Воспоминания: Кревальс [Андрей Александрович Гринин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Андрей Гринин Воспоминания: Кревальс

Знаменательный день настиг меня слегка простуженным, коим я бывал очень редко; однако именно в праздник здоровье меня подвело и тем самым доставило много неприятностей. Я, конечно, успел написать пару коротеньких записок: одну с извинениями перед Советом Крачита и сообщением о невозможности полноценного участия в организации праздника, вторую же о большой просьбе моему знакомому доктору, где я умолял его скорее приехать да привезти лекарственных эликсиров, что поставили бы меня на ноги.

Мой старый слуга, внезапно разбуженный, в одной сорочке и старом дырявом плаще немедленно побежал сперва в Совет, а затем к доктору относить записки. Я же дополз до подоконника и спрятавшись в теплое одеяло, в полубреду, осмотрел просыпающийся город.

Солнце, вставшее куда раньше нас, с небольшим трудом пробившееся через слой облаков подогревало землю. Кое-где отдельные лучи, угодившие в просвет, стремительно падали на улицы и крыши домов. В противовес солнцу старался как мог холодный ветер востока, сметая прогретый воздух прочь, подбирая с собой пыль и первые опавшие листья.

Окно моё выходило на проспект Дуэлянтов, важнейший проспект города, тянущийся от одноименного дворца с площадью до центра. К сведению читателей, мало знакомых с самим городом, но очевидно наслышанных о нём, замечу, что на Дуэлянтов располагается тридцать из ста шестидесяти девяти университетов, в их числе Центральное Управление Университета Волшебства (ЦУ СВнеСУЗ), УМЭТРОТех, Имперско-Королевский и Королевско-Герцогский Университеты.

Уже ранним выходным днем сотни граждан города, одетые в строгие нарядные костюмы медленным неспешным шагом стекались к центру; немало слуг спешили по делам своих господ, и где-то среди них бежал как мог и мой, и мне даже казалось я видел его двухметровую фигуру с кудрявыми седыми волосами.

В один момент я обратил внимание на десятиэтажную громаду напротив моего окна, архитектурный эксперимент Карла Септика, каждый этаж-ярус которого тянулся на десять метров по вертикали. Окна у здания были широкими и забирали у фасада с треть его площади. Одно окно, расположившееся аккурат напротив моего, с металлическими узорами растений и зверей по всему периметру чёрной стальной рамы будто приглашало меня заглянуть в него.

Мне становилось хуже – поднялась температура, в глазах всё поплыло, а думать становилось сложнее, я погрузился в бред – животные и растения ожили, стали бродить по раме, а бесконечно широкий зал по ту сторону от окна с гипнотизирующе оформленными стенами оживлял воображение. Игра лучей солнца, проходивших через окно и отражающихся от лакированного пола, полузеркального потолка и причудливых стен навеяли воспоминания.

В юности, когда я только приехал в Крачит, еще до начала моей научной карьеры, я бездумно шатался по городу, тратя деньги на собственные развлечения, меняя обстановку, переходя с места на место, переезжая из гостиницы в гостиницу, я посетил грандиозное мероприятие – благотворительный бал, который проходил во Дворце Искусств. Эти смутные силуэты бала изредка приходят ко мне, напевая повторяющиеся мотивы кревальса, которые раз за разом побуждают меня бежать в музыкальный салон, заказывать у оркестра исполнение этой нежной мелодии.

Раз за разом вспоминаю тот день с момента, когда, поправляя свой новый крегалстук я, аккуратно, через поток людей, пробирался в главную залу, когда на мгновение замерев на последней ступени лестницы, я оглядел бесконечное помещение. И тут почувствовал своё дикое, давящее одиночество и моё отличие от местных обитателей, пусть похожие чувства и испытывал каждый новый житель города, для меня, как и для каждого они различались.

На мне тогда была глупая, устаревшая, пусть и новая одежда; никчемный, забытый всеми креизм давил на меня; какое глупое пристанище несчастных, пожирающая, губительная тоска этого никогда не модного стиля жизни; меня душил мой крегалстук, серые туфли сжимали ноги, коричневый не в пору костюм и страх перед мощью зала, перед людской толпой.

Заиграла незатейливая музыка, звуки которой расходились по всему помещению, благодаря сложным приспособлениям на потолке и, конечно, магии. Толпа разошлась в танце, меня подхватило по инерции, за первым танцем пришли другие, многообразие закружило меня и я не мог остановиться, страх исчез, пустота растаяла, но я почти не помню тех мгновений, меня опьяняло, оставляло в забытьи, разум ушел, я засыпал в безмятежности.

Вдруг меня разбудил грохот – раскаты грома и шум дождя громким хлюпаньем разошлись по зале, а за ними нестерпимый вой и плач ветра. Из-за начавшейся бури магия звука, не готовая к произошедшему, работала не так, как должна.

В момент всё утихло, остановленный оркестр собирался продолжать исполнять Мию-Бат, заводной танец из южных стран. Но в мгновенной тишине раздался громкий женский голос, кто-то воспользовался “правом тишины” и крикнул: “Кревальс! Последний, забытый