Солдатская доблесть [Иван Петрович Кургузов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Солдатская доблесть

ОТ АВТОРА

ДОРОГОЙ ЮНЫЙ ДРУГ!

Давай вместе с тобой мысленно совершим путешествие по необъятным просторам нашей чудесной Родины. Как много прекрасного, неповторимого встретится нам на пути! Какие величественные, дорогие сердцу картины откроются глазу путешественника! Могучие корпуса заводов, поднимающиеся в Заполярном Норильске, и бескрайние хлопковые разливы Узбекистана, океанские корабли у причалов далекой Камчатки и цветущие сады солнечной Молдавии… Все это — наша великая Родина! Все это твое, молодой гражданин Страны Советов, полученное тобою из рук отцов и старших братьев. Все это создано их и твоими руками. Все это сохранено ценой огромных жертв и бессмертных подвигов в огненные годы Великой Отечественной войны. Тысяча четыреста восемнадцать дней продолжалось это самое суровое испытание, выпавшее на долю нашей Родины. Тысяча четыреста восемнадцать дней все народы Страны Советов грудью отстаивали честь, свободу, независимость своей Отчизны. В одном солдатском строю с народами-братьями шел дорогами войны и Советский Узбекистан. Двести восемьдесят Героев Советского Союза и тридцать два полных кавалера ордена Славы — это ли не свидетельство великого героизма, проявленного воспитанниками комсомола республики в жестоких боях с фашизмом! А сколько воинов-узбекистанцев за свои подвиги награждены орденами и медалями Советского Союза! Но сегодня мы расскажем только о 32-х из них, 32-х полных кавалерах ордена Славы. И еще об одном — 33-м, штурмовавшем рейхстаг.

Ныне, одни герои этой документальной книги продолжают самоотверженно трудиться на великом фронте строительства коммунизма, другие живут только в благодарной памяти народной — бессмертные часовые наших священных границ. Время отсчитывает годы, десятилетия. Но мы ничего не забыли. И нами никто не забыт! Кровью сердца мы отметили воскресенье 22 июня 1941 года… А потом кровью миллионов советских людей была обильно полита наша родная земля.

Именно поэтому не было конца нашей радости и ликованию 9 мая 1945 года — в день великой и долгожданной Победы!

…Прочтя эту книгу, молодой читатель не только узнает о подвиге своих отцов, не только заново переживет суровые дни Великой Отечественной… Он должен донять и, конечно, поймет, что судьба Родины, судьба мира, его собственная судьба — в его руках, что от каждого из них — будущего и настоящего защитника Страны Советов — зависит очень многое. И, значит, они всегда должны быть готовы повторить подвиг своих отцов, всегда должны быть готовы к защите любимой Родины!


И. КУРГУЗОВ,

полковник

СОЛДАТ ОСТАЕТСЯ В СТРОЮ…

Он родился в 1920 году в кишлаке Хаджиабад Балыкчинского района Андижанской области. Работал в колхозе, а в сентябре 1940 года стал воином Красной Армии. Комсомолец Бултыр Аманов дрался с немецко-фашистскими захватчиками на Первом Белорусском, Первом Украинском и Западном фронтах. Он участник обороны Москвы. В 1943 году стал членом ленинской партии.

Награжден тремя орденами Славы всех степеней, орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и другими.

После демобилизации из Советской Армии (в июле 1946 года) вернулся в родной колхоз.

Вблизи от границы
…Да, конечно, далеко не все, кто принял на себя первые удары обезумевших фашистских банд, встретили долгожданный и радостный День Победы. Война есть война. И тяжелые солдатские походы, кровопролитнейшие бои — не увеселительная прогулка. Бултыр Аманов — один из тех, кто сполна выпил горькую чашу отступления и салютовал величайшей победе в логовище гитлеровского зверя — в Берлине.

В сентябре 1940 года вместе с группой призывников из Андижанской области в воинском эшелоне ехал и Бултыр Аманов. Поезд шел к сердцу России…

Новая, армейская жизнь понравилась Бултыру. Он довольно быстро постигал военную науку, по-настоящему полюбил свою воинскую специальность артиллерийского разведчика.

Учеба, учеба, учеба, учеба днем и ночью закалила волю и тело бойца. Дружный красноармейский коллектив стал вторым родным домом, командиры окружили отцовской заботой. А выпадет свободное время — солдат не будет скучать!

Хотя, по всему чувствовалось, приближалось совсем не веселое время. Каждый день приносил тревожные вести: топот кованых фашистских сапог становился слышнее, враг подбирался к нашим границам.

15 июня во время проведения политинформации политрук прямо поставил вопрос перед красноармейцами: «А если завтра война, не дрогнут ли ваши сердца, не подведут ли нервы?» Молчание длилось недолго. Любой из бойцов был готов отдать жизнь за Родину. Поднялся командир взвода: «Мы готовы к бой. Свой воинский долг выполним до конца». Все красноармейцы встали и громко повторили слова командира.

— Мы понимали и чувствовали — война не за горами, — говорит Бултыр.

И она действительно оказалась не за горами. 22 июня протрубили боевую тревогу. Через два часа полк был на марше. А под Минском артиллеристы обрушили на головы врага первый огненный шквал.

Опьяненные легкими победами в Европе, гитлеровцы окончательно обнаглели, бандитские орды бесноватого фюрера лезли напролом. Нужна была величайшая выдержка, упорство, мужество, чтобы устоять, не поддаться панике. И красноармейцы уже в первые часы боя показывали подлинную отвагу и героизм.

…Круг обязанностей артиллерийского разведчика совсем не тот, что у пехотного. Он не может похвастать вылазками за «языком», вражеским дотом, забросанным гранатами, или снятым часовым. На первый взгляд его действия выглядят как-то «по-мирному». С перископом пробирается он на передний край, устраивается где-нибудь подальше от пехоты, а то выходит и на нейтральную полосу; замаскировавшись, тщательно изучает местность с помощью перископа, засекает огневые точки противника, подбирает хорошие цели для артиллерии.

Так ли уж все это «мирно»?

Блеск линз перископа может привлечь внимание фашистского снайпера. Тогда товарищи не дождутся возвращения разведчика, а старшина отметит очередную потерю в списке…

А вот еще эпизод. Залег артиллерийский разведчик на «ничейной» полосе. Фашисты перешли в атаку. Чтобы остановить их, закрыть огневым валом пехоту, он вызывает огонь на себя. Потом помянут пехотинцы добрым словом героя…

Гаубичный полк занял оборонительные позиции на подступах к Минску. Фашисты, прикрываясь танками, беспрерывно атаковали позиции полка. Потери были большими, у орудий из всего расчета осталось по два-три человека. Пришлось и артиллерийским разведчикам менять свою специальность. Бултыр стал заряжающим. Вот в метрах трехстах снова появились танки противника, ведя прицельный огонь по батарее. Теперь уже это можно было: рядом с убитыми артиллеристами лежали мертвые деревья, раньше маскировавшие орудия. Леса не стало, только одиночные сосны и березы стояли, опустив обгоревшие сучья, словно оплакивая погибших. И травы не стало: страшный пахарь войны — артиллерия — перекопал землю.

А красноармейцы стояли, стояли, оглохшие от неумолкающих разрывов снарядов, стояли презирая смерть, стояли, защищая Родину!

У одного орудия наводчиком — командир дивизиона. У него по локоть нет левой руки, кровь просачивается через бинты, а он командует: «Огонь! Огонь!» Старшина батареи едва успевает подносить снаряды.

Гитлеровцы продолжают атаки. С воздуха штурмуют «юнкерсы». Кругом все горит. А Бултыр со словами: «Вот, шайтаны, получайте!» — посылает снаряд за снарядом. Упал командир орудия сержант Чернов, теперь Бултыр остается вдвоем с наводчиком. Головной танк уже совсем рядом, еще выстрел — и стальная громада задымилась, закрутилась на месте. Но упал и Аманов, упал возле своей пушки, и брызги крови его окропили раскаленный ствол… Только на вторые сутки, уже в госпитале, Бултыр понял, что он жив…

Позади — Москва! Лежать в госпитале — вообще трудно, томительно. Но лежать, когда на фронтах решается судьба Родины, — невыносимо! Скорее на фронт! Скорее на фронт! Скорее в свой полк!

Теперь он занимал оборону под Москвой.

Сжалось сердце Бултыра. «А что будет дальше? Ведь фашисты уже Клин захватили!»

Друзья, оставшиеся в живых, (а их осталось мало: из всей батареи — семь человек) радостно встретили выходца «с того света».

Только долго радоваться не пришлось: снова отступать.

К концу ноября враг прорвался к станциям Лобня, Снегири, захватил Яхрому, форсировал канал Москва — Волга. Над столицей Родины Москвой нависла смертельная угроза.

Сколько раз еще там, дома, Бултыр мечтал побывать в Москве, ходить, не уставая, по ее широким улицам, прийти к Ленину. Не пришлось. А вот теперь он, Бултыр Аманов, стоит насмерть у стен столицы. И он не отступит ни на шаг, и товарищи его не отступят: позади — Москва!

Фашисты с самолетов разбросали листовки, обещают «рай на земле». Командир прочитал одну, скомкал, плюнул, придавил сапогом.

— Чем ответим?

— Снарядами! — раздался дружный хор голосов.

— Самим надо наступать, — добавил Аманов, — тогда они листовки бросать не будут. Отступать надоело. Неровен час — до Намангана дойдем, — под общий хохот добавил он.

— Да, братцы, отступать больше некуда. И не будем! — почти крикнул командир. — Здесь разобьем эту гадину!

…Ожесточенный бой разгорелся на Можайском шоссе. Огонь вели прямой наводкой, цели на снегу хорошо видны. Вот из орешника выползает тяжелый танк. Первым же снарядом Бултыр подбил его. Второй танк пытался взять на буксир подбитого, но дернулся, завертелся. И два черных костра впились языками в хмурое небо. В танках стали рваться снаряды, у одного отлетела в сторону башня.

— Давай еще! Вылезай! Встретим! — кричал Бултыр, охваченный горячкой боя.

Полк оседлал Можайское и Минское шоссе между станциями Тучково и Дорохово, занял прочную оборону. Налеты вражеской авиации следуют один за другим. Бомбы, мины, снаряды — каждый день, каждый час, каждую минуту… Но продвинуться вперед гитлеровцы не могли ни на шаг: в груди каждого советского солдата билось сердце Родины. Позади была Москва…

Утром 6 декабря 1941 года доблестные защитники столицы Родины двинулись в неудержимое наступление. Всех охватила неуемная радость: «Фрицы бегут! Мы идем на запад!» …Но в рядах наступающих не было Бултыра Аманова. Он лежал в госпитале в далеком сибирском городе, не отходил от радио, слушал, и только слезы радости бежали по щекам: «Наша взяла, скорее бы вылечиться и — в бой!»

Из госпиталя Бултыр Аманов, бывалый, закаленный воин, был направлен в гаубичный артиллерийский полк. И вновь он стал выполнять свои обязанности артиллерийского разведчика…

Под Калинином фашисты цеплялись за каждую складку местности, стараясь сдержать наступление наших войск. Аманова вместе с его другом Подопригорой командир послал в стрелковый полк для связи и наблюдения за огневыми точками противника.

С перископом Аманов выполз за линию траншеи, тщательно замаскировался и стал изучать местность. Шесть часов пробыл он на «ничейной» земле, точно определил, где замаскирована батарея гитлеровцев, где стоят танки, где скрыты пулеметные гнезда. Вернулся в расположение стрелкового полка, по радио доложил командиру артдивизиона:

— Я «Река», я «Река», даю для «Тягача», даю для «Тягача». В квадрате… танки, батарея — западный склон высоты… Дайте огонь. Я «Река»!

Через несколько минут шквал огня поднял в воздух цели, мощное «ура!» прокатилось над старинным русским городом. Бойцы почти без потерь прорвались к восточным окраинам города.

Самый памятный
Куда только ни бросала солдатская судьба Бултыра Аманова. Он освобождал Белгород, Одессу, Ковель, форсировал Днепр, Одер, брал Познань, Шнейдемюль, Трептов, Грайденберг, Полцев, Берлин. Было много боев. Очень много. Но один бой он и теперь, спустя двадцать пять лет после окончания войны, не может вспомнить без содрогания.

Под Познанью бои были особенно ожесточенными. Аманов вместе со своими товарищами-разведчиками и командиром взвода управления — лейтенантом Титовым выполняли ответственное задание в тылу гитлеровцев. Нужно было определить сосредоточение резервов — и в особенности танковых, артиллерийских. Как выражались артиллеристы, нужно было достать цели для «крыши», т. е. для гаубиц.

Линию фронта перешли необнаруженными, выбрали подходящее место для наблюдения, замаскировались, распределили секторы изучения. Занялся рассвет, позиции врага были видны хорошо.

И не только позиции врага. Перед глазами артразведчиков развернулась картина неравного боя. Поисковая группа из стрелковой дивизии, с которой взаимодействовала артиллерия, была обнаружена гитлеровцами. Горстку советских воинов атаковали танки, пехота на бронетранспортерах, поддержанные минометным огнем.

Пятнадцать воинов-богатырей, заняв круговую оборону, вступили в смертельную схватку с врагом. Горят несколько танков, бронетранспортеров. Захлебнулись три атаки пехоты… Но силы слишком неравны, все меньше остается советских солдат.

— «Ручей»! «Ручей»! Дайте крышу по С. О. 253. Быстрее крышу по С. О. 253!» — Это артразведчики, точно определив координаты, пришли на помощь. Вздрогнула земля, загудело небо. Столбы земли встали памятниками несгибаемому мужеству.

— Нас восемь, — решает лейтенант Титов, — надо помочь товарищам. Пока артиллерия ведет огонь, атакуем врага. Он сразу не поймет, сколько нас. И под прикрытием артогня отступим в лес вместе с поисковой группой. Нельзя бросать в беде товарищей!

Восемь отважных с криком «ура» ринулись в атаку, гранатами прокладывая себе путь.

Среди фашистов поднялась паника. Но подошедшее подкрепление сделало положение бойцов просто критическим.

…Сколько времени шел бой, Бултыр не помнит, не знает… Как будешь знать, если то тишина, то выстрелы кругом, разрывы… Тело словно чугунное всей тяжестью прижалось к земле, и нет сил поднять его.

Вот он снова пришел в себя, вокруг тишина. Открыл глаза и сразу же закрыл, вжался в землю. Фашисты с пистолетами в руках шли от одного раненого к другому. Гулко хлестали выстрелы… Гитлеровцы делали все это хладнокровно, о чем-то переговариваясь, покуривая, пересмеиваясь…

Бултыр лежал недвижим. Сколько? Не знает, сознание вновь оставило его. Когда очнулся, солнце было уже высоко, гитлеровцев не видно. Только он, да изувеченные трупы бойцов с вывернутыми карманами… Бултыр собрался с силами, пополз, волоча перебитую ногу. И вдруг услышал протяжные стоны. Пополз на стоны… Сержант Иванов! Их сержант! Лицо, руки, гимнастерка покрыты темно-бурыми пятнами крови. Глаза закрыты. Если бы не стон, не принять его за живого. Это, видно, и спасло его от фашистских извергов-мародеров.

— Тихо, тихо, браток, — шепчет Бултыр, — сейчас помогу… Крепись. Делать будем все по порядку, — нашептывал он больше для себя, чем для товарища. Тот все равно не мог слышать его. — Поползем вот к тем кустикам, перевяжем раны, напьемся, а потом подумаем, что делать дальше…

Бултыр отползет на метр, полтора, а потом подтягивает своего раненого побратима. Вот под руку попался индивидуальный пакет, фляга с водой. Поднес ее ко рту товарища, тот сделал глотка три, пришел в себя. Бултыр стал перевязывать раны. Он торопился, каждую минуту могли появиться гитлеровцы. Сержант стонал, часто терял сознание: много потерял крови — раны страшные. Немного передохнув, сориентировавшись, Аманов решил все же подальше отползти от этого проклятого места смерти.

Преодолевая боль, стал ползти. Метр, полтора… Потом подтянет сержанта. Метр, полтора…

Бултыр сам терял сознание, приходил в себя, и снова полз…

«Дойдем… дойдем… обязательно дойдем…» Только к вечеру, когда солнце уже скрылось за лесом, герои добрались до опушки. И оба впали в забытье — больше сил не было. Силы пришли к утру.

«Сколько времени, сколько метров они проползли с рассвета? Неужели так много? Откуда русская речь? Неужели свои? Свои, свои!»

…В госпитале они лежали рядом. Рядом дрались с фашистами. Вот только смерть друга Бултыр не видел. Это произошло под Берлином.

Вот оно логово фашистского зверя!

Настроение бойцов праздничное. Пусть они знают, что впереди еще смертельные бои, что многие из них не доживут до теперь уж близкого Дня Победы. Главное, что дошли, выполнили клятву погибшим!

Артиллеристы разворачивают пушки, шутят: «Ну, родимые, поворачивайтесь живее. Берлин ждет огонька. Гитлеру подарочек надо послать погорячее».

Щиты, стволы гаубиц оклеены лозунгами: «Дадим первыми огонь по Берлину!», «Каждый снаряд — в цель, богатыри-артиллеристы!»

Недолга тишина на фронте. Гром тысяч орудий — вздрогнула земля… Это пришло возмездие!

…Отгремели бои, зажили раны солдат. Пожелтевшие листки благодарностей, вынесенных командованием, — этапы боевого пути сержанта Бултыра Аманова. Ордена, нашивки ранений — аттестат подвигов во имя Родины.

Всем смертям назло живет, трудится бывший фронтовик! А ведь не каждому было суждено пройти всю войну. От и до…

ЭСТАФЕТА ПРИНЯТА

Николай Иванович Голубичный родился в 1914 году в селе Добровилья Харьковской области. Он рано лишился родителей. По окончании ремесленного училища работал на стройке. В 1936 году переехал в Узбекистан в колхоз имени Кирова Среднечирчикского района. С августа 1941 года — в действующей Армии. Воевал на Центральном и Первом Украинском фронтах. Награжден орденами Славы трех степеней, медалью «За отвагу». Н. И. Голубичный — участник парада Победы в Москве 9 мая 1945 года. 8 ноября 1945 года вновь вернулся в свой колхоз.

В настоящее время работает комплектовщиком на заводе металлоконструкций в Тойтепа.

Много лет спусти
…Через двадцать один год нашла высшая солдатская награда старшину запаса Николая Ивановича Голубичного. И эта встреча состоялась в районном центре Аккурган Ташкентской области. И у многих, конечно, присутствующих при этом возникли вопросы: «Чем отличился солдат, что Родина так высоко оценила его подвиги? Три ордена Славы! И почему последний орден так долго искал героя?»

…Давно это было. Очень давно. А память сохранила этот день во всех его мелочах. Поздравляя солдат с победой в поверженном Берлине, командир батареи говорил: «Мы выполнили свой воинский долг. Родина, партия, советский народ скорбят о сынах, павших в боях, и гордятся героями великой Победы! Каждый из вас — герой! Вот старшина Голубичный. Он со своей пушкой прошел от Подмосковья до Берлина. 12 танков и самоходок, три дота, три бронетранспортера, девять минометов, много живой силы врага — вот неполный «послужной список» расчета. Последний выстрел старшина сделал у Бранденбургских ворот Берлина. Родина наградила боевой расчет семью орденами, десятью боевыми медалями. А сегодня его командир гвардии старшина Голубичный представлен к золотому ордену солдатской доблести и геройства — ордену Славы первой степени. Командование оказало ему высокую честь, выделив для участия в параде Победы на Красной площади в Москве. Пусть наш кавалер пронесет у Мавзолея великого Ленина наш солдатский рапорт: «Мы взяли Берлин!»

…Вот и пришла пора снять погоны. Снова родной дом, родная работа, старые друзья… А в день двадцатой годовщины победы над фашистской Германией вспоминали солдаты минувшие дни. Вспомнил и Николай Иванович тот день.

— А почему же тебе орден не вручили? — спросили его. Но ответили на него уже работники райвоенкомата. На их запрос Министерство обороны подтвердило: «Да. Гвардии старшина Голубичный Николай Иванович действительно в мае 1945 года награжден орденом Славы первой степени».

У нас никто не забыт! Ничто не забыто!

Односельчане говорили: и кто мог подумать, что Николай Иванович настоящий герой? Работает, живет тихо, скромно. А воевал как!

При вручении награды в районном Доме культуры было много народу. И снова пришли воспоминания. Гвардии старшина Голубичный, получая орден из рук секретаря райкома партии, сказал: «Нет, мы, ветераны, не разучились воевать! Кому урок истории не пошел впрок, можем повторить! Но теперь, если кто нападет на мою Родину, пойду воевать не один! С сыном!»

Гвардейская пушка
Зима 1941 года… Разве можно забыть ее!

От линии фронта до Москвы рукой подать. Все труднее, труднее сдерживать озверевшие фашистские банды. Они уже предвкушают радость близкой победы и идут на все, не считаясь с жертвами.

В конце ноября гитлеровцы перешли в новое наступление. Ожесточенные бои разгорелись на всех участках фронта — от Волжского водохранилища до Тулы.

Четвертая отдельная истребительная противотанковая бригада держала оборону под Серпуховом.

Ослепительно белеют поля, снег мягким ковром прикрыл землю. Только воронки от снарядов, мин, бомб, словно чернильные пятна на белой бумаге. Уцелевшие дома кажутся ниже, словно пригнулись в ожидании неминуемой гибели. Стоят безмолвные, покрытые снегом; солома крыш торчит ушами, вслушивается будто дом и гул боя.

К этому бою прислушивались всюду: здесь решалась судьба столицы, судьба Москвы.

…Вот и передышка. Меткий огонь артиллеристов, героизм пехоты, самоотверженные действия летчиков, танкистов сделали свое дело. Враг бежал с поля боя. Не все. Многие навсегда остались лежать в снегах Подмосковья… Командир батареи капитан Зайцев, подойдя к орудию сержанта Голубичного, сказал: «Осталось мало снарядов, стрелять только прямой наводкой, наверняка». — Сделав паузу, внимательно посмотрел на стоящих артиллеристов, продолжал: «Молодцы. Один к одному молодцы! И похожи друг на друга. Вы что, братья, что ли?»

«Конечно, братья, товарищ комбат, — улыбнулся Голубичный, — хотя и от разных матерей. Но фронт, он всех породнит. Да мы и впрямь, если не родня, то земляки. Наводчик Саитов — из Самарканда, подавальщик Маликов — из Ташкента, а сам я из Тойтепа.

— А что такое Тойтепа?

Голубичный даже глаза прикрыл от удовольствия.

— Тойтепа, товарищ комбат, — это солнце, хлопок, рис, урюк, цветы… Выпадет минутка, расскажу поподробнее…

— Танки! — крикнул Маликов.

Комбат бросился к телефону.

— Батарея, прямой наводкой, бронебойными…

Танки врага идут прямо на позицию батареи. Расчет Голубичного выжидает. Вот осталось 200 метров, слышен лязг гусениц, сейчас уже можно будет различить смотровые щели. Танки не сосчитать, да и считать некогда. Вокруг рвутся снаряды. Саитов припал к прицелу. Орудие вздрагивает, смертельной слюной плюет в сторону фашистской нечисти.

Лица и руки в крови, шапки сброшены — жарко! Пряди волос свисают на лоб, пот льется ручьем — жарко! Над головой с визгом пролетают осколки — никакого внимания — некогда! Горят до десятка танков фашистов, но стальная лавина ползет. Ее задача — смять бригаду, раздавить пушки, уничтожить героев-пушкарей. Тогда — свободно шоссе, тогда — впереди только Москва. Из громкоговорителей, установленных на танках, — мерзкая речь: «Сдавайтесь, русские! Москве капут».

— Ах вы, шайтаны, посмотрим, кому капут! — кончит во весь голос Маликов, подавая один за другим снаряды. Тяжелый вражеский снаряд разорвался у самого бруствера… Смолкло орудие. Голубичный стряхивает с себя мерзлую землю, ощупывает тело, ноги. «Кажется, жив… К орудию! Огонь!» — командует сам себе.

У орудия только один боец, командир расчета. Снаряд за снарядом летит в сторону врага. Прицеливаться некогда, ствол — вот весь прицел. Все теперь решают секунды. А танки все идут… Выстрел — клубы черного дыма охватили стальную громаду. Но даже порадоваться некогда! Еще снаряд — и танк врага юлою завертелся на месте.

Но другой, словно разъяренный зверь, рвется к батарее. Расстояние сокращается с невероятной быстротой. «Только бы успеть заложить снаряд, только бы не промахнуться!»

— Ну, давай, Коля, не подведи! — крикнул сам себе Голубичный.

Пламя гигантской свечой рванулось в небо…

— Наша берет, вставайте, ребята! — кричал Голубичный. Но вставать было некому…

Советское командование бросило в бой резервы. Мощным артиллерийским, минометным огнем отбиты танковые атаки гитлеровцев. Черный зловещий дым стелется по земле — горят фашистские танки… В атаку пошла советская пехота.

Как из-под земли, возле пушки появился комбат. «…Вот теперь можно передохнуть… Немного… Хотя бы одну минуточку… Нет, сначала к ребятам… Может живы еще… Контужены только или ранены… Да и землей присыпало…»

— Дети солнца, живы ли вы? — Ответили трое: — Живы! Двое еще были без сознания.

Комбат потрогал за плечо Голубичного, посмотрел в глаза долгим взглядом, обнял, прижал к груди.

— Спасибо тебе, Коля, твоим боевым друзьям спасибо от всей нашей батареи.

«А где она, батарея? — подумал Голубичный. — Ее нет, но зато есть Москва!»

Когда вспоминает Николай Иванович этот эпизод из боевой жизни, обязательно добавит: — Навсегда он врезался в память. Вот и сейчас вижу позиции батареи, свою пушку на бруствере, всех ребят расчета. Какие были солдаты!

Вперед на Запад!
Разгромив фашистские войска под Москвой, Советская Армия перешла в наступление, неся освобождение родной земле, освобождение народам Европы.

К Висле советские войска подошли буквально на плечах отступающего врага. Но фашисты успели взорвать переправы. Форсировать водную преграду пришлось днем, под ураганным огнем противника. На ходу сколоченные плоты, утлые лодчонки — все, что только попадется под руку, — и на тот берег. Голубичный со своим расчетом был вместе с первыми штурмующими. С боем отвоевали крохотный плацдарм. Но отвоевать — мало. Надо удержать! Надо расширить, надо дать возможность переправиться основной массе наступающих войск! Смельчаков поддерживала полковая и дивизионная артиллерия. Вначале противник не мог подтянуть достаточно сил, чтобы сбросить в воду советских воинов.

Гитлеровцы вызвали авиацию, подтянули артиллерию, шнапсом подняли боевой дух отступающим фрицам. Вскоре до батальона пьяных гитлеровцев атаковал переправившийся десант. Завязался жестокий бой.

Расчет Голубичного выкатил орудие на открытую позицию и стал в упор расстреливать наседающих гитлеровцев.

Били картечью, осколочными. Вражеская пехота несла большие потери, но поднималась и снова шла вперед. Но гитлеровцы не прошли! Залегли, бросились в беспорядочное бегство.

Расчет перенес огонь по тылам противника.

Командир бригады подполковник Значенко с волнением наблюдал за боем героев-артиллеристов.

— Голубичный умрет на стволе, но не отступит! — сказал комбриг. Он знал Николая по прежним боям и ценил его храбрость, воинское умение. Подозвав офицера связи, приказал передать благодарность расчету пушки Голубичного.

— Вся бригада гордится ими! — добавил он.

Бой был выигран, плацдарм расширен, но война продолжалась. По лесам и болотам, по дорогам и целине, под дождем и в стужу наступал советский солдат, ведя тяжелые бои.

В берлоге зверя
Минуло полтора года наступления. Советские воины неудержимой лавиной катились на запад. И каждый солдат знал задачу: уничтожить врага в его собственной берлоге. Стрелы на дорогах, поставленные руками советских солдат, указывали, сколько оставалось километров до Берлина. Все меньше, меньше…

— Даешь Берлин!

Реку Шпрее форсировали утром. Уже светало, когда расчет Голубичного оказался на берегу. Река казалась совсем неподвижной, даже направление течения не определишь.

— Тем и лучше, братцы, — проговорил Голубичный. — Быстрее перешагнем ее, «соскучились» мы все по Гитлеру и его компании!

Пушку переправили под огнем врага, только теперь уже не на подручных средствах, а на добротных понтонных плотах. Комсорг батареи принес боевой листок с обращением Военного совета фронта.

— Читай быстрее, — торопили бонны, — хотя мы и сами знаем, что надо делать: взять Берлин и водрузить знамя Победы!

Гитлеровцы стремились уничтожить десант, в полный рост идут в психическую атаку. Страшит расплата за ужасные преступления!

Ударили пулеметы, пушка Голубичного била шрапнелью. Не выдержав кинжального огня, противник покатился назад, чтобы тут же вновь начать атаку.

— Товарищ старшина, танк справа! — закричал солдат.

— Хорошо! Цель приличная, — весело крикнул Голубичный. — Бронебойными, прямой наводкой… — зазвучала команда. Плацдарм бойцы удержали. Свежие части Советской Армии переправлялись через Шпрее и шли в наступление. На третий день боевой расчет Голубичного вел бой в центре Берлина.

…Третий орден Славы, полученный более чем двадцать лет спустя, — награда герою за форсирование Шпрее.

* * *
…Идут дни, месяцы, годы, десятилетия. Сыновья героев минувших боев становятся солдатами. На строевом плацу, в учебных классах, на полевых учениях растет их воинское мастерство, название которому — боевая готовность.

Сегодня сын гвардии старшины Голубичного несет воинскую эстафету, принятую из рук отца. И он, и остальные его сверстники, принимая военную присягу, клянутся всегда быть верными Отчизне, клянутся быть верными боевой славе отцов, клянутся быть верными светлой памяти погибших.

ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО…

Родился Бахрам Равшанов в 1922 году в кишлака Бохчикалон Самаркандской области. В 1940 году был призван в ряды Красной Армии. В Великую Отечественную войну воевал на Волховском, Ленинградском, Первом Белорусском фронтах. Он был разведчиком. Трижды ранен. За подвиги в боях награжден тремя орденами Славы, медалью «За отвагу» и другими медалями. В 1945 году демобилизовался из рядов Советской Армии, В настоящее время работает слесарем-монтажником в тресте «Югпроммонтаж» в городе юности — Навои.

Прерванная учеба
«Как все же не похожа военная жизнь на гражданскую. Здесь все интереснее! Как только раньше он мог быть гражданским?»

Командиры заприметили прилежность, усердие молодого красноармейца.

Однажды, когда закончился трудовой воинский день, в казарму зашел командир роты. Красноармейцы сразу же обступили его, стали задавать вопросы, шутить. Раскатистый смех пошел по казарме. По разговору, улыбкам бойцов было видно, как любят они своего командира.

После вечерней поверки командир роты подозвал к себе красноармейца Равшанова, зашел с ним в канцелярию роты. Беседа длилась долго. Командир по-отцовски интересовался жизнью и учебой, делами дома. Часто ли Бахрам получает письма, что пишут? А потом разговор перешел в другое русло.

— Знаете, Бахрам, — сказал комроты, — из вас хороший командир получится. Есть возможность поехать учиться в военное училище. Как?

Равшанов не ожидал такого оборота беседы. «Как комроты узнал, что ему очень хотелось учиться и быть командиром? Ведь эту мечту он хранил в тайне!»

И тут же ответил: «Согласен!»

— Садись, не спеши. Этот вопрос так не решают, да и ответа сейчас, немедленно, не надо давать. Подумай, посоветуйся с родными. Если есть любимая, и с ней тоже. Сам хорошенько прикинь. Ведь жизнь командирская — сложная штука. Она всегда на виду у всех. Доверие большое, но и спрос не мал…

Через четыре месяца красноармеец Равшанов был зачислен курсантом Харьковского военного училища. Это было в январе 1941 года.

Не долго длилась мирная жизнь молодого курсанта. Училище эвакуировалось в Наманган, и командованию посыпались рапорты курсантов с просьбой отправить их на фронт. Равшанов писал: «Товарищ командир, отправьте меня на фронт, не могу ехать в Узбекистан. Сижу в вагоне и не выхожу из него. Все едут на фронт, мои земляки кричат мне из окон вагонов: «Эй, ты куда? Домой? Ранен?» — Что сказать им? Там кровь наших людей льется. Враг наступает, а мы, здоровые, молодые, уезжаем. Кто же Родину защищать будет?»

Но приказ был неумолим: фронту нужны командиры. Только политрук роты однажды утешил: «Не горюй, скоро и мы будем воевать».

Сводки Совинформбюро просто убивали: враг продолжал продвигаться к жизненным центрам страны. Сбылись слова политрука. Многие курсанты, в том числе и Бахрам Равшанов, были зачислены в строевые части.

…Вот они тяжелые, но долгожданные солдатские будни! Частые тревоги, рытье траншей, маскировка, марш-броски, ночные поиски, стрельбы днем и ночью. Иногда проскальзывала мысль: «Зачем все это? Давайте быстрее на фронт, там доучимся!»

Знал по газетам о зверстве гитлеровцев на советской земле. Прочитанное, услышанное по радио, из уст командиров, политработников острой болью пронизывало сердце, звало в бой.

Командиры говорили: «Тяжело в ученье, легко в бою». Не представлял Бахрам, как это легко будет в бою.

Познания пришли позже, когда полк прибыл на Волховский фронт. Здесь он испытал горечь отступления, видел слезы женщин и детей, скорбно глядевших вслед отходившим войскам, видел смерть; по болотам, берегам озер и рек лежали трупы, видел, как редели ряды полка, видел, как почтальон уносил обратно с передовой целую сумку треугольных конвертов: адресат выбыл…

Под Синявином ранило Бахрама. Пришла пора, и своей кровью полил он землю-мать. Ненависть к захватчикам, извергам, злодеям переполнила душу и сердце красноармейца. Нет, не знают в Самарканде, что такое фашисты, только здесь их можно познать в полной мере! И еще он понял, что такое «тяжело в ученье, легко в бою». Опыт пришел к нему через кровь, через смерть товарищей, через тяжкий солдатский труд.

Окреп Бахрам, в плечах раздался, руки — железо, легче стал переносить холод, глаз метче стал. Главное, в эти опасные, трудные дни с ним рядом боевые товарищи, а на войне друг — это брат. Хлеб делят пополам, сон тоже пополам, письма читают вместе, в атаку ходят вместе, кровь проливают вместе, живут и погибают тоже вместе…

За «языком»
Вторую ночь не удается поиск — бесшумная разведка с целью захвата пленного — «языка».

Дивизионные разведчики наткнулись на минное поле, обнаружили себя. Фашисты утроили бдительность. Но командир дивизии приказал взять «языка» именно на этом участке фронта — около местечка Красный бор, под Ленинградом.

Разведчики, сгрудившись вокруг командира роты, вот уже больше часа по карте изучают местность у села. Особенно вглядываются они в подходы с юга к поселку, где перелесок, большой овраг, где за траншеями и колючей проволокой гитлеровцев обозначены огневые точки.

…Пятьсот метров заснеженного поля отделяют траншеи наших войск от врага. За «ничейной» полосой, на подступах к обороне гитлеровцев минное поле, дальше — лес. Что там в лесу? Какая система огня? Где артиллерийские и минометные батареи? Каково моральное состояние врага? Прибыли ли подкрепления?

Чтобы получить полные ответы на эти вопросы, нужны «языки». Но опять, какие они будут? Вопросы немалые, тут хорош был бы и один «язык» — штабной офицер чином повыше. Но где и как его взять?

Взвесив все «за» и «против» было решено — разведка боем. Бой начать внезапно, дерзко, с артиллерийской подготовкой, ошеломить противника, вынудить его раскрыть систему огня, уточнить резервы и «под шумок» прихватить «языка». Выполнить эту задачу поручили роте разведчиков Бахрама Равшанова.

Еще ранее было установлено, что с наступлением темноты гитлеровцы проводят смену нарядов, ужинают, не ожидая активных действий со стороны наших войск. Именно это время и было определено для внезапного нападения. Разведрота четыре дня тренировалась во взаимодействии с частями обеспечения. Наконец, командир роты отобрал сорок человек для ночной атаки. Сильных из сильных, смелых из смелых, расчетливых из расчетливых разведчиков…

Операция готовилась в глубокой тайне. Старшина роты, доложив о боевой готовности бойцов, хотел еще что-то сказать, потом замялся. Командир разведроты подбодрил его: «Говори, говори».

— Пошлите меня с группой захвата, — просяще проговорил старшина Стрельников. — Она действует в центре, выполняет глазную задачу — врывается в расположение противника и в рукопашной захватывает «языков». Вот эту задачу поручите мне. Сам подберу ребят, заместителем возьму Равшанова. Парень смекалистый, смелый, решительный… Еще возьму ребят-комсомольцев с хорошей хваткой разведчиков — «языки» будут на подбор!

Командир роты задумался: возглавить группу захвата он уже поручил командиру взвода — младшему лейтенанту, только прибывшему из училища. Помолчал, помолчал и неожиданно произнес: — Быть по-твоему, старшина, уговорил! Собирай группу!

Довольный, старшина пулей вылетел из землянки командира.

— Борис! — крикнул он, увидя в ходе сообщения Равшанова (Бахрама фронтовые товарищи звали Борисом). — Борис! Поздравляю!

— С чем?

— С хорошей работенкой!

— А с кем иду?

— Со мной.

— Согласен!

— Тогда поговори со своими земляками!

В разведроте было еще три бойца из Коканда. Выпадет минутка свободная, сядут земляки по-восточному, дом далекий вспоминают, обсуждают последнюю вылазку…

— А я уже говорил с ними, — ухмыльнулся Бахрам.

— Говорил?

— Говорил!

— Все в порядке? Задачу разъяснил?

— А как же! Заверили, действовать будем так, чтобы боевая слава наша дошла до Ферганы, чтобы там сказала: «Молодцы джигиты наши!»

Последний отдых перед боем… Стемнело. Сорок разведчиков в белых халатах, соблюдая осторожность, мелкими группами миновали по проходам свое минное поле, перешли небольшую балку с низким кустарником, заняли намеченный рубеж для атаки. Теперь оставалось одно: ждать сигнала.

Затаившуюся тишину взорвал артиллерийский залп: начался мощный артналет. Огненные смерчи взрывов выросли у вражеских траншей. Со всех сторон заговорили пулеметы. Ракеты рассекали небо, вырывая из темноты ночи кустарник, лес, поле, покрытое снегом, овраг… Враг основной огонь сосредоточил по правому флангу: этот участок закрыла дымовая завеса, и фашисты, видно, решили, что главная опасность грозит оттуда.

Подан сигнал к атаке, бойцы рванулись вперед. Артиллерия сопровождает разведчиков, огненный вал идет впереди их. Такое содружество пехоты и артиллерии сложилось еще в период Сталинградской битвы.

Именно там солдаты подружились, «сблизились» с артогнем.

Вот и сейчас артиллерия бьет по траншеям, и следом разведчики врываются туда. Артиллеристы переносят огонь, их корректировщики здесь, в первой группе атакующих.

Вражеские солдаты, укрывшиеся от разрывов снарядов, не успели вылезти из укрытия: группа захвата старшины Стрельникова забросала траншею гранатами.

Недалеко от Равшанова застучал пулемет противника. Борис прикинул — граната достанет. Метнул. Взрыв был глухой, значит попал в окоп, да и стрельба прекратилась. Оглушенный взрывом, гитлеровец стоял на четвереньках, пытаясь подняться со дна окопа. Равшанов, как тигр, прыгнул к нему, удар прикладом — и враг лежит. Еще доля минуты — и тяжело дышащий гитлеровец уже был «в пути»: его тащили солдаты прикрытия.

«…А где же старшина? В рукопашной да еще ночью, найти друга — дело трудное. Старшина с бойцами пробивался к блиндажу… Даешь туда!»

Как ночное приведение появился Бахрам у входа в блиндаж. Оттуда выскочил немец, держа две гранаты в руках. Равшанов прыгнул ему на спину. Завязалась борьба. Гитлеровец что-то кричал, звал на помощь. Но «на помощь» пришел старшина Стрельников. Его удар прикладом по голове «уговорил» немца.

Ударом ноги Равшанов распахнул дверь блиндажа и дал на русском языке команду: — Гады, вылезайте! — А потом для прочности добавил: — Драй гот мутер! Хенде хох!

С поднятыми руками из блиндажа вылезли два немца. Старшина приказал Равшанову с двумя бойцами доставить пленных на свои позиции. Медлить было нельзя. Бахрам знал, что пока они не доставят немцев в штаб, не будет команды на отход…

Шальной осколок задел ногу, стало труднее ползти… Да еще эти живые тяжелые «мешки». Последним усилием воли Бахрам открыл глаза и увидел, как впились в небо три желтые ракеты. Отход!

Когда старшина Стрельников, перевалившись через бруствер, упал в свою траншею, первым его вопросом был: — Борис жив?

— Равшанов?

— Да, да!

— Жив, только одну латку придется ему поставить.

— Нога цела?

— Цела! Дойдет на ней солдат до Берлина!

На другой день всем участникам ночного боя были вручены правительственные награды.

Весна на Одере
Разведывательный дозор скрытно подошел к Одеру. По реке спокойно плыли гитлеровцы на баржах. Пять мин, выпущенных по «плывущим целям», похоронили их в холодных водах. Река — широкая, метров двести, а то и больше, на первый взгляд. По реке плыли льдины, трупы, ящики… Противоположный берег был крутой. Оттуда гитлеровцы открыли сильный огонь.

А нужно на тот берег. Нужен язык. Значит, надо форсировать Одер.

Быстро «сбита» поисковая группа, командиром назначен сержант Равшанов. Запаслись патронами, гранатами, надели маскировочные халаты, раздобыли две лодки, условились о порядке действий и — в путь!

На том берегу бушевала огненная вьюга: это артиллеристы прикрывали группу. А сам Равшанов с боевыми друзьями уже плыли в лодках. Осветительные ракеты помогли фашистам обнаружить смельчаков. Вторая лодка стала тонуть на середине реки. Положение еще более осложнилось. Причалили к берегу. Тьма-тьмущая, сигналов — никаких. Из потопленной лодки никто не выплыл. А надо действовать: скоро рассвет. Равшанов принял дерзкое решение — атаковать огневые позиции гитлеровцев. Взобравшись по крутому берегу наверх, Бахрам с двумя друзьями поползли к фашистскому доту. Вот он уже совсем рядом. Три гранаты взорвались почти одновременно…

Гитлеровцы лежали кто как, пулемет цел. Равшанов дал сигнал на левый берег: «Захвачен плацдарм».

В это время рядовой Есянов доложил:

— Один жив.

— Хорошо, к берегу его и — в лодку.

Сам повторил сигнал: «Есть пленный».

Пулемет повернут в сторону врага. Пятерка смельчаков продолжала удерживать захваченный плацдарм, пока переправлялись роты первого батальона 340 стрелкового полка.

Орден Славы первой степени украсил грудь сержанта Бахрама Равшанова.

Здесь описана только малая частичка боевых подвигов комсомольца — полного кавалера ордена Славы Бахрама Равшанова.

Отгремели огненные годы войны, прибыл сержант домой, к родному очагу, победителем. Жители кишлака, родные, близкие низко кланялись Бахраму за то, «что Родину не дал шайтанам напоруганье, за то, что жизнь сохранил детям…»

У самого Бахрама Равшанова их трое.

Сын — крановщик, две дочери учатся и работают. И сам отец тоже работает. Солдат всегда остается в строю…

ВРАГ НЕ ПРОШЕЛ!

Александр Михайлович Заика родился в селе Костриково Кустанайской области в 1924 году. А в Советскую Армию был призван в июле 1942 года Муйнакским районным военным комиссариатом Каракалпакской АССР.

Воевал в составе войск Волховского, Первого Белорусского фронтов. За боевые подвиги в борьбе с гитлеровскими захватчиками награжден тремя орденами Славы, медалью «За отвагу», другими медалями, значком «Отличник Красной Армии».

В 1944 году комсомол передал его в ряды ленинской партии. После демобилизации из Армии (в июне 1946 года) работал в городе Фергане, в «Узторгмонтаже».

Герои не умирают
В Фергане на городском кладбище есть могила. Внешне она ничем не примечательна: нет на ней большого обелиска гранитных плит, нет росписей с позолотой, нет стихотворных изречений. И, тем не менее, эта могила — объект настоящего паломничества. Часто, очень часто сюда приходят люди и с шапкой в руке или с платком, откинутым на плечи, скорбным молчанием отдают почести умершему.

Пионеры приносят сюда букеты живых цветов. Кладбищенскому сторожу никто наказа не давал и просьб не высказывал, а могилу эту он содержит в самом наиобразцовейшем порядке. Он и пригласил меня посмотреть место захоронения полного кавалера «Георгия».

— Какого «Георгия»? — спросил я.

— Здесь лежит солдат-герой, по-старому — полный кавалер «Георгия», а по-сегодняшнему — полный кавалер Славы. Заика Александр Михайлович здесь лежит…

Приглушенным старческим голосом вел он рассказ:

— …В первую мировую воевал. Знаете, что такое «Георгий»! Самый что ни на есть бесстрашный, удалой солдат. В атаке — он впереди, на помощь солдату всегда придет. Захочешь — на бруствере окопа перед глазами противника «барыню» станцует. Вот кто такой «Георгий»! Это в то время. А сейчас, в эту войну, оно, конечно, труднее стать Кавалером. А вот Саша стал! Видно, был солдат — отчаянная голова! И после смерти человек уважения не потерял. Знать, правда, что герои не умирают…

Удар с тыла
Первое боевое крещение Саша Заика получил в 28 кавалерийском полку. Этот полк в жизни солдата занимает особую страницу. В его составе он громил гитлеровцев под Калинином, Смоленском, освобождал Белоруссию, Польшу. За героизм в бою на линии Витебск — Полоцк получил первую боевую награду — медаль «За отвагу». И в этом же полку Александр Михайлович Заика стал полным кавалером ордена Славы.

…Дороги заминированы, каждый их метр простреливается. А машинам, танкам под Волховом не свернуть с дороги. Болота. Только конникам да лыжникам не страшна чуть тронутая морозом, присыпанная снегом трясина.

Вот и сегодня, в морозную ветреную ночь, когда темнота камнем упала на землю, полк выступил на выполнение боевой задачи: выйти в тыл гитлеровцам, рейдом по тылам уничтожить резервы, нарушить управление, оказать помощь партизанам, посеять панику в тыловых частях фрицев, тем самым обеспечить успешное наступление наших частей на Тихвин.

Задача не из легких! А легких задач бойцам и не нужно! Стремление у всех одно — бить гитлеровцев, защитить Ленинград, уничтожить оккупантов!

Комсомолец Заика возглавлял пулеметный расчет «максима». Зимой в тылу врага лыжи, «максим», автомат, граната, нож — верные помощники бойца. Им и предоставлялось всегда «первое слово» при выполнении боевого задания.

Ночь выдалась прескверная — мороз, пурга, рыхлый снег, в котором тонут кони. Но идти надо!

Все и все «встали» на лыжи: бойцы, пушки, минометы, пулеметы… По бездорожью, по снежной целине, обходя укрепленные пункты противника, этой же вьюжной ночью полк вышел в тыл врага. Тактика действия — скрытность, быстрота, внезапность. Мелкие отряды автоматчиков врывались ночью в занятые немцами деревни, уничтожали захватчиков, а перед рассветом уходили в леса, чтобы избежать ударов авиации и артиллерии противника. Но бывало, что рейдовики «оседлывали» дорогу и удерживали ее сутки, двое, не давая гитлеровцам маневрировать резервами.

В начале декабря дивизиону, в котором воевал пулеметчик Заика, была поставлена задача занять населенный пункт и удерживать его во что бы то ни стало.

Дивизион был рассредоточен в лесу. Командир принял решение поначалу обстоятельно разведать линию обороны противника. Деревня расположилась у шоссе, на крутом берегу небольшой речушки, вода в которой и в двадцатиградусный мороз не замерзла: видно, где-то бил ключ. В разведку пошли две группы. Одну из них возглавлял помощник командира взвода Заика, вторую — командир отделения Рощупкин.

Темной ночью на лыжах, в белых маскировочных халатах бойцы скрытно подошли к деревне, заняли позиции для наблюдения. Но, видно, не совсем скрытно: гитлеровцы неожиданно атаковали разведчиков с левого фланга. Заговорила вся оборона деревни. Сначала Заика решил, что это даже хорошо, «засечем все огневые точки врага, определим его силы». Но уже в первые минуты боя положение стало просто угрожающим. Фашисты численностью более роты, при поддержке трех пушек, перешли в атаку на горстку смельчаков. А их и двух десятков не насчитывалось…

Отходить нельзя. Если отряд покинет занимаемые позиции, будет уничтожен в открытом бою; дальше вести бой тоже нельзя: отряд, не выполнив задачи, станет легкой добычей врага.

Заика в этом бою проявил находчивость, решительность, героизм. Подозвав к себе Рощупкина, приказал ему:

— Командование передаю тебе. Сам с красноармейцем Ивановым проберусь в деревню, ударим фашистам в тыл. Вы в это время отходите в направлении леса, параллельно шоссе…

Сливаясь со снегом, с «максимом» — тоже «лыжником» — в маскхалате, змеями поползли к селу…

Вот и первые дома. Один из них — довольно высокий. Подползли к нему. Кругом тишина. Бойцы быстро забрались с пулеметом на чердак дома и открыли прицельный огонь по фашистам. Не ожидавшие кинжального пулеметного огня с тыла, неся большие потери, в панике гитлеровцы стали пятиться к деревне, под прикрытие домов.

Заика и его боевой друг Иванов «переменили квартиру» и со второго этажа кирпичного здания снова ударили по фашистам. Гитлеровцы в полной панике: окружены!

Заика врывается в здание с большими окнами, где мелькает свет. В первой комнате пусто. Рывок, удар. Дверь распахнулась. Комната «по завязку» забита фашистами. В первые секунды они не поняли, кто ворвался к ним, видимо, рассчитывали, что кто-то свой. А разобравшись, закричали, заметались по комнате, в ужасе поднимая руки вверх и вопя: «Рус! Рус!» Наслаждаться такой картиной времени не было. В ход пошли гранаты.

Дав две-три очереди вдоль улицы «на память», двое отважных бросились к огородам.

Ранним утром на опушке леса под мощное «ура» друзья качали Заику. За героизм, за мужество, за военную смекалку, за боевое товарищество!

Бой на перекрестке
На исходе январь 1945 года. Бои идут на земле польской. И по-прежнему дружит с трудным солдатским счастьем сержант Заика.

Вновь назначенный командир полка знакомился о позициями части, с бойцами. Зайдя по пути в землянку третьего эскадрона, поздоровавшись, присел, закурил, повел солдатский разговор.

Бойцы рады побалагурить. Ведь не часто на войне выпадает свободная минута. Душевный разговор, смех, шутка сблизили солдат с командиром полка, те и стали смелее.

— Товарищ подполковник, разрешите задать вопрос?

— Давай, давай, — ответил командир.

— Говорят, что собака Гитлеру нос откусила. Правда это или нет?

Подполковник улыбнулся.

— А мы скоро встретимся с ним, увидим — откусила или нет. Если нет — сами откусим. И не только нос…

Землянка вздрогнула от дружного солдатского смеха.

— Товарищи, а кто среди вас сержант Заика?

— Я, — ответил белокурый, симпатичный боец.

Командир притянул его за ремень поближе.

— Мне вы представлялись ростом выше.

Саша смутился:

— После войны еще подрасту, товарищ командир.

— Расти, расти, — похлопал командир полка по плечу сержанта. — А сейчас твой маленький рост лучше службу сослужит. Есть одно интересное солдатское дело. Пошли, потолкуем, как следует. Дело-то очень серьезное!

…Ночь. Небу тесно от низких, темных, набитых снегом туч. Вот-вот они не выдержат собственной тяжести и упадут на землю.

Группе разведчиков, которую ведет сержант Заика, такая ночь по душе, как раз, что надо. Белые халаты сливаются со снегом, линия фронта за спиной. Вокруг — лес. Бойцы решили передохнуть, обдумать план дальнейших действий.

На вторые сутки Заика с боевыми друзьями был у «своей» высоты. Высотка тоже что надо! Вид с нее прекрасный. Метрах в трехстах — развилка дорог, чуть дальше — деревня с костелом. Точно в назначенное время артиллерийская канонада с нашей стороны «сообщила»: наступление началось. Бойцы окопались, хорошо замаскировались, установили радиосвязь. И теперь проявляли «большое любопытство», наблюдая за фашистами в их тылу. Проносились грузовики с пехотой; на малой скорости грохотали танки, словно не желая идти на передовую; пролетали самолеты со зловещей свастикой на крыльях. А в противоположном направлении одна за одной тянулись санитарные машины, набитые ранеными. Это тоже о многом говорило.

Вот и полдень. Так быстро пролетело время! Наступила долгожданная минута. Пулеметы, как военные барабанщики, ударили одновременно, в такт зафыркали автоматы. Загорелась одна, вторая, третья, десятая машина… На дороге — паника!

Сержант Заика с двумя бойцами бросился к горящей крытой машине: «Ведь это штабная!» И точно, в кузове среди горящих ящиков с бумагами лежал убитый офицер. Захватив его полевую сумку, ящик с бумагами, советские солдаты продолжали бой.

Немцы бросили на высоту, занятую сержантом Заикой с десятью его товарищами, до роты автоматчиков. А смельчаки всюду успевали: бой вели и с теми, кто наступал на высоту, и с теми, кто отступал по дороге.

Ночью через перекресток дороги, где «хозяйничал» сержант Заика, на большой скорости по трупам фашистов и разбитой технике врага прошли советские танки. Сержант Заика дал серию зеленых ракет: путь свободен!

Командир полка поздравил сержанта с орденом Славы второй степени.

…В апреле 1945 года при прорыве сильно укрепленной эшелонированной линии обороны гитлеровцев, под сильным артиллерийским огнем врага, Заика, преследуя отступающего противника, уничтожил минометным огнем до сорока гитлеровцев, подавил две огневые точки и со своим расчетом взял в плен более пятисот фашистов.

Командование наградило весь минометный расчет, а Заике вручило золотой орден Славы. Отважный сержант стал полным кавалером ордена Славы.

По этому случаю минометчики и разведчики устроили скромный ужин, куда пригласили «деда Якова» — командира взвода полковой разведки, старшину Рощупкина.

Рассказ об Александре Михайловиче Заике хочется закончить словами поэта Сергея Острового:

Холмы у памяти покаты,
Но пусть сгоревшие в огне,
Солдаты, мертвые солдаты,
Живут с живыми наравне…
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Весною, на рассвете раннем,
Садам рождаться зоревым…
Ты жив, а мы уже не встанем, —
Так расскажи о нас живым!

ПАМЯТЬ ПРОЧНЕЕ ГРАНИТА

Алкар Джангелович Унгаров — уроженец Нижнечирчикского района Ташкентской области. До армии работал в колхозе имени Жданова, в торговой системе района. На фронте комсомолец Унгаров с 1942 года. Воевал на Западном, Первом и Третьем Белорусских фронтах. В последние военные дни командовал взводом разведки.

За личные боевые подвиги награжден тремя орденами Славы, орденом «Красная звезда», медалью «За отвагу» и другими медалями. В 1944 году вступил в ряды КПСС. А. Д. Унгаров — участник штурма Берлина.

Война ворвалась в наш дом
Семья Унгаровых очень рано лишилась кормильца. Отец умер, и осталась мать с четырьмя сыновьями. Старшему тогда было девять лет, а младший Алкар еще ни одного шага не сделал по земле самостоятельно.

Трудно было бы матери воспитывать, кормить такую семью. А Советское государство не оставило ее в беде: трое старших сыновей были определены в интернат. Дома остался один Алкар.

Шло время. Росли, учились дети, теперь уже они сами стали помогать матери. Семья была дружной, все работали, каждый делал, что мог. Старшие братья заботились о своем младшем. Алкар рос способным мальчиком. Хорошо учился, любил товарищей, учителей. Да и сам он был общим любимцем школы.

Поэтому совсем не приходится удивляться, что Алкар Унгаров возглавил комсомольскую организацию школы.

Это было чудесное время! Молодежь бредила героическими подвигами Чкалова, папанинцев, Стаханова и сама готовилась стать такой же, как они. И стала бы, конечно, стала… Только над миром сгущались черные, зловещие тучи. Гигантский коричневый паук полз по Европе. Воздух уже был отравлен смрадным дымом войны. Молодежь готовилась к грядущим боям.

Уже тогда Алкар стал отличным стрелком. И вот страшное слово «война» прокатилось над страной. Мир, учеба, мечты — все стало вчерашним днем. А сегодня — пешком и на конях, провожаемые односельчанами, шли мужчины в районный центр, чтобы пополнить ряды славных защитников Родины.

Четверо братьев Унгаровых — Копятар, Аскар, Кучкар и Алкар 30 июня 1941 года вытянулись перед военным комиссаром с просьбой направить их на фронт. И просьбу их удовлетворили, зачислили в маршевые команды, только в разные части. Когда был объявлен приказ о назначении, братья обнялись, поделили продукты, что были в мешке, долго смотрели друг другу в глаза и разошлись по своим солдатским дорогам.

…Вернулись домой только два брата — Аскар и Копятар. Алкар и Кучкар пали в боях за Родину, смертью своей утверждая жизнь на земле.

Крещение огнем
В декабре 1942 года стрелковый полк, в котором проходил подготовку Алкар, был направлен на фронт, под Москву.

Из теплушек выгрузились поздно вечером. Мороз был крепкий, снег хрустел под ногами, дыхание спирало. Бойцы, ежась от холода, шли маршем в район сосредоточения.

А утром все началось. Полк получил боевую задачу. Гитлеровцы подтянули свежие силы, стараясь на этом участке фронта прорвать оборону, и кое-где им удалось вклиниться в наши порядки. Нужно было немедленно выбить их оттуда. Эта задача и стояла перед бойцами.

…С винтовкой наперевес Алкар бежал по заснеженному полю. Вокруг было тихо, только где-то вдали слышались выстрелы, да рядом — дыхание бежавших друзей. Все это было похоже на тренировочные занятия там, в Сибири.

«Это, наверное, учебная атака», — мелькнула мысль. Но вдруг бежавший рядом боец споткнулся, выронил винтовку и упал на снег, неестественно согнувшись.

Что-то ударило Алкара по ноге, но он не обратил на это внимания. Остановился около упавшего, чтобы помочь ему. Оглянулся. Солдаты бегут вперед, бегут и падают в снег.

— Ложись! — услышал он крик и упал рядом с убитым. Вот только теперь он понял, что это не учебная атака. Это уже война!

— Вперед! — послышалась команда. Пули свистели над головой, и Алкар продолжал лежать: он не мог заставить себя подняться. Что-то неведомое, сильнее его самого, прижало его к земле. Алкар повернул голову, увидел двух бойцов. На их лицах был страх. И мгновенно в нем вспыхнул протест. Нет, он не трусит!! Что угодно, пусть смерть, только не трусость! Вскочил на ноги, подхватил винтовку и побежал вперед. За ним поднимались и бежали другие. Впереди взметнулся черный фонтан.

— Ложись!

Взрывы следовали один за другим, летели осколки. Алкару казалось, что он оглох, онемел, ослеп, что только он один остался в живых на этом белом бескрайнем поле.

— Вперед!

Бойцы вставали и бежали вперед. Обрадовался Алкар: живы друзья. Он бежал, падал, стрелял, снова бежал… Бежал — вперед! Стемнело, видны вспышки выстрелов.

Молчаливые собрались молодые бойцы у опушки, куда подвезли походную кухню. Костров не зажигали. Взяв котелок, Алкар пошел за кашей. Отойдя к дереву, достал из кармана ложку и увидел, что она пробита. Только тут почувствовал боль в ноге…

Когда стало совсем темно, из леса стали выходить солдаты другого полка. Подтянутые, немногословные, они хорошо ориентировались в темноте. На лыжах, неслышными тенями, скользили по полю и растворялись в серой мути ночи, теряясь среди темных воронок, усеявших поле.

— Гвардейцы пошли в атаку, — сказал старшина.

Где-то гудели машины. Вспыхнули ракеты, далеко послышались выстрелы и крики «Ура! Ура!» Рявкнули орудия, с воем полетели мины.

Во второй половине ночи, ближе к рассвету, полк снова пошел в наступление. Теперь было легче. Гвардейцы прорвали боевые порядки гитлеровцев и ударили им с тыла. К утру задача была выполнена.

Командир роты остановился перед Алкаром и спросил:

— Это ты вчера первым бросился вперед?

— Он, он, Алкар, первый вперед побежал, — раздались голоса.

— Молодец, Унгаров! Так и надо действовать! Назначаю тебя командиром отделения!

И еще не раз командиры отмечали храброго и решительного бойца. Алкара направили на курсы войсковых разведчиков. С фронта в далекий Узбекистан пришло первое победное письмо младшего сержанта Унгарова. А прошло только три месяца. «Дорогая мама, — писал он, — я теперь хожу на лыжах».

Соседи читали письмо и долго разъясняли матери, что такое лыжи. Мать была горда Алкаром, но тревога за его жизнь не покидала ее ни на минуту.

…Когда Началась Белорусская наступательная операция, помощник командира взвода Унгаров всегда выполнил особо трудные и наиболее важные боевые задания.

«Черти»
Из политотдела дивизии пришел агитатор, майор средних лет с орденом на груди. Обращаясь к командиру группы лыжников, спросил: «Как мне повидать ваших «белых чертей»? Вначале старший лейтенант Петров не понял, в чем дело, и переспросил: «Кого?»

— Лыжную разведку.

— Теперь понятно, идите за мной, проведу.

В землянке накурено, тепло, запах табачного дыма перемешался с запахом мокрых портянок и солдатского пота. Бойцы отдыхали, заодно сушили портянки, валенки, перевязывали друг другу «царапины».

— Где сержант Унгаров?

— Я Унгаров! — вышел в центр землянки среднего роста чернявый сержант.

При мерцающем свете «катюши» (так называли самодельную лампу из артиллерийской гильзы) он казался совсем молоденьким пареньком.

— Значит, вы Унгаров? — проговорил майор, подавая руку.

— Так точно!

— Я из политотдела дивизии, пришел побеседовать с вами, с вашими бойцами, как воюете, да и «подарок» от фашистов принес.

Все, кто был в землянке, встали. Это что еще за «подарок»? Подняли «катюшу» повыше, чтоб светлее было. Вначале майор прочел материал из дивизионной газеты. Она писала:

«Лыжники под командой командира пулеметного отделения Унгарова ночью совершили стремительный обход узла вражеской обороны, проникли в тыл гитлеровцев, провели разведку, взяли трех «языков» — гитлеровского офицера и двух солдат, забросали их НП гранатами и ушли. Через два часа они же появились в деревне, где отдыхали офицеры, фашисты получили пополнение и обмывали — веселились. Унгаров забросал их гранатами, те, кто выскочил, были срезаны автоматными очередями».

Статья заканчивалась словами:

«Берите пример со снежной комсомольской кавалерии Унгарова — они герои боев!»

— А теперь прочту, что пишут фашисты о вас. Дивизионной разведкой захвачена полевая почта врага, часть писем и дневников мы прихватили. Вот что пишет один из фрицев своим родным в Росток:

«Мы заняли станцию Синявино, а сегодня русские «белые черти» ночью вышвырнули нас оттуда. Это самое страшное. Они ночью появляются на наших позициях, режут, бьют и исчезают, унося кого-либо из наших. Я не верил-этим разговорам, считал их делом трусливых, а таких у нас здесь хватает. Но вот вчера «белые черти» появились у деревни, в которой мы гуляли, и ночью перебили нас. Я чудом остался жив, а моего приятеля Курта утащили. После этого обер-капитан поставил меня на пост, мне было не по себе. Я повторял заклинание, чтоб со мной не случилось того, что с Куртом. И вдруг между деревьями появились «белые черти». Они передвигались по снегу, будто тени. Я закричал, дал очередь и побежал к своим. Утром мы не досчитались троих солдат. Если «белые черти» будут появляться и дальше, то мне долго не прожить».

Закончив читать письмо, майор внимательно оглядел красноармейцев.

— Что скажете?

— Так это не про нас, — махнул рукой один боец. — В полку много таких, как мы. И в корпусе нашем полно разведчиков и пулеметчиков.

— Возможно и о нас… — начал другой.

Не дав ему договорить, Унгаров обратился к майору:

— Мы — «белые черти» — от Черного до Белого моря бьем и будем уничтожать оккупантов, пока их поганые ноги ходят по нашей земле.

— Э, так не пойдет, — хлопнул его по плечу старшина роты, — мы их, товарищ майор, до Берлина… будем ставить.

— До Берлина! И там порядочек наведем! До Гитлера доберемся, — раздались веселые, уверенные голоса.

При форсировании Днепра Унгаров был тяжело ранен и впервые за все время войны попал в госпиталь. Лечение продвигалось медленно, здоровье поправлялось с трудом. В госпитале оказалось много солдат из родного полка. Кто-то из них и подал идею написать письмо в колхоз имени Жданова, на родину Унгарова. Это письмо и сейчас хранится в историческом фонде Аккурганского района. Письмо необычное. Написано в госпитале. Под письмом стоят подписи двадцати солдат. По содержанию это скорее не письмо, а отчет солдат перед народом, отчет о том, как они воюют.

«Дорогие братья и сестры, отцы и матери, жены и дети! Мы решили поделиться с вами своими делами, как бьем фашистскую нечисть, освобождая свою Советскую землю.

…Мы дни и ночи в боях, прямо смерти смотрим в глаза, без усталости бьем врага нашего народа. Командиры наши — храбрые и честные воины — с нами везде в бою, под огнем неприятеля. За ними идем в штыковую атаку, громим доты и дзоты. Каждый из нас, солдат, помнит ваш наказ — разбить фашистскую гадину, защитить честь и свободу нашего народа. Мы клянемся вам бить гитлеровцев до полного разгрома.

Как мы воюем — говорят наши правительственные награды. Вот, к примеру, гвардии старшина Унгаров А. награжден двумя орденами Славы и медалью «За отвагу»; сержант Тотумбаев — медалью «За отвагу»; сержант Щенко — орденом Отечественной войны первой степени и медалью «За отвагу». И многих других наших бойцов тоже украшают награды.

Все это мы заслужили в упорных боях. У каждого из нас горит ненависть к врагу.

…Теперь обращаемся к вам, чтоб вы, дорогие, работали, не покладая рук, приближая день нашей победы…

Просим письмо наше зачитать колхозникам колхоза им. Жданова».

Стоят двадцать подписей, большинство неразборчивы. Ясен адрес:

«Полевая почта 16191 «А» — командиру части.

Сержант Тоджибаев из Ахангаранского района

Гвардии старшина Рефиков

Гв. старшина Унгаров А.

Голиков

Севастьянов

А. Воробьев…»

и далее неразборчиво.

Когда в колхозе получили письмо фронтовиков, в клубе собрались земляки Унгарова. Председатель колхоза читал письмо, стояли, слушали и плакали колхозники. Плакали они от радости, что Красная Армия громит фашистов, что их земляк Алкар Унгаров не утерял чести советского солдата, что их джигит награжден орденами.

Когда Казине Унгаровой — матери, четыре сына которой защищали Родину, было представлено слово, она сказала: «Я желаю победу нашему народу. Хочу, чтоб все матери встретили своих сыновей. Рахмат моему Алкару и его товарищам».

Колхозники приняли решение еще лучше трудиться для полной победы над врагом, собрали подарки воинам и послали теплое письмо солдатам, сражающимся с гитлеровской чумой.

Один боевой эпизод
В наградном листе на помощника командира взвода 67 стрелкового Брестского Краснознаменного полка 20 стрелковой Барановической Краснознаменной ордена Суворова дивизии старшину Унгарова Алкара Джангеловича говорится:

«27.6.45 г. в бою, в районе населенного пункта Ауресфальде, в Пруссии, товарищ Унгаров А., заменив погибшего командира взвода, смело повел взвод в наступление. В это время из подвала крайнего дома застрочил пулемет противника, заставив залечь наших бойцов. Унгаров А. ползком двинулся к вражескому пулемету, но в этот момент фашист метнул в него гранату, и товарищ Унгаров был контужен, потерял сознание. Прошло несколько минут. Придя в себя, Унгаров смело продолжал ползти к вражескому пулемету. Подполз на расстояние 20 метров, бросил гранату в окно подвала, чем уничтожил пулемет и трех гитлеровцев. Поднял взвод в атаку, первым ворвался в населенный пункт, лично уничтожил из автомата четырех фашистов и тринадцать захватил в плен. В этом бою взвод товарища Унгарова А. уничтожил тридцать восемь солдат противника и захватил в плен сорок девять.

За смелость, бесстрашие в бою и геройство, проявленные при выполнении боевого приказа, товарищ Унгаров А. удостоен правительственной награды — ордена Славы первой степени.

Командир 67 стрелкового Брестского Краснознаменного полка гвардии майор Цыбулько.

15 апреля 1945 года».

Когда был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении гвардии старшины Унгарова А. орденом Славы первой степени, героя не было в живых.

Всего несколько дней не хватило ему до великой Победы. Двадцать шестого апреля 1945 года у станции Целендорф Алкар Унгаров пал смертью храбрых.

Он похоронен на том самом кладбище, где стоит известный всему миру монумент, высеченный из гранита: советский солдат с ребенком на руке, мечом рассекающий фашистскую свастику.

Такой же, красноватого оттенка камень, из какого вырублена исполинская фигура солдата, положен ему в надгробье. На отполированной поверхности могильной плиты столбцом выгравированы имена павших в боях за Берлин, и среди них — его имя.

Гранит прочен. Но благодарная память человеческая прочнее гранита!

ДОРОГА МУЖЕСТВА

Мумин Каримов родился в городе Янгиюле Ташкентской области в 1920 году.

До армии работал учетчиком в колхозе имени Ленина. Много лет возглавлял комсомольскую организацию сельхозартели.

В рядах Советской Армии с 1940 года. Участник героической обороны Сталинграда.

Награжден тремя орденами Славы и семью медалями. Дважды тяжело ранен.

В 1945 году демобилизовался и вернулся в родной колхоз. В настоящее время Мумин Каримов на заслуженной пенсии.

Далеко от Ташкента
В школе имени Пушкина Янгиюльского района проходит торжественный сбор пионерской дружины, посвященный 20-летию великой Победы советского народа над коричневой гитлеровской чумой. Пионервожатая подходит к рослому человеку с сединой в волосах, повязывает на шею красный галстук.

— Наш дорогой друг и старший товарищ, — говорит девушка. — Мы, пионеры, восхищены вашим мужеством и геройством, проявленными в боях за Родину, за нашу счастливую детвору. Вы — полный кавалер ордена Славы — зачисляетесь почетным пионером нашей организации. Если враг нападет на нашу Родину, мы, юные ленинцы, умножим боевые подвиги старших товарищей. Пионеры, за дело Ленина будьте готовы!

— Всегда готовы! — взволнованно выдохнул зал.

Ребята еще плотнее окружают Мумина Каримова, рассматривают, осторожно трогают пальчиками его ордена. Долго длилась беседа ветерана Великой Отечественной войны с детьми. Ему было что рассказать о себе.

…Часть, в которой воевал Мумин Каримов, вела упорные бои под Москвой. Немцы рвались к столице нашей Родины, но Мумин и его боевые товарищи поклялись не отдать Москву ненавистному врагу.

Были дни, когда по четыре раза бойцы ходили в рукопашную, были ночи, когда даже на минуту не удавалось закрыть глаза. И так тоже было, когда ложка валилась из рук. Но никто из бойцов не дрогнул. Оставить передовую они могли только на руках товарищей. Именно так и получилось с Каримовым: два штыковых ранения в руки, одно, пулевое, — в плечо. В добавление ко всему отморожены пальцы левой ноги.

Богатырское здоровье и помощь врачей сделали свое дело. Мумин вновь вернулся в строй, снова стал беспощадно бить немецко-фашистских захватчиков.

Незабываемая Сталинградская эпопея. 62-я армия, ставшая впоследствии легендарной. И в одной из ее частей — боец из Янгиюля Мумин Каримов, «Миша из Ташкента», как звали его товарищи.

…Прячась за подбитыми танками, грудами кирпича, до предела втиснув тело в землю, ползут разведчики в сторону врага. В воронке от снаряда — фашистская огневая точка. Немцы еще не обнаружили смельчаков.

Поправив автомат, поудобнее взяв гранату, Каримов изготовился для прыжка. Но в это время к воронке подполз офицер. Мумин приподнялся на колено и бросил гранату. Раздался глухой взрыв. Спрыгнув в окоп, удивленный боец увидел двух прижавшихся к откосу гитлеровцев. Удар рукой, ногой. Оба немца лежат…

Выполнив задание, разведчики возвратились в свое подразделение.

А под Курском был такой случай. Воспользовавшись затишьем, Каримов и его товарищ Михаил Прутков получили разрешение отдохнуть. Чтобы не попасть под обстрел вражеской артиллерии, не умолкавшей даже ночью, решили «поспать» на нейтральной полосе.

Мумин Каримов задремал сразу, но через каждые пять-десять минут открывал глаза и прислушивался. Враг-то в нескольких десятках метров! Не прошло и часа, как Мумин услышал шорох, кто-то полз к нашим окопам. Прыжок — и голова вражеского разведчика прижата к земле. Прутков даже не сразу понял, в чем дело.

— Помогай! — крикнул ему Каримов.

Связав лазутчика, бойцы потащили его к командиру. Расспросив, как было дело, командир взвода сказал:

— Молодец, Миша! Но спать ложись лучше в своей траншее. А вдруг бы наоборот получилось?

Мумин только засмеялся в ответ: «Как же! Еще чего не хватало, чтобы его, Мумина Каримова, какой-то фриц тащил, как барана, по земле!»

Висла. Река-то какая большая! Вот бы ее в Янгиюль. Напоила бы она поля. Но, к сожалению, не о хлопке и фруктах думать надо, а о том, как быстрее форсировать эту самую реку. Мумина Каримова и других командиров взводов вызвал ротный.

Задача — ночью переправиться на тот берег, закрепиться и обеспечить переправу всему полку.

Все шло хорошо, точно «по расписанию». Сели в лодки, плыли в полной темноте и тишине. Вот и берег. Казалось, все удачно. И вдруг немцы открыли ураганный огонь. Рота рванулась вперед, расширяя «пятачок». Но далеко продвинуться не удалось. Кинжальный огонь прижал к земле. Залегли, окопались, приняли неравный смертельный бой. Ночь — беспрерывные атаки. День — беспрерывные атаки. До батальона пехоты, рота танков. А против них — тридцать один боец. Но это были советские бойцы!

Три танка устремились на позиции взвода Каримова. За ними — пехота. «Рус, сдавайся!» — горланят фрицы. Подпустив их метров на сто, бойцы по команде командира открыли огонь. Мумин лежал за противотанковым ружьем. Выжидает. Страшно лежать, когда на тебя лезет стальная громада. Кажется, ничто не остановит ее. Еще немного — и танк своей стальной тушей раздавит всех и все. Осталось метров пятьдесят. Выстрел, второй. Пламя весело побежало по броне. Каримов ударил по второму. Танк вспыхнул. Третье бронированное чудовище пустилось наутек.

«Осилил я их»! — сам себе сказал Мумин и, смахнув пот с лица, бережно опустил приклад ружья на бруствер окопа.

Эта атака отбита, но фашисты успели подтянуть бронетранспортеры и бросили пехоту на них вслед за танками.

Мумин открыл огонь по бронетранспортерам. Вот уже первая машина задымилась, раздался взрыв. Еще горит один бронетранспортер. Гитлеровцы, выскочив из машин, попали под огонь советских солдат.

К исходу суток прибыла замена. На груди Мумина Каримова засверкал лучами орден Славы первой степени.

Солдатское письмо
Сбылась заветная мечта Мумина Каримова: с боями дошел до Берлина отважный боец. Кругом белые флаги. Они вывешены над домами и воротами, висят у каждого окна, прикрепленные к подоконникам и ставням. На руках у гражданских — белые повязки. Это означает полную капитуляцию.

Но в центре Берлина укрепились отборные войска СС. Не сдаются, значит, надо уничтожить их!

За углом одного из домов фашисты устроили засаду. Держат под обстрелом всю улицу. «Быстрее в дом!» — решил Каримов. Пристрелив бросившегося ему навстречу гитлеровца, он добрался до второго этажа. Из окна увидел человек десять фашистов. Метнул гранату, затем послал несколько очередей из автомата.

Много лет спустя в одной из солдатских газет было опубликовано интересное письмо.

«Когда мы, новобранцы, только что прибыли в военный городок, нам сразу же сообщили: здесь служили наши земляки-узбеки в годы войны. Потом нас привели в комнату боевой славы части. В глаза бросилась фотография гвардии старшего сержанта Каримова. Под нею надпись: «Кавалер трех орденов Славы. Домашний адрес: Узбекская ССР…»

Спустя некоторое время в редакции солдатской газеты я обнаружил материал о действиях разведчиков на фронте. Там было записано:

«Разведчик Михаил Каримов, простой парень из Янгиюльского района Ташкентской области, несколько раз отличился в жестоких схватках с противником…»

Я обратился в архив Министерства Обороны. В ответном письме был приложен наградной лист Каримова.

«…17 апреля 1945 года т. Каримов, действуя в разведке с группой разведчиков, пробрался в село и, устроив налет на штаб батальона, взял пленного и ценные документы. Кроме того, в короткой схватке Каримов уничтожил 32 гитлеровца.

Спустя три дня гв. сержант Каримов первый ворвался в г. Барут (Германия) и в уличном бою уничтожил 18 гитлеровцев, дав точные сведения о противнике. Раненный в левую руку, Каримов не оставил поле боя, а шел в атаку первым. Только за четыре дня наступления т. Каримов уничтожил 87 гитлеровцев…»

Таких подвигов на его боевом счету было много. Михаил Каримов войну закончил кавалером трех орденов Славы.

Теперь нам стало известно, что он жив и его зовут не Михаилом, а Муминджаном. Трудится он на благо Родины на полях родного колхоза имени Ленина.

Мы, защитники страны социализма, идем по пути своих старших товарищей. Продолжаем их традиции в боевой учебе и нелегкой службе. Все воины-узбеки отлично несут боевую вахту, добросовестно служат народу, партии.

Через газету мы шлем тебе салом, однополчанин Муминджан Каримов. Знай, что тебя в части никто не забыл.

Миркамол Мирджалилов».
Письмо взволновало ветерана войны.

— За память спасибо. Но если враг осмелится снова напасть на нашу Родину, Мумин Каримов будет с вами, ребята.

БОЕВЫЕ БУДНИ

Халмат Джалалов родился в 1921 году в селе Ханабад Наманганской области. Окончил 10 классов и курсы по подготовке учителей для начальной школы. До войны работал старшим пионервожатым в школе им. Улугбека и являлся секретарем комсомольской организации.

В Советскую Армию Халмат Джалалов был призван в декабре 1941 года. Воевал на Сталинградском, Втором Украинском фронтах. Награжден тремя орденами Славы. Трижды ранен. Из армии демобилизовался в октябре 1945 года. В настоящее время руководит полеводческой бригадой в колхозе им. Энгельса Наманганской области.

На берегах Волги
Нет, конечно, не таким я представлял себе героя Великой Отечественной войны. Мне казалось, что Халмат Джалалов должен быть настоящим палваном — этакая сажень в плечах. А он оказался человеком среднего роста, с добродушной улыбкой, приветливым лицом и, вдобавок, застенчивым и малоразговорчивым.

В прошлом учитель, он вот уже пять лет руководит хлопководческой бригадой.

На поле к нему меня провожал молодой парень лет двадцати. «Механизатор», — с гордостью представился он. Гид оказался очень разговорчивым, отлично знающим бригаду и бригадира.

Он-то и поведал мне все «тайны» о своем бригадире, причем, поведал с неподдельной теплотой.

— Такого, как у нас бригадир, поискать надо. Все знает: поля, хлопок, человека. Дома его никогда не встретишь. Нужно увидеть — иди в поле. Воевал много… В боях за Родину отличился. Вся грудь в орденах… Да вон, смотрите, это он идет!

…Между рядами хлопчатника идет человек в полувоенной форме. Нагнется, поднимет полегший куст, прикинет на ладони вес коробочки и даже, кажется, что-то говорит при этом. Не иначе, с полем беседует! А может быть, вот этот разговор с полем на «ты» и позволяет бригаде Джалалова собирать по 35 центнеров «белого золота» с гектара? Даже тогда, когда пересев приходится делать! О подвигах, о славном ратном труде отважного солдата мне и раньше приходилось много слышать. И читать приходилось. Читать документы — скупые на лирические отступления, но очень богатые по фактам.

Так родилась мысль написать об отважном воине, славном бойце трудового фронта. Молодежь должна знать, с кого ей брать пример. Пример в жизни, в бою, в труде.

* * *
На Сталинградский фронт Халмат попал в январе 1943 года. 25 лет минуло с той поры. Но он как сейчас помнит и деревню Тарасовку, укрывшую солдат от вьюжной ночи, и себя, шагающим по волжским степям.

Красноармейцы пулеметной роты, поднятые по тревоге, быстро приходили в себя. Ветер гнал мороз в рукава, за ворот, пытался сорвать рукавицы с рук…

До сна ли тут! А разбойничий посвист ветра заглушал разрывы снарядов, стоны летящих мин, пулеметный перестук. До сна ли тут! До сна ли, когда город горит, хотя города нет и гореть там нечему. Но горит! До сна ли тут, когда вода в Волге и то горит!

Одно утешение у солдат, давно забывших, что такое настоящий сон: «Потом отоспимся!»

«Потом» — это значит, когда совсем будет сломан хребет фашистскому зверю. А пока… Пока полк держит оборону. Шестые сутки не утихает бой. Куда девался холод? Где теперь ветер? Жарко! Волосы ко лбу прилипают. Только сегодня уже три раза поднимались в рукопашную. А немцы опять идут напролом, кричат что-то на своем языке. Командир взвода лейтенант Пашков передал по траншее: «Идут в психическую». Халмат махнул рукой: пусть идут. Он видел это раньше в кинофильме «Чапаев». Подумаешь — психическая!

— В атаку! — слышна команда.

Первым выскочил командир взвода. Халмат уже за бруствером окопа, штык вперед. И сам он весь внимание: «Сейчас нельзя мешкать! Вот прямо на него прет здоровенный фриц. Помнишь, Халмат, как на учении: «Отбив!» — «Укол!» Бей захватчиков! Они пришли на твою родную землю! Правда, великая правда на твоей стороне! Так стой до конца за эту правду!

Есть еще один!

…А что было дальше, Халмат не помнит.

Раненого его подобрали санитары. Когда вернулось сознание, первого, кого он увидел, был командир взвода. Лейтенант осторожно пожал Халмату руку и сказал:

— Молодец, Джалалов! Дрался, как лев! Значит, доживем с тобой до победы!

«Ой, Днипро, Днипро…»
«Вот ты какой, воспетый в песнях Днипро!» Халмат снял каску, тщательно вытер ее, зачерпнул воды, поднес ко рту. Глоток один, второй… Хороша днепровская вода.

— Ребята, пейте! Куда лучше вода днепровская!

Каски склонились к Днепру. Вечер был теплый, золотом отливала пожухшая трава. Здесь, рядом, войны не было. Только вдали иногда раздавались одиночные артиллерийские выстрелы. Как хорошо, когда молчат орудия, не слышно злобного захлебывающегося лая пулеметов, когда не слышно стонов раненых, предсмертных криков навсегда отвоевавшихся бойцов… Но Халмат со своими товарищами и воюет как раз за то, чтобы в мире наступила тишина, чтобы всегда можно было вот так, как сегодня, ощущать нежность теплого вечера, слушать тишину, быть наедине с природой. А сейчас опять прощай, золотая осень. Скоро, теперь уже совсем скоро огнем, гусеницами танков будет уничтожена эта тихая, спокойная красота. А еще… Еще очень многие боевые друзья никогда больше не почувствуют вкуса днепровской воды…

Роте, в которой служил Халмат Джалалов, выпала честь первой форсировать великую украинскую реку. Заработала солдатская смекалка! Она знает свое дело: плоты, лодки, деревья, кусты, иссохшая трава — все пошло в ход. Днепр — это не арык на хлопковом поле. И октябрь — далеко не разгар лета. А сегодня ночью нужно быть на том берегу. Обязательно нужно!

Черная осенняя ночь упала на землю. Почернел, нахмурился, застыл в ожидании Днепр. Но вот первый тихий всплеск, второй, третий… Еще, еще, еще… И снова ни звука.

Фашисты построили прочную оборону на западном берегу, были уверены в ее неприступности и во всю трубили, что за этой водной преградой они чувствуют себя как за каменной стеной.

Десант обнаружили, когда под ногами солдат уже была земля.

И тогда взорвалась тишина, и ночь отступила перед страшным заревом боя. Из амбразур дотов и дзотов орудия били по «пятачку» прямой наводкой, каждый метр площади простреливался пулеметами, перепахивался минами.

Спасение, а значит, выполнение задачи были только впереди, в линии обороны гитлеровцев. И десантники рванулись вперед, ножом, прикладом, гранатой прокладывая себе путь.

Минометный расчет Джалалова в захваченной траншее быстро установил миномет и открыл бешеный огонь по фашистам. Гитлеровцы просто озверели, стараясь любой ценой сбросить десант в воду.

Погиб командир роты. Из взводных остался только лейтенант Михайлов. Редеют ряды обороняющихся. А небольшой плацдарм продолжает оставаться в руках советских воинов! На головы гитлеровцам летят мины, гранаты, между ними и десантниками выросла непреодолимая стена пулеметного и автоматного огня.

Ранен Джалалов, ранены бойцы его расчета. Труба миномета раскалилась докрасна. А плацдарм продолжает оставаться в руках советских воинов! К Халмату подполз лейтенант Михайлов.

— Халмат, голубчик, продержись! Немного еще осталось… — Голова командира взвода бессильно упала на землю.

— Расчет, за лейтенанта! Огонь!

А сзадинеслось, нарастало, ширилось могучее: «Ура-а-а-а!» Полк форсировал Днепр. Дорогу ему открыла горстка героев-десантников. Теперь это был уже не «пятачок», а настоящий плацдарм. Отсюда пойдет новое, могучее наступление доблестных советских воинов, громящих ненавистного врага.

Но гитлеровское командование это тоже прекрасно понимало и, стянув резервы, предприняло новую отчаянную попытку овладеть плацдармом. Танки, мотопехота, авиация, артиллерия — все было брошено против зарывшегося в землю полка. Враг, наступая с флангов, стремился взять полк в клещи. Батальоны, роты несли тяжелые потери, но даже раненые не уходили с поля боя. В расчете Халмата осталось всего двое бойцов, но миномет не прекращал вести огонь. Иван Миронов подавал мины, а сержант Джалалов посылал их в цель.

— Халмат! — кричит Миронов, — считай, сколько выпустил!

— Пускай их гитлеровцы считают! Вот подсчитать бы, сколько мы их к предкам отправили, — это да! Жаль, что некогда.

По траншее подполз боец.

— Эй, минометчики, сколько вас здесь? Командир приказал двоих отправить ко мне на миномет.

Халмат, не отрываясь от миномета, бросил:

— Мин могу дать, а людей нету.

И как бы в подтверждение этих слов прямо с миной в руках упал Иван Миронов…

Халмат бросился к окровавленному другу, но на плечо упала рука подползшего бойца «Дружок, я тебе помогу!»

Миномет продолжал вести огонь по врагам…

«До Потсдама — 20 км!»
У обочины дороги стрела: «До Потсдама — 20 км!». Здесь же лозунг: «Ты солдат-освободитель! Перед тобой логово врага. Выполни заветную мечту погибших товарищей — убей зверя в его логове». А рядом каракули: «Петя, догоняй, иду за Гитлером!» Надписи, надписи, надписи… И в каждой из них призыв выполнить наказ Родины, добить зверя в его берлоге!

Гитлеровцы цеплялись за каждую складку местности в тщетных потугах сдержать лавину советских войск. Бесноватый фюрер слал приказ за приказом, требуя от своих разбитых банд невыполнимого, обещая им новое оружие, которое «перевернет» ход войны.

…На рассвете пулеметный расчет Халмата Джалалова скрытно выдвинулся вперед и окопался на бугре. Отсюда хорошо просматривалась вся дорога.

— Вот теперь давай в гости, — довольно улыбнулся Халмат, видя, как под пучками травы исчезли последние комья свежего грунта. «Гости» не заставили себя ждать. Халмат привычно приник к прицелу пулемета.

— Принимай подарки, — сквозь зубы цедил он, посылая одну смертоносную очередь за другой.

На высотку, оседланную расчетом Джалалова, ринулись два танка. «…Их пулеметом не возьмешь…»

Вот они совсем рядом, уже видны кресты на броне. Халмат быстро повернулся, протянул руку товарищу:

— Гранаты мне!

— Я с тобой!

Навстречу двум стальным чудовищам поползли два советских воина с гранатами.

— Бросим гранаты, — кричит Халмат. — Если не подорвется, я бросаюсь под первый, ты под второй. Слышишь? Слышишь?

Связка гранат скользнула по броне… Взрыв, ослепительная молния, ствол орудия, беспомощно уткнувшийся в землю…

Третий орден Славы золотом засверкал на груди Халмата Джалалова.

ОПРАВДАННОЕ ДОВЕРИЕ

Зубайдулло Мурапов родился в поселке Ургут Самаркандской области в 1914 году. В 1941 году комсомолец добровольно ушел на фронт. В 1943 году на фронте был принят в члена КПСС. За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы, медалями. Трижды тяжело ранен, контужен, Демобилизовался из Советской Армии в 1946 году. Умер Зубайдулло Мурапов в 1964 году и захоронен на самаркандском городском кладбище.

«Горком поручает вам…»
Посетители краеведческого музея в Самарканде подолгу стоят у стенда, где висят три ордена Славы их земляка, отважного воина Зубайдуллы Мурапова. Они хотят знать, чем отличился солдат? Почему так высоко оценила Родина подвиги сына земли самаркандской?

В тот же день, когда фашистские орды напали на советскую землю, комсомолец Зубайдулло Мурапов пришел с заявлением в райком комсомола: «Отправьте меня на фронт!» А разве только его одно заявление было?! Пачками их приносили в райком, в каждом почти одни и те же слова: «Хочу идти на фронт, чтобы в боях защищать социалистическую Родину».

Через пять дней Мурапов получил ответ на свою просьбу.

«Самаркандский городской Комитет комсомола, учитывая Ваше высокое патриотическое чувство и коммунистическую сознательность, уверен, что Вы, товарищ Мурапов З., будете стойким бойцом за дело нашей партии. Направляя Вас на фронт Великой Отечественной войны, горком комсомола поручает Вам священное дело — в бою отстоять честь, свободу, независимость советского народа — разбить фашистскую нечисть».

Сборы были недолги. Время не ждет, враг наступает. Вместе с другими добровольцами Мурапов прибыл в полк, где новички проходили военную подготовку в ожидании желанной путевки на фронт.

…Этот небольшой городок расположен далеко от фронта. Сюда не долетали зловещие фашистские коршуны с черными крестами на крыльях, не приходили эшелоны с ранеными, и по вечерам из окон щедро лился свет на улицу. Совсем как до войны.

Но война была и здесь, была в слезах женщин, детей, провожавших мужей, отцов на фронт, в молчаливых группках, застывших у громкоговорителей, в очередях у продовольственных магазинов, в «похоронных», со вздохом вручаемых почтальоном… Зубайдулло идет по улицам городка, и ему кажется, что все смотрят на него с явной укоризною: «Вот, мол, здоровые какие, ходите здесь, песни поете, а там на фронте люди кровью обливаются, не могут гитлеровцев остановить, им нужна подмога».

А один случай просто заставил Мурапова идти к замполиту с просьбой отправить его с маршевой ротой на фронт… Однажды старшина роты направил группу солдат на станцию помочь рабочим в разгрузке вагонов, прибывших с заводским оборудованием. Бойцы — туда и с ходу в дело. Работа спорилась. К обеду приехал директор завода, посмотрел — вагоны и платформы уже пустые. Он горячо поблагодарил бойцов за помощь.

Все было бы хорошо, но ребятишки, окружившие солдат, в один голос закричали: «Зачем их благодарить? Они на фронт ехать боятся!» Вот тогда-то вечером Зубайдулло и пошел к замполиту.

— Товарищ майор, помогите уехать на фронт! Сижу здесь, в тылу, с жителями встречаться не могу, домой письма не пишу. Ведь поехал на фронт! Комсомол, родные, друзья думают я воюю, а я вот здесь песенки пою… Винтовку изучил, пулемет тоже, на практических учениях оценки хорошие получаю. Давно готов в бой, а не пускают… Ребятишки над нами смеются, говорят, «боитесь на фронт ехать». Больше так жить не могу. Да и не только я, все солдаты тоже так думают…

Майор, внимательно выслушав Мурапова, обнял его.

— Молодец! Спасибо за такие слова! Все правильно: и то, как вы думаете, и то, что вас держат здесь. А на фронте — будем. Теперь уже недолго ждать…

Вскоре поступил приказ: на фронт!

День выдался ясный, на небе ни облачка, солнце играло золотом листвы. Настроение у природы — под стать бойцам: наконец-то!

В военном городке гремит медь оркестра, полк выстраивается на митинг, боевая техника уже погружена на платформы. Голос командира полка: «Слово предоставляется отличнику боевой и политической подготовки рядовому Мурапову» — вырвал Зубайдуллу из строя.

Поднялся солдат на трибуну, взглядом окинул строя.

— Дорогие товарищи мои, солдаты! Я много говорить не могу. Разрешите мне от вашего имени сказать одно: умрем, но Родину отстоим! Смерть немецким оккупантам!

Раздалось громкоголосое «Ура! Ура!» А Зубайдулло уже шел в строй, на свое место.

Поезд мчал на запад. В проеме двери мелькали столбы, леса, реки и мосты… Солдатам казалось, что вся Родина провожает их, желает скорой победы.

Первое задание
Наутро прямо с марша — в бой… Зубайдулло чувствовал, как сердцу стало тесно в груди. «Страшно?» — спрашивал он сам себя и отвечал: «Страшно». Бросал взгляды на лица товарищей и видел, что они тоже думают об этом. Ведь все они идут в бой первый раз в жизни!

Еще немного — и кончится лес. Прозвучит команда, и солдат сделает первый шаг, может быть, навстречу смерти и обязательно — навстречу бессмертию.

— Рота к бою!

«Вот оно, начинается… Вернее, началось». Сбрасывая с себя маскировку, вперед рванулись «тридцатьчетверки». За танками — пехота, за танками — Зубайдулло Мурапов со своими теперь уже боевыми друзьями.

Он бежал сквозь дым и грохот, припадая на колено, стреляя, и — снова вперед.

«Только бы быстрее добраться до фашистов, а там…» И не успел додумать — «что же там…». Взрывной волной его отбросило в сторону.

«Врешь! Жив!» — закричал Зубайдулло и услышал голос командира взвода.

— Мурапов, ко мне!

Совсем рядом Зубайдулло увидел черное от копоти лицо комвзвода. Ползком солдат приблизился к командиру.

— Задание: добраться вон до того холма, засечь огневые точки фашистов. Ясно?

— Ясно, товарищ командир!

Солдаты, затаив дыхание, смотрели как Зубайдулло змеей заскользил по полю. Иногда они теряли его из виду, значит, попал в воронку, потом снова появлялось серое удаляющееся пятно. Но командир в бинокль видел то, чего не видели бойцы, чего не видел сам Мурапов: из фашистских траншей выскользнули три гитлеровца и ползут к Мурапову, явно с целью взять советского бойца живым.

Командир взвода не вытерпел, закричал: «Да оглянись, Мурапчик!» (так друзья звали Мурапова.). Голоса командира Зубайдулло, конечно, не услышал. Но огонь, открытый друзьями, заставил его поднять голову. В сторону гитлеровцев полетела граната, остальное доделала автоматная очередь. С холма вся местность, как на ладони. «Но где же эти самые огневые точки?» На помощь пришли сами гитлеровцы, открывшие ураганный огонь по мураповскому наблюдательному пункту. Сплошная завеса дыма, земли, вывернутой наизнанку, скрыла в бешеной круговерти холм.

— Да, — тяжело вздохнул командир взвода. И все помяли, что сказано этим «да».

И какова же была радость бойцов, когда перед ними появился Зубайдулло — черный, в изодранном обмундировании, окровавленный, но улыбающийся! В волнении, путая русские и узбекские слова, он докладывал командиру о выполнении задания…

Рота готовилась к атаке. Заглушая разрывы снарядов, треск пулеметов, над боевыми порядками пехоты пролетали краснозвездные птицы — «илы» шли на штурм гитлеровцев.

Во весь рост поднялся командир роты, взмахнул пистолетом:

— Вперед! За мной! На врага!

Советские солдаты пошли в атаку. В цепи наступающих, не переставая кричать «Ура!», бежал комсомолец — рядовой Зубайдулло Мурапов…

На «пятачке»
Позади остались Волга, Курск, Орел, Белгород, Днепр, впереди — река Висла.

Сводка Советского Информбюро коротко сообщила: «Наши войска форсировали Вислу».

И в числе тех, кто совершил этот большой ратный подвиг, был и младший сержант, артиллерист Зубайдулло Мурапов.

…Трудно, очень трудно преодолеть водную преграду, захватить плацдарм. Почти всегда это происходит под кинжальным огнем, под сплошной завесой огня противника. Но еще труднее удержать этот плацдарм. Каждый «пятачок» обходился слишком дорого!

Гитлеровцы атаковали смельчаков во много раз превосходящими силами. Бойцы стояли, как вкопанные. В бой было брошено крупное танковое подразделений. На большой скорости, стреляя на ходу, мчались на советских солдат стальные чудовища. Хотя, может быть, чудовищами они были раньше, в первые месяцы войны…

Командир орудия младший сержант Мурапов снаряд за снарядом посылал по наступающим танкам. Выстрел! Вражеская машина юлой закрутилась на месте. Но второй танк выскочил прямо на орудие. Снаряд разорвался рядом. Осколки скосили расчет, взрывной волной оглушило и отбросило Мурапова.

Гитлеровцы сочли, что с орудием покончено, и развернули танк, чтобы атаковать соседнюю пушку.

Мурапов — оглохший, но живой, бросился к орудию, прицелился… Еще одной яркой свечой прибавилось на поле боя. Атака гитлеровцев захлебнулась. Оставив семь горящих танков, до двухсот солдат и офицеров убитыми, они отступили. За этот бой Зубайдулле Мурапову был вручен орден Славы второй степени.

Третий орден Славы отважный боец заслужил при форсировании Одера. Комсомолец из Ургута выполнил до конца доверие комсомола.

В 1943 году отважного артиллериста приняли в члены КПСС. И дивизионная газета писала о коммунисте Мурапове:

«В бою они всегда были втроем: пушка, граната и он. Все одеты налегке: пушка — без чехла, граната — без рубашки, Мурапов — без вещмешка.

Взрываются так: снаряд — первым, граната — второй, а за ней — Мурапов. Храбрости его позавидует сам аллах, смекалке его удивится сам Насреддин. Товарищи солдаты! Берите пример в бою с коммуниста Зубайдуллы Мурапова».

Так сражался за Родину старший сержант Зубайдулло Мурапов.

ОН ЗАЩИЩАЛ СТАЛИНГРАД

Мумин Закирович Саламов родился в 1923 году в селе Хандайлык Ташкентской области. Окончил педагогический техникум. В Советскую Армию вступил добровольно в марте 1942 года.

В боях за Родину комсомолец Саламов дрался на Сталинградском, Центральном, Первом Белорусском фронтах. В КПСС вступил на фронте в феврале 1944 года. Помимо трех орденов Славы, награжден медалью «За боевые заслуги» и другими медалями.

Трижды ранен на поле боя.

В настоящее время работает старшим аппаратчиком на Чирчикском электрокомкомбинате.

В Заволжье
Сентябрь в Заволжье — месяц сухой, пыльный.

Стрелковая дивизия третьи сутки на марше. День и ночь грохоча идут машины по степи. Пыль стоит над степью стеной. Воздух наполнился гулом, пылью, гарью; солнце — словно раскаленная тарелка.

Привалы — короткие. Солдаты еле успеют глотнуть водички, шоферы — долить радиаторы, как снова звучит команда: «По машинам!» Медлить нельзя: ждет Волга, ждет Сталинград.

Солдатские каски, лица, одежда, орудия, ящики с боеприпасами сделались серыми: все покрылось пылью.

Пусть пыль! Пусть усталость! Быстрее в Сталинград! Враг ворвался в город!

Волга еще далеко, а приметы ее намного ближе. Все чаще стали попадаться встречные машины с ранеными. А туда, в сторону Волги, бесконечным потоком двигалась техника, тянулись войска.

Далеко на горизонте темное облако. Стоит на одном месте, будто ухватилось за небо. Но это не облако. Это дым войны: горел город.

К столбам, к деревьям приколочены стрелы с надписью: «На переправу».

Во второй половине дня дивизия подошла к Волге. Вот она, река, воспетая в песнях! Но сейчас восхищаться нечем: вода горит. Горит Сталинград, горит Волга, горит степь…

Фашистские самолеты беспрерывно бомбят переправу. Тысячи тяжелых снарядов и мин с утра до ночи тоже рвутся у этой цели. Не переправа, а полоса смерти! Теперь только через нее осталось пройти солдатам.

Но Мумин и его друзья так и не увидели этой «полосы»: переправа прошла относительно удачно, потери были небольшие. Но были. Здесь Мумин впервые увидел убитых и раненых. Увидел, как под бомбами и артиллерийским обстрелом работали саперы на переправе, увидел генералов, руководящих переправой в огненном котле, увидел солдат, презирающих смерть…

Это была первая встреча Мумина Саламова с войной.

Ночью стрелковая рота входила в город. Мумин всматривался во все то, что осталось от этого уже легендарного «Утеса на Волге». Луна подсвечивала гигантской свечой: «Смотрите, молодые бойцы, что гитлеровцы сделали с городом!» Город лежит. Лежат дома грудами развалин, лежат деревья, срезанные снарядами, лежат люди, пытавшиеся закрыть их своей грудью.

Город горит. Гарь лезет в горло. И дикая ненависть к захватчикам-зверям, жажда мести тяжелым молотом стучит в сердце.

Город лежит, город притих, затаился, но он только кажется мертвым. В нем все живы, каждый камень в развалине живет! И у него есть защитник!

Бойцы заняли участок обороны. В него входило три дома, вернее, три бывших дома и участок бывшей улицы.

Оставшиеся в живых участники обороны отводились на отдых. Они только что чуть не по акту сдали свой объект, познакомили с тактикой фрицев и своими хитростями в обороне. Прошло пять-десять минут, рявкнули орудия, тонны несущего смерть металла обрушились на позиции защитников Сталинграда.

Мумин ничего подобного даже представить себе не мог. Земля дрожит, остатки домов рушатся, пыль, грохот, стоны… Сирены пикирующих бомбардировщиков, лязг танков, фырканье пулеметов, плевки противотанковых ружей, взрывы бомб — смешались в страшном огненном аду.

Страшно стало Мумину: «Скорее бы светало, все легче было бы».

Комсорг роты Саша Щетинин появился вовремя. Был недолго, сказал всего несколько слов и убежал, а сделал для солдат много.

Наблюдатель закричал пронзительным голосом: «Танки!»

— Не пищи, один танк, — невозмутимо отозвался командир минометного расчета. Из-за угла медленно выползало стальное чудовище. Охнула бронебойная пушка, просвистела мина — танк остановился. Тотчас со стороны фашистов заговорили орудия, минометы — началась дуэль.

Мумину уже не страшно — товарищи рядом. Но что произошло с ним? Летит, падает, в глазах метнулся синий огонь — и все. А что вывело его из забытья? Не приподнимаясь, осмотрелся. Вокруг — никого. Только зловеще зияла воронка от крупнокалиберного снаряда.

Рядом, как приведение, появился Щетинин: «Мумин, ты жив? Быстро за угол! Там фашисты просачиваются».

До утра оставшиеся в живых красноармейцы держали оборону…

С рассветом фашисты возобновили артобстрел. Тяжелые снаряды и мины рвались у развалин домов, в порошок перемалывая кирпич; металлические балки рвались, как нитки, бетон рассыпался песком.

Стало светать. Мумин взглянул в лица друзей и не узнал их: черные, осунувшиеся, окровавленные…

Фашисты снова перешли в атаку. Прут, с трех сторон атакуют «дом», кричат: «Рус капут!», «Рус, сдавайся!»

Мумин припал к ручному пулемету, подобранному тут же, но не стреляет, ждет: пусть подойдут поближе. Прямо к ним летит граната. Щетинин хватает ее на лету и — обратно.

Вот теперь можно…

В первый раз в жизни увидел Мумин, как падают убитые им люди. Жалости — никакой! Это не люди! Это звери!

— Огонь! Огонь! Огонь!

Две недели днем и ночью защищал Мумин славный волжский город. Для Сталинграда две недели — это много. А потом санитары понесли потерявшего много крови Саламова к Волге, на ту самую переправу, что полмесяца назад дала ему путевку в бой. Прощаясь, говорили:

— Ты в госпитале не задерживайся, а то без тебя рванем на Берлин. Наступление, оно все раны, брат, излечивает.

Наступление. Как ожидали его бойцы!

Оно началось!

С неразлучным «максимом»
Сталинград остался далеко позади. 280 стрелковый полк, в котором сражается Мумин Саламов, ведет бои за освобождение Польши. Фашистский зверь смертельно ранен, но он еще жив, огрызается, пытается пускать в ход клыки и когти. Выбьют советские бойцы гитлеровцев с одной линии обороны, те цепляются за следующую. Страшит расплата фашистских извергов!

Мумин со своим неразлучным «максимом» всегда впереди. Выдвинется на фланг, окопается, присмотрится к полю боя как следует. Его друзья-солдаты спокойны: «Мумин не подведет. И в атаку веселее идти, когда рядом Мумин с «максимом».

…Гитлеровцы накрыли минометным огнем пулеметное гнездо. Замолчал «максим». «Молчит русский пулемет?» В контратаку! Строча из автоматов на бегу, ревут: «Рус, рус, сдавайся!»

Вот это «сдавайся» и вернуло Мумину сознание. Грязно-зеленые мундиры совсем рядом. «А где пулемет?» Что может сделать один Мумин — раненный, контуженный, без «максима»? Ага, вот он! Лента… Затвор… Все в порядке… Не медли, Мумин, немцы в десяти шагах…» И нажал на гашетки. «Та-та-та-та», — радостно закричал «максим». Словно трава под острою косою, повалились фрицы на землю…

Вечером в медсанбат пришел командир полка, чтобы вручить награды отличившимся в бою.

— Кто из вас Саламов Мумин Закирович из Ташкента? — первым делом спросил он. Мумин встать не смог, только тихо отозвался: «Я».

— Товарищи бойцы! Саламов — герой сегодняшнего боя. Родина за подвиг наградила его орденом Славы второй степени.

Полковник поцеловал Мумина, к окровавленной гимнастерке прикрепил орден.

В Узбекистан пришло письмо с благодарностью командования за воспитание отважного воина-комсомольца.

На плоту
Задача ясна: форсировать Вислу, захватить плацдарм на том берегу и расширить его, форсирование — на подручных средствах. «Что делать будем? — подумал сержант Мумин Саламов. — Хорошо стрелкам-автоматчикам. Найдут бревно или куль соломы и — пошел. А нам с «максимом» что делать?»

Второй номер был смекалистый парень из Курска.

— Не горюй, командир, смастерим плотик. Я их раньше делал. Есть у нас река Сейм, весной широко разливается. Так мы с ребятами смастерим плотик — и давай по воде между льдин. Хорошо получалось!

Плот «сработали», что и говорить! Поставили «максим», рядом Мумин занял место, а второй номер и подносчик толкали плот.

— Пусть и на воде работает, — бросил Мумин ребятам, — нечего ему бездельничать! Наш «максим» еще с воды фрицев не крошил. Может, сегодня придется.

Пришлось.

Немцы открыли бешеный огонь по десантникам. А с плота ответный огонь вел командир расчета Мумин Саламов. Вел, продвигаясь к берегу, занятому фашистами; друзья-пулеметчики продолжали подталкивать плот.

Пулеметный расчет первым в роте достиг правого берега, быстро занял позицию и открыл огонь по гитлеровцам.

Автоматчики, поддержанные пулеметным огнем, расширяли «пятачок». Фашисты бросились в контратаку, Саламов с фланга поливал их свинцом.

Атаки следовали одна за другой. Кончились патроны. И подносчика еще нет! На позицию роты двинулись три танка.

Сержант Саламов схватил связку гранат, пополз танку навстречу. Взрыв! Гусеница танка змеей поползла по земле.

Подносчик патронов толкнул Муминова в плечо: «Порядок! Есть патроны!»

Кинжальным огнем Мумин в упор расстреливал обезумевших гитлеровцев. Атака отбита. Плацдарм гвардейцы удержали. Богатырскую грудь отважного джигита Мумина Саламова украсил орден Славы первой степени — высший знак солдатской доблести.

СОЛДАТ С БЕРЕГОВ АМУ

Алимбай Аманбаев родился в городе Нукусе в 1922 году. По окончании семилетки работал на хлопкозаводе. С мая 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны. Дважды тяжело ранен, контужен. За боевые подвиги, проявленные в боях с гитлеровскими захватчиками, награжден тремя орденами Славы, орденом Красная Звезда, медалью «За боевые заслуги». Член КПСС с 1944 года. В 1945 году демобилизовался из Армии. В настоящее время работает в Нукусе в управлении механизированных работ стройтреста № 166.

Мы придем
На окраине небольшого городка расположился пересылочный пункт. Сюда прибывают солдаты из госпиталей, отставшие от своих частей; иногда могут задержаться на денек маршевые роты, чтобы смог смыть с себя солдат жирную дорожную пыль.

Сегодня сюда прибыл рядовой Алимбай Аманбаев. Он не новичок на войне, не из маршевых, не из военной школы. Он из госпиталя. Он уже побывал в боях, ранен. Но не так раны страшны солдату, как горечь отступления. Алимбаю никогда не забыть, как однажды вышла старушка на дорогу, протянула руки к отступающая бойцам…

— Сынки, родные, не бросайте нас. В гражданскую войну наши мужики не боялись супостатов, прогнали их. Не бойтесь немца, не уходите!

Опустили головы еще ниже красноармейцы. А к старушке подошел политрук и сказал, уверенно, спокойно сказал:

— Не плачьте, бабуся, мы придем. Обязательно придем!

Слезы и едкая пыль застилали глаза, хлеб в горло не шел. Отступали…

Июльский день 1942 года был жарок. Бой — ему под стать. Стрелковый батальон, обескровленный в непрерывных боях, не насчитывал и двух полных рот. Да и бойцы в большинстве своем молодые, необстрелянные: пополнение только что прибыло.

Задача предельно ясна: занять оборону и без приказа ни шагу назад. Красноармейцы до самой ночи рыли окопы, маскировали их, ходы сообщения.

— Копай, копай, — высказывал Алимбай накипевшее на душе своему соседу, — а дальше что? Надо думать, как фашистов бить, а не как спрятаться от них…

Утром боевое охранение донесло: движутся танки, мотопехота гитлеровцев. Ровно в 9.00 началось! Рев снарядов и мин, леденящее душу завывание пикирующих бомбардировщиков, от которого волосы поднимаются на голове, треск пулеметных очередей, лязг танков…

Пять раз поднимались бойцы в рукопашную. Дрались, как львы. Впереди командиры, политработники. Опять фашисты прут. Значит, в шестой раз в штыки… Танки. Командир роты передал:

— Добровольцы, ко мне!

Поняли ребята — идти на танки. Аманбаев посмотрел: пригибаясь, побежали бойцы к командиру. Грузин Костя, человек пять русских, узбек Ниязов… Поднялись еще четыре-пять бойцов…

«Что, казах танка боится?» — подумал про себя Алимбай. И тоже к командиру.

Объяснять долго нечего было. И так все ясно: брать бутылки с горючей смесью и к танкам. Кто сказал, что Красная Армия разбита? Кто сказал, что русские не умеют воевать? А вот сейчас увидим!

Стальные чудовища, неуклюже покачиваясь, огрызаясь огнем, неумолимо надвигаются на оборону батальона. Солдаты поползли навстречу. Время тянется мучительно долго. Алимбай, прижимаясь к земле, шепчет: «Казах танка не боится».

Когда до танка осталось метров пять-шесть, Алимбай бросил одну, вторую бутылки. Видел, как они летели, куда попали, видел яркие языки пламени. А дальше — сплошной мрак, темнота…

Пылал «алимбаевский» танк, пылали еще десять бронированных чудовищ. Бойцы с могучим «Ура!» бросились в штыковую атаку.

Враг бежал.

Товарищи подобрали обгоревшего, раненного Алимбая.

— Кто сказал, что русские не умеют воевать? Вы показали, как надо бить фашистов! На вас будет равняться весь полк!

Батальон выдвинулся на новые боевые рубежи, но Алимбая среди бойцов уже не было: его отправили в тыл, в госпиталь.

Не так страшен «тигр»
Долго пришлось бойцу «пролеживать» госпитальную койку. Ожоги, контузия, серьезное ранение — дело не шуточное. Но едва поднявшись на ноги, Алимбай стал проситься на фронт. У врачей же было другое мнение: комиссовать солдата. Пусть едет домой, годик отдохнет, а там видно будет. Дело дошло до скандала. Конец ему положил начальник госпиталя:

— Товарищ красноармеец Аманбаев, приказываю ехать домой, для лечения!

— Есть! — грустно ответил боец.

…В мае 1943 года очутился Алимбай на пересыльном пункте. А отсюда его направили в 101-й истребительный противотанковый полк.

В сентябре 1943 года войска Южного фронта начали мощное наступление. Главный удар наши войска наносили севернее Мелитополя, в направлении Михайловка — Веселое — Агайман. Истребители танков заняли места в боевых порядках пехоты, там, где ожидалась контратака гитлеровцев с использованием брони.

Поначалу фашисты беспокоили бойцов одиночными снарядами. Но вскоре послышался гул в воздухе. Солдату подняли головы и ахнули: все небо было закрыто зловещими фашистскими птицами с черными крестами на крыльях.

Не успела прозвучать команда «Воздух!», как тут же следующая «Танки!» Артиллерия открыла ураганный огонь, в воздухе появились наши истребители… Рев, стон, грохот. Падают сбитые самолеты, горят танки.

Снаряд за снарядом посылает Аманбаев по танкам противника. Вот метрах в двухстах горит «тигр», подбитый его расчетом. Тяжелая мина рвется у самой пушки, убиты командир и заряжающий… Алимбай с оставшимися товарищами продолжает бой. Фашистский танк смял соседний расчет, развернул орудие, Аманбаев — в упор по танку. Стальная коробка вздрогнула, накренилась, вспыхнула.

Кровь заливает глаза, все тяжелее кажутся семидесятишестимиллиметровые снаряды, ро Алимбай веден огонь.

— Огонь!

Вспыхнул третий танк.

Контратака отбита. Гитлеровцы, понеся большие потери, отступают. Путь на Мелитополь свободен.

На груди Алимбая засверкал орден Славы первой степени.

…Советские войска освобождают Крым. Расчет Аманбаева в первых цепях атакующих форсирует Сиваш, штурмует Симферополь. За доблесть и отвагу славный сын казахского народа награжден орденом Красной Звезды.

После освобождения Крыма истребительный противотанковый артиллерийский полк ведет бои на польской земле…

Орудийный расчет Аманбаева занял огневую позицию у перекрестка дороги, чтобы в случае контратаки противника полностью «закрыть» ее. Прибыл связной от командира батареи, предупредил:

— В вашем направлении идут танки противника. Смотрите в оба!

А вот и они — танки с пехотой на бронетранспортерах. Снаряды с визгом понеслись над головами артиллеристов. Упал замковый, но орудие молчит, солдаты выдерживают дистанцию.

— Огонь! — скомандовал Алимбай.

Пехота, рассыпавшись в цепь, с двух сторон начала обходить расчет.

— Огонь по пехоте! — приказал Аманбаев.

— Огонь по танкам! — снова командует Алимбай. Горит второй танк. Сзади послышался знакомый голос «максима»… Это на помощь героям-артиллеристам подоспел пулеметчик Иван Самойлов.

— Даешь, Ваня! — кричал Алимбай. А его орудие продолжало бить прямой наводкой.

ОТЕЦ И СЫН

Тимур Гарафутдинович Нозмутдинов родился в 1924 году в селе Шушерма Татарской АССР. Окончил 10 классов. Работал бурильщиком в Ферганской геологоразведочной партии. Комсомолец. В августе 1942 года добровольно ушел на фронт. Воевал на Западном, Первом Прибалтийском и Третьем Белорусском фронтах.

Член КПСС с 1944 года, демобилизовался из армии в 1946 году. Награжден тремя орденами Славы, орденом Отечественной войны II степени, пятью медалями. В настоящее время живет и работает в поселке Палванташ Андижанской области.

За девочку Варю!
В тылу он прошел основательную подготовку и в воинский эшелон садился уже со специальностью артиллерийского наводчика. На вокзал пришли родные, друзья; духовой оркестр исполнял марши; было весело и грустно. Перед отходом поезда подошел отец — обнял Тимура, поцеловал, прижал к груди.

— Тимур, мальчик мой, жалко с тобой расставаться, ведь идешь на смертный бой. Но я верю, что вот здесь, на этом вокзале, встречу тебя с победой! Береги Родину и себя!

Так в 437-м противотанковом артиллерийском полку появился наводчик 76-миллиметрового орудия рядовой Тимур Нозмутдинов.

После разгрома под Москвой гитлеровцы в спешном порядке стали укреплять Вяземский плацдарм, клином вбитым в нашу оборону. Целый год они кротами зарывались в землю, строили долговременные укрепления, стремясь во что бы то ни стало удержаться, накопить силы и вновь ударить по Москве.

Январь 1943 года. Прорвана блокада Ленинграда, фрицам «сделали капут» под Сталинградом, пришло время громить эту нечисть на Западном и Калининском фронтах.

Подразделение, в котором служил Тимур Нозмутдинов, было брошено под Ржев. С наступлением темноты орудийный расчет направился на огневую позицию.

Сначала — «дом» для орудия. Мерзлая земля с трудом поддавалась. Но разве могла она устоять перед солдатами, которым было по восемнадцать? Только искры сыпались из-под лопат. Вскоре орудийный окоп и ровки для расчета были готовы и замаскированы так, что в двух шагах ничего не заметишь.

Наводчик Нозмутдинов, прильнув к брустверу, изучал местность в секторе обстрела. Над линией обороны фашистов клубятся дымки, видно, как по ходам сообщения перебегают гитлеровцы. «А это что такое?» Над одним из участков обороны повисли белые облачка, донесся звук артиллерийского залпа. Командир расчета подал команду «К бою!» Тимур с затаенным дыханием стал наводить орудие. Выстрел!

Командир схватил его за плечи, затряс так, что шапка слетела с головы:

— Молодец! С первого выстрела накрыл.

Подбежал комсорг батареи Леша Иванов.

— Поздравляю, Тимур! Ты первый в батарее открыл боевой счет! Махни им еще!

И все потонуло в грохоте: началась артиллерийская подготовка нашего наступления. Позиции гитлеровцев застлала черная тяжелая пелена.

— На крюк! — звучит команда. — Вперед! — Артиллеристы вместе с пехотой по глубокому снегу рванулись к линии обороны врага.

Тимур сейчас не помнит сколько ему приходилось вот так, с пехотой, идти за огненным валом на врага, рвать линии обороны, отбивать контратаки. Но тот первый бой навсегда остался в памяти. Ведь тогда он впервые держал экзамен на звание солдата. Настоящего солдата!

Наступающие советские войска неудержимо катились на запад. Тимур не вел счет дням, не запоминал названия населенных пунктов, освобожденных им и его товарищами. Хоть бы города запомнить!

3 марта освободили Ржев, через два дня — Гжатск, которому впоследствии присвоят имя первого космонавта планеты.

…Не одного боевого друга потерял уже Тимур. Трудно. Тяжело. Но что поделаешь! Это война, она без смерти не бывает. Но вот зверства гитлеровцев в освобожденных селах и городах — этому нет никакого оправдания! Этому нет никакого прощения! Только месть! Святая месть!

Артиллеристы задержались в одной деревушке. Вернее, деревушки уже не было, немцы сожгли ее дотла. Осталось место да тлеющие угли пожарища… Из погребов, из развалин стали выползать оставшиеся в живых жители деревни — старики, дети. Тимур стоял у пушки, когда старушка бросилась к нему со слезами:

— Сынки мои, дети родные, — шептала она. — Пришли, Пришли… Спасибо, что не оставили нас извергам.

В другой деревне, тоже сожженной фашистами, их встретили дети. Раздетые, разутые, они стояли на снегу, и ручонки их тянулись к солдатам.

Тимур взял на руки девочку, расстегнул полушубок, укрыл дрожащего ребенка.

— Где мама твоя?

— Немцы в хате спалили.

— А отец твой где?

— На фронте фашистов бьет.

— Как тебя зовут?

— Варя…

Оставив детишкам что могли — одежду, хлеб, сахар, артиллеристы ушли навстречу новым боям. Но в сердце Тимура прочно и надолго осталась ненависть к захватчикам. Перед его глазами стояла на снегу босая девочка Варя, мать которой сожгли фашисты…

И посылая снаряд за снарядом по врагу, Тимур шептал сквозь стиснутые зубы: «За девочку Варю!»

Когда полк отвели на отдых, Тимур Нозмутдинов стал командиром орудия. Меткий глаз, мужественное сердце, твердая рука оказались у андижанского нефтяника.

Теперь, во время отдыха, почта приходила более регулярно. А треугольный конверт для солдат был второй жизнью. Порою ноют раны, холодно, сыро, враг не дает голову поднять. А передадут солдату письмецо от родных — раны перестают ныть, на душе — облегчение, сил прибавляется, воевать становится веселее.

Однажды получил письмо Тимур, прочел — большой радости не скрыть. Солдаты навалились на него.

— Тимур, читай, что там?

Пришлось прочесть, его слушал и командир батареи, сказал, что это письмо нужно всем прочитать.

В письме отец писал:

«Сынок, обращаюсь я к тебе и твоим товарищам, не уступайте фашистам нашу землю, бейте их смело и до полной победы. Мы в тылу дадим вам все: хлеб, нефть, оружие. Помню, в старину наши отцы и деды всегда немцев бивали. Верим, вы разобьете врага человечества».

Далее отец сообщал, что Родина наградила его за бои на трудовом фронте. И добавил:

«Ты бьешь фашистов, я — даю нефть. Давай, кто больше!»

Здесь же решили всей батареей послать отцу ответ. И написали коллективное письмо.

«Воскресенье, 20/2—44 г. — 16.00.

Привет с фронта! В глубокий тыл. В Узбекистан.

Здравствуйте, многоуважаемые родители нашего воина Нозмутдинова Тимура Гарафутдиновича! Мы, красноармейцы, сержанты и офицеры нашего дружного соединения, получили Ваше теплое патриотическое письмо, и наш парторг зачитал его всему личному составу. Мы его с радостью заслушали и узнали, что Вы живы и здоровы, а это самое главное в настоящее время.

Дорогие родители! Мы благодарны Вам за пожелание нам лучших успехов в разгроме врага всего человечества. Мы, красноармейцы, сержанты, вместе с Вашим сыном Тимуром заверяем Вас, дорогие родители, что не посрамим Ваших седых волос, не дадим врагу больше смеяться над нашей землей. Мы его, гада, били, бьем и будем добивать до последнего, очищая советскую землю от фашистских захватчиков, с каждым днем освобождая из под рабства сотни мирных граждан, временно попавших под ярмо фашистских людоедов! Тем самым близок час нашего свидания с Вами. А пока желаем Вам плодотворной, долгой, счастливой жизни. Мы остаемся с приветом к Вам. Еще постараемся Ваше письмо пропустить через печать с фотографией Тимура».

…В армейской газете появилась корреспонденция о мужественном воине-артиллеристе, кавалере двух орденов Славы.

Прямой наводкой
Когда сержанта Нозмутдинова наградили вторым орденом Славы, отец прислал ему поздравления.

«Хорошо, Тимур, воюешь, — писал он. — Горжусь, сильно горжусь тобой и стараюсь не отстать от тебя. Нефти добываем все больше и больше. Летчики и танкисты не будут на нас в обиде, дадим горючего сколько нужно».

Так писал буровой мастер своему сыну — артиллеристу. А через неделю Тимур получил второе письмо, которое с гордостью прочитал товарищам. Оказалось, что правительство наградило отца орденом Трудового Красного Знамени. Товарищи, разделяя радость Нозмутдинова, крепко жали ему руку. Тимур говорил:

— Очень хорошо, что отца наградили. Однако догоню я его. Мы ведь тоже буровые мастера. Только бурить нам приходится медные головы немцев да их танки…

Нозмутдинов не закончил своей шутки, как прозвучала команда: «К бою!»

Немцы пошли в контратаку. Впереди пехоты с грохотом ползли вражеские танки, с ходу обстреливая наши позиции. Снаряды рвались вокруг отважных артиллеристов, но что они для бывалых солдат! Нозмутдинов спокойно дожидался, когда танки подойдут ближе. Вот уже до ближней машины осталось метров 500.

— Огонь!

Первый снаряд пролетел над танком, разорвавшись в самой гуще фашистской пехоты. Вторым выстрелом Нозмутдинов угодил в основание башни. Танк стал разворачиваться, и в это время третий снаряд, пробив боковую броню, поджег фашистскую машину…

Метко поражал гитлеровцев в том бою молодой командир орудия. Десятки фашистских гадов полегли от его снарядов. Нозмутдинова наградили орденом Отечественной войны II степени.

Хорошо командовал артиллерийским расчетом Тимур Нозмутдинов. Во многих боях участвовал он, не одну сотню километров протопал солдатскими дорогами, преследуя отступающего врага. Встречался один на один с танками, отражал многочисленные контратаки пехоты. И ни он, ни боевой расчет, ни орудие никогда не знали устали…

«Огонь по тиграм!»
Это было в ночь под Новый год… Такого гула даже фронтовым ветеранам не приходилось слышать. На большой скорости на позиции артиллеристов мчались хваленые фашистские «тигры».

Кое у кого из молодых солдат лица стали белые. Тимур, заметив это, решил подбодрить боевых друзей. Встал у орудия, поправил ремень и, не обращая внимание на вражеский огонь, заговорил: — Слава богу, хоть работа появилась. А то я, было, совсем заскучал.

И уже голосом командира:

— Приготовиться к бою!

Танки все ближе. 600 метров… 450… Командир батареи молчит, значит — бить в лоб и наверняка. Напряжение нарастает, вот-вот сомнут батарею танки. Уже есть раненые…

Команды не слышно, но видно как резко опустился в руках командира батареи красный флажок.

— Огонь!

Залп батареи сотрясает воздух. Передние танки гитлеровцев, словно наткнувшись на что-то, замедлили ход. А четырех «тигров» охватило пламя… Гитлеровцы перенесли артиллерийский огонь на батарею, снаряды рвутся у самого орудия. Появилась авиация фашистов. Кругом — сплошной ад, нет на земле такого места, где бы можно было укрыться от бомб. Грохот пушек, шум моторов, лязг гусениц, разрывы бомб, снарядов, стоны раненых, пыль, дым, гарь.

Убит наводчик, смертельно ранен заряжающий, подносчик стоит на коленях, вытирая окровавленную голову… Молчат другие пушки батареи, а «тигр» уже рядом.

— Только бы не промахнуться… Только бы не промахнуться… — шепчет Тимур.

Выстрел. «Тигр» дернулся, затрясся, застыл на месте и вспыхнул свечой.

«Горит! Горит!»

Через верхний люк стали выбираться гитлеровцы.

«А ну ка, снарядик туда! Вот теперь — порядочек!»

— Тимур, смотри, — крикнул кто-то. Справа ползет еще один тяжелый танк. Орудие развернуто, выстрел — танк остановился. Но ствол его пушки ищет Тимура, ищет его орудие. Выстрел — башня покосилась.

Гитлеровцы заметили, что одно-единственное орудие стало им преградой на поле боя. Свой последний выстрел по фашистскому «тигру» Тимур еще помнит. И больше ничего не помнит… Когда он очнулся, над полем стояла тишина, только дым расстилался кругом. Приподнял голову, услышал гул удаляющихся танков.

— Это наши! Идут в наступление! Значит устояли. Устояли!

— Поздравляем, Тимур, — услышал он первые слова в госпитале. — Ты теперь полный кавалер ордена Славы. И товарищи твои тоже все награждены орденами. Ваш дивизион в том бою остановил тридцать «тигров», и пять из них на вашем боевом счету.

По возвращении из госпиталя Тимур Нозмутдинов был назначен старшиной батареи. Но самая большая радость для него это то, что он стал членом Ленинской партии. Отважному воину рекомендации дали командиры батарей майоры Люльев и Конюхов, парторг их батареи капитан Белинский.

Закончилась война. Вернулся в свой Палванташ герой жестоких боев, воин-освободитель Тимур Нозмутдинов.

Трогательной была его встреча с отцом — старым бурильщиком. Собрались родные, друзья чествовать защитника земли Советской. За столом рядом сидели отец и сын, грудь у каждого золотилась от орденов. На груди отца — два ордена за героический труд в тылу, у сына — пять орденов за подвиги на поле боя. Отец, обнимая Тимура, говорил:

— Молодец, сынок, не испугался фашистов, наш наказ выполнил. Пришел в рабочий коллектив с победой.

На третий день Тимур пришел в управление.

— Дайте работу! Солдат без дела жить не может.

Ему советовали отдохнуть. «Ведь столько ран! Четыре года воевал, погуляй месячишко, а потом»…

— Нет, нет, давайте работу, четыре года я ждал этого дня!

Ивот сегодня первый рабочий мирный день. Здравствуй, мирная жизнь!

Друзья поздравляли, улыбались: «Не разучился ли держать в руках молоток?»

Нет, руки воина-освободителя держат молоток так же, как автомат!

Прошло двадцать лет со дня великой Победы. Собралось много народу в клубе на торжественное собрание, посвященное этой славной дате. Бойцы вспоминали минувшие дни, говорили о своем «сегодня». И многие в своих выступлениях называли имя героя войны, ударника коммунистического труда Тимура Гарафутдиновича Нозмутдинова.

СНАЙПЕР ВЫШЕЛ «НА ОХОТУ»

Таджибай Раджапов родился в 1924 году в кишлаке Хадрам-Шукур Кургантепинского района Андижанской области.

Не фронт ушел добровольно в 1942 году.

Снайпер-комсомолец Раджапов воевал на Сталинградском, Третьем Украинском и Первом Белорусском фронтах. Уничтожил 87 гитлеровцев. В 1944 году вступил в КПСС. За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы и восемью медалями.

Из рядов Советской Армии демобилизовался в 1948 году. В настоящее время Т. Раджапов находится на заслуженной пенсии и живет в городе Андижане.

«Бажарамиз!»
В Ильичевском райвоенкомате Андижанской области хорошо знали этого бойкого коренастого парня. Жил он поблизости от военкомата и изрядно надоедал своими просьбами об отправке на фронт. На курсах всевобуча он занимался охотно и не раз удивлял товарищей, инструкторов меткой стрельбой из винтовки, пулемета…

Острый глаз и твердую руку смуглого узбекского парня быстро приметили в части и решили: быть Раджапову станковым пулеметчиком. А в январе 1943 года в боях под Купянском пулемет молодого бойца уже вел смертельную скороговорку, неся гибель румынским легионерам.

В одном из боев Таджибай сбил фашистского стервятника. И раньше ему приходилось вести огонь по снижающимся самолетам. У него и приспособление было специальное: столб с надетым на него колесом, на которое устанавливался пулемет. Но как-то не верилось, что с такой «установки» можно вогнать в землю гитлеровского крылатого хищника. Однако, ко всеобщему удивлению, оказалось, что можно! Пикирующий бомбардировщик «юнкерс» нашел могилу от меткой очереди Таджибая Раджапова.

Под Купянском Таджибая тяжело ранило. После госпиталя он добился назначения в снайперскую команду и, пройдя обучение, снова прибыл в действующую часть.

Таджибай помнит, как обрадовался командир роты:

— Выручайте, хлопцы. На нашем участке объявился немецкий снайпер. Житья не дает! Надо выследить и уничтожить его. Как говорится, христом-богом прошу!

— Приказ будет выполнен. Бажарамиз! — говорят у нас в Узбекистане, — ответил Таджибай.

Вечером он со своим напарником смастерил чучело, использовав старое ведро и рваную телогрейку. А на рассвете, искусно замаскировав чучело около одинокого дерева и слегка подергивая веревку, стали зорко следить за противником из запасной ячейки. Вскоре немец попался на хитрость — выстрелил в чучело. И поплатился за это жизнью: Раджапов засек расположение вражеского снайпера и первой же пулей сразил его.

За короткое время молодой снайпер уничтожил 16 вражеских солдат и офицеров. Грудь молодого солдата из Узбекистана украсил орден Славы III степени.

В прицеле — двое
Поздно вечером Раджапов вел группу снайперов в блиндаж. В небе мерцали звезды. Над скованной льдом речкой перекликались то длинные, то короткие очереди пулеметов. В небо с шипением и свистом взлетали осветительные ракеты. После их вспышек тьма казалась еще гуще.

Войдя в блиндаж, Раджапов долго щурился и осматривался. В землянке клубился густой махорочный дым.

Командир роты, дымя самокруткой, стоял над картой, на которой черным карандашом был обведен участок обороны и огневые точки противника.

Запищал телефон. Подняв трубку, командир роты пробасил:

— Двадцатый слушает!

Лицо его помрачнело, густые брови сошлись на переносице. «Наверное, опять потери», — подумал Раджапов.

— Убит пулеметчик. — Командир роты посмотрел на бойцов. — По данным нашей разведки, против расположения роты орудует опытная снайперская пара. Засели они, вроде, у подножья холма, в линии боевого охранения. Уничтожить фашистское гнездо — таково вам боевое задание, боец Раджапов.

В землянке, где жили снайперы, шла яростная подготовка к выполнению боевой задачи. Одни сооружали ложные цели: прикрепляли к палкам ящики из под боеприпасов, обматывали их тряпками и сверху надевали шапки-ушанки, каски. Другие чистили винтовки, тщательно осматривали боевые патроны: не помяты ли, нет ли заусенцев?

Не отрываясь от дела, Раджапов все время думал, как «накрыть», подстеречь эту самую снайперскую пару? Попробую взять на подступах к их «гнездам». Подход известен. Надо только узнать время, когда вылетают и залетают в «гнездо…»

Раджапов поделился своими мыслями с товарищами. Снайперы поддержали его план.

— Правильно! Если фашисты имеют скрытый подход, то они могут в любое время, даже днем, заходить туда. Значит, можно найти и такое место, откуда вести за ними наблюдение…

В эту же ночь Раджапов отправился на нейтральную полосу, предварительно попросив саперов, чтобы показали проходы в минном поле. Нейтральная полоса была густо заминирована.

Раджапов по-пластунски осторожно пополз к вражеским траншеям. Лежал, до боли в глазах всматриваясь в линию фашистской обороны. «Где же могут скрываться снайперы-шакалы? Разве вон там, на изломе траншеи, место очень удобное».

Зимний рассвет только занимался, Раджапов промерз до костей, пока возвратился в свою землянку.

О результатах наблюдения он рассказал снайперам.

— Я нашел себе огневую позицию, место очень удобное, прямо напротив поворота траншеи. Фашисты будут идти на меня, один за другим. Вот тут-то я их и накрою! Обоих накрою! — весело подмигнул он.

Прошло несколько дней. Раджапов и его напарник-наблюдатель почти не покидали своей огневой позиции. С рассвета до темноты снайперы упорно выслеживали врага.

Гитлеровские снайперы пробирались в свое гнездо только ночью, днем в траншее не появлялись. Стрелять наугад — нельзя. Себя раскроешь, а попадешь или нет — бабушка надвое сказала.

Артиллеристы тоже не брались за уничтожение гнезда фашистского снайпера, не имели права демаскировать свои позиции до начала артподготовки: полк готовился к штурму вражеской обороны.

Но вот как-то в сумерки у самого изгиба хода сообщения Раджапов заметил фашистского солдата. Это был, по всей вероятности, связной, Раджапов ясно видел, как он горбился, втягивая голову в плечи. «Жутко, наверное, ему пробираться одному по траншее перед самым передним краем нашей обороны. Трусит фашист, пригибается к самой земле. А чего он к снайперам прется? Может, их куда хотят перебросить?»

Гитлеровский солдат скрылся в «гнезде» и минут через пять появился обратно. А через некоторое время уже едва различимые в сумерках появились еще две фигуры, Впереди пробирался снайпер, которого Раджапов определил по винтовке с оптическим прицелом, а за ним — наблюдатель, у которого, кроме оружия, была в руках и стереотруба.

Вот и наступил тот долгожданный миг, ради которого Раджапов и его товарищ долгие дни мерзли в снегу, выслеживая врага. Раджапов взял наблюдателя на прицел и сопровождал его до тех пор, пока он не прикрыл своей фигурой шедшего впереди снайпера. Вот обе фигуры слились в один силуэт. Раджапов, затаив дыхание, плавно нажал на спусковой крючок.

Приказ командира роты был выполнен. Смекалка, мужество и железная воля советского бойца победили в поединке с фашистами.

Второй орден Славы Раджапову вручили в период боев на реке Висле, когда на боевом счету воина было уже 56 уничтоженных гитлеровцев. Нередко храбрый воин ходил и в разведку, в тыл противника. Небольшая группа с радиостанцией, тщательно маскируясь на удобном для наблюдения месте, передавала своему командованию сведения о противнике. А если обстановка позволяла, метким огнем «снимали» зазевавшихся немцев или брали «языка».

При форсировании Одера и в боях за Берлин меткий снайпер уничтожил еще около трех десятков вражеских солдат и офицеров.

Таджибай Раджапов был одним из тех воинов, которым посчастливилось видеть, как тысячи недобитых фашистов сдавались в плен, а над поверженной фашистской столицей взметнулось алое Знамя Победы.

Еще много дней после капитуляции гитлеровской Германии нашим воинам приходилось уничтожать обезумевших фанатиков, засевших на чердаках или в подвалах домов огромного города. Таджибай Раджапов всегда храбро дрался с врагом. Орден Славы первой степени украсил грудь солдата после боев в Берлине.

Демобилизовавшись из Армии в 1948 году, Раджапов приехал в родные места. Но опять остался в шинели, только цвет ее сменился: он стал работать в районном отделении милиции, заботясь о поддержании общественного порядка и безопасности советских граждан.

…Беда случилась 7 ноября 1958 года. Три бандита из-за угла напали на отважного милиционера, нанесли ему несколько ножевых ранений. Преступников поймали, осудили, а Раджапову после операции пришлось идти на пенсию.

Сейчас ветеран войны живет в городе Андижане. У него большая дружная семья. Таджибай Раджапов — активный общественник. Он частый гость в пионерских отрядах, выступает перед призывниками. Его приглашают в рабочие клубы.

Андижанцы по праву гордятся своим замечательным земляком!

ОТВАЖНЫЙ ПУЛЕМЕТЧИК

Абдухал Токмаков родился в кишлаке Джума-Улус Пастдаргомского района Самаркандской области в 1922 году. По окончании семилетки работал в колхозе, вступил в комсомол. В 1941 году его призвали в Советскую Армию. Воевал на Юго-Западном и Втором Украинском фронтах. За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы и пятью медалями. Имеет тяжелое ранение. После демобилизации, с 1946 года, руководит животноводческой бригадой в совхозе «40 лет Узбекистана» Пастдаргомского района.

Верность слову
Земляки до сих пор помнят слова Абдухала Токмакова, произнесенные им после возвращения с фронта.

— Трудно было расставаться с боевыми товарищами, с командирами: сроднила нас война. Но я знал, что и они, мои фронтовые побратимы, стосковались по мирному труду, по земле. Значит, снова будем в одном строю — в строю великой армии бойцов за коммунизм.

Это было двадцать лет назад. Давным-давно отгремели победные салюты, заросли траншеи и окопы, зажили раны бойцов. Далеко вперед шагнула наша страна. Стали взрослыми дети ветеранов войны, и они уже сами надели солдатские шинели. Но память человеческая будет вечно хранить те суровые дни и годы, великий и беспримерный подвиг Армии. Великая благодарность к воинам-освободителям будет вечно жить в сердцах миллионов людей — наследников славы отважных богатырей.

…Декабрь 1941 года. Сколько тревог, сколько переживаний за судьбу Родины! Красная Армия, ожесточенно сражаясь с численно превосходящим противником, отступает в глубь страны. В городах и кишлаках Узбекистана появились первые эвакуированные из оккупированных и прифронтовых районов. Многие семьи получили известия о гибели родных. Весь советский народ живет надеждой на скорую перемену событий. Вот-вот в бой вступят главные силы нашей армии, враг будет остановлен!

Последние известия люди слушают безмолвно, с горечью узнавая о том, что сегодня, как и вчера, снова оставлены родные города и села. Армии нужна помощь! И фронт ежедневно, ежечасно получает ее! Вчерашние рабочие и колхозники, школьники и студенты, одетые в солдатскую форму, выслушивают наказ матерей и сестер: «Не посрамите чести земли нашей, беспощадно бейте ненавистного врага! Ждем с победой домой!» И с этими словами в сердцах молодые бойцы отправляются туда, где решается судьба Отечества…

Так было и в кишлаке Дусам Улусского сельсовета в декабре 1941 года. Здесь провожали юношей на смертный бой с фашистским зверем. Собрались односельчане. В руках у них стопки лепешек, дыни, виноград, шерстяные носки или варежки. Каждый стремился хоть чем-нибудь согреть сердце человека, уходящего на войну.

Председатель колхоза Абдулла Оманов говорил кратко, взволнованно:

— Не печальтесь матери и сестры, жены и невесты. Настал час биться за Родину, за Советскую власть. Пусть знают фашисты, что узбекские джигиты вместе со старшим братом — русским народом будут драться плечо к плечу и разобьют ненавистного врага!

На митинге выступил председатель сельсовета Айсало Таджиев, ныне бригадир совхоза «Улус». Он сказал:

— Ждем вас с победой. Трудно будет — пишите: все пойдем на фронт! А врага разобьем!

Пора в путь. Отъезжающим дают по пиале чаю, как символ того, что они возвратятся домой и снова будут пить из этих пиал.

Мать Абдухала обнимает его, тихо звучат ее последние напутственные слова.

— Абдухал, передай привет Мумину — брату своему, помогай ему бить шайтанов. Увидишь второго брата — Ачила, скажи, что мы кланяемся ему. И ему помоги тоже.

Начались месяцы напряженной учебы — фронту нужны подготовленные бойцы! А потом звенящий задорными солдатскими песнями воинский эшелон взял курс на Запад.

Молодые бойцы из кишлака Дусам мчались громить фашистов на берегах великой русской реки. Здесь у стен славной волжской твердыни, Абдухал Токмаков мужественно держал слово, данное родным, землякам. Днем и ночью не расставался он со своим пулеметом, метко бил по ненавистному врагу, мстя за поруганные города и села, свято выполняя свой солдатский долг.

В январе 1943 года в жесточайшем бою под Первомайском Абдухал был тяжело ранен. Но, истекая кровью, он продолжал сражаться. Его друг Ачил Якубов был рядом. «Крепись, браток, — говорит он, — еще немного — и враг отступит, я сам тебя в тыл отправлю».

Поле перед окопом отважных пулеметчиков устлано трупами гитлеровцев, но неприятельские атаки продолжаются. Ствол «максима» раскален докрасна, надо дать передышку пулемету, но нельзя: гитлеровцы, как муравьи, прут и прут на линию нашей обороны.

Мины, снаряды, бомбы перепахали всю землю вокруг, а конца огненной круговерти не видно. Бой идет не на живот, а на смерть. Абдухал бьет, бьет по фашистской нечисти. Бьет до тех пор, пока голова бессильно не опустится на землю.

— Молодцы, устояли! — услышал пулеметчик чьи-то слова.

Это были наши танкисты. Сняв шлемы, они почтили память погибших солдат и повели свои грозные машины дальше, на Запад.

Изгоняя врага с родной земли, шагали вперед Абдухал и его боевые друзья. В дождь, в грязь. По грудь в воде. По лесам и болотам. Шли с одной мыслью, с одним стремлением — уничтожить захватчиков до единого человека, освободить Родину от иноземного ига, принести на штыках Победу.

Были бои большие и малые, и всегда пулемет оставался надежным другом Абдухала. В походе под тяжестью пулемета ныли плечи, затекали руки. Было трудно идти по бездорожью, но солдат стойко переносил все тяготы и лишения, никому не отдавая свое оружие. «С пулеметом и жизнь веселее», — говорил рядовой Токмаков.

Солдатский рапорт
Разгорелись ожесточенные сражения за Украину. Наши войска освободили Киев. Впервые в жизни узбекскому юноше пришлось побывать на земле этой братской республики. Воин-освободитель смотрел на следы разрухи, на зверства оккупантов, на горе и страдание народа, и от ненависти к врагу, кровь приливала к вискам, крепче сжимались кулаки.

— Крепче держи пулемет, Абдухал. Точнее прицел. Бей их, гадов, без устали! — говорил он сам себе.

Под Золочевом войска Красной Армии окружили многотысячную фашистскую группировку. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились прорвать кольцо и выйти из окружения.

На подразделение старшего лейтенанта Лихачева двинулось до двух неприятельских рот. Завязался упорный бой. Токмаков, как всегда, у пулемета. Лежит, не стреляет. Он хочет пропустить противника к заболоченному лугу и только тогда открыть огонь.

Враг все ближе, ближе. По позиции советских бойцов бьют минометы, артиллерия. В воздухе появились «юнкерсы», посыпались бомбы — рвутся рядом с окопами. Но солдат не теряет присутствия духа. Вот в прицеле показываются фигуры фашистов, теперь они как раз у намеченного рубежа. Самая выгодная дистанция для стрельбы!

— Огонь!

Пулемет охватывает яростная дрожь.

— Получайте, гады! — кричит Токмаков.

Враг остановлен. Для сотен гитлеровцев это был последний бой. Десятки уничтоженных фашистских солдат пополнили личный боевой счет Абдухала.

Новая боевая задача: выйти во фланг гитлеровцев и не дать им возможности контратаковать. В назначенный час бойцы двинулись в путь. Расчет второго пулемета подорвался на мине. Остался только токмаковский пулемет.

— Справимся? — спросил Абдухал напарника.

— Будем стоять насмерть!

По сигналу — три красные ракеты — фашисты бросились в атаку. Неожиданный фланговый пулеметный огонь посеял панику в рядах противника. Наши солдаты, поддерживаемые огнем «максима», с криком «ура!» двинулись вперед. Сменив позицию, Абдухал продолжал поливать смертоносным огнем фашистские цепи. Не выдержав яростной контратаки советских бойцов, противник бежал, оставив на поле боя сотни трупов.

В 1941 году Гитлер хвастливо писал в одном из своих приказов: «Пусть пламя горящих русских деревень освещает пути подхода моих резервов к линии фронта». А сейчас, в 1945 году, пулеметный расчет Токмакова, в который входили русский Кучеров, украинец Мысин, еврей Станин, узбек Халмуминов, получил приказ: «Пулеметным огнем прикрыть роту в период форсирования Берлинского канала. В последующем уничтожать огневые точки и пехоту до рейхстага».

Ожидая начала атаки, Абдухал сказал:

— Друзья мои, мне хочется крикнуть так громко, чтобы услышали в нашем кишлаке. Мне хочется позвать братьев-солдат, что лежат на русской, украинской, белорусской, польской земле, что спят вечным сном на великом поле битвы: товарищи, мы дошли! Ваше завещание выполнили!

— Ты прав, — поддержал его Кучеров. — Надо крикнуть так, чтобы застонала земля немецкая, чтобы она долго помнила, каких зверей вскормила!

Подан сигнал к атаке. Пулеметный расчет Абдухала, заняв позицию на втором этаже здания, из окна бьет по огневым точкам фашистов. Гитлеровцы засекли местонахождение пулеметного расчета, открыли по нему огонь из пушки. Но Токмаков и его друзья научились воевать. Меняя позицию, они вели прицельный огонь по врагу, беспрестанно продвигаясь вперед.

Форсирован Берлинский канал. Впереди темно-серое здание.

— Смотрите, смотрите, — воскликнул Мысин, — ведь это рейхстаг!

Фашисты перешли в контратаку. Ранен Кучеров. Но он не покидает поля боя.

— Держись, брат, скоро победа! — подбадривает его Токмаков. И вспомнил: «Ведь почти те же слова произнес тогда Ачил Якубов».

Подполз связной, передает приказ командира: «Слева, во втором доме, засели фашисты и ведут огонь по перекрестку. Уничтожить их!»

Уточнив расположение вражеского пулемета, Токмаков разделил расчет на две части. Кучеров, Халмуминов, Станин, вооружившись гранатами, забрались по водосточным трубам на чердак и оттуда забросали фашистов гранатами. Оставшихся фрицев «сняли» пулеметной очередью.

На второй день последовал приказ: «Идти на Дрезден»! А как хотелось расписаться на рейхстаге!

Для расчета Абдухала Токмакова война закончилась 15 мая 1945 года в Чехословакии, после ликвидации последней фашистской группировки.

Идет митинг, солдаты рапортуют живым и мертвым: «Враг повержен!»

В первых рядах отважных богатырей стоит полный кавалер ордена Славы колхозник из кишлака Дусам — Абдухал Токмаков.

И В БОЮ, И В ТРУДЕ…

Исраил Мирзаев родился в 1919 году в кишлаке Бошкудук Пастдаргомского района Самаркандской области. Работал в колхозе трактористом, а в 1939 году был призван ряды Советской Армии. Участвовал в боях с гитлеровскими захватчиками на Западном и Первом Белорусском фронтах. За проявленное личное мужество в боях награжден тремя орденами Славы, орденами Красная Звезда и шестью медалями.

Демобилизовался в 1946 году. В настоящее время возглавляет полеводческую бригаду в совхозе «Улус».

Гроза грянула
В Красную Армию Исраила Мирзаева проводили в сентябре 1939 года. Молодой солдат был доволен: его направили в артиллерийский полк. «Значит с техникой не расстанусь, — подумал он. Дома — трактор, здесь — пушка. А колеса — и там и тут».

Мирную технику — трактор Исраил знал, что называется, «назубок». Теперь пришла пора овладеть военной техникой и, разумеется, искусством меткой стрельбы. Исраил стал наводчиком в расчете. А наводчик — это центральная фигура среди орудийной прислуги. От его меткого глаза и твердой руки зависел исход всей стрельбы. Учеба не прекращалась ни на день. Марши, стрельбы, тактические учения закаляли бойцов, командиров.

А на политических информациях все чаще звучало слово «война». В мае 1941 года выступал перед бойцами командир полка. Свое выступление он закончил так: «Товарищи бойцы, если враг нападет на нашу Родину, готовы ли вы к бою?»

В ответ раздалось дружное, могучее: «Готовы!»

Чувствовали бойцы: вот-вот нагрянут какие-то важные события.

Все чаще полк стал выезжать на стрельбы, только теперь стреляли не учебными, а боевыми снарядами.

В воскресенье, 22 июня должны были проходить полковые спортивные соревнования. Еще с вечера на стадионе закончили все приготовления. Размечены места соревнований, повсюду флаги, транспаранты, лозунги.

Утро выдалось чудесное, солнечное. И вдруг трубы заиграли боевую тревогу. Все быстро заняли места в боевом строю. На лицах воинов было написано: «В чем дело? Что случилось?»

В штаб полка были вызваны все командиры батарей и политработники. Младшие командиры тщательно проверяли боевую готовность каждого красноармейца. Вскоре из штаба полка возвратились командиры подразделений.

— Товарищи, сегодня в четыре часа утра фашисты, без объявления войны, напали на нашу Родину, — чуть дрожавшим голосом сказал командир дивизиона.

Митинг возник стихийно. Один за другим выступали бойцы, и их слова звучали клятвой на верность Родине.

На следующий день полк был уже на марше, а 27 июня — первый бой, первое боевое крещение. Гитлеровцы наступали намного превосходящими силами. И, хотя советские бойцы сражались с беспримерным мужеством и геройством, это неравенство не могло не сказаться. С болью в сердце пришлось отступать, чтобы не попасть в окружение.

Полк отступал, но отступал с боями, нанося врагу большой урон в технике и живой силе. На ходу переформировались, переучивались, получили 76-миллиметровые орудия. Прибавлялось техники. Вместо лошадей — машины. Росло воинское мастерство, креп боевой дух солдат. Бойцы научились ненавидеть, научились бить в побеждать врага. Под Орлом закрепились. Немцы бросили в атаку танки, артиллеристы выкатили пушки на открытую позицию и стали бить прямой наводкой. В расчете осталось всего двое бойцов. Мирзаев один дрался за троих — за наводчика, командира орудия и заряжающего. Загорелся один, второй танк… Соседние расчеты также стреляли без промаха.

Это был, пожалуй, самый жаркий бой с того дня, как Исраил стал писать свою боевую биографию. Немцы отступили, оставив на поле боя семь танков и около двухсот трупов солдат. Радость победы и уверенность, что фашистов можно бить, вселила в советских воинов дух бодрости. Придет время — будет и на нашей улице праздник!

Под Москвой Исраил Мирзаев воевал в 175-м истребительном противотанковом полку. И неплохо воевал! Рос его личный счет убитым фашистам, уничтоженным огневым точкам. Однажды на рассвете гитлеровцы обрушили на позиции полка огонь своих батарей. Небо содрогалось от гула моторов, земля — от разрыва авиационных бомб и снарядов. Вражеская пехота под прикрытием танков двинулась в атаку.

Артиллеристы прямой наводкой расстреливали вражеские танки. На них — черепа с перекрещенными костями, зеленые и красные драконы, волчьи пасти. Двигаясь на большой скорости, они вели непрерывный огонь.

Прицелившись, Исраил выпустил снаряд по стальному чудовищу. Черный столб дыма, огонь. Танк уничтожен. Но любоваться этим костром некогда, надо стрелять и стрелять, пока есть снаряды, пока фашисты не повернут вспять! И Мирзаев не чувствуя усталости, стрелял и стрелял. Не чувствовал он усталости и тогда, когда наши войска отбросили гитлеровские орды от столицы Родины и погнали так, что только пятки сверкали у хваленых гитлеровских вояк.

В боях мужал, закалялся сын Узбекистана — Исраил Мирзаев. Священная ненависть вела его на Запад.

Пепел Майданека
Первый Белорусский фронт. В июле 1944 года развернулись ожесточенные бои в районе Ковеля. Немцы, укрепив оборону, тщетно пытались сдержать наступающие части Красной Армии.

Артиллерия получила приказ: проложить путь пехота в обороне гитлеровцев.

На рассвете небо озарилось огнем орудий, земля задрожала от гула танков, огненным смерчем полетели, заиграли «катюши». Штурмовики на бреющем полете расстреливают врага, мощное «ура» несется по цепям наступающих.

Артиллеристы — рядом с пехотой, орудия на руках тянут вперед. Расчет Мирзаева на ходу ведет огонь по немцам. В бою за Ковель он уничтожил две огневые точки врага, большое число фашистских солдат и офицеров.

Ковель освобожден. Гитлеровцы отступили к городу Холм. Разведчики доложили:

— Ребята, работа есть! Фрицы сами в землю зарылись, вам осталось только присыпать их.

Пехота под прикрытием танков вслед за огненным артиллерийским валом пошла вперед. Когда до переднего края обороны противника оставалось метров триста, по левому флангу наступающих советских войск ударила гитлеровская пехота, поддержанная тяжелыми танками и «фердинандами». Исраил с товарищами развернул орудие. Огнем пулеметов, орудий, минометов немецкая пехота была прижата к земле.

Но вот, огибая залегшие цепи, выползли три вражеских танка и двинулись на позиции артиллеристов. Один из них устремился прямо на орудие Мирзаева. Исраил выпустил два снаряда, танк продолжал нестись вперед. Кое-кто из бойцов дрогнул.

Переваливаясь с боку на бок, стальная глыба зловеще приближалась к Мирзаеву и двум его товарищам, оставшимся в живых. Прямой наводкой Исраил посылает еще два снаряда. Танк замер, вспыхнул, из открывшегося люка вывалился экипаж. Стрелки завершили дело…

По дороге на Люблин к тягачу, который тащил пушку Мирзаева, подъехал «газик». Из машины вышел командир полка подполковник Пятаков.

— Мирзаев! — позвал он.

— Я! — откликнулся Исраил.

Командир крепко поцеловал его и сказал:

— Молодец, сынок, не испугался вражеских танков, — и прикрепил на грудь храброго воина орден Славы. — Напиши об этом своей невесте.

— Я женат, меня дома ждет Мессалям.

— Тогда передай ей привет от меня и скажи, что до Берлина будешь полным кавалером ордена Славы.

Наступил вечер. Обгоняя артиллеристов, вперед на машинах неслись автоматчики, «тридцатьчетверки». Боевым строем проплыли «илы», а за ними — ночные бомбардировщики По-2.

— Жарко будет фрицам в Люблине! — сказал кто-то из артиллеристов.

На следующий день город был освобожден, а вместе с ним — страшный лагерь смерти в Майданеке. Мурашки ползли по телам бойцов, когда они увидели эту огромную фабрику смерти, увидели пепел десятков тысяч ни в чем не повинных людей. В священной ненависти крепче сжимались кулаки, руки сами тянулись к оружию.

— Они ответят за это, ответят сполна! — с сердцем выдавил Исраил Мирзаев.

Вечером он написал домой письмо:

«Дорогие мои мама и Мессалям! Я жив. Живу как все на фронте. Сегодня отбили у фашистов лагерь. Здесь убивали маленьких, взрослых и стариков. Вы не можете даже представить этот ужас. Поклялся я с товарищами бить фашистов до полной победы».

Возмездие
Наши войска победно продвигались на запад. Бойцы выполняли свою клятву, данную над пеплом Майданека.

В боях за Шторгорд, Альтдомм подвиги Мирзаева были отмечены орденом Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу».

Впереди Висла, Берлин. Дороги запружены идущими на восток толпами освобожденных детишек, женщин, стариков. Они приветливо машут руками, обнимают, целуют бойцов. Люди, освобожденные Красной Армией, вновь обрели священные права человека.

Под Берлином идет смертельный бой. Гул самолетов, грохот пушек, карканье пулеметов, свист ракетных снарядов, взрывы бомб и мин. Последний решающий бой.

Расчет Мирзаева ведет огонь по вражеским танкам и самоходкам, по огневым точкам. Он наступает вместе с автоматчиками.

— Эй, пушкари, давай сюда!

Оглянувшись, Мирзаев увидел, что гитлеровская самоходка ведет огонь по минометчикам соседнего батальона. Орудие развернуто, и — прямой наводкой по «фердинанду»! Черный дым покрыл стальную громадину. Дом за домом, квартал за кварталом, улица за улицей… Возмездие пришло в логово фашистского зверя.

Враг бросает в бой все, что может. Вот автоматчика ведут группу пленных выкормышей Гитлера. Это они вели огонь с чердаков по нашим бойцам. В соседнем доме, на лестнице, идет бой. Там забаррикадировались офицеры СС. Гранатами, фаустпатронами, пулеметными очередями они преграждают путь наступающим. Наши солдаты подтянули «ванюшу».

— Огонь!

Гул, дым, рухнувшие стены… А из подвала — белый флаг. И среди сдающихся — гитлеровский генерал.

— Подумать только, — обернулся к ребятам Мирзаев, — вот здесь, в центре Берлина мы захватили фашистского генерала! У нас в кишлаке не поверят!

На площади у трамвайного парка — стальные «ежи», башни танков, зарытых в землю. Один снаряд летит по этим дотам, второй, третий… Автоматчики пошли вперед. Гитлеровцы, выскакивая из укрытий, начали сдаваться в плен.

— Проняло, сволочи! — выругался Мирзаев. — Из-за вас не попал к рейхстагу!

…9 мая, в день великой Победы полк собрался на митинг. Солдаты, сержанты, офицеры целуют друг друга. Вот она, долгожданная, омытая кровью, огромными жертвами завоеванная победа! Но разве одними жертвами? Нет! Великим мужеством, несгибаемым героизмом, неистребимой любовью к Родине миллионов бойцов, всего советского народа!

Сбылись слова подполковника Пятакова. Он сам лично вручил Исраилу Мирзаеву третий орден — орден Славы первой степени.

Демобилизовался Исраил Мирзаев в 1946 году. Земляки избрали его заместителем председателя колхоза, а коммунисты — секретарем партийной организации.

С тех пор прошло более двадцати лет. И все эти годы Исраил Мирзаев по-гвардейски трудиться на трудовом фронте. Ныне он — знатный бригадир хлопководческой бригады совхоза «Улус», депутат Пастдаргомского районного Совета. За высокие урожаи хлопка награжден медалью «За трудовую доблесть».

Слава тебе, солдат-победитель! Слава тебе, солдат-труженик!

ГОДЫ ОГНЕВЫЕ

Александр Иванович Ткачев родился в 1907 году в селе Новотроицк Бузулукского района Чкаловской области. Отец его погиб в бою в белополяками в 1918 году, следом умерла мать. Осталось семеро детей, которых Бузулукский уком партии определил в детский дом. Там и воспитывался будущий герой войны. С 1929 по 1932 год А. И. Ткачев служил в Красной Армии. В Великой Отечественной войне А. И. Ткачев с 1943 года. Участвовал в боях на Первом Украинском фронте. За проявленный героизм в боях с немецкими захватчиками награжден тремя орденами Славы, орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу» и другими медалями.

Демобилизовался в 1946 году. В настоящее время живет и работает в г. Денау Сурхандарьинской области.

Ночь перед боем
Наступающие советские войска подошли к Сандомирскому плацдарму и готовились к решительному штурму этой глубоко эшелонированной линии фашистской обороны. Гитлеровцы укрепили этот район обороны с чисто немецкой педантичностью. Уязвимых мест в ней не было. Особое значение как опорному пункту гитлеровцы уделяли сахарному заводу. Все подступы к нему были заминированы; колючая проволока в несколько рядов, противотанковые рвы, целая система дотов и дзотов, перекрестный огонь фланговых пулеметов превратили завод в неприступную крепость. И все же… Все же перед ротой капитана Афонина была поставлена задача овладеть сахарным заводом, взорвать изнутри линию гитлеровской обороны.

Перед решающим штурмом подразделение получило новое пополнение. Все ребята лет по 18—20, хорошо обученные, у каждого был свой счет к гитлеровцам: кто потерял отца, кто всех родных, кто товарищей. Молодые солдаты просто рвались в бой. Большая часть пополнения была направлена во второй взвод. Командир этого взвода погиб, командовал взводом его помощник старшина Ткачев.

Еще и еще раз командиры взводов в деталях уточняли задачу, чтобы застраховать себя от всякого рода неожиданностей, могущих оказаться роковыми.

— Людей беречь, — подвел черту командир роты, — зря под огонь не бросать. Ищите коридоры, блокируйте огневые точки, действуйте быстро!

В полной темноте черная громада завода только смутно угадывалась. Да и погода не располагала к долгим наблюдениям. Подул холодный, пронизывающий ветер, поднялась поземка. Острые колючие снежинки впивались в лицо, пробирались в рукава, за воротник шинели. Но Ткачев ни на что не обращал внимания и, только окончательно «разложив по полочкам» всю схему предстоящего боя, он спустился в траншею. Теперь его тревожит только одно: как поведут себя в бою молодые солдаты? Ведь они еще и не нюхали фронтового пороха!

Присел возле пулемета, развернул карту. Бойцы потянулись к командиру, чтобы не пропустить ни одного слова: речь-то шла об утреннем бое. Первом бое в жизни для многих из них.

— В домах фашисты долго не задержатся, — звучал спокойный, уверенный голос старшины, — оттуда быстро их выкурим. А вот сахарный завод — это орешек покрепче. Сами же видели: кирпичная стена в два роста, а за ней, разведка доносит, тоже не пол паркетный. Рвы, надолбы, какие-то там фермы металлические, сам черт их разберет, да и колпачки бетонированные с пулеметами тоже имеются…

Помолчал, внимательно оглядел бойцов и уже совсем другим тоном добавил:

— А в общем, друзья, утром будем там, своими глазами увидим, что нам фрицы приготовили. Каждый из нас будет наступать втроем: сам, граната и автомат. Артиллерия поможет, с утра «горбатые» — это мы «илы» так называем — с гитлеровцев каски посбивают, вот и еще нам подмога. А сейчас проверьте — все ли готово и отдыхать! — Поднялся, расправил натруженные солдатские плечи, весело подмигнул бойцам.

— Где наша не пропадала! Как говорится — двум смертям не бывать…

Каждый занимался своим солдатским делом: кто набивал автоматные диски, кто проверял гранаты, кто огрызком карандаша царапал письмо домой. Может быть последнее в жизни…

Появился подносчик пищи, шумно стало в траншее.

— Эй вы, родные, налетайте! Давайте сюда своих спутников неразлучных — котелки!

И от нервного напряжения следа не осталось.

И все же длинна тревожна ночь перед боем. Не к каждому сон придет сразу: завтра с рассветом бой, И хотя солдат, идя в бой, надеется победить и выжить, он в то же время знает, что в бою всякое может быть. Тем более в первом бою…

А старшине Ткачеву и на минуту не удалось закрыть глаза, хотя его первый бой остался где-то далеко позади, у истоков бескрайних фронтовых дорог. Трижды вызывали к комбату — для уточнения схемы боя, для ознакомления с сигналами взаимодействия, для встреч с саперами. Последние прямо на местности показали, где будут сделаны проходы и как они будут обозначены.

Ночь. Непривычная тишина окутала поле теперь уж близкого боя. Только редкие пулеметные очереди огненными пальцами прощупывают черную толщу ночи, да время от времени в вышине прошуршит шальной снаряд.

А вокруг кипела невидимая работа: артиллеристы подтягивали ближе к передовой пушки, саперы «колдовали» над минными полями гитлеровцев. Ткачев прошел по траншее, посматривая на часы. Скоро, скоро сигнал к атаке!

Мощный артиллерийский залп взорвал тишину. Началась артподготовка. Рассвет еще не наступил, но светло было, как днем. Над укрепленным районом гитлеровцев бушевало море огня. А артиллерия продолжала действовать!

Едва начался день, к разрывам мин, снарядов прибавился гулкий грохот авиабомб. Это «горбатые» слали фашистам «подарки» с неба. Взвод Ткачева приготовился к броску в атаку. И вот оно, долгожданное!

— За мной! За Родину!

Первым выскочил из траншеи старшина, оглянулся. Весь взвод как ветром выдуло на бруствер.

— Вперед! Бей фашистских гадов! Смерть Гитлеру! Ура-а-а-а!

Ткачевский взвод первым ворвался в траншеи гитлеровцев, завязалась рукопашная схватка. Артиллеристы постарались: проломы в толстой заводской стене — хоть на машине въезжай. С десяток метров до нее. Но как трудно преодолеть эти метры!

…Не видит старшина, что сзади на него кинулся гитлеровец с ефрейторскими нашивками. Но это видят бойцы, и со штыком в груди фриц свалился в проходе. С винтовкой не развернешься в ходах сообщения, в ход пошли саперные лопатки…

Уничтожив гитлеровцев в траншеях, солдаты взвода Ткачева ворвались на территорию завода. На одном дыхании бойцы проскочили простреливаемую полосу и устремились к дотам. Вот когда пришла пора гранат! Из бойниц дотов повалил дым, вырвались языки пламени… Сахарный завод был в руках советских воинов.

Бойцы обнимались, поздравляли друг друга, захлебываясь, вспоминали эпизоды только что стихнувшего боя.

— Ничего, значит жить будем, братва!

— Если б не старшина, я бы дуба врезал!

— Ты дрался хорошо, только что зубами не грыз фрицев!

— Я четырех гитлеровцев убил. Есть начало!

— Пиши своей ненаглядной, как ты тут мясорубку крутил!

А потом все стихло. Это бойцы прощались с товарищами. В этом бою погиб любимец взвода, командир отделения Николай Дюков. Над трупами боевых друзей воины поклялись беспощадно мстить гитлеровским извергам.

Командование высоко оценило героизм солдат, проявленный в бою. Многие бойцы из взвода Ткачева были удостоены правительственных наград. А самому старшине командир дивизии Герой Советского Союза генерал Краснов вручил орден Славы.

Фронтовые дороги
Снова фронтовые дороги. Трудные боевые переходы. Но подавать команду: «Шире шаг!» — командирам не приходится. Солдаты сами неудержимо рвутся вперед. Ведь там, впереди, Берлин — логово истекающего кровью, но все еще опасного фашистского зверя. Старшина Ткачев обводит взглядом колонну солдат, шагающих по обочине дороги: само шоссе заняли проходящие на большой скорости танки. На груди старшины — два ордена Славы, нашивка — свидетельница пролитой солдатской крови. И мужества, отваги солдатской — тоже свидетельница.

Февраль 1945 года. Советские войска вышли к Одеру. Рота, в которой воевал Ткачев, вела бои за город Штейнау. Дальнейшее ее продвижение преградил костел, превращенный гитлеровцами в опорный оборонительный пункт. Снова минные поля, простреливаемый каждый метр подходов… Командир второго взвода лейтенант Николаев с одним бойцом решили раскрыть огневые точки врага, а при случае — и поджечь костел. Подползти к костелу им удалось, а бросить гранаты не успели: очередь из крупнокалиберного пулемета прошила грудь героям. Солдаты все это видели… В ту же секунду командир взвода старшина Ткачев, гвардии старшина Коновалов и старший сержант Зофан метнулись из окопа.

— За Родину! За погибшего командира! Вперед, на врага!

Теперь уже остановить советских воинов ничто не могло. Костел был взят. Гитлеровцы пытались найти спасение в небольшом лесу, амфитеатром спускающимся к городу. Но никому из них не удалось добраться даже до опушки…

Внешне фронтовые дни похожи один на другой, как братья-близнецы: бои, бои, наступление, оборона, переходы… Но это только внешнее сходство. А для солдата каждый фронтовой день не знает повторения. И «сегодня» совсем не похоже на «вчера» и не будет похоже на «завтра». Ну, разве могут быть похожими бои за Берлин на бои под Сандомиром или под тем же Штейнау?

Войне со дня на день наступит конец, придет долгожданная Победа. Но чувствуя, что им не уйти от возмездия за преступления перед человеком, перед человечеством, фашистские изверги отчаянно сопротивляются, пытаясь отдалить час расплаты.

Сотни гитлеровских головорезов из войск СС упорно не хотят сдаваться. — «Если враг не сдается — его уничтожают». Эту истину отлично усвоили советские бойцы. Вызвалось несколько десятков добровольцев, решивших под покровом ночи «пожаловать в гости» к фашистам. А кто возглавит группу смельчаков? Старшина Ткачев сделал шаг вперед: «Я пойду!» Перед командиром роты стоял стройный, высокий, подтянутый советский воин, готовый идти на смерть даже тогда, когда до конца войны оставались считанные дни.

— Старшина, спасибо тебе! Бери группу, — сказал капитан, а сам обнял, прижал к себе Ткачева.

Ночь — добрый союзник солдата. Она поможет, обязательно поможет добраться до горла врага.

Тишина — мертвая, слышно, как в груди бьется сердце; зрение напряжено до предела, сигналов — никаких; каждый держится за ногу ползущего впереди — вот и вся связь.

Траншеи фашистов буквально в двух шагах. В руках бойцов зажаты гранаты. Ясно слышна немецкая речь. Проснулись? Обнаружили? Десятки гранат летят в траншеи к гитлеровцам. В дым, в пыль бросились ткачевцы… Десятки убитых гитлеровцев, четыре пленных офицера, не считая солдат, оперативная карта со схемой обороны и ни одной потери с нашей стороны.

Не раз взлетал старшина Ткачев в воздух, приземляясь на руки упоенных радостью победы бойцов.

— Мы думали, — шутили бойцы, — сегодня нам петь «прощай, земля родная», а старшина другую песню запел: «Здравствуй, победа дорогая!»

Где-то ухнуло орудие. Вслед за ним другое… Их поддержала пулеметная дробь: это, как тараканов из щелей, выкуривали последних «защитников» Гитлера.

— Старшина, слышишь? Последние аккорды войны! Конец, понимаешь, конец войне!

— Слышу. Понимаю, — тихо ответил Ткачев.

К этому дню он шел через суровые фронтовые годы.

ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ

Сангин Почеумаров родился в 1924 году в кишлаке Наус Таджикской ССР. До армииучился, был секретарем комсомольской организации школы. В августе 1942 года добровольно ушел на фронт. Воевал на Северо-Западном и Первом Белорусском фронтах. Награжден тремя орденами Славы, шестью медалями. Ранен, контужен. Из рядов Советской Армии демобилизовался в 1947 году. Член КПСС с 1945 года. В настоящее время живет и работает в селе Сретенка Бекабадского района Ташкентской области.

Вечным огнем
Бекабадцы свято чтут память своих земляков, павших смертью храбрых в боях за Советскую Родину. Им — известным и безвестным героям Великой Отечественной войны — горожане воздвигли величественный памятник — символ вечной славы отважных воинов, символ их бессмертия.

Открытие монумента стало большим событием в жизни города и района. С утра земляки отважных бойцов целыми семьями двинулись на площадь, чтобы отдать дань большого уважения и огромной признательности тем, кто принял смерть во имя жизни.

А день выпал ненастный. Дул порывистый ветер, лица сек холодный дождь. Низко над городом плыли серые облака, цепляясь своими лохмотьями за трубы металлургического завода.

Но бекабадцы не обращали внимания на шалости погоды. Разве можно уйти отсюда, уйти сегодня, когда память одну за другой перелистывает страницы прошлого?

Вечный огонь славы героям-землякам зажгли в Ташкенте у памятника 14-ти туркестанских комиссаров. И доставить этот вечный огонь боевой славы было поручено самым храбрым, самым мужественным людям города. Эта высокая честь выпала и полному кавалеру ордена Славы Сангину Почеумарову.

В сопровождении почетного эскорта бронетранспортер с факелом революционной славы промчался по улицам Бекабада. Вот стальная машина остановилась, торжественно звучит медь оркестра. Сержант запаса, доблестный боец Сангин Почеумаров, чеканя шаг, блистая солдатской выправкой, несет факел вечного огня к памятнику своим боевым друзьям-землякам. Площадь замерла в эту торжественную минуту. Сангин доложил секретарю горкома партии:

— Огонь вечной революционной славы комиссаров-туркестанцев доставлен к памятнику героев-земляков бекабадцев, павших в боях за Родину в 1941—1945 годах. Доложил кавалер орденов Славы, старший сержант запаса Почеумаров.

Вспыхнул вечный огонь. Сангин склонил голову, отдавая почесть своим братьям-солдатам, кто выполнил свой долг перед Родиной до конца.

Первый экзамен
Для Сангина Почеумарова волна началась на полях Смоленщины у речки Гжать. И началась в третьей кавалерийской бригаде, которой командовал полковник Есенко. А командиром четвертого эскадрона был старший лейтенант Иса Мухамедов. Земляк, из Ташкента.

Октябрь — время осеннего ненастья в этих местах. Ветер, холодные дожди, распутица. Ни обогреться, ни обсушиться солдату, а иногда и котелки были сутками сухие. Одно слово — передний край. Передний край и первый бой. Первый экзамен.

Вообще перед любым экзаменом страшно. Тем более перед таким.

А Сангин совсем не испытывал чувства страха. Может быть потому, что в сердце хранил наказ односельчан — разбить врага, защитить Родину, с победой вернуться домой. Или помнил свои слова на прощальном митинге?

— Вас, дорогие наши, мы не подведем! Врага разобьем! Сердца наши будут всегда с вами. Ждите радостных вестей!

Ночью полк стянулся к передовой. Лошади здесь не помощники. Тонут в топи. А солдат — солдат везде пройдет. Спешился полк. Что ж, от кавалерии до пехоты — расстояние от земли до стремени…

Старые, обстрелянные солдаты подбадривали молодых: «Утром посмотрите, как фрицы драпают. Против нашего солдата — никто не устоит. Кишка тонка».

Гитлеровцы, видно, почувствовали неладное. С первыми проблесками зари открыли по нашим траншеям артиллерийский и минометный огонь. Тут же отозвались пулеметы. В полный голос заговорила наша артиллерия. Подан сигнал атаки.

Первым поднялся командир взвода и громко крикнул:

— За мной! За Родину!

Командир отделения не успел повторить команду, как Почеумаров перемахнул через бруствер, побежал вперед за командиром взвода. Он не слышал треска пулеметов и разрыва мин, гула артиллерии. Бежал, что есть сил, крича «Ура! Ура!» И еще он видел, как падали солдаты, сраженные пулями фашистов. Видел, как командир взвода выронил автомат, широко раскинул руки, словно пытаясь обнять землю, и упал на нее. Рота прижата к земле кинжальным огнем. Атака захлебнулась. Наступил тот критический момент, когда могут дрогнуть бойцы, поползти назад. Но нет, не захлебнулась!

На командном пункте полка видели, как во весь рост поднялся под огнем врага советский солдат, за ним второй, третий… Стремительный бросок — и передняя линия траншей фашистов в руках смельчаков.

После боя командир полка приказал найти того солдата, кто поднял роту в атаку. Бойца нашли. Фамилия его была Почеумаров, комсомолец из Бекабада.

В разведке
Шесть раз деревня Беседки Полесской области переходила из рук в руки. Почеумаров в этих боях входил под вторым номером в комсомольский минометный расчет. Их 82-миллиметровый миномет десять раз менял свою позицию. Гитлеровцы никак не могут накрыть ее, а мины сыпятся и сыпятся им на головы. Наконец, деревня — прочно в руках советских воинов. Солдаты «обживали» траншеи врага, приводили себя, оружие в порядок, отдыхали. Рядовой Василий Головко похлопал рукой по опорной плите, о чем-то задумался. Только на губах его играла лукавая улыбка.

— Ты чего, Вася, лыбишься? — спросили его. — Аль конфетка в рот попала?

— Да вот разговор с ней ведем, — кивнул Головко на плиту, — когда на своем горбу я ее до Берлина доволоку.

Поодаль разрывом мины грохнул солдатский смех.

— Эй вы, небритые, чего смеетесь?

— Гитлера с новым годом поздравляем.

— Кто?

— В «боевом листке»!

Командир расчета сержант Попов мигом туда. Принес «боевой листок»: — Прочти — передай товарищу!

На весь листок заголовок:

«Новогоднее послание Адольфу Гитлеру, 1945 год.

Господин дерьмо, пишем тебе новогоднее письмо. Прежде чем с новым годом встречаться, решили над тобой поиздеваться.

Дела твои в новый год прямо дрянь, куда ни глянь. От Сталинграда вдаль валяется одна шваль. Кавказ дал тебе в глаз. На Дону дивизии твои в плену. Вздумалось тебе, вшивому ефрейтору, покорить всю Европу — за эту идею поцелуй Геббельса в . . . Хотел кушать наши курки, яйки? Нет, колченогий подлец, не получишь этого от нашей хозяйки. Недалеко то время, когда истребим все твое фашистское племя. Заставим мы твою рать от Сталинграда от Берлина драть. Геббельс твой дает одни враки, отдай его собаке. Вшивый ефрейтор, ты же дерьмо, ты же бандит, знай нами будешь разбит. Писали письмо, Адольф, не для тебя старалися, а чтобы ребята батареи над тобой смеялись.

Солдатский разговор записал Иван.

Минбатарея Павлова».

Почеумарову и посмеяться вдоволь не удалось, его вызвал к себе парторг батареи Ситников.

— Дело есть, Сеня (так звали Сангина в батарее). Пойдешь со мной в разведку?

— За партией пойду куда угодно, — улыбнулся Почеумаров.

— Ну и хорошо. Дело, значит, такое: ночью доставить «языка». На носу новое наступление — необходимо иметь свежие данные. Вот сегодня и отправимся на охоту.

Ночь выдалась не для разведки, звездная. Неподалеку впереди чернел хутор, туда и держали курс разведчики. Известно, что на хуторе наблюдательный пункт. Но сейчас, ночью, скорее всего гитлеровцы дрыхнут после боев, выставив двух-трех для охраны. Вот одного из них и надо прихватить.

У самого хутора еще раз залегли, осмотрелись. Хутор молчал, ни звука, ни шороха.

— Сеня, поползли, — шепчет Ситников, — я впереди, ты — метров на пять сзади.

Техника взятия «языка» — прежняя: ударом валят фашиста на землю, в рот — кляп, связывают руки. Если будет сопротивляться, тащить силой и поддать как следует.

— Тише! — еле слышно шепнул парторг. Совсем рядом замаячила фигура часового. Фашист ходит, как заведенный: десять шагов туда, десять обратно. Нервы у разведчиков натянуты, как струны.

— Брать будем из-за хаты, с тыла удобнее. Понял?

— Понял. Добро, — слышит парторг в ответ. У часового автомат на груди, палец — на спусковом крючке.

Сангин толкнул в плечо парторга:

— Разрешите, я его…

— Давай!

Резкий прыжок, удар прикладом, фашист летит. Парторг, немедля, всадил ему кляп в рот. Ноги связаны, руки тоже. Отход! Но гитлеровцы все же услышали шум, обнаружили разведчиков. Почеумаров кричит:

— Отходите, прикрываю вас.

Отстреливаясь, Сангин отползал к тому месту, где они с парторгом, на пути к хутору, обнаружили брошенную исправную пушку.

— Запоминай, где она, — шепнул тогда Ситников, — может еще пригодится…

А вот и пушка. Развернуть ее, дослать снаряд — было делом одной минуты. Прицелился, как мог, выстрелил. На хуторе — паника. Фашистские танки ударили по своим. А Почеумаров, еще добавив им огонька, прикинул, что парторг теперь в безопасности. Можно в обратный путь. В условном месте парторг поджидал своего боевого товарища. Крепко пожав друг другу руки, они двинулись к своим.

«Язык» дал хорошие показания. За ночной бой грудь комсомольца Почеумарова украсил орден Славы.

Давно отгремели бои. Теперь герой войны «воюет» на мирном фронте. Его часто приглашают к себе пионеры и школьники, встречается он с допризывниками и молодыми воинами. Ему есть что рассказать о подвигах их отцов в годы Великой Отечественной войны. А нередко ему помогает в этом командир минометного расчета старший сержант запаса Яков Васильевич Попов, который работает неподалеку, в хлопкосовхозе «Дальверзин» № 1. Улыбнулось солдатское счастье минометному расчету: его командир старший сержант Я. В. Попов, второй номер старший сержант Почеумаров, четвертый номер В. Н. Головко дошли до Берлина и с победой вернулись домой.

ИСТРЕБИТЕЛЬ ТАНКОВ

Михаил Васильевич Уткин родился в 1923 году в городе Октябрьском Куйбышевской области. До армии работал слесарем в железнодорожном депо.

В ряды Советской Армии пошел добровольно в 1942 году.

Воевал на Сталинградском, Степном, Первом Украинском фронтах. Прошел от Сталинграда до Польши с противотанковым ружьем.

Михаил Васильевич Уткин является девятым по счету полным кавалером ордена Славы. Он награжден орденом Славы первой степени за номером «9».

После войны работает в кузнечно-прессовом цехе завода «Таштекстильмаш».

Ветеран
На заводе «Таштекстильмаш» с 1945 года работает в кузнечно-прессовом цехе ветеран Великой Отечественной войны, а теперь и ветеран предприятия, кавалер трех орденов Славы Михаил Васильевич Уткин. Добрая молва об отличном мастере своего дела давно перешагнула пределы завода. За двадцать лет он в совершенстве изучил свою профессию, внес немало ценных рационализаторских предложений и усовершенствований в кузнечно-прессовое дело, обучил своей ведущей специальности десятки молодых рабочих.

Нет на заводе человека, который бы не гордился Михаилом Васильевичем.

В армию он ушел в мае 1942 года. Тяжелое это было время для нашей Родины.

Из города Октябрьский Куйбышевской области, где работал слесарем в депо, пароход с призывниками направился в Ульяновск. Три месяца проходили они курс молодого бойца, овладевали специальностью истребителей танков. А потом, ускоренным маршем, — под Сталинград. Пока добрались до Волжской твердыни, человек десять погибли под бомбежками.

На войне время исчисляется секундами, и на всякого рода «раскачки» его совсем не остается. Прямо с марша — в бой. Едва-едва успели занять оборону, как новая атака гитлеровцев. Пикирующие бомбардировщики, артналет, танки. Следом — грязно-зеленые фашистские цепи. Волна за волной, волна за волной…

На позицию роты Уткина мчались до десятка танков. Рота несла большие потери. Шквал огня прижал к земле оставшихся в живых, головы не поднимешь.

…Вот танки уже совсем близко. Можно пускать в ход ПТР.

Выстрел! Еще! Танк загорелся. Огонь по второму! Второй горит! Танковая атака была отбита.

И так каждый день. Много дней и ночей, много долгих недель.

Долго ждали бойцы наступления. А когда этот день настал, радости не было конца. И пошли неудержимой лавиной на запад от Волги, освобождая один населенный пункт за другим.

Отступая, враг оказывал упорное сопротивление. На Днепре фашисты думали сдержать победную поступь воинов-освободителей, о чем громогласно раструбили на весь мир.

Подразделение, в котором воевал Михаил Уткин, вышло к городу Запорожью — важному опорному пункту в фашистской обороне. Город был превращен в настоящую крепость. Фашисты окружили его надолбами, минными полями, колючей проволокой, установили мощную оборонительную огневую систему.

10 октября 1943 года начался штурм укреплений противника. После массированной полуторачасовой артиллерийской и авиационной подготовки стрелковые части, поддержанные артиллерией и танками, пошли в атаку. На гитлеровцев было обрушено море огня и стали. Земля вздрагивала от разрывов бомб и снарядов. В воздух летели балки перекрытий и железобетонные плиты. Казалось, ничто живое не уцелеет. Но враг еще был силен. Он бросил в атаку «тигров». Стена артиллерийского и минометного огня преграждала путь нашим бойцам.

Два дня шли кровопролитные бои. Противник ввел в бой свежие резервы, включая танковые подразделения.

13 октября до шестидесяти «тигров» лавиной ринулись на позиции наших бойцов. Сверху посыпались бомбы. Пехота попятилась назад, минометчики снялись с позиций. Впереди остались только ПТРовцы, выжидая удобного момента для открытия огня. С пятидесяти метров ударили по танкам. Загорелось пять машин. Остальные рвутся вперед. Вот-вот, кажется, стальная глыба навалится на Уткина. Выстрел — поползла гусеница. Еще один — и танк вспыхнул. Из горящей машины по бойцу резанули пулеметной очередью. Пуля зацепила руку, но ПТР не умолкало.

Горстка израненных истребителей танков выстояла. Подтянулась пехота, противотанковая артиллерия, в воздухе появились штурмовики ИЛ-2, залпы «катюш» несли смерть врагу. Начался решительный штурм Запорожья. 14 октября наши войска освободили город.

За номером «9»
Отлежавшись в госпитале, Уткин догнал своих уже на Южном Буге. В роте мало осталось ветеранов. Тогда под Запорожьем из роты осталось в живых всего двадцать человек. И 30 фашистских танков осталось на поле боя.

Командование дивизии решило форсировать Южный Буг ночью. К утру передовые части вели бои с гитлеровцами уже на том, западном, берегу реки.

…Уткин со своим ПТР оборонял КП. В минуту затишья хотелось письмецо домой написать. О чем писать? Целую неделю воюют на узкой прибрежной полосе, пытаются расширить плацдарм, а толку никакого! Враг засел в блиндажах и дзотах, регулярно получает подкрепления, боеприпасы, огрызается изо всех сил. Вот и сегодня, подтянув свежие силы, гитлеровцы пытаются сбросить десантников в Буг. Артиллерия, самоходки, минометы открыли огонь ураганной силы. Плацдарм покрылся разрывами. Об этом не напишешь, да и писать уже некогда. Танки!

Верное ПТР раскалилось, а танки уже совсем рядом. «Не торопись, — успокаивал Уткин себя, — бей наверняка…» Выстрел — танк замер метрах в пяти, из башни вырвался клуб дыма. Внутри начали рваться снаряды. Перенес огонь на другую вражескую машину. И в это время осколком мины изуродовало ПТР, сам Уткин отделался легким ранением. Подобрав автомат убитого солдата, очередь за очередью стал посылать по гитлеровцам. Отполз в сторону. Отличная находка: исправный ручной пулемет!

— Огонь по врагу!

Атака противника была отбита. А тут еще «заработала» наша крупнокалиберная артиллерия. На душе стало веселее: теперь гитлеровцы не сунутся!

Ночью на «пятачок» переправился комсорг полка. Разыскал Уткина, дал дивизионную газету. Там было написано, за что наградили отважного бойца. Да разве можно перечислить все бои, в которых участвовал отважный боец, и все подвиги, которые совершили он и его товарищи? Но об одном бое нужно вспомнить. Именно тогда заслужил солдат орден Славы первой степени за номером «9».

Бои уже шли в Польше, под местечком Утиски. Дней десять без отдыха наступали наши части. Потом получили приказ — закрепиться. Зарылись в землю. Командир взвода передал, что впереди стоят смертники: эсэсовцы и власовцы. С ходу их не возьмешь, а лишние потери — ник чему.

Неприятель пошел в психическую атаку. Вот они, смертники, рядом. Пьяные, кричат, но не стреляют. Солдаты смеются. Старшина роты кричит:

— Фашистско-уборочные агрегаты, к бою!

Бойцы открыли по наступающим ураганный огонь, потом бросились в рукопашную схватку. Никто из смертников с поля боя не ушел.

Гитлеровцы бросили в бой танки и самоходки. Уткин открыл огонь из нового ПТР. Выстрел, второй… пятый. Никакого эффекта. Самоходка накатилась на него, он с ПТР — в окоп. Кто видел это, считал его погибшим. Гитлеровец, очевидно, тоже подумал, что разделался с истребителем. Но нет, Уткин так не сдается! Самоходка прошла. Он выкарабкался «с того света», вытащил ПТР и ударил по самоходке сзади. Клуб черного дыма окутал стальное чудовище. На душе весело стало.

На радостях забыл, что танков много. Его и засекли фрицы. Снаряд разорвался рядом. Контузия, тяжелое ранение в грудь и плечо…

Потянулись долгие госпитальные месяцы.

Колеса вагонов гулко постукивали на стыках. Поезд шел в Ташкент, везли раненых солдат. Слышна была песня: «До свиданья, мама, не грусти, не горюй, на прощанье сына поцелуй!..» Любят бойцы эту песню, уж очень точно передает она чувства солдат.

Подъезжая к Казалинску, открыли окна вагонов. Раненые закричали:

— Смотрите, смотрите, как нас встречают! Народу много, и все с цветами!

Поезд медленно подходил к перрону. Все явственнее слышатся долгожданные слова:

— Победа! Конец войне! Германия капитулировала. Победа!

Слезы радости выступили на глазах у бойцов.

Победа!

В ГОДИНУ ИСПЫТАНИЙ

Хамрат Хамзаевич Хусаинов родился в 1920 году в деревне Ново-Ялчикаево Куюргазинского района Башкирской АССР.

Закончил семилетку. До Армии работал слесарем на моторном заводе.

Призван в ряды Советской Армии в 1940 году. Воевал на Первом Украинском, Первом Белорусском, Западном фронтах.

Награжден тремя орденами Славы, орденом Красная Звезда и пятью медалями.

Имеет два ранения.

После демобилизации из Советской Армии работает слесарем на Самаркандском авторемзаводе № 3.

В окопах Сталинграда
Сталинград. Октябрь 1942 года. Бой идет седьмые сутки. Глаза людей воспалились от бессонницы и нечеловеческого напряжения.

В минуту затишья Хамрату Хусаинову вспомнилась родная Башкирия, залитая солнцем площадь около военкомата, проводы молодежи в Красную Армию. Это было в 1940 году. Мать, отец, брат, знакомые и товарищи, — где они теперь? Отец уже год воюет, весточки от него приходили редко, а сюда, под Сталинград, что-то совсем не идут.

Брат Хайдар прислал письмо: «Иду к вам с отцом на помощь, держись, браток».

Дивизия с начала октября ведет оборонительные бои, и конца им не видать. Когда же начнется наступление? Когда погонят, наконец, фашистскую нечисть со своей родной земли? Хамрат поделился своими мыслями с земляком и товарищем по отделению, Саттаровым.

— Не унывай, Хамрат! Москва еще подбросит войск, и ударим по фрицам! Всем им здесь будет крышка. Все об этом говорят. А еще командир взвода утром говорил, что наша Башкирия отправила на фронт семьдесят пять вагонов подарков.

— Эх, хорошо получить подарочек из родных мест, — задумчиво произнес кто-то из бойцов.

Но пока «подарочки» посыпались совсем с другой стороны.

Немцы обрушили на позиции роты шквал минометного и пулеметного огня. Взрывной волной разбросало пулеметный расчет, оглушило. Пулемет умолк. Хусаинов пришел в себя от истошного гортанного крика фашистских солдат. Совсем близко он увидел зеленые мундиры гитлеровцев. Ярость, ненависть к врагу буквально бросили Хамрата к пулемету. Неожиданно, в упор, по фрицам полоснул свинцовый ливень. Как подкошенная трава, падали фашисты. Оставив десятки трупов, они отступили.

А вот и пришло оно, долгожданное наступление советских войск! 19 ноября командир роты принес обращение Военного Совета Сталинградского фронта. В нем говорилось:

«Идет бой. Мы знаем, что идем освобождать наших братьев и сестер, томящихся в фашистской неволе. В наших руках, товарищи, находится судьба нашего великого советского народа…»

Обращение воодушевило бойцов, удесятерило их силы. Только вперед! Бить, бить врага насмерть!

Когда идет наступление, бойцы забывают об усталости. Долой отдых! Долой сон! Долой привалы! Только вперед! Только вперед! Идут войска. Проходят машины, буксируя пушки; с лязгом и гулом движутся танки; форсированным маршем мчит кавалерия. В небе слышен гул бомбардировщиков, несущих смертоносный груз для рыскающих по степи фашистов.

Зима. Снег. Ветер. Непрерывные бои. Но советские солдаты словно из железа. Наступление!

Румынским солдатам надоело драться за Гитлера, бросают оружие, сдаются в плен. Немецкое командование бросает против союзников части отборных войск СС с приказом — расстреливать сдающихся в плен. Румынам зачитывают приказы и воззвания Антонеску. Но ничто уже не действует на деморализованные румынские части.

Нет, все же подействовали дула пулеметов и автоматов. Румынские солдаты, подгоняемые с тыла немецкими автоматчиками, стремятся прорваться за Дон. Метет снежная вьюга, но страшнее ее огневая вьюга. Некогда отдохнуть «максиму», некогда отдохнуть пулеметчикам. Пальцы у Хусаинова отяжелели, не оторвешь от гашеток. Но гитлеровцы не пройдут! На пулеметное гнездо рванулись два танка фашистов, ведя непрерывный огонь. Упал на заснеженную землю второй номер — рядовой Косвинцев. Упал и не поднялся. Раненый Хамрат остался один у пулемета.

Но вот через боевые порядки красноармейцев вырвались краснозвездные Т-34. А за ними ринулись в контратаку стрелковые роты. Перед пулеметом Хусаинова лежало до сорока трупов вражеских солдат.

23 ноября соединения Юго-Западного и Сталинградского фронтов уничтожили противостоящего противника, соединились юго-восточнее Калача и завершили окружение армии гитлеровцев общей численностью» 330 тысяч человек.

На следующий день было зачитано Обращение Военного Совета Юго-Западного фронта по случаю разгрома 3-й румынской армии на среднем Дону. В нем говорилось:

«Горячо поздравляем бойцов, командиров и политработников с победой! Глубокой верой в правоту нашего дела, волей к победе, мужеством, смелостью и вашим умением разгромлена и уничтожена 3-я румынская армия. Настало время, когда враг вновь начал познавать силу богатырских ударов нашей доблестной Красной Армии. Мы успешно начали разгром гитлеровской армии, но это только начало. Впереди еще много дел по освобождению наших городов и сел, наших советских людей, вынесших столько мук и страданий.

Дорогие товарищи! Закрепляйте завоеванное, неустанно громите врага, очищайте советскую землю от фашистской нечисти, множьте славу советского оружия.

Желаем дальнейших успехов и новых побед!»

Хамрат прочитал Обращение Военного Совета, лежа на госпитальной койке…

После выздоровления Хамрат Хусаинов был направлен в 435-й истребительный противотанковый полк. И здесь во всем блеске раскрылся воинский талант отважного солдата. Забегая вперед, скажем, что в боях с фашистами он уничтожил семь танков, два самоходных орудия, три дота, десятки гитлеровских солдат и офицеров…

22 июня 1943 года наши войска начали вести наступательные бои на реке Миус. Двум стрелковым батальонам была поставлена задача — во взаимодействии с артиллерией взять высоту 185. Противник прочно закрепился на ней, организовал мощную систему огня. Было решено атаковать высоту с рассветом… Ночью артиллеристы выкатили орудия в первые цепи атакующих, «поделили» между собой цели. Получил конкретную задачу и расчет пушки, в который входил Хамрат Хусаинов.

С рассветом от страшного грохота затряслась, задрожала земля. На высоту обрушился огонь страшной силы. Двинулась в атаку пехота. Разгорелся жаркий бой. Враг яростно сопротивлялся. Отбиты три контратаки гитлеровцев. Четвертая была особенно сильной. На атакующих противник бросил танки. И здесь истребительная артиллерия показала себя настоящим стальным щитом для своей пехоты.

На огневую позицию расчета Хусаинова устремилось до десятка танков.

— Приготовиться! Бить наверняка! — подал команду командир орудия.

Хамрат припал к прицелу. Выстрел — и снаряд разворотил броню фашистского танка. Теперь — по другим! Отбив атаку танков, артиллеристы открыли путь пехоте. Высота была взята.

За этот бой наводчик орудия сержант Хусаинов был награжден орденом Красной Звезды.

Позднее полк вел бои за освобождение Макеевки, Сталино, Мелитополя. За особые подвиги, героизм, проявленный в боях, артиллерийской бригаде были присвоено наименование Мелитопольской. Но радость Хамрата омрачило тяжелое известие: в боях под Ворошиловградом смертью храбрых погиб Хамза Яллалиддинович Хусаинов.

— Хамрат, — сказал командир батареи, — за твоего отца мы отомстим! Дорого заплатят фашисты за него!

Хамрат и его товарищи на Сиваше и Перекопе отомстили врагу сполна.

Дорога на Берлин
Беспощадно мстили они и в боях на земле Белоруссии. Метко вел огонь по врагу артиллерийский расчет, которым командовал сержант Хусаинов.

15 января 1945 года наши войска севернее Варшавы форсировали Вислу. На западном берегу фашисты предприняли бешеные контратаки. Артиллеристы-истребители танков находились в боевых порядках пехоты и вели огонь по вражеским танкам и самоходкам. Расчет сержанта Хусаинова только что подбил танк, который вел огонь по нашим минометам.

— Теперь бой по огневым точкам врага, — приказал Хамрату командир батареи.

Сержант и его боевые товарищи выполнили приказ с честью. Подавив огневые точки, они подожгли еще один танк. В секторе обстрела батареи пылали десятки чадных костров. Танки не прошли. Враг отказался от попытки сбросить советские войска в Вислу.

За мужество и отвагу, проявленные в этом сражении, сержант Хусаинов был награжден орденом Славы.

Успешно завершив Варшавско-Познаньскую наступательную операцию, в ходе которой была разгромлена большая группировка противника, наши войска развили наступление на Познань — Кюстрин. Гитлеровцы превратили Познань в город-крепость. Без малого месяц поиска фронта вели здесь тяжелые осадные бои. Особенно тяжелые бои начались 21 февраля 1945 года, когда фашисты бросались в одну контратаку за другой. Но каждый раз, оставляя на поле боя горящие «тигры» и «фердинанды», гитлеровцы откатывались назад.

В одном из боев снова отличился старший сержант Хусаинов. Вместе со своим расчетом он уничтожил два танка и подбил одно самоходное орудие. Мужественного воина наградили орденом Славы II степени.

23 февраля 1945 года войска Первого Белорусского фронта заняли город-крепость Познань, а спустя насколько дней вышли к побережью Балтийского моря, расчленив группировку врага в Померании. Теперь дорога вела на Берлин.

Вот на этой дороге расчет Хамрата Хусаинова и встретился с фашистскими танками. Сколько их? Пять?

— К бою! — подал команду Хусаинов.

Начался поединок. Хладнокровие, с которым работал старший сержант, презрение к смертельной опасности воодушевляли подчиненных. Вот головной танк уже совсем близко. Длинный хобот пушки, кажется, нащупывает орудие Хамрата. Но выстрела не последовало. Танк, объятый дымом, резко развернулся и остановился. Обходя его, вперед вырвался второй танк. Маневрируя, он ведет огонь. Ранен заряжающий, погиб подносчик снарядов… А пушка бьет и бьет по вражеской машине, снаряды один за другим вонзаются в тело стального чудовища…

На окраине Берлина почти каждый дом был превращен гитлеровцами в опорный пункт обороны, откуда гитлеровцы вели огонь по нашим атакующим цепям. Вот и сейчас они ведут ураганный пулеметный огонь, не давая автоматчикам продвигаться вперед.

Выкатив пушку на открытую позицию, Хусаинов двумя выстрелами заставил замолчать фашистскую огневую точку. Автоматчики поблагодарили артиллеристов и ринулись вперед, к центру Берлина. Хусаинов заметил, что самоходное орудие врага из-за дома ведет огонь по нашим танкам и пехоте. Быстро развернув пушку, изготовились для стрельбы. В это время самоходное орудие, как черепаха, уползло за угол дома и скрылось. Теперь катить пушку надо метров триста. Рядом два наших автоматчика конвоировали с десяток пленных.

— Давай их сюда, пусть катят пушку вон к тому дому, — крикнул Хусаинов конвоирам.

Пленные только принялись за дело, как по ним с чердака полоснули пулеметной очередью. Хусаинов ударил снарядом по чердаку. Пулемет замолчал. А несколько позже была уничтожена и кочующая самоходка.

— Это вам, сволочи, за отца и брата! — сказал Хамрат, выпустив последний снаряд на войне.

В Берлине старший сержант получил третий орден Славы.

Выполнив свой ратный долг, воин-победитель возвратился на родину. Ныне Хамрат Хамзаевич Хусаинов живет в Самарканде. Он работает слесарем на авторемзаводе № 3, является ударником коммунистического труда, председателем цехового комитета профсоюза.

НИ ШАГУ НАЗАД!

Андрей Яковлевич Дыров родился 1903 году в селе Лягушовка Свищевского района Пензенской области. До призыва в Советскую Армию работал в Фергане. На фронт ушел 23 сентября 1941 года. Воевал на Северо-Кавказском и Первом Украинском фронтах. За боевые подвиги на фронтах Великой Отечественной войны награжден тремя орденами Славы, орденом Красная Звезда и шестью медалями.

Демобилизовался из армии в сентябре 1945 года.

В настоящее время — пенсионер. Живет в городе Фергане.

В предгорье Кавказа
Фронтовая солдатская дорога Андрея Яковлевича Дырова взяла начало на Северном Кавказе в 1942 году. Когда 389-я стрелковая дивизия заняла оборону на правому берегу реки Терек, неподалеку от Грозного, сержант Дыров был тогда командиром расчета «сорокапяток» (45-мм пушек). Гитлеровцы до десяти раз в день атаковывали позиции дивизии, стремясь прорвать линию обороны. И на этой дороге на долю артиллериста Дырова выпало все, что выпадает солдату на войне, Форсировал реки, уничтожал своими пушками вражеские танки и самоходки, был ранен, держал оборону, наступал. Делал это днем и ночью, зимой и летом. И так с весны 1942 года до мая 1945 года.

…Орудийный расчет занимал огневую позицию на важнейшем направлении обороны дивизии. Именно сюда немцы и двинули свои танки. С рассветом на линию обороны «навалилась» авиация, на позиции артиллеристов гитлеровцы обрушили ураганный артиллерийский огонь. Потери были большие. Погиб командир батареи, часть орудий вышла из строя, санитары выносили раненых.

А теперь еще лавина фашистских танков, набирая скорость, ведя прицельный огонь, устремилась на линию обороны дивизии. Казалось, что эта чудовищная сила сомнет все, что еще осталось в живых.

Артиллеристы приняли бой. Это был невиданный бой трех «сорокапяток», трех боевых расчетов с превосходящими силами противника. Содрогалась земля, в воздухе стало тесно от огня и металла. В первые же минуты этого неравного боя был убит командир первого расчета сержант Стародубцев. А фашистский головной танк несся на это орудие. Дыров бросился к соседям.

— Стреляй! — крикнул Дырову заряжающий Зима. Танк двигался с такой скоростью, что через минуту мог смять пушку. Дыров, не торопясь, послал снаряд навстречу стальной глыбе со свастикой на борту. Машина резко остановилась, как бы удивляясь смелости солдата. Секунда, вторая — и она вертится на месте, черный дым повис над башней. Фашисты выскочили из танка, стали сбивать пламя с горящей громады. Автоматная очередь бросила их к мертвым гусеницам танка. Но бой еще не кончился, он принимал все более ожесточенный характер. Артиллерия фашистов, не умолкая, била по позициям «сорокапяток». У орудия в живых остался Дыров и заряжающий Селезнев. Гитлеровские танки снова наползают на героев-артиллеристов. Селезнев кричит:

— Дыров! Бьем гадов! До последнего! Давай!

Дыров ответил снарядом «в лоб» танку. Танк вздрогнул, но продолжал мчаться вперед, поливая свинцовым огнем пушкарей. Третий снаряд в борт! Теперь конец: горит!

Пыль, пот, гарь слепят глаза. А из дыма показываются новые бронированные чудовища.

Вражеский снаряд разбил щит орудия, осколками ранен Дыров. Он оглянулся и увидел — Селезнев лежит, уткнувшись головой в ящик со снарядами. В вытянутой правой руке зажат снаряд…

Один! Один против нескольких танков! Пусть один! Пока бьется сердце, он будет стрелять, стрелять» стрелять!

Стих неумолчный грохот боя. Фашисты, понеся большие потери, откатились назад. Советские войска готовились к решительному наступлению. Боевые товарищи провожали в последний путь павших на поле брани. Дыров поцеловал в лоб мертвого Селезнева, сказал:

— Браток, мы сделали, что могли. Прощай! — На глазах блеснули слезы и перехватило дыхание…

Командир дивизии снял каску, подошел к Дырову.

— Наши герои-артиллеристы выполнили свой свешенный долг перед Родиной. Они завещали нам драться и побеждать.

Вынул из полевой сумки орден Красной Звезды.

— Сержант Дыров! От имени Родины и советского народа вручаю Вам орден!

Приколов к гимнастерке боевую награду, комдив пожал руку сержанту.

— Желаю боевой удачи! Хочу видеть тебя, Дыров, в Берлине, когда будем праздновать нашу победу!

Слова комдива были пророческими. Дыров воевал до дня Победы и отпраздновал его в Берлине.

На Сандомирском плацдарме
Всю войну А. Я. Дыров был на передовой. Освобождал Украину и Польшу, форсировал Вислу, удерживал плацдарм у Сандомира, форсировал Нейсе и Одер, добивал фашистского зверя в его берлоге. Трудно подсчитать в скольких боях побывал отважный солдат, сколько раз обманывал злую старуху — смерть!

Но бой на Сандомирском плацдарме Андрею Яковлевичу запомнился на всю жизнь. И все так свежо в памяти, как будто происходило только вчера.

…Бой разгорался. Били пушки, строчили пулеметы, землю перепахивал металл. Тучи пыли и дыма висели на поле боя.

Десятки вражеских танков, самоходок рвались к позициям советских воинов. Гулкие разрывы бомб, рев самолетов придавали этой картине боя черты законченного ада.

Артиллеристы расстреливали стальные чудовища фашистов в упор — прямой наводкой. Но гитлеровцы перестали считаться с потерями, прут и прут вперед, хотя поле боя покрыто зловещими черными кострами. У орудий осталось всего по два-три бойца. Командир батареи сам ведет огонь по фашистам, не отрывается от прицела окровавленный, перебинтованный Дыров. Метрах в двадцати от пушки загорелся еще один немецкий танк. И тут же тревожный выкрик подающего снаряды Глотова.

— Танк!

Обернувшись, Дыров увидел в десяти шагах от себя еще одну вражескую машину, даже почувствовал жар раскаленного металла.

— Огонь!

Танк клюнул стволом и, словно подавился дымом, заглох. Дыров смахнул холодный пот с лица, длинно выругался:

— Тут тебе и могила…

Орден Славы первой степени украсил грудь Андрея Яковлевича.

Никогда не забудет Дыров напутственных слов командира батареи, провожавшего его на вокзал. Не забудет трогательного прощания с однополчанами. Нет, не забудет, как обнимались, целовались с фронтовыми побратимами. Сколько трудных солдатских дорог прошли вместе! Сколько боевых друзей потеряли они на этих дорогах!

А вот сейчас расстаются, горькие мужские слезы оросили лица солдат. Дыров вошел в вагон, вслед несется голос командира расчета Пятакова:

— Андрюша, не забывай! Живи счастливо!

Паровоз, набирая скорость, приговаривал: «Домой, домой, домой пора! Домой, домой, домой пора!»

Андрей Яковлевич проводил глазами перрон, присел, достал кисет с махоркой, свернул самокрутку, глубоко затянулся. Скоро будет дома… В семье… Как они там! Ведь почти четыре года прошло!

Соседи по купе затянули песню: «Давно мы дома не были…» И совсем растаял солдат.

Время, в дороге тянется — ужас как. Будто в сутках стало не 24 часа, а все 72! Наконец, улыбающийся проводник объявил:

— Подъезжаешь, собирайся, солдат!

Сердце застучало сильнее. Закинул вещмешок за плечи, взял в руки чемодан. Пассажиры расступились в проходе, давай дорогу воину: пусть первым выйдет из вагона.

Паровоз медленно подходил к перрону. Звуки оркестра несли мелодии марша.

Город встречал солдата-победителя…

СМЕЛОГО ПУЛЯ БОИТСЯ!

Нугман Сагдуллаевич Шарипов родился в 1925 году в Бухаре. Закончил среднюю школу, до войны работал в Горбыткомбинате.

В Советскую Армию был призван в марте 1943 года.

Воевал на Ленинградском и Втором Белорусском фронтах.

За боевые подвиги на фронте награжден тремя орденами Славы.

Трижды ранен, дважды контужен.

Демобилизован в 1945 году. В настоящее время живет и работает в Бухаре.

Встреча земляков
Трижды приходил Нугман Шарипов в военный комиссариат и чуть ли не со слезами на глазах просил направить его на фронт. И трижды ему отказывали: рановато, возраст не призывной. Потерпи еще.

Нугман приходил домой молча, ложился и думал: «Пока подрасту — война кончится. Ни одного фашистского зверя не убью…»

А в марте 1943 года, на вокзале, мать прижала сына к груди, поцеловала в голову:

— Пусть аллах тебя бережет, Нугман!

Но это еще не была дорога на фронт. Нугмана направили в школу младших командиров. Многое дала молодому бойцу эта школа. Он хорошо изучил ручной пулемет, другое оружие, научался метко стрелять, без промаха бросать гранаты.

А потом наступил день, когда младший сержант Шарипов прибыл в 53-й стрелковый полк, который вел бои под Пулковом. Первое время необстрелянный боец «кланялся» вражеским минам и пулеметным очередям. Но прошла неделя, другая — и куда страх делся! А вскоре он открыл собственный боевой счет.

В бою за деревню Колпино Нугмана Шарипова ранило. А после госпиталя в 173-м Краснознаменном стрелковом полку, входившем в состав 90-й дивизии, и появился новый командир расчета станкового пулемета.

Полк вел наступательные бои на Псковском направлении. Враг оказывал упорное сопротивление, часто переходил в контратаки. Особенно жестоким был бой за железнодорожную станцию между Псковом и Островом. Враги цеплялись за каждый метр земли. Гитлер не скупился для своих вояк ни на кресты, ни на шнапс. Пьяные гитлеровцы, подгоняемые офицерами, бросались в атаки, как говорят, очертя голову…

После небольшого затишья все вокруг задрожало от залпов фашистских батарей. Сосредоточив у железнодорожного полотна большое количество пехоты, танков, бронетранспортеров, гитлеровцы снова перешли в контратаку. Батальон, в котором воевал Шарипов, занимал центр в боевом порядке полка. На него противник и обрушил свой основной удар.

Первая и вторая попытки не увенчались для врага успехом. Фрицы бросились в третью контратаку. Младший сержант Шарипов с своим расчетом вел меткий огонь по врагу. Слева и справа, спереди и сзади рвались неприятельские артиллерийские снаряды. Появились танки, «юнкерсы».

Одна из бомб разорвалась неподалеку от пулемета Шарипова. Пулемет замолчал. Очнувшись, Шарипов увидел, что все его товарищи лежат… Вставил новую ленту и, выждав, когда гитлеровцы приблизятся, открыл огонь. Огневую точку засекли фашистские минометчики. Шарипов подхватил коробки с лентами и бегом потащил «максима» по траншее. Снова смертоносными огонь! Сил, выдержки у раненого бойца хватило только до конца боя…

1944 год. Войска Ленинградского фронта при поддержке Краснознаменного Балтийского флота перешли в наступление на Выборгском направлении. После прорыва первой оборонительной полосы гитлеровцев, в бой была введена 90-я стрелковая дивизия. Перед боем командир дивизии генерал-майор Лященко побывал в каждом полку, беседовал с солдатами, офицерами, проверял готовность к наступлению.

Запомнилась встреча с генералом и Шарипову. Узнав, что сержант родом из Бухары, командир дивизии заговорил с ним по-узбекски.

— Значит, мы земляки? В 1933 году я учился в военном училище в Ташкенте. Узбекистан — край хороший, благодатный. Пишут из дому? Все здоровы?

— Рахмат, все хорошо, — ответил сержант.

Комдив попрощался с солдатами, пожелал им успеха в бою и зашагал в соседний полк. На ходу сказал Шарипову:

— Земляк, не подведи! Встретимся — спрошу, как дрался.

Мог ли думать тогда Нугман, что через два десятка лет он встретится в Бухаре с командующим войсками Туркестанского военного округа генерал-полковником Лященко? Ведь шла война, а на войне всякое бывает…

Комсорг батальона
Дивизия могучей волной двинулась в наступление. Батальон капитана Шолохова с боями продвигался вперед, ломая укрепления гитлеровцев. Вышли к небольшой речке, штурмовая группа с ходу вырвалась на правый берег и закрепилась. С наступлением темноты бой утих, и солдаты стали приводить себя в порядок, готовиться к новым схваткам с врагом. Пулеметный расчет сержанта Шарипова охранял командный пункт батальона. Это ответственное задание обычно поручалось самым храбрым и умелым воинам, и Нугман гордился доверием командира.

Вскоре прибыл посыльный и сказал, что сержанта Шарипова вызывает комбат. «Никогда такого не было, — удивился Нугман. — Зачем вызывают? Вроде бы в расчете все в порядке, нарушений нет, никто не провинился…»

Но вызывали его совсем не для «втирания»: в последнем бою был убит комсорг батальона, и он, Нугман Шарапов назначался вместо него.

— Воин вы бывалый, как бить немцев и финнов знаете хорошо. Солдаты уважают вас. Другой кандидатуры мы и искать не стали, — закончил командир батальона.

— Справлюсь ли? Дело это для меня новое, — сказал Нугман.

— Дело у нас у всех одно — очистить Родину от врагов. А в комсомольской работе поможем, — продолжал капитан. — Так вот, товарищ комсорг, первое поручение. На правом берегу реки, на нашем батальонном плацдарме погибли все офицеры. Телефонная связьпрервана. Посылали связных — не дошли. Переправитесь туда, возьмете командование на себя и в 7.00 по моему сигналу поведете людей в атаку. Вот сюда, — Шолохов показал карандашом на карте цель, расположенную на опушке леса. — Как переправиться — учить не буду, знаете лучше меня. Местность простреливается и просматривается, мины мы сняли. Побеседуйте с каждым бойцом, подбодрите, передайте сигнал атаки. Бросок должен быть молниеносным. Задача ясна?

— Так точно!

— Желаю вам успеха, комсорг! — капитан крепко пожал руку Нугману.

Простившись с друзьями, надев маскировочный халат, Шарипов в назначенное время вышел на боевое задание. Прополз несколько десятков метров, осмотрелся, по звуку определил направление стрельбы. Дальше совсем нужно быть осторожным: фашисты освещают ракетами поле боя, простреливают все пространство, чуть заметив что-то подозрительное.

Накрыв голову травой, Нугман пополз. Потом осторожно шел по реке, погрузившись по шею в воду. Над головой свистели пули, стонали мины. Упал, хлебнул воды, но мысль «пройду обязательно!» снова бросила его вперед. Добравшись до берега, снова упал теперь уже от дикой усталости, отдышался, пополз дальше.

Фашисты вели интенсивный огонь по плацдарму, каждый метр земли — перепахан. Но комсорг все-таки добрался до своих, передал приказ комбата, подбодрил бойцов.

С рассветом взвилась синяя ракета. Сержант Шарипов вскинулся во весь рост.

— За мной!

С криком «ура!» бойцы рванулись вперед и, под ураганным огнем врага, ворвались во вражескую траншею.

Фашисты, оставив десятки трупов, бежали. Наблюдая за боем, капитан Шолохов сказал адъютанту:

— Нугмана Шарипова сегодня же представить к ордену Славы.

В результате успешных боев 19 июня наши части приблизились к Выборгу. Охватывая город с трех сторон, в течение суток вели ожесточенные бои на подступах к нему. Во время штурма Выборга Нугман Шарипов со своим пулеметом двигался в боевых порядках пехоты. Много врагов нашло гибель от его губительного огня.

20 июня советские войска овладели Выборгом. За проявленные в этих боях мужество и отвагу Нугман Шарипов был награжден орденом Славы III степени. Награду храброму узбекскому воину вручил генерал — майор Лященко.

— Молодец, не подвел земляка! — похвалил комдив сержанта. — Пусть Бухара знает, что ее сын Нугман — отважный воин.

В боях за Данциг
Наши войска наступали на Данциг. Километрах в двадцати от города противник создал мощный оборонительный рубеж. Атака с ходу успеха не принесла. Пришлось готовить новое наступление.

Во второй половине дня полк, в котором сражался сержант Шарипов, по сигнальному залпу «катюш» бросился в атаку. Враг открыл уничтожающий огонь из всех видов оружия. Наша артиллерия не смогла подавить огневые точки противника, и полк, понеся потери, отступил. Атака захлебнулась.

Разведка донесла: гитлеровцы готовятся к контратаке. И действительно, с рассветом фашисты контратаковали позиции советских войск. Огонь минометов и пулеметов обрушился на батальон капитана Шолохова. Под прикрытием трех танков вражеская пехота атакой «в лоб» рассчитывала овладеть линией обороны. Кое-кто из бойцов дрогнул, стал отползать назад. Нугман метнулся к ним, оставив у пулемета второй номер расчета.

— Стой! Назад! — властным голосом закричал сержант. — За мной, вперед!

Как много значит, вот в такие минуты пример мужества, презрение к смерти, уверенность. Бойцы открыли огонь по гитлеровцам, бросились в рукопашную.

Шарипов снова бросился к пулемету, меткими очередями отсек гитлеровских солдат от танков, а остальное доделали бронебойщики.

Потом солдаты называли этот бой — «боем Шарипова».

…До Данцига, превращенного фашистами в крепость, оставалось каких-нибудь пять-шесть километров. Но это были очень трудные километры.

Гитлеровцы цеплялись за каждую высотку, за каждую складку местности. Не удается выбить их атакой «сходу», значит — в обход. Боясь окружения, фашисты, огрызаясь, отходят.

Стемнело. Капитан Шолохов, командир пулеметного взвода лейтенант Пустовалов и пулеметный расчет Шарипова остановились у небольшой дороги, пересекающей шоссе. Неподалеку, на пригорке полыхал дом, освещая местность метров на сто в радиусе.

Шарипов установил свой пулемет на бурт, залегли бойцы, готовые открыть огонь в любую минуту. Присмотревшись, Нугман заметил замаячившие впереди фигуры.

— Огонь!

Высотка скоро замолчала. Шарипов с товарищами бросился туда и обнаружил до десятка убитых фашистов, одетых в маскировочные халаты. Очевидно, это была разведка.

Гитлеровцы открыли бешеный огонь по высоте. Тяжело ранило второй номер — Слепнева, Шарипова контузило, засыпало землей. Когда его откопали, он ничего не слышал, но в госпиталь идти отказался. День, другой приходил в себя и снова — в бой. В Данциге он был ранен в руку, но мужественный боец остался в строю.

После взятия Данцига, дивизия вышла к Одеру, под Штеттин. Здесь помощник командира взвода Шарипов со своими пулеметчиками штурмовал важные опорные пункты обороны фашистов — Анклам, Фридланд, Ной-Бранденбург, Лихен, Грайфсвальд, Трептов, Штральзунд, Варен, Росток, Миров, Берген, Засниц, порт Свинемюнде, остров Рюген…

За отличные боевые действия Нугману Шарипову и его однополчанам Верховный Главнокомандующий в приказах объявил шесть благодарностей.

На острове Рюген и застала Шарипова весть об окончании войны. А вскоре его полк был переведен в город Гадебуш в Германии. Там отважный воин получил заслуженные боевые награды — ордена Славы I и II степени.

Ныне Нугман Шарипов трудится на Бухарском мясокомбинате. За отличную работу он много раз получал благодарности, премии. Полный кавалер ордена Славы принимает активное участие в общественной жизни. Он часто встречается с призывниками, бывает в гостях у рабочих, рассказывает им о бессмертных подвигах бойцов старшего поколения, которые в жестоких боях с фашизмом отстояли свободу, честь и независимость нашей великой Родины.

УРОКИ ДАЕТ ЖИЗНЬ

Рифкат Галимзянович Тукаев родился в 1923 году в деревне Нижний Карыш Балтачевского района Башкирской АССР.

До войны работал учителем в школе № 13 Денауского района Сурхандарьинской области.

На фронт пошел добровольно в 1942 году. Воевал на Юго-Западном, Втором Прибалтийском и Первом Украинском фронтах. Войсковой разведчик, взял 23 «языка».

Награжден тремя орденами Славы, орденом Красная Звезда, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и другими.

Демобилизован из рядов Советской Армии в октябре 1945 года.

В настоящее время работает в г. Андижане заместителем директора по воспитательной работе в средней школе № 1.

Первые уроки
Когда заходит речь о героях Великой Отечественной войны, каждого из них представляешь этаким сказочным богатырем, косая сажень в плечах. Но гораздо чаще — они самые обычные люди, внешне ничем не отличающиеся от остальных.

Подвиги Рифката Галимзяновича Тукаева в войне отмечены четырьмя орденами и двумя боевыми медалями. А он — среднего роста, худощавый, по-молодому стройный. Веселый взгляд, задорная улыбка, и самая мирная профессия — учитель! Вот он каков, прославленный разведчик!

До войны он вел уроки в школе, воспитывая детвору настоящими людьми, которым старшее поколение готовилось передать трудовую эстафету.

Но началась война, и уроки стала давать сама жизнь. Жизнь, граничащая со смертью…

Бывший учитель стал разведчиком, сам взял 23 «языка».

Значит уроки не прошли даром!

Не сразу он стал разведчиком, этому предшествовала большая школа в 379-й Уральской стрелковой дивизии. Теперь его учителями были солдаты, прошедшие огни и воды, командиры и сам бой — лучший учитель. Он и объяснит все, как нужно, и ответа потребует, и оценку выставит. Иногда — последнюю в жизни. Это чаще тогда, когда боец плохо усвоил преподанные уроки…

В гости к врагу
Весна 1943 года выпала в Прибалтике капризная. Что ни день, то близнецы-братья: мелкий холодный дождь, слякоть, низкие облака, чуть не царапающие землю. Одно спасение в землянках. Но долго там не посидишь: затишье на фронте страшнее самого ожесточенного боя. Затишье всегда предвещает бурю. Затишье — это подготовка «сюрпризов» противнику.

Разведчикам дивизии нужно было решать задачу со многими неизвестными. Известно только одно: гитлеровцы готовят контрнаступление, чтобы вернуть утраченные позиции. Но где? Когда? Какими силами?

Неизвестно!

Нужно было узнать день «икс» и время «игрек», то есть день наступления и время начала атаки противника. На это и работала вся дивизионная разведка. «Языков» доставляли разных, по-разному они и давали эти показания. А нужно было точно установить день и час предполагаемого наступления.

Командир разведроты вызвал к себе сержанта Тукаева. Разговор был короток: к утру доставить «языка», причем толкового. До обеда разведгруппа тренировалась на местности в поиске и захвате. Вторую половину дня Тукаев пролежал на переднем крае с биноклем у глаз — изучал местность и мысленно прикидывал действия своей группы.

К концу наблюдения прикинул два варианта выхода в тыл противника, маршрут отхода. Но на «военном совете» с разведчиками, с которыми он должен был идти в гости к фрицам, приняли предложения рядового Зимина. Солдатская мудрость много значит!

— Немцы готовятся к наступлению, — развивал он свою мысль, — значит начнут делать проходы в минных полях. Вот мы их за этой работой и прихватим!

Еще и еще раз до боли в глазах всматривались в «ничейную» полосу, пришли к выводу: «Скорее всего немцы попытаются подойти к нашим минным полям по небольшой балке. Будем ожидать их там. Не пойдут этим маршрутом — тоже хорошо, сами пойдем к ним».

Вздремнули часок-другой, согрелись чаем. У разведчиков есть неписанный закон — перед операцией не есть. Вдруг ранение в живот? На пустой желудок его легче переносить.

Первыми шагнули в темноту саперы, за ними группа захвата и прикрытия. Миновав свои проволочные заграждения и минное поле, спустились в балку. Теперь впереди была группа захвата во главе с сержантом Тукаевым. За ней — группа прикрытия. Тукаев полз первым, внимательно вслушивался в тревожную тишину, ощупывал взглядом каждую кочку, каждый кустик. Впереди ночными призраками возникли какие-то силуэты, появились и пропали. Знаком предупредил товарищей. Все изготовились к бою. В темноте опять появились силуэты. Теперь понятно и хорошо видно: гитлеровцы цепочкой спускались по склону на дно балки, прямо к разведчикам. Фашистов было человек пятнадцать, а разведчиков — девять.

Когда до переднего фашиста оставалось несколько метров, Тукаев изготовившись, прыгнул на него с криком: «Бей гадов!». Ночную тишину раскололи автоматные очереди, бойцы в упор расстреливали гитлеровцев. Разведчики действовали строго по разработанному плану. Тукаев схватился с гитлеровцем, на помощь ему подоспел Зимин. Вдвоем быстро скрутили руки фашисту. Пока «обрабатывали» пленного, разведчики забрали документы у убитых, подобрали оружие.

Тукаев дал команду: «Отходим». Пленный, доставленный, в штаб, назвал день и час наступления, сигналы управления боем, силы, противостоящие дивизии.

Сведения, которые дал пленный, совпадали с выводами, сделанными штабом. Командир дивизии поблагодарил разведчиков. Наступление врага было сорвано.

Советские воины шли на запад.

Последний «язык»
Двадцать три «языка» на счету у храброго разведчика Рифката Тукаева. Но самым «ценным» для себя он считает самого последнего «языка», взятого в конце апреля 1945 года близ немецкого города Нейсе. Его группе было поручено срочно взять «языка». Задача нелегкая, поскольку противник все время был настороже, его охранение несло службу бдительно. Оборона врага на этом участке представляла собой подкову. Ближний к нашей передовой конец подковы — высота, господствующая над местностью. И линия обороны противника шла за ней. Шестеро «язычников» решили действовать внезапно, «нахрапом» и «языка» взять прямо посередине подковы.

Ночью осторожно, словно кошки, поползли разведчики. Залегли метрах в 20 от первой траншеи фашистов. Было хорошо слышно каждое слово гитлеровцев. К этому времени бойцы немножко изучили немецкий язык, так что многое понимали. Офицер разрешил уснуть через одного.

— Вот порядочек! — прошептал разведчик Чернов. — Они маму хотят посмотреть во сне, а мы им подбросим сатану в огне.

Изготовившись для прыжка, Тукаев дал команду:

— Действовать бесшумно — ножом, прикладом. Сорвется — тогда за автоматы!

Подползли к окопам вплотную. Прыжок! Фашисты ожидали кого угодно, но только не разведчиков.

Бойцы действовали быстро, четко. Удар — и враг, не успев произнести «майн готт!» отправлялся к предкам.

В считанные минуты, очистили первую траншею. И тут поднялся переполох. Разведчики пустили в ход автоматы, гранаты. Гитлеровцы очевидно, подумали, что окружены, и дай бог ноги! За несколько минут бойцы очистили от врага высоту, захватили шесть пулеметов, много автоматов, гранат, уничтожили до сотни фашистов, а семь, вместе с капитаном, взяли в плен. Группа потерь не имела, даже царапинки ни у кого не обнаружили! Это был заключительный аккорд фронтовой, богатырской симфонии…

ГЕРОЯМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ

Гани Валиев родился в 1924 году. Он уроженец Наманганской области. Закончил среднюю школу. До призыва в армию комсомолец Валиев работал в колхозе имени Энгельса учетчиком. В Советскую Армию призван 1942 году. На фронте Великой Отечественной войны был пулеметчиком, командиром пулеметного отделения, помощником командира взвода полковой разведки. Награжден тремя орденами Славы, медалями — «За отвагу», «За боевые заслуги» и другими. Дважды ранен. Из рядов Советской Армии демобилизовался в апреле 1946 года.

В настоящее время живет в г. Намангане, работает в городском отделе милиции.

После собрания
Ему было всего девятнадцать лет, когда в составе 66 стрелкового полка он принял первый бой. Девятнадцать лет… Пора, когда перед человеком во всей его красе и широте открывается мир. А перед ним и миллионами его сверстников открылась война. И они были горды великой освободительной миссией, выпавшей на их долю. Не каждому в девятнадцать лет вручалась судьба Родины.

Бои шли на территории Белоруссии. Бойцы, как дети, радовались каждой освобожденной деревне, каждому селу. И, как взрослые, сжимали в гневе кулаки: отступающие фашисты оставили за собой выжженные поля и леса, разграбленные, уничтоженные целые деревни. Сжималось сердце, видя горе и страдания стариков, детей, женщин. Ненависть к врагу звала в бой. И советские бойцы дрались, как львы.

Буквально на плечах гитлеровцев перешли советско-польскую границу. Теперь предстояло сокрушить глубоко эшелонированную оборону гитлеровских банд.

…Вечером состоялось партийное собрание. Повестка дня — самая что ни на есть злободневная. Форсирование водного рубежа. Тут же, после собрания из коммунистов и комсомольцев была сформирована штурмовая группа.

Гитлеровцы линию оборону протянули по правому высокому берегу, сплетя до самой воды паутину из колючей проволоки. Спровоцированная перестрелка показала, что у фашистов мощное огневое прикрытие.

Перед бойцами была поставлена задача форсировать реку и выбить немцев из их укреплений. Задание трудное и выполнить его было не легко. Разбились на две группы, одна должна была отвлечь внимание противника, а вторая, в которой шел и Валиев, — штурмовать укрепления гитлеровцев.

Бесшумно форсировав реку, подползли к немецким укреплениям. Еще мгновение — и на головы гитлеровцев посыпались гранаты, послышалось громовое «Ура!» Бросив траншеи, фашисты в панике спасались бегством. А наши бойцы заняли траншеи. Создалось трагикомическое положение: в одной линии обороны — гитлеровцы и наши бойцы. И бойцы знали, что немецкое командование приложит все усилия, чтобы вытащить эту занозу из своего тела.

Не дожидаясь рассвета, гитлеровцы пошли в атаку, обстреливая горстку смельчаков, забрасывая гранатами.

Но не для того же наши бойцы форсировали реку, вели неравный бой, чтобы отдавать занятые траншеи «по первому требованию». Ответный огонь смел фашистские цепи. Гитлеровцы залегли, чтобы снова броситься в атаку. И опять понесли большие потери, стали искать спасения в земле. И так много-много раз.

В беспрерывных жестоких схватках прошла ночь. Рассвет не принес облегчения. По крикам, доносившимся до советских бойцов, было понятно, что немецкое командование заставляет своих солдат взять красноармейцев живыми. Они, видимо, установили, что наша группа небольшая. Но, хотя группа и была малочисленной, она целиком состояла из коммунистов и комсомольцев, которые бьют фашистов до последней капли крови и в плен не сдаются.

Гитлеровцы вводили в бой все новые и новые силы, но советские бойцы стояли насмерть. Опасность подкрадывалась и с другой стороны: запасы патронов подходили к концу, приходилось ввести самую жесткую экономию. Фашисты поняли и это, потому что все чаще с их стороны неслись крики: «Русс, сдавайся. Вас мало, и мы вас все равно уничтожим». Советские солдаты за словом в карман не полезут. А здесь еще смельчаки-добровольцы под огнем сумели доставить еду с того берега и, что самое главное, боеприпасы.

Ну, теперь держись!

Окончательно обнаглев, в расчете на то, что у десанта кончились патроны, гитлеровцы пошли еще в одну атаку. Немногие из них успели добежать до своих укрытий. А советская штурмовая группа потеряла всего четыре человека убитыми и двух раненными.

С наблюдательного пункта полка панорама боя хорошо была видна. Когда гитлеровская группировка была разгромлена, командование вынесло бойцам благодарность за успешное выполнение боевой операции, представило всех ее участников к правительственным наградам. Валиеву был вручен орден Славы третьей степени.

Немало славных страниц в великую летопись борьбы с гитлеровскими захватчиками вписала воевавшая на третьем Белорусском фронте 61-я стрелковая орденов Ленина, Красного Знамени, Суворова Никопольская дивизия. Воины прославленной дивизии громили врага на своей земле и в логове фашистского зверя, в кровопролитных боях брали населенные пункты один за другим. В Восточной Пруссии гитлеровцы каждый хутор, каждый фольварк превратили в опорные пункты обороны.

Вот один из таких пунктов — усадьба прусского бюргера мешала продвижению наших войск. С ходу без больших жертв его не возьмешь: минные поля, колючая проволока, дзоты, пулеметные гнезда…

Нужен «толковый язык». И поручено это Валиеву с группой бойцов. Декабрь. Ночь. Густой туман. Тьма — хоть глаз выколи. Решили сделать «крюк» и подойти к усадьбе с тыла, откуда фрицы не ждут незваных гостей. Так и получилось. У входа в подвал — часовой. Сняли его без шума. Перерезали телефонный провод. Для гитлеровцев встреча с советскими разведчиками была не из приятных. Короткая схватка — дело окончено. Рослый немец с погонами майора был отправлен сразу же на «ту сторону».

В окно одной из пристроек пробилась полоска света.

— Ты со своей группой — к двери, — шепчет Валиев Мише Петрову. — Я — к окну. — Заглянув в окно, увидел: фрицы ужинают. В окно полетела граната, за ней — еще несколько «лимонок». Добить ошеломленных гитлеровцев труда не представляло.

Вернувшийся связной передал приказ: закрепиться в усадьбе. Значит — главные события впереди. Стали готовиться к возможной контратаке гитлеровцев. Неподалеку от бывшего штаба фашистов обнаружили еще один подвал. В нем — доверху мины, гранаты, патроны. Пригодятся.

Едва рассвело — началось. До батальона фашистской пехоты было брошено на группу советских разведчиков? «Штыком и гранатой отбились ребята»… Но фашисты не расставались с мыслью вновь захватить усадьбу. Особенно много неприятностей разведчикам доставляет пулемет, установленный на господствующей высотке. Валиев сам решил снять эту огневую точку. Едва выбрался за полуразрушенную ограду, перед ним долговязый фашист.

— «Хенде хох!»

Падая, Валиев успел швырнуть в гитлеровца гранату. Осмотрелся. Определил, «где мертвое поле» у пулемета, и ящерицей пополз к холму. Его обнаружили только тогда, когда брошенные им «лимонки» накрыли пулеметное гнездо. В несколько прыжков он очутился у самого пулемета и стал поливать свинцом опешивших фашистов.

Грудь отважного солдата украсил орден Славы второй степени.

Весной 1945 года часть, в которой служил храбрый джигит из Намангана, вела бои под Кенигсбергом. В полночь нескольких разведчиков вызвали в штаб, где собрались командир дивизии генерал-майор Шестаков, командир полка полковник Вечтамов, штабные офицеры.

— Неспроста вызывают, — подумал Валиев. — Наверное, будет что-то интересное.

Вызывали, действительно, неспроста: предстоял ночной поиск, захват «языка».

Погода благоприятствовала выполнению задания — шел мокрый снег, темень — в двух шагах ничего не видно. Группа разведчиков растворилась в ней.

Перелесок подвел бойцов к самому проволочному ограждению гитлеровцев. Минировано оно или нет? Сделав бойцам знак, чтобы оставались на месте, Валиев осторожно пополз вперед. Трогать проволоку не стал, несколько взмахов лопаткой — и можно проползти под ней. Бойцы, затаив дыхание, следили за каждым движением командира группы. Медленно продвигаясь вперед, Валиев полз дальше и чуть не наткнулся на гитлеровца. Тот с испугу выпалил в белый свет, как в копеечку, и — бежать! Теперь уж скрываться нечего, все равно обнаружены. Выхватил пистолет, но промахнулся. Еще выстрел — гитлеровец упал. Со всех сторон защелкали выстрелы. Послышались крики немцев, топот десятков ног. Фашисты хотели живым взять разведчика. Но рядом с Валиевым уже была группа прикрытия…

Раненный в этом бою, Валиев был отправлен в госпиталь. И не мог дождаться того дня, когда снова окажется среди боевых друзей, когда снова будет бить ненавистного врага.

Такой день все же наступил. Фронтовые побратимы, герои-разведчики, радостно встретили Валиева. Снова начались фронтовые солдатские будни, где каждый день — подвиг.

Героями не рождаются. Героев рождает сама жизнь. Фронтовая жизнь!

ОТ МОСКВЫ ДО БЕРЛИНА

Саид Ниязов родился в 1922 году в кишлаке Матман Шахрисабзского района Кашкадарьинской области.

В Советскую Армию призван в 1942 году. Воевал на Калининском, Первом Белорусском и Первом Украинском фронтах.

Трижды ранен. За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы, орденом Красная Звезда и шестью медалями.

Демобилизовался в 1945 году. В течение десяти лет работал председателем сельского Совета. В настоящее время руководит полеводческой бригадой в совхозе «Поландарья» Шахрисабзского района.

Сто́ящий человек
В кишлаке Поландарья Шахрисабзского района Кашкадарьинской области проходили выборы в местные Советы. На избирательный участок шли празднично одетые жители. Гремела музыка, образовав круг, задорно отплясывала молодежь.

Кто-то произнес с явным одобрением:

— За Саида Ниязова опять проголосуют единогласно!

— Обязательно! — откликнулись ему. — Шестой раз избираем его председателем сельсовета. Стоящий человек. Настоящий!

Видно, большим уважением пользуется Саид Ниязов, если о нем так хорошо отзываются земляки. Кто же он, этот человек? Каков его жизненный путь?

Когда фашисты напали на нашу Родину, учитель Саид Ниязов одним из первых пришел в военкомат.

— Прошу отправить на фронт. Поскорее! Там сейчас очень трудно…

И просьбу его удовлетворили.

Вчерашний учитель, конечно, и не предполагал, что борьба с врагом отнимет четыре долгих года, что ему придется пройти с боями тысячи километров — от стен Москвы до Берлина.

…Зима в Подмосковье лютовала. Особенно холодным выдался январь — температура доходила до минус 40 градусов. Застыло все, деревья ломались, как спички.

Советские войска держали оборону у Ржева. Легко сказать держали. А вот создать эту самую оборону, откопать ходы сообщения, укрытия — это намного труднее. Мерзлая земля, что камень. Долбишь, долбишь, а ничего сделанного не видно. Но долбить было надо. Вместе со всеми оборудовал позиции и Саид Ниязов, не привыкший к таким суровым холодам. Осмотрев их работу, командир роты похвалил бойцов пулеметного расчета, затем развернул карту и сказал:

— Вот Ржев. По окраине города проходит железная дорога. Немцы по ней беспрерывно подвозят на свои позиции живую силу, боеприпасы, танки, машины. А вчера и сегодня по этой дороге курсировал бронепоезд и, как вы знаете, причинил нам не мало хлопот. Ночью надо во что бы то ни стало подорвать полотно железной дороги. Пустить под откос хотя бы один эшелон тоже не помешает, — хитро улыбнулся он. — Для компании, так сказать.

— Пойдут Ниязов и Лебедев, — продолжал командир. — Старшим назначаю Ниязова.

— Вопросы есть?

— Нет!

— Все ясно?

— Так точно!

Командир пожал бойцам руки, пожелал успеха.

Два друга, узбек и русский, пристроившись поудобнее в окопе, обсуждали последние детали предстоящей операции.

Темнеет. Мороз усиливается. Скоро идти на задание.

И вот Ниязов и Лебедев в белых маскировочных халатах, с автоматами, обмотанными марлей, с тяжелыми минами в вещевых мешках тенями скользят между деревьями в густом лесу. Предательски скрипит под ногами снег. Время от времени над лесом ослепительно вспыхивают ракеты, и вслед за ними ночную тишину вспарывают пулеметные очереди. Разведчики то камнем падают на землю и замирают в глубоком снегу, то вновь поднимаются, перебегая от дерева к дереву.

— Дальше в рост идти нельзя, — шепчет напарнику Саид. — Надо ползти… по-пластунски.

Мороз тысячами игл пронизывал все тело. В рукава, за ворот шинелей набивался снег, насквозь промокли ватные брюки. Но разведчикам некогда думать обо всем этом. Они, словно ящерицы, рядом с боевым охранением гитлеровцев, ползут вперед к заветной кромке леса, к полотну железной дороги.

Вот и опушка. Отсюда хорошо видна долговязая фигура часового, патрулирующего участок дороги.

— Ишь, шакал, замерз, — зло сплюнул Саид. — Кисло ему на нашей земле!

Спустя некоторое время к фашисту подошел второй часовой, и они, о чем-то разговаривая, закурили. У Лебедева защекотало в горле — ему давно уже нестерпимо хотелось сделать хотя бы одну затяжку. И он шепотом спросил Ниязова:

— Что будем делать?

— Сейчас они разойдутся. Ты ползи влево и беря длинного, а я управлюсь со вторым.

Трудными были для разведчиков эти последние тридцать-сорок метров в глубоком снегу, под носом у врага. Но солдатское умение, опыт, приобретенные в прежних боях, ненависть к захватчикам — победили. И не дрогнула рука бывшего учителя Саида Ниязова. Откуда взялась и сила у этого хрупкого на вид паренька? Часовой повалился, как подкошенный. Быстро управился со своим врагом и Лебедев.

Времени терять нельзя. Саид готов был зубами грызть неподатливую землю. Он лихорадочно колупал ее ножом, сверлил лопатой. И земля уступила упорству разведчиков, приняла холодный металл мин.

Уже подрагивали рельсы, за поворотом, недалеко от моста, слышался нарастающий гул поезда, а разведчики не уходили от полотна дороги. Они боялись, что гитлеровцы, обеспокоенные отсутствием часовых, пришлют сюда подкрепление и обнаружат мины. И тогда задание сорвется. Ниязов и Лебедев готовы были вступить в неравный бой, погибнуть под обломками немецкого эшелона, но не дать врагу возможности предотвратить катастрофу.

Наконец, из ночной морозной мглы показался поезд. Разведчики бросились в глубь леса. Раздался потрясший окрестность взрыв. А вслед за ним загрохотало, затрещало. Это полетели под откос вагоны, начали рваться снаряды, бомбы, которые враг собирался обрушить завтра на позиции советских воинов.

— Это вам за слезы наших матерей и сестер, за гибель товарищей, проклятые фашисты! — погрозил кулаком Саид.

Разведчики были уже в «ничейной зоне», когда гитлеровцы заметили их и открыли ураганный огонь из пулеметов и минометов. Ниязов припал к земле и затих. Лебедев, взвалив раненого друга на спину, пополз к своим.

Несколько дней спустя в медсанбат приехал командир и, вручая отважному разведчику орден Красной Звезды, заметил:

— А эшелон-то, который вы пустили под откос, не весь был загружен боеприпасами. Половину вагонов занимала пехота. Каша, доносят, была порядочная. Молодцы!

Все дальше и дальше на запад откатывался враг. В боях и походах мужал молодой воин Саид Ниязов. Солдатское счастье не обходило его стороной. Однажды, после жаркой схватки с гитлеровцами, он подошел к парторгу роты.

— Сегодня, когда немецкие пулеметы прижали нас к земле, вы крикнули: «Коммунисты, вперед!» — волнуясь заговорил Ниязов. — Я видел, как поднялись коммунисты, а вслед за ними — вся рота…

Солдат замолчал, подбирая слова. Парторг осторожно положил ему на плечо руку и тепло сказал:

— Да, Саид. Трудный момент был. Покосили бы нас гитлеровцы из пулеметов, промедли мы с броском. А от земли-матушки в эти минуты трудно оторваться. Пришлось обратиться к коммунистам.

— А мне можно вступить в партию?.. Я… не подведу, — Саид поправил на груди автомат и посмотрел в сторону переднего края, откуда доносились орудийные раскаты, ружейно-пулеметная перестрелка.

— Ты достоин быть коммунистом! Первым дам тебе рекомендацию!

Недолго Ниязов был кандидатом партии. В тесной фронтовой землянке под Гомелем он стал членом ВКП(б).

Сил прибавилось
— Поверьте, братцы, — взволнованно говорил друзьям Саид Ниязов, когда ему вручили партийный билет. — Сил прибавилось, даже не знаю как сказать. Ну, держись теперь, фашистская тварь!

Изменчивы судьбы людей на войне. Был Саид Ниязов разведчиком — стал командиром противотанкового орудия.

…Густым молочным туманом окутана Висла. По широкой глади реки, сквозь ночную тьму, борясь с быстрым течением, пробирается катер. На его палубе противотанковая пушка с расчетом. Сержант Ниязов, прислонившись к щиту орудия, настороженно смотрит вперед. Скоро должен быть берег, где пехотинцы ждут их, артиллеристов. Днем на них наседали гитлеровские танки, пытаясь выбить с захваченного плацдарма.

— Ну, кажется, проскочили. Молчат фашисты, — тихо заметил наводчик Николай Рыжов.

— Рано веселую песню запел, соловей, — спокойно возразил заряжающий Глубничников (Рыжов был родом из Курска, и в батарее его часто называли «курским соловьем»).

Будто в подтверждение этих слов, где-то за рекой глухо ухнуло, и тут же вокруг катера стали рваться мины. Рулевой бросал утлое суденышко из стороны в сторону, чтобы не дать фашистам накрыть катер. Гитлеровцы, видимо, засекли стук мотора катера и теперь вели беглый огонь по нему не только из минометов, но и из орудий. Впереди возникла стена разрывов. Фонтаны воды взлетали в воздух так близко, что ледяные валы обрушивались на палубу, людей.

— Полный вперед! — донеслись до Ниязова слова командира катера.

Вдруг катер резко швырнуло в сторону. Ниязов еле удержался на палубе, благо, что пушка была хорошо закреплена. Но двигатель по-прежнему надрывно пел свою песню. Миновав заградительный огонь врага, катер приближался к берегу.

К рассвету артиллеристы оборудовали и замаскировали огневую позицию на небольшой высоте и приготовились к встрече противника. Долго ждать гитлеровцев не пришлось. Перед восходом солнца на заснеженном поле показались их танки и самоходные орудия, а следом — пехота.

Из-за реки ухнул знакомый залп «катюши». Снаряды угодили в самую гущу вражеских танков. Некоторые из них загорелись. Несколько штук остались на поле боя подбитыми, остальные же с фанатичной настойчивостью продолжали контратаку.

Расчет Ниязова застыл в ожидании. У прицела встал Саид. Рыжов еще молодой наводчик, а тут такой ответственный момент. Прозвучала команда:

— Огонь!

С сухим треском в морозном воздухе раздался выстрел. Снаряд угодил в гусеницу вражеской машины. Самоходка развернулась. Командир расчета послал ей в борт второй снаряд. Самоходное орудие окутал густой дым, затем оно вспыхнуло факелом.

Меткими выстрелами других расчетов было уничтожено еще несколько танков. Враг повернул обратно, оставив на поле не только сожженные и подбитые машины, но и десятки трупов солдат и офицеров.

Грудь Саида Ниязова украсил орден Славы III степени.

…Еще не зажила рана, полученная в недавнем бою, а Саид Ниязов, с рукой на перевязи, мартовской ночью переправился через Одер к своему расчету. Здесь, на плацдарме, ждали командира. В тот же день расчет сжег два немецких танка. Сержанта Ниязова наградили орденом Славы II степени, а его товарищей — орденами Славы III степени.

Теперь — дорога на Берлин. Этой дороги Ниязов ждал давно. Да и кто из солдат в короткие минуты затишья не мечтал о том дне, когда они настигнут фашистского зверя в самом его логове?

Семьдесят… тридцать… двадцать километров до логова. Дошли!

Но Берлин огрызался. Разгромленные гитлеровские банды, пытаясь оттянуть час возмездия, обрекли древнюю столицу Германии на уничтожение.

На одной из улиц, за выступом серого здания, занял огневую позицию расчет сержанта Ниязова. Хотя командир батареи разрешил артиллеристам поочередно отдыхать, спать никому не хотелось. Это было в ночь на Первое мая.

Положив голову на лафет орудия, Саид смотрел на мерцавшие в небе звезды и думал о родном кишлаке, где журчит в арыках прозрачная, как слеза, горная вода, наливаются гроздья винограда, пламенеют по склонам гор маки, где его земляки ждут от него, Саида Ниязова, победы над врагом. Быть может, в эти часы под перезвон кремлевских курантов по притихшим улицам Москвы приближаются к Красной площади войска, чтобы утром пройти победным маршем мимо Ленинского мавзолея. Саид чувствовал себя в их строю.

Вдруг в доме, что чернел громадой напротив, послышался звон разбитого стекла. Артиллеристы вскочили. Ниязов бросился к ручному пулемету и выпустил длинную трассирующую очередь по окнам. На миг все стихло. Но вскоре от дома, одна за другой, отделились несколько теней, перебежали улицу и скрылись в соседнем здании. Командир взвода приказал Ниязову взять группу солдат, окружить двор и уничтожить фашистов.

Короткими перебежками артиллеристы пересекли перекресток и стали приближаться к воротам, куда юркнули гитлеровцы. И в это время на них обрушился шквал пулеметного огня с чердака соседнего здания. Пули били по камням мостовой, цокали о стены дома, свистели над головами.

Первым рванулся в ворота Саид Ниязов, за ним — остальные. В темноте ориентироваться трудно. Ниязов вбежал в подъезд дома. С лестничной площадки грохнул пистолетный выстрел. Тотчас сзади Ниязова раздалась короткая автоматная очередь. Сраженный фашист покатился по ступенькам. Саид обернулся.

— Это я, Камышилов. Тебя не задел этот гад?

— Куда ему! — махнул рукой Ниязов и бросился наверх.

Вскоре все было кончено. Перед сержантом Ниязовым стояли двенадцать пленных офицеров гитлеровской армии, пытавшихся в эту ночь прорваться через огненное кольцо советских войск. Среди них — три подполковника, восемь майоров и один капитан.

На груди у Саида Ниязова появился орден Славы I степени.

Вот всего несколько штрихов из биографии простого советского человека, отважного воина Саида Ниязова.

САПЕРЫ ИДУТ ПЕРВЫМИ

Петр Федорович Мироненко родился в 1914 году в городе Макеевке Донецкой области.

В рядах Советской Армии с 24 июня 1941 года. Воевал на Первом и Четвертом Украинских фронтах.

За боевые подвиги на фронтах Великой Отечественной войны награжден тремя орденами Славы.

Демобилизован из рядов Советской Армии в 1945 году.

В настоящее время работает на Ахангаранском заводе железобетонных изделий № 8 дежурным слесарем.

«Огонь — на меня!»
Вторые сутки бушует над родной землей пламя войны. Вторые сутки несутся над землей стоны раненых, плач женщин, испуганные крики детей.

У военкоматов — столпотворение. Здесь и вызванные повестками. Но больше таких, кто сам пришел просить отправки на фронт.

Петр Федорович Мироненко с такой же просьбой пришел сюда. Он хоть сегодня может идти в бой. Он служил срочную службу, знал оружие, да и силенкой его бог не обидел. Сегодня рано утром, зайдя по пути за друзьями, направился к призывному пункту. Петр Федорович прямо прошел к крыльцу, на котором стоял военком, перепоясанный ремнями, с пистолетом на боку. Вынул военный билет, с достоинством подал его военкому. Тот посмотрел на документ, показал на дверь: «Проходите».

И уже вечером Петр Федорович, попрощавшись с родными, ехал в свою воинскую часть. Теперь его второй семьей стал 156-й отдельный разведывательный батальон, а вторым родным домом — окопы под Каховкой. Уже в первых боях Мироненко показал себя смелым, смекалистым, умелым бойцом. А солдатской злости, ненависти к врагу ему тоже занимать не приходилось. Слишком многое видел Петр Федорович на дорогах войны. Дети, старики, женщины — раздетые, разутые, голодные, окровавленные шли на восток. Шли под бомбами, под пулеметными очередями пикирующих бомбардировщиков.

В разведбатальоне красноармейцы были, в основном, с Украины. Тяжело было покидать родные села и города. Печаль ложилась на лица и сердца бойцов. Многие оставили детей, жен, старых матерей и отцов.

Дивизия, заняв оборону под Каховкой, готовилась дать бой гитлеровцам. В окопах — нескончаемые солдатские разговоры, каких всегда хватает перед близким боем. Но главная тема — надоело отступать! Пора бить фашистов, как следует!

Подлил масла в огонь пожилой боец Подопригора, проверяющий только что доставленные гранаты.

— Приказ — «устоять»! Ну, устоим, хоть прет такая сила! А когда будет приказ — ударить, как следует? Мы, что, не можем? Да допустите меня до врага, я ему…

Подопригору поддерживал Мироненко.

— Правильно, говоришь, браток! Заняли оборону и сидим, как кролики, ждем пока фашисты на нас полезут. Разве одной обороной их победишь?

— Сейчас пойду к командиру, — вскинулся боец Кравченко, — скажу, что сегодня же нужно пойти туда, к немцам. Ведь я знаю здесь каждую тропку. Тайно ночью нужно пробраться и дать фашистам прикурить! Смотришь, человек десять-двадцать — долой. А то и больше. Все меньше этой нечисти на земле останется!

Никто не заметил, как подошел политрук. По всему видно было, что слыхал он солдатский разговор.

— Продолжайте, чего затихли? И я с вами с удовольствием побалакаю. Тем более, вести радостные есть.

— Какие вести? — встрепенулись бойцы.

— А вы, друзья мои, почти угадали. Комдив приказал батальону сегодня ночью дать по мозгам фрицам.

Красноармейцы обступили политрука. Разъясняя задачу, он обратился с вопросом:

— Кто пойдет с рацией в тыл к гитлеровцам для корректировки артогня?

— Я! — первым отозвался Мироненко.

— Я! Я! — послышалось со всех сторон.

— Молодцы! Но пойдут двое — Мироненко и Федорцев.

…Когда стало светать, Мироненко уже занимал удобную позицию для наблюдения. С восходом солнца перед ним открылась полная картина боевого порядка немцев. Танки, артиллерия, скопление пехоты, движение машин, — как на ладони. В миг включена рация, переданы точные координаты. Артиллерия метко поражает цели. Горят танки, взлетают в воздух пушки, мечется в панике гитлеровская пехота.

Противник подтягивал корпусную артиллерию и минометы. До двадцати пушек укрылось в тополевой роще. А на одном из деревьев притаился Мироненко. Смерть — рядом, фашисты вот-вот заметят героя. Но в эфир летят слова, равные приказу: «Бейте, где я, кругом фашисты с артиллерией».

Прошла минута, вторая, третья… Тишина. Мучительно долго тянется время. Советский боец вызвал огонь на себя, но молчит еще артиллерия. Почему молчит? И вдруг содрогнулась земля, зашатались, метнулись вверх, в небо деревья…

Не помнит Мироненко, что было с ним и сколько прошло времени с той минуты, когда в эфир рванулась просьба: «Дайте огонь на меня!» Очнулся он, как после сна, открыл глаза — вокруг тихо. Не поднимая головы, осмотрелся. Догорают танки, валяются изуродованные пушки и кругом трупы, трупы, трупы…

Снова пришел он в себя уже на руках своих друзей из батальона. Из госпиталя Петр Федорович был направлен в саперный батальон. По душе пришлась и полюбилась ему новая солдатская работа, эта новая военная специальность.

Это только на первый взгляд работа сапера — серенькая, незаметная. А на самом деле ей название — героизм! Недаром же говорят, что сапер только раз в жизни ошибается…

Дорога открыта
Одер остался за спиною.

Взвод саперов, которым командовал старший сержант Мироненко, расположился на окраине деревни. Новая, большая ответственность свалилась на него — заменить командира взвода, раненного при форсировании этой реки.

Саперы заняли подвалы — добротные, будто хозяева, когда строили их, знали, что здесь пройдет линия обороны.

Немцы долго ждать себя не заставили. Под прикрытием танков, артиллерийского огня, двинулись они в контратаку. Саперам были хорошо видны цепи наступающих: перед деревней — открытое, ровное поле.

Дружным кинжальным огнем советские солдаты заставили гитлеровцев залечь, а потом откатиться назад. Много зеленых «кочек» осталось лежать навечно перед деревней.

Не успели саперы свернуть «собачьи ножки», как снова сигнал к бою. В атаку шли фрицы в черных шинелях — гвардия бесноватого фюрера. И гвардии нашлось место на поле боя, рядом с зелеными «кочками».

…Саперы получили приказ проделать проходы через минные поля гитлеровцев. Задача усложнялась тем, что перед лесом — большой овраг. Дня два наши разведчики безуспешно пытались проникнуть в лес: наткнулись на боевое охранение. В завязавшейся перестрелке мало кто уцелел. Минное поле гитлеровцев было у самого леса, по ту сторону оврага. Ночью противник освещал подходы ракетами, автоматным, минометным и пулеметным огнем время от времени «прочесывал» их.

В расположение взвода Мироненко пришел командир батальона.

— Разрешите мне пойти на задание, — попросил егостарший сержант. — Как-нибудь раскушу этот орешек, охмурю фрица…

Бойцы поддержали Мироненко. «Опытнее, храбрее, хитрее его — во взводе нет. Солдаты за ним идут, как за отцом».

— Быть тому! — сказал комбат. — Хорошо, братцы, пойдет Мироненко.

Помолчал минутку, потом добавил:

— Все-таки, Петр Федорович, возьми еще двух солдат. Помогут тебе, посмотрят, где будешь делать проходы…

Мироненко к заданию всегда готов. Захватил нехитрый саперный инструмент, несколько гранат, неразлучный автомат. Разорвал простыню на длинные ленты, скатал их и тоже взял с собой.

Через овраг не пробраться, решил обойти его. Солдат оставил в укрытии, далее пошел один. «Пошел» у саперов — это значит пополз, кошачьим шагом. Вот и граница минного поля. Сапер стал действовать щупом. Повиснут над землей осветительные ракеты, Мироненко распластается, в двух шагах не заметить его. Руки работают, как у музыканта. Сам солдат — осторожность и внимание.

Обнаружит мину, одними пальцами раскапывает, шепчет про себя: «Вот, она голубушка… Вот она противотанковая…» Отодвигает ее в сторону.

Сколько времени прошло, он не знает, усталости не чувствует, боли в руках нет. И сколько мин снял — тоже не знает. Но проход есть. Вот только колючую проволоку убрать осталось. Хорошо, если она без «сюрпризов». Повезло саперу. Проволочные заграждения оказались «немыми». Сделав ножницами проходы в проволоке, пополз к солдатам. Они уже устали волноваться за сапера.

— Жив, голубчик!

— Двигаюсь! На своих дотяну.

— Садись, садись, герой, — радостно встретил комбат Мироненко. — Расскажи, как обозначил проходы?

— Проложил ленты белые по обеим сторонам прохода, камнями их придавил. В проволоке обозначения не делал, немцы заметят.

— Молодец, Петр Федорович! Спасибо тебе!

— Да, нет уж, товарищ комбат. Я делал проходы, разрешите мне и первый танк провести через них.

Танк стоял в укрытии, готовый к броску на прорыв обороны гитлеровцев. На его броне разместились автоматчики. Было еще темно, только зорька стала заниматься.

Артподготовка была недолгой. В атаку пошли танки. На головной стальной громадине лежал сапер Мироненко, указывая единственно безопасную дорогу.

Дорога была открыта.

КОМСОМОЛЬЦЫ-ДОБРОВОЛЬЦЫ

Рахим Авазмурадов родился в 1924 году в кишлаке Буйроги Шаватского района Хорезмской области.

До призыва в Советскую Армию работал в колхозе.

На фронт ушел добровольно в 1942 году. Воевал на Орловско-Курской дуге, Первом Украинском фронте.

За боевые подвиги, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, награжден тремя орденами Славы.

Демобилизовался в 1945 году. В 1946 году окончил курсы трактористов и с тех пор, вот уже двадцать два года, работает механизатором в колхозе им. Чкалова Шаватского района Хорезмской области.

Солдат — всегда солдат!
В здании Ургенчского областного дома культуры собрался оборонный актив Хорезмской области. Духовой оркестр играет марши, победные песни времен Великой Отечественной войны, на груди у многих присутствующих — ордена, медали. Ветераны боев, передовики колхозного производства собрались, чтобы поговорить о том, как молодежь готовится к службе в армии. У всех приподнятое настроение. Сегодня будут вручать переходящее Красное знамя за хорошую подготовку призывной молодежи области.

Получая знамя, участники собрания заверили всех присутствующих, что молодежь Хорезма и впредь всегда и во всем будет верна заветам Ленина.

Председательствующий представил слово механизатору комплексной хлопководческой бригады Рахиму Авазмурадову. На трибуну поднялся статный крепкий человек средних лет. Зал встретил его дружными аплодисментами.

— А почему Авазмурадова так горячо приветствуют земляки? — спросил у соседа один из гостей.

— Это один из уважаемых людей в Хорезме. В 1946 году он демобилизовался из армии и сразу же взялся за выращивание хлопка. Вот уже двадцать с лишним лет работает механизатором. Передовик, новатор. Сколько за это время перепахал земли-матушки! Сколько вырастил хлопка! — восторженно ответил сосед.

В 1965 году в колхозе имени Чкалова Шаватского района создали механизированную бригаду по выращиванию хлопка. На общем собрании колхозников первым членом этой бригады был назван механизатор Рахим Авазмурадов.

…Ранней весной бригада приступила к делу. Рахим сам не отходил от трактора, других машин, пока не закончили ремонта, землю подготовили, соблюдая все агротехнические правила, в сжатые сроки посеяли хлопчатник.

В период междурядной обработки хлопчатника Рахим и по качеству, и по количеству обработки был впереди. А когда созрел урожай, бригада убрала хлопок машинами за десять дней и дала более чем по пятидесяти центнеров с гектара.

Во всем этом большая заслуга Авазмурадова!

— И это еще не все, — добавил словоохотливый собеседник. — Рахим — вообще замечательный человек! Был на фронте. Воевал отважно. Полный кавалер ордена Славы! Вот каков наш Рахим!

…В первый же день войны комсомолец Рахим и его друзья Мадамин Эшганов, Казак Иноятов и Раим Рахманов отправились в военкомат. Им было по семнадцать лет.

— Хотим на фронт, — сказали они военкому. — Мы обязательно должны быть на фронте. Мы — комсомольцы.

— Молодцы, ребята, — похвалил офицер. — Вы настоящие патриоты. Но воевать вам еще рановато. Помогайте армии своим трудом. Работа в колхозе — тоже вклад в победу над фашистом.

Как ни упрашивали ребята, офицер не изменил своего решения: рано. И даже последний козырь, пущенный в ход Рахимовым, не помог: нет писем от брата Куранбая. Может быть он погиб. Значит, Рахим должен занять его место. В последнем письме, правда, брат писал:

«Не обижайтесь за редкие весточки. Идут бои. Почта работает плохо. Наша часть на марше, снова отступаем».

Но вот по радио передали постановление ЦК ВЛКСМ о работе комсомольских организаций в связи с вероломным нападением фашистской Германии на нашу страну. В нем говорилось о том, чтобы каждый комсомолец был готов с оружием в руках защищать Родину. На другой день комсомольцы снова были в военкомате.

По решению обкома комсомола на фронт отправилась группа комсомольцев-добровольцев. В их числе был и Рахим Авазмурадов…

В марте 1943 года рядовой 215 стрелкового полка 77 гвардейской дивизии Рахим Авазмурадов дрался под Орлом. Из штаба дивизии передали приказ — достать «языка». Командир роты вызвал добровольцев.

— Разрешите мне, — попросил Рахим.

В полночь Рахим с веревкой и кляпом в кармане исчез в темноте.

До фашистских траншей Рахим добрался необнаруженным. А вот «подходящего» ему фрица пришлось поджидать долго. А потом брать его нужно было без шума, чтобы не провалить задание и самому не провалиться.

Выждав нужный момент, Рахим тигром бросился на отошедшего в сторону от блиндажа гитлеровца, оглушил его, сунул кляп в рот, связал руки.

Фриц попался тяжелый, килограммов на семьдесят пять. Так что худощавому солдату нелегко пришлось, пока доставил «языка» в подразделение.

Были еще поиски, захваты «языков». Рахима Авазмурадова наградили орденом Славы III степени.

Святая месть
…Дивизия вела наступательные бои под Бобруйском. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление стрелковому полку, которым командовал полковник Быков, контратакуя наши войска. Пулеметный расчет Рахима Авазмурадова уже не раз встречал фашистские цепи, заставляя их откатываться назад. Метрах в двухстах от своего окопа Рахим увидел гитлеровских солдат, скрывающихся в зарослях камыша. Это не волновало Рахима, потому что перед окопом было метров сто пятьдесят открытого ровного пространства.

Минут через пять появилась группа фашистских пикирующих бомбардировщиков. Начался артиллерийский обстрел. Вокруг рвутся бомбы, снаряды, мины. Немцы бросились в атаку. Рахиму показалась подозрительной редкая цепь наступающих. Здесь что-то не то. Снова припал к биноклю. Ага! Вот где собака зарыта! Атакующие просто отвлекают внимание, а основные силы скапливаются в камышах для решающего броска.

Доложив о замеченном командиру взвода, Рахим сменил позицию и встретил новую атаку фрицев, что называется, во всеоружии.

Советская пехота снова двинулась вперед. На пути наступающих немцы оставляли в укрепленных пунктах отряды смертников. Один из таких блиндажей и блокировал Авазмурадов со своим расчетом. Дал второму номеру задание вести огонь, а сам с гранатами в руках пополз к блиндажу.

Подносчик патронов Якименко с противоположной стороны также приближался к блиндажу. Когда осталось метров двадцать-тридцать, Рахим метнул в бойницу одну гранату, вторую. Гранаты Якименко разорвались у входа в блиндаж. Девять гитлеровских молодчиков, оставшихся в живых, сдались в плен…

Пулеметный расчет продолжал прокладывать пехоте путь на запад. Одер форсировали ночью.

Когда плот был уже на середине Одера, фашистская артиллерия открыла ураганный огонь по переправляющимся. Один из плотов разлетелся в щепки, и уцелевшие солдаты добрались до берега вплавь.

Вот он, вражеский берег! Гвардейцы бросились на укрепления врага, вышибли гитлеровцев из первой линии траншей.

Спустя некоторое время, гитлеровцы пришли в себя после внезапного штурма и силами до двух батальонов бросились в контратаку.

Пулемет Рахима не умолкал. Осколком мины обожгло ногу. Перевязывать некогда. Уткнулся лицом в землю и больше не поднялся Якименко.

— Друг! Отомщу за тебя! — крикнул Рахим.

На горстку оставшихся в живых солдат двинулись немецкие танки. Каждый воин сражался за троих. Истребители танков ведут огонь прямой наводкой. Но вражеская пехота, прикрываясь этим бронированным щитом, вот-вот ворвется в наши окопы.

Рахим, выбиваясь из сил, ползет к пулемету, тащит за собой два ящика патронов. Фашисты уже метрах в тридцати, но и Рахим с патронами уже у пулемета. Автоматчики со вздохом облегчения посмотрели в сторону ожившего «максима».

— Это вам за Якименко, сволочи, за всех друзей!

Оставив на поле боя семь танков и горы трупов, фашисты откатились назад.

Идут бои за Франкфурт. Командир пулеметного взвода ранен. Авазмурадова назначили вместо него. Взводу поставлена задача — оседлать шоссе, по которому могли прорваться гитлеровские части из Франкфурта. И пулеметчики выполнили боевое задание.

Они отбили шесть атак противника, уничтожили его пятьдесят солдат и офицеров и семьдесят человек пленили. В этом бою Рахима ранило в третий раз, но он продолжал командовать взводом.

За мужество и отвагу, проявленные в этом бою, все пулеметчики были награждены орденами и медалями, а Авазмурадов стал полным кавалером ордена Славы.

В ОДНОМ СТРОЮ

Юрий Васильевич Калашников родился в 1924 году в городе Бугуруслане Оренбургской области. Окончил 9 классов.

В 1942 году комсомолец вместе с отцом ушел на фронт. Воевал сапером в 10-й Гвардейской воздушной бригаде. За боевые подвиги, проявленные в боях с фашистскими захватчиками, награжден тремя орденами Славы и шестью медалями.

В члены КПСС вступил на фронте в 1944 году.

Демобилизовался из рядов Советской Армии в 1946 году. В настоящее время живет и работает а городе Фергане.

Двое Калашниковых
Пароход отчалил от пристани Элькидон. На берегу остались друзья, товарищи, родные. Калашниковы — отец, Василий Иванович, и сын — Юрий Васильевич — устроились на палубе рядом. Оба молчат, только взглядом провожают знакомые места.

Якутия далеко от фронта. В одиночку и группами люди месяца по два добирались до ближайшей железнодорожной станции, чтобы попасть в воинские части. Вот так в августе 1942 года отец и сын Калашниковы тоже двинулись в путь.

Пароход плыл вниз по Алдану, затем вверх по Лене до села Осетрово. Пересев на автомашины, по Заярскому тракту добрались до села Заярск.

— Пока доберемся до фронта, война кончится, — с сердцем бросил сын.

Отец не спешил с ответом.

— Нет, сынок, чует мое сердце, что скоро она не кончится.

У Заярска отбывающих на фронт ожидал пароход. Собралось много новобранцев, все с чемоданами. Пристань забита провожающими.

Заиграла гармонь, началась посадка. Прощание, слезы. Ребятишки машут руками. Пароход дает прощальный гудок: на фро-о-онт!

До города Усолье добрались относительно быстро, высадились. Построились в колонну, пешком двинулись до станции Мальта. В сентябре Калашниковы прибыли в свою воинскую часть. Месяц в пути. Было время обо всем поговорить, поразмыслить. Отец и сын решили: быть везде вместе. Но не получилось «вместе».

На утро выстроили всех мобилизованных, зачитали приказ. Василия Ивановича назначили в минометную батарею. Юрия — в учебный батальон в Иркутск, готовиться на младшего командира. Отец и сын обнялись.

— Будь здоров, сынок!

— Береги себя, отец!

Дороги Калашниковых разошлись, судьба отца и сына сложилась по-разному.

В детстве Юра сломал руку, и она срослась неудачно. Скрыл парень свою беду в военкомате, в учебном батальоне и даже в военно-инженером училище, куда его направили из учебного батальона. Но из училища вместе с другими курсантами его отправили в десантную часть.

Вот тут и началась по-настоящему интенсивная подготовка. Чуть ли не каждый день прыжки с парашютом с аэростата и самолета. Младший Калашников стал сапером-подрывником, ходил на лыжах, участвовал во многих учениях наступательного характера.

Закончилась учеба, и Юрий в составе саперного батальона попал на Карельский фронт. Район дислокации части был тщательно замаскирован. Чувствовалось, что готовилось большое наступление: срочно строились и ремонтировались переправочные средства, личный состав тренировался в форсировании водных преград…

Верность клятве
В начале войны гитлеровцы потеснили наши войска за реку Свирь и сильно укрепились на ее левом берегу: в несколько рядов — окопы и траншеи, доты и дзоты, колючая проволока, минные поля.

В канун наступления саперы получили приказ разминировать свой берег. Выполняли задачу ночью: берег простреливался пулеметным огнем и снайперами противника.

Работать пришлось под огнем. Задача усложнялась еще тем, что деревянные корпуса мин прогнили, поржавели чеки взрывателей. Одно неосторожное движение — и взрыв!

И все-таки саперы задание выполнили! По проделанным ими проходам к берегу были подтянуты пехота, танки, артиллерия.

В ночь на 22 июня 1944 года Юрий в составе ударной группы форсировал Свирь. Саперы сделали проходы в минных полях неприятеля, обозначили их флажками, отползли в укрытие. На рассвете в воздух поднялись наши самолеты и начали «обрабатывать» берег, занятый фашистами. Воздушные «пахари» поработали на славу. Земля была вывернута наизнанку.

Закончился второй налет авиации, и открыла огонь артиллерия. Под ее прикрытием основные силы начали форсирование Свири. Река кипела от снарядов, мин, пуль, в воздух взлетали щепки от плотов и лодок, плыли трупы и оглушенная рыба. Но наступательный пыл гвардейцев не ослабевал. Фашисты были отброшены ко второй линии укреплений, а потом выбиты оттуда, несмотря на яростное сопротивление.

Однополчанин Юрия, Харитон Хайхадаевич Хантаев, участник этих боев, так пишет о геройских делах младшего Калашникова:

«22-го июня 1944 года мы форсировали Свирь. Фашистские самолеты с бреющего полета обстреливали нас из пулеметов. Била артиллерия. Вода кипела от снарядов и пуль. И вот в этой обстановке Юрий Калашников добровольно вызвался доставить с противоположного берега лодку для переправы отделения. Как он остался жив — просто непонятно. Но лодка была доставлена, и мы благополучно переправились на занятый фашистами берег. За смелость и находчивость, отличное выполнение задания командования Юрий Калашников был награжден орденом Славы.

А следующей ночью Юрий Калашников в составе группы саперов вплавь переправился на противоположный берег, чтобы сделать проходы в минных заграждениях неприятеля. Действовать пришлось в трудных условиях.

В небо то и дело взлетали ракеты, освещая местность. Прижимаясь к земле, Калашников и его боевые товарищи отыскивали и обезвреживали вражеские мины. Более сотни противопехотных и противотанковых мин снял до рассвета Калашников.

Когда советские войска перешли в наступление, командир батальона вызвал Калашникова и приказал ему проникнуть в тыл противника, взорвать мост на дороге, по которой отступали гитлеровцы.

По топким, казалось, непроходимым болотам солдат пробрался к цели. Вон, совсем рядом, за кустарником, мост. По нему непрерывным потоком шли танки, орудия. Стоило вывести из строя мост — и путь отхода противнику отрезан. Других дорог тут нет, кругом топи. Но как это сделать? Мост охраняется. Отважный солдат решил подойти к мосту по дну речушки, под водой.

Тщательно завернув взрывчатку, взяв в рот камышинку, чтобы можно было дышать под водой, сапер скрытно подобрался к мосту.

Взрывчатка заложена, шнур подожжен, можно отходить. Мощный взрыв — и мост, по которому проходила вражеская техника, взлетел на воздух».

…Венгрия. На пути наших войск — водная преграда. Мост через нее заминирован. Отделению гвардии старшего сержанта Калашникова приказано не допустить его взрыва, сохранить для наступающих советских войск.

Саперы к рассвету вышли в тыл противника, подобрались к мосту. Охрана обнаружила наших воинов и открыла огонь. Калашников приказал двум солдатам ввязаться в перестрелку, а сам с тремя бойцами обошел мост и с тыла ударил по охране. Саперы уничтожили восемь гитлеровцев, двух захватили в плен. Затем перерезали шнуры, сняли взрывчатку.

Вскоре по разминированному мосту пошли в наступление наши войска. На груди старшего сержанта засверкал орден Славы II степени.

Бои идут в городе. Саперы под огнем идут первыми, чтобы проложить путь наступающим. Снимают мины на улицах, в домах. Вот, наконец, центр города. Калашников дает сигнал: путь свободен. И снова саперы впереди. Юрий Калашников одним из первых переправился через реку, разделяющую город на две части, увлекая за собой остальных бойцов.

После боя командир батальона объявил Калашникову, что за проявленное мужество и героизм в этом бою он представляется к награждению орденом Славы I степени.

…После демобилизации Юрий Васильевич стал строителем. Возводил предприятия в Узбекистане, Таджикистане, Казахстане, самоотверженно трудился на сооружении нефтеперерабатывающего завода и азотно-тукового комбината в Фергане, газопровода Бухара — Урал.

Славный боевой путь прошел и Калашников-старший. Отец и сын вернулись на родину победителями.

Ныне — Калашников-младший работает начальником Ферганского управления стройтермоизоляции Министерства монтажных и специальных строительных работ. Но не теряет связи с родным полком, с которым столько пройдено фронтовых дорог.

В одном из писем он писал однополчанам:

«Дорогие боевые друзья! От имени воинов-ветеранов, находящихся в запасе, разрешите поздравить вас с большим, радостным событием в вашей жизни — днем принятия Военной присяги.

Где бы я ни находился и какую бы задачу ни выполнял, я всегда помню слова священной клятвы, которые произнес перед строем нашей части, уходя на фронт. Я поклялся быть верным Родине, защищать ее мужественно и умело, с достоинством и честью, не щадить крови и жизни для достижения победы над врагом.

Я пронес слова этой клятвы через всю войну. С присягой в сердце я тружусь сейчас на строительстве важнейших объектов, которые нужны Родине, чтобы она стала еще могущественнее и прекраснее. Будьте же и вы верны этой торжественной клятве, пронесите ее в сердце по своему жизненному пути. С коммунистическим приветом — Юрий Калашников».

НЕ ЩАДЯ ЖИЗНИ

Абдулхамид Джамалов родился в 1924 году в кишлаке Дамкуль Ферганской области. До войны закончил семилетку. До армии вступил в комсомол, работал в колхозе учетчиком.

В августе 1942 года добровольно ушел на фронт. Воевал на Третьем Украинском и Первом Белорусском фронтах. Дважды ранен. В 1944 году на фронте вступил в ряды КПСС.

За боевые подвиги в войне с немецко-фашистскими захватчиками награжден тремя орденами Славы и шестью медалями.

Демобилизовался из рядов Советской Армии в 1947 году. В настоящее время работает в колхозе «Победа» Ферганского района.

Неотправленное письмо
Робким, застенчивым пареньком пришел Абдулхамид Джамалов в 86-й отдельный истребительный противотанковый дивизион. Стрелковая дивизия, в которую входил дивизион, находилась далеко от линии фронта. Шло обучение прибывшего пополнения, доукомплектование подразделений, понесших урон в жестоких боях.

Уже на третий день после прибытия новичков все стало на свои места. Был зачитан боевой расчет. Абдулхамид назначен наводчиком орудия. Свою военную специальность он не представлял, пушки видел только из экранах кинотеатра, но весь горел желанием научиться бить фашистов, чтоб выполнить наказ односельчан.

Дни летели быстро. Фронту требовались резервы. Командиры стремились как можно быстрее обучить молодых бойцов науке побеждать.

В расчете дела шли хорошо. Джамалов со своими боевыми товарищами сдружился. Расчет стал единой дружной семьей. Номера расчета — замковый, ящиковый, наводчик, шофер тягача, подносчик снарядов, командир расчета — все они ухаживали за орудием, как за малым ребенком. Научились понимать друг друга с полуслова. Боевые стрельбы на полигоне, тактические учения в поле расчет проводил на хорошо и отлично.

Весна шагала по Сибири. От легкого утреннего морозца и следа не оставалось солнечным днем; в лесу еще лежал снег, а на проталинах уже пробивалась трава. Шло великое обновление природы. И вот в такой весенний день дивизия получила приказ: на фронт! Солдат охватила радость: идем в бой! Джамалов, выбрав свободную минуту от сборов и погрузки боевой техники в эшелон, присел в теплушке на нарах. Надо послать весточку домой: он едет на фронт.

«Настал час, — писал он, — когда я иду на фронт. Горжусь, что мне доверили грозное оружие — пушку. Из нее буду громить фашистскую нечисть. Обо мне не волнуйтесь: здоров, настроение боевое, товарищи хорошие, командиры храбрые».

Письмо закончил словами: «Кланяюсь всем в кишлаке». Сложил треугольником исписанный лист бумаги. Спрыгнул с нар и удивился: повсюду на нарах сидят солдаты, тоже пишут письма. Когда вошли в теплушку? Не заметил.

Каждый занят большим человеческим делом: перед отправкой эшелона на фронт — разговаривает с домом. Возможно, последний раз, в последнем письме живой солдат говорит с родными. Война без потерь не бывает…

Спрыгнул на землю, рысью помчался к зданию вокзала, и в это время послышалась протяжная команда: «По вагонам!»

«Ох, беда, не успел. Ну, ладно, по пути опущу письма».

А через пять минут эшелон уже набирал скорость, оставляя позади станционные здания. Провожающие кричали вслед эшелону:

— До свидания! Бейте Гитлера! Приезжайте домой!

Колеса теплушки выстукивают: «На фронт… На фронт… На фронт…»

Город растаял вдалеке. Солдаты от двери расселись на нарах. Пошел солдатский разговор, и сводился он к двум главным темам: как разбить фашистов, освободить родную землю, свой советский народ? Второе — о доме. Что сейчас там делают, как живут? Побывать хотя бы минутку там.

Эшелон отмеривал версты. Солдаты ехали на фронт.

Фронтовые дороги
Много дней прошло с того памятного апрельского утра, когда солдатский эшелон взял курс на Запад. Много тысяч километров прошел по фронтовым дорогам боец.

Дивизия продолжала преследовать отступающего врага. «Перешагнули» Днепр. Расчет противотанкового орудия не отставал от пехоты. Шел в первых рядах атакующих. С каждым боем наводчик Джамалов проникался все большим уважением к своей пушке: хорошо берет любую броню, шрапнелью тоже прекрасно косит гитлеровских молодчиков.

День только начался, а уже отбита не одна контратака фашистов. Танки, самоходки, резервные пехотные части бросает в бой фашистское командование, не считаясь с потерями. И гитлеровцы идут на явную смерть. Что это, патриотизм? Верность фюреру? Нет! Дело не в этом. Пленные показывают, что есть приказ Гитлера: за отступление расстреливать на месте.

И сзади контратакующих цепей стоят войска СС, расстреливая всех, кто отступает без приказа. Так какая разница, кто убьет: солдат Советской Армии или молодчик из войск СС? Погибнуть в бою еще лучше — семью не будут преследовать.

После очередной отбитой контратаки наступил желанный перекур. Можно и раны перевязать, а то в тыл отправят.

И тут же крик: «Танки, танки»!

— Расчет, к бою! — послышалась команда.

Артиллеристы мигом заняли свои места, работали слаженно, уверенно.

Джамалов, пересчитав танки, повернулся к друзьям.

— Ничего, справимся, трудновато будет, но справимся. — И подмигнул: — Не аллах — так комбат поможет. Глядишь, сделаем фрицам капут.

Танки фашистов на большой скорости, с ходу ведя огонь, надвигаются на позиции артиллерийского расчета. Замолчало соседнее орудие.

— Погибли, братишки… — с надрывом выкрикнул кто-то. Кругом рвутся снаряды, мины, столбы земли рванулись к небу. Джамалов весь в прицеле. Жизнь свелась к прицелу и вражеским танкам…

Рука не дрогнет, движения — решительные и твердые. Он не спешил, бил наверняка. Уже полыхают два танка, вспыхнул третий. В цепи пехотинцев деловито ухают противотанковые ружья. Еще два костра «украсили» поле боя.

Кровь хлещет из руки, нога стала чужой. А на лине Абдулхамида — радостная улыбка.

Какая это великая радость — радость победы!

По тонкому льду
Молча, нахмурив черные брови, шагал командир артиллерийского расчета противотанковой пушки. Рядом шагали его боевые друзья, усталые, с покрасневшими от бессонных ночей глазами. Бесконечные бои, а тут еще осень досаждает! Снег, холодный дождь, ветер безжалостно хлестают солдат, густая грязь цепко хватает за сапоги. Дороги не успевали пропускать наступающие советские части. Поэтому прямо по целине двигались войска, надрывно ревя и буксуя медленно пробирались машины.

Привал сделали на опушке небольшого леска. И на ночевку остались там же. Утром снова нет команды к походу. Солдатская мысль не знает застоя: «Значит, пополнимся и бросят в прорыв».

Дивизия была брошена в прорыв. Прорвать оборону, преследовать отступающего противника, не дать ему закрепиться на промежуточных рубежах — такова задача.

Мороз еще не успел сковать реки, трудно форсировать их. Пехота еще может пройти по тонкому льду, а пушки? Пока наведут переправу, танки и тяжелая артиллерия отстанут. Только легкие противотанковые орудия могли спасти положение, поддержать пехоту. Артиллерийский расчет Джамалова форсирует уже третью речку по тонкому льду, так что опыт уже приобрел. «Главное — двигаться без остановок, — предупреждал он солдат. — Остановка — смерть, провалимся. Толкать ее, матушку, изо всех сил».

Сняв пушку с крюка, боевой расчет скатил ее к реке.

— Вперед! — скомандовал Джамалов.

Медлить нельзя. Гитлеровцы ведут артиллерийский огонь, вот-вот разобьют лед. Да и от авиации врага тоже с минуты на минуту ожидай удара.

Пушка выкатилась на матовое стекло льда, быстро покатилась. Колеса не крутились, а скользили, проступила вода. Солдаты перехватывали руками мокрую холодную резину колес, изо всех сил толкая пушку. Но вот пушка развернулась, пошла боком. Того и гляди остановится. Настал критический момент. Джамалов уперся грудью в пушку, слыша, как хрустит, оседает под ногами лед. Когда прокатили пушку еще несколько метров, Абдулхамид оглянулся. На том месте, где произошла заминка, уже зияла темная полынья. Какие-то доли секунды отделяли пушку и расчет от гибели. Пот катился из-под шапок горячими едкими ручейками. Солдаты тащили пушку на берег, где уже шел бой. Прямо с ходу — на открытую позицию. Командир стрелковой роты, увидев пушку, — быстро к ней.

— Голубчики, танков пока нет, дайте огоньку по гитлеровской пехоте, измотали они нас!

— К бою! — скомандовал Джамалов. — Шрапнелью — огонь! — Командир расчета видел: первый снаряд — перелет. Поправка в прицеле — и столб огня взметнулся прямо в самой вражеской цепи.

— Отлично, Абдулхамид, — раздался голос командира батареи. Он хорошо видел и переправу через реку, и точное попадание со второго снаряда.

— Танки! Танки! — послышались крики.

Джамалов снова прильнул к прицелу. Из-за горящего «фердинанда» высунулся тупорылый танк. Мелькнула вспышка. Вражеский снаряд угодил в кручу берега метров в двадцати от пушки. Столб земли поднялся вверх, накрыл расчет. Когда рассеялся дым, Джамалов увидел еще три танка, мчавшихся прямо на его пушку. Ее выстрел он слышал, видел споткнувшийся на полном ходу вражеский танк, слышал нарастающее мощное раскатистое «Ура! Ура!» И он знал, что это значит: наши атакуют. Хотя и не видел неудержимую лавину советских солдат.

Железный организм выдержал. Джамалов остался в строю. Но двое из его расчета остались там, на берегу речки, еще не скованной льдом…

— Нас теперь трое, — сказал Абдулхамид, — каждый должен, драться за двоих. Мы должны сделать то, чего не успели погибшие товарищи. Будем драться за себя и за них.

Вражеская оборона трещала. Гитлеровцы катили к Берлину. И последнее крупное сражение, в котором пришлось участвовать Абдулхамиду Джамалову, были бои в столице поверженной фашистской Германии.

ВНИМАНИЕ, ТАНКИ!

Ахат Габдулхаевич Даутов родился 1923 году в селе Барда Пермской области. С четырех лет воспитывался в детском доме. До армии работал машинистом электровоза в шахте.

В марте 1942 года комсомолец Даутов добровольно ушел на фронт. Воевал на Северо-Западном, Первом и Втором Украинском Фронтах. За проявленные мужество и героизм в боях с фашистскими захватчиками награжден тремя орденами Славы и пятью медалями.

Демобилизовался из рядов Советский Армии в марте 1947 годе, в настоящее время живет в Коканде, работает слесарем на комбинате строительных материалов.

Живет себе человек…
До этого дня о слесаре Кокандского комбината строительных материалов Даутове что знали в коллективе? Хороший работник, аккуратный, исполнительный, с трудовой дисциплиной крепко дружит, семьянин образцовый, да и товарищи на него в обиде не бывают. Одним словом, живет себе человек как надо! Что еще можно сказать о нем? Оказывается, сказать можно было многое, и, если раньше не было такого разговора, то виноват в этом только сам человек. Вернее, его скромность…

В день двадцатой годовщины разгрома гитлеровской Германии в клубе комбината собрались работники, чтобы вспомнить дела давно минувших дней, почтить память погибших, помянуть их добрым солдатским словом.

На комбинат приехал и городской военный комиссар, чтобы вручить юбилейные медали фронтонном. На сцену один за другим поднимаются те, кто принял на себя удар гитлеровских банд, сломал хребет фашистскому зверю. В зале аплодисменты, возгласы поздравлений, и вдруг — все стихло… О ком это говорит военком?

— Медалью «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» награждается танкист, полный кавалер ордена Славы старшина запаса Даутов Ахат Габдулхаевич.

На сцену поднялся средних лет широкоскулый мужчина, подошел к комиссару.

— Мне очень приятно, — заговорил военком, — вручить медаль прославленному танкисту старшине запаса товарищу Даутову Ахату Габдулхаевичу. В боях на фронтах Великой Отечественной войны он со своим экипажем уничтожил пять танков гитлеровцев, три орудия, четыре дота и много живой силы врага.

Для всех это было неожиданностью. Вот тебе и на! Их Ахат, с которым они столько работают рядом, герой войны! И никто не знал этого! Зал дрожал от аплодисментов, топота ног. А Даутов стоял покрасневший, смущенный и долго не мог вымолвить ни слова.

Поднялся молодой рабочий с комсомольским значком на груди, взволнованно заговорил:

— Просим, пусть товарищ Даутов расскажет, как воевал!

Зал горячо поддержал:

— Да-да, пусть расскажет, как танки поджигал! За что полным кавалером стал! И молчал столько лет!

Поднялся еще один, по возрасту тоже фронтовик. Об этом же убедительно говорили два ордена. Попросил слова.

— Вы, товарищ комиссар, нас удивили. На комбинате не знали, что наш Даутов такой заслуженный воин. Пусть он уважит рабочий люд, расскажет о себе, о своих товарищах. Сегодня как раз такой день… Для фронтовых воспоминаний. Лучше не придумаешь!

Ахат постоял, подумал, помолчал. Что им сказать? Воевал, как все, как Родина велела!

В марте 1942 года ушел на фронт. Воевал в лыжном батальоне, во второй роте — стрелком. В батальоне на Северо-Западном…

Под Ржевом был тяжело ранен. После госпиталя направили в 57-й Гвардейский отдельный тяжелый танковый полк. С этим полком прошел в боях Украину, дрался на Сандомирском плацдарме, освобождал Прагу, бил фашистов в Германии. Вот и все.

Конечно, это было далеко не все…

Танк идет в разведку
На Сандомирском плацдарме наши войска готовились к решительному наступлению. В канун этого наступления был ранен командир танка, и башенному стрелку Ахату Даутову было приказано исполнять его обязанности. Принял танк утром, а во второй половине дня его вызвал командир роты. Экипаж машины получал важное боевое задание.

— Пехоте и нам, танкистам, важно знать, какие есть огневые точки у гитлеровцев в этом селе, — показал комроты на карту, где синим карандашом был обведен населенный пункт. — Ваша задача, товарищ старший сержант, на танке ворваться в село, поднять панику среди фашистов, выявить огневые точки. Если будет возможность — подавить! Отход вам прикроем артиллерией. Мин на этом направлении нет. Саперы проверили. Ясно?

— Так точно, — ответил Даутов. — Ясно!

— В гости к фрицам пойдем, — ответил Даутов товарищам на их вопросительный взгляд. И к механику: — Как машина? Готова!

— Все в порядке!

— Пушка, пулеметы?

— Порядочек «церковный»! — ответили ребята. — А что за работенка?

— Не пыльная! По селу погуляем! А то все по лесам, по полям — нынче здесь, завтра там.

Уселись — голова к голове, условились о всех действиях. Но, главное, единодушен экипаж был в одном: разведать огневые точки важно, но подавить важнее.

Скрытая мелколесьем стальная машина подбиралась поближе к селу. Все меньше придется маячить на открытой местности, а теперь — полный вперед!

Скорость — предельная! На ней танк и ворвался в село. Мчит широкой деревенской улицей.

Башенный стрелок доложил:

— Слева за углом дома — пушка!

Ага! Одна огневая точка разведана. Но главное-то подавить ее!

— На пушку! — дал команду Даутов. Скорость прежняя, нет ни пушки, ни расчета.

Снова голос башенного.

— Сзади нас выкатывают пушку на дорогу!

Слова команды, молниеносный разворот, в смотровые щели хорошо видно, как гитлеровцы спешат установить пушку, заряжают ее на ходу.

Даутов сам метнулся к пушке. Выстрел — снаряд разорвался рядом с орудием. Оттуда — ответный огонь.

Машина вздрогнула, в ушах танкистов — звон, в глазах — искаженные от ужаса лица фашистских артиллеристов. И все исчезло под гусеницами танка.

На полной скорости танк врезался в строение, прошел почти насквозь его и замер. Неужели подбили?

— Нет! Жива машина, — раздался ликующий голос механика. — Аллюр три креста, малютка!

Словно конь, почуявший опытного седока, танк радостно вырвался на улицу, сея панику среди обезумевших гитлеровцев.

Часть из них решила искать спасения на машинах, на бешеной скорости мчавшихся по селу. Водитель дал четвертую скорость.

— Догоним.

Снарядов осталось мало, решили идти на таран. Мало кому из фашистских вояк удалось избежать возмездия…

До взрыва оставались секунды
На территории Германии враг сопротивлялся до последнего. Вот и сейчас уцепился за правый берег реки, укрепился, сдержал победное продвижение советских воинов.

Разведчики донесли: дно у речки топкое, мост — единственное место, где могут пройти танки, но он сильно охраняется. Экипажу даутовского танка было приказано взять мост, притом, взять его целым, годным для переправки.

Под прикрытием артиллерийского огня решили на большой скорости вырваться на мост, уничтожить охрану, занять оборону и удержать мост до отхода наших. Все это внезапно, в считанные секунды, иначе задача не будет выполнена. Фрицы или танк уничтожат, или мост взорвут.

— Полный вперед! Есть на земле солдатское счастье!

Фашисты открыли бешеный огонь по мчавшемуся танку. Но большую тревогу вызвали замелькавшие огоньки на мосту. Это охрана поджигала бикфордовы шнуры. С секунды на секунду мост взлетит в воздух!

— Вперед, братцы! Коля, жми, жми! — это команда механику. Танк словно на крыльях влетел на мост. Раздавлены пушки, уничтожена охрана, в воду полетели бикфордовы шнуры. Мост был в руках советских воинов и наступающие части вновь рванулись на Запад.

…Целых пять-шесть часов на отдых! Такое на фронте не часто выпадает. Бойцы рады, когда десяток-другой минут удается «добрать», а тут — несколько часов!

Ахат с друзьями расположился на поле, густо уставленном скирдами пшеницы. В такую же скирду «превратили» свою машину. Маскировка никогда не помешает. Спать никто не хотел, и начали «травить» разные побайки. Их у солдата всегда наготове немало. Лежат, колосья в ладонях растирают. Хорошо пахнет спелая пшеница!

Вдруг — шепот: «Танки! Танки! Идут танки!»

Что делать в таких случаях — каждый знает. Подползли к танку и через десантный люк пролезли в машину. Даутов сразу к пушке. До первого «тигра» метров сто. В прицеле — его борт с черной свастикой. Хороша цель! По такой трудно промахнуться. И не промахнулся Ахат. Три черных костра вспыхнули на дороге…

— Я согласен совсем никогда не отдыхать, — шутил Даутов, когда спала горячка боя, — если вот так будет получаться, — кивнул он в сторону дороги.

Позднее «получилось» еще одно: за этот бой его наградили орденом Славы I степени.

НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ

Сеит-Неби Абдураманов родился в 1919 году в Крыму, в деревне Биюк-Каралез Куйбышевского района. Вступил в комсомол до войны. Работал в районном финансовом отделе. Призван в ряды Красной Армии в 1940 году. Первый бой принял в июне 1941 года на западной границе. Воевал на Западном, Брянском, Сталинградском, Воронежском, Первом Украинском фронтах, командовал стрелковым взводом. Дважды контужен, три раза ранен.

За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы, орденом «Красная звезда», медалью «За отвагу», значком «Отличник РККА».

В 1945 году демобилизовался из рядов Советской Армии. В наставшее время живет и работает в городе Намангане.

Слово бывалого солдата
День был обычный, рядовой, каких на войне много. Солдаты лихо расправлялись с кашей, адресуя повару слова благодарности. Ну, а лучшей оценкой его мастерства служило то, что один за одним шли за добавкой. Повар никому не отказывал. Но опуская черпак в котел, вскидывал глаза на подошедшего: у него свои неписаные законы. Если ты отважный боец, знатный разведчик, или герой, или пулеметчик, — с самого дна, погуще и мяса побольше, если ты так, «серенький» да еще пулям кланяешься, плеснет чего-то там, иди жалуйся!

Но во взводе Сеита Абдураманова ребята как на подбор. Молодежь, комсомольцы! Самый «старый» — командир взвода — двадцать восемь имел за плечами. И все дерутся с фрицами, как тигры. Значит, «право на черпак со дна» все имеют. На чаек генеральский тоже. Из-за походной кухни показалась стройная, по-военному собранная фигура командира батальона капитана Лосева. Лицо у комбата посеревшее, усталое, на губах играет знакомая каждому бойцу улыбка.

Молодой, сильный, смелый офицер был любимцем солдат. Он всегда в боях появлялся там, где было трудно солдатам. Сразу становилось легче. Он никогда не обижал солдата. Даже мертвого… Как бы ни было тяжело. Но тела павших бойцов тут же преданы земле. А последняя дань солдату котируется на фронте. Война есть война. И, может быть, завтра над тобой дадут прощальный залп, как ты даешь его сегодня…

Завидев комбата, солдаты мигом привели себя в порядок и радостно приветствовали капитана. Абдураманов доложил о боевом состоянии взвода.

А рядом уже стоял повар с котелком каши — вещественным доказательством его философской концепции.

Ну разве можно отказаться от солдатской еды «номер один»? Расправившись с кашей, комбат взял под руку Абдураманова, и они отошли в сторону.

— Вот что, старшина! В батальон пришло много молодых бойцов, еще не обстрелянных, а бой не за горами. Давай, собери их сегодня, поговорим. Расскажешь о своих делах боевых, особенно — разведке. Соберись с мыслями, подготовься. Начальник штаба соберет бойцов прямо здесь, у вас, к кухне поближе, — усмехнулся он, — вот разговор и получится под аккомпанемент ложек с тарелками.

Сеит отошел в глубь леса, окунулся в лесную чащу, ощутил ее дыхание и забыл о войне, о боях, забыл, зачем пришел… Шелест деревьев, птичий гомон, зелень листвы… Как хорошо, когда нет войны! Расстегнув воротничок гимнастерки, присел Сеит на пенек. А пока война есть, значит, нужно воевать! Так о чем рассказать молодым бойцам? Прошло три года войны. Каждый день — бой. Сколько их было! И сколько еще осталось? Закурил Сеит. Вот разве об этом рассказать?

…Дивизия вышла к Висле. Командиру полка срочно потребовался сведущий «язык». Надо было знать, что там за оборона у фрицев, много ли их, чем они дышат. За сутки четыре группы разведчиков ходили на тот берег и возвращались без «языка». И не все…

Командир полка пришел в первый стрелковый батальон и передал капитану Лосеву тот же приказ: «Языка!» Комбат предложил это задание поручить Абдураманову.

Сеита вызвали в штаб. Выслушав задание, ответил привычным: раз надо, значит будет сделано. На этом был и закончен разговор. Только одно попросил Сеит:

— Разрешите мне сегодня одномуво второй половине дня сходить к фрицам, присмотреться получше. А ночью «языка» прихватим.

— Делай, как лучше, сам знаешь, — ответил командир полка. — На тебя целиком полагаемся.

И потом Сеит исчез. Никто не видел и не знал, куда пошел он. Только один человек — это капитан Лосев, пять часов пролежал на НП, внимательно всматривался в оборону гитлеровцев. Комбат по минутам и часам мысленно отсчитывал, где сейчас разведчик, что делает. Между ними была незримая связь, они оба разговаривали на языке, понятном только им двоим. Потом Лосев встал, пошел в укрытие, закурил, обратился к ординарцу — ефрейтору Сеидову:

— Готовь чай. Абдураманов идет обратно.

Несколько минут спустя Абдураманов докладывал комбату все, что увидел опытный глаз разведчика. Отдохнув часа три, Сеит с шестью боевыми друзьями пошел теперь уже за «языком». Днем он присмотрел объект действия — четырехамбразурный дзот гитлеровцев. Стоит он, как утес, в обороне врага, четыре спаренных пулемета бьют почти беспрерывно из амбразур и снайперы постреливают. Судя по всему — это ключевая точка врага, значит, там должен быть офицер. Вот его и нужно взять.

Переходить линию фронта Сеит решил на участке соседнего батальона. Это, правда, удлиняло расстояние, но разведчики решили — так будет надежнее.

— На стыке двух батальонов и проскользнем, — шептал Сеит. — У соседей стрельба, а у нас тихо, малейший шорох — фашисты сразу засекут. Видно, против нашего батальона ведут усиленное наблюдение.

Как было задумано, в назначенном месте перешли линию фронта, вклинились вглубь и с тыла вернулись к объекту захвата — дзоту. Фрицы и не помышляли, что советские разведчики придут из их тыла. Грязные, усталые, пройдя и проползя километров семь, шесть советских бойцов оказались в нескольких десятках метров от цели. Сеит приказал разведчикам «вдавиться в землю», а сам пополз к дзоту тоже «вдавившись». «Вдавился» — и растаял в темноте. Ни звука. Трудно ползти эти последние метры! Километры и то дались легче. Но вот Сеит у цели, даже в темноте ясно виден дзот. Часовой стоит у входа.

— А другой охраны тут не видно? — приподнялся Сеит.

Услышав шорох, часовой тут же дал очередь по тому месту, где еще несколько секунд назад был разведчик. И замертво свалился на ступеньки. В руках разведчика нож — грозное оружие. Распахнув дверь дзота, Сеит швырнул туда гранату, вторую, сам — броском на землю, и автоматная очередь прошила темноту дзота.

Когда подбежали остальные разведчики, Абдураманов стоял у двери дзота, а перед ним с поднятыми руками гитлеровские офицер и солдат.

— Остальные там лежат, — кивнул Сеит в сторону дзота. — Берите замки у пулеметов и быстро ушли, пока фрицы нас не застукали.

Прихватив офицера и солдата с кляпами во рту, разведчики двинулись в обратный путь.

Казалось, опасность миновала, но вдруг ползущий первым боец Аксенов подал сигнал — ложись! Впереди послышался гортанный говор, клацанье затворов.

Секрет! Гитлеровцы не стреляли, очевидно, решили, что смена им пришла. Несколько коротких очередей — и быстро в сторону. Позади разведчиков, уходивших с пленными к берегу Вислы, разгорелся бой. Гитлеровцы, сидевшие в траншеях, поливали друг друга свинцовым огнем, предрассветную мглу разорвали ракеты.

— Пока разберутся — мы дома будем, — проговорил довольный Сеит. Капитан Лосев, целуя старшего сержанта Абдураманова, сказал:

— Ты настоящий богатырь, Сеит, настоящий солдат!

«Настоящий солдат» — это высшая похвала для бойца.

Командир полка послал отважного солдата в тыл отдохнуть. Когда вернулся Абдураманов в батальон, капитан Лосев ему сказал:

— Фрицы твои, Сеит, были что надо. Показания дали — будь здоров! Мы в тот день продвинулись километров на десять с гаком!

Планшет гитлеровца
Разведчик всегда в ожидании. Каждую минуту его могут вызвать, дать задание, а спустя еще какое-то время он уже «путешествует» по фашистским тылам.

Командира группы разведчиков старшего сержанта Абураманова вызвали в штаб дивизии.

— Значит, быть хорошему делу, — тут же сделали вывод бойцы. Когда коренастая фигура Сеита показалась в двери землянки, все встали.

— Какая дорожка — длинная аль короткая? — спросил Гринин.

— Вперемешку, — ответил Сеит.

Дело было такое: нужен «язык» — и обязательно — танкист. Наступила пауза, все молчали. Тишину нарушил Гринин.

— Все ясно? Начнем подготовку?

— А чего же медлить? Работать надо!

Дружно взялись разведчики за знакомое дело. Протерли оружие, набили запасные диски, запаслись сухим пайком, некоторые заменили сапоги. Потом стали копаться по карманам, вытаскивая документы, письма, фотографии. Эти самые дорогие для бойца вещи на войне останутся здесь. Последний, прощальный взгляд на фотографии, с которых смотрят лица родных, любимых, друзей, бегло перечитывают письма, складывают их в один помятый треугольник, подают комсомольские, партийные билеты и не торопятся оторвать от них руки…

Все дела сделаны. По русскому обычаю перед дорогой нужно посидеть. Тишина. Ее раскалывают слова Сеита: — «Пошли, ребята!»

По мелколесью и сами не заметили, как отмахали километров пять. Где-то рядом должна быть дорога, уже слышен гул моторов.

— Раз есть танки, — хохмит рядовой Наседкин, — значит, есть и танкисты. А подать мне горяченького, прямо со сковородки!

— А ведь это идея! — отозвался Сеит. — На дороге брать «языка» при таком движении — не выгорит. А в ближнем хуторе, по карте он более километра отсюда, мы и возьмем «горяченького»! Пошли, хлопцы!

— Пойду брать «языка» я с Наседкиным, — уже на ходу говорил Сеит. — Остальные возле хутора «попасетесь». Прикроете, в случае чего…

Вот и хуторок… Залегли в саду. Глаз не отрывают от строений. Кругом тихо. Скрипнула дверь, кто-то вышел во двор. Похоже — хозяин, в цивильной одежде. Когда хозяин взялся за ручку двери, его руку накрыла твердая рука разведчика.

— Не пугайтесь, — сказал Сеит, — немцы у вас есть? — Хозяин стоял молча, словно в столбняке от страха. Сеит повторил вопрос.

Поляк понял.

Ответил на ломаном русском языке.

— У соседей ночуют двое.

— Танкисты?

— Наверное, здесь кругом танки.

Поляк постучал к соседям в дверь, попросил выйти.

Отстранив вышедшего, Сеит с Наседкиным бесшумно вошли в комнату. Посветили фонариком: то что нужно. Один из гитлеровских офицеров схватился за пистолет. Второй оказался благоразумнее. Перед выходом Сеит прошелся фонариком по хате. Его взгляд задержался на планшете, валявшемся у кровати. Забрал с собой.

Когда вместе с пленными бойцы подошли к группе прикрытия, раздался неудержимый смех, фриц был совсем голый, а его экипировку нес Наседкин.

— Не вовремя мы его потревожили, — с самым серьезным видом распространялся Наседкин, — ну, ничего, отоспится, теперь у него время будет.

Ночь начала сдавать вахту рассвету, когда группа разведчиков добралась до «дома». Передав трофеи и доложив о ночном поиске, старший сержант Абдураманов и его боевые друзья пошли отдыхать. Вечером командир дивизии вручил Сеиту орден Славы второй степени. Поздравил разведчика, посмотрел ему в глаза.

— Молодец! В планшете был оперативный приказ командира гитлеровской танковой дивизии. Мы его использовали сполна. Такое попадается редко. Еще раз спасибо!

— Сеит! — подошел к товарищу Наседкин. — Если планшет гитлеровца важней, чем сам гитлеровец, на кой черт мы его тащили сюда, тем более, не по форме одетого? Может, обратно отправим его? Пусть досыпает? — и подмигнул бойцам. — Да и панночка, вроде, ничего была…

Сеит засмеялся, снова представив себе «не по форме одетого» фрица, и тут же пришлепнул шапку на голову.

— Абдураманов! В штаб полка! К командиру! — раздался голос связного.

* * *
Страна готовилась отметить свой полувековой юбилей. Готовились к этой знаменательной дате и на Наманганском ремонтном заводе, где трудится бывший фронтовик, Отважный разведчик Сеит-Неби Абдураманов. На торжественном собрании чествовали лучших производственников, много добрых слов услышал в свой адрес и Абдураманов. Тогда же он узнал и еще одно, что Министерство Обороны Союза ССР вот уже двадцать четыре года разыскивает бывшего разведчика, командира взвода 335-го стрелкового гвардейского полка, старшего сержанта Абдураманова С., чтобы вручить ему орден Славы первой степени.

Так, почти через четверть века, высокая награда все же нашла героя — героя боев за Родину.

ЧЕТЫРЕ ДОЛГИХ ГОДА

Александр Иванович Величко родился в 1925 году на станции Бадам Чимкентской области. До армии работал электромонтером, вступил в комсомол. В 1941 году надел солдатскую шинель и четыре долгих года был участником Великой Отечественной войны.

Воевал на Втором и Третьем Украинском фронтах.

За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы, медалью «За отвагу» и шестью другими медалями.

Дважды ранен. Демобилизован из рядов Советской Армии в 1950 году. После демобилизации закончил политехнический институт, в настоящее время работает инженером на Ташкентском заводе им. Чкалова.

Характеристику дает коллектив
Когда в механическом цехе шло отчетно-выборное партийное собрание, двух мнений о кандидатуре будущего секретаря не было: инженер-технолог Александр Иванович Величко. И каждый из выступающих добавлял к характеристике что-нибудь новое. Хорошо знает дело; активно борется за технический прогресс; много работает над собой — и как инженер, и как коммунист; в коллективе пользуется большим авторитетом; партийности ему не занимать: прошел такую суровую школу, как Великая Отечественная война. И как прошел через эти четыре суровых, тяжелых года. Полный кавалер ордена Славы! Это о многом говорит!

И товарищи не кривили душой, отдавая должное инженеру А. И. Величко. И не кривили душой, когда дружно проголосовали за избрание его.

Трудовая биография человека пишется за станком или в поле, в научной лаборатории или в школьном классе…

Боевая — только на фронте. И не чернилами, кровью.

Свою боевую биографию Александр Иванович Величко писал долгих четыре года. Писал, скрывая горькие солдатские слезы, вырванные из глаз отступлением, писал в траншеях, отбивая яростные атаки обезумевших фашистских банд, писал, когда в неудержимом порыве наши войска стремительно рвались на Запад.

1944 год. Фашисты пытались удержаться на реке Ингулец, западнее Кривого Рога, стянув сюда значительные силы. Наступление советских войск приостановилось. Нужно было в оборонительных боях измотать противника, чтобы потом решающим ударом полностью уничтожить его. Целую ночь солдаты окапывались. Земля была мерзлая, только лом и кирка могли взломать неподдающийся грунт. Однако к утру оборона была закончена.

Минометная рота к рассвету пристреляла наиболее вероятные цели. А вскоре под прикрытием танков немцы цепями пошли в атаку. В бой вступила артиллерия, на позиции наших войск обрушили бомбовый удар «фоккеры». Убит командир минометного расчета, и Величко пришлось управляться одному. Ствол миномета накалился докрасна. Обмотал руки разорванным вещевым мешком и продолжал бить по фашистам. Мины рвутся прямо в цепях гитлеровцев, те несут большие потери.

Упал тяжело раненный осколком снаряда командир роты, убит взводный, а фашисты уже у самых окопов.

— Русс, сдавайся!

Миномет теперь ни к чему. Величко хватает винтовку убитого товарища и вместе с другими бросается в штыковую атаку.

— Ребята! Бей их, гадов! Бей! За командира! За товарищей! — слышатся со всех сторон крики советских бойцов.

Ну разве есть в мире сила, способная выдержать рукопашный бой с советским солдатом!

В этой схватке минометчик Величко штыком заколол трех гитлеровцев. А когда смешавшиеся фашистские цепи, не выдержав натиска, кинулись назад, Величко снова занял свое место у миномета, посылая смертельные «подарки» отступающим фашистам. Но и с нашей стороны были большие потери. К вечеру от роты осталось человек двадцать. Немцы обошли ее позиции с левого фланга. И снова разгорелся бой. Величко оказался самым старшим среди младших командиров и принял на себя командование оставшимися бойцами. Враг ни на сантиметр не смог оттеснить бойцов.

А вскоре к ним пришло подкрепление. Командир полка полковник Голуб сразу же после боя вручил Величко орден Славы III степени.

По-снайперски
Подразделение, в котором шел дорогой войны минометчик Александр Величко, мощным броском форсировало Днестр, заняло плацдарм на западном берегу. Фашисты пришли в себя после внезапного удара и пытались сбросить десантников в реку. Завязался ожесточенный неравный бой.

Противник наступал под прикрытием танков. Волна за волной, волна за волной! Наши минометы ни на секунду не замолкали, нанося огромный урон озверевшему врагу. И, тем не менее, гитлеровцы продолжали наседать. Вот уже отчетливо слышны гортанные выкрики. Дрогни бойцы — гитлеровцы тотчас же раздавят их, уничтожат плацдарм, завоеванный большим мужеством и большими жертвами.

Нет! В сердце каждого советского бойца всегда живут слова — «Ни шагу назад!» К позициям роты пристрелялась фашистская артиллерия. Что делать? Заметив наблюдательный пункт гитлеровцев, Величко поднял винтовку убитого снайпера и прильнул к оптическому прицелу. Выстрел, другой, третий… Потом — снова к миномету. По НП! Огонь немецкой артиллерии прекратился. Сзади кто-то потянул Величко за ногу. Оглянулся. Раненный командир роты.

— Спасибо, Саша! Спасибо! Знаешь, сколько ты сделал сейчас!

Пока шел бой, Величко не чувствовал ни ран, ни усталости. Но когда упала на землю тревожная тишина, он почувствовал предательскую слабость. Оглядел себя — шинель, брюки и сапоги в крови. Это он еще увидел. В глазах потемнело, голова закружилась. Товарищи на руках отнесли его в медсанбат…

Товарищи. Фронтовые товарищи. Боевые друзья. Как это много значит на фронте! Недаром же высшая оценка человеку в шинели на фронте связана с несколькими словами: «С ним бы я пошел в разведку».

Гитлеровцы шли на все, чтобы выбить советские войска из города Олау, за Одером. Даже традиционного рассвета не стали ждать, в полночь перешли в наступление. Земля дрожала от лязга танков. Воздух стонал от визга пуль, рева снарядов, кваканья мин.

Над городом повисли светящиеся бомбы на парашютах, небо — в росчерках ракет.

Советские офицеры и солдаты дрались, как настоящие герои. «Ни шагу назад!» Атаки гитлеровцев следовали одна за другой. Огонь — штык, огонь — штык! Во рту пересохло, вот-вот лопнут губы. Шинели сброшены, гимнастерки мокрые от пота. Гитлеровцы с истошными криками прыгают в окопы. Опять рукопашная! Величко спиной к спине с наводчиком отчаянно отбивается. Шесть фашистов уже лежат у их ног. А потом он перестал ощущать спину товарища.

Гитлеровцы не выдержали напряжения боя. Отступают. Советские бойцы, опьяненные радостью победы, преследуют их.

Метрах в пятидесяти стоит неприятельский танк. Величко с двумя солдатами к нему. Экипажа нет, бежал. Решение созрело моментально. Развернув башню, открыли огонь по немцам из пушки, из пулеметов. Много фашистов положили они в том памятном бою.

Орден Славы I степени Александр Иванович Величко принял из рук командира дивизии генерала Чиркова…

ТАМ ЗА РЕКОЙ — ГЕРМАНИЯ

Иван Тимофеевич Егоров родился в 1925 году в деревне Лушикова Горьковской области. Закончил среднюю школу. До армии работал учетчиком в тракторной бригаде колхоза «Рассвет».

На фронт комсомолец Егоров ушел в 1943 году. Воевал на Первом Белорусском фронте. За боевые подвиги на фронте награжден тремя орденами Славы. Дважды ранен.

Демобилизовался из армии в 1950 году. Закончил сельскохозяйственный институт.

В настоящее время работает начальником Кашкадарьинской областной инспекции по карантину растений.

Мертвые взывают к мести
В апреле 1945 года войска Второго Белорусского фронта подошли к реке Одер. Ивану Тимофеевичу Егорову вместе с другими солдатами много пришлось форсировать рек — больших и малых, тихих и стремительных. На плотах и вброд, по льду и на лодках брал воин водные преграды. Но никогда еще он не испытывал такого чувства, как сейчас. И не потому, что широко разлился Одер, не потому, что по реке плыли тяжелые льдины, а на правом гористом берегу стояли гитлеровские орудия и пулеметы, притаились коварные мины.

Там, за рекой — фашистская Германия, логово гитлеровского зверя. Мерцают огни за Одером. Видны фабрики, заводы, автострады, ведущие в Берлин, поместья, замки. Отсюда фашистская нечисть ринулась на нашу землю.

К сержанту подошли товарищи.

— Что смотришь, браток?

— Вот стою у края немецкой земли и слышу, как мертвые взывают к отмщению. Гитлер за все должен ответить. Сколько невинных людей погибло от рук фашистских зверей!

Начались нелегкие воспоминания.

Вперед протиснулся боец лет двадцати, с круглым лицом, тронутым веснушками.

— Я расскажу об одном страшном случае… Все время стоит у меня перед глазами. Дело было под Брянском. Нас попарно послали в разведку. Со мной пошел парень из Львова — Максим. Нам нужно было выйти в тыл к немцам, укрыться в деревне, что у перекрестка дорог.

Добрались до деревни, облюбовали местечко и делаем свое дело: подсчитываем танки, машины, солдат, двигавшихся на передовую. И вдруг видим — фрицы ведут наших пленных. Человек двадцать. По бокам и сзади мотоциклисты с пулеметами. Жалко ребят, а помочь ничем нельзя. Вмешаемся — задание не выполним. А сколько тогда ненужных жертв будет!

Вскоре на дороге появились три танка. На переднем открылся люк. Высунувшийся гитлеровец что-то прокричал, и конвой отошел в сторону. Разогнавшись, танк начал давить пленных. Вслед за ним в колонну врезались два других танка. На дороге не осталось ни одного живого человека… Разве такое забывается! Ну, погоди, фашистская сволочь! — заскрипел зубами боец.

Руки солдат сами непроизвольно сжимались в кулаки.

— А помните? — заговорил командир взвода, подошедший к солдатам. — Помните, когда мы подошли к Днепру, в балке лежало трупов сто пятьдесят ребятишек? Гитлеровцы согнали из деревни всех детей в возрасте десяти — четырнадцати лет, вывезли их в балку и расстреляли!

— Фашисты — звери, а зверей надо уничтожать!

— Фашизм надо вырвать с корнем! А то он снова оживет, снова кровь рекой польется, — глухо произнес Егоров.

Командир взвода изложил боевую обстановку. Гитлеровцы, отступая, оставили в укрепленном районе на западном берегу Одера большое подразделение эсэсовцев с задачей не дать нашим войскам переправиться через реку. Там собраны самые ярые головорезы, у которых руки в крови детей, женщин, беспомощных стариков. Отступать или сдаваться в плен они не будут.

Сержант Егоров начал осматривать свой миномет. Подойдя к нему, командир батареи капитан Сарна спросил о готовности к бою, о настроении.

— Все в порядке! — доложил сержант. — Не подведем.

— Молодец! — похвалил командир и про себя подумал: «Егоров никогда еще не подводил».

Капитану вспомнился такой случай. Это было у города Магнушева, южнее Варшавы. Сержант Егоров с западного берега Вислы корректировал огонь минометных батарей. Немцы восемнадцать раз переходили в контратаки и отступали, не солоно хлебавши.

Выполнив задание, Егоров возвращался в распоряжение батареи. На нейтральной полосе у обочины дороги в кустах он заметил двух гитлеровцев — офицера и солдата. Решение пришло тут же: солдата — в расход, офицера взять в плен. Подполз поближе, отдышался, прицелился и выстрелил. Солдат упал. Егоров крикнул:

— Хальт! Хенде хох!

Офицер поднял руки. Обезоружив его, сержант дождался сумерек и доставил пленного в штаб. На допросе офицер рассказал о переброске в этот район больших сил гитлеровцев и о готовящемся наступлении.

Противник был встречен мощным огнем артиллерии, минометов, ударами авиации. Понеся большие потери, он откатился дальше на Запад.

После боя командир бригады вручил Ивану Егорову орден Славы III степени.

Высокая оценка
Полк готовился к решительному штурму укрепрайона гитлеровцев. Минометные расчеты получили боевые задачи, уточнили цели, пополнили запас боеприпасов. Вскоре с востока послышался мощный гул авиационных моторов. Шли «горбатые» — так называли штурмовиков, «ильюшиных». Пять групп по восемь самолетов!

На врага обрушила огонь артиллерия. Выйдя на цель, «илы» закрутили «карусель». В сопровождении танков пошла в атаку пехота. Фашисты вели бешеный огонь по наступающим батальонам. Но ничто не могло остановить неудержимое наступление советских воинов.

В один из моментов боя гитлеровцы прорвались на позиции гвардейцев-минометчиков. Завязалась рукопашная схватка. Тяжело раненный командир батареи Сарна истекал кровью. Фашисты намеревались взять капитана в плен. Сержант Егоров, отстреливаясь из автомата, метнул гранату по фашистам и бросился к командиру. Жизнь командира была спасена.

А бой продолжался. Жестокий бой. Огненные снопы летели с позиций «катюш», танки дарили врага. Пути отступления для гитлеровцев отрезаны: советские солдаты ворвались в траншеи фашистов.

Когда на поле боя стало тихо, на восток двинулись колонны пленных немцев. «Гитлер капут!» — доносились голоса до наших бойцов, подкреплявшихся на берегу Одера свежей ухой.

— Жив ли сержант Егоров? — спросил командир, которому оказывали медицинскую помощь.

— Жив, товарищ капитан, — ответили солдаты. — Командир бригады наградил его орденом Славы.

— Герой достоин этой награды, — сказал капитан Сарна. — А я ему благодарен за спасенную жизнь…

Разгромив укрепленный район гитлеровцев, войска Второго Белорусского Фронта форсировали Одер, прорвали оборону противника и 26 апреля 1945 года заняли город и порт на Балтийском море — Штеттин, а также города Гартц, Пенкун, Казеков и Шведт.

27 апреля, заняв город Пренцлау, освободили из плена 33 бельгийских генералов, находившихся в лагере Пренцлау.

…Солдаты радовались: скоро — Берлин — логово фашизма! Давно мечтали они об этом. Давно… Почти четыре года шли советские бойцы сквозь свинцовую вьюгу к заветной цели. И вот он, последний рубеж, совсем рядом. А был далеко, очень далеко…

— Фашисты мечтали о Москве, об Урале, — вслух размышлял сержант Егоров, — а теперь — жди возмездия за свои злодеяния в своей же берлоге.

Часто перед боями солдат попадает во власть воспоминаний. Как в калейдоскопе, в памяти Егорова промелькнул последний день рождения «на гражданке»… Сосновский военкомат. …Запасной полк. …Полковая школа… Бой в августе 1943 года под Карачевом в Брянской области. Тогда авиация противника обрушила десятки тоны бомб на окопавшиеся подразделения гвардейцев. После бомбардировки и артиллерийского налета гитлеровцы перешли в контратаку, но прицельный огонь станковых пулеметов заставил озверелых фашистов залечь, а затем откатиться на прежние позиции.

При разборе боя командир дал высокую оценку пулеметному расчету, которым командовал сержант Егоров.

Во время наступления под Брянском Иван Егоров был ранен в правую ногу. После госпиталя сержанта направили в лыжный батальон и назначили командиром отделения разведки.

В боях за освобождение села Притыки, что восточнее города Жлобин, его отделение первым ворвалось на окраину. Егоров был контужен. Около суток он лежал на нейтральной полосе без сознания. А когда пробирался к своим, был ранен в левую ногу. Снова госпиталь. А потом — 32-я отдельная минометная бригада резерва Главного командования, нацелившаяся сейчас на Берлин…

Воспоминания сержанта прервал сигнал к наступлению. Не выдержав мощного натиска советских войск, гитлеровцы выбросили белый флаг. Значит, конец войны близок, если сдаются в плен. Впрочем, иного выхода у них нет!

…Славный боевой путь прошел Иван Тимофеевич Егоров. Он участвовал в боях на Зееловских высотах, в штурме Берлина, драться приходилось за каждый дом, за каждый этаж, за каждый метр улицы.

До 1947 года Егоров не знал, что за берлинские боя он был награжден орденом Славы I степени. И когда был уже старшиной, солдаты батареи прочитали в газете «Красная Звезда» Указ о награждении Егорова И. Т. золотым орденом Славы.

— Не наш ли это старшина? — спросили они командира.

— Конечно, наш! — ответил тот. — Кому же еще быть, как не нашему старшине?

…В 1950 году Иван Тимофеевич демобилизовался, учился, стал агрономом. Вот уже шестнадцать лет он с увлечением отдает всего себя этой чудесной работе.

Украшать землю… Разве это не чудесно?

ВОЗДУШНЫЙ СНАЙПЕР

Горафутдин Салахутдинов родился в 1920 году в деревне Тайсуган Альметьевского района Татарской АССР. Комсомолец. До армии закончил семилетку, работал в колхозе, вступил в комсомол. В ряды Красной Армии призван в 1942 году. Воевал на Северо-Западном и Первом Украинском фронтах. За боевые подвиги награжден тремя орденами Славы, медалью «За отвагу» и пятью другими медалями. Имеет два ранения.

Демобилизовался в 1945 году.

В настоящее время работает на Ташкентском заводе керамических изделий.

ДУЭЛЬ
Своими солдатскими дорогами, пройденными в годы Великой Отечественной войны, Горафутдин Салахутдинов может гордиться. С мая 1942 года до конца войны находился на передовой. Четыре раза ранен. Испытывал горечь отступления и радость побед. Был пулеметчиком в стрелковом полку на Северо-Западном фронте, зенитчиком в 3-й гвардейской армии. О его храбрости писали во фронтовых газетах, в боевых листках.

Но попробуйте поговорить с ним — многого о себе не расскажет. О своих однополчанах, об их ратных подвигах — пожалуйста! О своих же фронтовых путях-дорогах вспоминает скупо: негоже, мол, воину бахвалиться своими заслугами.

Что ж, может быть, он прав, но все-таки полный кавалер ордена Славы заслуживает того, чтобы о нем знала наша молодежь, училась на его примере беззаветному служению Родине.

Горафутдин Салахутдинов на самолете не летал и летчиком не был. Однако на его боевом счету четыре сбитых воздушных разбойника, четыре фашистских самолета: два бомбардировщика Ю-87 и два истребителя-штурмовика ФВ-190.

Боевое крещение Горафутдин принял на Северо-Западном фронте, у деревни Козлово. А в полную силу его талант бойца раскрылся в зенитном подразделении, когда солдат взял в руки ДШК — зенитный пулемет.

Обстановка в то время на этом участке фронта была сложной. Отбив атаки фашистов, наше командование готовило контрнаступление, подтягивало резервы. Многострадальный город Львов ждал своего освобождения.

Гитлеровцы пытались атаками с воздуха задержать подход подкрепления советских войск, поднимая в воздух одну эскадрилью «юнкерсов» за другой.

…Задолго до цели фашистских бомбардировщиков встретили наши истребители. Завязался воздушный бой. Несколько «юнкерсов» горящими факелами упали на землю, боевой порядок врага был расстроен. И все же гитлеровские летчики любой ценой хотели выполнить задание своего командования.

Вот четыре бомбардировщика идут в атаку, пикируя на колонну наших войск, вытянувшуюся на дороге. Горафутдин держит в прицеле ведущий самолет. Стрелять еще рано. Дистанция 600 метров, 400… 150. Пора! Солдат дает длинную очередь.

Фашистский самолет взмывает вверх, идет на второй заход.

— Почему фашист не сбит? — задает себе вопрос Салахутдинов.

Сжав зубы, он готовится к отражению новой атаки. Только фашист с разворота перевел самолет в пикирование, Горафутдин понял, почему не сбил гитлеровца, Оказывается, опытный воздушный бандит пикирует со скольжением, и пули идут мимо.

— Теперь не промахнусь, — подумал солдат и, немного выждав, открыл огонь. Самолет круто вышел из пикирования, завис на какую-то долю секунды и сорвался в штопор…

В воздухе появилась еще одна армада фашистских самолетов. Теперь пришли штурмовики-истребители ФВ-190. Несмотря на большие потери, враг стремился пробиться к цели, сбросить бомбы, нанести удар пулеметно-пушечным огнем.

Зенитная рота уже сбила четыре самолета противника, десять уничтожили летчики-истребители. Однако гитлеровцы не унимаются, «фокке-вульфы» один за другим пикируют, пытаясь прицельно сбросить бомбы. Горафутдин непрерывно ведет огонь из своего ДШК. Кажется, один из фашистских самолетов идет в атаку прямо на зенитчика. Рядом с Салахутдиновым ложатся «эрликоны» — 20-миллиметровые снаряды, но солдат не прекращает стрельбу.

Идет дуэль, смертельный поединок между фашистским летчиком и советским зенитчиком. Кто кого!

Резкая боль в левом плече. Солдат ранен. Рука словно не своя. Но нет, не уступит победу Горафутдин! Еще и еще дает он очереди по гитлеровскому стервятнику. Фашист вывел самолет из пикирования и рванулся, ища спасение в высоте.

— Ушел! — зло вырвалось у солдата. — Ушел!

Ненависть заставила забыть о ране. Надо еще стрелять! Вдогонку зверю! И вдруг… Глазам своим не верит! Проклятый самолет падает!

— Сбил, сбил! — закричали товарищи.

«Фоккер» несколько раз перевернулся в воздухе и стремительно пошел к земле. Раненый зенитчик победил воздушного разбойника.

Расчистив небо от вражеских самолетов, наши истребители прошли над войсками, покачивая крыльями: идите смелее, прикроем! В ответ бойцы бросали вверх пилотки, приветствовали, поднимая автоматы. Помахал здоровой рукой и Горафутдин: до встречи, боевые друзья!

Солдатский поцелуй
…Берлин. Цитадель фашизма. Многие советские воины не дошли до вражеской столицы, смертью храбрых пали в жестоких боях. Но за них мстят живые, помнящие клятву, данную еще в 1941 году: «Враг будет разбит. Мы водрузим знамя победы над Берлином».

Советское командование повело героические войска на последний и решительный штурм. Враг бросил все, что мог, на защиту своего логова. В первый день штурма в воздухе было тесно, фашисты сверху стремились прижать наши войска к земле. Вот появились двадцать четыре Ю-87 под прикрытием двенадцати «мессершмиттов». Наши «лавочкины» (истребители ЛА-7) быстро рассеяли их. Но часть самолетов противника все же снизилась до бреющего полета, поливая свинцом цени наступающих.

Зенитчики вели непрерывный огонь по пикирующим фашистам. Заметив, что один из «фокке-вульфов» пошел в атаку на соседнюю зенитную точку, Салахутдинов вскинул ДШК и дал длинную очередь. Еще один пират нашел могилу от пули советского солдата.

— Хорошо поработали, ребята, — похвалил зенитчиков командир батареи, подписывая донесение. — Уничтожили семь самолетов противника. Своих потерь нет! Молодцы, солдаты!

Вскоре к зенитчикам пришел командир бригады полковник Чугунков. Он вручил воинам боевые награды, поздравил их с замечательными победами. В правой руке комбрига оставалась еще одна коробочка с орденом. Почему его никому не вручает? Полковник улыбнулся:

— Эту награду заслужил один из самых храбрых бойцов бригады — полный кавалер ордена солдатской доблести и славы Салахутдинов Горафутдин.

Прикрепив третий орден Славы на грудь Горафутдина, комбриг по-отечески крепко поцеловал солдата.

* * *
В одной из комнат военкомата, куда приходят призывники, на доске ветеранов боев висит фотография Горафутдина Салахутдинова, кавалера трех орденов Славы. Годы (да, какие годы!) оставили следы на его лице. Но глаза смотрят молодо. И работает бывший солдат по-молодому — в бригаде коммунистического труда.

ОН ШТУРМОВАЛ РЕЙХСТАГ

Каримджан Исаков родился в 1922 году в городе Оше. До войны закончил среднюю школу, вступил в комсомол. С 1941 года — в рядах Красной Армии. На фронте в 1943 году ступил в ряды КПСС.

Воевал на Северо-Западном, Втором Прибалтийском и Первом Белорусском фронтах.

На груди К. Исакова нет трех орденов Славы, Но все-таки он заслуживает того, чтобы о кем знала молодежь. И вот почему…

Урок истории
Нарождающимся июньским утром, когда природа во всей своей девичьей красе готовилась к встрече с солнцем, тишину взорвали раскаты залпов на Немане и Буге. Зловещие трассы перечеркнули мирное «вчера», остались суровые, военные «сегодня», «завтра», протянувшиеся на четыре долгих года.

В тяжелых неравных боях люди, присягнувшие на верность коммунизму, не пали на колени перед врагом. Уже тогда, в первые дни и часы войны, в блиндажах Брестской крепости родилось солдатское бессмертие.

22 июня 1941 года Геббельс собрал в своей берлинской резиденции корреспондентов, чтобы заявить им тоном, не допускающим сомнений: «Через восемь недель кампания на Востоке будет победоносно завершена». Ему вторил Хэнсон Болдуин в газете «Нью-Йорк Таймс», что «русские не способны противостоять врагу», что до их «неизбежного поражения» остались считанные недели.

Уинстон Черчиль в своих воспоминаниях — «Вторая мировая война» писал:

«Почти все авторитетные военные специалисты полагали, что русские армии вскоре потерпят поражение и будут в основном уничтожены».

Да! Нам тогда было очень тяжело! Сколько тревог, переживаний за судьбу Родины выпало на долю каждого советского человека! Красная Армия героически сражалась с численно превосходящим противником, отступая в глубь страны. Многие получали известия о гибели в бою близких.

Народ жил верой и надеждой: «Враг должен быть остановлен и разбит! Все для фронта, все для победы!»

Отцы писали детям письма с фронта: «Помните, если погибнем мы, вы, дети наши, должны водрузить Красное знамя нашей победы над Берлином».

Враг под Ленинградом, Москвой, Сталинградом, Грозным… Смотрит красноармеец на карту: «Далека ты, Германия, но мы до тебя дойдем!»

Звуки радио доносят клятву воинов Сталинградского фронта: «Родина, мы будем стоять насмерть. Враг будет разбит, клянемся тебе в этом!»

— Слушайте! Слушайте! Говорит Ленинград! — твердо и торжественно раздается в динамиках. — Мы, воины Ленинградского фронта и все ленинградцы клянемся: враг в город Ленина не пройдет!

Армия и народ дали клятву Родине, Коммунистической партии — обстоять честь, свободу и независимость советских людей, добить фашистского зверя в его собственной берлоге. Клятву свою народ-богатырь выполнил. Фашистская Германия 9 мая 1945 года капитулировала. Огонь, смерть, муки, страдания — все перенес советский солдат, чтоб добыть победу своему народу.

Говорят документы
Идет время, давно закончились бои, но в памяти народной навеки сохранится великий подвиг сыновей и дочерей Советской Отчизны. От Курильской гряды до предгорья Карпат, от Крайнего Севера до Черного моря земля советская хранит прах верных своих сынов, отдавших жизнь во имя нашей победы. Оставшиеся в живых передали дело защиты Родины детям, внукам. Часто можно видеть человека с боевыми орденами на груди, с серебром в волосах, заработанным на фронте, беседующего с молодежью о днях боевых, о долге перед Родиной, о беспримерном мужестве советского солдата, о скрепленной кровью фронтовой дружбе.

И об этом же в полный голос говорят самые беспристрастные свидетели тех незабываемых дней и ночей — документы. Заглянем в них. Перелистаем пожелтевшие от времени бумаги. А вместе с ними перевернем в памяти страницы величайшей эпопеи, имя которой — Великая Отечественная война советского народа против фашистских захватчиков. Название и этого документа довольно прозаическое: «Аттестационный лист на парторга 1-го стрелкового батальона 674 стрелкового полка старшего лейтенанта Исакова Каримджана». И язык этого документа довольно сухой, и краски скуповатые. Но стоит только вчитаться в эти строчки повнимательнее, чтобы увидеть за внешней сухостью и скупостью удивительно яркую картину мужества, отваги, героизма!

«Во время боев тов. Исаков проявил целый ряд подвигов, которые увлекали коммунистов и всех бойцов на преодоление сопротивления противника. Почти всегда тов. Исаков находился в боевых порядках стрелковых рот. Участник боев за рейхстаг.

16 марта 1945 года во время разведки боем и на плацдарме западного берега Одера тов. Исаков шел в первых рядах. Противник оказывал упорное сопротивление. В это время Исаков первым поднялся в атаку и личным примером увлек бойцов и командиров на решительные действия, в результате которых немцы, сопротивляющиеся в траншеях, были перебиты, взяты в плен, а траншея занята бойцами его батальона.

При штурме рейхстага тов. Исаков с группой бойцов ворвался во второй этаж подвала и взял в плен пять немцев».

Другой документ получил более широкую известность. Это — хорошо принятая миллионами читателей книга Василия Субботина «Как кончаются войны». Сразу же бросается в глаза автограф:

«Героическому лейтенанту Каримджану Исакову — парторгу штурмового батальона 674 стрелкового полка 150-й Идрицко-Берлинской дивизии, герою штурма рейхстага в апреле-мае 1945 года — в память о встрече в Москве в июне 1965 года. С крепким дружеским рукопожатием — Василий Субботин.

Дорогой Каримджан!

Вы прочтете в этой книге и в себе на стр. 22, 299 и 309.

В. Субботин».
Еще один красноречивый документ. Это «специальный листок политотдела 3-й Ударной армии», датированный апрелем 1945 года. Озаглавлен он так: «Наш герой лейтенант Каримджан Исаков».

А вот полный текст листка.

«Парторг батальона лейтенант Каримджан Исаков всегда в первых рядах наступающих. Его доблесть и отвага воспитывают у воинов дерзость в наступлении и стойкость в бою. Десятки истребленных гитлеровцев числятся на счету воина-большевика. Четырежды он был ранен, но быстро возвращался снова в свое подразделение. В Красную Армию пришел добровольцем и с честью выполняет наказ своего узбекского народа, свой, долг перед Родиной. Орден Славы III степени, украшающий грудь, лучшее свидетельство его воинской доблести.

В наступлении на Берлин лейтенант Исаков показал себя как неустрашимый герой, вожак красноармейских масс. После артподготовки бойцы выскочили из траншей, пошли по открытой местности. В момент, когда надо было устремиться в атаку, немцы открыли огонь из пулеметов, некоторые бойцы заколебались, замедлили шаг, начали прижиматься к земле. И вот здесь отличился парторг Исаков.

— Вперед, на Берлин! — прозвучал его призывный голос.

Парторг стремительно бросился вперед, несмотря на огонь врага. Бойцы дружно поддержали лейтенанта и с ходу ворвались в немецкие траншеи. Ведя бой в траншее, парторг Исаков вдохновлял людей, гранатами и огнем автомата лично уничтожил четырех немцев. Ведомые им воины старшина Штельмах и боец Юркин также истребили четырех немцев и шестерых взяли в плен.

Когда немцы, поддержанные тремя самоходками, перешли в контратаку, парторг Исаков встал на самый опасный участок. Как только приблизились немецкие самоходки, Исаков одним из первых открыл по ним огонь, применив фауст-патрон. Из этого же орудия открыла огонь старший лейтенант Медведев, сержант Крупинин. Встретив огневое сопротивление, самоходки дальше не пошли, повернули назад. Дрогнула и немецкая пехота. Наши бойцы усилили огневой натиск. Они не только отбили контратаку, но продвинулись вперед, выбив немцев, засевших в домах.

Парторг Исаков ведет непрерывную партийную работу, организует популяризацию героев, дает задачи коммунистам: сержант коммунист Цмоя отлично выполнил поручение парторга. Он, несмотря на ранение, достиг первого дома деревни, водрузил Красный флаг. Красное полотнище звало к новым победам. Лейтенант Исаков и командир роты Греченков с ротой первыми ворвались в дома, уничтожили больше десятка немцев, взяли в плен немецкого офицера. Рота стремительным ударом овладела деревней и пошла дальше вперед. Коммунисты роты Греченкова — надежная опора командира в бою!

Честь и слава отважному воину — доблестному сыну узбекского народа!

Слава большевику Исакову — верному сыну нашей партии Ленина!

Товарищи воины! Равняйтесь на героев, множьте их ряды, множьте нашу боевую славу! За Родину, стремительнее вперед! Разгромим врага на улицах Берлина!»

В боях за Берлин Каримджан Исаков вновь показал себя мужественным бойцом, свято выполняющим свой Солдатский долг. За смелость и отвагу, за подвиги в бою любили его солдаты батальона. Разве не об этом говорит стихотворение, написанное солдатами и посвященное парторгу, опубликованное в армейской газете.

Герою боев — парторгу Исакову,

кавалеру ордена Славы III степени.

ПУСТЬ КАЖДЫЙ БУДЕТ, КАК ИСАКОВ!
Когда земля кругом гудела
И враг, взбесившись, наступал,
Он первый в бой кидался смело
И первый в битве побеждал.
         Недаром «Слава» украшала
         Парторга доблестную грудь,
         Она от пуль его спасала
         И в новый увлекала путь.
В грядущих битвах и атаках
Его я вижу впереди.
Пусть каждый будет, как Исаков
С блестящей «Славой» на груди!
…Гитлер тщательно готовил Берлин к обороне. Город был превращен в настоящую крепость с тремя рубежами обороны. Сама столица фашистской Германии была разделена на девять секторов обороны, и в девятом сектора находились здания государственных учреждений. В Берлине насчитывалось более 400 дотов и железобетонных бункеров с мощной огневой системой.

Некоторые из них имели до шести этажей. И каждый из этажей — это минометы, пулеметы, гранаты, фауст-патроны, автоматы. Это пристрелянный и простреливаемый каждый метр подходов. А гарнизон таких бункеров достигал тысячи человек. В городе насчитывалось более двухсот тысяч отборных, фанатически преданных Гитлеру войск. Это помимо фольксштурмовских формирований «гитлерюгенда».

Фашистское командование требовало от войск — Берлина не сдавать. Всем красноармейцам и офицерам было ясно, что бои предстоят ожесточенные, но настроение у всех было приподнятое, больше того, праздничное! «Ведь, подумать только, дошли! Как ни было трудно, а дошли до тебя, фашистский Берлин».

ГоворитКаримджан Исаков
— Да! Очень трудная задача стояла перед советскими бойцами. И, тем не менее, они с честью выполнили ее, покрыв свои боевые знамена неувядаемой славой!

О боях в Берлине, о штурме фашистской цитадели — рейхстага рассказывает герой этих боев — Каримджан Исаков.

В ночь на 16 апреля 1945 года в Берлине стояла необычная тишина. Даже воздушных тревог не было. Но в три часа ночи земля вдруг задрожала от страшного нарастающего гула, идущего с востока. Началась новая, крупнейшая во второй мировой войне операция Советской Армии — Берлинская операция. Бойцы ликовали! Бывалые фронтовики улыбались в усы, пытаясь держаться солидно. А молодежь не скрывала своего восторга, всюду слышен один разговор: «Даешь Берлин!»

Подошел ко мне молодой солдат — лицо румяное, нос курносый, глаза голубые, на щеках, когда смеется, появляются ямочки и задает вопрос: «Правда, что Гитлер хочет сдать Берлин американцам?»

Посмотрел я на него внимательнее — на лице этакая стариковская озабоченность.

— Что, боишься, тебе не достанется воевать в Берлине?

— Нет, — серьезно ответил он, — отец мой погиб, защищая Москву. Перед боем писал мне в письме: «Миша, если я не дойду до Берлина, ты, сынок, постарайся дойти и фамилию нашу — Иванов — на рейхстаге напиши». Дома я поклялся завет отца выполнить, от Днепра с боями иду, а под конец такое дело, солдаты говорят!

— Ничего, Миша, не унывай. Наше командование знает, что делать. Возьмем Берлин, рейхстаг тоже возьмем и фамилию вашу на самом видном месте напишем.

Солдат улыбнулся.

— Спасибо, товарищ парторг. Успокоили вы меня.

Да, фашистское командование готовилось сдать Берлин американо-английским войскам. Оно, по сути дели, совершенно обнажило свой Западный фронт, перебросил основные силы против нас. Возвели на пути наступающих советских войск мощные рубежи обороны. Общая ее глубина, включая и укрепления Берлина, достигала 100 километров. Здесь была сосредоточена миллионная армия с тысячами орудий, танков, самолетов. Думали, что Советская Армия не преодолеет весь этот заслон. Куда там!

Наступление наших войск открыли мощные залпы артиллерии, бомбовые удары авиации. За огневым валом устремились пехота и танки. Свет 140 прожекторов ослеплял вражеских солдат. Командование трех наших фронтов, штурмующих Берлин, бросило в бой 41 тысячу стволов орудий и минометов, более 6 тысяч танков, 8 тысяч самолетов. Земля фашистская гудела и стонала от нашего огня и стали. Солдат Страны Советов вел последний бой с фашистскими бандами.

Нашему батальону и соседнему (им командовал капитан Неустроев) дали Красные знамена: кто быстрее водрузит знамя Победы над рейхстагом. По взводам раздали красные флажки — отмечать последние рубежи, где наши воины ведут бои.

Перед штурмом мы заняли здание Министерства внутренних дел. До рейхстага оставалось метров триста. Но эти триста метров открытой площади представляли собой поле огня и смерти. Пули, мины, снаряды падали на каждый ее сантиметр. Казалось, мышь и та не пробежит, не то, что человек.

Рейхстаг опоясан рвом, залитым водой, целой системой траншей, вокруг — сплошное минное поле.

Готовимся в штурму. Комбат Василий Давыдов говорит мне: «Каримджан, скажи солдатам пару слов, ведь идем для многих в последний, смертельный бой».

А что сказать? Все как будто сказано. В большой подвальной комнате собралось много солдат, все чего-то ожидают, хотя все известно, как таблица умножения. Только давай сигнал атаки.

— Друзья, боевые товарищи, — начал я. — Завтра 1-ое Мая. Дома мы шли бы под Красным знаменем по улицам городов и сел. Но не добили еще врага. Вот оно, наше Красное знамя, и мы его должны водрузить на рейхстаге. Тогда будет большой праздник для всей нашей Родины.

После меня выступили бойцы Кирилл Середа, Петр Агарков, Сергей Токнов — мой хороший друг, командир роты Греченков.

— Даешь рейхстаг! — и весь разговор.

За час до штурма прошла партийная комиссия, приняли в партию отличившихся бойцов — Ивана Клименко, Василия Киву. А первым принимали командира взвода лейтенанта Рахимжана Кошкарбаева. Этот отважный воин писал в своем заявлении: «Прошу принять меня в члены партии. Желаю штурмовать рейхстаг коммунистом. Высокое звание коммуниста оправдаю с честью».

Стрелки часов бегут. Вот-вот будет сигнал штурма! Волнение охватывает всех нас. Кто про себя, кто с товарищами обмениваются краткими фразами, глядя на здание рейхстага.

— Хорош орешек! Сам Суворов и тот подумал бы, как его раскусить.

И тут же в ответ.

— Ерунда, разобьем!

Фашисты словно почувствовали начало штурма, открыли массированный огонь из всех видов оружия. Даже зенитные орудия и те били по зданию, где мы сосредоточились для атаки.

«Добрались все-таки до этого места, где закрылся шайтан-Гитлер, — подумал я. — Теперь нас отсюда ничем не выкуришь. А мы доберемся до тебя, фашистская собака!»

Греченков шепчет мне: «Счастливые! Первыми штурмуем рейхстаг…»

Мне хотелось крикнуть так, чтоб было слышно в Андижане: «Сейчас мы идем на штурм змеиного гитлеровского гнезда! И ваш Каримджан тоже идет!» У меня в то время было такое чувство, будто все узбеки смотрят на меня: не подведу ли я?

Подошел капитан Давыдов. Внимательно посмотрел на меня, будто ощупал глазами:

— Я надеюсь на тебя…

— В чем вопрос? Смерть или победа! Только так! — ответил я ему.

Еще и еще раз всматриваюсь в здание рейхстага, во все то, что на пути к нему: трансформаторная будка, низкорослые дома, рекламная тумба…

Подозвал солдат.

— Смотрите на рейхстаг, через это окно. Приглядывайтесь внимательно. Каждый камушек, каждую ямку на дороге запоминайте, пригодится!

За окном творилось что-то невообразимое… Высунуться из окна подвала казалось невозможным. А нам предстояло пройти через эту площадь, взять рейхстаг, который изрыгал огонь и смерть.

А у бойцов все это вызывало не страх, а злость и ненависть к подыхающему зверю. Они наперебой просили разрешить первыми выскочить из окна в начале штурма.

Разве можно забыть эти минуты перед штурмом! Я смотрю на своих бойцов-товарищей, прислушиваюсь к их разговорам — и ни малейшего сомнения в успехе штурма! Принесли бревна, кирпичи. Сделали подмостки к окнам, чтобы легче было выбираться. Притащили несколько ящиков с гранатами, все мы наполнили ими свои карманы. Диски автоматов были полны, пулеметы снаряжены. А на площади бой не умолкал. Слева рухнуло какое-то здание, другое вспыхнуло свечой, по площади расстилался черный дым. Эх, хорошо бы сейчас ринуться в атаку, дым был бы прикрытием!

Тут же голос Давыдова:

— Исаков, сейчас начнется артподготовка. С первыми выстрелами — вперед!

Он предупредил нас с Греченковым, что за нами будут тянуть телефонный провод. И еще условились, если провод порвется, а мы ворвемся в рейхстаг, дадим сразу красную ракету.

Воздух наполнен страшным гулом — наша артиллерия бьет по площади, по рейхстагу.

Вот он, долгожданный миг!

Я подал команду:

— Братья, за мной! — сам прыгнул в окно, мгновение — и площадь, словно ковер, лежит передо мной. Где-то там впереди в пыли, в дыму, в пламени — здание рейхстага. Осколки впиваются в тело. Но разве сейчас до них?

За мной короткими перебежками двигаются солдаты, ведя огонь на ходу. Падают, встают, опять падают, но двигаются вперед. У всех одно стремление — рейхстаг! Там победа и жизнь, на площади — только смерть.

Рота Сьянова из батальона Неустроева первой форсировала ров. Смотрим, красные флажки на ступеньках парадного входа в здание. Давыдов кричит: «Смотрите, наши у стен рейхстага!»

Мы с командиром роты Греченковым подняли роту и во весь рост бросились к рейхстагу. И первыми из батальона ворвались в парламентский вход здания. Прорваться в коридор и комнаты было невозможно. Пулям тесно в воздухе — такой огонь ведут фашисты. Статуи и те стреляют. А коридор длинный. Казалось, что все здание шевелится. Где-то гулко слышны шаги, где-то громко кричат по-немецки, сразу разобраться в обстановке трудно. Да что разбираться. Нам надо вперед. Коридор забаррикадирован, дым, темнота, бешеный огонь. Мы обнаружили вход в подвал. Греченков приказал блокировать его. Закрепившись в коридоре и трех комнатах, начали разведку второго этажа. Кто-то дал красную ракету, но вряд ли наши могли ее заметить, все было окутано дымом и пламенем, телефонной связи не было. Вокруг меня — несколько коммунистов, сразу же им поручение:

— Мамедов, с двумя солдатами взять вот эту правую комнату! Тебе, Кошкарбаев, с Булатовым очистить правую сторону коридора на первом этаже.

Грохот, пыль, свист пуль, разрывы снарядов, стоны раненых — все смешалось в этом аду. Враг со второго этажа забрасывает нас гранатами. Ночью отвоевали три комнаты на втором этаже. Гитлеровцы утром подожгли здание, стремясь нас дымом выкурить из рейхстага.

Связной передал: Неустроев со своими ротами ведет бой на втором и третьем этажах. Снимаю шинель, начинаю сбивать пламя. Солдаты делают вслед за мной то же самое. Команду подавать голосом бесполезно — никто не услышит, а личный пример сам в глаза бросается. Первого мая ведем бой с огнем и гитлеровцами в здании рейхстага. Вот это праздник! На века запомнится. Прервалась связь, не вижу Давыдова, нет связного от него. Добровольцы Алтунин и Борков под огнем бросились на площадь, восстанавливают связь. Есть связь, зуммер телефона дает о себе знать! Вот ребята, так ребята, с того света связь нам дали с землей! Командир роты кричит в трубку, улыбаясь, смотрит на измазанного в саже Давыдова.

— Будут боеприпасы! Сам «батя» сказал.

Все поняли, что он говорил с командиром полка.

Вскоре пятеро солдат в вещевых мешках донесли гранаты и патроны. Каждый коммунист выполнил свое партийное задание: кто с боя захватил комнату, кто угол, кто коридор, кто лестницу. Мы продолжали пробиваться наверх. К концу дня Первого мая солдаты и офицеры, дравшиеся на втором этаже, увидели: гитлеровцы выбросили белый флаг. Надо парламентера для переговоров.

Тут закричали: — Исаков! Исаков!

Принял это, как боевой приказ, взял двух автоматчиков, пошел. Гитлеровцы просили дать гарантию сохранения жизни, ставили другие условия. В голове молнией — мысль: «Вот гады. Даже перед полным разгромом хорохорятся».

— Нет! Никаких условий! Наш народ еще в 1941 году поставил условие: безоговорочная капитуляция!

Через тридцать минут мы начали штурм казематов, откуда был выброшен белый флаг, а через час фашисты сдались. На этот раз без всяких условий.

Я предложил солдатам выбить на сцене рейхстага имена храбрых из храбрейших, штурмовавших логово зверя. Хохлов быстро это сделал, штыком выбил на стене фамилии пулеметчиков Петра Агаркова и Ивана Ермакова. Это была первая надпись, высеченная на стенах рейхстага.

Второго мая берлинское утро поразило нас необычной тишиной. Моросил мелкий дождь. Косматые тучи плыли над самыми крышами домов. Не было слышно не только грома пушек, но даже пулеметной и автоматной стрельбы. Невольно вспомнился рапорт генерала Чернышева в дни семилетней войны. Он писал: «Берлин сдался. День был дождливый».

И сегодня день дождливый, и сегодня офицеры, которых я первыми встретил на улицах Берлина, здороваясь, поздравляли меня с победой.

Много лет спустя командир дивизии генерал-лейтенант Шатилов на память о штурме рейхстага подарил мне книгу «Знамя над рейхстагом». Открывая первую страницу, прочел:

«Участнику штурма рейхстага Каримджану Исакову.

Ты шел в цепи второй роты и первым ворвался с ней в рейхстаг со стороны депутатского входа, а вы — Л. Литенко, К. Исаков, С. Токнов, А. Бородулин, Н. Долгов, Г. Пулатов первыми ступили на плиты логова фашистов, своим мужеством и героизмом обеспечили водружение Знамени Победы над рейхстагом. Твое имя народ никогда не забудет.

В. М. Шатилов».
1 Мая 1945 года в приказе Верховного Главнокомандующего говорилось:

Ушли в прошлое и не вернутся больше тяжелые времена, когда Красная Армия отбивалась от вражеских войск под Москвой и Ленинградом, под Грозным и Сталинградом.

Ныне наши победоносные войска громят вооруженные силы противника в центре Германии, далеко за Берлином, на реке Эльбе…

Воины Красной Армии и Военно-Морского Флота! Идет последний штурм гитлеровского логова. В завершающих боях покажите новые образцы воинского умения и отваги.

Находясь за рубежом родной земли, будьте особенно бдительными!

По-прежнему высоко держите честь и достоинство Советского воина!

И снова говорит документ
Перелистывая личное дело подполковника Исакова я прочел представление его к высшей награде Родины — званию Героя Советского Союза. Вот его подлинный текст:

«В бою 16.4.1945 г. при прорыве обороны противника с плацдарма на западном берегу в районе Гросс Нойендорф т. Исаков находился при штурмовой группе. По сигналу — «в атаку!» группа поднялась, но, пробежав 20—30 метров, была встречена огнем пулеметных точек врага. Бойцы стали прижиматься к земле. Медлить было нельзя, ибо задержка могла отразиться на исходе операции полка. Тов. Исаков, не обращая внимания на огонь врага, выбежал вперед группы и с возгласом «вперед!» увлек за собой бойцов и первым ворвался в траншею. Группа захватила пять пулеметных точек, обеспечила продвижение основным силам батальона.

17.4.1945 г. тов. Исаков под ураганным огнем противника с той же группой переправился вплавь через канал Фридландерштром и на своем участке штурмом овладел траншеей врага. Дав возможность переправиться еще нескольким взводам, группа, пользуясь тем, что линия обороны немцев нарушена, глубоко вклинилась вперед, обошла крупный населенный пункт Куненсдорф и отрезала путь отхода его гарнизону. В результате чего было захвачено в плен более 250 немецких офицеров и без значительных потерь был взят опорный пункт врага, подготовленный к длительной обороне.

В бою 29.4.1945 г. тов. Исаков одним из первых на подручных средствах форсировал р. Шпрее, 30.4.1945 г. с группой бойцов пробился к зданию рейхстага, с ходу захватив выход одного из подвалов, заперев тем самым более 300 немецких солдат и офицеров гарнизона рейхстага.

За проявленные геройство и мужество достоин присвоения звания Героя Советского Союза».



Оглавление

  • ОТ АВТОРА
  • СОЛДАТ ОСТАЕТСЯ В СТРОЮ…
  • ЭСТАФЕТА ПРИНЯТА
  • ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО…
  • ВРАГ НЕ ПРОШЕЛ!
  • ПАМЯТЬ ПРОЧНЕЕ ГРАНИТА
  • ДОРОГА МУЖЕСТВА
  • БОЕВЫЕ БУДНИ
  • ОПРАВДАННОЕ ДОВЕРИЕ
  • ОН ЗАЩИЩАЛ СТАЛИНГРАД
  • СОЛДАТ С БЕРЕГОВ АМУ
  • ОТЕЦ И СЫН
  • СНАЙПЕР ВЫШЕЛ «НА ОХОТУ»
  • ОТВАЖНЫЙ ПУЛЕМЕТЧИК
  • И В БОЮ, И В ТРУДЕ…
  • ГОДЫ ОГНЕВЫЕ
  • ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
  • ИСТРЕБИТЕЛЬ ТАНКОВ
  • В ГОДИНУ ИСПЫТАНИЙ
  • НИ ШАГУ НАЗАД!
  • СМЕЛОГО ПУЛЯ БОИТСЯ!
  • УРОКИ ДАЕТ ЖИЗНЬ
  • ГЕРОЯМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
  • ОТ МОСКВЫ ДО БЕРЛИНА
  • САПЕРЫ ИДУТ ПЕРВЫМИ
  • КОМСОМОЛЬЦЫ-ДОБРОВОЛЬЦЫ
  • В ОДНОМ СТРОЮ
  • НЕ ЩАДЯ ЖИЗНИ
  • ВНИМАНИЕ, ТАНКИ!
  • НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ
  • ЧЕТЫРЕ ДОЛГИХ ГОДА
  • ТАМ ЗА РЕКОЙ — ГЕРМАНИЯ
  • ВОЗДУШНЫЙ СНАЙПЕР
  • ОН ШТУРМОВАЛ РЕЙХСТАГ