Москва-ад, конечная [Анна Кутковская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Закатное летнее солнце заливало прощальными своими лучами гостиную, высвечивая мелкие пылинки, плавающие в воздухе. Легкий ветерок, почти на цыпочках, ласково трепал шторы. Снаружи доносился запах нагретого за день асфальта и шум мирной суеты обычного московского вечера.

Профессор Сахарков расположился на диване с газетой «Вестник зарубежья», тщательно просматривая новостные колонки, посвященные обстановке в Америке. Конечно, если что-то случится, он узнает об этом один из первых. Но, как говорится, praemonitus, praemunitus. Любил, любил Сахарков щегольнуть знанием латинских пословиц, коих знал не так уж и мало.

– Дмитрий Андреич, ужин готов. Прикажете накрывать? – прощебетала из кухни Эля.

Эля, как и пятикомнатная квартира в престижном районе Москвы, бесплатный отдых на лучших курортах, а также машина с личным водителем, была одним из тех благ, которые Сахарков и его жена получили благодаря заслугам самого Сахаркова перед родным Отечеством. И если сам профессор стеснялся пользоваться полагающимися ему льготами и привилегиями, то жена его, Алена, никогда не отказывала себе в этом. В том числе – в экономке, помогающей по хозяйству. Воспринимать ее как прислугу Сахарков не мог – в силу своего коммунистического воспитания. Это там, за рубежом, у буржуев и капиталистов прислуга. А здесь… В общем, не любил Сахарков рассуждать на эту тему, а будто даже боялся.

– Накрывайте в столовой, Эля. Сегодня у нас будут гости – сын приедет с женой.

Снова вернувшись к газете, Сахарков, уже не обращая внимания на новости, стал мечтать о поездке на дачу, о прохладе озера, о сладости нагретой на солнце клубники, о чуть менее сладком послеобеденном сне в гамаке в тени раскидистой яблони.

***

Сын с женой уехали далеко за полночь, поэтому, когда в ночной тишине двора раздался звук притормозившего автомобиля, а через три минуты позвонили в дверь, Сахарков решил, что гости его вернулись и решили заночевать здесь, чтобы завтра всем вместе поехать на дачу.

Однако вместо сына прихожую заполнили три человека, по-военному затянутые в шинели. В полутьме блеснули кокарды, и Сахарков обомлел.

– ДмиДреич! – рявкнул казенным тоном один из них и вытянулся в приветствии. – Пора!

– Как пора? Уже? – пискнул профессор. Озеро, клубника и гамак стали отдаляться от него с космической скоростью. – Разве Америка решилась? В новостях….

– Товарищ Сахарков, нет времени рассуждать. Вы знаете, это приказ. Никаких личных вещей. На прощание с семьей три минуты, – военный посмотрел на «Восток» на правой руке, давая понять, что время пошло. «Левша» – автоматически подумал профессор.

В гостиной на тахте сидела заплаканная жена – она слышала все от первого до последнего слова. Когда Сахарков вошел, она кинулась к нему, безмолвно рыдая и в мыслях проклиная гениальные мозги своего мужа, пятикомнатную квартиру, машину с личным водителем и все-все-все, что еще недавно так любила и чем любила щегольнуть. Ничего ей теперь не надо, лишь бы мужа оставили дома. Жили бы где-нибудь в коммуналке на окраине Москвы, он – обычный инженер, а она – секретарь-машинист в управдоме. А теперь….

– Ну все, все, Аленка, не плачь. Авось, получится выхлопотать тебе пропуск. Все хорошо будет, все наладится. Ты, главное, сильно никому не распространяйся. Скажи, что в командировку там уехал. Ну все, не плачь, – вытирал он слезы с ее лица. А когда из прихожей донеслось сдержанное покашливание, с трудом расцепил судорожно сжатые за его спиной руки жены и, не оглядываясь на нее, решительно вышел в прихожую.

– Я готов! – и, как был, в пижаме, халате и домашних тапочках, вышел на лестничную площадку. Дверь за его спиной громко хлопнула, голые стены гулко отозвались эхом, и все стихло.

***

– Куда мы направляемся, товарищ… – Сахарков вопросительно посмотрел на сидящего рядом молодца, когда понял, что везут его не в Кузьминский парк – его родные пенаты.

– Воробьев, товарищ Воробьев. Едем к Самому, Дмитрий Андреич, – в голосе молодого паренька слышалось благоговение пополам со страхом.

– Что, неужто правда! – ахнул профессор.

– Да, правда, – отчеканили, не поворачиваясь, с переднего сиденья.

Сахарков, пораженный этой новостью, затих и больше не задал ни единого вопроса. Через час с небольшим автомобиль затормозил у загородной резиденции генсека. На подгибающихся ногах профессор проследовал за молодцами, которые лихо чеканили шаг по внутреннему двору.

Генсек принял их в неформальной обстановке – Сахарков впервые видел его в таком виде. Без медалей, орденов и генеральской формы он был совсем обычным человеком. Таких в московском метро хоть пруд пруди.

– Товарищ Сахарков, – обратился к нему генсек, и тот автоматически выпрямился, втянул живот и вытянулся по струнке. – Времена грядут тяжелые. Мы вынуждены думать о будущем нашей великой страны уже сейчас. Руководствуясь этим, было принято решение гибернировать Вас. Так Вы сможете предотвратить угрозу в будущем – по данным советской разведки противник использовал эту же технологию в отношении своих ученых.

– Ги….Гибернировать? Но ведь это же невозможно, – промямли Сахарков.

– В нашей стране все возможно! Гибернация фактически бессрочная – Вас разбудят, когда придет время. Спасибо, товарищ Сахарков, Отечество не забудет Вашей самоотверженности! Всего доброго, – главный тяжело встал с кресла и вышел из комнаты.

***

Родные бункеры под Кузьминским парком, и так не особо оживленные, встретили его гробовой тишиной. Сахарков понуро плелся за незнакомым ученым. Вот уж неожиданность – рядом с ним, практически совсем под носом, разрабатывали новую технологию, а он об этом ничего не знал. Что еще скрывается за этими плотно закрытыми металлическими дверями, за которыми Сахарков никогда не был?

– Пришли, – раздался голос ученого. Звук открывающейся двери напомнил, что ему, Сахаркову, заслуженному профессору и ученому, придется жить нежизнью ближайшие лет сто, а может, и двести….

Внутри лаборатории суетились еще двое – подготавливали капсулу, заливали в нее мутно-желтый, похожий на растаявший студень, раствор, проверяли какие-то провода, датчики и приборы.

– Скажите, а это безопасно? – впервые за все время подал голос Сахарков.

– Да, безусловно. Эту капсулу мы проверяли – в течение пяти лет она работала бесперебойно, участник эксперимента выжил без каких-либо последствий для организма.

– Но пять лет – абсолютное ничто по сравнению с тем сроком, который буду вынужден провести в ней я, позвольте заметить.

– Товарищ Сахарков, в этой капсуле можно спокойно пролежать хоть три, хоть девяносто три, хоть двести три года. На капсуле будет установлен аварийный датчик, который в случае непредвиденной ситуации выведет Вас из состояния гибернации, – ученый был явно разозлен недоверием к своему детищу. – Разденьтесь, пожалуйста,

– Что, совсем раздеваться? – осипшим голосом спросил Сахаров.

– Совсем. Вон там, за ширмой. И наденьте специальный комплект белья.

Специальный комплект походил на обычные кальсоны, которые профессор надевал под брюки зимой, и водолазку. Одежда села ровно по размеру, обтянув плотно, но не сильно.

– Готовы? Через пять минут будем совершать погружение. Пока прослушайте инструктаж.

Сахарков внимательно слушал о том, что в капсуле есть датчик автоматического пробуждения, что на протяжении всего периода рядом с ним будут находиться компетентные специалисты, которые будут отслеживать его состояние, а также состояние капсулы. После того, как профессора выведут из гибернации, он получит дальнейшие инструкции. Вопросы есть? Вопросов нет. Проследуйте, пожалуйста, к капсуле.

Сахарков с затаенной брезгливостью опустил в жидкость ногу и.…ничего не почувствовал. В нос ему грубовато впихнули две трубки, которые, казалось, достали до желудка.

– Так Вы сможете дышать, – ответил на его вопросительный взгляд один из ученых.

Профессора закрыли в капсуле и уровень жидкости начал подниматься все выше и выше. Когда она скрыла его с головой, он задержал дыхание. Не дышать ему удавалось достаточно долго. И вот, когда легкие уже готовы были лопнуть, Сахарков просто отключился и рефлекторно задышал через трубки. Все произошло быстро и безболезненно, на что он и рассчитывал.

Ученые еще полчаса погремели пробирками, пошуршали проводами, пощелкали кнопками датчиков и ушли. Свет в лаборатории погас, дверь закрылась, оставив Сахаркова одного до начала следующей смены.

***

Щелкнул тумблер, под потолком вспыхнула лампочка, осветив толстый слой пыли и гирлянды паутины. С громким свистящим звуком физиожидкость начала сливаться из капсулы, постепенно обнажая мокрого, с прилипшими ко лбу волосами, Сахаркова. Еще через минуту верхняя крышка капсулы бесшумно открылась, и профессор открыл глаза.

Ругаясь на нерадивых ученых, которые не смогли отрегулировать аварийный механизм, и предвкушая, какой разнос им устроит Главный, профессор выбрался из капсулы. И только потом заметил пыль, паутину и отсутствие следов деятельности человека.

– Неужели получилось? – воскликнул он и глянул на табло электронных часов – обычно на нем зелеными огоньками высвечивалась текущая дата и время. Но табло угрюмо чернело, не давая Сахаркову ни малейшей подсказки, какой сейчас год.

Прошлепав мокрыми босыми ногами к двери, профессор убедился, что она прикрыта, но не плотно. В коридоре, как ни странно, тоже горел свет – тусклые лампочки под потолком давали ровно столько света, чтобы не потерять направление и не врезаться в угол стены.

Сахарков тихонько, почему-то на цыпочках, стал продвигаться вперед по коридору и в конце концов уперся в огромную металлическую дверь лифта. Двери открылись, едва профессор коснулся их. В кабине лифта было темно – темнее, чем за спиной.

Так как другого выхода здесь не было, Сахарков решил войти в лифт. И как только он это сделал, двери закрылись, и он почувствовал, что несется вверх с невероятной скоростью. Полет вверх продолжался не более пятнадцати секунд. Потом прозвучало мягкое «дзинь», двери лифта открылись, и профессор был ослеплен ярким светом и гулом голосов. Зрение до конца не вернулось, но слышать он уже мог. В наступившей тишине раздался мягкий, чуть насмешливый голос.

– Так-так-так, кто пожаловал к нам в этот раз?

– Са-Са-Сахарков, профессор Сахарков, – заикаясь и не до конца овладев способностью говорить, ответил профессор. – Какой сейчас год?

– Ааа, Сахарков. Добро пожаловать в 2050 год, профессор!

– Спасибо. Мне нужно получить инструкции и….

– Минутку, господин Сахарков, успокойтесь. Во-первых, никаких инструкций Вам получать не надо. Во-вторых, извольте рассказать Вашу историю.

Профессор был удивлен, но ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться этой настойчивой, почти что приказ, просьбе и рассказать все, как было. Во время рассказа зрение начало потихоньку возвращаться к нему, и он смог разглядеть присутствующих людей. Их было трое – крепких широкоплечих молодых людей, со стальным ежиком волос, квадратными челюстями и в черных очках, за которыми не видно было глаз. Один сидел за столом, двое других стояли по бокам от него.

Сидящий, как оказалось, и был обладателем мягкого голоса. Именно к нему, понял Сахарков, и надо обращаться за разъяснениями и инструкциями.

– Товарищи, кто вы такие? – задал свой вопрос профессор после того, как закончил рассказ.

– Это очень интересный вопрос. И ответ на него очень сильно удивит Вас, смею заверить.

– Продолжайте, не тяните кота…за хвост, – в нетерпении помахал ладонью Сахарков.

– Ну, что ж. Вот суть: водородная бомба, которую Вы разрабатывали, недавно, по нашим меркам, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Уж простите за каламбур. Легким, но неловким движением руки молодой аспирант сделал так, что Ваша бомба, точнее, ее прототип, при взрыве создал дыру между измерениями – этакий портал. Куда бы Вы думали? В ад, конечно же. В тот самый ад, которым пугают грешников, где кипят котлы и все такое прочее. Вот, если кратко, откуда мы появились и кто мы такие.

– Но вы, вы все не выглядите….

– Как слуги ада? – закончил за него Люцифер (а это был именно он) и рассмеялся. – И Вы хотите спросить, где наши рога, копыта и запах серы, так? Ах, господин Сахарков, мыслить стереотипами – признак дурного тона. Уж Вам ли этого не знать? Вам – создателю водородной бомбы!

– Но я… – начал было профессор, но Люцифер перебил его.

– За последние 50 лет мир сильно поменялся, господин Сахарков. Теперь людей незачем пугать, чтобы получить желаемое. Достаточно принять респектабельный вид успешного дельца и начать вести… – исчадие ада подыскивал слово, щелкая в нетерпении пальцами. – Бизнес, достаточно начать вести бизнес, как называют это простые смертные. Жажда наживы, прибыли, халявы если хотите – достаточно пообещать людям это, и они становятся покорными марионетками.

– Это недопустимо! Я буду бороться с вами! – внезапно для себя, по-детски запальчиво крикнул Сахарков. Он смутно чувствовал свою вину за все произошедшее.

– Нет, не будете. А если быть более точным, попросту не сможете. Мы для Вас не существуем, – голос Люцифера по-прежнему оставался бесстрастным.

– Как не смогу? Я вижу вас, слышу и могу потрогать.

– А вот тут у Вас явный пробел знаний. Дьявол, знаете ли, кроется в мелочах. И есть тут одна такая весомая и очень значимая мелочишка, простите за оксюморон. Вы атеист, дорогой господин Сахарков. Вы, как дитя коммунистической партии, были воспитаны в духе безбожия. Но, отрицая Бога, как можно верить в Диавола? Поэтому здесь Вы абсолютно бессильны.

Глядя на растерянное лицо Сахаркова, Люцифер продолжал:

– Угрозу для нас представляют истинно верующие люди. Но их осталось не так уж и много – мы просто истребляем их. С переменным успехом, конечно же. Они умудряются вербовать в свои ряды новых людей. Но век их короток. Очень короток. Все остальные могут жить в достаточно комфортных условиях. Посмотрите сами.

Люцифер потянул шнурок жалюзи, и Сахарков обомлел – Кузьминский парк, его родной, до боли знакомый, с исхоженными тропинками, было не узнать. На месте огромного парка возвышались многоэтажные здания и небоскребы, сделанные, казалось, сплошь из стекла и металла. Легкие, почти прозрачные и кажущиеся невесомыми, дома эти снаружи были оснащены лифтами, которые сновали не только вверх и вниз, но и вправо, влево и даже по диагонали.

На месте дачи сенатора Полуденского стояли здания пониже – над ними в воздухе висели мерцающие вывески: рестораны и центры отдыха и развлечений. Чуть дальше за парком проходила широкая дорога, вся сплошь загруженная автомобилями. Машины почти не двигались, а над дорогой висел удушливый смог.

От пруда осталась небольшая лужа – даже с такой высоты это было видно. И нигде, куда бы ни кинул Сахарков взгляд, не осталось ни одного деревца. Вместе с остальными деревьями сгинул и тот саженец, который он с женой и сыном высадил на краю парка, и который за 20 лет превратился в крепкий дубок. У Сахаркова сдавило горло, он судорожно и как-то сдавленно то ли крякнул, то ли хмыкнул и посмотрел на Люцифера.

– И люди правда счастливы?

– Конечно. Сегодня счастье можно купить, хотя Ваши современники, господин Сахарков, утверждали обратное. Достаточно уплатить небольшую цену.

– И какова цена?

– Ооо, цена совсем мизерная. Я бы сказал, невесомая – душа. Какая-то эфемерная душа взамен реального счастья, которое можно съесть, надеть на себя, пощупать, погладить, обнять… Ну, Вы понимаете меня, да?

Вопрос Люцифера остался без ответа. Молчание длилось долго – профессор Сахарков Дмитрий Андреевич, воспитанный атеистом, не мог до конца переварить такую щекотливую и противоречивую информацию.

– Ну так что, господин Сахарков, что Вы выбираете? – нарушил затянувшееся молчание Люцифер.

Профессор сглотнул невесть откуда взявшийся в горле ком, ответил вопросом на вопрос:

– И теперь вся Москва такая?

– И не только. Итак, Ваше слово герр Сахарков?

Вместо ответа профессор бросился грудью на окно. В полете от вспомнил, что самоубийцы попадают в ад. Кажется, бабуля ему это рассказывала. Больше Сахарков ничего подумать не успел, потому что тело его грянулось оземь. Но в следующее мгновение он снова оказался в подземном бункере, из которого вышел 20 минут назад. В этот раз над выходом он разглядел табличку «Добро пожаловать в Москву-2050».