Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков [Коллектив авторов] (fb2) читать постранично, страница - 2

разрешения вопросов: во-первых — с какого момента можно говорить о «средних веках» и по каким признакам эта эпоха отличается от «древнего мира»; во-вторых — на какой почве и в каких общественных условиях зародилась и стала развиваться та культура и та литература, которую мы можем характеризовать как средневековую, не античную, хотя она пользуется тем же латинским языком, что и ее предшественница; в-третьих — каково ее соотношение с этой предшественницей, с той античной латинской литературой, которую принято называть не латинской, а римской?

Первый вопрос — какую дату можно считать началом средних веков — наиболее просто разрешался в старых школьных учебниках: такой датой считался 476 г., когда германец Одоакр, командовавший западноримской армией (состоявшей в основном из наемных германцев различных племен), лишил императорской власти малолетнего императора Ромула Августула, сына другого военачальника, римлянина Ореста. Армия провозгласила Одоакра королем, однако титула римского императора он себе не присвоил, отослал от имени сената знаки императорского достоинства константинопольскому императору Зенону, а сам удовлетворился полученным от Зенона званием «римского патриция» и «блюстителя власти». В этом звании он управлял Италией до 493 г., когда был побежден и убит остготским королем Теодорихом, новым завоевателем Италии.

Итак, эта общепринятая дата — 476 год — отмечает только политический рубеж между древностью и средними веками: изменение формы верховной власти в западноримской империи, факт, конечно, не лишенный значения, но не раскрывающий тех коренных внутренних изменений, которые постепенно превращали западные римские провинции в средневековую Европу.

Самым глубоким, как бы подпочвенным слоем, в котором совершались важные изменения, был экономический уклад западноримской империи. Рабский труд уже в первые века н. э. стал менее продуктивным, менее выгодным для владельца и уступал место системе колоната. Резкие различия между рабами и колонами, особенно в сельском хозяйстве, стали стираться — многие рабы получали во владение небольшие земельные участки, а колоны, напротив, со времен Константина Великого были прикреплены к тем имениям, в которых они арендовали участки. В крупных земельных владениях постепенно совершался переход к натуральному хозяйству, вследствие ненадежности торговых сношений и трудности подвоза из дальних провинций. Процесс закрепощения проник и в город: члены городских советов (куриалы) потеряли право свободного выбора занятий и превратились в помощников императорских чиновников по сбору налогов, а ремесленники различных специальностей (пекари, плотники и пр.) оказались прочно приписаны к своим «коллегиям» — своеобразным цехам, или группам взаимопомощи.

Слабость центральной императорской власти уже с III в. повела к усилению власти крупных землевладельцев, бравших на себя и поставку рекрутов в армию, и сбор податей, а нередко и суд и расправу по своим местам. Таким образом, уже в недрах Римской империи исподволь слагалась новая экономическая система: феодальный строй. Рабовладельцы превращались в феодалов-крепостников, рабы — в «свободных» крепостных.

Другой важной новой чертой во всем облике западноримского мира было резкое изменение его этнографического состава. Еще до начала военных вторжений и нашествий «варварских» племен на Римскую империю многие германские отряды нанимались на римскую службу, чтобы сражаться против своих же одноплеменников. Такие отряды расквартировывались в римских провинциях, иногда надолго, и пользовались одной третью доходов своих домохозяев, — это было узаконено и не вызывало протеста со стороны местного населения. Многие германские военачальники занимали в IV—V вв. крупные посты и в восточной и в западной части империи. Наиболее видным был вандал Стилихон, на дочери которого был женат (в конце IV в.) сам император Гонорий. Только после беспорядков в Константинополе, вызванных столкновением наемных германцев с населением, и после казни Стилихона, оклеветанного личными врагами, отношение к германским поселенцам ухудшилось, тем более, что уже с начала V в. они стали выступать не как воины на службе у Рима, а как завоеватели и полноправные владыки занимаемых ими земель. Более всего это насильственное расселение пришельцев коснулось Галлии и Италии. В Галлии, где уже с I в. до н. э. складывался особый слой галло-римской знати и где кельтское население было в значительной степени романизовано, на новых германских насельников смотрели как на варваров и дикарей. Немногим лучше было отношение к ним и в Италии.

В течение всего V в. и большей части VI в. карта Западной Европы непрерывно менялась. Из прочно организованных римских провинций Европа превратилась в подвижный конгломерат неустойчивых варварских государств, пытавшихся закрепиться то в той, то в иной части Западноримской империи как в последние десятилетия ее почти призрачного