Отто фон Штиглиц [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн

Андрей Шопперт Охота на Тигра Книга пятая Отто фон Штиглиц

Глава 1

Событие первое

– Сема! Почему вам не дали билет на поезд?

– Сказали, что на него все билеты забронированы.

– Это был таки бронепоезд?

Что-то мешало. Дышать. Брехт попытался вздохнуть полной грудью. Нет. Давит на грудь. Попытался смахнуть это с груди. Рука скользнула по шарфу что ли. Какого чёрта? Тяжёлый шарф, что в него бревно завернули и положили ему на грудь? Придурки, вот узнает тащ полковник, кто это сделал и устроит им марш-бросок на двадцать пять километров в пол…

Бревно пошевелилось. Иван Яковлевич трясанул головой и попытался глаза открыть. Как там у Гоголя: «Поднимите мне веки». С трудом. По одному. Не удержались. Выпали. Потом снова по одному. Шарф дурацкий. Длинной вязки и шерсть чёрная и в завитушках … Твою ж налево! Это не шарф и не бревно! Это чья-то волосатая нога лежит у него на груди. Дальше ничего не было видно. Ага, вот если посмотреть на верх, то виден потолок, закругляющийся. А тут и звуки нахлынули. Перестук колёс, ну да, он же в поезде.

И вдруг память рывком вернулась. Они же всем своим отрядом едут в Мадрид. Тут в голове кто-то новую порцию информации решил Брехту подкинуть. Во, блин, точно, он же вчера пил горькую вместе с самим генералом Франко. Как там его представили? Франсиско. Ну, это понятно. Это как во дворе. Играете вы с мальчишками. И есть среди них веснушчатый, пусть будет – Колька, которого все Колом называют. И потому что Колька, и потому, что выше остальных на полголовы, и потому что тощий. Вот. А потом приходите вы в школу в первый класс и учительница перекличку делает. Не … Какая, нафиг, перекличка. В школе же, на первом уроке. Знакомится учительница с классом.

– Николай Иванович Плотников …

И Кол встаёт. Ну, ни фига себе! Он оказывается – Плотников?! Во! Так он ещё и не Колька даже, а Николай. Да ещё, растудыт его в качель, Иванович. Кол и вдруг Иванович. Смешно. Вот так и с генералом Франко. Когда Брехт вошёл в вагон, который одновременно и столовой и, видимо, личным кабинетом товарищу Франко служил, ну, по типу штабных вагонов наших. Был Брехт у Кузнецова в таком при попадании в это время или в эту реальность. Заходят они втроём в вагон этот состаршим лейтенантом Иваном Ефимовичем Светловым – командиром роты диверсантов и (ёк – стебелёк) с Адонсией, как её по батюшке, ага, Рибера… Это же фамилия. «Что-то с памятью моей стало, всё что было…». Адонсия, ещё издевался – «Ивановна». Ладно, потом. Заходят они втроём в вагон, там парочка генералов в форме серо-зелёной почти как у итальянцев, все в орденах звёздчатых и медалях, и человек пять солидных дядек в пиджаках, но тоже в звёздах. И сразу открывается дверь и из неё на свет божий выходит невысокий мужичонка в сталинском френче с одной звездой ордена на груди и товарищ Рамон Серрано Суньер – националистический министр внутренних дел и говорит, представляя перца:

– Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде (исп. Francisco Paulino Hermenegildo Teódulo Franco Bahamonde)!

Вот как на самом деле зовут диктатора Франко. А то – Франсиско. Хрен там. Это для друзей и газетчиков. А так аж целый Теодуло. Или Паулина, а нет, – Паулино.

Так и хотелось сказать. «А можно я буду называть тебя „Теодулой“? Нет?! Жаль. А „Паулиной“? Ну, как хочешь … „Бамонда“». Вот откуда слово «бомонд» пошло. Франко придумал. Это чтобы себя увековечить.

Занесло. Что там дальше было? А, награждение было. Его – колонеля Брехта лично сам Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде … Покороче надо. Лично сам генерал Франко наградил орденом «Алькантара». Теперь он кавалер «Ордена Алькантара». Кавалер. Ешки – матрёшки. Ага. Вот теперь вспоминать начинает. Кавалер!

Брехт подскочил на … ложе. Нога волосатая, а не бревно в шарфе, спало (спала) с груди, и картина предстала во всей красе. Валетом с ним на полке в его купе спала в неглиже, лицом в матрас, сверкая волосатыми ногами и такой же волосатой задницей, Адонсия.

Ну, нафиг! Это же извращение, педофилия какая-то. Да ещё ужас. Тощая нога и вся в кучеряшках чернющих волос и покрытая тоненькими волосиками… Фу! Ну, за что? В чём провинился, чем прогневал? Брехт перевёл взгляд с этого «зрелища» на себя. Ещё раз «Фу». Фу, слава богу, он одетый. Стоять – бояться и Адонсия, как там её … Ивановна Рибера тоже одета. Это юбка просто задралась. Или задрали. Фу, ещё раз. Почему эти испанки такие волосатые. То ли дело, его кореянка. Фу!

Брехт высвободился из-под волосатых испанских костей, кожей, наверное, обтянутых, ну, росли же на чём-то волосы, и сел на полке. Неожиданно потолок решил обрушиться на него. Пополз. Стоять. Нужно сходить в одно место, умыться, облегчиться, принять ваннну, выпить чашечку кофэ… Тьфу. Пока просто, без ванны и кофе.

Пошатываясь, Иван Яковлевич проделал все два шага до двери купе. Купе люксовое. Верхних полок нет. На соседней полке так же валетом спят Хуан Прьето из города Торрагона – щуплый паренёк испанец и итальянец Francesco – «Франческо» Дель Боско. Который моряк – минёр с «Маэстрале».

Ещё раз «ФУ». Наверное, ничего он с этой страшной и тощей, да к тому же заросшей волосами «Ивановной» и не делал. Не при людях же. А что со Светловым? Гад хорунжий!!! Он-то не пил почти. А колонель Брехт опрокидывал в себя рюмочки кальвадоса, всё за победу нашего оружия, за генерала Франко, за ефрейтора Шиль… Гитлера. За … Вот какого чёрта. Стоп. А куда они едут?

Дверь перед самым носом Ивана Яковлевича открылась. Именно, что не отъехала, как в будущих поездах, а открылась наружу, и в проёме нарисовался Светлов.

– Хорош дрыхнуть, всю веселуху проспишь. Ты с нами на захват каудильи этой, или тут подождёшь? – весёлый, свеженький, одеколоном «Шипр» попахивает. Чисто выбрит.

– Сволочь ты, хорунжий! – мотнул головой Иван Яковлевич, предлагая товарищу убраться с дороги, и бодренькой рысцой потрусил в конец вагона.

Событие второе

В голове неожиданно послышался сильный грохот. Это начали рушиться грандиозные планы.

Вчера ещё, когда шли на банкет к господину Франко, заметили, что он совсем не дурак. А может и вовсе не дурак. Выбрал себе диктатор будущий в министры внутренних дел нормального и опытного дядьку. Рамон Серрано Суньер организовал охрану генерала на твёрдую четвёрку. И даже то, что их вагоны прицепили к паровозу Брехта, ничего не изменило. Между двумя вагонами якобы немецкими и тремя вагонами Франко министр разместил плюсом ещё один обычный товарный вагон, в котором находилось два десятка солдат с тремя офицерами и потом ещё платформу с зенитными пулемётами и простыми пулемётами, окружённые мешками с песком. Потом вагон с офицерами и генералами, и только после всего этого вагонства – штабной вагон Франко. За ним снова платформа со всякими разными пулемётами и даже пушечкой игрушечной.

То есть, взять и пробиться теоретически можно, но при этом будет куча трупов и что существенно, с обеих сторон. Да, диверсанты лучше вооружены и обучены, и фактор внезапности будет на их стороне. Вот только нужно пройти три вагона с вооружёнными людьми и эти люди будут стрелять. Повесил же Чехов на стену ружьё. Так и тут, да опешат в первую секунду в первом вагоне солдатики, да, можно используя снайперские винтовки, покрошить и зенитчиков с пулемётчиками, забравшись на крышу первого вагона. Но потом ещё вагон, а там и стрелять толком нельзя. Пуля пробьёт хлипкие досочки насквозь и попадёт по теории вероятности и по правилу бутерброда точно в центр лба каудильи. И всё. Зачем гробили жизни и рисковали, стараясь живым захватить?! Проще взорвать и отправить весь состав под откос, благо горных участков полно. Такой фарш получится из испанцев с каудильями ихними к концу спуска, что можно и не проверять, есть ли уцелевшие. Не будет. Но вот захотелось Ивану Яковлевичу взять товарища Франко живым и преподнести перевязанного ленточкой в подарок президенту Испанской республики Мануэлю Асанья-и-Диасу. Охота пуще неволи. А ещё интересно было. А чего получится? Не будет франкисткой Испании и тогда Гитлеру придётся гораздо тяжелее в войне. Не сможет, используя её нейтральность показную, закупать в США горючее, продукты, оборудование, цветные металлы. А ещё не будет десятков тысяч испанцев на фронтах Великой Отечественной. Не будет «Голубой дивизии» (250-я дивизия испанских добровольцев) под Ленинградом. Чуть полегче нашим станет. Меньше погибнет советских людей. Ну, мечталось так.

Кроме хорошего министра на пути у Брехта с его диверсантами и примкнувшими к ним всякими разными Хемингуэями было ещё одно препятствие. Ну, точно не знал, но судя по Сарагосе, просто обязано там быть. Не могут противные силы не разобрать рельсы или не устроить завал там, где проходит линия фронта. Или мост взорвут? Нет, мосты потом строить… И франкисты должны организовать баррикаду и республиканцы, не конченные же оптимисты они там все. То есть, нужно разгрузиться на виду у сотен франкистов, и с каудильей в мешке перейти линию фронта. Сзади франкисты пуляют, спереди коммунисты с примкнувшими к ним другими комминтерновцами в непонятную группу в полосатых купальниках строчат из … винтовок. А ты с мешком на плече и ромашкой за ухом, насвистывая польку-еньку, всем смертям назло, прёшь по минному полю. Хотя перебор. Зима, какие, нахрехтен беобахтен, ромашки, а ещё 1937 год, какие такие минные поля в Испании. Рановато будет.

Так что, решили отложить на пару часов захват комарильи с каудильей. А потом Брехт накушался яблочного, а потом грушевого кальвадоса и очнулся с волосатой «ножкой» на груди. Все благие намеренья коту под хвост. И тут чего-то припёрся главдиверсант и куда-то зовёт. Нет, полковник Брехт, хоть русский, хоть немецкий, сейчас был не в состояние штурмовать крепость на колёсах. Сейчас он был в состоянии дойти до туалета прицелиться и сунуть себе два пальца в рот. Попал. Потом попить из прихваченного с собой стакана пахнущую железом воду. И снова прицелиться. После третьего раза стало чуть легче. Не так чтоб, как огурец, но хоть целиться не тянет. Умылся, оправился, ещё на всякий случай воды хлебнул и пальцы сунул, одна вода и вернулась. Эх, сейчас бы большую таблеточку упсы или какой алькозельцер. Но чего нет, того нет. Зато имелось ещё немного прихваченных с собой таблеток новальгина. Парочку выкушал Иван Яковлевич, вернувшись в купе.

И прикрыл картину маслом. Ну, в смысле, волосатую почти плоскую округлость испанской коммунистки Адонсии Риберы (Как же всё-таки батеньку у неё звали?) ладно, пусть пока будет Ивановны. Вот интересно, как так получилось, что она на него свои конечности закинула? И почему юбка задрана до пупа? Чьи происки? Почему не пресекли?!

Ну, да не самое главное, как там тётечка одна говорила: «Об этом я подумаю завтра». Сейчас надо подумать, ну когда новальгин из двух половинок взрывающегося черепа соберёт один, подумать …

Блин, о чём-то подумать же хотел? А, о диверсантах. Чего такого Светлов задумал, что с утра пораньше пошёл на штурм штабного вагона?

Есть у вас план мистер Фикс?

Событие третье

Мужик с похмелья подходит к зеркалу, смотрит на своё помятое, заплывшее лицо и тихо вслух говорит:

– Ну как тут не пить?

А может самогона этого яблочного для поправки выкушать? Ведь сувал министер Рамон Серрано Суньер, которого Брехт накушавшись в Руди переименовал. Вон под столом и нашлась пропажа. Грушевый кальвадос 1912 года. Это чего получается? Два пишем три на ум пошло – двадцать пять лет. Серьёзно. Нашли в охваченной гражданской войной, полуразрушенной стране. Интересно, а можно с собой на «Зорком Соколе» пару ящиков отправить бандеролью? А, вообще, гадость. Ну, её … его.

В это время заворочался Хуан Прьето – пацан и переводчик. Брехт мысль опохмелиться потерял и обрёл другую. А как без переводчика, испанского кроме этих двух детишек никто не знает, а они оба тута, а как тогда они без них тама. Как диверсанты? Голова болеть от нехороших мыслей не перестала, новальгин ещё подействовать не успел. Хотел Брехт пойти, прихватив с собой Хуана, помогать нашим, но тут вернулся сам главдиверсант. И в крови весь.

– Иван Ефимович, что случилось? – а вот тут точно шоковая терапия сработала. Даже думать о своей голове забыл. О чужой стал думать.

– Нормально всё. У нас один ранен. Весь вагон с охраной вырезали, – Светлов стал расталкивать пацана переводчика, – Хуан, Ванька, проснись. Работа есть.

– Как удалось-то? – Брехт тоже стал Адонсию расталкивать.

– Легко. Принесли им ящик вина и стали угощать, офицерики пытались ерепениться. Но мы специально без переводчика пошли. Но конпрендо (no comprendо). Говорите медленнее (habla más despacio). И сую им вот такую же бутылку. Проняло. Дорогое, судя по их глазам квадратным, пойло. Забыли про «неположено». А ребята грамотно распределились среди испанцев, и когда я сказал, что над всей Испанией безоблачное небо, взяли их в ножи. Чтобы они не переполошились всемером пошли. По три на каждого получилось. Чуть сплоховал Соловейчик. Не добил первого, он очухался и штыком Соловейчека в ногу пырнул. Гадёныш мелкий. (Это не про Соловейчика. Тот шкаф ещё тот, да больше. Шифоньер целый.) Перемотали, но икра сильно распорота. Надолго выбыл Пашка. Говорил им, талдычил. Контроль. Нет, спешат всё. Наука будет. Если жив останется. Занимаются им, не дрейфь.

– А офицеры что? – Блин редеют ряды. Ну, война. Брехт продолжал расталкивать коммунистку испанскую и ненароком стащил с неё одеяло.

– Ого, весело у вас тут банкет продолжился! – отворотился от мохнатой задницы хорунжий.

Так и хотелось сказать сакраментальную фразу: «Это не то, что ты подумал». А Светлов бы покачал головой и сказал: «А чего я подумал? Я подумал, что трусы не по карману настоящим коммунистам».

– Посторонись! – Эх, не успел. Свершилось. Адонсия проснулась, встретилась с действительностью и запулила струю ананасов, рябчиков и шампанского полупереваренного на Светлова. Не понравилась ей действительность.

– Бог шельму метит! – Вот теперь есть красивая фраза.

– Нажрались, как черти. Бог! Вот какого дьявола ты будил её?! – завопил старший лейтенант.

Как будто до этого чистый был. Весь в крови с головы до ног. Жидкость из организма. В жидкости. Чужого. Вот, теперь две жидкости.

– Переводчик же нужен. Сам сказал. – Адонсия извергла ещё одну струю зелёную поверх красной подсыхающей и опрокинулась назад на матрас.

– Нет, тут дольше находиться нельзя, я с вами. – Все вчетвером выскочили из этого вертепа. – Франческо Дель Боско, он же Федька Леший с завистью пятясь посматривал на неприкрытый срам. Или с вожделением. Ну, итальянки сейчас тоже ещё ничего не эпилируют, и, видимо, не многим краше испанок выглядят. Чего там вожделеть? Фу!

– Идём захватывать песочницу эту. Платформу с пулемётами. Там твоя испанская дива не нужна. Там нужен переводчик, который скажет, что немцы зовут несколько человек в гости, так сказать за дружбу братских народов выпить. Может, удастся чуть убавить количество бойцов у Франко. Не сильно охота пострелялки с пулемётами устраивать.

– Я планов наших люблю громадьё, размахов шаги саженьи. – Покивал Иван Яковлевич.

– Ваня, ты не суйся. Без тебя управимся, там всё на тоненького, а у тебя сейчас реакция не та. Займись Ивановной. Своди в туалет. А потом заставь в купе вымыть полы. У нищих обслуги нет. Или ты её обслужил? – Гыгыкнул.

– Окстись. На войне же. Она девчонка совсем.

– Ну, может и девчонка, но вторичные половые признаки присутствуют.

– Иван Ефимович …

– Товарищ полковник …

– Так мы идём? – прервал их увлекательную беседу Хуан. Молодость не терпится ей умереть.

– Переодеться мне надо. Представляю картинку, выхожу я весь в крови и блевотине на платформу забитую пулемётами…

– Да, Куинжи не осилит. Тут без Верещагина не обойтись, – Брехт, с тоской поглядел на дверь купе. А ведь как хорошо орден обмыли.

А вот интересно, разрешат ему в СССР носить орден «Алькантара»? Вручает это ему Калинин всесоюзный орден «Ленина» и спрашивает, увидев незнакомую звезду в самоцветах.

– А это у вас, что за орден, товарищ Брехт?

– А, это мне генералиссимус Франко вручил.

– Неожиданно.

Глава 2

Событие четвёртое

Объявляется посадка на рейс «Махачкала – Минеральные Воды».

Регистрация заложников у стойки номер пять.

Уходили перелесками. Должно быть, это не так называется. Предгорья, и время от времени рощица незнакомых деревьев, а потом снова луг со скальными выступами. Их не преследовали. Некому было. Ну, наверное. Да, нет, точно. Никто трупы, образовавшиеся после крушения поезда, не осматривал. Сами почти трупы. Пятеро раненых из трёх десятков и ещё трое покалеченных, тоже считай раненых. Плюс, все до единого помятые.

А всё из-за того, что не Брехт процессом захвата генерала Франко руководил. Вот если бы он командовал … Ерунда. Случайность. Точнее и не скажешь. А ещё полное отсутствие опыта боёв на движущемся составе. По понятным причинам не отрабатывали такие действия. Как-то смотрел Иван Яковлевич по ящику тренировку группы то ли «Альфа», то ли «Вымпел», то ли ещё чего. Отрабатывали спецназовцы захват террористов взявших заложников на борту пассажирского самолёта. Ещё они в этом же ролике и в дома, всякие горящие с выбитыми стёклами, заскакивали. На верёвках прыгали. Красота. Вот они эти альфо-вымпеловцы, всяко-разно, должны были тренироваться и на железнодорожном составе. Могут ведь террористы не только самолёт, но и поезд захватить.

– Это нападение! Гони в Турцию. У меня взрывчатка и автомат.

– Товарищ террорист это трамвай …

– А я сказал в Турцию! – тададах по крыше вагона из шмайсера.

– Хорошо. Хорошо. Пристегните ремни. Следующая остановка Стамбул.

– В Хургаду, что за Стамбул.

– Да, как скажите. Следующая остановка Хургада.

– Это же Египет? – возглас из салона.

– Ты куда меня сволочь везёшь? Я же сказал в Турцию!

Да, точно «Альфа» отрабатывала захват вагона в поезде. А они со Светловым пренебрегли. Всё по лесам, да по степи, да даже по скалам лазили, а вот по трамваям, тьфу, по железнодорожным составам, нет.

Брехт занимался с коммунисткой Адонсией в туалете их вагона водными процедурами. Старался отмыть девушку от … Ну, отмыть. Много там чего намешано и кровь в том числе, и сопли, и разные другие жидкости. Кровь-то. А врезал ей по сусальнику. Шутка. Пошла сама полоскаться, отстранив Ивана Яковлевича, твёрдой рукой, и споткнулась на полдороги. Упала и пятачком своим длиннющим горбоносым прямо о ручку двери в купе следующее по ходу. Расквасила, и так расквасила, что на сторону нос свернула, теперь будет длинный, горбатый и кривой. Будет, что внукам рассказать, если выживет, и внуки эти появятся.

– Бабуль, а чего у тебя нос кривой?

– Это я внучок принимала участие в захвате генерала Франко.

– Захватила? У нас дедушку звали Франка?

– Нет. Не захватила. Дедушку у вас звать Федька Леший, а по-итальянски Франческо Дель Боско. Там в вагоне при захвате пол был скользкий.

– Дела … А дедушка был боевой? – и козявку из носа да в рот.

– Дедушка у вас был говнюк. Вот же ж. Сказала гадость – вот тебе и радость. Не слушайте. Это такая испанская поговорка.

– Почему?

– Погиб он. Оставил меня одну с вашим папкой и тёткой Анной. Моряк был героический ваш дедушка. Торпедист был на торпедоносце. Торпедами стрелял из торпедных аппаратов.

– Героический?

– Да, у него даже орден есть. Сам Калинин награждал и руку жал.

– Здорово. Покажь.

– Утонул. Орден. Вместе с дедушкой. – И кулаком слезу к носу кривому погнала.

Одним словом, умывает он кровавые сопли на личике Адонсии, и тут как шарахнет. Как бабахнет. Как заскрежещет. Как … Как всё кувырком закувыркалось. Не долго. Один оборот. А звук скрежетания дальше понёсся. Брехт упал сначала плечом на дверь и вышиб замок хлипкий. Потом его стало вверх ногами разворачивать. Спасло то, что там трубы всякие в туалете, и Иван Яковлевич за одну из них уцепился, оказалась от титана с кипятком. Но этого мгновения, пока не бросил, хватило. Головой легонько стукнулся о потолок и стал падать на другой бок, вторая-то рука занята, он испанку под мышки поддерживал. Не бросил, хоть и не своя ноша. Ногами оба врезались в окно и вышибли его. А вагон снова стал наклоняться, надеясь на колёса встать, чуть момента инерции не хватило, почти встал, но потом снова на бок лёг. Брехт рукой за всё подряд хватался и за вышибленную раму окна тоже. Руку осколком распорол. Так обожжённую до волдырей. Не жалко.

Вагон лёг. Адонсия легла на него и закричала прямо в ухо ему. Что-то про деву Марию. А ещё коммунистка называется. Это русского поскобли, татарин будет, а коммуниста испанского поскобли, обязательно истинно верующую католичку обнаружишь.

Выбираться было не просто. Головой всё же слегонца о потолок приложился, да ещё Ивановна истерит. И голова вспомнила, что она похмельная. Заболела, прямо взрывается пульсирующей болью изнутри. Снял, отодвинул от себя Адонсию, ударил ногами в дверь туалета, та поддалась, но снова закрылась. Но уже лучше. Брехт встал на ноги, открыл дверь над головой, как крышку люка, и засунул в неё голову. Ничего интересного. А нет, вон по коридору ползёт кто-то.

Так это Федька. Итальянец был мужичонком чернявым, худым, как швабра и выше Брехта ростом, под метр восемьдесят. Глиста эдакая. Вот как глист и полз извиваясь, а рожица в крови, как у Ивановны Риберы пять минут назад. А вон следом ещё один ползёт А, это недобиток коминтерновский. С собой прихватил его Брехт в последнюю минуту. Белоэмигрант Андрей Мартьянов по прозвищу «Весёлый Андре». Ни разу его даже улыбающимся Иван Яковлевич не видел. Взял его полковник с тем прицелом, что если придётся возвращаться, то через Францию. Другого пути нет. Так двадцать лет проживший во Франции бывший поручик идеальный гид. Да и жалко мужика стало. В Сарагосе точно погибнет. Там все погибнут. Ну, или в плен попадут. И их потом расстреляют после пыток. Или повесят. Или … Ладно, замнём. Об этом можно подумать завтра.

Событие пятое

Что такое «облом»?

Облом в случае, когда парень не смог поднять девушку на руки он думает: «Я дрыщ», она думает: «Я жирная» и обоим стыдно за себя …

Ну, вспомнил, же как у Адонсии папу зовут. Не захочешь, а вспомнишь. Хилэрайо! Что означает – счастливый. Брехт бы поспорил. Арендатор земли, почти батрак. Да ещё дочь коммунистка и так себе на моську. Так говорят, что дочь в мать всегда урождается. Если у Хилэрайи этого жена такая же мохноногая красавица, то не самое счастливое счастье у человека. У Хилэрайо.

Чего папу вспомнил. А вот про счастье. Повезло им крупно. Так повезло, что потом всю оставшуюся жизнь свечки надо ставить. Везучее везение. Произошло следующее. Светлов поставил на крышу вагона, где вырезали солдатиков испанских Мишку Чувака со своим луком, ну, а всех диверсантов в прибранный от трупов вагон накопил для решительной атаки на пулемётчиков. Из двадцати семи военнослужащих испанских польстилось на дармовую выпивку человек семь солдат и два офицерика молоденьких. Остальные остались бдить. Алкоголиков принимали в вагон и угощали вместо холодного вина холодной сталью. В живот? Некоторых и в живот. Расправились, и Светлов стукнул в крышу вагона, чтобы старший лейтенант Тувинской Народной Республики Монгуш Сувак начинал белок в глаз бить из своего лука.

Говорит, что пятнадцать стрел пустил, прежде чем опомнились испанцы и палить начали в ответ. Тут тамбур вагона раскрылся и диверсанты ещё парочку пулемётчиков успели положить. Вот только на этом везение закончилось. Поезд в этом месте делал крутой поворот. Там с одной стороны приличная пропасть, а с другой почти ровная поверхность. Что точно произошло неизвестно, но предположение сделали такое, один из пулемётчиков начал стрелять, и в это время его ранило или убило, он навалился на пулемёт и ещё поезд резко довольно повернул. Очередь и прошила паровозный котёл. То ли машинист резко на тормоз нажал, то ли это случилось из-за падения давления, но паровоз встал, и вагоны стали его таранить. Сперва платформа с пулемётами (не эта – первая), потом штабной вагон с генералом Франко, потом вагон с приближёнными диктатора и офицерами охраны, и, наконец, покоцанная платформа с пулемётами. Следом был вагон с диверсантами. Состав сложился и полетел под откос весь, кроме трёх последних вагонов. Они ещё не вписались в поворот. Потому, по законам физики они не в пропасть сверзлись, а были повалены в противоположную сторону. Упали. Перевернулись и успокоились на относительно ровной поверхности. А все остальные вагоны и платформы вместе с паровозом кувыркались метров двести под приличный такой откос. На меньше шестидесяти градусов. О своих потерях. Трое диверсантов конечности переломали и троих в последнюю секунду пулемётчики успели ранить. Хорошо, что это были не зенитные крупнокалиберные, а обычные немецкие МГ – 34 (пулемёт MG 34) калибром 7,9-мм.

Выбирались из упавших и перевернувшихся вагонов минут десять. Вагон с диверсантами упал на дверь и привалился к небольшой скале, да и побитых в нём было прилично. Пока Брехт организовал с помощью найденной кочерги его раскурочивание. Выломали пару досок и стали в неё раненых и покалеченных вытаскивать. Из тех товарищей, что в атаке не принимали участие кроме Ивановны – Хилэрайовны все отделались испугом и ушибами, ну Брехт руку обжог и поранил, до свадьбы заживёт. Тьфу. Женат же, ну, до свадьбы дочери.

Авиатехник лучший на Дальнем Востоке – Сашка Егоров вывихнул два пальца и порезался немного из окна купе вылезая. Кинооператор Андрей Пирогов раскокал кинокамеру американскую и тоже весь в крови, как и Адонсия – расквасил носопырку. Майор штабист из Минска – Павел Красницкий вообще целёхонек. Выпрошенного у «Папаши Отто» солидного усатого бюргера с берлинским акцентом Вильгельма Бруммера приложило головой обо что-то тупое, типа головы Красницкого, и его вытащили из вагона без чувств, но сунули нашатыря понюхать и крепкий немец оклемался. Сейчас волочёт на закорках Акимушкина, который ногу подвернул.

Лейтенант НКВД Иван (тёзка очередной) Полыгалов, который был учеником Старинова в бытность того в 1933 году начальником разведпункта, литер А Украинского военного округа тоже жив здоров. Чуть прихрамывает и физию слегка покарябал. Готовили из него минёра – подрывника, но не пригодилось умение на родине, и попал на работу в органы, а потом о товарище вспомнили и усилили диверсионный отряд Брехта. Но теперь без мин остался. Все истратили при обороне Сарагосы. Налегке путешествует. Может, конечно, кусты ещё «заминировать», но ущерб окружающим от этого будет минимальным, а кустам вообще польза. Удобрение.

То есть живы все. Ну, трое ранены, не так чтоб и тяжело. Не в живот и лёгкие не пробиты. Один в плечо, и двое в ноги. Плюсом две сломанные ноги и две руки. У троих. Как поделят?

А вот генерал Санька шею при падении вагона свернул. А говорят, что пьяному всё ни по чём. Может, и правда, но на испанских генералов это не распространяется.

Вниз смотреть на догорающие вагоны не полезли. Назад ведь карабкаться. Не могли живые остаться в такой мясорубке. Ну, а останутся – на всё воля божья и Дева Мария ему в помощь.

Погибли, будем считать, Франсиско Франко и его младший брат Николас, а ещё несколько министров, в том числе и министр Внутренних дел. Не дождутся их в городке Ториха раненые, которым они награды должны были вручать. А ведь уже поди дырки проковыряли в кителях. Облом.

Брехт даже вздохнул тяжко пару раз, вниз с обрыва посматривая. Пополнение замечательное его коллекции орденов догорает. Жалко. А какой замечательный орден был на груди каудильо. А у министров с генералами звёзд скоко. Облом. Эх, хоть спускайся. Снова вниз глянул. Нет. Круто и далеко. Там к тому же такое месиво, что хрен те ордена найдёшь.

Сделали из разобранного вагона семь носилок и понесли раненых подальше. Нужно где-то найти местечко и схорониться, в чувство после такой катастрофы прийти. Ведь огромное счастье на самом деле, успел бы поезд ещё сотню метров пройти, и под откос все бы загремели. Не до орденов бы было. Там в раю или в аду никому уже коллекции не нужны. Там … А как там? Неужели голыми все бегают. И Адонсия с мохнатыми ногами и мама её. Ну, уж нафиг, не надо нам такого рая. Здесь переждём.

А если бы успели проскочить все этот обрыв, то пришлось бы бой против пулемётов принимать. Явно переоценил Светлов силы. В труху бы покрошили. Нет против пулемётов тактики. Так, что как ни крути, а повезло. Счастье привалило. Потому Иван Яковлевич и вспомнил про батяньку Риберо. Хилэрайо! Что означает – счастливый. Все они сегодня хилерайи.

Событие шестое

– Как в гости сходил?

– Приняли хорошо. Выгнали не сразу, били без злости, да и догоняли лениво.

Приют нашли. Альмандронес, так назывался городок. Или селение. Есть двухэтажные домики, но их два, а всех домов и сотни не наберётся, да полсотни тоже. Но башня какого-то храма торчит. Пусть будет городок. Городочек. Находился он километрах в двадцати пяти от Торихи, в которую они поспешали вместе с господином Франко, и в пятидесяти от Гвадалахары, куда Брехт и надеялся попасть. Что поделать, теперь без подарка президенту Испанской республики Мануэлю Асанья-и-Диасу. Не принесёт каудильо замотанным в персидский ковёр, перевязанный голубой ленточкой. А ведь тут, наверное, марокканские ковры. Но нет у них. Да и с Франками беда. Ну, зато благая весть есть. Нет лидера у франкистов, так как самого Франко нет. Хотелось на это надеяться. Нет, ну двести метров под откос. Точно нет. Почему не проверили? Вот и терзай теперь душу сомнениями. Сползал бы. Рука обожжена и ранена. Болит и дёргает. Ещё заражения не хватало. И раненых полно. Не до ползаний. Хорошо, хоть аптечку нашли и там йод есть и спирт с бинтами. Промыли раны и перевязали. На счастье все раны сквозные, но доктор нужен.

Альмандронес выбрали по той простой причине, что он не в сторону республиканцев. Тут просто ориентироваться, Республика на юге, фашисты на севере. Если Франко будут искать, а довольно много народу знало, куда и с кем он едет, то бросятся к линии фронта, догонять супостатов, ну, Брехт бы точно туда бросился искать ворогов и убивцев. Потому пошли в противоположную сторону. Глянули на карту, до городка пять км. Точно на север. По полям. Они как раз крушение с этой стороны железной дороги потерпели. Но дураков нет. Напрямую не пошли. Сделали крюк и как бы со стороны Гвадалахары пришли. Мы ёксель-моксель с фронта, вон все побитые и покалеченные ваши немецкие фроинды. Хайль Гитлер. Где тут яйко, млеко? Да и матка? В смысле матка Боска. Храм? Молитву за здравие и упокой отслужить.

– Ви есть католики? – спросил, разбуженный уже ночью, ввалившимися в городок дойчами.

– Я, я. Каталикос всех армян. Гостиница, яйко, млеко. Хотель. Больньица. Дьевочка. Я. Я. Фрау.

Этот гад алькальд знал немецкий. Не на пятёрку, на троечку, но знал. Зачем храм, а потому, что узнали у попавшегося по дороге аборигена, что при храме какой-то матери есть лекарь, который пользует местную паству. А ещё в этом маленьком селении и прокормиться будет не просто. Война все запасы повымела, тем более, селение недалеко от линии фронта. Бывали интенданты и не раз и не два. Может хоть у священника есть запас на чёрный день.

– Вас тридцать человек. У нас жителей чуть больше, как же мы вас всех приютим, херы?

– Мы не долго. Командование перебросит нас машинами в Ториху.

– О, тогда другое дело. Гутен Нахт. Велком. Вienvenido.

– Яйко, млеко? Лекарь?

– Для наших немецких друзей поищем. Вы сможете заплатить? – вот гусь этот алькальд Они, понимаешь, бросили своих фрау и киндеров, и приехали сюда биться за освобождение его страны от коммунизма, где у всех общие жёны будут. Вы хотите общих жён? А он тут у них марки вымогает. А, может, хочет? Вон, у него старушка. А соседка стоит у забора такая плотненькая чернявая. И седина в бороде есть. Напугали ежа голой … Но на самом деле, местных франкистких денег взяли в Сарагосе целый мешок. Чего не расстаться. В Мадриде они точно не пригодятся. Там свои песо или песеты. Нет, в Испании точно песеты. Это в Мексике песо.

– Конечно, сеньор алькальд, у нас есть деньги и мы честно расплатимся за медикаменты и продукты, ну и за жильё, если ваши добрые граждане решатся приютить нас на пару ночей.

– Вienvenido. Пошьёл будьить народ (muchachos) и девчьатос.

– Я. Я. Народ к разврату готов. Гут. Компренде. Эль пуэбло унидо хамас сэра венсидо; (дословно – «Единый народ никогда не будет побеждён!»). – Больше всё равно по местному ни черта не знает.

Глава 3

Событие седьмое

Встречаются два священника. Один говорит:

– Представляешь, на днях веду службу в церкви заходит женщина, мало того с непокрытой головой, ещё и курит в божьем храме. Я чуть пиво из рук не выронил.

Брехт поселился у священника. В пристройке к храму. Церкви? Как у католиков маленькие церквушки называются? Капелла? Или капелла – это часовня? Там нет священника. А тут есть, вон дядечка скрюченный в чёрном. Ладно, пусть будет церковь. Называется эта церквушка громко – «de María Inmaculada» (Непорочной Марии). Что-то вроде кельи Брехту выделили. Адонсия попыталась оказаться рядом, но Брехт умоляюще глянул на падре и тот шугнул блудницу из святилища. Разделся, умылся, съел миску полбы. Ну, каши какой-то пресной, даже чуть сладковатой. Рыгнул сыто (прости господи) и спать товарищ полковник завалился. Ох и отоспится после вчерашнего. Не. Холодно. Никто не топил, да и не заметил печки в келье Иван Яковлевич. Снова оделся, укрылся, чем мог. Ну, теперь-то соснуть минут шестьсот.

Хрена с два. Это же деревня. У каждого горожанина по курятнику и в каждом петух. И как давай они ни свет, ни заря глотки драть. У священника самый голосиссссссстый. Но и остальные не лаптем щи хлебали. Отрабатывали честно кормёжку. По воплю за зёрнышко. Целый час орали. Иногда по десятку в раз. Потом давай коровы мычать. Потом козы. Чего они так противно делают? Мекают? Бекают? Гады. Лошади ржали. Есть у рок-группы Pink Floyd альбом Animals. Вот точно так же начинается. А ведь в юности нравилось Ивану Яковлевичу. Тут вам не там. Там искусство, а тут – правда жизни.

Энималс не прекращался, и Иван Яковлевич решил, что нужно вставать, всё равно уже не заснуть. Нужно перебинтовать руку, порезанную и ошпаренную, ночью дёргался ворочаясь в страшно холодной келье под половиком каким-то, уснуть-то уснул, но повязку сдёрнул. Нужно обработать йодом и перевязать. А в его келье темно – маленькое окошечко с зеленоватым стеклом под потолком. Брехт взял сумку с медикаментами и толкнул дверь. Ночью, когда его устраивал падре Рамон в эту комнатку, Иван Яковлевич не понял, как дом спланирован, всё по каким-то переходам шли да по лестницам. Выглянул и понял сейчас, что он не в доме, и не в церкви этой. Он на колокольне. Прямо над ним висело четыре колокола. Небольшие, далеко им до Сысоя. Солнце вставало из-за гор на востоке, обещая хороший денёк. Тепло будет, градусов пятнадцать точно. И это зимой. Из просвета между дверью и стеной колокольни была видна дорога. Так, если восток там, то дорога с юга. От железки как раз.

Полковник уже почти отвернулся, собираясь спуститься на двор по каменной винтовой лестнице, как что-то глаз зацепил краешком. Брехт не поленился и ещё раз посмотрел на дорогу. Точно, какие-то чёрные точки обозначились. Бинокля под рукой не было, так напрягся, вглядываясь, прищурился. Точки приближались и росли. Ешкин по голове, так это же колонна с грузовиками и похоже броневиками. А первым, не танк ли ползёт. Удивительно. Сейчас у танков настолько мал моторесурс, что увидеть танк, ползущий по мирной дороге – это редкое зрелище. Залюбовался Иван Яковлевич. Чёрт. Это ведь враги. Нужно бежать к Светлову поднимать их отряд. С такой скоростью у них минут десять есть.

Нда. Только чем воевать? Есть только пистолеты и винтовки. Ни гранат, ни ПТРС, ни пулемётов. Не поволочёшь же всё это на себе, без патронов к тому же. Всё переломали в Сарагосе и закопали, чтобы технологии не ушли к врагу.

Забыв о саднящей руке, и о плачевном состоянии отряда, Брехт, перепрыгивая через три ступеньки, понёсся вниз. В голове образовалась шальная мысль, что это им решил создатель технику и оружие подкинуть. Присматривает за Иваном Яковлевичем. Чувствует ответственность. Сам же забросил.

– Иван Ефимович, что думаешь? – через пять минут, выплеснув на сонного хорунжего свою супер-пупер идею, Брехт схватил со стола рядом с кроватью, на которой сидел Светлов, кусок подсохшего хлеба и захрустел. Кушать хотелось как из пушки.

Главный диверсант, ощерился, показывая клыки.

– Добро. Побежали людей собирать, всех к церкви. – Стал натягивать бриджи. Раздетым спал и не замёрз, Брехт даже после пробежки всё ещё трясётся от утреннего холодка и спал одетым под половичком и одеялом самодельным больше на войлок похожим.

Шум моторов уже перекрикивал гогот гусей и меканье коз. Только разве самые горластые петухи ещё соревновались, выдавая на десяток децибел больше танков. Ну и танки ещё не те, не дизеля со страшным количеством лошадей, а маленькие бензиновые карбюраторные коптилки. Что тут может быть, только немецкие панцеры первые (Panzerkampfwagen I (Pz.Kpfw.I.). Там движок на 57 лошадей и скорость по пересечённой местности 10 километров в час. Ну, в самом лучшем случае это Pz.Kpfw. II. Их уже несколько десятков сделали и сюда на пробу должны были прислать. Вот там уже 140 сильный двигатель. Рядный, 6-цилиндровый, карбюраторный, жидкостного охлаждения Maybach. Эх, нужно бы переправить такой в Союз. Для танка двигатель слабоват. А вот грузовики делать с таким. Вещь будет. Это не полуторка получится. Тут и пятитонный грузовик можно забабахать. А для танка он добыл уже у японцев дизель с танка «Йи-Го» или Тип-89. Должны уже скоро, Блюхер хвастался, первые танки с новым двигателем поступить в ОКДВА на испытания. Умудрились наши конструкторы не только повторить шестицилиндровый 120 сильный дизель, но и довести мощность до 160 сил лошадиных. И пушку 75 миллиметровую присобачили. Полная вундервафля будет. Кровью дорогие товарищи японцы на Халхин-Голе умоются. И так наши Т-26 их почти безбронные танки жгли как игрушечные в реальной истории, а тут снаряд будет два танка насквозь пробивать.

Ага, а от третьего отрикошетит и самолёт собьёт. Возвращаться пора. Осваивать новую технику. В Монголии нужно обязательно отметиться. Нужно так врезать, чтобы даже мысли не возникло у самураев на СССР напасть во Второй Мировой.

Ладно, как говаривала гражданка Конфедеративных Штатов Америки Скарлетт О’Хара «Не буду думать об этом сейчас. Подумаю об этом завтра».

Событие восьмое

– Я хотела бы, купить у вас автомобиль.

– Модель?

– Нет, бухгалтер. Но за комплимент, спасибо.

Альмандронес, это необычный по конфигурации городок. Это квадратик такой небольшой и центральной площади у него нет. Ну, перекрестились две улицы, вот и вся площадь. Ратуши нет. А церковь находится не в центре, а на самой окраине. Брехт успел оббежать пятерых бойцов. Каждого следующего тоже отправляя народ собирать у церквушки Непорочной Марии. Не успели бы. Но колонна встала на въезде в городок-деревушку и на очень и очень необычной машине выслала разведку. Это прямо как бентли какой для 1938 года. Hansa 2000 кабриолет седан – легковой красный, сверкающий хромом, немецкий автомобиль. Сейчас верх был закрыт. Это, наверное, даже покруче всяких мерседесов. Корма, правда, дебильная. Скошенная такая.

Отправлять на разведку, по идее, надо танк с десантом на броне, но нет, отправили совершенно незащищённый люксовый автомобиль. Никто не покусился на красную дивчачью машину, она проехала по Альмандронесу и вкатила на площадку, не площадь же перед церквушкой. «Немцы» были внутри храма. Брехт за всем этим действом наблюдал как раз с колокольни. Отличный обзор. Церковь и так на возвышенности, да ещё почти десять метров колокольни.

Остановился лимузин этот и оттуда вышел немец-перец-колбаса. Толстенький такой. Господин. А нет – ХЕР. Следом из машины вышел старичок. В форме тоже. Никакая это не разведка, старичок был в такой же форме, как и Брехт, то есть полковник. Не ходят оберсты в разведку. Ещё бы генерала в разведку отправили. Выяснилось, зачем пожаловали камрады – геры, почти сразу. К машине вышел из своего домика при церкви падре Рамон и поприветствовал автолюбителей.

Слышно было плохо. Метров пятнадцать расстояние, да ещё двигатель у Хансы подрыкивает. Не те ещё двигатели даже на люксовых машинах. Понял Брехт следующее. Немцы из легиона «Кондор», для госпиталя подыскивают место. Не хотят использовать вместе с испанцами Ториху. Туда прорываются русские самолёты и обстреливают. Шалят. Нет, по «красному кресту» не стреляют, но кто их этих русских варваров знает, сегодня не стреляют, а завтра начнут, лучше перенести немецкий госпиталь в тихое спокойное место в паре десятков километров. Говорил это оберст на немецком, а толстый майор переводил на испанский для священника. Старый падре к уху ладонь не прикладывал, глуховатого не изображал, но немец-перец-колбаса громко почти кричал перевод.

Ни хрена не понятно, есть ведь алькальд этого городка, почему они прирулили к церкви?

О, тоже самое и падре Рамона заинтересовало. Понятно. Ратуши-то нет. Площади нет, флаги нигде не висят. Заблудились геносы и потому решили, что уж священник всё про эту деревню (дорф) знает. Тот им рассказал, как найти алькальда. После чего уже майор от себя поинтересовался, а что коммунисты не беспокоят эту дорф.

– Нет, у нас тихо. Вот только вчера ночью уже ваши пришли. Сейчас их главный – колонель спит в комнатке на колокольне, – и тычет пальцем в Брехта подглядывающего.

Еле успел скрыться. Выходит священник дрых и не видел, что в его «храме на горе» сейчас три с лишним десятка совет… немецких зольдатен.

– Оберст?

– Колонель.

– Это должно быть Штолль. Проныра, успел раньше нас. Лётчики они самые шустрые. Пауль, езжай к технике. Гоните её сюда. И поторапливайтесь. Столько времени потеряли уже. Целую ночь в поле провели. Говорил, не надо танк брать. А я пойду,пообщаюсь со стариной Штоллем. Давненько не виделись с Фридрихом. Всех коммунистов уже перебил, – полковник старичок махнул рукой майору.

Нет, не майору. Раз у него змейки металлической на плечевых ремнях, то есть эмблемы Эскулапа, то он как там, учил же, приезжал специалист просвещал про звания у немцев. Ага. Обер-штабсарцт (Oberstabsarzt). Вот как у него звание называется. Точно, а ещё форма тёмно-синего цвета, как-то сразу и не обратил внимание.

Не, пусть будет майор. Майор сел в машину и упылил, а оберст с ординарцем из машины выскочившим (Судя по двум ромбикам-квадратикам на погоне гаупт-фельдфебель.) пошёл в церковь. Ну, должно же хватить у Светлова соображалки не убивать такого ценного источника информации.

Брехт, бросил прятаться и поскакал по неудобным ступенькам вниз. Чуть не свалился. Рука-то ранена, он ей схватился за стенку при повороте и отдёрнул, согнулся, нога не удержалась, подкосилась, бухнулся на колени, а потом и на пузу лёг. Ну, хоть шею не свернул. Где там спешка нужна? При поносе?

Хорунжий бывший, а нанешний старший лейтенант Светлов немцев спеленал. Связаны по рукам и ногам, во ртах кляпы из пилоток и пистолеты ТТ ко лбу приставлены. Когда успели. Всего полминуты спускался с колокольни, а тут уже картина маслом.

Ладно. Пусть полежит. Полежат. Сейчас приедут немцы, нужно подумать, как встречать. Теперь, когда был бинокль и машины стояли всего в полукилометре, можно было отчётливо разглядеть каждый агрегат, да и почти каждого солдатика. Машин был три.

Phänomen Granit 25 – немецкий армейский грузовик. Точнее грузовик – санитарная машина. И там только водитель и офицерик медик, тоже в тёмно-синей форме. Рядом стоял огромный монстр по сравнению с первым агрегатом. Сверхмощный грузовик, произведённый компанией Mercedes-Benz. Mercedes-Benz MB L6000. Мечта. Вот бы Брехту в его полк десяток таких. Всё же немецкие машины лучшие в мире. Грузовик оснащён 6-цилиндровым дизельным двигателем мощностью 95 л. с. И, ёкарный бабай, был полноприводным. Монстр просто. Эх. Как бы с собой увезти в СССР. Нет. Придётся тут бросать.

Третьей была обычная машинка – грузовой Ford Model AA. Немцы, как и русские, купили у американца лицензию и штампуют. Да, ещё и качество, наверное, повыше, чем у оригинала, и точно выше, чем у нашего ГАЗ-АА.

Танк, как Брехт и предполагал, был обычным Т – 1 (Panzerkampfwagen I (Pz.Kpfw.I.). С двумя пулемётами. Вот как так? Уже 1938 год, немцы только начали делать Т-2. А через три года заедут целыми танковыми армиями. Их клинья будут, как нож масло, разрезать нашу оборону. Сейчас у СССР есть Т-26, а его теперь и модернизировали. На десятилетие сейчас СССР обгоняет Германию. И это без учёта того, что Т-34 на подходе. Почему же тогда так получилось? Всего-то три года осталось. Вообще не понятно. Ну, да вся Европа работала на рейх этот. Особенно чехи на «Шкоде» отметились. Но ещё ведь не работает. И ещё даже в проекте нет троек и четвёрок. Да, СССР сейчас эту Германию в блин тонкий может раскатать. А через три года вон чего получится. Эх.

Танк заводили минут десять. Наконец, колонна тронулась. Солдатики залезли в кузова машин. Получалось около двух десятков человек, ну, ещё танкисты и медики. Пусть с майором, который не майор, будет тридцать человек. Соизмеримое количество.

Событие девятое

«Сынок, мне совершенно не нравятся люди, которые окружают тебя в последнее время…» – писала фрау Паулюс в 1943-м сыну под Сталинград.

– Чего делать будем? Пленные нам не нужны, что с ними делать. Нам через линию фронта переть. – Хорунжий бывший выщелкнул у ТТ магазин, осмотрел патрончики, поблёскивающие в пробивающихся через витражи солнечных лучах, и вставил назад.

– Конечно, фашистов гасим. Даже вопросов нет. Нужно только при стрельбе не повредить технику, обидно будет если мерседесу двигатель прострелим. И с санитарной машиной аккуратней, в ней немецкие медикаменты могут быть. У нас один бинт остался и нашатырь. – Брехт повторил действо с пистолетом. Как бы тоже бросить не пришлось. Осталось десять патронов к М1911. Не больно популярное в Испании оружие. Пока добыть патроны получилось только раз. Наверное, есть другие пистолеты под такой патрон, но для этого нужно знать эти пистолеты. Что-то недодумал. Для «Томми-гана» (автомат Томпсона) тоже всего пятьдесят патронов осталось. Патрон один и тот же. Поди, разбери какой из двух дивайсов важнее. Но диск полный Брехт набил патронами 45 калибра. Один диск. Который маленький, на пятьдесят как раз патронов. Вот, один диск и остался. У Брехта было и парочка больших дисков на сто патронов, но он весил за 4 кг, и стрелять с таким диском было очень неудобно. Сам автомат пять кило. Удержи такую дуру в руках и попробуй прицелиться. Гиря почти. Оставил гири в Спасске.

План был такой…

– Хайль… – Брехт лениво показал, что пытается поднять руку.

Выскочившие из машин дойчи, тоже без особой истовости отсалютовали. Майор этот медицинский только вытянулся. Блин, опять вспоминать звание надо – Обер-штабсарцт (Oberstabsarzt).

– Гер оберст! – майор недоумённо огляделся, видимо, искал командира.

– Постройте солдат. – Брехт говорил короткими фразами, держась за щеку. Всё же и немецкие разные и акцент русский будет слышен истинному носителю.

– Есть. У вас что-то с зубами, гер оберст?

– Потом… – Иван Яковлевич махнул рукой, показывая, что всё после, сначала орднунг. – Постройте.

– Есть. Зигифрид, построй парней.

– Есть.

Брехт досматривать не стал, как и маячить на пути у пуль, он прошёл к большим двухстворчатым дверям церкви и открыл их. Сразу бросившись в образовавшийся проход из диверсантов.

Те в трёх плоскостях работали, чтобы увеличить плотность огня. Четверо лежали, четверо стояли на коленях и четверо стояло. Итого первый залп получился из двенадцати винтовок. Точнее, из карабинов Mauser 98k (Kar.98k). Магазин на пять патронов. Вот шестьдесят выстрелов по настоящим немцам, немцы ряженные и сделали.

Брехт только успел пройти сквозь толпу диверсантов и прочих товарищей из его отряда, приготовившихся броситься в атаку, как всё уже было закончено. Маузеры были разряжены, а искатели места для госпиталя, нафаршированные свинцом, лежали плотной кучкой. Все, в том числе и стоящий чуть поодаль как там его – Обер-штабсарцт.

Всё теперь можно не стараться запомнить вычурное звание. Помер майор.

Джон Томпсон с первым образцом своего пистолета-пулемёта

Глава 4

Событие десятое

– Карты к оплате принимаете?

– Да, конечно!

– Вот – два валета и шестёрка червей.

Священника – падре Рамона и прибежавшего на выстрелы дедушку алькальда пришлось связать. Путами. Так на всякий пожарный, ещё пошлют мальчонку в Ториху на пегой кобыле или даже на вороном мерине, а то и на кауром жеребце. А гномы у Толкиена на козлах скакали?! Спросить нужно у местных про козлов. Хотя, испанцы хоть и низкорослый народ, но не гномы. Так вот, отправят на козле кауром пацана. За помощью. Наших бьют. В смысле, побили. И начнётся веселуха. Где они потом их всех хоронить будут, вон погост у церкви плюгавенький? Не выздоравливают здесь люди как мухи.

Алькальда звали Перец. Нет. Правда. Это у португальцев и прочих бразильцев там «s» на конце (португальское – Peres), а у испанцев совсем и не «s» ни какое, (испанское – Pérez). Вот чего этот перец прибежал? Адонсия сказала, что к болгарскому перцу, отношение не имеет ни какого. Это переводится, как «сын». Перчик, в общем.

Зачем Перец прибежал? Так стреляли. Так и сказал. Поразительная страна Испания. Идёт война, там стреляют, а дедушка хвост задрал и понёсся посмотреть, кто это и зачем там стреляет на территории вверенного ему поселения. Не трус.

Первым решили после того, как немецкие трупы раздели и снесли за церковь на небольшое кладбище, допросить и договориться именно с алькальдом Перцем. Развязали посадили на лавку в церквушке. Нельзя католикам стоять. Сидя должны проповеди слушать. И орган. Здесь органа не было. А скамья была. Вот на такую скамью и посадили. Показали мешок денег и предложили договориться по-хорошему. Вы нам еду, сколько сможете, а мы вам денюжку.

Зачем еду? Ну, Брехт уже столкнулся со снабжением продовольствием у республиканцев. Почти на подножном корму армия. Голодает, в прямом смысле этого слова. Еле наладил Иван Яковлевич снабжение продовольствием своей бригады. В основном у противника продукты захватывали.

Снова проходить через это не хотелось, да и фронт тут почти настоящий, десятки тысяч воюют с обеих сторон. А тут три вполне себе большие машины образовались. Можно приехать к «своим» затаренными продуктами. Ну, и по ту сторону фронта эти песеты не действует. У республиканцев свои. Всем выгодно.

– Настоящие? – Перец помял банкноту, пожевал кончик, на солнце посмотрел.

– Конечно, сеньор алькальд. Дадим двойную цену за любое продовольствие.

– Тройную. И так интенданты почти всё выгребли, – ну, не все выходит. Пропустили закуток в закромах.

– Базар вам нужен, в смысле: «Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон».

– А чего связали меня и падре? – потёр развязанные руки в запястьях.

– Опасаемся утечки информации. И не хотим лишних жертв. Вокруг вашего города несколько наших дозоров стоит, вы отправите кого к франкистам с весточкой, а дозорный его пристрелит. – Брехт ткнул пальцем в зверскую монголоидную рожу Монгуша. Тот жёлтые клыки показал. Жуть.

– Не, господин колонель, приедут, узнают, что мы продукты вам продали, так у нас последнее отымут, в том числе и ваши песеты, а ещё меня и повесить могут. Так что не сумлевайтесь, никого ни о чём мы ставить в известность не будем. Лучшая сделка – это та, о которой никто не знает.

– Надеюсь, что вы, господин-товарищ Перец себе не враг. Идите, пройдитесь по дворам. Пусть сюда несут продукты. Любые. Купим все и в любом количестве. Ярмарка.

Ухромал. На сильно-то много продуктов не надеялся Брехт. Зима. Да и, правда, уже интенданты не раз деревеньку прошерстили, со слов алькальда, но что-то же принесут.

После мэра этого дошли руки до священника.

– Тот же вопрос. Продукты и молчание.

– Обманули вы, гер оберст, моё доверие, и стрельбу на территории храма устроили. Прокляну.

– Ну, и ладно. Мы коммунисты – все безбожники, нам пофиг, что с продуктами и молчанием.

– Торговать со слугами антихриста … Точно тройную цену дадите?

– «И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли».

– Приёмный отец Иисуса, праведный Иосиф, будучи плотником, тоже торговал своими изделиями или отдавал их торговцам для сбыта.

– Вы победили в диспуте падре Рамон. Сдаюсь. Пойдёмте в закрома?

Отправил Брехт с падре майора Павла Красницкого и Адонсию Хилэрайовновну в качестве переводчика.

Настала пора пообщаться с оберстом – полковником вермахта, а нет, они же тут не вермахт. Они легион «Кондор». Шифруются. Наши тоже себе клички выдумывают и позывные, а немцы даже флаг придумали похожий на испанский для своего легиона.

– Юнге, выдай нам самую главную немецкую тайну.

– Вас? – глаза по юбилейному рублю. Эх, не читал он Гайдара. Тёмный народ живёт в Германии.

– Шутка юмора. Вот карта. Нарисуйте на ней расположение всех известных вам частей.

– Я не буду этого делать! Я истинный ариец! – даже вспотел в прохладе храма.

– Сейчас вынесем вас на улицу, не красиво в храме пытать. К тому же вы обделаетесь от боли. Пованивать будет. Сначала вам отрежут палец на ноге, а потом сунут в рану нож и будут там его шурудить. Непередаваемые ощущения.

– Я военнопленный. Существует Женевская конвенция об обращении с военнопленными. – а пафоса-то сколько. Правда верит? Рассказать ему о десятках миллионов гражданских погибших в Великую Отечественную в СССР? О Бухенвальде. Смешно.

– Вы наёмник. Не испанец же. На наёмников не распространяется этот договор. Да и я ту конвенцию не подписывал. Отрежем палец через три секунды. Начинаю обратный отсчёт. Три. Два. Один. – Отвернулся полковник. Крепкий старик.

– Монгуш, сними с него сапог. И рожу сделай зверскую. И за ухо укуси. Очень нужно. Пожалуйста.

– Халасо. Сильно.

– Ну, не откуси. – Пусти лису в курятник.

– А-а-а. Нихт. Найн. Я рисовать. Я рассказать. – Ух ты, русский знает немного. Нет, зря обрадовался. Весь словарный запас в сотню слов. Был в СССР с какой-то делегацией, договаривался об обучении военных в СССР. Танкистов и лётчиков. Выучили, блин, на свою голову.

Дали полковнику карту и карандаш, и как давай он всякие квадратики рисовать. А то конвенция. Не пытали, не били. Сняли сапог, и за ухо укусил его Мишка Чувак. Чего нарушили? Неужели в этой Женеве даже про укус уха всё предусмотрели. Это же не пытка. Вот в юности у Брехта подруга была, так она прямо тащилась, когда её за ухо кусал Ванька. Эх, молодость. Стоп, дак и сейчас не старый. Всего двадцать девять лет.

Событие одиннадцатое

Приходит старый еврей в нотариальную контору:

– Я составляю завещание, можете меня проконсультировать?

– Да, конечно.

– Никому ничего, вместе пишется или раздельно?

Танк брать или не брать. Вот в чём вопрос.

«Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье…»

Механика и водителя для танка нет. Любой диверсант обучен, но это чтобы просто ездить, да даже пострелять из пулемёта сможет, но выдержать полноценный бой – нет, конечно. Авиатехник лучший на Дальнем Востоке – Сашка Егоров вывихнул два пальца и порезался немного, из окна купе вылезая, после падения вагонов. Однако жив и почти здоров. Ну, глянет он на двигатель. Все керосинки сделаны по одному принципу. Даже починит. Но это же скорость. Танк со своими десятью километрами в час по грунтовке их тормозить будет. А два пулемёта можно снять и в кузов мерседеса огромного переправить. Огневая мощь при этом не потеряется. Тем более в руках Акимушкина. Это ходить он не может, а лёжа стрелять вполне способен.

Нет, не возьмём танк. Решили на совещании. Хоть очень жалко было с трофеем расставаться. До слёз. Теперь они манёвренная группа. Чуть прокатятся по тылам противника. Интересную одну закорючку на карте гер оберст выдал. Это продовольственный склад. Как Брехт и предполагал, декхане не сильно их обогатили. Кто бутылку самогона принёс, кто только что забитую курицу, кто немного яиц и мешочек овса. Нет, все вместе «альмандронесцы» принесли с полтонны пропитания, но разве это повод не заехать на склад, раз он есть. И он в глубоком тылу. И он только для дойчей. Нет и нет. Нужно отметиться. Он же тоже немец. Шоколад. Кофе. Тушёнка. Коммунизм, это не когда общие жёны, а когда шоколад с тушёнкой общие. А он – Брехт уже пять лет коммунист. Должно процентов за это время набежать децил. Возьмём шоколадом. В натуральном выражении. Под Сарагосой, на складе разбитого ими кусочка легиона «Кондор», они добыли без малого сотню баночек этого шоколада. На баночке красной с орлом, как от монпансье, написано: «Scho-Ka-Kola» – марка немецкого шоколада, который содержит в себе кофеин от какао, жареного кофе и орех колы. Шоколад в баночке разделён на восемь частей, имеющие форму секторов круга, уложенные двумя слоями в круглую жестяную баночку. Производят Шока-колу в городе Зальфельд (Тюрингия). Как-то быстро кончился. Нужно будет весь выгрести. Склад в основном как раз для лётчиков, просто обязан там быть шоколад.

В десяти километрах от Торихи есть небольшое селение около железной дороги. Называется Ла Бельтранеха. Как Адонсия пояснила, в честь какой-то местной принцессы названо. Так вот, чуть севернее и стоит слад для Легиона «Кондор». Очередное микроселение называется Вальдеаренас. Туда на их грузовиках полчаса езды без танка.

Есть грунтовка вдоль железной дороги. Около тридцати километров. Конечно, есть охрана. Как не быть. Но они в форме, на немецких машинах. Пока спохватятся, вся та охрана поляжет. Оберст на складе был, получал для госпиталя продукты, говорит, охраны человек двадцать, ну, плюс работники, всякие интенданты, и есть самолёт, тётушка Ю. грузовой вариант. И это замечательно. Там ведь в этом самолёте парочка пулемётов МG-15. Пулемёты лишними не бывают. Пора прибарахляться.

Ехать нужно под вечер. Не вечером. У немцев орднунг. Ничего после семи вечера не выдадут на складе. И закроются и бдить начнут, а вот если приехать где-то за час до закрытия, то можно заехать на территорию, ну, а там уже как карта ляжет.

Пока было чем заняться. В машине медицинской были аптечки и даже полевой набор хирурга. Ещё бы самого хирурга, но нет. Всех перебили. Зато раны промыли и перевязали. Переломы, зафиксировали. С непривычки и без особого опыта почти целый день и ушёл. Тронулись в пять часов, после ужина. Сами сварили себе каши из какой-то мелкой местной пшеницы. С курицами свежеубиенными. Котёл приличный был у падре предприимчивого. Только тронулись, и небо заволокло тучами и прямо вот только солнце светило, птички чирикали, а тут бамс и сумерки и дождь холодный пошёл. Ну, так-то конечно плохо, но ведь и охране склада плохо. Забьются в какую каморку, и можно будет парочкой гранат всех там и приголубить. Гранат осталось как раз вот на такой небольшой экс. Тяжело воевать оторванными от баз снабжения.

Интересно, садясь уже в красную дивчачью машину «Хансу», подумал Иван Яковлевич, а на складе уже будут знать, что Франко погиб, и как это вообще на ход войны отразится. Может, испанцы замирятся и выкинут немцев с итальянцами из своей страны. Да и русских заодно. Домой в Спасск-Дальний хочется. Как там Катя-Куй одна с кучей детей?

Событие двенадцатое

Дом девочки находился между ПТУ и кладбищем, поэтому чтобы ночью не было страшно, она шла через кладбище.

В церкви:

– Венчаются раб божий Антон и страх божий Наталья.

И ничего не тряслись. От страха. Ехать в неизвестность страшно, но не тряслись. Холодно. Вот от холода тряслись. А так не тряслись. Хотя, ну да, тряслись. Дорога ужасная, всё русские дороги ругают, так это ещё хуже, вся в колеях непролазных, в лужах и ещё следы прошлогодних боев. То воронка от бомбы или снаряда посреди дороги, то обгоревшая полуторка поперёк дороги стоит без колёс. То кто-то ДОТ из булыжников строил и не достроил. Из всего этого сделали заключение, что дорогой-то никто и не пользуется, как бы не соврала немецкая карта. В будущем нельзя по навигаторам ездить, обязательно в болото затащит, а сейчас нельзя картам верить. Хорошо в их автопарке есть трёхосный монстр «Мерседес» (Mercedes-Benz MB L6000). Подцепили фордик полусгоревший и сбросили с дороги. Попытались объехать воронку и чуть не опрокинули медицинскую машину, пришлось опять «Мерседесом» вытаскивать на дорогу. И это навело Брехта на парадоксальную мысль, которую он, сидевшему за рулём хорунжему бывшему, и озвучил.

– Иван Ефимович, а ведь по дороге долго никто не ездил и все, должно быть, считают её непроходимой. А что если нам сделать Альмандронес базовым лагерем и по этой дороге набеги совершать на тылы франкистов. Тут «Кондор» недалеко. Гер оберст место на карте указал, где немцы и итальянцы танки с броневиками и прочую технику колёсную ремонтируют. Склад боеприпасов, что немцы для своих авиаторов создали, тоже известен. Может, некоторое время в тылах у франкистов нам порезвиться, а удирать после нападения вот по этой дороге. Зря мы с остальными машинами связались, нам одного «Мерседеса» хватит. У нас бойцов меньше трёх десятков, а в кузов как раз тридцать человек входит. Загрузились в этого монстра, взорвали склад, погрузились назад, и в нашу церквушку любимую. Пока вычислят, мы у них похулиганим изрядно, а там опять на монстра этого садимся и строго на юг, там до линии фронта три десятка километров.

– А что думаешь, война после гибели Франко не закончится? – объезжая почти уже невидимую воронку, покачал головой Светлов.

– Нет, конечно. Другого выберут. Дело ведь не во Франко, а в том что ещё одной социалистической стране не дадут выжить. Всем миром ополчатся и задавят. Запинают.

– Я тоже так думаю. Вот если бы живым доставили генерала, то можно было бы поторговаться, а так, в холостую сработали. Блин, опять воронку фиг объедешь. Выходить надо, трос цеплять. Мы так до семи вечера можем и не успеть! – Вздохнули синхронно и полезли под непрекращающийся дождь.

Успели. В малюсеньком селение из десятка домиков с громким и длинным названием Вальдеаренас въехали в почти полной темноте, как и планировали, в половине седьмого вечера. Мимо склада немецкого не промахнуться. Его построили, точнее разместили в старых амбарах для зерна и конюшнях. Чуть подлатали крышу и штакетник хрупкий соорудили, ограничивая доступ по дороге, смешно даже. С дороги не заедешь, но вильнул в строну, десять метров проехал и пожалуйста вот они склады.

Пришлось уступить место Форду, который выезжал из чуть освещённых керосинкой ворот. Электричества в деревушке не было. И это осложняло планы, что Брехт с хорунжим наметили. В темноте можно было кого из охраны или работников складов не заметить и под пули подставиться.

– Работаем, как в Альмандронесе. Я попробую их вытащить всех к воротам и построить. Не каждый день к ним полковники приезжают.

– Аккуратней.

– Сам не хочу.

Иван Яковлевич вышел из красной машины и решительной походкой направился к воротам. Щеку ещё в церквушке обмотали бинтом, якобы у гера оберста зубы болят и потому такая дикция невнятная.

– Ты, говори междометьями и предлогами. Не строй длинных фраз. А лучше молчи и щёки надувай. Ну, по классике, – напутствовал его Светлов.

– Эй, кто старший, – Брехт отсалютовал воротчикам.

– Хайль! Гауптман Шольц. Герман сбегай, скажи, что прибыла колонна, – один из охранявших ворот оказался офицером, – вы за продуктами гер оберст. Можно ваши накладные?

Нда, вот так и летят в пропасть все планы. Не пропустили на территорию без проверки документов. Ну, теперь остаётся только план «Б». А его почти что и нет. Хотели гранаты бросить в казарму. Ну, вон она казарма рядом со складом и там в окне свет от керосинки горит и голоса слышны.

– Конечно. – Брехт развернулся и пошёл к машине, якобы за документами.

Глава 5

Событие тринадцатое

Если долго смотреть на огонь, то тебя быстро уволят из МЧС.

В целях повышения работоспособности пожарным на обед выдают арбузы.

Брехт сунул голову в приоткрытый проём дверки красной «Хансы». Специально зад выставил в сторону патруля. Вот вам, вороги. Получите.

– Не вышло по-хорошему, Иван Ефимович. Я сейчас планшетку беру и к ним иду, и автомат возьму, а ты двигай сразу к «Мерседесу» и поднимай ребят, пусть, что есть мочи, бегут и занимают периметр. Я их огнём страховать буду. Да, а ты потом сразу с гранатой вон к тому освещённому окну. Я, так понимаю, что это у них казарма. В окно нужно забросить.

– Давай. – Светлов, хлопнув Брехта по плечу, вышел из машины.

Иван Яковлевич ещё с полминутки покопался, изображая поиск чего-то там, и повесив «Томми-ган» на плечо, и, взяв планшетку, якобы с накладной, в обе руки, пошёл к воротам. Штакетным. Хоть тут повезло. К воротам, пока он копался, подошёл и отправленный за капитаном Герман и сам гауптман. А от казармы шли трое. Совсем хорошо. Если он сейчас этих шестерых положит, то у ребят задача попроще будет.

– Хайль! – Гауптман был с Брехта ростом тощий и чернявый. Вот есть у немцев вообще белокурые-то бестии? Или вот он – Иван Яковлевич – последняя бестия?!

– Хайль! Документ. Держи. – Он сунул лейтенанту планшетку и ткнул в неё пальцем, – Там возьми! – громко сказал и пальцем в неё ткнул.

Понятно, что все трое на планшетку уставились. Полковник, поддёрнул ремень на автомате, наставил его на любопытных немцев и нажал на спусковой крючок. Ну, а дальше всё, точно, как и описано в инструкции. После нажатия на спусковой крючок пружина толкает вперёд взводитель, а тот посредством кинематической связи, обеспечиваемой Н-образным вкладышем, двигает вперёд затвор. Цилиндрическая часть затвора подхватывает верхний патрон из магазина и помещает его в патронник, а взводитель, толкая вкладыш, смещает его вниз по наклонным пазам ствольной коробки.

Та – та – дах. «Чикагская пишущая машинка» задёргалась в руках, выбрасывая десяток патронов. Шаг в сторону. Пока ещё мёртвые фрицы повалятся, открывая обзор. Некогда ждать. Та – та – дах. И ещё десяток патронов 45 калибра или 11,43 мм x 23 мм покидают магазин. Жалко каждый. Одного не добил, вверх утянуло автомат. Пришлось ещё три патрона истратить. До чего громко стучит этот чёртов взводитель, и порох громко взрывается. Грохот в почти ночной тишине неописуемый. Иван Яковлевич бросился к гауптману, у того «Люгер» в кобуре на поясе. И кобуру даже успел немец расстегнуть. Шустрый. Прихватил тяжёлый пистолет и сделал три шага к казарме, беря её на прицел. Как раз вовремя. Дверь открылась и из неё парочка человек выбежала с неудобными в таком бою винтовками.

Та – та – дах. Томпсон выдал ещё десяток патронов на-гора, и десяток пуль полетели в немцев. Удачно упали, перегородив проход. Дзинь. Ух, ты, кто-то стволом винтовки разбил окно и этот ствол выставил. Та – та – дах. Длиннющей очередью зарядил туда Брехт. Дзинь. А это другой звук – металлический. Всё, кончились патроны. Генуг. Можно выбрасывать раритет. Полковник его и отбросил, вытащил из кармана шинели М1911. Но не понадобился. Светлов уже добежал до окна и забросил туда одну за другой пару гранат кругленьких Ф-1. Тоже последних. Шибануло классно. Диверсанты, пробираясь вдоль строений, между тем уже заняли весь периметр. Ну, что остались тут выжившие?

Остались, из открытой двери склада, что торцом как раз выходил на двор, выскочило трое безоружных немцев. Грузчики? Не помогли поднятые руки. Или это они ими просто махали? Несколько выстрелов и фрицы на земле. Приказ был чёткий. Никаких пленных. Куда их девать? Сами на чужой территории, да ещё почти без патронов. Ещё с пленными себе проблем добавлять.

Тихо всё. И темно. Лампа при взрыве погасла, упала, должно быть. Чёрт там ведь керосин мог пролиться. Нет, нужно надеяться на немецкое качество. Упала лампа, стекло разбилось, и пламя погасло, а ёмкость с керосином цела. Хрен. Словно его мысли материализовались, и в помещении вспыхнуло пламя. И сразу оказалось, что выживших полно. Они стали выскакивать из двери казармы. Защёлкали «Маузеры». Минута и вновь тишина. Кто-то выл в казарме, заглушая шум набирающего силу пламени.

– Ваня, давай, быстрее грузимся и уходим, а то тут скоро жарко будет, – толкнул стоящего с поднятым пистолетом Брехта главдиверсант.

– Командуй парням. Шоколад, консервы. Да всё пусть хватают, кроме муки. Её много не надо. Негде нам блины печь.

Покидали склады, весело полыхающие, через час. Казарма гореть не захотела. Керосин выгорел, и дерево пола не занялось. Дымило только. Тлело. Может, помыли только пол. Мокрый. А не исключено, что он и просто земляной? Ну, так или иначе, но не загорелась. Первым делом посбивали навешанные на склады замки. Вот ведь, ещё рабочее время, а дойчи уже замки понавесили.

Нашли всё, что искали. Шоколада было почти тридцать ящиков, ещё больше тушёнки. Был ящик с таблетками. Правду рассказывают, что фашисты лётчиками амфитамин давали. Целый ящик Первитина. В цилиндриках. Прихватили на всякий случай. Кроме того набрали галет. Посмотрели, что места ещё полно остаётся и стали крупы и муку в мешках грузить. Это сейчас хлеб негде печь и блины жарить, а приедут в Мадрид и там-то пекарни есть. Хочется свеженького тёплого белого хлебушка.

«Тётушка Ю» стояла на поле за складами. Раскурочили, облили бензином и подожгли. Склады, чтобы не достались продукты врагу, тоже подожгли. Дождь. Гореть не хотели, хорошо есть бензин для заправки самолёта. Целых десять бочек. Облили всё и подпалили. Теперь веселее пошло. У убитых прихватили патроны и пистолеты, длинные винтовки маузер брать не стали. Свои карабины той же системы, только короче и легче. Рядом с казармой нашли и склад, где патроны к пистолетам и винтовкам хранились. А вот к пулемётам от «Тётушки Ю» патронов совсем мало оказалось. На два пулемёта всего два ящика патрон. Это на пару минут боя.

Запалили всё и уехали. Примечательно, что испанцы из близлежащей деревушки так носа и не высунули. Ну, тут недавно фронт проходил, люди научены, что если стреляют, то нужно в погребе сидеть, а не любопытные носы сувать куда не надо.

Событие четырнадцатое

Старшина учит солдата бросать ручную гранату.

– Вот тут кольцо. Как дёрнешь, граната зашипит. Тогда и бросай.

Ну, тяни за кольцо!

– Шипит!

– Бросай!

– Ловите, товарищ старшина!

Наивный албанский юноша. Брехт. Да и Светлов повёлся на его глупую идею. Оказалось, что немцы с испанцами не дураки. Поняли, куда вороги убрались после нападения на продуктовый склад Легиона «Кондор». Поняли, и послали целую механизированную бригаду на их уничтожение.

Это так в первый момент Иван Яковлевич подумал, когда дозорный с колокольни засвистел и заулюлюкал руками махая. Забежали по лестнице наверх и пыль увидели на дороге. Не на той, которая к железке ведёт и откуда вчера немцы пожаловали, а как раз на той, по которой они в гости вечером ездили.

– Занимайте оборону!!! – скатился вниз в три раза быстрее, чем поднимался, полковник Дон Педро.

Суеты никакой. Все позиции намечены, а церквушка, сделанная из настоящего камня, да с применением извести и яичных желтков или белков (Что в древних растворах использовали? Что было раньше желток или белок?) выдержит спокойно артобстрел из современных пушчонок.

Зря паниковал Иван Яковлевич. Он снова поднялся на колокольню и в бинокль рассмотрел, кого прислали по их души. Нет, это механизированной бригадой не было. Это даже полком не было, даже батальоном, и то не было. Впереди колонны ехал мотоциклист. Нужно будет потом приватизировать – полезная для разведки вещь. За ним двигался итальянский броневик «Фиат 611». Резко выделялся своей жёлтой пустынной окраской на серости испанского зимнего пейзажа. За броневиком ехало два «Форда АА» с солдатами. И замыкал шествие совсем уж мастодонт древний. Тоже броневик, но точно именно с него Ленин и выступал. Этот был серый. Английский «Остин». Насколько помнил полковник его характеристики, там броня меньше четырёх миллиметров. Её пальцем можно проткнуть. Жесть. Не в том смысле. В прямом. И пулю от винтовки она не остановит. Две вращающиеся башни с пулемётами «Максим». Монстр, одним словом. Разглядывая его сейчас, Брехт удивился. А где Ленин стоял? Кажется, в фильме на подножке стоял, но её не было. Неужели на крышу забрался моторного отсека. Высоко. Страшно, наверное, Ильичу было.

В «Фордах» больше десятка солдат не поместятся. Полуторка она и есть полуторка, хоть американская, хоть советская, хоть немецкая. Получается, взвод против них прислали. Не боятся? Против банды мелкой послали? Или это разведгруппа, выслали их в разные стороны, собрали, что себе негоже? Эх, сейчас бы хотя одно ружьё ПТРС и покрошили бы ребят на дальних подступах. А так всё не очень хорошо. Первый броневик был проблемой. В башне пушечной версии Fiat 611B размещалась пушка Виккерса-Терни 37-мм, и ещё два пулемёта Breda Mod 5C находились в корме. Эти пулемёты использовать не получится. Конструктор, который их там установил, был большой выдумщик. Затейник! Это надо биться в полном окружении. Башня же неповоротная.

– Что делать будем? – Брехт передал бинокль Светлову.

– Воевать. У немцев на складе я пару ящиков гранат прихватил. В ящике пятнадцать штук. Так что – тридцать гранат. На каждого по одной. Отобьёмся. Далеко их гранатам до наших, но броневик точно закидаем. Нужно срочно машины за церковь отвести. Обстреляют, и все планы коту под хвост, – и бывший хорунжий поскакал вниз по ступенькам. Раздались команды и грузовики стали отъезжать за погост церкви. Остался только танк Т-1 со снятыми пулемётами.

И трёх минут не прошло, а о том, что в церкви сидит в засаде усиленный четырьмя пулемётами взвод диверсантов ничего не говорило. Тишина, тучки ходят по небу, мелкий дождик моросит, вызывая рябь на лужах.

Немцы или испанцы дураками точно не были. Они остановились на окраине Альмандронеса и пошли местных поспрошать. Любопытные парни.

Стоять. Бояться. А что могут сказать местные? Что тут немцы, и что они недавно с кем-то воевали. Ещё, что продукты купили. Или догадались, что это русские тут швыряются песетами? Посмотрим. Долго потом совещались. Так и вечер настанет. Как они в темноте воевать собрались?

Решились. Первым тронулся броневик. Значит, не рискнули мотоциклиста послать. Опасаются.

– Так, Афанасьев, пошли, бери две гранаты. – Светлов тоже две прихватил и направился к выходу с этого дворика. У церкви имелся мощёный камнем пятачок перед входом и кусок стены. Наверное, в давние времена, как и все строения это использовалось в качестве крепости. Но с тех пор прошли века и часть стены исчезла. Может, разобрали, а может и ещё в былинные времена взорвали. Кусок этот обрывался как раз там, где дорога упиралась в мощённый двор. Если броневик решит подъехать к церкви, то будет проезжать всего в паре метров от остатков стены. Вот там Светлов с сержантом Афанасьевым и затаились с гранатами.

Броневик подъехал к церкви остановился в пяти метрах от забора и стал дожидаться чуть отставших «Фордов» с солдатами.

– Ну, чего тянете, лучше времени не будет, – прошептал Иван Яковлевич.

Старший лейтенант его услышал. Он отвинтил крышки на ручках обеих гранат Stielhandgranate 24 и дёрнул за серые фарфоровые шарики, привязанные к шнуру. Гранаты ещё дедушкины. Их начали выпускать ещё в 1916 году во время Первой Мировой. И ничего за двадцать лет фрицы в ней не улучшили. Плюсов почти не было по сравнению с новыми гранатами СССР, а вот минусов было хоть отбавляй. У советских солдат во время Великой Отечественной Войны она получит прозвище «колотушка», у англоязычных союзников – «толкушка» (англ. «potato masher», то есть «картофелемялка»).

Недостатком гранаты являлось то, что взрывчатое вещество на основе аммиачной селитры быстро приходило в негодность при малейшем проникновении влаги в корпус, а при длительном хранении на складе подвергалось слёживанию и не детонировало. Так этого мало, сам тёрочный механизм в условиях сырости или при недостаточно резком выдёргивании шнура не приводил к воспламенению тёрочного состава, что в боевых условиях вело к довольно многочисленным отказам. Замедление у запала около пяти секунд. Вполне достаточно, для ухода от осколков.

Светлов выскочил из-за стены и бросил одну за другой Stielhandgranate (колотушку-толкушку) под колёса броневика. Пробить броню граната не сможет, но оглушить водителя и угробить колёса запросто. Бросил и нырнул назад под прикрытие стены.

Сработали. Обе сработали. Не успели отсыреть и слежаться. Бабахнуло знатно. Когда дым и пыль развеялись, у «Фиата» открылся люк и оттуда полезли (А как они называются? Не танкисты же? Броневикисты?) итальянцы в своей серо-зелёной узнаваемой форме. Светлов не растерялся, отобрал у Афанасьева ещё две гранаты и швырнул на верх броневика одну и в кузов подъехавшего некстати «Форда» вторую. Бабах.

Грохнуло так, что с Брехта фуражку сдуло. Во что этот белогвардеец там попал?

Событие пятнадцатое

– Давай сыграем в прятки!

– Это как?

– Ты исчезнешь из моей жизни, и я тебя не найду. И ты выиграешь, и мне приятно.

Выстрелы защёлкали со стороны церкви.

– В кого они там стреляют, ничего же не видно? – Иван Яковлевич оставил попытку найти унесённую фуражку и припал к оптическому прицелу своего «Маузера». Всё в дыму и огне. Итальянцев не видно. Оба «Форда» горят, а ленинский броневичок пятится задом.

Выстрелы смолкли, и дымить перестало через пару минут, Брехт так и не сделал ни одного выстрела. Думал, что колокольня самая лучшая огневая позиция, а получилось, что стена и броневик почти полностью перекрыли всю картину, к тому же пусть и очень слабый ветерок, но сгонял дым от места, где горела вражеская техника в сторону колокольни, как раз.

Теперь можно было хоть понять, в кого диверсанты стреляли. От первого «Форда» почти ничего не осталось. Видимо граната, брошенная Светловым, угодила во что-то взрывоопасное, может запас снарядов для пушки «Виккерса» на «Фиате», или тоже гранаты в ящике ребята с собой везли, но так называемый «Золотой» выстрел старшему лейтенанту Светлову удался. «Форд» разлетелся на куски, только передняя часть лежит на боку. Силой взрыва и осколками изрешетило и вторую машину, там должно быть несколько человек выжило, вот в них бойцы, что на погосте схоронились, и стреляли. Ну, и мотоциклист с английским раритетом тоже под пули подставились. Мотоцикл, по виду целый, лежал на земле, а вот броня «Остина» всё же держала пули «Маузеров», и ничего более мощного у них сейчас нет. Усилили, видимо, броню англичане. Разве МГ – 15. А почему Акимушкин не стреляет?!

И только себе задал этот вопрос Брехт, как из-за надгробия на погосте ударил пулемёт.

Длиннющей очередью. Та-да-дах. Та-дах. И «Остин» встал, задымился. Всё, каратели окарались. Пора идти трофеи считать. А ведь есть трофеи и очень нужные. С «Фиата» можно снять пушку Виккерса-Терни 37-мм, и ещё два пулемёта Breda Mod 5C. А с ленинского броневичка снимем два «Максима». Это уже не с голыми руками воевать. Далеко этим всем штуковинам до их «Браунингов» и ПТРС, с которыми прибыли в Испанию, но уже и не мальчики для битья.

В очередной раз поразился-удивился Брехт. У СССР сейчас превосходство в вооружении перед любой армией мира, ну, вот разве американцы чуть впереди, и как так получилось, что немцы за три года такой колоссальный рывок вперёд сделали. Где и что пошло не так?

И плохо, что теперь после того как Тухачевского арестовали и наверное уже расстреляли и подсказки подсказывать некому. Ещё только Блюхер не арестован, но надолго ли.

Подсказывать?! Там чистка идёт полным ходом. Сидеть нужно в своём медвежьем углу и не высовываться. Спрятаться надо. Пока Ежова не спрячут самого.

Глава 6

Событие шестнадцатое

Вести с орбиты. Вчера наши космонавты тепло проводили на борт космического челнока отважную американскую исследовательницу. В процессе пребывания на станции с ней было проведено семь научных и три не научных опыта.

Плохо. Перестарались. Ни одного живого. Даже ни одного тяжелораненого. Все мертвы. Дорвались. Кровопийцы. Вот, теперь как узнать, что это было? Опять только версии. Или разведка, или каратели, партизан наказать ехали за нападение на склад. Ещё не совсем понятно, почему итальянцы, а не немцы, ну, на худой конец, испанцы. А тут макаронники.

Ещё раз проверили всех. Нет, чуда не произошло. Все мертвы. Двадцать восемь человек, включая этих броневикистов. И взять с товарищей почти нечего. У них итальянские древние винтовки Каркано. Калибр, мм 6,5x52. Длинной 1295 мм и весом почти 4 кг. Длинная и тяжёлая. Ещё в том веке принята была на вооружение. С пулемётами и пушками на броневиках понятно. Их забрали. Оказались новейшие станковые пулемёты Бреда 37, калибром 8 мм. Вообще по сравнению с немецким МГ полное г… Патроны нужно смазывать перед подачей маслом. Маслёнка специальная стоит. Изыск. Хрупкий магазин. Сложность, а точнее запредельная сложность смены ствола во время боя. Плюсом – низкая скорострельность и малый боезапас. И вишенкой – слабый патрон. Не могли немцы напасть. Но взяли. Лучше иметь четыре плохих пулемёта, чем ни одного хорошего. Пушку Виккерса тоже с броневика сняли и установили в кузове Мерседеса. Теперь можно даже и от танков современных отстреливаться. Снарядиков маловато, всего шесть десятков.

– Иван Яковлевич, – вывел из задумчивости Брехта майор штабист Павел Красницкий, – Какие наши дальнейшие действия. Франкисты будут искать и нас и пропавших итальянцев и сложат два и два. Поймут, где мы, и отправят сюда более сильную часть.

Мистер «Очевидность». Это и так ясно. А вот, что делать не ясно. Ну, можно сесть на машины и прорваться, прямо вот откуда и приехали, через линию фронта. Возможный вариант. Атаки с тыла не ждут, и покрошить пехоту не сложно, имея такое количество пулемётов, а если у них там какая техника есть, что вряд ли, то есть пушечка и Акимушкин. А вот что потом? Его вызвали, чтобы он отбил у франкистов Толедо. Там промышленность. Промышленность нужна. А есть чем отбивать? Если там тоже три тысячи интербригадовцев необстрелянных дадут, то это ни к чему не приведёт, кроме людских потерь, да ещё и своих ребят положит.

А тут в тылу? Тут они могут прилично шороху понаделать. Легион «Кондор», вернее, его авиакрыло (Или это у американцев авиакрыло, а у немцев что? Эскадрилья? А дальше – авиаполк, как и у наших? А в Кондоре?) на ноль можно попробовать помножить, а ещё ремонтный завод с кучей техники. Что важней? Нельзя сейчас уходить через линию фронта. Чётких сроков, к какому числу нужно прибыть в Мадрид пред светлые очи президента Испании Мануэля Асанья-и-Диаса нет. Как нет и чётких приказов от Штерна. Значит, спешить не надо. Вот после разгрома «Кондора» другое дело. К тому же не понятно, а что сейчас творится в столице у франкистов, в Бургосе. Если новость о гибели Франко ещё не дошла, то сегодня точно дойдёт и что тогда будет? Вопрос?! Подождём.

– Ничего делать не будем. Выставим на обеих дорогах дозоры. По этой нехоженой тропке отправим на пару километров вперёд мотоциклиста, а по дороге от железнодорожной станции вышлем на такое же расстояние «Форд». Увидят и предупредят. Если их много, то отступим по другой дороге, а если силы приемлемые, то ждём здесь и принимаем бой. Тут можно вон в том доме, на окраине, пару пулемётов «Бреда» разместить и когда начнётся ударить почти с тыла.

– А вы что думаете, Иван Ефимович? – недовольно поморщился штабист белорусский.

– Я думаю, что на войне приказы командира не обсуждаются, а выполняются. Вас учиться к нам приставили. Вот и учитесь. На всей планете большего боевого опыта в современной войне сейчас ни укого нет.

– Ясно, – нет, не понял, обиделся, – Мне что делать?

– А вот и организуйте огневую точку в том домишке. Посмотрите на чердаке или, вон, на крыше сарая можно замаскировать пулемёты. Акимушкина не трогайте. И позовите лейтенанта НКВДшника.

– Слушаюсь.

Брехт, когда только в армию попал, то всё время путался. То сам «есть» отвечал, то с других это требовал. Оказалось, что надо отвечать «Слушаюсь». А ещё эта хохма по поводу «явился». В фильмах про Великую Отечественную Войну тут же, не отходя от кассы, хохмят, типа: «является только святой дух» или «являются к тёще на блины». Так вот, сценаристы хрень написали. Не учили матчасть. Лень. Нужно отвечать по уставу как раз – «Явился». Сейчас подколка другая. Противоположная. «Прибывает поезд на станцию! А военнослужащий что делает?».

Не всё однозначно. В военно-морском флоте, вот путешествуя в Испанию, Иван Яковлевич узнал, что именно моряки и должны на приказ отвечать «Есть». Ну, голодные. Что с них взять? Чем там кормил на броненосце матросов лейтенант Шмидт?

А вот что написано в строевом уставе пехоты за 1934 год.

В 1937 году кое-что из обращения изменили. Брехт в это время в Сарагосе был, и узнал только совсем недавно, Штерн поправил по телефону.

Опять неправильно в фильмах показывают. При поощрениях нужно говорить совсем не Служу Трудовому Народу. Нужно говорить «Служим (служу) Советскому Союзу». Данное приветствие было введено Уставом Внутренней Службы РККА (приказ № 260 от 21 декабря 1937 г.) Статья 31 Устава: «Если начальник благодарит – воинская часть или отдельные военнослужащие отвечают: „Служим (служу) Советскому Союзу“».

Событие семнадцатое

Вчера выиграл суд у ГИБДД. Мой адвокат доказал, что при скорости 250 км/ч знака 40 не видно!

Гаишник остановил блондинку за превышение скорости и попросил её предъявить права.

Блондинка (нервно):

– Вас, гаишников, не поймёшь! Только вчера сами забрали мои права, а сегодня ожидаете, что я вам их покажу!

Лейтенант НКВД Иван Полыгалов – ученик главного диверсанта СССР Старинова в бытность того в 1933 году начальником разведпункта, литер А Украинского военного округа, ногу залечил. Чуть совсем прихрамывает и физию слегка замотал бинтом. Порезался о стекло, из вагона вылезая. Готовили из него минёра – подрывника, но не пригодилось его умение. Зато он точно умел на мотоцикле ездить. Сам как-то хвастал, что у него был мотоцикл. Назывался мотоцикл – Л - 300. И делали его в Ленинграде. Брехт фанатом не был, тем более, квадроциклы себе сделал, а тут узнал, что всё опять до нас украдено. Когда трофеи осматривали, то Полыгалов его повертел, завёл, кружок сделал и сказал, что это его мотоцикл и есть. Оказалось, что наши, чтобы не изобретать велосипед взяли немецкий мотоцикл DKW Luxus 300 образца 1929 года и скопировали.

– Наши только лишнее убрали. Спидометра нет, электрической «бибикалки», стоп-сигнала. А так один в один. 300-кубовый двухтактный двигатель развивает 6 л.с. и позволяет ездить со скоростью до 80 км/час. Вещь. Зверь.

– Владей. – Про себя Иван Яковлевич усмехнулся. Шесть лошадей. Знал бы лейтенант, сколько в двадцать первом веке будут выдавать мотоциклы с 300 кубиками. У пацана соседа во дворе в Москве была Yamaha, так он хвалился, что она 180 км/час делает, а мощность двигателя 42 кобылы. Прогресс.

– Вызывали, Иван Яковлевич? – Ну, вот, а то «по вашему приказанию явился». По-людски заставил людей Брехт разговаривать. Ну, если не бой.

– Да, Вань, садись на коня. Отъедешь от деревушки по разбитой дороге километра два и стань в дозор. Постарайся где-нибудь за поворотом. Если ворогов увидишь, то включай максимальную скорость и гони сюда. В дозоре будешь. За поворотом понятно почему? Чтобы они тебя не увидели. Всё, двигай. Возьми с собой шоколада, тушёнку и галет. Обед и ужин пропускаешь. По темноте вернёшься. Ночью по той дороге не проехать. Выполнять.

– А можно вопрос? – не побежал.

– Давай, – значит, плохо объяснил.

– А если один мотоциклист едет? – и рожа зверская.

– А если конь?

– Какой конь?

– В кожаном пальто. Повторяю, в бой не вступать, себя не обнаруживать. На полной скорости едешь сюда. Теперь всё?

– Разрешите выполнять? – и этот обиделся, но причины противоположные с майором. Этот пострелять хочет. Орден нужен. Ну, на ордена уже все заработали. Или на расстрел. Приедем – увидим.

Акимушкин за сутки ходить не научился. Мог только лёжа стрелять. Плохо. И тут Брехту мысль пришла в голову. Вызвал Егорова – механика самолётного.

– Сходи туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что, но через пару часов, чтобы у Сашки Акимушкина было кресло поворотное и станок для пушки. Можешь танк раскурочить и оба броневика. Можешь у местных досок добыть. Одна нога там, побежал.

Не побежал, репу почесал и поплёлся, вот не «есть» ни сказал, ни «слушаюсь». Распустили вы людей товарищ Дон Педро.

Егоров не сказал про «есть», а первым делом пошёл к завхозу, коим Брехт Красницкого назначил и выбил у него две коробки шоколада, за чем и был застукан Брехтом.

– Так, тащ полковник. У них кузнец есть в селушке этой. У него инструмент, горн. Ещё бы песет чуток выделили и вдвоём мы таку-таку штуку сробим, загляденье будет. – Покрутил рукой, словно лампочку вворачивает.

А что, не себе.

– Товарищ майор, выделите, сколько понадобится. Вот, сердцем чую, что Акимушкин в этом противостоянии последнее слово скажет.

На «Форде» главную дорогу сторожить выехал сержант Афанасьев. Ну, этот к дисциплине приучен. Мотор ему сказал Брехт не глушить, пусть на холостых жрёт бензин. Три бочки прихватили на складе, да баки под завязку заправили. Тут скорость важнее бензина.

Зря готовились и волновались. Больше никаких гостей в Альмандронес в этот день не пожаловало. Егоров к вечеру забрал второй «Форд» и привёз из кузницы настоящий агрегат. Кресло и вращалось и само передвигалось по направляющим. Вот кого надо конструктором самолётов ставить. Никакие Туполевы и рядом не стояли.

Акимушкин, принесённый на колокольню, уселся, покрутился, поездил туда-сюда, произвёл пробный выстрел, без дефицитного снаряда и показал большой палец.

– Как вы говорите, тащ полковник – «Урою».

Немцы они не дураки. Они на разведку прислали самолёт. Мессершмитт Bf 109. Шёл он над дорогой, что разбита была, со стороны уничтоженного диверсантами склада продовольствия легиона «Кондор». Летел. Низко. Искал врагов и пропавших итальянцев. Полыгалова то ли не заметил, то ли за цель не посчитал, но появился вблизи церкви неожиданно и почти бесшумно. Когда увидели, было уже поздно метаться. Но на счастье русских, ну, почти русских – советских, немец пилот сходу стрелять не стал. Ходят солдатики в их немецкой одежде, перед церковью следы боя. Танк опять же их немецкий стоит. Помахал крыльями и пошёл круги нарезать. Зря. На втором круге Акимушкин из английской мелкой пушечки, весом всего сто тридцать кило, снарядик пустил. Бах. Не БАХ, а бах, из-за шума, что самолёт производил, почти и не услышал никто выстрела, колоколенка окуталось облачком мелким белым и всё действо. Снарядик маленький, всего 668 грамм, да и патрон весит чуть больше кило двести. Зато начальная скорость у него 600 метров в секунду. Снаряд вылетел из обрубка, иначе эту Виккерса-Терни никак и назвать нельзя и полетел. Вот снаряды из пушек они летят, а самолёт в те былинные годы по небу ползал со скоростью, которую в будущем и машина на земле многие развивали. Догнал заходящий на третий круг английский снаряд немецкий самолёт и русский снайпер начал на специально таскаемой с собой палочке рисовать очередную зарубку. Это его Иван Яковлевич надоумил. Режут же зарубки снайпера на прикладах винтовок, лётчики звёздочки рисуют, Но у Акимушкина то пушки, то пулемёты, они железные и всё время разные. Потому ему Брехт про палочку и рассказал. Прижилось.

Сейчас Иван Яковлевич заглянул через Сашкино плечо и помотал головой. На войне, кажется, за десять самолётов сбитых будут Героя давать. Или за двадцать. Так по обоим подсчётом Сашке Герой положен. Двадцатая зарубка. Силен. Чертяка.

Событие восемнадцатое

Мюллер на совещании:

– Все свободны. А вас Штирлиц я попрошу остаться.

– Ну попросите.

– Ну Штирлиц…… ну останьтесь….. ну пожалуйста…

Решили ещё на один день задержаться в деревушке при церквушке. Явно Господь их тут прикрывает от ворогов и ништяки всякие посылает. С немецкого самолёта ещё один пулемёт достался и лётчик пленный. Что-то удачно там Акимушкин продырявил и самолёт заглох и не взорвался и не закувыркался, сел на дорогу, что вела к железке. Тут лётчика Афанасьев подъехав на «Форде» и схомутал. Это только на первый взгляд сержант медлительный увалень. Фиг-вам. Он командир отделения диверсантов, а туда за красивые глаза не попадёшь. Пять лет отслужил и все пять лет тренировки. Схомутал, подцепил тросом самолёт и пригнал его в расположение. Ну, не совсем пригнал. На полдороге отобрали у него птичку ребята с гораздо более мощным тягачём. К «Мерседесу» подцепили. Брехт Валерия Иваныча поблагодарил и назад отправил.

В колокольне, внутри немца допросили. Кучу разных новостей узнали. Все плохие. А некоторый совсем плохие. Началось наступление на Гвадалахару. Иван Яковлевич полную историю Испанской войны не знал. Так отрывочки, но что Мадрид падёт раньше Гвадалахары – точно, и что после Мадрида ещё побережье будет держаться сколько-то, как-то же вывезли золотой запас. То есть, не должны Гвадалахару взять. Так вот, часть легиона Кондор всвязи с этим перебросили с того аэродрома, на который Брехт нацелился. Прямо им сюда под бок доставили. Но тоже не всё просто из-за их нападения на склад охрану усилили, там теперь полная рота стоит. Испанцы, но не крестьяне. Нормальная рота. Успела повоевать в Сантандере на Севере.

Это не самая плохая новость. Франко выжил, а с ним и министр Внутренних дел и ещё пару министров. Вот брат Николас погиб.

Да, как же так, двести метров вагон под откос кувыркался, как там можно выжить. Можно. Оказалось, что вагон бронированный и отделались ушибами и переломами. А ведь хотел Брехт спуститься и посмотреть. Прямо тянуло. Ц. Назад не отмотаешь. Генерал выжил и дал команду активизировать и Гвадалахару взять и тогда Мадрид в полукольце окажется. Никто уже спину не прикроет. Вмешался, называется в Историю. Так эта гражданская война с его-то вмешательством раньше закончится на целый год, если франкисты всё же возьмут Гвадалахару.

Ещё одной плохой новостью было то, что их ищут по всем направлениям и Альмандронес в числе вероятного месторасположения назывался. Лётчик бы сразу полетел докладывать об обнаружении партизан, но его смутил танк и следы боя. Думал, что бандитов уже нашли и истребили. Поплатился за пытливый ум, решил пролететь несколько раз и во всём точно убедиться. И тут Акимушкин на беду. Не повезло.

Сидели на воздухе с Красницким, «Весёлым Андре» и Светловым и обсуждали дальнейшие действия продиктованные открывшимися обстоятельствами.

– Аэродром новый нужно уничтожить. А потом ударить в спину наступающим на Гвадалахару. Это националистов отрезвит. – Белогвардеец бывший ткнул пальцем в карту. – Тут к их новому аэродрому только одна дорога. Фуэнтес де ла Алькаррия, – прчитал мудрёное название, на изъятой у лётчика карте.

– Дорога, то одна, только она через Ториху лежит и там националистов до чёртиков. – Красницкий тоже в карту тыкнул.

– Вот. – Поднял палец вверх Весёлый Андре, – так все и думают. Но у любой дороги два конца, мы можем с другой стороны подъехать, со стороны Бриуэги, со стороны гор.

– А туда мы как попадём. Нужно пересекать железную дорогу. И это горы, тут по полям не объехать. Только по серпантинам этим. – Брехт тоже в карту ткнул пальцем, а что всем можно, а ему нет. Он же тут главный.

– Ну, едет немецкая колонна далеко в тылу. И чего? Что на неё все в штыковую атаку должны бросаться? Нужно только срочно выезжать, а то ещё самолёты на разведку пошлют, – теперь Андре в небо палец тыкнул.

– Все так думают? – Иван Яковлевич обвёл взглядом командиров.

– Я бы посоветовал, поспешить в Мадрид. Но что самое интересное, этот аэродром как раз у нас на дороге будет. Так что все дороги ведут в этот Фуэнтес, – махнул рукой Красницкий. На самом деле нужно срочно сворачивать лагерь.

– Ну, по коням. Стройте бойцов.

Глава 7

Событие девятнадцатое

Подозрительные махинации вскрылись в ресторане «Прага». Деньги, получаемые от посетителей на чай, швейцар тратил не на чай, а на водку!

Полковник Брехт смотрел на вставшего из-за стола мужчину и прощался со спокойной жизнью. Что ещё веселей бывает? Бывает, и вот сейчас ему её обеспечат. Толедо брать пошлют. Взводом.

– Товарищ Григорович! – Брехт бросил руку к козырьку.

– А, Дон Педро!!! – заржал густым басом.

– Так точно. Педро, – тоже улыбнулся.

– Ладно, Иван Яковлевич, давай хоть тут по-людски поговорим. Зови просто – Григорий Михайлович, – комдив Штерн подошёл к Брехту и крепко пожал ему руку.

– Там полный коридор народу, – Брехт мотнул головой, на дверь указывая в приёмную.

– Подождут. Садись, сейчас дам команду, нам с тобой чай и сушек принесут. Не умеют тут делать сушки, полная херня у испанцев получается. Мягкие, не похрустишь. Ничего, скоро домой, там настоящих поешь.

– Домой? – Иван Яковлевич «домой» побаивался возвращаться. Там ещё Ежов вовсю свирепствует. Хотелось бы попозже. Тут, конечно, тоже стреляют, ну хоть бить и пытать не будут, и семья целой останется. А там с гарантией и самого шлёпнут, сначала на Блюхера показания выбив, а потом и семью репрессируют, детей в детдома разные, а жену могут лет на десять в лагеря, а могут и расстрелять. Так ведь и её бить будут. А ещё Валька совсем большая её тоже могут посадить. Нет. Домой рано. Лучше тут в Испании.

Штерн лет на десять старше. Еврей – сразу видно. Чернявый, волосы чуть кучерявятся и глаза такие – еврейские со скорбью тысячелетней. Но это ладно, сейчас половина военноначальников евреи. Наследие большевиков, Троцкого, и что примечательно среди генералов и маршалов Победы их не будет. Всех Ежов и потом Берия помножат на ноль. Внешний вид комдива Брехта раздражал, нет, он ни грамму не антисемит, дело не в нации. По моде многих военных в СССР этот Григорий, с позволения сказать, Михайлович отрастил себе гитлеровские усики и ими как-то поводил время от времени по-кошачьи, Ну, чистый Фюрер. Тот тоже чернявый, чем-то похожи немного. Пробором тоже.

А что про него знает Брехт? Да, прилично. Во-первых, почему-то победу при Халхин-Голе все приписывают Жукову. Жуков там был и командовал чем-то, вот тут Брехт не специалист, но всеми войсками будет командовать как раз Штерн, а до этого отличится при озере Хасан, когда Блюхер там всё завалит. Его отправят скоро туда, и там он заменит Блюхера в ОКДВА. Но это так мелочи. Штерна расстреляют в самом начале войны, за то, что проворонит первого Руста. Ну, как там звать того немецкого лётчика Иван Яковлевич не помнил, а вот то, что в мае 1941 года какой-то немец сядет на немецкий же транспортный самолёт и не замеченный ПВО, совершит перелёт по маршруту Кенигсберг – Белосток – Минск – Смоленск – Москва, где и приземлится. Это приведёт к волне арестов среди руководителей ПВО и ВВС. А Штерн как раз будет руководить этой самой ПВО. Он будет – начальник Главного управления противовоздушной обороны Народного комиссариата обороны СССР. За три года дорастёт от комдивов до командармов 2-го ранга, а закончит жизнь – генерал-полковником. И в Монголии хорошо будет воевать и в Финскую войну не сильно плохо. Так-то, зная его биографию, Брехт хотел к нему привалиться. Нормальный путь. И везде в почёте, а вот в Главное управление Противовоздушной обороны не надо. Желательно бы в 8-й армии в Северной Карелии остаться. Навалять там финнам в 1941 году.

Штерн демонстративно порылся на столе и протянул Брехту листок бумаги. Желтоватой грубой, на которой было от руки написано, что Брехта награждают орденом Ленина за успешные бои и освобождение города Сарагосы. И что отзывают в Москву. Приказ подписал первый заместитель наркома маршал Александр Ильич Егоров.

Дела. Егорова арестуют через пару недель. Сначала его жену полячку или польку (как правильно?) по национальности, а потом и его. Расстреляют, где-то, через год, будут долго и вдумчиво выспрашивать правду про руководство антисоветской организации правых в Красной Армии. Кстати, вместе с Будённым. Но Будённого Сталин отстоит. Что такое не везёт и как с этим бороться.

– Рад? – Штерн вышел в приёмную и вернулся с подносом, на котором стояло два стакана чая в подстаканниках и жестяная или серебряная тарелка с горкой кралек или сушек. Брехт взял одну, а она поддалась под пальцами и, правда, не умеют делать сушки испанцы.

– А ребята мои? – отхлебнул невкусную и несладкую бурду.

– А, дальневосточники твои. Пиши представление на награды. Отметим. Сам буду ходатайствовать.

– Нет, Григорий Михайлович, это, конечно, спасибо за ребят, я про другое. Они со мной отбывают? – сделал большой глоток не смаковать же этот, с позволения сказать, напиток. И обжёгся. Чуть не выплюнул.

– Ничего про это в шифровке нет. Запрос сделать? – А комдив чаем наслаждался, маленькими глоточками с шумом отпивая. И кральку одну за другой в рот засовывая.

– Не знаю. А как положено?

– Да, никак не положено. Тут в основном командиры. Все наперечёт. Это военспецы, а вот добровольцы по линии Коминтерна это другая история. Каждый раз со спецами по-разному, но там, в Москве, кого и когда назад отправить сами решают. А у тебя группа, даже не знаю. Сделаю запрос. – Опять отхлебнул, швыркая, комдив гитлерообразный и усиками поводил. – Ты вот, что, Иван Яковлевич, давай рассказывай о том, что ты натворил после того, как я тебя из Сарагосы отозвал. А то слухов много ходит. Хотелось бы из первоисточника правду узнать.

Брехт, допил чай, прожевал бублик всё же, наверное, так эта штука называется, раз мягкий, но маленький. Бубличек. И начал, вздохнув.

Событие двадцатое

Прапорщик говорит рядовому:

– Почему перед палаткой такая куча мусора навалена?! Немедленно вырой яму и закопай мусор!

– А землю куда деть?

– Ты что, совсем идиот, что-ли? Вырой такую яму, чтобы и мусор и земля поместились!

– Да ты, полковник, прямо былинный Илья Муромец, – Штерн вскочил и заходил по кабинету, потом остановился и в печку голландку поленце подбросил. – Холодно и зябко. Сырость вечная. Лучше уж наш мороз. Стой. Я тут запишу. Давай с того момента как вышли к аэродрому подскока легиона «Кондор». И помедленнее. Эпическая вещь получится. – Комдив сел за стол и макнул перо в чернильницу. Бронзовая с розовым мрамором. Антиквариат.

Брехт перенёс стул поближе к голландке и, правда, холодно, шинель он снял. Остался в немецком мундире без знаков различия. Всё, не оберст теперь и даже не колонель. Простой полковник. А, нет – настоящий полковник.

– Едем мы по дороге …

Бриуэгу проехали ночью, специально так подгадали. Идею бросить все машины и выбираться на мощном «Мерседесе» (Mercedes-Benz MB L6000) отбросили. Столько всякого добра нахапали, что Егорова Брехт послал даже посмотреть, не сможет ли он восстановить второй «Форд», что от итальянцев остался. Зря время потратили. Радиатор пробит, и пожар провода все сплавил. Так что выехали прежним составом. А нет. Впереди немецкий мотоцикл по лужам рассекал. Самое сложное было незаметно пересечь железную дорогу. Вот ночью и поехали. Ночью, этой же, и по очередному мелкому поселению проехали. Сориентировались по карте лётчика и остановились ждать рассвета в километре от Фуэнтеса. Аэродром легиона «Кондор» не в самом поселение, там извилистые горные тропинки, он чуть ниже в долине.

Едва начало светать, проехали мимо Фуэнтеса де ла Алькаррия и выехали на дорогу, что ведёт к вновь организованному аэродрому подскока. Край непуганных … немцев. Они организовали палаточный лагерь и в больших же палатках бензохранилище, замаскировали всё это ветками и сетью и думают, что в «домике». Допустим, может, с воздуха и не видно, но с дороги, которая спускается в долину, аэродром как на ладони. Ровные ряды палаток для роты охранения, много палаток, как бы, не два десятка. Отдельно чуть палатки для лётчиков и, видимо, техников. Есть полевая кухня и навес, ну, столовая, чтобы питаться не под дождём. Там лавки и столы деревянные.

На поле прикрытые ветками и сетями около десяти «Мессершмиттов» Bf-109 и три Тётушки Ю. «Худой», так потом наши солдаты и лётчики «Мессершмитт» на Великой Отечественной будут обзывать. «Худые» стояли двумя рядами. С одного при наблюдателях стали снимать сетку и отбрасывать в сторону подсыхающие ветки. В Испании вечнозелёных деревьев хватает. Сосна, наверное, какая. Готовить начали к взлёту истребитель. Один? На разведку возможно.

– Как ты говоришь, Иван Яковлевич, наивные албанские юноши. Так и есть, да мы их с пулемётов прямо отсюда всех выкосим. Вот тут нужно было охранение выставлять. Унтерменши. – Светлов выплюнул соломинку и повернулся к Брехту, – Ну, что сидим, улетит, потом вернётся и причешет нас из пулемётов. Командуй.

– Командую. Мужики, распределите сектора и приготовьтесь. Акимушкин, ты из своей пушки сначала по бензохранилищу врежь, а потом по самолётам начинай. Отряд, дистанция двести метров. Огонь.

Восемь пулемётов. Это много. Пусть это не крупнокалиберные «Браунинги», но это восемь пулемётов по тысячи пуль в сумме точно в минуту выбрасывают, даже с учётом перезарядки.

Акимушкин попал, жахнуло так, что часть палаток от колышков оторвалась и завалилась. Пулемёты хлестали по палаткам. Но Брехт заметил, что несколько лётчиков бегут не в ту степь, а к своим аппаратам, а седом и пяток механников.

– Перенести огонь по самолётом! – Крикнул Брехт, уяснив, что Акимушкин не успеет со всеми разделаться. Пока зарядит пушчоку кургузую, пока выстрелит, да ещё, вон, промазал один уже раз. Всё же совершенно незнакомая конструкция и ствол короткий, то есть снаряд не точно прямо летит, какая-то траектория у него есть. Вот и промазал.

– Не надо, я сам, сейчас приноровлюсь, – не отвлекаясь, проревел Сашка.

– Ну, чуть поможем. «Не горюй у немца это не последний самолёт».

Самолёты были заправлены не все и потому горели плохо. Да даже вообще не горели, но лётчики, увидев, что стреляют по их машинам, геройствовать бросили и пустились наутёк.

– Огонь по живой силе! – увидев это бегство, дал команду Иван Яковлевич.

– Ух ты, стреляют! – Светлов пригнул голову полковника. Вовремя. От камней, за которыми они прятались отлетели рикошетом с визгом пули.

– Где, уничтожить надо!? – Иван Яковлевич высунул нос из-за камня. Ничего не видно. Горит бензин, горят некоторые самолёты, солдатики мечутся.

Фьють. Опять пуля отрикошетила.

– Да, где же он?

– Вижу, сейчас сниму, – бывший хорунжий припал к окуляру прицела.

Бах. Бах. Еле слышно стреляет карабин «Маузер» на фоне стрёкота восьми пулемётов. Вот бабахи «Виккерса» слышны отчётливо.

Фьють. Не попал, значит, Светлов.

– Снайпер, опытный! – Хорунжий вставил новую обойму. – Ничего, сейчас покажем ему превосходство немецкого оружия.

– Так у него тоже немецкое, – Вот ведь какая дурь в голову под пулями лезет.

Бах. Бах. Бах.

– Готов. Сволочь! Афанасьева убил или ранил. «Максим» молчит. Я туда. Смотри, вон за той палаткой народ собирается. Не к добру. Держи карабин! – Светлов сунул Брехту «Маузер» и, перекатившись влево, по-пластунски пополз к замолчавшему пулемёту.

Иван Яковлевич, отложил бинокль и взял винтовку. Посмотрел на указанную старшим лейтенантов палатку. Вона чё, там раненому офицеру просто помощь оказывают.

Бах, Бах. Все пять пуль отправил по импровизированному госпиталю.

– Отбой! Прекратить стрелять! Акимушкин, твою налево, да угомонись. Сашка.

– Тащ полковник, до тридцати дайте догнать! – и взгляд как у кота из Шрека.

– Догони.

– Спасибо, тащ полковник, – и опять палить начал. Коллекционер, блин.

Событие двадцать первое

– Иван Яковлевич и что ни одного пленного не взяли? – комдив отложил ручку, которой в ускоренном режиме пытался поспеть за калейдоскопом событий доставшимся диверсантам при выполнении простого вроде приказа прибыть в Мадрид.

Нет, пленных брали. Не много, но брали, но тащить их с собой дело хлопотное и ненужное, всё, что нужно было, у них уже узнали, потому отпускали. Скорее всего, в Ад. Куда фашист может попасть? А если индусы правы, вот Брехт же попал в Штелле? Если индусы правы, то прав и Высоцкий. «И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь».

– Никак нет, Григорий Михайлович, пленных не брали. Бои.

– Понятно. Чем хоть обзавелись после уничтожения аэродрома? – снова ручку макнул в чернильницу Штерн.

Чем? Ну, медалей несколько взяли с орденами. Железный крест 2-го Класса, Почётный крест мировой войны 1914/1918, который с мечами – для принимавших непосредственное участие в боях. Ещё у пожилого фельдфебеля изъяли Медаль «За заслуги», с кайзером на аверсе. И всё, ещё Гитлер наград не ввёл толком никаких, даже для легиона «Кондор» ещё нет. Ладно, понятно, что Штерн не о медалях спрашивает.

– Досталось семь исправных пулемётов МГ-15. Ещё запчасти к пулемётам и десяток тысяч патронов, сколько на нашу технику влезло. И два «Форда», новенькие. Ещё краска не запылилась. Вот в них патроны и пулемёты и уложили, наши-то машины и так полны до краёв были.

– Ясно. Пулемёты, да ещё с патронами нам пригодятся. Или всё потратили при пересечении линии фронта? – строго так глянул, словно не испанских националистов они отправляли в лучший мир, эту саму линию фронта пересекая, патронами трофейными, а ходили с корзинками, украшенными золотинками всякими, и рождественские подарки выдавали. «Вот вам патрончики немецкие, дорогой Хулио».

– Часть потратили, но и привезли немало всего. Если мои бойцы со мной отбывают, то скажите, кому передать трофеи?

– Отбывают? Ну, полковник, договорились же, что запрос пошлю. Честно говоря, жалко и тебя отправлять и твоих ребят. Это же столько шуму вы наделали! Все остальные наши военспецы тоже геройски воюют, один Старинов Илья Григорьевич чего стоит, но до твоих подвигов им далеко. А про Смушкевича слыхал. Почти год в Испании воевал. С самого начала и вот только летом 1937 года отозвали. Воевал под псевдонимом – Генерал Дуглас. Был старшим военным советником по авиации, руководителем противовоздушной обороны Мадрида. Иногда, несмотря на ромбики в петлицах, лично вылетал на задание. Грамотно организовал систему ПВО Мадрида, резко снизив эффективность бомбардировок города. По возвращению в Москву присвоили воинское звание комкор, минуя звание комдив. За проявленные мужество и героизм при выполнении интернационального долга комкор Яков Владимирович тогда же был удостоен звания Героя Советского Союза. Есть с кого пример брать. Теперь и с тебя будут. Тебя тоже представлю к Герою, но это уже как в наркомате решат, поддержат мое ходатайство или нет. Только по всем делам – настоящий герой.

– Это не я это ребята, – смутился Брехт.

– И ребята у тебя орлы. Так, сбил ты меня Дон Педро. Давай рассказывай, как через линию фронта переправлялись. Вся Испания шумит.

Брехт про Смушкевича читал. Плохо всё. Тоже на Халхин-Голе отметится, будет там вполне успешно авиацией руководить. А потом станет начальником ВВС РККА. Порулит авиацией в «Зимней войне» с Финляндией. Получит вторую золотую звезду Героя Советского Союза. Уже настоящую. До 1 августа 1939 года звание такое было, а медали не было. Вот сразу две звёздочки получит.

А потом? А потом будут арестованы командующий ВВС Московского военного округа Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Пётр Пумпур и начальник Главного управления ПВО РККА Герой Советского Союза генерал-полковник Григорий Штерн, воевавшие вместе со Смушкевичем в Испании. Арестуют за пролёт самолёта немецкого в Москву. Но следователям этого мало покажется и они придумают ДЕЛО. Все эти генералы к тому времени, оказывается, являлись участниками «военной заговорщической организации», по заданиям которой «проводили вражескую работу, направленную на поражение Республиканской Испании». И потом их всех после начала войны вывезут двадцать пять человек высокопоставленных командиров РККА и расстреляют.

Как бы 15 мая 1941 попасть в этот Белосток и взорвать тот немецкий транспортный самолёт. Столько хороших командиров пострадает. Или он не садился в Белостоке? Иван Яковлевич, как не напрягал память, точнее вспомнить не мог. Немецкий военно-транспортный самолёт «Юнкерс-52» (Та самая «Тётушка Ю» или, как называли его сами немцы – «Мауси-флюгцойг» – самолёт с мышиным хвостиком) перелетел по маршруту Кёнигсберг – Белосток – Минск – Смоленск – Москва и приземлился в районе стадиона «Динамо». Всё. Ни кто управлял, ни садились ли они в этих городах. Нет, скорее всего. Значит, в Кёнигсберге нужно взрывать Юнкерс «мышиный хвостик».

В той истории больше всех, наверное, сам Сталин виноват. Сбивать самолёты-нарушители немецкие категорически запрещалось. А их были сотни и сотни. Наркомат иностранных дел СССР подавал официальные протесты Германии, на которые она не реагировала. К тому же, вот тут вина Смушкевича точно есть, наши командиры ПВО не знали, как выглядят самолёты Германии и приняли его за рейсовый самолёт ДС-3.

Ну, вот и ответ. Если самого не расстреляют раньше, до Халхин-Гола, то он там со Смушкевичем встретится и подскажет командарму, что людям не плохо бы было картинки показать с самолётами вероятного противника.

– Иван Яковлевич, чего задумался? Рассказывай, как линию фронта проходили.

Глава 8

Событие двадцать второе

Профессор понял, что совершил ошибку, передав секрет своего смертельного оружия военным. Но было уже поздно. И он лёг спать.

Ночью линию фронта не пересечёшь. Не так, до того как её пересечь, её же найти надо, подступы разведать, а то попрёшься ночью и угодишь во вражеский окоп полный озверевших от голода националистов. Набросятся с вилками.

Ну, на самом деле колонну грузовиков бросать не хотелось, а потому, нужно пересекать эту саму линию днём и по дороге. Но хоть война ещё не та, и никто колючку не натягивает, да и окопы испанцы рыть не приучены, воюют странно, постреляют из леса или из-за домов друг в друга и опять у них тишь да благодать, силы накапливают. Вот самолёты немецкие и русские это да, летают и колошматят друг друга. Не даром по итогам этой войны десятки советский лётчиков будут награждены орденами, многие и Героями Советского Союза станут.

Словом, чтобы колонну перетащить через границу эту, нужна разведка. После разгрома немецкого аэродрома поехали не к линии фронта, где их будут искать, и не к Гвадалахаре, а в обратном направлении. Дохали до городка Марончеле, там повернули на юго-восток и, минуя ещё один городок-селение Сафуэнтес, выехали на дорогу, что идёт вдоль реки Тэжу. Почти никто по дороге не встречался, ехало несколько телег, один раз обогнал колонну «Форд», но на немецкую технику никак не отреагировал, хотя, может и отреагировал, газу добавил. Брехт уже хотел было послать за ними НКВДшника на мотоцикле, пристрелил бы, и ещё один грузовичок вдобавок, но передумал. Мало ли. Пока можно ехать тихо, нужно тихо и ехать. Так, никем и не остановленные, добрались до города Саседон. Он почти прифронтовой. Если повернуть на дорогу, что идёт до Каньявераса, то где-то там и пролегает в горах линия фронта, а если ехать на юг, то прибудешь в Тарахон. Тоже приграничный или прифронтовой город. Здесь до Мадрида уже рукой подать. Вся загвоздка, что здесь равнина и линия фронта, скорее всего, гораздо больше укреплена и войсками забита, а вот те горные дороги если и охраняются, то не так сильно.

Имелось возражение у майора Красницкого, что, раз идёт штурм Гвадалахары, то нужно появиться у националистов в тылу и ударить по ним. Помочь нашим. Почему нет, был бы полк под рукой, именно так бы Брехт и поступил, но у него взвод и восемь раненых и покалеченных из них. А нет, девять, ранили же Афанасьева ещё. Да и Акимушкина с распухшей ногой добавить можно. Десять из тридцати шести человек. И ещё минус пацан сопливый и дивчуля горбоносая и мохноногая, как оказалось. И кем тут ударить в тыл наступающим франкистам. Да, у каждого боеспособного в руках пулемёт. Огневая мощь по нонешным временам чудовищная. А раненые пусть гранаты кидают?! Самоубийство.

Нет, не будем рисковать жизнями красноармейцев. Они пригодятся эти жизни, когда настоящая война с настоящим врагом начнётся. Эту войну всё одно не выиграть, а будет убито плюсом тысяча испанцев или минусом, никак не отразится на действии Германии. Она всё равно нападёт на СССР и три десятка диверсантов на той войне нужнее. Как это объяснить штабисту, Брехт не знал. Точно по возвращении накатает на него товарищ Красницкий несколько телег: и трус, и предатель, и пленных убивал, и … И самое главное – Франко упустил. Шлёпнут. Тоже пристегнут к тому заговору, что и Смушкевича.

К счастью, или к несчастью, но ничего майор Красницкий не напишет, как и ещё несколько человек. Кроме него погиб в первую же секунду боя лейтенант НКВД Полыгалов, погибла Адонсия, прикрыв собой Брехта, и погиб раненый сержант Афанасьев. Дело было так. Свернули на дорогу, что идёт до Каньявераса, и проехали по ней пару десятков километров. Дорога плохая, узкая и грунтовая. С одной стороны скалы, с другой, то тоже скалы, а то и обрывы, ну не километровые пропасти, но всё же. Вывернули из-за очередного поворота, а навстречу мчится на мотоцикле Полыгалов. И вдруг прямо перед ним земля вспухает, и потом раздаётся грохот. Рассеивается дым, а по дороге навстречу едет броневик итальянский – «Фиат» и стреляет из пушки. Вторым выстрелом и накрыло штабную машину красненькую. Сидевший за рулём Красницкий погиб сразу, а на заднем сидении на грудь Брехту, наверное, ища защиты, бросилась Адонсия Рибера, а получилась, что прикрыла собой от осколка. Оглушённый Иван Яковлевич с полминуты сидел и звон в ушах слушал, потом отвалил безжизненное тело девушки и попытался вылезти из этой западни. Не получилось. Дверь заклинила. Пришлось выползать через разбитое переднее стекло. Мимо убитых Красницкого и Афанасьева, которого взяли к себе в машину, чтобы трясло раненого меньше. Помогли, называется. Наружи шёл бой, за броневиком двигались пехотинцы. Они постреливали из винтовок. И чуть не цепями шли вперёд. Это против пулемётов?!

Третий выстрел броневику сделать не дал «Мерседес», он разогнался и сначала сбросил с дороги «Хансу», а потом со всей дури врезался в «FIAT 611». Разные величины. Итальянскую машинку отбросило, и она несколько раз перевернулась, прежде чем осесть башней в ручье. Ну, а потом по пехоте ударили пулемёты. Испанцев было много. Очень много. Не меньше батальона. Прямо устлана была дорога трупами и ранеными, когда бой закончился, несколько сотен. Никто не считал. Не до них.

Брехта, подобрали с обочины, где он за камешком отлёживался и изредка стрелял из М1911 в подставившихся испанцев. Пока патроны не кончились. Всё, теперь можно избавляться от американца хромированного, никак не получалось в Испании пополнить запас патронов. Жалко, протёр его Иван Яковлевич и сунул назад в кобуру. Вернётся ведь когда-нибудь домой. Где ещё один такой красивый добудешь?

Пленных было полно. Даже майора одного взяли. Причём, его только в щеку поцарапало осколком от камней, а визгу-то было, что ранен бедняга и его нужно перевязать. С помощью Хуана Прьето – пацана испанского и полиглота по совместительству, допросили и перевязали майора. Или перевязали и допросили. Какая разница, потом всё одно пристрелили. Не нужны пленные. Ещё до фронта не доехали.

Оказалось, что тот самый «Форд-АА» опознал их колонну, а не «Форд», а офицер внутри. По всей Испании уже об их подвигах поведали и всем приметы машин сообщили и по радио, и по телефонам. То-то «Форд» резко скорость добавил. Эх, хотел же дать команду НКВДшнику догнать машину и пристрелить водителя и сидевшего рядом офицерика. Сейчас бы и четверо человек его живы были, и машины на три больше было. Мотоцикл разбит, «Ханса», вдребезги и «Форд» один с пробитым радиатором, а если бы тот «Форд» остановили, то было бы плюс четыре, а не минус три. Всегда надо доверять первому порыву. Это интуиция.

Так вот, «Форд-АА» ехал в Каньяверас и, ведь, доехал. И там офицер доложил про колонну с партизанами. Ну, с фронта сняли готовящийся к наступлению батальон, усилили его тремя броневиками и отправили уничтожить проклятых диверсантов. Спасло от разгрома колонну советскую, что по дороге сначала один броневик встал, закипел мотор, а потом и ещё один. В горку плохо итальянские броневички идут. Второй просто заглох, и заводиться отказался. Искра ушла.

Впереди в пяти километрах линия фронта, но там сейчас, после того как батальон сняли, остался только взвод и санитары со всякой обслугой.

– Иван Ефимович, вы садитесь на «Мерседес» и протараньте и те два броневика, а то ездить-то они не могут, а вот стрелять могут. Свою машину не калечьте, не ударом, а подъедете вплотную и тупо сбросьте под откос. Без «Мерседеса» нам хана.

– Нормальный план. Выпрыгивайте ребята. Я один поеду.

Что хорошо в армии – приказал командир, все и выпрыгнули. Забыли только про Акимушкина с его пушкой. Он лежал в дальнем уголке под брезентом. Вот и забыли. Старший лейтенант сел за руль и тронулся. Остальные уплотнились, как могли. Осталось всего три машины – «Форда» два и одна санитарная машина «Phänomen Granit 25». Даже на подножках пришлось некоторым устраиваться, благо дорога шла под гору. И вдруг впереди выстрелы загрохотали. Неужели в броневике солдатики испанские шустрее бывшего хорунжего оказались.

– Добавь, Иваныч, – с подножки попросил Брехт сидящего за рулём сержанта Зайцева.

Вывернули из-за поворота, а там бой. Стоит их «Мерседес» чуть боком, внизу в ручье валяется очередной «Фиат», а по дороге прёт на них последний броневик, починился видимо. Починили. Нашли искру. Вот по нему с кузова броневика из своей кургузой пушчонки и палит забытый Сашка Акимушкин. Бабах и столбик дыма вспухает в пять митрах от «Мерседеса». Бабах и прямо по броневику попадает снаряд из «Виккерса». Всё, бой закончен. Снаряд шестимиллиметровая броня не держит. Акимушкин – это как и Мел Гибсон – «Смертельное оружие».

Повезло, что забыли про Сашку Акимушкина, и повезло, что есть такой человек в их отряде, который почти не промахивается. А вот сам Акимушкин огорчил.

– Иван Яковлевич, тащ полковник, это был последний патрон. Как теперь воевать? – и лицо перекошенное. Ему сейчас бы «Браунинги» его спаренные и конец нахрихтен Испании, всех покрошит.

– А в броневиках же есть и пушки и пулемёты. Может, из двух одну соберём. Где у нас Егоров?

– Туточки, тащ полковник, зараз посмотрим. В том, что свалился, должны быть и снаряды и пушка должна быть исправна, аккуратно лёг.

Удачно. С двух броневиков получилось добыть два пулемёта, причём не древние итальянские Breda Mod.30, а новейшие Lewis калибра 7,7 мм британского производства. Пушки были теми, что и у Акимушкина – «Виккерсы». И полный почти боекомплект у обеих. В одном все положенные пятьдесят снарядиков 37 калибра, ни одного не потратили, а в другом сорок восемь. Два раза и успел выстрелить. Один мимо, а второй пробил колесо у «Мерседеса». Поменяли быстренько и дальше поехали, пока там очухаются на передовой, они уже в гости наведаются.

– Ну, а дальше проще уже было. Подошли на всей технике к линии обороны, там они что-то типа крепостной стены поперёк дороги выстроили. Так они с этой стороны оказались. Врезали по франкистам из пулемётов и положили всех, потом ещё по палаткам причесали. Довольно долго возились со стеной этой. Не рискнули таран свой мерседесовский применять. Там в кузове столько ценностей. Соорудили цепочки из десяти человек и вручную разобрали кусок этой Великой Китайской Стены, чтобы машины проехали. Я с парочкой бойцов пока по палаткам прошёлся, нашёл карты, вот эти, – Брехт, сунул Штерну планшетку с картами, – и вот это вроде шифры. Я не специалист, но взяли в палатке, где рация была. Радист убит, и рация вдребезги, а вот перед рацией на столе эти листки с цифрами и буквами. Если специалисты есть, пусть посмотрят. Может быть, тогда можно будет их шифрованные радиограммы перехватывать и расшифровывать.

– Это нужно и, правда, отдать. Есть тут отдел при штабе республиканцев. А дальше как?

– Дальше? Дальше навесили красные флаги на машины и до нашей стены такой же доехали. Ну, её уже сами испанцы разбирали. Флаги? А купили у священника в Альмандронесе. Для праздничных одежд держал. Вот у нас же праздник – добрались.

– Так, Иван Яковлевич, за все твои геройства Президент Испанской Республики Мануэль Асанья-и-Диас тебя орденом «Освобождения Испании» наградил. Завтра торжественно вручат. Ты подготовь список, ребят твоих тоже орденами «Испанской Республики» наградят, и за нами, думаю, не заржавеет, когда вернёмся в СССР. Тоже готовь представления на награды. Всё, свободен, а то сейчас и, правда, кабинет будут штурмом брать. Вон, шум уже в приёмной стоит. До свидания.

– До свидания. – Брехт козырнул и вышел в приёмную, потом из неё в длинный коридор штаба. Вдоль стен стулья стоят разномастные. Сел на один и задумался. Ехать сейчас в Москву не хотелось. Застрять надо где-нибудь по дороге.

Событие двадцать третье

– Сэр! А почему это все медали на вашей собачьей выставке получили собаки только чёрного цвета?

– Политкорректность!

Отряд, из тех тридцати шести человек, что отправились на корабле «Советский Казахстан» в Испанию, потерял уже шестерых. В Сарагосе погибло трое диверсантов и в последнем бою трое. Ну, Полыгалов Иван и Павел Красницкий чужие люди, но успели за эти месяцы с ними сжиться, почти за своих считались, разве майор всё время нервировал. Склочный дядька и какой-то болезненно-обидчивый. Всё по его должноделаться. Только разница в звании и сдерживала, наверное, майора чтобы не начать напрямую командовать. Как же, он старше Брехта лет на десять. Под сороковник. Чего уж теперь, погиб. Всех жалко. Особенно эту смешную Адонсию. Неправильно это, когда молодые девчонки гибнут.

Есть и пополнение в отряде – белоэмигрант Андрей Мартьянов по прозвищу «Весёлый Андре», Федька Леший, он же Франческо Дель Боско, который моряк – минёр с эсминца «Маэстрале» и немец выпрошенный у «Папаши Отто» – Вильгельм Бруммер.

Брехт вписал в представление на награждение орденом «Испанской Республики» всех и живых с пришлыми и мёртвых. В этом времени награждать посмертно не принято, но неужели испанцы пожалеют несколько, скорее всего, даже не серебряных цацок для погибших за них людей.

Награждали на площади с названием «Площадь Конституции» перед дворцом Каса-де-ла-Панадерия, который, как перевёл гордый донельзя пацан переводчик Хуан Прьето, переводится как – «Булочная». Раненых на площадь не потащили, они в госпитале. Мёртвых похоронили три дня назад. Так что, отрядик куцый совсем. А зрителей и того меньше. В основном советские военспецы. Их тут прилично в Мадриде. Один за танки отвечает, другой за авиацию, третий за артиллерию и ещё несколько человек, тоже за что-то отвечающих. Ну, и Штерн, понятно. Он за всё и за всех отвечает.

Президент Испанской Республики Мануэль Асанья-и-Диас на лидера нации воюющей не походил от слова совсем, а на вождя и подавно не походил. Маленький толстячок с большими залысинами в золотых очках. Корреспондентом был, адвокатом, неудачным предпринимателем, а потом сразу военным министром, премьер министром и Президентом. Крутая карьера. Вот только так неудачливым предпринимателем и адвокатом и остался. При таком лидере просто априори не могла Испанская Республика победить. Во время войны, тем более гражданской, нужен жёсткий, да даже – жестокий лидер. Своих же надо истреблять – соотечественников.

А этот пухлогубый старичок – колобок, весь в цепях и орденах, точно таким лидером не был. Вот речь сказал длинную и вычурную, награждая Брехта и его людей. Сразу видно – адвокат.

Орден «Освобождения Испании» красивый – белый крест на зелёном дубовом венке и на трёхцветной колодке оранжево-жёлто-белой. Прямо в глаза бросается. Да, будет чему Калинину удивляться, когда тот станет свободное место на кителе искать, чтобы орден Ленина обещанный приколоть. Шесть иностранных орденов. Правду говорят, что мысль материальна. Захотел коллекцию иностранных орденов собрать. Рассказал об этом всем и вуаля, всё получилось. В каждом сражении бойцы для него с мёртвых и не мёртвых пока врагов ордена и медали срывают, так и главы государств не отстают, просыпают на грудь Ивана Яковлевича дождь целый из орденов.

После награждения банкета, как у Франко не было. Распустил Президент народ и удалился сам, наверное, очередную передовицу в газету писать. Зато их со Светловым пригласил Штерн Григорий Михайлович, вместе с десятком советских военспецов, которых президент Испанской Республики тоже наградил, вместе с отрядом Брехта, обмыть награды.

Брехт ещё помнил, чем обмывание наград заканчивается и потому только делал вид, что рюмашки с коньяком опрокидывает в себя. Повторять утренний моцион, что в поезде случился, пока не хотелось.

Впрочем, закончилось всё быстро. У всех дела неотложные. Брехту их тоже надавали. Нужно готовиться к переезду. Нет, Толедо, теперь без него будут брать, как и без его отряда. Всех отзывают домой. Только разными дорогами. Он едет через Брест французский. Так быстрее. Хоть на первый взгляд и круг приличный, а весь остальной отряд, под руководством старшего лейтенанта Светлова Ивана Ефимовича, с тем самым «Советским Казахстаном», сбросившим болгарскую личину, возвращается через пару недель в Одессу. Итальянцы захватывать и топить наши корабли перестали. Лига Наций им пальчиком пригрозила. Да и потери, что им Брехт нанёс чуть немцев и итальянцев охладила. Заняты постройкой нового флота и те и другие, не до захвата чужих кораблей сразу стало.

Брехт отряд собрал в госпитале и там раненым и увечным ордена вручил. А потом и рассказал об их дальнейшей судьбе. Не все обрадовались. Сразу трое нашлось недовольных. А потом и четвёртый к ним присоединился.

Глава 9

Событие двадцать четвёртое

– Ватсон, тот джентльмен не человек, а робот, и зовут его Терминатор.

– Поразительно, Холмс! Но как вы догадались?!

– Элементарно, Ватсон: я проверил его паспорт. Он оказался техническим.

Так получилось, что в путешествие отправился Иван Яковлевич не один. Совсем один и не собирался. Ещё уезжая из Сарагосы уговорил присоединиться к их диверсионному отряду бывшего белогвардейца, а ныне рабочего кузницы в предместье Парижа Андрея Мартьянова по прозвищу «Весёлый Андре». Покинул бывший прапорщик Родину в далёком двадцатом году в возрасте двадцати одного года. Не из Крыма, как большинство эмигрантов, а из Украины, когда всем казалось, что армия Тухачевского, что рвалась к Варшаве, захватит её и в Польше тоже придут к власти коммунисты. Особо о том времени «Весёлый Андре» не распространялся. Да, вообще говорил очень мало. Сейчас мужику под сорок и жена есть француженка и двое детей. Чего сорвался на чужую войну, да ещё за коммунистов воевать. Сам он по этому поводу сказал коротко: «Наплевать мне на коммунистов и испанцев, хотел убить немцев побольше». Оказалось, что когда немцы заняли Украину, то стали там грабить и порядок свой наводить. А в поместье под Черниговым у него жил отец и молодая жена, да ещё два брата младших. Пришли немцы в поместье Мартьяновых экспроприировать продовольствие, а старший Мартьянов на них с шашкой вышел. Убили его, убили бросившихся защищать отца пацанов, изнасиловали, а потом убили жену. Узнал об этом прапорщик, когда отступал к Варшаве. Убил пару немцев, что были инструкторами-командирами в их полку и подался в Париж. Там и осел. Но вот злобу затаил, и когда оказалось, что можно в Испании, если воевать за республиканцев немцев убивать, то одним из первых записался.

Самое смешное, что потом оказался в интербригаде, где в основном немцы одни. Когда ему Брехт на это указал, то Андре зло на него глянул, не как на врага, а как на дуболома, и сказал: «Вот полковник целый и человек геройский, а немца от камрада отличить не можешь».

Брехт тогда предложил Весёлому Андре перейти в его отряд.

– Я в Россию не поеду, там меня расстреляют, да и жена с детьми в Париже.

– Расстреляют. Вполне возможно, так что я тебя и не зову. Просто всё это скоро кончится и нужно будет домой мне через Францию возвращаться, а я там хочу дельце одно обтяпать. Нужен провожатый и помощник.

– Убить кого? – приподнял уголок правой губы верхней, клык освобождая.

– Убить.

– Немца?

– Ну, не совсем. Прихвостня немецкого.

– Так тоже неплохо. Жаль, что ты немец. Но как сказал уже – человек геройский и фашистов с нацистами крепко бьёшь. Согласен. Вступлю в твой отряд и в Париже помогу, когда вернёмся.

Так что это был первый член отряда, который оказался у Брехта, когда они в Валенсии садились на пароход до Марселя.

Вторым был немец. Куда без них. Вильгельм Бруммер тоже решил, что хватит ему воевать. Пора домой. Там тоже жена и двое детей. Ну, и что, что он коммунист. Коммунисты тоже хотят спать на кровати, а не в палатке, а то и вообще под открытым небом, под дождём плащ-палаткой накрываясь. Отдал он свой долг Коминтерну. Пора и супружеский долг отдать. Отдавать. Накопился.

– Не боишься в Германию возвращаться? – спросил его полковник. Помнил, что гитлеровцы с коммунистами не сильно церемонились. Либо концлагерь, либо расстрел.

– Заберу семью и перееду к родителям жены, она как раз француженка, в Коминтерне познакомились, давно они нас в Эльзас звали, всё жаль было покидать родной дом. Теперь, хочешь, не хочешь.

– Решение правильное. Думаю, в Германии тебя расстреляют, да и семью репрессируют, – согласился с Бруммером Брехт.

Так что берлинец стал вторым членом отряда.

Третьим стал итальянец. Понятно, что это – Федька Леший, он же Франческо Дель Боско. Но этот в Париже оставаться не собирался. А собирался он с Брехтом до конца ехать, до самого Спасска-Дальнего. Где Иван Яковлевич ему земли гектар обещал и жену кореянку.

Точно. Ляпнул такое Брехт, когда они эсминец итальянский захватили. Нужен был минёр. Но вот сейчас? Если они доберутся всё же до Москвы, то служба Федьки Лешего на флоте фашисткой Италии – это «Казус Белли». Объявят ему войну соратника Ежова и победят, весьма вероятно.

– Хорошо. Только ты говори, что гражданин Испании.

– Но я почти не знаю испанского! – опешил торпедист.

– Ну, учи. Вон с Хуаном общайся. А, вообще, говори, что жил на острове Мальорка и что у тебя отец итальянец сбежал от фашиста Муссолини туда. Вот тогда ты будешь с радостью принят в СССР.

– А документы?

А документы? Пришлось идти к Штерну и объяснять ситуацию. Нет, конечно, правды не сказал, сказал как раз эту версию, и что документы остались в машине сгоревшей, в «Хансе».

– Я переговорю с испанскими товарищами. Поможем.

И помогли. Паспорта не выдали, а справку с описанием всего этого бреда брехтовского дали. Ну, в СССР всё одно новые документы получать, а для Франции такой справки хватит.

Так появился третий член отряда.

А четвёртым неожиданно стал Хуан Прьето. Четырнадцатилетний пацан решил перебираться с Иваном Яковлевичем в СССР. Если бы через Одессу, то, наверное, это не сложно. Куча народа перебралась. Десятки тысяч, если верить газетам того времени и википедии другого времени. Та же мать Харламова. Да много кто. Но это если тут сел, а выходишь уже на территории СССР. А здесь Франция. Паспорта у четырнадцатилетнего пацана нет. Даже вообще никаких бумаг нет. И что делать? Пришлось снова к Штерну обращаться. Но времени уже не оставалось, и тогда Брехт решил ход конём сделать. Проехали они до одного из поселений, недалеко от Мадрида, и там алькальд за пару тысяч песет сделал Хану паспорт. Добавив четыре года. Ну, мелкий уродился и худой. Что теперь поделаешь.

Так что на пароход до Марселя Брехт купил пять билетов.

Событие двадцать пятое

Хочу на море! Традиция у меня такая – каждый год хотеть на море…

Штирлиц вышел из моря и лёг на гальку. Светка обиделась и ушла.

Всю дорогу штормило. От души. Иногда казалось, что волны прямо перехлёстывают пароход и вот следующая, ну, вот следующая точно, тогда вон та … утащит его на дно Средиземного моря. Брехта постоянно тошнило. Вроде вполне приличный вестибулярный аппарат достался, но у каждого аппарата свой предел имеется. Тут предел наступил ещё ночью, когда волнение поднялось. И продолжалось волнение все два дня дороги, все два дня Иван Яковлевич ходил по каюте, лежал в каюте, ползал по каюте и пугал ведро рыком. Уже после третьего или четвёртого приступа желудок опустошился полностью, и только выпитая вода, чтобы не обезводить организм через несколько минут пополняла содержимое ведра. Сдохнуть легче. Нафиг такая война нужна. Нужно было в Туве Премьер-министром оставаться. Нету в этом квесте опции отмотать на несколько месяцев назад?

А только берега Франции замаячили на горизонте и буря стихла, не так, как взяли и выключили, но за час всё почти успокоилось. Пароход перестало швырять, дождь перестал хлестать, ветер перестал завывать. Кормить перед самым прибытием никто не собирался и Иван Яковлевич достал пачку немецких галет и баночку красную с шоколадом. Два дня ничего не ел. Жуя шоколад, подумал, что нужно бы людей своих навестить. Тоже голодные, небось, но глянул в вещмешок и передумал. Осталось три банки шоколада, а спутников четверо – ещё подерутся. Досталась интернациональной БРИГАДЕ, что решила последовать за Брехтом общая большая каюта, а для Ивана Яковлевича Штерн забронировал одноместный люкс. Пароход был французским. «Цезарь» назывался. Не сказать, чтобы маленький, но и не «Михаил Светлов».

Вот помяни чёрта, то носа не казали, а тут все вчетвером к нему припёрлись. И точно за едой, ну и за наставлениями, как таможню проходить. Вздохнул полковник и красные баночки достал, хорошо шоколад там секторами. Высыпали все в кучу, а потом примерно поровну на всех разделили. Интернационал жевал, а Брехт говорил, чтобы не паниковали. Их, таких возвращенцев, из Испании целый пароход, а до этого ещё десятки пароходов было, а после них таких пароходов будет несколько сотен. Когда все интербригадовцы домой побегут. Надо отдать должное генералиссимусу Франко, он всех отпустит по домам. Хоть они против него воевали и его испанцев истребляли. Наёмники и преступники. Но отпустит. И даже организует вывозку. Не всех сразу, но интернирует.

– А с золотом что? – это немец понятно вопрос задал.

Самый рачительный. Золота было полно. Оставили себе после экспроприации одного из банков Сарагосы. Золото было в монетах. На пятерых получилось по сотне почти монет. Это были монеты в сто песет, выпущенные при короле Альфонсо XIII. Большие монеты в 32 грамма 900 пробы. На самом деле большие – 35 миллиметров в диаметре. Для сравнения Николаевский червонец весил всего 8,6 грамма и имел диаметр – 22,5 миллиметра. То есть, эта монета испанская была по весу, как четыре наших.

Зашивать их в подкладку не стали. Андре сказал, что если спрятанные найдут на таможне, то точно отберут, а так задекларируешь и ввози на здоровье, ну пошлину возьмут небольшую.

Пришлось белогвардейцу ещё раз это повторять. Ситуация в их отряде вообще складывалась парадоксальная. Пять человек и четыре нации, ну Брехт или немец или русский, но эти представители уже имелись. И плюсом испанец и итальянец. Итальянец чуть знает французский и совсем чуть-чуть испанский. Испанец знает немецкий и английский и хуже французский. Брехт знает немецкий и похуже английский, а эмигрант белогвардейский французский и похуже немецкий. Потому говорили все сразу и все друг другу с одного языка на другой переводили. Да ещё Брехт всех путал, когда на древненемецком пытался общаться.

Шоколад быстро кончился и галеты потом, а вот вопросы остались. Решили спросить на таможне, где можно монеты на франки бумажные поменять. Всем ещё через кучу границ перебираться и каждый раз светить испанское золото чревато. Как в той же Германии отреагируют на таможне, а как в СССР? Вообще финиш будет. Прямо там и расстреляют. За такую-то груду золота.

Кроме того Брехт ведь наметил мероприятие одно в Париже. Нет, он точно не знал, где в настоящее время находится объект поисков, но, скорее всего, всё же в Париже и, значит, там придётся задержаться. Разведать всё как следует. Потом сам акт и потом на дно залечь. Так что, франки понадобятся.

– Месье! – В дверь забарабанили.

– Да, – Брехт открыл дверь, а там стюард с какавой. Вот что значит каюта первого класса. А ведь какао это тот же самый шоколад. Наелись уже все.

– Иван Яковлевич, – умоляющие глаза Хуана.

– Андре, скажи ему, что нам надо десять таких кружек. Заплатим.

Вот что франк животворящий делает. Бегом этот гарсон убежал, увидев монету. За сдачей. Ну и за какао. Тут всему пароходу можно целый день его пить за такую монету.

Событие двадцать шестое

В стане батьки Махно.

– Батько, белого привезли!

– Расстрелять!

– Батько, красного привезли!

– Расстрелять!

– Батько, снова белого привезли!

– Расстрелять!

– Батько, пожалей, последний ящик остался…

Без приключений в Марселе не обошлось. Без стрельбы и прочих смертоубийств, но с бренчанием на нервах. Как и говорил кузнец и бывший белогвардеец Андрей Мартьянов с золотом особых проблем не возникло. Посчитал похожий на Энштейна мужчина на таможне монетки, взвесил, покусал и предложил заполнить декларацию. Предложил часть поменять в банке и адрес назвал. Не иначе там родственник работает. Так и оказалось. Сын, скорее всего, тоже с кучерявой головой и точно такими же очками на приличном носу. Этот кусать не стал, пошёл в соседнюю комнату опыты над монетами производить. Вышел через пятнадцать минут, гости пока кофе пили.

– Сколько монет вы хотите поменять? – ну, значит подлинные, так никто и не сомневался всё же в банке взяли, хоть и без спросу.

– По десятку.

– А скажите господин Рамон, а где-нибудь в городе есть обменники, где курс повыше? – Это «Весёлый Андре» влез.

– Я бы вам не советовал, – как-то нехорошо усмехнулся клон молодого Энштейна.

– Мы вас услышали, но всё же?

Молодой человек опять усмехнулся снисходительно и адрес на бумажке написал. Стикеров ещё нет и листочков нарезанных пачечками. А вот у товарища явно были. Не стикеры, а листочки. Разве не скреплённые. Взял из стопочки небольшой прямоугольник и, макнув ручку с золотым пером в чернильницу бронзовую богатую, вывел закорючки французские на белоснежной бумаге.

– Это не далеко. Руи Санте. Спросите, покажут. Лучше поменяйте в банке. Поменьше курс, но надёжнее. Подсунут куклу.

– Спасибо за предупреждение. – Белогвардеец взял бумажку и решительно двинулся к выходу. Интербригада за ним потянулась. Кто его главным назначил?

Только Брехту командовать не хотелось. Шторм вымотал, и чего-то делать не хотелось, хотелось лечь на кровать, которая не качается … А нет сначала принять ванну, выпить чашечку кофе, а … А потом сходить в ресторан и чего морского съесть, омара, например, отомстить морю за все мучения. Омар он же из моря. Хозяин, вот и отвстить хозяину, съев его под Бужуле. А потом на кровать с белоснежной простынёй. Да, чёрт с ними с простынями, главное, чтобы она не раскачивалась. И минут шестьсот поспать в тепле и уюте.

Такси были множества видов. Изобилие. Из всех стран мира бибики. Вот что значит портовый город. Были маленькие Фиаты похожие на запорожцы первые – «Тополино» назывались. Но в него Андре вдвоём с Брехтом не влезут, а ещё с ними трое. И тут к банку подъехал «Паккард». Чёрный, красивый. Вот себе бы такую машинерию Брехт купил, в Спасске-Дальнем по грунтовке пыльной ездить. А за ним мальчишки местные бегут русско-корейские и руками машут и свистят. Красота. А на носу этого красавца мужик с диском серебряный, бежит куда-то. Нет. Точно красота. А вот купит он себе такую штуковину, привезут её в Ленинград, и он в Москву на этом чёрном красавце зарулит. Прямо к Кремлю подъедет на Красную площадь. Выйдет в белом костюме. А, блин, там зима, холодно в костюме, выйдет в белом пальто длиннополом и в белых штиблетах и пойдёт к Калинину за орденами и медалями. А Всесоюзный Староста головой укоризненно покачает и скажет …

– Иван Яковлевич, очнись, вот мы пролётку сняли.

Точно. Кроме автомобилей были и пролётки. Туда впятером понятно не влезть, но эти ухари, пока Брехт мечтам предавался, сняли две пролётки. Ну, Хуан – Ванька он тщедушный вместе с Брехтом и Федькой Лешим, тоже тощим, поместятся. А боровы немецкий и французский – во вторую.

Так, оглядываясь на «Паккард» чёрный и блестящий даже без солнца, и загрузился Иван Яковлевич в бричку эту. От лошади воняло. Потом, мочой ещё чем-то противным. От кучера, или как тут эта профессия во Франции называется, тоже воняло. Луком, чесноком, старостью и перегаром. Дедушка был вялый, еле вполз к себе на облучок, как-то по-другому в этих Палестинах называется, но не узнавать же. Тем более, французского не знает.

Едут они за вонючей, коричневой лошадкой и тут Иван Яковлевич, вертящий головой на все 180 градус, вдруг выхватил из вывесок слово «Кольт». И сразу двинул дедульку по спине. Тот спросонья, как там «покемарь на облучке, я быстро», чуть не упал, за вожжи, что есть мочи, дёрнул, его одр коричневый от испуга и резкости необычной встал на задние копыта, передними помахал перед отступившей публикой и, приземлившись на все четыре ноги, наделал большую кучу.

– Qe diable! Ce que l'enfer! Какого чёрта! – ух, ты, говорящая рыба, а дедулька-то русский.

– Ваше благородие, останови вот у этого магазина, – решил пошутить Брехт.

– Русский. Молод. Коммунист? – вся похмельная одурь со старичка слетела. Взгляд как через прорезь прицела. Да и не старичок. Придуривается. В районе сороковника, может, чуть больше.

– Немец.

– Тогда ладно. Немец, перец, колбаса. Чисто по-нашему говоришь.

– Учился. – А что правду же сказал – и немец и учился. Где неправда?

– Оружием интересуешься? – вопрос чуть странно звучал, как бы с намёком, ну, типа: «Может помочь?».

– М 1911 хочу.

– Достойная вещь.

– Я тоже так думаю.

– Тут недалеко лавочка есть, давай отвезу, не пожалеешь.

Брехт вышел и подошёл к остановившейся рядом второй пролётке. Объяснил.

– Мне с ним переговорить, – попытался выйти «Весёлый Андре» на дорогу.

– Нет. Сиди. Чёрт его знает, как он к русским относится. Может он махновец и ненавидит беляков. Просто за нами следуйте.

Глава 10

Событие двадцать седьмое

Дедуля укладывает спать внука. В комнате на стене ковёр, а на ковре сабля висит. Внук, засыпая, показывает на оружие:

– Дiду, а це що?

– Шабля.

– Шо, бля?

– Спи, бля!

Пистолеты изобрели итальянцы. Все ведь знают, что Леонардо да Винчи кучу всего наизобретал. И танк, и парашют, и вертолёт, и Джоконду. Не все знают другое, ничего из того, что наизобретал этот итальянец в живую никто не видел. Ничего из его умствований современники не сделали, за исключением только одной вещи. Сей муж изобрёл первый колесцовый замок для пистолета, который заводился специальным ключом. Вот его сделали. Ну, кому в то время нужен вертолёт? Другое дело Пистолет. Это один итальянец. Был и второй – менее известный, не изобрёл Джоконду. Вот именно поэтому и не такой популярный. Но зато хоть имя его и не вошло в анналы, в истории он наследил, этот итальянец прославил городок, в котором жил и работал. Патриот. Называется он … Городок. С трёх раз?! Пистойя! Изобрёл пистолеты ещё в 1536 году итальянец Ветелли, который жил и работал в городе Пистойя. Вот от него и пошло название «пистолет». Правда, как и наши изобретатели ушами прохлопал, клювом прощёлкал и не запатентовал. И кто же подсуетился? Точно. В 1818 году американец (ушлые ребята) Артемас Уиллер впервые запатентовал пистолет. И был это первый кремнёвый револьвер.

Ещё австрийцы добавили свои пять копеек. Но украли опять у итальянцев. «Si vis pacem, para bellum» – «хочешь мира – готовься к войне». Австрийцем Георгом Люгером был придуман пистолет «Парабеллум», название стало нарицательным.

– Господин Сотников, стесняюсь спросить, а показывать оружие вы будете?

Махновец завёз интербригадовцев в тихий переулочек и ткнул скрюченным и мосластым пальцем в подвал двухэтажного дома. На вывеске жёлтой, коричневой краской был нарисован Маузер, наверное, так себе художник. Интересно, а Пикассо не марселец. Вот, он бы так и нарисовал. Или сынишка очередного белоэмигранта и по совместительству хозяин этого магазинчика. Нет, не молодой уже – внучок рисовал. Даже не магазинчика, а лавчонки. Еле-еле впятером туда залезли. Пришлось Хуана – Ваньку шугануть, а то не вздохнуть ни … ну, вы знаете. Легче не стало. Он всего кубический дециметр пространства занимал. Пришлось и немца выгнать.

– Нужно на шухере постоять, – на древненемецком сказал ему Брехт.

– Я воль! – вот теперь даже дышать стало возможным.

Вышел из-за шторки мусье с гитлеровскими усиками. Вот ведь чёрт, у Ивана Яковлевича рука сама к кобуре потянулась, а там облом, нет ни кобуры, ни пистолета. Пришлось отдать его вместе с «Томми-ганом» Светлову. Тут кучу границ пересекать и с пистолетом, а тем более, автоматом, можно и загреметь на цугундер. Почему все норовят такие дебильные усики себе сделать?

– Александр Ильич. Это я к тебе покупателей привёз, пистолетами интересуются. Кольт М1911 есть, тот, хромированный. – Позади нарисовался кучер. Сказал по-русски. Значит, хозяин лавочки тоже владеет великим и могучим. Интересно, а как во Франции называется его профессия? Кучер из немецкого языка взято, означает возница. Во Франции фиакры, наверное – фиакрист.

– Привет, Фома Петрович. Найдём для хороших людей. Хорошие? – жёсткая такая улыбка.

– Наши. Только в конспирацию играют.

– Ясно. Итак, господа соотечественники, что вас интересует? Или только обязательно М1911 нужен.

– А есть другие пистолеты? – Брехт таким уж великим спецом не был, тем более сидел в медвежьем углу. За эти четыре года с лишним может чего интересного изобрели.

– А вы знаете, молодой человек, почему пистолеты так называются? – Вот и прочитал на десять минут лекцию про итальянцев и американцев ушлых. Не теми естественно словами, но близко.

– Эх, молодость, вечно спешите! – Господин Сотников Александр Ильич вышел за шторку и принёс несколько коробочек.

– Про гениальное творение мистера Браунинга, ничего говорить не буду, видимо пользовались, раз оно вам понравилось. Согласитесь, если бы не серьёзная отдача, то самый лучший бы получился пистолет. Но … Отдача есть. Так мистер Браунинг не сидел в салунах и виски не попивал, он продолжал работать. И не так давно появился брат Кольта М1911. Называется он браунинг «Хай-Пауэр». Говорят, что смерть застигла конструктора, а Джон Браунинг умер от сердечного приступа, за верстаком, когда он «пилил» именно этот пистолет. Браунинг трудился над пистолетом для французской армии. Тут ведь в чём заковыка. Патент нужно было свой же собственный обойти. Тем не менее, оба пистолета выполнены по одной схеме и схожи как внешне, так и конструктивно. Для нового браунинга сделали магазин на 13 патронов, из-за него браунинг образца 1935 года и получил прозвище High-Power – «большая мощь». Помимо некоторых технических деталей, главным отличием браунинга НР от кольта «М1911» стало использование удачного люгеровского патрона 9×19, благодаря чему НР стал немного меньше и легче прародителя. Вот он господа. Советую. В настоящее время самый лучший пистолет в мире.

Брехт взял предложенный пистолет. Да, не то, его хромированный Кольт – это произведение искусства, а этот может быть на самом деле хороший пистолет, но не красавец.

– А это русский ТТ, – Сотников вытащил знакомый Брехту пистолет, – Он русскими скопирован с одного из ранних творений мистера Браунинга с FN М1903. Есть отличие. Он переделан под использование очень мощного патрона 7,63×25 маузер с высокой начальной скоростью пули. Русские военные, как и в случае с наганом, захотели иметь унифицированное если не по патрону, то хотя бы по калибру оружие. Так из бракованных стволов для винтовок Мосина в СССР изготавливают стволы для наганов и ТТ. Очень практично в условиях войны. Но гением товарища Токарева назвать нельзя. Пистолет не очень надёжен, зато довольно дёшев.

– Нет ТТ нам не надо. Больше ничего нового нет? – Брехт отложил пока в сторону оба детища Браунинга.

– Конечно, есть. Вот новый «Вальтер», его только начали делать. Говорят, что вермахт хочет взять его на вооружение. Тут очень интересная система запирания канала ствола защёлкой, вращающейся в вертикальной плоскости. Уникальная вещь. Под тот же патрон.

Иван Яковлевич повертел новый пистолет. Как и все немецкие он был с голым стволом. До кучи можно взять. Тем более, что патрон на самом деле один и тот же.

– А это тоже Вальтер – «Walther» РР, принят на вооружение полиции в Германии. – новый красавец лёг на прилавок. Знакомые очертания. Говорили, что наши пистолеты будущие «Макаров» с него слизали. Только патрон заменили на 9 мм. Что и подтвердил Сотников. – Тут другой калибр. Он сделан под патрон калибра 7,65мм. Неплохая машинка для стрельбы на ближних дистанциях.

– Этот тоже заберу.

– Тогда вам молодой человек и вот этот пистолет понравится, – и хозяин оружейного магазинчика достал из коробки последний пистолет. – Это Beretta M1935. Итальянский конструктор Тулио Маренгони над ним двадцать лет работал. Очень достойная вещь. Чуть другой патрон – 9×17 мм. Магазин на семь патронов. Очень лёгкий для такого калибра. Всего шестьсот грамм без патронов. Малюсенький недостаток есть. Врать не буду. Чуть не додумали итальянцы. Это флажковый предохранитель, запирающий только спусковой крючок, и не блокирующий курок или ударник, что резко снижает безопасность в обращении с оружием, если его курок взведён, а патрон находится в патроннике. Может и выстрелить. Так у кого нет недостатков. Ах, да, у браунинга «Хай-Пауэр», там их нет.

– А что нас пятеро. Заверните эти пять, что я отложил. М 1911 хромированный, «Хай-Пауэр», Вальтер ПП, Беретту и тот Вальтер, что со стволом голым.

– О, за оптовую покупку сделаю вам бонус – по коробочке патронов трёх видов. С вас господин …

– Брехт.

– С вас, господин Брехт, две тысячи триста франков.

Много это или мало? Марка относится к франку как один к десяти, а рубль нужно умножать на два с половиной примерно, чтобы марку получить. Итого? Меньше шестиста рублей. Ерунда. Вообще не деньги. Он у китайцев брал один Кольт свой хромированный за столько.

Брехт отсчитал франки.

– Теперь давайте посмотрим снайперские винтовки.

Событие двадцать восьмое

– Мама, что со мной? Все кругом кажутся тупыми по сравнению со мной, моё мнение всегда правильное, и все мне что-то должны.

– У тебя распространённая болезнь, сынок, ты офигел.

0,030126 грамм – это золотое обеспечение франка на 1938 год. Монеты (золотые испанские, блестящие жирненько, как новые) в сто песет, выпущенные при короле Альфонсо XIII весом в 32 грамма 900 пробы, при пересчёте в банке принесли по восемьсот франков за монету. На самом деле франк сейчас официально не конвертируется в золото. В июне 1933 года на Лондонской международной экономической конференции страны, стремившиеся сохранить золотой стандарт (Франция, Бельгия, Нидерланды, Швейцария, а затем Италия, Чехословакия, Польша), создали золотой блок. Искусственно поддерживая неизменным золотое содержание в своих валютах, участники этого блока терпели убытки от валютного демпинга со стороны остальных стран, которые девальвировали валюты и отменили золотой стандарт. Золотой блок постепенно распадался с 1935 года и прекратил свое существование с отменой золотого стандарта во Франции в октябре 1936 года. Так что банк у них просто купил золото. Официальный курс позволил бы продать монеты за тысячу франков, но дали всего восемьсот. Серьёзная потеря.

Много это или мало – восемьсот френков? Это прилично. Средняя зарплата во Франции сейчас около полутора тысяч франков в месяц. То есть за десять монет они получили полугодовую зарплату квалифицированного рабочего. Между прочим, если пересчитать это на зарплату рабочих в СССР, то получится, что в пересчёте на золото, или лучше на доллар, наши получают даже чуточку больше, а военные, особенно уровня полковника, так совсем много. И это только до 1938 года. А в этом, текущем году, оклады в армии вырастут почти в три раза и полковник будет получать за тысячу триста рублей. А рубль это четыре с лишним франка. Вот и считайте.

Только жаба она на то и жаба. Захотелось больше получить этих самых франков. Подзуживал «Весёлый Андре» и к нему примкнул Вильгельм Бруммер, по понятной немецкой рачительности. Хуану было на деньги пофигу, есть Брехт, старший брат, так сказать, и он его в беде не бросит. Федька Леший уже был в мыслях в Спасске-Дальнем и знал, что в СССР золото, да и деньги особенно не нужны. Брехт его землёй, кореянкой и трактором обеспечит, а, да, ещё домом. Обещал же. Выполнит. Брехт слово держит.

Так что, после магазина, где кроме пистолета для каждого интербригадовца и патронов к ним, Иван Яковлевич купил французскую винтовку MAS Modèle 36 с оптическим прицелом немецким от Карла Цейса, поехали менять золото, по указанному клоном Энштейна молодого адресу. На самом деле не плохая винтовка длинна всего метр. Вес 3,76 кг. Лёгкая. В магазине обычные пять патронов калибра 7,5×54 мм. Кроме того к ней Иван Яковлевич прикупил футляр. Немного на скрипичный похож. Чуть раздут снизу меньше, но что там именно винтовка, ничего не говорило. Скорее, любой увидевший примет за музыкальный инструмент.

Себе Брехт взял привычный хромированный Кольт М1911. За четыре с лишним года сжился с ним. Без него голым себя чувствовал.

Фиакры остановились перед похожим полуподвалом. Иван Яковлевич дослал патрон в патронник и сунул Кольт в карман пальто. В форме Красной армии или, там, в армии Германии ходить по Парижу, да и по Марселю – это значит резко выделяться на фоне окружающих, потому ещё в Мадриде все переоделись, купив себе несколько рубах, костюм хороший, пальто демисезонное и шляпы. Сейчас без шляпы никуда. Брехт купил не маркое серое пальто длиннополое, по моде, и коричневые ботинки отдалённо берцы напоминающие, с высокой шнуровкой и даже с вставленной в носок железкой. Если по голени пнуть противнику, то ему противно станет. С полковником в подвал пошёл белогвардеец Андрей Мартьянов, и спустился на подстраховку, но в дверь не заходил, Федька Леший. Стоял сверкал чёрными глазами потенциальных покупателей отпугивая.

Никакая это была не меняльная контора. Это был антикварный магазинчик. Особых шкафов – бодигардов с автоматами Томсона в небольшом зальчике не маячило, зря по ходу волновались. За небольшим прилавком стоял еврей очередной и в углу сидела на стульчике девушка. Магазинчик был ювелирной направленности, никаких стульев времён Людовика XV не было, как и картин на стенах. В стеклянных шкафах стояла серебряная посуда, рюмочки в основном, под стеклом прилавка поблёскивали кольца, серьги и прочие мужские и женские цацки. В помещении было прохладно и сыро. Так и туберкулёз можно заработать, подумал Брехт, и, отвечая его мыслям, девушка закашляла. Точно туберкулёз. Вон, какой надрывный кашель. Сейчас эта гадость не лечится. Валить нужно срочно отсюда, и к девчонке, вообще, не подходить. Сейчас ещё толком не понимают, что это обычное инфекционное и очень заразное заболевание. Основная масса считает причиной именно бытовые условия. Вот как здесь. Сырость. Ну, да бытовые. Скученность, бедность. Только тут хозяин магазина. Ну, где-то заразилась. Хотя, может это и не дочь хозяина, а так – наёмная рабочая.

– Месье? – хозяин напомнил о себе, разглядывающим помещение, посетителям.

– Андре переговори, меняем по десять монет. Меньше девятисот не соглашайся. – Брехт прошёл в противоположный от девушки угол.

Вот как они на этом прононсном языке общаются. Мазохисты, почему нужно так язык себе коверкать.

– Восемьсот восемьдесят, больше не даёт. – толкнул задумавшегося Ивана Яковлевича в плечо «Весёлый Андре».

– Мы уходим.

– Восемьсот девяносто! – Блин и этот русский знает! В Марселе вообще есть французы?!

– Пятьдесят монет по девятьсот франков. Да, и мне вон те серёжки с гранатами. Это отдельно. Куплю тоже за монету. Одной хватит? – Нужно же жене подарок привезти из Франции.

– Вы меня разорите.

– Нет, мы просто уйдём, – решил еврей с немцем поторговаться.

– Эх, себе в убыток.

– С вас сорок пять тысяч франков. И желательно чтобы были мелкие купюры. После этого в ресторан собираемся.

Разорившийся еврей ушёл в незаметную дверь, а к Брехту двинулась девушка, желая показать, видимо, ему серёжки. Прямо двумя руками от неё отгородился и замахал ими.

– Не подходите. У вас туберкулёз. Вы же заражаете всех окружающих.

– Это чахотка. Климат не подходит, тут всегда влажно. Море рядом. Врачи советуют переехать в горы, в Швейцарию. – Девушка тоже русским владеет, хотя уже в отличие от отца всё же, есть фамильное сходство, с приличным акцентом.

– Это заразное инфекционное заболевание. Если не ошибаюсь, то помогает стрептоцид. Хотя не медик. Горы помогут, но только отсрочат. Нужны лекарства, всё остальное только чуть продлевает агонию. И главное, запомните, когда вы кашляете на человека или когда стоите близко, то заражаете его. Кстати, когда долго находитесь в закрытом помещении и просто дышите, то в воздухе помещения появляются эти микробы и зашедший туда человек может заболеть.

Пока Иван Яковлевич девушку пугал, вернулся антиквар и принёс целый чемодан денег. В прямом смысле. Брехт вспомнил про куклы и проверил наугад несколько пачек. Ерунда. Этот недоделанный Энштейн в банке просто пугал лохов, чтобы они поменяли золотые монеты у него по низкому курсу. А этот хозяин магазинчика, скорее всего, тоже какой-нибудь их дальний родственник и раз уж лохи не захотели менять, то он их сюда отправил. Даже неудобно стало от того, что в кармане заряженный Кольт. В этого старичка стрелять, в эту умирающую худую и бледную девушку. С мерзким чувством выбрался из этого склепа Иван Яковлевич. В очередной раз вспомнив, что попал в совсем не простое время. Лекарств нет. Репрессии есть. И ещё Великая война на носу. Это в тридцать третьем она далеко была, а теперь уже всего три года осталось. Так ещё и их пережить надо. Там Ежов в СССР чистит страну. И в первую очередь армию.

Глава 11

Событие двадцать девятое

«Теперь я пирожок с мясом!» – сказал колобок, дожёвывая лисицу.

– Пап, а правда что алкоголь раскрепощает речь человека и делает её оживлённой?

– Ну, в общем да, Вовочка!

– Пап, тогда нальёшь мне завтра пару стаканов перед экзаменом?

Поезда до Парижа ходили два раза в день. Можно было ещё и с пересадками ехать, но во-первых, никто никуда не спешил, разве двое семейных к жёнам и детям, но вырвались из войны и отметить это дело в ресторане решили все, а потому заехали на железнодорожный вокзал, купили себе билеты до столицы, и на всё тех же двух фиакрах поехали в ресторан. Фиакр с махновцем и второй с махновским другом сняли на весь день. Стоит это сто франков, не деньги, при их сегодняшнем финансовом состоянии.

– Фома Петрович, отвезите нас в хороший ресторан с морской кухней. – попросил Брехт соотечественника.

– В «Une Table Au Sud» отвезу. Ах, да, ты ж, немец, тёмный, языка не знаешь. «Столик на Юге» переводится. Ох, и облапошат тебя при расчёте. Что ли с вами загрузиться? Угостишь. Обещаю с гарсоном буду насмерть торговаться, – хитрющая такая бандитская рожа, куцей бородёнкой заросшая.

– Далеко. Прямо до коликов в желудке есть хочется.

– Близко Он находится на углу Старого порта, где Quai des Belges встречает Quai du Port. Честно скажу – ресторан не из дешёвых. Зато и кормят на убой и очень вкусно, и обзор из окна дивный, бывал там пару раз. Окна от пола до потолка, и из них потрясающий вид на порт и базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард, не пожалеешь, немец.

– Иван Яковлевич Брехт. – Решил полковник представиться.

– Тот самый писатель? – почти грамотный махновец. Как зовут того самого Брехта не знает. Выходит, не театрал.

– Дядя. Ну, в смысле, он мне дядя. Я ему племянник. Мой дядя самых честных правил …

– Ну, что, племяш, едем?

– Поехали, Фома Петрович, с ветерком, но без вывала.

– Ух, ты, какие познания?! Не по возрасту, да и не по нации. Ох, тёмный ты человек, немец.

– Иван Яковлевич.

– Оба вы тёмные. Садитесь уже. И сам голодный.

Век живи – век учись и дураком помрёшь. Оказывается, омары это и есть лобстеры. Откуда узнал. Да в меню было написано. Не сам прочитал, Андрей Мартьянов. В меню было следующее написано: «Омар европейский, он же Homarus gammarus обитает в Средиземном и Северном морях, встречается также в европейских водах от Скандинавии до Северной Африки. Относится к семейству Лобстеров или Nephropidae отряда Десятиногих ракообразных (Decapoda)». Интересное меню. Там про всяких рыбок вот такие небольшие статейки. Это, наверное, чтобы клиент не скучал, заказа дожидаясь. А что креативненько, сидишь, ждёшь своего разноцветного омара, ну, в смысле, ждёшь, когда он из разноцветного красным станет, и статейки из энциклопедии почитываешь.

Заказали блюдо под названием «Гратин из омаров». Вот плохо когда языка не знаешь. Что такое гратин? Пожаловался на это Иван Яковлевич вслух. Слюной исходя. Продолжение было неожиданным. Махновец поднял руку, подзывая гарсона, ну или официанта, чем они там отличаются. Не прискакал. Чинно подошёл с белой салфеткой через руку, ну, прямо как в кино.

– Василь Дмитриевич, тут немец интересуется, что такое «Гратин», – Да, что же это такое. Есть ли вообще французы в Марселе. Пока ни одного не встретили, то русские евреи, то русские махновцы.

– Фома Петрович, просил же не афишировать наше знакомство. Тут публика русских не очень любит.

– Так это свои. Конспираторы хреновы, их за версту видно, что русские. Из Испании, должно быть приплыли, интербригадовцы. Так что не переживай. Рассказывай про «Гратин».

– Да, я не шибко знаю. Андрейку позову – поварёнка. Он с омарами обычно возится. – А это точно та реальность? Может, в этой, Марсель русские захватили при Наполеоне и не отдали лягушатникам.

Пацан был в белом почти, так маленькие капельки оранжевого соуса видны, фартуке, и в колпаке. Всё как в старых фильмах. Был Андрейка веснушчатым и чуть рыжим, ну точный Нахалёнок, только подросший.

– Гратин? Так тут простой рецепт. Аккуратно разрезаем варёного омара вдоль. Вынимаем мясо из клешней, ножек и хвоста. Нарезаем его кубиком. Потом? – почесал затылок. – Тогда не так. Сначала нарезаем грибы ломтиками. Измельчаем лук. Слегка обжариваем на сливочном масле. Добавляем томатов парочку, от кожицы очищенных, и тоже порезанных мелко. Вливаем херес. Доводим до кипения. Варим до испарения жидкости.

– А сколько Хереса?

– Хереса? Ну, на ваши шесть порций всю бутылку папка вылил. Так, потом туда высыпаем муку. Перемешиваем. Вливаем сливки и тушим пять минут. Добавляем соль, кайенский и белый перец. Выкладываем мясо омара. Прогреваем. Не сильно, пару минуток.

– И всё? Чего тогда час почти ждать, я сейчас слюной захлебнусь?1 – перебил парнишку бывший белогвардеец.

– Не, дядечка. Это только начало. Выкладываем панцири омара, которые сохранили, на противень. Наполняем приготовленной начинкой. Посыпаем тёртым сыром. Запекаем в духовке ещё 10 минут.

– Хоть хлеба принеси. Круассан! – возопил Брехт.

– Чуть осталось. Аккуратно выкладываем омара на блюдо. Украшаемдолькой лимона и зеленью. Вon appétit. Приятного аппетита.

– Аппетит?! Тащи тогда хоть херес! – набычился Мартьянов.

– Это не ко мне. Вот же дядечка Василий стоит.

– Василь Дмитриевич, а принеси нам той сливовицы, что мы с тобой пару неделек назад пробовали, – отменил херес махновец.

– Интересный паренёк. Вон, от горшка два вершка, а уже повар, – похвалил «Нахалёнка» Брехт.

– Французы не бывают «от горшка два вершка»… они бывают «высокими, как три яблока». Haut comme trois pommes. – Махновец дохнул в бокал и вздохнул полной грудью. – Ну-с, господа, поздравляю вас. Сейчас вы попробуете лучшую в мире сливовицу.

Событие тридцатое

После многолетних исследований и опытов британские учёные пришли к выводу, что ничто так не греет душу и тело, как тарелка пельменей, стоящая на животе.

Фингал был классным. Такой прямо синий и большой. Иван Яковлевич потрогал лицо, открыл рот, зубы были на месте. И это хорошо, сейчас со стоматологами и коронками проблема. Только золотые или железные, ходить сверкать золотыми зубами. Нет, не наш метод. Дальше. Рёбра, справа болели, и там тоже был синяк, но это просто ушиб, сломаны не были. Ещё голень на левой ноге болела, но тоже ни трещины, ни перелома. Просто ушиб, как и рёбер. То есть, отделался тремя синяками и шишкой на лбу. И это было хорошо. Плохо было другое. Брехт ничего не помнил про драку. Вот как отрезало. Помнил, как ели омара, который лобстер, и как пили сливовицу, а потом вот уже лежит в номере гостиницы на кровати и у него всё болит. А ещё похмелье, не такое, как после обмывания ордена «Алькантара» с каудильо Франко, но тоже, не как огурец себя чувствовал. Вот, огурчиков бы парочку малосольных с удовольствием схрумал.

Стоп. Если сейчас утро, то почему они не на поезде? Поезд же рано утром. Гостиница? Как попали, что за гостиница? Чего там Ипполит говорил? Надо меньше пить. Нет, дудочки, это Лукашин говорил. Второй раз за несколько дней. Всё, завязывать надо. Чёрт бы этих русских махновцев побрал. Споили.

Стоять. Бояться. А гроши, а оружие? А золото? Номер небольшой на одного человека. Ветер за окном завывает. Пока спал, зима никуда не делась. Зябко. Брехт заглянул в шкаф, там аккуратно висело его серое пальто. Чёрт! Дьявол! Мать перемать! Оторван рукав почти на этом аккуратном пальто, а и хлястик тоже. Фу, под пальто стоит чемодан с деньгами, а на нём берцы испанские. Не поленился, чемодан полковник открыл. Ну, на первый взгляд деньги на месте, если пару пачек и не хватает, то, как это без пересчёта выяснить. Теперь оружие. И оружие на месте. Футляр со снайперской французской винтовкой валяется за чемоданом, и в кармане пальто «Кольт» сверкает хромом. Так, ещё серёжки. Иван Яковлевич сунул руку в карман пиджака. Коробочка с серьгами на месте. Остаётся только золото в монетах. Оно была в вещмешке, чтобы внимание к себе не привлекать. Его доля восемьдесят монет, а нет, одну ведь на серьги истратил. Итого семьдесят девять. А вещмешка не было. Весь номер обыскал. Нет. Даже про похмелье забыл. Ни хрена себе, погуляли! На два с половиной кило золота. А как теперь домой добираться, и план осуществлять?

Стоп, может у мужиков интернациональных? Прибрали, чтобы он тут не начудил. А деньги тогда почему не прибрали?

Брехт прямо запаниковал. Рушился тщательно разработанный план, как чуть улучшить ситуацию с Великой Отечественно войной. И всё из-за махновцев проклятых. Грохнуть их всех тут. Точно они прибрали монеты.

В дверь настойчиво так забарабанили. Прямо каждый удар в голове отдавался. Встал Брехт с карачек, принял сапиенсный вид и вроде бы твёрдой походкой пошёл открывать. Почти в ниглиже. Рассматривал себя в зеркало, всё до трусов сатиновых снял. А чё, не баре, нет халатов махровых. А – баре. Нет халатов атласных.

За дверью стоял махновец. Ого, и у него синяк. Вот интересно, он был по какую сторону баррикад?

– Полковник! Вот это видок у тебя. Крепко досталось. Ничего до свадьбы заживёт.

– Я женат.

– На кореянке. Знаю. Ты, что не помнишь, как фотку её показывал. Э, эх, молодёжь. Пить совсем не умеете. А ещё полковник. Помню у нас полковник, да я тебе говорил. Аль и это забыл?

Брехт жизнерадостности махновца не разделял. Мотнул головой не стоять же голым на сквозняке, предлагая войти. И тут увидел свой вещмешок с монетами в руках у махновца.

– Принёс, не сумлевайся, ваше высокоблагородие. Нам чужого не надо, – перехватил взгляд махновец. Как там его звали?

– Фома …

– Петрович. Эк, тебя вдарили-то вчера соотечественники, всё что знал – забыл. Но я, зато знаю, что есть заповедь, «не укради». Слыхал, полковник, про заповеди? Знаешь, хоть где оказываются те, кто заповеди божьи соблюдал при жизни?

– Заповеди? В заповеднике?

– В заповеднике? – Фома Петрович махновский хрюкнул и озадаченно почесал куцую бородёнку. При этом синяк задел и поморщился.

– Фома Петрович, ничего не помню. Как вырубило. Расскажите, что произошло вчера? С кем дрались? Мои хоть живы-то?! И почему мы не на поезде? У нас же на утренний поезд до Парижу билеты куплены.

– Во как? А с какого момента не помнишь? – подошёл к зеркалу махновец и оглядел свою цветную физиономию.

– С того как сливовицу принесли.

– Ого! Да тебя полковник Брехт Иван Яковлевич куча открытий ожидает. Даже не знаю, с чего и начать, – прямо просиял проклятый.

– С начала …

– С начала? В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днём, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один…

– Достаточно, со сливовицы, ага ещё помню, что подошёл с бутылкой сам хозяин ресторана, как бишь его Николай …

– Николай Николаевич. Ну, что теперь поделать, не хочешь с начала самого, слушай со сливовицы. Сливы растут на дереве. Обычно бывают синего цвету …

– Фома Петрович!

– Всё, всё, ох и открытия тебя, полковник, ожидают.

Событие тридцать первое

Молдавские учёные открыли, что самое большое скопление раковых клеток обычно встречается у раков.

– Так, ну принёс Николай четверть сливовицы. Стой, а ты точно не хочешь рецепт узнать. Вчера три раза приставал к ротмис… к Николаю.

– Позже.

– И то, скоро идти корабль захватывать, не до рецептов.

– Корабль?

– «Святую Бригитту»? Не помнишь? Дела. Всё, всё, по порядку. Итак, принёс Николай сливовицы четверть. Выпили. Потом омаров Андрейка принёс. Выпили, потом, сменился Василь Дмитриевич. Выпили с ним ужо. Вспоминаешь. Нет? Потом ты предложил к цыганам отправиться. И этого не помнишь. Да шучу, не предлагал ты к цыганам. Ты, полковник стал уговаривать нас переселяться к тебе в Спасск-Дальний. Я, кстати, моряк. Мичманцом был, как раз во Владивостоке служил, когда началось это всё непотребство. Так вот обещал командирами РККА сделать. Дом дать и жену кореянку. Вот тогда и показывал карточку жены. А что – красивая. Японки красивее, там у них такие гейши… Всё. Всё. Не хочешь про гейш, так и не буду.

– Фома Петрович, давайте ближе к драке. Или что там было, как я синяки заработал?! И вы как? Надеюсь, я не с вами дрался?

– Не. Я бы против тебя не выстоял. Ты прямо мельница какая. Расшвырял этих немцев, как ураган какой.

– Немцев?

– Ох, ти, господи. Опять залез вперёд. Не по твоему порядку.

– Ну, так говорите по порядку!!! – жизнерадостный мичманец-махровец начал Брехта конкретно бесить.

– Завалилась в ресторан Николая Николаевича толпа немецких матросов. Пришёл в Марсель сухогруз из Германии, за мукой. У них там вечно с продовольствием проблема. А ещё урожаями своих юнкеров гордятся. Чего же тогда те юнкера не могут Германию зерном обеспечить. Или у них нет теперь юнкеров. Ну, пусть им, картофельникам. Пришли моряки. Десять человек. И главным у них старпом. Чиф, то есть. Ну, а мы сидим, выпиваем и по-русски разговариваем.

– А мои интербригадовцы, и они по-русски?

– Не, те больше молча на сливовицу нажимали. Правда, один точно русский. Молчун этот с красной рожей, как обожжённой.

– «Весёлый Андре»?

– Ну, да Андре. Прикидывался французом, но нет-нет, да русские слова вылетали. Тоже офицер, думаю, ну, не хочет светиться, так его дело. Ты не перебивай меня полковник, нужно ещё план захвата «Святой Бригитты» утвердить окончательно.

– Фома Петрович!

– Ладно. Так вот, разговариваем по-русски, а Василь Дмитриевич тебя всё дойчем называет. Не обиделся, сам же всё время говорил, что немец?

– Не обиделся. Дальше, – поскрипел уцелевшими зубами.

– Вот и подходит один из немцев и что-то говорит нам по-немецки. А ты ему. А он тебе, а ты снова ему и за бок хватаешься, где кобура должна висеть. А он тебе хрясь по рже. Ну, ты и упал боком на стол. Перевернул всё.

– Этим боком? – Брехт показал на синяк на левом боку.

– Этим, полковник, этим. Ну мы все повскакивали и подняли тебя. Ох, зря. Что тут началось. Ты Брехт, не человек. Я слышал по китайцев с их шаолинем. Так ты у них преподавать можешь. Как давай руками и ногами махать. Как давай немцев мутузить. Еле мы их отбили у тебя. Посетители же ресторана. Пришли есть пить, а ты их всех измордовал. Двое сбежали из ресторана. Мы подумали они на пароход свой за подмогой, а они гады в полицию бросились. А чиф ихний вскочил после твоего удара и пнул тебя по ноге, ну, ты и завалился. Тогда уж и нам пришлось немцев поколбасить немного. Тогда мне в рыло и досталось. А твой немец-то, стулом одного пришиб. Нет, не насмерть, но его колбасники унесли на руках, когда отступили. А потом ты давай предлагать идти захватить их корабль. Святую эту Бригитту и на ней во Владик всем вместе отправляться. Там светлое будущее строить. А потом, как выключили тебя, Иван Яковлевич. Бамс и одни уши из омаров торчат. Укатали Сивку крутые горки. Самый трезвый из ваших – немец этот, забыл как звать, предложил не ехать утром, а поменять билеты на вечерний поезд в Париж. Поехали на вокзал поменяли билеты, а мы потом вас к Пашке в гостиницу завезли. Отоспаться до утра. Да, ты вот забыл золотишко у меня в фиакре. Пашка-то. Да тоже наш российский. Нет, не военный. Он в Санкт-Петербурге гостиницу тоже держал. С Крыму когда драпали они, то при деньгах был, купил тут гостиницу, ну и живёт уже почти двадцать лет. Не тужит.

– А в Марселе французы есть вообще, или одни русские? – вспомнил про мучавший его вопрос Иван Яковлевич.

– Как не быть, но и наших хватает. Ладно, полковник, эх, не было у нас таких боевых офицеров. Мы бы немчуре показали. А, да ты сам немец. Бывай. Да, в порт-то не суйтесь. Немцы точно в полицию пожаловались. И ещё, вот, что, вы прямо к отправлению поезда при… Нет. Мы заедем за вами и отвезём за пару минут, чтобы перед отправлением на вокзале очутиться. Мало-ли, тут полиция сурьёзная. Повяжут. Хулюганами обзовут, задержат на пару месяцев, штраф опять же. А так по-быстрому проскочили на перрон окольными путями и в вагон сразу. Знаю я пути эти, чтобы на вокзал не заходить. Значится так. Ровно в пять вечера будьте готовы, а до этого из гостиницы не нагой. Яволь?

Вокзал сен Шарль в Марселе

Глава 12

Событие тридцать второе

Отец:

– В твоём возрасте Наполеон был первым в классе!

Сын:

– А в твоём, папа, он уже был императором.

Давно, в восьмом или девятом классе средней школы, Иван Яковлевич Брехт написал сочинение по литературе, которое зачитала в классе учительница. Тогда проходили «Войну и Мир» графа Толстого. Кстати, тот, кто составляет программу по литературе для школьников, должен быть повешен на Красной площади. Это самый главный враг нашего государства. Изучать «Войну и Мир» в детском возрасте не глупость, а преступление. Это отбивает почти навсегда у людей охоту читать Толстого. Ещё хуже с Достоевским. Сложнейший писатель и школьники, которые пишут сочинение на тему «Тварь ли я дрожащая». И что делать? Это ведь великие произведения? Лишить их народ? Нет. Это изучением в школе чиновники лишают народ этих писателей. Понять им не дано, что кроме отторжения четырёхтомник Толстого у ребёнка не вызовет ничего. И человек запомнит на всю жизнь, что Толстой это длинно и нудно и заставляли из-под палки штудировать. Будут читать по диагонали, выбирать сцены войны, ну и так далее. А что делать? Не знал Иван Яковлевич, хоть и работал в школе учителем, ответ. Изучать в институте? Просто оставить Толстого в покое? Найти другие произведения. Да его же «Севастопольские рассказы». Уроки литературы должны быть не каторгой. Нужно сделать их интересными. Нужны другие интересные книги.

Так при чём тут Толстой? А вот! Есть в конце «Войны и Мира» вывод графа о том, что роль личности Наполеона переоценена. Что если шестьсот с лишним тысяч человек пришли за ним уничтожать Московию, то эти люди хотели её уничтожить. Эти люди хотели и пришли, а ещё сотня миллионов людей тоже хотела, но не пришла, далеко, своих дел полно, боязно, холодно, семью нужно кормить. Вся многомиллионная Европа хотела уничтожить Россию. Потому так легко Наполеон и набрал огромную армию. Даже португальцы, испанцы, сардинского королевства подданные, собрались и пошли уничтожать Московию. Из далёкого далека.

Преувеличена роль личности в Истории. Сочинение было написано о том, что роль личности похожа на ветер. Есть ветер, то есть личность, значит, можно устроить бурю. Но если нет предпосылок, если нет стремления всего народа, то этот ветер подымит бурю только в стакане воды.

Много лет прошло. И вот у Брехта появилась возможность проверить правильность рассуждений Толстого о роли личности в Истории и, естественно правильность своего сочинения, зачитанного учительницей в классе под неодобрительный ропот одноклассников, посреди чтения звонок на перемену прозвенел, а учительница сказала, что звонок для учительницы и ещё на пару минут задержала, зачитывая сочинения Брехта.

Ехали на поезде в Париж. Все в купе не вошли, да и не могли. Купе купили двухместные, барствовали. Брехт себе в компаньоны выбрал «Весёлого Андре», нужно было пошептаться о террористическом акте, который полковник задумал. Решил он одну из одиозных личностей шлёпнуть. Шлёпнуть и посмотреть, что изменится. Он ведь точно знал, что произойдёт, если личность будет живой и здоро… Ну, насчёт здоровой – это вряд ли, но живой. И вреда СССР принесёт не мало. Да даже много.

Так во Франции, любой современный человек скажет, не было врагов СССР, и их самих Гитлер поработил. Ну, историю пишут победители. На самом деле вся Франция пять лет производила одежду, обувь, оружие и боеприпасы для Германии, когда та сошлась в смертельном бою с СССР. Была куча добровольцев, целые дивизии, которые воевали на стороне Гитлера. Была ли альтернатива? Да, была. Например, Югославия, где вспыхнуло огромное партизанское движение. Где людей убивали миллионами, а они продолжали бороться за свою свободу. Была даже проститутка Болгария, которая так и не объявила войну СССР, и болгарских солдат не было на Восточном фронте.

Человечка, которого нужно завалить, чтобы посмотреть, что получится в результате, звали, а нет, человечка зовут – маршал Петен, точнее, Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Петен. Тот ещё дедушка. В 1940 году во время войны с гитлеровской Германией его назначат премьер-министром, а после падения Франции товарищ станет диктатором, и до 1944 года будет возглавлять коллаборационистское правительство, известное как «режим Виши». После окончания Второй мировой войны будет осуждён за государственную измену и военные преступления. Первоначально маршал Петен будет приговорён к смертной казни, однако, в силу пожилого возраста приговор заменят на пожизненное заключение. Ещё семь лет проживёт и умрёт в 1951 году в возрасте девяносто пяти лет.

Брехт, то сочинение вспомнил и подумал, сейчас ещё Петен никто, ну, он, конечно, маршал Франции, но дедушка совсем, и не у дел. Где-то в армии. Но не в гарнизоне. Сидит, наверное в генштабе в Париже и рассуждает, нужно или не нужно строить линию Мажино. И нужно ли её на Бельгию распространять. Пусть типа сами в Арденнах укрепление строят. Ну, чем всё это закончится, Брехт знал. А если убить старичка и подсунуть записку, что его убили люди Канариса, за его победу над немцами в феврале 1916 года в Верденской битве? Что получится? Может ли стать хуже? Так куда хуже? А может, Франция без маршала Петена дольше будет воевать с Гитлером, и потом возникнет партизанское движение во главе с полковником Шарлем де Голлем?

Вот такой был глобальный план у товарища Брехта.

Событие тридцать третье

Я – террорист, и постоянно работаю с людьми. Вот почему «тик-так» всегда со мной!

В поезд сели без приключений. Привезли их на фиакрах, потом по путям, а не через центральный вход, прошли на перрон и перед самым отправлением заскочили в свой вагон под неодобрительное брюзжание волновавшегося видимо из-за их отсутствия проводника. Переживал усатый толстячок. Отстанут обелеченные пассажиры, кому чай с круассанами продавать? Почти как у Будённого усы, седые, пышные. Как у людей получается такие выращивать, поливают, наверное, чем-то? Брехту порванное пальто починили. Оказалось, что рукав и хлястик оторвали совсем не в драке с немецкими матросами. Не виноватые дойчи, он сам пришёл. Ну, почти так. Оторвали свои, пока его тушку сомлевшую сначала из ресторана до фиакра тащили, а потом и из экипажа в номер гостиницы. Отъел харю. Тяжёлый.

Починила жена владельца гостиница Павла Заварского мадам Элен. Она же – Елена Сергевна. Брехт после обеда решил поинтересоваться, можно ли тут нитку с иголкой найти на ресепшене, а там мадам Элен и сидела, а что, зачем лишних людей кормить. Небольшой семейный бизнес. Не очень великая гостиница, не «Хилтон», опять же, это летом есть посетители, а зимой народу нет почти. А так и жена на виду и на зарплате ресепшеонистки сэкономят.

Хозяйка отеля осмотрела принесённое пальто и повздыхала, трудно будет исправить нанесённый урон. И исправила. Почти не заметно, чуть, может, топорщится рукав, но это приедут в Париж, найдут портного и тот сделает, как надо, а не – как получится. Тем более, нужно ещё будет пальто одно шить, и пальто не простое. Шпионских всяких романов Иван Яковлевич начитался, кино про Миссию невыполнимую насмотрелся и помнил приём с двухсторонним пальто или курткой. Вывернул наизнанку, выбросил шляпу, надел фуражку, и только был денди в сером двубортном пальто и серой шляпе, а бац и уже идёт грузчик подвыпивший в коричневом пальто замызганном и в фуражке мятой.

Для Мартьянова Андрея Семёныча пришлось придумывать чуть неправдоподобную историю. Рассказать, что потом маршал станет коллаборационистом? Как объяснить такое предвидение? Потому придумал Брехт такой финт ушами. Якобы намекнули ему у них в СССР, в НКВД, где напутствовали похулюганить в Испании, что назад неплохо бы товарищу полковнику проехаться через Париж и шлёпнуть маршала Петена, который завербован Абвером. Чуть не вязалось это с нынешним образом маршала. Сейчас французы думают, что если этот человек возьмёт власть в свои железные руки, и народ предоставит ему диктаторские полномочия, то всё у Франции пойдёт на лад, и они побьют этих воспрявших немцев, как и в прошлый раз. В этот раз Эльзасом и Лотарингией боши не отделаются, ещё и Баварию заберут и заставят баварцев на чистой французской мове шпрехать.

Оказалось, что бывший белогвардеец и нынешний кузнец от политики далёк, но вот убить немецкого агента, да ещё тайного, который вредит его новой Родине за немецкие марки, это Андре завсегда. И хоть Брехт немец и коммунист, но ему против фашистко-немецкого выкормыша Андрей Семёныч повоевать поможет.

– А что надо? – сразу к делу приступил.

А что надо? Ну, вот пальто нужно двухстороннее. Потом машина нужна. Потом квартира напротив того дома, где живёт маршал. Ну, и самое главное, нужно этого маршала найти и выяснить, где он живёт, где обедает, где ужинает, как и на чём добирается в генштаб. Есть ли охрана, хотя не те времена. Вряд ли сейчас вообще у кого-то есть кроме Сталина охрана.

Белогвардеец бывший покивал, соглашаясь с компаньоном по истреблению маршалов. Да, всё вещи нужные.

– Ничего невозможного. Машину купим подержанную, чтобы в глаза не бросалась. Портных полно. Найдём, который двухстороннее пальто сошьёт, а лучше и пальто и куртку. Чтобы не примелькался. С самим маршалом чуть сложнее. Я его не видел ни разу. Но схожу в библиотеку и найду фото в газетах, по радио про него часто говорили, так что и в газетах фото были. Где их Генштаб я знаю. Немного не так, Генштаб находится в разных зданиях. Разбросан по Парижу. Я знаю, где находится 2-е управление Генштаба Сухопутных войск Франции – это на улице Святого Доминика. Это разведка. Если маршал там не бывает, то посмотрим у других зданий. Я так понимаю, что время не ограничено, – кузнец внимательно посмотрел на Брехта, задержал взгляд на напудренном синяке.

Иван Яковлевич перед выходом из гостиницы зашёл снова на ресепшн и попросил у хозяйки немного пудры, зачем привлекать внимание к своей цветной физиономии. Оказывается, Франция далеко впереди СССР по косметике и у них уже и тональные крема есть. Намазал. Заметно чуть, но хоть не сияет на целый квартал.

– Нет, Андрей Семёнович, особо время не поджимает.

А что можно ещё сказать. Вернётся в СССР после тех дел, которые наметил, и один чёрт идти к Ежову сдаваться, так лучше идти с козырями на руках. А может, к тому времени Ежова уже отправят в царство вечной охоты, ёжиков гонять. В интернете есть мнение, что Берия в отличие от Ежова человек адекватный и зря не стрелял, а что репрессий сильно меньше не стало, так это он репрессировал самих репресантов, основательно почистил НКВД от зарвавшихся кровопийц. Должен понять, что не круассаны в Париже ел, а занимался ликвидацией опасного врага СССР. Никто не поручал?! Ну, вот случай подвернулся. А вы товарищ Берия сейчас задним числом поручите и будем считать, что я ваше тайное указание выполнял. Успешно выполнял.

Событие тридцать четвёртое

Послала сына в магазин.

– Купи сметану, а на сдачу купи хлеб.

Вернулся без покупок.

– А где покупки?

– Сметаны не было.

– А хлеб?

– А где я сдачу возьму?

Что положено сделать туристу в Париже? Плюнуть с Эйфелевой башни? Сходили, посмотрели, поднялись, плюнули. Всё, одной мечтой в жизни меньше. Даже осадочек остался. О чём теперь мечтать, отколоть кусочек от пирамиды Хеопса? Не, не. Чего уж. Не полная мечта. Вот все знают, что там стоит три пирамиды в этой Гизе. Все знают про Хеопса. Нет, про самого никто ничего кроме египтологов не знает. Так называется самая высокая из пирамид. А вот отлови на улице тысячу человек и засади их за решётку, бей, издевайся, голодом мори и только одно условие освобождения поставь, назвать, как называются все три пирамиды. Так вот, из этой тысячи не выйдет на свободу ни один. Никто опять-таки кроме египтологов этого не знает. Следовательно, нужно в доме своём в Спасске-Дальнем, повесить на стене рисунок или фотографию всех трёх пирамид в Гизе. Лучше всё же рисунок, эдакий цветной с красновато-рыжими пирамидами, а под рисунком полочку и там три названия. Пирамида Хефрена, пирамида Хеопса и пирамида Менкуара. А под названиями три камешка от каждой из пирамид отколотые.

Отвлёкся. После того, как плюнули с Эйфелевой башни, сходили в Лувр на экскурсию. Посмотрели на мумий, на картины разные, и плюнули в Джоконду. Мысленно. Она ещё не в стеклянном гробу бронебойном, а просто висит на стене, но далековато, там цепочка висит метрах в трёх, так что не подойдёшь и пальцем не поковыряешь. Наверное, можно доплюнуть, но ажан какой прикопается потом, а у них миссия. Нет, не плюнули. Честно говоря, Брехт не впечатлился. Ну, тётка некрасивая висит. Картина небольшая. Краски не яркие. Понты. Специально раскручивают, таинственность создают, выдумывают истории разные, якобы это вообще автопортрет, а автор, как бишь там его, был транссексуалом, напялил на себя женском платье и сфотографировался, а пардон, мадам, месье, нарисовал автопортрет в платье. И издевательскую улыбку себе пририсовал, мол, вот, гадайте, чего это я над вами … улыбаюсь.

В Париже расстались с немцем. Вильгельм Бруммер отбыл в Берлин. Адресами обменялись. У Ивана Яковлевича после посещения Парижа было запланировано ещё в Берлин наведаться. Там тоже пошалить. Гитлер? Ну, нет, к Гитлеру не подпустят на расстояние выстрела. Попроще цель, вернее две цели. И не Гиммлер Генрих Луитпольд и не Геббельс. Другие камрады. Так что, надеялся полковник, на вокзале руку коммунистическому немцу пожимая на прощанье, что свидятся ещё.

После того, как с Бруммером попрощались, поехали искать жильё. Хотелось где-то не сильно далеко от улицы Святого Доминика, чтобы спокойно без суеты выследить объект для теракта. Оказалось не просто, там сплошные правительственные здания и если и есть квартиры, то за безумные деньги. Нашли двухкомнатную квартиру не так, в общем, и далеко – на улице Литре. В квартале всего от вокзала Монпарнас. Метро рядом. Сел и через десяток минут вышел на станции метро Энвалид, недалеко со зданием на улице Сен Доминик. Удобно и цена приемлемая. Сняли двухкомнатную квартиру. Даже кухня есть небольшая. А в ней нормальная дровяная печь. И даже небольшая стопочка полешков рядом лежит. Но кроме этого изыска есть обычная электроплитка, хотя и примус тоже есть. На все случаи жизни приготовились. Поселились удачно, в их доме, на первом этаже есть швейная мастерская, а в доме наискосок есть полуподвальный магазинчик. Там и овощи есть, и мясо, а в следующем доме булочная, и утром одуряюще пахнет, когда месье Перво готовит булочки и круассаны.

Поселились втроём. Весёлый Андре устроил их на квартиру и поспешил домой, даже такси не отпустил, на котором привезли их из квартирного бюро. Договорились встретиться через три дня. Пусть с семьёй пообщается. Больше восьми месяцев воевал. И вернулся бы голым и босым, если бы Брехт его не прибрал к рукам. А так вполне себе приличные деньги заработал, а уж кровушки немецкой напился вдоволь. Отомстил. Теперь может дальше жить со спокойной совестью, зарок выполнил, за четыре жизни своих родных забрал никак не меньше четырёхсот жизней фашистов. Пусть и не лично глотки перерезал, но из пулемёта вместе со всеми палил, пока патроны не заканчивались.

Первым делом Брехт осмотрел посуду. Не обманули товарищи, что квартиру сдали, посуды хватало. И решил Иван Яковлевич, что сто лет борща не едал. Спустился на первый этаж вышел на улицу и перешёл улицу. Магазинчик не разочаровал. Огромных полок с бесконечными рядами товаров не было, не супермаркет, а вот свекла мытая, морковь и картофель, тоже помытые до блеска, были и даже капуста, несмотря на конец февраля месяца. Мясо тоже было. Свежее ещё утром мычало. Брехт выбрал кусочек с мозговой косточкой и довольный поднялся в их квартиру. Меньше часа и наваристый вкусный борщ разлит по тарелкам. Сметаны в магазине не было. Был непонятный продукт, если переводить на русский, то очень жирные сливки, настолько жирные, что прямо твёрдые. Почему из них нельзя сделать сметану непонятно, наверное, просто надо дать прокиснуть? Или там, как и в кефире и йогурте, нужны специальные бактерии? Да, бог с ними, с бактериями, и с этими сливками под горячую белую булку борщ прошёл по пищеводу замечательно. Теперь принять ванну, (а она была, и даже тёплая вода была в доме) и выспаться на свежих простынях. Эх, как домой захотелось. Грохнуть надо быстрее этих фашистов немецких и французских и возвращаться.

Глава 13

Событие тридцать пятое

Шла я как-то раз с работы, а в сумочке несла баллончик с золотой краской – обещала дочке помочь оформить стенгазету к Новому году и тут подходит ко мне цыганка, и говорит: «А позолоти ручку!» «…А на…»

Наблюдение за кусочком Генштаба какой-то там по счёту Республики длилось уже две недели. Брехт сначала разделил день на три части и поставил Федьку и Ваньку тоже бдить. А потом решил проверить, инкогнито, как Федька подсматривает за этим 2-м управлением. А этот гад зашёл в магазинчик напротив и там чуть не полчаса пытался с продавщицей флиртовать. Оставил после этого эту затею. Сто раз мог появиться за это время маршал и снова уехать. Хочешь сделать хорошо – сделай сам. Минус был в том, что народу по улице Святого Доминика шлялось просто немереное количество. Рядом набережная Сены и туристов всяких полно. Ходят и просто местные, должно быть, людей посмотреть и себя показать. Невдалеке фотограф организовал передвижную фотостудию. Удава не добыл, мартышку тоже, а вот приличного такого попугая Ару достал и выдрессировал. Спокойно себя птица вела, сидела на плече у моделей и даже у девушек в причёске вшей выискивала, пытаясь шляпку сбросить. Всем весело, все толпами стоят, машины пибикают, разрешена подача звукового сигнала в Париже. Садом и … Нет, никто не занимается ничем таким прямо на улице, но народу полно, можно легко пропустить объект.

Добыл «Весёлый Андре» даже цветной портрет маршала, оказывается, Филипп Петен считал необходимым увеличить срок службы в армии до двух лет и в 1935 году опубликовал в журнале «Revue des Deux Mondes» статью, обосновывающую такую идею. В этом же журнале и был напечатан его портрет. Брехту статью перевели. И он усомнился, а того ли человека он застрелить пытается. Петен утверждал в статье, что Германия перевооружается в нарушение условий Версальского договора, и потому, чтобы противостоять наступлению в случае войны с Рейхом с использованием теми танковых сил и авиации, нужна достаточно крупная регулярная армия. Всё же правильно делает и говорит. В самом деле, буквально через пять дней после публикации статьи Адольф Гитлер заявил, что у Германии имеются воссозданные военно-воздушные силы, а ещё через неделю – о том, что в немецкой армии служит около 550 тысяч человек, в то время как Версальский договор ограничивал её численность 100 тысячами. Брехт поинтересовался у Мартьянова и что сейчас. Оказалось, что к маршалу прислушались и в том же году срок службы в армии во Франции был увеличен до двух лет.

Что же пойдёт не так через два года? Почему всю Первую мировую, пять лет или шесть, французы противостояли немцам, а тут за месяц сдулись? И улучшится ли ситуация, если он убьёт всё правильно говорившего Филиппа – Филипка? Только ведь именно он сдаст Францию и будет сотрудничать с Гитлером. Нет, к чёрту достоевщину, «тварь ли я дрожащая …». «Не тварь и право бороться за то, чтобы война была более кровавой во Франции и менее кровавой в СССР имею», – решил Брехт и продолжил наблюдение.

Результат рано или поздно должен быть организоваться, не мог маршал не посетить управление разведки Генштаба. Он и посетил. Приехал на Ситроене Traction Avant, чёрного цвета. Брехт маршала сразу узнал. Точная копия портрета в журнале. Да и трудно с кем-то спутать. Усы! Будённый обзавидовался бы. Огромные и совершенно седые. А ещё форма. У генералитета французского интересные такие фуражки, околыш весь в золотом и красном шитье. А вот по погонам французов не отличишь, нет, на плечах чего-то там имеется, узкая непонятная полоска. Звёздочки они себе на рукава прикалывают. У этого маршала их было столько, что казалось – весь рукав просто от нечего делать звёздами залепили. Семь штук. Это потом Брехт посчитал. Получается, что если звезда – это звание, то у них градация генеральских званий серьёзная. Семь генеральских званий. От бригадира до маршала. Вон сколько генералов, а войну Германии за месяц проиграли.

Маршал пробыл в штабе почти весь день. Брехт уже беспокоиться начал, что упустил ли товарища Петена, может с противоположной стороны здания есть тайный выход. Но нет, Ситроен стоял спокойно у входа во второе управление Генштаба. Шофёр изредка выходил, выкуривал сигарету, потом зашёл в здание, очевидно, приспичило, потом снова сидел и курил. Бедняга, без обеда остался. Так зажевал, что-то, через бликующее стекло не видно было. Конец февраля решил парижан порадовать, и небо от туч очистилось, солнышко выглянуло и, отражаясь в стёклах домов и лужах, всё сделало весёлым и жизнерадостным, даже скрипучий голос попугая стал менее противным.

Маршал вышел под вечер. И был пьяненьким. На работе пьют, сволочи, вот и пропьют прекрасную Францию (la belle France). Маршала под ручку довёл мужичонка в штатском. Ну, да тут же, в этом здании, шпионское начальство сидит. Шифруются. А вот усы выдали мужичонку, тоже были генеральскими или будёновскими. Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Петен грузно загрузился на сиденье чёрного «Ситроена» и, махнув рукой, прощаясь со шпионом усатым, прокричал: «А теперь гони к цыганам». Ну, может и что другое прокричал, Брехт не слышал, он в это время лихорадочно заводил свою машину. Купили они, ну, ладно, купил он себе «Пежо». Peugeot 201 1933 года выпуска. Экземпляр брал с самым мощным движком полуторалитровым. Мощность у машинки была по паспорту тридцать пять лошадок, и продавец хвастал, что разгонял свою ласточку до восьмидесяти километров в час. Отдал Брехт за него всего четыре с половиной тысячи франков. Дёшево, выходит, обычный француз за три месяца может накопить на такой вот автомобиль. Нда, не ту страну вы товарищ Брехт избрали для проживания. Может, забрать все деньги, жену с детьми и в Париж переехать. Брехту тут жить понравилось. Сможет с помощью китайских контрабандистов сбежать из Владивостока. А ну, да, через два года его – Париж завоюют немцы. Нет, не немцы – фашисты. Ну, их нафиг. Придётся остаться в СССР.

Маршальский Ситроен тронулся и Брехт, отпустив сцепление, медленно поехал за ним.

Событие тридцать шестое

Если у вас есть знакомый иностранец, который хвалится тем, что прекрасно понимает русский язык, предложите ему перевести на свой родной фразу «косил косой косой косой» и посмотрите на реакцию…

Жил маршал на улице Театральная. Брехт себе карту Парижа купил в первый же день. И разговорник заодно. Оба его квартиранта и испанец, и итальянец немного французским владели, а Брехт вот кроме «Абажур, банжур», и не знал почти ни одного слова. Потому, всё свободное время разговорник и штудировал. Улица была в старом Париже и называлась Rue du Teatre и судя по тому что упиралась она в какой-то театр, то явно переводится это, как Театральная. Дом был двухэтажный, чуть обшарпанный, но со всякой лепниной и даже горгульями.

Ну, вот и выяснили, где Филипп с будёновскими усами проживает. Брехт машину не глушил, поставил её чуть в сторонке и понаблюдал, как полусонного ветерана водитель почти внёс в подъезд. Ну, к любовницам или в гости в таком виде не ездят, значит, тут месье будущий премьер и проживает. Чёрный «Ситроен» Traction Avant минут через десять уехал, а Иван Яковлевич заглушил мотор своего «Пежо» и вышел из машины. Прошёлся по улочке. Везде старые двух и трёхэтажные дома, явно из далёкого прошлого, не экономили тогда на украшениях, все дома делали архитекторы, а не жилстрои с отделстроями. Не далеко от маршальского дома было кафе. Называлось «Carmesi». Что это значит, Брехт не знал, да и не всё ли равно. Главное, что внутри можно сесть за столик, заказать чего поесть и чашечку хорошего кофе, умеют местные его приготовить, хоть и получается густой и с осадком, как в Грузии. Чашки тоже чуть маловаты. Культур – мультур, не литрами тут народ пьёт, а меленькими даже малюсенькими глоточками, пятьдесят грамм на полчаса растягивая. Не мог так Иван Яковлевич. Воспитание не то. Потому всегда заказывал себе четыре порции в одну большую кружку залить, чем вызывал неодобрительные качания головой местных барист. Общался с ними то на немецком, то на английском, то на русском. Обязательно один из трёх языков срабатывал. В Париже, как и в Марселе, было полно эмигрантов из России. Вот и в этот раз общаться довелось по-русски. Девушка такая тургеневская, хоть и с акцентом, но объяснилась с ним. Дочь, видимо, хозяина кафе, а может просто наёмная официантка. Заказал себе Брехт шницель с жареной картошкой и как всегда четыре порции кофе.

– Ви из Совьетской Росии? – сразу раскусила.

– Найн, их бин дойч.

– Дойч, – сразу глаза васильковые потухли. Не любят русские немцев, а французы тем более. Ну, и ладно, не плюнет же в картошку. А если плюнет? – Шучу. Да я из СССР.

– О, я скажу папа!!! Он лично вас обслужит. – Значит, всё же дочь.

Папа был толстенький с лысым совершенно черепом, а вот глаза были такие же, как у дочери – васильковые.

– Что желает, товарищ коммунист? – и эдак, насмешливо, как с меньшим братом говорит. Непутёвым.

– Да, вот хотел шницель с жареной картошкой заказать, а на вас глянул, и подумал, а не ударить ли нам по пелемешкам.

– Ух, ты! «Нам» мне нравится. Давненько я с земляками оттуда не общался. Пойду, распоряжусь. Жена быстро сделают с дочерью. Посетителей нет, так что я, если вы не против, составлю вам компанию, вопросами о том, как вы там живёте помучаю. Согласны, товарисч? Под лёгкое винцо?

– Я за рулём. Но под хороший кофе, согласен пообщаться.

– Айн, момент. Я мигом, только отдам распоряжения.

Пельмени готовились долго. Брехт сто раз пожалел, что выдал себя, нет, ничего не боялся, в смысле провала, а вот отвечать на многие вопросы этого Лёни – Луи, было неудобно, словно оправдания властям СССР искал. Голод? Да был, а что в тысяча девятисотом не умерло почти миллион человек от голода? Разруха? Строим. Нет, не был в Санкт-Петербурге, не свезло. Говорят, дома все обшарпанные, десятки лет не крашенные. Не видел. Далеко живу, на Дальнем Востоке. Владивосток. Флот. Вона чё, мусье бывший флотский офицер. Нет. Флота нет. Ну, почти нет. Так ваши же всё угнали и продали врагам России.

Когда пельмени принесли, не жуя и не чувствуя вкуса, быстро заглотил, расплатился и вышел. Как в душу нагадили. Человек плохое всегда быстро забывает. Воспоминания о молодости они всегда светлые и солнечные, нет там пасмурных и дождливых дней. Красивые девушки, мороженное. Театры, мать их. Смотры. Государь парад принимает. А ему что светлое вспоминать. В той жизни? В этой-то вообще ничего нет светлого. Реки крови и пота. Ну, разве Катя-Куй. Да и вот сейчас вспомнил, и тревожно на душе стало. В Москве уже хватились, что Брехт не приехал. Что будут делать? Могут и жену арестовать. Или сразу не могут? Ну, мало ли, убили, или заболел и в больнице лежит. Может зайти в посольство и рассказать о задумке?

Ну, нафиг! Прямо там и арестуют. Не дадут покинуть посольства, а потом в ящике домой тайно переправят. А там с пристрастием поспрашают, сам ли до такого додумался или от Тухачевского или Егорова команду такую получил. Нет. Машем и улыбаемся. Машем и улыбаемся.

Брехт вышел из кафе, которое называлось «Carmesi». Так и не спросил у хозяина, что это значит, и сел в машину. Развернул карту, сориентировался и поехал на квартиру. Хватит тянуть, нужно быстрее покончить с маршалом и перебираться в Германию, там ещё пару человек зажмурить надо.

В принципе к ликвидации маршала всё готово. Пальто двухстороннее ему сшили в ателье недалеко от его дома, там же на всякий случай и несколько костюмов разных цветов и покроев себе заказал, в магазине приобрёл несколько шляп и фуражек. А потом неожиданно наткнулся на лавочку, или магазинчик небольшой, который можно было бы назвать военторгом. Там форму можно было себе подобрать или заказать сшить. Заказал себе капитанскую форму пехотную. Мало ли как шифроваться придётся после ликвидации Петена. Неизвестно, что пригодится.

Событие тридцать седьмое

Никогда иностранцам нас не понять, у нас можно дать на орехи редиске, настучать перцу по дыне и сходить вечером в кабачок заморить червячка.

Было воскресенье. Шестое марта уже. Целую неделю Брехт, как на работу, ходил к дому маршала. Приходил рано утром и занимал место на скамейке в двух домах от объекта. Там такой закуток с афишной тумбой и скамейкой, всё равно на виду, но другого места для наблюдения просто нет.

Петен вставал поздно, подъезжал всё тот же «Ситроен» в десять часов и увозил будущего премьер министра и коллаборациониста. Иногда машина возвращалась быстро, а иногда и до вечера отсутствовал товарищ. Дома его ждала жена. Её Брехт пару раз видел, один раз она встречала Петена, опять под шафе приехал, а один раз наоборот провожала и сразу оттуда, как машина уехала, пошла в магазин. Что ж, скромно живут маршалы во Франции, не бегают вокруг них сотни слуг, и нет охраны, от слова вообще.

Женщине, Брехт подслушал разговор её с продавщицей магазина, звали её Анни, так вот женщине было лет шестьдесят и, следовательно, она была чуть не на тридцать лет младше маршала. Один раз к ней пришёл, судя по обнимашкам, сын. Этому лет тридцать – тридцать пять было, хотя может и побольше. Довольно высокий моложавый коротко подстриженный мужчина, раз пришёл в отсутствие маршала, то, либо в соре с ним или, что более вероятно, это не его, а её сын.

Что ж, план простой. Утром когда подъедет машина, Брехт спокойно достанет из футляра винтовку, встанет за афишную тумбу и сделает два выстрела. Один в Петена, другой в водителя. Жалко простого мужика, он ни в чём не виноват? Да ни капельки не жалко. Вот двадцать семь миллионов убитых и умерших с голоду советских людей жалко, а французов лизавших задницу Гитлеру, не жалко ни грамма. Убьёт обоих, подойдёт и положит на грудь человека, который так и не станет коллаборационистом, бумажку, на которой написано, что группа немецких патриотов «Великая Германия» объявила войну французским генералам, и будет её продолжать, пока те не отдадут назад Германии Верхнюю Силезию, Эльзас и Лотарингию. Все генералы Франции погибнут, если правительство Франции не выполнит требований «Великой Германии». Листок написан по-немецки, даже готическим шрифтом. Брехт специально сходил в магазинчик букинистический и купил Библию на немецком с таким шрифтом. Для образца.

С листком … Сначала хотел Иван Яковлевич просто положить его на тушку маршала Петена, но потом передумал. Во-первых, может ветром унести, а во-вторых, это не произведёт нужного впечатления. Потому отправил Федьку лешего в магазин на другой конец Парижа, где видел в продажекинжалы – имитация под старину. Эдакие мизерикордии. Тонкий четырёхгранный клинок. Полковник на него нанижет послание от «Великой Германии» и приколет его к маршалу, вогнав в грудь, желательно в сердце попасть.

Вот это должно произвести впечатление. Особенно на газетчиков. Должна знатная шумиха подняться.

После этих действий Брехт отходит по намеченному маршруту. Там есть небольшой проулочек, обычно пустынный. Быстро снять пальто, вывернуть его наизнанку и пройти на соседнюю улицу, где и припаркован его «Пежо». Да, ещё фуражку на шляпу заменить. Всё. Сесть в машину и ехать, как можно быстрее, в свой квартал, где зайти в ресторанчик папаши Карло и обязательно обратить там на себя внимание, ну, Брехт решил расплатиться тысячефранковой бумажкой с полуголыми мужиками. Пусть долго и упорно сдачу набирают. Точно запомнят тогда. Да, ещё нужно обязательно про время поинтересоваться у молоденькой официантки. И как-то намекнуть, что целый час, мол, тут уже сижу, а уходить не хочется, всё на неё хочется любоваться, такая у нимфы замечательная фигурка. Что вы делаете вечером, обожаемая грация?

Таков был план. Завтра понедельник и его нужно осуществить, а сегодня в воскресенье Иван Яковлевич себе другое мероприятие наметил. Сегодня на стадионе был футбол и Брехт решил сходить. Нет, он особым болельщиком не был, и тем более французского футбола, даже не знал, кто с кем играет. Хотел посмотреть, чем и в чём играют. Он ведь у себя в полку создал целых четыре футбольные команды, и пока он был в Туве, народ эту игру не бросил, вот только приехал он из Тувы, а народ пожаловался, что хорошего мяча не достать, а играть вообще приходится в армейских ботинках. Потому Иван Яковлевич и решил матч посетить, посмотреть на инвентарь, а потом поинтересоваться у футболистов или тренера, где всё это тут во Франции купить можно.

А дальше? Ну, посылки ещё никто не отменял. Купить десяток мячей, в сдутом виде они места не занимают, и отправить посылку на китайца одного знакомого во Владивостоке. Тот регулярно получает посылки из Америки, почему бы одну и из Франции не получить.

Глава 14

Событие тридцать восьмое

Учительница литературы, прочитав сочинение сына Романа Абрамовича «Как я провёл лето», сожгла его, бросила пепел в бокал с шампанским и выпила ровно в полночь.

Перестарался. Хотя, во всём можно найти плюсы. Тут плюс был весомым. Не жирным. Наверное, просто кость широкая. Обладательница широкой кости прыгала на нём истово и старалась вдавить в сетку кровати так, чтобы от него только мокрое место осталось. Не вышло. Нимфа вдруг выгнулась, порычала что-то на чистом французском, про бога и свалилась Ивану Яковлевичу не грудь. Полежала пару минут, время от времени подёргиваясь, потом прикусила ему ухо и сползла под бочок, уютно так, по-домашнему, прижавшись. И это пятый раз за ночь. Неутомимая нимфа.

Бог он есть, и он праведников вознаграждает. Вот грохнул Брехт будущего предателя и фашиста, а ему за это нимфу или даже нимфоманку. Сделал Иван Яковлевич всё, как и задумал, и всё получилось. Планирование – наше всё. СССР – страна плановой экономики. И вообще – плановая страна. Приехал заранее, часам к девяти, взял футляр с винтовкой и скрипку дешёвую, в музыкальном магазине купленную. Положил на скамейку футляр и делал вид, что, что-то там в этом инструменте настройку настраивает. Дребезжал, ноты извлекая. Улица малолюдная, прохожие редкие чего-то оглядывались на мужичка в сером пальто и чёрной фуражке со скрипкой в руках. Будто не сидят у них в Париже на каждой скамейке утром скрипачи и не пытаются скрипку настроить. Иван Яковлевич, специально поднял воротник пальто и фуражку на глаза натянул, а ещё выращенные усики небольшие чёрным карандашом для ресниц подкрасил. Запомнят, и когда их в полицию начнут тягать на опрос-допрос, обязательно скрипача «подозрительного» вспомнят и опишут. А полиция будет искать и даже, должно быть, найдёт кого-нибудь. Убитый – человек не простой, и преступника обнаружат наверняка.

Когда подъехал чёрный «Ситроен», Брехт скрипку отложил и огляделся. Пустынно, все уже давно на работе или по другим делам ушли, только маршал, как всегда, нежился долго в постельке. Старость. Простительно. Бог простит. Вот, через несколько минут. Подъехала машина, водитель вышел и зашёл в дверь, Иван Яковлевич скрипку перестал терзать, положил на скамейку, вынул из футляра винтовку и встал за тумбой афишной. Вышли из двери водитель с Петеном и направились к машине. Брехт произвёл два выстрела, оба в головы. Попал. Громко для тихой улочки, голуби взмыли над тротуаром, где крошки собирали, бабульками сердобольными разбросанные. Эхо отразилось от зданий. Громко. Так и хочется пуститься наутёк. Но побежал в другую сторону, запланированную. Полковник за несколько десятков очень длинных секунд преодолел расстояние до маршала. Воткнул ему в сердце клинок с запиской и снова ломанулся к скамейке. Пока ни одной души, хотя, наверное, в окна самые смелые и любопытные подсматривают. Подхватил Иван Яковлевич с лавочки винтовку и футляр, засунул орудие убийства с глаз подальше в него, и припустил на полном ходу в намеченный проулок. Там вывернул пальто наизнанку и достал из сумки шляпу, специально в большой твёрдой, как чемодан сумке нёс, чтобы не помять. В сумку сунул футляр с винтовкой и фуражку. И уже совершенно спокойным размеренным шагом вышел на соседнюю улицу. Там его «Пежо», одинокий стоял. Залез, достал опасную бритву и сбрил усы, потом переоделся в куртку коричневую и снова фуражку, но уже тоже коричневую и поехал в намеченное кафе на полной скорости. Нужно было на всякий пожарный создавать себе алиби.

В кафе папаши Карло народу было немного, утренние посетители уже схлынули, а обеденные ещё не подошли. Была женщина с мальчиком, парочка и дедушка один сидел за столиком. Попивая кофе и газету читая. Брехт заказал себе пирожное с кофе и сел, откинувшись на спинку стула. Ноги тряслись, адреналин схлынул и отходняк наступил. Во рту противный вкус железа. Попил, прожевал, не ощущая вкуса, лакомство с клубничной начинкой и подозвал нимфу, что чирикала с мамашей. Девушка Брехту не нравилась. Она была не то чтобы громоздкая, но плотная такая, как метательницы ядра. Не жирная, а именно плотная, с крестьянской грацией. Правда, когда улыбалась, то чуть преображалась, ямочки на щёчках образовывались и белоснежные зубки приоткрывались. Звали официантку Ниной. Была она француженкой и по-русски ни слова не знала. Каждый раз с Брехтом жестом изъяснялась. Пальцы показывала и улыбалась, потешаясь видимо в душе над дуболомом лопоухим, который язык Вольтера не знает. Хотя, вот Иван Яковлевич знал, кто такой Вольтер – это товарищ по переписке императрицы Екатерины Великой, а девушка об этом знала едва ли.

Началась их всегдашняя мимикрия с показыванием пальцев и смешками. Шесть пальцев показала. Причём, этот самый шестой был в виде жеста неприличного – средний. Брехт ей тысячу сунул и руками развёл, мол, мелочью сегодня не богат. Это кафе папаши Карло вряд ли за день на три таких бумажки наторговывает. Может, летом и получше дела у них идут, а зимой, да ещё в дождливую погоду, посетителей не больно много.

Нимфа Нина пошуршала банкнотой, изобразила извиняющуюся улыбку и ушла в дверь, что ведёт на кухню. Очевидно, с Карло советоваться, что делать. Вернулась не скоро. И без сдачи, сунула бумажку Брехту назад и попыталась чего-то объяснить.

– Je ne comprends pas. Не понимаю, – и назад ей бумажку.

И так несколько раз. И тут старикашка с газетой и говорит на хорошем русском.

– Молодой человек, она говорит, что у них нет сдачи, сходите в банк или в магазин и поменяйте на мелкие купюры.

– А сколько сейчас времени? – Брехт шёл точно по плану.

– Половина одиннадцатого, – глянул старик на карманные часики.

– Блин, полчаса уже тут сижу. Мне же нужно в одно место успеть. Девушка. А, Нина, можно я чуть позже занесу, я тут не очень далеко живу. Переведите, пожалуйста. – Обратился к читателю.

Пообщались, почему-то хихикая. Как там у Гоголя? «Над кем смеётесь?!Над собой смеётесь …».

– Она говорит, что тогда с вас ещё и билеты в кино, – разъяснил дедулька смехуёчки.

– Замётано. Сегодня вечером идём в кино.

Ну, а после кино пошли в гости. И вот чем всё это закончилось. Бог вознаградил. Подарил этот маленький вулкан страстей за содеянную справедливость. Хотя почему маленький. Вполне себе и не маленький. Под метр семьдесят девица. И под семьдесят кило. Нормальный такой вулкан.

Событие тридцать девятое

– У Абрама умерла жена. Идёт в газету давать некролог. Спрашивает, какой будет самый дешёвый.

Ему объясняют, что чем меньше слов, тем дешевле. Он диктует:

– Сара умерла.

Ему говорят, что можно добавить ещё два слова, а стоимость будет та же.

Итоговый вариант:

– Сара умерла, продам Москвич.

Будильников в этом времени не много. А у Брехта так его в комнате точно нет. Потому проснулся в очередной раз не от звона будильника и не от нападения мадмуазели Нины, а от того, что она с визгом подскочила и начала чего-то верещать на чистейшем французском языке и по комнате голой носиться. Ну, зрелище прикольное.

Дальше – больше. На визги и крики из соседней комнаты заглянули двое интербригадовцев и испанский, и итальянский. И нет, чтобы сконфуженно извиниться и закрыть дверь. Нет, сунули свои бошки и давай стриптизный марафон наблюдать.

– Кыш отсюда! – Шуганул их Брехт. – Стоять. Хуан чего она верещит?

– На работу опоздала, ругается, что её сейчас месье Карло будет ругать, а то и уволит.

– Теперь кыш. Стоять. Хуан сходи до киоска и купи все свежие газеты, на всех языках. Давай, одна нога тут, другая там. – Разговаривали на немецком. Потому Итальянская рожа только глупо таращилась на Нину и блаженно улыбалась время от времени.

– Кыш! – и его шуганул.

Потом встал и помог дивчули одеться. Она на прощанье что-то прочирикала, и что самое удивительное опять на французском. А совсем на прощанье чмокнула в щеку.

Вулкан. А, говорил уже.

Ванну принять можно. Есть в их квартире. Вот с горячей водой хуже. Из кранов бежит две, ну, воды. Одна очень холодная. Другая теплее, градусов двадцать. Экономят проклятые лягушатники на его здоровье. Душ принять в двадцатиградусной воде можно. Привыкнет кожа быстро. Но это душ. А вот лежать в ванне с такой водой. Нет. Просто набрал немного и поплескался, потом намочил полотенце и растёрся. Полегчало. Свежесть и бодрость в теле, будто и не было бессонной ночи.

Прошёл Иван Яковлевич на кухню, на электроплитке сварил себе в турке кофе. Как у папаши Карло не получилось. Он туда всякие секретные ингредиенты добавляет. Гвоздику должно быть и ещё чего южное. Корицу может? Но вкусно получается. Брехт не дурак, а дурак не Брехт. На рынке купил себе и гвоздики, и корицы, и кориандра, и ещё всякой всячины средиземноморской и время от времени пытается повторить эксклюзивный кофе папаши Карло. Получается хрень. Выходит, кроме гвоздики ещё и умение нужно и точный рецепт, а его проклятый макаронник не выдаёт. Брехт даже к нему засылал соотечественника – Федьку Лешего с сотней франков. Нет, неприступен, как скала. Носом точно скалу напоминает. Пик Ленина. Или Коммунизма?

Пил себе со вчерашним, чуть подсохшим, круассаном, как тут пришёл Хуан – Ванька с газетами. На русском была только одна газета, называлась – «Иллюстрированная Россия». Эмигрантский вражеский листок. Узнает Ежов и кердык полковнику. Полный, причём.

Брехт её пробежал, и с удивлением обнаружил, что про убийство маршала всего два слова, ну пять. Обычный некролог. Погиб герой Вердена. Хрень какая.

– О, маршала какого-то грохнули, ткнул Брехт в заметку пальцем. Ванька, ты посмотри, нет ли чего интересного про этого маршала в других газетах. Франческо, вот тут и на итальянском есть одна. Посмотри, чего нового в мире творится.

Иван Яковлевич с пацанами иностранными планами не делился. Занят, и всё, как освобожусь, так и поедем в СССР за кореянками. Ваньке рановато. Учиться надо. Купил им по самоучителю русского и немецкого пусть один изучают, а другой совершенствуют. Впереди война с Германией, и людей, знающих хорошо немецкий, будут ценить и использовать по назначению, переводчиками. Это лучше, чем в окопах под пулями и осколками сидеть.

– Тут пишут, что маршала Петена убили неизвестные. Идёт следствие, пробежал несколько передовиц во французских газетах Хуан.

– И всё? – Брехт был неприятно удивлён, – Ни каких версий. Кто убил и за что?

– Нет, только вот в этой, – показал на одну с готическим заголовком, – говорится, что маршал был в плохих отношениях с сыном своей последней жены.

Хрена се! А записка немецкая? Чуть вслух не сказал. Что это значит? Ни в одной газете нет ни слова про то, что маршала убили какие-то камрады из «Великой Германии»? Что-то явно пошло не так.

Вывод не делался. Версий масса. Самая первая, что идёт на самом деле следствие и боятся преступника вспугнуть. Сразу отбросил. Преступник Брехту известен и его эти игры в тайну следствия никак не вспугнули, а скорее в недоумение вогнали. Посидел, почитал в русскоязычной газете про репрессии в СССР, про то, что в Испании немцы русских бьют на всех фронтах. А вот про легион «Кондор» ничего нет. Ну, так Брехт его два раза чуть не на ноль помножил. У Германии столько опытных лётчиков нет, чтобы быстро восполнить потери, а молодые сразу попадают в воздушные бои с советскими опытными лётчиками и разница в опыте должна себя показать, то есть, по логике, немцы в этой реальности в воздухе понесут гораздо большие потери и асов не воспитают.

Ну, хотелось бы в это верить.

И тут Брехт понял, почему нет ничего про записку с «Великой Германией» в газетах. Французы просто боятся. Не все французы, а власти Франции, какой-то там по счёту Республики боятся немцев.

Давно, как-то в той жизни читал Брехт, или по ящику смотрел, нет, всё же читал, почему Франция всего месяц продержалась против Гитлера. Там было написано, что во время Первой Мировой Франция понесла чудовищные потери в войне с Германией и потому они предпочли сдаться, чем ещё раз понести такие потери. Так-то хрень. Просто боялись. Нужно терпеть лишения, нужно умирать за Родину, зачем? Можно спокойно сдаться и жить, как и раньше. Ничего не изменится. Немцы это цивилизованные европейцы. Ну, так почти и произошло. Может, немногим евреям не повезло.

Россия в той войне потери понесла не меньше, и это не помешало ей. Выстоять сначала, а потом и добить фашистскую гадину в её логове. Жаль только Сталин не пошёл на раздел Германии на десяток государств, как союзники предлагали. Ничего. В этой реальности может и получится.

Событие сороковое

Какой кайф испытываешь возвращаясь с пробежки. Чувствовать свое тело сильным, заряженным энергией, ни с чем не сравнимое удовольствие. Я постоянно себе это говорю, когда смотрю спорт по телевизору.

Три дня Иван Яковлевич заставлял интернационал скупать все газеты на всех языках и пытался найти в них, что проклятые боши убили надежду французов в лице маршала Петена и нужно пока эти гады ещё не набрали силы объявить им войну и придушить сволочей.

Не было ничего такого в газетах. Альбер-Франсуа Лебрен – президент Третьей республики, 15-й президент Франции, решил всё засекретить и скрыть от народа. С другой стороны, лично президент в рамках конституции Третьей республики имел весьма ограниченные полномочия, и ответственным за свою неудачу Брехту нужно винить скорее главу правительства. Премьер министра во Франции сейчас нет. Должности такой нет. Есть как бы Первый министр им сейчас работает в поте лица некто Камиль Шотан. Вообще не слышал Иван Яковлевич ничего про этого человека. Почитал газеты. Народ требовал первого министра снять и поставить бывшего до этого Андре-Леона Блюма. Но и про этого персонажа Брехт не слышал. Нет, великим знатоком истории он не был, но всё же про Черчилля и Де Голля слышал, а про этих господ нет. Не те, значит фигуры.

Нужно было что-то делать. Зря что ли дедушку грохнул. Думал – думал и решил, что просто надо повторить то же самое действие, но при этом подключить прессу. Направить от имени «Великой Германии» в газеты письма с признаниям, что маршала Петена убила «Великая Германия» и она на этом не остановится и будет продолжать убивать французских генералов, пока их вообще не останется или пока Франция не вернёт Германии Эльзас и Лотарингию.

Сел и написал, старательно копирую из древней библии готические буквы. Написал десять писем, во все более или менее известные и читаемые парижанами газеты и отправил. Подождал. Ничего. Не поверили писаки или сверху опять пресанули. Ну, нет, не могут же газетчики не клюнуть на такой жаренный факт и слабое нынешнее правительство им бы напечатать такие замечательные письма помешать не смогло. Выходит, и правда не поверили. Побоялись выглядеть смешно.

Ну, что ж, есть один способ, показать газетчикам, что «Великая Германия» не шутит.

Брехт снова стал дежурить у здания второго управления Генштаба Франции. На третий день он уже точно знал расписание жизнедеятельности парочки генералов. Товарищи приходили, точнее приезжали в Управление в девять часов и стояли, курили, перед тем как войти в здание. Традиция у этих двоих такая. Покуривают и строят козни против СССР. Разведка же.

Иван Яковлевич прикинул, а сможет ли он застрелить этих двоих из снайперской винтовки прямо у входа в Управление. Вот уж этот инцидент замять не получится ни у какого правительства. Тут людная улица. Будет сотня, а то и больше свидетелей. Полковник осмотрел крыши всех ближайших домов. Парочка была очень удачно расположена, в смысле домов. Они были с востока от Управления Генштаба. То есть солнце будет при выстреле у Брехта за спиной и стекло прицела бликовать и зайчиков пускать не будет и наоборот генералы будут хорошо освещены. Весна потихоньку вступала в свои права и солнечных деньков становилось всё больше.

Брехт обошёл ещё раз намеченные дома. Один подходил просто замечательно. Позади него была пожарная лестница, и она выходила в закрытый двор, а в другом конце двора была подворотня, которая выходила уже на соседнюю улицу. Пристрелить этих главных разведчиков, бросить там винтовку и преспокойненько спуститься по пожарной лестнице и вывернуть в подворотне куртку на изнанку. Спокойно подойти к «Пежо» своему и уехать опять в кафе к папаше Карло, уговорить Нину ещё раз сходить в кино. Нет, так-то это экстремальное удовольствие, но ведь удовольствие.

Глава 15

Событие сорок первое

Судья спрашивает у свидетеля:

– Вы знаете, что вас ожидает за лжесвидетельство?

– Конечно, знаю. Мне обещали японский магнитофон.

Генералы решили сделать Брехту подарок. Роскошный. Со всей широты французской души. Отблагодарить за все его мучения. Ещё бы, вставать в пять утра и по холодку тащиться к машине. Потом, та с чего-то решала не заводиться. Дыр-дыр-пыр и глухо. Чуть не плюнул на затею. Ну, ничего же один день не меняет. Сегодня не получилось добавить пару зарубок на снайперскую винтовку – завтра добавит. Вышел из пежухи и пнул, с досады, по колесу. Нет, сигнализация не сработала. Как стояла машина французская, так и стоит. Молча. Не изобрели сигнализацию. Всё же решил Иван Яковлевич ещё раз сесть и ключ повернуть. «Не хлыздить», – сам себе сказал. Сел, повернул, и, обиженный пинком, «Пежо» завёлся с пол-оборота. Гад. И так нервы, как струны.

И ещё было одно приключение. Доехал до нужной улицы, приготовился, а как вылезать стал, на проезжую часть вышел дворник (чистоплюй проклятый) и стал мести улицу, ну, если честно, прилично загаженную, обрывки газет, коробки из-под сигарет, фантики. А ещё культурные европейцы. Свиньи. Пришлось дожидаться, пока пролетарий метлы развернётся к нему филейной частью и быстренько с футляром из машины выскочить. Идти если в нужном направлении, то пришлось бы мимо гастарбайтера, смугловатый для француза дворник, скорее всего – алжирец, папаша Зинедина Язида Зидана должно быть. Из-за предка этого задастого полквартала лишние прошёл, круги наматывая. Чего не сиделось в своём Алжире спокойно?!

Во дворе было тихо и безлюдно. Подошёл к лестнице и столкнулся с очередной трудностью. Не догадался к футляру винтовки что-то типа ремня приделать. Как держась за ручку довольно тяжёлого футляра, всё же только винтовка четыре кило весит, подниматься по пожарной лестнице. Пришлось выкручиваться. Достал носовой платок и, просунув через ручку футляра, привязал к поясу куртки сзади. Полез. Футляр по ногам стучит, по заднице похлопывает и всё время кажется, что или платок развяжется, или поясок у куртки оборвётся, и грохнется винтовка с высоты второго этажа, и разобьётся прицел. Нервы. Шалят.

На крыше было неудобно лежать. Она не сильно, но покатая. Ноги вверху, а ещё она мокрая. Дождя не было, роса на железо холодное выпала.

Словом, природа и разные другие обстоятельства решили Брехту в его миссии максимальные трудности создать. Лёг чуть боком, пока-то чего кверху ногами валяться, время и семи часов нет. Покемарить бы, но взбудораженный организм идею отверг. Стал всякие каверзы придумывать, то спина между лопатками зачешется, то в носу чего засвербит и чих набросится, подлец. А улица пустынная, только первые прохожие стали появляться. Услышат чих на крыше и в полицию побегут. Пришлось тужиться и пыжиться, чих превозмогая. Муки адские, не до сна.

После восьми часов утра город ожил, народ стал туда-сюда шастать. Появились и первые офицеры у здания Второго Управления Генштаба. Но пока без генералов. Брехт на часы глянул, до девяти было ещё полчаса. И вот тут организм сам без участия Ивана Яковлевича захотел поспать. Прямо глаза стали слипаться. Как в таком сонном состоянии палить по главным шпионам. И не встанешь, зарядку не сделаешь. Пришлось себе по щекам надавать. Больно. Но не помогло, через пару минут опять глаза слипаются, хоть спички вставляй.

Снова надавал, потом ещё раз. И тут приехала сначала одна машина с генералом искомым, а потом и вторая. Брехт тут же врезал в очередной раз себе по роже и стал нормальную позицию занимать. Железо на крыше ржавое, хорош у него будет видок, когда слезет с крыши. Хорошо, хоть один чёрт куртку выворачивать. Но вот брюки точно будут все в ржавчине. Один плюс, что коричневые, но коричневые, а не рыжие, заметно будет. Нужно было запасные штаны взять, переоделся бы в машине, а так перед кафе придётся домой заезжать. Не идти же в таком виде на свидание.

И вот тут генералы решили Брехту подарок сделать. Подъехало с повизгиванием тормозов ещё две машины и из них три генерала вылезли. Двое в военной форме, а один в полицейской. В винтовке французской MAS Modèle 36 пять патронов в обойме. И запасной обоймы нет. Пять генералов, пять выстрелов, нельзя промахиваться. Брехт, даже перчатки стянул. Чёрт с ними с отпечатками пальцев. Во-первых, у полиции Франции нет его отпечатков и сравнивать не с чем, а во-вторых, он уже завтра собирается гостеприимную страну покинуть. В Германии тоже генералы есть, и там нужно проредить их число.

Генералы остановились рядом с перекуривальщиками и тоже за сигаретами потянулись. Ну, и замечательно. Брехт улёгся поудобнее и прильнул к окуляру прицела. Бах. Бах. Бах. Все пять выстрелов за пару секунд. Даже не стал проверять, все ли пули достигли цели и так видел, что попадали товарищи в красивых фуражках с золотым и красным шитьём. Одну фуражку отбросило при выстреле, чуть высоко взял, но это был первый выстрел и краем глаза полковник видел, что в череп пуля калибром 7,5 мм тоже попала. Завалился генерал и вокруг головы сразу чёрная в лучах восходящего солнца лужица крови образовалась.

Всё!!! Теперь срочно спускаться. Брехт, как заправский кот, пробежал на четырёх конечностях по покатой крыше, перевалился перекатом через самую высокую точку и кубарем скатился к лестнице. При этом умудрившись не свалиться с третьего этажа. С лестницы от спешки чуть не сорвался, но в последний момент успел за перекладину зацепиться. Обругал себя на двух с половиной языках, тувинские ругательства тоже вспомнил. Там одно прикольное есть. Мужская пиписька звучит как – «Кодак». Кассеты такие были магнитофонные, потому легко запомнилось. Когда узнал, то представлял, как в Туве эти кассеты в магазинах у юных продавщиц покупали. «Дэвушка, а у тэбя кодак ест?» Вот, кодаками всех французских генералов покрывая, и добрался до земли обетованной.

Событие сорок второе

Учитель объясняет ученикам правила хорошего тона:

– По лестнице мужчина всегда идёт перед дамой. А знает ли кто-нибудь из вас, почему?

Руку поднимает Вовочка:

– Потому что дама не знает, на каком этаже он живёт.

Хрясь. Это Брехт в челюсть апперкотом срубил любопытину одну. Случайно, можно сказать, на автомате. Спрыгивает он на землю поворачивается, чтобы быстренько удрать с глаз долой в подворотню, а прямо напротив стоит индивид в чеховском пенсне и, чуть наклонив голову на бок, говорит на мове: «Que s'est-il passé?» (Что случилось?). Вот, а дальше хрясь и лежит чеховообразный француз на брусчатке и ножкой дрыгает. И как в тему будет звучать: «Не виноватая я, он сам пришёл». Ведь не было индивида, когда Брехт бросил беглый взгляд на двор, собираясь падать с крыши. Вообще никого не было. Пустынный двор-колодец. Пару минут, а то и меньше, пока спускался и бамс – гражданин прекрасной Франции стоит и что-то про «пасе» говорит. Это – Парламентская ассамблея Совета Европы, которая занимается защитой прав общечеловеков. Правильно получил. Брехт уже было совсем собрался продолжить отступление, но тут ему в голову замечательная мысль пришла. Не Брехт, а Роден целый. Мысль такая. Очки резко меняют лицо. А пенсне и подавно. Снял с товарища пенсне, водрузил на нос. Ну, не сильно большие диоптрии. Минус небольшой. Потянет, до машины дойти можно не спотыкаясь, а может и потом использовать можно будет. Пригодятся. А ещё у теперь не чеховообразного француза на голове берет чёрный, тоже пригодится. Берет лицо меняет не хуже очков. Эх, если забирать у человека имущество после удара в челюсть, это же грабёж. Теперь за Брехтом ещё и это преступление будет числиться. Клейма некуда ставить. Преступный преступник. Щекотило.

Водрузив на нос очки и на голову беретку, Иван Яковлевич, снятую с себя кепку, положил на лицо борца за права общечеловеков и продолжил быстрым шагом путь в подворотню. Там вывернул куртку, превратив её из светло-коричневой в тёмно-синюю. Потом отряхнул штаны. Так себе получилось. Словно по глине ползал. Ну, не далеко идти, машина в ста метрах стоит. Поигрывая ключами на пальце и высоко задрав нос с пенсне Брехт пошёл к машине. Ключи на пальце должны привлечь внимание к пальцу и отвлечь от замызганный штанов.

Дошёл. Словно на соседней улице и не произошло ничего. Тишина, люди идут, дама с собачкой собачку выгуливает на поводке, даже две мамаши на допотопных низких колясках везут детей, и что самое удивительное дети ещё разговаривать не умеют, а уже французы. Парадокс. Понятно, почему нет паники и омоном ничего не оцеплено. Брехт это ещё при рекогносцировке отметил, эта улица параллельна улице святого Доминика и она с ней в этом месте не сообщается. Нужно целый квартал протопать, чтобы попасть на эту Доминикану. Вот там, наверное, сейчас ужас что творится, тихий мирный Париж не привык к терроризму.

Иван Яковлевич дошагал до «Пежо» своего и, стараясь не мельтешить, открыл дверь автомобиля. Залез внутрь, осмотрелся, досчитал до десяти, пытаясь пульс уменьшить с двухсот до сотни хотя бы. И завёл двигатель. Полицейских по-прежнему не было. Полковник подождал, пока мамаши перевезут французов малолетних через улицу и тронулся. Через двадцать минут он подъехал к своему дому и, стараясь не отсвечивать, тоже прошмыгнул в подъезд. В квартире никого не было. И хорошо, Брехт умылся, пшикнул на себя одеколоном «Шипр», который оказывается французский и называется так потому, что один из основных компонентов, а именно дубовый мох, растёт на острове Кипр. «Eau de Chypre». Ну, сложности перевода.

Чистый напомаженный и надушенный Иван Яковлевич, помахивая зонтиком, небо вдруг заволокло тёмными такими тучками, вошёл в заведение папаши Карло и подмигнул нимфе и нимфоманке Нине.

– Четыре порции кофе и пирожное с вишнёвым вареньем.

Девушка покраснела эдак мило, щёчки с ямочками зарозовели, и началась их любимая игра с показыванием друг другу разных пальцев на руках. Ну, четыре кофе и так далее. Надо, наконец, выучить, как будет по-французски – «четыре порции кофе в одну чашку».

– Quatre portions de café dans une tasse. – Вот, как это будет. Это Нина догадалась.

– Я. Я. Уне тазик. Квартал.

Посетители ржут, глюпый рюсски. Кварте! Ну, Брехту то и надо. Пусть запомнят. Не так чтобы: «надо-надо», так, на всякий случай. Может, у них тут в Париже и Шерлок Холмс с Эркюлем Пуаро есть и миссис Марпл с Мегре. Расследуют. Найдут аспида. И не сойдётся у них. Он в кафе примерно в это время народ веселил. Никто же на часы не смотрит. Женщины в основном в кафе, а у них часы редкость. Часы ещё на руке не многие носят, в основном по старинке в кармашке жилетки. У Брехта вот целый Карлуша Фаберже в кармашке. Нужно достать и сказать, что время половина десятого, хоть сейчас и чуть больше, Достал, сказал, что «ба уже половина десятого, а у него маковой росинки в роте не было». Потом кофе с пироженкой. Сначала вон тот расстегай светло-коричневый с офигительным и притягательным ароматом и чашку мясного бульона. Уне тазик.

Ну, вот, главное, не забыть в конце Нину в кино пригласить. А то если завтра уезжать, то не скоро ещё удастся с такой темпераментной партнёршей встретиться. А может, и вообще никогда. Как там Ежов, в СССР, на всё на это отреагирует? На падёж генералов и маршалов.

Событие сорок третье

Объявление в газете: «Познакомлюсь с Томом Крузом. Том, если ты сейчас читаешь этот номер „Подольского рабочего“, позвони мне».

Не в один в один повторилось, но близко. Иван Яковлевич сам Нину разбудил, но она так громко ругалась, желая поспать подольше, что эти два интер… с позволения сказать …бригадовца снова бошки свои сунули в дверь.

– Кыш. Давайте за газетами снова прогуляйтесь.

Пока детишки бегали, скупая прессу свежую, Иван Яковлевич всё же поднял официантку с кровати узкой холостяцкой и умыл, после чего она всё-таки проснулась и принялась одеваться.

– Чашечку кофе. Стой. А ты не знаешь, как папаша Карло делает свой фирменный кофе.

– Что ты сказал? (Qu'avez-vous dit?) – Наверное, это спросила. Тёмный народ эти французы, да и француженки не светлей. Нормального русского языка не знают. Деревня.

Брехт решил эксперимент провести. Привёл нимфу на кухню. Вытащил из шкафа банку с молотым кофе и сунул ей под нос, потом достал и кучу баночек, скляночек и пакетиков с пряностями. Ткнул во всё это пальцем. И сказал на французском.

– Кофе! Как у Папы Карло! Сomprends?

– Си, – и начала готовить. А Брехт стоял и наблюдал. АГА, теперь он будет знать секрет проклятого прижимистого итальянца. Вот, как ларчик нужно было открывать. И бесплатно и не даром. Отработал ведь. Всё по чесноку.

Не поленился, взял, повторил все действия Нины. Всё же есть отличия от изыска папы Карло, но гораздо лучше тех, с позволения сказать, шедевров, что сам изобретать пробовал. Кофе попить не успели толком, принесли пацаны газеты и отпросились посмотреть на демонстрацию. Пришлось большими глотками выхлебать и углубиться.

Ага! Брехт сдуру пацанов отпустил и когда схватился за газеты, то понял, что дебилоид последний. Была та самая «Иллюстрированная Россия» и ещё журнал на русском тоже антисоветский, назывался – «Часовой». Но журнал был недельной давности, а газета позавчерашняя и ничего нового, кроме того, что Сталин кровавый тиран Брехт из них не узнал, а нет в «Часовом» радовались, что Советы сами уничтожают своих лучших командиров. Ну, что тут можно сказать, некоторых и не зря совсем.

Французские газеты о чём-то кричали заголовками, но пойди, разберись. За это время несколько сотен слов Брехт выучил, но попробовал читать газету и понял, что слова учил не те. Знакомых почти не было.

В немецкоязычной небольшой газетёнке тоже ничего не почерпнул. Там всё больше про торговлю. Вот, спрашивается, какого чёрта этих товарищей отпустил, вдруг, что важное в газетах и ещё подумал, что если демонстрация вызвана его действиями, то испанцу и итальянцу тоже может достаться, не будут разбирать итальянец ты или немец, разговариваешь на чужом языке, на тебе по сусальнику. Не нравится по сусальнику, ну, на тебе в харю.

Пришлось и самому одеваться и идти в кафе провожать Нину, вспомнил, что там есть этот дедушка эмигрант, что по утрам всегда сидит там часами пьёт потихоньку кофеёк и газеты читает. Нина на руке всю дорогу висела. Опять засыпала, как работать-то будет. Вот не повезёт тому, кому она в жёны достанется. И его заездит до полусмерти и себя до истощения доведёт. Или наоборот – повезёт? Гадай.

Сдав с руки на руки под неодобрительный речитатив папы Карло девицу, Брехт оглядел кафе. Был дедок. Источник информации сидел у стойки и разложил на ней газету. Почему не за столиком? А потому что все столики были заняты. И все в основном мужчинами. Парижане все сидели с газетами и все что-то оживлённо обсуждали. Иван Яковлевич в душе надеясь, что он тому виной, подошёл к эмигранту и плюхнулся рядом на барный высокий стул.

– Добрый день.

Постаревший поручик Голицын мутноватыми глазами, не от пьянки, а от старости, осмотрел полковника с головы до ног и поинтересовался шёпотом:

– А вы товарищ, что не боитесь?

Как надо отвечать на вопрос, на который не знаешь ответ. Правильно. По-еврейски. Плавали. Знаем.

– А должен? – и взгляд из под бровей. Эх, ещё бы ушами пошевелить.

– Вы же из Советской России? Но вы и немец.

Что это? Вопрос? Ну, а чего скрывать.

– И потому?

– Ха-ха. Да вы ничего не знаете, товарищ?!! – и в газету пальцем тык.

– Потому к вам и пришёл. Неуч. Не знаю французского.

– Здесь на иностранном языке лучше не говорить. Давайте выйдем, вон лавочка под каштаном стоит. Посидим. Прочту вам интересную статейку.

Глава 16

Событие сорок четвёртое

Министра обороны спросили:

– Какие церковные звания будут введены в армии?

Министр обороны ответил:

– Митрополита и митрозамполита.

Иван Яковлевич сидел на кухоньке в их квартире и поедал яичницу. В кафе после беседы с «поручиком Голицыным», а на самом деле с полковником Романом Переверзневым, возвращаться не стал. Не боялся. Нет, нужно посидеть и подумать в одиночестве, чтобы не отвлекали. Вернулся к себе, сел на табурет. Встал с табурета. Походил. Сел и вдруг со страшной силой есть захотел. Этих любопытных интербригадовцев нет. Ещё волновайся за них. Решил чего приготовить, заглянул в холодильник. Шутка. На самом деле холодильник, только хрущёвский, оказывается, их не Никита Сергеевич придумал, украл, гад, идею. А ещё коммунист. Так в холодильнике «нехрущёвском» уже ничего не держали. Весна, а стена южная, так что только вот пяток яиц. Разбил одно не в сковородку, а в мисочку, проверить, не протухли ли они или там цыплята уже почти готовые вылупиться. Это яйцо оказалось нормальное. Так все пять в отдельную миску по очереди и разбивал. Последнее показалось подозрительным. Пришлось довольствоваться четырьмя. Обжарил на сковороде пару кусочков хлеба в выплавленном из бекона жире и плюхнул туда яйца из мисочки. Лепота. Сверху чесночка ещё, мелко порезанного, для аромата и укропчиком в магазине купленном, что напротив их дома, присыпать.

Сидел, поедал яичницу и пытался планы строить. Не сильно получалось. Процесс захватывал. Пришлось доесть сначала, вымыть посуду, чай не графья. Так графинчики, и завалиться на кровать. Подумать. И отрубился. Понятно, бессонная ночь.

Разбудили вернувшиеся пацаны. Итальянский Федька Леший не пацан, конечно, но ведёт себя словно пацан, так что пусть оба будут малолетками. Пришли с кучей новостей. Оказывается, те новости, что поведал ему царский полковник и вычитанные из газет даже устарели немного. Всё в действительности стремительно развивается и ничем хорошим кончиться не может.

Так это с какой стороны посмотреть. А смотреть можно с трёх сторон. Первый со стороны Германии. Проклятые боши из «Великой Германии», оказывается зверски убили сначала маршала Петена и его водителя, потом зарезали его жену, потом убили двух министров. Это удачно Иван Яковлевич выстрелил. Так уж совпало, что на совещание во второе управление приехало сразу два министра, вот они и подошли к тем двоим перекуривальщикам, третий тоже был генерал и заместитель министра. А один из куряк оказался не много ни мало, как начальником этого Второго Управления Генштаба Франции или главным шпионом Третьей Республика. Вот это Брехт настрелял! Дичи! Высокопоставленной.

Одним из министров был совсем уж монстр. Эдуард Даладье, там чехарда творилась в правительстве, и этот господин становился то Председателем правительства, то военным министром. Вот недавно в конце января опять понизили, стал военным министром, и чего спрашивается, генеральскую форму одел, если был штатской штафиркой. Ну, наверное, перед фотографами хотел блеснуть, рассказывая, чем совещание закончится. Представлял он в правительстве партию с интересным названием: «Радикальная и радикал-социалистов Республиканская партия». Вычурно и непонятно. Французы называли просто «Радикальной партией».

Вторым ряженым был министр внутренних дел Третьей Республики Маркс Дормой. Этот первый день был министром. Только вчера 13 марта 1938 года назначили, тоже из-за чехарды в правительстве третий или четвёртый раз. И тоже надел генеральскую форму (или комиссарскую, как там звания распределяются в полиции Франции), а не обычную штатскую, чтобы выступить с совместным заявлением перед прессой после совещания в Генштабе.

Примечательным было само совещание, на которое съехались министры. Они собирались обсудить интересную тему. Французское правительство решило обратиться в Лигу Наций с требованием, разоружить Германию и заставить вернуться её к соблюдению Версальского договора. И поводом послужило то самое письмо от имени «Великой Германии», что Брехт приколол к груди внезапно умершего маршала Петена.

Статья 8 соглашения Лиги поставила перед ней задачу сокращения вооружений к минимальным объёмам, совместимым с национальной безопасностью. Так какого лешего. Германия не разоружается, а вооружается. Нужно всем миром заставить её. Вразумить.

И тут опять фашисты из «Великой Германии» расстреливают в центре Парижа двух министров, начальника 2-го Управления Генштаба Франции и ещё кучу важных чинов из министерства обороны. Представители этой самой «Радикальной партии» возбудились после того как новость об этом расстреле дошла до правительства, и преемник Эдуарда Даладье новый, пока исполняющий обязанности, Министра национальной обороны и войны Поль Рейно дал команду расквартированным в Париже войскам захватить немецкое посольство и всех работников его поместить под стражу в одной из комнат. Это, по сути, было объявление войны Германии. И всё это случилось пока Брехт занимался чёрте чем на скрипучей кровати.

Пацаны тоже новости интересные принесли. Даже, можно сказать, обнадёживающие. В Париже идут немецкие погромы. Громят магазины немецкие и один Дойче-банк (Deutsche Bank) даже разгромили, вынесли ночью вместе с деньгами и столы до кучи, и пишущие машинки прихватили. Молодцы французы. Есть так малюсенький минус, у многих евреев немецкие фамилии или скорее похожие на немецкие. Ну, типа – Гольдберг. Спокойно с немецкого переводится как золота гора или, может, гора золота. Вот таким магазинам и лавочкам тоже досталось. А и правильно, нефиг немецкие фамилии брать. Берите господа французские, если вам всё равно какие брать.

Событие сорок пятое

Ну, допустим, пробьёшь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?

Многим нулям кажется, что они – орбита, по которой вращается мир.

Станислав Ежи Лец в книге «Непричёсанные мысли» написал мысль интересную, которую потом припишут Антуану де Сент-Экзюпери. Французы они вообще воришки. Вон, Эльзас с Лотарингией у бедных немцев украли. Точная цитата звучит так: «В действительности всё не так, как на самом деле».

Смысл заключается в том, что многие события в момент их свершения, имеют иные, часто противоположные последствия в будущем. Опоздали вы на рейс пусть самолёта, и это сильно огорчает и портит планы. Беда. А если через часик узнаете про авиакатастрофу постигшую этот проклятый «рано улетевший» самолёт. Беда. Только не с вами. Счастье привалило.

Вот и до похода в заведение папаши Карло, после новостей, что сообщили пацаны, и чего поведал царский полковник, в голове Ивана Яковлевича сложилась картина, что он эдакий всемогущий богоравный триггер. Переключил реальности и теперь будет великая кровопролитная война между Францией и Германией, которая здорово ослабит обе страны. С Францией, и чёрт бы с ней, хоть трава не расти, главное – ослабить Германию, дать СССР ещё несколько лет, да даже месяцев на подготовку к войне.

Оказалось же, что всё украдено до нас. А если по-простому, то он, конечно, на крючок спусковой нажал, но если бы не одно событие, то выстрел бы не грянул. Министры не просто порешать проблему убийства маршала Петена собрались, как думал Иван Яковлевич. Собрались они из-за Аншлюса. Брехт помнил, естественно, что бескровный захват Австрии Германией состоялся в 1938 году, но точной даты не знал. Не то преподавал. Оказалось – вчера 13 марта, и министры приехали во второе Управление Генштаба узнать подробности, не из газет и принять решение. Ну, а тут Брехт со своей винтовкой.

А в вечерних газетах всё встало на свои места. Германия объединилась или захватила Австрию. Аншлюс. Гитлеру пару деньков будет не до антинемецких настроений лягушатников, ему нужно в Вену, где его с цветами будут встречать жители Восточного Рейха. Ну,это в СССР и потом в России ту страну почему-то будут называть Австрия, на самом деле – Österreich, то есть «Восточный Рейх». При чём тут «Австрия». Любят в России слова коверкать. И чаще всего делают это умышленно. Понять бы ещё зачем. Что за мысли у товарищей в голове во время коверканий бродят. Из зависти???

Брехту все эти новые новости поведал опять полковник Роман Переверзнев. Он вообще выходит ли из кафе папы Карло? Как не зайдёшь, сидит, пьёт кофе и читает газеты. Франция страна цивилизованная, там есть утренние газеты и вечерние. В утренних – горячие новости, а в вечерних, вот, всё для всех разжёвывают.

– Что-то назревает. Плохо, что не узнаю.

– Что так? – Брехт погрузился в себя, гадая, влияет ли ещё и это событие на его дальнейшие планы или раз план есть, то его нужно выполнять. Спросил на автомате.

– Так помирать пора. Всё болит и ломит. Пора в Рай. Жаль, что в Рай надо ехать на катафалке!

– Ага, зато с музыкой. Господин полковник, а как вы думаете отреагирует Англия?

Брехт помнил, что после Австрии Гитлер покусится на Чехословакию. Или на Чехию, что там сейчас? Да и не важно. Первого октября 1938 года (вот эту дату Иван Яковлевич помнил точно, столько раз про это твердили по телевизору, чтобы показать, что пакт Молотова-Риббентропа это только ответ СССР на действия Польши) произойдёт захват Судетской области Чехословакии со стороны Германии и захват Тешинской области Чехословакии со стороны Польши по результатам Мюнхенского сговора.

– В конце прошлого года английский министр иностранных дел Галифакс или правильнее – Эдуард Фредерик Линдли Вуд – 1-й граф Галифакс, во время переговоров с Гитлером, дал от имени своего правительства согласие на «приобретение» Австрии Германией. Чуть позднее, в феврале этого года, британский премьер Невилл Чемберлен заявил в парламенте, что Австрия не может рассчитывать на защиту Лиги Наций: «Мы не должны обманывать, а тем более не должны обнадёживать малые слабые государства, обещая им защиту со стороны Лиги Наций и соответствующие шаги с нашей стороны, поскольку мы знаем, что ничего подобного нельзя будет предпринять». Вот же написано, что думают французы про это, – ткнул покрытым старческими пигментными пятнами пальцем полковник в газету. – Чего добиваются тоже ясно. Хотят вырастить сильную Германию и натравить её на Россию, ну, на ваш СССР, или на мою Россию. Интриганы чёртовы, ничто их переделать не может. Все века нам англичанка гадила.

– Наглы.

– Как? Наглы. Правильное название. Есть там у вас умные люди. Остались. Выстоите? – Переверзнев прямо впился глазами в Брехта.

– Тяжело придётся, но выстоим. Хорошо бы было, чтобы Франция сейчас влезла в войну с неподготовленной Германией.

– Ссыкуны. Побоятся. Если только германец сам навалится. Разозлить бошей надо. Тоже хлопнуть у них пару министров.

– Да, было бы не плохо, – словно мысли Брехта прочитал бывший царский полковник. – Уеду я, наверное, завтра в Германию.

– И то дело. Ты через Бельгию езжай, и не завтра, а сегодня. Дрова их вовремя подбрасывать надо, а то погаснет костёр. Да, коммунист, – ветеран постучал пальцем в газету, – я тебе адресок дам товарища своего он в Берлине живёт. Работает в криминальной полиции. Если, что обратись к нему. Мне не должен отказать, я ему в Германскую два раза жизнь спасал, да и после на эту работу помог устроиться. Ты сходи до Нинки, попрощайся, а я ему чиркну записку. Карл Энгельгардт. Запомнишь. Да, ладно. Я запишу.

Выходит, вычислил его старичок, не выходящий из кафе. И что коммунист, и что он грохнул министров-капиталистов. Правда, линять надо. Засиделся.

Событие сорок шестое

Вся Европа под контролем. Неужели они не замечают, как идет масштабное строительство Россией командных пунктов, замаскированных под виллы.

Европа она маленькая, это понты у неё большие, а сама маленькая. Плюс загажена и забита людьми. От Парижа до Брюсселя чуть больше трёхсот километров по железной дороге. Сели поздно вечером и рано утром прибыли. И это ещё со стоянием на границе. Осматривали бельгийские пограничники, паспорта проверяли. Паспорта у всех испанские, только у малолетнего Хуана Прьето вместо паспорта справка. Мельком глянул на паспорт упитанный невысокий пограничник, колобок такой в светло-серо-зелёном мундире и махнул рукой. Мол, чего с них испанцев взять.

– Но пасаран! – нахмурился Иван Яковлевич. Сказал про себя, не хватало ещё, чтобы прицепился колобок, а не коммунист ли ты.

Первоначальную идею – ехать на машине, отбросили. Куча минусов. Главный, это то, что будут иностранной машиной привлекать к себе в Германии внимание. Проще там купить. «Мерседес» какой новейший. И ещё бы потом его домой. Да. Мечты.

Ещё минусов хватает. Не знаешь ни правил дорожного движения, ни дрог, ни языка. Как раз всё есть для «удачного» путешествия. Последнее – это страх. Да, предыдущий хозяин говорил, что до восьмидесяти разгоняется его «Пежо». Можно даже поверить, но … Одно дело добраться до скорости по спидометру, который, скорее всего, как и в будущем, на десятку завышает, и совсем другое дело проехать триста километров по дорогам разного качества, и все не автобаны. Больше пятидесяти не дашь. Да остановки на дозаправку и еду. Весь день в дороге. Это в самом лучшем случае, а если искра уйдёт, камеру пробьёт гвоздём от подковы. Много чего может случиться и ремонтируй потом. А время на самом деле поджимает, пока во Франции не выветрился угар военный, а в Германии радость от присоединении Австрии, нужно шлёпнуть от имени французских патриотов несколько высокопоставленных военных в Третьем Рейхе. Надо поспешать.

Пежуху Брехт подарил Нине. Девушке и ему приятно, она прямо в кафе на него запрыгнула, когда он ей через царского полковника рассказал о намерении переписать машину на неё. Прямо, как в кино показывают, запрыгнула ногами обвила и в затылок чмокнула. Титьками, при этом, доступ кислорода к Брехту перекрыв. Уткнулся в них носом. Одни уши лопоухие наружу торчат.

И вдруг путы ослабли и Нина стала сползать. Сползала пока лицо в лицо не очутилась, а в глазах не радость уже, а слёзы. Поняла, что это прощальный подарок. Уезжает этот идиото в свою снежную Руссию.

Если бы не поддержал за … Ну в общем вам по пояс будет. Округлости. Да, если бы не поддержал за округлости, то рухнула бы, а так в лицо ему заревела, вырвалась и убежала. Не стал концерта Иван Яковлевич досматривать, сунул ключи папе Карло. И вышел быстро из кафе. Всё, отрезанный кусок, вряд ли ещё в обозримом будущем окажется в Париже. Русские вроде в этот раз Париж не брали. Не проезжали на буланых жеребцах по Монмартру. Разве чуть поменял он историю и теперь такое случится. Так у него жеребца нет. Есть квадроцикл. А что, на пятёрочку идея. Взвод советских квадроциклистов гремит вниз по ступеням Монмартра, прямо как в фильме «Большие Гонки». Высоко и долго.

Таможня напрягла только одним. Брехт так не хотел с вновь приобретённой коллекцией оружия расставаться. Черт его знает, можно ли такое за такие смешные деньги купить в Берлине. Да и просто рука не поднялась выбросить своё хромированное чудо. Потому, сунул все три пистолета в чемодан на самое дно и приготовился ломать шею таможеннику или пограничнику, если они дотошными окажутся. На их счастье служивые ребята, а особенно колобок пограничник, оказались пофигистами, даже открывать чемодан не заставили, проверили паспорта и всё.

Повезло этим колобкам. Ещё одну вещь Брехт вёз в чемодане и тоже на дне, не знал правил перевоза через границу культурных ценностей. В один из первых дней обитания в Париже, когда ещё наблюдения своей интербригаде доверял за маршалом, точнее за Управлением, где маршал Петен мог появиться, Иван Яковлевич решил посвятить день пасмурный, но без дождя, походу по бутикам антикварным. И в первом же наткнулся на несколько вещей, которые не смог оставить на чужбине. В магазинчике лежала собранная с особым тщанием коллекция царских орденов. Не было только ордена Андрея Первозванного. Но это огромная редкость и куча денег. А так были все. Кто-то собрал, а потом видимо нужда заставила расстаться с коллекцией. Ордена были приколоты на синий бархат и помещались в ящичке таком небольшом. Стоило это удовольствие десять тысяч франков. Куча денег вообще-то, но деньги были, а пойди, собери всю коллекцию. Спросил у продавца про Бриллиантовый знак Святого апостола Андрея Первозванного. Тот руками развёл.

– Non, c'est une rareté. - будто сам Иван Яковлевич этого не знал.

Можно простить, тем более что был зато другой раритет – Орден Святого Станислава 4-й степени. Та ещё редкость. Почти сразу был отменён и награждённых – кот наплакал. Красовался на синем бархате и второй редкий орден. Польский орден Белого Орла, наряду с орденом Святого Станислава, был включён в состав российских орденов в 1831 году. Этих орденов тоже не лишку в России успели выдать.

Брехт расплатился за коллекцию золотом испанским и собирался уже уходить, когда взгляд мазнул по картине висящей на стене. Это была та ещё вещь. Особым знатоком в живописи Брехт не был, но кое что всё же знал, ходил по музеям, раз уж пришлось жить в Москве. Так вот, это тоже был поляк, как и орден Белого Орла. Это был Каземир Малевич, его знаменитый зелёный автопортрет. А тут висит в полуподвальном магазинчике. Чего в жизни не бывает.

Не желая показывать заинтересованность Иван Яковлевич обошёл весь магазинчик и на другие шедевры взглянул со скучающим видом. Наверное, тут и были картины которые потом через восемьдесят лет на аукционе Сотбис будут стоить кучу денег, но как уже и сказано – великим знатоком Брехт не был. По своему коварному плану, сначала спросил о цене интересного натюрморта, потом на портрет какого-то напыщенного господина, покачал головой, услышав цены. Что-то около двух тысяч франков и уже собрался уходить, но передумал и ткнул пальцем в Малевича в зелёном пиджаке и с зелёными глазами.

– Тысяча. (millier). Ну, эту цифру уже выучил.

Всего тысяча франков за Малевича. Ни какой радости на лице. Покачал головой и пошёл к выходу. Сработало, француз окликнул в спину, начался торг, в итоге приобрёл поляка за восемьсот франков. Вот сейчас и Малевич, с позволения сказать, Казимир тоже лежал на дне чемодана. А вдруг это культурная ценность и её нельзя вывозить из Франции. Потряхивало, но как уже и сказал, таможню прошли легко ни золото не нашли, ни оружия ни Малевича. Пофигисты. Про наркотики не спрашивали вообще, а они тут в любой аптеке свободно продаются. О времена, о нравы! (O tempora, o mores!) Марк Туллий Цицерон сказал, не Брехт.

Глава 17

Событие сорок седьмое

Тот, кто не разбирается ни в чем, может взяться за что угодно.

Этот ветер мне знаком. Он готов играть с любыми знамёнами.

В Бельгии делать нечего. Вышли на вокзале, сдали чемоданы в камеру хранения и пошли искать, где поесть. Внутри вокзала Гар дю Норд в Брюсселе нашлось вполне себе приличное дорогое кафе. Брехт в Европе был два раза, но в других местах, был в Карловых Варах в Чехии уже, а не в Чехословакии, на воды ездил желудок лечить, изжога достала, и был в Мюнхене и окрестностях, ездил по баварским замкам Людвига. Красиво, вычурно. Вот ведь, был король у них со странностями, не вышел из детского возраста, остался в нём. Бредил рыцарями, прекрасными дамами. И строил замки, разоряя свою маленькую и нищую Баварию. Утопили. Отлучили, травлю организовали. Денюжку пожалели. А прошло немного времени и оказалось, что чуть не половина доходов Баварии это туристы, которые не в Мюнхенскую пинокотеку едут, а именно посмотреть на замки, что король Людвиг понастроил. Есть ещё Октоберфест и БМВ в Баварии, но замки безумного мальчишки денег приносят больше.

В Брюсселе Иван Яковлевич не был. Зато запомнил как-то ролик, что всплыл в интернете при поиске чего-то, вечно что-нибудь да вылезет, случайно ткнул и заинтересовался. Был ролик нашего туриста, что как раз по этому вокзалу шастает. В результате, что можно сказать. Можно сказать: «ОХРЕНЕТЬ». Во-первых, додуматься надо. А во-вторых, сколько же это стоит, мать её???!!!

Что бельгийцы сделают. Есть у них большая площадь перед северным вокзалом, и есть такой не слабый, да даже большой, железнодорожный вокзал Гар дю Норд. (Place Rogier) Площадь Шарля Роже, названа она в честь премьер-министра, что мутил воду в 1830 году во время Бельгийской революции. Так эти, с позволения сказать, «новаторы» и вокзал и всю площадь накроют огромным стеклянным куполом. Размеры купола сопоставимы с Красной площадью. Теперь бедных несчастных бельгийцев не мочит дождик. Прикольно смотрелось на ролике, уже как бы в здании, всё вокруг движется, переходы, эскалаторы, и вдруг выходишь к отреставрированной стене, нет, фасаду этого самого вокзала. Здание снесли, а фасад оставили. Выдумщики.

Сейчас вокзал ещё на месте и в нём есть хорошее кафе, где Брехта и двоих интербригадовцев накормили сосисками с тушёной квашеной капустой. Очень и очень не плохо получилось у повара. Блюдо немецкое и называется «sauerkraut», что и означает «кислая капуста».

Немецкое пожелание счастья звучит как «Живи хорошо, ешь капусту» («Leb wohl, ess Kohl»). Судя по ценам в этом кафе, это верное пожелание, истопник или дворник брюссельский половину месячной зарплаты выложит. Но Брехт не дворник. Выложил. На их счастье официант на французские франки среагировал нормально – взял. А то поели, и тут до Ивана Яковлевича дошло, что деньги на местные они не заменили. Так есть хотелось, что все другие мысли выветрились.

Сам Брехт, когда время от времени тоска наваливалась в одинокой московской квартире, готовил себе такое блюдо. Чего сложного, сходил в супермаркет, купил квашенную капусту, немного шпика и сосиски подороже. Готовить-то готовил, но повару местному должное отдал, у него получилось лучше, возможно из-за объёмов.

Рецепт не сложный:

В сковороду с толстыми стенками положить порезанное мелкими кубиками сало, выложить резанный тонкими полукольцами лук, обжарить до лёгкой золотистости.

Добавить капусту и приправы, перемешать. Вот тут важны именно приправы. Нужен тмин и его жалеть не надо. И главное – это ягоды можжевельника. Их нужно четыре на порцию.

Влить воду и тушить, помешивая, до коричневатого оттенка. Капуста должна впитать в себя растопленное сало, переборщить нельзя – хрень жирная и невкусная получится. Не всё ещё. Изюминки не хватает. Нужно положить в капусту мелко покрошенное яблоко и сосиски, колечками порезанные, и тушить до готовности.

Готово! (Мanger servi. Аsseyez-vous pour manger s'il vous plait.) Кушать подано. Садитесь жрать пожалуйста! Сивупле, в общем.

Поели, посидели, попивая пиво, тоже вполне себе на уровне. Итальянец Федька Леший чуть кривился, они там, в Италии своей, вином разбавленным, кислым запивают. Уксус почти и ни аромата, ни вкуса. Ерунда на постном масле. Эх, жил бы Брехт в Брюсселе и были бы у него деньги, каждый день бы сюда приходил обедать. Стоп, у него есть деньги, и он сейчас в Брюсселе. Можно остаться, открыть какое дело, множество же чего знает, до чего хроноаборигены ещё не додумались, да те же радиолампы. Лампы Триод типа «жёлудь» для генерирования или усиления напряжения высокой частоты изобрести. Или Гептоды с гетеродином на триодной части. И самое главное, Брехт при грамотных помощниках и достаточном финансировании сможет сделать магнетрон. В задаче эффективной генерации когерентных волн на радиочастоте в компактном корпусе у магнетрона нет конкуренции. Впервые магнетроны прославятся на Второй мировой войне в качестве основы британских радаров. Опередим. Будут бельгийские радары.

Нет. Нужно возвращаться. Там жена Катя-Куй, там дети и свои и чужие. Там Родина. И её как всегда нужно спасать. А радары? Ну, они с Дворжецким наладили производство ламп. Потом, правда, из-за перевода его в Туву дело застопорилось, ничего нового не внедрили, два года старые штамповали, И на них спрос ажиотажный, но вот вернётся сейчас и с новыми силами. Как в гимне будущем: «Партия Ленина – сила народная. Нас к торжеству коммунизма ведёт»!

Опередим проклятых наглов. Кинескопы уже изобретены. Можно самый настоящий радар попытаться сделать с указанием цели на экране.

Всё когда-нибудь хорошее заканчивается. Пиво тоже кончилось. Пришлось вставать и идти в кассы, покупать билеты до Третьего Рейха. Уехали из Третьей Республики, а приедут в Третий Рейх. Вот почему французы проиграют войну, была бы у них Четвёртая республика, тогда другое дело. На целое поколение впереди бы были. Потом после войны быстро перегонят. Сразу будет Четвёртая Республика, а через несколько лет – Пятая Республика.

Купили, билеты и вышли на улицу. Есть время до поезда. Посидеть на скамейке, запах вокзала обоняя. А там ветер, прямо серьёзный такой. И бельгийские знамёна рвутся на флагштоках, улететь хотят. А вот интересно, почему бельгийский флаг похож на немецкий? Что означают цвета немецкого флага, Брехт знал. Это как бы мундир. Чёрный цвет – это цвет мундира. Вот почему у СС Хуго Босс (Hugo Boss) сделал чёрные мундиры. Красный – это нашивки на мундиры. Красные? Наверное, за ранение тяжёлое, а жёлтый или золотистый, это цвет начищенных бронзовых пуговиц на мундире. Вояки немцы. Ну, ждите в гости и он немец и далеко не пацифист.

Событие сорок восьмое

После пары недель пребывания на океане, вернулись в Москву.

В Домодедово бледный пограничник с выпученными от бдительности глазами внимательно осмотрел мой свежий лик, покрытый красивым загаром, сравнил его с фотографией в паспорте и задумчиво спросил: «Цель вашего возвращения?»

Есть такое слово – «логистика». Тогда, ещё не было. Но Брехт-то его знал. Потому маршрут перед тем, как встать в кассу за билетами разработал. Конечная точка прибытия ясна – Берлин – отец городов немецких. Только вот, штамп в паспорте. Ну его, потому – маршрут кривой. Из Брюсселя на юго-запад до Люксембурга. Это отдельное и вполне себе нейтральное государство. Там ночь придётся провести на вокзале и утречком рано есть поезд до Франкфурта – на – Майне. Ну, а оттуда уже спокойненько на северо-восток до Берлина.

До Люксембурга есть прямой поезд. Там всего около двухсот пятидесяти километров и поезд, это типа нашей электрички, чуть в некоторых, мягких, якобы, вагонах помягче кресла. Ну, хоть не скамейки. Отправляется поезд в обед и приходит вечером. Пришёл строго по расписанию. Орднунг. А чего Германия рядом – заразились. Не далеко от вокзала сняли трёхместный номер в большом отеле. Называется отель – Hotel Vauban, расположен на площади Гийома недалеко от центра и от железнодорожного вокзала.

Даже покормили в ресторане на первом этаже. Дали того самого каплуна. Если кто не знает, то это изыск вивисекции – кастрированный петух. Курица, как курица только жестковата. Гарнир – жареная картошка в масле. Получилось жирно и противно. Ещё и хлеб ржаной кислый и глина глиной. Открыть надо тут пекарню, выпекать «Бородинский», так весь Люксембург, наверное, в очередь встанет. Только нужно ехать в неметчину. Там зажились на этом свете пару генералов. Пора им повстречаться с создателем.

Таможни и пограничников вообще почти не было, хоть «Томми-ган» перевози, проверили паспорт, поставили в него визу и печать, и всё живи – не хочу.

После жирного ужина Брехт весь изворочался в кровати. Тяжесть в желудке, даже чуть подташнивает. Ну, и нервы. Завтра пересекать границу Германии. Всё думал, брать с собой пистолеты или нет. Почти всю ночь проворочался, и решил не брать. Оставят в отеле. Пусть следующий постоялец номера найдёт. Сюрприз будет. Расставаться с хромированным «Кольтом» было жалко. Прямо до слёз. Из-за этого, наверное, и не спалось.

Но, ну, его нафиг – рисковать. И без того жизнь не скучная, не хватало в какой Бухенвальд загреметь.

Сели в нормальный поезд, в мягкий вагон Брехт купил билеты. Поезд дальше едет, Франкфурт просто одна из остановок. Дальше он идёт через Лейпциг на Берлин. Но решили всё же выйти во Франкфурте, чтобы не вызывать подозрение. В Германии сейчас все на всех стучат, проводник в поезде потом напишет, что в Берлин иностранцы подозрительные приехали. Бережённого Бог бережёт. Точно. «Бережёного Бог бережёт», – подумал Мойша, когда у него закончились чернила в ручке во время регистрации в ЗАГСе.

Ехать всего пять часов. Ну, что ж, немцы пришли на границе. Толпой. Брехт все деньги и сам запрятал в матрас и под полку и пацанам велел. И зря. Сначала показалось. Никаких эсесовцев с автоматами. Посмотрели документы. Спросили цель визита. Договорились заранее, что отвечать, якобы у Хуана эпилепсия и решили показать его врачам в Германии.

– Нам говорили, что в Германии лучшие доктора. Это мой племянник, а это его тренер, мальчик хороший шахматист. Прямо Капабланка. Который Хосе Рауль. Не знаете? Он же чемпионом мира был, пока его проклятый русский – Алехин не сместил с пьедестала. Не знаете?

Пожилой усталый майор, даже ухом не повёл, про Капабланку. Другой вид спорта предпочитает. Преферанс должно быть.

– У вас странный акцент, господин Брехт. Откуда вы родом?

– Страсбург, но ещё ребёнком меня увезли в Испанию родители. Разговорной практики нет. – А чёрт его знает, какой у него акцент. За сотни лет языки немецкий литературный и тот, на котором разговаривали у Штелле в деревне, сильно разошлись, да и первоначально предки Штелле были как раз с той части, что сейчас отошла Франции, далеко, скажем так, не берлинцы.

– Да, похоже. – Всё, майор потерял к ним интерес, чемоданы проверял кандидат в цолль-ассистенты таможни. Молоденький голубоглазый паренёк. Глянул на мазню товарища Малевича и, скривив губы, типа, ну у вас и вкус, милейший, бросил её назад в чемодан. Полки и матрасы не проверяли. А вот из соседнего купе товарища куда-то увели, что нашли, Брехт не узнал, но увели. Правильно от пистолетов избавились, и деньги золотые спрятали.

Во Франкфурте сразу с ресторан и потом опять на поезд. Теперь уже до Берлина. А нет, была одна заковыка, остатки тех денег, что поменяли с французких франков на франки Люксембурга, в банке рядом с вокзалом, теперь поменяли на рейхсмарки. Золото менять не решились. Сумма на троих получилась и без того нормальная, доехать до Берлина и там устроиться на съёмной квартире должно хватить.

От Франкфурта – на – Майне до Берлина по прямой километров четыреста, но поезда по прямой не ходят. Да, ещё продолжительные стоянки в Лейпциге и Эрфурте. Так что, тронулись в пять вечера и только в обед восемнадцатого марта прибыли в Берлин.

Событие сорок девятое

Человек способен выдержать прямое попадание яблока в голову.

Доказано Ньютоном.

Берлин покрывался зеленью. Набухали почки на липах и клёнах, очищенные от прошлогодней травы газоны уже радовали глаз свежей зелёной травкой, пусть ещё короткой и не очень густой, но зелёной. Уставшие от серости, дождей и грязи трое интербригадовцев шли по небольшой улочке с громким названием – одной из главных улиц Берлина – Унтер ден Линден (Unter den Linden – что означает «Среди лип»). Длинна её, как прочитал Брехт в купленном туристическом проспекте всего 1390 метров, а ширина 60. Улица ведёт от Замкового моста к Бранденбургским воротам. По обеим сторонам её – кофейни, банки, отели, посольства, театры… В одном из отелей с названием Hotel Berlin, (неожиданное для Берлина название) и остановились. Наняли на вокзале такси и сказали важному-преважному господину в котелке и с усами последнего Вельгельма: «Отель в центре Берлина. С рестораном». Господин таксист осмотрел придирчиво молодых людей, покачал головой справа налево, осуждая молодёжь безбашенную, ишь, дорогой отель им в центре подавай, а марки-то водятся? Тем не менее, отвёз на Унтер ден Линден, а потом свернул в проулок и остановился перед вычурным серым зданием.

Чего вдруг решили шиковать. Брехт подумал, что дело будет ни чем не легче, чем в Париже и нужно снимать квартиру в тихом районе, но это не в первые часы пребывания в городе. Сейчас нужно после трёх дней дороги просто вымыться, поесть сытно и выспаться. Всё остальное завтра. Так и сделали. Зашли в роскошный холл, постояли выискивая администраторшу гостиницы «Урожай», а к ним в это время подошёл в ливрее высокий худой немец и ни слова не говоря сделал жест рукой приглашая следовать за собой. Вынырнули из-за колонны и вот он «администратор». За высоким письменным столом в окружении, как тут-то они эти гарсоны называются, (Юнге?) сидел пожилой мужчина с брюшком и неприветливо улыбался не впечатлившим его юнцам.

– Господа?

– Два номера. Один двухместный и один одноместный. – Брехт сказал это понятно на немецком и даже сам у себя страшный деревенский акцент услышал. Ну, всё же немецкий. Не Идиш.

– У вас есть деньги и документы? – прямо полицейский. Уже пожалел Иван Яковлевич, что полез в центр Берлина.

Сунул руку в карман, достал два испанских паспорта и справку Хуана Прьето. Потом из другого кармана достал пачку рейсхмарок и помахал в воздухе перед носом господина. Господин, скорее всего, служил внештатным агентом полиции. Просто место обязывает. Взял через услужливого портье паспорта, пролистал, чуть дольше читал справку «великого шахматиста».

– Вы коммунисты? – ещё и в Гестапо подрабатывает. А может и в СД, шпионов иностранных ловит. Ох, зря залезли.

– Нет, это мой племянник. У меня фабрика … по переработке шерсти. У него эпилепсия, часто бывают припадки. Наши испанские врачи разводят руками, мол, медицина бессильна. А тут в какой-то газете наши знакомые прочитали статью, что в Германии могут эту болезнь лечить. Электричеством. Вот мы собрали деньги и приехали. Сложность в том, что мы не видели статьи и не знаем, как зовут доктора, только знаем, что клиника в Берлине.

Брехт говорил всю эту белиберду, а сам внимательно наблюдал за тройным агентом. Верит или нет. Нда, тёртый калач, стоит и бесстрастно выслушивает, хоть бы бровью повёл.

– Так вы нас поселите на пару дней, пока мы не определились с врачом и сроком проживания? – Так и не узнав, решил ли этот дядечка срочно звонить в Гестапо или отложит это мероприятие до утра.

– Не вижу причин отказывать вам господин Брехт и этому больному ребёнку, а кто ваш третий спутник? Какова его роль?

Да, охренеть, прямо, уже в Гестапо. «Смотреть в глаза! Отвечать!».

– Хуан хороший шахматист, а это его личный тренер. Хуан это второй Капабланка. Он будет чемпионом мира. Ему нужно всё тремя тренироваться, вот и пришлось взять с собой его тренера.

– Капабланка? У меня звание чемпиона Берлина по шахматам, я, если господа согласятся, с удовольствие сыграл бы партию с молодым дарованием. И, конечно же, с уважаемым метром.

Да, бляха-муха! Етить-колотить! Вот это попали.

Глава 18

Событие пятидесятое

Мент тормозит КамАЗ и говорит.

– Что, КамАЗ, танки грязи не боятся?

– А ты не грязь, ты мусор.

Вчера было. В соседнем номере парни, наверное, спали, а Иван Яковлевич проснулся среди ночи и как отрезало. Опять думы одолели. Чёткого плана нет. Вечером купил немецкие газеты и прочитал, что творится во Французско – Германских отношениях. Гитлер вернулся из Австрии. Теперь велено её называть «Восточная Марка». Вернулся и вызвал посла Франции. Покричал должно быть на него, об этом, правда, газеты не писали. Но должен же покричать, слюной на лягушатника-петушатника побрызгать. Каплуном обозвать. Не написали газеты. Написали они о том, что Франции выкатили ультиматум. Она должна немедленно освободить всех дипломатов и принести им свои извинения. Затем французские власти должны вернуть имущество «Дойчебанка» и выплатить ему моральную компенсацию, то же самое должно произойти и с другими немецкими предпринимателями. Если же немец или члены его семьи погибли при беспорядках, то Франция должна выплатить семье миллион рейхсмарок. Это около десяти миллионов франков. Просто сумасшедшие деньги. В принципе, всё остальное французы сделают, но вот этот пункт. И что произойдёт? Будут торговаться?! А что сделает Гитлер? Вот! Помочь ему надо определиться. Для этого, теперь, убийство двух немецких генералов, что Брехт задумал, прямо в жилу. Срок выполнения Ультиматума определён Гитлером в неделю. Уже два дня прошло, пока Брехт с пацанами путешествовал. Значит, на его дельце остаётся пять дней. Нужно успеть.

Убить ведь решил давно, ещё в Испании и совсем по другим причинам. Это были самые умные и самые деятельные генералы Гитлера. Да, и самые успешные. Знаковые фигуры и их снятие с доски шахматную партию между Германией и СССР должно изменить. Одного генерала звали – Манштейн. Второго – Гудериан.

Генерал-лейтенант Гудериан – Информация к размышлению.

«Быстроходный Хайнц» (Schneller Heinz), «Хайнц-ураган» (Heinz Brausewetter), «Отец Немецких Танковых войск». Это всё прозвища Хайнца Вильгельма Гудериана. Сейчас генерал-лейтенант. 4 февраля 1938 года назначен командующим танковыми войсками. Есть интересный факт в биографии Гудериана. Его Брехт давным-давно нарыл в интернете. Все же знают про «встречу на Эльбе». Это наши повстречались с американцами, и даже слегка постреляли в них при этом, в 1945 году. Почти такая же встреча произошла и в 1939 году. Состав чуть другой. Наши прибирали к рукам Польшу и столкнулись с не менее азартными немецкими друзьями, которые откусили чуть больше, чем по договору между Молотовым и Риббентропом следовало. Во время польской кампании произошла встреча германских и советских войск в Бресте-над-Бугом. Германию как раз генерал Гудериан и представлял. Он и передал Брест под контроль РККА.

Иван Яковлевич считал, что если у Германии не будет «Быстроходного Хайнца», то все эти охваты танковыми клиньями в начале войны могут не состояться. Решил и тут проверить роль личности в истории. Хуже уж точно не станет. И ещё тот факт душу карябал, что Гудериана не повесят после Нюрнбергского трибунала, он – просто вояка, приказы выполнял, свидетелем будет на процессе, выпустят на свободу, и он будет создавать новую армию ФРГ. А сколько крови советских людей на его руках? Нет, нужно подкорректировать приговор. Повесить не удастся, а вот пулю в живот, чтобы долго умирал. Это, пожалуйста. А если выживет. Хорошие врачи в Германии. Ну, тогда ещё одну в колено. С одной ногой будет менее быстроходным «Хайнц-ураган».

А что будет с танками в Германии без Гудериана? Немцы не придумали танк. Но они первыми организовали эффективные танковые войска, придумали теорию их применения и применили их. Самым известным теоретиком и практиком применения танков был именно – Гейнц (или Хайнц) Вильгельм Гудериан.

Когда к власти в Германии в 1933 году пришёл Адольф Гитлер, он посетил военные манёвры и видел на «поле боя» несколько малых Panzer I Гудериана. Игрушек с пулемётами, из трактора сделанных на коленке. Гитлер был восхищён. Наплевав на Версальский договор и установив воинскую обязанность, в 1934 году Гитлер приказал приступить к формированию трёх танковых дивизий. Тогда же началась профессиональная подготовка немецких танкистов, некоторые из них обучались в Советском Союзе, в частности в Казанском танковом училище. Выучили на свою голову.

Когда началась война с Францией, «Хайнц-ураган» сделал реальностью стратегию блицкрига. Вопреки приказам ставки, он неумолимо продвигал свои танки вперёд и вперёд, пока не закончилось топливо и силы у экипажей, производя опустошение далеко за ожидаемой линией фронта, блокируя коммуникации и захватывая в плен целые французские штабы, которые ничтоже сумняшеся полагали, что германские войска всё ещё находятся на западном берегу реки Мез, тем самым, оставляя французские части без командования и командиров.

Самое интересное, что французский танк Char B был на порядок лучше немецких Panzer I, II и III, а Panzer IV, вооружённых 75мм орудием было всего несколько десятков. Однако Гудериан уже тогда смог выжать из переделанных тракторов максимум, каждый германский танк был оборудован рацией, что в боевых условиях помогало в координации действий и позволяло быстро и просто направить танковые клинья туда, где они в этот момент необходимы больше всего. К тому же все танки участвовали в боевых действиях в составе укомплектованных независимых подразделений и не были приписаны к пехотным частям, как во Франции. И главное – все танковые подразделения находились под командой офицеров, которые были обучены и натренированы самим создателем германских бронетанковых сил – Хайнцем Гудерианом.

Ну а дальше, почувствовавшие вкус крови воспитанники Гудериана, вторглись на территорию СССР, и Брехт считал, что все успехи германцев в первые месяцев войны – заслуга Гудериана. Нужно лишить Германию этого козырного туза.

Ну, не Брехт, а карающая длань господня. Или не господня? Может его из Ада за жестокость выгнали и память стёрли, прежде чем в тело бедняги Штелле подселили.

Событие пятьдесят первое

С детства она мечтала о шикарных дорогих автомобилях и богатых мужчинах, подносящих ей пачки денег. Она выросла и её мечта сбылась… Теперь она – кассир в автосалоне.

На следующий день позавтракали перловой кашей с мясным соусом и пошли по делам. Нужно было найти квартиру. И нужно было найти Гудериана с Манштейном.

Да, для поддержки версии с лечением, нужно ещё и доктора найти, причём, либо жадного, либо тупого, нужно ведь, чтобы он у совершенно здорового Хуана – Ваньки нашёл все признаки эпилепсии и назначил какое-никакое лечение.

Чемпиона Берлина по шахматам в вестибюле отеля не было. За столом сидел другой человек, с гитлеровскими усиками и такой же остренькой мордочкой.

– Как нам заказать такси? – поинтересовался у него Иван Яковлевич.

– Могу позвонить, но обычно у отеля есть свободные машины, – вполне благожелательно ответил портье, что стоял радом с администратором.

– Спасибо, посмотри, если есть, то пусть подождёт минуту, – Брехт сунул купюру в пять марок молодому человеку, и вновь обратился к администратору, – Нам бы карту Берлина. И ещё не подскажите, как нам найти врача, доктора, что взялся бы за лечение эпилепсии.

Похожий на Гитлера человек, оторвался, наконец, от заполнения журнала и оглядел троицу. Пожевал конец перьевой ручки. Обдумывал?

– Прямо у входа есть киоск газетный, там есть план города с указанием больниц и клиник. Думаю, узнавать нужно у них. – И опять уткнулся в журнал. Не самый разговорчивый камрад попался. Вчерашний был более любопытен.

Вышли и увидели … стоящий около отеля «Мерседес». Да какой. Прямо супер. Явно не для бедных. Сколько же потребует водитель за провоз их тушек. Брехт в Испании у Хемингуэя позаимствовал журнал американский с новинками автопрома и там был этот монстр. Только в журнале он был красного цвета и открытый, а у подъезда стоял тот же кабриолет, но зелёный и с закрытым брезентом верхом. Ну, всё же ранняя весна, и хоть солнышко на улице, но градусов не больше десяти, так что ехать в открытом кабриолете не самое большое удовольствие. Автомобиль назывался Mercedes-Benz 500K Cabriolet A. В долларах была цена в журнале, точно уже Иван Яковлевич не помнил, но чуть больше десяти тысяч долларов. С учётом того, что дом можно купить в САСШ за пару тысяч, то цена – мама не горюй.

В Mercedes-Benz 500K установлен 5018 см3 верхнеклапанный рядный 8-цилиндровый двигатель. Силовой агрегат имеет чугунный блок и головку, один нижний распределительный вал, один карбюратор с восходящим потоком и нагнетатель Рутса, подключаемый при нажатии педали газа до упора. С нагнетателем автомобиль развивал 160 л.с., без него – 100 л.с., при расходе топлива 27–30 л/100 км с бензобаком на 110 л. Мотор соединялся с 4-ступенчатой механической трансмиссией. Что можно сказать? Кроме – «Дайте два»? А сказать можно, что сейчас на танках хуже движки стоят. А тут автомобиль легковой. Да, если по максимуму считать, то и танков с движком на 160 лошадок не лишку. Для сравнения в Panzer I стоит движок всего на 57 лошадок. В нашем обычном Т-26 мощность двигателя – 75–97 л. с. Завидно.

У Брехта теперь цель в жизни появилась, купить себе такой.

Сели, внутри всё дорого, в хроме и дереве красном. Нет, красота. Лучше немецкий машин не бывает, а это – просто шедевр шедевральный.

– Поехали на Курфюрстендамм, управление криминальной полиции. Там нас подождёшь. Потом ещё съездим по двум адресам. Стоять, а сколько стоит нанять авто на целый день?

Водитель боров эдакий – выше Брехта, то есть за метр восемьдесят и плечи под полтора метра, штангист какой бывший. Килограмм сто пятьдесят мышц, а не жира. Он при этом как-то по детски улыбнулся, с ямочками на щёках, не злобно совсем, и чуть заикаясь произнёс.

– О, это дор…рого. Пять…тьсот мар…рок.

– Один раз живём. Сегодня до вечера нас катаешь. Всё по коням, пацаны, поехали в полицию.

План был простой. Нужно начинать плясать от печки, а то можно по незнанию вляпаться во что-нибудь. Дал бывший царский полковник адресок земляка. Почему бы с него не начать. Энгельгард. Интересно, он родственник, тому писателю и химику Энгельгарту?

По паспорту Mercedes-Benz 500K мог разгоняться до 160 километров в час, но это где-то за городом, в Берлине же это рычащее чудо больше двадцати не давало, втянувшись в общий поток. Сразу бросалось в глаза обилие машин, не Москва двухтысячных, но и не Москва 1937 года, которую Брехт видел, там лошадей больше, чем автомобилей, а тех и других на улице в определённый момент можно по пальцам пересчитать и разуваться для этого не потребуется. Здесь же настоящий поток машин. Отстали чуток. Ну, к следующему веку догоним.

Машина только влилась в поток и сразу вывернула на соседнюю улицу и там встала. Нда. Это как с Белорусского вокзала до Ярославского доехать на такси. Ничего. Зато теперь есть мечта.

Событие пятьдесят второе

Штирлиц долго смотрел в одну точку. Потом перевёл взгляд

и посмотрел на другую.

«Двоеточие!» – догадался Штирлиц.

Генерал-лейтенант фон Манштейн (фон Левински) – Информация к размышлению.

Фриц Эрих Георг Эдуард фон Манштейн (фон Левински) – немецкий генерал-фельдмаршал (станет в 1942 году), участник Первой и Второй мировых войн. Племянник фельдмаршала Гинденбурга. Имеет репутацию наиболее одарённого стратега в Вермахте и является неформальным лидером немецкого генералитета. Будет в Реальной Истории начальником штаба в группе армий «Юг» под командованием генерал-полковника фон Рундштедта при захвате Польши в сентябре 1939 года. Разработает план вторжения во Францию ударом танковых частей через Арденнские горы. Именно его войска за неделю захватят Прибалтику, и именного он возьмёт Севастополь. А ещё он был непосредственным командиром Паулюса и почти взял Сталинград. И именно он так и не дал команды 6-й армии выходить из окружения. Ошибка. Ну, вряд ли. Ситуация так складывалась. Армия Паулюса стягивала на себя огромное количество Советских войск и если бы они высвободились в тот момент, то весь Южный фронт бы посыпался. Армией Паулюса пожертвовали в Большой игре. Но … В 1944 году будет отправлен в отставку за постоянные разногласия с Гитлером. Сидеть будет у себя в поместье. Не любил ефрейтор Шикльгрубер аристократов и людей умнее себя. Как там, в песенке «Гражданской Обороны», «Адольф Гитлер – Mein Kampf»: «Ефрейтор Шикльгрубер не зря сидел в тюрьме». Стал канцлером и фактическим хозяином Европы, но ефрейтором быть не перестал. Люди не меняются.

Ещё одним поводом застрелить Манштейна было для полковника Брехта то, что и этот персонаж избежал Нюрнбергского трибунала. Его англичане сначала свозили на остров, потом в Гамбурге всё же дали по трибуналу, какому-то своему, восемнадцать лет тюрьмы, но быстренько выпустили, сославшись на плохое здоровье, и с этим плохим здоровьем Фриц Эрих Георг Эдуард фон Манштейн проживёт ещё двадцать с лишним лет и умрёт в 1973 году в возрасте восьмидесяти пяти лет. Всем бы такое плохое здоровье. И он, как и Гудериан, будет привлечён канцлером Аденауэром для возрождения бундесвера.

Осталось обоих отследить и пристрелить.

Почему не Гитлера, Геббельса, Гесса, папашу Мюллера, Шелленберга Вальтера, который начальник Штирлица, да там много нечисти. Скорее всего, до них не добраться. Нужно быть реалистом. Ну и главное, они не гении в отличие от этих двоих. У Германии много генералов, есть хорошие, есть отличные, а вот таких, по мнению Брехта, всего двое, и это пока просто генерал-лейтенанты, все их победы ещё впереди. Они живут, как простые люди, без охраны, а возможно даже без слуг. Женаты, имеют детей. Обычные люди. Жалко? Да, ни капли.

Карл Энгельгардт оказался шишкой, не самым главным по тарелочкам, но всё же. В Kriminalpolizei он дослушился с 1919 года до целого Kriminaldirektor, что если переводить на звания SS, будет Sturmbannführer, (штурмбанфюрер), а если на обычные звания вермахта, то майор.

К делу это не относилось, но Брехт после уже поинтересовался, а сколько же целый криминалдиректор получает зарплаты. Энгельгардт сначала ответил, что ему на вполне обеспеченную жизнь хватает, но потом всё же добавил, что годовая зарплата составляет почти шесть тысяч марок. Брехт прикинул. Получается около пятисот рейхсмарок в месяц.

Брехт, если выживет и останется полковником, будет в СССР получать почти полторы тысячи рублей. Сопоставимые зарплаты. Один пример. 1 кг чёрного хлеба стоит в СССР 0,95 рубля, а в Германии – 0,28 рейхсмарки. То есть соотношение приблизительно один к трём. По остальным продуктом соотношение похожее.

Так вот, Энгельгардт оказался, как бы это сказать одним словом – патриот, но не Германии, а России. Бывают такие парадоксы. Немец, сбежавший из Советской России и устроившись очень прилично на родине предков, продолжал любить берёзы и осины. Заснеженной России. Мельком глянул на письмо полковника Переверзнева, поинтересовался, как там дедуля поживает, и, сунув в карман, забыл о нём. А вот на Брехта долго внимательно и оценивающе глядел.

– Будет война рано или поздно, – одними губами тонкими, глаз не отрывая.

– Даже примерное время могу сказать, – тоже шёпотом ответил Брехт. Может, слйшают даже такую шишку гестаповцы.

– 1942?

– Сорок первый.

– Может,скажите и чем закончится? – кисло улыбнулся Энгельгардт, всё тем же тихим голосом произнося очень медленно вопрос этот.

– В любой войне побеждает экономика. Ваша не выстоит. Нет бензина, нет цветных металлов, и вы ополчите против себя таких сволочей, как англосаксы. Против них не выстоит сейчас никто. У США огромное количество денег и ресурсов. В Германии погибнет каждый десятый. Города будут лежать в руинах, а женщины рожать детей от французов, американцев и англичан.

– Согласен, против Америки и Англии в союзе с Россией Германии не выстоять.

– И…

– К чёрту политику. Вы-то чего хотите? – Встал криминалдиректор закурил трубку. Мегре блин.

– Минимизировать ущербы.

– Не понятно, потом подробнее объясните. Считайте меня в вашей команде. Не люблю фашистов.

– Паспорта бы нам сменить и жильё подобрать, неудачно мы приехали в Берлин. В отеле уж больно въедливый администратор попался. В отеле «Берлин».

– Нет, это не наши, должно быть на гестапо работает. Паспорта? Паспорта не проблемы. Имена ведь тоже нужно сменить и фамилии. Будут поддельные, приходилось по роду службы общаться с умельцами, одного не посадил, приберёг для такого вот случая. Но качество выше всяких похвал. Мастер.

– Вам виднее, – Брехт, что всё так удачно сложится даже и не ожидал.

– И как хотите называться. Есть пожелания? – Энгельгардт взял карандаш и открыл небольшой блокнотик. И опять шепотом.

– А можно Отто фон Штирлиц? – Брехт расплылся в улыбке.

– Штирлиц? Таких фамилий не бывает. Штиглиц. Отто фон Штиглиц.

– Так и запишите. Отто фон Штиглиц.

Глава 19

Событие пятьдесят третье

Тётка приходит с мужиком в ломбард:

– Мне нужно $10.000 – вот мужика у вас как залог оставлю…

– Гражданка, вы ошиблись адресом! У нас тут драгоценности, золото…

– Петя, открой рот!

Быстро сказка сказывается. Взял и с возгласом: «Аля – оп»! вынул из кармана три паспорта Карл Энгельгардт. Так не в сказке живём. Паспорта будут через три дня. Сейчас нужно сходить и сфотографироваться. Заберёт фото Карл сам. В Германии паспорта с фото. И не только. То, что в нацистской Германии называлось kennkarte, можно перевести на русский язык по-разному: паспорт, идентификационный номер, удостоверение личности. В удостоверение вклеивается фотография владельца, и вносятся отпечатки указательных пальцев левой и правой рук, а также указывается идентификационный номер, например – G - 00014.

Серый цвет бумаги будет свидетельствовать о том, что Отто фон Штиглиц является этническим немцем. Жёлтый для евреев, а вот для русских и белорусов с украинцами потом введут зелёный. Снял со всех троих Энгельгардт отпечатки, ухмыляясь испуганным рожицам Федьки Лешего и Хуана. Брехт пальчики откатывая на скользкой бумаге подумал ещё, а как они будут переносить отпечатки на документ, но спросить сразу забыл, а после не до того стало. Закончив с пальчиками, дал криминал директор им адрес фотоателье неподалёку, а также адрес дома в пригороде Берлина, который его ведомство использует для конспиративных встреч с осведомителями. Там долго жить нельзя. Дом используют довольно часто, но пару дней можно пересидеть, пока Карл не подыщет им нормальную квартиру и не подготовит паспорта. В городе время от времени устраивают проверки документов и шляться без паспортов нельзя, а их испанские, при том, что двое из них испанского языка не знают – это не самая лучшая затея.

– Пересидите, а я всё подготовлю и заодно узнаю, где эти генералы живут. Всё, у нас скоро совещание. Вот адрес, езжайте. Да, по пути обязательно заскочите в магазин продуктовый купите овощей, колбасы, круп, хлеба, а потом в доме сидите и не ходите по городу. Я паспорта привезу, тогда и поговорим конкретно, – Энгельгардт, встал, протянул руку прощаясь.

– А что с машиной? – вдруг заволновался Брехт.

– С машиной? – не понял криминал директор.

– Мы взяли такси на целый день. Нет, дело не в этом. Водитель забрал нас из отеля и привёз сюда. Его потом могут спросить?

– Спросить? Ерунда. Езжайте назад в отель, сдавайте номера, забирайте вещи и назовите водителю вот этот адрес, – майор (ну, так короче) написал на листке адрес и протянул Брехту. – Это улочка с антикварными магазинами в Шарлоттенбурге. Это район Берлина. Туда все иностранцы ездят. Там его отпустите и потом походите по магазинчикам и возьмёте другое такси. Вот на нём и езжайте за город на конспиративную квартиру. Ну, а как только паспорта будут готовы, я вас навещу. Аuf Wiedersehen, (до свидания) – громко сказал. Выходит, пора уходить.

– So, wir sehen uns, (Значит, до скорой встречи) герр Энгельгардт.

Мерседес стоял, грустно приткнувшись к столбу. Одиноко ему. Простора хочется, погоняться с равными по силам, а тут, куда силы тратить, попробуй, нажми на газ до упора. Посшибаешь разных прочих карликов. Съездили в отель «Берлин» расплатились, номер сдавать не надо. Немцы же, им и в голову прийти не может, что Брехт полотенце на память заберёт или халат. Он и не забрал, хотя серый халат в его одноместном люксе был хорош, пушистый, тёплый, в нём и спал, так как в самом номере было прохладно. Экономят камрады на отоплении. Так, тоже понятно – немцы. Бережливые. Экономные. Есть же одеяло и шерстяные носки, зачем топить и деньги на ветер выбрасывать. К тому же в жаре и спать плохо, душно, потно. Всё же Брехт, выходя из номера, на халат бросил взгляд, жалко оставлять. Прямо жалко-жалко. Не было у него такого в этой жизни. Нет, надо бороться в себе с частнособственническими инстинктами. Коммунист он или не коммунист. Ах, да, решил же, что его из Ада за жестокость выгнали. Потянулась рука к халату и … сунул загребущую полковник в карман и вышел. Без халата.

Показали громадному водителю адрес на бумажке, типа вези нас туристов сувениры покупать. Привёз, солнышко светит, от тарелок и чашек всяких золотом расписанных отражается. На улице не только магазины антикварные стоят, но ещё и прямо на широкой улице или узкой площади стоят прилавки с фарфором и книгами. Рынок блошинный. Отпустили обрадованного громилу, как же заплатили за целый день, а ещё и обеда нет. Ещё налевачит. Или в Германии так нельзя? Да, нет, тоже ведь люди? Или, как говорил Задорнов, они – тупые. Не догадается подзаработать? Так это про американцев сатирик сказал. А тут немцы. Брехт, как-то и продолжение его реплики придумал. В той ещё жизни. «Мы развиты от нищеты, а они тупы от сытости».

Зашли в один из магазинчиков. Прямо с чемоданами. И тут Брехт увидел эту картину. Всё. Планка упала, прямо, как и с «Мерседесом» зелёном. Надо такую себе в дом повесить. Продавец и хозяин одновременно стоял за спиной. Переминался с ноги на ногу.

– Что-то показать вам, молодые люди? – вот у него, гада, берлинский акцент.

– Что это за картина? – как ни старался не показывать Иван Яковлевич своей заинтересованности, но не выходило. Прямо светилась картина и настроение повышала, одним своим присутствием.

– Это известный художник Адольф Райх. Картина называется «В офисе». Понравилась? Есть ещё пару работ этого художника, – и опять Иван Яковлевич позавидовал говору продавца. Надо и самому будет по приезду в Спасск-Дальний найти себе репетитора. Позор же, дважды немец и не может говорить вот так – «по-немецки». Ставим галочку – найти репетитора. На Дальнем Востоке? «Будем искать».

Брехт побоялся сразу спрашивать про цену. Деньги есть и не мало, но что за радость лишнее платить.

– Покажите. – Как можно более нейтрально сказал. Хотел сказать.

– Пройдёмте, – средних лет с приличными залысинами невысокий мужчина был немцем, но антикваром. А вот картины показал про еврейских антикваров. Они лежали у него в подсобке, принёс в пыли. Ну, понятно. На картинах нарисованы евреи, такие ярко выраженные, все три были на один сюжет. Возле шкафа стеклянного со всякими вазочками, кувшинчиками и чашечками сидел антиквар еврей и разглядывал один из предметов. Предметы только и евреи были разные. Все старые с седыми волосами, но жалеть их не хотелось, люди заняты любимым делом, не «кошей над златом чахнет», а именно увлечённый человек. Такие картины в квартире уют создадут. А вот в магазине этого господина, если гестапо найдёт? Или до такого ещё не дошло?

Если честно, Брехт бы не взял, чуждая жизнь, но первая картина …

– Герр …

– Шульц. Пауль Шульц, – чуть поклонился и принялся протирать первого еврея бархатной тряпицей, и краски заиграли.

– Герр Шульц, если я возьму все четыре картины этого художника, то могу рассчитывать на скидку.

Пауль не сразу ответил, продолжил сдувать с еврея пыль веков. И только закончив, повернул голову к полковнику, даже слезинки в глазах Брехту показались. Или всё же показались. Так, игра света. Или жалко ему евреев – подельников.

– Первая стоит три тысячи рейхсмарок, эти три отдам за тысячу каждая. Итого шесть тысяч с вас господин …

– А скидка оптовому покупателю, ну, же Герр Пауль (людям нравится, когда произносят их имя).

– Зря я вам их показал …

– Герр Пауль, пять тысяч марок за все четыре картины, и я расплачусь песетами.

– Песетами!!!??! – чуть не подскочил Шульц, но бархотку всё же выронил, – Доннерветер, (donnerwetter) зачем мне песеты?

Брехт на нериторический вопрос отвечать не стал, просто достал из кармана золотую монету в сто песет и положил на прилавок. Золотые монеты, выпущенные при короле Альфонсо XIII были большие и тяжёлые – 32 грамма. Нет, не большие. Очень большие.

Пауль взял осторожно монетку, вытащил из кармана лупу, рассмотрел, засунул лупу назад в карман чёрного сатинового халата.

– За все картины?

– Ну, вопрос понятен. Ответ – да.

– Вы носите с собой кучу золота? – хозяин пустующего в этот момент магазинчика огляделся, ища подсматривающих. Подглядывающих. Подслушивающих. На выбор.

– Приходится, – Брехт улыбнулся и тоже оглядел магазин. Нет. Никого кроме двоих интербригадовцев, стоящих у входа, на страже чемоданов.

– Сто марок за монету. Пять тысяч делим на сто, получаем пятьдесят монет. Тридцать два грамма в монете, умножаем на пятьдесят. Получаем кило шестьсот. У вас в кармане столько золота? – недоверчивый какой.

– В чемодане. – И это было правдой.

– Я вижу, что монеты настоящие, но всё же вы не будете кричать и ругаться, если я капну на них кислотой? – нерешительный к тому же товарищ.

– Да ради бога. Стоп. Герр Шульц у нас их чуть больше пятидесяти. У вас нет желания поделиться с нами марками в обмен на золото? – Брехт поманил Хуана с чемоданом.

– На сколько больше? – алчного блеска в глазах не было. Не жадный, к тому же.

– В несколько раз.

– Это большие деньги. Мне потребуется несколько дней, чтобы их собрать, при этом часть монет было бы желательно получить авансом, мне придётся их реализовать для того, чтобы с вами расплатиться.

– Да, не вопрос. Я вам доверяю. И я знаю, где находится ваш магазин, – полковник показал ровные белые зубы, – Проверьте монету, а мы пока посчитаемся.

Пауль нахмурился и ушёл за дверь в стене. Железную. Как в бомбоубежищах в будущем будут делать. Брехт, подозвал пацанов, дал команду выгружать из чемоданов золото, а сам сходил на всякий случай закрыл входную дверь, гораздо более хлипкую, чем её железная сестра, на засов. Мало ли, посетители нагрянут, увидят гору золота на прилавке и с криками: «Майн Гот» побегут в полицию. А оттуда полицейские с криками: «Гот мит унс», и ну хватать интербригадовцев.

Герр вернулся минуты через три, может четыре, даже все монеты не успели на прилавок перекочевать из разных всяких мест, включая носки..

Покачал головой Пауль Шульц, но глаза не округлил. Не впечатлительный. Характер твёрдый, нордический.

– А вы знаете, что кроль Альфонсо XIII правил с первых минут рождения?

– Никто не знает столько, сколько не знаю я…

– Забавно, надо будет запомнить. Итак, сколько у вас монет? – счёты достал.

– Двести тридцать девять. Ну, вместе с той, что вы растворили в кислоте, – решил пошутить Иван Яковлевич.

Не понял его герр. Вскинулся и прихлопнул монетой по прилавку.

– Двести тридцать девять. Больше семи с половиной кило золота.

– У меня есть около десяти тысяч рейхсмарок, остальные через три – четыре дня. Так вас устроит? – и опять оглянулся. Недоверчивый.

– Конечно, герр Пауль. Картины можно забрать за ту сумму, что мы договорились?

– Картины? Ах, да, Адольф Райх. Цена очень низкая, но что поделать – расплачиваетесь вы необычно. Такую груду золота я вижу в первый раз в своей богатой на события жизни. Клад нашли? – Никто беседу поддерживать с антикваром не стал. – Пусть будет по-вашему, пять тысяч за четыре картины. Завернуть?

– Заверните. – Брехт закрыл глаза, подсчитывая, а хватит ли теперь ещё и на «Мерседес» зелёный.

Событие пятьдесят четвёртое

Один приятель спрашивает другого:

– Скажи, хоть одна мечта твоего детства сбылась?

– Да. Когда меня драли за волосы, я мечтал стать лысым.

Сидели на конспиративной квартире и дрожали. От холода. И это вместо …

Вместо положенных туристам прогулок по фешенебельной Курфюрстендамм, по каналам Шпрее на прогулочном катере, по обходу по периметру Александрплатц, названную в честь нашего царя. Алекс – как зовут это место берлинцы – раньше был рыночной площадью и местом парадов. Название свое он получил в 1805 г. в честь русского царя Александра I, с которым был очень дружен король Пруссии Фридрих Вильгельм III.

С 1895 г. в центре площади стояла колоссальная медная статуя Беролины, аллегории Берлина. Величавая дева, в римском одеянии, высотой 7,5 м гордо возвышалась на 6,5-метровом постаменте. Во время Второй мировой войны, в 1944 г., она будет расплавлена и пойдёт на металл для оружия. Пока стоит. Наверное. Не были же. Не туристы. Конспираторы. Ленин в Разливе в шалаше.

Статуя Беролины дополняет сейчас другой ансамбль, весело плещется вода в фонтане Нептуна. Город Берлин подарил эту огромную ракушку с гордо восседающим на ней Нептуном, тритонами, амурами и морскими животными Вильгельму II. Если вдруг руссо-туристо устанет во время прогулки, то может присесть на бордюр фонтана и отдохнуть в обществе расположившихся тут же величественных дам – скульптурных аллегорий главных немецких рек. Мечты. Прожекты.

Взяли другой «Мерседес», старенький чёрный и не такой пафосный. Назвали водителю адрес, прочитали по бумажке, и тот через полчаса, поплутав по кривым улочкам, привёз к небольшому одноэтажному особнячку.

– Как этот район называется? – поинтересовался Брехт у шофёра, когда расплачивался.

– Бабельсберг. Приехали, и не знаете куда?! – фыркнул таксист, хлопнул дверью и укатил, чихая выхлопом чёрным.

Бабельсберг. Что-то знакомое, какие-то ассоциации. Твою же налево! По книге Штирлиц жил в Бабельсберге. Точнее не сам Штирлиц, что-то Брехт не помнил есть ли у него другое жильё, но вот господин Бользен, он же советский разведчик полковник Исаев, точно жил в этом районе Берлина. Особнячок только был двухэтажный и с эркером. Побродить, что ли вечерком, попытаться найти Штирлица. Подсказать чего тёзке. Шутка юмора.

В доме было холодно, не топлено и стоял запах непонятный. Словно тысячи людей всё время курили внутри дома, такой запах табака, плесени, затхлости. Противно. И это вместо экскурсий к медногрудой Беролине.

Проветрили, ещё выхолодив дом. В коттеджике, как и у господина Бользена есть камин, вечером можно испечь картошки и спеть про себя песню, как Штирлиц, нет, другую. Про коня. Камин затопили. Дым повалил внутрь, но потом всё же чего-то ухнуло в трубе и дело наладилось. Только вот тепла от того камина, чуть. Это если сидеть рядом, то лучистая энергия от пламени до тебя доберётся. А если не сидеть, то в этой-то комнате с камином холодно, а в двух соседних просто дубак. На счастье, в доме есть ещё одна печка, на кухне. Там все и сидели, пока не сморило. Готовили еду. Пацаны не умеют, пришлось Брехту картошку жарить. Ещё хлеб с яйцами пожарил. Не то что в ресторане в Бельгии, но съели.

Весь следующий день продолжали мёрзнуть. Опять сидели на кухне. Не бездельничали. Весь день учили немецкий, ну, Брехт не учил, а учительствовал. Пацанам всякие фразы придумывал, что могут понадобиться. Ну, «Как пройти в библиотеку». Или «Не знаете, сколько сейчас градусов выше нуля». На обед Иван Яковлевич пацанам сделал борщ, правда, без мяса на мозговой косточке. Покрошили туда для навара сосисок. Другой вкус. Так себе.

Вечером, опять яичницу сделал. Так растолстеют за время сидения без движения. Лёжа в холодной кровати, Брехт в десятый раз себе мысленного пендаля дал, чистоплюй, типа, хренов, забирать нужно было из отеля «Берлин» халат, не обеднели бы колбасники. Ну, и хватились бы, вряд ли стали полицию вызывать. А искать кого? Был испанский поданный Брехт, а стал истинный ариец Отто фон Штиглиц.

На этот день был запланирован поход в антикварный магазин. Герр Шульц должен был разобраться с их монетами и выплатить оставшиеся пятнадцать тысяч рейхсмарок. У немцев не так давно появилась банкнота тысячного достоинства. Коричневые невзрачные, с одной стороны какая-то баба голая с мужиком, тоже голым, сидят, с другой – портрет кучерявого немца. Ни ума у дойчей, ни фантазии. Так именно в этих некрасивых банкнотах коричневых Пауль и рассчитался. Тонюсенькая пачечка. Даже не верится, что груду золота поменяли на пятнадцать невзрачных бумажек.

Ну, теперь деньги есть, можно и о съёме квартиры подумать. И о «Мерседесе» мечты. Иван Яковлевич и начал деньги тратить, прямо не отходя от кассы. Красивые чайные тройки были у Пауля в антикварном магазинчике его. Отдавал совсем дёшево. Не комплект. Бывшие хозяева одну чашку расколотили и два маленьких блюдечка. Иван Яковлевич только обрадовался. Такие пафосные золотом расписанные чашки за копейки. Их-то всего трое. А то два дня пили чай из стаканов, что полиция оставила в доме. Так их сначала ещё прокипятили. Чёрт знает, кто там из них пил. Может человек сифилисом или туберкулёзом болел.

– Герр Шульц, а вилок и ложек нет?

– Совсем не дорого есть разукомплектованный набор. Берёте. На двенадцать персон был. Теперь полных только пять.

– Возьму, – так настоящим берлинцем можно стать. Вилки есть, мечта о покупке «Мерседеса» тоже есть. А завтра и паспорт будет.

Глава 20

Событие пятьдесят пятое

– Ты куда, Иван-царевич?

– В чисто поле. Отец велел из лука стрельнуть, на чей двор стрела упадёт – там и невесту брать.

– А гранату к стреле зачем прикрутил?

– Страсть, как жениться неохота…

Карл Энгельгардт пришёл после обеда какой-то всклокоченный. Выдал паспорта, отказался и от чая, и от кофе, и даже от пива со шнапсом.

– Дела. Тороплюсь. Даже сильно тороплюсь. Давайте так, я узнал, где живут оба генерала. Один ваш сосед. Манштейн живёт с семьёй здесь же в Бабельсберге. Через несколько улиц отсюда, ближе к лесу. А генерал-лейтенант Гудериан тоже живёт в своём доме, но в другом пригороде Берлина. Называется район Панков. Это на юго-западе Берлина. Он живёт на Эльза-Брэндштрём-штрассе (Elsa-Brändström-Straße). Прямо рядом стоит Евангелическая церковь надежды «Хоффнунгскирхе», если поедете на такси, можно назвать её, как место прибытия.

– Странное название – Панков, какое-то не немецкое, – Брехт записал всё это в блокнотик.

– Деревня Панков была основана вендами, жителями славянского происхождения, по берегам речки Панке. Это приток реки Шпрее. По-славянски речка называлась Паниква (Panikwa), то есть, бурлящая водоворотами.

– Паниква? Это точно славянский язык?

– Так написано в путеводителе. Я тоже не знаток славянских диалектов. Иван Яковлевич, у меня проблемы на работе, я пойду. Как освобожусь …

– Может, помощь нужна? – дёрнул кто-то Брехта за язык. – Мы же теперь одна команда.

– Помощь?! – криминальдиректор кисло улыбнулся. У нас … У меня неприятности с одними … Ну, тут банда, что ли, есть. Они организовали несколько подпольных домов терпимости, грабят мелкие магазинчики. Долго мы на них выйти не могли, а тут они удачно подставились, подрались в ресторане. Удалось арестовать. Вот тут-то неприятности и начались. Последовал приказ от самого Кальтенбруннера бандитов отпустить, а да, и не «бандитов», а членов НСДАП (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei NSDAP). Отпустили и бандиты совсем обнаглели (Брехт бы сказал, что «берега потеряли»), стали угрожать нам и даже нашим семьям. Оказались, эти двое какими-то лидерами, там у нацистов. Теперь не понятно, как и выходить из всей этой ситуации, – Энгельгардт рассказывал сбивчиво, быстро. Чувствовалось, что у товарища это всё внутри накопилось, и он с радостью выплеснул всё это на Брехта.

– Да, этого спускать нельзя. Стоп. А вы, герр криминальдиректор, не знаете, их верхушка в каком-нибудь пабе не зависает по вечерам? – вспомнил Брехт пивнушку в Мюнхене, куда на экскурсию их водили, и где Гитлер свои речи толкал. Как он там назывался? Что-то про двор? Точно! Хофбройхаус (Hofbräuhaus, «Придворная пивоварня»).

– Зависает? Что это значит? – округлил глаза Карл. Кораллы, наверное, украл у Клары.

– Зависает. Новое слово у нас, означает – сидят, проводят время, – даже у немцев приходится выкручиваться. То-то Светлов на него всё подозрительнее смотрит. Анахронист хренов!

– Конечно, они каждый вечер собираются в пабе «Райх», это в районе Бланкенбур, недалеко от центра. А что?

– Добудете несколько гранат, – Ну, выгнали же Брехта за жестокость из Ада.

– Но там бывают и обычные люди, официанты, бармен.

– Товарищ Энгельгардт, тьфу, герр Энгельгардт, вам кого больше жалко – бармена, наверное, такого же нациста или свою семью и семьи своих людей. Завтра чтобы было у меня шесть гранат. Всё, прения окончены. Вы майор, я полковник, к тому же бригадой командовал, по-вашему, по-царски – бригадир, по-нашему комбриг. Почти генерал. Завтра нужны шесть гранат Stielhandgranate или по-другому M-24. Достанете?

Карл Энгельгардт закрыл глаза, очевидно просчитывая результат акции, вернее, последствия акции. Для себя и своих людей. Потом улыбнулся и, подняв палец, сообщил.

– А мысль не плохая, ну, кроме погибших работников паба и посетителей. У этой банды есть соперники, что ли. Вот с ними эти двое и подрались. Могут остатки банды подумать на них, да и мы так подумаем. Я достану шесть гранат, … товарищ Брехт, товарищ бригадир.

Брехт после ухода «товарища» майора решил прогуляться. Забросить несколько гранат в пивбар не проблема. И это не цель их пребывания в Германии. Цель – помножить на ноль двух генералов. Гудериан далековато живёт, и на разведку нужно ехать на машине, есть метро, но, не ориентируясь в Берлине, ехать куда-то под землёй – не лучшая затея. А вот пройти по асфальтированным дорожкам Бабельсберга и глянуть на домик камрада Манштейна – это совсем другое дело. Спешить некуда. Карл Энгельгардт пообещал, что снимет им домик, как можно ближе к дому Гудериана, на подставных лиц. Точнее, на вымышленных лиц через квартирное агентство, вызовет через него же клининг, тут называется «reinigung». Завтра можно будет переезжать. Он же на подставных лиц возьмёт на прокат автомобиль. Брехт хотел купить, но если есть возможность сэкономить на «Мерседес» зелёный, то пусть будет из проката. Вот немцы, блин, из такой же нищеты в 1918 году начали выбираться, а у них уже машины в прокате есть.

Бабельсберг, как впрочем, должно быть, и другие районы Берлина, выглядел ухоженным, но голым. Нет ещё листьев на деревьях, не цветут на клумбах перед домами георгины, или чего здесь фрау «Марты» сажают. О, замечательная мысль, решил Иван Яковлевич. Нужно найти магазин с семенами и заглянуть в него. Гладиолусы посмотреть, тюльпаны, георгины, да и однолетних цветов присмотреть и прикупить, если чего интересное попадётся. У них в военном городке под Спасском-Дальнем на клумбах уж больно однообразные цветы. Нет, школьники и женщины – жёны офицеров содержат всё в идеальном порядке и ухаживают за клумбами, но выбор цветов не велик, что у корейцев достали, то и выращивают.

Свернул и пошёл Иван Яковлевич явно не в ту сторону. И вскоре оказался на центральной улице Потсдама «Потсдамер штрассе». И вспомнил, что в будущем именно вот тут будет проходить условная граница между Западным Берлином (район Штеглиц-Целендорф) и ГДР, на пограничном переходе по Глиникскому мосту состоится обмен советского разведчика Рудольфа Абеля на сбитого американского пилота Гэри Пауэрса. В фильме про Абеля этот эпизод неплохо снят. Пришлось от легендарного моста повернуть назад. Шёл, вчитываясь в названия улиц, и, наконец, набрёл на искомую Garnstrasse (Ниточная), где обитал Манштейн. Насвистывая «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» полковник прошёл мимо дома генерала. Ну, не дворец. Полутораэтажный. Есть мансарда, но сам домик маленьким не назовёшь, шесть окон, два слева от входной двери и четыре справа. Метров тринадцать – четырнадцать в длину и около шести в ширину. Чуть больше, чем у Брехта, да ещё плюс мансарда. Ну, так Манштейн генерал-лейтенант, а Иван Яковлевич только полковник. Вон у Блюхера нормальный двухэтажный дом, на ступеньках узких между этажами Брехт там всё время запинался.

Рядом с домиком генерала Манштейна стоял его близнец, и напротив был точно такой же. И даже огромный плюс был. Не было у Манштейна, как у них и как у Штирлица вокруг дома палисадника. Прямо на улицу двери выходили. Некуда будет Манштейну охранников посадить. У дома напротив стояла машина. Та самая, на которой ездил Штирлиц – Mercedes-Benz 230 W143. После просмотра фильма Иван Яковлевич нашёл и прочитал книгу и с удивлением обнаружил, что «Всё врут календари». В знаменитой книге Юлиана Семенова «17 мгновений весны» советский разведчик Макс Отто фон Штирлиц, которого сыграл Вячеслав Тихонов, ездил на роскошном Horch. Horch-853. И ещё там говорилось, что движок у Хорьха модернизирован. Написано было, что машина Штирлица снабжена «усиленным мотором, урчавшим ровно и мощно». Во время езды на роскошном автомобиле главный герой предпочитал слушать радио. Чаще всего в динамиках Horch звучали «весёленькие песенки», которые специально ставили во время налётов союзной авиации на Берлин.

Когда интернет появился, и как-то, пересматривая «17 мгновений весны» в цветной версии, Брехт решил заглянуть в википедию, так на чём же всё-таки Штирлиц катался. Оказалось, что Юлиан Семёнов был в теме. Этот роскошный кабриолет начали изготавливать в 1935 году. В авто воткнули 5,0-литровый рядный восьмицилиндровый движок мощностью 100 л.с., который работал совместно с 4-ступенчатой коробкой передач. В этом же году новинка удостоилась престижного звания «Автомобиль года» на Парижском автосалоне. Через два года в серию была запущена новая версия – 853А с модернизированным двигателем, мощность которого увеличили до 120 л.с., и поставили для бездорожья понижающую передачу. Выходило, что Штирлиц должен был рассекать по Берлину на Horch-853А. Не нашлось в Москве такой машины, и подсунули господину Бользену «Мерседес». Хотя, это был тоже не самый дешёвый автомобиль в Германии. В журнале у Хемингуэя он тоже был и обозначена начальная цена в 6 тысяч рейхсмарок. То есть, годовая зарплата господина Энгельгардта, а он приличный чин в полиции Берлина.

Иван Яковлевич прошёл мимо дома генерала Манштейна и вдруг в мозгу шевельнулось. Что-то было не так. Какое-то несоответствие. Стоять. Бояться. Он ведь фон Манштейн. Фон – барон и Гитлер его сошлёт в родовое поместье. Этот домик, пусть и не жалкий, но на родовое поместье не тянул. Кроме того, раз он попал к англичанам, то это было по другую сторону Эльбы.

Тогда что это за домик? Полковник прошёл мимо дома генерала по противоположной стороне улицы, потом, прошагав ещё полквартала вперёд, развернулся, чтобы перейти на сторону улицы, где стоял дом Манштейна, и намеревался пройти рядом, заглядывая в окна. Может, там, на подоконнике, лежит фуражка генеральская. И не доходя десятка метров, чуть не встал. Из дома вышел генерал с молодым унтер-офицером, и они спокойно, что-то говоря друг другу и похохатывая, прошли к «Мерседесу», что стоял на противоположной стороне улицы. Ну, это-то понятно. Там солнышко, поставили, чтобы нагрелось в машине.

И что тогда с домом? По лисьей хитрой рожице было понятно, что это и есть Эрих фон Манштейн, не спутать. Хотя, можно объяснить. Там в поместье жена с детьми, а здесь он живёт, когда приезжает по делам в Берлин. Это, наверное, дом отца. В смысле биологического отца или матери. Там ведь прикольная штука с этим Манштейном в детстве случилось. Его подарили. Как игрушку. Отец у Эриха был потомственный офицер тоже Эрих фон Левински. А мальчика почти сразу после рождения подарили семье фон Манштейнов. Жены этих офицеров были сёстрами и та, что вышла замуж за Манштейна, оказалась бесплодна. Вот сестра и пообещала ей подарить десятого ребёнка, ну и выполнила обещание. Родила и подарила. Так Эрих и стал фон Манштейном.

Брехт постоял, провожая глазами, укативший «Мерседес» и потирал руки мысленно, и на самом деле, а потом с лёгкой полуулыбкой, произнёс:

– Ну, и замечательно. Как там прозвище у генерала? – Читал Брехт, что Эриха фон Манштейна прозвали «шкурным командиром». Случись что, и Манштейн обязательно тебя подставит. Свалит всю вину на подчинённых, а сам, как всегда, окажется на коне. – Завтра попортим шкурку.

Событие пятьдесят шестое

Вчера на улице было очень много женщин с цветами. Если бы не знать, что было Восьмое Марта, то могло показаться, что умер Стас Михайлов.

Нужно было подготовить пути отступления. Нет, Манштейна Брехт стрелять не будет. Чего повторяться, сложат же те убийства во Франции с этими и посчитают, что почерк один и тот же, и подумают, что не один ли это Брехт всех устрелил и не является ли его целью стравить братский французский и немецкий народы. Ай-я-яй.

Потому причина смерти генерала подарочного будет совсем другая. Он вознесётся. Ничего сложного. Сейчас террористов нет, и никто машины вип персон не проверяет на подложенную под неё взрывчатку. Подойдёт тихонько Брехт ночью к стоящему на улице «Мерседесу» прилепит, как следует, три гранаты к днищу автомобиля, а шарики фарфоровые привяжет к верёвочке и её уже изнутри к колесу. Заведёт хохотливый унтер-офицер мотор, тронется, верёвочка накрутится на колесо, дёрнет за запалы и три гранаты Stielhandgranate или по-другому M-24 отправят несостоявшегося великого фельдмаршала полетать.

Вот и нужно подготовить пути к отступлению. Нежелательно идти от их конспиративного домика холодного сюда и возвращаться после установки гранат одним и тем же маршрутом. Нужно вернуться домой другой дорогой.

Всевышний путникам всегда помогает. Будь ты добрый христианин или язычник подлый, но обязательно найдётся на небесах, в Вальхалле в небесном чертоге Асгарда, или на Олимпе, кто-нибудь, кто покровительствует путникам. В греческой мифологии существует богиня чародейства и перекрёстков Геката. Чаще всего богиню изображали с факелом в руке, якобы так она освещала путь всем заблудившимся. В давние времена статую Гекаты устанавливали на перекрёстках, чтобы она охраняла путников от зла и дорогу показывала.

Брехт в олимпийцев не очень верил, потому ему этой Гекате помогать и незачем, хотя … Кто их Гекат знает, решила и помогла.

В православии тоже есть святой, отвечающий за путников. Одним из самых почитаемых святых в православном мире является Святой Николай он же – Николай Чудотворец. Много дел у Николая Чудотворца: охранять надо стада скота, беречь от бури корабли, защищать людей от всякого зла, лечить болезни, способствовать увеличению урожая и покровительствовать путешественникам и морякам.

Может, он руку приложил.

У католиков свой есть святой. Христофор – святой мученик, живший в III веке. В католицизме считается, что Святой Христофор заботится обо всём и всех, кто связан с путешествиями.

Брехт так-то немец, и предки были протестантами. Чего бы и Христофору не подсобить.

Шёл Иван Яковлевич по соседней улице и прикидывал, как короче выйти на свою, вот тут эта улочка и подвернулась. Называлась она Кройцштрассе. Прошёл по ней полковник сто шагов и остановился. Прямо перед ним был цветочный магазин. Ведь только десяток минут назад думал о том, что нужно найти магазин семян и накупить всех семян и луковиц цветочных, что там будут. Подумал и вот эта Геката со своим факелом его привела, или Николай с Христофором в спину подтолкнули, чтобы свернул именно на эту улочку. Грех не поблагодарить. Сказал, глянув, на небо весёленькое голубое, «спасибо» и под звон колокольчика вошёл в магазин.

Изобилие!!! Проклятые загнивающие капиталисты! Чтоб им повылазило! Нет, ну, не честно. Почему вот у них есть такие магазины, а в СССР нет? А ещё не тётка Дуня за прилавком с бородавкой на щеке волосатой, а миленькая фроляйн. Ну, не честно.

Брехт прошёлся вдоль стеллажей, понятно, что типографское искусство ещё не дошло до красивых глянцевых картинок на каждом пакетике, где иногда всего три семечка и положили, из которых два невсхожие. Тут попроще. Есть цветные фото, но они одни на все пакетики. Ткнул в понравившийся цветок пальцем и улыбчивая Гертруда из-за этой красоты вытащит простой белый бумажный пакетик с сотнями или тысячами семян в зависимости от размера этих семян. Брехт сначала так и хотел сделать. Потыкать. Вертел головой, соображая, что нужно купить обязательно, потом подошёл поближе под щебетание фроляйн Гертруды и присмотрелся к ценникам. Все они в рейхспфеннигах (reichspfennig). Прикинул полковник количество пакетиков. Пару сотен. То есть даже если брать по десять – двадцать пфеннигов, то получится всего сорок марок. Это же хрень.

– Гертруда, а давай-ка мне всех семян по два пакетика.

– Ого-го, герр …

– Отто. Отто фон Штиглиц. Отто, просто Отто. – Ну, да, «Бонд, Джеймс Бонд» (Bond. James Bond). «Взболтать, не перемешивая».

– Герр Отто собрался засадить всю свою усадьбу? – и взгляд, такой: «А есть ли в том поместье хозяйка»? Может и я на что сгожусь?

– Может, и сгодишься. Если скалиться не будешь. – Нет, она же «Неуловимых» не смотрела, не поймёт юмора.

– Это для приюта, пусть детишки порадуются. Я в попечительском совете. – А чего ещё сказать, не врать же про усадьбу.

– Какая хорошая мысль. Герр Отто, у нас на складе есть несколько мешков семян. Мы их убрали, так как истёк срок указанный фирмой производителем, но это всё ерунда, даже если половина не взойдёт, то это ведь не будет вам ничего стоить. А где этот приют, у вас странный акцент, герр Отто, – вот болтушка, тысяча слов в минуту, а ещё немцев изображают медлительными, рассудительными.

– Я из Страсбурга, но сейчас там правят лягушатники. Ничего, мы вернём себе наши земли! А приют в пригороде Штутгарта, – ещё бы знать хоть один пригород Штутгарта. Нужно карту купить.

– Всё, решено, я скажу папе, что мы отдали просроченные семена в приют, он обрадуется. Папа каждый раз сокрушается, что приходиться выбрасывать такие семена и вы не подумайте, герр Отто, это не от жадности, он просто точно знает, что семена ещё всхожие и ему жалко те цветы или овощи, или деревья, что могут из них вырастить. Иногда он отвозит часть семян цветов к лесу и разбрасывает там. Ой, только вы ни кому не говорите, герр Отто. Вы ведь никому не скажите, а то вдруг папе может за это влететь от властей.

Вот болтушка, но как приятно стоять в тепле и слушать щебетанье этой девушки с голубыми глазами и белокурыми волосами. Что с ней произойдёт через семь лет, когда война докатится до Берлина, а переживёт ли она бомбёжки союзников. Гитлер – урод хренов, втравил две страны в такие чудовищные потери. Его бы шлёпнуть. Но до него точно не дотянуться.

– Фроляйн Гертруда, я никому не скажу про вашего отца, даже считаю, что он делает благородное дело. Будут появляться в лесу новые красивые цветы, люди будут ходить и любоваться ими. Уверен, Господь отблагодарит за это доброе дело вашего отца и вас красавица за доброе сердце.

Девушка покраснела и затеребила косу. (А мы тут плюшками…)

Пришлось по телефону заказывать такси, с четырьмя мешками семян Брехт бы до своего домика не добрался. Зато и дорогу сразу узнал. Оказалось, опять не туда свернул, а нет, это Геката его не туда свернула, и ведь святой Николай с не менее святым Христофором не вмешались, не поправили. Заговорщики. А ещё святые.

А вечером из-за них нужно вести Гертруду в кафе.

Глава 21

Событие пятьдесят седьмое

Штирлиц после очередного удачно выполненного задания ехал на «Мерседесе» в Берлин. Он не знал, что война скоро закончится, и ему, как Герою Советского Союза, подарят «Запорожец» вне очереди.

Карл Энгельгардт приехал на машине не менее пафосной, чем Юлиан Семенов сосватал своему Штирлицу. Это был Opel Admiral. Огромная тёмно-синяя машина длиной почти пять с половиной метров и шириной метр восемьдесят. Про высоту и говорить страшно, четырёхдверный седан был с Брехта ростом, то есть, почти метр семьдесят. Что уж там сделали конструкторы в «Опеле» на заводе в Рюссельсхайме, но в это сверкающее лаком чудо поставили, наверное, на сегодня лучший движок в мире. Даже не «наверное», а наверняка. Там стоял рядный 6-цилиндровый двигатель с рабочим объёмом 3,6 литра, развивавший максимальную скорость 132 км/ч. Всего 3,6, когда и «Мерседес», и «Хорьх» обладают движками в два почти раза больше и выдают почти ту же мощность. Стоил он дорого – 6,5 тысяч рейхсмарок. Где мог такие деньжищи взять полицейский?

Криминальдиректор взгляд перехватил и ухмыльнулся.

– Не моя. Это служебный автомобиль моего шефа, он на лечении в Бадене, я пока исполняю его обязанности, ну и катаюсь на этом танке. Ладно, к делу, – полицейский вынул из машины солдатский вещевой мешок. Мешок звякнул железом.

– Гранаты? – Брехт протянул руку за мешком. Тяжёлый.

– Да, шесть гранат. Собирайтесь … Постойте, а кто поедет на …?

– Акцию. Но она же вечером? – не понял Иван Яковлевич, – Что-то изменилось?

– Ничего не изменилось. Всё стало в десять раз хуже, сегодня к семилетнему сыну моего помощника подошёл на улице подросток и со всей силы ударил по лицу. Понятно, что не просто так. У них есть подростки из приюта Святой Бригитты, что входят банду. С малолетства их втягивают. А руководство приюта, смотрит на это сквозь пальцы, те им и спортинвентарь покупают и даже тренера наняли. Всем хорошо, только пацаны становятся преступниками.

Брехт мотнул головой. Вот он оскал капитализма … Хрень, то же самое происходит и в СССР. Только бандиты и прочие урки, не покупают детским домам ничего, просто втягивают подростков в свой мир, из которого тем уже не выбраться. Очень пассивно борется власть в стране с преступностью. Всё ещё считает их социально близкими. Чего бы проще при обилии лагерей. Издал закон, что вторая ходка – пожизненно. И всё, все проблемы бы кончились. Ведь ни Сталин, ни Ежов, ни Абакумов, ни Меркулов, ни Берия не гуманисты, от слова совсем, тогда почему так не сделают? Не понимал Брехт. Так ведь и после них ничего не изменится, и с преступностью по-настоящему бороться не будут до самого 2021 года, когда Брехт погиб в той реальности.

– Поедет Ванька. Хуан. Я, по существу, и один бы справился, но гранаты нужно активировать почти одновременно, а сделать это одному невозможно.

– Понятно, что ж, вам виднее, я отвезу вас к бару и потом вернусь сюда. Пусть третий ваш товарищ собирает вещи. Я снял вам домик недалеко отсюда. Он даже ближе к дому генерала Манштейна. Снял на подставное лицо, но совершенно официально, так что можно не беспокоиться насчёт проверок.

– А если проверят паспорта?

– Он снят на имя Ганса Штибена – это ваш третий товарищ, вы пришли к нему в гости. Вот и всё. Там есть нюанс. Это другой Ганс Штибен. Но, надеюсь, так глубоко копать никто не будет, а простую случайную проверку документов вы выдержите.

– Хорошо, что ж, поехали.

Внутри машины пафосный вид этого танка на колёсах продолжался. Конечно, до дизайна «Мерседесов» или других дорогих машин 21 века далеко, так по-крестьянски немного выглядел «Опель», но сиденья мягкие, даже чересчур, красное дерево, хром. Всё как в лучших домах.

Район Бланкенбур, недалеко от центра Берлина опять встретил обилием машин, словно в другой мир попадаешь. Только что стоял на тихой сельской улочке, где один автомобиль раз в десять минут проезжает и вдруг сотни машин, и все пибикают и рычат на перегазовке, не ввели ещё запрет на звуковой сигнал.

Паб «Райх» или вернее бирштубе (Bierstube) «Райх» находился в небольшом и на удивление почти пустынном проулке. Проулок не большой, всего три дома с каждой стороны, а дальше уже видна следующая большая штрассе с потоком машин. Напротив небольшая стоянка для автомобилей, огороженная цепочками. Проулок не узкий, вполне себе метров в двадцать. Брусчатка чёрная на дороге и брусчатка, но серо-зелёная на тротуарах, так себе, наверное, удовольствие по таким тротуарам ходить, особенно женщинам на десятисантиметровой шпильке.

– Оба на! – присвистнул Иван Яковлевич. На стоянке у бирштубе «Райх» стоял точно такой же тёмно-зелёный кабриолет Mercedes-Benz 500K, как тот, что их катал по городу в первый день, и который Брехт решил себе купить и переправить в СССР.

– Это машина одного из этих двоих. Бандитов. Вон, видите, сидит за рулём громила, это его помощник и охранник – Ганс Бреннер. Зверь просто. Шеи людям сворачивает.

– Герр Энгельгардт, а можно я этот автомобиль себе заберу?

– Это как? – рассматривающий улицу полицейский повернулся с открытым ртом. Челюсть где-то на кожаном сидении лежала.

– Ну, план такой. Я подхожу перед самим действом с киданием гранат и убиваю этого громилу вашего, потом кидаю гранаты в бар, сажусь на «Мерседес» и еду к нашему новому дому. Там есть гараж, или забор нормальный, чтобы с улицы не видно было. Потом вы делаете мне документы на него. И мы едем на нём в Польшу, а оттуда в СССР. Визу откроете. Я хозяин завода по производству станков, например, Хуан и Федька мои помощники. Нет, Хуан мой племянник. Можно это устроить.

– Нда! – челюсть захлопнулась, – Неожиданный вы поворот нарисовали, товарищ Брехт. Нормальному человеку такое и в голову не придёт.

– Ерунда. Я не человек, Меняиз Ада за жестокость выгнали.

– Ха – ха. Действительно смешно. Только почему через Польшу. Есть паром из Киля в Ленинград. Так проще.

– Нет. Мне нужно побывать в Польше. Там один человек на земле зажился, меня послали его в Ад переправить.

– В принципе нет проблем. Сделаем визу и в Польшу, и в СССР, – опять посмеялся Карл.

– Пойдёмте, посмотрим, что внутри, и я хоть попробую на вкус ваши знаменитые колбаски с пивом.

Событие пятьдесят восьмое

Плох тот генерал, который не мечтает стать памятником.

Карл уехал перевозить Федьку Лешего с вещами в новый дом, а Брехт с Ванькой зашли в бирштубе. Народу почти не было. День. Работают люди. Несколько человек сидели по отдельности за столиками, и только у дальнего столика под фикусом сидела компания. Брехт оглядел бар. От двери до того столика метров двадцать. Придётся кидать гранаты со всей силы. Да ещё потолок довольно низкий. Можно и не добросить. А если с другой стороны? Фикус стоял у окна. Окно не очень большое в полутора мерах от земли. И от него до того столика всего метров пять, да даже и меньше. Идеальный вариант. Нужно только найти это окно на улице. Если они вошли со стороны проулка, а окно на другой стороне бара, то получается, что это уже противоположная стена дома. Во дворе.

Сейчас выходить не стоило, зачем привлекать к себе лишнее внимание. И садиться рядом с дойче-бандито-гангстерито, тоже не нужно. Кто-нибудь жив останется (случайно, по недоразумению. По-маленькому выйдет, а получится после взрыва по-большому.) и запомнит непривычных и необычных посетителей. С пацанами тут нет никого.

Потому уселись за свободный столик недалеко от двери и сообщили подошедшему официанту, а нет, тут кельнер или гарсон, что будут две порции пряных колбасок с любым гарниром и кружку тёмного пива, а юноше, холодного лимонада. Принесли довольно быстро. Вкусно. На гарнир подали отварную мелкую картошку, после обжаренную в масле до золотистой корочки. Так можно бандитом работать, сидеть в таком бирштубе, попивать пивко, потом пройтись по нескольким притонам. Покувыркаться … Нет, ну их, ещё какую заразу схватишь, просто пройтись, собрать денюжку и снова в бар – отмечать неплохой заработок. Рисковая, правда, профессия. Вот, сегодня их вольготной жизни придёт конец. Да, чего уж и не вольготной тоже. Просто придёт конец, а впахивали бы на заводе имени Круппа и всё бы у них было в ёлочку, даже в армию бы не забрили, кто-то же должен делать пушки.

Пиво было даже лучше колбасок. Как они его так делают, гады? Почему наши не могут?! Может, потом через Дворжецкого выписать нормального чешского или баварского пивовара. Десятки тысяч иностранных специалистов сейчас поднимать промышленность в СССР приехали, одним больше, одним меньше. Так и нужно будет сделать.

Поели, попили, компания за дальним столиком разговаривала всё громче и громче. И ведь по-немецки, что характерно. Пора уходить, а то вдруг камрадов на подвиги потянет. И всё дело сорвётся. Иван Яковлевич подозвал кельнера и попросил счёт. Счёта не дали. «С бумагой в стране напряжёнка». Просто сообщил молодой человек, с прыщами на шее и подбородке, что с них четыре рейхсмарки. Не дорого. Жаль, что сюда больше не получится заглянуть. На ремонт же закроют. Мозги от потолка отскребать будут. Шпателем.

Вышли на ветер. Погода утром испортилась. Дождя нет, но ветрено и пасмурно. Прошли с Ванькой вдоль дома и попытались выйти к тому окну с фикусом. Индейская народная изба – фиг вам называется. Вход во двор перегорожен решёткой на большой амбарный замок запертой. Бутафория, конечно. Любой ногатый и рукатый человек перелезет. Метра два всего в высоту и острых пик ядом кураре смазанных не наблюдается. Против инвалидов строили. Хотя, Германия же – дисциплинированные немцы. Висит замок и стоит решётка, значит, нечего там делать.

На глазах у прохожих и тем более того здоровяка, что так и сидел в зелёном вожделенном «Мерседесе» перелезать и осматриваться не стали. Придут вечером. Прохожих нет. Брехт завалит охранника, заведёт автомобиль, и они с Ванькой переберутся через решётку. Это ваш план мистер Фикс? Да, это мой план.

Прошли с Хуаном вертящим головой на все четыре стороны до конца проулка – переулка. То же самое. Поток машин. Вернулись, и как раз подъехал Энгельгардт. Загрузились с опель-адмирал и покатили в свой новый дом. И, правда, недалеко от дома генерала Манштейна. И прямо рядом совсем с домом фроляйн Гертруды, до которого вчера Брехт её после кофе проводил. Ну, облико морали. Разрешила в щёчку на прощанье «милому Отто» чмокнуть её. И сама дотянулась до скулы. Да и ладно, не на что особо и не рассчитывал. Так, приятно посидели попили лёгкого кисленького винца и поели … Наверное, это были «цыплята табака». Гертруда заказывала, а Брехт головой крутил, публику в ресторане рассматривая. Напыщенные все. Строго в галстуках мужчины. Брехт тоже приоделся, выглядел не хуже остальных. Были люди и в военной форме, в том числе и довольно пожилые, полковники, майоры, с кайзеровскими орденами, разрешёнными Гитлером. Нда был бы товарищ Брехт в своей форме со всеми орденами. Вот бы фурор произвёл. Целый панцирь из серебра на груди.

В новом доме Федька Леший, он же Франческо Дель Боско, наводил порядок. Дом большой – три приличных комнаты, две из которых спальни и одна общая гостиная с камином, куда без него. Была и кухня с большой на три конфорки печью. Прямо целая лаборатория с кучей медной надраенной посуды на стенах бутылками и банками разными на полках. Часть банок даже заполнена чем-то, Иван Яковлевич одну взял. Там был перец, судя по запаху и потому, что после вдыхание чихнул раз пять. Едрёный.

– Можно жить. – Констатировал полковник, прочихавшись. Рядом с печью небольшая поленница дров и около камина берёзовые чурбачки лежали. И во дворе дома у стены гаража вообще большая поленница «колотых чурками» берёзовых дров. Гараж пустой и большой. Туда тёмно-зелёное чудо немецкого автопрома легко влезет.

– Довольны? Сто пятьдесят марок за месяц. В Берлине жильё дорогое. – Криминал директор если ожидал охов, то и не дождался их. Тут противоположная проблема. Как тысячную купюру разменять.

А теперь если удастся приватизировать бандитский Мерседес, то и некуда девать такие деньжищи. Разве потом наведаться на тот блошиный рынок рядом с антикварным магазином, фарфором перед дорогой домой затариться. Дворжецкий миски-то делает в артели одной, но это не Мейсеновский фарфор. Далеко, да даже не Лиможский фарфор. Спасский.

– Герр Энгельгардт, гранаты – это хорошо. Мы их сегодня применим, но это мы вашу проблему решаем. У меня готов план устранения генерал-лейтенанта Манштейна. Нужно ещё несколько гранат. Да и для того, чтобы сегодня всё получилось, нужен пистолет. Надёжный и не очень большой. «Вальтер» подойдёт.

Карл спокойно открыл портфель и вынул оттуда именно то, о чём Брехт и думал. Вальтер «Armee Pistole» образца 1936 года, почти такой, как он отдал Вильгельму Бруммеру. Пора его, кстати, навестить. Адрес его берлинский есть. Пусть помогает в устранении господина «Отца танковых войск Германии». Нужно ведь за Гудерианом слежку организовать, чтобы понять, где его лучше всего отправить догонять Эриха Манштейна. Устроить им встречу в верхах.

Событие пятьдесят девятое

Старый одесский еврей гуляет по Дерибасовской. Вдруг его сильно

толкают в спину. Он оборачивается и видит нагло ухмыляющегося

громилу.

– Вы что это, шутите, что ли?

– Нет, не шучу, – отвечает громила.

– Ну, то-то же! Я шуточек не люблю!

Самая подходящая ночь для преступления. Темно, дождь идёт мелкий и косой из-за сильного ветра. И похолодало почти до нуля. Вот, про такую погоду и говорят, что хозяин собаку из дому не выгонит. Брехта с Ванькой Прьето выгнала необходимость. Долги нужно отдавать, тем более что сам напросился. Ну, и зелёное чудо ведь ждёт на стоянке Должно ждать! Геката нам в помощь.

Зонтов нет, отвернули воротники, замотали шарфы поверх, натянули береты республиканские чёрные, как у Эрнесто Че Гевары, и пошли. В вещмешке позвякивают гранаты. Их Брехт ещё и в клеёнку завернул. Сам же доказывал Тухачевскому, что эти гранаты совсем влаги не терпят и потому ни в коем случае за образец брать их не следует. В кармане плаща лежит Вальтер. Тяжёлый всё же. Эх, сейчас бы ту итальянскую «Беретту». Маленькая, лёгкая, удобная. Но оставили в номере гостиницы. Жалко до слёз.

Подошли к углу того дома, что первым стоял в проулке. Ну, слава Гекате, зелёный «Мерседес» на месте. И в нём даже виден силуэт охранника. Вообще, его роль Брехту была не очень понятна. Какой он нахрихтет беобахтен охранник, если объект охраны там, в здании, а мордоворот тут сидит. Или для внутренних помещений у бандита немецкого другой мордоворот.

– Ванька, ты тут постой, я с этим гоблином сам справлюсь, – пригрозил пальцем Иван Яковлевич шагнувшему за ним Хуану, – Договаривались же!

– Сlaramente! (Понятно).

– Вот, вот, Клара у ментов. Всё, стой, жди.

Брехт, внутренне напрягся, сосредоточился, прочитал простейшее заклинание: «Ну, шоб у нас всё было, и ничего нам за это не было», и двинулся, изображая пьяного вусмерть берлинца, к «Мерседесу».

Подошёл и стал ширинку расстёгивать. Видел в каком-то фильме. Там сработало. Оба на, и тут работает. Вот молодцы киношники, столько идей хороших подсказывают. Громила открыл дверцу и стал кричать на опойку.

– Сам дурак. Пошёл ты… – И ещё десяток слов на великом и могучем.

Годзилла открыл рот и прервал увещевания.

– Думкопф. – сообщил ему полковник.

– Гыр дыр быр, быр дыр гыр! – заорал бандюган и вылез из мерседеса, намереваясь пинком отбросить пьянчужку.

Бах. Пуля в девять миллиметров в область сердца замах ноги приостановила, подачи крови в мозг тоже, да и всю остальную жизнедеятельность огромного организма до кучи. Бабах. Это правду говоря в поговорках: «Большие шкафы громко падают». Обрызгал даже водичкой из не совсем чистой лужи Ивана Яковлевича. Полнейшая антисанитария с этими убийствами. Так и коклюш можно заработать.

– Вань, бегом! Аллюр три креста! – подбежали к решётке одновременно. Хотели начать перелазить, а она открыта. Ну, и ладно. Забежали во двор и стали в освещённые окна бара заглядывать. Нужно отметить, что «Райх» находился на цокольном этаже и окна были лишь чуть выше уровня земли. Фикус нарисовался в третьем окне. Брехт, притормозил Ваньку.

– Отвинчиваем, дёргаем за серый шарик и кидаем в окно. Сlaramente!

– Стьо рьяз повтольяти.

– Стоять. Я сначала камень заброшу, после того, как колпачки скрутим. Не дай бог граната от стекла отскочит. Немцы они любят всё надёжно делать.

Скрутили колпачки на гранатах, Брехт из того же вещмешка достал здоровый булыжник весом в пару кило и со всей силы запустил в окно. Пробил оба стекла каменюка и врезал по фикусу, отскочил от спружинившего ствола и плюхнулся в центр стола бандитов. Всё это Брехт краем сознания фиксировал. Разум был другим занят. Нужно за пять секунд, забросить в бирштубе «Райх» три гранаты и успеть убежать. Да, ещё за Ванькой следить, не дай бог гранату из рук выронит. Хана тогда котёнку, да обоим котёнкам. Три. Все три гранаты, полковник в разные части паба забросил. Три, с небольшой задержкой бросил последнюю гранату и Хуан.

– Дёру!

Бабах. Ударная волна свалила Брехта, тот падая, ещё и Ваньку успел собой прикрыть.

Глава 22

Событие шестидесятое

Один грибник заблудился в лесу. День бредёт по лесу, другой,

на третий день он натыкается на другого грибника.

– Ура, наконец-то, а то три дня уж как заблудился!

– Ну и чему радуешься?! Я уже месяц как заблудился!

Лежали, как тюлени, на кроватях под двумя одеялами и мёрзли. Тогда не тюлени. Тюлени они – собаки на льдинах лежат и не мёрзнут, жиром толстым покрыты под кожей. Свиньи просто. А тут жира нет ни грамма, кубики, вон на животе явственно видны. Потому и согреться проблема. А ещё приходится на животе лежать. Беда. А всё из-за неподготовленности акции по устранению бандитов каких-то мелкотравчатых, а если бы ещё чуть, на долю секунды, задержались, то и вообще бы хана и кто бы тогда разбирался с Гудерианом и Манштейном. Повезло. Частично. Осколок не до конца выбитого стекла прилетел и впился Ивану Яковлевичу в одно интересное место. Пропорол и плащ, и брючину, и трусину, и кожу на правом полушарии спинного мозга. Весь «Мерседес» в крови. Федька Леший его отмывал вчера целый час. Хорошо кожаные сидения, с тряпками вообще кердык, пришлось бы перетягивать заново. Хроноаборигены до того отстали от прогресса, что даже чехлы на автомобили ещё не выдумали. Ну, ладно русские, тем не до жиру, но даже немцы и то до чехлов не допёрли. Серость. Нужно будет Дворжецкого настропалить по приезду в Спасск-Дальний, пусть разработает и сошьёт чехлы на сиденья. В СССР спросом не будут пользоваться, а вот в Америку продавать … Опять через китайцев, контрабандой? Посадят. Рано или поздно. Эх, какая хорошая идея на корню пропала.

Взрывной волной их с Ванькой уронило в лужу, а через долю секунды, когда полковник старался собой Хуана прикрыть и прилетел осколок оконного стекла, пропорол одежду и впился в задницу. Брехт его вытащил, практически боли не ощущая, так пощипывало. Вскочил, выдернул за шкирку из приличной лужи Ваньку, и они побежали дальше к зелёному «Мерседесу». И по дороге Брехта паника одолела. Вспомнил, что хотел же завести автомобиль. Забыл. Твою же налево! И что теперь делать? А если ключи не в замке, если они у бандерлога в кармане или, вообще, он их в руке держал, и когда пуля ему разрывала левое предсердие или правый желудочек, он ведь руками взмахнул, и как в американских фильмах – ключ пролетел в воздухе десяток метров и провалился в решётку ливнёвки. Ну, хотя Брехт на той дороге ливнёвки не заметил. Так это же не значит, что её там нет. Что гласит закон Мерфи? Третий кажется: «Из всех возможных неприятностей произойдёт именно та, ущерб от которой больше». Куда уж больше, без «Мерседеса» за десять тысяч остаться.

Добежали до чуда зелёного, Иван Яковлевич, обогнув тушку, а нет – тушу, открыл дверцу и с радость обнаружил ключ в замке. Ну, а то паниковал. Не работают законы Мерфи против попаданцев. Ванька, как идиот, полез следом. Работают что ли?

– Куда???!!! В другую дверь! Как там? Секундо дверь. Segunda puerta. - не зря учил язык. Вот, хоть раз пригодился. Хуан перестал толкать его в порезанный зад и побежал огибать машину.

Кроме Мерфи было полно других умников, которые свои законы выдумывали. Там есть такой «Бритва Хэнлона» называется – «Никогда не объясняйте злым умыслом то, что вполне можно объяснить глупостью». Ванька споткнулся о труп бандита и грохнулся, боднув колесо головой. И завопил. Всё, стресс у ребёнка. Раскидали трупы по дороге, понимаешь. Води потом по психиатрам. «А теперь Хуан Прьето нам расскажет о себе. Поприветствуем Хуана». Пришлось вылезать, поднимать барахтающуюся тушку и вести к дверке со своей стороны. Не стал огибать машину, просто забросил пацана на заднее сиденье, наклонив переднее, и сам, наконец, уселся на своё, чуть недодумали всё же немцы, пожалели на четыре двери ручек, две двери сделали. Ну, немцы – рачительные. Уселся на мягкую кожу сиденья, и тут пятая точка стала о себе напоминать. Больно сидеть. Скособочился полковник, вздохнул, к Гекате опять мысленно обратившись: «Ну, вывози, родимая!» и повернул ключ в зажигании. Мотор не завёлся. Нет, это у ГАЗ-АА он заводится. А тут движок степенно по-немецки заурчал своими пятью литрами и стосильной мощой. Вещь!!! Чудо зелёное! Брехт отпустил сцепление, и «Мерседес» повёз их по пустынным улицам вечернего Берлина домой.

Сто лошадок прямо чувствовались под капотом. Зверь. Чуть сильнее на газ даванул, и мерин, заржав, ломанулся вперёд. Пришлось дать себе мысленно оплеуху и сбавить скорость. Не нужно внимание привлекать ни к себе, ни к машине. Маршрут отступления на карте Берлина был прорисован, но… Всегда есть но, одно дело на карте рисовать и совсем другое ехать по пустынному почти тёмному городу, фонари, где горят, где нет. Разве окна домов светятся. Дождик моросит, окно лобовое заливая. Хорошо, хоть дворники есть. И это не советская машина, у которой дворник нужно рукой изнутри кабины приводить в движение. В зелёном чуде всё по уму. Дворники работали, как им и положено. Датчика дождя не было и пришлось все рычажки подёргать, и кнопки нажимать. Нашёлся выключатель. Видимость так себе, по брезентовой крыше капли сильнее забарабанили – дождь усилился. Умудрился, таки, Иван Яковлевич не туда свернуть. Поздно понял, когда на бульвар Унтер-ден-Линден знакомый выехал. То есть вообще чуть не в противоположную сторону заехал, нужно было на юг, а он на северо-запад свернул. Остановился под столбом и стал новый маршрут по карте прокладывать. Потом ещё раз заблудился, но узнал улицу с цветочным магазином фроляйн Гертруды и вовремя сориентировался. За оградой под дождём стоял, нахохлившись, как маленький воробушек, долговязый и худой, как привидение, Федька Леший. Ждал. Волновался.

Событие шестьдесят первое

Почему штаны, в которых лучше всего валяться на диване и лениться, называются «тренировочные»?

Вчера, уезжая, Энгельгардт попросил пару дней не топить, дескать, соседи могут прийти поздороваться. Лучше заехать как бы уже после налёта на бандитский бар. Пороптали, что вымрут же, вон на улице чуть больше нуля, даже снежинки иногда пролетают.

– А вы не на улице шатайтесь, внимание, привлекая, а лежите под одеялами. Поели, я вам хлеба с маслом и колбасой купил, и снова под одеяло. – Напутствовал криминальдиректор.

Логика есть в словах полицейского, потому, как после приезда вчера с Ванькой на мерине, легли под одеяла, так и лежали. Холодно. Да ещё рану саднило немного и всё время её почесать хотелось. И правильно Козьма Прутков сказал: «Три вещи единожды начав, трудно окончить: смотреть на огонь, слушать рассказ друга, вернувшегося из дальнего путешествия и чесать, где чешется». На огонь смотреть нельзя. Нет огня. Шифроваться приходится. Друзей нет, сам из дальних стран. Остаётся чесаться. Во, ещё же Виктор Степанович Черномырдин подобное сказанул: «У кого руки чешутся – чешите в другом месте». Или это про жуликов – взяточников и прочих махинаторов?

– Вань! Сделай ещё бутерброд и не жалей масла, ты же не еврей, ты идальго испанское, – Брехт вспомнил и ещё одно высказывание Черномырдина – про евреев: «Если я еврей – чего я буду стесняться! Я, правда, не еврей…». А ведь он родился уже, может его надо после войны к себе забрать и воспитать нормальным премьером. А Ельцина с Горбачёвым в тюрьму определить. Горбачёв, если верить интернету, брал взятки и даже имел прозвище «Мишка – конвертик». А Ельцина можно просто выгнать из партии за пьянство. Подсказать товарищам коммунистам. Тьфу. В какую даль его занесло. Тут нужно двух генералов прокормить, опять тьфу, свинцом накормить. А потом пережить Ежовщину и три войны. Халхин-гол, Финскую и Великую Отечественную. Но главное, естественно пережить возвращение в СССР и неминуемую встречу с Ежовым. А может и его грохнуть? Подумать надо …

– Ваань, что с бутербродом?

– Майсла твёрдьо. – Пришёл идальго. Эх, сейчас бы снова в тот бар с сосисочками и пивком тёмным. Не судьба, кердык бару. Где там криминальный директор? Хотелось бы узнать новости.

Иван Яковлевич прожевал бутерброд и закемарил, а проснулся уже вечером в тишине необычной. Ветер перестал завывать за окном, а в окно перестал дождик тарабанить. Даже потеплело, кажется, немного, хотя скорее – организмус просто согрелся под двумя одеялами. И в доме тишина. Должно быть, пацаны тоже спят. Рана почти не чувствовалась. Позорная рана. Будут в НКВД особые приметы на нём описывать и дойдут до задницы, а там порез.

– Что же это вы, гражданин Брехт, пятой точкой с врагом боролись? Спину фашистам подставляли? Бежали с поля боя? Трусливый вы экземпляр, гражданин Брехт.

– Я ребёнка прикрывал. Герой геройский.

– Га-га-га. Герой – штаны с дырой.

Нет, не хотелось в застенки.

Вылезать из-под одеяла тоже не хотелось, но звала подняться одна необходимость естественная. Выбрался, прошёл в дальний конец дома, почти не постанывая, где в пристрое располагалось удобство. Канализации не было, так вырыта яма, но седалище удобное смастерили. Молодцы немцы.

После прошёл на кухню, вот вода была, всё же в городе живут, хоть и не в центре. Поставил на керогаз чайник и только забулькал, как рожи сонные нарисовались, всклокоченные. Мятые. А глаза прожорливые.

– Орлы, давайте, умывайтесь. Будем чай пить, и ужинать, чем бог послал.

Бог послал бутерброды, не велик ассортимент у всевышнего. Целый день одними бутербродами питаться. И к тому же чай в Германии противный, экономят гитлеровцы, покупают одни ветки. Поели толстенные бутерброды, хлеб хоть Иван Яковлевич согрел на сковороде, а то масло и, правда, не мазалось, крошилось. Поели, попили чай и завались назад на кровати. Нужно дождаться Карла Энгельгардта. Он должен принести гранаты и новости.

Однако в этот день полицейский так и не появился.

Эрнст Ка́льтенбруннер

Событие шестьдесят второе

А что, если растения выращивают нас для перегноя, снабжая кислородом?

А веганы – это тайный орден, борющийся за спасение человечества.

И утро кончилось, а Германа всё нет. Ну, пусть Карла. Доели последнюю колбасу, хлеб и масло, всё, дальше или выбираться в люди, или начинать голодовку. Иван Яковлевич, чуть отодвигая занавески на всех окнах поочерёдно, осмотрелся. Так-то тихо. И только решил, что пора до магазина прогуляться и печь на кухне затопить, как в последнем окне, что выходит на улицу увидел промаршировавших мимо их дома солдат.

Чёрт их знает, может, они и должны здесь маршировать. А может обход домов делают. Пришлось снова забираться под одеяла, на улице чуть, наверное, потеплело, солнце не показалось, но хоть дождя и ветра нет. Лежал полковник по-прежнему на животе и строил планы по ликвидации Ежова, когда у соседей залаяла собака. Кто-то пришёл. А тут же и в дверь их домика постучали. Фу, слава богу, условным стуком. Редкие одиночные удары с большими паузами.

Брехт сунул «Вальтер» в карман пальто и открыл дверь. Там с двумя большими сумками стоял Энгельгардт. По мешкам чёрным под глазами и двухдневной щетине было понятно, что человек все эти два дня, вернее, двое суток был на службе. Расследовал преступление в бирштубе «Райх». Когда полковник принимал у криминальдиректора сумки, то в одной характерно звякнул металл. Знакомый звук, значит, у них снова есть гранаты и можно сегодня ночью выходить на охоту за генералом Манштейном.

Другая сумка тоже звякнула, но звон другой – стеклянный.

– Ох и наделали вы делов товарищи! – Снимая фуражку, покивал головой Энгельгардт, своим мыслям должно быть.

– Проблемы? – Иван Яковлевич отступил, освобождая гостю проход на кухню. – Чайку поставить? Керогаз зверь, через пару минут готов будет.

– А кофе? Был вроде? – повесив на вешалку куцее пальто полицейский, прошёл на кухню.

– Есть и кофе, неплохой, Только мельницы нет, я в ступке зёрна толку. Процесс. Запах какой, надышусь и уже пить не хочется. Растолочь?

– Да, если не затруднит, двое суток не спал. Только на кофе и держусь. Наделали вы делов. Этих бы ладно убили, на пользу всем, а вот к ним вчера один человечек затесался, теперь и не узнать случайно или дела какие общие были, но есть такой убитый. И чин-то крохотный унтерштурмфюрер СС (лейтенант). Некто Адольф Эйхман. Не слышали? – Карл вопросительно посмотрел на Брехта, усердно орудующего пестиком в ступе чугунной.

Полковник чуть не подпрыгнул, дёрнулся и больным полушарием об угол стола задел, теперь прыгнул по-настоящему. Ну, не слабо он гранатку швырнул. Легендарного эсесовца завалил. Можно сказать – живую легенду. А, теперь получается – мёртвая легенда. Всем миром много лет искали товарища, и только болтливый сынок, где-то в Аргентине, проболтался. Организатор Холокоста. Самый главный враг всех евреев. Нда. Конечно, если всё пойдёт по старому сценарию, то найдут другого Эйхмана. Этот австриец, найдут немца. Стоп. Австриец. Австриец? Теперь понятно, чего полиция в мыле. Эйхман ведь друг Кальтенбруннера – другого австрийца. А тот сейчас главный эсесовец в Австрии и практически организатор Аншлюса.

– Опять Кальтенбруннер?

– Откуда, так это специально?!

– Не, не, товарищ директор, не выдумывайте. Не выпучивайте глаза. Не надо тут строить конспирологических теорий. Это чистая случайность и совпадение. Я даже, ведь, не собирался взрывать это кафе. Вам решил помочь. Как там – «русские своих не бросают». И хоть мы с вами немцы, а это итальянец и испанец, но в данный момент мы все тут русские, ну и так далее, в смысле своих не бросаем.

– А откуда знаете про Кальтенбруннера? – полицейский ведь, и умный, на кривой козе не объедешь. (Вот, интересно, а чего это предки на козах катались?) Нужно что-то сказать, чтобы и не врать и правды не говорить.

– Читал личное дело Кальтенбруннера (Ну, и что, что это википедия, читал же, не соврал.) Вот там и упоминался некий Адольф Эйхман школьный друг Эрнста по прозвищу – «маленький еврей».

– Есть такое. У него маленький рост, черные волосы и большой еврейский нос с горбинкой. Стойте, так вы ещё и Кальтенбруннера убить наметили? А при чем тут эти австрияки?

Ну, блин. Вот попался въедливый камрад.

– План был, но мы опоздали. Аншлюс уже случился. – А почему бы и нет? Хотели помешать, да не вышло. Медленно запрягаем.

– Зато он завтра будет в Берлине. И уже раз десять мне звонил, и сам Гейдрих – начальник СД и начальник полиции безопасности Германии (Зипо (Sicherheitspolizei)) звонил. Разве вот Фюрер ещё не отметился. Что им сдался этот лейтенантик?

Брехт пожал плечами. Правда, не знал. Это ещё совсем не тот Эйхман. Ещё ничем не отметился.

– Может и правда – друг. Дружба на многое может сподвигнуть, ну а Гейдрих знает, что Гитлер выделяет Кальтенбруннера. Ему ведь не сложно помочь, набрал вас по телефону и дал команду приложить все усилия, и бросить все силы на поимку преступников.

– Так и было. Но, где я и, где Рейнхард Гейдрих, он группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции, а я скромный криминальдиректор, что соответствует званию майора в вермахте.

– И как проходит расследование, – попытался Иван Яковлевич переключиться на знакомую Карлу тему.

– Всё, как и планировалось, взяли конкурирующую банду. Сейчас мои люди проводят допросы с пристрастием. Признаются во всём. Куда им деваться. Но люди серьёзные, пока эту банду брали, то троих людей наших потеряли. И двое ещё раненых. У них тоже двое раненых и один убитый. – Энгельгардт посмотрел на Брехта, – А вы молодец. Из банды Шенфельдта не осталось никого. Даже раненых нет. Все убиты. Я когда зашёл в бар, то чуть не вывернуло меня. Кровь, куски тел, мозги на потолке. Прямо как в ад заходишь. Если война будет, то ведь вот такая?

– Представьте сотни самолётов бомбящих Берлин или Дрезден. У каждого тонна бомб. Сто тонн бом и так день за днём, пока город полностью не разрушат. Сотни тысяч погибших гражданских.

– Всё, хватит. Это невозможно представить.

Да, а если майору про Бухенвальд с Освенцимом рассказать.

– Герр Карл, а что с нашим домом? Можно топить? Можно выходить за продуктами? Что с Манштейном?

– Как вы собираетесь обставить убийство генерала? – вопросом на вопрос ответил.

– Я подброшу записку, что это сделали патриоты Франции из организации «Свободная Франция». А что, кстати, с ультиматумом?

– Срок истекает послезавтра утром. Пока Гитлер ждёт.

– Вот и подтолкнём.

– В сумке три гранаты, как вы и заказывали, и я сделал по вашему рецепту коктейль «Молотова». Его на самом деле придумал ваш премьер-министр?

– Понятия не имею. Но название прижилось …

А кто и когда на самом деле придумал эту зажигательную смесь и почему у неё такое название?

Глава 23

Событие шестьдесят третье

Я видел, как люди плачут в маршрутках, автобусах, в дорогих машинах. И, знаете что, я ни разу не видел, чтобы кто-то плакал на велосипеде.

Хоть бы раз всё пошло по плану. Ну, хоть один раз! Зачем тогда вообще планы строить? Фаталистом нужно стать. Иван Яковлевич ошарашенно смотрел на то место, где должен стоять автомобиль Манштейна. Та самая машина, на которой ездил Штирлиц – Mercedes-Benz 230 W143 отсутствовала. Вот ведь блин незадачливая незадача. Он через два квартала тащил гранаты с бутылками коктейля товарища Молотова, а Манштейт уехал. Может его Гитлер отправил Францию воевать?

Брехт постоял, соображая, чего теперь делать. Стоял не прямо на виду, мало ли, патруль какой по улицам ходит или прохожий, припозднившийся пройдёт, стоял за кустом, наверное, сирень или черёмуха. Нет ещё листьев, не разобрать. Куст и куст. Смотрел на место, откуда исчез «Мерседес» и расстраивался. И тут в доме генерала форточка открылась, и из неё стали еле различимые в свете, пробивающемся из-за отдёрнутой шторы, клубы дыма наружу выплывать. Стоять. Бояться. «Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес!». Если у Манштейна есть шофёр личный или адъютант, который его на «мерсе» катает, то этот геноссе должен где-то жить. Не спит же он в одной койке с генералом. Не те времена. Получается, вот оно что. Утром приезжает, пусть будет водитель, на «Мерседесе» к дому фон Манштейна, заходит, ждёт, пока генерал соберётся, тапки мягкие на сапоги бутылочные поменяет, и потом они вдвоём идут к автомобилю. А чего раньше Матроскин телеграмму не отправил? Теперь нужно новый план планировать. Утром под осуждающими взглядами прохожих лезть под машину и приделывать там гранаты – не вариант. Помогать же полезут. Советы давать. К чертям первый план. Способ, что позволил во Франции уменьшить количество генералов, тут не подходил. Нет многоэтажных домов поблизости. Сплошная «одноэтажная Германия».

Форточка стукнулась о раму, закрываясь.

– Дебилоид!!! – отругал себя Брехт. – Стоял, рассуждал. Точно – балбес, вот и нужно было сейчас бросать гранату в курильщика. – Не любовник же это к жене Манштейна пришёл. Тем более, что с большой долей вероятности, она с детьми в поместье фон Манштейнов. Родовом.

Сейчас тоже можно бросить. А если генерал пошёл в другую комнату? Балбес! Если ещё будут псевдонимы раздавать, придётся этот брать.

Иван Яковлевич ещё постоял под сиренью или черёмухой. Рисовалась только одна возможность устранения самого умного штабиста вермахта, нужно его просто пристрелить из пистолета. Улица не слишком многолюдная, под этим же кустом дождаться, когда приедет водитель и когда они вдвоём выйдут из дома, и пойдут к машине, нужно пойти следом, и как только генерал заберётся на сиденье, шлёпнуть водителя, а потом и самого Манштейна. Затем поджечь бутылку с коктейлем Молотова и забросить в машину, а самому вон в ту сторону драпать. Там заросли таких же кустов в центре улицы. Быстренько вывернуть куртку наизнанку и спокойно выйти на соседнюю улицу. Там лавочка под платанами. Сесть на неё и дождаться суматохи. Потом, когда все побегут к горящей машине, снять куртку, надеть пальто и шляпу и прошествовать, никуда не торопясь, до их нового домика.

– У вас есть план, мистер Фикс? Да у меня есть план. Да у меня целых три плана! На третьем и остановимся, мистер Фикс.

Опять стоп. Ещё нужно куда-то подбросить записку с указанием, что это непотребство сотворили патриоты из «Свободной Франции». Ну, можно её на порог дома генерала положить, всё равно по дороге. Камень в неё завернуть, чтобы ветром случайно не унесло.

Побрёл полковник, ища нестыковки или слабые места, в плане домой. В прошлый раз около девяти утра было, когда за Манштейном машина приехала, ну, часик можно и подежурить у тех кустов. Следовательно, нужно вернуться сюда в восемь утра. Так, что можно спокойно лечь спать. Конечно, как у настоящего Штирлица просыпаться по внутреннему будильнику у Ивана Яковлевича не получается. Так и лишнее это – есть настоящий будильник. Известной немецкой часовой компания Tutima, Брехт их аж три штуки купил. Нет, просыпался быстро и легко. Это домой парочку, Вальке во Владик с собой, чтобы на уроки не просыпала и жене. Вот Катя-Куй та тяжко просыпается. Всё время «Ещё минуточку» себе позволяет. Ну, так принцесса. Голубая кровь. Розовые сопли.

Звонок Брехта прямо подбросил. Долго ворочался, уснуть не мог. Всё корил себя, что гранату в окно не забросил, пока такая возможность была. А потом стал белых овечек считать, и помогло ведь. Бамс и раритетный будильник звонит. Семь утра. Спокойно проделал утренний моцион, сделал себе омлет из трёх яиц и крепчайший кофе. Две ложки вчера заранее натолок, правда, не для этой цели, хотел из местного шнапса кофейный ликёр сделать, отметить кончину Манштейна, но всё одно пригодилось.

Без пяти восемь с сумкой большой, в которой была бутылка с коктейлем и пальто его счастливое – коричневое, Иван Яковлевич стоял под этой черёмуховой сиренью. А может – бузина, у сирени вроде должны сухие соцветия остаться. Не было. Стоял под бузиной и убеждался, что первый план был лучше. Люди немецкие по тротуарам в обе стороны шастали. А тут посреди улицы стоит высокий тип с надвинутой на глаза кепкой, и у него рожа подозрительная, и большая сумка матерчатая, из остатков палатки пошитая. Ох, и подозрительный тип. И стоит, и стоит, да ладно бы курил. Так и не курит, просто столбом стоит. А чего прячется под черёмухой?

Вот так шли немцы, уберменьши проклятые (ubermenschen), и на Брехта подозрительно посматривали. Не выдержал психического давления полковник, глянул на брегет от Карла Фаберже и понял, что опять «балбес», чего припёрся в такую рань. Люди видимо торопились по делам. Многие ехали на лисапедах, за некоторыми, как и за Манштейном приезжали машины. Разные, но не особенно пафосные, не самый фешенебельный район города. Много было молочников. У забора стояли корзины с пустыми бутылками и подъезжающие на велосипеде, подростки с огромными, заполненными большими полутора или двухлитровыми бутылками багажными корзинами над передним колесом, меняли полные бутылки на пустые. Там же в корзинках очевидно и мелочь была, так-как звон монет слышался. Эти молоковозы тоже на Брехта оглядывались. Да, когда полиция будет искать преступника, то вся улица его опишет. Радовало лишь то, что он опять себе усики отрастил и чёрным карандашом для ресниц и бровей их сделал более заметными. Ну и кепка на глаза надвинута.

Фаберже показывали пятнадцать минут девятого. Если он тут ещё сорок пять минут простоит, то кто-нибудь обязательно полицию вызовет. Потому Иван Яковлевич решил сменить тактику. Пока тактику, не стратегию. Стал ходить из одного конца небольшой улицы к другому и обратно. Метров пятьсот из конца в конец. Сделал два круга, когда идёшь, то вроде и не пялятся на тебя люди. Мало ли человек прохожий, на тебя и на меня похожий. Прошёл, совершив полный круг, и снова часы достал из кармашка. Пятнадцати минут как ни бывало. Ещё два кружка и настанет час ИКС.

Событие шестьдесят четвёртое

– Моня, дорогой, сколько лет, сколько зим! Может быть, по рюмочке коньячку за мой счёт?

– А почему бы и нет?!

– Ну, нет, так нет!

Мерседес появился ровно тогда, когда Иван Яковлевич завершал третий круг, даже на часы можно не смотреть – около девяти. Вот она немецкая пунктуальность, а он припёрся заранее, да на целый час, как школьник на первое свидание. Был, правда, малюсенький плюс. Полковник нашёл гораздо более скрытное место, чтобы заменить куртку на пальто. Между двумя домами имелся заборчик высотой всего по колено, а за ним заросший какими-то кустами палисадник, вот это, скорее всего, и были сирени. Прошлогодних соцветий сухих полно.

Чёрное авто проурчало движком на малых оборотах и, обдав Брехта бензиновой вонью, проехало ещё метров сто и остановилось напротив дома Манштейна. Так и подмывало Ивана Яковлевича развернуться и поспешить следом, но заставил себя дойти до конца улицы и только потом повернуть, как раз застал момент, кода адъютант или водитель скрылся за дверью дома генерала. Снова взгляд на часы. Без пяти девять. Нужно было вот к этому времени и подходить. Эти сто метров Брехт преодолевал медленно, больше стоял, чем шёл, опять, должно быть, на него все пялиться начали. Радовало, то, что народа на улице почти не осталось, все кому надо ушли туда, куда им надо.

Когда из дома вышел генерал-лейтенант, Отто фон Штиглиц был в десяти метрах от «Мерседеса». На этот раз Манштейн не соблаговолил снизойти до беседы с водителем, шли молча, генерал впереди с портфелем, как у Жванецкого, а позади всё же, наверное, адъютант. Погоны обер-лейтенанта вермахта. Один ромбик на плоском погоне. Окантовка погона розовая, выходит, танкист адъютант. Нёс он, что-то длинное, замотанное в зелёную материю. По форме предмет на меч походил. Мальбрук в поход собрался?

Наелся кислых щей.

Всё пора. Адъютант открыл дверь автомобиля, и Манштейн полез на заднее сидение. Шаг, вперёд и вытащить из кармана «Вальтер». Бах. Прямо в лицо обер-лейтенанту, который как раз развернулся, чтобы захлопнуть дверь. Поворот на девяносто градусов и выстрел в генерала через незакрытую дверь и контрольный в голову. Дзинь. Это у адъютанта железка в зелёной тряпке упала на булыжник мостовой. Брехт достал бутылку с коктейлем Молотова и тут ему в глаза бросился портфель, что выпал из руки фон Манштейна, и сейчас лежал перед дверцей незакрытой «Мерседеса». Хрен с ним, раз дают, то надо брать. Полковник, вынул из кармана зажигалку, и пару раз крутанув колёсико, высек пламя. Подпалил тряпочку, что затыкала бутылку и, подхватив портфель генерала, отступил на шаг. Куда кинуть-то? Стоп. Меч. Вот, очень захотелось! Подобрал свободной рукой и бросил бутылку под ноги адъютанту, та разбилась о камни мостовой, и оранжевые языки пламени весело заплясали прямо под машиной.

Теперь ходу. Иван Яковлевич, не оглядываясь, бросился бегом к низенькому заборчику, перемахнул через него, и только оказавшись внутри кустов, позволил себе оглянуться. Пока ничего не изменилось, да и прошло-то всего пять – семь секунд. Нет, вон кто-то бежит к машине. И тут, как по заказу, пламя добралось до сидений и там внутри «Мерседеса» что-то полыхнуло. И вся машина заполнилась чёрным дымом. Сразу и звуки прорезались. Кричала какая-то тётка и вторил ей мальчишеский: «Аларм». Брехт скинул куртку, сунул её в сумку и достал оттуда коричневое пальто, что засветилось в Париже. Так, где тот Париж. Переоделся, забросил портфель Манштейна в ту же сумку, поправил зелёную ткань, что скрывала под собой, оказывается, офицерскую немецкую саблю, всю блистающую золотом и червлёным серебром, и вышел на улицу, чуть не запнувшись о заборчик. Фуражку тоже заменил на модную шляпу. Идёт себе человек и никого не трогает. Так прямо хотелось оглянуться и перейти на бег, но выдержал паническую атаку Иван Яковлевич и почти спокойно дошагал до конца улицы. Позади слышались крики. «Фаейер» и всякие «Hi-Hi-Hilfe». На помощь звали. Брехт на свою улицу не спешил, Решил ещё, готовясь к покушению, что обойдёт по кругу за пару кварталов и выйдет к их улочке с другой стороны.

Так бы идёт себе пешеход и ладно. Но на саблю в зелёной тряпке оборачивались. Вот зачем схватил? И не бросишь же теперь посреди улицы. Сразу бросятся помогать поднять. Тем не менее, с саблей нужно, что-то делать по своей улице с ней идти нельзя. Запомнят необычную вещь в руке.

И рука не подымится выбросить, в каком укромном месте. Теперь уже своя. Видно же – вещь статусная и дорогая, наверное, приёмному батяньке фон Манштейна сам Кайзер Вильгельм вручал. Нет, не сможет выбросить, жаба из семейства бесхвостых земноводных, задушит. Всё в дом! Всё в дом!

Событие шестьдесят пятое

– Вежливость не только вредна, но и опасна. Однажды я уступил в автобусе место инвалиду по зрению. Так я потерял работу водителя автобуса, и чуть не потерял жизнь…

По улице Берлина шёл человек с большой сумкой в руке. Походка у человека была странной. Видимо инвалид. Одна нога у него не сгибалась, и он каждый раз останавливался и круговым почти движением заносил её вперёд. Потом опирался на неё и делал нормальный шаг другой – здоровой ногой, а потом всё повторялось. Молодой человек с инвалидной ногой был одет в долгополое красивое коричневое пальто и в коричневую же модную шляпу, ботинки тоже поскрипывали новой коричневой кожей. Над верхней губой у него красовались небольшие пшеничного цвета усики, которые и не различить уже с пары метров. Блондин с голубыми глазами и правильными чертами лица, даже красавчик, и девушки бы оборачивались, но вот эта его не гнущаяся в колене нога. Инвалид. Всё же некоторые девушки оборачивались. Вполне себе импозантный высокий молодой мужчина, прилично одет, наверное, не бедствует. А нога? Ну, что нога?! Нога и нога. Этому делу не сильно и мешает, а если и мешает всё же, то почему не завалить этого голубоглазого на спину, лёжа лежать ему нога никак мешать не будет.

Сам же инвалид на девушек не оборачивался, хромал себе … Не получается, хромал, это когда человек дёрганным шагом идёт. Человек не шёл дёрганным, он шёл приставным что ли. Костыль бы помог, наверное, но человек в коричневом пальто стеснялся видимо своей инвалидности и в меру своих сил хотел чувствовать себя нормальным человеком, потому обходился без костыля.

Дойдя до улицы Кройцштрассе человек в коричневом в нерешительности остановился. И что-то пробурчал себе под нос. Если бы кто прислушался к его бормотанию, да ещё был полиглотом, то понял бы следующее.

– Твою ж, налево! – очевидно инвалид выбирал в какую сторону идти, налево или направо. – Тут же фроляйн Гертруда, ещё увидит из магазина. Мать ж вашу, Родину нашу.

Ничего, мы пойдём другим путём, – и инвалид пошёл направо, всё же зря про лево говорил.

Дойдя до соседней улицы, он повернул и стал своим круговым неверным шагом её пересекать. Улица не самая длинная в Берлине, но на ней полно перекрестков, а светофоров в этой части Берлина нет, как и задастых и грудастых регулировщиц движения с палками. Хоть и без палок тоже нет. Один разОпель древнего монструозного типа чуть не сбил коричневого инвалида с пшеничными усиками, но послав оборзевшего водителя на «Донерветер», наверное, это другой район Берлина, пешеход всё же доковылял до конца штрассе и с облегчением свернул на тихую улочку в основном с одноэтажными домами. Возле одного он и остановился. Постучал кулаком в покрашенную зелёной краской, кое-где облупившейся, калитку.

Залаяла собака у соседей, а из дома, что находился за забором, вышел мальчик лет четырнадцати, немного цыганско-еврейской наружности – чернявый и носатый, и спросил на непонятном языке. Не цыганский ли?

– Quién es? (Кто там? (Испанский)).

– Хрена с два, нет ещё никаких Квинов. Открывай, Ванька. Свои, – на тоже не очень понятном языке ответил коричневый инвалид с голубыми глазами.

Брехт прошёл через калитку, и сразу, свалившись на скамейку у ворот, стал стаскивать с себя штаны.

– Мать перемать, чтобы ещё раз, я взял чужое!!! Ванька, чего там с заповедями или смертными грехами. Не укради – это что и какой по счёту или какая? – Иван Яковлевич стянул только одну штанину, продемонстрировав Хуану белые икроножные мышцы и стал отматывать от ноги зелёную материю. И когда, наконец ему это удалось, то оказалось, что к левой ноге полковника примотана сабля с позолоченными или даже золотыми ножнами, да ещё и каменюки самоцветные стали на ножнах и эфесе поблёскивать, и посверкивать.

– Не укради – это седьмая заповедь по католическому переводу Библии. Это значит, не отбирать у ближнего своего денег, или имущества его, и не присваивать себе чужого путём нечестной торговли, или мошенничества. Но нам следует помогать ближнему своему в сохранении и преумножении его имущества и средств существования. – Это Ванька на своём плохом немецком пять минут объяснял Брехту, вставляя испанские, французские и русские слова.

– Стоп. Так ведь получается, что я и не нарушил ничего. Никакой торговли или мошенничества. Этот фашист мне не ближний, да даже и не дальний. Он враг. И он в это время был уже мёртв. Ничья сабля. А нет. Моя сабля.

Глава 24

Событие шестьдесят шестое

Поп говорит раввину:

– Что у вас за похороны? Все плачут, кричат, посыпают голову пеплом. То ли дело у нас чинно, благородно, поют, выпивают…

– Да, и мне таки больше нравится, когда ваших хоронят…

Их взгляды скрестились, словно рапиры звякнули сталью, и от этого столкновения искры полетели во все стороны. От брехтовской рапиры полетели зелёные искры магии правды, а от рапиры Гудериана коричнево-красные искры фашизма.

Хрень ведь какая в голову залезет. Процессия прошла по Шпандауерштрассе, и вышла на площадь, справа находился большой комплекс городского совета из-за красного строительного материала и терракотовой техники прозванного Красным. Красный ратхауз (Rotes Rathaus). Слева, и именно к ней двигалась процессия, была одна из старейших кирх Берлина – Мариенкирхе. Где-то в интернете Брехт про неё читал, а когда ездил на экскурсию в Германию, то маршрут построили через Берлин – день в столице, а потом на юг в Баварию, пить пиво и по замкам короля Людвига II Баварского путешествовать. Были и на этой площади. Тогда гид сказал, что прежде на цокольной части Мариенкирхи стояло вокруг кирхи восемь фигур святых. В конце Второй мировой войны они пропали. Про это и в интернете было. Странный термин – пропали. Святые они возносятся. Хотя: «он же памятник, кто ж его посадит», блин – вознесёт. Но пропали. Интересно куда? Русским они точно не нужны, а американцы со своими загребущими ручонками до центра Берлина не дотянулись. Немцы просто убрали, наверное, своих святых, чтобы сберечь в тайные хранилища, добавили к ним «Янтарный кабинет» прусского короля Фридриха I. (Своё забрали, гады) Интересные, кстати, фамилии у создателей «Янтарной каморы». По рисункам Иоганна Фридриха Эозандера фон Гёте (это другой) создал кабинет для Фридриха датчанин Готтфрид Вольффрам (прямо как гнома зовут). Спрятали немцы и законопатили. А потом, под бомбёжкой очередной, все носители знания о месте схрона были погребены под руинами. Так и не нашли следов «Янтарной комнаты» и святых Мариенкирхи.

Сейчас ещё на месте. Все восемь. Стоят и каменными своими глазами вглядываются в процессию, что провожает в последний путь останки (прожаренные) самого умного генерала и стратега Вермахта. Провожают в виде барбекю. Хорошо прожаренные останки. А спрашивается, во что он превратит своими блицкригами десятки миллионов советских людей? Пассионариев. Надломит стержень у СССР, почти надломит. Лучшие сыны и дочери погибнут. И избежит заслуженной кары, спрячут проклятые англосаксы от справедливого суда. В реале. Тут все пошло чуть по-другому. Брехт побеспокоился и привёл им же вынесенный приговор в исполнение. Суд, прокурор и расстрельная команда в одном лице. Лопоухом.

Процессия состояла из военных, редко-редко среди чёрных и серых шинелей и плащей попадался человек в обычном пальто – гражданский. Был среди провожавших будущего фельдмаршала, а сейчас генерал-лейтенанта и генерал Гудериан. Тоже пока генерал-лейтенант. Не в первых рядах. Так в серединке, полно более близких к фюреру людей, который и возглавлял процессию. Брехту показалось на миг, что «Быстроходный Хайнц» глянул на него, безошибочно, чутьём загнанной дичи, вычленив его в толпе, что сдерживали солдаты на Шпандауерштрассе. Показалось, естественно.

Это он знает, что генералу Гудериану, создателю танковых войск Третьего Рейха сегодня наступит полный гешторбен, зажился. Брехт от имени всего Советского народа его приговорил, послушал адвоката в лице совести, типа, он же ещё ничего не совершил, нельзя судить за то чего не делал человек. Вот и чудно, уйдёт в мир иной не по пояс в крови. В Рай один чёрт не попадёт. Зато в Аду ему не самую горячую сковороду подставят под седалище эти самые черти. Так средненькая температура. Пару тысяч градусов, чтобы электроны с орбит не соскакивали.

План у Ивана Яковлевича был такой … Ох, уж эти планы, почему-то никогда не воплощаются… Вечно что-нибудь да помешает.

План был такой. Сейчас покладут фон Манштейна в Мариенкирху и пойдут генералы на тризну. Куда без неё. Нибелунги же все. Будут там юдофоба Рихарда Вагнера слушать. А потом пьяненького камрада Гудериана доставят домой. Ну, а дальше дело техники. Подъезжает «Мерседес» к дому «Отца танковых войск», берёт адъютант генерала за талию и ведёт домой, тут из палисадника, что перед домом, оба и получают по пуле. А если совсем в зюзю генерал, и его двое на плечах тащат? Ну, тогда трупа будет три.

А дальше. Вот дальше по обстоятельствам. Идеальный вариант, сесть в заведённую пустую морседесу и укатить. Поплутать по Берлину и бросить на этой улице с антикварными магазинами, как бишь её. Вот оборзевшие эти немцы, нет чтобы улицам нормальные названия давать, ну там – улица Ленина или проспект Свердлова, так нет такую хренотень придумают, что и не запомнишь, а запомнишь, так не произнесёшь. Как же там? Где-то в Шарлоттенбурге. Так район называется. Ладно, так найдёт, без названия, там церквушка, ну, да кирха, приметная такая есть. Бросить там «мерс» и прогуляться, сервизов пару домой прикупив, если ещё будут продавцы. В смысле, не ночью Гудериана пьяного домой привезут. Там в этом Шарлоттенбурге взять такси и доехать до улицы Кройцштрассе, до цветочного магазина. И дальше всё зависит от времени, можно фроляйн Гертруду в кафе пригласить, если не поздно, а можно и просто прогуляться до их дома пешочком по вечерней или ночной прохладе.

И через парочку дней уехать на их зелёном чуде в Польшу. Документы Карл Энгельгардт обещал завтра принести. Всё, больше в Берлине делать нечего. А вот в Польше есть несколько человек, что зажились на этом свете.

Событие шестьдесят седьмое

Пришла весна. Зазвенела капель. Запели птички.

Дворник Никодим вышел на улицу. Сорвавшаяся с крыши сосулька убила дворника Никодима.

Прозектор в морге задумался над графой о причине смерти и, улыбнувшись, написал: «Весна пришла»…

Освободил Брехт землю от Фрица Эриха Георга Эдуарда фон Манштейна и мир преобразился. Ветер не дует, дождь не идёт, и весна вспомнила, что пора людей солнышком порадовать. Вспомнила и порадовала. Прямо настоящая весна. Воробьи чирикают, фроляйны ходят по Берлину в платьях с горохами, а не в пальто. Каблучками цокают по мостовой, заставляя герров на цокот тыковки свои поворачивать. И даже кабриолеты опустили свои брезентовые крыши и радуют прохожих видом заможных седоков.

А что будет, если и от Гудериана Землю освободить. Сирень сразу расцветёт, а Брехта с попаданцев до архангелов чином подымут. На дело Иван Яковлевич пацанов не взял. Бездельничать тоже не дал, поступил как «Доцент» из фильма «Джентльмены удачи», сунул им немецкий разговорник и сказал учить от сих до сих, как вернётся – проверит.

Они живут по-прежнему в Бабельсберге. А генерал-лейтенант Гудериан обитает в другом пригороде Берлина. Называется район Панков. Этот район находится юго-западе Берлина. Дом у генерала на Эльза-Брэндштрём-штрассе (Elsa-Brändström-Straße). Нашёл Брехт на карте, маршрут выстраивая. Прямо рядом, как и говорил Карл Энгельгардт стоит Евангелическая церковь надежды «Хоффнунгскирхе».

Полковник вышел на главную улицу Бабельсберга, по которой уже носились машины туда – сюда и стал пытаться остановить такси. Через десяток минут ему это удалось: остановился «Опель».

– Евангелическая церковь надежды «Хоффнунгскирхе», – располагаясь на заднем сиденье автомобиля, сообщил водителю Брехт.

– Извините? Где это? – повернул щекастую голову шофёр.

– Деревня, карту купи! – просилось. – Район Панков. Эльза-Брэндштрём-штрассе. – Брехт надвинул кепку на глаза. Не шифровался, солнце в глаза било.

Ехали долго водитель, в отличие от русских таксистов более поздних времён ни политиком, ни тренером сборной по футболу, ни даже семейным психологом не был, просто крутил баранку и молчал. Оказывается, так тоже можно было.

Приехали, Брехт вышел на солнышко, день близился к концу, солнце как раз между двух башен церкви разместилось. Надо отдать должное архитектору, красивую штуку смастерил. В псевдоготическом стиле, наверное, это так называется. Сплошные скульптуры. Чуть выбивалась эта церковь от виденных до этого, она была оштукатурена, по сравнению с кирпичными церквями, смотрелось даже изыскано.

Брехт расплатился с водителем и достал из сумки своей безразмерной карту, сориентировался и зашагал по Эльза-Брэндштрём-штрассе к дому генерала. Улица была чуть богаче, чем та, на которой они жили, попадались часто коттеджики в два этажа, или в один, но с мезонином.

Палисадники разбиты, деревья пока голыми ветками хвастаются, но на некоторых почки уже набухли, вот-вот окутаются зелёной дымкой. Газоны уже настоящей травкой глаз радуют. Весна. Чумачечая весна.

Как там:

Вот дальше Брехт не помнил, Конфетки, что там в рифму – котлетки. А нет, пусть будет, так:

Дом Гудериана был двухэтажным и как бы чуть сдвинут внутрь приусадебного участка, ну точно как в фильме про Штирлица снимали. Брехт, не останавливаясь, прошёл мимо. Тихо. На улице играют дети с няней, наверное, на скамейке сидят два герра и рубятся в шахматы. Весна, на солнышко выползли ветераны первой мировой. В доме генерала открыта форточка на первом этаже и там слышно радио. Песню дивчина спивае. Слов не разобрать, но мотивчик бодренький.

Так и хотелось привести Гитлера на эту улицу, и ткнув носом в собачьи какашки, что сейчас убирала за своим пуделем дама в шерстяном берете, и спросить:

– Смотри, мирная хорошая жизнь. Счастливы люди, зачем тебе это надо было? Чего не хватало? Десять миллионов человек погибнет. Это твоя мечта?

Дойдя до конца Эльза-Брэндштрём-штрассе, Иван Яковлевич огляделся, отсюда дом Гудериана не виден, улица не по прямой линии выстроена, есть загиб. Пошёл назад. Вот теперь виден дом. Огляделся, ища места для засады.

И тут всё опять пошло не по плану. Позади него рявкнул сигналом автомобиль и полковник отскочил на тротуар, и только после этого взглянул, кому это он помешал. Мать жеж твою жеж! Гудериан. Машина, притормозив и подождав, пока олух в виде Брехта покинет проезжую часть, и тронулась, обдавая Ивана Яковлевича бензиновым смрадом, не должна она пройти экологический стандарт на евро пять. Быстрым шагом полковник поспешил следом до дома метров сто, ну, да пока дверцы открывать будут, да пока тушку его извлекать.

Машина была та самая, которая нарисована у Хемингуэя в журнале. Мерседес. Mercedes-Benz 500K, такой же, как сейчас есть у Брехта, только красного цвета, брезентовый верх спущен и там, кроме водителя, два человека. Один точно генерал Гудериан, весь в дубовых листьях. А вот рядом? Рожа знакомая? Где его мог видеть полковник? Форма тоже полковничья. Где вообще Брехт мог видеть немецких танковых полковников? Так-то ни с одним не пересекался.

– Стоять. Бояться. Не, ну, прёт прямо как в рояльном романе. Это же командир бронетанкового немецкого батальона танковой группы легиона «Кондор» из Испании – полковник Вильгельм фон Тома. Как там его полное имя? Там ещё титул прикольный. Показывали ему в наркомате обороны, когда готовили к отправке в Испанию. Типа, его бы грохнуть. Брехт ещё тогда подумал, что похож на этого товарища, как сын родной. Такое же худое, лопоухое, блондинистое лицо.

– Ну, здравствуй папа, вот и свиделись. – Как же звали?

Вильгельм Йозеф риттер фон Тома. Риттер. Это рыцарский титул в Ойропе, типа шевалье, наверное. Пока догонял машину, полковник лопоухий и генерал мордатый уже вылезли из красного чуда. Не шатались. Твёрдо на родной земле стояли. Тем не менее, водитель вышел из кабриолета и остановился радом с танкистами.

– Папа! – бросился Брехт к Тома, обнял его и … выстрелил в живот. В необнимающей руке глухо рявкнул «Вальтер». Иван Яковлевич отступил на шаг от хватающего воздух танкиста и выстрелил в голову хлопающего глазами Гудериана. Ещё полшага назад и выстрел в ухо обер-фельдфебелю. И теперь два шага вперёд и контрольный выстрел в голову Тома.

– Не стать тебе, папа, генералом.

Событие шестьдесят восьмое

– Доченька, этот парень хромой, косоглазый и лысый. Не выходи за него.

– А мне и не нужен красавец!

– Я не о том. Пожалей парня, ему и так от жизни досталось…

Красный «Мерседес» дёрнулся и заглох. Нервы, да и отвык от механики, за долгие годы, там лет двадцать на коробке автомате ездил. Слишком резко сейчас сцепление отпустил. Не стал сразу хвататься за ключ. Закрыл глаза и посчитал до десяти. Полно людей на улице и они сейчас разбегались. Вот, ведь. Забыл записку выложить. Не выходит из него хладнокровный киллер. Всё время чего-нибудь забывает.

Иван Яковлевич вышел из «Мерседеса» и приколол к груди Гудериана послание Германии от «Свободной Франции». Потом прошёл назад, сел за руль и повернул ключ, мотор мощно зарычал. Пять литров это вам не хухры-мухры. Плавно газанул и потихоньку отпустил сцепление. Улица за это время опустела. Народ забился в дома. Названивают сейчас, наверное, в полицию. Поздно. Нет теперь у Германии двух козырных тузов. Вот теперь и посмотрим, как там влияет личность на историю. Кто прав, Толстой или его оппоненты.

Автомобиль выехал на центральную улицу и, не выбиваясь из общего потока, повёз Брехта к центру города. Потом свернул полковник на поперечную улицу, взяв правее, и проделав приличный круг, заехал уже с северо-запада по «Потсдамер штрассе» снова в центр города. На Курфюрстендамм возле управления полиции Брехт заглушил мотор «Мерседеса», достал из кармана очередную записку от «Свободной Франции», в которой говорилось, что они будут убивать всех немецких генералов, пока они не закончатся, а потом в извращённой форме поимеют самого бесноватого ефрейтора.

Всё, если и это не сподвигнет Гитлера на войну с Францией, то тогда уже ничего не сподвигнет. Ультиматумы он им ставит! Войну надо объявлять. Только это будет другая война, без мощи, что дала Германии Австрия, Чехословакия с её промышленностью, без Польши, где оттачивали свое умение германские генералы. Особенно «Шкода» – значимая недостача, которая, после захвата Чехословакии немцами, начала штамповать танки десятками и сотнями. Ещё авиация не та, новые самолёты в армии можно по пальцам одной руки пересчитать, да и бригада Брехта солидно проредила в Испании лучших немецких лётчиков. Половина «Кондора» на ноль помножена. Вместо ассов оттуда вернутся битые русскими ассами пацаны, потому, что лучших выбили.

Ну и вишенка есть на торте, во Франции тоже после убийства министров и маршала буча идёт. По крайней мере, газеты настроены воинственно, так ему Энгельгардт сказал. В Германии уже неделю запрещена продажа иностранных газет, только для австрийских исключение сделано, так Австрии уже и нет, есть «Восточная Марка» – неотъемлемая часть Великой Германии, Третьего Рейха.

На Курфюрстендамм было оживлённо, к управлению подлетали, скрипя тормозами, автомобили из них выбегали люди, когда военные, а когда и штатские. Они прямо галопом неслись к управлению полиции и исчезали за огромными дверями. И из этих дверей тоже выскакивали люди и бежали к другим или этим же машинам. Брехт снял курку, вывернул её прямо в салоне на другую сторону, достал из сумки раскладную тросточку и шляпу, потом надел снова куртку, но уже синей стороной наверх, напялил шляпу, чуть набекрень, и вылез из машины. Бросать такой роскошный автомобиль было жалко. Но, уж тут он своё земноводное задавил. Пожить ещё немного хотелось, да и куда им второй. Их зелёный ничем не хуже. Брат – близнец. На двух машинах с пацанами не уедешь же в Польшу. Тем более, сто процентов, что если генеральский «мерс» исчезнет, то его подадут в розыск. Хрен на нём границу Германии пересечёшь. Не с боем же прорываться.

Поймать такси на Курфюрстендамм представлялось делом сомнительным. Брехт сориентировался и пошагал на Унтер-ден-Линден, там, у отеля «Берлин», точно должны быть такси. Хромая, точнее, чуть подволакивая левую ногу, опираясь о тросточку, молодой человек не спеша шёл по Берлину. Пока вот здесь, не у здания полицейского управления, город жил нормальной жизнью.

Ещё издали у отеля Брехт увидел давнего знакомого таксиста на пафосном автомобиле. Точная копия той машины, что стояла в гараже снимаемого ими домика, стояла и ждала пассажиров, готовых выложить приличное количество рейхсмарок за удовольствие посидеть в этом зелёном чуде.

– Guten Abend. Wie geht es dir? (Добрый вечер! Как у тебя дела?)

Глава 25

Событие шестьдесят девятое

Шахматы – самая распространённая игра в мире: зародилась в Индии, шах пришёл из Персии, гамбит – из Италии, цугцванг – из Германии, и только русский мат сделал её по-настоящему народной.

Сидели в домике и играли в шахматы. Иван Яковлевич международным гроссмейстером не был. Даже задрипанным мастером спорта и то не удосужился стать. Да и не мог, там у этих проклятых шахматистов, что-то с головой не так. Несколько раз в студенческие годы Брехт играл с обычным кандидатом в мастера спорта. Так тот лежал на койке в общаге с закрытыми глазами и диктовал ходы, а у тебя перед глазами доска, сходил, сообщил товарищу кандидату свой ход, над которым думал несколько минут, а он практически сразу тебе ответ выдаёт. То есть, он в голове держит шахматную доску и помнит, где все твои и его фигуры стоят. Брехт тогда попробовал схитрить, не потому, что характер такой, а потому что ум пытливый. Назвал неправильно положение коня. Так кандидат, мать его, поправил, типа, так лошади не ходят. Проиграл тогда. Один раз, правда, выиграл у Коли, так звали этого «ясновидящего». Уговорил того сыграть без ферзя. И не стал гамбитами со всякими испанскими началами итальянской партии заморачиваться, тупо, при малейшей возможности шёл на обмен. Коля, поздно осознал, что произойдёт, а когда понял, было уже не до гамбитов. Доска почти пуста и ферзь может резвиться напропалую. Пытался противник вилки ставить, но когда фигур мало, то это уже и такому профану видно, что ловушка. Словом, выиграл, но повторить успех уже не смог. Коля на тупые размены не шёл больше, старался в вилки эти самые и заманить. Пришлось ферзя поменять на слона, ну, а дальше всё посыпалось.

Обладателем шахмат Брехт стал неожиданно. Заикающийся водитель «Мерседеса» зелёного отвёз его на ту саму барахолку в антикварном квартале Берлина Шарлоттенбурге и первое, на что там Иван Яковлевич наткнулся, и захотел непременно купить, были как раз шахматы. Не простые, золот… А фарфоровые. Пешки – пехотинцы, слоны и есть слоны боевые, копейщики на них. И королевы, пардон, ферзи с королями, как и положено королям, брутальные мужики в плащах горностаевых и дамы к коронах и кринолинах, наверное. Красота, растудыт её через коромысло, да в качель. Не удержался полковник, прикупил.

«Мерседес» отпустил сразу Иван Яковлевич и, глядя вслед зелёному чуду, мыслю родил. Мерседес – это женское имя. Имя дочери Эмиля Еллинека – консула Австро-Венгрии, друга инженера и промышленника Готлиба Даймлера и автоконструктора Вильгельма Майбаха. В честь дочери он обозвался, чтобы инкогнито принять участие в гонках, консул же. Так вот – мысля. Если это женское имя, то правильно, наверное, нужно говорить не уехал на «Мерседесе», а уехал на «Мерседес» или «Мерседеске». Загадка. С чего это женское имя стало существительным мужского рода?

На рынке, кроме шахмат, Брехт много чего накупил. Несколько сервизов чайных, несколько кофейных, один огромный чуть разукомплектованный столовый сервиз. Всякие супницы с фарфоровыми поварёшками, селёдочницы, икорницы. И всё в мадоннах. Прямо как из-под кисти самого Рафаэля. Раскокали предыдущие хозяева несколько тарелок. Беда. Потому продавался сервиз не сильно дорого. Взял Иван Яковлевич. А чего, не на себе же волочь. Машина увезёт и даже кряхтеть не будет.

Потом зашёл в расположенный недалеко спортивный магазин. Купил, как и хотел во Франции, но там не получилось, пришлось ускоренно ретироваться, несколько мячей и бутс, не для двух команд, естественно. Есть Дворжецкий со своими артелями, пусть возьмёт за образцы и повторит. Да и Брехт ему кое-что подскажет, видел, чем бутсы в двадцать первом веке от этих отличаются. Вдвоём родят шедевру.

Всё это богатство привёз в снятый ими домик на другом такси. Вот тут пришлось постоять в очереди, оказалось, что народу, желающего уехать с блошиного рынка на авто пруд пруди. Сделал ход конём, зашёл в магазинчик Пауля и вызвал такси по телефону. Прямо к подъезду через двадцать минут подали, Иван Яковлевич пока все покупки туда стаскивал с базарчика. Сначала всё оставлял у продавцов, дескать, вот деньги, всё заплачено, но пусть у вас полежит. Возьму такси, потом заберу. А в оставшееся время прикупил у Пауля Шульца ещё несколько натюрмортов. Придётся теперь дом в Спасске-Дальнем перестраивать – увеличивать, чтобы влезли все картины на стены.

Приехал, разгрузился и какая-то тоска навалилась. Вот и закончился целый кусок новой жизни. Смог ли подкорректировать историю? Помог стране или наоборот навредил? Мало ли, вдруг Германия сейчас срочно объявит войну Франции и расколошматит её. И вступит в войну с СССР не ослабленной, как Брехт планировал, а наоборот, ещё более сильной. А ещё тревожило возвращение в СССР. Как там Родина встретит? Орденами или камерой на Лубянке. И самое паршивое, что повлиять на эту ситуацию никак не можешь. Только и остаётся, сидеть, играть с пацанами в красивые фарфоровые шахматы, ну, точнее, учить этих легионеров играть в шахматы, а то обозвал Капабланками, а они даже не знают, как фигуры называются. Полковник представил, как бы встряли, если бы администратор отеля «Берлин» вечером притащился сгонять партейку другую на сон грядущий.

Вообще, не просто так сидели, пока одного учил играть в шахматы, второй интербригадовец машину загружал барахлом, что разжились за время путешествия, потом менялись. Неизменны оставалось только то, что Брехт каждые пять минут доставал часы раритетные из кармашка и убеждался, что прошло пять минут. Стояло время. Ждали Карла Энгельгардта. Полицейский должен был принести новости и документы, позволяющие господам покинуть территорию Германии и въехать в Польшу, а оттуда и в СССР. На Берлин накатывались сумерки, уже и луна в окошко заглянула, а криминальдиректрора всё не было. Ничего удивительного, не каждый день в Берлине генералов убивают.

В десять вечера, осознав, что Энгельгардт уже не приедет, Брехт пацанов отправил спать, и сам пошёл в свою спальню ворочаться, отчётливо понимая, что быстро уснуть не получится. Нервы.

Событие семидесятое

Предательски хрустнули доски сортира… Ещё никогда Штирлиц не был так

близок к провалу.

Все спали. Даже Брехт, когда наворочался вдоволь и то отрубился. Незаметно, гонял и вдруг раз и отключился. А тут стук в дверь. И лай собаки у соседей. Первым делом полковник из-под подушки «Вальтер» вынул и с предохранителя снял. Патроны проверять, как в кино, не стал. Сам же вчера вечером зарядил. В дверь снова стукнули. Не пальцами, кулаком, но всё же уговорённым условным стуком. Удар, промежуток и снова удар. И так три стука. Потом ещё более длинный перерыв и снова три стука. Так стучать мог только Энгельгардт. Тем не менее, Брехт к двери подошёл с пистолетом в руке.

– Кто там? – спросил на русском.

– Открывайте, быстрее, нет времени, на расшаркивания, – прорычали на том же языке.

Иван Яковлевич отодвинул засов и впустил криминальдиректора растрёпанного.

– Срочно собирайтесь, нужно прямо сейчас уезжать!!! Вот сию же минуту! Сейчас – час ночи, в восемь утра Германия без объявления войны нападёт на Францию. Думаю, уже через пару часов Франция, Англия и Польша объявят нам войну. Вам нужно успеть пересечь к этому времени Герман-Польскую границу. И сразу избавьтесь от этих документов, живите дальше по своим Испанским.

– А виза? – Брехт прикинул, как спалится при первой же проверке документов в Польше. «О, да вы испанец! А як вы, пан, границу пересекли. Виза где?»

– Визу в ваши испанские документы мой человек проставил. Она понятно, поддельная, но проверку обычным полицейским пройдёт. Нужно вам только не попадаться в руки тех, кто регулярно работает с такими документами, пограничникам, таможенникам. Да, собирайтесь же, чего встали! Едете до Франкфурт-на-Одере, а оттуда на Познань, граница километрах в двухстах. А у вас семь часов. Во Франкфурт-на-Одере заправьте полный бак и если есть, то канистры. Я вам одну десятилитровую дам. Больше нет. В Польше вам лучше подальше от границы оказаться как можно быстрее. Вы ведь не владеете языком?

Брехт прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в брючину. Надоело, наконец, сел на табурет и за полу приземлил Энгельгардта на соседний.

– Карл, мы собраны. Можем прямо сейчас отправляться. Сидели вас ждали. Вот с Франкфуртом. У меня, конечно, есть карта …

– Стоп. Понятно. С вами поедет мой помощник. Сядет за руль и домчит вас до Франкфурта. Назад на поезде вернётся. Он не в курсе, кто вы и чего здесь делаете. Я ему скажу ту же легенду, что и в ваших документах. Вы владелец завода в Мюнхене. Спешите и боитесь заблудиться. С ним старайтесь не разговаривать. Притворитесь, что уснули, тем более это касается ваших мальчишек. И вот ещё что, я дам вам ещё два «Вальтера», я так понимаю, что ваши молодые люди обучены стрелять.

– Обучены. Чему-чему, а этому обучены. По разговорам с водителем ясно. Я так им и скажу, и сам спящим претворюсь. Только пусть он машину заправит, а то мне там разговаривать придётся, с моим немецким меня запомнят, – Брехт, надел штаны и стал пальто коричневое свое волшебное, счастливое надевать.

– Хорошо. Всё, Иван Яковлевич, прощайте, при Вилли обниматься не будем. Надеюсь, благополучно доберётесь, и затеянная вами авантюра принесёт России и Германии пользу. Выходите. Жду вас на дворе возле машины. Да, чуть не забыл. Вот вечерние берлинские газеты. Карл обнял Брехта, похлопал по спине и, вынув из кармана пальто, сунул ему в руки несколько сложенных в несколько раз газет.

Пацаны с сумками стояли уже у дверей. Вытолкал их Иван Яковлевич на двор и, вздохнув, как никак новая страница жизни начинается, тоже вышел на улицу. Энгельгардт разговаривал с вышедшим из их танка, по ошибке обозванного «Опелем», невысоким молодым человеком в полицейской форме. Это плюс. Если за рулём сидит полицейский, то по крайне мере до Франкфурт-на-Одере у них точно проблем не будет. Своих не остановят.

Всё, пожали руки и полковник сел на переднее сидение «Мерседеса».

– Хорошая у вас машина, новая почти и мотор отлично отрегулирован, с ветерком помчим, дороги ночью пустые, гони с любой скоростью, – не зря Карл предупреждал, полицейский Вилли оказался словоохотливым. Да и молодость.

– Угу, – буркнул Иван Яковлевич, – можно я посплю? Устал.

– Конечно, конечно, господин …

– Отто фон Штиглиц.

– Спите, господин Отто, не буду вам мешать, – парень отпустил сцепление и автомобиль плавно понёс их к польской границе.

Глава 26

Событие семьдесят первое

Муж и жена толкают автомобиль к автосервису. Муж говорит:

– И все-таки тот тип, который продал нам эту колымагу, в одном точно был прав…

– В чем именно?

– Эта машина на самом деле почти не расходует бензин.

Они не успели. Чуть-чуть. Саму малость. И ведь замечательно всё начиналось. Выехали из Берлина и почти под сотню километров в час мчались к Франкфурту-на-Одере. Брехт и, правда, заснул, как только из города выбрались. Укачало. Дорога не плохая, без ям и кочек всяких, но по горизонтали не выровнена, то верх, то вниз. Так и укачало. Проснулся Иван Яковлевич от остановки. Даже двигатель перестал рычать.

Вилли выбирался из машины. Брехт пошевелился. Полицейский заметил и приветливо улыбнулся.

– Просыпайтесь, герр Отто. Всё, дальше сами. Это заправка на выезде из Франкфурта. Сейчас я вашу замечательную машину заправлю и канистру наберу. А вы вот по этой дороге потом и езжайте, – парень махнул рукой в ту сторону, где над горизонтом уже показался краешек Солнца. Весь восток при этом окрасился в красно-оранжевые тона, – Хороший день будет. Тепло, на небе ни облачка.

– Ну, да. Над всей Германией безоблачное небо, – пробурчал полковник, пытаясь найти ремень безопасности.

– Что говорите, господин Штиглиц? – развёл руками полицейский, показывая, что не услышал.

– Говорю, да, небо безоблачное. Весна настоящая пришла. – Брехт тряхнул головой, остатки сна из головы выпроваживая. Какой ремень, какой такой безопасности?! Нет ещё этого в машинах, не дошёл прогресс. Пора просыпаться.

Иван Яковлевич растолкал спящих на заднем сидении бойцов интербригады.

– Орлы, подъём. Чтобы потом по кустам не бегать, сходите в туалет и умойтесь заодно. Потом по бутерброду схомячим и в путь, нам ещё с час до границы добираться.

Шлангов с колонками на этой заправке не было, да и были ли вообще, где в Германии. Брехт и не думал как-то об этом. Дошёл ли прогресс до заправок со счётчиками и насосами? Из огромной цистерны Вилли вёдрами сливал бензин и через воронку заливал его в огромный 110 литровый бак Мерседеса. Раз семь сходил туда-сюда. Под конец, набрав канистру, полицейский пристроил её назад во вместительный багажник.

– Давайте прощаться, герр Отто. Счастливо вам добраться и успехов в торговле. Я, вон, назад двести метров пешком пройду, там железнодорожная станция. Auf Wiedersehen. - полицейский козырнул, широко улыбнулся и, пожав по очереди всем руку, пошёл на запад.

Брехт стоял и смотрел вслед. Хорошие люди в Германии. Ни одного фашиста воочию не видел и не общался. Обычные нормальные вежливые люди. Что случится с ними через несколько месяцев, что поголовно все озвереют? Ну, дай бог, война с Францией теперь пойдёт по другому сценарию и это Гитлера отрезвит.

Дожевали бутерброды, заполнили фляжки водой из колонки, что раритетным чугунным столбом торчала на краю заправки и тронулись. Минут через пять пути «Мерседес» стал фырчать. Ещё через пять его стало дёргать, а потом он и вовсе заглох. Прямо перед указателем встал, на котором было написано, что до польской границы осталось пять километров.

– Вот это называется немецкое качество! – Брехт повернул ключ в зажигании, но машина дёрнулась, так как стояла на скорости, и все успехи на этом закончилась. Брехт даже дальше экспериментировать не стал, ещё посадит аккумулятор.

Сам ни разу не автослесарь и, надо понимать, пацаны дальше не ушли. Вздохнув и изобразив на лице уверенность самого главного по тарелочкам и по коленвалам, Иван Яковлевич вышел из автомобиля, застрявшего в пять километрах или в паре минут от цели, вытащил часы из кармашка и посмотрел на стрелки, неумолимо приближающиеся к семи часам утра. Час ещё до Второй Мировой. Вылезли и пацаны, совместными усилиями разобрались, как капот подымается и чего … Всякие финтифлюшки незнакомые. Последней машиной у Брехта был корейский аналог «Мерседеса» – SsangYong (СсангЙонг) и там двигатель был крышкой пластмассовой закрыт, а тут все на виду и все эдакое громоздкое и непонятное.

Где-то должны быть свечи, которые в бензиновых машинах забрызгивает, или как там этот процесс называется, но в общем из детства помнил Иван Яковлевич, что отец пытался их ножиком карябать. Посмотрел полковник, куда там провода подходят, и обнаружил таки эти свечи. Выкрутил одну за одной все шесть и покарябал ножом, и даже суконкой почистил. Вставил, одну уронив и долго разыскивая во внутренностях зелёного чуда. Пока не догадался, что бронированного днища, как на его машине корейской здесь нет и свеча тупо на дорогу упала, там, на асфальте, и лежала. Поднял её Брехт, снова покарябал и протёр тряпочкой, и ввернул, надел колпачки, и попробовал завезти. Глухо, как в танке.

– Давайте, ребята, мы его с дороги чуть скатим, – растормошил зевающих рядом интербригадовцев.

Событие семьдесят второе

Полным провалом закончилось выступление белорусского спортсмена на чемпионате мира по конному спорту. Если лошадь и брала барьер, то телега сносила все на своём пути.

До границы вовремя добраться не успели, зато повезло в другом. Постояв перед открытым капотом с умным видом, Брехт понял, что зря полез в потроха совершенно незнакомой машины, тем более что великим автомехаником и не был никогда. Велосипеды, бывало, в детстве ремонтировал, а вот в автомобилях, кроме спуска воды из фильтра и замены колёс избегал трогать. Никогда ничем хорошим не заканчивалось. Не стоит и начинать. Эх, сюда бы Егорова, он бы махом тут всё разобрал и улучшил.

По дороге редко довольно ехали в сторону Польши автомобили. Брехт вышел на дорогу и стал голосовать. Даже цель себе не поставил, ну, вот остановится кто, и что делать, просить подбросить до автосервиса? Это назад в город. Должны же во Франкфурте-на-Одере быть автосервисы. Эрих Мария Ремарк в книжке «Три товарища» такой описал, а это было чуть раньше. Нет, точно должны быть. Только тогда, если Польша начнёт войну против Германии в неё уже легальным путём не попасть. Да и нелегальным так себе вариант. Войска будут навстречу двигаться и какому-нибудь польскому генералу или даже полковнику «Мерседес» крутой захочется затрофеить. И генуг – гегенубер.

Второй вариант, что в машине окажется водителем супер автослесарь и автоэлектрик. Дунет – плюнет и «Мерс» заведётся. Третий вариант тоже был, и он был ещё допустим. Зацепиться за грузовой автомобиль, который едет в Польшу, и встать на ремонт уже на той территории.

Первой остановился Форд-АА. В кузове были джутовые мешки. Много. Если машины берет груза полторы тонны, то все полторы в кузове и лежало. Русоволосый парень с Брехта габаритами и широченными плечами в военных бриджах времён гражданской войны и вельветовой куртке, не глуша мотор, спрыгнул на дорогу, обошёл машину и на чудовищном немецком поинтересовался, что случилось.

– Сперва чихал, дёргался, а потом заглох. Я свечи проверил, почистил, но толку ноль.

– Медленнее говори, не понимать, – замахал руками здоровяк.

– Сперва… – Брехт то же самое медленно и громче проговорил, и даже показал, как свечи выкручивает.

– Zaraz obejrzę. Сейчас посмотрю, – перевёл сам себя с польского шофёр «Форда».

Минут пять копался в моторе зелёного чуда и вынес вердикт.

– Карбюратор – gaźnik по-нашему. Долго.

– Ты в Польшу? – опробовать нужно третий вариант.

– Tak. Tam. Туда. – Закивал водитель.

– Возьми нас на буксир. А там до первого автосервиса дотяни. Мы заплатим. Немецкие рейхсмарки. Три сотни.

– Три сотни? Trzysta? – почесал репу.

– Четыре.

– Хорошо. Jest linka?

– Трос. Есть. В багажнике. – Прямо отпустило. Может, успеют ещё. – Там далеко от границы автосервис?

– Сам. Я сам … ремонт. Naprawa.

– Гут. Поехали. Надо быстрее.

Через десять минут были на границе. А там очередь из четырёх машин и одной телеги.

Брехт сидел в «Мерседесе» и каждые пару минут посматривал на часы. Время было половина девятого и Германия уже должна бомбить Францию, а танковые дивизии вермахта, пусть и без Гудериана, двигаться к линии «Мажино». Но пока работа на таможне шла своим чередом, выходили пограничники, осматривали кое-как машины и водителя с собой уводили. А ещё немецкий орднунг все хвалят. Бардак и расслобон. Минут через десять он появлялся и заводил свою колымагу, обдав следующего в очереди клубами сизого дыма, пересекал заветную черту. Шлагбаум был всё время поднят, и через пространство между домиками была видна уже в сотне метров и польская таможня. Близок локоть, да не укусишь.

Иван Яковлевич не выдержал, деятельная же натура, холерик и пошёл попытаться процесс ускорить. Перед ними в очереди была телега. Он подошёл к мужику, что сидел на телеге, с несколькими такими же мешками, как и в кузове их Форда, и клевал носом.

– Guten Morgen (Гутен Моргден).

– И вам не хворать, – на русском ответил мужичок. Невысокий, кепка, ватник. Как в Германии оказался, да ещё на таком неспешном транспорте. Брехт решил пока свое инкогнито не светить.

– Уступите нам место в очереди, мы очень спешим, – попросил на немецком.

– Нет, я тоже спешу. – нормальный немецкий не хуже, чем у Брехта.

– Двести рейхсмарок.

– Ух, ты! – по-русски. – Найн.

– Dreihundert. Триста. – Блин проговорился.

– Vierhundert. Четыре сотни, – то ли не заметил оговорки, то ли посчитал, что немцы на таких дорогущих машинах просто обязаны русский знать.

– Verabredetet. (Договорились).

– Сам ты, бредятина. Гроши гони! – опять на русском.

Брехт молча достал деньги, отсчитал четыре сотни сотенными купюрами и протянул мужику. Тот шуршал пальцами, смотрел на свет. Снова шуршал, потом сунул в карман. И со словами:

– Эх, мало попросил, – тронул рыжую лошадку, освобождая дорогу.

Оставался перед ним и пограничниками ещё один человек. Вернее одна машина. Такой же, как и у них Форд-АА немецкого производства.

Тут пошло тяжелее, торг длился и длился, и остановились только на шести сотнях марок. Водитель был немцем и всё время, нахмурившись, подозрительно смотрел на Брехта, словно понять силился, зачем этому парню нужно выиграть эти десять минут. Да ещё за такие деньги. Но на шести сотнях сломался и завёл машину.

Событие семьдесят третье

Блондинка тестируется:

– Посуда для чая?

– Чашка.

– Посуда для кофе?

– …Кошка?

Немцы, которые пограничники и таможенники, до Брехта и интербригадовцев вообще не докапывались. Спросили, везёт ли он золото. Ответил, что только подарок жене. Серёжки купил. Махнули рукой. Везёт ли оружие. Нет. Зачем мне оружие, я типа мирный добропорядочный предприниматель. Владелец заводов и пароходов. Поверили. Глянули на документы и поинтересовались, что это за сложная конструкция такая из «Форда» и его «Мерседеса». Объяснил про карбюратор. Так эти товарищи засучили рукава и решили отремонтировать фон Штиглицу карбюратор, прямо не выходя из пограничного пункта. Еле Брехт отбрехался. Каламбур получился.

У Лёхи, в смысле Ласло Лабеса (Labes), так их нового друга звали, в машине оказались удобрения. Селитра. Неожиданно. Полторы тонны селитры чилийской. Это сколько можно самодельных взрывных устройств понаделать, для нескольких партизанских отрядов хватит. Брехт, когда узнал, то даже испугался. Прямо перед ним полторы тонны взрывчатки, да ещё как пограничники отнесутся к такому грузу. Однако Лёха рукой махнул, почти каждую весну по нескольку рейсов делает. Селитру везут из Чили до какого-то порта в Северном море, а потом по Одеру вверх поднимают на баржах. А во Франкфурте-на-Одере разгружают и продают, как обычное удобрение, фермерам и прочим крестьянам. Так Ласло это дело прочухал, взял этот «Форд» три года назад в прокат и сделал несколько рейсов, теперь разбогател и «Форд» выкупил. Сейчас на новый дом зарабатывает. Почти двойную цену в Польше дают за удобрение.

Брехт всё равно как на иголках сидел, заполняя декларацию. Время капало и с минуты на минуту могло начаться. Выехали, когда в этот коридор между Немецкими пограничниками и польскими, то Иван Яковлевич, как истинный атеист даже перекрестился. Неужели удалось. Осталось лишь польскую таможню и погранцов пройти. Называются пограничники в Польше похоже – Straż Graniczna (страж Гранична). Ребята молодые, стриженные почти под ноль, и форма в принципе похожа на советскую. Фуражки явно у царской армии позаимствованы, да и гимнастёрка похожа на русскую. Обычные вояки в кепки одеты, как у немцев, а пограничники решили выделиться и оставили себе фуражки. Всё это Иван Яковлевич как-то мельком отметил и протянул документы офицеру.

– Выйдите из машины, будем делатьдосмотр.

– Пан офицер, а можно побыстрее, из-за поломки машины мы опаздываем. Нас там высокопоставленные лица ждут в министерстве торговли? – А что попробовать-то можно.

Нет, не повёлся офицерик. Предложил выйти. Что там картины, так не Джоконда, и чеки есть. Фарфор, тоже ничего сверхъестественного. Не Мейсенский из Лувра. Оружие под одеждой. Ладно, если не можешь повлиять на ситуацию, расслабься и получай удовольствие.

Только открыл подпоручик багажник их «Мерседеса», как из домика выбежал старший сержант, судя по двум V-образным лычкам, и начал чего-то кричать и руками махать.

Началось. Брехт непроизвольно хлопнул себя по животу, где за поясом ремня был «Вальтер». Потом смотря вслед удаляющемуся офицерику мелкому, придерживающему на бегу фуражку, и двинулся к своим.

– Парни. Быть начеку. Сейчас может начаться. Валим всех и быстро в машину, я в Форд и пытаемся удрать. Ванька, переведи Франческо. Тихо, не тянитесь вы за пистолетами. Я скажу, когда нужно.

Конец книги.

Краснотурьинск 2022 г.

Оглавление

Глава 1

  Событие первое

  Событие второе

  Событие третье

Глава 2

  Событие четвёртое

  Событие пятое

  Событие шестое

Глава 3

  Событие седьмое

  Событие восьмое

  Событие девятое

Глава 4

  Событие десятое

  Событие одиннадцатое

  Событие двенадцатое

Глава 5

  Событие тринадцатое

  Событие четырнадцатое

  Событие пятнадцатое

Глава 6

  Событие шестнадцатое

  Событие семнадцатое

  Событие восемнадцатое

Глава 7

  Событие девятнадцатое

  Событие двадцатое

  Событие двадцать первое

Глава 8

  Событие двадцать второе

  Событие двадцать третье

Глава 9

  Событие двадцать четвёртое

  Событие двадцать пятое

  Событие двадцать шестое

Глава 10

  Событие двадцать седьмое

  Событие двадцать восьмое

Глава 11

  Событие двадцать девятое

  Событие тридцатое

  Событие тридцать первое

Глава 12

  Событие тридцать второе

  Событие тридцать третье

  Событие тридцать четвёртое

Глава 13

  Событие тридцать пятое

  Событие тридцать шестое

  Событие тридцать седьмое

Глава 14

  Событие тридцать восьмое

  Событие тридцать девятое

  Событие сороковое

Глава 15

  Событие сорок первое

  Событие сорок второе

  Событие сорок третье

Глава 16

  Событие сорок четвёртое

  Событие сорок пятое

  Событие сорок шестое

Глава 17

  Событие сорок седьмое

  Событие сорок восьмое

  Событие сорок девятое

Глава 18

  Событие пятидесятое

  Событие пятьдесят первое

  Событие пятьдесят второе

Глава 19

  Событие пятьдесят третье

  Событие пятьдесят четвёртое

Глава 20

  Событие пятьдесят пятое

  Событие пятьдесят шестое

Глава 21

  Событие пятьдесят седьмое

  Событие пятьдесят восьмое

  Событие пятьдесят девятое

Глава 22

  Событие шестидесятое

  Событие шестьдесят первое

  Событие шестьдесят второе

Глава 23

  Событие шестьдесят третье

  Событие шестьдесят четвёртое

  Событие шестьдесят пятое

Глава 24

  Событие шестьдесят шестое

  Событие шестьдесят седьмое

  Событие шестьдесят восьмое

Глава 25

  Событие шестьдесят девятое

  Событие семидесятое

Глава 26

  Событие семьдесят первое

  Событие семьдесят второе

  Событие семьдесят третье