Плотницкая готика [Уильям Гэддис] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ПЛОТНИЦКАЯ ГОТИКА

В небе пролетела птица, голубь? или горлица (она обнаружила, что тут водятся горлицы), неразличимой окраски в оставшемся свете. Это мог быть и комок тряпки, как ей сперва и показалось, брошенный в самого младшего из мальчишек, который стер грязь со щеки, куда ему попали, поймал за крыло, чтобы швырнуть обратно, где второй теперь отломанным суком вместо биты вышиб её высоко над веткой снова быть пойманной, брошенной и снова отбитой в завихрение листвы, в лужу от вчерашнего вечернего дождя, этакий линяющий облачком с каждым ударом помятый волан, выбитый в желтый знак тупика на углу напротив её дома, где мальчишки гуляют в это время дня.

Когда зазвонил телефон, она уже отвернулась перевести дыхание и направилась за этим на кухню, где взглянула на часы: ещё нет пяти. Стали? День закончился с падением солнца за поднимавшуюся над рекой гору или за то, что здесь считалось горой. — Алло? сказала она, — кто?.. Ах да нет, нет его нет он… Нет, я не нет. Нет, я… Ну, я не его жена нет, я только что сказала. Моя фамилия Бут, его я даже не знаю. Мы просто… Ну дайте же договорить! Мы просто снимаем у него дом, я не знаю где мистер Маккэндлесс даже ни разу его не видела. Мы получали от него открытку из Аргентины вот и всё, Рио? Это же Аргентина? Нет просто открытка, просто что-то насчёт печи просто открытка. Простите что не могу помочь, тут кто-то… Нет мне нужно идти до свидании, кто-то стучит…

Кто-то ссутулился, заглядывая туда, где минуту назад она стояла и смотрела наружу по прямой линии из кухни, мимо лестничного столбика к застеклённой входной двери, с дребезжанием распахнувшейся. — Стойте! она вскочила, — стойте, погодите, кто…

— Бибб?

— Ой. Ты меня напугал.

Он был уже внутри, придавливая дверь своим весом, выдержал объятья без ответа. — Прости, я не…

— Я не поняла кто ты там был. Распахнул дверь такой большой я даже не, как ты сюда попал?

— Приехал по 9W на…

— Нет но как ты нас нашёл?

— Адольф. Адольф сказал ты…

— Тебя прислал Адольф? Что-то случилось?

— Нет расслабься Бибб, расслабься. Да что с тобой вообще.

— Я просто, я просто разнервничалась. Я просто очень разнервничалась вот и всё и когда я тебя увидела я, когда ты сказал что тебя прислал Адольф я подумала что-то случилось. Потому что всегда что-то случается.

— Биббс я ничего такого не говорил. Не говорил что меня прислал Адольф… Он вытянул ноги на стуле с одной стороны камина, пока она опустилась на край протертого двойного диванчика напротив, стиснув колени и прижав сцепленные руки к подбородку. — Когда виделся с ним на прошлой неделе он сказал куда вы переехали, я не знал что вы…

— Ну откуда тебе было знать как мы могли сказать! Откуда тебе знать куда мы переехали ты никогда, мы никогда не знаем где ты и никто не знает. Просто заявляешься вот так с, с ботинками что у тебя с ботинками прямо разваливаются что у тебя, дыра на коленке даже куртки нет, ты… 

— Ох Бибб, Биббс… 

— И в такой холод!

— Ну Биббс господи, думаешь я не знаю что холод? Я же шестнадцать часов в дороге. Ехал на мебельном фургоне из Платтсбурга без обогревателя, пришлось его отключить, когда система охлаждения полетела. Два раза, эта хрень глохла два раза и опять заглохла прямо здесь, на 9W. Увидел знак и вспомнил как Адольф говорил что сюда-то вы и переехали, так что добрался пешедралом. Вот и всё.

— У тебя усталый вид Билли, сказала она почти шёпотом. — Такой усталый… и уронила руки.

— Шутишь? Усталый, да этот сраный фургон я прям…

— Не кури пожалуйста.

Он бросил спичку и сигарету на холодную решетку камина, встал на рваную коленку, чтобы подобрать их там, куда они отлетели от экрана. — Пиво есть?

— Я посмотрю вряд ли, Пол не…

— Где он? Видел машину решил он тут.

— Сломалась, утром ему пришлось ехать па автобусе. Он его терпеть не может, Билли?.. Уже на ногах, звала его с кухни. — Билли? Посмотрела на часы, — он будет с минуты на минуту я просто не хочу…

— Знаю я чего ты не хочешь! Уже на ногах, он громко говорил, обращаясь к стенам, перилам, которые поднимались от столбика у дверей, к мебели. — Бибб?

— Пива нет, я завариваю чай если ты…

— Просто хочешь чтобы я ушёл раньше чем явится Пол, да? И он уже открывал в другом конце комнаты дверь под лестницей в темноту подвала, захлопнул, открыл другую, вошёл без света и встал там над унитазом. — Бибб? из открытой двери. — Дашь двадцатку?

Чашка на блюдце зазвенела па ходу. — Ой надо было сказать. Этот забивается, надо было сказать тебе пойти на второй этаж…

— Поздно… он вышел, застегивая ширинку, — дашь двадцатку, Бибб? Мне обещали заплатить когда пригоню сюда фургон но…

— Но что с ним, с фургоном. Просто бросил?

— Да хрен с ним.

— Нельзя же его просто бросить прямо посреди…

— Шутишь? Генератор накрылся, думаешь буду я там сидеть с ним всю ночь? Отправили в дорогу такую рухлядь пусть теперь сами и буксируют.

— Но кто? Чей он, что ты делаешь почему перегоняешь чей-то мебельный фургон из…

— А ты типа как думаешь что я делаю, Бибб? Хотел заработать семьдесят пять баксов, как думаешь что я делаю.

— Но ты сказал что недавно видел Адольфа, я подумала ты…

— Ой брось Бибб, Адольф?.. Снова в кресле, одной рукой похрустывая костяшками другой. — От Адольфа снега зимой не…

— Не надо, пожалуйста.

— Что. встречаться с Адольфом? Да он…

— Костяшками, ты же знаешь я от этого нервничаю.

Пожимая плечами, он сполз ниже на кресле, одна рука в другой. — Сидит в своем отделанном деревом кабинете пока я должен выслушивать как он отвечает за каждый сраный цент траста, наследственного фонда, иски счета из дома престарелых его долг сберегать активы в смысле бля, Биббс. Неудивительно что старик назначил Адольфа душеприказчиком. Сидит и одной рукой стережет наследство, а другой раздает этот паршивый траст всё он на пару с банком, с этим Снеддигером из банка. Попроси у одного цент он скажет что другой не одобрит расходы, в смысле вот как старик всё устроил. Только чтоб нам не…

— Ох знаю, знаю…

— Только чтоб…

— Ну, ведь уже почти всё, да? Почти всё, следующей весной ты уже…

— Это же траст Бибб, это всего лишь траст, вот я о чем. Вот как он всё устроил, только чтоб нам не добраться до его наследственного фонда, а когда доберемся от него всё равно уже ничего не останется. Адольф говорит двадцать три иска, акционеры подали двадцать три иска против компании и наследственного фонда чтобы вернуть всё что старик выложил на взятки. Адольф говорит фонд расходует на эти тяжбы все свои ресурсы, все ресурсы это же всё Адольф. Это всё он и Граймс и все остальные думаешь, им хочется уладить тяжбы? Все ресурсы думаешь им не насрать выиграют они или проиграют они просто тянут резину, отсрочки переносы апелляции и выставляют счёт наследственному фонду всякий раз как отвечают по сраному телефону болтают там друг с другом, сидят типа друг у друга на коленях ковыряются друг у друга в носу двести долларов в час все до одного Бибб, они там друг с другом разговоры разговаривают.

— Но какая разн…

В смысле каждый раз как я прихожу Адольф непременно напоминает, как они уладили вопрос об отставке старика когда он мог вместо этого отправиться за решетку. В смысле почему бы и нет. Должен был отправиться, как и Пол, как и…

Пожалуйста Билли, не хочу снова это пережевывать, раз за разом пережёвывать Пол просто делал что ему говорил и, это всё равно началось задолго до его прихода. Что Полу оставалось, ведь даже сказали что это не противозаконно да? Даже в газетах, когда…

— Тогда откуда взялись все эти иски? Если это не противозаконно откуда тогда взялись двадцать три иска, если бы старик не был так же умен как дядя Уильям он бы сейчас был в тюрьме, но он выбирает лёгкий выход как всегда, как всегда Бибб. Насрал на пол а другим прибирать как всегда, и всегда находилось кому прибирать. За ним всегда припирал Адольф что и сейчас делает, только это и умеет. Двести долларов в час и будет прибирать пока никакого сраного наследства не останется, знаешь что он недавно учудил? Адольф? Недавно отдал Йелю десять тысяч долларов ты знала? Из наследственного фонда, десять тысяч долларов Йелю пока ты прозябаешь в этой рухляди, а я перегоняю раздолбанный…

— Но послушай неправда! Это красивый старый дом я всегда о таком…

— Брось Бибб это помойка, сама посмотри. Вон там, над альковом, потолок от одного взгляда может обвалиться, знаешь сколько Адольф только что вбухал в медную кровлю в Лонгвью? Он только что оттуда, он и Граймс и Ландштейнер все, все туда ездили. Знаешь почему? Оценить активы наследственного фонда говорит мне Адольф знаешь почему? именно сейчас? Утиный сезон. Поехали и разнесли в пух и прах всех уток в округе, и всё за счёт фонда, Адольф не отличит «Пюрди» двенадцатого калибра от «Сирс, Робак» но туда же палить во всё, что движется. Это теперь называется сохранение активов, ну и решают потратить тридцать семь тысяч долларов на кровлю, в смысле тридцать семь тысяч долларов. Эта медная кровля да она же позеленеет и покроется таким же сраным мхом как на деревьях, Лонгвью ещё называется, «Далекий Вид», да там дальше трех метров не видно из-за…

— Ох я знаю знаю!.. Блюдце задребезжало чашкой, и она её поставила, — пожалуйста не надо всё это пережевывать пожалуйста!

— Ладно Бибб, но в смысле мог же он отдать всё нам, да? Или Бедфорд, даже Бедфорд, я тут видел Лилли…

— Оставить тебе Бедфорд? Думаешь он бы оставил тебе Бедфорд после вечеринки которую ты там закатил? Той последней вечеринки, когда он был в Вашингтоне а вы бросали окурки на ковры и всё это битое стекло и Сквики потеряла сознание прямо в его ванне? А ещё кто-то пририсовал светящейся краской шляпу его портрету в библиотеке, ты думал после такого он оставит тебе дом?

— Мог хотя бы тебе оставить.

— Мне там никогда не нравилось. Пол бы сошёл с ума в Бедфорде.

— Пол и здесь с ума сойдет. А в Бедфорде значит пусть сходит с ума Лилли, я видел как она выходила из кабинета Адольфа. Пыталась вытянуть из него деньжат на отопление этой зимой, боится что все трубы полопаются. Ни цента, только не от Адольфа. Он всегда её ненавидел. 

— Почему ненавидел, ему просто не нравится что такой большой загородный дом получит секретарша, которую… 

Которую старик трахал двадцать лет кряду? и оставил ей паршивый дом без цента на содержание а Адольф не растерялся и мигом вывез всю мебель? Где вообще теперь эта мебель, те два больших инкрустированных комода и кресла от…

В Нью-Йорке. Всё в Нью-Йорке, на складе. Нам пришлось снять дом с мебелью, на время во всяком случае пока они не заберут свои вещи, или её вещи, кажется здесь всё её это как-то запутано…

Но в смысле что ты вообще здесь делаешь Биббс, и этом захудалом городишке, как тебя…

Нам просто надо было выбраться из Нью-Йорка вот и неё, просто нашли дом через агента и сняли. Когда ты видел меня там в последний раз я даже дышать не могла, там грязно, всё, воздух улицы всё, и шум. Выше по улице шёл снос грохот как от пулеметов, а потом стали греметь прямо на углу. Начали новую стройку прямо на углу и каждый раз как они гремели у Пола ум за разум заходил, он до сих пор просыпается по ночам от…

Блин у него и так ум за разум, с тех пор как вернулся кто в этом виноват-то.

— Уж точно не он! Если бы ты был постарше то и сам бы…

Нет брось Бибб, в смысле вся эта его хрень в стиле южного офицера? эта парадная сабля с выгравированным ни лезвии именем, из того недоделанного кадетского корпуса где он учился? И в смысле помнишь что он тебе говорил, как сказал его отец? его собственный сраный отец? Что ему повезло черт подери отправиться туда офицером по тому что…

— Я же тебе объясняла! Всё не, не стоило вообще рассказывать это не твое…

В смысле как он мог рассказать такое тебе! Как вообще такое можно рассказывать да у него давно уже мозги ум за разум, не может найти работу не может даже поискать так что и прикинулся будто начинает свой бизнес? То есть он идёт к Адольфу и говорит что…

— А он и начинает.

— Что, где начинает бизнес, здесь начинает? Типа что же он собирается делать, химчистку откроет? купит тебе стиральную доску и…

— Билли прекрати, честное слово. Это консультации, будет как бы консультант, в смысле чем и занимался ещё когда был…

— Шустрилой Полом.

— Пожалуйста! Не, начинай про… уже на ногах, направляясь на кухню. — Двадцать? Тебе хватит?

— Бибб?.. Он последовал за ней. — В смысле ты же знаешь кем он…

— Пожалуйста не хочу об этом говорить… Она выдвинула ящик, порылась под салфетками, подложками, — только двадцать? Уверен что хватит?

— За глаза… и, когда она наклонилась затолкать салфетки обратно, провёл по её руке, обнаженной до плеча, по синяку. — Это Пола работа?

— Я же сказала не хочу об этом! Отдернула руку, — вот!

Я, я просто…

— Ударилась о шкаф, отлично… сунул банкноту в карман рубашки. — В смысле ты же знаешь, зачем он на тебе женился, все мы…

— Ну всё! Я, я просто… она вышла за ним к входной двери, — я просто хочу…

— Я тоже много чего хочу, Бибб… он потянул дверь, задел столбик лестницы, и вышел, нахохлившись от холода: — Тебе здесь получше? с астмой?

— Ещё не знаю, я, кажется. У тебя всё хорошо Билли?

— Шутишь?

— Но где ты, где ты переночуешь, мы ни разу…

— У Шейлы. Где ж ещё. 

— Я думала, между вами всё кончено. Думала она уехала в Индию. 

— Вернулась. 

— Ты позвонишь? Ты, погоди не принесёшь почту? Не хочу выходить… Она протянула голую руку, он шарахнул дверцей почтового ящика и после задержался у машины, оставленной на площадке перед гаражом, качнул одной рукой.

Что с ней.

Не знаю, просто не заводится. Ты ведь, там есть телефон, Билли? Пожалуйста, позвони?.. Она вернулась, подпили взгляд на часы, вздрогнув, села. — Да алло?.. Нет. нет но будет с минуты на минуту. Может он вам перезвонит когда… В любое время да, этим вечером да, в любое время этим вечером, я передам да… Она повесила трубку и оставила на ней руки, улеглась на них, приложилась лбом к тыльной стороне, набирая воздух, набирая воздух, пока не услышала дверь.

Лиз?..

Ой. Тебе звонили. Только что, мистер…

Какого дьявола он там делает!

Он, кто…

Билли, твой чёртов братец Билли, он там под машиной, какого дьявола он гам делает.

Ну он просто, я думала он…

Как обычно? за деньгами? Как он здесь оказался.

Ну, он, он просто появился, он…

Вечно он просто появляется. Ты ему что-нибудь давала?

Пол как, у меня осталось только девять долларов от… Хорошо, и не давай. Звонили?

Только что да, мистер Уде? Сказал перезвонит.

И всё?

Да. В смысле нет был ещё звонок мистеру Маккэндлессу, кто-то из налоговой Пол когда мы решим вопрос с телефоном, я только и делаю что отвечаю на звонки мистеpa…

Слушай Лиз, я ничего не могу сделать. Я пытаюсь подключить здесь телефон на имя компании, как только…

Но когда телефон отключили в Нью-Йорке, пришёл счёт больше чем на семьс…

Почему и подключаю на юридическое лицо! А теперь чёрт подери Лиз хватит наседать стоит мне войти в чёртову дверь, пока просто придётся потерпеть. Вешай трубку, теперь слушай что там с твоим братцем. Посмотришь какого дьявола он там делает?

— Может пытается починить, машину в смысле, он…

— Он роликовые коньки починить не сможет. Надо будет починить этот драндулет, чёртов автобус на сколько я сейчас, на полчаса опоздал? Всё 9W стоит отсюда до самого моста.

— 9W? Там, там всё в порядке? В смысле…

— В каком ещё порядке, только что ведь сказал дорога стоит на три мили, полицейские, аварийные, все дела… Он повернул от кухонной двери к той, что была открыта под лестницей. Щёлкнул там светом, — Лиз? Слушай больше не пускай его в дом, просто не пускай. Не умеет жить в доме, даже не знает как воду за собой спускать после того, как…

— Нет стой Пол стой! Я его предупреждала этот опять засорился, не…

— Ну, боже…

— Но я же предупреждала не…

— Поздно да, по всему чёртову полу.

— Погоди Пол, Билли?.. Она была у дверей. — Пол? Я приберу, Билли что…

— Пол выйди-ка на секунду? Сейчас заведем эту рухлядь… Он отпустил дверь и, не дожидаясь, уже лежал на спине, на щебёнке площадки. — Стартер заклинило. Пол?

— Погоди минутку…

— Поверни в кабине ключ пока я подлезу.

— Подожди минутку Билли подожди! Вся чёртова машина накренилась, ты же каким-то поленом её подпёр, нельзя…

— Нельзя ждать а то я уже ничего не разгляжу… он уже был наполовину под машиной, каблуки скребли по листве, щебёнке, — готов?

— Подожди… машина покачнулась, он отшатнулся, не опуская руку, облизнул губы, глядя на глупо покосившуюся деревяшку, на бугор джинсы, рёбрами сморщившейся под порогом. 

— Ну, поворачивай! 

Он встал как можно дальше, повернул ключ и отшагнул. Боже мой завелась.

Выключай!

Рука рванулась к ключу, на обратном пути он запнулся о ботинки, о подогнувшиеся колени. — Наверняка зубцы на маховике стёрлись, шестерня стартера попадает на пустое место и прокручивается.

Что ж это, главное теперь эта чертовщина заводится.

Может и шестерню покоцал, купи новую а то всё повторится, в любой момент… Ветер с реки задрал их воротники, принёс порыв полужёлтых листьев с клёна на углу. Спасибо, Пол.

В каком смысле спасибо.

Чувак просто спасибо за хорошую карму вот и всё, в смысле если даёшь кому-то шанс сделать тебе доброе дело то это на пользу карме, да? Так что надо сказать спасибо, правильно?

Слушай Билли только вот не надо, я ни о чём тебя не просил. так? Заполз туда в темноте вся чёртова машина висит на какой-то деревяшке, мог бы…

Типа этого?.. и деревяшка содрогнулась от внезапного тычка ботинка, машина рухнула, разбрызгивая щебёнку из-под порога. — Что ж ты упустил момент, Пол.

Билли чёрт подери не…

Может это был твой последний шанс. Вот… он залез рукой в кабину вытащить ключи, бросил, — найдёт ключи какая-нибудь шпана поедет кататься и бросит в кювете. С такой-то рухлядью Пол, это даже кражей в крупных размеpax не назовёшь.

А ты бы не упустил да! Будь там я, да! Присев на колени, нашаривая в листьях ключи, — хорошая карма, я тебе Билли когда-нибудь покажу чёртову хорошую карму! Но ветер швырнул его слова в него же, поднявшись с реки, порывами поднимая листья там, где его пальцы ворошили их, размозжённое крыло, перепачканную спинку, едва различимую в защитной окраске смерти, он выпрямился с ключами, глядя вниз по склону, где нахохлилась под ветром уменьшающаяся фигурка, а потом наклонился поднять на вытянутой руке птицу за лапу, поворачиваясь к двери.

— Пол? Я вроде слышала, как завелась машина. Починили?

— До следующего раза.

— Что это у тебя, ой!

Он пронес мимо неё бросить в мусор.

— Где виски.

— В холодильнике, ты…

— Какого дьявола оно делает в холодильнике.

— Ты сам поставил вчера вечером.

— Ну а почему ты не достала… Дверца холодильника стукнула о кухонную столешницу. — Он псих Лиз. Твой чёртов братец, он псих.

— Пол прошу он, я знаю иногда он…

— Иногда! Знаешь что он там только что вытворял?

— Я думала починил машину, ты сказал…

— Его надо упрятать куда подальше Лиз. Он опасен. Стакан чистый? По нему плачет «Пейн Уитни»[1], где твой дядя дефилирует в сюртуке, дядя Уильям разгуливает по «Пейну Уитни» без штанов.

— Как в тот вечер когда ты сложил всю свою одежду и убрал в холоди…

— Лиз не было такого! Не было такого, это ты чего-то начиталась.

— По-моему смешно.

— Ничего смешного. Когда Уде обещал перезвонить.

— Просто сказал попозже. Кто этот мистер Уде.

— Преподобный Уде. Клиент. Принесла почту?

— Она, да, где-то тут, кажется я положила её…

— Слушай Лиз, у нас должна быть система. Хотя бы принесла, уже хорошо. Но для почты должно быть своё место. Раз уж я буду здесь чем-то заниматься у нас должна быть система, я должен знать где почта когда вхожу в дом, и заведи блокнот у телефона чтобы я видел кто…

Нет она здесь, здесь за сумкой с луком когда я вошла, я…

Видишь а я о чём. Я о том что если уж я здесь буду чем-то заниматься не могу же искать почту под сумкой с луком. Мой чек пришёл?

Я не смотрела, я не…

Чёртов банк, кто-то там с правом на арест наверняка заморозил всё что я… Рвётся бумага, — ты только послушай. Дорогой клиент… — Пол?

Вас привлекает скидка десять процентов с первой покупки в лучшем мебельном магазине Америки? Если да, то вас обрадует новость о том что…

Пол что там сейчас случилось. С Билли, ты сказал…

Ничего. Ничего Лиз он псих, вот и всё, его надо упрятать куда подальше для его же блага, на кой чёрт нам мебель. Этот чёртов банк ты глянь, три просроченных взноса по кредиту угрожают меня разорить а эти пытаются продать мне мебель. Да у нас только мебель и осталась!

Если бы. Если бы я хоть иногда могла поднять глаза и увидеть что-то своё, те два инкрустированных комода отлично встали бы в…

Слушай комоды никуда не денутся пока мы не оплатим чёртов счёт за хранение на складе, а завезёшь сюда этот хлам куда мы его чёрт подери поставим.

Можно было бы, когда-нибудь если убрать эту стену между гостиной и верандой? просто расширить помещение и сделать арку прямо на веранду и всю веранду застеклить, а то старое пианино из Лонгвью можно…

Снесёшь стену и весь чёртов дом обвалится Лиз о чём ты вообще, снимаешь чужой дом и хочешь ломать стены? Рвётся бумага.

Я просто сказала что когда-нибудь…

Доктор Густав Шак, двести шестьдесят долларов. Что ещё за чёртов Густав Шак.

К которому я ходила на прошлой неделе, к которому меня отправил Джек Орсини и где та ужасная…

— Одно посещение? Двести шестьдесят долларов за одно посещение?

— Ну, я тебе говорила они проводили осмотр, как ужасно накричала на меня его медсестра я даже вздохнуть не могла, у меня как раз начался спазм на спирометрии а она накричала на меня из-за…

— Спирометрия восемьдесят долларов. КК сто долларов, что ещё за чёртово КК. Комплексная консультация, что ещё за…

— Ну, я не знаю я Пол! Всё было так сумбурно, я так ужасно себя чувствовала и медсестра так грубила и он так торопился как раз уезжал в отпуск на гольф в Палм-Спрингс, я видела его не больше десяти минут. Он принял меня только ради Орсини, потому что нужны результаты анализов когда я пойду на следующей неделе к специалисту, к этому доктору Киссинджеру, и доктор Шак всё ему переш…

— Да хорошо Лиз, хорошо но господи. Двести шестьдесят…

— А что я могу поделать! Я, я не знаю что ещё…

— Ладно слушай. Просто вышли ему двадцать пять долларов и напиши на чеке «полное погашение». Можешь позвонить Орсини?

— Звонила. Он в Женеве. На какой-то большой конференции невропатологов или чём-то таком в Женеве.

— То есть он едет, читает доклад, катается на лыжах в Кицбюэле, заглядывает в Довиль проведать своих лошадей, получает за эту чертовщину налоговый вычет и возвращается домой прямиком на очередную большую вечеринку по случаю издания, большого успеха очередной книги…

— Но он был добр ко мне Пол, всегда был щедрым со…

— Щедрым? после того как твой отец его озолотил? Слушай мне надо с ним побеседовать Лиз, когда в следующий раз позвонит Орсини мне надо с ним побеседовать.

— Я бы не стала Пол просто не стала бы, если он подумает что ты вмешиваешься в исследования на которые дал деньги папа он рассвирепеет я знаю, он…

— Чёрт подери да ни во что я не вмешиваюсь, не об этом мне надо с ним побеседовать чёрт подери Лиз не говори мне, что делать! Он наклонил бутылку над стаканом, — а это что.

— Это? Она протянула ему, — даже не пойму из какой страны.

— Заир. Кто у нас знакомый в чёртовом, стой. Вот, это же Маккэндлессу, пришпиль на дверь с остальными, да где же мой чёртов чек от министерства ветеранов… Рвется бумага, — от сволочей из страховой. Для оформления сведений по данному делу на стадии рассмотрения тебя просят записаться на врачебный осмотр в соответствии с твоим заявлением к этой чёртовой авиакомпании какого дьявола они…

— Не знаю! Мне уже пришло семь, десять не знаю сколько это произошло четыре года назад, я даже не помню на что жаловалась где у меня болело, не могу даже…

— Ну я ещё как могу… скомкал бумагу, — сволочи. Я ещё как могу им сказать, головокружение, головные боли… Разгладил на столе. — Отсутствие результатов осмотра может негативно сказаться на рассмотрении вашего заявления об ущербе причинённом во время, я ещё как могу сказать.

Ее лоб опустился на ладонь, так она и сидела, делая глубокий вдох, резко встала к раковине за бумажным полотенцем высморкаться, снова с пустой тревогой, выглядывая наружу. Свет уличного фонаря уронил на террасу ещё пару листьев. — Когда будешь ужинать, наконец спросила она.

— Можешь дать лёд раз уж встала?

Она стояла и смотрела наружу. — Пол?

— Кого ты знаешь на Эльютере.

— Никого ответила она, туго скрутив в руке бумажное полотенце, перевернула, чтобы увидеть безвкусную хромолитографию лодочек на зелёной воде. — Ой это Эди, открытка от Эди.

— Всё ещё таскает с собой этого индийца?

— Не знаю. Просто так по ней соскучилась.

— Ну я-то без неё проживу, как есть говорю.

— Не говори так всё время пожалуйста, она же моя единственная, Эди всегда была моей лучшей подругой всегда, она всегда…

— Слушай после того как со мной обошёлся Граймс чего ещё ты от меня…

— Эди же здесь не при чём! Думаешь она указывает своему отцу что делать? что она вообще знает что он делает? Были только ты и мистер Граймс и компания после папы, я хоть раз говорила папе что ему делать? Хоть кто-нибудь винит меня за то что делал папа?

— Ну ладно Лиз но черт подери, Эди же видела что происходило, да? когда после твоего отца председателем стал Граймс? Граймс-то получил что хотел верно? Обязательно ему надо было выдавить и меня? Не могла Эди, твоя лучшая подруга Эди не могла что ли замолвить хотя бы словечко? Прямо сейчас не может? Одно словечко Граймса Адольфу, одно словечко где угодно одно словечко Граймса этой чёртовой авиакомпании где он в совете директоров, он и в совете директоров их чёртовой страховой компании той самой, той самой которая прислала тебе письмо, Граймс ведь уже проворачивал такое верно? с тем полисом твоего отца в ВКР? Кто-то усомнился в причине смерти твоего отца и они упёрлись, тогда Граймс снимает шляпу ВКР и надевает шляпу страховой компании, они выплачивают двадцать миллионов не пикнув, оборот ВКР резко возрастает акции подскакивают на несколько пунктов и вот Граймс снова за рулем, это чертовски странно Лиз. Двадцать миллионов появились ровно когда им было надо ты принесла лёд?

Она опёрлась рукой на кресло, села и сказала — нет, почти шёпотом.

— В смысле они же твои они будут твоими, одно его слово Адольфу выдать несколько тысяч и мы выберемся из этой дыры, просто чуть раньше возьмём своё, часть того что накопилось в трасте мы этого даже не заметим когда нам отдадут всё остальное это ерунда, несколько тысяч, одно его слово Адольфу и мы…

— Ну, он не даст. Билли только что говорил с Адольфом и тот даже не…

— Билли этот чёртов Билли! Какого дьявола он лезет, каждый месяц получает из траста столько же что он с этим делает? Ты его сейчас видела? является к Адольфу так будто тот уже готов, вместо того, даст тебе денег из траста и тут как тут Билли с протянутой чумазой ручкой? Какого дьявола он делает с этими деньгами! Лиз?

— Что.

— Я сказал он получает столько же…

— Ну а мы что с ними делаем! Бумажное полотенце развалилось в руках — что мы с ними делаем Пол, мы получаем столько же сколько и он и что мы с ними делаем!

— Нет так погоди-ка Лиз это, погоди. Мы хотя бы пытается что-то сделать, пытаемся что-то сделать Лиз пытаемся жить как цивилизованные, выбраться из этой чёртовой дыры жить как цивилизованные люди Лиз я пытаюсь здесь что-то создать, чтобы деньги не шли впустую а ему надо только демонстрировать своё презрение к деньгам, ко всему, чем хуже применение он им находит тем лучше вот что он делает. Рок-группы, педики, черномазые торгующие наркотикам и и вся эта буддистская бредятина ты знаешь что он опять пытался втюхать мне её на улице? эту бредятину про карму которой набрался от своих тибетских уродов что вокруг него вертятся? То же самое Лиз та же чертовщина, этот скользкий чернозадый монах в красном одеяле тоже делает для него доброе дело когда вытягивает из него деньги та же чертовщина, даёт шанс показать свое презрение к деньгам, показать презрение к тем, кому он их раздает, и к системе, из которой они берутся как все эти чёртовы детишки, разгуливают с гитарами и розовыми волосами, мошенничают, дурят, подставляют, чем подлее получается урвать пару чёртовых долларов тем им лучше, единственное на что они не готовы так это работать, он заработал хоть цент своими руками? работал хоть один чёртов день в своей жизни?

— Ну, да Пол, да, поэтому только что здесь и был он перегонял…

Просить взаймы, вот почему он только что здесь был, да? снова просить взаймы?

— Ну но дело не в…

— Я тебе что говорю Лиз, что пытаюсь сказать. Когда работаешь за деньги у тебя есть к ним уважение, а он просто хочет показать презрение ко всем кто работает, ко всем кто пытается хоть что-то сделать, пытается что то собрать по кусочкам, что-то создать, как твой отец мы с тобой оба знаем в чём тут дело. Лиз, в чём тут чёртово дело. Я пришёл и твой отец увидел что я готов взять и сделать, что я могу проявить инициативу, оценить ситуацию, увидеть общую картину и даже взять на себя какие-то риски чтобы довести дело до конца, всё чего твой чёртов братец никогда не сделает, даже не попытается вот почему он до сих пор бесится из-за меня, бесится из-за твоего отца, бесится из-за всех кто пытается взять и сделать просто выбраться из этой дыры. Скинуть бы с плеч хотя бы алименты уже назначили слушание, должно быть со дня на день а эти счета, столько чёртовых счетов… Он поднял стакан и отвёл в сторону, прижимая руку ко рту — объясни почему мне всегда попадается стакан со сколом? Лиз?

— Что.

— Я просто задал тебе, мне просто кажется проблема в том что ты иногда даже не слушаешь, даже не пытаешься вникнуть и поддержать меня, когда я пытаюсь рассказать что пытаюсь сделать, пытаюсь что-то собрать по кусочкам пока твой чёртов братец их разбрасывает, я дела делаю Лиз, три или четыре дела одновременно тут один черномазый из Гвинеи говорит что он в тамошнем парламенте, двубортное пальто с жирными пятнами спереди, госдеп прислал его взглянуть на тюрьмы и бройлеров, вытащить их тюремную систему из десятого века и наладить разведение бройлеров может свожу его на птицефермы в Терре-Хоте и в большую федеральную тюрьму там же по дороге поговорю с другим большим клиентом, большая фармацевтическая компания прислала из Европы специалистов по кормлению скота хотят глянуть на ней, должны же в Терре-Хоте быть свиньи покажу им тогда и свиней а этот Уде, этот преподобный Уде говоришь он звонил? Грошовая радиостанция выходит на национальное телевидение с глобальным вешанием он уже устроил африканскую миссию, несёт слово делает дело уже запустил там радиостанцию «Голос спасения» Лиз, это же всё как в старые добрые пришёл рискнул подзаработал лишь бы выбраться из этой дыры, столько чёртовых счетов ты посмотри банковские кредиты, склад, карты для путешествий, «Дайнерс Клаб» «Американ Экспресс» юристы врачи, спрашиваешь что мы делаем с деньгами да вот что, одно посещение двести шестьдесят долларов за одно посещение вот что ты…

— А что я могу поделать Пол! Если ты, ты, думаешь мне нравится ходить по врачам? Как ходить, как ты ходишь по ресторанам? Билеты на самолёт, прокат машин счета из мотелей гостиниц вот что это за счета думаешь я…

— Слушай, хотя бы раз. Давай всё проясним хотя бы раз, Лиз. Я пытаюсь что-то начать. За пивом и бутербродом с ветчиной ничего не начнёшь. Когда ищешь новые источники дохода не ездишь автобусами «Грейхаунда» и не ночуешь в Y[2]. Не считаешь каждый грош если только за грошами и не гонишься и то даже их не заработаешь слушай, у меня уже есть пара…

— Погаси. Пол.

— Что?

— Сигарету. Погаси.

Вместо этого он подхватил стакан и резко повернул в дверной проём встать перед пустым камином, затянуться, пустить дым, уставившись на мокрый ковёр на мокром полу под лестницей, — Лиз?.. Бросил дымящуюся сигарету на каминную решетку. — Надо что-то делать с этим чёртовым туалетом. Лиз?

— Что.

— Я сказал так жить нельзя. Пытаемся жить как цивилизованные люди тут является твой братец весь пол обоссал мы не можем даже…

— Ну ладно! Просто хватит об этом, я всё приберу просто хватит об этом.

— Куда ни придёт, везде за ним прибираться надо, куда чёрт подери ни придёт. Ты прибираешься, Адольф прибирается Адольф только этим и занимается прибирается за ним. Авария в Энсино? и Йель? Его выперли отовсюду где он учился вот ему и проплачивают Йель, и знаешь что он мне однажды сказал? будто его не выгнали из восьмого класса только потому что он такой замечательный хоккеист? Ты же чертовски хорошо знаешь, почему его…

— Пол ну зачем! Ты на меня орёшь, Билли на меня орёт будто я что-то могу, будто это я виновата ну зачем! Всё почти закончилось, через несколько месяцев ему исполнится двадцать пять ну зачем…

— А затем Лиз, затем что его надо упрятать куда подальше, надо упрятать до двадцати пяти а то ему никогда двадцать пять не исполнится. Затем что ваш траст даст около пяти процентов, Адольф говорит что не может инвестировать ради прибыли а как насчёт Граймса? Он же в совете директоров того банка, который сопопечитель траста да? Одно слово Граймса, думаешь он замолвит слово хоть за кого-нибудь из нас? из-за Билли? та вечеринка когда Сквики нашли голой и без сознания в ванне твоего отца в пятнадцать лет думаешь теперь её отец пошевелит хоть…

— Ох Пол это сплетни, не было такого просто сплетни которые кто-то…

— Твоя Эди, Сквики же это сестра Эди да? Ведь мы поэтому узнали, от Эди? когда твой отец позвонил Граймсу? Думаешь после такого Граймс хоть пальцем пошевелит для любого из нас? Адольф не может инвестировать ради прибыли приходится инвестировать в долгосрочный рост, одно слово Граймса его же чёртову банку и траст стал бы давать двенадцать процентов, пятнадцать, думаешь он скажет? При том что Адольф только и делает что тратит да прибирается за Билли, та индианка мексиканка кто она там от которой откупился Адольф и эта Шейла, купил билет чтобы посадить её вместе с гитарой дурью мантрами и прочим буддистским хламом на самолёт в Индию, долгосрочный рост какой ещё долгосрочный рост? Ради следующего поколения которое будет похоже на чёртов зоопарк? Билли там вставляет всему что движется а Адольф знай стягивает с них юбки и откупается лишь бы на семейном древе не завелась какая-нибудь обезьяна а мы с тобой даже этого не можем, не можем даже…

— Пол я же не виновата! Я, я в этом…

— Я этого не говорил. Я этого не говорил Лиз. Я не хотел сказать…

— Но ты говорил говоришь! Всегда говоришь ты, я иду к врачу каждый раз как я иду к врачу ты винишь меня во всех счетах даже в крушении самолёта, ты даже в этом меня винишь ты…

— Лиз, прекрати!.. Он поставил опустошённый стакан, обошёл стол. — Как я могу тебя винить в крушении самолёта.

— Но винишь. Каждый раз когда мы ложимся спать, этот иск который ты подал вместе с моим каждый раз как мы…

— Лиз не, слушай. Прости. Я не хотел…

— Ты всегда извиняешься, ты всегда, нет не надо. Не надо, просто дай салфетку, не надо всю причёску испортишь…

Но он придвинулся к ней, ниже, его дыхание шевелило волосы. — Лиз? Помнишь тот первый раз? после похорон? Когда я наклонился к тебе в машине и сказал, что меня сводит с ума твоя шея и…

— Нет пожалуйста… она отстранилась, съёжилась ещё ниже, его рука на её голом плече — мне больно…

— Ну и какого дьявола ты это надела! Уже снова вне досягаемости, с рукой к стакану, — не надевала этого с лета.

— Но что, я просто…

— Синяк показываешь? Нацепила без рукавов чтобы светить своей чёртовой боевой медалью соседям и каждому кто…

— Я не знаю наших соседей!

— И твой братец как насчёт твоего братца, твой…

— Я сказала что ударилась о шкаф. Когда будешь ужинать.

— Шкаф… Он поднял бутылку над стаканом, поднял так, как налипал всегда, двумя руками, одной поднимал вверх, а второй прижимал вниз, прижимал горлышко к стакану, и — шкаф, пробормотал снова у раковины, чтобы плеснуть воды, поворачивая мимо неё в дверной проём. — Где. Какой шкаф. Покажешь мне хоть один чёртов шкаф? Здесь есть что угодно кроме шкафа как музей, как в музее живем. Лиз?.. Он дошёл не дальше двери и включил там лампу, что-то японское под шёлковым абажуром, отбрасывающее неполное отражение его лица на стекло рамки с вышивкой над лампой. — Агент тебе сказала когда всё это вывезут? Лиз?

— Сказала только что за этим должна приехать его жена.

— То есть нам придётся жить со всем что она составила? Картины, зеркала растения все эти чёртовы растения в столовой поливать эти растения? Он поднял стакан, опустил полупустым в другом конце комнаты на каминную полку на расстоянии ладони, не больше, от стоявшей там фарфоровой собачки. — Такое ощущение что она будет с минуты на минуту, здесь всё выглядит так будто она вышла на обед и должна вернуться к ужину… Он провёл пальцем по фарфоровой собачке, поднёс к глазам, и та треснула пополам. — Лиз? Надо чтобы здесь кто-нибудь прибрался… он сложил половины, вернул на место, наклонился, чтобы дунуть на них, сдавил вместе, снова дунул, отмахнулся и забрал стакан, — а тот список, который он оставил? Сантехник, электрик, дрова, какая-то тетка которая приходит и убирается? Он дошёл до алькова, поднял стакан и допил, поглядел на чёрный венец пустой дороги, потом провёл по стеклу пальцем и посмотрел на него. — Попроси её помыть окна, так закоптились ничего не видать… Обернулся с опустошённым стаканом, — знаешь, где тот список? Вызови её прибраться, может у неё получится ай-й!..

— Пол?

— Обязательно ставить кофейный столик посреди чёртовой комнаты? Бьюсь коленом каждый раз как прохожу мимо.

— А куда ещё его деть? Его больше некуда…

— Надо починить туалет.

— Ну а я что поделаю! Я сказала что звонила сантехнику и что они не могут попасть в ту комнату чтобы прочистить какой-то засор в трубах.

— Скажи пусть сломают замок. Просто скажи им пусть сломают чёртов навесной замок. Этот Маккэндлесс, Аргентина Заир где его там черти носят, глянь на эти закопчённые окна он там наверное в каком-нибудь раковом хосписе а нам что делать. Сдаёт дом с запертой комнатой и договором что-де оставляет за собой право на доступ к своим документам, а нам что делать? Сидеть и дожидаться когда он заявится за старым чеком из химчистки пока твой брат обоссал нам весь пол? Ты знаешь где этот список? Просто позвони и скажи пусть сломают навесной замок зайдут и починят чёртовы трубы… Он уже опять стоял над бутылкой, — пусть повесят новый замок и отдадут ключ агенту, если Маккэндлесс вообще заявится, она ему передаст.

— Тогда оставь мне деньги.

— Пусть выставляют счёт агенту.

— За уборщицу, она…

— Уверена что это вся почта? Он снова сел, подгреб всё к себе, — мой чек от министерства, куда же он задевался… Вместо него нашёл газету. — Как насчёт ужина.

— Есть ветчина, что осталось.

— Читала газету? что эти гуки берут в семью собак и потом их жрут?

— Пожалуйста, потуши Пол. Мне трудно дышать.

— Мы здесь выкладываем по пять долларов в неделю чтобы прокормить чью-то кошку а эти узкоглазые идут в ASPCA[3] и возвращаются домой на барбекю из таксы. Глянь как этот гук гладит сенбернара по…

— Пол, потуши.

— Ладно! Он воткнул сигарету в её чашку, — везут домой деткам вся чёртова семейка кормится целую неделю, нельзя даже…

— Они ничего не могут поделать! Она уже внезапно была на ногах, мимо него, в гостиную, где просто остановилась.

— Что? Что значит не могут…

— Просто не надо называть их гуками и узкоглазыми пожалуйста, это было очень давно и больше их так называть нельзя, они у тебя все гуки… Она наклонилась за тряпкой на мокром полу, — те что были нашими друзьями, те…

— Лиз чёрт подери я же там был! Да все они гуки все, все чёрт подери, до единого я там был Лиз!.. и его рука, с внезапной дрожью потянувшись к телефону, сбила стакан. — Наверняка Уде.

Она подошла к мусорному ведру, перевела дыхание с болтавшейся в руке мокрой тряпкой, прежде чем бросила её туда, где перья, пёстрые? или просто замызганные, ещё светились у горлышка буровато-розовым. Это была горлица.

Подъёмом от реки по склону, с остановкой, чтобы перевести дыхание, за ней, когда она стала подниматься дальше, увязался старый пёс, каждое её усилие отражалось в его заплетающемся шаге, понурой голове с белым на морде и губе, пятки и локти облысели и заскорузли, тусклая чёрная шесть поредела к хвосту. Ближе к вершине она снова задержалась, опершись одной рукой на стойку ограды, пока второй вела по лбу, и заметила, что ногти пса покрашены дерзким алым. Дорогу они перешли бок о бок, словно уже не раз переходили её бок о бок прямо к раскрошившемуся кирпичному порогу входной двери, где собака прильнула к её колену, осталась таращиться снаружи, когда она закрыла за собой дверь.

Где-то затих до скуления рев пылесоса. — Ау? окликнула она, — ау? Мадам Сократ?.. На лестничный столбик под её локтем была накинута тряпка из останков бледно-зелёной батистовой блузки, с перламутровыми пуговицами. Вход на кухню преграждало ведро воды. — Мадам Сократ? И она протянула руку сходящему по лестнице крупному цветочному узору, с босыми ногами в громыхании деталей пылесоса. — Я, я миссис Бут, Элиз…

— Madame.

— Да, что ж… рука упала, — bonjour[4]… она уступила дорогу. — Рада что вы смогли прийти, всё çа va?[5]

— On a besoin d’un nouvel aspiratcur.[6]

— Да э-э, что нужно, quo!?[7]

— On a besoin d’un nouvel aspirateur, Madame.

— Ax да. Oui.[8]

— Celui-ci est foutu.[9]

— Конечно да, пылесос oui да он ведь довольно старый mais, mais c’est tres important de, qu’on nettoyer tout les, le пыль vous savez le, le пыль? Parce que mon asthma…[10]

— Madame?

— Да что ж я просто хочу, хочу сказать vous faites du bon travail quand même…[11] она попятилась, — я хочу сказать сегодня ужасно жарко а вы замечательно работаете quand même…[12]

— Oui Madame.

Техника прогромыхала мимо,и опа наклонилась ухватиться за голень там, где стукнула её о кофейный столик, опустилась на край протертого двойного диванчика. Перед камином мелкозернистым серым оползнем лежал просыпавшийся пепел. На другой стороне комнаты тонкая нить паутины, соединившая шторы в алькове, поймала солнце, бьющее из столовой. — Madame Socrate? Vous avez fini ici?[13] в смысле, убираться?

— Madame? из кухни.

— Ici? cette salle, c’est tout…[14]

— C’est pas sale Madame![15]

— Нет я не то хотела, не sale[16] не грязно нет, salle[17], я хотела сказать chambre, cette chambre? c’est fini?[18]

— Oui Madame.

Когда зазвонил телефон, она стояла у каминной полки, соединяя вместе половинки фарфоровой собачки. Пройдя столовую, она поскользнулась на кухонном полу, залитом и с женщиной на четвереньках, широкими взмахами широкими взмахами развозящей воду из ведра зелёным батистом. — Простите… она прошла мимо и потом — алло?.. Нет, я… Его нет, я не знаю как до него… алло? Алло? Повесила трубку, переставила ноги на перекладину стула, когда ведро прихлюпало ближе, — честное слово! Почему люди такие грубые!

— Madame? с пола.

— Эти люди которые ищут, qui cherchent Monsieur McCandless. Est-ce que, est-ce qu’il у avait des, des telephones, в смысле звонки этим утром? се matin?[19]

— Oui Madame, beaucoup.[20]

— Но я хотела, вы хотите сказать было много звонков? Она уставилась на пустой блокнот у телефона, — но кто. Кто звонил?

— Je sais pas Madame.[21]

— Но тогда, я хотела сказать, кому они были. Я хотела сказать, вы хотите сказать pour Monsieur McCandless? Се matin?[22]

— Il était fâché, oui.[23]

— Что?

— Ce matin, oui. Il était fâсhé.[24]

— Кто. Qui.[25]

— Ce monsieur oui, le même qui est venu ce matin.[26]

— Что, искали его? Хотите сказать кто-то приходил и искал его? Мсье Маккэндлесса?

— Monsieur McCandless, oui. II était fáсhé.[27]

— Ну, хорошо, это вы сказали, он злился это вы сказали, но в смысле кто. Qui.

— Monsieur McCandless, oui… Мокрый взмах мазнул ближе под ногами, — cette pièce lá, il ne pouvait pas entrer. II dit qu’on a changé la serrure. II était fâché…[28]

— Нет так погодите-погодите, attendez.[29]Он, вы хотите сказать Monsieur McCandless était ici?[30] здесь? Он был здесь?

— Се matin, oui Madame.[31]

— Но он, в смысле что же вы сразу не сказали! Что он…

— La pièce lá… мокро ткнув в сторону двери за спиной, — il se fâchait parce-qu’il ne pouvait pas entrer quand il est venu ce mat…[32]

— Ну, хорошо, это вы сказали, и что он fâсhé[33] потому что не смог войти но тогда почему же он не позвонил заранее? Новый замок повесили на прошлой неделе когда починили трубу почему он не позвонил, ключ у агента он мог бы сходить к агенту по недвижимости правильно?

Он оставлял какое-нибудь сообщение? Куда нам, оù on реuх lui téléphoner?[34] или если, когда он вернется? S’il rеtourner?[35]

— Non Madame.[36]

— Ну не знаю чего он от нас хочет… Ведро дёрнулось ближе и она встала, рядом, — он ничего не говорил? Rien?[37]В смысле где можно, оù on peut lui trouver?[38] Она обернулась в дверях, — куда ему могут звонить остальные? В смысле и и сама уже немного fâсhé… Оперевшись на кресло в столовой, она скинула туфли, и шаги, лишённые цели, вернули её в гостиную, к каминной полке. — Madame? Madame Socrate?.. Она сложила части сломанной собачки, — се chien? Qu’est-ce que arrivé avec ce chien que, que c’est cassé?[39]

— Madame?

— Нет ничего, неважно. Rien…[40] Она отвернулась от собачки, направила свои шаги, нерешительные, как её взгляд, рассеянно упавший туда, где его вдруг уловили, пользуясь его собственным отсутствием, слова, составленные там без цели —

«ДЖЕНЕРАЛ МОТОРС»:

РЕКОРДНЫЕ УБЫТКИ В 412 МЛН ДОЛЛАРОВ —

вчерашний или позавчерашний заголовок, не большей важности в своем тупом требовании к прочтению сейчас, чем тогда, захламляющий, расширяющий пустоту, толкающий взгляд куда-то, куда угодно, в спокойное объятье

кресла по ту сторону камина, чтобы бежать и от него к стеклянной симметрии панелей входной двери.

— Madame?

— А! Я, вы меня напугали…

— Vous parliez du chien, Madame?[41] Снаружи на кирпиче старый пёс, сгорбившись, чесал свой заскорузлый локоть теми красными ногтями. — Je ne connais pas се chien Madame.[42]

— Я не о, неважно, çа ne fait rien[43] просто, просто ведёт себя так будто здесь живёт нет стойте, стойте я хотела кое-что спросить. Ces meubles? эта мебель? В смысле on dit que c'est le, les meubles du Madame?[44]

— Madame?

— Du Madame McCandless oui, qu'elle vient pour le[45], чтобы забрать в смысле? pour le retrouver?[46]

— Sais pas Madame.[47]

— Потому что это всё, в смысле здесь столько всего замечательного правда же, c’est comme un petit musée[48] правда же. В смысле ces chaises?[49] Из розового дерева правда же, я бы не оставила такие стулья жильцам которых даже не знаешь, а эта ваза? Севрский фарфор правда же? n’est-ce pas?[50] Потому что всё так чудесно гармонирует, я никогда не умела так обставить жильё, чтобы так хорошо смотрелось. Даже эти… она наклонилась дунуть на лепестки, кивающие розовым шёлком, наверняка цикламена, отпрянула от облачка пыли. — Madame? Madame Socrate?.. Шум потока воды с кухни, звон ведра в раковине. — Должно быть она уехала внезапно, да? вдруг? Иначе бы не оставила всё в таком виде… И снова в дверях кухни, — Мадам? C’est combien du temps que elle, que Madame McCandless[51], в смысле сколько её уже нет?

— Madame? Ведро опустилось на пол.

— Сколько её, quand elle est partie?[52]

— Sais pas Madame.

— Нет но если вы у них работали, в смысле должно же у вас быть какое-то представление когда она, quelque idée…[53]

— Sais pas Madame.

— Но… она так и стояла, лишённая слов повернувшейся к ней спиной, угрюмой лёгкостью руки, протиравшей белые поверхности, плиту, раковину, подоконник и, за ним, блёклые листья, заполняющие террасу в солнечном свете, разорванном беспорядочными ветками тутового дерева, а потом вдруг — elle est jolie?[54]

— Madame?

— Она, ce Madame McCandless, est-ce qu’elle est jolie?[55]

— Sais pas Madame.

— Нет но в смысле вы же должны знать красивая она или нет, belle?[56] Она ведь, она же молодая? В смысле vous connaissez се Madame puis…[57]

— Connais pas Madame.[58]

— Но она, вы её не знаете? Vous ne connaissez[59] в смысле даже не знаете её? Но это же, в смысле это странно правда же, n’est-ce pas?[60]

— Oui Madame.

Снова в гостиной она взяла газету, положила и взяла определитель птиц, где стала разглядывать неровный хохолок и коренастое самодовольство красногрудого крохаля. Никогда таких не видела.

— Madame? уже в кухонных дверях, втискиваясь в стоптанные туфли-лодочки.

— Ой, ой вы уже закончили да, un moment… Пройдя столовую, открыла кухонный ящик зарыться под салфетки, подложки, — сколько, c’est vingt cinq dollars?[61]

— Trente dollars Madame.[62]

— Да?.. Она достала ещё пять.

— Et la monnaie pour l'autobus Madame.[63]

— А, на транспорт да, да combien…[64]

— Un dollar Madame, deux fois cinquante.[65]

— Oui… она достала сумочку, — et merci…[66]

— Le mardi prochain Madame?[67]

— В следующий вторник да но, но нет. Нет в смысле об этом я и хотела поговорить, в смысле qu'il ne serail pas nécessaire que[68], что может лучше просто подождать и я сама позвоню когда, que je vous telephone!..[69]

— Vous ne voulez pas que je revienne.[70]

— Да, ну в смысле но не в следующий вторник, в смысле я ещё позвоню надеюсь вы понимаете Мадам Сократ просто у меня, que voire travail est tres bon[71] всё выглядит замечательно но…

— J’comprends Madame… дверь открылась, — et la clef.[72]

— А ключ да, да спасибо merci надеюсь вы, а но стойте, стойте вы не могли бы, est-ce que vous pouvez trouver le, les cartes…[73] тыкая в сторону почтового ящика, — la, dans le, des cartes?..[74] И с прижатой почтой осталась стоять, глядела вслед размеренному ковылянию цветочного узора вниз по склону холма, плеску помадно-красного гибискуса на фоне стаи листьев, вымытых на обочины вдоль чёрного течения дороги, поднимающейся к ней от реки, опустила подбородок в попытке отдышаться. Когда она вновь подняла голову, телефон уже замолчал. Закрыла дверь, попятилась от растрёпанной рыжей вспышки в стекле висящей на стене рамки с вышивкой, откинуть назад волосы, пронзить это затхлое подобие взглядом вплоть до последней буквы из тех, что расположились под стеклом в шитом покое и порицании священного досуга, до обыденного отчаяния в простроченных строках: «Пока мы ждём салфетку, наш суп уже остыл…»[75]

Пришла на кухню с половинками фарфоровой собачки с каминной полки, нашла клей и стояла перед раковиной, сжимая кусочки. Отвалилось ухо, и она медленно подошла к мусорной корзине, прижимая к губам большой палец с пятнышком крови. Здесь поверх мусора лежал тот грубый вид лодок у Эльютеры и, под слоем кофейной гущи, обрывок письма размашистым и незнакомым почерком с фрагментами фраз, никто не виноват, последнее что я, чтобы ты мне поверил, что поделаешь. Глубже, под мокрым батистовым лоскутом со срезанными пуговицами, она нашла оторванную половину конверта с заирским штампом СРОЧНО ПЕРЕСЛАТЬ АДРЕСАТУ, и копалась, пока её с пальцем у губ и вкусом крови во рту не остановил телефон, — Миссис кто? Нет боюсь нет, я не… Ну это очень маленькая улица и в смысле я даже не знаю кто живёт… Нет так послушайте я не могу присоединиться к вашему маршу против рака, мне не нравится рак даже думать о нём не нравится вот и всё, так что… да, не за что до свидания.

Из-за движения она подняла взгляд, остановленный часами; по белой стене кухни двигалось всего лишь пятнышко просеянного через листья солнца, тихое, как дыхание, пока она не включила радио, которое тут же известило её о том, что «Милуоки» обошли «Индианс» четыре-один, но не в каком виде спорта, и выключила его, налила стакан молока взять с собой наверх, где включила телевизор и выскользнула из блузки, погрузившись в подушки.

Где можно обменять доллары? Dónde puedo cambiar dolares?

Она шевелила губами.

Можно обменять доллары в отеле? Puedo cambiar dolares en el hotel?

Ее губы двигались вместе с губами на экране.

Во сколько открывается банк? A qué hora…

— A qué hora… Даже здесь, где разорванное листьями солнце взбиралось с оголённого плеча на её приоткрытые губы, движение продолжалось на зажмуренных от солнца веках, проникало рассеянной светотенью, обволакивало и запечатывало там тишину и её саму, время плыло свободно, а солнце двинулось выше, вдребезги разбитое звонком. Потянувшись к телефону, пролила молоко.

— Кто, оператор? Да, у аппарата да, это я в смысле от кого звонок, кто… О! Да оператор соедините да, Эди? Как чудесно да где ты, уже вернулась? Я получила твою открытку с Эльют… а. Нет просто я так надеялась с тобой повидаться… В смысле ты уже там с Джеком? Я думала он в Женеве, мне в его конторе сказали что он… О честное слово Эди, ты?.. Ну разве все тебе не говорили что так и будет? прямо как тот маленький страшный бирманец который сбежал со всеми твоими… О надеюсь нет, погоди я тебя не слышу…

Она подтащила провод с изножия кровати, где мышь плющила кошку кувалдой, и выключила. — Что? Нет это, это просто шум на улице Эди когда ты вернёшься?.. О мне бы и самой хотелось но не представляю каким образом, мы только-только обосновались здесь и Пол так занят всем своим… Нет это дом прекрасный старый викторианский дом прямо на Гудзоне с башенкой, тут на углу башенка много окон вот где я сейчас, вид прямо на реку и деревья, все листья такие… Нет ещё нет мы всего лишь снимаем, ни у кого в смысле ни у тех кого ты знаешь но тебе понравится как здесь всё обставлено, стулья из розового дерева и серванты и гардины в альковах сплошь тяжёлый шёлк складки и золото и замечательнейшие лампы и шёлковые цветы жду не дождусь когда ты всё увидишь тут просто, c’est comme un petit musée, tout…[76] О Эди, ты так думаешь? серьёзно?.. Нет ну наверное немножко практикуюсь да, в смысле к нам приходила женщина для, сегодня, приходила к нам сегодня на обед да дама с которой я здесь познакомилась, часто живет на Гаити и приходила на обед и мы говорили только на французском, я даже и не… Нет в самом деле здесь множество интересных людей просто мы ещё мало здесь пробыли но Пол ну знаешь Пол со всеми встречается, так занят со множеством новых клиентов про одного сегодня в газете была большая статья и Пол думает, что следующий… что? Нет, честное слово? Он мне не говорил но в смысле раз так говорит твой отец… О Эди честное слово… Да ну что ж Пол типа южанин, в смысле когда захочет но он даже ни разу не видел Лонгвью и знает как к нему самому относится твой отец, не могу и представить что он хотел, подожди минутку…

Коробка с салфетками была далеко, она встала за ней и вернулась, — Эди?.. промокая пролитое молоко, — нет всё, всё хорошо Эди честное слово всё хорошо, Пол ни в чём не виноват он просто. он иногда горячится а дела идут не очень с тех пор как папа но он изо всех сил старается… Нет, нет просто тут на чистом воздухе после Нью-Йорка намного лучше и передай Джеку спасибо за то что направил меня к этому замечательному человеку, этому доктору… кто? В смысле это та девушка с которой мы учились в Святом Тиме? О, какой кошмар… да и после того ужасного парня на мотоцикле какой кошмар… Нет знаю-знаю папа всегда так говорил, всегда говорил что её отец лучший сенатор какого только можно купить за деньги но когда мы были в Вашингтоне он всегда… Нет. против её отца? он баллотируется протия отца Сетти?.. О знаю-знаю да, ты познакомилась с ним там? но в смысле разве он не чёрный?.. О Эди честное слово, не надо… Нет конечно ни за что не скажу ни единой живой душе но твой отец попросту умрёт на месте если… О Эди честное слово!.. Нет знаю, но… Где, со Сквики? Я думала она на Гавайях с тем басистом которого нашла в… о какой кошмар, правда?.. Нет я понимаю это всего лишь деньги но это всё-таки настоящий кошмар, она верит всему что ей… Нет он ещё здесь, на прошлой неделе заявился ехал куда-то на мебельном фургоне но ты же знаешь они с Полом друг друга на дух… Нет не только из-за этого а ещё из-за наследственного фонда и всех исков и траста, этот Адольф с трастом жду не дождусь когда уже всё закончится, он просто ругается на всех подряд и у него теперь такая девушка Шейла вся в бусах и волосы длиной в дюйм и разговоры только про буддизм, травку и их друзей, в смысле я-то думала буддизм это про свободу от желания и эгоизма и всего такого у них есть один друг с двухметровой копной грязных волос навозная лепёшка они его так и зовут. Лепёшка, он из Акрона в смысле я в жизни не видела столько перебранок и эгоизма это так удручает это так грустно Эди, на самом деле всё из-за денег и это так грустно. В смысле даже отец той девушки, отец Шейлы, у него химчистка на восточной стороне и он платит за её жилье где сейчас живет Билли он-то думал Билли богатый и теперь просто вешает на него всех собак, а когда она поехала в Индию он пытался… что? О Эди прости я не хотела столько болтать, просто всё это уже… Знаю да знаю но… Нет она всё ещё в том доме престарелых который подыскал Джек к ней никто не ходит, никто не навещает да она всё равно никого не узнаёт, просто всё время спит и Адольф жалуется на счета и никто… Нет я в порядке Эди честное слово, я в порядке как и сказала ничего не случилось, просто у меня… Нет ещё нет, в смысле планировалось что-то вроде романа но я над ним не работала с самого переезда не написала ни слова даже ещё в него не заглядывала просто у меня, у меня не было времени из-за, из-за благотворительности для больных раком и я, в смысле я даже начала учить испанский только-только начала, прямо когда ты позвонила, я как раз вернулась домой когда ты позвонила…

Она отодвинула пропитавшуюся молоком кучку и поднесла чистую салфетку к лицу, — Эди? Мне просто так хочется с тобой встретиться вот бы ты могла приехать в гости, здесь всё так, такой прекрасный день такой приятный и тёплый для осени и все листья жёлтые, зелёные и жёлтые под солнцем и есть одно, одно красное дерево у реки которое, которое просто… О я надеюсь Эди надеюсь, с твоей стороны очень мило позвонить но это же тебе влетит в копеечку, нам лучше… Эди? до свидания…

Она села, глядя на пятнышко крови на пальце, пока к окну не привлекли крики с улицы, мальчишки (почему-то это всегда мальчишки) тащились внизу вверх по склону холма на порывах наглых ругательств, развернувших её в коридор, по лестнице, перевести дыхание в алькове с окном. На углу напротив старик из дома выше по улице согнулся намести листья в совок, выпрямился поднять совок перед собой, словно подношение, каждое движение, каждый шаркающий шаг тревожно метился к открытой мусорной корзине, где он опустошил совок с церемониальной бережностью, поставил метлу, словно епископский посох, в вертикальное положение для своей устойчивости, отер сухой лоб, поправил очки и поднял лысый взгляд к веткам, желтоцветным от ещё не павших благословений. Она бросилась бегом на кухню. Трубка в одной руке, вторая ворошила страницы справочника, пока не остановилась и не набрала. — Да алло? Я звоню насчёт, у вас есть рейсы в Монтего-Бей?.. Да ну день я ещё точно не знаю но, в смысле просто хотела узнать стоимость… Что? А, наверное туда-обратно, да. В смысле обязательно обратно, как иначе…

С террасы, куда она вышла спустя несколько минут, открывалось, как солнце ещё обнимало желтеющие высоты клёна внизу на спуске лужайки к штакетнику, грозящему обвалиться под летним изобилием дикого винограда, уже влажно-жёлтого, в коричневых точках, зелёных венах, налитого, что тянулся в нижних пределах листвы будто руками к бесплодным мучениям дикой вишни с ветками вывернутыми, искорёженными и иссушенными, как и бородавчатый ствол, на одной красовались капы размером с человеческую голову, кисты с кулак, неуклюжий древесный Лаокоон, чьи листья, где он их показывал, были пронизаны разводами ни жёлтыми, ни нежёлтыми, чьи сучья уже стали носителями чуть бледнеющего жёлтым древогубца, пятилистного плюща в его багряной спешке прочь. Она подняла взгляд на крик сойки, на чистоту её голубой дуги вдоль ограды и потом обратно на жаворонковую овсянку, клеста, серого сорокопута, желтоногого улита, порхающих по страницам раскрытой на коленях книги о птицах, пока здесь, в ветках тута над ней, не двигалось ничего, кроме бессмысленного прыжка белки на крышу дома, и она откинулась, пёстрое лицо голо поднялось к ушедшему уже даже с вершины клена солнцу, столь резко ушедшему за гору даже без облачка в знак утраты на открытых обозрению обрывках неба, оставляя по себе лишь пробравший с головы до пят холод, отправивший её туда, откуда она пришла.

Отчётливая за лестничным столбиком фигура стояла за входной дверью, где всё еще будто отдавался стук, более резкий, настойчивый, бойкий, как склонившаяся набок при её приближении стриженная голова.

— Да?.. она открыла дверь перед пёстрым коричневым твидом, — что…

— Маккэндлесс? Он в охровых штанах стоял в полный рост едва ли ей до плеч.

— О, о заходите да я рада что вы вернулись, мы…

— Он здесь?

— Кто. В смысле я думала это вы…

— Маккэндлесс, я только что спросил. Это тот дом?

— Ну да это его дом но…

— Вы кто, его новая?

— Его, его новая кто, я не…

— В первый раз вижу у него рыжую. Он дома?

— Я не знаю где он нет и я не его, не знаю кто вы но я не его первая рыжая его, его новая кто угодно, мы просто снимаем…

— Да расслабьтесь, мне подробности без надобности. Когда он был здесь в последний раз.

— Этим утром но…

— Куда ушёл.

— Не знаю! Не знаю куда он ушёл я его не видела даже не знакома! И так стойте нет вам нельзя… она навалилась на дверь против носка его ботинка.

— Вы погодите, погодите… круглые глаза стрельнули мимо неё, на блузку, которую она уже натянула, на её глаза, — мне без разницы в кого он нынче суёт прибор, я просто зашёл с ним поговорить. Просто передайте ему когда увидитесь, ладно? Передайте что Лестер заходил поговорить?

— Но я с ним не вижусь и кто, Лестер а дальше…

— Просто скажите Лестер… носок убрался, — он поймёт… и она смогла закрыть дверь, следила за резвой поступью длинных охровых ног по чёрному венцу дороги, так и стояла, когда наверху из-за изгороди в кружении листьев выехала чёрная машина и расплющила совок на повороте с холма. На кухне радио оповестило, что тридцать пять миллионов американцев малограмотны, а ещё двадцать пять миллионов не умеют читать вообще, и она его вырубила, наполнила банку, чтобы полить цветы, и расплескала в броске к телефону, к карандашу, к чему угодно под рукой для записи, — да минуточку… открыла книгу с птицами и записала номер под красногрудым крохалём. Уже застегивала обратно в спальне чистую блузку, когда внизу смыли туалет. — Пол?..

— Кто это.

— Пол это ты?

— Послушайте-ка мистер Маллинс, ничем не могу вам помочь… он уже схватил трубку. — Его здесь нет, он здесь не живёт, я не знаю где он и знать не хочу, так что… Ну и какого дьявола она не осталась в своей Индии! Мы ни черта не можем… да и вы простите, до свидания!

— Пол необязательно так грубить, бедняга просто…

— Лиз этот бедняга у меня уже в печёнках! Мы ни черта не можем поделать для бедняги и его чокнутой дочки чем скорее он вобьёт это себе в голову тем лучше. Говорит две недели назад она должна была отправиться в какой-то ашрам и с тех пор о ней ни слуху ни духу, где-то там в глуши с твоим чёртовым братцем ищет просветления а на самом деле просто трахается, если им так неймётся таскаться в своих мантрах и колокольчиках то мы-то какого дьявола можем поделать? Прибираться за твоим чёртовым…

— Да но, ну в смысле если бы ты просто постарался… она обошла его включить свет, — как-нибудь его успокоить…

— Какого дьявола мне его успокаивать! Они в какой-то глуши колются бренчат на гитарах как в тот вечер когда нам пришлось просидеть на их концерте в той пустой лавочке которую они обвешали жёлтыми тряпками и обозвали храмом? Будто пожар в зоомагазине с какого дьявола это успокоит… Он встал с пустым стаканом, — стоит только в дверь войти и начинается та же чертовщина, прибираться за твоим братцем стоит только взять трубку…

— Пол! что это, эта смазка на лице и рубашке, что случилось…

— Прибирался за твоим чёртовым братцем я же сказал!

Машина прямо посреди Вест-Сайд-хайвей чёртова машина встала меня чуть не убили пока заводил, я же говорил он и роликовые коньки не починит а? Наконец появилась кучка черномазых на тягаче и оттащила когда выложил все свои деньги до единого чёртова цента, целый час пытался там тебе дозвониться какого дьявола случилось? Занято-занято-занято какого дьявола случилось?

— Я не… она села, опустив глаза на его руку, прижимавшую бутылку к краю стакана, — Я не знаю, я…

— Час Лиз, я пытался дозвониться целый час. Какого дьявола случилось!

— Ну просто, звонила Эди.

— Целый час? Вы болтали с Эди целый час?

— Ну она, в смысле не может быть чтобы целый час она только хотела…

— Лиз я говорю час, целый чёртов час не мог дозвониться значит никто не мог, весь тот список что я тебе дал? звонки которые я ждал? Госдеп насчёт черномазого с тюрьмами и птицефермами они звонили? и насчёт свиней? Фармацевты которые везут диетологов посмотреть на свиней они звонили?

— Нет они, в смысле никто не звонил про…

— Откуда ты знаешь что никто. Слушай. Ты час провисела на телефоне с Эди, кто-то звонит в трубке занято откуда ты знаешь звонили они или нет Лиз я тут пытаюсь что-то запустить, собираю клиентов говорю звонить в домашний офис а ты трещишь с Эди? Хоть немного поддержи Лиз, просто помоги пока я встаю на ноги я же больше ни о чём не прошу? Сидишь дома весь день ни черта не делаешь и не можешь выполнить одну простую вещь? Например преподобный Уде, он ещё и красную глину с ботинок не счистил у него тут должен быть человек готовый взять и сделать, национальное телевидение медиацентр его африканское радио «Голос спасения» все чёртовы кусочки уже есть нужны только упорство и светлая голова чтобы их собрать, протащил его в сегодняшнюю газету насчёт чего он и должен позвонить, а если бы он думал что имеет дело с человеком который ведёт бизнес на кухне и хранит документы под сумкой с луком думаешь он бы перезвонил?

— Но он звонил Пол, в смысле это я и…

— Что это. Он звонил а ты трещала с Эди? Самый большой мой прорыв, он звонит и не может пробиться потому что ты висишь с Эди чего ей было надо.

— Она просто, я же сказала она звонила просто так, она на отдыхе и…

— У неё и так не жизнь а сплошной чёртов отдых. Он поставил стакан пустым, — чего бы ей просто не скупить всю Эльютеру и сделать ручкой.

— Она даже не там, она в Монтего-Бей. Пересеклась с Джеком Орсини на пути домой из Женены и он отвёз её в Монтего-Бей.

— А я что говорил? Десять минут читает доклад в Женеве, заезжает в Эльютеру за твоей пустоголовой блондинкой смотались в Монтего-Бей валяться у бассейна а в налогах он спишет всю чёртову поездку как медицинскую конференцию, разве я не так говорил? Ты ей передала, что мне нужно с ним побеседовать?

— Ну она, был не самый подходящий…

— Я же сказал на прошлой неделе, когда получится хочу с ним побеседовать ты ей передала?

— Ну, не, да я передала да, да она сказала он тебе перезвонит. Сказала перезвонит когда вернется, она…

— Я просто хочу сказать это же важно Лиз, я просто хочу сказать вот что я хочу сказать об этих звонках, надо отвечать на важные звонки если мы хотим что-то запустить. Адольф мне говорит Орсини пытается выжать из наследственного фонда ещё сотню тысяч, я тебе сказал? Адольф говорит…

— О Пол честное слово, Адольф говорит… Она широко распахивала дверцу холодильника, — разве я не просила в это не вмешиваться станет только хуже…

— Слушай не торопись Лиз! Вечно куда-то торопишься, вот положи льда пожалуйста? Орсини сидит на восьми миллионном фонде который для него учредил отец а теперь возникает с текущими расходами ещё на сотню тысяч, говорит Адольфу что хочет продолжить работу и исполнить желание твоего отца а куда же делись те восемь миллионов? Привязывает людей к койкам и вливает им снотворное, следит за движением их глаз чтобы узнать их сны и теперь ему нужна сотня тысяч на публикацию выводов, в смысле а какого дьявола случилось с восемью миллионами? Слушай, может Орсини подыскивает куда вложиться я вот о чём. Есть непристроенные средства, надо припрятать их в тихое местечко, честный бизнес, я вот о чём, если уж он хочет валяться у бассейна с какой-то бестолковой…

— Ну хорошо! Только, только перестань называть Эди пустоголовой блондинкой. Когда будешь ужинать, там ещё осталось что-то с курицей.

— Ой хватит, Лиз. Почему она забавляется в джакузи с Джеком Орсини, не нальешь воды пожалуйста? Я думал она замужем, тот жуткий индус прошлой зимой в длинных грязных подгузниках ещё звался студентом-медиком она же вроде как миссис Джиджибой, где чёртов мистер Джиджибой?

— Ну она не миссис Джиджибой не знаю где он, они расстались. Так ты будешь ужинать?

— Просто хотелось бы видеть лицо её отца когда он откупался от мистера Джиджи…

— Он об этом даже не знает.

— Не знает? Граймс? Да он откупается всякий раз как она кому-нибудь вешается на шею, единственный раз отделался бесплатно с тем бирманцем который дал дёру со всеми её дорожными чеками. Прямо как когда он откупался от твоего братца Билли чтобы не лез к Сквик, каждый раз…

— А он не знает. У Эди собственные деньги, у неё есть собственные деньги от которых ей не терпится избавиться.

— Надо было самому попытать удачи с Эди.

— Что ж не попытал.

— Да шучу я Лиз, я только…

— Правда?

— Слушай я её не знал. Я её даже не знал пока не познакомился с тобой.

— Ну ладно тогда после. Что же не попытал после.

— Лиз брось… он споткнулся о ножку столика, — что бы я…

— Нет пожалуйста Пол, прекрати пожалуйста… она пригнулась к плите. — Будешь на гарнир брокколи? вчерашнее?

— А что ты имела в виду, будто у неё есть деньги от которых ей хочется избавиться! Он вернулся к столу, где припечатал опустошённый стакан. — Уму непостижимо чтобы Граймс учредил траст где она может запускать руки в основной капитал всякий раз когда…

— Пол ты не слушаешь. Я уже рассказывала когда всё произошло но ты никогда не слушаешь, умерла та её ужасная престарелая тётушка в Сент-Луисе тётушка Лиа её все ненавидели, дотянула до девяноста шести просто всем назло просто из вредности. Не уступала ни пенни даже не умирала когда это могло бы принести пользу Эди всегда её ненавидела, в детстве ей иногда приходилось у неё бывать и когда она оставила Эди два-три миллиона не знаю сколько, Эди так разозлилась что просто хочет пустить всё на ветер лишь бы ей отомстить. Ты будешь брокколи или нет.

— Ладно слушай, просто скажи мне одно. Лиз? На краю стакана задрожало горлышко, и он его утвердил, придавил, — только одно. Вот твоя приятельница Эди твоя лучшая подруга Эди пытается прожечь пару миллионов да? И вот мы сидим в такой дыре что просвета не видно, а теперь можешь мне объяснить какого дьявола тебе в голову ни разу не пришло попросить несколько…

— Потому что кое-что делать нельзя Пол! Особенно с лучшими друзьями кое-что у лучших друзей ни за что просить нельзя вот почему. Потому что не хочу чтобы она думала будто ты не можешь осуществить то что ты, я хочу чтобы она думала что ты можешь всё это осуществить все свои чудесные задумки о которых я ей рассказываю я ей говорю что нам не нужна помощь ни от неё ни от кого-нибудь другого вот почему! Потому что она тебя считает просто чудесным что ты гений в инвестициях и во всём прочем потому что она, потому что я не вышла за мистера Джиджибоя вот почему!

— Ладно слушай. Просто послушай. Я только что сказал что мы ищем инвесторов. У неё есть лишние деньги, она думает что я знаю своё дело отлично, пусть вложит полмиллиона, честный бизнес никаких преференций для друзей ничего, налоговая выгода надёжный вклад что же тут…

— Ах Пол да всё, всё ну вот теперь я сожгла брокколи. Ей не нужна налоговая выгода ей не нужен надёжный вклад просто хочет позлить старуху, она…

— Лиз старуха померла!

— Не суть! Если она хочет их пустить на ветер если хочет просто раздавать людям вроде этого Виктора Свита с которым там познакомилась то почему бы и нет. Всё ещё хочешь брокколи?

— Как твой чёртов братец с его скользкими буддистами та же чертовщина, с чего вдруг она даст деньги Виктору Свиту.

— Потому что он в политике, он хочет в Сенат и ему как и всем нужны деньги на выборы вот с чего.

— Нет, брось Лиз. Виктор Свит? Да ему только в отлов собак баллотироваться. Он и близко не…

— Ну Эди говорит он обаятельный, говорит он за мир и разоружение много читал и искренний и правда хочет помочь своему народу, она познакомилась с ним на приеме на юге и говорит он обаятельный.

— Лиз он сентиментальный идеалист, чёрные голоса его за милю обойдут он и муравьёв из бумажного пакета не поведет, он даже выдвинуться не может если ему так хочется помочь своему народу какого дьявола он делает на приёмах в Монтего-Бей?

— Пытается собрать деньги на выдвижение чтобы, не знаю и мне плевать. На. Брокколи можешь не есть.

— Ладно а где лёд ты уже, Лиз? Ты куда.

— Никуда. Просто тут.

— Но что…

— Дым Пол, твои сигареты, просто дым.

— Да хорошо но, Лиз? развеивая дым одной рукой, приправив брокколи пеплом и затушив сигарету о край тарелки другой, — Лиз? Ты есть не будешь?

— Не знаю. Может потом не знаю.

— Тогда зачем ты, в смысле я тоже не говорил что хочу есть прямо сейчас… С обоими локтями на столе гоняясь за остатками курицы по тарелке, — Лиз? Говоришь Виктор Свит хочет баллотироваться в сенаторы? В смысле в Вашингтоне против Тикелла?.. Он наколол их в чешуйках пепла — это же как лбом в каменную стену, Тикелл там уже тридцать лет за него все горой от администрации до таких как Граймс, отец Эди эта старая сволочь Граймс как думаешь поэтому Эди так решила? чтобы у Граймса открылась ещё одна язва? Задружиться бы с Тикеллом и я спасён… Он пронзил ещё кусочек подальше от брокколи, — думаешь она вообще знает кто такой Тикелл? Лиз? Я как сам с собой разговариваю.

— Так и есть.

— Что? Я говорю как думаешь Эди вообще…

— Я ничего об этом не знаю Пол. Мы просто говорили о Сетти, она рассказала что Сетти попала в ужасную аварию, ожоги и просто, просто совсем плохо…

— Какая Сетти какая.

— Его дочь! Дочь сенатора Тикелла, она…

— В смысле ты с ней знакома? ты знакома с его дочерью?

— Только что сказала, мы все лучшие подруги по Святому Тиму, она…

— Нет так стоп-стоп… он наступал, потрясая капающей вилкой — слушай. Если задружиться с Тикеллом мы спасены, она может замолвить словечко?

— Может, о чём ты…

— Тикелл Лиз, Тикелл, одно его слово и мы спасены… он откусил с вилки, говорил с набитым ртом — о чём я всю неделю говорю, Уде влез в долги не может расплатиться с телесетями и его пытаются выжить из эфира, о чём я и говорю насчёт инвестиций он пытается запустить собственное спутниковое телевидение а Тикелл как раз руководит слушаниями о лицензиях на вещание, сам отбирал главу FCC[77] Лиз как думаешь она может с ним поговорить?

— Думаю? кто с кем…

— Да эта его дочка, ты только что сказала что знакома с его…

— Я сказала она в больнице она вся в ожогах! Доставили на самолёте в ожоговый центр в Техасе даже не знают выживет она или нет!

— Ну ты, тогда он наверняка её навестит может тогда она и замолвит, Лиз? Он налетел на неё, размахивая вилкой — куда ты…

— Не знаю куда! Она прижалась спиной к раковине, — она лежит в агонии а ты только думаешь как бы замолвить словечко, не думаешь о ней о, ты не представляешь что значит лежать в боль…

— Стой Лиз. Стой… Его стакан грохнул о стол, снова опустошённый, — знаешь сколько я сам пролежал? Сколько недель пролежал с осколками в пузе глядя как плазма бежит по трубкам везде, где их смогли в меня запихнуть? Ногами пошевелить не мог даже не знал на месте ли они вообще, чёртов медик сломал иглу у меня прямо в руке её привязали ни шевельнуть ни пощупать внизу, боялся пощупать не оторвало ли мне яйца, яйца Лиз! Мне было двадцать два!

— Нет не хочу об этом… Она оторвала бумажное полотенце, но только смяла его в одной руке, другой всё ещё опираясь о раковину — я, я устала Пол я пойду наверх, прости за брокколи…

— Нет ничего, погоди… Он пронзил безжизненный цветок, — мне звонили?

— Ты уже спрашивал Пол, я сказала звонил преподобный Уде, он…

— Почему мне не сказала, я же пытался связаться насчёт статьи в газете он читал?

— Потому и звонил, спросить видел ли её ты, он…

— Только что тебе сказал Лиз, я её и протащил.

— Ты? протащил?

— Я её опубликовал, о чём и речь, я пришёл как его консультант по связям с общественностью представить его всей стране я тебе о чём рассказываю, протащил и сделал дело где она, она у тебя?

— Где-то здесь, я принесла домой но почему ты решил представить его всей стране в статье о…

— Ты что не видишь Лиз? не понимаешь? Телесети пытаются выжить его из эфира а я даю ему слово в печати покажу политикам вроде Тикелла народную поддержку Уде в глубинке тридцать, сорок миллионов человек Лиз все голосуют. Заново рождённые, креационисты, баптисты двух семян в чреве[78] работаю над израильской поддержкой с этими «Евреями за Иисуса» нашёл даже пару чёртовых змееносцев[79] из Западной Вирджинии каждый из них голосует думаешь Тикелл этого не знает? Год выборов на дворе думаешь каждый чёртов политик вокруг этого не знает? Тикелл хочет усидеть на множестве политических стульев, комитет по разведке сельскому хозяйству вооружённым силам у него больше власти чем у Рип Ван Винкля, имя не сходит с передовиц борется с марксизмом в программе «Продовольствие для Африки» тут-то и вступает Уде с его африканскими миссиями, радио «Голос спасения» несёт там Евангелие это та же самая чертовщина Тикелл знает откуда голоса берутся. Одно его слово и спутниковая трансляция Уде заживет где газета, дай эту статью думал показать Адольфу посмотрим вдруг он убедит Граймса где она, где газета.

— Она, я найду но честное слово не могу представить в чём ты хочешь убедить мистера Граймса, зачем ты ему звонил Эди сказала ты ему звонил, сказала ты звонил насчёт Лонгвью о правах на Лонг…

— О чём и речь Лиз чёрт подери о чём всё это время и речь! Речь об инвестициях нет? О привлечении инвестиций? Адольф банки все они пытаются договориться о наследстве? Лонгвью стоит и жрёт деньги тысяча шестьсот акров, особняк в двадцать четыре комнаты пять надворных построек двенадцать считая бараки для рабов, переделать их в гостевые коттеджи и можно разместить сотню посетителей, проводить конференции переделать скотобойный сарай в медиацентр, устроить кинотеатр получить лицензию на вещание запустить его систему глобальной трансляции вот в чём дело, Лиз. Создал библейскую школу на реке Пи-Ди из каких-то старых куонсетских ангаров и нескольких поддержанных школьных автобусов, запустил захудалую пятидесятиваттную радиостанцию письма пошли со всего чёртова Солнечного пояса[80] и в каждом хотя бы пять-десять центов? Попадает на большое телевидение не может расплатиться по счетам потому что деньги уходят на африканские миссии так что телесети пользуются поводом чтобы выжить его с эфира. Одно слово Тикелла в FCC и Уде запустит собственное предприятие, одно слово Тикелла Граймсу и мы привлечём инвестиции, приберёмся в Лонгвью и привлечём инвестиции как думаешь Граймс заинтересуется? Старая осипшая сволочь читает мне нотации о принципе осмотрительности, как пайщики мы обязаны спрашивать себя сделал бы такие инвестиции осмотрительный человек какого дьявола он приплетает осмотрительность, всё ещё считает будто это я донёс о взятках знаешь что он пытался со мной провернуть? Какие-то утечки о ВКР в прессу он договаривается о какой-то тайной сделке в Брюсселе пытался привлечь и меня узнать что мне известно, пытался вытянуть из меня…

— Ну а зачем ты вообще ему звонил. Ты же знаешь что он о тебе думает вот, вот твоя газета честное слово, зачем тебе представлять преподобного Уде всей стране в статье об утонувшем мальчике это же не…

— Лиз ты не слушаешь, речь не об утонувшем мальчике речь о моём пресс-релизе для Уде о большой африк, какой ещё утонувший мальчик.

— Его фотография на третей или четвёртой странице, он крестил девятилетнего мальчика в реке Пи-Ди и…

— Нет так, так погоди чего… на вилке задрожал цветок брокколи, — Господи… в шорохе газеты, — господи иисусе. Почему ты не сказала. Только посмотри, та самая чёртова фотография которую я им сам дал ты только посмотри! Чёрт подери Лиз почему ты мне не сказала.

— Пол я же говорила что он…

— И не сказала что их двое! Уэйн Фикерт, мальчик по имени Уэйн Фикерт и старик он держал головы обоих под водой когда течение господи, двое? Ты мне не…

— Я толком и не читала, я только сказала что он…

— Он звонил ты сказала он звонил, где номер, он оставил номер?

— Оставил да, я записала но…

— Ну так где! Чёртов блокнот лежал прямо у телефона, вот почему я положил блокнот прямо у телефона.

— Знаю я пролила на него воду когда я, поэтому записала где-то ещё но не могу…

— Ну так вспоминай Лиз! Вспоминай! Он хватал телефонную книгу, бумажную салфетку, бумажное полотенце которое она выкрутила до смерти, что угодно, где мог быть записан номер, обратные стороны конвертов, — почта, это что, почта? Ты не сказала что принесла почту.

— Ну она вот она Пол, прямо перед тобой там всё равно ничего кроме счетов, счетов и чего-то от «Христианского восстановления» насчёт, ой погоди, погоди было одно для мистера Маккэндлесса наверно? С красивой маркой только её и заметила, из Таиланда, где-то…

— Я разберусь, пробормотал он, тасуя конверты так и эдак, переворачивая.

— Вот оно, я просто положу…

— Сказал же разберусь! и он перевернул конверт лицом вниз, прижал локтем — теперь можешь просто найти тот чёртов номер? где ты его записала? Рвется бумага. — «Дэн Рэй, оценка страховых убытков» сволочи, ты посмотри. Уведомляем что не можем разместить ваш чек на частичную оплату услуг этого чёртова доктора Шака для последующего инкассирования, уведомляем что порекомендуем его юристу подать иск о взимании с вас полной суммы плюс судебные издержки, процент и смотри Лиз, здесь какой-то Штумпп пишет что подаёт на тебя в суд за, Лиз?

— Что пробормотала она, неразборчиво, её губы припёр прижатый синий фломастер, её пустой взгляд оставался на лохматом хохлатом профиле преподобного Элтона Уде в окружении заголовков МАЛЬЧИК УТОНУЛ В сужая захламление вокруг, фломастер опустился — я пытаюсь вспомнить куда я…

— Ты меня послушаешь? Говорю на тебя тут в суд подают, если кто придёт не открывай. Штумпп вызывает тебя в суд явится какой-нибудь подозрительный курьер их за милю видать, какой-нибудь нищий конченый засранец получают семь долларов за доставку он должен вручить тебе лично в руки, коснуться тебя, увидишь на пороге какого-нибудь забулдыгу откроешь он только и скажет Миссис Бут? всучит бумажку и был таков, не открывай. Номер нашла? в его руках рвалась бумага — вот, наконец-то пришло ты что не видела? Говоришь ничего кроме счетов я уже неделю жду чека по инвалидности уж думал они меня потеряли в своем чёртовом компьютере Лиз я думал ты следишь, единственное на что мы можем полагаться я думал ты знаешь, я думал ты знаешь Лиз… рвалась бумага, — Доктор Юнт пятьдесят долларов за консультацию что ещё задоктор Юнт чёрт подери.

— Это, ничего нет я просто пытаюсь…

— Вспоминай Лиз! Вспоминай! Где номер чёрт подери, говоришь где-то записала… он размахивал размазанным пейзажем с лодками у Эльютеры, — пытаюсь что-то запустить господи Лиз какого дьявола я запущу если ты записываешь номера и потом теряешь а остаток дня висишь на телефоне с Эди? Оставил блокнот прямо у телефона чтобы ты, кто ещё звонил. Были звонки? Лиз?

— Много.

— Что?

Она не поднимала глаз от стержня фломастера, который юркал, порхал сипим по газете, расширяя пустоту, — Мадам Сократ сказала этим утром было много звонков.

— Но, кто? Кто, чёрт…

— Мадам Сократ приходила убираться Пол, ты просил её вызвать и убраться. Она сказала этим утром было много звонков но она с Гаити и не говорит по-английски и не отвечала.

— Но она, но почему не ответила ты! Что…

— Потому что я была в Нью-Йорке, Пол… фломастер дрогнул на бумаге, — этим утром я ездила с тобой в Нью-Йорк забыл? к доктору Киссинджеру? Когда я приехала он ещё не получил мою медкарту от доктора Шака так что я отправилась к доктору Шаку, а доктор Шак всё ещё в отпуске, и его медсестра его стерва-медсестра накричала на меня и сказала что карту они послали и позвонила в приёмную доктора Киссинджера и тогда сказала что ничего не послала но пошлёт а выдать на руки без разрешения доктора Шака не может и я вернулась…

— Слушай Лиз это не имеет никакого отношения к…

— Это имеет отношение ко мне! Я вернулась к доктору Киссинджеру но мне сказали он уезжает в Европу а я никак не могла отдышаться и договорилась о новом приеме и я, я вернулась домой я, села на метро до автобуса и, и приехала домой на автобусе.

— Так ладно слушай Лиз я не хотел сказать…

— Не хотел никогда не хочешь, вся жуткая поездка впустую а это метро никак не могла там отдышаться никогда не хочешь, Сетти лежит при смерти в ожогах а ты даже, даже…

— Ох, Лиз, Лиз…

Она уронила фломастер, перевела дыхание, бессмысленно уставившись на фотографию в газете, вдруг её стул шаркнул по полу, стукнул о стену. — Где эта книга про птиц, он же в ней где она, вот… на большой сахарнице, куда она её сунула, пока подавала на стол тарелку, теперь пролистала — вот… распластала страницы на красногрудом крохале, — вот твой номер, вот твой преподобный Уде, так и знала что где-то записала.

— Погоди… он уже набирал, — Лиз?

— Я наверх.

Пока огибала столбик, — Привет Элтон? это ты старина?.. догнало её на лестнице, а внизу в прихожей — неисповедимы пути, что есть то есть… Захлопнула за собой дверь толчком бедра, единственное освещение — лиловатая аура ожившего от её касания телеэкрана со спускавшейся в завихрения тумана фигурой в плаще. Гребень холма впереди оседлала восходящая луна; бледная точно облако, но с каждой минутой обретая яркость[81], и она расстегнула юбку, распахнула блузку и вернулась на край кровати с намоченной махровой салфеткой. Подъезжал конь. Он был уже совсем близко, но всё ещё оставался невидимым; когда вдобавок к цок-цок раздался шорох под живой изгородью, и совсем рядом возле ореховых кустов проскользнул огромный пёс, ясно выделявшийся на их фоне чёрно-белой окраской шерсти. Тут появилась лошадь, высокий скакун с всадником на спине, и, пока она выскальзывала из блузки, всадник и конь упали; копыта коня поскользнулись на обледеневшей дороге. Пёс вернулся огромными прыжками, увидел, что его хозяин попал в беду, услышал стон коня и принялся лаять, а тёмные холмы отвечали ему раскатистым эхом.

— Мы им покажем, Элтон, донеслось из прихожей снизу, — еврейская либеральная пресса… и она встала закрыть дверь, вернулась спрятать свою обнажённую грудь под внезапным взглядом Орсона Уэллса, закутанного в скрывавший его фигуру плащ для езды с меховым воротником, со стальными застёжками, лицо у него было с суровыми чертами и тяжёлым лбом; его глаза под нахмуренными бровями были полны сердитой досады и требовали ответа, откуда она взялась, снизу? вы говорите о том доме с парапетом? и он указал на Тёрнфилд-Холл, облитый бледными лучами луны и чётко белевший на фоне леса, который по контрасту с небом на западе казался сплошным скоплением чёрных теней, требовал ответа Чей это дом? Мистера Рочестера. Вы знакомы с мистером Рочестером? Нет, никогда его не видела. А вы не могли бы сказать мне, где он? Я не знаю…

— Лиз? Она натянула простыню, размазывая кончиком пальца вдоль выступа скулы крем из открытой на столе банки, пока нарастающая музыка поднимала его в седло, откуда он требовательно протянул руку за хлыстом. Дверь с треском раскрылась — Лиз! Ну какого дьявола! При первом прикосновении шпор его конь вздрогнул и взвился на дыбы, но тут же понёсся по дороге, пёс бросился за ним, и все трое исчезли из виду. Он выключил звук, размахивая газетой в сером свете, — ты посмотри! Как ты могла… он сел на кровать, — ты это только что? прямо пока мы там сидели?

В её взгляде было не больше смысла, чем в изданном ею звуке.

— Это это, не нужен нам ребёнок в доме с тобой уже как с ребёнком! Как с, прямо там сидела прямо передо мной с чёртовым синим фломастером смотри что ты наделала!

— Ой Пол, я не нарочно…

— Какого дьявола ты наделала! Мне же её ещё слать Лиз я должен послать копию Уде! Какого дьявола я ему теперь, ты посмотри, лохматые синие перья эти точки на рубашке расписала его в чёртову птицу?

— Я только хотела…

— Что, выставить его какой-то, только потому что в нём полтора метра роста надо было пририсовать лохматые перья на лысой макушке чтоб он выглядел как какая-то чёртова толстая утка?

— Пол я же только, в смысле так я вспомнила где записала телефонный номер потому что он был похож на, потому что он мне напомнил картинку с…

— С чем, кого, утки? Чертовски хорошая фотография Лиз я её сам им приносил, сам отдал газетам теперь посмотри, сделала какую-то карикатуру ты посмотри. Показать его в благородном свете чёрт подери только ради этого я и протащил его в газету это же серьезно Лиз! Тридцать сорок миллионов с долларом в кармане это серьёзно, можешь ты понять? Протащил его в газету выставил в хорошем свете? Там же люди тонут добрые честные верующие люди а ты карикатуру рисуешь?

Она сильнее запахнула простыню. Он отвернулся, ссутулился на изножье кровати, уронил плечи, погрузившись в пантомиму разборчивой в брендах женщины, которая ухаживала за измождённой жертвой боли в спине до самого самодовольного заключения, пока наконец не встал, не смял осквернённый профиль преподобного Уде в комок, — чёрт подери Лиз. Пытаюсь тут что-то запустить даже не знаю кто мне звонит, один звонок доходит всего один звонок а ты его записываешь в книжке про птиц, не можешь его найти не можешь найти почту хотя бы её в дом занесла, это ты наконец переборола? Сказала себе что сможешь открыть почтовый ящик и наконец справилась, а с остальным точно так же не можешь? Сказать себе что у нас тут не мультфильм? Он швырнул газетный комок в тень мусорной корзины, — перед тем как проверил пошёл положить это в папку и даже чёртову папку найти не могу. Лиз?

— Да?..

— В последний раз держал её… он нагнулся развязать шнурок, — последней клал в неё вырезку про Маккэндлесса когда это было, воскресная газета? Не могу найти чёртову погоди, я возьму, вдруг это… он потянулся к трубке, — Кто?.. Не знаю такую нет, ошиблись номером… Он выпрямился, сбросив ботинки, поймал рукой угол комода, выпутываясь из штанов, наконец широко расставил разутые ноги, сражаясь с пуговицей рубашки, опустил руку почесать, там болталось силуэтом набухшего предвестия на фоне луны, торжественно поднимавшейся; луна казалась оком, взирающим вверх, пока вершины холмов, из-за которых она поднялась, уходили всё ниже и ниже, она же устремлялась к зениту, полуночно тёмному в своей неизмеримой глубине и непостижимой дальности; и к трепещущим звездам, что следовали за ней.

— Пол?

Он снова взял телефон. — Что?.. Слушайте я только что сказал, здесь нет никакой Ирен вы ошиблись чёртовым номером! Он тяжело опустился рядом.

— Может быть это его жена, наверняка это его…

— Чья жена.

— Мистера Маккэндлесса, может, это она Ирен Ма…

— Долго ей придётся ждать.

— Ой я хотела рассказать… она приподнялась на локте, — этим утр…

— Недонесение о госизмене, может схлопотать двадцать лет.

— Пол?

— Хотел тебе рассказать я этим утром беседовал с Гриссомом, мою апелляцию назначили на понедельник… Его рука легла ей под плечи, — если добьёмся чтобы весь мой чёртов чек от министерства по делам ветеранов перестал каждый месяц уходить на алименты то наконец увидим просвет.

— Пол как думаешь можно, нельзя ли мне уехать на несколько дней?

Его рука сомкнулась на её груди. — Куда.

— Просто, куда мне…

— Слишком много всего навалилось Лиз, сама знаешь… рука медленно ощупывала грудь, — как только всё запустим сможем отдохнуть где-нибудь недельку.

— Нет я хотела сказать, я хотела сказать я одна.

— Но, но что ты хочешь сказать одна, слушай столько всего навалилось ты должна быть здесь. Только сдвинем с мёртвой точки дело Уде и завтра должно быть три-четыре звонка, тебе придётся сидеть на телефоне… Он привлёк её обратно, привлёк её взгляд от лиловатого шрама между рёбрами и промежностью плоским падением ног в сторону экрана, где разливалось мягкое сияние, ложась на нижние ступеньки дубовой лестницы, исходя из парадной столовой, где распахнутые резные створки позволяли увидеть весёлое пламя в камине, отражающееся и от его мрамора, и от медного набора кочерёг, бросающее тёплые блики на сиреневые гардины и на отполированную мебель, перекрытые набухающим ростом у него в руке. — Ты звонила тому врачу Лиз? насчёт того посещения для заявки о страховом случае? Его рука опустилась разгладить её колени в стороны, надвинулась его нога. — Лиз?

— Да я, я позвоню завтра…

— Слушай позвони обязательно, съезди на этот осмотр чтобы я подал свой сопутствующий иск… Его пальцы сжимались, разъединялись, суетились, занятые методичным обыском, и тут её колено отодвинулось, — получим пенсию по инвалидности и у меня будут какие-то деньжата, Гриссом просит тысячу долларов авансом плюс издержки за шестьдесят процентов компенсации… он опустился на неё, опустился там, где продвигалась его рука, — потребуем полмиллиона всё зависит от твоего иска к авиакомпании… рука отодвинулась, чтобы сомкнуться на её колене — покажи, покажи им своё состояние со времён крушения и как я, как я был лишён, тут больно?

— Нет моё, моё колено не очень… она резко выдохнула, — как, синяки… Туда упала его голова, оставив её посеревшее лицо над его плечом в свете, скользящем по лоснящемуся напряжению спины от экрана, где как будто из самой замочной скважины покоев раздался демонический хохот — подавленный, придушенный, басистый. Пока она смотрела, противоестественный хохот повторился, и она поняла, что раздаётся он за дверью. Первым её побуждением было подняться, а потом вскрикнуть, но что-то забулькало и застонало, и по галерее к лестнице на третий этаж удалились шаги. Под её дрожащей рукой приотворилась дверь, и снаружи, совсем рядом, горела свеча, поставленная на циновку в галерее, где воздух казался тёмным, словно налитый дымом. Что-то скрипнуло: приоткрытая дверь, и из-за неё вырывались клубы дыма. В покоях вокруг кровати танцевали языки огня; полог пылал: сами простыни стали растопкой. Среди пламени и дыма, вытянувшись, лежал Орсон Уэллс, погружённый в глубокий сон.

— Я, мне нужно отдышаться прошептала она, высвободила руку потянуться за коробкой с салфетками, и он вскочил, натыкаясь на мебель, спотыкаясь о ботинок, по темному коридору, и она выслушивала хоть что-нибудь, но ничего не слышала. Казалось, минуло очень долгое время, и потом она услышала, как по циновке ступают необутые ноги, и он щелчком погрузил экран во тьму.

— О честное слово, пожалуйста я же просила не курить в спальне.

— Просто, ладно просто найду где потушить… Он нашёл блюдце, глубоко затянулся у окна, где ветки снаружи, пойманные поднимающимся ветром, шныряли на стекло перед ним отблески уличных фонарей. Потёр там большим пальцем. — Лиз?.. как будто видел свой палец, — она помыла окна? Женщина которая приходила убираться, ты ей сказала…

— Не успела. Теперь потуши пожалуйста! 

— И чем она весь день занималась? Он снова спешно затянулся и раздавил сигарету в блюдце, — двадцать пять долларов чем она… 

— Тридцать долларов и она была здесь полдня. Убиралась.

— А я думал двадцать пять слушай, когда придёт на следующей неделе попроси помыть окна, начать прямо с окон… Он тяжело опустился вне досягаемости, — тридцать долларов, надо бы поискать того кто знает английский может ответить на чёртов звонок, с гаитянцами не знаешь какого дьявола ожидать. Мы там раньше получали их кровь, медчасть получала по дешёвке они такие чертовски бедные что продавали собственную кровь никогда не знаешь какого дьявола тебе достанется. Чёртов медик я ему сразу сказал пока не проверишь откуда эта чёртова склянка с плазмой на капельнице даже не думай лезть ко мне с этой чёртовой иглой.

Она привстала, поправила простыню, натянула на себя одеяло. — Не забудь оставить мне на следующую неделю тридцать долларов.

— В большинстве случаев никакой чёртовой разницы не было… он повернулся, потянув с собой одеяло и простыню. — Раненые из зон боевых действий, они всё равно в основном были черномазыми.

— И доллар на проезд… она сорвала обратно свою долю одеяла. — Пятьдесят центов в каждую сторону.

Веки сомкнулись от отблесков уличных фонарей, разбросанных по стене, пустому зеркалу, это мало что изменило: погоня продолжалась в том, что сходило за сон, уносивший с собой то, что сходило за время, когда наконец, со снова широко распахнутыми глазами, полными движением тихим, как дыхание подле, она спустилась со своего края кровати и вернула комнату и собственное лицо к пепельной жизни на вьющейся лавровой аллее, спускавшейся к изгороди и завершавшейся большим каштаном, опоясанным скамьей. Запахнула одеяло из-за внезапного порыва дождя в окно, размывшего по стеклу свет фонарей, и её глаза потускнели и снова расширились при виде хлещущего ливня: что произошло с ночью? Всё во мраке; и что растревожило каштан? он гнулся и стонал, пока на лавровой аллее ревел ветер, близко и громко грохотал гром, часто и ослепительно сверкала молния, ударив в большой каштан у подножия сада и расколов его пополам.

Река таилась в тумане, который густо висел с самого утра, изображая медленный подъём почтальона по чёрному притоку дороги в виде дрейфом силуэта, что толкается шестом на воде, влекомый неизменным течением вдоль набрякшего листвой берега к порогу, выступавшему причалом, куда ранее она выскочила, словно бы случайно, чтобы перехватить почтальона прежде чем тот достигнет ящика; и где теперь, когда она снова вернулась протирать окно алькова сырыми комками бумажного полотенца, её хмурый взгляд свёл к отдаленной тени запинающийся ритм того старика на углу, с его расплющенным совком. Дождь, двухдневный, нанёс повсюду листьев и даже отломанную ветвь, плывущую по тёмному течению под окном, где её движения резко оборвались, хмурый взгляд широко раскрылся при виде фигуры в увядшем дождевике, надвинувшейся так близко, что уставилась ей прямо в лицо. Она восстановила дыхание и равновесие и только спустилась со стула, как раздался стук в дверь. Приоткрыв на ладонь, она увидела протёртые рукава дождевика, приперла дверь ногой. — Да? что…

— Миссис Бут?

— Вы от, вы мистер Штумпп?

Он просто посмотрел на неё. Лицо казалось истощённым, как и протянутая ей рука казалась лишённой цвета, что когда-то мог быть сильным загаром. — Меня зовут Маккэндлесс, сказал он с интонацией пустой, как его взгляд, — вы миссис Бут?

— Ах! Ах да входите… но её нога придерживала дверь, пока ту всё равно аккуратно не отворили, — я не…

— Я вас не потревожу, он вошёл, глядя мимо неё, оглядывая комнату и вещи в комнате, определяя их расположение, так же, как только что глядел на неё, оглядывал её, чтобы определить её место. — Пришёл за кое-какими документами, я вас не потревожу.

— Нет я рада что вы, наконец с вами познакомиться, мы гадали…

— Приходил на прошлой неделе не смог войти, бросил по дороге мимо неё на кухню, — новый замок на двери не смог войти.

— Да знаю да, нам пришлось вызвать сантехника чтобы…

— Я слышал.

— В смысле если бы мы знали как с вами связаться, если бы вы просто позвонили перед тем как…

— Неважно, просто проклятые хлопоты.

— Да, ну это, в смысле для нас это тоже хлопотно мистер Маккэндлесс, если бы вы оставили адрес, телефонный номер какой-то способ связаться, шла она за ним по пятам. — Ваша открытка насчёт печи мы даже не знали в какой вы стране, как же тут выслать новый ключ. Я даже сейчас не могу вас впустить, сантехник…

— У меня уже есть… даже достал, гремел навесным замком.

— Да, ну, ну хорошо значит вы звонили агенту, если бы мы знали где вас найти, вам то и дело звонят а мы не знаем куда…

— Кто. 

— Звонит? Не знаю. Налоговая. Не знаю кто ещё. Звонят и бросают трубку. Только я начинаю просить оставить сообщение на случай если вы дадите о себе знать они бросают трубку. У вас ужасно грубые друзья. 

— Может и вовсе не друзья, миссис Бут… он отодвинул дверь в сторону, задержался, заглянув внутрь. — Между прочим можете отключить телефон если угодно, раздалось через плечо, — агент говорил вы хотите его оставить пока не подключите свой, мне он не нужен. Могу сейчас же позвонить и отсоеди…

— О нет я не это хотела, я хотела сказать можете оставить если угодно да я совсем не против отвечать, просто если бы мы знали как вас найти, что ответить грубые звонки и на порог заявляются такие же грубые люди я не могла… она осеклась, разговаривая с его спиной, ссутулившейся в проёме, чтобы закурить, прикрыв ладонью, будто на ветру, будто ёжась на каком-то мрачном утёсе, палубе корабля. Кто это заявляется, поинтересовался он.

— Только, ну был только один но весьма неприятный, даже не представился, в смысле фамилию не сказал только имя не помню какое. Только его круглые злые глазки он был в пёстром пиджаке и какой-то жёлтой…

— Чего он хотел? раздалось из открытой двери.

— Поговорить с вами, сказал только что хочет поговорить с вами, ответила она внутрь комнаты, где возвышались стопки книг, прислонённые к резной орехового дерева колонне, до самых завитков, к ножке чего-то, к буфету, к серванту, стояла неподвижно и оглядывалась, будто искала, чем заняться, оправдать свое присутствие на кухне, собственной кухне, в собственном доме, стояла с пустыми руками, глядя на телефон, пока тот не зазвонил. — Да? Да это говорит… А… голос упал, она отвернулась от пустого дверного проёма, — приём у доктора Террановы, да… Нет это в связи с, с моим… она дошла до конца стола, насколько позволял провод — в связи с крушением самолёта да но не, в смысле не мой иск а моего мужа… голос стал ещё тише, — его сопутствующий иск ввиду неисполнения моих, моих обязанностей из-за травм… что? Нет-нет моих, моих супружеских обязанностей ввиду… Что, сейчас? или когда это произошло… и почти шёпотом — сколько мне лет, сейчас мне тридцать три, я… нет я сказала трид… Нет сейчас не могу, сейчас не могу рассказать всё вам лучше… нет вам лучше перезвонить.

Оседающий неподвижными слоями дым перекрыл дверной проём. Там уже был свет, и звук движения, стула или выдвинутого ящика. Она нашла чашку из-под утреннего кофе и прополоскала в раковине. Дымка легла на террасу так же безлико, как сам день, встреченный и тут же забытый, чтобы только часы отмеряли его ход, и развернула её, так же резко, как её же взгляд, обратно к входной двери полосовать сырыми комками полотенца стеклянные панели по тени там, снаружи, отталкивающейся своей метлой и замирающей на каждом третьем шаге, каждом втором, таращась перед собой, пытаясь сориентироваться.

Она вздрогнула от громкости собственного голоса, когда тот наконец снова раздался: — Алло?.. обретая уверенность с каждым словом, — нет сенатор мне ужасно жаль, Пола нет… говоря в трубку, мимо трубки в открытую дверь — по-моему он планирует очень скоро приехать в Вашингтон, ему пришлось улететь что-то внезапно потребовало присутствия в связи с, прошу прощения?.. набирая самообладание и даже радушную снисходительность, — ужасно любезно с вашей стороны но честное слово не могу ответить, мы хотели отлучиться на несколько дней в Монтего-Бей с друзьями если у Пола получится найти время но вы же сами знаете как он занят из-за… и внезапно открытый проём исчез, дверь с силой задвинулась, даже стукнула, — ничего нет, сейчас я не могу говорить, я буду… голос упал, — хорошо тогда попозже, попозже…

Стоило ей замолчать, как раздражение перешло из её голоса в движение рук, снова полосовавших «Пока нам шили чепчик, лик наш стал не мил», стекло вышивки; разбирающих утреннюю почту: от доктора Юнта, доктора Киссинджера, «Дэн Рэй, оценка страховых убытков», — скомкать и выбросить; от «Склада В & G», Американского онкологического общества и Национальной стрелковой ассоциации — в сторону неоткрытыми; глянцевый поток от «Христианского восстановления для американского народа», флаер-гармошка общественного колледжа с предложениями миникурсов «Борьба со стрессом», «Уверенность в себе и успех», «Рефлексотерапия», «Шиацу», «Гипнокибернетика» и «Ваше творческое Я»; а также «Флористы Золотого побережья» — распечатать: цветочная композиция за 260 долларов? Поднявшись до глаз, досада цеплялась за всё, на что она их обращала, прежде чем сами глаза зацепила непоколебимая усмешка воина-масая на обложке журнала, лежавшего вместе с «Таун энд Кантри» и «Нэшнл Джиографик» на кофейном столике, и она взялась за книгу о птицах в поисках убежища среди веретенников и кроншнепов, бекасовых, кулика, наведённый ими покой слетел со скоростью перелистнутой страницы, и уже по дороге через кухню, чтобы постучаться в белую дверь — Мистер Маккэндлесс?

Та откатилась резко, словно он поджидал. — Только что вспомнила… она стояла, вцепившись в книгу, палец, заложенный между страницами, свидетельствовал о поспешности, — тот кто как я говорила к вам приходил? Лестер. Его звали Лестер… за это она удостоилась короткого кивка, невнятного пренебрежения, но осталась стоять, глядя мимо него в дверях на шкафы за пластами табачного дыма, забитые от пола до потолка, бумаги в стопках, свитках, лампы без абажура, кожаные чемоданы, выдвинутые ящики картотек, — вы писатель? выпалила она.

— Я геолог, миссис Бут.

— А. Просто здесь столько книг да, и бумаг и, и смотрите! Пианино! Да? подо всем этим, я заметила уголок думала какой-то буфет, чудесный старый сервант у нас был такой же все ящики выстелены бархатом мы там держали серебро но это же спинет да, почему бы не выставить его в альков? альков в гостиной?.. Спинету не помешает ремонт ответил он, дека покоробилась. — Ой. Потому что в алькове он бы смотрелся так мило, может получится починить?.. Зачем, она что, играет? — Ну да но, в смысле давно не играла, пьесы Гайдна и тому подобное но не, в смысле ничего современного, в смысле так и не добралась до Дебюсси или даже…

Он подумает на этот счёт сказал он, отворачиваясь, — я знаю, вы заняты не хочу вам мешать.

— Нет всё в порядке. В смысле я всего лишь мыла окна, они так закоптились от дыма. Вы много курите правда же… Слишком согласился он, выстукивая табак из глянцевого конверта на бумажку. — Например это окно над вашим столом, кивнула она мимо него, — там почти ничего не видно.

— Мне особенно и не хочется там что-то видеть миссис Бут. А теперь пожалуйста не хочу вам…

— Подождите принесу вам пепельницу… и она мигом обернулась с блюдцем, — если понадобится что-нибудь ещё… Он стоял над неподвижным переполохом бумаг на столе, не шелохнувшись, пока наконец не потянулся к собственной пепельнице. — Я просто имела в виду чашечку чая или что угодно… и по дороге к двери она запнулась, опрокинула стопку книг у пианино, — ой, простите, я…

— Всё в порядке миссис Бут пожалуйста! оставьте как есть!

— Ну хорошо но… она выпрямилась, — если что-нибудь понадобится… и вышла за дверь помешкать на кухне, ещё раз в гостиной, и поднялась по лестнице наполнить ванну, выключив воду так же резко, как включила, и по коридору мимо пустых спален, расстёгивая блузку, оживляя телеэкран с анимированным возмущением нижнего отдела кишечника. Выключила. Зарывшись под шарфы, блузки, нижнее бельё в верхнем ящике, достала манильскую папку, пролистала пару десятков рукописных страниц, вычёркивания, восклицания на полях, педантичные вставки, смелые стрелочки, рассекающие целые абзацы прокисшего вдохновения до самых последних, брошенных на том, что было бы, если бы её отец и мать не встретились, если бы отец женился на школьной учительнице или хористке, а не на дочери крепкой семьи из Гросс-Пойнта, или если бы мать, сейчас безмолвно лежащая в холодных объятьях далёкого дома престарелых, встретила бы молодого писателя, который…

Она встала на миг, пока искала ручку, и решительно провела по молодому писателю который, тут же выбрала мужчину постарше, мужчину с другой жизнью за плечами, другой женщиной, даже женой в другом месте… его неподвижные жилистые руки и его… твёрдые неровные черты, сохранившие воспоминания о далёких солнцах, холодное серое спокойствие глаз, где кроется… кроится? Она достала из-под телефонного справочника словарь, нашла «кроиться» и запуталась.

— Миссис Бут?

— Ой! Она встала, — да? Его голос раздался снизу лестницы, просил прощения за беспокойство но можно ему воспользоваться телефоном? — Да, да можно! и в зеркале она заметила свои глаза расширившимися от концентрации, а лоб насупленным, потому что слышались только вскрики с дороги внизу, где мальчишки, когда она подошла посмотреть, вразброс взбирались по холму и чем-то перекидывались, ботинком самого младшего, который плёлся в хвосте, там, где туман сохранил день точно таким же, каким она его оставила. Затем, словно прислушиваясь к самой себе, она взяла трубку и беззвучно её подняла, услышала там только гудок, и так же осторожно повесила, обменявшись с зеркалом взглядом, который затем рассмотрела во всех подробностях дальше по коридору, так близко придвинувшись к зеркалу над раковиной в ванной, что тёмные круги под глазами потемнели, пока не спрятались под мазками осветляющего крема, добавила полноты губам, веки подвела легчайшим оттенком зеленого, помучила волосы, стянула их, снова распустила, прежде чем пойти вниз. Он стоял над кухонным столом и листал книгу о птицах, где она ту оставила, возобновил, не поднимая глаз, извинения, приходится ждать, пока звонок пройдёт, сказал он, что-то не так с линией.

— А. Когда так бывает, я просто продолжаю набирать, они…

— Это международный.

— А. Ой ну тогда присядьте, в гостиной? В смысле я как раз собиралась заварить чай… А есть что-нибудь выпить? и да, скотч подойдет, перелистывая ржанок, перепончатых, пестрых и желтоногих улитов, в ту комнату кто-нибудь заходил? спросил он резко, кроме сантехника? — Ну, нет, нет. В смысле было заперто, как бы мы… Не она нет, он не о ней, а кто-нибудь ещё? тот кто заявился на порог, он заходил? — Нет, он оставался за порогом. Только просунул за него ногу.

— Вы сказали, он просто хотел со мной повидаться? что-нибудь спрашивал?

Она повернулась с пустым стаканом, убрала прядь волос, — Он спросил меня, кто я, не ваша ли первая рыжая… но улыбка уперлась в спину, направлявшуюся в гостиную. Когда она вошла, позвякивая льдом в стакане в одной руке, дребезжа чашкой на блюдце — в другой, она хорошо постаралась с окнами сказал он, стоя там в алькове, и что-то насчёт плюща, что его надо подрезать, чуть не выбил стакан из руки, когда потянулся. Она заново утвердила чашку и села, стиснув колени на протёртом двойном диванчике, — а вы нашли свою почту? Её сунули здесь в дверь, одно письмо из Таиланда. Очень красивая марка потому я и заметила.

Таиланд? У него нет знакомых в Таиланде, — никогда там не был… и он откинулся назад в кресле с подголовником, словно по старой привычке.

— А. А и стойте да я хотела спросить, её зовут Ирен? в смысле вашу жену?.. его кивок как будто означал скорее невозможность отрицания, чем подтверждение. — Потому что были звонки, кто-то спрашивал Ирен? И вся мебель вот что я собиралась спросить, агент сказала она вернётся, что это всё её но не знает когда. В смысле наша собственная мебель на складе мы просто хотели заранее знать, столько замечательных вещиц она как будто отлучилась всего на день, я просто не хочу чтобы что-то случилось. Та фарфоровая собачка на каминной полке уже была разбита, мадам Сократ когда убиралась разбила пополам, я пыталась склеить… Он перевел взгляд от пустого камина, в который таращился, это его собачка сказал он, поднимая стакан, ничего страшного. — А. Ну мы конечно всё оплатим но я хотела спросить, ваша жена я хотела спросить вы знаете когда она приедет за своими вещами? или с ней можно связаться? Потому что если мы не можем связаться с вами, если вы там где с вами нельзя связаться и пробудете там много лет, может вас не будет двадцать лет и, я хочу сказать…

Он положил лодыжку на колено демонстрируя хорошую туфлю, по крайней мере в прошлом, поношенную, в кружеве трещин на подъёме. — Двадцать лет, миссис Бут?

— Да то есть нет, нет я просто хотела сказать… Он смотрел прямо на неё, она уловила краешек того, что можно было принять за улыбку, задребезжала чашкой на блюдце, подняла её, глотнула, — в смысле вы много путешествуете, по работе в смысле, вам приходится много путешествовать наверняка очень интересная работа и, и такие потрясающие подождите прошу прощения, я принесу пепельницу… Он стряхнул пепел в очаг, и она вернулась поставить перед ним чистое блюдце, рядом с журналами. — Такие места, сказала она.

— Это очень старый выпуск… Он придвинулся раздавить сигарету. Эта статья о масаях, она её читала?

— Да, это, только что дочитала да поразительно, в смысле у нас есть подписка но я так сильно отстаю… Звонок поднял его из кресла наполовину, но она уже снова была на ногах, — Нет я возьму… и потом из кухни — Мистер, мистер Маккэндлесс? вы звонили в Акапулько? Что? Алло?.. А нет это от Эди, да нет только не сейчас оператор. В смысле она не могла бы перезвонить попозже?

Он опрокинул стакан и, когда она вернулась, стоял над мокрыми журналами и никак не мог навести порядок, не мог, казалось, даже ухватить стакан. — Ой я вам помогу? что…

— Нет! Всё, всё в порядке.

— Простите подождите… она вернулась с комком полотенец от окон, — нестрашно, это старый… вытерла охряные волосы, оскаленные зубы и оголённую грудь воина. — Довольно страшный правда, в смысле видом.

— Если вы банту.

— Если я кто?

— Они воруют скот. Вы же вроде сказали что читали… Он сделал несколько шагов в сторону алькова, повернул назад в столовую, где и остался стоять, глядя на пустой угловой буфет, сжимая стакан.

— А. Да, просто, в смысле иногда я читаю невнимательно… и, поднявшись и глядя туда же, куда и он. — у нас на складе есть замечательный фарфор, старый кемпер в смысле не совсем фарфор замечательно здесь смотрелся бы но я не знаю когда она вернётся за вещами, в смысле Ирен? ваша жена? В смысле у неё такой замечательный вкус всё, везде так и видишь её руку.

— Хочу покрасить там веранду, сказал он резко, теперь выглядывая на облезающую на колоннах краску.

— Да ну мы ей никогда не пользуемся но. в смысле если хотите для нас покрасить то мы….

— Это не для вас миссис Бут, это для дома… Он поднял стакан ради последней капли. — Она хотела снести всю эту стену, сделать арку и застеклить веранду со всеми растениями, что-то вроде зимнего сада.

— Ой! какое, в смысле я тоже…

— Руки так и не дошли, сказал он перед тем, как отвернуться.

— Но они прекрасно поживают правда же, растения в смысле я стараюсь их поливать и…

— Вон тот, наверху? Поливал его ещё три месяца спустя после того как остался один когда наконец понял что он искусственный.

— Но она, три месяца? Но я думала её нет всего…

— Её нет два года миссис Бут.

Звонили ему, — вы звоните в, в Маракайбо да? телефон дрожал в её руке, она поставила его и вернулась в гостиную, к окнам алькова, так далеко, как только позволяли эти комнаты, так что не могла подслушать ничего кроме — слишком поздно… после чего он вернулся с замызганным манильским конвертом, натянул дождевик, сказал, что звонок оплачен абонентом, открыл дверь.

— Но вы не сказали где вас искать если что-нибудь…

Если понадобится опять прийти он постарается позвонить заранее, закрывая за собой дверь, простите за то, что потревожил, она медленно вернулась к алькову и встала там подальше от окна. Свет, которому туман придавал материальность, быстро угасал на тёмной дороге, где появился старый пёс, увязавшийся за ним, пока он переходил на размокший противоположный берег, уже теряющий очертания, как его листья теряли свои краски, и она следила за ними, словно они вдвоем уже много раз следовали по этому тёмному течению.

Сгребая вперемешку пепельницу, его стакан, комки полотенец и Юнта, Киссинджера, она включила лампы, нагнулась сдуть сигаретный пепел со стола, склонилась над мусором погрести врачей поглубже под хлебными обёртками, жухлым сельдереем, подгорелым тостом, потрёпанной адресной книгой, с которой стряхнула мокрые чаинки, прежде чем копнуть поглубже в поисках нескольких смятых конвертов, оплаченных безвкусными марками её страны, и стояла, листая страницы адресной книги, белая крышечка от бутылки «Дьюарса» закатилась в раковину, где она её и нашла, помешкала с бутылкой, прежде чем подставить её под кран и влить унцию, две и завернуть крышку, даже слегка встряхнуть, после чего сунуть обратно за сумку с луком.

Наверху задержалась наполнить ванну, дальше по коридору — расстегивая блузку, всё ещё с потрепанной адресной книгой в руке, не успела включить весь свет в спальне и выскользнуть из туфель, не успела расположиться среди бумаг на кровати и склониться над последней, прохладное серое спокойствие его глаз, где кроется… шевелились её губы, когда внизу смыли туалет.

— Лиз? Он уже был на лестнице. Не мешкая из-за плача телефона, она сгребла бумаги и папку, бросилась назад за потрёпанной адресной книгой и уже стояла, доставая из верхнего ящика комода новую блузку. — Ты не закрыла кран в ванной, вошёл он стянуть галстук, и — почему не отвечаешь на чёртов телефон, алло?.. Откуда, оператор?.. Нет, звонок за счёт абонента не принимаю нет, не знаю ни единой чёртовой души в Акапулько… стукнул трубкой. — Без меня были звонки?

— Чик… она стояла, медленно переводя дыхание, — вчера вечером. Кто-то по имени Чик.

— Оставил номер?

— Сказал у него нет. Сказал передать тебе что только что выбрался, что ещё тебе перезвонит.

— Из офиса Тикелла ничего? Он избавился от пиджака, распахивал рубашку, — жду машину в аэропорт мне надо лететь сегодня ночью, пролетал над ними три часа назад и снова возвращаться, ты не видела мои ключи? Лиз?

— Что.

— Я спрашиваю ты не видела мои ключи слушай я тороплюсь, в восемь ноль ноль встреча в Вашингтоне чёртову дату вызова в суд перенесли а я узнал только что, вышел из дома без ключей если бы тебя не было остался бы на улице… Он стянул штаны, — прихожу передняя дверь нараспашку, одна здесь наверху я же говорил чёрт подери запираться ты же не знаешь кто войдёт, не видела мои ключи?

— Их нет Пол. И моих.

— Что значит и моих, как нет.

— Я нашла их на полочке над раковиной в ванной и положила в сумочку когда уходила чтобы не потерялись и мою сумочку украли.

— Твою, нет погоди Лиз украли? Он стоял над ней раздетый до носков там, где она опустилась на угол кровати, — какого дьявола значит украли, я же говорил запирать двери ну? Прихожу и входная дверь нараспашку слушай, они где-то здесь, быстренько приму душ а ты пока поищи где ты их видела в последний раз, вспоминай Лиз. Вспоминай!

— Мне не надо вспоминать Пол я знаю. В последний раз я их видела в дамской комнате в «Саксе». Повесила на крючок пока ходила в туалет, подняла глаза и увидела как сверху в кабинку лезет рука и всё. Когда вышла уже никого…

— Нет но, какого дьявола ты делала в «Саксе» как…

— Я зашла в туалет! Я пришла не за покупками как приличная женщина счёт закрыли полгода назад, у меня осталось время после врача он рядом с «Саксом» и я зашла в «Сакс». Смотрела в «Саксе» на всё то что не могу купить и потом пошла в туалет, не интересно как я вернулась домой тебя не волнует? По дороге к двери задвинула ящик комода до упора, — ни сумочки ни денег ни ключей ничего, как я вернулась домой? как вообще вошла?

— Нет но Лиз, так смотри…

Она посмотрела и опустила глаза. Он стоял в одном коричневом носке и потрясал сжатыми в комок полосатыми шортами. — Ванна наливается, когда там твоя машина.

— Через полчаса слушай, смотри, нужно поговорить зайди пока я…

— Я буду внизу.

Со стола где он бросил газету на неё набросилось чёрными буквами размером с кулак

МАТЬ В СЛЕЗАХ: «ПОМОЛИТЕСЬ ЗА МАЛЫША УЭЙНА»

Она всё ещё таращилась на это, когда он нырнул по лестнице, заправляя рубашку. — Видела? «Пост» бросается в глаза вправду бросается в глаза, читала?

— Читала что, мать…

— Статью статью, передовица «Пост» бросается в глаза вправду бросается в глаза. Лиз?.. с кухни. Дверца холодильника стукнула о столешницу. — Почта?

— Там… она вошла с пустыми руками. — Будешь есть?

— Поем в самолёте… он прижимал горло бутылки к стакану — чёртова самолётная еда по дороге сюда дают «Сквирт» и печенье, это всё? Разметал почту одной рукой, держал трубку в другой. — Надо сделать пару звонков. Лиз?

— Я здесь.

— Говоришь ходили к врачу, что там у него. Алло?.. Привет, старик Элтон на месте? Это Пол… Поговорил с Гриссомом он сказал предварительные судебные заседания со дня на день, тащи туда врача с плохими новостями или твой иск отклонят а с ним и мой пойдёт под откос, я тебе говорил что Гриссом просит тысячу долларов авансом? Алло?.. Жду Элтона да, проиграем дело и эта тысяча долларов сгорит как и прошлая, ты можешь себе представить? Как он мог проиграть ту апелляцию? Она ведь в открытую живёт с этим мужиком прямо в открытую, тот сам говорит Гриссому что не женится потому что я плачу алименты больше чем он может себе позволить если женится вот и не торопится говорит Гриссому прямо в глаза, сволочь мастерит лайтбоксы за душой ни гроша так что за его лайтбоксы расплачиваюсь я, а чёртов судья выходит и алло?.. Нет когда он ушёл… Нет-нет ничего, увижусь с ним на месте. Ещё свяжемся. Чёртов чек по инвалидности в один карман влетает из другого вылетает, на чём я остановился.

— На лайтбоксах.

— Слушай Лиз это серьёзно, надо прибрать все эти мелочи перед вылетом а то здесь можно целую неделю просидеть и ждать звонка, я тебе говорил что Адольф сказал будто Снеддигер предлагает мне юридическую консультацию? Сволочи пытаются меня подставить засуетились там из-за чёртовых утечек, алло? Звоню мистеру Макфардлу, это… Джиму Макфардлу да говорит Пол Бут, пытаются всё повесить на шею трупу твоего старика и закопать меня вместе с ним, подвести его под акт Логана[82]и прощай весь чёртов наследственный фонд, выходное пособие в два миллиона единой суммой, триста тысяч за накопленные отпускные, ещё двести тысяч по плану участия в прибылях и опцион ещё на пятьсот тысяч акций на двадцать процентов ниже рыночной, страховка жизни, Бедфорд, Лонгвью всё чёрт подери на свете, я тебе говорил что Адольф продает Лонгвью? Отлично чёрт подери знает что я пытался привлечь инвестиции в медиацентр если твой приятель Орсини вовремя дозвонится мы ещё перехватим опцион и получим, алло? Алло? кто… Сегодня уже не будет? Ну слушайте, позовите тогда его секре… что? В смысле никого сегодня не будет? А вы тогда… кто-кто?.. Нет но зачем вообще тогда отвечать на, неважно… Я сказал неважно! Трубку берёт чёртова уборщица а звонок оплачивать мне, вот как там дела делаются сенатора нет в городе весь персонал разъехался уже в который час, моя машина будет с минуты на минуту слушай что он сказал.

— Кто Пол.

— Врач, сказала что ходила к врачу я уже пять минут пытаюсь от тебя добиться что было у врача.

— Я прождала сорок минут пока меня не приняла его медсестра и положила голой на стол с коленями под подбородком и накрыла бумажной простыней всё кроме задницы, через двадцать минут приходит он и говорит моей дрожащей заднице как поживаете миссис Бут а потом вставляет палец…

— Нет так стоп Лиз, ты… Он поставил стакан, — какого дьявола ты так со мной разговариваешь вовсе незачем…

— Хотела проверить, слушаешь ли ты меня.

— Слушаю! Снова взял стакан, — не надо чёрт подери со мной разговаривать как какой-то сержант учебки что он сказал.

— Нужны ещё анализы, шлёт меня…

— Слушай Лиз нельзя с этим затягивать. Я же только что сказал если суд по крушению начнётся а врача с плохими новостями нет мой сопутствующий иск идёт коту под хвост, полмиллиона под хвост ты его просила передать отчёт побыстрей?

— Таким людям не говорят что делать Пол, просто нельзя…

— С чего бы! Он же работает на чёртову страховую компанию нет?

— Он не работает на чёртову страховую компанию, нет. Врач страховой компании это доктор Терранова, я иду к нему на следующей неделе. А это специалист к которому послал Джек Орсини из-за…

— Погоди мне звонил Орсини? или его юрист? Сказал изучит моё предложение по инвестиции, хочет чтобы деньжата полежали в сохранности я тебе говорил он только что выставил счёт наследственному фонду на сорок тысяч долларов? Пытался выжать ту сотню тысяч на свой фонд Адольф сказал фигушки и тогда он влепил счёт на сорок из-за твоего отца, профессиональные услуги на протяжении последних двух лет его жизни? Бутылка резко опустилась на край стакана, — профессиональные услуги отправил старика на тот свет вот Адольф и переводит стрелки на наследственный фонд, сорок тысяч подмахивает чек прямо как подмахивает чеки Йелю прикрывает себе жопу каждый раз как повернётся, он звонил?

— Адольф?

— Орсини Лиз, ты не слушаешь! Он рванул к себе контейнер со льдом, — только что спросил звонил ли…

— Он не звонил нет. Я говорила кто звонил. Чик звонил. Джека Орсини всё ещё нет, по-моему он с Эди она говорила они подумывают об Акапулько после Монт…

— Ну господи! Поднос со льдом грохнулся на пол. — Сидела же прям тут, сидела же прямо наверху когда звонили когда я как раз пришёл таккакого дьявола не сказала! Я же говорил что жду от него звонка, беру чёртову трубку и ты же сама слышала как я отказался от звонка из Акапулько почему нет стой, куда ты…

— Я хочу присесть. Когда там твоя машина.

— С минуты на минуту который час, он подошёл, не глядя на часы, взял кубики льда, подхватил почту — Лиз?.. Шиацу, рефлексология и «Творческое Я» присоединились в мусоре к Американскому онкологическому обществу, — это вся почта? Замер перед непривычно пустой запертой дверью, — те письма Маккэндлессу были же вставлены в дверь, куда делись.

— Он за ними приходил.

— В смысле кто за ними приходил.

— Мистер Маккэндлесс… Она сидела в кресле с подголовником, листая «Нейчерал хистори».

— Но он, в смысле он здесь был?

— Он, да он приходил за чем-то у себя в комнате он, и не мог войти… она разгладила волнение на Воинах с их девушками и матерями, участвующими в плясках и песнях, — новый замок, он очень расстроился.

— Почему ты ему не сказала что сантехник отдал ключи…

— Меня не было Пол. Я ездила в Нью-Йорк к врачу, я вроде говорила.

— Ладно отлично и потеряла сумочку в «Саксе» откуда ты знаешь что он был, так просто зашёл я же просил запирать двери нет?

— Это его дом Пол. Уверена, у него свои ключи.

— Заходит так просто никого нет дома слушай мне это не нравится Лиз, преступник он же преступник, вчерашняя газета я тебе показывал? показывал? Приговор на следующей неделе он пошёл на сделку, знаешь чем он занимался? Не грошовый карманник он продавал инфракрасные прицелы за бугор, тебе хочется чтобы такой свободно разгуливал по дому?

Она подняла взгляд. — Там, там была его фотография?

— Его фотография на показаниях с мешком на голове, всё ещё пытается прижать своих приятелей наверняка поэтому и пытался попасть к себе в комнату, забрать улики сдать их отделаться двумя годами это не шуточки Лиз. Ты здесь одна с такими людьми неизвестно какого дьявола ожидать, смени замки запирай двери не хочу его пускать.

— Это же прописано в договоре Пол что за глупости, у него есть право входить в комнату а значит ему надо входить в дом он же может нас выселить, мы даже не заплатили за этот…

— Месяц слушай а может и не заплачу, может и не заплачу. Потяну посмотрим что будет слушай, он сядет на два года десять лет мы не будем ходить в банк и пополнять его счёт с какого дьявола нам ему признаваться? Какого дьявола он там сделает на своей каторге? Недонесение о госизмене Лиз вот за что его взяли он чёртов изменник, думаешь стану я платить чёртову изменнику?

— Пол честное слово, мы даже не уверены что это он…

— Расхаживает с мешком на голове и эти телефонные звонки? Почта из африканских стран которых неделю назад ещё не существовало где пройдёшь по главной улице и какой-нибудь черномазый перережет тебе глотку просто ради смеха? Это не шуточки Лиз откуда ты знаешь что у него там в комнате, входит в дом никого нет откуда ты вообще знаешь что он приходил?

— Я не говорила что дома не было никого Пол, я сказала не было меня. Мадам Сократ он знает мадам Сократ она досталась нам от него, когда я вернулась домой она сказала что он приходил он, сказала он был fâché когда не смог войти…

— Фаше слушай с ней надо что-то делать Лиз, за такие деньги даже на звонок ответить не может? Она окна-то моет? Он подошёл к ближайшему, прочертил большим пальцем влажную дорожку — так чертовски темно и не разберёшь стой, едет машина наверняка за мной где моя сумка.

— У двери где ты и оставил.

По окнам алькова пополз свет, мимоходом осветил то, у которого стоял он, и под уличный фонарь медленно повернула чёрная машина. — В такую ночку того гляди съедем в кювет… он обернулся с веером писем, как будто они только что появились в его руке, — вещи на «Складе В & G» говорят выставят их на аукцион если не заплатим счёту. Лиз? Наши вещи на складе…

— Я слышала. Много они там выручат за твои камни.

— Не только камни слушай не начинай, там и твои вещи из Бедфорда на восемьдесят девяносто тысяч они хотят девятьсот десять долларов, чёртов шантаж девятьсот стой Лиз? Только что вспомнил слушай, у тебя есть наличка? Я на мели в кармане только чек из «Гражданского банка Пи-Ди» даже не знаю действительный ли, она говорила «сто б а ч е й» все похороны сидела и трескала «Чиз Дудлс», Лиз? полтинник что я тебе оставил?

— Ты оставил деньги для мадам Сократ.

— Ладно отлично пятьдесят долларов так помыла чёртовы окна что даже разницы не вижу, что…

— Ну ты сам хотел чтобы их вымыли и она, и они вымыты! Люди стараются вот за что им платишь, они продают свои услуги и либо за это платишь либо они, либо делаешь всё сам если не видишь разницы что же сам не вымыл!

— Нет так погоди Лиз, слушай…

— Нет ты послушай! Девятьсот долларов твои ящики с камнями в гробнице с тем же успехом они могут лежать и в гробнице смотри, другой счёт который у тебя в руке цветы двести шестьдесят долларов? Что за цветы где, человек полдня трудится над окнами а ты выкидываешь двести шестьдесят долларов за цветочную композицию?

— Какого дьявола на тебя нашло Лиз… Он медленно опустился на протёртый двойной диванчик, спокойно закинул сияющее и украшенное кисточками подобие элегантности на колено, — ты прочитала? Он открыл счёт и показал ей, с лицом честным, как его обувь — видишь кто получатель? Сетти Тикелл?

— Я, нет я…

— Не успел тебе сказать, я отправил от твоего имени не успел тебе сказать… и смотрел на неё совсем как на свой новый дешёвый башмак, наблюдал, как она переводит дыхание, как прикусывает опрятную полноту губ всё сильнее, — просто подумал тебе бы хотелось чтобы она знала как ты…

— Нет Пол прости сказала она, снова задыхаясь, поднимая взгляд, который не мог, как будто не мог подняться выше задранного на колено ботинка, пока тот не опустился, когда он вернулся на ноги, не вернул ей почву под ногами.

— Ты просто иногда торопишься Лиз, он бросил спичку мимо неё в камин, — торопишься с выводами. Я тут пытаюсь что-то собрать слушай, столько всего подготовить все кусочки почти готовы встать на свои места осталось совсем чуть-чуть столько чёртовых хлопот почему я даже не пытаюсь всё рассказать не хочу тебя расстраивать. Пытаюсь передать общую картину а ты хватаешь один уголок и бежишь, торопишься как я уже сказал торопишься с какими-то выводами и всё разваливается на чёртовы кусочки как эти цветы, я шлю цветы ты торопишься с какими-то выводами и мы спорим из-за цветов, понимаешь о чём я говорю?

— Пол я, я же извинилась я не спорю я просто не…

— Не подумала Лиз, ты не подумала. Слушай. Может ты не видишь какие-то моменты так же чётко как я. Может не хочешь. Может просто не хочешь, это я могу понять Лиз. Это я могу понять. Но это всё равно чувствуется, твой негативный настрой иногда у меня такое ощущение что ты не со мной, не поддерживаешь меня а у меня должно быть ощущение что ты меня поддерживаешь Лиз. Понимаешь о чём я говорю? Он набрал скорость, от столбика лестницы к алькову, обратно к столбику, резко пуская клубы дыма, поглядывая наружу через входную дверь — кстати. В следующий раз как поговоришь с Эди, во всех газетах её фотография с Виктором Свитом ты уж попроси её сбавить обороты Лиз. Выставляет себя чёртовой дурочкой, у Свита шансов баллотироваться не больше чем у дядюшки Римуса, а если и будет баллотироваться то шансов выиграть не больше чем у Смоляного Чучелка. Ты сама посуди у Тикелла целая программа «Продовольствие для Африки» он держит в кулаке весь третий мир а Свит и на Ленокс-авеню[83] голоса не соберёт, какого дьявола старик Граймс не вмешается и её не притормозит, ты следишь за мыслью? Он оставил след дыма по дороге к окнам алькова, — видишь? Она даже до уголков не добралась. Пятьдесят долларов за окна а она даже уголки не протрёт, проблема не только в Эди Лиз а в том откуда у Свита настоящая поддержка, он связался со всякими борцами за мир поддержка наверняка откуда-то извне а ты же понимаешь о чём это говорит. У Эди всё тот же чёртов индус а у нас тут Уде на передовице с африканскими миссиями он может дать голоса ты следишь за мыслью? статья в этой самой газете? Хочешь сказать не читала?

— Ну, нет я…

— Только что тебе её дал зачем по-твоему я тебе её дал, я уже говорил что они поручили её своему лучшему журналисту? Думал ты прочтёшь пока я в душе о чём я и говорю Лиз, иногда такое ощущение будто ты не со мной какого дьявола я по-твоему уезжал на два дня, слушай… в шквале страниц — целая чёртова полоса послушай. Невинным детским мечтам Уэйна Фикерта, некогда обретшим форму подобно белым кучерявым облакам в сияющих небесах, улыбающихся над пенными синими водами реки Пи-Ди, не сбыться уже никогда. В десять часов этого утра малыша Уэйна похоронили на солнечном, усыпанном цветами берегу его любимой реки, и в ходе церемонии преподобный Элтон Уде, харизматичный лидер «Христианского восстановления для народа Америки», призвал к первому шагу в вечной войне во имя Господа против сил суеверий и невежества во всем мире и за его пределами, а также восстановлению христианских цен простого богобоязненного народа вроде тех людей, ценностей, должно быть ценностей а не цен, вроде тех людей, что собрались на берегу в количестве, по оценкам официального представителя, это наверняка меня, больше шести тысяч, народа, который и сделал Америку такой какая она сегодня есть видишь как она правильно передала дух? Лиз?

— Что.

— Вот я о чём, их лучший автор послушай. Преподобный Уде, известный многим сторонникам как усердный толкователь Библии, подчеркнул тему реки словами из книги Исход. Возьми воды из реки и вылей на сушу; и вода, взятая из реки, сделается кровью на суше. Напомнив о засухе, царящей сейчас в Африке, он заявил, что чёрный континент и есть упомянутая в пророчестве суша, где давно поджидает урожай в миллион душ, чтобы пожать его во имя Господа. Всем нам известно, продолжал он с грубоватым красноречием, каким и заслужил любовь преданной аудитории в еженедельных радио- и телепередачах по всей стране, что день, предсказанный в Первом послании к Фессалоникийцам, уже близок, день, когда сам Господь спустится с небес при гласе архангела, и те, кто умер во Христе, восстанут первыми, потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе и так всегда с Господом будем, а не спасённые обречены на горящее озеро, где есть вечное обиталище Сатаны. Обречём ли мы миллионы душ на вечность без Христа? Нет друзья, с…

— Пол?..

— помазанием Святого Духа наши африканские миссии взывают к вашим молитвам и вашей поддержке, и я бы хотел видеть их спасёнными и омытыми кровью Иисуса Христа Лиз ну что!

— Я просто подумала, в смысле может дочитаешь в самолёте если тебе…

— Дочитаю прямо сейчас Лиз, впервые выпал случай толком прочесть чёртову статью он её уже транслирует, записал для телевидения проблема в том что мы идем в разных направлениях, привлек меня в качестве медиаконсультанта ему нужны упорство и светлая голова чтобы запустить процесс, я думал мы выбиваем новый медиацентр а он треплется о строительстве где я остановился, вот. Вспоминая день, когда Уэйн Фикерт избрал Христа, преподобный Уде рассказал о том, как мечтал, что однажды этот славный отрок отправится из библейской школы «Христианского восстановления» нести слово Божье в самые дальние уголки света, и о своем отчаянии, когда малыша Уэйна не стало. С тяжелым сердцем преподобный Уде сознался слушателям, что приходил в тот печальный вечер на это самое место, дабы постичь волю Господа. И внезапно, сказал он, я услыхал Глас Господень. Он передал мне, что однажды с этого самого места, где сегодня собрались мы, дух малыша Уэйна пойдёт в легионе славных образованных христиан и понесёт слово о священном писании во все концы земли. Ибо в бесконечной мудрости и милости своей Он забрал к себе Уэйна в чистом, незапятнанном состоянии, не осквернённом всей той грязью, что осаждает нас в библиотеках и кинотеатрах: атеистической доктриной эволюции, превратившей наши школы в алтари светского гуманизма, и убийством полутора миллионов невинных и не рождённых из-за абортов детей по всей стране.

— Пол я просто подумала, если ты…

— Что ты там подумала, послушай. Тогда я возрыдал, с… — Пока не приехала твоя машина, если хочешь поесть я могу…

— В самолёте перекушу, просто льда подай, как из-за бренной слабости поддался чарам великого обманщика Сатаны и усомнился в Господнем предназначении. Ибо по выбору Господа не малыш Уэйн, смертный мальчик, но чистота его духа поведёт нас во имя Его. И когда на меня снизошла воля Его, я, дрожа, внезапно услыхал глас пророка Исайи, а именно Плотник выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нём очертание, потом обделывает его резцом и округляет его, и выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. И пока размышлял я о смысле сих небесных слов, день скорби воссиял и стал для меня днём славы! Ибо разве не спрашивали, когда Иисус пришёл в Назарет, Не плотников ли он сын? Он, построивший великое убежище бедным, измождённым, искателям Его абсолютной истины в дни неприятия и гонений, таким, как мы, что собрались сегодня перед натиском светского гуманизма, построил простыми плотницкими инструментами из скромных подручных материалов дом Своего Отца, где много обителей? И когда расступились вечерние тучи, я узрел перед собой, на том самом месте, где ныне стоите вы на берегах нашей любимой реки, растущие здания, общежития, залитые солнцем классы, зелёные спортивные поля Библейского колледжа имени Уэйна Фикерта, рассылающего в наши миссии в темнейших уголках Африки проповедников Полного евангелия ради последнего дарованного Господом шанса пожинать души во имя его Лиз? Чтобы это чудо сбылось, ты меня слышишь?

— Я несу тебе лёд.

— И водички ещё плесни, чтобы сесть в молитвах с ручкой и чековой книжкой Лиз? У чёртового стакана скол на крае принеси другой, ибо определённого Господом не достичь без вашей любви и поддержки. В завершении пылкого призыва к действию, когда приблизились телекамеры, преподобный Уде поклялся отправить абсолютно бесплатно, в благодарность за взнос на приобретение земельного участка для школы, бутылку воды из реки Пи-Ди, которая некогда, согласно его видению, истекала из Галилеи. Заканчивая воззвание словами из Откровения, И показал мне чистую реку воды жизни, и жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берёт воду жизни даром, преподобный Уде обернулся и представил энергичную темноволосую женщину, тихо проплакавшую всю церемонию, которая оказалась миссис Билли Фикерт, матерью мальчика. Лишённая дара речи из-за происходящего, миссис Фикерт смогла лишь слёзно выразить благодарность за то, что её сын крещён и в состоянии благодати вошёл в радушные объятья Господа. Вновь обращаясь к Книге Исхода, преподобный Уде процитировал Господь крепость моя и слава моя, Он был мне спасением, после чего раздался глубокий баритон ветерана войны Врата Рая, который выкатился на инвалидном кресле и завёл гимн «Вниз по реке» с новым текстом, составленным самолично преподобным Уде специально для этого случая. После наступившей минуты молитвенного молчания лица собравшихся, многие ещё сиявшие каплями слёз под яркими солнечными лучами, поднялись на голос преподобного Уде, ныне спокойный и безмятежный, когда он произнёс, что искал знак Божьего благословения их начинанию. Показав на одинокий василёк, доблестно противостоящий ветрам на сухом и бесплодном берегу сверкающей реки, Вот, сказал он тихо, это малыш Уэйн. Лиз ты ещё там? Просто хотел льда…

Она пришла поставить перед ним стакан. — Я ещё налила побольше виски, подумала, что…

— Хорошо да, почти дочитал слушай. После формальной церемонии преподобный Уде обходил собрание с той приветливостью, которой он заслужил столько преданных поклонников, и сравнивал количество жареной курицы, которую вкушали присутствующие, с чудом умножения хлебов и рыб. Среди самых активных участников событий был Врат Рай, чей глубокий баритон известен радиослушателям преподобного Уде повсюду, с блестящей на широкой груди медалью «За безупречную службу», который проворно сновал средь собравшихся скорбящих на моторизованном инвалидном кресле, недавнем даре Библейской школы «Христианского восстановления», и нёс ободряющее слово веры и надежды всем от мала до велика. На службе не смог присутствовать отец мальчика Эрл Фикерт, ныне проживающий в Миссисипи, где он держит автомобильный бизнес, благодаря ей картина так и встаёт перед глазами правда?

— Благодаря кому…

— Этот автор Лиз, я о чём. Дорис Чин. Лучшая у них, уже конец, ты слушаешь? Между тем, словно в качестве мрачного примечания к событиям сегодняшнего дня, на безымянный участок окружного кладбища пролился грибной дождь, где в тишине, нарушаемой лишь лопатами трёх заключенных окружной тюрьмы, хоронили престарелого бродягу, чье имя известно лишь одному создателю Лиз ты что делаешь, бродишь по всей чёртовой комнате я тут тебе читаю.

— Ничего… она отвернулась от окна — я просто подумала, в смысле если твоя машина…

— Ладно сама читай, вот… Он встал сунуть ей страницу, — прямо в конце колонки, интересно как прозвучит у тебя. Он прошёл мимо толкнуть дверь под лестницей, — давай-давай я всё слышу…

Она села. — Сегодня поздно вечером, по заявлению полиции штата, три человека погибли и четырнадцать были ранены, когда школьный автобус потерял управление и упал в овраг на шоссе сто одиннадцать. Пассажиры, студенты близлежащей Библейской школы «Христианского восстановления», которой принадлежал автобус, были среди последних посетителей молитвенных служб, прошедших после похорон Уэйна, где, по оценкам властей, присутствовало больше пятисот…

— Это ещё что за дьявол! За ним грохнуло туалетное сиденье — ну-ка дай сюда, это ещё откуда…

— Вот, прямо где ты…

— Так господи. Он затянул ремень, — не заметил, засунули в самый угол где и не увидишь, смотри. Говорится не смогли получить комментарий, преподобный Уде готовится к туру по Техасу, находится в уединении для поиска духовного руководства, по словам представителя… Газета шлёпнулась кучей, — посмотрим как он выпутается из этого, только что оплатили сантехнику в здании а теперь к нему насчёт неисправных школьных автобусов нагрянет вся чёртова комиссия по безопасности на дорогах… Он схватил пустой стакан и сел, — только детали встают на место как вдруг всё чёртово какого дьявола ты делаешь!

— Просто, думала принести тебе ещё выпить.

— Выпить по-твоему мне ничего не надо только выпить! Он с силой ввернул стакан в кофейный столик. — Принеси что-нибудь, я думал ты принесешь что-нибудь поесть я бы лучше что-нибудь поел, а то в этих чёртовых самолётах кормят ты куда…

— Есть курица, холодная курица если хочешь с, я принесу… Она уже была на кухне, — Пол? Кто-то звонит насчёт рейсов из Ла-Гуардии, из-за погоды отменили твой рейс, они… что? алло?.. Пол? Спрашивают, тебе нужен билет на вертолёт из Ла-Гуардии в Ньюарк, Пол?.. Он барабанил пальцами по подлокотнику. — Тебе нужен…

— Я слышал!

— Их попросить забронировать…

— Я сказал нет! его голос охрип, рука вдруг крепко вцепилась в подлокотник, будто кресло резко подскочило, ушло из-под него, под бурным потоком вен резко выступили связки — не могу, не могу… оседая назад, поднимая обе руки, глядя на них, пока опадали вены, и они исчезли и он потянулся что-нибудь схватить, что угодно, журнал «Нейчерал хистори» заворожённо уставился на обложку. — Вылитый мой чёртов командир расчёта. Лиз?.. Уронил обложкой вниз, потянулся за «Таун энд Кантри» — откуда все эти журналы? перевернул ради адресного ярлыка, — таскаешь журналы из приёмной врача какого дьявола ты взяла «Город и деревню»? почему не приносишь «Тайм» и «Ньюсвик»? Почитай о чём-нибудь реальном а не всякую, к этому врачу ты ходила? Киссинджеру?

— Я тебя не слышу Пол, сейчас подойду.

— Это твой знаменитый доктор Киссинджер? С чего ты к нему ходишь он проктолог, у тебя астма на кой дьявол тебе проктолог.

— Пол? Хочешь майонез?

— Зачем мне майонез! Со стаканом в одной руке он второй подхватил газету по пути на кухню — тут фотография в газете он, ты что делаешь.

— Только что нарезала курицу, ты хочешь…

— Я же сказал что поем в самолёте слушай, это тот самый Киссинджер? На фотографии он летит оперировать какого-то шейха с чего ты к нему ходишь.

— Он консультант Пол, к которому я пыталась попасть на прошлой неделе меня направил Джек Орсини, он якобы лучший диагност…

— Вот она смотри, фотография с Угэдэй-шахом и его супругой господи ты глянь на неё, императрица Шаджар того гляди сбацает первоклассный танец живота, ну и страшный же он хрыч да? Написано Киссинджер полетел делать ему колостомию небось выставит счёт на круглый миллион, сколько берёт с тебя?

— Я не…

— Наверняка счёт пришёл на почту раньше чем ты от него вышла, ты подписала страховую форму? Разберись со страховкой Лиз, с этой чёртовой медицинской страховкой надо разобраться раньше чем мы, это дверь? Моя машина слушай, я постараюсь позвонить из… он осёкся. Просто стоял. Она вошла в комнату за ним, когда он выдавил — Уже даже не стучим?

— Привет, Бибб… прошёл мимо него, не взглянув, не сказав ни слова в его сторону, в краткий переполох её объятий.

— Какой красивый костюм сказала она, отступая на расстояние руки. Костюм был из шерстяной клетчатой ткани, с длинной шлицей. — Пол… всё ещё с одной рукой на его рукаве, второй протянутой, будто только что их представила — Пол как раз собирался в аэропорт, мы думали это его машина.

— Отлично выглядишь Биббс.

— Просил же запирать чёртову дверь Лиз… он вдавливал дверь в косяк, разбухший от сырости, выглянув туда, где на тёмной машине, неподвижно ожидавшей за углом у изгороди, бликовал фонарь. Постоял там, притоптывая ногой, спиной к их голосам на кухне, пока его не развернул взрыв смеха, её смеха — Лиз? голосом чеканным, как его шаг — слушай, если утром позвонит Макфардл попроси его передать сенатору…

— И Б, и У…

— Пол прости, что-что?

— Ничего! Он уже наполнял стакан, — шутите-шутите.

— Да нет ничего такого, он просто рассказывал как Шейла выбежала в проход в церкви Святого Варфоломея в свитере с большой буквой Б и кричала, что сегодня день рождения Будды, давайте все вместе: и Б…

— Б? и У? Горлышко с силой прижалось к стакану, — называет себя чёртовым буддистом а сам по буквам произносит? Всё равно дурацкая история, читал в газете. Что он здесь делает, всё как обычно? зашёл нассать на пол и попросить денег?

— Принести тебе хорошую карму, Пол. Делаю одолжение, когда прошу десять баксов даю возможность совершить добрый поступок, заработать себе немножко хорошей кармы чувак она тебе не помешает.

— Слыхала Лиз? делает одолжение? Как машину починил и чуть меня не прикончил к чёрту слушай Билли, возьми свою карму и засунь куда подальше. Он поднял стакан и опустил, следуя за драпированной лёгкостью рассевшегося перед ним костюма. — Откуда новый пиджачок. Немножко хорошей кармы для Адольфа? снова выжимаешь деньжата из Адольфа?

— Ох чувак… костюм устало поёрзал. — Что на него нашло, Бибб? Её рука неподвижно лежала на лбу, прикрывая глаза, и не шевелилась. — Слушай чувак… складки снова сдвинулись, — от Адольфа я не добился ни сраного цента. От Адольфа я добился, что ты пытаешься захватить Лонгвью, переделать в какой-то медиацентр для своего реднека-евангелиста.

— Слыхала Лиз? слыхала? То же самое, торопится с выводами та же чертовщина слушай, они продают Лонгвью чтобы сбыть с рук пока не началась тяжба, не слышал такое? Иски двадцати трёх акционеров объединены в один на тридцать четыре миллиона долларов против ВКР и наследственного фонда твоего старика не слышал такое? Граймс Снеддигер все приятели твоего старика подписали договор с бельгийцами чтобы те вошли в ВКР, будут там заседать и лжесвидетельствовать до умопомрачения а потом выложат тридцать четыре миллиона чёртовым акционерам как миленькие. А как чёрт возьми они думают мы там вели дела.

— Вот ты им и расскажи, Пол. Это же ты там шустрил.

— Ну вот. Слыхала Лиз? Кто работал пока он громил машины и трахал всё у чего есть ноги, вваливается в костюме за четыреста долларов и хочет стрельнуть десятку кстати говоря, стоп. Есть мелочёвка Лиз мне нужно на такси до аэропорта, отнеси утром этот чек в банк попробуй обналичить.

— Ну я, я не уверена Пол я…

— Сколько там Бибб?

— Сто долларов но это какой-то маленький банк где-то на юге…

— Всё в чёртовом порядке с этим чеком просто наверное понадобится несколько дней чтобы…

— Дам за него семьдесят пять, Пол.

— Что?

— Дам тебе за него семьдесят пять баксов.

— Что значит семьде, это сто долларов чек на сто долларов что значит семьдесят пять.

— Наличкой. В смысле сам глянь чувак, «Гражданский банк Пи-Ди»? И в смысле глянь на подпись, Билли Фикерт? Это кто, какой-то местный самогонщик?

— Билли пожалуйста, если правда можешь его обналичить не мог бы ты просто…

— Нет брось Бибб, в смысле Пол же у нас делец хоть куда точняк? Знает о скидках на краткосрочные векселя да? Откуда-то из складок серого показался сверток банкнот, устроился в сжатом кулаке на столе — он у нас переходит на новый уровень, завёл друзей аж в самом «Гражданском банке Пи…»

— Заткни его Лиз слушай, кое-что важное пока не приехала моя машина, кажется уже её слышу. Если мне позвонят насчёт аванса за книгу, не успел тебе рассказать про аванс за книгу которой заинтересовался издатель, просто передай я подумываю о двадцати тысячах оставь возможность поторговаться, вот и машина я постараюсь…

— Но как же твой рейс? Она встала, — тебя отвезут в…

— Я доберусь.

— Даю восемьдесят Пол… Он крепко сжимал свёрток банкнот, — в смысле сам подумай какое большое одолжение ты мне сделаешь если возьмёшь. Даришь возможность совершить добрый поступок чувак, в смысле смотри какую охрененную сраную карму ты мне тут отвалишь.

— Чёрт подери Лиз ты можешь, слушай Билли возьми свою чёртову карму и засунь себе знаешь куда, обрею тебе башку дам красное одеяло выставлю на улицу Ту-До[84]с чёртовым котелком когда-нибудь видел барбекю из монаха? Вот тогда что-нибудь узнаешь про свою чёртову карму вернёшься как…

— Билли отдай ты ему! Обналичь полностью! просто, просто отдай ему! И из сердцевины свёртка на стол небрежно упали два полтинника, где она их подхватила, нагоняя его у двери. — И Пол? Сунула там банкноты в руку — я не, эти цветы для Сетти я тебя не поблагодарила…

— Запирай дверь.

— И Пол?.. Но он уже крепко закрывал за собой на фоне вспышки фар, хлопнула дверца, и она следила за красными свечениями в темноте, пока не обернулась. — Зачем ты так? Всё ещё у дверей, спиной у двери. — Зачем тебе так поступать.

— Как так. В смысле он же даже не подписал, схватил деньги и сбежал даже не подтвердил чек, какой теперь от него толк… Он смял чек в комок и бросил в мусор. — Тебе нужна наличка?

— Нет. Просто если, та двадцатка что ты брал, если…

— Вот… он сунул большой палец в свёрток и уронил на стол банкноту, не глядя. — Куда он вообще намылился. Выбежал такой даже без денег на такси, в смысле он же псих Биббс. Он псих.

— Вашингтон, сказала она и пододвинула ему тарелку, — хочешь курицу?

— И что это было когда я тебе сегодня звонил, мне увасно валь сенатор в смысле ты говорила прям как старушка Лиа, тётка Эди. Мы хотим в Монтего-Бей но Пол так увасно занят и тут ещё он вваливается с какой-то хренью если позвонит МакКтототам передай сенатору, это ещё что.

— Ничего сказала она, садясь, — просто, ничего.

— А потом вешаешь трубку. В смысле ты с ним станешь такой же психичкой, думаешь он тебя отвезёт в Монтего-Бей? Он тебя в Атлантик-Сити не довезёт, в смысле эта хрень в последнюю минуту насчёт аванса за книгу. Это он-то книгу напишет? Он ни хрена не может Бибб он в жизни ни хрена до конца не довёл, та его большая сделка насчёт курорта с которой его обломали? Потом только и слышишь прo его большой фильм о Марко Поло снова на твои деньги, и когда денег нет сразу больше ни слова. В смысле как ты терпишь эту хрень.

— Просто, я не знаю. Что-то происходит…

— В смысле я о чём и говорю, ни хрена не происходит! Он входит в сраную дверь и…

— Нет в смысле здесь, ничего не происходит пока он не входит в дверь, не знаю как сказать, пока есть незаконченное дело чувствуешь себя живой словно, в смысле может это просто страх что ничего не произойдет…

— Да и как что-то произойдёт! Вот почему он тебя тут запер, боится до усрачки что тебя найдёт какой-нибудь старый дружок боится что-нибудь произойдёт, ничего не может закончить потому что боится до усрачки заканчивать лучше собирайся. Собирай чемодан и мотай отсюда Биббс, слушай. Я уезжаю в Калифорнию я тебя подожду. Сегодня же, собирай чемодан а я подожду.

— Я, я не могу.

— Почему нет почему вдруг не можешь. Оставь ему записку скажешь надо прочистить башку от его хрени, от этой развалюхи от всего сырого мрачняка, тут всё умирает на солнце сама глянь. Почему вдруг не можешь.

— Потому что я, это нечестно…

— Нечестно? Ох блин, по отношению к нему? В смысле а он когда был честным, та же самая хрень Биббс та же хрень. Он на тебе женился из-за сраных денег и винит тебя из-за них вот всё и просирает, чем хуже становится тем больше он тебя винит смотри как тебя довел ничего не происходит пока он не входит в дверь? В смысле а кто ж ещё войдет в эту сраную дверь.

Она уставилась на доброжелательное лицо Бенджамина Франклина на банкноте на столе, словно ловила его взгляд. — Никто, сказала она, — никто.

— Знаешь что Биббс? Он прислонился к косяку, — вот мне типа всегда было интересно. В смысле как ты вечно находишь тех кто просто хуже тебя? В смысле типа тот Арнольд? и тот мужик из Флориды который собирался стать великим актёром и старик выпер его из дома? В смысле это уже с детства пошло, типа как играла в доктора с той мелкой падлой Бобби Стайнером у кого говорят было только одно яйцо? когда он завалил тебя в лодочном сарае и пытался стянуть трусики?

— Нет, нет Билли честное слово…

— Нет в смысле по чесноку Биббс. Эти реально ничтожные типы в смысле это же реальный инстинкт, типа ты всегда была красоткой с рыжими волосами и реально бледной кожей и высокими скулами и вся такая, типа такая уязвимая и им хочется тебя защищать и в то же время заморить? и типа только таких ты до себя допускаешь? когда он стягивает с тебя трусики а ты всё ещё думаешь что у тебя над ним превосходство? Типа в смысле это уже с детства пошло как ты тренировалась на мне когда мне было типа три, одевала меня в сраное жёлтое кукольное платьице в игрушечной колыбели и была мамочкой а иначе отказывалась играть? Нет в смысле не смейся Биббс… Но она не смеялась, придушенный звук был чем-то средним между смехом и безнадёжным вздохом — и если я не отзывался когда ты называла меня Дженнифер ты со мной даже не разговаривала? Он отвернулся в гостиную, похрустывая за спиной костяшками, заполняя проём.

— Но это же, Билли разве ты не понимаешь с чего всё началось, ты же был единственным…

— Блин да знаю я с чего эта хрень начиналась! В смысле тот раз за столом когда я бросил яблочное пюре а старик схватил меня и поставил тарелку в угол, если хочется вести себя как собака то и жри как собака, в смысле я и был его сраной собакой пока он настоящих не завёл. В смысле такая хрень не забывается. Все его безумные идеи когда он советник президентов, мастер корпоративных стратегий и всякой прочей хрени, хозяин далёкой горнодобывающей империи а сам всю жизнь только и делал что помыкал людьми и давал другим собирать за ним обломки по кусочкам. Он изгалялся над любым как изгалялся над нами, как изгалялся над матерью как изгалялся над тобой и ты уже на всё была готова лишь бы вырваться, вот ты и делала то что всегда делала. Находишь ничтожного типа, и сама знаешь что он срань ничтожная и выходишь замуж за то же самое от чего пыталась сбежать. Типа как думаешь почему старик вообще принял Пола, потому что встретил такое же сраное ничтожество как и он сам, единственная разница старик был хитрожопый но не в смысле умный, в смысле тут большая сраная разница. Типа когда Пол только заявился и начал болтать будто он великий раненый герой с…

— Билли ну зачем, зачем! и он об этом не говорит, никогда не говорит даже не…

— Кто ж тогда говорил, в смысле кто рассказал старику как Пол спал в этой офицерской казарме когда сапёры-вьетконговцы дали залп и ранили его шрапнелью, может он сам всё это придумал? и типа как в бой Пол надевал «Бронзовую звезду» с дубовыми листьями и реально яркими ленточками на камуфляже и своей сраной золотой полоской которую требуется затемнять а он не затемнял? Типа он там всем покажет, в смысле у него был недоукомплектованный взвод типа на две трети чёрные из Детройта или Кливленда в смысле им насрать на геройство но уж он-то всем покажет. Делает из себя идеальную мишень и подставляет весь сраный взвод в смысле это же в точности наш старик Биббс, всегда ему нужно стать большой шишкой за счёт всех подчинённых. В смысле ты ему когда-нибудь рассказывала что как говорил тебе Пол сказал его собственный отец перед отправкой? собственный сраный отец? что ему повезло чёрт подери отправиться туда офицером потому что рядового из него не получится? Откуда-то из кармана показалась мятая сигарета, и он закуривал, отплёвываясь дымом — в смысле как Пол вообще мог тебе такое рассказать, как он вообще мог тебе рассказать…

— Что ты собираешься делать в Калифорнии, сказала она наконец.

— Блин типа если бы я собирался что-то делать зачем бы ехал в Калифорнию. В смысле брось Биббс собирайся. Утром уже будем на месте.

— Не могу. Не могу, дело не только в Поле просто, мне столько всего нужно, врачи, эти иски из-за крушения самолёта мне нужно сходить к их врачу пока…

— Уже ходила Бибб уже пятьдесят раз ходила в смысле ты не одна летела было ещё девяносто человек, как это повлияет на иск.

— Не только мой есть иск Пола он, неважно нет не хочу об этом говорить. Просто не могу ехать.

— Пол! А я о чём всё возвращается к сраному Полу, ты про его иск? эту хрень насчёт полумиллиона долларов из-за возмещения неоказанных супружеских обязанностей, которую он пытается провернуть? Ох блин… и он резко потянулся к пустому блокноту у телефона, прихватил с ним ручку — в смысле это он тебя прикончит Бибб а не какое-то крушение самолета, слушай… На бумаге выросли цифры, — полмиллиона долларов, если б он тратил по сто долларов в вечер на девочку по вызову это пять тысяч ночей, это трахаться тринадцать лет подряд каждую сраную ночь думаешь суд вообще станет слушать эту хрень? Он отодвинул блокнот, хрустнул костяшками одного кулака в другом, глядя на неё. Она не подняла взгляд, не пошевелилась, и он вдруг встал. — Я туда ездил, сказал он упавшим голосом, — вчера, в Хоупвелл.

— Но, что, она вскинула взгляд — что…

— Ничего. Просто съездил. Он отвернулся, — сплошь малахольные старпёры их собрали за длинным столом лепить ореховые пирожные на Хэллоуин, в смысле прям как ясли только не на том сраном конце жизни. Она там просто лежит, трубка в носу даже не заметила что я приезжал. Над кроватью повесили большущую табличку «Вы в Хоупвелле, штат Нью-Джерси». В смысле видать иногда просыпается и спрашивает где она, блин. Мне пора, Биббс… он обошёл стол и положил руку ей на плечо. — Ты уверена? В ответ она только покачала головой от плеч, но пошла с ним, не дальше двери, где сжала его запястье.

— Ты не можешь остаться?

— Надо быть в Ньюарке к десяти… На этом всё; и она опиралась всем весом на косяк, неподвижная во внезапной вспышке фар, пока они не мазнули дугой по окнами не пропали.

В доме она теперь всё чаще ловила себя на том, что замирает, чтобы прислушаться, как и сейчас по пути на кухню, хотя каждый раз непонятно, к чему. На кухне включила радио, тут же уведомившее, что дорожное движение на шоссе Бруклин-Квинс пускают в объезд из-за перевернувшейся фуры, и выключила, и взяла стодолларовую банкноту, и обошла стол поднять смятый чек с пола, и аккуратно разгладить на дверце холодильника, после чего всё вместе убрала в ящик под салфетки и подложки. За ней погас свет, МАТЬ В СЛЕЗАХ безмолвно рыдала с кофейного столика, где в ярком свете уличного фонаря «Городу и Деревне» угрожал масай.

В ванной она осмотрела бледнеющий синяк на внутренней стороне колена. В спальне оживила телеэкран с двумя мужчинами, которые боролись на несущемся поезде, пока на середине эстакады один не столкнул второго, и она досмотрела, завернувшись в полотенце, ради удовольствия от того, как трепыхавшаяся фигурка упала на скалы, после чего выдвинула верхний ящик бюро, пока поезд мчался дальше.

Из потрёпанной записной книжки выпали две, затем третья страница размером с ладонь, скрупулёзный хаос инициалов и цифр, вычёркиваний, дописываний, стрелочек, скачущих через континенты, переходящих океаны. MHG Гольф-корт Нью-Д тлкс 314573TZUPIN; Билл Р, Мтди и цифры, вычеркнутые у ВА. и новые цифры взамен; для спонсирования GPRASH Луанда и цифры; Дженни Дпн-Сркл и цифры; СОЛАНТ и вычеркнутые цифры; Сейко и цифры, IC, ещё цифры; она беспорядочно сложила их и бросила в папку, раскинувшуюся на кровати, где с карандашом перешла прямиком к мужчине постарше на последней странице, провела грифелем по другой жизни, вписывая новые жизни; по другой женщине ради других женщин; по какому-то месту ради жены, теперь спрятанной в Марракеше, кусая ластик над его неподвижными жилистыми руками когда выпрямилась из-за телефона.

— Да алло?.. Нет, нет его здесь нет кто это, если он позвонит я могу… Ну, да миссис Фикерт он был здесь недолго, но только вошёл и вышел и… прошу прощения? Ну он, ну да конечно он женат. В смысле я его жена. А вы… алло?

Поезд помчался на неё, и она поймала полотенце на груди, потянувшись за новым словарём Уэбстера, и поезд проревел прямо над ней, словно она лежала навзничь между рельсов. Теперь открыла на D, облизывала кончик пальца мимо dogtrot, dive, палец прошёл по dischevel, dishpan[85], пока не нашёл disinterested[86], где то самое неправильное определение, которое она искала, подтверждалась цитатой эксперта из «Таймс», провела линию по равнодушным и вписала это, тревожа спокойствие слабыми тычками грифеля: прохладное незаинтересованное спокойствие глаз где кроется? Она заключила спокойствие в трёхгранную ограду, облизала палец и перелистала назад к С в поисках cunning, мимо cut-rate, curt пробежала вниз от cuneiform и резко задержалась на cunnilingus.[87]Она медленно читала, снова с пальцем у губ, от lingere[88], см. LICK[89], когда опять зазвонил телефон.

— Да? она прочистила горло — да? алло… Вернулась на подушки, уставившись на выходившую из душа посвежевшую женщину, что была оскорбительно младше её и блондинкой. — Нет это не я, но, но погодите. Погодите, алло?.. Она, кто бы вы ни были, в смысле больше не звоните ей сюда она, понимаете ли её здесь нет уже два года…

Женщина на экране обласкала целомудренную конечность чем-то из флакона, обернулась взглянуть прямо на неё, и, когда она наклонилась провести с решительной дрожью пальцем и резко остановиться на cunning, глаз сам перескочил на cunt.[90] И словно не было перерыва, не пропали два года в Заире, Маракайбо, Марракеше, — Такие места… ВА, Мтди, Таиланд? — никогда там не был… она откинулась на кровать, словно никогда её не покидала, — столько замечательных вещиц она как будто отлучилась всего на день… сырое тепло полотенца остыло и отпало, пальцы ног поджались на кровати в озорстве фонарного света через деревья на улице, соски отвердели и рука прошла по груди и на колено, которое поднялось, чтобы она могла найти синяк, на твёрдой кромке ногтей медленно соскользнула к растущему провалу, где тепло руки оставалось с тесным теплом в затишье перед содроганием широко распавшихся колен от шока собственного голоса.

— Да алло! А… а я… она перевела дыхание, — простите мистер Маллинс не узнала ваш голос… Прочистила горло, — нет, нет я не видела Шейлу с тех пор… Знаю да конечно я вас понимаю, знаю ей не нездоровится но… Нет он заходил, Билли недавно заходил но он… с ним? Нет, нет её с ним не было нет, он… Он не знал в смысле я не знаю нет, куда он собирался он не… Если услышу да обязательно, да…

Задрала колени и обернула полотенце вокруг оголённых плеч, и через её тело дохнула дрожь, и таращилась на страницу, пока не схватила карандаш, чтобы тяжело провести по его неподвижными жилистым рукам, твёрдым неровным чертам лица, прохладному незаинтересованному спокойствию глаз и после едва ли секундной паузы взялась с карандашом за его руки, разобщённые, в ржавых пятнах, обветшавшие черты лица приглушены и стёрты, как у коллектора, с кем его можно перепутать, горькая утрата в глазах где кроется, кроется… Полотенце кучей отправилось на пол, и она выпрямилась голой, широко расставленные ноги задеты ножницами, которыми смертоносно орудовали на экране, когда она зарылась за потрёпанной книгой без обложки, даже без первых двадцати с лишним страниц, так что открылась книга сразу на той строчке, что она искала, карандаш опустился на кроется, ощущение, что он по-прежнему составляет частичку всего того, чем мог бы быть.[91]

Её нервное утреннее приветствие осталось в зеркале ванной без ответа: стекло целиком запотело, и она по куче коричневых носков, по влажному полотенцу перебралась к ванне, вернулась по коридору к зеркалу над бюро, чтобы обменяться взглядом, сменившимся с мрачного на критический, когда глаза встретились с глазами и опустились на груди, на открытый ящик, вхолостую предлагавший свитеры, блузки, хватала вещи не глядя, наконец привлеченная на лестницу и вниз запахом подгоревшего тоста.

— Лиз?

— Вчера ты приехал так поздно я не…

— Слушай поверить не могу… Он сидел за кухонным столом в шортах и чёрных носках, развернув газету в синей дымке от тостера. — Звонок из Монтего-Бей, тридцать девять минут. Пятьдесят один доллар и восемьдесят пять центов.

— Ой. Ой это, должно быть Эди…

— Слушай сам знаю что должно быть Эди. Просто хотелось бы знать, почему она звонила за наш счёт. Просто хотелось бы знать какого дьявола ты приняла звонок за наш счёт из Монтего-Бей.

— Ну я просто не поняла Пол оператор сказала звонит Эди и я просто, мне так хотелось с ней поговорить… 

— Хочетпрожечь два миллиона долларов покойной тётушки и звонит за наш счёт? 

— Ну она, не знаю может у нее не было мелочи и… 

— Мелочи! Мелочи на пятьдесят один доллар и восемьдесят пять центов?

— Я не, ну почему вечно деньги… Она налила пережжённого кофе, стоя у раковины и глядя на перевёрнутый садовый стул в куче выцветших листьев на террасе, — вечно и обязательно деньги…

— Потому что вечно о деньгах! Видишь? Пришло в той же самой чёртовой почте, приглашение на банкет который она закатывает ради Виктора Свита.

— Ой! она обернулась, — а можно…

— Взнос двести долларов. В смысле сколько я тебя знаю Лиз, на каждом чёртовом приглашении от твоих богатеньких друзей в уголке спрятан взнос, двести долларов пятьсот они бесплатных вечеринок как нормальные люди вообще не устраивают? Просто купить виски пригласить друзей устроить вечеринку?

— Ну конечно Пол они, в смысле это сбор пожертвований они не, мы не обязаны идти.

— Идти? на сбор пожертвований в пользу Виктора Свита, идти? я же рассказывал откуда у него поддержка? Придёшь а там уже половина КГБ тебя встречает, я же рассказывал чьим приказам он подчиняется? Выставили его против Тикелла думают у них будет свой в Сенате продвигать разоружение, это всё их чёртово мирное наступление вот что я тебе ещё скажу Лиз, я слыхал он сидел. Хочешь чтобы твои пустоголовые подружки давали банкеты в честь зеков ради налогового вычета помогали чёрным не пачкая руки это всё то же самое Лиз, твой брат и его скользкие буддисты та же чертовщина. Показывает презрение к Виктору Свиту тем что даёт ему деньги а к деньгам тем что дает их Виктору Свиту, да он бы не смог мочу из ботинка вылить даже если напишешь инструкцию на подошве. Взять мистера Джиджибоя, взять её бирманца, с такими деньгами можно покупать лучшее, лучшую еду, лучшие машины, друзей, юристов брокеров всех этих чёртовых врачей но деньги привлекают худшее так что когда они покупают то покупают худшее а худшее отпугивает лучшее потому-то нельзя оставлять деньги детям так не делают. Иначе не деньги оставляешь детям а детей деньгам, два-три поколения и остаются одни психи.

— Кто все, Пол.

— А ты посмотри на любое из старых денежных семейств, за обеденным столом обязательно шизик-другой нет? У дяди Уильяма отнимают полосатые штаны думают хоть это его удержит в больнице, и в последний раз видели как он носился по Второй авеню в одних трусах? Десять лет назад копы заломали бы его на месте, а теперь все думают он просто вышел на пробежку даже не оглядываются взять твоего отца, Билли у нас ссыт на пол и что это как не…

— А про меня ты забыл, да?

— Не говорил я такого Лиз не говорил, я не говорил что ты чокнутая, надо признать это даже чертовски странно хотя разве ты не, пять лет назад прочитала в газете как кто-то кому-то подкинул в почтовый ящик гремучую змею и до сих пор боишься их открывать? только я всё уладил с сенатором Тикеллом а ты хочешь отправить меня на сбор пожертвований в пользу Виктора Свита?

— Я этого не говорила Пол. Она отвернулась обратно к окну, теперь подняв глаза к намокшему вымпелу туалетной бумаги, развевавшемуся на ветвях тутового дерева. — Просто, мои друзья я бы хотела чтобы ты их не трогал в своих…

— Ой брось Лиз, это же банкет Эди нет? Выйдет в вечернем платье за пять тысяч долларов, сразу видно в голове пусто, и они отслюнявят…

— Я не говорю об Эди не только об Эди я говорю о Сетти! Я говорю о том как преподобный Уде появился в больнице в Техасе с отвратительными цветами в тот же день когда се навещал отец и всё…

— Нет так слушай Лиз. Торопишься с выводами мы это уже проходили, совпадение они случайно оба пришли в одно…

— И те фотографы из газеты просто случайно пришли в то же время? и твоя Дорис Чин просто случайно была в то же время чтобы рассказать нам как он мягко взял сенатора Тикелла под руку у постели чтобы встать вместе с ним на колени и помолиться ну честное слово!

— То же самое Лиз та же чертовщина, торопишься с выводами если бы ты не звонила флористу и…

— Я не звонила они сами позвонили! Позвонили насчёт двухметрового креста из белых гвоздик который ей послали, когда я сказала что и вообразить себе такого не могу мне ответили что к нему прилагалась открытка от преподобного Уде с глубочайшим чем-то там во имя Христа омерзительно, всё это совершенно омерзительно.

— Слушай я уже извинился за то что цветы были не от тебя, должно быть перепутали заказы они…

— Ну и слава богу что не от меня. Сказал что отправил цветы от моего имени, этой гадости место на похоронах зачем ты мне это вообще сказал. Улаживаешь дела с Тикеллом почему просто не сказал что улаживаешь дела вместо того чтобы, чтобы использовать её, лежит там ни живая ни мёртвая обо мне ты даже не подумал да, что мне правда хочется её навестить. Твой преподобный Уде свалился как снег на голову омыть её кровью Иисуса а тебе не приходило в голову что мне правда хочется поехать и, просто её навестить…

— Ой брось Лиз что плохого, вот. Налей мне кофе, который час. Часы у тебя?

— Они были в сумочке. Посмотри на стене, сказала она, сама не посмотрев, глядя вместо этого на кота, притаившегося на улице в листьях.

— Слушай смотрел я на стене Лиз там пять двадцать три, по-твоему, сейчас пять двадцать три утра? Должно быть прошлым вечером отключалось электричество… и от его внезапного разворота в кресле вывернулся лиловатый шрам, ползущий от желтовато-серых клетчатых шорт, пробежали точеные мускулы по плечам, по рукам для такой мелочи, как просто щёлкнуть радио, которое тут же предложило ему, даже им обоим, разместить деньги в Эмигрантском сберегательном банке. — Всё равно её так накачали она и не понимает что происходит… он постукивал карандашом по стопке счетов, — и что тут плохого. Я же говорил что Уде отправился на тур с выступлениями? Услышал божественный призыв чтобы случайно приехать и помолиться в тот же день когда из Вашингтона явился её отец, всё это просто совпадение так и сказано в газете правильно? Уде доносит послание о вере и молитвах в газетах всей чёртовой страны, говорит их вместе свело божественное провидение в тени долины смертной слушай, если лично ты не веришь в религию и…

— Ой хватит Пол хватит! Честное слово.

— Что. Что честное слово.

— Не верю в религию и…

— А я что говорю? Проблема смотри, проблема Лиз в том что ты не пытаешься разглядеть общую картину он рассыпал счета, конверты, пёструю рекламу, сверкнул пустой стороной письма, начинавшегося «Дорогой друг гренландского кита» — смотри. У него был тупой карандаш, — вот Тикелл… тут появился размазанный кружок и пустил стрелку. — Здесь его собственный электорат… пузырь принял приблизительную форму почки, — здесь комитеты Сената и куча голосов за политику администрации… что-то смутно фаллическое, — а тут у нас вся его большая программа развития третьего мира «Продовольствие для Африки»… и стрелка вылетела к далеким побережьям, резко обрисованным в виде скособоченного отпечатка ноги. — А здесь Уде… в этот раз крест, пускающий стрелку — тот же самый чёртов электорат… и стрелка проникла в пузырь— но смотри. На него работает целое спутниковое телевидение… и крест резко превратился из латинского в страстной с добавленными для наглядности ступеньками, рваными протуберанцами, пузырь извергся — он по всей чёртовой стране, электорат отсюда до его чёрных внизу… пятно без связи со всем остальным, — что, думаешь они не сумеют поставить крестик на бюллетене? думаешь Тикелл планирует вею жизнь просидеть в Сенате? Занимает жёсткую позицию по третьему миру прямо сейчас едет туда на ознакомление с положением дел а тут у нас и миссии Уде наготове… и стрелка скакнула от животворящего креста, чтобы поразить далёкое побережье, расплескать агрессивные миниатюры внутрь уродства, принявшего их в своих косолапых рамках, когда зазвонил телефон. — Алло? кто, чёрт подери погодите… он спас страницу — подай бумажное полотенце… но она уже оторвала полоску, поставила чашку на место, где её зацепил телефонный провод, промокнула кофе на разбросанных счетах, записках, предложениях оформить заказ на Набор полотенец для ванной 20 шт. с Бесплатными цифровыми кварцевыми часами, купить книги, купить наборы гаечных ключей, спасти тюленей, продать столовый сервиз, взять кредит, на брошюрах, сулящих невзгоды, апокалипсис, в красках призывающих вечность — привет, Бобби Джо? Как раз хотел тебе звонить. Как раз заканчиваю рабочий завтрак с персоналом, подумал посвятить тебя в общую картину. О чём мы там… не фильм нет, я пока не про фильм я про карту нашей медиастратегии для следующего большого этапа есть рядом карандаш?.. Лучше не стоит нет, это сложновато лучше найди карандаш я подожду, Лиз можешь ты уже убрать этот чёртов бардак? Вот их, эти брошюры их мне надо взять с собой… он толкнул вперёд «Невзгоды», «Христианский план боя», «Путеводитель по Вечности», «Время урожая для» — принесешь ещё кофе? не видела сигареты?

— Мне надо заварить, не осталось…

— Думает я звоню насчёт фильма, большого фильма хотят сейчас снимать называется «История Уэйна Фикерта» пригласят мать пацана на роль, алло? нашёл карандаш? Хорошо, вот наша общая картина, мы… да не про фильм я сказал же что не про фильм слушай, я говорю о привязке нашей общей медиастратегии к следующему появлению твоего папы. Выведем его на передовицу он не должен сходить с передовиц, в этом всё… Я сказал следующее большое появление, крестовый поход это только первый шаг Калифорния уже наша, сняли, транслировали, фары пурпурные ленточки все дела, что он… что?.. Нет ну как раз об этом я и говорю Бобби Джо теперь просто послушай. Что сейчас твоему папе нужно, так это платформа чтобы придать его образу настоящее достоинство. Ему нужно… ну я знаю что оно у него есть но нам нужно показать по-настоящему серьёзную проблему за какую он может взяться, вот… что?.. Нет стоп, это… Слушай я не о… Нет так слушай сюда Бобби Джо, я знаю что там восемьсот миллионов католиков которых он считает созревшим урожаем но не будем лезть поперёд бога, поперёд батьки в пекло. Я пока что говорю про образование, школьное образование. Вот та большая региональная конференция учителей на юго-западе где его приглашают сказать вступительную речь? Выдающиеся учителя со всего Техаса, Канзаса, Миссисипи, Оклахомы Арканзаса весь хребет американского образования? И вот что мы… нет минутку, не хочу в это углубляться нет, побили окна школьных автобусов я не об этом, слушай. Он только что объявил об учреждении Библейского колледжа имени Уэйна Фикерта и вот это… как назвать? Когда это он тебе обещал, он… Нет но это же ещё давно когда ты был мальчишкой, а если он сейчас возьмёт и сменит название на Библейский колледж имени Бобби Джо Уде народ в СМИ извратит всё за что он выступает, а выступает он за высокие стандарты образования. Вот чему он посвящает Библейский колледж имени Уэйна Фикерта. Итак он берёт твою отличную идею о том что все студенты-мужчины должны носить пиджаки с галстуками да? Начинает с речи о высоких академических стандартах и… что? а, к, а, д е м и ч е с к и е записал? Что?.. Ну найди листок я подожду, Лиз? Можешь перестать тут мельтешить и принести рубашку?

— Ты хочешь ту которая…

— Да любую любую чёртову рубашку, стою тут и мерзну до смерти пока он бумагу ищет, взял карандаш и в голову не пришло что на чём-то надо будет алло? Теперь готов?.. Не каждое слово нет, просто даю список тезисов для речи твоего папы. Сперва он говорит об отчаянной потребности в академических достижениях? что им по всей земле нашей угрожают те же силы что угрожают Конституции? это… чего? С большой буквы к, о, н слушай Бобби Джо, твоя сестра рядом?.. Она только что описала что? Нет-нет в смысле Бетти Джо, твоя старшая сестра Бет… где-где заперли? но кто… Застали когда держалась за руки с мальчиком ну вроде ничего такого… А. А, ну рано или поздно она обязательно познакомится с хорошим белым парнем вы уж не извольте беспокоиться, а словаря у тебя под рукой нигде нет?.. Что ж я понимаю что это очень длинное слово но тебе придётся постараться как умеешь пока твой папа не закажет слов… Что ж не допускает словарь в доме потому что в нём есть ругательства, тогда давай… ладно, просто старайся как умеешь, слышал? Что Конституция США защищает религиозную свободу, то есть право читать молитвы во всех школах понял? Дальше он говорит об академической свободе. Вот тут они по-настоящему проникнутся, преподают науку когда те же силы что хотят уничтожить Конституцию хотят помешать им преподавать науку как хотят помешать свободе речи, выживают его телепередачу из эфира, извращают рейтинги врут про статистику и все… кого-кого?.. Нет так я бы пока что не налегал на тему Сатаны отца лжи Бобби Джо. Эта публика из настоящих хороших американцев они и так всё знают, а ему больше нужно говорить о том как либеральные СМИ пытаются его выдавить чтобы он не мог проповедовать о грехе, не мог поддержать свои африканские миссии, не хотят чтобы его Библейский колледж рассылал славных образованных христиан… куда?.. Это я знаю Бобби Джо но мы сейчас не про Ипонию, позабытое и великое урожайное поле, я знаю про его великое помазание отправляться туда и спасать людей но эта публика пришла послушать не про Ипонию, где на мелких островах теснятся сто миллионов человек к тому же им там пока хватает буддизма и синтоизма, они не голосуют так что потом пожнём урожай их душ, давай пока по континенту за раз. Итак, христианство американская религия, об этом он говорит да?единственный оплот против распространения империи зла? Об этом он… так ну-ка погоди, я бы не налегал… Так ну-ка слушай, по-моему урожай душ этой публики уже собран иначе бы они там не сидели, если они выйдут из зала а там ты стоишь и продаёшь значки «Малыш Уэйн», футболки с красивым логотипом «Малыш Уэйн» и ваши альбомы где Врат Рай поёт любимые рождественские песни Элтона Уде то либеральные СМИ извратят всего Бога, всё превратят в шапит… Кто, Врат Рай? Какой ещё парад… Ну твой папа он может об этом упомянуть в речи о конституционном праве на ношение оружия но я бы правда на это не налегал Бобби Джо. Видишь ли я понимаю как твой папа накрутил Врата Рая насчёт того что Сатана злится из-за спасённых вами душ но эта публика, они же учителя. А значит у вас будет хорошая белая публика они просто могут этого не понять, ему лучше довольствоваться пением и погоди минутку… прижимая трубку к промежности, — получше рубашку не смогла найти?

— Ты сказал принести любую…

— Белую прямо на стуле, неважно сам найду алло? Слушай, ещё одно. Скажи папе чтобы обязательно повесил на платформу флаг когда… Нет так слушай сюда, его фотография пойдет на передовицы по всей стране её увидят и янки, лучше просто обычный американский флаг, и передай когда он закончит речь уже не понадобится никакая пресс-конференция, они и так… Слушай я знаю что они все наши друзья Бобби Джо но стоит пробраться кому-нибудь из либеральных СМИ и они всё извратят напрочь, как когда твой папа сказал что он сионист? что Второе пришествие Иисуса состоится на Святой земле но Иисус не появится пока все евреи не переродятся в вере? когда из него вынудили сказать будто единственное что делает евреев евреями это что их ненавидят все остальные? А кто по-твоему управляет всеми либеральными СМИ, так слушай. Когда закончит речь ему надо просто спуститься и пообщаться со всеми этими выдающимися учителями, понял? Собрать имена и адреса всех зарегистрировавшихся на конференции и поручить вашим библейским студентам поработать над почтовой рассылкой вот что ему… Ну тогда снимите кого-нибудь из них с ночной смены на разливочной линии, подумаешь кто-то получит воду из Пи-Ди на неделю позже ничего переживет так ещё одно. Папа тебе говорил что потом в Национальном аэропорте кое-кто должен со мной встретиться? Маленькая сувенирная лавка на… без проблем буду в красном галстуке, маленькая сувенирная лавка наверху пандуса проследи чтобы он пришёл, слышал? Теперь пора бежать, я… ещё как. Мы… Еще как Бобби Джо, ты… ещё как. Лиз? Который час.

— Я же говорила, я не…

— Включи чёртово радио даже не может сказать который час, сам узнаю… и он снова взял трубку, — слушай. Ещё одно, жду звонка от человека по фамилии Слотко он партнёр в крупной вашингтонской юридической конторе самой престижной в стране, три А золочёный обрез на хромой козе не подъедешь, попросил его изучить фондовый опцион ВКР твоего старика, если он позвонит проследи чтобы, погоди… прижав телефон к уху, бросив, — надо спешить.

— Который час? Она уже тянулась к часам на стене.

— Поздно надо одеваться и слушай, можешь тут вытереть? эту стопку мне надо взять с собой…

Радио оповестило её, что пять миллионов американцев больны диабетом и не знают об этом и что она может оказаться в их числе, и она выключила, чтобы оторвать от бумажного полотенца ещё полоску, поискать в холодильнике йогурт, который купила вчера, и не смогла найти, и пришлось просто заварить чай, когда он снова спустился, застёгивая белую рубашку, втискивая её в брюки. — Кофе есть?

— Нет, я только что заварила чашку чая но…

— Лучше чем ничего, он потянулся к чаю мимо неё — слушай куда я дел, ты не видела мои сигареты?

— Не видела Пол.

— Пытаюсь тут за всем уследить и не могу даже, о чём я говорил.

— Ну ты хотел чтобы я заварила…

— Я не про кофе Лиз, что-то важное перед тем как поднялся что-то важное.

— Ты хотел чтобы я дождалась звонка от какого-то вашингтонского юриста по фамилии…

— Слотко, поняла? можешь просто послушать? Запиши чтобы не забыть… он нашёл тупой карандаш, — и не просто от какого-то вашингтонского юриста Лиз он лучший из лучших, превосходные связи в администрации я дал ему пару указаний по наследственному фонду чтобы взять фондовый опцион твоего старика до того как ВКР затаскают по судам, двадцать процентов ниже рыночной стоимости цены продолжают падать откуда же идут эти чёртовы утечки, может просто дезинформация другой стороны которая пытается перекрыть кислород там вовсю накаляется конфронтация это всё часть их мирного наступления надевать шоры на всяких идеалистов викторов свитов призывающих к разоружению? я тебе показывал на прошлой неделе его речь как он там делает за них грязную работу?

— Ну он, по-моему он говорил только о том что нужно широко мыслить и…

— Будешь широко мыслить мозги растекутся, где же… и он нашёл страницу, спасённую из лужи, — бельгийский синдикат может это они сбивают цену чтобы купить по дешёвке. У них в кармане Граймс, а у Граймса в кармане Тикелл зачем ему ехать ознакомляться с фактами, зачем его пустили в Сенат с речью для передовиц о стратегических минеральных резервах, защите жизненных интересов США… пригладив страницу, размазав карандашные чёрточки у осаждённой береговой линии, — почему Тикелл влез и дал мне отвод на этих слушаниях. Боится что я выйду и дам показания о том что это обычная практика компании, за границей либо платишь взятки за бизнес либо не занимаешься бизнесом… и корявая петля, разомкнутый знак бесконечности? или рыба — Граймс со всем чёртовым советом директоров ВКР с самого начала командовал парадом. Грядут выборы и нынешней администрации нужна чёртова уверенная победа везде где только можно, укреплять народную поддержку вот почему людям Тикелла нужна почтовая рассылка Уде и его миссии где пожинают урожай душ во имя Господа… внезапное сборище нулей, — А здесь Тикелл пожинает урожай голосов… и появилась орда галочек, пускающих стрелку, ещё стрелку — Граймс к Тикеллу, Тикелл к Уде, Уде во все стороны… ещё стрелочки, — все со всеми… и страницу помрачил град стрел, как небеса в день битвы при Креси. — Лиз?

— А? Она отвернулась от заварки бледного чая со всё ещё мокрыми чаинками в ситечке, уставившись на безутешную гирлянду высоко в ветвях тутового дерева, ниже на ограду, где несколько пятнистых листьев дикого винограда ещё цеплялись за сплетение кудрей и усиков, а остальные осыпались на землю такими иссушено-бурыми лохмотьями, что имели не больше прав называться листьями, чем обрывки продуктового пакета, ещё ниже, где задержался залившийся ярко-красным пятилистный плющ и побледневший до желтизны древогубец, к разреженным высотам дикой вишни, пойманной взглядом утреннего солнца в робких оттенках жёлтого, даже розового, словно, словно внезапно застигнутые во время незаметного побега, словно — Пол?

— Ты следишь за мыслью? Пытаюсь что-то собрать по чёртовым…

— Я хочу навестить Сетти.

— кусочкам и, кого навестить?

— Сетти. Я хочу поехать в больницу и навестить её.

— Но ты, я же сказал Лиз, только что сказал её накачали даже не поймёт что ты рядом, приходили юристы за взносом чтобы она судилась с автомобильной компанией так она не смогла даже…

— Я не об этом!

— Потом будет ещё вагон времени чтобы с ней свидеться когда она…

— Потом? Она стояла, глядя туда, куда глядела. — Оставь мне деньги для мадам Сократ.

Он откинулся, глядя на накарябанную мешанину перед собой, словно лишившись дара речи от восхищения. — Я тут подумал Лиз, моет окна даже разницы не видно даже не может ответить на чёртовы звонки, наверняка безграмотная ей позвонят на французском она и это записать не сможет, я тут подумал мы пока можем обойтись без неё и слушай. Если автор, эта Дорис Чин если она позвонит сегодня во второй половине дня просто скажи я уехал на два-три дня, самое большее четыре скажи ей…

— Меня здесь не будет Пол.

— Что значит, где не будет погоди можешь взять трубку? Он толкнул ей телефон — если это опять Бобби Джо скажи я только что ушёл, скажи ему…

— Алло?.. Да ну он, а кто это… прижимая трубку к груди. — Это сержант Урих.

— Впервые о таком, погоди вдруг из министерства ветеранов, вдруг насчёт моей пенсии алло?.. Что?.. Нет, двадцать пятый, я служил в двадцать пятом пехотном полку а в чём… взводный слушайте, в чём дело кто… слушайте, я… Нет слушайте я, медицинские, восемьдесят процентов слушайте с какого дьявола у них моё досье, кто… нет слушайте так слушайте я, я не могу только что сказал я не могу просто чертовски занят я, должен уехать из города уехать из, из страны просто чертовски занят нет я, до свидания нет, до свидания… Мгновение он крепко держал трубку, потом повесил. — Лиз?

— Кто это был, что…

— Нашла сигареты?

— Нет, нет я же сказала я…

— Посмотри у меня в пиджаке? можешь? просто посмотреть в пиджаке?

Вернулась она с пустыми руками. — Их там…

— Чёртова чашка… та затряслась, и он утвердил руку, не пролив, снова поставил — на ней скол, прямо па краешке где пьёшь слушай, если тебе позвонят. Если тебе, если тебе позвонит этот, этот как его там ты же только что записала да? Позвонит из Вашингтона, этот…

— Мистер Слотко.

— Позвонит из Вашингтона этот мистер Слотко, слушай дай договорить а? Посмотри почту, крупная юридическая контора наверняка раздует ответ в десятистраничное письмо по десять долларов слово надо-то всего лишь да или нет, предложение об опционе хочешь только да или нет должны позвонить сегодня во второй половине дня, если он…

— Меня не будет Пол. Я иду к врачу.

— Врач, чёрт подери Лиз в смысле слушай… он смёл счета в мокрую кучу, — врач-врач-врач сложи все эти счета и можно собственного чёртового врача купить, медстраховка даже не взглянет если ты не в больнице может просто ляжешь? Проведешь недельку в больнице со всем разберёшься?

— Если бы.

— Один врач шлёт к другому, делят прибыль и шлют к…

— Это врач страховой компании от авиалинии, Пол. Это тот осмотр на который ты меня…

— Ладно езжай, езжай, если у него будут проблемы попроси позвонить мне, головная боль, головокружение тошнота я ему всё распишу который час, ты же вроде только что выставила часы.

— Ты можешь уже оставить деньги для мадам Сократ пока не забыл?

— Ладно! он зарылся глубоко в карман, — вечно куда-то торопишься… осторожно отсчитал десятку, ещё, пятёрки — просто поимей терпение…

— И доллар на её проезд?

— На! Чёртовы гроши называешь пятьдесят один доллар мелочью прямо как твой чёртов братец, дает мне семьдесят пять долларов за стодолларовый чек надо было попросить её приостановить платеж по чеку.

— Так и предложить когда она позвонит?

Он замер в двери на полушаге. — Когда кто позвонит.

— Мать в Слезах. Или планируешь сам её навестить.

— Видишь? Та же чертовщина только не напоминай, он вернулся, комкая пиджак и галстук, копаясь в карманах — думаешь это я ей дал номер? Наверняка стребовала с Бобби Джо перед тем как мы её сослали в клинику для похудания ради большого крестового похода Уде, на национальном телевидении она вытягивает взносы быстрее чем их могут пересчитать уже мнит себя чёртовой кинозвездой только не напоминай… сталкивая бумаги на столе вместе, спасая одну с пола — Чёрт подери чуть не забыл… потрясая страницей каракулей, — Лиз?

— Я здесь.

— Знаю я что ты здесь! За кого ты меня, слушай. Мои заметки я тут подумал ты можешь нам помочь с одним письмом, сегодня вечером нечем заняться сядь и подумай? Начал сам но пока просто не хватает женской руки, оставлю тебе заметки что-нибудь сообрази нам нужно простое честное письмо от Салли Джо Уде всем христ…

— Кто такая Салли Джо, его жена?

— Откуда жена Лиз, жена в прошлом году сбежала с продавцом корма для скота эта Салли Джо она его мать, она…

— Ну а сама она не может написать? Такая старая что не может написать?

— Я не говорил что она старая Лиз ей и сорока нет, так…

— Но как же тогда она его…

— Потому что вышла замуж в четырнадцать, такие у них там на юге обычаи можешь не перебивать? Просто она не мастер чёртова печатного слова, так…

— Не стоило спрашивать.

— Точно. Так чего мы хотим, просто минутку прогоню с тобой письмо начинается оно дорогой друг во Христе, Иисусе, мать-христианка пишу тебе лично говорит она потому что волнуюсь из-за сына Элтона, даже не думай ударяться тут в литературу если сказать безмерно обеспокоена мигом их спугнешь, просто честное и откровенное христ…

— Пол, я не думаю…

— И не надо, точно. Потом она говорит что получила письмо от другой дорогой матери-христианки мол Элтон по телевизору выглядит больным всё ли с ним в порядке, главное что хочет любая хорошая мать-христианка это позаботиться о сыне потому Салли Джо и пишет это письмо, сказать что больше не может молчать о том что происходит. Элтон не болен говорит она, а по телевизору таким чертовски измученным выглядит из-за гонений от сил что мешают нести слово Божье, из-за лжи в либеральной прессе берут все его чёртовы слова и извращают например про великий урожай в Мозамбике? Я тебе не показывал?

— Нет, но звучит не…

— Рассказывает о своем радио «Голос спасения» и великом урожае, который пожинает в Мозамбике, а пресса подхватывает и спрашивает какой ещё урожай, там три года дождя не было все голодают, слепнут, пеллагра холера сами чертовски хорошо знают что он не про тарелки с бобами говорит, говорит об урожае душ во имя Господа извращают всё что ни скажет, грязные сплетни мол его миссия работает в убыток восемьдесят тысяч в день вот почему Салли Джо пишет личное письмо. Просыпается по ночам в холодном поту вот я о чём Лиз, женская рука, просыпается и слышит как бедняга Элтон ползает по молельной в поисках Бога долг в два-три миллиона а значит чего она просит Лиз, чего она просит?

— Кажется, догадываюсь.

— Точно, просто помолиться и небольшой подарок может десять-двадцать баксов это поможет снять чёртово денежное бремя с Элтона пока он пытается спасти страну а иначе он попросту сломается.

— Пол честное слово, это всё…

— Потерпи Лиз? можешь потерпеть всего минутку? Подхожу к чёртовой сути вот о чём она говорит это ради Америки, молитесь за Америку молитесь за брата Уде та же чертовщина, шлите свои не подлежащие налогообложению подарки потому что если Элтон сломается то Сатана добьется своего пока вся страна катится к чертям. Последний шанс вот о чём он говорит, как глубоко страна погрязла во грехе вот почему бог выбрал Элтона вещать о последнем предупреждении вот что хотят уничтожить злые силы, если чертовски быстро не подналяжем и не призовем Святого Духа всё будущее нашей страны зависит от того чтобы не сломался Элтон, просто молитесь за него шлите подарки и с их помощью Господь остановит сатанинские силы которые понимаешь о чём она Лиз?

— Очень хорошее письмо, Пол. Может если убрать…

— Хорошее? ты так думаешь?

— Письмо от дорогой матери-христианки с вопросом о здоровье Элтона да, это очень хороший штрих. Стоит убрать всех чертей но в остальном это довольно, в конце концов ты сам говоришь что получишь аванс за книгу и это будет хорошей трени…

— Я ведь не говорил что напишу книгу от женского лица? Он протянул галстук под воротником, соединил концы в узел — но всё ещё не хватает такой теплой искренней женской руки слушай, слушай Лиз. Ты как-то раз говорила что начинала роман? давным-давно?

— Это было давно.

— Когда пишешь роман то придумываешь разных персонажей? ставишь в разные ситуации где они богатеют, разводятся, спят друг с другом болтают ты притворяешься одним из персонажей чтобы они зазвучали по-настоящему? Та же чертовщина Лиз, сядь минут на десять притворись доброй любящей матерью-христианкой Салли Джо, которая пишет славное письмо для…

— Пол честное слово! Я, нет, нет почему не попросишь Дорис Чин она, с её одиноким васильком на усыпанных цветами берегах Пи…

— Чёрт подери всего раз прошу тебя что-то сделать? не можешь меня поддержать не можешь помочь? Он туго затянул на горле темный клетчатый узел, — не можешь сесть на десять минут написать хорошее письмо как добрая христ…

— Потому что я не добрая набожная неграмотная мать-христианка потому что я не Салли Джо! Она отвернулась от окна, вцепившись за спиной руками в край раковины. — Ты надеваешь галстук?

— Что, а какого дьявола я по-твоему делаю! Нс можешь сделать одну чёртову мелочь, не можешь помочь не можешь поддержать стоишь и высмеиваешь Салли Джо а теперь высмеиваешь мою одежду?

— Просто этот галстук, Пол.

— Да какого дьявола не так с моим галстуком!

Она взяла чашку бледного чая. — Ты должен с кем-то встретиться в аэропорту? маленькая сувенирная лавка наверху пандуса? и на тебе будет красный галстук?

— Просто, чёрт подери… он тяжело опустился на стул, оттягивая узел на горле, — вечно ты торопишься вперёд меня… и он ссутулился, уставившись на стрелки и крестики, банду нулей, орду галочек, стрелки и кляксы. — Пытаюсь что-то собрать по чёртовым кусочкам и всегда найдётся тот кто тебя подведёт, полагаешься на них оглядываешься а их нет как не было. Тот мой фильм и большая звезда в роли Марко Поло передознулась? большая задумка медиацентра для конференций в Лонгвью она была моя Лиз, чёртова задумка была моя и чем всё кончается. Твой приятель Джек Орсини готов к инвестициям, Уде всё ещё держится за лицензию на вещание и вот Орсини идёт на попятную а Адольф продаёт Лонгвью у нас за спиной и всё разваливается на чёртовы, почему я просто прошу поиметь терпение Лиз больше ничего не прошу, поддержи меня немного вот и всё.

Она вылила чашку в раковину и стояла там, наливая воду. На улице по листьям незаметно передвигался кот, а ниже вместе с последним проблеском солнца исчезли желтые и розовые пятна дикой вишни; и всё же она так и смотрела.

— Пытаюсь, пытаюсь собрать всё по чёртовым кусочкам, говорил он ей в спину, — выжать доллар из Уде у него уже началась кутерьма с налоговой из-за строительства.

его готова прикрыть окружная медицинская комиссия говорят его новая школьная канализация сливает сточную воду в Пи-Ди и заново шерстят ту аварию школьного автобуса, и тут с бухты-барахты нагрянула какая-то с ордером выкопать старого бомжа которого он крестил заявляет он-де её брат, а теперь они хотят позвать Врата Рая. Целый чёртов зал белых учителей а они хотят притащить Рая в его, притащить туда Рая…

Он сидел с опущенными плечами, уставившись на руки, когда она обернулась с — По-моему уже поздно Пол, если ты…

— Слушай Чик не звонил? Он поднял взгляд, — так и не перезвонил?

— Ну он, нет, нет с тех пор как позвонил и сказал что только что выбрался, и больше ничего не сказал. В смысле я не знала кто он или…

— Это мой связист. Чик был моим связистом… Он снова уставился на руки, одна на другой на столе, словно чтобы не дрожали — всё это чёртово, звонят ни с того ни с сего мы хотим полную явку дивизии «Молния»[92], приходите к этой чёртовой стене плача повидайте всех старых товарищей даже инвалидное кресло дадим, прокатим по Конститьюшн-авеню на чёртовой коляске… и его рука оторвалась схватить одну из промокших брошюр, раскрытую на фигуре, подвешенной стремительно воздетой в черноту на деревянных ограничениях намерений художника над огненным краем мучений — позвать Рая, вернулся с перебитыми ногами и никакого парада у него будет собственный чёртов парад. Там Бобби Джо, там Уде преподобный Уде с великим помазанием Святого Духа уже оскорбил евреев теперь готов взяться за католиков, накрутил Рая насчёт того что Сатана зол как чёрт из-за их урожая душ во имя Господа теперь тот на что угодно пойдёт ради продолжения чёртового крестового похода против сил Антихриста Уде говорит Бог посулил ему армию, доблестных солдат креста, а у них там зал с белыми учителями? и вкатить этого здорового черномазого в военном облачении? Да они на чёртову стенку полезут где, мне пора я думал ты перевела часы… Его стул стукнулся о стену, и он подхватил буклеты, — это возьму с собой я же вроде включал чёртово радио, надо узнать который час ты куда.

— Просто иду за твоим красным галстуком.

— Он у меня Лиз! Прямо здесь в чёртовой сумке не надо, поимей хоть немного чёртова терпения… Он втряхнул плечи в пиджак, сорвал тёмный узел с горла и впихнул в карман, комкал по одной бумаге на пути в гостиную, где открыл сумку и впихнул их все — и слушай… Поставил ногу на край кофейного столика и резко затянул шнурок ради акцента, и тот треснул — Чёрт подери! и он сел на край кресла без ботинка, руки дрожали в попытке вдеть шнурок назад, а когда вдел и завязал, так и сидел, и вдруг схватил журнал «Нейчерал хистори». — Мне обязательно пялиться на эту чёртову рожу каждый раз, как я сажусь? сминая в руке — чёртова хитрожопая ухмылка до сих пор ночами снится слушай, если, слушай Лиз если этот самый, если этот сержант Урих если он перезвонит вешай трубку просто, вешай трубку. Оркестры, флаги, Друкер и его мешок с ушами просто вешай трубку они, плестись в хвосте потому что нас задвигают, восьмидесятипроцентная инвалидность говорит могут предоставить инвалидное кресло? сидеть там под дождём смотреть как рыдающие матери водят пальцами по именам которые никто не может произнести? Он обеими руками с силой вывернул журнал, ткнул в неё, — уберёшь ты эту чертовщину из дома?

— Не возьмёшь пальто? последовала она за ним.

Он открыл входную дверь, но так и стоял, смотрел наружу, наверх, — мелкие засранцы ты посмотри, Хэллоуин только вечером но у них уже свербит… С телефонных проводов безутешными вымпелами свисала туалетная бумага, изгибалась и никла на оголённых ветках клена, тянувшихся за забор к окнам каркасного гаража, где кремом для бритья написали «хуй». — Слушай запирай двери, если это наделали прошлой ночью один бог знает что ждёт сегодня… и вес руки спал с её плеча, — Лиз? можешь поиметь терпение? и он с силой двинул дверью так, что щелчок замка испугал её не столько угрозами, оставшимися снаружи, сколько тем, что сама она осталась внутри, оставил её опираться рукой о столбик лестницы, прежде чем она вернулась на кухню, где, всё это время бормотавшее себе под нос радио воспользовалось тишиной, чтобы рассказать о том, что трое мужчин, чей катер перевернулся в проливе Лонг-Айленд, были спасены в ходе героической операции Береговой охраны, и она его оборвала, с глазами, подёрнутыми какой-то озадаченностью, чтобы вылить чашку остывшего на столе чая и отставить её несполоснутой в качестве, как оказалось, первого из целой череды брошенных домашних дел, в виде сухих завитков нижнего белья в раковине ванной, влажных полотенец и носков, равно как и пола в коридоре, вынутого и оставленного пылесоса и даже бумажных полотенец и спрея наверху лестницы, где она вцепилась в перила, чтобы вернуться в ванную, где её тихо стошнило.

Она резко проснулась под чёрное беснование ворон в вершинах ветвей, поднимавшихся над дорогой внизу, и неподвижно лежала, подъём и падение дыхания — лишь эхо света и тени, волнуемых в спальне порывами ветра, будоражившими ветки снаружи, после чего резко перевернулась к телефону и медленно набрала узнать время, поднялась и понесла себя с той же хрупкой заботой искать зеркало, что-то искать в мире снаружи от переполоха деревьев внизу на дороге до разброда мальчишеских рожиц, измазанных чёрным, и тот, и этот в шапках не по размеру, обменивались пинками и тычками вверх по склону холма, где всего одним беспокойным промельком свернул за угол и пропал почтальон.

Сквозь нежно колышущиеся на проводах и ветках фестоны камнем упала ворона, и ещё одна, вонзаясь в раздавленную на дороге белку, щеголяя чёрными крыльями и поднимаясь в воздух, когда надвигалась машина, когда через дорогу в позёмке пожелтевших покрытых ржавыми пятнами листьев к почтовому ящику поспешил мальчишка, крик и смех за забором, в воздух взлетали куски тыквы, и вороны возвращались сплошь в тревоге и ярости, вонзаясь и раздирая, щетинясь на любое движение поблизости, пока наконец, когда она вышла к почтовому ящику, тишина не объяла её, открывающую дверцу вытянутой рукой. Ящик казался пустым; но затем за забором раздался еле сдерживаемый смех, а она стояла с листом бумаги в руках, уставившись на фотографию совершенно голой блондинки, которая крепко сжимала в руке вставший розовый пенис, в то время как кончик её языка растягивал в тонкую нить каплю на его набухшей головке. На какое-то мгновение она попала под откровенно призывный взгляд блондинки; затем уняла дрожь поворотом, рассчитанным на то, чтобы было хорошо видно, как она мнёт снимок, возвращается и бросает его смятым на кухонный стол.

Где он и оставался, когда она спустилась по лестнице уже в другой одежде, с полосками туши на веках и неровно нанесёнными румянами на побледневших щеках, а дрожь ещё сохранялась в руке, когда она потянулась к трубке, в голосе, когда она сказала — Кто, алло? Сглотнула и прочистила горло, свободная рука разгладила рисунок на столе — Простите, кто… а… Из трубки хлынул голос, и она её отодвинула, приглядываясь к снимку, словно в её отсутствие что-то могло измениться, какая-то деталь, словно через минуты или мгновения обещанное могло внезапно вылиться на влажные губы, когда из трубки вырвался голос обвинительным тоном, торопливым стаккато, оборвался плачем, и она поднесла се как можно ближе, чтобы сказать — Простите мистер Маллинс, я не знаю что… и снова отстранилась от переливающейся злобы, пока её палец разглаживал неподвижные пальцы с лакированными ногтями, сгребающие пучок корневых волосков несгибаемого напора, прослеживал тонкую вену, набухшую па изгибе поблескивающего подъема к расщелине венца свирепого цвета, где блик капли вёл тонкую нить к неподвижному языку, открытому без аппетита рту и накрашенным глазам, уставившимся в её глаза без проблеска надежды или даже ожидания, — я не знаю я не могу вам сказать! Я не видела Билли не знаю где он! Простите… она скомкала снимок, — Сейчас не могу нет, нет кто-то пришёл… Кто-то ссутулился, вглядываясь — Стойте! Скомкала, направляясь к мусорному ведру, прихватив заодно смятого масая на обложке «Нейчерал хистори», — стойте… на бегу перевела дыхание, крепко вцепилась в ручку, а затем — ой… открывая, — Мистер Маккэндлесс простите, я, входите…

Но он помедлил, когда она запнулась, поймала столбик лестницы рукой. — Что-то не так? Я не хотел вас пугать.

— Нет я, пожалуйста, пожалуйста входите и, и все что хотите…

— Нет, нет вот, садитесь. Он держал её за руку, даже твердо за ладонь— Я не хотел вас пугать.

— Дело не в этом… но она позволила довести себя до протёртого двойного диванчика, с заметно дрожащей рукой, после того как его рука избежала пожатия. — Просто, снаружи такой бардак, там Хэллоуин…

— Скорее весь проклятый мир, разве нет… он стягивал поношенный дождевик, — детишки, которым нечем заняться.

— Нет там, там подлость…

— Нет-нет-нет, нет обычная глупость миссис Бут. В мире куда больше глупости чем злого умысла… По пути о кофейный столик стукнулось что-то в бумажном пакете, торчащее из кармана дождевика, и он бережно поправил, а потом из кухни, — миссис Бут? Я и не знал, что у вас есть дети?

Она резко обернулась. — Что? Когда вошла, он перебирал ключи в кармане, стоя над ноликами и крестиками, молниями, градом стрелок — а, ах это это просто, ничего… Она села, на уровне ее локтя сквозь дыры в бумажном пакете на неё уставились глаза с рваного ошметка газеты, — а у вас, у вас есть? Она затолкнула газету под мокрую кучу счетов, — есть дети в смысле? Нет, детей у него нет, ответил он, вставляя ключ в навесной замок, выдёргивая его из петли. — А и стойте, стойте как я рада что вспомнила. У вас есть ещё один ключ? от дома? Он кивнул, а что, она потеряла свои? оба? — Нет их украли, в смысле у меня украли сумочку с обоими знаю звучит нелепо но…

— Почему же нелепо. Где.

— Украли? В «Саксе», в дамской комнате в «Саксе», я была… Когда, хотел он знать. — На прошлой неделе, где-то неделю назад я была… и что ещё там лежало, кредитки? водительские права? что-нибудь с этим адресом? — Не знаю, не уверена в смысле денег немного а моя карточка в «Саксе», она всё равно просрочена и ничего такого, ничего вроде прав. У меня никогда не было прав. В смысле я даже не умею водить.

Он с трудом снимал ключ с кольца, неловко выворачивал, наконец, поморщившись, снял, — вот… вручая ей, — к слову, тот, кто приходил и искал меня? Он возвращался?

— Ах он, нет. Нет тот грубый нет, в смысле насколько я знаю а я редко отсюда ухожу, Пол хочет держать дом под замком так что я здесь всегда когда нет его хотя не то чтобы иначе не было бы, она продолжала, будто в паузе потеряет его за дверью, которую он отодвинул, — в смысле иначе меня не было бы здесь. Пол сейчас уехал его не будет два-три дня и вы наверняка уйдёте раньше чем я вернусь, в смысле через несколько минут мне надо уходить у меня сегодня днём встреча но это не, это не ходить куда-то по-настоящему… Он подобрал скомканный дождевик, поворачиваясь к двери, он ведь не ослышался, как онаупоминала по телефону Монтего-Бей? — Ой слышали? И вскочила вдогонку его прощальной любезности, пока он обходил стол, со словами — когда вы приходили в последний раз да я, может я и говорила но нам пришлось отложить. У нас там друзья которые, люди которых Пол очень ценит но он так занят, так часто теперь в разъездах но только по делам, такие места как юг и Техас и Вашингтон в смысле туда по-настоящему поехать не захочется… Она подошла не дальше двери, где на самом пороге стоял он, оглядывая комнату так, словно с тех пор, как уходил, в этом беспорядке могла измениться какая-то деталь. — Люди просто ждут что всё само сделается а делать всегда приходится Полу, это он подает все идеи полагается на других потом оглядывается а их нет как не было вот почему на него так полагаются, он…

— Да пока не забыл, спиной к ней, скручивая сигарету, — вам было бы удобно выдать мне сейчас чек за аренду?

— Да я, как раз об этом я хотела сказать… она осторожно отступила на шаг назад, уже войдя было в комнату, где лежал оползень книг — результат её последнего отступления, — в смысле поэтому Пол иногда что-то забывает, сегодня утром, когда уходил, забыл отдать мне чек за аренду в смысле можно его отправить почтой, если бы мы отправляли вам деньги почтой тогда бы я знала в смысле я занимаюсь почтой но если мы до сих пор даже не знаем где вы живете?

— Тогда вам лучше знать, сказал он, найдя где-то карандаш и оторвав уголок от ненужного календаря, только временно, он живёт у друга пока кое с чем разбирается.

— А… она прочитала полученный обрывок, с упавшим голосом, — это же не настоящий адрес, я хочу сказать это просто номер почтового ящика а не где вы остановились у той кто, в смысле вы вероятно остановились у той с кем познакомились после того как, после того как она ушла я хотела сказать, я не хотела сказать…

Он наконец обернулся к ней в выдохе дыма, опёрся на стол, сплошь заваленный бумажками, книгами, папками, грязными блюдцами, кофейной чашкой, лампой без абажура. — Это просто человек, которого я знаю много лет, сказал он, — там никого, его нет в стране. Теперь не хочу вас задерживать, вы сказали у вас встреча а у меня здесь хватает своих…

— Да, я не хотела любопытничать, просто… она попятилась, — в смысле я вас не виню, жить здесь одному целых два года когда всё здесь, всё так и ждёт например шёлковые цветы когда спускаешься по лестнице погодите, ой погодите я как раз кое-что вспомнила пока вы не заняты погодите, я принесу… и она оставила его тянуться за захватанным стаканом на книжной полке, доставать бутылку из бумажного пакета в кармане дождевика и наливать порцию. Он опрокинул стакан, скрутил ещё сигарету и закурил под звук её шагов на лестнице, и теперь её губы были подведены отчётливей, а веки не так поспешно, когда она вошла на кухню с потрепанной адресной книжкой. — Это было в мусоре, показалось важным я подумала…

— Вы обыскиваете мой мусор?

Она встала как вкопанная с другой стороны стола, когда он отнял у неё книжку — я не хотела, я думала может вы выкинули по ошибке казалось…

— Это, ничего пробормотал он, пока скручивал её в руках с таким видом, будто прибавит что-то ещё, после чего обернулся к мусору выкинуть, и там задержался, наклонился, потянулся в мусор — вот, вы не против если я спасу вот это?

— Нет стойте не надо не это нет я, стойте… Зардевшись, она схватилась за уголок стола, — ох… переводя дыхание. — ох. Он выпрямился с журналом «Нейчерал хистори».

— Я думал вы его давно выкинули.

— Нет это ничего да, да с той статьёй о, на обложке? вы говорили они воровали скот? И её внезапная поспешность как будто возложила на его ответ всё, масаев и их угоны скота, словно прямо сейчас, на этой кухне, для неё, вцепившейся в угол стола, больше ничего не имело значения.

— Ну, ну да, сказал он — они, издревле они верят что весь скот в мире принадлежит им. Когда они грабят другие племена то просто возвращают то что давным-давно было украдено у них, полезная выдумка верно… Он про тянул ей журнал — может хотите прочитать? Мне всё равно нужно не это, просто там статья о пилтдаунской подделке могу её вырвать и…

— Это ничего нет, нет оставьте себе всё пожалуйста. Я, мне бы очень хотелось остаться и поговорить, вы не знаете который час? Часы на стене вчера ночью остановились и я…

— Два двадцать, сказал он, сверяясь лишь с её хватающими друг друга руками, следуя за её спешкой к пальто, накинутому на столбик.

— Я не вернусь дотемна, в смысле сейчас так рано темнеет но если вам что-нибудь понадобится, в смысле если задержитесь из-за работы то в холодильнике есть еда, если проголодаетесь перед уходом… Она потянулась за пальто, но оно уже было у него, поднял для неё — потому что я не вернусь дотемна и вообще, там Хэллоуин, если они устроили такое прошлой ночью… она повернулась, поднимая волосы на затылке над внезапным бликом испарины, каплями усеявшей белизну шеи, где он поправил воротник, — что они натворят сегодня… Сегодня её ожидают лишь малыши в костюмах ответил он, открывая дверь на летящие листья, безутешные вымпелы, послание кремом для бритья на другой стороне чёрного потока дороги, наблюдая за её робким вхождением в неё, словно в стылость незнакомых вод, наблюдая за ней вплоть до чёрной вороны, едва приподнявшей крыло, после чего прижал дверь до щелчка.

Потом постоял там, сведя взгляд к молчаливой глади вышивки «Пока набрали пуговиц…»[93], а когда повернулся, то прошёл в альков, и там встал выглянуть, задержался у цикламены, сщёлкнул с шёлковых лепестков пыль; встал провести рукой по изгибу обеденного стула из розового дерева, глядя на растения, глядя мимо них на неубранный газон, с каждым шагом прижимая ногой отошедший плинтус, прошёл на кухню, повторил шаги, которые привели обратно через раздвижную дверь к шкафу, где можно было приблизиться к книгам, читать названия, снять одну сдуть пыль и вернуть или просто провести пальцем по корешку, прежде чем закурить новую сигарету и раскинуть на мусоре стола очередную папку. И так переворачивал листы, достал один, отправил другой смятым в стоящую у ног картонку «Скачущие от вкуса картофельные чипсы Уайз!», складывал, рвал, скрутил очередную сигарету и положил рядом со всё ещё тлеющей старой в пожелтевшей капле мрамора у локтя, разбил неподвижный синий дымок резким серым выдохом, чтобы уставиться на страницу, на схему, на подробную карту, на вырванный и уже пожелтевший клочок газеты, и снова встал уставиться через затуманенное стекло на сбивчивый шаг старого священника снаружи, следующего за шваброй и расплющенным совком к помятой ёмкости курсом, разорванным паузами сомнения, пытающегося сориентироваться, таращившегося в небо на изысканно растянутую веру во всей её красе туалетной бумаги. Он налил очередную порцию виски и вернулся на кухню, в столовую, остановился поправить стол и выровнять вокруг него стулья, прикасаться руками к предметам, пока наконец шаги сами не понесли его по лестнице и по коридору в открытую спальню постоять в дверях, посмотреть, просто посмотреть там на пустую кровать. Вернулся по коридору мимо влажных холмиков полотенец, носков, с долгим взглядом на белые оборки в раковине, когда за стеклом двери у основания лестницы глаз что-то зацепило, движение не сильнее трепета птичьего крыла, и он отступил. Затем звук, не громче резкого шороха ветки, и дверь открылась, снова закрылась позади мгновенно оказавшейся внутри фигуры, с маленькой рукой на лестничном столбике, словно туда что-то спорхнуло. — Лестер?

— Что ты здесь делаешь.

— А ты не знал? Это мой дом… Он сошёл по лестнице, — предупредил бы что придёшь, не пришлось бы утруждаться… и внизу, — а то могут и арестовать за аморальное поведение.

— О чём ты.

— Дамская комната в «Саксе».

— До сих пор ты всё путаешь, Маккэндлесс… и в самом деле, вскрывшая замок пластиковая карточка так и оставалась в руках. — Вечно ты всё путаешь… и карточка погрузилась в карман пёстрого твидового пиджака, казалось, делавшего, при взгляде со спины, узкие плечи ещё уже, когда он встал у кофейного столика оглядеться. — Интересный у тебя тут старый домишко, знаешь ли, голова склонялась туда, сюда, — классический образчик плотницкой готики на реке Гудзон, ты в курсе?

— В курсе, Лестер.

— Весь планировался снаружи, башенка там, коньки, сперва нарисовали картинку а комнаты втиснули потом… теперь подняв глаза к осыпающемуся гипсовому флерону на стыке потолочного карниза с аркой алькова, — у тебя там крыша течёт… словно пришёл для оценки, пришёл купить жильё, — починил бы пока не стало хуже. Ты теперь по рыженьким?

— Спросил бы её.

Из алькова обратно к каминной доске и дальше, шаги следовали за взглядом до кухни, когда зазвонил телефон, а он встал там у стола изучать кляксы, кресты, грады стрел до самого наступления тишины. — У неё есть дети?

— Спросил бы её.

И теперь от раздвижной двери, — я думал ты будешь неопрятнее, Маккэндлесс. Что здесь было, гараж? Он переступил через оползень книг, картонную коробку с пометкой «стекло», помахал рукой, разгоняя неподвижные плоскости дыма. — Я думал ты хотел бросить курить… Он обернулся, наполовину взгромоздившись на край открытой картотеки. — Смотришь на белые двери снаружи и кажется, что здесь всё ещё гараж. Кто делал ремонт, ставил шкафы, ты? Но в ответ был только клуб дыма, рука протянулась мимо к захватанному стакану. — Знаешь что самое худшее в твоём возрасте? сигареты и виски? Они в сговоре, убивают кровообращение. Вот останешься без пары пальцев на ногах и сам поймёшь о чём я.

— Как насчёт пары больших пальцев на руках.

— Может ты что-то не понял. Может этого и не было, Маккэндлесс. Может на самом деле было то что было в твоём дрянном романе… Ботинки свисали и стук-постукивали по металлическому ящику. — Я не слышал об этом целый месяц. Не слышал пока не вернулся в Найроби. Может просто пьяная болтовня.

— Нет-нет-нет, не пытайся мне это втюхать нет, ты отлично знал что я ещё там когда сам слинял. Ты знал что Сейко у них.

— Сейко и был их. Он сам понимал что его ждёт… стук, стук, — твоя проблема Маккэндлесс в том, что ты всегда винишь кого-то другого верно. Что знаешь о рыжей.

— Они сняли дом, договорились через агента вот и всё. Это ты хотел знать? ради этого ехал в такую даль? Побеспокоиться о моем здоровье, поболтать об архитектуре ради этого ты…

— Просто проявляю интерес… Один из ботинок сунулся распахнуть манильскую папку в куче на полу. — Сдал им дом, что сам здесь делаешь.

— Прибираюсь. Я пришёл прибраться а ты. Ты какого черта здесь делаешь.

— Что прибираешь.

— Всё. От начала до конца.

— То ещё занятие. В твоём-то возрасте то ещё занятие верно… Из манильской папки от тычка ботинка посыпались страницы. — Это что.

— Почитай. Бери с собой и почитай.

— Не хочу я это читать. Не надо мне это читать… Он наклонился над ящиком картотеки отодвинуть одну папку, другую, — может тебе помочь. Тут столько прибирать тебе понадобится помощь верно, он поднял пачку страниц, поймал одну упавшую из них — а вот твой полис от несчастных случаев «Страхование Бай Сим», Бурунди, удобные офисы повсюду. Утрата жизни пять тысяч долларов, оплачено «Горнодобычей Лендро» не очень льстит верно.

— Одна поездка, это была одна поездка через…

— Нy-ка погоди, погоди. Утрата обеих рук, обеих ног, обоих глаз, руки или ноги и глаза и всё равно получишь пять тысяч. Не так уж плохо верно. Но вот о больших пальцах рук ни слова… Он бросил взгляд на табак, осыпавшийся с краёв скручиваемой в новую сигарету бумаги, — или ног, без вариантов рука или нога целиком. Под утратой имеется в виду полное отделение на уровне запястья или голеностопа либо выше для рук или ног соответственно, может в следующий раз повезёт больше… и он выпустил страницу на пол вместе с пачкой почтовых конвертов, конвертами для билетов, рецептом врача — не знал что тебе нужны очки, никогда не видел тебя в очках, это лучше не терять… Он протянул банкноту, — если ещё туда вернёшься может пригодится. Это что.

— Это комиксы. Бери с собой и почитай.

— Не хочу я их читать.

— Нет бери-бери. Добрые и весёлые, один о том как Бог сотворил вселенную и один очень смачный о расплате за грехи бери с собой, раздай в метро.

— И не заводи опять шарманку.

— Я завожу? Господи боже Лестер ты же у нас миссионер, ты же тот тощий пацан в дешевом черном костюме, черном галстуке и дешевой белой рубашке которую стирал каждый вечер в…

— На кого ты работаешь, Маккэндлесс. Он отмахнулся от очередного облака дыма, проплывшего по досье, ворочал кипу папок на полу мыском ботинка. — Тебя тут ждёт то ещё занятие, ты в курсе? продолжил он, разворачивая карту ровно настолько, чтобы показалось знакомое побережье, и с треском отпустить, поднимая блокнот пролистать пустые страницы, уронить его и поднять глянцевый разноцветный квадратик. — Это что.

— А на что похоже.

— Похоже на инфракрасное сканирование. Я знаю на что это похоже. Где. Где это было. Он стоял, пиная кипу журналов, «Геотаймс», «Джорнал оф геофизикал рисёч», «Сайенс», — мы на какое-то время потеряли тебя из виду, был в Техасе? Оклахоме? Я видел твоё имя в газете верно?

— Откуда мне знать какого чёрта ты там видел в газете.

— Давал показания как привлечённый эксперт? большой специалист по возрасту Земли? Очередной суд из-за преподавания естествознания в школах, ты там был большим…

— Креационизм, преподавание приглаженного креационизма в школах откуда ещё по-твоему у меня эти проклятые комиксы. Попытаешься преподавать настоящую науку тебя погонят из города, скажешь что Земле больше десяти тысяч лет и тебя линчуют, та же самая проклятая самодовольная глуп…

— Это ты написал? Он поправил журнал, смятый в куче открытым. — Что ты там нашёл.

— Где там.

— Разлом Грегори, это о разломе Грегори.

— Я знаю о чём это, там же моё имя на обложке правильно? Бери, бери и почитай.

— Не хочу я это читать. Ездил туда для Клингера?

— Ни для кого.

— Что ты там нашёл.

— То же самое что нашла пятьдесят лет назад чета Лики, ископаемые останки которые они выкопали из вулканического пепла на озере Рудольф почитай, бери и почитай.

— Этим бы и занимался, Маккэндлесс. Дальше бы и писал про науку, ты в курсе? Журнал полетел на пол, — проза у тебя и правда дрянная, ты в курсе? Он пнул заросший паутиной рулон брезента, свёрток шкуры, чёрное на белом или белое на чёрном, пробежался по корешкам книг на полке, «Тектоника плит», «Второй гондванский симпозиум», «Дрейф континентов», — «История крестовых походов» Рансимена том второй, где первый и третий.

«Греческая трагедия»? «Путешествие в Аравию Дезерта» Чарльза Даути? А вот и про кузнечиков… он достал «Избранную поэзию» и сдул пыль, — всё у тебя тут перепутано. Как у тебя в голове, ты в курсе? И сунул обратно неоткрытой. — Четыре стакана и ты заводишь про кузнечиков что веселятся в…

— Нет-нет-нет, нет там маленькие люди Лестер, Маленькие люди веселятся как кузнечики В лучах солнца, едва ли думая о Прошлом но никогда о будущем, и если они как-нибудь Уловят…[94]

— Смотри-ка. У тебя тут Библия.

— Глупо повторяя Безрассудства каждые тридцать лет; едят и смеются, Стонут в трудах, войнах и…

— Почему тут Библия. Вверх ногами. Почему она тут вверх ногами.

— Может споткнулась о Даути, почитай. Бери с собой и…

— Читал. Он достал и вернул правильно, — что за дело тебе до Библии? Нет тебе никакого дела до Библии.

— Вечно ты всё поправляешь да, раздалось из свежего колыхания дыма. — Что за дела у этой шляпы на кровати, что за дела у этой курицы в гостиной как твои дела с…

— Не заводи об этом.

— Сколько тебе было, тринадцать? когда тебя рукоположили? В двадцать подписался на двухлетнюю поездку в своем дешёвом костюмчике? Восстанавливать Десять колен Израилевых в треугольнике Луверо, готовить баганда ко Второму пришествию где-то в Миссури со своей мурой про Морония и золотые скрижали спрятанные в…[95]

— Я сказал не заводи! Мы, мы это слышали мы всё это уже слышали, те же самые оскорбления, как поносят, рвут и мечут…

— Нет-нет-нет, нет это же история Лестер, пятьсот лет истории, португальцы приплыли в Момбасу разграбили весь восточный берег, слоновая кость, медь, серебро, золотые шахты распространяли истинную веру в долине Замбези торгуя рабами всю дорогу? и весь проклятый кошмар одобрен папской буллой господи боже, вот это ты называешь иметь дело с Библией? Раз уж так интересно ковыряться в моих проклятых книжках поищи ещё одну, «Крещение царства Баконго в пятнадцатом столетии» почитай, бери с собой и почитай она где-то на следующей полке, как крестили Нзингу разодели в европейскую одежду преподавали манеры пока наконец он не смекнул что весь его проклятый народ скопом продают на плантации в Бразилии и они…

— Никогда не думал как выглядят твои лёгкие, Маккэндлесс? Ты глянь. Глянешь? Он обернулся потянуться через облако дыма щёлкнуть лампу без абажура, возвышающуюся над мусором в конце стола, убрал руку со свисающей чёрной паутиной — просто потрогай, пощупай, вот какие они на ощупь, вот как они выглядят… Гадость пристала к пальцам, и он пригнулся и отёр руку о короткую и полую переднюю ногу шкуры зебры. — Вроде какой-то врач говорил что тебе недолго осталось, на это мы и грешили когда потеряли тебя из виду но ты же всегда лучше знаешь верно, всегда умнее всех остальных они-то просто кузнечики, верно, как здесь… словно её и искал, достал книжку в жёлтой обложке — даже выглядит дешёвкой, даже название, даже это имя которое ты себе выдумал для издания.

— Имя как имя, правильно? Проверь в телефонном справочнике. Просто не моё.

— Заработал на ней?

— Не для того писал.

— Не об этом спросил. Она дрянная ты в курсе? Он хрустнул корешком, раскинул страницы — ковыряя в носу, ты послушай. Ковыряя в носу на заднем сиденье заляпанного грязью «мерседеса», Слайк ссутулился в темноте наблюдая как они несут тело обратно к это же я верно. Слайк, это якобы я? Ты ни разу не видел чтоб я ковырял в носу вот, вот единственное хорошее в начале этой главы где говорится что глупец гораздо опаснее, чем злодей, потому что злодей хоть иногда, но отдыхает, глупец же неутомим, знаешь почему хорошо? Потому что не ты написал, а почему это не ты написал.

— Потому что это написал Анатоль Франс ещё до твоего рождения, там же так и сказано правильно?

— Ты ни разу не видел чтоб я ковырял в носу. Это отвратительно, ты в курсе Маккэндлесс? Зачем ты назвал его Слайк. Зачем ты это написал.

— Мне было скучно.

— Да тебе всегда скучно. Тебе было скучно уже в первую нашу встречу, думал я это не прочту? Из Крукшенка ты здесь Риддла сделал, ты думал он Солант и все остальные не поймут кто это написал?

— Думаешь я вообще думал что они прочтут? у них же есть дела поважнее нет? Подделывать паспорта, прослушивать теле…

— Думаешь это не попало в его брифинги? Они же там всё читают, газетные комиксы всё даже такую макулатуру. Может они подумали ты пытаешься им отомстить.

— Думаешь стал бы я тратить…

— Может они думают что утечки идут через тебя.

— Какие утечки.

— Может они…

— Я спросил какие утечки. Можешь хоть раз сказать прямо?

— Я тебе никогда не врал, Маккэндлесс.

— Ты просто часто недоговаривал проклятую правду.

— Это другое.

— Другое? Как заморозка моего банковского счёта, кто приказал налоговой заморозить мой банковский счёт.

— Очень тонкая линия, не забыл? Очень тонкая линия между правдой и тем что происходит на самом деле, не забыл кто мне это сказал? Он отложил книгу и стоял, просматривал бумаги в резком свете лампы. — Не забыл? Мы же с тобой когда-то разговаривали, верно.

— Один проклятый раз ты наконец сказал прямо, каждый, каж, каж…

— Чудный кашель. Стал лучше чем когда я слышал в прошлый раз, ты что, тренировался? Как думаешь это тебе ни о чём не говорит?

— А может это ты мне кое-что скажешь. Не правду, не от тебя, нет-нет я довольствуюсь тем что произошло на самом деле, почему на меня внезапно насели из-за незаявленного дохода в этом году, ты же о нём знал сам и вручал. Крукшенк был твоим руководителем резидентуры в Матиди он знал, не мог не знать, а теперь вдруг не знает никто кроме налоговой.

— Тогда чего ты переживаешь, чего ты…

— Не переживаю а просто сыт по горло! Ты всё ещё работаешь на проклятого Крукшенка?

— Я всё ещё работаю на Крукшенка. Я только что сказал, я тебе никогда…

— Никогда не врал нет, тогда просто ответь какого черта ты…

— Чего ты переживаешь. Ведь записей о твоей работе нигде нет верно? Они будут отрицать все засекреченные операции ты это знаешь, это политика агентства. Это все знают, почитай в газетах.

— В газетах, почитать в газетах как про этого двойника которого водят в суд с пакетом на голове?

— Как про него.

— Кто он.

— Спроси их. Спроси Крукшенка.

— Я тебя спрашиваю. Я тебя спрашиваю Лестер, вломился когда думал что дома никого нет несёшь чушь про рыжую, нравятся ли мне рыжие словно мы всё ещё сидим там в клубе «Мутайга» пока тебя не подставили с тем тонкогубым сомалийцем, пока Крукшенк с его…

— Это другое. Это другое, Маккэндлесс. Всё равно от тебя большой пользы не было… Он переворачивал цветные плиты, розовые и голубые, схемы без подписей, — ничего такого чего мы бы уже не получали из других источников пока ты не пошёл работать на Клингера… и он поднял подробную карту стряхнуть с неё пыль, раскинуть на папке. — Это и есть его участок?

— Я не знаю что это.

— Не говори мне то что не знаешь. Просто скажи что знаешь. Клингер пытался собрать инвестиции когда вытащил тебя из той нищей средней школы Таборы да? или к этому времени тебя уже уволили. Он отрядил тебя с твоими молоточком и лупой проверить достоин ли дальнейшего исследования участок который он застолбил и ты вернулся и рассказал ему что нашёл. Когда он заявился с разрешениями на проведение изысканий он сказал что при себе у него твоя съемка, твоя аэрофотоснимки и это инфракрасное сканирование, фотографии в высоком разрешении в масштабе восемьдесят квадратных метров к одному по всем семи тысячам акров подавал заявки в Горнорудной палате вместе с тем пацаном из миссии. Вы оба знали что его земля заходит на территорию миссии, что две шахты уже довели до её границы. Клингеру сделали предложение он решил что слишком маленькое так что обивал пороги «Лендро», «Пифийской горнодобычи», «Южноафриканского металлокомбината», всех со своими отчётами о рудном теле на земле миссии пытался повысить ставки. Что насчёт этого.

— А что насчёт этого.

— Насчёт отчётов. Что ты знаешь об отчётах.

— Я знал что ни один не пройдет мимо вас с проклятым Крукшенком. Я знал что вы кому-нибудь дадите на лапу чтобы получить копии всего что он принесёт.

— Насколько там богато.

— Ты же всё видел. Спроси Клингера.

— Спросить Клингера.

— Вот и спроси! Не я придумал его предложения а он, я их даже не видел.

— Что вы нашли.

— Я же сказал. Спроси Клингера.

— Когда ты видел его в последний раз.

— С тех пор и не видел слушай Лестер, закрой коробку и верни где взял. Что бы ты ни искал там этого нет.

— Это Ирен?

— Это Ирен. Верни.

— Миленькая. Никогда мне не говорил что она такая молодая… снимок упал обратно в коробку, и он стоял и прилаживал обратно крышку. — Клингера нашли в подворотне за «Интерконтиненталем» с двумя дырками в башке.

— Вот в чём дело? Думаешь я знаю кто убил Клингера? В этом все дело?

— Всем плевать кто убил Клингера… Он протянул коробку, — мог кто угодно. Он распускал руки со шлюхой работавшей в «Нью-Стенли», так что мы решили что это работа африканера которого она звала своим мужем. Оба пропали на следующий же день. Здесь как в Дахау, ты в курсе? Он взмахнул, чтобы разбить безмятежную колонну синего дыма между ними, — погасишь, нет? Ты же даже не куришь, сам посмотри. Просто лежит и само курится. Меня тоже курить заставляешь, ты в курсе?

— Может тогда перестанешь дышать, сходи да подыши свежим воздухом, выходи так же как вошёл.

— Когда должна вернуться рыжая.

— Не знаю.

Он снова опёрся на металлический ящик, глядя, как бутылка поднимается и выпускает очередную порцию в грязный стакан, внезапно схватил дымящуюся сигарету затушить о пожелтевший мрамор. — Вперёд, трави себя этой гадостью, но нас обоих травить необязательно верно? Каблуки возобновили стук, стучали по боку картотеки. — Что знаешь о муже рыжей.

— Задолжал оплату за два месяца, вот что я о нём знаю.

— Ты же проверил его кредитную историю? когда они сняли твой дом?

— Ничего не проверял. Они дали агенту непокрытый чек за месяц через неделю исправились и всё на этом.

— Плохо ты следишь за собой верно. И всегда так было… Он наклонился смять вместе пачку выпавших из папки на полу страниц. — На тебя наседает налоговая, наверняка деньги на исходе, он уронил одну страницу и перешёл к следующей, к следующей, — всегда так было… и не поднимая глаз — даю две тысячи долларов за твою работу на Клингера.

— По-прежнему сорите деньгами.

— Наличными. Она же здесь да? где-то в этом бардаке?

— Может ты прямо на неё смотришь.

— Я смотрю не на неё! Я смотрю на какую-то кучу всяких, так ты теперь и зарабатываешь? Пишешь для школьных учебников?

— Так и зарабатывал.

— Лучше твоей дрянной прозы, этим бы и занимался.

— Этим? А из-за чего по-твоему был суд в Смэковере.

— Нет я серьёзно, Маккэндлесс. Я серьезно, даже не заводи о своём Смэковере. Две тысячи долларов наличными. Посмотри на свои туфли, ты…

— Думаешь я всё выдумал? как имя на той книжке? Думаешь невежество это не смертельно серьезно? Красная земля, гряда холмов, железная дорога, речка-переплюйка и там растёт городок, на главной улице над головой смыкаются огромные деревья и какой-то цивилизованный человек назвал это местечко Шемáн-кувер. Проходит поколение-другое невежества и на тебе взамен Смэковер[96], сто лет — и на тебе вот такой суд, защита Библии от сил тьмы да они сами подрывают её авторитет принимая каждое слово буквально больше чем может надеяться любой воинствующий атеист. Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит её от него[97] вот они и вышибают дурь из своих детей палками. И будут брать змей[98] вот они напиваются и проверяют сколько гремучих змей влезет в мешок, говоришь им что гомо хабилису из Восточной Африки два миллиона лет, гомо сапиенс гомо всё что они знают это что такое гомо да? содомляне просили Лота вывести к ним двух гостивших у него ангелов чтобы немного помужеложествовать с ними? во Второзаконии громили дома содомитов? «мерзость» из Книги Левит? малакии у святого Павла пылающие похотью друг к другу? Что, задел близко к сердцу, Лестер? Говоришь о деле с величайшим трудом когда-либо написанным человеком западной цивилизации и вот что ты…

— Я говорю о твоей работе на Клингера. Я Маккэндлесс говорю о том что ты нашёл на участке Клингера, а не о твоём праведном спектакле в Смаковере вот в Теннесси всё это прибрали и подчистили шестьдесят лет назад[99], а ты всё рвёшь и мечешь о сотворении мира и эволюции и всём…

— Прибрали? и эволюция пропала из учебников на целое поколение живут как после лоботомии нет-нет-нет, глупость это привычка от которой чертовски трудно отучиться, где же я это только что видел… Бумажки, скрепки, пепел посыпались из мусора на столе налево и направо, — чёрт! Бутылка чуть не перевернулась, — почувствовать вкус жизни в Джорджии это где-то здесь…

— За все твои съёмки, схемы, полевые заметки всё, две тыс…

— Вот, вот почитай пока ищу… брошюра зловеще-чёрного цвета, — «Справочник по выживанию», литература из Смэковера, рассказывает людям вроде меня что делать когда люди вроде тебя бывают восхищены в сретение Господу как во Втором послании к Фессалоникийцам ради пикника на облаках в космическом веке пока все остальные…

— Вечно ты всё путаешь, верно. Это Первое послание, четыре семнадцать и я сижу здесь не для того чтобы почувствовать вкус жизнь в Джорджии, я жду когда ты…

— Нет-нет вот, вот послушай. Думаешь тот цирк в Теннесси что-то там подчистил? Вот судья в Джорджии прямо сейчас, послушай его. Эта обезьянья мифология Дарвина является причиной абортов, вседозволенности, распущенности, таблеток, кондомов, извращений, беременностей, порнотерапии, скверны, развращения и распространения преступлений всех мастей что мы и видим в случае с педерастией, завистью к пенису, вуайеристами, думаешь это он имеет дело с Библией? эти бедолаги из книги Царств мочащиеся к стене до рассвета утреннего?[100] эта шайка которая сидит на стене у Исаии попивающая собственную…

— Две тысячи.

— собственную мочу и поедающая свой…[101]

— Наличными, две тысячи наличными… он постучал по нагрудному карману. — Зачем ещё одну делаешь, я ведь только что потушил.

— Вот потому и делаю. До тебя по-прежнему плохо доходит а Лестер, это же очевидно нет? Ты тушишь эту так что я делаю другую, совершенно логичная последовательность нет? как палеозой, мезозой, кайнозой? Проклятые факты смотрят тебе прямо в лицо как смотрели на тех приматов провозглашающих истину? обожравшихся Книгой Бытия? Очень тонкая линия господи боже, как же я ошибался, да это бездна, это…

— Ну а чего ты хотел! Чего ты там ожидал, горстка простых людей которых с детства приучали верить в…

— Не горстка! У тебя полстраны горстка? Почти половина проклятых граждан этой страны, больше сорока процентов верят что человек сотворен восемь-десять тысяч лет назад прямо таким какой есть сейчас? они в это верят? Две версии прямо на первых двух страницах, выбирай на свой вкус. Сперва животные и потом на шестой день человек, мужчину и женщину сотворил их, либо мужчина из праха земного, а уже потом животные выстраиваются как детишки в летнем лагере в очереди на получение имени и наконец Мисс Америка из лишнего ребра. Бог отделяет свет от тьмы, воду от воды и создал твердь небесную почему не Пань-гу? почему не Китай? Спящий великан просыпается в темноте разрубает бездну чтобы создать небо и землю, его дыхание…

— Его дыхание ветер, его голос гром, его пот дождь и роса, одно око солнце а другое луна а его блохи мужчины и женщины я это слышал, я всё это уже слышал Маккэндлесс наслушался от тебя, думаешь я пришёл выслушать это ещё раз? Думаешь ты опять в очередной нищей школе где можно рвать и метать? тиранить и унижать всех вокруг потому что этим ты и занимаешься. Потому что ты же умнее всех верно, как твой герой в этом дрянном романе, этот Фрэнк Кинкед… Он снова ворочал страницы в книжке с жёлтой обложкой по пять, двадцать за раз, — он-то в носу никогда не ковыряется верно, он для этого слишком хорош верно. Он задумывался тобой верно.

— Никем он не задумывался, по-твоему роман это…

— Вот этот момент? где он погружается в море сомнений? Очень плохо, погружаться в море сомнений это очень плохо, ты в курсе? И тог момент где он пытается предать свою жизнь неизбежности? где хочет спасти жизнь от воли случая и посвятить её судьбе? Я бы в жизни не поверил, если бы тебя не знал я бы не поверил что живые люди так разговаривают, ходит полный возмущения потому что никого умнее его нет как с теми приматами которых ты поучал уму-разуму в Смэковере, знаешь что? Преобладающий IQ в Америке около ста, ты в курсе? будешь им рассказывать про египтопитека который сидел тридцать миллионов лет назад в Сахаре и кушал фрукты? будешь им рассказывать что они произошли от египтопитека десять миллионов лет назад когда они даже Шемáн-кувер произнести не могут? Он отмахнулся от нового фонтана дыма, — никогда не задумывался почему от тебя все уходят? Тот момент где этот Фрэнк Кинкед говорит Слайку что ему кажется что от него уйдёт жена это же Ирен, верно. Сменил её имя на Гвен но на самом деле это Ирен верно, это ты сидишь в баре «Нью-Стенли» и говоришь о людях которые живут так будто жизнь обратима, об ответственности за последствия наших поступков всё то же самое рвёшь и мечешь… книга с треском захлопнулась. — Даю пять тысяч долларов за твою работу на Клингера.

— Зачем тратить деньги. Ты и так знаешь что он им сказал.

— Мы знаем что он им сказал. Мы хотим знать что ему сказал ты. Он был учредителем и пытался раздобыть инвестиции покрупнее, думаешь так бы он и сказал что на том участке миссии нет ничего кроме терновника?

— А ты езжай и сам посмотри, Лестер… стакан опустился пустым, помешкав в слепом поиске места приземления. — Езжай и сам посмотри, у тебя есть съёмка, у тебя есть фотографии в высоком разрешении это больше чем было у меня. Нужны только карманная лупа и молоточек, они прямо под этими бумагами бери, старая палатка по которой ты тут ходишь бери вместе с раздолбанным грузовиком и парой ребят из миссии и сам посмотри.

— Всё прямо здесь. Зачем мне ехать туда, если всё прямо здесь верно? как ты что-нибудь находишь в таком бардаке? Скопил весь хлам какой только попадался под руку… Он подцепил каблуком поближе 56-фунтовую коробку от кондитерского жира «Криско», — ты хоть знаешь что там сейчас творится? Даже к той границе не подойти. И границы-то больше нет. Между миссией и Лимпопо нет ничего кроме бешеного Африканского национального конгресса с «Калашниковыми» и «катюшами», кое-кто из PLO[102], кубинцев, КГБ в обличье инженерно-санитарных частей и дешёвые наёмники на любой вкус, французы, португальцы, восточные немцы, агенты Моссада, перехлёстывает немного SWAPO[103] а MRM[104] и эти южноафриканские отряды Z дестабилизируют ситуацию пока не пришло время главной разборки, если сейчас туда поедешь ноги оторвёт раньше чем пройдёшь три метра. Ты же видел что произошло когда тебя всего лишь вызвали на допрос, что по твоим словам произошло. То что по твоим словам произошло Маккэндлесс, в этот раз уже выдумывать не придётся. В этот раз данакильцы из Афара которые отрежут тебе прибор в подарок своей подружке покажутся в сравнении адским детским садом, ты что не знаешь что там творится?

— Я не знаю что там творится нет, и я не…

— Все ждут когда кто-нибудь придёт и проведёт черту, где угодно. Газет не читаешь? Взять твою грязную палатку и пару ребят из миссии на раздолбанном грузовике это как тех двоих что ушли от миссии за водой, им повезло отделаться только перерезанной глоткой, ты не читал?

— Я не читал, я не читаю газет и мне плевать что там творится, о чём и пытаюсь тебе втолковать Лестер. Я с этим покончил, я это уже дважды прошёл и не пойду опять тебе непонятно?

— Тогда какой толк от твоей работы на Клингера. Какой толк для тебя, просто порция в этой куче мусора которую ты всё равно прибираешь верно? Его ботинок разворошил открытую картонную коробку с клочками страниц, рваными конвертами, непримечательными ландшафтами, — расписание железной дороги Бенгелы какой тебе от неё толк, от неё нет толка даже когда стоишь там в Колвези и надеешься на поезд. А вот твой контракт с Обществом эвтаназии если настанет момент когда не сможете принять решение самостоятельно причём не подписано, какой от него толк. Пять тысяч наличными. Пять тысяч за твоё расписание и остальное барахло или пять тысяч за твои полевые заметки, схемы, первоначальную съемку всё, какая разница. Тебе плевать что там творится ну так какая тебе разница? Вот… он нарыл в ящике картотеки мятую жёлтую жестяную сигаретницу с — «Стейт Экспресс», когда их открывал, десять лет назад? и достал паспорт с перфорацией АННУЛИРОВАН пролистнуть страницы со штампами синими, зелёными, красными, овалами и треугольниками, остановился на фотографии. — Тогда ты выглядел получше, верно. Как этот Фрэнк Кинкед, вот как он должен выглядеть верно, прохладный неколебимый взгляд когда он говорит что впредь будет жить целеустремлённо? Он как ты верно, ждёт что все будут вести себя так же как он бы повел себя в их ситуации. Будь они тобой они бы в свои ситуации и не попали… Он отмахнулся от серого колыхания застоявшегося дыма, — но он слишком хорош чтобы ковыряться в носу, верно, слишком занят спасением своей судьбы от случая верно.

— Ты читал чем всё кончается.

— Знаю я чем всё кончается. Не кончается а просто разваливается, концовка злая и пустопорожняя как и всё остальное ради этого ты и писал?

— Я тебе объяснил зачем писал, просто проклятые запоздалые мысли почему они тебя так смущают. Этот роман просто сноска, постскриптум, какие тут хэппи-энды когда я спутался с такими как ты и Клингер.

— Пять тысяч. Он бросил аннулированный паспорт в открытую картонную коробку, — они тебе пригодятся… и его ботинок ткнул мысок туфли, закинутой на колено, — видишь? Видишь где у тебя над лодыжкой не растут волосы? О чём я тебе и говорил, это над тобой работают в сговоре виски и сигареты это твоё кровообращение сдаёт, тогда-то пальцы и позеленеют. Либо кури сигареты либо пей виски это значит что ты так решил, ты этого хотел, но всё сразу знаешь что это такое Маккэндлесс? Это изъян характера, это показывает ничтожный характер ты в курсе? Говоришь о лоботомии, как ты там раньше заявлял с бутылкой мне что в лоб что по лбу[105] откуда ты это взял, это тоже сказал кто-то другой верно потому что себе ты сделал как раз лоботомию, цифры по раку лёгких прямо перед тобой как те факты что смотрят в лицо приматам обожравшимся книгой Бытия а ты отвечаешь что это просто статистическая параллель и закуриваешь ещё одну. Пять тысяч. Они тебе пригодятся хотя бы на больничные счета… и ботинок, вернувшись тревожить коробку, призвал его к стопке обрывков, снимков, однообразных ландшафтов, непостановочных проблесков впадин, выступов, — это он? Он поднял один, — участок Клингера? Все одинаковые.

— Если сам не знаешь что ищешь.

— Я-то знаю что ищу. Это где-то в твоём бардаке если ты, это он? Всё что у тебя было для Клингера ты продал, уже продал.

— Ладно, продал. Раз в этом случае ты уберёшься то продал.

— Я тебе не верю. Кому, кому ты продал. Не верю, МакКэндлесс. Он бросил смятые снимки, вытряхнутые из рваной половинки конверта, — что здесь лежало. Только лично адресату что здесь лежало… и он зарылся в коробку рукой, — где остальное. У тебя в этом бардаке могут быть секретные материалы ты в курсе? Ты мог уйти с какими-нибудь секретными материалами… он выпрямился с пустыми руками. — Они могут прибраться и за тебя, получить ордер и приехать с грузовиком могут вычистить всё, думаешь тут есть чему лыбиться? Давай-давай, налей ещё, хоть раз видел ФБР в бешенстве? Сломают твои шкафы поднимут полы думаешь не станут?

— А думаешь будут тратить время? думаешь хотя бы…

— Я тебе скажу кто будет тратить время. Я тебе скажу кто на это потратит больше времени чем тебе осталось в жизни Маккэндлесс. Тот кто думает что есть утечка и закручивает гайки, и не остановится пока её не найдёт. Где-то три-четыре агентства проверяют источники и никто не знает что ищут остальные. Не знают кто ещё ищет то что ищут они. Такие завистливые что и парой слов не обменяются. Не знают участвует ли другая сторона, даже не знают кто там есть на этой другой стороне и все до одного думают что к ним уже внедрились так что внедряются друг в друга. Так боятся что им подкидывают дезу что сами разбрасываются дезой, точно знают только одно когда кто-то говорит будто нашёл что искал а они нет, если другая сторона заявит что нашла и подгадит опровергнуть никак не выйдет. Сколько тебе заплатили. Твоя работа на Клингера, ты только что сказал что продал кому продал. Сколько тебе заплатили.

— Ты же вроде бы не поверил.

— Не поверил… Он встал неловко опустился на каблуки, пробрался короткими шагами мимо свертка палатки, наваленных журналов, обратно, просматривая ряды книг. — Может они завербовали Клингера. Может решили что мы его переманили так что уложили в той подворотне. Завербовали же они Сейко… он двигал книжки на полке, вглядываясь в стенку за ними. — Сейко привёл тебя, это ты знал… Он потянулся простучать стенку, отодвинул ещё несколько книг и снова простучал. — Не такой уж ты важный, ты в курсе? Просто кусочек в головоломке, маленький кусочек в большой головоломке… Он ковырял ногтем большого пальца краску на лепнине, — на сколько ты надеешься, десять?

— Если это не так уж важ…

— Десять тысяч долларов, ты слышал? Потому что мы не любим сюрпризов. Потому что Крукшенк думает что в твоей истории тридцатилетней давности про находку когда ты туда отправился впервые что-то есть, про ту находку к северу от Лимпопо когда тебе никто не поверил, когда…

— Тогда с чего ему верить теперь. Этот блёклый ублюдок с чего ему теперь верить мне больше чем я верю ему. Он там всё ещё пытается заново колонизировать весь континент? вернуть на сотню лет назад когда Европа нарезала его как пирог и каждый взял по куску?

— Я сказал наличными, Маккэндлесс. Десять тысяч наличными и верить вообще никому не надо, сидишь в своём бардаке и прикидываешься будто не знаешь что там творится? А ты взгляни, это кошмар, двадцать лет независимости и весь континент превратился в кошмар, они снесли всё что строилось сотню лет. Всё пошло вспять, больше миллиона убито собственными правительствами, остальные даже прокормиться не могут. Девяносто пять процентов стран кормили сами себя теперь все до единой импортируют, семьсот-восемьсот разных языков даже между собой договориться не могут, один на сотню беженец, с сонной болезнью, речной слепотой, голодом, безумием, куда ни глянь безумие, люди слетает с катушек так лучше? этого ты хочешь?

— Господи боже нет Лестер, и в мыслях не было. Уж лучше твои миссионеры в старом добром Конго короля Леопольда, когда бельгийцы упражнялись на людях в стрельбе из пистолета, отрубали руки, развешивали на заборах, сжигали…

— Ты прекратишь? Это просто твой, знаешь что это? Дешёвый прием. Как твоя книжка дешёвка, та же дешёвка, снисхождение, ты всё извращаешь как про иметь дело с Библией и остальные твои дешёвые…

— Что же тут дешёвого Лестер, оружия на триллион долларов а твои проповедники разжигают страсти с Не думайте, что я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч. Свят-свят-свят Господь Бог! Милостивый, Сильный! Пропоёшь им пару строчек? Сын Божий вышел на войну Для праведных побед, Кто чрез преграды и вражду…[106]

— А чьи тогдапроповедники тебе нужны! Чьи фундаменталисты нужны, говоришь почувствовать вкус жизни в Джорджии а вкус ислама попробовать не хочешь? Думаешь твой судья из Джорджии сильно отличается от аятоллы? Говоришь руки рубили, а хочешь чтобы они выволокли тебя на площадь скопом с Мусульманским братством и орали «Аллах Акбар» пока, где твоя страховка, полное отделение на уровне запястья или выше и побежишь забирать свои пять тысяч из удобных офисов «Бай Сим» повсюду? Чей джихад тебе нужен, Маккэндлесс! Они свой ведут уже тысячу лет, они там с тысяча девяностого когда Хасан привел из Кума своих головорезов, отрежут тебе голову и им гарантируется место в раю. Говоришь иметь дела с Библией а как насчёт дела с Кораном, если думаешь…

— Щедрое предложение, а как насчёт не иметь проклятых дел ни с чем. Я не понимаю к чему ты…

— Ты можешь оказаться не на той стороне, ты в курсе? Ты в курсе, Маккэндлесс?

— Я скажу тебе одно, что точно знаю. Я скажу тебе…

— Потому что может тебя уже завербовали. А может люди думают что тебя завербовали. То же самое.

— Я скажу тебе одно, люди не думают. Ты там ковыряешься в моих книгах может заодно поищешь…

— Не надо, нет не заводи опять, поищи вторую книгу «Государства» бери с собой и почитай, добрая и весёлая мы это уже проходили, не надо…

— Нет-нет-нет, нет это «Критон», Лестер. Где неважно что думает большинство поскольку они не могут сделать человека ни разумным ни неразумным, ты ищешь «Критон», вон там сразу рядом с энциклопе…

— Да не «Критон» я ищу! Я говорю не о том что думает большинство, я говорю о том что думаю я, я говорю о том что думает Крукшенк. Если не возьмёшь за свою работу на Клингера десять тысяч он подумает что тебя завербовали, что ты её уже сдал, что тебя продали… Он резко оторвался от шкафов, обратно к столу, споткнулся о гору журналов, вернул равновесие и ответил им пинком, — я скажу тебе что думаю. Если твоя работа на Клингера где-то в этом бардаке ты сам не сможешь её найти даже если захочешь. Ты пришёл прибраться и не можешь прибраться, знаешь почему Маккэндлесс? Не можешь прибраться потому что ты сам часть бардака. Денег у тебя не больше чем лежит в кармане, нет даже на проезд до Луанды где тебя могли бы принять свои… Он подошёл совсем близко, отмахиваясь от дыма, чтобы нагнуться за — вот тебе банкнота на тысячу шиллингов, вернись в Кампалу хватит на койку на ночь если тебе не выколют глаза и не бросят в канаве. Вот. Вот тебе «Справочник по выживанию» на случай если пропустишь наш пикник на облаках а если его кто-то и пропустит то это ты. Прямо на обложке написано «Сохраните на будущее», тебе пригодится. Вот твоё расписание, раньше весь толк от него был узнать на сколько опаздывают поезда, теперь они все идут под откос а ты сиди там со своим расписанием и кури свои, стой, стой не делай ты ещё одну, кури вот эти… он схватил коробку «Стейт Экспресс», — говоришь о глупости а сам сидишь и укуриваешься тут вусмерть, так скури хоть все… он вытряхнул на стол, — скури все они такие же дохлые и иссохшие как ты, твой Фрэнк Кинкед рвёт и мечет о том что если поскрести поверхность разума под ним откроется бездна жаждущая веры в любой абсурд, хочет раздавать бесплатные наборы шахмат как раздают Библии для бесконечного дешёвого развлечения, что угодно лишь бы заполнить пустоту любая выдумка лишь бы приобщиться к любому великому промыслу, чем абсурднее тем лучше, волшебство, наркотики, психоделики, Пань-гу и тибетские молельные колеса, вознесение Девы Марии и три тайны Фатимы, золотые скрижали Морония или просто Бог, Бог, Бог… Вдруг он схватил за горло бутылку — вот, налей. Где твой контракт на эвтаназию подпиши, я буду свидетелем, на случай физической или психической болезни когда не сможешь принять решение самостоятельно может уже, может тебе уже пора налей два стакана, налей пять… он сунул горлышко перевёрнутой бутылки в стакан, — налей двадцать…

— Какого чёрта ты делаешь!

Бутылку вырвали, и он попятился, держа свою руку и глядя на неё как на что-то чужеродное, заботливо поглаживая ушибленное запястье у сустава в поисках, чем бы стереть плеснувшее виски, его запах, — шестнадцать, Маккэндлесс. Это последнее предложение. Это их предел. не я выбирал а они, на это меня уполномочили… он стоял и вытирал руку о зад штанов, — наличными. В любой валюте по желанию, с доставкой в любое место и с билетом в один конец, хочешь новую личность дадут новую личность, будешь продавать снегоступы в Киншасе всё устроим. Шестнадцать тысяч.

— Что это за билет в один конец, твое Нечестивый бежит, куда никто не гонится за ним? Думаешь я в бегах?

— Там «когда», Маккэндлесс. «Когда»… Он вне досягаемости ковырял лепнину, присел простучать ванчес, — когда никто не гонится за ним, Книга притчей двадцать восемь, а…

— И праведник смел как лев ты об этом? Вломился сюда перебирать бумажки, простукивать стены что ты…

— Там «а», Маккэндлесс, а праведник смел как лев Книга притчей двадцать восемь, один. Он простучал, снова простучал, выпрямился — Ты в курсе что здесь было? Здесь была кухня, ты в курсе? Ты обшил все стены панелями и послушай… он постучал, — теперь здесь послушай. Слышишь разницу? Это дымоход. Вот цементная приступка где стояла плита а это дымоход для дополнительного отвода. У тебя тут дополнительный дымоход который никуда не ведёт, я никак понять не могу. Здесь была кухня, там твоя кухня была столовой а твоя столовая была передней. Жалко у тебя нет детей, ты в курсе? Он отвернулся к шкафу со словарями у самой раздвижной двери. — мог бы их тиранить своими великими идеями как тиранишь всех остальных… он перевернул страницу второго Уэбстера, пролистнул пачку страниц, где в расщелине жёстко торчала открытка с приглашением и подписью «Надеемся вы с Ирен сможете нас посетить», — знаешь что? Я сказал мы с тобой раньше разговаривали, но нет. Это ты разговаривал. Ты разговаривал а я слушал, Хелен Келлер в лесу когда падает дерево и прочие твои, правда и что происходит на самом деле а знаешь что? Меня завербовали не они Маккэндлесс, меня завербовал не Крукшенк. А ты. Ты в курсе? Он пролистнул страницы, задержался осмотреть цветную иллюстрацию орденов рыцарства и заслуг в аляповатых хитросплетениях крестов и лент. — Просто оставь этот бардак позади и уйдёшь при шестнадцати тысячах на расходы. Времени у нас в обрез.

— Я понял.

Он взвесил закрытую книгу. — Никогда не думал поставить детекторы дыма? Тут может и настоящий пожар случиться, ты в курсе? Книги, бумаги, одна бумага, балки твои сохнут уже лет девяносто. Задумался бы о жильцах Маккэндлесс, поставил бы детекторы дыма. Задумался бы о рыжей. Всё что ты здесь заныкал сгинет в минуту с остальной макулатурой, все кто это ищут ничего не получат зато будут знать что с этим не появится никто другой и не подгадит. Думаешь пожары сами собой начинаются? Он запахнул пиджак, повернулся и вышел в дверь на кухню, застёгиваясь. — Однажды сам мне спасибо скажешь, ты в курсе?

Я скажу спасибо прямо сейчас Лестер, раздалось позади, в кухню, — я скажу спасибо за то что ты ушёл.

— Поставь детекторы дыма сейчас сработают раньше чем успеешь их поставить. Так что там было про дамскую комнату в «Саксе».

— У неё украли сумочку. В ней лежали её ключи.

— Мог быть кто угодно… Он остановился над столом, сложив руки, как крылья, изучая страницу с крестами, кляксами, градом стрел, когда включился свет. — Знаешь единственное хорошее в этой твоей дрянной книжке? Он повернул страницу одной стороной, другой, — та сцена где этот Фрэнк Кинкед ставит шезлонг на палубе ночного парома из Могадишо? где у него большие пальцы застревают в петлях когда он садится и защемляет себя собственным весом орёт зовёт на помощь, сидит там всю ночь и мимо не проходит никто кроме чёрного пацана который видит как он вертится и орёт и просто думает что он надрался. Может вот что произошло… Он перевернул страницу вверх ногами, вернул как взял. — Может вот что произошло на самом деле.

— Может Мафусаил прожил девятьсот лет. Давай, я тебя выпущу.

— Стой, ты в курсе что это? Он подвинул страницу, — это же Креси. Только что догадался. Битва при Креси, смотри. Вот здесь наверху Эдуард Третий, а здесь… длинная клякса под большим пальцем, — центр в тыловом резерве, Чёрный принц на правом фланге и Нортгемптон на левом и лучники, два клина английских лучников числом одиннадцать тысяч, смотри. Боевой порядок между Вадикуром и Креси вот это у нас Креси, должен быть подальше… он взял у телефона карандаш, обвёл X — здесь вот Креси, а здесь французы. Вот внизу Эстре должен быть подальше… обвёл + — вот французская атака смотри, эти длинные стрелки от Эстре под командованием Филиппа де Валуа, он вот этот большой крестик а все эти крестики отсюда это двенадцать тысяч вооруженных людей, шесть тысяч арбалетов и всякие новобранцы эти маленькие галочки? Эти неровные колонки должны идти от Абвиля вот так, дорога шла вот так… высокая парабола — а здесь, здесь гроза, эта вот большая молния? Буря которая задержала первую атаку когда вышли арбалетчики и английские лучники расстреляли их с обоих флангов, их собственная кавалерия проскакала по ним с тыла… орда нулей — к полуночи французская армия сама себя уничтожила ты глянь на них, шестнадцать атак и лучники расстреливали их каждый раз как они подходили, вот бы самому увидеть. Это было начало огневой мощи на поле боя… он подчеркнул кляксу и отстранился. — Вот бы самому увидеть.

— Вечно ты всё понимаешь правильно, Лестер.

— Шестнадцать тысяч, Маккэндлесс. Вот телефонный номер… он накарябал к востоку от Эстре. — У тебя мало времени.

— Я тебя выпущу. Там как раз Хэллоуин.

— Что ты…

— Ты же для этого пришёл верно? сладость или гадость? Я тебя выпущу.

— Знаешь что, Маккэндлесс?

— Я сказал я тебя выпущу!

Но даже в гаснущем свете там под вышивкой у двери и с открытой настежь дверью, — теперь видишь? это был передний зал? для гостей? Наверняка шторы не поднимали чтобы ковры не выцвели на солнце. Эти гардины, эти шёлковые цветочки всё такое, у неё хороший вкус верно, у рыжей-то. Она тоже тебя бросит, ты в курсе? Сколько лет было той Джинни, которая была у тебя в Горнорудном бюро жила в Дюпон-Сёркл. Всегда уходят, верно? И даже там, в зиянии дверного проема, смотрящего во тьму снаружи, он с неохотой зацепился рукой за косяк, глядя на дорогу, где вверх по холму к разлитому пятачку света несло в белых простынях три-четыре фигурки. — Знаешь что самое дрянное в этой твоей книжке? Что Слайк мормон. Ну не надо было. Ведь никак не влияет на сюжет. Хочешь скажу одну вещь, Маккэндлесс? Бог тебя любит нравится это тебе или нет, ты в курсе? Ветер от реки прибил разбросанные фигурки ближе, так близко, что фары огибающей угол машины мимолётом остановили их хвататься за маски в ярком свете. — Если им нужен дом с привидениями, они его нашли… и потом, на раскрошившемся кирпиче, где ветер в фестончатых ветках рассеивал свет по черноте дороги, забору напротив и неприличному слову, таявшему на окна белого каркасного гаража, — повезло рыжей что тебя не подвесили за прибор.

Когда фары сверкнули дальше, четверка продолжила движение, выталкивая вперед самого младшего, с перекошенной белой маской в виде черепа и рукой, поднятой к глазам, поглощенным жаждой монеты из недр кармана, и чёрная машина мазнула светом по фасаду дома, когда в нем закрылась дверь.

Он задержался ради тряпки на кухонном буфете по пути мимо звонившего телефона, вытер руки в новой внезапной тишине комнаты, вытер бутылку и поднял дрожащий край стакана, чтобы долить половину порции снова до доброй полной вместо пролитого и вытертого, присел, отпил, по одной собирал разбросанные сигареты в коробку и закурил последнюю, прежде чем смахнуть бумаги, счета, папки из открытого ящика картотеки в картонную коробку. Останавливался тут и там что-нибудь отодвинуть, изучить страницу или рисунок, сминал вместе со всем остальным, пока коробка не наполнилась и он не отнёс её к камину, порылся на корточках в поисках спичек, нагрузил пустую решетку, пододвинул поближе кресло с подголовником, когда загорелось пламя, сел с неоткрытой тетрадью на коленях. В окна засветили фары, миновали альков и пропали. Снаружи поднялся ветер, швыряя безлистные ветки плясать чёрными силуэтами, вторя скрипу балки в темноте где-то над лестницей. Он придвинулся поворошить огонь краем старой тетради, школьного вида в грубо заштрихованной светотенью обложке, с надписью «Сочинения», и пробелом в графе «Имя», прикрыл ею огонь и встал, снимая пиджак, в котором всё это время был, вошёл на кухню и заглянул в холодильник, вошёл в столовую и взглянул на растения, наполнил чистый стакан, чтобы полить увядающего члена семейства бальзаминовых, двигаясь медленнее, пока не вернулся обратно разглядывать книги в шкафах, брать то одну, то другую, пробегать до страниц с отметками на полях, завороженно глядеть на пассажи, словно это кто-то другой их отчёркивал, находя какое-то хлёсткое откровение в той или в другой случайной строке, впихивать обратно, пока не дошёл до узкого оранжевого корешка, как будто его всё это время и искал. Вышел с книгой, и стаканом, и заросшей паутиной кипой бумаг из-под стола, принес всё к огню в гостиной, который вернул к жизни кочергой, взятой из медной подставки, постоял с минуту, глядя на пламя. Потом прошёл прямо на кухню и открыл холодильник, достал кастрюлю и поднял крышку над каким-то случайным тушёным мясом, щеголявшим сморщенным горошком, сереющими пиками картофеля, и поставил на плиту; закрыл раздвижную дверь, так и не выключив свет; задержался резко присесть и покопаться в мусоре в поисках потрепанной адресной книжки. Обогнув угол кухонного стола, включил радио, с готовностью осведомившее, что группа скалолазов-инвалидов подняла на вершину горы Рейнир американский флаг и пачку желейных бобов, раньше чем он успел наклониться и повернуть ручку настройки, медленно, впуская полновесный аккорд виолончели.

Снова у камина забросил внутрь аннулированный паспорт, потрепанную адресную книжку, добавил смятую бумагу, смятые снимки, где сворачивались и чернели однообразные ландшафты, проблески впадин, выступов, добавил колотое ясеневое полено из медной подставки и откинулся в кресле, скручивая новую сигарету, со стаканом у локтя, раскрывая мягкую обложку тонкой книги на странице 207, заложенной полоской бумаги, списком, набросанным открытым и размашистым почерком, молоко, бумажные полотенца, «Тампакс», луковки тюльпана, который смял и зашвырнул в пламя перед тем, как начал Я не доверял романтике. Впрочем, смотрите, как я ей уступил.

Человек, полагаю, борется, лишь когда надеется, когда имеет собственное представление о порядке, когда уверенно ощущает некую связь меж землёй, по которой ходит, и самим собой. У меня же было представление о беспорядке, какой не под силу исправить ни одному человеку. У меня было ощущение неправильности, начиная с неподвижности того утра возвра…[107] пока из кухни в комнату вваливались аккорды концерта ре-мажор Баха и размещались вокруг, будто мебель.

Она откинулась на кровать, словно никогда её не покидала, сырая простыня остыла и отпала, пальцы ног поджались в озорстве солнечного света сквозь деревья на улице, и соски отвердели, пока ладонь прошла по груди к колену, что поднялось для её поисков, медленно соскользнула твёрдыми кромками ногтей к поднимавшемуся провалу и теплу дыхания, что держалось в ворсистом затишье ног, распавшихся широко, резко, от звука её собственного голоса. — Поразительно быть живой, правда… метнув руку назад завладеть белизной груди — В смысле, если представишь себе всех мертвецов? А потом, резко на локте, — это правда, то что ты сказал вчера вечером? как болел малярией? Но каким бы ни был ответ, он затерялся в мягкости её груди, где раскрылись его губы, а язык — стой… Она отстранила его лицо, хлопотала кончиком пальца у него под глазом — просто, не шевелись…

— Что ты, ай!

— Нет это просто, не шевелись это просто прыщик… наклонившись, сморщив глаза в клинической сосредоточенности, резкий укол ногтя и — всё. Больно?

— Просто неожиданно, что…

— Стой ещё один… но он удержал её запястье в обороте, опустившем её на подушку, рука снова собрала её грудь, а его губы — странный сон, правда? Она прижала его лицо к своему, — но как и всегда, если они о смерти, в смысле когда в них кто-то умирает и ты даже не знаешь кто? Её пальцы огладили лоб, твёрдую скулу, твёрдую линию подбородка, с вожделением прижавшегося к её груди, — когда он читал мне вслух и я думала что все книги о нём и что он вовсе не читает. «Гекльберри Финн», «Зов предков», те рассказы Киплинга и та книга про индейца, последнего индейца? Он просто листал страницы и рассказывал как сам хотел. О себе. Книги всегда были о нём… и прикосновение её пальцев стало твёрже, твёрдым, как обведённые ими черты лица — наверняка и это о нём, тот сон. Как думаешь?

— Вчера ночью ты мне сказала что его столкнули с поезда. Я спросил когда умер твой отец а ты рассказала о несчастном случае на поезде, что его столкнули. Может и это был сон.

— Нет но разве не странно? В смысле как всегда хочется пересказать свой сон до мельчайших подробностей? а людям и дела нет? Ему не хочется рассказывать свой, ответил он, и нет, у него не плохие, не запутанные, просто скучные, о его доме, большинство, о том, как провалилась веранда, или пропала целая сторона дома, что в гостиной кто-то, кого он никогда не видел, красит стены в оранжевый, его рука теперь соскальзывала ниже по изгибу её бедра, через гребень талии, или о случившемся двадцать лет назад, с чем уже ничего не поделаешь, что повлияло бы сейчас, рука прогуливалась дальше, где белизна уступала бархатистому красному, кончик пальца искал убежища во влаге — но ты никогда не думал? И снова она на том локте, в обороте к нему, так что его рука упала неподвижной на белизну простыни, — о световых годах?

— О чём?

— В смысле если бы у тебя был невероятно мощный телескоп? и потом если бы ты мог попасть достаточно далеко на какую-нибудь звезду, на звезду в глубинах космоса, и увидеть, как на Земле на самом деле происходит то, что происходило очень давно? Достаточно далеко, сказал он, можно увидеть историю, Азенкур, Омдурман, Креси… Насколько они далеко, спрашивала она, и что это такое, звёзды? созвездия? Битвы ответил он, но она говорила не о битвах, не хочется ей видеть битвы, — я говорила о себе… Ну в этом случае ответил он, найдёшь достаточно сильный телескоп и можно увидеть собственный затылок, можно — Я говорю не об этом. Ты надо мной смеёшься да.

— Конечно нет, с чего мне…

— Я говорю о том чтобы увидеть что происходило на самом деле когда…

— Ладно, тогда поставь на Альфе Центавра зеркало, сядешь за своим телескопом здесь и увидишь себя же четыре, четыре с половиной года назад об этом ты…

— Нет.

— Но я думал…

— Потому что это я видеть не хочу! Она отодвинулась, натянула простыню, уставившись в потолок. — Но тогда увидишь только внешнее да. Увидишь только гору увидишь как как жерло уходит вниз и увидишь огонь но внутрь не заглянешь, не увидишь снова те лица и, и не услышишь, за миллион миль не услышишь крики… Какие крики, пытался он — Нет, нет это слишком близко, надо подальше… и он уступил, глядя на простыню, сжатую у горла, и тело под ней, рекомендуя Сириус, организовать предприятие на Собачьей звезде, самой яркой, смотреть, что произошло восемь с половиной? девять лет назад? — Я уже рассказала что происходило… простыня твёрдо стиснулась, — рассказала прошлой ночью нет, двадцать, двадцать пять лет назад когда всё ещё, когда всё ещё было таким каким и должно быть?

— А… Он слабо дернул за край простыни, она поймала тот ближе.

— Потому что тогда я бы увидела себя в Лонгвью, в смысле там всегда были люди, он устраивал охоту, Джордж Хамфри, Даллес, такие люди они выезжали в купе охотиться на птиц и, не знаю, лис? У него были джек-рассел-терьеры, уже когда всё пошло под откос, универсал с джек-рассел-терьерами потому что мы его просто обожали. Когда мы были маленькими думали он может всё а потом когда стали старше, когда начали как он считал критиковать и он как бы отдалился и завел собак, этих злобных джек-рассел-терьеров они его просто обожали, следовали за ним всюду делали что угодно чтобы угодить а мы никак не могли и потом Билли, после того как Билли исполнилось четыре он уже и не старался. Он наложил грязи в маленькую тарелочку моей куклы делал вид что кормит терьера, как с куклой, а тот укусил его прямо под глазом и вошёл отец и, и схватил на руки собаку. Стоял с телефоном звонил доктору держал собаку, она вся дрожала и прильнула к подбородку говорил доктору что Билли дразнился и она укусила, и не мог бы тот приехать и вот тогда, в смысле это было так странно. В смысле он никогда не читал для Билли, даже никогда не делал вид. Так странно.

Правда? его рука прогуливалась под простыней, возвращаясь незримо и как будто самовольно к её груди, возможно это больше связано с разочарованием, сказал он, не с собственным разочарованием, а со страхом разочаровать другого, его слова не торопились, как и блуждания, прогулки его руки, разочаровать кого-то близкого, жизнь на краю какого-то предательства что рано или поздно обязано случиться, так или иначе, его пальцы срывались с твёрдого выступа который искали над мягким непрерывным подъёмом под простыней и спускались по неровной тропе к приютившейся ниже открытой равнине, — пусть даже самое мелкое. Даже подарок, как подарить не тот подарок и этим сказать ей что не знаешь её, или хочешь чтобы она стала какой-то другой. А когда это взаимно, этот страх разочаровать друг друга и эти ненамеренные мелкие предательства отравляющие всё остальное, разве не в этом дело? Разве это не из той же оперы? И теперь его рука блуждала с холма в расположенный ниже пригорок, пока голос медлил на каждой мысли, словно чтобы вернуть то, что было утрачено, найдено и утрачено снова и снова[108]— прошлой ночью, продолжал он, когда они говорили о том как можно позволить себе стать пленником чужих надежд, разве это не из той же оперы? Вес его руки погрузился глубоко в холмик, сама эта уверенность в том что нужно брать ответственность за чужое счастье, линейка пальца измеряла спрятанную там лощину — и не просто уверенность, а оскорбительность, откровенная оскорбительность этого стремления… он с силой провёл по бедру, отодвигая его, — тщетность этого стремления, даже когда есть дети…

Одним взмахом простыня отлетела в сторону, и она уселась, скрестив ноги. — В смысле ты когда-нибудь слышал? что на самом деле это дети выбирают родителей лишь бы родиться? Он пробормотал что-то неумолимое резко нависшему колену, поднял руку отвести его в сторону — нет, нет погоди. В смысле иногда они будто берут кого угодно, просто сводят каких-нибудь мужчину и женщину у кого нет никаких других оснований оставаться вместе, или даже наоборот, в смысле есть все основания не быть вместе может они даже друг друга не знают, наверняка почти друг друга не знают и могли бы заниматься чем-нибудь другим, в смысле могли бы просто отправиться на яхте в море или что угодно а вместо этого, в смысле… лицо залилось краской, глаза опустились — не смейся надо мной.

— Зачем мне над тобой…

— В смысле потому что ты настолько, просто всегда боюсь что ты будешь.

И он уступил доводам, рука упокоилась на её колене так, как могла бы и на плече, локте, при переходе улицы, взять под руку на ужин, словно только что познакомились, лишь учтивость, когда вместе сажает хозяин, который знает кого-нибудь из них не больше, чем надо, чтобы оставить обоих наедине в вежливой беседе перед подачей супа — как одна моя подруга, попробовала начать она, сидя чинно, словно эта нагота всё ещё таилась под каким-то декольте, пронзённым лишь глазом смотрящего, предложила лучшую подругу — когда мы спали в одной кровати и шептались будто нас могут украсть цыгане? и она сказала ей кажется что это её украли у цыган. Потому что её отец, в смысле если бы ты знал отца Эди… эта перспектива словно возбудила его интерес ещё меньше, чем знакомство с Эди и цыганами, его рука на колене была будто его рука на колене под скатертью, пока разливают вино — потому что мне казалось она знает всё, например она говорила что у женщин есть дополнительный слой жира а у мужчин нет, для выживания? а мы обе были тощие как доски и боялись, в смысле что не выживем. И потом она рассказывала о жизни в прошлой ипостаси и в это я тоже верила. В смысле на самом деле это она и придумала про телескоп, если сможет улететь достаточно далеко чтобы увидеть себя в прошлой ипостаси? Какой, спрашивал он, или притворялся, что спрашивал, рукой неуверенно повторяя маршрут недавнего пробного захода на бедро. — Всегда по-разному. И в смысле это она мне рассказала о младенцах, которые хотят родиться… Воздух от них стал бы такой густой что не продохнёшь сказал он, господи боже, когда представишь себе всех мертвецов? — Ну вот теперь точно! и весь политес, политика, простыня сорвались, а с ними и хлипкая уловка скатерти — точно смеёшься, правда же…

Но он привлёк её, уложил вдоль себя — нет-нет-нет, голос успокаивал, как рука по её спине, это всё из той же вечной чуши, отсюда рождается вся эта чушь про воскрешение, переселение душ, рай, карму вся проклятая дребедень. — Это просто страх сказал он, — думаешь три четверти этой страны правда верят что Иисус жив на небесах? а две трети что он их билет в вечную жизнь? пальцы легко, как дыхание, сбежали обойти верх разлома, проследить его край, это просто паника при мысли о небытии так что в другой жизни присоединиться к тем же мормонским жене и семье чтобы вернуться всем вместе на судный день, вернуться с Великим Имамом, вернуться в виде Далай-Ламы и выбрать себе родителей в какой-нибудь тибетской навозной куче, вернуться чем угодно — псом, комаром, это лучше чем вообще не вернуться, та же паника куда ни глянь, любая безумная выдумка лишь бы продержаться ночь и чем больше притянута за уши тем лучше, как угодно уклониться от единственного совершенно неизбежного в жизни… его пальцы искали на краю разлома и ниже, глубже, отчаянные выдумки вроде бессмертной души и этих проклятых младенцев которые носятся вокруг и требуют родиться, или родиться заново, раздвигая разлом для увлажнённой шири руки, — я вернусь стервятником однажды сказал Фолкнер, к нему ни у кого нет ненависти желания потребности зависти…

— Ой! она отстранилась, снова на этом проклятом локте — ты много читал Фолкнера?

— Давно. И неправда.

— Что?

— Ничего. — Он сел прямо, одна нога на полу.

— Но, в смысле разве тебе не нравится Фолкнер?

— Мне не нравится Фолкнер. Мне не не нравится Фолкнер. Он завладел своими штанами, — просто не пойму какого чёрта мы заговорили о Фолкнере.

— Но почему ты, в смысле куда ты.

— Сигарета… он вдел одну ногу, — я оставил вещи внизу.

— Но нет… она поймала его за плечо — в смысле, прямо сейчас ведь необязательно? вставать в смысле?

— Почему бы и нет.

— Ну потому что ты, в смысле потому что мы разговаривали… её ладонь сбежала по его руке туда, где он увял у неё на глазах — и ты можешь не вернуться.

— В виде собаки, что ли? комара? Он резко натянул штанину, освободил ногу для второй — стервятника?

— Нет я не хотела сказать, я хочу сказать я не хотела тебя расстраивать из-за Фолкнера я думала ты говорил о Фолкнере, и в смысле не знаю читала ли сама много Фолкнера. Не считая «Сердца тьмы», это я кажется разок читала.

Он откинулся, просто глядя на неё, на то, как усилия затуманивают чистые плоскости её лица, размывают свет глаз. — Это отличная вещь, сказал он наконец.

— Где в самом начале домой куда-то на юг отправляют тело девушки? и катафалк по дороге на кладбище то и дело ломается? Он только глядел на неё. — Потому что в смысле я до сих пор иногда могу путать. Например про людей на перевернувшемся катере, как я слышала по радио? и их героически спасла передовая охрана? Её рука блуждала вверх по его всё ещё оголённой икре на кровати, через колено, — как думаешь поэтому люди пишут? прозу в смысле?

— Из-за возмущения… он приблизил ногу.

— Нет или может просто от скуки, в смысле кажется потому мой отец всё это и придумывал, от скуки, ему было скучно читать маленькой девочке на коленях потому истории всегда были о нём… её рука продолжала путь, задерживаясь пригладить волосы в своем прогулочном движении — потому что как ты сейчас сказал, про пленника чужих надежд? и про разочарование? В смысле кажется люди пишут потому что всё стало не так как должно.

— Или мы не стали. Нет… его ноги раздвинулись шире для её пальца, накручивающего колечко волос — нет, все хотят быть писателями. Думают если с ними что-то случилось то это интересно потому что случилось именно с ними, слышат про кучи денег за что-нибудь дешёвое, что-нибудь сентиментальное и вульгарное будь то книга или песня и им не терпится продаться.

— Ой. Ты так думаешь? Теперь её рука поднялась к развилке его ноги, раскрылась, словно чтобы взвесить там свою находку, — потому что в смысле мне так не кажется, не кажется что они продаются сказала она, её голос взвешивал идею будто впервые, — в смысле несчастные люди которые пишут всякие плохие книжки и ужасные песни, и поют? По-моему они стараются как могут… её рука мягко сомкнулась. — Вот почему это так грустно.

— Да… он почти незаметно сдвинулся, стараясь избавиться от этих штанов — ты права правда же.

— А когда не получается… её хватка крепче сжалась на внезапном напоре, — когда они стараются и не получается…

— Да это, когда они, это хуже да… его большой палец дёргал за петлю ремня с той же спешкой, с какой он натягивал штанину — это, правда же хуже не бывает да, потерпеть неудачу в том чего и делать-то не стоило это…

— Потому что ведь ты мог! и её рука пропала. — Писать чудесные вещи в смысле, мог бы. Потому что твои руки… она схватила ближайшую, — я за ними следила. Они делали столько всего… и она подняла их перед ним.

— Да, я видел сказал он, откидываясь.

— Потому что разве ты никогда не хотел? в смысле писать? В смысле ты где только не был и всякая романтика, всё о чём ты рассказывал вчера ночью сидя перед камином, о том как в тот первый раз нашёл золото в Африке когда был такой молодой а тебя приняли за сумасшедшего? и где ты только не был? В смысле например Маракайбо даже звучит так, звучит так таинственно и… она осеклась, пристально изучая его руку, растопырив пальцы. Никогда там не был ответил он, это телефон? Это просто работа, он искал там работу. — А. Потому что я думала… Она выделила большой палец, поднесла ближе почерневший ноготь, изучая — что случилось. Что случилось… Прищемил дверцей машины сказал он, года три-четыре назад, повезло не остаться без проклятого ногтя когда зазвонил телефон и она раскинулась за трубкой поперёк кровати, — алло?.. Нет это не нет, вы уже звонили я говорила что её нет два года, я даже не…

— Дай сюда! и он схватил, — Брайан? это ты? Что ты… Тебе же только что сказали да? что её нет два года? Она не… хорошо, ладно, тебя тоже давно не было, я не… Брайан слушай, мне не интересна твоя поездка на Юкатан. Не хочу слышать как ты жил с индейцами. Ничего о твоих интересах… Нет и не стану передать ей твой адрес когда увижу! Я не знаю где она можешь ты вбить себе в голову? Просто хватит сюда названивать, можешь ты вбить себе в… и он ещё недолго держал заглохшую трубку, после чего отдал, лёг навзничь, чтобы её рука вернулась от телефона и раскрытой пробежала по плоскому животу и обратно, и обратно, где напор, который она рукой раскалила стоймя, лежал измождённым, пока удалялись её поиски, её хватка, — проклятый идиот…

— Это какой-то твой…

— Никто! просто, он просто проклятый пацан который раньше, чахлая бородка и сандалии сидел на полу и болтал о постройке плавучего дома, об острове Пасхи, о пейоте и её глаза при этом так и светились, это его проклятое превосходство и, наливаешь виски закуриваешь сигарету сидишь как пария а он скатывает косяк они курят по очереди и она разливает вино нет, нет он не хотел ничего плохого но она, да и она тоже но я, но ревность помогает продержаться ночь когда просыпаешься один. Включаешь свет, наливаешь и бродишь по пустому дому есть хотя бы ревность, есть хотя бы тот кому в воображении рвёшь бородку, разбиваешь рожу, встаёшь над ними голыми в постели с дымящимся пистолетом в руке пока она наверняка где-то там одна моет тарелку гадает какого черта делать завтра нет, нет вот для чего нужна ревность. Это как прижигать рану, даже когда наконец ясно что на самом деле ничего не было но зато твоя ярость помогла продержаться.

— Никогда такого не испытывала сказала она, — в смысле это всегда что-то из книжек или фильмов потому что, потому что я никогда не могла такое испытать потому что не из-за кого было ревновать пока, в смысле ты же не думаешь что она просто сюда придёт? В смысле прямо сейчас? просто внезапно окажется на пороге и просто войдёт? Потому что она, потому что все эти замечательные вещи, словно пока они остаются так как она их оставила она может просто войти и ты даже не заметишь что она отсутствовала… её ладонь пробежала по его икре, когда она прижала его руку коленом. — Ты мог бы написать об этом… кончики пальцев холили его лодыжку — в смысле, ты мог бы написать об этом.

— Мог бы? Танцевать, говорить, одеваться и раздеваться; мудрецы притворились Что летние букашки достойны зависти…

— Это ещё что.

— Племя кузнечиков вопит: «Что нам Будущее, когда мы умрём?» Ах, кузнечики. Смерть — лютый жаворонок…

— Да это замечательно, в смысле это ты написал?

— Ну я… его голова приподнялась взглянуть вдоль своей долговязой наготы на её, обрушившую рыжий каскад у его ног, — нет вообще-то нет, на самом деле это стих одного…

— В смысле ты когда-нибудь видел как они спариваются? Кузнечики, богомолы что-то в этом роде они были такие, они были такие тщательные… её пальцы прошли вдоль её кости, — у тебя такие замечательные лодыжки правда же, нет волос так чисто и гладко прямо досюда… по его икре, взбираясь мимо колена выше, перебираясь на него, захватывая преимущество поднятыми пальцами, накапливающими корневые волоски на подъеме, наполняющих кольцо пальцев — когда я однажды видела по телевизору они были такие, просто такие элегантные… её рука в подъёме и падении, подъёме и падении, как раздробленный листьями солнечный свет взбирался ей на плечо, отпадал, когда она опускалась, поднимался и отпадал, её палец прошёл вдоль набухшей на этом твердеющем подъёме вены до свирепой расщелины венца, где самый кончик языка вывел блик капли, пойманный в солнечном свете над её плечом задержавшемся, удерживавшем, словно фокусируясь — что это… и вместо кончика языка пытливый край ногтя — смотри, вот тут, тут как будто был маленький шрам на…

— Ну а что это ещё может быть! Господи боже не знаю, боевой шрам, лежу тут как один из твоих пришпиленных кузнечиков что это, что это, исследуешь каждый проклятый…

— Но я не хотела… и её рука крепко сжалась, добыча разбухла в цвете ярости, она поднялась, восстанавливая равновесие, потянувшись к телефону — Кто, алло?.. Сглотнула и прочистила горло. — Да кто, кто… лишилась дыхания, — что?.. Но я же пыталась! Пыталась с ним поговорить но он… Двадцать пять долларов были последним взносом да, это… Нет так хватит, хватит! у вас, у вас нет права так звонить и, звонить и так меня изводить мистер Штумпп, я пыталась поговорить с доктором Шаком о своём состоянии о его медсестре о той консультации а он даже не слушал, просто говорил счёт почему вы не оплатили мой… Ну хорошо же хорошо! Так ему и скажите скажите пусть возьмёт свой сраный счёт и она грохнула трубкой, задрала колени и спрятала в них лицо, переводя дыхание.

— Рад что я не мистер Штумпп.

— Несмешно! Она обернула простыню вокруг плеч, и через её тело дохнула дрожь — это, это врач дурацкий врач… и она исторгла из себя все беззакония, перенесённый от рук доктора Шака и его персонала, его — гадкой медсестры которая наорала когда у меня начался спазм и, и… всё ещё, сейчас, с трудом переводя дыхание, прижавшись лицом к коленям, комплексная консультация он послал результаты не тому не тому врачу если вообще посылал и медкарта сказали что пошлют а не послали а эта подробная — что он назвал подробной медицинской историей я его и пяти минут не видела он торопился в Палм-Спрингс, играть в гольф в Палм-Спрингсе и потом этот мистер Штумпп, этот коллектор мистер Штумпп он передаёт дело адвокату доктора Шака мистеру Лопотсу если я не соглашусь и не пошлю им сотню долларов придётся пообщаться с мистером Лопотсом и он, это несмешно несмешно! И как бы ни была мала её ручка, она смогла сложить в кулак и ударить его по плечу, ударить ладонью.

— Нет-нет-нет, мистер Штумпп? Мистер Ло…

— Хватит! Она зарылась лицом в подушку, обе руки в кулаках — нет! его дыханию на её плече, на бликах испарины в каплях на белизне шеи лучше «шеи», и его рука спустилась по её спине расширить разлом, его вес навалился, когда так внезапно она развернулась схватить его руками и ввести, голова закинута и полный изгиб горла поднимался в полой арке подбородка, стремящейся ему навстречу задушенным плачем вместо звука до самого конца, пока он сам не упал отчаянно ловить воздух неподвижно рядом с ней, когда поймал и когда, через пару минут, соскользнул с края кровати собрать штаны, носки, после одетой рубашки остановился посмотреть на неё сверху вниз. Голова на правом плече, глаза закрыты и рот нараспашку, выдавая жизнь не более чем неровным дрожанием нижней губы, втягивающейся с каждой попыткой вдохнуть и затем отпадающей проронить застывший кончик языка, смотрел на неё сверху вниз так, словно никогда в жизни не видел, словно годы и самая её личность бежали от неё, забрав с собой весь разум или надежду на разум и уж точно всякую красоту, или претензию на неё, ноги широко раскинуты и руки безвольно рядом с телом, большие пальцы ещё вмяты в ладони, и, когда он наклонился накинуть на неё простыню, пока та опадала между грудями и между снова поднявшихся на цыпочках коленями, разом её грудь быстро заходила, язык появился начисто слизнуть испарину с верхней губы и дыхание в горле стало громче, и затем с шумным вздохом она перевернулась на бок и застыла, и он нагнулся поднять ботинки и поторопился из комнаты.

Разбудивший её звук уже пропал, когда она прислушалась, движение не более пятнышка солнца на стене, на пустой кровати рядом, и тут снова — плач горлицы в ветках на улице, и она встала, бросила взгляд столь же испуганный, как взаимный, на обнажённый страх в зеркале мимоходом в коридор, где остановилась, её пробила голая дрожь от извержения смывающегося туалета внизу, съёжилась у холодной стены, пока кашель, скрежет стула по полу не облегчили её поступь дальше по коридору, где она набрала ванну, поворачивая бледность лица подо всеми возможными углами, под которыми глаза могли выдержать избыток себя же в зеркале, после чего взяла гребень побороть влажный узел волос.

В спальне она гремела ящиками туда-сюда выбирать то да се, вуаль блузки из шифона с рисунком, которую не носила, не видела со времен этого своего безыскусного вязаного свитера из шерсти «Рэгг», деревенская и осенняя в светло-сером цвете, в бурый крап, хотя на вытянутых руках, как ни странно, достаточно зелёная, чтобы привлечь её взгляд без назойливости чего-то давно забытого и почти неношенного ярко-зелёного с Рождества рядом, и она оделась дважды, и с медленной сосредоточенностью подвела глаза, прежде чем спуститься по лестнице.

В комнате, где он припал на колено, перевязывая бечёвкой стопку журналов, уже отвердели пласты дыма. — Чего-нибудь хочешь? сказала она в дверях, — на завтрак в смысле? Он уже пил кофе, ответил он, не поднимая взгляда, об остывшей чашке у переполненной пепельницы, затягивая узел. — Тебе помочь?

— У тебя есть мешки для мусора?

— Я посмотрю… но взамен вошла, минуту постояла над ним, перебирая, откладывая одно ради другого, — ой смотри! Что это.

— Это? Это называется полосатый малахит.

— Ну разве не замечательный. Какой зелёный, никогда не видела такой замечательный зелёный… она повернула в руке грань камня, — откуда он? Из Катанги, просто сульфид меди ничего особенного, продолжал он, снова присев смахнуть паутину с кипы издательских гранок вдобавок к мусору на столе когда — Ой смотри! настоящая? Она развернула полосы на морде с дырками, скудную ощетинившуюся гриву — это ты подстрелил?

— Подстрелил?

— Ну в смысле, в смысле если зебр стреляют, их стреляют? в Африке?

— Стреляют… и он сел, разравнивая папиросную бумагу, выстукивая на неё табак, глядя, как она что-то берёт, что-то откладывает, полевой бинокль, повернутый на него не той стороной, изучая с этого расстояния так же пристально, как его руку, его лодыжку, как исследовала тонкую синюю вену кончиком языка, словно, вороша её кровать, он ненароком заключил какой-то договор, ему сдавались ущелистые закоулки её тела, а она теперь ворошит его жизнь, поднимает из мусора жёлто-оранжевый камень, роняет обратно ради глянцевого разноцветного квадратика.

— Это ты не выбрасываешь?

— Почему бы и нет.

— Но это же красиво. Что это.

— Северный конец Великого Разлома, спутниковое сканирование. Ты держишь вверх ногами.

— Ой. Она выпустила на пол, — я думала это картина, и теперь она перебирала страницы в папке с печатными страницами, — но всё это ты написал? да?

Он закурил скрученную сигарету. — Ты вроде бы сказала у тебя есть мешки для мусора?

— Но это ты? В смысле ты сказал ты не писатель.

— Я не писатель миссис Бут! Я, а теперь можете, мешки для мусора вы можете…

— Миссис Бут?

— Да, он снова встал, — можешь найти мешки…

— В смысле честное слово, миссис Бут? Она опустилась на перевязанные журналы — будто ты только что вошёл в дверь как, как какой-то коллектор или ещё кто ты даже не, нет не надо гладить, нет! Она потянулась что-то схватить, что угодно, вытащила за шкирку обтрепанные складки шкуры зебры и села разглаживать, от белой полосы к чёрной, — я не писатель миссис Бут. В смысле это даже не имя моё имя Элизабет, она ткнула на страницы в папке — и в смысле если я не миссис Бут и ты не писатель тогда что всё это такое.

На нём не было пиджака, тот всё ещё оставался, где уронили, на кресле в гостиной, и при взгляде сзади его плечи словно опадали, поджимались, теряли материальность, пока он встал посмотреть утреннее появление старика на углу со метлой в одной руке и расплющенным совком в другой, словно на церковную службу. — Тогдапочитай. — сказал он. — Бери и почитай.

Взамен она просто сказала — Ты же не выкинешь и это?

— Почему бы и нет! Он смял оттуда страницу, протянул — что это по-твоему, насыщенная опьяняющая проза? яркие наблюдения? исследующие тёмные страсти сокрытые в человеческом сердце? Экстатические, Бог знает какие, возвышенные метафоры? несостоявшийся гений? тот слабый проблеск истины о которой ты забыла спросить? Это глава школьного учебника вот что это, глава о формах жизни палеозойской эры полмиллиарда лет назад. Этим я занимался когда начинал здесь жизнь заново, писал для учебников, для энциклопедий вот и всё. Все эти шкафы? Я собрал их сам, много лет не видел свои книги всё хранились в коробках, я сделал пол и потолок, я здесь выложил весь пол, в итоге таращился в окно на этого старика в его проклятом богослужении по направлению к мусорному баку с таким видом будто он делает что-то полезное пока я, пока он наконец не выгнал меня из дома.

— Но он, вот этот старик? В смысле ты его знаешь?

— Знаю ли я! У окон колыхнулось облако дыма, и он наклонился затушить сигарету — каждый раз как поднимаю глаза, вижу его там каждый раз как поднимаю глаза делает вид будто делает что-то стоящее глянь на него, десять опавших листиков в проклятом совке всё ещё пытается доказать что он здесь ради какой-то цели? Не спеши милая колесница[109], таращится на эту туалетную бумагу грядёт унести его домой господи боже, а ты говоришь голые разрушенные хоры?[110] Так вылупился будто слышит их нежные голоса[111], вот тогда я и начал пить с утра.

— Нет но вся эта работа, в смысле я не понимаю при чём тут…

— Потому что это всё то же самое! вот… он порылся в другой кипе, — статья о Дарвине в энциклопедии для старшей школы, видишь синюю ручку? Урезали от тысячи шестисот слов до тридцати шести, теория эволюции сократилась от трёх тысяч до ста десяти в следующем издании вообще не будет. Происхождение жизни заслужило двадцать восемь, двадцать восемь уклончивых слов послушай… у него была книга, или то, что от неё осталось, с вырванными страницами — вот что они теперь просят, послушай. Одни верят, что эволюция объясняет разнообразие организмов на Земле. Другие не верят в эволюцию. Они верят, что различные типы организмов созданы как они есть. Никто не знает точно, сколько появилось разных видов живых существ. Никто не знает точно сколько самодовольных безграмотных идиотов втюхивают друг другу эту галиматью вот ещё, ты послушай. Другая теория о сотворении вселенной со всеми формами жизни называется теорией особого творения и отводит критическую роль Богу. В некоторых школьных системах требуют преподавать наравне теории эволюции и особого творения. Это кажется здравым подходом ввиду спорной сути гипотезы. Здравый подход! Он метнул книгу в коробку, — найдёшь их учебник по биологии, поищешь геологические эпохи? ископаемые останки? Ничего. Палеонтология? Да самого слова нет, просто исчезло. Вот тогда я и начал наливать и смотреть на старика снаружи, смотреть как он пытается сделать вид будто у него есть проклятая причина вставать по утрам… Он потянулся к бутылке, но так и стоял, положив на неё руку — сейчас, посмотри на него сейчас. Видишь как двигаются губы когда он останавливается удержать равновесие? Имя мне смерть, я последний лучший друг[112] стоит там с проклятой метлой оправдывая существование которое никак его не отпускает, как холодны твои руки, смерть. Приди согрей их у моего сердца[113] Боже, как же я научился его ненавидеть.

Теперь она следовала от чёрной полоски к белой, пристально, словно склонилась над пяльцами. — Как бы он удивился, сказала она наконец. — В смысле что ты его ненавидишь, он этого даже не знает. Он бы изумился…

— Изумился бы если б я пошёл и толкнул его под машину чтобы освободить от мучений. Я об этом подумывал.

— В смысле так ведь и делают те люди из газет, когда говорят что им приказал Вог? Она положила морду шкуры на колено, просунула палец в дырку на месте глаза — потому что разве не странно. В смысле когда думаешь что все кузнечики наверняка думают просто то же самое но в смысле когда столько людей, миллионы и миллионы людей повсюду, никто не знает что знают все?

— Что там знают твои кузнечики это одно, об этом не услышишь от самок, они практически немые, а вот самцы…

— Я говорю не о кузнечиках! Я, в смысле как раз об этом я и не говорю я говорю о тебе, о том что знаешь ты и больше не знает никто потому что в этом же и есть суть литературы нет? Я не писатель миссис Бут а я имею в виду многие могут писать обо всём этом, о кузнечиках и эволюции и окаменелостях имею в виду но о том что знаешь только ты вот что я имею в виду.

— Может как раз от этого и хочется сбежать. Может как раз это поедает тебя поедом, твоя звезда с мощным телескопом чтобы смотреть на отца с его джек-рассел-терьерами, я тебе скажу что увидел бы сам если бы сидел там с тобой. Я бы увидел как лежу под грузовиком лишь бы убраться с палящего солнца, грузовик сломался и мой пацан сбежал, просто улизнул в ночи. Я же тебе говорил все считали меня сбрендившим когда меня привезли, когда я говорил про золото, я и был сбрендившим. Два-три дня жаришься там заживо, пьёшь ржавую воду из радиатора грузовика и я был в бреду но поклялся себе что если всё это пройду то запомню что произошло на самом деле. Что от сумасшествия меня уберегло только знание о том что я схожу с ума но оно всё-таки там, золото правда там. И когда через двадцать лет его нашли это уже не имело значения, доказательство что я был прав, всё это не имело значения. Значение имело только то что я выжил потому что поклялся запомнить что произошло на самом деле, что никогда не оглянусь назад с каким-нибудь романтическим взглядом просто потому что был тогда молодым дураком но что я это сделал. Я это сделал и я выжил, и так было впредь и может это самое сложное, сложнее чем когда в судный день тебя втягивает в облака на встречу с Господом или когда возвращаешься с Великим Имамом потому что эта выдумка только твоя собственная, потому что ты потратил на неё всю жизнь, то кто ты есть и кем был когда было возможно всё, когда как ты сказала всё ещё было таким каким и должно быть как бы мы при первой же возможности ни извратили и потом придумали себе в оправдание новое прошлое, сидя на Собачьей звезде не это ты мне говорила? что увидишь в свой мощный телескоп именно это? как тебя соблазнили на чьих-то похоронах в тех восьми-девяти световых годах и что ты будешь смотреть то что произошло на самом деле? На кухне зазвонил телефон. — И произошло ли?

— Вечно он звонит! Она вскочила, туго выжав полоски — нет, ну когда бы мы ни, вечно звонит…

— Тогда зачем отвечаешь?

— Потому что это может быть Пол! Она задержалась на миг, за который залилась краской, отвернулась к дверному проёму и прошла через него. — Да, алло? прочищая горло, — А. Он говорил что вы можете позвонить да, его нет, его не будет дома до завтра или может до четв… Да насчёт наследственного фонда, что-то насчёт опциона до того большого иска? Он сказал что хочет услышать просто да или нет… нет я знаю да, но… Да но когда вы говорите что он действует сдуру в смысле я знаю иногда он бывает нетерпеливым но он правда просто хочет помочь, он… Ладно да тогда я попрошу его позвонить Адольфу, больше не звонить вам а звонить Адольфу…

Она повесила трубку, чтобы встать и уставиться на неё, а потом снова подняла, шурша бумажками в поисках одной с номером, какой и набрала, и ждала, и наконец — алло? Да можно поговорить с… кто я? Я, нет, нет я не партнёр по молитвам нет, я… я звоню не на горячую линию Господа нет, я только… что? Нет пожалуйста, в смысле я просто пытаюсь связаться с му… Да спасибо но я не о, я пытаюсь связаться с му… нет не по горячей линии Господа нет, я думала… спасибо, и снова повесила, чтобы встать и уставиться на груду почты, и вдруг потянулась, зарылась под неё в поисках обрывка газеты, где через дырки в бумажном пакете уставились глаза, смяла в руке на пути в гостиную дёрнуть входную дверь на неподвижный день снаружи, нарушенный лишь втыкающимся возгласом вороны завладевшей высотой где-то за глубинами ночи, без колебаний потянулась к почтовому ящику и пришла вывалить всё на стол, доктора Юнта, «Склад В & G», миссис Б. Фикерт (карандашом), «Христианское восстановление», Ф X Лопотс Юрист…

— Мешки для мусора, ты нашла?

— Что? А. Смотри они даже не дожидались! Он звонил этим утром, этот ужасный мистер Штумпп… рвётся бумага, — сказал если я не соглашусь на сделку то придётся пообщаться с мистером Лопотсом а он уже прислал письмо.

— Мистер Лопотс.

— Ну это несмешно! Неуплата указанной суммы приведёт к иску и увеличению суммы к уплате, включая интерес, судебные издержки, комиссию адвоката и расхо…

— Тебя просто пытаются запугать, так… он взял у неё письмо и сел, — дай телефон.

— Ну они меня запугали. Если оплата не будет произведена немедленно у меня не останется другого выбора кроме как… Он уже набрал. — Погоди что ты…

— Мистер Лопотс? Я звоню от имени миссис Бут по делу доктор Шак против Бут, вы могли бы… Оно прямо передо мной на нем нет номера счёта, это просто дешёвая угроза под копирку для… Мы сейчас не об этом мистер Лопотс, просто слушайте. Если хотите продолжать, миссис Бут с радостью ответит на любые вызовы и жалобы в полном согласии с законом. Она готова к хлопотам встречи с вашим клиентом в городском суде и к любым затратам и издержкам если дело выиграет он, что кажется чертовски маловероятным…

— Нет погоди, пожалуйста!

— Я полагаю мистер Лопотс вашему клиенту известно сколько его времени это потребует, и если вы думаете об отсрочке в последнюю минуту когда явится миссис Бут ваш клиент может ожидать повестки гарантирующей его присутствие в суде со всеми своими документами по делу вроде так называемой подробной личной и медицинской истории и этих результатов комплексной консультации которые он послал не тому человеку если вообще послал, вам всё понятно? Если хотите ещё раз посовещаться с клиентом и он решит принять уже присланную оплату, то известите в кратчайшие сроки чтобы она не приостановила платеж по чеку. Спасибо мистер Лопотс, до свидания.

— Но ты думаешь они…

— Да забудь об этом… Он наклонился над конфоркой закурить. — Видишь? Просто стараются изобразить угрозу но никакого злого умысла здесь нет, только глупость… он скомкал письмо, — просто очередной мусор… и уронил на конфорку.

— Ты останешься? спросила она вдруг, — В смысле пока, если хочешь пообедать то на обед ничего нет, я просто иногда пью стакан молока но, но на ужин, можно посидеть перед камином как вчера? Я позвоню в магазин что-нибудь доставят если мы, в смысле если ты останешься? Тогда не могли бы они прислать приличную телятину, спросил он, четыре-пять медальонов из телятины? и нет ли у неё грибов? свежих, и густых сливок… — Нет но, я могу заказать но в смысле я такое ела только в ресторанах не уверена что я, но я могу приготовить курицу, если ты… Он сам приготовит ответил он, и шалот, зелёный лук нет ли у неё шалота, и мадера? есть мадера? — Не думаю но… Тогда белый вермут, это сойдёт сказал он обернулся к двери и остановился, так резко, из-за неё рядом, руки, притягивающей за плечи, — ты можешь? всё это приготовить?

— Конечно… Он дал своей руке сомкнуться на её плече, — приходится учиться самому за собой ухаживать.

— Но разве она не…

— У геологов самый высокий уровень разводов… так близко, что можно поцеловать выступ её скулы, — даже выше чем у врачей… и его рука задержалась у её груди, отпустила. — Так что там с мешками для мусора?

Телятина, написала она на тыльной стороне «Склада В & G», грибы, шалот, сливки и вроде марсала? И выдвинула ящик, зарылась под подложки, пять, три банкноты по доллару, двадцатка, после чего вернулась к телефону набирать, повторяя заказ — да знаю, но в этот раз я заплачу… когда прямо перед ней содрогнулась настежь дверь и она уронила трубку.

— Бибб?

— Нет! ты, что…

— Привет… подошёл он, — прекрасно выглядишь.

— Стой! Она уложила трубку, урезала его объятья, прижатая там к двойному диванчику — ты, что случилось что ты здесь делаешь?

— Блин только что вернулся, в смысле просто заскочил проведать как ты…

— Вечно ты просто заскакиваешь! Ты, ты просто…

— Бибб типа в чём дело-то, в смысле…

— Ты знаешь в чём дело! Мне всё время, сядь. Просто сядь.

Он рухнул в кресло с подголовником. — Пиво есть? — Нет у меня нет пива. Билли честное слово, как ты мог так поступить, мистер Маллинс кричит на меня по телефону хочет звонить в полицию и арестовать тебя, сказал это он оплачивает жильё Шейлы и если ты не вернёшь ему всё украденное у тех людей до единого пенни он отправит тебя в тюрьму, это правда? Вот откуда новый костюм и побег в Калифорнию?

— Ох блин. Какой же он дурак, в смысле пошли его куда подальше Бибб. Я с ним расплачивался а значит он пособник, правильно? И мы оба отсидим девяносто дней на Райкерс-Айленде? В смысле он такой сраный дурак что не может даже…

— Он не хочет денег, он не хочет их оставлять он хочет всё вернуть людям у которых ты украл потому что они обвиняют его, они обвиняют его и Шейлу потому что это её квартира, сколько там было.

— В смысле Шейла вообще ничего не знала, она типа две недели назад дернула в ашрам в Джерси с тем тощим тибетцем чего так…

— И вот тогда-то ты опубликовал рекламу в газете две спальни, большая гостиная, терраса, мебель триста долларов в месяц? и тогда показывал квартиру и брал со всех залог чтобы возвращались на следующей неделе? Так он мне рассказал, это ты…

— Ох Бибб-Бибб. В смысле какая разница, никто же не умер? они же ничего не забрали? Никуда не делась её сраная квартира а у пары лохов на улицах меньше на сотню баксов блин а чего они ожидали, в смысле если им хватает дурости думать будто могут отхватить такую хату за три сотни в месяц да им не терпелось выложить свои депозиты, типа одна тётка вообще зашла в сраную спальню и…

— Слышать об этом не хочу! И, и пожалуйста перестань говорить сраный я просто не, зачем ты так делаешь?

— Блин а что мне ещё делать! В смысле я иду и встречаюсь с Адольфом, ты же знаешь что он продал Лонгвью? и типа достался нам с тобой хоть сраный цент? В смысле Лонгвью сразу должен был отойти нам, должен был отойти матери если б они…

— Мать ненавидела Лонгвью, боялась с тех пор когда увидела как та тварь вылезла из болота и уволокла старую Джуно больше туда не возвращалась, боялась.

— Типа это теперь значит что Адольф может отдать поместье врачам за семьсот тридцать тысяч сраных долларов? Оно могло принести типа больше трёх миллионов а он заключает крупную сделку с врачебным синдикатом и кладет всё прямиком в траст. Должен был поделить между нами но теперь всё в трасте откуда нам не перепадает ни сраного цента. Говорит мне это его долг как попечителя консервировать активы траста чтобы траст мог покрывать обязательства, оберегать траст от недопустимых посягательств, а ты знаешь о чём он Бибб? Это Пол, это сраный Пол везде пытается занять под траст деньги вот что он…

— Ну ладно! Это ещё не значит что ты вправе поступать так с квартирой Шейлы раз Адольф не даёт тебе денег куда они идут! Дурь? На наркотики вот куда ты…

— Ох Бибб кончай, в смысле просто куда-то идут, в смысле кто это тебе сказал что я вытягиваю из Адольфа деньги на наркотики, Адольф? Ты говорила с Адольфом? Потому что я приходил не выжимать из него деньги, я спрашивал может ли он найти мне работу, сама спроси. Не веришь мне спроси его. В смысле я просто хочу уже свалить Биббс, в смысле подальше от всей этой фигни, Адольф знает деятельность компании от и до, может заслать куда угодно. В смысле всем же заправлял наш старик, неужто у меня нет права хоть на какую-нибудь паршивую работёнку?

— Ну теперь заправляет мистер Граймс и сомневаюсь что он…

— Блин да старику Граймсу самому неймётся сплавить меня в какую-нибудь выгоревшую дыру в Африке, будет повод похихикать каждый раз как представит что меня свалила лихорадка денге, даже тропическую язву подкинет для большей…

— Африка?

— Компания же там, нет? И в смысле вся движуха сейчас тоже там, ВКР делает дела по всей Африке куда ни посмотри в смысле в этом-то и смысл, падение акций и наследственный фонд старика и эти утечки, ты говорила с Адольфом?

— Нет, Пол говорит…

— Пол говорит! Блин вечно сраный Пол, в смысле это же он Биббс, это через него идут утечки, это же он мотался туда-сюда как йо-йо и шустрил там для старика нет?

В смысле из компании-то его вышибли но это не значит что его кинут сволочи-приятели в Претории да? И в смысле Адольф рассказывал этот старпёр-сенатор который у них в кармане отвёл Пола от слушаний, Пол их до усрачки напугал даже если все тамошние концессии на мази, это же он шустрил это он знает весь внутряк он, Биббс? Она таращилась в никуда, слушала что-то ещё, не сказала ни слова, глядя вверх — Он здесь?

— Кто.

— Пол, в смысле кто ж ещё. Кажется я его слышал.

— А. Нет, нет это просто…

— Потому что пришёл я за декларацией траста, у тебя же есть копия? Мне надо глянуть.

— Где-то лежит в коробке, надо подняться и поискать но ты знаешь что…

— Точная формулировка Бибб, мне надо глянуть точную формулировку. В смысле когда я разговаривал с Адольфом и задумался предположим со мной что-то случится до делёжки и что тогда будет с Полом, с тобой и Полом. В смысле твоя доля к сроку делёжки от неё уже ничего не останется а типа если со мной что-то случится то придёт он и всё просрет, можешь поискать? сейчас? В смысле это важно.

— Просто, ладно но, но просто жди здесь.

Он проводил её по лестнице взглядом, — В смысле а куда я денусь? и просидел минуту под хруст костяшек одной руки, сложенной в другой, пустыми глазами уставившись на странный пиджак, скомканный там на кресле, пока какой-то звук, или запоздалая мысль, или внутренностное движение не вызвали его на кухню уставиться в холодильник, намазать остаток масла на найденный там хлеб и вернуться, складывая его в руке, встать в открытой двери, жуя, заглядывая. — Здоров… и ещё раз, — здоров. В смысле это типа ты владелец этого дома?

Раздираемый кашлем, выпрямляясь от связок журналов, опёршись одной рукой о шкаф, — меня зовут Маккэндлесс, да. Это типа я владелец этого дома. 

— Блин ну и бардак, в смысле давай помогу… 

— Нет-нет-нет, нет просто оставь как есть… Он прокашлялся и сел, деловито роясь в мусоре на столе в поисках глянцевого конверта с табаком. — Я здесь просто прибираюсь, ты особенно ничем не сможешь…

— Забавно, знаешь? В смысле я знал в школе одного пацана с фамилией Маккэндлесс. Клёвый был.

— Что тут забавного.

— Чего? Нет, в смысле я просто больше никого не встречал с такой фамилией, типа я ему до сих пор торчу те двести долларов. В смысле единственный приличный пацан во всей сраной школе, он…

— Стой осторожнее с этим, это…

— Типа что это.

— Это затвор камеры. Довольно хрупкий.

— А. Типа если бы не он меня бы выперли. В смысле в итоге меня всё равно выперли но из-за другого… и подняв теперь жёлто-оранжевый камень — а это что, золото?

— Не золото нет, это называется гуммит.

— Гуммит? В смысле ты кто, какой-то геолог?

— Да. Да можно сказать и так, теперь…

— Потому что в смысле всегда было паршиво на душе из-за тех двухсот долларов, знаешь? Можно стрельнуть сигарету?

— Ну я, на… Он резко придвинулся подхватить из мусора побитую коробку «Стейт Экспресс» и провалился обратно в кресло ещё глубже, отмахиваясь от дыма, словно выискивал за дымом те черты, что какие-то минуты назад сияли от близости, даже целовались, в нависавшей здесь над ним неприглядной пародии, этой прохладной хрупкости подбородка и этих скулах незакалённых, несдержанных, жующих хлеб, и теперь даже руки, когда хлеб кончился, — большие, с красными костяшками, пеньки пальцев кончаются обкусанными ногтями, — встряхивая спичку, поднимая сигарету, ускорены тем же страхом бездеятельности, но чреватые небрежной поломкой, когда одна рука, взяв мятый футляр армейского цвета хаки, откинула крышку, закрыла, открыла. — Я не расслышал как тебя зовут.

— Меня? Воракерс, Билли Воракерс. А это что, компас?

— И ты её брат? Миссис Бут?

— Она моя сестра.

— Да. Да она очень хорошая, правда же… Он наклонился затушить остаток сигареты, — очень хороший человек.

— Хорошая? Блин да она единственная нормальная во всей сраной семейке, в смысле на ней одной всё и держится во всей…

— Те двести долларов, за что они были.

— Что, те? Блин типа ни за что. В смысле мы были только в восьмом классе, знаешь? И в смысле вне школьной территории меня повязали за травку и был такой старый уборщик из раздевалки Бифф которому мы бросали полотенца? Так он находит знакомого городского адвоката чтобы пока школа ничего не узнала если я соберу двести долларов залога потом просто не прихожу и всё, в смысле плачу залог и всё. В смысле клёвый старикан говорить нечего но типа откуда мне взять двести долларов. В смысле если бы я звякнул своему старику он бы ответил отлично, заприте его в одиночке, суньте пальцы в тиски так что Джек звонит своему отцу и деньги появляются на следующий же день и в смысле он был не богатым, как остальные мажоры чей старик заявляется на «мерседесе» как мой чёркает чек для ассоциации выпускников и потом приходит на хоккей. В смысле я даже и не думал что он придёт и вот сижу на штрафной скамейке когда слышу прямо за спиной сраный шёпот прикончи их, прикончи их, он прямо за мной с поднятым меховым воротником все орут а я только и слышу этот шёпот, прикончи их…

— Но он умер, правильно.

— Блин, ещё как.

— Ответь мне кое-что, Билли… Он вернулся вырыть из мусора глянцевый конверт с табаком, — твой…

— Что? Эй Биббс, нашла?

— Не нашла, нет. Она стояла в дверях, уняв дрожь в пустой руке, уперевшись в свиль серванта, пианино, что бы это ни было — её там нет, придётся спросить Пола вдруг он…

— Спросить Пола! В смысле поэтому её и нет, он взял по той же…

— Пожалуйста! спасая спокойствие в голосе, переводя дыхание, переводя взгляд с одного на другого за теми заговорщицкими пластами синего на сером, — Не думаю что мне…

— В смысле в каком старик был состоянии когда Адольф состряпал договор а теперь говорит у него нет копии, это просто Адольф прикрывает задницу на случай если старик облажался, в смысле как я только что и говорил мне…

— Я тебя слышала, сказала она голосом жестким, как ладонь там на тёмном завороте в древесине — и не думаю что мистер, у мистера Маккэндлесса много дел я бы просто хотела чтобы ты вышел и не мешал…

— Нет но стой Биббс стой, в смысле где вообще сейчас Пол, потому что я только что из Калифорнии да? Значит кто-то врубает телевизор и внезапно там все эти малахольные уроды Пола. В смысле эта Билли Фикерт в чёрном платье будто скорбит только декольте у неё до промежности стоит с фотографией малыша который в лоне господнем, и в смысле чёрный амбал в форме раскатывает с песнями на инвалидной коляске и потом ещё тот урод, тот реднек кому Пол пытался сдать Лонгвью? тот преподобный Уде? В смысле утешает эту миссис Фикерт насчёт нутра иисусова жизни вечной и блин кажется что глотку докрасна дерёт в смысле его просто надо было слышать, типа орёт про посланцев Сатаны проникших во власть чтобы помешать его славной миссии и отправиться в темнейшую Африку омыть народ кровью Иисуса в смысле этот голос просто надо было слышать, типа орёт что марксизм есть типа инструмент Сатаны отца лжи и тут реально затихает и замедляется будто кладёт руку тебе прямо на загривок, помолимся за малыша…

— Билли пожалуйста это, всем плевать! Зачем…

— Нет-нет-нет, нет на самом деле миссис Бут мне интересно.

— Но что… она осеклась, внезапно покинутая там у косяка, — Пол даже не…

— Нет брось Биббс, в смысле Пол и заправляет этим цирком уродов разве нет? типа он у нас большой медиа-консультант и вся прочая хрень? В смысле Уде там просит всех включить фары и надеть пурпурную ленточку чтобы показать что они участвуют в большом крестовом походе против сил зла внедрившихся в правительство и в обычные церкви и в еврейский народ чтобы заставить его замолчать это же явно Пол, в смысле фары и ленточки да это явно сраный Пол с его липовой парадной саблей из кадетской школы и с коробкой с камнями и со всей его ненормальной дешевой южной хренью помолимся за малыша Уэйна, помолимся за Америку в смысле это же явно…

— Ну нет он, честное слово! Пол даже не, он знает о Библии и Сатане не больше чем ты о, о буддизме и, и… она набрала дыхания, словно чтобы унять прилившую к лицу краску — почему это должно быть интересно, почему мистеру Маккэндлессу должны быть интересны твои мысли о Поле это не, это просто не очень…

— Нет-нет я не имел в виду, простите миссис Бут… развеивая дым, — я имел в виду преподобного Уде. Преподобный Элтон Уде? Двух таких быть не может.

— Что, в смысле типа ты его знаешь?

— Как чуму, да. Однажды Господь свел нас в Смэковере.

— Блин прикол. Где-где?

— В Смэковере нет, нет о Смэковере не шутят. В Смэковере люди просыпаются по утрам и ложатся спать по вечерам до самого дня пока не умрут и не отправятся куда-то ещё, наверняка туда где всё так же как в Смэковере в два часа ночи уж поверьте, серьезнее не бывает, уж там их преподобный Уде омывает в крови где все эти книжонки, проклятые книжонки… Он схватил за шкирку ближайший мешок для мусора, разрывая, вырывая страницы, обрывки, фрагменты ландшафтов, береговых линий, цидульку из дешевой простеплеренной газетной бумаги синих и чёрных цветов карманного формата — вот, вот одна, от Бытия до Откровения всё сведено до десяти жалких страниц невежества и отвратительных карикатур, вот вам творение. В начале Бог создал небеса и землю кажется будто он тут кубики бросает, а вы говорите не играет в кости со вселенной.[114] Это маленькие комиксы о комикс-версии творения, Уде раздавал свою проклятую пачкотню по всему городу, вот… Он снова зарылся в мешок, — ещё один об эволюции ещё смешнее сам вручил мне целую пачку, взял меня под руку на ступенях здания суда и хотел чтобы я не сходя с места встал с ним на колени и покаялся, вот зачем Господь послал его в Смэковер сказал он где же эта проклятая…

— Блин типа Господь послал его в Смэковер но в смысле тебя-то кто послал, что…

— Меня? зарываясь глубже, доставая смятые снимки, сканирование, каким ранее она восхищалась как картиной, — эти самые силы зла во власти о которых ты говоришь, одна из стычек из-за равного времени преподавания эволюции и этой приглаженной книги Бытия которую они выдают за научный креационизм. Не может быть творения без творца, если сеть часы должен быть и часовщик у них на всё готов ответ, покажи им циркон с горы Наррайер в Австралии с возрастом в четыре миллиарда лет, покажи им ископаемые скелеты проконсула африканского с возрастом в восемнадцать миллионов лет только что обнаруженного на озере Виктория, который в самом деле может оказаться недостающим звеном и они скажут ладно, ничего страшного, если творец может создать рай и землю и весь расклад всего-то за шесть дней то явно смог бы создать вдобавок и очень интересную историю правильно? Показывают на миллиардолетние докембрийские скалы поверх известняка мелового периода чтобы опровергнуть геологическую хронологию и всё скопом лепят в свой потоп, вот тут в том же самом проклятом комиксе. И Бог истребил водой человеков на земле из-за развращения. И в живых остался только Ной и что было с ним в ковчеге и всё геологическое развитие укладывается в сорок дней дождя где же оно, где же… он уже наполовину опустошил мешок, — как теория эволюции промыла нам мозги но не может предъявить недостающее звено и они хватаются за пилтдаунскую мистификацию, человека из Небраски оказавшегося свиным зубом значит и недостающее звено это мистификация, эволюция сплошь мистификация и геология астрономия физика всё сплошь мистификация, в Библии ничего нет об ископаемых фрагментах в холмах Самбуру где страте пятнадцать миллионов лет, ничего об ископаемых костях из вулканического пепла в Афарском треугольнике с возрастом в три миллиона лет, ничего об ископаемых остатках людей на раскопках в разломе Грегори нет, если им было так нужно недостающее звено то оно стояло там прямо перед ними, горлопанило о силах тьмы.

Она резко отвернулась на кухню, словно что-то там забыла, словно зазвонил телефон, что-то убегало на плите, и потом так там и стояла, барабаня пальцами по пустой раковине и уставившись в окно, пока не налила чайник и не включила конфорку.

— Вот ещё одна чёртова книжонка, глянь на эту Билли… в этот раз красно-чёрная, — Идите от меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его.[115]Боже, взять бы туда с собой когда-нибудь Уде… Он поймал снимок сканирования, разложил — вот Великий Разлом вид сверху, три разлома в виде Афарского треугольника, землетрясения, вулканы, кипящие источники под шестьдесят градусов по Цельсию в тени если вообще её найдешь, взять его туда и показать откуда всего его комиксы нет не говори мне об этом его голосе, до сих пор стоит в ушах, не на суде нет, не на суде, они были заняты проклятым приглаживанием Бытия не могли пустить его ко мне. Он подавал записки по делу как друг суда и собирал толпу когда только мог, раздавал книги Бытия и Откровения с щепоткой Иеремии, полынь и жёлчь и придёт Господь как вихрь, слово моё не подобно ли огню, говорит Господь, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу? При такой глупости, дай ему молоток и всё будет казаться гвоздём, раз или два на ступенях здания суда мы ловили такие взгляды что я уж думал не выберемся из Смэковера живыми.

Она вернулась в проём. — Не хотите чай или, или кофе? Я завариваю чай если вы…

— Нет, нет у нас всё есть спасибо… и она увидела, что он уже плеснул чуток в грязный стакан у локтя. — Та же проклятая чушь у него теперь в твоём калифорнийском цирке уродов, рассказывает что Признание Полного евангелия единственное оружие против распространения марксизма в темнейшей Африке, борется с силами зла что хотят остановить его великую миссию по распространению глупости на чёрном континенте из конца в конец, и я не о невежестве. Я о глупости. Нужно невежество найдёшь его вот здесь, на тex раскопах на озере Рудольф в разломе Грегори, ископаемые остатки человека, каменные орудия, кости бегемотов всё это захвачено извержением вулкана два-три миллиона лет назад вот там было невежество, вот там была заря разума а здесь у нас затмение. Глупость есть намеренная культивация невежества, вот что у нас здесь. Самодовольные идиоты с набожными улыбочками им противна сама мысль что они произошли от той банды на озере Рудольф которая долбила каменными молотками и старалась хоть чему-то научиться нет, они думают Бог разом создал их в дешёвых пиджаках и плохих галстуках по своему подобию почти полстраны, ты знал? Почти половина проклятого населения в этой стране верит что человек создан восемь-десять тысяч лет назад почти таким же как есть сейчас? что они верят?

— Ну, ну нет, в смысле я не знал но, Биббс? Секундочку, я…

— Нет, нет присядь Билли я тебе так скажу, вот угощайся… он сунул мятую жёлтую коробку, — палеонтологическая летопись уходит на миллиарды лет в прошлое как же тут не быть пробелам, не быть спорам о ходе эволюции а они этим пользуются чтобы сказать будто вовсе не было эволюции. У нас вопросы а у них на всё ответ, приукрашивают книгу Бытия и зовут наукой пересчитали до Малахии всех этих родил, родил, родил и нате сотворение мира произошло двадцать шестого октября четыре тысячи четвёртого года до н. э. в девять утра, вот что они зовут научным методом. Кто-нибудь это видел? Нет, нет это описано прямо на первой паре страниц Бытия, вот что называется явленной мудростью. А вы говорите иметь дела с Библией, идёшь по улице Смэковера и к тебе подходит человек которого видишь впервые в жизни и спрашивает был ли ты спасён будто это его проклятое дело а он думает что да, превалирующий IQ в стране около сотни, ты знал? Господи боже, а вы говорите чёрный континент я тебе так скажу, откровение есть последнее прибежище невежества от рассудка. Явленная истина есть одно из орудий глупости против разума вот в чём всё проклятое дело… Стакан опустился опустошённым, и он поднял взгляд.

В этот раз она вышла с — мешки для мусора которые вы просили, и потом, — Билли? пока он пытался подняться со связки журналов, — у мистера Маккэндлесса много дел он, думаю больше не стоит занимать у него…

— Точно. Точно я иду, я…

— Нет-нет-нет, нет всё в порядке миссис Бут, ваш брат просто хотел знать о суде в Смэковере и вот что это был за проклятый суд из-за академической свободы преподавать шаткий научный креационизм и судья увидел его насквозь и мы выиграли дело, кстати о здравом подходе. Мы выиграли дело а они выиграли своё равное время потому что единственным здравым подходом было не преподавать ни то ни другое, стойте… он наклонился подхватить вытащенное из мешка для мусора, — покажу что имел сказать судья в Джорджии… он зарылся в смятые страницы, газетные вырезки, — нет, нет вот ещё лучше послушайте. Пока в учебники не внесут изменения, не представляется возможным падение уровня преступности, насилия, венерических заболеваний и абортов, это очаровательная техасская чета[116] которая следит за школьными учебниками подрывающими патриотизм, свободу предпринимательства, религию, родительский авторитет, конечно неофициально, просто добрый американский дух вигилантизма, выслеживают, как тут было, книги разрушающие вечные ценности задавая вопросы на которые не дают решительных ответов вот, видите? Та же проклятая чушь, у нас вопросы а у них на всё ответ, вовсю консультируют государственные комиссии, должно быть около двадцати штатов где местные школы не имеют права закупать учебники не отобранные государственной комиссией. Думаете Техасу нужен учебник про перераспределение земли в Центральной Америке или где угодно? Думаете Миссисипи нужен учебник истории где детей учат будто Нат Тёрнер был больше чем негритянским представлением? Говоришь о цензуре а они визжат как резаные свиньи нет, цензурой за них занимаются издатели. Шестьдесят пять миллионов в год, вот сколько Техас выкладывает на учебники, такие большие деньги затмевают всё остальное, думаете какой-нибудь издатель который хочет остаться в бизнесе станет продавать этим приматам четырнадцатидолларовый учебник по биологии с главой об их двоюродных братьях стучавших каменными молотками на озере Рудольф? На юге наконец упразднили закон о том чтобы эволюцию преподавали не как факт а очередную теорию, думаете что-то изменится? Нет-нет-нет, глупость это привычка от которой чертовски трудно отучиться, если нет в книжке то этому нельзя научить, глупость покоряет невежество и все идут домой и читают литературу преподобного Уде вот, я тебе кое-что покажу Билли…

— Нет ладно я, в смысле думаю лучше я пока пойду и, Биббс?

— Нет-нет присядь, присядь, взгляни, это его «Справочник по выживанию», четыре страницы для них уже книга. Держите под рукой на будущее, когда уже в любую минуту с лица земли внезапно исчезнут миллионы христиан а ты не один из них. Они там все на облаках ручкаются с Господом развлекаются вовсю а ты остаёшься здесь на семь лет скорби но без паники! Вот тебе маленький справочник просто делай всё как сказано, вот. Готовьтесь к мировой войне и мировому голоду. Уезжайте из городов их уничтожат, держитесь подальше от гор и островов их разрушат, держитесь подальше от океанов в них всё погибнет, припасите еду и воду на семь лет и готовьтесь отбиваться от голодающих людей и диких животных, укрепите дом против землетрясений и стофунтового града и берегитесь блуждающих вокруг одержимых демонами людей и других созданий которые мучают и убивают всех кого увидят, Откровение девять, с первой по восемнадцатую там так и сказано, божье слово правильно? явлено святому Иоанну Богослову? точно как он явил те три тайны детям в Фатиме? Та же проклятая чушь, огонь и чума, а вы говорите атомная война именно об этом они и говорят и ждут не дождутся. Ждут не дождутся когда их вознесут на встречу с Господом в облаках чтобы сидеть там и смотреть в присутствии потирающих ручонки святых ангелов и самого Господа как нас пытают огнём и серой, ждут не дождутся когда потемнеет солнце, упадут звёзды, градов и пожаров, падения городов, превращения морей в кровь я тебе так скажу Билли, вся эта проклятая чушь просто самосбывающееся пророчество, я тебя прямо скажу. Величайший источник гнева есть страх, величайший источник ненависти есть гнев и величайший источник всего этого вместе взятого есть безмозглая явленная религия куда ни глянь, сикхи убивают индуистов, индуисты убивают мусульман, друзы убивают маронитов, евреи убивают арабов, арабы убивают христиан а христиане убивают друг друга может в этом и есть наша единственная надежда. Берёшь порождённую первородным грехом ненависть к себе обращаешь против своих соседей и может достаточно сект вырежет друг друга от Лондондерри до Чандигарха чтобы покончить со всей этой проклятой чушью, вот… Внезапно уже на ногах, — дам почитать кое-что интересное если хочешь всю историю… распихивая книги на полке, — потому что в этом нет ничего нового, ничего нового…

— Нет но погоди чувак, в смысле я не очень, нет погоди, Биббс?

И она бы пришла, уже снова дошла не дальше двери встать и держать их обоих на расстоянии взгляда, когда телефон вернул её, откуда пришла, чтобы отодвинуть ещё настаивающийся в чашке чай и заменить на — да? Алло?.. и потом — ой… и — ой, и — но всё в… ой. Да я, я буду здесь да где мне ещё… да я буду здесь… всё ещё держала, неподвижно, перед тем как повесить словно давала время передумать, пойти на попятную, забрать слова или хотя бы предложить какое-то утешение, но единственным голосом был доносящийся на повышенных тонах из двери позади.

— говоришь об их глубоких религиозных умозаключениях и вот кто они есть, заключённые в какой-то бестолковой выдумке пожизненно без права на помилование и они хотят чтобы в этой тюрьме с ними оказались все остальные это самодовольство, вот признак глупости Билли, проклятое лицемерное самодовольство вот, почитай вот тут. Сто пятьдесят лет назад в чаще на севере Нью-Йорка фермерскому мальчику во время молитвы о наставлении явились Бог и Иисус, четырнадцать лет он уже грешен хотя сам даже не знает что такое первородный грех хуже того штаны уже начинает распирать от возрождения и жизни и вот снисходит небесный посланник, возрождённый ангел который как раз закопал на холме неподалеку скрижали ещё за четырнадцать столетий до всех вестей, видений, откровений, пророчеств, глоссолалий, наложений рук наконец мальчик всё это записывает в книгу очередной рецепт кровопролития и вперёд. Кровопролитие в Миссури, кровопролитие в Нову штат Иллинойс и в этот раз оно его рук, кровопролитие по всем Миссисипи, Айове стой, стой не трудись это читать нет, нет это только интермедия а вот гвоздь программы, вот Рансимен, три тысячи лет религиозной резни читал Рансимена? Потрясающий труд, говоришь о том как иметь дело с Библией просто начни с интермедии про Крестовый поход детей, двенадцатилетка с письмом от Иисуса увёл на рабство и смерть тысячи детей, вот чему научился твой преподобный Уде со времен смэковерского суда. Превратить дело в крестовый поход. Не можешь вселить страх перед Богом всели страх перед тем что происходит здесь и сейчас, всё дело в страхе. Сатана устарел так привяжи его к безбожному марксизму и на тебе крестовый поход чтобы запугать всех насмерть, крестовый поход против сил тьмы чтобы омыть африканцев в крови Иисуса и прольёшь столько крови что и «Титаник» поплывёт. Ведь церкви стоят на крови мучеников правильно? Если Уде правда хочет сделать всё как следует всегда может пойти и поймать пулю, и знаешь Билли? Думаю он так и…

Чай в чашке настоялся почти до черноты, и она оставила его там, на миг поднялась снова смотреть в окно и потом открыла дверь, вышла и села на краю стула, перевернутого на усеивающей террасу опавшей листве, вымпелы с веток тутового дерева развевались над ней нежно, как рваные шторы, а штакетник казался дырявой стеной комнаты, давно заброшенного дома.

— Хочешь знать что такое на самом деле Африка вот, вот почитай здесь… Она уже вернулась, озябнув, увидеть, как он тянется со стопки журналов за книгой с верхней полки, её собственная рука уже пошла белым на костяшках от хватки на темном завороте в древесине косяка — по холмам Африки несутся все четыре всадника с любой проклятой войной какой тебе угодно. Переворот и на тебе Сомали, Бенин, Мадагаскар, Конго, националистическая война даёт Мозамбик, война за освобождение скатывается в гражданскую и на тебе Ангола, революция и на тебе Эфиопия и племена, племена. Руанда получает независимость и хуту празднуют её убийством сотни тысяч ватуси и правят по принципу большинства, по соседству в Бурунди ватуси вырезают двести тысяч хуту только чтобы подстраховаться. Северные корейцы тренируют шона в зимбабвийской Пятой бригаде и вперёд рубить в красных беретах народ ндебеле на юге Матабелеленда, семьсот языков они с самого сотворения рвут друг другу глотки война, голод, чума, смерть, просят еды и воды им дают АК47 и внезапно это всё марксистский заговор? Это деньги с Запада и оружие с Востока и продают тому кто больше даст. Сомалийцы и эфиопы убивали друг друга в Огадене уже за тысячу лет до рождения Маркса. Эфиопия продала нас марксистам а осталась перед ними с долгом в два миллиарда за оружие, Сомали выдумывает нечто под названием научный социализм который немногим обоснованней научного креационизма, поддерживает только чтобы создать обширную систему покровительства и коррупции а после переворота сдается нам и нам же приходится платить по счетам нет-нет-нет, если всё это заговор марксизма-ленинизма по захвату проклятого чёрного континента то зрелище выходит жалкое. Там пятьдесят стран только семь-восемь зовут себя марксистами и все до единой проклятые нищие. Призрак марксизма захватывает чёрную Африку господи боже, да они же наши лучшие друзья, славное здравое невежество они верят во всё то же во что верим мы, сильные семейные узы, религия и жадность.

— Я, прошу прощения… она воспользовалась тем, что теперь его внимание поглотил спуск с высот книжного шкафа, с двумя книгами в одной руке и второйхватающейся для равновесия за край стола, стирающей паутину, взглянув на неё как будто с испугом от того, что потерянные из виду черты, молча нависавшие над плечом, внезапно перерисовались, утончились, восстановились с хрупкой силой хватки её руки на косяке.

— Нет-нет-нет, всё в порядке да входите миссис Бут, входите… выстукивая с одной из книг пыль и передавая, — это тебя тоже заинтересует да, входите…

Взамен она чихнула, — Нет, я… снова чихнула.

И словно чтобы услужить, он взял тлеющую сигарету уплотнить облако и осел обратно в кресло, выстукивая пыль из другой книги о край стола — вот, тут в основном статистика но смысл ты уловишь… потрясая, пока его наконец не разоружили — та же проклятая чушь Билли. Сидят на половине мировых запасов алмазов и хрома, девяноста процентах кобальта, половине золота, почти половине платины, целом медном поясе и огромном бокситовом месторождении в Боке в Гвинее пока сами пухнут с голоду кто всё это купит. Три-четыре века их главным товаром экспорта были рабы теперь могут продавать нам только минералы, хотят наших денег, хотят наших инвестиций и хотят наших технологий назовут свою проклятую политику как им вздумается. Кто сторожил установку «Галф Ойл» в Анголе пока там качали миллионы баррелей в день, морпехи США? Кубинцы, кубинцы, хочешь знать что поддерживает цикл коррупции голода и нищеты езжай в Заир и посмотри как по ночам из аэропорта Киншасы взлетают южноафриканские С-13О набитые алмазами и кобальтом, наш великий оплот против, как там? агрессивных порывов империи зла?[117] причина возмущений во всем мире нет, приглядись ко всем странам на границе Южной Африки и увидишь кто занимается дестабилизацией. В Намибии ни у кого нет проклятых прав но кто же их оттуда гонит, алмазные копи тянутся по всему западному побережью но им надо не это о нет, нет-нет-нет ведь они сдерживают силы тьмы в Анголе заходят и стреляют на поражение. Великий мировой марксистский заговор за каждым повстанческим движением, а кто вербовал бедолаг-ндебеле в тайную бригаду матабеле чтобы дестабилизировать Зимбабве и потом сдал народу шона на изнасилования, пытки и смерть. Кто устроил Мозамбикское национальное сопротивление в Трансваале когда распалась Родезия, хочешь им написать они на Клайв-стрит, Робиндейл, Рандбург, хочешь увидеть царство террора смотри как они вторгаются в Мозамбик избивают, насилуют, калечат местных, учителей, медработников все силы тьмы и шаткий строй рушится, Мозамбик ставят на колени как Лесото, страна размером с шляпу и они втаптывают её в грязь но сто пятьдесят тысяч переходят границу чтобы работать в копях либо так либо голод. Держат соседей в узде а собственных двадцать миллионов чёрных на родине держат в бедности, болезнях, семьи распадаются как в старые добрые времена работорговли, выходят из своей Нидерландской реформистской церкви со звенящим в ушах апартеидом и становятся такой славной рабовладельческой империей о какой только может просить добрый христианин, а ты говоришь о том как иметь дело с Библией и мы их при этом вовсю подбадриваем. Добрые прихожане правильно же? оплот против великого мирового марксистского заговора правильно? Ванадий, платина, марганец, хром продают эти четыре ключевых минерала нашей промышленности и обороне правильно? думаешь это всё подарят чёрным? Нет-нет-нет, им всучат «Справочник по выживанию» и отвернутся, а ты говоришь о времени урожая вот и является миссионер привести Африку к кресту с грузовиками полными динамита от Святого Духа, опустошать ад и заселять рай[118] там будет так людно что покажется Злачными пажитями, вот и…

— Пожалуйста… Она вернулась со смятой у лица бумажной салфеткой — это, это Пол он… и она чихнула.

— Типа а я что сейчас говорил про Пола? В смысле Пол с его крестовым походом в честь Малыша Уэйна Фигова собирает там урожай душ шустрила Пол, он…

— Нет-нет-нет, нет это не сегодня началось Билли это никогда не кончалось, не кончалось уже пятьсот лет с тех времён как португальцы прослышали про великие серебряные и золотые и медные шахты в царствах долины Замбези и нагрянули с кучей миссионеров и монополией на свободную торговлю от самого Папы Римского, убит миссионер и на тебе война против любого врага распространения истинной веры перехлестываются в Момбасу и опустошат восточный берег, евангелизм и работорговля если ищешь эту славную линию между правдой и тем что происходит на самом деле, пробивались вверх по долине когда вышли на Родезийское плато пять лет спустя всех выкосила смерть и болезни но на этом ничего не кончилось. Вот доктор Ливингстон открывает Африку христианству и торговле и по реке Нигер пыхтят британские канонерки, белые миссионеры в Буганде умоляют о защите и Британская Восточно-Африканская компания штурмует африканские царства ради монополии на торговлю вплоть до верховьев Нила. Свободная торговля и христианство, это Германская Восточно-Африканская компания, это Французская Экваториальная Африка, это бельгийцы урезавшие население Конго с двадцати миллионов до десяти за каких-то двадцать лет, к тысяча девятьсот четырнадцатому году в Африке уже нечего было опустошать и тогда они пошли войной друг на друга в Европе вот что такое эта проклятая первая мировая война на само…

— Пожалуйста! вы можете, просто дайте мне…

— Нет входите, входите мы…

— Я не могу войти! Дым и, пыль и дым я просто хотела сказать что, сказать Билли что звонил Пол он едет из, откуда-то Билли… обращаясь к нему, глядя мимо него, где на её взгляд ответили из каменеющего наноса дыма и пыли — у него сменились планы он, он будет здесь к…

— Блин поверить не могу. В смысле я просто блядь поверить не могу Биббс. Я прихожу думаю никакого Пола, думаю наконец не надо торопиться можно просто посидеть и вдруг даже потом поужинать но заявляется сраный Пол со своими…

— А что я могу поделать! Она убрала руку — если ты, не думаю что мистеру Маккэндлессу стоит слу…

— Нет я пойду, я пойду Биббс… встал и проследовал за ней до кухни — в смысле я буду в Нью-Йорке раньше чем в двери ввалится Пол размахивая молотком когда ему всё кажется сраным гвоздём и Биббс? В смысле если у тебя будет двадцатка…

Она просто вытряхнула ящик и зарылась под салфетки, подложки, когда — Стой. Стой, ты едешь в Нью-Йорк?

— Блин и как можно быстрее.

— Если подождешь минутку, если мне можно с тобой я закончу через пару минут.

— Но… её рука поднялась пустой — не надо, вам необязательно уезжать мистер Маккэндлесс, в смысле если вы не закончили то что…

— Никогда не отказываюсь от попуток нет, только дайте минуту завязать мешки… и он исчез за дверью.

— Биббс? двадцатка?

— Достаю! Она вышла за ним в гостиную, ткнув банкнотами — Билли слушай. Необязательно, ждать его в смысле можешь просто ехать, сейчас прямо сейчас я просто скажу что ты очень спешил и не смог, что ты не напрямую в Нью-Йорк что тебе надо завернуть в Нью-Джерси или ещё куда и…

— Какая разница Биббс, расслабься… Он уже осел в кресло с подголовником, — в смысле он вроде клевый старикан.

— Он, клёвый… она присела на подлокотник двойного диванчика, — клёвый старикан?

— В смысле конечно взвинченный но это…

— И ты будешь слушать это всю дорогу до Нью-Йорка? Он, он…

— Он что, в смысле Биббс какая к чёрту разница? Думаешь хоть кому-то хочется здесь задерживаться когда Пол войдёт в…

— Я говорю не о Поле! Он, он даже не знает Пола, ты и Пол, ты его тоже не знаешь входишь и рассказываешь человеку которого никогда, какому-то совершенно чужому человеку рассказываешь какой Пол ужасный и про его кадетскую школу и его южную просто, просто что угодно выдумываешь чтобы обидеть Пола когда ты даже не…

— Выдумываю! В смысле ты что шутишь Биббс? Типа его дурацкий игрушечный меч с выгравированным именем? типа я это выдумал? Вся эта армейская хрень про черномазых из Кливленда и Детройта в его никчёмном взводе как он их там гонял чтобы показать выучку белого офицера-южанина и это я выдумал? В смысле он же всё ещё там в дельте Меконга, идёт по улице и любой кого видит сразу гук, он…

— Ну, нет! Он, потому что ты всего не знаешь а думаешь что знаешь, что он, как он вернулся что на самом деле произошло ты не знаешь ни…

— Блин я знаю что он вернулся тем же сраным младшим лейтенантом каким уезжал скажешь нет? В смысле когда ты мне говорила как его же отец сказал будто это чёрт подери отлично что…

— Нет неправда!

— В смысле ты мне сама говорила что его же…

— Потому что он не отец, потому что я ни разу не говорила что он отец Пола, потому что Пол усыновлён вот чего ты не знаешь, вот чего ты не знаешь а сам рассказываешь совершенно чужому че…

— Блин а откуда мне знать что он усыновлён! В смысле всё это время он прикидывается хорошим мальчиком со сраной родословной, типа эти его камни? эти пронумерованные камни в ящиках говорит это камин его предка генерала Борегара на тот день когда он восстановит старый фамильный особняк? Ох блин, в смысле кто тут выдумывает? В смысле это я тут выдумываю только чтобы обидеть Пола? Блин в смысле типа что ты…

— Потому что обидеть ты хочешь не Пола, а меня правда же. Меня, правда же.

— Блин типа погоди Биббс, в смысле что…

— В смысле как ты говорил здесь в последний раз о Поле и папе, что я всегда нахожу кого-то хуже себя всегда кого-то, всегда кого-то ничтожного это всё что я…

— Блин типа погоди Биббс, в смысле погоди! Я же не это, я имею в виду у тебя как будто где-то спрятана настоящая тайная личность к которой ты никого не хочешь подпускать, даже не хочешь чтобы о ней знали ты типа боишься что если появится кто-то лучше тебя то он тебя типа уничтожит так что защищаешься с помощью ничтожеств только их и подпускаешь потому что они даже не знают об этой личности. В смысле они думают что получили всё но типа даже не подозревают что у тебя всегда будет над ними превосходство потому что в смысле это твоя сила Биббс, типа так ты всегда выживаешь потому что если появится тот кто реально лучше тебя он тебя уничтожит вот и возишься с этими реальными дебилами раз они в своей сраной жизни ни за что не заподозрят кто ты реально такая, типа как позволяешь Полу тебя бить чтоб он думал будто ты ему принадлежишь, в смысле тот синяк у тебя на плече? это тоже я выдумал? В смысле ты знаешь что он сраное ничтожество потому что вышла замуж за то же самое от чего хотела сбежать, то же…

— Ну может и так! Потому что я, потому что я иногда почти не отличаю тебя от Пола, вы говорите одинаково вы говорите в точности одинаково единственная разница он говорит твой чёртов братец а ты говоришь сраный Пол но это то же самое, если закрою глаза одного от другого не отличу может поэтому я за него и вышла! Если думаешь что я всегда возилась только с глупцами, если ищу только ничтожеств то может поэтому!

— Ох Биббс… Он поднял руку ко рту словно чтобы прикрыть губы, укусить ноготь, внезапно вскинул глаза с выражением, тут же развернувшим её к двери на кухню позади.

— Ох я, простите, простите не хотел перебивать, просто пиджак… они следили за тем, как он спешил к пиджаку, скомканному со вчерашнего вечера на кресле — просто хотел забрать пиджак, почти закончил буду всего через минуту…

Ей показалось, это тень быстро метнулась по комнате туда и обратно, оставив её уставиться на то, как пальцы сплетались, выворачивались, хрустели костяшками. — Лучше бы ты это не говорила, Бибб… и он на неё не смотрел, — лучше бы я тебя не вынуждал тебя это сказать… его голос опустошился, как глаза, прикованные к полу где-то между ними, когда она встала обойти без звука двойной диванчик и прошла через кухню, где-то по пути удушив звук, и в дверях так давно скованная утрата сомкнулась на всём, чего, как она теперь знала, там не будет.

— Скоро буду… Он поднялся от тугого узла на мешке, — только завяжу и…

— Что ты делаешь!

— Просто завязываю чтобы…

— Его не будет, Пола не будет не будет ещё несколько часов не будет до ужина тебе необязательно уходить, у нас ещё полдня что ты делаешь.

— Мне всё равно надо уезжать, у него там есть машина и…

— Пусть он тогда и уезжает, тебе же необязательно только потому что уезжает он правда же? Можешь остаться со мной по крайней мере до…

— Нет-нет-нет, всё хорошо, я…

— Ничего хорошего! Здесь нет ничего хорошего нет не надо гладить, нет! Стоило ему войти как ты сразу взгляни сюда Билли, дай так скажу Билли а на меня смотришь будто никогда, в смысле что всё это значит!

Стоя с одной рукой в пиджаке, он медленно его натягивал. — Кое-что подвернулось, сказал он. — Пара дел которые надо уладить в городе… Он расправил плечи, застегнул пуговицу — Элизабет, слушай…

— Не хочу слушать… Она уже обернулась к двери — если едешь то просто, езжай.

И в кухню у неё за спиной, — а и миссис Бут? Я оставлю дверь открытой, здесь столько мешков с мусором к вам же приходит мадам Сократ?

— Она, да, да она…

— Тогда она их и вынесет. И не давайте ей жаловаться, некоторые тяжёлые, эти журнальные стопки она любит жаловаться, вы уже наслушались?

— Ваш пылесос. Она говорит он foutu.

— Знаете что мне пришлось её учить им пользоваться? пылесосом? он бодро прошёл за неё в гостиную развернуть комок дождевика, натянуть. — Пришёл а она таскает его по комнате неподключенным тыкает в углы, просто делала то же что наверняка видела по телевизору у глупеньких блондинок в роли домохозяйки прямо как мальчишка кого я взял с собой на реку Аваш, в жизни не видел лопаты, не знал как пользоваться. Не глупый нет, нет просто невежество он научился пользоваться проклятой лопатой, вот в чём разница. Ты готов? Он поправил протёртые рукава — стоп, те книги которые я тебе только что дал?

— Блин а что я с ними сейчас буду делать, в смысле…

— Что значит что будешь делать. Прочитаешь! И они двинулись бочком от его вспышки обратно на кухню, там попались в пределах досягаемости, когда встретились их глаза и её руки вскинулись во внезапных тесных объятьях, Билли, Билли, едва слышно в защищающих её крепко руках, когда он снова позвал с кухни, — Миссис Бут? Тут на столе лежала бумажка, много начёрканных стрелок и крестиков?

— Она где-то там… она оторвалась назад, — но зачем вам понадобилась…

— Нет-нет-нет, просто телефонный номер а вот она, я записал на ней телефонный номер… Когда она подошла к двери, он уже оторвал полоску длиной в палец к востоку от Эстре, — Здесь ведь ничего важного?

И из-за её спины, — похоже на какую-то фигню Пола.

— Простите… Он вынес книги, слишком много, громоздившиеся под мышкой, вторую руку протянул на ходу в попытке пожать ей ладонь, — боюсь я вас потревожил миссис Бут я, я постараюсь заранее позвонить если приду ещё… Там он приостановился, но входную дверь для него уже придерживали.

— Билли? ты позвонишь? пожалуйста? и она следила за ними не дольше, чем чтобы увидеть, как книги кувырнулись в листья при шаге со ступеньки порога, увидеть расхлестанный ветром дождевик в наклоне за ними, словно брошенными во время того шумного подъема от закончившихся уроков в школе снизу, и даже смех тот же, который она уже не слышала, закрыв от него дверь, отвернувшись, чтобы на повороте машины по холму прощальное мановение руки застало лишь слепые окна просто дома.

Она вернулась через кухню, где теперь часы трудились над тем часом, когда вчера пальцы прошли вдоль её спины донизу, задержались на вершине разлома в поисках за краем, ниже, глубже, отчаянные выдумки вроде бессмертной души и этих проклятых младенцев, которые носятся вокруг и требуют родиться или родиться заново, всё это страх, встала заглянуть внутрь, где побледнел дым и осела пыль на замусоренный стол под потускневшими стеклами, на книги, стопки, мешки для мусора, всё сразу, отступить и полностью захлопнуть дверь, защелкнуть навесной замок ударом ладони и отвернуться смять бумажную салфетку, чтобы высморкаться. Дом наполнился неподвижностью, но она словно прислушивалась, боюсь я вас потревожил миссис Бут но он научился пользоваться проклятой лопатой, вот в чём разница. Зачем ты это сказала Бибб, у тебя всегда было превосходство типа так ты всегда выживаешь но он вроде клевый старик, боюсь я вас потревожил миссис Бут… Она включила радио услышать об изнасиловании каждые шесть минут в этой стране и выключила, не спуская глаз с молчащего телефона, пока не взяла трубку и не набрала. — Да, алло? Можно, это миссис Бут Элизабет Бут, могу я поговорить с Адольфом? Просто… А, а нет всё в порядке нет, не мешайте ему. Ничего важного.

А вот и они, взносились вверх по холму на носимых лохмотьями криках вроде летящих листьев, один в один, тут в пятнах, желтоватые, там подобравшиеся и съеженные бурые, но все листья, шапки, перчатка, или варежка, или даже носок, а это? книга в воздухе рассыпает страницы и просыпавшаяся улыбка на лице самого маленького из них, застывшего с широко раскрытыми глазами при её располовиненном виде за стеклянными панелями двери, где она держалась за столбик, словно удерживала равновесие, неподвижная, как старик, подпершийся метлой, чтобы сориентироваться, снова нащупать опору против угрозы любого движения, даже её самой, теперь она внезапно открыла дверь и вышла за двумя книгами, почти неразличимыми в листьях, где упали, одна в желтой обложке и вторая, в коричневом коленкоре, «Пророки банту из Южной Африки», увидела она, когда занесла, крепко закрыла дверь и повернулась к лестнице.

Où est-ce que je peux changer des dollars pour des francs?[119]

Она смотрела, пока на экране не появились образующие слова губы, плотно сжимая собственные поверх их отверстия, натягивая сумбур простыней, расстелив нижнюю и подоткнув углы, развернув верхнюю, чтобы встряхнуть.

В отеле можно обменять доллары? Est-ce que je peux changer l’argent a…

И наблюдая за их оседанием, разглаживая морщинки, только чтобы с каждым поглаживанием увидеть, как быстро возвращается их сырое свидетельство, махом сорвала обе простыни и отправила дальше по коридору к скомканным носкам, трусам, сырым полотенцам на полу в ванной.

A quelle heure ouvre la banque?[120]

С теми руками, разобщёнными, в ржавых пятнах, обветшавшими чертами лица приглушенными и стёртыми на странице, где она их и оставила, она раскинула на чистых простынях манильскую папку, потянулась за карандашом и не нашла, и потом медленно вернулась на свежую наволочку, спокойную в пепельном румянце от онемевших губ, изгибающихся в беззвучных слогах на экране и уступивших, как уступал свет в окне, играющей на пианино даме, играющему в гольф мужчине, пока в комнате смеркалось, лиственным видам и муравьям-солдатам в мрачной процессии, на миг озаряющим стены вспышкам снарядов, тускнеющим на людях с носилками, людях при зарядке гаубицы, выстреле из миномета отвернувшись, заткнув уши от грохота, грохота, она уже была на ногах, ноги на полу, руки к свету, с криком — Иду! на грохот в дверь внизу, помешкав и потом смахнув папку с кровати обратно в ящик под блузки, шарфы, перед тем как спуститься по тёмной лестнице, зажечь свет под вышивкой, открыть дверь.

— Я думал никого нет дома.

— Вы кто!

— Продукты? вы заказывали продукты?

— Ой. Ой простите да, я забыла просто, просто подождите здесь.

— Только вино, для вас не смогли найти вино.

— Ничего страшного сказала она, пересчитывая по возвращении банкноты из ящика на кухне. — Ничего страшного.

Она достала чашку, поставила чайник и потянулась к радио, только успевшее её предупредить, что любимым музыкальным инструментом короля Неаполя была шарманка, как удар ногой в дверь развернул её с — Пол?

— Чёртова дверь стоит нараспашку Лиз, ты знала?

— Ах да только что приносили продукты и я…

— Стоит тут нараспашку, он вошёл с темноты, навалившись на дверь плечом протащить и сбросить сумку на пол, кучу бумаг на кухонный стол в поисках стакана. — Были звонки?

— Да, звонил…

— Слушай пока я не забыл, если позвонит Макфардл из офиса Тикелла то погоди, погоди может я его ещё застану который час… Он поднял взгляд от бутылки, с силой опущенной к краю стакана, — чёртовы часы Лиз ты всё ещё не выставила чёртовы часы? вверх, куда она посмотрела и где часы как раз нашли на момент, когда она вышла мокрой из ванной, дребезжала наружу ящиками вынимать то да, сё, шифон с рисунком которого она не видела со времён этого вязаного свитера из — была почта? Он тяжело опустился на стул там за столом, — Лиз?

— Что?

— Только что спросил была ли треклятая почта, спрашиваю была почта были звонки даже не знаем который час, вот… он обернулся уничтожить зудящий в затылок ноктюрн номер пять до мажор Гайдна поворотом ручки, который принёс вести надежды всем страждущим от геморроя, — узнать чёртово время… и поставил стакан, но удержался за него, крепко, из-за внезапной дрожи в руке.

— Почта она, да она прямо здесь немного перепуталась со вчерашней но, и тебе звонили да, как ты ожидал от мистера Слот, от, Пол что случилось! Весь рукав он, что случилось! Он снова на ногах, свободно прижимая бутылку через край опустевшего стакана, с силой отставил бутылку стянуть пиджак — и рука! твоя рука погоди, дай я…

— Не надо! не надо помогать нет просто, просто сниму эту чёртову штуку… спиной к ней поднимая куртку с плеч, расставаясь с рассечённым от запястья до локтя рукавом — я что одет как пугало на Хэллоуин ты даже не заметила когда я…

— Но рубашка тоже в крови это, что…

— Выкидной нож. Он поднял стакан и медленно опустошил. — Только кожу порезал но моему хорошему костюму крышка. Меня ограбили Лиз, среди бела дня после молитвенного завтрака повсюду люди а меня ограбили, вот тебе и всё.

— Нет но это был…

— Черномазый конечно это был черномазый! Вылитый мой, видел по глазам когда он подошёл, видел по чёртовым жёлтым глазам раньше чем увидел нож.

— Но она, не хочешь её промыть или, или лёд? приложить лёд…

Он снова сел на стул, неотрывно таращась на стакан, сунул тот к ней — да вот сюда, давай лёд. Думаю он поджидал меня… Он потянулся задрать складки пиджака, — пытался добраться до этого думаю он поджидал меня.

Она положила лёд в стакан, когда он достал простой конверт, большим пальцем пролистнув в нем банкноты. — Но что, откуда…

— Книга Лиз, книга? Вышел из здания я же говорил что встречаюсь с издателем насчёт аванса за книгу? Не можешь меня поддержать не веришь можешь хотя бы послушать?

— Но это, Пол это все сотенные и, и наличные всё наличные?

— Я просил наличными! Он снова взял стакан, позвенел льдом. — Вышел там из здания ты мне не поверила да, подумала я просто хочу впечатлить твоего чёртового братца где он, пытался зажать двадцать долларов за стодолларовый чек где он, почему не ссыт тут нам на пол.

— Ты, ты будешь немного погодя ужин а то я…

— Всё что ты ответила о чём, думаешь не могу написать книгу так что спрашиваешь о чём… Он выкопал сигареты из кармана пиджака и закурил — хочешь знать о чём я тебе скажу название, «История Уэйна Фикерта» вот о чём. Набросаю и привлеку того автора ту Дорис Чин, которая из газеты, которая писала о нем статью в газете привлеку для полировки перед тем как договориться про экранизацию, уже речь об экранизации чтобы привлечь его мать сыграть мать. Билли Фикерт настоящая мать пацана, запустим всё пошлем её в актерскую студию надо только найти пацана чтобы сыграть пацана, это большой проект. Большой проект Лиз, надо начинать работать сегодня же вот что это такое… он махнул на кипу бумаги, брошенную на стол при входе, растряс лёд в стакане, пока это не сподвигнуло потянуться к бутылке. — Думаю он поджидал меня.

— Хочешь воды?

— Видел по глазам, увидел выражение раньше чем понял что будет дальше.

— Я купила телятину и думала я, думала мы можем попробовать телятину.

— Налей сюда воды? Всё запустить пока они, поменьше! Пока его не порвали на кусочки, за него крепко взялись Лиз.

Она поставила перед ним стакан. — Если это случилось среди бела дня то не удивляюсь что полиция…

— Какая полиция, говорю не о чёртовой полиции говорю о федеральной власти, о тех кто проник в верхние эшелоны федеральной власти вплоть до уровня округов они его топят, вот… метнув на бумагу пепел взмахом руки — видишь всё здесь, продолжение рекламной кампании его большого крестового похода который мы начали на западном побережье люди хорошенько пригляделись по телевизору к Билли Фикерт после клиники похудания ей уже поступило несколько предложений, договоримся об экранизации ей в контракте пропишут ещё десять уже поступило предложение от кого-то из области Залива не совсем наш жанр, вот она… он поднял страницу, — Лиз?

— Ну! она довольно, по-моему тебе от неё приходило письмо.

— Что? Где.

— Где-то здесь, ты не пропустишь. Оно карандашом.

— Где. Спросил же есть ли почта когда вошёл где, тут только чёртов «Склад В & G»… рвётся бумага. — Ты посмотри. Выслали нам чек Лиз ты посмотри… вытряхнул его из конверта, — тысяча двести шестнадцать долларов восемьдесят центов ты посмотри, как только тебе не нужны вещи тут и проверяют свою бухгалтерию шлют тысячу двести шестнадцать долларов и какой ещё к дьяволу доктор Юнт.

— Он был…

— Всё шлёт и шлёт свою чертовщину посещение пятьдесят долларов? год назад?

— Нет порви, я просидела в его приемной час, там был телевизор я смотрела что-то про кузнечиков и пришла ужасная женщина и переключила на врача в мыльной опере который лишился ноги и я выключила и пришла его медсестра и сказала что у меня нет права лишать других пациентов удовольствия и я ушла, Пол это письмо…

— Чёрт подери хорошие новости… рвётся бумага, доктор Юнт остался без ноги так ему и надо, это…

— Это письмо Пол, которое с чеком тут написано что они, нет. Нет тут написано что они продали, они продали всё Пол они продали всё! Это счёт за, мы были им должны девятьсот десять долларов, реклама, организация, аукционные издержки четыреста восемьдесят четыре двадцать, налоги и, на аукционе они выручили две тысячи восемьсот долларов, за всё! Можно, мы можем позвонить и попытаться, комоды и красивый мамин, ох Пол…

Он поставил стакан и уставился на него. — Он поджидал меня, Лиз.

— Ты слышал что я сейчас сказала! Это письмо? что они продали…

— А я что тебе говорил? вошёл в дверь спрашиваю есть ли почта а я тебе что говорил? Проблема Лиз в том что иногда ты не слушаешь… Он поставил бутылку, — проблема…

— Пол честное слово, не говори мне в чём проблема. Она открыла буфет и достала сотейник, — ты хочешь…

— Тут всё сказано прямым текстом видишь? полный двухстраничный разворот сверху поперёк молитесь за Америку видишь? Он умудрился развернуть газету, не опрокинув бутылку. — Организованный заговор по уничтожению Конституции Соединённых Штатов. Мы свидетели заговора по уничтожению всех наших церквей, свободной прессы и права на мирные собрания пред лицом Господа. Вы это допустите? Пустили в сельских еженедельниках в глуши эта деревенщина всё равно больше ничего не читает, вот их фотография занимает полстраницы а прямо под ней он говорит что мы всего лишь маленькая церковь на Пи-Ди но это божьи люди, всё божьи люди, на берегах Пи-Ди и среди моих радиослушателей и телезрителей по всей стране и даже на чёрном континенте Африки где радио нашей миссии несет невинным страждущим повсюду вести о надежде и спасении. Сегодня мы единоручно ведём вашу борьбу против сатанинских сил тьмы во власти потом он вставляет строчку из послания Павла к Ефесянам, даёт своим ученикам из библейской школы отдохнуть от разливочной линии и покопаться в книжках. Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной Лиз какого дьявола ты делаешь, гремишь сковородками я же тут тебе что-то показываю.

— Я начинаю готовить ужин.

— Продолжает слушай, мы ведем вашу борьбу ибо если наша церковь, осужденная за разоблачение атаки на Конституцию США, добьется успеха, последуют и другие, пока ни одна церковь нашей великой христианской нации не останется в стороне. В наших страданиях на берегах Пи-Ди вы видите сатанинскую и неконституционную атаку на сами основы американской свободы, видите темные истоки марксистской диктатуры, омрачающей весь мир силами тьмы молитесь за Америку, молитесь за, Лиз?

— Будешь с этим горох?

— С чем.

— Телятина, я же сказала решила попробовать…

— Горох? говоришь про горох пока там пытаются убить его библейскую школу стереть с лица земли всё «Христианское восстановление для народа Америки» избавиться от его африканских миссий а ты мне про горох? Ты можешь посмотреть? просто повернуться на минутку и посмотреть?

— Пол я разогреваю, ты уже показывал мне её фотографию и я не…

— Не её чёртову фотографию посмотри, занимает полстраницы это Уде и Тикелл, сенатор Тикелл.

— Да? В полуобороте, — что они делают.

— Ну а какого дьявола они по-твоему делают, думаешь в кости играют на коленках? Сняли в той техасской больнице когда Тикелл навещал свою…

— Сетти да, да… в полном обороте — что с ней.

— С кем, дочкой? Судится с автомобильной компанией, она и пацан который был с ней их адвокаты требуют двенадцать миллионов, говорят неисправные тормоза собственные испытания компании показали что тормоза могут прижиматься и удерживать всё…

— Я не об этом! судятся там, я просто спрашиваю как сама…

— Нет так слушай Лиз это серьезно черт подери. В совете автомобильной компании заседает Граймс, Тикелл это человек Граймса в Сенате а собственная дочь Тикелла берёт и судится с ними, чертовский позор по всем газетам в такой момент пресса вгоняет клин топит Тикелла, вот почему они топят Уде пытаются добраться до Тикелла вот в чём всё чёртово дело неужели ты не видишь?

— Неважно. Она отвернулась к раковине с пустой сковородкой, глядя сквозь собственный силуэт, вырезанный тьмой из отражения стен за спиной, буфета и дверного проёма, и лампы на столе, и протянутой порезанной руки к бутылке рядом, во тьму снаружи.

— Лиз?

— Я сказала неважно!

— Проблема Лиз в том что ты просто не осознаёшь насколько серьёзно чёртово положение… бутылка задребезжала о край стакана, — топят его меня всех нас… Он сполз обратно под новости о двух перевернувшихся и загоревшихся фурах у въезда на мост Джорджа Вашингтона, — складываются кусочки теперь видно как складываются все чёртовы кусочки. Появляется Комиссия по ценным бумагам заявляет о каком-то мелком нарушении при выпуске облигаций Библейской школы следом подтягивается налоговая насчёт присвоения церковных фондов со стороны учредителей, проблема в том что их новый компьютер только начал составлять почтовую рассылку если они не составят рассылку не будет никаких фондов вот в чём чёртово дело, этим их библейским ученикам хватает мозгов раскопать Ефесян но считают-то они на пальцах никто там не знает на что идёт каждый цент, вот почему в рекламе Уде говорит что это божьи деньги он не может, возьми трубку… и взял, — алло? Кто?.. Нет так минутку оператор сейчас не могу принять звонок нет, я жду важного звонка скажите ей я не могу занимать линию…

— Стой Пол, это…

— Не могу занимать линию Лиз… он положил трубку и поднял стакан, — не могут прижать Уде там так хотят прикончить его безналоговый статус, разливочная линия рассылает воду Пи-Ди если присоединишься к его клубу «Молитесь за Америку» он просит десятидолларовый взнос и они говорят что он управляет коммерческой организацией тут в дело вступает FDA[121] так уж там всё и устроено все друг друга знают. Вот что такое Вашингтон все друг друга знают, берёшь одного а он внедрился в налоговую звонит приятелю в EDA и вместе они раскапывают пару случаев тифа в глубинке, захватывают список для почтовой рассылки рассылают агентов в Джорджию Арканзас Миссисипи Техас раскапывают тиф а никто не просил пить воду из Пи-Ди, сплошное чёртово невежество видят бутылку сразу открывают и пьют тут и вступают Почтовый департамент с FCC, все друг друга знают. Задерживают его разрешение на рассылку пытаются выжить с телевидения подпортить договор на франшизу с контактом Тикелла в ECC потому что топят Тикелла вот кто им нужен, зарубить его программу «Продовольствие для Африки» зарезать взносы для миссий и зарубить там радио «Голос спасения» у тебя есть пепельница?

— Пол кто это был.

— А ты как думаешь о ком я…

— В смысле по телефону.

— А кто по-твоему. Звонок за счёт абонента из Акапулько кто это по-твоему. Это весь виски?

— Потому что если это была Эди, а это была Эди правда же… Она обернулась, с силой прижавшись к вцепившимся в край раковины рукам, — всё как с Сетти я спрашиваю о Сетти даже не знаю жива она или нет а ты болтаешь об иске даже не даёшь поговорить с Эди, поздороваться просто поздороваться и узнать чем она…

— Жду звонков Лиз мне нужно сделать несколько важных звонков нельзя чтобы Эди на всю ночь заняла чёртову линию! Хочешь знать чем она занимается очковтирательством на пару с Виктором Свитом вот чем, та же шайка-лейка Лиз та же чёртова шайка тратит свои деньги вот и всё чем она занимается вызывает у отца очередную язву. Граймс поддерживает Тикелла вот эта миротворческая шайка и придумывает Виктора Свита а ты знаешь чьим приказам он подчиняется, та же чёртова шайка использующая Уде чтобы зарезать Тикелла любая грязь, думаешь кто раскопал ту бездомную? Заявляется с бухты-барахты с полной сумкой кошачьей еды заявляет что она сестра того бомжа который утонул и захоронен на окружном кладбище получает ордер чтобы его выкопали, требует вскрытие говорит засудит за халатность за убийство всё чёрт подери что только можно придумать, тот же список что у Эрла Фикерта думаешь совпадение? Владеет свалкой в Миссисипи как думаешь кто раскопал его на болоте заставил подмахнуть крестик на обвинении в непреднамеренном убийстве в халатности священника в возмутительном поведении думаешь совпадение? Пытаются получить страховку за халатность притащили какие-то жёлтые газетные вырезки десятилетней давности из Канзаса та же чертовщина, тринадцатилетний пацан пришёл за советом Уде велит ему читать Библию слушать записи проповедей и говорит что он грешник вселяет страх господень пацан идёт домой и вешается, семья из римокатоликов судится за халатность непреднамеренное убийство тот же список слово в слово, говорят всем что Уде получил сертификат по почте где-то в Модесто Калифорния их рукополагают десять миллионов в год в обход налоговой любая грязь какую только могут придумать, все сплетни любая грязь какую только могут придумать. Даже публикуют статью о том как он учил шестилеток в своем библейском классе слушаться Бога подключил стул к двенадцативольтному автомобильному аккумулятору, Бог велит что-то сделать если не делаешь шарах! Он бахнул пустым стаканом о стол, — та же шайка пускает сплетни, понимаешь начинает поступать почта с угрозами даже пара угроз расправы та же чёртова шайка, а твоя Эди твоя прекрасная подруга Эди закатывает банкет в честь Виктора Свита они только и умеют что закатывать чёртовы банкеты… он разбирал страницы газеты — где-то тут про её мать устраивает сбор средств для твоего приятеля Джека Орсини на тот фонд что учредил твой старик восемь миллионов вот, хэллоуинский благотворительный банкет миссис Сисси Граймс, в центре полосы, приветствует гостей императрицу Шаджар, вдову покойного Угэдэя-шаха, с сопровождением вот твой доктор Киссинджер так и не прислал тебе счёт? Доктор Киссинджер, прославленный путешествующий хирург, который завтра отбудет в Йоханнесбург провести колостомию президенту Южной Аф, Лиз? Ты ходила к тому врачу?

Она положила сковородку, хватка за край раковины. — Какому врачу, Пол.

— Говорила пойдёшь к врачу от страховой компании чтобы подготовить мой сопутствующий иск для суда по крушению самолёта когда они…

— Доктор Терранова да, ходила. Он думает у меня высокое давление.

— Высокое, и всё? Высокое давление какой от этого толк, пройди но улице у всех высокое давление, выйди перед присяжными там у всех высокое давление думаешь они присудят полмиллиона за высокое давление?

— Пол, а что я могу…

— Наверняка у меня самого высокое давление если сходить к врачу да времени нет, столько врачей это у тебя куча времени ходить по врачам если я, возможно у меня самого, сердечный приступ упадёшь на улице а тебя только обойдут. Его рука повела над бумажным барахлом, нашла место на бутылке — всё это чёртово, удержать всё под контролем если я, большой проект удержать под контролем даже не знаю где, где почта… горлышко бутылки свободно звякало о край стакана — спрашиваю есть ли почта спрашиваю, спрашиваю есть ли звонки а ты…

— Я же сказала Пол. Звонил мистер Слотко.

— Мис, ты сказала? Ты сказала что звонил Слотко?

— Ну я, да в смысле я…

— Сказала что звонил Слотко я не что, что он сказал.

— Он сказал ты, он просто ответил тебе наверное лучше поговорить с Адольфом, что Адольф знает…

— Поговорить с Адольф ни черта не знает вот почему нужен Слотко, большая престижная вашингтонская юридическая контора знает что происходит они там все друг друга знают вот почему нужен Слотко, весь чёртов вопрос может ли наследственный фонд купить акции по опциону раньше этого бельгийского синдиката уже захватил «Лендро», скупают «Южноафриканский Металлокомбинат» подбивают клинья к ВКР уйдет ли тогда Граймс на второй план он наверняка знает этого самого Крукшенка знает что весь чёртов совет директоров готов в минуту продать ВКР вот почему нужен Слотко там все друг друга знают, вот в чём чёртово дело они все друг друга знают вот почему нужен Слотко царь горы вот почему что он ответил.

— Ну он, я же объяснила он только сказал…

— Поговорить с Адольфом чёрт подери Лиз что он ответил! Звонил только чтобы какого дьявола он сказал в точности!

— Он сказал… снова прижавшись к рукам, схватившим раковину, — он сказал что ты идиот, Пол. Он сказал ты действуешь сдуру раз работал у моего отца то уже мнишь.

мнишь что можешь командовать он сказал ты понимаешь в финансах не больше сопливого шестиклассника что его уже тошнит от твоей ругани по телефону если ты, позвони Адольфу если ты. если Адольф тебя терпит пусть он и объясняет. Позвони Адольфу.

— Он так и сказал?

— Ну он, ты спросил что он в точности…

— Он так и сказал Лиз? Сползая в кресле глубже, он сидел и водил пальцем но красному порезу вдоль руки до связок, выступавших на тыльной стороне ладони, — я тебе скажу в чём дело… он поднял стакан, — скажу в чём всё дело Лиз. Слотко строит из себя большую шишку а сам просто их еврей для видимости, крупная престижная юридическая контора Слотко влезает ужом а им нужен еврей для видимости сам из той же шайки, вот что это значит. Та же чёртова шайка размазывает грязь, сплетни слухи всё до чего могут дотянуться лишь бы теперь довести Уде до антисемитизма он до двадцати лет ни разу не встречал еврея и что они делают? Распространяют какую-то якобы его старую речь где говорится что евреи две тысячи лет выживали только потому что их ненавидят, переезжают по соседству их угощают выпивкой обращаются как следует так чертовски перепугались что лишатся своей идентичности вот и устроили Израиль и придумывают новые способы добиться ненависти вот чёрт подери единственное что их объединяет. Пытаются добраться до Тикелла, та же шайка Виктор Свит та же чёртова шайка пользуются Уде чтобы добраться до Тикелла отобрать голоса евреев проблема в том что кто-то записал эту чёртову речь голос невозможно не узнать, услышишь раз не узнать невозможно что ты, что случилось…

— Просто если будем есть надо убрать бумаги, можешь убрать свою…

— Стой дай стакан, весь этот чёртов дым не могу…

— Ай!

— Вот почему мы просили его всем рассказать что он сионист прямо здесь, прямо здесь в где эта реклама, исправляем положение даёт речи на межрелигиозных завтраках напрашивается на приглашение кого-нибудь из их главных приехать к их Стене плача хорошенько вместе порыдать позарез нужны чёртовы друзья где только подвернутся, что это.

— Просто, я думала попробовать телятину но…

— А это что.

— Это были грибы но, наверное сковорода слишком раскалилась и…

— А это…

— Это горох. Осторожней!

— Просто беру чёртову трубку, алло?.. Он поднял тарелку, чтобы она освободила провод, направила струйку гороха между двумя преклонившимися в молитве людьми, — Хорошо что ты позвонил, я не смог… вот почему я не смог приехать, где ты услышал… наверняка, он наверняка, повсюду люди а он попёр прямо на меня, разделался с ним сделал подтяжки из кишок видать им придётся обождать с допросом пока будут его по чёртовым кусочкам собирать, понаехали стало как на чёртовом минном поле у них там каждый черномазый в народной армии освобождения носит АК47 все понаехали из… Проверяют стерпим мы или нет, вывели тех ребят из миссии каждого чёртового парня из миссии дали молоток забивать колья в землю застолбили весь участок, каждый… на их земле нет, на земле миссии, с одной стороны на них прет «Металлокомбинат» с другой «Лендро» под боком ВКР уже работает на участке по соседству пытается получить право на расширение залезут прямо под саму миссию пережуют и выплюнут в этом всё чёртово… Нет уже зарегистрировано, весь участок уже зарегистрирован на анонима тот сдаёт участок церкви ищут кто больше предложит наверняка эти чёртовы бельгийцы или кто они там, синдикат зарегистрирован в Лихтенштейне как какой-то либерийский грузоперевозчик скупают всё что они смотри чёртов горох рассыпался по, можешь убрать? Что?.. Нет не тебе я сейчас о другом застал меня во время…

Почитай в газете увидимся Лиз? повесишь? Уже что-то просыпал на чёртовы стараюсь тут поддерживать порядок не стоило мне ему это говорить. Звонит выуживает не стоило ему всё это говорить.

— Боюсь телятина жестковата.

Он допил остатки из стакана. — Что?

— Телятина, сложновато жевать.

— Сложновато… Повторил он, напал с вилкой и потом отложил вилку, и голова упала в руки, уставился в тарелку, порез прочертил красную линию прямо к глазу.

— Не больно Пол? не хочешь…

— Сложновато вот и всё, сложновато… он снова взял вилку — проблема в том, все чёртовы кусочки сходятся не стоило мне ему всё это говорить… вдавил вилку, сдался, перешёл к стайке гороха, затерявшейся перед тем как покинуть тарелку, разворошил обожжённую рощу грибов — прямо как, думаю он поджидал меня Лиз.

Она унесла тарелку, унесла собственную, не доевполовину, в безопасный уголок и потянулась к бутылке — Не думаю…

— А ну дай сюда!

— Пол пожалуйста, ты…

— Я же сказал! и схватил её за горлышко, — сказал… наклонил, ещё, — кусочки сходятся проблема в том что чёртовых кусочков слишком много, проникли даже в Ватикан правда Лиз, чёртово масштабное мирное наступление в третьем мире разведсеть Ватикана накрыла весь континент даже туда проникли, иезуиты учат суахили обращают пару черномазых в правильных местах заманивают в исповедальню данные поступают прямиком епископу сразу по чёртовой горячей линии в Рим понимаешь? Пытаются выбить его радио «Голос спасения» вот почему Тикелл там ознакомляется с фактами из-за своего «Продовольствия для Африки» пытаются добраться до него через Уде та же чёртова шайка вплоть до уровня штата, управление по дорогам штата говорит тормозные барабаны того автобуса проржавели насквозь еле с земли собрали пытаются и это повесить на него, окружная медкомиссия пытается прикрыть всю чёртову лавочку библейскую школу всё, проникли вплоть до уровня округа говорят они из своей чёртовой новенькой сантехники сбрасывают необработанные отходы в Пи-Ди, да там до сих пор под кусты ходят никто не против пока они сидят враскоряку в кустах а как поставишь новую сантехнику сразу вплоть до уровня округа вот в чём всё чёртово дело. Грязь статьи сплетни поддевают как могут, пытаются замазать делом Врата Рая устроил там на холмах христианский лагерь выживальщиков учит владению оружием, рукопашному бою, помощники шерифа учат детей, всех, замороженные пайки винтовки М14 учебные стрельбы обращение со взрывчаткой та же самая газета, пытается его этим замазать… Он расчистил страницу взмахом руки — та же самая чёртова газета, оплачиваешь рекламу на полную страницу а они подсовывают грязную статейку о Рае, ещё страница и потом — стоп! Где он!

— Где что…

— Конверт тот белый конверт, в нём десять тысяч где… рассыпая страницы — нашёл… волоча за локтем окровавленный рукав, рука на пути к бутылке вильнула к трубке — Алло?.. Кого вы, вы ошиблись…

— Пол пожалуйста, если это…

— Эй! Ах ты старый долбоклюй, неужто это старый долбоклюй… Он завалился обратно в кресло, — ну уж. Правда? Ну уж, шестичасовые новости?.. видел как я с ним расправился? Камеры подготовили для каких-то хлюпиков-политиков на молитвенном завтраке два удара и он готов, этот ублюдок ждал меня Чик. Ты его видел? вылитый Чиггер точно? видел его рожу? Та же жёлтая херня в глазах тот последний день когда поливали из М60 те халупы детей кур свиней сравнили всю эту блядскую деревню с землёй та же херня, увидел по глазам раньше чем увидел нож, он… ублюдок по руке чиркнул не больше, так ему и сказал Чик когда его сдал, хочешь раскроить себе башку пришёл по адресу так и сказал, там каждому ублюдку выпало пять минут безумия, оставалось две недели Ковальски не мог подождать? пошёл прямо по шоссе семь привлекать огонь? Что? кто… ни от кого нет, с чего мне с ними общаться, единственное что какой-то придурковатый сержант приглашал меня на похороны Неизвестного Военнослужащего поучаствовать в их параде ты представляешь этот ублюдок предложил мне инвалидную коляску? тащиться в конце? Военные там организовали всё, цветные гвардейские оркестры из всех родов войск думаешь очень им хочется чтобы рядом с гробом маршировала куча покоцанных ублюдков в панамах и форме? В мешке может оказаться и Ковальски, две левые руки Ковальски в мешке этих-то задвинут, думаешь очень кому-то хочется видеть проигранную войну пока они разряжаются к победе в следующей? Задвинут чтобы плелись в хвосте за микки маусами за блядской стеной реющих флагов играющих оркестров до самого Арлингтона, сыграют отбой постреляют холостыми в никуда на караул! на плечо, блядь! Посмотреть как Друкер придёт со своим мешком ушей вот что им… Ладно нет, нет я в порядке мужик я, я… что? В полном порядке долбоклюй в полном порядке какие ещё имена… Нет я добуду я тебе добуду, обязательно долбоклюй я тебе добуду просто-таки отличных только в этот раз не подставляйся, есть телефон? найду тебе просто-таки, есть блядский карандаш? Лиз? рука прорвалась через бумажки, — есть чёртов карандаш?

Когда он повесил, она уставилась на него, и его глаза незряче поднялись прямо на неё, остановили её шаг навстречу, остановили — Пол, не надо… в её горле.

Но он уже взял, взял за твёрдое горло бутылку над стаканом — умница моя…

— Пол… она всё же сделала шаг.

— Он просто грёбаная умница остановило её на месте. — Вытащил меня из той казармы Лиз, это Чик меня вытащил… Он поднял руку стереть пот с лица рукавом, но тот свободно болтался с локтя, вычертил по мокрому лбу прямой порез во всю длину, почти чёрный, где кровь сгустилась и запеклась. — Просит имена, говорил тебе что он только что выбрался? Звонит мне потому что хочет начать с чистого листа, просит имена проблема в том что ты меня не слушаешь. Это мой связист, защищал рацию своим телом единственный человек в этом блядском отряде который меня слушал, дай приказ какому-нибудь черномазому он под кайфом, все они под кайфом, потом возвращается не было такого сэр. Бомонт поднимись на хребет, вернись расскажи что видел. Не было такого, сэр, и хитрожопая улыбка до ушей думали покажут мне, думали самого меня загонят на этот хребет под пули… Он таращился на то, что налил там в стакан, пока не выпил, — просит имена, говорил тебе что он выбрался?

— Ты мне говорил Пол.

— Проблема в том что ты не слушаешь, я тебе говорил.

— Этот Чик только что выбрался из армии и хочет, что он хочет начать с чистого листа и просит имена людей которые могут взять на работу?

— Говорил же ты не слушаешь Лиз, не слушаешь. Пять лет за ограбление вот откуда он выбрался, единственный кто вернулся с профессией, во второй период службы армия дала ему профессию вывели из боя отправили в G2[122]взломает любой сейф какой покажешь, это армия его научила в G2 с чистого листа, имена вроде врачей с наличкой в стенных сейфах припрятанных от налоговой Чик их прямо в темноте срисовывает, ублюдки не заявят об ограблении потому что и об этих чёртовых деньгах не заявляли это он меня вытащил Лиз, видела по телевизору слышала? Шестичасовые новости видел по глазам раньше чем увидел нож, он поджидал меня…

Теперь она стояла достаточно близко, чтобы положить ему руку на плечо, на пропитанную испариной рубашку, и плечо поддалось под рукой, как под весом. — Пол я, давай помогу дойти наверх, ты…

— Надо работать, не могу помочь дойти наверх Лиз слишком много чёртовой работы надо работать.

— Ты не можешь нет, ты сейчас не в силах работать ты…

— Не говори мне что надо работать! Он снова схватился за бумаги, — чёртов большой проект просто собрать все кусочки, слишком много чёртовых кусочков… и взмах газеты, — видела? Только что тебе говорил, грязная статья о Рае видела? Его лагерь христианской готовности где он учит пользоваться миномётом М2, ребёнка задело осколком Библия не допускает переливание крови откинулся размазали по всей газете видела? вот тут в углу? Подбирается ФБР федеральные маршалы та же самая чёртова шайка, топят Уде пытаются замазать Раем? Покупаем себе полную страницу рекламы получаем грязную статью видела? даёшь рекламу за четыре дня даешь время выдумать грязь в том же самом выпуске видела? его палец бежал по пересохшему руслу от каскада гороха — умилостивить, разозлил их и разговорами о чёртовом умилостивлении слишком много христиан рыскают как Иаков и Исав говорят я умилостивлю его[123], хотят умилостивить империю зла потому что боятся этого безбожного марксизма и воинствующих атеистов которые служат злым промыслам Свита, видела? всё его умилостивление и разоружение чьим приказам он подчиняется Виктор Свит? Мир это оружие в их наступлении снова прямо здесь цитирует Библию при умнее его и, при уме его и коварство будет иметь успех в руке его и сердцем своим он превознесётся и среди мира погубит тут так и написано, среди мира погубит многих[124] целое чёртово религиозное пробуждение по всей стране видела?

Она посмотрела. Так там и было написано но — уже поздно Пол… её рука провела по сырому скату его плеч, — слишком поздно чтобы…

— Слишком поздно.

— Я просто про то что слишком поздний час чтобы…

— Слишком поздно Лиз, целое чёртово религиозное пробуждение по всей стране все вышли на охоту, сорок шашек динамита там пытались взорвать его трансляционную вышку «Голоса спасения» почему, где… он взял пустой стакан — где.

— Кончилось Пол. Больше нет.

— Не может! Нет не надо, слишком поздно больше нет не надо, не надо… рукав зацепился за бумаги он поймал и оторвал окровавленное — не надо, слушай просто, пойти наверх… с рывком на заплетающиеся ноги, снова рассыпая бумаги, нависая над столом — сколько раз я, просил выкинуть эту чертовщину! и схватил журнал «Нейчерал хистори» порвать поперёк оголённой груди воина-масая, через плетёные волосы, через — чёртовы глаза, швырнул к раковине, поймал равновесие у косяка, обернулся и с броском прошёл в дверь под лестницей, с одышкой, хватая в потёмках сидушку — не надо… Она включила свет, намочила тряпку, держала за плечо — просто не надо, помоги!

— Осторожней, Пол осто…

— Я осторожно! Он встал, тяжело у стены, снова подхватил равновесие у лестничного столбика, где осталась она, держась в стороне, наблюдая за ним до вершины лестницы; и когда наконец поднялась сама, то чтобы раздеться в темноте, сдвинуть его полуодетую тушу со своей стороны кровати и вжаться лицом в подушку.

Где и проснулась, приходя в себя на спине, натягивая простыню и одеяло ради тепла, или его ощущения, пестрящего по стенам и потолку комнаты с мягким подъёмом и падением красного, жёлтого, что вспыхнули оранжевым, подняли её на локти — Пол! к изножью кровати и к окну в озорстве пламени сквозь ветки на улице. Она схватила его за плечо и тормошила, потянулась к свету, к телефону, когда подножье холма внизу изверглось вспышками красного, ослепительно-белого, взбирающимися прямо к ней грохочущими колоколами — Пол пожалуйста! перевернула его обеими руками, глаза запечатаны и челюсть отвалилась, пусто отвалилась на пол рука, и она вернулась к окну, где теперь были сплошь свет и звук, лай мегафона, протянутые за забор шланги, когда последние окна и белизна гаража полыхнули в языках пламени, дотянувшихся до веток наверху и на миг схвативших одну здесь, другую повыше, словно разожжённые добраться до самой небесной тверди, пока вдруг крыша не провалилась в снопе искр и огня, оставляя силуэтами на умирающем свете мальчишек внизу, тех же самых мальчишек, что карабкались на холм днём, но старше, или их братьев, по торчащие подбородки в пожарных шлемах, по лодыжку в чёрных плащах, с томящимся бездействием теребящих топоры почти с них ростом, пока самый младший не обернулся увидеть её в освещённом окне и не протрубил остальным о своем открытии, отшатнув её обратно затемнить комнату, натянуть простыню, неподвижно лежать рядом с размеренно дышащим покоем, и запахом гари.

Подъёмом по склону, с остановкой, чтобы перевести дыхание, за ней, когда она стала подниматься дальше, снова увязался старый пёс, где она опёрлась рукой на опалённую стойку ограды набрать полную грудь прихватившего воздух запаха золы, взглянуть на дом, прежде чем выйти на чёрное зияние дороги. Входная дверь стояла нараспашку. Не успела она перейти, как пёс шатнулся мимо, в спешке лишив её равновесия на ступеньке, где она запнулась, оправилась в броске к косяку, заглянула, сорвалась на севший голос — Кто…

— Прочь! проклятье прочь отсюда! и проклятый чёрный пёс вышел мимо неё, прижав в порыве уши. — Что здесь произошло.

— Я не, что…

— И вот там… Он вышел не дальше столбика лестницы, рука из протёртого рукава сунулась мимо неё показать — там, что произошло.

— Дом, дом сгорел, просто сгорел на прошлой неделе в ночь того дня когда ты приезжал и, но что… уже достаточно углубилась, чтобы увидеть рассеянные среди осколков разбитой о пол вазы шёлковые цветы, — как это…

— Только что пришёл, входная дверь стоит нараспашку кто-то вломился, кто-то спешил, вот… он взял её под руку, твёрдо взял ладонь в свою, но она отстранилась, присела на край двойного диванчика. — Давно тебя не было? Только этим утром ответила она, с самой рани, ей позвонил мистер Голд из «Сакса» и сообщил что нашли её сумочку и ей всё равно надо было в город, надо было подписать кое-что у юриста, и потом, когда она поехала в «Сакс» забрать сумочку, ни о каком мистере Голде там никогда не слышали, никакого мистера Голда не было, и — Да, а пока ты ездила к мистеру Голду здесь грабили дом, у них были твои ключи и твой, что случилось… Она с резким поворотом вошла на кухню выдвинуть ящик, зарыться под салфетки, подложки, — что-то пропало?

— Нет… она закрыла — тут, нет ничего.

— Сорвали замок с двери в мою комнату даже не было заперто, я же оставил открытой правильно? для мадам Сократ чтобы вынесла мусор?

— Я закрыла.

— Ты, зачем. Зачем закрыла.

— Не знаю.

Он встал там стянуть дождевик, заглянуть в беспорядок комнаты, словно сличая с памятью, и потом — Элизабет? не оборачиваясь — я, очень трудно сказать то что, мне очень жаль из-за того что произошло, сказать то что поможет… На это она ничего не ответила, наклонилась освободить складку в чулках от прикуса туфли, волосы рассыпались с белизны шеи, выпрямилась внезапно попасться в его объятье одной рукой, в его близкое дыхание — что я ужасно переживал…

— Миссис Бут? резко вывернувшись от его руки, задевшей грудь — Я ужасно переживал миссис Бут, так будет дальше? Простите что потревожил миссис Бут? Тогда почему даже не звонил.

— Пытался позвонить этим утром когда я…

— Меня не было! Только что сказала меня не было, только что сказала была в Нью-Йорке если думаешь что я, если думаешь что я буду просто сидеть всю эту жуткую неделю и ждать звонка?

— Я не хотел сказать…

— Я заварю чай. Будешь чай?

— Я, нет… Он оттолкнул комок дождевика с кресла, куда его выронил, и сел, выкопав глянцевый конверт с табаком, глядя на её фигуру со спины, пока она хлопотала над чайником. — Она приходила? Мадам Сократ?

— Ну, она, не совсем.

— Не совсем?

— В смысле она не очень надежна она, надо позвонить в полицию правда же. Заявить.

— Я только, может позже… просыпая табак, когда большие пальцы свели бумагу вместе, — дай сперва осмотрю свою комнату, вдруг там…

— В смысле это просто могут быть те же самые мальчишки те, ужасные мальчишки… она оторвалась к телефону, напряглась на втором звонке и потом, на третьем — нет не отвечай!

— Но я думал ты…

— Потому что они звонят без конца, эти газеты в смысле откуда у них вообще наш номер они даже приходили, к передней двери, задней заглядывали в окна, в смысле приходилось часами прятаться в маленьком туалете под лестницей они думают у них, они думают у людей есть право знать о тебе всё, что…

— Нет-нет-нет, у них просто есть право на развлечение, вот и всё… Он потянулся к трубке, срывая со звонка, роняя назад — почему и ходят в кино да? почему и читают романы? Узнать изнанку, исследовать тёмные страсти сокрытые в человеческом сердце и чем серьёзнее вторжение в личную жизнь тем лучше, вот за что дают премии. Та фотография с передовицы, вашего преподобного Уде в сговоре с сенатором Тикеллом? во время передачи взятки в десять тысяч долларов за лицензию на телевещание? Вот за что дают пулитцеровку это не искусство, не литература, не что-то долговечное, это газетное мышление, сегодня читаешь, а завтра рыбу заворачиваешь, это просто…

— Это не то.

— Что не то, ты о…

— Я сказала всё было не так! И он не мой преподобный Уде нет я видела, я уже видела раньше эту дурацкую фотографию это не то.

— Никогда не видел более заговорщицких выражений лиц.

— Это потому что они молились… Чашка по пути с полки задребезжала блюдцем — несметно! Над чем хохочешь это несмешно это, это как он подходил к тебе на ступенях здания суда, когда как ты сказал он взял тебя за руку у суда в, в Шлёповере встать с ним на колени и покаяться так же было в больнице, в больнице лежала дочь сенатора Тикелла за их спинами даже видно те отвратительные цветы вот они, сам посмотри. Эта стопка газет, фотография подо всем остальным мусором все те фотографии с, они находят фотографию и придумывают под неё сюжет. Пол сказал это всё Виктор Свит, начальство Виктора Свита что это они подделали сюжет про взятку только чтобы замазать сенато…

— Откуда у них фотография?

— Я не знаю, я не знаю кто им дал фотографию я не…

— Тогда откуда ты знаешь что…

— Потому что я знаю кто на койке! потому что на больничной койке Сетти видно уголок за этими отвратительными этим, этим крестом из отвратительных цветов потому что я знаю Сетти! Потому что мы были лучшими подругами Сетти Эди и я. Эди Граймс её отец близко дружит с сенатором Тикеллом а Эди привлекала средства для него, в смысле для Виктора Свита она думает он обаятельный потом у неё кончились деньги, в смысле в основном она собирала ему свои деньги чтобы насолить отцу. Он зовёт Виктора Свита чёрным тюфяком она хотела ему насолить а он просто дал ещё больше денег из её траста и, потому что…

— Потому что Виктора Свита готовили, а эта байка что он сидел я тебе расскажу откуда. Ему хватило дурости припарковаться в каком-то захолустье в Техасе и пара старых добрых местных ребят подожгла его машину, он подал заявление в полицию и его посадили за то что мусорил. Его готовили.

— В смысле так я и сказала! на это и пошли деньги Эди его готовили чтобы он баллотировался в Сенат против отца Сетти и…

— Нет-нет-нет. Граймс, всё это крыло партии на утренней передовице требующее крови, планировали подготовить собственного чёрного пацифиста-тюфяка для выборов и потом размазать его по проклятой стенке внезапно всё пошло быстрее чем они ожидали. Провести черту, переправить авианосную группу из Момбасы и пару истребителей из-за Мозамбикского пролива, вызови СБР[125]и объявить боевую готовность в верховном штабе. Они получили что хотели… Он наконец закурил скрученную сигарету, стёр тыльной стороной ладони крошку табака с языка. — Как же он оказался на том же самом проклятом самолёте что и Тикелл…

— Я думала ты знаешь сказала она, наливая кипяток в чашку.

— Ну, да, ну конечно из такого места не так много рейсов, от силы два в неделю. Прилетает такой и если у тебя есть связи, если у тебя есть имя которое что-то значит обычно можно…

— Это просто газеты, в смысле сюжет из газет нет, а я про твои красивые фразочки которые ты, которые ничего не значат. Неотвратимая пунктуальность случайности[126], в этом роде.

Он затянулся сигаретой, убрал её в облаке дыма. — Выпить нет?

— Можешь поискать.

— И где мне…

— Не знаю где! Вон там, на столешнице за всеми газетами если ещё осталось. Пол всё покупал и потом уже казалось что не будет никакого, за той сумкой с луком… резко выдернув — пожалуйста! вывернувшись от сюрприза его руки на талии позади — ну вот, пролила из-за тебя чай… на извиняющееся отступление руки в спешке по изгибу её ляжки, — честное слово!

— Нет прости, Элизабет послу…

— И хватит так меня называть! Так вечно, простить нет, так вечно делал отец, говорил прости и гладил по головке и пытался чмокнуть нет, вечно за что-то другое, говорить прости вечно не за то вот почему люди это говорят. Простите что потревожил миссис Бут, сам нагрузил его книжками и уехал набивать ему голову всяким, сама не знаю чем; твоё представление как только он, как только узнал его имя, что его зовут Воракерс. Ископаемые и сера и обозвал преподобного Уде недостающим звеном чтобы он издевался над Полом зачем, зачем. Только чтобы ухудшить его отношения с Полом? да, и со мной?

— Только ты держала их вместе.

— Я? а ты, когда ты сказал что если чувствуешь себя гвоздём всё вокруг кажется молотком если вот это я, если думаешь вот это держало их вместе, это он тебе так сказал? водил его на ужин, водил выпить в Нью-Йорке расспрашивал о моем отце и компании и Поле и обо всём, потому что он приезжал. Он приезжал в ночь перед отправкой и это даже был не он, это даже был не Билли он нахватался твоих нет-нет-нет и твоих рубящих руки бельгийцев и твоих комиксов о Библии и преподобном Уде, что церковь построена на крови своих мучеников это же ты сказал, да?

— Ну я, вообще-то это вольный перевод Тертуллиана что кровь мучеников это семя… 

— Нет это ты сказал я слышала, и если преподобный Уде хочет всё сделать правильно то должен пойти и поймать пулю? что крестовые походы не более чем резня и то же самое получится у него? Превратит урожай душ в крестовый поход против империи зла как Линкольн после сражения при Энтитеме превратил войну за спасение союза в крестовый поход ради освобождения рабов в смысле где он этого набрался. Билли в жизни не слышал про Энтитем нет, это всё только ради ссоры с Полом потому что Пол с юга, про цвет молодёжи юга да что Билли в этом понимает, что это Ли растоптал цвет молодёжи юга продолжая войну зная что она проиграна вот что такое юг до сих пор? параноидальная сентиментальная выдумка? кучка неудачников где униженные высшие классы разводят диванную философию словно бедные родственники которые винят богатую семью на севере за то что украли принадлежащее им по праву? Бередят раны пока наконец не начнётся война где они смогут победить, вот почему их так много в верхах армии? Война за возрождение национального достоинства потому что своё они потеряли сто лет назад и никто им его не вернул и что вот в какой войне участвовал Пол, что им не дадут в ней победить в смысле что вообще Билли знает о Гражданской войне и обо всём прочем, только чтобы напридумывать такого ради издевательств над Полом? Будто юг это колыбель глупости где путают патриотизм и Иисуса потому что это религия неудачников по которой награда ждёт потом в каком-то другом месте поэтому они единственные хорошие американцы-христиане по-прежнему ютятся на своей сентиментальной свалке прошлого где сила в глупости и в этой бессвязной вульгарности как у преподобного Уде, дразнил его преподобным Уде но это же всё ты, правда же. На самом деле это был только ты.

Он раздавил сигарету в блюдечке, не оставив ни уголька, ни ниточки дыма, давил, пока она не рассыпалась в пожелтевших пальцах. — У тебя чай стынет, сказал он наконец, а потом — знаешь, это не я позвал его выпить а он позвал меня. Я его не расспрашивал мне не пришлось, я и слова вставить не мог, он…

— Что Пол даже не южанин? что я, что кто-то недавно ему сказал будто Пол усыновлён так что на самом деле он наверняка вообще еврей и даже не знает об этом? шустрила Пол? что это Пол шустрил и носил взятки вместо папы и все…

— Нет-нет-нет слушай, всё же было в газетах правильно? Мне не пришлось его расспрашивать, ты же читала газеты?

— А я тебе что сейчас сказала! Они прямо здесь, вот эта стопка только что тебе сказала со старыми фотографиями папы и Лонгвью и, и та фотография Билли из школьного альбома даже её нашли. Даже её нашли.

— Уверен её получили в… Он начал скручивать другую сигарету, сбросив просыпанные клочья табака со стола, с коленей, — в морге, наверняка фотография была в морге.

— Но что за морг где нет, нет… побледнев, с побелевшими руками, за спиной хватаясь за раковину — не было его фотографий в морге они…

— Я про газеты, газеты, это называется досье, эта статья о Поле, большой герой дивизии «Молния» подорвавшийся…

— Потому что у них была та фотография вот я о чём, чтобы выставить на передовицу и придумать под неё историю потому что у них была та фотография…

— Фотография впечатляющая.

— И выставить его убийцей? убийцей без войны кто им это наговорил.

— Ну господи боже, он же его убил правильно?

— Он не хотел.

— Не хотел? его пытается ограбить тощий девятнадцатилетний паренек и он не мог его просто вырубить? Но она отвернулась на блёкнущую кутерьму на террасе, перевернутые стулья, листья и горлиц, трёх-четырёх, неразборчиво клюющих, пегих как листья на солнце, всё ещё присылающем тепло, или его подобие, как начал угасать, когда она заговорила, её голос. — Ответь… он закурил, и закашлялся. — Почему ты рассказала что твоего отца столкнули с поезда.

— Какая разница… Она не пошевелилась, спиной к нему твёрдой, как стол между ними — он же умер, да?

— Упал с эстакады? с крыши поезда? Потому что я это вспомнил, вспомнил эту сцену. Я смотрел тот же фильм.

— Это плохо, да… и её плечи слегка опустились, — потому что когда люди врут…

— Нет я не в том смысле, я не сказал что ты мне…

— Я отвечу почему да, потому что люди врут потому что, потому что когда люди перестают врать значит им уже всё равно.

— Стой… но во внезапном порыве она открыла дверь и вышла на террасу, где, пока он не догнал, опустилась сидеть в одиночестве на краю перевёрнутого стула и он остановился, глядя на неё, на её тлеющие рыжим в свете солнца волосы и жёлто-зелёный цвет чего-то на ней, свитера? не обратил внимания, даже бледная арка лица протестовала против уныния мёртвой вокруг неё листвы, и он снова кашлянул, прочистил горло, словно чтобы заговорить, прервать дрожь, развернувшись мерять шагами кухню, выглядывать каждый раз, проходя у двери, наконец потянуться к телефону, набрать, заговорить смутным тоном — en désordre, la maison oui… demain? tôt Ie matin, oui? certainement…[127] после чего повесил и вышел на бледное тепло солнца.

Она подняла взгляд, не на него, а прямо мимо него на дом, на коньки крыши в выдающейся симметрии над парными окнами так близко, будто выходят из одной комнаты, но на самом деле из ближайших концов двух разных, и обе толком не обставлены, пустой книжный шкаф да просевший диван в одной и в другой выпотрошенный шезлонг в волютах французской претенциозности с раскинутым в непотревоженной пыли на полу золотым бархатом с тех самых пор, как она там была, может три-четыре раза за всё время проживания в этом доме, глядя оттуда на зелень в нижней части лужайки и листья ещё до того, как они выплакали цвета, как уловили разные облики в пунцовой спешке стать пожухло-красными наподобие старых болячек, пока древогубец желто бледнел к приземистым высотам сиять рыжим в последнем призрачном восторге, и как погибли, снова сведенные к неразборчивости в этом пятнистом однообразии безжизненности у её ног, где жаловалась горлица средь последних свидетельств, принесённых откуда-то вне досягаемости, вне поля зрения с вершины холма в его претензии стать горой, листьев американского дуба почерневшего красного цвета давно запёкшейся и засохшей крови. — Вот… он подошёл поставить перевернутый стул, — сядь здесь… смахнув с него листья — я, я подумал о том что ты сказала и, надеюсь ты не решила что я…

Она не шевельнулась. — Никогда не смотрела на него по-настоящему.

— На что… глядя туда, куда глядела она.

— На дом. В смысле снаружи.

— А дом да, дом. Он так построен да, он построен чтобы на него смотрели снаружи такой, такой был стиль, заговорил он, резко спасённый от неуверенности, всплывая к поверхности — да, у них были книги о стилях, у деревенских архитекторов и плотников здесь всё вторичное да, эти грандиозные викторианские особняки со множеством комнат и огромной высотой и куполами и чудесным замысловатым литьём. Вдохновлялись средневековой готикой но у бедных работяг ничего не было, ни камней ни кованого железа. Только старые простые надёжные материалы, древесина да молотки да пилы да собственная неуклюжая изобретательность свели все оставшиеся от мастеров грандиозные фантазии до человеческого масштаба собственными придумками, вон те вертикальные наконечники свесов? и тот ряд «бычьих глаз»[128] под ними? Он пинал в сторону листья, жестикулировал, обеими руками обнимая — лоскутное одеяло задумок, заимствований, обманов, внутри мешанина из благих намерений будто последняя нелепая попытка сделать то что стоит делать пусть даже в таких мелких масштабах, потому что он же выстоял, верно, дурацкие придумки и всё такое выстоял девяносто лет… осекся, уставился туда, куда снова сбежал её взгляд, на головокружительные высоты и купола, словно из-за какого-то эхо: Как у тебя в голове Маккэндлесс, если это толкнуло его добавить — почему когда кто-то вламывается, чувствуешь, будто напали на тебя, чувствуешь…

— Слушай! Внутри зазвонил телефон, и на второй звонок она вскочила, осела обратно с третьим. — Я только имела в виду, что в этом доме трудно спрятаться… Снова поднимая глаза на два парных окна, — смотрю снаружи, смотрю наверх и представляю как смотрю наружу когда всё ещё было зелёное, дом казался намного больше. Как Бедфорд. Когда мать приезжала в Бедфорд в последний раз она просто сидела в машине с шофёром. Просидела два часа и когда мы уехали, она лишь сказала будто никогда не осознавала что существует столько оттенков зелёного.

— Что за Бедфорд.

— Наш большой загородный дом. Он сгорел.

— В твоём детстве? это…

— На прошлой неделе… Она сунула ногу в листву, от чего ближайшая горлица в трепете поднялась и вновь опустилась, плача. — Это были её последние осмысленные слова… опуская глаза на террасу — а теперь это, сам посмотри, это просто гадкий дворик.

— Ну он, да конечно так и бывает правильно же, сказал он словно его опять просили объяснить, говорил вдогонку как о доме, хватаясь за факты в защите от ничего не значащих красивых слов — все эти великолепные краски на листве когда осенью разрушается хлорофилл, когда белки в молекулах хлорофилла разрушаются на аминокислоты уходящие в стебли и корни. Наверное так и с людьми в старости, белки разрушаются быстрее чем их можно заменить и потом, что ж и потом понятно, раз белки являются основными элементами в любых живых клетках вся система начинает разлаг…

— Зачем ты об этом спросил.

— Спросил, о чём что-то я не…

— Об отце.

— Не знаю, я… Он устроился на голых досках спинки стула, потирая тыльную сторону ладони большим пальцем, словно стирая пигмент, — не знаю.

— Тогда зачем. Потому что ты и так всё знал, ты знал что на самом деле случилось Билли уже рассказал всё до…

— Ты можешь, пожалуйста. Просто послушай меня пожалуйста. Мне не нужно было это слушать. Необязательно читать проклятые газеты я же сам там был когда всё случилось, господи боже. Там имя Воракерс знают так же как «Де Бирс», «Воракерс Консолидированный Резерв» там знают как название страны а он побольше многих стран, скупает и продает половину стран не глядя и только этим и занимался, только этим и занимался твой отец ни для кого не секрет, ни для кого не скандал пока не всплыли большие взятки вроде дела «Локхида» и тогда у нас скандал закатили политики и газеты и что тогда произошло, мне не нужно было спрашивать Билли что тогда произошло понимаешь? Позвал его пить вместе полночи нет, нет я же сказал это он позвал меня я и слова вставить не мог, думаешь молодых надо учить возмущаться? Не только Пол не только твой отец нет, он возмущался из-за всего, из-за всех кто был до него думаешь я какое-то исключение? что он меня романтизировал как, как ты? я нашёл там золото в его возрасте и знаешь что он сказал? Пpoстo ещё одна сраная тысячеметровая яма в земле которую набьют чернокожими чтобы копали за них это же старейший проклятый обычай на свете, новое поколение винит прошлое за унаследованный бардак и всех гребёт одной гребёнкой потому что видят только то чем мы стали, лежат в засаде стоит оступиться и они нападают, схватись за одну соломинку целесообразности и они уже упрекают за то что предал себя, предал их, за то что продался как те кто пишет плохие книги и плохое всё те кто старается изо всех сил? когда мы думали что можем рассчитывать на цивилизацию? Двести лет строили великий бастион ценностей среднего класса, добросовестность, плати по долгам, добросовестно плати за честную работу, двести лет и ведь не больше, прогресс, всюду улучшения, то что стоит делать стоит делать хорошо а они видят что это и есть самое опасное, все наши великие решения превращаются в их кошмары. Ядерная энергия ради дешёвого электричества для всех а они слышат только об угрозах радиации и какого чёрта делать с отходами. Еда для миллионов а они снова едят органические ростки фасоли и жерновую муку потому что всё остальное ядовитые добавки, пестициды отравляющие почву, отравляющие реки океаны и покорение космоса превращается в военные спутники и в высоких технологиях единственная подаренная нами метафора это нейтронная бомба а единственные новости это сегодняшняя передовица… Он пропинывал тропинки в листве, пока одна не вывела на край террасы, где он встал глядеть на реку. — Когда-нибудь видела здесь рассвет? и словно она ответила нет, словно вообще отвечала — особенно зимой. Когда смотришь зимой, он сдвигается южнее где река шире всего и наступает быстро, словно хочет просто доказать день, утвердить только чтобы потом весь его остаток слоняться, первую половину проклятой жизни ты усложняешь мир в желании перепробовать и исправить всё а вторую половину прибираешь бардак который наделал в первой, вот чего они не понимают. Наконец осознаёшь что не можешь оставить мир лучше чем его принял а можешь только постараться не оставить хуже но они тебя не простят, собираются гурьбой в конце дня как на закат в Ки-Уэсте если когда-нибудь видела? Все туда съезжаются на закат, смотрят как солнце падает словно ведро с кровью и хлопают-ликуют как только оно пропадает, тебя спроваживают с проклятым ликованием и только и рады что больше не увидят.

Но солнце, на которое она подняла глаза, уже пропало, ни следа в матовом небе, и с ним пропал и незаконченный день, оставив только зябкость, знобившую её тело. — Он бы ни за что не уехал, сказала она. — Все твои разговоры ради, ради чего-то там превратил его в какого-то, как в апостола в того кто бы мог нет, нет иначе он бы ни за что не оказался на том самолёте.

— Я не, что ты хочешь сказать. Я же даже не знал, я даже не знал что он…

— Слушай! Снова звонок, и потом она поднялась в последовавшую тишину и прошла в дверь, встала над ним, ожидая, трубка в руке не дольше чем через секунду ради — Пол да, да я так рада что ты… Да что случилось… прислонившись спиной к краю стола, выглядывая, глядя на него, пропинывающего тропинку прочь от неё. — кто! Но он, как он мог! Они не могут… но сюда они не приедут правда же? арестовать тебя здесь? Они не могут… Нет но кто ему поверит, кто ему поверит Пол теперь это всё равно ни за что не докажут даже если, если теперь остались только ты и он твоё слово против его и кто ему… и он ведь уже опровергал правда же? Когда в газете вышла фотография и он опубликовал категорическое опровержение в день отъезда? Они не могут… ну он же умер правда же! Она следила как снаружи его руки сходятся сзади, одна скручивается в другой, словно хочет вырваться — Пол это неважно! Неважно ничего уже неважно если мы можем просто, если ты просто выкинешь их всех из нашей жизни этого мерзкого мелкого преподобного Уде и отца Эди и всех, ты же сделал что он хотел? дал показания как он хотел и спас всю… нет ну хорошо тогда я позвоню Эди я позвоню Эди, если бы только я могла позвонить Эди если бы только я знала где она, она ему скажет что может… уставившись наружу, где одна рука только что вырвалась из другой, только чтобы самой схватить и возобновить борьбу — это неважно! Неважно Пол всё это уже неважно, каким ты был когда уехал в ту ночь с, я, я не могу нет я больше не могу тебя таким видеть не могу, если бы мы просто… И снаружи теперь обе руки внезапно пропали из виду, оказались перед ним, как выглядело со спины, в очевидном призыве к сотрудничеству, пока он стоял и ссал с угла террасы на сырую листву внизу. — Пол? Пол пожалуйста послушай, я… нет этим утром я ездила я подписала заявление да, что я, что я не могла исполнить супружеские обязанности как они выражаются на своём юридическом языке но, в смысле я знаю что плохо делала всё то что я, всё то что ты хотел сделать и как ты тяжело трудился ради своих, наших надежд и теперь, если мы начнём с чистого листа Пол если мы просто уедем, если… сколько? Семье… нет ты не потерял, забыл? перед самым уходом ты дал мне семьсот долларов за аренду? чтобы заплатить за аренду? И они… да я заплатила и… Нет, нет я перестала брать трубку как ты и сказал был только один который… нет это был, это был Чик это был, Чик это был всего лишь Чик звонил вчера вечером и я, вот и всё он просто, он просто позвонил Пол? Когда ты завтра вернёшься? потому что всё это не, если мы можем просто взять и уехать? потому что всё это… нет хорошо Пол, хорошо…

Он подошёл к ней сзади, стоявшей у стола над заглохшим телефоном со сжатым в руке комком салфетки, и поднял свои деятельные руки сомкнуться на гребнях её плеч не дальше того, чтобы кончики больших пальцев встретились на подъёме её шеи, и снова — если бы мы просто могли уехать… длина его пальцев соскользнула на ключицы, ниже, вожделея тепла её груди.

— Я тут думал, сказал он.

— О чём.

— Прибраться здесь и уехать, собрать кое-какую одежду и поминай как звали. Много тебе брать не придётся.

— Но я имела в виду… её глаза приковало к рукам, укрывающим её груди, словно чтобы удержать их подъём и падение ловко и непринуждённо, подобно искусству в этом обмане, вены и связки дыбились пожелтевшими, в ржавых пятнах, какими она их и оставила в своём убористом почерке на линованной бумаге в безопасности под блузками, шарфами, груди поднялись на глубоком вдохе — я не…

— Лёгкое, летнее, свитер-другой и дождевик, это пригодится… пальцы рыскали ближе, словно чтобы унять то, что пробудили — там жарко, больше не понадобится.

— Но мы, на несколько дней даже неделю я…

— Неделю? его руки перешли от скрытности к овладению, — что такое неделя, нет. Навсегда.

— Уехать, навсегда? Она развернулась так резко, что его руки потеряли власть. — Нельзя, нет…

— Почему нет! Он отступил обделённым, руки вскинулись во всей своей пустоте — вся проклятая чушь разлетается вдребезги, безумие с одной стороны и глупость с другой? просто сидеть, пока они тебя не раздавят? Нельзя…

— Его арестуют.

— Кто, кого…

— Пола. Это был Пол.

— Он звонил? я думал ты не отвечаешь на, за что, арестуют за что.

— За взятки.

— Он же не удивлён нет? Граймс наконец кинул ему и второй конец верёвки?

— Это не мистер Граймс нет, это…

— Да конечно Граймс. О чём его сегодня и вызвали давать показания правильно? та заметка во вчерашней газете запрятанная в деловой рубрике? Если он сказал что взятки были обычной практикой и о них знал весь совет директоров иск врежет прямо между глаз ВКР и Граймсу заодно, возмещение ущерба в тройном размере да конечно это Граймс. Я же говорил Билли позвал меня выпить я и слова вставить не мог, вот о чём он говорил никак не мог перестать, что Граймс и Тикелл взяли Пола за загривок и он выйдет и даст показания что во всём виноват твой отец, будто это твой отец договаривался о взятках и единственный о них знал почему и застрелился когда всё выплыло, акционеры отвлекутся и сожрут его наследственный фонд а Пол уйдёт чистеньким потому что Тикелл собирался провести его через дачу показаний и прекратить против него дело. Когда Тикелла не стало Граймс бросил Полу второй конец верёвки и подставил за взятки.

— Но это не…

— Почему нет, он же по уши в делах с Африкой нет? пока в Вашингтоне требуют войны? участок миссии где они проводят черту против империи зла, он же сам и подставил для них этого идиота Уде нет? разметил весь этот участок чтобы миссия Уде могла подать заявку на открытие рудника и доверила ему в качестве анонима передать права тому кто больше заплатит чтобы спонсировать проклятый крестовый поход? А кто же ещё заплатит больше. ВКР подвела шахты к самому краю земли миссии когда управление принял Граймс и связался с бельгийским консорциумом, появился учредитель с новостями о большом рудном месторождении на участке миссии, они привлекают Крукшенка с его сценарием и весь Разлом из конца в конец превращается в ад. Пол его знает? Крукшенка?

— Я не знаю кого знает Пол! И я хочу сказать речь всё равно не об этом, если ты думаешь что Пол хочет воевать кто выдумал все эти истории ты даже не…

— Помнишь Лестера? как-то раз приходил ко мне а ты не пустила его на порог?

— Я хочу сказать вот что я хочу сказать, вот с какими друзьями ты водишься если ты веришь ему, если веришь всему что он…

— Я же тебе говорил что они не все мне друзья нет? Никогда не доверял Лестеру ни на йоту, чёрный костюм чёрный галстук и чёрная Библия заявился туда на собственные деньги, этих рассылают не так роскошно как католики, один взгляд и все местные приняли его за какого-то разведчика как и баганда, сперва ещё пытался втюхать им Второе пришествие и вот уже пьёт апельсиновый сок в баре «Нью-Стенли» без всякой Библии под рукой. Его завербовали. Крукшенк заметил в его жёстких глазках ярое хладнокровие, он начальник резидентуры, привлекли сомалийца которого взяли на десять лет за кражу каких-то колёс грузовиков и вот когда Лестер проснулся то понял что ему конец, гомосексуализм это самое дно преисподней, раз все его и так принимали за агента почему бы им не стать. Вся дисциплина, послушание вся миссионерская истовость такому дай в руки что Библию что пистолет всё одинаково смертельно. Ему поручили план для экстренных ситуаций, над ними всё время работают просто чтобы повысить документооборот, частоту телеграфов, показать Лэнгли будто всё время чем-то заняты пишут мелкие сценарии, разжигают конфронтации пока кто-нибудь не проведёт черту. Сплошная рутина но наконец проклятый Крукшенк настолько прославился, что когда работал под прикрытием как торговец местными артефактами садился один в конце барной стойки и никто с ним не заговаривал, его перебросили в Анголу и когда то что они там заварили закончилось его вернули домой и вручили медаль которую нельзя надевать на людях. Один из детсадовских тайных ритуалов в Лэнгли, отправили его на покой и он устроился консультантом как все те унылые безликие сукины дети если они что-то и умеют так это выживать. Сто тысяч долларов авансом если они чему-то и научились так это где водятся деньжата и у кого и если они в чём-то и мастера так это как запустить в деньжата руку, зовут себя риск-аналитиками и чем больше оставляют после себя раздрай тем выше комиссия. Иран, Чили, операция «Феникс», Ангола, Камбоджа, один чудовищный просчёт и несколько тысяч трупов спустя они задирают нос в «ЛеСирк» и Акапулько, холуйские интервью в «Таймс» и эксклюзивные приёмы где меряются своими чёрными дневниками с другими отбросами в чёрных галстуках, там даже бывший президент-другой или их отрешённые вдовы, пара дизайнеров, от кутюр, какие угодно проклятые мимолётные шутки о реальности пока сам торгует ей на стороне в ядовитой упаковке, как Лестер. Весь этот пыл разочарованного миссионера не лги не воруй не убий только во имя высшей цели, не кури не пей не гоняйся за юбками все проклятые плоды молодости набирают горечь как, как падалица с той старой дикой вишни у подножия лужайки. Как дзен-мастер показывает на лес и спрашивает ученика что он видит. Лесорубов. А что ещё. Срубают все молодые высокие прямые деревья. А что ещё. Ну ничего но, нет вон оставили кривое старое трухлявое дерево это и есть Крукшенк, успешный выживший. Граймс привлекает его консультантом, тот привлекает Лестера и Пол привлекает этого идиота Уде который вваливается в историю с батальонами невежества свихнувшимися на борьбе с силами зла крестом Хри…

— Вот тут ты всё и перепутал! В смысле если думаешь будто Пол знает что, если думаешь Пол и мистер Граймс что ему нравится Пол? Если думаешь что Пол и Лестер что они, что мистеру Граймсу никогда не нравился Пол нет, нет он ему никогда не доверял всегда считал что Пол хочет просто хапнуть сколько получится и он, что он даже не…

— Никому не нравится Пол нет, нет суть не в этом. Если они не у тебя в кармане им нельзя доверять вот тебе и весь Граймс нет? Тикелл был у него в кармане нет? Когда речь о голодных агентах нижнего эшелона даже лучше если они друг другу не нравятся потому что всё проклятое предприятие основано на недоверии, а лучше если они даже друг друга не знают такие как Пол и Лестер они просто кусочки в головоломке которым внезапно дают великие идеи и дальше они действуют самостоятельно. Если получится им почёт и они хорошо знают что им прикроют спину если не получится. Пол думает это он использовал Уде но Уде использовал его а Лестер использовал их обоих потому что это он прописал весь сценарий, подготовил участок подготовил убийство нескольких миссионеров а потом сбили тот самолёт, Крукшенк достаёт с полки сценарий смахивает пыль и вот мы снова в шестнадцатом веке медь, золото, причёсанное рабство в том что называется бантустаны и крест Христа. Та речь Тикелла в Сенате перед отъездом на так называемое ознакомление с фактами, о великой угрозе минеральным ресурсам всего свободного мира? Этот пыльной клочок земли мог быть где угодно, мы наконец обязаны восстать против заговора омрачающего лик человечества тенью зла, отстоять честь нации, бестрепетно присягнуть на верность жизненным интересам Соединенных Штатов где бы им не угрожали это всё его зерновая компания, семейная зерновая компания, это его великая программа «Продовольствие для Африки». Голодающие страны получают кредиты США на покупку продуктов США а семейная зерновая компания Тикелла получила патенты на гибридные сорта кукурузы так что их там покупают и все местные графики посевов разлетаются на кусочки даже сейчас, мне это нравится даже сейчас. Даже сейчас бессмысленное убийство двух молодых священников отправившихся из той миссии за водой, водой которую мы с личным водопроводом принимаем за должное господи боже, миссия несёт весть о христианской любви вот он их сценарий, убить парочку миссионеров и провести черту. Поневоле задумаешься о чём он подумал сидя на высоте полторы тысячи метров со стаканчиком в руке когда увидел эту проклятую ракету и конец света в чаде и огне, а ты говоришь встреча с Господом в облаках он, он… Он обернулся увидеть её ошарашенную. — Я не, я, я не хотел… его руки схватились за пустоту — я не хотел, извиняться бесполезно нет ты права проклятье, проклятье но мне так жаль! И он стоял стиснув руки в кулаки. — Я не подумал. Я не подумал потому что он, почему он летел на том самолёте, почему Билли летел на том самолёте!

— Но он летел.

— Нет но это, рейс из такого места летишь чем можешь, все знали что Тикелл собирался на своё липовое ознакомление с фактами вот на самом деле зачем. Все знали что курс изменился когда президент отправил его в качестве личного представителя на похороны президента Южной Африки хватаешь любую захолустную авиалинию и её же выбрал Билли, даже неизвестно кто сбил. Смотришь в газете говорят новые данные указывают будто рейс атаковало очередное левое чёрное движение сопротивления из-за неприкрытого отношения сенатора Тикелла к агрессивным порывам этой самой империи зла и всего проклятого, без ссылки на источники, новые данные от проклятых источников разведки без ссылки сразу понятно кто это, Крукшенк отрабатывает оклад а проклятый синдикат Граймса и рад платить, самолёт зашёл не в то воздушное пространство сбить мог любой. Там повсюду южноафриканские ракетные батареи стреляют по всему что движется и не промахиваются. Не промахиваются и в этот раз не промахнулись и втянули нас, эта авианосная группа из Момбасы и истребители из-за Мозамбикского пролива нас взяли и втянули. Отстоим национальное достоинство на войне где в этот раз можно победить и ещё шанс забраться повыше, армия мирного времени сидят там по двадцать лет не дослуживаясь и до полковника но в боях первая звёздочка так близка что они слюной исходят. Вбухивают миллиарды долларов в навороченное вооружение наконец-то выпадает шанс посмотреть его в деле, вернуть Великую рифтовую долину от Мапуту до самого мыса Горн в геенну огненную откуда она и явилась, до самой Иорданской долины на юге за Мёртвым морем где проливал Господь на Содом и Гоморру дождём серу и огонь и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи[129] они все ждут не дождутся слушай, Элизабет слушай. Я серьёзно. Собирайся и поминай как звали теперь тебя здесь ничего не держит, ничего не можешь поделать, всё кончено. Разыграют свой сценарий на том клочке земли и каждый пигмей в Конгрессе воздаёт хвалу Тикеллу за защиту минеральных ресурсов свободного мира на клочке где нет ничего кроме колючих кустов. Место ничем не лучше других, это всё Лестер. Я же говорил безумие с одной стороны и глупость с другой, выставлю дом на продажу я уже звонил агенту, собирайся и уезжаем.

— Я имела в виду не тебя, сказала она наконец. — Я имела в виду Пола.

— Что Пол, имеешь в виду останешься ради Пола? Разве, господи боже разве Пол не наделал уже достаточно? Привёл Уде разметить участок миссии который стал поводом для этого проклятого сценария? Газеты раздувают угрозу ключевым минеральным резервам там где нет ничего кроме кустов?

— Но кусты? что…

— Кусты, пара колючих деревьев. Ничего.

— Но если это знают тогда почему…

— Никто не знал. Знал Клингер а его убрали, думаешь бельгийский синдикат поддержал бы войну за несколько тысяч акров грязи, крошку кварца, столько меди, что не стоит и за лопату браться? Гам жила кончается. Это моя последняя вылазка где я составил карту, делал заметки всё, Клингер раздул это в богатое рудное месторождение которое Лестер запомнил для своего сценария а я ушёл, запахло жареным и я ушёл.

— Но почему ты им не сказал… её голос протестовал не столько против его неудачи в инициативе, сколько против собственной в понимании, пока она искала, как и её взгляд на древесных волокнах стола или тыльной стороне ладони там же, какое-то откровение в малейшей детали, находя только те же самые древесные волокна и фолликулы кожи, поднимая глаза — если всё это время знал?

— Что сказал, кому. Нет-нет-нет, я там был, показал им палеонтологическую летопись а они хватаются за книгу Бытия, покажи как им в глотки запихивают войну и они зачитают Откровение, какой ещё был смысл помогать Уде с его миссиями и крестовым походом? Если чему-то Крукшенк с остальной братией и научились после череды катастроф которые они провернули, так это что не бывает хорошей войны без поддержки в Смэковере вот зачем Пол привлёк Уде мутить воду. Безбожный марксизм препятствует его святой миссии в темнейших закоулках Африки омыть всех в крови Иисуса устроить им хорошую горячую ванну, молитесь за Америку и за каждый унылый каркасный домик где в окнах вывесят золотую звезду когда всё будет кончено. Фары? пурпурные ленточки? молитесь за малыша Уилли Фикерта вот теперь он получил войну где может победить, этот большой герой из дивизии «Молния» он отобьётся от обвинения во взятках не изволь волноваться, его вытащат, преподобный Уде у него в кармане и…

— Ты же ошибаешься, правда же.

— В чём. Насчёт Пола? Он…

— По-моему ты, возможно ты ошибаешься во всём.

— Что он не шустрила? что он не убийца? что он…

— Что у него в кармане преподобный Уде нет, потому что это из-за преподобного Уде. Вот из-за чего дело о взятках из-за преподобного Уде, Уде только что рассказал что это Пол, что Пол сказал будто за его телестанцию надо заплатить взятку и тогда он передал Полу десять тысяч долларов для сенатора Тикелла вот почему Пол только что звонил, его арестуют за поездку в другой штат с намерением дать взятку должностному лицу.

— Вот. Отлично. Думаешь он этого не делал? думаешь он…

— Потому что он не убийца! Потому что он, сколько всего ты не знаешь так же как не знаешь этого, как не знаешь ничего! Будто он большой герой из дивизии «Молния» который ищет войну где может победить ты ни разу не видел тот шрам, тот ужасный шрам ни разу не видел не знаешь, все твои красивые слова о правде и о том что произошло на самом деле ничего не значат потому что это сделал один из его же подчинённых вот в чём правда, вот что произошло на самом деле. Его фрэгнули.[130]Знаешь что это значит? фрэгнуть? Его командир расчёта которого он сдал за героин бросил ему гранату под кровать и пришлось придумывать историю, будто враг добрался до казарм для неженатых офицеров и обстрелял из миномётов и Чик его вытащил потому что это Чик, это Чик мне только что рассказал и всё твердил, всё твердил вот блин миссис Бут я думал вы знали. Я думал вы знали…

Он молча постоял, после чего сказал — Тогда получается это безумие да, просто безумие… Вернувшись к столешнице, расстелив сложенные в стопке газеты — безумие с одной стороны и…

— Эта фотография, её ты искал? Ну так смотри! Ищи-ищи да, смотри если ты это, с грабителем да потому что вот почему Чик думал будто я знала как всё случилось, тот девятнадцатилетний паренёк когда Пол его увидел вот о чём он, его командиру расчёта было девятнадцать и они всё замяли, он пустил слух что фрэгнул старика и это замяли, старика! Ему было двадцать два! Ищи-ищи да, смотри если этого ты…

— Нет, нет я просто, ты сказала про сумку с луком, я просто…

— На что тебе сумка с луком!

— Нет выпивка я, ты сказала… Но она шла на него и тянулась, вдруг схватилась за ручку холодильника, и он поймал её за локоть — что такое, что…

— Не знаю! Она высвободила руку — иногда я, может у меня высокое давление, пройди по улице какой от этого толк, выйди перед присяжными там у всех высокое давление какой от этого толк… Она потянулась мимо него в угол за бутылкой потому что ты не знаешь что произошло, тебя здесь не было ты здесь был только со своими нет-нет-нет и глупость покоряет невежество в вечер когда приходил Билли перед отъездом, с преподобным Уде и Господом в облаках и твоими португальцами отрубающими руки на канонерках в реке Нигер и пытался с ним поссориться?

— Ну вообще-то не, вообще-то Замбези, царства вдоль Замбези… Он смотрел, как она наливает унцию, две — хватит я, безо льда только каплю воды… с протянутой, раскрытой ладонью.

— Убийца без войны? что Клаузниц ошибался, война это не политика другими средствами а семья другими средствами? просто ищет войну где может победить?

— Ну по-моему, по-моему… его ладонь упала пустой, когда она подняла стакан и сделала добрый глоток — это был фон Клаузевиц и сказал он…

— Об этом я и говорю! Где он вообще наслушался про Клаузница, что такой стала наша семья, шустрила Пол, еврей Пол который об этом даже не знает, убийца Пол, всего лишь девятнадцатилетний паренёк? не мог его просто вырубить? А Пол сказал, едва прошептал сказал Билли, ты не понимаешь? Нас не учили драться, нас учили только убивать он, нас учили только убивать! и он, и руки у него тряслись, он не мог… как её, вновь поднимающие стакан, белизна горла ходила, пока она не опустила — и когда Билли всё не отставал насчёт того что едет сам, что едет в Африку что уговорил Адольфа послать его в Африку пока Пол и мистер Граймс и все остальные сидят тут и разжигают войну тыкал в него, тыкал в плечо пока Пол не схватил его и, и прижал, просто стоял и прижимал как ребёнка и кричал чёрт подери Билли послушай! Те же самые сукины дети сослали меня во Вьетнам!

— Нет так подожди, я не…

— Нет не буду ждать, нет… но сама ждала, переводя дыхание, уголки глаз прослезились от виски — потому что это Пол рассказал ему то что происходит на самом деле правда же, не всякое что рассказывал ты когда пытался сделать его каким-то апостолом не надо учить возмущаться нет, нет но дать через возмущения какую-то дурацкую и ненастоящую силу чтобы уничтожить Пола? чтобы внезапно на следующий же день сорваться в Африку только чтобы доказать что он, иначе он бы ни за что не…

— Да но, это же… и он нашёл на столе у телефона сигарету, которую сделал раньше и оставил, глядя, как она сидит на перевёрнутом стуле в куче опавшей листвы на террасе в последнем свете солнца, и поднимает взгляд, когда он вышел, теперь всё это как будто было давно из-за того, что уже произошло с того момента, прошёл мимо неё зажечь плиту, наклониться ненадолго над конфоркой, чтобы было время собраться с силами для — если хочешь так думать, создавать апостола, чем лучше его создаёшь… он выпрямился с удушенным клубом дыма, — тем лучше создаёшь апостата, я тебе скажу, это…

— Нет ты уже говорил, уже говорил, лежат в засаде готовые наброситься пока ты во второй половине жизни прибираешь бардак, наделанный в первой? Пока рассуждаешь как ужасно что из-за великих идей о прогрессе и цивилизации мы передали детям разрушенный мир а сам всё это время знал? О том что хотя бы не оставить всё хуже если не можешь оставить лучше, что ты единственный у кого ещё есть великие идеи а сам стоишь здесь просто, в этом доме на этой кухне куришь и кашляешь и болтаешь и позволяешь им поубивать друг друга ради того чего там даже и нет?

— Ну господи боже! Они и так этим занимались две тысячи лет правильно? А ты думаешь я, видела газету утреннюю газету? и думаешь я мог это остановить? Поехать в Смэковер постучаться в двери каркасных домиков и сказать что всё это большая ошибка? в тот христианский лагерь выживальщиков где певчий преподобного Уде отбивается с М16 от федеральных маршалов видела эти фотографии? Над головой реют «звёзды и перекладины» и всё забито ящиками с осколочными гранатами, гранатомётами, снарядами для миномётов М2, это ему мне показать доказательство что там ничего нет и теперь у нас новый план игры? Он же читал «Справочник по выживанию» Уде нет? велит ему организовать строгие меры безопасности против одержимых демонами существ блуждающих по земле чтобы пытать и убивать? Он отлично знает что все осаждающие маршалы и фэбээровцы до единого поддерживают проклятый заговор, поклоняются зверю и носят начертание его на челе и будут пить вино цельное, приготовленное в чаше гнева его[131] прямо так там и написано нет? Его главнокомандующий заявил, что в мире царят грех и зло, что Писание и Господь Иисус предписывают бороться с ними всеми силами и теперь он подчиняется приказам точно так же, как подчинялся Тигру Хауэллу в 11-м Кавалерийском. Господь муж брани[132], это же из Исхода нет? глас с небес говорит ему блаженны мёртвые, умирающие в Господе[133], прямо так там и написано нет? Встретятся с ним в облаках? Нет-нет-нет, а ещё говоришь апостолы вот тебе лучший экспонат, вот это я сделал с твоим братом как ты заявляешь? превращаю его в, вбил себе в башку отправился в Африку из-за меня? Потому что я сказал что они свихнулись на исполнении самосбывающегося пророчества и каждый глупый, невежественный…

— Потому что этого хочешь ты, резко ответила она таким ровным голосом, что он осёкся, просто глядя на неё, на поднимающийся в руке стакан и запрокинутую ради остатков голову, на полный изгиб горла, поднимавшийся в полой арке линии подбородка твёрдого, как выбеленная кость, что раньше он видел только однажды. — И поэтому ты ничего не делал… Она поставила стакан, — чтобы смотреть как они отправятся на небо будто дым в этой самой печи все глупые, невежественные, взлетели от взрывов в облака а там никого, никакого вознесения ничего просто чтобы они все исчезли это на самом деле ты, правда же. Что это ты хочешь Апокалипсис, Армагеддон чтобы погасло солнце и море стало кровью ждут не дождутся нет, это же ты ждёшь не дождёшься! Сера и огонь и твой Разлом как в день когда это произошло на самом деле потому что они, потому что ты презираешь их, не глупость нет, их надежды потому что у тебя нет своих, потому что у тебя не осталось своих. Потому что когда я проснулась в то утро после того как любила тебя и поняла что ты дома, услышала внизу твой кашель и поняла что ты ещё здесь и тогда я впервые, когда тем вечером я поднялась на холм в темноте и горел свет и там был ты перед камином, сидел и читал перед камином потому что он никогда не принадлежал мне, я никогда не чувствовала что возвращаюсь домой. Потому что его у нас не было. Потому что Пол это просто место чтобы есть и, чтобы есть спать и трахаться и отвечать на звонки потому что у него никогда не будет, никогда не будет дома и когда тем утром я спустилась по лестнице и поняла что ты здесь и подумала, и я почувствовала себя в безопасности. Та ночь и потом утро и те дети требующие родиться где-то на звезде с телескопом глядя на то что уже прошло? Потому что прошло правда же, уже прошло посмотри сюда Билли вот недостающее звено, а ты говоришь чёрный континент они думают Бог создал их в плохих костюмах и дешёвых галстуках нет-нет-нет присядь, я тебе так скажу, ты говорил это всё просто страх, любая выдумка лишь бы продержаться ночь если представишь себе всех мертвецов? Быть пленником чужих надежд но это было, но это не быть пленником чужого отчаяния! Потому что там всё твое, я не писатель миссис Бут нет потому что в той комнате с дымом и паутиной заперто всё твоё отчаяние, наливал себе из-за старика и совка делающего вид что есть причина просыпаться по утрам? заперся от её надежд которые тут снаружи повсюду? Шёлковые цветы и лампы и золотые гардины все её надежды раскинуты словно она вернётся уже утром пока не стали принадлежать мне, раскинутой в её кровати наверху?

Он открыл буфет, поискал чистый стакан, где однажды их хранил, но сел с чашкой и держал бутылку прямо ради не более половины оставшейся унции, не более чем чтобы согреть горло, даже не глоток. — Я, к слову я позвонил мадам Сократ она будет здесь первым делом поутру чтобы, чтобы прибраться…

— Все твои нежные, твои руки на моей груди на горле везде, переполнял меня пока больше ничего другого не осталось пока я, пока меня не стало не существовало зато я была всем что существует просто, возвышенная вознесённая да, вознесённая да это было вознесение и нежные добрые, и твои руки, твои мудрые руки, встретиться с Господом в облаках все эти несчастные глупые, эти бедные несчастные глупые люди а если это всё что они могут? ты презираешь их дурацкие сентиментальные надежды каких книги и их музыку всё что они принимают за вознесение а если лучше они не могут? вывесить золотую звезду в окне если, чтобы доказать что он не умер зря? Потому что я, потому что меня больше никогда не назовут Биббс… Он стоял и держал пустую чашку, словно искал, куда её убрать, какого-то убежища: она смотрела прямо на него, и потом — Кажется я любила тебя когда поняла что больше никогда тебя не увижу, сказала она, глядя на него.

— Но это же не…

— И ты уезжаешь.

— Я, да… он поставил чашку на столешницу, — да, как и сказал.

— Ты сказал только летние вещи, жара, зонтик.

— Где есть работа… Он начал скручивать очередную сигарету, просыпая табак с бумаги, — Новая Гвинея, Папуа там большое месторождение в горах там, миллион унций золота когда построят плавильню, полмиллиона тонн меди, вверх по реке Флай от Киунги… он скрутил бумагу, и она порвалась, — или Соломоновы острова, то же самое все жаркие страны одинаковы, единственная разница в местных болезнях да и те… сминая вместе бумагу и табак — слушай, я серьёзно я, у меня есть наличные, мне тут подвернулись шестнадцать тысяч долларов и билет куда угодно, можно… он потянулся оборвать телефон на первом звонке, — можно…

— Ты что делаешь!

— Но я думал… он уронил трубку обратно, — я думал ты не отвечаешь, я…

— Просто, просто не тронь!

— Но…

— Потому что это опять мог быть Пол. когда звонит два раза и перестаёт и опять звонит нет, билет куда угодно? в какую-то жаркую страну где мы только по болезни поймём куда попали? Просто собраться и поехать когда только ты можешь это прекратить? можешь всем сказать что там нет ничего кроме кустов? что тебе даже плевать если они…

— Разве ты не понимаешь я, господи боже. И ты правда думаешь что я могу остановить войну? Я же говорил, попытайся им доказать что угодно чем очевиднее доказательство тем больше они упираются, они…

— Можно попытаться!

— Не, уже поздно… но она на него даже не смотрела — я, я сделаю что смогу. Схватил дождевик за рукав, натянул — не успею в город раньше темноты. Я позвоню.

— Нет погоди, погоди просто…

— Я же сказал сделаю что смогу! И позвоню, позвоню сегодня те же самые два звонка, два звонка и вешаю, ты соберешься? собери пару вещей если смогу…

— Просто обними меня сказала она, и уже крепко сжимала его запястье.

— Когда позвоню… и он обнял, — и если что-нибудь случится…

— Нет, просто обними.

Она стояла неподвижно, глядя на пустые стулья снаружи на террасе, пока щелчок входной двери не развернул её с едва ли покинувшим горло надломленным звуком, оставил в кухонной тишине в поисках словно бы какой-то провокации, манившей прямиком в засаду там на столешнице в обтрёпанных концах заголовков, В СБИTOМ КРАСНЫМИ САМОЛЁТЕ ПОГИБ СЕНАТОР ВЕТЕРАН ВЬЕТНАМА УБИВАЕТ ГРАБИТЕЛЯ ТРАГЕДИЯ ОХВАТИЛА все резко актуальные в своём резком требовании перечитать ради всего уже уничтоженного в их сумбуре, сенатор с воротником-«бабочкой» машет из окна ярко-красного самолёта или доктор как там его звали, а может, и зовут, он был довольно молодым, ветеринар, который диетами гнал глистов из джек-рассел-терьеров в Лонгвью, тогда как она теперь стояла, сминая чёрные заголовки в бумажный комок, словно чтобы раз и навсегда разрушить их тиранию, прошла мимо кухонного стола с тесно прижатой к себе стопкой, чтобы ни страница, ни абзац, ни слово, парализованное в клише или впрыгнувшее в странную компанию через первый энтузиазм строки с указанием авторства или даже, как она упоминала сама, прислуживающее подписи, делавшей фотографию, чтобы сегодняшняя газета, новости, не упали на пол, выволокла через открытую дверь груз, а с ним саму свою речь в печатном слове.

Наверху лестницы она остановилась, схватившись за перила, после чего смочила ткань в раковине и приложила ко лбу на пути по коридору в спальню воскликнуть — о нет! точно кто-то мог услышать: шарфы, свитеры, бельё, бумаги, сами ящики комода лежали вразброс по кровати, полу, дверца шкафа стояла нараспашку, и опустили даже штору от вида снаружи. Она вошла медленно поднимать вещи, снова ронять с ощущением пропажи, но вроде бы ни в чём её не обнаруживая, наконец осела собрать страницы, поправляя в папке, словно в её собственном почерке лежала хоть какая-то надежда на восстановленный порядок, даже в самом прошлом в лохмотьях, переписанном, исправленном, на поверку с самого начала сфабрикованном, чтобы переупорядочить все невероятности, что могло быть, если бы отец и мать никогда не встретились, если бы он женился на хористке или если бы она встретила мужчину с другими жизнями за спиной, с обветшавшими чертами лица, приглушёнными и стёртыми, как у коллектора, через вычёркивания, скрупулёзные вставки, дрогнувшие линии, где её палец пробегал по cut-rate, curt, в поисках cunning и далее к коллизиям совсем недавних дней, искал правописание тех джек-рассел-терьеров в беге по jackleg[134], jack mackerel[135], чтобы споткнуться на jack off[136] (обычно вульгарное); зачем-то искал безжизненный в значении вялый на примере предложения о сексуальных ролях береговых птиц с опечаткой в имени автора; путая разлом с щелью и там попадаясь в засаду анальной — человеческого тела или вот livid — лиловатый, пренебрегая пепельным, бледным ради извращения, которое искала и нашла одобренным каким-то чутким романистом в значении багрового (в веере гладиолусов, рдеющих — под электрическими буквами[137]) для этой лиловатой эрекции, где её рука сжалась на добыче, разбухавшей цветом гнева, когда она резко, рывком подняла глаза: телевизор пропал. Его там просто не было; но её взгляд на место, где он раньше стоял, был просто полон пустой настойчивости на преобладании обстановки из памяти, словно если он не существует так резко, будто никогда и не бывало, то это же относится к сброшенному с поезда на эстакаде человеку и всему прочему в тени, пока ревел на лавровой аллее ветер, близко и громко грохотал гром, часто и ослепительно сверкала молния, ударив в большой каштан у подножия сада и расколов его пополам.

Пронзительность автомобильного клаксона заставила поднять штору. В остававшемся снаружи свете обменивались сигаретой двое мальчишек высотой по пояс под голым деревом на углу, где притормозил побитый универсал, поднимая одного из них на ноги, и тут она увидела, как оба показывают на входную дверь, се входную дверь, и машина заглушенной проскользнула мимо раскрошившегося кирпича и остановилась. Когда она спустилась по лестнице, кто-то уже стучал, вглядываясь, а когда было открыто — да, я ищу мистера Маккэндлесса?

— Ой. В смысле его нет, он недавно ушёл, он…

— Я просто проездом сказала женщина, и потом, в открытую перед ней нараспашку дверь — нет-нет-нет, нет я не хотела заходить… но зашла, не глубже, чем доставал свет лампы под вышивкой поймать поблёкший цвет её волос, всю изнурённую хрупкость черт лица со взглядом на комнату и с голосом, звучавшим, почти как размышление вслух — Я миссис Маккэндлесс.

— Ой я не, войдите боюсь тут небольшой беспорядок если вы, в смысле вы насчёт мебели?

— Что насчёт мебели.

— Нет я просто хотела сказать насчёт всей мебели, если вы приехали за, ой-ой цветы да… глядя туда, куда смотрела женщина, — простите их столкнули у меня ещё не было времени прибраться но кажется они в порядке, кажется разбилась только ваза мы заменим но, в смысле вы хотите их забрать?

— Забрать? Женщина смотрела на увядший шёлк, брызги фарфора на полу. — Куда забрать.

— Нет я просто хочу сказать, с собой, я хочу сказать не хотите присесть? Нс хотите чаю?

— Спасибо. Хорошо бы, да, я правда очень устала… но сама проследовала на кухню. — Я правда задержалась только узнать слышал ли он что-нибудь о Джеке.

— Ой. Не знаю. В смысле я не знаю Джека, кто такой Джек.

— Джек? Джек его сын.

— Его… в полуобороте от наполнявшегося чайника, — но я думала, он говорил у него нет детей.

— Детей, нет. Так бы он конечно и сказал, что нет детей… Женщина ушла заглянуть в столовую, на растения там в окнах, — по крайней мере других белых, о ком я знаю… и она вернулась на кухню, мимо стола там встать в двери и заглянуть в комнату. — Ну и бардак.

— Да он, он как раз прибирался, он там прибирался.

— Больше ничем другим и не занимается, не так ли… и, шагнув в комнату, — и постоянно раз и навсегда не так ли, прибраться раз и навсегда… скрывшись, теперь только голос в сумерках там — вот все его книги, что он сделает со всеми книгами можно и их выкинуть, раз и навсегда. Он наверняка в них и не заглядывал с тех пор как бросил преподавать, не так ли.

— Я не, преподавать? Я не знала…

— И это тоже выкидывает? эту старую шкуру зебры?

— Ну он, вряд ли в смысле он привез её из Африки, вряд ли он…

— Это он вам сказал?

— Ну да, в смысле кажется да, я…

— Нет-нет-нет, купил её у молодого нигерийца который чистил утки в больнице, приехал к нам изучать медицину и привёз целую стопку чтобы расплатиться за медуниверситет. Сто долларов, он дал парнишке сто долларов и очень меня рассердил, тогда сто долларов были для нас большой суммой. Просто вернулся из больницы а счета-то никуда не делись.

Пустая чашка задребезжала блюдцем от дрожи поставившей её на стол руки, когда она потянулась к свету. — Это была, что за больница… Она поставила вторую чашку. От чайника поднялся завиток дыма, и она аккуратно потянулась к нему — в смысле, не…

— Он вам всякого нарассказывал не так ли, раздалось из тёмного проема, — как в возрасте Джека нашёл золото и никто ему не верил? к северу от Лимпопо? Вечно к северу от Лимпопо… и звук, будто она обо что-то там споткнулась. — Или про того мальчишку которого он учил пользоваться лопатой?

— Вам не нужен свет? Выключатель…

— Нет-нет-нет, просто осматриваюсь… переступая разбросанные там на полу газеты — что он только ни копит, не так ли… и выходя на свет — понятно что он там был не так ли, дым, пристаёт на века. И если запомнишь этот кашель… Она села и повернула к себе ручку чашки. — Ему не очень нравится стареть, не так ли.

— Вообще-то я не…

— Артрит рук, он у него с тридцати. Как у его отца… она отпила из дымящейся чашки. — Если бы вы видели как он себя вёл когда лишился передних зубов, господи боже ему как будто отрезали яйца вся эта фрейдовская тема, ну знаете, но привыкать было тяжело. Он не из улыбчивых не так ли, но когда уже привыкнешь к этой измученной серой протестантской улыбке и внезапно видишь ряд ровных чистых белых зубов? Это сразу перед тем как он встретил вас, видимо вся та же фрейдовская тема… она подняла чашку, — потому что вы молодая. Просто чтобы доказать что они ещё на месте.

— Но я не…

— И я не про зубы.

— Я не совсем, в смысле я не знала что вам столько лет, в смысле для двадцатипятилетнего сына.

— Я не знала что вы рыжая сказала женщина, разглядывая её оценивающе, как на входе разглядывала гостиную, словно за этим и пришла, поставила чашку. — Есть выпить?

— Да, нет простите нет… проследив за взглядом женщины до пустой бутылки на столешнице — в смысле было но…

— Нет-нет-нет я понимаю, господи боже я всё понимаю! Уже на ногах, — так даже к лучшему…

— Стойте, у вас паутина стойте сзади на юбке она там везде, в той комнате… пригнулась смахнуть, только чтобы встретиться с поднявшимся коленом, задравшейся и перекошенной юбкой, неотъемлемым моментальным видом обвисших бёдер с внутренней стороны, который она переняла на кровати наверху, поднимаясь ему навстречу до самого конца, пока он сам не упал отчаянно ловить воздух, пока она не попятилась нетвердо выпрямиться к раковине — я, давайте я что-нибудь…

— Всё в порядке нет, гадко не так ли… мохнатые завитки повисли с её пальцев чёрными — и почему она такая липкая, это всё дым да, пристаёт ко всему на века… уронив в свою чашку тыльной стороной руки, снова отряхнув до гладкости юбку, плечо, рукав, словно отмахиваясь от вопроса, — он уже не преподаёт, не так ли?

— Ну он. нет, нет в смысле я и не знаю чем он…

— Вряд ли хоть кто-то знает… она проследовала ко входной двери, — всё что подвернётся, даже греческая драма можете себе представить, но он даже не преподавал историю нет, нет он хотел её изменить, или завершить, не поймёшь… и она открыла дверь, — прибраться раз и навсегда, как в той комнате. Смеркается… она вышла за порог, но так и осталась там стоять. — Если он услышит новости от Джека, но он же не услышит, не так ли. Они в конце концов оба чувствовали будто подвели друг друга, будто слишком много друг от друга просят и больше уже ничего не, но он знает как со мной связаться. Простите что потревожила, не люблю водить по темноте, только что поставила в эту старую машину новый бензонасос за девяносто шесть долларов а она всё равно может заглохнуть когда не ожидаешь… и вдруг она подняла руку. — Вы такая бледная, сказала она, а потом глядя обратно в комнату — у вас замечательный вкус… пожала крепко вцепившуюся в косяк руку и затем отвернулась.

Там на углу уже загорелся фонарь. Хлопнула дверца, и потом машина бесшумно, темно вышла на дорогу, кашляя, двигаясь быстрее под холм, а потом пропала, как никогда и не было.

Со звонком телефона она просто подняла свою чашку, вернулась на кухню глядеть на тёмную террасу, где кривые ветви голого дерева-пугала будоражили протёртые пределы досягаемости, словно во внезапных муках навстречу смерти, но налила слишком много, и пролила, когда ловила первый звонок раньше, чем смогла остановиться, и потом держала трубку неловко, будто груз, прислушиваясь, и потом — ох! хватаясь за край стола — Эди! Ох как я рада что ты… нет но ты прямо здесь! Можешь взять напрокат машину меньше часа езды, будешь здесь меньше чем… Нет я, я в порядке Эди я, я не знаю в полном, всё, чудесно я, я не могу пересказать всего, красиво да… да тогда завтра, с утра? Жду не дождусь… и она повесила трубку схватиться за стол обеими руками, поднимаясь медленно, словно прорывалась каждый миг, высвободила руку выключить свет и встать, дышать глубоко, ещё глубже, прежде чем обернуться в гостиную к лестнице, к столбику в проблесках красок, пойманных на стекле вышивки.

Входная дверь не закрылась, и за стеклянными вставками на черной дороге поднимались и опускались в свете уличных фонарей голые тени веток на ветре скупом, точно нежные подъем и падение дыхания в изможденном сне. Еще миг она крепко держалась за столбик, словно укрепилась против слабого пёстрого движения света, проливающегося тут в комнату, и потом внезапно развернулась к кухне, где бросилась в темноту, словно что-то забыла, выставив руку к углу стола, мелькнувшему на краю зрения у виска, когда она падала.

Через какое-то время и далеко за пределами досягаемости оттуда, где опа лежала с упавшей на плечо головой, зазвонил телефон, и из её горла потерянно раздался шумным вздохом задушенный плач, когда колени резко задрались перевернуть её на бок, с выброшенной рукой и всё ещё вжатыми в ладони большими пальцами, неровное дрожание губы резко остановило выпадающий кончик языка, и он вновь зазвонил и затих, и зазвонил опять, и звонил, уже пока не замолчал.

Красный огонь из окон алькова разлился по холодной гостиной, воспламеняя стены рассветом солнца, красным на реке внизу, поблёскивая в опустевшей бутылке и стакане рядом с креслом с подголовником, где двинулась схватиться за подлокотник рука под внезапный вопль «Знамени, усыпанного звёздами» с кухни, извещавший о начале нового эфирного дня. Он открыл глаза и немедленно закрыл, и полыхание комнаты провалилось в розовый, в румяный, пока к моменту, когда телефонный звонок вздёрнул его запнуться и удариться лодыжкой о кофейный столик, не стало просто сплошь дневным светом. — Алло? Он сел потирая лодыжку, глядя на нарушенный след линии мелом там на полу, — ну и что насчёт телефонного счёта, я не… Нет это не мистер Маккэндлесс, я не знаю где черти носят мистера Маккэндлесса слушайте я с ним даже ни разу не встречался, я просто… Слушайте, я только что вам сказал что ни разу с ним не встречался, как я вам отвечу слал он чек за чёртов телефонный счёт или нет, я даже не… Хорошо я ему передам, если увижу передам, если сегодня к пяти вы не получите оплату то прекратите обслуживание, это… нет до свидания, кто-то стучит…

Кто-то ссутулился, вглядываясь, откинул кошелёк на удостоверении с фотографией, похожей во всех непримечательных отношениях на стоящего там за открытой дверью человека. — Чертовски рано нет? Он заправил сзади рубашку и затянул штаны, — рассказал же всё что знал вчера по телефону нет? те же самые показания под которыми подписался для полиции? Всё есть в той чёртовой газете нет? Он провёл на кухню, где достал из кипы на столе заголовок В ШИКАРНОМ ПРИГОРОДЕ УБИТА НАСЛЕДНИЦА — Дом обыскивали? Тело дочери покойного минерального магната Ф Р Воракерса, по всей видимости угодившая в разгар ограбления своей модной резиденции у реки Гудзон, обнаружено сегодня утром подругой детства ФБР что чёртовы газеты не читает? Миссис Джиджибой это они откуда взяли, должно быть не сменила фамилию того индуса в грязных подгузниках слушайте, вся чёртова история здесь есть нет? Полиция сообщает что жертве, в прошлом очаровательной рыжей дебютантке из закрытого района Гросс-Пойнт в Мичигане, нанесли один удар тупым не наступайте! Он с резкостью схватил за руку, застыв с ним в объятьях столь беспримесной жестокости, что его ладонь отпала с дрожью вдоль всей руки.

— Больше никогда так не делайте.

— Я, чёрт подери я, я не… и хватавшая запястье ладонь переползла к его локтю когда оба отстранились от начерченной мелом на полу линии — за психа меня принимаете нет, наверняка и это в газетах вычитали, слушайте. Слушайте, вы сказали просто хотите войти и осмотреться что за, вся история есть в моих показаниях полиции нет? ваши люди что, не общаются с полицией? Стоило мне этим утром вернуться вокруг уже чёртов медиацирк, Эди, это её подруга Эди заявилась с утра пораньше дверь нараспашку, всегда говорил ей запирать чёртовы двери, лежит здесь на полу ящики вывалены салфетки, подложки, ложки куда ни глянь снаружи чёртова тётка тычет мне микрофоном в лицо. Можете описать свои чувства после того как обнаружили дома тело жены на, чертовски повезло что не её слушайте. Объясните с чего ФБР вдруг так чертовски заинтересовалось? думаете я, слушайте я могу доказать что днём был на автобусе из Вашингтона, называют это лимузином аэропорта как есть чёртов автобус когда добрался сюда вокруг уже, дайте сюда телефон… он опустился в кресло, — кто? Слушай я не могу… слушай Шейла какого дьявола ты несёшь! Не будет для него никакой чёртовой буддистской службы нет, и не… Слушай я тебе говорю Шейла, пришлёшь туда хоть одного своего чёртового ринпочу-скинхеда в красной мантре с колокольчиками и напевающего омм омм и я тебе устрою хорошее барбекю из монаха, так-то… Чёрт подери Шейла послушай чёрт бы подрал его карму чтобы спасти из колеса чтобы в следующей инкарнации он глянь, глянь только что на стол села чёртова муха как думаешь это он? только что взлетел на потолок сам ни черта не знает куда прёт как думаешь это он? Такой же псих как когда приехал и нассал на пол он меня один раз чуть не убил к чёрту, ты знала? Лежу под машиной подпёртой деревяшкой он пнул и вся чёртова железяка рухнула туда где мог быть я, мог быть, я, я… трубка затряслась в руке, отвёл от себя, подальше, повесил и уставился на руку, пока та не стёрла испарину с лица. — Что? Внезапно на ногах, — сказали хотите зайти и осмотреться там-то вы какого дьявола хотите найти, мы никогда там не были простояла запертой с самого нашего переезда, улики ищете? За это вам платят нет? улики ищете? Улики для чего… он отступил в сторону, — меня не спрашивайте вот и всё, какого там дьявола находится меня не спрашивайте… подойдя за ним ко входной двери, где гость остановился, осмотрел комнату, осмотрел его.

— Вам бы побриться.

— Всегда говорил ей запирать чёртовы двери, я мог бы для этого кого-нибудь нанять так вы думаете? Как почитаешь чёртовы газеты сколько же деньжищ у нес было так вы думаете? И так там и стоял, заполняя проем, пока непримечательная серая машина не свернула с холма, сбил прислоненную к лестнице метлу и поднял, так там и стоял и смотрел на верх лестницы, и наконец уронил метлу обратно на пол и поднялся, через коридор туда, где на кровати, на полу всё ещё лежали вразброс шарфы, свитеры, бумажки, сами ящики из комода, как он их нашёл, и манильская папка, где он её нашёл на кровати, разложенной на страницах с почерком, который он знал не более чем по хлеб, лук, молоко, курица? здесь в целых абзацах и вычеркиваниях, восклицаниях на полях, скрупулезных вставках, её язык прослеживал тонкую вену, набухшую на изгибе поблескивающего подъема к лиловатой головке в её сжатой руке, растягивая каплю тонкой нитью, прежде чем ввести в себя, стремясь ему навстречу до самого конца, стоял там онемело и наконец аккуратно вернул в папку, и потом наклонился поднять свои ботинки и поторопился из комнаты, по коридору, пока тот же онемелый вид не встретил его в зеркале над раковиной, с болтавшимися в руке найденными там белыми завитками, словно он не знал, что с ними делать, пока не включил воду на полную и не подставил голову под кран, наконец вышел бритым, в порезах и без рубашки, когда глаз зацепило движение не сильнее трепета крыла за стеклом у подножия лестницы, кто-то на цыпочках, вглядывался, и тогда он спустился.

— Чего? Она была ему едва ли по пояс, стояла в дверях сплошная робость, и он наклонился, — Слушай девочка не знаю я куда она делась, видишь там деда с метлой? Это он у нас присматривает за чёрными собачками с красными ногтями, какого дьявола ему ещё делать вот иди и его спрашивай… и он следил за её нерешительными шагами на дорогу, окликнул вслед — и его чёртового кота это тоже касается… прежде чем закрыть дверь с бормотанием — Ну и чёртова холодина тут… выкручивая термостат по дороге к открытому на столе в столовой чемодану, где достал рубашку, где стоял, приходя в себя, вчера вечером, или позавчера, или это ещё могли быть сумерки, цеплялся там за равновесие у кресла, когда выкрикнул её имя, стоя здесь с одышкой, словно в воздухе всё ещё висели те возглас и возмущение, натянул рубашку, теперь на коленях на кухонном полу с мокрой тряпкой снова оттирал аморфный периметр меловой линии но ради чего рука выбросилась к раковине, когда зазвонил телефон.

— Адольф? ты? Пытался до тебя дозвониться где тебя черти носят… Ладно, слушай. Чёртов Госдеп доставил его обратно вместе с Тикеллом требует перед возвращением тела три тысячи долларов с чем-то за перевозку, займись ими и скажи что если тела не будет к похоронам в Мичигане в пятницу то Граймс возьмёт их за жопу. Теперь та декларация траста, ты уже нашёл копию? Что… Слушай одна у меня есть, прямо передо мной копия и у меня есть копия завещания единственный чёртов вопрос когда из-за задержки тела его половина перейдёт в её наследственный фонд, ты… Он же был первый нет? Что ты… Слушай чёрт подери Адольф возьми себе в башку, теперь ты работаешь на меняи мне чёрт подери плевать что ты там думаешь, не справляешься я поговорю со Слотко, и это… какого чёрта ты мне говоришь о претензии её матери, она там с дядей Уильямом в доме престарелых за тысячу в день который твой чёртов врачебный синдикат Орсини Киссинджер и иже с ними устроили в Лонгвью эта старуха овощ, какого… Нет а что тогда, читай мне вслух… Он хлестнул рукой избавиться от мухи, приземлившейся на костяшку, свернул к раковине и наклонился к колену туда, где по нему шлёпнул — стоп, что? Что значит доллар… Муха замешкалась на углу стола, взлетела в быстром вираже и затем зигзагом промаршировала по 10-КТ ФУГАСНАЯ АВИАБОМБА НА АФРИКАНСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ Военные Новости, Фото Стр 2 — какого дьявола ушли на юридические расходы, страховая договорилась на четыре миллиона она со всеми остальными с самолёта получают по доллару а остальное ушло на юридические расходы? Его свободная рука кралась по ПРЕЗИДЕНТ: ПОРА ПРОВЕСТИ ЧЕРТУ ПЕРЕД ИМПЕРИЕЙ ЗЛА и он хлопнул — слушай, Граймс же в совете чёртовой страховой нет? звони ему и скажи оспорить… партнёр где, какая юридическая контора… Ну чёрт подери! И это называется этикой? Ах эти сукины… что тогда с моим, моим иском о… на каком основании, отказано на каком основании чёрт подери она же подписала заявление нет? заявила что не смогла исполнять… Ладно тогда займись этим и слушай. Ещё одно, какого дьявола в газете было о том что пожарный департамент сжёг дом в Бедфорде для учений, есть хоть одна чёртова причина почему наследственный фонд не может засудить их за… А ты возьми и сделай! Слушай, с минуты на минуту подъедет машина у меня сегодня во второй половине дня рейс в Мичиган, когда повесишь трубку первым делом звони тому мужику в Госдепе и надери ему задницу я позвоню когда всё кончится… и он повесил трубку, — Лиз? ты слышала? Чёртов суд отказал моему сопутствующему иску по, по, Лиз! и его руки поднялись к лицу, корёжа так словно, хотели с ним разделаться, опустились оставить его в содроганиях, глядеть на путь мухи по В ПЕРЕСТРЕЛКЕ У ЛАГЕРЯ ВЫЖИВАЛЬЩИКОВ ПОГИБ ВЕТЕРАН и хватать, прорывая страницы, набирая номер — Алло? Слушайте, реклама у вас в газете, фотография двух инкрустированных комодов тридцать восемь тысяч за пару? Где вы… нет я не хочу их покупать я хочу знать где вы их взяли. Чьи… какого дьявола значит аукцион по распродаже имущества чьего имущества, что… слушайте что ещё туда входит, не было ли там… Потому что я хочу знать не было ли там камней, ящиков с камнями которые… Я сказал камни да, что тут такого чертовски смешного… С какого ещё дьявола не можете дать мне сведе… Посмотрим что тут такого чертовски смешного когда вам позвонит мой адвокат! и он грохнул трубкой, сделал глубокий вдох и тогда взял газету, скрытно скрутил, поднял над новой вылазкой мухи поперёк В СВЯЩЕННИКА СТРЕЛЯЛИ ИЗ-ЗА ДЕЛА О ВЗЯТКЕ и с силой ударил вниз, шлёпнул вверх по холодильнику, столешнице, столу, наконец встал вытереть лицо и рухнуть в кресло, сметая к себе груду конвертов, подложных обращений, счетов, уставившись на верхний Оказание профессиональных услуг… 4000 долларов и снова взял трубку.

— Эй, долбоклюй? Я же говорил что добуду хорошие имена нет? Он выровнял перед собой счёт, — Киссинджер, он… в точку, он будет за границей, в газетах пишут едет резать Папу Римского проделать ему новую… скажу через минуту вот тебе ещё один, Орсини, Джек Орсини… он продолжал, застёгивая увядшую рубашку, имена, цифры, на ногах впихнул рубашку в штаны — Чёртов кошмар, я тебе одно скажу Чик одно, всего одно, то что на самом деле случилось в казарме чертовски рад что она об этом так и не узнала что она, она никак… об этом тоже не знала нет, в конце концов сюда дошло письмо из какого-то лагеря беженцев в Таиланде но больше никто. Никто не знал до тех чёртовых фотографий в газете, какое-то добродетельное агентство заметило меня по телевизору только что связались и спросили, не согласен ли я оплатить перелёт гарантировать въезд в США для неё с мальчиком, это был мальчик, вот так и расплачивайся весь остаток чёртовой жизни за каждую ошибку которую эти ублюдки тебе там подкинули? Чёртово министерство ветеранов видит мою фотографию в газете срезает пособие по инвалидности? видел вчерашние газеты? То же самое говно, те же самые ублюдки всё хотят похерить в этот раз чёрные вместо гуков, решетят халупы выжигают урожаи продают своих девчонок ранят осколком в брюхо ещё поговорим долбоклюй, ты там готовься ещё поговорим… и не успел он повесить как вновь зазвонило.

— Алло?.. Привет Бобби Джо, как там… эй так помедленней Бобби Джо, ты помедленней, зачем мне так поступать слушай. Так, этот старый сенатор он же всё отрицал нет? перед тем как его сбили? Ты же читал газеты нет Бобби Джо? и может я их все просто приберёг для себя? Ну зачем мне брать и стрелять в твоего папу из-за такой ерунды, почему он… Ну я бы на твоём месте не разбрасывался такими обвинениями прилюдно Бобби Джо, скажем может за этим стоят римокатолики потому что он там собирал принадлежащий им урожай душ ты так напросишься на иск откуда ты… нет я всё знаю про ваших местных присяжных но сейчас не тот… Нет так слушай сюда Бобби Джо, просто слушай сюда. Сейчас твой папа в порядке нет? словил одну в плечо я отправлял людей обратно в бой и с чем похуже. Так тот чёрный пацан которого арестовали говорит это сделал он? выдумал какую-то историю что кто-то дал ему сотню долларов и сказал будто он друг твоего папы и будто твой старый добрый папа хочет стать старым добрым мучеником ради крови церкви и всё такое? Теперь Бобби Джо вот что сделает твой папа и ты уж ему передай, слышишь? Этот старый добрый пацан он сядет на двадцать лет учти где это произошло и вот что сделает твой папа, он его простит, прямо как когда Эрл Фикерт напал на него с топором? Но и о помиловании просить не станет, оставит обвинения как есть только чтобы показать либеральной прессе что не делает исключений из-за цвета кожи. Не выдвинет обвинения тогда покажется будто он думает что на это способны всё чёрные а если белый стреляет в белого то попадает в тюрьму твой папа просто хочет чтобы к пацану отнеслись так же как ко всем, отсидит свои двадцать лет как миленький а твой папа будет за него молиться? Теперь тут ещё одно, знаешь что мне сюда звонила Билли? Билли Фикерт? решила я переехал на юг жить на Гаити потому что какой-то чек который она мне выписала обналичен в каком-то банке на Гаити и моя подпись на нём выглядит очень странно? Так, просто скажи ей что это правда, я переехал на юг жить на Гаити и долго с ней не увижусь потому что… ну а я так и сделаю Бобби Джо, посмотрим какой там созрел урожай душ я так и сделаю передай это папе теперь мне пора, уже подъехала машина мне надо идти, кто-то стучит…

Снаружи кто-то стоял и смотрел на чёрный поток дороги, смотрел туда, где не осталось проблесков краски, тех красных и ярко-жёлтых, нарушать неподвижный свет на реке внизу, и он зашёл в столовую стянуть пиджак со спинки стула, накрепко защёлкнуть чемодан и пройти через дверь с — необязательно было выходить, Эди… прикрывая за собой до щелчка замка, на внезапном холоде взяв её под руку там у почтового ящика, придержав для неё дверцу тёмного лимузина и устроившись рядом, когда тот почти бесшумно двинулся по дороге рассеивать мальчишек по обеим сторонам на берега из опавшей листвы, его рука лежала на спинке сиденья за ней, отвернувшейся от него в тонированное окно, когда он сказал — куча свободного времени… и потом, — знаешь что? придвинувшись, — меня всегда сводила с ума твоя шея

ВСЁ ЛОМАЕТСЯ И РВЁТСЯ ПОСЛЕСЛОВИЕ МАКСИМА НЕСТЕЛЕЕВА

На известном автопортрете Уильям Гэддис запечатлел себя в профиль, в строгом костюме с галстуком, без головы, зато с хайболом, где, очевидно, должен плескаться его любимый виски. Для полноты картины не хватает лишь сигареты, чтобы получилось как в романе: «Знаешь что самое худшее в твоём возрасте? Сигареты и виски? Они в сговоре, убивают кровообращение. Вот останешься без пары пальцев на ногах и сам поймешь о чём я».

Ещё, конечно, стоит добавить пишущую машинку, но тогда получился бы перебор с автобиографическими откровениями, а «покойник этого ужасно не любил», называя их «человеческими руинами» (human shambles) и стараясь максимально спрятаться за текстом, поскольку, как сам он вопрошал немногочисленных интервьюеров: «Зачем же тогда придумали печатную страницу?» Позже Гэддис любил цитировать своего единомышленника из XIX века Гюстава Флобера: «Художник должен суметь убедить потомков, что его никогда не существовало». В 1950-е годы это делало Уильяма Гэддиса полной противоположностью тогдашним модным и вездесущим писателям — Трумену Капоте и Норману Мейлеру.

Критик и прозаик Анатоль Броярд, рецензируя книгу Барта Бриттона «Автопортреты» (1976), где впервые был размещён рисунок Гэддиса, увидел в его «обезглавленности» намёк на то, что личная жизнь автора либо неприкосновенна, либо недоступна даже для него самого. Но, к сожалению для него и к счастью для нас, исследователи всё же отыскали доступ к его биографии, явив миру историю жизни обыкновенного гения.

Уильям Томас Гэддис родился в Нью-Йорке в 1922 году. Когда ему исполнилось три года, родители развелись, и с отцом он встретился, уже когда ему было за двадцать, и после этого практически с ним не виделся. Отца и сына звали одинаково, но прозаик ни до, ни после смерти Гэддиса-старшего (1965) не добавлял приставку «младший» к своей фамилии. Примечательно, что главного героя его второго романа зовут JR, что многие читатели восприняли за сокращенное написание английского слова «младший» (Jr, от junior).

Гэддис учился в частных школах, в 1941 поступил в Гарвард, однако в 1944 году из-за разногласий с полицией его попросили забрать оттуда документы. Говорят, у него произошёл конфликт с однокурсником, который случайно порезал руку во время их попойки, и дело не удалось замять без привлечения руководства. Даже если это и неправда, она хорошо придумана: ближайшие друзья Гэддиса вспоминали, что всю жизнь у него были непростые отношения с алкоголем.

Не всё так просто сложилось у него и с именами, и в Гарварде, где он два года пробыл на должности председателя журнала «Гарвард Лампун», Уильям Гэддис некоторое время использовал вместо Томаса среднее имя Титон (Tithonus), позаимствовав его из одноимённого стихотворения Теннисона. Поработав чуть более года фактчекером в журнале «Нью-Йоркер» (позже назвав это чрезвычайно полезной практикой, «аспирантурой для писателя»), он в 1947 году отправился в путешествие по миру. За четыре года посетил Мексику, Панаму, Коста-Рику (где даже участвовал в недельной военной схватке и впоследствии гордо вспоминал, что его собратья по оружию победили), Гибралтар, Испанию (где с перерывами прожил два с половиной года), Францию, Бельгию, Италию, Англию, Марокко, Алжир, Тунис и Ливию, а в 1951 году вернулся в США с уже почти завершённым дебютным романом. Интересно, что зимой 1985 года Гэддис вместе с группой писателей (среди которых были, в частности, Уильям Гэсс, Аллен Гинзберг и Артур Миллер) три недели пробыл в СССР, посетив Вильнюс, Каунас, Хатынь, Минск, Москву и Ленинград, а в последнем даже прошёл туристическим «путём Раскольникова», отдавая дань уважения своему любимому русскому писателю[138]. В воспоминаниях о поездке насмешливый Гэсс особенно иронизировал над шикарным верблюжьим пальто Гэддиса: «Такое никогда не должен себе позволять ни один писатель».

Вернувшись из Европы, Гэддис познакомился с представителями так называемого «бит-поколения» и в 1953 году часто посещал дом одного из них — Алана Ансена. Собиравшуюся там компанию впоследствии изобразил «король битников» Джек Керуак в романе «Подземные» (1958), где вывел Уильяма Гэддиса под именем Гарольд Сэнд. Керуак описал его так: «Похожий на Лесли Говарда[139]молодой романист… у этого раскрасневшегося молодого автора недавно приняли рукопись, из-за чего он приобрёл в моих глазах странное изящество, которое хотелось поглощать». Гэддис многим напоминал певца или актёра, в школе был похож на Фредди Бартоломью, популярного исполнителя детских ролей в голливудских фильмах 1930-х (по воспоминаниям Мэрилин Анн Парк Вир), а позже стал выглядеть импозантнее: «Фрэнк Синатра для бедняков» (Алиса Дэнам), «более щеголеватая и аскетичная версия Кирка Дугласа» (Джонатан Коу).

В 1955 году вышел его роман «Распознавания», но значительных денег, как и успеха, не принёс. Вскоре после этого он женился на актрисе Пэт Блэк, а когда родились дети (Сара — в сентябре 1955, Мэтт — в январе 1958), материальное положение стало и вовсе плачевным, поэтому в 1957–1970 гг. он был вынужден писать речи и сценарии рекламных роликов для компаний «Пфайзер», «Кодак», «Ай-би-эм», Фонда Форда, Американского онкологического общества и даже для Сухопутных войск США.

Из-за такого лихорадочного ежедневного поиска подработок следующий роман пришлось ждать два десятилетия: «Джей Ар»[140] («JR») напечатали в 1975-м, и через год он получил Национальную книжную премию. Друг и коллега Гэддиса — Уильям Гэсс — в предисловии к переизданию его первого романа точно сформулировал разницу между двумя произведениями: если «Распознавания» задавали тогдашнему поколению фундаментальный вопрос «Что есть настоящее, где его найти в наших действиях и нас самих?», то для следующего поколения фундаментальных вопросов уже не существовало. Именно поэтому Гэддис почти двадцать лет писал «роман о бизнесе, мире горлопанства, махинаций и денег», что очень контрастирует с миром искусства (пусть и поддельного), описанным в первом романе. После «Джей Ар» Уильяма Гэддиса наконец-то признали критики, однако материальные проблемы миновали лишь в 1982 году, когда он получил стипендию Макартура.

Ещё в 1978 году в письмах Гэддиса появляется идея написать нечто похожее на осовремененную американскую версию романа Ивлина Во «Пригоршня праха» (1934), где показан распад семьи Ластов — Тони и Бренды, владеющих Хеттонским аббатством — домом, перестроенным в викторианском псевдоготическом стиле. Как известно, американский архитектурный стиль «плотницкая готика» подражал деревянной викторианской неоготике XIX века, но предполагал более дешёвые и доступные материалы. В 1969 году Уильям Гэддис купил и некоторое время жил со второй женой Джудит в подобном доме в посёлке Пирмонт в десяти милях от Нью-Йорка. И в «Плотницкой готике» (1985) сюжет разворачивается именно в таком девяностолетнем доме: «Он построен чтобы на него смотрели снаружи… здесь всё вторичное да, эти грандиозные викторианские особняки со множеством комнат и огромной высотой и куполами и чудесным замысловатым литьём… лоскутное одеяло задумок, заимствований, обманов, внутри мешанина из благих намерений будто последняя нелепая попытка сделать то что стоит делать пусть даже в таких мелких масштабах».

Итак, место действия было выбрано, но возникла новая трудность: после двух предыдущих больших, «сложных и экспериментальных» (по мнению «бестолковых» критиков, на что часто сетовал автор) романов Гэддис ощущал себя заложником сложнейшей ситуации. Написать простой текст он не мог (это бы стало предательством собственного таланта), а написать ещё одно «Распознавание» или «Джей Ар», которые скверно продавались, уже не мог себе позволить финансово (это было бы предательством семьи и двоих детей от первого брака). Своеобразным компромиссом и стала «Плотницкая готика» — самый близкий, по словам автора, его подступ к людям, читающим в аэропорту, да и ко всей этой «пейпербековой публике». Но довольно скоро, в 1987-м, прочитав рецензии, он осознал, что большинство даже не поняло всех сюжетных перипетий (например, запутались в жёнах Маккэндлесса), потому надежда осталась лишь на «студентов, пишущих диссертации». И в следующем романе — «Его причуды» (1994) — Гэддис решил снизойти до «невежд и глупцов» и разъяснил наиболее непонятный для читателей нюанс: обстоятельства смерти Элизабет Бут. Впрочем, писатель шутил, что каждый должен попробовать дочитать «Плотницкую готику» до конца хотя бы потому, что она буквально не заканчивается (это не промах корректора, в конце текста действительно нет точки), и идея книги частично и состояла в этой бесконечности заявленных в ней тем.

Уильям Гэддис также упрекал многих рецензентов в том, что, разбираясь с темами и микротемами романа, они за энциклопедизмом не заметили комизм, не разглядев в «Плотницкой готике» очень смешную книгу, хотя юмор в ней преимущественно чёрный. Например, писатель берёт древнюю философскую проблему, сформулированную ирландским философом Джорджем Беркли в 1710 г. («Слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет?»), и добавляет к этому Хелен Келлер (известную слепоглухонемую американскую писательницу, политическую активистку и лекторку), переформулируя вопрос так: «Услышит ли Келлер, как дерево падает в лесу?» Смех Гэддиса — если не чёрный, то всегда немного горестный: не стоит ждать ничего хорошего от мира, где «бедные продолжат беднеть, а богатые — богатеть».

Вначале Уильям Гэддис планировал назвать свой третий роман «То время года»[141] («That time of year») по первым словам 73-го сонета Шекспира, своеобразной подсказки к некоторым идеям произведения. Важно, что в итоге писатель поменял заголовок с темпоральным маркером (пусть и очень приблизительным) на заголовок с топологическим маркером (пусть и очень неопределённым). Также впоследствии поменялась и обложка книги: первоначально Гэддис хотел репродукцию картины техасского художника Чарльза Андерсона «Вознесение» (1974), китчевой зарисовки пришествия Спасителя над далласской «Автомагистралью Торнтона», но в итоге первое издание вышло с иллюстрацией, где изображена как бы полуоторванная страница с наполовину ободранным до каркаса домом, в котором просматриваются черты вышеупомянутого архитектурного стиля. Название и обложка книги также отсылают к известной картине американского художника Гранта Вуда «Американская готика» (1930), которую часто пародируют из-за типичности изображённых на ней людей (и где домик на фоне как раз похож на тот, где происходит действие «Плотницкой готики»).

Писатель также хотел дать роману жанровый подзаголовок «romance», что, не вдаваясь в терминологические прения, можно перевести как «любовный нереалистический роман», который в англоязычной традиции часто противопоставляется «novel» («бытовой реалистический роман»). «Готику» в окончательной версии названия тоже можно и нужно интерпретировать как жанр, что даёт возможность несколько расширить восприятие романа, трактуя некоторые его образы как унаследованные из готической литературы. Многие критики также отмечали, что писатель в «Плотницкой готике» переосмыслял особенности готических романов, что роднит его текст с «Нортенгерским аббатством» (1817) Джейн Остин.

Сам Гэддис прежде всего стремился, как он говорит в интервью 1986 года, сделать совершенными стиль, содержание и форму, использовав и заставив действовать все клише художественной литературы (мужчина старше, женщина младше, распад брака, супружеская неверность, закрытая комната, таинственный незнакомец и т. д.), и всё из-за страха (как прозаик проговаривается в письмах) быть вновь записанным в безудержные экспериментаторы — и всё ради того, по его словам, «чтобы вновь не идти в крестовый поход».

Страх — важное настроение для готического романа, а у Гэддиса и художественное пространство — условно готическое, до- и одновременно антиромантическое, навевающие «приятный ужас», — типичный «дом с привидениями» (haunted house), где потусторонние (внедомные) голоса — это телефон, радио и телевизор, призраки нашего рационального века.

Телефон постоянно врывается со все новыми и новыми срочными и будоражащими известиями, радио пугает и удивляет, а телевизор развлекает шаблонными сюжетами (например, про дерущихся на поезде людей). Гэддис часто повторял, что телевидение из средства коммуникации превратилось в рупор рекламы, а многие смешные эпизоды связаны с тем, как Лиз или кто-то другой иногда включает радио, слышит какие-то сенсационные и потому бесполезные факты[142] и тотчас раздражённо его выключает.

Но всё же эта книга — больше о времени, нежели о пространстве. Декорации Гэддиса — безликая и захламлённая сцена, обрамлённая снаружи определенным архитектурным стилем, тогда как вокруг этого огороженного места (для внимательных читателей тут укромно припрятан намёк на рай и изгнание из него) бушует эпоха, навязчиво просачивающаяся сквозь стены дома в виде звуков из различных электроприборов, а также в виде персонажей разной степени загадочности и странности, часто входящих без спроса и приносящих во внутренний мир арендованной жилплощади «возвышенный ужас» мира внешнего. И так исторический (fact) и художественный (fiction) контексты смешиваются в пёстрый коктейль (faction), многое говорящий о тех временах и нравах.

Кстати, в американском постмодернизме принято выделять лучшие книги про десятилетия, где среди наиболее часто упоминаемых претендентов называют:

1960-е — «Выкрикивается лот 49» Пинчона; 1970-е — «Подручный пёс» Делилло; 1980-е — «Плотницкая готика» Гэддиса; 1990-е — «Бесконечная шутка» Уоллеса.

Время, описанное в романе, — ещё и время кризиса капитализма, о чём свидетельствует реальный заголовок «Нью-Йорк Таймс» от 25 июля 1980 года («ДЖЕНЕРАЛ МОТОРС»: РЕКОРДНЫЕ УБЫТКИ В 412 МЛН ДОЛЛАРОВ), и это единственный анахронизм в «Плотницкой готике», действие которой, по мнению Мура, происходит в октябре-ноябре 1983 года (в черновиках Гэддиса даты указаны даже точнее: с 10 октября до 8 ноября). И это актуализирует ещё одну тему романа: противопоставление кризиса внутреннего (семейного) и внешнего (общества). Важно, что все романы Гэддиса — посмертная «Агапе агония», скорее всего, повесть — буквально в первых предложениях начинаются с противопоставления, причём необязательно это антонимы:

«Распознавания» — маска / реальность;

«Джей Ар» — деньги / бумага;

«Его причуды» так и вовсе начинаются с реплики, мгновенно ставшей крылатой: «Справедливость? — Справедливость получишь на том свете, а тут у тебя есть закон».

«Плотницкая готика» — не исключение, ведь в первой же фразе есть голубь (pigeon) и горлица (dove) — многозначные символы, задействующие основные лейтмотивы романа:

1. мужское-женское;

2. мирское-религиозное (где важно библейское происхождение известного антивоенного образа, нарисованного Пикассо);

3. обмен информацией.


И теперь подробнее:

1. Диалогизм — значимая особенность поэтики Гэддиса, доведённая до филигранности в «Джей Ар», а в «Плотницкой готике» слегка разбавленная авторскими описаниями (обратите внимание на то, как мастерски он пользуется пунктуацией, вольно и даже музыкально обходясь с ней в сбивчивой живой речи и строго придерживаясь её в отступлениях). Синтия Озик в своей рецензии точно подметила это своеобразие: «Он — одержимый приёмник голосов, маниакальный соглядатай, тайный пророк и моралист. Его метод — это чистый голос, непрекращающиеся диалоги, переправляющиеся в панораму камеры внутри головы оратора». Главный голос романа — женский: Элизабет «Биббс» Бут, символическая горлица[143], окружённая разнообразными мужчинами (а вовне дома — котом и псом), из которых физически присутствуют — по крайней мере мы их лично «слышим» — муж Пол, брат Билли, арендодатель Маккэндлесс, а ещё бывший мормон и ЦРУшник Лестер. Конечно, есть ещё говорящая на французском мадам с неслучайной фамилией Сократ (как мы знаем, философ Сократ был ключевым персонажем в диалогах Платона), но она, в противоположность своей профессии, скорее представляет силы хаоса — а в конце ещё и обкрадывает хозяйку, а потому действует в условно «мужском слое» романа, на что, видимо, и должна указывать её фамилия.

Среди мужчин особо выделяется Маккэндлесс, которого Гэддис в издательском конспекте описывает как «мудрого и романтически таинственного мужчину». Между Маккэндлессом и Элизабет происходит адюльтер, но он остаётся преимущественно за кадром, как и секс, который, в отличие от его коллег, никогда особо не интересовал Гэддиса, потому что, по его мнению, для нашего мира бóльшая непристойность — деньги, мотивирующие писателей и привлекающие читателей, не зря ведь автор выдумал прекрасное и непереводимое словцо «Sly»[144]. И потому крайне обидно, что правообладатели не дали ему использовать в «Плотницкой готике» цитаты из романа Джеймса Хилтона «Потерянный горизонт», так как, по их заверению, они звучат в «излишне эротическом контексте» (Гэддису как раз и нужен был текст, «вызывающий в воображении такой читательский/визуальный стиль, чтобы он полностью контрастировал с описываемой постельной сценой»). Потому автору пришлось на этапе типографского набора спешно менять все фразы из Хилтона на фразы из «Джейн Эйр» (как известно, произведение Бронте — пародия на старые готические романы), такая вот «неотвратимая пунктуальность случайности», что выигрышно усилила идею романа, где упоминается экранизация, в которой мистера Рочестера играл Орсон Уэллс. К тому же такая замена позволила ещё раз обыграть мотив загадочной и безумной женщины в доме, непризнанной жертвы патриархального мира. Кроме того, Маккэндлесс, как и Рочестер, держит одну из комнат запертой, храня там ценные документы и тем самым оставляя себе возможность посещать сданное в аренду помещение.

Гэддис искусно вмонтировал фразы из Бронте в роман, намеренно не выделяя их в общем массиве ни курсивом, ни кавычками, как бы утверждая факт неразрывности текста, чужого и своего, непрерывности «потока сознания», поглощающего все ради восстановления некой заветной плеромы, заведомо невозможной в нашем мире, но такой желанной, хоть и диссонирующей с окружающим хаосом. Так, например, в важном пассаже в конце второй части есть фраза про молнию, ударившую в каштан и расколовшую его пополам, что вовсе не ощущается как цитата из «Джейн Эйр», и этот прекрасный эпизод, демонстрирующий сдвоенность художественных миров и одновременно символ их расколотости / раздвоенности, утверждает ещё один значимый мотив романа — мотив двойничества.

Он проявляется также и в том, как после смерти Элизабет от инфаркта в конце романа Пол в тех же нежных выражениях, какие адресовал ей после погребения отца, пытается сразу же после похорон Лиз соблазнить её лучшую подружку Эди, и автор умышленно не завершает его последнюю фразу, как бы по-джойсовски[145] (в «На помине Финнеганов» тоже нет финальной точки) иронизируя над тем, что мужское-женское продолжает крутиться в извечном круговороте без надежды на выход — кроме разве что в смерть, — но уже в гораздо более сниженном, водевильно-сентиментальном, или же, по Гегелю, фарсовом виде. Как об этом пишет Синтия Озик: «Все эти втиснутые конспирации — это, по сути, бессмысленный пересказ мыльной оперы».

Гэддис отдельно отмечал, что Пол — не в меньшей мере жертва, нежели 33-летняя Биббс (возраст Христа, само собой): он болезненно зависим от неё, чувствует себя опустошённым и постоянно пребывает «в отчаянии и замешательстве». Он — ветеран Вьетнама, и его бессердечное отношение к жене вначале как к глупой, но богатой наследнице, а после как к ограниченной секретарше — это одно из следствий неизжитого посттравматического синдрома. Война, по словам Пола, научила лишь убивать, что он хладнокровно и делает с подосланным девятнадцатилетним грабителем.

Антагонизм мужского и женского и увлеченность диалогами также свидетельствует о том, что Гэддису было удобнее рассматривать мир сквозь призму бинарных оппозиций, что заметили многие исследователи, хоть и дали этому разные названия. Так, Роберт Кон считал это одновременно «буддистской двойственностью» и «манихейством», а Брайан Макхейл видел тут проявление ницшеанской борьбы аполлонического и дионисийского начал. Дионис — в некотором смысле — важный бог для художественного мира «Плотницкой готики», где тирады персонажей как бы театральны, да и Гэддис старался придерживаться ещё классицистического требования про единство времени, места и действия. В романе, кстати, упоминается, что Маккэндлесс изучал греческую драму, в которой, как и в «Плотницкой готике», многие значимые события (например, убийства) происходили вне сцены.

Женский взгляд на происходящее (среди рабочих заголовков романа был также вариант «Это всё, что она написала») — художественная версия произошедшего, поскольку Лиз пишет некий текст, что, в конце концов, оказывается скорее дневником, частично совпадающим с романом Хилтона и в итоге тождественным «Плотницкой готике», нежели полноценным романом, в отличие от того, что под псевдонимом издал Маккэндлесс — как он сам уточняет, свои «проклятые запоздалые мысли… просто сноску, постскриптум», — описание которого, по мнению Стивена Мура, напоминает упрощённую версию «Распознаваний». И для Лиз важнее ответить на вопрос не что писать, а зачем писать, чтобы понять нечто сокровенное о самой себе и осознать горькую правду: «Кажется люди пишут потому что всё стало не так как должно». Она хочет как бы посмотреть на прошлую себя в телескоп (подобное желание, как мы узнаём из писем Гэддиса, озвучивала в детстве его дочка Сара), на свой прошлый страх «разочаровать кого-то», что и привело её в то безысходное состояние, в котором она, видимо, пребывает всю свою сознательную жизнь.


2. «Голубь мира» в романе так и не «прилетает» ещё и потому, что семья Бутов распадается. А в конце первой части оказывается, что это всё-таки не голубь, а горлица, и к тому же мёртвая, которую, играясь, швыряют дети, а потом Пол выбрасывает в мусорное ведро. Но важнее всё же религиозная составляющая этого образа, что в «Плотницкой готике» заметно как в теме «евангелизма», так и в том, что одним из ключевых фабульных событий выступает смерть мальчика при крещении: голубь — символ Святого Духа, нисходящего в Новом Завете при крещении Иисуса (сына плотника, как нам напоминают в романе). Во всём этом замешан хитрый делец, преподобный Элтон Уде[146], на которого медиаконсультантом работает Пол.

Гэддис долго не мог взяться за третий роман и в письмах сетовал, что мобилизует его теперь только одно: «эти проклятые заново рождённые и евангельские христиане», — хотя у персонажей припасена пара ласковых для всех: «Рок-группы, педики, черномазые торгующие наркотиками и вся эта буддистская бредятина… про карму». Но сатира и сарказм Уильяма Гэддиса большей частью направлены на политиков всех мастей: от крайне правых милитаристов и фундаменталистов до «хлюпиков» (candyass politicians).

Неслучайно Гэддис среди вариантов названия для романа рассматривал также «Огрузнуть до империи»[147] — строчку из стихотворения Робинсона Джефферса «Сияй, гибнущая республика» (1924), описывающего стремительный упадок США, противопоставленный циклическому обновлению природы. В Америке 1980-х всех продолжают запугивать «безбожным марксизмом» и под шумок стряпают свои грязные делишки, чаще всего с Библией наперевес (что очень хорошо показано в увлекательной истории африканского континента, рассказанной Маккэндлессом). Разум утрачивает ценность, и всюду прославляется глупость в виде религиозного откровения, которое и есть «намеренная культивация невежества» ради разжигания очередной победоносной войны.

Американцы уже опробовали эту схему в Гражданской войне, отсюда длительный интерес Гэддиса к знаковому сражению при Энтитеме (сентябрь 1862 года), о котором он хотел написать пьесу (пролог и два действия из неё процитированы в «Его причудах»). И дело даже не в битве, а в том, как объяснить её своим современникам: «Превратит урожай душ в крестовый поход против империи зла как Линкольн после сражения при Энтитеме превратил войну за спасение Союза в крестовый поход ради освобождения рабов».

Такое переосмысление значимых исторических событий важно также в связи с интерпретацией самой идеи линии/пограничья. К тому же время событий в романе неслучайно включает «готический» по настроению, порубежный осенний праздник Хэллоуин (осень описана и в вышеупомянутом сонете Шекспира), своеобразный реликт язычества, за которым следует христианский День всех святых. В этом основная тема «Плотницкой готики» — мир на грани, мир, который грозит обрушиться под постоянно нарастающей тяжестью злодеяний, где пренебрегают тем немногим слабым, наивным и светлым (а точнее — рыжеволосым), что могло бы нас всех спасти. Мир в романе Гэддиса стремительно движется к апокалипсису, который, по мнению Лиз, своим невмешательством приближают фигуры, подобные Маккэндлессу, — те, кто осуждает окружающее невежество и глупость: «Что это ты хочешь Апокалипсис, Армагеддон чтобы погасло солнце и море стало кровью ждут не дождутся нет, это же ты ждёшь не дождёшься!»

В итоге Маккэндлесс берёт у Лестера шестнадцать тысяч долларов и уезжает в тропики, и нам сообщают, что опосредованно его действия — а точнее, бездействие — уже приводят к обострению военного конфликта на чёрном континенте, тогда как в США президент Рональд Рейган говорит про необходимость обозначить границы «империи зла». Гэддис писал роман именно перед президентскими выборами 1984 года, когда как раз переизбрали Рейгана. Страх писателя перед тем, что холодная война завершится Третьей мировой, — центральный лейтмотив всей американской прозы второй половины XX века, что наиболее исчерпывающе выразил Дон Делилло в романе «Изнанка мира» (1997).

Важно, что в романе дом как древний символ мира сгорает — но не тот, в котором живут Буты, а соседний, и, по счастливой случайности, скорее всего из-за ошибки поджигателя. Мир вокруг буквально пылает, всё ломается и рвётся, «ад пуст, все бесы здесь» (Шекспир), и на первый план выходят скорее имморальные, нежели аморальные личности с сомнительными ценностями и жаждой наживы, такие как Маккэндлесс. Он — ещё одна мефистофельская фигура в прозе Гэддиса (который ещё «Распознавания» задумывал как пародию на «Фауста» Гёте), но в нём много также и от самого Фауста (соблазнённого соблазнителя), а к тому же, как считает Стивен Мур, и от Дон Жуана и Вечного Жида. В предапокалиптическом мире «Плотницкой готики» он в чём-то и своеобразный двойник преподобного Уде, погрязшего в грехах и политике, а потому функционирует как Антихрист, «посланник мрака» (в фамилии McCandless нехитро припрятано это его «отсутствие света»). Воинствующий атеист Маккэндлесс именно в религии видит корень всех зол, ответственной за то засилье глупости, что позволяется в мире, а также за то, что все религии проповедуют нетерпимость и гнев: «Величайший источник гнева есть страх, величайший источник ненависти есть гнев и величайший источник всего этого вместе взятого есть безмозглая явленная религия куда ни глянь, сикхи убивают индуистов, индуисты убивают мусульман, друзы убивают маронитов, евреи убивают арабов, арабы убивают христиан а христиане убивают друг друга может в этом и есть наша единственная надежда».

Гэддис писал, что в конце романа второе пришествие должно ощущаться особенно близким. Интересно, что именно так — «Second coming» — называется его любимое стихотворение Уильяма Батлера Йейтса, про которое он говорил: «Трудно поверить, но то, в чём мы сейчас живём, — всё есть в этом стихе».


3. Почтовый голубь — символ информации, которой в романе действительно необычайно много, вплоть до пересказа истории столкновений африканских народов с колонизаторами. Африка в XX веке превратилась в значимое место противостояния интересов всех мировых экономик, что в «Плотницкой готике» показано на примере находящегося там «рудного месторождения», завладеть которым хотят все мужчины в романе, представляющие интересы разных групп влияния. С этим соотносится и статья про масаев в журнале «Нейчерал хистори» (август 1980) — своеобразное переосмысление современной капиталистической конкуренции, присущей первобытным племенам. У масаев есть древнее поверье, что все стада в мире принадлежат им, и потому, совершая набеги на другие племена, они считают, что просто забирают то, что у них украли много лет назад («полезная выдумка», как это называет Маккэндлесс), предвосхищая ленинскую формулу «Грабь награбленное».

Кроме телефонных и радиосообщений, в «Плотницкой готике» ещё много писем, но из-за аудиоцентричности автора (вслед за Гэссом он мог бы повторить: «Я пишу ртом для уха») они подчеркнуто безынформационны: чеки, счета, квитанции и реклама. Вместе с этой какофонией беспрестанных и часто неидентифицированных голосов, некорректно, но гиперреалистично записанная стенограмма речей без оглядки на то, чтобы быть понятной, приводит к определенной информационной перегруженности, затрудняющей привычный процесс чтения. Стивен Мур, например, обращает внимание на то, что письмо из Таиланда упоминается на странице 48 первого оригинального издания, а его содержание становится известным лишь в самом конце книги, как и расшифровка аббревиатуры ВКР.

Фредерик Карл считает, что Гэддис воспринимает американскую жизнь как часть телесценария, показывая проникновение телевизионного дискурса в повседневную жизнь. Важно, что в том же 1985 году Дон Делилло издаёт роман «Белый шум», где также показывает это катастрофическое, отчуждающее погружение человека в телемир, образы и фразы из которого заменяют людям собственную фантазию и мысли. Для обоих писателей мир 1980-х предстает фрагментированной, сбивчивой звуковой дорожкой, не совпадающей с постоянно прерывающимися и сменяющимися картинками, словно какой-то нетерпеливый и неразборчивый зритель маниакально переключает каналы в поисках все новых и новых впечатлений, «бездумных наслаждений», по словам Томаса Пинчона (первое название для того, что позже стало «Радугой тяготения»).

Так автор показывает, что информации как раз и нельзя доверять, ведь чаще всего это дезинформация либо излишние детали, ничего не значащие для основного сюжета. Такой способ фабульного развития создает атмосферу «разочаровывающей неопределённости и разрозненности» (Роберт Кон), и Лиз как условно центральное средоточие этой информации с самого начала пребывает в невыгодном положении неведения, что роднит её с читателями. Она сразу понимает, что все мужчины в романе явно что-то не договаривают, но ничего не может с этим поделать, ощущая себя в чём-то посредником между ними, а в чём-то исповедником (на её религиозную роль в «Плотницкой готике» есть масса намёков).

Лиз живёт среди греха и обмана, где все и всё лишь производят впечатление и не вызывают доверия. Так, первая жена мистера Маккэндлесса сообщает Лиз, что её бывший супруг когда-то давно проходил курс лечения, а ещё он любит всем рассказывать о себе одно и тоже. Пол плетёт сложные интриги, частично связанные с его боссом, за сто долларов нанимая чернокожего мальчугана для покушения на преподобного Уде (чтобы присвоить взятку в десять тысяч, которую нужно было передать Тикеллу). Да и голос психически неустойчивого Билли сестра воспринимает практически как голос Пола, а оба они похожи на её отца (брат так про это и говорит Лиз: «Выходишь замуж за то же самое от чего пыталась сбежать»).

Из-за их лжи и равнодушия Лиз ощущает себя не столько в доме, сколько в тупике: горлица не в силах улететь даже из «золотой клетки», зная, что в таком мире лететь в общем-то некуда, да и нести добрую весть некому, ведь вовсе не добро правит этим миром. Даже неживые предметы в этом мире врут, ведь дом в стиле «плотницкая готика» построен лишь для видимости, что уж говорить о людях. Лиз пребывает в физической изоляции(тогда как Маккэндлесс, по словам Мура, — в интеллектуальной), запуганная мужем и грезящая об иной действительности — её сны похожи на фильмы, — но в реальности она отказывается убежать от Пола, когда Билли и Маккэндлесс предлагают ей это. Она прекрасно понимает свой стокгольмский синдром в мире, где «если чувствуешь себя гвоздём всё вокруг кажется молотком». В издательском конспекте книги Гэддис коротко описывает Лиз «издёрганной» и «эксплуатируемой», а потому и слово «любовь» касательно отношений между людьми, как заметила Мисти Джеймисон, звучит в романе лишь раз, да и то отрицается: «Кажется, я любила тебя, когда поняла, что больше никогда тебя не увижу». Кроме того, автор часто упоминает, что в доме есть «frayed love seat» (в переводе — «протёртый двойной диванчик»), «любовное место для двоих», которое постоянно пустует — так, само собой, обыграна эта буквальная стёртость понятия «взаимной любви», где она возможна лишь в названии предметов или в том, что любят как раз только вещи либо самих себя: консьюмеризм и эгоизм — такой диагноз ставит Уильям Гэддис современному человеку.

Важно, что в этом контексте губительным для любви оказывается именно знание. Оно, как и информация в мире, где царствует глупость, никому не нужно, чему, по мнению Маккэндлесса, прежде всего способствуют разнообразные религии. Он считает, что в Америке происходит заговор креационистов против эволюционистов, и в этой борьбе наиболее пугает то, что когда-то давно сформулировал якобы Анатоль Франс: «Глупец гораздо опаснее, чем злодей, потому что злодей хоть иногда, но отдыхает, глупец же неутомим». Но в современном мире даже знание не может спасти, ведь, по меткому выражению Пола: «Будешь широко мыслить мозги растекутся». И потому не злой умысел, а банальная глупость пронизывает все их «параноидальные сентиментальные выдумки», нагромождая одну нелепость на другую.

Информация — центральная тема «Плотницкой готики», как считает Стивен Мур, находя эту мысль в самом романе: «Очень тонкая линия между правдой и тем что происходит на самом деле». Персонажи (а потому и читатели) действительно постоянно пытаются разобраться с истинностью того, что им известно, и того, какие события фактически имеют место, складывая мозаику из разрозненных намёков и полуправдивых обрывков. Главный же призыв прозаика: воевать нужно с глупостью и незнанием, чтобы не раскачивать очередную военную кампанию, лидеры которой будут вновь «путать патриотизм Иисуса». И поэтому вопрос Лиз «Зачем писать?» автор в итоге формулирует как «Зачем это всё?» То ли от скуки, то ли от возмущения — ответ писатель продолжал искать до конца своей жизни в декабре 1998 года.

Четвёртый роман Гэддиса — «Его причуды» — также получил Национальную книжную премию. Гэддис был рад, нобоялся, что наклейка «National Book Awards» на книге — это знак определённой элитарности, который может отпугнуть обычного читателя. Но ещё на первом вручении сын писателя утешил отца, заверив, что для большинства американцев аббревиатура NBA означает Национальную баскетбольную ассоциацию, а потому о читателях вообще не стоит переживать. Незадолго до смерти Уильям Гэддис ещё успел закончить небольшую повесть «Агапе агония», которую вначале планировал издать как научно-популярную историю механического пианино, но она вышла посмертно в 2002 году в форме монолога смертельно больного прозаика, вспоминающего пережитое и формулирующего свои мысли о состоянии искусства XX века.

Гэддис всегда подчёркивал, что пишет не для небольшого кружка интеллектуалов, а для тех, кто понимает, что книга — это сотворчество, а читатель — соучастник художественного процесса. «Меня нелегко читать. Я же кое-чего требую от читателя, — говорил он, получая премию за „Его причуды“, — и многие обозреватели говорят, что я требую слишком многого; так говорят даже те из них, кому нравятся мои произведения, но это труд, а книга сложна, и, как я уже говорил, её нелегко читать». «Великий неизвестный американский писатель» — таким был довольно точный, хоть и печальный заголовок одного из некрологов Уильяма Гэддиса. Но, согласитесь, не худший итог жизни для любого литератора.

Примечания

1

Психиатрическая больница в Манхэттене. основанная американским филантропом Пейном Уитни (1876–1927).

(обратно)

2

YMCA, или Y — Юношеская христианская ассоциация (основана в 1844 году), среди прочего предоставлявшая жильё для малоимущих.

(обратно)

3

ASPCA — Американское общество «Против жестокого обращения с животными».

(обратно)

4

Здравствуйте (здесь и ниже фр.)

(обратно)

5

Нормально?

(обратно)

6

Нужен новый пылесос.

(обратно)

7

Что?

(обратно)

8

Да.

(обратно)

9

Этот никуда не годится.

(обратно)

10

Но очень важно, чтобы, пропылесосить всю? [пыль], понимаете. [пыль]? Из-за моей астмы…

(обратно)

11

Вы при этом отлично управились… при этом.

(обратно)

12

При этом.

(обратно)

13

Мадам Сократ? Вы здесь закончили?

(обратно)

14

Здесь, этот зал, всё?

(обратно)

15

Здесь не грязно мадам!

(обратно)

16

Грязно.

(обратно)

17

Зал.

(обратно)

18

Комната, эта комната? закончили?

(обратно)

19

Которые ищут месье Маккэндлесса. А были какие-нибудь телефоны… этим утром?

(обратно)

20

Да, мадам, много.

(обратно)

21

Я не знаю, мадам.

(обратно)

22

Месье Маккэндлессу? Этим утром?

(обратно)

23

Он злился, да.

(обратно)

24

Этим утром. да. Он злился.

(обратно)

25

Кто.

(обратно)

26

Этот месье да. который приходил этим утром.

(обратно)

27

Месье Маккэндлесс, да. Он злился.

(обратно)

28

Не мог войти в ту комнату. Сказал, что мы поменяли замок. Он злился.

(обратно)

29

Погодите.

(обратно)

30

Месье Маккэндлесс был здесь?

(обратно)

31

Этим утром, да мадам.

(обратно)

32

Та комната… Он разозлился. потому что не мог пойти, когда приходил этим утр…

(обратно)

33

Злился.

(обратно)

34

Куда ему можно позвонить?

(обратно)

35

Если он возвращаться.

(обратно)

36

Нет мадам.

(обратно)

37

Ничего?

(обратно)

38

Где его можно найти?

(обратно)

39

Эта собачка. Что случилось с этой собачкой. которая, которая сломалась?

(обратно)

40

Ничего.

(обратно)

41

Вы говорили о собаке, мадам?

(обратно)

42

Я не знаю эту собаку.

(обратно)

43

Это неважно.

(обратно)

44

Нам сказали, что это, эта мебель мадам?

(обратно)

45

Мадам Маккэндлесс да, что она придёт за…

(обратно)

46

Чтобы это вернуть?

(обратно)

47

Не знаю мадам.

(обратно)

48

Как маленький музей.

(обратно)

49

Эти стулья.

(обратно)

50

Не так ли?

(обратно)

51

Сколько прошло времени с тех пор, как она, как мадам Маккэндлесс…

(обратно)

52

Как давно она уехала?

(обратно)

53

Какое-то представление.

(обратно)

54

Она красивая?

(обратно)

55

Эта мадам Маккэндлесс, она красивая?

(обратно)

56

Красивая.

(обратно)

57

Вы же знаете эту мадам.

(обратно)

58

Нет не знаю мадам

(обратно)

59

Вы не знаете.

(обратно)

60

Правда?

(обратно)

61

Момент… Двадцать пять долларов?

(обратно)

62

Тридцать долларов мадам.

(обратно)

63

И мелочь на автобус мадам.

(обратно)

64

Сколько?

(обратно)

65

Один доллар мадам, два раза по пятьдесят.

(обратно)

66

Да… и спасибо.

(обратно)

67

В следующий вторник мадам?

(обратно)

68

Что нет необходимости.

(обратно)

69

Что я вам позвоню.

(обратно)

70

Вы хотите, чтобы я не приходила.

(обратно)

71

Вы очень хорошо работаете.

(обратно)

72

Я понимаю мадам… ключ.

(обратно)

73

Вы не могли бы достать… открытки?

(обратно)

74

Там, в, открытки.

(обратно)

75

Первая строка второго четверостишья стихотворения американского писателя Фитца Хью Ладлоу «Слишком поздно» (Too Late, 1869).

(обратно)

76

Это как маленький музей, всё… (фр.)

(обратно)

77

Federal Communications Commission — Федеральная комиссия связи.

(обратно)

78

Имеется в виду ответвление баптистов «двух семян в духе», основанное на доктрине, согласно которой Каин был сыном Евы и змея.

(обратно)

79

Священники, во время проповедей держащие в руках ядовитых змей; практика, распространённая в методистских церквях США, принадлежащих к Движению святости.

(обратно)

80

Южные штаты США.

(обратно)

81

Здесь и далее цитаты из «Джейн Эйр» (Jane Eyre, 1847) в переводе И. Гуровой. Лиз смотрит фильм Роберта Стивенсона «Джейн Эйр» (1943) с Орсоном Уэллсом и Джоан Фонтейн.

(обратно)

82

Акт Логана (1799) — закон об уголовной ответственности за несанкционированные переговоры американских граждан с иностранными правительствами, имеющими разногласия с США.

(обратно)

83

Ленокс-авеню — главная улица Гарлема.

(обратно)

84

Название улицы в Сайгоне (после 1975 года — Донг-Кхой).

(обратно)

85

Рысца, нырять, растрепать, лоханка (англ.)

(обратно)

86

Disinterested — незаинтересованный (тогда как uninterested — безучастный).

(обратно)

87

Лукавый, дешёвый, краткий, клинообразный, куннилингус (англ.)

(обратно)

88

Лизать (лат.)

(обратно)

89

Лизать (англ.)

(обратно)

90

Пизда (англ.)

(обратно)

91

Джеймс Хилтон, «Потерянный горизонт» (Lost Horizon, 1933), пер. А. Файнгара.

(обратно)

92

78-я пехотная дивизия США.

(обратно)

93

Окончание cтрофы:

Пока набрали пуговиц, нарядец продан был

И всё приходит слишком поздно — слишком поздно!

(обратно)

94

Робинсон Джефферс, «Wise Men In Their Bad Hours» («Мудрецы в тяжёлый час», 1924).

(обратно)

95

Речь идёт об основных постулатах религии мормонов.

(обратно)

96

Chemin couvert (фр.) — прикрытый путь (стрелковая позиция в укреплениях); Smackover (англ.) — шлёпнуть.

(обратно)

97

Притчи, 22:15.

(обратно)

98

Марк 16:18.

(обратно)

99

Имеется в виду Акт Батлера 1925 года — закон в Теннесси, согласно которому школьным учителям запрещалось отрицать библейскую версию сотворения человечества.

(обратно)

100

Первая книга Царств, 25:22, 34.

(обратно)

101

Исайя, 35:12.

(обратно)

102

Организация освобождения Палестины.

(обратно)

103

Организация народов Юго-Западной Африки.

(обратно)

104

Мозамбикское национальное сопротивление.

(обратно)

105

I'd rather have a bottle in front of me, than a frontal lobotomy (букв. «лучше бутылка передо мной, чем фронтальная лоботомия») — строчка из одноимённой песни Рэнди Хэнзлика.

(обратно)

106

Гимн Реджинальда Хибера «Свят-свят-свят…» (Holy, Holy, Holy, 1826). пер. Д. Ясько.

(обратно)

107

В. С. Найпол, Mimic Men («Ненастоящие», 1967).

(обратно)

108

Т. С. Элиот, «Ист-Коукер» (East Coker, 1943), пер. А. Сергеева.

(обратно)

109

Афроамериканский спиричуэл «Не спеши, милая колесница» (Swing Low, Sweet Chariot).

(обратно)

110

Уильям Шекспир, сонет 73.

(обратно)

111

Стихотворение Стивена Фостера, Old Black Joe («Старый чёрный Джо», 1860).

(обратно)

112

Стихотворение Роберта Саути. The Lay of the Laureate: Carmen Nuptiale («Слово о лауреате: Свадьба», 1816).

(обратно)

113

Стихотворение Ханса Цинссера Spring, Summer and Autumn («Весна, лето и осень», 1942).

(обратно)

114

Отсылка к фразе «Бог не играет в кости со Вселенной» Альберта Эйнштейна из его переписки с Максом Борном о квантовой механике 1926 года.

(обратно)

115

Матфей, 25:41.

(обратно)

116

Имеются в виду Мелвин Гейблер (1915–2004) и Норма Гейблер (1923–2007), создатели организации в Техасе, занимавшейся поиском фактических ошибок, и активисты, выступавшие против антихристианских учебников.

(обратно)

117

Цитата из речи Рейгана перед Национальной ассоциацией евангелистов США в 1983 году.

(обратно)

118

Цитата африканского евангелиста Рейнхарда Боинке (1940–2019).

(обратно)

119

Где я могу обменять доллары ни франки?

(обратно)

120

Во сколько открывается банк?

(обратно)

121

Food and Drug Administration — Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов.

(обратно)

122

Разведотдел в сухопутных войсках.

(обратно)

123

Бытие, 32:20.

(обратно)

124

Даниил, 8:25.

(обратно)

125

Силы быстрого реагирования.

(обратно)

126

Цитата из романа Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» (Look Homeward, Angel, 1929), пер. Т. Ивановой и И. Гуровой. Фраза, появляющаяся во всех романах Гэддиса.

(обратно)

127

Беспорядок, в доме да… завтра? завтра утром, да? обязательно… (фр.)

(обратно)

128

Маленькое окно круглой или овальной формы.

(обратно)

129

Бытие, 19:24-8.

(обратно)

130

Фрэггинг (fragging) американский военный термин, получивший распространение во время Вьетнамской войны. Означает убийство офицера рядовым составом таким образом, чтобы выдать его за несчастный случай или боевые потери.

(обратно)

131

Откровение, 14:9–0.

(обратно)

132

Исход, 15:3.

(обратно)

133

Откровение, 14:13.

(обратно)

134

Нечестный.

(обратно)

135

Ставрида.

(обратно)

136

Дрочить.

(обратно)

137

Цитата из романа Трумена Капоте «Другие голоса, другие комнаты» (Other Voices, Other Rooms, 1948), пер. В. Голышева.

(обратно)

138

Некоторые описания в «Плотницкой готике» явно вдохновлены романами Достоевского. Так, например, во фразе «Я не писатель миссис Бут нет потому что в той комнате с дымом и паутиной заперто всё твоё отчаяние» легко угадываются известные слова Свидригайлова из «Преступления и наказания»: «…будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот вся вечность».

(обратно)

139

Лесли Говард (1893–1943) — американский актёр, самая известная роль — Эшли Уилкс в классическом фильме «Унесённые ветром» (1939).

(обратно)

140

В «Плотницкой готике» есть отсылка на этот роман, когда про Пола говорится, что он «понимает в финансах не больше сопливого шестиклассника».

(обратно)

141

Так в переводах В. Брюсова, С. Маршака, С. Степанова и А. Кузнецова, у остальных переводчиков эти три слова переведены менее точно.

(обратно)

142

Например: 35 млн. граждан США малограмотны, а 25 млн. вообще не умеют читать; 5 млн. американцев болеют диабетом; каждые минут в этой стране кого-то насилуют; и «группа скалолазов инвалидов подняла на вершину горы Рейнир американский флаг и пачку желейных бобов».

(обратно)

143

Ещё одно произведение, необходимое для понимания «Плотницкой готики», — «Крылья голубки» (1902) Генри Джеймса.

(обратно)

144

И ещё как минимум два чудесных неологизма — calumnist и psychoanalosing.

(обратно)

145

Стало общим местом писать о том, как сильно на Гэддиса повлиял Джойс, но сам писатель укорял критиков, что они упорно не замечают, насколько всеобъемлющим было влияние на него Томаса Стернза Элиота.

(обратно)

146

В критике упоминают разные реальные фигуры, с которых мог списать автор: Джимми Ли Сваггерт или Джерри Фолуэлл.

(обратно)

147

Англ. «thickening to empire» А. Головко переводит строки Джефферса «While this America settles in the mould of its vulgarity, / heavily thickening to empire» так: «Когда Америка легла в заплесневелую рутину, / В империю, огрузнув, превращаясь».

(обратно)

Оглавление

  • ПЛОТНИЦКАЯ ГОТИКА
  • ВСЁ ЛОМАЕТСЯ И РВЁТСЯ ПОСЛЕСЛОВИЕ МАКСИМА НЕСТЕЛЕЕВА
  • *** Примечания ***