорее расстаться с нами.

— Но разве мы пришли сюда, чтобы не для того, чтобы погостить у этой симпатичной девушки? — удивилась Блокету. — Просто нам помешал Хси.

Ивосо не ответила.

— Пожалуй, мы побудем здесь еще намного, — решила Блокету.

Я видел, что она еще не удовлетворила, своего желания поиздеваться над Кувигнакой, только вот не мог понять, за что она так ненавидела парня.

— На меня не рассчитывайте, — отозвался Кувигнака, не отрываясь от работы.

— Она кажется очень прилежной, — заметила Блокету.

— Да, Госпожа, — согласилась Ивосо.

— Чем это Ты занимаешься, красотка? — издевательски поинтересовалась Блокету.

— Очищаю шкуру, — ответил Кувигнака. — Вероятно, Ты должны сейчас делать то же самое.

— Дерзкая девушка, — упрекнула Блокету.

— Я не собираюсь быть объектом насмешек, — предупредил Кувигнака.

— Ты очень знаменита. Все Кайилы знают о тебе. Даже Пыльноногие, с которыми мы торгуем, слышали о тебе.

Кувигнака раздраженно проворчал что-то себе под нос. Очень вероятно, что через торговые связи его история была широко известна в Прериях. Пыльноногие, ведут бойкую торговлю, с несколькими племенами, у которых, в свою очередь, есть деловые отношения с другими. Например, хотя Пыльноногие и Пересмешники — враги, как Кайилы и Пересмешники, Пыльноногие торгуют со Слинами, а у тех в свою очередь, процветает коммерция с Желтыми Ножами и Пересмешниками. Таким образом, косвенно, даже племена, враждебные к Кайилам, такие как Пересмешники и Желтые Ножи, вполне могли что-то слышать о Кувигнаке.

— Но скорее всего они не представляют, насколько Ты симпатичная и какая изумительная труженица, — продолжала она издеваться над Кувигнакой.

Что и говорить, мой друг действительно был очень работящим парнем. Я бы даже сказал, что он был одним из самых лучших работников в стойбище.

— Конечно, очень плохо, что Ты потерял все мясо. Но это ничего, такие вещи случаются.

Кувигнака не стал отвечать на ее издевки.

— Несомненно, Ты не позволишь такому случиться снова, — вздохнула она.

Кувигнака по-прежнему не отвечал.

— В общем, я думаю, что Ты была бы очень полезной девушкой в вигваме мужчины. Если Ты не будешь осмотрителен, то молодые люди могут приехать, поухаживать за тобой.

Кувигнака упорно делал свое дело, но было видно, что он не на шутку рассердился. Он молчал. Я даже испугался, как бы он не прорезал шкуру.

— А Ты умеешь готовить и шить? — спросила Блокету.

— Я могу приготовить пищу, — ответил Кувигнака. — Но в шитье от меня мало толку.

— О, молодые люди не будут возражать, — воскликнула Блокету. — Ты же настолько привлекательна!

— Возможно, Ты права, — усмехнулся Кувигнака. — Но Ты-то с этим справляешься не очень хорошо, как мне кажется.

— Давайте уйдем, Госпожа, — вновь попросила Ивосо.

— Помалкивай! — одернула ее Блокету.

— Да, Госпожа.

— Что Ты хочешь этим сказать? — удивилась Блокету.

— Среди Кайил всем известно, что Ты не слишком хороша, чтобы взять тебя в жены, — объяснил Кувигнака, встав на колени, откладывая костяной скребок и смотря на Блокету.

— Что? — возмутилась Блокету, отпрянув, поскольку, будучи, в конечном счете, только женщиной, она неожиданно, стала объектом вызывающего и откровенно пристального взгляда.

— Да, это так, — подтвердил Кувигнака.

— Молодым людям, так не кажется, — заявила Блокету, надменно вскинув голову.

— Это потому, что Ты — дочь вождя.

— Нет, Это — потому что я красива.

— Кто сказал тебе эту чушь?

— Многие мужчины.

— Наверное, снаружи было темно, — предположил Кувигнака.

— Нет!

— Они говорят так, потому что Ты — дочь вождя.

— Нет! — взвилась Блокету.

— Они просто хотят получить кайилу от Ватонки, — усмехнулся Кувигнака.

— Нет! — отрицала подобную возможность Блокету.

Кувигнака пожал плечами. Моему другу удалось повернуть дело так, что красотка вынуждена была уйти в оборону. Я улыбнулся, поскольку видел, что в столь простой пикировке, Кувигнака интеллектуально превзошел свою оппонентку.

— Мне все говорят, что я красива, — сердито сказала Блокету.

— А я когда-либо говорил тебе это? — спросил Кувигнака.

— В некотором смысле, — осторожно напомнила Блокету. — В прерии Ты сказал мне, что недостаточно быть просто красивой.

— Да? — протянул Кувигнака.

— Да! — победно посмотрела на него дочь вождя.

— Хорошо, это может быть верно. Это возможно. Но может случиться так, что недостаточно быть просто красивой, по крайней мере, среди Кайил, где хватает работы, которая должна быть выполнена.

— Таким образом, — торжествовала она. — Ты считаешь, что я красива!

— Когда я говорил, что недостаточно быть просто красивой, я упоминал, что имею в виду тебя? — спросил Кувигнака.

— Нет, — ответила она, немного, задумавшись.

— Ну, возможно, я говорил не о тебе.

— Как! — сердито крикнула девушка.

— Я высказался о женщинах вообще.

— Как по-твоему, я красива? — прямо спросила она.

Кувигнака посмотрел на нее с того места, где сидел.

— Как по-твоему, я красива? — повторила девушка свой вопрос.

— Возможно, — ответил он.

— Возможно? — возмутилась Блокету.

Тогда Кувигнака поднялся на ноги, подошел и встал перед Блокету. Он посмотрел на нее сверху вниз. Ростом он был на голову, выше девушки. Она вынуждена была немного отстраниться под его пристальным взглядом.

— Да, Блокету, — заключил он. — Ты красива.

— Вот теперь Ты говоришь правду! — довольно сказала Блокету.

— Я и дальше буду говорить абсолютную правду, — заверил ее юноша. — Ты красива как свободная женщина, и Ты была бы еще красивее в качестве рабыни, раздетая и стоящая передо мной на коленях, в моем ошейнике, последи моего вигвама, ожидая моей команды.

— Я — дочь вождя! — крикнула она.

— Дочь вождя тоже хорошо смотрится, ползя на животе с хлыстом в зубах, — заметил Кувигнака.

— Берегись! — предупредила Блокету.

— Тебе повезло, что Ты — Кайила, — сказал он. — Иначе, я мог бы, встав на тропу войны, захватить тебя, и доставить к моему вигваму как голую рабыню.

— О-о-о! — возмущенно закричала оскорбленная девушка.

— Я желаю тебя, Блокету, — заявил Кувигнака. — Я дико желаю тебя так, как мужчина может желать женщину, которая оказалась у его ног, как желают находящуюся в собственности рабыню.

Девушка повернулась и побежала прочь. Она была напугана. Никогда, до сего момента, она не предполагала, что могла стать объектом такой страсти.

Ивосо, ее служанка, тут же бросилась следом за своей хозяйкой.

Кувигнака стоял, выпрямив спину, смотря вслед убегающим девушкам.

— Они симпатичны, не так ли? — спросил он моего мнения.

— Да, — согласился я.

— Как Ты думаешь, из них получились бы хорошие рабыни?

— Несомненно, — отозвался я.

— Кто из них, на твой взгляд, красивее, Ивосо или Блокету? — поинтересовался Кувигнака.

— Блокету, — отдал я предпочтение дочери вождя.

— Мне тоже так показалось, — улыбнулся мой друг.

— Меня немного беспокоит часть твоей беседы с Блокету и Ивосо, — заметил я, — особенно, что касается расширения полномочий Ватонки.

Кувигнака усмехнулся и сказал:

— Я боюсь, что Блокету и Ивосо не были полностью искренны с нами относительно этого.

— Как это?

— Кажется, что они попытались заставить нас полагать, что возвышение Ватонки касалось в значительной степени одного только престижа.

— А разве это было бы не так?

— Что и говорить, престиж был бы большой, — улыбнулся Кувигнака, — но, несомненно, также было бы множество даров, многие кайилы перейдут к новому владельцу.

— Кажется, теперь начинаю понимать.

— Ватонка уже — самый богатый всех Кайил, — объяснил Кувигнака. — Если он достигнет успеха в заключении этого мира, будем надеяться, что у него получится, можешь не сомневаться, много кайил, возможно даже тысяча, будут преподнесены в подарок и от Желтых Ножей и от самих Кайил.

— Понимаю.

— Над его табуном небо будет темным от пересмешников, — заметил Кувигнака.

Я улыбнулся, понимая его. Местоположение многочисленных табунов кайил часто вычисляется по присутствию кружащихся над ними пересмешников. Птицы следуют за гуртами, чтобы питаться насекомыми, поднятыми из травы, лапами животных.

— Таким образом, значимость Блокету — дочери такого мужчины сильно возрастет, будучи, и даже Ивосо, всего лишь рабыня, стала бы важной птицей, будучи служанкой при столь богатом семействе, — сказала Кувигнака.

Я засмеялся и добавил:

— Легко понять, почему Блокету и Ивосо, колебались раскрывать этот аспект вопроса, зная о пользе для них самих.

— Особенно, — улыбнулся Кувигнака, — учитывая, что в настоящее время эти вопросы, пока остаются предварительными и сомнительными, — заметил мой друг.

— Вы думаешь, что мир между племенами Желтых Ножей и Кайил достижим? — спросил я.

— Я не знаю, — Кувигнака пожал плечами. — Я на это надеюсь.

— Смотри, какая симпатичная рабыня, — указал я.

— Да, — признал Кувигнака.

Раздетая девушка с белокурыми волосами и в ошейнике, внимательно посмотрела на меня, с презрением дернула головой и прошла мимо. Она была собственностью краснокожего господина.

— Я помню ее, — сказал я.

— Да, она вошла с процессией Исанна, — добавил Кувигнака. — Мы видели ее тогда.

Она была частью демонстрации трофеев Исанны, безделушкой привязанной посреди их блестящего шествия. Она была у чьего-то стремени, голая, с руками связанными за спиной, и хлыстом подвешенным на ее шее.

— А она через чур высокомерна, — заметил Кувигнака.

— Да уж, — согласился я.

Я припомнил, что и в тот раз она посмотрела на меня с презрением. Она принадлежала краснокожему рабовладельцу, а я был только бледнолицым рабом.

— Вероятно, ее держат в одном из рабских стад Исанны, — предположил Кувингака.

Я кивнул. Такие стада, состоящие из, как правило, сорока — пятидесяти раздетых белых женщин, обычно держат на расстоянии около одного пасанга от стойбища вместе с табунами кайил. Женщины Исанна, в большинстве своем, возражают против содержания этих животных, в личных вигвамах.

Перед наступлением зимы такие стада обычно распродаются. Тех девушек, которые не были проданы, одевают и переводят в жилища. Обычно их держат в вигвамах воинских сообществ, но могут отдать и в личные домики. Некоторые содержатся вспециальных рабских вигвамах под наблюдением воина, который, в течение всего срока выступает как их владелец. Кому-то, к их ужасу, достается доля оказаться в услужении у краснокожей женщины. Обычно, после дня или двух подобного служения, они, стоя на коленях, умоляют снова бросить их к ногам мужчин. Летом большинство этих девушек, и других свежезахваченных, снова собирают в стада, и пасут рядом с кайилами. Исанна — по величине только третий клан Кайила. Однако, бесспорно, самый богатый. Его богатство, выраженное например, в табунах кайил и в стадах бледнолицых женщин, известно, далеко за пределами их земель. Мальчишки, с лассо и кнутами, пасут этих женщин наравне с кайилами. И конечно, они могут забирать из стада любых понравившихся женщин и использовать их по своему усмотрению.

— Что до меня, то я бы предпочел держать рабынь в своем собственном вигваме, — заявил Кувигнака.

— Думаю, слишком многие из Исанна, не отказались бы поступить также, — предположил я.

— Они слишком надменны и тщеславны. На самом деле им не нужно так много женщин.

— Поэтому они и распродают свои стада ближе к зиме, — заметил я.

— Но только для того, чтобы по весне увеличить их снова, — усмехнулся он.

— Стада бледнолицых женщин собранные кланом Исанна, больше чем у других кланов, или даже племен, — сказал я. — Вот мне интересно, как к этому относятся женщины Исанна.

— Да, — улыбнулся Кувигнака. — Они не желают их видеть в вигвамах.

— Это ожидаемо.

— Но в таких делах мужчины должны быть оставаться хозяевами положения.

— Это верно.

— Известно, что женщины Исанны недостаточно воспитаны, — сказала Кувигнака.

— Например, Блокету недостаточно воспитана? — спросил я, хитро поглядывая на моего друга.

— Да, Блокету недостаточно воспитана. Блокету нуждается в воспитание, в суровой дрессировке.

— Было бы приятно руководить ее воспитанием.

— Да, — мрачно сказал Кувигнака.

Я улыбнулся. К счастью для прекрасной Блокету, она занимала достаточно высокое положение среди Кайил. Будь она женщиной другого племени, попавшей в руки Кувигнаки, то можно не сомневаться, что она была бы воспитана хорошо и быстро.

Я посмотрел вслед удаляющейся блондинке. Она неплохо двигалась.

— А Ты разогрелся, — улыбнулся Кувигнака.

Я не ответил. Что и говорить, я действительно был возбужден.

— Виньела спит рядом в вигваме, — напомнил Кувигнака. — Почему бы тебе не разбудить ее ударом плети, и не использовать ее, чтобы снять напряжение? Она — всего лишь рабыня, которую послали тебе для воспитания.

— Нет, — отказался я от столь заманчивого предложения.

— Нельзя быть слишком мягким с рабынями, — поучительно сказал Кувигнака.

— Я знаю.

— Это — желание Кэнки. Она здесь для того, чтобы Ты мог пользоваться ею так, как пожелаешь.

— Ты так думаешь?

— Конечно. Не забывай, что он — краснокожий. Наши культуры отличаются.

Я пожал плечами.

— Он хотел бы, чтобы она вернулась в его вигвам лучшей рабыней, чем была, когда ее послали к тебе, — объяснил Кувигнака.

— Возможно, — согласился я.

— Разбуди ее ударом плети, — вновь предложил Кувигнака. — Объясни ей, отбросив милосердие, ее обязанности. Дай ей понять, что именно мужчины — ее хозяева.

— Пожалуй, я позволю ей поспать, — улыбнулся я.

— Как хочешь, — Кувигнака пожал плечами.

— Я думаю, что для одного дня она пострадала достаточно, — решил я.

— Как пожелаешь.

— Но, я думаю, что стоит пойти повидаться с Грантом.

— Собираешься разыскать Васнаподхи, — засмеялся Кувигнака.

— Возможно, — не стал я спорить.

— Бедная Васнаподхи! — притворно вздохнул юноша.

Глава 8 Я покидаю вигвам Гранта

— Мне жаль, — развел руками Грант. — Но Васнаподхи здесь нет. Я отправил ее собирать ягоды. Даже не знаю, когда она вернется. А вернувшись, она должна помочь другим женщинам.

— Эх, — только и смог сказать я, разочарованно.

— Если бы я знал, что Ты захочешь девку, я бы скорее всего, оставил ее для тебя здесь около стены вигвама, голой и связанной по рукам и ногам.

— Да ладно. Все в порядке, — сказал я собираясь уходить.

— Ты сделал ошибку с Виньелой, — остановил он меня.

— О?

— Ее послали к тебе, чтобы наказать, — объяснил он. — Ты должен был именно так и сделать.

— Ты тоже так думаешь?

— Я достаточно хорошо изучил краснокожих, чтобы сказать — Да.

— Я не сделал этого, — признался я.

Действительно, я позволил ей отдохнуть, даже уложил спать.

— Это было ошибкой, — предупредил Грант.

— Возможно.

Мы говорили внутри вигвама Гранта. Это жилище было предоставлено в его распоряжение его другом, Махпиясапой, гражданским вождем клана Исбу племени Кайила.

— Сегодня я говорил с Кувигнакой, — сказал я. — Он сказал мне, что Ты казался чем-то обеспокоенным.

— Правда?

— Да.

Грант всегда носил широкополую шляпу, по крайней мере, все то время, что я был с ним знаком. Что интересно, он носил ее даже внутри вигвама. Я никогда не видел его без головного убора.

— Что-то пошло не так?

— Я не думаю так.

— А в чем же тогда дело? — заинтересовался я.

— Ты слышал, появились слухи? О Желтых Ножах? О том, что они собираются прислать делегацию прямо в стойбище?

— Я слышал это прямо сегодня, — ответил я, — о возможности заключения мира с Желтыми Ножами. Однако, я не понял, если бы подобное происходило, то их делегация должна была бы приветствоваться в стойбище.

— Да.

— Насколько я понял, в переговорах наметился определенный прогресс. Кажется, что имеется реальная возможность для заключения мира, — заметил я.

— Мне это не нравится, — проворчал Грант.

— Почему? — удивился я. — Ты же не можешь не приветствовать перспективу мира.

— Я не доверяю Желтым Ножам.

— Почему?

— У меня никогда не было хороших отношений с Желтыми Ножами, — пояснил он.

Я улыбнулся. Грант делил племена краснокожих на тех, с кем у него были хорошие отношения, и тех, с кем у него отношения не сложились. Он вел дела, например, с Пыльноногими, Кайилами и Пересмешниками. А вот, с Желтыми Ножами он не связывался. Грант натянул свою шляпу глубже на голову, этот его жест, означал, что очевидно серьезно задумался.

— Они в чем-то хуже, чем Кайила, Кайилиаук или Пересмешник? — спросил я.

— Я так не думаю, — признал Грант.

— В случае мира, могут появиться новые возможности для торговли, — заметил я.

— Пусть кто-нибудь другой использует эти возможности, — Грант был явно раздражен.

— Кажется, Ты не ни испытываешь нежных чувств к племени Желтых Ножей, — сделал я вывод.

— Нет, — признался Грант.

— Они ненавидят тебя?

— Я предположил бы, что нет.

— Выглядит так, что это тебе они не нравятся.

— Мне?

— Да, тебе.

— Возможно, — согласился он.

— Почему? — поинтересовался я.

— Неважно, — проворчал Грант. — Это не важно.

Я встал и сказал:

— День уже клонится к закату. Мне пора будить Виньелу, надо вернуть ее в вигвам Кэнки.

— Желаю тебе всего хорошего, — попрощался Грант.

— И тебе всего хорошего, — ответил я, и покинул вигвам торговца.

Глава 9 Что произошло в вигваме Кувигнаки

Я аккуратно тронул рукой маленькое мягкое плечо девушки, торчащее из-под укрывавшей ее шкуры, и дважды, аккуратно, тряхнул ее.

— Нет, — прошептала она сквозь сон, — нет. Еще не время, чтобы собираться в офис.

— Просыпайся, — позвал я.

Она открыла глаза, осмотрелась вокруг, и приглушенно засмеялась, лежа под шкурой.

— Я проснулась, голая, в ошейнике, на далекой планете, — проговорила она. — Нет, для меня сейчас точно не время, чтобы собираться в офис.

— Нет, — подтвердил я.

Тогда она перекатилась на живот и потянулась, не вылезая из-под своего мехового одеяла. Движения ее тела под шкурой выглядели возбуждающе.

— То скрытое рабство осталось позади, — сказал я. — Теперь природа твоего рабства стала более открытой.

— Да, — согласилась она.

Я сдернул с нее меховое одеяло, и бросил его обратно. Так можно поступать с рабыней. Изгибы ее тела, на мгновение мелькнувшие перед моими глазами были бесподобны.

Снаружи доносились звуки стойбища. Где-то слышался крик избиваемой женщины. Скорее всего, кто-то наказывал свою белую рабыню.

Я смотрел на Виньелу, лежащую передо мной на животе, на темных покрывалах.

Я мгновенно вспотел, мои кулаки, сжимавшие край шкуру, потянули ее ко мне, обнажая спину девушки до середины.

— Я могу быть открыта, — проговорила она. — Я — рабыня.

Я промолчал, из последних сил пытаясь удержать контроль над собой.

Она повернулась на бок и приподнялась, опираясь на локоть, из-за чего одеяло собралось к талии.

— Спасибо за то, что позволили мне поспать, — поблагодарила она. — Вы были очень добры ко мне.

— Это был пустяк, — прохрипел я.

— Я хотела бы поблагодарить Вас, — сказала она, потянулась своими губами к моим, но я отстранил ее от себя за плечи.

— Что-то не так? — удивилась девушка.

— Поцелуй рабыни может стать всего лишь прелюдией к ее изнасилованию, — объяснил я.

— О-о-о, — протянула она, улыбаясь, и отпрянув, перевернулась с бока на спину, и натянула одеяло по самую шею.

— Вставай быстрее, — велел я. — Подходит время возвратить тебя в вигвам Кэнки.

— А если я задержусь, Вы выпорете меня хлыстом? — спросила девушка.

— Я думаю, что если Ты будешь излишне тянуть с подъемом, то обязательно, — предупредил я.

— Вы могли бы сделать это, не так ли?

— Да, не сомневайся.

— Конечно, ведь я — всего лишь рабыня.

— Конечно.

— Иногда мне кажется странным, думать о самой себе как об объекте порки.

— В этом нет ничего странного, — усмехнулся я. — Ведь Ты — рабыня.

— Это верно, — вздохнула она, и вдруг добавила: — Господин.

— Да.

Меня, на мгновение удивило ее обращение ко мне «Господин», но я вспомнил, что ее отдали мне на этот день. Действительно, в течение этого дня, или как мне кажется, пока я не захочу по какой-либо причине вернуть ее в вигвам Кэнки, она являлась моей собственной рабыней для всех возможных практических целей.

— Вы обращались со мной с большой нежностью и добротой, — сказала она.

Я пожал плечами.

— Я мало знаю о рабстве, и для меня в новинку это состояние, но исходя из вашего отношения, могу я предположить, что и к рабыне может быть проявлена нежность и доброта? — с надеждой в голосе спросила меня Виньела.

— Конечно, к рабыне могут относиться с нежностью и добротой. Не разрешено, однако, ни в малейшей степени ставить под угрозу железную дисциплину, под которой она содержится.

— Это я уже поняла.

Я пристально посмотрел на нее.

— Я сама хочу находиться под железной дисциплиной, — прошептала она.

— Я знаю, — сказал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на эту рабыню, ведь довольно трудно было забыть, что под меховым одеялом она была абсолютно нага.

— Рабовладельцы когда-нибудь любят своих рабынь? — с надеждой спросила девушка.

— Часто, — успокоил я ее.

Действительно, из всех женщин легче всего любить именно рабыню. Конечно, ведь она является самой естественной всех женщин, просто созданной для того, чтобы любить. Рабыни находятся в равновесии с природой, особенно с такими понятиями как господство и подчинение. Для мужчины рабыня — это сбывшаяся мечта. Понятно, что свободная женщина, не может даже начать конкурировать с рабыней за любовь мужчины. Возможно, именно в этом кроется причина, почему свободные женщины ненавидят своих уязвимых и порабощенных сестер. Если свободная женщина убедилась в своей любви к мужчине, и хочет добиться взаимности, нет для нее лучшего способа, кроме как стать его рабыней. Если она почувствовала внутри себя истинные цепи любви, все что она может это умолять его, о церемонии порабощения, на которой она объявит себя, и станет его рабыней. После этого, в их скрытых от всех интимных отношениях она любит его и живет как его рабыня. Если женщина боится сделать это, то она может, в качестве эксперимента, служить мужчине на основе заключенного контракта, в этом случае в документе будет указана даты окончания. Таким образом, женщина сама, по доброй воле, на определенный срок, обычно от вечера до года, становится рабыней мужчины. Женщина вступает в эту договоренность добровольно, но до окончания срока контракта она уже не может, также легко изменить своего статуса. Причина этого ясна. Как только слова произнесены, или ее подпись помещена в соответствующий документ или документы, она больше не является свободным человеком. Теперь она всего лишь рабыня, домашнее животное, больше не имеющая каких-либо прав вообще. До окончания оговоренного срока она полностью является объектом желаний ее господина.

— И даже любя, держат их как рабынь? — изумилась девушка.

— Конечно.

— Значит, я могу быть любима, и по-прежнему полностью содержаться как рабыня, — сделала вывод Виньела.

— Конечно.

— И даже быть избитой?

— Да, — подтвердил я.

— Конечно, — вздохнула она, — ведь я так и останусь всего лишь рабыней.

— Конечно, — сказал я, и спросил, — как твоя спина?

— Болит, — поморщилась она.

— Ты почувствовала хлыст, — усмехнулся я. — Теперь Ты станешь лучшей рабыней, чем до этого.

— Как странно думать о себе в таких определениях, — размышляла она.

— В каких определениях?

— То, что я — рабыня, домашнее животное, собственность, — объяснила она, — что мной владеют, что я принадлежу мужчине.

— Возможно, это кажется для тебя странным, а иногда мучительным потому, что Ты с Земли. Но это не странно на Горе. Неволя для красавицы, такой как Ты, является привычным делом для гореан.

— Я уже поняла это.

— На Горе тысячи заклейменных красавиц в ошейниках, служащих и обязанных служить своим владельцам со всей полнотой их женского совершенства.

Она кивнула. Она уже видела рабынь. Она сама была продана в городе Кайилиауке около Иханке.

— И Ты, в Прериях, являешься именно такой женщиной.

— Я знаю, — согласилась она. Конечно, она видела немало рабынь, и в Прериях, в основном белых женщин, беспомощных и послушных рабынь в ошейниках завязанных краснокожими мужчинами.

— Теперь это — твоя действительность.

— Я знаю.

— Мне кажется, что самое время идти в вигвам Кэнки, — напомнил я.

— Да, Господин, — сказала она, и села на покрывалах, по-прежнему держа шкуру у своего горла.

Мне безумно хотелось сорвать с нее это одеяло, и набросившись на нее, с криком подмять под себя.

— Я люблю Кэнку, — призналась она. — Я люблю его, больше всего на свете.

Я кивнул.

— И я хочу, чтобы он любил меня, хотя бы немного — прошептала она, — даже притом, что я — всего лишь рабыня.

— Я понимаю, — улыбнулся я.

Это естественно для рабыни, беспомощно любящей своего господина надеяться, что он мог бы снизойти, до того чтобы подарить ей, всего лишь частицу или крошку своей привязанности. Хотя бы немного, хотя бы столько же, сколько достается его любимому гончему слину.

Она посмотрела на меня, и напомнила:

— Кэнка хотел меня наказать.

Я пожал плечами в ответ на это.

— Но Вы не сделали этого.

— Нет.

— Накажите меня, — попросила девушка.

— Нет.

— Очень хорошо.

Она слегка пошевелилась, при этом оставшись сидеть на том же месте, но позволив одеялу соскользнуть с бедра. Со стороны могло показаться, что это было случайностью.

— Давай-ка поспешим к вигваму Кэнки, — предложил я, не будучи уверен, что смогу сохранить контроль над собой.

— Пожалуйста, — попросила рабыня, — можно мне поправить мой ошейник?

Тогда она, тщательно, своими маленькими ручками, стала выравнивать украшенный бисером ошейник на своем горле. В определенный момент она провела пальцем вокруг и под ним, как бы регулируя его для удобства. Затем она, снова подровняла ошейник, устанавливая центральный узел точно под подбородком.

— Так-то лучше, и более удобно. Как он смотрится на мне? — спросила девушка, хитро посмотрев на меня.

— Прекрасно, — ответил я.

— Хорошо. Ведь для нас важно, чтобы наши ошейники хорошо выглядели и были удобными.

Я уже был наполовину выведен из себя, видя как ее маленькие ручки, столь осторожно и внимательно привлекали внимание к этому к этому круглому символу рабства — ошейнику рабыни.

— Пойдем уже, — велел я.

— А мои волосы, нравятся Господину, — спросила мерзавка.

Я смотрел, как она откинула назад голову, и совершенно не обращая на меня внимания, руками подняла свои длинные, прекрасные рыжие волосы. Это ее движение подняло линию ее совершенных грудей.

— Самым потрясающим и возбуждающим для земной девушки, доставленной на Гор, является то, что она находит себя объектом такого страстного желания, — заявила рыжеволосая, глядя на меня.

— Возможно, — не стал я спорить. Несомненно, на Земле у нее было мало возможностей, чтобы подготовиться к встрече с сексуальностью гореанских мужчин.

— А еще их невероятно потрясает то, как неограниченно и неистово, а иногда беспощадно, их эксплуатируют, — сказала она, не переставая демонстрировать свои волосы.

Я кивнул. Действительно, таким женщинам, редко предоставляется большой выбор в данном вопросе.

— И как безжалостно они принадлежат, дрессируются, принуждаются к повиновению, — добавила она, под аккомпанемент моего молчания.

— Но теперь, — тихо проговорила девушка, опуская голову, и все также держа руки в волосах, что делало ее грудь еще более возбуждающей, а ее поза, тонко намекала о полной ее покорности своей участи, — это им подобает и подходит, поскольку они — всего лишь рабыни.

— Да, — сказал я, сжимая кулаки что было сил.

— Как смотрятся мои волосы? — спросила она, опуская руки и поднимая голову.

— Прекрасно, — признал я.

Виньела повернулась, и сидя на правой ноге, подняв левое колено, отбросила в сторону одеяло, и улыбнулась мне. Она проделала все это совершенно бесстыдно, как настоящая рабыня. Конечно, тело невольницы всегда выставлено на всеобщее обозрение, что было бы невероятно для свободной женщины.

— Я думаю, что Вы находите меня привлекательным, — заключила она.

— Да, — согласился я.

Она снова встала на колени, опираясь бедрами на пятки, все еще держа руки в покрывалах, и повернула лицо ко мне.

— Увы, — она сказала с притворным сожалением, — насколько же слабы и уязвимы рабыни.

— Да.

— Насколько же мы беспомощны и бессильны.

— Да! — сердито сказал я.

Трудно было не заметить ее очарование и силу.

— Но возможно мы не абсолютно бессильны, — заключила рабыня. Она поместила руки за голову, распрямила спину, выпятила грудь и потянулась.

— Возможно, нет.

Виньела опустила руки и посмотрела на меня. Теперь она стояла на коленях, лицом ко мне, положив руки на бедра, держа колени вместе.

— Сейчас я гораздо сильнее, — заметила она, — чем была, когда-то та глупая малышка, Миллисент Обри-Уэллс, с Земли.

Когда-то этой глупышкой была именно она, пока не была доставлена на Гор и порабощена.

— Объясни, почему, — приказал я.

По малейшему желанию, кого-то такого же, как прежняя свободная женщина — мисс Миллисент Обри-Уэллс, из Пенсильвании, гореанская рабыня, такая как Виньела, должна пасть ниц перед ней, облизать ее ноги и исполнять все приказы и пожелания.

— Теперь я намного влиятельнее ее, — заявила она.

— И в чем же это проявляется?

— Я — рабыня.

— Ты говоришь загадками.

— Я влиятельнее, но конечно, только определенными способами.

Я улыбнулся. Я видел, что она действительно хотела быть выпоротой за дерзость. Рабыня, конечно, может быть выпорота по любой причине, или даже без всякой причины.

— И каким же образом, — поинтересовался я, — у рабыни могло бы оказаться больше власти, чем у свободной женщины?

Она улыбнулась, и скромно опустив голову, промурлыкала:

— Некоторые мужчины, находят нас привлекательными.

— Это верно, — признал я.

Как нескромно, но изящно она сделала этот вывод. Я не хотел, но, несмотря на свое не желание, вынужден был согласиться с ней. Как может свободная женщина сравниться с рабыней в способности вызывать желание мужчины? Рабыня, в ее беспомощности, ее уязвимости и красоте, является самой возбуждающей и желанной из всех женщин. Даже, просто вид невольницы может сделать мужчину обезумевшим от страсти.

— Как магнит, куда ни его положи, куда не спрячь, он сохраняет свою власть над железом, так и мы сохраняем свою притягательность для мужчин, — сравнила она.

— Да, — вынужден был согласиться я.

Как же меня восхищали и возбуждали, такие женщины! Насколько естественно получается так, что они оказываются столь возбуждающими мужское желание, возможно, к их собственному ужасу, но и к глубокому удовольствию. Кто сможет определить, или измерить привлекательность рабыни? Разве не кажется она объектом, созданным самой природой, чтобы быть у ног мужчины? Да многие войны начинались, ради обладания ими. Даже дань, наложенная на проигравшего в войне, наряду с золотом и зерном Са-Тарна, включает в себя женщин.

— Я это понимаю так, что, рабыня, благодаря своей красоте, может обладать, по крайней мере, если ей повезет, некоторой малой частицей власти, которой не может иметь свободная женщина.

— Я думаю именно так, — сказала она.

Этот вывод, основывался на фантастической желанности и привлекательности рабыни. Но не стоит позволять им становиться высокомерными. Лучше пусть они продолжают бояться плети.

— Но каким еще образом, кроме возможной привлекательности и желанности, у рабыни может быть больше власти, чем свободной женщины?

— Если кто-то может делать что-нибудь, что другой не может, и если с кем-то разрешают делать такое, чего с другим сделать нельзя, то я полагаю, у него появляется власть, которой другой не имеет, — объяснила девушка свое видение своих возможностей.

— Я понял, — сказал я. — Власть в смысле способностей и доступности.

— Да. Рабыня, например, может и должна вести себя, таким образом, и делать такие вещи, причем великолепно, с любовью и, не ставя условий, которые запрещены, или, просто невероятны для свободной женщины. Действительно, ожидаемое от рабыни поведение, и некоторые оказываемые ими своим рабовладельцам услуги, несомненно, даже не входят в кругозор наших неосведомленных свободных сестер. Не удивлюсь, если они даже не подозревают об их сущности.

— Они могут подозревать, — улыбнулся я.

Привилегии, если их можно так назвать, разрешенные рабыням, несомненно, являются еще одной причиной такой жуткой ненависти и зависти к ним свободных женщин. В некотором смысле, свободная женщина, являет собой парадокс. Она утверждает, что презирает рабыню, она утверждает, что ненавидит и держит ее в унижении, при этом совершенно очевидно, что она почти безумно ревнует к ней. И я не удивлюсь, если узнаю, что глубоко в ее душе спрятано желание раздеться, встать на колени перед мужчиной, позволить ему надеть ей ошейник, и стать полностью объектом его желаний.

— Но есть вещи, о которых они, вероятно, даже не представляют, — заметила она.

— Возможно, и так, — согласился я.

Это правда, что свободные женщины склонны быть несколько наивными и неосведомленными. Некоторые из них, во всяком случае, будучи порабощенными, казались совершенно пораженными, обнаружив природу некоторых из даже обычных действий и услуг, которые теперь ожидаются от них.

— А еще, мы лучше свободных женщин разбираемся в некоторых вещах, таких, как служение мужчине и доставление ему удовольствия.

— Это точно, — усмехнулся я.

Послушание, почтение и совершенство служения рабыни легендарны. Так и должно быть, ведь она — собственность. Интимное, фантастическое удовольствие, которое невольницы могут доставить известно, по крайней мере, среди свободных мужчин.

— Также, нам разрешают вести себя так, как, я думаю, было бы маловероятно ожидать от свободной женщины.

— И как же? — заинтересовался я.

— А вот так, — сказала она, и скользнула животом на покрывала, перекатилась, и затем замерев на спине, подняла ногу, потом обхватив ее руками, опустила стопу согнув ногу в колене. При этом она призывно смотрела на меня.

— Теперь я могу, — пояснила она, — позировать голой перед мужчинами так, как мне это нравится. Я могу извиваться перед ними в безмолвной мольбе девушки выпрашивающей толику внимания. Я могу, танцевать для них на спине и животе, никогда не поднимая головы выше колена стоящего мужчины. Я могу ползти к ним, умоляя, облизывая и целуя их ноги.

— Я всего лишь человек, — сердито напомнил я, расшалившейся рабыне. — Теперь вставай и пошли в вигвам Кэнки.

Она поднялась на руки и колени. Ее отвисшие при этом груди смотрелись просто умопомрачительно.

— Я взволновала Господина? — игриво спросила она.

— Нет, — холодно ответил я. — Конечно, нет.

— Это хорошо, — промурлыкала она, и подползла поближе, встав передо мной на колени.

— Это — поза башенной рабыни, — объяснил я.

— Ох, — только и сказала она.

Позиция башенной рабыни, в большинстве городов, очень похожа на позу рабыни для удовольствий. Существенное различие в том, что рабыня башни, в обязанности которой обычно входит, прежде всего, ведение домашнего хозяйства, становясь на колени, держит бедра плотно сжатыми. В то время как рабыня для удовольствий, в символическом признании более полной природы ее неволи, в ее самых существенных аспектах, становится на колени с широко разведенными ногами. Конечно башенная рабыня, как любая другая невольница, полностью в распоряжении рабовладельца для любого его желания. Различие между башенной рабыней и рабыней для удовольствий, лишь в том на невольничьем рынке каких-то девушек купили, прежде всего, в целях работ по дому, а других в основном для ублажения мужчин. Но на самом деле, это не является твердо закрепленной специализацией, все далеко не абсолютно. В действительности, обязанности могут легко быть изменены по желанию рабовладельца. Девушка, которой скомандовали раздвинуть ее колени, выполнив приказ, понимает, что теперь она стала рабыней для удовольствия. А кроме того, одна и та же девушка может выполнять разные обязанности, в зависимости от ситуации и желания ее хозяина.

Например, подавая ужин молодому человеку и его матери, девушка может казаться просто умелой и почтительной служанкой. Она становится на колени поблизости, держа ноги вместе. Однако стоит матери покинуть столовую, и рабыня может оказаться стоящей перед молодым человеком на коленях совсем по-другому, призывно раскинув свои колени.

Виньела переместила свои колени, разводя их как можно шире, откинувшись назад на пятки.

— Ты можешь оставаться в позиции башенной рабыни, — вспотев, предложил я.

— Пожалуйста, Господин, — сказала она. — Я — Рабыня для удовольствий. Для моей дрессировки будет лучше быть принужденной стоять на коленях в такой позе, наиболее откровенной и унизительной. Кроме того, в этом положении, я чувствую себя столь открытой и беззащитной, что может быть полезным напоминая мне, что у меня не должно возникать желания стать надменной, и гордиться моей униженностью, моими назначением и положением.

— Значит, Ты предпочитаешь стоять на коленях в позе рабыни для удовольствий, в позе унижения женщины, навязанной мужчинами некоторым женщинам, в позе чрезвычайной женской уязвимости, беспомощности и красоты? — спросил я.

— Да, Господин, — признала она. — Если приглядеться к природе моей неволи, эта поза является наиболее подходящей для меня. Принимая во внимание, к какому виду рабыни я принадлежу, это соответствует и подходит для меня.

— Тебе нравится так стоять, — заметил я.

— Мне удобно так стоять, — уклончиво сказала она.

— Нет, Тебе нравится так стоять, — поправил я рабыню.

— Да, Господин, — согласилась она. — Мне кажется это очень возбуждающим и захватывающим. Я люблю стоять на коленях именно так.

— Ты настолько гордишься, что стоишь на коленях таким образом, — поразился я.

— Да.

— Бесстыжая девка, — заметил я.

— Да, Господин, — улыбнулась она.

Я посмотрел на нее внимательно, и под моим взглядом, она села еще прямее.

— Да, действительно, тебе идет эта поза, — признал я.

— Она отлично мне подходит.

— И почему же?

— Я — рабыня для удовольствий, — гордо заявила Виньела.

Я выпрямился, и приготовился щелкнуть пальцами.

— Я люблю принадлежать мужчинам, — проговорила она. — Я не считаю это унизительным или отвратительным. Я считаю это естественным и возвышенным. Не презирайте меня за то, чем я стала.

— И кто же Ты теперь?

— Женщина, — просто ответила она.

— И рабыня, — напомнил я.

— Да, женщина и рабыня, — улыбнулась Виньела.

Я вытянул руку, щелкнул пальцами. По щелчку моих пальцев, она встала и приготовилась идти за мной, следуя за мной по пятам, как дрессированное домашнее животное, которым она, в общем-то, и была к вигваму ее хозяина. Одним из первых рабских умений, которое преподают девушке, состоит в том, чтобы следовать по пятам за мужчиной.

— Разве я не убедила Вас, Господин, — спросила она, — что у рабыни есть определенная власть.

— Возможно, некоторая жалкая и ограниченная власть имеется, — признал я, — такая же, которая характерна для любого находящегося в собственности домашнего животного.

— Конечно, — засмеялась девушка.

— Ты — действительно рабыня для удовольствий, не так ли?

— Да, — томно сказала она.

— Кажется, теперь Ты во многом отличаешься от мисс Миллисент Обри-Уэллс, девушки из высшего сословия, дебютантки, от Пенсильвании, — заметил я.

— Вы о той маленькой глупой девчонке? — рассмеялась Виньела. — Она, тоже была рабыней для удовольствий, и глубоко в душе знала это. Лучшим из того, что когда-либо происходило с ней, оказалось то, что она быть перенесена на Гор и закована в цепи.

— Возможно, — не стал я спорить.

— У меня нет сомнений в этом.

— Ты помнишь ее?

— Конечно, — улыбнулась она. — Но я больше не она. Я — теперь Виньела, всего лишь рабыня.

— Это верно, — согласился я.

Она была возбуждающе красивой, и она была предметом собственности. «Она — всего лишь рабыня», — с сочувствием думал про себя, — «всего лишь — рабыня!» Это было все, что я мог сделать, дабы удержаться и не схватить ее, чтобы беспощадно использовать ее для своего удовольствия. Казалось таким естественным делом, что мужчины Гора должны держать этих женщин в клетках и цепях, и плетями принуждать их ублажать себя.

— Безусловно, я вижу, что у тебя есть власть, которой не имела малышка Миллисент, — отметил я.

— Да. У меня теперь есть сила рабыни.

Это было верно, и этого невозможно было опровергнуть.

— Мы должны идти в вигвам Кэнки, — сказал я рабыне.

— Но Вы так и не наказали меня, — напомнила она.

— Нет.

— Вы же знаете, что Кэнка хотел, чтобы я была наказана.

— Я не уверен в том, хотел ли он действительно тебя наказать или нет.

— Конечно же, он желал этого, — возмутилась моими сомнениями Виньела. — Он — краснокожий господин!

— Кажется, что Ты права, — наконец, сказал я. Я помнил, что Кувигнака и Грант, оба имели такое же мнение.

— Но Вы этого не сделали.

— Нет.

— Я осталась безнаказанной, — огорчилась она.

— Да.

— Накажите меня, — попросила рабыня.

— Нет.

— Мой господин хотел, чтобы я был наказана. Я готова быть наказанной. Я хочу быть наказанной.

— Это правильно.

— Накажите меня, — вновь запросила девушка.

— Нет.

— Неужели, у Вас нет никакого желания, наказать меня? — изумилась она.

— Нет.

— Кэнка хотел, чтобы Вы использовали меня. Разве я кажусь недостаточно привлекательной для вас? У разве меня нет, хотя бы незначительного очарования рабыни? — не могла понять Виньела.

— Ты привлекательна, и красива. Но, на мой взгляд, Ты через чур сильно выставляешь свое очарование.

— Девушка в ошейнике может выставлять себя напоказ, — сказала она.

Я кивнул, соглашаясь с ее мнением. Ошейник интересно влияет на женскую сексуальность. Он освобождает девушку от комплексов, позволяет ей быть собой.

— Разве Вы не подарите мне, хотя бы один поцелуй? — обиженно надула губы рабыня.

— Нет. Всем известно, к чему должен привести поцелуй рабыни для удовольствий.

— К чему же? — невинно поинтересовалась она.

— К обладанию ей, господству над ней, и в конечном итоге ее изнасилованию, — напомнил я.

— О-о-о.

Я щелкнул пальцами, и девушка, немедленно, вскочила на ноги.

— Ты видишь, красотка Виньела, в конечном итоге Ты бессильна. Я щелкаю пальцами, и Ты обязана встать, и быть готовой следовать за мной к вигваму Вашего владельца, и твое желание не имеет никакого значения. И никакие твои хитрости теперь тебе не помогут.

Она опустила голову, а я победно рассмеялся, видя ее, стоящую передо мной с опущенной вниз головой.

— Ты видишь, Ты, в конечном счете, беспомощна.

Она подняла свою голову, улыбнулась, и сказала:

— И все же я не абсолютно беспомощна.

— Что Ты имеешь в виду? — озадаченно спросил я.

— Я покажу Вам, как рабыня может обольстить мужчину.

Внезапно она протянула и заключила мою шею в кольцо ее прекрасных обнаженных рук, и прижала свои губы к моим.

— Ах, Ты ж! — только и успел крикнуть я в гневе и ярости. Но, в то мгновение я не смог, освободиться из ее рук. Она была рабыней. Для мужчины нелегко капитулировать перед рабыней даже оказавшись в объятиях, поэтому я развел ее руки и отстранил девку от себя. Ее поцелуй, поцелуй рабыни, горел на моих губах. Я дрожал от переполнявших меня эмоций. Я был взбешен. Поцелуй, слишком краткий, восхитительный, потрясающий, горячий и нежный, бушевал в моем теле. Это походило на химическую реакцию, катализатор которой, неожиданно попал в мою кровь. Реакции и преобразования, мучительные и захватывающие, неотразимые и неистовые, казалось, подобно вулкану взорвались в каждой клетке и ткани моего тела. Она снова потянулась ко мне губами и предложила:

— Попробуйте на вкус губы рабыни еще раз, Господин.

Я сдавил ее тело в моих рука руках, сокрушил его. В моих руках по-прежнему была всего лишь она, и одновременно это были громы и молнии, бушевавшие в моей крови. Я поднял ее на вытянутых руках, ее вес для меня ничего не значил.

— Посмотрите на мой ошейник? — смеясь, предложила рабыня.

— Я вижу его, — зло отозвался я.

— Я — рабыня! — воскликнула она.

— Да.

— Вам понравился вкус рабыни, Господин? — спросила она, и вновь протянулась ко мне, обхватив рукам шею, и пытаясь добраться до моих губ. Теперь я уже был окончательно разъярен, и швырнул Виньелу к своим ногам.

— Шлюха! Животное! Рабыня! — накричал я на нее.

— Да, Господин, — смеясь, признала она.

Она поднялась на руки и колени, и радостно посмотрев на меня, смеясь, проговорила:

— Я не думаю, что теперь Вы сможете мне сопротивляться.

— Рабыня! — сердито, крикнул я.

— Да, Господин, — смеялась довольная девка, вот только ее смех мгновенно сменился ужасом, когда я, шагнув к стене вигвама, поднял кайиловый хлыст, дожидавшийся там своего времени.

— Пожалуйста, нет! — испуганно взмолилась она. — Не надо меня пороть!

Но я хорошенько приложил ей хлыстом. Пять раз. Первым ударом, сбив ее с рук и коленей на одеяла, а остальные, всыпав уже, когда она беспомощно извивалась и каталась по полу, пытаясь избежать жалящих ударов.

— Кажется, Ты просила наказать тебя, — напомнил я.

— Но я не хотела наказания хлыстом! — плакала она, размазывая слезы.

— Ты должна принимать, то наказание, которое твой хозяин решает назначить.

— Да, Господин, — всхлипнула сжавшаяся у моих ног рабыня с исполосованным телом.

— На спину, — скомандовал я, щелкнув пальцами. — Губы рабыни. Ноги широко!

Девушка со слезами на глазах, стремительно выполнила мои команды. Теперь она лежала передо мной, с губами вытянутыми как для поцелуя, и широко раскинутыми ногами.

Я грозно смотрел на нее сверху вниз, а она на меня, заплаканными глазами.

Девушка, которой приказывают показать губы рабыни, или просто получает команду — «Губы рабыни», должна придать рту форму поцелуя. При этом ей обычно, не позволено изменить положение губ, пока она не поцелует или будет поцелована. Само собой разумеется, девушка не может говорить, не нарушив форму поцелуя. Чаще всего вслед за командой «Губы рабыни», звучит приказ «Ублажай меня».

Я бросил хлыст подле девушки. Она посмотрела туда с облегчением, от того, что это орудие боли больше не находилось в моей руке. Конечно, при необходимости я мог бы легко взять хлыст снова.

Затем я присел рядом с ней и приподнял в полусидящее положение, легко поцеловал ее, что разрешало ей изменить положение губ рабыни. Она немного свела ноги.

— Я не думаю, что теперь Вы будете колебаться овладеть мной.

— Я тоже так не думаю, — усмехнулся я.

— Оказаться в вашей власти, было большим унижением и суровым наказанием для меня, — проговорила она, — ведь Вы всего лишь раб.

— Несомненно, — согласился я.

— Следуя распоряжениям моего хозяина, Кэнки, я должна отдаться вам полностью и безоговорочно, как рабыня отдается своему господину.

— Правильно, — поддержал ее я.

— Меня ничто не должно сдерживать.

— Верно.

— Но я знаю, что даже без всякой команды, не смогу не отдаться Вам. Я чувствовала ваши руки прежде. Я отлично знаю, что Вы, если на то будет ваше желание, сможете заставить меня кричать от наслаждения как, если бы я была вашей собственной рабыней.

— Возможно, — улыбнулся я, вспомнив, чем занимался с этой рабыней прежде. Мы оба знали, что я мог с ней сделать.

— Я готова, — прошептала она. — Пожалуйста, будьте моим наказанием.

— Превосходно, — дал я, наконец, свое согласие, и она аккуратно откинулась назад в моих руках.

— Это было роскошным наказанием, Господин, — вздохнула Виньела.

Я ничего не ответил. Безусловно, я наслаждался, управляя ею. Было приятно взять женщину и довести ее до состояния умоляющей, выпоротой получающей и доставляющей удовольствие рабыни.

— Я ваша в течение этого дня, — напомнила девушка.

— Это верно.

— Сейчас, все еще рано, — намекнула она.

Честно говоря, я в этом сомневался, но, тем не менее, костры для приготовления ужина еще не разожгли.

— Господин, — позвала она.

— Говори, — разрешил я.

— Накажите меня снова, — она извернулась и, опираясь на мое плечо, поцеловала меня, — пожалуйста.

— Ты просишь меня об этом? — уточнил я.

— Да, я умоляю наказать меня снова.

— Отлично, — сказал я, и взял ее снова, подмяв под себя. Она вскрикнула с радостью и наслаждением.

— Я люблю своего господина, Кэнку, — сказала она, когда все закончилось.

— Я знаю.

— Я хочу удовлетворять его полностью.

— Ты уже стала лучше.

— Это верно, — засмеялась она и добавила: — Но это кажется странным.

— Что именно?

— Я — рабыня Кэнки, я люблю его так, что даже если бы я не была его рабыней, то хотела бы ей стать.

— Интересно.

— Я — всего лишь его влюбленная рабыня.

— Я знаю.

— Вы хотели бы знать что-то еще?

— Конечно.

— Любовь, превращает любую женщины в невольницу, и чем глубже она любит, тем глубже она погружается в неволю, — сказала Виньела.

— Возможно.

— Я думаю, что так оно и есть.

— Возможно, Ты и права, — сказал я. — Я не знаю.

— Но если это, правда, то может показаться, что из этого следует, что никакая женщина не может по-настоящему любить, не будучи рабыней, — предположила девушка.

— Я думаю, что из этого можно сделать вывод, что любая женщина глубоко и по-настоящему любящая в действительности является рабыней, того кого она любит, — ответил я.

— Теперь, представьте себе, — тяжело дыша, заговорила Виньела, — что чувствует любящая настоящая рабыня, женщина фактически принадлежащая, к своему господину. Как беспомощна она в его власти!

— Неволя, — постарался объяснить я, — с ее правом собственности на женщину и господством над ней, является естественной почвой, на которой расцветает любовь.

— Я знаю, что это правда, — согласилась она.

— И за неволей цепей, весьма часто, следует неволя любви, — добавил я.

— Вот и представьте, как глубока неволя рабыни, чья судьба — двойная неволя цепей и любви.

— Да. Ее рабство действительно глубочайшее, из всего того, что женщина могла испытать на себе, будучи безоговорочной собственностью ее любимого мужчины.

— Могу я сказать вам кое-что еще? — осторожно спросила девушка.

— Что? — заинтересовался я.

— Вы — мой друг, — сказала она.

— Осторожней, если не хочешь получить еще сто ударов хлыстом, — предупредил я.

— Вы — мой друг, — повторила она. — Я знаю, что это правда.

Я не потрудился отвечать на эту чушь. Насколько же нелепым было предположение девушки. Разве она забыла, что была ничем, всего лишь никчемной рабыней?

— Владельцы и их рабыни могут быть друзьями? — поинтересовалась она.

— Да. Но девушка при этом, конечно, должна всегда держать себя безукоризненно, полностью соответствуя своему статусу рабыни.

— Конечно, Господин.

— Запомни это, рабыня.

— Я люблю Кэнку. Но я вызвала его недовольство. Что, если он больше не захочет меня? Что, если он продаст или подарит меня?

— Я не думаю, что он сделает это, — успокоил я Виньелу.

— Что я должна сделать, возвратившись в его вигвам? — спросила она. — Что мне делать?

— Ты — рабыня, — подсказал я. — Люби, слушайся и ублажай — полностью.

— Я попробую, — прошептала девушка.

И тогда я объяснил ей еще раз, что именно она могла бы сделать по возвращении, в вигваме своего господина, Кэнки.

— О-о-а-а, да-а-а! — страстно вскрикивала Виньела, корчась в любовных судорогах подо мной. — Да!

Для нее было бы важно убедить хозяина, что она хорошо изучила свои уроки этого тяжелого для нее дня.

— Я чувствую запах дыма вечерних костров, — сказала она, счастливо, и попыталась подняться, но я резко толкнул ее обратно на покрывала.

— Господин? — удивилась рабыня.

— Ты торопишься возвратиться в вигвам своего господина? — спросил я у девушки, внимательно наблюдая за ее реакцией.

— Да, Господин.

— Пока я решаю, по причине тебе известной, когда Ты сможешь уйти, — снизошел я до объяснений. — Ты все еще служишь мне, как моя рабыня, не так ли?

— Да, Господин, — отозвалась она.

— Хорошо, в данный момент я не собираюсь, отдавать тебя.

— Пожалуйста, Господин, — заканючила рабыня.

— Вы раздета и привлекательна. Сейчас я собираюсьвзять тебя снова, пока у меня есть свободное время.

— Пожалуйста, Господин! — попыталась протестовать она.

— Ты, возражаешь? — деланно удивился я.

— Нет, Господин, — испуганно отозвалась Виньела.

— И как Ты собираешься отдаваться мне?

— С совершенством, как мне приказал мой господин, — она посмотрела на меня, и засмеявшись сказала: — Вы — грубое животное. Вы же отлично знаете, что легко заставите меня отдаться с совершенством, желаю ли я того или нет!

— Возможно, — скромно сказал я.

— Скромный тарск! — смеялась она, но через мгновение ее смех сменился стонами и криками страсти.

— О! — кричала Виньела. — О! О-о-о-о!

— Пожалуй, Ты права, — усмехнулся я.

— Да, — простонала она, задыхаясь. — Да!

— В дальнейшем, Ты всегда будешь издавать подобные звуки, говорящие о твоем возбуждении, — велел я.

— Да, — согласилась она. — Да.

У этой уловки, вынуждения рабыни показывать голосом ее ощущения, есть тройное назначение.

Во-первых, это помогает усилить ответную реакцию рабыни, она, отвечая на ласку, дополнительно возбуждается своими собственными звуками страсти. Во-вторых, эти звуки, ее беспомощные стоны и крики, ее всхлипы и вздохи, ее тяжелое дыхание, доставляют удовольствие ее хозяину и могут дополнительно возбуждать его. В-третьих, звуки помогают владельцу в его контроле над рабыней. Посредством их, он может составить для себя карту ее тела, изучая свою собственность, находя ее самые чувствительные зоны воздействие на которые делает рабыню сексуально беспомощной, и изменяя характер и ритм своих прикосновений, изучить, как они могут наиболее эффективно и блестяще использоваться, чтобы сделать тело невольницы своим союзником в деле превращения ее в еще более уступчивую и сногсшибательно беспомощную рабыня, какую только возможно воспитать.

— О-о-ох! — приглушенно простонала она.

— Как только я закончу с тобой, — сказал я, — то встану и щелкну пальцами. Ты должна без лишней суеты, встать и идти за мной, спокойно, покорно и, конечно же, следуя за мной по пятам, как простое животное, которым Ты и являешься, к вигваму твоего хозяина.

— Да, Господин, — тяжело дыша, проговорила девушка и снова застонала. — О-о-о. О-о-ох!

Я улыбнулся про себя. Мелкое животное все же обмануло меня. Но я подумал, что моя месть на ней была соответствующей.

— О-о-ох! — она кричала из последних сил. — О-о-о! О-о-ах!

Да, решил я, полностью подходящей.

Глава 10 Улучшенная рабыня вернулась к своему господину

Мы подошли и встали перед вигвамом Кэнки. Наш владелец не заставил себя долго ждать и вскоре появился на пороге своего жилища.

Кающаяся рабыня Виньела немедленно, пала пред ним на колени, затем на живот.

— Ты можешь поцеловать его ноги, — подсказал я, и она не став упускать шанс, принялась целовать ноги своего господина.

— Я был рассержен ею, — сказал мне Кэнка.

— Она знает, — ухмыльнулся я.

Кэнка наклонился, за волосы поднял девушку на колени, и согнул ее в спине, а затем покрутил, осматривая со всех сторон.

— Она, не выглядит так, как если бы ее сильно воспитывали, — заметил он.

— Я думаю воспитание, которому она была подвергнута, окажется подходящим, — пообещал я. — Конечно, если этого не произойдет, его можно будет удвоить или утроить.

— Это верно, — согласился Кэнка, и отпустил волосы Виньелы, которая тут же очутилась на животе у его ног. Умоляюще она, как и прежде, продолжила прижимать свои губы к его мокасинам.

— Как Ты думаешь, она стала лучше? — спросил Кэнка.

— Мне так кажется, — ответил я, и посмотрел вниз на девушку. У меня было мало сомнений, что она извлекла свои уроки.

Кстати, всегда ожидается, что умная и образованная женщина, быстрее изучит уроки своей неволи, и поймет что, теперь, она — рабыня, намного быстрее, чем бестолковая женщина из низов. Некоторым глупышкам, бывает, требуются целых два дня для того, чтобы они узнали, что на их горле действительно находится ошейник. Если же рабыня продолжает упорствовать, то она ничего не добивается этим. От нее просто избавляются.

— Именно на это я и надеюсь, — сказал Кэнка, — что она не будет повторять свои прежние ошибки.

— Я не думаю, что впредь она совершит подобные глупости, — пообещал я, — и конечно, если она окажется, в чем-то не приятна, она может быть быстро и просто принуждена к подчинению.

— Она отзывается на ласку хлыста? — поинтересовался Кэнка.

— Да, с этим она хорошо знакома.

— А на прикосновение хозяина?

— Да, и как подобает рабыне беспомощно и великолепно.

— Хорошо, — сказал он, сделал шаг назад от кающейся девушки, валявшейся на животе в пыли, и целуя его ноги вымаливающей его прощение и милосердие.

— Ты твердо решила улучшить свою приятность для твоего господина? — строго спросил я у лежащей в пыли рабыни.

— Да, Господин, — ответила девушка, не поднимаясь с живота.

— С Вашего разрешения, — обратился я к Кэнке.

— Конечно.

— Ты можешь на время прервать демонстрацию своего нового отношения к твоему господину, — разрешил я ей.

— Да, Господин, — отозвалась она, и, поднявшись на руки и колени, опустив низко голову, вползла в вигвам Кэнки.

Он озадаченно посмотрел на меня.

Через мгновение она снова появилась на пороге вигвама, так же как она вошла в него, ползком со склоненной головой. В ее маленьких, прекрасных белых зубках она несла тяжелый, плетеный из кожи хлыст с расшитой бисером рукояткой. Удивленный тем, что это сделано без его приказа, Кэнка смотрел, как девушка несла ему хлыст. Она выпустила инструмент наказания изо рта у его ног, и затем встала перед ним на колени с опущенной головой. Ее руки лежали на бедрах, колени были широко расставлены. Это положение колен указало, что она признавала себя женщиной, удерживаемой в самой глубокой и самой интимной форме рабства.

— Таким образом, она показывает свое новое понимание ее статуса. Таким образом, она показывает на свое новое отношение к своему господину, — объяснил я действия девушки.

Я видел, что Кэнка полностью одобрил то, что он увидел.

— Вот она, униженная и покорная рабыня. Ее кличка — Виньела. Она — собственность воина Кэнки из клана Исбу племени Кайила.

— Подними голову, посмотри на меня, — приказал Кэнка своей рабыне.

В ее глазах стояли слезы.

— Она хочет говорить, — намекнул я.

— Ты можешь говорить, — разрешил Кэнка.

— Я ваша, и я люблю Вас, мой Господин, — сказала девушка, и снова опустила голову.

Кэнка наклонился и, подняв с земли хлыст, указал им, что девушка должна войти в вигвам. Виньела поползала внутрь, все также не поднимая головы.

— Я вижу, что Ты возвратил мне рабыню лучше, чем та, которую я послал тебе.

Я промолчал, лишь пожал плечами.

— Я очень доволен, — похвалил меня Кэнка.

— Это доставило мне удовольствие.

— Мне не хотелось бы убивать ее, — признался он.

— Я не думаю, что теперь это будет необходимо. Мне кажется, Вы увидите, что она — хорошая рабыня, и что теперь все в порядке.

Кэнка усмехнулся.

— Она внутри, и ждет своего господина, — напомнил я.

— Спасибо, — поблагодарил меня Кэнка, и вдруг добавил: — мой друг.

— Это был пустяк, мой друг.

Кэнка вошел в свой вигвам, и мгновением спустя я услышал восторженный крик Виньелы, несомненно, сжатой в его объятиях. Я сам прежде, чем мы покинули вигвам Кувигнаки, предложил ей трюк с хлыстом. Я подумал, что это могло бы понравиться Кэнке, и дать Виньеле возможность наглядно, выразительно безошибочно продемонстрировать, что теперь она четко знала свой статус, и не желала быть чем-то кроме как полной рабыней ее господина.

Я развернулся и ушел. Когда я уже удалился от вигвама Кэнки, я услышал ее крик экстаза и еще бескомпромиссный и торжествующий, необузданный звериный и победный рык, собственника рабыни, девушки по кличке Виньела, которую я воспитал и доставил в его вигвам.

Глава 11 Пришло время празднеств

— Кэнка чрезвычайно доволен, — сказал Кувигнака, подходя ко мне.

Это была на следующий день после воспитания Виньелы и ее возврата Кэнке, уже более осведомленной и улучшенной.

— Рад это слышать, — улыбнулся я. Мне нравился Кэнка, и как мне кажется, я тоже должен был радоваться, поскольку строго говоря, я был его рабом, хотя именно мне и было поручено, или предложено заняться тренировкой его рабыни.

— Он разрешил ей носить платье из мягкой, светлой дубленой кожи табука, правда, короткое, рабской длины, — рассказывал Кувигнака. — А еще он дал ей бисер и мокасины, и заплел ей волосы. И на время празднеств он раскрасил ее лицо.

— Здорово, — согласился я.

Для рабовладельца заботиться о волосах рабыни является обычным делом. Также, подобно гриве кайилы, в них могут вплетать ленты и украшения. Но то, что он разрисовал ее лицо, было удивительно. Обычно, среди краснокожих, раскраску лица разрешают свободным женщинам, да и то, только во времена больших праздников. Эта краска обычно наносится супругом женщины.

— Я никогда не видел Кэнку, столь счастливым, — заметил Кувигнака.

— Я рад за него, — улыбнулся я.

— Ты должен увидеть Виньелу, — посоветовал парень. — Она радостна, очаровательна и великолепна.

— Превосходно.

Я был доволен от сознания, что именно я был тем, кто поспособствовал ее преобразованию. Безусловно, я сделал немногое, лишь помог соединиться истинному господину с его истинной рабыней.

— Теперь я сам, чувствую потребность в такой рабыне, — пошутил Кувигнака.

— Грант будет рад, при самых малых признаках интереса к Васнаподхи, кинуть ее к твоим ногам, — намекнул я.

— Это правда, — согласился Кувигнака.

— Она красива и горяча, — похвалил я рабыню.

— Но я скорее думаю о том, чтобы заиметь свою собственную рабыню.

— Вероятно, Ты мог бы, дешево купить ее у Исанна, — предположил я. — У них есть немало сочных рабынь в их женских стадах.

— Я предпочитаю думать о краснокожей рабыне.

— Похоже, что Ты рассматриваешь возможность встать на тропу войны, — предположил я, — захватить девушку, и притащить ей в стойбище на веревке, голую и связанную, привязанную за шею к твоей кайиле.

— Дважды я отказался встать на тропу войны, — напомнил Кувигнака, — потому, что я не ссорился с Пересмешниками. Теперь для меня может показаться несколько лицемерным, если я встану на тропу войны, не для дела возмездия или сокрушения врага, а ради просто моего собственного эгоистичного интереса, такого как добыть себе женщину.

— Возможно, Ты прав, — согласился я. — А как Ты относишься к набегам для угона кайил?

— Я считаю, что это немного неправильно, — ответил Кувигнака. — В этом не так много войны, сколько развлечения. Мы совершаем набег на Пересмешника. Они совершают набег на нас. И таким образом, это повторяется снова и снова.

— А что, в таком случае, Ты думаешь об охоте на девушек, или набеге за рабынями? — поинтересовался я его мнением.

— Возможно, в этом также, больше в развлечения, чем чего бы то ни было еще.

Я знал, что дикари иногда ходили в набеги за девушками, но, безусловно, набег ради угона кайил был намного более распространенным. Символом такого подвига является нарисованная на передний четверти захваченной кайилы, перевернутая «U». Как мне кажется, эта традиция является наследием, традиции похищения других животных, совершенно не характерных для Гора, но обычных в далеком мире, с которого прибыли сюда предки краснокожих. Символ это, более подходит копытному животному, чем опирающемуся на лапы. Смысл обычного знака свершения для захваченной женщины также вполне понятен, он напоминает пару круглых скобок, закрывающих вертикальную линию — (|). Это, кажется, стилизованное изображение, довольно бесстыдное, кстати, нежного женского лона. Подобного общего часто используемого символа за плененного мужчину, сопоставимого со знаком для захваченной женщины, просто не существует. Мужчины редко захватывают в плен врагов, их обычно убивают. В кодах купов непрозрачные красные круги на перьях обычно обозначают убитых врагов.

— Но, — продолжил Кувигнака, — я думал об этом не с точки зрения любой краснокожей рабыни, а некоторой определенной краснокожей рабыни.

— Я понял, — усмехнулся я. — Но мой друг, советую, выкинуть мечту о Блокету из твоей головы. Она не может быть захвачена тобой потому, что она — Кайила, и она — дочь вождя.

— Я знаю, — улыбнулась Кувигнака.

Такая женщина, даже притом, что она могла бы быть надменной и высокомерной, находится за пределами разрешений захвата Кайилой. Она была защищена от Кайилы.

— А что это, у тебя там? — спросил я, указывая на продолговатый предмет, завернутый в лоскут сыромятной кожи, что был в руках Кувигнаки.

— Я не забыл про это, — рассмеялся юноша. — Я принес это из вигвама Кэнки.

— И что это? — заинтересовался я.

— Ты можешь пользоваться этим до конца празднеств, — загадочно сказал Кувигнака.

— Так что это у тебя? — удивился я.

— Смотри, — выдержав паузу, сказал парень, разворачивая сверток.

— Ух ты! — только и смог выговорить я.

— Кэнка очень доволен твоей дрессировкой Виньелы, — объяснил Кувигнака.

— Похоже на то, — согласился я.

— Он пожелал, чтобы Ты распоряжался этим до конца празднеств.

Я смотрел на предмет. Это был тяжелый, гибкий, украшенный бисером кайиловый хлыст. Конечно, скорее это был символ, чем что-либо еще. Он давал право носящему его воину использовать рабынь, не размещенных в частных вигвамах, в течение всего периода празднеств. Этот хлыст являлся своеобразным допуском ко всем женским стадам племени Кайил.

— Это очень щедро со стороны Кэнки, — сказал я.

— Ты ему нравишься, — напомнил Кувигнака. — Кроме того, Ты же знаешь, что он никогда не хотел делать тебя своим рабом. Это было сделано из-за того, что он обязан был убить тебя в прерии, за то, что ты освободил меня от привязи. В действительности, я думаю, он только ждет подходящего и безопасного момента, чтобы освободить тебя. Ведь являясь блотанхунком, он должен быть разумным и осторожным во всем, что он делает.

— Он очень щедр, — отметил я.

— Я думаю, что Кэнка освободит тебя во время банкетов и торгов, — улыбаясь предположил Кувигнака. — Будет смотреться довольно естественно, если он объявит о твоей свободе именно с это время. Кроме того, я думаю, что тебе теперь будет сравнительно безопасно среди Кайил, даже без ошейника. Все уже привыкли к тебе, и знают, что Ты — мой друг.

— Это — действительно долгожданные новости, — обрадовался я.

Слишком надолго я самоустранился от моей истинной цели в Прериях, я так ни на шаг и не продвинулся в розысках боевого генерала, кюра Зарендаргара — Безухого. Я должен был предупредить его относительно охотящегося на него карательного отряда, остатки которого пережили бойню в Прериях. Охотниками за головами командовали Ког и Сардак, последний — Кровь, высокопоставленный офицер кюров. Моим единственным ключом к разгадке его местонахождения является «кожа истории», которая в данный момент хранится у Гранта. На этой коже, среди прочих рисунков и пиктограмм, было изображение щита, несущего в качестве герба морду Зарендаргара. Если я смогу выйти на владельца этого щита, через него был шанс, определить местонахождение генерала.

— Кроме того, я думаю, что после праздников Кэнка может купить тебе в подарок женщину, чтобы она делала для тебя неприятную работу и согревала тебя в одеялах.

— Кажется, он действительно оказался доволен Виньелой, — улыбнулся я.

— Это так, — согласился Кувигнака. — А еще, я могу добавить, хотя я и не знаю, насколько это уместно, что они очень любят друг друга.

— Тем не менее, она должна быть сохранена в абсолютном рабстве, — предупредил я.

— Не беспокойся, — засмеялся Кувигнака. — Она останется рабыней навсегда.

Я был рад слышать это. Рыжеволосая землянка под стальной неволей должна превратиться в прекраснейший цветок любви.

— Ну, если Кэнка подарит мне женщину, я передам ее полностью в твое распоряжение. Я хочу видеть, что она предоставляет также и тебе, без вопросов и сомнений любые интимные услуги, какие Ты только пожелаешь, — пообещал я своему другу.

— Как хорошо идут дела для всех нас! — воскликнул Кувигнака. — Делегация Желтых Ножей должна прибыть в стойбище сегодня. Это — время танцев и пиров. Кэнка счастлив. Ты можешь скоро стать свободным, а я, Кувигнака — Женское Платье войду завтра в большой вигвам танцев.

В центре стойбища был установлен большой, круглый, разрисованный вигвам. Его высокие стены, приблизительно сорока футов высотой, держались на врытых в землю шестах, сверху покрытые жердями и ветками, огораживали круглую площадку для танцев, очищенную и утрамбованную, приблизительно пятидесяти футов диаметром. В центре этой площадки стоял шест, выструганный несколько дней назад из дерева, срубленного Виньелой. Шест высотой приблизительно двадцать два фута, был врыт в землю на семь или восемь футов, и дополнительно поддерживаемый вантами, прикрепленными к крепким вбитым в землю вокруг него колышкам. Две сука оставленные на шесте, находились на высоте приблизительно десять и пятнадцать футов от земли. На нижнем суке висел тюк с украшениями и одеждами Виньелы, в которые она была одета, когда рубила дерево. С верхней развилки свисали два кожаных амулета, один с изображением Кайилиаука, другого с мужчины с эрегированным фаллосом. Несомненно, эти амулеты были значимы в символике и магии танцев дикарей. Этот танец, для краснокожего — свят. Он является сакральным действом. Это — тайная магия. Поэтому я не буду даже пытаться упростить это до элементарных терминов или перевести в упрощенные понятия. Важно знать, что для краснокожих, это действительно должно быть сделано, и это связано с такими понятиями как удача, охота и мужская сила.

— Я рад за тебя, Кувигнака, — сказал я.

— Я ждал уже много лет, возможности войти в вигвам танца. Это будет одним из величайших событий в моей жизни.

— Я счастлив за тебя.

Глава 12 Я пользуюсь правом украшенного бисером хлыста

— Чего тебе здесь надо? — крикнул мальчишка, обуздав свою кайилу всего в шаге передо мной. У его речи было свистящий, взрывной тембр. Это — общая особенность многих из языков краснокожих, и особенно явно он проявляется, когда говорящий взволнован или возбужден.

— Приветствую, юный мужчина, — спокойно поздоровался я. — Вы — Исанна, не так ли?

— Да, я — Исанна, — гордо сказал паренек. — А кто Ты?

Еще два мальчика, верхом на кайилах, приблизились ко мне, однако держась на расстоянии нескольких ярдов.

— Я — Татанкаса, раб Кэнки из клана Исбу, — ответил я.

— Кэнка — великий воин, — сказал впечатленный мальчишка.

— Я знаю об этом, — кивнул я.

— Что Ты делаешь здесь?

— Мужской голод приключился со мной, — объяснил я.

— У тебя должен быть украшенный бусами хлыст, — напомнил краснокожий малец.

— Он — раб Кэнки, — заметил другой. — Можно и не требовать хлыст.

— Смотрите, — улыбнулся я, разворачивая сверток, который принес.

— Ух, ты! Бисерный! — радостно воскликнул первый юнец.

— Да, он самый, — подтвердил я.

На моем левом плече, висели пять или шесть витков плетеной из сыромятной кожи веревки. Это была легкая веревка, но ее было более чем достаточно для того вида животного, которым я интересовался.

— Ты должен был сразу сказать, что у тебя есть хлыст, — сказал мальчишка, повернулся к двум другим и скомандовал: — Окружай их!

И двое юных наездников помчались вдаль сквозь высокую траву.

— Следуй за мной, — велел юный пастух Исанна, и, повернув кайилу, направил ее вслед удалявшимся мальчишкам. Все пастухи была обнажены, за исключением бричклаутов и мокасин. В руках они держали лассо и кнуты.

Через некоторое время мы взошли на небольшой холм, и я смог рассмотреть широкую, но неглубокую, похожую на блюдце долину, приблизительно половину пасанга шириной.

— Хэй! Хэй! — издали слышались крики мальчишек, сгонявших животных в плотное стадо. Пастухи раскручивали свои лассо, и щелкали кнутами. Довольно быстро рабыни были собраны, и хорошо сгруппированы их юными погонщиками. Теперь, все согнанные женщины толпились близко друг к другу, и все стадо превратилось в маленький плотный круг, в настоящее время относительно неподвижный и топчущийся на месте. Собранные в такую группу животные, неважно четвероногие или двуногие легко управляются и направляются. В такой группе никто не имеет никакой собственной цели, все стадо должно ждать, чтобы видеть то, что должно быть сделано с ним, а именно, чтобы увидеть, в каком направлении его погонят.

— Хэй! Хэй! — кричали юные пастухи, подгоняя своих кайил ударами пяток в бока, размахивая лассо, и щелкая кнутами.

Теперь стадо, подгоняемое мальчишками, занявшими место по обе стороны и немного позади него, начало двигаться в моем направлении.

— Хэй! Хэй! — подбадривали два погонщика своих подопечных, помогая им понять направление движения щелчками кнутов. Стадо, поднимая пыль, уже начало бежать ко мне на холм. Отстающим животным помогали набрать нужную скорость, шипящей кожей, падающей на их спины, бока и бедра. Затем, один из юнцов ускорил свою кайилу, обгоняя стадо и поворачивая его ко мне. Он сделал это весьма грамотно, чувствовался немалый опыт. На расстоянии не больше нескольких ярдов, ниже по склону от того места, где стоял я, стадо было остановлено и снова в сбито в маленький плотный круг, бесцельный и неподвижный.

— Ну, мальчики, Вы здорово с ними управляетесь! — похвалил я пастухов.

— Спасибо, — довольно сказал юнец, вместе с которым я ждал, с высоты своей кайилы. — Конечно, ведь мы часто практикуемся в этом. В случае опасности, мы хотим быть в состоянии быстро переместить их к стойбищу.

— Ничего сложного, то же самое, как и с кайилами, — сказал другой парень.

Я кивнул. Эти пацаны, и другие такие же, как они, направлялись сюда наблюдать за стадами, а не защищать их. При первом признаке опасности, например, если появится вражеский отряд, они должны были гнать стада в деревню, и послать одного мальчишку вперед, чтобы поднять тревогу. Ни в коем случае они не должны были вступать в бой с врагами. Краснокожие не посылают детей бороться с мужчинами. Вообще-то, ребятам не грозила такая уж серьезная опасность. Очень трудно для взрослого всадника, даже при всем его желании, настигнуть мальчика, который гораздо легче его, да к тому же сидящего на отдохнувшей кайиле. Так что пастушок гораздо раньше мог достигнуть своих вигвамов, находящихся не более, чем в двух или трех пасангах, а дальше уже предстояло иметь дело с разъяренными взрослыми воинами.

— Прекрасное стадо, — похвалил я.

Это было уже третье такое стадо, что я осмотрел за это утро.

— Мы тоже так думаем, — с гордостью сказал первый мальчик. — Вон неплохая с отличными ляжками, — указал он кнутом на одну из рабынь, брюнетку.

— Да, — согласился я с мнением пастуха.

Напуганная девушка, под нашими оценивающими взглядами, попыталась незаметно затеряться, среди остальных прекрасных животных.

— Я сам не раз пользовал ее, — сказал мальчишка. — Хочешь, чтобы мы вытащили ее для тебя из стада?

— Нет, эту не надо, — отказался я.

— Есть еще симпатичная, — подсказал другой парень, — вон та курносая с коричневыми волосами.

— И она ничего, — признал я. — Как ее зовут?

В ответ пастухи захохотали.

— Это же стадные девки, — сквозь смех ответил один из них. — Нет у них никаких имен.

— Сколько их здесь? — поинтересовался я, поскольку пересчитывать их мне было лень.

— Семьдесят три, — сказал один из мальчишек. — Это — самое большое женское стадо клана Исанна.

— И лучшее, — добавил другой.

— Они кажутся молчаливыми, — заметил я.

— Девкам в стадах запрещено говорить по человечески, — объяснил один из мальчиков.

— Они здесь не больше, чем самки кайил, — засмеялся другой.

— Однако они могут, — сказал первый, — показывать свои потребности с помощью стонов и мычания.

— Это помогает управлять ими, и напоминает что они — животные.

— Вы, хоть иногда гоняете их к воде? — поинтересовался я.

— Само собой, — ответил один из пастухов.

— Мы кормим их на коленях, — рассказал другой парень.

— Им разрешено разнообразить свою еду, собирая ягоды и выкапывая корни дикие репы, — добавил первый парень.

— А еще мы даем им жевать корни сипа, и внимательно смотрим за тем, чтобы они глотали, постепенно и маленькими порциями, — сказал второй мальчик.

— Да, а в конце мы осматриваем их, приказав стоять с широко открытыми ртами, чтобы убедиться, что они получили свою дозу корня.

Я кивнул, понимая, о чем речь. Корни сипа чрезвычайно горьки. Рабское вино, кстати, делают именно из этих корней. Рабыни краснокожих, как и все рабыни в целом на Горе, скрещиваются и оплодотворяются только тогда, и только с тем, кого выбирают рабовладельцы.

— И как, часто они отбиваются от стада? — спросил я, улыбнувшись.

— Нет, — засмеялся юный пастух, хлопая кнутом по своей ладони.

— Ночью, чтобы уменьшить возможность угона, мы стреноживаем их, связываем их между собой в цепочку веревками за шеи, а руки стягиваем за спиной. А потом эти цепочки привязываем к столбам около стойбища.

— Кто-нибудь из них пытался сбежать?

— Нет.

— Не более одного раза, — захохотали пастухи.

— Никто из таких животных никогда не пытается сбежать от Исанна больше, чем однажды.

— Некоторых, кто пытался сбежать, съели слины в прериях, — объяснил первый из мальчишек. — Остальных ловят и возвращают в стойбище, где их связанных отдают нашими женщинами, и те три дня объясняют, что убегать запрещено.

— И каково наказание за вторую попытку побега? — поинтересовался я.

Подрезают сухожилия на ногах, — объяснил один из пастухов, — и затем оставляют одних, когда стойбище перекочевывает на новое место.

— Я понял. Я могу поговорить с одной из них? — спросил я разрешения.

— Конечно, — ответил первый из мальчишек.

Я подошел к женскому стаду.

— Ты, — указал я на темноволосую женщину, — выйди вперед.

Она немедленно сделала шаг вперед, и встала передо мной на колени.

— Ты можешь говорить со мной, но кратко, — разрешил я. — После этого Ты снова возвращаешься, к языковым правилам стада, тем правилам, по которым, без разрешения рабовладельцев, или тех кто имеет такие права, Вы не можете использовать человеческую речь. Ты поняла?

— Да, Господин, — ответила она.

— Есть ли для тебя возможность сбежать?

— Нет, Господин, — испуганно задрожав, сказала рабыня, и опустила голову. Также я заметил, как некоторые из других женщин пятятся назад.

— Ты действительно в этом уверена?

— Да, Господин, — повторила она, съежившись от ужаса.

— Что по поводу других женщин, они тоже знают это?

— Да, Господин. Мы все знаем это! Все мы знаем, что побег для нас невозможен!

— Ты можешь вернуться в стадо, — разрешил я.

Женщина быстро втиснулась назад и постаралась спрятаться среди остальных животных.

Я заметил, что некоторые из остальных женщин прислушивались к моими беседами с мальчишками, а позже и к моему разговору со стадной рабыней. В их глазах я видел ужас. Они отлично понимали, всю безнадежность даже мысли о побеге. Даже если они сумели бы ускользнуть от своих краснокожих преследователей, что казалось почти невероятными, впереди их будут ждать только прерии и слины. Все эти женщины, как большинство белых женщин попавших в Прерии, хорошо знали, что к их ужасу они, жили только благодаря милосердию и терпению краснокожих рабовладельцев.

— Через луну или две пора будет думать о стаде, — пояснил один из пастухов.

— Кого-то мы обменяем, а кого-то продадим, — сказал второй мальчишка.

— Кажется, любая из них стоит того, чтобы оставить, — похвалил я, восхищенно.

— Это — ухоженное стадо, — похвастал третий паренек. — Несомненно, кого-то оденут и возьмут в частные вигвамы на время зимних лун.

— Их можно использовать для выкапывания из-под снега навоза кайилиаука.

Кизяк из навоза кайилиаука был обычным видом топлива на равнинах.

— А еще они хороши, для того, чтобы извиваться на одеялах.

— Если кто-то понравится, мы вытащим для тебя любую девушку из стада.

— Он — раб Кэнки. Дай ему хорошую.

— Хочешь ту темноволосую, с которой Ты только что разговаривал? Глазом не успеешь моргнуть, как у нее на шее будет веревка.

— Нет, — ответил я. — Спасибо, эту не надо.

Должен признать, что темноволосая была прекрасным экземпляром, изящным примером прекрасных двуногих животных водящихся в этом стаде, с восхитительными грудями, узкой талией и широкими бедрами. У нее был прелестное лоно. Я ни сколько не сомневался, что она могла бы стоить две шкуры кайилиаука.

— Есть еще неплохая, — выступил один из мальчиков, указывая на красотку с красно-коричневыми волосами. — Одна удар хлыста и она потечет.

— Честно говоря, я разыскиваю определенное животное. Могу я осмотреть все стадо, не здесь ли оно пасется? — попросил я у юных пастухов.

— Конечно, — разрешил первый мальчишка.

Кажется, я заметил нужное мне животное, красивое и светловолосое, пытающееся затеряться в стаде. Теперь нужно было только некоторое время, чтобы определить, где оно прячется. Я подоткнул хлыст и кожу, в которую он был завернут, за пояс.

Я подошел вплотную к женщинам, и зычно скомандовал:

— Уступить дорогу! Встать на колени!

Стадо повиновалось незамедлительно.

Я шагнул между стоящими на коленях двуногими животными клана Исанна. Поиски не заняли много времени, и вскоре я остановился около одного из них. Она стояла на коленях, низко опустив голову к траве. Я встал, возвышаясь над ней, и она задрожала. Взяв рабыню за волосы, и присев рядом, я опрокинул ее в траву, и перевернул на бок. Рукой сжавшей волосы я повернул к себе ее голову, и держал так, чтобы можно было рассмотреть черты лица. Да, это была она, та, которую я искал. Тогда я поставил ее на колени, толкнув голову к земле.

— Руки за спину! Запястья скрестить! — приказал я.

Она послушно выполнила приказ, и через мгновение я затянул на них конец легкой, тонкой веревки, что свисала с моего плеча. Затем я протянул веревку от ее запястий и обмотал пять раз вокруг шеи, и пропустил свободный конец под веревкой, идущей от связанных запястий, и перекинул его вперед, таким образом, формируя удобный безузловую привязь. Такой тип связывания подходит для транспортировки на коротком поводке. Свободный конец, просунутый под веревкой, идущей от запястий, препятствует тому, чтобы девушка могла бы сбросить петли с шеи простыми круговыми движениями, несколько раз подняв и опустив голову. Впрочем, даже если бы она и смогла это сделать, то оставались еще связанные запястья.

Надо упомянуть, что обычно веревка завязывается плотно, но не туго. Должна быть слабина, чтобы можно было просунуть два пальца между горлом и петлями. Давление, которое чувствует пленница, должно чувствоваться на затылке, а не на горле. Хорошо выполненная гореанская привязь вообще не препятствует дыханию девушки. Исключение — ошейник-удавка, который действительно затрудняет дыхание, но только если рабыня проявит, хотя бы минимальную непокорность. В городах Гора более распространено использовать ошейники и поводки чем такие привязи, или привязи с узлом на горле. Обычно поводок имеет защелкивающийся, а иногда замыкающийся карабин. Такой карабин, может быть использован разными способами. Его можно защелкнуть на звене цепи, или кольце, закрепленном собственно на поводке, превращающимся в отдельное устройство системы ошейника-и-поводка. Или же карабин крепится к ошейнику, или кольцу на ошейнике, в этом случае к нему можно прицепить веревку или цепь.

— На ноги! — приказал я.

Девушка встала, и я потащил за привязь это выбранное мной холеное, соблазнительное животное из стада. Она торопливо семенила следом, стараясь, чтобы поводок не успевал натягиваться, поскольку, хотя такая привязи и не затягивается на шее, на все же натягиваясь, доставляет чувствительную боль.

— Она симпатична, но это не лучший выбор, — предупредил первый паренек.

— Почему же? — удивился я.

— Да она холодна, как кусок льда, — засмеялся он.

— Я видел ее дважды в деревне, — припомнил я, — первый раз при входе вашего клана в стойбище, и затем, еще раз днем позже. Она показалась мне интересной.

— Мы посылаем часть из них, работать в стойбище, — объяснил первый пастух, — если есть потребность в них, или если надо доставить женщинам собранные коренья и ягоды. Ну, или для других работ, вроде скручивания травы для трута или сбора хвороста и навоза кайилиаука для кизяков. Кто-то же должен поставлять подобные вещи в стойбище.

— Конечно, иногда кое-кого направляют мужчинам, для развлечений с девками, — усмехнулся я.

— Бывает, мы пригоняем караван из пяти или шести девок в стойбище для подобных целей, — подтвердил первый мальчишка.

— А эта шлюха, — указал я на девушку на моей привязи, — часто занимает место в таком караване?

— Нет, — рассмеялся один из пастухов.

— Кому она нужна, она же — кусок льда, — добавил первый мальчик.

— Выбери другую, — предложил второй.

— Сколько времени я могу держать ее у себя?

— До заката она должна быть помещена вместе с другими, — предупредил мальчик.

Я взглянул на тонкие щиколотки моей подопечной, и подумал, что они будут хорошо выглядеть заключенные в кожаный ремень для стреноживания, с узлом на внешней стороне левой лодыжки, который она не сможет развязать своими стянутыми за спиной руками. Точно такие же ремни используются и для двух передних лап кайилы.

— Благодарю, вас, парни! — сказал я улыбнувшись. — Вы мне здорово помогли!

Я повел выбранную девушку от стада к месту, которое я выбрал заранее, в тени нескольких деревьев, около небольшого ручья. Один раз я оглянулся, и обменялся краснокожими мальчишками взмахами рук. Я заметил, некоторые из женщин в стаде, выглядели довольно радостными от того, что блондинка была уведена на моей привязи. Похоже, что она была высокомерной, тщеславной девкой, не слишком нравящейся своим товаркам. Притом, что я знал о ней, это не удивительно.

— Вот здесь мы и остановимся, — сказал я, остановившись среди деревьев, и привязывая веревку к ветке. Я осмотрелся вокруг.

Мой парфлеш, с небольшим количеством еды, висел на суку, там, где я его оставил ранее, когда подбирал уютное местечко. Тут же, лежала большая, скатанная в рулон шкура. Именно эту шкуру, я развернул и тщательно расправил на траве. Маленький кожаный лоскут, в который был завернут хлыст, я бросил рядом.

— Это кожа, — пояснил я, указывая на ту, что поменьше, — размером с циновку подчинения принятую в Тахари.

Я посмотрел на девушку.

— Ты можешь опуститься на колени, — разрешил я.

Она встала на колени, при этом витки привязи на ее шее смотрелись весьма изящно, будучи слегка натянутыми веревкой закрепленной к дереву.

— Я знаю, что Ты говоришь по-гореански, — заметил я.

Это было хорошо для меня, поскольку общаться не наречие Кайила, пока еще было сложно. Она не отвечала.

— Расставь колени, — велел я. — Шире!

Она сделала, как было приказано.

Я пристально осмотрел ее. Здесь, до заката, она была моей.

— В стаде, Ты попыталась скрыться от меня.

Она сердито отвела взгляд.

— Ты кажешься слишком молчаливой, — заметил я. — Возможно, тебе язык отрезали, или разделили на две половины за дерзость.

Я подошел к ней и, схватив ее за волосы, задрал ей голову.

— Открой рот, — приказал я, и она сразу подчинилась. — Нет, дело не в этом.

Она что-то сердито промычала.

— По крайней мере, Ты способны издавать звуки, — отметил я.

Она нервно дернула головой.

Я обошел вокруг рабыни, оглядывая ее тело, сказал:

— Твои изящные формы наводят меня на мысль, чтобы Ты не должна быть куском льда. Они предполагают, что Ты способна реагировать на ласку, как гормонально нормально развитая женщина. Я вижу, что Ты не была заклеймена.

Я присел перед ней и коснулся ее шеи сбоку под ухом, но она рассерженно отдернулась. Этот телодвижение вызвало у меня недовольство, ибо рабыня должна приветствовать прикосновение мужчины, а в действительности даже умолять об этом.

Рассердившись, я потянул хлыст из-за своего пояса. Заметив мое движение, и поняв его смысл, девушка задрожала от ужаса. Она быстро замотала головой, издала тонкий, возражающий и просящий писк. Она приподняла и повернула голову так, чтобы сторона ее шеи смотрела на меня, чтобы я мог трогать, если мне того хочется.

— Ах, да, ну конечно. Ты же стадная девка. Ты не можете использовать человеческую речь без разрешения, — наконец-то дошло до меня.

По ошибке, я решил, что запрет на человеческую речь, наложенный на стадных женщин, прекращает действовать, когда, как в данном случае, ее увели из стада. Теперь я понял, что это не так. Это имело смысл, конечно же, например, никто не ожидает человеческой речи от самки кайилы, даже если она не находится в табуне. Теперь, у меня было намного более ясное понятие эффективности дисциплины, в которой краснокожие рабовладельцы содержали своих бледнолицых красоток.

Она энергично закивала своей головой.

— Интересно, стоит ли давать тебе разрешение говорить по-человечески, — размышлял я. — Возможно, будет лучше накормить, и использовать тебя как простое соблазнительное животное, и не трудиться усложнять наши отношения твоей человеческой речью.

Она испустила жалобный стон.

— Похоже, тебе давненько не разрешали разговаривать, не так ли? — поинтересовался я.

Она кивнула.

— Ты хочешь получить разрешение говорить?

Она кивнула с надеждой и тревогой.

— Ты просишь об этом?

Она так отчаянно закивала.

— Очень хорошо. Ты можешь говорить — разрешил я.

Обычно я разрешал моим рабыням говорить. Однако, бывали случаи, когда я приказывал, чтобы они служили мне безмолвно, как всего лишь восхитительные животные. Только двум своим рабыням я никогда не разрешал говорить в моем присутствии, и то вскоре я избавился от обеих.

— Как же хорошо, быть в состоянии говорить! — воскликнула она.

— Ты можешь поблагодарить меня за это, — сообщил я ей.

— А если я не хочу делать этого, — дерзко спросила она.

— Легко полученное тобой разрешение, может так же легко быть отобрано.

— Спасибо, — тут же сказала она.

Мне понравилось вырвать это небольшое количество любезности, этот символ примирения, от этой женщины.

— Спасибо — что? — уточнил я.

— Но Вы — раб! — воскликнула она. — Вы носите ошейник!

— Спасибо — что? — повторил я свой вопрос.

Она молчала.

— А знакома ли Ты с хлыстом? — поинтересовался я, кладя рука на украшенную бисером рукоятку.

— Спасибо, Господин, — быстро исправилась рабыня. — Да, Господин!

— Похоже, что Ты уже испытала его на себе, — предположил я.

— Да, Господин.

— Ты знаешь, зачем я тебя сюда привел?

— Вы собираетесь использовать мое тело, один или более раз. Потом Вы возвратите меня в стадо. Я готова. Вы можете сделать это.

Я с усмешкой посмотрел на нее.

— Я не хочу быть выпорота хлыстом, — объяснила она.

— Почему же только что, Ты пыталась уклониться от моего прикосновения?

— Я сочла его раздражающим и неприятным.

Я осмотрел ее тело, поскольку сказав это, она напряглась, и отпрянула. Это совершенно отличалось от нормальной реакции тела рабыни, которое кажется столь теплым и мягким, столь чувственным и наполненным жизненной энергией, столь отзывчивым к прикосновениям, ласкам и объятиям. Я заметил, что ее тело было окаменевшим телом несчастной женщины.

— Ты не помечена клеймом, — повторил я.

— Нет.

— Ты из загонов Ваниямпи? — спросил я.

Ваниямпи, это рабы краснокожих, проживающие в крошечных, изолированных сельскохозяйственных сообществах. Они снабжают своих владельцев зерном и овощами. Эти чудаки придерживаются идеалов равенства обоих полов.

— Нет.

— Каким образом Ты попала в стадо Исанны? — заинтересовался я.

— Вам не обязательно знать обо мне что-либо, чтобы пользоваться мной, — зло ответила она.

— Говори, рабыня! — приказал я, и слегка хлопнул хлыстом по своей левой ладони.

— Да, Господин, — быстро исправилась она, и сказала: — Когда-то я была гражданкой Ара.

Акцент девушки, мягкий и текучий, подтвердил ее слова.

— Я была из касты торговцев, и организовала компанию для торговли вдоль Иханке. Я наняла пять мужчин. Я рассматривала дикарей, как невежественных варваров, и послала своих помощников в соседние торговые места, открытые Пыльноногими для любых белых торговцев, снабдив их самыми дешевыми и низкокачественными товарами, которые они должны были попытаться продать дикарям. Я планировала обогатиться на торговле шкурами и рогом. Вообразите мое удивление, когда, стоя на крыльце моей маленькой лавки, я увидела своих пятерых мужчин, связанных и с кляпами во ртах, тянущих волокуши, возвращаясь от Иханке. И в тот же момент кто-то схватил меня сзади. Это были дикари — Пыльноногие. Я был раздета и связана. Они подвели меня к волокушам и показали на возвращенные низкокачественные товарами, которые я послала на торговые места. Кое-что, правда, на одной из волокуш было не моим. Это была прекрасная шкура кайилиаука. Один из Пыльноногих показал ее мне, затем ткнул пальцем в шкуру, а потом в меня, и бросил ту шкуру на крыльцо моей лавки. Это была их оплата за меня. А меня угнали в Прерии. Вот так я и стала рабыней краснокожих.

— По крайней мере, за тебя должным образом заплатили, — усмехнулся я.

— Да, — сердито сказала бывшая гражданка Ара.

— Как Ты попала к Исанна?

— Пыльноногие продали меня Слинам, Слины продали Желтым Ножам.

— Кажется, что никто не стремился держать тебя у себя, — заметил я.

— Возможно, — согласилась она.

— И какова была твоя цена? — спросил я рабыню.

— Слин получили меня за два ножа, я Желтым Ножам обменяли на зеркало.

— Значит Пыльноногие, первоначально предполагали, что Ты будешь стоить одну шкуру. Потом твоя цена упала до двух ножей, и затем и вовсе до зеркала, — сделал я простой вывод.

— Да, — сказала она, с горечью в голосе.

— Как мне кажется, Ты не могла не заметить, что Ты становилась дешевле с каждой продажей.

— Да, я отлично это видела, — рассердилась девушка.

— Так все-таки, каким образом Ты, наконец, попала в стадо Исанны?

— Исанна взяли меня с двумя дюжинами других девушек, во время набега для поимки рабынь, — сказалаона. — Нас всех пригнали в земли Исанна.

Я кивнул. Земли Исанна лежат вокруг Скалы Советов, к северу от северной развилки Реки Кайила и к западу от Реки Змея.

— Но тебя не оставили в частном вигваме, — заметил я. — Тебя отправили в женское стадо.

— Меня испытали, и затем загнали в стадо, — подтвердила она.

— Очевидно, тебя не сочли ценной рабыней, — объяснил я.

— Я красива, — заявила она, извиваясь в путах. — Вы же видели, что я была проведена у стремени воина в процессии Исанна в стойбище Исбу!

— Это верно, — признал я. — Тебя сочли годной, чтобы показать как трофей воинов Исанна.

— Да.

— А потом тебя отослали назад в стадо, — напомнил я.

— Да, — сказала девушка, и замкнулась в себе.

— Почему, Ты смотрела на меня с таким презрением, во время наших двух предыдущих встреч?

Она вскинула голову, и презрительно посмотрела на меня.

— Я советую тебе отвечать, рабыня! — прикрикнул я, продемонстрировав ей хлыст в моей руке.

— Вы — всего лишь раб, — внезапно выплюнула она. — Я презираю мужчин рабов. Я ненавижу их. Я слишком высока для них. Я слишком хороша для них. Я выше их! Девушки, такие как я, могут принадлежать только свободным мужчинам!

— Я понял.

— Также, я — собственность краснокожего господина! — гордо заявила она.

Я кивнул. Я видел, что она уже узнала и научилась уважать краснокожих. Из женщины, которая когда-то держала их за простофиль и необразованных дикарей, она превратившись в их рабыню, узнала их, как страшных воинов и умелых охотников. Верхом их кайиле, с копьем в руке, они были правителями Прерий, Убарами равнин. В Прериях, принадлежность краснокожему господину становится чем-то вроде награды для женщины, особенно для низкой белой женщины.

— Но совершенно очевидно Ты не самая ценная часть собственности для твоего хозяина, — предположил я.

— Почему? — зло вскинулась она.

— Тебя держат в стаде, — напомнил я ей.

Она сердито прятала взгляд.

Я отвязал привязь от ветки и смотал веревку с ее шеи. Затем освободил ей руки, и отложил веревку в сторону.

— Возможно, вам стоило оставить меня связанной, или поместить мои ноги в распорки, — заметила она.

— В этом не будет необходимости, — отозвался я.

Она потерла запястья, возможно, я связал ее слишком туго. Но мне было важно, чтобы девушка осознала себя связанной.

— Что Вы собираетесь делать со мной? — взволнованно спросила она.

— Много чего, но среди прочего, я собираюсь несколько улучшить собственность твоего господина, — уклончиво ответил я.

Она смотрела на меня, явно не понимая моих намерений.

— Встать на руки и колени, — приказал я.

Она повиновалась беспрекословно.

— Видишь этот хлыст?

— Да, Господин, — вздрогнув, ответила она.

— Я дам тебе ин или два, чтобы заползти на шкуру, которую я расстелил на траве, — объяснил я. — После того, как Ты там окажешься, я буду без колебаний использовать хлыст за попытку покинуть покрывало в течение следующего ана. Кроме того, если я сочту необходимым, применю его, даже, когда ты будешь на шкуре.

— Я поняла, Господин.

— Иди, — скомандовал я.

Она поползла к расстеленной шкуре. Присев на ней, она посмотрела на ее края. Это был ее остров безопасности, или возможной безопасности. Она знала, вне этого островка, в течение следующего ана, ее ждет хлыст и боль, что ее ждет на нем, она пока не знала. Конечно, это была известная хитрость дрессировщиков рабынь, обычно используемая только со свежими невольницами, молодыми и неопытными девушками, боящимися сексуальных аспектов их рабства. Их заводят в большую комнату, обычно пустую, или почти пустую, исключая большую постель. Там им сообщают, что их будут пороть где угодно в комнате за исключением постели, но возможно могут, ударить и на ней. Само собой разумеется, девушки бросаются к кровати и боится оставлять ее в течение всего назначенного им срока, видя в ней место возможного убежища, несмотря на то, что именно там и будет иметь место ее сексуальная эксплуатация и обладание ими. Некоторые тренеры, если остаются недовольны, могут сбросить девушку, и заняв место между нею и кроватью, нанести ей несколько ударов плетью, прежде чем позволить запрыгнуть назад. Там, в месте возможной безопасности у нее будет шанс еще раз отчаянно попробовать, быть более приятной. Кстати это может быть единственный раз в месяц, когда девушка будет спасаться на кровати. Пока навыки рабыни не улучшаются, ее местом безопасности могут оказаться меха, или циновка, или даже голые камни или кафель, в ногах постели. Действительно, многие рабовладельцы даже превосходных рабынь отправляют спать в ногах своей кровати. Возможно, уже слишком очевидно, что данное упражнение, с таким оригинальным использованием кровати, должно переломить страх новообращенной рабыни перед постелью и поощрить видеть это в выгодном свете, как место относительной безопасности, комфорта и удовольствия. Возможно, во враждебном окружении она пожелает его защиты и значимости, и захочет поскорее там очутиться. Позже, конечно, исходя из более возвышенных причин, она придет к тому, чтобы смотреть на постель с еще большим рвением и привязанностью. На ней ей разрешат служить ее господину и на ней, она в свою очередь, почувствует его прикосновения, как любящая отдающая себя рабыня.

— Сядь на левое бедро, — велел я. — Вытяни правую ногу, ладонями обопрись на покрывало.

— Вы не можете убить меня, — предупредила она. — Я принадлежу не Вам!

— Это — спорный вопрос, — ответил я. — Поскольку я держу украшенный бисером хлыст, как мне кажется, в этом контексте, я действительно имею такие права по отношению к тебе. Во всяком случае, даже если я этого не сделаю, то моя жалоба мальчишкам, переданная ими твоему владельцу, конечно, будет рассмотрена. А уж он тогда будет решать, заслуживает ли твое неповиновения или возникшие трудности того, чтобы наказать тебя смертью. А так как Ты — стадная девка, то сомневаюсь, что он будет долго думать над этим вопросом. Вот так-то лучше, — усмехнулся а, когда она приняла положение, которое я предписал.

— Пожалуйста, не жалуйтесь мальчишкам, — запросила она. — Они очень жестокие!

— Они не жестокие. Они — всего лишь хорошие пастухи, — поправил я.

— Когда я не смогла их ублажить, они избили меня хлыстами, — пожаловалась она.

— Не волнуйся, — сказал я, и тут же предупредил: — Если я не буду доволен, я сам умею хорошо обращаться с хлыстом. А потом я решу уже решу, жаловаться твоим пастухам или нет.

Она застонала.

— У тебя хорошая изящная фигура рабыни, — отметил я, рассмотрев ее в этой позе. — Вы можешь поблагодарить меня.

— Спасибо, Господин.

— Многих волнует вопрос, почему же, тогда Ты настолько никчемна. Ты стоила шкуру, затем два ножа, а в конце только зеркало. Теперь Ты докатилась до стада. Почему тебя ценят столь низко?

— Я не знаю, Господин.

— Мальчики сказали мне, что Ты — кусок льда.

— Что я могу поделать с этим, если я невосприимчива? — спросила она. — Такова моя природа.

— Я также заметил, что Ты высокомерна и неприветлива. Таким образом, с какой стороны не посмотри, Ты — никудышная рабыня.

Она раздраженно дернула головой, за что я тут же сильно хлестнул ее, по правому бедру. Она вскрикнула от резкой боли, и посмотрела вниз, на край шкуры.

— На твоем месте я бы дважды подумал, прежде чем я стал издавать сердитые звуки или нетерпеливые жесты, — посоветовал я своей подопечной.

— Да, Господин, — всхлипнула девушка.

— Ты находишь мужчин привлекательными?

— Какое это имеет значение, если я в любой момент могу быть ими изнасилован для их удовольствия? — спросила она.

— Ты находишь их привлекательными? — повторил я свой вопрос, поднимая хлыст.

— Иногда, — призналась она, — они заставляют меня чувствовать себя неловко.

— Каковы были твои отношения с мужчинами до порабощения?

— Неужели Ты не можешь просто взять меня и использовать?

— Говори, — сказал я, и вновь продемонстрировал хлыст.

— Когда-то, несмотря на то, что была гордой свободной женщиной Ара, я чувствовала желание вступить в семейные отношения с мужчиной.

— Понятно, — кивнул я поощрительно.

— Я решила, что разрешу некоторым из них, на основе моего собственного тщательного отбора, рассмотрев их со всех сторон и в разных ситуациях, познакомиться со мной, чтобы я могла бы, из числа их, выбрать достойного моей дружбы. Тогда, возможно через какое-то время, если бы я почувствовала себя настолько готовой, и если бы он был полностью приятным и совершенно подходящим мне, то я могла бы принять его предложение о вступлении в семейные отношения со мной.

— И как у тебя проходило это дело?

— Я собрала много молодых мужчин, — сказала она. — Я сообщила им о своей готовности к знакомству и поставила им строгие условия отношений в семье, такие как абсолютное равенство, и тому подобные.

— И что произошло дальше? — спросил я, уже зная ответ.

— Все ушли, вежливо попрощавшись, — обиженно ответила она, — и я никогда не видела их снова, за исключением одного маленького, похожего на урта, который сказал мне, что он полностью разделяет мои взгляды.

— Вы вступили в брак с ним?

— Я обнаружила, что его интересовало только мое богатство, — зло сказала она. — Я прогнала его.

— Ты была сердита и обижена, и решила полностью посвятить себя ведению бизнеса, — угадал я.

— Да.

— А еще, исходя из других аспектов твоей истории, я заключаю, что Ты стала корыстной и жадной.

— Возможно, — пробормотала она.

— А затем Ты была захвачена, приведена в Прерии, и сделана рабыней.

— Да. Могу я как-то выбраться из этого положения? — спросила она, с надеждой гладя на меня.

— Нет, — остудил я ее.

— Вам нравится то, что Вы видите?

— Ты должна надеяться, что мне понравится то, что я вижу, — поправил я.

Она с трудом сглотнула.

— Да, — все же ответил я. — Мне нравится то, что я вижу.

— Я полагаю, что должна быть благодарной за это.

— Я думаю, что я был бы благодарен на твоем месте, так как Ты — рабыня.

— Конечно, — сказала она, и с горечью добавила: — Но я не хочу быть выпоротой или убитой.

— Да, я надеюсь на это.

— Вы любите заставлять голых женщин позировать для вашего удовольствия? — поинтересовалась она.

— Да, — не стал я отказываться от очевидного.

— О, — произнесла она.

— Я думаю, что Ты просто боялась своей женственности, — объяснил я. — Это кажется совершенно ясным, даже рассматривая твои действия в Аре. И кстати это, весьма обычно для свободных женщин, потому что они чувствуют, что глубокая женственность может вызвать любовь, а любовь для женщины, всегда подразумевает неволю, пусть не всегда предполагая веревки и цепи.

Она посмотрела на меня заплаканными глазами.

— Когда тебя отвергли как женщину, тебе причинили боль и рассердили. Ты решила для себя сделать так, чтобы никогда больше не повторился подобный оскорбительный отказ. Теперь мне понятно, почему Ты стала враждебна к мужчинам, и за что Ты возненавидела их. Ты захотела превзойти их, это была бы твоя особая месть на них. Ты пришла, к тому, что стала бояться определенных чувств. И Ты отступила еще дальше от своей природной женственности.

— Нет, нет, нет, — плакала она, размазывая по лицу слезы. — Я — плохая рабыня только потому, что я холодна! Это — моя природа! Я не могу ничего поделать с этим!

— Это не твоя природа. И Ты можешь изменить это, — сказал я зареванной девушке.

— Господин?

— Ползи к траве, — приказал я. — Быстро!

Она задрожала, но поползала к месту указанному мной.

— На колени, в позу для наказания плетью! — скомандовал я ей.

Она встала на колени, дрожа, опустив голову в траву, уперев в скрещенные, как если бы они были связаны запястья. Я трижды ударил ее хлыстом.

— Теперь Ты — выпоротая рабыня, не так ли? — спросил я.

— Да, — прорыдала она. — Я — выпоротая рабыня.

— Ты принадлежишь мужчинам, — сказал я, и ей стегнул еще раз.

— Я попытаюсь быть приятной! — крикнула она сквозь слезы.

— Я уверен, что Вы сделаешь это, мое дорогое животное. Но интересный вопрос состоит в том, преуспеешь ли Ты, — усмехнулся я, добавил еще два удара.

— Ой! — закричала она от боли. — О-о-ой.

— Ты умоляешь меня о том чтобы тебя пустили на одеяло?

— Да, Господин!

— Разрешаю тебе возвратиться, на одеяла, рабыня.

Она стремительно бросилась назад к шкуре, и легла на живот на ней, словно благодаря за предоставленную ей относительную безопасность. Она задыхалась от плача.

— На спину, рабыня! — последовала моя следующая команда, я не собирался давать ей время, чтобы прийти в себя. — Руки вдоль тела, ладони вверх, правое колено поднять.

Вздрагивая и морщась от боли в исполосованной спине, она подчинялась.

— Каково место женщины? — грозно потребовал я ответа.

— У ног мужчин!

— И где Ты сейчас находишься?

— У Ваших ног! — плакала она.

— Кто Ты?

— Рабыня, рабыня!

— Мужчины достаточно долго терпели тебя, рабыня. Это терпение уже на исходе.

— Да, Господин!

— Ты больше не свободная женщина, — напомнил я. — Это — все для тебя теперь позади. Ты — теперь только порабощенная женщина, всего лишь рабыня, в полной власти мужчин.

— Да, Господин, — она задыхалась от страха и плача.

— Соответственно, Ты больше не можешь думать о себе как свободная женщина, тем более позволять себе поступать так. Ты должна впредь, думать и поступать как рабыня. Ты должна чувствовать как рабыня, жить и любить как рабыня!

— Да, Господин, — отвечала она сквозь рыдания.

— Рабыня.

— Да, Господин.

— Никаких препятствий больше не существует между тобой и твоей женственностью.

— Нет, Господин, — сказала она, испуганно.

Я уронил хлыст около шкуры, и присел на корточки около девушки.

— Когда я тебя трогаю, Ты должна чувствовать, глубоко и полно, концентрированно и превосходно, с благодарностью, радостно и покорно, и позже, когда Ты отдашься мне, Ты сделаешь это, безусловно, полностью, безоговорочно и беспомощно, не сдерживая себя ничем.

— Но тогда я должна стать ничем, всего лишь рабыней, беспомощной в руках ее господина.

— Да, именно так!

Она в ужасе смотрела на меня. Я встал на колени рядом с лежащей рабыней.

— Сядь, — велел я. — Обними меня руками за шею.

Она повиновалась.

— Губы рабыни, — отдал я следующую команду.

Она сложила губы, и затем я нежно поцеловал их.

— Это ведь теперь не столь страшно, не так ли? — спросил я, отстраняясь.

— Что делают мужчины с рабыней, когда действительно хотят ее? — прошептала девушка.

— Все.

— А что должна дать им рабыня?

— Все, и даже больше.

— Я боялась, и надеялась, что так и будет.

Я улыбнулся.

— Вы видите? Я — рабыня.

— Я знаю, — ответил я. Она была женщиной.

— Вы читали книгу Притиона Клеркуса с Коса? — вдруг спросила она.

— Неужели бывшая свободная женщина, гражданка Ара, читала это? — удивленно спросил я.

Это был трактат о неволе.

— Рабыня, не ставит условий, она не желает мелких требований к ней, она не просит легкости, она ничего не просит, она дает все, она стремится любить и самоотверженно служить, — процитировала она на память.

— Ты хорошо запомнила это, — заметил я.

— Вы читали это? — все же хотела знать она.

— Да, — ответил я.

Я отлично помнил это изречение. Девушка, возможно, когда-то слышала и запомнила его.

— Я всегда была очарована неволей, — вдруг призналась она, — но я никогда не ожидала, что сама стану рабыней.

— Поцелуй меня, рабыня, — попросил я.

— Слушаюсь, Господин.

— Теперь Ты боишься, что как рабыня, можешь быть отвергнута?

— Теперь, как рабыня я вижу, что это не имеет значения. Боязнь таких вещей, ко мне не относится. Скорее надо следить, чтобы быть абсолютно приятной. Если я отвергнута, это не имеет значения, поскольку я — всего лишь рабыня, как рабыня я — ничто. Я являюсь бессмысленной и ничего не стоящей вещью. Таким образом, какое может иметь значение, если я должна презираться и отвергаться? Просто я должна попробовать еще раз, снова стремясь беспомощно служить и любить.

Я не отвечал ей. Зачем? Пройдет совсем немного времени, и она, в любом случае, сама изучит, что меньшее чего должна бояться рабыня — это быть отклоненной. Скорее она должна бояться обратного. Она как раз должна опасаться, что один только вид ее будет приводить мужчину в полубезумное состояние от страсти, и что возможно, он не остановится до тех пор, пока не поместит ее в свои цепи.

— В своем трактате, Притион Клеркус, прежде всего, озабочен только одной формой неволи, той, что касается рабыни для удовольствий, — объяснил я.

— Это верно.

— Но рабство многогранно, и некоторые его виды, несомненно, довольно страшны и неприятны.

— Да, — вздрогнула она, ибо слышала, об использовании рабства в сельском хозяйстве, и в таких местах, как общественные кухни и прачечные. Несомненно, она была наслышана о позорном рабстве и рабстве мести. Одной из форм рабства мести является рабство замещения, в котором одна женщина, полностью невиновная, порабощается и становится объектом ненависти, вместо другой женщины, называемой «по-крайней-мере-временно-недоступной», при этом даже получая ее имя. Женщина заменитель в этой ситуации, конечно, действительно порабощается. Даже если ненавистная женщина позже захвачена, ее заменительница не освобождается. Она обычно может быть просто продана или обменена.

— Но общим знаменателем для любого вида рабства является то, что женщина должна быть полностью покорной и приятной и во всех отношениях, и она полностью объект желаний ее господина.

— Да, Господин.

— Ты можете поцеловать меня снова, рабыня, — разрешил я.

— Да, Господин, — сказала она, и прильнула к моим губам, а я осторожно положил ее обратно на покрывало. Ее руки все еще были сомкнуты на моей шее.

— Вы собираетесь учить меня быть приятной?

— Да.

— Значит, Вы будете улучшать, собственность моего владельца.

— Да. Но я собираюсь сделать несколько больше, чем просто научить тебя, как ублажать мужчин.

— Что же? — удивилась она.

— Когда я закончу с тобой, моя голая красотка в бисерном ошейнике, Ты будешь очень сильно отличаться, от тебя теперешней.

Она смотрела на меня, молча и непонимающе.

— Я собираюсь превратить тебя в мечту мужчины об удовольствии, — объяснил я.

— Сделайте так, — попросила она, и приступила к своей трансформации.

— Пожалуйста, пожалуйста, — плакала девушка. — Не оставляйте меня! Я прошу Вас! Дотроньтесь меня еще раз, пожалуйста! Я прошу Вас, не оставляйте меня! Я не знала, что могло произойти что-то подобное этому! Пожалуйста, я прошу Вас, прикоснитесь ко мне снова! — Она умоляла меня сжимая в своих объятиях. Ее слезы вымочили мои руки и грудь.

— Ты просишь этого как рабыня?

— Да, Господин! Я умоляю об этом как рабыня!

— Замечательно.

— Какой же дурой я была, пока оставалась свободной женщиной! — прошептала она.

— Ты была всего лишь невежественной, — поправил я.

— Тогда я не знала, что значит быть рабыней, беспомощной и чувственной.

Я не отвечал.

— Я не знала, что такие чувства могут существовать, — всхлипывала она. — Я никогда не чувствовала ничего подобного этому. Они настолько подавляющие.

— Они связаны с господством и подчинением, — объяснил я.

— Когда я вам отдавалась, то боялась, что могла умереть, — призналась девушка.

— Это был всего лишь маленький рабский оргазм, — заверил я.

Она посмотрела на меня с любопытством.

— Вне того что Ты испытала, лежат безграничные горизонты экстаза. Я думаю еще ни одна женщина, не смогла достичь их.

— Это намного больше, чем просто физические ощущения, — признала она.

— Это является психофизическим. Это — неразрывное эмоциональное, физическое и интеллектуальное единое целое.

— Теперь, я буду нуждаться, в частых прикосновениях мужчины, — сказала она.

— Да, это так.

— Вы сделали это со мной, — упрекнула она меня.

— Это должно было быть сделано давно, — усмехнулся я.

— Но теперь, что я буду делать, если мужчина не захочет удовлетворять меня?

— Попытайся стать такой, чтобы он оказал тебе снисхождение, — предложил я.

Она вздрогнула. Теперь она была в намного большей власти мужчин, чем она когда-либо могла себе представить. Можно сказать, что с этого момента рабский огонь разгорелся в ее животе. Теперь, она была восприимчива к мучениям и лишениям рабыни. Свободные женщины, сексуальность которых обычно приглушена или вовсе задавлена, часто не в состоянии понять отчаяния и силы этих потребностей для страстной рабыни. Они думают, что они отличаются от невольницы, и относятся к ней как к низшему существу. Однако, будучи порабощены сами, они, конечно, быстро пересматривают свое мнение. Они, точно также, будут безнадежно стонать и царапать пол в их клетках, умоляя грубых надсмотрщиков об их прикосновении, и точно также в свою очередь станут презираться свободными женщинами, которых еще не успели поработить.

— Вы уничтожили меня для свободы, — сказала она.

— Ты возражаешь? — для вида удивился я.

— Нет, — засмеялась девушка. — Я хочу быть рабыней. Я полюбила быть рабыней.

— Это удачно, для того, чем Ты являешься.

— Я была рабыней в течение многих месяцев. Мне жаль только того, что все это время пропало впустую. Я до сего момента ждала возможности почувствовать, каково это быть, действительно быть рабыней.

— Что Ты чувствуешь к мужчинам теперь? — поинтересовался я.

— Они интересны и красивы, — ответила она.

— Красивы? — переспросил я.

— Для моих глаз, — улыбнулась рабыня.

— И что еще?

— Я знаю, что они — мои владельцы, что я нуждаюсь в их прикосновениях и что я хочу им служить.

— Можешь ли Ты представить саму себя стоящей на коленях перед мужчиной, и со склоненной головой, умоляющей его, подарить тебе свою ласку?

— Конечно. Теперь, когда моя сексуальность была пробуждена, по-другому и быть не может.

— А примет ли он твою мольбу?

— Я могу только надеяться, что он снизойдет до меня, — вздохнула она.

— Иногда он может пойти навстречу твоей мольбе, а иногда нет. Также помни, что могут настать времена, когда Ты будешь благодарна за такие непритязательные знаки внимания, как затрещины или пинки.

— Думаю, я должна буду принять то, что мне дадут. Ведь я — всего лишь рабыня, — покорно сказала девушка.

Я тогда снова взял ее, сжимая в объятиях.

— Да-а-а-о-о-у! — тяжело задышала она.

Я лежал на боку, а девушка аккуратно вкладывала мне в рот маленькие кусочки пеммикана. Я наслаждался видом девушки, кормящей меня. Чуть раньше она принесла мне воду из ручья в своем рту, но попить у меня не получилось, ибо при ее передаче, едва коснувшись ее губ, я почувствовал необоримое желание, приведшее к новому восторженному натиску. По окончании пришлось самому идти к ручью, чтобы утолить жажду.

— Солнце уже почти закатилось, — напомнил я.

— Значит, я должна быть возвращена в стадо, — простонала она. — Я должна быть привязана около деревни вместе с другими рабынями. Меня снова стреножат и за шею привяжут веревкой к столбу. Как я смогу теперь перенести, возвращение в стаду? — спросила она, несчастно глядя на меня?

— Честно говоря, я сомневаюсь, что теперь Ты пробудешь в стаде слишком долго, — успокоил я рабыню.

— Я теперь нуждаюсь в мужчине, — признала она. — Я сделаю все, чтобы он взял меня свой в вигвам, чтобы служить ему как рабыня.

— Ты теперь беспомощна, не так ли?

— Да, Господин, — улыбнулась она. — Мне можно покинуть одеяло?

— Да, — разрешил я.

Она подошла к маленькому лоскуту кожи, в который был завернут хлыст, подняла лоскут, принесла его и расстелила рядом с краем покрывала.

— Вы сказали мне, — улыбнулась девушка, — что это кожа, того же размера, что и циновки подчинения в Тахари.

— Да.

— Смотрите. Я встаю на колени на циновку, — сказала она с улыбкой, и низко склонив голову.

Я внимательно рассмотрел ее. Тысячи фрагментов воспоминаний всплыли в моем сознании: обширная, желтовато-коричневая пустыня Тахари, ее однообразие, ее барханы, караваны, оазисы и дворцы. В культуре Тахари у циновки подчинения свое особое место.

— Могут ли такие девушки как я, в Тахари становиться на колени на таких циновках? — поинтересовалась она.

— Да, — ответил я, и вновь пред моим глазами всплыли картинки многих таких рабынь, виденных мною, белокурых и красивых, стоящих на коленях на циновках перед их смуглыми владельцами.

— О-о-о! — закричала рабыня, сметенная с подобия циновки подчинения, схваченная и взятая.

Девушка вновь поднялась на колени передо мной. Ее голова склонилась.

— Я прошу Вашей нежности, Господин, — прошептал она.

Я улыбнулся. Хорошо ли она помнила начало нашей беседы?

Я посмотрел на солнце, проглядывающее сквозь листву деревьев, и подумал, что у нас еще есть время.

— Заслужи это, — велел я.

— Да, Господин, — сказала она, со счастливой улыбкой.

И мгновением позже я снова сжимал ее, стонущую и извивающуюся, в кольце моих рук.

— Нам уже пора расставаться, — напомнил я.

— Я знаю, — прошептала рабыня.

Я встал, и начал собрать свои вещи.

— Скатай покрывало, — приказал я, и она сделала это быстро и беспрекословно. Она опустилась на колени, прямо на землю.

— Свяжите мои руки, — попросила она, — как можно туже, чтобы я не могла ими пошевелить, и приведите меня в стадо, на веревке за шею.

— Нет. Ты назад Ты пойдешь, передо мной, спокойно, как подобает рабыне.

— Слушаюсь, Господин, — улыбнулась она.

Этой веревкой я перевязал свои вещи. С девушкой, предшествующей мне, я оставил маленькую рощу. Я лишь однажды оглянулся назад, посмотрев на то место, где я прекрасно провел время.

Глава 13 Я узнаю о присутствии ваниямпи

— Покажи мне, рыжеволосую рабыню, — приказал Махпиясапа, вождь клана Исбу племени Кайилы, встав перед вигвамом Кэнки.

Кэнка гордо стоял перед вождем, сложив руки на груди, не выказывая ни малейшего испуга.

— Виньела, — позвал он.

Напуганная девушка показалась из вигвама и встала на колени около его порога.

— Это — она, — сказал один из мужчин с Махпиясапой.

— Именно она, танцевала на шесте, — подтвердил другой.

— Привлекательная рабыня, — похвалил третий.

— Я хочу эту женщину, — объявил Махпиясапа Кэнке, указывая на Виньелу.

— Вы не можете ее иметь, — отказал Кэнка.

— Говори, Вопетон, — велел Махпиясапа Гранту, которого он привел вместе с собой.

— Мой друг Кэнка, — обратился торговец, — женщина была приведена в Прерии для Махпиясапы. Он заказал мне такую женщину в прошлом году. Именно для него я купил ее в Кайилиауке около Иханке, и для него я вел ее на восток на моей цепи. Сделка была старой, заключенной в прошлом году. Он — ваш вождь. Отдайте ему женщину.

— Нет, — вновь наотрез отказал Кэнка.

— Я должен был получить пять шкур желтого кайилиаука за нее, — объяснил Грант. — Однако главное, это то, что я не хочу, видеть вражду между двумя великими воинами клана Исбу. Отдайте ее Махпиясапе. Я откажусь от своего вознаграждения.

— Нет, — перебил его Махпиясапа. — Никогда никто не сможет сказать, что Махпиясапа не сдержал своего слова. Когда я получу женщину, я отдам тебе шкуры.

— У него нет прав на эту женщину, — заявил Кэнка. — По праву захвата она является моей. Махпиясапа, мой вождь, знает это. Мой вождь Махпиясапа, — Кайила. Он не будет нарушать наши обычаи.

— Но нам действительно нужно заключить мир между Кайилами и Желтыми Ножами, — сказал Махпиясапа. — Ватонка организовал это. Уже сейчас гражданские вожди Желтых Ножей живут в его вигваме.

— Какое отношение это имеет ко мне? — удивился Кэнка.

— Ты повел себя неправильно, — сказал Махпиясапа. — Женщина должна быть моей. Как вождь я мог бы взять ее в свой вигвам. Но как вождь я не буду этого делать. Я не хочу тебя сердить.

— Позвольте мне купить вам две женщины, и отдать их вместо нее, — предложил Кэнка.

— Эта — та, которую я хочу, — указал Махпиясапа на Виньелу.

— Эта, моя, — отказал Кэнка.

— Я хочу ее, — повторил Махпиясапа.

— Она моя по праву захвата, — объяснил Кэнка.

Махпиясапа замолчал. Было видно, что он зол.

— Мне жаль, мой вождь, — заговорил Кэнка. — Если я поступаю неправильно. Я сожалею, если я действовал неподобающим образом. Если бы это была другая женщина, я не задумываясь, привел бы ее с веревкой на шее в ваш вигвам. Однако едва только увидев эту женщину, я понял, что хочу ее. Я знаю, что не смог бы отдохнуть до тех пор, пока ее шея не оказалась бы в моем ошейнике, пока она не стала бы моей.

— Я хочу ее не для себя непосредственно, — объяснил Махпиясапа. — Она нужна мне как дар для Желтых Ножей. Я и мои товарищи идем по стойбищу, собирая дары Желтым Ножам, кайил и седла, одеяла, одежды, ткани и женщин.

— Я дам вам кайилу, — предложил Кэнка.

— Она красива, и ее цвет волос редкость в наших землях, — попытался объяснить вождь. — Она стала бы превосходным подарком.

— Ни Вы, ни Желтые Ножи ее не получите, — стоял на своем Кэнка.

— Груди у нее слишком маленькие, — прокомментировал Махпиясапа.

— Я содержу ее. Она моя. Я хочу ее. — Заявил Кэнка.

Когда Махпиясапа сделал замечание о ее грудях, обеспокоенная и озадаченная, Виньела нечаянно коснулось их. Что до меня, так груди у девушки были очень привлекательны и восхитительно пропорциональны по отношению к ее фигуре в целом. Однако, Махпиясапе они показались маловатыми, поскольку его, как и большинство краснокожих мужчин, привлекали полногрудые женщины. Это страсть к более пышнотелым женщинам, кстати, также характерна для мужчин Тахари. На Горе, вообще, насколько я могу сказать, нет никакого особенно заметного недостатка в различных типах женщин. Всеми признано, что женская красота, представляет собой целый комплекс тонких нюансов, собранных вместе, прекрасный и обильный в его почти бесчисленных вариантах. Не существует единого стандарта красоты, всегда все зависит от каждой конкретной женщины. Есть великое множество способов быть красивой.

— Это — твое последнее слово по этому вопросу? — спросил Махпиясапа.

— Да, — твердо ответил Кэнка.

Махпиясапа, резко развернулся и зашагал прочь, сопровождаемый его свитой.

Кэнка, проводив вождя взглядом, обернулся и посмотрел вниз на Виньелу, которая покорно опустив голову, стояла на коленях перед входом в его вигвам.

Можно добавить, что ограниченные, стереотипные концепции женской красоты вообще чужды гореанскому сознанию. Для гореанина покажется нелепым, или даже непостижимым, если он узнает, что в какой-то культуре на женскую красоту накладываются ограничения, и красивыми считаются только очень высокие, или худые, или плоскогрудые женщины. Такая концепция была бы слишком ограничена для него. Кроме того гореанин интересуется женщиной с точки зрения работы и любви, а отнюдь не для фотографирования в варварских предметах одежды. Большинство гореанских женщин, как и большинство человеческих женщин вообще — это невысокие, соблазнительные брюнетки. И большинство женщин, продаваемых на невольничьих рынках Гора, конечно же, относятся к этому типу. Они хорошо выглядят в цепях, стоя перед вами на коленях.

Виньела подняла голову, и несчастно посмотрела на Кэнку. В ее глазах стояли слезы.

— Возможно, Вы должны отдать меня ему, Господин, — прошептала она. — И возможно, мои груди действительно слишком маленькие.

— Не говори глупостей. Они прекрасны, — успокоил он свою рабыню. — Лучше иди готовить.

— Да, Господин, — сказала она, счастливым голосом.

— Вы не боитесь, что из-за этого могут возникнуть проблемы? — поинтересовался я.

Мы с Кувигнакой стояли поблизости, и слышали весь разговор Кэнки и Махпиясапы. Этим вечером мы были приглашены в вигвам Кэнки на вареное мясо, подготовленное по особо любимому краснокожими рецепту.

— Я так не думаю, — ответил Кэнка. — Но давайте не будем волноваться об этих вещах. Эти дни должны быть временем веселья и пиров.

— Завтра я войду в вигвам танцев, — сообщил Кувигнака.

— Я видел, как много подарков переходит из рук в руки по всему стойбищу, — рассказал я.

— Это — время для счастья и обмена подарками, — пояснил Кувигнака. — Даже кайилиауки в этом году пришли раньше.

— Это верно, — согласился я, вновь задумавшись над причиной столь раннего прибытия стада кайилиаука. Все это, казалось мне очень странным.

— Ты уже насладился использованием украшенного бисером хлыста? — поинтересовался Кэнка.

— Да, от всей души, — улыбнулся я, вспомнив белокурую девушку из стада, подарившую мне весьма приятный день.

— Ты можешь оставить его себе и после праздников, после танцев и пиров, — разрешил молодой краснокожий.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Это — пустяк, — усмехался Кэнка.

Я вспомнил, как вернул белокурую рабыню ее пастухам.

— Это, в самом деле — та же самая рабыня? — пораженно спросил меня один из мальчишек пасших стадо, когда я возвратил блондинку в стадо.

— Да вроде она самая, — усмехнулся я.

— Кажется, что Ты взял у нас женщину, которая была просто порабощена, а возвращаешь женщину, которая является настоящей рабыней.

Девушка стояла на коленях, около нас, покорно склонив голов, и улыбалась.

— И какова она была? — поинтересовались пастухи.

— Похотливое извивающееся рабское мясо. Горячее, беспомощное, страстное и отзывчивое.

— Великолепно! — воскликнул один из мальчишек, тот что был постарше, ударяя себя по бедру.

— Я думаю теперь, любой мужчина найдет ее удовлетворительной, — усмехнулся я.

— Я попытаюсь, стать лучше, чем просто удовлетворительной, Господин, — пообещала девушка.

— Хорошо, — похвалил пастух.

— Назад в стадо, девка, — приказал другой паренек, направляя на нее кайилу.

Она протиснулась назад в стадо, быстро найдя себе место среди ее товарок, других прекрасных животных. Некоторые из этих животных смотрели на нее с завистью и удивлением. Сейчас она совершенно отличалась, от того какой она была еще этим утром. Принятие женственности и своего подчинения мужчинам, полной капитуляции перед ними в ее сердце, стало основным моментом в духовной жизни этой женщины. Подобный момент великой духовной значимости происходит, конечно, и в жизни мужчины, когда он принимает свою мужественность. Впредь он отрекается ото лжи и иллюзий. Впредь он будет мужчиной.

— Уже — закат, — заметил один из парней. — Нам пора гнать этих самок кайилы к деревне, где нам еще придется стреноживать их и привязывать на ночь.

Я видел, что часть животных смотрели на белокурую девушку с ненавистью. Однако, были и те, что подошли к ней и нежно поцеловали, приветствуя ее в обществе сестер ошейника. Насколько же несчастны и сварливы, сколь обижены и зажаты те, кто завидует другим полным жизни и удовольствия в их искренности.

— Хэй! — закричали юные краснокожие пастухи, раскручивая свои лассо.

— Моя благодарность, парни! — кричал я им вслед.

Они махали мне руками, показывая, что услышали и поняли мои слова. Я отошел в сторону, наблюдая, как они без суеты погнали свое стадо в сторону стойбища.

Белокурая девушка повернулась лишь однажды, и помахав мне рукой, послала мне воздушный поцелуй гореанским способом, поцеловав свои пальцы и помахав ими в воздухе. Я возвратил ей поцелуй, и также помахал рукой вслед. Постояв немного и подождав пока стадо двуногих животных отгонят подальше, я тоже направился к деревне. Меня ждала встреча с Кувигнакой в вигваме Кэнки. Мы были приглашены на ужин.

— Это было здорово, — похвалил я, только что проглоченный ужин.

— Спасибо, Господин, — довольно, отозвалась Виньела.

— Не порти мне рабыню, — предупредил Кэнка, с улыбкой.

— Извините, — улыбнулся я.

— Это было превосходно! — присоединился к похвалам Кувигнака.

— Спасибо, Господин, — улыбнулась Виньела.

Трапеза была намного больше, чем просто вареное мясо. На самом деле это было вкуснейшее мясо тушеное с овощами и приправами, некоторые из которых Виньела выпросила у Гранта.

— Разве Ты с этим не согласен? — удивился Кувигнака, глядя на брата.

— Возможно, — уклончиво ответил Кэнка.

— Мой господин доволен своей едой? — поинтересовалась Виньела.

— Возможно, — повторил наш хозяин.

— Жалкая рабыня надеется, что ее скромные усилия порадовать своего господина были успешны.

— Это было неплохо, возможно, — уклонялся от прямого ответа Кэнка.

— Не порти рабыню, — смеясь, предупредил Кувигнака.

— Я люблю служить Вам, Господин, — сказала Виньела.

— Даже если бы тебе и не нравилось служить мне, — усмехнулся Кэнка. — Ты все равно будешь делать это превосходно.

— Да, Господин.

— Поскольку Ты — рабыня, — добавил он.

— Да, Господин, — согласилась она, и добавила: — Ваша рабыня.

Он пристально на Виньелу.

— Если я не нравлюсь Вам, избейте меня, — сказала девушка, склонив голову.

— Не беспокойся. Если я буду недоволен тобой, то порки тебе не миновать, — успокоил Кэнка свою рабыню.

— Как Ты думаешь, ее он часто будет ее пороть? — поинтересовался у меня Кувигнака.

— Почему-то я так не думаю, — ответил я.

— Господин, — прошептала Виньела, обращаясь к Кэнке. Ее глаза были мокрыми от слез. Я заметил, что глаза хозяина направленные на рабыню возбужденно сверкнули.

— По-моему в тушеном мясе было многовато овощей, — обратился я к Кувигнаке, делая вид, что не замечаю напряженности между Кэнкой и Виньелой. Большую часть блюда — мелкорубленые овощи и мясо, мы ели из небольших чашек, наполненных Виньелой поварешкой сделанной из кости кайилиаука. Куски мяса и овощей покрупнее, мы, как это принято в Прериях, доставали ножами прямо из казана. Кэнка, возможно из-за нашего присутствия, а может потому, что он хотел еще больше углубить рабство Виньелы, кормил ее с руки. Это иногда делается с рабынями, поскольку это помогает напомнить им, что они — домашние животные, и что они во всем зависят от рабовладельца, в том числе, это касается пищи. Также я заметил, что во время ужина, рабыня, взяв еду с его пальцев, украдкой успевала куснуть, лизнуть или поцеловать их, и чем дальше шел процесс кормления, тем все более возбужденной становилась девушка. А еще, мне показалось, что Кэнка поднося к ее рту небольшие кусочки, сжимал их несколько плотнее, чем было необходимо, чтобы просто кормить рабыню.

— Это как-то необычно, не так ли? — спросил я.

— Да, — ответил Кувигнака. — Это — продукт, по большей части, с полей Ваниямпи.

— Я так и подумал, что это оттуда, — сказал я.

Собственно ваниямпи были, сельскохозяйственными рабами краснокожих. Они занимались фермерством и работали в садах, делали другую работу для своих краснокожих владельцев.

— Кого-то посылали в загоны за продуктами? — спросил я.

— Ваниямпи сами доставили их, — объяснил Кувигнака. — Это было сделано, еще когда решался вопрос об этом стойбище.

— Я понял.

На время празднеств, которые всегда привязывались с появлением стада кайилиаука, местоположения больших стойбищ различных племен были заранее известны. Это делало выполнимой поставку продуктов, что было затруднительно большую часть года, когда племена, кланы, а то и отдельные семьи разбросаны рассеянными группами на большой территории, а зачастую еще и постоянно кочуют по Прериям.

— А есть ли кто-то из Ваниямпи в стойбище сейчас? — заинтересовался я.

— Да, но они скоро уходят.

— Как скоро? — спросил я.

— Я не знаю, — пожал плечами Кувигнака.

— Я встречал кое-кого из ваниямпи, — вспомнил я. — Они были из места называемого ими «Сад Одиннадцать». Интересно, были ли те, кто сейчас в стойбище оттуда.

— Они вполне могут быть оттуда, — сказала Кувигнака. — А зачем они тебе?

— Я тут подумал, что могло бы быть интересно, встретить моих знакомых среди них. А еще, мне интересно узнать там поживает та, кто раньше была Леди Мира из Венны, которую поработили и приговорили к проживанию среди Ваниямпи.

— Я помню ее, — зло сказал Кувигнака, поморщившись. — Долгие дни я провел, прикованный к ее телеге цепью.

— Конечно же, Ты жалеешь ее, — усмехнулся я, — приговоренную, с особой, почти непередаваемой для женщины жестокостью, к такому наказанию.

— Она была тщеславной и высокомерной женщиной, — буркнул Кувигнака. — Мне нисколько ее не жаль.

— Но ведь она знавала другую жизнь, — продолжал я подшучивать над моим молодым другом. — Она же не родилась и не выросла в загоне Ваниямпи.

— Я не жалею ее, — сказал Кувигнака, не понимая шутки.

— Конечно, теперь она, эта уважаемая и отвергнутая, праздная и всего лишившаяся женщина, будет готова умолять о том чтобы ее раздели, выпрашивать у мужчин удар плети и возможность почувствовать как ее ноги широко разводят, крепко привязывая лодыжки к распоркам.

— Я ничуть не жалею ее, — разозлился Кувигнака. — Она была груба и жестока. Пусть себе томится, и остается недорабыней, в загонах Ваниямпи.

— Ты жесток, — отметил я.

— Я — Кайила, — пожал плечами Кувигнака.

— Возможно, если бы она согнулась пред тобой, голая, моля о милосердии, то тебе захотелось бы отнестись к ней с некоторой мягкостью, — размышлял я.

— Возможно, если бы я решил, что она теперь готова стать женщиной, и хорошо извлекла уроки из своего положения, — проворчал Кувигнака.

— Ага, — засмеялся я, — я вижу, что тебя все же можно поколебать к великодушию.

— Конечно, — тоже рассмеялся Кувигнака. — Я же — Кайила!

Затем мой друг незаметным жестом указал на Кэнку и Виньелу. Девушка уже была в его объятиях, ее голова была запрокинута назад. Она рыдала от удовольствия. Она совершенно забыла о нашем присутствии.

— Также, есть кое-что, что надо сказать той рабыне, — заметил мой друг.

— Ну, попытайся, — предложил я.

Насколько же красива была Виньела, забывшая обо всем на свете в своей беспомощности, удовольствии и любви. Насколько изумительны и красивы женщины в такой момент! Как замечательно владеть ими, быть в состоянии делать с ними все, что желаешь и любить их! Но также я трезво думал о той, кто однажды была, агентом кюров, моих врагов. Никакие такие удовольствия и радости, ее предназначены не были. Вместо этого ей присудили жить среди Ваниямпи. Она была приговорена, к тому, что жалкие мужчины из загона будут блюсти ее честь, достоинство и равенство с ними. Ей теперь не познать, радости от того, чтобы бежать голой, с веревкой на шее. Не быть ей рабыней у бока кайилыее господина. Не почувствовать ей удовольствий, дрожи любви и служения, от осознания того, что тот кого она любит и кому служит, владеет ей полностью. Не для нее теперь чувство удовлетворения от нахождения себя, бескомпромиссно и безвозвратно, в месте предназначенном женщине природой — месте преданной рабыни у ног ее господина.

— Мы вернемся попозже, — бросил Кувигнака Кэнке, вставая.

Вот только, я подозреваю, что Кэнка также как и его рабыня, растворившийся сейчас в удовольствии и красоте, в любви и наслаждение своей женщины, вряд ли услышал нас.

Мы с Кувигнакой, понимающе улыбаясь, покинули его вигвам.

— Где можно найти Ваниямпи?

— На нижнем уровне стойбища, на краю, — ответил Кувигнака, — там, где сток хуже.

— Я должен был догадаться, — усмехнулся я.

— Мы всегда размещаем их там, — объяснил юноша.

— Это понятно.

— Ты собираешься повидать их?

— Да, мне любопытно.

— Даже не думай, что я составлю тебе компанию, — предупредил Кувигнака. — Я не слишком наслаждаюсь обществом Ваниямпи.

— Все хорошо, я сам справлюсь.

— Встретимся позже в вигваме Кэнки, — сказал Кувигнака.

— Почему? — удивился я.

Я думал, что Кэнка и Виньела предпочли бы остаться наедине.

— Я получил известие от Акихоки, он дружит с одним из Солдат Слинов, что Хси собирается убыть для чего-то сегодня вечером, — усмехнулся Кувигнака.

— Для чего же?

— Я не уверен, но я думаю, что догадываюсь. И мне кажется, что знаю, как мы можем ему помешать.

— И что все это значит? — спросил я озадаченно.

— Это имеет отношение к измене, — туманно объяснил Кувигнака.

— Я не понимаю, — честно признался я.

— Встретимся здесь, позже, — не стал больше ничего объяснять Кувигнака.

— Хорошо.

— Я Ваша! — услышали мы крик, изданный Виньелой внутри вигвама. — Я Ваша! Мой Господин!

Мы с Кувигнакой улыбнулись, и разошлись по своим делам.

Глава 14 Ваниямпи

— Тыква! — радостно воскликнул я.

— Мир, и свет, и спокойствие, и удовлетворенность и совершенство к вам, — отозвался он.

— Я услышал, что в стойбище есть Ваниямпи, — сказал я. — Я надеялся, что это мог бы быть Ты, или другие из Вашей группы.

— Мы доставили овощи нашим владельцам, — объяснил Тыква. — Вы помните Морковь и Капусту?

— Да. Приветствую, вас парни.

— Сладость к вам, — поприветствовал меня Морковь.

— Сладость к вам, — сказал Капуста.

— Кто это? — воинственно спросила темноволосая женщина. Она, также, носила одежду Ваниямпи — длинное, серое платье до середины икр. Ее стопы, как и остальных, были обернуты тряпками. Эта одежда совершенно непривлекательна на женщинах, а на мужчинах казалась неуместной и просто глупой.

— Я не думаю, что Вы знакомы с Редькой, — заметил Тыква.

— Нет.

— Кто Вы такой? — строго спросила Редька.

— Редька — возглавляет наш маленький поход в стойбище, — объяснил Тыква, — и первая в нашем доме «Саду Одиннадцать», хотя конечно все мы — одинаковые.

— Конечно, — успокоил я Тыкву.

— Кто Вы? — повторила свой вопрос Редька.

Я присмотрелся к ней. Она была неприветлива, и совершенно очевидно, ужасно нуждалась в хорошей порке.

— Я — Татанкаса, Красный Бык, раб Кэнки, Огненной Стали из клана Исбу — Малых Камней, племени Кайила, — представился я на смеси языков — гореанского и Кайила.

Я продолжал рассматривать ее. Она не показалась мне непривлекательной женщиной. Под уродливой мешковатой одеждой, что она носила, просматривалась весьма привлекательная фигурка. Мне сразу стало интересно, как она будет выглядеть раздетая, связанная, стоя на коленях у ног мужчины, и согнувшись под его хлыстом.

— Вы — раб, — отметила она.

— Вы все тоже, — ответил я.

— Мы не носим ошейники, — напомнила она.

— А Вы в них и не нуждаетесь, чтобы вас распознали как рабов, — усмехнулся я.

Она впилась в меня сердитым взглядом. Я продолжил, мысленно раздевать ее и бросать к моим ногам.

— Многие рабы не носят ошейники, — заметил я. — Многие являясь рабынями, даже не знают, что они — рабыни.

— Это верно, — согласился Тыква.

— Не разговаривать больше с этим человеком, — приказала Редька, отворачиваясь.

— Сколько времени Вы еще пробудите в стойбище? — поинтересовался я.

— Мне жаль, — вздохнул Тыква. — Я больше не могу говорить с вами. Таково желание Редьки.

— Почему нет? — удивился я.

— Ваниямпи, как предполагается, верные, услужливые и приятные, — сказал Тыква.

«Ваниямпи» — слово из наречия Кайила, оно означает — «прирученный скот».

— И Редька верная, услужливая и приятная? — спросил я удивленно.

— На самом деле — нет, — согласился со мной Тыква. — Это — интересная мысль, — он посмотрел на меня заинтересованно, и добавил: — Мы уходим утром.

— Я сказала тебе не говорить с ним, — прошипела Редька, остановившаяся в нескольких шагах от нас.

— Пожалуйста, помолчите, Редька, — попросил Тыква, от чего она сердито отвернулась.

— Сладость к Вам, — насмешливо сказал Тыква ей вслед.

— Как далеко отсюда находится Ваш загон? — спросил я.

— Где-то в сотне пасангов отсюда, — прикинул Тыква.

— Я не знал, что у Вас есть кайилы, — удивился я.

— У нас их нет. Мы пришли пешком, таща груженные нашими продуктами волокуши на себе, под надзором мальчика.

— Я думал, что Редька была главой вашего похода.

— Она — глава Ваниямпи, — уточнил Тыква. — Все мы, должны выполнять приказы от наших краснокожих владельцев.

— А как там поживает та кто была Леди Мира из Венны? — задал я вопрос, ради которого сюда пришел.

Леди Мира из Венны, была агентом кюров. Она была политическим лидером отряда приблизительно в тысячу наемников, и вместе с ними сопровождала Кога и Сардака, и их отряд охотников за головами, в Прерии, при этом она сама непосредственно подчинялась кюрам. Военное командование над этими наемниками держал Альфред — капитана наемников из Порт-Олни, но высшее командование все равно сохранялось в руках Кога и Сардака. После нападения объединенного отряда племен краснокожих на отряд наемников и последовавшей резни, произошедших несколько недель назад, Леди Мира была захвачена, и, по-видимому, за то, что она была найдена среди солдат, послана в загон Ваниямпи. Альфреду удалось убежать с остатками конницы, порядка четырехсот всадников. Я подозревал, что к настоящему времени, он уже закончил свой путь назад к Иханке и к цивилизации, и теперь находился в безопасности. Малочисленные группы краснокожих воинов, из которых обычно составляют боевые отряды, не напали бы на такую внушительную военную силу.

— Леди Мира из Венны? — не понял Тыква.

— Блондинка, отданная вам дикарями после сражения, — напомнил я. — Кажется, что Вы собирались назвать ее Репой.

— Репа! Ну, конечно! — вспомнил Тыква.

— Так, как она поживает? — спросил я.

— Она превосходно вписывается в наше общество, — сказал он. — Она рьяно схватывает Учение. Теперь она — счастливая и подтвержденная Одинаковая.

— И что было бы, если она не смогла стать такой? — поинтересовался я.

— Тогда, это прискорбно, но мы должны были бы вывести ее из загона, в Прерии, и оставить без еды и воды, — пояснил Ваниямпи.

— И Вы убили бы ее? — удивился я.

— Нет, нет! — замахал руками Тыква. — Ваниямпи не разрешают убивать. Мы должны были бы только выставить ее вон.

— То есть, Вы позволили бы Прериям сделать это убийство за вас, — заключил я.

— Она могла бы выжить, — предположил он.

— Возможно, — честно говоря, я не был в этом уверен.

— Нам всегда становится грустно, когда мы должны изгнать кого-то, — вздохнул Тыква.

— Могу себе представить, — усмехнулся я.

— Конечно, но Вы же не ожидаете, что мы потерпим существование ложных идей в нашем загоне?

— Почему же? — спросил я.

— Ну, я не знаю, — пожал он плечами.

— Возможно, Вы просто боитесь, что ваше Учение, если столкнется с альтернативой, может не выдержать конкуренции?

— Нет, нет, — возмутился он. — Правда не может бояться ошибочности. Правда не страшна и не слаба.

— Я рад слышать это. Так что же плохого в наличие нескольких ложных идей вокруг? — задал я провокационный вопрос.

— Это противно Учению, — объяснил Тыква.

— Возможно, они просто боятся, что кто-то мог поверить в одно из других, — предположил я.

— Как кто-то мог бы сделать это? — усмехнулся Тыква.

— Ну, может, найдется некто развращенный или отсталый, — предложил я.

— Это возможно, — задумался ваниямпи.

— Таким образом, получается, что невежество — защита правды.

— Может быть, — допустил Тыква.

— А вот еще интересная мысль. Что, если ваши верования не верны, а ложны. Как Вы тогда могли бы узнать об этом? — озадачил я моего собеседника.

— Я полагаю, что никак, — сказал Тыква. — Таким образом, к нашему счастью, наша вера верна.

— Но откуда Вы это знаете? — спросил я.

— Это — одно из наших верований.

— Одинаковость — это ложь, — заявил я. — И это даже не хитрость или возможная ложь. Это, очевидная и несомненная ложь.

— Учение не может быть подвергнуто сомнению, — защищал свои взгляды Тыква. — Даже если это — ложь, то — ложь, которая находится в самом фундаменте нашего общества. Это — постулат нашего мира. Все миры основаны на своих вымыслах. Альтернатива этому вымыслу — хаос.

— Альтернативой неправде, является не хаос, а правда, — сказал я.

— Нужно же верить чему-то, — вздохнул Тыква.

— Попробуйте верить в правду, — предложил я.

— Вы хотели бы увидеть Репу? — вдруг спросил он.

— Она что, здесь? — удивился я.

— Да, — сказал он. — Мы не хотели приводить ее, но те, кто отвечал за нас, решили, что ей надо идти, что будет уместно, если у нас будет равное количество мужчин и женщин.

— Почему «уместно»? — не понял я. — Если Вы все являетесь одинаковыми, то какое это должно иметь значение? Почему не все мужчины, или все женщины, или какое-либо иное соотношение?

— Я предполагаю, что Вы правы, но ответа не знаю, — сказал Тыква. — Сами-то мы не делим людей на мужчин и женщин.

— Это, по крайней мере, если и необычно, то последовательно, — признал я. — Но Ты заметил, конечно, что существуют некоторые различия между мужчинами и женщинами. Ты же заметил, что мужчинам легче тащить тяжелые грузы через прерию, чем женщинам?

— Конечно, мы видим, что не все Одинаковые имеют равные размеры или силу, — согласился Тыква.

— И Вы должны были обратить внимание, что более сильными Одинаковыми оказываются те, кого краснокожие рассматривают как мужчин, а более слабыми — те, кого они считают женщинами?

— Я стараюсь не заострять внимание на таких пустяках.

— Ты сам впрягался в волокуши?

— Да, конечно.

— И сколько человек тянули их вместе с тобой?

— Я, и один справился.

— А что по поводу других волокуш, тех в которые запрягали меньших, более слабых Одинаковых. Сколько их требовалось?

— Пятеро на одну волокушу, — пожал плечами Тыква. — Но поход был долог, а вес тяжел.

— Я понял. Так, где Репа?

— Я покажу Вам, — пообещал Тыква. — Она с одной из групп. Вы будете рады видеть, как она преобразилась.

Я проследовал за Тыквой, вдоль ряда вигвамов. Мы остановились через какое-то время, прибыв в место, где было возведено несколько низеньких, убогих кривых шалашей, сделанных с использованием шестов волокуш, веток и тряпок.

— Такое впечатление, что этих женщин привели в стойбище, для скрещивания с другими Ваниямпи? — спросил я. — Смотрится так, как будто их приготовили к тому, что Вы называете «Уродливый акт». Что, день оплодотворения Ваниямпи на носу?

— Нет, — ответил Тыква, засмеявшись. — Это сделано по другим причинам.

Пять женщин, сидели около шалаша, в серых бесформенных платьях, на головах у всех были мешки, закрывающие все лицо и завязанные узлом под подбородком. Во время дня оплодотворения Ваниямпи, мужчин из одного загона приводят в окрестности другого, причем они не знают какого именно, поскольку глаза им завязывают. К ним приводят, раздетых женщин Ваниямпи, так же с мешками на головах, отобранных для размножения. Там, на кукурузном поле, их разбивают на пары, и под плетями краснокожих рабовладельцев, заставляют исполнять обязанности дня оплодотворения Ваниямпи. Очень подозреваю, что это бывает единственный плотский контакт, который имеет место между мужчинами и женщинами Ваниямпи.

Как и можно было ожидать, их крошечная патологическая культура, явно или неявно, в той или иной степени, настроена против сексуальности. Например, сексуальную инертность и холодность они восхваляют как добродетель, и в то же время они пытаются, такими способами как словесные оскорбления и насмешки заставить людей с действительно мощными сексуальными потребностями почувствовать иррациональную вину и позор.

«Правильные люди» — это эвфемизм для консерваторов, которые предлагают в качестве социальной нормы быть «выше секса» или, по крайней мере, признать его «относительно неважным», или же принять, что это может быть приемлемо только в некотором «месте», которое никогда не разъясняется. То, что данный человек с сильными страстями может кричать о своей потребности в сексуальной разрядке, для них является чем-то, чего они не могут понять, или просто боятся этого. Они подобны растениям, и кажется, испытывают недостаток в чувствах, которые позволили бы им понять такие вещи как голод или шторм. Лютики и львы, всегда останутся взаимно непонятными друг другу. Возможно, наиболее просто сексуальность расценена в культуре Ваниямпи, как являющаяся враждебной к Одинаковости, как подрывающая тезис об Идентичности, столь важный для их безумия. Также, в интересном допущении о мнимых половых различиях, среди Ваниямпи сексуальность рассматривается, как оскорбительная для женщин.

Исторически неизвестно, были ли ценности рабов наложены на Ваниямпи их владельцами, или они сами изобрели свои идеалы, чтобы выставить в выгодном свете и облагородить их собственную слабость. Стоит упомянуть, и это небезынтересно, что в их загонах, необычно высок уровень гомосексуализма, обоих как мужского, так и женского вариантов. Надо признать, что это достаточно логичное следствие, обусловленное препятствиями, помещенными на пути более естественных отношений, и это отлично согласуется с ценностями Одинаковости. Безусловно, официально Ваниямпи осуждают любой секс, и, несмотря на относительное самообладание, молчаливо использует облегчение, предоставленное их гомосексуальными отношениями. Где естественная сексуальность запрещена, там процветают извращения. Предписанным выбором для Ваниямпи, является высокомерное воздержание, при этом они притворяются, что никакой проблемы не существуют. Кстати, как мне кажется, причину того, что оплодотворение Ваниямпи проводится на кукурузном поле, следует искать в вере дикарей в магию, предполагается, что пример их размножения, должен поощрить урожайность кукурузы.

— Каковы же эти другие причины? — спросил я.

— Их две, — ответил Тыква, рассматривая женщин с мешками на головах. — Прежде всего, мы таким способом прячем их лица от дикарей, и уменьшаем вероятность того, что они будут забраны ими.

— А одежда, хорошо скрывает их фигуру, — отметил я.

— Да, — смущенно признал Тыква.

— Честно говоря, я не думаю, что им есть чего опасаться. У краснокожих есть широкий выбор женщин, прекрасных и полных жизни женщин, их здесь множество — нагих, заключенных в рабские ошейники, выдрессированных как животные, для того чтобы служить им и ублажать их. Я не думаю, чтобы их могли бы сильно заинтересовать фригидные женщины Ваниямпи.

Такие женщины, я сужу исходя из наблюдений за Редькой, для мужчин, будут неприятны и неподатливы, или, что более вероятно унылы и жалки на невольничьем рынке. Было интересно поразмышлять, можно ли надлежащим режимом порки, связывания и дрессировки что-то сделано с ними.

— Какова же вторая причина? — поинтересовался я.

— Мы не хотим, чтобы они видели краснокожих мужчин, — сказал он.

— Почему?

— Это может сделать тяжелее для них снова быть довольными пребыванием в загонах. Это может сделать труднее для них продолжать принимать и практиковать Учение и придерживаться истин Одинаковости.

— Я понимаю, — усмехнулся я.

То, что настоящие мужчины существуют, было, тем, что по понятным причинам, должно было быть сохранено в тайне от женщин Ваниямпи. Для них, возможно, было лучше ничего не знать о существовании таких мужчин. Уж лучше позвольте им и дальше продолжать думать о мужчинах как о презренных и жалких существах из загонов Ваниямпи. Это, конечно, сделает их жизнь легче. Насколько несчастными и неудовлетворенными они могли бы стать, увидев настоящего мужчину, пробудившего их женственность, и знать, что они — женщины Ваниямпи, должны продолжать растительное существование и лицемерие, как если бы ничего не произошло. Конечно, имело смысл, держать их глаза закрытыми, около стойбища, особенно около летнего стойбища. Кроме того, это было бы смущающим, и для мужчин Ваниямпи, таких как Тыква, если с одной из этих женщин сорвали бы ее убогие одежки и бросили голой к ногам краснокожего воина, умолять о суровости его веревок и ударе его хлыста.

— Вон та — Репа, не так ли? — спросил я, указывая на одну из сидящих женщин.

— Да, — признал Тыква.

— Почему тогда Редьке не надели мешок на голову? — поинтересовался я.

— Она настолько сильна, что она не нуждается в мешке, — ответил Тыква. — А также, она первая в нашем загоне. Именно по ее приказу мы закрыли других женщин.

— Похоже, она не доверяет им, — усмехнулся я.

— Конечно же, она доверяет им, — запротестовал ваниямпи. — Они — все замечательные Одинаковые.

— Тогда, почему они такие замечательные, сидят с мешками на головах?

— Даже у Одинаковых, — вздохнул Тыква, — иногда бывают моменты слабости.

— Я понял. Спасибо за хорошую беседу с тобой, Тыква. Теперь Ты можешь идти.

— Конечно, — обрадовался мой провожатый. — Я полностью доверяю ей. Она — замечательная Одинаковая.

Тыква развернулся и поспешил по своим делам. Я посмотрел ему в след. Мне по какой-то причине, которой я сам не мог понять, нравился Тыква. На сей раз, разговаривая с ним, я заметил, что он стал несколько менее догматичным, чем он был при первой нашей встрече, несколько недель назад, около поля битвы. В нем чувствовался мощный врожденный интеллект, который, как я подозревал, слишком долго дремал в нем. Он запрещал себе думать в течение многих лет. Кажется, что теперь, он начал задаваться вопросом, а мог ли он начать думать, и если да, то, что могло бы из этого выйти. Это может стать захватывающим временем в жизни любого человека. Я заподозрил, что где-то глубоко под серой одеждой Тыквы, могло скрываться сердце еретика.

Я подошел поближе к пяти сидящим со скрещенными ногами, закрытым женщинам Ваниямпи. Они сидели у самого ближнего шалаша. Серые мешки были закреплены шнурами, завязанными под их подбородками. Я встал подле той кто возможно прежде, чем стать Репой, была довольно красивым агентом кюров.

Благодаря мягким мокасинам мои шаги были неслышны, и меня пока не обнаружили. Я кашлянул, чтобы дать им понять о моем присутствии. Женщины подняли свои спрятанные в мешках головы.

— Тыква? — наугад спросила женщина, та самая, которая как я полагал, была Репой.

Я не отвечал. Женщины остались сидеть, в тех же позах. Полагая, что подошедший должен быть мужчиной Ваниямпи, они, конечно, не проявили ко мне уважения, уже не говоря о подчинении.

— Морковь? Капуста? — попробовала угадать женщина.

Я прочисти горло, чтобы объявить о моем присутствии женщинам. Этот звук, вежливый, почти извиняющийся, был сделан мной сознательно. Это был способ, которым мужчины Ваниямпи, вежливо, могли бы объявить о своем присутствии своим прекрасным, но скрытым коллегам. Мне хотелось увидеть их реакции. Как я и ожидал, они были никакие.

— Кабачок? Бобы? — гадала Репа, в ее голосе теперь появилось некоторое колебание.

Я, снова, не ответил.

— Надеюсь, Вы из Ваниямпи? — растерянно спросила она. Ей пока не приходило в голову, что к ним — невзрачно-серым женщинам Ваниямпи, мог бы приблизиться кто-то другой.

— Нет, — наконец отозвался я.

Торопливо, все пять женщин встали на колени, сжав ноги и держа головы опущенными. Таким образом, рабыни показали уважение подошедшему мужчине, теперь уже зная, что находятся в присутствии того, кто не имел никакого отношения к Ваниямпи. Это только к их собственным мужчинам не было нужды проявлять уважение. Насколько же с самого начала иной была реакция у женщин ваниямпи, по сравнению с реакцией гореанской рабыни для удовольствий. Именно для того, чтобы убедиться в этом я не сразу объявил им о своем присутствии, как мог бы сделать типичный гореанский мужчина. Такой мужчина, оказавшись среди невидящих его рабынь, в частности рабынь удовольствия, скорее всего, заявил о своем присутствии, одним хлопком по бедру, или дважды хлопнув в ладоши, или возможно, одновременно с хлопками отдал бы команду «Позиция!». В такой ситуации, гореанские рабыни удовольствий, в отличие от женщин Ваниямпи, даже не видя ничего вокруг, перетекут на колени красиво и естественно. Опять же, они стояли бы, широко раскинув колени, выставляя напоказ их лона, их уязвимость перед мужской силой, их подчинение мужской власти.

Кстати говоря, гореанских рабынь для удовольствий, подчас, используют с мешком на голове. Такое ослепление, конечно же, увеличивает уязвимость и сексуальную беспомощность женщины. Например, она не знает, будут ли ее бить или ласкать, и где именно ей следует ждать удара или прикосновения. Так же бывает, что мешок используется, когда рабовладелец приводит или отправляет рабыню другим мужчинам, ей могут надеть мешок до прибытия гостей, или возможно, после того, как она отслужила им за ужином и ликерами. Она может, а возможно вместе с другими рабынями, быть ослеплена, и затем поставлена на колени у ног того или иного из гостей. Она, как и другие рабыни, конечно же, должны служить гостю, или нескольким гостям, для которых их предназначили с неизменным совершенством. Бывает что, их, невидящих ничего вокруг, могут разыграть в азартные игры или потянуть жребий.

Я присел перед женщиной, которую определил как Репу, и взял ее за плечи. Она подняла свою скрытую в мешке голову.

— Нет, Вы не Ваниямпи. Я могу это сказать по вашим прикосновениям, — определила она.

— Да?

— То, как Вы трогаете меня, и как держите меня, ни один Ваниямпи себе не позволил бы.

— И как же я это делаю? — поинтересовался я.

— Властно, как мужчина держит женщину, — объяснила она.

— Понятно.

Я аккуратно стянул мешок на затылке, так что ткань прижалась к лицу девушки и обозначила его черты.

— Ты — та, кто был однажды Леди Мирой из Венны? — на всякий случай спросил я.

— Да, — признала она, — да.

— Прежде из касты торговцев? — уточнил я.

— Да, — ответила она, и я увидел, как ее губы шевелились под тканью.

— Ранее наемница, и агент разведки кюров?

— Кто Вы? — испуганно спросила девушка.

— Ты можешь ответить на мой вопрос, — сообщил я ей, и сомкнул свои большие пальцы на ее горле, так чтобы она почувствовала их давление.

— Да, — сдавленно прошептала она. — Я была прежде наемницей, и служила кюрам.

— Кто Ты теперь?

— Я всего лишь рабыня, Ваниямпи, — ответила она.

— Это верно, — сказал я ей, и убрал пальцы с ее горла.

— Кто Вы? — спросила она.

— Мы встречались, — напомнил я ей, — несколько недель назад, около поля сражения. Ты была раздета и привязана к ярму твоими краснокожими владельцами. Ты были прикреплена к оси фургона. Это произошло незадолго до того, как тебя взяли в загон Ваниямпи.

— Значит Вы тот, кто ударил меня хлыстом и заставил рассказать о сражение.

— Да.

— Вы были беспощадны. Вы заставили меня говорить, как если бы я была рабыней.

— Это было подходящим для тебя. Ты была рабыней, — напомнил я.

— Даже тогда?

— Да, всегда.

Она робко потянулась рукой ко мне, дотронулась, и почувствовала ошейник в моем горле.

— Вы, также, теперь, являетесь рабом, — поняла она. — Мы — оба рабы краснокожих владельцев.

— Да, — согласился я. — Возможно, нам обоим, повезло быть оставленными в живых. Это — их земли.

— Надеюсь, между рабами могли бы быть добрые отношения, — пробормотала она.

— Я так понимаю, что тебя теперь называют Репой, — сказал я.

— Да, — подтвердила она. — Я — Репа.

— А я — Татанкаса, Красный Бык, — представился я. — Я — раб Кэнки, Огненной Стали из клана Исбу, племени Кайила.

— У Вас, по крайней мере, есть единственный хозяин, — позавидовала Репа. — А мы принадлежим всему клану Исбу.

— Ну, и как тебе живется?

— Какой глупый вопрос! — засмеялась она, скорее твердо. — Я живу очень хорошо, конечно!

— Я рад это слышать.

— Встреча с Ваниямпи изменила мою жизнь, — заверила она меня, говоря ясно и немного громче чем следовало. — Я не могу передать Вам словами, насколько я довольна и счастлива. Эта встреча вызвала самое поразительное преобразование в моей жизни.

— Я понял, — улыбнулся я.

— Мы — радостные удобрения, — заявила она. — Мы, блеск на воде, делающий ее потоки прекрасными. Мы — цветы, растущие на полях. Мы хорошие, Мы добро.

— Я тебя понял, — сказал я, догадываясь, что здесь разговора не получится.

— Я теперь убежденная и счастливая Одинаковая, — заявила она. — Я теперь не неодинаковая. Это должно быть ясно понято. Я — Одинаковая.

— Я понимаю.

— Я полностью и успешно охвачена Учением.

— Теперь нет необходимости, как это возможно было вначале, для того чтобы выгнать меня в Прерии, без еды и воды. Все один, и каждый — все, и все мы — Одинаковые. Учение — правда, и правда — Учение.

Я взглянул на других женщин Ваниямпи, стоящих на коленях около нее. Полагаю, это были ее товарки по упряжи, вместе с ней отвечавшие за транспортировку одной из волокуш.

— Ты действительно настолько счастлива?

— Да, — воскликнула Репа, — я удивительно и потрясающе счастлива. Это должно быть ясно понято.

— Да понимаю я, понимаю, — усмехнулся я, и, подняв на руки, потащил ее подальше от ненужных ушей.

Я остановился в нескольких ярдах от вигвамов, опустил ее на колени в относительно тихом месте.

— Да, — ответил я, и услышал звуки приглушенных рыданий из-под ее мешка.

Репа отчаянно потянулась ко мне, и схватила меня за ноги. Она прижалась щекой к моему бедру, и я почувствовал, что ее мешок стал горячим и мокрым, пропитавшись слезами.

— Спасите меня от них, — говорила она сквозь рыдания. — Они — сумасшедшие. Они отрицают самые очевидные истины человеческой природы. Среди них мужчины не могут быть мужчинами, и женщины не могут быть женщинами. Это — больной и извращенный мир! Они борются против страсти. Они боятся чувствовать. Они боятся ощущать. Они извращают свое основание. Они отрицают свои чувства. Они все безумцы, все они!

Я присел рядом и заключил рыдающую женщину в свои руки.

— Они хотят, чтобы я стыдилась своего тела, — плача жаловалась она. — Они хотят и меня ввести в это безумие, а я не хочу их мрачного мира, их патологического безразличия, их пустого спокойствия. Я не черепаха. Я не овощ. Я — женщина. Я хочу быть той, кто я на самом деле. Я не хочу стыдиться своих потребностей или потребностей моего пола. Я хочу жить, и чувствовать!

Она была гореанской женщиной. Это сделало переделку под стандарты Ваниямпи дополнительно трудной для нее. По-видимому, подобный переход, к ценностям Ваниямпи был бы намного легче для женщины с Земли, благодаря их бесполому воспитанию.

— Это ведь не ошибочно хотеть быть живым человеком, не так ли? — спросила она.

— Да, — согласился я, — это не ошибочно.

— Они притворяются, что счастливы, но они несчастны. А еще они переполнены ненавистью, — объяснила та, что была когда-то Леди Мирой.

— Давай радоваться тому, что это безумие ограничено горсткой изолированных загонов в дикой местности, — предложил я ей, подумав насколько ужасно это было, если бы такое бессодержательное безумие заразило более обширную область.

— Спасите меня от них, — простонала она.

— Это не реально, — ответил я, и она заплакала снова, а я прижал ее более тесно.

— Тебя нашли среди солдат, — напомнил я. — Несомненно, поэтому тебя и послали в сообщество Ваниямпи. Это — твое наказание.

— Самое справедливое и подходящее наказание для меня, — с горечью признала она.

— Да, — согласился я.

Это было особенно ужасное наказание, для такой женщины как она, той, у кого была некоторая идея возможностей жизни и чувств.

— Лучше уж, быть самой низкой рабыней, голой и закованной в цепи, у самого жестокого рабовладельца Гора, — сказала она.

— Да, — не мог не признать я.

— Смотрите, — сказала она, отстраняясь, и с плачем указала на мешок. — Они боятся даже позволить нам видеть настоящих мужчин.

— Возможно, это более милосердно. Таким образом, Ты испытаешь меньше бедствий и мучений, когда возвратишься обратно в загон Ваниямпи.

— Но я-то уже знала настоящих мужчин, — простонала она.

— И это делает твою жизнь намного тяжелее.

— Я жажду прикосновения настоящего мужчины, — призналась она. — Мужчины Ваниямпи слабы, они вызывают лишь жалость, они — бессмысленны.

— Возможно, это не их недостаток, — попробовал я оправдать их. — Они лишь пытаются соответствовать стереотипам своей культуры.

— Нас заставили жевать корни сипа на пути в стойбище, — пожаловалась она, — чтобы предохранить нас, если наши краснокожие рабовладельцы захотят схватить и изнасиловать нас.

— Однако, эта предосторожность, оказалась ненужной, не так ли? — уточнил я.

— Да, — признала она. — Мы — только лишь женщины Ваниямпи. Ни один мужчина не захочет нас.

Я не ответил.

— Они ведь не используют нас не из-за страха перед нашими мужчинами, не так ли? — спросила она.

— Нет, конечно, — рассмеялся я, представив эту картину. — Даже мальчишка, не задумываясь, использовал бы вас в присутствии всей рабочей бригады мужчин Ваниямпи, если бы он почувствовал в себе желание к подобному. Они не вмешались бы.

— Почему же они не хотят нас? — с горечью в голосе спросила она.

— Вас учат, явно и неявно, вести себя и одеваться непривлекательно, и даже, если можно так выразиться, непривлекательно думать. Да большинство мужчин, будучи энергичными и здоровыми, вероятно, не находят в себе интереса к женщинам Ваниямпи! Скорее всего, они могли бы рассматривать таких женщин омерзительно неестественными, или даже хуже того, психически больными. Также, конечно, в стойбищах наших краснокожих владельцев доступны и иные альтернативы.

— Мы действительно не подходим им для этого, — вздохнула она.

— Я полагаю, что Вы для них абсолютно не привлекательны.

— Но и у нас тоже есть определенные потребности и голод, — пожаловалась она.

— Я уверен, что так и есть.

Мне действительно казалось, что вероятно обычная мужская оценка женщины Ваниямпи, будет несколько поспешной и негативной. Мужчины частенько слишком резки в своих суждениях. Они могли бы получить немало пользы, научившись терпению. Я заметил, что обычно, такие женщины, долго неиспользуемые по прямому назначению, просто жаждут мужской власти над собой, мечтают быть взятыми в руки господина, оказаться раздетыми и брошенными к ногам мужчины. Может оказаться, что именно из них вышли бы самые благодарные и ценные рабыни. Я подозревал, понадобиться гораздо меньшее время для того, чтобы приучить их облизывать и целовать ноги господина, причем горячо, любовно и благодарно, чем для других, более нормальных рабынь.

— Я думаю, если мужчина бы был достаточно доведенным до отчаяния своими желаниями, он мог бы найти нас интересными, — предположила Репа.

— Вполне возможно, — сказал я.

Исследования и случаи их истории подтверждали, что это предположение было верно.

— Наименее желательное, является желаемым в последнюю очередь, — заключила она, с горечью.

— Возможно.

— Это все настолько нелепо! — воскликнула девушка.

— Что именно?

— Когда я была свободна в Венне, или в другом месте, то я была желанна, но не могла быть получена. Теперь, я — рабыня и могу быть взята, но я не желанна, — объяснила она парадокс произошедшего с ней.

— Я понял, — улыбнулся я.

— Это — новый опыт для меня, когда я никому не нравлюсь, когда меня никто не желает.

— Правда?

— В мою бытность свободной женщиной, я часто думала, что если бы когда-либо я могла стать рабыней, мужчины часто брали бы меня для своих удовольствий, — призналась она.

— Это распространенные отношения с рабынями, — отметил я. — Это было абсолютно справедливое предположение.

— И что я должна была бы бояться только того, что я не смогу достаточно ублажить их.

— Безусловно, это — естественный страх, знакомый всем рабыням.

— Но никогда я не представляла, что меня отправят работать на моих владельцев.

— Конечно, Ты не мечтала, что будешь отпугивать пересмешников от кукурузы, работать в саду, и выкапывать урожай корнеплодов, — усмехнулся я.

— Зато не раз я представляла себе, — сердито заговорила она, — как они принуждали меня к их интимному обслуживанию, заставляя показывать при этом навыки и таланты рабыни.

— Это также возможно. Ты была свободной женщиной, не прошедшей хорошего обучения. Если бы Ты не преуспела, то тебя могли сурово высечь, а то и запороть до смерти.

— Ох! — задохнулась рабыня от испуга.

— Жизнь рабыни существенно отличается от жизни свободной женщины, — напомнил я. — От свободной женщины мужчина ожидает немного, или вовсе ничего. В то время как от рабыни он ждет, как бы это сказать, все и даже больше.

— Я понимаю, — прошептала она.

— Свободная женщина может быть бесполезной, и если пожелает, то может считать это достоинством. С другой стороны рабыня, должна быть великолепно привлекательной. Она должна следить за собой во всем, и пользуясь всем своим интеллектом и красотой должна стать внимательным, чувственным, искусным сокровищем своего господина.

— Я хотела бы стать таким сокровищем для мужчины, — призналась она.

Я промолчал.

— Я могу называть Вас «Господин»? — вдруг спросила она.

— Да, — разрешил я.

— Господин.

— Да.

— Когда я еще была свободна, меня оценили как очень красивую девушку. Более того, это было сказано рабыней, которая была столь же красива, — рассказала она.

— Значимый комплимент, — признал я.

Я вспомнил, как увидел ее в первый раз, сидящую на ее троне, установленном на высокой повозке, посреди колонны наемников. Тогда она носила одежды сокрытия, но ее лицо было спрятано под лоскутком полупрозрачного шелка, который, по-видимому, намеренно, лишь делал вид, что прячет черты ее лица. Я вспоминал, что уже тогда, задавался вопросом, на что она могла бы быть похожей в прозрачных развевающихся шелках порабощенной женщины, или, скажем, раздетой и заключенной в ошейник и цепи, ползающей у ног мужчин.

— Господин, — позвала она.

— Да.

Насколько отлична, та глупая претензия на сокрытие легкой прозрачной и блестящей вуали, по сравнению с грубым серым мешком, повязанным сейчас на ее голове. Насколько отвратительны были для меня Ваниямпи.

— Уверена, что сейчас я не менее красива, чем я была раньше.

— Возможно, — предположил я.

— И теперь я — рабыня.

— Это точно, — усмехнулся я.

— Имейте меня, — внезапно взмолилась девушка. — Прикоснитесь ко мне. Ласкайте меня. Обнимите меня. Возьмите меня!

— Но Ты — женщина Ваниямпи, — напомнил я. — Ты — выше секса. Таково решение примятое твоими владельцами.

— Я — рабыня, — заявила она. — Я нуждаюсь в прикосновениях мужчин.

— Но Ты была спасена от секса, — заметил я. — Тебе предоставлены честь и достоинство. Ты стала идентичной с определенным видом мужчин. Как предполагается, это именно то, чего Ты хочешь. Предполагается что теперь, когда твоя природа предана и уничтожена, Ты должна быть счастлива и довольна.

— Я несчастна, — заплакала рабыня.

— Интересно, почему?

— Я — женщина, — объяснила она. — Мне необходимо, чтобы мне уделяли внимание как женщине. Утешьте меня. Обнимите меня. Пожалейте меня.

Я промолчал.

— Выпорите меня, ударьте меня, если хотите, только обратите на меня внимание как на женщину. Я — женщина. Прошу Вас, позвольте мне быть женщиной — умоляла меня та, которую назвали Репой.

— Насколько я понимаю, это не разрешено женщине Ваниямпи.

— Я был отправлена к Ваниямпи, — опустила она свою голову, скрытую в нелепом мешке. — Таково мое наказание. Но я не одна из них. Сжальтесь надо мной. Пощадите меня. Я действительно не женщина Ваниямпи. Я — просто женщина. У меня есть чувства женщины. Я хочу женских ощущений. Я нуждаюсь в них. Пощадите меня, Господин!

— Сейчас Ты не кажешься, гордым агентом кюров, — заметил я.

— Я больше не агент кюров. Теперь я — всего лишь рабыня, — признал она.

— И умоляющая рабыня к тому же, как мне кажется, — добавил я.

— Да, — не стала отрицать она. — Я — теперь всего лишь умоляющая рабыня.

Я промолчал.

— Я понимаю, что сейчас я одета не привлекательно, и что моей голове мешок, но под этими вещами, я — женщина, с женскими потребностями и желаниями. Это не может быть скрыто всей ложью и грубой тканью этого мира. Никакое позорное или ущербное одеяние, никакая маскировка особенностей, никакая лживость языка или ума не могут изменить, того, что я — женщина.

Я продолжал молчать и слушать.

— Я попытаюсь заинтересовать Вас, — пообещала она.

— Для меня будет не очень хорошей идеей, принять твою просьбу, — сказал я, и подумал, что, в конце концов, ей придется возвратиться в загон Ваниямпи.

— Вы же видели меня голой, в ярме, — вспомнила она, — и привязанной к оси фургона.

— Да.

— Разве я не привлекательна?

— Ты симпатична, — уклончиво ответил я.

— И разве Вы не находите меня привлекательной?

— Нахожу, — уже не стал отрицать я.

— Обладайте мной, — предложила она.

— Это было бы не разумно, — сказал я, потому как, действительно сомневался, что будет хорошо для нее.

— Я прошу быть использованной для Вашего удовольствия, Господин, — произнесла она.

— И если будет так, чего Ты будешь бояться? — поинтересовался я.

— Только того, что я не смогла бы вас достаточно ублажить.

— Это подходящий ответ, — признал я.

— Коснитесь меня, обладайте мной, — взмолилась она.

Я не стал отвечать на ее мольбы.

— Вы все еще здесь. Где Вы? — спросила напуганная, стоящая на коленях девушка, протягивая руки в попытке нащупать меня. — Вы не оставили меня?

— Нет, — успокоил я рабыню. — Я пока здесь.

— Я жевала корень сипа, — печально сказала она. — Нас, женщин из загона, тащивших волокуши, всех заставили сделать это, чтобы предохранить, в случае если мы окажемся взятыми и изнасилованными нашими владельцами.

— Я помню.

— Вам ничего опасаться.

— Я знаю, — сказал я.

Я не знал, как объяснить ей, что в этом вопросе я беспокоился не за себя, а за нее. Память о прикосновении мужчины, о прикосновении любого мужчины, я думал, будет слишком жестоким воспоминанием для нее, возвращенной в загон к Ваниямпи. Я сомневался, что такое воспоминание сделает однообразие и одиночество загона легче переносимым. Для того, кто вынужден жить на овсянку, возможно, лучше никогда не знать вкус мяса и вина. Если нужно жить с Ваниямпи, возможно лучше самой быть Ваниямпи. Во всяком случае, это безопаснее. Здравомыслие может быть рискованным в стране сумасшедших.

— Пожалуйста, — продолжала она умолять меня. — Дотроньтесь до меня, обнимите меня, и дайте мне познать, что мужчины все еще действительно существуют.

— Но ведь, как бывшая свободная женщина, Ты знала прикосновение мужских рук, — предположил я.

— Но только на моих собственных условиях, и никогда так, как если бы я была рабыней, как сейчас, — с сожалением признала она.

— Понятно.

Безусловно, что только рабыня, женщина в полном подчинении ее господина, действительно может знать, каково это быть в руках мужчины, что это такое искренне и беспомощно чувствовать их прикосновение.

— Пожалуйста, — услышал я мольбу из-под грубого мешка.

— Ты должны будешь вернуться к Ваниямпи, — напомнил я.

— Обладайте меня, — вновь попросила она. — Я буду служить Вам как настоящая рабыня.

— Что Ты сказала? — потребовал я повторить.

— Я буду служить Вам как настоящая рабыня, — робко прошептала она.

Я безжалостно схватил ее за плечи, один раз злобно встряхнул.

— Ой! — закричала она от боли.

— Ты — рабыня! — напомнил я ей, и, тряхнув ее еще раз, злобно швырнул женщину в грязь.

— Да, Господин! — послышался испуганный вскрик из-под мешка. — Да, Господин!

— Ты больше не гордая свободная женщина, — прорычал я ей. — Ты — теперь рабыня, и только рабыня! Если тебя будут использовать, то конечно, Ты будешь использоваться в качестве простого домашнего животного, презренной рабыни!

— Да, Господин! — всхлипнула девушка.

Я сердито смотрел на нее сверху вниз. Высокомерие, даже неосторожное высокомерие, для рабыни не позволительно. Она лежала на боку, в грязи, с головой скрытой в мешке. Серое платье задралось, и высоко оголило ее правое бедро. Нельзя не признать, что нога ее была красива. Я сжал кулаки, едва сдержавшись, чтобы не подвергнуть напуганное, прекрасное порабощенное животное обращению, соответствующему ее статусу.

— Позвольте мне быть женщиной, — молила она. — Пожалуйста, позвольте мне быть женщиной!

Я рассматривал Ваниямпи.

— Это противозаконно, — наконец, сказал я, и, подняв из грязи, перекинул ее беспомощное тело через плечо.

— Я ненавижу Вас, я ненавижу Вас, — рыдала свисавшая с моего плеча рабыня. — Я ненавижу Вас!

Я принес ее назад к шалашу, и поместил с ее сестрами и помощницами по упряжи — другими женщинами Ваниямпи.

Глава 15 Уловка Хси

— Смотрите! — выкрикнул Хси. — Я приветствую тебя от всего сердца! Сейчас, во время празднеств, Давай улучшим отношения между нами.

— Приветствую тебя, — поздоровался Кэнка, стоя перед своим вигвамом.

Позади Хси стояли двое его товарищей, Солдат Слинов. Один из них держал на веревке вереницу из двадцати кайил.

— Показывая теплоту, которая находится в моем сердце по отношению к тебе, я передаю тебе двадцать кайил! — объявил Хси, отходя в сторону и давая дорогу краснокожему с кайилами.

— Не нужно! — отказалсяКэнка.

— Они уже твои! — крикнул Хси с экспансивным взмахом руки.

— У меня нет двадцати кайил, — отозвался Кэнка. — Я же не сын вождя.

— Но Ты и не должен возвращать мне кайил, — напомнил Хси, заинтересованно глядя на Кэнку. — Ты же знаешь, что не потеряешь честь, если возвратишь мне, в великодушной взаимности, что-либо сопоставимое по ценности.

— Но что я мог бы иметь сопоставимое по ценности? — сердито запротестовал Кэнка.

Понятно, что ему нужно было превзойти дарителя в возвратных дарах для показа великодушия. Технически, конечно, Хси не должен был предлагать Кэнке подарки ценности, которую не мог бы возместить Кэнка. Так можно было опозорить или унизить получателя.

— Ее, — заявил Хси, указывая на побледневшую Виньелу, стоящую у входа в вигвам. — Я возьму ее!

— Нет! — крикнул Кэнка. — Я не отдам ее! Она моя!

— Я дал тебе подарок большой ценности, — сказал Хси, как если бы был озадачен. — Ты ничего не дашь мне взамен?

— Ее Ты не получишь! — предупредил Кэнка.

— Очень хорошо, мой друг, — усмехнулся Хси. Он посмотрел на своих товарищей, и других краснокожих, которые подтянулись к месту действия, заинтересованные происходящим, и теперь стояли вокруг нас. Он широко улыбнулся.

— Кайилы, однако, были переданы и принадлежат тебе. Я не сожалею о своем великодушии. Я сожалею только, что Ты оказался столь неприветлив в этом вопросе.

Один из Солдат Слинов соратник Хси хлопнул себя по бедру от удовольствия. Из собравшейся вокруг толпы послышались смешки. Все новые краснокожие привлеченные слухом о визите Хси к вигваму Кэнки, очевидно быстро распространившемся по стойбищу, появлялись как будто из ниоткуда. Перед вигвамом уже собралась приличная толпа.

— Я подарил Кэнке двадцать кайил, — обратился Хси к толпе. — А он взамен не дает мне одну самку кайилы. — Он указал на Виньелу.

Смех в толпе усилился.

— Забирай назад своих кайил! — сердито велел Кэнка.

— Как это может быть сделано? — удивился Хси. — Им уже тебе передали.

— Я отдаю их тебе! — в ярости сказал Кэнка.

— Отлично, — улыбаясь, воскликнул Хси, и его товарищ из Солдат Слинов подхватил повод.

— Хси довольно умен, — шепнул мне Кувигнака. — Он отлично знает, что Кэнка не хочет отдавать Виньелу. Его внимание к ней уже известно всему стойбищу. Но даже в этом случае, Хси не приступил к осуществлению своего плана до тех пор, пока мой брат не отказалась отдать рабыню его отцу, Махпиясапе, в дар для Желтых Ножей. Раз уж Кэнка не согласился отдать ее вождю, то конечно, он не отдал бы ее Хси в обмене подарками.

— Значит Хси, и не ожидал получить Виньелу, — понял я.

— Понятно, что нет, — подтвердил Кувигнака. — Я даже не уверен, что он хочет ее. Она конечно симпатична, но в стойбище есть много симпатичных девушек. Только у Исанна их больше двухсот. Кроме того, он может быть сыном вождя, но для всех он — все еще только один из множества молодых парней. Он не хотел бы, платить двадцать кайил даже за такую женщину. Для молодого парня это было бы безумием, чтобы заплатить такую цена за всего лишь бледнолицую рабыню. Молодой мужчина не стал бы, платить больше, чем четыре или пять кайил за нее. Большинство бледнолицых рабынь идет всего за одну шкуры, а то и того меньше. К тому же, после того, как его лицо было изуродовано, Хси, по большей части, избегал женского общества, включая и рабынь. Зная Хси, я полагаю, что он предпочтет посвятить себя убийству Пересмешников или Желтых Ножей, чем стать рабовладельцем.

— Получается, что он ничем не рискует, — сделал я логичный вывод.

— Зато опозорив Кэнку, извлекает много пользы, — добавил Кувигнака. — Он — умный парень. Он мне даже начал нравиться.

— Я сожалею, мой друг, Кэнка, — усмехнулся Хси, — похоже, Ты потерял честь в этом вопросе. Я надеюсь, что Ты простишь меня. В конце концов, это конечно, моя ошибка. Мне не пришло в голову, что для заключения мира между нами, я не должен был предлагать тебе столь роскошные подарки. Я никогда не предполагал такой возможности, что Ты испытываешь недостаток благородства и великодушия воина Кайилы. Это хорошо, что Ты всего лишь член сообщества Всех Товарищей потому, что такого как Ты никогда бы не приняли в Солдаты Слины.

Я напрягался, поскольку испугался, что Кэнка выхватит свой нож и бросится на Хси. Сын вождя, как мне кажется, тоже готовился к такой возможности, и подозреваю, даже приветствовал бы это. Его колени были немного согнуты, рука зависла около ножен. Похоже, Хси готовился выставить свои разногласия с Кэнкой на суд стали.

— Хо, хо! — внезапно засмеялся Кувигнака, хлопая себя по бедру. — А Хси так и не понял шутку!

Оба молодых воина смотрели на Кувигнаку, как если бы он, возможно, рехнулся.

— Отличная шутка, Кэнка, — похвалил Кувигнака. — Ты здорово его одурачил. И на какой-то момент одурачил даже меня!

— Ты о чем сейчас? — осторожно поинтересовался Кэнка.

— Хси, Ты действительно думал, — весело смеялся Кувигнака, — что мой брат, Кэнка, служивший блотанхунком, и тот, кто сейчас возглавляет Всех Товарищей, а не просто Солдат Слинов, не взял бы твои двадцать кайил за простую рабыню?

— Я никогда не отдам ее, — предупредил Кэнка.

— Могу я поговорить с моим братом? — все так же смеясь, спросил Кувигнака.

— Конечно, — ответил Хси, и, повернувшись к толпе добавил: — Это — прекрасная Сиптопто, сестра Кэнки. Почему сестре нельзя разрешить поговорить с ее братом? Разве это не привилегия сестры говорить с ее братом?

— Синто! — раздалось несколько криков в толпе. — Конечно! Конечно!

— Спасибо, — поблагодарил Кувигнака.

— Не стой между нами, — рыкнул Кэнка на Хси.

Кувигнака встал непосредственно между двумя молодыми дикарями, стоя перед Кэнкой и спиной к Хси. Он по-братски положил руки в плечи Кэнки, действие, которое служило для того, чтобы Кэнка остался, там, где он стоял. Он что-то приглушенно, скороговоркой посоветовал брату и, отстранившись, заговорил уже достаточно громко, чтобы слышали близстоящие.

— Брат, я чувствую, что твоя шутка действительно зашла слишком далеко, — сказала Кувигнака.

— Ты прав, Кувигнака, — признал Кэнка. — Ты прости меня, Хси, на самом деле я не собирался развлекаться, используя тебя.

Хси озадаченно уставился на него.

— Она твоя, — вдруг объявил Кэнка, указывая на Виньелу.

Виньела выглядела такой отчаянной, что на мгновение мне показалось, что она сейчас упадет в обморок.

— Моя? — не уверено переспросил Хси.

— Конечно, — заверил Кэнка. — Вяжи веревку ей на шею, и забирай ее.

Теперь уже он, твердо взял на себя инициативу, и выхватил веревку табуна кайил из рук растерявшегося Солдата Слина.

— Моя? — в ступоре пробормотал Хси.

— Ну, да, — улыбнулся Кэнка. — Ты же сам сказал, что хочешь взять ее. Забирай!

— Но, двадцать кайил! — ошарашено, сказал Хси.

— Условия обмена, Ты, сам назначил, — напомнил Кэнка. — Конечно, я нахожу их несколько необычными, но принимаю их. Забирай ее.

— Пожалуйста, Господин, — жалобно всхлипнула Виньела, падая на колени к ногам Кэнки, — не прогоняйте меня! Не отдавайте меня ему! Я люблю Вас! Я люблю Вас!

— Тихо, ничтожная рабыня, — серьезно сказал Кэнка.

Виньела замерла на коленях с опущенной головой, содрогавшимся от диких рыданий телом.

— Ты что, возомнила о себе? — строго спросил он. — Ты — не более, чем просто товар. Думаешь, что перестала им быть, несколько раз ублажив меня?

— Нет, Господин, — ответила девушка, размазывая слезы. — Нет, Господин.

Ошеломленный Хси стоял рядом.

— И что же Ты собираешься делать с нею? — довольно улыбаясь, поинтересовался Кэнка.

Я видел, что Хси, как и предположил Кувигнака, не планировал получение девушки. Он действительно понятия не имел, что же теперь с ней делать.

— Мой отец хотел ее, — пробормотал Хси. — Я отдам ее ему для Желтых Ножей.

— Слушай, прекрасная идея, — горячо поддержал его Кэнка.

— Хси, отдал двадцать кайил за бледнолицую рабыню! — заржал один из мужчин, собравшихся вокруг.

— Я не думаю, что позволю ему вести мои торговые дела вместо меня, — усмехнулся другой.

— Получилось две шутки, — смеялся еще один. — Хси сам выставил себя идиотом, решив, что Кэнка не пойдет на обмен, а затем Кэнка обманул его, сделав обмен очень прибыльным!

— Если бы только я мог бы сделать также в обмене подарками! — завистливо сказал еще кто-то.

По толпе перекатывались волны смеха.

— Подойди, девка, — зло приказал Хси Виньеле.

Было заметно, что он хотел как можно скорее скрыться с этого места, где, совершенно неожиданно для него, они с Кэнкой поменялись местами, и вместо триумфа, его, Хси — сына вождя, не только превзошли, но и выставили идиотом. Это жестоко жалило его тщеславие.

— Иди с ним, — велел Кэнка Виньеле, и та нетвердо поднялась на ноги.

Хси отвернулся. Но он не успел сделать больше двух шагов, как Кэнка крикнул ему вслед:

— Задержись, Хси, мой друг!

Хси, в бешенстве повернулся лицом к Кэнке, его пальцы сжимавшие рукоять ножа побелели от напряжения.

— Сейчас — время заключения мира, — напомнил Кэнка. — Это — время пиров и танцев. Это — время обмена подарками.

Глаза Хси свирепо сверкнули.

— Я дарю тебе двадцать кайил! — крикнул Кэнка, поднимая повод. — Они твои!

— У меня нет ничего достойного двадцати кайилам, чтобы отдать тебе! — закричал Хси в ярости.

— Я готов взять ее, — показал Кэнка, на Виньелу.

— Не-е-ет, — внезапно протянул Хси. — Я отлично знаю, что Ты хочешь ее. Я оставлю ее себе!

— Ну что же, сделай так, это твое право. Но тогда, — засмеявшись сказал Кэнка, поворачиваясь к толпе, — это позволяет говорить всем здесь собравшимся, что Хси потерял свою честь, что он не участвовал в обмене подарками, чем доказал что оказался низким и мелочным мужчиной, что он испытывает недостаток благородства и великодушия воина Кайилы!

— Я — воин Кайила! — в ярости заорал Хси. — Ты про меня сказал, что я теперь ничтожный и мелочный? Хси щедр! Хси благороден! Хси — щедрый и благородный воин! Хси — воин Кайила! Хси не может потерять свою честь!

— Правда?

— Она твоя! — крикнул Хси.

— А кайилы — твои, — улыбнулся Кэнка, вручая повод табуна кайил одному из друзей Хси, Солдат Слинов.

Виньела упала к ногам Кэнки, почти теряя сознание.

Хси яростью уставился на Кэнку. Его рука сжимала ножны его ножа.

— Я думаю, что Кэнка хочет эту женщину, — заметил мужчина в толпе.

— Я думаю также, — ответил ему другой.

— Интересно, — отозвался третий.

— Было уже три шутки, — посчитал кто-то. — Кэнка делал вид, что не хочет меняться, потом он пошел на обмен, обдурив Хси, а затем, желая вернуть женщину, он снова выставил Хси идиотом, вынуждая его, против его чести, обменять ее снова.

Я улыбнулся. Сам я думал, что почести в этом веселом обмене более заслуженно надо предоставить Кувигнаке, а не его брату. Его острый ум, как показалось мне, выиграл сегодня и предотвратил возможное кровопролитие. Я уверен, что и Кэнка не ни разу не заблуждался по этому поводу.

— Хорошая история, — заметил какой-то мужчина. — В течение лет ее не раз еще будут пересказывать.

— И это не собственная повесть, — добавил кто-то. — Мы все можем рассказать про это.

— Да, это точно, — в предвкушении, сказал первый.

Множество историй среди краснокожих, являются собственными повестями, то есть историями, которые имеет право рассказывать только один мужчина. Если кто-то захочет услышать такую повесть, ему надо попросить, чтобы сам владелец рассказал ее. Это — привилегия владеть повестью. Она может сделать владельца важным человеком, ведь чтобы послушать повесть, нужно приехать к нему. Иногда они рассказывают в специальные дни, дни пересказа повести, и многие люди придут в такой день, чтобы послушать. Некоторые мужчины бедны, и владеют немногим, но у них есть повесть, и обладание хорошей повестью, по мнению дикарей, делает мужчину богачом. Такие истории, как и другие формы движимого имущества, могут быть отданы или проданы. Однако они, редко продаются, поскольку дикарям не нравится думать, что у их повести, может быть цена. Им нравится думать об этом как о чем-то слишком драгоценном, чтобы это можно было продать. Таким образом, как все драгоценные или бесценные вещи, они должны сохраняться, или дариться, сохраняться как сокровища, или отдаваться даром мужчиной, сердце которого поет, делая подарки. Иногда мужчина завещает свою повесть своим наследникам. Например, некоторые повести в течение нескольких поколений были в собственности одной семьи. С другой стороны, владелец может передать повесть тому, кому она понравилась, или тому о ком он думает, что тот является хорошим рассказчиком.

— Завтра, — в сердцах закричал Хси, тыкая его пальцем в Кэнку, — мой отец заберет женщину! Завтра, к полудню, он возьмет ее у тебя для Желтых Ножей!

Хси взбешенно развернулся и зашагал между вигвамами. Его сопровождали товарищи из Солдат Слинов, уводя следом табун кайил.

— Как думаешь, он правда сделает это? — поинтересовался я у Кэнки.

— Нет. Махпиясапа рассержен на меня, но он — хороший вождь. Он знает традиции Кайила. Он никогда не заберет женщину у меня против моей воли.

Затем Кэнка присел рядом с Виньелой, и помог ей подняться на колени, удерживая перед собой.

— Не бойся, — постарался он успокоить девушка.

— Вы отдали меня, — прошептала она.

— Только на мгновение, — объяснил он, — и только в пределах наших традиций. Не было опасности потерять тебя.

— Вы отдали меня, — как сомнамбула повторила девушка.

— Уже все позади, — постарался успокоить ее Кэнка. — Я не сделаю этого снова.

— Разве я Вам не нравлюсь? — спросила Виньела шепотом.

— Да, — сказал Кэнка. — Ты мне нравишься.

— Не отдавайте меня всем и каждому, — попросила она.

— Я никогда никому тебя не отдам, — пообещал он. — Я люблю тебя.

Она пораженно посмотрела на него, а затем, дрожа и рыдая прижалась к его рукам.

— Я тоже люблю Вас, мой Господин, — сквозь счастливые слезы проговорила рабыня.

Кэнка позволил ей поплакать какое-то время, сжимая ее в своих руках. Потом поднял ее на руки и осторожно занес свое сокровище в темноту своего вигвама.

— Кэнка вполне себе неплохо пообщался с Хси, как мне кажется, — заметил Кувигнака.

— А мне показалось, что это Кувигнака пообщался с Хси вполне себе неплохо, — усмехнулся я. — Конечно, Кэнка это знает, но я подозреваю, что, к сожалению, и Хси это тоже понял.

— Хси — умный парень, — согласился Кувигнака. — Я думаю, что самое время, ему самому вкусить его собственное горькое лекарство.

— Те, кто прописывают такое лекарство, редко любят принимать его сами, — предупредил я.

— Я думаю, что теперь у меня есть некоторое удовлетворение за его уловку с лощиной и потерю мяса, — хихикнул Кувигнака.

— Ты не думаешь, что это может обернуться проблемой?

— Нет, — отмахнулся Кувигнака. — Хси конечно взбешен, но он ничего не может поделать. В пределах наших обычаев он беспомощен.

— А что, если он выйдет за пределы ваших обычаев?

— Он не сделает этого, — покачал головой Кувигнака. — Хси, что бы он ни говорил и ни делал, является Кайилой. Он благороден.

— Он угрожал Кэнке, что Махпиясапа завтра отберет Виньелу, — напомнил я. — Он, конечно, не мог знать, что этого наверняка, и как мне кажется по всей вероятности, это просто ложная угроза. Но, в то же время, справедливо и то, что он лгал в случае с мясом.

— Это верно, — задумчиво сказал Кувигнака. — Он действительно не должен был так поступать. Это не то, что было бы приличным для мужчины.

— Да, такие понятия, как цивилизация, дружба и товарообмен чрезвычайно зависят от доверия.

— Также, это может быть опасно для него, — размышлял Кувигнака.

— Как это? — удивился я.

— Щит может предать его, — объяснил Кувигнака.

Я пристально посмотрел на Кувигнаку, ожидая продолжения.

— Да. Это — известный факт. Щит может не захотеть защищать тебя, если Ты — лгун.

— Щиты не ведут себя так за пределами Прерий, — улыбнулся я.

— Ты — скептик, я вижу, — сказала Кувигнака. — Но, заверяю тебя, мой друг, я говорю о щитах народов Прерий и в пределах Прерий. Это не Ваши обычные щиты. Они сделаны при помощи заклятий. Магия войны использована при их конструировании и создании. Они не просто доспехи, не просто хитрые конструкции из металла или кожи. Они святы. Они драгоценны. Они — друзья и союзники. Конечно, Ты же видел их установленных на треногах позади вигвамов, греющихся на солнце?

— Да, — признал я.

— Они должны впитать силу солнца.

— Я понимаю.

— Ты не стал бы делать этого с обычным щитом, не так ли? — спросил Кувигнака.

— Конечно, нет, — согласился я.

— А значит, это не обычные щиты.

— В сражении, некоторые воины более удачливы, чем другие.

— Конечно. Просто их магия войны, более сильна.

— Понимаю.

— Пора возвратиться в наш вигвам, — сказал Кувигнака.

— Ты говоришь по-гореански, — заметил я. — Ты жил среди белых.

— Да, и что? — спросил Кувигнака.

— Ты действительно веришь в это?

— Во что, в это?

— Я о щитах, — напомнил я.

— Конечно.

— А если серьезно.

— Я сам не знаю, — улыбнулся Кувигнака. — Возможно — да. Возможно — нет.

— Все ваши люди верят таким вещам?

— Большинство, как мне кажется, — ответил Кувигнака.

— А что на счет воинов, таких как Кэнка и Хси, они верят в это?

— Конечно, — уверенно сказал Кувигнака.

— Пойдем в наш вигвам, — предложил я.

— Да, — поддержал меня Кувигнака. — Я должен отдохнуть. Завтра я буду танцевать. Завтра будет великий день!

Глава 16 Оипутаке

— Господин! Господин! — радостно крикнула девушка с белокурыми волосами, хватая меня за руку.

Блондинка удачно встретила меня позади вигвама. Она была обнажена, за исключением бисерного ошейника завязанного на ее горле. Это утро, было утром дня большого танца. Рабыня встала передо мной на колени, как-никак я был мужчина.

— Я так счастлива, Господин! Я так счастлива! — восклицала она.

— Почему Ты не в стаде? — оглядываясь вокруг, спросил я, беспокоясь за нее. — Надеюсь, Ты не сбежала, не так ли?

Наказание для девушки, отбившейся от ее стада, или сбежавшей оттуда, было не шуточным. Первое нарушение влекло за собой передачу краснокожим женщинам, что означало многие дни мучений и пыток. За второе нарушение перерезали сухожилия и оставляли в прериях.

— Нет, — засмеялась она, не поднимаясь с колен. — Меня забрали оттуда! Я больше не стадная девка!

— У тебя другой ошейник, — заметил я.

Это был красивый ошейник, сделанный из красно-желтого бисера.

— У меня теперь новый господин, — гордо и счастливо сказала блондинка.

— Что же произошло? — поинтересовался я.

— Вчера вечером, — начала рассказывать она, — меня, и других рабынь, передали во время обмена подарками. Мой бывший владелец, я думаю, собирался избавиться от никчемной девки, но как только я оказалась на расстеленной шкуре внутри вигвама моего нового владельца, начала служить ему, восхитительно, как покоренная рабыня. Он ликовал. Я думаю, что он был очень мной доволен. Он сказал, что я оказалась изумительным подарком. Он даже дал моему прежнему хозяину еще одну кайилу. Тот хозяин был просто в бешенстве от того, что избавился от меня. Но теперь он уже ничего не может поделать с этим. Я теперь принадлежу новому краснокожему господину.

— Замечательно, — порадовался я за свою знакомую.

— А еще, у меня теперь есть имя! — похвасталась она.

— И что же это?

— Oiputake, — гордо сказала она.

— Это слово переводится как поцелуй, — кивнул я.

— Да, — заулыбалась Оипутаке, и, хихикнув, добавила: — Иногда, я не знаю, это мой владелец просто подзывает меня или приказывает, чтобы я ублажила его!

— Раз уж Ты — рабыня, то я не думаю, что Ты можешь иметь выбор в этом вопросе, — улыбнулся я.

— Я и не выбираю, — смеясь, сказала блондинка. — Если я имею малейшие сомнения, я целую его.

Я улыбнулся.

— И это изумительное чудовище в том, что касается власти надо мной, совершенно не строг в моем решении этой двусмысленности!

— Оипутаке — произнес я.

— Да, Господин, — сказала она, и, наклонившись вперед, поцеловал меня в бедро.

— Я вижу, что есть некоторые преимущества, в предоставлении девушке такого имени, — признал я.

— Вы, мужчины абсолютно одинаковы, в том, что касается владения нами, — засмеялась Оипутаке.

— Возможно, — не стал я спорить.

— Мой Господин пообещал мне, что, если я продолжу ублажать его, как ему нравится, он может даже разрешить мне одежду, — похвасталась она.

— Замечательно.

— И он может заплести мне волосы, — радостно добавила она.

— Он должен остерегаться, чтобы он не стать безвольным с тобой.

— Я не думаю, что существует подобная вероятность. Он — краснокожий.

— А Ты хотела бы сделать его безвольным, так, чтобы Ты могла вертеть им как захочешь? — поинтересовался я.

— Нет, — твердо сказала она. — Я хочу только быть его прекрасной во всех отношениях рабыней.

— Он — краснокожий. Я не думаю, что есть малейший шанс, что тебе бы позволили быть чем-либо еще.

— Нет, Господин, он не позволит, — засмеялась она.

— Ты кажешься счастливой, — отметил я.

— Я, непередаваемо счастлива. И я в долгу перед Вами за это, — сказала Оипутаке.

— Передо мной, — я пожал плечами, — или перед любым другим мужчиной.

— Это были Вы. И я никогда не забуду этого, — сказала девушка, и ее глаза подернулись дымкой.

— Есть только одна вещь, которая меня пугает, — добавила она.

— И что же это, — заинтересовался я.

— Я стала так беспомощна, перед моими потребностями, — призналась она.

— Да, и что в этом пугающего?

— Мои аппетиты были разожжены вами, — пояснила она. — Вы пробудили мои потребности. Теперь это бросает меня в полную власть мужчин.

Она заерзала на коленях, свела и сильно сдавила бедра.

— Это обычное дело для рабыни, — отметил я.

— Теперь, я загораюсь, едва только завидев привлекательного мужчину, — кусая губы, призналась Оипутаке. — При этом я сразу становлюсь теплой и влажной. Я уже не говорю о том, что со мной происходит, когда я голая в ошейнике и на коленях перед ним.

— Я понимаю тебя.

— Когда-то, я не могла даже представить, что могла бы однажды молить мужчину о его прикосновении, но вчера вечером, в руках моего господина, я это сделала. Слезно, я, когда-то гордая свободная женщина Ара, теперь всего лишь рабыня, я умоляла его о ласке, — прошептала рабыня.

— И он снизошел до твоей мольбы?

— Да, — улыбнулась она. — Я люблю его!

— А ведь он мог бы выпороть тебя вместо этого, — предупредил я.

— Я знаю, — сказала она, — поскольку я — всего лишь рабыня. Я люблю его! Я люблю его!

— Я счастлив за тебя, — признался я.

— Спасибо, Господин.

— Надеюсь, Ты ему отдалась полностью?

— О да, — довольно улыбнулась рабыня. — Я отдалась ему до самого дна моего живота.

— Превосходно, — похвалил я девушку.

Она снова заерзала на коленях передо мной.

— Тебя что-то мучает?

— Но ведь именно Вы первым вызвали во мне эти ощущения, — напомнила она.

— Да?

— Они делают меня беспомощным перед почти любым мужчиной, — созналась девушка.

— И что, это за ощущения? — решил уточнить я.

— Иногда мое сердце трепещет, а мое дыхание ускоряется. Иногда вся моя кожа внезапно оказывается, залита теплом. Тогда мне кажется, что мои груди и бедра просят о прикосновении. Я хочу оказаться в объятиях, я хочу ласки. Мой живот становится горячим и чувствительным. Я чувствую желание. Мое лоно увлажняется. Запах моего желания окружает меня.

— Поцелуй мои ноги, — скомандовал я Оипутаке.

Она наклонилась и целовала мои ноги, потом подняла голову и посмотрела на меня. В ее глазах стояли слезы.

— Тебя тревожат такие ощущения? — спросил я.

— Иногда, — признала Оипутаке, — я так стыжусь этих изменений, происходящих в моем теле.

— Это пустяки, и не стоят того, чтобы их стыдиться, — объяснил я. Скорее надо радоваться, что твое тело, наконец-то, освобожденное от запретов, комплексов и жесткости, теперь находится в прекрасном рабочем состоянии.

— Прекрасное рабочее состояние? — удивленно переспросила блондинка.

— Конечно. Ощущения, которые Ты описываешь, и многие другие подобные, являются естественными реакциями здоровой и влюбленной женщины в присутствии привлекательного мужчины. Вместо того чтобы чувствовать стыд при их появлении, тебе стоит чувствовать беспокойство, если бы они не возникали. Не появление таких ощущений, в ситуациях, в которых было бы естественно их почувствовать, по-видимому, будет тебе подсказкой относительно присутствия некоего неуместного барьера или блока, физического, или что более вероятно психологического характера.

— Но бывают ли такие ощущения у хороших женщин?

— Я не знаю, — пожал я плечами. — Знаю, что у больных женщин их не бывает.

Она посмотрела на меня.

— Что есть «хорошая женщина», — спросил я, — та, кто является естественной, непосредственной, женственной и любящей, или та, кто соответствует определенным культурным стереотипам. Кстати, эти стереотипы часто являются результатом попыток со стороны агрессивных сумасшедших наложить свои комплексы, которые они неспособными изжить на других?

Она не говорила, стояла на коленях, и размышляла.

— Некоторые добродетели, на мой взгляд, требуют лечения, — высказал я свое мнение.

— Но такие ощущения, могут сделать женщину рабыней.

— Да, — согласился я.

— Теперь, я понимаю, почему некоторые женщины так их боятся, — сказала Оипутаке.

— Я тоже это понимаю, — согласился я с ней. — Но Ты — рабыня, так что, Ты не должна беспокоиться по этому поводу. Порабощенная, Ты освобождена, как это ни парадоксально, чтобы быть свободной.

— Вы заставляете меня почувствовать себя свободной.

— Берегись, а то выпорю, — предупредил я.

Она покаянно согнулась и поцеловала мои ноги.

— Господин, — позвала она.

— Да.

— Я действительно мучаюсь, — призналась она.

— Я вижу, — усмехнулся я.

— Это настоящее бедствие, — возбужденно простонала она.

— Ты — женщина с сильным, хотя когда-то жестко подавленным, сексуальным влечением, которая была порабощена, — объяснил я.

— Господин?

— Также, чувства нормальной женщины, при условиях прямого и явного рабства, часто умножаются в сто, а у некоторых женщин, кажется и в тысячу раз.

— Я не смогу выдержать это, Господин, — ужаснулась она.

— Пресмыкайся, — скомандовал я рабыне.

— Вы же не заставите меня сделать это? — удивленно спросила Оипутаке.

Я бескомпромиссно указал на землю у своих ног. Она скользнула на живот передо мной, и я почувствовал ее губы и язык на своих ногах.

— Очень важно, быть тем, кто Ты есть. Если Ты — рабыня, то и будь рабыней.

— Да, Господин, — ответила она.

— Кто Ты? — резко спросил я.

— Рабыня, — всхлипнула она, не переставая целовать мои ноги.

— Тогда будь рабыней, — посоветовал я.

— Да, Господин.

Ошейник хорошо смотрелся на ее шее, выглядывая из-под волос.

— Вы обращаетесь со мной, — проговорила она между поцелуями, — как если я была… как если бы я была — …

— Рабыня, — закончил я за нее.

— Да, — согласилась девушка.

— Ты — рабыня, — заключил я.

— Да, Господин.

— Ну, так и ожидай обращения как с рабыней.

— Да, Господин.

Я позволил ей какое-то время ублажать меня этим способом, лежа на животе передо мной, целуя, облизывая и обсасывая мои ноги.

— Ты хорошо пресмыкаешься, рабыня, — похвалил я.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила Оипутаке.

— Ты ведь не будешь скупиться, позволяя мужчине наслаждаться его властью над тобой, не так ли? — поинтересовался я.

— Нет, Господин.

— Ты хорошо выглядишь у ног мужчины, — похвалил я трудящуюся рабыню.

Она стонала от унижения, и от сурового сексуального голода.

— Ты можешь поблагодарить меня, — намекнул я.

— Спасибо, Господин, — простонала она.

— Не за что, — усмехнулся я.

— Вы наслаждаетесь моим унижением, — всхлипнула рабыня. — Вы наслаждаетесь этим!

— Да, — не стал я спорить, и добавил: — И Ты тоже.

Ее маленькие плечи вздрогнули. Я видел, что то, что я сказал, было верно.

— Ты можешь встать на колени передо мной, — позволил я.

Она поднялась до коленопреклоненного положения.

— Вы не тронули меня, — обиженно сказала она, — и все же Вы очень возбудили меня.

Я не стал отвечать на ее укоризну. Человеческие женщины — такие роскошные и замечательные существа. Их сексуальная жизнь и ощущения такие тонкие, сложные и глубокие. Насколько же наивен мужчина, который полагает, что занятие сексом с женщиной так ничтожно и кратко, что может заключаться в пределах параметров горизонтальной плоскости, простого стимулирования кожи, вызывающего обслуживание в ответ на простую ловкость рук. Как убого невежественен такой механический подход к женской сексуальности. Сколько уже изучают ее художники и поэты! Женщины так необузданно драгоценны. Они настолько чувствительны, настолько красивы, настолько интеллектуальны и настолько же необходимы. Никакой мужчина еще не смог найти эталона, для измерения любви женщины. Кто может измерить горизонты ее сердца? Есть вещи, более реальные, когда они кажутся наиболее неосязаемыми.

— Даже не прикоснувшись ко мне, Вы очень возбудили меня, — пожаловалась она. — И теперь я беспомощно стою перед Вами на коленях.

Ее мука была совершенно очевидной. Она была рабыней, и отчаянно нуждалась в том, чтобы быть взятой. И все же я сделал немного, лишь обращался с ней как женщиной, и решительно наложил на нее мужскую власть. Я не думаю, что сейчас она имела хоть какие-то сомнения относительно ее пола.

— Когда я подбежала к Вам, увидев позади вигвама, я была благодарна и счастлива. Моим намерением было добровольно подарить вам себя для ваших удовольствий, — объяснила Оипутаке. — Но теперь Вы сделали это для меня необходимым. Теперь Вы поставили меня в положение, когда я вынуждена молить о вашем милосердии!

— Это является соответствующим твоему статусу, рабыня, — усмехнулся я.

— Разве Вы не будете ко мне добры? — спросила девушка, дрожа от желания.

Я, молча, смотрел на нее и ждал.

— Вы видите меня беспомощную и нуждающуюся, умоляющую — простонала она.

— Это приличествует тебе, рабыня.

— Мужчины делают это с нами. Они разжигают в нас огонь, а затем решают, стоит ли хотя бы дотронуться до нас!

— А иногда, насколько я знаю это, девушку заставляют исполнять.

— Исполнять? — не поняла она.

— Да, ее вынуждают, если можно так выразиться, заслужить, чтобы ее взяли.

— Да, Господин. Это весьма обычное дело.

— Ты готова работать, ради того чтобы тебя взяли, заслужить эту честь?

— Да, Господин, — покорно сказала Оипутаке. — Я сделаю все что угодно.

— Но Ты должны сделать все что угодно, так или иначе, поскольку Ты рабыня, — напомнил я.

— Да, Господин, — она застонала. — Да, Господин.

Я смотрел на нее сверху вниз.

Она ерзала, и сжимала свои маленькие кулачки. В ее глазах стояли слезы.

— Я нуждаюсь в этом, — заплакала она.

Я присел на корточки рядом с нею, и нежно ощупал ее. Она, закрыв глаза, прижала свое маленькое, горячее, влажное, округлое лоно к моей руке.

— Я чувствую, что Ты не лжешь мне, — отметил я.

— Нет, Господин, — застонала она.

— Ошейник отлично смотрится на твоей шее, — похвалил я.

— Да, Господин.

— И твои волосы красивы, — сделал я еще один комплемент.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила девушка.

— Ты просишь взять тебя?

— Да, Господин.

— Вы готова заработать то, чтобы я тебя взял?

— Я сделаю все что угодно.

— Поцелуй меня, — приказал я.

— За такую малость, — удивилась она, — я могу заработать, чтобы вы взяли меня?

— Но это должен быть поцелуй рабыни, — предупредил я ее.

— Да, Господин.

Наши губы встретились, сладко и нежно, полностью и надолго. Ее губы, податливые, мягкие, покорные губы рабыни, встретившись с моими вначале робко, а затем, поняв, что не будут отвергнуты или ударены, осмелев, открылись для страсти. И тогда поцелуй стал глубоким, беспомощным и горячим, и она казалась единым целым со своим поцелуем, растворившейся в нем, затем она робко отступила, предложив мне себя как рабыня, наблюдая за моей реакцией, пытаясь рассмотреть в моих глазах свой приговор, была ли он найдена приятной, и какова теперь будет ее судьба.

Она с надеждой смотрела на меня. Я был доволен ею, а ведь ей даже не преподавали поцелуи рабыни. Я аккуратно положил ее на спину, и полюбовался открывшимся зрелищем.

— Коснитесь меня, — умоляла она. — Пожалуйста, дотроньтесь до меня. Я молю вас о прикосновении, Господин.

— Я не думаю, что такое уж большое касание будет необходимо, — усмехнулся я.

Стоило только мне войти в нее, и как я и ожидал, вызывая у нее состояние возбуждения, она, сжав меня в кольце своих рук, и застонав, взорвалась в неконтролируемом оргазме.

— Да, Господин, — задыхаясь, кричала блондинка. — Да Господин! Спасибо, Господин! Да Господин!

Я подумал, что неплохо поработал с ней. Мне кажется, что ее новый владелец будет удовлетворен ею. Она когда-то была холодной свободной женщиной, теперь стала многообещающей рабыней.

Некоторые краснокожие время от времени проходили мимо нас, идя по своим делам, но они не обращали внимания на нас. Для них мы были всего лишь рабами.

— Спасибо, Господин, за то, что взяли меня, — обессилено прошептала Оипутаке, — за то, что согласились воспользоваться мной для своего удовольствия.

— Ты хорошо служила, рабыня, — похвалил я.

— Я рада, — улыбнулась она, — тому, что господину я понравилась как женщина, и то как хорошо я служила.

— И как рабыня, — напомнил я.

— Да, Господин, — улыбнулась она, целуя меня.

Она отстранилась, и легла на бок с сомкнутыми ногами. Изумительная, широкая округлость ее бедра была потрясающе красива. Насколько же восхитительны такие существа. Насколько естественно случается так, что мужчины должны хотеть пометить их как свою собственность.

— Дела в племени Кайил идут просто замечательно, — улыбнулся я. — Твой владелец приобрел красивую белую рабыню. Мой Господин и друг, Кэнка из клана Исбу, сохранил свою собственную рабыню и любовь, девушка названную Виньелой, также соблазнительную белую рабыню, а мой друг, Кувигнака, после долгих лет ожидания, наконец, собирается войти в вигвам большого танца.

Я улыбнулся сам себе. Как естественно я подумал о прежней мисс Миллисент Обри-Уэллс, из высокопоставленной семьи, и когда-то дебютантки в Пенсильвании, как о всего лишь и еще одной сочной белой рабыне в Прериях. Это было полностью соответствующим ее теперешнему статусу, поскольку именно этим она и была, всего лишь домашним животным, а еще любовью Кэнки.

— Я счастлива за него, — поддержала меня девушка.

— В стойбище заготовлено много мяса, — добавил я, — и сейчас — время празднеств, танцев, пиров, визитов и обмена подарками.

— Я сама была обменена в качестве подарка, — улыбнулась Оипутаке.

— Как я понимаю большому огорчению твоего бывшего владельца, — добавил я.

— Да, — она заулыбалась.

— И возможно наиболее замечательно, — заметил я, — кажется, что скоро будет заключен мир между Кайила и Желтыми Ножами. Уже теперь гражданские вожди Желтых Ножей находятся в стойбище.

— Они не гражданские вожди, — вдруг ошарашила она меня.

— Что? — пораженно переспросил я.

— Я видела вождей Желтых Ножей в стойбище, — рассказала она. — Я видела, как они прибыли в стойбище несколько дней назад, когда я еще была в стаде. Я видела их вчера вечером на последнем пиру, когда меня привели к вигваму моего нового владельца. Я видел их этим утром, около вигвама Ватонки, в стойбище Исанны. Но они не гражданские вожди.

— Ты не ошибаешься? — уточнил я.

— Я же какое-то время была рабыней у Желтых Ножей, — напомнила она. — Я знаю точно.

— Значит они не гражданские вожди?

— Я видел гражданских вождей Желтых Ножей на совете, — объяснила она. — Это было всего несколько недель назад. Вскоре после этого я была угнана воинами клана Исанна в их набеге.

— Кажется рановато для того, чтобы созывать совет, — возразил я.

— Был совет, — стояла она на своем.

— Пте прибыли к тому моменту? — уточнил я.

Я ожидал, что такой совет будет согласован с приходом стада и сбором кланов Желтых Ножей для большой охоты. Пте прибывают в земли Кайила, прежде побывав на территории Желтых Ножей.

— Нет, — ответила Оипутаке.

— Интересно, — задумался я. — Ты случайно не знаешь причину созыва совета?

— Нет.

— Несколько недель назад, — сказал я, — произошло сражение с большим обозом и колонной наемников. Ты знаешь об этом?

— Да, — кивнула девушка. — Пленницы были приведены в стойбище Желтых Ножей.

— Совет был до или после набега? — спросил я.

— Спустя несколько дней после этого.

— Это, также, интересно. Ты уверена, что не догадываешься о чем был совет?

— Нет, Господин, — ответила она. — Мне не преподавали язык Желтых Ножей. Я не знаю ни одного слова. Там я выполняла, самую черную работу, обычно на работе мною командовали только затрещинами и ударами плетью. Для них я была только своего рода самкой кайилы, двуногим вьючным животным.

— Такие работы, — объяснил я, — вполне подходят для сексуально холодных рабынь.

— Да, господин, — согласилась девушка, — но они бывали наложены, также, даже на самых страстных из их женщин.

— Конечно.

— На том совете, — сказала она, — я и видела гражданских вождей Желтых Ножей. Это не те же самые мужчины, которые находятся сейчас в стойбище.

— Ты ошибаешься.

— Нет, Господин.

— Ты видела этих мужчин в стойбище Желтых Ножей прежде? — спросил я.

— Да, Господин, — кивнула она.

— Они — гражданские вожди, — попробовал я еще раз сбить ее с толку.

— Нет, Господин.

— Ты знаешь, кто они?

— Да, Господин.

— И кто же это?

— Это — военные вожди.

Глава 17 Оценка информации полученной от Оипутаке

— Кэнка! — крикнул я. — Где Кэнка!

Молодого воина не было в его вигваме. Около его жилища я увидел краснокожего, сидящего со скрещенными ногами, в одежде с капюшоном накинутом на голову и наполовину скрывающим его лицо, и раскачивающегося взад и вперед.

— Он отправился на охоту, — странно спокойно ответил краснокожий.

— Когда он вернется? — спросил я.

— Он не должен возвращаться, — застонала Акихока, продолжая качаться назад и вперед. — Он — мой друг. Он был моим другом, — снова простонал он.

— Я не понимаю. Что произошло? — озадаченно спросил я.

— Ты уже второй, кто ищет его сегодня, — ответил краснокожий, склоняясь, и еще больше скрываясь пол своей одеждой.

— Я не понимаю тебя, — озадаченно сказал я. — Но у меня есть информация. Я должен видеть его. Это может ничего не значить, но это может оказаться очень важным!

— Солдаты Слины приехали за ним, — стонала Акихока, раскачиваясь в страдании.

— Что за чушь! — воскликнул я, все еще ничего не понимая.

— У них есть стрела, которая была пущена в Махпиясапу, — наконец начал объяснять Акихока, не прекращая раскачиваться. — Это была стрела Кэнки. Также, Хси видел, что Кэнка бежал от того места.

— Кэнка не стал бы, стрелять в Махпиясапу, — воскликнул я. — Махпиясапа — его вождь.

— Объявлено, что он боялся, что Махпиясапа заберет у него рыжеволосую женщину.

— Махпиясапа не сделал бы этого против его желания, — напомнил я, — и Кэнка знает это.

— Вчера вечером Хси заявил, что будет так.

— Хси, говорил это в гневе.

— Хси видел, что Кэнка бежал от того места, — пробормотал убитая горем Акихока.

— Мне показалось, что Ты сказал, что Кэнка отправился на охоту, — вспомнил я.

— Объявлено, что он выстрелил в Махпиясапу, а затем отправился на охоту, — пояснил Акихока.

— Это полная ерунда, — закричал я. — Никто не стреляет в своего вождя, а потом спокойно едет поохотиться.

— Выпущенная стрела — это стрела Кэнки, — почти провыл от горя Акихока. — Хси видел, как он бежал с того места.

— Кто-то еще видел это? — уточнил я.

— Никто.

— И тебе кажется возможным, в переполненном стойбище? — сердито спросил я.

— Это была стрела Кэнки, — объяснил Акихока. — У них есть стрела. Это — стрела Кэнки. Хси видел, что он бежал оттуда.

— Хси — лгун, — крикнул я.

— Нет, этого не может быть, — отказался поверить Акихока.

— Почему, этого не может быть? — удивился я.

— Он поклялся своим щитом, — ответил Акихока.

— Да ясно же, что, скорее всего, сам Хси, и выпустил эту стрелу, — воскликнул я.

— Махпиясапа — отец Хси, — напомнил Акихока. — Хси не стал бы, пытаться убить своего отца.

— А я и не думаю, что он пытался убить его, — пояснил я. — Я думаю, что Хси просто хотел сделать вид, чтобы казалось, что была предпринята попытка покушения на его жизнь.

— Хси не сделал бы этого, — возмутился Акихока.

— Почему бы и нет?

— Хси — Кайила, — заявил Акихока. — Позор, позор. Это — позор для Кэнки. Это — позор для Всех Товарищей. У меня скорблю о Кэнке. Он был моим другом. Он был моим другом.

— Хси, не видел, что Кэнка бежала оттуда, — твердо сказал я, припоминая, что Кэнка, в первое утро большой охоты, спрашивал Кувигнаку не видел ли тот одну из его стрел. Получается, что Хси уже давно вынашивал свой план. При открытости жизни краснокожих, где жилища не запираются, а вещи не прячутся, и где воровство не просто не ожидается, а вообще рассматривается как нечто невероятное, не составило бы большого труда, при некоторой осторожности, взять чужую стрелу.

— Хси поклялся в этом, — воскликнул Акихока.

— Хси поклялся ложно.

— Хси поклялся на своем щите.

— Значит, Хси поклялся ложно на своем щите.

Акихока прекратил качаться, и сбросил капюшон с головы на плечи.

— Ты бледнолицый, — заявил он. — Ты — всего лишь раб. Ты ничего не знаешь об этих вещах.

— В своем сердце Ты знаешь, так же как я, что Кэнка не стал бы, пытаться убить Махпиясапу. Я уверен, что даже Махпиясапа, в его сердце, знает это.

— Но Хси поклялся своим щитом, — воскликнул он.

— Он поклялся ложно, — стоял я на своем.

— Но как такое может быть? — снова впал в ступор озадаченный Акихока.

— Несомненно, он мог это сделать, из-за своего тщеславия, и его ненависти к Кэнке.

Акихока опустил голову, и тупо смотрел в грязь под своими ногами. Для него,воина Кайилы, было нелегко постигнуть такую вещь, даже притом, что это казалось настолько вероятным, что, возможно, имело место. Это смотрелось, как если бы его вера в столь фундаментальные вещи была потрясена.

— Они хотят убить Кэнку, — догадался я, — для этого они поскакали за ним. Выходи ему на встречу. Найди его. Расскажи ему, что произошло. Я уверяю тебя, что он ничего не знает об этом. Без сомнения это произошло, когда он уже покинул стойбище.

Акихока во все глаза смотрел на меня.

— Найди его прежде, чем это сделают Солдаты Слины, — попросил я. — Это может спасти ему жизнь. Расскажи ему, что произошло. Он должен сам решить, что нужно делать.

— Он сам возвратится, — сказала Акихока.

— Тогда расскажи ему, чтобы возвращаясь, он знал, что произошло, — сказал я. — Иди за ним.

— Я знаю, где он собирался охотиться, — встрепенулся Акихока.

— Поторопись!

Акихока вскочил на ноги.

— Я пойду, — крикнул он.

— А где Виньела? — поинтересовался я напоследок.

— Я не знаю, — пожал плечами краснокожий.

— Солдаты Слины приходили за ней, чтобы забрать ее в вигвам Махпиясапы? — спросил я.

— Нет, — ответил Акихока.

— Ты видишь? — воскликнул я. — Махпиясапы, даже при этих условиях, не приказал забрать ее. Даже при этих условиях он все еще расценивает ее, как женщину Кэнки. Он должен знать, что Хси лжет.

Акихока развернулся и помчался вдоль вигвамов к стойлу с кайилами. Там он дернул свободный конец привязи своей кайилы, взлетел на спину животного, и в мгновение ока исчез за пределами стойбища.

Я смотрел вслед Акихоке, пока он не исчез из вида. Я чувствовал прохладный ветер. Я жалел Махпиясапу. Должно быть, это ужасно для отца понять, что его любимый сын предал свои кодексы.

Потом я вспомнил про сведения, которые я получил от прекрасной белокурой рабыни, Оипутэке, за некоторое время до этого. Я был в затруднительном положении. Я надеялся, передать эту информацию Кэнке. Это казалось мне необходимым не только потому, что он был, строго говоря, моим владельцем, но также и потому что он был вожаком Всех Товарищей. Возможно он, составил бы свое суждение по этому поводу, оценил бы его значение. Учитывая, что Кэнки в данный момент не было, то оставалось идти к Кувигнаке, поскольку я знал его лучше всех и уже имел представление о его сообразительности и здравом смысле. Но пришлось отказаться от этого, потому что, насколько я знал, в это время он должен быть, вместе с другими краснокожими юношами, танцующими в большом вигваме. Я не знал, что сделать. Я мог, конечно, встать на колени перед первым встречным, и рассказать им, что я узнал, но я боялся, что мог быть отвергнут, как бредящий раб. Кто поверит словам раба, к тому же и мое знание было получено от другой рабыни. А что, если она ошибалась?

— Грант! — подумал я. — Грант!

Он должен знать, что делать! Кроме того, он — близкий друг Махпиясапы. Махпиясапа будет слушать его. Я должен найти Гранта!

Глава 18 Я продолжаю пытаться оценить сведения Оипутаке

— Где Грант! — крикнул я.

Васнаподхи, пораженно, смотрела на меня. Она стояла на коленях в вигваме, который Махпиясапа выделил Гранту, своему другу для проживания.

— Его здесь нет! — ответила рабыня.

— Где он? — спросил я.

— Я не знаю! — Она казалась напуганной. — Вы уже слышали о Кэнке?

— Да. И я не верю ни единому слову!

— Так же, как и я, — кивнула она. — Этого просто не может быть.

— Почему Ты одна в вигваме? — поинтересовался я. — Почему Ты не работаешь?

— Я спряталась здесь, — объяснила она.

— Тебе нечего бояться, — постарался успокоить ее я. — Случай с Кэнкой не имеет никакого отношения к тебе.

— Я прячусь не из-за этого.

— У тебя есть какая-нибудь идея, где искать Гранта?

— Он может быть у Махпиясапы, — предположил она. — Он уехал сразу после того, как он узнал о покушении.

— Отличная мысль, — воскликнул я. — Я побежал в вигвам Махпиясапы!

Я, было, собрался покинуть жилище Гранта, но внезапно, какая-то мысль остановила меня. Я обернулся и спросил:

— Почему Ты прячешься?

— Я видела его! — прошептала девушка.

— Кэнку? — пораженно спросил я.

— Нет, Вайейеку — «Того, Кто Находит Много», это тот кому я когда-то принадлежала!

— Ты многим уже принадлежала, — напомнил я.

— Я рассказывала вам про него, в первый день, вскоре после того, как Грант, мой владелец, приобрел меня на торговом месте.

— Мальчик? — вспомнил я.

— Да, — прошептала она.

— Я помню, — сказал я.

Давно, на торге у Пыльноногих, Грант получил Васнаподхи за три прекрасных топора. В разговоре со мной, она поведала, что родилась в загоне Ваниямпи, одном из принадлежавших племени Кайилиауков, союзному с Кайилами и говорящем на похожем диалекте. Тот, кто забрал ее из того загона, был воином Кайилой. Тогда ей было только восемь лет, и он взял ее с собой и подарил, в качестве рабыни, своему десятилетнему сыну. Таким образом, она рано научилась служить и умиротворять мужчин. Но все же, как дети они были больше товарищами и приятелями, чем господином и рабыней.

Как-то раз, когда они были одни, ей тогда было только пятнадцать, а ему семнадцать, вдали от их стойбища во время сбора ягод, он оказался уже неспособен далее не смотреть не нее как на женщину. Она увидела, как он почти яростно, срезал палку и выстрогал надрезы на ее концах для шнуров. Она испугалась и начала плакать, так как уже видела такие устройства прежде, и знала их назначение. Хозяин приказал ей снять одежду, лечь на спину с широко расставленными ногами, и она почувствовала, что ее лодыжки оказались привязанными в этом положении, к распорке, посредством шнуров. У нее не оставалось сомнений относительно того, что будет ее судьбой. Ее впервые собирались использовать как рабыня, которой она и была. В сумерках, уже освобожденная от распорок, она легла перед ним на живот, и поцеловала его ноги. Той ночью, возвращаясь в деревню, она уже не ехала за его спиной на его кайиле, как было утром, когда они покидали стойбище. Она сопровождала его пешком, ведомая у стремени, с руками, связанными за спиной и веревкой на шее, привязанной к луке его седла. Тем утром два ребенка покинули стойбище, чтобы вечером туда вернуться в качестве молодого господина и его рабыни.

Васнаподхи опустила голову, и задрожала.

Я думаю, что юный господин и его рабыня очень любили друг друга. Но его привязанность к девушке, простой рабыне, принесла ему много насмешек от его ровесников. К этому он, как и все краснокожие, был чрезвычайно чувствителен. В конце концов, он продал ей, возможно потому, что он подозревал, что его соплеменники могли оказаться правы, и интерпретировать его чувства в этом вопросе как недостойную для молодого воина слабость. После этого у Васнаподхи было много разных владельцев. Грант, как я уже упомянул, приобрел ее у Пыльноногих.

— Его зовут Вайейека? — уточнил я.

— Да, — кивнула она.

— Из какого он клана?

— Напоктан — клан Браслетов, — ответила девушка.

Их земли находятся примерно к северо-западу от Реки Кайилы, северной развилки Реки Кайилы, и к востоку от Реки Змеи. Воины Напоктан обычно носят два медных браслета на левом запястье.

— Он видел тебя? — спросил я.

— Нет, — вздрогнув, ответила она.

— Ты все еще любишь его?

— Я не знаю, — прошептала она. — Это было так давно, годы назад. Он продал меня!

— Ты — рабыня, — напомнил я. — Конечно же, Ты не можешь возражать против своей продажи.

— Я думала, что он любил меня! — всхлипнула она.

— Возможно, так и было, — предположил я.

— Он продал меня! — горько воскликнула Васнаподхи.

— Возможно, он нашел тебя не достаточно красивой, — усмехнулся я.

— Возможно! — сердито буркнула она.

— Если бы он мог видеть тебя теперь, если бы он мог увидеть, какой красивой Ты стала, несомненно, он горько пожалел бы о своем прежнем решении.

— Возможно! — сказала она с яростью в голосе.

— Нет ли у тебя какой-нибудь работы, что надо сделать? — поинтересовался я.

— Я прячусь, — хмуро объяснила рабыня.

— Почему?

— Я боюсь, что он может увидеть меня, — со слезами в глазах проговорила Васнаподхи. — Он продал мне! Я любила его! Я не хочу открывать эти старые раны! Я не хочу проходить все эти мучения еще раз! Я достаточно настрадалась!

— Ерунда, — заявил я. — Ты просто ищешь оправдания, чтобы не работать. Я узнаю эти уловки лентяек, когда я вижу их.

— Нет, — возмутилась она, — это правда!

— Что тебе было поручено делать? — поинтересовался я.

— Полировать меновые товары, — ответила рабыня.

— В вигваме или снаружи? — спросил я, отлично зная, каков должен быть ответ.

— Снаружи, я полагаю, — насупившись, ответила она, — так, чтобы я могла лучше видеть то, что я делаю.

— Ну, так выбирайся наружу и полируй товары, — велел я.

— Пожалуйста, нет, — взмолилась она. — Он же может увидеть меня!

— Стойбище Напоктан не близко, — заметил я. — Это очень маловероятно.

— Он может увидеть меня! — протестовала она.

— И что такого, случится, если он тебя увидит? — усмехнулся я.

— Что, если он, увидев, захочет меня? Что, если он унесет меня, или купит меня?

— Он не сможет просто унести тебя, — напомнил я. — Грант — гость вождя племени Кайил.

— Но что, если он захочет купить меня? — спросила она со страданием.

— Тогда это — просто вопрос цены, — пожал я плечами.

— Нет, нет! — заплакала она. — Вы ничего не понимаете!

— Я все очень хорошо понимаю, — сказал я. — Ты — рабыня. Ты — часть собственности. Мужчина видит тебя и решает для себя, интересуешь ли Ты его или нет. Если да, то он делает Гранту предложение. Оно принято, или отклонено. Возможно, последует торг. Если они достигают соглашения, то у тебя просто появляется новый владелец, которому Ты должна служить всецело и с полным совершенством. Что не так?

Она упала на покрывало вигвама, вцепившись в него своими маленькими пальцами, и горько зарыдала.

— Я уверен, что тебе дали задание, — заметил я. — Я не сомневаюсь, что Ты не желаешь, чтобы я тебе его повторял, поскольку должен тебе напомнить, что за невыполнением распоряжения, обычно следует суровое наказание.

— Нет, Господин, — плакала она. — Я не желаю, чтобы Вы повторяли распоряжение.

— А если твое повиновение недостаточно быстрое, — добавил я, — то я могу добавить к своему распоряжению приказ, чтобы Ты полировала товары перед вигвамом раздетой.

— Мое повиновение будет быстрым, Господин, — плача, она вскочила на ноги, и начала собирать горшки и кастрюли из горы товаров Гранта.

— Я отлично знаком с уловками ленивых рабынь, которые они применяют, чтобы отлынивать от работы, — сказал я ей.

— Да, Господин, — сквозь слезы отозвалась Васнаподхи. — Слушаюсь, Господин.

Закончив с воспитанием рабыни, я поспешил прочь от вигвама. Я хотел найти Гранта, и вместе с ним обсудить возможное значение, если таковое вообще имеется, той информации, которую я только что получил от Оипутаке, относительно личности представителей Желтых Ножей в стойбище.

— Татанкаса! — позвал маленький краснокожий мальчик. — Бросьте обруч для меня!

— Ты не видел Вопетона, Торговца? — спросил я у мальчишки.

— Нет, — ответил он, и снова пристал ко мне: — Бросьте обруч!

— Простите, меня, Маленький Господин, — сказал я. — У меня дела.

— Очень жаль, — сказал он расстроено.

Я побежал дальше к вигваму Махпиясапы.

— Задержись! — позвал парень постарше.

Я остановился, и пал на колени перед ним. Это был паренек, который был первым среди пастухов, когда я принес украшенный бисером хлыст к женскому стаду.

— Приветствую, — важно поздоровался он.

— Приветствую, Господин, — отозвался я.

— Белокурая рабыня, которую Ты брал для развлечения с распутной девкой, больше не находится в стаде. Ее передали во время обмена подарками, и я слышал, что ее новый владелец вполне доволен ею. Кажется, что теперь она служит ему, на шкурах его вигвама, вдали от стада, ублажая его, как призовая рабыня.

— Это — хорошие новости, Господин.

— А думаю, у тебя теперь будет хорошая репутация, — заметил пастух. — Ты расплавил лед в ее животе. Ты заставил ее стать женщиной, и нуждаться в мужчинах.

— Спасибо, Господин.

— Ее назвали Оипутаке, — сообщил он.

— Да, Господин, — сказал я, и уже собрался спросить разрешения уходить, как вдруг, что-то меня остановило.

— Господин! — обратился я к мальчику.

— Да.

— А почему Вы сейчас в стойбище, — поинтересовался я, — в это время дня?

— Так стадо завели, на край деревни, — объяснил он.

— А как же охранники и заставы? — спросил я.

— Они, также, внутри, — ответил он.

— Почему? — удивился я.

— Это приказ Ватонки, — объяснил парень.

— Но тогда весь западный край стойбища остался без охраны, — заметил я. Безопасность этого края периметра была ответственностью клана Исанны.

— Это нормально, — успокоил меня пастух. — Сейчас же время пиров и празднеств.

— Вы не видели Вопетона, Торговца?

— Нет.

— Я могу идти?

— Конечно, — разрешил мне озадаченный парень.

Я подскочил и снова поспешил к вигваму Махпиясапы. Я проскочил в ста ярдах мимо большого вигвама танцев. Внутри него были шест, веревки, вертела и разрисованные, украшенные, танцующие краснокожие юноши.

— Махпиясапа не здесь, — сказала женщина, стоящая на коленях около его вигвама, одна из его жен. Ее заскорузлые пальцы сжимали костной скребок. Она затачивала скребок о камень, лежавший перед ней. На скребке было шесть точек, значит, им пользовались уже в течение шести лет. Фаланги двух ее пальцев были отрезаны, это говорило о том, что она потеряла двух сыновей.

— Вы не знаете, где он? — спросил я.

— Нет.

— Спасибо, Госпожа, — поблагодарил я, и встав, отстранился.

Я не знал, что сделать дальше и куда идти теперь.

— Почему бы ему не быть на совете? — спросила она, не глядя в мою сторону.

— Конечно, — обрадовался я. — Благодарю, Госпожа!

— Это не принесет тебе пользы, — добавила она. — Ты не сможешь увидеть его там, если конечно он там. Это не разрешено.

— В действительности я ищу Вопетона, — объяснил я. — Он мог бы быть на совете?

— Это возможно, — она пожала плечами, не отрываясь от своей работы.

— Благодарю, Госпожа, — еще раз поблагодарил я. — Вы были очень любезны.

— Если Вопетон находится на совете, — проговорила она. — Ты не будешь в состоянии увидеть и его тоже.

— Благодарю, Госпожа!

Я развернулся и поспешил от этого места. Она была очень любезна со мной. Я не думаю, что если бы на моем месте была белая рабыня, ей бы удалось отделаться так легко. Если бы я был таковой, она, возможно, нагрузила бы меня работой, или держала бы меня в течение многих часов лежащим перед ней на животе, с заполненным грязью ртом. Женщины краснокожих не переносят привязанности своих мужчин к прекрасным белым женщинам. Белая рабыня всегда старается сбежать просто при приближение краснокожей женщины, и постарается никогда не встречаться с ней глазами.

Из-за моего глубокого волнения за Кувигнаку, который сегодня участвовал в большом танце, беспокойства за судьбу Кэнки, и моей озабоченности той информацией, что была получена от Оипутаке, я совсем забыл, что сегодняшний день, также, был днем мирного совета. На этом совете должен был быть рассмотрен, по крайней мере, на первой стадии мирный договор между племенами Желтых Ножей и Кайила. Я держал свой путь, настолько быстро, насколько мог к вигваму совета. Я не знал, смогу ли я вытащить Махпиясапу с совета, или что было бы мудрее сделать, связаться с Грантом, и выходить на вождя через него.

Внезапно я был грубо отброшен назад двумя молодыми воинами.

— На колени, раб! — прорычал один из них, угрожая мне своим ножом.

Я стремительно встал на колени, но ножи остались, направлены на меня.

— Простите меня, Господа, — попросил я. — Мне необходимо поговорить с Вопетоном.

— Его нет внутри, — сказал воин.

— Тогда я прошу Вас передать Махпиясапе, что мне необходимо поговорить с ним, — решил я попробовать другой вариант.

— И Махпиясапу там нет, — грубо ответил второй воин.

— Ни одного из них нет в вигваме? — на всякий случай переспросил я.

— Нет.

— Простите меня, Господа, — попросил я.

— Они могут прибыть позже, — предположил первый. — Совет еще не начался.

— Да, Господин. Спасибо, Господа.

Я отполз назад на пару шагов, не поднимаясь с колен и не спуская глаз с их ножей. Тогда я встал, и отступил, держа обоих в поле зрения. Как только я удалился на безопасное расстояние, воины вложили в ножны свои ножи, и как прежде, скрестив руки на груди, встали перед порогом большого вигвама. Его шесты достигали пятидесяти футов в высоту, и были покрыты более чем сотней шкур.

Я осмотрелся в раздумьях. Снова я не знал, что мне делать. Первой мыслью было, что я должен ждать здесь, чтобы не пропустить появившихся Гранта или Махпиясапу. Однако, как мне казалось, к настоящему времени, они должны быть внутри вигвама советов. Ведь совет вот-вот начнется.

— Эй, раб, — позвал меня парень, сидящий со скрещенными ногами неподалеку.

Я подошел к нему, и он указал место рядом с собой, где я мог бы встать на колени, что я и сделал. Он протачивал канавку в камне для изготовления головки молотка. Для этого он использовал мокрый сыромятный шнур, который периодически опускал в песок, и терпеливо протягивал через камень снова и снова. Я наблюдал, что он работал, гадая о том, для чего он меня позвал.

— Сегодня, — наконец заговорил краснокожий, — совет не услышит голос Махпиясапы.

— Почему сегодня совет не должен услышать его голос? — удивился я.

— Сегодня, — сказал мужчина, протаскивая шнур через камень, — Махпиясапа погружен в горе. Он ушел из деревни, чтобы очистить себя.

— Почему он должен быть погружен в горе?

То, что он мог бы оказаться не в стойбище, было для меня нежелательной новостью.

— Я думаю потому, что Кэнка попытался убить его, — объяснил парень, наблюдая за движением шнура.

Я не знал этого парня, и не видел большого смысла в передаче ему своих подозрений относительно того, что фактически произошло в этом взбудоражившем всех происшествии.

— Ты — раб Кэнки, не так ли? — вдруг спросил меня парень.

— Да, — не стал я отрицать.

— И тебя не схватили и не убили, — отметил он.

— Нет.

— Странно, — сказал он, опуская шнур снова в воду, и затем в песок.

Горе Махпиясапы, и я в этом не сомневался, было вызвано лжесвидетельством Хси, а не неким предполагаемым предательством со стороны Кэнки. Это, также, у меня не вызывало сомнений, было на уме мужчины, который хотел поговорить со мной. Он явно был не дураком. В своем позоре и горе Махпиясапа не пришел в совет. Возможно, он чувствовал, что не сможет там встретиться там лицом к лицу с остальными вождями. В малых пределах банного вигвама, наполненного паром и горячими камнями, он мог попытаться свыкнуться с тем, что произошло. Он мог затем пойти в некое отдаленное место, чтобы в одиночестве вызвать вещий сон, который помог бы ему узнать, что делать дальше.

— Господин, — позвал я.

— Да.

— По вашему мнению, Вопетон сопровождал Махпиясапу?

— Именно это я думаю, — ответил мужчина, таща влажный шнур, песок, задерживающийся на нем, медленно, но верно точил камень. Вероятно, он работал так уже больше двух дней над этим камнем. Я мог видеть начало канавки на его поверхности.

— Спасибо, Господин, — поблагодарил я.

— И это, тоже, странно, — добавил мужчина, осматривая камень.

— Да, Господин, — согласился я.

Камни для использования в банном вигваме нагреваются снаружи на огне, и на палках заносятся внутрь, где их поливают водой, создавая необходимую высокую температуру и влажность. Когда камень охлаждается, его нагревают повторно. Эта часть работы, нагрев камней, поднос воды, повторный нагрев камня и так далее, в идеале, делается не тем человеком или людьми, находящимися в банном вигваме. В идеале, это делает помощник. У меня не было сомнений, что Грант выступал в этой должности у своего друга Махпиясапы. В такое время его позора и страданий, вождь не мог перенести того, чтобы стоять перед его собственными людьми.

Я немного отполз, не поднимаясь с колен, затем встал, и покинул кропотливо работавшего над камнем парня. Я обернулся и снова посмотрел на огромный вигвам советов. Два охранника все также возвышались перед порогом. Между ними внутрь входили мужчины. Ожидающие посетить этот совет со стороны Кайила, высокопоставленные мужчину, члены советов разных кланов, и доверенные воины, и мужчины славные честностью и мудростью. Такие советы обычно открыты для доблести, доказанной и честной. В этом вигваме сегодня днем, был бы собран, для наиболее принятия важных решений, весь цвет племени Кайил. Какими абсурдными, теперь мне показались мои подозрения и страхи. Неужели, там, где собраны такие мужчины, столь многочисленные, благородные и мудрые, что-то могло бы отвлечь их от дел? Должно быть Оипутаке ошиблась. Желтые Ножи, прибывшие в стойбище, не могли быть военными вождями. Это не имело никакого смысла.

Убедив себя во вздорности своих подозрений, я направил свой путь прочь от вигвама совета.

— А где Ватонка? — вдруг услышал я вопрос какого-то мужчины.

— Он еще не прибыл, — ответил ему другой.

— Он что, занимается колдовством?

— Не знаю.

— Он ждет, когда сократится тень. Тогда он приедет на совет, — объяснил им кто-то.

После подслушанного разговора, сам не зная зачем, без какой бы то ни было причины, понятной мне самому, я направился к вигвамам Исанна.

Трое мужчин, скрестив руки на груди, стоявших около Ватонки, который находился на небольшом возвышении неподалеку от вигвамов Исанны, я не сомневался, были Желтыми Ножами. В них не было чего-либо такого, особенного, что резко отличало бы их от Кайилы. Скорее такой эффект складывался из совокупности многих мелких деталей, в украшении бисером их одежды, стиля в котором определенные орнаменты были сложены, срез их рукавов, бахрома на брюках, способ крепления перьев в их волосах и фасон их мокасинов. Они не были Кайилами. Они были кем-то еще. Они казались бесстрастными и невыразительными. Ватонка смотрел в небо, на юго-восток. В ногах у Ватонки торчала тонкая, вертикальная палка. На земле, вокруг палки, были начерчены два круга, большой и маленький. Утром, когда солнце было достаточно высоко, чтобы бросить тень, я предполагал, что тень от этой палки должна падать в точку на внешнем круге. В полдень солнце бросит самую короткую тень, и она попадет на, или в пределах меньшего из двух кругов. Я посмотрел на солнце, и потом вниз к палке и ее тени. Похоже, что до полудня осталось меньше, чем половина ана.

Ватонка, по контрасту с этими тремя воинам, про которых я решил думать, как о Желтых Ножах, казалось, имел нездоровый вид. Он смотрел на воинов, и затем, снова, обращал свой взор в небо, на юго-восток. Небо в этот день было чистым и ясным. Около мужчин, немного в стороне, располагались Блокету и Ивосо. Блокету, также, казался напуганной. Ивосо, с другой стороны, как другие трое, кто, по-видимому, были Желтыми Ножами, казалась довольно спокойной. Эти шестеро, и еще двое других, стоявших по соседству с копьями в руках, воинов Исанна, носили желтые шарфы по диагонали обвязывающие их тела, проходя от левого плеча до правого бедра. Цель этих шарфов, как мне показалось, состояла в том, чтобы идентифицировать и защитить их как, членов посольства мира. Вероятно, также, они имели магический смысл, возможно предложенный во сне одному из них.

Я не знал, позволят ли Блокету присутствовать на совете или нет. Обычно женщинам не разрешают находиться в таких местах. Краснокожие, хотя часто и с большим вниманием прислушиваются к своим свободным женщинам, и оказывают им большие честь и уважение, не желают передавать им ни малейшей капли своей власти. Они примут решения сами. Они — мужчины. Женщины повинуются. С другой стороны, Ивосо, может потребоваться в вигваме советов. Она была, вероятно, единственным человеком в стойбище, который свободно говорил на наречиях и Желтых Ножей и Кайил. Меня заинтересовала моток тонкой гибкой веревки на поясе Ивосо. Судя по солнцу и тени от палки, Ватонке и его спутникам пора было направляться к вигваму советов. Совет, насколько я понял, должен был начаться в полдень. Способ, которым мужчины повязали свои желтые шарфы, давал максимальную степень свободы, если им бы понадобились правые руки для работы оружием.

— Блокету, — окликнул я девушку, подходя к ней.

— Госпожа! — высокомерно исправила она меня.

— Госпожа.

— Почему Ты не встал на колени? — спросила она.

Я упал на колени, и сказал:

— Могу ли я поговорить с Вами, — обратился я к дочери вождя.

— Это ведь именно твой владелец, Кэнка, попытался убить Махпиясапу этим утром, — сердито сказала она.

— Я могу поговорить с Вами? — повторил я свой вопрос.

— Да, — разрешила она.

— Один на один, — добавил я.

Ивосо внезапно жестко посмотрела на меня.

— Ты можешь говорить перед моей служанкой, — сказала Блокету. — Какое это имеет значение? Почему раб не может говорить в присутствии рабыни?

— Простите меня, Госпожа. Я просто невежа и дурак.

— Это не невероятно, — согласилась она.

— Но у меня есть причина думать, что эти трое мужчин рядом с вашим отцом, Желтые Ножи, вовсе не те, кем они кажутся.

— Что Ты имеешь в виду? — потребовала она разъяснений.

— Я думаю, что они не гражданские вожди Желтых Ножей. Я подозреваю, что возможно, это — их военные вожди.

— Лживый раб! — гневно закричала Ивосо, бросаясь ко мне и ударяя кулаком по лицу. Я почувствовал привкус крови во рту.

— Что происходит? — спросил Ватонка, посмотрев в нашу сторону.

— Этот раб — забавный дурак, — засмеялась Блокету. — Он решил, что наши гости не гражданские вожди Желтых Ножей, уже почти ставшие нашими друзьями, а их военные вожди.

Ивосо быстро перевела сказанное трем Желтым Ножам. Ни один мускул не дрогнул на их лицах.

— Это чушь, — быстро оглянувшись, заявил Ватонка. — Я сам ручаюсь за этих мужчин.

— Ты не мог знать этого, — заметила Блокету, обращаясь ко мне.

— В стойбище есть рабыня, белокурая женщина, которая принадлежала Желтым Ножам какое-то время. Именно она узнала их. Именно от нее я получил эти сведения.

— Очевидно, что она ошиблась, — сказала Блокету.

Все наши слова, как и следовало ожидать, быстро переводились Ивосо для Желтых Ножей.

— Языки лживых рабов могут быть разрезаны на две половины, — сердито объявил Ватонка, и достал свой нож.

В этот момент один из Желтых Ножей положил свою руку на руку Ватонки, и что-то сказал.

— Не надо портить раба, — перевела Ивосо. — Сейчас — время счастья и мира.

Я пораженно смотрел вверх. Этот мужчина без сомнения должен быть гражданским вождем.

— Прогоните его, — предложил Желтый Нож.

— Убирайся, — зло скомандовал Ватонка.

— Да, Господин, — сказал я, вставая.

— Избейте его, — приказал Ватонка двум воинам Исанна.

Исполняя приказ вождя, на меня набросились и стали избивать тупыми концами своих копий воины Исанна. Я получал злобные удары по голове, плечам и всему телу. Я упал на колени, и прикрыл голова, а мое тело, вздрагивало при каждом ударе и тычке шестов.

— Пусть уходит, — снова предложил Желтый Нож.

— Убирайся, — крикнул Ватонка.

Я кое-как смог подняться на ноги, кровь текла по лицу и заливала глаза, все тело ныло от боли, и, спотыкаясь, хромая я поспешил оставить это место. Я услышал смех позади меня. Мне здорово досталось в этот раз. Но кости, кажется, не были сломаны. Я не сомневался, что все мое тело было покрыто синяками и ссадинами. Я сплевывал кровь на землю. Я почти терял сознание. Раскачиваясь, я удалялся прочь, сопровождаемый веселым смехом над униженным и наказанным рабом. Я сделал, все что мог. Я донес сведения, полученные от Оипутаке до внимания одного из высокопоставленных краснокожих, до Ватонки, гражданского вождя клана Исанна. Как казалось мне, я, возможно, не добился бы большего успеха, если бы мне удалось поговорить, с кем-то другим таким, как Махпиясапа. Внезапно я чувствовал гнев, абсурдный иррациональный гнев, к Махпиясапе и Гранту, к Кэнке и даже к моему другу Кувигнаке. Сейчас я не был бы в состоянии говорить с ними. В моей боли и страданиях мне казалось, что именно они, были теми, кто, каким-то образом, были ответственны за мое избиение. Но я вытряхнул эту глупость из моей головы, и продолжил свой путь назад к вигваму, который я делил с Кувигнакой.

А тем временем, до полудня оставалось уже не более четверти ана.

Глава 19 Я говорю с Кувигнакой

— Кувигнака! — пораженно воскликнул я, входя внутрь нашего вигвама.

Тот сидел, со скрещенными ногами, опустив голову на руки. Услышав мой голос, он поднял голову.

— Они не позволили мне танцевать, — убито проговорил он. — Кансега, сам верховный шаман всех Кайила, подчиняясь Хси, отказал мне во входе в вигвам танцев.

— Ты, должно быть, слышал, о предполагаемом нападении Кэнки на Махпиясапу? — спросил я.

— Да, — сказал он, с горечью в голосе. — Хси победил. Хси выиграл все.

— Я сожалею, мой друг, о танце. Я сожалею. — Я сел около него, скрестив ноги.

— Если мне не разрешают танцевать, то как я могу доказать им, что я — мужчина? — крикнул Кувигнака.

— Мне жаль, мой друг, — повторил я.

В этот момент, переживая за Кувигнаку, я даже забыл о своих собственных ушибах и боли. Я знал, что Кувигнака, в течение многих лет, мечтал о входе в вигвам большого танца, чтобы там проверить и доказать свою мужественность, от которой его люди казались полными решимости его устранить.

— Что случилось, Татанкаса? — внезапно спросил Кувигнака.

— Ничего.

— Да на тебе живого места нет! — воскликнул мой друг.

— Это пустяки, — отмахнулся я.

Кувигнака подполз к тому месту, где сидел я, и присмотрелся.

— И на твоей голове раны, — добавил он.

Я отвернулся.

— Меня избили, — нехотя сказал я.

Он сходил к стене вигвама, и, вернувшись с куском ткани, вытер кровь с моего лица.

— Кто это сделал? — поинтересовался Кувигнака.

— Двое мужчин, воины Исанна, по приказу Ватонки.

— И что Ты им сделал? — пристал юноша.

— Совершил глупость, — признался я. — Я вмешался в вопросы, в которых я ничего не знал. Теперь разбираюсь в них гораздо лучше.

— Но что именно Ты сделал?

— Это — ерунда, — мотнул я головой. Я не хотел, чтобы он в своем большом разочаровании, еще и моими глупостями занимался.

— Расскажи мне, — не отставал он.

Я взял у него ткань и, свернув ее, прижал к ране, чтобы остановить кровотечение.

— Я сожалею о танце, — посочувствовал я. — Я знаю, как горячо Ты желал войти в тот вигвам.

— Так почему тебя избили, мой друг? — уже строго спросил Кувигнака.

— Этим утром — решил я все же рассказать свою историю, — после того, как я развлекся с одной белокурой рабыней, я поговорил с нею. Я уже использовал ее прежде, когда она еще была стадной девкой. Раньше она была гражданкой высокого города Ара, но потом ее захватили Пыльноногие и естественно поработили. Позже ее продали Слинам, те в свою очередь, обменяли ее Желтым Ножам. Она попала к Исанна как трофей в результате набега за девушками. Она недолго прожила с Желтыми Ножами, но она сказала мне, что запомнила трех Желтых Ножей прибывших в стойбище не как гражданских вождей, а как военных.

— Очевидно, она ошиблась, — предположил Кувигнака.

— Очевидно, — отозвался я, пытаясь двигать своим телом. Каждое движение отзывалось сильной болью.

— Ты сказал это Ватонке? — уточнил юноша.

— Лучше бы я рассказал это кому-нибудь другому, — с сожалением сказал я, — но фактически говорил я с Блокету. Ватонка был рядом и все слышал.

— Это слишком плохо, быть избитым из-за такого.

— Согласен, — улыбнулся я.

Я убрал ткань от головы, отжал кровь, и хотел вернуть на место, но кажется, рана перестала кровоточить.

— Я не думаю, что Ватонка обратил бы на меня внимание, — заметил я, — но, Ивосо прыгнула ко мне, ударила меня, и назвала лживым рабом.

— Эта реакция мне кажется чрезмерной, — задумался Кувигнака. — В конце концов, какое ее дело?

— Ватонка, тоже, просто взбесился, — добавил я. — Я испугался, что он нападет на меня с ножом. Но вмешался один из Желтых Ножей, один из гражданских вождей. В результате меня всего лишь избили.

— Это кажется через чур чутко для Желтого Ножа, — отметил мой друг.

— Он сказал, что сейчас время счастья и мира, — припомнил я.

— Он — очевидно, гражданский вождь, — заключил Кувигнака.

— Да, — не стал я спорить.

— Или, хорошо им притворяется, — осторожно, добавил он. — И еще он не хотел проливать кровь.

— Кажется так, — признал я.

— Почему? — задался вопросом Кувигнака.

— Могло бы быть много причин.

— Возможно, он думал, что пролитие крови не могло не быть подозрительным незадолго до открытия совета по заключению мира, — предположил Кувигнака.

— Возможно, — поддержал я его.

— Но, также, — рассуждал Кувигнака, — такой акт, возможно, вызвал бы повышенное внимание к себе. Люди могли бы спросить, например, почему это было сделано, с чего все началось.

— Все возможно, — пожал я плечами.

— Почему Ватонка и Ивосо должны были настолько взбеситься? — размышлял Кувигнака дальше.

— Понятия не имею, — ответил я.

— Какова была реакция Блокету?

— Я не думаю, что она хотела видеть, как меня избивают, — отметил я.

— Это произошло неподалеку от вигвама советов? — уточнил Кувигнака.

— Нет. Все происходило среди вигвамов Исанна.

— Насколько давно это произошло?

— Можно сказать только что.

— Ватонка и другие были уже на пути к вигваму советов? — спросил мой друг.

— Нет. Мне показалось, что они чего-то ждали среди вигвамов.

— Это очень интересно, — задумчиво сказал Кувигнака. — Можно было бы предположить, что к тому времени они будут уже в пути на совет, если еще не внутри вигвама.

— Возможно, — сказал я, все еще не понимая, к чему вел Кувигнака.

— Великие люди Кайилы все должны быть в пределах вигвама советов, — пробормотал мой друг. — Почему не Ватонка?

— Махпиясапа тоже не там, — напомнил я. — Он куда-то ушел.

— Это — совсем другое дело, — отмахнулся Кувигнака.

— Я тоже так думаю.

— Самое время для начала совета, — размышлял Кувигнака, — а Ватонка нисколько не спешит оказаться внутри вигвама.

— Похоже на то, — признал я.

— В вигваме все великие люди Кайила, — повторил Кувигнака, — но Ватонка и Желтые Ножи не там.

— Нет, — сказал я.

— Скажи-ка мне, мой друг Татанкаса. Что еще Ты заметил необычного для тебя сегодня в стойбище? Есть ли что-нибудь еще, что заметно отличается от прежних дней? — поинтересовался он, глядя на меня.

— Стада были загнаны в стойбище, — вспомнил я. — Я видел одного из парней, который обычно пасет женское стадо Исанна. От него же я узнал, что пикеты были сняты, а охранники Исанна вернулись в стойбище.

— По чьему приказу? — вскинулся Кувигнака.

— Ватонки.

— Но как он это объяснил?

— Я не знаю. Но предполагаю потому, что сейчас мирное время. Время танцев, пиров и празднеств. Нет никакой опасности. В такие времена племена не нападают друг на друга, — напомнил я.

— Верно, — медленно проговорил Кувигнака. — Так было в течение последних ста зим.

— Честно говоря, я был встревожен, когда впервые узнал все это, — признался я, — но сейчас я думаю, и Ты со мной согласишься, что нет повода для волнения по этому поводу.

— Стойбище беззащитно с запада, — уставившись в одну точку, прошептал Кувигнака.

— Да.

— Зачем бы Ватонке делать это? — шептал он.

— Сейчас — мирное время.

— Также, — пробормотал Кувигнака, — скорее всего даже большой военный отряд не будет рисковать, нападая на стойбище такого размера.

— Согласен.

— Вспоминай все, тщательно, — сказал Кувигнака.

— Желтые Ножи стояли на небольшом возвышении, заметном среди вигвамов Исанны. На этом возвышении стоял Ватонка. Там же, была воткнута палка, окруженная двумя кругами, большим и малым. Я считаю, что ее воткнули для измерения времени. Внутренний круг, я думаю, отмечал полдень.

— Интересно, — заключил мой друг.

— Да, — согласился я. — Почему бы просто не вычислить полдень по положению солнца?

— Палка точнее, — объяснил Кувигнака. — Также, тень можно наблюдать постоянно, а на солнце долго смотреть не возможно.

— Совет должен начаться в полдень, — напомнил я. — Несомненно, они интересовались более точным временем, чем могло бы быть предоставлено простым наблюдением.

— Почему? — спросил Кувигнака.

— Я не знаю, — ответил я.

Странность этого вопроса в том, что обычно краснокожие не слишком обеспокоены такими точными измерениями времени.

— Было ли что-либо еще, что тебе показалось необычным, что Ты отметил для себя?

— Более или менее.

— Что именно?

— Мне показалось, что Ватонка внимательно вглядывался в небо, — поведал я.

— Небо? — удивился Кувигнака.

— Да.

— Он наблюдал все небо? — снова насторожился он.

— Нет. Он казался заинтересованным только одним направлением.

— Что за направление? — встревожено, спросил Кувигнака.

— Юго-запад, — вспомнил я.

— Я боюсь, Татанкаса, — прошептал Кувигнака. — Я очень боюсь.

— Чего именно?

— Именно с юго-востока пришло стадо Пте.

— Да?

— Они пришли в этом году рано. Очень рано. Они еще не должны были прибыть, но они здесь.

— Это верно, — согласился я, мы и раньше размышляли над этим вопросом.

Просто до сего момента, это не представляло большого интереса для Кувигнаки.

— Ты кажешься чем-то встревоженными, — отметил я.

— Этого не может быть, — вдруг твердо сказал он.

— Чего?

— Было ли еще что-то необычное в Вотонке и Желтых Ножах?

— Он и все его люди, включая Ивосо и Блокету, носили желтые шарфы, или пояса, на их телах, — рассказал я.

— Для чего? — испуганно спросил Кувигнака.

— Чтобы выделить их, я полагаю, — предположил я.

— Перед кем? Они известны в стойбище.

— Я не знаю, — вздрогнув от внезапного озноба, сказал я.

— Ты помнишь, Татанкаса, несколько дней назад, как мы разговаривали с Блокету и Ивосо около нашего вигвама. Я еще чистил шкуру.

— Да.

— Ивосо должна была стать значимой, кажется, так они сказали, — вспомнил он. — Мы тогда решили, что Ватонка и Блокету, также, станут еще важнее.

— Да.

— Как можно стать более важным среди моего народа, чем быть гражданским вождем богатого клана? — поинтересовался Кувигнака.

— Я так полагаю, надо стать, верховным вождем всех кланов, — предположил я, — вождем всего племени в целом.

— Но не существует никаких верховных вождей среди Кайила, кроме возможно случаев, когда избирается военный вождь. Это не наш путь.

— Возможно, мог иметься в виду престиж и богатство, собранное при предоставлении подарков, как благодарность за подготовку мира, — вспомнил я, что мы думали об этом вопросе прежде, и тогда, это казалось нам вполне логичным.

— Ватонка уже и так богат женщинами и кайилами, — заметил Кувигнака. — Есть только одна вещь, которой он никогда не сможет достичь среди нашего народа.

— И что же это? — я внимательно посмотрел на моего друга.

— Власть! — воскликнул он.

— Что Ты сказал? — встревожено спросил я. — Ты меня пугаешь.

— Который сейчас час?

— Должно быть уже полдень.

— Нельзя терять время, — крикнул Кувигнака, вскакивая на ноги.

— Что случилось?

— На стойбище планируется нападение, — объяснил он. — Пикеты и охранники отозваны с запада. Пте пришли рано! Ватонка смотрит на небо на юго-восток!

— Я тебя не понимаю.

— Почему стадо пришло так рано? — спросил Кувигнака.

— Я не знаю, — ответил я.

— На них охотились, их гнали, новые люди, — воскликнул он. — Что-то находится позади них. Новая сила вошла в наши земли.

— Но Ватонка смотрел в небо, — напомнил я.

— Именно это меня больше всего пугает. Это походит на старые истории, рассказанные давным-давно путешественниками, воинами, которые забирались дальше других.

— Что мы можем сделать?

— Мы должны привести в готовность стойбище.

— Даже если Ты прав, даже если стойбище действительно в опасности, даже если это нападение неизбежно, никто не поверит нам. Ты носишь женское платье. Я — раб. Нас будут только высмеивать, лишь издеваться над нами.

— Не все будут смеяться, и издеваться над нами. Есть тот, кто послушает нас.

— И кто же это? — поинтересовался я.

— Хси, — сердито ответил Кувигнака, и выскочил из вигвама.

Поморщившись от боли, я встал и поспешил за ним следом. Снаружи он дико посмотрел в небо, на юго-восток, и бросился бежать между вигвамами. Я тоже посмотрел на небо. Оно было ясным и безоблачным.

Глава 20 Кинямпи

— Вы только посмотрите! — захохотал Хси, сидящий со своими близкими друзьями, около вигвама Солдат Слинов, — это же — симпатичная сестренка Кэнки, да еще и его раб Татанкаса.

— Выслушай меня, Хси, — попросил Кувигнака, — пожалуйста!

— На колени, — приказал нам Хси.

Мы покорно опустились на колени.

— Она попыталась войти в вигвам танца, — смеялся Хси, указывая пальцем на Кувигнаку. — А ей не разрешили это сделать!

Молодые люди, сидевшие в кругу, поддержали своего заводилу веселым смехом.

— Я должен поговорить с тобой, — сказал Кувигнака.

— Я занят, — ответил Хси, сопровождаемый новым взрывом хохота.

— Я должен поговорить с тобой! — повторил Кувигнака.

— Не пришел ли Ты, чтобы умолять меня о снисхождении к твоему глупому брату, который этим утром попытался убить моего отца, Махпиясапу! — поинтересовался Хси.

— Стойбище в опасности, — крикнул Кувигнака.

— Что? — удивился Хси.

— Желтые Ножи, находящиеся с Ватонкой вовсе не гражданские вожди, — начал объяснять Кувигнака. — Их опознала белокурая рабыня, когда-то бывшая собственностью Желтых Ножей. Они — военные вожди.

— Это чушь, — попытался отмахнуться Хси.

— Пикеты и охранники были убраны с запада, — закричал Кувигнака. — Ни Ватонка, ни Желтые Ножи не пошли на совет. Пте были ранними! Ватонка смотрел в небо на юго-восток!

— В небо? — удивленно переспросил один из мужчин с Хси. — Это же, как в старых историях.

— Они врут, — заявил Хси. — Это — уловка. Ты пытаешься выставить меня глупцом.

— Охранники на самом деле были отозваны с запада, — вспомнил один мужчин. — Явидел это.

— Пте пришли рано. Мы все это знаем.

— Кто сказал, что Ватонка находится не в вигваме советов? — уточнил Хси.

— Незадолго до полудня, — вступил я в разговор, — я видел его все еще в стойбище Исанна с Желтыми Ножами. Я не заметил его намерений пойти в вигвам советов. Я видел, что он рассматривал небо на юго-востоке.

— А другие были в большом вигваме? — спросил Хси.

— Большинство других, да — подтвердил я.

— Самые великие мужчины наших народов, большинство из них, находятся в том вигваме, Хси, — крикнул Кувигнака, — они все собрались в одном месте. Надеюсь, Ты понимаешь то, что это может означать?

— Все это — уловка с твоей стороны, — уже не так уверенно сказал Хси.

— Нет, не уловка, — твердо сказал Кувигнака.

— Если то, что Ты говоришь, правда, — вскинулся Хси, — то получается, что Ватонка предатель. Он предал все племя Кайил.

— Я убежден, что все именно так.

— Но этого не может быть, — все никак не мог поверить Хси.

— Чтобы достичь своих личных целей, — мрачно сказал Кувигнака, — даже хороший мужчина может иногда сделать большую несправедливость. Уж Ты-то не можешь не знать этого, не так ли Хси?

Хси сердито посмотрел себе под ноги.

— Ты не можешь не знать этого, Хси? — повторил мой друг.

Хси, зло посмотрел на нас, и признал: — Да.

— Действуй, — крикнул Кувигнака. — У Солдат Слинов есть права охраны в стойбище. Действуй!

— Это — уловка, — сердито сказал Хси.

— Уже прошел полдень, — напомнил Кувигнака. — У тебя мало времени.

— Это — уловка, — повторил Хси.

— Я клянусь, что это не так, — воскликнул Кувигнака. — Если бы у меня был щит, я бы поклялся им.

Хси пораженно посмотрел на него.

— Это — самая святая и священная клятва, — испуганно сказал один из Солдат Слинов.

— Ты действительно поклялся бы щитом? — переспросил Хси.

— Да, — гордо ответил Кувигнака. — И когда кто-то так клянется, то ему верят все, не так ли?

— Да, — прошептал Хси. — Ему верят все.

— Никто не предал бы клятву на щите, — уверенно заявил один из Солдат Слинов.

Хси вздрогнул.

— Ты действительно настолько любишь Желтых Ножей? — поинтересовался Кувигнака. — Разве Ты забыл их?

Хси посмотрел на Кувигнаку. Его рука, рефлекторно нашла белесый, зазубренный шрам на его лице, след от удара канхпи несколько лет назад.

— Ты, вероятно, знаешь Желтых Ножей, не хуже, чем любого мужчину в стойбище, — напомнил Кувигнака. — Ты действительно думаешь, что они хотят мира?

— Нет, — признал Хси.

— Ну, так действуй, — крикнул Кувигнака.

— Ты действительно поклялся бы своим щитом? — глядя в глаза, спросил Хси.

— Да, — без колебаний ответил Кувигнака.

Хси поднялся на ноги.

— Аглескала, пойдешь в вигвам советов. Если Ватонка все еще не там, используй полномочия Солдат Слинов. Освободи вигвам.

— Что Ты собираешься делать? — спросил Кувигнака Хси.

— Я собираюсь дуть в свисток войны, — сказал он. — Я собираюсь поднять жезл сражения.

В этот момент среди вигвамов слева от нас раздался крик.

Солнце внезапно потемнело в безоблачном небе. Само небо казалось заляпанным стремительными тучами страшной формы. Это было, как если бы шторм внезапно материализовался и ожил. Над нашими головами грохотали и трещали тысячи громов.

— Слишком поздно! — закричал я.

— Это — Киниянпи! — услышал я крики ужаса. — Это — налет Киниянпи!

Глава 21 Желтые Ножи

Один из Солдат Слинов, неуклюже вскочил, и завалившись на бок засучил ногами в пыли, стрела вошла ему в грудь, а ее наконечник, высунулся из его левого бедра.

Хси испуганно поглядел вверх.

Тарн приземлившись, вонзил когти в бегущего Аглескалу. При таком ударе, можно было не сомневаться, что спина воина, была сломана. Мы с Хси отлетели назад, сметенные ударом крыла и порывом ветра. Мы практически ничего не видели накрытые облаком поднявшейся пыли. Всадник, одетый только в бричклаут, с раскрашенным в пурпурный и желтый цвета телом, ткнул в нашу сторону длинным тарновым копьем. Но в этот момент его тарн мощным толчком снова поднялся в воздух. Хси и я, лежа в грязи, смотрели ему вслед. В ста футах над землей тело Аглескалы было выпущено из когтей.

— К оружию! К оружию! — заорал Хси.

Между нами воткнулась стрела, уйдя в землю почти по самые перья.

В воздухе появился привкус дыма. Вокруг нас слышались крик боли и ярости.

— Кайилы! — взывал Хси. — Садитесь на кайил!

— Бежим! — закричал кто-то. — Нет времени, для военных ритуалов!

— Вооружайтесь! — бешено орал Хси. — Все на кайил! Сбор у вигвама советов! К бою!

— Бежим! — кричал кто-то.

— Бежим! — поддержали его голоса.

— Смотрите вверх! — предупреждающе крикнул я.

Еще один тарнсмэн, низко склонившись к спине его птицы, спикировал к нам, и теперь несся в нескольких футах от земли, опустив свое копье. Я схватил Хси и бросил его на землю. Я успел заметить как украшенное перьями копье, почти размывшись в воздухе, промелькнуло над нами. Птица снова начала подниматься на высоту.

— Тарнсмэны не могут захватить стойбище, — крикнул я.

Вокруг горели вигвамы и кричали женщины. Мужчины, что были с нами, растерялись.

— Не трогай меня! — яростно вырываясь, кричал Хси, и я выпустил его из своих рук.

— Люди бегут на запад! — прокричал Кувигнака.

— Этого нельзя делать! — крикнул я.

Мы увидели всадника на кайиле, мчащегося к нам. Внезапно, он покачнулся и, свалившись со спины животного, ударился о землю и задергался, поднимая пыль. Подбежав к нему, я поднял его на руки. Его спина была залита кровью, теперь еще и смешанной с грязью.

— Они в стойбище! — задыхаясь, проговорил раненый.

— Кто? — потребовал ответа Хси.

— Желтые Ножи! — прошептал воин, захлебываясь кровью. — Сотни. Они уже среди вигвамов!

— Они пришли с запада, — мрачно сказала Кувигнака.

— Ватонка должен умереть, — в бешенстве прокричал Хси.

Я опустил тело мужчины на землю. Он был уже мертв. Мимо нас, держа ребенка на руках, пробежала женщина.

Хси поднялся и вошел в вигвам Солдат Слинов. Я посмотрел вверх. Часть стойбища, где мы находились, оказалась в стороне от главного удара. Основной удар тарнсмэнов, я в этом нисколько не сомневался, должен быть нанесен по вигваму советов и его окрестностям. Сам Вигвам из-за его размера, был отлично виден. Кроме того нападающие, несомненно, снабжены его описанием переданным Ватонкой или его связными. Ничего удивительно, что он не стремился, войти в вигвам в этот день.

— Я иду к Гранту, — предупредил я. — Мое оружие там. Он сохранил его для меня. Опять же там Васнаподхи, ей может понадобиться моя помощь.

— В моем вигваме есть копье, — напомнил Кувигнака.

— Мы захватим его по пути, — пообещал я.

Это было то самое копье, которое несколько недель назад было воткнуто Кэнкой в грунт, рядом со связанным Кувигнакой, неподалеку от поля боя. Он был оставлен там раздетым, чтобы умереть в одиночестве. На копье, было намотано белое платье, то самое которое он носил сейчас. Именно я освободил его тогда.

Мимо нас в панике пробежали двое мужчин.

— Надо спешить, — напомнил я.

Глава 22 Кувигнака требует обучения

— Копьем его! — закричал я.

Мы находились не более, чем в нескольких ярдах от нашего вигвама, из которого Кувигнака только что забрал свое копье, когда обернувшись, увидели его. Всадник верхом на кайиле, низко склонившийся к ее спине, держа копье в положении атаки, разгонял свою поднимающее пыль животное.

Кувигнака поднырнул в сторону, поднимая руки, в которых крепко сжимал длинное копье. Раздался дребезжащий звук двух столкнувшихся копий. Наконечник оружия Желтого ножа прошел между рукой Кувигнаки и его шеей, но сам воин слетел со спины кайилы, с торчащим из его бока копьем Кувигнаки. Испуганная, лишившаяся наездника, кайила поскакала дальше и исчезла за вигвамами.

— Он мертв, — оцепенело, констатировал Кувигнака, глядя вниз.

— Вытащи копье, — приказал я.

Кувигнака, упираясь ногой в грудь убитого, освободил копье.

— В таком обмене ударами более безопасно, бить с внешней стороны, его копье тогда, дальше, и ему еще надо перекинуть его через голову кайилы, — пояснил я.

— Он мертв, — повторил Кувигнака.

— Если бы он взял прицел чуть ниже и правее, то Ты сам бы насадился на его пику, — добавил я.

— Я убил его, — все еще находясь в ступоре, сказал Кувигнака.

— Плохо, что нам не досталась его кайила, — пожалел я.

— Он мертв, — повторил Кувигнака.

— Запоминай мои уроки, — предложил я.

— Да, Татанкаса.

— Торопись, — велел я. — Вон уже вигвам Гранта.

— Ты в порядке? — спросил я Васнаподхи, входя в вигвам Гранта.

— Да, — испуганно сказала, выбравшись из своего иллюзорного убежища и встав на колени. — Что происходит?

— Ватонка предал стойбище, — объяснил я. — Мы атакованы и тарнсмэнами и Желтыми Ножами. Грант не возвращался?

— Нет, — ответила она. — Кувигнака, Ты ранен?

— Нет, — сказал он, дрожа. — Это не моя кровь.

— Где мое оружие? — спросил я Васнаподхи.

— Я убил человека, — не мог никак успокоиться Кувигнака.

— Здесь, — Васнаподхи встала и подошла к вьюку у стены вигвама, разворачивая его. Там был мой пояс с мечом и ножом в ножнах, и малый лук, который я купил еще в Кайилиауке, с колчаном на двадцать стрел.

— Татанкаса, — окликнул меня Кувигнака.

— Да? — отозвался я, взяв свой пояс в руки.

Я не носил его, с тех пор как принял ошейник Кэнки.

— Не вооружайся, — попросил он. — Ты можешь спасти свою жизнь, оставаясь рабом.

Я застегнул на себе пряжку пояса, вытащил короткий меч из ножен, проверив заточку, и вогнал его на место. Следом я проверил нож. Ножны стали туговаты, но клинок выходил с легкостью. Я согнул лук, натягивая на него тетиву, и перебросил колчан через плечо. Обычно, а носил колчан за спиной по диагонали. Две стрелы я взял в ту же руку, в которой держал лук, а одну поставил на тетиву.

Я взглянул на Кувигнаку.

— Стойбище большое и многолюдное, — заметил я. — Оно не может быть легко захвачено, даже врасплох. Будет сопротивление.

Кувигнака оцепенело, покачал головой.

— Я не могу драться, — признался он. — Я никогда не мог этого делать.

— Так, Васнаподхи, — обратился я к девушке. — Мы попытаемся соединиться с остальными. А тебя, я попытаюсь вернуть Гранту.

Она встала, чтобы следовать за мной.

— Если что, Васнаподхи, падай на колени перед Желтыми Ножами и снимай одежду, показывая им свою грудь. Если они найдут тебя привлекательной, то возможно, не убьют тебя. Самое трудное, что тебе грозит в этом случае, это быть связанной ими.

— Да, Господин, — поняла она.

— Надеюсь, я не должен напоминать тебе, что я делаю это для тебя, женщина? — спросил я.

— Нет, Господин, — прошептала она.

Мужчины — воины, а женщины, и она это отлично знала, были всего лишь одной из статей среди трофеев сопровождавших их победы.

Внутри вигвама, перед порогом, я обернулся снова, чтобы встать лицом к лицу с Кувигнакой.

— Я убил человека, — сказал он, дрожа. — Я никогда не смогу сделать этого снова. Это — слишком ужасно.

— Первый раз всегда самый трудный, — успокоил я.

— Я не смогу драться, — покачал он головой.

— Если Ты останешься здесь, то Ты можешь начинать готовиться к тому, чтобы ложиться и умирать невинным, — предупредил я.

— Ты уважаешь меня, Татанкаса? — спросил он.

— Да, — ответил я, — но смерть не будет. Она ничего и никого не уважает.

— Я — трус? — вздохнув, спросил юноша.

— Нет, — успокоил я его.

— Я не прав?

— Да.

— Я не знаю, что мне делать, я в смятении, — признался мой друг.

— Я желаю тебе всего хорошего, митакола, мой друг, — попрощался я с ним, и, повернувшись к рабыне, приказал: — Идем, Васнаподхи.

Я быстро выглянул наружу, оценивая обстановку, и покинул вигвам, контролируя Васнаподхи вышедшую следом. Мы держали наш путь среди вигвамов, некоторые из которых были сожжены. Стойки для сушки мяса, были опрокинуты, куски уже подсохшего мяса валялись в пыли. Растянутые на земле шкуры, были местами разорваны и потоптаны. Услышав шаги за спиной, резко обернулся, выхватывая оружие, и чуть не ударил им Кувигнаку. Он явно был все еще потрясен, но крепко сжимал копье в руках.

— Я иду с Вами, — твердо сказал он, и мы все вместе продолжили наш путь.

— Назад! — шепотом скомандовал я. — Прячься!

Мы отскочили за вигвам, и присели, стараясь быть как можно незаметнее. Мимо нас проследовали одиннадцать всадников.

— Желтые Ножи, — отметил я.

На поясах нескольких из них висели окровавленные скальпы, настолько свежие, что кровь еще стекала с них, на бедра и икры воинов оставляя дорожки поверх их раскраски.

— Если Ты не будешь драться, то кто тогда защитит слабых и невинных? — сурово спросил я у юноши.

— Я не могу драться, — простонал он. — Я не могу ничего сделать с этим. Я не могу.

— Куда мы идем, Господин? — поинтересовалась Васнаподхи.

— К вигваму советов, — ответил я.

— Но ведь это — несомненно, главная цель нападения, — сказал Кувигнака.

— У нас нет кайил, чтобы ускользнуть отсюда, — объяснил я. — И если где-то удалось организовать сопротивление, то естественно ожидать, что это будет там. Это — центр стойбища. Воины могут собраться там быстрее всего, также наносить ответный удар оттуда будет легче.

— Это верно, — согласился Кувигнака.

— Держитесь рядом, — скомандовал я. — Ступайте аккуратно. Здесь несколько погибших.

Мы пробирались через участок заваленный обезображенными смертью телами. От открывшегося зрелища Васнаподхи вырвало.

— Смотри, это — люди твоего племени, — показал я Кувигнаке.

— Я не могу убивать, — простонал он.

Нагая девушка, лежащая на спине, умоляюще посмотрела на нас. Ее колени были расставлены, а лодыжки перекрещены и связаны. Руки ей связали за спиной, и притянули вплотную к спине шнуром, дважды обернутым вокруг тела. Она вздрогнула, когда я просунул палец под путы на ее животе. В ее коже остались глубокие следы от этих шнуров. Рассмотрев, что хотел, я позволил путам вернуться на место. Тот, кто связал ее, хорошо знал свое дело. Путы были беспощадны. Эта великолепная красотка с соблазнительными изгибами бедер и великолепными выпуклостями в верхней части тела, не сможет даже начать выбираться из таких уз. Короткий и тугой кожаный шнур, также соединял ее запястья и лодыжки, вынуждая колени смотреть вверх и в стороны. Это — очень эффективный способ связывания, женщина при этом совершенно беспомощна. Поблизости от связанной девушки, в грязи, валялась разрезанная полоска кожи, украшенная бисером, бывший ошейник этой рабыни. Девушка изогнулась. И на ее левой груди стала видна, нанесенная черной краской, вероятно пальцем, грубая метка, позволяющая идентифицировать ее нового владельца. Вот так легко здесь девушка может сменить хозяина.

Девушка, дико извиваясь, смотрела на меня.

— Идемте, — скомандовал я Кувигнаке и Васнаподхи.

Мы оставили плачущую девушку позади. Она осталась там, где была. Позже ее новый владелец, если он вспомнит, возвратится за ней, чтобы забрать. Даже если он не сделает этого, все равно она была ясно помечена. Когда начнут собирать трофеи и делить добычу, она, так или иначе, окажется у его ног.

— Тихо, — прошептал я. — Здесь есть другие. Очевидно, это место сбора.

— Как все-таки ужасно, они обращаются с нами, — задыхаясь, шептала Васнаподхи. — Как зверски нас связывают, и бросают, как если бы мы были перевязанными бревнами.

Как раз когда она говорила это, белую рабыню, голую, спотыкающуюся и с руками связанными сзади пригнали, и, толкнув тупым концом копья, отправили в переполненное другими женщинами место между вигвамами. Она упала среди них. Некоторые вскрикивали, поскольку кайила пригнавшего белую рабыню воина, ступала среди них. Погонщик девушки спешился и, отложив свое копье на землю, перевернул девушку на спины, и прямо среди других связанных женщин, пинком разбросил ее ноги в стороны. Она вскрикнула, когда воин навалился на нее. Закончив с развлечением, насильник перебросил рабыню на живот, и с коротким кожаным ремешком связал ей лодыжки, потом схватив за волосы, вздернул ее на колени лицом к себе. Ее трясло от ужаса, и она едва ли могла произносить членораздельные звуки. Затем воин снял со своего пояса маленький кожаный мешочек, развязал его, и опустил туда палец. Вжав палец внутрь и покрутив им там, краснокожий отложил мешочек в сторону. Теперь его палец оказался вымазан черной краской. Пигмент был замешан на жире кайилиаука. Он крепко придержал девушку левой рукой за плечо, а пальцем правой вычертил метку на ее левой груди. Воин отстранился и полюбовался своей работой, затем вытер палец о бедро рабыни, и подвесил мешочек обратно на пояс. Девушка посмотрела вниз на свою левую грудь, там была метка ее нового владельца. Впрочем, долго рассматривать у нее не получилось, воин за волосы бросил ее среди других таких же несчастных. Мужчина подобрал копье, взлетел на кайилу, и через мгновение исчез с этого места. Женщина осталась лежать на спине, с другими такими же. Большинство женщин валявшихся там, также, были также отмаркированы, но в их случаях марки несколько отличались.

— Некоторые из этих женщин, — обратил я внимание Кувигнаки, — краснокожие, несомненно, бывшие свободные женщины племени Кайил.

— Женщины рождаются, чтобы служить мужчинам, — пожал плечами Кувигнака.

Некоторые из женщин, хотя и очень немногие, были помечены не краской, а ярлыками, кожаными дисками, подвешенными на проволоке. Проволока была протащена через мочку уха или носовую перегородку и закручена, таким образом закрепляя ярлык на женщине.

— Как, по-твоему, Васнаподхи, это верно? — обернулся я к рабыне.

— Да, Господин, — согласилась она, опуская ее голову. — Я думаю также.

— Почему?

— Мы достигаем самого глубокого совершенства, — объяснила она, — будучи принужденными к повиновению, служению и любви.

— Но это же, не основные обязанности, требуемые от рабыни? — уточнил я.

— Да, Господин.

— Таким образом, получается, — заметил я, — что возникает своего рода интересная взаимосвязь между достижением женщиной совершенства и суровым институтом бескомпромиссного женского рабства.

— Да, Господин, — согласилась Васнаподхи.

Я улыбнулся.

— Но мы хотели бы выбрать наших владельцев, — вздохнула рабыня.

— К сожалению, это не возможно, — заметил я.

— Я — рабыня, — грустно улыбнулась она. — Я это знаю лучше других, Господин.

— Но иногда, это возможно, — обнадежил я ее, — женщина, может оказаться в ногах того самого мужчины, которого она бы хотела выбрать в качестве своего хозяина.

— Возможно, Господин, — согласилась она. — Но даже если ей не столь повезло, чтобы принадлежать такому мужчине, для нее остается удовольствие от того, чтобы стоять на коленях, повиноваться, и беспрекословно служить. Удовольствие, связанное с исполнением ее природы как любовницы и рабыни, и связанное, также, с осознанием, того что она наконец находится в ее месте, отведенном природой, и останется там навсегда.

— Я понял, — кивнул я.

— А, кроме того, — улыбнулась она, — в конечном счете, довольно трудно не влюбиться, в того, кто является твоим владельцем.

— Это, конечно, облегчает контроль над девушкой, — усмехнулся я.

— Несомненно, Господин, — сказала она, как мне показалось, с оттенком горечи, и я подумал, что неволя, несомненно, бывает тяжелым испытанием для женщины, даже если она одета или не унижаема владельцем.

— Как Ты думаешь, эти женщины станут хорошими рабынями? — поинтересовался я мнением Васнаподхи, рассматривая связанных женщин, валявшихся в месте сбора.

— Любая женщина с истинным господином, станет превосходной рабыней — пожала она плечами.

— Посмотри на них. Ты видишь их голых, беспомощных, связанных и брошенных здесь, как всего лишь имущество, которым они, в общем-то, и являются.

— Да, Господин.

— Несомненно, Ты чувствуешь глубокую жалость к ним.

— Да, Господин, — призналась она, и вдруг вскрикнула: — Ой, Господин!

Я прижал ее так, чтобы она не могла двинуться. Моя рука была у нее под одеждой.

— А Ты возбуждена, Васнаподхи, — заметил я.

— Да, Господин, — прошептала она.

— С чего бы это, — поинтересовался я, — это, что же, вид одной женщины в неволе, вызывает у другой желание быть помещенной в те же самые условия?

— Я не знаю, Господин.

— Ты хотела бы оказаться нагой, и связанной среди них? — указал я на место сбора.

— Нет, Господин, — испуганно отпрянула она. — Я уже с владельцами.

— Я не владелец, — отозвался Кувигнака.

— Он — Господин? — спросил я Васнаподхи, указывая на краснокожего юношу. Она была женщиной, и только она могла бы быть в состоянии разглядеть такие особенности.

— Да, в нем есть нечто такое. Я чувствую это, — признала рабыня.

— Я ношу женское платье. Я даже не могу драться, — отмахнулся он.

— Есть в вас то, что присуще Господину, — уверенно сказала Васнаподхи. — Я могу ощутить это.

— Это чушь, — стоял на своем Кувигнака.

— Это — Вы сами должны решить, — сказала рабыня.

— Посмотри на этих женщин, — показал я Кувигнаке. — Немало среди них тех, кто были свободными женщинами народа Кайил. Многие мужчины, твои соплеменники, независимо от того, имели ли они интерес к этим женщинам, будут драться, чтобы освободить их. В такой ситуации мужчины не стали бы рассматривать то, что возможно порабощение сделает этих женщин самыми счастливыми на свете, а скорее смотрели бы на это как на нечто оскорбительное, причем оскорбительное лично им. Таким образом, мужчины будут бороться за их свободу, в конечном счете, ради собственного тщеславия. Также, бывают мужчины, которые желали бы владеть рабыней, но сами слишком слабы, чтобы добиться этого, или, из-за своей неспособности к нанесению вреда другим, по психологическим причинам не могут владеть женщиной. Они будут из зависти, ревности и злости бороться, чтобы освободить их, чтобы отказать другим в удовольствиях, которые они, из-за своих комплексов или слабости, не могут позволить себе. Они думают, что если я, по той или иной причине не могу иметь этих замечательных удовольствий, то пусть никто другой, также, не мечтает об этом. Моральный пыл часто — результат неадекватности. Из счастливых мужчин не получаются хорошие фанатики. Добавлю, что интересы женщин, независимо от того, что это могло бы быть их истинной природой, эти люди не рассматривают. Они, как это обычно бывает, хотя предполагаемо являются объектом этих войн, но как раз о них-то и забывают в первую очередь. Все женщины знают, что в действительности главной потребностью мужчины является желание владеть ими. Мужчина с такими сильными потребностями никогда не будет действительно доволен чем-либо еще. Правда, не ужасна, она просто реальна.

Кувигнака молча, смотрел на меня.

— Но неужели Ты не будешь драться за этих женщин, хотя бы по причинам тщеславия?

— Нет, — покачал он головой. — Я не хочу драться. Я не могу драться. Мне жаль, мой друг, Татанкаса. Я не могу драться.

— Я не могу заставить тебя поднять копье. Я не могу вложить нож в твою руку.

— Мне жаль, Татанкаса.

— Пошли, — скомандовал я. — Мы должны попытаться пробраться в центр стойбища.

— Смотри, это — вигвам танцев, — показал я.

Справа от нас находился большой, круглый разрисованный вигвам приблизительно сорока футов высотой, заключавший в себе утрамбованную площадку для танца диаметром порядка пятидесяти футов. В центре вигвама, торчал шест с двумя развилками, видимый теперь через отверстие, пробитое в стене. Принадлежности танца, за исключением нескольких длинных узких вант, были сняты с шеста. Сам шест, очевидно, подвергся осквернению топорами и ножами, на нем было множество зарубок и надрезов. Местами огромные куски стен вигвама танца были оторваны. Похоже, именно сквозь эти дыры Желтые Ножи вошли в вигвам. Внутри, в нескольких местах, на земле виднелись кровавые пятна. Были места, отмеченных следами волочения тел. По-видимому, тела были убраны из вигвама самими Кайилами.

— Насколько я понимаю, это место считается святым для твоего племени, — сказал я. — Оно было осквернено.

— Я не могу драться, — покачал головой Кувигнака.

— Не смотри вниз, — предупредил я юношу. — Это расстроит тебя.

— Татанкаса! — крикнул мой друг в ужасе.

— Я видел это, — сказал я. — Пойдем.

Но Кувигнака встал на колени среди мертвых. Он поднял маленькое тельце на руки.

— Пойдем отсюда, — позвал я.

— Это — был всего лишь ребенок, — пораженно прошептал он.

Васнаподхи отводила глаза. Она выглядела болезненно. Позеленевшее лицо не добавило ей привлекательности.

— Мы ведь знали его, — пробормотал Кувигнака.

— У него есть мать.

— Мы ведь знали его! — впав в ступор, повторил Кувигнака.

— Да, — сказал я.

Это был один их обычных мальчишек, один из многих других детей племени Кайил. Он был известен и Кувигнаке и мне. Мы много раз бросали обруч для него, чтобы он мог пускать сквозь него свои игрушечные стрелы. В стойбище его называли Hala или Owopte. «Hala» — на языке Кайила, то же, что по-гореански хинти — маленькие активные насекомые. Они напоминают земных блох, но не являются паразитами. Мальчик для своего возраста был маленьким, но страшно непоседливым. Для слова «Owopte» нет простого аналога в гореанском, но буквально, оно означает место, из которого вырыта репа. Он обычно ходил вместе со своей матерью, чтобы копать репу, когда еще он был совсем маленьким. Это было ласковое имя, данное ему матерью. Он любил этот корнеплод. К сожалению Овопте не успел прожить достаточно долго, чтобы выбрать себе подходящее взрослое имя.

— Он мертв, — страдал Кувигнака.

— Да.

— Почему они сделали это с ним? — вопрошал Кувигнака, качая маленькое тельце в своих руках.

— Я не знаю, — только и смог сказать я.

Я мог, в какой-то мере, понять убийство, расчленение трупов, срезание и срывание скальпов там, где это касалось взрослых мужчин, воинов. В некотором смысле это было празднование победы, жизни, ликования и триумфа. Но я не мог понять и принять этого по отношению к женщинам и детям. Подтверждая мое мнение в этом вопросе, стоит отметить, что большинство воинов обычно оставляют подобную ужасную традицию, как снятие скальпов, для взрослых врагов мужчин. Кроме того, такие вещи более распространены среди молодых воинов, чем среди зрелых бойцов. Есть много предполагаемых объяснений этой традиции, имеющих отношение к таким понятиям, как оскорбление врага, запугивание остальных, и даже отсрочка или предотвращение прихода убитого из мира духов. Но я подозреваю, что самые близкие и наименее рационализированные объяснения лежат в плоскости освобождения и выражения эмоций, таких как ненависть, облегчение, восторг, радость победы и триумфа. Подобные обычаи среди большинства народов не так распространены, как среди краснокожих, но я думаю, что те, кто знаком с войной в любых самых отдаленных землях, легко найдут копии таких традиций. Они не ограничены степями к востоку от Гор Тентис. Они не неизвестны за пределами Прерий.

— Он — всего лишь ребенок, — плакал Кувигнака, качая мертвое тело, прижимаясь щекой к изуродованной голове, оголенному черепу, и порванной окровавленной коже. — Почему они сделали это?

— Я не знаю.

— Это сделали Желтые Ножи, — словно очнувшись, твердо сказал юноша.

— Возможно они, или те, кого назвали Киниямпи, — предположил я. — Я не знаю.

— Это сделали враги, — уверенно сказал Кувигнака.

— Да.

Кувигнака аккуратно положил тело мальчика, и посмотрел на меня.

— Научи меня убивать, — решительно потребовал он.

Глава 23 Кувигнака и рабыня

— Прячься, — скомандовал я шепотом.

Мы упали на землю позади вигвама. Пятеро Желтых Ножей, длинной колонной, верхом кайилах, быстро промчались мимо нас. Как только последний миновал наше убежище, я выскочил позади отряда. Стрела должна войти чуть ниже края левой лопатки. Выстрел должен быть сделан достаточно быстро, чтобы всадники не успели удалиться на дистанцию, недоступную для малого лука, но в тоже время, стрелять надо с расстояния достаточного для того чтобы топот лап кайилы заглушил звон тетивы. Я наложил на лук следующую стелу.

— Теперь они не узнают в какой именно момент их осталось четверо, — объяснил я.

— Прекрати это, — велел я, когда Кувигнака присел у тела. — Мне это не нужно.

Но Кувигнака уже крепил на своем поясе, темный и окровавленный трофей, сразу испачкавший белую ткань его платья.

— Нам нужны кайилы, — напомнил я.

— Мы их получим, — заверил меня Кувигнака.

— О! — закричала женщина, одна из двух, голых и связанных, сидящих на земле широко расставив ноги.

Желтый Нож извивался в пыли рядом с ними, только что познакомившись с копьем Кувигнаки.

Женщина кричала. Кувигнака дернул копье, освобождая его из затихшего трупа. Она начала рыдать испуганно и истерично.

— А ну тихо, рабыня, — зарычал на нее Кувигнака.

Она в ужасе смотрела на него и рыдала в голос. Мой друг, недолго думая, ударил ее по щеке древком своего копья. Такое обращение рабыни понимают сразу. Ее вскрик, мог привлечь внимание других Желтых Ножей. А уж ее вой, и вовсе мог передать им, что произошло что-то необычное. Она завалилась на бок в грязь, и еще раз взглянув на Кувигнаку, быстро отвела от него свои глаза. Парень очень зло смотрел на нее, и женщина задрожала. Это свободная женщина может часто и безнаказанно сердить мужчину, на то она и свободная, но такая свобода редко распространяется на рабыню. Если рабыня рассердила мужчину, то она очень хорошо знает, какие могут быть последствия у ее действий. Она отлично понимает, что она уязвима, что она собственность и объект для наказаний, что она может быть мгновенно привлечена к ответу, и скорее всего, будет привлечена к ответу, причем очень быстро за любую неудовлетворенность, которую она, возможно, вызвала.

— Здесь нет кайил, — отметил я, не понимая, зачем Кувигнака решил заглянуть сюда.

— Это место было, или назначено быть, местом сбора, — пояснил Кувигнака, кивая на двух женщин, одна из которых сидела на земле с широко разведенными ногами, а другая сейчас валялась на боку со связанными особым способом руками и ногами.

— Значит, Ты думаешь, что девушек должны или пригнать сюда, или забрать отсюда? — догадался я.

— Да, — ответил Кувигнака, — судя по методу обездвиживания, который не предлагает, что они вскоре будут уведены отсюда, я думаю, что женщин сюда собирают.

— Понятно, — кивнул я.

По-видимому, мужчины будут приезжать в это место на кайилах, чтобы пригнать еще женщин, или, собрав достаточное стадо, угонять их. Значит, все, что нам нужно, это немного подождать.

— Нам не стоит ждать слишком близко с этим местом, — предложил я, — воины, пребывающие сюда, могут заметить отсутствие надсмотрщика.

— А мы сейчас поищем следы, — предложил Кувигнака. — Не думаю, что это будет трудно.

— Интересно, что здесь, был охранник, — отметил я, припомнив, что в другом месте сбора женщин никто не охранял.

— Я думаю, это указывает на то, что мы, наконец, приблизились к центру сопротивления Кайил, — предположил краснокожий.

— Еще приблизительно пять ан до заката, — напомнил я.

— К тому времени я надеюсь добыть кайил и присоединиться к остальным, — сказал Кувигнака.

Я кивнул. Если планируется прорыв из захваченного стойбища, да еще и с беженцами, то наиболее эффективно было бы его осуществлять после наступления темноты.

— Ты должна сидеть, — приказал Кувигнака девушке, лежащей на боку, на щеке которой, в том месте, куда пришелся удар древка, проявлялся длинный синяк. — Это будет выглядеть более естественным.

— Да, Господин, — прошептала она, глотая слезы.

Озадаченный Кувигнака посмотрел на меня, но поняв в чем дело, расплылся в довольной улыбке. Как естественно женщина применила обращение «Господин» к нему.

— Я думаю, что Ты прав в отношении их пут, — сказал я.

Мы посмотрели на двух женщин. Теперь обе сидели, с широко разведенными в стороны ногами. Это — эффективный способ связывания. Он хорошо известен и работорговцам Гора, и городским мужчинам, и конечно, дикарям Прерий. Девушку усаживают с расставленными согнутыми в коленях ногами, после чего ее левое запястье пропускается под левой ногой и плотно привязывается к щиколотке с внешней стороны. Таким же образом поступают с правыми рукой и ногой. В результате девушку оказывается довольно беспомощной, да еще и лишенной возможности свести ноги.

Ни одна из женщин не посмела встретиться с нами взглядом. Они испуганно смотрели в землю.

Догадка Кувигнаки относительно способа их обездвиживания и их значения была в следующем:

Обычно, женщина к месту сбора или хранения либо пригоняется, либо приводится туда на привязи. В любом случае ее ноги свободны, тогда как ее запястья обычно связаны за спиной еще со времени ее пленения, особенно если для нее это впервые, таким образом, все, что остается сделать в этом месте хранения, это бросить ее на землю и связать быстрым узлом лодыжки. Такое связывание ног, если рабыня должна быть перемещена в ближайшем будущем, может быть быстро удалено, и она передается уже связанной по рукам, и без лишних задержек ведется дальше на привязи или гонится кнутом пастуха. Более тщательное связывание этих двух девушек предполагало, что женщины собирались в этом месте, и забирать их будут нескоро. Например, чтобы забрать отсюда женщину сейчас, потребовались бы две отдельные операций, а не одна. Вначале надо освободить ее от уже существующих пут, а затем повторно связать ей руки. Способ связывания этих женщин также позволял предполагать, что они подготавливались не столько для неизбежного перегона в другое место, сколько для развлечения воинов. Их узлы, таким образом, были признаком уверенности и высокомерия наших врагов.

Кувигнака опустился на колени около тела павшего врага, и вытащил свой нож. Связанные женщины задрожали, и также как и Васнаподхи, отвели взгляд.

— Я думаю, что нам лучше всего убрать нашего друга отсюда, — указал я на труп Желтого Ножа.

Кувигнака кивнул, и потащил убитого в сторону. Я не очень хотел иметь перед глазами мертвеца, особенно после того, как Кувигнака поработал с ним. А главное, если другие Желтые Ножи появятся в этом месте, мне не казалось уместным выставлять им на показ окровавленный труп их соплеменника.

Пока никаких признаков приближения Желтых Ножей не наблюдалось.

Через мгновение мой друг возвратился.

Он смотрел вниз на женщину, которая поначалу кричала и плакала, но потом заткнулась после команды владельца и удара по щеке. Кувигнака подсунул конец своего копья под ее подбородок и поднял ей голову. Она была в ужасе. Я заметил, что парень все еще сердился на нее. Наконечник опустился и замер напротив мягкой обнаженной груди красотки. Потом мой друг снова поднял копье, и, упирая наконечник под подбородком, безжалостно задрал ее голову вверх, вынуждая смотреть на него.

— Простите меня, Господин, — пролепетала рабыня, почувствовав, как капля крови побежала вниз по ее горлу.

Сам я не обвинял девушку в том, что она вскрикнула. Она была напугана. Она была поражена. Далеко не всегда женщина может держать свой плач под контролем. Она была всего лишь рыдающей рабыней. Я даже забеспокоился, как бы Кувигнака не убил ее.

— Простите меня, Господин, — повторила она с мольбой в дрожащем голосе.

Он сердито посмотрел на нее сверху вниз, но все же, убрал наконечник копья от ее подбородка.

Освобожденная от давления копья рабыня от неожиданности опрокинулась на спину в грязь. Она в ужасе смотрела на краснокожего.

— Пожалуйста, простите меня Господин, — взмолилась она.

— Ты хорошо связана для удовольствий Желтых Ножей, — презрительно сказал Кувигнака, рассматривая лежащую на спине, экзотично связанную просительницу.

— Простите меня, Господин. Пожалуйста — задыхаясь, повторила она, и раздвинула ноги перед Кувигнакой, гораздо шире, чем того требовал характер ее пут.

— Почему Желтые Ножи должны быть первыми? — поинтересовался я.

Кувигнака удивленно посмотрел на меня.

— Пожалуйста, Господин, — прошептала девушка.

— У тебя когда-нибудь была женщина? — спросил я своего друга.

— Нет, — ответил он, внезапно севшим голосом.

— Ну, так возьми ее, — предложил я. — Я пока посторожу.

Прижатая к земле девушка задыхалась и выгибалась.

— Господин! — тяжело дыша, стонала она.

— Ай-и-и-и, — прокричал Кувигнака, тихим голосом.

— Господин, Господи-и-ин, — простонала она.

Казалось, что Кувигнаке, ненавистна сама мысль выпустить женщину из своих рук, но он все же, оттолкнул ее от себя, и встал.

— Я и не знал, что такие удовольствия могут существовать, — восхищенно признался он. — Это — такие ощущения! Такой триумф! Такая радость!

— Ничто не может заменить женщину-рабыню, — согласился я, впрочем, это было известно мужчинам на протяжении всей человеческой истории.

Кувигнака осторожно, за волосы поднял девушку в сидячее положение. Она успела повернуть голову, поцеловать и лизнуть его бедро.

— Как Ты думаешь, она получила удовольствие? — смущенно поинтересовался он.

— Конечно, да, — ответил я.

— Разве рабыня не могла бы притвориться в таком вопросе? — удивился он.

— Некоторые вещи, выдают их тела, — объяснил я, и, взяв девушку за волосы, аккуратно, но твердо, оттянул назад ее голову. — Видишь эти покраснения на коже, — спросил я, указывая на неестественные красноватые пятна на ее светлой коже, — результат расширения капилляров?

— Да, — сказал Кувигнака присмотревшись.

— Они связаны с ее удовольствием.

— Любопытно, — отметил мой друг.

— Теперь посмотри внимательно на ее соски, — предложил я, повернув девушку к нему в профиль. — Они твердые, задравшиеся, набухшие, очаровательные и налитые кровью.

— Да, — согласился Кувигнака.

— Этот еще один признак, — объяснил я, — неизменно указывающий на получение сексуального удовольствия человеческой женщиной.

— И все владельцы это знают? — поинтересовался юноша.

— Я бы предположил, что это так, — ответил я, выпуская волосы девушки.

Она сразу покорно опустила голову вниз.

— Получается, что не в интересах девушки, пытаться притвориться в таком деле, — усмехнулся Кувигнака.

— Правильно, — поддержал я. — А если попробует, то после одной — двух порок она будет изо всех своих сил стремиться испытать подлинные сексуальные удовольствия, и так глубоко и полно насколько возможно.

— Здорово, — воскликнул Кувигнака.

— И, в некотором смысле, она поставит себе цель сделать все возможное, чтобы стать еще более беспомощной рабыней своего господина.

— Здорово, — повторил мой друг.

Девушка снова повернула голову, и нежно, робко, поцеловала его в бедро.

— Но на самом деле, испытывает она удовольствие или нет, не имеет значения, поскольку она — всего лишь рабыня, — заметил я.

— Само собой, — согласился краснокожий.

Девушка снова опустила голову.

— Мы должны добыть кайил, — напомнил я.

— Пойдем, поищем следы, — предложил он.

На границе места хранения мы оглянулись назад, на двух связанных женщин, сидящих в грязи. Та, что была столь напугана Кувигнакой, а потом умиротворила его своей красотой, смотрела нам вслед.

— Я не знал, что такие удовольствия могут существовать, — повторил юноша, — жаль только, что они такие короткие.

— Они могут быть и длинными и быстрыми, и поверхностными и глубокими, все зависит от твоего желания, — пообещал я ему.

Кувигнака, наконец-то уделил свое внимание земле, ища следы, а я еще какое-то время смотрел назад на двух нагих связанных женщин, женщин принадлежавших мужчинам, женщин бывших товаром, который может быть куплен и продан, тех, кто являлись рабынями.

— Возможно, тебе не стоило начинать с рабынями, — вздохнул я.

— Почему это? — удивился мой друг.

— Они могут похитить тебя у других женщин, — усмехнулся я.

Глава 24 Мы добываем кайил

Три девушки, с руками связанными за спиной закричали от страха, когда их привязи выпали из рук их захватчика. Воин Желтый Нож, ехавший позади них, со стрелой в груди, откинулся на спину, и неловко перевернувшись, тяжело свалился в пыль.

Другой краснокожий перебросив копье в боевое положение, издал яростный клич, и ударом пяток, бросил свою кайилу в атаку. Животное прыгнуло к Кувигнаке.

— Держись снаружи от его копья! — предупреждающе крикнул я.

У Кувигнаки не было щита. Он мог отразить удар только своим собственным копьем. Имей он щит, можно было бы занять внутреннее положение, и отбив им копье врага, ударить того в незащищенный бок. Я уложил на тетиву следующую стрелу, взяв ее из руки, которой я держал сам лук. На войне, краснокожие первую стрелу обычно берут из руки держащей лук или изо рта, вторую достают уже из колчана. Само собой стрела может оказаться на тетиве намного быстрее из руки или изо рта, чем из колчана.

Кувигнака своим копьем смог отбить пику врага в сторону. Противники разминулись так стремительно, что мой друг не успел нанести удар. Кайила остановилась лишь на мгновение, подняв облако пыли, встала на дыбы и развернулась на месте. Я вскинул, но тут же, опустил лук, видя, что прицельного выстрела не получится. Во втором столкновении Кувигнака оказался с другой стороны от пики всадника. Его противник выкрикнул в ярости, неспособной бить через шею кайилы. Но и восходящий укол Кувигнаки, был легко отбит крепким военным щитом Желтого Ножа. Щит был сделан из нескольких слоев сыромятной кожи снятой с шеи кайилиаука, и упрочненной сушкой на нагретых камнях.

Я снова с проклятиями опустил лук, и, придя в ярость, решил поменять позицию для стрельбы.

Кайила снова развернулась, царапая землю, фыркая и поднимая пыль.

Наездник перебросил пику через шею животного, на сторону щита. В таком положении, держа врага слева, всадник обеспечивает себе защиту от ударов копьем. Это обычно считается более чем достаточной компенсацией за снижение диапазона использования копья до зазора между щитом и шеей кайилы. Его животное, судя по остроконечной метке на ухе, было дрессировано специально для боя. Оно, несомненно, было приучено маневрировать таким образом, чтобы держать Кувигнаку с левой стороны от себя, и даже самостоятельно изменять траекторию движения, в случае необходимости, сделать так.

Япопытался занять позицию справа от всадника, но тот уже снова разгонялся. Я услышал треск вновь столкнувшихся копий. Кувигнака и в этот раз смог далеко отбросить нацеленный на него наконечник. Но затем, к моему ужасу, я услышал звук столкновения, и видел Кувигнаку, отброшенного от бока кайилы, покачивающегося и ошеломленно пятящегося. Парень явно был контужен ударом щита усиленного всей массой кайилы и ее наездника. Мой друг запнулся, и осел на землю, при этом его копье выскользнуло из ослабевших рук. Обученная кайила сыграла свою роль, заняв такую позицию, чтобы оптимизировать работу копья наездника, и обеспечить максимум защиты против пешего воина, не имеющего щита. Удар, полученный Кувигнакой, был таков, что на мгновение я испугался, как бы ни сломалась его шея. Желтый Нож повернул кайилу так чтобы, его щит оставался между ним и моей стрелой. Кувигнака уже приходил в себя и поднялся на одно колено, тряся головой. Его оружие лежало на расстоянии в дюжину футов. Всадник, ухмыльнувшись, опустил копье, чтобы добить своего противника.

— Падай! — крикнул я.

Кувигнака нырнул головой вперед под лапы кайилы и удар копья пришелся в землю, лишь прочертив линию в пыли, в том месте, где только что был мой друг. Кайила плясала почти на Кувигнаке, копье вновь и вновь летело вниз, но пока безрезультатно. Кувигнака в отчаянии вцепился в древко и потянул на себя. Копье, прикрепленное ременной петлей к руке Желтого Ножа, потащило своего владельца следом. Наездник, наполовину сдернутый со спину кайилы, выкрикнул в гневе. Кувигнака изо всех цеплялся за копье. Кровь стекала с его головы, заливая его левый глаз. Я был уже всего в нескольких шагах от всадника. Тот наклонился, отчаянно пытаясь сохранить контроль над своим копьем, но при этом Кувигнака оказывался между ним и моим оружием.

Наездник, не забывавший о моем присутствии, дергал кайилу, так чтобы его щит оставался между нами. Желтый Нож дергал копье, и все же смог вырвать его из рук Кувигнаки. Он махнул копьем вниз вдоль бока кайилы, и Кувигнака уклоняясь, потерял равновесие и прокатился под лапами животного. Желтый Нож, с возгласом триумфа, размахивая копьем, послал свою кайилу вперед, чтобы сделать еще один заход. Я опустил свой лук и улыбнулся. Кувигнака был на ногах, и бежал следом за врагом. У него, если конечно Желтый Нож не решит изменить метод атаки, был бы шанс, завершить свой отчаянное предприятие. Враг резко дернул поводья, вынуждая кайилу и развороту, от чего та в ярости завизжала, борясь с поводьями и царапая воздух. В этот момент Кувигнака, взлетел на спину животного позади Желтого Ножа. Они вместе свалились в пыли, чтобы встать смог лишь один из них. Кувигнака держал в руке свой окровавленный нож.

— Я добыл кайилу, — устало сказал он.

Глава 25 Мы говорим с воином Кайилой

— Смотри, — обратил мое внимание Кувигнака.

К нам приближался всадник, державший копье, с развевающимися на ветру перьями, вертикально.

Мы уже сидели на кайилах, отбитых у Желтых Ножей. Приятно почувствовать себя верхом на таких животных. Я вложил свой лук в саадак война, которого я убил и добавил его стрелы в свой колчан. Я позаимствовал, также, его копье и щит. Кувигнака оставил себе свое собственное копье, но добавил к вооружению, трофейный щит зарезанного им Желтого Ножа. Васнаподхи, стояла у левого бока моей кайилы, ей предстояло и дальше передвигаться пешком. Она была всего лишь рабыней.

— Он — Кайила, — отметил я.

— Это — Хси, — поправил меня Кувигнака.

Сын Махпиясапы остановил свою кайилу, прямо перед нами, и сказал:

— Два Желтых Ножа прошли в этом направлении.

— Дальше этого места они не прошли, — отозвался Кувигнака.

Хси посмотрел вниз на два тела, лежавшие в нескольких футах друг от друга, и поинтересовался:

— Кто это их?

— Ты один. Ты собирался напасть на двух Желтых Ножей? — удивленно спросил мой друг.

— Да, — ответил Хси.

— Ты — храбрый мужчина, — признал Кувигнака.

— Как получилось, что у Вас есть кайилы? И их метки указывают, что они принадлежат Желтым Ножам.

— Этим Желтым Ножам они больше ни к чему, — усмехнулся Кувигнака.

— Как получилось, что раб вооружен? — спросил Хси, кивнув на меня.

— У него есть мое разрешение, — защитил меня мой друг.

— Кто убил этих Желтых Ножей?

— Ты разочарован, что это был не Ты? — отозвался Кувигнака.

— Нет. Это не имеет значения. Сегодня я взял много купов.

Я заметил, что щит Хси, слегка двигался, почти как если бы он был живым. Казалось, что он прижимал его вплотную к себе, чтобы тот оставался неподвижным. Я никогда не видел ничего подобного прежде.

— Кто убил их? — переспросил Хси.

— Их подстерегли двое, — сказал Кувигнака. Он, как и я, очевидно, отметил необычность щита Хси. Казалось, что воин, вынужден был применить силу, чтобы удержать его. Наконец щит успокоился, по-видимому, снова став не больше, чем изделием из кожи, разрисованной знаками и украшенной перьями.

— Исбу? — уточнил Хси.

— Один был Исбу, а другой не был, — пожал плечами Кувигнака.

— Ты знаешь их имена?

— Да, — кивнул Кувигнака.

— И кто это?

— Кувигнака и Татанкаса.

— Сегодня темный и кровавый день для Кайила, — крикнул Хси. — Не стоит развлекаться, показывая свое остроумие.

— Простите меня, — делано повинился юноша.

— Ты посмел, даже повесить скальпы в свой пояс, — отметил Хси. — Где Ты их раздобыл?

— Я снял их с нескольких парней, которых нашел мертвыми, — сухо ответил Кувигнака.

— Не забывайте, что Вы двое только женщина и раб, — прорычал Хси, тыкая в нас пальцем.

— Я не женщина, — спокойно ответил Кувигнака.

— У Вас теперь есть кайилы. Это хорошо. Теперь у вас есть возможность сбежать.

— Стойбище потеряно? — решил уточнить мой друг.

— Нет, — хмуро отозвался Хси. — Мы пока держимся.

— Раз так, то и мы никуда не побежим, — гордо заявил Кувигнака.

— Те, кто убил Желтых Ножей, сбежали? — поинтересовался Хси.

— Не больше, чем мы, — ответил Кувигнака.

— Если Ты встретишь их снова, сообщи им, что наши силы собираются около вигвама советов.

Я так и думал, что сопротивление будет организовано в том месте. Оно было в центре стойбища, и к тому же на возвышенности.

— Я понял, — кивнул Кувигнака.

— Ты передашь сообщение? — уточнил Хси.

— Можете считать, что оно уже доставлено, — усмехнулся Кувигнака.

— Хорошо, — сказал Хси. Он уже начал поворачивать свою кайилу, но вдруг натянул поводья, и повернувшись к нам, сказал:

— Махпиясапа вернулся, — сообщил он. — Он и Кахинтокапа из Наездников Желтой кайилы, командуют обороной. Мы опасаемся только возвращения Киниямпи, Летунов.

— Я могу говорить? — спросил я разрешения.

— Да, — позволил Хси.

— Как я уже говорил, — начал я. — Ватонка и его приближенные носили желтые шарфы или пояса, чтобы по ним они могли бы быть опознаны Киниямпи. Ваши воины, также, могли бы надеть такие знаки. Таким образом, Киниямпи могут быть запутаны относительно того, в кого стрелять, особенно во время ближнего боя. Далее, рассмотрите размещение лучников на направлениях опасных с точки зрения нападения с воздуха, чтобы защитить Ваших всадников. Заостренные колья могут препятствовать атакам птиц их когтями. Веревки, протянутые между вигвамами, будут мешать нападениям бреющего полета и попыткам приземления. Ткани и покрытия, даже редкие, натянутые над землей, могут обеспечить маскировку для лучников. Некоторые служащие укрытием, а остальные для отвлечения внимания. С большой высоты будет не разобрать, куда именно надо целиться, и много выстрелов пропадет даром.

— Ты видел, что такие меры работают эффективно? — спросил Хси.

— Да.

— Я поговорю с Махпиясапой, — пообещал Хси.

— Грант — мой друг, он вернулся в стойбище с Махпиясапой? — поинтересовался я.

— Да. Он с нами.

— Хорошо, — обрадовался я.

— Хси, — позвал Кувигнака.

— Да?

— Что с Ватонкой? — спросил он. — Он борется с Желтыми Ножами?

— Моим намерением было убить его. Я поехал в стойбище Исанна. И я нашел его там, но он был уже мертв. Так же, как некоторые другие. Я думаю, что они были убиты Желтыми Ножами, которые были с ними, поскольку это было сделано не стрелами, а ножами. Также, Желтые Ножи исчезли. Вероятно, их зарезали, сразу после начала нападения Киниямпи. В них больше не нуждались.

— Что из Блокету? — спросил Кувигнака.

— С изменницей? — уточнил Хси.

— Да, Блокету, изменница, — согласился мой друг.

— Я не знаю, — ответил Хси.

— Ты не видел ее среди мертвых, — понял Кувигнака.

— Нет.

— Возможно, Желтые Ножи забрали ее с собой, — предположил Кувигнака.

— Возможно.

Лично у меня было мало сомнений относительно судьбы прекрасной, изменницы. Я вспомнил моток тонкой веревки, которую Ивосо, ее служанка, носила на поясе. Также, я не сомневался, что Ивосо, задолго до нападения, в тайном ожидании, приготовила бисерный ошейник для своей «госпожи». Ивосо, за ее участие в нападении на стойбище, теперь стала очень важной женщиной среди Желтых Ножей. У женщины такой важности, конечно, должна быть своя собственная служанка.

— Учитывая, что Вы — только женщина и раб, — заявил Хси, — то вот вам мой совет, раз у вас есть кайилы, бегите отсюда.

— Спасибо за ваш совет, — ехидно сказал Кувигнака.

В действительности, по моему мнению, Хси был, по крайней мере, в его собственном понимании, пытающимся быть учтивым и полезным. Он же на самом деле думал о Кувигнаке, по большей части, как о женщине, и обо мне он думает, с точки зрения моего ошейника, что тоже вполне естественно для их общества. Его замечание было предназначено, для Кувигнаки, именно исходя из его интересов, с точки зрения самого Хси конечно. Это показалось мне новым Хси. Тот, с которым мы сейчас говорили, был гораздо менее тщеславным и высокомерным чем тот, которого мы знали прежде.

— Но с другой стороны, если Вы хотите, то можете приехать к вигваму советов, и толпиться там, среди женщин и детей, то можете сделать и так, — объявил он. — Дорога вигваму советов в том направлении, ясно?

— Спасибо, — поблагодарил Кувигнака.

— Но там будет сражение, — честно предупредил Хси.

— Мы знаем, — буркнул Кувигнака.

Хси развернул кайилу и исчез за вигвамами.

— Ты видел когда-нибудь, чтобы щит двигался таким образом? — спросил меня Кувигнака.

— Нет. Я никогда не видел ничего подобного. Это просто жутко, — признал я.

— Я боюсь, — признался и мой друг.

Меня внезапно пробрал непонятный озноб, но я решительно стряхнул с себя холод. Небо было ясным, слегка подернутым волнистыми белыми облаками. Хороший день для войны.

— Ну что, мы идем к вигваму советов или бежим? — поинтересовался я мнением друга.

— Мы решим, что вопрос способом, принятым у моего народа, — ответил краснокожий. — Видишь вон того одинокого пересмешника в небе?

— Да, вижу.

— Если он полетит на север или запад, то мы пойдем к вигваму, — загадал Кувигнака.

— А если он полетит на юг или восток? — решил уточнить я.

— Тогда, — усмехнулся Кувигнака, и, сделав, паузу сказал: — Мы пойдем к вигваму советов.

— Он полетел на север, — отметил я направление полета.

— Тогда все ясно, — засмеялся Кувигнака. — Мы пойдем к вигваму.

— Я надеялся, на такой результат, — улыбнулся я.

— Так же, как и я.

— Это был очень умный пересмешник, — признал я.

— Я был заранее в этом уверен.

Мы подогнали наше оружие.

— Ну что, пошли? — спросил я.

— А что решаем с ними? — поинтересовался Кувигнака, указывая своим копьем на трех раздетых белых рабынь, приведенных Желтыми Ножами на привязи. Они испуганно жались друг к дружке неподалеку от нас. Их длинные привязи свисали с шей до земли, а руки были связаны сзади.

— Вы в присутствии свободного мужчины, — напомнил я им, указывая на Кувигнаку.

Те быстро пали на колени, упирая головы в землю.

— Оставим их здесь, — пожал я плечами. — Они — всего лишь рабыни.

— Я, тоже, всего лишь рабыня, Господин, — подала голос Васнаподхи, гладя на меня.

— Ты можешь сопровождать нас, — разрешил я.

— Спасибо, Господин.

Остальные рабыни подняли головы, оставаясь на коленях и смотря нам вслед.

Мы оставили их, пробираясь к вигваму советов. А рабынь ждет следующее пленение, седла и расстеленные одеяла. Будущее покажет, кем будет тот, кто захватит их, кому они будут принадлежать, чьим любимым домашним животным они станут, кому они должны будут служить, абсолютно и без сомнений, со всем совершенством, опытом, умом и красотой.

Глава 26 Снова вступаем в бой. Кровавая земля

— Неплохо получилось! — крикнул я Кувигнаке.

Его кайила при столкновении щита и копья потеряла свое равновесие, крутнувшись, завалилась на бедра. Кувигнака смог удержаться на спине животного, и пока оно пыталось подняться, он успел ткнуть скакавшего мимо Желтого Ножа под щит. Импульс, принятый от вражеского воина развернул Кувигнаку в бок, но юноша снова удержал свое положение. Тот же самый импульс, сдернул Желтого Ножа с наконечника копья, выдав напоследок фонтан крови. В нескольких ярдах противник уже неспособный держаться за животное, соскользнул с его спины под лапы других кайил.

Я осмотрелся вокруг.

Хси и Кувигнака сражались неподалеку справа от меня.

Я отвел в стороны удар копья Желтого ножа, оставившего глубокую борозду в коже моего щита. Поле боя было заполнено мужчинами пешими и верховыми, Желтыми Ножами и Кайилами. Мой противник разворачивал свою кайилу, то же делал я со своей. Копья ударились в щиты. А потом нас разделили друг от друга. Воздух заполняли оглушительные вопли и крики, боевые кличи и стоны умирающих. Краснокожие не имеют привычки воевать в величественной тишине. У их боевых кличей есть вполне себе практический смысл. Они служат, чтобы усилить агрессию и выпустить эмоции. Они могут быть основным элементом в запугивании, и последующем подавлении врага, а возможно, чтобы самому себе казаться более грозным и ужасным противником. Что интересно, такие крики, особенно если раздаются неожиданно, могут заставить оцепенеть, или вздрогнуть, и таким образом, противник на мгновение, очень ценное мгновение, предоставляет для нападающего относительно бездействующую, неподвижную мишень для удара или укола. Кстати, подобное не редкость и в животном мире, например, когда рев самца ларла обездвиживает жертву для последующей атаки его помощницы, самки ларла. Ну а те, кто обучался штыковому бою, и вовсе не найдут в этом ничего для себя нового.

— Берегись! — закричал я.

Воин Кайила повернулся, ловя удар канхпи Желтого Ножа на свой щит.

Я отдернул свою окровавленную ногу, и ткнул вниз тупым концом моего копья. Пеший Желтый Нож отскочил назад, но попал под таранный удар кайилы своего же соплеменника и упал на землю. На него тут же навалился воин Кайила, с занесенным для удара ножом.

Внезапно мое копье оказалось зажато между моим животным и животным другого воина Кайила. На мгновение я оказался обезоружен, пытаясь освободить пику из возникшей давки. К счастью, мне это удалось.

Я видел, как Кувигнака отразил нападение на Хси, буквально вталкивая свою кайилу, и поднятый щит между Хси и его противником. Сам Хси в это время отбивался от врага, наседавшего на него справа.

В горячке боя, я даже не чувствовал боли, и толком не знал насколько серьезна рана на ноге, но мимоходом бросил туда взгляд, пытаясь оценить масштаб повреждений, их глубину и опасность. Важно быть объективным в таких вопросах. В частности, если поток крови значителен или устойчив, надо немедленно остановить кровотечение. Немало мужчин истекло кровью из ран, о которых они, в пылу сражения, в волнении и напоре боя, даже и не подозревали. Однако течение крови из моей раны был незначительным и сам разрез был неглубок. Поток уже замедлялся, такая рана не опасна. В этом месте не пролегали ни вены, ни артерии.

Я ткнул пяткам в бока своей кайилы, и она покорная моей воле сделала прыжок вперед. Выпад, и мое копье вскрыло грудь пешего Желтого Ножа. Я легко выдернул копье, удар был нанесен лезвием, параллельно ребрам, а это облегчает его удаление.

Мужчины столкнулись по обе стороны от меня.

Я заметил белую рабыню, голую, испуганную, бегущую и пытающуюся протиснуться среди мужчин и животных. Я не видел никакого смысла, отвлекаться на нее и пытаться вытащить ее с поля боя. Хотя надо признать, она была довольно красива.

Но тут я увидел молодого воина Кайилу, перебросившего свое копье в левую руку, и наклонившегося, чтобы схватить девушку за волосы, и втащить на спину кайилы.

— Нет! — заорал я дурным голосом. — Нет!

Молодой воин пораженно посмотрел на меня.

На него уже прицеливалось и выравнивалось копье, разрисованное в цвета Желтых Ножей.

Я бросил свою кайилу, и, не заботясь о последствиях, ткнул копьем в атакующего Желтого Ножа, оказавшегося по правую руку от меня. Благодаря инерции врага, пика вошла в тело наполовину длины древка так, что его живот ударил по моей руке. В результате, под аккомпанемент его крика и визга крутящейся кайилы, я остался без оружия. А позади убитого мной воина, как я и опасался, набегали прикрывающие его фланги ведомые, те, кто поддерживали его, защищая от нападения, в тот момент, когда ему нужно было время, чтобы освободить копье. Короткий меч Порт-Кара вылетел из моих ножен. Копье мужчины слева я принял на щит, отводя его удар в сторону. Но тут второй парень, прикрывавший ведущего воина слева, бросил свою кайилу ко мне. Благодаря дрессированной кайле, я успел развернуться, подставляя шит под укол его копья. Когда же он попытался ткнуть меня еще раз, я срубил наконечник его копья, удачным ударом меча. Такие клинки, по большей части, неизвестны в Прериях. С удивленным криком, мой противник рванул поводья на себя, поднимая свою кайилу на дыбы, разворачивая для бегства. Этот, опасности больше не представлял, и я напал на парня слева от меня. Пораженный воин предпочел ретироваться, когда увидел, как срезанный сегмент его щита отлетел в сторону.

Подобные мечи, конечно, прежде всего — оружие пехоты. Их вес и длина рассчитаны, на то, что мечник будет работать в условиях недостатка свободного пространства. Они достаточно тяжелы, чтобы иметь значительную силу на рубящих, подобных сабельным траекториях и развивать достаточную скорость для колющего удара. Клинки достаточно длинны, чтобы не подпустить вооруженного кинжалом противника, и достаточно коротки и маневренны, чтобы работать рубящим и колющим стилями против более тяжелого оружия. Однако, такой меч далеко не лучшее оружие для использования со спины кайилы или тарна. То, что на Горе не нашли широкого распространения сабли, я думаю, результат предпочтения большинством всадников полагаться исключительно на их навыки работы с копьем. Ятаган Тахари, отличное оружие для всадника, является скорее интересным исключением из этой общей тенденции.

На поле боя, тут и там под разными углами из земли торчали несколько копий. Подъехав к одному, и вкладывая в ножны свой меч, я сменил его на более подходящее, в данной ситуации, оружие. Это также оказалось копье Желтых ножей.

Я осмотрелся и увидел девушку, которая пробегала среди мужчин и животных. Она стояла в полном замешательстве и дрожа, в нескольких ярдах от меня. Я направил кайила к ней.

— Ты понимаешь гореанский? — спросил я.

— Да, Господин.

— Ты — рабыня Желтых Ножей?

— Да, Господин.

— Ты ошиблась, — усмехнулся я. — Ты — рабыня Кайил.

— Да, Господин, — вздрогнув, ответила она.

— Открой рот, — приказал я, — широко.

Я вложил в ее рот наконечник копья, прижимая ее язык. Она в ужасе смотрела на меня. Малейшее неосторожное движение и он пройдет сквозь ее затылок.

Молодой человек, которого я защитил, подъехал к нам. Она испуганно посмотрела на него, широко раскрытыми в панике глазами, неспособная даже пошевелиться из-за копья во рту.

— Я думаю, Вы знаете эту женщину, — сказал я молодому воину.

— Да, — кивнул он. — Мы недавно встречались.

— Теперь она — рабыня Кайил, — заметил я.

— Да, — согласился он.

— Теперь Вы понимаете, как ее использовали, не так ли? — поинтересовался я.

— Да, — с горечью признал краснокожий.

— Теперь он будет решать, мое дорогое животное, жить тебе или умереть — сообщил я девушке.

Она жалобно заскулила, бешено вращая широко раскрытыми глазами, но неспособная пошевелить прижатым наконечником копья языком.

— Вы находите ее интересной? — спросил я парня.

— Да, — признал он.

— Как Вас зовут?

— Котанка их клана Висмахи, — представился он.

Как это часто бывает с именами краснокожих, их не просто дословно перевести на другой язык. Слово «Котанка» обычно означает дудку или флейту, но оно же, может использоваться и более широко, относясь к любому духовому инструменту вообще. Учитывая культурное окружение и более узкое понимание этого слова в пределах данной обстановки, возможно, лучшим переводом, учитывая подтекст, вкладываемый краснокожими, будет «Любовная Флейта».

— Ну, что ж, похоже, тебе повезло, и Ты еще поживешь, по крайней мере, какое-то время, — сообщил я ей.

Она смотрела на меня, испуганно, жалобно, но с благодарностью.

— Молодой воин находит тебя интересной, по крайней мере, в настоящее время, — сказал я, поскуливающей рабыне.

— Ты понимаешь, что значит, когда мужчина находит женщину интересной? — поинтересовался я.

Она кивнула. Движение было минимальное, но отчаянное и страстное.

— Я думаю, что это было бы в твоих интересах, стремиться быть полностью приятной, — усмехнулся я.

Она, будучи все так же не способной говорить, беспомощно и безнадежно кивала снова и снова. На ее запыленных щеках пролегли влажные дорожки слез.

— Как только я даю тебе команду, Ты поворачиваешься и бежишь к линии обороны Кайил. Там ищешь белого, который носит широкополую шляпу. Его зовут Грант. Ты ложишься на живот перед ним и сообщаешь, что Ты — рабыня Котанки из Висмахи.

Она кивнула, не смея отвести от меня своих широко открытых глаз.

Я убрал наконечник копья из ее рта. Он был влажным от ее слюны и грязным от земли, в которую был воткнут прежде. Девушка закашлялась и принялась сплевывать. Было заметно, как она водила языком, избавиться от грязи, попавшей в рот. Почувствовав некоторую свободу, она отпрянула, испуганная и дрожащая, и вытерла рот о предплечье.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— У меня нет имени. Котанка из клана Висмахи — мой владелец, еще не никак меня не назвал, — объявила она.

— Это — подходящий ответ, — признал я, и резко спросил: — Кто Ты?

— Рабыня Котанки из клана Висмахи, — быстро представилась она.

— Что Ты должна сделать?

— Я должна найти того, кого называют Грантом, и сказать ему, что я — рабыня Котанки из клана Висмахи, — без запинки проговорила девушка.

— И как Ты должна это сделать? — уточнил я.

— Лежа перед ним на животе, — поправилась она.

— Как приличествует рабыне, — добавил я.

— Да, Господин.

— Беги, рабыня! — скомандовал я ей.

— Да, Господин! — крикнула она, сорвавшись с места, и спотыкаясь, побежала к линии обороны Кайил.

— Я думаю, что она будет подходящей рабыней для вас, — заметил я, посмотрев на молодого воина.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся он.

— Давайте уделим внимание драке, — предложил я.

— Давно пора, — воскликнул Котанка из клана Висмахи.

Мы тогда развернули наших кайил, чтобы снова броситься в гущу боя, развернувшегося на залитой кровью земле стойбища.

Глава 27 Битва

— Они приближаются! Они приближаются! — услышали мы. — Киниямпи! Они приближаются!

Несколько раз за этот день боевые свистки, сделанные из крыльевых костей птицы херлит, взрывались над полем битвы, а оперенные жезлы войны поднимались и опускались, передавая свои сигналы воюющим сторонам, не только Кайилам, но и Желтым Ножам. Я не знал условных кодов, как впрочем, не знал их и Кувигнака, никогда не обучавшийся ведению боя и тактике его племени, но Хси и другие, отлично их понимали, примерно, как гореанские солдаты знают значение сигналов тарновых барабанов. Нам оставалось только отслеживать их действия и поступать также. Не раз уже Махпиясапа, передавал свистом и жезлами, своим храбрым, усталым построениям запрет на преследование отступающих отрядов Желтых Ножей. Я думаю, что это было мудро с его стороны, поскольку мы догадывались, что враги нас значительно превосходили численно. Конечно, новые группы Желтых Ножей, время от времени, вводились в бой. Другие, были замечены на соседних холмах. Притворное отступление, увлекающее преследователей, растянутых и дезорганизованных, в засаду, является излюбленной тактикой краснокожих. Но прежде всего, нашей задачей было удержать стойбище. За нашими спинами прятались женщины и дети. Здесь были запасы мяса, которое должно кормить все племя Кайил надвигающейся зимой.

— Они приближаются, — вновь раздались крики. — Киниямпи!

— Может быть это — меньшие птицы, флоки, просто намного ближе, — с надеждой предположил мужчина рядом со мной.

Но тут мы услышали пронзительные голоса боевых свистков.

— Это — Киниямпи, — признал мужчина.

— Пора на кайил, — вздохнув, сказала Кувигнака, глотая кусок пеммикана.

Я, не отвлекаясь, продолжал вытирать бока кайилы.

Воины вокруг меня садились на своих животных. Животы, многих кайил были покрыты пылью. Мех на нижних челюстях стал жестким от высохшей крови, кожа челюстей была стерта постоянными рывками уздечек. Кровь была и на плетеной коже поводьев.

Я слышал голоса мужчин стоявших рядом со мной. Некоторые громко, сами себе перечисляли свои купы. Кто-то призывал своих магических помощников, обычно птиц или животных, на подмогу. Были те, кто декламировали боевые заклинания. Многие разговаривали со щитами и оружием, объясняя им, чего от них ждут. Большинство пели песни смерти:

Я аккуратно закрепил уздечку на нижней челюсти моей кайилы. Подогнал щит к руке, и взяв копье в руку, занял свое место на спине животного.

— Как Ты думаешь, мы сможем противостоять Киниямпи? — тревожно спросил Кувигнака.

— Я надеюсь на это, — ободрил я своего друга. — Кахинтокапа хорошо подготовился.

Лучники, скрытые под шкурами, и замаскированные среди вигвамов, прикроют от Киниямпи наши главные силы, расположенные на западном краю стойбища. Если Киниямпи решат напасть так, как в первый раз, то их ждет неприятный сюрприз в виде ливня стрел выпущенных в упор с закрытых позиций. Кроме того, если они не изменят тактику нападения, то попадут в ловушку из натянутых между вигвамами веревок. Аналогичным образом поступают в городах Гора, с той лишь разницей, что там натягивают тонкую, почти невидимую противотарновую проволоку, которая может подрезать крылья птицы, а то и оторвать голову или руку наезднику. Были заготовлены заостренные колья, изготовленные из шестов вигвамов, для установки их, с помощью крестовин из небольших жердей, острыми концами в направлении линии атаки. Мы надеялись, что это предотвратит, не только использование птицами с пикирования их когтей, но также и стрельбу из луков с бреющего полета.

Мы ожидали, что Киниямпи будут намного менее эффективными на дальних дистанциях, а для защиты от стрельбы с высот от пятидесяти до ста футов, между несколькими вигвамами мы развесили веревочные сети с лоскутами ткани, не позволяющие взять точный прицел. Эта форма узора из лоскутов подобрана таким образом, чтобы запутывать и рассеивать внимание быстро перемещающихся, крылатых лучников. К тому времени, как они смогут рассмотреть цель, стрелять будет уже поздно. Наземный же лучник, наоборот обороняется и имеет под ногами устойчивую опору, сквозь сеть и зазоры в навесах, может отслеживать приближающегося врага и бить его легко и эффективно. Можно сказать, что эта сеть работает наподобие бойницы. Трудно попасть в узкую бойницу, особенно в последний момент, проносясь мимо на высокой скорости, а ведь надо еще и рассмотреть в какую именно, да еще если из нее тоже летят стрелы. Защитник, тем временем, по проходам, может менять свою позицию, или если хотите бойницу.

— Как думаешь, Желтые Ножи будут координировать свое нападение с атакой Киниямпи? — поинтересовался моим мнением краснокожий, стоявший поблизости.

— Я уверен, что они должны так сделать, — высказал я свое мнение.

— А я думаю, что на данный момент они уже досыта наелись битвой, — не согласился со мной Кувигнака. — Я надеюсь, что они будут ждать, и позволят Киниямпи сделать эту работу за них.

— Возможно, — не стал я спорить.

— Если мы сможем выстоять против Киниямпи, а думаю, что мы сможем удержать и все стойбище, — произнес один из краснокожих.

— Согласен, — сказал я.

— Я уже вижу их, — воскликнул Кувигнака, поворачивая свою кайилу. — Я ясно вижу наездников. Они заходят в атаку, как и в прошлый раз.

— Я очень надеялся на то, что Киниямпи нападут на стойбище Кайил, повторив прежнюю крайне неосторожную атаку, — усмехнулся я.

Мы развернулись лицом к Желтым Ножам, заминавшим позиции на расстоянии приблизительно трехсот ярдов. Наш отряд построился в три длинных шеренги, дистанцией около длины копья между всадниками. Такое построение должно было минимизировать потери от стрел Киниямпи. Моя кайила нервно перебирала лапами подо мной. Мы ждали, прикрытые сверху веревочной сетью и с лоскутами ткани. Мои спутники затянули песнь войны.

А затем раздался внезапный, испуганный крик тарна, налетевшего на заграждение из кольев.

— Щиты наверх! — крикнул я, подавая пример.

В двадцати футах над нашим головам, громыхая крыльями и поднимая вокруг нас ветер, пронесся тарн, следом за ним другой. Но этот, я смог заметить, внезапно ушел с линии атаки или начал подниматься.

Кайилы под нами занервничали, царапая пыль.

— Присматривай за Желтыми Ножами! — предупредил я Кувигнаку.

— Они пока не двигаются. Стоят на месте.

Первый тарн попался под веревки. Крича в панике, птица тянула опутавшую ее кожу в попытке вырваться на свободу. Его наездник, изрешеченный стрелами, безжизненно болтался на его спине, удерживаемый за колени страховочным ремнем. Еще два тарна повисли запутавшись в сетке, один со сломанной шеей, другой с почти оторванным крылом. Наездников сдернули со спин и порубили в капусту. Тарн со сломанным крылом, попытался достать своих противников огромным клювом, но был добит ударами копий. Один из краснокожих тарнсмэнов свалился со спины подбитого тарна и повис на сетке, склонив голову вниз и пуская кровавые пузыри перерезанным горлом. Воины Кайил не собирались брать пленных. Другой погиб точно так же, с той лишь разницей, что был сброшен с сети толчком копья, чтобы умереть под ножами. Я наблюдал за разворачивающимся сражением, непрестанно крутя головой. Вот тарн, беспорядочно замахал крыльями, и полетел вниз, пораженный стрелами. Я заметил еще два падения. Один наездник упал со спины птицы, в нескольких сотнях ярдов на север-запад от стойбища. Вспомнив о другой угрозе, я с опаской посмотрел назад на запад. Но Желтые Ножи не шевелились.

— Сколько их было? — спросил я Кувигнаку.

— Сорок. Или пятьдесят, — прикинул Кувигнака. — Не могу сказать точно. Но не так много как в тот раз.

Я также не знал, сколько тарнсмэнов приняло участие в этой атаке. Но думаю, что мой друг не сильно ошибся в своем предположении, по крайней мере, оно совпадало с моими расчетами. По моим прикидкам, в первом нападении, которое застало стойбище врасплох, участвовало приблизительно двести наездников одновременно. Получается, что большинство Киниямпи, по каким-то причинам, остались в резерве. Это озадачило меня. Конечно, я мог бы предположить, что это нападение, возможно, было разведкой боем, рискованным предприятием, призванным определить характер и мощь нашей обороны. Если бы это на самом деле имело место, мрачно подумал я, то у всадников была бы вполне достаточная информация, для передачи своим вождям.

Как по твоему, почему их было так мало в этот раз? — поинтересовался я мнением Кувигнаки.

— Не знаю, — ответил он. — Но возможно причина в тщеславии. Если меньшее число нападает на большее, в этом больше славы.

Я улыбнулся сам себе. Возможно, Кувигнака был гораздо ближе к истине. Увлекшись прозаическими категориями военной арифметики и логики, я совершенно пренебрег менталитетом врага, который, в некоторых случаях, особенно имея дело с краснокожими, мог быть эксцентричным и необычным, по крайней мере, когда рассматривается с точки зрения иностранца. Если для врага слава важнее, чем просто результат войны, вычисленный в затратах и бойцах, то соответственно имея с ним дело следует вносить определенные коррективы в отношение к нему.

— Но, в действительности это не наш путь. Выживание важнее славы, — задумчиво добавил Кувигнака.

— Тогда, почему их так мало пошло в атаку? — раздраженно спросил я.

— Я не знаю, — пожал плечами мой друг.

Я был действительно раздосадован. Опять мои соображения пошли слину под хвост. Теперь, я не больше, чем Кувигнака, понимал смысл недавней атаки.

— Смотрите, — крикнул краснокожи воин, указывая в небо.

— Вижу, — отозвался я.

Одинокий тарнсмэн появился высоко в небе, держа курс к линии Желтых Ножей. Он приземлился среди них.

— Вот теперь они скоординируют свои усилия, — предположил Кувигнака.

— Я тоже так думаю, — мрачно ответил я.

Глава 28 Битва продолжается

— Ты видишь? — спросил Кувигнака.

— Да, — кивнул я.

Перед строем Желтых Ножей, на расстоянии приблизительно трехсот ярдов от нас, на западе, взад и вперед носились всадники с копьями украшенными перьями.

День уже далеко перевалил за вторую половину.

— Они готовятся к нападению, и призывают своих воинов быть храбрыми, — пояснил мне Кувигнака.

— Понятно.

Я снова занял свое место в шеренгах Кайилы. До этого я успел проехать по периметру наших тыловых линий обороны, и уже во второй раз, осмотреть размещение лучников, расстановку кольев, натяжку верхних сетей. Надо признать, что все было в порядке. Если бы я решил что, что-то идет не так, я бы передал свои предложения Кувигнаке, тот, в свою очередь, объяснял их Хси. А уже он доносил их до внимания Махпиясапы или Кахинтокапы — «Того, Кто Идет Впереди», кто отвечал за этот сектор нашей обороны. Кахинтокапа из клана Касму, был членом престижного воинского сообщества Наездников Желтой Кайилы. Подобная окольная процедура, если у нас было время для ее нормального функционирования, казалась желательной и Кувигнаке и мне самому. Мы вполне обоснованно сомневались, что Махпиясапе или Кахинтокапе очень понравится получать рекомендации напрямую от двух товарищей занимающих столь низкое положение в стойбище. С другой стороны Хси был предельно честен, к крайнему нашему удивлению, и довел до сведения своего отца и Кахинтокапы источник его более ранних рекомендаций по защите от атак Киниямпи. То, что он не просто рассмотрел мои предложения, а учел их и передал, именно как мои Махпиясапе или Кахинтокапе, поразило и меня и Кувигнаку. Ни один из нас не ожидал этого, только не от Хси, от которого прежде мы если что и могли ожидать, то лишь высокомерие и тщеславие. Также, к нашему удивлению, когда мы приехали, чтобы присоединиться к воинам, они разомкнули свои разряды, чтобы предоставить нам, занять место в строю среди них. Мы не сбежали. Мы не пошли, чтобы отсиживаться с женщинами и детьми. Мы пришли с трофейными щитами и копьями. Они дали нам место в боевых порядках. И тогда, мы оба, тот, кто носил женское платье, и тот, кто был лишь рабом, заняли наше место среди них.

— Я думаю, что они вот-вот начнут, — предположил Кувигнака.

— Да, — поддержал я его.

В тылу нашей шеренги я заметил Кахинтокапу. Он тоже увидел меня и, приветствуя, поднял руку открытой ладонью ко мне. Я возвратил ему этот жест. Это было почти, как если бы я не был рабом. У него был щит, но, как и прежде спрятанный в чехле. Если бы он планировал сейчас вступить в сражение, чехол, конечно, был бы уже удален.

— Похоже, они ждут подхода Киниямпи, — заметил Кувигнака.

— Я тоже так думаю.

Перед возвращением на мое место в строю, я задержался, чтобы повидаться с Грантом. Мы встретились неподалеку от места, укрывались женщины и дети. Сам торговец, с некоторыми из женщин, выхаживал раненых. Васнаподхи помогала ему. То, что мы отбили нападение Киниямпи, здорово вдохновило его.

— Стойбище может быть удержано, я уверен в этом! — заявил он.

— Я надеюсь на это, — ответил я.

— Желтые Ножи достигли довольно многого, — заметил Грант. — Они уже получили многочисленные табуны кайил, много трофеев и женщин. На их стороне больше нет фактора внезапности. Я знаю таких мужчин. Они скоро уйдут. Получение больших трофеев грозит им слишком большими потерями.

— Но они все еще не ушли, — напомнил я.

— И я не могу понять этого, — признал Грант.

— Не более чем я, — признался и я своему другу.

Для меня казалось странным, что Желтые Ножи, после того, как им ясно дали понять какие трудности их ждут при прямом штурме стойбища, все еще не ушли. Этого трудно было ожидать от краснокожих.

— Они не собираются покидать поля боя? — спросил торговец.

— Не похоже.

— Интересно, — сказал он, задумчиво.

Когда мы попрощались Грантом, я сделал небольшой крюк и посетил остатки вигвама советов, хотелось осмотреть их. От величественного сооружения остались лишь его шесты. Это была главная цель первой атаки Киниямпи — Летунов. Из рассказов я знал, что на вигвам обрушился ливень из сотен стрел. Кожаные стены вигвама были плохой защитой, и то, что происходило внутри, да и снаружи, можно назвать одним словом — резня. Ничего удивительного, что Ватонка не стремился посетить совет. Махпиясапе с Грантом просто повезло, что они были вне стойбища во время первого нападения. Большая часть руководителей, накопленной мудрости и опыта народа Кайил, всех их кланов, погибла в течение ена. Один из немногих оставшихся в живых был Кахинтокапа. Он прорезал кожу вигвама и сбежал незадолго до того как специальная группа Желтых Ножей прорвалась сюда через стойбище. Именно они добили раненых и сожгли вигвам.

Подобная группа напала на вигвам танцев. Этим группам тогда удалось уйти. Практически сразу после нападения, самоорганизовалось сопротивление, во главе которого встали Махпиясапа и Кахинтокапа. Я осмотрел потемневший круг, в общих чертах обозначенный длинными шестами. Внутри, все так же лежали тела убитых, и точащие вертикально из земли бесчисленные стрелы. Это действительно был темный и кровавый день для народа Кайил. Многое, кстати, озадачило меня в этом нападении вообще, и непонятный союз и сотрудничество Желтых Ножей и Киниямпи в частности. Они не были традиционными союзниками. Мне казалось необычным, что они действовали столь тщательно скоординированным способом. Союзы между племенами, недружественными друг другу обычно, возникали только для совместного сопротивления вторжению в Прерии белых. Другая особенность нападения лежит в характере его разработки. Это не соответствовало норме, ограниченным, коротким, почти ритуальным стычкам, столь распространенным среди краснокожих. Например, показное предложение поддельного мира, чтобы заманить верхушку племени на небольшую площадь, чтобы там подвергнуть их опустошительному нападению. Все это лежало не вне интеллекта или военных хитростей краснокожих, это вообще было абсолютно не типичным для их подхода к военным действиям. Конечно, это был неожиданный вид военного планирования, чтобы быть рожденным в Прериях. Подобное имело мало общего с традициями чести и дотошным подсчетом купов. Наконец, почти непостижимым, учитывая природу верований краснокожих, было то, что нападение было предпринято во время празднеств. Для Прерий, это сродни чему-то вроде богохульства или кощунства.

Мне было трудно представить, что Желтые Ножи, сами краснокожие, могли додуматься до такого. Похоже, мне довелось стать свидетелем появления в Прериях новой формы военного искусства, принятия на вооружение новой тактики. Безусловно, я должен был признать, что подобная тактика, особенно, что касается сговора с Ватонкой, очевидно убитого позже теми, интересам кого он служил, была довольно эффективна. Это было бесспорно.

Я снова осмотрел тела и стрелы, разбросанные внутри остатков вигвама советов. Меня не радовало увиденное. Я развернул кайилу и направился к своему месту в строю.

Возвращаясь к передовой линии обороны, я миновал стойло с несколькими кайилами, привязанными под маскировочной сетью, отметив для себя, что их было явно недостаточно для всех тех, кто должен был бы воевать верхом. Я проехал мимо большого склада мяса, снятого женщинами со стоек для сушки, и уложенного на покрывала под сетью. Это мясо было жизненно необходимо для народа Кайил. Оно было тем, что стояло между выживанием племени долгой суровой зимой и потерей многих жизней посреди холода и снега. Я заметил несколько цепочек и кругов рабынь. Большинство были раздеты, связаны собственными волосами и стояли на коленях. В большинстве случаев гореанские владельцы требуют от своих рабынь отращивать длинные волосы. Такие волосы чувственно красивы в распущенном виде, а кроме того позволяют использовать разнообразные прически, для демонстрации новых измерений очарования рабыни. А еще, это полезно с эротической точки зрения, и это хорошо известно и владельцам и их рабыням, длинные волосы могут быть использованы при исполнении рабыней своих основных обязанностей по обслуживанию своего господина, что может увеличить и углубить его удовольствие. Ну и конечно в отсутствии более привычных приспособлений, таких как, скажем, веревки, ремни или изящные, стальные кандалы, волосы достаточной длины могут послужить и для связывания.

Следует также упомянуть и чисто коммерческую ценность длинных волос. Помимо очевидного факта, что они могут улучшить цену девушки при ее продаже или перепродаже, их можно также состричь и продать. Свободные женщины иногда покупают волосы для париков или шиньонов. Конечно, им всегда заявляют, что те волосы, что они покупают, получены только от свободных женщин, но можно не сомневаться, что чаще всего это оказываютсяволосы, состриженные с рабынь.

Что интересно, женские волосы ценятся еще и как материал для тросов катапульт. Они не только прочнее пеньковых, но и обладают лучшей стойкостью погодным условиям, меньше реагируя на изменениями влажности и температуры. Когда город попадает в осаду, особенно в длительную осаду, то даже свободные женщины зачастую состригают свои волосы, жертвуя их на оборону родного города. Учитывая обычное тщеславие гореан, как мужчин, так и женщин, по отношению к своей внешности, это — патриотическая жертва огромной значимости. При этом не менее существенно, и это все отлично понимают, что если женщина попадает в руки врага без волос, остриженная наголо, то ее может ожидать участь стать самой низкосортной рабыней, для работ в сельском хозяйстве или на фабриках. Иногда, по-прошествии времени, когда волосы начинают отрастать, надсмотрщики замечают, что в их руки попала невероятная красотка. Они частенько прячут таких женщин от своего начальства, держа их для себя. Кстати, дополнительная ценность длинных волос рабыни, состоит в том, что они дают владельцу еще большую власть над нею, поскольку он — господин, и это — его решение, заслужила ли она иметь такое роскошное украшение. Одна из команд которую гореанская женщина больше всего боится услышать, неважно является ли она еще пленницей или уже рабыней — «Остричь ее».

Позиция, стоя на коленях — конечно, наиболее подходит для рабынь. Рабыня обычно принимает такое положение, если оказывается в присутствии господина или любого свободного человека, и остается в нем пока ей не разрешат встать. Это также — наиболее распространенная позиция, принимаемая ей перед хозяином, например, в ожидании его требований или команд. Обычно, именно в этой позе, кроме тех случаев, когда от нее потребуют лечь на живот, она будет разговаривать со своим владельцем, отчитываясь ему о выполнении работы, выясняя его пожелания, отвечая на вопросы, и так далее. Некоторые владельцы одобряют эту позицию, и для простой беседы. Большинство рабовладельцев, кстати, очень любит поговорить со своими рабынями, в конце концов, рабыня непросто деловой партнер для ведения общего бизнеса, она — ценное имущество, она — сокровище, и она — его собственность.

Некоторые гореане полагают, что Свободное Партнерство, является своеобразной формой рабства по контракту, это конечно, не совсем верно, но с другой стороны, если бы больше женщин относилось к такому мнению серьезно, у меня нет сомнений, что такое Свободное Партнерство, для многих пар, было бы намного полезнее, чем сейчас. Находясь в такой интерпретации семейных отношений, фактически рабынями по контракту, они могли бы лучше подготовиться к своему действительно полному рабству. Просто, принимая во внимание отношения господства и подчинения и потребности женской натуры, для женщины нет никакой совершенной и подходящей альтернативы бескомпромиссному, полному и тотальному рабству. С тех пор как на Горе это было узаконено и легализовано, здесь состоялся союз природы и цивилизации, союз, в котором цивилизация больше не является антитезой природе, а скорее дополняет и расширяет ее, союз, в котором естественные отношения приняты и поддержаны.

То, что большинство стоящих на коленях женщин было раздето, не означало, что все они были из отдаленных стад. Скорее всего, к настоящему времени те стада, по большей части, уже попали к Желтым Ножам. Скорее обнажение этих женщин, большинство из которых, по-видимому, было частными рабынями обитателей стойбища, было мерой предосторожности и безопасности перед лицом противника. Голой женщине трудно скрыть оружие. То, что большинство женщин было связано, также сделано из соображений безопасности. Гореанам, во времена кризиса или опасности, свойственно обездвиживать своих рабынь. В такие времена, рабыни, как другие животные, должны находиться под строгим контролем. Это не позволит им, например, начать бегать в ужасе, и тем спровоцировать панику и беспорядки. Точно так же рабыни должны быть абсолютно неспособными, даже если они того желают, как-либо вмешиваться в оборону или подстрекать нападавших. И в любом случае, они должны быть лишены возможности использовать возникший беспорядок в своих интересах, возможно чтобы, по-дурацки, попытаться сбежать. В боевых действиях, они — призы, а не участники. Беспомощные, они должны принять его результат. Позже у них еще будет достаточно времени, чтобы узнать свою судьбу.

В основном, для их связывания, использовались два различных метода. В одном запястья женщины были связаны впереди, волосами женщины сидящей перед ней. Ее собственные волосы использовались как путы для запястий следующей женщины, и так далее. Некоторые из этих женщин сидели в линию, других замкнули в круги, волосами последней женщины связав запястья первой. В другом методе руки женщин, связали за спиной волосами женщины, которая, стояла на коленях позади нее, с низко опущенной головой.

Так же как и в первом случае, некоторые сидели цепочкой, а другие кругами, где руки последней женщины, привязаны к волосам первой. Этот второй метод связывания волосами, когда женщины вытянуты в цепочку, кстати говоря, напоминает, весьма, распространенный способ формирования каравана, осуществляемый с помощью относительно коротких веревок, приблизительно пять футов длиной каждая. В этом случае, руки первой женщины связаны сзади веревкой, свободный конец которой, привязывают к шее женщины стоящей позади, и так далее. Преимущество этого способа формирования каравана состоит в том, что женщины могут быть легко забраны из него, или наоборот добавлены.

Подобный караван, конечно, может быть сформирован и с помощью цепей, где каждый участок цепи, на одном конце имеет пару рабских наручников, а с другой стороны, с замыкаемый ошейник. Последней женщине каравана, конечно, надевают ошейник, связанный с ей собственными кандалами. Преимущество цепей перед шнурам, конечно, состоит в том, что цепь нельзя перегрызть. Некоторые из девушек скрытых под маскировочной сетью связаны более обычными способами с помощью веревок и шнуров. А были и те, кого не стали привязывать вообще. Примером была Оипутаке, или Поцелуй, которую я хорошо знал. Именно она донесла до нас факт, что Желтые ножи в стойбище были не гражданскими, а военными вождями.

— Господин! — крикнула она, протягивая ко мне руки.

— Тихо, рабыня, — строго сказал я ей, проезжая мимо.

— Да, Господин.

В настоящее время, у меня не было никакого желания разговаривать с ней. И она не могла последовать за мной, поскольку стояла в пределах маленького круга, вероятно прочерченного на земле пяткой мокасина. Это был круг заключения, который она не могла покинуть без разрешения свободного человека. Но я придержал свою кайилу около белокурой девушки, лежащей на животе в грязи. Она задрожала, узнав, что это я остановился около нее.

— Кто Ты? — спросил я.

— Я — безымянная рабыня Котанки из клана Висмахи, — без запинки ответила она.

Она была рабыней, ранее использовавшейся Желтыми Ножами в качестве, девушки-живца, ее назначением было отвлекать или завлекать воина противника. Котанке повезло, его не смогли убить, а приманка теперь принадлежала она. Я подозревал, что судьба ее не будет легкой. Она носила «узы желания владельца». Их наложил на нее Грант. Она лежала на животе, а ее запястья были скрещены за спиной, то же самое положение занимали и ее лодыжки. Она была «связана», и не могла пошевелиться, притом, что на ее теле не было веревки или ремня. Она была «связана желанием владельца». Она не могла изменить этого положения, пока на то не будет разрешения свободного человека. Изменить позу для нее означало немедленную смерть.

Скакавшие перед строем Желтых Ножей воины, вернулись на свои места в шеренгах. Кайилы врага теперь были направлены на нас.

— Готовьте ваши копья, готовьте ваши ножи, — призывал Махпиясапа, проезжая перед нашими шеренгами. — Пусть глаза ваши будут верными. Пусть движения ваши будут быстрыми и уверенными. Может ваша боевая магия будет сильной!

— Они скоро начнут, — сказал Кувигнака.

— Да, — согласился я.

— Чего же они ждут? — нетерпеливо спросил молодой краснокожий воин.

— Киниямпи, — мрачно ответил ему другой.

Я бросил взгляд в сторону Хси, и увидел, что его щит дернулся, как если бы жил отдельной жизнью. Но воин быстро вернул его на место. Я почувствовал, что волосы у меня на затылке встали дыбом, а все тело покрылось гусиной кожей.

Это движение щита не было незамечено Махпиясапой, и он подъехал к сыну.

— Что случилось с твоим щитом? — хмуро спросил вождь.

— Все в порядке, — ответил Хси.

— Иди в тыл. Не стоит тебе драться, — велел Махпиясапа, и поехал прочь от него.

Однако Хси, не покинул своего места в нашем строю.

— Может, Киниямпи не придут, — понадеялся воин справа.

— Киниямпи! — раздались голоса в тылу, и крик этот волной прокатился по нашим рядам, передаваемый от мужчины мужчине.

Я оглянулся назад.

— Это — Киниямпи, — подтвердил Кувигнака, следом за мной оглядываясь назад.

— Да.

Они накатывали двумя волнами, двумя темными тучами, одна с востока, вторая с юго-востока.

Теперь все наше внимание было сосредоточено на Махпиясапе, в ожидании его сигнала. Вождь пока скакал перед нашим строем, потрясая копьем.

Теперь у нас уже не было сомнений относительно того, какую тактику Киниямпи применят, на сей раз. Едва ли они повторят свою ошибку и начнут прямой, штурм нашей обороны с бреющего полета. Теперь им оставалось только одно, со средней высоты поливать нас дождем из стрел, причем сделав это одновременно с атакой Желтых Ножей. Поскольку мы могли защитить себя от стрел, просто подняв щиты, то было очевидно, что наши враги будут действовать согласованно. При такой атаке, если мы отражаем удар Желтых Ножей, то мы не можем, в то же самое время, защищаться от стрельбы сверху. И наоборот, если мы попытались бы защититься от стрел с воздуха, поднимая наши щиты, то мы подставились бы под пики Желтых Ножей. По-моему, нам оставалось только ждать атаки кавалерии врага под маскировочной сетью. Это делало стрельбу из лука с тарнов не такой эффективной для Киниямпи, но это же, даст Желтым Ножам взять разгон для атаки. Но, кажется, у нашего вождя было другое мнение.

Как только Махпиясапа опустил копье, мы накинули на наши тела желтые шарфы и другие полосы желтой ткани. Это был тот самый сигнал, что использовали Ватонка, военные вожди Желтых Ножей, Блокету, Ивосо и другие, чтобы показать себя, как союзников, и не быть обстрелянным Киниямпи.

Махпиясапа вновь поднял и опустил свое копье, и затем указал им на строй врага.

Все как один, визжащие кайилы, подвывающие воины, развевающиеся перья, опущенные копья, все наши шеренги бросились на врага.

Мы вмялись в их строй, перемалывая, поражая, опрокидывая, поднимая на дыбы кайил, всего за ин до того, как земля потемнела от пугающих, стремительно движущихся теней Киниямпи.

Схватка была короткой, возможно всего четыре или пять енов, и Желтые Ножи, с воем и криками, на полной скорости, бежали прочь, оставляя поле боя. Я поднял свое покрытое кровью копье приветствуя Кувигнаку. Киниямпи, также, отступили. Едва ли дюжина стрел упала среди нас. Те из них, кто нашли себе цели, отдыхали теперь в телах Желтых Ножей. В каком же недоумении должны были оказаться Киниямпи, увидев под собой изобилие желтых знаков. Конечно, они быстро поняли, что большинство из этих символов могли бы носить Кайилы, и, в полете, стремительно перемещаясь, пусть и не сразу, почувствовав сомнения, они в большинстве своем, прекратили стрельбу.

— Они не вернутся! — радостно кричал воин неподалеку.

— Смотри за сигналом Махпиясапы, — напомнил другой. — Возвращаемся к нашим вигвамам!

Мы повернули наших кайил, и медленно без спешки, очень довольные собой, усталые, но ликующие от нашей победы, направились назад к стойбищу.

— Смотрите! — закричал мужчина, указывая назад, едва мы достигли нашей линии обороны.

— Я не могу в это поверить, — прошептал другой.

Мы оглянулись назад, в те триста — четыреста ярдов свободного пространства, ставших полем боя. На гребне возвышенности, снова появились, четко очерченные на фоне неба, шеренги Желтых Ножей.

— Они перегруппировались, — заметил я.

Это было очевидно, и все же я не ожидал этого. Это свидетельствовало о такой дисциплине, которую я никак не предполагал встретить среди только что разбитых краснокожих, по крайней мере, не так быстро.

— А я-то думал, что они ушли, — удивился мужчина рядом.

— Я, тоже, — поддержал его другой.

— Само собой, они взяли достаточно много женщин и кайил, — продолжил первый. — Они уже должны были давно уехать.

— Кажется немного смысла для них, продолжать дальнейшую борьбу, — согласился второй.

— За продолжение боя им придется дорого заплатить, — включился в обсуждение еще один краснокожий.

— И все же они здесь, — заметил первый.

— Да.

— Это совсем не похоже на Желтых Ножей.

— Я ничего не понимаю, — признался первый товарищ.

— И я тоже, — добавил второй.

Я и сам задавался вопросом о новом появлении отрядов Желтых ножей.

Уже опускались сумерки, и это, также, было озадачивающим. Краснокожие, в целом, предпочитают избегать драться в темноте. В темноте трудно отличить своих от чужих, и в отсутствие униформы, друзья могут быть слишком легко принятым за врагов. Некоторые дикари, предпочитают избегать ночного боя по причинам связанным с магией. Есть много теорий, связанных с подобными традициями, но я упомяну лишь две. Первое — это, если человек убит ночью, у него могут, вполне буквально, возникнуть трудности в обнаружении его пути к миру духов из-за темноты. Второе — это то, что человек убитый ночью может счесть, что двери загробного мира для него закрыты. Эти верования, или другие подобные, служат препятствием для ночного боя. Трудно сказать, что первично в данном случае, неприятие ли этого основано на таких верованиях, или сами верования могли установить препятствия ночным сражениям, со всеми их беспорядками, тревогами и ужасами. Но нет сомнений, что многие краснокожие относятся к таким верованиям с большой серьезностью. Жизненное пространство и сознание краснокожего, и это надо ясно понято, очень отличаются от того же, скажем, у светского рационалиста или у ориентированного только на науку объективиста. Одна из наиболее распространенных и серьезных ошибок, которые могут быть сделаны в межкультурных отношениях, это предполагать, что все люди встреченные вами ничем от вас не отличаются. На самом деле, их внутренний мир, основанный на их окружающей среде и личном опыте, может очень сильно отличаться от вашего. Если то, как он думает, не будет принято во внимание, то вероятно, он покажется вам иррациональным, эксцентричным или глупым. С другой стороны, должным образом понятый применительно к его условиям, его внутренний мир может оказаться не менее правдоподобным, чем ваш. Это сказано не для того, чтобы подвести к мысли, что нет ничего общего между внутренними мирами, а чтобы объяснить, что не все мы разделяем один и тот же внутренний мир.

Из строя нашего отряда послышались удивленные и тревожные голоса.

— Почему они не уходят?

— Уже скоро будет совсем темно.

— У них должна быть очень сильная магия.

— Возможно, это так.

Я видел, что Хси, в очередной раз, изо всех сил попытался взять под контроль свой щит. После некоторых усилий ему это удалось.

— Чего они ждут?

— Смотрите! Их ряды открываются.

— Что-то проходит через них.

— Это — слин.

— Нет.

— Оно на четвереньках!

— Конечно же, это — слин!

— Оно слишком большое, чтобы быть слином.

— Аи-и-и!! Оно встает. Оно идет на двух лапах!!!

— Оно — существо из мира духов!!!

— Это — магический помощник Желтых Ножей!!!

Почти в то же самое время, из нашего тыла раздались крики ужаса.

— Всадники! — услышали мы. — Всадники!

Мы начали разворачивать наших кайил. Из-за стойбища, откуда донеслись первые крики, послышались звуки характерные для движения множества кайил, визг и фырканье, топот когтистых лап. А затем на максимальной скорости, с развевающимися вымпелами, нацеленными копьями, блестящими щитами, в стремительной, выверенной, ошеломительной атаке, волны всадников захлестнули стойбище.

— Это — бледнолицые! — послышался изумленный крик.

Я увидел, как бегущую краснокожую женщину, ударили копьем в спину точно между лопатками. Копье было выдернуто из еще не упавшего тела, что говорило о высоком профессионализме бойца.

— Бледнолицые! — закричал мужчина около меня.

Я видел, другого мужчину, лучника выпустившего стрелу и отпрыгнувшего в сторону, в попытку уклонится от всадника, но уйти ему не удалось, он был заколот следующим всадником, одним из следующей волны, бойцы которой поддерживали первую.

В таком типе построения, учитывая скорость верховой кайилы, дистанция между последовательными волнами составляет приблизительно сорок — пятьдесят футов. Предполагается, это расстояние предоставляет следующему наезднику достаточное время для реакции. Если первый наездник пропускает цель, у второго, таким образом, есть время, чтобы принять решение и прицелится. В то же время, для обороняющегося, который может, уклоняясь от первой волны атаки даже потерять равновесие, за отведенное время будет очень не просто избежать второго нападения. Его проблемы становятся еще неразрешимее, при неизбежном прибытии последующих волн всадников. Основная цель такого построения всадников состоит в том, чтобы добить обороняющегося, который, возможно, избежав смерти на линии атаки одного наездника, почти немедленно попадает под удар другого. Нападающего в такой ситуации поддерживают и определенные психологические факторы. Поскольку внимание обороняющегося поглощено уходом от одного нападения, то он менее подготовлен эффективно реагировать на другое. Это, тот самый момент, в течение которого боец может оказаться в пределах досягаемости копья всадника следующей волны. Но надо добавить, что подобный стиль атаки вообще бесполезен против врага, защищенного брустверами, ямами или кольями, или тренированной пехоты, с ее длинными пиками, которые опираясь торцом в землю, направляясь по диагонали вверх, своими наконечниками пробивают набегающих животных вместе с их наездниками. Также подобная атака окажется неэффективной против другой конницы, поскольку позволяет ей проникать внутрь собственного построения. Короче говоря, то, что мы видели сейчас, было эффективно только против нетренированной пехоты или против почти любого пешего врага вне плотного строя.

Наконечник копья прошел через шею лучника, и он пораженный всадником, кувыркаясь, полетел на землю.

— Бледнолицые! — слышал я со всех сторон.

— Поворачивай! — закричал Махпиясапа. — В бой! Защищать стойбище!

Наши шеренги развернулись на месте, и воины Махпиясапы, с дикими криками и воем, поднимая пыль, подныривая под веревками и петляя между вигвамами устремились в тыл, навстречу новому врагу. Я занимал свою позицию в строю.

Белые, несомненно, были наемниками капитана Альфреда из Порт-Олни, пришедшего в Прерии во главе отряда из примерно тысячи солдат и с семнадцатью кюрами — карательной командой со стальных миров. Их задачей было найти Безухого — Зарендаргара, бывшего боевого генерала кюров, который командовал снабженческим комплексом и контролировал сосредоточение их войск, в гореанской Арктике, тех, что готовились, чтобы поддержать запланированное вторжение кюров в Гор. Этот комплекс был разрушен ядерным взрывом, но полученные мной данные свидетельствовали, что Зарендаргар спасся, и должен находиться в Прериях. Когда-то мы с Зарендаргаром, там, на севере, как воины, как равные, разделили пагу. Потому-то я и пошел в Прерии, что хотел предупредить его относительно возникшей опасности. Из-за этого я и стал рабом в племени Кайил. А отряд Альфреда, вместе с обозом поселенцев, с которыми тот соединил силы, подвергся внезапному нападению. Боя как такового не получилось, скорее, имела место бойня. Альфред, однако, приблизительно с тремястами — четырьмястами всадниками, оставив всю свою пехоту на убой, бежал на юго-восток. Именно с юго-востока пришло стадо кайилиаука, прибывшее необычно рано. Именно с юго-востока, появились Киниямпи.

Ранее я предполагал, что Альфред и его наемники возвратились в цивилизацию. Теперь я понял, что это было ошибочно. Так или иначе, они вступили в союз с Киниямпи и возможно через них, и в силу некоторых особых соображений, характер которых как мне кажется, я теперь понял, оказались в состоянии, вступить в контакт, и договориться о совместных действиях с Желтыми Ножами. Ужасная загадка внезапно разрешилась. Дисциплина Желтых Ножей теперь стала более многозначительной. Также, стала очевидна причина их готовности сражаться в полутьме сумерек. Внезапно, совершенно понятными, стали такие нетипичные для Прерий хитрости, как показное предложение ложного мира, фальшивый предлог для созыва совета, чтобы собрать и уничтожить всех высокопоставленных мужчин племени Кайил, и даже беспрецедентное кощунство нападения во время больших танцев и празднеств. Эти вещи совершенно ясно указывали не на военные хитрости Прерий, а чуждое Прериям ведение военных действий, на стратегию совсем другого интеллекта. Теперь, даже такой маленький штрих, как вторая атака Киниямпи малыми силами стал понятен. Как я и предположил это действительно была разведка боем, чтобы определить слабые места нашей обороны, прежде, чем ввести главную силу до того хранимую в резерве. Это были тактика и стратегия высоких городов Гора, а не Прерий, военное искусство белых солдат, а не краснокожих дикарей.

Я с ужасом посмотрел назад на строй Желтых Ножей. Как я и ожидал, они пришли в движение. Их копья уже были в положении для атаки. Их кайилы постепенно разгонялись. К тому времени, когда они достигнут стойбища, их кайилы, наберут максимальную ударную силу. Воины Желтых Ножей теперь обтекали существо, которое ранее вышло из их рядов. Оно возвышалось в траве приблизительно на восемь футов, подняв свои косматые руки, огибаемое скачущими мимо воинами. Это был кюр. Мы попали под удар с двух фронтов.

Позади меня началось сражение. Я обернулся, и увидел, что солдаты срезали часть маскировочных сетей.

— Киниямпи! — услышал я дикий вопль. — Они приближаются снова!

— Это — конец, — подумал я. — Кюры победили.

Кюры, теперь, объединенные с Желтыми Ножами, и поддержанные Летунами — Киниямпи, могли методично и беспрепятственно прочесывать Прерии, в поисках Зарендаргара, и если весь народ, все племя Кайил, могут встать на их пути, то почему бы не уничтожить этот народ?

Я услышал вопли приближающихся Желтых Ножей.

Тогда я повернул свою кайилу и направил ее к задней части стойбища.

Глава 29 Как получилось, что Грант выжил

Рабыня закричала, отброшенная в сторону грудью моей кайилы. Отлетая от животного, она развернулась, при этом я успел заметить, что ее руки были связаны за спиной, и потеряв равновесие и повалилась на землю. Передо мной мелькнули испуганные глаза другой девушки, рабыни, державшей связанные волосами руки перед лицом. Волосы, свободно свисали с запястий, по-видимому, они были торопливо отрезаны у девушки, что сидела перед нею в цепочке. Ее собственные волосы, были точно так же безжалостно срезаны, на затылке, чтобы освободить девушку позади нее.

— Бегите! — кричала свободная женщина. — Бегите! Спасайтесь!

Я видел, как еще одна свободная женщина резала волосы других стоящих на коленях красоток, освобождая их от пут, чтобы они могли бы попытаться сбежать.

Другая женщина в этот момент срезала путы со щиколоток симпатичной рабыни, связанной более традиционно тугими шнурами из сыромятной кожи. Когда шнуры отлетели в сторону, я успел заметить темно-красные круги на лодыжках девушки, я сомневаюсь, что она будет в состоянии хотя бы встать на ноги в течение нескольких ен.

Я понукал свою кайилу, протискиваясь вперед сквозь толпу.

В стороне я заметил Оипутаке.

— Где Котанка? Я — рабыня Котанки! Где Котанка! — Плакала девушка, что раньше служила рабыней-живцом, и которую я захватил, но оставил в живых, поскольку Котанка принял ее как рабыню.

Снизу послышался отчаянный женский крик боли, моя кайила переступая через упавшую рабыню, задела ее лапой. Я увидел другую девушку, чуть в стороне, лежавшую на земле и дрожавшую. На ее спине был виден отпечаток лапы кайилы. Похоже, другие наездники, уже продали этот путь незадолго до меня.

Слева и впереди меня, был срезан большой участок верхней сети. Некоторые рабыни оказались пойманными под ней. Это конечно, была не ловчая сеть, всего лишь маскировочная, предназначенная для того чтобы сбить прицел тарнсмэнам. Таким образом, эти рабыни не запутались. Я подумал, что это могло бы оказаться самым безопасным место в стойбище, и для них было бы разумно оставаться там, где они оказались. Киниямпи, скорее всего, стали бы стрелять по голой белой рабыне, не более чем по кайиле без наездника. Оба животных попадали не в категорию врага, а скорее в категорию добычи. Пожалуй, сейчас для девушки было бы более опасно прятаться в вигваме, где Летуны могли принять ее за краснокожего и расстрелять сверху стрелами, прямо сквозь кожу. Я ткнул моим копьем вверх, сквозь сеть, пробивая тело солдата, пытающегося ее срезать. Он скорчился на сети, а затем упал и перевалился через ее край.

Наконец мне удалось выбраться из загона для рабынь.

На мой взгляд, сражение было безнадежно проиграно.

Я услышал тяжелый звон тетивы арбалета, и воин Кайила откинулся назад и соскользнул со спины кайилы.

Снова раздался крик свободной женщины.

— Бегите! — кричал проезжавший мимо мужчина. — Бегите!

Я оглянулся назад и усмехнулся. Желтым Ножам придется пробираться через загон полный объятых паникой рабынь.

— Подходят Желтые Ножи! — выкрикнул я, указывая назад. — Желтые Ножи, с запада!

Махпиясапа встревожено осмотрелся, мимоходом отражая удар копья.

Темная тень помчалась мимо меня. И я рефлекторно вскинул щит, в который сверху вонзилась стрела.

Мимо пробежал испуганный ребенок.

— Формируйте строй, — зычно прокричал команду Махпиясапа. — Колонна на восток! Колонна на запад! Женщины и дети между колоннами!

Я увидел, как Хси, хитрым уколом, миновав щит солдата, выбил врага из седла. Такой удар мог нанести только опытный воин.

Вопящие Желтые Ножи уже наваливались на нас. Наш строй оказался прорван в нескольких местах, и мы оказались нарезаны на небольшие изолированные отряды. Сражение, и без того плохо управляемое, превратилось в беспорядочную, кровавую свалку.

Я увидел, как Кувигнака покатился по земле, поднимая пыль, его животное скакало прочь. Не раздумывая, я повернул свою кайилу, и напирая ей на чье-то животное, оставшееся без наездника, стал отжимать его в сторону моего друга. Кувигнака уже был на ногах, голова была залита кровью. Пеший Желтый Нож, бросился на него, занося нож для удара. Столкновение, и Желтый Нож завалился на спину, поливая кровью из разрезанного горла землю стойбища Кайил. Кувигнака залитый своей и чужой кровью твердо стоял на земле с ножом был в руке. Я на время потерял его из виду, поскольку между нами пробежали два воина, а когда увидел снова, он уже выдернул копье из тела павшего Желтого Ножа. Я тащил, фыркающую и визжащую кайилу без всадника к Кувигнаке, держа ее за уздечку. Мой друг оказался на спине животного едва только я оказался в пределах досягаемости.

Я увидел, как Махпиясапа ударил своим копьем воина врага.

— Щиты наверх! — закричал я.

Град стрел обрушился на нас. А следом гигантские крылья взрезали воздух над нашими головами, Поднятый ими ветер рвал нашу одежду, поднимая тучи пыли и ужаса над полем боя.

— Я здесь! — звал меня Кувигнака.

— Я должен найти Гранта! — прокричал я, глотая пыль.

Слева от меня, пробежал ребенок, держа в руках копье солдата, следом в панике бежали две женщины.

Я ткнул копьем в сторону очередного врага, и понукнул кайилу к тому месту, где Грант ухаживал за раненными.

Это место походило на разрытое кладбище. Вся территория была покрыта скрюченными телами убитых и искалеченных. Я задавался вопросом, смог ли кто-нибудь убежать отсюда. Вигвамы, хотя не все, были развалены и сожжены.

— Аи-и-и-и! — услышал я дикий крик. Я вскинул щит, но Желтый Нож с круглыми от ужаса глазами и развевающейся на одежде бахромой, бросился в другую сторону.

— Там что-то происходит, — показал вперед Кувигнака, следовавший в половине корпуса кайилы позади меня.

Мы послали наших животных на небольшую возвышенность, а затем вниз по склону. Здесь, мы обнаружили множество разбросанных тел мужчин и нескольких женщин, что прежде помогали Гранту с ранеными.

— Грант жив! — обрадовался я.

Грант, твердо стоял на ногах, на маленьком бугорке.

— Прочь! — кричал Грант, экспрессивно размахивая руками, в сторону двух верховых Желтых Ножей, пораженно смотревших на него. — Подите прочь!

Похоже, в произошедшей здесь резне выжили только Грант и Васнаподхи, прижавшаяся сейчас позади него к земле, но крепко сжимавшая в руках поводья кайилы.

Два Желтых Ножа, вдруг, развернулись и поскакали от Гранта, словно выполняя его команду.

Присмотревшись повнимательнее к своему другу, я с трудом подавил волну отвращения. Я вспомнил, что давно, еще до того как я добрался до Кайилиаука, что близ Иханке — Границы, я расспрашивал молодого человека, погонщика тарлариона, относительно того, как получилось, что Гранту, единственному из всех белых, разрешали до сих пор путешествовать по Прериям оставаясь в полной безопасности.

— Возможно, дикари чувствуют, что у него нет больше ничего такого, из чего они могли бы извлечь пользу от Гранта, — смеялся тогда молодой человек.

— Не понял, — ответил я.

— Вы поймете, — пообещал он.

Но до сего момента, я так и не мог понять его замечание.

— Ты видишь, почему он до сих пор жив. Это связано с верованиями о мире магии и духов.

— Я тоже так думаю, — согласился я.

Я направил кайилу дальше по склону, к стоящим неподалеку Гранту и Васнаподхи. Когда мы с ним вошли в Прерии, у него помимо других товаров, был и караван рабынь. Хотя это были прекрасные женщины, но насколько я знал, он не пользовался, ни одной из них. С другой стороны, он предложил мне их для моего удовольствия и использования. При этом он ожидал от меня лишь того, что после общения со мной они лучше поймут свой новый для них статус рабынь, и до некоторой степени подготовятся к их будущим обязанностям, тем, что заключаются в обеспечения их владельцев изящными удовольствиями и обслуживанием. Он даже попросил меня преподать девственницам их первое подчинение. Одной из таковых была прежняя мисс Миллисент Обри-Уэллс, дебютантка из Пенсильвании, которая теперь стала Виньелой, рабыней Кэнки из клана Исбу, племени Кайилы. Тогда я никак не мог предположить, что вместе с ней однажды буду принадлежать тому же самому мужчине. Теперь-то мне стало понятно, почему это Грант не занялся этими столь приятными делами самостоятельно.

— Приветствую, — обрадовано поздоровался Грант.

— Приветствую, — несколько натянуто ответил я.

— Теперь Ты видишь меня, таким, каков я есть, — сказал Грант. — Не пытайся скрыть свое отвращение.

Я пожал плечами.

— Это уже было сделано с ним, — объяснил Кувигнака. — Он выглядит, как если бы его нельзя было бы убить, или как, если бы убитый, восстал из мертвых. Он смотрится как что-то из мира духов.

— Да, — вынужден был признать я.

— Иногда это оказывается полезным, — усмехнулся Грант.

Это был первый раз за все время знакомства, когда я увидел Гранта без его широкополой шляпы.

— Это было сделано со мной Желтыми Ножами пять лет назад, — объяснил он. — Я потерял сознание, а они приняли меня за мертвого. Я очнулся позже, и выжил.

— Я услышал о таких случаях, — кивнул я.

— Это ужасно, — сказал он.

— Часть кожи восстановилась, — отметил я, но при этом я отлично видел, что в большая часть головы моего друга представляла зарубцевавшийся шрам, с просвечивающей местами оголенной костью черепа.

— То немногое, что восстановилось, — с горечью сказал Грант.

— Повезло, что Ты не истек кровью, — успокоил я.

— Ты думаешь?

— Я уверен.

— Возможно, — вздохнул он.

— И многие знают об этом?

— Только Ты и не знал, — сказал Грант. — Вообще-то это не новость.

— Понятно, — улыбнулся я.

— Ну, еще Васнаподхи не знала, — добавил он. — Когда я шляпу снял, ее от избытка чувств вырвало.

— Она — всего лишь рабыня, — усмехнулся я, бросив взгляд на опустившую голову Васнаподхи.

— Ты не задаешься вопросом, почему это Грант колесит по Прериям, и почему он проводит так мало времени со своим собственным народом? — спросил мой друг.

— Стойбище вот-вот падет окончательно, и это — неизбежно, — я попытался перевести разговор в более практическое русло. — Я предлагаю, срочно уходить, пора спасать свои жизни.

— Я предпочитаю находиться Прерии потому, у краснокожих животы крепче! — зло сказал Грант, ответив на свой же вопрос.

— Всадники! — крикнул Кувигнака. — С кайилами!

Мы развернули наших кайил, готовясь к бою.

— Это — Кайилы! — приглядевшись, обрадовано сказал Кувигнака.

Пять воинов, клана Напоктан, каждый с заводной кайилой на привязи, остановились около нас.

— Женщины и дети, находятся в том направлении, — показал им Кувигнака.

— Васнаподхи, — вдруг воскликнул один из воинов. — Это Ты?

Васнаподхи, выглядевшая совершенно беспомощно, немедленно упала на колени. Губы девушки задрожали, а глаза до краев наполнились слезами. Она испуганно смотрела вверх, на краснокожего воина.

— Да, Господин! — наконец смогла выговорить она.

— Быстрее! — крикнул вожак воинов, и они быстро набирая скорость, помчались в сторону указанную Кувигнакой.

Я расслышал интонации, с которыми Васнаподхи произнесла слово «Господин» обращенное к молодому краснокожему. Это вовсе не было простая констатация факта, с которой любая рабыня могла бы обратиться к любому свободному мужчине, выражая понятную скромность и уважение перед ним. Это скорее было сказано с интонациями, как если бы он был ее истинным господином.

Грант, как я заметил, уже надел свою широкополую шляпу. Видимо, он не хотел пугать, своим видом молодых воинов.

— Это — Вайейека, — уверенно сказал я, обращаясь к Васнаподхи.

— Да, Господин, — признала она, посмотрев на меня заполненными слезами глазами. Теперь-то я понял, почему она спряталась от него в стойбище. Она просто боялась своих чувств. Я уже не сомневался, впрочем, уверен, как и сама девушка, что она всем сердцем по-прежнему любила его. По ее глазам, ее голосу, по тому, как она сказала ему «Господин», я понял, что она все еще, глубоко в душе, рассматривала себя, как его рабыню.

Грант, не менее проницательный мужчина, чем я, тоже заметил это.

Васнаподхи встала, потерянно глядя вслед всадникам. Она, с плачем, протянула руку за ними.

— Позвольте мне следовать за ним, Господин, — попросила она Гранта. — Пожалуйста!

— Разве Ты получила разрешение подняться, рабыня? — поинтересовался торговец.

Она не понимая, смотрела на него. Тогда Грант, с сильным ударом тыльной стороны ладони, сбил ее с ног, отбросив в траву. Она посмотрела на него, не веря в происходящее. В уголке ее рта появилась кровь. Грант, не церемонясь, заставил ее вытянуть руки вперед, и скрестить запястья, после чего крепко связал их одним концом длинной привязи, и за нее вздернул девушку на ноги.

— Ты ему не принадлежишь, — строго напомнил торговец. — Ты моя собственность.

— Да, Господин, — проскулила она, глотая слезы.

Грант забрался на свою кайилу. Он накинул на луку седла свободный конец ее привязи, и пообещал:

— Если мы выживаем, то тебе предстоит узнать, что твое нарушение правил заработало для твоей спины превосходную порку.

— Да, Господин, — заплакала она.

Со всем своим сердцем она хотела бы сейчас бежать за Вайейекой, но она пойдет за Грантом. Ее желание ничего не значило. Она была рабыней.

— Я был слишком поглощен самим собой, — объяснил Грант. — Иногда я позволяю подобному выходить наружу. Я благодарю вас обоих, друзья мои, за то, что с пониманием отнеслись ко мне и моим чувствам.

— Поехали, — предложил Кувигнака. — Уже почти стемнело. Надеюсь, что многим удастся покинуть стойбища, верхом или пешком.

— Надеюсь, Вы пойдете со мной? — с надеждой спросил Грант.

— Нет, — мотнул головой Кувигнака.

— Война — дело воинов, — напомнил Грант.

— Мы — воины, — гордо заявил Кувигнака.

— Тогда, желаю Вам всего хорошего.

— Мы тоже, желаем тебе всего хорошего, — сказал я.

— Оглу вастэ! — крикнул Кувигнака.

— Оглу вастэ! — отозвался Грант. — Удачи!

Он тронул свою кайилу, растворяясь в сумерках. Мы заметили, как Васнаподхи бросила полный страданий взгляд через плечо в направлении, в котором исчез ее Вайейека. Потом веревка натянулась, дернула ее за запястья, и несчастная девушка, споткнувшись побежала вслед за кайилой Гранта.

— Он — единственный человек, которого я знаю, кто пережил это, — задумчиво бросил Кувигнака.

— Само по себе, это вряд ли смертельно. Просто, обычно это делается только после смерти.

— Ты прав, конечно, — согласился Кувигнака.

— Грант кажется весьма чувствительным к этому, — заметил я.

— Тем не менее, сегодня именно это спасло ему жизнь, — сказал Кувигнака. — Он должен радоваться.

— Я полагаю, что можно привыкнуть и к этому, — пожал я плечами.

— И все же, это ужасно, — покачав головой, сказал Кувигнака.

— Безусловно, — поддержал я его, — вряд ли такое войдет моду.

— Я тоже так не думаю, — засмеялся Кувигнака.

— Он — хороший человек, — сказал я.

— Да, — согласился Кувигнака, — и славный малый.

— Согласен.

— Интересно, поймет ли когда-нибудь Васнаподхи, что Грант просто постарался, спасти ей жизнь?

— Она, несомненно, со временем поймет это, — ответил я. — Она — умная женщина.

— Махпиясапа знает, что стойбище не удержать, — заметил Кувигнака.

— Да, — поддержал я моего краснокожего друга. — Эти молодые воины вели кайил, чтобы помочь эвакуировать женщин и детей.

— Ты думаешь, этих кайил будет достаточно? — задумался Кувигнака.

— Я не знаю.

— Нет, их не хватит.

Глава 30 Сардак

Коля в разные стороны, и размахивая копьями, мы прорубились сквозь строй солдат.

— Кайила! Друзья! — закричал, подняв копье.

— Татанкаса! Кувигнака! — обрадовано крикнул мужчина.

Тонкий, рваный, закругленный строй воинов, приблизительно в сотню ярдов длиной, разомкнулся, пропуская нас внутрь. Там, за спинами воинов, толпились перепуганные женщины, дети, и кайилы.

Махпиясапа и его заместители, своим криками, движениями военных жезлов, и сигналами свистков, преуспели в том, чтобы сформировать новые шеренги, построив защитный периметр.

Мы повернули наших кайил, занимая место в оборонительной линии.

Стрелы от высоколетящих Киниямпи тут же упали среди нас.

То тут, то там, в разных точках оборонительного периметра, Желтые Ножи и солдаты, в коротких жестоких обменах ударами, проверяли наши силы.

— Никто, ни один мужчина не должен отступить, пока Махпиясапа не даст сигнал, — предупредил нас воин.

— Мы должны продержаться до темноты, — сказал другой.

— Когда стемнеет, мы должны попытаться прорваться через их линии, защищая женщин и детей.

— Я понял, — ответил я.

— Ночь будет пасмурной, — заметил кто-то. — Для Киниямпи будет трудно преследовать нас.

— Уже скоро совсем стемнеет, — послышался полный надежды голос.

— Жди сигнала Махпиясапы, — предостерег его другой.

Хси вывел свою кайилу из шеренги, подъехал, остановившись около животного Кувигнаки.

— Я не думал, что Ты возвратишься, — признался он.

— Я — Кайила, — гордо ответил Кувигнака.

Хси кивнул, довольный услышанным ответом, и вернулся на свое место.

— Я думаю, что мы можем отстоять это место до темноты, — сказал я Кувигнаке.

— И я так думаю, — кивнул Кувигнака. — Иначе здесь будет бойня.

Внезапно мы услышали звуки шаманских погремушек, и бой малых ручных барабанов. Желтые Ножи разомкнули свои ряды. Солдаты также отступили. Из образовавшегося коридора во мраке появились шаманы, с разрисованными телами, бахромой привязанной к их запястьям и лодыжкам, и начали свои камлания, с пением, топотом, прыжками и вращением. На всех были маски.

— Желтые Ножи, — испуганно сказал мужчина рядом со мной.

— Они призывают духов, — прошептал другой.

Маски, которые они носили, были большими, почти столь же широкими как их плечи. Я мог видеть лица, разрисованные желтыми полосами, сквозь ротовые отверстия масок. Сами маски, сделанные из дерева и кожи, также были раскрашены.

— Они обращаются к магическим помощникам! — крикнул испуганный мужчина.

К таким маскам, краснокожий, относится совсем не как к простым украшениям. Для него, они — сами по себе объекты пугающей силы. Видения, записанные на таких масках, в традициях краснокожих, снизошли непосредственно из мира духов.

Мужчины тревожно зашевелились на своих кайилах. Некоторые животные подали назад от стоя.

— Держать свои места! — грозно крикнул Махпиясапа. — Нечего бояться раскрашенного дерева и кожи!

Я улыбнулся про себя. Замечание Махпиясапы, показалось мне имеющим привкус ереси. С другой стороны это было, конечно, не на благо его авторитету, если бы он признал честность магии Желтых ножей.

— Это — ложная магия! — во всеуслышание объявил Махпиясапа. — Не бойтесь этого! Это — только дерево и кожа!

Я снова улыбнулся. Махпиясапа внес соответствующую поправку, тонко проводящую различия между истинной магией Кайил и ложной Желтых Ножей. Более правильно, было бы проводить грань не между истинной и ложной магией, а между слабыми и сильными заклинаниями. Краснокожие обычно готовы допустить, что у врага есть магия, пусть надеется на это, однако, конечно же, своя магия должна быть сильнее. С другой стороны, если магия Желтых Ножей вообще была ложной, тогда чего ее бояться?

Проверкой на более сильную магию, кстати, пусть и неявно, являются победа или удача. Этот вопрос, возможно, подобен тому что, желание всегда будет исполняться у того чей мотив сильнее, а более сильный мотив у того, чье желание исполняется. Для существа гордящегося своейрациональностью, эта склонность к несомненным выдумкам, по крайней мере, на первый взгляд, кажется поразительной, однако, при более внимательном рассмотрении оказывается, что такие выдумки, в некоторых случаях, играют существенную роль в психологическом отношении, возможно, это объясняет их появление и широкое распространение среди всех, или большинства культур. Преданность таким небылицам, например, может способствовать обособлению племени, а это обособление, в свою очередь, часто способствует коллективному выживанию. Так что готовность присоединиться к мировоззрению, не особенно присматриваясь к ее характеру, должна тщательно фильтроваться. Ясно, однако, что любая система верований не должна, по крайней мере, противоречить здравому смыслу, например, вера, в то, что люди могли бы пить песок, вероятно, не станет долговечной, максимум, сколько она может просуществовать составляет приблизительно семьдесят два часа.

Самые успешные системы верований обычно имеют два основных свойства одновременно. Во-первых, они ничего не могут сделать с реальным миром, а во-вторых, они требуют совершать великие дела с ним. Вторая частность, кажется, важна для побуждения людей, относиться к этому серьезно, а первое в уверении того, что система никогда не может разрушиться перед лицом фактов, независимо от того, как эти факты перевернуть. Таким образом, реальная роль таких систем верований, не в том, чтобы рассказать людям о мире, поскольку они фактически не важны для него, а снабжать их психологическими и социальными выгодами. Просто рассматривать такие системы верований, как ложные или бессмысленные, возможно, означает быть не в состоянии понять того, с чем мы имеем дело. Ведь это не библиотеки, а крепости. Вот интересный вопрос, могут ли такие конкурентоспособные системы верований быть заменены правдой. Правда, как системы верований — неопровержима, но ее неопровержимость является функцией не пустоты — познавательной пустоты, а ее честности.

Правда, как ясно видно, имеет на своей стороне реальность. Проблемы правды происходят, прежде всего, не из сложности природы, а от простоты людей. Всегда проще принять лозунг, чем проводить исследование. Также, часто холодную и краеугольную природу правды, слишком многие, по понятным причинам, считают плохой заменой комфорту самообмана. Конечно, возможно, что безопасная ложь улучшает качество человеческой жизни. Но она отнюдь не улучшают ее благородство или великолепие. Я полагаю, что, как и во многих других вопросах, каждый должен сделать свой выбор. Кто-то будет спать допоздна, а кто-то будет стремиться к звездам.

— Ничего не бойтесь, — убеждал Махпиясапа. — Магия Желтых Ножей — ложная магия!

— Что за магические животные изображены на масках? — удивленно спросил один из мужчин.

— Я не знаю, — тревожно ответил другой.

— Я никогда не видел такого, — признал третий.

— Конечно, такие существа могут существовать только в мире духов, — пояснил кто-то.

— Так могут выглядеть ужасные и неукротимые магические помощники, — дрожа, сказал мужчина.

— Магия Желтых Ножей — ложная магия, — уверенно заявил другой воин, — Махпиясапа прав.

— Полагаю, что это так.

— Такие существа не существуют. Они не существуют даже в мире духов.

— Тогда, откуда пришли видения для этих масок? — тревожно спроси кто-то.

— Если они действительно существуют в мире духов, они не будут помогать Желтым Ножам.

— Верно!

— А что, если нет?

— Тогда мы обречены.

Я наклонился вперед к шее кайилы, всматриваясь в происходящее. Я смог теперь разглядеть, отчетливо и хорошо, облик, изображенный на масках. Волосы на моем затылке встали дыбом. Это были морды кюров.

— Держите свои ряды, — а начал громко просить мужчин вокруг меня. — Держите строй, независимо от того что происходит!

— Ваша магия ложная, кричал Махпиясапа Желтым Ножам, хотя, несомненно, они не могли понять его. — Мы не боимся этого. Это — только дерево и кожа!

Ужасающий звук донесся из-за рядов Желтых Ножей и солдат. Это был долгий, подвывающий рык. Должно быть, он вселил ужас, также, и в сердца наших противников. Я безошибочно идентифицировал этот звук. Я уже слышал его на скалистых сопках Торвальдслэнда, в песках Тахари, в джунглях Уа.

Из шеренги врага появился гигантский кюр, приблизительно девяти футов ростом, и девятьсот фунтов весом. Монстр нес огромный щит и копье, вооружение мужчины. Позади него, занимая место по обе стороны от первого, выходили другие вооруженные таким же образом.

— Аи-и-и-и! — в панике закричал какой-то мужчина, поворачивая свою кайилу.

— Держать строй! — закричала Махпиясапа.

Но мужчины крича и разворачивая кайил уже сломали свой строй. Ужас охватил всех, ужас обернулся паникой, а паника перешла в избиение бегущих. Желтые Ножи и солдаты напирали. Женщины и дети кричали от ужаса.

— Бегите! — отчаявшись, закричал Махпиясапа. — Бегите!

И мужчины побежали. Женщины и дети искали свободных кайил, бегство стало единственной целью для них.

Я опустил наконечник моего копья. Я целил им в сердце огромного кюра. Это был Сардак, лидер отряда палачей со стальных миров. Но нас разделили солдаты, и я не смог достать его. Женщина на кайиле и ребенок, бежавший рядом, держась за нее, пронеслись мимо.

— Кувигнака! — в отчаянии позвал я.

— Я здесь! — донеслось до меня сквозь шум бойни.

Я видел его пешего. Он отбросил свое копье, и подсаживал второго ребенка, позади первого на спину своей кайилы.

— Бегите, маленькие братья! Спасайтесь! — крикнул он, резко хлопая кайилу по шее, и животное с визгом, бросилось прочь.

— Сюда! — закричал я ему. — Сюда! Садись позади меня!

— Слишком мало кайил! — ответил он, покачав головой.

Я спешился, рядом с моим другом. Две кайилы, с Желтыми Ножами на спинах, проскакали мимо. Вокруг была полная неразбериха. Тут и там вокруг нас сражались мужчины.

— Садись на кайилу, не будь дураком! — закричал на меня Кувигнака. — Уезжай! Беги!

— Смотри! — показал я.

Хси сидел на его кайиле, почти ошеломленный. Он казался парализованным, напуганным и замершим.

— Осторожно! — заорал я, видя, как Желтый Нож повернул кайилу и бросил копье в положение атаки. — Осторожно!

Хси повернулся, увидев нападавшего. Желтый Нож, видя, что внезапность нападения потеряна, резко натянул поводья своей кайилы. Животное от неожиданности почти село на бедра, но тут же, снова вскочило на ноги. Воин, покачивая наконечником копья, удивленно рассматривал Хси. А Хси безразлично посмотрел на него.

— Берегись! — предупредил я.

Это выглядело почти, как если бы Хси не видел врага, почти как если бы он смотрел сквозь него, почти как если бы это был ненастоящий мужчина, и вполне осязаемый острый бронзовый наконечник копья, а всего, лишь немногим большее, чем символы или образы чего-то, чего он боялся гораздо больше.

Хси не поворачивал свою кайилу. Он не собирался отражать нападение.

Желтый Нож колебался, напуганный, озадаченный. Эта бездеятельность, столь неожиданная, столь неестественная и жуткая была неразрешима для него.

Видел ли он перед собой мужчину, или что-то еще, возможно гостя из мира духов, что-то, через что он мог бы проехать, не почувствовав прикосновения, что-то, что могло бы исчезнуть как дым позади него?

Тогда Хси мучительно вскрикнул. Его щит начал подниматься. На мгновение даже показалось, что он попытался бороться с ним, но щит непреклонно, как если бы по собственному желанию поднимался дольше.

Желтый Нож выровнял свое копье.

Хси оставил дальнейшую борьбу, и спокойно, не двигаясь, сидел верхом на кайиле. Его руки были подняты к лунам Гора.

— Осторожно! — вновь крикнул я.

Копье Желтого Ножа ударило Хси низко в левый бок, сбрасывая с кайилы, и затем довольный враг, с победным криком унесся прочь.

— Его щит не защитил его, — сказал Кувигнака в ужасе. — Его щит предал его! Я слышал про такое. Но я никогда не видел этого до сих пор!

Солдат, на кайиле с черным от пыли копьем, проскакал мимо.

Я схватил женщину, бегущую мимо, успев перехватить ее запястье прежде, чем она смогла вонзить в меня свой нож. С криком боли она опустила руку. Я дал ей пощечину, приводя в чувство, и забросил на спину своей кайилы. Кувигнака подхватил ребенка, который был с ней и бросил его следом позади нее.

— Ты не уходишь? — спросил меня Кувигнака.

— Я не уйду без тебя, — поправил я его.

— Вперед! — скомандовал Кувигнака, хлопая кайилу по шее. — Пошла!

Моя кайила растворилась в темноте, унося беженцем из творившегося вокруг беспорядка.

Крылья тарна ударили воздух не выше чем в двадцати футах над нашими головам. Пыль вихрем взвилась с земли. Меня снесло с ног ударом грудью пробегавшей мимо кайилы. Оглушенный, я кое-как поднялся на ноги, и протер глаза от пыли.

— Я здесь, — позвал меня Кувигнака, хватая за руку. — Иди за мной.

— Киниямпи, будут патрулировать окрестности стойбища. Они будут высматривать беглецов, — предупредил я.

— Именно поэтому, мы должны остаться в стойбище, — заметил Кувигнака.

Мы пробирались, скрываясь в тени, иногда перебежками, иногда приседая, а иногда ползком с места побоища. Через некоторое время мы спрятались в одном из вигвамов. Немного позже мы услышали топот лап кайил, покидающих стойбище.

— Похоже, они организовывают преследование, — заметил я.

— Они настырные, — сказал Кувигнака.

— Просто, это — дисциплина солдат и тех монстров, — объяснил я.

— Вероятно, — не стал спорить он.

— Куда Ты собрался? — спросил я.

— Возможно, он не умер, — ответил мой друг, выходя из вигвама.

— Хси? — на всякий случай уточнил я.

— Конечно.

— Ты, возвращаешься?

— Да.

— Я пойду с тобой.

— Ты не должен делать этого.

— Я пойду с тобой! — повторил я.

— Это будет опасно.

— Это будет менее опасно для двоих, чем для одного, — усмехнулся я.

— Митакола, — улыбнулся Кувигнака.

— Митакола, — ответил я. На языке Кайила, это означает «мой друг».

Я не счел нужным сказать Кувигнаке, что я и сам намеревался вернуться за Хси. Прежде, чем мы покинули центр стойбища, я видел, что тот пошевелился.

Мы оставили вигвам украдкой. Наше дело должно было быть сделано, как можно скорее, до возвращения Желтых Ножей и наемников. После их возвращения дисциплина будет забыта, и придет время добивания раненых, время ножей, время трофеев.

Глава 31 В вигваме Гранта

— Я солгал, — объявил Хси.

Он лежал в темноте в вигваме Гранта. Я хотел вернуться именно к этому вигваму. Здесь было кое-что, что все еще представляло для меня интерес. Кроме того здесь так же имелись запасы сушеного мяса и вакапапи — пеммикана.

— Именно я взял стрелу у Кэнки, — признался он. — Именно я устроил ложное покушение на Махпиясапу. И именно я обвинил Кэнку в попытке убить его.

— Это нам известно, — сказал Кувигнака. — Я думаю, что это поняли и Махпиясапа, и многие другие.

— Я поклялся на своем щите, — простонал Хси.

Кувигнака не ответил.

— Он понял это. Он боролся со мной. Оскорбленный, он не защитил меня.

— Теперь отдыхай, — сказал Кувигнака.

Мы слышали, доносившиеся издали звуки веселья, где Желтые Ножи вместе с наемниками и кюрами праздновали свою победу.

— Вы возвратились за мной, — сказал Хси.

— Да, — ответил Кувигнака.

— Зачем? — не понимал Хси.

— Я — Кайила.

— Я не думал, что Ты был Кайилой, — признал Хси.

— Ты был неправ.

— Да. Я был неправ.

— Он что, умер? — с беспокойством спросил я.

— Нет, — улыбнулся Кувигнака. — Он заснул.

Глава 32 Что решил делать Кувигнака

— Они наслаждаются своим весельем, — заметил Кувигнака.

Мы лежали на животах, на маленьком возвышении, разглядывая походные костры победителей.

У меня было намерение предпринять кое-что. Кувигнака, настоявший на том, чтобы сопровождать меня, также имел кое-какие интересные планы.

— Там, — показал я, — в большом кругу, на местах почета, животные, Ты видишь?

— Да, — отозвался мой друг.

— Это — кюры, — объяснил я. — Они были с наемниками капитана Альфреда из Порта-Олни. Они прятались в малых фургонах в конце его колонны.

— Это когда я шел с колонной в качестве раба? Но я никогда не видел их, — заметил он.

— Их присутствие держалось в секрете даже от солдат.

— Ты уверен, что они не из мира духов? — все же уточнил Кувигнака.

— Ты же не веришь в мир духов, — напомнил я.

— Я верю в то, что я вижу, — усмехнулся мой друг.

— Они столь же реальны как Ты или я. У них есть свои истории и свои задачи, как у людей.

— Они напугали людей моего племени.

— Видишь самого большого?

— Да, — кивнул Кувигнака.

Монстр сидел на корточках в месте наибольшего почета, в центре большого круга, он опирался ноги и суставы рук. С другой стороны от него сидели трое военных вождей Желтых Ножей, это явно были те, кто ранее находился в стойбище. Это именно они использовали свое время Ватонку, и хорошо разведали стойбище. За ними держались их высокопоставленные воины.

— Это — вожак кюров, — объяснил я. — его имя, по-гореански, звучит как Сардак. Позади него другой высокий кюр, его зовут Ког.

— У таких животных есть имена? — удивился Кувигнака.

— Да. Сколько Ты насчитал? Будь внимателен. Это важно, — предупредил я.

— Семь.

— У меня тоже семь, — кивнул я.

Было семнадцать малых фургонов того типа, которые как я угадал, транспортировали кюров в колонне наемников. Учитывая раздражительность и территориальность кюров, казалось маловероятным, что их будет больше, чем по одному на фургон. Это дало мне количество в семнадцать кюров первоначально в отряде палачей, включая его лидеров Сардака и Кога. Когда Грант и я приехали на поле сражения, мы узнали от Тыквы, раба Ваниямпи, использовавшегося, для очистки местности, что тела девяти таких монстров были найдены на поле. Тогда я не смог определить, были ли Ког и Сардак среди убитых. Тела животных были вывезены с поля боя самими краснокожими. Казалось, что они плохо себе представляли, что делать с ними. Позже я узнал от прежней Леди Миры из Венны, которую ее краснокожие владельцы решили сделать рабыней-Ваниямпи, что, по крайней мере, небольшая группа кюров пробилась, не встретив значительного сопротивления. Дикари, как ей показалось, отказывались напасть на них. Она предполагала, что в той группе было приблизительно семь или восемь животных. Я также знал о том, что выжил еще один кюр, с которым я столкнулся там лично, помешав тому напасть на бригаду Ваниямпи. У него были ранения, и много свернувшейся крови, в его спутанном меху. Я предположил, что он, возможно, упал во время боя и потерял сознание от потери крови, а позже очнулся. Мне показалось маловероятным, что этот монстр был одним из тех, кому удалось вырваться, и был, например, послан назад, на поиски еды. Скорее всего, этот откололся от сбежавшей группы. Он не стал нападать ни на меня, ни на Гранта, ушел с того места. Я не преследовал его. Насколько я теперь знаю, зверь не вступил в контакт с остальными. Оставалось надеяться, что он погиб в прериях.

— Одного было бы достаточно, — пробормотал Кувигнака.

— Что Ты имеешь в виду? — не понял я.

Я не думал, что какой-либо кюр, в одиночку, будет мечтать встретиться с Зарендаргаром, в сражении на смерть.

— Одного было бы достаточно, чтобы воодушевить Желтых Ножей, — пояснил он, — одного было бы достаточно, чтобы напугать и смутить Кайил.

— Конечно, — согласился я.

Моей собственной проблемой, и моей целью в Прериях было, определить местонахождение и предупредить Зарендаргара относительно грозящей ему опасности. Думая о своей задаче, я как-то мало внимания уделил очевидной роли жестоких кюров в военной обстановке в обширных степях к востоку от гор Тентис. Фактически Кувигнака, даже не знал о моей истинной миссии в Прериях. Он думал обо мне как о простом торговце, таком же, как и Грант.

— Кайила разбиты, — горько сказал Кувигнака.

— Многие должны были, убежать, — постарался успокоить его я.

— Они разъединены и рассеяны. Мясо, заготовленное на зиму, потеряно.

— Несомненно, некоторые выживут, — неуверенно сказал я.

— Возможно, как Пыльноногие, — раздраженно ответил Кувигнака, — торговцы, дипломаты, переводчики, удовлетворяющие потребности других, но не как Убары равнин, как хозяева своих земель.

Мне стало стыдно, за то насколько я был глуп. Насколько иногда мы можем быть поглощенными своими проблемами, и как в такой ситуации, мало задумываемся о делах других людей. Я был обеспокоен жизнью друга, а он беспокоился о выживании всего своего народа.

— Возможно, Кайила еще возвысятся, — предположил я.

— Нет, — вздохнул Кувигнака. — Ничто, теперь, не может спасти нас.

— Ты же не знаешь это наверняка!

— Тогда Ты скажи мне, что может спасти Кайила?

— Ничто, возможно, — честно ответил я. — Я не знаю.

Кувигнака смотрел вниз с невысокого холма на широкое, освещенное светом многих костров место, заполненное пирующими врагами.

— Вон они, победители, — с ненавистью выплюнул он.

Местность перед нами, довольно широкая, была заполнена огромной толпой. Посередине был большой круг, в котором у верхушки были свои места, и были меньшие круги. В центре каждого круга горл костер. В центре большого круга пылал огромный костер, сверкая вспышками, когда туда подбрасывали очередную порцию сломанных шестов вигвамов. Абсолютно голые рабыни, стоя на коленях и потея, присматривали за сотнями котлов. Другие, так же нагие, суетились, обслуживая мужчин, принося им еду и воду, а когда те желали, то и самих себя. На щиколотках рабынь-поварих были закреплены шестидюймовые привязи, держащие их у котлов. Прислуживающие рабыни носили более длинные путы, позволявшие им без помех ходить, но не бегать. Когда кто-то из солдат или Желтых Ножей хотел воспользоваться одной из этих девушек, он просто отвязывал привязь от одной из ее лодыжек, а закончив, привязывал на место. Иногда девушек утаскивали в тень, а иногда и не заморачивались с этим. Я видел, как два наемника боролись из-за одной рабыни. Ошейники у большинства девушек были срезаны, поскольку это были ошейники Кайил. Почти все рабыни, на левой груди, носили метку, сделанную там черной краской. Это идентифицировало их, проясняя, кому они теперь принадлежали.

— Да, — трудно было оспаривать очевидное.

Мы видели, как кюр вскочил и схватил рабыню. Он поднял ее над головой, держа за руку и бедро. Девушка верещала от ужаса, ее беспомощное прекрасное тело было согнуто в дугу. Кюр слегка опустил рабыню и наполовину сомкнул свои огромные челюсти на ее талии. Ее глаза были широко распахнуты от охватившей паники. Монстр дал ей почувствовать давление своих клыков, а потом отшвырнул ее от себя в грязь, а сам вдруг подпрыгнул вверх и, перекувырнувшись, приземлился в малом кругу. Запуганная девушка, постаралась поскорее отползти подальше. Кюр, раздвинул губы, обнажая огромные белые клыки, и возвратился на свое место.

— Это — юмор кюра, — объяснил я.

— Ты уверен, что они точно такие же как мы? — ехидно спросил Кувигнака.

— Ну, есть, конечно, некоторые различия, — вынужден был признать я.

— Смотри, это танцоры копья, — показал Кувигнака.

— Вижу.

Из-за вигвамов появилась длинная вереница, возможно из сорока — пятидесяти мужчин, несших копья. Колонна, подобно змее, извивалась между кострами, а затем танцоры начали раскачиваться, то сгибаться вниз, выпрыгивать вверх, извиваться и хором напевать.

— Это — танец сообщества Змеи — воинского сообщества Желтых Ножей, — пояснил мне Кувигнака. — У нас среди Кайил есть подобный танец, и любой воин, который засчитал куп, может танцевать это.

— Ты смотри-ка, по крайней мере, она все еще жива, — отметил я.

— Да, — усмехнулся Кувигнака.

— Я так понял, что Ты именно это и хотел установить в этой маленькой разведке, — улыбнулся я.

— Да, — признался он.

— Думаю, теперь она достанется Ивосо, — предположил я.

— Да, — согласился мой друг.

— Как думаешь, Ивосо сделает ее хорошей служанкой? — спросил я.

— Можешь не сомневаться.

— Тебя оскорбляет, что они рассматривают ее как рабыню?

— Нет. Она предала Кайил, — зло ответил Кувигнака.

— О, смотри, она возвращается и, встав на колени перед Ивосо склонив голову, вручает ей еду, — усмехнулся я.

— Должно быть, это очень приятно для Ивосо, — предположил парень, не отрывая глаз от происходящего.

— Она неплохо справляется, — признал я.

— Хорошо.

— Судя по всему, ее здорово избили, — заметил я.

— Отлично, — озлобленно сказал Кувигнака. — Это быстрее приучит ее к новому статусу.

— Ты думаешь, что она станет у Ивосо хорошей рабыней? — поинтересовался я.

— Я думаю, что она станет хорошей рабыней у любого.

— Я заметил, что она единственная краснокожая рабыня на пиру.

— Мы с тобой знаем, что есть и другие краснокожие рабыни, — напомнил Кувигнака. — Мы же видели нескольких.

— Ты думаешь, что тот факт, что она — единственная краснокожая рабыня на пиру, единственная среди всех этих белых рабынь, является преднамеренным? — спросил я.

— Конечно. Это сделано, чтобы унизить ее. Это — удар достойной высокого интеллекта Ивосо, — признал он.

— Я полагаю, Ты также заметил то, что она — одна из немногих рабынь, которые носят ошейник, и что она — единственная рабыня, или одна из немногих, щиколотки которых не имеют привязи.

— То, что ее лодыжки без привязи, означает еще большее оскорбление, — пояснил смысл этого Кувигнака. — Предполагается, что она, хотя и краснокожая, но имеет даже меньшую ценность, чем бледнолицая рабыня. В любом случае, конечно, сбежать невозможно.

— Действительно.

— А ошейник — несомненно, Ивосо, — усмехнулся Кувигнака.

— Несомненно, — поддержал его я.

— Ивосо, должно быть, получила огромное удовольствие, когда тайно готовила для нее этот ошейник, и потом еще раз, когда она надевала это на нее.

— Триумф Ивосо кажется полным, — не мог не признать я.

— Да, согласился Кувигнака.

— Смотри.

— Я вижу.

Воин схватил краснокожую рабыню за волосы и потянул ее вверх на ноги, при этом выгибая ее назад. Потом он внимательно исследовал соблазнительный изгиб ее красоты, держа ее за волосы перед собой.

Но тут Ивосо вскочила на ноги, и что-то сердито закричала мужчине. Тот захохотал, и отбросил от себя краснокожую рабыню, на расстояние в дюжину футов.

— Танцоры копья приближаются, — обратил я внимание моего друга.

— А Ивосо не хочет, чтобы ее рабыня познала удовольствия мужчин, — отметил для себя Кувигнака. — Похоже, она боится, что это испортит ее как служащую женщине рабыню.

— Она права, — признал я.

Танцоры окружили упавшую краснокожую рабыню, переплетаясь, вращаясь и извиваясь, они стремительно двигались вокруг нее. Некоторые из них просто положили холодные металлические наконечники копий, или плоскости лезвий копий, на ее тело. Другие, танцуя, толкали ее копьями. Блокету валялась пыли, закрывая руками голову и плотно сжав колени, маленькая, дрожащая и беспомощная под наконечниками копий.

Ивосо прыгала среди танцоров, ругаясь, крича и отталкивая их от своей рабыни. Это здорово веселило всех Желтых Ножей и танцоров в особенности.

Ивосо присела рядом с запуганной рабыней, сняла украшенную бисером, сделанную из сыромятной кожи веревку с талии, по-видимому, ту же самую, что я видел у нее раньше, еще до первого нападения на стойбище, и завязала ее на шее своей беспомощной бывшей хозяйки. За тем она потянула ее на четвереньках, назад к своему месту, где заставила лечь на бок, со сжатыми коленями, и дважды ударила стрекалом. Рабыня вскрикнула, корчась при ударах, но удержала свое положение. После экзекуции, довольная хозяйка заняла свое место в большом кругу, усевшись со скрещенными ногами среди мужчин. Она держала привязь рабыни, намотав на руку, сократив ее, до длины приблизительно одного ярда. Танцоры, изображавшие змей, уже удалялись, не переставая извиваться.

— А я и не знал, что Блокету была настолько красива, — отметил я.

Для женщины трудно скрыть свою красоту, когда ей разрешают носить только ошейник, или ошейник и привязь.

— Интересно, не окажется ли Ивосо еще красивее, — усмехнулся Кувигнака.

— Возможно, когда-нибудь ее владельцы узнают это.

— Возможно, — Кувигнака хитро посмотрел на меня и улыбнулся.

— Здесь опасно оставаться, — напомнил я. — Думаю, нам пора уходить.

Но внимание Кувигнаки снова сосредоточилось на большом круге.

— Здесь опасно, — повторил я. — Надеюсь, тебе удастся отвести взгляд от Блокету.

— Она красива, не так ли?

— Да, ну и что? — отмахнулся я. — Я предполагаю, что периметр стойбища и его окрестности могут все еще находиться под наблюдением. Периметр, охраняют, чтобы предотвратить возможное возвращение в стойбище воинов Кайила за едой. Прилегающие территории стерегут, чтобы обнаружить передвижения возможных беглецов. Так же я думаю, что будет трудно добыть кайил и убежать, не оставив Хси, поскольку в любом случае животных хорошо охраняют.

— Она так красива, — не обращая на меня внимания, пробормотал Кувигнака.

— Соответственно, моя рекомендация такова: сегодня ночью мы остаемся в стойбище. Я думаю, что это не только в интересах Хси, но и наших тоже. Мы должны попытаться уйти утром, когда охранники устанут и расслабятся.

— Безумно красива, — восхищенно шептал краснокожий рядом со мной.

— Так, что Ты думаешь? — решил я узнать его мнение.

— О чем? — вернулся на землю Кувигнака.

— О том, чтобы остаться в стойбище этой ночью.

— Конечно, — согласился Кувигнака. — В любом случае, до утра я и не смогу уйти отсюда.

— Это еще почему? — озадаченный спросил я.

— Ты же знаешь, какой сегодня день.

Я смотрел на него, и не мог его понять.

— Это — самый пик периода наших пиров и празднеств, — пояснил он.

— Да, и что дальше? — я все никак не мог понять его логики.

— Так, какой это день? — спросил он меня, как о чем-то само собой разумеющемся.

— Понятия не имею, — пожал я плечами.

— Ты забыл?

— Как можно забыть, то чего не знал, — возмутился я.

— Сегодня — первый день большого танца, — торжественно объявил он.

— И что из этого? — окончательно запутался я.

— Я собираюсь танцевать, — заявил мой друг.

— С ума сошел, — констатировал я.

— Вход в вигвам танцев теперь не охраняется. Не будет никого, чтобы отказать мне во входе.

— Не будет никого, кто бы танцевал с тобой, — напомнил я, — ни одного, кто разделил бы одиночество и боль.

— Я буду танцевать один, — заявил Кувигнака.

— Сегодня, Кайилы не танцуют.

— Один будет, — стоял на своем краснокожий упрямец.

— Вигвам танцев поврежден. А сам шест был порублен и осквернен, с него сняты все атрибуты. Твое тело должным образом не разрисовано. У тебя нет бахромы на талии и щиколотках. Ты не сможешь дуть на свисток из кости птицы Херлит, — перечислил я нарушения, о которых знал.

— Ты действительно думаешь, что такие вещи необходимы? — улыбаясь, поинтересовался мой друг.

— Я не знаю.

— На самом деле, очень немногое необходимо для правильного танца. — У меня будут шест и непосредственно моя мужественность. Это будет достаточно, — объяснил он.

— Требуется приблизительно два или три дня, чтобы освободить себя от шеста.

— У меня не будет столько времени. К утру я освобожусь.

— Ты погибнешь, — вздохнул я.

— Я не думаю, что это вероятно.

— Не танцуй, — попытался я еще раз уговорить его.

— В жизни, каждого мужчина наступает момент, когда он так или иначе, но должен танцевать. Иначе он не мужчина.

— Есть много способов доказать свое мужество, — сказал я.

— Я буду делать это в традициях моего народа, — заявил Кувигнака.

— Вы даже не веришь в мир духов, — напомнил я.

— Я верю в танец.

Я замолчал.

— Мне понадобится кое-какая помощь, в закреплении веревок, в размещении вертелов в моем теле. Ты поможешь мне?

— Да. Куда я теперь денусь?

— Когда я закончу свой танец, и немного передохну, мы займемся нашими делами. Мы построим волокуши для Хси, и покинем стойбище рано на рассвете. Я знаю маленький ручей поблизости, там мы и спрячемся, а затем, возможно завтра ночью, покинем это место.

— Куда мы пойдем? — поинтересовался я.

— Хси нуждается в уходе, — напомнил Кувигнака.

— Я понял. Смотри! — привлек я внимание парня, к освещенным местам ниже нас.

— Желтые Ножи готовятся танцевать, — заметил он.

Мы видели, что воины Желтых Ножей установили небольшие, приблизительно пять-шесть футов высотой, шесты, прикрепив к их вершинам окровавленные скальпы.

— Они будут праздновать свою победу, — объяснил Кувигнака. — Те — шесты скальпов. Они будут танцевать танцы скальпов.

— Я не хочу смотреть на это, — сказал я.

— Пусть танцуют, — пожал плечами Кувигнака. — Другие, в другом месте, будет танцевать точно также.

— Вы все решил? — спросил я.

— Да.

— Ты будешь танцевать?

— Да, — гордо ответил юноша. — Я буду танцевать.

Глава 33 Мира

Еще издалека мы услышали топот, скрежет и лязганье.

Пересмешник кружил в небе.

В этот момент мы тащили волокушу, на которой лежал Хси и другие вещи, продираясь через высокую, доходящую до талии траву. Преодолев подъем, мы увидели перед собой поля кукурузы, и в отдалении обнесенные частоколом здания.

Тот факт, что нам не удалось добыть кайил, оказалось, работал в наших интересах. Несколько раз за прошлые несколько дней мы видели в небе одиноких разведчиков Киниямпи. Каждый раз мы скрывались в глубокой траве.

Мы, аккуратно спускаясь по склону, потянули волокуши вниз в долину.

Одна из женщин на помосте схватила руку другой и указала в нашем направлении. Та, что увидела нас первой, отбросила кастрюли и поварешки, и торопливо спустившись с помоста, бросилась бежать к частоколу. Другая женщина, прикрыв от солнца глаза ладонью, наблюдала за нашим приближением. Когда мы добрались поближе, она вдруг начала действовать. Женщина отложив свой котелок и ложку, как и первая, торопливо спустилась с помоста, однако в отличие от нее, побежала к нам.

— Уходите, — закричала она нам, приближаясь к нам, сквозь траву. — Здесь опасно!

Я просмотрел в небо.

— Давай-ка уйдем с открытой местности, — предложил я. — Пойдем в кукурузу около помоста.

— Здесь опасно, — повторила она, суетясь рядом с нами.

— Что за опасность? — поинтересовался я.

— Здесь опасные владельцы, — объяснила она.

Через несколько моментов мы достигли края области кукурузы около платформы.

— Ты можешь встать на колени, — намекнул я ей.

— Я могу встать на колени? — переспросила она.

— Да.

— Слушаюсь, Господин, — и она изящно опустилась перед нами на колени.

— Так что за опасность? — спросил Кувигнака. — Здесь есть Киниямпи, Желтые Ножи или солдаты?

— Нет, ни солдат, ни Желтых Ножей, — мотнула она головой. — Киниямпи иногда пролетают, но уже гораздо реже, чем прежде. Я думаю, что они закончили свои поиски.

— Тогда, в чем опасность? — удивленно спросил юноша.

— Вам здесь не будут рады, — объяснила она. — Они прогоняют всех.

— Этот мужчина серьезно ранен, — показал я на Хси.

— Они прогоняют всех, — сказала она, — даже раненных. Они не пустили даже женщин и детей.

— Этот мужчина нуждается в помощи.

— Это не имеет значения, — вздохнула она. — Мне жаль.

— Он может умереть.

— Мне жаль, — повторила женщина.

— Это что, не Сад Одиннадцать, загон Ваниямпи, принадлежащий Кайилам? — потребовал ответа Кувигнака.

— Теперь мы принадлежим Желтым Ножам. Солдаты сказали нам об этом.

— Вы все еще принадлежите племени Кайила, — зло сказал Кувигнака. — И Вы предоставите нам еду и убежище.

— Мы боимся. Мы не знаем, кому мы теперь принадлежим мы.

— Кто-то идет сюда, — предупредил я.

Со стороны частокола и бараков, вдоль края кукурузного поля, приближалась группа Ваниямпи. Во главе их была женщина, которую я уже встречал в стойбище Кайил, Редька. Около нее семенила другая, та, что убежала то помоста с известием о нас. Позади Редьки шел Тыква, большой и неуклюжий, как обычно, в сером грубом платье, которое было униформой Ваниямпи. Их сопровождали приблизительно пятнадцать человек, как мужчин, так и женщин. Я узнал среди них Морковь и Капусту.

— Репа, — сердито закричала Редька, — что Ты творишь! Почему Ты встала на колени перед мужчиной? Немедленно встань на ноги!

— У тебя пока нет разрешения встать, — предупредил я.

— Слушаюсь, Господин, — сказала она, со счастливой улыбкой.

— Встань! — крикнула Редька.

— Очевидно Ты не расслышала, — ехидно заметил я. — Рабыня еще не получила разрешение встать.

Я сложил руки на груди и в упор посмотрел на наглую Редьку.

Репа, красота которой угадывалась, даже под серой грубой одеждой Ваниямпи, кротко опустила голову, и ее длинные светлые локоны, свесились перед ее грудью. Когда-то она была Леди Мирой из Венны, агентом кюров, а потом попала в руки краснокожих. Теперь она была всего лишь рабыней.

— Убирайтесь, — сердито приказала Редька. — У нас нет приюта для вас.

— Я бы предпочел говорить с мужчиной, — заявил я. — Кто из мужчин главный здесь?

Редька замерла как громом пораженная.

— Я говорю за всех нас, — наконец выдала она.

— Тыква, это Ты? Ты здесь главный?

— Нет-нет, — быстро отозвался Тыква, опуская взгляд в землю. — Здесь нет никого главного. Мы — все Одинаковые. Нет никаких командиров. Мы все одинаковые. Мир, свет, спокойствие, удовлетворенность и совершенство да будут с вами.

— Сладость к вам, — сказал Морковь.

— Сладость к вам, — повторил Капуста.

— Ты кажешься мне единственным лидером здесь, Тыква, — заметил я.

— Нет, — замахал руками он, — нет, нет.

— Ты сдал свою независимость? — удивился я. — Значит, эта женщина, теперь является вашим лидером?

— Нет. У нас нет никакого лидера, — бормотал Тыква, избегая моего взгляда. — Мы — все Одинаковые. Мы все, то же самое.

— Тогда, Ты являешься лидером, — уточнил я, рассматривая Редьку.

— Возможно, — улыбнулась она.

— Редька крепкая и влиятельная, — сообщил Морковь.

— Она не лидер, — тут же заверил меня Капуста. — Просто мы делаем то, что она говорит.

— Это правда, Тыква?

— Мы делаем все, что говорит Редька, — подтвердил он, снова отводя глаза.

— У нас здесь мужчина, показал я на Хси, — который очень серьезно ранен. Мы нуждаемся в еде и убежище.

— Ищите это в другом месте, — ответила Редька.

— Тыква? — уточнил я.

Но он не ответил, лишь опустил свою голову. Этот опечалило меня, поскольку я надеялся, что в Тыкве, где-то, возможно очень глубоко, но все же, скрывался мужчина.

— Морковь? — спросил я. — Капуста?

— Мне жаль, — развел руками Морковь.

— Это касается не только вас, — сказал Капуста. — Вчера Редька даже изгнала двух молодых людей из загона, юношу и женщину. Она заметила, что они трогали друг друга.

— Ужасно! — воскликнула одна из женщин Ваниямпи, хотя я не думаю, что она сама верила этому.

— Уходите! — велела Редька, указывая на прерии. — Убирайтесь!

— Нет, Татанкаса, митакола, — крикнул Кувигнака, — не убивай их!

Редька отпрянула, увидев, что моя рука, в гневе, легла на эфес меча.

— Они выгоняют даже своих собственных людей, — удивился мой друг.

— Я — женщина, — неуверенно сказала Редька.

— А я думал, что Ты — Одинаковая, — едко заметил я.

— Их кровь не достойна твоего меча, — успокаивал меня Кувигнака.

— Убейте нас, если Вы желаете, — покорно предложил Тыква.

— Мы не будем сопротивляться, — поддержал его Морковь.

— Сопротивление — это насилие, а насилие неправильно, — сказал Капуста.

— Агрессия должна быть встречена любовью, — добавил Морковь.

— Завоеватели всегда находили, что это полезная философия, для подчиненных народов, — сказал я, убирая руку с эфеса, и поворачиваясь к Редьке: — Нам нужна ваша помощь.

— Вы ее здесь не сможете получить, — ободренная моим не желанием убивать ее, отказала она. — Уходите.

— Вы — мерзкие лицемеры, — сказал я, посмотрев на мужчин.

— Нет, — спокойно отозвался Тыква, — это не так. Просто мы — Ваниямпи.

— Мы делаем все, что Редька говорит нам, — повторил Морковь.

— Вы предали свою мужественность! Вы — бесхребетные слабаки.

Мужчины склонили головы.

— Пойдем, Татанкаса, — позвал меня Кувигнака, — митакола.

Я посмотрел на Тыкву. Из всего этого сброда, у меня была надежда только на него.

— Тыква, — окликнул его я.

Он поднял голову, но снова, опустил, не встречая моих глаз.

— Пойдем, митакола, — вновь позвал Кувигнака.

— Встань, Репа, — зло скомандовала Редька. — Ты позоришь Ваниямпи!

— Мне еще не дали разрешения встать, — напомнила Репа.

— Ты стоишь на коленях перед мужчиной! — окончательно разозлилась Редька. — Вставай немедленно!

Мне стало интересно, что же было такого в почтительном положении стоящей на коленях Репы, что так распаляло Редьку.

— Да, — признала Репа. — Я стою на коленях перед мужчиной!

— Поднимайся! — заорала Редька.

Репа повернулась ко мне, стоя передо мной на коленях.

— Я стою на коленях перед вами, Господин, — проговорила она. — Я склоняю свою голову перед вами как женщина, и как рабыня.

— Встать! — заверещала Редька.

— Я целую и облизываю ваши ноги, Господин, — продолжала Репа.

Среди присутствующих женщин, исключая Редьку, пробежала волна острых ощущений, ужаса и удовольствия. Я расслышал, что некоторые из них сладостно вздохнули.

Репа, стоя на коленях передо мной, изогнулась, уперлась ладонями рук в землю, и опустила голову вниз. Я почувствовал ее губы и язык, нежно, мягко и изящно ласкающие мои ноги.

— Ты изгнана! — задыхалась то возмущения Редька. — Ты вне загона!

Репа не обращала внимания на Редьку. Она подняла голову мне, и, улыбнувшись посмотрела на меня.

— Сними одежду Ваниямпи! — закричала Редька. — Ты не достойна ее!

— Ты можешь подняться, — разрешил я Репе.

Девушка встала, и через голову, стянула с себя мрачное, серое платье, которое до этого носила.

Под платьем она была совершенно голой, и теперь стояла перед нами, прямая и очень красивая. Женщины, за исключением Редьки, смотрели на нее с восхищением и волнением, настолько она была прекрасна. Мужчины отводили глаза, напуганные и пристыженные.

— В исполнении права любого воина племени Кайила, над рабами в загонах Кайила, я сейчас забираю эту женщину, как свою личную рабыню, — ясно и громко провозгласил Кувигнака, и пристально посмотрел на нее. — Ты — теперь моя рабыня.

— Да, Господин, — ответила она, и быстро опустилась на колени и склонила перед ним голову. Я был рад видеть, как быстро она сделала это. Она уже поняла, что больше не была Ваниямпи, а находилась под властью мужчины.

— Ты будешь находиться в его пользование, — указал на меня Кувигнака.

— Слушаюсь, Господин, — счастливо сказала она.

Как рабу мне, конечно, не могло ничего принадлежать, даже ошейник, который я носил. С другой стороны у меня могли быть вещи в пользовании, в том числе и рабыня, которая в таком случае будет служить мне как моя собственная рабыня, во всех смыслах.

— Это конечно будет его личным делом, — добавил Кувигнака, — относительно того, захочет ли он принимать твое служение.

— Примите мое служение, Господин, — попросила она, повернувшись ко мне. — Пожалуйста.

— Что, если я не приму ее служение? — спросил я.

— Тогда мы оставим ее здесь, а из Ваниямпи ее уже изгнали, так что она просто умрет, — объяснил Кувигнака.

— Пожалуйста, примите мое служение, Господин, — вздрогнув, запросила она.

Я посмотрел вниз, на стоящую на коленях у моих ног рабыню.

— Я давно узнала, еще у лап кайилы краснокожего воина, что была рабыней. Я поняла это, еще лучше, когда получила жалящий удар хлыста, от строгого мужчины, — быстро заговорила она, и я вспомнил тот удар, который я нанес ей когда-то, перед тем как начать допрос, касающийся подвергшихся нападению обоза и колонны. — Я изучила это, когда голая, в ярме, надетом на меня краснокожими, шла в загон. А главным образом я изучила это здесь, когда долгими часами думала об этом в полях и в бараках. У меня больше нет сомнений относительно того, кто я есть. Я — рабыня.

Острое возбуждение чувствовалось во всех присутствующих женщинах Ваниямпи, за исключением злобно пыхтевшей Редьки.

— Давно, когда Вы еще были свободны, а я уже была приговорена к загону Ваниямпи, Вы отказались взять меня себе, и сделать вашей рабыней. Возможно, Вы не взяли меня тогда, рассматривая меня как простое препятствие. А с другой стороны, возможно, это развлекло Вас, поскольку та, кого Вы считали своим противником, в некотором роде соблазнительным врагом, была вынуждена отправиться в загон Ваниямпи. У Вас тогда было право и желание наказать меня. Я никогда не забуду ужасов своего пребывания в загоне. Вы можете сейчас, если это доставит вам удовольствие, забрать меня отсюда, как я молю вас. Теперь, когда Вы сами попали в рабство, и являетесь не больше, чем мной. Возможно, раб может счесть целесообразным, принять просьбу другой рабыни, вместо того, чтобы отклонить ее мольбу так беспричинно, так беззаботно, и так безжалостно, как мог бы сделать это свободный мужчина. Кроме того, Вы являясь рабом, возможно, были отлучены от пользования женщинами, или лишены их нежности, или как не будучи свободным, Вам не разрешали использовать их, с той же свободной жесткостью как это делает свободный мужчина, или не так часто, как Вы могли бы желать. Если это так, то теперь я могла бы иметь несколько больший интерес для вас, чем прежде. Наконец я больше не буду вам препятствием, поскольку я больше не свободная женщина. Больше я не неудобство или беспокойство, за мной больше не надо присматривать. Теперь я — только собственность, которая просит позволить ей любить вас и служить вам.

— Ты кажешься совсем другой женщиной, чем была прежде, — признал я.

— Теперь я понимаю, что я — рабыня, Господин.

— Если я приму твое служение, Ты должна понимать, что я сделаю это безоговорочно, — предупредил я.

— Сильный мужчина никогда не принимает женщину на любых других условиях, — согласилась она. — У меня нет другого пути.

— Ты понимаешь, что это такое быть полной рабыней мужчины?

— Да, Господин.

— Говори, — велел я.

— Рабыня полностью подвластна владельцу всеми способами, ивсех смыслах. Она — его, чтобы делать только то, что ему нравится. Она зависит от него во всем вплоть до еды и самого маленького клочка одежды, если он ее позволен. Она полностью является объектом наказаний, унижений и его плети. Она принадлежит, как сандалия или седло. Она может быть убита даже по прихоти, если ее рабовладелец того пожелает, — торжественно продекламировала она.

— Приемлемы ли для тебя эти и другие подобные условия? — спросил я.

— Да, Господин, — ответила она, склонив голову.

— Я принимаю твое служение.

— Спасибо, Господин! — крикнула она, хватая меня за ноги и целуя их.

Я почувствовал ее слезы даже через тунику.

— Встать, — скомандовал я, и она радостно вскочила на ноги. — Ты думаешь, что твоя жизнь рядом со мной будет легка, рабыня?

— Нет, Господин, — ответила она, со счастливой улыбкой.

Я подошел к волокуше, на которой лежал Хси, различные вещи и инструмент, и отрезал кусок от мотка узкой, сыромятной веревки.

— Он собирается надеть ей ошейник! — сказала одна из женщин Ваниямпи, взволнованно, и со страхом в голосе.

— Да, — сказала другая, затаив дыхание.

— Убирайтесь! — взвизгнула Редька своим женщинам и мужчинам. Но женщины не сдвинулись с места. Мужчины, опустив глаза, но украдкой бросая взгляды на происходящее, также не горели желанием уехать.

Я взял узкую веревку, и закрепил ее на шее девушки, обмотав три раза, и завязав узлом на горле. Потом поводил пальцем под петлями, удостоверяясь, что они не ерзали, но в тоже время были удобны, и нисколько не стесняли дыхание. Задача ошейника состоит в том, что он должен отметить женщину как рабыню, а также во многих случаях, посредством таких вещей как особый вид узла, ярлык, гравировка на металле самого ошейника, или на пластине, прикрепленной к нему, чтобы идентифицировать владельца, а не в том, чтобы вызвать ее дискомфорт. Большую часть времени она не будет даже чувствовать, что носит его. Конечно, ей всегда можно напомнить об этом. А если она почувствует сомнение, она может всегда потрогать его. Этот символ ее статуса всегда находится на ней. Я оставил два свободных конца плетеной сделанной из сыромятной кожи веревки, приблизительно семи — восьми дюймов длиной, свисать вниз. Они могли послужить в качестве удобной, короткой привязи, чтобы тащить ее за них, если я пожелаю.

Я осмотрел на заключенную в ошейник женщину. На шее три петли, узел спереди, концы веревки свисают вниз между ее грудей. Этот способ наложения ошейника, весьма известен на Горе в целом, особенно часто он применяется после взятия города, когда металлические ошейники оказываются в дефиците, или в сельских районах, но необычен в Прериях, где кожаный, расшитый бисером и завязанный на узел ошейник почти единственно применяем. Соответственно, я не думал, что могут возникнуть большие сомнения относительно того, кем является тот, кому принадлежало ее служение.

Я подумал, что она станет прекрасной рабыней.

— Она в ошейнике! — затаив дыхание сказала одна из женщин.

— Да! — поддержала ее другая.

— Убирайтесь! — прошипела Редька.

Я отметил, что даже мужчины за одним исключением, пусть и украдкой, но косились на заключение красивой женщины в ошейник. Также, я не мог не заметить, что им было жаль, что у них не было такой женщины в ошейнике. И мне даже стало интересно, а не мог ли вид ее порабощения пробудить их мужественность. Исключением был Тыква. Он решительно подавил свой взгляд. Он вспотел, сжал кулаки. Я видел, что он, принятым у Ваниямпи способом, повернет свою мужественность против себя, используя ее, чтобы унизить себя, чтобы заставить себя страдать, отрицая свою сущность, независимость и господство.

— Займи место моего друга, в постромке волокуши, рабыня, — приказал я.

— Слушаюсь, Господин.

Кувигнака освободился от широкого, плечевого ремня, за который он тащил волокушу и помог девушке приспособить его на тело. Теперь она стояла перед волокушей, очень прямая и красивая, с ремнем поперек ее тела. Мужчины и женщины, за исключением Тыквы и Редьки, взволнованно со страхом и завистью смотрели на нее. Эта женщина стала рабыней, теперь она будет служить любыми способами, которые для нее выберет владелец, даже в качестве тяглового животного.

— Убирайтесь! — в который раз повторила Редька.

Но мужчины и женщины не двигались.

— Тыква, — окликнула Редька. — Тыква!

Я видел, что она обратилась к нему, признавая в нем природного лидера.

— Да, Редька, — сказал он.

— Уходи, — приказала она. — Уходи, Тыква!

— Да, Редька, — сказал он, покорно повернулся, и отправился в сторону загона. Остальные, а за ними и Редька, бросающая на нас через плечо полные ненависти взгляды, потянулись следом.

Я подошел к девушке, стоявшей с ремнем на теле. Она гордо подняла голову.

— У нас мало еды, — предупредил я. — Зато много опасностей.

— Я — рабыня, — ответила она. — Выпорите меня, если я не нравлюсь Вам, но не погоняйте.

— Это — подходящий ответ, — сказал я, и полюбовался ей, отмечая, насколько она привлекательна.

— Мне кажется, что Ты слишком рисковала, — заметил я. — Ты была очень смела, очень храбра.

— Это не так, Господин, — улыбнулась она.

— Почему Ты решила, что я приму твое служение? — поинтересовался я.

— Я знала это. Я чувствовала это.

— С какого момента?

— Как только Вы велели мне встать перед вами на колени, — улыбнулась она.

— Любопытно.

— Я — женщина, — засмеялась она. — Мы можем чувствовать такие вещи.

— Интересно.

Насколько же тонок и глубок женский ум, подумал я. Как много они могут узнать, как много почувствовать. Как примитивен и груб, а порой наивен, иногда кажется интеллект мужчин по сравнению с женской интуицией. Какие же все-таки глубокие и замечательные это существа — женщины. Может ли кто-то на самом деле понять эмоциональную глубину и потребности, всю бесконечность этих цветов природы и эволюции? Насколько естественно то, что искренне любящий мужчина будет интересоваться не ее извращенностью, в конечном счете, бесплодной, а ее эмоциональной и чувственной правдой, древней и глубокой заключенной внутри нее, с тем, чтобы исполнить ее биологическое и естественное предназначение. Впрочем, я быстро выкинул эти мысли из своего ума, поскольку она была просто рабыней, и должна была таковой и рассматриваться.

— Ох! — вздохнула он, когда я потуже затянул упряжь на ее теле. — Господин суров.

— Тихо, рабыня, — велел я.

— Да, Господин, — сказала она, и улыбнулась.

— Каково наше теперешнее направление? — поинтересовался я у Кувигнаки.

— Мы пойдем на север, — объявил он. — Потом мы продолжим движение на северо-запад от Скалы Советов в земли клана Касму. А знаю те места. Это стойбище Касму, предложенное в качестве места сбора Кахинтокапой.

— Интересно, выжил ли он, — хмуро бросил я.

— Давай надеяться на лучшее, — предложил Кувигнака.

— И что там за место?

— Оно достаточно укромное. И там есть лес и вода. Дичь доступна по близости, — вкратце, описал он.

— Кайилы знают об этом месте? — уточнил я.

— Да. Мы вообще знакомы с местами стойбищ друг друга. Это важно, если мы хотим созвать кланы. Это может также быть важно зимой, когда есть еда в одном месте, и нет в другом.

— Значит, выжившие, возможно пошли в то место.

— Это вполне вероятно, — кивнул Кувигнака.

— Тогда в путь, — скомандовал я, и поднял другой ремень упряжи, и перекинул его через плечо.

— Именно мы потянем волокуши, не так ли? — спросила девушка.

— Да, мы — рабы, — подтвердил я, хотя на самом деле я просто хотел, чтобы Кувигнака передохнул. Он был все еще слаб после танца. Четыре раза за прошедшие пять дней раны на его груди начинали кровоточить.

— Я рада быть с вами в одной упряжке, тянуть одну лямку с вами, Господин, — сказала она.

— Не ленись, а не то будешь сурово избита, — честно, предупредил я.

— Не буду, — пообещала она, тревожно оглянувшись назад, посмотрев на Кувигнаку.

— Господин, я раздета, — напомнила девушка.

— Я это знаю не хуже тебя, моя прекрасная запряженная напарница, — усмехнулся я.

— Он будет хлестать нас? — спросила она тревожным шепотом.

— Этот будет, если захочет.

Она испуганно сглотнула.

— Как только, я дам сигнал, наклоняешься вперед и делаешь шаг левой ногой. Шагай максимально широко, а я несколько укорочу мой шаг. Я задаю темп. Если Ты не сможешь его держать, попроси о его снижении.

— Да, Господин.

— Теперь, вперед!

— Слушаюсь, Господин, — сказала она, делая первый шаг. — Я люблю работать рядом с вами, тащить рядом с вами, Господин.

— А что до меня, то я бы предпочел, чтобы эту работу делали четыре или пять рабынь, голых, и под кнутом.

— Да, Господин, — отозвалась рабыня, смотря под ноги.

Мы продолжили наш путь на север, таща волокуши через высокую траву.

Она делала это очень старательно. Или она сама не хотела ослаблять свои усилия, или сильно боялась сделать это. Любая попытка замедления, конечно же, была бы немедленно обнаружена мной, ее напарником по упряжке. Ее пришлось бы выпороть, и заставить усерднее тянуть свою долю тяжести.

— Господин, — позвала она меня через некоторое время.

— Что?

— А мне разрешат одеться? — поинтересовалась рабыня.

— Не сейчас. Возможно, позже. Мы посмотрим. Все будет зависеть от твоего служения, если оно будет превосходным, со временем Ты сможешь, заслужить какую-нибудь тряпку.

— Да, Господин, — счастливо сказала она.

— Господин, — снова окликнула она меня немного позже.

— Что еще?

— У меня нет имени, — несчастно напомнила она.

— Это верно, — безразлично ответил я, налегая на ремень.

Мы продолжали тянуть волокуши сквозь высокую траву.

— Мне дадут имя? — с надеждой спросила девушка.

— Возможно.

— Я хотела бы иметь имя, — призналась она.

— Вероятно, это неплохая идея давать имена животным вроде тебя.

— Да, Господин.

— Возможно, мы могли бы назвать тебя «Ahtundan», — предположил я.

— Что это означает? — удивленно спросила она.

— «Что-то, на что можно плюнуть», — перевел я. — Это — подходящее имя рабыни, не правда ли?

— Да, Господин, — огорченно ответила она, опуская вниз голову.

— Можно еще называть тебя «Cesli» или «Cespu», — размышлял я тем временем.

— А что означают эти имена? — уже без всякого интереса спросила девушка.

— «Цесли» означает экскременты.

— Ох, — только и смогла произнести она.

— Людей или животных, — уточнил я.

— Я поняла, — пробормотала она.

— «Цеспу» подразумевает «бородавку» или «коросты».

— Понятно, — сказала она.

— Давайте сохраним эти имена, — предложил заинтересовавшийся Кувигнака.

— Ты думаешь? — переспросил я.

— Да, нормальные имена для рабыни, — подтвердил он.

— Отлично, — улыбаясь, сказал я, похоже, в Кувигнаке проснулся воин.

— Эй, с тобой все в порядке, — удивленно спросил я девушку. — Зря смеешься, а если мы оставим тебе эти имена?

— Да, Господин, — смеялась рабыня.

— А как Ты смотришь на имя «Репа»? — поинтересовался я.

— О, пожалуйста, Господин, только не это, — весело смеясь, попросила она. — Оно напоминает мне о Ваниямпи.

— Твоя жизнь кардинально изменилась и Ты скоро это почувствуешь, — предупредил я. — Пожалуй то имя, больше не будет для тебя подходящим.

— Я рада услышать это.

— Возможно, я должен назвать тебя «Wowiyutanye», — сказал я.

— Что это означает?

— Искушение, — улыбнулся я.

— Господин льстит мне, — довольно улыбнулась она в ответ.

— Впрочем, это слишком длинно, и к тому же у меня уже есть имя для тебя, — сказал я.

— Какое, Господин? — нетерпеливо спросила девушка, со страхом и надеждой.

— Оно не сложное, — успокоил я.

— Понятно, Господин, ведь я — всего лишь рабыня.

— Оно кажется мне простым и подходящим именем для рабыни.

— Да, Господин, — нетерпеливо, ожидая, сказала она.

Неважно, какое имя я ей дам, она будет носить именно его. Животные должны откликаться, на любые клички, которые им даны.

— Я называю тебя… — сделал я длинную паузы.

— Да, Господин? — с тревогой смотрела она на меня.

— Я называю тебя — «Мира».

— Спасибо, Господин, — поблагодарила Мира. — Господин хорошо знает, как унизить рабыню! Когда-то это имя носила рабыня, которая еще не знала, что была рабыней. Тогда это было имя рабыни, но не рабская кличка. Потом рабыня была порабощена юридически, и быстро поняла, что она действительно была рабыней. Ее сущность была разоблачена. Ее истинная природа стала очевидной. Имя вновь дано ей, на сей раз как рабская кличка. Теперь это имя не только имя рабыни, как это было всегда, но и рабская кличка, данная женщине, которая сама публично признала и объявила, что была рабыней всегда, даже до процедуры ее юридического порабощения!

— Как Ты сама думаешь, удастся тебе стать удовлетворительной рабыней?

— Я всем сердцем буду стремиться к этому, Господин, — пообещала она.

— Ты хочешь быть рабыней?

— Да, Господин, от всей души.

— Тогда, смотри! Служи хорошо! — приказал я.

— Слушаюсь, Господин.

— Тяни, рабыня, — скомандовал я.

— Да, Господин.

Глава 34 Кабачок и клубника

— Свяжите меня и используйте меня как рабыню, — попросила Мира.

Я небрежно, но эффективно связал ей руки за спиной, и бросил на землю у моих ног.

— Я прошу взять меня как рабыню, — задыхалась, сказала он, приподнявшись на локтях.

Я упал в траву рядом с ней и сгреб ее волосы в мою левую руку, оттянув голову девушки к земле, и задержал таким образом, что она могла видеть только небо. Затем я сорвал длинный стебель травы.

Уже прошло четыре дня, с тех пор как мы пересекли Северную Кайилу. Во время похода мы видели, справа от нас Скалу Советов, поднимавшуюся ненормально высоко, над равниной, посреди группы меньших, окружавших ее скал.

— Господин? — удивилась она, когда я начал щекотать ее стеблем травы.

— Они рядом? — не переставая дразнить девушку, спросил я Кувигнаку.

— Да, — ответил он.

Он сидел, скрестив ноги по соседству, чиня одну из постромок волокуши.

— Ох, о-о-о! — застонала девушка.

— Они вооружены?

— Нет, — отозвался он, втыкая шило в ремень.

— Ты положил немного пеммикана?

— Да.

— О-у! — стонала рабыня. — О-о-о!

Мы говорили на наречии Кайила. Мира не знала этого языка. Она даже не знала того, о чем мы говорили. В ее присутствии мы обсуждали этот вопрос только на языке Кайил.

— О-о-о, пожалуйста, Господин, остановитесь! — взмолилась Мира, начав извиваться и поскуливать.

Она не могла освободиться, ведь моя левая рука все так же крепко удерживала ее за волосы, а моя правая нога прижимала ее ноги. Она, была беспомощна.

— Я не хотела, чтобы Вы сделали это так, добрый Господин. Пожалуйста, я прошу Вас, остановитесь! — умоляла она.

Но мне понравилось дразнить ее, и она извилась, подскакивала и дрожала.

— О, пожалуйста! — задыхаясь, проговорила она. — Пожалуйста, мой Господин!

Мира даже не знала о близости других. Они привязались к нам еще до того, как мы пересекли Северную Кайилу. Они, как и моя рабыня, насколько мы установили к нашему удовлетворению, не понимали языка Кайила, или понимали его очень плохо. Чтобы выяснить это мы говорили так, чтобы они нас точно услышали, и если бы они понимали то, что мы сказали, то должны были бы исчезнуть так быстро, как только могли. Казалось довольно логичным, что они понятия не имели, что мы знаем об их присутствии. Иногда Кувигнака оставлял небольшой кусочек пеммикана на местах наших ночевок, как если бы обронил по неосторожности. Теперь, мы решили, что пришло время, чтобы познакомится поближе.

— О, пожалуйста, остановитесь, Господин! — умоляла она. — Я сделаю все что угодно! Я сделаю для вас все что угодно!

— Но Ты же, так или иначе, должна сделать все, что я захочу, — напомнил я. — Ты — рабыня.

— Да, Господин! — закричала Мира.

Я неожиданно прекрати свои легкие касания стеблем травы ее тела.

— Ты думаешь, что уже сможешь отдаться мне как следует?

— Да, Господин! Да, Господин! — задыхалась она.

Я отбросил стебель в сторону.

— Поцелуй, — скомандовал я.

Она насколько смогла, приподнялась на локтях, в попытке дотянуться до моего рта. В конце концов, я позволил ей это сделать, и она счастливая откинулась назад, смотря на меня.

Иногда, в городах, хозяин заковывает женщину в рабские цепи, разводя ее ноги и руки в стороны, делая ее совершенно беспомощной, а за тем легонько дразнит пером ее самые красивые и чувствительные места. Обычно уже через несколько мгновений она умоляет позволить служить ему любым способом, какого только можно пожелать. Есть много способов дать понять женщине, что она находится в вашей власти, действительно в вашей. Этот — всего лишь один из них.

— Я подчинил тебя? — спросил я.

— Да, полностью, — ответила рабыня Мира.

— И как Ты мне собираешься отдаться?

— С совершенством, — простонала она.

Теперь я продолжил ласкать ее, но уже моими руками, языком, губами и зубами. Она начала стонать и подвывать.

— Они подбираются ближе, — небрежно сказал Кувигнака, протягивая нить сквозь отверстие в ремне. — Кажется, они заинтересовались твоим общением с рабыней.

Я продолжал уделять внимание прекрасной, связанной женщине, которая в данный момент была в моем услужении. Она уже почти приблизилась к взрыву оргазменных ощущений.

— Пожалуйста, о, о, о-о-о! — стонала она, с вдруг закричала. — Да-а-а-о-о!

Теперь она билась подо мной, полностью в моей власти.

— Да, — заливалась она слезами. — Да-а-а!

— Они уже совсем близко, до них всего нескольких футов, — предупредил Кувигнака, — один справа от тебя, в траве, второй немного позади.

— Пожалуйста! — просила девушка.

— Отлично, — сказал я.

— Я отдаю себя, — кричала она. — Я отдаю себя вам!

Она была настолько изумительна! Насколько же вообще могут быть великолепны женщины!

— Они кажутся загипнотизированными, — усмехнулся Кувигнака.

— Сообщи мне, если будет какое-либо изменение их положения, — попросил я.

— Мне жаль, что я не могу обнять вас, — призналась рабыня.

— Ты не можешь. Ты связана как рабыня.

— Да, Господин.

Я крепко обнял ее, и она беспомощно вжалась в меня. Позволено ей обнимать меня, или нет, было моим решением. Стоит мне захотеть, и через мгновение она полетит в траву, отвергнутая и отброшенная, как ненужная вещь. Но вместо этого я нежно поцеловал ее. Она была очень красива.

— Они меняют позицию, — предупредил Кувигнака, невозмутимо продолжая ремонт упряжи. — Один отползает. Другой идет за пеммиканом.

— Хорошо, — сказал я.

Девушка влюблено смотрела на меня, и я не удержавшись снова поцеловал ее.

— Ой! — только и успела вскрикнуть пораженная девушка.

Я прыгнул в сторону от нее, и бросился сквозь траву. Прежде, чем совсем молодой паренек смог отскочить, я одной рукой схватил ворот его одежды и поставил своего пленника на ноги.

— Тал, — поприветствовал я его по-гореански.

— Тал, — заикаясь, ответил парень, не выпуская, впрочем, из руки крошечный кусочек пеммикана.

Я подтянул его к центру нашей стоянки, где нас уже ждал поднявшийся на ноги Кувигнака. Там же, привстав, опираясь на локти, связанных за спиной рук, пораженно выглядывала рабыня Мира, что когда-то была Леди Мирой из Венны, и которую я только что использовал для собственного удовольствия. Чуть в стороне, на волокуше, спал Хси.

В нескольких ярдах от нас поднялась напуганная молоденькая девушка, невысокая блондинка. Ее талия едва показывалась над травой. На вид ей было приблизительно шестнадцать или семнадцать лет от роду. Как и юноша, она была одета в одежду Ваниямпи.

Я перехватил одежду парня левой рукой, а правой махнул над головой, приглашая девушку приблизиться.

— Иди сюда, — добавил я по-гореански.

Она робко подошла и встала рядом с нами.

Теперь, я освободил одежду парня от своего захвата.

— Ну, и кто Вы такие? — строго поинтересовался я.

— Я — Кабачок — представился он.

— Я — Клубника, — тонким мелодичным голосом отозвалась девушка.

— Мы шли за вами, — признался парень.

— Мы это знаем, — сказал я.

— Мы брали пеммикан. Вы собираетесь убить нас за кражу?

— Он оставлялся для Вас.

Он протянул ко мне свою руку, в которой лежал кусочек пеммикана, который он только что поднял из травы.

— Это я взял, сейчас, — признался Кабачок.

— Ты — мужчина, — улыбнулся я. — Это твое.

Он озадаченно посмотрел на меня и сказал:

— Я не мужчина, а она не женщина. Мы — Ваниямпи.

— Так было раньше, — отмахнулся я.

Тем временем девушка восхищенно смотрела на Миру.

— Репа, это — Ты? — удивленно спросила она.

— Когда-то она была Репой, — поправил я. — Теперь она Мира, рабыня. Она не может тебе ответить. Я не давал ей разрешения говорить.

Девушка в страхе посмотрела на меня.

— Перевернись на бок, рабыня, — велел я. — Покажи им, что твои руки — связаны.

Мира повиновалась немедленно. Молодой человек и женщина увидели, ее крепко связанные шнурами запястья.

— В прежнее положение, на твоих локтях, — скомандовал я, что Мира исполнила без задержки.

— Что это у нее на шее? — спросила Клубника, показывая на узкую, темную плетеную из сыромятной кожи веревку, тремя витками охватившую шею рабыни и завязанную узлом на горле.

— Это служит ей ошейником рабыни, — пояснил я.

— Я поняла, — прошептала девушка, немного, отстраняясь.

Она опустила голову, сделала быстрый неровный вздох, и заметно покраснела.

— Ты можешь лечь, — разрешил я рабыне, и она облегченно откинулась на спину около наших ног, нагая и связанная.

— Вы оба далековато забрались от своего загона, не так ли? — спросил я.

— Да, — согласился юноша, опуская голову.

— Мы недавно посещали загон Ваниямпи. Это был Сад одиннадцать, если не ошибаюсь, — поведал я ему, но паренек молчал, и мне пришлось уточнить: — Это ведь был ваш загон. Я прав?

— Да.

— Там мы слышали о двоих, молодом человеке и молодой женщине, которых изгнали оттуда. Несомненно, Вы и есть те двое.

— Да, — не стал спорить Кабачок, не поднимая головы.

— И Вы следовали за нами от самого загона, — уточнил я.

— Да, — признал он.

— Почему?

— Мы надеялись, что Вы приведете нас к еде. Мы не знали, что еще можно сделать, — ответил он.

— Вашим преступлением, насколько я помню, было, касание друг друга.

— Нет, — испуганно замотал головой Кабачок. — Нет!

— А ну-ка, встань на колени, перед этим молодым мужчиной, и избавься от этой глупой одежды, — приказал я молодой женщине.

Молодой человек пораженно смотрел на меня.

— И не вздумай отводить от нее глаз, — велел я ему.

Девушка задрала длинное неуклюжее платье до бедер, а затем, опустившись на колени перед парнем, стянула его через голову и отложила в сторону. Теперь она стояла на коленях перед юношей, полностью обнажив для него свою красоту.

— Не отводи глаз, — строго предупредил я молодого человека.

— Ох, — восхищенно, тихим голосом сказал он. — Она так красива.

— И теперь тебе уже не кажется настолько позорным, или ужасным, прикоснуться к ней?

— Нет. Конечно, нет! — радостно ответил он.

— Ты больше не Ваниямпи, — улыбнулся я. — Теперь Ты можешь трогать ее свободно и так часто, как того пожелаешь.

— Я не могу поверить такой свободе, — признался он. — Это так отличается от того, что было раньше! Это великолепно!

— Это — твоя свобода, но не ее, — пояснил я.

— Что? — не поняв, переспросил парень.

— Не забывай, что она — женщина, — напомнил я.

Он озадаченно уставился на меня.

— Она кажется голодной, — заметил я, увидев, какими глазами она смотрела на кусочек пеммикана в его руке.

— Прости меня, Клубника! Я столь невнимателен! — воскликнул паренек, торопливо разламывая и без того маленький кусочек пеммикана в две части.

Я задержал его руку своей.

— Ты — мужчина, — напомнил я. — Это — твое, а не ее.

— Но я, конечно же, разделю это с ней, — неуверенно сказал он.

— Она еще тебя не попросила.

Он пораженно посмотрел вначале на меня, а потом снова перевел смятенный взгляд на девушку.

— Я прошу дать мне что-нибудь поесть, — улыбнувшись, попросила она.

Он быстро сунул ей половину крошечного куска пеммикана, и она, как была нагая, стоящая на коленях, быстро и жадно проглотила его.

Он мечтательно рассматривал девушку, даже не заметив, как прикончил свой пеммикан.

— Стой спокойно, — приказал я ему, и ножом срезал большую часть длинного подола, серого платья Ваниямпи. Также я поступил и с рукавами. Из остатков материала, я соорудил импровизированный пояс, и повязал его, на талии парня. Получилось, что-то похожее на тунику.

— Какие сильный у тебя оказывается ноги, — восхищенно сказал девушка, с нежностью в голосе, рассматривая его, — и твои руки!

— Ты разрешал ей говорить? — поинтересовался я.

— Да, — кивнул он.

— Очень хорошо.

Девушка, улыбнувшись, склонила голову. Разрешали ли ей говорить, или нет, было вопросом достаточно спорным.

— Стойбище уже довольно близко, — сказал Кувигнака. — Пора бы отправиться в путь.

— Ты можешь сопровождать нас, — предложил я юноше, — и Ты, если пожелаешь, можешь взять с собой эту женщину.

— Да, я хочу взять ее с собой.

— Отлично, — сказал я.

Девушка снова улыбнулась. Было и так совершенно ясно, возьмет ли он ее с собой или нет.

— Я скрою, насколько смогу, следы нашей стоянки, — сказал Кувигнака, начиная собираться в дорогу.

— А я пока погружу вещи на волокушу, — добавил я.

— Ты, правда, теперь рабыня, Мира, — заинтересованно спросила девушка.

Мира бросала взгляд на меня.

— Ты можешь ответить, — позволил я ей.

— Да, я — рабыня, полностью, — согласилась Мира.

— А что он делал с тобой только что? — спросила девушка, покраснев.

— Ты подсматривала? — с улыбкой спросила Мира.

— Да, — призналась девушка, покраснев еще гуще.

— Он наслаждался мной и использовал меня в как рабыню, — пояснила Мира.

— Тебе было стыдно? — поинтересовалась Клубника.

— Нет, — засмеялась Мира. — Рабыне не позволена скромность.

— Ты казалась переполненной удовольствием, охваченной благодарностью и радостью, — заметила девушка.

— Да, я отдавалась своему Господину.

— И тебе нужно было отдаваться таким образом?

— Да. У рабыни нет другой альтернативы, кроме как полностью отдаться своему господину, — объяснила Мира.

— Но Ты, же сама хотела так отдаться, ведь так? — не отставала девушка.

— Да, — призналась рабыня.

— Значит, рабыня обязана сделать то, чего она, сама страстно, от всего сердца желает сделать, — заключила Клубника.

— Да, — подтвердила Мира. — Но Ты должна понимать, что жизнь рабыни не легка. Нас часто заставляют работать, долго и упорно.

— Но получаешь ли Ты удовольствие от такой службы?

— Когда-то я даже не могла представить себе этого, но теперь, когда я — находящаяся в собственности рабыня, я знаю что это так, — страстно сказала Мира.

— А как рабыня должна вести себя? Что должна делать рабыня?

— Мы должны быть абсолютно покорными, полностью послушными и совершенно приятными, — пояснила рабыня.

— Но это ужасно! — воскликнула девушка.

— Возможно, — засмеялась Мира.

— А что, если Ты не будешь такой? — спросила девушка.

— Но мы таковы, — смеялась Мира. — Рабовладельцы проследят за этим.

— Но что, если Вы взбунтуетесь?

— Только глупые девушки бунтуют, — усмехнулась Мира, — и им быстро преподают бесполезность сопротивления.

— Но неужели Вы не можете даже протестовать?

— Мы можем протестовать, конечно, если владельцы посчитают целесообразным разрешить это, но как только наш протест будет закончен, нас вернут обратно в нашу неволю, возможно, еще более строгую, и сурово накажут за наш протест.

— Накажут? — тяжело задышала девушка.

— Да, рабыня дрессируется, и подвергается наказаниям. Она принадлежит так же точно, как принадлежат слин или тарск. Она собственность, в буквальном смысле этого слава принадлежащая владельцу собственность. Ты должна понимать это полностью. Соответственно, с нею может быть сделано все, что пожелает ее владелец. Она может даже быть убита, если так решит хозяин.

— Тогда получается, что рабыня полностью беспомощна, — вздрогнула девушка. — Она полностью во власти владельца.

— Да.

— Я хотела бы этого, — вдруг заявила Клубника.

— Правда? — удивилась Мира.

— А Ты, правда, счастлива? — спросила девушка.

— Да, просто невероятно как, — улыбнулась рабыня.

— Разве Ты желаешь свободы?

— Единственная свобода, которую я теперь хочу, это свобода полностью быть рабыней, — призналась Мира.

— Но ведь и я хочу того же, — заявил девушка. — Я, тоже, буду рабыней!

— Но у тебя, же нет владельца, — улыбнувшись, напомнила ей Мира.

— Встать, — скомандовал я Мире.

Она, дергаясь и извиваясь, поднялась на ноги, после чего я развязал ей руки и закрепил шнуры на моем поясе. Рабыня снова изящно опустилась передо мной на колени и поцеловала мои ноги.

— Что Ты делаешь? — изумленно спросила девушка.

— Я целую ноги того, кто должен быть моим владельцем, — объяснила Мира.

Молодая девушка, бывшая Ваниямпи, поднялась, подошла и встала на колени перед юношей.

— Что Ты делаешь! — пораженно закричал Кабачок.

— Я целую ваши ноги, — объяснила она.

— Но это же — рабский акт! — воскликнул он.

— Да! — гордо сказала она, подняв свою голову, и вызывающе посмотрев на своего парня.

— Мы Одинаковые! — испуганно крикнул он, отскакивая от коленопреклоненной подруги.

— Уже нет, — улыбнулась она, — мы нет. Вы — мужчина, а я — женщина.

— Нет, — закричал он на нее. — Нет!

— Я была бы твоей рабыней, — заметила она.

— Нет, нет. Нет!

— Я раздражаю Вас? Разве я не привлекательна? Разве я не желанна? Разве я не красива? Вы, правда, не хотите владеть мной? — спрашивала девушка.

— Конечно, я хочу владеть тобой! — вдруг зло признал парень. — Только смотреть на тебя означает хотеть владеть тобой! В течение многих лет я хотел этого!

— Ну, так владейте мной, — предложила Клубника.

Он вскрикнул в муке и согнулся, сжимая кулаки.

— Что не так? — удивилась она.

— Это — мысль об обладании тобой, — сказал он. — Это так потоп. Это означает для меня такую мощь, такую радость!

— Ну, так владейте мной, — повторила она.

Он, дрожа, смотрел вниз, на нее.

— Пора уже, что-то ей ответить, — заметил я, — особенно, если Ты не собираешься оставлять ее здесь.

Он растерянно и озадаченно посмотрел на меня.

— Она — белая женщина. Немногие белые женщин, если таковые вообще имеются в Прериях, свободны. Мы идем в стойбище краснокожих. Она привлекательна, так что если Ты не хочешь поработить ее, у меня нет сомнений, что кто-то другой сделает это за тебя, — объяснил я, и он снова посмотрел вниз, на девушку.

Я подошел к волокуше и вытащил катушку узкой, плетеной кожаной веревки, которую я уже использовал для ошейника Миры, и отрезал подходящий кусок. Остальной моток, я вернул на место.

— Встань, — велел он девушке, и она с готовностью вскочила на ноги.

Я вручил ему отрезок веревки, но он стоял, замерев, глядя на подругу, а веревка повисла в его руках.

— Понимаешь ли Ты значение этого? — спросил я у Клубники.

— Да, — твердо ответила она.

— Ты можешь добровольно принять статус рабыни, но Ты уже не сможешь так же, свободно выйти из него. Это состояние, как только оно будет применено к тебе, с твоей стороны станет необратимым. Уже не в пределах твоих желаний будет сломать, изменить или исправить это, в любом случае. С этого момента Ты больше не будешь свободным человеком. Ты станешь всего лишь рабыней.

— Я понимаю, — кивнула она, и повернулась к своему другу.

— Я готова, — сказала она. — Сделай меня своей рабыней.

Парню больше ничего не оставалось, кроме как, обмотать темную узкую веревку три раза вокруг ее шеи. Он сделал это аккуратно и не слишком туго. Потом он заплел два свободных конца, закрывая ошейник, и резко дернул свободные концы в разные стороны, затягивая узел, при этом узкий, перевернутый треугольник плоти показался между первыми двумя петлями ошейника, стянутых узлом. Парень отпустил свободные концы веревки, и они легко упали, свисая, как и у ошейника Миры, между ее грудей. Легкое прикосновение кожи к груди рабыни может быть полезным для нее, особенно когда она обнажена. Это тонко напоминает ей о том, что она — рабыня. Кроме того, как я уже упоминал, они обеспечивают удобную короткую привязь, с помощью которой можно тянуть ее или привязывать, кому как нравится. Ошейник, как и у Миры, будет служить не только для того, чтобы пометить девушку как рабыню, но и по-своему, отличил бы ее от собственности краснокожих, ошейники которых обычно представляют украшенную бисером кожаную полосу. Естественно, что молодой человек, познания которого в этих вопросах крайне ограничены, вынужден был следовать конструкции ошейника, который я использовал для Миры. У меня не было по этому поводу никаких возражений. Действительно, выглядело уместным, что две девушки, две бывших Ваниямпи, должны быть в похожих ошейниках. Я решил, что позже объясню ему идентификационные аспекты ошейника, и тогда он сможет, если пожелает, изменить его, или в некотором роде персонализировать, возможно, применив особый узел, ярлык или украшение. С другой стороны, если он захочет оставить все, как есть, то я против не буду. И мы и девушки, а вскоре и все остальные, отлично поймут рабский статус, в котором состояли наши подопечные.

— Она — симпатичная рабыня, — похвалил я.

— Я всегда хотел владеть тобой! — кричал парень, низким, хриплым, диким голосом, сдавливая ее в своих руках.

— Как рабыня я могла бы теперь принадлежать любому мужчине, — сказала она, — но именно Вы завладели мной! Вы тот, кому я действительно принадлежу! — шептала рабыня своему господину.

— Я люблю тебя, — кричал он, все крепче стискивая ее в своих объятиях.

— И я люблю Вас, мой Господин, — закричала она. — Я люблю Вас, мой Господин!

— Я должен овладеть ей, — крикнул нам юноша. — Я не смогу ждать. Идите пока без нас!

— Ничего, мы можем и подождать, — усмехнулся я.

И он повалил в траву свою голую, носящую его ошейник рабыню, столь красивую, уязвимую, беспомощную, дрожащую от нетерпенья, готовую отдаться ему полностью, любящую и любимую.

— О-о-о, как я счастлива! — вскрикнула она, закрывая глаза. — Какая же я счастливая!

— Стойбище, сразу за этой возвышенностью, — показал Кувигнака на вершину холма впереди.

Мы с Кувигнакой утомленно тащились вверх сквозь высокую траву вверх по склону. Вечерело.

Волокуша следовала позади нас, приблизительно в пятидесяти ярдах. Молодой парень, бывший ранее Ваниямпи, настоял на том, чтобы помогать тянуть их. Мы для него соорудили еще одну, центральную упряжь. Теперь он тянул, имея по обе стороны, также в ремнях постромок, рабынь Миру справа и белокурую девушку слева от него. Рабыня мужчины обычно следует за ним позади, или слева позади. Для своей девушки он сделал тунику, использовав ее бывшее платье Ваниямпи. Оно получилось невероятно коротким, с глубоким декольте, и без рукавов. Туго затянутый на талии поясок, сделанный из скрученной ткани, выгодно подчеркивал изысканные линии ее прекрасной фигуры. Такие мизерные и откровенные предметы одежды, так откровенно и бесстыдно выставляющие красоту женщины, обычно рассматриваются свободными женщинами, как скандальные и оскорбительные. Тем не менее, это именно та одежда, в которую девушка, если она рабыня, будет одеваться, если ей вообще разрешат одевать что-либо. В действительности, рабыни склонны радоваться даже такой одежде. Они ценят свободу движений, которую дает короткая туника, а также получают удовольствие от бесстыдной демонстрации и выставления на показ их желанности и красоты для наглой оценки мужчин. Рабыня парня казалась довольной своей одеждой, хотя это было все, что ей было позволено носить. Миру я держал нагой, решив, разрешить ей одежду несколько позже. Я улыбнулся своим мыслям. Она когда-то была агентом кюров, и теперь должна была под моей опекой, полной ложкой вкушать свое рабство. Я не сомневался, что она хорошо изучит это.

— Там, — сказал Кувигнака, стоя на гребне небольшого холма, в высокой траве. — Ниже по склону, скрытое за деревьями находится стойбище Касму, как раз рядом с небольшим ручьем. Если присмотришься, Ты сможешь разглядеть некоторые вигвамы.

Я неподвижно стоял на гребне невысокого холма рядом с Кувигнаки. Едва бросив взгляд в неглубокую долину, с деревьями вдоль ручья, и вигвамами, спрятанными среди деревьев, я сразу почувствовал возбуждение. Было здесь нечто еще, что привлекло мое внимание. Это нечто было на холме позади стойбища, и отчего я пришел в состояние глубокого волнения.

— Что не так? — удивленно спросил Кувигнака, заметив мою реакцию.

Я не мог говорить. Моя кровь закипела, мое сердце колотилось где-то у горла. У меня сбилось дыханье, и дрожь пошла по всему телу.

— С тобой все в порядке, митакола? — забеспокоился Кувигнака.

— Там, — кое-как смог выговорить я, указывая на холм, просматривающийся позади стойбища.

— Что? — спросил он, не понимая моих жестов.

— Вот! Вот же оно! — крикнул я.

На том холме росли два дерева! Два белоствольных дерева, приблизительно пятидесяти футов высотой, с блестящими зелеными листьями. Они стояли приблизительно в тридцати — сорока футах друг от друга, и были четко обрисованы на фоне вечернего неба.

— Что? — спросил Кувигнака.

Я дрожа смотрел на пару одиноко стоящих деревьев.

— Деревья, — крикнул я, не веря своей удаче. — Деревья!

Это были деревья Хогар, названные по имени Хогара, одного из первых исследователей Прерий, обычно растущие вдоль берегов небольших ручьев или грязных медленных рек. Их форма очень напоминает земные тополя, которые возможно в виде семян попали на Гор.

— Именно из-за тех деревьев, у этого места есть свое имя.

— Как? Как название этого места? — спросил я, поворачиваясь к моему другу.

— Два Пера, — ответил удивленный Кувигнака.

— А я-то думал, что это было имя, — хлопнул себя по лбу.

— Но это — имя, — Кувигнака был в полном недоумении, — название этого места.

— Кто здесь самый главный из мужчин? — спросил я.

— Всегда был Кахинтокапа, «Тот, Кто Идет Впереди» лидер Наездников Желтой Кайилы, — ответил Кувигнака, и вздохнув добавил, — конечно, если он выжил.

— Он, обязан выжить! — закричал я, бросая себя в бешеный бег вниз по склону к стойбищу.

— Подожди! — закричал мне вслед Кувигнака. — Кто-то едет к нам!

— Татанкаса! — радостно крикнул Кэнка, мчащийся к нам из стойбища. Но я пробежал мимо него. Я бежал, как безумный. Он, и возможно Акихока, кто поехал, чтобы вернуть его с охоты, должно быть, встретились с беглецами из праздничного стойбища, и затем с ними добрались досюда.

— Господин! — обрадовано взвизгнула Виньела, но я уже проскочил и мимо нее тоже.

— Подожди! — слышал я крики бегущего за мной Кувигнаки.

Но я не мог ждать, уже вечерело. Это было то самое время для когда щиты вывешивают на треноги позади вигвама, обращая из лицом на запад, чтобы они могли видеть заходящее солнце.

Женщины пораженно смотрели мне в след, когда я спешил через стойбище.

— Татанкаса! — кричали некоторые из них, узнавая меня.

— Татанкаса! — позвал Махпиясапа.

Я раб, и пал на колени перед ним. Он был вождем клана Исбу.

— Ты жив! — счастливо закричал он. — Мое сердце поет от радости!

— Господин! Где вигвам Кахинтокапы! — спросил я, унимая дыхание.

— Там, — озадаченно показал рукой Махпиясапа.

— Благодарю вас, Господин!

Я сжимал кулаки. От нетерпенья.

— Ты можешь подняться, — разрешил Махпиясапа, заметив мою спешку.

Я прыгнул на ноги, и рванулся в направлении указанном вождем Исбу.

— Татанкаса! — остановил меня Махпиясапа.

— Да?

— Ты не знаешь что-нибудь о Хси? — тревожно спросил он.

— Пусть ваше сердце летит высоко и поет еще громче, Господин, — ответил я. — Ваш сын жив!

Я указал назад на косогор, вниз по которому юноша, бывший Ваниямпи, Мира и Клубника тянули волокушу. Махпиясапа с сияющим от радости лицом, поспешил расстаться со мной для более важных дел. Я видел объятия Кувигнаки и Кэнки. Видел Виньелу, стоявшую в стороне, вне себя от радости. Многие обитатели стойбища выбегали, чтобы встретить их.

Я стремительно понесся дальше на поиски вигвама Кахинтокапы, придерживаясь указанного Махпиясапой направления.

Я остановился, отдышался и затем медленно обошел вокруг вигвама. Я чувствовал теплое вечернее солнце, ласкающее мою спину. Никогда прежде я не видел щит Кахинтокапы вне его чехла, даже когда я первый раз повстречал его, давно, вместе с Кэнкой и его Всеми Товарищами, около места разгрома обоза и колонны наемников.

Для воина является обычным делом держать свой щит в чехле или кожухе, если нет непосредственной опасности. Еще его достают, конечно же, когда необходимо выставить его на солнце, выставить, чтобы он напитался силой и магией от желтой, животворящей, сверкающей звезды двух миров, Сола или «Тор-ту-Гор» — Света Над Домашним Камнем.

Я долго стоял и зачарованно смотрел на щит, висящий на треноге, впитывая последние лучи заходящего летнего Солнца. Он немного качался назад и вперед, и поворачивался от легкого ветерка. Из уважения к чувствам краснокожих, я озаботился, чтобы не позволить моей тени закрыть щит от солнечных лучей. Точно так же никто не проходит между гостем и огнем в вигваме, не попросив его прощения.

Я услышал Кувигнаку и Кэнку, подходящих сзади. Они, также, посмотрели на щит.

— Вы видите это? — спросил я.

— Конечно, — ответил Кувигнака.

— Тот охотник, давно, в снегах, это был Кахинтокапа.

— Я тебя не понимаю, — растерянно сказал мой друг.

— Два Пера, — объяснил я, — были не именем мужчины, а названием этого места.

— О чем это он говорит? — теперь уже и Кэнка заинтересовался моим состоянием.

— Понятия не имею, — пожал плечами Кувигнака.

— Да вы посмотрите же на щит, — воскликнул я.

Мы все вместе уставились щит. С него на нас смотрела прорисованная до мельчайших деталей, раскрашенная красками и обведенная черный цветом, голова кюра. Это была широкая, дикая собакоподобная голова. Особенно тщательно были изображены глаза зверя. Они, казалось, рассматривали нас. Левое ухо было наполовину оторвано.

— Это— Зарендаргар, Безухий, — объяснил я им.

— Какой Зарендаргар? — спросил Кувигнака.

— Тот, с кем я однажды, давным-давно, в далеком месте разделил пагу, — вздохнув, сказал я.

— Это — магический помощник Кахинтокапы, — напомнил Кэнка.

— Я хотел бы свести с ним знакомство, — встрепенулся я.

— Такие существа являются очень личными, — объяснил Кэнка. — Это сакральные существа. Они появляются во снах, в видениях. Как один человек может увидеть магического помощника другого человека?

— Я должен поговорить с Кахинтокапой, — заявил я.

— Кахинтокапа тяжело ранен, — покачал головой Кэнка.

— Вы можете сообщить ему о моем желании?

— Мы сделаем это, — пообещал Кувигнака.

Я рассматривал на изображение на щите. Сходство с оригиналом было поразительным. Сейчас, среди разных вещей на волокуше, захваченных из вигвама Гранта, хранилась кожа истории, попавшая в мои руки в дельте Воска, приблизительно в четырех пасангах от Порт-Кара. На этой коже, была изображена история охоты и явления помощника из мира духов. Эта кожа, стала причиной, прибытия в Прерии не только Кога с Сардаком и их союзников, но и меня самого. В заключение истории на коже, художник изобразил портрет своего магического помощника, нанесенный на щит. Портрет Зарендаргара был абсолютно узнаваем. И вот теперь, глубоко в Прериях, к северу от Реки Северная Кайила, в землях клана Касму племени Кайила, я лично рассматривал тот самый щит.

Я обернулся, и увидел, что вокруг нас собрались уже несколько человек.

Но я смотрел мимо них, вдаль, на просторы, открывающиеся за границами стойбища, на колышущиеся от вольного ветра травы. За тем я снова повернулся к Кувигнаке и Кэнке.

— Я должен поговорить с Кахинтокапой.

— Ты все же собираешься искать этого магического помощника? — поинтересовался Кэнка.

— Да, — твердо сказал я.

— Если Ты хочешь сделать это, — предупредил Кэнка. — Ты должен поступать в соответствии с нашими путями.

— Я сделаю все, что Вы потребуете.

— Мы с Кувигнакой будем говорить с Кахинтокапой, — пообещал Кэнка. — Мы будем говорить от твоего имени.

— Я благодарен вам, — сказал я.

Глава 35 В месте видений

— Тело никогда не вернешь, — сказал я.

— Это не так у Тачаков, — ответил Камчак из Тачаков.

Холодный ветер пронесся через плоскую вершину на верхнем уровне Башни Правосудия Ара.

Это были холодные камни приблизительно в двадцати пасангах к западу от стойбища Два Пера.

Снова я держал траву и землю с Камчаком из Тачаков. Я мог чувствовать этот холод в моих руках, между моими пальцами.

Начинался дождь. Дождь смыл грязь и траву с моих рук. Мосты Тарны были серыми и прохладными в затяжном моросящем дожде.

Издалека слышался рев толпы на Стадионе Тарнов Ара.

Я вышел из ванн Ара. Они показались мне неожиданно холодными.

Серебряная маска казалась неестественно большой. Женский голос, из-за нее, казавшийся далеким, был вне себя от гнева.

— Мы встретимся снова! — услышал я.

Тарн ударял крыльями, удаляясь от крыши дворца. Ар удалялся от нас.

Дора была кораблем, тарновым кораблем, кораблем вооруженным таранным выступом, мелкосидящим, прямо-килевым, облицованным медью, с прямыми парусами, с зеленым корпусом, затруднявшим обнаружение в катящихся волнах моря Тасса.

Лара, бывшая Татрикс Тарны, стояла на коленях передо мной на алом коврике, в лагере Тарго Сильвера, с мольбой протягивая мне двух желтых шнура.

Миск, ночью, стоял в траве около Сардара, высокий, стройный и величественный на фоне гореанских лун, на небольшом выступе, ветер шевелил его антенны.

Возможно, я должен был возвратиться той ночью в таверну Сарпедона в Лидиусе, чтобы посмотреть, как танцует Вэлла. Но у меня были дела.

Как роскошно смотрятся женщины в ошейниках мужчин!

Небо было белым от молний. Это была великая симфония грома.

— Это — ураган камней! — кричал Хассан, а ревущий ветер трепал его бурнус.

— Однако будет холодно сегодня вечером, — размышлял Инмак, склоняясь над кремневым наконечником его гарпуна, и методично точа его оселком, в пляшущем свете маленькой масляной лампы залитой жиром морского слина.

— Да, — согласился я.

Холодны северные воды. Ливни подают, стегая море. Драккар, с занайтованными мачтой и реей, переваливался с волны на волну на траверзе Рифа Эйнар. Я услышал раскатистый смех Ивара Раздвоенная Борода.

Молния стегнула по вершинам красных скал Волтая.

— Пусть его выпорют, — приказал Марленус из Ара.

Посыпались удары.

Моя щека лежит на холодных влажных камнях. Никто не покидает место видений. Сыплет дождь. Я подтянул руку и сжал лед. Он треснул и ударил меня, отскочив от камней. Мою спину резало. Белая глина испещрила мое тело полосами. Я прикрыл свою голову, и лег на камни. Никто не покидает место видения.

Стало жарко.

Я расслышал голоса птиц в джунглях Уа.

— Давайте продолжим путь, — велел Кизу, и снова перед нами широкая река, петляющая между влажных покрытых зелеными лабиринтами джунглей берегами, и мы опускаем весла в ее грязные безмятежные воды.

Я чувствовал головокружение. Возможно, это был солнечный удар. Я слышал, что силы Ура уничтожены. Мне показалось, что земля была далека подо мной. Мои ноги едва касались ее.

Я лежу на спине. Высокое, горячее солнце Тахари пылает в небе.

— Пей, — говорит Хассан, склоняясь надо мной.

— Увы, — показывает он, — бурдюк пуст.

— По крайней мере, — замечает Самос, — сейчас прохладнее. Уже легче.

— Да, — соглашаюсь я.

— Мне жаль, что Ты настолько голодный, однако, — сочувствует Инмак. — Я бы дал тебе чего поесть, но в чуме нет еды. Однако, надо на охоту идти.

— Да, — говорю я. — Пойдем на охоту.

— Ты остаешься? — спрашивает Инмак.

— Я болен, — отвечаю я. — Я устал. Я думаю, что полежу здесь немного.

— Ты мало пил, и не ел уже три дня, — говорит Инмак.

— Да, — отвечаю я.

— Однако, потому Ты такой голодный, — размышляет Инмак.

— Наверное, Ты прав, — соглашаюсь я.

— Шторм начинается, Капитан, — предупреждает Турнок. — Благоразумные моряки, в такое время, предпочитают держать свои корабли в безопасности порта.

— Даже воинам иногда, чтобы рассмотреть собственные флаги требуется, оставить свои стены, которые они удерживают, и прийти к домашнему очагу в их зале. Даже Кодексы это допускают.

Я выбил меч из руки Марленуса из Ара.

— Нужно искать магических помощников из мира духов особыми способами, — говорит Кэнка. — Если Ты хочешь сделать это, Ты должен делать это правильными путями.

— Я исполню Ваши требования, — говорю я.

— Нет гарантии, что помощник придет из мира духов, — ничего не обещает Кахинтокапа.

— Я понимаю, — отвечаю я.

— В поисках магического помощника мужчины иногда умирают, — предупреждает Кахинтокапа.

— Я понимаю.

— Это, нелегко, — вздыхает Кувигнака.

— Понятно.

Щит Хси поднимается как луна, непреклонно подставляя его под копье Желтого Ножа. Луна мчится сквозь облака. Есть много способов истолковать то, что кто-то увидел.

— Шторм начинается, Капитан, — кричит Турнок.

Небольшой сверток, продолговатый и тяжелый, принесенный среди прочего из вигвама Гранта, лежит передо мной на камнях.

Я изо всех сил пытаюсь сидеть со скрещенными ногами на камнях. Я держу руки на коленях.

Я чувствую дождь.

Вспышка молнии в небе и раскат грома накатывают на меня, как штормовая волна бьет по берегу.

Потоки холодного дождя диагональными росчерками, штрихуют скалы, рвутся в листве соседних деревьев.

— Кто та женщина? — спрашиваю я.

— Тебе же сказали, что она когда-то была дочерью Марленуса из Ара, — объясняют мне. — Но за то, что она его опозорила, отец отрекся от нее.

Ее фигура, спрятанная под скрывающих одеждах, исчезает за поворотом коридора.

— Ты — слабак! — кричит она в зале Самоса. — Я ненавижу тебя!

— Ты позволишь мне уйти? — растерянно спрашивает она. — Ты не бросишь меня к своим ногам и выпорешь меня, заставив покориться тебе?

— Отпустите ее в Ар, — говорю я.

— Рабыня, Капитан, — объявляет Турнок, и бросает ее на кафель перед моим высоким стулом. — На колени перед твоим Господином, рабыня, — приказывает он.

Она испуганно смотрит на меня.

Я задумчиво ласкаю плеть, праздно лежащую на моих коленях.

— Я люблю Вас, — внезапно кричит около меня Вэлла, стоящая на коленях сбоку от моего высокого стула, ее руки ложатся на мою. — Я люблю вас! Я ублажу вас лучше. Я доставлю Вам в тысячу раз больше удовольствий!

Молния перечеркнула небо. Гром раскатился по округе. Дождь пробил свой путь вниз.

— Серьезный шторм, — говорит Ивар Раздвоенная Борода, стоящий рядом со мной, на палубе его драккара.

Молния снова осветила штормовое небо и косые линий дождя. Вдруг молния и дождь исчезли. Затем послышались раскаты звона, то огромный молот Крона из Тружеников Металла, поднимался и падал на могучую наковальню, забрасывая искры в ночи, которые попадали в спокойное море и пылали там как алмазы, а я развалился на спине и смотрел вверх на алмазы в небе, что были звездами.

Это происходит в банном вигваме. Это — довольно маленький овальный вигвам. Внутри, мужчина, возможно, даже не сможет выпрямиться во весь рост. Домик состоит из каркаса, сделанного из сучьев, покрытого шкурой. В центре есть углубление, в которое сложены горячие камни, которые передают снаружи на разветвленной палке. Воду ковшом льют на камни. Когда камни остывают, их забирают и греют повторно. Есть множество ритуалов и обрядов, связанных с банным вигвамом, имеющих отношение к таким вещам как камни, огонь, ориентация вигвама, отношения между вигвамом и огнем, количество и способы, которыми льют воду, и количество и очередность посещений вигвама. Я не буду описывать эти вопросы подробно. Достаточно сказать, что церемония банного вигвама детализированный, сложный, изысканный и очень символический ритуал. Главная задача — очистка парящегося, его подготовка для удивительной задаче поиска сна или видения. Моими помощниками, ухаживавшими за огнем и помогавшими с камнями, были Кэнка и Кувигнака.

Я не следовал порядку ритуала во всех отношениях, ни выдерживал церемонию в точности всех ее деталей. Я не делал этого из-за сохранявшегося во мне скептицизма городского жителя, относительно существования мира духов, и потому что я не был Кайилой. Не будучи краснокожим я чувствовал для себя неуместным или неуважительным, если не сказать непорядочным, слишком светским, кощунственным или богохульным, чтобы придерживаться ритуала. Мои чувства и решения в этих вопросах были поняты и уважались и Кэнкой, и Кувигнакой. Тем не менее, поскольку раз человек сидит один в темном банном вигваме, с головой опущенной вниз к коленям, чтобы удержаться от слабости и выдержать жар, то у него хватает времени, чтобы поразмышлять. Я не думаю, что это плохая идея для мужчины иногда побыть одному, и подумать. Это — хороший способ узнать себя. Многие мужчины, кажется, никогда не пытались познакомиться с самим собой. Я уверен, что большинству из нас не повредило бы время от времени посетить банный вигвам.

После того, как мужчина покидает банный вигвам, он омывает тело в холодном ручье, смывая с себя пот и грязь, вычищая ее даже из-под ногтей ножом или заостренной щепкой. Потом следует окурить себя дымом от маленького костерка, наполненного ветками сладкого кустарника и хвоей, втирая этот дым в кожу. Это должно замаскировать запах человека. Считается, что большинству магических помощников не нравится запах людей и если они его учуют, то не испытают желания приближаться. Все возможное делается для того, чтобы поощрить приход или явление помощника из мира духов.

После этого настала пора идти в место видений.

Оно — высоко, среди скал, окруженных деревьями. Если посмотреть вниз, то ниже можно видеть травы, колышущиеся под степным ветром.

Теперь постимся. Теперь ждем.

Можно выпить лишь немного воды. Потребуется немало времени, чтобы умереть от голода, возможно недели, а вот смерть от жажды не заставит себя ждать. То, сколько времени продержится человек без воды, зависит от многих факторов, от человека, его физической деятельности, от солнечного света, его оттенка, от ветра и температуры воздуха. Но это не займет много времени. Это дело нескольких дней, обычно трех — четырех. Так что пить немного воды не запрещено.

Теперь надо ждать. Никто не знает, когда и приедет ли вообще магический помощник из мира духов.

Одиноко в месте видения.

Я лежу на спине, рассматривая звезды. Они прекрасны в Прериях.

Скала, на которой я лежу холодная и влажная, от прошедшего вечером дождя.

Над местом видений повисла абсолютная тишина.

Я страшно голоден. Меня мучит жажда. Мне холодно.

Я знал, что иногда магический помощник не приходит. Бывает, что мужчины ждут напрасно. Иногда они должны возвратиться в стойбище без видения. Иногда они пробовали еще раз, в другое время. Иногда они остаются в месте видений на более долгий срок. Иногда они умирают там.

Возможно, что магический помощник не придет, сказал я сам себе, и рассмеялся, без особого веселья, поскольку я был Тэрлом Кэботом. Я не был Кайилой. Как абсурдно, что я лежу здесь, на этих камнях, разрисованный белой глиной, в месте видений, один с деревьями и звездами. Я не был Кайилой.

Я ужасно ослаб.

Я задумался, не мог ли бы дым сладкого кустарника и хвои, как и натирание белой глиной, предназначаться не столько для поощрения прихода магических помощников, сколько для уменьшения вероятности визита слина. Точно так же отсутствие движений со стороны ищущего видений, возможно, не стимулирует нападения хищника, Акихока рассказывал историю о его собственном поиске видения. Слин пришел, и лег совсем близко к нему, и наблюдал за ним, до утра, и лишь затем встал и покинул скалу. Среди ищущих видений, были и те, кого слины разорвали на части. Магический помощник Акихоки — утр. Он получил свое видение на вторую ночь.

За этими невеселыми мыслями я даже не заметил, как заснул.

Проснулся я незадолго до рассвета. Было холодно и все еще достаточно темно.

Я задумался, как же так получается, что людям являются видения? Возможно, это происходит тогда, когда будет достаточно измучено их тело. Возможно, именно тогда оно передает требование мозгу относительно высвобождения видений. Конечно, это может послужить причиной веры в такие видения, и положить их в основание существования мира духов.

Конечно, измененное состояние сознания случается в местах видений. Но я полагал, что причиной тому могут послужить голод, жажда и одиночество. Иногда трудно различить сны и видения от фактов.

В действительности нет нужды в видениях. Сон сделает это.

Но некоторым людям не даются видения, и некоторые не могут вспомнить того, что они делали в стране снов, лишь только то, что они были там.

Но в таких случаях краснокожие милосердны. Они знают, что не все люди одинаковы. Достаточно попытаться увидеть сон, встретить видение, и тот, кто не может достичь этого, может купить таковое у другого, кому повезло больше, у того, кто разделит свое видение или сон с ним, или продаст ему тот, в котором он не нуждается. Точно так же можно подарить сон или видение кому-то, кому они необходимы, или кто хотел бы их иметь. Такие подарки, для краснокожего просто драгоценны.

Все, что ожидается от мужчины, это то, он пойдет в место видений. Это — его долг. Что еще он может сделать?

Магический помощник не идет, я сказал сам себе. Магический помощник не придет. Я пришел в место видений. Я выполнил свой долг. Я закончил с этим. И вдруг послышался шум. Я испугался, что это мог бы быть слин.

Я изо всех сил пытался хотя бы сесть, стоять я уже не мог. Послышался звук скользящих и скатывающихся вниз по склону камешков. Я опустил руку на рукоять своего ножа, единственное оружие, которое я мог иметь в месте видений. Но мои пальцы едва смогли охватить украшенную бусами рукоять, сомкнуть ладонь плотно уже не получилось. Я был слишком слаб.

Сначала я увидел голову существа, а потом и все тело появилось на скале. Оно присело, в нескольких футах от меня.

Оно было очень большим, гораздо больше слина. Я сложил руки на коленях. Существо подняло предмет, завернутый в кожу, который я заранее положил перед собой, и зубами сорвало кожу.

В полутьме было нелегко разглядеть черты лица или особенности тела.

Оно приблизилось, и взяло меня в руки, потом прижало огромные челюсти к моему лицу, и из своего желудка хранения, отрыгнуло воду в пасть, откуда постепенно, глоток за глотком, перелило мне в рот. Потом последовала очередь пережеванного до состояния жидкой каши мяса, точно также, извлеченного из желудка хранения. Мне пришлось приложить нешуточные усилия, чтобы проглотить это, но я это сделал.

— Ты — магический помощник Кахинтокапы? — спросил я на Кайиле, а за тем повторил по-гореански: — Ты — магический помощник «Того, Кто Идет Впереди»?

— Я — Зарендаргар, — послышалось из переводчика, на гореанском, — военный генерал кюров.

Глава 36 Яма

Я внимательно изучал небо.

— Поторопись! — приказал я девушке.

— Да, Господин! — она сказала, нарезая ножом куски дерна.

Она укрывала каркас из веток и шестов, над ямой пластинами дерна с живой травой. Таким образом, трава не обесцветится в течение нескольких часов. Иногда в такой яме приходится выждать в течение двух, а то и трех дней.

Яма получилась приблизительно десять футов длиной, пять шириной и четыре глубиной. Этого должно быть достаточно, чтобы спрятать сковывающее бревно, охотника, и приманку.

Мы услышали крик пересмешника. Кувигнака заметил опасность первым.

— Ложись! — крикнул я, хватая девушку и бросая ее в высокую траву.

Я ругнулся, посмотрев вверх. Одинокий всадник, одни из Киниямпи, держал свой путь на северо-запад.

— Приступай к работе, — велел я рабыне.

— Да, Господин, — ответила она.

Сковывающее бревно притащили сюда еще ночью на двух кайилах. Грунт, вынутый из ямы, спрятали под кустарником или рассеяли в траве.

— Все готово, — доложила девушка, укладывая на место последнюю пластину дерна.

— Убери нож, которым резала торф в яму, — приказал я.

— Да, Господин.

Она закинула свой инструмент в яму через лаз, который мы оставили для входа. Этот нож представлял собой зазубренный, веслоподобный деревянный инструмент. Он используется, чтобы подрезать и снимать дерн, и в то же время может использоваться в качестве лопаты.

За тем я привязал один конец сделанной из сыромятной кожи веревки к ее правой щиколотке. Веревка была длиной приблизительно пятнадцать футов.

— Лезь в яму, — скомандовал я.

— Слушаюсь, Господин, — сказала рабыня, и покорно полезла в яму.

Я последовал за ней, и мы уселись внутри, лицом друг к другу. Сковывающее бревно оказалось слева от меня и справа от нее. Я двумя витками закрепил к бревну веревку, что была привязана к ноге девушки. К бревну уже была привязана и намного более крепкая веревка. Еще несколько веревок лежало у нас под ногами.

Я выглянул из ямы через небольшое смотровое квадратное отверстие. Размер отверстия был около восемнадцати дюймов. Подобное окно, только несколько меньше размером, было в другом конце ямы. У него было свое назначение. Сквозь отверстие просматривался участок неба, усеянный облаками.

— Теперь остается только ждать, — заметил я.

— Да, Господин.

Глава 37 Что происходило в яме

— Ты — симпатичное домашнее животное, моя собственность, — сказал я.

— Спасибо, Господин.

— Возможно, я покормлю тебя, — пообещал я.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила она, с надеждой в голосе.

— Ты можешь приблизиться, — разрешил я, и уточнил: — на четвереньках.

— Спасибо, Господин, — отозвалась рабыня, и, как было приказано, на четвереньках поползала ко мне. Мы находились в узкой яме. На моей ладони лежали маленькие кусочки пеммикана, которые она собирала губами. Как только крошки заканчивались, я добавлял следующую порцию и подносил руку к ее рту. Я чувствовал, как она целует и облизывает мою ладонь, подбирая с нее пеммикан. Я повторял эту процедуру раз за разом, наслаждаясь ощущением ее волос на моем теле, ее губ и языка на ладони. Она покусывала и целовала мою руку, изящно удаляя с нее крошки, ее голова следовала за моей рукой, которую я опускал ниже с каждым кормлением.

— Господин желает свою рабыню? — страстно прошептала она.

— Нет, — ответил я, сдерживая сам себя, и отталкивая ее. — Иди на свое место, рабыня.

— Да, Господин, — разочарованно вздохнув, сказала она, и поползла обратно.

— Я должен оставаться внимательным, — зачем-то объяснил я ей. — Я должен держать свои чувства в узде.

— Да, Господин, — улыбнулась рабыня.

Я отметил, что теперь она встала на колени на своем месте, а не села там как прежде. Впрочем я не нашел в этом ничего критичного, я же просто приказал, чтобы она возвратилась в свое место, и не определил как именно она должна была там сидеть.

Я бросил ей бурдюк с водой. Она поцеловала сосок, мягко и нежно, наблюдая за мной. А потом, неожиданно и вызывающе она быстрыми круговыми движениями облизала сосок, и снова поцеловала, потом взяла сосок глубоко в рот и подняла бурдюк, держа его обеими руками.

— Нет необходимости пить таким образом, — недовольно сказал я.

Она откинула голову еще дальше, и продолжала пить.

Держа бурдюка, высоко поднятым, наклонив голову назад, выгнув спину, что заманчиво приподняло ее груди, она коварно повернулась ко мне боком, демонстрируя мне себя в профиль.

Я затаив дыхание, наблюдал за тем, как она пила.

— Ты — похотливая рабыня, Мира, — сообщил я ей.

Теперь она повернулась ко мне животом, не переставая пить. Бурдюк закрыл от меня ее лицо, и она не могла меня видеть.

Сейчас, когда она не может меня видеть, а ее руки высоко подняты, и заняты, к ней можно легко приблизиться, и неожиданно, схватить или наброситься.

Я удивлялся сам себе, почему я до сих пор не разрешил ее носить одежду. Возможно, если бы я дал ей какую-нибудь одежду, то она бы меньше меня отвлекала. Нет, все же, когда рабыня одета, зачастую ее одежда служит не столько для прикрытия, сколько способом, заставить ее казаться еще более уязвимой, еще более беспомощной, и желает она того или нет, еще более дразнящие привлекательной. Одежда рабыни обычно немногим более чем приглашение к ее раздеванию и использованию. Ошейник, конечно, также, а она уже находится в ошейнике, хотя и ошейнике из кожаной веревки, делает ее изящно привлекательной, указывая на ее статус, показывая всем, что она — всего лишь прекрасная, находящаяся в собственности самка домашнего животного, и что с ней можно делать все, что кому нравится.

— Достаточно, — сердито прикрикнул я, и он наконец опустила бурдюк.

— Я и не собиралась пить слишком много воды, — невинно сказала она, затыкая сосок бурдюка кожаной пробкой.

Я забрал у нее бурдюк, и положил рядом с собой.

— Сидеть, — скомандовал я ей.

— Да, Господин, — отозвалась она, и послушно пересела с колен, опершись спиной стену ямы.

Но теперь она начала поигрывать с узкими, свисающими, концами кожаной веревки ее ошейника. Она, то крутила их в руке, то проводила по своему телу, то теребила губами, а иногда дергала за них, как бы ненамеренно намекая мне, таким образом, что ошейник был все еще завязан на ее горле.

— Господин, — позвала она.

— Да.

Она смотрела на меня, и, как будто не понимая, что она делает, подергивала концы веревки, держа их недалеко от своего тела. Этим она демонстрировала, как бы непреднамеренно, возможное использование концов веревки в качестве привязи.

— Что тебе еще? — раздраженно спроси я.

— Мне жаль, что я выпила так много воды.

— Мне кажется, что Ты устала, и должна отдохнуть — заметил я. — Ложись там, на своей стороне.

— Да, Господин, — сказала девушка, и улеглась на бок, но головой от меня, а ногами в мою сторону, причем верхнюю она согнула в колене.

Теперь она развалилась на земле, глядя на меня со своей стороны ямы, положив головы на согнутый локоть ее левой руки.

— Ты — прелестная рабыня, — не мог не отметить я.

— Спасибо, Господин, — улыбнулась Мира.

— И веревка на твоей щиколотке прекрасно смотрится, — добавил я.

Это была та самая веревкой, которую я привязал раньше, прежде, чем отправить ее в яму. Другой конец был закреплен на сковывающем бревне.

— Мой господин наложил ее на меня, — хитро прищурилась она. — Спасибо, Господин.

Женщины хорошо выглядят в веревках. Назначением этой, однако, была ее же собственная защита. Я мне даже было интересно, понимала ли она это. Возможно, она думала, что эта привязь просто должна была держать ее в яме рядом со мной. Но для этого в принципе, достаточно было одного моего желания. Ведь она была рабыней.

Она еще и потянулась немного! Как же невыносимо желанны, бывают рабыни!

Если вне ямы она запаникует, и попытаться бежать, веревка на ее щиколотке, должна будет воспрепятствовать этому. Это может спасти ей жизнь. Точно так же и в обратной ситуации, если она окажется парализованной от страха и неспособной двинуться, за эту привязь можно втянуть ее назад в яму. Кроме того, если, к сожалению, она будет схвачена, веревка даст нам какое-то время, чтобы вынудить ее похитителя, внезапным появлением, копьями и криками, бросить ее, прежде, чем он сможет порвать веревку и унести рабыню.

— Тебе обязательно лежать вот как? — ехидно спросил я.

— Таковы формы моего тела, Господин. Я надеюсь, что Вы не находите меня вызывающей недовольство? — поинтересовалась Мира.

Свет проникал в яму через узкие отверстия между неплотно уложенными пластами дерна и играл на теле лежащей рабыни.

Подобные ямы-ловушки, хотя намного меньшего размера, используются для поимки птицы херлит. В случае с херлитом охотник затягивает его в яму лично. Там он с ним может поступить различными способами, может задушить, может задавить коленями, навалившись всем своим весом, или бросить на землю и быстрым ударом ноги сломать хребет. Главное не повредить перья. Нелегко убить такую птицу голыми руками, но это — традиционный метод. Использование оружия для такой охоты, может быть расценено как дурной тон, если не плохая магия. Взрослый Херлит часто достигает четырех футов роста и имеет размах крыльев футов семь — восемь. Охотник должен остерегаться, разъяренная птица в борьбе за жизнь может выклевать глаза или разорвать артерию. Пятнадцать хвостовых перьев, наиболее ценный охотничий трофей. Они — приблизительно четырнадцать — пятнадцать дюймов длиной, желтые с черными краями. Они являются основным элементом обозначения купов. Крыло, особенно его оконечность и перья используются в различных церемониальных и религиозных целях. Перья ветра, взятые от основания хвоста птицы, легкие и тонкие, используются, вместе с хвостовыми перьями, в изготовлении сложных головных уборов краснокожих. Они же, как и перья с крыльев, могут использоваться во множестве церемоний или религиозных ритуалов. Малейший ветерок заставляет их двигаться, от чего головной убор кажется почти живым. Вероятно, от этой особенности их называют «перьями ветра». Конечно у каждого пера и его положения в таком головном уборе, может быть свое особое значение. Перья правого крыла или правой стороны хвоста, например, используются на правой стороне, а перья левого крыла или левой стороны хвоста соответственно на левой стороне головного убора. В регалиях краснокожих есть немного такого, что было бы бессмысленным или произвольным. Для изготовления одного головного убора часто требуется несколько птиц. Чтобы была понятна ценность херлитов, следует сказать, что в некоторых местах две может быть обменено на кайилу, в других местах это цена может быть ниже, три — пять за кайилу. Однако сегодня мы охотились не на херлитов.

— Господин смотрит на меня, — игриво заметила рабыня.

Я сердито отводил от нее глаза, но вскоре помимо моего желания мой взгляд возвращался к ней снова.

Она лежала передо мной на левом боку, на земляном полу ямы-ловушки, полностью обнаженная, с головой положенной на локоть руки, с веревочной петлей на лодыжке правой ноги, согнутой в колене и отставленной немного выше левой. Она была изящно, вызывающе соблазнительной. И, несомненно, она отлично знала, как именно ей надо лечь передо мной, и какую реакцию это должно вызвать. А вот я пока не знал, что следует сделать с ней, избить или приласкать, выпороть или использовать для своего удовольствия.

Иногда рабыни крайне искусны в том, чтобы завлечь своего владельца в ловушку их красоты. Как часто они завоевывают нас со своей нежностью! Как часто мы становимся жертвой их восхитительного, коварного очарования и женских уловок! Какие барабаны и сигналы тревоги звучат в их мимолетном взгляде или улыбке? Какие батальоны могут маршировать в из полных слез глазах и дрожащих губах? Какие мощные стратегии может поджидать в засаде в линии их груди или изгибе бедра? Как преклоненное колено и опущенная голова могут лишить мужчину силы воли. Беспомощность и уязвимость могут оказаться необыкновенной защитой, так же как невероятная мягкость может превратиться в инструмент дипломатии, и каким невероятным оружием становится ее нежность! Я часто задавался вопросом, кто же на самом деле более влиятелен, я — господин, или она — моя рабыня? Но все же, я пришел к выводу, что владелец самая влиятельная фигура в этой паре, поскольку только он, если он того пожелает, может выставить ее на торги и продать ее или избавиться от нее любым другим понравившимся путем. В конце концов, надо помнить, что именно он, и не она, держит плеть. Именно она, в конечном итоге, должна встать на колени у ног господина, полностью в его милосердии, и ее желания оказываются ничем. В конце концов, именно она — собственность, и должна угождать.

— А господин все еще смотрит на меня, — не унималась Мира.

— Тихо! — рявкнул я на расшалившуюся девку, поскольку услышал шум снаружи.

Я осторожно я подполз к большему из двух отверстий в потолке ямы.

— Это — урт, любопытный попался. Уже ушел, — отмахнулся я, возвращаясь на свое место.

Что может быть более действующим на нервы, чем долгое нахождение в засаде. За эти часы сидения в яме у нас было несколько случаев для беспокойства. Дважды мы услышали одиночный крик пересмешника от Кувигнаки, сигнализирующий о появлении наверху, летунов Киниямпи. Однажды степной табук, желтовато-коричневая, однорогая, газелеподобная антилопа, решила попастись поблизости. Она принялась ощипывать побеги буквально в нескольких футах от нашей западни. В некотором смысле это пришлось мне по вкусу, предполагая, что наша добыча могла быть где-то поблизости, с другой стороны это вызвало некоторое беспокойство у меня, от того что, у нашей приманки поблизости могла появиться серьезная альтернатива. Табук животное стадное. Кстати, интересно, что некоторые виды степного табука, чуя опасность, имеют повадку ложиться, прячась в траве. Это совершенно противоположно, инстинктивным действиям характерным для большинства видов табука, которые, чуя опасность, замирают, в напряженной стойке, а затем, если опасность реальна, срываются с места и уносятся вдаль, прикладывая к этому все их способности и скорость, чтобы избежать когтей хищников. Стоячее положение, как и в случае с двуногим существами, увеличивает широту их поля зрения. Инстинктивная манера ложиться на землю, очевидно, выработавшаяся у некоторых видов табука, оказалась полезной в окружающей среде, где достаточно высокой травы, а один из наиболее распространенных хищников, прежде всего, зависит от зрения, и на охоте должен вначале обнаружить и определить местонахождение его добычи. Этот хищник, как и следует ожидать, обычно нападает с направления, с которого тень, не препятствует атаке. Любой табук, конечно, если спугнуть, просто ускачет от охотника. На короткой дистанции он может развить скорость от восьмидесяти до девяноста пасангов в ан. Его верткие прыжки, при гореанской силе тяжести, могут достигать от тридцати до сорока футов в длину, и до десяти — пятнадцати в высоту. Как-то раз мы услышали двойной крик пересмешника, но меня ждало разочарование, поскольку оказалось, что источником сигнала был не Кувигнака, а настоящая птица.

Я снова сел прижавшись спиной к задней стенке западни.

От нечего делать я принялся рассматривать сковывающее бревно, слева от меня, привязанную к нему веревку, потом перевел взгляд на стены ямы, на набранный из шестов и покрытый дерном потолок, на лучи света проникающие сквозь щели в яму, и подсвечивающие соблазнительную фигурку голой рабыни. Опять против моей воли я уставился на ее прелести.

Как бесстыдно она разлеглась передо мной!

Конечно, она знала, как она смотрится с моей стороны. Она лежала передо мной, как рабыня, соблазняющая своего хозяина.

Я с трудом заставил себя отвести от нее взгляд, и несколько енов сидел, уставившись в одну точку. Чтобы убить время, на земле под собой, начал бездумно чертить узоры, пока не обнаружил, что это оказались различные варианты курсивного кефа, буквы гореанского алфавита, и стандартного клейма кейджеры, иногда называемого «жезл и ветви», того самого знака, который отмечает бедра очень многих порабощенных гореанских красоток.

В результате снова уперся взглядом в демонстрирующую мне свое тело девушку.

— Я отвлекаю Вас? — спросила Мира, невинно строя мне глазки.

— Нет, — раздраженно буркнул я.

— Ох, — сказала она, изгибаясь, очевидно просто, чтобы изменить положение, но от открывшегося передо мной вида, у меня вырвался шумный вздох.

— Господин?

— Ничего.

Я любовался ее вытянутыми пальцами ноги, очаровательным изгибом ее икр. Ее живот, немного впалый, подчеркивал очарование ее груди и широту ее бедер. Как сладострастно, как желанно выглядела, демонстрирующая мне себя рабыня, и с каким видимым безразличием, с какой кажущейся невинностью, с каким якобы непониманием она все это проделывала! Она вздохнула, улыбнулась и отвела взгляд. Как небрежно она сделала это! Самка слина! Я сжал кулаки. Она отлично знала, что делала. Она лежала передо мной как похотливая, но внешне беспечная рабыня, которая якобы не подозревает, а на самом деле прекрасно знает, что глаза ее господина неотступно следуют за ней.

— Господин? — вновь отозвалась рабыня вопросом на мой тяжелый вздох.

— Спать! — скомандовал я.

— Слушаюсь, Господин, — улыбнулась она. — Если владелец только пожелает чего-либо, он же позволит его рабыне быть вызванной. Она ответит мгновенным и прекрасным повиновением.

— Это хорошо.

— Да, Господин, — сказала она, и закрыла глаза, делая вид, что спит.

Я любовался ей. Я не мог отвести от нее глаз. Она принадлежала мне. И я был безмерно доволен, что именно я обмотал кожей ей шею.

Она вновь открыла глаза, и хитро улыбнулась.

— Спать, — приказал я.

— Да, Господин, — сказала она, и закрыла глаза, симулирую сон. Вот только едва заметная улыбка в уголках губ выдавала ее. Как бесстыдно она развалилась, да еще и видимым непониманием!

Эта самка слина была хитра, и восхитительна. Так ли хорошо она знала то, что она делала со мной? Я отвел взгляд от нее и начал потеть. Снова я сжал кулаки. Я не должен позволить себе отвлекаться от начатого дела.

Вот только мои глаза никак не хотели слушать мои доводы и раз за разом упирались в лежавшую рабыню.

Она снова симулировал сон. Она слегка дернулась, и издала тихий стон, как если бы от усталости. Но я прекрасно видел, чего она добивалась.

— Рабыня, — позвал я.

— Да, Господин, — с готовностью откликнулась Мира.

— Ты не кажешься сонной, — заметил я.

— Нет, Господин, — признала она.

— Но не имеет особого значения, хочешь Ты спать или нет.

— Да, Господин.

— Поскольку Ты — рабыня.

— Да, Господин.

— Рабыня, — позвал я.

— Да, Господин.

— Ползи ко мне на животе, — приказал я.

— Да, Господин, — заулыбалась девушка, перекатываясь на живот.

— Теперь встань на колени передо мной, колени широко, руки за спину, скрестить запястья, как если бы они были связаны, — скомандовал я.

— Да, Господин, — ответила она, принимая передо мной под мою диктовку, положение, называемое связанная желанием.

Я вытащил кое-что из своего парфлеша.

— Господин? — удивилась она.

Я держал предмет перед ней, и она с тревогой его рассматривала.

— Но еще не прошло луны, как я жевала корень сипа.

— Открой рот, — спорить и уговаривать я не собирался.

— Да, Господин, — обреченно сказала девушка, и я затолкал кусочек корня ей в рот.

— Жуй хорошо, и глотай его, постепенно, — напомнил я рабыне.

На лице девушки появилась гримаса отвращения вызванного предвкушением горечи, которая вскоре заполнит ее рот.

— Начинай, — приказал я, что она и сделала, без всякого удовольствия.

— Не так быстро. Медленнее. Еще медленнее. Жуй совсем медленно. Почувствую его вкус.

Она хныкала, но повиновалась.

Конечно она не нуждалась в корне сипа, поскольку, как она указала, не прошло еще одной луны с тех пор, как она получила необходимую дозу, в действительности же, эффект корня сипа, в сыром виде, на большинство женщин действует три — четыре луны. В концентрированном виде, как в рабском вине, разработанном кастой врачей, эффект почти бесконечен, более того для его прекращения рабыне требуется принять, другой напиток называемый «вином размножения», или «вторым вином». Если рабыне выдают такой напиток, то она обычно знает, что отобрана для размножения, и будет спарена с привлекательным рабом мужчиной.

Обычно рабы спариваются в мешках на головах и под наблюдением рабовладельцев. Таким образом, проведение акта оплодотворения может быть подтверждено и заверено. Иногда там присутствует еще и член касты писцов, чтобы обеспечить свидетельство от имени города. Обычно, однако, в городах, которые поощряют подобную регистрацию, достаточно принести в соответствующий офис бумаги не позднее сорока анов, чтобы поставить печать. Такие строгости, однако, обычно имеют место только в случаях спаривания дорогих, породистых рабов и рабынь. Большинство же рабов, размножаются, на усмотрение частного владельца, или вовлеченных владельцев. Рабы из того же самого хозяйства кстати, редко спариваются. Эта практика предназначена, уменьшить вероятность близких эмоциональных отношений среди рабов. Кроме того рабы и рабыни обычно разделены, ибо рабыни, обычно выполняют легкие работы по домашнему хозяйству, а рабы трудятся в полях или на производстве.

Бывает, для того чтобы вознаградить рабов мужчин, или сохранять их в тонусе, а то и не довести до безумия, им бросают рабыню. Иногда даже это оказывается изысканная, чувственная домашняя девушка, которая не смогла ублажить хозяина со всем совершенством, и вот она уже обнаруживает себя голой среди изголодавшихся по женскому телу рабов. Если спаривание рабов, происходит не в пределах того же самого хозяйства, что обычно и происходит, то хозяин племенного раба обычно получает определенное вознаграждение. Активным ингредиентом в вина размножения, или «второго вина», является производное от тэслика. Что касается горького вкуса, то здесь разница между сырым корнем сипа и рабским вином невелика, маслянистость же рабского вина, до некоторой степени объясняется концентрацией активного компонента.

— Я закончила это, — задыхаясь и дрожа, сказала девушка.

— Открой рот, широко, — приказал я.

Большими и указательными пальцами я открыл ее рот, еще шире, тщательно исследовал его. Корень сипа исчез.

Она все еще держала запястья скрещенными за спиной, будучи по-прежнему связана желанием владельца.

— Ты развязана, — скомандовал я, и рабыня удалила руки из-за спины.

Она смотрела на меня, зная, что я был ее владельцем.

— Оближись и вытри рот.

Девушка пробежалась языком по губам, и вытерла их тыльной стороной правой руки.

Если уж я собираюсь ее целовать, то совершенно не за чем слизывать остатки горечи корня сипа.

— Руки на бедра, склони голову, — приятно все-таки командовать женщиной.

— Ты думаешь, что сможешь подчинить меня? — строго поинтересовался я.

— Нет, Господин, — испуганно прошептала девушка.

— Еще раз не хочешь пожевать корень сипа?

— Нет, Господин, — замотала она головой.

Она, конечно же, больше не нуждалась в подобной процедуре, но иногда полезно вынудить рабыню, выполняя каприз хозяина совершать неприятные действия. Это помогает напомнить им, что они — всего лишь рабыни, и объект желаний владельца.

— Подними голову. Ублажи меня, — приказал я.

— После того, что Вы сделали? — возмутилась она. — После того, что Вы заставили меня сделать!

— Ублажи меня, превосходно, — крикнул я, зло, посмотрев ей в глаза.

— Да, Господин! — испуганно вздрогнула она, и начала, целовать и ласкать меня, оставаясь напряженной от тревоги и ужаса.

Я любовался ее действиями, иногда прижимая к себе руками, а потом подтянул ее губы к моим.

— Ну, и кто кого подчинит?

— Вы, — ответила она, — Вы, Господин!

— Ты уже поняла это, не так ли?

— Да, Господин, — сказала она, в отчаянии.

Иногда полезно привлечь на свою сторону желания самой женщины для ее же подчинения. Если она не покорена, подлинно, в ее же собственном понимании, и к удовольствию владельца, она будет подвергнута серьезному наказанию, и может быть даже убита. Соответственно, каждое ее желание и чувства, каждое усилие ведет ее к собственному поражению. Она не будет знать отдыха, пока и она и ее владельцы не узнают, что она стала ничем, но покоренной и покорной рабыней.

Я поцеловал ее губы, открытые, горячие, казалось таявшие в моем рту. Как прекрасно чувствовать в своих руках тело рабыни, горячее и обнаженное, податливое!

— Будьте суровы со мной, — взмолилась она. — Я ваша. Я принадлежу вам. Я — рабыня!

Некоторые женщины могут какое-то время сопротивляться своему господину, но разве есть такие женщины, что смогли бы долго сопротивляться не только его желанию, но и своему собственному, обращенному против нее, желанием владельца? Каким роскошным союзником становится женщина в ее же собственном покорении! Разве она не должна использоваться чаще? Кроме того, когда женщина сама поспособствовала своему собственному завоеванию, у ее поражения, вызванного ее же собственным желанием, будет особая терпимость, особое, саморазоблачительное значение для нее самой. Она, потерпев такое поражение, по своему собственному желанию признает себя рабыней. Такоепонимание и признание, сделанное открыто, часто становятся рубежом для женщины между эгоизмом, враждебностью неудовлетворенностью и восторгом и наслаждением.

— Кто кого покорил? — усмехнулся я.

— Вы покорили меня, полностью, Господин, — задыхаясь ответила она. — Я — рабыня. Я — только ваша.

— Строго говоря, Ты принадлежишь Кувигнаке. Ты лишь находишься в моем пользовании, — уточнил я.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— Ты — только его, в данный конкретный момент, — добавил я. — Но если он захочет передать тебя, или продать, тогда Ты будешь принадлежать кому-то другому.

— Вам, — заплакала рабыня. — Только — Вам!

— Любому, — безжалостно сказал я.

— Да, Господин, — опустила она голову, и зарыдала.

— Почему?

— Поскольку я — рабыня, всего лишь рабыня, — проговорила она, глотая слезы.

— Правильно.

— Да, мой Господин.

— Тихо! — шикнул я на нее. — Слышишь?! — спросил я, но она, закрыв глаза, лишь прижималась ко мне.

Я расслышал два крика пересмешника.

— Ты что, не слышишь? — спросил я, пытаясь выбраться из ее объятий.

— Это — пересмешник, — прошептала она. — Всего лишь пересмешник.

Она застонала, отброшенная моим толчком. Я лизнул губы и сморщился, вкус корня сипа, попавший из ее рта, все еще ощущался. Это было горько.

— Господин! — протянула она ко мне свою руку.

Я привстал в яме, и выглянул в большее из двух отверстий в потолке ловушки. Мы снова явственно услышали два крика пересмешника, на этот раз более настойчивых. Теперь я уже стоял в яме, просунув в отверстие голову по самые плечи.

— Господин, — позвала Мира.

— Это не пересмешник, — отметил я, приседая и прячась в яме.

Я подергал в кожаную веревку, соединяющую ее правую ногу со сковывающим бревном. Она была достаточно прочной. Тогда схватив рабыню, левой рукой за волосы, а правой руку за веревки ее ошейника, я подтянул ее себе.

— Господин! — вскрикнула она от неожиданности и боли, но я уже выталкивал ее через входное отверстие.

— Ты видишь? — потребовал я ответа.

— Да — ответила она через мгновение. — Оно очень высоко.

— Оно кружит?

— Трудно сказать. Возможно, что это так.

— Хорошо, — сказал я. — Значит, скорее всего, охотится.

Неторопливое, высотное охотничье кружение нашей добычи иногда может достигать нескольких пасангов в диаметре.

— Тебя он видит? — поинтересовался я.

— Я так не думаю, — ответила она, понаблюдав немного.

— Подвигайся немного, походи вокруг, — приказал я, и отметил, что кожаная привязь потянулась из ямы.

Дальнозоркость объекта нашей охоты была действительно превосходной. Особенно хорошо он обнаруживает движение. Утверждают, что он, с расстояния двух пасангов, может увидеть урта, перебегающего открытое пространство. Говорят, что он может обнаружить движение травы, не соответствующее направлению и скорости ветра, с расстояния одного пасанга. Я был уверен, что мы можем положиться на его зрение.

— Он кружится, — сообщила Мира.

— Он заметил тебя?

— Теперь, — послышался ее испуганный вскрик. — Теперь я думаю, что он видит меня.

— Не упускай его из виду, — велел я. — Не показывай, что заметила его, но не теряй его. Твоя жизнь может зависеть от этого. Точно помни, расположение входа.

— Я хорошо знаю, где он, Господин, — ответила она. — Не беспокойтесь.

— Ты должна держаться поближе к входу, — напомнил я. — Ты понимаешь это?

— Да, Господин, да! — азартно отозвалась девушка.

Нашей намеченной добыче нельзя было дать много времени на раздумья.

— Он видит меня! — крикнула она.

— Хорошо! — обрадовался я. — Не давай ему знать, что заметила его.

— Он приближается! — вскрикнула он. — Он очень быстро приближается!

— Делай вид, что не замечаешь его, — напомнил я.

— Я боюсь! — взвизгнула она.

— Дыши глубоко, — скомандовал я. — Сохраняй тело готовым, немного напряженным, но не закрепощенным.

— Он приближается очень стремительно.

— Не теряйте его из виду. Держи его в поле зрения, так же как и вход в яму.

— Я боюсь! А-а-а! — закричала рабыня.

Внезапно остаток привязи, дернулся, вылетел из ямы, и через мгновение туго натянулся. Я услышал ее крик полный страданья. Я протолкнул голову и плечи из ямы и увидел ее, лежащую на животе, в траве, дергающую привязанной правой ногой. Запаниковав, она попыталась убежать.

Я выскочил из ямы, крича и ругаясь, и размахивая руками. Дичь, пораженная моим неожиданным появлением, повернула в сторону, пронеслась в нескольких шагах от меня, загородив своей огромной тенью от солнца. Но мгновением позже солнце вновь засверкало на летней траве, еще колышущейся от порыва ветра вызванного пролетом нашей несостоявшейся добычи. Мое разом вспотевшее лицо почувствовало холод этого ветра.

— На ноги, — зло приказал я.

Она встала, с трудом держась на дрожащих ногах. Я тем временем вглядывался в темную удаляющуюся фигуру, четко очерченную на фоне ясного дневного неба.

— Я чуть не погибла, — наконец, заикаясь, смогла выговорить она.

— Ты упустила нашу добычу, — глядя на ней, со злостью обвинил я.

— Он меня чуть не убил, — тяжело дыша, вытолкнула она из себя слова оправданий.

— Ты — всего лишь ничего не стоящая, глупая и бесполезная рабыня, из-за которой, мы остались без добычи, — заорал я не нее.

— Простите меня, Господин, — опустила она голову.

— В яму, рабыня, и чтоб была там, через мгновение! — приказал я.

— Да, Господин, — сказала она, ныряя в темный зев лаза.

Я последовал за нею. Она уже стояла на коленях, склонив голову, у дальней стены, неподалеку от большего смотрового отверстия, ее плечи еще вздрагивали от пережитого потрясения.

— Простите меня, Господин, — прошептала она.

— Еще одна такая выходка и Ты будешь сурово наказана, — предупредил я.

— Да, Господин.

— Он еще может вернуться, — прикинул я, и заметил, что рабыня задрожала.

Через несколько ен, как я и надеялся, мы вновь услышали двойной крик пересмешника.

— Он, возможно, здорово проголодался, — размышлял я, выглядывая в смотровое отверстие.

Рабыня подняла голову, и уставилась на меня широко открытыми глазами, в которых плескался ужас пополам со слезами.

— Отлично! Я и не думал, что он забудет тебя, такую аппетитную и сочную приманку, — усмехнулся я, и пристально осмотрел свою наживку.

Большинство женщин, по разным причинам, впадают в смертельный ужас при виде таких птиц. Это особенно верно для тех женщин, которые достаточно информированы, кто знает об их стремительности, дикости и свирепости, кто понимает, что может сделать с ними такая птица.

— Не заставляйте меня снова выходить из ямы, — взмолилась она.

— Вон! — я не собирался пускаться в долгие уговоры.

Жутко трясясь, едва способная двигаться, она выползла из ямы.

— Он там, в небе, — дрожащим голосом сообщила она. — Он кружится. Я чувствую себя центром этого круга.

— Превосходно! — воскликнул я.

— Позвольте мне спрятаться, — запричитала она. — Позвольте мне спрятаться, Господин!

— Нет! — рявкнул я.

Она внезапно закричала, и привязь, опять вылетела из ямы и снова натянулась и задергалась.

— Идиотка! — закричал я в бешенстве.

— Я привязана! Я привязана! — в панике кричала девушка.

Я встал, высунув голову из лаза. Она сидела на земле, на конце привязи, и билась в истерике.

— Я привязана, — причитала она, пытаясь стянуть привязь со своей лодыжки.

Птица все еще парила в небе.

Веревкой я подтянул ее поближе к лазу.

— Встань на ноги, рабыня! — прорычал я, еле сдерживаясь, чтобы не выскочить и не избить эту дуру.

Неровно, дрожа, она сначала подняла голову, осматривая небо, потом встала на ноги, балансируя руками, чтобы не упасть.

— Я боюсь, — всхлипнула она.

— Где он?

— Я не знаю, — плакала она, но все же, осмотрела небо. — Он улетел! Он улетел!

— Нет, — уверенно сказал я. — Он не мог улететь.

— Но я не вижу его, — кричала она, радостно. — Я не вижу его!

— Он здесь, он не улетел, — предупредил я. — Он где-то поблизости. Будь внимательна!

Внезапно мои волосы встали дыбом. Ведь птица видела реакцию девушки!

Дважды она попыталась бежать. И теперь охотник, казалось, исчез.

— Он улетел, — смеялась рабыня.

— Нет, он приземлился! — предупредил я ее.

— Что я должна делать? — растерянно спросила Мира.

— Смотри понизу, вокруг себя.

Охотник знал местоположение девушки, а она не знала, с какой стороны последует его нападение.

В природе существует прямая зависимость между высотой и дальностью зрения. По этой причине, прямая стойка увеличивает вероятность обнаружить приближение хищника или положение жертвы. По этой причине, ларл обычно припадает к земле, скрадывая добычу.

— Я ничего не вижу, — испуганно пробормотала она.

— Будь внимательней.

Я задавался вопросом, сколько времени займет, скажем, у испуганного табука или у норного животного, чтобы вернуть самообладание, начать действовать.

— Он улетел, — сказала она.

— Не расслабляйся! Будь бдительна! — предостерег я. — По-видимому, он нападет на большой скорости и с высоты десять — пятнадцать футов. Учитывая твой рост и траву, Ты не сможешь увидеть его, пока он не будет в нескольких сотнях ярдов от тебя. Но даже в этом случае, у тебя будет вполне достаточное время для реакции. У тебя есть большое преимущество потому, что Ты ожидаешь нападения.

— Я думаю, что он улетел, — все еще не верила мне она.

— Возможно.

— Он бы уже прилетел, конечно, если бы был поблизости.

— Возможно, да, а возможно, нет.

Небо казалось спокойным, облака, медленно плыли, изменяя свои формы в воздушных потоках. Я понаблюдал за мини некоторое время.

— Он здесь! Приближается! — внезапно, завизжала рабыня.

— В яму! Быстро! — заорал я, поскольку по ее голосу сложно было не понять безотлагательность действий.

— Я не могу пошевелиться! — в панике кричала она. — Я не могу двинуться!

Я наполовину высунулся из ямы и руками вцепился в щиколотки девушки. Она кричала, закрыв лицо руками. Что было сил, я рванул ее за ноги и продернул сквозь узкий лаз. Почти в тот же самый момент, в светлом пятне лаза я увидел, сомкнувшиеся в воздухе огромные острые когти, и мелькнувшую огромную темную фигуру. Трава у входа колыхнулась, почти вырванная с корнями, поднятым гигантскими крыльями вихрем.

Она схватила меня руками, дрожа всем телом.

— Я тобой недоволен! — сказал я ей, с трудом разжимая ее руки отталкивая от себя.

— Он улетел? — с надеждой спросила рыдающая рабыня.

— Это вернется. Становись около лаза, — скомандовал я.

Я отвязал привязь от сковывающего бревна. Мира испуганно наблюдала за мной. Другой конец был все еще крепко привязан к ее правой ноге. За тем я прошел в другой конец ямы, где было меньшее смотровое отверстие, и размотал еще одну веревка, которая прежде лежала на сковывающем бревне.

— Что мы будем делать теперь? — опасливо поинтересовалась девушка.

— Подожди, — отмахнулся я.

Она легла на пол ямы, и свернулась, стараясь сделаться маленькой и незаметной, насколько это возможно.

Долго ждать нам не пришлось.

Мы услышали внезапный, глухой звук удара тяжелого тела о грунт. Это было похоже, как если бы половина кайилы была внезапно брошена на землю. Это был такой звук, который, если когда-то слышал, то вряд ли спутаешь с каким-либо другим. Колебания почвы чувствовались даже через стены ямы.

— Он здесь, — сказал я.

Девушка, оглянулась и внезапно взвизгнула от страха. Большой, светлый, круглый глаз всматривался сквозь смотровое отверстие в сумрак ямы.

Желтоватый, двухфутовый, похожий на ятаган клюв вдруг, пробив потолок, воткнулся в яму. Потом сразу исчез. Следом мы услышали, как когтистая нога заскребла по дерну и шестам над нашей головой.

— Мы в безопасности здесь! — с надеждой крикнула девушка.

— Нет, — остудил я ее.

Клюв снова появился в яме и протолкнулся ниже. Он воткнулся в потолок прямо над телом девушки, завизжавшей от неожиданности. Клюв щелкнул над головой Миры, и она отпрянула к противоположному концу ямы, закрыв голову руками и крича. Это возбудило инстинкты хищника, и уже половина его головы, втиснулась в яму вслед за клювом. Раздался громкой клекот, и голова птицы исчезла, зато под ударами могучих когтей начала рваться и разлетаться крыша ямы. Я увидел, как когти прорвались сквозь дерн крыши ямы, сомкнулись, и шесты поднялись и рассыпались.

В этот момент внимание хищника было полностью приковано к девушке, и уже казалось, не существовало было никаких препятствий, между его клювом и ее телом. Воспользовавшись ситуацией, я протолкнулся сквозь меньшее отверстие и накинул веревку, идущую от сковывающего бревна на правую ногу птицы. Затем, заорав, я, размахивая руками, бросился к хищнику и толкнул его. Его клюв мне удалось далеко отбросить своим предплечьем.

— Здорово получилось! — кричал Кувигнака, бегущий сквозь траву.

Размахивая копьем, он втиснулся, между мной и гигантской птицей. По клюву прилетел хлесткий удар коротким копьем. Хси, размахивая веревкой с боевым кличем, появился из своего укрытия. Кувигнака и я отступали под бешеным напором разъяренной птицы. Она яростно била крыльями, но вот попыталась достать нас выпадом своего острого клюва, и с удивленным криком, разбрасывая перья, повалилась грудью на землю. Только теперь наш противник понял, что ему мешают. Кувигнака еще раз ударил его по клюву древком копья. Хси, бегал вокруг, и с размаху бил птицу мотком веревки. Поняв, что добычи здесь не будет, охотник взмахнул крыльями и обратился в бегство, вытащив за собой сковывающее бревно от ямы, окончательно разрушив крышу ямы.

— Сильный! Мощный! Изумительный! — кричал Кувигнака, глядя вслед тяжело поднимающейся птице.

Он даже отдаленно не представлял настоящей силы такого существа.

Борясь, отчаянно махая крыльями, бешено крича, птица, прилагая все свои силы, то поднималась вверх, то резко шла вниз, притягиваемая к земле тяжелым сковывающим бревном. Она смогла подняться на высоту, возможно, ста футов, но затем, постепенно, раскачивающееся бревно, вымотало ее, и гордая птица начала терять высоту. Кувигнака и Хси побежали к ожидаемому месту посадки. Я вытер пот со лба. Я ликовал.

Возвратившись к яме, с присевшей в дольнем ее конце дрожащей девушкой, я спрыгнул вниз.

— На живот, руки за спину, — скомандовал я ей.

Присев рядом с лежащей рабыней, я подтянул ее правую лодыжку, на которой все еще оставалась привязь, к скрещенным рукам, и привязал веревку к запястьям девушки, встал и полюбовался полученным результатом. Теперь она лежала на боку, с запястьями связанными сзади и притянутыми к ее правой щиколотке. Она была хорошо стреножена, и не сможет вырваться. Захватив оставшиеся веревки из ямы, а побежал на помощь своим друзьям.

Глава 38 Наказание рабыни

— Превосходная добыча, — признал я.

Веревки держали клюв птицы, плотно закрытым. Обе лапы были связаны. Веревки, также, притягивали крылья птицы к телу. Мы уже, затянули ремень обхвата того же вида, что использовали Киниямпи, чтобы в полете, подсовывать под него колени.

Уже начинало вечереть. Мы транспортировали птицу в небольшую рощицу на волокушах, запряженных двумя кайилами. Облюбованное нами место находилось всего в пасанге или около того от ямы, которую мы восстановили.

Птица еще некоторое время пыталась бороться, но затем угомонилась, и теперь лежала неподвижно.

— Превосходная добыча! — гордо повторил я.

— Мы должны попробовать еще раз, завтра, — заявил Кувигнака.

— Да, — согласился я.

Мы развернулись, и ушли в другую часть рощи, туда, где мы разбили наш временный лагерь и держали стреноженных кайил.

Там же, около наших вещей, стояла моя рабыня, которая когда-то была высокой Леди Мирой из Венны, агентом кюров, а теперь стала живцом для ловли тарнов. Я пристально посмотрел на нее, отчего она сразу опустила глаза.

— Принеси мне моток веревки, — приказал я ей. — И вставай на четвереньки.

Она покорно исполнила все сказанное.

— Ты дважды убежала, — напомнил я.

— Простите меня, Господин, — всхлипнула она.

— И один раз, впала в ступор от страха, так что тебя пришлось силой затягивать в яму.

— Простите меня, Господин, — сглотнув слезы, попросила она.

— Ты разочаровала меня.

— Простите меня, Господин! — взмолилась девушка, и закричала от боли.

Кувигнака и Хси стояли в стороне, пока рабыня получала свое наказание. Закончив, я отбросил веревку к моим прочим вещам. Мира теперь валялась на земле у моих ног. Она лежала на животе, дрожа и рыдая, зажав траву в руках.

— Теперь, вставай и тащи сюда нашу еду.

— Да, Господин, — с трудом смогла сказать она, и, покачиваясь, встала на ноги.

— И еще, сегодня вечером, после того, как мы покончим с ужином, и сядем отдохнуть, Ты будешь служить каждому из нас по очереди, и столько раз, сколько мы пожелаем.

— Да, Господин, — всхлипнула рабыня.

— И, кроме того, Ты будешь делать это с абсолютной покорностью и без разговоров.

— Да, Господин.

— Это будет приятный вечер, — улыбнулся Кувигнака.

— Да, — поддержал его Хси, — но есть кое-какая другая, которую я хотел бы заиметь в свои веревки.

— Я думаю, что знаю, кто она такая, — засмеялся Кувигнака.

— А не та же ли это самая девка, — поинтересовался Хси, — кого Ты, мой друг, Кувигнака, хотел бы увидеть в ужасе облизывающей твои ноги?

— Возможно, — хитро улыбнулся Кувигнака.

— Охота с помощью ямы, слишком медленная работа, Татанкаса, митакола, — заметил Хси. — Даже при большой удаче мы не сможем заманить в ловушку достаточно Тарнов до зимы, чтобы выйти на бой с Киниямпи.

— Используя яму, я надеюсь поймать только две или три птицы, — ответил я.

— Этого не достаточно, — покачал головой Хси.

— Само по себе нет, — признал я его правоту.

— И это будет очень трудным и опасным, — добавил он.

— Но я не вижу другого пути, — сказал я. — А Ты?

— И я нет, — ответил Хси.

— Ты с нами? — спросил я своего нового друга.

— Конечно, да, — сказал он, без капли сомнений.

К этому времени Мира, на листьях, разложила нашу еду, и мы пошли отдать должное ужину. Огня в этом месте мы не разводили, так что пришлось жевать холодный пеммикан. При этом мы, время от времени, бросали нетерпеливые взгляды на Миру. Она стояла на коленях, повернувшись к нам боком, и опустив голову вниз. Надо признать, что она была очень красива, и было трудно не ожидать удовольствия, которые мы позже получим от нее.

Я бросил девушке кусок пеммикана, силы ей сегодня еще понадобятся.

Вскоре взошли три луны, осветившие поляну сквозь ветви деревьев. Я снова посмотрел на Миру. Она подняла свою голову, и наши взгляды встретились, в загадочном свете гореанских ночных светил. Она застенчиво улыбнулась, и снова опустила глаза. Она была общей рабыней, которая, сегодня вечером, будет служить нам троим именно в этом качестве.

Глава 39 Перо

— Он выдохся, но пока опасен! — крикнул я, удерживая в тугую один конец веревки перекинутой через шею все еще дергающейся птицы, другой конец этой же веревки, что было сил тянул Хси.

— Будь осторожен, — предупредил я Кувигнаку, который приблизился к птице, что-то успокаивающе ей говоря.

Дело происходило около тарновой ямы. Это была уже наша вторая пойманная птица. Первую мы поймали вчера.

Кувигнака внезапно прыгнул вперед и сомкнул руки на клюве птицы. Парень почти взлетел над землей, когда оскорбленная птица дернула головой, но удержался, и, сжимая клюв одной рукой, он захлестнул веревку вокруг него и, моментально затянул узел. В несколько мгновений, мы все вместе, обездвижили крылья, а затем и ноги.

— Этот готов к транспортировке, — сказал я, отвязывая от правой ноги тарна веревку, которой он был прикреплен сковывающему бревну.

Закончив здесь, я вернулся к яме. Ее крыша, как и в прошлый раз, была сована и разбросана вокруг. Ничего удивительного, ведь птица выдергивала сквозь нее бревно.

Я посмотрел вниз, на дно ямы, там, на животе лежала, прижав руки к лицу, дрожа и рыдая.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

На сей раз я не озаботился ее связыванием.

— Разве я не ублажила вас вчера вечером? — взахлеб рыдала она.

— Да, — озадаченно признал я.

— Но Вы опять вставили меня на привязи.

— Конечно.

Ее тело неудержимо дрожало от рыданий.

— Уже все закончилось, — успокоил я ее. — Мы взяли его.

Но Мира никак не могла успокоиться, и продолжала истерично рыдать. Я понял, что сейчас она не в состоянии управлять своим телом.

— Ты неплохо сработала, — заверил я девушки, стараясь приободрить, но она все равно дрожала и плакала на дне ямы.

— И чем Ты так расстроена? — поинтересовался я, у бьющейся в истерике, трясущейся девушки.

Впрочем, чему было удивляться? Безусловно, в такой ситуации, эта реакция была обычным делом для любой женщины. Это же не уртов ловить в каналах Порт-Кара.

Я соскользнул к ней в яму, и поднял на руки.

— Уже все закончено, — заверил ее я. — Уже все в порядке.

Она посмотрела на меня, своими огромными испуганными глазами.

— Что еще Вы можете заставлять нас делать, — задыхалась она.

Я нежно погладил ее по голове. Как-то раз я уже видел подобную истерику у девушки-приманки охотника на уртов в Порт-Каре. Она только что избежала участи, быть схваченной гигантским уртом в канале. Но удар копья охотника был безошибочен и в последний момент сбил урта с линии атаки, а второй укол завершил дело. Девушки в Порт-Каре сделают почти все что угодно, лишь бы избежать веревки охотника на своей шее и держаться подальше от каналов. Конечно, для такой работы обычно используются только самые малоценные рабыни или девушки, которые, возможно, вызвали недовольство у владельца в каком-либо отношении.

— Вчера вечером, разве я плохо ублажила вас, разве вам не понравилось? — всхлипывала Мира.

— Да, — признал я, — Ты сделала все просто замечательно, и сегодня вечером Ты ублажишь нас снова, и так же превосходно.

Она застонала, представив, что ее снова ждет вечером.

— Сегодня Ты сделала все очень неплохо, — заверил я ее, — правда. Например, сегодня вечером у меня нет необходимости снова пороть тебя смотанной веревкой. Ты должна быть довольной.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— На самом деле, Ты сегодня просто молодец. Возможно, я сделаю тебе остроконечный пробой в ухе, или даже в обоих. Знаешь, так делают наши краснокожие друзья с призовыми кайилами, специально обученными для охоты или войны. Ты тогда будешь признана бесценной, обученной тарновой девушкой-приманкой.

Она испуганно вжалась в меня и заскулила.

— Это — шутка, — быстро объяснил я, видя реакцию Миры.

— Да, Господин.

Я видел, что она сейчас была не в настроении оценить такой юмор. Что до меня самого, не знаю, насколько это важно, но я не считал, что шутка была такой уж неудачной.

— Вам, и другим, совсем меня не жалко? — спросила девушка.

— Ты — всего лишь рабыня, — напомнил я.

— Конечно, Господин! Как глупо для меня, надеяться, что можно было бы пожертвовать хотя бы малейшую частичку жалости, для той, кто всего лишь рабыня! — горько проговорила Мира.

— Ты — только собственность, — сказал я, — ничего не стоящая, за исключением того, что у тебя могла бы быть некоторая невысокая цена в денежном эквиваленте.

— Да, Господин.

Я не видел причины сообщать ей, что рабыни — наиболее презираемые, но наиболее драгоценные и любимые из всех женщин. Будучи гореанкой, она и сама прекрасно об этом догадывалась.

— Но неужели господин не может, хотя бы иногда почувствовать некоторую малейшую привязанность к своей собственности, хотя бы как к домашнему слину?

— Возможно, но это же, не будет означать, что слин перестанет быть слином.

— Нет, Господин.

— Как и рабыня не перестанет быть рабыней.

— Нет, Господин.

Я нежно поцеловал ее.

— Но Вы же, чувствуете нежность ко мне, — сказала она. — Я — женщина. Я могу это сказать!

— Возможно, в конце концов, сегодня вечером, стоит выпороть тебя, — решил я.

— Нет, Господин, — взмолилась она, пытаясь опуститься на колени. — Пожалуйста, не надо!

— Не ожидай привязанности от своего господина, — сказал я. — Лучше надейся на то, что служишь ему с полным совершенством.

— Да, Господин.

— И даже если твой хозяин, любой хозяин, когда-то, будет подвигнут к тому, чтобы почувствовать к тебе нежность, или немного привязанности, несомненно, по глупости, помни, что это ничего не меняет, что Ты остаешься собой, всего лишь рабыней.

— Да, Господин.

— Даже самая любимая рабыня, если ее владелец окажется настолько глуп, чтобы полюбить рабыню, в конечном итоге, останется всего лишь рабыней, и не стоит ей забывать этого.

— Да, Господин.

Я снова нежно поцеловал ее.

— Вы можете сделать с нами все что угодно, не так ли? — спросила она. — Мы зависим только от вашего желания.

— Да.

— Пожалуйста, не выставляйте меня снова на привязи, Господин, — взмолилась рабыня. — Оставьте меня для только шелковой службы. Я буду стремиться всем сердцем, быть самой прекрасной и приятной рабыней.

— И это говорит та, кто была когда-то высокой Леди Мирой, — переспросил я, — та, которая раньше была гордой свободной женщиной Венны?

— Да, Господин.

— И теперь она ничто, лишь презренная рабыня?

— Да, Господин.

— Твое желание — ничего не значит, — напомнил я. — С тобой будет сделано все, что пожелают владельцы.

— Да, Господин.

— Возможно, теперь-то Ты немного лучше, чем прежде понимаешь, что это такое, быть рабыней, — заметил я.

— Да, мой Господин, — ответила она, и засмеялась, вот только в ее смехе, мне послышался оттенок сожаления.

— Что не так? — поинтересовался я.

— Насколько же высокомерно я относилась к рабыням в городах, когда я была свободной женщиной, как я презирала их, настолько беспомощных и униженных, в их шелковом рабстве, и вот теперь, как же я завидую их рабству!

Я улыбнулся.

— Как повезло им, стать нежными меленькими зверьками, проданными голыми с прилавка в павильоне продаж для плетей и цепей суровых владельцев. Все о чем им нужно волноваться, это жар кухни, кипящая вода прачечной, или быть изнасилованной молодыми, ищущими развлечений хулиганами, во время вечернего посещения магазина! Как тепло и безопасно им ночью запертым в их клетках, или заключенным в объятия, на мехах, или прикованным цепью в ногах постели их господина! Им нет нужды бояться слина или тарна! Все чего им надо бояться, это только своих владельцев!

— Ну, судьба рабыни в городах далеко не всегда так легка, — заметил я. — Большинство принадлежит одному единственному владельцу, и должны полностью участвовать в его домашней жизни. Тогда, как рабыни в каком-либо другом месте, полностью зависят от милосердия рабовладельца.

— Это не столь уж отличается от Прерий, — сказала она, — когда девушка наедине с хозяином, и когда шкура на входе в вигвам опущена и завязана изнутри.

— Возможно, — улыбнулся я.

— Но настолько же красиво в городах — башни, мосты, закаты, люди, цветочные киоски, рынки, запахи выпечки.

— Да, города красивы, — согласился я, вспомнив некоторые из самых красивых гореанских городов, которые мне посчастливилось увидеть.

— Когда-то я целый год прожила в Аре, — вспомнила она. — Неподалеку от моих апартаментов, была кондитерская. Какие изумительные запахи доносились из ее магазина. Вечером, незадолго до закрытия магазин, рабыни в коротких туниках и ошейниках, приходили и вставали на колени около открытого прилавка. Пекарь, который был мягкосердечным мужчиной, иногда выходил и с противня, высыпал им непроданную выпечку.

Я ничего не говорил, мне было интересно слушать откровения рабыни. Большинство рабовладельцев на Горе всегда стараются побольше узнать о своих рабынях. Не то, чтобы им была интересна прежняя жизнь их домашних животных, но это дает им еще большую власть над своей собственностью.

— Каким забавным это казалось мне в то время, — улыбнулась она. — Но также, я иногда задавался вопросом, была ли выпечка, купленная мной в том магазине, столь же приятна на вкус для меня, сколь и для тех девушек, что выпрашивали ее у прилавка. Они были настолько восхищены, получив ее! Насколько же она была драгоценна для них!

Я, молча, слушал и улыбался.

— Если я была рабыней в Аре, и мне разрешили бы сделать так, я думаю, что пошла бы в ту кондитерскую и точно так же как те девушки в туниках и ошейниках, стояла бы там на коленях, надеясь, что могла бы получить такое печенье, — призналась Мира.

Я улыбнулся. Насколько красива и беспомощна была она — моя рабыня.

— Посещая тот уличный магазинчик, я всегда была скрыта под плотной вуалью. Тот пекарь не узнал бы меня.

— Возможно, что некоторые из других девушек тоже когда-то были его бывшими клиентками, — предположил я.

— Возможно, — улыбнулась она. — Это — интересная мысль.

— Превращение из свободной женщины в рабыню, на Горе может произойти внезапно, — сказал я.

— Я хорошо знаю об этом, Господин, — усмехнулась Мира.

Иногда девушка может быть похищена прямо из ее собственной постели, изнасиловала и с мешком на голове принесла на невольничий рынок, и все это в течение той же самой ночи.

— Но, в целом, как же я презирала рабынь, как я их ненавидела! — горько призналась Бывшая леди Мира.

— Даже так?

— Вы знаете, каких рабынь я ненавидела сильнее всего, кого я больше всего презирала? — спросила меня рабыня.

— Нет, — сказал я, хотя уже догадывался.

— Рабынь для удовольствий! — воскликнула она. — Как я ненавидела их! Они были настолько красивы и желанны! Иногда я, взяв с собой плеть, шла на улицу и сознательно сталкивалась с одной из них, а затем, приказав ей лечь на мостовую, секла ее по ногам!

— Теперь, то же самое, может быть сделано и с тобой, — заметил я.

— Я знаю, — улыбнулась она.

— За что же Ты их так ненавидела?

— Им повезло быть в ошейнике, и мне нет! — призналась девушка.

— Получается, что Ты ненавидела их потому, что ревновала к ним, а в действительности просто завидовала им, — сделал я вывод.

— Да, я ревновала к их красоте и желанности. И завидовала их счастью.

— Ты знала это будучи свободной женщиной? — удивился я.

— Да, — признала она, — но я не думаю, что по своей воле согласилась бы на это.

— Лицемерие, это свобода свободных женщин, — отметил я.

— Но такая свобода не позволена рабыне, ведь так Господин?

— Нет, не позволена.

— Каждая женщина, в ее сердце, страстно желает встать на колени перед сильным мужчиной, покориться его плети, принадлежать, подчиняться, и знать, что у нее нет иного выбора, кроме как отдать ему всю свою любовь и служение, полностью, без остатка.

— Ни один рабовладелец не позволит своей рабыне отдать ему меньше, чем все.

— И рабыня желает отдать своему господину все, и даже больше, — ответила Мира.

— Ты счастлива, будучи рабыней? — поинтересовался я.

— Да, Господин. Никогда прежде, за всю мою жизнь я не была столь счастлива, как теперь, — призналась она.

— Просто, Ты оказалась на своем месте предписанном природой, — объяснил я.

— Да, мой Господин, — согласилась она, мимолетно целую меня.

— Думаю, теперь, тебе уже не надо завидовать рабыням.

— Больше я не завидую их рабству, — улыбнулась Мира, — теперь я и сама такая же рабыня. В своей неволе я стала такой же богатой внутренне и привлекательной снаружи, как они.

— Но, конечно, Ты представляешь те страдания и ужасы, которые иногда сопровождают судьбу рабынь.

— Конечно, поскольку мы находимся во власти наших владельцев во всех смыслах.

— И все же Ты не расстроена, что стала рабыней?

— Нет, — признала она.

— Почему же? — поинтересовался я.

— То, что мы, по прихоти наших владельцев можем быть подвергнуты страданиям и ужасам, даже чтобы замученными или убитыми, если он того пожелает, ясно дает нам понять, что мы — действительно рабыни, что мы действительно собственность, что неволя, в которой мы оказались, действительно полная и абсолютная.

— Я понял, — кивнул я.

— У нас нет никакого другого пути, чтобы познать это, — сказала она.

— Я понял.

— Но мы знаем, что, хотя мы, с одной сторону, полностью лишены какого бы, то, ни было влияния, что с другой стороны мы можем сделать многое, чтобы управлять своим счастьем и качеством нашей жизни. Для этого надо всего лишь быть абсолютно послушными и полностью удовлетворять господина во всех смыслах и всеми путями.

— Вообще-то верно, — не мог не признать я.

— Также в неволе мы находим, что живем честно. Как еще мы могли бы быть счастливы, и удовлетворены? — спросила меня рабыня.

— Я не знаю.

— И я думаю, что так же очевидно и несомненно, что, мужчины желают нас, дорожат нами, и любят нас, так же обладают нами способами, которых свободная женщина никогда не сможет узнать и понять.

— Это — тайна, скрытая между владельцами и рабынями, — улыбнулся я.

— Возможно, — засмеялась она. — Но я сомневаюсь, что это, такая уж глубокая тайна, иначе свободные женщины не ненавидели бы нас так!

— Возможно, — улыбнулся я, признавая ее правоту.

— А свои риски есть у людей любого положения. От свободных людей, по крайней мере, от мужчин, например, ожидают, что они, если потребуется, примут на себя защиту своего города, что связано с большими опасностями. От рабынь этого никто не ожидает, — заметил девушка.

— Это верно, — согласился я.

Рабыни, как кайилы, мебель, и прочая собственность ожидаемо не будут участвовать в обороне города. Безусловно, им можно было бы приказать заняться подкреплением стен или ворот, и тому подобными задачами.

Она положила руки на мою шею, поцеловала меня, и страстно прошептала:

— Представьте, что Вы — завоеватель и нашли меня в горящем городе, Вы же, не стали бы меня убивать, не так ли?

— Нет, — признал я.

— Вы сделали бы меня своей. Вы привязали бы меня к стремени Вашей кайилы. Вы протащили бы меня в Вашей колонне трофеев.

— Но также, тебя могли бы запрячь в фургон, чтобы помочь вывозить награбленное, — напомнил я.

— Да, Господин, — шептала она мне. — Но я осталась бы в живых.

— Рабство иногда применяется к свободным людям, осужденным за преступления, — сказал я. — Особенно часто этот способ наказания употребляется по отношению к свободным женщинам, которые, будучи раздеты, найдены достаточно желательными для ошейника.

Это может быть сделано различными способами. Обычно, свободная женщина, бесцеремонно, просто порабощается. Она не заслуживает никакого рассмотрения, безотносительно ее прежнего статуса. Она — женщина вражеского города, соответственно, она должна лежать в ногах завоевателя среди других трофеев. Воин может сковать таких женщин с помощью таких простых и эффективных устройствами, как наручники для больших пальцев, представляющие собой крошечные, соединенные кольца, с защелкивающимся замком, или усложненный из вариант с дополнительным кольцом для носа. Таким образом, приспособления для того, чтобы сковать десяток женщин, легко умещаются в углу ранца воина и весят не более нескольких унций. Если же города — давние противники, то усложненный вариант таких кандалов, вместо кольца для носа может иметь кольца для ушей, в качестве жеста презрения.

Напомню, что проколотые уши, в культуре Гора, обычно, расцениваются, как метка самых низких, самых презренных, но при этом самых чувственных из рабынь. Однако если быть совершенно честным, прокалывание ушей среди гореанских рабынь, в настоящее время, намного более распространено, чем это было несколько лет назад. Возможно, недалек тот день, когда редкостью будет рабыня, которая еще не почувствовала два укола иглы кожевника. Растущая распространенность прокалывания ушей, вероятно, стала результатом, по крайней мере, в значительной мере, того что это стимулирует сексуальную агрессию гореанских мужчин. Соответственно, девушки с проколотыми ушами, имеют тенденцию приносить более высокие доходы на невольничьих рынках. Следуя возникшей моде, работорговцы, склонны заранее проколоть рабыням уши, еще до выставления красоток на прилавки торговых павильонов.

Некоторые девушки, зная, какими желанными это может их сделать, сами просят своего господина проколоть им уши. Прокалывание ушей не только символический жест или повышение эстетической привлекательности рабыни для своего хозяина, но оно может осязаемо возбуждать женщину, легкими касаниями сережек кожи щек или шеи.

Однако иногда бывает, что, свободная женщина скажем в захваченном городе, не просто раздета, брошена наземь и связана, чтобы позже быть переданной мастеру клейм для жгучего поцелуя его раскаленного добела металла.

Иногда, ее предпочитают, раздеть и представить перед чиновниками, которые предлагают ей, рассмотреть выбор между благородным обезглавливанием и рабством. Если она выберет рабство, то она, встает на циновку подчинения, и становится там, на колени, опустив голову вниз, и входит в рабский загон сама, или, скажем, полностью подтверждая свое рабство, ложится на живот перед чиновником, и целует его ноги.

Вопрос, в этом случае, задаваемый ей звучит следующим способом:

— Если Вы — свободная женщина, и заявляете Вашу свободу, тогда идите вперед к плахе палача. Если же в действительности Ты — рабыня, и только притворялась свободной женщиной, то ступи, если Ты желаешь, на циновку подчинения и встань там, на колени, и этим актом закрепи, наконец, свое официальное рабство.

Она, вполне ожидаемо, встает на колени, у ног солдата, который затем насилует ее на этой же циновке. Это обычно считается подходящим для вступления женщины в ее явное и юридическое рабство.

— Но что знает такая женщина? — рассмеялась Мира. — Они же невежественны в вопросах служения мужчинам.

— Возможно, в таком случае их ждет обучение и дрессировка, как это было с тобой, — напомнил я.

— Да уж, я вынуждена была учиться быстро, — смеялась она.

— Я смотрю, твое настроение уже улучшилось, — отметил я.

— Да. Спасибо, Господин, — с благодарностью сказала рабыня, заслужив мой поцелуй.

— Это настолько нелепо, — прыснула она смехом.

— Что именно?

— То, что я когда-то так ненавидела рабынь, а теперь выяснила, что никогда не была настолько счастлива, как сейчас, когда я сама стала рабыней!

— Надеюсь, теперь Ты больше не будешь ненавидеть их, — усмехнулся я.

— Нет, конечно, я же теперь — такая же рабыня.

— И больше не будешь завидовать им, — добавил я.

— Мне нет больше необходимости завидовать тому, что они — рабыни, теперь я беспомощно разделяю те же условия.

— Значит, Ты больше не завидуешь им? — уточнил я.

— Но я завидую, — засмеялась она, — и из-за того, что я унижала их и относилась к ним с таким презрением прежде, теперь мне это кажется вдвойне забавным!

— Я тебя не понимаю, — сказал я.

— Какой курьезной и восхитительной признали бы эту ситуацию, те маленькие девчонки в их ошейниках, узнав, что я, та, что столь презирала их, являюсь теперь не только, такой же рабыней как они, но еще и низкой рабыней. Рабыней со всего лишь кожаным ошейником, девкой которой даже не разрешена одежда, дешевой ничтожной рабыней, в тысячах пасангов от цивилизации, бесполезной рабыней в диких степях к востоку от гор Тентис, Настолько бесполезной, что она может служить только голой приманкой для ловли тарнов!

— В шелках, и золотом ошейнике, и обученная сладострастию движениям рабыни для удовольствий, Ты могла бы принести хороший доход, даже в городах, — признал я.

— Спасибо, Господин.

— Значит, я понимаю так, что Ты завидуешь тем девушкам в городах, с кем Ты была знакома, как свободная женщина, — понял я.

— Да.

— Тем девушкам, которых Ты столь презирала прежде?

— Да. Забавно, что теперь, я должна смотреть на них снизу вверх, поскольку они оказались выше меня.

— Это действительно забавно, как мне кажется, — признал я.

— Будучи свободной женщиной, я даже представить себе не могла, что однажды, фактически буду стремиться, из намного более низкой неволи, к тому, чтобы носить такую же тунику и ошейник как у них, и как они, быть настолько же беспомощной и раболепной, служа своему в господину в городе.

— Все относительно, — заметил я.

— Теперь такие вещи вне моей досягаемости, — вздохнула она, и хитро добавила: — если, конечно господин не предоставит их мне.

— Да, — сказал я, — на данный момент это так, рабыня.

— Теперь, Вы понимаете, — улыбнулась девушка, — отчего получается, что я завидую тем рабыням.

— Да. Ты теперь Ты желаешь для себя того вида рабства, — ответил я.

— Да.

— Но это нет. Ты — рабыня в Прериях.

— Да, Господин, — вздохнула она.

— Татанкаса! — послышался крик Кувигнаки. — Скорее сюда!

Я выпрыгнул из ямы.

— Вон! — кричал Кувигнака, указывая вверх. — Там одни из Киниямпи!

Я прищурился, всматриваясь в небо.

— Это не дикий тарн, — заявил Кувигнака. — На его спине кто-то есть.

— Да, — согласился я.

— Похоже, это мужчина, который пригнулся, — сказал Кувигнака.

— Но, почему? — спросил я.

— Он, возможно, пытается скрыть то, что это не дикий Тарн, — предположил юноша.

— Возможно, он ранен, — сказал Хси, накладывая стрела на тетиву.

— Ты уверен, что он вас заметил? — уточнил я.

— Захваченного тарна он точно заметил, — сказала Кувигнака. Я уверен в этом. Птица изменила свое направление. К настоящему времени, несомненно, уже и все мы замечены.

— Он кружит над нами, — отметил Хси.

— Мы не сможем спрятать захваченного тарна, — заметил Кувигнака.

— Наши планы рухнули. Все наши надежды разбиты, — с горечью признал Хси.

— Этот Киниямпи обнаружив наше присутствие в землях тарнов, по-видимому, возвратится в его стойбище, а позже он вернется с подмогой, — предположил я.

— Почему он все еще кружит? — удивленно спросил Кувигнака.

— Понятия не имею, — ответил я.

— Что случилось, Господин? — спросила Мира, вылезшая из ямы и напуганная происходящим.

Она стояла немного позади и слева от меня. Я не ударил ее, в конце концов, я же не приказал, чтобы она оставалась в яме.

— Мы не уверены, — все же ответил я ей.

— Мне кажется, что птица заходит на посадку, — сообщил Кувигнака.

— Это маловероятно, — остудил его я. — Врятли, один воин Киниямпи захотел бы бросить вызов трем вооруженным мужчинам.

— Он заходит на посадку, — заявил Кувигнака. — Я уверен в этом.

— Пожалуй, Ты прав, — вынужден был признать я, присмотревшись.

— Но почему воин не показывает себя? — удивлялся Хси.

— Я могу видеть ноги, — заметила Мира.

— Я пойду, спрячусь немного позади места посадки птицы, — сказал Хси, натягивая лук, с уже наложенной стрелой. — Когда воин спешится, если понадобится, я легко убью его.

Я кивнул. Щит воина может защитить его только в одной плоскости атаки.

— Зачем ему садиться? — недоумевал Кувигнаку.

— Пока не знаю.

Птица подлетела к нам и затем, на расстоянии в несколько ярдов, раскрыла крылья, тормозя, и замерев на мгновение в воздухе, раскрыв когтистые лапы, приземлилась. Мы на мгновение вынуждены были закрыть глаза, спасаясь от вихря пыли, поднятой приземлившимся гигантом. Мира закричала от ужаса, держа руку у рта.

— Уйди отсюда, — приказал я девушке.

Я подскочил и перехватил управляющие веревки, или поводья тарна. Похоже, что Киниямпи сконструировали их, и это было ясно видно, по тому же принципу, что и уздечка для нижней челюсти, используемая в Прериях краснокожими для управления кайилой. Это предполагало, что Киниямпи, вначале одомашнили кайил, а уже потом тарнов, и что их приручение тарнов было достигнуто независимо от практики белых, например, подсмотрев за тарнсмэнами городов расположенных в горах Тентис. Обычный аппарат управления тарном используемый в большинстве городов, это устройство, состоящее из двух больших колец и шести ремней. Например, для подъема надо потянуть один ремень, а четыре для посадки.

— Что могло сделать это? — с благоговейным трепетом спросил Кувигнака.

Я услышал Миру. Она согнулась в нескольких шагах от нас, ее рвало в траву.

— Я не уверен, — ответил я.

Видя, что непосредственной опасности нет, Хси вернулся с того места где он прятался в траве, чтобы присоединиться к нам.

— Аи-и-и, — пробормотал он.

— Что Ты думаешь об этом? — спросил его Кувигнака.

— Никогда не видел ничего подобного, — ответил Хси.

Трудно было представить себе те силы и давления, которые, могли совершить такое.

На тарне, помимо его грубой уздечки был закреплен обхватывающий ремень.

Я оглянулся и посмотрел на Миру. Она упала на четвереньки и почти скрылась в траве, судя по звукам ей все еще было не по себе. Она была права, когда сказала, что видела ноги. Колени, как и положено, были втиснуты под ремень. Были также бедра и нижняя часть живота. И все. Верхней части туловища просто не было.

— Я ничего не понимаю, — признался Кувигнака шепотом.

— Возможно, какое-то существо из мира духов сделало это, — предположил Хси.

Я посмотрел вверх, всматриваясь в небо. Безотносительно того, кто или что сделало это, оно могло все еще быть где-то поблизости. Но небо до самого горизонта было чистым, никаких признаков опасности я не обнаружил.

— Почему птица приземлилась? — удивлялся Кувигнака.

— Это — прирученный тарн, — объяснил я. — Вероятно, он хочет освободиться от останков наездника. Он просто увидел людей.

— Я смущен, — признался Кувигнака.

— Я, тоже, — поддержал друга Хси.

— Это — большая удача для нас, — заметил я. — Уберите ноги из-под ремня.

— Как это? — ужаснулся Кувигнака, но все же, помог Хси вытащить ноги и сбросить их на землю. Думаю, позже о них позаботятся слины.

Я похлопал птицу по шее.

— Это — прирученный тарн, — сказал я. — Он обучен. Мало того, что его ненужно приручать, но гораздо важнее, что его можно использовать, для обучения тех двух тарнов, которых мы уже поймали, в повиновении упряжи.

Это, кстати обычная методика обучения дикого тарна.

— Мира! — зычно позвал я рабыню.

Она мгновенно подбежала ко мне и, упав на колени, прижала голову к земле у моих ног.

— Я думаю, что тебе будет приятно узнать, что для наших целей тарнов нам теперь достаточно. А значит больше нет необходимости, по крайней мере, пока, выставлять тебя у ловушки в качестве приманки на привязи.

— Спасибо, Господин! — взвизгнула она от радости, и со счастливыми слезами на глазах, в благодарность бросилась целовать мои ноги.

— А теперь займись тарновой ямой, — приказал я. Ее надо засыпать и скрыть все следы наших действий здесь.

— Да, Господин, — ответила она, явно опечаленная свалившейся на ее голову работой, но быстро поднялась на ноги.

— И сними веревку со щиколотки, — велел я.

— Да, Господин, — сказала она, и, встав на одно колено, принялась развязывать тугой узел.

— Надо отправляться за кайилами и готовить волокуши, — объявил я. — Пойманного тарна надо поскорее доставить в наш лагерь.

— Да, Татанкаса, — согласился со мной Кувигнака.

— Мы же не хотим оставаться на открытой местности дольше, чем это необходимо, — добавил я.

— Нет, Татанкаса, — поддержал Хси.

Я мельком взглянул на Миру. Она теперь сидела в траве, борясь с узлом.

— Если Ты не закончишь со своей работой прежде, чем мы уедем, — бросил я ей, — то по следам волокуш в траве сможешь выйти к нашему лагерю.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

— Сегодня вечером, после еды и женщины, не теряя времени, мы отправимся в путь обратно к Двум Перьям, огласил я наши планы на ближайшее будущее.

— Хорошо, — откликнулся Кувигнака.

— Наши планы начинают исполняться, — улыбаясь, сказал я Хси, — быстро и неотвратимо.

— Замечательно! — воскликнул он.

— Господин! — вся в слезах позвала меня Мира.

— Ну что еще? — обернулся я к рабыне.

— Господин, я не могу развязать узел, — сказала она, глотая слезы. — Вы завязали его слишком туго!

Я вручил поводья тарна Кувигнаке, и присел около девушки.

— Я пробовала. Я, правда, пробовала! Пожалуйста, не бейте меня! — молила меня девушка, пока я ослаблял узел.

— Спасибо, Господин! — сказала она, когда веревка оказалась в моих руках.

— Теперь, быстро за работу, — скомандовал я.

— Да, Господин! О-о-ой! — закричала рабыня от удивления и боли, потому что придал ей ускорения на ее пути к яме, хозяйским ударом, не зря же веревка оказалась в моих руках.

Я повернулся к своим друзьям, усмешка все еще оставалась на моем лице. Кувигнака, весьма охотно, возвратил мне поводья тарна.

— Татанкаса, Ты действительно можешь ездить на таком животном? — благоговейно спросил Хси.

— Да.

— Это поражает меня, я никогда не верил, что такое возможно, — признался он.

— Это возможно, — заверил я его.

— Возможно, у Киниямпи есть какая-то особая магия, какая-то особая сила, — предположил он.

— Нет, — успокоил я. — Они — простые мужчины, такие как Ты и я.

— Спина птицы, перья, пропитана кровью, — указал он.

— Она уже высохла, — отмахнулся я.

— Нет, еще не высохла, — покачал он головой, показывая мне свои пальцы. На них было красноватое пятно, а не коричнево-красный порошок.

— Ты прав, — поддержал я его.

— Это произошло совсем недавно, — заметил Хси.

— Это верно, — согласился я, хотя и понял это раньше, но не видел причины указывать на это.

— Сделать такое с всадником, могло только что-то из мира духов. Это, как если бы найти только ногу в мокасине, — заявил он.

— Ты, что боишься? — удивился я.

— Да, — не стал отрицать Хси.

— Я не могу в это поверить, — еще больше поразился я.

— Я боюсь, Ты не знаешь того, чем может это оказаться. Кувигнака, митакола? — позвал он Кувигнаку.

— Да, — неохотно отозвался тот.

— В чем дело? — посмотрел я на Кувигнаку.

— Это — ерунда, — отмахнулся Кувигнака. — Это всего лишь легенда.

— Что? — настаивал я.

— Он боится, что это, возможно, могла быть только работа Ваканглисапы, — объяснил юноша.

— Ваканглисапа? — удивленно переспросил я.

— Да, Ваканглисапа, «Черная Молния, Магический Тарн», — перевел Кувигнака.

— Это глупо, Хси, мой друг, — постарался я успокоить краснокожего.

— Я так не думаю, — сказал он. — Пока я сидел в траве, ожидая приземления тарна, я нашел кое-что. Хочу, чтобы Ты посмотрел.

Мы с Кувигнакой замолчали, ожидая продолжения. Мы видели, как Хси возвратился на то место, где он ждал в траве приземления тарна, готовя свой лук. Через некоторое время он вернулся к нам. В руках он нес перо.

Большое перо.

— Это черное, — отметил Кувигнака.

— Есть много черных тарнов.

— Обрати внимание на его размер, Татанкаса, митакола, — испугано сказал Кувигнака.

— Оно действительно великовато, — согласился я, разглядывая огромное перо приблизительно пяти футов длиной, должно быть потерянное очень большим тарном.

— Это — перо Ваканглисапы — Магического Тарна, — уверенно сказал Хси.

— Нет такого животного, — постарался я успокоить суеверного дикаря.

— Это — его перо, — убежденно, сказал Хси.

Я ничего ему не ответил.

— Даже сейчас, Ваканглисапа может наблюдать за нами, — заявил Хси, внимательно исследуя небеса.

— Небо кажется чистым, — заметил я, также осмотрев небосвод.

— Животные мира духов, могут появиться, или нет, как им нравится.

— Не говори глупости мой друг, — призвал я Хси.

Краснокожий воткнул перо как копье в землю. И я залюбовался тем, как шевелятся бородки на ветру.

— Давайте мы потащим волокушу сами, — предложил Хси. — Это сэкономит время.

— Тогда мы с Кувигнакой потянем груз, поводья этого тарна мы привяжем к одному из шестов, — предложил я. — А Ты, ступай вперед, и приведи кайил, встретишь нас потом, по пути.

— Я думаю, что будет лучше, если мы не будем разделяться, — не согласился Хси.

— Ты чувствуешь, опасность? — уточнил я.

— Большую опасность, — ответил Хси.

— Тогда, нам придется подождать еще и рабыню, — заметил я.

— Это правильно, если мы не хотим рискнуть и потерять ее.

— Ну, тогда, давайте не рисковать ее потерей, — кивнул я. — В конце концов, она может стоить столько, сколько одна кайила.

— Да, — признал Хси.

Казалось весьма вероятным, что прежняя Леди Мира Венны могла бы принести даже большую прибыль при обмене. Кстати она присоединилась к нам довольно скоро, сделав свою работу просто стремительно. Ее даже не пришлось подгонять ударами приготовленной веревки.

— Господин, совсем нет необходимости привязать меня за шею к волокуше, — сказала она, и тут же вскрикнула, получив от меня хлесткий удар по щеке, отчего ей голова мотнулась в бок.

— Простите меня, Господин.

— Кажется, что тебе все еще надо много узнать о том, что значит быть рабыней, — заметил я.

— Я стремлюсь учиться, — склонила она, свою голову.

— Я помогу вам, — подошел к нам Хси.

— Нет, — отказался я. — Твоя рана может открыться.

— Тогда, я буду наблюдать за небом, — предложил он.

— Хорошо.

— Что Ты делаешь? — пораженно воскликнул Хси, видя, что я выдернул из земли перо и положил его на волокушу рядом со связанным тарном.

— Забираю перо, — буркнул я. — Оно может оказаться нам полезным.

— Я не знаю, разумно ли это, Татанкаса, — нахмурившись, сказал Хси, а про себя я отметил, что он дрожал.

— Все в порядке, — успокоил я его. — У меня есть одна идея.

Если уж Хси был убежден, что это перо было пером легендарного Магического Тарна — Ваканглисапы, то возможно и другие, могли бы рассматривать его таким же образом.

Я проверил, что поводья последнего Тарна надежно закреплены на правом шесте волокуши, заодно проинспектировав веревку рабыни, которой та была привязана к левому шесту. Другой конец привязи, был затянут крепким узлом под подбородком девушки.

— Узлы туги. Я хорошо привязана, Господин, — признала она.

Когда мои руки проверяли узел, они внезапно и отчаянно, были облизаны и зацелованы. Ее глаза умоляюще смотрели на меня. Она потянулась своими губами к моим. Я не выдержал и сжал ее нагое, связанное тело в своих объятиях. Это великолепное чувство, целовать рабыню, женщину, которой ты владеешь.

Тут сзади послышалось ехидное покашливание.

— Может, пора отправляться в путь, Татанкаса, — намекнул Кувигнака.

— Да, Ты прав, митакола, — сказал я, неохотно размыкая свои руки.

Я встал около Кувигнаки, накинул на себя постромку, и мы соединенными усилиями стронули волокушу. На этот раз мы не стали запрягать девушку, просто не хотели, чтобы она своими более короткими шагами и меньшей силой тормозила наше движение. Я, конечно, не сомневался, что рабыня, не имея необходимости тянуть груз вместе с нами, ни в коем случае не отстанет от нас. Если бы даже она попробовала сделать что-то подобное, то веревка на шее и удары от Хси не оставят ей выбора.

— Хси, Ты что-нибудь видишь? — поинтересовался Кувигнака, налегая на упряжь.

— Нет.

— Ты ведь не веришь в Ваканглисапу, не так ли? — спросил я Кувигнаку.

— Иногда, я сам не знаю, во что верить — тревожно сказал Кувигнака.

— Я заметил.

— Есть перо.

— Это — всего лишь перо очень большого тарна, — пояснил я.

— Что-то же сделало это с Киниямпи, — напомнил Кувигнака.

— Вот это и, правда, странно, — согласился я.

— И оно все еще там, — заметил Кувигнака.

— Несомненно, где-нибудь оно есть, — не стал я спорить.

— Это был Ваканглисапа, — уверенно заявил Хси.

— Ты что-нибудь видишь? — спросил я нашего наблюдателя.

— Нет, — признал он.

— Тогда не волнуйся, — успокоил я.

— Татанкаса, — окликнул меня Хси.

— Да?

— Оставь перо, — попросил Хси.

— Нет, у меня есть для него планы.

Мы с Кувигнакой, всем весом налегали на постромки. Волокуша легко скользила по поросшей высокой травой земле. Тарн, даже взрослый, все-таки птица и как любая птица довольно легок для своего размера.

— Одно меня озадачивает во всем этом, — сказал я, через некоторое время, обращаясь к Кувигнаке. — Почему тарн, если это был тарн, напал на всадника в полете. Это чрезвычайно необычно.

— Это объяснено в легенде о Ваканглисапе, — сказал Кувигнака.

— Объясни мне, — попросил я.

— Там сказано, что Ваканглисапа очень ценит и бережет свои перья, поскольку они содержат сильную магию.

— И что?

— Возможно, Киниямпи нашел перо и нес его, когда Ваканглисапа прилетел, чтобы забрать его, — предположил мое друг.

— Понятно.

— Мы ведь действительно нашли перо поблизости, — напомнил Кувигнака. — Возможно, его обронил тарнсмэн.

— Это возможно, — признал я.

— Именно поэтому Хси хотел оставить перо на месте.

— Понятно.

— Он боится, что Ваканглисапа может прилететь, на поиски своего пера.

Даже я вздрогнул, представив такую перспективу.

— Хси, Ты что-нибудь видишь?

— Нет, небо чистое.

Глава 40 В загоне Ваниямпи

— Внутри горит огонь, — послышался голос Тыквы, из-за порога. — Позвольте мне войти первым.

Хси, Кувигнака и я сидели позади огня, в центре большого деревоземляного полубарака — полуземлянки Ваниямпи. Сидели мы лицом к порогу.

— Там может быть опасно, — это был уже голос Редьки.

— Вы хотите войти первой? — поинтересовался Тыква.

— Нет, — оказалась она. — Нет! Иди первым.

— Я иду.

Мы сидели позади огня, в вигваме краснокожих это считалось бы почетным местом. Мира стояла на коленях позади нас в положении рабыни для удовольствий. Я разрешил ее одежду, но только одежду строго определенного вида.

Барак, в котором мы ожидали, был весьма типичен для общественных жилищ Ваниямпи. Он был приблизительно пятьдесят футов в диаметре с земляной скамьей или завалинкой идущей вдоль стен. Крыша округлая, куполообразная, ее высота меняется от пяти футов у стен, до восьми в центре. Она набрана из шестов, покрытых дерном, местами крыша поддерживалась вертикальными бревнами. Стены, также, представляли собой вертикальные бревна обмазанные глиной, и с внешней стороны заваленные землей. В вершине крыши барака было предусмотрено дымоотводное отверстие, а под ним было углубление для костра. Именно в этом углублении мы развели наш огонь. Кстати дымоотводное отверстие из-за его размера, а также размера и формы жилища, несколько неэффективно. Это резко отличается от подобной конструкции в конусообразном, вигваме краснокожих, которая благодаря откидной кожаной заслонке, управляемой длинным шестом, функционирует как эффективная и регулируемая вытяжка. В бараке не было никаких окон. Даже с горящим в центре костром, помещение оставалось полутемным и мрачным.

— Он входит, — заметил Кувигнака.

— Да, — кивнул я.

Бараки Ваниямпи, как я упомянул, являются коммунальными жилищами. Все сообщество живет внутри них. Преимущество, общего проживание в таких бараках, в том и состоит, что так легче держать под контролем всех членов сообщества. Естественно, что в таких условиях возникновение определенных видов авторитаризма, лишь дело времени. Где нет места для различий, естественно, что у различий не будет места. Самые крепкие цепи — те, которые человек носит, не зная об их существовании.

— Это — крупный мужчина, — отметил Кувигнака.

— Это — Тыква, — пояснил я.

Я было заопасался, на мгновение, за свой план. Но я напомнил себе, насколько это непоколебимый мужчина, и насколько он стойкий в своих убеждениях.

— Это — Вы? — удивленно спросил Тыква, подходя ближе, щурясь от света костра.

— Тал, — поздоровался я. — Мы решили побыть вашими гостями.

— Вам рады, — сказал Тыква, кажущийся неловким в одежде Ваниямпи.

— Ну что, там безопасно? — крикнула Редька из-за порога.

— Да, — отозвался Тыква. — Входите.

И вот только теперь Тыква разглядел Миру.

Она была одета в короткий хальтер сделанный их ткани Ваниямпи. Такой предмет одежды, мало сделал, чтобы скрыть красоту ее груди. Вокруг ее талии был повязан поясок, за который спереди и сзади были заправлены два лоскутка ткани Ваниямпи, шириной приблизительно один фут и два длиной. При желании владельца раздеть девушку, эти два лоскута можно было без труда выдернуть. Для той же цели узел в левом бедре, был сделан так, чтобы его можно было распустить простым рывком, отправляя это подобие юбки на землю. В общем, нижний предмет одежды может быть удален с нее по частям или целиком, как будет угодно хозяину. Подобный же легко развязывающийся узел, соединял ворот хальтера и спинные завязки. Таким образом, рабыня может быть раздета почти немедленно, как только возникнет такое желание. Такие предметы одежды весьма обычны для гореанских рабынь.

Тыква недоверчиво уставился на Миру.

— Господин? — окликнула она его.

— Это Ты, Репа? — наконец смог выговорить он.

— Я — Мира, рабыня Красного Быка.

— Ты — не Репа?

— Когда-то я ей была, — усмехнулась она. — Теперь я больше не Репа. Я — теперь Мира, рабыня Красного Быка.

Я держал в голове две главных задачи, одевая ее подобным образом. Во-первых, я хотел, дать понять мужчинам Ваниямпи, да и женщинам тоже, что она была тем, чем она была. Рабыней, находящейся в собственности женщиной, той, которая принадлежала мужчинам и была должна нравиться им. Во-вторых, я хотел, чтобы они все могли видеть, и видеть ясно, насколько красивой и желанной она была, моя прекрасная рабыня.

В прошлый раз, я обратил внимание, что мужчины Ваниямпи, как и женщины тоже, рассматривали ее. Некоторые из мужчин тогда пытались отвести их глаза, но через мгновение, снова пристально жадно разглядывали ее. Она была просто слишком красивой и волнующей, чтобы отвести от нее взгляд.

Я улыбнулся, глядя на эту картину. Ваниямпи не мог оторвать своих глаз от нее. Она застенчиво опустила голову, и даже покраснела, пораженная тем, что внезапно оказалась объектом столь пристального внимания. Подозреваю, что Леди Мира из Венны, свободная женщина, никогда не находила себя рассматриваемой таким способом, с таким страхом, с таким желанием и восхищением, с таким восторгом и удовольствием. Но тогда она еще не была рабыней, по крайней мере, официально.

— Уберите ее отсюда! — завизжала Редька. — Разве Вы не видите? Она же — рабыня!

Редька обежала вокруг костра и ударила Миру, сбивая ее на земляной пол. Мира, упала на бок и поджала ноги.

— Убирайся отсюда! — верещала Редька. — Убирайся отсюда! Здесь нет места для таких как Ты! Убирайся! Ты — животное! Иди пастись с веррами! Иди, валяйся в грязи с тарсками! Убирайся! Проваливай!

Мира, напуганная внезапным нападением, пытаясь прикрыть голову, посмотрела на меня.

— У нее нет моего разрешения уйти, — сообщил я Редьке.

— Убирайтесь! Все Вы! — закричала Редька.

— Но я предложил им гостеприимство, — сказал Тыква.

— Я — здесь главная! — заявила Редька.

— Я думал, что мы все Одинаковые, — удивился Тыква.

— Прогони их! — взвизгнула Редька.

— Я предложил им гостеприимство, — повторил Тыква. Его голос не был довольным.

Редька, внезапно, испуганно отступила. Я думаю, что она только что вдруг поняла, возможно, впервые ее жизни, что такой мужчина, как Тыква, с его силой, при желании, может с ней сделать.

— Вам рады, — сказал Тыква, поворачиваясь к нам.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Сегодня вечером, разделите наш котел, — пригласил он.

— Это — гореанское приглашение, — заметил я. — Где Ты его слышал?

— Много лет назад, от мужчины, того, кто не всегда был Ваниямпи, — объяснил Тыква.

— И что с ним случилось? — поинтересовался я.

— Он был убит, Желтыми Ножами.

— Теперь, Желтые Ножи — наши хозяева, — известил нас Морковь.

— Нет. Ваши владельцы — Кайилы, — заявил Кувигнака.

— Кайил не стало, — пожал плечами Капуста. — Они побеждены и рассеяны.

— Они возвратятся, — со сталью звенящей в голосе объявил Кувигнака.

Мы говорили на гореанском, чему я был только рад. Не хватало только, чтобы Хси понял, о чем идет речь. Это вряд ли могло принести пользу моим планам, если бы он прыгнул через огонь и воткнул нож в горло Капусты.

— Увы, у нас только каша, — предупредил Тыква.

— Разделить котел с другом, — ответил я, — означает пировать с Убаром.

— Это, также, гореанское выражение, не так ли? — поинтересовался Тыква.

— Да.

— Давайте садиться, — предложил Тыква, — отдавая должное тем, кто приготовит для нас кашу.

Ваниямпи, собрались вокруг огня и расселись. Большинство из них, казались мне довольными, что у них были гости. Принесли железную стойку, и подвесили на нее котел. Огонь уже горел.

— Я помешаю за тебя, Морковь, — предложила темноволосая девушка.

— А я за тебя, Капуста, — поддержала блондинка.

— Но сейчас — моя очередь, — удивился Капуста.

— Пожалуйста, — попросила девушка, украдкой бросая взгляд на Миру.

— Ну, ладно, — пожал плечами Капуста.

— Тогда Морковь и Капуста позже должны, мешать кашу дважды, — тут же объявила Редька.

— Нет, — сказали брюнетка и блондинка почто хором.

— Вы помните двух молодых людей, которых недавно изгнали из загона? Их звали Кабачок и Клубника, — поинтересовался я у Тыквы.

— Да, — печально сказал он.

— Они уже в безопасности, — успокоил я его, — в стойбище Кайил.

— Я очень рад это слышать! — радостно воскликнул Тыква.

— Замечательно! — послышались сразу несколько возгласов.

Я видел, что они действительно не хотели, чтобы пара молодых людей погибла в прериях, за то, что они была замечены трогающими друг друга. Я подозревал, что так и будет.

— Это Редька захотела их изгнать, — сообщил Морковь.

— Они были пойманы, когда трогали друг друга, — сердито заявила Редька.

— Кабачок взял себе имя народа Кайил, — рассказал я. — Теперь он Wayuhahaka, что означает «Тот, Кто Владеет Многим».

— Но он же, ничем не владеет, — заметила Редька.

— Он нашел свое мужество, — объяснил я, — и никто, и никогда теперь, не сможет отобрать у него этого.

— Это не подходящее имя для Одинакового, — зло сказала Редька.

— А он больше не Одинаковый, — усмехнулся я.

— Отвратительно, — сморщилась она.

— Он уже учится пользоваться луком и копьем, — сообщил я Тыкве.

— Любопытно, — ответил тот.

— А Клубника осталась Клубникой, — добавил я. — По крайней мере, сейчас, это имя ей оставлено. Он еще не счел целесообразным изменять его.

— Что значит «ей оставлено»? — спросила Редька. — Как это «Он еще не счел целесообразным изменять его»?

— Он нашел ее приятной, — пожал я плечами. — Он сделал ее своей рабыней.

— Своей рабыней! — тяжело задышала брюнетка, помешивающая кашу.

— Да.

Брюнетка даже прекратила помешивать кашу.

— Значит, он может снять с нее одежду, если пожелает, — сказала блондинка, также делая паузу в помешивании.

— Одета она или нет, теперь, полностью зависит от его желания, подтвердил я.

— И он может трогать ее всякий раз, когда пожелает? — спросила другая женщина Ваниямпи.

— Конечно, — ответил я. — Когда, как, где и столько, сколько ему нравится. И поскольку она — рабыня, она может теперь выпрашивать его ласку, и умолять о его прикосновении.

— Если она теперь рабыня, она должна повиноваться ему, не так ли? — спросила брюнетка.

— Она должна не просто повиноваться ему, а делать это превосходно, и во всех случаях, — пояснил я.

— Мешайте кашу, — напомнила Редька, застывшим женщинам.

Эти две девушки снова вернулись к прежнему занятию.

— Она — тоже рабыня, не так ли? — спросила женщина Ваниямпи, которая уже говорила прежде, и кто не была занята готовкой, указывая на Миру.

— Да, — кивнул я головой, а Мира скромно опустила свою.

— Не рассматривайте ее, — прикрикнула Редька, — особенно, это касается тех из вас, чья одежда имеют большие размеры!

— Любой может смотреть на нее, кому нравится это делать, — вдруг сказал Тыква.

Мира покраснела, и еще ниже склонила голову. Тыква был прав, конечно. Рабыни, будучи предметами собственности, могут быть осмотрены любым, кому хочется это делать.

— Я не хочу, чтобы она находилась среди нас, — зло заявила Редька.

— Почему это? — поинтересовался я.

— Она — рабыня.

— Я думал, что все Ваниямпи рабы, — напомнил я ей.

Редька в бешенстве посмотрела на меня.

— Безусловно, не замечание рабства — лучшее убежище, — усмехнулся я.

— Каша готова, — сказала темноволосая девушка, помешивая ложкой, пузырящуюся и булькающую массу в котле.

— Давайте ужинать, — предложил Тыква.

— Что она делает? — возмущенно спросила Редька.

— Она прислуживает мне, — объяснил я.

Мира стоя передо мной на коленях, опустив вниз голову, протягивала ко мне руки с миской каши, предлагая мне поесть.

Котел с кашей уже был снят со стойки и отставлен в сторону. Блондинка принесла деревянные миски и ложки.

— Здесь каждый обслуживает себя сам, в порядке очереди, — сварливо сказала Редька.

— Ваша каша, Господин, — меж тем предложила мне Мира.

— Спасибо, — поблагодарил я девушку, беря миску, и рабыня вернулась в очередь к котлу, чтобы принести кашу для Кувигнаки и Хси.

— Она симпатична, не так ли? — поинтересовалась брюнетка, у Моркови, который внимательно наблюдал за Мирой.

— Да, — признал он.

— А я симпатична? — спросила брюнетка.

— Ты не симпатична, и Ты не уродлива, — ответил он. — Ты — Одинаковая. Одинаковые не бывают симпатичными, и они бывают уродливыми. Они все одинаковые.

— Ох, — вздохнула она.

Мира уже возвратилась от котла и опустилась на колени около Кувигнаки, и, опустив голову, на вытянутых руках предложила кашу ему, точно таким же способом, как и мне.

— Спасибо, — кивнул Кувигнака, и девушка отправилась к котлу за следующей порцией.

— Она хорошо прислуживает, — отметил Тыква.

— Женщины быстро обучаются, — пожал я плечами в ответ.

Брюнетка и блондинка, которые готовили кашу, и сидели со скрещенными ногами около Моркови и Капусты, вдруг встали и снова встали в очередь за кашей.

— Я много думал о том, что мы обсуждали, — сказал мне Тыква. — Я думал об этом много раз.

— Я надеялся, что Ты мог бы это делать, — признал я, а в действительности, ради этого я и приехал в барак Ваниямпи на этот раз.

Мира подошла нам, и теперь встала на колени перед Хси, предлагая ему миску каши, как ранее мне и Кувигнаке. Он с достоинством взял миску одной рукой, а другой щелкнул пальцами, обратившись к ней на языке Кайил. Рабыня опустила голову к земле перед ним. Хси сказал снова, и она покорно поцеловала пол перед ним. Новый приказ, и девушка выпрямилась и с снова опустила голову до земли у его ног. Еще команда, и она вернулась к своему прежнему положению, стоя на коленях, выпрямившись и разведя ноги в стороны. Хси сказал еще слово, и она кротко опустила голову.

— Она подчиняется с совершенством, — похвалил Тыква.

— Как волнующе это должно быть, находиться под властью мужчины и повиноваться ему с таким совершенством, — тихо прошептала женщина Ваниямпи, ни к кому не обращаясь.

— Спасибо, Хси, — сказал я на Кайила.

— Спасибо, Хси, — повторил Кувигнака.

— Это — пустяк, — улыбнулся Хси.

Урок Хси не был для нас бесполезен. Мы с Кувигнакой, возможно неосмотрительно, относились к Мире слишком мягко. Рабыня, с которой обращаются столь мягко, может начать забывать, что она — рабыня. Бывает, что необходимо напомнить ей о ее положении. Порка в этом случае может оказаться наиболее полезной.

Две девушки, которые недавно ушли за кашей, темноволосая и белокурая, уже вернулись назад, каждая с миской, вновь наполненной пищей. Они появились как раз вовремя, чтобы понаблюдать за действиями Хси и Миры. Девушек почти трясло от волнения.

— Я принесла Вам еще немного каши, — сказала темноволосая, становясь на колени перед Морковью.

Он пораженно уставился на нее, как будто увидел девушку впервые в жизни.

— Вы не хотели бы еще немного? — тихим голосом спросила она.

— Да, — ответил он, в прострации беря миску из ее рук.

— Я Вам принесла добавку, — теперь уже белокурая, опустившись на колени около Капусты, протягивала свою миску к нему.

— Спасибо, — поблагодарил он, пораженный до глубины души.

— Здесь каждый приносит себе свою кашу сам, — зло бросила Редька.

— Нет, — упрямо заявили девушки.

— Я думаю, что даже притом, что Ты — Одинаковая, возможно Ты симпатичная, — наконец выговорил Морковь, обращаясь к брюнетке.

— А могли бы Вы командовать мной, — вдруг спросила она, — как, командовали той девушкой.

— Нет, — воскликнул он, — конечно, нет! Ты — Одинаковая!

— Ох, — вздохнула она, явно разочарованно.

— У Вас разве нет неотложных дел где-нибудь в другом месте? — попыталась намекнуть мне Редька.

— Нет, — усмехнулся я.

— Я думаю, что сейчас самое время, вам оставить наше поселение, — уже прямо указала она на дверь.

— Я еще не доел свою кашу, — показал я ей свою миску.

— Не будьте грубой, Редька, — раздраженно буркнул Тыква. — Они — наши гости.

Редька вскинула голову, как мне показалась в нетипичном для нее, почти женском жесте, и отвела взгляд.

Я вручил остатки своей каши, размазанные по деревянной миске Мире, оставив ложку у себя. Она уже не была столь глупа, чтобы попросить ее. Рабынь обычно кормят вообще без посуды. Кстати, каша к настоящему времени, конечно, уже остыла.

— В случае необходимости, Вы можете быть выставлены силой, — предупредила Редька.

— Что-то я сомневаюсь в этом, — усмехнулся я.

— Что Вы хотите от нас? Зачем Вы сюда приехали? — наконец поинтересовалась она.

— Конечно же, ради удовольствия разделения котла с друзьями. Разве это не является достаточной причиной?

Женщина впилась в меня взглядом полным ярости.

Мира с аппетитом доела кашу, и теперь, пальцами и языком доводила миску до идеальной чистоты. Теперь, она уже не ела, как могла бы есть богатая свободная женщина, с золотой посуды турианской вилкой, в каком-нибудь роскошном прекрасном доме. Она уплела кашу, как рабыня, и была благодарна за, то, что ее покормили.

— Кажется, что вот теперь, вам пора бы отправляться, — едко заявила Редька.

Но вместо ответа, я поднялся и обошел вокруг костра, выбрав место около нескольких Ваниямпи. Они быстро отодвинулись, освободив пространство вокруг меня.

— Ко мне, Мира, — резко скомандовал я.

Девушка стремительно вскочила на ноги и, обежав костер, встала передо мной. Она была очень красива в ее подпоясанных тряпках.

— Сними одежду, — приказал я ей.

Она подняла руки к затылку, чтобы распустить узел воротника, от этого движения линия ее грудей приподнялась, сделав их форму еще более привлекательной.

Благоговейный вздох прокатился по рядам Ваниямпи.

Она потянула узел слева на ее бедре. Крик удовольствия пробежал среди Ваниямпи. Прежняя Леди Мира из Венны стояла передо мной, уже как обнаженная рабыня.

— К моим губам, рабыня, — скомандовал я, и она растаяла в моих руках, обнимая и целуя меня, как положено рабыне в объятиях ее господина.

— А-и-и-и! — восхищенно, но тихо крикнули некоторые из мужчин.

— О-о-ох, — вздохом возбуждения вторили им женщины.

Я не отрывался от губ своей рабыни.

Казалось, она заблудилась в моих объятиях. Она потерянно скулила. Она отдалась моим рукам, сдаваясь мне полностью, как и должна это делать рабыня, если не хочет быть избитой владельцем.

— Выбросить их! — услышал я, дикий крик, доносившийся до меня, как если бы из страшного далеко. — Выбросить их!

Потихоньку отходя от охватившего меня желания и страсти, я начал смутно ощущать стук маленьких кулаков по моей спине. Потом удары прекратились, кто бы ни делал это, но его явно оттащили от меня.

Я осмотрелся затуманенным взглядом. Тыква, с трудом удерживал извивающуюся Редьку.

— Выбросить их! — билась в истерике Редька. — Выбросить их!

Темноволосая, что перемешивала кашу, внезапно, вызывающе глядя на Редьку, выскользнула из своей одежды. Блондинка немедленно последовала ее примеру. Эти две, надо признать — красотки, оказались столь же обнажены как Мира.

— Нет! — визжала Редька, в ужасе глядя на них. — Нет!

— Да! Да! — кричали ей девушки.

— Изгнать их! — закричала Редька, указывая не только на этих двух девушек, но и на Морковь с Капустой. — Всех их изгнать!

— Желтые Ножи! — крикнул мужчина, стоявший около двери.

В бараке Ваниямпи мгновенно повисла осязаемая тишина. Редька перестала биться в истерике и побледнела.

— Их там двое, — сообщил мужчина. — Они стоят у ворот.

— Что там происходит? — спросил Хси Кувигнаку.

Кувигнака коротко изложил ему суть дела. Хси кивнул, и оба моих друга поднялись на ноги. Я оторвался от Миры, и присоединился к ним. Мы обменялись взглядами, и без лишних слов приготовили наше оружие. Я не рассчитывал на появление здесь Желтых Ножей.

— Я пойду, посмотрю, чего они хотят, — сказал Тыква. Он обернулся и покинул барак.

— Они не уйдут, — дрожа от испуга, сказала Редька. — Я знаю это!

— Как Ты думаешь, что им надо? — поинтересовался я ее мнением.

— Я не знаю, — пожала она плечами. — Еда? Ночлег? Они могут потребовать у нас все, что им понравится.

— Они берут то, что они хотят, — объяснил мужчина.

— Я привлекательна? — меж тем, спросила брюнетка у Моркови.

— Да, — признал он, наконец. — О, да! Ты привлекательна! Ты красива!

— А я? — пристала блондинка к Капусте.

— Да, — восхищенно ответил он. — Ты, тоже красива!

— Тогда, обними меня и соедини свои губы с моими, — потребовала брюнетка от Моркови.

— Но ведь для этого мне нужно тронуть тебя!

— Я раздета. Поцелуйте меня, я прошу Вас!

— Я дотронусь до тебя! — прошептал он.

— Я не смогу быть женщиной, если Вы не будете мужчиной.

И он взял ее в руки, и они поцеловались. Светловолосая, не отставала от подруги, и уже была в руках Капусты.

— Вы — идиоты! — отчаянно прошипела Редька.

Тогда Морковь и Капуста, обнимая своих девушек, повернулись к остальной части населения барака, собравшейся у порога, чтобы оценить произведенное впечатление.

В барак Ваниямпи стояла полная тишина. Лишь слышен, треск поленьев костре. Я взглянул на двух девушек, стоявших с Морковью и Капустой.

Они разделись сами. Совершенно ясно, что они были рабынями. Теперь весь вопрос только в том, кто станет их владельцами. Обычно краснокожие не интересуются женщинами Ваниямпи, но у меня не было сомнений, для этих двух красоток Желтые Ножи будут готовы сделать исключение. Они были желанны и красивы. Но даже их нагота была здесь ни при чем. Я думаю, что в большей степени здесь играло роль нечто иное, нечто, что пряталось внутри их, нечто психологическое. Это нечто, возможно, лучше всего можно охарактеризовать, как признание ими их женственности. В любом случае, теперь, они больше не были женщинами Ваниямпи, они стали призами и сокровищами, они оказались вполне достойны того, чтобы быть связанными по рукам и бежать за кайилой господина. Я не думал, что Желтые Ножи сочтут целесообразным пренебрегать ими. Слишком, очевидно, было то, что они теперь готовы быть покорными желанию мужчины. Я рассматривал девушек, Морковь, Капусту. Я задавался вопросом, воспротивятся ли эти недомужчины, если Желтые Ножи войдут и решат, что девушки представляя для них интерес, должны быть, связаны и уведены с ними. Поначалу, я предположил, что нет — даже не возразят, поскольку они были мужчинами Ваниямпи. Но потом я посмотрел в их глаза, и улыбнулся сам себе. В их глазах была решимость защищать свою собственность. Возможно, в конце концов, они были мужчинами.

— Они войдут, — обреченно сказала Редька. — Я знаю это!

— Вам надо спрятаться, — посоветовал мужчина.

— Не думаю, — усмехнулся я.

— Если они найдут вас здесь, то они убьют вас, — сказал мужчина.

— Нет, если они найдут меня здесь, то именно они будут убиты, — осадил я его.

— Вы должны уйти! — заявила Редька.

— Нет.

— Вы не понимаете, что в опасности не только Вы, — запричитала Редька. — Разве Вы не понимаете этого? Они подумают, что мы оказали вам гостеприимство!

— Но Вы именно это и сделали, — напомнил я. — Каша была превосходна. Спасибо.

— Возможно, они захотят убить не только вас, — закричала она. — Они могут захотеть убить нас всех!

— Возможно, — не стал спорить я с истеричкой.

— Вы должны уйти, — потребовала она. — Ваше присутствие здесь подвергает опасности всех нас!

— Я так не думаю.

— Уходите! — приказала Редька.

— Вы же не ожидаете, что они вот так возьмут и выйдут, — заметил мужчина. — Там, снаружи, Желтые Ножи.

— Возможно, они могли бы сбежать в другую сторону. Можно сделать подкоп под столбами, — предложил второй.

— Я не думаю, что на это есть время, — отмахнулся третий.

— К тому же, будет трудно быстро скрыть следы такого побега, — добавил первый.

— Верно, — согласился второй.

— Вы правы! — крикнула Редька. — Если их поймают, при побеге, или если обнаружат следы такого побега, то Желтые Ножи в любом случае поймут, что они были здесь.

— Это кажется логичным, — признали мужчины.

— У нас есть шанс! — заявила Редька.

Ваниямпи с интересом уставились на нее.

— Мы можем сделать только одно! Теперь я вижу это совершенно ясно!

— И что же это? — спросил мужчина.

— Схватить их! — дико закричала она, показывая на нас пальцем. — Хватайте их!

Но никто даже не пошевелился.

— Хватайте их! — верещала Редька. — Вы что, хотите умереть? Вы хотите, чтобы вас убили? Хватайте их!

— Зачем? — удивленно спросил один из мужчин.

— Я не хочу умирать! — кричала она. — Я не хочу быть убитой Желтыми Ножами!

Ваниямпи в растерянности смотрели друг на друга.

— Хватайте их, вяжите их! — истерично выкрикивала женщина.

— Почему? — опять спросил мужчина.

— Да потому, что мы можем передать их Желтым Ножам, Вы, дурачье! — визгливо попыталась они объяснить им. — Мы можем притвориться, что захватили их. Что мы только ждали Желтых Ножей, когда те прибудут к нам, чтобы мы могли передать их!

— Но Желтые Ножи могут убить их, — удивился мужчина.

— Да, но мы все будем спасены! Мы останемся в живых! Вы что, не понимаете? Это же — наш единственный шанс! — выкрикивала Редька.

— Мы не будем делать этого, — ответил ей мужчина.

— Морковь, Капуста — крикнула Редька. — Схватите их.

— Нет, — сказали оба.

— Я приказываю это! — взвизгнула Редька.

— Нет. Нет, — повторили Морковь с Капустой.

— Кто-то подходит! — предупредил мужчина от порога.

Хси с Кувигнакой встали по обе стороны от двери, сжимая в руках свои ножи, а я остался там, где стоял.

— Отставить! — крикнул я им на Кайила.

На пороге стоял Тыква, держа в руке украшенное перьями копье. Я узнал оружие. Это было одно из тех двух копий, которые Ваниямпи подобрали на поле боя между наемниками и дикарями, несколько недель назад. Очевидно, что, по крайней мере, одно копье было сохранено. Я был просто поражен. Я никак не ожидал увидеть его снова. Я даже не предполагал, что Ваниямпи могут прятать это у себя.

На наконечнике копья была кровь.

— А где Желтые Ножи? — удивилась Редьку.

— Я убил их, — меланхолично ответил Тыква.

— Ты убил их! — закричала она в ужасе.

— Да, — спокойно подтвердил он.

— Ты сошел с ума! — затряслась он.

— А где другое копье? — спросил Тыква у Моркови.

— Спрятал, около края кукурузного поля, — ответил Морковь.

— Я так и думал, — кивнул Тыква. — Утром принеси.

— Принесу, — пообещал Морковь, и раздетая брюнетка, дрожа от страха и возбуждения, крепче вцепилась в его руку.

— Но ведь на самом деле Ты не убил Желтых Ножей, не так ли? — с надеждой простонала Редька.

— Убил, — разбил ее последние надежды Тыква. — Я сделал это.

— Ты безумен! — закричала она, закрыв лицо руками. — Ты безумен!

Огромный мужчина спокойно, не говоря ни слова, рассматривал ее.

— Мы обречены, — простонала она. — Мы все обречены!

— Сними свою одежду, — вдруг приказал он.

Она пораженно, открыв рот, смотрела на него.

— Полностью, — уточнил он.

— Никогда! — взвизгнула он сорвавшимся голосом.

— Сейчас же, — спокойно сказал Тыква.

Тут я заметил, что остальные женщины Ваниямпи сбрасывали с себя одежду, за исключением тех двух, кто уже сделал это раньше. Редька в ужасе смотрела вокруг себя, не веря в происходящее. Потом ее глаза уперлись окровавленные наконечник копья. С трудом оторвав глаза от оружия, она столкнулась взглядом с Тыквой. Она задрожала. Она поняла, что неповиновения он не потерпит.

— Хорошо, — довольно кивнул Тыква, наблюдая, как серое платье упало на земляной пол.

Я увидел, что Редька, как я и догадался в нашу первую встречу, была, с какой стороны не посмотри, не была непривлекательной женщиной. А положа руку на сердце, надо признать, что она была довольно соблазнительна.

— Я — лидер! — сказала она, но уже совсем не уверенно.

— Повернись, медленно, теперь встань ко мне лицом, — спокойно командовал ей Тыква. — Хорошо.

Теперь я во всех подробностях увидел, что Редька, действительнобыла очень красивой женщиной.

Тем временем, мужчины Ваниямпи уже осматривали остальных женщин. Некоторые сами крутились перед ними, кого-то заставляли делать это силой, вращая руками для детального осмотра. В некоторых случаях сами мужчины обходили вокруг смирно стоящих женщин, и женщины знали, что являются предметом их интереса и оценки. Этот процесс очень порадовал мужчин. Я думаю, что многие из них, никогда прежде, не представляли, насколько нежны, красивы и насколько желанны их женщины.

— Тыква! — со слезами в глазах, позвала Редька.

— Я не овощ, — рыкнул он. — Я больше не Тыква.

— Я не понимаю, — отпрянула Редька.

— Я беру себе новое имя, — объявил он. — Я беру себе имя «Seibar». Теперь я — Сэйбар.

«Сэйбар», кстати, весьма распространенное на Горе мужское имя. Такой была фамилия, например, работорговца в Кайилиауке. Также, я знал двух человек в Аре с этим же именем.

— Тыква! — окликнула его Редька старой кличкой.

— Я — Сэйбар, — поправил он.

— Но это не имя Ваниямпи, — попыталась возразить она.

— Верно, — кивнул он.

— Это — дерзость. Это — неповиновение! Позволь мне надеть мою одежду, немедленно! — еще раз пыталась она покомандовать.

— Носить тебе одежду или нет, решать буду я. И я решу этот вопрос, тогда и так, когда и как мне понравится, — ошарашил ее мужчина.

— Я — лидер! — закричала она.

— На колени, — рявкнул он.

Одна за другой женщины Ваниямпи опускались на колени. Редька в страдании оглядывалась вокруг.

— Быстро, лидер, — прикрикнул Сэйбар на Редьку.

Редька встала на колени. Она неплохо выглядела у его ног.

— Я — лидер! — крикнула она.

— Нет, — огорчил он ее. — Ты — всего лишь женщина.

— Но мы же — все Одинаковые! — заплакала она.

— Нет. Ты — женщина. Я — мужчина. Мы все разные.

— Учение! — плакала она. — Вспомните Учение!

— Учение ложно, — отмахнулся он. — И конечно, Ты это знала. Ты просто по какой-то причине достаточно долго использовала его, чтобы ниспровергать, отрицать и прятать свой пол.

— Нет, — замотала она головой. — Нет!

— Но теперь, больше Ты больше не будешь предавать и скрывать свой пол. Впредь, Ты объективно и открыто, будешь, тем, кто Ты есть, женщиной, — объявил Сэйбар.

— Нет! — плакала женщина.

— Твоя ложь, твои отговорки, твое притворство закончились.

— Нет, — рыдала Редька.

— С этого момента, Ты признаешь свой пол и будешь верна ему. Впредь, без обмана, без оговорок, в твоих мыслях, и даже в твоих самых тайных мыслях, в твоем поведении, манерах и внешности Ты будешь выражать твою женственность честно и полностью.

— Нет, нет, — заливалась он слезами.

— Впредь, Ты будешь точно тем, кто Ты есть — женщиной.

— Пожалуйста, не надо.

— Я все сказал, — закончил Сэйбар.

— Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста!

— Уже все сказано.

Она опустила голову, сотрясаясь от рыданий.

— Естественно, за нарушение этого приказа, последует справедливое наказание, — честно предупредил он.

— Я понимаю, — всхлипнула она.

— И я не думаю, что неповиновение будет трудно обнаружить, — добавил Сэйбар, усмехнувшись.

Она кивнула. Выражение, жест, даже тон голоса, или любое, казалось бы, неприметное движение, могло бы показать отступление от правил или неповиновение. Ей больше не разрешено подавлять ее женственность. Теперь она должна демонстрировать ее, бескомпромиссно и подлинно. Так было решено Сэйбаром.

— Кто Ты? — строго спросил Сэйбар.

— Я — женщина, — глотая слезы, запинаясь от рыданий, ответила Редька.

— О-о-ох, — послышался вздох кого-то из женщин Ваниямпи, тихий и взволнованный услышанным от Редьки признанием.

Сэйбар передал свое копье Моркови, и ремнем в руке, присел около Редьки.

— Что Вы делаете? — испугалась она.

Он привязал ремень к ее правой щиколотке, затем оставив приблизительно шесть дюймов слабины, завязал узел и на левой. Остаток ремня мужчина пропустил между ее ногами, скрестив ей запястья, принялся связать их спереди. Он решительно дернул концы, затягивая последний узел, и наконец, соизволил ответить:

— Связываю тебя.

Она незаметным движением, проверила тугие, плоские кожаные круги, стянувшие ее руки, и побледнела, почувствовав себя совершенно беспомощной.

— На ноги, женщина, — скомандовал Сэйбар, вытягивая рукой ее на ноги.

Она не могла стоять прямо, поскольку он оставил ее только около восемнадцати дюймов ремня между ее левой лодыжкой и связанными запястьями.

— Подойди ко всем мужчинам в этой комнате и сообщи им, кто Ты, — приказал Сэйбар.

Редька, полусогнувшись, короткими шагами, насколько это позволяли ей кожаные кандалы, посеменила к Моркови. Она посмотрела на него, глазами полными слез.

— Я — женщина, — сказала она.

— Да, — признал Морковь.

— Я — женщина, — сообщила Редька Капусте.

— Да, — кивнул Капуста.

Наконец Редька встала передо мной, и сквозь плач проговорила:

— Я — женщина.

— Это легко увидеть, — ответил я.

Сэйбар взял ее своей огромной рукой, и вывел на открытое место в середине барака.

Внезапно она вывернулась из его руки и обернулась почти падая.

— Я не женщина! — крикнула она, бесполезно дергаясь в тугих путах.

Сэйбар, неторопливо, начал накручивать на правую ладонь кожаные ремни, поудобнее располагая их в руке. Оставив свободно свисать двухфутовые концы этих пяти ремней со своего кулака, он приблизился к Редьке. Она в ужасе уставилась, на медленно раскачивающиеся перед ее глазами кожаные полосы. Она смотрела на них, почти как если бы было загипнотизирована.

— Я солгала, — пробормотала она. — Я — женщина. Я — действительно женщина!

— На колени, — услышала она короткую команду Сэйбара, и не теряя времени упала на пол.

— Ты были высокомерна и заносчива, — заявил он.

— Она изгоняла людей из нашего дома, — добавил какой-то мужчина.

— Она хотела, чтобы мы связали наших гостей и передали их Желтым Ножам, — напомнил второй.

— Она пыталась казаться мужчиной! — сказал третий.

— Она предала свой пол, — сказал еще кто-то.

— Нет, — прошептала Редька. — Нет!

— А еще Ты пытались ослабить, уменьшить и разрушить истинную мужественность, — подытожил Сэйбар.

— Нет, — закричала она. — Нет!

— Мужчины больше не хотят терпеть этого, — объявил Сэйбар. — С нас хватит.

— Я не собиралась никому повредить! — заплакала Редька.

— Мы поднимаемся, — крикнул мужчина.

— Да! Да! Да! — посыпались со всех сторон радостные мужские голоса.

Редька дико заозиралась. Потом снова остановил свой взгляд на ремнях в руке Сэйбара.

— Мы выбрали, Ты видишь, моя дорогая Редька, — сказал Сэйбар. — Мы решили подтвердить нашу естественную независимость. Эксперимент по извращению, неправде и болезни закончен. Мы теперь снова будем мужчинами.

— Сэйбар! — зарыдала она.

— Да! кричали все мужчины в бараке.

— Конечно, Ты боялась, что это могло бы однажды произойти, — усмехнулся он, глядя в ее искаженное ужасом лицо.

— Опусти голову к земле, — приказал он.

Она повиновалась. Она дрожала.

— Я — женщина, — закричала она. — Я — женщина! А-а-а-а!

— Да, и мы тобой остались не довольны, — сказал ей Сэйбар, замахиваясь для следующего удара.

Надо признать, что он хорошо выпорол ее. Уже через несколько мгновений она валялась на боку у его ног, связанная, рыдающая, исполосованная, наказываемая.

По знаку Сэйбара, Морковь и Капуста подняли ее на ноги. Они поддерживали ее, поскольку сама она удержаться на ногах была не в силах. Она смотрела на Сэйбара, сквозь свои растрепавшиеся волосы и слезы в ее глазах.

— Выкиньте ее отсюда, как она сделала это с другими, — велел Сэйбар.

— Нет, — вскрикнула женщина. — Нет!

— Не бойся. Тебя развяжут, как только вышвырнут за ворота. Тогда у тебя будут те же самые возможности для выживания, которое Ты предоставила другим изгнанным, — пообещал он ей с ухмылкой на лице.

— Сэйбар, пожалуйста, нет! — крикнула она, пытаясь свалиться на колени.

— Только тогда ворота закроются за тобой.

— Пожалуйста, нет! — она начала биться в истерике. — Позвольте мне встать на колени! — взмолилась она к Моркови и Капусте.

Они позволили ей упасть на колени, но лишь после знака Сэйбара.

— Я прошу проявить ко мне милосердие, — молила она.

— То же самое милосердие, которое Ты оказала другим? — поинтересовался Сэйбар.

— Нет, — зарыдала женщина, — истинное милосердие!

— Почему оно должно быть оказано тебе, если другим Ты в нем отказала?

— Мы откроем ворота, — предложил кто-то из мужчин.

— Любимая Мира, — закричал Редька, дико глядя на мою рабыню, — что я должна сделать?

Мира отпрянула, пораженная этим вопросом, обращенным именно к ней.

— Я — всего лишь рабыня, — развела она руками. — Вы — свободная женщина.

— Что я должна сделать? — испуганный повторила она.

— Вы имеете только один маленький шанс, — сообщила ей Мира.

— Скажи мне! — взмолилась Редька.

— У вас остался только один путь к спасению, который пока открыт, — сказала Мира, — но он унизительный и оскорбительный. Я даже не осмеливаюсь предложить это Вам.

— Говорите, пожалуйста, говорите!

— Умоляйте его, чтобы он сделал Вас своей рабыней, — сообщила Мира. — Тогда он может оказать вам милосердие, как полностью подчиненной женщине, своей собственности.

— Я не знаю, что мне делать, — плакала Редька.

— Если Вы — свободная женщина, гордо уйдите подальше в Прерии, чтобы погибнуть от голода и жажды, или от хищников. Если Вы — рабыня, молите, чтобы стать его рабыней, — обрисовала выбор рабыня.

— Я не знаю, что мне делать!

— Делайте то, что подсказывает ваше сердце, — предложила Мира.

— Попросите милосердия для меня, умоляйте за меня, походатайствуйте обо мне! — попросила Редька.

Мира подошла и встала на колени, склонив голову перед Сэйбаром.

— Пощадите нас, Господин, — попросила она. — Мы — всего лишь женщины, одна невольница и одна свободная. Мы знаем вашу силу. Мы знаем то, что Вы можете сделать. Мы не оспариваем ваше право. Мы просим о милосердии, хотя бы на какое-то время. Мы просим о доброте, хотя бы на мгновение.

— Ваша рабыня говорит красноречиво, — отметил Сэйбар.

— Она испытала силу мужчин, и уже знает, что они могут с ней сделать, — пожал я плечами.

Женщина в кожаных кандалах, внезапно зарыдала, и затряслась от неудержимых, подавляющих ее эмоций. Ее дрожь не поддавалась контролю. Очевидно, что-то происходило глубоко в ее душе.

— Да, — прошептала она самой себе. — Да!

Она низко опустила голову, и без всякой команды, нежно и покорно принялась целовать ноги Сэйбара.

— Посмотри на меня, — приказал Сэйбар.

Она подняла голову. Ее глаза были мокрыми от слез. Взгляд их был невероятно мягок и нежен. Я думаю, что никогда прежде не удостаивался Сэйбар такого взгляда, как этот.

— И, несомненно, Ты подписываешься под просьбой этой рабыни, — сказал Сэйбар, указывая на Миру.

— Да. Но с одним исключением, — сказала женщина в кожаных кандалах.

— О? — удивился Сэйбар.

— В одном она ошиблась, — сказала она.

— В чем же? — заинтересовался он.

— Она сказала, что на коленях перед Вами стоят две женщины, одна невольница и одна свободная. В этом она была ошибка. Перед вами на коленях стоят две рабыни.

Мира, со слезами на глазах, внезапно схватила связанную женщину, и поцеловала ее.

Я схватил Миру за волосы и отбросил ее в сторону, чтобы не мешалась.

— Да, я — рабыня! — объявила женщина в кожаных кандалах, глядя в глаза Сэйбара.

— Поберегись слов, тобой произнесенных, — предупредил Сэйбар.

Все верно. Такие слова, сами по себе, в соответствующем контексте, закрепляли порабощение. Намерения, как таковые, нематериальны, поскольку всегда можно было бы заявить, что человек не это имел в виду. Слов же, сказанных в соответствующем контексте, достаточно. Имеет ли она в виду это, или нет, но после их произнесения она немедленно становится, категорически и безвозвратно, полностью и по закону рабыней, вещью, с которой владельцы с этого момента наделены правом делать все, что им заблагорассудится. Такие слова, не должны произноситься походя. Они являются столь же многозначительными как ошейник, столь же символичными как клеймо.

— Слова, которые я произнесла сейчас, я произнесла осознанно, — признала она.

— Говори ясно, — велел он.

— Этим я объявляю себя рабыней, — заявила она. — Я — рабыня.

— Теперь, Ты — рабыня, даже в городах, — сообщил я ей. — Ты — собственность. Ты можешь быть возвращена владельцу как таковому в суде, действующем по нормам общего права. Это — нечто, что признано даже за пределами Прерий. В этом смысле, это имеет гораздо большую силу, чем быть рабыней Кайил или Желтых Ножей.

— Я знаю.

Сэйбар посмотрел на нее сверху вниз.

— Теперь, я — рабыня по закону, — признала она.

Он кивнул. Это было верно.

— Несколько мгновений назад, — заговорила она. — Я впервые признавалась сама себе, что я — рабыня. Это признание, я теперь обнародовала. В течение многих лет я знала, что была рабыней, но я отрицала это, и боролась с этим. Только что, внезапно, я поняла, что больше не хочу бороться с этим. Тот, кто борется сам с собой, тот неизбежно должен проиграть. Я поняла это, и сдалась своей тайной правде. То, что я сделала теперь, всего лишь доведение до сведения общества моей тайной правды. Мое заявление не более чем уточнение формальности.

— Но формальности теперь решены, — заметил Сэйбар.

— Да, — опустила она голову, — теперь это решено.

— Чья Ты рабыня? — поинтересовался он.

— Вы раздели меня, связали как рабыню, — сказала она. — Я уже почувствовала вашу плеть. Я ваша.

— Разве я надел на тебя ошейник? — сделал удивленное лицо Сэйбар.

— Нет, — признала она, не поднимая головы, — но я надеюсь, что Вы сделаете это.

— Я выказал интерес к владению тобой как рабыней? — уточнил он. — Я дал какой-либо повод полагать, что я мог бы принять тебя как рабыню?

— Нет, — она опустила голову еще ниже, — Вы не делали этого.

— Чьей рабыней Ты хотела бы быть? — строго спросил мужчина.

— Вашей, — ответила она.

— Говори, — приказал он.

Женщина подняла голову, и стараясь не встречаться глазами с Сэйбаром, объявила:

— Я — рабыня Сэйбара.

— Теперь, возможно я отдам тебя другому, — задумался он.

Она все так же избегая его глаз, проговорила:

— Теперь со мной может быть сделано все, что вам понравится.

— Ты что же, думаешь, я не понимаю, что Ты объявила себя моей рабыней в надежде, что таким образом сможешь избежать судьбы быть изгнанной в Прерии? — сердито спросил Сэйбар.

— Независимо от того, что, возможно, было моим побуждением, в любом случае факт остается фактом, теперь я — полностью ваша рабыня, и со мной может быть сделано все, что Вы пожелаете.

— У тебя был шанс гордо пойти в Прерии, с достоинством свободной женщины. Теперь, возможно, я сделаю так, что тебя выкинут туда с позором. С бесчестьем рабыни!

— Вы можете сделать со мной, все что заблагорассудится, — тихо повторила она.

— А не будет ли это забавно? — сердито спросил он.

— Да, это будет очень забавно, — признала она, глядя вверх полными слез глазами. — Если я должна быть изгнана, могу я попросить об одном одолжении?

— О каком же? — заинтересовался он.

— О вашем ошейнике. Наденьте его на мою шею. Завяжите вашим узлом, так, чтобы, если люди найдут меня, они могли бы сказать: «Вот посмотри на этот узел. Это — Сэйбара. Значит, эта женщина была его рабыней».

— Ты просишь мой ошейник? — спросил Сэйбар.

— Да, я прошу его.

Он взял один из ремней, которые он использовал только что для порки, и дважды обернув вокруг ее шеи, завязал его на горле.

— У тебя есть он.

— Спасибо, — прошептала она, и, подняв голову, попыталась коснуться его рук губами, но он не позволил ее губам дотронуться до себя, и маленькие руки коленопреклоненной женщины, лишь беспомощно задергались в путах.

— Это ведь было бы прикосновение, не правда ли? — иронично спросил он.

— Да, — признала она.

— Какая Ты шустрая! — рассердился Сэйбар. — Какая же Ты хитрая, коварная и бесстыдная самка слина!

— За что Вы так ненавидите меня?

— Ты думаешь, что я не вижу твоего притворства, твоего обмана? — закричал мужчина.

— Вы думаете, что все это — только потому, что я не хочу умирать? — заплакала она. — Вы думаете, что все это — только потому, что я не хочу быть выброшенной в Прерии?

— Да!

— Нет. Нет!

— Разве нет? — спросил он.

— Нет! — крикнула она сквозь слезы.

— Говори, — приказал Сэйбар со злостью в голосе. — Ты начинаешь меня утомлять.

— Но я — рабыня, — испуганно сказала она, и умоляюще посмотрела на меня, словно прося помощи.

— Это значит, что Ты, жалкая порабощенная девка, должна говорить правду, — объяснил я.

Она опустила голову и дернулась в своих путах.

— Я что, должен повторить приказ? — нетерпеливо поинтересовался Сэйбар.

Она подняла голову, и плача сказала:

— Я — рабыня, и я должна говорить правду. Простите меня. Я прошу Вас. Простите мне. Избейте меня, если Вы хотите.

— Да?

— Я хочу вашего прикосновения, — призналась она. — Я прошу этого!

— Бесстыдная рабыня, — проворчал он.

— Но ведь рабыня может, и должна быть таковой, — улыбнулась она.

Он молчал и пристально смотрел на стоящую перед ним женщину.

— Вот уже два года, как я хочу быть вашей рабыней, быть покорной вашим желаниям, принадлежать вам, и если Вы пожелаете, терпеть вашу плеть.

— Лживая рабыня, — раздраженно сказал Сэйбар.

— Я хочу повиноваться вам, — сказала она.

— Лживая рабыня!

— Я люблю Вас, — вдруг заявила она.

— Лгунья!

— Увы, как я могу убедить Вас?

— Ты не сможешь! — крикнул он.

— Как же я смогу это сделать, если Вы не разрешаете мне это?

— Положи свои руки на ее тело, — велел я Сэйбару.

— Я люблю Вас, — повторила она.

Я потрогал ее и сказал:

— Она говорит правду.

— Я люблю Вас, — всхлипнула она. — Поцелуйте меня, а потом выгоняйте меня, если хотите. Я пойду с радостью, если таково будет ваше желание.

И Сэйбар все-таки поцеловал ее. Я было улыбнулся, но вдруг он с гневным и разочарованным криком, ударил ее по лицу, так что она завалилась на бок на земляной пол.

— Вы действительно думаете, что она говорит правду? — спросил он меня.

— Да, — кивнул я. — и на твоем месте я бы испытал ее, посмотрел, как она будет служить. Ну а если она не оправдает доверия, то выгнать ее за ворота никогда не поздно.

Сэйбар пнул женщину, и грубо спросил:

— Как тебя зовут?

— У меня нет еще имени.

— Это — подходящий ответ, — усмехнулся я.

— Ответ рабыни? — спросил Сэйбар.

— Да, — кивнул я.

— Ты думаешь, что она — на самом деле рабыня? — еще сомневался Сэйбар.

— Да. Для меня это очевидно. Теперь весь вопрос в том, интересна ли она тебе.

Сэйбар посмотрел вниз, на лежащую на боку нагую женщину.

— Каково подходящее имя для рабыни?

— Тука, — предложил я. — Неплохое имя.

«Tuka» — весьма распространенное рабское имя на Горе. Оно простое, чувственное и сочное. Большинство гореанских рабовладельцев, вероятно, знало одну или более девушек с таким именем.

— Ты — Тука, — назвал ее Сэйбар.

— Я — Тука, — прошептала со счастливо улыбкой, названная рабыня.

— На колени, — скомандовал Сэйбар, и женщина, извиваясь в своих путах, поднялась на колени.

Она смотрела на него с любовью в глазах. Он тоже смотрел на нее, и в выражении его лица, как это ни странно, читалась невероятная нежность. Я видел, что ему стоит принять меры против слабости. Но я чувствовал уверенность, что он так и сделает. Уж кто-кто, а он слишком хорошо знал о проблемах и результатах, связанных с такой слабостью. И эти результаты, в конечном счете, оказываются трагичными для благосостояния обоих полов.

— Ну что, мне идти, открывать ворота? — спросил мужчина от двери.

— Нет, не надо, — отмахнулся Сэйбар. — Я решил оставить рабыню, по крайней мере, на какое-то время.

Мужчины и женщины в вигваме приветствовали это решение. Мира стремглав бросилась к Туке и поцеловала ее.

— Неплохо получилось, — похвалил я Сэйбара.

— Я — рабыня. Я — ваша рабыня, — заявила темноволосая девушка, опускаясь на колени перед Морковью.

— Я — рабыня. Я — ваша рабыня, — не отставая о подруги, признала блондинка, становясь на колени перед Капустой.

Одна за другой женщины Ваниямпи, робко и красиво, вставали на колени перед выбранными мужчинами, порабощая сами себя, и этим превращая мужчин в своих владельцев. Мне оставалось только надеяться, что они хорошо осознавали, что они делали, поскольку теперь они навсегда становились рабынями.

Мужчины и женщины, вскрикивая от удовольствия, со слезами в глазах от нахлынувших эмоций, целовались, трогали и любили друг друга.

— Мы можем забрать трупы Желтых Ножей, — предложил Кувигнака Сэйбару. — Мы разрубим их и разбросаем в степи. Так что никто не узнает, что они встретили свой конец здесь.

— Это было бы полезно для нас, — признал Сэйбар.

— Тогда, Вы сможете возвратиться к тому, чтобы быть Ваниямпи, если, конечно, Вы захотите этого, — добавил я.

Сэйбар осмотрелся вокруг, усмехнулся и заявил:

— Мы укрепим частокол, — объявил он. — Мы никогда больше не будем Ваниямпи.

— Всегда найдется время, чтобы побыть трусом, — заметил я.

— Мы уже узнали, что значит быть мужчинами, — ответил Сэйбар. — Мы никогда не отступим. Мы лучше умрем, но умрем мужчинами.

— Возможно, было бы разумнее, какое-то время, выражать ваше перерождение только в пределах вашего жилища. Может быть лучше, некоторое время, продолжать притворяться, что вы все еще Ваниямпи, — осторожно предложил я.

Сэйбар улыбнулся, и с интересом, выжидающе, посмотрел на меня.

— У меня есть план, — сообщил я.

— Я и не думал, что ваше посещение было одним только визитом вежливости, — усмехнулся он.

— Ты бы освободил свою рабыню от ремней, — предложил я. — Этой ночью Ты, так или иначе, не обрадуешься, если ее ноги будут связаны, так близко друг к дружке. А так, она может послужить нам, пока мы будем разговаривать.

— И Вы стали бы говорить перед рабынями? — удивился он.

— Конечно, — пожал я плечами. — Они же — всего лишь рабыни.

— Господа? — предложила Тука, стоя на коленях и держа поднос. Мы взяли жареные кукурузные пироги с подноса, который сразу опустел, за исключением для одного предмета, куска сушеного корня, приблизительно два дюйма длиной и половину шириной.

— Открой рот, — приказал Сэйбар Туке, что она сделала немедленно и без колебаний. — Это для тебя.

Она кивнула.

Он разломил корень в две части и затолкнул его в рот рабыне.

— Разжуй его хорошенько, и проглоти, каждую частичку.

Она кивнула, принялась жевать, морщась от горечи.

— Открой рот, — вновь приказал он, когда Тука прекратила жевать.

Она немедленно продемонстрировала, что корень сипа проглочен без остатка.

— Можешь убрать поднос, и затем возвращайся сюда, — велел Сэйбар.

— Да, Господин, — радостно сказала она.

Это Мира показала ей, как надо встав на колени и опустив голову, предложить поднос должным образом. Тука, я это видел, будет способной ученицей в неволе. Рабыни быстро учатся, ведь если они этого не делают, их жестоко наказывают.

— И те, являются частями моего плана, — закончил я излагать свои предложения.

— Это смело и просто, — признал Сэйбар.

— Суть твоей роли ясна? — уточнил я.

— Да.

— И, конечно Ты понимаешь, что опасность этого также велика? — спросил Кувигнака.

— Это верно, для всех нас, — заметил Сэйбар.

— Да, — согласился Кувигнака.

— Вы оказываете нам честь такой ответственностью.

— Могу тебя заверить, награда будет соразмерна риску, — пообещал Кувигнака.

— Мы снова стали мужчинами, — усмехнулся Сэйбар. — Это — достаточная награда для нас.

Рабыня вернулась к нам и встала на колени позади Сэйбара, постаравшись сесть как можно ближе к своему хозяину.

— Значит, Вы с нами? — уточнил я.

— Да, — ответил он, и мы крепко пожали друг другу руки.

— В таком случае, давайте снова повторим все детали, — предложил я. — Ошибки быть не должно, ни в коем случае.

— Отлично, — сказал он.

Пока мы разговаривали, рабыня, очевидно неспособная уже сдерживать себя, и не получающая отказа или наказующего удара, начала, сначала робко, а потом все смелее, целовать и ласкать Сэйбара. Вскоре она тяжело задышала от возбуждения, и начала прижиматься к нему. Наконец Сэйбар не выдержал, и, взяв ее на руки, положил спиной себе на ноги. Теперь ее тело изогнулось подобно луку. Ее голова упиралась в землю с одной стороны, а пятки с другой.

— Держи руки за головой, — приказал он.

— Да, Господин, — всхлипнула она.

Мужчина принялся гладить и ласкать ее, впрочем, не прерывая разговора. Вскоре она уже стонала, беспомощно извиваясь на его ногах, то сжимая, то разжимая кулаки. Почувствовав, что Тука больше не выдержит, Сэйбар, милостиво, подтянул ее к себе, и она прижала голову к его груди, обхватив руками шею. Она тряслась почти в шоке, а ее глаза были широко раскрыты и полны изумления. Кажется, рабыня была неспособна поверить с то, что те ощущения, которые затопили ее тело, могли существовать в природе.

— Я думаю, что план ясен, — решил я.

— Да, — кивнул Сэйбар.

— Мы должны отправляться в путь, — сказал я, и мои друзья поднялись на ноги.

— Ты можешь поцеловать ноги наших гостей, Тука, — намекнул Сэйбар.

— Да, Господин, — покорно отозвалась она.

— Не будь слишком добр с ней, — на всякий случай предупредил я.

— Не буду, — пообещал он.

Я улыбнулся, видя, что он сказал чистую правду.

— Тука, — окликнул рабыню Сэйбар, — принеси то, что раньше было твоим одеялом и положи его рядом с моим, у стены, где я сплю.

— Слушаюсь, Господин! — воскликнула она.

Я улыбнулся. Тука, по крайней мере, в течение этой ночи, не будет привязана за шею, во дворе.

Сэйбар и я снова пожали руки, подтверждая наш договор.

— Я исполнила, все, что Вы пожелали, — сообщила Тука, вернувшись, и упав на колени перед своим господином.

— Что-то я сегодня утомился, — вдруг заявил Сэйбар. — Я думаю, что стоит связать твои ноги.

— О, пожалуйста, не связывайте их, Господин! — вскрикнула Тука.

— Ну ладно, не буду, — усмехнулся он.

Мужчина жестом указал, что она должна подняться на ноги, а когда она это сделала, он подхватил ее на руки, и рабыня нетерпеливо вцепилась в его губы.

— Желаю тебе всего хорошего, — улыбнулся я.

— И Вам всего хорошего, — ответил он, на мгновенье, отрываясь от целующей его рабыни.

Тогда мы все, Хси, Кувигнака, Мира и я сам, покинули барак. Правда на пороге я на мгновение оглянулся, чтобы увидеть, как Сэйбар нежно укладывает свою Туку на одеяла, постеленное на земляное возвышение, около бревенчатоглиняной стены. Казались, они совершенно забыли об окружающих их мужчинах и женщинах, которым, впрочем, тоже было не до них. Они были поглощены друг другом. Они были господином и рабыней.

Глава 41 Хси пойдет с нами

— А я говорю тебе, что он существует! — воскликнул Хси.

— Ты видел его? — уточнил я.

— Нет, — признал он, — его видела Мира.

— Она — всего лишь рабыня, — напомнил я.

Мы находились в стойбище Два Пера. Девушка, стоявшая на коленях подле вигвама, услышав, что заговорили о ней, задрожала, и принялась оправдываться:

— Когда Вы ушли, с Кувигнакой и Кэнкой на обучение тарнов, оно появилось, большое, черное и кричащее нечто. От его пролета даже листья слетели с деревьев!

— И конечно, оно уже исчезло, — ехидно заметил я.

— Он реальность, Татанкаса, — сказал Хси. — Не сделай ошибки, отрицая это. Он существует!

— Это — всего лишь тарн, — отмахнулся я.

— Это — Ваканглисапа, — стоял на своем Хси, — это тарн из мира духов!

— Я не верю в мир духов, — сказал я. — Я не думаю, что он существует.

— Он преследует нас. Это ищет свое перо, — объяснил Хси.

— Это абсурд, — воскликнул я.

— Избавься от пера, — взмолился Хси. — Верни его Прериям. Выбрось его. Сожги, наконец. Это же опасно!

— Оно может нам потребоваться, — напомнил я.

— Избавься от него! — крикнул Хси.

— Это — всего лишь перо, — попытался я успокоить суеверного друга.

— Нет более опасной или сильной магической вещи, чем перо Ваканглисапы. Именно поэтому он прилетел сюда. Он ищет его.

— Магический тарн не существует.

— Она видела его, — Хси показал на Миру, которая стала наполовину белой от страха.

— Это был только тарн.

— Это был Ваканглисапа, тарн мира духов. И он зол, — сказал Хси, с опаской посмотрев на небо.

Луны пока отсутствовали. Лишь белые облака неслись по небу.

— Я не вижу никаких признаков тарна.

— Он прилетел за нами, — не унимался Хси.

— Вполне возможно, что это другой тарн, — Хси надо было как-то успокоить.

— Это — Ваканглисапа, Магический Тарн, — уперся Хси.

— Хси, Ты — один из самых храбрых мужчин, которых я когда-либо знал, — зашел я с другой стороны. — Как Ты можешь так думать? Как Ты можешь поступать таким образом?

— Татанкаса, Ты знаешь о тарнах больше чем я. Скажи мне, тарны ведут себя подобным образом? — поинтересовался мой друг.

— Нет, — признал я, — это не обычное поведение.

— Тогда это не обычный тарн, — сделал вывод Хси.

— Я не знаю. — Развел я руками. — Возможно, это, действительно необычный.

— Разве Ты уже забыл воина Киниямпи? — напомнил он.

— Я помню, — сказал я, и вздрогнул.

— Это, могло быть работой только Ваканглисапы, — уверенно заявил Хси.

— Ваканглисапы не существует, — в который уже раз повторил я.

— Я не боюсь мужчин, — объяснил Хси. — Я не боюсь того, что я могу увидеть. Я не боюсь того, с чем я могу сражаться.

— Я понимаю это, — кивнул я.

— Скажи, все произошедшее кажется тебе совершенно нормальным?

— Нет, — вынужден был признать я.

— Разве тебе это не кажется странным?

— Кажется, — признал я.

— Ты все понимаешь в происходящем? — спросил Хси, глядя мне в глаза.

— Нет, не все. Точнее, конечно не полностью, — ответил я.

— Избавься от пера, — попросил Хси.

— Нет.

— Избавься от него.

— Я не верю в мир духов, — повторил я. — И не считаю, что он существует.

— Зато я знаю, что мир духов существует, — уверенно и горько поведал Хси.

— Откуда Ты это знаешь? — заинтересовался я.

— Однажды, Я подло солгал. Позже, в сражении, мой щит предал меня. Он отказался повиноваться мне. Я не мог справиться с ним. Он отказался меня защищать. Мой щит по его собственному желанию поднялся, подставляя меня под копье моего врага.

— Мы все знаем то, что произошло. Но что мы в действительности не знаем, так это то, почему это произошло. Подобные явления не являются чем-то абсолютно неизвестным, даже врачам в городах. У них даже есть медицинские имена. Конечно, они все еще до конца не поняты. Зачастую их причины глубоки и таинственны.

— Щит поднялся, — напомнил Хси.

— Щит не может подняться сам. Поднялась именно твоя рука, — объяснил я краснокожему.

— Я не поднимал руку, — заявил он.

— Такие движения, бывает, не поддаются контролю, иногда их связывают с такими состояниями как вина, и осуждение неподобающего поведения. Они — результат скрытых явлений в головном мозге. Это походит на войну одной твоей части с другой. Но для тебя это выглядит, как происходящее само собой. Это может быть пугающими, — я постарался, как мог объяснить дикарю теорию самовнушения.

— Щит поднялся, как луна, — сказал Хси.

— Несомненно, тебе показалось именно так.

— Он поднялся, — уверенно сказал парень, — так же твердо и непреклонно, как луна.

— Мы понимаем явления в разных контекстах веры, — заметил я. — Когда что-либо происходит, это могло бы объяснено одним путем в контексте одной веры и совершенно другим путем в контексте другой веры.

— Мне это трудно понять, — запутался мой друг.

— Это потому, что Ты знаком только с контекстом одной веры, с твоей собственной. Таким образом, Ты не приучен проводить различия между тем, что должно объяснить, если можно так выразиться, и его объяснением. Эти две вещи в твоем понимании сливаются в одно целое, в этом случае, получается, что твой щит тебя предал.

— Но ведь именно это и произошло! — воскликнул Хси.

— Посмотри вверх, — предложил я ему. — Ты видишь луны?

— Да.

— Разве Ты не видишь, как они летят по небу?

— Это — облака перемещаются по ветру, идя в другую сторону. Именно поэтому, кажется, что луны двигаются, — пояснил он.

— Смотри снова, — велел я.

Хси снова уставился в небо.

— Вы видишь, что луны летят? — снова задал я тот же вопрос.

— Да, — признал он, через некоторое время. — Я вижу это.

— Теперь Ты видишь, что есть много способов понять то, что мы видим.

— Я понял. Все объяснения имеют одинаковые права на существование?

— Нет. Большинство, скорее всего, ложно, — не согласился я.

— Но как мы тогда узнаем, что у нас есть одно истинное объяснение? — удивленно спросил Хси.

— Мне кажется, что мы никогда не сможем быть абсолютно уверены, — усмехнулся я, — что из всех теоретически возможных объяснений, всех объяснений, эффективно отвечающих всем мыслимым проверкам, всех объяснений, которые соответствовали бы объясняемому явлению и соглашались с прогнозами, у нас есть одно истинное объяснение.

— Любопытно, — заметил краснокожий.

— То, что мы не можем доказать, что объяснение абсолютно правильно, конечно, не влечет за собой того, что оно не правильно.

— Это я понимаю, — кивнул Хси.

— Иногда мы можем быть рационально уверены в правильности объяснения, — сказал я, — настолько бесспорного, что было бы глупо не принять его.

— Это понятно, — согласился он.

— Хорошо, — обрадовался я.

— Ты знаешь, что мир духов не существует? — вдруг спросил Хси.

— Я не думаю, что он существует.

— Ты знаешь, что его не существует? — настаивал он.

— Нет, — ответил я. — Я не знаю, что он не существует.

— Значит, возможно, он все же существует, — предположил мой друг.

— Возможно, — признал я. — Я не знаю этого наверняка.

— Но Ты предполагаешь, что он не существует.

— Нет.

— А вот я действительно считаю, что он существует, — твердо заявил он.

— Я понимаю.

— Тогда, возможно, что это — твое объяснение является ложным, а не мое, — заключил Хси.

— Возможно, — пожал я плечами я.

— Здесь — Прерии, — напомнил он мне.

— Я в курсе, — улыбнулся я.

— Возможно, здесь все не совсем так, как твоей стране, — предположил он.

— Возможно, — не стал я спорить с моим другом.

Я предположил, что это было испытание веры в то, что природа однородна, конечно, испытание рациональной веры, но, тем не менее, испытание веры. Вселенная, конечно, обширна и таинственна. Она не работает в соответствии, с какими-либо обязательствами соответствовать нашим предпочтениям. Если она действительно оказалось благоприятной для наших условий, то возможно, лишь потому, что мы можем существовать только в пределах этих тех же самых условий. Мы можем неосознанно жить среди явлений и чудес, предметов недостижимых нашими инструментами, предметов вне понимания нашего воображения и интеллекта, предметов, слишком отличных от известных нам. И все же, какими смелыми, любознательными мы можем быть. Насколько величественен человек.

— Ты решил оставить перо? — спросил Хси.

— Да, — ответил я. — Ты идешь с нами сегодня вечером?

— Ваканглисапа может вызвать крушение всех наших планов, — предупредил он.

— Ерунда, — отмахнулся я, и переспросил на всякий случай: — Ты идешь с нами?

— Да, — заверил он.

— Мы скоро выступаем, — напомнил я.

— Но вначале я должен сделать кое-что, — предупредил Хси.

— Что именно?

— Спеть мою песнь смерти, — ответил он.

Глава 42 Небо за мной кажется чистым

— Быстрее! — кричал я, сидя на спине тарна. — Быстрее!

— Это бесполезно! — крикнул Хси, летевший на его тарне на расстоянии нескольких ярдов от меня, на высоте около двухсот ярдов над проплывающей под нами равниной. Справа от меня, подгоняя своего тарна, летел Кувигнака.

— У них преимущество! — закричал мне Хси. — Они настигнут нас!

С рассвета прошла всего половина ана.

Я оглянулся назад через плечо. Пятеро всадников, мужчин Киниямпи, неуклонно преследовали нас. Мы уже слышали их злобные крики позади нас.

Нашу скорость снижали привязи, которые мы тащили за собой. Каждый из нас, буксировал по пять связанных за шеи веревками, тарнов. Киниямпи не слишком хорошо охраняли своих стреноженных на ночь птиц. Рядом со стойбищем Желтых Ножей, их союзников, и среди племен, незнакомых с тарнами, они ничего не боялись. Но мы не надеялись, что подобная беспечность повторится в будущем.

Белая рабыня, выпоротая и выброшенная из вигвама Желтых Ножей, заметила нас. Именно она и подняла тревогу. Как ни странно, в лунном свете я узнал ее. Эта соблазнительная коротконогая блондинка, когда-то была американкой. Когда она принадлежала Гранту, и была одним из животных его каравана, ее звали Лоис. Она, вместе с тремя другими, Инес, Коринн и Присциллой, была отобрана у Гранта Желтыми Ножами, неподалеку, от поля боя, где коалиция краснокожих разгромила наемников Альфреда из Порт-Олни. Слины, в то же самое время, забрали двух других девушек Гранта, Джинджер и Эвелин, и его двух пленников мужчин, Макса и Кайла Хобартов, последних, по-видимому, чтобы служить пастухами и присматривать за кайилами. Другая девушка, тогда же, изъятая у Гранта, был прежняя дебютантка из Пенсильвании, когда-то мисс Миллисент Обри-Уэллс, девушка, которую он планировал продать Махпиясапе, гражданскому вождю клана Исбу, за пять шкур желтого кайилиаука. Эта девушка, досталась воину Кайила — Кэнке. Теперь она была Виньелой, его рабыней. Коротконогая блондинка, когда-то бывшая Лоис, и носившая железный ошейник в караване Гранта, увидев нас, развернулась и побежала среди вигвамов, крича и поднимая тревогу. Я не думал, что она узнала нас, но, даже если бы и узнала, она все равно сделала бы то, что она сделала. Рабыня на Горе повинуется своим владельцам с совершенством.

— Мы взяли столько тарнов, со сколькими мы можем эффективно справляться, — сказал я Кувигнаке и Хси, накидывая петлю на голову последнего Тарна. — Уходим!

Мы предпочли бы отвести тарнов немного подальше от стойбища, прежде чем взлетать, но у нас не было времени, пробуждающееся стойбище не позволяло выполнить план полностью. Соответственно мы стартовали, позабыв об осторожности, с криком птиц и хлопаньем их крыльев, послужившими дополнительным сигналом для Желтых Ножей и Киниямпи. Несомненно и то, что мы были хорошо заметны пролетая на фоне лун.

Казалось, что мы едва увидели, мелькнувшее под нами стойбище, а краснокожие тансмэны уже поспешно вылетели следом. Пятеро сразу, и я не сомневался, что за ними последуют и другие.

— Мы не сможем обогнать их! — закричал Хси.

Я вновь бросил взгляд через плечо. Сейчас они были еще ближе.

— Подлетай ближе! — крикнул я Хси, и как только он приблизился, я швырнул привязь, которую нес.

Веревка упала поперек спины его Тарна, и он удачно подхватил ее, накручивая на кулак.

— Я возвращаюсь! — предупредил я. — Летите дальше без меня!

— Мы отпустим тарнов! — закричал Кувигнака.

— Нет! — бешено заорал я.

— Мы повернем с тобой, чтобы биться с ними! — закричал теперь Хси.

— Нет! — снова заорал я. — Ведите тарнов, в стойбище! Вы должны доставить их!

— Нет! — возмущенно кричал Кувигнака.

— Вы не можете все бросить! Продолжайте свой путь! — приказал я.

— Татанкаса! — в отчаянии крикнул Кувигнака.

— Кайилы должны выжить! — крикнул я.

— Татанкаса! — теперь вновь закричал Хси.

— У меня есть план! Вперед! Летите дальше! — крикнул я напоследок, натягивая поводья.

Отвечая на рывок поводьев, птица ударила своими могучими крыльями и зависла в воздухе почти неподвижно, разворачиваясь на обратный курс. Из-под веревки обхвата я вытаскивал объект, который я поместил туда еще перед вылетом, и который все это время был зажат между веревкой обхвата и телом Тарна. Это было большое черное перо, которое я раздобыл около тарновой ловушки, несколько дней назад, то самое перо, обладание которым так обеспокоило моего друга. Теперь я размахивал им над головой, держа его за середину, как копье или знамя.

Я надеялся, что это перо будет еще более значащим и более ужасающим для Киниямпи, чем даже для Хси. Как мне казалось, это было перо, с которым, Киниямпи, могли бы быть даже слишком знакомыми. Вера в мир духов, могла оказывать столь же мощное влияние на умы Киниямпи, как и на умы многих из краснокожих, друзей или врагов не суть важно.

Ведущий Киниямпи, когда мы сблизились приблизительно до пятидесяти ярдов, внезапно натянул поводья своего Тарна, вынуждая того зависнуть на одном месте. Его товарищи повторили маневр лидера. Он указал на меня. Преследователи обменивались криками между собой, стараясь перекричать громоподобный шум крыльев птиц.

Я держал перо на виду, почти размахивая им. Я хотел, чтобы они не ошиблись относительно того, что это было. Я демонстративно не доставал оружия. Разве есть потребность в оружии у того, кто управлял магией Ваканглисапы? И какая магия или оружие могли бы надеяться превзойти это?

К сожалению, когда лидер остановил своего тарна, он как оказалось, сделал это больше от удивления, чем от страха. Он выглядел скорее, как если бы он не понимал происходящего, чем был напуган им. Я надеялся, что они все отвернут в ужасе, к сожалению, они этого не сделали.

Зависшие на одном месте и бьющие крыльями птицы, с наездниками, сидящими на их почти вертикальных спинах, выглядели впечатляюще грозно. Но один повод для радости у меня все же был. Сейчас драгоценным было каждое мгновение, и мои друзья, пользуясь задержкой преследователей, удалялись все дальше и дальше.

К моей тревоге, я увидел, что все пять тарнсмэнов вытащили свое оружие. Теперь их намерение напасть стало совершенно недвусмысленным.

Они оказались храбрыми парнями. А возможно, это я просчитался, и они рассуждали, что если это перо не было пером Ваканглисапы, им нечего было бояться, а если это было перо Ваканглисапы, то, почему бы им не попытаться захватить его, и использовать могущественную магию для себя?

Преследователи сломали свой строй, разлетаясь в стороны, и начали кружить, набираяимпульс, и вскоре, они вывели своих птиц на линию атаки.

Я сердито затолкал перо назад под веревку обхвата, проклиная суеверного Хси. Польза, которую это перо могло бы принести мне, уже была получена! Теперь настала очередь настоящего оружия, и я натянул тетиву на свой маленький лук. Я вытащил три стрелы из кожаного колчана, закрепленного позади моего левого бедра, одну из стрел уложил на тетиву, а две оставшиеся оставил в руке державшей лук.

Они приближались стремительно.

Их строй сейчас напоминал пирамиду обращенную вершиной ко мне, которую занимал ведущий отряда, выходивший в атаку с копьем в руке. Остальные четверо занимали позицию несколько позади него, слева и справа, выше и ниже. Любая попытка уклониться от встречи с копьем лидера, по-видимому, предоставит, по крайней мере, одному из ведомых, фланговых всадников воспользоваться ситуацией в свою пользу. В данной ситуации, все что я мог бы попытался сделать, это стремительно пройти сквозь их строй, используя преимущество уже набранной скорости, а потом обернувшись, стрелять через левое плечо. Я должен был ждать удобного момента, чтобы бросить тарна вперед. Они должны ждать, что я буду следовать этой тактике.

Ведущий уже был всего на расстоянии ста ярдов. Я видел, как его копье направилось в мою сторону, перья херлита ветром прижало к древку. На мгновение, это напомнило мне уши слина, изготовившегося к нападению. Еще несколько ярдов и я буду должен стегнуть поводьями тарна, и ударом и криком, бросить его в атаку.

Я ударил птицу, но внезапно, натянул поводья. Тарн, остановленный прямо в момент броска, гневно закричал, поднимаясь на дыбы. Меня бросило назад, но я удержался.

Ведущий Киниямпи, когда до столкновения оставалось всего несколько ярдов, дико и беспорядочно задергал поводья своего тарна. Я видел, как он отвернул, вначале вправо от меня, а затем назад. Всадник даже не смотрел на меня. Он смотрел на что-то, очевидно, находившееся позади меня. Его лицо казалось искажено ужасом. Он прижался к спине своего тарна и бросился наутек. Почти одновременно фланговые тарнсмэны, в явно видимой панике, беспорядочно, сломав строй, разлетелись в стороны то меня, и затем, отчаянно, бросили своих птиц вслед за лидером.

Ничего не понимая, я обернулся назад. И ничего не увидел. Только облака и небо. Я вздрогнул, от внезапно накатившего на меня холода, и повернул тарна на обратный курс, но полетел не прямо в Два Пера, на случай, если за мной все же следили. Позже, убедившись в отсутствие сопровождения, я направился в стойбище. Небо казалось ясным. Утренний воздух было свеж и прохладен.

— Вот таким образом все и произошло, — закончил я свой рассказ, внимательно слушавшим Кувигнаке и Хси. — Они просто внезапно отвернули, и сбежали в последний момент.

— Они увидели что-то позади тебя, — сделал вывод Хси.

— И что это могло быть? — спросил Кувигнака.

— Я не знаю, — признался я.

— Это, могло быть только одно, — сказал Хси.

— И что же? — поинтересовался я, заранее зная его ответ.

— Ваканглисапа, — уверенно заявил Хси.

— Я никого не увидел, — заметил я.

— Животные мира духов появляются или нет перед людьми, как им нравится, — пожал плечами Хси.

— Ваканглисапы не существует, — сказал я.

— Но вот что интересно, — задумался Хси.

— Что?

— Ты держал перо. И все же Ты не подвергся нападению. Я не понимаю это.

— Не пытайся объяснять явления маловероятными категориями, — предупредил я.

— Возможно, Ты был защищен магией пера, — предложил свою версию Хси.

— Я уверен, что существует рациональное объяснение, — заверил его я.

— Может быть, — согласился Хси, но тут же, добавил: — Возможно, Ваканглисапа — не твой враг.

— Ваканглисапы не существует, — в который уже раз объяснил я.

— Он может быть твоим союзником, — сказал Хси.

— Ваканглисапа — миф. Он не существует, — простонал я.

— Что мы будем делать теперь? — наконец попытался перевести разговор в конструктивное русло Кувигнака.

— Мы продолжим действовать согласно нашим планам, — ответил я. — Мы пошлем гонцов в земли Пыльноногих, Пересмешников и Слинов.

— Пересмешники не пойдут на сотрудничество, — убежденно сказал Хси. — Они — кровные враги Кайила.

— Слины также вряд ли помогут, — предупредил Кувигнака.

— И все же гонцов мы пошлем, — объявил я.

— Отлично, — кивнул Кувигнака.

— А в течение этой и следующих недель, мы должны тренировать тарнсмэнов, — добавил я.

— Им будет нужен блотанхунк, — заметил Кувигнака.

— Кэнка, — тут же предложил Хси.

— Считая твоего тарна, Хси, и не считая наших с Кувигнакой, у нас есть шестнадцать птиц. Мы сформируем две группы, в каждой будет лидер и семь воинов. Блотанхунком одного отряда будет Кэнка. Другую возглавит Хси, — предложил я.

— Хси? — пораженно уставился на меня сам Хси.

— Да.

— Возможно, это должен быть Кувигнака, — предложил он.

— Ты — намного лучший воин, чем я, Хси, — тут же отказался Кувигнака.

— Вы доверяете мне, быть блотанхунком? — не мог прийти в себя Хси.

— Да, — кивнул я, — уверен, что точно также, теперь, думаю все мужчины.

— В тебе кровь Махпиясапы, — напомнил Кувигнака. — Ты — великий воин. Ты — природный лидер.

— Я приложу все усилия, — пообещал растроганный Хси.

— Сколько времени у нас есть? — поинтересовался Кувигнака.

— У Кайил мало мяса. А зима приближается, — прикинул я.

— Значит гонцам пора в путь. А мужчины должны заняться обучением, — сказал Кувигнака.

— Я считаю, что надо быть готовыми не позднее конца Канвапегиви, — высказал я свое мнение я.

«Луна, когда листья становятся коричневыми» — именно на этот месяц приходится осеннее равноденствие.

— Это уже скоро, — заметил Кувигнака.

— Охота должна быть завершена к этому сроку, — напомнил я. — Иначе вам не успеть подготовиться к зиме.

— Это слишком скоро, — покачал головой Кувигнака.

— Я лишь надеюсь, что это не слишком поздно, — хмуро сказал я.

Глава 43 Что произошло, в стойбище Желтых Ножей

— Сколько раз тебе, повторять, чтобы Ты быстрее изучала язык Желтых Ножей, — крикнула Ивосо Блокету на наречии Кайил.

— Это слишком трудно для меня, — пролепетала Блокету.

Обе девушки стояли на коленях, Блокету занимала положение чуть позади Ивосо, и расчесывала той волосы. Они находились в вигваме. Мы могли наблюдать их через крошечную щель, которую прорезали ножом в задней стене вигвама, позади них. В вигваме горел небольшой костерок и две девушки стояли на коленях позади огня, если смотреть от входа, как раз между ним и задней частью жилья.

— Я изучила язык Кайила почти мгновенно, — заявила Ивосо.

— Но Вы были захвачены еще ребенком, — напомнила Блокету. — И то Вам понадобилось два года прежде, чем Вы заговорили бегло.

— А не слишком ли Ты высокомерна, девушка? — ехидно спросила Ивосо.

— Нет, Госпожа, — быстро ответила Блокету.

— Может быть, стоит завтра опять наказать тебя стрекалом? — размышляла Ивосо.

— Пожалуйста, не надо, Госпожа, — взмолилась Блокету, и я сделал вывод, что применение Ивосо стрекала для воспитания своей рабыни, оказалось довольно эффективным. Вероятно, его прикладывали к голой коже связанной девушки, таким образом, усиливая эффект.

— Попроси как следует, — приказала Ивосо.

— Блокету, служанка, умоляет ее Госпожу не бить ее стрекалом, — заскулила Блокету.

— Возможно, — усмехнулась Ивосо. — Мы посмотрим, какое настроение у меня будет завтра.

— Да, Госпожа, — всхлипнула Блокету.

На красновато-коричневой шее Блокету был виден желтый, украшенный бисером ошейник, как это обычно принято среди краснокожих, завязанный на горле. Он был очень аккуратным и, несомненно, принадлежал Ивосо.

— Как Ты помнишь, я изучила язык Кайила очень быстро, — снова сказала Ивосо.

— Да, Госпожа, — быстро подтвердила Блокету.

— А вот Ты, с другой стороны, довольно медлительна, — пожурила она свою рабыню.

— Да, Госпожа. Простите меня, Госпожа, — отозвалась Блокету.

— Но в этом нет ничего необычного, — продолжила Ивосо. — Все женщины Кайилы вообще глупы. Они почти столь же глупы как бледнолицые рабыни.

— Да, Госпожа.

Блокету носила платье с рукавами, без бахромы и без украшений. Оно было чрезвычайно просто и откровенно, и заметно контрастировало с изящным, почти белым, платьем из дубленой кожи табука, украшенным бисером и вышивкой ее Госпожи. Рабыне также, не позволили ни узких бриджей до колен, распространенных среди краснокожих женщинам, ни мокасин. Ее ноги были просто обернуты лоскутами кожи.

— Мне доставляет удовольствие владеть тобой, — призналась Ивосо.

— Да, Госпожа.

— Даже притом, что Ты бесполезна, — усмехнувшись, добавила Ивосо.

— Я была дочерью вождя! — воскликнула Блокету.

— Даже дочери вождей Кайила достойны, быть только рабынями и служанками у Желтых Ножей, — рассмеялась Ивосо.

— Да, Госпожа, — рыдая, согласилась Блокету.

— Тебе нравится твоя одежда? — поинтересовалась Ивосо.

— Да, Госпожа.

— Они намного лучше того, чем Ты заслуживаешь, не так ли? — продолжала издеваться Ивосо.

— Да, Госпожа.

— Это потому, что я добра к тебе.

— Да, Госпожа.

— А как Ты думаешь, может я слишком добра.

— Я не знаю.

— Отвечай «Да» или «Нет», — приказал Ивосо.

— Пожалуйста, Госпожа, — простонала Блокету.

— Да или нет?

— Нет, Вы не слишком добры, — наконец решилась Блокету.

— Ты смеешь критиковать меня? — властно спросила Ивосо.

— Нет, Госпожа.

— Ты, кажется, предположила своим замечанием, что я, возможно, недостаточно добра.

— Нет, Госпожа!

— Значит, твой ответ — Да? — уточнила Ивосо.

— Да, да!

— Да, что? — намекнула Ивосо.

— Да, Госпожа, — исправилась рабыня.

— Да, Госпожа, что? — настаивала хозяйка.

— Да, Госпожа, Вы слишком добры!

— Ты снова смеешь критиковать меня снова! — делано возмутилась Ивосо.

— Нет, Госпожа, — заплакала Блокету, совсем сбитая с толку.

— Но Ты, возможно, права, — заметила Ивосо. — В конце концов, рабыня должна говорить правду.

Блокету зарыдала.

— Я была слишком снисходительна к тебе. Я теперь вижу последствия этого. Спасибо, Блокету. Я попытаюсь исправить свое отношение. Я должна попытаться в будущем рассматривать тебя так, как Ты заслуживаешь, с намного большей строгостью.

— Пожалуйста, не надо, Госпожа, — взмолилась Блокету.

— В конечном счете, Ты — всего лишь рабыня.

— Да, Госпожа.

— Ты плачешь? — удивилась Ивосо.

— Вы обманули меня!

— Не трудно обмануть глупую рабыню, — засмеялась Ивосо.

— Нет, Госпожа, — всхлипнула Блокету.

— Как тебе наверное обидно, что я была когда-то твоей служанкой, — усмехнулась Ивосо. — За то, как теперь подходяще, что Ты теперь моя.

— Да, Госпожа.

— А Ты знаешь, какое самое большое удовольствие во владение рабыней?

— Какое, Госпожа?

— Знать, что можешь сделать с ней все, что тебе нравится. Полностью!

— Да, Госпожа, — испуганно сказала Блокету.

— Продолжай расчесывать, — скомандовала Ивосо.

— Да, Госпожа.

— Ты знаешь, что некоторые мужчины, находят тела рабынь небезынтересными? — поинтересовалась Ивосо.

— Я слышала это.

— Конечно, только низменные мужчины, — уточнила хозяйка.

— Конечно, Госпожа.

— И что они находят в таких надоедливых, послушных девках, которые должны ублажить или умереть? — размышляла Ивосо.

— Я не знаю, Госпожа.

— Ты — рабыня, — сказал Ивосо.

— Да, Госпожа.

— И что Ты думаешь о мужчинах?

— Я их ужасно боюсь, — призналась она, — особенно, после того, как стала рабыней.

— Интересно, — заинтересовалась Ивосо, присматриваясь к задрожавшей Блокету. — Я заметила, что мужчины смотрят на тебя. А ты знаешь, о том, что иногда они рассматривают тебя?

— Иногда, Госпожа.

— Твое тело имеет приятные формы, — признала Ивосо. — Некоторые из этих мужчин, несомненно, низменных мужчин, могли бы найти тебя интересной.

— Интересной, Госпожа? — испугалась Блокету.

— Да, сексуально интересной, — усмехнулась хозяйка.

— Возможно, Госпожа, — сжалась девушка.

— Возможно, мне стоит бросить тебя им.

— Пожалуйста, нет, Госпожа, — взмолилась Блокету.

— Ты принадлежишь мне, — напомнила она. — Я сделаю с тобой все что захочу.

— Да, Госпожа, — вздрогнула рабыня.

— Твой отец был предателем, как и Ты сама. Иногда я думаю, что самым лучшим наказанием для тебя будет, передать тебя связанной остаткам твоего племени для их суда. Несомненно, у них есть способы наказания предателей.

— Не отдавайте меня на суд племени, — зарыдала Блокету.

— Ты просишь, меня о том, чтобы остаться моей рабыней? — удивленно спросила Ивосо.

— Да! Да!

— Попроси должным образом, — строго приказала Ивосо.

— Блокету, Ваша служанка, просит милосердия у ее Госпожи, — быстро проговорила Блокету. — Она просит разрешения остаться служанкой ее Госпожи.

— Возможно, — промурлыкала Ивосо. — Мы посмотрим.

— Да, Госпожа.

— Продолжай расчесывать, рабыня, — приказала Ивосо.

— Да, Госпожа.

Одним длинным, прямым и быстрым ударом ножа я рассек кожу задней стены вигвама. Кувигнака и Хси, так стремительно возникли перед девушками, что те даже не успели ничего понять, как оказались брошенными на пол вигвама и схвачены. Они еще не начали приходить в себя, а их уже перебросили на спины и плотно зажали рты.

Я влетел в вигвам за ними следом, и бросил каждому, по тугому клубку скрученных кожи и меха. Легко втиснутые во рты девушек, кляпы немедленно расширились, и заполнили их ротовые полости. Следом за кляпами, к моим друзьям полетели две длинных, плоских полосы кожи. Краснокожие, обмотав головы девушек этими полосками, протянув их между зубами, и затем крепко затянув на затылке, жестко закрепили клубки на месте. Ни выплюнуть, ни даже издать звук стало невозможно. Девушки в панике смотрели на нас.

Кувигнака принялся быстро связывать Блокету, а Хси уделил внимание Ивосо. Руки девушек мгновенно оказались стянуты ремнями спереди. Затем Кувигнака снял с ног Блокету куски кожи, служившие девушек обувью. Хси не отставал от друга, споро сдернув с Ивосо мокасины, за которыми последовали ее мягкие, почти белые, кожаные бриджи. Освободив ноги пленниц от лишней одежду друзья, работая стремительно, кожаными шнурами связали им щиколотки. Следом за обувью на пол полетели срезанные ножами платья. Из одежды Блокету оставили только ошейник на горле, а у Ивосо не было и того.

Мы довольно осмотрели дело наших рук. Было чему порадоваться. Теперь настало время двух специально приготовленных длинных кожаных мешков. Ивосо дико затрясла головой, и задергалась всем телом.

Как они не дергались, но обе были засунуты в мешки ногами вперед. Эти мешки, по конструкции таковы, что относительно плотно прилегают к телу девушки, и, оказавшись внутри, все что она может сделать это немного подергиваться. У каждого такого мешка, имеются по две крепких кожаных ручки, расположенные в верхней части по обе стороны от головы пленницы. Если поднять мешок за эти ручки, или связать их, то место их соединения окажется обычно в двенадцати — восемнадцати дюймах над головой девушки. Кроме того, посредством этих ручек, мешок можно закрепить на множестве транспортных средств.

Как только груз оказался на месте, мы закрыли мешки вокруг шей девушек, затянув веревки, продернутые через петельки. Для пленниц теперь стало невозможно даже пытаться выкарабкаться на свободу. Хси, с очевидным удовольствием, затягивал шнур под подбородком Ивосо. Оставалась еще горловина мешка, приблизительно двенадцать — восемнадцать дюймов над рядом петелек шейной веревки, но ее мы не затянули, а оставили скатанной вниз. При желании или необходимости, горловина легко раскатывается, и пользуясь собственными петельками, параллельными шейным, мешок полностью закрывается над головой девушки. Это окончательно лишает полностью закрытую обитательницу мешка возможности освободиться самостоятельно.

Ивосо издавала сердитые звуки, почти неслышные, надежно заглушенные кляпом, забитым в ее рот.

— Ты, наверное, хотела бы сказать нам, что подобное обращение с тобой не сойдет нам с рук, не так ли? — поинтересовался Хси.

Ивосо энергично закивала, на что Хси только широко улыбнулся. Девушка в ярости и расстройстве, на некоторое время замолкла, видимо несколько удивленная, сколь легко ожидаемы, оказались ее слова.

— Ты хорошо выглядишь, сидя в рабском мешке, — порадовал Хси Ивосо.

Ярость Ивосо была слишком велика, но как-то невыразительна из-за пут, мешка и кляпа.

— Я сожалею, Леди Ивосо, но у нас не было других мешков под рукой, которые были бы более подходящими для свободной женщины, мешков, совместных с вашим достоинством. Мы вынуждены были обходиться тем, что мы имели, — как будто бы посочувствовал я девушке.

Ивосо бросила на меня яростный взгляд, но затем отвела взгляд. Блокету что-то тихо и жалко скулила, пытаясь привлечь внимание Кувигнаки. Наконец мой друг обратил на нее внимание. Краснокожая рабыня жалобно захныкала.

— А ну тихо, рабыня и изменница, — приказал он ей.

Девушка откинула голову, издавая умоляющие стоны. Слезы побежали из ее глаз. Она дрожала. Похоже, Блокету надеялась извлечь выгоду из привязанности, которую, насколько она знала, он когда-то испытывал к ней. Конечно, он позволил бы ей уйти! — Вероятно, думала она. Конечно, он оказал бы ей милосердие! Но ее беззвучные просьбы остались без внимания. Она дрожала, беспомощная в кожаном мешке. Ее глаза стали дикими. Ее худшие страхи, что она может быть возвращена в земли Кайил, чтобы предстать перед строгим судом ее народа, как оказалось, могли вот-вот сбыться.

— Идите по своим делам, — сказал я Кувигнаке и Хси. — Оставьте, кайил стреноженными снаружи. Встречаемся в заранее оговоренном месте.

— Кайилы снова поднимутся, — сказал Хси, вскидывая руку.

— Наши планы исполняются, — улыбнулся Кувигнака.

— Да. Совет всех кланов Кайилы, Исбу, Касму, Исанна, Напоктан и Висмахи, всего оставшегося народа Кайила, соберется на Скале советов в конце луны Канвапегиви, — объявил я.

Мы пожали друг другу руки. Тогда Кувигнака и Хси, словно бесплотные тени, выскользнули в ночь, сквозь прорезь, сделанную мной в коже вигвама.

Я посмотрел на прекрасных пленниц, беспомощных в их мешках, и затем подкинул немного дров костер. Я должен выждать какое-то время. Ивосо что-то пыталась мне сказать, но у нее выходили лишь тонкие, отчаянные просящие звуки, напоминающие скулеж щенка.

— Пожалуйста, тише, Леди Ивосо, — велел я ей, прикладывая палец к своим губам, и она затихла.

Огонь, через некоторое время, начал затухать.

Это служило своего рода часами. Такие факторы, как нетерпение могут сильно искажать субъективные оценки длины различных временных интервалов. Эти искажения, конечно, можно устранить, по крайней мере, в большой степени, обращаясь за помощью к различным приборам, использующим какой-либо непрерывный, объективный процесс. Не такие ли процессы, отражены в часовых свечах, в крошечном потоке воды в водяных часах, в падающем песке в стекле анов, в чередовании дня и ночи, и в звездном календаре? Я снова подкинул дров, но теперь для того, чтобы я мог бы лучше видеть то, что я собирался делать. По моим расчетам, к настоящему времени Кувигнака и Хси должны быть на месте.

Я встал.

Девушки смотрели на меня со страхом.

И их страхи ни в малейшей степени не были успокоены, когда я принес крепкую сделанную из сыромятной кожи веревку, и присев рядом с ними, привязал концы этой веревки к ручкам мешков Блокету и Ивосо. Запаниковавшая Ивосо начала издавать отчаянные звуки сквозь заткнувший ее рот кляп, мотая при этом головой.

— Вы хотели бы что-то сказать, не так ли, Леди Ивосо? — спросил я.

Она отчаянно задергала головой в утвердительном жесте.

— И если я вытащу кляп, Вы, конечно же, обещаете вести себя тихо?

Она закивала не менее энергично.

— Я мог бы, конечно, держать острие ножа у Вашего горла, и при малейшем признаке обмана или строптивости воткнуть его в Ваше горло, — напомнил я, от чего она заметно побледнела. — На таких условиях, Вы все еще хотите поговорить?

Она кивнула, и мои руки потянулись было к кляпу, но вдруг я остановился.

— Я не отваживаюсь вынуть кляп, — объяснил я. — Вы — женщина чрезвычайно умная и решительная. Вы, несомненно, так или иначе, обманули бы меня.

Она покачала головой отрицательно, пытаясь успокоить меня.

— Возможно, я все же выну кляп, — размышлял я, посматривая на девушку.

Она кивала, не переставая.

— Нет, — сказал я сам себе. — Я не должен этого делать. На самом деле, еще до того, как мы покинули наше стойбище, я был предупрежден, что ни в коем случае нельзя так делать. Господа боятся, что я могу быть обманут. Таким образом, Вы должны, по крайней мере, какое-то время, продолжать носить это.

Ивосо бросила на меня мгновенный полный ярости взгляд, и затем откинула голову на пол, в беспомощном разочаровании.

— Мне, правда, жаль, — сказал я.

Ивосо озадаченно посмотрела на меня.

— Я могу понять Ваши чувства, — пояснил я ей. — Как обидно, что Вы, благородная свободная женщина, оказались связаны и засунуты голой в мешок, как если бы Вы могли бы быть простой рабыней, как будто нет никакого различия между Вами и рабыней Кайилой, которая лежит около Вас.

У меня не было ни малейшего сомнения в том, что, быстрый и острый ум Ивосо сейчас лихорадочно работал.

Теперь она смотрела на меня с мягким, спокойным упреком. Она жалостно кивнула головой.

— Я сожалею, Ивосо Леди, — сказал я, и начал тщательно завязывать петлю на середине веревки, концы, которой были привязаны к ручкам рабских мешков.

Ивосо начала робко жалобно хныкать, пытаясь привлечь к себе мое внимание. Я посмотрел вниз на нее.

Ее глаза были мягкими, умоляющими, и смотрелись покорными и скромными. Она шевелила головой, поднимая ко мне рот, заполненный плотным промокшим клубком и тугими ремнями.

— Вы хотите поговорить со мной? — поинтересовался я.

Она отрицательно покачала головой.

— Это хорошо, — сказал я.

Она снова жалобно захныкала, поднимая ко мне свою голову, со столь плотно, и столь эффективно привязанным кляпом.

— Вы хотите, чтобы я вынул кляп? — попробовал угадать я.

Она снова отрицательно покачала головой, делая мелкие, беспомощные движения.

— Что, тогда? — задумался я.

Она все так же скулила, поднимая голову.

— Это неудобно, не так ли? — спросил я, и девушка энергично закивала.

— Краснокожие, — проворчал я, — иногда обращаются с женщинами слишком свирепо, как Вы думаете?

Ивосо вновь закивала, соглашаясь со мной.

— Я полагаю, что никому не причиню вреда, если я ослаблю это немного, — вздохнул я.

Ивосо издала благодарные звуки. Блокету следом за хозяйкой, подняла голову, и начала жалобно и умоляюще поскуливать.

— Тихо, рабская девка, — приказал я ей. — Ты не свободная женщина. Ты продолжишь носить свой кляп с его полной эффективностью, как положено рабыне.

Блокету откинулся назад, и залилась слезами.

Я развязал узел на затылке Ивосо, пальцем слегка ослабил ремни, я затем, засунув палец в ее рот, ослабил также и кляп. За тем, как если бы опасаясь, что я был слишком мягок, я повторно затянул ремни, полотно, но не на столько, как они были ранее, и связал концы кожаной полоски вместе у нее на затылке простым одинарным узлом. Такой узел, конечно, продержится какое-то время из-за плотности кожи и силы трения, но он развяжется сам, особенно если его проверить. Второй виток, который должен бы зафиксировать первый, я лишь симулировал, сделав в несколько движений концами ремешка, и дернув их в конце. Фактически же узел остался не подкреплен. Однако Ивосо была уверена, что узел на ее затылке завязан как следует.

Все это время Блокету лежала на спине, и горько рыдала.

— Так лучше? — заботливо спросил я у Ивосо.

Она снова умоляюще застонала.

— Я не осмеливаюсь ослабить это еще больше, — объяснил я, подпустив в голос извиняющихся интонаций.

Она захныкала еще более умоляюще.

— С другой стороны, я всегда смогу, затянуть этот ремень потуже, — размышлял я.

Она отрицательно покачала головой.

— Так лучше, не так ли? — спросил я, и она закивала головой.

— Возможно, я все же должен снова затянуть его, как было, — сказал я, подходя к ней.

Она отрицательно замотала головой, умоляюще глядя на меня.

— Вы довольны?

Она кивнула головой, и я отвернулся от нее сделав вид, что полностью поглощен завязыванием веревки. А про себя я улыбался. Неужели она действительно думала, что такой женщине, как она, сочному рабскому мясу, действительно окажут какое-либо уважение вообще?

Тогда я, прихватив веревку, вышел из вигвама через прорезь. Я погладил оседланную кайилу, ждущую там. Седло на животном было с высокой лукой больше подходящее для охоты, чем для войны. Я накинул петлю на луку седла, сбрасывая веревку так, чтобы она шла по обоим бокам кайилы, спускалась к земле и тянулась назад в вигвам. Я натянул почти полностью скрывающий меня плащ на голову и плечи, и запрыгнул в седло. За тем без спешки, я понукнул кайилу, вытягивая из вигвама два мешка с весьма соблазнительным содержимым.

Я услышал, как Ивосо тихо и отчаянно заскулила позади меня, теперь-то она действительно была напугана. Подозреваю, что сейчас она полностью поняла, возможно впервые за это время, что нам не составляло сложности умыкнуть ее стойбища Желтых Ножей, со всеми вытекающими последствиями, которые могли бы тогда случиться с ней в результате. Но я пока еще никуда не торопился.

Без спешки, практически полностью скрытый плащом я вывел кайилу на широкий, пустой центральный проход между вигвамами Желтых Ножей, частенько используемый для триумфальных шествий. По такому проходу молодые краснокожие парни, раскрашенные и нарядные, восседая на спинах своих кайил, проходят парадом перед девушками. В таком проходе иногда проводятся гонки кайил. А еще по этому проходу, иногда, назад и вперед таскают в мешках рабынь, для оскорбления или наказания, а то и просто ради развлечения.

Я чувствовал натяжение веревок по обоим бокам кайилы, но вес груза буксируемого таким образом, был совершенно незначительным для силы кайилы. Теперь я находился в самом начале приблизительно двухсотярдового центрального прохода, и медленно ехал вперед, периодически посматривая на мой груз. Головы девушек были приподняты над землей, что обеспечивалось конструкцией ручек, и натяжением веревок. Ивосо все так же отчаянно скулила, но звуки ей издаваемые были глухи и почти неслышны. Они напоминали мне писк испуганного урта. Я сомневался, что их можно было бы расслышать на расстоянии большем, чем несколько футов, и уж конечно, не в вигвамах по обе стороны этого широкого прохода. Домашний слин появился из-за вигвамов, и настороженно приподнял свои пробитые метками уши, но когда он увидел то, что следовало мимо, он успокоено отвернулся, прекратив обращать на нас внимание. Такие зрелища и звуки были для него не в новинку.

Я снова бросил взгляд назад. Ивосо безумно изгибалась в своем мешке. Неужели эта хорошо связанная вещица действительно думала, что она могла бы освободиться самостоятельно? Разве она не знала, что была связана воином, Хси из племени Кайил? Впрочем, есть простой способ прекратить такие бесплотные извивания, надо всего лишь увеличить скорость кайилы. Что я и сделал.

Когда я доехал до конца проход, я по широкому кругу развернул кайилу, следя чтобы не перевернуть мешки, и начал путь в обратную сторону, на этот раз даже быстрее.

Мешки, в которые девушки были помещены голые и связанные девицы, были специальными рабскими мешками. Они были чрезвычайно крепки, и надежно прошиты двойными швами. Их назначение состоит в том, чтобы превратить их в крепкие кожаные тюрьмы, контейнеры, из которых девушка не может сбежать, и в котором она будет абсолютно беспомощна. Вследствие толщины материала и крепости швов мешок, почти неумышленно, предоставляет девушке великолепную защиту. Ни Ивосо, ни Блокету не понесли бы ущерба для кожи или тела в результате того, что делалось с ними. И конечно мы не хотели бы их повредить. Большинство мужчин предпочитает мягких гладких рабынь. Действительно, в городах, большинству рабынь для удовольствий даже удаляют волосы на теле, в том числе и на интимных местах.

Я снова развернул кайилу, достигнув конца прохода, этой длинной и пыльной улицы между вигвамами Желтых Ножей, и отправился в обратный путь еще раз.

Я оглянулся назад, отметив, что от лап кайилы поднимается облако пыли. Ничего, пусть девчонки подышат! Я усмехнулся. Мне было даже жаль, что я не был в пределах системы купов, ибо то, что я делал, было своего рода высоким купом. Таскать высокую леди Желтых Ножей, одну из их собственных гордых свободных женщин, в мешке, туда-сюда по их собственному центральному проходу, как обычную рабыню! Конечно, это стоило бы, по крайней мере, пера или какой-либо маркировки на пере.

Я увеличил скорость.

Мне даже было интересно, задумывалась ли Ивосо о том, почему их головы оставили открытыми, или почему бы нам не упаковать одну девушку полностью, а другой оставить голову свободной, и почему мы рассматривали рабыню и свободную женщину одинаково. Рабыня, будучи транспортируема в мешке, например, на фургоне или на плечах мужчин, обычно полностью упаковывается в мешок. Горловина при этом завязывается над ее головой. Это помогает держать девушку в неведении относительно ее местонахождения и о том, что с ней происходит. Подобное обхождение рассматривается, как подходящее для рабынь. Кроме того, женщина, проведя в мешке какое-то время, вероятно, становится расположенной быть чрезвычайно благодарной тому, кто освобождает ее и очень боится, что тот, если она рассердит его, может возвратить все в прежнее состояние.

Конечно, немало живого товара на Горе транспортируется таким способом. В городах, кстати, при упаковке женщин в мешок, наблюдается различие, существующее между рабыней и свободной женщиной. Обычно рабыню закрывают в мешке полностью, в то время как свободной женщине, если нет никакого риска в выполнение этого, затягивают только шейный ремень. Кроме того, из уважения к статусу свободной женщины, она носит более легкие или более удобные путы, нежели чем рабыня. Конечно, будучи официально порабощенной, и она, и рабыня, будут уже связываться, и упаковываться одинаково. Безусловно, многое зависит от ситуации.

Например, если два мешка должны буксироваться в пыли за тарларионом, то может иметь место, что свободная женщина, для ее большего комфорта, будет закрыта в кожаном заключении полностью, а рабыня останется с завязанным только шейным ремнем. Это снова делается для унижения рабыни, и для того, чтобы она четко видела различие в обращении с ней и со свободной пока женщиной. Ивосо, по-видимому, не была знакома с обязательными различиями, принятыми в городах. Свяжи девушку Хси, страстно ненавидевший ее, мягче чем Блокету, она, возможно, что-то и заподозрила бы. Но мы оставили головы обеих из девушек открытыми, что, кстати, хорошо согласовалось с обычными методами, принятыми среди краснокожих тянущих своих рабынь, скажем, для наказания или развлечения. Здесь головы рабынь обычно оставляют открытыми, и им редко завязывают рот. Такими методами, доставляя еще больше развлечений зрителям. Все могут рассмотреть выражения лиц рабынь, и услышать их крики о милосердии, или обещания лучшего служения, или гарантии исправить поведение, или даже прекрасного поведения. Иногда молодые краснокожие организуют гонки, в которых рабынь тянут позади кайил. Когда молодые парню начинают обсуждать такие планы маленькие рабыни в стойбище, особенно белые, приходят в ужас, поскольку они знают, что их вес ничто для кайилы, и скорости в таких гонках будут весьма приличными.

Я в очередной раз развернул кайилу по широкому кругу в конце прохода, мешки, как быстрый двойной плуг, следовали за натянутыми веревками, оставляя за собой два следа в пыли. Мне казалось, что к этому времени, Ивосо уже должна была справиться с завязками и кляпом. Я надеялся, что достаточно их ослабил. Оглянувшись назад, а отметил, что мешки и веревки были полностью покрыты пылью. Я несколько снизил свою скорость.

Внезапно позади меня послышался дикий пронзительный крик, подозреваю на языке Желтых Ножей. Я на мгновение остановил кайилу, и посмотрел назад. Ивосо сидела в ее мешке, с головой, торчащей между его ручек. Она наклонилась вперед и кричала. Я был уверен, что такой вопль, быстро пробудит большую часть стойбища.

Теперь, я направил кайилу к дальнему концу прохода, тому, что одновременно был самым близким к выходу из стойбища. Натянувшейся веревкой, привязанной к ручкам ее мешка, Ивосо была брошена на спину и снова, почти горизонтально заскользила следом за мной по пыльной земле. Только на сей раз, она дико вопила. Я думаю, что это хорошо подгоняло мою кайилу. Я заметил, как несколько воинов Желтых Ножей появились из вигвамов. Я успел отметить, что как и воины Кайила, и как и все краснокожие вообще, они, очевидно, спали голыми. Рабыни таких воинов, также, частенько спят нагими, особенно когда они лежат в пределах досягаемости рук их владельцев.

В конце прохода, перед немногими вигвамами, оставшимися между мной и степным простором, я снова остановил кайилу. С этого пункта я легко мог исчезнуть в ночи.

— Пожалуйста, тихо, Леди Ивосо! — призвал я девушку Желтых Ножей.

Как легко догадаться, она считала целесообразным проигнорировать мое доброе пожелание. Теперь я видел, что несколько мужчин бежали за нами. Однако я больше волновался по поводу тех, кого я видеть не мог, кто в данный момент мог запрягать кайил позади своих вигвамов. Некоторые мужчины и женщины, уже стояли около соседних вигвамов, пытаясь понять, что же произошло.

Я позволил, упакованной в мешок Ивосо еще некоторое время посидеть позади меня на земле, и вдоволь наораться. Я с радостью отметил, что она произносила сложные фразы, и, таким образом, по-видимому, не просто пыталась позвать на помощь. Она, казалось, была полна решимости, передать какие-то важные для Желтых Ножей сведения. Я не говорил на их наречии, но я вполне разумно полагал, что догадываюсь относительно того, каково было основное содержание ее сообщения. Уверен, что этим сообщением, она попыталась заложить основу для ее возможного, если не немедленного спасения.

— Этого было достаточно, Леди Ивосо, — сообщил я ей на наречии Кайил, и затем, возможно чрезмерно драматическим жестом, но таким эффект которого не был потерян для Желтых Ножей, я отбросил в сторону свой плащ.

Он удачно попал в Желтого Ножа, который набегая сбоку, от неожиданности потерял равновесие и растянулся на земле. Резким ударом пяток в бока кайилы, я погнал животное вперед. Ивосо снова оказалась в горизонтальной позиции, положенной для женщин, упакованных в рабский мешок, и, немедленно быстро заскользила позади меня. Воин Желтых Ножей отчаянно прыгнул, пытаясь дотянуться до мешка, но потерпел неудачу, и покатился, собирая на себя пыль. Я удачно рассчитал время. Выскочив на несколько ярдов в прерию, я остановился еще раз, и посмотрел назад. Стойбище гудело, как растревоженный улей, слышались крики гнева, мужчины носились туда-сюда. Я со спокойной совестью послал свою кайилу в ночь, таща на привязи сквозь траву два мешка. У меня уже не было времени, времени на развлечения. Зато у меня было две женщины, которых требовалось доставить друзьям, одну Кувигнаке, а другую Хси.

Я должен добраться до некой плоской, бесплодной скалы. Способ их доставки мы отрепетировали несколько раз, в подобных условиях, с Мирой. Я, конечно, не мог надеяться в простой гонке, обогнать преследующих меня на кайилах Желтых Ножей, тем более, не со столь малой форой и дополнительным очаровательным грузом, упакованным в двух рабских мешках. Тем не менее, мы не планировали освобождаться от мешков. Мы хотели сохранить то, что было в них.

Позади меня послышались бешеные крики. Преследователи оказались несколько ближе, чем мне это могло бы понравиться.

В несколько ен я достиг скалы, понукая кайилу подниматься вверх по ее относительно пологому склону. Животное с трудом, поскальзываясь, но, все же, находя опору, достигло плоской вершины, на высоте приблизительно сорока футах над уровнем степи.

Три гореанских луны были в полной фазе, и были удивительно красивы.

Я спешился и подтянул два рабских мешка по каменной поверхности к моим ногам. Веревку, которой эти два мешка были дотянуты досюда, я скинул с луки седла, и отвязал от высоких ручек самих мешков.

Через равнину я отлично видел, приближающихся преследователей, приблизительно четыре или пять всадников во главе, и множество других, растянувшихся в колонну позади них.

Я разрезал веревку на две половины. Один кусок пропустил через ручки на мешке Блокету и связал оба конца вместе, таким образом, получилось большое веревочное кольцо, проходящее сквозь ручки. То же самое я сделал со вторым куском веревки и с мешком Ивосо.

Ведущие всадники остановились. Они казались потерявшими след. Возможно, что я по пути пересек другой след. Конечно, едва ли он уведет их в сторону от этой высокой, плосковерхой скалы. Другие преследователи покинувшие стойбище настигли своих вожаков.

Я осмотрел небосвод. Не заметив никаких признаков приближения Кувигнака и Хси, я обратил внимание на Ивосо, надежно зашнурованную и совершенно беспомощную в рабском мешке.

— Вы, кажется, потеряли свой кляп, — заметил я.

Она осталась абсолютно тихой. Разве она не обманула меня, упрашивая об ослаблении ее кляпа, в вигваме, что давало ей возможность закричать и поднять тревогу, возможность, которой она смогла отлично воспользоваться? Так что ничего удивительного, что она была так молчалива сейчас. Несомненно, теперь, оказавшись в полной зависимости от моего милосердия, она должна была опасаться моего гнева. Я взглянул на Блокету. Ее-то кляп все так же плотно и отлично сидел на своем законном месте, в ее рту, как и в тот момент, когда был туда вставлен.

А преследователи тем временем снова приближались.

Рабские мешки, как Вы, возможно, уже догадались, известны не только среди краснокожих, но также и среди мужчин городов. Учитывая их очевидную полезность, для мужчин, которые владеют женщинами, или ведут дела с этим связанные, они, скорее всего, возникли в обоих местах независимо друг от друга. Их появление в разных местах, вовсе не должно подразумевать заимствования. Такие мешки, действительно полезны среди мужчин высоких городов, но все, гораздо реже используются среди смелых дикарей Прерий. Чтобы понять их полезность, надо хорошо разбираться в особенностях работоргового бизнеса на Горе, включающего в себя не только перепродажу и разведение. Одной из основных проблем, которая часто возникает в этом бизнесе, является доставка пленницы, скажем так, из ее собственной спальни, непосредственно в ваши руки, где Вы сможете ее должным образом заклеймить, надеть ошейник, и преподать науку поцелуев и послушания, чтобы позже продать в розницу голой, выручив подходящую прибыль, и выпустив ее, в новую жизнь уже как рабыню.

Я услышал крики снизу. Всадники на равнине заметили подлетающих тарнов почти одновременно со мной. Кувигнака шел ведущим. Большой деревянный крюк свисал с веревки обхвата его тарна.

— Я слышу крики преследователей, — заметила Ивосо. — Они скоро будут здесь. Освободи меня. Тебе не убежать.

Я поднял Блокету на ноги, придерживая ее левой рукой, а веревочную петлю держа правой.

— Что Вы делаете? — недоумевала Ивосо, на я не отвлекался, бдительно следя за приближающимся тарном.

— Освободи меня! — крикнула Ивосо. — Ты не сможешь убежать.

Тарн Кувигнаки внезапно оказался над нами. Он подлетел на большой скорости. Деревянный крюк двигался не больше, чем четырех пяти футах над поверхностью скалы. Ивосо, валявшаяся у мох ног испуганно заверещала. Точный бросок, и петля уже на крюке, а Блокету, с должно быть, захватывающим дух ускорением, вознеслась в воздух и исчезла вдали.

— Нет, нет! — в ужасе кричала и извивалась Ивосо, но я уже поднимал ее на ноги.

— Пожалуйста, нет! — простонала Ивосо, в то самое мгновение, когда веревочная петля ее мешка уже летела к крюку тарна Хси.

Раздался дикий женский визг, и она исчезла со скалы, улетая в ночь следом за своей рабыней.

Желтые Ножи, столпившиеся у подножия скалы, с испугом смотрели вверх. Я верил, что Кэнка, на одном из тех тарнов, что мы угнали у Киниямпи, не задержится надолго. В этот момент один из Желтых Ножей указал на меня. Я все еще оставался на скале, в пределах их досягаемости. Двое или трое преследователей, внезапно, начали понукать своих кайил в мою сторону.

Я обернулся, с тревогой всматриваясь в темное небо. Ага, а вот и тарн Кэнки, парит, снижаясь в моем направлении. Мой собственный Тарн, на длинном поводке, удерживаемом Кэнкой, летит всего в нескольких ярдах позади. Сзади послышался скрежет когтей кайилы на склоне скалы. Но я уже вытянул мои руки, хватая веревочную сетку, свисавшую с веревки обхвата моего тарна. Резкий рывок и поверхность скалы исчезла из-под моих ног. Я, вцепившись в сетку руками, слышал, как ночной воздух свистит, рассекаемый могучими крыльями. Отдышавшись, я поднялся по сетке и веревке обхвата на спину тарна, и занял положенное мне место. Кэнка, с приветственным криком, швырнул мне привязь, и я, смотав ее, засунул под веревку обхвата. Тарны Кувигнаки и Хси, с их прекрасным грузом, с трудом различались далеко впереди. Я сделал один широкий круг, оглядываясь назад. Несколько воинов Желтых Ножей, на кайилах, были теперь на большой, плоской поверхности скалы. Я не стал задерживаться, повернул тарна, вслед за моими друзьями.

Безусловно, мы потеряли одну кайилу, но это, возможно, не очень высокая цена, за то, что мы получили Ивосо. Я бы предположил, что это был первый раз, когда красотка Желтых Ножей была обменена на кайилу. И я не был уверен, будет ли этот раз последним.

Я смотрел в величественные небеса Гора с их полными лунами и серебристыми облаками, и напевал песнь воинов Ко-ро-ба.

Спустя какое-то время, оглянувшись назад, я узнал другую фигуру, четко выделяющуюся на фоне начинающего светлеть неба. Она следовала за мной в двухстах или трехстах ярдах позади и выше моего тарна и чуть правее. Это был огромный черный тарн, и я без капли сомнений повернул своего тарна, навстречу гиганту. Мы кружили с ним в предрассветном небе некоторое время, послечего все вместе направились к далекой, все еще укрытой ночной тенью, земле.

— Приветствую Тебя, старый друг, — сказал я поднимая руку. — Сколько лет прошло.

Глава 44 Желтые Ножи пришли на скалу советов

— Ой! — вздрогнула Ивосо, когда я затянул тугой узел на ее запястьях, связывая их сзади по обе стороны от крепкого столба.

— Как Ты смеешь обращаться со мной таким образом? — возмущенно спросила она.

— Наслаждайся тем, что тебя не привязали в положении порки, — посоветовал я ей.

— Положение порки? Но я — свободная женщина! — воскликнула она.

— Не только рабынь можно пороть, когда их похитители пожелают, — напомнил я.

Она отпрянула, прижавшись спиной к столбу. Для ясности отмечу, что она не была привязана животом к столбу с поднятыми над головой руками, подставляя себя плети, или стоя на коленях, с руками связанными спереди охватывая столб, это две самых распространенных на Горе позиции для наказания рабынь плетью.

— Я — свободная женщина, — заявила она. — Для меня недостойно, быть привязанной к столбу.

— Хси так решил, — спокойно объяснил я, присев и привязывая ее лодыжки вплотную к столбу.

— Хси?! Какое он имеет право, принимать такие решения? — закричала она.

— Он — твой похититель, — напомнил я.

— Ох, — вздрогнула она, с ужасом в глазах.

Подозреваю, что в этом мире существовало не так много того, что могло бы напугать хитрую и умную Ивосо. Но, пожалуй, первое место в этом списке, и у меня не было в этом никаких сомнений, занимали изуродованное шрамом лицо и жестокое сердце Хси из клана Исбу племени Кайила.

Закончив с ногами девушки, я встал и отмотал еще кусок веревки.

Здесь было два столба. Они были установлены глубоко в расщелине, расколовшей поверхность Скалы Советов около края обрыва. От места установки столбов открывался величественный вид на прерии, на сотни футов вниз, на многие пасанги вдаль, в основном на запад. Также, с этого места у края обрыва прекрасно просматривалась единственная относительно пологая тропа, ведущая к вершине скалы.

Приготовленной веревкой, дважды обмотав через живот, я притянул Ивосо спиной к столбу, впрочем, не причиняя ей больших неудобств. Как раз на этом уровне в столбе была предусмотрена глубокая зарубка, не дававшая веревке соскользнуть.

— Вы, могли бы разрешить нам одежду, — укоризненно заметила Ивосо.

— Нет, — осадил я ее.

Блокету, также голая, уже стояла привязанной к первому столбу.

Не только девушки могли полюбоваться превосходным видом на прерии, и главной тропой к вершине, но те, кто будут приближаться с западного направления или подниматься по тропе, также будут в состоянии насладиться превосходным представлением в виде двух раздетых и связанных девушек.

Они просто бросались в глаза.

— Как свободная женщина я не привыкла к тому, чтобы быть выставленной на всеобщее обозрение голой, — заявила Ивосо.

— Так было решено, — пожал я плечами.

— Хси, конечно? — уточнила она.

— Да, — не стал я отрицать.

— Конечно, — с горечью в голосе проговорила она, следя, как я отматываю еще один кусок веревки.

— Превосходный вид, не так ли? — пренебрежительно прокомментировала Ивосо, бросив взгляд на окрестности.

— Да.

— И за что нам предоставлена такая экстраординарная привилегия, — поинтересовалась она, — почему, нам разрешают наслаждаться этим видом, этим свежим воздухом, почему нас освободили от наших мешков и наших пут в тюремном вигваме?

Я дважды обмотал веревку вокруг ее шеи и затем еще трижды под ее подбородком и вокруг столба, закладывая в глубокую зарубку в столбе, которая, как и та, что ниже служила, для предотвращения соскальзывания пут.

— Сегодня, вас будут судить, — наконец, сообщил я девушкам.

— Судить! — пораженно закричала Ивосо.

— Да, — подтвердил я, дергая за концы веревки и окончательно затягивая узел в зарубке столба.

Голова Ивосо, как и Блокету была теперь притянута назад к столбу, делая пленницу совершенно беспомощной.

— Но я же — животное, — закричала Блокету. — Я — всего лишь рабыня!

— Ты будешь освобождена, перед тем как встретишься с правосудием, — порадовал я ее. — Ты сможешь, с полной ответственностью, беспомощностью и уязвимостью свободных женщин, выслушать свой приговор.

Блокету мучительно застонала, услышав такую новость.

Ивосо начала безумно извиваться в держащих ее веревках. Я полюбовался на это соблазнительное зрелище и сказал:

— Не советую дергаться, свободная женщина, это не приведет ни к чему хорошему.

Ивосо, глупо и бешено боролось с веревками. Затем, видимо устав, уставилась на меня со страданием и ужасом, и прекратила свою борьбу. Конечно же, она осталась столь же беспомощной, как и была.

— Дайте мне кайилу, — отчаянно зашептала она. — Помогите мне бежать. Я сделаю вас богачом среди Желтых Ножей!

— А что на счет ее? — указал я на Блокету.

— Она — всего лишь рабыня, — отмахнулась Ивосо. — Оставьте ее. Пусть предстанет перед судом.

Блокету жалко посмотрела на свою бывшую госпожу.

— Даже не смей открыть свой рот, рабыня, — зашипела на нее Ивосо.

— Простите меня, Госпожа, — пробормотала Блокету.

На шее девушки, притянутой к столбу веревками, все так же красовался ошейник Ивосо. Кувигнака не счел нужным снимать это с нее.

Я с интересом посмотрел на Ивосо, которая стояла передо мной, привязанная к столбу, и абсолютно беспомощная, но с надеждой смотрящая на меня.

— Мне жаль тебя, но мои симпатии на стороне племени Кайил, — огорчил я девушку, и отвернулся, собираясь уходить.

— Воин, — заискивающе позвала Ивосо.

Я остановился от неожиданности.

— Пожалуйста, вернитесь, — попросила меня Ивосо.

Она назвала меня «Воин», хотя я все еще носил ошейник Кэнки, хотя я все еще был рабом. Значит, она хотела, таким образом, подольститься ко мне. Ивосо, насколько я уже знал, немногое делала бесцельно.

— Да? — обернулся я.

— Я привязана слишком туго, — пожаловалась она. — Разве Вы не можете ослабить мои веревки, хотя бы на немного?

Я задумчиво смотрел на нее.

— Пожалуйста, пожалуйста, — заканючила она.

— Ты красива, — признал я.

— Связанная и раздетая, о прекрасный воин, и будучи действительно красивой, как я могла бы надеяться скрыть это от Вас? — поинтересовалась она, игриво.

— Это верно, — признал я.

— Пожалуйста, — дернулась она.

— Возможно, — сделал я вид, что задумался.

— Ой! — вскрикнула она, когда я присел у ее ног.

— А-ай! — это я уже проявил внимание к ее запястьям.

— О-у-у! — простонала она, от моей заботы о веревке пересекавшей ее живот.

— О-ох! — захрипела девушка, когда пришла очередь ее шейной веревки.

— О! О-о-о! — стонала Ивосо.

Закончив с веревками, я отступи на шаг, чтобы полюбоваться выполненной работой.

— Но, Вы же, не ослабили мои путы! — возмутилась она.

— Нет, — сказал я. — Кажется, несомненно, по рассеянности, я затянул их.

Она сердито смотрела на меня, что теперь для нее сделать было не так-то просто, ибо ее голова было туго притянута к столбу.

— Животное! Слин! — обозвала она меня.

Я пожал плечами, и, отвернувшись, сделал шаг прочь.

— О, Воин, Воин! — отчаянно и мягко позвала она.

— Да? — отозвался я, поворачиваясь и становясь в такое место, где она могла бы видеть меня, но не прямо, а прилагая усилия.

— Как проходит совет? — вдруг спросила она.

— Какой совет?

— Большой совет племени Кайила, всех оставшихся Кайила. Исбу, Касму, Исанна, Напоктан и Висмахи? — перечислила Ивосо.

— Совет?

— Тот, что проводится здесь, — сказала она.

— Откуда Ты узнала о совете?

— Но Вы же, сами упоминали об этом, — напомнила она, — в стойбище Желтых Ножей, в моем вигваме.

— О-о, — протянул я.

— Также, — с трудом улыбнулась она, — разве Вы не думаете, что я могла не увидеть все вигвамы, когда меня доставили к столбу?

— Я полагаю, что не имеет никакого значения то, что Ты знаешь об этом, — заметил я. — Ведь Ты — пленница. Главное, что это не известно ни Зверям, ни бледнолицым солдатам — вашим союзникам, ни Желтым Ножам, ни Киниямпи.

— Нет, — признала она, хитро улыбаясь, — ведь в этом случае, они могли бы взять Вас здесь врасплох, окружить Вас и блокировать в этом месте. Вы были бы, практически пойманы в ловушку, с мизерными шансами на спасение, на Скале Советов.

— Несомненно, хорошо, что наш сбор здесь, и этот совет, является наиболее охраняемой тайной, и что наши враги ничего не знают об этом.

— Да, — согласилась Ивосо, — иначе работа, начатая в летнем стойбище, могла бы быть практически завершенной здесь. Все племя Кайил, практически было бы стерто с лица Прерий.

— Но на наше счастье, у наших врагов не было возможности узнать, где мы находимся.

— Мы все это время просидели с мешками на головах, — пожаловалась Ивосо. — Их снимали лишь иногда и нерегулярно, только чтобы засунуть еду в рот, и поднести деревянную миску с водой к нашим губам. Было трудно следить за временем.

— Понимаю, — кивнул я.

Мешок на одетый на голову рабыни, часто приводит к ее временной и пространственной дезориентации. Это рассматривается мужчинами, как его ценное свойство. Некоторые работорговцы используют подобные мешки, чтобы значительно сократить время приручения девушки. У этих мешков, конечно, есть немало областей применения. Одна из них — это приучить девушку к мысли, что она беспомощна и зависима. Другая — для наказания.

— Не могли бы Вы, прекрасный воин, сказать бедной свободной женщине, связанный так же беспомощно как рабыня, какой сегодня день?

— Я полагаю, что это не могло бы причинить вреда, — прикинул я.

— Пожалуйста, прекрасный воин, — льстиво запросила она.

— Сегодня — последний день Канвапегиви, — сообщил я.

— Ах! — ликующе воскликнула она.

Про себя я улыбнулся. Разве она все еще не видела пыль? Она уже явно просматривалась вдали, в западном направлении, и до нее было не больше четверти ана пути. Все передвижения белых наемников и Желтых Ножей, с того времени, когда они форсировали Северную Кайилу несколько дней назад, находились под наблюдением нашими следопытов.

— Ты кажешься довольной, — отметил я.

— Это — ерунда, — ушла она от ответа.

Она что, действительно думала, что это было простой случайностью, что они с Блокету были привязаны к столбам этим утром, и что интересно, в последний день Канвапегиви?

Стараясь скрыть свой интерес, Ивосо принялась присматриваться к расстилающейся ниже равнине, несомненно, с некоторой тревогой.

— Увидела что-то? — поинтересовался я.

— Нет, нет! — торопливо ответила она, кося на меня взглядом.

— О-о, — многозначительно протянул я.

Я отвернулся от края, и демонстративно не глядя на запад, начал сматывать веревку, одну из нескольких таких же, что казалось, бесцельно, были разбросаны около края обрыва. Когда я оказался позади Ивосо, то присмотрелся к ней снова. Как я и думал, она возвратилась к исследованию окружающих равнин. Мне даже стало интересно, сколько времени у нее уйдет на то, чтобы обнаружить облако пыли. Я заметил его, сразу как прибыл в эту расщелину, но, к слову сказать, что благодаря следопытам я знал куда смотреть. И я знал, что искать. Это было очевидно, но не так важно.

Вдруг тело девушки едва заметно дернулось. Вот теперь она заметила пыль в степи, в этом можно было не сомневаться.

— Ты уверена, что ничего не видишь там? — спросил я, внезапно выходя из-за ее спины.

— Нет, нет! — поторопилась отказаться Ивосо.

— А то мне показалось, что Ты, возможно, что-то высматриваешь там.

— Нет!

— Интересно, — задумчиво сказал я, и посмотрел через прерии на запад.

— Скажите, прекрасный воин, я — красива? — спросила она.

Я повернулся лицом к ней, и тщательно и откровенно исследовал ее, так что она напряглась всем телом, поскольку столь тщательно можно изучать только пленную женщину или рабыня.

— Да, — признал я, и снова сделал вид, что присматриваюсь к чему-то вдали.

— Посмотрите на меня, прекрасный воин, — внезапно попросила она.

И мне пришлось вернуться, к прерванному было осмотру ее тела.

— Я — всего лишь пленница, — скромно сказала она, опуская глаза, — раздетая и привязанная к столбу, та, кого Вы можете бескомпромиссно осматривать, та, кто не может защитить себя, та кто абсолютно беспомощна перед Вами.

— Да, — не стал я оспаривать столь очевидный факт.

— И Вы можете сделать со мной все что захотите, — скорчила она недовольную гримасу.

— Да, — кивнул я, собираясь отвернуться.

— Нет! — окликнула меня хитрая Ивосо. — Пожалуйста, Вы можете продолжить рассматривать меня!

— Зачем? — сделал я удивленное лицо.

— Разве сами Вы не можете сказать? — улыбнувшись, спросила она, как если бы с легким укором.

Я пожал плечами, отворачиваясь от нее.

— Нет! Пожалуйста, продолжайте рассматривать меня!

— Зачем?

— Смотрите, — попросила она, жалко извиваясь в держащих ее у столба веревках, и пытаясь отжать свое тело в мою сторону.

— Что случилось? — удивился я.

— Не заставляйте меня говорить!

— Говори, — приказал я.

— Я — женщина, — заявила она, — и я хочу прикосновений и любви.

— О?!

— Да!

— А Ты не можешь говорить яснее? — поинтересовался я.

— Я — женщина, и мой голод моего тела кричит в моем животе! Моя страсть кипит во мне! Мое желание, сильней меня!

— Говори понятнее, — попросил я.

— Я — женщина, и мои женские потребности, непреодолимые, подавляющие, требовательные, молящие, делают меня беспомощной пред вами, они ломают меня пред вами!

— Ты говоришь как рабыня, — отметил я.

— И возможно сейчас, впервые, я начинаю понимать природу тех чувств, которые могут так сокрушить тех несчастных женщин, делая их столь беспомощными, что они молят своих владельцев об их прикосновениях.

— Ага, теперь понимаю. Ты хочешь служить у столба, как могла бы служить рабыня, с облизываниями и поцелуями?

— Да! — воскликнула Ивосо, закрывая глаза и складывая свои губы бантиком.

— Ну, тогда, я позову Хси, — объявил я.

— Хси! — дико закричала девушка, открыв глаза и уставившись на меня.

— Ну да, — пожал я плечами. — Ведь он — твой похититель.

— Никогда!

— Ну как хочешь, — сказал я, и снова устремил взгляд в прерии.

— Да! — крикнула Ивосо. — Зовите Хси!

— Ты хочешь облизывать и целовать своего похитителя, как могла бы делать это рабыня? — уточнил я.

— Да!

— Ты просишь этого?

— Да, — ответила она. — Да!

— Отлично, — обрадовался я, и позвал: — Хси!

Хси, что интересно, был не очень далеко, и уже через пару мгновений он приблизился к столбу Ивосо. Я незаметно подмигнул своему другу.

— Эта женщина, — сообщил я, указывая на Ивосо, — просит своего похитителя целовать и любить ее у столба, как рабыню.

— Ну? — сказал Хси, встав почти вплотную к Ивосо.

Она отвернула свою голову в сторону, так что ее губы не могли бы коснуться его, и заметно задрожала. Я думаю, что, будучи уже вполне созревшей женщиной, она, возможно, никогда не оказывалась столь близко к мужчине, и уж конечно не этим способом. Хси был практически раздет, за исключением бричклаута. Ивосо постаралась еще сильнее прижаться к столбу, почувствовав как рукоять его ножа, торчавшего из ножен, уперлась в верх ее живота справа.

— Ну? — нахмурился Хси.

Ивосо робко повернула голову к нему и осторожно прикоснулась к его губам своими. Потом она поцеловала его дважды, робко как бы пробуя на вкус. Парень не двигался. Тогда Ивосо, испуганно, но более смело, начала нежно целовать его рот и лицо.

Теперь я уже ясно видел, что поцелуи пошли без элемента притворного повиновения. Некоторые из этих поцелуев походили на вопросы, после которых она некоторое время ждала, чтобы посмотреть, как он отреагирует. Другие походили на тонкие исследования или эксперименты, проверки или пробы на вкус, ради удовлетворения ее женского любопытства. Какие-то уже напоминали тонкое и нежное умиротворяющее подчинение. Были уже и такие, что напоминали нежные, влажные предложения, в надежде, что он мог бы получить от них удовольствие. Для меня было ясно, что Ивосо, несомненно, вопреки ее начальным намерениям, фактически целовала Хси.

— Пользуйся языком, когда целуешься, — приказал Хси Ивосо, и та постепенно подчинилась.

Мне вспомнились девушки, привязанные к учебным стойкам в руках работорговцев в городах. Одним из первых, что преподают девушке, являются любовь и поцелуи под принуждением. Далее, заковав в тренировочные цепи и бросив на меха алькова, ее научат отдаваться немедленно, повинуясь щелчку пальцев хозяина или его короткой команде.

— Здесь, — указал Хси на уродливый шрам слева от его рта.

Ивосо взволнованно смотрела на рубец пересекавший лицо ее захватчика.

— Это сделал Желтый Нож. Я убил его, — напомнил он.

Ивосо, осторожно, начала ласкать и целовать бурую полосу на лице Хси.

Хси отодвинул голову, пристально посмотрел в глаза Ивосо. Он был возбужден, тем, что он рассмотрел в широко открытых, глубоких, нежных и влажных глазах девушки.

— Ты хорошо притворяешься, — насмешливо заметил Хси.

От его слов из глаз Ивосо брызнули слезы.

— Губы рабыни, — зло скомандовал он.

Ивосо озадаченно посмотрела на него.

— Сложи свои губы, как это делают бледнолицые рабыни, — пояснил Хси.

Ивосо постаралась сложить губы в форму поцелуя.

— Теперь целуй, — сердито приказал Хси, и девушка принялась неуверенно копировать рабский поцелуй.

— Я полагаю, что Ты должна была сделать это более пылко, — недовольно заявил Хси.

Ивосо подчинилась, прижимая свои губы к губам Хси еще более отчаянно, более беспомощно и более страстно.

— Объяснись в любви, — скомандовал Хси, с презрением.

— Я люблю Вас, — испуганно проговорила Ивосо, казалось, даже не понимая слов, которые она произносила.

— Еще раз, — приказал Хси.

— Я люблю Вас, — в оцепенении повторила пленница. — Я люблю Вас.

— Повтори сказанное с большим значением, — скомандовал Хси.

— Я люблю Вас, — отчаянно крикнула она, и, посмотрев в глаза Хси, тут же испуганно отвела взгляд и, задыхаясь и дрожа, разрыдалась.

— Ну? — нетерпеливо напомнил Хси.

Ивосо снова посмотрела на Хси, глазами, из которых ручьем лились слезы. Казалось, что она была просто в ужасе. Похоже, что что-то внутри нее самой сломалось или уступило дорогу ее чувствам.

— Я люблю Вас! — внезапно закричала девушка. — Я люблю Вас!

— Уже лучше, — кивнул Хси.

— Нет, — горько заплакала Ивосо. — Я действительно люблю Вас!

— Конечно, Ты это делаешь! — рассмеялся Хси.

— Я люблю Вас!

— Шлюха Желтых Ножей! — крикнул на нее Хси.

— Но я действительно люблю Вас! — закричала она. — Я на самом деле люблю Вас, это правда!

Краснокожий отвесил пленнице суровую пощечину, от чего ее голова дернулась, на сколько позволяли веревки на шее. На губах девушки появилась кровь.

— Лживая девка! — возмущенно заорал он.

Ивосо отвернула голову в сторону, дрожа и плача от боли и обиды.

— Кувигнака! — позвал Хси своего друга, немедленно появившегося рядом.

— Поцелуй его, — приказал Хси, — полностью, во весь рот, как рабыня, и признайся в любви к нему.

— Я люблю Вас, — сказала Ивосо, поцеловав Кувигнаку.

— Теперь целуй его, — указал он на меня, — точно так же и признавайся в любви к нему.

— Он же — раб, а я — свободная женщина! — воскликнула она.

— Выполняй! — приказал Хси.

— Я люблю Вас, — сказала Ивосо, мазнув по моим губам своими.

— Более пылко, — разозлился Хси, — с большим значением!

— Нет!

Нож Хси вылетел из ножен. Я на мгновение даже испугался, что он выпотрошит ее прямо у столба, но он лишь слегка поцарапал ей кожу, отчего внизу ее живота появилось красное пятно. Но я думаю, что он сделал бы это, не будь ее согласие, мгновенным и безукоризненным.

— Я повинуюсь! — закричала Ивосо.

Она плотно, отчаянно, испуганно прижала свои губы к моим.

— Я люблю вас! — сказала она, оторвавшись от меня. — Я люблю вас!

— Вы только поглядите на эту непостоянную шлюху, — издевательски проговорил Хси, — она же целуется и объясняется в любви по команде, как настоящая рабыня!

Я посмотрел на Ивосо. Так как она пока была свободной женщиной, то нет необходимости пороть ее за то, что она колебалась в повиновении команде.

— Я ненавижу тебя! — закричала Ивосо на Хси. — Я ненавижу тебя!

— Отлично, — сказал краснокожий, вкладывая нож в ножны.

— Слин! Животное! — обзывала она его.

— Вот теперь мы видим Ивосо такой, какая она на самом деле, — усмехнулся Хси, — хитрая, порочная шлюха из племени Желтых Ножей.

— Слин! — кричала она, задыхаясь от плача.

— Ты хорошо выглядишь, шлюха Желтых Ножей, привязанная голой к столбу Кайил, — издевался он.

— Слин!

— Желтые Ножи! — услышали мы, крики мужчин неподалеку. — Желтые Ножи!

Мужчины промчались мимо нас. Каждый из них знал свое место и свои обязанности. За прошедшие несколько дней мы отрабатывали это много раз.

Мы смотрели на запад на расстилающуюся перед нами равнину. Всего в пасанге от нас отбросив попытки замаскироваться, через поле накатывались волны Желтых Ножей. Летящие перья среди клубов пыли неслись по направлению к Скале советов.

— Вы удивлены! — дико кричала Ивосо. — Теперь Вы все умрете! Теперь от вас ничего не останется! Нет вам спасения! Вы в ловушке на этой скале!

— Все идет, как мы запланировали, — заметил Хси, обращаясь к Кувигнаке.

— Да, — довольно кивнул тот.

— Вам не убежать! — ликовала Ивосо в истерике. — Теперь Вы попались, слины!

С этой точки я мог рассмотреть только Желтых Ножей, но я не сомневался, но что капитан наемников Альфред из Порт-Олни, с остатками его отряда где-то из приблизительно трехсот всадников, а скорее уже меньше, после боя в летнем стойбище, был недалеко. Согласно сведениям наших разведчиков, он был с Желтыми Ножами во время пересечения Северной Кайилы. Несомненно, он хотел бы предоставить Желтым Ножам право нанести первый удар, подорвав тем самым силы обороняющихся, таким образом сохраняя его собственных людей. Я не думал, что Желтые Ножи будут оспаривать этот план. Они и сами стремились первыми атаковать воинов Кайил.

— Они скоро будут в основании тропы! — радостно кричала Ивосо. — Ваши пути отхода отрезаны!

Мы увидели Махпиясапу, гражданского вождя Исбу, спешащего мимо. Но шаг позади него шагал грозный Кахинтокапа из клана Касму, лидер Всадников Желтой кайилы.

— А Вы знаете, как получилось, что они нашли вас? Это — я сделала! Я рассказала им! В моем вигваме я подслушала глупое упоминание раба о месте и времени совета! Я обманула его, уговорив ослабить мой кляп! Мне удалось позже, когда он таскал меня по стойбищу Желтых Ножей, избавиться от него! Вот тогда, сообщила моим людям ваше будущее местонахождение! — хвастливо кричала Ивосо.

— Это было сделано намеренно и расчетливо, то, что Татанкаса проговорился о совете в твоем вигваме, — ухмыльнулся Хси.

— Также, твой кляп был ослаблен полностью в соответствии с нашими планами, — добавил Кувигнака.

— Неужели, Ты действительно думаешь, женщина, тебе позволили избавиться от кляпа, если бы это не потребовалось твоим похитителям? — смеясь, поинтересовался Хси.

— Я кричала своим людям. Это я рассказала им о совете! — все еще не понимая произошедшего, выкрикивала девушка.

— Это, моя симпатичная, голая, привязанная шлюха Желтых Ножей, — усмехнулся Хси, — было в соответствии с нашими планами.

— И даже теперь я обманула вас, — не слыша того что ей говорят, радовалась она, — я отвлекла вас от приближающегося облака пыли, имитируя сексуальную нужду!

— Пыль, была видима задолго до того, как Ты заметила ее и начала свои хитрости, — объяснил я.

— Зная это, Вы позволили мне поступать так, как я это делала! — возмутилась самка слина.

— Да, — усмехнулся я.

— Было приятно наблюдать, как Ты изображала на сексуальные потребности, красотка Ивосо, — признался Хси, ошеломленно смотревшей на него девушке.

Он взял ее за подбородок, и задрал голову.

— Ты отлично сыграла сексуальную нужду, Ивосо, — заметил он.

Я обратил внимание, что девушка задрожала, почувствовав руку Хси управляющую ей. Парень сердито толкнул ее голову, лишь слегка дернувшуюся в бок в ее шейных веревках.

— Желтые Ножи приближаются насторожено, с опаской, — отметил Кувигнака. — Несомненно, они опасаются, чтобы кто-нибудь не смог убежать.

— Да, — согласился я.

— Все идет замечательно, — улыбнулся Кувигнака.

— Да.

— Они уже у начала тропы! — крикнула Ивосо, смотря вниз. — Вы не сможете убежать! Вы попались!

Что и говорить, толпа Желтых Ножей действительно уже бурлила в шаге от тропы, что вела к вершине Скалы Советов. Тропа представляла довольно крутой подъем от пяти до десяти футов шириной в разных местах. Некоторые даже уже направляли своих кайил вверх по тропе, несомненно, желая быть первыми, чтобы засчитать себе куп. Остальные толкались и толпились, в пыли и перьях, давясь, размахивая руками, борясь за место на узком подъеме.

— Именно я привела их сюда! — кричала Ивосо.

По-моему, было не разумно для Желтых Ножей так неосмотрительно загонять на столь узкую тропу своих кайил, да еще и в таких количествах. Безусловно, они были слишком нетерпеливы. Кроме того, иногда трудно отделить краснокожего от его кайилы. Это иногда делает его стратегию несколько негибкой. Если действовать по ситуации, тактически грамотным решением, по моему мнению, было бы атаковать в пешем строю. Но Желтые Ножи, вероятно, не думали в таких терминах, по крайней мере, не сейчас. Они, как большинство краснокожих, казалось, родились кавалеристами. Конечно, они достаточно быстро поймут, что тропа, то тут, то там, резко сужается. На самом деле, в основном в местах слепых поворотов, мы еще и искусственно заузили ее.

— С вами теперь покончено слины! — кричала Ивосо.

— Ты, в самом деле, гордишься собой, и своей ролью в этом? — поинтересовался Хси.

— Да! — крикнула она. — Да!

— Любопытно, — протянул Хси.

— Теперь Вы все будете убиты! — радовалась Ивосо. — Теперь даже Ваши женщины и дети будут убиты!

— Нет ни одной женщины или ребенка в этом стойбище, — огорошил ее Хси.

— Что? — переспросила девушка удивленно.

— Здесь никого нет, — повторил Хси.

— Но как же, вигвамы! — пораженно закричала она.

— Главным образом пусты, — объяснил он. — Женщины и дети в другом месте. Они в безопасности.

— Я не понимаю, — растерялась Ивосо.

— Это — воинский лагерь, — пояснил Хси.

— Но совет!

— А не было никакого совета, — ухмыльнулся Хси.

— Но Вы-то что здесь делаете?

— Ждем Желтых Ножей.

— Они под нашим наблюдением уже в течение четырех дней, — вступил в разговор Кувигнака.

— Я не понимаю!

— Ты хорошо отыграла свою роль, — объяснил Хси.

— Мою роль?

— Да. Твою роль в наших планах.

— Я не понимаю.

— Тобой управляли, — засмеялся Кувигнака. — Тебя обманули.

— И не понимая этого, Ты была столь же послушна и покорна как рабыня, — добил ее Хси.

— Нет! — закричала девушка.

— Проверь ее путы, — приказал Хси.

— Она хорошо привязана, и абсолютно беспомощна, — констатировал я, на всякий случай, проверив веревки.

— Я не верю тебе! — закричала она Хси.

Послышался истошный крик кайилы приблизительно в двухстах футах ниже нас. Две кайилы вместе с их наездниками, что с трудом взбирались вверх, вдруг соскользнули с тропы, и затем полетели вниз, переворачиваясь в воздухе. Наездники свалились со своих животных и падали отдельно. Они пролетели сто футов, ударились о валуны у подножия вертикальной части, заключительные двести футов катились по крутому склону Скалы Советов. Свой последний путь они закончили на равнине у подножия скалы несколькими мгновениями спустя.

— Я не верю тебе! — дико кричала Ивосо. — Этого не может быть!

— Проверь, как привязана ее рабыня, — приказал мне Хси.

— Ты — лгун! — отчаянно завизжала Ивосо.

— Почему еще, как Ты думаешь, тебя и твою жалкую рабыню притащили сюда и так вызывающе привязали к этим столбам на краю откоса? Да потому, что нас развлекает то, что Вы обе сможете полюбоваться тем, что Ты вызвала!

— Нет! — взвизгнула Ивосо.

— Но также Ваше присутствие здесь служит еще одной цели, — сообщил Хси. — Мы ожидаем, что Желтые Ножи, видя тебя, высокую леди их племени, связанную голой, как рабыня и вместе с рабыней, будут разъярены таким оскорбительным жестом с нашей стороны. А значит, они будут драться еще отчаянней и бешеней в глупых попытках освободить тебя, и соответственно будут более подвержены ошибкам в оценке ситуации и в тактике. Кроме того, позже, когда до них дойдет, как они были обмануты, и в какую ловушку Ты их заманила, возможно, они сочтут целесообразным утыкать Ваши симпатичные тела, твое и твоей рабыни, стрелами.

Ивосо в ужасе уставилась на Хси.

— О-о-о, не-е-ет! — заверещала Блокету.

— Это, также, хорошо закреплена, — заметил я.

Мы услышали крик другой кайилы и увидели ее, и ее наездника, кувыркающихся вниз по склону.

— Ни одна из Вас, привязанных здесь, не будет сложной мишенью, — порадовал девушек Хси, пристально смотря на них.

— Пожалуйста, развяжите меня, — взмолилась Ивосо.

— Пожалуйста, развяжи меня, Кувигнака! — не отставала от хозяйки Блокету.

Кувигнака, в ярости, подошел к Блокету и два раза без жалости ударил ее по лицу, так что кровь потекла из ее рта. Девушка пораженно во все глаза смотрела на парня.

— Как Ты посмела, без разрешения, помещать имя свободного мужчины на свои губы, рабыня? — возмущенно прошипел Кувигнака.

Блокету смотрела на Кувигнаку, испуганно и не веря своим глазам. Теперь он стал мужчиной, который наказал ее.

— Я сожалею, — прошептала она тонким срывающимся голоском.

Глаза юноши стали свирепыми. Я думаю, что она с трудом верила с то, что Кувигнака мог сделать с ней это.

— Господин, — добавила она.

В это время, приблизительно на двадцать футов ниже выступа и в сотне футов правее нас на тропе, появились первые шеренги рвавшихся к вершине скалы Желтых Ножей. Они держались по четыре — пять всадников в ряд, возвышаясь на своих разрисованных кайилах.

Но за мгновение до того, как авангард этой наступающей силы смог достигнуть вершины, высокая тяжелая конструкция из бревен и острых кольев преградила путь. Колья, связанные в ужасные деревянные звезды были прикреплены к тяжелым бревнам. Первые кайилы, неспособные погасить инерцию своего движения, и оказавшись насаженными на эти колья, теперь дико визжали и бились в агонии. Следующие животные, проколотые и порванные, прижатые сзади, наполняли воздух душераздирающими воплями. Они поднимались на дыбы и крутились, сбрасывали наездников, кусались и царапались, сталкивались друг с другом. Множество кайил поднимавшихся следом по тропе, теперь напирали на попавших в ловушку передних, превращая их в кровавое месиво. Наездники падали среди животных, и истошно кричали. А снизу все напирали! Десятки животных и их наездников были сброшены с тропы, скользя и кувыркаясь по крутому склону Скалы Советов.

Я увидел как кайила одного из военных вождей Желтых Ножей, которого я запомнил еще по летнему лагерю, соскользнула с края тропы вместе со своим наездником. Все больше и больше воинов Желтых Ножей, понятия не имевших о том, что происходит впереди, пытались продвинуться вверх по узкой тропе. Мужчины боролись за то, чтобы избежать обрыва, зачастую даже дерясь друг с другом на ножах. Но даже победители в таких мгновенных схватках, ненадолго переживали побежденных, вытесняемые обратно к кромке тропы другими стремящимися вперед Желтыми Ножами.

Воздух рвался от криков людей и визга животных. Тела Желтых Ножей и их кайил, срывались в пропасть, и летели вниз. Копья оказались бесполезными против камня и баррикады. Краснокожие остановленные, и понимающие невозможность, в текущей ситуации, дальнейшего продвижения вперед, пытались направить своих животных прочь от заграждения. Но это выталкивало с тропы других животных и воинов. Люди яростно боролись за то, чтобы развернуть своих кайил. Некоторые из них, наиболее успешные, начали пытаться пробиться вниз по тропе.

Крики, вопли, визг — паника. Со стороны я видел движения боевых жезлов. Но для самих Желтых Ножей их видимость была минимальна, учитывая узость и извилистость тропы. Более эффективными были пронзительные звуки свистков. Тропа, длинная и извилистая, видимая с высоты нашей расщелины на многих из ее участков, казалось забитой Желтыми Ножами. Это походило на странную движущуюся вверх, реку из животных и людей, внезапно запруженную в ее течении. Мы даже могли рассмотреть множество озадаченных Желтых Ножей, столпившихся, около основания тропу, в сотнях футов ниже. Тропа, в пределах ее узких границ, где с одной стороны скальная стена, и обрыв с другой, оказалась превосходной ловушкой, или каналом резни, для наших парализованных, изумленных, запертых на ней врагов.

— Нет! — что есть мочи завизжала Ивосо, увидев приготовления обороняющихся. — Не-е-ет!

Вигвамы, вместе с их шестами, были отброшены в стороны, появились мужчины, тащившие на веревках небольшие волокуши, тяжелогруженые камнями. Другие воины Кайил, руками и рычагами, начали подкатывать к краю скалы большие камни, и даже валуны.

— Нет! — кричала Ивосо.

— Может, заткнем ей рот? — спросил Кувигнака, поморщившись.

— Не надо, — покачал я головой. — Пусть ее крики, отвлекают нападающих.

К этому моменту мы еще даже не нанесли удар. И все же, по моим подсчетам, не меньше чем ста пятидесяти Желтых Ножей уже погибли, став жертвой этой крутой и смертельной тропы, проткнутые кольями, растоптанные, сброшенные в пропасть, некоторые даже павшие от оружия своих собственных товарищей, борющихся за место вдали от края. Но теперь для оставшихся на тропе начался смертельный каменный град. Сотни сброшенных сверху, десятки подкаченных и переваленных через край обрыва. Эти камни, летящие сверху, были просто не в состоянии не найти для себя жертву. Они ныряли в бурлящую массу людей и животных в различных местах тропы. Некоторые из больших камней даже сделали свою кровавую работу не раз, сметя человека или кайилу с тропы один раз и упав следом, ударившись о каменный склон несколько раз, рассыпавшись на куски, он поражал еще несколько целей на более низком участке ловушки. Некоторые снаряды, катясь и подпрыгивая, долетали даже до основания скалы и исчезали там, в толпе Желтых Ножей.

Желтые Ножи подняли свои щиты, но это было бесполезно, ибо энергия летящих с большой скоростью тяжелых камней, не рубила или колола, но передавала свою огромную силу, напрямую, сокрушительно и внезапно на всю поверхность. Руки переламывались в ремнях щита. Воинов просто сдувало со спин их кайил. Взбешенные, визжащие, шипящие, фыркающие, кусающиеся животные вставали на дыбы и опрокидывались. Десятки людей и животных, сбитых камнями и другими кайилами, теряя опору, переваливались через край, скользили вниз по склону, царапая каменную поверхность и крича от боли и ужаса.

Ивосо в панике смотрела на сцену, разворачивающейся на ее глазах бойни.

Но бешенные пронзительные звуки военных свистков, переданные к основанию тропы, наконец, возымели эффект. Медленно, с трудом на узкой тропе, начали появляться признаки отступления. Поток разворачивался. Желтые Ножи на нижних участках тропы, отжимали назад своих товарищей к основанию Скалы Советов, освобождая дорогу их пойманным в ловушку товарищам с верхних участков, что устроили для нашего удовольствия столь захватывающее представление, чтобы начать их собственный трудный и извилистый спуск. Их отступление сопровождалось непрерывным градом камней и катящимися валунами.

Заграждение из бревен с заостренными деревянными окровавленными кольями в верхней части тропы было временно удалено, чтобы позволить столкнуть в след отступающим огромный валун. Отряд тылового охранения Желтых Ножей, прикрывавший своих отступающих товарищей, с круглыми от ужаса глазами вынужден был наблюдать неумолимо надвигающуюся на них смерть. Незнающий жалости камень смел в пропасть, возможно, дюжину воинов заслона. А затем, подпрыгивая, устремился вниз по почти отвесному склону, и несколькими инами позже, набрав ужасающую энергию, этот кажущийся с этой высоты столь маленьким снаряд, ворвался в столпившихся у основания скалы Желтых Ножей, калеча и расшвыривая их в разные стороны.

Ивосо, беспомощная в своих веревках, с ужасом смотрела на Хси. Он не собирался разговаривать с ней.

Камни были собраны в течение последних дней и принесены на вершину Скалы Советов. Девушки, конечно, не знали об этом, поскольку все это время их держали связанными и с мешками на головах в тюремном вигваме.

— Тропа — свободна, — сообщил Кувигнака. — Как Ты думаешь, они уйдут?

— Нет, — ответил я.

— А где солдаты? — поинтересовался он.

— Они должны быть где-то поблизости, — предположил я.

— Смотрите, — воскликнул Хси, указывая вниз.

Одинокий всадник, Желтый Нож, в бричклауте и боевой раскраске, полном головном уборе из перьев херлита, направлял свою кайилу вверх по тропе. В некоторых местах уклон доходил до сорока пяти градусов и его кайила, царапала камень, поскальзывалась, прыгала, но продвигалась вверх по тропе.

— Храбрый мужчина, — заметил Кувигнака.

— Вероятно, ищет куп, — усмехнулся Хси.

Наездник, высокий на своей кайиле, напевая заклинание, видимо считал ниже своего достоинства поднимать щит, проехал под нами.

— Я узнал его, — заявил Кувигнака. — Это — один из военных вождей, что вел дела с Ватонкой.

— Ты прав, — кивнул я. Таких вождей было трое. Один уже погиб в первой попытке нападения.

Махпиясапа не отдал приказ стрелять в мужчину. И дело не только в том, что он просто уважал его храбрость. Он разрешал мужчине разведать наши позиции. В данной ситуации, это могло бы оказаться эффективным.

Мужчина остановил кайилу в нескольких ярдах от заграждения, и, осмотрев ее ужасные окровавленные острия, не спеша, развернулся и отправился обратно.

— Он действительно храбрый, — восхитился Кувигнака.

— Он — военный вождь, — пожал плечами Хси.

Мужчина остановил кайилу ниже нас. Он прекратил распевать свое заклинание и посмотрел вверх. Он увидел два столба, приблизительно на двадцать — двадцать пять футов выше его, и голых, привязанных красоток, которые украшали эти столбы.

— Молчи, — приказал Хси Ивосо, — или Ты будешь убита.

Ивосо соблюдала абсолютное молчание. Воины Кайил не дают праздных обещаний.

Воин, смотрящий вверх, лишь мазнул взглядом по Блокету, но Ивосо он рассматривал гораздо дольше. Его лицо было абсолютно непроницаемо. Он медленно повернул кайилу, и возобновил свой спуск, снова затянув свою песнь.

— Он разъярен. Это — превосходно! — воскликнул Хси, и, повернувшись к Ивосо, пояснил: — Они будут отчаянно биться, чтобы спасти тебя.

Ивосо испуганно смотрела на него.

— Но они не преуспеют в этом, — добавил он.

Ивосо задергалась в веревках, но все было бесполезно.

— Теперь Ты можешь говорить, — разрешил Хси, наблюдая за движением вождя Желтых Ножей.

Прекрасное, изящное тело Ивосо извивалось в веревках.

— Возможно, тебе стоит говорить сейчас, пока у тебя есть такая возможность, — усмехнулся Хси, — ведь позже, скорее всего, Ты должны будешь просить разрешение говорить, а если мужчины не пожелают дать его, то тебе придется помалкивать.

Ивосо в гневе смотрела на Хси. Ее губы дрожали. Но она молчала. Она еще раз дернулась, но это было тщетно, веревки оказались крепче. Тогда она успокоилась и с высокомерным видом замерла у столба.

— Они снова приближаются, — сообщил Кувигнака, — на сей раз в колонну по одному. Теперь они не будут толпиться на тропе.

— Они опять не спешились. Похоже, они не сделали выводов из первого урока, — заметил я.

— Кахинтокапа отсчитает до пятидесяти, — сказал Хси. — Потом подаст сигнал.

Мой расчет и расчет Кахинтокапы, около верхней точки тропы, около заграждения, совпали абсолютно. Когда первые пятьдесят всадников миновали выбранную точку тропы второе заграждение, также ощетинившееся кольями, было веревками опущено, отсекая верхний участок тропы также эффективно как ворота. Первые пятьдесят всадников, еще не понимая, что они уже оторваны от своих тылов, продолжили движение вверх. Желтые Ножи, оставшиеся ниже, в смятении остановились перед внезапно возникшим препятствием, напирающие сзади них, толкали первых вперед, на колья. Колонна начала удваиваться, затем набухать, и в результате несколько воинов, в очередной раз, были вытолкнуты с тропы и полетели вниз. Вторая баррикада была прикрыта залпом стрел, выпущенных из малых луков воинами Кайил, внезапно появившихся на верхнем краю обрыва. Тем временем лучники Кайилы, стреляющие из-за первого заграждения, то появляющиеся над баррикадой, то бьющие сквозь нее, проредили силы врага. Нахождение Желтых Ножей на спинах кайил на такой близкой дистанции окончательно лишало их всех преимуществ. И хотя они закрылись щитами, от расстреливающих их в упор из-за заграждения лучников Кайила, они попали под стрелы, летящие сверху, с края обрыва, выпущенные в них другими стрелками. Некоторые из спешенных мужчин, в панике пытаясь вырваться из ловушки, своим весом выдавили несколько животных и их наездников с тропы.

Оставшиеся в живых, повернули кайил, и рванули вниз по тропе, но лишь, чтобы натолкнуться там на второе заграждение. Только одному мужчине, разогнавшемуся на нисходящем участке тропы, удалось заставить кайилу перепрыгнуть через колья. Еще двое спешившихся, переползли через заграждение, больше никто не ушел из ловушки. Тот, кто смог перепрыгнуть, был вторым военным вождем Желтых Ножей, тем самым, кто поднимался по тропе всего несколько ен раньше. У него было прекрасное, проворное животное.

— Я не думаю, что теперь они снова попробуют наступать верхом, — заметил Кувигнака.

— Я тоже так думаю, — поддержал я его.

Предположение Кувигнаки, в конечном итоге оказалось верным. Приблизительно за ан, до полудня, мы увидели, что где-то три или четыре сотни Желтых Ножей ступили на тропу, на этот раз пешком, не торопясь, сохраняя силы.

— Теперь вам конец! — сказал Ивосо. — Вам конец!

В оборонительных порядках у нас было только около двухсот воинов. Это все, что мы оказались в состоянии набрать среди кланов Кайила после сражения в летнемстойбище. Сомневаюсь, что камни окажутся столь же эффективны против пеших воинов. То же касалось и наших укреплений, которые конечно, будут препятствием для атаки, но едва окажутся непреодолимыми для пехоты врага. Желтые Ножи, как и все остальные краснокожие, отточенные поколениями межплеменных конфликтов в воинских умениях до совершенства, были превосходными воинами. Я не сомневался, что в бою один на один, они будут равными противниками Кайилам. Тонкий баланс между племенами не смог бы поддерживаться в течение нескольких поколений, не будь равенства сил и военных навыков.

— Они уже минуют ваше нижнее заграждение! — радостно крикнула Ивосо.

— Да, — отмахнулся Хси, зная, что мы и не собирались его защищать.

— Их больше, чем вас, — ликовала Ивосо, — они возьмут штурмом ваше верхнее укрепление, уничтожат ее защитников и придут сюда!

— Маловероятно, что хотя бы один из них достигнет верха тропы, — усмехнулся Хси.

— Что Ты имеешь в виду? Что Вы делаете? — закричала она, изо всех сил пытаясь узнать, что происходит позади нее, но из-за столба и ее шейных веревок, сделать это получалось не так чтобы хорошо.

Из вигвамов близ края обрыва мужчин снова подтягивали волокуши, на этот раз груженые связками сотен стрел. Большинство из этих стрел были весьма топорной работы, многие не имели даже наконечников и представляли собой немногим больше, чем неоперенные заостренные палки. Но все же, выпущенные с силой малых упругих луков краснокожих в упор, они, также, представляли серьезную опасность. Многие дни воины, женщины и дети делали их.

— Тебе не стоит думать только с точки зрения количества, Ивосо, — сказал я, — подумай, также, о плотности огня.

Она пораженно смотрела на одну из огромных связок стрел, проносимых мимо нее.

— Иногда, между десятью мужчинами, с одной стрелой у каждого, и одним мужчиной с десятью стрелами стоит выбрать последнего, — объяснил я.

Хси и Кувигнака уже укладывали стрелы на тетивы своих луков.

— Эта стратегия когда-то использовалась, людьми, назвавшими себя Парфяне против генерала по имени Красс, — поведал я, озадаченно смотревшей на меня Ивосо.

— Это было давно, и это было даже в не Прериях, — усмехнулся я.

— Пли! — раздалась команда Махпиясапы.

Ливень стрел обрушился с высоты обрыва. В считанные мгновения щиты Желтых Ножей оказались утыканными стрелами. Ответный огонь, перед лицом такого неумолимого потока летящего дерева, был практически невероятен. Маленькие щиты Желтых Ножей, также, не предоставляли им надежной защиты. Они же не были большими, овальными щитами Турии, или большими круглыми щитами, характерными для гореанской пехоты на севере, за которым воин мог бы присесть, надеясь на быстрое окончание ураганного обстрела. У пришедших в этот раз Желтых Ножей, не заняло много времени, на то чтобы понять, что они попали не под обычный быстро превращающийся дождь стрел, а под нечто незнакомое им, нечто беспрецедентное для их опыта. Разумеется, к настоящему времени, обычные колчаны были бы опустошены дюжину раз. Наконец один не выдержал и побежал, увлеченные им, рванули еще двое, решивших, что пора спасаться бегством. Таким образом, колонна Желтых Ножей внезапно сломалась, и тропа оказалась запружена людьми, ищущими спасения. Они стали легкими мишенями.

— Ты видишь Желтых Ножей? — весело поинтересовался Хси у Ивосо. — Они бегут как урты.

Девушка отвела от него взгляд, он же, наоборот, принялся пристально рассматривать ее.

— Что Ты делаешь? — спросила она.

— Рассматриваю тебя. Внимательно.

— Пожалуйста, не надо этого делать, — попросила она.

— Ты довольно симпатична, для Желтого Ножа, — отметил парень.

Она сердито вскинула голову.

— А вот мне интересно, стала бы Ты хорошей рабыней, — размышлял он.

— Нет! — заявила она.

— А еще мне интересно, будешь ли Ты интересной для меня, — задумался он.

— Никогда, — воскликнула она. — Я никогда не стану твоей рабыней! Я лучше умру!

— Появились солдаты, — объявил Кувигнака, указывая на равнину.

— Да. Несомненно, они задержали свое прибытие, предполагая, что к настоящему времени Желтые Ножи уже закончат свои дела здесь, — заметил я.

Хси присоединился к нам на краю обрыва.

— Ты отвратителен! — кричала Ивосо на Хси. — Ни одна женщина не будет любить тебя! Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя!

— Как думаешь, что Желтые Ножи будут делать дальше? — поинтересовался моим мнением Кувигнаку.

— Думаю, что они разобьют лагерь, осадив нас здесь, — предположил я.

— Я думаю так же, — кивнул Хси.

— Я лучше умру, чем я буду твоей рабыней, — рыдая, кричала Ивосо, обращаясь к Хси. — Я лучше умру!

— Вон там, — показал я, — Альфред и его офицеры. Несомненно, они сейчас получают полные доклады.

— Ты видишь какие-либо признаки монстров? — спросил Кувигнака.

— Вероятно, они позади колонны, — предположил я. — Эффект от их внезапного появления для Желтых Ножей, вероятно, будет более существенным.

— А возможно, что их командир, может предпочесть держать их в резерве, — добавил Хси.

— И это верно, — согласился я.

— Но возможно, что они не с колонной, — заметил Кувигнака.

— Возможно, и такое, — не стал спорить я.

— Я ненавижу тебя! — надрывалась Ивосо.

— Смотрите, — сказал я.

— Вижу, — кивнул Кувигнака.

— Я ненавижу тебя! — визжала Ивосо. — Я ненавижу тебя!

— А ну тихо, женщина, — рявкнул Хси. — У нас нет сейчас времени на тебя.

— Они собираются на разведку, — сделал вывод я. — Давно нужно было это быть сделать.

Альфред со своими офицерами, и несколькими Желтыми Ножами, не торопясь поехал на юг.

— Теперь они хорошо исследуют наши позиции, — заметил Кувигнака.

Я кивнул. Через некоторое время всадники повернули в восточном направлении и начали обходить наши позиции по кругу. Альфред, был прекрасным командиром, думаю, он все изучит с большой тщательностью.

— Желтые Ножи понесли большие потери, — сказал Хси. — Я боюсь, что они могут уйти.

— Я так не думаю, — успокоил я краснокожего. — Солдаты уже здесь. Кроме того, мы не должны недооценивать их веру в тех монстров.

— Я самого начала не понимал. В чем ценность ловушки, из который тот, кто в нее пойман, может легко уйти? — признался мне Хси.

— Без других, мы не сможем захлопнуть ловушку, — заметил Кувигнака.

— Но они, могут и не прийти, — нахмурился Хси.

— Это верно, — признал Кувигнака.

— О чем Вы там говорите? — спросила Ивосо.

— Мы не ловушка, — объяснил я, повернувшись к ней лицом. — Мы — приманка.

— Я не понимаю, — растерялась она.

Хси подошел, и встал вплотную к Ивосо. Его руки были скрещены на груди. Девушка испуганно прижалась к столбу.

— Ты — Желтый Нож. Как Ты думаешь, твои соплеменники уйдут? — спросил он.

— Я не знаю.

— Если они уйдут, Ты можешь оставить всякую надежду на спасение, — предупредил он, задрожавшую девушку.

— Тогда придется решать, что с тобой делать, — задумался он.

— И что было бы сделано со мной в этом случае? — испуганно спросила она.

— Ты довольно симпатична, — заметил он.

— Нет, — дернулась она, — только не это!

— Возможно, — протянул он, ощупывая взглядом ее фигуру.

— Не смотрите на меня так! — крикнула она. — Я — свободная женщина!

Его глаза изучали ее внимательно и оценивающе. Она дергалась в веревках, беспомощная и неспособная как-либо воспрепятствовать такому откровенному любопытству.

— Пожалуйста, — простонала она.

— Твое тело кажется весьма подходящим для рабыни, — наконец сделал вывод Хси.

— Я никогда не буду рабыней! — крикнула Ивосо. — Я никогда не буду рабыней мужчины!

— А я считаю, что такая женщина должна быть рабыней, — усмехнулся парень.

— Возможно, — поддакнул Кувигнака.

— Никогда! — закричала Ивосо.

— Посмотри, как красиво она извивается в веревках, — отметил Хси.

— Как рабыня, — признал Кувигнака.

— Возможно, она могла бы быть найдена интересной каким-нибудь низменным мужчиной, — ухмыльнулся Хси.

— Возможно, — поддержал Кувигнака.

Ивосо в ярости сверкала глазами, понимая, что они подслушали ее беседу с Блокету в вигваме.

— Разве Ты не думаешь, что стала бы хорошей рабыней? — поинтересовался Хси у нее.

— Нет, нет! — зло прошипела Ивосо.

— Возможно, Ты и права, — вдруг согласился Хси.

Теперь она смотрела на него пораженно и растерянно.

— Ты, скорее всего, стала бы никудышной рабыней.

Задохнувшись от возмущения, девушка даже потеряла дар речи.

— Да, — кивнул он.

— Да если бы я только захотела, то могла бы стать превосходной рабыней, — наконец смогла выговорить она.

— Очень сомневаюсь относительно этого, — усмехнулся он.

— Почему?

— Так ведь Ты холодна, как свободная женщина, — объяснил он смеясь.

— Но ведь если бы меня сделали рабыней, то я бы не была холодной. Я не смогла бы быть холодной. Мне бы этого не разрешили, — напомнила Ивосо.

— Я сомневаюсь, что какой-либо мужчина нашел бы тебя интересной, — заявил Хси.

— Это не правда, — возмутилась она. — Мужчины нашли бы меня интересной. Они стремились бы купить меня, я могла бы стоить много кайил.

— Да-а-а? — едко протянул Хси.

— Ты сам, всего несколько моментов назад, — торжествующе напомнила она, — задавался вопросом, не мог бы Ты заинтересоваться мной!

— Да неужели? — фальшиво удивился он.

— Да!

— Но я же, только задавался вопросом, — припомнил Хси.

— Ты только представь меня своей рабыней, — бросила вызов Ивосо. — Разве Ты не заинтересуешься мной?

— Возможно, — уклончиво ответил Хси.

— У твоих ног, умоляющей о прикосновении и возможность ублажить тебя.

— Интересное было бы зрелище, — допустил Хси.

— Смотри!

— А Ты хотела бы быть моей рабыней? — поинтересовался Хси.

— Ты обманул меня, заставляя меня говорить это! — внезапно поняла она. — Ты отвратителен. Ни одна женщина не сможет любить тебя.

— Ну так, хотела бы Ты быть моей рабыней? — не отставал он.

— Нет!

— На самом деле?

— Никогда! Я никогда не буду твоей рабыней! Я лучше умру!

Он протянул руки ее щеке.

— Не трогай меня! — прошипела она, пытаясь отстраниться.

— Прежде, у меня не было времени на тебя. Возможно, теперь, оно у меня появилось, — ухмыльнулся Хси.

— Не трогай меня! — заверещала девушка.

Рука парня замерла всего в дюйме от ее лица.

Она отвернула голову, насколько позволяли веревки, крепко зажмурила глаза, и напряглась. Хси легонько коснулся ее щеки, и девушка вздрогнула всем телом. Это дрожь, возникшая внезапно, прокатилась от головы до ее пальцев ног. Шокированная, она открыла глаза, и бешено уставилась на Хси. Последовал злобный плевок в обезображенное лицо парня.

Сама испугавшись своего чудовищного порыва, она отпрянула к столбу и попыталась сжаться, ожидая реакции оскорбленного мужчины.

— А теперь, слижи плевок с моего лица, и проглоти это, — слишком спокойно приказал Хси.

— Да, мой похититель, — тонким голоском пролепетала она, принялась аккуратно и тщательно вылизывать лицо Хси, и, как было приказано, глотала.

— Пора покормить женщин, — напомнил Хси, по окончании процедуры.

Кувигнака принес из соседнего вигвама немного пеммикана и маленький бурдюк с водой.

— Ты просишь еды, рабыня? — спросил он Блокету.

Она умоляюще смотрела на него, отлично понимая, что если она не попросит, то и не получит пищу.

— Да, Господин, — наконец произнесла она, и юноша, чтобы сэкономить время, затолкнул сразу весь положенный кусок пеммикана ей в рот.

— Жуй и глотай, рабыня, — скомандовал он.

Блокету повиновалась.

— Ты просишь напоить тебя, рабыня? — спросил Кувигнака.

— Да, Господин, — уже быстрее ответила она, и он сунул ей сосок бурдюка.

— Просишь ли Ты дать тебе еды, Свободная Женщина? — спросил Хси.

— Да, мой похититель, — кротко попросила Ивосо, и у нее во рту оказался приличный кусок пеммикана.

— Жуй и глотай, Свободная Женщина, — велел он.

Ивосо повиновалось.

— Ты просишь напиться, Свободная Женщина.

— Да, мой похититель, — прошептала Ивосо.

— Теперь Вы можете поблагодарить нас за нашу еду и питье, — сказал он, через мгновение после того, как убрал бурдюк от губ Ивосо.

— Спасибо за мою еду и питье, Господин, — сказала Блокету Кувигнаке.

— Спасибо за мою еду и питье, мой похититель, — сказала Ивосо Хси.

Если, при таких обстоятельствах, благодарность девушки не сочтут достаточно искренней или приятной, то неизвестно, когда или если вообще она будет питаться снова.

Мы сидели со скрещенными ногами на краю откоса, и, поделив остаток пеммикана и воды между собой, наслаждались обедом.

— Как Ты думаешь, Желтые Ножи нападут сегодня снова? — спросил Кувигнака.

— Я так не думаю, — ответил я.

Время от времени я оглядывался на Ивосо. Казалось, что она не могла оторвать взгляда от Хси. Я заметил, как она задрожала от его прикосновения. Именно им она оказалась так эффективно укрощена у столба. Я видел, что она уже была его рабыней. Вот только, знала ли она сама все это?

— Вон бледнолицый офицер появился, — отметил Кувигнака. — Очевидно, он закончил свой объезд наших позиций.

Вдали и значительно ниже нас, мы видели Альфреда, и его соратников, возвращающихся в стойбище Желтых Ножей.

— Как думаешь, он нашел слабости в нашей обороне? — поинтересовался юноша.

— Он решит, что нашел, — усмехнулся я.

Я сам, с близкого расстояния и будучи безнаказанным, ранее осматривал наши позиции. Я также осмотрел их и дальней дистанции, с предполагаемой точки зрения врага, с равнины. Глядя с поверхности прерий определенные особенности, расколы и трещины, неровности на склоне скалы, казалось бы, являлись слабостями. Вот только на самом деле они таковыми не были.

— Будем надеяться, что он ошибается, — сказал Кувигнака.

— Кроме главной тропы, нет иного легкого маршрута, ни даже узкой тропинки к вершине Скалы Советов, — напомнил я.

— Если потребуется, мужчины пройдут без тропы, — сказал Хси.

— Да, но я думаю, что наши враги сочтут это трудным, дорогостоящим и опасным, особенно перед лицом решительной обороны, — ответил я.

Мы наблюдали солнце, начинающее уходить с западной части прерии. Запахи костров стойбища Желтых Ножей долетели до нас.

— Мой похититель, — шепотом позвала Ивосо.

— Да, — отозвался Хси.

— Я страдаю от боли, — пожаловалась она. — Все мое тело болит.

— Ты просишь, как пленница быть освобожденной от столба? — уточнил Хси.

— Да, мой похититель.

— Ты просишь об этом, как покорная пленница?

— Пожалуйста, не заставляйте меня так попросить!

Он отвернулся и снова принялся рассматривать равнину под нами.

— Да, я так попрошу этого! Я прошу этого как покорная пленница! — в отчаянии закричала девушка.

Мы встали и обернулись, рассматривая девушек.

Ивосо умоляюще смотрела на Хси.

— Гордая Ивосо хорошо выглядит одетой в смирение, — заметил Хси.

— Да, тем более, что это — все, во что она одета, — улыбнулся Кувигнака.

Ивосо, столь же нагая как ее рабыня, отвела взгляд в сторону.

— Принеси их мешки, — попросил меня Хси.

— Сейчас, — отозвался я, уходя к вигвамам.

Вскоре я вернулся с мешками. В тюремный вигвам, девушки возвратятся с ними на головах.

Я освободил шеи Блокету и Ивосо от столбов.

— Вы сказали, что я должна быть осуждена сегодня, — напомнила Ивосо, — но Вы оказались неправы. Я не была осуждена.

— Это благодаря Желтым Ножам, — объяснил Хси. — Мы надеялись, что к настоящему времени наш суд уже будет завершен, но не получилось.

— В таком случае, когда меня будут судить? — пренебрежительно спросила она, как если бы ее это мало интересовало.

— Вначале мы покончим со всеми делами, связанными со сражением, — пояснил он. — Потом, когда Ты будешь полностью в нашей власти, когда Ты будешь нашей без всякой надежды на спасение, когда Ты будешь нашей полностью, чтобы мы могли сделать с тобой, все что нам понравится, тогда и затем только, состоится суд.

Ее глаза расширились от страха.

Затем я натянул мешок на ее голову и завязал под подбородком. Точно так же я поступил и с Блокету. Руки, освобожденные от столба, были связаны впереди концами общей привязи. Полностью освободив их от столбов, я подготовился увести их в тюремный вигвам.

— Свяжи их хорошенько, — приказал Хси.

— Будет сделано, — ответил я.

— Утром, приведешь их снова, и привяжешь точно так же, как сегодня, у этих столбов, — напомнил он.

— Сделаю, — пообещал я, и повел ослепленных и спотыкающихся девушек на общей привязи в тюремный вигвам.

Через некоторое время, после того, как я привязал запястья девушек к их щиколоткам в тюремном вигваме, я возвратился к краю обрыва.

— Следующее нападение, скорее всего, произойдет на рассвете, — предположил Хси.

— Нет, — не согласился я.

— Когда же, тогда? — удивленно спросил Хси.

— Сегодня ночью.

— Солдаты? — попробовал угадать Кувигнаку.

— Да, — кивнул я.

Глава 45 Что произошло ночью на Скале Советов

Почувствовав руку Кувигнаки осторожно коснувшуюся моего плеча, и я открыл глаза.

— Первые, почти у вершины, — доложил он.

Я сел и сказал:

— Мы позволим некоторым из них добраться до вершины, это может поощрить других. Вот тогда мы их и поприветствуем.

Хси уже бодрствовал, и стоял поблизости, с копьем в руке. Ночь была облачной и темной. Я не завидовал солдатам. Задние склоны Скалы Советов чрезвычайно опасны даже при дневном свете. Наш путь лежал мимо вигвамов, через плоскую вершину нашей крепости. Наши порядки уже ожидали на месте.

— Не петь заклинаний. Всем соблюдать тишину, — шепотом предупредил Хси.

Мы оставили оружие у вигвамов, и, опустившись на четвереньки, а подобравшись к краю ближе и на живот, поползли на разведку. Некоторое время мы держались у края скалы, и лишь услышав тихие скребущие звуки, поползли назад.

— Восхождение по этому склону скалы чрезвычайно опасно, — заметил я. — К тому же, эти мужчины — кавалеристы, не привыкшие к подобным задачам. Конечно, некоторые, должны были упасть.

— Мы не слышали криков или воплей, — сказал Кувигнака.

— Таковые, конечно, привели бы нас в готовность, и им не стоило бы ожидать застать нас врасплох, — добавил Хси.

— Их план, конечно, смелый, — похвалил Кувигнака. — В обычной ситуации, мы не ожидали бы нападение ночью, и уж конечно не с этого направления.

— Интересно то, что не было никаких криков, — заметил я.

— Возможно, они — все опытные скалолазы, — предположил Хси.

— Это маловероятно, — отмахнулся я.

— Давайте спрячемся под шкурами кайилиаука около края, — предложил Хси. — Тогда мы сможем резать им горло, одному за другим, ведь они поднимаются цепочкой.

— Эти мужчины — профессиональные военные, — предупредил я. — Наверняка по цепи передаются команды. Если определенные сигналы о свободном проходе не будут переданы, то на этот счет может быть заранее переданный приказ на отход. Я хочу, чтобы такие сигналы были переданы. Вот тогда мы и нападем.

— И таким образом, большее число солдат должно быть поймано в ловушку, на краю скалы, — кровожадно усмехнулся Хси.

— Я так планировал, — объяснил я.

— Хорошо, — сказал Хси.

— Но все же, странно, — заметил я, — что ни один, кажется, не упал.

— А что если это — хитрость, — предположил Кувигнака. — Вдруг, настоящее нападение должно произойти в другом месте.

— Я так не думаю. В любом случае Махпиясапа и Кахинтокапа держат посты на главной тропе, и мы расставили наблюдателей с небольшими интервалами по всему периметру.

— Первый достиг вершины, — прошептал Хси.

— Вижу, — так же шепотом отозвался я, контролируя темное пятно во мгле, которое двигалось. Затем пятно замерло.

— Есть еще один, — заметил Кувигнака.

— Да. Ждем, — шепнул я.

Здесь надо отметить, что нам требовалось позволить достаточному количеству врагов достигнуть поверхности, чтобы убедить их, что подготовка атаки не обнаружена, и чтобы они передали приказ на продолжение подъема остальным. Но, в то же время, следовало не допустить накопления на плацдарме достаточно противников, для того чтобы они могли эффективно оборонять позицию, и позволить остальным скалолазам закончить свой подъем.

— Теперь? — нетерпеливо спросил Хси.

— Нет.

В наших боевых порядках было пятьдесят воинов. Соответственно, я решил, что мы могли бы позволить двадцати пяти солдатам достигнуть вершины. Это должно быть количеством, достаточно большим для противника, чтобы почувствовать себя уверенно, и все же достаточно малым, я надеялся, чтобы мы могли победить эффективно и решительно.

— Сейчас? — спросил Кувигнака, сжимая копье.

— Ждем.

Мы наблюдали, как темные пятна одно за другим вырастают на краю склона.

— Теперь? — не выдержал Хси.

— Нет.

— Пора? — опять спросил Хси.

— Да. Пора! — крикнул я. И воины Кайила, как сорвавшиеся с привязи слины, рванулись к краю платформы.

Они рубили, кололи, резали! Все дело заняло очень малое время. Я держался немного позади. Не хотелось бы, быть убитым по ошибке в темноте. Все же я был белым. Но, через какие-то мгновения, сам того не ожидая, я уже стоял около выступа. Склон скалы терялся во мраке. Было невозможно различить, что там могло быть врагом, а что было просто камнем, или тенью.

Я отпрянул и перехватил копье, направленное в меня.

— Татанкаса! — крикнул мужчина, с удивлением и облегчением одновременно, а моя одежда внезапно оказалась пропитанной холодным потом.

Я выпустил копье.

Солдаты, насколько я мог разглядеть, в основном, были сброшены с платформы.

От вигвамов принесли луки и стрелы, и краснокожие принялись безнаказанно расстреливать тени. Не раз, я видел, как ниже меня, на склоне, темное пятно отделялось и затем безмолвно исчезало во мраке.

— Факел! — крикнул я. — зажигайте хворост!

В выступ около меня вцепилась чья-то рука. Я увидел под собой искаженное злобой лицо. Хси ткнул вниз копьем, и мужчина резко откинулся назад, и улетел вниз в темноту.

Тайна молчаливости скалолазов, кстати, разрешилась. Мужчины завязали себе рты. Я мог только догадываться, сколько их упало в темноте, штурмуя предательский, ужасный подъем.

Факел, наконец, принесли. Им мы подожгли большие вязанки хвороста на веревках, подготовленные заранее. Они полетели вниз, превращаясь в фонари освещающие склон.

Я снова заглянул через край вниз. Множество мужчин, теперь освещенных и хорошо видимых, как насекомые облепили скалу. Защищаться они не могли. Все что они могли, это держаться на месте. Лучники Кайила теперь без труда выбирали себе цели. Некоторые наемники, в ужасе, теряли сцепление со скалой. Другие, испуганные, оставались, там, где были, чтобы умереть от стрел. Большинство начало, торопливо пытаться спускаться. Многие из них упали. Некоторые мужчины сами отпускали руки, надеясь, что риск скатиться вниз по склону будет меньше, чем от знакомства со стрелами Кайил.

— Скольких мы уничтожили? — поинтересовался Кувигнаку.

Я задумчиво посмотрел вниз. В темноте я не мог разглядеть подножия горы.

— Я не знаю, — пожал я плечами.

— Но многих? — не отставал Кувигнака.

— Да. Многих.

Глава 46 Второй день сражения

— Я слышала шум этой ночью, и крики, — сказала Ивосо, опять стоя у столба.

— Ох-х-х! — захрипела она, когда я подтянул ее шейную веревку.

Теперь она снова была связана так же, как и в предыдущий день, беспомощно о безжалостно туго, как пожелал Хси.

Все происходило незадолго до рассвета. Блокету уже стояла у столба, привязанная и нагая.

— Было дело, — безразлично ответил я. — Тебя это не касается.

Ивосо коротко и бесполезно подергалась в ее путах, и я поджал их еще.

— Я обязательно должна быть выставлена подобным образом? — возмущенно спросила она.

— Да. Хси, твой похититель, считает это забавным.

Она опять задергалась, сердито и беспомощно.

— А, кроме того, он думает, что тебе могло бы быть интересно, понаблюдать за развитием сражения, особенно потому, что Ты вряд ли останешься не затронута его результатом.

Она испуганно посмотрела на меня.

— Ну и конечно, твое присутствие здесь, привязанной голой к столбу, привязанной как рабыня, рассматривается как стимул для Желтых Ножей.

— Кажется, вы используете меня в своих целях самыми разными способами, — сказала она с горечью.

— Вы — пленница, — напомнил я. — Так что вполне естественно, что тебя используют, в целях твоих похитителей.

— Вы используете меня, так же беззаботно и нагло, как рабыню! — возмутилась Ивосо.

— Да, — признал я, с усмешкой посмотрев на привязанную девушку, — можно сказать и так.

Она отвела взгляд.

— Я хотел бы дать совет, — обратился я к гордо отвернувшейся девчонке. — Произошедшее вчера, возможно, было ближе тебе, чем Ты сама можешь представить.

Теперь она смотрела на меня.

— Это имеет отношение к твоему выживанию, моя гордая хорошенькая Ивосо, — пояснил я, удивленной девушке.

— Хси — твой похититель, и он не относится к терпеливым мужчинам. Я думаю, что тебе стоит выказывать ему, полное уважение и повиноваться ему с абсолютным совершенством.

Судя по ее взгляду, она явно рассердилась.

— Ты меня понимаешь? — спросил я.

— Да, — ответила она резко, и я отвернулся, чтобы посмотреть на лагерь наших врагов.

— Почти, как если бы я была рабыней! — наконец, зло уточнила Ивосо.

— Да, почти, как если бы Ты была рабыней.

— Никогда! — крикнула она.

— Это уж как тебе угодно, Леди Ивосо, — пожал я плечами, продолжал осматривать лагерь Желтых Ножей, чуть в стороне я смог разглядеть, их пасущихся кайил.

— Вчера, я была слаба! Но сегодня этого не повторится!

— Плеть, часто помогает быстро рассеивать такие иллюзии женского сознания, — спокойно предупредил я, замолчавшую девушку. — Тебя когда-нибудь пороли плетью, Леди Ивосо?

— Нет, — дрогнувшим голосом ответила она.

— Желтые Ножи начинают скапливаться у начала тропы, — сообщил Кувигнака, подходя ко мне.

— Кажется, это будет их генеральным наступлением, — заметил Хси, присоединяясь к нам.

— И на сей раз они покончат с вами! — крикнула Ивосо.

— Ивосо, кажется, находится в хорошем расположении духа сегодня, — посмотрел на нее Кувигнака.

— Она находится в прекрасном расположении духа, — поправил я.

— Сегодня вечером я буду среди своих людей, в безопасности! — заявила Ивосо.

— Что они там несут? — поинтересовался Хси, присматриваясь к действиям наших противников.

— Это похоже на большие щиты, — отметил я, — вероятно, сделанные из веток и кожи.

Такие приспособления, мрачно размышлял я, задержат или отвернут большинство стрел выпущенных из луков краснокожих. Их малая начальная скорость стрел, не критичная при стрельбе в упор со спины мчащейся кайилы, приводила к недостатку пробивной силы, естественно, по сравнению с более тяжелым оружием. По этому параметру малые луки уступали не только крестьянскому луку, самому мощному метательному оружию Гора, но даже обычному, заряжаемому вручную арбалету.

— Среди них есть солдаты, — указал я.

— Да, — кивнул Хси.

— Ты видишь какие-нибудь признаки животных? — спросил я.

— Пока нет, — ответил Хси.

— Освободите меня. Там есть солдаты. Освободите меня, и попросите мира. Просите разрешения сдаться. Некоторых из Вас могут оставить в живых, — не унималась Ивосо.

— Там недостаточно солдат, чтобы управлять Желтыми Ножами, — заметил Кувигнака.

— И я сомневаюсь в этом, — согласился я. — Похоже, что либо солдаты, либо звери, прибывшие издалека, понеся такие потери, очень заинтересованы в пленных.

Безусловно, вне таких соображений, судьба пленника в Прериях весьма печальна, конечно, если они не были женщинами, которые становились излюбленными призами подходящим для беспомощного рабства.

— Сдавайтесь! — кричала Ивосо. — Сдавайтесь!

— Что это сегодня случилось с Ивосо? — удивился Хси.

— Я не думаю, что она предала себя или свои чувства, — постарался пояснить я. — Скорее мне кажется, что вчера она была вынуждена посмотреть в себя, и там она обнаружила нечто, что напугало ее. И теперь она пытается бороться с этим. Она, компенсируя вчерашнее, не желая принять это потрясение, это тревожащее проникновение в суть самой себя, пытается восстановить былое самоуважение, пытается изобразить явное неповиновение.

— Что Ты сказал? — не поняла Ивосо.

— Она думает, что вчера была слаба, и что сегодня этого не повторится.

— Интересно, — сказал Хси, и, подойдя к Ивосо, спросил: — Ты, правда, думаешь, что Ты сильна?

— Да! — с вызовом ответила она.

— Ты ошибаешься, — заверил он ее.

— Они уже заходят на тропу, — сообщил Кувигнака.

Желтые Ножи, в количестве от четырех до пяти сотен, при поддержке приблизительно пятидесяти солдат начали подниматься по тропе. Они продвигались медленно, сохраняя силы. Некоторые из них заняли позицию напротив нас. Другие, держа щиты над собой, продвигались под их прикрытием. Не было сомнений, что их главная сила достигнет заграждения у вершины практически без потерь. Я посмотрел на веревки с небольшими промежутками разбросанные вдоль края обрыва. Можно не сомневаться, что скоро станет понята их полезность.

— На западе, прерии кажутся чистыми, — отметил я.

— Да, — хмуро отозвался Кувигнака.

— Они преодолевают первое препятствие, — наблюдал Хси.

Это, было нижнее заграждение, первое встреченное в подъеме. Против всадников оно сработало великолепно, но сейчас, незащищенное, оно не оказалось серьезным препятствием для пеших воинов.

Наши порядки, из приблизительно двухсот мужчин были разделены на пять групп. Две из них по сорок человек в каждой, были размещены около заграждения у вершины. Одна из этих групп, под командой самого Махпиясапы, была резервной. Учитывая узость тропы, всего лишь несколько человек могли эффективно удерживать баррикаду против намного большего числа нападающих, ибо численное превосходство сводилось на нет самой природой местности. Вторая группа около вершины, удерживаемая в резерве, по мере необходимости должна была поддерживать контингент у укрепления. Это была, еще и наша ударная сила. Было еще три других группы приблизительно по сорок человек в каждой. У них было бы свое разнообразное назначение.

Желтые Ножи вместе с солдатами, под прикрытием их больших щитов, двигались мимо нашей позиции, в направлении вершины. Через некоторое время, раздался боевой клич, и враги помчались к заграждению.

— Воины Махпиясапы держатся, — отметил Хси.

Я кивнул. Они, конечно, были бы в состоянии делать это, по крайней мере, какое-то время.

— Кажется, враги теперь находятся в том положении, которое мы и запланировали, — сказал я. — И как мы ожидали, их внимание полностью сконцентрировано на нашем укреплении.

— Ивосо может крикнуть, — напомнил Кувигнака.

— Я не думаю, что они могли бы услышать ее. Здесь слишком шумно. Они полностью увлечены своим штурмом заграждения, — отмахнулся я.

— Тем не менее, это — риск, который я не хочу брать на себя, — заявил Хси.

— Ты собираешься перерезать ей горло? — заинтересовался Кувигнаку.

Ивосо испуганно прижалась к столбу.

— Разве можно позволить ей так, легко избежать суда Кайил? — удивился Хси.

— Нет, — согласился Кувигнака, тяжелым взглядом упершись в связанную дрожащую Ивосо.

— Кляп, если будет замечен, может насторожить внимательных Желтых Ножей, — предупредил Кувигнака.

— Открой рот, Ивосо, — приказал Хси. — Широко!

Он наклонился и поднял небольшой камень, около дюйма диаметром, и положил его в рот Ивосо.

— Закрой рот, — велел он.

Она подчинилась.

— Ты хочешь сохранить язык? — поинтересовался он.

Она закивала, напуганная его словами.

— Когда мы вернемся, если этого камня не будет в твоем рту, то язык я тебе отрежу. Ты поняла?

Она кивала, в ужасе от такой перспективы.

Хси, Кувигнака и я торопливо покинули край обрыва, и присоединились к другим, уже ожидавшим нас приблизительно в трехстах футах левее.

Хси поднял и резко опустил руку. Все сорок человек его команды, включая меня и Кувигнаку, по веревкам спустились с края обрыва, поддерживаемые четвертой группой, под командой Кахинтокапы, пошли вниз на тропу под нами. Мы спускались стремительно, внезапно упали на головы Желтых Ножей.

Пораженные глаза, смотрели на нас через плечи. Мужчины, пытающиеся убежать от нас, устремились вперед, толкая своих товарищей к баррикаде, заставляя некоторых терять опору и падать с тропы. В возникшей давке врагам было трудно развернуться к нам лицом и сражаться. Их большие щиты были сломаны и сброшены. Но вскоре Желтым Ножам, уже в достаточных количествах удалось повернуть и начать противостоять нам.

— Отходим! — крикнул Хси.

Мы ушли так же стремительно, как и появились.

Воодушевленные, Желтые Ножи промчались вниз по тропе уже после нас. Противники ушли даже от заграждения, чтобы присоединиться к преследованию.

При нашем отходе, пятая группа, приблизительно в пятидесяти ярдах позади нас, спустилась с обрыва. Командовал ей воин из клана Напоктан по имени Вайейека. Они несли копья, привязанные за их спинами. Как только мы оказались среди них, они сбросили свои копья, упирая их тупым концом в землю на манер пик на тропе. Преследовавшие Желтые Ножи, подпираемые сзади, неспособные остановиться, сами насадили себя на эти копья. Теперь нас стало восемьдесят человек, копейщиков и отряд Хси, занявших оборонительную позицию. Это не трудно было сделать, учитывая узость тропы в этом месте. Палицы, щиты и ножи столкнулись на маленьком пятачке. В это же самое время через заграждение, позабытое врагами, хлынул наш второй отряд, что до сих пор был в резерве. Он ударил в спину Желтым Ножам непосредственно на тропе. В результате большинство воинов противника окруженных нами с фронта и с тыла, а по бокам обрывом и скалой, вынуждены были остаться бездействующим. Вот в эту пойманную в ловушку массу, не защищенную более большими щитами, беспорядочную и растерянную, вонзились сотни стрел. Их пускали воины нашего последнего отряда, внезапно появившиеся наверху обрыва, те самые, что обеспечивали наш спуск на веревках. Ими командовал Кахинтокапа, лидер Наездников Желтой Кайилы. Среди лучников этого отряда стоит упомянуть белокурого парня, того, кто взял имя Кайилы Вайухахака — «Тот, Кто Обладает Многим», когда-то бывший Ваниямпи.

Многие из Желтых Ножей и белых наемников, вместо того, чтобы стоять перед этим опустошительным обстрелом, сами спрыгивали с тропы, предпочитая испытать судьбу, скользя вниз и обдираясь на каменном склоне скалы. Некоторые, возможно, выжили. Вскоре наши отряды, Хси и Вайейеки встретились с наступавшими от заграждения. Желтые Ножи и солдаты были либо перебиты, либо сброшены с тропы. Радостный Кувигнака обнимался с вожаком отряда пришедшего сверху. Кстати вожака той группы звали Кэнкой.

Я просмотрел через край тропы. Ниже на склоне были во множестве разбросаны тела. Некоторые застряли среди скал. Другие упали на более низкие участки тропы. Были даже такие, кто, скользя и кувыркаясь, докатился до травы у подножия.

— Желтые Ножи на кайилах, приближаются к нижнему заграждению! — предупреждающе крикнул сверху Кахинтокапа.

Сверху у нам сразу же прилетели веревки, по которым мы, забросив за спину наше оружие и щиты, быстро поднялись на высоту обрыва. К тому времени, когда отряд Желтых Ножей, спешившись, сбросил с дороги нижнюю преграду, и повторно уселся на своих животных, мы уже были в безопасности. Некоторые из них проехали еще немного по тропе, но под нашим ленивым обстрелом и они предпочли уйти.

Много Желтых Ножей осталось сегодня на тропе. Одного из них я узнал. Именно он был вторым из военных вождей из нашего летнего стойбища. Больше он не споет своих заклинаний.

Воины Кайил, смеялись и шутили, поздравляли друг друга, хвастались скальпами убитых врагов. В Прериях конфликты происходят, как правило с периодичностью раз в три месяца, так что возможность добыть скальп выпадает не так часто.

— Открой рот, — приказал Хси Ивосо, и на ладонь краснокожего выпал влажный от слюней девушки камень.

Глава 47 Третий день сражения

— Я так думаю, что сегодня они к нам пожалуют к полудню, — прикинул Кувигнака.

Шел третий день осады Скалы Советов. Вчера после полудня мы видели разведчика Киниямпи. А ночью мы разожгли большой костер, хворост для которого был заготовлен заранее. Этот костер служил нам маяком, днем мы планировали использовать его, чтобы пускать дым, ночью его пламя, было бы заметно по всей равнине на много пасангов.

— Желтые Ножи, оторванные от их ресурсов, должны были уйти после поражений первого дня, — заметил Хси. — Мне очень сомнительно, что дисциплина поддерживаемая солдатами и теми животными может долго поддерживаться среди них.

— Зато, у них теперь будет поддержка Киниямпи, — сказал я. — Во всяком случае, вчера появились разведчики Летунов.

— Для того чтобы снова подойти к нашему укреплению, им понадобится нечто большее чем Киниямпи, — усмехнулся Хси.

— Значит, Ты ожидаешь, еще одно главное наступление.

— И оно будет самым решительным из всех, — мрачно заметил Хси.

— И кто будет его ударной силой? — поинтересовался Кувигнака.

— Монстры, конечно, — ответил я.

— Да, — согласился Хси.

— Уже — почти полдень, — посмотрев вверх, отметил Кувигнака.

— Я слышу бой барабанов, — сообщил я.

— Это барабаны шаманов, — пояснил Хси.

— Солдаты покидают лагерь, — указал я.

— Да, — кивнул Хси.

— Они направляются на юг.

— Интересно, — отметил Хси.

— А вон всадник Киниямпи, — сообщил Кувигнака, показывая вверх.

— Несомненно, разведчик, — решил Хси.

— Появилось движение и в лагере Желтых Ножей, — увидел я.

— Они выступают, — кивнул Хси.

— Кто их ведет? — спросил Кувигнака.

— Звери, — ответил я.

— Никто не знает, сколько продлится этот день, — сказал Хси. — Накорми и напои Блокету.

Она стояла привязанная к своему столбу, так же, как и в первые два дня.

— Ты просишь еды и питья? — спросил Кувигнака.

— Да, Господин, — тут же отозвалась она, и была накормлена и напоена.

— Спасибо за мою еду и питье, Господин, — не забыла она поблагодарить.

— Я прошу еды и питья, — внезапно сказала Ивосо.

— Дать ее поесть и напиться? — поинтересовался Кувигнака у Хси.

Ивосо жалобно смотрела на своего похитителя. Решение, очевидно, было за ним. Вчера она не попросила, соответственно, как это обычно и бывает, когда просьба требуется, она не получила ни еды, ни питья.

— Да, — наконец разрешил Хси.

Ивосо, наконец, была накормлена и напоена. Она жадно вцепилась в сосок бурдюка, и отчаянно присосалась к нему, а когда его вытянули из ее зубов. Она попыталась слизать воду, попавшую на ее лицо около рта.

— Ты считаешь меня слабым, Ивосо, потому что я так быстро разрешил тебе еду и питье? — поинтересовался Хси, у озадаченно посмотревшей на него девушки. — Разве Ты не спросила себя, почему я поступил подобным образом так скоро?

Она испуганно смотрела на него.

— Я делаю это, чтобы улучшить твой внешний вид, — объяснил он, — как если бы напоить и накормить животное перед его продажей, чтобы Ты лучше выглядела для Желтых Ножей.

— Снова Вы используете меня в своих целях, обманывая меня! — негодовала она.

— Теперь Ты можешь поблагодарить меня за свою еду и питье, — напомнил он.

— Спасибо за мою еду и питье, — сказала Ивосо в ярости.

— Более кротко, более подходяще к ситуации, — потребовал Хси.

— Я благодарю Вас за свою еду и питье. Я благодарю Вас за это — покорно, — сказала она.

Хси смотрел на нее, явно ожидая продолжения.

— Мой похититель, — добавила она.

— Как Ты думаешь, ее горло хорошо будет выглядеть в ошейнике? — спросил Хси Кувигнаку, взяв рукой ее за подбородок и задрав ей голову.

— Да, — признал Кувигнака.

— Я никогда не буду носить ошейник! — попыталась гордо заявить Ивосо, но получилось это у нее жалко, поскольку ее голова была поднята рукой Хси.

— Мой ошейник? — добавил он.

— Конечно, — жарко поддержал его Кувигнака.

— Я никогда не буду носить твой ошейник! Я лучше умру!

— Животное во главе, зовут Сардаком. Тот, что самый близкий к нему — это Ког, — пояснил я.

— Они — внушают страх, — признался Кувигнака.

— Конечно, — согласился Хси, присоединяясь к нам, — они же из мира духов.

— Не бойся, — сказал я ему.

— Они ожидают, что вся наша оборона развалится перед ними, от одной их внешности, — горько сказала Кувигнака.

— Они могут истекать кровью и умирать, как люди, — напомнил я Хси.

— Существа из мира духов, могут иногда показать, что их раны кровоточат, и они умирают, но на самом деле они этого не делают, — Хси был в своем репертуаре.

— Они не имеют никакого отношения к миру духов, — вновь постарался я успокоить своего друга.

— Мне тревожно, — признался Хси.

— Кайила должны выстоять против них, — уверенно сказал я.

— Солдаты, — закричал воин, бегущий вдоль края обрыва, — связались вместе и начинают подниматься по заднему склону!

— Это похоже на хорошо скоординированную атаку с разных направлений, — отметил Кувигнака.

— Значит, — сказал я, глядя в небо, — я думаю, что мы можем скоро ожидать Киниямпи.

— Это — конец для вас! — принялась за свое Ивосо. — Вам конец!

— Смотрите! — внезапно закричал Хси, указывая вверх.

Мы услышали, уже на тропе бой барабанов. Шаманы, не переставая бить, плясали вокруг животных. Желтые Ножи, колонной шли за ними, решительно продвигаясь вверх.

— Да смотрите же! — настаивал Хси, показывая на тарна появившегося в небе.

Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Мы обречены! — в отчаянии кричал Хси.

Мужчины вокруг нас кричали, и руками закрывали лица.

Нам пришлось присесть, спасаясь от пыли и камней, пролетающих мимо нас, и чтобы не быть сброшенными с края обрыва бурными вихрями поднятыми взмахами могучих крыльев. Этот монстр приземлился среди нас.

— Это — Ваканглисапа! — в ужасе кричал Хси. — Это — Ваканглисапа, Магический Тарн!

Я медленно приблизился к крылатому монстру, и, протянув руку, коснулся его клюва. А когда гигантская птица опустила свою голову, я взял ее в руки и заплакал.

— Приветствую тебя, Убар Небес, — торжественносказал я. — Мы снова вместе.

— На востоке видно облако, — объявил наблюдатель, — небольшое, но стремительно двигающееся.

— Это прибывают Киниямпи, — пояснил я. — Мой друг летел впереди них.

Мужчины пораженно смотрели то друг на друга, то на нас с тарном.

— Принесите веревку обхвата, и поводья, — приказал я. — И отбросьте кожу вигвамов и шесты, которые скрывают наших тарнов. Мы должны встретить наших гостей.

Мужчины торопливо ушли.

Вчера ночью большой костер был зажжен на вершине Скалы Советов вовсе не просто так. Это огонь был первым в линии из десяти таких сигналов. Каждый следующий вспыхивал, как только был замечен свет предыдущего. Ближе к утру, какие-то отдельно, а некоторые группами по две — три птицы, под покровом темноты, наши тарны были перегнаны на Скалу Советов. Мы скрыли их внутри специально подготовленных вигвамов. У нас было в наличие восемнадцать таких птиц, среди них тот, что прибыл к нам сам с останками Киниямпи, те два диких тарна, которых мы поймали сами посредством ямы-ловушки, и пятнадцать угнанных в набеге. Этих тарнов мы перебазировали из Двух Перьев в загон Ваниямпи, которым теперь командует Сэйбар. Там, скрытые днем и обучаемые ночью, и находясь в пределах достижимости Скалы Советов, они ждали нашего сигнала.

Я повязал веревку обхвата на большого черного тарна, и закрепил на клюве птицы уздечку.

Бой барабанов слышался уже на последнем подъеме тропы перед вершиной.

— Солдаты на заднем склоне уже около вершины, — сообщил наблюдатель.

— Сопротивляйтесь, как можете, — пожелал я.

Тарны появились из отброшенных в сторону вигвамов.

Я запрыгнул на спину Убара Небес, и мне вручили оружие. Кэнка, Хси и Кувигнака торопливо взбирались на своих птиц.

Нетерпеливо, не ожидая никакой команды или сигнала, вытянув шею, Убар Небес взрезал воздух.

— Ко-ро-ба! — крикнул я, название города, в который я был изначально принесен на Гор, Город Утренних Башен.

Тарн кричал. Порывы воздуха взбивали мои волосы. Перья на моем копье бились на ветру словно вымпелы. Я слышал других тарнов, кричащих позади меня, услышал удары их крыльев. Скала Советов осталась позади и ниже меня. Как темная молния, карающая и ужасная, мой огромный черный тарн рассекал небеса.

Внезапно тела и тарны, казалось, выросли вокруг меня. Мы ворвались, пронизали, и поразили порядки Киниямпи. Они не ожидали никакого сопротивления в воздухе, по крайней мере, не так скоро. Я видел расширенные дикие глаза вокруг себя.

Мое копье сбросило наездника с его птицы, вырывая его из веревки обхвата. Краснокожий тарнсмэн полетел вниз, вращаясь, дико размахивая руками и крича. Он становился все меньше, удаляясь с ужасной скоростью, и вот врезался в землю, превратившись в изломанный труп.

Убар небес, раскинул крылья, подняв корпус вверх, выбросил вперед когти, и закричал. Я увидел спутанные кишки, вырванные из тела тарна врага. Я отбил удар копья моим маленьким щитом, и услышал, как воин закричал от ужаса, его щит оказался в тисках огромного клюва моего тарна. Выпотрошенный тарн отвалился от нас, и агонизируя, и вращаясь, отправился в свой последний полет к земле. Дернув своей могучей головой, мой тарн отбросил щит из своего клюва, на расстояние в сто футов, вместе с рукой, все еще вставленной в ремни щита. Убар Небес начал забираться вверх. Множество тарнов кружились вокруг нас и ниже нас. Некоторые сталкивались друг с другом. Я дал своему тарну полную свободу действий. Четыре Киниямпи начали преследовать нас. Мой тарн по-прежнему стремился ввысь. Мы прорвались сквозь облака, эти яркие, высокие туманности. Ниже нас, словно птицы, внезапно выпорхнувшие из снега, из облаков вылетели тарны и их наездники.

— Вы хотите достать солнце? — захохотал я.

Как могло получиться так, что после стольких лет тактика боя со спины тарна оставалась настолько свежей, настолько живой, в страстном, темном мозгу моей могучей птицы? Как эти навыки могли сохраниться столь превосходно, с такой точностью, с такой ужасной остротой, как и в те дни, когда они были изначально отпечатаны в его памяти, высоко над травянистыми равнинами, неподалеку от стен Ко-ро-ба?

Я уже боролся за каждый вдох, а могучие легкие моего тарна работали как кузнечные меха. Я чувствовал их движение между колен. Они с трудом втягивали в себя разреженный воздух. Тем не менее, мы поднялись.

Вдруг тарн перевернулся в воздухе, оставляя солнце за спиной. Другие тарны зависли под нами, яростно колотя крыльями пытаясь удержаться в разреженном воздухе, их силы были исчерпаны. Они не могли подняться выше, и начали возвращаться. Но со стороны солнца на них уже пикировал огромный тарн. Как я и был обучен делать, я сделал максимально возможный вдох перед началом пике. Не невозможно дышать во время такого пикирования, особенно в первые мгновения, даже при возникающем при этом встречном потоке воздуха, но вообще-то рекомендуется этого не делать. Считается что, дыхание в такой ситуации может повлиять на концентрацию, и возможно изменить или усложнить прицеливание. Птица и наездник подобны снаряду. Надо отметить, что и сам тарн задерживает дыхание до столкновения или близости столкновения. Скорость такого пикирования просто невероятна, и точно никогда не вычислялась. Однако, по приблизительной оценке, она может составлять около четырехсот пасангов за ан, или приблизительно двести миль в час.

Раздался треск, как будто сломалось дерево, но это не было дерево. Первый тарн, тот, что был выше всех, получил удар в полную силу по спине, тарнсмэна просто расплющило между этими двумя телами.

Снова Тарн прицелился, и пошел вниз, затем поднял крылья, почти скрыв меня ими. Его когти, похожие на огромные крюки, теперь смотрели вниз.

В эти когти попался второй тарн, схваченный за шею. Обе птицы перевернулись, и я оказался вниз головой, над которой теперь находилась земля, кажущаяся вне моего понимания. Два тарна начали бешено вращаться в воздухе, затем мой Тарн отцепился от шеи другой птицы, начавшей беспорядочное падение. Кровь из разодранной шеи, подхваченная ветром, разлеталась в стороны и падала вниз, как красный дождь.

Крик гибнущего наездника, насторожил третьего тарнсмэна, но через мгновение, острые когти вонзились в его тело. Его птица уже исчерпала все силы, борясь с разреженным воздухом. Всадник был вырван из веревки обхвата, и отброшен в сторону, проваливаясь в облака под нами, и исчезая из виду. Падая, он должен был пролететь сквозь боевые порядки Киниямпи расположенные сейчас ниже облаков, те порядки, что в настоящее время подвергаются нападению других моих товарищей со Скалы Советов. У меня не было никаких сомнений, что ниже этих спокойных, кудрявых облаков шла кровавая битва в воздухе.

Четвертый всадник делал все, чтобы спастись. Он направил своего тарна вниз, исчезая в облаках. Я накренил тарн, и через мгновение, уже нырял в облако, в нескольких сотнях футов от того места, где исчез противник. Путь к спасению, если вы имеете дело с коварным противником, может оказаться дорогой в засаду.

Вот мы уже ниже облаков, и я снова вижу своего противника. Он мчался вниз, чтобы присоединиться к своим товарищам. Это было именно то, что мне и нужно. Я очень надеялся, что он распространит среди них панику.

Однако, я был гораздо меньше доволен тем, что еще я увидел под собой. Впрочем, происходящее все же мало отличалось от того, что я ожидал. Наши смелые тарнсмэны со Скалы Советов сражались среди роящихся Киниямпи. Они уступали численностью едва ли в десять раз. Результатом такого соотношения был, конечно, предрешенный результат, если не вмешается некий новый фактор, нечто неожиданное или необыкновенное, нечто, что могло бы решительно изменить баланс сил в сражении.

То, что наши воины все еще держались, было результатом нескольких факторов, факторов, на которые я так отчаянно положился. Насколько мне стало известно, лишь немногие из племен Прерий справились с тарнами. То, что Киниямпи вообще существовали, среди людей Кайила считалось мифом вплоть до их драматического появления над летним стойбищем. Это позволяло предположить, что такие группы были чрезвычайно редки. Киниямпи, как я догадался, заняли положение, аналогичное тем из Земных племен, которые, первыми приручили лошадей. Это означало, что у краснокожих Летунов не было противников в небе, а, следовательно, и их навыки воздушного боя оставались в зачаточном состоянии, и были основаны опыте работы с кайилой. Точно так же, благодаря нехватке достойных противников, и беспощадному отбору войны, они еще не стали с тарном, тем же, чем был нормальный воин Прерий с его кайилой, а именно, членом спаянной боевой единицы. С другой стороны навыки воинов Кайил в работе со щитом и копьем были свежи в памяти, и наши мужчины были опытными воинами. Во-вторых, я тренировал своих соратников, превращая их в боевые единицы, не только как воина и его тарна, но и учил работать в парах и звеньях. Только сигналы передавались не тарновыми барабанами, а на манер Прерий, свистками из кости херлита.

Но в одном из моих расчетов я был разочарован. Я надеялся, что простое появление огромного черного тарна вселит ужас в Киниямпи, и они уйдут. Те пятеро всадников сделали именно так, когда он внезапно появился, позади меня, около стойбища Желтых Ножей, из которого мы бежали, прихватив пятнадцать тарнов. Однако, в этот раз краснокожие тарнсмэны, возможно из-за их численности или их командира, а возможно их уверенности в силе собственной магии, так не сделали.

В замешательстве они, возможно, были. Напуганными — да. Но они не ушли.

— Вниз, Убар Небес! — крикнул я.

Может быть, они испугались меньше, чем это случилось бы с Желтыми Ножами, Пересмешниками или Кайилами потому, что они были ближе знакомы с тарном, чем эти племена. Возможно, они испугались в меньшей степени потому, что это происходило при дневном свете. А возможно, дело в том тарн имел поводья, веревку обхвата, наездника и приблизился к ним от Скалы Советов.

Их опасения следовало вернуть. И у меня уже сформировался план.

Мы камнем упали вниз, ворвавшись в самую гущу Киниямпи. С криками, тарнсмэны рассыпались вокруг нас. Мы не ударили ни одного из них. Я бросил свое копье поперек, мой щит висел на бедре. Тарн завис, паря в воздухе, пока Киниямпи перегруппировывались. Я указал на троих из них, на одного за другим, а затем скрестил руки на груди, решив дальше править Убаром Небес голосовыми командами.

— Первый повод, — скомандовал я, и птица начала подниматься.

Я видел удивление Киниямпи, когда я выпустил поводья. Их глаза расширились, когда они видели, что мои руки были сложены на груди. Пусть до них дойдет, что Тарн повинуется моему слову. Я не оглядывался назад, опасаясь потерять эффект. Я надеялся, что те трое мужчин последуют за мной.

Как только я вошел в облака, я вскинул свой лук и уложил стрелу на тетиву, держа еще две наготове, и изменяя натяжение поводьев повернул тарна. Темный и безмолвный в дымке облака он лег на обратный курс. Один за другим Киниямпи, последовательно, как я и надеялся, вошли в облако. Это было коридором засады, как это называют. Опытный тарнсмэн обучен, избегать подобных ошибок. Три Тарна, без всадников, вернулись вниз.

Я убрал лук, и снова резко бросил тарна вниз, в строй Киниямпи. Что интересно, как я заметил, всякая борьба затихла в мое отсутствие.

Мой тарн затормозил в воздухе, распластав свои крылья. И снова мои руки были сложены. Я властно указал на воина. Он дико замотал головой и бросил своего тарн прочь. Я указал на другого парня. Но и он отклонил мое приглашение. Одни из Киниямпи ударил в свою, разрисованную грудь, что-то выкрикивая. Недолго думая я указал на него, и еще на двух других. Те парни посмотрели друг на друга с тревогой. Тогда, я величественно отвел от них взгляд.

— Первый повод, — скомандовал я Убару Небес, и мы снова пошли к облакам.

Я внимательно прислушивался к моему чувству опасности. Парень, который ударил себя в грудь, оказался нетерпелив. Лишь только войдя в облако, он бросился на меня, не давая развернуться. У меня не осталось времени, чтобы достать лук. Его копье уже летело в меня, но я успел уклониться, и затем поймать за древко. Тарн к тарну мы держались за одно копье. Я позволил ему думать, что он выдергивает его у меня. Это освободило мою правую руку для ножа. Он принял мой нож, по рукоятку, в левый бок, под ребра. Перерезав веревку обхвата на его тарне, я перетащил тело на спину моего, и добил врага. Подведя тарна к месту в облаках, по моим прикидкам оказывающемуся, как раз над строем Киниямпи, я выпустил труп.

— Ищи, — скомандовал я Убару Небес. Мы двигались спокойно, взмах за взмахом, сквозь подсвеченный солнцем пар облака. Вскоре, также, внутри облака, я разглядел двух других всадников несколько ниже меня. Они держались вместе. Похоже, эти были мудрее, чем предыдущие. Визуальный контакт был короток, и я вновь потерял их в облаке.

— Ищи, — шепнул я Убару Небес.

Убар Небес, получивший свободу действий, начал кружиться, каждый нерв его огромного тела был натянут и насторожен. Я приладил стрелу к тетиве моего лука.

Иногда казалось, что мы были почти неподвижны, дрейфуя или потерявшись во времени и пространстве, и что это влажная туманная субстанция облака течет мимо нас, почти как если бы мы были погружены в странную туманную реку.

Но вот впереди я различил темные пятна. Убар Небес приближался к ним сзади и справа. Большинство мужчин — правши. Таким образом, для них труднее, повернуться и стрелять через правое плечо. Убар Небес был обученным для войны тарном.

Стрела, пущенная с расстояния не более пятнадцати футов, вошла в тело правого всадника под левую лопатку, и почти в то же самое мгновение Убар Небес, с торжествующим криком, своими ужасными кривыми, когтями вырвал тело наездника слева от нас из веревки обхвата. Я перехватил поводья Тарна, чьего наездника я поразил стрелой, при этом мне пришлось пригнуть голову, уклоняясь от удара крылом. Когда крыло, на мгновение, замерло, я схватился за торчащую из груди жертвы стрелу, протаскивая ее сквозь тело. Я не хотел оставлять видимых свидетельств того, как именно всадник встретил свой конец. Тарн вновь поднял свое крыло, и меня чуть не сбросило со спины Убара Небес. Второй краснокожий истошно кричал, запертый в когтях подо мной. Окровавленная стрела вернулась в колчан. Я с трудом удерживал поводья тарна, держа птицу около нас, почти вжимаясь в спину Убара Небес. Все же эта уздечка сделана для управления, а не для ведения птицы на поводу, в результате приходилось каждый раз уклоняться от удара крыла, близколетящего животного. Я перерезал веревку обхвата, когда мы были приблизительно над порядками Киниямпи, и позволил телу соскользнуть со спины. С некоторым сожалением я выпустил трофей, и он резко ускорившись, исчез во мгле облака.

Труп, казалось бы свалившийся с неба, из облаков, загадочно, необъяснимо, как метеор пронзил строй врагов, и понесся дальше на встречу с полями.

Мы все еще парили высоко в облаках, над кружившими ниже Киниямпи. Я выдерживал подходящий интервал. Мужчина кричал от боли и ужаса подо мной.

Мне вспомнился найденный в летнем стойбище ребенок, убитый и искалеченный.

— Научи меня убивать, — просил меня тогда Кувигнака.

— Отпускай, — скомандовал я Убару Небес.

Мужчина, бешено размахивая руками, кувыркаясь и дико крича, быстро исчез внизу, утянутый силой тяжести к далекой земле.

Я выждал еще немного для закрепления эффекта, и затем снова бросил Убар Небес вниз. Из пике мы вышли прямо среди перепуганных Киниямпи. Я вновь демонстрировал всем свои сложенные руки. Пусть они полюбуются, какой мощной магией обладают их враги.

По-королевски, властно, я ткнул пальцем в вождя Киниямпи, он выделялся среди остальных своим видом, и тем, что рядом с ним держался воин, несший оперенный жезл — жезл сражения.

Он яростно замотал головой, и тогда я, размашистым жестом, указал на восток, то направление, откуда они прилетели. Не собираясь более испытывать судьбу, он резко повернув своего тарна, и зло выкрикнув, сопровождаемый своим соратниками, удалился.

— Быстрее! — крикнул я Кувигнаке, Кэнке, Хси и другим. — Назад к Скале Советов!

Солдаты уже взяли и удерживали плацдарм на вершине восточного склона Скалы Советов, прикрывая своих, поднимавшихся следом, связанных между собой, товарищей. На противоположенном склоне, медленно, под бой магических барабанов медицины, с шаманами танцующими вокруг животных, двигалась процессия Желтых Ножей. Восточная сторона Скалы Советов казалась покрытой гирляндами из мужчинам и веревок.

Наши тарны, с яростными криками, скрежетом когтей, взмахами крыльев, промчались среди пораженных солдат на плацдарме, хватая и разрывая их тела, даже сбрасывая некоторых из них порывами ветра поднятого могучими крыльями. Ободренные защитники прыгнули вперед и покончили с оставшимися. Мы посадили птиц среди разбросанных тут и там тел, красных и белых.

Бросив взгляд вниз, на мужчин, все еще карабкавшихся по веревкам к вершине, и сказал:

— Пусть те тарновые всадники, кто потерял женщин и детей в летнем стойбище, позаботятся о них!

Через мгновение тарны уже сорвались с платформы. Они хватали веревки и людей когтями, отрывая их от поверхности склона. Воздух наполнился криками и стонами. Стоило сбросить одного наемника, как он увлекал за собой всю цепочку. Целые клубки из людей скатывались вниз к подножию скалы.

Я бросился бежать во главе воинов через плоскую вершину Скалы Советов. Желтые Ножи, на западном склоне, будучи закрыты горой, и ничего не зная о том, что произошло в небе на востоке, и на восточных сторонах скалы, не воздержались от их шествия к вершине. Продолжая напевать свои заклинания, под пульсирующий бой барабанов, они продолжили подъем по тропе.

— Вы разбиты! — закричала Ивосо, завидев нас. — Вам конец!

Привязанная к столбу, она, также, была не осведомлена о событиях на востоке.

Желтые Ножи проходили по тропе не далее, чем в двадцати пяти футах ниже меня. Во главе их, окруженные шаманами, бьющими в барабаны и танцующими, шли Сардак с Когом, и пятеро других кюров. Был здесь, среди Желтых Ножей, и Альфред со своими наемниками, и Желтый Нож, в котором я признал третьего из военных вождей, присутствовавших в летнем стойбище. Он не принимал участия, насколько я знаю, в более ранних атаках. Возможно его намерением, изначально было участие в ожидаемом решительном окончании осады, в окончательной победе его сил.

В прошлый раз сопротивление прекратилось при одном только появлении кюров. Даже и теперь укрепление на вершине была оставлено. Приблизительно за пятьдесят — семьдесят футов до заграждения шествие остановилось. Барабанный бой прекратился. Шаманы прекратили танец, и отступили в тыл.

Ког и Сардак вышли вперед с сопровождение остальных монстров.

Заграждение больше не пустовало. На нем, прямо на бревнах и кольях, теперь возвышался гигантский кюр. Ветер шевелил его мех.

Желтые Ножи толпились сзади, тревожно глядя друг на друга. Они посматривали и на Кога с Сардаком, но животным похоже было не до них. Они, забыв обо всем, стояли на каменистой тропе, как будто были оглушены или поражены электрическим током.

Кюр на укреплении раздувал свои ноздри, читая запахи. Сардак вышел вперед, и встал вертикально, увеличивая свое поле зрения. Уши монстра на баррикаде, одно из которых было наполовину оторвано, сами собой прижались к бокам головы.

Уши Сардака, также, откинулись назад.

Я видел, как появились когти задних лап, или если хотите ног у монстра на укреплении. Это движение было повторено и Сардаком. Животные не разговаривали друг с другом. В словах сейчас не было необходимости.

Стремительно, с невероятным изяществом и легкостью для такого большого существа, монстр спрыгнул с баррикады на тропу. Сардак, позвякивая двумя кольцами красноватого сплава на левом запястье, продвинулся ему на встречу.

Они замерли, приблизительно в десяти футах друг от друга, лицом к лицу, один на один, на тропе, между укреплением и другими кюрами.

Два монстра опустившись на четвереньки, начали кружить друг вокруг друга. Иногда, то один, то другой поднимали лапы, рычали, или делали внезапные движения, но не для атаки, а скорее, чтобы увидеть реакцию другого. Клыки обоих были оскалены.

У меня волосы на затылке встали дыбом. Я пораженно смотрел на разворачивающееся действие и задавался вопросом, было ли то, что я видел отголоском тех древних традиций кюров, зародившихся задолго до создания стальных миров, и даже прежде, вообще развития их технологий. Или же это происходит даже сегодня, в их стальных кораблях, во время дуэлей.

Закончив разведку эти два зверя, присели на корточки, подогнув задние лапы, лицом к лицу, как если бы они были довольны друг другом. Стороннему наблюдателю они, возможно, показались умиротворенными. Но я чувствовал, что в их могучих телах, глубоко под их мехом, напряжен каждый мускул, дрожит каждый нерв. Они были такими же спокойными, каким бывает пистолет, с напряженным пальцем на спусковом крючке с выбранной слабиной, и балансирующий на грани выстрела.

Внезапно, оба животных как один прыгнули друг на друга, столкнулись, и казалось, превратились в катящийся клубок мелькающих лап, зубов и когтей. Со стороны это было похоже на одно единственное странное животное бьющие, режущее и рвущее собственное тело. Яростное рычание и зловещий скрежет когтей о камень тропы. Брызги крови и клочья меха, летящие во все стороны.

Внезапно клубок распался, они отступили друг от друга, и снова начали кружить не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.

Прыжок, и новое столкновение когтей и клыков. Их движения, захваты и уходы, укусы и рывки, удары и блоки, настолько стремительны, что я не мог даже уследить за ними. Сила и скорость таких ударов просто поразительны.

Звери вновь разорвали дистанцию.

Шаманы Желтых Ножей испуганно смотрели друг на друга. На скале была кровь. Значит такие животные, животные мира духов, могли истекать кровью!

Я подозревал, что Зарендаргар, Безухий, мой друг, уже определил все, что ему требовалось, и принял решение. Но я не думаю, что в этот момент Сардак понял это.

Я уложил стрелу на тетиву лука.

Еще раз монстры столкнулись и обменялись жестокими ударами. Но в этот раз, все пошло несколько иначе, и неуловимым движением Зарендаргар зашел за спину Сардака. Тот бросил назад свою голову, чтобы прикрыть область между черепом и спиной, его глазами превратились в две дикие луны, но уже было слишком поздно. Зарендаргар, удерживая противника в руках, своими массивными челюстями, дюйм за дюймом, отжимал голову вперед. И вот со звуком рвущихся мускулов и кожи, и сокрушенных костей, челюсти генерала сомкнулись. Шокированные люди затаив дыхание, смотрели, как Зарендаргар, продолжая удерживать зубами наполовину перекушенную шею, свирепо встряхнул тело врага. Он отбросил уже труп, и подпрыгнул высоко вверх, царапая себе грудь. Приземлившись, монстр задрал голову к солнцу и воем заявил о своей победе. Еще какое-то время тело на скале еще кровоточило, сердце зверя, еще не зная о гибели хозяина, выталкивало порции алой жидкости, растекавшейся по меху. Голова лежала под неестественным углом к телу, оставшись скрепленной с ним лишь горлом и кожей. Зарендаргар зарычал и прыгнул склон скалы, затем отступил, и прыгнул снова. Солнце и небо снова услышали победный рев кюра. Я мог рассмотреть в его пасти кровь и клочья меха его врага. Клыки были до сих пор окрашены в красный цвет. С длинного темного языка, появляющегося и исчезающего подобно змеиному, слетала кровавая слюна и пена. Кюры, напомнил я себе, не люди.

Желтые Ножи, все как один, отпрянули.

Зарендаргар схватил тело Сардака руками и поднял над головой. Рука Сардака, та, что с двумя кольцами красноватого сплава, свисала безжизненно. Голова висела в футе от тела. Зарендаргар развернулся к краю тропы, швырнул труп вниз на скалы.

Я отпустил тетиву своего лука, и стрела пронзила сердце Кога. Оперение почти исчезло меху, на мгновение напрягшегося и через миг упавшего монстра.

Воины Кайилы появились на краю расщелина рядом со мной. Не заставили себя ждать и те, кто оборонял баррикаду.

Желтые Ножи начали отходить вниз по тропе. Военный вождь что-то крикнул им, по-видимому, приказывая оставаться на месте. Шаман повернулся и скрылся за спинами воинов. Кюры смотрели, то вокруг себя, то друг на друга. Похоже, ни один из них не стремился выйти против Зарендаргара.

Зарендаргар, морда и тело которого была покрыты кровью, своей и чужой, стоя перед баррикадой, поднял свои руки и зарычал.

— Стоять! — по-гореански закричал Альфред тем, кто стоял около него. — Стоять! Прекратить отступление! В атаку! В атаку!

Я думаю, что немногие, за исключением горстки солдат, поняли его команды. Никто не решался двинуться с места.

— Вперед! В атаку! — надрывался Альфред.

Он даже сделал несколько шагов вперед, но было совершенно ясно, что никто, не собирался последовать за ним.

— В атаку! — отчаянно кричал он.

Желтые Ножи нерешительно смотрели друг на друга. Они были растеряны. Они дрогнули. Казалось, что их магия подвела их. Они потеряли свою магию.

В этот самый момент Убар Небес показался за моей спиной, четко обрисованный на фоне неба. Он расправил могучие крылья, взмахнул ими подняв ветер, и издал клич, которым дикие тарны вызывают соперника на поединок.

Этого Желтые Ножи уже не выдержали и в ужасе побежали.

Воины Кайила перемахнули через заграждение, размахивая палицами, копьями, щитами и ножами. Ниже на тропе началась паника.

С высоты обрыва на бегущих Желтых Ножей обрушился ливень стрел. Схватки вспыхнули в дюжине мест тропы. Некоторые из наших воинов — тарнсмэнов, повели своих птиц в бой, добавляя паники в рядах врагов. В очередной уже раз Желтые Ножи вынуждены были бежать вниз, толпясь на тропе и сбрасывая вниз своих же соплеменников.

— Смотрите! — показал я, появившиеся на западе, столбы пыли.

— Они пришли! — ликующе закричал Кувигнака.

— Да, — счастливо кивнул я.

Это могли быть только Пыльноногие, Слины и Пересмешники — племена, к которым мы послали гонцов.

Мы были приманкой, на Скале Советов, чтобы заманить Желтых Ножей и солдат в ловушку, ловушку, которую остальные племена, действующие в союзе, должны были захлопнуть. Конечно же, они сами было кровно заинтересованы в этом. Желтые Ножи, заключив союз с бледнолицыми солдатами, предали Память. Таким образом, согласно Памяти, старинная трагедия, теперь почти затерянная в легендах, грозила повториться. Прерии должны быть защищены. А, кроме того, кощунство нападения на летнее стойбище должно быть наказано. Разве за это не должно быть отмщено? Еще более серьезной угрозой стали Киниямпи, прибывшие из западных земель. Такие союзы, как возникшая было коалиция Желтых Ножей, с бледнолицыми и Киниямпи, угрожали устоявшемуся равновесию сил между племенами в Прериях. Такие события могли вызвать беспорядки, влияющие на миграции кайилиауков, и вынуждающие племена менять наследственные охотничьи угодья. Аргументы наших агентов были, как нам казалось, убедительным. Только, слишком поздно они прибыли, чтобы нам помочь в драке. Однако, достаточно вовремя, чтобы перекрыть сотни путей для отступления, пресечь тысячи путей побега, и нанести потери бегущему, деморализованному врагу.

Я увидел, как Альфред получил по затылку тяжелым обухом деревянного канхпи.

Ивосо, привязанная к столбу, побелела от ужаса, видя отступление Желтых Ножей.

Я указал Хси на медленно пробивающегося по тропе среди дерущихся людей воина. Это был третий из тех военных вождей в летнем стойбище Кайила.

— Я вижу его, — кивнул Хси.

Мужчина нес лук и стрелы. Он двигался целенаправленно. Стрела уже лежала на тетиве.

Его лицо было искажено гневом, и одновременно ужасным страданием. Он остановился на тропе ниже нас. Ивосо, беспомощно привязанная к столбу, застонала. Она что-то умоляюще крикнула ему. Она представляла отличную неподвижную мишень, всего в нескольких шагах выше его. Ее лодыжки были привязаны к столбу, талия также была опоясана глубоко впившейся в живот сыромятной веревкой вокруг столба, то же самое было с ее шеей и руками связанными сзади и обхватывающими столб. Девушка снова крикнула ему, срывающимся голосом. Все что она могла сделать, это лишь слегка подергиваться в державших ее путах. Я отметил, что наконечник был направлен точно в ее сердце. Стрела прыгнула с тетивы, стремясь скорее достичь голой привязанной красотки. Хси успел подставить свой щит, и стрела, зазвенев, рикошетом ушла футов на сто вверх. Желтый Нож что-то гневно крикнул, развернулся, и побежал вниз по тропе.

— У меня есть кое-какие дела, — сказал Хси.

Он легко и стремительно, отбросив щит и вооружившись только ножом, бросился от нашей позиции к вершине тропы, к нашему укреплению. В следующий раз я увидел его, через несколько мгновений, пробивающегося вниз по тропе.

Он вернулся вскоре. Ивосо задыхаясь, натягивая веревки, державшие ее шею, пыталась отвернуть голову.

— Смотри, — приказал Хси.

Ивосо беспомощно посмотрела на свежесрезанный окровавленный скальп, висевший перед ее лицом, зажатый в кулаке Хси.

— Это — скальп того, кто чуть не убил тебя, — объяснил Хси, — того, с кем Ты организовала заговор.

— Смотри, — рявкнул Хси, закрывшей было глаза Ивосо.

Девушка снова открыла глаза, смотря на кровавый трофей.

— Ты поняла? — спросил Хси.

— Да, мой похититель, — ответила она тонким срывающимся голосом.

Позволив девушке, как следует рассмотреть его, Хси подвесил скальп к своему поясу. Кровь с него заструилась вниз по его голому бедру, он как обычно был одет в один бричклаут.

Это был скальп того, кто был третьим из военных вождей в летнем стойбище.

Ивосо закрыла глаза, в страдании отвернув голову, насколько позволяли веревки, держащие ее под подбородком.

Я снял веревку обхвата с Убара Небес, удалил уздечку с его огромного клюва.

— Ты — свободен, Дорогой Друг, — сказал я, ласково погладив его страшный клюв. Птица склонила голову, прижав ее ко мне. Убар Небес не был женщиной, той, кто принадлежит и подчиняется, тем, кто в случае надобности может быть плетью принужден к любви и покорности, кем-то беспомощным у ног хозяина.

— Тропа очищена, — заметил я Хси.

— Да, — кивнул он.

Я видел, что пять кюров, тех, что были с Сардаком и Когом, лежали убитые на тропе. Они были утыканы стрелами и изрезаны в лоскуты. Некоторые, возможно, были убиты самими Желтыми Ножами, которые, в гневе, наконец, поняв предательство и мошенничество с их стороны, напал на них. Нескоро теперь настанет время, когда Кайила или Желтые Ножи, снова примут таких животных за сверхъестественных существ, гостей от мира духов.

— Ты видишь те облака пыли? — поинтересовался Хси у Ивосо, указывая на разные места на западе.

— Да.

— Это идут Слины, Пыльноногие и даже Пересмешники, — объяснил он, — чтобы перехватить твоих соплеменников, и устроить среди них резню.

Я уже видел всадников даже в лагере Желтых Ножей. Их вигвамы горели.

— Будет много трофеев, много кайил будет захвачено, — отметил Кувигнака. — Несомненно, они сочтут свое путешествие удачным.

— И им нет необходимости нападать на летнее стойбище, — горько сказал Хси.

Ивосо рыдала.

— Что-то нужно? — спросил Хси.

— Нет, мой похититель, — всхлипнула Ивосо.

— Желтые Ножи побеждены, — объявил ей Хси. — Они рассеяны. Они бегут, спасая свои жизни.

— Да, мой похититель.

— Для тебя больше нет никакой надежды на спасение, моя привязанная к столбу, голая шлюха Желтых Ножей, — сказал Хси.

— Нет, мой похититель, — признала она.

— Ты теперь совершенно одинока.

— Да, мой похититель.

— Ты теперь принадлежишь Кайилам, — добил он ее.

— Да, мой похититель.

Глава 48 Две женщины

— Освободи рабыню, — приказал Хси Ивосо, указывая на Блокету.

— Слушаюсь, мой похититель, — покорно ответила Ивосо.

Я смотрел вниз с края обрыва на лагерь победителей, раскинувшийся у подножия скалы, на том же месте, где еще вчера, стояли вигвамы Желтых Ножей. Теперь это место занимали Пыльноногие, Слины и Пересмешники.

— Я освобождаю Вас, — сказал Ивосо Блокету, возясь с узлом на ошейнике, торопясь поскорее снять его.

Было раннее утро.

Мы с девушками находились на краю обрыва около столбов. Однако сегодня мы не привязали их, как это было прежде. Они провели эту ночь в тюремном вигваме, как и все предыдущие, связанными и с мешками на головах. Они были все еще раздеты, как прежде. В другом таком же вигваме, так же связанные, сидели Альфред, и четверо из его офицеров. Он не погиб от удара от канхпи по голове. Это были все, кто выжил из наемников.

— На колени, Свободные Женщины, — скомандовал Хси.

Обе нагие девушки, опустились на колени на камень у его ног.

— Опустите головы.

Они опустили свои головы.

— Я объявляю Вас обеих рабынями племени Кайил, — сказал Хси.

Рабыни задрожали.

— Ваши бывшие имена, «Блокету» и «Ивосо», теперь даны вам как имена рабынь, — объявил он.

Названные рабыни не переставали дрожать.

— Можете поднять головы, — разрешил Хси.

Испуганные, ставшие общими рабынями девушки подняли головы. Блокету пытался прочитать в глазах Кувигнаки, а Ивосо в глазах Хси, что будет с ними дальше. Положение девушки в статусе общей рабыни довольно неоднозначно. Что должна делать девушка, как она должна действовать, к кому она должна иметь отношение? В таком статусе она — безличная собственность, государства, клана или племени. Ни у какого особого владельца, вероятно, не будет необходимости беспокоиться или заботиться о ней. Она, будучи такой рабыней, не сможет улучшить ни себя, ни свои условия существования, ни даже обеспечить, до некоторой степени, возможность своего выживания, постаравшись стать, в силу глубоких, добрых, тонких, интимных и изящных отношений, дорогим призом, сокровищем ее владельца.

Хси стоял рядом, покачивая смотанной веревкой в руке. Вдруг он без всякого предупреждения ударил ей Ивосо.

— Тебя когда-нибудь пороли? — поинтересовался он.

— Ваш удар — первый, который когда-либо доставался моему телу, Господин, — признала она, и тогда следующий жестокий удар обрушился на ее спину.

— А-а-о-о! — закричала она, прижимаясь головой к камню.

— Ты красива? Отвечай «Да» или «Нет», — потребовал Хси.

— Нет! — крикнула Ивосо.

— Лживая рабыня! — закричал парень, ударил ее еще раз.

— Ты красива? — повторил свой вопрос Хси.

— Да! Я красива! — сквозь слезы прокричала Ивосо.

— Заносчивая, высокомерная рабыня! — усмехнулся Хси. — Конечно, Ты должна знать, что это суждение более подобает делать владельцам, чем их порабощенным девкам. Кажется, тебя все же нужно выпороть.

— Пощадите, Господин! — зарыдала Ивосо.

Краснокожий еще дважды хлестнул ее веревкой. Девушка рыдала, опустив голову к его ногам.

— Ты упорствуешь в том, чтобы быть непослушной?

— Господин! — она вскрикнула, пытаясь протестовать.

— Отвечать «Да» или «Нет», — приказал он.

— Господин!

— Да, или нет?

— Нет, — крикнула она. — Нет!

— Значит, Ты признаешь, что ранее была непослушна, — сделал он вывод, и нанес еще три суровых удара.

— Ты упорствуешь в том, чтобы быть непокорной? — спросил, он снова.

— Да! — жалко вскрикнула Ивосо.

— Значит, ясно, что тебя нужно пороть, или убить, — заявил он, и веревка упала на спину девушки еще пять раз.

— Нет. Нет! Не-е-ет! — навзрыд ревела она.

— Тогда, повторяю вопрос, — зло сказал он: — Ты признаешь свои предыдущие действия ошибкой?

Веревка еще раз обрушилась на спину девушки. Теперь Ивосо уже лежала животом на твердом камне. Ее нежное тело валялось у ног Хси, содрогаясь от рыданий. На светло коричневой спине отчетливо проступали более темные красные полосы.

— Ты считаешь себя обманутой? — поинтересовался Хси, и вдруг процитировал замечание Ивосо обращенное к Блокету в ее же вигваме, подслушанное нами ночь их захвата: — Как видишь, нетрудно обмануть глупую рабыню.

— Нет, Господин, — всхлипнула она.

Я подумал, что Блокету может чувствовать себя отмщенной.

— Пожалейте меня, Господин, — простонала Ивосо.

— На колени, — резко скомандовал Хси, и обе девушки мгновенно оказались на коленях у его ног.

— В силу власти, данной мне как командиру Солдат Слинов, и в соответствии с пожеланиями моего отца, Махпиясапы, гражданского вождя клана Исбу племени Кайила, — торжественно проговорил Хси, — Я объявляю Вас обеих, свободными.

Они пораженно уставились на него.

— Печально, — сказал он им, и, повернувшись ко мне, попросил, — принеси шест и веревки.

Я принес длинный шест, приблизительно семи футов длиной, и привязал его к шеям Блокету и Ивосо. Их руки я связал за спинами.

— Что происходит? — удивленно крикнула Ивосо.

— Ты попробовала вкус рабства, — объяснил Хси. — Теперь Вы обе освобождены.

— Но, почему!

— Теперь, Вы обе сможете с полной ответственностью свободного человека, предстать перед правосудием народа Кайил.

Блокету горько зарыдала.

— Нет! — закричала Ивосо. — Нет!

Глава 49 Правосудие

— Нет сомнений, что относительно вины этих двоих, — заявил Махпиясапа.

Мужчины вокруг и позади него, одобрительными возгласами выражали свое согласие.

— Синто! — слышалось со всех сторон. — Конечно! Конечно! Согласны!

Две женщины, связанные друг с дружкой с помощью шеста за шеи, дрожа, стояли на коленях перед мужчинами.

— Показания свидетелей заслушаны, — продолжал меж тем Махпиясапа. — Доказательства ясны. Относительно их причастности к нападению на летнее стойбище сомнений нет.

— Синто! — поддержали мужчины. — Согласны!

— На их совести заговор против народа Кайил, — объявил Махпиясапа.

— Синто! — послышались крики.

— Они предали народ Кайил, — обвинил Махпиясапа.

— Синто!

— У вас есть что сказать? — строго спросил вождь.

Девушки молчали, опустив головы вниз. Им нечего было сказать.

— Вы признаны виновными, — объявил Махпиясапа.

Осужденные затряслись от рыданий.

— Учитывая, что одна из вас была когда-то дочерью вождя клана Исанна племени Кайила, Ватонки, который прежде был великим воином среди нас, и был даже моим другом, а другая была ее служанкой, мы не будем подвергать вас пыткам.

— Махпиясапа милосерден, — сказал кто-то.

— Наши женщины будут не довольны, — заметил другой.

— Вас будут рассматривать с достоинством свободных женщин, — пообещал Махпиясапа.

— Давайте огласим приговор, — предложил Кахинтокапа из клана Касму племени Кайила, командир Наездников Желтой кайилы.

Блокету еще ниже склонила голову.

— Продолжайте, — гордо сказала Ивосо. — Выносите свой приговор! Я не боюсь рабства!

— Утром, приведите их к верхней точке тропы, к тому месту, где мы поставили укрепление. С того места, они будут сброшены вниз на скалы, — огласил приговор Махпиясапа.

Блокету ошеломленно смотрела на него, не в силах выговорить ни слова.

— Нет, — пронзительно завизжала Ивосо. — Нет! Не-е-ет!

Глава 50 Что произошло на вершине тропы

Мы стояли на вершине тропы, поблизости от того места, где было наше заграждение. Прохладный утренний ветер шевелил волосы. Только что рассвело.

Две осужденных женщины стояли чуть впереди нас. Они были раздеты, их руки были связаны за спиной. Волосы обеих были расплетены. Они выглядели мертвенно-бледными. Они казались оцепенелыми. Похоже, что они едва могли самостоятельно стоять. Их медленно подталкивали вперед, к краю. Кувигнака рукой одновременно подталкивал и поддерживал Блокету. Рука Ивосо была в стальном захвате Хси.

— Свяжите им ноги, — приказал Махпиясапа.

Блокету и Ивосо с трудом держались на ногах пока Кувигнака и Хси, присев, обматывали веревками их щиколотки. Они связали ноги девушек на манер стреноживания животных, когда лодыжки не пересекаются, и ноги остаются параллельны друг другу. Таким образом, пленницы, будучи надежно связаны, могли стоять, не теряя равновесия, немного переставлять ноги.

— Осужденные присутствуют? — торжественно спросил Махпиясапа.

— Да, — отозвался Кувигнака.

— Да, — ответил Хси.

— Их руки связаны?

— Да, — доложил Кувигнака.

— Да, — кивнул Хси.

— Их ноги связаны?

— Да.

— Да.

— Приведите приговор в исполнение, — приказал Махпиясапа.

Позади него и стояли члены совета. За ними держались остальные защитники Скалы Советов.

Кувигнака схватил Блокету сзади за руки.

— Нет, Не-е-ет! — безумно выкрикивала она, и в ужасе перед открывшейся перед ней бездной отклоняла голову назад.

Но Кувигнака подталкивал ее непреклонно и неумолимо, к краю обрыва.

— Я прошу альтернативы! — закричала Блокету. — Я прошу альтернативы!

Кувигнака ослабил нажим, оглянулся и вопросительно посмотрел на вождя.

— Какова альтернатива? — срывающимся от ужака голосом пискнула Ивосо.

Махпиясапа сделал знак, и Кувигнака, на самом краю тропы, выпустил Блокету. Девушка упала на колени и неловко, извиваясь, сдирая о шершавый камень кожу с колен, отползла назад подальше от края. Она, тряслась от пережитого ужаса, стоя на коленях лицом к Махпиясапе.

— Я прошу альтернативы, Господин! — истерично подвывая, взмолилась она.

— Господин? — поднял брови Махпиясапа.

— Да, Господин! — рыдала она. — Как рабыня я должна так обращаться ко всем свободным мужчинам, Господин.

— Ты не рабыня, — напомнил Махпиясапа. — Ты — свободная женщина.

— Нет, Господин! Я — рабыня! Рабыня! Я объявляю меня рабыней! — запричитала она. — Я была рабыней в течение многих лет, тайной рабыней. Теперь я признаюсь в своем обмане. Я признаю, что я была рабыней, и только рабыней, в течение многих лет! Простите меня, Господин!

— Вы только посмотрите на ее колени! — воскликнул один из мужчин.

Девушка пораженно поглядела вниз. Ее колени были широко распространены как будто сами собой, без участия своей хозяйки, приняв позицию рабыни для удовольствий. Это было сделано небрежно, естественно, подсознательно. Такие вещи могут предать женщину. Но Блокету не свела колени. Она, напуганная до безумия, осталась в позорной позе.

— Рабыня! — послышались презрительные выкрики мужчин.

— Ты что — бледнолицая женщина? — поинтересовался кто-то.

— Мы — все сестры, — грустно ответила она. — Я — не лучше и не хуже их.

— Ты объявляешь себя рабыней? — с любопытством уточнил Махпиясапа.

— Да, Господин, — подтвердила Блокету.

— Теперь, Ты — рабыня, даже если прежде не была ей, — провозгласил вождь.

— Да, Господин.

— Как тебя зовут? — спросил Махпиясапа.

— У меня нет имени, — был ответ рабыни.

— Это рабыня, — сказал Махпиясапа членам совета, стоящим около него, — естественно, что она не достойна быть подвергнутой благородной казни свободной женщины.

Члены совета закивали, показывая свое согласие.

— Позже, бесстыдная рабыня, — обратился Махпиясапа к той, кто когда-то была Блокету, — будет решено, что должно быть сделано с тобой, с той, кто набрался наглости и заслуживающей наказания дерзости, прикидываться свободной женщиной.

Рабыня трясясь, склонила голову.

— По крайней мере, эта — свободная женщина — усмехнулся Хси, хватая Ивосо сзади за руки.

— Тогда, в ее случае, стоит привести вынесенный приговор в исполнение! — сердито заявил Махпиясапа.

— Не-е-ет! — заверещала Ивосо, беспомощной куклой обвисшая в беспощадных руках Хси. — Я прошу разрешения встать на колени!

Хси вопросительно посмотрел на отца, и тот позволил плачущей Ивосо упасть на колени.

— Я, тоже рабыня, — сквозь плач, скороговоркой, выкрикнула она. — Я, рабыня!

Она бросила свое нежное тело на камень тропы к ногам Махпиясапы. Оказавшись на животе перед ним, с руками связанными сзади и стреноженными ногами, она, извиваясь, достигла его ног, и беспомощно принялась прижиматься губами, снова и снова, к его мокасинам, покрывая их поцелуями.

— Я, тоже рабыня! — заливалась она слезами.

— На колени, — сурово скомандовал ей вождь.

Она с трудом, извиваясь и дергаясь поднялась на колени. Все, и она в том числе, удивленно заметили, что ее колени при этом оказались широко расставлены. Но девушка, как и ее предшественница не сделала даже попытки свести их.

— Говори! — приказал Махпиясапа.

— Я объявляю себя рабыней, — заявила она. — Я, также, признаюсь, что в тайне давно была рабыней, лишь маскируясь в течение многих лет, под свободную женщину!

— Это правда? — уточнил Махпиясапа.

— Да, Господин.

— Она лжет, чтобы избежать скал, — презрительно сказали из толпы.

— Она может думать, что лжет, — заметил Махпиясапа, — но использовать такую ложь только та, кто действительно является рабыней.

— Это верно.

— В любом случае, она уже объявила себя рабыней.

— Да.

— Понимаешь ли Ты то, что одних только этих слов о признании себя рабыней, достаточно, чтобы стать рабыней, даже если Ты ей никогда не была прежде? — уточнил Махпиясапа и Ивосо.

— Да, Господин, — ответила она.

Как я уже ранее указывал, в подобных ситуациях, такие вещи как намерения и желания, не важны для юридического вступления в силу, достаточно только слов признания.

— Как тебя зовут? — спросил Махпиясапа.

— У меня нет имени, — сказала она, опустив голову.

— Эти женщины — рабыни, — заключил Махпиясапа, поворачиваясь к совету. — Они больше не могут быть подвергнутым благородной казни достойной свободных женщин.

Совет ворчанием выразил свое согласие.

— В таком случае, приговор отменен, — огласил свое решение Махпиясапа.

Девушки обрадовано смотрели на вождя.

— Теперь отдайте их женщинам, — предложил кто-то сзади.

— Они будут рады получить их, — усмехнулся другой.

— Так следовало поступить с самого начала, — поддержал третий.

— Пожалуйста, нет, — взмолилась та, кто прежде была Блокету.

— Как рабыни, теперь вы можете быть подвергнуты длительным и мучительным пыткам, и даже не обязательно за преступления, или проступки, а просто по прихоти хозяина, — напомнил Махпиясапа двум рабыням.

Девушки задрожали, глядя на него, широко открытыми от ужаса глазами.

— Отдайте их женщинам, — смеялись мужчины вокруг.

— Возьмите нас себе в качестве рабынь, — взмолилась та, кто раньше была Блокету.

— Пожалуйста, Господа! — заплакала та, кто когда-то была гордой Ивосо.

— Я не принимаю Вас как рабынь племени Кайил, — объявил Махпиясапа.

Отвергнутые девушки затряслись в панике.

— Есть ли здесь кто-либо, кто примет этих рабынь? — громко спросил Махпиясапа, но желающих не нашлось.

— Отдать их женщинам, — снова послышалось предложение из толпы.

— Отдать их женщинам! — поддержали несколько голосов.

— Пожалуйста, Господин, — внезапно закричала та, кто была Блокету, поворачиваясь и бросаясь вначале на плечо, а затем переворачиваясь на живот, перед Кувигнакой. Она пылко поцеловала его мокасины, лежа перед ним связанная на животе. — Пожалуйста, Господин, — умоляла она, поливая ноги парня слезами, — пожалуйста, примите меня как рабыню!

Ивосо, следом за Блокету, бросилось животом на камни перед Хси.

— Я — рабыня! — зарыдала она. — Пожалуйста, Господин, не позволяйте им отдать меня женщинам!

Ее слезы обильно увлажняли скалу и его мокасины. Ее тело тряслось от рыданий. Ее маленькие руки, стянутые сыромятной кожей, беспомощно дергались за ее спиной. Ее губы прижимались снова и снова к его мокасинам, покрывая их отчаянными молящими поцелуями.

— Я прошу Вас, Господин! — всхлипывала девушка. — Пожалуйста! Пожалуйста, примите меня как рабыню!

Он присел подле нее, и легко перевернул ее на бок, чтобы она могла видеть его.

— Кажется, Ты утверждала, что скорее умрешь, чем станешь моей рабыней, — напомнил он.

— Я лгала, — захныкала она. — Я лгала! Я — рабыня! Вы можете наказать меня за это!

— Я часто задавался вопросом, могла ли Ты, не быть рабыней, — заметил Хси.

— Теперь, Вы видите, что не могла, Господин!

Он пристально посмотрел на нее.

— Но мало того, что я — рабыня, — добавила она. — Я — Ваша рабыня!

— Моя рабыня? — удивился он.

— В течение многих лет, я знала, что была Вашей рабыней. Конечно, Вы ведь тоже, когда смотрели на меня, должно быть, знали, что были моим владельцем! — проговорила рабыня, но видя, что Хси молчит, добавила: — Это было подтверждено у столба, когда Вы преподали мне мой пол, и Вашу власть!

Хси, сидя на корточках, молча, в упор глядел на нее. Его лицо было бесстрастно.

— Я прошу только, дать мне возможность доказать, что я достойна того, чтобы принадлежать вам.

Наконец парень встал, и скрестил руки на груди. Он был худощав и крепок. Из одежды в данный момент на нем был только бричклаут.

— Отдайте их женщинам! — опять крикнул кто-то.

— Отдайте их женщинам! — поддержали его сразу несколько человек.

— Нет, — вдруг отрезал Кувигнака.

Пораженные мужчины внезапно примолкли.

— Я принимаю эту женщину, как свою рабыню — объявил он, указывая на ту, кого прежде звали Блокету.

Задрожавшая девушка, что раньше была Блокету, положила щеку на камни около его мокасинов.

— Тогда, отдайте женщинам хотя бы вон ту! — крикнул краснокожий, указывая на ту что, когда-то была Ивосо.

— Нет. Она — моя рабыня, — заявил Хси, вызывающе смотря на мужчин.

— Да будет так. Вопрос решен, — провозгласил Махпиясапа, после чего развернулся и ушел, уводя за собой остальных.

Беспомощная Ивосо, дрожа, валялась у ног Хси.

— Ты — Цеспу, — назвал Кувигнака ту, что была Блокету.

— Да, мой Господин, — отозвалась она, принимая имя, которое с языка Кайил переводилось как «бородавка».

— Ты — Цесли, — Хси также дал новое имя той, что была Ивосо.

— Да, мой Господин, — ответила она, названная словом в наречии Кайил означающем «экскременты», как человеческие, так и от животных. Среди Кайил имена подобные Цеспу и Цесли весьма характерны для рабынь.

Я осмотрелся. Кувигнака, Цеспу, Хси, Цесли и я, остались на тропе в одиночестве. Я решил, что, возможно, пришло время и мне оставить друзей наедине с их невольницами.

Кувигнака, аккуратно, развязывал ноги Цеспу.

— Рабыня просит милости, — обратилась Цесли к Хси.

— Да, — откликнулся он.

— Пожалуйста, развяжите мои ноги, Господин, — попросила она.

— Зачем? — поинтересовался Хси.

— Тогда, я смогу служить своему хозяину, — объяснила рабыня.

Я покинул вершину тропы, и вскоре стоял на краю высокого обрыва, любуясь открывавшимся оттуда видом на равнины. Предо мной раскинулись широкие и прекрасные горизонты Прерий.

Я снова бросил взгляд вниз, туда, где раньше стояла политая кровью баррикада. Там, около самой вершины тропы, приблизительно в сотне футов справа от меня и в нескольких футах ниже, на покатой хорошо просматриваемой поверхности тропы, где с одной стороны возвышается утес, а с другой открывается пропасть, свежеиспеченные рабовладельцы сжимали в руках своих рабынь.

Насмотревшись на широту Прерий, раскинувшихся под Скалой Советов, я возвратился в свой вигвам.

Глава 51 Пересмешники привели в стойбище гостя

— Пересмешники нашли его в степи, — пояснил мужчина. — Они его сюда и притащили.

Гостя привели на двух толстых веревках, каждая из которых шла к седлу кайилы по обоим бокам животного. Позади него ехали воины с копьями наперевес. Существо было слабо, заметно, что оно потеряло много крови. Его торс была почти полностью покрыт веревками, плотно притягивающими его руки к телу. Массивная палка, около восемнадцати дюймов длиной и трех в диаметре, была втиснута между его зубами, а челюсти были связаны между собой. Когти монстра были вырваны.

— Что это? — удивленно спросил мужчин.

— Это — один из тех, кто был с Желтыми Ножами, и кого мы победили на тропе, — объяснили ему.

Похоже, что это был кюр, о котором я думал, как восьмом монстре. Очевидно, он отделился от своих соратников во время истребления обоза и колонны солдат дикарями. Я встречал его однажды, когда он вернулся на поле боя, чтобы покормиться. Именно этот кюр угрожал Ваниямпи, и именно ему я помешал на них напасть. Поскольку мы не были одинаково вооружены, он был один и пеший, и я с Грантом, который держал заряженный арбалет, и так как монстр не напал на меня, я не препятствовал его бегству с того места. Таково требование кодексов, под которыми я когда-то подписался, кодексов, которые я никогда не забывал.

Позже я узнал от того, кто был тогда Тыквой, одни из Ваниямпи, что девять тел животных были найдены на поле боя. Их не хоронили, а лишь оттащили подальше в степь сами краснокожие, и из-за этого я оказался неспособен в то время определить, были ли Ког и Сардак среди оставшихся в живых кюров после разгрома наемников. С колонной следовали семнадцать фургонов, в которых, как я догадался, находились по одному кюру. Этот вывод я сделал на основании их раздражительности и территориальности. Вычитая девять убитых животных, вероятно главным образом Пересмешниками, оказавшихся менее чувствительными к их внешности, чем другие краснокожие, я определил, что вероятное число оставшихся в живых кюров — восемь.

Когда Кувигнака и я подсматривали за празднованием победы Желтых Ножей и солдат в летнем стойбище, мы насчитали там только семь кюров, включая Кога и Сардака. Восьмой кюр, как я и предполагал, оказался, оторван от его товарищей. Тогда я посчитал, что он, скорее всего, погиб на прериях. Теперь выяснилось, что он попал в плен к Пересмешникам, и как оказалось поблизости отсюда. Не думаю, что это было случайностью. Вероятно, монстр следовал за воинами, предполагая, что движения таких больших масс людей, могли быть, так или иначе, связаны с делами его соратников, с которыми, он, несомненно, надеялся возобновить контакт.

— Что мы будем делать с ним? — поинтересовался воин. — Пересмешникам он без надобности. А убивать его многие из них считают неудобным.

— Скажите им, что следует отвести его в вигвам темного гостя, — предложил я.

Мужчина повернулся к Пересмешникам. Он указал на кюра, и затем широким жестом показал направление, потом пересек указательные пальцы правой и левой рук, как шесты вигвама. Он поднял голову и открыл рот, как если бы обнажая клыки, в то же самое время поднял правую руку, изогнув пальцы на манер когтей в угрожающем жесте.

Пересмешник, отвечающий за пленника, кивнул, и движением руки, скомандовал его соратникам вести пленного кюра следом за ним.

Я успел встретиться с монстром взглядом. Несомненно, он узнал меня, и вспомнил нашу предыдущую встречу. Наш обмен взглядами продлился не долго, и его, подталкивая копьями, заставили начать движение. Беспомощно связанный Кюр, волоча окровавленные задние лапы, из которых были вырваны когти, направился в вигвам Зарендаргара.

Глава 52 Благодеяние

— Подними свой меч, прошу тебя, — сказал Альфред, уже схватив свой клинок с поверхности низкой плоской скалы.

Мы находились в окружение дикарей. Кайилы, Пыльноногие, Пересмешники и Слины. Я посмотрел на меч, лежащий на скале передо мной. Мне совершенно не нравилось то, что должно быть сделано.

— Я не думаю, что Ты окажешься мне достойным противником, — сообщил я ему.

— Если Ты этого не сделаешь, они разденут меня, обвешают колокольчиками, и мне придется бегать от мальчишек на кайилах, в качестве мишени для их копий! — напомнил он.

Из солдат в живых после боя осталось только пятеро, Альфред и четыре его офицера. Только этим четырем его соратникам, разрешили тянуть жребий. Трое из них будут бегать для мальчишек, раздетыми и обвешенными колокольчиками для их забавы с копьями. Один будет возвращен к западу от Иханке, чтобы он мог сообщить о том, что произошло в Прериях.

— Пожалуйста! — попросил Альфред.

— Они уважают тебя как командира, иначе, они бы не позволили тебе этого права, — объяснил я.

— Пожалуйста, — повторил он.

Я не хотел видеть Альфреда, бегающим и звенящим колокольчиками, как какая-нибудь девка рабыня, тем более исколотым копьями и истекающим кровью то ударов копьями. На теле рисуют круги, означающие баллы. Наименее уязвимые места, конечно, являются первыми целями. Мальчишки могут играть в такую игру на протяжении ана.

— Ты из касты Воинов, не так ли? — уточнил Альфред.

— Да, — кивнул я.

Вчера с меня сняли ошейник. Теперь, я был свободен.

— Пожалуйста, — еще раз повторил он.

Я поднял меч с поверхности скалы. Все закончилось очень быстро. Я вытер свой клинок.

Глава 53 Рыжеволосая рабыня

Голая, рыжеволосая большегрудая рабыня облизывала и целовала меня, а затем, когда я того пожелал, неспособная сопротивляться самой себе, закричала полностью отдаваясь мне. Она все еще была изрядно покрыта грязью, а местами и синяками. Она досталась мне в качестве трофея при разграблении стойбища Желтых Ножей.

Оказалось, что она, войдя в мой вигвам, решила, что ее жизнь со мной, белым, могла бы быть легче, чем та, что была бы с краснокожим хозяином. За это она провела ночь вне вигвама, голая, под дождем, со связанными за спиной руками, и привязанная к столбу за шею.

Теперь она лежала подо мной в грязи. Я освободил ей руки, но ее шея все еще оставалась привязанной к столбу.

— Господин, — задыхалась она. — Господин!

— Цеспу, Мира! — позвал я, и обе вызванные рабыни рванулись ко мне.

Я указал на грудастую рыжеволоску у моих ног.

— Освободить ее от столба, и затем вычистить и расчесать. Сделать так, чтобы она блестела! — приказал я.

— Слушаюсь, Господин, — ответила Мира.

— А потом отведите ее Гранту в качестве подарка, — велел я. — Он догадается, что с ней делать.

— Да, Господин, — отозвались Цеспу и Мира.

Глава 54 Я возвращаюсь в свой вигвам

— Где тот, кого называют Кувигнакой? — перевел молодой, светлокожий, мускулистый парень.

Воин, который говорил, был Пересмешником. Это становилось понятно, стоило только взглянуть на волосы, собранные в высокий валик, и зачесанные назад. Он был вооружен копьем с перьями на длинном стальном наконечнике, надетом и прикрепленном к древку копья двумя заклепками. У его кайилы имелась остроконечная метка на правом ухе, а также, различные марки купов и метки подвигов. Среди них, на каждом боку, был нанесен символ сообщества, прямая черная линия, и полукруглая синяя над ней, земной горизонт и всеобъемлющий синий купол неба над ним. Он был членом сообщества Всадников Голубого Неба. Мы с Грантом уже встречались с ним однажды, близ поля боя, где был уничтожен обоз переселенцев. И лишь недавно нам объяснили, что он был военным вождем Пересмешников.

— Я — Кувигнака, — представился мой друг, выходя вперед.

Теперь он уже носил бричклаут. И все же лоскуты белого платья еще свисали с его торса. Слова Кувигнаки были переведены светлокожим парнем.

— Я думал, что я умер, но недавно я обнаружил, что все еще жив. У меня нашелся сын среди Пыльноногих, — признался мне вчера Грант.

Грант встретил парня при посещении Пыльноногих после резни в летнем стойбище Кайил. В значительной степени благодаря влиянию Гранта, Пыльноногие совершили долгий поход к Скале Советов на помощь Кайилам. Мать парня, когда-то давно, полюбила Гранта, и выяснилось, что она все еще жива. У парня было что-то вроде наследственной способности Гранта к языкам, к проницательности его отца, и здравому смыслу в торговле. Он был одним из немногих Пыльноногих, кто был вхож в стойбища Пересмешников и жил среди них. Он, первоначально общаясь на знаке, впоследствии изучил их язык.

Наречия Пыльноногих и Кайил, как я ранее указывал, являются тесно связанными языковыми группами. Кайила обычно, что интересно, рассматривается как диалектическая версия языка Пыльноногих. Пыльноногие и Пересмешники также связаны, но намного отдаленнее. Обычно Пыльноногие и Пересмешники, когда они встречаются не на тропе войны, общаются на общем языке равнин — на знаке. У парня, как оказалось, были уже и собственные дети.

Грант с сыном решили организовать торговое партнерство, полагая, что это может принести выгоду обоим. Грант мог говорить по-гореански, а парень бегло общался не только на языках Пыльноногих и Кайил, но и также Пересмешников. У меня не было больших сомнений, что они станут известными в Прериях. Этот непоседа, вместо того, чтобы возвратиться на запад от Иханке, насколько я узнал, запланировал перезимовать с Пыльноногими. Там жила женщина, к которой он когда-то был неравнодушен, и теперь стремился увидеть ее снова. Оказалось, что она не забыла его.

Воин Пересмешник пристально посмотрел на Кувигнаку. Его кайила, переполненная энергией, беспокойно приплясывала под ним.

— Я слышал о тебе, — перевел светлокожий парень слова воина. — На равнинах известно, что есть среди Кайил один мужчина, имя которого — Кувигнака — Женское Платье, у которого никогда не было ссор с Пересмешниками.

Кувигнака стоял спокойно, сложив руки на груди, и внимательно смотрел на воина Пересмешника. Он ничего не ответил.

— Это из-за тебя, мы пришли к Скале Советов, — объяснил военный вождь Пересмешников.

Кувигнака выглядел озадаченным.

— Ты знаешь, почему мы пришли к Скале Советов, а вслед за нами пришли и Слины? — поинтересовался воин.

— Нет, — честно признался Кувигнака.

Кстати, Пересмешники и Слины — союзные племена.

— Это из-за того, что, мы тоже никогда не ссорились с Кувигнакой! — засмеялся воин, и, повернув свою кайилу рывком поводьев, поехал прочь.

— Похоже, будет мир, между Кайилами, Пересмешниками и Слинами, — предположил я.

— Нет, — остудил меня Кэнка, стоявший поблизости. — Я так не думаю. Это, скорее всего, был жест благородного воина.

— Я не думал, что они способны на такое, — заметил кто-то.

— Конечно же, способны, — сказал Хси, также присутствовавший при разговоре. — Они — прекрасные враги.

— Кэнка не думает, что будет мир, — сказал я.

— Давайте надеяться, что так и случится, — усмехнулся Хси.

— Но почему? — не понял я.

— Ах, Татанкаса, митакола, — улыбнулся мой друг. — Я боюсь тебе никогда не понять нас, или другой народ Прерий, такой как Пересмешники или Слины.

— Возможно, ты прав, — признал я.

— Война — часть нашей жизни, — пояснил он. — Это — то, что делает нас, такими, какие мы есть. Я не думаю, что Кайилы были бы Кайилами без Пересмешников, или Пересмешники остались бы Пересмешниками, без Кайил.

— Хорошие друзья — бесценны. Так же, как и хорошие враги.

— В противостоянии великим врагам, рождаются великие народы.

— Не пытайся понять их, митакола, — посоветовал Кувигнака. — Я не уверен, что и сам их понимаю. Они — мой народ, и я люблю их, но я, также, возможно, никогда, не смогу понять их.

Я смотрел вслед уезжающему Пересмешнику.

— Я и не пытаюсь, — улыбнулся я.

— Ты — теперь воин, мой друг. Какое имя Ты возьмешь? Ты уже выбрал что-нибудь? — поинтересовался Хси у Кувигнаки.

— Может, Ты возьмешь снова свое старое имя? Петуспе? — спросил Кэнка.

Петуспе на языке Кайил означает «Тлеющий Уголек».

— Нет, — ответил Кувигнака. — К тому же я уже выбрал себе имя.

— И каково оно будет? — поинтересовался Хси.

— Кувигнака, — улыбнулся мой друг.

Хси заулыбался в ответ.

— Ты сделал это имя, именем воина, — заметил он. — Теперь другие, также, смогут взять его как таковое.

— А что по поводу тебя, Хси, мой друг? — тут же спросил Кувигнака. — Когда-то Ты был известен как Ихдазицака. Ты возьмешь снова это имя?

«Ихдазицака», на Кайила, подразумевает — «Тот, Кто Считает Себя Богатым».

— Нет, — улыбнулся Хси. — Теперь, хотя я чувствую, что я — тот, кто может действительно считать себя богатым, я сохраню имя Хси. Это — имя, с которым я взял свои самые высокие купы. Что еще более важно, в то время, когда я носил это имя, я, впервые в моей жизни, нашел друзей.

Кэнка, Кувигнака и Хси сжали друг другу руки.

Вдали, в нескольких сотнях футов от нас, я увидел отряд Пыльноногих, возвращающийся в их собственные земли.

Среди них, раздетый донага, со связанными за спиной руками, сидя задом наперед на кайиле ехал белый мужчина. Его ноги были связаны шнуром, пропущенным под животом кайилы. Этот худощавый молодой блондин был тем самым офицером, который выиграл лотерею. Он был самым молодым из офицеров в отряде Альфреда. На границе земель краснокожих, Иханке, когда они ее достигнут, через несколько недель пути, он будет связан и избит стрекалом, как обычная девка рабыня. Потом его отпустят, все также раздетого, и со связанными руками, чтобы он смог добраться до Кайилиаука, поселения белых, самого близкого к Иханке.

Я заметил, голую белую девушку, согнувшись под тяжестью вязанки хвороста, прошедшую мимо. Она была довольно привлекательна. Несомненно, она спешила доставить топливо к вигваму ее хозяина.

Желтые Ножи были разгромлены десять дней назад.

Мы находились в большом победном лагере, рядом с водой, в пределах прямой видимости Скалы Советов, приблизительно в семи — восьми пасангах от нее. В этом лагере одновременно находились Пересмешники, Слины, Пыльноногие и Кайилы. Проводились совместные танцы и пиры. В стойбищах Желтых Ножей было захвачено множество трофеев, хватило на всех победителей. Шли активные обмены подарками, даже между кровными, закоренелыми врагами, такими как Пересмешники и Кайилы. Женщины, и даже свободные женщины, этих племен, всех тех кланов, что находились относительно недалеко, вскоре присоединились к лагерю победителей. Времена таких празднований, фестивалей и мира, особенно среди различных племен, редки и драгоценны. По календарю Пыльноногих сейчас шла Вайукаспиви — Луна Жатвы Кукурузы, или, Кавапексанви — Луна, когда ветер сдувает листья, по летоисчислению Кайил.

В эту луну травы коричневеют, а холодные ветры предвещают смену сезона, явление серых небес и долгих ночей горькой луны, Ванийетуви — Зимней Луны, а за ней идет Ваникоканви — Луна Середины Зимы, потом будет Витэхи — Жесткая Луна, и наконец, Вицатави — Луна Урта. Весеннее равноденствие приходится на Иставицайзанви — Луну Воспаленных Глаз. Мы с Грантом попали в Прерии, как это теперь кажется давно, в Магаксиксицагливи — Луну Возвращения Гигантов.

Уже различные небольшие отряды, начали покидать лагерь победителей.

Я, также, начал задумываться, о скором пути домой. Пора уже было покидать Прерии. Меня ждало долгое путешествие назад к Иханке, отсюда к Горам Тентис, по Воску к Заливу Тамбер и Порт-Кару.

Я направился к вигваму, который я делил с Кувигнакой, его рабыней Цеспу, и с той, кто теперь была моей собственной рабыней, с той, на кого я теперь имел все юридические права, прекрасной и покорной блондинкой Мирой. Кувигнака хотел просто отдать ее мне, но я настоял на том, чтобы заплатить пять шкур за нее. Усмехнувшись, он принял плату. Она была рабыней. Почему она не должна быть куплена или продана? Теперь она была полностью моей собственностью.

По пути, я задержался перед квартетом нагих, стоящих на коленях белых рабынь, связанных друг с дружкой за шеи, и с руками, стянутыми за спиной. Это были те самые четыре девушки, которые были отняты у Гранта Желтыми Ножами, неподалеку от разгромленного обоза, и поля боя между солдатами и коалицией краснокожих. Это были Лоис, Инес, Коринн и Присцилла. Они были возвращены Гранту после разгрома Желтых Ножей, как часть его добычи. Я рассмотрел их. Они были действительно прекрасными образцами живых трофеев. На левой груди Присциллы красовалась метка, сделанная черной краской. Она была уже продана за четыре шкуры Акихоке, другу Кэнки, а также члену воинского сообщества Всех Товарищей. Левая грудь француженки Коринн, также была помечена черной краской, но метка отличалась. Грант продал ей Кеглезеле, еще одному другу Кэнки, за те же четыре шкуры. Ни Акихока, ни Кеглезела еще не забрали своих женщин.

Грант не стал продавать Лоис и Инес, а оставил их себе в качестве вьючных животных. Кому-то же надо тащить его товары на пути в земли Пыльноногих. Потом, если он не продаст их, по-видимому, они будут сопровождать его назад в Кайилиаук весной. Там он продаст свои товары и получив прибыль и пополнив свои запасы, по-видимому, возвратится обратно в Прерии для продолжения своих торговых предприятий. Думаю, что на сей раз, он займется этим бизнесом в компании светлокожего парня, которого он встретил среди Пыльноногих, всего несколько недель назад, своего сына.

— Это ведь Ты забила тревогу, — напомнил я, оттянув голову Лоис за волосы, — когда я со своими друзьями, угоняли тарнов у Киниямпи из стойбища Желтых Ножей.

Удерживаемая за волосы девушка дрожала от ужаса.

— Ты знаешь, что это я был с ними? — строго спросил я. — Ты узнала меня?

— Да, Господин, — прошептала она, испуганная и дрожащая.

— Ты все правильно сделала, — похвалил я.

Она пораженно уставилась на меня.

— Кто Ты? — спросил я.

— Я рабыня, — все так же шепотом ответила она.

— Ну, так смотри, чтобы служить своим новым владельцам еще лучше, — предупредил я.

— Да, Господин, — пролепетала она, и я, отпустив ее волосы, обернулся.

Я отметил, что шея Инес, отлично смотрится в ее кожаных путах.

Были также и другие, чьей судьбой я поинтересовался. Макс и Кайл Хобарты, и две бывших землянки, Джинджер и Эвелин, бывшими рабынями таверн в Кайилиауке. Хобарты, со своими товарищами, попытались преследовать Гранта в Прериях, но друзья Гранта, Пыльноногие, напали на них. Грант, определил место резни, вернулся туда, и нашел их, единственных выживших, лежащих в траве, ожидая его внимания, раздетых и с ногами, привязанными к распоркам, как если бы они были рабынями. Торговец не убил их, а приковал их цепью к своему каравану. Им, молодым сильным мужчинам, запретили прикасаться к любой из небрежно одетых красоток, скованных цепями за шеи, и шедших перед ними в рабском караване.

Неподалеку от поля боя воины Слины забрали у Гранта обоих парней, вместе с двумя девушками, Джинджер и Эвелин, к которым Хобарты еще в бытность в Кайилиауке испытывали необоримую страсть. Слины взяли мужчин, для работы пастухами кайил. Не трудно догадаться для каких целей краснокожие решили забрать соблазнительных белых девушек.

Спустя некоторое время, очевидно, Макс и Кайл Хобарты более неспособные сдерживаться, и обнаружив девушек, привязанных голыми к столбам в уединенном месте, по-видимому, для наказания, использовали их для своего удовлетворения. Вскоре после этого они начали встречаться рабынями. Эти встречи были типичными тайными свиданиями рабов. Они происходили в уединенных местах позади вигвамов и в высокой траве, где они могли бы на мгновение упасть в объятия друг друга, постоянно опасаясь услышать шаги хозяина, увидеть тень его плети.

В эти дни их встречи сильно отличались от встреч в альковах таверн Кайилиаука. Здесь девушки узнали, что они были истинными рабынями Хобартов, а парни, сами оказавшиеся в ошейниках краснокожих, к своей радости поняли, что эти девушки принадлежат только им. Я уверен, что встречи Хобартов с Джинджер и Эвелин, не остались незамеченными Слинами. Подозреваю, и это наиболее вероятно, что Слины, по доброте душевной, и, признавая потребности сильных мужчин, таких как Хобарты в женщинах, использовали это в качестве своего рода вознаграждения за хорошую работу. Не думаю также, что парней случайно, послали с поручением в то место, где эти две красотки оказались привязанными в ожидании наказания. Скорее всего, встречи рабов с рабынями, никогда не были тайной для их владельцев. Обычно, вопрос относительно этого состоит лишь в том, хотят ли рабовладельцы принять меры или нет. Эта гипотеза подтверждена тем фактом, что Слины, торгуясь с Грантом, использующим добычу, взятую у Желтых Ножей, предложили ему сразу пакет, содержащий и Хобартов и их возлюбленных.

Я позже обсуждал свои подозрения с Хобартами, и выяснилось, что они и сами разделяют мои подозрения в этом вопросе. Грант, кстати, освободил обоих, и временно нанял их на работу. Они будут сопровождать его в земли Пыльноногих, помогая с транспортировкой туда товаров, а также до наступления зимы, вернувшись в Кайилиаук, найти там покупателей для шкур Гранта, что будут поставлены весной. Парни собирались впоследствии вернуться на свое ранчо в окрестностях Кайилиаука. В оплату за эти услуги каждый получит рабыню. Я видел, что эти две любовницы ехали на кайилах позади своих мужчин. Их имена сейчас были Витантанка и Акамда.

— Господин! — крикнула белая рабыня, отрываясь на мгновение от следования за своим хозяином, стремительно падая передо мной на колени, и целуя мои ноги.

— Приветствую, Оипутаке.

— Я благодарю Вас, за самый драгоценный подарок, который мужчина может дать женщине, — скала она, глядя на меня снизу.

— И что же это? — спросил я.

— Она сама, — ответила рабыня.

— Это — пустяк, — отмахнулся я.

— Хово, Оипутаке, — позвал ее краснокожий владелец, оборачиваясь.

Это был Вапике, «Тот, Кому Повезло» из клана Исанна.

— Хо, Интаканка! — крикнула девушка, вскакивая на ноги, и с радостью бросаясь следом за ним.

Я видел возвращение двух друзей охотников, Котанки — Любовной Флейты из Висмахи, и Ваюхахаки — Того-Кто-Владеет-Многим, который предпочел оставаться с Исбу. Когда-то он был Кабачком, парнем Ваниямпи. Через спину его кайилы, перед ним, было переброшено тело табука. Я помнил, что Кайилам, несмотря на припасы, взятые у Желтых Ножей, большая часть из которых была их собственными из летнего лагеря, в течение этой зимы вынуждены будут много охотиться.

Место у боку кайилы Котэнки, приветствуя его возвращение в стойбище, спешила занять босая одетая в короткое платье блондинка в ошейнике. Именно она когда-то была девушкой-приманкой в одном из эпизодов боя в летнем стойбище. Теперь она принадлежала ему. Думаю, что она тысячекратно и даже более заплатит Котанке, за свое участие в той ситуации, которой она его подвергла, прежде чем он позволит ей испытать всю строгость более общего рабства, той абсолютной и бескомпромиссной неволи, в которой рабыни как правило, и без долгих размышлений, содержалась на Горе.

Охотники и рабыня были встречены у входа в вигвам Ваюхахаки другой рабыней, белокурой, босой девушкой в короткой плотно подпоясанной тунике из ткани Ваниямпи. Радостно приветствуя своего господина, она встала на колени и, опустив голову, скрестила руки на груди. Получилась смесь знака краснокожих и гореанских обычаев. Скрещивание рук на груди в знаке означает любовь. То, что она стояла на коленях, опустив голову, показывало подчинение. Получилась любовь рабыни. Она вскочила на ноги по команде Ваюхахаки. Имя Клубника было сохранено для нее, оно оказалось подходящим именем для рабыни. Тело табука сбросили со спину кайилы на руки девушек. Животное было не маленьким, и они согнулись под его весом. Пока женщины будут разделывать тушу, мужчины смогут посидеть перед входом в вигвам и спокойно побеседовать.

— Васнаподхи! — обрадовался я, увидев ее проходящей мимо, с рулоном шкур кайилиаука на плече.

Она радостно подбежала ко мне и встала на колени.

— Ты довольна своим новым хозяином? — поинтересовался я.

— О-о-о! — восторженно воскликнула она, задохнувшись от охватившего ее восторга, — он — мой владелец! Он — мой Господин! В течение многих лет, в моей душе я знала, что принадлежала только ему! Теперь, наконец, я — его законная рабыня! Он настолько прекрасен и строг со мной! Я так счастлива!

Ее новый владелец был парнем из клана Напоктан, приблизительно на два года старше ее, Вайейека — «Тот, Кто Находит Много», и кому она когда-то давным-давно принадлежала, еще когда они оба были детьми. Теперь он стал прекрасным молодым воином, а она соблазнительной рабыней, так необходимой ему. Тот, кто обнаружит Васнаподхи в своих руках, как мне кажется, быстро поймет, что он действительно будет тем, кто нашел много.

— Я так боялась, что он не захочет купить меня, — призналась она. — Грант, мой бывший владелец выставил за меня просто жутко высокую цену!

— И сколько Ты теперь стоишь? — поинтересовался я, хотя, конечно, прекрасно знал цену выставленную торговцем.

— Четыре шкура желтого кайилиаука! — сообщила она с некоторой гордостью.

Я слегка присвистнул, как будто от удивления.

— Вы можете поверить этому? — спросила Васнаподхи.

— Думаю, что могу, — усмехнулся я. — В конце концов, Ты — собственность не без определенного очарования.

— И Грант, мой прежний владелец, не стал даже торговаться, — удивленно сообщила рабыня. — Цена, что была назначена за меня, оказалась постоянной!

— Понятно.

Это действительно было необычно для Прерий. Впрочем, это было необычно, и для всего остального Гора.

— А ведь я, всего лишь бледнолицая женщина и рабыня!

— Грант — проницательный торговец, — заметил я. — Несомненно, он был уверен в своем покупателе.

— Мой новый господин не обрадовался, заплатив столько, — сказала она. — Когда он привел меня в свой вигвам, он от злости первым делом выпорол меня. Зато потом долго не отпускал и любил меня, и я стала полностью его.

— Понятно.

Грант, несомненно, оценил Васнаподхи так высоко, чтобы у молодого краснокожего никогда больше не возникло даже мысли избавиться от такой дорогой собственности. Все же я думаю, что эта предосторожность не была так уж необходима со стороны Гранта. Я считаю, что Вайейека, теперь снова получив в собственность свою бывшую рабыню детства, вряд ли когда-либо позволит ей снова упорхнуть из его рук.

— Тем не менее, я буду скучать по своему бывшему владельцу, — призналась девушка. — Хотя он и был строг со мной, впрочем, как и подобает поступать с рабыней, он все же был очень добр ко мне.

— Он спас тебе жизнь в летнем стойбище, — напомнил я, — посадив тебя на привязь, и наказав, чтобы вывести в безопасное место.

— Я знаю, — вздохнула она.

— Несомненно, рабыня, Ты шла по поручению. Так что, чтобы тебя не выпороли за задержку и праздность, разрешаю тебе продолжить свой путь.

Она опустила голову и, нежно поцеловала мои ноги. Потом она, с улыбкой, снова взвалила на себя, скатанную в рулон шкуру кайилиаука, и, вскочив на ноги, побежала по своим делам. Она направлялась в сторону вигвама Вайейеки. Я предположил, что что-то было обменено на шкуру. Возможно, она требовалась, чтобы заменить один из кусков кожи на вигваме Вайейеки. У него теперь была женщина, чтобы заниматься таким вопросам. Он недавно купил ее.

А я продолжил путь к моему собственному вигваму.

— Давай, поторапливайся, ленивая рабыня! — услышал я злой крик, и услышал треск стрекала, сопровождаемый криком боли девушки, несшей два бурдюка.

Это была белая нагая рабыня в ошейнике Махпиясапы. Одна из жен вождя, со стрекалом в скрюченной искалеченной руке, подгоняла рыжеволосую грудастую женщину. С этой женой я когда-то общался около его вигвама, незадолго перед нападением Желтых Ножей на летнее стойбище. Краснокожая женщина строго контролировала исполнение невольницей ее обязанностей.

Рыжеволосая с большой грустью посмотрела в мою сторону, но мое лицо осталось бесстрастным. За эту небольшую задержка девушка была еще дважды поражена стрекалом, и резко ускорилась. Теперь ее звали Натуса. «Natu» означает кисточку на початке незрелой кукурузы, но может использоваться и для обозначения волос на голове. И то, и другое, шелковистое и гладкое на ощупь. «Sa» как уже упоминалось — красный. Соответственно, у этого имени, нет точного перевода на гореанский, или на английский. «Красный Шелк» не будет достаточно точным переводом потому, что шелковистость кисточки кукурузы, или волос на голове, отличаются от шелковой ткани. К тому же выражение «красный шелк» в гореанском, чаще используется в качестве категории в работорговле, а также, вне этого контекста, как выражение в вульгарной беседе, указывающее на то, что женщина больше не девственница, или как говорят гореане, по крайней мере, про рабынь, что ее тело было вскрыто мужчинами. Его термин антипод — «белый шелк», обычно используется для рабынь, которые все еще остаются девственницами, или эквивалентно, рабыням, тела которых пока не были вскрыты мужчинами. Само собой разумеется, что рабыни редко проводят много времени в категории белого шелка. Обычным делом среди гореан является, не тратить время на осторожное введение рабыни в ее новую реальность. Перевод — «Красный Шелк Кукурузы», также, не будет удачным. Возможно, лучшим переводом будет — «Красная Кисточка», понимая под кисточкой нитевидные пестики кукурузы, которые очень ценят краснокожие. В любом случае основным подтекстом этого имени, понятным всем, кто хорошо знает язык краснокожих во всех его оттенках, будет описание чего-то красного, приятного, нежного и гладкого на ощупь.

Не было ни ошибки, ни совпадения в том что, что рыжеволосая полногрудая Натуса оказалась собственностью Махпиясапы. Кэнка, в качестве его части трофеев взятых у Желтых Ножей, забрал пять шкур желтого кайилиаука. Их-то он и отдал Махпиясапе, как подарок, но в некотором смысле, также и как оплату за более раннее приобретение Виньелы, которую, напомню, Грант изначально вел в Прерии, как товар для Махпиясапы. Взяв, эти пять шкур Махпиясапа, в действительности, давал понять Кэнке, что прощал его за осуществление прав воина, которые привели симпатичную шею Виньелы в его украшенный бисером ошейник.

К счастью, именно я среди рабынь Желтых Ножей обнаружил ту, кого теперь назвали Натуса. Заметив мою заинтересованность, ее отдали мне как часть моей доли трофеев. Я подержал ее некоторое время у себя, подвергая ее дрессировке, и готовя к использованию, а затем передал девушку Гранту. Счастливый Грант, конечно, сразу же продал ее Махпиясапе за все те же пять шкур желтого кайилиаука, которые Махпиясапа получил от Кэнки. Кэнка, таким образом, если можно так выразиться, избавился от своих долгов перед вождем, и таким образом, приобрел полное моральное, а так же и юридическое право на Виньелу. Грант, в результате получил свою запланированную прибыль в пять шкур, а Махпиясапа заимел редкую рыжеволосую женщину, которую он заказал Гранту еще в прошлом году. Махпиясапа, кстати, был более чем доволен таким поворотом дел. Ведь не было большим секретом в стойбище, что он оценил грудь Виньелы, по крайней мере, на его вкус, как слишком маленькую. Часто краснокожие, как и многие мужчины Тахари, весьма склонны находить особо привлекательными пышногрудых женщин.

По пути к моему вигваму я прошел нечто вроде рынка, свободное от вигвамов место, служащее для торговли и обмена. Это весьма обычное явление в межплеменном стойбище. Там я заметил Сэйбара, того самого кто когда-то был Тыквой, Ваниямпи, торговавшегося на знаке с Пыльноногим. Сэйбар предлагал полный мешок кукурузы. Пыльноногий выставил для обмена связки сушеного мяса кайилиаука. Те, кто раньше были Ваниямпи, больше не должны были потреблять только выращенные ими продукты, а излишки передавать в руки владельцев без компенсации.

Сообщество стало теперь, чем-то вроде маленького свободного хозяйства в Прериях, но все же, строго по закону, они являлись арендаторами племени Кайил. Но в действительности, Кайилы не желали превращать свои племенные земли в источник обогащения. Вся арендная плата составляла один початок кукурузы ежегодно, преподнесенный правящему вождю клана Исбу. Вчера этот початок кукурузы был, с подходящими церемониями, предоставлен Махпиясапе. Аренда оговаривалась определенными условиями, записанными на двух кожах, каждая из которых несла личные метки подписавшихся представителей. Одна из этих кож, оставалась в клане Исбу, другая находилась у арендаторов. В договоре были прописаны два главных условия. Во-первых, аренда являлась временной и могла быть аннулирована или возобновлена, каждую десятую зиму. И, во-вторых, на количество людей проживающих в арендованной местности накладывалось строгое ограничение. Избыток населения, должен быть удален эмиграцией в земли к западу от Иханке. Краснокожие не хотели одобрять увеличивающееся белое население в своих землях.

Таким образом, те, кто раньше был Ваниямпи, больше не были рабами племени Кайил, и они теперь становились, чем-то вроде маленького свободного государства в пределах Прерий. Эти привилегии были даны им в качестве подарка Кайилами, за услуги, оказанные племени во время войны с Желтыми Ножами и солдатами. За превращение своего поселения в базу для наших тарнов, находящуюся в пределах досягаемости Скалы Советов, и за приют и поддержку наших воинов в период их обучения.

Сообщество тех, кто был Ваниямпи, конечно, не было идентифицировано со специфической местностью, и конечно не с территорией, занятой на условиях аренды. Теперь, впервые, на основе гореанских традиций оно имело тенденцию быть идентифицированным с Домашним Камнем. Теперь, это сообщество могло, если бы оно того пожелало, переместить Домашний Камень, или даже мигрировать на новые земли. По гореанским законам сообщество определяет преданность Домашнему Камню, а не физическим структурам и ихместоположению.

Сэйбар хотел назвать малочисленное сообщество Новым Аром, но вынужден был отказаться от своего предложения перед лицом прохладного приема его товарищами. Ар не столь уж нравился некоторым из его товарищей, как ему того хотелось бы, а для большинства из них, этот самый большой и грозный город на гореанском севере был незнаком даже по слухам. После долгого обсуждения было решено назвать крошечный сообщество Поселком Сэйбара, выражая этим уважение и любовь к своему лидеру. Единственным кто до конца упрямо отстаивал название Новый Ар, оказался сам Сэйбар.

Кстати, краснокожие дали собственное имя для нового, малочисленного сообщества, причем не одно. Среди Кайил его называют «Анпао», или иногда — «Анптания». Слово Анпао означает Рассвет или Дневной свет. У словосочетания Анпания переводится сложнее. Это означает, скорее буквально, «вздох дня». Оно используется, чтобы описать, например, первые, прекрасные проблески рассвета. Выражение связано, конечно, с дымкой, поднимаемой солнцем ранним утром. Краснокожие, возможно, поэтично и изящно, как это часто случается в их языках называют это явление «вздохом дня». В обоих названиях, подтекст довольно прозрачен, тьма закончилась и на носу новый день.

Я не стал привлекать к себе внимания Сэйбара. Вчера вечером мы с ним знатно попировали. Мне не хотелось бы возобновлять горечь прощаний.

Вскоре, я был около моего вигвама. Там меня уже ждала Мира. Она встала на колени передо мной и положила голову у моих ног. Потом подняв голову, она сообщила:

— Акихока принес весть из вигвама темных гостей. Темный гость указал на переводчик.

— Понятно, — ответил я.

Переводчик был запрограммирован для общения на языках кюров и гореанском.

— Я думаю, что темный гость хочет говорить с Вами, — предположила она.

— Да, — не стал я спорить.

— Но, почему, Господин? — удивленно спросила она. — Какое отношение имеет к Вам этот темный гость? И как оказался среди Ваших вещей переводчик?

Я улыбнулся.

— Кто Вы? Кому я принадлежу?

— Любопытство, не подобает кэйджере, — напомнил я старую истину.

— Простите меня, Господин, — тут же исправилась она, опуская голову, и я решил, что, пожалуй, на сей раз не буду пороть ее.

— Я иду в вигвам темного гостя, — объявил я. — Мы будем разговаривать.

— Господин, а что должна делать я? — поинтересовалась Мира.

— У нас что, закончились женские работы, которым надо уделить внимание? — удивился я.

— Нет, Господин, — ответила она.

— Ну, вот и займись ими, — велел я.

— Слушаюсь, Господин.

Глава 55 Смешивание крови

Нож Кувигнаки сделал надрез на его собственном предплечье, затем на моем, и в конце на руке Хси.

— Ты не можешь стать членом Солдат Слинов, или Всех Товарищей потому, что Ты не Кайила. Ты не знаешь наших танцев и обрядов, связанных с нашей магией, — сказал Хси.

— Но есть кое-что, что может быть сделано, — сообщил Кувигнака.

— Сделай это, — скомандовал Хси.

Кувигнака прижал свою руку к моей, затем я сделал то же самое с рукой Хси, и в свою очередь Хси, сдавил его руку с рукой Кувигнаки. Таким образом, круг крови замкнулся.

— Сделано, — воскликнул Кувигнака.

— Братья, — сказал я.

— Братья, — поддержал Хси.

— Братья, — повторил Кувигнака.

Глава 56 Я покидаю стойбище

Я связал руки Миры спереди.

— Как только мы достигнем цивилизации, я поставлю тебе подходящее клеймо и надену ошейник, — сообщил я ей.

— Я — рабыня, — вздохнула она. — Я буду с нетерпением ждать свой ошейник и клеймо.

— Это закрепит на тебе твой статус, по закону, и в глазах окружающих.

— Да, Господин.

Я смотрел на нее сверху вниз.

— Вы думаете, что меня убьют в Порт-Каре? — с тревогой в голосе спросила девушка.

— Я так не думаю, — успокоил я, — но на твоем месте, я бы рассказывал все предельно откровенно, и с обилием деталей.

— Я так и сделаю, — дрожа от страха, пообещала она.

Дом Самоса в Порт-Каре известен его методами допроса далеко за его пределами. И эти методы используются безоговорочно, конечно, применительно к рабыням.

— Ты уже не столь напугана, как вчера вечером, — заметил я.

Вчера вечером, по возвращении переводчика к моим вещам, я связал ее по рукам и ногам, а затем сообщил ей о личности ее теперешнего владельца. Она извивалась в ужасе у моих ног, ведь подтвердились ее худшие подозрения. Она, бывший агент кюров, попала в руки того, кто вместе с Самосом из Порт-Кара служил Царствующим Жрецам не за страх, а за совесть, к тому, кто был известен некоторым как Тэрл Кабот, а большинству как Боск Порт-Кара.

— Если Ты будешь в полной мере сотрудничать с нами, тебе, возможно, позже позволят жить как женщине, и как рабыне, — пообещал я запуганной девушке.

— Я буду совершенно покорна, Господин — прошептала Мира.

Я улыбнулся ей.

— Да, Господин, — улыбнулась она, — я уже не напугана до такой степени, как это было вчера вечером.

— Хорошо, — кивнул я.

Я закинул ее на спину кайилы, и испуганная девушка, чтобы сохранить равновесие, моментально вцепилась в гриву животного, погрузив в нее свои пальцы. Взяв длинный ремень и привязав его к правой лодыжке Миры, я пропустил его под животом кайилы, и дважды обмотав, закрепил на левой. Но подергав получившуюся конструкцию, остался ей недоволен, и перевязал все заново. Теперь ее бедра были притянуты к бокам кайилы настолько плотно, что вжимались в тело животного, и двигались вместе с его дыханием. Думаю, позже на внутренней поверхности бедер девушки останутся отпечатки теплого и шелковистого меха животного.

У кайилы на которой восседала рабыня не было поводьев, зато была веревка, привязанная за шею. Эту длинную веревку я набросил на луку моего седла.

— Господин не счел необходимым разрешить мне одежду, — обиженно заметила Мира.

— Это верно, — усмехнулся я.

Я отобрал у нее даже те незначительные тряпки, которые я разрешил носить, несколько недель назад, когда мы гостили в месте, что тогда было загоном Ваниямпи.

— Значит, я буду возвращена из Прерий, как голая рабыня, — поняла она.

— Да, — безжалостно подтвердил я, поскольку мне это казалось подходящим для той, кто вошла в них в качестве гордой свободной женщины, и агента кюров.

Мы находились на возвышении неподалеку от стойбища победителей. На востоке загорался рассвет. Группа из нескольких человек приближались нам со стороны стойбища.

Прощание было кратким.

Я уложил на спину кайилы, на которой уже сидела привязанная девушка, спереди и позади нее, вьюки с кое-какими вещами. В том вьюке, что оказался позади рабыни, среди связок сушеного мяса, лежал переводчик.

Я запрыгнул в седло, и мы начали спуск с возвышенности, направляясь на запад.

Я не стал забирать своего тарна, которого я изловил в землях Киниямпи. Я решил, что будет лучше, если эта уже дрессированная птица, останется в племени Кайил. Этот тарн был драгоценен для них, особенно в связи с их планами на приобретение новых птиц. Я отлично понимал, что племя нуждалось в каждом тарне, которого они могли получить. В действительности, я подозревал, что они вскоре попытаются получить их даже по торговым каналам. Прежде, приручение кайилы вызвало социальную и культурную революцию среди племен Прерий, похоже, теперь настала очередь тарнов. Тарн, как кайила перед ним, мог вызвать новые преобразования на просторах Прерий. Признаться честно, я слегка опасался этих изменений, когда я вспоминал каких высот достигли краснокожие в использовании кайил. Насколько ужасной может оказаться их энергия, когда они окажутся верхом на могучем тарне. И все же мне казалось, что мастерство в управление тарном, по-своему, может стать ключом к уверенной и длительной стабильности в Прериях. Ведь племена, не имеющие тарнов, не смогут составить конкуренцию тем, у кого они есть. То есть, они могут быть вытеснены с их земель, движущимися на запад более сильными соседями, что уже может угрожать целостности самой Иханке. Слишком часто в историях миров подобные перемещения народов, становились прелюдией к долгим и кровавым войнам. Как это ни парадоксально, но ключом к стабильности, зачастую оказывается паритет военных сил.

Я остановил кайилу и оглянулся назад. Многие из моих друзей находились на границе стойбища, выйдя проводить меня в путь. Зарендаргара среди них не было.

Два дня назад я был вызван в его вигвам. Там, вместе с Зарендаргаром присутствовал восьмой кюр, уже освобожденный от веревок.

Этот кюр утверждал, что приговор Зарендаргара был отменен. Теперь он должен был вернуться на Стальные Миры.

— Надеюсь, Вы не верите этому? — спросил я Зарендаргара, через переводчик.

— Именно по этой причине, мой товарищ искал меня здесь с большим риском для себя, — сказал он.

— И Вы верите ему? — не отставал я.

— Да, — ответил Зарендаргар. — Это правда.

— Откуда Вы знаете?

— Он поклялся в этом кольцами.

— И Вы пойдете с ним?

— Да. Рандеву с судном будет организовано.

— Когда Вы уходите? — поинтересовался я.

— Завтра, — ответил Зарендаргар. — Точка рандеву далеко. Поход будет долгим.

— Почему приговор был отменен?

— Изменилась политическая власть в Утесах, — пояснил кюр. — Кажется, мои услуги снова желаемы.

— Для чего? — решил уточнить я.

Губы этой большой косматой морды изогнулись назад, показывая клыки. Это была улыбка кюра.

— Мне не кажется, что было бы уместно сказать это, — прибыл ответ из переводчика.

— Я полагаю, что тот, кто поддерживает сторону Царствующих Жрецов, и случайно оказался поблизости, должен попытаться убить Вас.

— Конечно, но ведь не по этой причине, Ты приехал в Прерии, — заметил Зарендаргар.

— Нет, — улыбнулся я.

— И не для этого, я переправил на запад кожу истории.

— Так Вы сделали это сознательно? — удивленно спросил я.

— Да, — признал он. — Этим способом я стремился привлечь в Прерии, охотников за головами, где с ними можно было бы встретиться и иметь дело, а также, чтобы привлечь твою помощь в моем сражении с ними.

— Я не понимаю, — честно признался я.

— Я понимал, что они попытаются завербовать себе в помощь людей в таком, с их точки зрения, казалось бы, интересном для людей проекте, касающемся моего обнаружения и уничтожения. Конечно, они должны были попытаться связаться с Самосом из Порт-Кара, а он бы не мог не информировать тебя относительно их планов.

— Мы не оказали им поддержки. Они вынуждены были поступить иначе, и пошли на вариант с наемниками, — пояснил я.

— Именно на это я и рассчитывал, — признал Зарендаргар. — Как мне кажется, я гораздо лучше знаю людей, чем они.

— Возможно, — не стал я спорить с генералом.

— Ты приехал бы в Прерии, — сказал он. — Я был уверен в этом.

— И Вы были правы, — улыбнулся я.

— Но вот они этого не ожидали.

— Конечно, нет, — согласился я.

— Это было серьезным просчетом с их стороны. Но возможно, не стоит обвинять их в этом. Они не могли знать того, что знал я.

— И чего же они не знали? — поинтересовался я.

— Того, что однажды, давно, мы разделили пагу.

Вчера, рано утром, Зарендаргар и его компаньон покинули стойбище. И я, конечно, даже не пытался последовать за ними.

Я все смотрел назад. Я поднял руку, приветствуя людей собравшихся там.

Там стояли Махпиясапа — гражданский вождь клана Исбу, и его друг, Кахинтокапа из клана Касму, лидер Наездников Желтой кайилы. Его щит все еще имел облик Зарендаргара. Грант также был там вместе со своим сыном от краснокожей женщины из племени Пыльноногих. С ними рядом стоял его друг Уогмезэху — Стебли кукурузы, Пересмешник, который пришел вместе с племенем к Скале Советов. Завтра Грант и его сын, вместе с Хобартами и четырьмя рабынями, последуют в земли Пыльноногих, где он планирует зазимовать. Я видел Кэнку с Виньелой, и Вайейеку с Васнаподхи, и Оипутаке подле ее владельца Уопайка. Были там и многие другие мужчины, также, вышедшие из стойбища, такие как Акихока и Кеглезела. Но среди всех тех, кого я видел, самыми важными для меня были двое, с кем я коснулся ранами, и смешал кровь, мои друзья, мои братья, Хси и Кувигнака.

Вздохнув, отвернулся, и снова, медленно, начал мой путь на запад, к Иханке. Ближе к полудню, посмотрев вверх, я увидел тень выше и позади меня. В небе парил огромный черный тарн.

Я поднял руку, ладонью к себе, в гореанском приветствии. Гигантская птица повернулась, направляясь на восток. Я с грустью следил за ним, пока он не превратился в далекое пятнышко в синих небесах над необъятными просторами Прерий.

Оглавление

Глава 1 Пте

Глава 2 Процессия Исанна

Глава 3 Шест

Глава 4 Кайлы собираются на охоту

Глава 5 Мы с Кувигнакой пойдем в лощину

Глава 6 Что случилось в лощине

Глава 7 Блокету и Ивосо наносят визит

Глава 8 Я покидаю вигвам Гранта

Глава 9 Что произошло в вигваме Кувигнаки

Глава 10 Улучшенная рабыня вернулась к своему господину

Глава 11 Пришло время празднеств

Глава 12 Я пользуюсь правом украшенного бисером хлыста

Глава 13 Я узнаю о присутствии ваниямпи

Глава 14 Ваниямпи

Глава 15 Уловка Хси

Глава 16 Оипутаке

Глава 17 Оценка информации полученной от Оипутаке

Глава 18 Я продолжаю пытаться оценить сведения Оипутаке

Глава 19 Я говорю с Кувигнакой

Глава 20 Кинямпи

Глава 21 Желтые Ножи

Глава 22 Кувигнака требует обучения

Глава 23 Кувигнака и рабыня

Глава 24 Мы добываем кайил

Глава 25 Мы говорим с воином Кайилой

Глава 26 Снова вступаем в бой. Кровавая земля

Глава 27 Битва

Глава 28 Битва продолжается

Глава 29 Как получилось, что Грант выжил

Глава 30 Сардак

Глава 31 В вигваме Гранта

Глава 32 Что решил делать Кувигнака

Глава 33 Мира

Глава 34 Кабачок и клубника

Глава 35 В месте видений

Глава 36 Яма

Глава 37 Что происходило в яме

Глава 38 Наказание рабыни

Глава 39 Перо

Глава 40 В загоне Ваниямпи

Глава 41 Хси пойдет с нами

Глава 42 Небо за мной кажется чистым

Глава 43 Что произошло, в стойбище Желтых Ножей

Глава 44 Желтые Ножи пришли на скалу советов

Глава 45 Что произошло ночью на Скале Советов

Глава 46 Второй день сражения

Глава 47 Третий день сражения

Глава 48 Две женщины

Глава 49 Правосудие

Глава 50 Что произошло на вершине тропы

Глава 51 Пересмешники привели в стойбище гостя

Глава 52 Благодеяние

Глава 53 Рыжеволосая рабыня

Глава 54 Я возвращаюсь в свой вигвам

Глава 55 Смешивание крови

Глава 56 Я покидаю стойбище