Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Расправив крылья, я парила на восходящих потоках счастья. Тёплая золотистая сила нежно перебирала шерстинки на моём хвосте, приятно согревала чувствительные подушечки лап, щекотала усы и крылья. Нечасто удаётся понежиться в таком чистом и незамутнённом счастье.
Некоторые мои собратья, крылатые коты, стражи и порождения человеческих городов, считают, что в последнее время из чистых чувств, на которых можно парить, осталось только счастье. Не встретить уже ни бьющих прямо в небо лучей любви, ни ревущего пламени ненависти. Серой дымкой лежат на городах равнодушие и усталость, изредка расцвеченные нежностью, привязанностью и страстью. Вот только парить на них не выходит.
Один Шейт думает по-другому. Никто не знает, когда появился этот крылатый кот – кажется, что он всегда парил над этим небольшим городом, прилепившимся к подножию горы. Поговаривают, что Шейт один из Хранителей – легендарных почти всемогущих существ, которых считаем сказкой даже мы, волшебные крылатые коты.
Так вот, Шейт считает, что чувства никуда не делись. Просто люди, когда у них появилось время думать о своём внутреннем устройстве, начали разбирать эмоции на составляющие. Любовь, например, у некоторых распалась на страсть, нежность, интерес и долю расчёта. Ну, это у кого как. А раз сам человек считает, что испытывает не одно сильное чувство, а десяток слабых, то вместо одного мощного луча и получается десяток маленьких.
Я перевернулась спиной вниз, подставив пузико солнечным лучам. Странное щемящее чувство, разливавшееся внутри меня, когда я вспоминала о Шейте, не имело названия и адекватной причины, но я дорожила им. И каждый раз, когда на меня находило это настроение, я старалась отдаться ему полностью. Вдруг где-то там, на ещё менее осязаемых слоях реальности, другой крылатый кот блаженно парит на восходящих потоках моего странного отношения к Шейту.
Счастье медленно опадало, унося меня вниз к миру людей и бескрылых. Я повернула голову, рассматривая плавно приближающийся Город. У позабытого памятника, окружённого самшитовыми кустами, притаился пересмешник – бескрылое порождение, притворяющееся тем, кого человек хочет увидеть сильнее всего. Он уже принял форму: лёгкое платье, балетки, курносый нос и две криво заплетённые косы. Его будущая жертва – слишком худая девушка в чёрных джинсах и водолазке, вся словно состоящая из одних острых углов, быстро шла от парка к ДК, приближаясь к засаде. Я могла бы прогнать бескрылого, но не стала. Не знаю, что это за девушка, но иногда людям бывает полезно встретиться с пересмешником.
Опустившись почти до земли, я взмахнула крыльями и, вытянувшись, взлетела вертикально вверх. Город снова раскинулся подо мной, немного похожий на золотую рыбку. У подножия горы несколько человек расставляли по лесу фигурки животных. Я хотела было подлететь поближе и посмотреть, зачем они это делают, но поленилась. Всё равно когда-нибудь узнаю. Возле одного из старых городских зданий несколько мелких порождений привлекали внимание людей, притворившись кошками. Всем хорошо: порождения получат энергию, а настоящие кошки, которые придут попозже, получат оставленную еду. У вокзала один из наших отгонял сонника, решившего поселиться в одном из поездов. Сами по себе сонники ребята безвредные, но энергии мирного сна, которые они распространяют вокруг себя, совсем не то, что нужно машинисту поезда дальнего следования.
Больше всего наших парило над больницами. Так бывает всегда. Мы провожаем рождающихся и умирающих, навеваем хорошие сны тяжелобольным, мурлычем убитым горем родственникам.
К счастью, сегодня я не должна быть там. Сегодня я кружу над городом, наблюдая за людьми и бескрылыми, и иногда думаю о Шейте.
Мой ленивый полёт прервал предсмертный стон, почти сразу сменившийся детскими рыданиями.
Кажется, я никогда ещё не летала так быстро. Плач доносился из одного из маленьких старых домиков, прилепившихся к железной дороге. Я хорошо знаю эту часть города: там живёт много враждебных людям бескрылых. Рождённые болью и страхом, они тянутся к жизни и, если их не остановить, могут выпить взрослого человека за считанные секунды.
Сложив крылья, я спикировала к симпатичному розовому дому, из которого доносился плач. Я очень люблю этот место: живущие здесь женщина и её маленькая дочь очень редко затягивают пространство унынием. Чаще дом светится нежностью или даже лучится любовью. Иногда я наблюдала за снами малышки или смеялась вместе с ней над забавными теневыми зайцами, рождающимися из по-особому сложенных рук женщины. Когда девочка болела – я мурчала ей, пока мать уходила на кухню за порцией чая с малиновым вареньем.
Сегодня угол дома пульсировал нездоровым жёлто-зелёным призрачным светом. И это было очень, очень плохо.
Я влетела в дом через кухонное окно и замерла, оценивая обстановку. Женщина лежала на полу, неощутимая и практически бесплотная. Под её телом разливалась мерзкая желтоватая жижа – одно из бесформенных порождений Города. Мы не даём им имён и никак не классифицируем – эти твари намного слабее нас и никогда не переживают встреч с крылатыми котами. Вот только иногда мы приходим слишком поздно.
Это порождение было очень глупым. Или очень наглым. Вместо того, чтобы улепётывать со всех ног, оно выпустило щупальце, быстро-быстро поползшее к ножке стула, на котором, съёжившись, сидела девочка.
Я убила бы его в любом случае – это прямая обязанность Стража. Но сделала бы это быстро, не затягивая мучения твари. Но ненависть захлестнула меня от кончика хвоста до усов, и я медленно, с наслаждением, располосовала порождение на множество маленьких кусочков. А потом сожгла их, с мстительной радостью слушая, как тварь вопит от боли.
Когда я закончила, девочка уже не плакала. Поджав ноги, она сидела на стуле, обхватив себя тонкими руками, и смотрела в стену. В кухне сильно пахло горелым – на плите грелась сковородка, от содержимого которой уже валил дым. Дело принимало дурной оборот: я могла спасти девочку от отвратительной твари, но была бессильна против обычной газовой плиты. Если малышка не очнётся, и не выключит газ – быть ещё большей беде.
Я попыталась подойти поближе к девочке, но не смогла пробиться сквозь окружающий ещё кокон холодного отчаянья. Тогда я попыталась намурчать мелодию колыбельной, которую пела ей мать – тщетно. Ничто – ни горе, ни боль, ни любовь – не могло пройти сквозь этот ужасный холод.
Дыма стало больше. Я нервно хлестнула хвостом по полу. И, внезапно, поняла.
– Шейт! Ше-е-ейт! – Я звала отчаянно, вкладывая в этот крик саму свою сущность. И он пришёл: великолепный, янтарный, огромный – вдвое больше меня.
– Зачем ты звала меня, Мира?
– Я хочу отдать крылья.
Одна из наших легенд гласит, что крылатый кот может отдать крылья одному из земных собратьев, заняв при этом его место. Чтобы это сделать, достаточно лишь быть уверенным в своём решении и сообщить о нём Хранителю. Уверенности у меня было достаточно. Судя по тому, как загадочно блеснули янтарные глаза Шейта, Хранитель у меня тоже был.
– Ты ведь понимаешь, что никогда не вернёшься? Отдав крылья, ты навеки станешь смертной. И после смерти пойдёшь по тем неведомым дорогам, о которых ничего не известно даже Хранителям.
– Да. Я решила. – О чём тут можно раздумывать, если запах гари всё сильнее, а девочка и не думает выходить из прострации?
– Хорошо. Я помогу тебе, но не совсем так, как ты просишь. Прощай, Мира. Твои крылья получит действительно хороший кот. – Шершавый язык Хранителя ласково прошёлся по моему лбу. Неужели ему жаль расставаться со мной?
Обдумать эту мысль я не успела. Мгновение, и я чувствую себя ослепшей и оглохшей. Я больше не ощущаю леденящего холода от девочки – только прохладу плитки, которой выложен пол. Не слышу музыку Города – только шкворчание сковородки и собственное дыхание. А ещё я чувствую своё тело, и оно огромно. Намного больше, чем тело любого бескрылого кота.
Я медленно открываю глаза и подношу руку к лицу: никакой шерсти, пять длинных пальцев, аккуратно подпиленные розовые ногти. Шейт вселил меня в тело погибшей женщины. Я дотягиваюсь до плиты, поворачиваю все регуляторы в начальное положение и падаю обратно. Мне нужно ещё несколько минут, чтобы осознать собственное положение, а потом я встану и стану лучшей мамой для этой маленькой девочки. И всё у неё будет хорошо.
Последние комментарии
6 часов 29 минут назад
6 часов 33 минут назад
6 часов 45 минут назад
6 часов 46 минут назад
7 часов 50 секунд назад
7 часов 17 минут назад