Золотая Горка [Константин Иванович Тарасов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Тарасов Константин Золотая Горка

1. СКАРГА

Когда показались дворы Ляховки[1] и под колесами поезда гулко застонал мост через Свислочь, Скарга, дожидавшийся этой минуты, озадачил своего смоленского спутника неожиданным для того решением: "Выходим!" — "Зачем?" растерялся Клим. Скарга видел в его глазах недоверие. Он ответил успокоительно: "Боюсь перрона", взял саквояж и вышел из купе. Клим вроде бы поверил, спорить он не мог. В тамбуре крепкий малый в помятом костюме учился выпускать кольцами табачный дым. Он появился в Орше и, верно, извел на свою забаву не одну пачку папирос. Скарга не сомневался, что это филер и что от Смоленска до Орши он спал, а в Орше сменил коллегу, отстоявшего тут ночные часы. Тот в Скарговых святцах получил кличку Первый, этот, соответственно, стал Вторым. Цепкий его взгляд скользнул по Скарге, отметил саквояж в руке, оценил Клима и, удовлетворенный осмотром, рассеялся, стал пустым, как у слепца.

Они прошли в хвостовой вагон и протиснулись к двери. Показался вокзал. Поезд начал притормаживать. Скарга соступил на нижнюю ступеньку и, держась за поручень, спрыгнул. Следом немедленно спрыгнул Клим. Они нырнули в станционный скверик и понеслись на площадь к стоянке. День был будний, свободные извозчики съезжались к поезду. Они сели в коляску, и Скарга приказал ехать на Суражскую. Там жил Володя Пан — самый надежный человек из его боевой группы. Скарга мысленно ликовал, что вырвался из ловушки, получит убежище и вернет долги. Возница повез их по Петербургской.[2] Проезжая мимо жандармского управления,[3] Скарга подумал, что и филеры, и переодетые офицеры, сейчас густо рассыпанные по перрону, здорово всполошатся, когда в четвертом агоне, и вообще в поезде, не окажется разыскиваемого ими беглого эсера. Пока обсудят ситуацию, примут решение, пока разлетятся по улицам агенты, он успеет кое-что сделать. Возможно, лучшим решением было бы расстаться с Климом в поезде, сказав вполне убедительное: "Береженого бог бережет. Выйдем врозь. Встретимся там-то днем". Но такой разумный шаг мог вызвать или создать непредвиденные помехи. Клим, сидевший обок, все-таки страховал его от прямой слежки и погони. Час времени следовало ему посвятить. Скарга рассчитывал, что проявление доверчивости даст ему свободу по крайней мере до вечера, а вечером он исчезнет. Морочить голову настороженному и, похоже, опытному человеку явными выдумками Скарга счел неприемлемым: он сразу интуитивно почувствует обман. Но и знакомить Клима с Паном никак не годилось. Скарга ехал на Суражскую будучи убежден, что Володя в этот час на работе, а на двери очевидным доказательством неудачи выбранного маршрута будет висеть замок. Тогда они отправятся к Антону, которого тоже не застанут, потому что он до трех часов занят в гимназии. И уж после этих двух ездок обретет полную достоверность его желание поселить Клима в гостинице для отдыха и безопасного ожидания посылки.

Когда пролетка свернула на Суражскую, Скарге показалось, что смолянин знает, где стоит нужный им дом. Знать адрес Пана, название улицы, место дома в уличной застройке Клим никак не мог, разговор об этом не возникал, и Клим, по его словам, впервые был в Минске. Но Скарге казалось, что Клим знает его маршрут и сейчас доволен своими наблюдениями. Двор Пана был третьим от конца; вопреки расчетам замок на двери не висел, и сама дверь, широко распахнутая, как бы приглашала войти. Скарга успокоил себя мыслью, что в доме хозяйничает тетка, которая жила неподалеку, в Григорьевском переулке, и забегала по утрам сготовить племяннику обед и ужин. Скарга приказал вознице обождать и позвал Клима с собой. Они вошли в тесные сени. На стук никто не отозвался. Тогда Скарга толкнул обитую войлоком дверь, ступил через порожек в комнату и увидел Пана — тот, показалось Скарге, спал за столом, но в какой-то очень неудобной позе. Он сидел на стуле, тело его накренилось влево и левая рука свисала, касаясь пальцами пола, голова и правая рука лежали на скатерти. "Пьян!" — подумал Скарга. Еще через мгновенье он оцепенел: на столе, прикрытый рукой, лежал наган, по большому темно-бурому пятну вокруг головы медленно ползла муха, и Скарга понял, что она ползет по засохшей крови, а над правым виском Пана чернел кружочек величиною с грош. То, что Скарга видел и разглядывал, было для него настолько невозможным, абсурдным, что он не верил себе: мысль о мертвом Володе не вмещалась в голове. Скарга беспомощно оглянулся на Клима. Тот глядел на незнакомого ему самоубийцу с суеверным ужасом. Затем Клим перекрестился и обошел вокруг стола. Следуя за ним, Скарга тоже обошел вокруг стола. Его поразили открытые глаза Пана. Он провел пальцами по векам товарища. "Пошли!" — услышал он трезвый голос Клима. Они покинули дом, сели в коляску, и Скарга дал направление: "На Немецкую!"

Ехали молча. За всю дорогу Скарга сказал одну фразу. Когда проезжали под