Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
от чего реабилитацию проходите?
– А по-разному. У кого ширево, у кого синька, у кого ещё что.
– А у тебя?
– Шизуха, как говорят, но в ремиссии, иначе не болтал бы я тут с вами, не пустили бы – натужно заулыбался он.
– Приглядывает тут за вами кто? – не показывая опаски, невзначай спросил я.
– Да, Серега Хромой. Он вона там, за сигаретами отошел, меня за старшего оставил.
Его бойкие глаза жадно осматривали меня. Угловатые черты лица, туго обтянутого загорелой кожей, выдавали в нем бескомпромиссность и жестокость. Он напоминал степную хищную птицу.
Полки магазина полнились товарами недельной давности, а продавщица мясного отдела была достойна звания повелительницы мух. Она ревностно следила за каждым моим движением. Я даже начал думать, что выгляжу подозрительно, но потом понял, что с недоверием здесь смотрят за каждым вошедшим.
Мой взгляд упал на истекающий талой водой холодильник. Повелительница заметила мой интерес и сразу кинула в то место на пол тряпку. Уверенным и привычным движением ноги она вытерла лужу, не отходя от прилавка. И спросила меня, взявшись сразу после тряпки за нож, не желаю ли я что-нибудь приобрести. В непродолжительном диалоге я изобразил приветливого и добродушного парня, а после невзначай спросил, есть ли где в закромах мясо посвежее. На ее пухлом лице проступила улыбка, вульгарно зарумянились щеки и заблестел золотой зуб.
– Я себе отложила вообще-то, но с тобой поделюсь!
Через минуту я держал приятно холодившее руку сегодняшнее мясо в целостной упаковке. Домой я отправился с ощущением, что материал для рассказа потихоньку настигает меня.
У соседнего дома на ступеньках сидел старик. Он заливал остатки горючего в керосиновую лампу из небольшой запачканной канистры. Я собирался пройти слишком близко к нему, и воспитание вынудило поздороваться.
– Вы, получается, через стену снимаете, да? – прищуриваясь от солнца и причмокивая произнес старик.
– Да. А у вас, я слышал, собака есть?
Сосед переменился в лице, его глаза заблестели от наворачивающихся слез.
– Жалко так его, красивый был пес, на медведя говорили похож, но добрый, послушный – мухи не обидит. Неделю как схоронил беднягу.
– Простите, не знал.
– Ничего-ничего – дед достал загрубевшими пальцами застиранный платок из кармана жилета – щенком его подбирал, бродяжничал неуклюжий с раненой лапой. Он, говорили, породистый, но наполовину, так может и выгнали, а мне то что до этих пород. Он живой ведь, ласковый, лохматый и верный.
Старик увидел на моем лице что-то между жалостью и сочувствием, но в основном это была встревоженность.
– Собака, значит, мертва… – подумал я. За рукопись я сегодня точно не сяду.
II Ритуал
Несмотря на ночь полную скрипов и шорохов, я проснулся практически без остатка вчерашней тревожности и был готов приняться за работу, а сорняки вновь распорядились иначе. Они были примяты ещё сильнее, но уже не хаотично. Тут же позвонил Михаил.
– Слушайте, что-то не везёт нам совсем. Мне сообщили, что у вас там свет в районе могут отключить, на ремонт. Фонари на батарейках почему-то все быстро садятся там, поэтому, если вдруг что, на крыльце есть керосинка, но пустая. Надо докупить горючее.
– Спасибо, что сообщили, буду знать, Михаил – возникла пауза. – Знаете, сорняки снова что-то примяло, ещё сильнее прежнего и теперь в форме идеальной окружности.
– А, так понятно теперь! Это Витька Конь, сосед с той стороны улицы. Он на заводе местном работает и листы металла оттуда тащит, на цветмет. Круглые, прямоугольные, всякие. И видать бросает у нас, пока перекур у него. Через лес, помню, ходил все, чтоб не видел никто, через Лёнькин двор залезал, тот что справа от нас, а они собутыльники, тому все одно было, если ему нальют потом. Затем через наш двор пёрся. Батя мой покойный устал гонять его.
За завтраком, сидя на крыльце, я приметил, что в образовавшееся пространство посреди сорняковой стены аккурат попадал Витькин участок, как бы намекая на его причастность к противодействию моей спокойной писательской деятельности. Ничего. Доберусь до него, пообщаюсь.
По пути за керосином для лампы я, проходя кирху, вглядывался в одинаковые худощавые силуэты, снимавшие разбитую черепицу. Татуированного вроде не было. Вдруг он, подтверждая, что я правильно распознал его хищную природу, беркутом налетел на меня сзади.
– Ты тоже его видел? – выпучив стеклянные жёлтые глаза, бросил он.
– Кого? Витьку?
– Какого Витьку? Того, что мертвец или калека? Подожди… там разросшиеся сорняки, так ведь? Пригорок там еще? Камни там в углу крупные, по окружности выложи их – проговорил он беспокойно с заметным оттенком помешательства – после заката выложи их и все, тихо будет.
Вчера я почти поверил в его ремиссию и рассчитывал в ближайшие дни на содержательную и питающую писательское воображение беседу, но сейчас он настойчиво тараторил одному ему понятный монолог, схватив меня за рукав своими цепкими пальцами. Мне пришлось сделать
Последние комментарии
3 минут 42 секунд назад
7 минут 31 секунд назад
9 часов 38 минут назад
9 часов 41 минут назад
9 часов 53 минут назад
9 часов 55 минут назад