Правители эпохи эллинизма [Герман Бенгтсон] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Г. Бенгтсон
ПРАВИТЕЛИ ЭПОХИ ЭЛЛИНИЗМА

*
Hermann Bengtson

HEKRSCHERGESTALTBN DES HELLENISMUS

H. Beck’sche Verlagsbuchhandlung (Oscar Beck),

München, 1975

*
Редакционная коллегия

К. З. Ашрафян, Г. М. Вауэр, Г. М. Бонгард-Левии,

Р. В. Вяткин, Э. А. Грантовский, И. М. Дьяконов,

И. С. Клочков (ответственный секретарь),

М. А. Коростовцев (председатель), С. С. Цельникер


Перевод с немецкого и предисловие Э. Д. Фролова


Ответственный редактор А. А. Нейхардт


© Н. Beck’sche Verlagsbuchhandlung (Oscar Beck),

München, 1975.

© Перевод, вступительная статья и комментарии:

Главная редакция восточной литературы

издательства «Наука», 1982.

Э. Д. Фролов История эллинизма в биографиях его творцов

Есть эпохи во всемирной истории, которые особенно изобилуют социальными и политическими переменами и, будучи исполнены напряженного взаимодействия различных творческих сил, оказываются особенно плодотворными в плане дальнейшего развития. К числу таких эпох в древности бесспорно должен быть отнесен период эллинизма. Термин «эллинизм» был введен в научный обиход в 30-х годах XIX в. немецким историком Иоганном Густавом Дройзеном. Он первый занялся серьезным изучением послеклассической истории греков и словом «эллинизм» обозначил процесс всемирно-исторического значения — «распространение греческого господства и образованности среди отживших культурных народов»[1]. Иными словами, эллинизм, по Дройзену, может быть определен как время решающего наступления греческого оружия и греческой культуры на Восток — вплоть до того момента, когда Рим, надвинувшись на греко-македонский мир с запада, положил конец независимому существованию этого эллинистического мира.

В хронологическом отношении эллинизм — период с середины IV и до последней трети I в. до н. э. Открывается этот период действительно авторитетным выступлением Македонии, которая при царе Филиппе II и его сыне Александре становится ведущей державой на Балканах, гегемоном греков и победоносным противником персов. Однако достижение Македонией этого высокого положения было обусловлено не только свежими силами, еще не исчерпанными людскими и материальными ресурсами этой северогреческой страны и, уж конечно, не одной лишь инициативной ролью ее, впрочем, действительно выдающихся лидеров — царей Филиппа и Александра. Важной предпосылкой успехов македонской державной политики были разложение и ослабление мира классических греческих городов-государств, полисов, которые, достигнув — в первую очередь в лицо Афин и Спарты — исключительного расцвета в V в. до н. э., обнаружили на исходе этого и в особенности в начале следующего столетия признаки несомненного упадка. Другой, не менее важной предпосылкой македонского успеха оказалась слабость Персидской империи Ахеменидов, которая, как это обнаружилось в ходе Восточного похода Александра, поистине была колоссом на глиняных ногах. И все же особенно важной была ситуация в греческом мире, обусловившая по только причину политического торжества Македонии на Балканах, по и возможности ее победоносного наступления на Восток.

IV век до н. э, вошел в историю античного мира как век кризиса классической полисной системы[2]. Кризис полиса в древней Греции был прежде всего кризисом гражданского общества. Исходный момент разложения этого последнего следует искать в сфере социально-экономической. Прогрессирующее развитие крупнособственнического рабовладельческого хозяйства неуклонно вело к концентрации собственности в руках немногих и к разорению и обнищанию масс свободных граждан. Рост социального неравенства, в свою очередь, вызывал обострение общественных отношений даже в передовых демократических полисах, где прилагались особенные усилия для поддержания видимого равенства между гражданами. Бьющая в глаза роскошь богачей вызывала зависть и недоброжелательство низов. Растущее раздражение народной массы находило выход в скорых судебных расправах над отдельными богачами, а иногда и в массовых погромах, как это было, например, в Аргосе в 370 г. до н. э., когда городская беднота, подстрекаемая демагогами, забила насмерть дубинами до 1200 богатых граждан [Diod., XV, 58].

В этих условиях обнаружилось банкротство полисного государства, чьи возможности были весьма ограниченны, между тем как граждане предъявляли к нему все более повышенные требования, настаивая: бедные — на дальнейшем расширении системы государственного вспомоществования, а богатые — на обеспечении своей собственности и жизни от посягательств со стороны этой бедноты, на