Таинственная незнакомка [Маргарет Эванс Портер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Маргарет Эванс Портер Таинственная незнакомка

Пролог

Лондон

1 мая 1799 года

– Так вы покидаете город?

Ориане самой было трудно в это поверить.

– Я решила, что так будет лучше для всех. – Она не поняла, одобряет ли граф ее решение, так как безразличный тон, каким он задал свой вопрос, и, как всегда, невозмутимое выражение лица не давали возможности угадать его подлинные чувства. Обратившись к присутствующей при ее разговоре с графом гостье, Ориана безмятежно произнесла: – Хэрри, наполни, пожалуйста, бокал его светлости.

Когда хорошенькая черноволосая молодая женщина поднесла к бокалу графа бутылку кларета, темные внимательные глаза лорда Раштона пробежали по стройной женской фигуре и слегка задержались на низком декольте. Ориана тем временем развернула письмо, которое держала в руке.

– Полагаю, что это письмо устранит ваши сомнения, граф. – Опустив слова пылкого приветствиия «Моя драгоценная, любимейшая Анна», она начала читать вслух то, что за этим следовало: – «Мое поведение прошлым вечером заслуживает всяческого порицания. Излишек выпитого бренди не может служить оправданием моей неучтивости. Прошу Вас простить меня и надеюсь вымолить прощение Лайзы, упав к ее ногам. Питаю искреннюю надежду и на то, что при следующей нашей встрече с Вами я уже буду ее мужем. Преданный Вам Мэтью». – Ориана обезоруживающе улыбнулась графу. – Как видите, я не представляю угрозы помолвке вашей дочери.

– Я в этом не уверен.

– Я тоже, – добавила Харриот Меллон. – Мужчина не бросает любовницу только потому, что женился.

– Я вовсе не любовница Мэтью, – возразила Ориана.

Их с Мэтью отношения ни в коей мере не определялись этим словом. Они вообще не поддавались определению.

– Немногие поверят этому после его вызывающего поведения в вашей ложе в театре «Ковент-Гарден», – заметил Раштон.

– Я пыталась выставить его, – сказала Ориана.

– Это правда, – подтвердила Харриот. – Но он был пьян, буянил и наотрез отказался уйти.

– А правда ли, что после окончания спектакля он последовал за вами и забрался в ваш наемный экипаж? – Граф посмотрел на Ориану.

– К сожалению, да. Я не могла вытолкать его, не сделав и без того уже скверное положение еще более скверным, – вполне резонно ответила та.

В карете обезумевший и несчастный Мэтью чертыхался и стонал. Он самый пропащий человек в Лондоне. У него куча долгов. Он смертельно оскорбил леди Лайзу, но она ведь никогда не любила его по-настоящему. С их помолвкой покончено. После долгих и горестных причитаний он вдруг расхохотался как мальчишка и предложил Ориане выйти за него замуж.

– Я не буду спокоен до тех пор, пока Пауэлл и моя дочь не встанут рука об руку перед алтарем, – жестко заговорил граф. – Его безрассудство нанесло непоправимый ущерб вашей репутации. Ваши с ним сложные отношения беспокоили меня много месяцев, и я не раз просил вас не поощрять его.

Накрутив на пальчик завиток своих каштановых кудрей, Ориана ответила:

– Мэтью вовсе не нуждается в поощрении. И успокойтесь, пожалуйста, Раштон. Я улажу это дело, уехав из города.

– А куда вы, собственно, направляетесь?

– В Честер.

Ее ответ явно удивил графа.

– В такую даль?

– Женское филантропическое общество устраивает благотворительный концерт в пользу бедных женщин, недавно ставших матерями. Миссис Биллингтон не имеет возможности выступить, а миссис Крауч не желает. И Анна Сент-Олбанс получила приглашение петь в этом концерте.

Ориана сделала глубокий реверанс.

– Это достойный повод, – заметил граф.

– Затем я проследую в Ливерпуль, чтобы выступить там в театре «Ройял» – уже ради собственного обогащения. Друг Хэрри мистер Эйкин предлагает гонорар достаточно большой, чтобы покрыть дорожные расходы. – Просияв улыбкой, Ориана заключила: – Полагаю, что дамы в Чешире и Ланкашире будут столь же рабски копировать мои платья, как и дамы в Лондоне.

Ориана взглянула на шелковые цветочки и ниспадающие с них ленточки – «корсаж Сент-Олбанс», – украшающие лиф ее платья. Подол платья был отделан пышной оборкой с пропущенной сквозь нее бледно-розовой лентой – «оборка Сент-Олбанс». Из-под оборки выглядывали носки туфель, цвет которых именовался в Лондоне «голубым Сент-Олбанс». Способность Орианы создавать новую моду считалась непревзойденной.

Она обратилась к графу:

– Мои дружеские усилия, направленные на восстановление помолвки вашей дочери, лишат меня возможности присутствовать на скачках в Эпсоме и Аскоте. Единственное мое утешение – скачки в Честере на золотой кубок Гросвенора, туда я, к счастью, попаду непременно.

– Поистине одержимая скачками, – пробормотал граф. – Уж эта ваша стюартовская кровь, будь она проклята.

Три пары глаз устремились на портрет короля Карла II, висевший на стене рядом с портретом Нелли Гуинн из театра «Друри-Лейн», любовницы короля. Вглядываясь в изображение своего прапрадеда, Ориана вспомнила, что он нередко пренебрегал общественными интересами ради собственных желаний.

Она же жертвовала собственными удовольствиями, удаляясь из Лондона в разгар светского и театрального сезонов и на время главных скачек года. Она расставалась со своей наперсницей Харриот, со своим другом Мэтью, с уютным домом на Сохо-сквер и так далее и так далее, и такая перспектива ее отнюдь не радовала. Однако остаться в городе значило бы оказаться замешанной в скандале, как это уже случилось три года назад. Последствия того скандала были весьма серьезными.

Ориана пересела на диван, взяла в руки неаполитанскую мандолину и, перебирая струны, проговорила:

– Все мои песни будут грустными, и слушатели прольют море слез.

Лицо графа смягчилось.

– Я отправлю на основные почтовые станции по пути вашего следования в Честер своих лучших упряжных лошадей. Воспользуйтесь ими, я на этом настаиваю.

Ориана вполне могла бы оплатить дорогу, однако не видела причины отказываться от столь великодушного предложения.

– Благодарю вас. Мне не придется беспокоиться, будут ли хорошими условия поездки. Со мной поедет служанка Сьюк. Ее родные живут в тех местах, и ей очень хочется с ними повидаться.

Граф написал короткие извещения на те почтовые станции, где Ориане и ее служанке придется делать остановки, и сообщил название лучшей гостиницы в Честере. Затем взял руку Орианы в свои.

– Если упомянете в этом графстве мое имя, вас везде будут обслуживать наилучшим образом.

Коснувшись сухими губами пальцев Орианы, граф учтиво поклонился, кивнул Харриот и удалился.

– Он такой холодный и неприступный, – заметила Харриот, провожая взглядом городскую карету графа, проезжавшую мимо окон гостиной.

– Я разделяла эту точку зрения, пока не узнала его лучше. Но он очень поддержал меня в мои самые черные дни, как и ты, Хэрри. Этого я никогда не забуду. И я вполне понимаю его беспокойство из-за поведения Мэтью.

Харриот вздохнула.

– Мистер Пауэлл так полон жизни, он такой веселый – прекрасная пара именно для тебя. И тебе он нравится.

– Нравится настолько, чтобы помочь ему спасти его брак с наследницей большого состояния, чей отец намерен уплатить его долги. Мэтью отчаянно влюблен в леди Лайзу, а на меня набросился только для того, чтобы вызвать ее ревность. Я вдовею шесть лет, но получила за это время лишь одно достойное предложение выйти замуж – да и то сделанное в шутку. – Ориана негромко рассмеялась и добавила: – Я даже подумывала принять его, чтобы посмотреть, как Мэтью выпутается из такого положения.

– Я убеждена, что ты еще выйдешь замуж, – подбодрила подругу Харриот.

– Кому нужна незаконная дочь певички из театра «Ковент-Гарден» и герцога Сент-Олбанса? Моими далекими предками были актриса и король Англии. Такая родословная не может привлечь респектабельного джентльмена, а моя профессия только подчеркивает статус незаконнорожденной. Я всего лишь «отродье этого Сент-Олбанса». Каждое мое платье и каждая шляпка вызывают эпатаж у дам, которые не желают меня замечать, не то что разговаривать со мной.

– В отличие от их мужей и сыновей.

– Да, но причины подобного внимания не из лучших.

– Меня не занимает общественное положение человека, за которого я выйду замуж, – призналась Харриот, – только бы он любил меня. И был очень богат.

Помолчав, Ориана раздумчиво проговорила:

– Может, мне поступить подобно героине той нелепой пьесы, которую мы смотрели в «Ковент-Гардене», когда и произошла эта история с Мэтью? Удалиться в глушь, в тихую деревеньку, и жить там под чужим именем. Глядишь, я и произвела бы впечатление своими аристократическими замашками и загадочностью на какого-нибудь молодого человека с живым воображением.

– Глупенькая, первым делом он заметит твою красоту, – возразила ей подруга. – Подожди, вот кончится сезон в «Друри-Лейн», я приеду к тебе в Ливерпуль. Все торговцы и промышленники посещают театр. Мы с тобой найдем богатых джентльменов, которые станут ухаживать за нами, поведут нас к алтарю и будут выполнять любые наши капризы.

Веселая и неунывающая подруга избавила Ориану от ее, сказать по правде, отвратительного настроения. Но в отличие от Харриот она не гналась за деньгами. Ориана мечтала о дружбе, понимании, привязанности – и о романтической страсти, о которой поют в оперных ариях и песнях. Столько лет надеясь на встречу с героем своих мечтаний, Ориана убедилась, что в любимом ею Лондоне она такого героя не найдет.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Рамси, остров Мэн

Май 1799 года

«Этот день рождения, – размышлял сэр Дэриус Корлетт, сидя во главе длинного стола, – будет последним, который я провожу в своем городском доме».

Через несколько недель сэр Дэриус собирался перебраться на загородную виллу, выстроенную в соответствии с его собственным замыслом. Он пришел в превосходное настроение, представив себе будущий званый обед в элегантной овальной столовой. Они с друзьями станут играть в карты в просторной гостиной в окружении живописных полотен, изображающих ландшафты острова Мэн, – горы, портовые города и прибрежные скалы.

Словно разгадав мысли сэра Дэриуса, его архитектор улыбнулся, поднял свой бокал, и они чокнулись в безмолвном тосте. Дэвид Гамильтон, умный и талантливый шотландец, превратил неумелые наброски Дэриуса в великолепный проект прекрасного здания из местного камня, дом со множеством высоких окон, позволявших любоваться пейзажами Скайхилла.

Дворецкий Уингейт открыл погребец красного дерева, содержащий несколько графинов – коньяк, бренди, ром, портвейн. Хорошо знакомый со вкусом каждого из гостей, он разливал по бокалам напитки быстро и безошибочно. Один за другим следовали поздравительные тосты по случаю достижения Дэром столь преклонного возраста, как тридцать лет, – каждый из гостей не преминул отпустить шуточку по этому поводу. Сэр Дэриус получил в подарок две бутылки виски, одну от шотландца, вторую от ирландца, а каждый из его приятелей островитян преподнес ему по камешку.

– Для твоей коллекции, – сказал его кузен Том Гилкрист.

Дэр поднес образцы поближе к канделябру, чтобы лучше разглядеть.

– Это гранит с прожилками кварца, а это обыкновенный местный сланец.

– Мы не могли придумать, что бы еще подарить человеку, у которого есть все, – пояснил Том.

– Мы с Баком подумывали об ином подарке, – заговорил Джордж Куэйл, – полагая, что он показался бы тебе любопытным и возбуждающим. Однако юный Томми не одобрил нашего плана. – Он пригубил рому и спросил: – А какое название ты придумал для своего нового замечательного жилища, Дэр? На планах и рисунках мистера Гамильтона обозначено: «Вилла сэра Дэриуса Корлетта», – и не более того. Тебе стоило бы дать ей имя.

Томми наклонился вперед.

– Ты говорил, что не будешь чувствовать себя счастливым до тех пор, пока не поселишься на своем холме. Может, стоит назвать виллу «Счастье»?

Дэр сдвинул брови.

– Такое название скорее выбрала бы женщина. Давно привыкший к прямоте, с которой высказывал свои суждения его двоюродный брат, Том рассмеялся. Бак Уэйли заметил:

– Выбирая название для своего поместья, я предпочел «Форт-Энн» из-за чисто военных ассоциаций, с ним связанных.

Его друзья одобрительно закивали, однако Бак продолжал:

– Моя собственность несколько столетий назад была местом большого сражения. К сожалению, островитяне были покорены победоносным Годредом, который объявил себя королем острова. Я просто не сообразил, что выбранное мною название напомнит нынешним жителям острова об их поражении от захватчиков.

– Это новая мода – давать домам на острове английские названия, – сказал Джордж Куэйл. – Например «Вязы». Может, ты предпочтешь чисто шотландское, гэльское имечко?

Дэр усмехнулся.

– Это было бы жестоко по отношению к моим заморским друзьям, им ни за что не выговорить ни слова по-гэльски. У меня нет предубеждения против английских названий. В конце концов, я смог построить виллу благодаря свинцовым рудникам в Дербишире.

– Теперь у вас есть дом, о котором вы мечтали, – с очень заметным шотландским акцентом произнес Гамильтон. – Не пора ли подумать о маленькой женушке, которая разделила бы его с вами, сэр Дэриус?

– Дэр? И женушка? – фыркнул Том. – Ему она ни к чему. Его нареченная внушила ему стойкое отвращение к брачным узам.

Архитектор – преданный муж и гордый отец – пожелал узнать почему.

– Юная леди интересовалась моими деньгами гораздо больше, чем мной самим. – Дэр говорил вроде бы шутя, однако голос его звучал жестко и резко. – Если я когда-нибудь и женюсь, то лишь на женщине, богатство которой будет равным моему. А лучше, если еще более значительным.

– Был бы ты женат, тебе не пришлось бы посещать веселый дом в Дугласе, – наставительно возразил кузен.

– А если бы ты сам побывал в таком доме, то убедился бы, что большинство его клиентов – люди женатые, – парировал Дэр.

– Теперь, когда его дом стал реальностью, – высказался Уэйли, – Дэр может уделять больше времени своему любимому развлечению. Какая жалость, что в Рамси нет борделя.

Куэйл громко расхохотался.

Неслышными шагами вошел Уингейги приблизился к креслу Дэра.

– К вам посетительница, сэр, она требует, чтобы вы приняли ее немедленно. Предложить ей прийти в другой раз или вы примете ее сейчас?

Женщина, в столь поздний час?

– Кто она такая?

– Боюсь, что подобный вопрос она сочла бы дерзостью. Могу лишь сказать, что она англичанка и очень элегантно одета.

– Старая или молодая?

– Последнее, сэр. – Узкие губы дворецкого сложились в некое подобие улыбки. – Внешне она очень привлекательна.

– Тогда он непременно примет ее, – заявил Бак Уэйли.

Дэр не стал бороться с любопытством.

– Да, я приму ее, – решил он.

Уингейт кивнул, словно именно такого ответа и ожидал.

– Она ждет вас в кабинете.

Пообещав приятелям вернуться как можно скорее и захватив с собой стаканчик бренди, Дэр вышел из столовой.

Незнакомка, нарушившая его тщательно оберегаемое уединение, стояла возле письменного стола и хмуро глядела на беспорядочную груду исписанных бумаг. Ее элегантность, о которой счел нужным упомянуть дворецкий, бросалась в глаза. Каштановые волосы были уложены в сложную прическу на изящной головке. Бледный профиль напоминал старинную камею. На посетительнице, был длинный плащ из темно-синего бархата с капюшоном, откинутым на спину. Платье, несомненно очень дорогое, было сшито из темной блестящей материи и отделано по подолу замысловатой оборкой.

Дэр увидел, как женщина взяла лежавший на бумагах блестящий камень и принялась его разглядывать.

– Он похож на золото, – заговорил Дэр, – но это пирит. Обыкновенный серный колчедан, один из самых распространенных на земле минералов.

Незнакомка повернулась к нему. Дэр подивился способности Уингейта к преуменьшению. Женщина была наделена исключительной красотой.

Из столовой через холл доносились в кабинет взрывы бурного веселья.

– Я похитила вас у друзей, – произнесла женщина. Голос ее, словно дивная музыка, очаровал Дэра неменьше, чем прелестный овал лица сердечком. Он подошел достаточно близко, чтобы различить в ее глазах малахитовую зелень в сочетании с бронзовым оттенком пирита и мелкими точечками цвета темной глины. Губы изящной формы, полные и розовые.

Несколько обеспокоенный собственной восприимчивостью к красоте незнакомки, Дэр тщетно боролся с желанием улыбнуться.

– Вы прощены, – сказал он. Ему хотелось бы стоять вот так всю ночь и смотреть на нее, но все же он счел необходимым добавить: – Подозреваю, что вы попали в мой дом по ошибке.

– Мне даны были исчерпывающие указания, дом этот полностью соответствует описанию, полученному мной. Ведь вы сэр Дэриус Корлетт, не так ли?

Ему не надо было спрашивать, кто дал ей указания. Конечно, Бак Уэйли и Джордж Куэйл, вопреки Протестам его кузена Тома, сделали ему этот «возбуждающий» подарок на день рождения. Где они только откопали такую восхитительную шлюшку? Ее утонченность просто уникальна для представительницы подобной профессии. Дэр понизил голос до соблазнительного полушепота:

– Наберитесь терпения, это совсем ненадолго. Мои друзья скоро уедут.

Он взял ее за руку в перчатке, привлек к себе и поцеловал в полуоткрытые губы. Незнакомка с силой втянула в себя воздух – она была явно удивлена. Дэр не отпускал ее, ощущая бурно растущее возбуждение от соприкосновения с ее гибким – как раз в его вкусе! – телом.

Женщина резко отшатнулась и вырвалась из его объятий. На липе у нее было написано негодующее изумление и еще что-то, определить чего Дэр не смог.

– Вы чересчур смелы, сэр. Вы меня знаете?

– Я только начал узнавать вас, – с чувством ответил он.

– Но вы не видели меня до сегодняшнего вечера? – настаивала она.

– Никогда. Я непременно запомнил бы вас.

Да, он запомнил бы – не только лицо и фигуру, но и ее аромат. Дэр снова потянулся к женщине. Она попятилась и ударилась спиной о книжный стеллаж. С полки свалилось несколько окаменелостей, но Дэру было не до них. Он обнял женщину за тонкую талию и припал губами к ее губам. Она вся напряглась, не отвечая на его порыв, а потом с силой наступила ему на ногу. Изумленный, Дэр отпустил ее.

Холодно и спокойно она спросила:

– Вы пьяны?

– Не слишком. Они вам посоветовали поиграть со мной? Я человек прямой и предпочитаю в постели опытных женщин. Вам нет нужды разыгрывать передо мной девственную невинность, чтобы возбудить мой аппетит.

– Я вовсе не девственница, – заявила она с примечательной откровенностью, – но и не проститутка. Я Ориана Джулиан – миссис Джулиан. Я должна провести на этом острове несколько недель, и мне необходимо жилье.

Смеясь, Дэр сказал:

– И вы обвиняете меня в излишней смелости! Дорогая моя, я с радостью оставлю вас здесь... если мистер Джулиан не против.

– Капитан Джулиан погиб, служа отечеству, – с горечью произнесла она. – Шесть лет назад.

Этот ошеломляющий удар подействовал на Дэра словно вылитое на голову ведро холодной морской воды. Чудовищность совершенной им ошибки лишила его дара речи.

Миссис Джулиан отошла подальше от него.

– Если вы прекратите гонять меня по этой грязной неопрятной комнате, я объясню вам, в чем дело. Вчера я приплыла на остров из Ливерпуля. Час назад приехала в ваш город. Спросила у хозяина гостиницы «Голова короля», не знает ли он, у кого есть собственность в Глен-Олдине, и он ответил, что у сэра Дэриуса Корлетта там вилла.

Предостережение прозвучало в голове у Дэра громче штормового колокола. Обычная осмотрительность, временно покинувшая его благодаря привлекательности незваной гостьи, вновь вернулась к нему.

Вдова со склонностью к ночным безрассудным приключениям. Женщина, красота которой столь соблазнительна, что даже он, закаленный боец, поддался ее обаянию. Рискованная комбинация, просто убийственная. Сознавая всю опасность ситуации, Дэр тем не менее продолжал любоваться великолепной грудью и тонкой талией гостьи. И все-таки лучше спровадить ее – и поскорей.

– Эта вилла скоро станет моей главной резиденцией, – сообщил он. – А мистер Хайнд, вероятно, имел в виду маленький пустующий дом. Обычный коттедж, – добавил он, пожав плечами.

– Я не возражаю. Главное, чтобы он был расположен в Глен-Олдине.

С некоторой неохотой Дэр вынужден был признать, что это именно так.

– Однако если вам позволяют средства, – добавил он, – я бы советовал все же поинтересоваться в Дугласе, это самый большой наш город.

Она покачала головой и ответила решительно:

– Нет, я не хочу жить в городе и совершенно сознательно выбрала эту часть острова.

Несколько минут назад Дэр держал эту женщину в объятиях и страстно желал ее. Теперь ему хотелось как можно скорее отделаться от нее. Он предпочитал залучить в постель шлюху с горячей кровью, жаждущую заработать несколько шиллингов, алчную хищницу. Назойливость миссис Джулиан, ее настойчивое желание жить в глуши, в безлюдной долине внушали ему беспокойство по поводу истинной причины ее появления на острове Мэн. Поглядывая на хорошенькие розовые мочки ее ушей, он строил возможные предположения. Скорее всего она покинула Англию в спешке, спасаясь от армии кредиторов.

Корнелиус Хайнд, владелец «Головы короля», разумеется, охарактеризовал сэра Дэриуса Корлетта как одного из самых богатых землевладельцев острова. Эта женщина, несомненно, настолько же умна и расчетлива, насколько решительна и красива, и она не первая в ряду подобных женщин, которые преследовали его. «Но, быть может, последняя», – обреченно подумал Дэр.

Порывшись затянутой в перчатку рукой в своем ридикюле, гостья достала оттуда сложенный листок бумаги и доверительно произнесла:

– Это поможет вам понять.

Ее почерк, в противоположность совершенной наружности, оказался ужасающим. Дэр безуспешно старался расшифровать нацарапанные миссис Джулиан фразы и наконец протянул ей листок со словами:

– Прошу вас, прочтите мне сами.

– «Глен-Олдин, – начала она читать. – Эта отдаленная деревушка необычайно красива, особенно если смотришь на нее с высоты окружающих утесов. Там буйно разрослись клены... Местность заслуживает внимания вдумчивого путешественника, здесь он поймет, что счастье можно найти в скромном уединении, вдали от утонченной роскоши современной легкомысленной жизни».

– Вы переписали этот пассаж из путеводителя, – догадался Дэр. – Кто его автор, Робинсон или Фелтем?

– Понятия не имею. Я нашла его в библиотеке в Ливерпуле. Даже не дочитав до конца, сразу решила посетить этот остров. Из всех лирических абзацев, описывающих замечательное местоположение и красивые виды, этот привлек меня больше других.

– Вы настолько склонны к созерцанию? Что-то не похоже.

Она резко подняла голову и сказала:

– Разве вы только что не получили урок об опасности суждения исключительно по внешнему виду?

– В науке наблюдение – ключ к открытию. Ваша наружность, разумеется, не дает возможности понять все особенности вашего характера, – признал сэр Дэриус, – однако она достаточно информативна. Вы носите отлично сшитую дорогую одежду и, должно быть, приехали из большого города, где легко можно найти хорошие ткани. Ваш выговор не похож на типичный для Эдинбурга, Ливерпуля, Манчестера или Бристоля, из чего я делаю вывод, что вы жительница Лондона.

Его проницательность была удостоена улыбкой.

– Вы хорошо знаете мой город?

– Более или менее. Я не посещал его больше года и не намерен делать это в будущем.

Улыбка женщины угасла – видимо, прямота Дэра задела ее. Но она тотчас овладела собой и произнесла самым беззаботным тоном:

– Будучи утомленной «утонченной роскошью современной легкомысленной жизни», я и хочу провести приятный месяц в вашем старом маленьком коттедже в мирной красивой долине.

– Вам бы стоило осмотреть этот старый коттедж, прежде чем принимать решение.

– Так я и намерена поступить, если вы не возражаете. Вы свободны завтра утром?

* * *
Ориана вернулась в свой номер в «Голове короля», обрадованная успехом задуманного предприятия, однако не вполне удовлетворенная. Сэр Дэриус Корлетт без особой охоты согласился показать свою собственность в Глен-Олдине.

Он начал разговор с ней с недвусмысленного предложения, как если бы определенно знал, кто она такая, а закончил его прямым неодобрением, поскольку она попросила сдать ей коттедж, свободный от обитателей.

Как фигура публичная и к тому же известная, Ориана привыкла к непристойным предложениям. Тем более внушающим беспокойство – и загадочным – показалось ей поведение Дэриуса, когда он узнал о цели ее приезда. Столь простое объяснение стерло улыбку с его привлекательного лица и превратило насмешливую веселость в холодную сосредоточенность. Он не счел нужным принести извинения за свою дерзкую выходку в начале их разговора, и это до сих пор раздражало Ориану. «Деревенские манеры», – саркастически подумала она. Отсутствие в нем утонченности напомнило Ориане о неотесанных молодых сквайрах, которые ухаживали за ней, однако ни один из них не целовал ее с таким знанием дела и не загорался столь сильным и опасным желанием.

В будущем ей следует соблюдать осторожность и не возбуждать его.

«Четыре недели», – подумала она, направляясь в спальню. Целый месяц без трудов и обязательств. И даже без привычной спутницы Сьюк Барри, которая обрадовалась тому, что может столь долгое время погостить у своих родителей в Чешире. Ориана скучала по своей умелой горничной, по ее мягкому и спокойному голосу. Ей придется привыкнуть и к отсутствию живой и энергичной Харриот Меллон, серьезного лорда Раштона, занимательного Мэтью Пауэлла. Даже если остров Мэн соответствует описаниям справочника для туристов, его красоты не заменят дружеского общения.

Ориана сняла капор, бросила бархатный плащ на кресло. Любопытно, какие цвета будут носить в этом сезоне лондонские дамы, привыкшие подражать ей и в этом? Придется утешаться тем, что женское население Честера с успехом переняло у нее «оборки Сент-Олбанс». Публика, охотно принимающая лондонских исполнителей, обрадовалась ее приезду, и благотворительный концерт в пользу нуждающихся матерей прошел с успехом. Предвкушая еще больший успех в Ливерпуле, Ориана полетела туда на крыльях надежды, но, к ее глубокому огорчению, директор театра Фрэнсис Эйкин сообщил, что вынужден несколько отсрочить ее ангажемент. Занятый поисками исполнителей на летний сезон, он не мог чересчур активно рекламировать появление знаменитой Анны Сент-Олбанс, и ее концерт пришлось отодвинуть на июнь месяц. Дав согласие выступить в предлагаемое время, Ориана столкнулась с дилеммой, чем занять себя до той поры. Столь своевременное знакомство с путеводителем подсказало ей выход из положения: бежать из шумного и дымного Ливерпуля на остров Мэн, в тихую заводь уютного Рамси.

Появилась горничная с кувшином воды для умывания. Не слишком удачная замена Сьюк, девица изумленно глазела на ночную рубашку Орианы, отделанную брабантскими кружевами ручной работы. Ориана расчесала волосы и сама заплела их в косы, негромко напевая застрявшую в памяти арию из самой модной в этом сезоне оперы. Следующей зимой, пообещала себе Ориана, она исполнит ее публично, в театре «Ройял», к восторгу избранной лондонской аудитории и к вящей досаде итальянской клаки, которая регулярно освистывала певцов английского происхождения.

– Сэр Дэриус Корлетт – уроженец этого острова? – спросила у горничной Ориана.

– Да, мэм, но он долгое время не жил здесь. Два года назад он вернулся из Дербишира и построил себе дом. Мой брат работает на его свинцовых рудниках в долине и говорит, что сэр Дэриус платит хорошо. Его плавильные мастерские прямо тут, в городе, а его корабль стоит на якоре в порту. Дворецкий сэра Дэриуса, мистер Уингейт, настоящий англичанин. В свои свободные вечера он заходит к нам в пивной бар.

Девушка сунула под простыни грелку и удалилась.

Забравшись в нагретую постель и укрывшись одеялом, Ориана подвела краткий итог своего знакомства с местным баронетом. Смел. Не рыцарствен. Умен. Бестактен.

Не соответствуя общепринятому стандарту мужской красоты, он, несомненно, привлекателен, особенно когда улыбается. И ростом он значительно выше, чем она. Ориана предпочитала брюнетов, и чем выше, тем лучше.

Сэра Дэриуса Корлетта, чьи требовательные губы и чересчур дерзкие руки так ошеломили ее, следует избегать. Она даже не может поставить его на место, похвалившись своим происхождением от королевской династии Стюартов. Этот факт, как и ее профессия, должен оставаться в тайне.

Ориана принимала в расчет опасную возможность, что кто-то из жителей острова мог присутствовать на одном из ее выступлений в Лондоне или на совсем недавнем в Честере. Угроза быть узнанной в качестве Анны Сент-Олбанс еще более укрепила ее решение спрятаться в уединенной долине.

Она намеренно назвалась фамилией мужа, чтобы не быть разоблаченной. Ориана редко поступала так, потому что это было связано с самой горькой главой ее жизни и напоминало о сокрушительной утрате. Через несколько месяцев после их безрассудного бегства полк Генри Джулиана был отправлен на кораблях в Индию. Там Генри и остался, зарытый в чужую землю...

Утомленная морским переездом, в эту ночь она спала крепко, не просыпаясь до самого утра.

Утром на порт Рамси опустился густой туман. Ориана бесстрашно вымылась в воде, настолько горячей, что от нее шел пар, горничная выгладила ей модное дорожное платье цвета листьев плюща. В порядке подготовки к новой жизни Ориана уложила волосы в более простую, чем обычно, прическу. Но все же протянула руку к граненому флакону с французской туалетной водой, как делала это каждое утро, смочила кончики пальцев и дотронулась до шеи, лба и запястий.

Позавтракала она быстро – лепешкой и чаем, горьковатым на вкус, но бодрящим. Встав из-за шаткого столика, подошла к окну, чтобы посмотреть, не приехал ли уже сэр Дэриус. Высунувшись из окна, Ориана увидела низкие дома из белого камня и немощеные улицы в пятнах темных луж. Большая морская чайка шествовала по шиферной крыше.

Ее спутник подъехал в двуколке к гостинице и остановил экипаж, запряженный на редкость низкорослым пони.

Помахав рукой, чтобы привлечь к себе внимание, Ориана крикнула:

– Доброе утро, сэр Дэриус!

Он ответил на ее бодрое приветствие, прикоснувшись к широкополой шляпе. Ночной отдых явно не улучшил его настроения, так как он даже не улыбнулся.

Глава 2

Она благоухала, словно сад редких экзотических цветов. Окутанный облаком аромата ее духов, Дэр пытался угадать, что это за цветы. Лилии, сирень, розы? Нет, угадать было невозможно, Дэр только чувствовал, как его опьяняет и возбуждает этот запах.

– Я не слишком верила, что вы приедете, сэр Дэриус.

– Я человек слова, – заявил он.

Ориана запрокинула голову, показав стройную шею и красивый подбородок. Окинув взглядом низкие, тяжелые облака, затянувшие все небо, сказала:

– Не слишком многообещающий день для поездки.

Спутник ее отозвался на эту реплику невеселым смешком и словами:

– Если вас так легко отпугнуть сыростью, то вам не понравится жить на этом острове. Будьте признательны за относительно благопристойную изморось, гораздо чаще вам придется встречаться с проливным весенним дождем. – Он правил пони очень умело, объезжая большие лужи и стараясь, чтобы брызги грязи не попали на темно-зеленое платье Орианы. – Вы когда-нибудь жили в деревне, миссис Джулиан?

– До сих пор у меня никогда не возникало такого желания.

Дэр представил себе, как она едет по Гайд-парку в открытом модном фаэтоне, улыбаясь и кивая знакомым, или мчится по освещенным фонарями улицам Лондона в закрытой карете.

– Что же вынудило вас переменить мнение?

– Один джентльмен.

Это откровенное признание усугубило подозрения Дэ-ра, но в то же время обострило его интерес.

– Он приказал вам покинуть Лондон?

– Нет, я уехала по своей воле. Это было исключительно неудобно, однако совершенно необходимо.

Дэр подумал, не вызвано ли ее поспешное бегство необходимостью скрыть последствия неосторожного поступка, но в таком случае ей пришлось бы прожить на острове все девять месяцев, а не один.

– Далеко ли Глен-Олдин от Рамси? – спросила она.

– Две мили. Весь остров имеет протяженность в тридцать миль, здесь нет больших расстояний. – Пони, который регулярно проделывал путь по этому участку Салби-роуд, замедлил бег еще до того, как хозяин натянул вожжи. Миновали крутой поворот, и Дэр сказал: – Теперь мы въезжаем в долину, которая тянется на четыре мили к югу. Вот это поле называется Магер-и-Троден, тут было древнее кладбище, и место это до сих пор населено неугомонными призраками.

– Пытаетесь запугать меня, сэр Дэриус?

Он и хотел бы ее отпугнуть, однако прошлым вечером она проявила недюжинную твердость характера. В эту минуту, отвернувшись от него, Ориана смотрела на гору, возвышавшуюся справа от них. Туман, затянувший склоны, не мог скрыть величавую красоту вершины.

– Вам, видимо, по душе холмы и горы, – обратилась к Дэру спутница. – Мне говорили, что у вас есть собственность в Дербишире.

Значит, она все же расспрашивала о нем, маленькая шельма. Задетый подобным вмешательством в свои дела, Дэр решил пресечь дальнейшие расспросы.

– Здешние жители считают, что на месте Скайхилла был когда-то сказочный город. Именно здесь произошло знаменитое сражение, в котором скандинавы победили коренных обитателей Мэна.

Ее явное восхищение пейзажем убило надежду Дэра разочаровать свою собеседницу при помощи лекции по истории. Может, обратиться к геологии? Монолог о преобладающих характеристиках состояния острова Мэн наверняка погасит блеск в ее ореховых глазах, а когда он сравнит и противопоставит теорию плутонизма, которой строго придерживается сам, и теорию нептунизма[1], тут уж миссис Джулиан, пожалуй, выскочит из двуколки и убежит обратно в Рамси.

Сэр Дэриус надеялся, что чесночный запах черемши, которым был насыщен воздух, вынудит Ориану отказаться от желания поселиться здесь. К его разочарованию, она лишь восхитилась уже распустившимися зелеными листочками на ветках деревьев. Залюбовалась она и полноводной из-за весенних дождей бурливой речкой, которая весело бежала по камням.

Чтобы проверить, заметила ли она, как слабо населена долина, Дэр сказал:

– Здесь очень мало арендаторов.

– А как им удается прокормить себя? – поинтересовалась миссис Джулиан.

– Их методы ведения хозяйства показались бы вам примитивными, однако им удается не только себя прокормить, но и снабдить домашний скот достаточным количеством корма. Приход Лезайр Бог наградил отличной пахотной землей, и каждый год из порта Рамси зерно вывозят в Англию. Долина Глен-Оддин всегда славилась своим нюхательным табаком, и кое-кто здесь еще мелет табак на ручных мельницах.

Его собственный свинцовый рудник давал работу двум дюжинам здешних мужчин, но Дэр не сказал об этом своей спутнице и не обратил ее внимание на два каменных столба, отмечающих подъезд к его будущему дому. Он не хотел, чтобы охотница за фортуной разглядывала его рудничные работы или еще не завершенное великолепие его виллы.

Однако он не мог проехать просто так мимо людей, строящих каменный мост через поток, или мимо группы рабочих, разравнивающих лопатами гравий на новой дороге.

– Доброе утро, хозяин! – поздоровались с ним каменотесы по-гэльски.

– Доброе утро, – ответил он по-английски и остановил двуколку, пояснив своей спутнице: – Если я не остановлюсь, они обидятся.

Она перехватила вожжи руками в перчатках и спросила:

– Как зовут вашего пони?

– Феджак. В переводе с местного языка это значит перышко.

– Это кобылка? Я могла бы поводить ее по лужайке, пока вы не вернетесь.

– Нет нужды. Я долго не задержусь.

Отойдя от двуколки, Дэр бросил взгляд через плечо. Миссис Джулиан, величественная, как принцесса, и еще более очаровательная, явно умела справляться с лошадью, и он снова мысленно представил ее на прогулке в Гайд-парке, в той же вызывающей шляпе с перьями, что и сейчас, и в том же темно-зеленом платье.

– На рудник направляетесь? – спросил его Донни Коркхилл. – Я видел вчера вечером Неда Кроуи, так губы у него двигались быстрей, чем вода в нашей речке, когда он мне толковал про то, как они там нашли новую рудную жилу.

– Я об этом еще не слышал, – сказал Дэр.

Не будь с ним миссис Джулиан, он бы непременно заехал на рудник, чтобы увидеть это собственными глазами.

Продуктивность рудника не могла идти ни в какое сравнение с разработками в Дербишире, унаследованными Дэром от деда. Пройдет еще немало лет, прежде чем здешний рудник станет давать прибыль, покрывающую расходы. Зато Дэр мог дать работу тем, кто так в ней нуждался, как в этой долине, так и на рудоплавильне в Рамси. Главным лично для себя он считал возможность пополнения своей коллекции за счет тех минералов, которые его люди извлекали из недр земли.

Вернувшись к двуколке, Дэр уселся рядом с миссис Джулиан и снова был ошеломлен завораживающим ароматом ее духов. Он чувствовал, как неотразимое обаяние этой женщины проникает в самые глубины его души. Он случайно коснулся плечом ее плеча, и все соблазны прошедшего вечера вспыхнули с новой силой. Дэр постарался погасить эту вспышку, дивясь про себя тому, каким образом нежелание сдать ей внаем коттедж в Глен-Олдине сочетается со страстным желанием овладеть ее восхитительным телом.

Прямо напротив нового моста в землю были врыты два каменных столба. Дэр направил к ним Феджак со словами:

– А вот и мой маленький домик в долине.

Он повернул голову, чтобы успеть уловить первую, непосредственную реакцию Орианы. Ей не придется по вкусу его коттедж, Дэр был в этом уверен.

Но ее лицо, пока она молча разглядывала здание из серого камня под шиферной крышей, над которой торчали две трубы, не выражало ровным счетом ничего. К коттеджу примыкал хозяйственный сарай. Живая изгородь была запущена, а трава на лугу вокруг дома буйно разрослась.

– Как много полевых цветов, – только и сказала Ориана, спускаясь на землю из двуколки. И произнесла она эти слова с явным одобрением.

Дэр неотрывно следил за тем, с какой гибкой грацией приближается она к коттеджу. От легких прикосновений подола ее темно-зеленого платья подрагивали лиловые головки крокусов и бледные звездочки подснежников. Ни одна из знакомых ему женщин не двигалась так, как миссис Джулиан, и не держалась с таким достоинством. Опустившись на колени, она нарвала букетик цветов.

Дэр заставил себя оторвать наконец взгляд от великолепной фигуры женщины, чтобы привязать поводья к железному кольцу, вбитому в стену конюшни. Когда он присоединился к миссис Джулиан, та объявила:

– Кажется, я наполню букетами весь дом.

Дэр вставил в замок ключ и повернул. Ничего не последовало.

– Надеюсь, вы взяли тот ключ, который нужен, – сказала она, подняв на него обеспокоенный взгляд. Мелкие жемчужные зубки прижали полную нижнюю губу.

И взгляд ее, в котором ясно читалось огорчение, и слова, произнесенные с оттенком разочарования, мигом рассеяли предубеждение Дэра.

– Да, да, тот самый, – проговорил он с успокаивающей улыбкой.

Взгляды их встретились. Миссис Джулиан прерывисто вздохнула – быть может, в предвкушении того, что ожидала увидеть.

Дэр снова занялся замком и, к своей досаде, обнаружил, что пальцы у него дрожат, а ладони совершенно мокрые. Давно, о как давно не стоял он вот так, совсем рядом, со столь соблазнительной и завораживающей женщиной.

Он приналег на дверь, но та не поддавалась, тогда он пнул ее ногой достаточно сильно, чтобы выбить. Так и случилось, и металлический звон давно не используемых запоров музыкой прозвучал в его ушах. Один взгляд на внутреннее убранство – и энтузиазм гостьи по отношению к жизни в уединенном деревенском домике исчезнет. Через несколько секунд она станет умолять его рекомендовать ей лучший отель в Дугласе.

Сжимая в руке цветы, Ориана первой вошла в узкую темную прихожую, а затем в маленькую гостиную. Свет через два небольших окна падал на белые стены и камин с железной решеткой.

– Все по-деревенски просто, – без всякой необходимости заметил Дэр.

Она провела рукой по спинке деревянного кресла.

– Мебель изготовлена на острове?

Дэр кивнул. Из окна открывался вид на Скайхилл. Немного полюбовавшись им, миссис Джулиан прошла в соседнюю комнату. Там с трудом умещались обеденный стол и несколько стульев. Дэр предоставил ей возможность осмотреть остальные помещения. В кухне господствовал большой каменный очаг. Кладовая, сухая и холодная, являла собой ряды деревянных полок, больше там ничего не было.

– Мне придется обзавестись дойной коровой, – сказала миссис Джулиан, – а также курами, чтобы они несли яйца, и гусями.

– Вы когда-нибудь держали у себя животных? – спросил он.

– В детстве у меня была собака, Роули – королевский спаниель.

– Здесь вам понадобится кот. Хороший мэнкский мышелов.

Отнюдь не устрашенная предостережением, что в стенах здесь гнездятся насекомые, миссис Джулиан продолжила свое обследование. Дэр поднимался следом за ней по узкой лестнице, в подробностях изучая ее стройную шею, гибкую спину и слегка покачивающиеся бедра.

Миссис Джулиан заглянула в пахнущий плесенью шкаф для белья, задвинутый в самую маленькую из верхних комнат, и нахмурилась, оживив тем самым надежды Дэра на ее возможный отказ от жилья.

Далее они проследовали в спальню. Как и из гостиной, отсюда открывался вид на Скайхилл, а ложе располагалось напротив окна.

– Только представить себе, что любуешься этой красотой каждое утро! – Миссис Джулиан повернулась к Дэру и добавила: – Не могу понять, почему этот милый маленький дом пустует.

– Для большинства людей арендная плата слишком высока.

Если ее средства ограниченны, она тоже откажется нанимать дом. Дэр пораскинул умом, какую бы сумму назвать, чтобы она показалась неоправданно высокой, и объявил:

– Двадцать пять фунтов в год, а за неделю полфунта, это чуть дороже по общему расчету, но зато срок найма в таком случае любой.

– Считайте, что мы договорились.

– Вы должны учитывать и оплату прислуги, – поспешил напомнить Дэр. – Вам нужна женщина, которая занималась бы уборкой, готовила бы вам все эти яйца и жарила гусей. И доила корову.

Миссис Джулиан передала ему цветы и полезла в сумочку.

– Я заплачу вам сразу же, у меня есть пять фунтов. Такого поворота событий Дэр не предвидел. Когда она протянула ему банкноту, он покачал головой.

– Я имел в виду здешние фунты. Ваш английский курс выше.

– У меня не было возможности обменять деньги. Разница не имеет значения.

– Миссис Джулиан, вы уверены, что договор вас полностью устраивает? Подождите несколько дней, осмотритесь на острове. На побережье много очень милых и уютныхгородков, а еще больше долин.

– Меня устраивает этот коттедж. Как он называется?

– Кройтни-Глионней. По-английски – Гленкрофт. Домик в долине.

С замечательной точностью миссис Джулиан повторила гэльские слова.

– Боюсь, что жизнь здесь покажется вам очень скучной.

– Это будет для меня некоторым разнообразием.

– И одинокой.

– Это я переживу. – Она взяла у него свой букетик. – Для меня одиночество нечто новое, но не неприятное. А эпизод в вашем доме в прошедшую ночь укрепил мою решимость избегать общества.

Не высказав открытого обвинения, она вынудила его почувствовать себя грубой скотиной. Она уже сделала это один раз и прежде, когда сообщила о гибели мужа.

– Ваш приезд совпал с празднованием дня моего рождения. Когда я увидел вас у себя в кабинете, то решил, что мои друзья приготовили мне сюрприз в виде визита... м-м... рискованной дамы, которая должна была...

– Поздравить вас? Какие у вас озорные друзья, сэр Дэриус! – Миссис Джулиан протянула руку к лацкану его пальто и продела стебельки своих цветов в свободную петлю для пуговицы. – Это мой запоздалый подарок. Прошу вас забыть о том, что цветы выросли на вашей земле и таким образом уже принадлежат вам.

Этот чересчур смелый жест отнюдь не уменьшил подозрений Дэра относительно ее истинных намерений и только подкрепил его решение держаться подальше от этой очаровательной ловушки для мужчин. Нет сомнения, что эти ясные ореховые глаза, подвижные губы, проникновенный голос и яркие блестки остроумия завлекли немало бедолаг, менее осторожных, чем он.

Дэру хотелось бы увидеть ее не в модном темно-зеленом платье, а без него, обнаженной, и у него покалывало кончики пальцев, когда он представлял себе, что касается ее нагих грудей и плоского живота. Лукаво изогнутые улыбающиеся губы напомнили о вчерашнем жарком поцелуе.

Внезапно Ориана отодвинулась от него.

Коттедж станет куда безопаснее без этого джентльмена, который взирает на нее с волчьей настойчивостью. Темные глаза следили за каждым ее движением, и если бы она не была так уверена, что неприятна ему, то предположила бы, что он продолжит начатое вчера вечером и попытается ее соблазнить.

Скоро эта комната станет ее убежищем. Она разложит на деревянном комодике свои головные щетки и гребни, поставит туда же флакон с туалетной водой, а одежду уложит в выдвижные ящики. Ей хотелось бы уже сегодня уснуть на этой самой кровати. Ориана подошла к окну и взглянула на окутанную темными тучами вершину Скайхилла. Но, видимо, сегодня им предстоит вернуться в Рамси.

По дороге она расспрашивала Дэра о здешних торговцах галантерейными товарами и владельцах продовольственных лавок. К его совету ездить за покупками в Дуглас и там же нанять слуг Ориана отнеслась отрицательно. Хоть она и не сказала об этом прямо, однако явно предпочитала держаться подальше от наиболее многолюдных районов острова.

– На острове Мэн есть что-то от Англии, – сказала Ориана. – Городская прислуга ни за что не согласится работать в деревне. Я должна найти женщину в этом приходе.

– Миссис Стоуэлл, которой я плачу пенсию, много лет управляла домашним хозяйством моих родителей. Она живет с семьей своей замужней племянницы на Баррак-стрит, и когда я ее видел в последний раз, жаловалась, что устала от безделья. Если хотите, пришлю ее к вам в «Голову короля», чтобы вы с ней познакомились. Ориана кивнула.

– Кстати, нет ли какого-нибудь толкового паренька, который присмотрел бы за живностью?

– Молодой Донни Коркхилл, который помогал каменотесам, живет в долине. Его семье очень пригодятся несколько лишних шиллингов.

Когда двуколка остановилась у гостиницы, Ориана намеревалась выйти из нее самостоятельно, однако Дэр опередил ее. Сильные пальцы крепко сжали ее запястье.

Глядя ей прямо в глаза жестким взглядом, он спросил:

– Миссис Джулиан, я не перестаю думать о причинах вашего бегства из Лондона. Сегодня днем вы упомянули о некоем джентльмене. Он причинил вам вред? Вы его боитесь?

У Орианы вспыхнули щеки, она опустила глаза на увядший букетик, который сгоряча презентовала Дэру.

– Это один из самых приятных людей из всех, кого я знаю. Но он сделал невероятную глупость. Попросил меня выйти за него замуж.

За ее беззаботным тоном скрывались остатки раздражения, вызванного сделанным спьяну и по-глупому предложением Мэтью. Более смешное, нежели досадное, предложение это тем не менее оживило горькие воспоминания 6 Томасе Теверсале, чье обещание жениться на ней заставило ее уверовать в чудеса – пока его предательство не разрушило эту веру.

Но Ориана вовсе не собиралась делиться с этим недоверчивым уроженцем острова Мэн своими мечтами о браке по любви, ни к чему ему знать и какое место она занимает в мире театра и музыки. Сэру Дэриусу Корлетту нет дела до того, что перед ним Анна Сент-Олбанс, Сирена Сохо. И незачем придумывать для него разумные объяснения, почему вдруг она решила укрыться в убогом деревенском коттедже, снятом ею у него за смехотворно низкую плату в полфунта за неделю.

Глава 3

Недавно открытая жила свинцовой руды что ни день приводила Дэра на рудник в Глен-Олдин. Почти пять футов шириной и десять футов высотой, это же великолепно!

Поднеся фонарь к стене из поблескивающего камня, он с гордостью сказал управляющему:

– Эта жила даст нам хорошую прибыль.

Том Лейс, один из рудокопов, улыбнулся Дэру, на темном от грязи лице сверкнули белые зубы.

– В жиле большое содержание свинца, мейнштир Дэр. Мистер Мелтон приехал на остров с более крупных и гораздо более продуктивных копей Дэра в Дербишире.

– Мы извлечем здесь некоторое количество серебряной руды в дополнение к галениту и цинковой обманке, – предсказал он. – Но если работы в Фоксдейле будут приостановлены, вы получите сравнительно незначительную прибыль.

– Мы должны призвать наших здешних рабочих трудиться более напряженно и старательно в течение недель, оставшихся до начала рыболовного сезона, – сказал Дэр. – Как только пойдет сельдь, многие предпочтут море работе на руднике.

Он готов был повысить заработную плату ради большей продуктивности труда рудокопов.

– Я-то как раз предпочел бы проводить дни здесь, под землей, а ночи у себя дома, – заявил Лейс. – Я не из тех, кому охота провожать все закаты на море, забрасывая сети и ведя сражения с морскими бурями. Да и моя жена против того, чтобы я выходил в море. Ее отец был рыбаком, родом из Дугласа, он утонул во время путины в восемьдесят седьмом году. – Он повернулся к мистеру Мелтону и пояснил: – Сильный шторм разразился в заливе, десятки судов потонули или разбились о скалы.

Звуки ударов металла о камень вдруг прекратились.

– Здесь тоже небезопасно, – послышался голос Джона Сейла сверху, с деревянного помоста, на котором он работал вместе с молодым Недом Кроуи. – Нас всех может разорвать в клочья взрыв пороха. Ежели испортится насос и в забой хлынет вода, мы тоже можем погибнуть. А бывает, что и здоровый обломок породы рухнет кому-нибудь на голову.

Веселый смех Неда оживил угрюмый сумрак забоя.

– Если ты такой робкий, Джон, тебе и в самом деле не стоит быть шахтером.

Нед перевесился через ограждение помоста, и крохотное пламя свечи в фонаре заиграло на его металлической каске.

– Осторожнее, Нед, – предостерег юношу Дэр. – Помни, я обещал твоей матушке, что с тобой ничего худого не случится.

Доррити Кроуи на смертном одре была утешена клятвенным заверением Дэра, что тот будет другом ее сыну-безотцовщине. Веселая и безалаберная, она нянчила Дэра в раннем детстве, но за свою жизнь много раз попадала в переделки и в таких случаях неизменно обращалась к семье Корлетт за помощью и поддержкой. Плодом одной из многих незаконных связей Доррити и был Нед, которому недавно исполнилось двадцать. От матери он унаследовал веселый нрав и приветливую улыбку, что сделало Неда всеобщим любимцем.

– Мейнштир Дэр, – крикнул он сверху, – я тут для вас такой камешек нашел, просто чудо.

Нед считал все блестящие камешки драгоценными, пусть даже это были всего лишь кристаллы обычных минералов. Как и его товарищи рудокопы, Нед получал дополнительную плату за то, что снабжал хозяина кристаллами пирита, кальцита, кварца и шпата. Дэр приветствовал любое пополнение своей коллекции, которую начал собирать еще мальчишкой.

Камень, найденный Недом, переходил из рук в руки, пока Дэр не получил его от Тома Лейса. Он поднес камень поближе к фонарю. Похоже, это был доломит, однако Дэр не мог этого утверждать, пока не рассмотрит находку при дневном свете.

Они с Мелтоном начали свой медленный и тщательный обход с нижнего уровня, постепенно поднимаясь по лестницам все выше. У самого выхода свежий воздух ударил Дэру в лицо. Ему нравилось выходить из шахты, так же как и спускаться в нее. Высокая труба теперь уже не изрыгала черного дыма, так как переплавку руды Дэр перевел в Рамси, поближе к порту. Оттуда его судно «Доррити», груженное слитками свинца, совершало регулярные рейсы по морю в Ливерпуль.

По дороге в контору англичанин сообщил Дэру:

– Вчера познакомился с дамой, снявшей ваш коттедж.

– Она приходила сюда? – В голосе Дэра прозвучали недоумение и, пожалуй, неудовольствие.

– Я встретил ее, когда она совершала прогулку по долине, я как раз шел из плавильни. Она сказала, что сняла Гленкрофт на короткий срок.

– Очень короткий.

Еще три недели он вынужден терпеть присутствие миссис Джулиан в коттедже, моля небеса, чтобы она не попросила продлить аренду. Дэр ни разу не останавливался возле коттеджа, даже не проезжал мимо, опасаясь столкнуться с ней. На рудник он следовал обходной дорогой. Переезжал через речку по новому мосту и сворачивал на гравийную дорогу, которая вела от его конюшни к холмам, где проводились изыскательские работы на руднике.

– Очаровательная женщина, – заметил Мелтон. «Даже слишком, – подумал Дэр. – Миссис Мелтон явно не одобрила бы этого восхищенного тона».

Они остановились возле кузницы, где кузнец с закопченным лицом ковал кайла и лопаты и чинил поломанные инструменты. Возле мастерской плотника громоздилась груда свежих бревен, которые предстояло распилить на брусья и доски для креплений, помостов и новых флотационных установок. Дэр осмотрел работающее деревянное водяное колесо, основное устройство его маленького, но успешного предприятия, и ощутил удовлетворение.

Громкие, возбужденные крики прервали комментарии Мелтона по поводу нынешних цен на свинцовую руду. Мимо пробежали рабочие с флотационной установки, и Дэр успел заметить, что лица у них испуганные и встревоженные.

Несчастный случай на одном из уровней?

Дэр и управляющий поспешили вернуться к шахте.

– Что случилось? – спросил Дэр у сгрудившихся вокруг лестницы людей.

– Том Лейси просит помощи. Кто-то упал с платформы.

– Кто?

Наверху этого пока не знали.

Том Лейси работал возле помоста с Недом Кроуи.

Холодный, мучительный страх охватил Дэра. Он испытал бы такое же чувство, с кем бы ни случилась беда, однако после смерти Доррити у Неда не осталось никого, кто мог бы позаботиться о нем. Или похоронить.

Ожидание казалось непереносимым. Заметив состояние хозяина, рабочие принялись успокаивать его, уверяя, что все обойдется. Дэр делал вид, что верит, но страх возрастал с каждой секундой, которые отсчитывали его золотые часы.

По лестнице быстро поднимался кто-то из шахтеров.

– Они готовят его к подъему.

– Кого?

– Недди Кроуи.

Шахтер снял каску. Это оказался Джон Сейл. Сощурив глаза от дневного света, он отыскал взглядом Дэра.

– Мейнштир, парень упал, – озабоченно произнес он и добавил еще одну фразу по-гэльски, которую не мог понять Мелтон.

– Что он говорит? – Мелтон нетерпеливо взглянул на Дэра.

– Он говорит, что, по его мнению, Недди погиб, – машинально перевел оцепеневший Дэр, а шахтер снова начал спускаться по лестнице во тьму.

Всего какой-то час назад Нед весело смеялся над рассуждениями Джона Сейла по поводу опасностей шахтерской профессии.

«Только бы он выжил, – молил небеса Дэр. – Только бы выжил, и я не допущу, чтобы он еще хоть раз спустился в шахту».

– Если они не могут поднять Неда по лестнице, – сказал кузнец, – то можно поместить его в большую бадью, и мы поднимем его по стволу, как поднимаем камни.

– В этом нет нужды, – вмешался в разговор плотник, протиснувшись сквозь толпу. – Том Лейс уже поднимает его на собственной спине. Не бойтесь, мейнштир, я эту лестницу построил на совесть, крепче не бывает.

Дэр увидел голову Тома, волосы парнишки были мокрыми и спутанными. Шахтер поднимался медленно, ступенька за ступенькой, одной мускулистой рукой обхватив тонкое тело юноши. За ними шел еще один человек, поддерживая бессильно свисающие ноги пострадавшего.

Полдюжины рук протянулось к Пейсу, чтобы помочь ему подняться из шахты на поверхность вместе со своей ношей. Когда Неда уложили на травянистый склон, голова юноши безвольно откинулась назад. Кроваво-красные ссадины казались особенно яркими на мертвенно-бледном лице; нос заострился, без следа исчезла такая привычная на этом лице улыбка.

Дэр просунул руку под намокшую рубашку Неда. Неглубокое дыхание, слабое сердцебиение... но и это надежда.

– Да, он пока еще с нами, – произнес Том Лейс. – У него соскользнула нога, он упал. Рука сломана. Может, и ноги тоже.

– Он уже никогда на свои ноги не встанет, – мрачно проговорил Джон Сейл. – Душа его на пути к встрече с его несчастной матерью.

– Заткнись ты, Сейл! – рявкнул Мелтон. – Иначе тебя оштрафуют на сегодняшний заработок. Подвези сюда двуколку хозяина, да поворачивайся поживей!

– Дорога плохая, – сказал Дэр, когда самые сильные мужчины стали устраивать так и не пришедшего в сознание юношу в двуколке. – Если его везти в Рамси, ему только хуже станет. Гленкрофт совсем близко, и там миссис Стоуэлл.

– Я, пожалуй, съезжу за доктором Керфи? – полувопросительно произнес Мелтон.

– Я съезжу сам. А вы оставайтесь здесь и поддерживайте порядок. Дело есть дело. Не знаю, пополним ли мы сегодня добычу свинца, но пусть люди вернутся к работе. И велите плотнику привести в порядок помост.

– Мейнштир. – Том Лейси выступил вперед. – Я останусь с Недди. Он мой напарник.

– Ты нужен здесь, Том, чтобы показать, как именно все произошло. – Дэр посмотрел на огорченное лицо Тома и добавил: – Помоги мне, друг. Нед поблагодарит тебя, как только будет в силах. Мистер Мелтон попозже отпустит тебя, и тогда отправляйся в Гленкрофт. Но сначала пойди переоденься в сухое, не то, не дай Бог, простудишься.

Дэр забрался в двуколку и взялся за поводья; очень осторожно он правил одной рукой и ехал медленно. Другой рукой Дэр поддерживал неподвижное тело Неда, стараясь оберегать сломанную руку юноши. И хотя тот не мог его слышать, Дэр не умолкая разговаривал с ним.

– Если бы твоя матушка больше прислушивалась к своей голове, чем к своим чувствам, жизнь ее сложилась бы куда легче. Однажды она сбежала с главным лакеем герцога Девонширского – красивая ливрея покорила ее сердце. Потом, вернувшись, она мне говорила: «Когда он разделся, то выглядел намного хуже». Мать гордилась тобой, Недди, я это знаю. Не стыдилась ни твоего появления на свет, ни того, что у нее нет на пальце обручального кольца.

Обещание, данное Доррити, в эти минуты лежало у Дэра на сердце тяжким грузом.

Гленкрофт, столько дней игнорируемый и объезжаемый стороной, был сейчас желанной пристанью. Дэр подъехал прямо к двери; двуколка сминала колесами полевые цветы, столь нежно любимые временной обитательницей коттеджа. Со скотного двора с важным видом вперевалку вышел гусь, непрерывно гогоча.

– Миссис Стоуэлл! Донни! – громко позвал Дэр, стараясь перекричать гуся.

Первым, кто откликнулся на его зов, была особа, которую он вовсе не желал видеть, – Ориана Джулиан.

Она появилась из густых зарослей вьющихся растений возле южной стены коттеджа; в руке у нее бьши садовые ножницы.

– Сэр Дэриус! – Тут она заметила бесчувственное тело в двуколке, и ее удивление сменилось испугом. – Что случилось?

– Один из моих рудокопов получил увечье. Где миссис Стоуэлл?

– На кухне. Ох, бедняжка.

Она пробормотала что-то насчет свободной спальни и чистых простыней и поспешила в дом.

Дэр испытал огромное облегчение, когда появилась миссис Стоуэлл. Не важно, что у миссис Стоуэлл все лицо в морщинах, крючковатый нос, а на носу очки – лишь бы не иметь дела с истеричной дамой, готовой вот-вот хлопнуться в обморок. Он сейчас слишком расстроен, чтобы вести себя любезно.

Старая экономка положила морщинистую руку на лоб Неду, произнесла молитву по-гэльски, потом сказала:

– Его нужно вытереть насухо и согреть. Вносите его в дом, мейнштир, Донни поможет вам поднять его по лестнице.

С помощью конюха Дэр внес пострадавшего в комнату наверху и положил на постель. Миссис Стоуэлл до воспользовалась своими портняжными ножницами, чтобы разрезать мокрые куртку и рубашку. Миссис Джулиан тем временем подбросила побольше сухих брикетов торфа в камин, разожгла огонь посильнее и спросила:

– Есть поблизости человек, разбирающийся в медицине?

– Доктор Керфи, – ответила миссис Стоуэлл, стаскивая с Неда чулки. – В Баллакилигане, это по дороге на Салби.

Дэр не сразу сообразил, что намерена делать англичанка, но, услышав, как она быстро спускается по лестнице, поспешил догнать ее, она уже стояла у выхода, успев взять со столика шляпу и перчатки.

– Вы не знаете дороги и не найдете дом в Баллакилигане.

– Так объясните мне, как его найти, – спокойно предложила она.

– Поеду я. Останьтесь здесь и постарайтесь быть полезной, это лучшее, что вы можете сделать.

Едва Дэр вышел из дома, за ним, издавая все тот же адский гогот, побежал озлобленный гусь. Дэр вскочил в двуколку и оглянулся. Зрелище изысканно одетой Ориа-ны, пытающейся взмахами своей полупрозрачной юбки отогнать сердитую птицу, вызвало у него, несмотря на тяжесть на сердце, невольную улыбку.

Доктор Керфи был дома и занимался прополкой салата-латука на грядках.

– Нед уже заговорил? Открыл глаза, пришел ли в себя? – стал он задавать вопросы.

– Нет. Он дышит, но слабо. Лежит в Гленкрофте. Доктор отряхнул землю с ладоней.

– Пойду соберу инструменты.

К тому времени как они добрались до коттеджа, у Феджак вся морда была в пене, а бока блестели от пота. Миссис Джулиан вышла их встретить.

– Нед приходил в себя, – сообщила она, – но на очень короткое время. Скорее поднимайтесь наверх, сэр Дэриус. Я позабочусь о вашем пони.

Пока врач осматривал Неда, Дэр стоял у окна и наблюдал за тем, как Ориана быстро и умело обтирает Феджак куском холстины. Он никак не мог взять в толк, где эта лондонская дама научилась ухаживать за лошадьми. Но что он, собственно, знает о ее жизни? Только то, что она была замужем и овдовела. И могла бы выйти замуж еще раз. Если бы захотела.

С кровати до него донесся невнятный стон.

Доктор Керфи, ощупывая верхнюю часть левой руки Неда, сказал:

– Я должен наложить повязку на место перелома до того, как Нед обретет полную чувствительность. Миссис Стоуэлл, мне нужны полотняные бинты и вода, смешанная с уксусом. Я покажу вам, как бинтовать предплечье.

– Когда он придет в сознание? – спросил Дэр.

– Это вопрос времени, но я думаю, к ночи. Если же есть травма мозга... – Врач помолчал и добавил более сердечным тоном: – Но я не теряю надежды и вам не советую, сэр Дэриус.

Таким образом, чтобы наблюдать и ждать, он, Дэриус, должен был остаться в Гленкрофте.

Когда миссис Джулиан присоединилась к наблюдательному посту в комнате раненого, Дэр заметил на одном рукаве у нее мокрые пятна, и на юбке тоже. Щеки у нее мило раскраснелись от хлопот и беготни. Выслушав мнение врача, она опечалилась, но не сказала ни слова и только кивнула с понимающим видом.

– Я не уверен, что он скоро встанет, – предупредил доктор Керфи.

– Он может оставаться здесь сколько понадобится. Сэр Дэриус, если необходимо освободить коттедж, я сделаю это безотлагательно.

Ее благородство пристыдило Дэра.

– Я не имею намерения причинять вам еще и такие неудобства, – сказал он и, чтобы не смотреть ей в глаза, наклонился и взял безвольную руку Неда в свою.

Пальцы юноши дрогнули, потом слабо сжали руку Дэра.

– Голова болит, – прошептал Нед.

– Ничего, ничего, – обрадованно произнес врач. – Это обнадеживает. – Он приложил ладонь ко лбу больного. – Недди, мальчик мой, лежи спокойно. Ты упал и поранил плечо. У тебя перелом. – Последние слова он повторил по-гэльски.

Нед открыл глаза и обвел взглядом лица присутствующих.

– Мама, – проговорил он.

– Разум его затуманен, и это продлится еще некоторое время, – понизив голос, пояснил доктор Керфи.

– Твоей мамы нет, – сказала миссис Стоуэлл. – Здесь сэр Дэриус, а я буду ухаживать за тобой. Ведь я нянчила тебя совсем малышом, когда бедняжка Доррити была на работе. Но ты сейчас этого не помнишь.

– Имбирный пряник. Вы мне дали пряник.

– Это верно. И если ты будешь вести себя так, как велит доктор, и лежать спокойно, пока он не вылечит твою руку, я испеку для тебя столько пряников, сколько ты захочешь.

– Да. А я буду играть на своей скрипке для вас и мейнштира Дэриуса.

Никто, разумеется, не счел возможным напомнить ему, что до того времени немало воды утечет.

Присутствие Неда Кроуи в доме изменило спокойное течение жизни Орианы, теперь у нее была масса дел. Так же как сэр Дэриус и миссис Стоуэлл, она прилагала все усилия, чтобы облегчить положение больного и соблюсти строгие предписания доктора Керфи. Она вообще привыкла быть занятой, и ее несколько тяготили дни полного безделья и праздные вечера. В Лондоне она обычно обедала с друзьями у себя дома или у кого-нибудь из них, и если сама не выступала на сцене, то посещала другие театры. Во время скачек светская жизнь ее становилась особенно оживленной.

В то время как баронет кормил Неда супом с ложки, а миссис Стоуэлл хлопотала на кухне, Ориана рвала старые простыни на бинты для свежих повязок. Позже экономка приносила в комнату Неда поднос с едой и бутылку вина для сэра Дэриуса. Ориана, как правило, обедала в одиночестве, глядя в окно на темнеющие склоны Скайхилла. Короткий час отдыха она проводила, сидя на неудобном стуле в гостиной и перечитывая сонеты Бена Джонсона. Единственное удобное кресло она велела отнести наверх – баронету оно было нужнее, чем ей.

По пути к себе в спальню Ориана заглянула в комнату больного. Сэр Дэриус сидел в кресле, сняв куртку и положив обутые ноги на сундук с одеялами. Сидел и смотрел на распростертое на узкой кровати неподвижное тело Неда, до подбородка укрытое простыней.

Ориана хотела уйти незаметно, но наступила на скрипнувшую под ее ногой половицу.

Темноволосая голова резко дернулась в ее сторону.

– Входите.

Ориана решила не обижаться на его повелительный тон.

– Я не могу предложить вам рома или бренди, но здесь еще осталось вино. – Она взяла со стола пустой стакан и наполнила его для Дэра. – Я пошлю завтра Донни к вам домой за сменой одежды и за всем, что еще понадобится.

– Что у вас за книга?

– Мой любимый поэт. Хотите оставлю вам?

– Вряд ли я смогу сосредоточиться на чтении. Наклонившись, Ориана коснулась его сапога:

– Их надо снять. Вы можете разбудить Неда, если станете ходить в сапогах по деревянному полу.

– Вы очень предусмотрительны, – заметил он.

– Моя мать была тяжело больна в последние годы жизни. Поднимите ногу. – Она ухватилась одной рукой за подошву, а другой – за каблук и стянула сапог, ловко и осторожно. – Теперь второй.

– Вы явно делали это раньше.

– Для отца. И для Генри.

– Вашего мужа?

Ориана кивнула. Несколько раз она оказывала эту услугу еще одному человеку. Мысли Орианы вернулись к той ночи, когда Томас Теверсал настоял, чтобы она раздела его с головы до ног. Сначала она сняла с него сапоги, потом галстук, рубашку, брюки и чулки. А он поднял ее на руки и отнес в постель. Потом она спросила, будут ли их любовные ласки такими же восхитительными, когда они поженятся. Он заверил ее в этом, заглушив вопросы жаркими поцелуями.

Спокойный мужской голос прервал болезненные воспоминания Орианы.

– Ваш отец жив?

– Он умер, когда мне было одиннадцать лет. В своем доме на улице Дюкале.

– В Париже?

– Нет, в Брюсселе. Его смерть была внезапной и совершенно неожиданной. Маме в этом смысле не повезло, она болела долго и мучительно.

Сочувствие, смягчившее выражение его темных глаз, отрезвило ее. Ориана мысленно отругала себя за излишнюю доверчивость, понимая, как она опасна.

Впрочем, вряд ли этот уроженец острова Мэн что-то слышал об обстоятельствах смерти ее отца. Кроме семейства Боклерк, никто не знал, что любовница герцога и его незаконная дочь сопровождали его тело в Англию. Герцога похоронили в Вестминстерском аббатстве, поблизости от его столь же небезупречного прадеда короля Карла II Стюарта.

Взяв со столика свою книжку, Ориана сказала:

– Если вам будет от меня что-нибудь нужно, дайте знать.

– Мне нужно ваше общество. – Неслышно ступая по полу в чулках, Дэр подошел к постели Неда. – Паренек спит крепко, наш разговор ему не помешает.

Обернувшись к Ориане, Дэр предложил ей кресло, а сам уселся на сундук. Ориана легко могла объяснить его потребность в общении: сколько бессонных и одиноких ночей провела она у постели больной матери!

– Как хорошо, что у Неда такой заботливый наниматель!

– Его мать Доррити служила у моих родителей еще раньше, чем оказалась участницей того любовного приключения, в результате которого Нед появился на свет. Моя мать была в ужасе от ее безнравственности, но никогда не отказывалась вновь принять ее на службу. Мы все любили Доррити. – Его широкие плечи высоко поднялись во время вдоха и опустились при выдохе. – Нед непременно хотел работать в шахте. Ему было неинтересно заниматься строительством, работать в плавильне, короче, он отказывался от всех других моих предложений. Прогнать его я не мог. Мой долг – заботиться о нем, такое обещание я дал его матери, когда она лежала на смертном одре. И вот теперь я чувствую себя ответственным за произошедшее с ним несчастье.

– Вы не должны себя упрекать.

– Но я упрекаю, – проговорил он после небольшой паузы. – Каждый шахтер имеет право на безопасность. Люди выбирают эту работу, так как нуждаются в деньгах. Я не получаю пока что прибылей и не знаю, когда они у меня будут. Мой дед Корлетт создавал благотворительные учреждения, больницы, работные дома по всему Дербиширу в помощь нуждающимся. А я могу лишь похвастаться своим свинцовым рудником на острове Мэн. И это по моей вине Нед лежит здесь с переломом и мучается от боли.

– Это несчастный случай, – не уступала Ориана. Сама обремененная чувством вины, она не знала, чем бы еще утешить Дэра: – Он поправится. Вам это сказал врач.

– Родительские обязанности требуют большой силы духа. Не уверен, что я когда-либо буду к ним готов.

– Так вы намерены жениться? – удивленно спросила она.

Дэр покачал головой:

– Право, не знаю, но думаю, что нет.

Он наклонился вперед, темные глаза, окаймленные черными ресницами, пристально вглядывались в лицо Орианы.

– Я ждал, когда моя истинная любовь найдет меня, – женщина красивая, обаятельная и умная.

У Орианы замерло сердце, когда она встретилась с его затуманенным взглядом. Кажется, он собирается еще раз поцеловать ее? Позволить или нет? Ощущая частые удары своего сердца, она не знала, какое принять решение. Обычно она давала резкий отпор малознакомым мужчинам, если те проявляли подобные намерения.

– К тому же, – медленно продолжал Дэр, – моя нареченная должна обладать безупречным происхождением, незапятнанной репутацией и состоянием, превышающим мое. Мне очень жаль разрушать ваши надежды, миссис Джулиан, однако до тех пор, пока мне не встретится этот образец совершенства, я останусь холостяком.

Смысл его гладкой речи был совершенно ясен. Она, Ориана, неподходящая кандидатура на роль леди Корлетт. Самодовольный индюк, он вообразил, будто она хочет выйти за него замуж!

Гордость ее взбунтовалась, Ориана резким рывком поднялась с кресла.

– Ваши матримониальные требования меня ни в малейшей степени не занимают, сэр Дэриус, – отрезала она и, высоко подняв голову, направилась к двери. – Кстати, позвольте дать вам совет, когда вы встретите прекрасную даму своей мечты, попробуйте поставить ее интересы выше своих, и тогда вы получите шанс завоевать ее сердце. Желаю вам доброй ночи, сэр!

Ориана громко захлопнула за собой дверь и тотчас пожалела об этом, услышав болезненный вскрик Неда и затем голос баронета, успокаивающего больного.

«Мое убежище уже небезопасно», – с горечью подумала она.

Ориана едва знала сэра Дэриуса и вовсе не хотела видеть его своим супругом. Однако утверждение, что, по его меркам, она ему в жены не годится, задело за живое. Даже не зная, кто она на самом деле и какова ее профессия, Дэриус, пусть и случайно, ударил по больному месту. Вконец расстроенная, Ориана удалилась к себе и легла в холодную, одинокую постель.

Глава 4

Ориана, полная враждебного отчуждения, заняла свое место за обеденным столом. Мужчина, с которым она больше не хотела видеться, сидел напротив нее, и Ориане понадобились все годы ее театральной тренировки, чтобы держаться с ледяной вежливостью. Он и без того придерживается достаточно скверного мнения о ней, чтобы она опускалась до плохих манер. Кроме того, у Орианы было перед ним то преимущество, что она проспала ночь в нормальной постели и одета в свежее платье, а его измятая одежда явно свидетельствовала о перенесенных им в течение ночи неудобствах. Однако его небритая физиономия служила для Орианы еще одним доводом в пользу его мужских достоинств. Высокий, уверенный в себе, широкоплечий... Эта комната казалась слишком тесной для него.

Дэр потянулся к блюду овсяных лепешек, поставленному миссис Стоуэлл на середину стола, но вдруг задержал руку.

– Я вел себя бестактно накануне вечером, миссис Джулиан. Видимо, утратил способность к трезвому суждению под влиянием тяжелых событий вчерашнего дня, да и час был очень поздний.

Его неловкая попытка извиниться за грубость не смягчила Ориану. Нескольких покаянных фраз недостаточно, чтобы она могла забыть о подобном оскорблении. Дэр счел ее недостойной положения, которого она не искала, и это злило ее куда больше, чем их первая встреча, когда он поцеловал ее с такой необузданной страстью, что это доставило ей, пожалуй, слишком большое наслаждение.

– Я предлагаю вам, сэр, забыть о нашем разговоре. Как сегодня чувствует себя Нед?

– Он не проявил никакого интереса к завтраку, которым пыталась накормить его миссис Стоуэлл, и сказал, что у него все болит. Нед не помнит ни того, как упал, ни подробностей вчерашнего дня.

– Доктор Керфи предупреждал, что память его может пострадать, – напомнила Ориана, наливая себе чаю.

– Том Лейс, конечно, уже успел распространить новость о несчастье с Недом. Возможно, он сам и еще несколько шахтеров заглянут сюда. Они славные люди, но на ваш утонченный взгляд и слух могут показаться несколько грубоватыми.

– Если они будут говорить по-гэльски, я вряд ли пойму хоть слово, – резонно возразила Ориана. – Да я и не особенно привередлива по отношению к обществу, которое мне приходится разделять.

– Я это заметил. – Дэр провел рукой по небритому подбородку. – Ведь несмотря на вызывающие ваше недовольство поступки, вы пока не выдворили меня из Глен-крофта.

Его открытая улыбка вывела Ориану из равновесия. Она ощутила прилив эмоций, достаточно сложных и противоречивых.

– Как вы сами предложили, о моих неуместных замечаниях лучше всего забыть, – продолжал Дэр. – Питаю надежду, что они могут быть прощены.

«Совесть его неспокойна, он жаждет отпущения грехов, – сердито подумала Ориана, – но, сказать по правде, он этого не заслуживает».

– Не будете ли вы любезны передать мне молочник со сливками? – попросила она и, невнятно пробормотав слова благодарности, обратила все внимание на еду. Ее тарелочка для хлеба была менее занимательным, однако гораздо более безопасным объектом для наблюдения, нежели смуглое лицо баронета.

В течение нескольких минут Ориана предавалась фантазиям о том, как ее красивый сосед по столу безнадежно влюбится в нее. Представляла себе его полные страсти взгляды, сказанные горячим шепотом нежные слова, горячие поцелуи, отчаянные уговоры – все то, от чего она станет отказываться с полной достоинства грацией. И вот, отклонив в высшей степени лестное предложение выйти за него замуж, она поднималась на корабль, отплывающий в Англию, оставив на пристани в Рамси обезумевшего от несчастной любви сэра Дэриуса.

Наслаждаясь такими мстительными мечтаниями, Ориана вдруг заметила, что в окно заглядывает незнакомый человек в потрепанной одежде. Он постучал по стеклу и кивнул ее сотрапезнику.

– Том Лейс, он хочет меня видеть, – счел необходимым пояснить Дэр, вставая из-за стола.

Потом Ориана услышала мужские голоса и топот обутых в сапоги ног на лестнице.

Мысленно пережитое ею возмездие невозможно. Сколько бы она ни злилась, она все же не в состоянии последовать примеру Томаса Теверсала и терзать баронета с тем же двуличием, с каким было разрушено ее собственное счастье. К тому же если она попытается флиртовать с сэром Дэриусом, то тем самым подтвердит его дикое предположение, будто она его домогается.

«Мужчины, – раздраженно думала она, – вечно портили мне жизнь». Если бы отец поместил ее в монастырь в Брюсселе, а не поддержал план матери готовить ее к сценической карьере, жизнь ее сложилась бы гораздо проще. Однако Ориана тут же пришла к выводу, что врожденная живость натуры и склонность к приключениям сослужили бы ей плохую службу в монастыре.

Ей очень хотелось получить доступ к какому-нибудь музыкальному инструменту, разучить новую музыкальную пьеску или поупражняться в вокализах. Это помогло бы ей избавиться от дурного настроения.

Облака, клубящиеся над Скайхиллом, сулили дождь, стало быть, на прогулку не выйдешь. Студеный воздух может повредить голосовым связкам и даже легким, а длительное пребывание на холоде скажется на ее выступлении в будущем концерте.

Встав из-за стола, Ориана прошла в гостиную писать письма своим друзьям в Англии. От увлекающихся спортом двоюродных братьев, лорда Берфорда и лорда Фредерика Боклерка, она потребовала новостей о скачках. Их отцу, герцогу Сент-Олбансу, нацарапала извинение по поводу того, что не сможет из-за участия в концерте присутствовать на торжественном обеде в честь дня его рождения. Ее подруга Харриот, а также Майкл Келли могли бы сообщить ей сплетни из театральных и оперных кругов. Что касается лорда Раштона, его явно позабавит юмористическое описание ее деревенской жизни. Она подробно рассказала обо всех ее прелестях, неудобства же постаралась изобразить в сглаженном виде. И только Харриот Ориана откровенно поведала о самоуверенном, бесцеремонном, тщеславном и, на беду, необыкновенно привлекательном нарушителе ее уединения и погубителе ее покоя.

Видит Бог, он старался, старался как мог, но Ориана Джулиан попросту пренебрегла его извинениями. За долгую и бессонную ночь у постели раненого Дэр пришел к выводу, что высказанное им раскаяние было необходимым, однако выглядело, вероятно, не слишком убедительным и не соответствовало его подлинным чувствам. И твердо решил попытать счастья еще разок – вдруг да удастся пригладить взъерошенные перышки прекрасной леди.

Пока Том Лейс болтал с Недом по-гэльски, он раздумывал, какого рода дружеский жест или подарок помог бы ему заслужить прощение.

Она любит цветы, и пахнет от нее цветами, но такой подарок можно принять за прямое выражение любовных чувств.

Она любит животных. Дэр обратил внимание на то, с какой теплотой и грустью вспоминает она о любимцах ее детских лет. В доме у Бака Уэйли полным полно собак, может, он и уступил бы, скажем, одного из своих королевских спаниелей. Но и это не слишком удачно придумано. Ну, будет она годами вспоминать о нем каждый раз, как посмотрит на собаку или погладит ее. И что?

Она любит поэзию, однако книга стихов была бы тоже слишком личным преподношением. Дамских модных журналов в этой части острова днем с огнем не найти. Его собственный научный трактат по минералогии острова вряд ли вызовет у нее интерес.

Кусок свинцовой руды? Дэр усмехнулся, представив реакцию Орианы на подобный подарок.

После того как ушел Том Лейс, появился доктор Керфи и выразил удовлетворение состоянием пациента.

– Он проспал всю ночь? Дэр кивнул.

– А вот вы выглядите неважно. Я отсылаю вас в Рамси – это приказ врача. Миссис Стоуэлл здесь, и нет человека заботливее, чем она. Что касается миссис Джулиан, то я на месте Неда был бы только рад такой очаровательной сиделке. Не правда ли?

Дэр сообразил, что вопрос носит чисто риторический характер, и промолчал.

– Какая жалость, что у нее нет здесь никаких развлечений. Миссис Керфи тоже так считает. Как вы думаете, примет ли миссис Джулиан приглашение к нам на обед в Баллакилиган?

– Понятия не имею.

– Мы должны быть уверены, что она вернется в Англию, довольная нашим гостеприимством.

Дэр почувствовал укол совести из-за собственных недочетов в этом отношении и потому счел необходимым проводить доктора Керфи до самого порога. Пестрые полевые цветы покачивали головками на ветру, пока они стояли у крыльца, продолжая разговор. Потом врач сел на свою лошадь и рысью направил ее к дороге.

Дэр остался у крыльца и, глядя на цветы, вспоминал о том, как миссис Джулиан радовалась им. Но пока он раздумывал, не нарвать ли для нее букет, она отворила окно гостиной и окликнула его:

– Простите мою смелость, сэр Дэриус, могу ли я попросить вас о любезном одолжении?

– Все, что вам угодно, – поспешил заверить он.

– Когда вы вернетесь в Рамси, отправьте, пожалуйста, вот эти письма. – Она протянула ему пачку писем, а когда он взял их, поблагодарила и закрыла окно.

Дэр велел Донни Коркхиллу приготовить к поездке лошадь и двуколку. Он не последовал совету доктора и не поехал домой, вместо этого Дэр отправился в Дуглас. Погода благоприятная, почта в Уайтхэвен уйдет на корабле, отплывающем нынче вечером, и, стало быть, письма миссис Джулиан попадут именно в эту партию.

Дэр, сгорая от любопытства, решил взглянуть на адреса, по которым Ориана отправляла свою корреспонденцию, чтобы таким образом установить круг ее знакомых. С невероятным трудом разбирая ее чудовищно неразборчивый почерк, он прочитал имена и адреса:

Достопочтенному графу Бамфолду, «Жокей-клуб», Ньюмаркет, Суффолк

Лорду Фредерику Бирслипу, викарию Кимптона, Хартфордшир

Достопочтенному графу Растлипу, Гросвенор-сквер, Лондон

Мисс Харриот Меллон, 17, Раффл-стрит, Лондон Майка[2] Нелли, эсквайру, Лизард-стрит, Лондон Его светлости герцогу Столбарну, Макфилд-стрит, Лондон

Список впечатляющий, если не считать никому не известной мисс Меллон и джентльмена, носящего имя, которое совпадает с названием распространенного минерала. Дэр и представить себе не мог, что миссис Джулиан водит знакомство с герцогом, парочкой графов и наместником Кимптона, если хоть один из них состоит с ней в кровном родстве, то для него, всего лишь баронета, она птица слишком высокого полета, возможно, она и сама богата настолько, что служит приманкой для искателей фортуны.

Вспомнив свое идиотское поведение прошедшей ночью, Дэр пробормотал ругательство.

Однако если бы он даже поискал сведения в одолженной у кого-нибудь «Книге пэров», сомнительно, чтобы он обнаружил там Бамфолда, Бирслипа, Растлипа и Столбарна. Перебирая эту пачку писем, Дэр посылал ко всем чертям ту личность, которая не сумела научить Ориану Джулиан как следует писать. А ведь в руках у него находился ключ к ее прошлому и возможность выяснить, кто же она такая.

– Дэр Корлетт!

Он поднял голову и узрел перед собой улыбающегося Уэйли.

– Что привело тебя в город? Распутство?

– Рыцарское отношение к даме, – ответил Дэр, помахивая пачкой писем. – Я должен передать на почту вот это по просьбе английской леди, снявшей у меня на время Гленкрофт.

– Когда ты выполнишь поручение, давай зайдем в кабак, выпьем бренди и выкурим по сигаре.

Дэр сейчас весьма нуждался в том, чтобы чего-нибудь выпить, и чем крепче, тем лучше, поэтому он с удовольствием принял приглашение.

Нед Кроуи морщился, пока Ориана смазывала синяки и ссадины у него на щеке, но лежал неподвижен но, как статуя, когда она меняла повязку на сломанной руке. Ориана могла лишь догадываться, какую боль ему приходится терпеть. Она закончила процедуру, и Нед поблагодарил ее.

– А мейнштир Дэр вернется сегодня?

– Надеюсь, что так. А что означает слово «мейнштир»?

– Хозяин. – Нед вздохнул. – Он не позволит мне теперь работать на руднике.

– А ты бы хотел?

– Да. Но мейнштир Дэр этого не хочет, – произнес юноша с горестной покорностью.

– Ты сильно пострадал, Нед, понадобится немало времени, чтобы выздороветь.

– Я сам виноват в том, что поскользнулся и упал, но мейнштир Дэр винит себя. – Нед покачал головой. – Он считает, что не выполнил обещания, которое дал моей маме.

– А чем ты занимался до того, как пришел на рудник?

– Я скрипач, играл на свадьбах и поминках.

Его карие глаза сверкнули, и он хмуро взглянул на сломанную руку.

– Я тоже музыкантша, – доверительно сообщила Неду Ориана. – Играю на клавесине и на неаполитанской мандолине, это такой струнный инструмент. Очень люблю петь.

– Я так и думал, что у вас хороший голос. Хотелось бы вас послушать.

Ориана подвинулась к изножью его постели. Сложила руки перед собой. «Прочь, унылая забота» – вот, пожалуй, самая подходящая песня для них обоих. Она выводила ноту за нотой, а Нед отбивал пальцами здоровой руки такт на стеганом одеяле.

Это были самые приятные часы из всех проведенных ею в Гленкрофте. Ориана пропела весь свой репертуар произведений, исполняемых а капелла, то есть без музыкального сопровождения. Голос ее наполнял маленькую комнату, и Ориана от души радовалась внимательному слушателю.

– Как называется эта последняя песня? – спросил Нед, когда она умолкла.

– «Торжество любви».

– Люди платили бы большие деньги за такое пение, – произнес Нед самым серьезным тоном.

Ориана едва удержалась от смеха. В удачный год она зарабатывала пением больше тысячи фунтов.

– Там, где я живу, выступление на публике считается неподходящим для леди, – сказала она.

– Хотите, я научу вас нескольким мэнкским песням? – предложил Нед. – Пока у меня не заживет рука, я не смогу играть. Но я могу напеть мелодию.

– Сделаешь это, когда немного окрепнешь, – сказала Ориана. – А теперь тебе пора спать. Как-нибудь потом я почитаю тебе смешную пьеску или странички из романа.

Ориана всегда брала с собой в поездки книги, написанные ее литературными знакомыми, миссисИнчболд и миссис Робинсон.

– Я был бы очень рад.

Ориана поправила простыни, взбила подушку и вышла из комнаты в самом радужном настроении. Она решила прогуляться, уйти подальше и полюбоваться красотами природы, которые привлекли ее сюда. К тому же ей хотелось исчезнуть до того, как явится в Гленкрофт «мейнштир Дэр», как называл его Нед. Чем меньше она будет с ним видеться, тем лучше. Ориана прошла совсем небольшое расстояние по берегу реки, как вдруг увидела местную жительницу, которая вела на веревке козу очень необычного вида, с длинной коричневой шерстью и короткими острыми рогами. Улыбнувшись, Ориана выразила свое восхищение этим экзотическим животным и была крайне удивлена тем, что босоногая женщина протягивает ей веревку.

– Мне не нужна коза, – попыталась отказаться Ориана. Но женщина, мешая гэльские слова с неправильными английскими, втолковывала ей, что раз она из Кройт-ни-Глионней (Ориана подтвердила, что она действительно сейчас там живет), значит, коза для нее всего за четыре шиллинга.

– Хорошая коза. – Женщина подняла четыре растопыренных пальца. – Четыре шиллинга, четыре.

Дойная корова, гусь, а теперь еще коза – и такая уморительная.

Ориана шла и негромко смеялась. Ее знатные кузены и Хэрри Меллон, да и граф Раштон, не поверили бы ушам своим, услышав, что вместо пылких обожателей Анна Сент-Олбанс коллекционирует животных.

Глава 5

Дэр не вылезал из постели до самого полудня и после столь долгих часов крепкого сна почувствовал себя лучше. Уингейт побрил его, помог одеться и сообщил текущие новости с места затянувшихся боевых действий между кухаркой и мясником.

– Миссис Креллин снова жалуется на то, что пол в кухне неровный, – добавил он.

– Заверьте ее, Уингейт, что на вилле все полы исключительно ровные.

– Совершенно верно, сэр, но она, я думаю, хотела бы знать, когда вы покинете этот дом.

– Будь я проклят, если мне это известно. – Уингейт держал перед ним серую куртку для верховой езды, и Дэр сунул руки в рукава. Подошел к зеркалу и вгляделся в свое изображение. Его стремление выглядеть сегодня как можно лучше было связано с желанием добиться прощения миссис Джулиан. Оделся он очень тщательно, быть может, хорошо подобранный костюм склонит ее к милосердию.

Дэр был уверен, что лошадь, на которой он приедет, произведет на нее впечатление. Энвой был самым известным – и желаемым – конем на острове. Своего рода аристократ среди лошадей, вороной с отличной осанкой, изящной и благородной поступью.

Длинношеяя гусыня, его личный враг, возвестила о его приезде в Гленкрофт громким гоготом и неистовым хлопаньем крыльями. Косматая мэнкская коза, привязанная к коновязи, громко заблеяла.

– Когда это чудо успело поселиться здесь? – спросил Дэр у Донни Коркхилла.

– Миссис Гилл привела ее недавно и сказала, будто хозяйка предложила за нее четыре шиллинга. Миссис Стоуэлл отдала ей деньги.

Дэр нашел экономку в кухне, где та месила тесто.

– Недди гораздо лучше сегодня, – сообщила миссис Стоуэлл. – Оно и неудивительно, ведь хозяйка все утро пела ему.

– Пела?

– Да, и голос у нее просто ангельский. Я и не думала услышать такое, пока не попаду в Царство Небесное. Может, он у нее потому такой нежный, что ест она очень по-чудному. Говядины в рот не берет, только рыбу и домашнюю птицу. Думаю, оттого у нее и кожа такая белая и нежная. – Она вытерла испачканные в муке руки полотняной салфеткой и добавила: – Я тут испекла овсяные лепешки, мейнштир, вы скажите Недди, что я принесу их ему с пахтой, как только поставлю тесто подходить.

Войдя в их общую с Недди спальню, Дэр пришел в восторг оттого, что молодой рудокоп сидит на постели, опершись спиной на подушки.

– Как хорошо, что ты уже поправляешься, – сказал он, придвигая кресло к кровати.

– Это и вправду хорошо. Мне понадобятся силы, ведь бенайнштир хочет, чтобы я научил ее всем моим песням. – Смущенно улыбнувшись, он попросил: – Вы не могли бы найти гребешок для меня, прежде чем она снова придет сюда? Вид у меня, наверное, устрашающий.

Дэр подумал, что он не единственный, чей душевный покой нарушила миссис Джулиан. Нед вдруг рассмеялся – сдержанным негромким смехом.

– Вы только не подумайте, мейнштир Дэр, что она покорила мое сердце. Да и она никогда не увлеклась бы искалеченным рудокопом. Она настоящая английская леди, самая красивая из всех, кого я знал. Ее пение так прекрасно, что мне хотелось плакать, когда я ее слушал. И при этом она обращается со мной, как с ровней. Как и вы, мейнштир Дэр.

Миссис Стоуэлл принесла на тарелке целую гору обещанных лепешек и кружку с пахтой.

– Где миссис Джулиан? – спросил у нее Дэр.

– Пошла прогуляться. Пора бы уж ей и вернуться. «Одна среди холмов», – с тревогой подумал Дэр.

– Пожалуй, стоит ее поискать, – сказал он. Хорошо, что он приехал в Гленкрофт верхом, а не в двуколке – легче будет заниматься поисками в здешних окрестностях.

Дэр вернулся на конюшню и вновь оседлал Энвоя. Скоро он добрался до каменного перехода через горный поток, которым пользовались многие поколения обитателей долины. Миссис Джулиан скорее всего тоже переправлялась здесь. Он представил себе, как она перепрыгивает с камня на камень, высоко поднимая юбки, чтобы не замочить их. По ту сторону потока начиналась широкая тропа, ведущая к его рудничным разработкам, Дэр посчитал, что Ориана пошла именно по ней, и послал коня вперед.

Он знал, как много опасных ловушек таит в себе этот прекрасный горный ландшафт. Тревожное предчувствие вспыхивало в нем с новой силой, когда он припоминал каждую заброшенную шахту, каждый подвал, сохранившийся на месте давно разрушенного дома. Извилистые, ступенчатые, предательские тропинки вполне годились для овец, но отнюдь не для ног хрупких лондонских леди, обутых в изящные туфельки. Если Ориана поскользнется или оступится, то вполне может вывихнуть колено или растянуть связки на своей очаровательной ножке.

Останавливаясь возле каждого коттеджа, Дэр расспрашивал фермеров на их родном языке, но никто не видел, чтобы леди из Гленкрофта проходила мимо. Глубоко суеверные, люди эти высказывали предположения, что она могла стать жертвой призраков, гномов или фей, обитающих в долинах и на холмах. Дэр сомневался, что подобные существа могли бы смутить душевный покой миссис Джулиан, – скорее она зачаровала бы их и подчинила себе.

Энвой уносил его все дальше и дальше в холмы, золотые от цветущего дрока, в зарослях которого паслись косматые овцы. В небе кружил сокол-сапсан, высматривая молодых кроликов – свою добычу. Извилистая тропа привела Дэра к отдаленным фермам, и здесь он наконец получил обнадеживающие сведения. Оказывается, Ориана Джулиан проходила через выгон, она остановилась ненадолго, чтобы угостить пони пучком сорванной ею свежей травы. На душе у Дэра стало спокойнее.

– Совсем недавно появилась она здесь, словно ниоткуда, эта фея из сказки. Я отослала своих ребятишек в дом, боялась, как бы эта волшебница не похитила их, – сказала Дэру жена фермера.

Слушая ее, он подумал, не захочет ли Ориана получить в подарок пони, потом спросил у суеверной женщины, куда направилась эта сказочная фея.

– А вон туда, – ответила та, указывая на тропинку, пересекающую луг.

Тропинка вывела Дэра на ту дорогу, по которой он следовал раньше, и Дэр надеялся, что скоро настигнет беглянку. Ожидания его оправдались.

Топот копыт Энвоя вынудил путницу остановиться и повернуть голову.

– Сэр Дэриус, – проговорила миссис Джулиан абсолютно безразличным тоном.

– Миссис Джулиан, – произнес в свою очередь Дэр и поклонился.

– Почему вы последовали за мной?

– Испугался, что могу потерять вас.

– Смею предположить, что вы были бы только рады этому.

Он склонился к ней с седла.

– Одна из здешних жительниц решила, что вы волшебница, задумавшая похитить ее детей.

– Я их даже не заметила. Пыталась завести дружбу с пони.

– Я так и предполагал. – Дэр улыбнулся. – Вы, вероятно, были настроены так же дружелюбно, когда предложили миссис Гилл четыре шиллинга за ее козу.

– Я никогда не видела коз такой породы и хотела объяснить ей это, а она решила, будто я намерена приобрести козу.

– Вы и приобрели.

– У этой козы весьма внушительный вид, – усмехнулась Ориана. – К тому же моя корова будет рада приятной компании.

– Я рад возможности поговорить с вами, – сказал Дэр. – Ведь я еще недостаточно извинился за те неуместные замечания, которые позволил себе сделать прошлым вечером.

– В дальнейших объяснениях нет нужды, я все отлично поняла. Вы считаете, что каждая женщина, с которой пересекаются ваши пути, хочет выйти за вас замуж.

В ее голосе Дэр ясно уловил почти издевательскую иронию.

– Отнюдь не самомнение, а собственный горький опыт вынуждает меня быть подозрительным, – попытался оправдаться Дэр. – Мое богатство – очевидный факт, и это оказывает влияние на других.

– Примите мое глубочайшее сочувствие. Я могу идти?

– Нет! – резко возразил он. – Я только Начал свое объяснение. Когда я понял, что вы вовсе не игрушка, ради забавы преподнесенная мне приятелями на день рождения, то решил, что вы одна из тех охотниц за деньгами, желающих склонить меня к законному браку, с какими мне уже приходилось встречаться. Я смотрел на вас не как на красивую женщину – а вы именно такая женщина, – а как на мой худший ночной кошмар.

– Не стоит мне льстить, сэр Дэриус. И что бы вы ни намеревались еще сказать, я не желаю вас больше слушать.

Она повернулась, чтобы уйти, но Дэр преградил ей дорогу. Схватив Ориану за руку, он с жаром заявил:

– Вы испытываете мое терпение в той же степени, как ваша чертова гусыня!

Окружающая их зелень отражалась в глазах Орианы, а лицо ее в полумраке леса светилось мягким светом, словно лепестки белых лилий. Дэром овладело неведомое прежде чувство, оно сжимало его сердце крепче, чем пальцы ее руку.

Ориана смотрела на него без малейшего страха.

– Это так важно для вас?

– До крайности важно. Могу я продолжать? Она кивнула.

Дэр подвел Ориану к невысокой межевой ограде, удобно усадил и отступил на шаг, чтобы собраться с мыслями.

– Мой дед Корлетт был женат на англичанке, наследнице большого состояния, и жил в Мэтлоке, самом сердце Дербишира с его горами и рудниками. Мой отец предпочел жизнь в наследственном поместье на острове и женился на уроженке Мэна. Я родился в Рамси, но образование получил в Рагби[3]. Во время каникул я обычно гостил у деда. В то время он строил для себя большой загородный дом, и я имел возможность наблюдать, как растет часть моих будущих владений. Позже я поступил в Эдинбургский университет, где изучал геологию и минералогию. Когда умер отец, дед настоял на том, чтобы я как следует познакомился со своими будущими обязанностями. Я изучил горное дело, можно сказать, досконально. Что касается светских успехов в окрестностях Дэмерхема, то я был осаждаем множеством юных леди, претендующих на внимание наследника Корлеттов.

Перед мысленным взором Дэра промелькнул образ – живое задорное личико с парой смеющихся глаз.

– Одна из них добилась успеха. Вильгельмина Брэдфилд, дочь разорившегося фабриканта фарфора. Черные кудри, ямочки на щеках, а кожа – как фарфор. – Опустив голову, Дэр посмотрел на свои стиснутые руки. – Флирт привел к ухаживанию. Отзывчивая девушка, семья ее была ко мне благосклонна. Однако Уилла не соглашалась на помолвку, пока не кончил свой долгий жизненный путь мой дед. Я унаследовал рудники, поместье и все деньги.

Ориана нарушила наступившее молчание словами:

– И вы поняли, что ей нужны только ваши деньги?

– Не тогда. В то время мне приходилось делить свое внимание между горнорудными разработками, моими геологическими изысканиями и проектированием дома, который я хотел построить для своей нареченной. Уилла никогда не жаловалась на мое вынужденное невнимание. Когда я был занят на своих свинцовых рудниках, составлял каталоги коллекции минералов или навещал мою мать, она чувствовала себя свободной и развлекалась со своим возлюбленным. Еще задолго до того, как она сделала ставку на меня, Уилла отдалась управляющему фабрикой мистера Брэдфилда. Когда дела у отца пришли в упадок, она как послушная дочь решила подчиниться желанию семьи и выйти замуж за деньги. Мои деньги.

– Она вас обманывала?

– Она не могла не рисковать. – Дэр тоже сел на каменную ограду и вытянул ноги перед собой. – Уилла зачала ребенка от своего любовника. Чтобы спасти себя от позора и не потерять деньги, она настаивала на свадьбе в самое ближайшее время. Я предпочитал подождать. Моя мать чувствовала себя в то время недостаточно хорошо, чтобы приехать из Рамси. Уилла дважды падала в обморок в моем присутствии, и я опасался за ее здоровье.

Но ее родители уверяли меня, что замужество все поставит на свои места. Никаких проволочек – они настаивали, чтобы я как можно скорей получил разрешение на брак. Я поспешил обратиться к епископу Дерби, – с горечью сказал Дэр.

– Не стоит рассказывать остальное, – мягко произнесла Ориана.

– Нет, я должен рассказать о том, о что до сих пор не рассказывал ни единой живой душе. Накануне свадьбы обнищавший, безработный любовник Уиллы приехал в Дэмерхем и повинился во всем. Если бы не он, то я оказался бы прикованным к женщине, которая не любила меня, стал бы законным отцом чужого ребенка. На той же неделе умерла моя мать, почила мирно, во сне. Слава Богу, она не узнала об этой постыдной истории. На ее похоронах я сообщил своим родственникам, что моя помолвка разорвана по обоюдному согласию. Тогда я и понял, что Уилла охотница за деньгами и что многим это известно.

– Ее двуличность и настроила вас против брака?

– Против корыстолюбия, – поправил Дэр. – Уилла представляла собой наиболее яркий случай, но были и другие. После того бывало, и не раз, что молодые леди проявляли ко мне внимание, но за их сияющими улыбками и скромно опущенными ресницами для меня скрывался расчет.

– Быть может, вы неверно судили о них? Как, например, обо мне.

– Сомневаюсь. – Дэр испытующе взглянул на Ориану. – Разве вам не случалось напрасно доверять изъявлениям любви и преданности ваших поклонников?

– Случалось, – призналась Ориана. – Но это не убило во мне надежды найти свое настоящее счастье.

– Полагаю, вы отождествляете брак со счастьем. Большинство женщин думают именно так.

– Даю вам слово, сэр Дэриус...

– Дэр.

– Сэр Дэриус, – с нажимом повторила Ориана, – я не домогаюсь ни ваших денег, ни ваших владений, ни вашего имени.

Он поверил ей.

– Подозреваю, что я вам не ровня. Мой дед стал баронетом уже в старости, и я всего лишь второй титулованный Корлетт. Среди ваших корреспондентов есть герцог и два графа, ваши знакомства намного выше моих. И я сомневаюсь, что в вашем прошлом есть хоть один эпизод, сходный с тем, о котором я вам рассказал.

Облачко набежало на красивое лицо Орианы.

– Если бы и был такой, я не стала бы сообщать о нем тому, кто и без того неважного мнения обо мне.

– С моей стороны ничего подобного нет. Да у меня нет для этого повода, я слишком мало знаю вас.

– Быть может, оно и к лучшему, – сказала она с едва заметной улыбкой.

Явная сдержанность, несомненно, служила ей щитом, который Ориана поспешила выставить, дабы избежать лишних вопросов. Но Дэр не принял это во внимание.

– Вы провели молодость в Брюсселе. Были замужем и овдовели. Я хотел бы побольше узнать о вашей жизни.

– Мои родители были людьми эксцентричными, и мое воспитание не ограничивали условности. В шестнадцать лет я расстроила амбициозные планы моей матери, сбежав с молодым солдатом, но наш брак был лишь выражением юношеского протеста. Полк Генри отправили в Индию, и там Генри погиб меньше чем через год после нашей свадьбы. С горя я поступила неумно, вернувшись в дом матери, к жизни, от которой так хотела убежать.

Дэр сидел рядом с Орианой, вдыхая исходивший от нее запах цветов и наблюдая, как от легкого дыхания ритмично поднимается и опускается ее грудь. Он смирил свою гордость перед женщиной, которую незаслуженно обидел, и у него стало легче на душе. Он открыл Ориане свою тяжкую тайну, тем самым освободив сердце от осадка мучительной тоски.

– Моя грубость в тот вечер была непростительной, но я все же надеюсь на прощение и хотел бы, чтобы с этой минуты мы стали друзьями.

Ориана приняла его протянутую руку, однако очень быстро высвободила свою.

Дэр предложил ей доехать до дома верхом на Энвое.

– После столь долгого отдыха я бы не возражала пройтись пешком.

– Прошу вас не лишать меня редкой возможности проявить рыцарские чувства.

Дэр подвел к ней коня и помог сесть в седло, укоротил для нее ремень левого стремени и был вознагражден возможностью созерцать прелестную ножку.

– Он бежит быстро? – спросила Ориана, перебирая поводья.

– Очень. Но не пробуйте его аллюры до тех пор, пока я не найду для вас дамского седла.

Дэр отпустил уздечку, и Ориана ускакала. Дэр двинулся пешком вниз по дороге, к переходу через поток, и вскоре был уже у ворот своей усадьбы, дом в которой он так неохотно сдал прекрасной всаднице.

Она встретила его скорее вежливо, нежели с радостью, и пригласила войти.

– Недди жаждет вас поприветствовать, вы для него настоящий герой.

«Но не для тебя», – с глубоким сожалением подумал Дэр.

– Если вы предпочитаете пообедать здесь, – продолжала Ориана, – то я попрошу миссис Стоуэлл поставить еще один прибор.

Дэр поежился, когда длинношеяя серая птица, шипя, сделала резкий выпад в их сторону.

– Не могу ли я заказать жареного гуся?

Глава 6

– Вооа.

– Корова, – перевела Ориана.

– Kiark, – сказал Нед.

– Курица.

– Goayr.

– Коза.

Это было запомнить легче всего. Из садика перед домом донеслось громкое гоготанье. Учитель Орианы широко улыбнулся и произнес:

– Guy.

– Гусь. – Ориана подошла к окну и увидела, что причиной беспокойства стал приезд сэра Дэриуса в его двуколке, запряженной пони. – В один прекрасный день сэр Дэриус задавит это создание.

Дэр заезжал каждый день, ненадолго останавливаясь по дороге к своему новому дому или на рудник и, как правило, задерживаясь надолго при возвращении в Рамси. Ждал, пока Ориана не предложит ему чашку чаю с имбирными пряниками, испеченными миссис Стоуэлл, и никогда не отказывался от приглашения пообедать.

Вернувшись к постели Неда, Ориана спросила:

– А когда ты начнешь учить меня целым фразам? Миссис Стоуэлл провела тряпкой по верхней доске комода и вмешалась в разговор:

– Yiow moyrn Ihieggey по-английски будет «гордость приводит к падению». Пословица короткая и простая, зато верная.

Ориана повторила фразу и попросила:

– Еще одну, пожалуйста.

– Cha vow laue пу haue veg.

– А это что значит?

– «Ленивым ручкам ничего не достанется». Я ее часто повторяла хозяину, когда он был еще мальчишкой. А вот вам еще: Та caueeght jannoo deiney пу share. «Вера делает людей лучше».

С этими словами миссис Стоуэлл последний раз провела тряпкой по комоду и удалилась.

– Она методистка, только и делает, что молится да толкует о душе человеческой и ее спасении, – сказал Нед, потом подумал и добавил: – Та leoaie Iheeah означает «свинец серый».

– Вряд ли это выражение пригодится мне в повседневном разговоре.

Когда в комнату вошел Дэр, он увидел смеющуюся Ориану. Она порозовела – его теплая и восхищенная улыбка польстила ее тщеславию.

– Наш паренек, как я вижу, острослов. Чем он вас рассмешил?

– Она учится говорить по-гэльски, – поспешил сообщить Нед. – Уже знает, как называются ее животные, и выучила три пословицы миссис Стоуэлл. А я научил ее трем новым балладам.

– Я очень хотел бы их послушать, миссис Джулиан. Веселость Орианы заметно поблекла под влиянием внезапно вспыхнувшей тревоги. Дэр, несомненно, догадается, что у нее профессионально поставленный голос, а это приведет к осложнениям. Но в последние дни у них сложились такие добрые отношения, что ей очень не хотелось отказывать.

– Как-нибудь в другой раз, – мягко сказала она. – Неду не терпится узнать новости о своих друзьях на руднике.

И Ориана выскочила из комнаты, спасаясь бегством и понимая при этом, что страх ее – полная нелепость. Дэр не злодей из оперного спектакля, а она не изображающая испуг инженю. Ей следует продолжать вести себя как положено разумной женщине. Так, словно она забыла – почти забыла – ощущение слабости во всем теле и дрожь в коленях, когда он прижал ее к своей груди и поцеловал. И ей следует избавиться от смешного желания ему петь.

Любит ли Дэр музыку?

Томас Теверсал редко посещал ее выступления. Он предпочитал встретиться с ней после представления и как можно быстрей увезти из оперного театра в комнату, временно снятую ради часа наслаждения. Но их последняя, горькая для нее, встреча произошла в театре «Ройял», где Томас на глазах у разодетых леди и джентльменов весело флиртовал со своей нареченной, в то время как его бывшая возлюбленная пела об отвергнутой любви, поруганных чувствах и жестоком предательстве. В зале то и дело мелькали обшитые кружевом носовые платки, но Ориана сдерживала слезы до тех пор, пока не оказалась одна в собственной постели...

– Прячетесь в коридоре – неужели вы способны подслушивать? Я потрясен.

– О чем бы вы ни говорили с Недом, я этого не слышала, – резко повернувшись к незаметно подошедшему к ней Дэру, сказала Ориана.

– Мы говорили вот о чем. Я сказал Неду, что дни его пребывания в постели заканчиваются. Доктор Керфи скоро разрешит ему покинуть этот дом.

– Куда же он отправится?

– Я предложил ему остановиться у меня в Рамси, однако он не хочет уезжать из долины. Его пригласили Том Лейс и его жена.

Слова Дэра о враче напомнили Ориане о том, что ей нужно обсудить один вопрос.

– Я получила записку от миссис Керфи, она приглашает меня сегодня пообедать у них.

– Я знаю. Мне приказано доставить вас туда к назначенному часу, а потом препроводить в Гленкрофт.

– Это очень любезно с их стороны, как и с вашей. Но я не могу поехать.

Черные брови Дэра взлетели вверх.

– Вы связаны более ранним приглашением?

Он явно ее поддразнивал, так как отлично знал, что здесь у нее нет знакомых и вечера ее свободны.

– Вам следовало бы объяснить им мое нежелание сходиться с местным обществом.

– Как бы я мог это сделать, не зная причин? Не ответив на вопрос Дэра, Ориана сказала:

– Я пошлю записку, что не могу принять приглашение, потому что заболела.

– Доктор Керфи немедленно явится лечить вас, и ваш обман раскроется.

Ориана прижала палец к губам, обдумывая затруднительное положение.

– Кроме вас, единственным гостем там буду я, – сказал Дэр. – Обеды миссис Керфи пользуется прекрасной репутацией, и я уже намекнул, что вы предпочитаете рыбу и домашнюю птицу.

– Но у меня даже нет подходящего туалета. – Ориана отчаянно подыскивала предлог для отказа.

– Ваше прелестное светло-зеленое платье, в котором вы были прошлым вечером, вполне подойдет.

Видимо, он запомнил это платье, потому что у него глубокий вырез.

– Вы намерены подобрать для меня и туфли? – едко вопросила Ориана.

– С удовольствием, если вы нуждаетесь в помощи. Я хотел бы увидеть всю коллекцию, так как не думаю, что вы надевали одну и ту же пару дважды. Готов держать пари, что у вас есть даже особые туфельки для танцев. Хотелось бы их найти, – заявил он и вошел к ней в комнату. Ориана последовала за ним с твердым намерением немедленно выставить его за дверь. Она опоздала – Дэр уже открыл гардероб, полный платьев, отнюдь не предназначенных для жизни в деревне.

Тронув темно-красное платье, в котором Ориана выступала на концерте в Честере, Дэр заметил:

– Этого платья я не видел. И этого. – Он приподнял длинный рукав платья из шелка цвета сапфира.

– Вам здесь нечего делать, – резко произнесла Ориана. – Что, если миссис Стоуэлл застанет вас за этим занятием? С какой стати вы хватаете руками мои платья?

– Этот коттедж принадлежит мне. Я имею право на осмотр. Я должен убедиться, что мой временный жилец добросовестен и не причинил ущерба моему имуществу. – Он наклонился и заглянул в отделение для обуви. – А это что такое?

Дэр взял в руки пару лайковых туфелек на плоской кожаной подошве.

– Моя личная собственность. – Ориана отобрала у него туфельки и спрятала их за спину. – Уходите, сэр Дэриус.

– Дэр.

Ориана покачала головой.

– Мы одни, и находимся у вас в спальне. Самое подходящее место для дружеского обращения.

– Нед может услышать, – предостерегла Ориана. – Это возбудит его подозрения.

– У нас на острове мы не спешим думать о людях плохое.

– Неужели? Помнится, при нашем первом знакомстве вы приняли меня за шлюху. И до недавнего времени считали охотницей за деньгами.

Дэр засмеялся – пожалуй, чересчур громко.

– Теперь я так уже не считаю. Высокая цена этих платьев свидетельствует о том, что у вас и своих денег достаточно, Ориана.

– Я предпочитаю, чтобы вы называли меня миссис Джулиан, – заявила она чопорно, но не удержалась от улыбки.

– Только в обществе. Когда я буду сопровождать вас в зал ассамблеи в Дугласе, даю слово вести себя в высшей степени благопристойно.

Ориане ни разу не довелось побывать на балу ассамблеи. Тех, кто выступал на сцене, не удостаивали приглашениями на балы джентри[4] и титулованной знати. Она не могла сказать Дэру, что единственной для нее возможностью принять участие в танцах было посещение публичных маскарадов в таких местах, как, например, Воксхолл-Гарденз, где светские повесы и разного рода прощелыги развлекались с дамами сомнительной репутации, слушали музыку или уединялись в укромных аллеях.

Дэр решительно подошел к кровати и взял книжку, которую Ориана там оставила.

– Отдайте ее мне, – потребовала она.

Дэр вместо этого полистал книжку и, найдя отмеченную Орианой страницу, принялся читать вслух:

Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова

Еще до тысячи, опять до ста другого,

До новой тысячи, до новых сот опять.

Когда же много их придется насчитать,

Смешаем счет тогда, чтоб мы его не знали,

Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,

Узнав, как много раз тебя я целовал.

Дэр поднял на Ориану сверкающие озорством глаза.

– Вы, однако, романтичны.

Ориана хотела возразить против такого определения – или обвинения? Ее пристрастие к поэзии Бена Джонсона невозможно было бы объяснить, не упомянув о придворных театральных представлениях ее предков Стюартов и о ее собственном плане положить на музыку лучшие сонеты. Промолчав, она как бы приняла эпитет, которым наградил ее Дэр. Слава Богу, непристойным он не был.

Ориана привыкла видеть Дэра в куртке для верховой езды, кожаных бриджах и высоких сапогах. Когда же он в этот день, ближе к вечеру, вернулся в Гленкрофт, то напомнил ей элегантного незнакомца, чей праздничный обед в день рождения она прервала. Галстук Дэра был завязан сложным узлом, под сюртуком на нем был узорчатый шелковый жилет, ноги обтягивали панталоны до колен.

Глаза Дэра блестели озорным блеском, когда он произносил замысловатый комплимент ее зеленому платью, после чего настоял, чтобы она показала ему, какие туфельки выбрала.

Семейство доктора Керфи тепло приветствовало их приезд в Баллакилиган, миссис Керфи усадила их в гостиной, где им подали ликер и сладкие бисквиты. Ориана, на обедах у которой присутствовали знаменитые писатели, остроумные актеры и талантливые музыканты, опасалась, что разговор окажется банальным и скучным. Она ошиблась, так как беседа сосредоточилась на Кэшинах, знатном семействе из соседнего прихода Моголд.

– Фабрика полотна, принадлежащая лорду Гарвейну, преуспевает сверх всяких ожиданий, – заметил Дэр во время обеда. – Мой друг Бак Уэйли просто не находит слов для оценки качества ткани, экспортируемой в Англию.

– Леди Гарвейн должна родить в будущем месяце, – сказала миссис Керфи.

– Да, – подтвердил Дэр, – и лорд Баллакрейн, должно быть, надеется на рождение внука, наследника титула.

– Молодые супруги так преданы друг другу, – сказал доктор. – Его светлость может рассчитывать на целый выводок внуков и внучек.

– На острове живут графы и бароны? – спросила Ориана небрежно, стараясь скрыть тревогу, вызванную этой неприятной для нее новостью.

– По одному представителю тех и других, – сообщил ей Дэр. – У нас есть и свой герцог, но чем меньше говорить об Этолле, тем лучше.

– Пятого июля, когда соберется тинуолд, вы увидите их всех, – пообещал Ориане доктор, – а кроме того, и весь состав правительственных чиновников.

– К тому времени я уже вернусь в Лондон, – сказала Ориана.

Через две недели она расстанется со своими животными, расплатится со слугами и покинет маленький коттедж в долине, а до тех пор станет избегать любых сборищ, где можно столкнуться с аристократами.

Девушка-служанка с супницей в руках остановилась возле ее стула и застенчиво спросила:

– Velshiu erm'akin Ben-rein Hostin?

Ориана посмотрела на Дэра, ожидая, что он переведет вопрос девушки.

– Она спрашивает, видели ли вы королеву Англии. Ориана ответила с улыбкой:

– Да, несколько раз. И короля тоже. И они видели меня.

За столом все рассмеялись, а хозяин дома пожелал узнать, где состоялась встреча гостьи с их королевскими величествами.

– В театре, – объяснила она. – Их величества сидели в своей ложе, задрапированной бархатом. На самой ложе вырезаны гербовые щиты.

Она в это время была на сцене и пела для их величеств.

После обеда миссис Керфи предложила Ориане перейти в гостиную, предоставив мужчинам наслаждаться бренди в свое удовольствие. Ориана быстро избавилась от страха услышать расспросы личного порядка, так как простодушную хозяйку интересовали только две вещи: цены на одежду в Лондоне и впечатления Орианы от острова, его домов, красивых пейзажей и дешевизны провизии.

– Я никогда не жила в другом месте, – призналась миссис Керфи, – и мне не с чем сравнивать. Сэр Дэриус говорил, что вы жили в Брюсселе. А бывали ли вы в других городах на континенте?

– В Париже и Вене, – ответила Ориана, и как раз в эту минуту в гостиную вошли Дэр и доктор. – А еще мы с матерью провели несколько лет в Италии.

И она продолжала делиться со своими друзьями с острова Мэн воспоминаниями о некоторых случаях из своего прошлого, испытывая чувство вины из-за того, что о многом вынуждена была умолчать.

Когда они ехали при лунном свете по Глен-Олдин, Дэр спросил, понравился ли ей проведенный вечер.

– О да, очень, – ответила Ориана. Избалованная постоянной жизнью на людях, она привыкла быть центром внимания, и сейчас ей этого не хватало. Тем более такого уважительного и нетребовательного внимания, как сегодня.

– Уверен, что вы привыкли к более избранному обществу, нежели компания деревенского врача, его супруги и владельца свинцового рудника с острова Мэн.

В глубине души забавляясь не слишком искусно скрываемым желанием Дэра выведать у нее хоть что-то, Ориана спокойно ответила:

– Мне случалось обедать за столом в доме герцога, но я также несколько месяцев провела в качестве жены солдата в гарнизонном городке. Делайте из этого любые выводы.

– Время, проведенное вами в Италии, наверняка было интересным.

Ориана рассмеялась негромким мягким смехом.

– Иногда очень интересным. Мы с мамой постоянно находились в движении. Зиму провели в Милане, а весну в Венеции. На лето перебрались во Флоренцию, осенью жили в Риме, а после Нового года вернулись в Милан и начали круг снова.

Уроки, репетиции, выступления – никогда еще она не работала с такой нагрузкой. Ориана пела для аристократов, иногда для королевских семейств в лучших оперных театрах, приходилось петь и для развлечения гостей на частных празднествах. Пела в церквах и монастырях. И хотя отзывы итальянских музыкальных критиков были хвалебными, наиболее высокие эпитеты они приберегали для собственных оперных див. Ее талант считали выдающимся – для английской девушки, особенно такой юной, – однако большинство людей считали, что итальянские оперы написаны для итальянских голосов. Но у Орианы были свои поклонники, и поскольку ее необычайная красота не вызывала сомнений, она имела довольно заметный успех.

– Расскажите мне о Везувии. Ведь вы бывали в Неаполе и, разумеется, видели его.

– Трудно его не заметить. Он высится в отдалении, огромный и дымящийся.

– Взбирались вы на него?

– Все туристы это делают. Однажды вечером мы выехали из Портичи на осликах и поднялись на самую вершину. Заглянули в глубокий кратер, полный вздымающихся волн жидкого огня. Это страшно, кажется, ты смотришь в ад. А через несколько недель над вершиной горы поднялся черный дым. Послышался грохот, один за другим следовали взрывы, похожие на раскаты грома, и в ночное небо взлетали раскаленные камни. А потом по склонам горы спустился огромный поток лавы.

– Завидую вам, это зрелище необыкновенное. Мне представляется, что камни там черные.

– Да, я собрала горсточку на память.

– Вы были счастливы тогда?

– Я не была несчастной. Но за четыре года соскучилась по Лондону и была рада вернуться на Сохо-сквер.

Двуколку сильно тряхнуло, она накренилась. Ориану бросило к Дэру, и он поддержал ее, обняв одной рукой за плечи. Внутри у Орианы все словно бы растаяло, однако она заметно напряглась.

– Простите, – сказал Дэр, отпуская ее. – Колесо, видимо, ударилось о камень.

Ориане вдруг стало жарко, несмотря на холодный ночной воздух. Темнота таила в себе опасные соблазны. Дорога пустынна, их только двое, мужчина и женщина. Он хочет ее, и его невысказанное желание возбуждает в ней ответный порыв. Если она позволит ему еще раз поцеловать себя, нежно, страстно или просто мимолетно, она окончательно утратит способность мыслить трезво и разумно. И тогда придется завтра же начать укладывать вещи и отправляться в Ливерпуль первым же кораблем.

С отчаянно бьющимся сердцем она ждала, что вот сейчас он заключит ее в объятия.

Едва они подъехали к воротам Гленкрофта, Ориана попросила:

– Остановитесь, я хочу сойти.

– Как, прямо здесь, на дороге?

Но Ориана уже схватила поводья, натянула их сама, и Феджак послушно остановилась.

– Доброй ночи, сэр Дэриус.

– Я же просил вас называть меня по имени, – жалобно произнес Дэр, когда она уже выбралась из двуколки, и крикнул ей вслед: – До завтра, Ориана.

Под зеленым шелком по коже Орианы побежали мурашки – и вовсе не от ветра.

Еще целых две недели этих «до завтра», подумала она, быстрыми шагами направляясь по дорожке к коттеджу. Четырнадцать дней и ночей давать ему уклончивые ответы на вопросы, отказываться петь ему, избегать прикосновения его рук... его губ, если она не хочет потерять уважение к себе, которое отчаянно пыталась сохранить.

Так утомительно все время быть начеку. Никогда прежде Ориана не чувствовала себя до такой степени скованной приличиями. Если ей нравился джентльмен, она охотно с ним флиртовала. Правда, светская молва неизменно превращала приятное знакомство в пошлую связь, а бойкие карикатуристы, специализирующиеся на сатирических листках, изображали еще одну непристойную постельную сцену и вывешивали это изображение в витринах своих магазинчиков.

Здесь, на острове, она защищена от тех, кто причинил ей столько боли, но не смеет и думать о том, чтобы воспользоваться своей свободой. Избранная ею самой роль чопорной вдовы вдруг показалась Ориане проклятием, а не благом.

Глава 7

Ориана подставила козе ладонь, на которой лежали стебли сорванной ею свежей травы. Мягкие губы и мелкие зубы животного щекотали чувствительную кожу.

Желание хоть с кем-то пообщаться заставило Ориану покинуть дом. Гусь и куры не обращали на нее внимания, корова паслась на дальнем конце луга, только коза приветствовала ее появление и пощипывала угощение, абсолютно не интересуясь тем, что Ориана то и дело поворачивает голову к дороге и бормочет невнятные отрывочные фразы, полностью погруженная в свои мечты.

«Я не хочу в него влюбляться».

В своем теперешнем состоянии Ориана очень страдала от отсутствия музыки. Пока Нед учил ее местным песням, она радовалась этому намеку на свои повседневные лондонские занятия. Теперь Нед перебрался в дом семейства Лейс, чтобы окончательно окрепнуть. В своем вынужденном безделье Ориана предавалась совершенно ненужным размышлениям о своем домовладельце. Настроение это, само собой, было временным, как только она вернется к своей концертной деятельности, оно, конечно, развеется. В театре «Ройял» Ливерпуля она будет петь о любви и страсти, вернувшись же в Лондон, и думать забудет о сэре Дэриусе Корлетте.

Его несчастная любовь вызвала у Орианы сочувствие и ощущение некоторой похожести их судеб. Обман и предательство Уиллы Брэдфидд словно в зеркале отображали поведение бессердечного Томаса Теверсала, который увлек Ориану своими обещаниями и нарушил покой ее души. Приехав на остров, Ориана отказалась от собственного имени, отрешившись таким образом от скандального прошлого и создав у Дэра впечатление, что она добропорядочная вдова. Еще несколько дней ей предстояло поддерживать и оберегать свою фальшивую – и весьма хрупкую – репутацию.

Ориана говорила себе, что было бы правильнее уехать прямо сейчас, однако каждый быстротечный час, проведенный ею с Дэром, был для нее драгоценным, и она хотела увезти с собой в Англию по возможности больше воспоминаний о нем.

На этот раз Дэр приехал не в двуколке, а верхом на своем коне, рядом с Энвоем рысил пони темного окраса с дамским седлом на спине.

– Познакомьтесь, это Глистри, – крикнул Дэр. – По-английски «блестящая».

– Имя ей вполне подходит. – Ориана провела ладонями по спине лошадки, потом открыла ей рот и осмотрела зубы. – Ей пять лет?

– Около того. Она работает на руднике, но в ближайшие дни ее соседке по конюшне придется потрудиться за двоих. А Глистри пусть попасется здесь – я надеюсь, вы не станете возражать против того, чтобы пользоваться ею как верховой лошадью, если на вашем перенаселенном скотном дворе найдется для нее местечко.

– А где вам удалось приобрести седло?

– Позаимствовал его у одной из моих кузин, муж которой сейчас не позволяет ей ездить верхом, так как она скоро должна подарить ему первенца. Я собираюсь взять вас с собой на рудник, а потом мы навестим Неда. Миссис Лейс не балует его, как вы с миссис Стоуэлл. Велит ему размешивать овсянку и суп здоровой рукой и дает разные мелкие поручения по хозяйству.

– Я по нему скучаю, – сказала Ориана. – Когда его привезли сюда в тот ужасный день, я подумала о своем муже. – Она прижалась щекой к лоснящейся шее Глистри. – Если бы я могла поехать в Индию вместе с Генри, я бы ухаживала за ним и, быть может, спасла бы ему жизнь.

– Он умер от лихорадки? – спросил Дэр.

– Он был ранен в схватке с туземцами и умер, не приходя в сознание. По крайней мере так мне сказали. Я получила длинное письмо от его командира, в котором он превозносил беззаветную храбрость Генри и уверял, что все боевые товарищи уважали моего мужа и оплакивали утрату. Я уверена, что каждая солдатская вдова получала подобное письмо. Когда мы с Генри познакомились на скачках в Ньюмаркете, он выглядел старше своих лет, а ему было всего двадцать, как сейчас Неду.

– Какого дьявола вы делали в Ньюмаркете?

– Наблюдала за скачками, – сообщила Ориана как о чем-то само собой разумеющемся. – Как делала еще с тех пор, когда была маленькой девочкой. Я и читать училась по «Календарю скачек». Мой кузен Берфорд владеет несколькими скаковыми лошадьми и... – Тут она осеклась и крепко закусила губу, сообразив, что невольно сболтнула лишнее.

– Берфорд, – повторил Дэр. – Не Бамфолд. Граф ваш кузен?

– На самом деле родство у нас отдаленное, – поспешила объяснить Ориана, проклиная себя за неосторожность, и хотела было отказаться от поездки, чтобы на досуге обдумать, как можно поправить положение.

Но она ничего не успела сказать – Дэр, обхватив ее за талию, усадил в седло, потом приподнял край подола ее платья, взялся за лодыжку и вставил ногу в стремя. Святые небеса, как же это ее возбудило! Дрожащими пальцами Ориана начала перебирать поводья.

Они вместе перебрались через поток; лошади, обдавая их брызгами, постукивали подковами по каменистому дну.

Рудник представлял собой череду каменных строений, сложную систему канав для промывки руды и целую серию входов, ведущих глубоко под землю. Соседка Глистри по конюшне, тяжело ступая, ходила по кругу, вращая колесо, при помощи которого, как объяснил Дэр, работающий в шахте насос откачивает из забоев воду. Из нескольких труб поднимался черный дым, а снопы искр обозначали местонахождение кузницы.

– Мы спустимся вниз? – спросила Ориана.

– Разумеется, нет.

– Но мне хочется увидеть рудные жилы да и вообще все, о чем рассказывал Нед.

– Извините, но я не могу вам этого позволить. Слишком опасно для женщины.

– Я буду осторожной.

– Вы не сможете безопасно спуститься по лестнице в вашей длинной юбке. – Его рука крепче сжала запястье Орианы. – Я все еще не могу избавиться от чувства вины после несчастного случая с Недом.

– Без достаточных к тому оснований, – серьезно произнесла она.

– И это говорит женщина, обвиняющая себя в том, что ее муж имел несчастье быть убитым в Индии.

– Если бы не я, Генри был бы жив до сих пор, – вздохнула она.

– Что вы могли бы изменить, Ориана?

Ответить ему было бы все равно что открыть ящик Пандоры. Правда о ее родителях. Требования ее профессии.

– Вы любили друг друга?

– Очень. – Чтобы Дэр хоть что-то понял, она добавила: – Наш брак привел мою мать в бешенство. Она не могла допустить, чтобы я жила в гарнизонном городке в качестве жены простого солдата. И чтобы разлучить нас, она приобрела для Генри патент на престижную должность капитана в полку, отправляемом в Мадрас. Состояние ее здоровья было угрожающим, и она понимала, что я не могу ее оставить. Последствия ее стратегии были трагичны вдвойне. Когда мы получили известие о гибели Генри, угрызения совести резко ухудшили состояние матери, и она от этого так и не оправилась. Что касается меня, то я навсегда утратила свою любовь.

– Прекрасно быть любимой – и любить так сильно, – произнес Дэр. – Это самое большее, чего можно требовать от жизни. Но моя судьба еще может измениться.

Дэр положил руку Ориане на плечо, и сердце у нее забилось по меньшей мере в два раза быстрее. Вот она, эта знакомая невозможность дышать. Ориана сделала шаг в сторону – якобы для того, чтобы поближе разглядеть надпись на медной дощечке, прикрепленной к двери конторы. Стараясь сосредоточиться, она всмотрелась в выгравированные слова. «Управление рудничной компании Корлетта».

– Мы войдем туда?

Дэр открыл перед ней дверь.

– Мистер Мелтон сейчас находится дома, у него в это время обед. Он ваш пылкий поклонник и будет очень огорчен, что пропустил ваш визит. Заглянем в мое обиталище, но предупреждаю, что в немтакой же беспорядок, как в моем кабинете в Рамси.

Бумаги, книги, минералы, многочисленные инструменты были разбросаны всюду, где только можно. Дэр подвел ее к столу и начал объяснять:

– Каждый из этих образцов будет определен и получит наклейку с названием и обозначением места, где был найден. А вот это мой двухлинзовый микроскоп. – Он показал ей прибор, а потом увлек к книжным шкафам. Книг на полках было очень мало – большинство их лежало беспорядочной грудой на полу, полки же были заняты сотнями, если не тысячами, камней. – Когда я перееду на виллу, то размещу все образцы в стеклянных витринах.

У сэра Джозефа Бэнкса, соседа Орианы по Сохо-сквер, была похожая коллекция, но далеко не такая огромная, как собранная Дэром.

Ориана подошла к чертежному столу с наклонной крышкой и взяла с него набросок прибрежного пейзажа.

– Я не знала, что вы художник.

– Мои работы более примечательны своей точностью, нежели живописностью, это результат моих наблюдений. На мой взгляд, общий ландшафт острова и многие его особые формации подтверждают теорию доктора Джеймса Хаттона о возрасте Земли. Остров Мэн обладает большим количеством доказательств в поддержку моих суждений. – Дэр подошел к шкафу с выдвижными ящиками и потянул ручку одного из них. – Где-то здесь у меня лежит отпечатанный текст моего труда. Вас вряд ли заинтересуют теоретические рассуждения, но там есть и описания пейзажей острова.

Пока он искал, Ориана подошла к полкам и стала один за другим перебирать камни, укладывая потом каждый в точности на прежнее место. Она узнала пирит, который так напоминал золото. Самыми красивыми в коллекции были светлые блестящие камешки, которые сверкали как бриллианты.

– Это ценные камни? – спросила она, разглядывая их.

– Эти кристаллы? Совершенно обычные. Это кварц, кальцит и шпат. Они являются вкраплениями породы. Мои люди откапывают их ежедневно. – Дэр продолжал рыться в бумагах.

– А выглядят как драгоценные, – заметила Ориана, поворачивая один камешек к свету.

Дэр протянул ей переплетенный и набранный в типографии текст: «Геология и минералогия острова Мэн. В подтверждение теории Земли Хаттона. Автор сэр Дэриус Корлетт».

– Это ваша книга?

– Я сам оплатил работу типографии, – сообщил он. – Но я надеюсь, что после того, как я дополню и закончу свой труд, он будет опубликован Королевским обществом Эдинбурга. Возьмите этот экземпляр, у меня дома есть другие. Вам будет чем заняться, если вас вдруг одолеет бессонница.

Ориана полистала книжку, а когда подняла глаза, то увидела, что Дэр укладывает сверкающие камешки в холщовый мешочек с завязками.

– Я хочу, чтобы у вас были эти кристаллы кварца, они действительно очень красивы.

Томас Теверсал дарил ей бриллианты. Теперь эти свидетели рухнувших надежд хранятся в банковском сейфе... Кучка застывших слез, которые она обронила в вечную тьму.

Руки их встретились, когда Дэр передавал ей подарок, и Ориана покраснела как школьница, принимая этот дар.

– Вы покажете мне систему промывки породы, которую описывал мне Нед, говоря при этом, что именно так получают руду?

– Конечно.

Глаза у него заблестели, и голос прозвучал игриво. Ее смущение было очевидным, и Дэр скорее всего догадался 0 его причине.

«Еще семь дней, – напомнила себе Ориана, – и я буду плыть в Ливерпуль с мешочком блестящих камешков – сувениром, напоминающим об очаровательном отдыхе».

– А потом, – продолжал Дэр, – мы с вами поднимемся на Скайхилл, и я покажу вам свою виллу.


– Она отказалась, Бак. Отказалась!

– Почему?

– Сказала, что это неприлично. Я не смог убедить ее даже когда поклялся, что ни одна живая душа не узнает о том, что она там была. Я обиделся и не скрыл от нее этого, но она молчала, словно воды в рот набрала, будто это я ее оскорбил, а не она меня.

– Но ты же твердил, что никто не увидит твоего нового дома, пока он не будет полностью меблирован, – напомнил ему Бак.

– Я думал, она захочет посмотреть виллу. – Дэр не добавил, что ему самому хотелось посмотреть на Ориану в стенах этой виллы. Свою ярость он выразил, ударив кулаком по каминной доске каррарского мрамора. – Я непременно хочу уладить возникшее между нами недоразумение, прежде чем она уедет с острова. И еще мне хотелось бы иметь хоть малость твоего ирландского красноречия. Я слишком туп и бестактен. Все, что я говорю, звучит нелепо.

– Однако я не сомневаюсь, что ты можешь быть достаточно убедительным, чтобы уложить упорствующую женщину к себе в постель. Если, конечно, ты сам не против.

– В данном случае мне, пожалуй, нужно хоть небольшое поощрение. Я предпочел бы уяснить, считает ли она меня таким же неотразимым, какой кажется мне. – Дэр протянул руку к стакану бренди и сделал основательный глоток огненной жидкости. – Уж больно она норовиста. Если я к ней прикасаюсь, она тотчас отодвигается. Если взгляды наши встречаются, она тут же отводит глаза. Она не девственница, у нее был муж. А сюда она приехала, чтобы сбежать от нежелательного претендента на ее руку. Возможно, она пешка в какой-то династической шахматной игре. А может, ее родственники, не одобряя предполагаемого второго брака, как были и против первого, отослали ее сюда ради ее же безопасности.

– Сдается мне, что это именно ты в опасности.

– Она привлекает меня во многих отношениях, – ответил на это Дэр, глядя в лицо другу.

Дэра влекла к себе и ее светлая красота, и ее темная тайна. Но его поражал независимый ум Орианы. Дэр не собирался ему подчиняться, он только жаждал понять его. Он мечтал овладеть Орианой и в своей одержимости пытался даже нарисовать ее – без одежды, совершенно обнаженной.

Снова взглянув на Бака, Дэр сказал:

– Она вовсе не охотница за деньгами, как все эти милые барышни в Дугласе. Ты знаешь женщин куда лучше, чем я, Бак. Посоветуй, что мне делать.

– Единственный путь завоевать ее сердце и получить то, чего ты желаешь, это дать ей то, чего хочет она сама.

– Как же мне угадать, что это?

– Спроси ее. – Уэйли встал, подошел к окну и вгляделся в широкие просторы залива Дуглас с его золотыми берегами и глубокими синими водами. – Когда я впервые приехал сюда, чтобы поселиться на острове, я привез с собой свою любовницу, мать моих детей. Так как она очень этого хотела, мы жили с ней как муж и жена. Ее называли миссис Уэйли, но похоронена она как мисс Куртене.

– А почему ты на ней не женился?

– В качестве члена ирландского парламента я обязан культивировать полезные политические связи, а наилучший путь к этому лежит через брак. И не смотри на меня такими глазами – вспомни, сколько раз ты говорил, что женишься только на богатой наследнице.

– Но мне самому не нужно больше денег, я просто хочу избежать охотниц за моими.

– Ты прячешь этот образец красоты и очарования. Привези ее на одну из ассамблей в Дугласе или Каслтауне. Или боишься, что я украду ее у тебя?

Дэр оставил эту шутку без ответа.

Покинув дом своего друга, он отправился в кофейню «Ливерпуль», чтобы просмотреть свежие газеты из Англии. Внимательно изучая измятый и захватанный пальцами экземпляр лондонской «Тайме», он искал материалы, которые могли бы заинтересовать Ориану. Так, новая пьеса мистера Шеридана вызвала сенсацию, но большинство колонок было занято политическими отчетами. Поскольку остров Мэн имел самоуправление, Дэра совершенно не занимали подробные сообщения о закрывающейся сессии парламента. Последние выпуски ливерпульского «Адвер-тайзера» оказались, с его точки зрения, более интересными. Дэр достал записную книжку, которую постоянно носил с собой, и, перевернув странички с записями о прибрежных скальных формациях, внес на чистый листок фамилии и адреса торговцев мебелью и другими товарами.

И тут его внимание привлекло взятое в рамку и напечатанное крупным шрифтом объявление.

«Мистер Эйкин, владелец театра «Ройял» в Ливерпуле, извещает о вечерних гала-концертах, которые состоятся во вторник, 11 июня, и в среду, 12 июня. Мадам Сент-Олбанс, знаменитая певица из Лондона, исполнит английские, французские и итальянские песни. Талант этой леди вызвал восхищение аристократической публики британской столицы, она любима и посетителями Воксхолл-Гар-денз. Цена билетов в ложе два шиллинга шесть пенсов, на галерее один шиллинг. Билеты можно заказать заранее у капельдинера при ложах на Уильямсон-сквер».

Это развлечение должно обрадовать Ориану, которая так любит музыку. Она собирается отплыть в Ливерпуль как раз к тому времени, а он может отправиться туда же, чтобы купить стулья, столы, кровати, ковры и вообще все, что должно заполнить его новый дом.

Дэр проследовал на почту и подождал у окошка, пока мисс де Грав разбирала письма, проверяя, не пришла ли корреспонденция ему, кому-то из его соседей и миссис Джулиан с тех пор, как он в последний раз приезжал в город. Он углядел два конверта, адресованные ему, оба из Дербишира. Еще на одном, с лондонской маркой, аккуратным женским почерком было написано: «Миссис Джулиан, Глен-Олдин».

Дэр вошел и уплатил почтовый сбор. Брат хозяйки почтового отделения, который служил у нее клерком, принял у Дэра деньги и выдал три письма.

Вспомнив, что собирался заказать билеты на концерт, Дэр позаимствовал листок почтовой бумаги у Питера де Грава. Быстро написал письмецо одному из ливерпульских знакомых с просьбой приобрести для него билеты. Запечатал письмо и отдал его, предупредив Питера:

– Не забудьте отослать с первой же почтой.

Скрытность была у Дэра не в чести, однако, поразмыслив, он решил не говорить Ориане о том, что только что сделал. Пока его двуколка катилась по дороге в Рамси, Дэр живо воображал себе день отъезда Орианы. Он галантно сопроводит ее к собственной пристани, и они поднимутся на его корабль «Доррити». Представлял себе ее удивление и радость, когда она узнает, что он заказал билеты в театр «Ройял». Нет сомнения, что леди, у которой, как говорят, голос словно у ангела, с удовольствием послушает лондонскую диву, мадам Сент-Олбанс, выводящую трели на трех языках.

Глава 8

Серая гусыня откликнулась на приезд Дэра в Глен-крофт обычным способом – негодующим гоготом, пока он выбирался из своей двуколки. От миссис Стоуэлл Дэр получил более цивилизованное приветствие. Она сидела на предвечернем солнышке с большой миской стручкового гороха на коленях. У ног ее суетилась целая стайка кур. Миссис Стоуэлл с молниеносной быстротой лущила горох.

– Миссис Джулиан просила меня заранее сообщать ей о посетителях, – объявила она Дэру.

Тот выругался себе под нос.

Миссис Стоуэлл выразительно посмотрела на него поверх очков.

– Та chengey пу host пу share па oik у gra, – произнесла она по-гэльски, что означало: «Язык, который молчит, лучше языка, который изрыгает злые слова».

Дэр пропустил ее замечание мимо ушей, забрал у пожилой дамы миску и попросил:

– Так доложите обо мне, пожалуйста. Дожидаясь результата этой новой и, по его мнению, ненужной формальности, он выбирал из стручков горошины и одну за другой бросал себе в рот.

Миссис Стоуэлл вернулась и с огорченным видом сообщила, что миссис Джулиан не принимает визитеров.

Это следовало расценить как личное оскорбление, поскольку вряд ли Ориана могла ожидать кого-то еще. С мрачной решимостью Дэр зашагал к двери. Он владелец коттеджа и не уйдет отсюда из-за прихоти капризной женщины.

Ориана сидела у окна в гостиной и читала, соблазнительно раскинувшись в кресле и положив ноги на невысокую скамеечку. Подол ее серого платья задрался, видны были нижняя юбка, отделанная кружевами, и ножки в светлых чулках; она не уложила в прическу каштановые волосы, и они падали свободными волнами на плечи и спину.

Когда Дэр вошел в комнату, Ориана подняла глаза от книги, и брови ее тотчас сошлись на переносице. Она произнесла ледяным тоном:

– Я сказала миссис Стоуэлл, чтобы меня не беспокоили.

– У меня и в мыслях не было беспокоить вас. Но если вы столь чувствительны к нарушению вашего покоя, почему вы до сих пор не свернули шею вашему мерзкому гусю?

Ориана с трудом удержалась от смеха, Дэр догадался об этом, заметив, как крепко она сжала губы, выдавали ее и смешливые морщинки в уголках глаз.

– Я принес вам нечто очень приятное, оно у меня в одном из карманов куртки. Угадайте в каком, и я немедленно удалюсь. А если не угадаете, с вас штраф.

– В левом.

Дэр с огромным облегчением полез в правый карман и достал из него письмо.

Ориана выхватила конверт, сломала печать и быстро поднесла исписанные странички к окну.

Дэр поднял оброненную ею книгу и взглянул на титульный лист. «Календарь скачек, включающий перечень скачек на приз, состязаний и тотализаторов Великобритании и Ирландии на 1798 год. Издано Г. Рейнеллом, №21, Пиккадилли. Продается в конторе издателей, № 7, Оксен-ден-стрит». В алфавитном списке подписавшихся на календарь Дэр обнаружил достопочтенного графа Берфорда, знатного родственника Орианы.

Сложив письмо, Ориана тихонько вздохнула.

– Дурные известия?

– Моя подруга должна была встретить меня в Ливерпуле, но ей придется задержаться – и надолго.

Дэра эта новость обрадовала.

– Я предлагаю вам остаться в Гленкрофте, пока она не присоединится к вам. Ваша подруга переменила планы, почему бы и вам не поступить так же?

– Потому что меня ждут в определенный день.

Дэр не собирался упускать подвернувшийся счастливый случай и сказал:

– Пора объявить, какой вам назначается штраф.

– Я что-то не припомню, что соглашалась на ваше условие.

– Отступать поздно. Вы сами выбрали карман. Это не высказанное словами согласие.

– Ах так? Ну хорошо. Что я должна сделать?

– Поехать со мной на виллу. Прямо сейчас.

– Не могу понять, почему вам так хочется отвезти меня туда.

– Я и сам не знаю, – признался Дэр.

Ориана задумчиво посмотрела на него своими ореховыми глазами.

– Нас никто не увидит?

– Ни одна живая душа. Место совершенно пустынное.

В ожидании ответа Дэр смотрел на ее розовые губы.

– Я возьму с собой шаль.

– Нет необходимости. Сейчас тепло. Но вы непременно захотите взять вот это.

Дэр поднял с пола туфли, небрежно брошенные возле кресла.

Миссис Стоуэлл куда-то удалилась вместе со своей миской. Куры все еще подбирали шелуху. Длинношеяя Немезида, как мысленно прозвал гуся Дэр, убралась в свое гнездо.

Когда Дэр усадил Ориану в двуколку, она сказала:

– Своих птиц и других животных я хочу передать семье Донни. Правда, думаю, вы захотите оставить себе гуся, ведь вы к нему так привязались.

– Только в ощипанном и подготовленном для жарки виде. – Дэр вручил Ориане свои перчатки. – Возьмите их. Будете править.

Феджак, видимо, ничего не имела против такого решения, и Ориана с достойным похвалы умением миновала ворота и выехала на мост. Некоторое время двуколка легко справлялась с извилистой дорогой, и вот за очередным поворотом показалась вилла.

Общий замысел принадлежал Дэру, а Дэвид Гамильтон разработал детали. К трехэтажному зданию с обеих сторон были пристроены боковые флигели.

Почти все следы строительных работ уже исчезли, и трава разрослась до самого фундамента.

Дэр повернулся к Ориане, ожидая, что она скажет. Дом больше, чем она ожидала? Или меньше? Так как она молчала, он заметил:

– Камень на постройку из моих владений.

– У вас самый красивый дом на острове.

Похвала была приятна Дэру, однако он не удержался от возражения:

– Вы же не видели домов, принадлежащих местным и приезжим богатым людям. Прожив некоторое время в Дэмерхеме, я хорошо узнал неудобства слишком больших зданий. Такое мне подходит больше.

Дэр повернул к конюшням и каретному сараю. Он выпряг Феджак, освободил от кожаного хомута и подпруги и отвел в стойло к яслям, полным свежего сена. Глядя, как пальцы Орианы перебирают темную гриву пони и гладят лоснящуюся шею, он от всей души пожелал оказаться на месте своей лошади.

Когда Дэр стал взрослым, многие женщины откровенно льнули к нему, но по причинам, не имеющим отношения к чувствам. Теперь, когда он встретил желанную женщину, она сторонилась его. Он даже не мог восхищаться ее самообладанием и сдержанностью, так как эти похвальные качества мешали ему лучше понять ее.

Позади конюшен сохранилось несколько яблонь – остатки красивого, но заброшенного сада.

– Яблони – редкость на острове, – сказал Дэр Ориане и отвел в сторону ветку, чтобы показать ей еще совсем маленькие яблочки. – А вот этот старый коттедж пустует с тех пор, как я себя помню. Я решил снести его.

– Вы не должны этого делать, – возразила Ориана. – Старинные развалины служат украшением английских парков, а ваш коттедж вполне можно отнести к их числу. Вы уже дали имя вашему дому?

– Пока нет. Я местный уроженец, и мне не слишком хочется давать дому чисто английское название, я ищу что-нибудь подходящее к местности. Мой кузен и друзья предлагали много названий, но ни одно меня не устроило. Я подумываю назвать виллу «Олдин-Вью».

Ориана обратила взгляд на скалистый гребень горы и заросли золотистого дрока на склонах.

– Вы могли бы назвать его Скайхилл-Хаус. Удивляясь, как это не пришло в голову ему самому.

Дэр повторил:

– Скайхилл-Хаус...

Она предложила прекрасное название, и Дэр понял, что выберет именно его.

Он проводил Ориану к дверям главного входа между двумя колоннами, узорчатые кованые перила с обеих сторон окаймляли лестницу с низкими ступенями. Меньше месяца назад Ориана и Дэр так же рядом стояли на пороге Гленкрофта, и Ориана смотрела, как Дэр вставляет ключ в замок. Дэр распахнул дверь и ввел Ориану в дом.

Запрокинув каштановую голову, она с восхищением созерцала сводчатый потолок главного холла. Дэр, вдыхая запах краски и лака, дал ей время налюбоваться как следует, после чего провел в гостиную.

Дэр понимал, что Ориана видела комнаты и побольше, и все же надеялся, что она по достоинству оценит классическую простоту и элегантность пропорций. Фриз белого цвета из прессованной штукатурки, местами тронутый голубым и золотом, окаймлял стены. Две мраморные дорические колонны поддерживали каминную полку. Свет в комнату проникал через высокие окна в южной стене.

Ориана прошла несколько шагов по деревянному полу, подошвы ее туфель оставляли следы на белой пыли.

– Вы, наверное, замечаете отголоски стиля Адама[5], – сказал Дэр. – Вы, должно быть, знакомы с этим стилем.

– Да, знакома.

– В этой комнате шторы и обивка мебели будут живого, но не слишком темного тона.

– Отлично подойдет голубой.

– Что касается мебели, я не хочу ничего тяжеловесного и чрезмерно декоративного.

– Белая, с кремовым оттенком.

– Именно это я и имел в виду. Главным украшением будут пейзажи острова. У меня есть несколько, но они уже развешаны в городском доме, да и в одной комнате их разместить невозможно. В прошлом году я заказал одному художнику два полотна, чтобы повесить их на противоположных стенах этой вот комнаты. На одной картине должен быть изображен залив Дуглас на закате, а на другой порт Рамси утром и мое судно «Доррити» на причале.

Потом Дэр провел Ориану в комнату для завтрака. На полках прекрасно отполированного буфета орехового дерева работы лучшего мебельного мастера острова стояли принадлежавшие матери Дэра фигурки из фарфора и ее любимый сервиз.

В квадратной задней комнате наиболее примечательным был наборный паркет из различных пород дерева.

– Это мой кабинет, – объяснил Ориане Дэр. – Он в два раза больше того, который вы видели у меня в городском доме. Я перевезу сюда свой чертежный и письменный столы. И хочу поставить здесь несколько кожаных кресел для своих друзей.

– Нечто вроде клуба для джентльменов.

– Точно.

– Я однажды спросила Раш... одного знакомого джентльмена, почему он предпочитает клуб «Уайте» всем прочим. Он ответил: «Потому что там самые удобные кресла».

Полагая, что ей как женщине это будет интересно, Дэр провел Ориану в кухню, показал прихожую для слуг, их комнаты, кладовую и буфетную. Отсюда они поднялись в спальни – их было четыре разного размера, – зашли и в гардеробную. Напоследок Дэр приберег свой шедевр – библиотеку. На антресолях, обнесенных перилами, возле каждого окна стояла скамья.

– Там, наверху, я установлю застекленные шкафы и специальные столы для своей коллекции минералов. Внизу, как видите, книжные шкафы уже установлены.

Ориана медленно поднялась по винтовой лестнице, держась одной рукой за дубовые перила, и уселась на верхней ступеньке. Дэр присоединился к ней.

– Устали?

– Нет, – ответила она, опершись локтями на колени и уткнувшись в ладони подбородком. – Просто мне захотелось взглянуть на эту великолепную комнату сверху и представить себе, как она будет выглядеть, когда вы расставите свои книги и разместите коллекцию. – Минуту помолчав, Ориана добавила: – Вы самый счастливый человек из всех, кого я знаю.

– Почему вы так считаете?

– Вы обладаете несметным состоянием. Вы член уважаемой семьи. Вы получили хорошее образование и способны понять и объяснить важные научные теории и гипотезы. Вы построили для себя этот восхитительный дом. С точки зрения любого человека, вы ведете завидную жизнь.

Ее замечания, вероятно, содержали ключ к разгадке тех сторон ее собственной жизни, которые она пыталась скрыть. Но Дэру не хотелось сейчас строить догадки на этот счет – более всего он нуждался в сближении с ней.

– Я не чувствовал себя счастливым в последнее время, – признался он. – Но теперь, когда между нами возникло взаимопонимание, вы переменились. Вы избегали меня, не отрицайте этого. Ответьте, я единственный человек, с которым вы обращаетесь так холодно, или вы замораживаете каждого мужчину, который пытается узнать вас лучше?

– Почти каждого, – кивнула она.

– Но не капитана Джулиана. Ведь вы сбежали с ним.

– Мне было тогда всего шестнадцать лет, и я влюбилась до безумия. Бегство казалось единственным способом преодолеть категорические возражения моей матери против нашего брака.

– Ваши знатные родственники возражают и против вашего последнего воздыхателя?

– Я не спрашивала их мнения. Мэтью в чем-то напоминает мне Генри, но я не собиралась выходить за него замуж.

– Вы ищете в каждом мужчине сходство с вашим покойным мужем. Я не напоминаю вам его?

Встревоженная ревнивой ноткой, прозвучавшей в этом вопросе, Ориана повернула голову и тотчас сообразила, что допустила ошибку. Лицо Дэра было напряженным, глаза горели. Дыхание участилось.

С Генри она чувствовала себя в безопасности. А Дэр Корлетт таил в себе некую неопределенную опасность, особенно когда сидел так близко и опустил руку ей на колено.

– Ответьте мне, Ориана.

– Вы не похожи ни на одного из мужчин, каких я знала. Именно поэтому он и внушал ей страх.

– Хорошо. – Пальцы Дэра передвинулись с ее колена на бедро. – Вы должны думать обо мне, только обо мне, когда я дотрагиваюсь до вас. – Он обнял ее за талию и притянул к себе. – И когда я обнимаю вас. – Он прижался губами к ее губам. – И особенно когда я вас целую.

Прикосновение его губ вызвало в Ориане вспышку неистового желания. Она жаждала его объятий всем своим существом, и незачем было притворяться, что это не так. Ладони Дэра мягко коснулись ее лица, пальцы Орианы скользнули по щеке и твердому подбородку Дэра, их полуоткрытые губы соединились в страстном поцелуе.

– Я хотел этого с нашей первой встречи, – выдохнул он. – Я хотел вас.

Дэр прикрыл глаза, и тени длинных ресниц легли ему на щеки. Ориана ответила ему яростным поцелуем, вместившим в себя всю бурю эмоций, которую он пробудил в ней. Дэр ласкал ее, нежно касаясь грудей, потом снова прильнул губами к ее губам, и поцелуй был долгим, а потом он произнес еле слышно:

– Остановите меня, если я должен остановиться. Иначе я не смогу себя контролировать.

Его грубоватая, но запоздалая попытка проявить галантность вызвала у Орианы невольную улыбку. Если он хочет овладеть ею здесь, в этой пустой и гулкой комнате, пахнущей промасленным деревом и свежей штукатуркой, она не станет препятствовать этому. То, на что она не решилась бы в Лондоне, можно спокойно сделать здесь, где нет ни любопытных глаз, ни болтливых языков, и репутация ее не будет погублена.

Ориана слегка покачала головой и призналась:

– Я не хочу такого конца. Я хочу большего.

Дэр прижался губами к ее шее, а она напомнила себе, что никогда не отдаст ему свое сердце. Любопытство и желание Дэра будут удовлетворены, ее желание тоже. Возможно, он даже поможет ей забыть то тяжелое, что было у нее в прошлом. Отдавшись этому мужчине, она, быть может, порвет нити, связывающие ее с покойным мужем и с живым поклонником, о котором она ничего существенного ему не говорила.

Дэр сбросил куртку, подхватил одной рукой Ориану под колени, другой обнял за талию, уложил эту прекрасную женщину на расстеленное на полу рабочими полотно и распустил шнуровку корсажа, обнажая ее грудь.

– Как ты красива. Невероятно, дивно хороша. Ориана превратилась в само желание. Все ее чувства были возбуждены его ласками, поцелуями, огнем его глаз, нежными словами, прикосновениями его языка к ее языку. Ворот рубашки Дэра расстегнулся, и Ориана тронула пальцами курчавые волосы на крепкой мускулистой груди. Дэр спустил брюки на колени, обнажив поднявшийся и отвердевший пенис, приподнял и раздвинул ноги Орианы и вошел в ее плоть, влажную от вожделения. Вошел и со стоном прижался к давно желанному телу.

Ориана обвила его руками и ногами, она целиком отдавалась порывам страсти. Как могла она думать, что сможет жить без этого, как же она ошибалась!

Между ними не было никаких обещаний или ожиданий большего, только физическая тяга друг к другу. Ориана не могла бы объяснить, почему все это произошло, но теперь было не время размышлять о таких вещах. Дэр лежал рядом с ней, прижавшись щекой к ее щеке. Нашел губами мочку ее уха и легонько куснул.

– Чудесно, – шепнул он. – Я мог бы наслаждаться тобою вечно.

Прекрасная, но неосуществимая перспектива. Любовные ласки Дэра, потрясающие своей страстностью и самоотдачей, не были увертюрой.

То был финал.

Глава 9

Прогулки Орианы нередко приводили ее к ливерпульским причалам. Остановившись в конце Ред-Кросс-стрит, она смотрела на корабли, недавно прибывшие в порт или готовящиеся к отплытию. Среди них, как она знала, были и суда, курсирующие между Англией и островом Мэн. Две недели миновало с того дня, как она взошла на борт самого большого из них, «Герцог Этол», и отплыла на нем из Дугласа. В напечатанном в газете списке кораблей, прибывших за неделю, она обнаружила знакомые названия судов, приписанных к порту Рамси, – «Прекрасная Анна», «Пегги» и «Элайза». А также «Доррити». Корабль Дэра, на котором привозили свинец с его плавильни.

Ориана остановила хорошо одетого торговца, который вышагивал в одном с ней направлении.

– Простите, вы не могли бы сказать, где я могу увидеть торговые суда с острова Мэн?

– Боюсь, что нет, мадам, – отвечал тот, – я американец, только что прибыл из Бостона и пока даже нигде не остановился.

Ее любознательность мог бы удовлетворить хозяин гостиницы «Ноги Мэна». Ведь именно мистер Радклифф помогал уладить ей дела в связи с ее отъездом в Рамси. Он не только знал названия кораблей, имена их владельцев, водоизмещение судов и перевозимый ими груз, но и время их отплытия и место стоянки каждого. Однако вероятность того, что он поддерживает регулярные контакты с неким владельцем рудника с острова Мэн, который интересуется местопребыванием Орианы Джулиан, вынудила ее держаться подальше от этой гостиницы.

Через несколько часов после страстной интерлюдии в библиотеке Дэра Ориана сбежала из Глен-Одцина. Предложив ему заняться с ней любовью, она разрушила всякую иллюзию о собственной респектабельности, и единственным способом спасти свою гордость был немедленный отъезд в Ливерпуль...

Ориана разглядывала трепещущие на ветру вымпелы судов, пытаясь найти на каком-то из них характерный треножник – эмблему острова Мэн, а мысли ее тем временем предательски вернулись на виллу Дэра.

Пролежав в объятиях Дэра столько, сколько она посмела себе позволить, Ориана зашнуровала корсаж. Дэр засыпал ее вопросами. Она рассердилась, обиделась, раскаивается? Успокоенный ее отрицательными ответами, Дэр принялся целовать ее. Ориана настояла на том, что вернется в Гленкрофт одна. И к тому моменту как она вошла в дом, решение было принято.

С печальным выражением лица она помахала перед лицом миссис Стоуэлл письмом от Харриот Меллон и сообщила, что должна отплыть в Ливерпуль как можно скорее. С быстротой, обретенной за многие годы переездов, Ориана сложила вещи. Пока Донни Коркхилл укладывал их на принадлежащую его отцу телегу для перевозки сена, Ориана уединилась в гостиной, чтобы написать короткую записку Дэру – с извинениями, но без объяснений. Чтобы не внушать ложных надежд, сообщила, что не вернется на остров Мэн. Попрощаться с ним заочно было, для нее более предпочтительным, так как она убедила себя, что грубоватому мужчине вряд ли придется по душе сцена чувствительного прощания.

Она презентовала миссис Стоуэлл золотую гинею и отделанный перьями модный капор, который вызывал столько восторженных вздохов, и вручила ей горсть монет для Неда Кроуи.

Ни один из приезжих не мог по закону покинуть остров без пропуска, подписанного заместителем губернатора, каковой Ориана и приобрела за девять шиллингов у владельца «Головы короля». Мистер Хайнд отправил ее в Дуглас в собственном экипаже, а там она, к счастью, очень быстро нашла возможность немедленно уехать в Англию. По пути на юг она то и дело трогала пальцем кусочек кварца, который лежал у нее в ридикюле. Из подаренных Дэром сверкающих камешков Ориана выбрала один – на память о посещении рудника.

«Через девять месяцев, – подумала Ориана уныло, – есть вероятность получить и другой подарок». Впрочем, в течение последней недели груди ее оставались мягкими, а настроение ухудшалось день ото дня, она даже несколько раз раздраженно оборвала мистера Эйкина, управляющего театром «Ройял». Судя по этим симптомам, беременность ей не угрожает.

Повернувшись спиной к пристани, Ориана пошла назад той же дорогой, что и пришла сюда. Дойдя до Касл-стрит, она услышала, как куранты на колокольне церкви Святого Георгия проиграли начальные такты государственного гимна, за ними последовали два продолжительных гулких удара, отмечающих время.

Ориана опоздала на репетицию.

Она ринулась чуть ли не бегом по оживленной улице в поисках наемной кареты. Как назло – ни одной, а она была еще далеко от Уильямсон-сквер. Если она будет идти слишком поспешно, у нее собьется дыхание и она не сможет петь. Прокладывая себе путь сквозь толпу клерков, слуг и женщин из процветающего торгового сословия, Ориана вела опостылевший спор с самой собой на тему о том, разумно ли написать письмо Дэру. Она не могла избавиться от чувства, что поступила с ним нехорошо. В последние дни ее жизни на острове он вел себя по отношению к ней как друг. В иное время и при иных обстоятельствах он мог бы стать для нее еще более близким. Его корабль в Ливерпуле. Она могла бы уговорить кого-то из матросов передать от нее письмо. Или следует подождать до тех пор, пока она не вернется в Лондон?

Раскрасневшаяся, со стертыми ногами, Ориана наконец добралась до театра и извинилась перед ожидавшими ее оркестрантами.

– Я утратила чувство времени, – виновато произнесла она. – Постараюсь петь как можно лучше, тогда вы уйдете домой пораньше и сможете отдохнуть перед вечерним концертом.

К ее облегчению, никто из музыкантов не выразил ни малейшей досады, они улыбались ей и понимающе кивали. Управляющий мог бы оштрафовать ее за опоздание, но не сделал этого. Как-никак она была Анна Сент-Олбанс.

Ориана заняла свое место на сцене у самого края, старательно избегая покоробленных и неровных половиц. «Этот театр, – подумалось ей, – наверное, самый захудалый и скверно управляемый во всей Англии». Непонятно, с чего это ее лучшая подруга выражала такой восторг по поводу ее выступления здесь. Пустые сейчас кресла в партере, ложах и на балконе были потертыми, выцветшими и грязными. Затхлый воздух, насыщенный неприятными запахами, подчеркивал общую атмосферу обветшания. Впрочем, карьера Харриот начиналась в провинциальных театриках, то есть в еще худших условиях, в то время как сама Ориана гастролировала в прекрасных оперных театрах Европы, где хрустальные люстры освещали позолоченные стены, бархатные портьеры и шелковую обивку кресел. На головах и платьях дам сверкали драгоценности, ливреи слуг, их сопровождающих, сияли до блеска начищенными пуговицами.

– Начнем? – спросил музыкант, садясь за клавесин. «Прелестней нимфы на лугу красотка наша Салли», – весело и оживленно запела Ориана.

То была одна из первых разученных ею песен – дань очарованию её матери. Отец Орианы никогда не уставал слушать эту нехитрую пастораль, она была любимой и у ее слушателей в Воксхолле.

Потом она пропела свой тщательно отобранный репертуар английских баллад, итальянских арий и французских песенок. Фрэнсису Эйкину было безразлично, что она поет и на каком языке, поскольку она обеспечивала ему полный зал на ближайшие два вечера. Его сейчас больше беспокоило отсутствие исполнителей из театра «Друри-Лейн», в том числе и Харриот Меллон. Новая пьеса Шеридана «Писарро» имела самый большой на памяти зрителей театральный успех, и он не мог заполучить нужных ему актеров до тех пор, пока идут эти беспрецедентные представления.

Исполняя грустные куплеты «Разочарованный влюбленный», Ориана размышляла о Дэре Корлетте.

– Весьма впечатляюще и трогательно, – заметил аккомпаниатор, когда она кончила. – Я абсолютно уверен, мадам Сент-Олбанс, что все леди в зале будут проливать слезы.

Ориана перешла к арии из оперы, полной трелей и фиоритур, – наиболее выразительный номер, какого могли ожидать ливерпульские слушатели от певицы из Лондона, чтобы убедиться, что потратили деньги на билеты не зря.

Теперь почти все. Музыкант проиграл коротенькую грустную прелюдию к последней вещи, которую хотела исполнить Ориана. Она запела на гэльском языке – то была песенка, которой научил ее Нед. Струнные инструменты негромко подключились к мелодии, в основном подчеркивая ее ритм, и продолжали играть, когда Ориана запела английскую версию.

Аккомпаниатор широко улыбнулся ей.

Вероятно, Нед был бы удивлен и обрадован, узнав, что она решила закончить концерт его песней. Она спела ее еще раз аккомпаниатору. Пока они так вот вместе работали, музыкант заметил, что Ориана опровергла предположение оркестрантов о том, что заезжая вокалистка окажется капризной и сварливой и что с ней будет трудно работать. Местные актеры дружно ненавидели ежегодно приезжающих сюда исполнителей из Лондона – кроме мисс Меллон, которую все так же безудержно обожали. Ее дружба с Харриот, как предполагала Ориана, и послужила причиной столь теплого приема, оказанного ей самой. Дня не проходило без того, чтобы кто-нибудь не поделился с ней забавной историей или добрым воспоминанием о Харриот.

– Мадам Сент-Олбанс, – окликнул ее из кулис Фрэнсис Эйкин. – Попрошу вас на пару минут зайти в контору кассира.

Ориана захватила свой плащ, раздумывая, уж не решил ли он ее все-таки оштрафовать. Должна ли она в таком случае опротестовать наказание или следует беспрекословно принять его?

Мистер Эйкин предложил ей сесть в то единственное кресло, которое удалось втиснуть в узкое пространство крохотной каморки, избранной им для беседы.

– Я был немного знаком с мисс Салли Верной много лет назад, – заговорил он мягким голосом с легким ирландским акцентом, – когда сам выступал на сцене «Ковент-Гардена» и «Друри-Лейн». А в то время когда торговал тканями на Йорк-стрит, я имел счастье пользоваться покровительством вашего батюшки, его светлости герцога Сент-Олбанса.

Уже знакомая с его уловками, Ориана догадалась, что Эйкину что-то нужно от нее.

– А теперь его очаровательная дочь взошла звездой на небесах нашего театра. Наш краткий союз оказался очень приятным и к тому же выгодным. В этом сезоне дела нашего заведения неблестяще. Огромный успех новой пьесы мистера Шеридана – о, я убежден, что это шедевр! – лишил меня милой мисс Меллон и других ведущих актеров театра «Друри-Лейн». Ливерпульцы твердят мне: «Только лондонские актеры, и больше никто!» И я должен им угождать.

– В вашей труппе есть миссис Чэпмен из «Ковент-Гардена», – напомнила Ориана. – И мистер Янг. И комик мистер Найт.

– И тем не менее я нуждаюсь в пополнении труппы. По этой причине я умоляю вас остаться в Ливерпуле.

– На какой срок?

– До августа.

– Простите, но это невозможно. В конце месяца начинается мой ежегодный летний ангажемент в Воксхолле. У меня договор с мистером Симпсоном и мистером Бар-реттом, согласно которому я должна петь раз в две недели.

– Но могли бы вы остаться хотя бы на неделю? Я уплачу вам приличный гонорар.

Ориана уже готова была посоветовать ему потратить эти деньги на ремонт его захудалого театра, но придержала язык.

– Я подумаю, – только и ответила она, отлично понимая, что следует отказаться от этого предложения.

По пути домой она обдумывала письмо Дэру Корлетту.

«Сэру Дэриусу Корлетту, Рамси, остров Мэн. Сэр, я надеюсь, что это письмо найдет вас в добром здравии и расположении духа...»

Нет, это слишком сухо.

«Дорогой сэр Дэриус, приношу вам извинения за свой поспешный отъезд и надеюсь, что вы простит меня за...»

За что? За то, что сняла у него коттедж в долине? Позволила заниматься с ней любовью в Скайхилл-Хаусе? Сбежала от него?

«Мой любимый Дэр, я думаю о тебе постоянно, днем и ночью. Жизнь кажется мне пустой и унылой без тебя. Если бы ты был здесь, говорил со мной, смешил меня, заключил в объятия, целовал до потери сознания, как тогда, когда мы...»

Опомнившись и сообразив, что прошла дом миссис Уодделл, Ориана повернула назад.

Сунув руку в карман за ключом от входной двери, она коснулась камня, который дал ей Дэр. Ориана вошла в дом, поднялась на один пролет лестницы, остановилась на площадке, вынула камень из кармана и начала поворачивать к свету то одной, то другой гранью – такая привычка появилась у нее в последнее время.

Сверху до нее донесся высокий звонкий голос:

– Наконец-то! Я жду целую вечность. Пораженная, Ориана уронила кварц.

– Хэрри! Но ведь ты должна быть в Лондоне! Актриса быстро сбежала по лестнице и, громко смеясь, обняла подругу.

– Мы приехали сегодня в почтовой карете. Маму ужасно растрясло, и теперь она спит.

– Мне не терпится узнать все городские новости, но сначала я должна найти свою драгоценность.

Опустившись на колени, Ориана отыскала камешек у самых перил.

– О, какой красивый! Что это за камень?

– Кристалл кварца. Его нашли на свинцовом руднике сэра Дэриуса Корлетта.

Харриот заметила, как смягчился голос Орианы при упоминании о Корлетте, какая грусть появилась в ее прекрасных ореховых глазах, и пришла к единственно возможному выводу о любовной связи подруги с владельцем рудника.

Харриот последовала за Орианой в ее комнату, самую красивую и удобную в доме. Певица не была стеснена в средствах, и ей не приходилось делить свою комнату с кем-нибудь еще. Она могла позволить себе путешествовать в дилижансе, а не в почтовой карете, не считаясь с затратами.

Интерес Хэрри к последнему увлечению Орианы остался неудовлетворенным, она была вынуждена отвечать на многочисленные вопросы Орианы о событиях в театре «Друри-Лейн».

– «Писарро»[6] привел всех в бешеный восторг, – рассказывала Хэрри. – Кембл лучше исполнил свою роль, чем его сестра миссис Сиддонс свою[7]. Она играет маркитантку в чересчур величественной манере. Шеридан еще раз доказал, что он самый замечательный драматург нашего времени. Пьеса – его величайшее достижение за двадцать лет. Театр по вечерам набит до отказа. Но я боялась застрять в Лондоне на целую вечность, а делать мне там будет особенно нечего, так как роль миссис Джордан дублирует другая актриса. Когда я напомнила старине Шерри, что меня ждут в театре «Ронял» в Ливерпуле, он милостиво отпустил меня.

– Мистер Эйкин будет очень рад. Ты ему нужнее, чем я. Драматическая актриса ему куда полезнее, чем певица.

Харриот было приятно слышать, что она желанная гостья в Ливерпуле, особенно после сделанных ее матерью неприятных сравнений ее со знаменитой подругой. Хэрри не нуждалась в напоминаниях о великолепных способностях Орианы и о ее кузенах-аристократах. По мнению матери Харриот, Ориана была неразборчива в знакомствах и безнравственна, а потому не заслуживала своих успехов. Но Харриот знала, что ее подруга, так сказать, сбилась с пути праведного только потому, что поверила обещанию мистера Теверсала жениться на ней. Хэрри понимала, что блестящая артистическая карьера и наличие кузена-герцога не могут излечить разбитое сердце или восстановить погубленную репутацию.

Глядя на красивое и печальное лицо подруги, Харриот думала о том, какие слова могли бы вызвать на этом лице улыбку.

– Как хорошо, что мы с мамой приехали вовремя и будем свидетельницами твоего успеха в Ливерпуле.

– Я очень рада видеть вас здесь. Нервничаю больше, чем следовало бы.

– Ты нервничаешь?! Абсурд!

– Я выступаю в Ливерпуле впервые. Ожидания публики весьма велики.

Харриот не понимала, как может сомневаться в успехе у ливерпульской публики такая одаренная и прославленная певица, как Ориана. Уж не владелец ли рудника повинен в ее подавленном настроении?

– Ты не собираешься мне рассказать о твоем знакомце с острова Мэн? – спросила она.

Ее вопрос вызвал внезапный румянец на бледных щеках Орианы.

– Я уже это сделала в своем письме.

Харриот была актрисой и вполне могла угадать, что на самом деле скрывается за показным равнодушием подруги.

– Ты писала, что он самонадеянный и неприятный человек. Он сделал тебе непристойное предложение?

Каштановая головка опустилась низко-низко.

– Он получил то, чего хотел, без всяких условий и даже просьб.

Харриот не могла придумать ответ, который не прозвучал бы грубым или осуждающим, как у ее матери.

– Я хотела завоевать его уважение, – продолжала Ориана. – И я этого добилась. Он ничего не знает ни о моей известности, ни о моей испорченной репутации. Я вела себя как чопорная и добродетельная вдова, ведущая тихую жизнь в деревне среди кур и домашних животных. Мы стали друзьями. Он поведал мне свою самую большую тайну и поделился самыми сокровенными мечтами. Это блестящий человек, наделенный острой проницательностью и серьезным умом. Но однажды мы провели слишком много времени наедине, – жалким голоском призналась она. – Не иначе как на меня нашло какое-то помрачение. После этого я просто не могла с ним встретиться еще раз, это было бы невыносимо, поэтому я села на первый жеуходящий в Ливерпуль корабль.

– Ориана, если бы ты осталась, возможно, он сделал бы тебе предложение!

– Неужели бы я посмела его принять после того, как скрывала свое истинное лицо в течение четырех недель? Мне предстояло готовиться к здешнему концерту, а потом вернуться в Лондон и репетировать в Воксхолле. Я предполагала, что работа поможет мне все забыть, но этого не случилось. Я ничего не забыла.

– Вероятно, ты и не хочешь этого, – заметила Хэрри, чувствуя себя и чрезвычайно умудренной, и одновременно очень огорченной.


– Вот стулья красного дерева в изысканном стиле, предназначенные для столовой. Обтянуть их можно любым материалом, какой вы выберете.

Дэр провел рукой по резной спинке стула и подумал, что сидеть, опираясь на такую спинку, чертовски неудобно.

– Это не совсем то, чего бы мне хотелось.

Уингейт, стоя позади хозяина, выразил ему свою поддержку негромким хмыканьем. Дворецкий держал в руке длинный список необходимых предметов, но после почти целого часа, проведенного в большом мебельном магазине, из списка было вычеркнуто очень немногое.

– В вашем доме есть библиотека? – спросил торговец.

– Разумеется, – ответил Дэр.

Каждый раз, заходя в библиотеку, он вспоминал Ориану Джулиан.

– У нас большой выбор столиков-маркетри для библиотеки и складных лесенок.

– Мы видели уже достаточно. На сегодня хватит, – добавил Дэр, чтобы торговец не почувствовал себя ущемленным.

Выбор столов, стульев, ковров и прочего необходимого для виллы казался Дэру сейчас делом скучным и обременительным. Он решал бы эту задачу с энтузиазмом, если бы не внезапное исчезновение Орианы Джулиан, оно лишило Дэра всякого интереса к тому, чем будет заполнен его новый дом. Во время ежедневных хождений по многолюдным улицам Ливерпуля он уделял основное внимание не выставленным в витринах товарам, а проходящим мимо женщинам, надеясь увидеть милый овал красивого лица в ореоле каштановых кудрей и ясные ореховые глаза под крутыми арками тонких бровей. Но видел он все это лишь по ночам во сне – и нигде больше.

– Не зайти ли нам к продавцу ковров, сэр? – предложил Уингейт.

– Завтра, – коротко ответил Дэр. – Можете отдыхать всю вторую половину дня.

Четыре дня назад Дэр покинул палубу «Доррити» с твердым намерением отыскать Ориану, уверенный, что легко достигнет цели в знакомом городе. Но его систематические и, как он полагал, блестяще организованные поиски не дали ему ни единого намека на то, что она здесь или была здесь недавно. Миссис Джулиан не состояла в списках тех, кто пользовался абонементом в самой большой библиотеке. Ни один изготовитель музыкальных инструментов слыхом о ней не слыхивал. Она не вносила пожертвований в пользу местного лазарета, госпиталя для моряков, благотворительных учебных заведений – Дэр обошел их все. Никто из портных и владельцев магазинов не вспомнил ее имени.

Каждый раз, думая о том, что произошло в день их последней встречи, Дэр отчаянно пытался найти в этом какой-то смысл, но неизменно терпел поражение. Ориана откликнулась на его ласки с неподдельной страстью. А после того как сделала его счастливейшим из смертных, полным надежд, покинула его долину.

Нынче вечером он продолжит охоту в театре «Ройял».

Он вполне может использовать билеты, заранее заказанные его знакомым по его просьбе. Объявление о первом концерте появилось в утренней газете. Пропустив цветистые комплименты лондонской вокалистке и предостережения по адресу чересчур бурно ведущих себя зрителей, Дэр внимательно изучил список наиболее знаменитых лиц, намеренных присутствовать в зале. Имени миссис Джулиан в этом списке не было, но его надежды ожили, когда он обнаружил в нем имена мисс Меллон и ее матери. Если подруга Орианы в Ливерпуле, то и она сама скорее всего здесь.

Глава 10

В артистической уборной отсутствовала дверь, и о каком бы то ни было уединении не могло быть и речи, тем более что управляющий даже не позаботился повесить занавеску. Впрочем, Ориана об этом и не просила, так как приехала в театр полностью одетой и все время провела на сцене. Поскольку знакомых в городе у нее не имелось, она не собиралась задерживаться в этой комнате.

Эйкин ворвался к ней с громогласными изъявлениями восторга:

– Какой триумф! Я думал, что аплодисменты и крики никогда не кончатся!

Ориана высоко подняла брови.

– Во время моего выступления или после него? Слушатели этого концерта надолго запомнятся ей как наиболее необузданные из всех, кого ей довелось видеть. Они, по ее мнению, дали бы сто очков вперед даже клаке итальянской оперы.

– Я надеюсь, что горячий прием, оказанный вам в этом городе, поколеблет ваше решение покинуть нас так скоро, – продолжал управляющий. – Неужели вы не согласитесь дать еще один концерт, чтобы утешить бедняг, которым не хватило билетов?

Его вопрос был столь откровенно своекорыстен, что Ориана не удержалась от смеха. Ее работа была кончена, и она радовалась освобождению от Эйкина с его настойчивостью, скорее смешной, нежели раздражающей.

Повернувшись к двери, ирландец обратился к кому-то со словами:

– Дорогой сэр, если вы назовете себя, я охотно представлю вас мадам Сент-Олбанс.

Все еще улыбаясь, Ориана тоже повернулась к двери, чтобы взглянуть на пришедшего.

– В представлениях нет необходимости, – произнес голос сэра Дэриуса Корлетта, более твердый, нежели гранит острова Мэн. – Она знает, кто я такой.

Тревога прокатилась по телу Орианы грозной волной. Дэр последовал за ней в Ливерпуль – и присутствовал на ее концерте! Боже милостивый, он выглядит так, словно готов ее задушить – что неудивительно.

Управляющий переводил любопытствующий взгляд с Орианы на Корлетта и обратно. Улыбнулся, подмигнул Ориане и сказал:

– Уверен, что вам и джентльмену предпочтительно поговорить наедине. К обсуждению наших деловых вопросов мы вернемся в другое время.

Его намек разозлил Ориану.

– Нет никакой необходимости торопиться и уходить, пока мы не закончили с делами, – резко возразила она. – Как я уже сказала вам, мистер Эйкин, я не могу остаться и петь в Ливерпуле. Прошу вас немедленно выплатить мой гонорар, чтобы я могла уехать в Лондон.

Было унизительно просить деньги в присутствии Дэра, однако приходилось поступаться гордостью перед лицом житейской необходимости.

– Конечно, конечно. Мой казначей сейчас еще подсчитывает прибыль от сегодняшнего вечера, и завтра вы получите вашу долю.

С этими словами Эйкин слегка поклонился Ориане, потом Дэру и быстро вышел. Нервно поигрывая кисточками золотого шнурка, опоясывающего ее талию, она призналась Дэру:

– Последние два дня я пыталась написать вам письмо.

– Очень любезно с вашей стороны. – Жесткий тон противоречил вежливым словам. – Позвольте вас поздравить с замечательными артистическими способностями. Вы проявили их не только здесь, но и в Гленкрофте.

– Вы вправе сердиться, но уверяю вас, у меня были серьезные причины для... для...

– Для того чтобы меня обманывать?

– Это не было обманом, Дэр. То есть рассчитанным обманом.

Ориана чувствовала себя странно, стоя вот так перед ним в своем концертном платье из зеленого шелка, с напудренным лицом, нарумяненными щеками и с бриллиантами в волосах.

– Где вы сидели? В партере я бы вас заметила.

– Билет у меня был в ложу, но я по небрежности не послал заранее слугу подержать для меня место. Я сидел на галерке, зажатый между двумя развеселыми парнями, которые позволяли себе столь пакостные замечания по поводу вашей фигуры, что я едва удержался от того, чтобы не разбить обоим их мерзкие рожи.

Резкий стук по дверному косяку прервал их напряженный диалог.

В дверном проеме стоял ее аккомпаниатор.

– Мадам Сент-Олбанс, могу я попросить вас уделить мне минуту?

Ориана пересекла комнату, бросив опасливый взгляд на Дэра, когда проходила мимо него.

– Вряд ли мы с вами встретимся снова, и я хотел бы, чтобы у вас осталось вот это. – Музыкант протянул Ориане свернутую в трубочку бумагу, перевязанную красной ленточкой. – Я сделал копию нашей музыки для песни с острова Мэн.

Сморгнув выступившие на глазах слезы, Ориана взяла ноты.

– Благодарю вас от всего сердца, я всегда буду хранить ваш подарок.

– Для меня было большой честью аккомпанировать протеже моего кумира, великого Гайдна. Честью и удовольствием.

Тронутая этими словами, Ориана предложила:

– Если вы будете искать работу в Лондоне, загляните ко мне домой на Сохо-сквер. Я в добрых отношениях с управляющими всех драматических и оперных театров.

– Я не уверен, что моя жена захочет жить где-нибудь, кроме Ливерпуля, – признался он, уже уходя.

Когда Ориана повернулась к Дэру, лицо у него было еще мрачнее, чем до прихода музыканта.

– Этот малый знает о вас больше, чем я, – процедил он. – Он упоминал о композиторе Гайдне?

– Да, мы подружились в то время, когда он жил в Лондоне.

– И со многими мужчинами вы водили дружбу? Рассудив про себя, что если он ревнует, значит, неравнодушен к ней, Ориана с легким смешком сказала:

– Господин Гайдн – старый человек, он годится мне в дедушки. Нет ничего неприличного ни в этой, ни в других моих чисто профессиональных связях.

– Вы ни разу не спели для меня, – с горечью произнес Дэр. – Бережете ваш голос для тех, кто платит за билеты, мадам Сент-Олбанс?

– Грим на лице и шелковое платье – всего лишь маска, которую хотят видеть мои слушатели, которые платят. – Ориана сделала упор на трех последних словах. – Но под всей этой мишурой я та же, какой была, когда искала приюта в вашей долине. Я не лгала вам, не сказала ни слова неправды. Ориана Джулиан – мое подлинное имя. Я в самом деле убежала из дома с солдатом, который потом погиб в Индии. Я рассказала вам о себе то, что сочла нужным. Не забывайте, что вы встретили меня не слишком гостеприимно, если не сказать больше. И я не знаю ни одного закона, английского или мэнкского, который предписывал бы мне рассказывать всю историю моей жизни почти незнакомому и недружелюбному по отношению ко мне человеку. Каким вы и были.

– Но мое отношение к вам изменилось, и вы отлично это знаете.

– Я не имею обыкновения открывать душу.

– И доверять людям?

– В Лондоне меня постоянно изучают и критикуют. На те несколько недель, которые я прожила у вас в Гленкрофте, я обрела одиночество, которое искала.

– В данный момент, Ориана, я нимало не беспокоюсь о различии между вами и вашей публикой.

Но он беспокоился, его это волновало, иначе он ушел бы из театра, так и не повстречавшись с ней.

– Во время нашей последней встречи, – продолжал Дэр, – ваша пресловутая сдержанность улетучилась. Мы пережили особую близость. – Он подошел ближе, пронизывая Ориану взглядом своих темных глаз. – Ваше поспешное отбытие из Гленкрофта – чем оно было вызвано? Письмом, которое вы получили, или тем, что произошло между нами?

Ориана храбро выдержала его сверлящий взор.

– Тем и другим. Меня ждали в Ливерпуле. Харриот задержалась в Лондоне, и мы с ней могли упустить комнаты в доме миссис Уодделл. В то же время из-за проявленного мною безрассудства вы могли подумать, будто я расставила ловушку с целью заполучить вас и ваше богатство. Понимая, что вы не захотите больше видеть меня, я уехала.

– Вы решили, что я желаю отделаться от вас? Если бы это было так, то, во имя всех чертей ада, чего ради я стал бы заниматься с вами любовью?

Ответ был настолько ясен, что Ориана не сочла нужным выражать его словами. Дэр – мужчина из тех, кто привык получать все, что пожелает.

В отличие от нее Дэр выразил свое негодование бурным потоком слов:

– Вы строите на мой счет догадки столь же примечательные, как и я на ваш. Вы предложили мне самый драгоценный из даров. Вам наскучила деревенская жизнь? Может быть, вы искали физического наслаждения? Или это ваш способ прощаться с друзьями-джентльменами?

Ориану обдало жаром с головы до ног.

– Нет!

– Тогда почему, Ориана? Я заслуживаю честного ответа.

Подойдя к нему, она заговорила быстро и страстно:

– Потому что в тот момент я жаждала того, что-либо потеряла, либо принесла в жертву. Тепла. Понимания. Желания. С вами я чувствовала себя такой живой.

– Я весь к вашим услугам. После двух недель ночных кошмаров мне тоже не мешало бы ожить хоть немного. Давайте прямо сейчас поедем ко мне в отель. Или, если вас это больше устраивает, к вам на квартиру.

Ориана не могла определить, говорит он в шутку или всерьез.

– Я не шлюха, – отрезала она ледяным тоном. – Хотя таково расхожее мнение об актрисах, смею заверить вас, что пение – единственный источник моего существования.

Грязные сплетни о Сирене Сохо и длинной череде ее любовников могли достигнуть и Ливерпуля – иначе почему бы театр на ее концертах был набит битком? Ориана хотела покинуть этот дымный промышленный город до того, как Дэр узнает о ее испорченной репутации. И если он относится к тому типу мужчин, которые не прочь похвастаться своей победой над Анной Сент-Олбанс, она предпочитала об этом не знать. Стиснув ее плечи, Дэр прорычал:

– Тем не менее вы ужасная, бессовестная обманщица. Я мог бы простить вам вашу скрытность, но нет вам моего прощения за то, что вы бросили меня!

Его поцелуй был гневным и обвиняющим. Когда нежная грудь Орианы коснулась его груди, твердой словно камень, она в страхе отпрянула.

Дэр отпустил ее с глубоким, страдальческим вздохом. Окинув взглядом то, что их окружало, он произнес с брезгливым недовольством:

– Господи, это самая безобразная из комнат, какие мне довелось видеть. Как вы можете это выносить? – Взяв со спинки стула плащ Орианы, он предложил: – Давайте продолжим наш разговор в более удобных и цивилизованных условиях. Я остановился в «Королевском отеле», это совсем недалеко отсюда.

– Меня могут узнать. Давайте встретимся завтра, я живу в доме миссис Уодделл, Скул-лейн, дом тридцать три.

– О нет, мадам Сент-Олбанс, я не хочу, чтобы вы повторили свое поспешное бегство из Гленкрофта. Вы способны улизнуть из вашего дома в середине ночи.

– Я этого не сделаю, – пообещала она. – И даже не могу. Мистер Эйкин еще не выплатил мне гонорар. Как только он это сделает, я уеду в Лондон. Если вы не оглушите меня и не переправите в бессознательном состоянии на свой корабль, вам не удержать меня в Ливерпуле.

– Отличная идея, – сказал он, сверкнув улыбкой. – Я был бы рад взять вас в заложницы и назначить вам наказание. Например снять с вас одежду, запереть в моей каюте и уложить к себе в постель.

– Я полагаю, вам захотелось бы бросить меня за борт, – возразила Ориана, сердце у которой затрепетало от его слов. – Ведь вы обвиняете меня в двуличии и предательстве.

– Сейчас я уже более склонен к милосердию. Логика ваша ошибочна, однако ваше раскаяние тронуло меня. Еще несколько очаровательных улыбок, стаканчик бренди, и я, возможно, сниму с вас обвинения в намерении сознательно причинить мне зло. Однако я все же воздержусь от окончательного суждения до тех пор, пока вы мне не расскажете подлинную историю Анны Сент-Олбанс.

Тяжелые тучи постепенно затянули темнеющее небо, пока Дэр сопровождал Ориану в отель. В угоду ее желанию не быть узнанной он вел ее не по оживленному Уайт-чепелу, а по узкой и немноголюдной улице к югу от Уильямсон-сквер.

В июне ночь наступает поздно, и света было еще достаточно, чтобы Дэр мог приглядеться к Ориане.

Ее манера себя держать, ее грация, ее плащ из синего бархата напоминали ему о той леди, которая жила некоторое время в Гленкрофте, во всем остальном она была иной. Толстая, туго заплетенная коса, заколотая шпильками с бриллиантами, обвивала голову. Интересно, это настоящие драгоценные камни или имитация? Куплены они на собственные деньги или подарены любовником? Мучительные попытки угадать истину сводили Дэра с ума.

Он покинул свой остров, чтобы отыскать ее, в голове неотступно вертелась мысль о женитьбе на ней. Но когда он увидел Ориану на сцене – чарующее видение в платье из блестящего зеленого шелка, – его туманная, но неотступная мечта рухнула.

Диапазон и сила несравненного голоса Орианы поражали и трогали Дэра. Его познания в музыке были отрывочными, кроме того, он был настолько потрясен и возмущен, что это мешало наслаждаться пением. Однако он чувствовал ее страстность.

«Я жаждала того, что-либо потеряла, либо принесла в жертву. Тепла. Понимания. Желания».

Великолепный талант сделал Ориану знаменитой, однако ценой славы было одиночество...

Когда они вышли на Черч-стрит, Ориана остановилась и проговорила жалобно: – Я не могу этого сделать.

– Вы о чем?

– Я не могу пойти в отель. На меня, видимо, нашло затмение, когда я соглашалась. Я все расскажу и объясню, но вам придется подождать.

– Я хочу услышать это сегодня же, Ориана. Желательно здесь и теперь.

Его уверенный тон и самый выбор слов свидетельствовали о том, насколько это для него важно. Ориана сдалась.

– Вон там, впереди, церковь Святого Петра. Я хожу туда послушать органиста, а иногда спасаюсь таким образом от общества миссис Энтуистл.

– Кого?

– Матери Харриот Меллон. У нее отвратительный характер, к тому же она меня терпеть не может, так как советы, которые я даю ее дочери, прямо противоположны ее собственным. И так как я... словом, и по другим причинам. Она твердит Хэрри, что если та добьется успеха на сцене, то сумеет поймать богатого мужа, который станет содержать их обеих. – Ориана покачала сверкающей драгоценными камнями головой. – Но такого почти никогда не бывает. При этом миссис Энтуистл уверяет, что отец Хэрри некий лорд, но имени его не открывает.

Они подошли к скамейке около входа в церковь.

– Мы можем поговорить здесь, – предложила Ориана.

– Происхождение вашей подруги меня не интересует, – сказал Дэр усаживаясь. – Расскажите мне о вашем.

Глава 11

Сжимая в руке свернутые в трубочку ноты, подаренные ей аккомпаниатором, Ориана посмотрела на Дэра словно свидетель, вынужденный давать показания в суде против своей воли.

– Как и Харриот, я незаконнорожденная.

Такая возможность не приходила в голову.

– Моим отцом был Джордж Боклерк, третий герцог Сент-Олбанс. Если вы штудировали учебник английской истории или читали «Дневник» мистера Пеписа, то вам должно быть известно имя Нелли Гуинн, любовницы короля Карла Второго. Она родила от него двух сыновей и настояла на том, чтобы король дал им фамилии и титулы. Старший получил титул графа Берфорда, а позднее его отца убедили даровать ему титул герцога, который со временем унаследовал мой отец.

«Значит, ее происхождение не просто знатное, – подумал изумленный Дэр, – оно королевское, пусть и незаконное. Граф Бамфодд и герцог Столбарн на отправляемых ею письмах на самом деле Берфорд и Сент-Олбанс.

– Через год после свадьбы мой отец охладел к своей герцогине. Как и его царственный батюшка, Веселый Монарх, он не обзавелся законным наследником. Зато его многочисленные любовницы оказались плодовитыми и наградили его незаконными отпрысками. Он предпочел жить в Брюсселе и во время краткого периода восстановления отношений с герцогиней продолжал ей изменять напропалую. Главной его слабостью были певицы. После окончательного разрыва брачных отношений он посетил Лондон, где его внимание привлекла Салли Верной, выступавшая в театре «Друри-Лейн». Она стала его любовницей и моей матерью.

– У вас театральные связи как по материнской, так и по отцовской линии, – заметил Дэр.

Ориана кивнула и продолжала:

– Моя мать тоже была незаконным ребенком, дочерью тенора Джозефа Вернона. В детстве она бродила по «Ковент-Гардену», продавая букетики цветов и распевая баллады, все называли ее «Цветочек Сэл». Когда она подросла, то оказывала за несколько шиллингов и другие... услуги. Один из ее любовников, известный актер, вывел ее на сцену. Герцог был ее самой крупной победой, которая стала известна всем и каждому, так как мать продолжала выступать на сцене, когда была беременна. – Ориана улыбнулась и сообщила: – Таким образом я еще в утробе матери учинила свой первый скандал. Отец дал мне имя Ориана Вера и подарил матери дом на Сохо-сквер, а также обеспечил ей безбедное существование. Первое мое воспоминание такое, я сижу у клавесина, бью по клавишам и пытаюсь петь.

Интерес Орианы к музыке сочетался у нее с уникальным, от природы поставленным голосом, убедившим герцога и его возлюбленную, что они обладают в лице дочери настоящим чудом. Сент-Олбанс, любитель оперы и любовник оперных певиц, признал, что талант крошки надо развивать, и спешно укатил в Брюссель.

– Моим первым учителем пения был мой дедушка Верной, – продолжала Ориана. – Мне было совсем мало лет, когда мать подрядила меня к мистеру Шеридану на роли детей в театре «Друри-Лейн». В возрасте шести лет я в один миг стала знаменитостью, когда запела и тем самым прекратила сцену буйства в партере. Мистер Шеридан поспешил опубликовать тот факт, что я, маленькая дочка Цветочка Сэл, прямой потомок Нелли Гуинн и короля Карла. Популярность моя возросла. Мне еще не было десяти, когда я выступила в концерте в Воксхолле вместе с моим дедушкой. На концерте присутствовал принц Уэльский, на следующий день он прислал мне в подарок щенка королевского спаниеля. Мама сказала, что я должна назвать его Роули в честь моего прапрадедушки. Это было домашнее прозвище его королевского величества.

Сент-Олбанс, считая, что Ориана достойна континентальной аудитории, пригласил ее вместе с матерью приехать к нему в Брюссель. Герцог, обремененный огромными долгами у себя на родине и за ее пределами, был столь безнадежно неплатежеспособен, что торговцы в Брюсселе не предоставляли ему кредита. Когда нужно было пополнить запасы пива и ветчины, приходилось посылать за ними в Глассенбери, его английское поместье в графстве Кент. Однажды во время выступления Орианы на сцене театра «Де ла Монне», герцог перегнулся через барьер ложи, но лишь для того, чтобы полюбоваться какой-то особо соблазнительной актрисой и состроить ей глазки. Салли, опасаясь возможных соперниц, устроила герцогу сцену. Их ссора насмешила бельгийское высшее общество и очень расстроила Ориану.

– Ничуть не беспокоясь об отсутствии средств, он затеял строительство огромного замка на окраине города, – говорила она Дэру, вспоминая при этом их с отцом общую радость, когда из Англии прибыла партия деревьев и кустов для его нового красивого парка.

– А это его последний подарок мне, – сказала она, распахнув плащ и показывая Дэру прекрасную брошь, приколотую к корсажу ее платья. – Я всегда надеваю ее, когда пою. На счастье. Это его фамильный герб. Лев, стоящий на задних лапах, увенчанный герцогской короной и с тремя розами на ошейнике. Девиз выгравирован ниже: Auspicium melioris aevi – «В ожидании лучших времен». Он ожидал их до самой смерти.

Завещание его светлости не оставляло Салли и ее дочери никаких средств. У них был дом на Сохо-сквер, обставленный в свое время на деньги герцога и полный сокровищ из собрания Боклерков, портреты короля и его актрисы, полотна старых мастеров, старинные драгоценности – заколки с бриллиантами в волосах у Орианы принадлежали когда-то Нелли Гуинн, – богатые ковры, прекрасная мебель.

– Следующий герцог скончайся через несколько месяцев после унаследования титула и собственности. Его наследником стал двоюродный брат, лорд Вир из Хэнуорта, коллекционер предметов искусства. Он приехал на Сохо-сквер и предложил купить у нас некоторые вещи из принадлежавших Боклеркам. Мама отказалась продавать, объяснив, что это мое наследство. Кузен Обри принял участие в моей карьере и пригласил меня в Хэнуорт, чтобы познакомить со своей семьей. Он жил в Италии и предложил маме отвезти меня туда для более серьезной подготовки.

– Вы пробыли в Италии долгое время, – заметил Дэр.

– Четыре года. В Лондоне я получала хорошие отзывы. Но в Риме, Неаполе, Венеции, Флоренции и Милане мне не удалось преодолеть предубеждения против моей национальности. Мой голос находили чересчур «английским», для того чтобы заслужить одобрение итальянской публики. У меня не было провалов, но и настоящего успеха я не имела. Мы вернулись в Лондон, считая, что я приобрела достаточный опыт, чтобы петь в театре «Ройял». Мистер Келли, управляющий оперными театрами, наговорил мне кучу комплиментов, но твердо стоял на своем, ему нужны итальянские певцы. Миф о короле Карле и Нелли Гуинн мне больше не помогал. Мне исполнилось шестнадцать лет, я выступала с шести лет и не знала иной жизни.

– И вы упорно продолжали свое дело.

– Мать не оставила мне выбора. Существовали и другие места, где я могла выступать. Летом я пела в Воксхолле, во время Великого поста участвовала в ораториях. Господин Гайдн советовал мне дать голосу отдохнуть и совершенствоваться в игре на фортепиано. Но мать была твердо уверена, что когда-нибудь я стану примадонной.

Дэр попробовал представить себе юную Ориану – много поездившую по свету, лишенную иллюзий и живущую вместе с матерью, строгой и амбициозной.

– Именно тогда вы решили бежать с капитаном Генри Джулианом?

Она кивнула.

– Берфорд, сын кузена Обри, сыграл в Ньюмаркете роль свата.

– Вы называли ваш брак неким бунтом. Против матери?

– И ее планов относительно меня. Она хотела, чтобы я вышла замуж за итальянца, лучше за певца или музыканта, но сошел бы и любой другой. Будучи синьорой, я могла бы скрывать свою подлинную национальность и выдавать себя за иностранку. Мама была просто одержима этой мыслью. И тогда я решила убежать со своим красивым молодым капитаном, спасителем в форме, и предоставила ему вести сражение за меня. – Помолчав, она добавила: – За свою любовь ко мне Генри заплатил жизнью. Пожалуйста, Дэр, не вынуждайте меня возвращаться к этой трагедии.

– Вы могли бы рассказать мне обо всем, несколько недель назад, – сказал он. – Почему вы этого не сделали?

– Потому что я устала от мужчин, принимающих меня за шлюху, как поступили и вы, когда обнаружили меня в своем кабинете и решили, что я подарок вам на день рождения. Я не буду ни вашей Нелли Гуинн, ни вашей Салли Верной, – твердо произнесла она.

– Я не делал вам подобных предложений.

– В этом не было необходимости. Когда вы целовали меня, я сама могла бы сказать, что вам от меня нужно. Мне пришлось отклонять подобные предложения уже много лет.

– Успешно?

– Да. Но вас это не должно беспокоить.

– Но меня это очень беспокоит. – Вглядевшись в ее лицо, он объяснил: – Итак, респектабельная вдова Ориана Джулиан и знаменитая Анна Сент-Олбанс – одно и то же лицо. Мне необходимо получить ответы только на два вопроса. Которая из них обнимала сэра Дэриуса из Скай-хилл-Хауса, лежа на полу в библиотеке? И которая из них бросила в Гленкрофте подаренные ей двенадцать кристаллов кварца?

Ориана сунула руку в карман плаща.

– Если бы вы их пересчитали, то обнаружили бы, что одного не хватает.

В наступивших сумерках светлый камень не отражал света и казался тусклым. Но он возродил утраченные надежды Дэра. Дэр поцеловал Ориану, просунув кончик языка в ее полураскрытые губы, между тем как рука его скользнула под плащ и тронула ее грудь.

Ориана резко оттолкнула его.

– Вам нравится доводить женщин до слез?

– Я ни одну не довел до слез, вы были бы первой. – Он увидел, что она зачем-то роется в своем ридикюле, свисающем с запястья. – Что это? – спросил он, когда Ориана сунула ему в ладонь серебряную монету.

– Возвращаю вам деньги за место в ложе. Не хочу наживаться на неприятности, в которой я повинна.

– Напрасный жест, – сказал Дэр и отбросил монету в сторону. – Я увожу вас с собой в Глен-Олдин.

Ориана встала со скамейки.

– Когда увидите Неда Кроуи, расскажите ему, что я пела со сцены песни, которым он меня научил.

– Вы расскажете ему сами. Я не уплыву в Рамси без вас.

– Гленкрофт уже не моя обитель. Каникулы миссис Джулиан кончились. А дом Анны Сент-Олбанс в Лондоне. – Она приподнялась на цыпочки и слегка коснулась уголка его губ легким, мимолетным поцелуем. – Мне радостно будет думать о вас, о том, как вы живете на вашей новой прекрасной вилле на вершине холма, собираете новые минералы для вашей коллекции и держите на расстоянии всех охотниц за деньгами...

Дэр смотрел, как она уходит, и даже хотел, чтобы она была охотницей за деньгами, – тогда все происшедшее обрело бы для него хоть какой-то смысл. В теперешнем ее отказе он смысла не видел.

В некотором отношении долгий рассказ Орианы что-то ему прояснил, однако она по-прежнему оставалась для него загадкой. Он хотел узнать еще очень многое. Ее любовь к пению была неподдельной, искренней, но Дэру было неясно, довольна ли она своей профессией, получает ли от нее удовлетворение. Напряженные отношения с матерью и утрата молодого мужа оставили неизгладимый след в ее сердце. Ориана нуждалась в сердечной привязанности, но каждый раз, когда он предлагал ей ее, она от него отворачивалась.

Дэр напомнил себе, что она еще не уехала из Ливерпуля. Не может уехать, пока не получит заработанные деньги. Она уходила все дальше, и Дэр, попрежнему глядя ей вслед, вдруг подумал, не стоит ли обратиться за помощью к елейному управляющему театром Эйкину, а вдруг тот сумеет задержать ее отъезд. Однако, поразмыслив, Дэр пришел к неутешительному выводу, что для достижения цели ему пришлось бы украсть из кассы театра всю выручку.

– Ты самая неблагодарная дочь во всем христианском мире, а я самая несчастная мать!

Харриот Меллон, объект негодования своей матери, молча стиснула зубы. Не стоило и пытаться защитить себя от обвинений, это лишь продлило бы приступ раздражения у миссис Энтуистл. Хэрри старалась смотреть только на оборку, которую пришивала к подолу платья, дрожащими пальцами делая стежок за стежком.

– Неужели тебе нечего мне сказать? – повысила голос миссис Энтуистл.

«Ничего не говори. Сиди как сидела. Не плачь».

– Твое эгоистичное безразличие к моим чувствам мучает меня, Харриот. Я и твой отчим всю жизнь трудились ради тебя. Мы избавили тебя от тяжелой работы в театре мистера Стэнтона в Стаффордшире, мы привезли тебя в Лондон и познакомили с мистером Шериданом. По собственной глупости ты едва не упустила возможность получить место в театре «Друри-Лейн». Я вынуждена была снова идти к мистеру Шеридану, унижаться перед ним, просить и умолять.

Этот случай произошел четыре года назад, и Харриот ни на минуту не позволяли забыть о нем.

– А когда в «Друри-Лейн» нашлось для тебя место, я доказала свою преданность тем, что сопровождала тебя в театр и обратно, в нашу квартиру, каждый божий день, пешком. А иногда и по два раза в день, если у тебя были и репетиция, и вечерний спектакль.

Хождение пешком принесло несомненную пользу, поскольку фигура Харриот – а по ее мнению, и фигура матери – была чересчур пышной.

– Да, я знаю, – заметила Харриот, возвращаясь памятью к первым дням жизни в Лондоне и к тем нагоняям, которые она терпела по дороге во время этих вынужденных прогулок к своему месту работы в театре, где получала тридцать шиллингов в неделю. Она испытала огромное облегчение, когда они переехали в дом на Малой Расселл-стрит, прямо напротив театра.

Ее профессиональное продвижение было медленным. Харриот играла второстепенные роли веселых добросердечных деревенских девушек и порой выступала как дублерша популярной миссис Джордан в главных ролях. Могла петь и танцевать. Но она не была похожа ни на элегантную, легкую, точно сильфида, Ориану, ни на величавую исполнительницу трагических ролей миссис Сиддонс, и потому разделяла опасения матери, что так и не поднимется на более высокую ступень в театральной иерархии.

По установившейся традиции мать в своей филиппике обратилась к карьере мисс Фаррен как к образцу, к которому должна стремиться каждая умная актриса. Еженедельный заработок очаровательной Элизабет достиг тридцати гиней в неделю, к тому времени как она оставила сцену, чтобы выйти замуж за графа Дерби. Харриот время от времени кивала, потом подняла голову от шитья, изображая послушное внимание, хотя на самом деле изучала пятно сырости на потолке гостиной и мысленно поправляла положение акватинты в рамке, криво висевшей на стене.

Но когда резкий, язвительный голос произнес имя Анны Сент-Олбанс, она уже больше не могла себя сдерживать.

– Запомни, моя девочка. Если ты не избавишься от влияния этой наглой шлюхи, попадешь в беду. Если не послушаешься меня, то кончишь свои дни в работном доме, отупевшей и жалкой женщиной без единого пенни в кармане и без единого друга.

Это было уж совсем невыносимо.

– Ты ошибаешься насчет Орианы. И на мой счет тоже. Я всегда была признательна тебе за заботу и преданность, мама. Я послушная дочь. Но как бы я ни старалась тебе угодить, ты все равно называешь меня глупой и невоспитанной. Уверяешь, что я выбираю себе не тех друзей. Но я помню, как ты поощряла мою дружбу с Орианой. Ты хотела, чтобы я стала такой же, как она, – красивой, обожаемой, имеющей успех. Только после того как узнала о неудачном романе Орианы с мистером Теверсалом, ты начала требовать, чтобы я порвала с ней. Но ведь у нее было разбито сердце, она обезумела от горя, не могла же я оставить ее в беде.

Харриот выбежала из комнаты, чтобы не услышать в ответ на свои дерзкие слова грубую ругань. Останься она в этом доме еще хоть на минуту, бури не миновать. Почти ничего не видя сквозь слезы, застилавшие глаза, она бросилась вон из дома. Однако бегство ее прервалось на первых же ступеньках лестницы, потому что она натолкнулась на чью-то солидную фигуру.

Путь ей преградил мужчина, высокий и привлекательный, смуглый, с темными волосами. Поморгав глазами, чтобы лучше видеть, Харриот ощутила, как слезы потекли у нее по щекам.

– Наконец я это сделал.

– Что? – спросила она.

– Довел женщину до слез.

– О нет, что вы, сэр, я начала плакать до того, как столкнулась с вами. – Хэрри вытерла глаза концом косынки, накинутой на плечи. – Извините меня, пожалуйста.

– В извинениях нет необходимости, – доброжелательно произнес он. – Вы, очевидно, мисс Меллон. Я ищу миссис Джулиан... или мадам Сент-Олбанс... или Ориану – на это последнее имя она отзывалась до сегодняшнего утра. Мое имя Корлетт.

Улыбка сделала его еще более красивым, и Хэрри от души хотела бы сообщить ему добрые вести. Огорченная тем, что это невозможно, она вздохнула:

– Ее здесь нет.

– Она ушла в театр?

– Нет, сэр. Она уехала в Лондон.

– Я мог бы об этом догадаться.

Холодная ярость, прозвучавшая в этих его словах, подействовала на Хэрри так же тяжело, как бурное негодование ее матери. Но выражение лица у Корлетта тотчас изменилось и сделалось таким же унылым и безучастным, как у Орианы, когда она сегодня ранним утром забиралась в почтовую карету, чтобы начать свое долгое путешествие.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 12

Лондон

Июль 1799 года

Ориана, в шляпе, широкие поля которой затеняли ее лицо, шла по берегу извилистого озера в Гайд-парке вместе со своим кузеном. Яркий солнечный свет отражался от спокойных вод Серпентайна, и Ориана изо всех сил старалась не щурить глаза. Слишком много людей наблюдало сейчас за ней.

– Первый вечер в Воксхолле прошел успешно? – спросил лорд Берфорд.

– Надеюсь, это хорошее начало того, что можно будет назвать выгодным летом.

– А я надеюсь, что ты приедешь в Ньюмаркет и увидишь свои любимые скачки. Моя Пылкая пришла третьей в Брокет-Холле, это было ее первое состязание, – похвастался он. – Мой братец Фред предлагает себя в качестве жокея на ее следующем выступлении.

– Священник, участвующий в скачках? А что скажет епископ? – Пристрастие энергичного лорда Фредерика Боклерка к спорту вызвало у Орианы улыбку. – Последний раз, когда я его видела, он с гордостью заявил, будто у него на кафедре в церкви Святого Михаила пристроено седло, и потому, читая проповедь, он себя чувствует как бы верхом на коне. Его прихожанам еще повезло, что, наставляя их в своей проповеди на путь истинный, он не размахивает битой для крикета.

Лорд Берфорд представлял собой наиболее типичный образчик английского аристократа из всех, кто прогуливался нынче в парке. Прослужив королю и державе более десяти лет в армии, в том числе и в Канаде, он прошел в парламент. Когда он не был занят делами своего округа, уделял внимание спорту. В чертах его лица, как, впрочем, и своего собственного, Ориана безошибочно угадывала сходство с Нелли Гуинн, полные мягкие губы, заостренный подбородок, брови дугой и волосы, отливающие медью. Страстный интерес к скачкам в Ньюмаркете был унаследован от Сент-Олбансов.

Он застал ее в музыкальной комнате, пальцы Орианы бегали по клавишам фортепиано, в то время как песней она выражала одиночество своего сердца. Прослушав исполненную ею в минорной тональности песенку с острова Мэн, лорд Берфорд пригласил ее пройтись с ним по парку. Она приняла предложение – чего ради, спрашивается, обзаводиться новым платьем для выхода, если никому его не показывать на прогулке? Тем более что она хочет оставаться законодательницей лондонской моды. Помимо профессиональных занятий, это тоже заполняло пустоту существования, которой она не ощущала до каникул на острове Мэн. Сьюк Барри с благодарностью принимала в подарок отслужившие срок туалеты своей хозяйки. Все леди, рабски следующие модным новшествам, вводимым Анной Сент-Олбанс, настораживали уши при известии о том, что она уже передала гардероб уходящего сезона своей горничной.

В то время как Ориана и ее кузен медленно прогуливались по оживленной широкой дороге парка, острые женские глаза изучали каждую деталь ее наряда, начиная с количества перьев на широкополой шляпе и кончая пышной, отделанной кружевом оборкой на подоле ее платья цвета индиго. Джентльмены тоже смотрели на нее. Всадники придерживали поводья лошадей, проезжая мимо, а владельцы экипажей замедляли движение, стараясь привлечь к себе внимание Орианы. Один джентльмен, из тех, кто посмелее, остановился якобы для того, чтобы узнать мнение графа о присутствующих на этом параде моды лошадях. Однако и Ориана и Берфорд понимали, что истинная его цель – пофлиртовать с ней.

Когда они продолжили прогулку, Ориана принялась искать знакомые лица среди светской толпы. Сочетание темных волос с широкими плечами и высоким ростом каждый раз привлекало ее внимание и вызывало усиленное сердцебиение.

«Не будь такой глупой, – твердила она себе раздраженно. – Нет ни единого шанса обнаружить здесь сэра Дэриуса Корлетта. Он далеко отсюда – либо еще в Ливерпуле, либо уже у себя на острове».

– Ты кого-то ищешь? – поинтересовался Берфорд.

– Нет-нет, – поспешила ответить она.

Дэр Корлетт однажды уже пересек Ирландское море в погоне за ней и прибыл из Рамси в Ливерпуль. Но было бы безумием предполагать, что он предпримет путешествие в Лондон, который, как он сам говорил, ему не нравился, после столь решительной отставки. Кроме того, теперь ему уже, безусловно, известна ее скандальная репутация, и потому он скорее всего относится к ней как к падшей женщине, двуличной и не достойной доверия и привязанности.

Ориана размышляла, хотел ли Дэр сделать ее своей любовницей, как она сама полагала, или своей женой. Но его подлинные намерения так и останутся для нее загадкой. Если он, как Томас, нуждался в покорной наложнице, пусть поищет в другом месте. Но вдруг на уме у него был законный брак?

«Это невозможно», – подсказывала Ориане ее более рациональная половина. Дэр теперь знает о ее происхождении, ему известна ее профессия, если добавить к этому ее слишком свободное поведение в библиотеке... нет, после этого вряд ли можно было ожидать от него честного предложения.

Словно прочитав ее мысли, кузен Орианы вдруг произнес:

– Фред считает, что ты должна выйти замуж. Ориана рассмеялась и спросила без особого энтузиазма:

– У него есть кто-то на примете?

– Мы с ним решили, что тебе нужен парень с кучей денег и хорошей скаковой конюшней, который не придавал бы значения твоим проказам в Лондоне.

Прорысившая мимо лошадь отбросила копытом кусок гравия с блестящими вкраплениями кварца, и он упал прямо перед Орианой. Она остановилась, подняла камешек, пригляделась к нему и, решив, что он достаточно красив, чтобы взять его с собой, положила в ридикюль.

– Ты поднимаешь уже третий камень. Хочешь создать новую моду? – поддразнил Ориану кузен.

– Ненамеренно.

– Посмотри-ка, – сказал Берфорд, – граф Раштон тебе кланяется. Держу пари, что он хочет прогуляться с тобой.

– Сомневаюсь. Он слишком респектабельная личность, чтобы искать моего общества в публичном месте.

Берфорд слегка похлопал Ориану по руке, желая подбодрить.

– Ты придаешь слишком большое значение чужому мнению. Перед тем как уехать из города, я собираюсь навестить отца и сестру. Хочешь поехать со мной на Мэнс-филд-стрит?

Что бы там ни думали те, кто глазел на нее сегодня, но когда Ориана покидала парк, она испытывала тайное удовлетворение от того, что направляется в резиденцию герцога. Ее родство с его светлостью Сент-Олбансом не могло защитить Ориану от злых языков и грязных сплетен, однако оно всегда будет для нее источником утешения – и напоминанием об отце, так любившем удовольствия.

Дэр устало прислонился к высокой железной ограде большого сада в самом центре Сохо-сквер. Сад был со всех сторон окружен аккуратными городскими дамами, которые отличались один от другого только архитектурой входных дверей и номерами, прикрепленными к оконной раме на фасаде.

Какая-то полная дама в поношенном костюме для верховой езды ехала рысью на лошади по неровной мостовой. Дэр отошел от ограды, намереваясь обратиться к всаднице и расспросить ее, но она уже успела свернуть к угловому дому.

– А у меня новая игрушка.

Дэр обернулся. Тоненький детский голосок донесся из-за куста у ограды и принадлежал мальчугану с пухлыми щечками и золотыми, словно у ангелов, кудрявыми волосами.

– Покажи ее мне, – попросил Дэр.

Ребенок выбрался из гущи листвы и ветвей. Он прижимал к себе маленькую деревянную лошадку на колесиках, на спине лошадки сидел всадник в военной форме. Мальчик поставил игрушку на землю и потянул за привязанную к ней веревочку. Игрушка покатилась вперед, при этом механизированная лошадка встала на дыбы, а всадник поднял руку, в которой держал саблю.

– Ее купили в магазине Хэмли, – объяснил мальчик.

– Тебе здорово повезло, – сказал Дэр.

– Я знаю. Меня зовут Мертон Прингл.

– Ты живешь поблизости?

– Вон там. – Мертон просунул руку сквозь прутья ограды и показал в сторону Фрит-стрит. – Моя мама леди Прингл, а папа сэр Уолтер. Мои братья живут в пансионе академии на другой стороне площади. Уолта зовут Прингл-старший, а Энтони – Прингл-младший. Дэр решил поддержать новое знакомство.

– Здесь у вас много соседей. Ты знаешь, как их зовут и кто где живет?

Юный Мертон несколько раз кивнул своей золотой головкой.

– Я ищу леди, которая живет где-то здесь.Ты знаешь Анну Сент-Олбанс?

Лицо у мальчика сделалось очень серьезным.

– Мне не велят о ней говорить.

– Неужели? А почему?

– Мама говорит, что она плохая, испорченная и безнравственная. Я не знаю, что это значит, знаю только, что это нехорошо. Наша горничная Лиззи сказала мне, будто у мадам Сент-Олбанс много любовников. Это мужчины, которым нравится целовать женщин. Разве целовать кого-то нехорошо?

– Иногда, – мрачно ответил Дэр. – Смотря по тому, кто целует. И как он это делает.

Много любовников. Испорченная и безнравственная. Эти сведения противоречили его собственному впечатлению и тому, что говорила ему Ориана. «Я не шлюха», – сказала она, отказавшись пойти к нему в номер гостиницы в Ливерпуле. «Мне пришлось отклонять подобные предложения в течение нескольких лет». Так она заявила во время их разговора в сумрачном церковном дворе.

Непостижимость Орианы приводила Дэра в ярость, а требования ее профессии, докучливые и обременительные, беспокоили его, хоть и не охлаждали желания обладать ею. Но ее коллекция джентльменов, разумеется, вносила неожиданные осложнения.

– Я иногда вижу, как папа целует Лиззи в уголке за дверью гостиной, а еще в темном месте под Лестницей. Думаю, он тоже любовник.

– Полагаю, что так, – рассеянно ответил Дэр, которого ничуть не занимали интрижки в семействе Прингл, он пытался придумать, как вырвать Ориану из круга ее разнообразных поклонников.

– Покажи мне дом, где живет мадам Сент-Олбанс.

– А вон там, – сказал мальчик, вытянув свой короткий указательный палец.

– Дом с опущенными жалюзи? Или рядом с ним, возле которого стоит карета?

Из кареты выбрался мужчина. Мальчуган прошептал:

– Это один из любовников. Лиззи говорит, он лорд. Наверное, Томас, про которого поют в песне.

– В какой песне?

Из дома вышел пожилой слуга и впустил визитера. А Мертон тоненьким дискантом пропел песенку о прелестной Анне Сент-Олбанс, «птичке со сладким голоском», по которой томятся множество джентльменов, но сейчас «успеха добился Томас», который и заключил ее в свои объятия.

Когда Дэр узнал отвратительную правду об Уилле Брэд-филд, очевидность предстала перед ним в одно мгновение. Что же касается Орианы, сведения – чертовски противоречивые и запутанные до предела – следовали непрерывным потоком.

Очаровательная вдова, которая шарахалась в сторону от поцелуев, оказалась известной певицей, выступающей на сцене, и незаконной дочерью беспутного герцога. Она сама и один из ее многочисленных любовников стали героями уличной песенки. Ее нынешний покровитель – аристократ, владеющий роскошной каретой с гербом на дверце, и этот покровитель наносит ей визит среди бела дня.

«Точь-в-точь как Доррити Кроуи, – подумал Дэр, – переходит от одного мужчины к другому». Ненасытная, жаждущая все новых развлечений, не в состоянии успокоиться. И что самое скверное, необыкновенно лживая.

– Мне пора идти, – сказал он мальчугану и направился к дому Орианы.

Ухватившись за дверной молоток, Дэр вложил в удары всю свою злость. Пожилой слуга, изумленный неистовством его стука, осведомился, какое у него дело.

– Передайте вашей госпоже, что знакомый ей джентльмен желал бы засвидетельствовать свое почтение. И, пожалуйста, не говорите мне, что она не принимает, я видел, как в дом только что вошел визитер.

Отступив на шаг от входной двери, дворецкий – или, быть может, управляющий – произнес спокойно и вежливо:

– Прошу вас, сэр. – Он бережно принял у Дэра шляпу и передал ее молодому лакею в темно-желтой ливрее с кантами синего цвета. – Как позволите вас отрекомендовать?

– Корлетт.

Расхаживая по небольшой комнате, Дэр пристально разглядывал обстановку. Стулья, расставленные у камина, и присутствие в комнате раздвижного стола дали ему понять, что он находится в гостиной для утреннего завтрака. Он перешел в соседнюю комнату, достаточно большую и явно предназначенную для занятий музыкой и пением, здесь стояло фортепиано, на столе лежала стопка нот, в углу находился пюпитр для них, а на диване лежал музыкальный инструмент, похожий на гитару. Осмотревшись получше, Дэр решил, что комната служит Ориане также и библиотекой. На полках в шкафу стояли по преимуществу старые, даже очень старые книги. Нижнюю полку занимали тома in folio[8] – вероятно, партитуры. На стенах висели вставленные в рамы картины из театральной жизни. С одной из них соблазнительно улыбалась Салли Верной с букетиком цветов в руке. Нашел Дэр и портрет Джозефа Вернона, помещенный между двумя медными настенными канделябрами.

Так значит, в этой милой, уютной комнате Ориана поет, играет и развлекается со своими поклонниками. Несмотря на испытываемые им душевную боль и ярость, Дэр заметил, насколько обстановка в этом приюте отдохновения и радости соответствует личности Орианы, ее интересам и ее прошлому. Со своим женским тактом и вкусом Ориана создала дом такой теплый и одновременно стильный, о каком Дэр мечтал для себя.

Заслышав шаги на лестнице, он обернулся.

– Мадам Сент-Олбанс примет вас, – сообщил все тот же немолодой слуга, даже не стараясь скрыть свое недоумение.

Дэр поднимался по лестнице, и сердце его колотилось в унисон с тяжелой поступью. Увидит ли он Ориану рассерженной? Встревоженной? Пристыженной?

Дэр вошел в гостиную. Ориана, сидя на канапе, вела серьезный разговор с худощавым джентльменом, виски которого были тронуты сединой. Выглядела Ориана просто ангелом, а ее платье с высокой талией – белым облаком из множества слоев полупрозрачной ткани. Глубокий вырез обнажал прекрасные белые плечи и верхнюю часть груди. Каштановые кудри, перевязанные светлой лентой, открывали лоб. Пышный наряд в сочетании со строгим выражением лица распалил негодование Дэра.

– Сэр Дэриус, вот неожиданное удовольствие. – Голос прозвучал мягко, но за этой мягкостью скрывалось беспокойство. – Что привело вас в Лондон?

Пока Дэр еще только собирался ответить, титулованный джентльмен произнес:

– Дорогая моя, причина предельно ясна. Это вы.

Глава 13

– Я в состоянии ответить сам, – заявил Дэр.

Его резкий тон вызвал у Орианы улыбку, а ее гость сдвинул брови.

Во время долгого и утомительного путешествия из Ливерпуля Дэр тщательно обдумал все, что скажет. Но, теперь, когда он снова увидел Ориану, все слова вылетели из головы. Да это, собственно, и не имело значения, поскольку Ориана была не одна.

– Чего же вы от меня хотите? – безмятежно спросила она, вставая с канапе.

Ах, она, конечно, знала, чего он хочет. А он даже не мог поцеловать ее.

– Помощи. Я здесь для того, чтобы выбрать обстановку для моего нового дома, и потому желал бы узнать названия самых лучших лондонских магазинов и складов. Я надеялся найти подходящие вещи в Ливерпуле, но не преуспел в этом. И это не единственное мое разочарование за время пребывания там, – резко проговорил он, напоминая Ориане о ее тайном бегстве.

Дэру до боли в кончиках пальцев хотелось дотронуться до ее нежно выступающих ключиц. Его губы стосковались по ней. А он стоит тут и рассуждает о мебели, в то время как ему необходимо лишь одно, уложить ее в постель и показать ей, чего она лишилась, бросив его.

– Лорд Раштон, – обратилась Ориана к джентльмену, – позвольте представить вам сэра Дэриуса Корлетта из Дербишира и с острова Мэн.

Значит, это и есть граф Растлип – что-то в этом роде было нацарапано на конверте письма, которое отправлял Дэр на почте в Дугласе по просьбе Орианы.

Граф проговорил с неукоснительной выдержкой отлично воспитанного человека:

– Я знавал Корлетта из Дэмерхема, он обращался ко мне по поводу взноса для филантропического проекта несколько лет назад. Это не ваш родственник, сэр Дэриус?

– Мой дед.

– Сожалею, что мы с ним так и не познакомились лично, однако, по всей видимости, то был в высшей степени достойный человек. Если я не ошибаюсь, он был промышленником?

– Он владел свинцовыми рудниками. Возле Матлока.

– Мебель, которую вы подыскиваете, нужна вам для собственности в Дэмерхеме?

– Нет, милорд. Я построил виллу в сельской местности на острове и теперь должен ее обставить.

Интересно, хороший это признак или плохой, что Ориана не сочла нужным рассказать о его существовании?

– Вы были бы в восхищении от этой местности, лорд Раштон. Уединенная долина и великолепный вид на горы, – сообщила она.

– Это звучит чудесно. В городе теперь очень многолюдно, сэр Дэриус, но скоро он опустеет. Надеюсь, у вас не было затруднений с поисками Приличной гостиницы?

– Я остановился в «Нерд» на Кинг-стрит.

Это была одна из самых фешенебельных и дорогих гостиниц в Лондоне, и Дэр надеялся, что на заносчивого лорда Растлипа это произвело впечатление.

– Как я понимаю, это не первый ваш визит.

Дэр не раз встречал джентльменов такого типа – с чувством собственного достоинства, богатых, безупречно одетых. От макушки своей седеющей головы до кожаных подметок лорд Раштон являл собой образец английского аристократа, столь же корректного в поведении, сколь и в одежде.

Глядя на Ориану, граф с приятностью проговорил:

– Я полагаю, мне лучше удалиться и предоставить вам возможность побеседовать с сэром Дэриусом. Моя дочь требует, чтобы я сопровождал ее в Гайд-парк, так как ее суженый мистер Пауэлл в настоящее время находится в Уэльсе у постели больного родственника, и она рассердится, если я оставлю ее в одиночестве. Увидим ли мы вас сегодня в парке?

– Сегодня нет, – ответила Ориана.

Пока она провожала гостя, Дэр разглядывал два портрета, висящих на стене по обе стороны окна. Карл II при мантии и в камзоле, который во времена его правления именовали дублетом, загадочно улыбался, полуприкрыв черные глаза, его темные волосы свободно падали на плечи. Смуглое лицо и лихо закрученные усы придавали его внешности пиратский вид. Нелли Гуинн, изображенная в дезабилье, надевала цветочную гирлянду на шею барашку, белая ночная сорочка спустилась с одного плеча, обнажив полную грудь. Розовые пухлые губки напомнили Дэру губы Орианы, а волосы у нее были того же оттенка.

– Я боялась, что вы придете, – проговорила Ориана с другого конца комнаты. Теперь, когда они остались наедине, волнение ее сделалось очевидным.

Глядя ей прямо в лицо, Дэр произнес с неудержимым гневом:

– У вас есть основания меня бояться. Потому что сейчас, Ориана, настал момент, когда я готов мучить вас так же, как вы мучили меня. Немилосердно.

– Пожалуйста, тише, вас могут услышать слуги.

– Мне наплевать, даже если меня услышит весь Лондон. Что здесь скрывать? Вы Анна Сент-Олбанс, ваши любовники посещают вас среди бела дня, один за другим. Удивляюсь еще, что у входных дверей не выстроилась очередь.

– Вам не следует ревновать к Раштону. Он вовсе не мой любовник и никогда им не был.

– Я слышал иное. Его имя Томас?

Ориана на секунду прикрыла глаза, словно вопрос причинил ей боль.

– Нет, его имя Ричард, но я никогда его так не называю, наши отношения недостаточно близки для этого. Кто сказал вам о Томасе?

– Мертон Прингл. – Я его не знаю.

– Это младший сын леди Прингл. – Дэр взял Ориану за руку и подвел к окну. – Посмотрите, вон он, играет в саду.

– Этот маленький мальчик?

– Ему лет восемь или девять, не больше, но о вас он знает все.

– Сомневаюсь. – Она высвободила руку. – Он просто слышал глупые сплетни.

– Он развлекал меня балладой о вас и Томасе.

– Я знаю эту, как вы говорите, балладу. О, это хуже, чем я могла себе представить. – Она закрыла ладонями лицо, избегая его обвиняющего взгляда. – Я не хотела, чтобы вы узнали. Я должна была сама вам рассказать все еще в Ливерпуле, но по глупости все откладывала, и вы сделали это открытие сами.

– Значит, вы признаете, что в этой дурацкой песне содержится правда?

– Да.

Ориана видела, что Дэр жаждет услышать отрицательный ответ, но она не могла ему солгать.

– Ваша связь с Томасом – еще один ваш бунт?

– Нет. Это было ошибкой. Я рассказывала вам, что, оплакивая своего молодого мужа, я ухаживала за умирающей матерью. Потеряв ее, я почувствовала себя невероятно одинокой. Не верила, что когда-нибудь полюблю снова. Через три года вдовства я познакомилась с Томасом. От него хотела того же, что предложил мне Генри, – любви и брака. Только после помолвки я стала принимать от него подарки, а после долгих неотступных упрашиваний с его стороны я проявила свое чувство к нему в той форме, которой он так желал.

Дэр отвернулся, не в силах смотреть на нее.

– Мое счастье длилось всего несколько недель. Миссис Маунтен заболела перед одним из своих выступлений в Воксхолле, и меня пригласили заменить ее. Томас внезапно появился с большой группой фешенебельной публики и был необычайно внимателен к одной очень красивой девушке. Так я узнала о его более ранней помолвке с дочерью другого герцога, но дочерью законной и очень богатой. Когда он в следующий раз явился ко мне домой, я отказалась его принять. – Помолчав, Ориана спросила: – Вы встречались с Уиллой Брэдфилд после того, как узнали о ней ужасную правду?

– Я этого не хотел.

– Вот и я чувствовала то же самое. В отместку Томас рассказал своим приятелям, что я была его любовницей, и сделал это как раз тогда, когда мне наконец предложили ангажемент в оперном театре. Он был в театре во время моего дебюта вместе со своей нареченной и ее родителями. Никогда еще я не чувствовала себя такой униженной, как в тот вечер, – и такой взбешенной. Клакеры неистовствовали. Они ненавидели любого исполнителя, если тот не был итальянцем, и выкрикивали грубейшие оскорбления. После этого ужасающего случая каждый распутник в городе считал своим долгом заявить, будто бы занимался со мной любовью. Бесстыдная ложь! Я была в ярости.

По выражению лица Дэра она догадалась, что он разделяет ее возмущение. Взгляд его смягчился, и это принесло Ориане некоторое облегчение.

– Ваша тяга к уединению, – сказал он. – Теперь я ее понимаю.

– Мое имя трепали на всех углах, оно даже попало в книжонку, которая содержала списки наиболее известных проституток из борделей и темных переулков вокруг театра «Ковент-Гарден». Мне пришлось заплатить сто фунтов за то, чтобы меня исключили из этих списков в следующем издании. Но после окончания сезона в Королевской опере я туда больше не вернулась.

– Ваши аристократические родственники сделали что-нибудь, чтобы прекратить скандал?

– Они ничего не могли сделать. Общество, жадное до непристойных историй, наклеило на меня ярлык падшей женщины, и он не снят до сих пор. Злые языки неизменно связывают меня почти с каждым джентльменом, который может сказать, что знаком со мной, и со многими из тех, которые этого сказать не могут. И я с этим смирилась.

– Я вам не верю.

Он был вправе возразить ей.

– Если бы я во всеуслышание заявила, что все джентльмены, кто хвастает, будто спал со мной, на самом деле кучка лжецов, я причинила бы вред только самой себе. Как исполнительница я слишком зависима от доброго отношения публики, чтобы позволить себе приобретать врагов. Моя единственная защита – мое целомудрие.

– Так я ваше единственное прегрешение? – спросил Дэр образованно.

– Я не имею права предъявлять требования. И все-таки прошу вас, Дэр, не рассказывайте никому об этом. Пожалуйста!

– Господи, Ориана, – нетерпеливо произнес он. – Верьте же мне хоть немного. Ваша тайна в безопасности. – Дэр взял Ориану за плечи и легонько встряхнул. – Обещайте, что больше не станете убегать от меня.

– Мне больше некуда бежать, разве что в Ньюмаркет, чтобы посмотреть...

Дэр вынудил ее замолчать поцелуем, от которого у Орианы ослабели колени. Руки сами обвились вокруг его талии, и она поняла, что разум ее отступает перед чувствами. Дэр Корлетт знал теперь все самое худшее, но страсть его не уменьшилась.

– Мэм, портниха хочет знать, какое платье... Ориана в ужасе вырвалась из объятий Дэра. Ее горничная стояла в дверях.

– Что ты сказала, Сьюк?

– Я думала, что вы одна, мэм. – Сильно смущенная тем, что застала госпожу в объятиях незнакомого человека, горничная продолжала, запинаясь почти на каждом слове: – Портниха прислала записку, она спрашивает, какое платье ей заканчивать к вашему званому обеду, зеленое шелковое или кремовое.

– Кремовое, – предложил Дэр Ориане. – Я уже несколько раз видел вас в зеленом.

Сьюк в изумлении уставилась на него. Ориана, обрадованная и вместе с тем раздосадованная, сообщила горничной о своем выборе, который совпадал с мнением Дэра, добавив:

– И прошу тебя, Сьюк, отнеси все мои жемчуга к ювелиру и попроси перенизать заново.

– Как прикажете, мэм, – только и сказала Сьюк, торопясь ретироваться.

Дэр отвел в сторону волосы Орианы и припал губами к ее шее.

– Перестаньте, бесстыдник, вы меня щекочете.

– Когда состоится ваш прием?

– На следующей неделе.

– Вы будете неотразимы в вашем новом платье и жемчугах, – бормотал он, скользя губами по ее коже. – Неужели вы лишите меня возможности увидеть вас во всем великолепии? Я чужой в вашем городе, я полностью зависим от вашего благоволения и гостеприимства...

Он коснулся губами ее лба – легко, словно мотылек своим крылышком.

Дэр ворвался в ее жизнь, и Ориана была не в силах сопротивляться, когда он вот так целовал ее.

– Но как я объясню ваше присутствие своим кузенам и друзьям?

– Скажите, что пригласили меня на обед в порядке любезности за мои многочисленные добрые услуги во время вашего пребывания в Глен-Олдине.

– Тогда число моих гостей станет нечетным. – Ориана перебрала в уме список приглашенных. – Если вы придете, мне надо пригласить еще одну женщину. Раштон не захочет привести в мой дом свою дочь, а если бы и захотел, я не могу пригласить леди Лайзу без Мэтью Пауэлла, ее нареченного. А он тот самый мужчина, который хотел на мне жениться.

– Дочь растлила помолвлена с одним из ваших обожателей? – Дэр запустил пальцы в свои черные волосы. – Ох, к дьяволу их всех, я просто не в силах разобраться в ваших интрижках!

Считая по пальцам, Ориана перебирала имена:

– Кузен Обри и леди Кэтрин Боклерк, Майкл Келли и миссис Крауч, они будут петь нам. Моя подруга мисс Бэнкс любит хорошую музыку, так же как сэр Джозеф и леди Бэнкс.

– Это не тот ли Джозеф Бэнкс, который путешествовал с капитаном Куком? Президент Королевского общества[9]?

Ориана кивнула.

– Он собирает редкостные растения и научные книги, которые каталогизирует так же, как вы минералы.

– Это далеко не все, чем он занимается, – сказал Дэр. – Как вы познакомились с ним?

– Он мой сосед. – Ориана подвела Дэра к окну и указала на угловой дом. – У нас с его сестрой Сарой Софией много общего, главным образом пение и лошади. Она учит меня управлять четверкой.

– Крупная женщина в костюме для верховой езды? Я ее видел.

Глядя на резиденцию сэра Джозефа, Дэр зевнул.

– Когда вы приехали в город?

– Сегодня, после трех суток дороги. Бессонные ночи, хоть и не из-за вас. Есть у вас бренди?

– Было бы странно, если бы я им не запаслась, у моих дверей джентльмены выстраиваются в очередь.

На этот раз его поцелуй был нежным и покаянным, а ее – прощающим.

«Любопытно, сколько времени пройдет, – обреченно думала Ориана, – до тех пор, когда «Оракул», или «Истинный британец», или просто какой-нибудь бульварный листок опубликует новость об этой опасно близкой дружбе». Она верила обещанию Дэра хранить молчание. Но, несмотря на вроде бы добрые намерения ее слуг, она слабо верила в то, что они удержатся от искушения выболтать секрет. В Лондоне каждая только что отчеканенная сплетня об Анне Сент-Олбанс была слишком ценной, чтобы не пустить ее в оборот.

Глава 14

Ориана планировала первый выход с Дэром по магазинам так же скрупулезно, как генерал, не имеющий никаких шансов выиграть предстоящее сражение, планирует свои военные действия.

– Зачем вы составили этот список? – спросил Дэр, когда они шли через площадь. – Я не могу прочитать ни единого слова из того, что вы написали. Тот, кто учил вас чистописанию, не справился со своей задачей.

– Мои родители нанимали для меня учителей музыки в достаточном количестве, но у меня никогда не было гувернантки. Азбуке меня обучала мать, а миссис Ламли, наша домоправительница, показала, как держать в руке перо, – с нескрываемой неловкостью призналась Ориана. – Можно сказать, что я занималась самообразованием. В Брюсселе я жила в школе при монастыре, но очень недолго. Мать говорила, что если я не добьюсь успеха как певица, то смогу уйти в монастырь – ведь отцу необходимо, чтобы кто-то молился за его душу.

– Чему вас научили сестры в монастыре?

– Молитвам и гимнам. Пока я жила в Италии, пела в монастыре во время служб. Некоторые родовитые молодые женщины перед пострижением в монахини посещали монастырскую церковь, они прекрасно одевались и были усыпаны драгоценностями. Я все думала, какой станет их жизнь, когда они распростятся с грешным миром и уйдут в монастырь.

– Кажется, я улавливаю нотку зависти.

Перо на ее шляпке качнулось из стороны в сторону, когда Ориана решительно помотала головой.

– Мирная обитель была бы для меня привлекательной, если бы со мной остались мое фортепиано и книги о музыке. Хотя подозреваю, что я скоро соскучилась бы по театрам и концертам, а также по скачкам. Не самым худшим была бы для меня необходимость носить каждый день одно и то же черное платье.

Она произнесла это со смехом, но Дэр понял, что так она и думает.

– Эта пышная оторочка вашего платья и есть «оборки Сент-Олбанс», о которых я слышал?

– Да.

– А как именуется надетый на вас прелестный коротенький жакет?

Дэру очень нравилось, что блестящая желтая ткань, тесно облегая фигуру Орианы, подчеркивает ее изящество.

– Спенсер Сент-Олбанс.

– Какое счастье, что я имею честь сопровождать леди, одетую лучше всех дам в Лондоне. И к тому же самую красивую из них.

– И обладающую наихудшим почерком, – напомнила она беззаботно, как бы не придавая значения его комплименту. Остановившись на углу широкой и оживленной улицы, по обеим сторонам которой выстроились в ряд магазины, Ориана объявила: – Это Оксфорд-стрит.

Дэр справился с бумажкой, которую держал в руке.

– Первым в списке мебельщиков стоит некто, чье имя звучит, насколько я понимаю, как Абдомен Рек[10].

– Абрахам Райт.

Предприятие мистера Райта предлагало огромный выбор предметов домашней обстановки, прекрасно изготовленных из лучших сортов дерева. Просмотрев каталог образцов, Дэр направился в помещение, где эти образцы были выставлены. Все, что он видел, ему очень нравилось, особенно кровати.

Его страстное влечение к Ориане находилось в полном противоречии с ее твердым намерением поддерживать платонические отношения. Нисколько не сомневаясь, что она знает о его внутреннем состоянии, Дэр вовсе не собирался его проявлять, чтобы не получить твердый отказ. У него не было соперников, с которыми пришлось бы бороться, единственным препятствием на его пути была сама Ориана. Как бы то ни было, он должен преодолеть ее яростное стремление к независимости и страх перед скандалом. Она заявила прямо и с такой твердостью, которая вызывала у Дэра уважение, но отнюдь не одобрение, что не станет его любовницей. Кампанию по ее соблазнению следует вести тонко. Какое-то время удовлетворяться легким флиртом, а в минуты особой смелости переходить к страстным поцелуям.

Та'п dooinney creeney shaghney marranym, как нередко говорила ему миссис Стоуэлл, «благоразумный человек не делает ошибок».

Подведя Ориану к тому месту, где были выставлены кровати, Дэр спросил:

– Вы предпочли бы кровать с четырьмя столбиками и занавесками или с балдахином? Как вам нравится вот этот, в виде шатра?

– Вы должны решить, какой стиль больше вам по вкусу, – ответила она, явно не желая вступать в обсуждение вопроса, который возбуждал в нем особый интерес.

Дэр мог позволить себе помечтать. Иначе и быть не могло. Каждый раз, как он поворачивался и видел новый вариант кровати, он вспоминал экстаз, пережитый с Орианой в библиотеке.

– Красное дерево или розовое? – настойчиво спрашивал он. – Чистое дерево или позолоченное? Выбор огромный, а вы мне почти не помогаете.

– Но ведь это ваш дом, – резонно напомнила она, переходя к осмотру комодов для белья.

Да, это его дом. Но из-за Орианы Дэр теперь уже не мог решить, чего же он, собственно, хочет. Он покинул уединение Глен-Олдина в погоне за необычайно соблазнительной и дьявольски неуловимой женщиной.

Осмотрев выставленные здесь стулья для гостиной, Дэр попросил у продавца карточку с напечатанным на ней названием магазина. Они с Орианой покинули магазин, и Дэр попытался расшифровать следующий адрес:

– Куда мы теперь, на Дир-стрит, кажется?

– Дин-стрит, – уточнила Ориана. – Следующий поворот за угол.

Через несколько минут они миновали небольшую гостиницу. Обрадованный ее близостью к Сохо-сквер и опрятным видом, Дэр постарался ее запомнить. Две большие напольные вазы с ветками плакучей ивы и темно-красными цветами отмечали вход в помещение, дверь блистала свежей краской, а вазы сверкали на солнце.

– Давайте перейдем через дорогу, – предложила Ориана, – Нужный нам адрес – на противоположной стороне. Номер пятьдесят два. Мистер Уэдерелл.

– В самом деле? А выглядит как Уормуиггл. Обойдя достаточно большой магазин, Дэр нашел пару так называемых пемброковских столов – квадратных, но с откидными досками, – подходящих для библиотеки. Воодушевленный, Дэр описал одному из мастеров застекленные витринки, которые ему требовались, и набросал эскиз.

– Три высоких шкафа с полками и застекленными дверцами, – продолжал он и написал на отдельном листке нужные размеры. – Три более низких со стеклянными же крышками, которые должны подниматься, и с внутренними отделениями, выстланными зеленой байкой.

Он оплатил заказ и получил еще одну торговую карточку.

– Как же вы переправите все это на остров? – спросила Ориана, когда они направлялись к следующему магазину.

– По воде. При благоприятном ветре моя «Доррити» доберется до Дептфорда за десять дней. Ей даже не нужно будет заходить в Ливерпуль. Теперь, когда начинается сезон ловли сельди, у мистера Мелтона на работе в руднике останется меньше людей.

На Брод-стрит Ориана остановилась полюбоваться выставленным в витрине фортепиано.

– «Оуэн и Кокс» – этого магазина нет в вашем списке.

– Я не думала, что вам понадобятся их товары.

– Моя гостиная достаточно велика для того, чтобы поставить в ней музыкальный инструмент, – нашелся Дэр, тотчас представив, как удивятся его любящие выпить приятели – кузен Томас Гилкрист, Бак Уэйли и Джордж Куэйл, – когда он пригласит их к себе на музыкальный вечер.

– В таком случае лучше пойти в другое место. Бродвуд изготавливает великолепные фортепиано, пять октав, две педали. Я купила свое год назад, и в восторге. Хотелось бы приобрести и новый клавесин – этот инструмент становится все менее популярным, и трудно сказать, сколько времени их еще будут изготавливать. Но пока я не могу себе этого позволить.

– Мне казалось, вы получили значительную сумму за ваши выступления.

– Да, по сравнению с другими. Однако мне приходится много тратить, а я не могу себе позволить делать долги. После возвращения в город я заказала дорогие новые платья.

– Я куплю для вас клавесин. Цена не имеет значения.

– Я не принимаю подарков от джентльменов.

Дэр не настаивал, но черкнул карандашиком внизу списка: «Бродвуд» – для памяти.

Следующим был выставочный зал мистера Томаса Шератона[11], где они задержались надолго. Дэр просматривал знаменитые каталоги «Директория», содержащие рисунки и подробные описания образцов, до тех пор пока голова у него не пошла кругом от всех этих стульев, диванов и буфетов. Он осмотрел выставленные образцы и записал размеры прекрасного обеденного стола, прежде чем они отправились далее – в магазин на Джерард-стрит, а затем на Бервик-стрит.

– Я могу обставить Скайхилл-Хаус, не выходя из Сохо, – заметил Дэр после посещения очередного мебельщика.

– Вы могли бы поискать еще что-то подходящее на улицах возле Сент-Джеймсского дворца, – предложила Ориана. – Кто-нибудь из служащих гостиницы «Нерд» охотно укажет вам адреса драпировщиков на Джермин-стрит и Нью-Бонд-стрит.

– Вы не составили бы мне компанию?

Ориана повела рукой в сторону ряда кирпичных жилых домов и магазинов:

– Здесь я чувствую себя более уверенно. Я редко посещаю самые фешенебельные районы города, если не считать выездов в парк, чтобы подышать воздухом и пройтись. Или показаться в новом платье для прогулки.

– Отлично придумано, – подхватил Дэр. – Мы с вами достаточно надышались запахами лака и пыли за сегодняшний день.

– Боюсь, вам придется совершить эту прогулку в одиночестве. У меня очень устали ноги, да и у вас они устали бы, доведись вам проходить столько времени вот в этом.

Она приподняла подол платья, показав узкие туфельки с острыми носами.

– Удивительно, что с такими ножками вы не стали танцовщицей.

Ориана немедленно опустила подол.

– Дэр Корлетт, вы оказываете на меня отвратительное влияние! Стоит мне оказаться с вами рядом, и я начинаю совершать недопустимые поступки.

– Да, и мне особенно запомнился один такой поступок. – Наклонившись к ней, Дэр добавил: – Настанет ли очередь вашей библиотеки?

Подбородок Орианы взлетел вверх, улыбка исчезла. – Здесь мы расстанемся. У меня много дел дома по случаю званого обеда. А завтра вечером у меня концерт в Воксхолле, я должна репетировать. Не говоря уже о необходимости подготовиться к отъезду на неделю в Ньюмаркет и упаковать вещи.

– Если я пообещаю вести себя примерно, вы разрешите сопровождать вас завтра в парк?

– Это зависит от обстоятельств.

– Каких именно?

– От погоды.

Череда дождливых дней вынудила Дэра заняться делами, не требующими длительного пребывания на улице. По настоянию Уингейта он посетил самых модных портных Лондона, гардероб Дэра, вполне пригодный для Рамси или Дугласа, выглядел в Лондоне старомодным. Побывал он и в районе финансистов – Сити, – где открыл счет у Дауна, Торнтона, Фри и Корнуолла на Бартоломью-лейн, где его приняли с распростертыми объятиями, как только услышали, что он клиент их партнерских фирм Апкрайта, Матлока и Топлиса. На Ладгейт-Хилле он провел приятные полчаса у ювелиров Ранделла и Бриджа, разглядывая красивые, сверкающие и очень дорогие украшения, от которых Ориана, само собой, отказалась бы.

Как убедить ее, что он ничуть не похож на тех мужчин, которые ее домогались? Нимало не поколебленный отказом стать его любовницей, он собирался последовать совету Бака Уэйли и предложить ей то, чего она хочет, в чем нуждается. Не деньги и не драгоценности.

У Дэра был не слишком большой опыт в ухаживании. Уилла Брэдфилд, завороженная его богатством, оказалась легкой добычей. Красотки из Дугласа и Матлока сами искали его общества, и хотя он с удовольствием танцевал с ними контрданс, ухаживать за этими барышнями у него и в мыслях не было – вполне хватало оплаченных ласк девчонок из борделя на острове. Он им нравился, они его удовлетворяли, и он испытывал даже некоторую привязанность к своей фаворитке, пока она не уехала в Англию искать счастья.

Привыкший к преследованиям, Дэр охотно принял на себя незнакомую для него и весьма занимательную роль преследователя.

Для дождливых дней он приобрел пару галош, новую шляпу и, к полному одобрению Уингейта, дал снять с себя мерки для новой одежды. Гораздо менее одобрительно отнесся его преданный слуга к идее переезда на новое место, однако Дэр остался глух ко всем протестам Уингейта.

Едва в Лондон вернулось солнышко, Дэр отправился на Сохо-сквер. Проходя мимо парка, он увидел Мертона Прингла, просунувшего между прутьями ограды золотистую голову.

– Ты когда-нибудь покидаешь свою клетку? – спросил Дэр.

Мальчуган просунул за ограду руку и прорычал:

– Ты уже целовал мадам Сент-Олбанс?

– Джентльмены о таких вещах не говорят.

– Если ты зайдешь в парк, я дам тебе поиграть с моим солдатиком.

– Охотно бы это сделал, но я приглашен в гости. Ангельское личико Мертона исказила гримаса, и, прежде чем снова спрятаться в кустах, он показал Дэру язык.

Корлетт проследовал к дверям дома Орианы.

– Доброе утро, Ламли, – поздоровался он со старым слугой. – Отличный денек, верно?

– Как для кого, – мрачно ответствовал Ламли. – Моя хозяйка чуть ли не силой заставила меня выпить крепкого бульона, уверяя, что это придает силы. Вы найдете мадам Сент-Олбанс в музыкальной комнате.

Дэр так и думал, до него доносились звуки легкого сопрано Орианы, сопровождаемые каким-то струнным инструментом.

Едва он вторгся в ее святилище, музыка оборвалась.

– Это лютня? – спросил он, глядя на инструмент, который Ориана все еще держала в руках.

В верхней части длинного грифа закреплено было восемь колков, по четыре с каждой стороны, корпус инструмента был округлый, сделанный из отдельных сегментов инкрустированного дерева.

– Это мандолина. Я научилась играть на ней, когда жила в Италии. Моя мандолина куплена в лучшей мастерской, она изготовлена из розового дерева и ели. Как видите, у нее двойные струны. Верхние из кишок, а нижние из меди.

Она коснулась плектром той и другой струны, чтобы показать разницу в звучании.

– А что вы используете в качестве плектра?

– Перо ворона. Я обрезала его сама. Некоторые же предпочитают страусовые перья.

Она отложила мандолину в сторону, но Дэр сказал:

– Подождите. Сыграйте что-нибудь для меня.

Она сыграла и спела ему по-итальянски, и, судя по тому, какая нежность звучала в ее голосе, Дэр решил, что это любовная серенада.

– Я слышал, вас называют Сиреной Сохо, уверен – ваше волшебное пение сгубило немало мужских сердец. Но здесь вам не место. Сирены, которые причинили столько страданий Одиссею и его спутникам, жили на острове. – Ориана тоже могла бы жить на острове, если бы ему удалось уговорить ее переехать из Лондона в Глен-Олдин. – Выступаете ли вы с этим инструментом в Воксхолле?

– Нет, там мне аккомпанирует оркестр. Сегодня я упражняюсь для концерта в Бери-Сент-Эдмондсе, который состоится после скачек в Ньюмаркете.

Дэр присел на валик дивана и наклонился над Орианой.

– Вы благоухаете словно розовый сад. Кого вы ждете? Щеки Орианы порозовели.

– Никого. Я постоянно пользуюсь цветочной водой.

– Сегодня проход гвардии Сент-Джеймсского дворца. А после этого мы могли бы погулять в Гайд-парке. Вы же сами сказали, в первый погожий день.

– Вы приобрели привычку заставлять меня делать то, чего не следует.

– Я просто подумал, что в такой теплый и ясный день вы будете рады прогулке на свежем воздухе. Если это не так...

– Нельзя, чтобы нас видели вместе. Опустив глаза, Дэр угрюмо пробубнил:

– Новый сюртук, новый жилет, новые бриджи и к тому же эта сверхмодная элегантная обувь. Уингейт остался доволен, и я решил, что и вы, быть может...

– Ах, Дэр, я вовсе не это имела в виду! Меня беспокоит не ваша одежда, а наша с вами репутация.

– У меня ее нет, – заметил он. – В Лондоне меня никто не знает.

– Пострадает и ваша анонимность, если вы поедете со мной в парк, – предупредила Ориана, вставая с дивана.

Ей зачем-то понадобилось переставить с места на место статуэтки и поправить положение одной из гравюр на стене. Дэр молча наблюдал за ее действиями.

Внутренняя борьба Орианы оказалась короткой. Повернувшись к Дэру, она сказала:

– Пока своими глазами не увидите, какие унижения мне приходится терпеть, вы не поймете до конца, почему меня так привлекло описание долины Глен-Олдин. Я поеду с вами и на парад, и в парк, и всюду, куда захотите. Надеюсь, вы не станете возражать, если с нами поедет моя горничная?

– Разумеется, нет.

Сьюк Барри, хорошенькая и благовоспитанная, с живыми голубыми глазами и мягкими каштановыми волосами, примерно ровесница своей хозяйки, одета была почти так же элегантно, как и она. Скромно опустив головку, она быстро шла за Орианой и Дэром, отвечая смущенной улыбкой всякий раз, когда он поворачивал голову через плечо, чтобы взглянуть, не отстает ли она.

– Давно она работает у вас? – спросил Дэр.

– Три года. Раштон рекомендовал ее – она выросла в его поместье. Сьюк была ученицей модистки в Честере, но, когда предприятие разорилось, осталась без места. Я взяла девушку к себе и ни разу об этом не пожалела.

Было ли вмешательство Раштона в ее домашние дела таким уж бескорыстным? Что, если граф поместил Сьюк в дом шпионить за хозяйкой? Поскольку привычка Дэра делать слишком поспешные умозаключения приносила одни неприятности, он умолчал о своих подозрениях. Короткая дружба Орианы с надменным лордом беспокоила Дэра, но показать свою ревность и собственнические чувства значило бы оттолкнуть ее от себя.

– Чета Ламли была со мной всю мою жизнь, – продолжала Ориана, – а лакей Сэм – их племянник. Мой повар – бельгиец, он готовил в свое время моему отцу. Человек очень верующий и каждый день ходит к мессе. Посудомойка – бойкая и дерзкая девчонка, порой приводит старших слуг в отчаяние.

У ворот Сент-Джеймсского дворца Дэр впервые увидел одного из членов королевской семьи. Герцог Глостер-ский, брат короля Георга, командовал проходом гвардии. Золоченые пуговицы и застежки на ярко-красных мундирах сверкали на солнце, звуки бодрого марша разносились во влажном воздухе. Толпа зрителей, выстроившихся вдоль тротуаров, приветствовала процессию. У Дэра тоже поднялось настроение, но тут он заметил застывшее лицо Орианы.

Генри, ее любимый муж, был военным. Ему, Дэру, следовало бы вспомнить об этом раньше и понять сердечную боль Орианы.

Тронув ее за локоть, он сказал:

– Я уже достаточно посмотрел. Она подняла на него глаза.

– Но ведь они только начали. Это большой полк.

– Да, и гораздо более впечатляющий, чем все воинские части острова Мэн, – признал он. – Но если вы не возражаете, я хотел бы заглянуть в книжный магазин, который видел накануне на Пиккадилли.

– Магазин Хэтчарда? Да, я его знаю.

Ориана поманила к себе Сьюк.

В книжном магазине Ориана купила ежемесячный «Универсальный журнал знаний и развлечений», а также ноты. Дэр обратился к клерку, который ведал научной литературой, и приобрел «Образцы британских минералов» Рашлея.

Они прибыли в Гайд-парк к началу фешенебельного променада, но аллеи уже были заполнены изысканно одетыми гуляющими и не менее изысканными экипажами. Многие женщины были красивы, но ни одна из них не могла затмить спутницу Дэра. Холодные, неодобрительные взгляды, бросаемые на нее, были, несомненно, вызваны завистью. На Дэра тоже поглядывали с любопытством, хотя он был здесь чужой – а может, именно потому, что он был чужой, так сказать, некий загадочный незнакомец.

Вокруг Орианы собралось несколько джентльменов. Дэр был тотчас представлен этим мистерам, сэрам и лордам, бросавшим на его спутницу взгляды, от которых кровь закипала в жилах.

– Вы будете в Ньюмаркете? – возбужденно спрашивал один из них.

– Когда состоится ваше следующее выступление в Воксхолле? – интересовался другой.

– В субботу вечером, – ответила Ориана.

– Мы пропустили ваше последнее выступление. Не отобедаете ли с нами после концерта? Скажите «да» хотя бы раз!

– Пожалуйста, не уговаривайте меня, мистер Лонстон. Вы знаете, что я должна отказаться.

– Жестокая Анна! Берегитесь, Корлетт, она разобьет вам сердце так же, как разбила мне.

Ориана терпеливо выслушивала их назойливую болтовню, никого не поощряя и никому не возражая. Мистер Лонстон поинтересовался ее мнением о его лошади, Ориана ее похвалила. Ее заверяли, что ужасно скучали во время ее отсутствия, она ответила, что рада была вернуться в круг друзей.

– Однако вы обзавелись новыми, – едко заметил мистер Лонстон и, пустив легким галопом своего серого коня с коротко обрезанным хвостом, бросил на Дэра неодобрительный взгляд.

Не успела рассеяться толпа молодых щеголей, как Ориана вдруг страдальчески вздохнула:

– О нет!

– Что-то не так?

– Принц Уэльский здесь. Вон тот тучный мужчина со светлыми волосами. На нем синий сюртук.

К Ориане подошел грум и сообщил, что его королевское высочество желает с ней побеседовать. Бросив на Дэра виноватый взгляд, Ориана пошла по дорожке вслед за посланцем принца.

– Такое, наверное, происходит каждый раз, когда ваша хозяйка гуляет в парке, – обратился Дэр к Сьюк Барри.

Та несколько раз кивнула, потом быстро заговорила:

– Эти джентльмены, мистер Лонстон и другие, не дают ей прохода. И мне тоже. Обращаются ко мне и вручают письма для нее, и даже предлагают деньги за то, чтобы я передала письмо. Когда это случилось в первый раз, я рассказала хозяйке. Она расхохоталась и велела мне оставить у себя то, что я получила. С тех пор я этими письмами разжигаю огонь у себя в комнате.

– Вы, должно быть, накопили немалую сумму.

– Так и есть, сэр.

– А лорд Раштон платил вам когда-нибудь за сведения о вашей госпоже?

– Платил мне? Нет, сэр, весной он как-то спросил меня, часто ли бывает у нас в доме один джентльмен, и я ему сказала. Но он ничего не платил мне.

– Кто же этот джентльмен?

– Мистер Пауэлл, который женится на дочери лорда Раштона.

Дэр решил, что нет ничего страшного в том, чтобы человек хотел разузнать о привычках своего будущего зятя.

– Леди Раштон, видимо, скончалась? – спросил он.

– Да, сэр, уже много лет назад, вскоре после рождения дочери. Милорд больше не вступал в брак.

Когда аудиенция Орианы у королевской особы закончилась, Дэр пошел к ней навстречу.

Ориана извинилась за то, что оставила его в одиночестве.

– Я не могла представить вас, так как принц не попросил меня об этом.

– Я вполне удовлетворен тем, что полюбовался им издали.

Когда они подошли к примыкающей к парку площади Гайд-парк-корнер, Ориана подняла на Дэра свои ореховые глаза и спросила:

– Теперь вы понимаете, почему я так не хотела выходить? Я ужасно устаю от этих навязчивых джентльменов. Иногда они меня забавляют, но чаще вызывают досаду.

– Ваша слава всегда столь обременительна?

– Есть разница между славой и скандальной известностью. Качество моих сольных выступлений привлекает внимание публики и прессы в гораздо меньшей степени, чем слухи о моих предполагаемых романах и платья, которые я ношу. Лондонские повесы крутятся вокруг меня, потому что считают легкой добычей. Принц призывает меня к себе, полагая, что флирт со мной укрепляет его репутацию галантного кавалера.

– И потому он пожелал поближе взглянуть на ваше прекрасное личико.

– Он по крайней мере не стремится сделать меня своей любовницей, предпочитая леди постарше, причем замужних.

Наемная карета доставила их на Сохо-сквер, и у входа в дом Орианы они стали свидетелями следующей сцены.

Пожилой дворецкий сидел на ступеньках крыльца, держась рукой за перила, а его жена водила ваткой унего под носом.

– Что случилось? – вскрикнула Ориана.

– У меня подогнулись ноги, – отвечал бедняга. – И очень сильный шум в ушах.

– Я велела ему лежать в постели, – тяжело дыша, сообщила жена Ламли. – Куда запропастился Сэм, почему он до сих пор не принес бренди?

Сэм как раз в эту минуту показался в холле. Ориана взяла у него стаканчик и протянула Ламли.

– Ваша жена права, вам следовало отдыхать.

– Я бы так и сделал, мэм, если бы не завтрашний парадный обед. Необходимо отполировать ваш серебряный сервиз и отобрать нужные вина.

– Не думайте об этих мелочах, – перебила дворецкого Ориана. – Луи отлично знает дорогу к погребу, а Сэм может почистить серебро и подавать за столом. – Она выпрямилась и прошла в холл, где ее ждал Дэр. – Как видите, у меня домашний кризис.

– Уверен, что вы его преодолеете. Если я не могу быть чем-то полезен, позвольте попрощаться с вами.

Ориана развязала ленты капора.

– Ничего, мы справимся.

Сожалея о собственной бесполезности, Дэр покинул дом на Сохо-сквер.

– Любовник, любовник, любовник! – заорал Мертон Принта.

Дерзкий мальчишка напомнил Дэру ту проклятую крикливую птицу, которую Ориана держала в Гленкрофте. Но будь у него возможность выбора, он сейчас предпочел бы ее.

Глава 15

Утром того дня, на который был назначен званый обед, Ориана встала спозаранку и оделась с необычной поспешностью. Врач, осмотрев больного и определив у него лихорадку, рекомендовал постельный режим и регулярные порции крепкого мясного бульона.

Ориана, спустившись вниз, обнаружила, что миссис Ламли строго соблюдает назначения доктора – вопреки протестам мужа, который твердил, что чувствует себя уже лучше.

– Я намерен встать с постели вечером и выполнять свои обязанности, – заверил он Ориану.

– Вы только послушайте его, – ворчала миссис Ламли. – Как будто она захочет, чтобы ты обносил в этом своем состоянии гостей ее наилучшими блюдами. К тому же приступ может повториться.

– Вы должны в точности выполнять предписания врача, Ламли, – сказала Ориана.

– Очень хорошо, мэм. Только уведите мою хозяйку отсюда. Я не в силах выносить ее уловки и придирки.

– У меня и без тебя есть чем заняться, – вздернула нос оскорбленная супруга. – Пока я не вернусь от зеленщика, за тобой присмотрит Энни. – Повернувшись к Ориане, она добавила: – Побудет часок с этой барышней и будет рад тому, что за ним снова ухаживаю я, верно?

Опороченная таким образом судомойка вперила в экономку негодующий взор.

Миссис Ламли удалилась с корзинкой в руках, а Ориана заговорила с поваром. Бельгиец, чье самомнение соответствовало размерам его чрезвычайно внушительной фигуры, заявил, что поскольку качество подаваемых блюд будет безупречным, то совершенно не важно, если они будут скверно поданы. От такого замечания лакей Сэм побелел. Ориана увела его к себе в кабинет, где никто не мог им помешать, и постаралась утешить.

– Ведь ты хорошо знаешь, как это делается, а сегодняшний обед ничем не отличается от других.

– Да, мэм. Я уже заменил свечи во всех шандалах и канделябрах в большой гостиной и передвинул торшер поближе к клавесину. Когда Сьюк погладит скатерть, я накрою стол.

– Отлично. Ты будешь настолько занят делом, что не останется времени для волнения.

Стук дверного молотка заставил Сэма выбежать из комнаты, и Ориана даже не успела предупредить его, что не принимает. Если это Дэр Корлетт, она со спокойной душой выпроводит его в это весьма неподходящее для визитов время.

Однако Сэм вернулся в сопровождении совершенно незнакомого ей человека, мужчины среднего роста, седого, одетого в строгий черный костюм.

– Меня прислал мой хозяин, сэр Дэриус. Я Джонатан Уингейт.

У Орианы похолодело на сердце при мысли о том, что, если Дэр не сможет прийти, все ее расчеты рухнули. Ей нужно будет искать джентльмена, который заменил бы его.

– Вы пришли сообщить об отказе сэра Дэриуса присутствовать на обеде? – спросила она, в ужасе ожидая, что меч сейчас упадет.

– Нет, мадам. Он прислал меня на помощь вашим слугам. Я не только камердинер сэра Дэриуса, но и его дворецкий.

На лице у юного Сэма появилось выражение такого радостного облегчения, что это выглядело комичным.

– Я весьма признательна сэру Дэриусу, – произнесла обрадованная Ориана. Неожиданное спасение пришло в виде столь симпатичного и компетентного человека. – Сэм, не нужно накрывать на стол, тебе придется отнести записку с моей благодарностью в гостиницу «Нерд».

– Сэр Дэриус больше там не живет, мадам. Он переехал в гостиницу Морланда на Дин-стрит.

– К Морланду?

Ориана не могла себе представить, чтобы Дэр захотел оставить самые элегантные в Сент-Джеймсе, если не во всем Лондоне, апартаменты ради маленькой гостиницы в Сохо.

Ее удивление было столь очевидным, что Уингейт счел нужным пояснить:

– Сэр Дэриус нашел этот район более соответствующим его вкусам. Мистер Морланд открыл свою гостиницу всего лишь год назад, и недостаток клиентов позволил ему удовлетворить желание сэра Дэриуса занять весь второй этаж.

Ориана, подойдя к письменному столу и не присаживаясь, обмакнула перо в чернильницу и быстро нацарапала на листке нотной бумаги: «Сомневаюсь, что смогу полностью отблагодарить вас за то, что вы сделали, но, во всяком случае, постараюсь». Сложила листок и вручила его Сэму.

– Отправляйся в гостиницу Морланда – и побыстрей.

После того как Сэм удалился, слуга Дэра спросил:

– Это будет большой прием?

– Нет, всего восемь человек. – Ориана перечислила имена гостей. – У нас две перемены блюд, а после того как послушаем музыку, холодный ужин. Где-то здесь у меня было меню. – Она пошарила на письменном столе.

Уингейт подошел к камину и взял с полки листок.

– Может быть, это. – Он внимательно просмотрел список и одобрительно кивнул. – У вас, как я вижу, повар-француз?

– Он франкоговорящий бельгиец, но, прожив в Лондоне десять лет, отлично говорит и по-английски... когда в добром настроении. Луи – король кухни и настоящий гений кулинарии.

– Похоже, мсье Луи держится точно также, как повар моего хозяина. Я постараюсь не задеть его достоинства. Вина уже выбраны?

– Пока нет. Вот ключ от погреба. Поднос уже достали из шкафа в буфетной и поставили на столик в холле для прислуги. Если вы не сможете чего-то найти, спросите у миссис Ламли. Разрешаю вам одергивать в случае необходимости Энни – а такая необходимость скорее всего возникнет. Это наша посудомойка и одновременно истинное бедствие нашего существования. Сэм, которого вы увидели паренек надежный, но слишком большая ответственность сбивает его с толку, и потому очень хорошо, что вы здесь.

– Все будет в порядке, мадам.

Остаток дня Ориана провела в музыкальной комнате, упражняясь на мандолине и совершенствуя исполнение новой музыкальной пьесы на фортепиано. Потом она полистала журнал, купленный в магазине Хэтчарда. Сьюк Барри время от времени заглядывала в музыкальную комнату и сообщала, как идут дела у Уингейта. К удивлению Орианы, дворецкий Дэра прекрасно поладил с двумя личностями, которые могли бы отнестись с предубеждением к его вторжению, – поваром и экономкой. Что касается Сэма, тот исполнял свои обязанности помощника с большой охотой и старанием.

– Мистер Уингейт даже поговорил с мистером Ламли, – докладывала Сьюк. – Он хотел узнать, что лучше подавать для первой перемены блюд, фронтенак или кларет.

Поднося к губам чашку с чаем, к которому ей подали шоколадные пирожные, только что испеченные Луи, Ориана подумала, что подобный дипломатический ход сослужит Уингейту хорошую службу.

Любопытно, а чем сейчас занят Дэр? Скорее всего ходит по магазинам, выбирая красивую мебель для своей виллы.

Ориана вновь и вновь вспоминала минуты их близости. Но повторись то, что произошло в Скайхилле, она потом страдала бы. Завершив свои дела, Дэр уплывет к себе на остров и лишит ее поддержки, искренности в отношениях и поцелуев, от которых у нее кружилась голова, земля уплывала из-под ног и неистово колотилось сердце. Как он это уже сделал в Ливерпуле – ведь мог же онтогда пригласить ее ехать с ним.

И хотя она провела в Глен-Олдине несколько счастливых недель, отдыхая от работы, она не прижилась там. Слишком крепка ее связь с Сохо-сквер – здесь ее дом. Она приложила столько усилий, чтобы стать примадонной. Последние несколько лет работала в Лондоне, выступая в концертных залах и увеселительных садах и постоянно мечтая о том дне, когда управляющий театром «Ройял» пригласит ее снова в оперу. Было бы глупо отказаться от столь долго лелеемых амбиций ради мужчины с острова Мэн, тем более что все ее любовные отношения в прошлом кончались потерями.

Правда, Дэр Корлетт не был военным. И Ориана почему-то была убеждена, что он будет относиться к ней внимательнее и нежнее, чем Томас Теверсал. При своей энергичной и живой натуре он поддерживал бы ее в трудную минуту.

Что бы ни ожидало ее в будущем, она никогда не забудет, как он предложил купить ей новый клавесин. Он поступил так по внутреннему побуждению, потому что мог себе это позволить, даже не сознавая значения своего жеста. А вчера он попросил ее спеть. Из всех мужчин в ее жизни только отец заботился о ее таланте и лелеял его. Генри больше интересовался военной службой, а не музыкой. Томас одаривал ее бриллиантами, но редко посещал концерты.

Дэр заинтересовался ее мандолиной, хотел отвезти Ориану в музыкальный магазин Бродвуда.

Она не могла обманывать себя надеждами на его серьезные намерения. Размышляя о возможности выйти за него замуж, Ориана каждый раз напоминала себе, что не такой жены желал для себя Дэр. Он определил качества своей будущей супруги с причиняющей боль прямотой: безупречное происхождение, незапятнанная репутация, состояние, превышающее его собственное. Обыщи Дэр весь шар земной, он не нашел бы женщины, более противоречащей этим требованиям, нежели она. Следовательно, его притязания не были матримониальными и никогда такими не станут. Он хотел, чтобы она стала его любовницей.

На острове одиночество сделало ее уязвимой, и она уступила его страстному желанию. Здесь, в Лондоне, она должна быть сильнее и мудрее. Она должна победить желание, которое Дэр пробуждает в ней, – силу столь же опасную, сколь и непредсказуемую.

Одеваясь к обеду, Ориана чувствовала то же возбуждение, что овладевало ею перед выходом на сцену. Новое платье из кремового шелкового крепа сидело отлично, верхняя юбка расходилась на талии, открывая нижнюю, отделанную по подолу «оборками Сент-Олбанс» из ручного брюссельского кружева, такого же, как на корсаже.

Сьюк зачесала ей волосы в шиньон, повязав его лентой с нашитыми на нее жемчужинами. Ориана надела жемчужное ожерелье и вдела в уши такие же серьги.

– Он признает вас самой красивой леди в Лондоне, – проговорила Сьюк, протягивая хозяйке флакон духов.

– Кто?

– Джентльмен, который был с вами вчера на прогулке. Который целовал вас.

Ориана загадочно улыбнулась своему отражению в зеркале, потому что Дэр не только целовал ее. Предположение горничной, что хозяйка так тщательно одевается сегодня к обеду именно для этого джентльмена, должно было бы ее обеспокоить, но не обеспокоило. Встав со стула, она сказала:

– Надо бы узнать у Уингейта, все ли готово.

– Он такой предусмотрительный, мэм. Знаете, он убедил Энни надеть чистый чепчик и новый фартук, даже не повысив голоса.

– Он, несомненно, замечательный работник.

Первым прибыл лорд Раштон и выразил сожаление, что должен уехать сразу после обеда, так как в палате лордов назначено позднее заседание.

– А разве вы сейчас не должны быть в Вестминстере? – спросила Ориана.

– Я займу свое место позже. Зная, с какой тщательностью вы готовитесь к таким встречам, я не хотел нарушать ваши планы.

– Мне жаль, что вы не услышите дуэт мистера Келли и миссис Крауч, они обещали нам спеть после обеда.

Боклерки, кузен и кузина Орианы, появились следующими и оживленно приветствовали ее.

– Очаровательное платье, – похвалила леди Кэтрин. – Ваша портниха, без сомнения, сможет устроить себе весьма приятную жизнь, если ей захочется продать свою фирму.

– Надеюсь, у нее нет пока подобных планов, – сказала Ориана. – Без нее мне не осуществить ни одного из придуманных мною фасонов. – Улыбнувшись герцогу Сент-Олбансу, она спросила: – А как насчет ваших новых приобретений, кузен Обри? Какую вазу вы всё-таки купили – мраморную или бронзовую?

– Обе, и вы их увидите, когда заглянете в следующий раз к нам на Мэнсфилд-стрит. – Он окинул стены гостиной взглядом светло-голубых глаз. – Вы убрали отсюда полотна, которые приобрели на моем аукционе.

– Рембрандта вы увидите в моей музыкальной комнате. – Понизив голос, она добавила: – А вакханка слишком откровенна для смешанного общества, я держу ее у себя в будуаре.

Герцог рассмеялся.

Два эти полотна обошлись Ориане в сумму около четырехсот фунтов, однако она не жалела о своей прошлогодней причуде. «Вакханка, переходящая ручей» была прекрасным дополнением к коллекции картин, оставленных Ориане отцом, а полотно великого голландца «Матрона, дающая советы дочери» она выбрала по чисто эмоциональным соображениям: позы дочери и матери пробуждали в ней ностальгию по тем временам, когда у Орианы были добрые отношения с матерью.

Майкл Келли – певец-тенор, композитор, бонвиван – вошел в гостиную вместе со своей партнершей по исполнению дуэтов Анной Марией Крауч, которая жила в одном с ним доме на Лайсл-стрит. Их законный брак был невозможен, так как существовал мистер Крауч, а они оба исповедовали католическую веру, запрещающую разводы. Мик Келли дирижировал пением в театре «Друри-Лейн» и в театре «Ройял», а миссис Крауч являла собой уникальную редкость – она была английской примадонной.

Миссис Крауч сказала Ориане своим чистым голосом:

– У Мика для вас приятные новости, но я предоставляю возможность ему самому изложить их.

– Попозже, – заявил Мик и подмигнул Ориане. – Не следует говорить о делах на пустой желудок.

Ориана не связывала с упомянутой новостью особых надежд, так как, не обладая итальянской фамилией, вряд ли можно было рассчитывать на место в оперном театре. Вероятнее всего, Мик собирается предложить ей одно из своих последних сочинений для исполнения в Воксхолле.

– Не хотите ли вина? – предложила она, когда Уин-гейт появился с подносом.

– Я не враг соку виноградных гроздей, – ответил Мики, едва дворецкий удалился, спросил: – У вас новый слуга? Желаю, чтобы вам с ним повезло больше, чем нам с миссис Крауч, когда мы решили увеличить штат прислуги. Слугу нам порекомендовал совершенно незнакомый человек, и мы вскоре были вынуждены его уволить, заподозрив, что он намерен нас ограбить. Как потом выяснилось, оба они действовали заодно с целой шайкой грабителей. Один угодил в Ньюгейт, а второго повесили, бедолагу. Будьте осторожны, Анна, и постарайтесь убедиться, что лицу, которое рекомендовало вам слугу, можно доверять.

Не успела Ориана объяснить, что присутствие Уингейта – явление временное, как в гостиную вошли сэр Джозеф Бэнкс с супругой и сестрой. Дамы этого семейства предпочитали костюмы для верховой езды любой другой одежде, и Ориане всегда забавно было видеть их у себя в вечерних туалетах. Леди Бэнкс надела свою свадебную брошь с большим желтым бриллиантом, окруженным более мелкими обычными, Сара София Бэнкс вообще не носила драгоценностей.

После взаимных приветствий сэр Джозеф заметил:

– Для меня неразрешимая загадка, чего ради вы приглашаете такого закоснелого старого книжного червя, как я, на ваши приемы.

– Вы мой сосед на Сохо-сквер и сосед герцога в Виндзоре.

– Мы редко видим герцога с тех пор, как сгорел Хэну-орт-Парк. Я должен спросить его, успешно ли продвигается восстановление дворца.

Ориана предложила ему вина, но сэр Джозеф, покачав седой головой, пробормотал, что, к сожалению, он заложник своего желудка.

– Сегодня вечером я познакомлю вас с новичком в Лондоне, – сообщила ему Ориана. – Он уроженец острова Мэн, большой знаток геологии и минералогии, автор книги о камнях своего острова.

Но где же Дэр? Что могло его задержать? Гостиная наполнилась оживленными разговорами гостей, а Ориана то и дело поглядывала на дверь, плохо понимая, что говорит ей кто-либо из присутствующих. Ее репутация безупречной хозяйки находилась под угрозой из-за сильного опоздания – или, не дай Бог, отсутствия – одного из гостей, кроме того, ей необходимо было доказать своему умному, любящему деревенское уединение поклоннику, что она городская жительница, ведущая бурную светскую жизнь, что время ее расписано по часам, что она чудовищно занята и не может вести праздную жизнь. Если Дэр поймет это, он уедет из Лондона. Пока он здесь, ей приходится жить в постоянном страхе, что его настойчивость и личное обаяние сломят ее сопротивление и приведут к тому страстному сближению с ним, которое уже имело место в Скай-хилле.

Занятая своими беспокойными размышлениями, Ориана не сразу сообразила, что сэр Джозеф обращается к ней и в то же время, сдвинув свои густые седые брови, пристально разглядывает мужчину, появившегося на пороге гостиной.

А на пороге появилась весьма впечатляющая фигура.

Когда Дэр наконец вошел в гостиную, сэр Джозеф спросил:

– Это тот самый парень, о котором вы мне говорили? Я уже видел его на обеде у главы судебной и исполнительной власти в Дербишире. Полагаю, это он. Кто он такой?

– Сэр Дэриус Корлетт, – ответила Ориана, крепко, до боли в пальцах стиснув ножку рюмки с вином.

– Корлетт? – повторил сэр Джозеф. – Уверен, что знал его деда, король даровал нам баронство в один и тот же год.

Вспомнив о долге перед гостем, Ориана подошла поздороваться с Дэром, добавив еле слышно:

– Негодник, почему вы мне не сказали, что знакомы с сэром Джозефом?

– Это было бы сильным преувеличением, – отвечал тот. – Мы встречались всего один раз и очень давно.

– Он вас узнал.

– Я этого не ожидал.

– Вы опоздали, – упрекнула она его.

Вечерний костюм Дэра был великолепен, отлично сшитый черный сюртук, темно-вишневый жилет в узкую белую полоску, белые шелковые панталоны.

– Я не привык обходиться без камердинера, – объяснил Дэр. – Пришлось обратиться за помощью к двум гостиничным слугам, и я не уверен, все ли у меня в порядке. Если Уингейт подойдет поправить мне галстук, я пойму, что не все как надо.

– Вид у вас, – проговорила Ориана и сглотнула, чтобы избавиться от сухости в горле, – вид у вас такой, каким и должен быть. Идемте, я представлю вас.

Она проделала необходимую процедуру, познакомив Дэра с каждым из гостей в порядке их значимости, начиная с герцога. Если Раштон и был удивлен, что видит Дэра, то ничем этого не показал.

Глава 16

В положенное время Ориана пригласила гостей в столовую. На столе, накрытом ее лучшей скатертью, были расставлены фарфор, хрусталь и серебро, отражавшие огни свечей и канделябров. Она села во главе стола, напротив, на другом конце стола, занял место герцог. Справа от себя она усадила Раштона, рядом с ним мисс Бэнкс, далее сидели Мик Келли и леди Бэнкс. Слева от Орианы сел Дэр, за ним миссис Крауч, сэр Джозеф и леди Кэтрин.

По части приемов Ориана не могла соперничать со своими знаменитыми соседями, у которых собирались люди ученые, богатые и пользующиеся широкой известностью, чтобы обсудить важные для них глубокие проблемы. Но она гордилась тем, что у нее за столом присутствует блестящая коллекция умов, талантов и титулов, здесь были представлены наука, эрудиция, политика, музыка и промышленность в их персональном воплощении.

Уингейт обнес гостей белым вином, предназначенным для первой перемены блюд, которая состояла из супа «лор-рен», салата, французских бобов, молодых артишоков в белом соусе, паштета из голубей, лососины в соусе из омаров и воздушного пирога с телятиной. К огромной радости Орианы, изысканные блюда, приготовленные Луи, были оценены гостями по достоинству, так же как и последовавшие за ними более солидные кушанья второй перемены.

Раштон принял на себя обязанность разрезать олений окорок, поданный под соусом из трюфелей, отрезав ломтик мяса, он предложил его Ориане.

– Это не для меня, – сказала она, – благодарю вас. Раштон виновато улыбнулся.

– Простите, я запамятовал, что вы предпочитаете рыбу и птицу.

Дэр, умело разделив на четыре части жареную молодую утку, положил Ориане на тарелку кусочек грудки, что она и приняла без возражений.

– Сэр Дэриус, вы уже приобрели необходимые предметы мебели? – спросил граф.

Чтобы скрыть свой интерес к ответу Дэра, Ориана с преувеличенным вниманием занялась горошком по-французски у себя на тарелке.

– Да, я купил несколько вещей в магазинах возле Сохо-сквер и Сент-Джеймса, – ответил Дэр.

– Значит, теперь вы задержитесь в Лондоне недолго, – рискнул предположить Раштон.

– Вероятно, – холодно произнес Дэр.

Ориана не могла понять, почему ее так обеспокоили слова Корлетта. Еще недавно она так надеялась услышать, что он вскоре уезжает. Украдкой бросив на него взгляд, она увидела, как он передает миссис Крауч блюдо тарталеток с вишнями и кремом.

Вторая перемена кончилась, со стола убрали все блюда и скатерть, а на прекрасную столешницу красного дерева поставили фрукты и сыр.

Ориана дала знать Уингейту, что пора принести бренди и портвейн. Сама она встала из-за стола и в сопровождении других дам перешла в гостиную. Сознание Орианы складывалось в условиях континентальной Европы, и ей не нравился этот чисто английский обычай послеобеденного «разделения полов», однако она была вынуждена ему подчиняться.

В гостиной дамы поболтали о недавно прочитанных книгах, потягивая шерри и заедая напиток лимонными бисквитами и миндальным печеньем. Миссис Крауч, не давно оправившаяся от недомогания, рекомендовала леди Бэнкс своего врача, который, как она полагала, мог бы полечить ее мужа. Грубоватая мисс Бэнкс поведала о своей недавней поездке в парк в новом фаэтоне. Опытная и смелая любительница править, она тратила значительные суммы на лошадей для своих экипажей, а теперь предложила Ориане как-нибудь проехаться с ней вместе верхом.

– С удовольствием, – сказала Ориана в ответ на это любезное приглашение и отошла к леди Кэтрин, к которой питала искреннее родственное расположение.

Понизив голос, она начала расспрашивать ее светлость, как продвигается ее тайный роман с капелланом герцога.

– Я еще не говорила отцу о том, что мы с мистером Берджессом решили пожениться, – поделилась с Орианой леди Кэтрин. – С тех пор как умерла мама, мне приходится вести домашнее хозяйство, а пока отец занят восстановлением Хэнуорта со всеми проистекающими из этого заботами, он рассчитывает на то, что я буду поддерживать порядок в доме.

Сердце Орианы преисполнилось сердечным сочувствием к родственнице, лишенной возможности обрести счастье в любви.

– Как долго вы можете скрывать ваши истинные желания?

– Берфорд знает. Они с моим Джеймсом искренние друзья, и он нас поддерживает. В мои тридцать пять лет трудно ждать долго.

Ориана попробовала представить себя в возрасте Кэтрин. Будет ли она сама через разделяющие их двенадцать лет все еще одинокой в ожидании человека, который сделал бы ей предложение? Вполне вероятно.

А Дэр Корлетт к тому времени уже давно обзаведется семьей у себя в Скайхилл-Хаусе, семьей большой и любимой. Его дети будут забираться на яблони в саду, цепляясь за корявые ветки, и ездить на своих пони по горным дорожкам. А богатая, красивая, знатная леди Корлетт...

Ориана прогнала от себя эти мысли, уже чувствуя ревность к несуществующей будущей жене Дэра.

Из столовой донесся громкий взрыв мужского смеха.

Через несколько минут оттуда вышел граф Раштон.

– Я задержался дольше, чем намеревался, – сказал он Ориане, – и это свидетельствует о том, какое большое удовольствие я получил нынче вечером. Но долг повелевает мне уйти.

Дальнейшая ответственность за развлечение общества выпадала на долю певцов. Ориана, сидя рядом с Боклер-ками и слушая богатый тенор Келли и нежное сопрано миссис Крауч, чувствовала, как мало-помалу исчезает хаос в ее мыслях. Когда пение кончилось, в гостиной прозвучали возгласы одобрения и аплодисменты.

Боклерки вскоре после этого уехали. Миссис Крауч сказала своему партнеру, что им тоже пора.

– Черт меня побери, я совсем забыл о своей приятной новости! – воскликнул Мик, тряхнув своей темноволосой лохматой головой. – В этом сезоне открывается вакансия первой певицы в оперном театре. Мистер Тэйлор говорит, что я должен поехать на континент в поисках примадонны. Мне совсем не улыбается перспектива такого путешествия, и я надеюсь, что Сирена Сохо сможет занять это место – если ей предложат.

Это была та великая возможность, которой Ориана так ждала, несмотря на то что после скандала с Теверсалом ей пришлось удалиться с опертой сцены. Она ответила Мику сдержанно, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучала нотка безнадежности – это могло охладить желание Келли ей помочь.

– Я внимательно рассматриваю все предложения, которые мне делают. Пока я не ознакомлюсь с подробностями ангажемента, я более ничего не могу сказать.

– Очень хорошо, мадам Предусмотрительность. Но будьте уверены, что я сделал свой выбор и всячески буду вас поддерживать.

Количество присутствующих сократилось до пяти человек. Только трио Бэнксов и Дэр остались на легкий холодный ужин, подали мясо, сыр и желе. Мужчины обсуждали дела в Дербишире. Мисс Бэнкс, подцепляя на вилку один ломтик мяса за другим, сетовала на своего упрямого и несговорчивого поставщика этого продукта. Леди Бэнкс несколько осоловела от обилия еды и позднего времени.

Когда разговор между двумя баронетами перешел к вопросам научным, Ориана стала следить за ним особенно внимательно.

– Вы встречались с доктором Хаттоном?

– Часто. Я учился в Эдинбургском университете и посещал его лекции по геологии. Мой юношеский энтузиазм забавлял его, однако он ввел меня в прославленный кружок своих единомышленников. Я помогал им во время полевых исследований, каталогизировал образцы и делал зарисовки. Мои познания в минералогии были достаточно глубокими, однако доктор Хаттон помог мне в овладении навыками наблюдения. Под его руководством я научился более точно определять системные отношения между различными геологическими породами.

– Я не имел чести знать его лично.

– У него проницательный взгляд, блестящий ум и обаятельные манеры. Его научный энтузиазм поистине заразителен. Его любили все, а его популярность в среде собратьев по науке, думаю, может служить наиболее серьезным доказательством его незаурядности.

– Это действительно так. Люди науки могут быть столь же мелочными, завистливыми и склонными к низким поступкам, как и все прочие представители человечества, если даже не в большей степени. – Сэр Джозеф внимательно посмотрел на Дэра. – Я, например, удивлен тем, что ваши коллеги не предложили вам вступить в Эдинбургское королевское общество.

– Я в то время был всего лишь студентом, а семейные обязанности помешали мне получить научную степень. Я все еще дилетант.

Ориана тут же ополчилась на излишнюю скромность Дэра.

– Как я уже говорила, сэр Дэриус создал научный труд, посвященный геологии его острова, – сказала она.

– В качестве президента старейшего Королевского общества я мог бы помочь вам обратиться непосредственно туда, – заметил сэр Джозеф и добавил, кивнув в сторону Орианы: – Королевский предок этой леди, король Карл Второй, основал нашу организацию, и его бюст занимает почетное место в нашем зале заседаний.

Дэр ответил на это приглашение соответствующей благодарностью. Потом он встал и вежливо поблагодарил Ориану за приятный вечер. Зная его уже достаточно хорошо, Ориана уловила под внешне любезной формой его слов скрытое недовольство.

Несколько часов назад она хотела, чтобы Дэр покинул Лондон, а сейчас почувствовала себя невероятно одинокой оттого, что он покидал ее гостиную.

С его уходом вечер закончился. Соседи Орианы, высказав свою признательность, спустились по лестнице к выходу. Из окна Ориана наблюдала за тем, как они втроем переходят площадь.

Ориана обессилено опустилась в кресло. Сбросив тесные шелковые туфельки, распрямила затекшие пальцы ног. Она предпочла не возвращаться в свою опустевшую гостиную, где больше не было ни музыки, ни веселья. Горький осадок после таких приемов был неизбежным следствием ее одиночества, которое после смерти матери никто с ней не разделял.

Казалось бы, ее должно было обрадовать сегодняшнее предложение Мика Келли. Однако Ориана не могла думать ни о чем, кроме скорого возвращения Дэра на остров Мэн.

На лестнице послышались шаги. Ориана крикнула:

– Все уже ушли, Уингейт. Можете убирать со стола.

– Я не Уингейт.

В комнату вошел Дэр.

Ориана быстро встала с кресла.

– Я думала, вы ушли к Морланду.

– Я ушел не далее вашего винного погреба и ждал там, пока горизонт не очистился. Уингейт показал мне бочонок муската, который ему пришелся по душе.

– Он может выпить его хоть весь, если хочет. После того, что он сделал в этот вечер, он заслужил награду.

Дэр потянулся рукой к шее и начал развязывать галстук. Ориана, смущенная тем, что стоит перед ним без туфель, даже не обратила на это внимания.

Бросив длинную полотняную ленту на спинку стула, Дэр сказал:

– Такой красивой, как сегодня, я вас еще не видел.

– Вы сами выбрали это платье, – улыбнулась Ориана, чувствуя, как бурно заколотилось ее сердце.

– Мне довелось нынче беседовать с одним из самых выдающихся умов нашего времени, но я все время думал только о том, что хочу обнять вас, дотронуться до вас.

Неуверенным голосом Ориана произнесла:

– Мои слуги поблизости.

– Я не замечаю никого из них.

Она почувствовала на своей щеке его горячее дыхание. Наклонив голову, увидела, как его загорелые пальцы, сминая блестящую ткань и кружево, забираются к ней под корсаж.

– Я мечтал об этом весь вечер, не отталкивайте меня.

Дэр поцеловал ее страстным, долгим поцелуем, Ориана прикрыла глаза и вся отдалась ощущению блаженного наслаждения.

Она хотела его до боли, думая в то же время, что, если не воспротивится сейчас его объятиям, ее внутренний бастион рухнет – и прощай тогда независимость, гордость, самоуважение.

– Если вы одолжили мне своего дворецкого в обмен на то, чтобы я переспала с вами...

– Ничего подобного. Но я был бы обманщиком, если бы сказал, что не хочу соблазнить вас. Это так, и мы оба это знаем.

– Вы должны уйти, – еле выговорила она хриплым шепотом.

– Да, я уйду. – Однако он продолжал сжимать Ориану в объятиях. – Мое желание и ваше нежелание несовместимы. Я не перестану желать вас, Ориана, но я не останусь здесь и не пополню ряды тех назойливых ухажеров, которые осаждали вас в Гайд-парке.

– Именно поэтому вы сказали лорду Раштону, что собираетесь уехать из Лондона?

– Я уезжаю, потому что вы этого хотите.

– Я сама не знаю, чего хочу, – призналась Ориана. – В Ливерпуле все было гораздо проще и яснее. Когда вы явились сюда, я решила дать вам почувствовать вкус моей реальной жизни, полагая, что вам он покажется неприятным.

– Как и вам самой?

– Я привыкла.

– Значит, прогулка в парк и включение меня в список гостей на вашем званом обеде потребовались для того, чтобы порвать со мной? – Дэр покачал головой в удивлении. – Первый месяц нашего знакомства вы скрывали, кто вы такая. Теперь же используете свое положение, чтобы прогнать меня?

– Я должна! – с горечью воскликнула она, но не смогла удержаться от вопроса: – Я еще увижусь с вами до отъезда в Ньюмаркет?

– Только если вы готовы к последствиям. – Дэр крепко поцеловал ее, его сильные, широко расставленные ноги удерживали Ориану на месте. – Есть у меня шанс остаться, Ориана?

– Воксхолл, – пробормотала она.

– Что?

– Встретимся там после моего концерта. Вы получите ответ на ваш вопрос.

Когда Дэр ушел, Ориана открыла ящик письменного стола, в котором лежал его геологический трактат. Зажгла масляную лампу и перечитала короткое введение.

Тайком покинув Глен-Оддин, она лишила себя тех чудес природы, которые Дэр описывал, – гор, рек, песчаных берегов, чистого воздуха островных городов. Ей так хотелось увидеть все это снова, но она сомневалась, что это когда-нибудь произойдет.

Всего через несколько дней она либо отошлет Дэра на его остров, либо примет его как любовника. Сможет ли она дать ему то, чего он хочет, и получить от него желаемое ею, не утратив чего-то особо важного? Найдут ли они компромисс, который позволит им прийти к взаимной гармонии и соединить свои жизни?

Ответы на эти вопросы может дать только время. Дэр весьма нетерпеливый мужчина, а она весьма осторожная женщина.

Ориана остановилась у окна и задумалась, глядя на особняк Бэнксов на противоположной стороне площади. Свет в их доме еще горел.

Ориана поспешила выйти в холл. Сэм, надевший поверх форменной одежды фартук, спускался по лестнице с грудой посуды из столовой.

– Когда отнесешь все это в буфетную, Сэм, зайди ко мне. Я хочу, чтобы ты передал сэру Джозефу одну книжку.

Не успел слуга отправиться с поручением, как Ориану начали мучить сомнения – и мучили всю длинную ночь до утра.

Дэр напечатал свое сочинение и раздал экземпляры геологам в Эдинбурге. Что он может иметь против, если его работа попадет в руки к известному ученому, готовому поддержать любое научное открытие? Он заслуживает признания, и не только со стороны сэра Джозефа, но и со стороны остальных членов Королевского общества. И если его задержат в Лондоне ради обсуждения трактата, тем лучше для нее, Орианы.

Глава 17

Ровно в восемь часов дирижер кивнул своей облаченной в парик головой, подавая знак музыкантам. Дэр и прочие любители музыки смогли устроиться совсем близко к не отгороженным от публики подмосткам для оркестра, оформленным в готическом стиле. Над подмостками размещены были многочисленные цветные лампионы, а канделябры, закрепленные на стенах, бросали мягкий свет свечей на ряды пудреных голов. Блики света играли и на высоких трубах органа, расположенного в конце павильона.

В толпе зрителей смешались все сословия, тут были и уличные проститутки, и продавщицы из магазинов, и преуспевающие торговцы, и мелкие дворяне, и представители титулованной знати. Как и каждому из них, Дэр, переправившись через Темзу, уплатил два шиллинга за вход в увеселительный сад. Однако он ощущал некоторое превосходство над окружающими, так как был приглашен на концерт той самой певицей, ради которой все здесь собрались.

До начала представления Дэр успел осмотреть увеселительный сад. Побывал в огромной ротонде, где проводились маскарады, а в плохую погоду также и музыкальные выступления. До нынешнего вечера он не только не видел, но и вообразить не мог, чтобы две тысячи стеклянных лампионов горели одновременно. Впечатление оказалось очень сильным. Дэр прошелся по обсаженной вязами Главной аллее, по пересекающей ее Перекрестной аллее, по Итальянской аллее, украшенной тремя триумфальными арками, по Муравьиной дорожке. В самом дальнем конце сада находилась неосвещенная Аллея влюбленных, по которой он надеялся пройтись сегодня с Орианой.

Это место, так любимое лондонцами, поразило Дэра странным сочетанием мишурной безвкусицы и тонкого вкуса. С его точки зрения, было бы лучше обойтись без всех этих картин, создающих иллюзию реальности, поддельных руин, транспарантов и прочих сценических эффектов. Красоты природы не нуждаются в подобных орнаментах, он предпочитал наслаждаться ими в чистом виде. Возможно, что великолепие Воксхолла произвело бы на него более благоприятное впечатление, если бы здесь не было такого количества людей.

Совсем рядом с ним две пары болтали о музыке так громко, что Дэр слышал каждое слово. Молодые леди, попавшие в Воксхолл впервые, восхищались павильоном для оркестра. Джентльменов явно больше интересовал флирт, нежели музыка, они старались увлечь своих спутниц в какую-нибудь аллейку потемней.

– Ну Хетти, пойдем прогуляемся, – предложил нетерпеливый поклонник.

– Никуда я не пойду, пока не увижу, какое на ней платье.

– В этом нет никакого смысла, Хетти, – возразила ее подруга, – ведь ни ты, ни я не можем себе такое позволить. У нас нет таких богатых любовников, как у нее.

– Вспомни, мисс Хетти, я оплатил твой входной билет, и у меня есть еще один шиллинг, чтобы заплатить за твой обед.

– И этот шиллинг берут за тощий кусочек мяса и жареного цыпленка размером с воробья, – посетовал второй джентльмен.

– Если ты воображаешь, что можешь найти любовника побогаче меня, – с обидой заметил парень мисс Хетти, – давай попробуй. А я подыщу себе девушку, которую устроит клерк с пивоваренного завода.

– Да не злись ты, Ральф, – взмолилась Хетти. – Мы обязательно прогуляемся после того, как я послушаю несколько песен. Я обещала тетке, что все расскажу ей про концерт.

– Мы с Уилли останемся на первое отделение и все тебе расскажем, – пообещала подружка Хетти. – Мы развлечемся, пока вы будете слушать второе отделение.

Анна Сент-Олбанс появилась на балконе музыкального павильона как раз в ту минуту, когда Ральф и Хетти, держась за руки, прокладывали себе путь сквозь толпу. Она поблагодарила публику за приветствия и аплодисменты наклоном каштановой головки, украшенной светлыми цветами. На груди у нее сверкала брошь с выгравированным на ней гербом Сент-Олбансов.

«В ожидании лучших времен» – таков девиз их семьи. Дэр надеялся, что сегодня вечером и для него наступят лучшие времена.

Когда утихли приветственные восклицания, Ориана улыбнулась дирижеру, давая понять, что готова петь. Музыканты сыграли интродукцию, и она запела.

Слова первой песни были непонятны Дэру – Ориана пела по-итальянски, – но это не уменьшало радости, которую он испытывал от каждой услышанной ноты волшебного голоса. Остальные слушатели, судя по их завороженным лицам и одобрительным улыбкам, тоже наслаждались волшебным исполнением.

Но вот оркестр умолк, и Ориана удалилась с балкона. После небольшого перерыва она появилась снова и спела несколько песен острова Мэн, которым научил ее Нед Кроуи. Они были приняты так хорошо, что Ориане пришлось спеть на бис. После этого она снова удалилась со сцены. Прозвенел колокол, возвещая наступление девяти часов и антракт.

Толпа зрителей устремилась в аллею, ведущую к Большому Каскаду. Дэр, которому любопытно было взглянуть на это знаменитое и всеми почитаемое зрелище, позволил толпе увлечь себя к площадке обозрения. Декоративный занавес поднялся над миниатюрной сценой, открыв живописный ландшафт с маленьким домиком, водяной мельницей и дорогой. Зрители восхищенно заахали, когда искусно имитированный поток воды начал вращать маленькое мельничное колесо. Крошечные механические пешеходы, всадники, животные и даже почтовая карета двинулись по мосту, перекинутому через поток.

Дэр обратился к человеку, который стоял рядом:

– Вы не знаете, как это все устроено? Тот пожал плечами.

– Сценические трюки.

Минут через десять концерт возобновился. Ориана спела большую арию и попрощалась со своими поклонниками глубоким реверансом. Ее сменил на сцене мужской певческий квартет.

Дэр занял место возле двери, через которую входили и выходили исполнители. Ориана вскоре вышла, закутанная в черный бархатный плащ, и поспешила набросить капюшон на украшенную цветами голову.

– Давайте уйдем отсюда, я не хочу, чтобы меня узнали, – сказала она, беря Дэра под руку.

– Какое множество народу, – заметил Дэр. – И всегда так?

– По вечерам в субботу – да. Сезон в театре «Друри-Лейн» закончился в начале недели, и Воксхоллу уже не приходится соперничать с «Писарро» мистера Шеридана из-за зрителей.

Домики и ниши для ужина уже были битком набиты любителями отведать знаменитую ветчину и жареных цыплят Воксхолла. Целая армия официантов спешила обслужить клиентов. Играл оркестр дудочников и флейтистов, а по саду бродила группа музыкантов, время от времени останавливаясь, чтобы исполнить какую-нибудь музыкальную пьеску по требованию ужинающих посетителей.

– Вы видели Большой Каскад? – спросила Ориана. – Это зрелище зачаровывало меня, когда я была маленькой девочкой, и очарование не уменьшилось после того, как мне показали часовой механизм, благодаря которому фигурки двигаются. А эффект водяного потока создается при помощи тонких полосок белой жести. Очень изобретательно.

– Музыка меня вдохновляет больше.

Лысый джентльмен, который слышал их разговор, подошел к ним.

– Число зрителей всегда возрастает, когда выступает мадам Сент-Олбанс. Нам с мистером Барретом хотелось бы уговорить ее петь у нас еженедельно, а не раз в две недели.

Ориана представила Дэру мистера Симпсона, церемониймейстера Воксхолла. Тот приветствовал Дэра, взмахивая своим жезлом столь лихо, что серебряные кисти, прикрепленные к набалдашнику, так и летали вверх-вниз.

– Вы будете сегодня ужинать у нас? – спросил церемониймейстер. – Я мог бы обеспечить вам на двоих один из наших лучших домиков.

Памятуя, что такой план противоречил бы желанию Орианы уединиться, Дэр ответил:

– А нельзя ли нам взять с собой корзинку с едой и бутылкой вашего лучшего шампанского?

– Позвольте мне самому приготовить все необходимое для вас, сэр Дэриус, это доставит мне удовольствие. Я готов сделать все для того, чтобы ваше пребывание в нашем саду было наиболее приятным.

Мистер Симпсон зажал под мышкой свою церемониальную шляпу, отвесил самый низкий поклон и удалился, призывая официанта взмахами своего жезла.

– Вам придется немного подождать, пока принесут ваш ужин, – сказала Ориана.

– Наш ужин, – возразил Дэр, произнеся первое слово с подчеркнутым ударением.

– Порции в Воксхолле скандально маленькие, вы останетесь голодным, если поделитесь со мной.

– В таком случае вы получите все – я думаю, вы очень проголодались. Я же буду слишком занят, чтобы есть. – Коснувшись своей шляпы, Дэр добавил: – Сегодня вечером я имею честь быть вашим гребцом.

Ориана окинула его взглядом с головы до ног и заметила:

– Готова поспорить, что вы не переправлялись сегодня через Темзу сами, тем более в таком костюме.

– Нет, не переправлялся. Но лодочник, Который перевозил меня, был настолько усердным и услужливым, что я утроил ему плату. Тогда он сказал, что я могу пользоваться его посудиной весь остаток вечера, и отправился в наемной карете домой.

– Дэр Корлетт, вы просто сумасшедший.

– Я человек с острова Мэн.

– Насколько я могу судить, это одно и то же. С какой стати вам утруждать себя и грести через Темзу, если вы можете нанять кого-то для такой тяжелой работы?

– Обещаю, что доставлю вас на другой берег в целости и сохранности. Я всю жизнь имею дело с водными средствами передвижения, ив жилах у меня течет соленая морская вода. Но прежде чем мы отправимся к реке, покажите мне Аллею влюбленных.

– Я буду рада пройтись по свежему воздуху, – ответила Ориана. – Лампы на сцене такие жаркие и яркие, а запах от них такой ужасный, что у меня слезятся глаза. Скажите, вы купили вчера еще что-нибудь из мебели?

– Нет, по настоянию Уингейта я посетил еще одного портного на Бонд-стрит. – Дэр бросил досадливый взгляд на открытый ворот своего двубортного сюртука, украшенного двумя рядами блестящих золотых пуговиц. – Уингейт был весьма разочарован тем, что сегодняшнему визиту к шляпнику я предпочел посещение Британского музея. Коллекция в зале минералов просто потрясающая. Представлены образцы горных пород со всего земного шара, и уж конечно, из Англии, Шотландии и Ирландии.

– И есть образцы с острова Мэн?

– Нет, и это явное упущение, которое я хотел бы восполнить, подарив музею недостающие минералы. Мэнкский сланец, песчаник из Пила, известняк из Каслтауна, базальт из Стэк-оф-Скарлетта.

– А как насчет пирита? Или гранита, ведь он, кажется, представляет наиболее распространенную породу на острове?

– Мадам Сент-Олбанс, не прочли ли вы, случайно, мое описание геологии острова?

– Каждое слово, – торжественно объявила Ориана. – Смею предположить, что вы, вероятно, не считали меня способной все это понять.

– Я не думал, что вам это будет интересно, – признался Дэр.

– Ваш труд стоит того, чтобы его опубликовало Королевское общество.

Посмеиваясь над ее наивным, хоть и лестным для него, мнением, Дэр сказал:

– Я не слишком в этом уверен, но мне приятно было бы думать, что мои теории могут заинтересовать членов Королевского общества. Теперь, когда я уже поговорил с сэром Джозефом Бэнксом, я чувствую себя более уверенным, поскольку удостоен чести вступить с ним в непосредственные отношения. Но в настоящее время я оставил мысли о своих исследованиях, так как меня более занимает поведение одного существа.

– Правда? И что же это за существо?

– Это экзотическое существо относится к женской половине рода человеческого, и мне чрезвычайно любопытно было бы уяснить, насколько предмет моих исследований соответствует тому уединенному и темному уголку, в котором мы оба оказались, – пояснил Дэр, ибо они уже оставили позади ярко освещенные колоннады и вступили в пределы тенистой аллеи, по которой бродили влюбленные парочки.

Глава 18

Нависающие над аллеей ветви густо посаженных деревьев образовали лиственный покров, достаточно плотный, чтобы заслонить от взглядов небо и звезды.

– Мы попали в ту часть парка, которая пользуется наиболее скверной репутацией, – заметила Ориана, когда они шли по длинной узкой аллее.

– Я полагаю, это излюбленное место любовных свиданий.

– Девицы легкого поведения демонстрируют здесь свой товар городским джентльменам, однако многие невинные девушки были обесчещены именно в этом месте. Я не гуляла по Аллее влюбленных уже несколько лет. – Ориана запрокинула голову, и капюшон плаща упал ей на спину. – Вы слышите? Соловей!

– Бедная пташка, она, должно быть, чувствовала себя забытой всеми, когда пели вы.

– О Дэр, – со вздохом произнесла Ориана, – какой милый комплимент.

– Позвольте мне улучшить его. – Он пристально вгляделся в ее затененное лицо. – Ваши глаза сияют как редчайшие из драгоценных камней. Губы ваши словно розовый коралл, а зубы чистейший жемчуг.

– Нет-нет, я предпочитаю, чтобы вы хвалили мое пение. С таким лицом я родилась на свет, но голос свой совершенствовала всю жизнь.

Соловей завершил свою песнь великолепной трелью, и Дэр заговорил:

– Ваше пение завладело моей душой. Ваш поразительно богатый голос умещается в таком маленьком изящном хранилище. – Дэр коснулся кончиками пальцев стройной шеи Орианы. – Первую песню, которую вы исполняли сегодня, я, кажется, слышал в Ливерпуле.

– Frena к belle lagrime – «Не таи свои прекрасные слезы». Музыку написал господин Абель[12], придворный музыкант королевы Шарлотты.

– Я не представляю, о чем вы пели, но это самая трогательная мелодия из всех, что я слышал.

– Это отрывок из поэмы Пьетро Метастазио[13]. Его стихи прекрасны и положены на музыку многими композиторами. Non destarmi almeno nuovi tumulti in seno, – негромко процитировала Ориана, – bastano i dolcipalpiti che vi cagiona amor. «He пробуждай в моем сердце тревогу, ведь так велико дивное волнение, которое вызывает в нем любовь».

Дэр протянул руку под плащ Орианы и коснулся ее бурно вздымающейся груди.

– О да, ваше сердце в тревоге, – прошептал он.

– Оставьте, – тоже шепотом ответила она, – иначе я почувствую себя еще более несчастной.

– Мне, очевидно, следует усовершенствовать мою технику, как вы усовершенствовали свой голос.

При этих словах Ориана негромко рассмеялась.

– Не стоит, вам и без того трудно противостоять. Я не должна была приходить сюда.

– Один поцелуй.

– Вы на этом не остановитесь, я знаю. Вы захотите большего.

– Гораздо большего, – согласился он. – Вы обещали, что сегодня вечером я получу ответ.

Это напоминание усилило тревогу Орианы.

– Вы скорее всего не прочь поразвлечься со мной некоторое время, пока вы в городе и пока не встретили подходящую наследницу, чье состояние вдвое больше вашего. Со временем вы должны будете вернуться домой – с нареченной или без нее.

– Вы судите обо мне на основании того, как обращались с вами другие мужчины, в особенности этот хам Томас. Припомните ваше негодование, когда я отнесся к вам как к охотнице за деньгами, одной из многих в их нескончаемой чреде. Несправедливо и очень глупо позволять пережитым несчастьям отравлять наши радости. Верьте мне, Ориана.

– Я пытаюсь вам поверить. – Взглянув вниз на их соединенные руки, она призналась: – Но я боюсь.

– Вы не должны беспокоиться. Я хочу лишь того, что вы можете мне дать. Но если вы скажете, что должен оставить надежду обладать вами, я немедленно уеду. Желание мое слишком велико, – тихо проговорил Дэр. – Вы дважды убегали от меня, но желание мое только усиливается. Поверьте мне, Ориана, я чувствую себя гораздо более несчастным, чем вы. Я столько лет избегал ловушек коварных и хитрых женщин и вот полюбил ту, которой я безразличен.

– Вы не безразличны мне, – перебила она.

– Докажите это.

Ориана тесно прижалась к нему, бедра их соприкоснулись, ее плащ и подол платья обвились вокруг ног Дэра. Ориана притянула к себе его голову и поцеловала в губы, страстно и горячо. После поцелуя Дэр сказал:

– Вы доказали немногое, только то, что вы можете мучить меня.

– И себя, – призналась она растерянно, глядя на него потемневшими глазами. – Вы ищете любовницу – собственную Нелли Гуинн или Салли Верной. А я не хочу и не могу стать ею.

– Я в меньшей степени, чем вы, знаком с такого рода отношениями, но знаю, что они означают обмен денег или собственности на сексуальные услуги. Я не предлагаю ничего подобного. Ни содержания, ни дома и ни единого шиллинга из моих денег вы не получите. Моя величайшая мечта, моя самая большая надежда заключаются в том, чтобы мы с этой ночи принадлежали исключительно друг другу.

– В то время как я живу в Лондоне, а вы на острове Мэн? Вы опустили решающую подробность – географическую.

– Ничтожная проблема, очень просто решаемая. Я стану делить свое время между двумя местами.

Дэр старался не думать о своей прекрасной вилле, пустой и заброшенной, о красивой мебели, которую так тщательно выбирал. Он отбросил всякую мысль о рудничной компании Корлетта. Его главная забота стояла перед ним во плоти – сомневающаяся, нерешительная и потрясающе прекрасная.

– Постоянные переезды утомительны, – сказала Ориана. – Наверное, я не стою таких усилий.

– Если бы не вы, я не остался бы здесь, – возразил он. – Решение возникло много недель назад. Как раз тогда, когда я пришел к самоуспокоению, когда будущее мое казалось абсолютно определенным, вы вошли в мой дом и показали мне, чего там не хватает. – Дэр взял ее руку в свою и слегка сжал. – Мои чувства и моя преданность принадлежат вам, не говоря уже о верности, уважении и честности, или, как вы однажды сказали, чрезмерной прямоте.

Ориана произнесла раздумчиво:

– А ведь с этого мы и начинали тогда, много недель назад. Вы захотели уложить меня в постель, даже еще не зная моего имени.

– Все было вовсе не так – и тогда и теперь. – Он погладил ее плечо, обтянутое гладкой на ощупь шелковой тканью. – В тот далекий уже вечер я обрел самую большую свою страсть – леди в синем бархатном плаще. Откажите мне сегодня, и я стану упрашивать вас завтра. И послезавтра, и так день за днем... снова и снова.

– Но я не хочу отказывать.

При этих словах у Дэра вдруг стало необычайно легко на сердце.

– Я думаю о вас все время, – продолжала Ориана. – С утра до вечера. Думаю, ложась в постель, думаю, когда сижу за фортепиано. Я помню, что было в Скайхилле, и не могу понять, почему не в силах решиться на это сейчас. Причина не в отсутствии желания и не в намерении унизить вас.

– Тогда в чем же?

– Когда я сказала, что боюсь, я не имела в виду, что боюсь вас. Я боюсь скандала – как боялись бы и вы.

– Я не собираюсь вовлекать вас в скандал. У меня нет намерения покорить Анну Сент-Олбанс с целью создать себе определенную репутацию. Я не охотник вроде этих ваших лондонских распутников. Я не нахожу ни малейшего удовольствия в преследовании. Я рудокоп, искатель сокровищ. Если я нахожу особенно ценный камень, я беру его и храню в надежном месте. Вы можете положиться на мое благоразумие.

– Мне нужно большее. Я прошу вас держать нашу... связь в тайне от всех. Ни один человек ничего не должен знать.

– Обещаю. Вы будете моей?

– По-моему, я уже ваша.

– Посмотрите на меня, Ориана. – Когда она послушалась, Дэр взял ее лицо в свои ладони. – Прошу вас, повторите это еще раз, только без «по-моему», и вы сделаете меня счастливейшим человеком на земле.

– Я ваша.

Он поцеловал ее страстно, желая прогнать последние остатки сопротивления, и ему это удалось – он почувствовал, что Ориана стала такой, какой была тогда, в библиотеке Скайхилла.

Громкое хихиканье оборвало пение соловья. Дэр повернул голову, и шелковые цветы на голове Орианы коснулись его подбородка. На ближайшей скамейке расположилась знакомая ему парочка – взбалмошная Хетти и ее поклонник Ральф. Дэр пригляделся к ним: девица опиралась спиной о ствол дерева за скамейкой, а любовник покрывал поцелуями ее шею и обнаженные груди.

Ориана потянула пуговицу у Дэра на сюртуке, чтобы привлечь к себе внимание.

– Я уже успела вам наскучить?

– Нет, я просто считаю, что нам следует найти другое место, чтобы воплотить в жизнь наш взаимный обет.

Он накинул капюшон ей на голову и запахнул ее плаш.

– Где? И когда?

После долгих мучений Дэр получил то, чего хотел. Или получит вскоре. Теперь он мог позволить себе поиграть с ней. Он ответил с лукавой и озорной улыбкой:

– Время и место на ваше усмотрение.

Весла неподвижно лежали на своих местах, так как сильное течение и начинающийся отлив сами несли гребную шлюпку по направлению к Вестминстерскому мосту. Шлюпка была тяжелее, чем длинные плоские ялики, быстро скользящие по воде, доставляя в город прочих любителей развлечений.

Ориана, расположившаяся на носу шлюпки, все еще раздумывала о принятом ею предложении Дэра. Ее выбор сделан, ее судьба решилась. Что это – поражение или победа? «Компромисс», – сказала она себе. После долгой осады она уступила собственному желанию и настойчивости Дэра. Ее безотчетный страх исчез.

Не желая больше хранить затянувшееся молчание, Ориана спросила:

– Вам не кажется странным мое желание сохранить наши отношения в тайне?

– Ничуть, – ответил он. – Вам пришлось выступать перед публикой с детских лет. Изысканные дамы копируют фасоны ваших платьев и шляп. Девушки на улицах распевают ваши баллады. Мужчины следуют за вами, когда вы гуляете в Гайд-парке. Совершенно естественно, что вам хотелось бы скрыть от любопытных глаз вашу личную жизнь. Даже будучи фигурой публичной, вы имеете на это право. Я хотел бы помочь, а не мешать вам в этом.

Направленная вперед мощным гребком Дэра, шлюпка дернулась, фонари закачались, подсвечники накренились, и капли воска разлетелись по сторонам. Опасаясь за свои оборки, Ориана приподняла юбку.

– Мадам Сент-Олбанс, вы меня дразните.

– Не могу же я испортить свое новое платье, – сказала в свое оправдание Ориана, воздержавшись, однако, от замечания, что сам он сбросил сюртук и что ворот его рубашки распахнут. Она протянула Дэру бокал. – Здесь еще осталось шампанское.

Дэр высвободил руку, отложив весло, и ваял у нее бокал. Допив вино, сказал:

– Если бы у нас были с собой перо и бумага, мы могли бы написать записку, сунуть ее в бутылку и пустить по воде.

Пошарив во внутреннем кармане плаща, Ориана ответила:

– У меня есть огрызок карандаша и программа представления, правда, сильно измятая.

В вечернем сумраке сверкнули в улыбке зубы Дэра.

– Если вы сами напишете послание, его будет невозможно прочитать.

В отместку за эту шутку Ориана опустила руку за борт и брызнула на Дэра водой. Вода попала ему на лицо и шею, намочила рубашку.

– Сделайте так еще разок, – со смехом попросил Дэр, и Ориана неожиданно для себя вздрогнула, предвкушая иные радости, которые хотела бы ему доставить.

Дэр вернул ей бокал, Ориана передала ему карандаш и смятую бумажку. Опустив локти на колени, она сидела и смотрела, как он пишет. Он передал ей сочиненное им послание, и Ориана поднесла его к свету, чтобы прочесть.

«Ориана и Дэр соединились по взаимному обету веры и надежды в субботу 6 июля 1799 года».

– Давайте вложим в бутылку по какому-нибудь личному предмету, – предложил Дэр, отцепил свою галстучную булавку и просунул в горлышко бутылки, булавка упала с легким звоном.

Потом он свернул записку трубочкой и тоже протолкнул ее в бутылку.

Ориана не могла расстаться ни с брошью – памятью об отце, ни с изумрудной сережкой – эти серьги носила ее мать. Колец у нее на пальцах не было. Тогда Дэр предложил ей пожертвовать одним из шелковых цветков, которыми была украшена ее прическа. Так они и сделали.

Чтобы получше запечатать бутылку, пробку от нее сначала опустили в растопленный воск.

– Ну что, бросаем?

Дэр взялся было за горлышко бутылки, но, спохватившись, сказал:

– Давайте вместе.

И, прижав своей рукой к горлышку пальцы Орианы, склонился вместе с ней над водой. Они осторожно опустили бутылку в реку.

– Надеюсь, ее выбросит на берег не у самого Лондона, – сказала Ориана, глядя, как бутылка пляшет на волнах. – Ведь мое сценическое имя обозначено в программе.

– А мое выгравировано на булавке, – добавил Дэр и взял весло. – Я еще смогу выудить бутылку из воды.

– Нет, – возразила Ориана. – Пусть уплывает.

Как и бутылка, они тоже уплывали в неизвестное. Судьбы их соединились. Надолго ли – как знать!

Глава 19

Увлекаемая упряжкой свежих лошадей, почтовая карета неслась по знакомой дороге. Четыре раза в год Ориана следовала этим путем из Лондона в Ньюмаркет и знала каждую встречную деревню, каждое фермерское хозяйство и каждый большой дом. Дэр, на плече у которого покоилась сейчас голова Орианы, видел все это впервые.

Они уже миновали ту гостиницу у почтовой станции, в которой Ориана обычно останавливалась по дороге в Суффолк. На этот раз она предпочла остановиться в Саф-фрон-Уолдене, более оживленном и многолюдном городке, расположенном на некотором расстоянии от дорожной заставы. Там было меньше шансов столкнуться с кем-нибудь из знакомых спортсменов, тем более что к этому времени большинство из них уже находились в Ньюмаркете.

В начале поездки, остерегаясь присутствия лондонских форейторов, Ориана и Дэр довольствовались тем, что, сидя в закрытой карете, держались за руки. После первой замены лошадей и сопровождающих позволили себе обниматься и целоваться. На третьем перегоне Ориана задремала в объятиях Дэра и продолжала дремать. Она нуждалась в отдыхе, так как почти не спала в ночь перед отъездом, обуреваемая тревожными мыслями и чувствами, причем грядущий вечер не обещал отдохновения.

Эту ночь они с Дэром проведут в одной комнате – и в одной постели.

Чтобы как-то отвлечься от размышлений об этой волнующей, но тем не менее действующей на нервы перспективе, Ориана заговорила с Дэром:

– Лошадь кузена Берфорда бежит завтра. Ей прочат хорошее будущее, и мы надеемся, что так оно и будет. – Помолчав, она добавила: – Большинство жилых помещений в городе наверняка уже занято.

– Где бы ты ни остановилась, меня это устраивает.

– Коттедж-Гуинн слишком мал, чтобы ты мог там устроиться, но моя квартирная хозяйка договорится о помещении для тебя где-нибудь в окрестностях.

Дэр с улыбкой наклонился к ней.

– Надеюсь, мне хватит денег, чтобы оплатить жилье и питание. Ведь в этой поездке я беру расходы на себя, не так ли?

– Это зависит от того, сколько ставок ты сделаешь и повезет ли тебе.

– Я и не думал делать ставки. Даже не знаю, как это делается.

– Очень просто. Ты обращаешься туда, где принимают ставки, тебе дают отпечатанную программу состязаний, в которой указаны имена лошадей и их шансы.

– Это мне не поможет.

– Я дам тебе совет. Я знаю всех владельцев лошадей и их жокеев, знаю и возможности лошадей. А Берфорд знает даже больше, чем я.

– Будет ли на скачках герцог Сент-Олбанс? Ориана покачала головой.

– В настоящее время он занят главным образом восстановлением Хэнуорта.

– А лорд Раштон?

– Он не может покинуть палату лордов до конца сессии, к тому же скачки его мало интересуют. Иногда он принимает участие в охоте на лис и стреляет дичь в своем поместье. Осенью он каждую неделю присылает мне свои трофеи корзинами. Энни ощипывает птиц, а Луи готовит из них великолепные блюда. – Ориана выпрямилась на сиденье. – Скоро приедем.

– Будем надеяться, что нам удастся получить хорошую спальню.

Внезапный приступ робости не позволил Ориане ответить. Она отвернулась, чтобы Дэр не заметил, как сильно она покраснела.

Долгие годы Ориана избегала близости с мужчинами. Бегство, как это называл Дэр, превратилось в скверную привычку, усвоенную ею за время воздержания. Но в глубине души Ориана лелеяла робкую надежду на то, что встретит человека, который вернет к жизни ее чувственность и будет при этом относиться к ней с уважением.

– Раз уж мы хотим сохранить тайну, – снова заговорил Дэр, – нам следует как можно скорее занять нашу комнату.

Одним из замечательных свойств Дэра было умение развеивать мрачные сомнения Орианы несколькими словами. Они условились, что утром покинут комнату порознь и отправятся в разных экипажах каждый на свою наемную квартиру в Ньюмаркете, всю неделю они станут держаться как случайные знакомые. После скачек Ориана проследует в Бери-Сент-Эдмондс, где даст концерт в апартаментах местной ассамблеи, а Дэр присоединится к ней потом в гостинице «Ангел». Если повезет, прежде чем вернуться в город, они проведут вместе несколько ночей.

Немного погодя карета остановилась у белого здания явно средневековой постройки. Его островерхая крыша прикрывала собой готический портал. Примыкающее здание в том же стиле было декорировано замечательными барельефами.

Ориана, опустив голову, удалилась в темный угол вестибюля, в то время как Дэр договаривался с хозяином гостиницы. Через несколько минут новые постояльцы уже поднимались по узкой лестнице на верхний этаж. Сердце у Орианы билось часто-часто, пальцы изо всех сил сжимали ручку деревянного футляра мандолины...

Предоставленная им комната была не слишком большой, но очень чистой. Мальчик-слуга поставил чемоданы на пол и удалился, явно потрясенный до глубины души размером чаевых, которые получил от Дэра.

Все еще нервничая, Ориана осторожно положила мандолину. Отчаянно нуждаясь в глотке свежего воздуха, она распахнула окно.

– Чувствуй себя как дома, – произнес Дэр. – Я скоро вернусь.

И прежде чем Ориана успела ответить, он скрылся за дверью, и шаги его постепенно замерли в отдалении.

В комнате появилась горничная. Ориана заказала чайничек чаю и половинку лимона – чтобы успокоиться. Огорчение, вызванное неожиданным уходом Дэра, росло с каждой минутой, и Ориана решила достать из чемодана вещи, которые ей понадобятся сегодня. Первым делом на свет появилась батистовая ночная рубашка, отделанная тонкими, словно паутинка, брюссельскими кружевами. Собственно говоря, понадобится ли она ей?

Прошло еще четверть часа, а Дэра все не было.

Ориана сняла свой облегающий жакет и оборчатую юбку, намереваясь переодеться к обеду. Она распустила шнурки корсета спереди, чтобы уменьшить давление твердых пластинок китового уса, и сразу почувствовала себя намного свободнее. Сбросила туфли на низких каблуках, расстегнула подвязки и стянула с себя чулки. Утомленная пятичасовой дорогой в карете и предыдущей бессонной ночью, она решила на несколько минут прилечь на постель. Мягкая прохладная ткань наволочки на подушке приятно холодила одну щеку, в то время как легкий ветерок из открытого окна овевал другую. Ориана даже не представляла себе, до какой степени она устала. Дыхание ее замедлилось, веки опустились...

Ее разбудило нежное, щекочущее прикосновение к губам.

– Ты вернулся, – пробормотала она.

Дэр бросил на нее целую охапку цветов. Нежно-голубой шпорник, трепещущие стебли душистого горошка, белые душистые левкои, темно-зеленые ветки плюща.

– Какая прелесть. И какой аромат!

Дэр сбросил дорожную куртку и начал распускать галстук.

– Могу сказать тебе, что в воскресный вечер этот город выглядит на удивление мирным и спокойным.

– Так же как и Лондон, – все еще сонным голосом напомнила она. – И твой остров тоже.

– Это правда. Собственно говоря, мой остров еще спокойнее, и там у меня для развлечения только мои книги, мои записи и моя коллекция камней. А здесь у меня есть красивая, соблазнительная женщина, восхитительно полуодетая, и, как мне кажется, удобная постель.

Дэр стянул с себя сапоги и принялся расстегивать брючный ремень.

Не могло быть никаких сомнений в его намерениях. Глаза его пылали – два темных угля желания.

Отщипнув от цветка голубой лепесток, Ориана призналась:

– Я нервничаю. В Скайхилле ты знал обо мне гораздо меньше, чем теперь. И... ты знаешь, мой любовный опыт невелик.

– Меня не волнует твой опыт. Я хочу тебя.

Он лег рядом с ней на постель, и матрас опустился под тяжестью их общего веса.

– Я буду нежным, – пообещал Дэр.

– Я не хочу нежности. Я хочу тебя, – повторила Ориана его слова...

...Катарсис был настолько бурным, что оба едва не лишились сознания. Придя в себя, Дэр положил голову Ориане на грудь, желая продлить минуты высшего удовлетворения. Ориана, лежа под ним, все еще дрожала от пережитого экстаза. Дэр слегка отодвинулся и заговорил охрипшим, прерывистым голосом:

– Это стоило того, чтобы его дождаться. Прощаю тебе и твои бегства, и твои вызывающие поддразнивания, а заодно и все будущие вспышки, ошибки и прочие выходки.

Он заключил ее в объятия, тесно прижал к себе и, запустив пальцы ей в волосы, запрокинул голову Орианы. Она опустила веки, ожидая поцелуя. Но поцелуя не последовало, и Ориана открыла глаза. Дэр смотрел на нее очень сосредоточенно, хоть и улыбался при этом.

– Я хочу тебя навсегда, Ориана.

Она не осмелилась повторить и эти его слова, несмотря на то что произошло между ними и, несомненно, произойдет снова. Она не могла поверить услышанному и потому произнесла нарочито легкомысленным тоном:

– Ты считаешь обязательным говорить это каждой женщине, с которой делишь ложе?

– Только тебе одной. После сегодняшней ночи других просто не может быть.

Когда он снова опустил ее голову на подушку, Ориана постаралась прогнать страх и не думать о том, как бы он не пожалел о своих словах.

Глава 20

В поддень Дэр совершил свой первый набег на поле священнодействия в Ньюмаркете. Первый заезд уже начался, но Дэру предстояло провести несколько дней у спортивной арены, и он не стал присоединяться к возбужденной толпе, ждущей результата у финишной прямой. Он предпочитал получить ориентирующие сведения, но это оказалось не так просто, как он ожидал. Бессистемный и ошеломляющий лабиринт лестниц и переходов включал в себя обнесенные белыми перилами площадки и множество служебных сооружений: желоба для стока воды, кассы, где принимали ставки, домик для взвешивания, передвижную, установленную на колеса платформу для судей. Белые парусиновые маркизы и киоски, в которых продавали напитки, придавали всему этому вид ярмарочной площади. Зрители передвигались пешком или верхом на лошадях, в обычных двуколках или открытых экипажах, создавая огромную, разнообразную и непрерывно движущуюся толпу. Ньюмаркетские скачки ни в малейшей степени не были похожи на те конные состязания, которые от случая к случаю происходили на острове Мэн.

Спортсмены были одеты в костюмы для верховой езды – некоторые в новые, с иголочки, а многие в сильно потрепанные от постоянной носки. На жокеях, тощих, с обветренными лицами кривоногих парнях, были особые кепки с большим козырьком и цветные шелковые жилеты. Мужчины составляли большинство, и потому женщины сразу бросались в глаза, однако Дэр уже отчаялся отыскать Ориану.

В последний раз он видел ее прошедшим утром, когда она садилась в почтовую карету, чтобы в одиночестве проехать завершающую часть пути.

Дэр не мог сдержать довольной улыбки, когда вспомнил, в каком беспорядке оставили они с Орианой свою постель. Им почти не пришлось спать в эту ночь наслаждений. Где бы ни была теперь Ориана, она, несомненно, испытывает ту же истому усталости и вспоминает пробуждение от сладких снов, даже находясь в шумной и беспокойной толпе.

Перед Дэром раскинулась необычайно ровная площадь ипподрома, подступающие к ней холмы были невысокими, с округленными вершинами, чуть далее виднелись постройки фермы и пестрая мозаика обработанных полей.

Вышагивая по пружинящему под ногами дерну, Дэр увидел модно одетую темноволосую леди, которая сидела в одиночестве в ландо. Глядя на нее, Дэр не мог избавиться от ощущения, что они знакомы.

Леди тоже посмотрела на него и произнесла:

– Сэр Дэриус Корлетт! Вы совсем не изменились за те шесть или семь лет, которые прошли с тех пор, как мы с вами встречались. Вы были моим партнером по танцам на ассамблеях в Дугласе, а потом и в Каслтауне. Неужели не помните?

Ее серебристый голос и ясные серые глаза оживили воспоминания Дэра.

– Леди Лавиния Кэшин! – Он галантно и с полной искренностью сказал: – Время отнеслось к вам с величайшим великодушием.

– Это так, – согласилась она. – Я теперь замужем и стала матерью.

– И к тому же герцогиней.

– Да. Гаррик унаследовал титул в прошлом году. Посидите со мной, я очень нуждаюсь в приятном обществе. Мой муж занят с тренером, лошадь его бежит сегодня во второй половине дня. – Она рассмеялась и продолжала: – В течение недели скачек герцог Хафорд невероятно занят. Он посещает собрания в «Жокей-клубе», показывает людям своего племенного жеребца в Маултон-Хис. Он и его дядя дают обеды в Монквуд-Холле. Короче говоря, мы с детьми пребываем в самом жалком пренебрежении.

– У вас ведь двое детей, насколько мне известно? – спросил Дэр, усаживаясь в ландо напротив герцогини.

– Мальчик и девочка, – ответила она, и глаза ее просияли от радости, а щеки порозовели, когда она добавила: – И еще сын или дочь появится будущей зимой. Мне очень хочется услышать новости с острова! Теперь, когда Керр и Эллин стали родителями, я почти не получаю писем из Касл-Кэшина.

– Я покинул остров месяц назад и не в курсе последних событий. Какие новости из замка дошли до вас? Ведь я даже не слышал о счастливом событии в семействе лорда и леди Гарвейн.

– Моя золовка разрешилась от бремени сыном. Мы с ней спорим о том, кто произведет на свет следующих близнецов в нашей семье. Они рождаются в каждом поколении.

Мысли Дэра обратились к Ориане. Их страсть друг к другу может со временем дать начало новой жизни. Ему вдруг захотелось узнать, что об этом думает Ориана. В ее роду незаконнорожденные дети появлялись со времени Нелли Гуинн. Ее собственный статус побочной дочери глубоко повлиял на ее душу, и Дэр сомневался, что ее обрадует появление на свет еще одного бастарда.

Спохватившись, он сообразил, что герцогиня его о чем-то спрашивает. Пришлось попросить ее повторить сказанное.

– Где вы остановились?

– В какой-то лачуге.

Она удивленно приподняла брови.

– Должно быть, вы большой любитель скачек, если согласны терпеть лишения.

– Это мой первый приезд в Ньюмаркет, и я еще не видел скачек.

– И вы приехали сюда из вашего поместья в... ох, простите, я забыла, где оно находится.

– В Дербишире. Нет, сюда я приехал из Лондона. – Заметив, что герцогиня сморщила носик, Дэр засмеялся. – Вы не любите этот город?

– Не слишком его жалую. В прошлом году, когда Гаррик получил титул, мы открыли для себя Хафорд-Хаус и провели в нем весь сезон. Жили до самой Пасхи, но дети унаследовали от меня любовь к деревенской жизни, и потому мы уехали в Суффолк на большую часть лета. После первой вспышки энтузиазма Гаррику наскучила палата лордов, и он появлялся там редко, только в тех случаях, когда обсуждались особо важные вопросы.

Она помахала светловолосому джентльмену, который быстрым шагом направлялся к ландо. Его выступающие скулы, тонкогубый рот, длинный аристократический нос и раздвоенный подбородок свидетельствовали о том, что он и есть самый настоящий герцог.

– Вот как ты отплатила мне за то, что я тебя оставил в одиночестве, – заговорил он с женой. – Занимаешься флиртом, что бы возбудить мою ревность?

– И флиртом самого высокого качества, – парировала герцогиня, – с мужчиной с острова Мэн. Познакомься с сэром Дэриусом Корлеттом, лучшим танцором среди всех обитателей моей родины.

Карие глаза герцога с подозрением уставились на Дэра, и тот сказал:

– Я знал ее светлость в то время, когда она была совсем еще юной девушкой, только что из школы, и, бесспорно, первой красавицей тамошних ассамблей.

– Совершенно верно, – подтвердила герцогиня. – Мне тогда исполнилось шестнадцать. Вы были так добры, что очень часто танцевали с застенчивой, не уверенной в себе девочкой. Я предпочитала вас всем этим грубым солдафонам из гарнизона. Но я никогда не флиртовала с сэром Дэриусом, – обратилась она к мужу, – ни до встречи с тобой, ни теперь. Да он и не был моим поклонником.

– В таком случае, сэр, я счастлив с вами познакомиться, – заявил герцог и, взяв жену за руку, затянутую в перчатку, заботливо спросил: – Как ты себя чувствуешь?

– Как нельзя лучше, – успокоила она мужа. – Мы должны что-то сделать для сэра Дэриуса, его жилище здесь весьма неудобно для джентльмена. Найдется ли для него комната в Маултоне?

– Разумеется. – Герцог повернулся к Дэру: – У меня здесь поблизости есть нечто вроде обиталища на время скачек – бывшая ветряная мельница, превращенная в резиденцию. Добро пожаловать, предлагаю вам туда переселиться, если вы, конечно, не возражаете против общества моих жокеев, грумов и лошадей. Помещение хорошо обставлено и оборудовано, для Ньюмаркета оно вполне приемлемо.

– А после скачек, – вмешалась в разговор Лавиния, – вы должны присоединиться к нам в Монквуд-Холле.

– Вы очень любезны, и я от души желал бы принять ваше приглашение. Но у меня назначена встреча в Бери-Сент-Эдмондсе в начале следующей недели, а потом я должен вернуться в Лондон.

– Прекрасно! – воскликнула герцогиня. – Мы живем всего в нескольких милях от Бери! Мы вместе отправимся туда на благотворительный концерт. Я постараюсь убедить вас побыть у нас подольше, и тогда мы снова потанцуем с вами на балу в собрании. Обещаю представить вас всем самым красивым девушкам Суффолка.

Герцог Хафорд запрокинул свою светловолосую голову и весело расхохотался.

– Дорогой сэр, надеюсь, вы поладите с моей герцогиней на правах самой приятнейшей дружбы, но хочу предостеречь вас, уж если она что-то задумала, то непременно своего добьется, и переубедить ее немыслимо.

Обдумав предложение, Дэр решил, что посетить концерт Орианы по приглашению Хафордов – наилучшая возможность скрыть истинную причину своего пребывания в Бери.

– Значит, решено, – весело заключила разговор герцогиня. – А если вам понадобится поехать в Бери или куда-то еще, наши лошади и экипажи в вашем распоряжении.

– Дядя Барди, наверное, удивляется, куда это я запропал, – сказал Гаррик. – Я должен вернуться к лошадям. Веди себя хорошо, carissima[14]*, до встречи.

– У пьедестала победы, – негромко и доверительно произнесла Лавиния, перегнувшись к мужу со своего сиденья.

– От души надеюсь на это, – отвечал Гаррик, целуя кончики пальцев супруги.

Герцогиня проявила не меньшую осведомленность, чем Ориана накануне вечером, когда описывала Дэру порядок заездов, шансы разных лошадей и их стати. Как и Ориана, она обладала весьма потрепанным от частого употребления «Календарем скачек». Но при всем своем теперешнем лоске и светской искушенности Лавиния в душе оставалась той разумной и внутренне одухотворенной девушкой, какой Дэр ее запомнил, и он это понимал. В ее обращении с ним уважение соединялось с легким поддразниванием, словно он был ее старшим братом.

Когда приблизился час, особо важный для ее мужа, Лавиния вышла из экипажа. Пока они шли к беговой дорожке, герцогиня указывала Дэру на самых известных любителей бегов из числа знати.

– Сейчас уже кое-кто из герцогов увлекается скачками, – продолжала свои пояснения Лавиния. – Хафорд, Графтон, а вот и Куинсберри, он, по своему обыкновению, любезничает с дамой, старый ловелас. Это мадам Сент-Олбанс, певица. Она одевается в великолепном стиле и очень популярна у джентльменов. Уверена, что вы поймете почему.

– Она самая красивая из всех женщин, кого я знаю, – заметил Дэр и добавил с запоздалой галантностью: – Не говоря о присутствующих.

Не далее как нынче утром он сам застегнул каждую позолоченную пуговицу на ее темно-зеленом жакете и вручил ей замысловатую шляпку, тулью которой обвивала золотая цепочка, а сбоку закреплено желтое перо. На шее Орианы тоже была золотая цепочка, более длинная, на ней висел двойной лорнет. Иссохший старый герцог, наклонившись к Ориане, якобы разглядывал лорнет, однако по выражению его лица легко было догадаться, что он просто пользуется случаем, чтобы полюбоваться несравненной грудью соседки.

Ориана, в свою очередь, посмотрела на Дэра поверх моря голов, но на ее лице не отразилось ничего, кроме полного безразличия. Она категорически настаивала на том, чтобы их связь оставалась тайной, но все же Дэру хотелось получить хотя бы намек на знак внимания. Вежливый кивок или дружеская улыбка были бы вполне безопасны. Ее самоконтроль задел его самолюбие.

– Я предоставляю вам полную свободу говорить о ней как о самой красивой англичанке, – заметила Лавиния, выразительно подчеркнув последнее слово и с улыбкой глядя на то, как смотрит на Ориану Дэр. – Мое тщеславие от этого нисколько не пострадает.

Дэр отвел взгляд от своей возлюбленной и произнес дипломатично:

– Женщины с острова Мэн – совершенно особое явление. К сожалению, самые красивые из них покидают остров.

– То же обвинение можно предъявить избранным мужчинам с острова, – возразила Лавиния. – И вы, сэр, принадлежите к их числу.

– Дела на рудниках в Дербишире потребовали моего присутствия. Но я построил виллу в Глен-Олдине, где собираюсь жить в будущем.

Чтобы предотвратить дальнейшие расспросы о причинах его пребывания в Англии, Дэр спросил Лавинию, возвращалась ли она на остров после своего замужества.

– Пока нет. Мы поедем туда в сентябре с детьми, чтобы повидаться с моими родителями. А также посмотреть, как цветет вереск. Увидим ли мы вас там?

Дэр признался, что еще не знает, как сложатся его дела к тому времени. Бросив взгляд на Ориану, он увидел, что какой-то молодой джентльмен уводит ее от старого герцога.

Лавиния сказала любезно:

– Ее кузен Берфорд наследует герцогский титул Сент-Олбансов. Мадам Сент-Олбанс должна петь на том концерте, о котором я говорила. Я ее не знаю, но если хотите, постараюсь представить вас ей.

Дэр решил, что в данном случае откровенность – наилучшая политика.

– В этом нет необходимости, – сказал он. – Я с ней знаком.

И томится по ней, и целовал ее, и провел с ней бурную ночь любви, но об этом Дэр, разумеется, не собирался упоминать.

Увидев, что ее любовник сопровождает женщину к финишному столбу, Ориана расстроилась больше, чем могла от себя ожидать.

Она вовсе не думала, что очаровательная брюнетка намерена завлечь Дэра в свои сети. Чета Хафорд славилась своей добродетелью. Герцог принадлежал к высшему эшелону любителей скачек. Он был племянником сэра Рандольфа Хайда, род которого восходил к придворным времен Реставрации, которые сопровождали ее царственного предка в Ньюмаркет почти полтораста лет назад. Но ей было мучительно видеть, что Дэр допущен на ту территорию, куда вход для нее закрыт и сейчас, и в будущем. Незаконная дочь герцога Сент-Олбанса и Салли Верной не раз выступала перед всей этой ньюмаркетской знатью; кроме того, она находится в родстве с некоторыми из ее представителей, а кое от кого получала недвусмысленные предложения. Но жены и дочери этих людей смотрят на нее свысока, несмотря на то, что украшают свои платья «оборками Сент-Олбанс» и носят «спенсеры Сент-Олбанс». Ориана к этому привыкла и, пожалуй, смирилась. И все же она не могла избавиться от чувства страха, а что, если Дэр, общаясь с такими особами, как герцогиня Хафорд, воспримет их предубеждение против нее?

Берфорд проводил ее к киоску с освежающими напитками. Ориана постояла в сторонке, пока он пробивался сквозь толпу желающих освежиться. Из-за шума и суеты, царящих вокруг, она не сразу заметила Дэра, когда тот подошел к ней.

– Я не мог больше держаться на расстоянии от тебя, – негромко произнес он.

– Я вижу, ты успел снискать благосклонность герцогини Хафорд.

– Мы когда-то танцевали с ней на балах ассамблеи на острове, так что поговорили о прошедших временах. Я знаю ее родителей, они живут в приходе Моголд, неподалеку от Рамси. Я не воспользуюсь нанятой для меня квартирой, судя по описанию, не слишком приглядной. Герцог предложил мне занять помещение в его малой резиденции в Маултон-Хисе. Мало того, герцогиня настаивает, чтобы я после скачек посетил их имение неподалеку от Бери. Обещают взять меня с собой на твой концерт. Должен ли я принять приглашение?

– О да. Хафорд – весьма важная персона на скачках и к тому же член «Жокей-клуба».

– Меня нисколько не занимает его престиж. Я огорчен тем, что мы с тобой не вместе. Где находится коттедж, в котором ты поселилась? Я хочу увидеться там с тобой попозже.

– На Мельничном холме, но я не могу позволить тебе прийти туда, даже не проси об этом.

– А в чем дело?

– Берфорд вынужден был снять свою Пламенную со скачек. Она должна была состязаться сегодня во второй половине дня с Ястребом. Но вчера Берфорд узнал, что она повредила ногу. Кажется, растяжение связок, так что Берфорд не может рисковать и выпустить ее на скачки. Он должен теперь выплатить мистеру Конкэннону десять гиней, то есть десять процентов призовой премии. Он дико разозлен и намеревается продать кобылу. Это просто безумие.

– Ты же говорила, что у нее есть шансы выиграть забег.

– Я так считала. В случае выигрыша она должна была занять место в скаковой конюшне Берфорда либо в качестве скаковой лошади, либо в качестве производительницы. Если бы у меня было несколько сотен гиней, я сама купила бы лошадь, но Берфорд собирается отправить ее на аукцион в Тэттерсолл. При данных обстоятельствах он не согласится на умеренную цену.

Кузен Орианы вернулся с бокалом вина для нее и кружкой эля для себя.

Дэр заговорил прежде, чем она успела познакомить их:

– Милорд Берфорд, простите мою самонадеянность, но я заинтересован в приобретении лошади хорошей родословной и хотел бы спросить, не знаете ли вы какой-нибудь подходящей для покупки прямо из рук в руки, в частном порядке. Я слышал о вашем вороном по имени Хитрец... Кстати, не вам ли принадлежит Ветерок, сын Фараона, жеребца-производителя из Америки?

Ориана кое о чем рассказывала ему, пока они ехали в Ньюмаркет. Теперь, выложив Берфорду часть полученных от нее сведений, он мог показаться более осведомленным в конном спорте, чем был на самом деле. И поступок его произвел должное впечатление.

Берфорд ответил с некоторым неудовольствием:

– В продаже нет ни одной лошади, мистер...

– Сэр Дэриус Корлетт с острова Мэн. Рыжеватые брови графа приподнялись, он взглянул на Ориану.

– Мадам Сент-Олбанс недавно вернулась оттуда.

– Сэр Дэриус – друг Хафордов, – поспешила пояснить она.

– Я вообще-то подумывал о продаже своей вороной кобылы. – Теперь Берфорд уже подтверждал сказанное Орианой. – Если вы и ваш тренер хотели бы ее посмотреть, милости прошу. Ее отец Заводила, на скачках в Бро-кет-Холле она заняла третье место.

Ориана не могла себе представить, что станет делать Дэр с лошадью, если и в самом деле ее купит. Когда он прятал визитную карточку Берфорда во внутренний карман, Ориана заметила кончик оторванной им от ее кружевной ночной рубашки красной ленточки, которой он потом связал на всю ночь их запястья. Она вспыхнула до корней волос и едва не подавилась вином. Закашлявшись, с трудом проговорила:

– Как здесь пыльно.

И прижала к губам носовой платок.

– Я угодил в серьезную переделку, – сообщил Дэр Лавинии, когда снова присоединился к ней.

– Каким образом? – спросила та, не сводя глаз с цепочки лошадей, несущихся по беговой дорожке.

– Я ровным счетом ничего не смыслю в том, как ухаживать за породистыми скаковыми лошадьми и чем их кормить, но решил одну приобрести.

Он поднес ко рту кружку с пивом и сделал большой глоток.

– Я больше не отпущу вас от себя ни на минуту! – звонко рассмеявшись, сказала Лавиния.

– Какой, по вашему мнению, должна быть разумная цена за кобылу-трехлетку, которая заняла третье место в своем первом забеге и при этом растянула связку?

Лавиния задумалась, сдвинув светлые брови.

– Это зависит от того, насколько серьезна ее травма, – произнесла она. – Думаю, наш тренер, Ник Кэттермоул, мог бы просветить вас в этом отношении. Если лошадь в остальном совершенно здорова и у нее хорошая родословная, вам не купить ее меньше чем за пятьсот фунтов.

– Мне говорили, что она может стать хорошей производительницей.

– Но не прежде, чем докажет свою способность выигрывать скачки, – заметила Лавиния с проницательностью, которой Дэр позавидовал. Но тут она схватила его за рукав. – Лошади бегут к финишу! У жокея мистера Уиндхэма кепи желтое с голубым, он скачет на гнедоммерине, а на жокее лорда Дарлингтона розовый жилет в черную полоску. Конь вороной.

– Зачем же кастрировать скаковую лошадь? Ответа на вопрос Дэр не получил.

Гнедой мерин миновал финишный столб, а вороной сбросил всадника с седла на землю. Следующие за ними на близком расстоянии два участника забега натянули поводья, чтобы повернуть своих лошадей до того, как они затопчут упавшего жокея. Но при этом определенной опасности подверглись зрители, столпившиеся у ограждения. Их ободряющие возгласы сменились криками страха и тревоги.

Дэр, стремясь уберечь Лавинию в ее деликатном положении, увел женщину подальше от места происшествия. Он молил небеса, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для Орианы, где бы она ни находилась в этот момент, так как оставшаяся без всадника лошадь беспорядочно носилась по скаковому полю. Обернувшись, Дэр увидел, что упавшего жокея подняли с земли двое мужчин и уносят прочь.

Лавиния прижалась лицом к плечу Дэра, прикрывая руками живот.

– Все в порядке, – успокаивал ее Дэр. – Они поймали лошадь. Кастрация явно преисполнила коня ненавистью к роду человеческому.

Лавиния отозвалась на эту шутку слабым смехом.

– Проводить вас к экипажу?

– Я хочу отыскать мужа.

Увидев, что герцог протискивается сквозь толпу, очевидно разыскивая супругу, Дэр поднял вверх руку, чтобы тот скорее заметил их. Так и случилось, и через минуту Гаррик уже был рядом.

– Тебе не следовало покидать ландо, – заметил он Лавиния.

– Что с жокеем? – спросила она.

– Получил ушибы, сильно потрясен, но ничего серьезного. Он уже встал на ноги. А ты, в отличие от него, кажется, не в состоянии двигаться самостоятельно, carissima, – ответил герцог, обнимая и поддерживая жену. – Сэр Дэриус, я в величайшем долгу перед вами. Эти несчастные случаи не столь уж часты, но если они происходят, последствия, как правило, бывают фатальными – либо для коня, либо для всадника, а то и для обоих.

Пока они шли к экипажу Хафордов, Лавиния сказала мужу:

– Сэр Дэриус намерен купить вороную кобылу Берфорда.

Гаррик взглянул на Дэра.

– Он продает ее? Кто вам сказал?

– Сам граф.

– Снова сокращает свою конюшню. Меня это не удивляет, графу необходимо как-то возместить расходы на покупку Ветерка. Какие у вас планы на эту кобылу?

Дэр хотел бы подарить ее Ориане, которая выразила желание приобрести скаковую лошадь, но понимал, что это невозможно.

– Хочу проверить ее способности, – сказал он. – И выиграть.

– Берфорд уже сделал это, – сухо заметил герцог.

– Я договорился встретиться с его светлостью попозже в паддоке, где я мог бы увидеть это создание.

– Вы имеете в виду лошадь Берфорда, – промурлыкала Лавиния, – или его прекрасную кузину?

Дэр не мог позволить себе выразить неудовольствие очаровательной герцогине, однако ее слова сильно его раздосадовали. Теперь он не только понимал стремление Орианы к сохранению их отношений в тайне, но, пожалуй, начал его разделять.

Глава 21

Ориана перебирала пальцами короткие черные завитки подстриженной гривы Пламенной, гладила гладкую блестящую шею.

– Как она изящна, не правда ли? – услышала она вопрос Берфорда, обращенный к Дэру, и ответ последнего:

– Они обе хороши – и лошадка и леди. Лорд рассмеялся.

– Но только одна из них продается, сэр. И я сомневаюсь, что моя кузина позволила бы вам заглядывать ей в зубы.

– Я бы не осмелился просить об этом. – Дэр обошел лошадь кругом. – Я готов предложить за нее двести гиней.

– Дорогой сэр Дэриус, я не могу потерять так много в цене. Не меньше шестисот. И я надеюсь их получить – намечается другой заинтересованный покупатель. Герцог Хафорд и его тренер приходили посмотреть лошадь незадолго до вас.

– Они это сделали по моей просьбе. Если мы с вами придем к соглашению, я отправлю кобылу в конюшню его светлости в Маултон-Хис.

Ориана заметила, что при этом сообщении Берфорд сильно приуныл. Но кобыла, не одержавшая ни одной победы, не стоила и половины затребованной им суммы.

Долгое время Ориана предвкушала первый сезон своей любимой лошадки, тешила себя надеждой на ее победу. Неожиданное решение Берфорда продать кобылу было преждевременным и неразумным, оно злило Ориану. Грум Берфорда должен был более бережно обращаться с лошадью. Растяжение могло произойти оттого, что лошадь перевели в другое место, где почва оказалась более твердой и неровной, чем та, на которой ее тренировали прежде. Единственное утешение заключалось в том, что травма была незначительной и ее вполне можно залечить до следующего участия кобылы в ньюмаркетских скачках.

Решение Дэра приобрести лошадь было столь же скоропалительным, как и решение Берфорда ее продать. Однако Дэр неплохо разбирался в лошадях, судя по тому, что в качестве верхового коня он выбрал для себя Энвоя. К тому же он был опытным наездником. Тем не менее приобретение породистой скаковой лошади было дорогим и требующим особых забот удовольствием. Риск достаточно велик, а возмещения придется ждать долго. Дэру понадобятся удача, терпение и немало денег, чтобы добиться успеха, но в чем ему не откажешь, так это в недостатке решимости и смелости, и Ориана верила, что покорившие ее собственное сердце упорство в достижении цели и настойчивость окажут ему помощь и в этом случае.

– Три сотни, – предложил Дэр.

– Я должен обратить ваше внимание на то, что лошадь внесена в список октябрьских состязаний и должна выступать против Памелы сэра Чарлза Бенбери, – сообщил Берфорд. – Залог уже внесен и включается в сделку.

Ориана вручила поводья конюху и сказала:

– Проведите ее вдоль ограждения.

Лошадь шла медленно, боль мешала ей двигаться быстрее.

– Растяжение связки на левой передней ноге не должно беспокоить вас, – сказал Берфорд. – Мы сняли подкову и наложили припарку из винного уксуса и яичных белков. Любой коновал объяснит вам, что на лечение уйдет не более двух месяцев. А может, и меньше.

– А если нет? Тогда лошадь невозможно будет подготовить к следующим скачкам. Я настаиваю на своей цене. Триста – и ни гинеей больше.

– Ну что ж, – тоном вынужденного согласия произнес Берфорд, – по рукам. Хотя в настоящий момент это выглядит не совсем так, но смею вас уверить, что вы приобрели хорошую скаковую лошадь с завидной родословной. Давайте встретимся после окончания скачек в «Белом олене» и отметим нашу сделку стаканчиком бренди.

– С удовольствием, – ответил Дэр и, улыбнувшись Ориане, пригласил ее присоединиться к ним.

– Боюсь, что моя и без того осложненная репутация сильно пострадает, если я появлюсь в этом бастионе мужественности, сэр Дэриус.

Взглянув на часы, Берфорд обратился к Ориане:

– Нам стоит поспешить, если мы хотим увидеть состязания двухлеток по ставкам до двадцати гиней. Я поставил на Вандала, гнедого жеребчика Графтона.

– Ну уж нет, – возразила Ориана. – Я предпочитаю кобылу Королевну.

– Не хочешь заключить со мной пари? Корлетт будет нашим свидетелем. Десять гиней.

– Двадцать, – смело заявила она в надежде, что ее сегодняшнее везение не ограничится тем, что Дэр купил ее любимую лошадку.

– Согласен. Корлетт, вы идете с нами?

Ориана дала монетку молодому конюху, который ухаживал за лошадью, и погладила на прощание шелковистую морду Пламенной. Потом вышла из паддока в сопровождении своего помешанного на скачках кузена с одной стороны и своего тайного возлюбленного – с другой.

Вся сколько-нибудь знатная и модная публика из окрестностей Бери-Сент-Эдмондса собралась в помещении ассамблеи, а площадь на Энджел-Хилле была заполнена экипажами. Дэр и Хафорды прибыли вместе, заехав по пути в гостиницу, где должен был ночевать Корлетт, и оставив там его багаж.

Распорядитель проводил герцога и герцогиню на почетные места в первом ряду кресел. Дэр сел рядом с Лавинией.

– Я хочу, чтобы вы погостили у нас подольше, – заговорила она в ожидании начала концерта. – Кэт и Джонатан будут по вас скучать, хотя их озорные выходки должны бы лишить вас желания обзавестись собственными детьми.

– Как раз наоборот.

Дэр почувствовал искреннее и доброе расположение к дочери и сыну Лавинии. Если бы не желание быть с Орианой и вместе с ней уехать в Лондон, он охотно задержался бы в Суффолке, радуясь домашней жизни в Монквуд-Холле. В конце концов, у него здесь есть собственность – вороная кобылка, удобно устроенная в конюшне герцога в Маултон-Хис. Он оплатит корм для нее, содержание в конюшне и услуги конюха. Как только она оправится от травмы, Ник Кэттермоул, надежный тренер на службе у его светлости, подготовит ее к октябрьским скачкам в Нью-маркете...

Мадам Сент-Олбанс заняла свое место у клавесина.

Опасаясь проницательного взгляда серебристо-серых глаз Лавинии, Дэр принял самый безразличный вид. Но грудь его под нарядным жилетом распирало чувство гордости обладателя.

Прическа Орианы была украшена нитью жемчуга, она надела и брошь Сент-Олбансов, а ее платье из кремового шелка, ниспадавшее до самого пола мягкими складками и отделанное по подолу легким, словно пена, кружевом, было знакомо Дэру, видел в нем Ориану на званом обеде.

Вначале она спела арию об утраченной любви, и ее сопрано воспаряло до невероятных высот. Дэр слушал ее и думал о своем клятвенном обещании не просить ее ни о чем, кроме того, что она может ему дать, и о том, что ему с каждым днем все труднее держать слово.

Певица умолкла, и слушатели наградили ее долгими и дружными аплодисментами, к которым присоединился и Дэр. Следующим номером Ориана исполнила самую популярную в Лондоне песню «Нет, любимая, нет!» на музыку Майкла Келли, а потом запела одну из тех песен, которым научилась на острове Мэн. Лавиния повернула к Дэру удивленное лицо.

– Никогда бы не подумала, что услышу «Песнь черного дрозда» в Англии, – проговорила она чуть слышно, чтобы не мешать исполнению. – Сомневаюсь, чтобы мадам Сент-Олбанс посетила остров Мэн или что-то о нем знает.

– Возможно, она услышала эту песню от уличного певца в Лондоне и купила, – высказал предположение Гаррик. – Многие исполнители так поступают.

– Полагаю, и такое возможно, – не слишком уверенно произнесла Лавиния.

Дэр мог бы предложить объяснение. «Однако, – мысленно сказал он себе, – ведь мне не довелось встречать на острове певицу Анну Сент-Олбанс. Гленкрофт арендовала миссис Джулиан, вдова».

Чтобы переменить тему, он спросил Лавйнию, скучает ли она по дому своего детства.

– Я люблю Касл-Кэшин, – отвечала она, – но никогда не думала остаться там навсегда. Моя семья рассчитывала на мое удачное замужество, и я знала, что мне суждено поселиться в Лондоне.

– Это было решено в то мгновение, когда я впервые увидел тебя, – сказал ее муж.

– Мы не были знакомы, но он подошел и поцеловал меня, когда я прогуливалась в одиночестве по Корк-стрит, – призналась Лавиния Дэру.

– И это изменило твою жизнь, – добавил Гаррик. Дэр тотчас вспомнил вечер в своем доме в Рамси, когда он повел себя с точно такой же смелостью.

Не отвечая мужу, Лавиния продолжала:

– Я очень счастливо прожила с этим влюбчивым незнакомцем пять лет то в Венеции, то в Англии. А теперь, когда он получил герцогский титул вместе с поместьем Лэнгтри, у него столько обязанностей, что мы крепко привязаны к этой стране. Но мы так счастливы, что у меня нет никаких оснований жаловаться на судьбу. Я не могу часто бывать на острове, но он всегда со мной, в моем сердце и в моей памяти.

Дэру было приятно слышать эти ее слова. Скайхилл-Хаус принадлежит ему независимо от того, живет он там или нет. Так же как и Дэмерхем. В Глен-Олдине, как и в Дербишире, продолжают добывать руду.

– Я хочу, чтобы мои дети увидели те места, где я родилась и выросла, – говорила между тем Лавиния. – Я хочу подняться с ними на восточную башню замка, стоя на которой мои предки-контрабандисты ожидали возвращения своих кораблей. И я хочу подняться вместе с ними на Северный Баррул – надеюсь, мы это сделаем.

Дзр не сомневался, что эта смелая и энергичная молодая мать добьется осуществления своих желаний.

Перед тем как выступление Орианы возобновилось, распорядитель поставил на сцену стул лицом к публике, а рядом водрузил подставку. Когда певица вышла, держа в руках мандолину, в зале наступила полная тишина. Ориана положила мандолину на колени, быстрыми движениями пальцев подтянула струны, потом начала перебирать их и запела под собственный аккомпанемент. Она пела итальянские и французские песни, то веселые, то задумчивые, а под конец исполнила музыкальную пьесу для мандолины, не предполагавшую пения. Уложив мандолину на стойку, перешла к клавесину и сыграла сонату. На бис она спела еще одну гэльскую песню.

«Пора домой, пора отдохнуть». После нескольких деятельных и беспокойных недель в Англии эта мысль все чаще приходила Дэру в голову. Ах, если бы они с Орианой могли тайком улизнуть в мирную долину на острове, подальше от любопытных глаз и опасных расспросов.

Ориана сделала прощальный реверанс, и распорядитель подвел ее к герцогу Графтону, который поцеловал ее в обе щеки, на французский манер. Слушатели оживились, начали переговариваться, кое-кто направился в соседнюю комнату, где был приготовлен фуршет.

– Я хочу поговорить с ней, – не терпящим возражений тоном заявила Лавиния. – Гаррик, я уверена, что тебе нужно потолковать с Графтоном о скачках, не так ли, дорогой?

Герцог послушно сопроводил ее через зал, а Дэр, как их гость, последовал за супружеской четой. После того как они все воздали должное артистизму исполнительницы, Графтон сказал, обращаясь к приятелю:

– Я убежден, что эту певицу следовало бы приглашать сюда как можно чаще. Выступление было замечательным. Она очень талантлива, эта моя родственница. – Он повернулся к Дэру. – Видите ли, она, как и я, прямой потомок короля Карла Второго. – Потом он с улыбкой пояснил Ориане: – Сэр Дэриус, так сказать, неофит, он впервые присутствует при нашем любимом развлечении.

– Я как раз была на конюшне у моего кузена, когда сэр Дэриус покупал у него кобылу, – ответила Ориана.

Графтон обратился теперь к своему другу герцогу:

– Хафорд, я считаю, что мы должны пригласить сэра Дэриуса поучаствовать в охоте.

– Я не охочусь, – признался Дэр. – Сельская местность в Дэмерхеме мало подходит для занятий спортом, а у нас на острове Мэн не водятся лисы.

– Вам стоило бы наверстать упущенное, – сказала герцогиня. – Когда мы жили в Венеции, мне больше всего не хватало английской охоты.

– Очаровательный город, – вступила в разговор Ориана, – несмотря на отсутствие там лошадей. Венеция – город особенный, непохожий на другие. Там, кстати, великолепный оперный театр.

Ее последнее замечание пробудило интерес у Гаррика.

– Вы выступали в Венеции?

– Сразу после открытия театра.

– Я заподозрил, что вы побывали в Венеции, когда вы исполняли баркаролу. Ты узнала ее, carissimal.

– Да, – коротко ответила Лавиния. – Мадам Сент-Олбанс, мне еще приятнее было слушать песню на моем родном языке. От кого вы научились «Песне черного дрозда»? И другим нашим песням?

– От уроженца Мэна, ваша светлость. Музыканта.

– Вы просто умница. Язык у нас трудный.

– Моему наставнику досталась нелегкая задача, – улыбнувшись, сказала Ориана.

– Моей герцогине больше всего понравились ваши гэльские мелодии, – вмешался в разговор Гаррик. – Что касается меня, то я предпочитаю итальянские. У нас в Англии мало кто играет на мандолине.

– Я научилась в Неаполе и подбирала свой репертуар из многих источников. Уверена, что вам знакома серенада из «Дон Жуана» Моцарта, она начинается строчкой «Дай руку мне, красотка...» Помните? Серенады, комические и серьезные, очень популярны, я училась исполнять их под руководством моего учителя пения синьора Корри. Что касается сонаты Гаудиозо, это одна из немногих вещей такого рода, написанных специально для мандолины.

– От души надеюсь, что вы будете приезжать в Бери часто, – сказала Лавиния. – Наши поездки в Лондон нерегулярны, и мы редко бываем в театре. Когда вы возвращаетесь в город?

Вскоре все пятеро распрощались и разошлись. Дэр поблагодарил Хафордов за гостеприимство и пожелал им удачной поездки на остров. Покинув апартаменты ассамблеи, он поспешил к себе в гостиницу.

Хотя Ориана и ожидала этого, негромкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Старые дверные петли противно заскрежетали, когда Дэр входил в комнату. Высунув голову в проем между драпировками кровати, Ориана смотрела, как он подходит к ней. Сердце у нее забилось в предвкушении, когда он начал сбрасывать с себя одежду.

Дэр присел на кровать и бережным, ласковым движением отвел упавшие ей на грудь длинные пряди волос. Первый поцелуй был долгим и страстным. Потом Дэр откинул голову назад, и Ориана сказала с улыбкой:

– А ты пил бренди.

– А ты недавно ела мармелад, – ответил он и снова коснулся губами ее губ. – Ты сладкая, но с кислинкой...

Ласки их были бурными и неистовыми из-за долгого и нетерпеливого ожидания. Дэр замер лишь на несколько мгновений, когда вошел в нее, потом один за другим последовали удары, которые Ориана принимала всем существом, со стонами и вскриками. Потом Ориана изнеможенно опустила голову на подушку, волосы на висках и на лбу намокли от пота.

– Это не наука, – задыхаясь, произнесла она. – Это волшебство.

Они долго, очень долго лежали, переплетя руки и ноги, и медленно выходили из состояния пережитого взрыва страсти. Дэр начал рассказывать о времени, проведенном в доме Хафордов, о внезапно вспыхнувшей между ними дружбе.

– Дети у них восхитительные. Леди Кэт уселась ко мне на колени, и я научил ее нескольким гэльским словам, а она позволила мне подержать на руках ее кошку. Джонатан, маркиз Розерфилд, – полный чувства собственного достоинства молодой человек двух лет.

Грудь Дэра под рукой Орианы поднялась от глубокого вдоха и опустилась при выдохе. Он задумался и спросил:

– Как ты относишься к материнству?

Его простой вопрос оказался неприятным напоминанием о возможной недолговечности их связи.

– Если бы у нас появился ребенок, это стало бы большим затруднением для тебя, а для меня – еще одним скандалом. Я делаю все, что могу, чтобы избежать этого.

– Можно спросить, каким образом?

Некоторое время Ориана молча смотрела на балдахин у себя над головой, потом ответила:

– Я использую лимон, точнее, половинку лимона. Дэр повернулся на бок.

– И что ты с ней делаешь? Съедаешь?

– О, прошу тебя, не расспрашивай, – умоляющим голосом попросила она. – Не надо.

– Ты возбудила мое любопытство. Кто рассказал тебе о предохраняющей от зачатия силе лимона?

– Моя мать. Когда я вышла замуж, она научила меня этой хитрости с лимоном. Она приезжала в гарнизон и убедила Генри, что ребенок помешает моей карьере. Он говорил мне, что мы еще совсем молоды, что обзаведемся детьми, когда он вернется из Индии.

Дэр поднял ее руку и поцеловал каждый пальчик.

– Ты пахнешь лимоном.

– Этот запах долго держится.

– Твое знание сослужило тебе хорошую службу во время связи с этим мерзавцем Теверсалом.

Ориана не хотела вспоминать о Томасе, лежа в объятиях Дэра.

– Меня это не беспокоило, потому что мы должны были скоро пожениться. Во всяком случае, я так считала.

Выражение лица Дэра было ей непонятно. Быть может, ей не следовало так откровенно говорить о своем прошлом? Дэр мог бы подумать, что Томас Теверсал – единственный мужчина, от которого она хотела бы забеременеть. Ориана могла бы опровергнуть такое предположение, но сейчас у нее не было желания обсуждать тему беременности. Кажется, Дэра скорее забавляют, чем оскорбляют ее усилия избежать зачатия. Быть может, его они успокаивают. Большинство мужчин восприняло бы это именно так, но Дэр не принадлежит к числу ординарных мужчин.

Он продолжал прижимать ее ладонь к своему лицу и медленно проводил кончиками ее пальцев по своей щеке. Взяв другую руку Орианы, он повторил то же самое и с ней.

– Ощущение разное.

– Со временем подушечки пальцев делаются более твердыми от постоянного прикосновения к струнам мандолины. Я слишком много упражнялась в последнее время.

– Ты сегодня безусловно заслужила все эти аплодисменты и похвалы.

– Аудитория была просвещенной и внимательной. Вообще-то такого рода благотворительные концерты более выгодны для меня. Когда я пою в театре, мне приходится делить гонорар с владельцем, а далеко не все из них ведут себя достойно по отношению к исполнителям, да и платят не всегда по справедливости. Публики в театрах гораздо больше, но уж очень она шумна и неразборчива. Ей нравятся сентиментальные песни, а мне такие не по душе.

– И все же ты добиваешься ангажемента в театре «Ройял».

– Я готовилась петь в опере, и мне это нравится, несмотря ни на что. – Она положила голову ему на плечо. – Ни за что не угадаешь, где мне больше всего нравится петь.

– В постели?

– В церкви. Я люблю церковную музыку, она великолепна. Оратории Баха – «Страсти по Матфею», «Страсти по Иоанну», «Рождественская оратория», «Мессия» Генделя, «Возвращение Товия» господина Гайдна. Кстати, он создал еще одну – «Сотворение мира», которую я мечтаю спеть. Ничто не может сравниться с благоговейной тишиной кафедрального собора. Я счастлива, когда солирую под звуки органа или пою в большом хоре.

А слушатели там – подлинные любители музыки. Они приходят, чтобы вознестись душой, а не просто поприсутствовать.

– Какое ты удивительное создание, – пробормотал Дэр. – Когда я могу услышать твои духовные песнопения?

– Благотворительные концерты Академии старинной музыки начнутся в январе в помещениях «Короны» и таверны «Якорь», а с февраля по май – вечером по средам в здании оперного театра. Я предпочитаю участвовать в оперных концертах, за них лучше платят. Но я просто жажду петь снова в кафедральном соборе.

– Я арендую его для тебя и найму музыкантов и хористов.

Ориана поцеловала его в щеку.

– Прекрасная мысль, но мне не хотелось бы задевать чувства священнослужителей. Я подожду, пока меня пригласят. Кроме того, ты и так понес много расходов, оплатил мой проезд по всей Англии, потратил деньги в гостинице «Нерд» и у Морланда, купил скаковую лошадь.

– Я приобрел ее за невысокую цену, – напомнил он. – И это всего лишь деньги. У меня их много.

– А я всего лишь женщина.

– Что это значит?

– Есть много других женщин, которые, возможно, больше удовлетворяли бы тебя в постели. Женщин, не обремененных такой непростой профессией, как моя, которая требует большой отдачи.

«Женщин, на которых ты мог бы жениться», – подумала она безнадежно.

Дэр положил ладонь на ее плечо.

– Но ты совсем особенная, Ориана. Во всем мире не найдется такой, которая превзошла бы тебя. И ты моя. Где-то по водам Темзы, а может, и Ла-Манша или даже океана плывет бутылка из-под шампанского, в которой находится наш письменный обет. – Дэр с нежностью коснулся ее груди. – Если твой лимон тебя обманет, помни, что я в состоянии поддержать ребенка. И я это сделаю.

– Ты не захочешь.

– Я хочу одного, Ориана, чтобы ты поступала со мной честно, что бы ни случилось. Никакой полуправды, никаких уверток или попыток сбежать. Если так случится, что ты понесешь от меня ребенка, пусть он родится на острове и вырастет там. Для людей в наших местах незаконное рождение – это не пятно позора.

А что будет с ней самой? Ее отошлют в Лондон продолжать прерванную карьеру? Или поселят в Гленкрофте, в удобной близости от виллы на холме?

Ориана взглянула на широкую загорелую руку, которая нежно ласкала ее.

– Тебе пора возвращаться.

– Еще нет. Я так долго не имел возможности даже прикоснуться к тебе. Вот так, как теперь. Или поцеловать тебя вот сюда.

С этими словами он отвел в сторону волосы Орианы и прижался губами к ее шее.

– Я не могу оставить тебя на всю ночь, меня здесь хорошо знают. По пути в город мы найдем какую-нибудь спокойную, уединенную гостиницу.

– А когда вернемся в Лондон, как нам быть?

– Я еще не успела толком подумать об этом. Ориана вспомнила свои тайные встречи с Томасом Теверсалом – торопливые, рискованные и постыдные. Ее гордость требовала других отношений, хотя она и понимала, что добиться этого будет нелегко.

Дэр притянул ее к себе и заключил в объятия. Губы их соединились в горячем поцелуе. Ориана отбросила свои горькие мысли, отдавшись на волю судьбы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 22

– Миссис Джулиан поет в театрах? Vel shiu g'insh dou yn irriney, мейнштир?

– Разумеется, я говорю правду.

Глаза у Неда Кроуи, широко раскрытые, выражали невероятное и непреходящее изумление перед размерами Лондона, его архитектурным великолепием, оживленным уличным движением, огромными толпами людей. Однако более всего его поразило сообщение хозяина о том, что бывшая временная обитательница Кройт-ни-Глионней – знаменитая певица.

– Она выступает и в общественных увеселительных садах.

Молодой уроженец острова Мэн озадаченно потер лоб.

– Голос-то у нее чудесный, dy-jarroo. Когда я сказал ей, что за такое пение люди должны платить деньги, она так смеялась!

– Ей платят очень хорошо, – пояснил Дэр. – На этой неделе она дает один из своих концертов в Воксхолле. Я возьму тебя туда с собой. Ты в жизни не видел такой иллюминации, Нед, ты просто обалдеешь.

– Как от всего в Лондоне, – признался юноша. «Доррити» совершила спокойное и благополучное плавание из Рамси и стояла теперь на причале в Депт-форде. Команда радовалась нескольким дням отдыха, но вскоре всем матросам предстояло взяться за работу, так как корабль надо было почистить, заново покрасить, установить на нем новую мачту и сменить оснастку.

Рука у Неда совсем зажила. Он доставил в гостиницу Морланда требуемые отчеты и копии распоряжений по руднику в Глен-Оддине.

– А где тот маленький кожаный мешочек, который я тоже просил привезти? – поинтересовался Дэр, обшаривая дорожный сундук. – Он должен быть здесь. Куда ты его засунул?

Нед заглянул хозяину через плечо.

– Он на самом дне, мейнштир.

Там Дэр его и обнаружил наконец – в углу сундука. Высыпал на стол и внимательно осмотрел набор призматических кристаллов. Он собирался преподнести их Ориане, но, разумеется, не в таком виде. Прежде они должны были попасть в руки ювелира с Ладгейт-Хилла, чтобы тот огранил и отполировал их.

Дэр посоветовал Неду переодеться.

– Попроси Уингейта отдать мои старые рубашки. Коричневая куртка подойдет тебе без подгонки, а черные брюки Уингейт укоротит насколько нужно. И пусть подстрижет тебя.

– Вы хотите пойти со мной?

– Нет. Я хочу, чтобы ты отнес записку мадам Сент-Олбанс, она живет неподалеку, на Сохо-сквер. Уингейт объяснит тебе, как найти ее дом. Передай ей, что я должен съездить в Дептфорд, чтобы поговорить с капитаном и дать ему указания, как подновить корабль. Я переночую на борту и вернусь завтра во второй половине дня.

– Хорошо, мейнштир.

Уингейт, вошедший в гостиную во время их разговора, предложил:

– Я сам могу передать ваше поручение мадам, сэр. Вернувшись из Ньюмаркета, Дэр обратил внимание на то, что его слуга с удовольствием посещает дом певицы.

Уингейт заявлял, что завел дружеские отношения со старым мистером Ламли, но Дэр подозревал, что гораздо более важной причиной его визитов служит горничная Орианы, однако он не знал, насколько у его слуги со Сьюк Барри серьезные отношения.

– Вы можете отправляться вдвоем, – сказал Дэр и добавил не без ехидства, обращаясь к Уингейту: – Зачем мне задерживать вас? В последнее время я достаточно напрактиковался, упаковывая свои вещи сам, так что не беспокойтесь.

– Я позабочусь и об этом, сэр. Вот почта для вас.

Уингейт протянул хозяину серебряный поднос с лежащим на нем единственным письмом и серебряным ножом для разрезания бумаг.

Письмо было явно не от Орианы – фамилия и адрес написаны аккуратно и правильно. Торопясь уехать, Дэр взял письмо с подноса и небрежно сунул в карман.

По дороге в Дептфорд он его прочитал.

«Номер 32, Сохо-сквер Воскресенье, 14 июля 1799

Сэр!

Обращаюсь к Вам этим письмом по двум причинам.

Во-первых, я одобряю ваш замечательный трактат «Геология и минералогия острова Мэн». Я нахожу Ваши исследования и их связь с теорией доктора Хаттона весьма увлекательными.

Во-вторых, если Вы свободны вечером в субботу, я считал бы честью для себя Ваше присутствие на обеде у меня в доме. Моя жена, леди Бэнкс, и моя сестра шлют Вам привет и будут рады видеть Вас на Сохо-сквер.

Искренне Ваш Джоз Бэнкс, президент Королевского общества».

Его трактат?

Откуда, черт побери, Бэнкс его взял? Дэр вручил по экземпляру своим друзьям в Эдинбурге – Хаттону, Плейферу, Джону Клерку. Остальные хранились в черном шкафу в конторе его рудника в Глен-Олдине.

Хотя именно там он подарил один экземпляр Ориане....

Значит, она не только прочитала его, но и показала своему знаменитому соседу. Это благодаря ей он получил столь лестное приглашение. Дэр не совсем понимал, почему она так поступила, но какое это имеет значение? Он благодарен ей и, разумеется, примет приглашение.

Нед Кроуи провел по струнам своей скрипки смычком и заиграл оживленное вступление к одной из самых красивых баллад.

– Давайте попробуем эту.

Ориана покопалась в стопке бумаг, которые Нед принес с собой.

– В ней очень много куплетов. Ты уверен, что рука у тебя достаточно окрепла?

– Я играю уже больше двух недель, – радостно сообщил Нед. – Пока мы плыли из Рамси, я пиликал на своей скрипке днем и ночью. Днем развлекал себя, а по ночам – матросов.

Он настроил инструмент и начал аккомпанировать Ориане. Она пела балладу об острове Мэн и его красотах.

Закончив балладу, Ориана в изнеможении опустилась на первый попавшийся стул.

– Мелодия простая, но язык очень трудный.

– Вы можете петь по-английски.

– Это лишит исполнение новизны. Я добьюсь своего.

Она уже упражнялась вчера, когда пришел Нед и, будучи допущенным в ее святилище, упросил ее спеть. Ориана села за фортепиано и сыграла композицию Гайдна, а затем взяла мандолину и спела Неду итальянскую песню. Он сбегал к Морланду за своей скрипкой, и они вдвоем занимались музыкой всю вторую половину дня. Ориана пригласила Неда поехать вместе с ней в Воксхолл, тот с восторгом согласился и помог ей отобрать вещи, которые она могла бы включить в свой репертуар. Знаменитая Анна Сент-Олбанс, ученица лучших музыкантов мира, и рудокоп с острова Мэн, обладающий замечательным талантом, – такое сотрудничество могло стать выгодным для обоих как в финансовом отношении, так и в творческом.

– Когда мы как следует подготовимся, – сказала Неду Ориана, – я сообщу мистеру Баррету и мистеру Симпсону, что ты будешь выступать вместе со мной в субботних концертах. Если я скажу, что они должны платить тебе по три гинеи за вечер, их это нисколько не разорит.

Нед изумленно открыл рот, потом спросил:

– Три золотые монеты?

– Сомневаюсь, что смогу выторговать для тебя больше. По крайней мере пока.

– Да я никогда не зарабатывал больше шиллинга за раз, когда играл на свадьбах или поминках, а здесь целое состояние! – За этой радостной вспышкой последовал тревожный вопрос: – А кто из нас расскажет мейнштиру Дэру о том, что мы задумали?

– Это была моя мысль. Я и расскажу, – храбро заявивла Ориана, решив таким образом обезопасить Неда от недовольства Дэра, если ее план не понравится.

Она встала и снова подошла к пюпитру.

– Давай повторим «Зимнюю песню».

– Хорошо.

Это была песня-диалог, куплеты которой попеременно исполняли то певец, то певица. Нед поднял скрипку к подбородку, сыграл несколько нот, потом запел своим красивым тенором. Но не успел он допеть первый куплет, как послышались удары дверного молотка, затем шаги мистера Ламли в холле, а следом и голос Дэра. Нед опустил инструмент, но Ориана сказала ему:

– Продолжай.

Дэр вошел в комнату как раз в ту секунду, когда Нед возобновил пение. Ориана прижала палец к губам, призывая Дэра к молчанию. Тот понял и подождал, пока Нед закончит свою часть песни. Едва умолк его голос, Дэр обратился к Ориане:

– Мои служащие явно предпочитают служить вам, мадам, – пожаловался он. – Нед весь день играет у вас на скрипке. Подозреваю, что Уингейт находится в кухне. Во всяком случае, его нет там, где ему полагается быть, то есть находиться в гостинице Морланда и ждать своего хозяина.

– Он помогал Ламли проверять хозяйственную книгу, а сейчас они оба заняты тем, что разливают в бутылки кларет из бочки, присланной от братьев Берри.

– Прошу вас закончить песню, – с улыбкой попросил Дэр, выслушав это объяснение. – Я знаю, что есть продолжение.

И Ориана спела женскую партию диалога – ответ девушки с острова Мэн ее поклоннику. Она не желает выходить замуж, ей приятнее свободная и веселая девичья жизнь. Однако это еще не было последним словом девушки – завершалась песня куплетами Неда о том, что, вняв его уговорам, девица, накинув на голову шаль, выбежала из дома и бросилась в объятия возлюбленного.

После этого Ориана обратилась к Дэру:

– Мы с Недом задумали выступать в Воксхолле вместе. Ему будут хорошо платить.

– Но только если мейнштир не возражает, – поспешил добавить молодой человек.

– А ты этого хочешь? – спросил его Дэр.

– Да. Но не только из-за денег. Для миссис Джулиан... то есть Сент-Олбанс, я играл бы без всякой платы.

Явно покоренный этими словами, Дэр сказал:

– Отправляйся к портному на Дин-стрит, пускай снимет с тебя мерки для новой одежды. Зайди также к шляпнику и к мастеру, который делает парики. Скажи, чтобы все счета отправляли моим банкирам. Музыканты в Воксхолле одеваются очень хорошо, и ты должен выглядеть не хуже.

Многократно выразив свою благодарность, Нед бережно уложил скрипку в потертый деревянный футляр и тотчас удалился заказывать новые одежды.

Едва он ушел, Дэр с самым мрачным видом повернулся к Ориане:

– Ты и в самом деле сирена. Надеюсь, Нед не разобьется о скалы, которые тебя окружают. Он играет на своей скрипке ради собственного удовольствия и ради того, чтобы время от времени заработать несколько шиллингов. До сих пор он никуда не уезжал с острова, и в Лондоне он всего второй день. Он ничего не знает о театре и его обычаях – он же не вырос на сцене, как ты.

– Я понимаю, но не вижу в моем предложении ничего опасного.

– Я не собираюсь вставать ему поперек дороги и понимаю, что ему очень хочется выступать вместе с тобой. Но я оставляю за собой право вмешаться, если почувствую в этом необходимость.

Ориана понимающе кивнула. После несчастного случая в шахте она поняла, что Дэр воспринимает свою ответственность за жизнь Неда с полной серьезностью.

– Расскажи мне о твоей поездке в Дептфорд.

– У меня там было много дел. «Доррити» получит новые паруса и оснастку, новый якорь большего размера, ей просмолят швы и заново покрасят – к великой радости ее капитана и немалому огорчению владельца. Предъявленная мне смета расходов на это предприятие потрясает. Здесь вся работа обойдется дешевле, чем в Рамси, но тем не менее дороже, чем я предполагал. – Дэр обнял Ориану за талию. – Если я разорюсь и вынужден буду оставить свои апартаменты у Морланда, пустите ли вы меня к себе, сударыня?

Ориана приняла самый неприступный вид и ответила:

– Разумеется, нет, сэр. Я отправлю вас в ближайший приют для бедных, так как жертвую на благотворительность достаточно, чтобы моих приятелей там содержали достойно.

– Неужели у вас нет сердца?

Сердце у нее было, и когда Дэр смотрел на нее так, как сейчас, оно билось очень бурно.

– Если бы у меня его не было, я не была бы столь щедрой благотворительницей.

Дэр вложил ей в руку конверт с письмом.

– Прочти-ка вот это. Ориана рассмеялась.

– Вот уж не думала получить billet-doux[15] от мужчины, чьим пером написан научный трактат.

– Я этого не писал. Это дело рук сэра Джозефа Бэнк-са. Ты, дерзкая девчонка, передала ему мой геологический опус.

Ориана отлично поняла, что Дэр ничуть не сердится на нее за это, и развернула письмо.

– Ты с ним так хорошо поговорил, что он заинтересовался твоей работой. Приглашение на обед к нему в дом – это высокая честь! Но скорее всего именно в субботу состоится дебют Неда в Воксхолле. Может, стоит перенести выступление?

– Ради интересов Неда желательно заключить соглашение как можно скорее. Он так счастлив быть твоим аккомпаниатором, что даже не заметит моего отсутствия. Я уверен в его успехе.

– Отлично, я немедленно пошлю уведомление распорядителю, – согласно кивнув, ответила Ориана.

Они вместе прошли в гостиную, и Дэр, стоя за стулом Орианы у письменного стола и положив ладонь ей на плечо, смотрел, как она пишет. Это прикосновение так волновало, что Ориана с трудом справилась с пустяковой задачей и трепетала, словно листья под теплым летним ветерком на деревьях за окном. Закончив письмо, она неловкими пальцами отложила перо и поставила на место серебряную чернильницу.

Дэр наклонился к Ориане, и она увидела огонь желания в темных глазах, окаймленных черными ресницами. Он легко коснулся губами губ Орианы, но вспышка страсти сделала поцелуй крепким и долгим. Ориана была готова отдаться Дэру прямо сейчас, забыв о том, что оба они находятся на виду, у самого окна. Опомнившись, она пробормотала что-то в знак протеста, но Дэр не обратил на это никакого внимания и продолжал ласкать ее, все крепче прижимая к себе.

– Не надо больше, – выдохнула она в промежутке между поцелуями.

– С тобой, Ориана, я всегда хочу большего.

Она бросила взгляд в сторону холла, чтобы убедиться, что там нет никого из прислуги, потом снова повернулась к окну – и сердце у нее замерло. Какой-то мужчина, проходя мимо, остановился и с интересом смотрел на них. Потом постучал в оконное стекло и уставился на Ориану.

Мэтью Пауэлл!

Дэр резко отпрянул.

Ориана, напуганная происшедшим, сама бросилась к входной двери, торопясь открыть нежданному визитеру.

– Вы ведь, кажется, предполагали уехать в Чешир, – не слишком любезно проговорила она, препровождая его в гостиную. – Мне сказал об этом Раштон.

– Он ошибся, – коротко ответил Пауэлл, положив шляпу и перчатки на стул и бросив на Дэра долгий оценивающий взгляд. – Должен сообщить вам, сэр, что Анна никогда не позволяла мне того, что, как я только что видел, делали вы. – Снова повернувшись к Ориане, он произнес речитативом: – Что касается вас, мадам... – Тут плечи его опустились, и он спрятал лицо в ладони. – Я не вправе упрекать вас. Вы не любили меня и не давали понять, что можете полюбить. О, какие муки я терпел! И когда я наконец уверовал, что излечился от пережитых страданий, на мою долю выпадает новая пытка – увидеть вас в объятиях другого. После всего, что было, этот удар невыносим. Тем не менее мне придется его вынести, иначе вы станете меня презирать.

Ориана вернулась к своему письменному столу.

– Как хорошо, что я не успела убрать свою почтовую бумагу. Сообщу мистеру Шеридану, что вы вернулись. Ему позарез нужны новые таланты в будущем сезоне. Выбор за вами, Мэтью, решайте, женитьба или сценическая карьера. То и другое одновременно не пройдет. Раштон слишком консервативен, чтобы принять зятя, выступающего на подмостках.

Молодой человек промаршировал через комнату и выхватил перо из руки Орианы.

– Вы мне испортили всю шутку!

– Как вы утверждали во время нашей последней встречи, моя жестокость не знает пределов.

– Сэр, – вмешался в разговор Дэр, – я вам искренне сочувствую. Я хорошо знаком с теми страданиями и пытками, о которых вы упомянули.

Посетитель улыбнулся Дэру:

– Меня зовут Мэтью Пауэлл. Позвольте узнать ваше имя.

– Сэр Дэриус Корлетт. Можно просто Дэр. Ориана, покраснев до корней волос, молча наблюдала за тем, как мужчины обмениваются рукопожатиями.

– Мне любопытно узнать, чем вам удалось преодолеть ее чрезмерную стыдливость.

– Постоянством и настойчивостью, – ответил Дэр, сверкнув улыбкой.

– Я ее ни разу не поцеловал, – сказал Мэтью, – Она бы мне не позволила, а я не настолько решителен, чтобы добиваться позволения, тем более что за ней увивалось множество других юношей, и я опасался нарваться на дуэль. У меня стойкое отвращение к пулям и крови, а любовь моя к мелодраме не настолько велика, чтобы позволить себя пристрелить даже ради Анны Сент-Олбанс.

Дэр обратился к Ориане:

– Он когда-нибудь бывает серьезным?

– Редко. Он смеялся, даже когда просил меня выйти замуж. И продолжал смеяться, когда я ему отказала.

– Потому что я был здорово пьян. Принял слишком много бренди в тот вечер. Да, я был не в себе, и в голове все путалось. Но вы тоже смеялись, Анна, не отрицайте. Я считал вас бесчувственной, но вообще это нелегкая задача – добиться внимания самой известной певицы в Лондоне. Вы уж обращайтесь получше с сэром Дэриусом Корлеттрм. Будьте к нему добрее, чем ко мне.

– Неблагодарный, – упрекнула его Ориана. – Я сделала для вас доброе дело. Моя неуступчивость спасла вашу помолвку. Когда у вас свадьба?

– Надеюсь, что скоро. Но есть одна заминка, весьма неприятная и нудная. Из-за нее я и явился к вам. Возникла ужасная проблема, для ее решения требуется участие женщины.

– Я создала гораздо больше проблем, чем помогла решить, – честно призналась Ориана. – Не могу представить себе причины, заставившей вас проделать путь из Чешира, чтобы посоветоваться со мной, разве что... – Прищурив глаза, она спросила озабоченно: – Вы что, снова поссорились с леди Лайзой?

– Нет, что вы, я настоящий пай-мальчик.

– Обидели Раштона? Мэтью затряс головой.

– В тот единственный раз, когда мы с ним поругались, это было из-за вас.

Ориана позвонила Ламли и попросила его принести бутылку французского коньяка для джентльменов и стаканчик шерри для себя.

– Да, еще я попрошу вас отдать Сэму вот это письмо, пусть отнесет его мистеру Симпсону в Воксхолл, – сказала она дворецкому.

Пока Ориана обсуждала с незадачливым женихом его проблему, Дэр устроился за письменным столом, чтобы написать сэру Джозефу ответ на его приглашение.

– Только без театральных эффектов, – услышал он слова Орианы, произнесенные с явным нетерпением.

– Поверь, моя тревога обоснованна. Если бы ты была в долгах, ты поняла бы меня.

Привязанность Орианы к Мэтью Пауэллу скорее всего объяснялась тем, что он напоминал ей покойного мужа. Генри Джулиан, как решил Дэр, наверное, был веселым малым со светлыми волосами и смеющимися глазами. Ориана любила Генри достаточно сильно, чтобы выйти за него замуж, чего нельзя было бы сказать о Мэтью. Это было утешительно, однако давало повод к размышлениям. Совсем недавно Ориана с Недом репетировали песенку-диалог парня и девушки, и девушка отказывала парню, так как предпочитала замужеству свободу и жизнь ради удовольствий. Что-то подобное сама Ориана, вероятно, сказала Пауэллу, отвергая его предложение ради «удовольствий» собственной профессии. Неизменная преданность искусству определяла ее решения и управляла поступками.

Дэр не вполнепонимал, почему сделанное спьяну предложение этого молодого человека вынудило Ориану уехать в Ливерпуль, даже более того – на остров Мэн, но был этому рад.

Сожалея о том, что у него нет власти перенести эту милую домашнюю сценку в Скайхилл-Хаус – само собой, без молодого англичанина с его финансовыми проблемами, – Дэр вернулся к своему письму.

Он надеялся, что обед у сэра Джозефа окажется похожим на те, которые так радовали его прежде в Эдинбурге. В течение последних двух лет, после того как умер доктор Хаттон, у Дэра не было возможности обсуждать увлекательные научные наблюдения с людьми, которые знали в этом толк. Его упорядоченная светская жизнь на острове становилась все более скучной, и хотя он радовался общению со своим кузеном Томом, Джорджем Куэйлом и Баком Уэйли, их он не мог втянуть в дискуссии о геологии.

Знакомая карета остановилась возле дома, и вскоре дворецкий объявил о прибытии графа Раштона. Как только граф вошел в гостиную, мистер Пауэлл сделал серьезное лицо и встал.

Граф бросил на молодого человека негодующий взгляд.

– Вам, сэр, не позволено посещать этот дом. Вы забыли об этом?

Мэтью стиснул зубы, потом сказал:

– Я отвечу только Лайзе. Ей известно, что я собирался сюда прийти.

Ориана заговорила сухим и грустным тоном:

– Я привыкла к тому, что иные люди позволяют себе высказывать наихудшие суждения о моем поведении, но не вы, Раштон. Неужели вы считаете, что я могла бы флиртовать с джентльменом в моей гостиной средь бела дня?

Мэтью легонько дернул выбившуюся из прически Орианы прядь волос и пробормотал:

– Это не лучший способ защиты, Анна. Я простоял у окна достаточно долго, чтобы понять, что к чему.

Граф обратился к Ориане уже более мягко:

– Сколько раз я предупреждал вас, Ориана, об опасности дружеских отношений с Мэтью. – Он с каменным лицом взглянул на Дэра, прежде чем добавить: – И вообще вам следовало бы остерегаться завязывать отношения, которые могут принести слишком большие волнения.

– Пожалуй, уже слишком поздно беспокоиться об ущербе, нанесенном моей респектабельности. Мне нечего терять. Никакие мои или ваши усилия не принесут желаемого результата.

– Я искренне надеюсь, что время все исправит, – заметил граф.

Ориана посмотрела на Дэра с выражением отчаяния в глазах, безмолвно умоляя его о помощи.

Дэр заговорил очень спокойно и сдержанно:

– Мистер Пауэлл говорил мадам Сент-Олбанс о своем желании как можно скорее вступить в брак с вашей дочерью, граф.

– Совершенно верно, – подтвердил Мэтью. – Более того, я заверил сэра Дэриуса, что Анна никогда не имела на меня видов. Я ему не соперник.

Раштон явно был ошарашен подобным поворотом темы. Он обратился к Ориане:

– Я надеюсь, что вы не совершили ничего, о чем потом будете жалеть. Нужно ли мне напоминать о том стыде и отчаянии, которые вам пришлось пережить после...

– Я помню, – перебила его Ориана. – Хотя предпочла бы забыть. Не можем ли мы поговорить о парламенте, о перспективах войны или о чем-то еще?

Раштон еще более смягчил свой тон и выражение лица.

– Я знаю, что вы не любите говорить о политике или о войне. Я пришел поговорить о том, что представляет для вас несомненный интерес. О театре.

– Правда? – заинтересовалась Ориана, и Дэру очень не понравилась ее улыбка, обращенная к графу.

– Мэтью не рассказал вам о нашем плане поставить пьесу в Раштон-Холле?

– Он только начал говорить об этом, когда вы вошли.

– Популярность любительских спектаклей неудержимо растет, и молодежь в Чешире не избежала этой болезни. Скоро начнется мой ежегодный сезон охоты, вот Мэтью и Лайза и решили развлечь гостей драматическим искусством.

– Мы приспособим под театр оранжерею, – сказал Ориане Мэтью. – И хотим, чтобы вы помогли нам выбрать подходящую пьесу, а также руководили актерами.

– Я могу уехать из Лондона только после гала-концерта.

– Обещаем вам превосходные обеды, – сказал Раштон. – Охота на шотландских куропаток начинается двенадцатого августа, а мы будем охотиться каждый день. Мэтью очень высокого мнения о вашей способности руководить группой дилетантов.

– Мы с Орианой так и познакомились, – сообщил Дэру молодой человек. – Я выступал в любительской труппе, а она нам помогала. Послушайте, Анна, не будет ли забавно посягнуть на «Писарро»? У меня есть экземпляр, я купил в книжной лавке.

– Вы могли бы воспользоваться моим и сэкономить два шиллинга и шесть пенсов.

– У нас мало надежды на успех без вашего участия, – настаивал Мэтью.

– У моей подруги Харриот Меллон скоро появится время, – сообщила Ориана. – Она в Ливерпуле, это всего полдня пути от Раштон-Холла. Как член труппы театра «Друри-Лейн» она хорошо знакома с произведениями Шеридана и их постановками на сцене.

– Мы будем рады ее помощи, – вмешался в разговор граф. – Но музыку обеспечить можете только вы, Ориана. Мы отложим наше сборище до того времени, как у вас будет возможность к нам присоединиться.

Едва граф и Пауэлл удалились, Ориана прошлась в радостном танце по всей комнате. Остановилась возле зеркала и принялась перекалывать брошь Сент-Олбансов на другое место на корсаже.

Дэр подошел ей помочь. Прикалывая брошь, он просунул пальцы под корсаж и дотронулся до теплой кожи Орианы.

– За все годы, что я знаю Раштона, – сказала она, – он ни разу не предложил мне посетить его имение. Представить себе не могу, почему он так настаивал на этом сегодня.

Дэр не хотел, чтобы она думала о графе, в то время как его рука касалась ее тела. Скрывая от нее свою тревогу по поводу того, что она может снова его покинуть, он спросил:

– Ты поедешь?

– Без тебя не поеду, – ответила она и поцеловала его.

Глава 23

Созерцание расположенной на галерее библиотеки хозяина дома вызвало у Дэра желание поскорее дожить до того дня, когда его собственные библиотека и коллекция будут такими же представительными. Однако собрание его книг было не настолько обширным, что-бы потребовалось нанять библиотекаря, который составлял бы каталоги. Мистер Драйендер, ученый швед, прилежно разбирал стопку научных книг на письменном столе. Едва его помощник увел Дэра из узкой и длинной комнаты, библиотекарь возобновил свое занятие.

Сэр Джозеф Бэнкс препроводил гостя в свой кабинет, тесно заставленный книжными шкафами и украшенный портретами и бюстами знаменитостей. Широкое окно выходило во двор. Хозяин кабинета достал из ящика письменного стола, обтянутого байкой, трактат Дэра и уселся в кресло.

– Мне показалось весьма любопытным это ваше сочинение, – заговорил он, постукивая кончиками пальцев по крышке переплета. – Что побудило вас к его созданию?

– Постоянное, в течение всей моей сознательной жизни, восхищение родным островом и столь же неизменный интерес к его происхождению. Еще мальчиком я взбирался на горы, бродил по долинам, плавал вдоль скалистой и опасной для мореходов береговой линии. Много позже, уже взрослым человеком, я определил, что состав горных пород на острове, расположение геологических пластов и их плотность соответствуют тому, что я видел в Шотландии, когда путешествовал вместе с доктором Хаттоном и его коллегами.

Рассказывая о менторе, который вдохновлял и ободрял его, Дэр исподволь оглядывал кабинет.

– Болезнь помешала доктору Хаттону посетить наш остров, – говорил он, – и тогда он предложил мне самому заняться геологическими исследованиями. Собрав факты и изложив свои соображения, я заплатил издателю в Дугласе, и он отпечатал несколько экземпляров. Сочинение далеко еще не полно, я намерен сделать добавления к тексту и снабдить его иллюстрациями, которые подтвердят мои выводы.

– Надеюсь, что ваше увлечение не умерло вместе с Хаттоном.

– Нет, я только отложил работу на то время, пока строил виллу. Это, а также некоторые другие обстоятельства отвлекли меня от геологических исследований и описаний.

– Ваш вклад в научную литературу может вызвать полемику, – предупредил сэр Джозеф.

– Я был бы этому только рад. Мои выводы основаны на прямом наблюдении, и доказательства всем доступны. Мой остров невелик – тридцать две мили в длину и тридцать в ширину, – но он представляет собой блестящее подтверждение теории Хаттона. Он нашел ответы на свои вопросы у берегов Шотландии. Мой ответы ждут интересующихся у берегов острова Мэн, где ветры и морские волны разрушили верхний слой утесов и скал и обнажили их внутреннее строение.

Пытливые глаза слушателя следили за каждым движением Дэра с неотрывным вниманием.

– Вы придерживаетесь наиболее широко распространенной теории, которая утверждает, что все скалы поднялись со дна первобытного океана?

– Да.

– Но тогда вы вступаете в противоречие с утверждениями преобладающего большинства ученых-геологов, которые считают, что гранит первичен и является наиболее древним типом твердой породы, – заметил сэр Джозеф, возвращая Дэру его книгу.

– Я согласен с предположением Хаттона, который утверждает, что гранит имеет вулканическое происхождение. Любой образец гранита из вашей коллекции подтвердит мое суждение.

Баронет встал, подошел к шкафчику и вынул из выдвижного ящика коричневый камень величиной с кулак.

– Этот подойдет?

Дэр внимательно осмотрел камень. На нижней его стороне он увидел узкую прожилку белого кварца. Проведя по ней пальцем, он сказал:

– Гранит существовал, когда эти вот кристаллы формировались в трещине. Этот небольшой образец опровергает теорию, что кристаллические камни существовали раньше, чем все прочие.

Бэнкс положил камень обратно в ящик.

– Физические доказательства радикальных геологических теорий существуют, сэр, – продолжал Дэр. – Я наблюдал их сам. Но до знакомства с Хаттоном я не вполне понимал, что, собственно, я вижу.

– Мой личный гравер мистер Макензи мог бы оказать вам помощь, сделав гравюры с любых рисунков, какие вы пожелали бы включить в ваш трактат, – заговорил Бэнкс. – У него есть рабочая студия в этом здании, в полуподвале. Я согласен с тем, что вам следовало бы проиллюстрировать ваши открытия. Это было бы полезно. Я сам принимал участие во многих научных экспедициях и посылал исследователей во многие уголки земного шара с целью узнать все, что только возможно, о нашем обширном планетарном доме. Вы, как и ваш шотландский друг, помогли науке, не удаляясь на огромные расстояния от места вашего рождения. Некоторые знакомые мне геологи с интересом выслушали бы ваши доводы в защиту теории Хаттона. В ноябре возобновятся мои научные обсуждения по четвергам утром, так же как и мои регулярные воскресные обеды. Если вы все еще будете в Лондоне, я прослежу, чтобы вам посылали приглашения.

– Если я буду в Лондоне, – повторил Дэр, который был далеко не уверен в этом, – и получу приглашение, то сочту приятным долгом явиться.

– На наших встречах по четвергам за завтраком, – продолжал баронет, – присутствуют только мужчины, и разговор идет лишь о предметах научных либо идеологических. Обеды, хоть и не столь элегантные и изысканные, как у моей очаровательной соседки в доме на противоположной стороне площади, украшают своим присутствием и леди, а темы разговоров более общие. – Он встал и, потирая руки, неожиданно предложил: – Теперь, дорогой сэр, вы должны мне позволить взвесить вас. Когда вы снимете обувь и сюртук, прошу вас занять место на весах.

Дэр подчинился этому странному требованию и проследовал за хозяином к алькову, где был установлен аппарат. Он послушно опустился на сиденье, словно жокей в Ньюмаркете после скачек.

– Теперь я могу внести вас в список, – сказал баронет, доставая с полки солидную книгу в кожаном переплете. – Так. Корлетт, сэр Дэриус. Тринадцать стоунов, семь с половиной фунтов[16]. Для мужчины вашего роста вы очень худой.

По настоянию хозяина Дэр просмотрел записи в книге, сделанные в алфавитном порядке, и убедился, что вес всех обитателей дома Бэнксов с годами увеличивался – исключение лишь собака по кличке Мэб.

– Всего десять фунтов! – удивился Дэр. – Это, должно быть, очень маленькая собачка.

Дальше он обнаружил имена аристократов, писателей и гениев науки. Добавление его никому не известного имени к этому впечатляющему списку вызвало у него ощущение принадлежности к некоему избранному кругу.

Дэр пришел в этот дом, готовый отстаивать свои убеждения, а уходил оттуда с предложением доработать свой труд и подготовить его к публикации Королевским обществом. Принятие в члены этого общества вознесло бы его на вершину успеха, однако Дэр не питал слишком радужных надежд.

Ему не терпелось рассказать Ориане о встрече с сэром Джозефом, и он посмотрел на дом по другую сторону Сохо-сквер. Но Ориана находилась сейчас за рекой, в Воксхолле, и пела там вместе с Недом. Он должен сдерживать свое раздражение и не жаловаться на то, что ее профессиональные интересы порой противоречат его желаниям. Его счастье было построено на хлипком фундаменте, и Дэр не знал, с каким соперничеством ему еще придется столкнуться.

* * *
Желание Орианы сбежать из переполненного театра сдерживалось боязнью испортить удовольствие Неду Кроуи и чувством долга по отношению к ее друзьям Мику Келли и миссис Крауч, у которых была ложа в театре «Хей-маркет».

Нельзя сказать, что Ориане так уж не нравилась новая комедия «Дочь», которая шла сегодня на сцене, однако пьеса мало чем отличалась от многих подобных, и главным образом по этой причине Ориана не радовалась игре актеров – в отличие от Неда, который веселым смехом отзывался на каждую шутку.

«Настоящая жизнь совсем иная», – думалось ей, когда она аплодировала песенке, исполненной по ходу пьесы миссис Бонд. Увертки и ложь Тома Теверсала разбили ей сердце. Время залечило рану, но рубец от нее остался.

Назвавшись миссис Джулиан и скрыв свою профессию, Ориана поставила себя в трудное положение. Дэр к тому же узнал, что она Анна Сент-Олбанс, и это вызвало его гнев и недоверие к ней. По прошествии нескольких месяцев собственные ошибки казались Ориане более значительными, чем тогда, когда она их совершала, и совесть была отягощена более, чем это было в Ливерпуле.

Но если бы она тогда не отрекомендовалась респектабельной вдовой, Дэр не согласился бы сдать ей на месяц дом в Глен-Олдине. Целый месяц маскарада с самыми добрыми намерениями.

Их связь не проходила бесследно для ее нервов. Хотя Дэр редко бывал у нее в доме, они часто виделись тайком. Из-за того, что у них не было постоянного места для таких встреч, Ориана тосковала. Долгие часы после коротких тайных свиданий она грустно лежала без сна в своей одинокой постели.

Когда занавес упал в последний раз, Ориана и ее спутники немного поболтали о постановке. Ориана была признательна Мику Келли за его сердечное отношение к Неду и сказала ему об этом, едва Нед покинул ложу и подошел к торговцу фруктами.

– Сыну виноторговца не к лицу напускать на себя высокомерный вид, – весело блестя глазами, ответил Мик. – Юный Кроуи ровня мне по таланту, не правда ли?

– Сказать по правде, дорогой, – заметила с улыбкой миссис Крауч, – мастерство уроженца острова Мэн в игре на скрипке далеко превосходит твое.

– Его успех у слушателей Воксхолла очень велик, – сказала Ориана. – Он не привык к подобному вниманию, прожив столько лет на острове. Правда, он говорит, что такой тяжелой работы у него не было даже на руднике сэра Дэриуса Корлетта.

– Наше искусство требует немалых жертв, – согласился Мик. – Синьор Корри говорил мне, что вы прилежно готовитесь к поступлению в оперу. Я надеюсь, что вскоре вы займете достойное положение, которого заслуживает ваш певческий дар.

Теплая и столь цветисто выраженная похвала привела Ориану в хорошее расположение духа, а в ложу тем временем вошел граф Раштон.

– Как, вы все еще в городе, милорд? – удивилась Ориана. – Его величество назначил перерыв в работе парламента уже две недели назад. – Удивление ее возросло, когда следом за графом в ложе появился и Мэтью Пауэлл. – Разве вам обоим не нужно быть в Раштон-Холле?

– Меня задержало одно дело на Даунинг-стрит, – ответил его светлость.

– А я не мог бы расстаться с Лондоном, не выпив за ваше здоровье, – весело произнес Мэтью. – Давайте выйдем в буфет и выпьем по стаканчику вина.

Ориана подозревала, что Мэтью торчит в городе, чтобы хоть как-то уладить дела со своими долгами. Она встала с кресла и вышла вместе со всеми в примыкающий к ложам буфет, где продавали освежающие напитки и вино. – Моя дочь встретилась в Честере с мисс Меллон и пригласила ее руководить исполнителями ролей в пьесе, которую мы собираемся поставить в Раштон-Холле, – объявил граф. – Мы выбрали сатирическую комедию Шеридана «Критик», гораздо более подходящую для молодых леди и джентльменов, чем «Писарро».

– Хэрри великолепно справится с этим, – сказала обрадованная Ориана.

– Но нам тем не менее необходимо ваше музыкальное руководство, – вмешался Мэтью. – Присоединитесь ли вы к нашим развлечениям, если мы включим в состав приглашенных вашего cavaliere servante[17]?

Услышав этот беззаботно-веселый вопрос, Ориана мгновенно утратила свое безмятежное настроение.

– Не могу себе представить, кого вы имеете в виду, – пожала она плечами.

– Анна, Анна, – укоризненно произнес Мэтью, – вы отлично понимаете, что я имею в виду Корлетта с острова Мэн, которого вы подцепили во время своих путешествий.

Ориана неуверенно посмотрела на Раштона.

– Вы поддерживаете приглашение, милорд, или это всего лишь одна из обычных шуток Пауэлла?

– Я принимаю любой план, который обеспечит нам ваше присутствие в Раштон-Холле, – ответил граф.

– Не убеждена, что сэр Дэриус примет приглашение.

– Пари держу, что примет! – воскликнул Мэтью. Когда вечерние развлечения подошли к концу, Ориана и Нед попрощались с остальными участниками. Ориана вытерпела несколько замечаний миссис Крауч, вполне, впрочем, благодушных, по поводу того, что она в разгар лета надела длинный, да еще с капюшоном, черный шелковый плащ.

– Такова цена славы, – пошутил Мик. – Даже путешествуя по городу в ночной темноте, Анна Сент-Олбанс должна думать о сохранении инкогнито, чтобы ее не окружила толпа навязчивых почитателей.

Наемная карета доставила Ориану и бесконечно уставшего Неда в Сохо. Ориана высадила Неда у гостиницы Морланда, а сама поехала на Сохо-сквер. Попросила кучера остановиться у входа в парк, накинула на голову капюшон, плотно запахнула плащ и только после этого вышла из экипажа.

Их с Дэром встречи происходили так часто, как позволяла погода, и в такие вечера, когда у нее были выступления или светские выезды. Они придумали простой и удобный сигнал, если Ориана собиралась встретиться с Дэром, она с утра выставляла на ступеньки у входной двери дома горшок с цветущей пеларгонией, якобы для того, чтобы растение «подышало» свежим воздухом на летнем солнышке. В течение дня, направляясь к мебельщику или на встречу с гравером сэра Джозефа, Корлетт непременно проходил мимо ее дома.

Ориана достала из ридикюля железный ключ и отперла калитку. Высокая мужская фигура выступила из-за темных деревьев, и через секунду Дэр заключил Ориану в объятия. Небо было покрыто темными, тяжелыми облаками, которые, казалось, касались крыш домов, окружающих площадь.

Как только они очутились в своем тайном приюте, Дэр снова обнял Ориану и поцеловал.

– Прости, что я так поздно, – извинилась Ориана, услышав, как часы на колокольне церкви Святой Анны пробили час ночи. – Неду хотелось посмотреть пьесу, и я не решилась убежать из театра до окончания спектакля, чтобы не испортить ему удовольствие. А потом мы никак не могли отделаться от Мика Келли, он говорил, говорил...

Дэр прервал ее объяснения еще одним поцелуем.

– Я видел тебя гораздо больше до этой злосчастной поездки в Ньюмаркет, – посетовал он.

– Ты видел меня чаще, – возразила Ориана, подчеркнув последнее слово. – Но до нашей ночи в Саффрон-Уолдене ты видел не слишком много.

– Я хотел бы сейчас увидеть тебя всю, каждый чудесный дюймик. – Прижав ее к себе, он попросил горячо: – Поедем со мной в Дептфорд. Местечко не слишком романтичное, но мы хоть будем снова делить с тобой постель.

Ориана кивнула:

– Я поеду с тобой. А ты поедешь в Чешир? Раштон и Мэтью были сегодня вечером в «Хеймаркете» и подтвердили приглашение, которое относится и к тебе. Дэр, это три дня дороги в Раштон-Холл и три дня обратно в Лондон.

– Шесть ночей мы будем спать вместе, – хрипло проговорил он. – Когда мы уезжаем?

Негромко рассмеявшись, она ответила:

– Даже не в следующем месяце.

Дэр застонал и выразил свое нетерпение жаркими, отчаянными поцелуями.

– От этих встреч украдкой с ума можно сойти.

– Я понимаю. – Ориана вздохнула. – Но это необходимо.

– Так ли? Мэтью видел, как мы целовались. Граф невероятно проницателен, он определенно подозревает правду.

– Надеюсь, что нет. Во всяком случае, ни тот ни другой не станут сплетничать обо мне.

Она положила голову на грудь Дэру и сказала:

– Мне жаль, что я вынуждаю тебя быть скрытным и осторожным, это не в твоем характере.

– Ты этого стоишь, Ориана. И я вознагражден с лихвой. – Он просунул руку под плащ и погладил ее обнаженные плечи. – Мы учимся друг у друга. Я учу тебя добродетели прямоты, а ты доказываешь мне ценность скрытности.

Он продолжал ласкать ее, и Ориане до боли хотелось, чтобы они отдавались друг другу в месте более уединенном чем Сохо-сквер, и более личном, чем номер в гостинице.

Глава 24

Пока зрители любовались в антракте чудесами Большого Каскада, Ориана, сидя в так называемой зеленой гримерной Воксхолла, смягчала уставшее горло чаем с лимоном, а Нед, держа в руке кружку портера, высказывал свое суждение об их совместном выступлении в первом отделении музыкальной программы.

Окинув взглядом свой фрак с блестящими медными пуговицами и золотым кантом на рукавах и карманах, он заявил:

– Я выгляжу не хуже любого джентльмена с нашего острова. Что сказали бы Том Лейс и другие наши ребята, если бы увидели меня сейчас?

– Они пожелали бы тебе успеха, – ответила Ориана. – Твоя работа здесь менее тяжелая, чем на руднике Корлетта. И платят лучше.

– Да, но что я буду делать с такой красивой одеждой, когда мы вернемся домой?

Холодные пальцы страха стиснули горло Орианы, на минуту лишив ее возможности говорить. Овладев собой, она спросила:

– Сэр Дэриус упоминал о возвращении на остров?

– Он говорит, что «Доррити» будет готова отплыть через несколько недель. С полным грузом. Комнаты мейнштира Дэра битком набиты мебелью, просто пройти невозможно. Каждый день в гостиницу присылают новые вещи.

Если бы отъезд Дэра был близок, он не согласился бы сопровождать ее в Чешир. Насколько Ориана успела его узнать, он никогда не отступал от принятого решения. Дэр не упускал возможностей, не оставлял места для колебаний, просто действовал в соответствии с принятым решением. И за все время их короткого пребывания в Дептфорде, где ремонтировали его судно, он ни разу не дал понять хотя бы намеком, что собирается уехать из Англии.

А если и уедет, то вернется. Рано или поздно.

На то время, пока она сама будет в Раштон-Холле, Нед останется в Лондоне. Его популярность в Воксхолле в сочетании с горячей рекомендацией Орианы обеспечила Неду приглашение от владельца одного из лондонских театров. Мистер Хьюджес предложил скрипачу с острова Мэн ангажемент на две недели для выступлений с исполнением национальной музыки в «Садлерз-Уэллз»[18].

Прикончив свое пиво, Нед произнес сочувственно:

– Вам, наверное, жаль пропускать фейерверк.

Ориану ожидали в ближайшем будущем совсем другие фейерверки. Испепеляемая предвкушениями, она ответила:

– Для меня ночь гала-концерта не новость. Ведь я пою на этой сцене с десяти лет.

Она ничуть не жалела о своем раннем отъезде, зная, что Дэр и почтовая карета ожидают ее у входа в увеселительный сад. Как только Ориана споет на бис – а в вечер, закрывающий сезон, публика непременно того потребует, – они поспешат в гостиницу «Красный лев» в Барнете, всего в десяти милях от Лондона.

Во второй половине дня нагруженная необходимым багажом карета, в которой находились Сьюк Барри и Джонатан Уингейт, покинула город. Профессиональная дружба Уингейта с мистером Ламли была искренней, но Ориана чувствовала, что главной притягательной силой для Уингейта в ее доме была Сьюк, которая в свою очередь тоже была счастлива его видеть. Убежденная, что ее горничная и слуга джентльмена вступили в романические отношения, Ориана воздерживалась от замечаний. Из-за серьезных намерений Уингейта могли произойти определенные осложнения, однако Ориана знала на собственном опыте, насколько неприятны в таких случаях расспросы и постороннее вмешательство.

Слуги, несомненно, радовались путешествию в Чешир не меньше, чем их хозяева, и Ориана верила, что они будут благоразумны.

* * *
Дэр сгорал от нетерпения поскорее покинуть Воксхолл. Он переживал разочарование каждый раз, когда в воротах показывалась не та человеческая фигура, которую он так надеялся увидеть. Концерты Орианы обычно заканчивались в одиннадцать часов. Но она не появилась к этому времени в условленном месте, где их ждала карета, значит, ее что-то задержало.

Дэр полагал, что условия в «Красном льве» намного лучше, чем в дептфордском «Якоре». Самый грязный город в Англии мог похвастаться и самой грязной гостиницей в стране. Ориана проявила полнейшую терпимость по этому случаю и не жаловалась, но предоставленная им безмерно убогая угловая комнатенка, несомненно, оскорбляла ее чувства и была недостойна ее высокого происхождения. Они провели бы более приятную ночь на борту «Доррити», если бы в каюте не так сильно воняло свежей краской и если бы команда не находилась на борту.

Покинув карету и отправившись на поиски своей отсутствующей леди, Дэр подошел к кирпичной стене, огораживающей увеселительный сад. Начали взрываться ракеты, и скоро над вершинами деревьев показались россыпи разноцветных искр. Запах сгоревшего пороха напомнил Дэру о тех многочисленных случаях, когда он, стоя на безопасном расстоянии, ожидал, когда земля содрогнется от взрыва, открывающего проход к новому стволу шахты.

Множество средств передвижения запрудило дорогу – от дешевых наемных карет до модных и дорогих личных экипажей. Оказавшись у входа, которым пользовались устроители развлечений, Дэр стал свидетелем изгнания изрядно помятого джентльмена, громко протестовавшего против такого обращения.

– Не приставайте больше ко мне, сэр, – посоветовал скандалисту привратник. – Иначе я позову констебля и обвиню вас в нарушении порядка. Мистер Симпсон велел мне вернуть вам деньги, и это достаточно справедливо, не так ли? Если вы перейдете на противоположную сторону проезжей дороги, то сможете оттуда полюбоваться фейерверком.

– К дьяволу вашего мистера Симпсона! – прорычал нарушитель спокойствия, обхватив обеими руками колонну, чтобы устоять на ногах. – И к дьяволу ваши деньги и ваши фейерверки. Мне нет до них дела!

Он сделал несколько шагов, упал и застонал от боли, ударившись о булыжную мостовую.

Привратник, исполнив свой долг, ретировался. Проходящие мимо люди не обращали на пьяного джентльмена никакого внимания, разве что бросали на него осуждающие взгляды.

Дэр подошел к нему и, чтобы помочь подняться, взял мужчину за локоть, но тот рывком сбросил его руку.

– Убирайся!

С трудом встав на ноги, пьяный поплелся к проезжей дороге. Оступаясь на каждом шагу, он слонялся между экипажами, вызывая брань и насмешки кучеров.

Дэр подумал, что вот-вот может произойти несчастный случай. Не желая быть пассивным свидетелем несчастья, он снова подошел к пьяному.

– Оставьте меня в покое, – бросил мужчина через плечо.

– Найти для вас карету, которая отвезла бы вас домой?

– Это было бы для меня большой удачей.

Дэр поспешил удержать джентльмена, чтобы тот снова не грохнулся на мостовую.

– Осторожнее. Вы приехали сюда один?

– Я потерял в толпе своего друга. Он, должно быть, подцепил какую-нибудь шлюху на одной из темных дорожек. А мне не повезло. Нашел себе пухленькую девчонку, а она начала со мной кокетничать, чтобы содрать побольше денег. Когда же я прижал ее руку к своему орудию, подняла визг и влепила мне пощечину. – Мужчина потер скулу. – Это же самое настоящее нападение. А пинком под зад выгнали меня. – Повесив голову, он забормотал: – Не надо было мне приходить. Но я хотел снова увидеть ее. Было объявление в газете, что она выступает здесь. – Он еще ниже опустил голову, уткнув подбородок в грудь. Речь его сделалась невразумительной. Внезапно он оживился, выпрямился и спросил: – А вы-то, черт возьми, кто такой?

– Я новичок в Лондоне. Там, где я живу, мы помогаем людям, попавшим в беду.

– Тогда скажите мне, есть здесь поблизости пивная? Это явно было не то место, в котором он нуждался именно сейчас, но Дэр не стал говорить ему об этом, не желая вступать в пререкания.

– Есть неподалеку от пристани, там собираются лодочники.

Мужчина рванулся вперед.

– Куда же вы?

– Прямиком в ад, будь ты проклят! Альтруистический импульс оказался для Дэра сильнее желания повернуться и уйти после нанесенного ему пьяным болваном оскорбления. Он догнал удаляющегося неуверенными шагами мужчину.

– У вас что, нет другого дела, как только ходить за мной?

– Есть. – Дэр бросил взгляд на ожидающую его карету, фонари которой мерцали в темноте. – Но вам не стоило бы в таком состоянии бродить здесь одному. Какими бы серьезными ни казались вам сейчас ваши неприятности, завтра вы посмотрите на них иными глазами.

– Много вы знаете об этом! – выпалил мужчина. – Уж не думаете ли вы, что я собираюсь утопиться? Она этого не стоит. И никогда не стоила.

Дэр сомневался, что слово «она» относится к визгливой шлюшке.

– Полагаю, у вас было назначено свидание в Воксхолле, и что-то ему помешало.

– О, я видел ее – на расстоянии. Не хотел показываться ей на глаза. – Пьяный пожал плечами и добавил: – Хотя вряд ли она узнала бы меня. Три года жизни в деревне, не говоря уже о неприятностях в семейной жизни, сделали свое дело. Я уже далеко не тот мужчина, каким был до того, как моя нынешняя супруга разрушила восхитительное существование холостяка. – Циничный взгляд говорящего уставился на Дэра, взлохмаченная голова игриво склонилась набок. – Что вы о ней думаете? Первоклассная штучка, верно?

– Ваша жена?

– Сент-Олбанс. Сладчайшая Анна, Сирена Сохо. Дэр не собирался обсуждать достоинства Орианы с пьяным пошляком и ограничился одной нейтральной фразой:

– Она чрезвычайно талантлива.

Улыбка незнакомца была весьма выразительной.

– Более талантлива, чем вы можете вообразить. Мне понадобилась уйма времени, чтобы ее добиться, но все же я в этом преуспел. Чуть ли не все мужчины в Лондоне увивались за ней, но соблазнил ее только я один.

Дэр был далек от того, чтобы хоть на секунду поверить столь явно лживому хвастовству. Поток сладострастных реминисценций, который последовал за этим заявлением, был результатом чересчур разгулявшегося воображения пьяного обожателя. Дэр был рад, что успел увести мужчину подальше, до того как Ориана вышла из ворот сада.

– Я просто с ума сходил от желания обладать ею, – продолжал пьяный. – Совсем лишился рассудка и не думал о том, что уже помолвлен с девушкой из знатной семьи и от меня ожидают воспроизведения здоровых и сильных внуков для хлипкого герцога.

– Вы не единственный, кто потерял голову из-за мадам Сент-Олбанс.

– Да. Но я единственный, кем она увлеклась.

«Пустая болтовня», – убеждал себя Дэр. Если выстроить в одну шеренгу всех мужчин, которые домогались Анны Сент-Олбанс, эта шеренга вытянулась бы вовсю длину Британии, от одного ее конца до другого. Ориана со всеми обращалась одинаково, будь то принц, пэр или простой человек. Дэр был свидетелем ее поведения в Гайд-парке, Воксхолле и у нее в гостиной. Везде она проявляла свое очарование и любезность. Этот джентльмен, потеряв голову от желания обладать ею, принял обыкновенную вежливость за поощрение его домогательств.

– У нее был мужчина до меня, я точно знаю, что не был первым. Она хотела меня так же сильно, как я ее, хоть и прикидывалась равнодушной. Мое предложение выйти за меня замуж сломило ее сопротивление. Я имел честь спать с ней раз в неделю. – Развернувшись, пьяный ухватил Дэра за лацканы сюртука. – Когда я вонзил свой меч в нее первый раз, ей это пришлось по вкусу. Если она выражала недовольство из-за оттяжки нашей свадьбы, я дарил ей драгоценные безделушки. Эти чертовы бриллианты стоили мне целое состояние. Все это продолжалось до тех пор, пока она не узнала о моей нареченной. Она перестала со мной встречаться. Отказалась наотрез. Ее план подцепить мужа провалился.

По сути дела, все бессвязные тирады напившегося в доску человека полностью соответствовали тому, что рассказывала Ориана о своей несчастной любви.

– Теперь она разъезжает по городу, как делала это всегда, и выступает на сцене. Мне говорили, что она отдается как шлюха любому, кто попросит.

– Не стоит верить всему, что вы слышите, – резко проговорил Дэр.

Назвать кого-то лжецом – особенно когда этот кто-то пьян, – значило бы ввязаться в ссору, а то и в драку. Ничего хорошего из этого не вышло бы, хотя Дэру до смерти хотелось стереть грязную ухмылку с лица этого типа одной крепкой затрещиной.

– Верьте мне, я знаю об Анне Сент-Олбанс куда больше, чем вам когда-либо придется узнать. Я могу вам такое рассказать...

– Не надо, – оборвал пьяного Дэр. – Вы об этом пожалеете. Кстати, как ваше имя?

– Теверсал. Муж леди Пенелопы и зять герцога Уилминстера.

– Томас Теверсал?

– Др... друзья называют меня Томом. Вы тоже можете.

Дэр не собирался вступать в дружеские отношения с негодяем, который обманул Ориану, бросил и дополнил свои жестокие поступки тем, что болтал с первым встречным об их связи.

Теверсал прижал ладонь ко лбу.

– Я не могу пойти на Сохо-сквер, слуги меня прогонят. Это было ее последнее в сезоне выступление в Воксхолле и мой единственный шанс повидаться с ней снова. Не следовало пить так много шампанского, но я очень нервничал.

– Полагаю, вы протрезвеете задолго до того, как вам доведется встретиться с мадам Сент-Олбанс, – заметил Дэр. – Кстати, мне известно отличное лекарство от похмелья.

– Поделитесь со мной, и я ваш вечный должник.

– Охотно. – Со зловещей усмешкой на устах Дэр повел Теверсала к реке. – Сделайте глубокий вдох.

Одним мощным толчком он отправил этого предателя в Темзу. Подождал, пока над водой покажется мокрая отплевывающаяся голова, и крикнул:

– Холодная вода – запомните на будущее.

– Ублюдок!

Дэр обратился к одному из лодочников, которые толклись поблизости:

– Бросьте ему веревку.

– Ладно, хозяин.

– Я чуть не утонул! Ты за это поплатишься! – орал Теверсал, все еще отплевываясь. – Тебе от меня не уйти, подонок! Я узнаю, кто ты такой и где живешь. Мои друзья навестят тебя завтра! Держи пистолеты наготове!

Не обращая внимания на эти вопли, Дэр удалился, предоставив Теверсала заботам лодочников, которые уже бросили ему канат. Вероломный Томас оказался еще большим ослом, чем можно было себе вообразить. По дороге к аллее, где стояла карета, Дэр поздравлял себя с тем, что уберег Ориану от нежелательной и неприятной встречи.

В окне кареты показалась рука в перчатке и поманила его к себе. Дэр ускорил шаги.

– Где ты был? – спросила Ориана.

– Бродил по набережной. Предполагал, что ты задержишься.

Ориана вздохнула.

– Пришлось три раза бисировать, а потом мистер Симпсон произнес одну из своих пространных речей, объясняя, как он доволен моими выступлениями в этом сезоне. Я ему, разумеется, признательна, но мне ужасно хотелось удрать поскорей. Нед остался смотреть фейерверк – видел бы ты его физиономию, когда взорвалась первая ракета.

Как всегда после концерта, Ориана была разговорчива, энергична и приятно возбуждена. Дэр не мог испортить ей настроение, рассказав о Томасе Теверсале.

Подробное описание концерта Ориана заключила упреком самой себе:

– Я слишком много болтаю. Расскажи, какие новости у тебя.

– Мне особо нечем поделиться. Правда, получил известия из Суффолка. Отчет о тренировках Пламенной, об успехах, достигнутых в этом деле Ником Кэттермоулом, главным тренером герцога Хафорда. Кобыла уже не хромает и участвует в утренних пробежках галопом.

– Какие расстояния она при этом проходит?

– Пять миль.

– Это многообещающий успех.

– С нее сгоняют пот раз в неделю. Что это значит?

– Это повышает выносливость. Конюх кладет лошади на спину и на круп теплые попоны, а жокей отправляется с ней на большую и трудоемкую пробежку. Потом ее помещают в затененное укрытие, чистят скребницей и сушат, прежде чем очень медленно и осторожно отвести обратно в конюшню.

– Надеюсь, она этому не противится. Я бы на ее месте противился.

– Ей такой режим привычен.

– Кэттермоулу следовало бы писать отчеты тебе, – усмехнувшись, сказал Дэр. – Я в этом деле совершеннейший профан, не понимаю его решений и не могу оценить его действия. Кроме того, эта лошадь должна принадлежать тебе. Я знаю, что ты отказываешься принимать подарки, но прошу тебя, сделай на сей раз исключение.

– Если Мик Келли выполнит свое обещание принять меня в оперный театр, мои доходы удвоятся. Я могла бы себе позволить приобрести Пламенную, но я женщина и не имею права состоять в скаковом клубе и выставлять лошадь на скачки от своего имени, поэтому лошадь не сможет использовать свой шанс и проявить себя. – Ориана положила на колено Дэру свою ладонь. – Я взвалила на тебя слишком много обязанностей. И расходов.

– Пустяки. Мне не на что жаловаться.

– Когда я узнала, что Берфорд продает лошадь, я не могла и мысли допустить, что она перейдет в руки кому попало. Многие владельцы лошадей готовы добиваться победы любой ценой, а их конюхи и тренеры ведут себя соответственно. Если Пламенная победит на следующих скачках, герцог Хафорд может взять ее к себе. Находиться в конюшне Маултон-Хиса – счастье для любой лошади.

– Или я мог бы взять ее в Скайхилл. Ты возражала бы против такого решения?

На красивом лице Орианы промелькнули выражение тревоги, но тотчас исчезло.

– Возражала бы только в том случае, если бы ты использовал ее для работы на руднике.

– Разумеется, нет. Ее заботливо выращивали и лелеяли совсем не для этой цели.

Ориана погрузилась в долгое молчание. Дэр обнял ее за плечи и прошептал на ухо некое предложение.

– В гостинице, – отвечала она.

Ее не расположенность встревожила Дэра. Он принимал загадочный ритуал с лимоном как необходимую прелюдию к любовной близости и старался уважать прагматизм Орианы. Возможно, она не хочет зачать от него ребенка, потому что относится к их связи как к недолговременному эпизоду или же опасается, что рождение ребенка повредит ее карьере. Но ведь она сама призналась, что с Теверсалом она не предпринимала подобных предосторожностей, и это уязвляло самолюбие Дэра.

– Ты сердишься? – спросила она. Дэр помотал головой.

– Движущаяся карета гораздо менее удобна, чем матрас, – произнес он и погладил Ориану по щеке, чтобы показать, что не сердится. Ему хотелось узнать, о чем она думает, сидя вот так молча, с сосредоточенным лицом.

Выглянув из окна, Ориана сказала:

– Мы доехали до Ислингтона – и позже, чем я ожидала. Сьюк сделает мне замечание за опоздание.

– Она будет тебя дожидаться?

– Я не просила ее об этом. Она будет спать в отдельной комнате, не в моей. Я буду одна.

– Нет, не одна, – возразил Дэр, крепко сжимая ее талию.

Улыбка Орианы была многообещающей, и у Дэра стало легче на душе.

Они проехали еще некоторое расстояние, и он заметил:

– Уингейт проявляет особое внимание к девушке. Поощряет ли она его ухаживания?

– Уверена, он ей нравится. Но она не молоденькая девушка, я старше всего на год. Я никогда не вмешиваюсь в личную жизнь моих слуг, но если твой слуга намерен соблазнить Сьюк, то я вмешаюсь. Хочу уберечь ее от тех мук, какие сама перенесла после того, как Томас...

Ориана тряхнула головой, как бы отбрасывая ненужные воспоминания.

Завершая неоконченную фразу, Дэр сказал:

– После того, как Томас Теверсал предал тебя. Ориана взглянула на него, прищурив глаза.

– Мне неприятно говорить о нем.

– И все-таки выслушай меня. Дело в том, что я встретил Теверсала менее чем час назад. Он знал, что ты сегодня выступаешь в Воксхолле, и подстерег бы тебя, если бы привратник не выпроводил его за нарушение порядка.

– Он хотел меня видеть? – Ориана откинулась на подушки, лицо у нее исказилось от страха. – Если ты плохо подумаешь обо мне из-за того, что я увлеклась подобным субъектом, то единственным извинением для меня может служить лишь одно, он ловко скрывал свою истинную суть.

– Жаль, что ты не видела его пьяным до безобразия, – почти весело произнес Дэр. – Три года назад он, может, и выглядел энергичным и соблазнительным молодым человеком, но сегодня вечером Томас Теверсал являл собой зрелище горького пьяницы, который был не в состоянии даже говорить членораздельно. Надеюсь, что купание в Темзе отрезвило его.

– Дэр, неужели ты это сделал?!

– Сделал, а он вызвал меня на дуэль, которая стала бы сенсацией для прессы, если бы состоялась. Я знаю, что ты ненавидишь подобные скандалы, но не пугайся, я не сообщил ему, по какой причине он вывел меня из терпения.

В его представлении я такой же посторонний человек тебе, как и ему. – Увидев, что Ориана в тревоге сжала руки, Дэр добавил: – Наверное, не стоило рассказывать тебе об этом.

– Я рада, что ты это сделал.

– Вид у тебя далеко не радостный.

– Томас должен был находиться не в Лондоне, а в Уилтшире, где тесть старается удерживать его. Мэтью Пауэлл делится со мной всеми сплетнями, не зависимо от того, касаются они меня или нет. Думаю, что за те недели, которые ты провел в Лондоне, ты услышал не одну сплетню обо мне. Дэр не стал возражать.

– Но я знаю правду, Ориана, – сказал он. – Я забеспокоился лишь в первый день моего пребывания в Лондоне, когда этот чертенок Мертон Прингл заявил мне, что ты безнравственная и испорченная особа, и пропел мерзкую песенку.

– А, про птичку по имени Анна Сент-Олбанс! – неожиданно весело воскликнула Ориана и пропела несколько первых слов, но Дэр ладонью закрыл ей рот:

– Не надо.

Она послушно умолкла, опустила руку на его колено, помолчала, потом заговорила медленно и печально:

– У меня не осталось радостных воспоминаний, связанных с Томасом. Он убил мою любовь к нему и растоптал гордость. Очень долгое время даже его имя, произнесенное кем-то, причиняло мне мучительную боль. – Ориана положила руку Дэру на грудь и сказала: – Что бы ни ждало нас в будущем, Дэр, я никогда не пожалею, что узнала тебя.

Эти слова не принесли Дэру радости,потому что отчаяние, сквозившее в ее поцелуе, причинило ему боль, ищущие губы Орианы пробудили в его сердце неуверенность и страх, и он не мог уяснить, почему это так.

Глава 25

«Раштон-Холл, – решила про себя Харриот Меллон, – должно быть, самое культурное место в Англии». Высокородная леди Лайза Кингсли оказалась такой любезной хозяйкой, о какой только может мечтать гостья, а надменность ее отца почти не проявлялась здесь, в его родовом поместье. Повседневная жизнь в их прекрасно устроенном доме проходила по раз и навсегда установленному распорядку. Домашняя прислуга исполняла свои обязанности с бодрой готовностью, женщины носили аккуратные платья, мужчины – ливреи. Каждая просьба Харриот исполнялась так, словно и она была знатной леди, а не актрисой общедоступного театра. И что самое удивительное, ее раздражительная, вечно брюзжащая матушка сильно смягчилась, и каждый день проходил теперь без ядовитых замечаний и брани.

Чаша удовольствия Харриот переполнилась до краев, когда приехала Ориана. Хэрри получила приятное известие во время репетиции и на радостях отпустила всех исполнителей до конца дня. Веселой толпой они выбежали из оранжереи и поспешили через парк к дому встречать новоприбывших гостей.

Харриот не терпелось увидеть Ориану и ее поклонника с острова Мэн в первый раз вместе, однако ее ждало разочарование, певица и Сьюк Барри приехали в одной карете, а баронет со своим камердинером – в другой. Лорд Раштон, который по случаю приезда Орианы не отправился нынче на охоту, приветливо улыбнулся гостье и вежливо наклонил седеющую голову.

Леди Лайза с привычной уверенностью представила Ориану гостям и друзьям из соседних поместий, а потом сказала:

– А вот и наша дорогая мисс Меллон, которая взяла на себя неблагодарную задачу превратить нас в Сьюэтов, Кемблов и Джорданов[19].

– Ну и как продвигается ваша постановка? – спросила Ориана у Хэрри.

Той, видимо, не хотелось отвечать слишком прямо и откровенно, и она ограничилась тем, что сказала:

– Я дала леди и джентльменам советы, как общаться на сцене во время действия и двигаться, определила мизансцены. С ними гораздо легче работать, чем с профессиональными актерами, и они гораздо терпимее.

Мистер Пауэлл обратился к Ориане:

– Соблаговолите ли вы усладить слух нашей аудитории исполнением ваших песенок с острова Мэн?

Граф отверг этот план с непреклонной твердостью в голосе:

– Мадам Сент-Олбанс петь не станет.

– Но музыка чрезвычайно важна в этой пьесе, – возразила леди Лайза, глядя на отца серьезными карими глазами. – В режиссерских указаниях говорится, что выходы Тильбюрины сопровождаются негромкой музыкой. В конце последней сцены все участники поют хором «Правь, Британия»[20]. А для заключительной торжественной процессии нам нужны «Музыка на воде» Генделя и марш.

Ее нареченный произнес недовольно:

– Мы выписали из Лондона одну из лучших клавесинисток, вот и пусть она исполняет всю эту музыку.

Ориана быстро уладила недоразумение:

– Не волнуйтесь, я это сделаю. Пусть это будет мой личный вклад в общее дело, поскольку его светлость не желает, чтобы я взяла на себя активную роль или исполняла какие-либо песни.

– Такое ограничение кажется мне странным, – заявил мистер Пауэлл.

Граф не обратил на его слова ни малейшего внимания и обратился к Ориане:

– Моя дочь покажет вам вашу комнату и позаботится о том, чтобы вам было удобно. Мы надеемся, что ваш первый визит в Раштон-Холл оставит у вас приятные впечатления.

Леди Лайза повела Ориану и Сьюк вверх по лестнице, граф удалился в библиотеку, молодежь разбежалась кто куда. Мистер Пауэлл не пошел играть на бильярде вместе с другими молодыми людьми и остался в холле с Харриот.

– Анна должна петь, и я уверен, что она этого хочет. Что вы думаете о королевском указе Раштона?

– Ему кажется неправильным, чтобы профессиональные артисты выступали перед знатью.

– Но это абсурд.

– Так устроен мир. Ваш мир, сэр, – откровенно высказалась Харриот. – Ориана, как и я, служит профессии, которая не пользуется особым уважением.

– И вы не имеете ничего против подобного предубеждения? А она?

– Я знаю свое место, – ответила Хэрри, не желая признаваться, что стремится улучшить свое положение. – Мой отец не был герцогом, так же как и мой двоюродный брат. В отличие от Орианы я вправе находиться только по одну сторону рампы.

Харриот старалась создавать видимость, что покорна своему жребию, однако неделя пребывания в Раштон-Холле продемонстрировала ей богатую и роскошную жизнь, которой она завидовала и ничего не могла с этим поделать. Работая в провинциальных театрах, она пользовалась покровительством местных торговцев и деревенских сквайров, ее порой приглашали на прогулку в карете или на чай. Дома, в которых она бывала, производили прекрасное впечатление, но им не хватало величия и блеска того дома, где она находилась сейчас.

Мэтью Пауэлл произнес с усмешкой:

– Готов держать пари, что присутствие Корлетта не улучшит настроения его светлости. Нам предстоит весьма увлекательная неделька, мисс Меллон.

– Вам, сэр, лучше бы побеспокоиться о том, как произносить ваши реплики во второй сцене первого акта.

– Я постоянно делаю ошибки, да? – отозвался он без особого огорчения. – Надеюсь, вы на меня не сердитесь? Разумеется, не сердитесь, вы слишком добры для этого.

– Я порепетирую с вами, – любезно предложила она, протягивая руку к пачке страничек, которые держал Мэтью. Он не успел ответить – леди Лайза спускалась по лестнице, и глаза их встретились. – А еще лучше, если вы попросите сделать это ее светлость.

– Да, это замечательное предложение, – пробормотал Мэтью, отходя от Харриот.

Уверенность Харриот, что помолвленная чета питает искреннюю взаимную любовь, была поколеблена уже в первый день ее пребывания в Раштон-Холле в качестве руководительницы импровизированной театральной труппы. Леди Лайза, которая исполняла роль пародийно-смешной героини пьесы Тильбюрины, играла гораздо лучше, когда находилась на сцене одна, а не в обществе своего жениха. А мистер Пауэлл, всегда такой веселый и оживленный, когда бывал на Сохо-сквер, здесь выглядел явно подавленным.

– Неприятности в раю? – спросила Ориана, когда Харриот поделилась с ней своими наблюдениями. – Трудно себе представить, что это всерьез. Мэтью до безумия увлекся леди Лайзой больше года назад. А она не прилагала бы столько усилий, чтобы преодолеть предубеждение отца против этого брака, если бы не любила Мэтью.

– Какие же возражения были у графа?

– Отсутствие у Пауэлла денег и его маниакальная страсть к театру. Из него вышел бы великолепный актер, если бы он не родился джентльменом. – Ориана обратилась к своей горничной: – Отнеси мое голубое платье в прачечную, чтобы его подготовили к сегодняшнему вечеру. А завтра с утра мне понадобится белое муслиновое.

– По-моему, это новые? – спросила Харриот, когда Сьюк, перебросив через руку требуемые наряды, удалилась из спальни.

– Я была очень расточительна этим летом, придется в следующие несколько месяцев экономить.

– Сэр Дэриус не снабжает тебя деньгами?

– Бог мой, конечно, нет! Я не приняла бы у него деньги, даже если бы он предложил.

– О, вот как. – Тем не менее у Харриот не было и тени сомнения, что отношения подруги с Корлеттом носят интимный характер. Ориана никогда не выглядела такой красивой, как сейчас, она просто вся светилась счастьем. После неловкой паузы Харриот сказала: – Я видела его в Ливерпуле после того, как ты уехала в безумной спешке. Если бы такой мужчина, как он, ухаживал за мной, я вряд ли смогла бы ему отказать.

Ориану эти слова рассмешили, она легонько ущипнула подругу за румяную щечку.

– Смотри, как бы твоя маменька не услышала этих твоих слов.

– Если бы он попросил тебя выйти за него замуж, ты согласилась бы?

– Он не попросит, – уже без улыбки ответила Ориана.

– Ты так уверенно говоришь об этом.

– А я и уверена.

Ориана не хотела бы признаваться в этом, но ее удивило бы, если бы Дэр остался в Англии после октябрьских скачек в Ньюмаркете. Она не забыла о высказанном им предложении увезти Пламенную в Скайхилл, если та не победит на состязаниях.

Хэрри произнесла несколько разочарованным тоном:

– Мне показалось, что сэр Дэриус не похож на других мужчин из тех, кто оказывал тебе внимание.

– О да, он не такой, – с жаром откликнулась Ориана. – Он не похож ни на одного из тех, кого я знала. Если Мик Келли предложит мне место в оперном театре, я получу все, чего хотела.

– За исключением мужа.

– Я не слишком уверена, что он мне нужен. – Ориана достала из своего маленького чемоданчика несколько нотных тетрадей. После разрыва с Томасом только пение и утешало ее. Если она потеряет Дэра, у нее останется надежда, что по воле провидения она возвращается на сцену театра «Ройял». Перебирая ноты, она сказала Харриот: – Я привезла с собой все музыкальные пьесы, пригодные для аккомпанемента, сопровождающего действие спектакля. Признаться, мне очень хотелось бы посмотреть на Мэтью в роли мистера Пафа.

– Мистер Шеридан аплодировал бы его игре. Он очень подходит для этой роли и относится к делу серьезнее, чем остальные исполнители. Для них участие в представлении не более чем игра. Но леди Лайза в роли Тильбюрины выглядит лучше других молодых леди. Некоторым джентльменам приходится исполнять по две роли, так что если сэр Дэриус захочет присоединиться к нашей компании, мы найдем ему роль.

– На мой взгляд, он предпочтет проявить себя в менее заметной деятельности.

– Боюсь, что нам понадобится хороший суфлер, – призналась Хэрри. – Джентльмены предпочитают охоту разучиванию текста ролей, а молодые леди очень много болтают, и все больше о джентльменах. Если бы они работали в театре «Друри-Лейн», их жалованья едва бы хватало на уплату штрафов за опоздания и неаккуратное исполнение обязанностей.

В комнату величественно вплыла миссис Энтуистл. Она небрежно поздоровалась с Орианой и тотчас высказала краткое суждение, суть которого заключалась в том, что эта комната более роскошна, чем комната ее дочери.

– Здесь шторы из дамаста, а не из ситца, а полог у кровати точно такой же, как в спальне у леди Лайзы. Полагаю, я не ошибусь, если скажу, что это скорее всего комната покойной леди Раштон.

– У меня прекрасная комната, мама, – сказала Харриот.

– Пощипай себе щеки, детка, и поправь ленты в волосах. Приехал изысканный джентльмен со своим слугой, постарайся выглядеть как можно лучше.

Хэрри с Орианой обменялись многозначительными взглядами, прежде чем дочь ответила матери:

– Это ни к чему, я не могу сравниться с леди, которую этот джентльмен предпочитает всем остальным.

– И все-таки ты должна использовать возможность увлечь его. Идем со мной.

– Прежде чем ты уйдешь, Хэрри, объясни мне, где находится оранжерея. Я хочу осмотреть ваш театр.

Харриот вскочила со своего места и подвела Ориану к окну.

– Вот она, – указала Хэрри на белое здание в отдалении и добавила еле слышным шепотом: – Когда увижу сэра Дэриуса, скажу ему, где тебя найти.

Проходя по дому, Ориана восхищалась развешанными по стенам живописными полотнами – портретами и пейзажами, – красивыми коврами на полу, сияющими великолепием красок, антикварной мебелью, которую она и ожидала увидеть в родовом доме Кингсли. Роскошь без назойливого показного блеска.

К застекленному зданию, указанному Харриот, Ориана подошла по выложенной камнем дорожке через аккуратно подстриженную лужайку. И сразу заметила возле импровизированного театра мужскую фигуру. Она не сразу узнала Мэтью, который, размахивая одной рукой, а в другой держа книжку, громко декламировал реплики своей роли. Ориана остановилась, послушала и негромко зааплодировала.

– Прекрасно выражено, сэр.

– Анна!

– Я только что говорила Хэрри, что с вашей стороны было преступной ошибкой родиться джентльменом.

– Она не более той, что вы не были рождены титулованной леди.

Он не шутил, что казалось необычным.

– Благодарю вас, я предпочитаю быть оперной примадонной.

– Возможно, мне и придется искать своей удачи на подмостках, – уныло проговорил он. – Моя нареченная более не благоволит ко мне. Финансовые затруднения, о которых я говорил вам несколько недель назад, угрожают моему будущему с леди Лайзой.

– Почему?

– Вы советовали мне не скрывать мои долги, честно рассказать о них невесте, и ваши красноречивые аргументы меня убедили. Я последовал вашему совету и угодил в дьявольскую неразбериху. – Мэтью взмахнул книжкой, и она с глухим стуком упала на каменные плиты дорожки. – Это не ваша вина. Объяснив леди Лайзе, что я стеснен в средствах, я предложил ей ускорить нашу свадьбу, пока бейлифы[21] не упрятали меня за решетку. Просто пошутил, поймите.

– Ох, Мэтью, – произнесла Ориана, укоризненно покачав головой.

Ну что поделаешь с этими мужчинами? Почему они не привыкли сначала думать, а потом говорить?

– Я действительно хотел ускорить свадьбу, но это не имеет никакого отношения к деньгам. Вы же знаете, мне понадобилась вечность и еще один день, чтобы убедить Лайзу, что мое предложение вдохновлено искренней любовью. И всего несколько неудачных слов произвели впечатление, будто я охочусь за приданым. Она больше не ищет моего общества и даже отказалась помочь мне как следует выучить роль, когда я ее об этом попросил. Я совершенно не уверен, что все еще помолвлен с ней.

Ориане стало жаль его – он выглядел таким несчастным.

– Быть может, мне поговорить с ней?

– Слова не помогут. Нужны деньги. Я могу осилить тысячу фунтов, половину того, что я должен. Я уже продал свой фаэтон и конюшню на два стойла. Подумываю расстаться с двумя своими гунтерами.

– Но ведь вы так их любите.

Ориане продажа двух любимых охотничьих лошадей казалась истинным бедствием.

Со слабым подобием прежней веселой улыбки Мэтью произнес:

– Лайзу я люблю несколько больше.

– Раштон выплатит остальные ваши долги после свадьбы.

– Нет, я не хочу быть обязанным тестю. Я хочу стоять рядом с невестой у алтаря без малейшей тени нависающей надо мной зависимости. Раштон не осведомлен о размерах моей неплатежеспособности, и надеюсь, Лайза ему не рассказала.

Ориана подняла растрепанную книжку и смахнула пыль с бумажной обложки.

– У меня есть одна мысль.

– Такая же удачная, как предыдущая?

– Я никак не предполагала, что вы позволите себе так глупо шутить по поводу долговой тюрьмы, – парировала она.

– Это справедливо. Тогда ладно. Что я должен делать?

– Расплатиться с вашими кредиторами как можно скорее, а я вам в этом помогу. Я возьму свои драгоценности у моего поверенного и...

– Нет, Анна. Я не позволю вам продавать ваши побрякушки, чтобы покрыть мои долги.

– Разумеется, это сделаю не я. Ими займется мой юрист.

– А что скажет на это Корлетт?

– Он даже не знает об их существовании. И пожалуйста, не будьте таким мрачным. Это не наследственное имущество, и никакой сентиментальной ценности оно не представляет.

– Но они должны иметь ценность материальную, чтобы покрыть долг в тысячу фунтов.

– У меня в этом нет сомнения. Это бразильские бриллианты.

Мэтью удивленно посмотрел на нее:

– Те, которые подарил вам Теверсал?.. Я не думал, что вы их сохранили.

– У женщин есть такая привычка – хранить подарки, полученные от влюбленных в них мужчин. Томас вручал мне их, говоря, что получил их от своей двоюродной бабушки как подарок его будущей невесте. Я поверила ему, как верила обещанию жениться, и отдала бриллианты на хранение своему поверенному. Тот попросил ювелира оценить их. Мистер Ранделл узнал камни, потому что сам продал их Теверсалу за месяц до того. А один из его золотых дел мастеров вставлял их в оправу. Мой юрист посоветовал мне сохранить их – это было проще, чем возбуждать судебное дело о нарушении обещания жениться. А я была настолько расстроена тогда, что могла просто бросить их в колодец или в море. Три года они пролежали в банковском хранилище в подвале. Я давно хотела избавиться от них, но все не решалась.

– Я не могу принять ваше предложение.

– Вы должны, Мэтью. Поверьте, эти бриллианты ничего для меня не значат. Я не стану носить их или обращать в деньги. Они напоминают о постыдном и тяжком эпизоде, и вы только окажете мне любезность, если избавите от них. Будет отрадно думать, что вещи, связанные с виновником моего большого несчастья, стали источником счастья для других.

Мэтью подошел к ней ближе, глаза его сияли.

– Во имя нас обоих я приму их. Но что, если их стоимость превысит тысячу фунтов?

– Тогда вы сможете сохранить хотя бы одного из ваших гунтеров.

– А что мне сказать Лайзе?

– Ничего. Но Раштон... он придет в ярость, если узнает.

– Ваша милая политика честности потерпела поражение, – пошутил он.

Это не слишком задело Ориану.

– Если вы чувствуете, что обязаны сообщить им, сделайте это, но только после того, как узелок завяжется.

– Я хотел бы расцеловать вас, Анна, но не смею перед всеми этими окнами. Кто-нибудь, не дай Бог, увидит, и тогда пересудам не будет конца, если не говорить о большем. Но когда-нибудь я верну вам долг.

– Даже не пытайтесь. Ведь, по сути, я тогда взяла бы деньги от Томаса. А я не могу. По некоторым причинам мне хотелось бы сохранить иллюзию, будто он подарил бриллианты своей будущей жене, а не шлюхе.

Дэру порой приходилось участвовать в деревенских развлечениях, и то, что устраивали сейчас, напомнило ему, какими скучными могут быть подобные забавы. Он сильно сомневался, что из постановки «Критика» выйдет что-то путное. Репетиции пьесы неизменно сопровождались пререканиями. Участники спектакля были слишком хорошо знакомы друг с другом, чтобы между ними завязались романтические отношения, а пьеса была слишком сатирической, чтобы вызвать у них нежные чувства.

Человек иного круга, но самый богатый из присутствующих здесь холостяков, Дэр вызывал специфический интерес у молодых леди, готовых с ним пофлиртовать, однако он оставался равнодушным к такого рода попыткам. Разговоры девиц сводились к танцевальным вечерам, которые они посетили или намеревались посетить, и к прочитанным романам. Ни одна из милых девушек, весьма привлекательных в своих светлых летних платьях, не могла соперничать с Орианой по части элегантности и умения вести блестящие и утонченные разговоры.

– Я бывала в Матлоке, – сообщила ему однажды за обедом хорошенькая мисс Хейгарт. – Насколько я понимаю, у вас есть собственность поблизости от этого города.

– Да, – односложно подтвердил Дэр.

– Я просто мечтаю увидеть Пик[22], – вмешалась в разговор леди, сидевшая по другую руку от Дэра. – Из вашего поместья вы можете созерцать великолепные виды, сэр Дэриус. По-моему, прекраснее гор нет ничего на свете.

– Дэмерхем находится в сорока милях от Пика, мисс Мэнуоринг, – ответил на это Дэр, воздержавшись от сообщения, что сам он предпочитает созерцание гор на острове Мэн, так как опасался, что это вызовет серию вопросов о его родных местах.

Внешнее сходство леди Лайзы Кингсли с ее отцом бросалось в глаза, обладала она и отцовской сдержанностью. Как предполагал Дэр, леди Лайза несколько укротит эксцентричность Мэтью, и в то же время его живость прекрасно будет оттенять и дополнять ее спокойную манеру держаться. Дэр заметил некоторую отчужденность между ними, но Ориана предсказывала, что это ненадолго. Казалось, она была в этом абсолютно уверена.

Их с Орианой встречи происходили на глазах у Кингсли и их гостей за трапезами и на репетициях. Все остальное время Дэр вышагивал по бесконечным вересковым пустошам вместе с лордом Раштоном, Мэтью Пауэллом и другими джентльменами в поисках красноногих шотландских куропаток. Его ружье, купленное в Лондоне, представляло собой более облегченную модель, чем те, какими он пользовался прежде, и было хорошо сбалансировано и пристреляно, что подтверждали завистливые взгляды его компаньонов по охоте. К сожалению, Дэр был вынужден охотиться с самым старым сеттером хозяина, сукой, не утратившей энтузиазма по отношению к своим обязанностям, но из-за преклонного возраста не имеющей сил, чтобы работать как следует. Дэр добывал не меньше птиц, чем прочие участники охотничьих вылазок, но меньше, чем лорд Раштон, и старался не огорчаться по этому поводу.

Мужчины оставались в поле с восьми утра до двух часов дня. Вернувшись домой, освежались кларетом или бренди в библиотеке, потом переодевались к обеду. Вечером те из них, кто участвовал в пьесе, собирались на репетиции в оранжерее.

Чем ближе был день постановки, тем больше нервничали и чаще ссорились ее участники, главным образом из-за костюмов и реквизита. Харриот Меллон вела себя прекрасно и проявляла неистощимое терпение. Ориана проводила почти все время за клавесином и благодаря этому могла держаться в стороне от стычек, однако Дэр из будки суфлера часто замечал, что она крепко сжимает губы, подавляя раздражение.

– Как ты считаешь, будут они готовы? – спросил он у Орианы после одной душераздирающей ссоры.

– Это не имеет значения. Ведь зрители в основном их родственники и соседи, они простят исполнителям любые ошибки, если вообще их заметят.

Они вдвоем последними покинули оранжерею. Густой туман окутывал парк, и освещенные окна казались более далекими, чем на самом деле.

– Ты не жалеешь, что я затащила тебя в это захолустье в Чешире? – спросила Ориана.

– Я совершенно счастлив, что ты заманила меня сюда, и жалею только о том, что мы не можем уединиться. Я отпросился с завтрашней охоты. Моя бедная собака просто надорвалась, служа мне, ей необходим отдых, а мне пора разобраться со своей почтой. Мне надо написать Мелтону и знакомым в Дербишире. И еще я намерен встретиться с тобой где-нибудь в укромном местечке. Как насчет того места, где у нас был пикник? В рощице, довольно далеко от парка?

– Предполагается, что завтра я буду помогать леди приводить в законченный вид их костюмы. Но я легко могла бы улизнуть ненадолго.

– Лучше бы надолго. За неделю у меня накопился огромный запас нерастраченных поцелуев.

– Это звучит просто божественно.

– Перестань смеяться надо мной, не то я пожалую тебе один из них прямо сейчас.

Ориана остановилась и протянула руку:

– Дай мне суфлерский экземпляр пьесы.

– Зачем?

– Сейчас увидишь. – Дэр протянул ей книжку, она взяла ее и с возгласом «О Боже!» бросила на землю. – Куда же она упала? Ты не поможешь мне найти ее? – Они оба опустились на колени, Дэр обнял Орйану за плечи, притянул к себе, и губы их соединились. Поцелуй был коротким, но жарким и возбудил в обоих желание большего.

– Вот она, – произнесла Ориана, отыскав книжку и возвращая ее Дэру. – Извините меня, сэр.

Следуя ее примеру, Дэр бросил книжку еще раз.

– Неловкость имеет свои преимущества, – заявил он и сорвал еще один поцелуй.

На следующий день, написав письма, Дэр посетил конюшню графа, чтобы осмотреть лошадей, и находился там до тех пор, пока не увидел, что Ориана вышла из дома. Побродив по парку, он нашел Орйану в той самой рощице, о которой они говорили накануне.

Лицо ее горело, а глаза отражали все краски окружающего их леса – зеленую, коричневую и золотую.

– Никогда не занималась любовью на свежем воздухе, – произнесла Ориана с застенчивостью, несвойственной любовницам и совершенно чарующей.

Они заключили друг друга в объятия и упали на траву, источающую запах свежести. И Дэр, неистово лаская Орйану, чувствовал себя так, словно очутился в Глен-Олдине, и невидимое отсюда, скрытое ветвями деревьев высокое небо осеняло зеленый шатер для двоих.

Глава 26

Предвкушение и всеобщее возбуждение царили в Раш-тон-Холле в день спектакля. Слуги метались по дому, приводя в надлежащий вид комнаты для приема гостей, а кухонная команда готовила грандиозный обед для приглашенных. Молодые джентльмены оставили занятия спортом, чтобы успеть порепетировать еще разочек. Только Дэр, пропустивший вчерашний день, отправился с графом на вересковую пустошь. Ориана видела из окна своей комнаты, как они вдвоем, в сопровождении слуг и собак, двинулись в путь.

Сама она, желая быть полезной, помогала Сьюк пришивать последние ленточки, бантики и кружева на костюмы леди, участвующих в спектакле. Обе они проворно орудовали иголками, однако Ориана вскоре заметила, что ее умелую служанку что-то тревожит.

– Не случилось ли чего-нибудь дома, Сьюк? – поинтересовалась Ориана. – Мне кажется, тебя что-то беспокоит.

Горничная сделала еще несколько стежков, прежде чем поднять хорошенькое личико и взглянуть на хозяйку.

– Ничего плохого не случилось. Произошла одна удивительная вещь, вернее, может произойти. Я хотела рассказать вам об этом, но не знала, как начать. Мистер Уингейт ездил со мной к моим родителям. Он хотел познакомиться с ними.

Руки Орианы упали на колени, смяв шелковое платье, к которому она пришивала оборку.

– Он ухаживает за тобой?

– Да, мэм.

Разоблачение тайны принесло Ориане облегчение и огорчение одновременно.

– Значит, ты скоро напишешь мне уведомление об уходе?

– Я предпочла бы остаться в услужении, если бы мы с Джонатаном – с мистером Уингейтом – могли работать в одном доме. Но у вас уже есть мистер Ламли, и вам не нужен дворецкий.

Чета Ламли служила матери Орианы, а затем и ей самой, оба они до конца жизни останутся в этом доме. Однако и муж и жена немолоды и смогут исполнять свои обязанности еще не более нескольких лет. Уингейт был бы ценным приобретением, но это могло задеть чувства ее преданных слуг.

Не успела Ориана открыть рот и поделиться со Сьюк своими соображениями, как та продолжила:

– Джонатану – мистеру Уингейту – было бы тяжело расстаться со своим хозяином. Он служит ему вдвое дольше, чем я вам. – После очень долгой паузы Сьюк произнесла негромко: – Остров Мэн, по его описанию, очень приятное место.

Горничная Орианы со всей возможной деликатностью дала понять хозяйке, что ее замужество прервет их отношения. Дэр не только подозревал, что такое может случиться, он даже подготовил Ориану к этому. Деликатность ее умелой и преданной служанки обязывала Ориану скрыть потрясение. Самым естественным тоном она произнесла:

– У сэра Дэриуса появился новый красивый дом, а это потребует увеличения штата прислуги. Будь уверена, что я дам тебе самую лучшую рекомендацию, но он и без этого уже знает твои достоинства.

– Мистер Уингейт задал мне вопрос, касающийся вас и его хозяина, но я не знала, как ответить. Не мое дело спрашивать, мэм, но мы оба думали о том, не собираетесь ли вы с сэром Дэриусом пожениться.

– Существует целый ряд причин, по которым я не могу выйти замуж за сэра Дэриуса, – сказала Ориана, изо всех сил стараясь скрыть свое волнение, и добавила: – Кроме того я не ожидаю предложения от сэра Дэриуса Корлетта.

Ориана вернулась к своему шитью.

– Мистер Уингейт не сказал мне о своих намерениях, – поведала Сьюк, – но он провел полчаса с моим отцом.

– Очень порядочно с его стороны попросить у твоего отца разрешения ухаживать за тобой, – заметила Ориана. – Быть может, это несколько преждевременно, но я желаю вам обоим счастья в браке.

– Благодарю вас, мэм. Я откладывала деньги на приданое, как велела мне моя мать, но я и не воображала, что найдется человек, который сделает мне предложение. Низко наклонив голову, молодая женщина перерезала ножницами нитку.

– Но почему же, Сьюк?

Не успела Ориана произнести вопрос, как ответ пришел к ней сам собой. Репутация горничной зависит от репутации хозяйки. Сьюк Барри, таким образом, разделяла ее, Орианы, дурную славу, и это, разумеется, вредило девушке в глазах возможных претендентов на ее руку и сердце.

– Я была слишком занята работой, чтобы думать об ухажерах. Как и вы, мэм.

Дипломатичный ответ имел намерением поберечь чувства Орианы, но ничуть не уменьшил угрызений совести.

Громкий выстрел графа взорвал тишину вересковой пустоши, из обоих стволов ружья показался дымок.

Убитая куропатка упала на землю.

По команде хозяина сеттер ринулся вперед.

Другие птицы, затаившиеся в укрытиях, взвились над зарослями вереска.

Дэр выстрелил, убил одну из них, а его светлость, успевший взять из рук слуги свое второе ружье, подстрелил другую.

– Хороший выстрел, – поздравил Дэра Раштон. – Теперь наш с вами счет сравнялся.

– По четыре штуки на каждого, милорд, – доложил слуга, поправляя на плече лямку ягдташа.

Дэр не был в достаточной мере честолюбив, чтобы особенно волноваться по поводу количества убитых птиц, но все же ему было бы неприятно, если бы граф его превзошел.

Они передали ружья слугам и двинулись в обратный путь к Раштон-Холлу. Уставшие собаки плелись за ними, высунув языки.

Здесь, в родных местах, Раштон выглядел менее строгой личностью, чем в Лондоне. Девятнадцать лет назад овдовев после смерти молодой жены от родов, он был заботливым отцом, в одиночку вырастившим дочь, и радовался сердечным отношениям с ней. Обладая обостренным чувством ответственности, он выглядел старше своих лет, – ему еще не исполнилось и сорока, – но проявлял доброе отношение к друзьям и соседям и по-настоящему увлекался охотой. Гостеприимство его было безупречным.

Их приятельские отношения, возникшие во время утренних выходов на охоту, несколько смягчали ревность Дэра, но тем не менее он был доволен, что уже завтра увезет Ориану из Раштон-Холла. Однако беспокойство вновь охватило Дэра, когда граф спросил его, долго ли еще он намерен оставаться в Англии.

– Из Ливерпуля регулярно отплывают суда на ваш остров, и расстояние не так уж велико.

Дэр знал, что дорога займет всего чуть более суток, однако вовсе не хотел уезжать.

– Мне нет особой нужды спешить с отъездом, – ответил он. – К тому же я еще не закончил свои дела в Лондоне.

– Вот как? – заметил Раштон. – А я полагал, что вы сделали дело, ради которого приехали. Вы завоевали Ориану.

Лояльность по отношению к Ориане требовала, чтобы Дэр промолчал, и он не мог защитить себя от обвинения. Он лишь сказал, гневно сверкнув глазами на аристократа:

– У вас дурное мнение обо мне. И о ней.

– Я питаю к Ориане высшее уважение, однако знаю, что ее порывы вовлекли ее в беду. Говорила ли она вам когда-нибудь о человеке по имени Томас?

Дэр молча кивнул.

– Его бесчестность принесла ей огромное несчастье. Возможно, вы не в состоянии понять, как она страдала и почему потом держалась как можно дальше от мужчин. Она нашла утешение в музыке и в своих профессиональных обязанностях. Когда она обратилась комне за советом, я предложил ей избегать ненужных знакомств и поддерживать родственные отношения с Боклерками. Ее усилия преодолеть происшедший скандал увенчались бы успехом, если бы Мэтью не разрушил их.

– Вы согласились на брак вашей дочери с Пауэллом, так как считали, что это отвлечет его от Орианы?

– Разумеется, нет. Их взаимная привязанность возникла до того, как Мэтью познакомился с Орианой. У него есть недостатки – он легкомыслен и чересчур экстравагантен, но я убежден в его преданности Лайзе и ее преданности ему. Как моя единственная наследница она может выходить замуж независимо от материальных интересов. Я переведу дом в Лондоне на ее имя, как только она выйдет замуж. Она провела сезон в городе, заняла достойное место в высшем обществе и заказала подвенечное платье. Когда возник смешной и нелепый домашний спор о сервизе из веджвудского фарфора, Мэтью напился и кинулся за утешением к Ориане.

– В театре. Да, я об этом знаю. И тогда она уехала из Лондона.

– Даже из Англии. К моему величайшему сожалению, случай привел ее на остров Мэн.

Потеря для одного мужчины стала приобретением для другого.

– Я и не предполагал, что вы находитесь в положении собаки на сене.

– Я охраняю то, что принадлежит мне.

– В каком это смысле Ориана принадлежит вам?

– Говорите тише, нас могут услышать слуги.

Дэр оглянулся через плечо и увидел, что не спеша следующие за ними слуги попеременно передают один другому фляжку с бренди. Понизив голос, он спросил:

– Что вы, черт побери, имеете в виду, когда утверждаете, будто она ваша? Если это так, то она забыла об этом упомянуть.

– Обстоятельства удержали меня от публичного объявления об этом, – холодно изрек граф. – Ориане понадобилось слишком много времени, чтобы оправиться после истории с Теверсалом. И я не мог создавать скандал вокруг оперной певицы, затевая торжества по случаю замужества моей дочери.

Они проходили как раз мимо той рощицы, где Дэр с Орианой наслаждались друг другом, воспоминания об этом укрепили уверенность Дэра в том, что Ориана больше принадлежит ему, чем Раштону. «Разделенная страсть, – сказал он себе, – победила годы платонической дружбы». К тому же Ориана обменялась обетом любви с ним, а не с графом.

– Как только Лайза и Мэтью поженятся, я получу свободу ухаживать за Орианой.

– Вы хотите, чтобы она стала вашей любовницей? – мрачно спросил Дэр. – Или вашей графиней?

– Всю последнюю неделю она занимала спальню моей покойной жены, – заявил граф с торжествующей улыбкой. – Я бы ни в коем случае не предложил ей этого, если бы не был уверен, что стану ее мужем. И я им стану.

При этих словах Дэр почувствовал себя примерно так, как если бы Раштон направил на него дуло своего охотничьего ружья.

– Она не захочет выйти за вас. Выбирая между браком и музыкой, она предпочтет последнее.

– Ее музыка перестанет быть предметом публичных выступлений и превратится в домашнее удовольствие. Да, она порвет со своей артистической карьерой, но получит солидное возмещение в виде титула, богатства и загородного поместья. Благодаря мне она обретет респектабельность, о которой мечтает более всего. Я гарантирую, что она покинет свой дом на Сохо-сквер, этот монумент ее недостойного наследства. С вами она вынуждена терпеть позор тайной связи, которая, похоже, окажется недолгой. Ее выбор, Корлетт, элементарно прост.

Если бы Дэр стал отрицать свою связь с Орианой, он солгал бы. Но молчание его только подтвердит подозрения графа.

– Ваши умозаключения унижают Ориану, и они малодостоверны. Она вовсе не беспомощное брошенное создание, которое нуждается в руководстве, милорд. Эта женщина, наделенная уникальным талантом, дорожит своей независимостью. Я предчувствую, что она вам откажет, но с деликатностью, которая позволит сохранить добрую дружбу.

С несколько грубоватым уважением Раштон сказал:

– Вы не причините ей боли сознательно, я в этом уверен, но можете сделать это против воли. Поэтому чем скорее вы с ней расстанетесь, тем лучше для нее.

Дэр сомневался, что Ориана согласится со словами Раштона. Распрямив плечи, он твердо взглянул в глаза своему сопернику.

– Я рассматриваю ваши замечания и ваш совет как насильственное вмешательство в чужую жизнь.

– Необходимое. Как будущий муж Орианы я должен высказать свои возражения против... против ваших интимных отношений.

– До тех пор пока Ориана не даст согласия стать леди Раштон, – возразил Дэр, – она свободна вести тот образ жизни, какой ей нравится.

Большим успехом, по мнению Харриот Меллон, постановку «Критика» в Раштон-Холле назвать было нельзя. Ее суждение об исполнителях было совершенно иным, чем у собравшихся зрителей, по большей части окрестных мелких джентри, которые осыпали актеров-любителей Пышными похвалами. Хэрри же считала, что похвал по настоящему заслуживает один лишь мистер Пауэлл.

Ее задача была выполнена, оставалось только порадоваться самому грандиозному приему из всех, на каких ей довелось присутствовать. Хотя ее розовое платье было сшито из дешевого муслина, а не из шелка, Ориана одобрила его цвет. Жемчуга у Хэрри были не настоящие, а кружевную шаль ей одолжила подруга. Однако беглые взгляды, время от времени бросаемые Хэрри в ближайшее зеркало в золоченой раме, создавали у нее впечатление собственной элегантности.

– Какая жалость, что здесь так мало аристократов, – вздыхала ее матушка. – Сквайры и баронеты достаточно хороши, если они богаты и не женаты. – Ее остренькие, глазки задержались на джентльмене, подходящем под это описание. – Сэру Дэриусу Корлетту ты, как видно, нравишься, раз он избрал тебя своей соседкой по столу.

То, что сэр Дэриус пригласил Хэрри сесть за обедом рядом с ним, привело ее мать в состояние экстаза. Во время трапезы Дэр расспрашивал Хэрри о странностях мистера Шеридана и высказал желание увидеть ее на сцене. Признательная ему за интерес к ее артистической карьере и любезное обращение, Хэрри, конечно, понимала, что такое дружелюбие всего лишь результат его привязанности к ее лучшей подруге.

Скоро начнется театральный сезон, и владельцы театра «Друри-Лейн» уже прислали Харриот вызов на репетиции. Завтра она отправится в Лондон в дилижансе, ехать будут без остановок, кроме тех, во время которых можно поесть, и ее мать всю дорогу отравит ей полными злобной зависти высказываниями об Ориане – ведь она-то путешествует со всеми удобствами.

Ее родительница, продолжая жаловаться на отсутствие на обеде титулованных особ, тронула один из темных локонов дочери и расположила его более живописным образом.

– Тебе следует подойти к лорду Раштону и поблагодарить его за гостеприимство, – предложила она.

– Меня сюда пригласила леди Лайза, – возразила Харриот.

– Да, но его светлость – хозяин дома. Если мы произведем на него хорошее впечатление, он, возможно, разыщет тебя, когда будет в Лондоне. Странно, куда это он подевался?

– Он недавно вышел в парк, – сообщила Харриот матери, умолчав о том, что вышел он вместе с Орианой.

– В таком случае тебе стоит подойти к сэру Дэриусу и поговорить с ним ради продолжения знакомства, пока не вернется граф. – Хэрри не сдвинулась с места, и тогда мать ущипнула ее за руку, да так крепко, что дочь вздрогнула. – Иди немедленно и не забывай держать голову повыше, тогда шея кажется более длинной.

Рассерженная и пристыженная, Хэрри направилась к окну и остановилась возле Дэра, как ей было приказано. Его теплая улыбка не подбодрила девушку. Ей вдруг подумалось, а как бы он повел себя, если бы она, поддавшись порыву, припала головой к его груди, прижалась к ней раскрасневшимся лицом и выплакала все свои слезы ему в жилетку. Он уже видел ее слезы, когда заходил к ней на квартиру в Ливерпуле в поисках Орианы.

– Это воля вашей матери, – произнес он мягко и сочувственно.

Забыв о рекомендации матери держать голову повыше, Харриот опустила ее.

– Она вечно твердит, что, если я сама не буду держаться на виду, никто меня не заметит.

– Под этим «никто» она подразумевает знатных джентльменов?

– Она хочет, чтобы я вышла замуж за богатого и знатного мужчину, как это сделала мисс Фарен.

Баронет задумчиво посмотрел в окно.

– Мечта каждой актрисы, – проговорил он, усмехнувшись.

– Да. И она терпеть не может Ориану, потому что та, как ей кажется, сделает блестящую партию раньше меня.

Высоко подняв брови, Дэр спросил:

– За кого же она выйдет?

– За кого-нибудь... за кого угодно, если у него есть титул и много денег.

– И если такая особа сделает ей предложение, она его примет?

Перебирая пальцами свои фальшивые жемчужины, Харриот решила, что должна подбодрить Дэра.

– Если она полюбит этого джентльмена, а он ее, тогда, конечно, примет.

– Даже если брак оборвет ее карьеру?

– Когда она убежала с капитаном Джулианом, то не думала об этом.

– Тогда она была намного моложе и без памяти влюблена.

– И еще она не хотела подчиняться амбициям своей матери. Салли Верной вывела ее на сцену, хвасталась тем, что Ориана дочь герцога, королевский потомок. Сейчас Ориана мечтает выйти замуж, но она раба своей музыки. Неудивительно, что она так мается. Она ожидает, что ее пригласят в театр «Ройял» как примадонну. Но если бы она вместо этого получила титул леди, то ее кузены, герцог и граф, были бы этому рады. Тогда больше никто не посмел бы говорить о ней дурно.

– Верно, – проговорил Дэр. – Мне как-то это не приходило в голову.

Глядя на его усталое лицо, Харриот решила, что и для Дэра этот долгий суетливый день с вечерними развлечениями был очень утомительным. Улыбнувшись, она сказала:

– За эту неделю вы, наверное, узнали, насколько непростая у нас профессия. И она непредсказуема. Мы с Орианой не хотим доживать век так, как наши матери, – измученными неудачами, в страхе перед тем, что может принести будущее.

Из темноты графского сада Ориане хорошо были видны фигуры, стоящие у высоких и ярко освещенных окон гостиной. Дэр и Хэрри некоторое время поговорили друг с другом, потом рассмеялись. Ориане было приятно, что они столь непринужденно общаются.

Раштон взял Ориану под руку и повел прочь от дома, в глубину парка, в сложное переплетение вечерних теней.

– Вы любите его? – спросил он.

– Ему не нужна моя любовь, – ответила она.

Граф поддержал ее в тяжелое время, когда умерла мать. Он поддерживал ее во время скандалов, больших и малых. Но, предъявив Дэру неукоснительное требование скрывать их отношения, Ориана тем самым вынудила себя все скрывать и от тех, кто был ей близок, не осуждал ее и заботился о ней, то есть от Раштона, Харриот Меллон и Мэтью.

– Я припоминаю время, сравнительно недавнее, когда вы клялись, что не отдадите сердце мужчине, который не сможет на вас жениться – или не захочет. Вы должны знать, что Корлетт хочет от Анны Сент-Олбанс лишь одного. Он дал понять это совершенно ясно.

– Он это сделал? – не удержалась от вопроса Ориана. – Когда?

– Я слышал, как он разговаривал с другими молодыми людьми как-то на днях на охоте. Я не разобрал слов, однако тон, каким он говорил о вас, и общий хохот, вызванный его замечаниями, свидетельствовали о том, что замечания эти были неуважительными.

Пораженная Ориана несколько секунд молча смотрела на графа.

– Я не могу этому поверить, – наконец сказала она, но выражение жалости на лице Раштона явно было искренним.

Мужчины говорили между собой – Ориана понимала это – с целью произвести впечатление друг на друга. Рассказывали истории своих побед, реальных или воображаемых. Как женщина, не склонная к болтовне о своих сугубо личных делах, Ориана не понимала желания мужчин утверждать свое достоинство, свои чисто мужские доблести при помощи безудержного хвастовства. Ее безмерно огорчило то, что Дэр нарушил свое обещание. Но быть может, поступок Дэра был случайным, ненамеренным. Впадать в отчаяние от того, что он оказался человеком, способным ошибаться, отнюдь не святым, было бы нелепо. Ориана была достаточно разумным человеком.

Упрекать Дэра за этот его проступок значило бы подвергнуть опасности их отношения. Прикинувшись неосведомленной, она сможет удержать его при себе на более долгий срок.

– Если бы Дэр искал невесту, – заговорила она, обращаясь к своему заботливому другу, –он не выбрал бы профессиональную певицу. Или незаконную дочь герцога. Или куртизанку. Я же воплощаю в себе и первое, и второе, и третье. – Чтобы окончательно отмести подозрение, будто она мечтает стать леди Корлетт, Ориана добавила безмятежным тоном: – В моих планах на будущее нет места для мужа.

– Вы предполагаете вернуться на сцену театра «Ройял»?

Ориана кивнула.

– Может случиться, что ангажемент в опере возродит старые сплетни и слухи. Я боюсь, что ваше появление на этой сцене принесет вам новые беды.

Это предупреждение обеспокоило Ориану – она и сама не могла не думать об этом.

– Если вы почувствуете необходимость отказаться от публичной жизни, дайте мне об этом знать, Ориана. Когда вы будете в Ливерпуле и вам захочется отдохнуть в уединении, приезжайте в Раштон-Холл. – Понизив голос, он добавил: – Как бы я хотел, чтобы вы это сделали.

Раштон был явно встревожен тем, что ее пребывание на острове Мэн может стать причиной большого несчастья для нее. В глубине души Ориана не исключала, что он прав.

Глава 27

Скромные возможности гостиницы «Георг» в Стаффорде помешали Дэру провести ночь вместе с Орианой. Им не удалось уединиться, потому что Сьюк спала в одной комнате с хозяйкой на низенькой кровати на колесиках, которую на день задвигали под более высокую кровать, предназначенную для Орианы.

Прежде чем отправиться в дальнейший путь, они с Дэром позавтракали в тесной столовой, удовольствовавшись тостами, вареными яйцами и кофе. Подавал им весьма словоохотливый официант. Помогала ему молодая женщина с печальным лицом и заплаканными глазами, что вызвало сочувствие у Орианы. Когда та вышла из комнаты, Ориана спросила официанта о причине такого состояния женщины.

– Ее брат был рудокопом и погиб в результате несчастного случая, – пояснил мужчина.

Дэр оторвался от газеты.

– Что с ним произошло?

– Он утонул, сэр. Свинцовый рудник, на котором он работал, затопило во время дождей. Старший брат извлек его тело вчера, а сегодня днем его хоронят.

– Что это за рудник?

– Не могу сказать, сэр. Вы бы спросили у Лидди. Идемте, я провожу вас на кухню.

Официант прихватил поднос и направился к двери.

Ориана без слов поняла причину беспокойства Дэра и ждала его возвращения с возрастающим с каждой минутой волнением.

Когда он наконец вернулся, она спросила:

– Несчастье произошло в Дэмерхеме?

– Нет. Но обстоятельства там могут быть столь же скверными и опасными. Августовские дожди стали причиной многих наводнений, почва пропиталась влагой и сделалась ненадежной. Когда вода собирается в шахте, ее надо откачивать насосами.

Ориана догадалась о намерениях Дэра, едва он взял со стола принадлежащий ей дорожный справочник Паттерсона.

– Ты едешь в Дербишир?

– Я должен. Хоть я и сдал в аренду многие разработки, земля принадлежит мне и я несу ответственность за тех, кто там работает. Я уже велел Уингейту погрузить мой багаж в одну карету, а твой в другую.

– Ты можешь взять мой справочник, если он тебе нужен. Я знаю дорогу в Лондон.

Ориана не стала спрашивать, когда снова увидит его – это зависело от многих непредсказуемых обстоятельств. И сочла неразумным говорить ему, как ей будет его не хватать.

Он подошел к ней.

– Ты можешь поехать со мной, если хочешь. Мне очень не хочется расставаться с тобой, тем более что скоро день твоего рождения.

Полагая, что приглашение сделано из чувства такта, она покачала головой.

– Мое присутствие будет трудно объяснить там, где тебя хорошо знают. И я не уверена, что хочу, чтобы ты видел, как я старею у тебя на глазах.

– Вот уж не стоит плакаться мне на то, что тебе стукнет двадцать четыре года. Вспомни, что мы познакомились в день, когда я праздновал свое тридцатилетие.

– Для мужчин это совсем другое дело, – заявила Ориана. – Я не возражаю против того, чтобы вернуться в город одной. Пора возобновить уроки пения с мистером Корри. Кроме того, мне необходимо посоветоваться с поверенным насчет продажи кое-какой моей собственности.

– Какой собственности?

– Сейчас не самое подходящее время обсуждать это, – ответила она.

Дэр посмотрел на нее тем каменным взглядом, который был уже хорошо знаком Ориане. Ну и пусть смотрит сколько хочет, она все равно не расскажет ему о бриллиантах Томаса Теверсала.

Дэр заговорил снова:

– Мой дворецкий обидится на меня за то, что я разлучаю его с возлюбленной на решающей стадии их романа. Они скоро обручатся, если еще не обручились.

– Моя горничная уже вручила мне уведомление об уходе. Оно немногословно, но недвусмысленно. Не могу себе представить, что Уингейт оставит тебя, даже если я предложу ему место у себя в доме. Я уверена, что Сьюк будет бесконечно счастлива на острове Мэн, к тому же оттуда ей проще ездить в гости к родным в Чешир, чем из Лондона.

– Ты нанимала ее по рекомендации лорда Раштона. Нет сомнения, что он найдет подходящую кандидатуру на освободившееся место. – Когда Дэр упомянул имя графа, между его черных бровей залегла складка. – Сколько еще времени он пробудет в Чешире, уменьшая популяцию шотландских куропаток?

– Шотландские куропатки будут снова в безопасности через две недели, когда возобновятся заседания парламента.

Одна мысль о том, что их разлука продлится две недели, сильно огорчила Ориану. Ведь это мужчина, который двух дней не мог прожить, не повидав ее, мужчина, который так настаивал на их полуночных тайных свиданиях в парке Сохо-сквер.

Неужели страсть его остыла?

Любовь первого мужа к ней продолжалась до самой его смерти. Ориана порвала отношения с любовником, обещание которого жениться оказалось лживым, но его желание обладать ею не исчезло.

Если Дэр, такой страстный и влекущий к себе, оставит ее, это будет случаем беспрецедентным... и сокрушительным. С того времени как она стала взрослой женщиной, мужчины преследовали ее и ни один не бросал ее по своей воле, Ориана сама давала им отставку, не вступая в серьезные отношения. Как нередко повторял Дэр, она имела привычку убегать.

Она могла поступить так и еще раз, прямо теперь заявить о разрыве отношений, сесть в карету и укатить в Лондон. Это было бы легче, нежели муки постепенного охлаждения со стороны любовника.

Но она слишком любила Дэра, чтобы расстаться. И потому должна заставить себя забыть о болезненных сомнениях по поводу неопределенности будущего и вести себя так, словно их не существует.

Ориана подошла к Дэру, приподнялась на цыпочки, взяла в ладони его омраченное тревогой лицо и поцеловала. Дэр обнял ее за талию, привлек к себе, его ответный поцелуй был нежным. Радость и печаль смешались у Орианы в сердце. Любовь – это испытание душевной стойкости и вместе с тем увлекательное приключение. Она, Ориана, останется верной этому чувству до конца.

Когда Уингейт пришел доложить, что карета готова, Ориана скрыла горечь расставания за внешней безмятежностью и вместе с Дэром вышла во двор гостиницы.

Дворецкий без всякого смущения поцеловал Сьюк Барри на глазах у хозяина и его любовницы. Прежде чем Уингейт поднялся в карету, они со Сьюк обменялись несколькими фразами наедине.

Ориана улыбнулась, сделав над собой поистине героическое усилие, и помахала Дэру, который на прощание приподнял шляпу.

Сьюк, прижав к глазам носовой платок, повернулась и пошла ко входу в гостиницу. Ориана догнала ее и обняла за плечи.

– Не огорчайся, ты скоро увидишь его снова.

– Я знаю. – Девушка прерывисто вздохнула. – Я плачу от радости. Джонатан только что сделал мне предложение, и я его приняла.

Ориана ощутила острый укол зависти.

В это мгновение она поняла, что пожертвовала бы всем – своим талантом, славой, красивыми платьями, бриллиантами Нелли Гуинн – ради того, чтобы стать невестой Дэра Корлетта.

– Я рада за вас обоих, – произнесла она дрожащим голосом, решив про себя, что лучше разделить чужую радость, чем лелеять собственную грусть.

Фонарь Дэра усилил свет от углей на каминной решетке и от двух вонючих сальных свечей, но не смог до конца преодолеть темноту, царящую в тесном, с низким потолком коттедже Дэна Бонсолла. Он кивнул, когда хозяйка дома наклонила носик заварочного чайника над его чашкой и подлила жидкого чаю. Уингейт, сидевший на скамье рядом с хозяином, отклонил предложение.

Муж хозяйки, как заметил Дэр, не получил второй чашки, то была исключительная привилегия гостей.

Из соседней комнаты доносились перешептывание и хихиканье ребятишек.

Миссис Бонсолл заглянула туда и прикрикнула на свое многочисленное потомство, кое-как уместившееся на одной из двух кроватей:

– А ну-ка тише вы там! – Повернувшись к Дэру, она пояснила извиняющимся тоном: – Это они разбаловались оттого, что вы приехали, сэр. Время позднее, им давно пора спать.

Дэн Бонсолл сидел с противоположной стороны кухонного стола, устало опустив плечи и подпирая подбородок грязными руками.

– Как я уже сказал вам, сэр, – заметил он, – нам тут жилось куда лучше, когда управляющим был мистер Мелтон. Он обращался с шахтерами по справедливости, и они его уважали. Он знал имена наших жен, платил нам достаточно, чтобы содержать наши дома в порядке. Тот, кто его сменил, не пользовался у нас доброй славой, а потом он тоже ушел.

– А что вы скажете о нынешнем управляющем?

– Не хотелось бы жаловаться, сэр Дэриус, ведь вы ничего поделать не можете. Но он худший во всем Дербишире, я бы мог пари держать, если бы у меня был хоть один лишний грош. Условия на руднике Дэйл-Энд стали хуже некуда с тех пор, как он сюда явился. Первым делом снизил оплату за труд, а зима была самой холодной на памяти людей. Многие из нас болели, но не могли себе позволить оставить рабочее место. Лето выдалось дождливое, шахту заливало, а насосы у нас в таком состоянии, что в конце концов ее совсем залило. Цены на пшеницу уже поднялись и будут еще расти, это уж точно, потому как урожай запаздывает, и придется нам жить впроголодь.

Белый чепец миссис Бонсолл запрыгал вверх-вниз от энергичных кивков его хозяйки.

– Да уж, хлеба нынешней осенью задешево не купишь, а про зиму и говорить нечего. Вот мы и решили устроить Лору на ткацкую фабрику, хотя она совсем еще ребенок.

Обедневшие до последней степени обитатели этого коттеджа являли собой типичный образчик множества семей, населяющих окрестные долины и пустоши и ведущих отчаянную борьбу за существование. Слушая Бонсоллов, Дэр пожалел, что не приехал сюда раньше.

– Завтра я посещу все здешние рудники, и прежде всего Дэйл-Энд, – сказал Дэр. – Не знаю, насколько это поправит дела, но вреда не принесет.

– Люди увидят, что о них не забыли, – сказал на это Дэн.

Дэр полез в карман и достал футляр с письменными принадлежностями.

– Назовите мне имена тех, кто получил увечья или болен, а также тех, у кого дома есть больные. И еще тех, у кого большие затруднения с деньгами, продовольствием и топливом. Я постараюсь помочь по возможности всем, но сначала назовите самых нуждающихся.

Шахтеру не пришлось долго думать. По мере того как имена срывались с его потрескавшихся губ, Дэр их записывал. Перечень все удлинялся, и настроение Дэра все ухудшалось. Он многих знал по имени и многих мог вспомнить.

Назавтра, после обхода рудников, он посетит своих банкиров в Уирксворте и возьмет достаточное количество денег, чтобы оказать помощь нуждающимся и принять первоочередные меры для улучшения условий труда. Никогда еще до сих пор Дэр не благословлял так свое богатство, большая часть которого создана руками таких, как Дэн Бонсолл.

Когда шахтер закончил свой скорбный перечень, Дэр убрал список в карман и вынул из кошелька золотую монету.

– Что это, сэр? – скорее выдохнула, чем спросила миссис Бонсолл.

– Полугинея. Она равна десяти шиллингам шести пенсам.

Ударившись в слезы, женщина закрыла фартуком мокрое лицо. Дэр вскочил с места и подошел к ней, чтобы успокоить.

– Я ухожу, – сказал Дэр, – но вернусь так скоро, как только смогу.

Он высоко держал фонарь, пока вел Уингейта к заставе, где они оставили двуколку хозяина гостиницы.

– Не слишком приятное посещение, – заметил он. – Дела здесь плачевны.

– Вы намерены заехать в Дэмерхем, сэр? Мы проедем мимо него по дороге в Уирксворт.

– Не знаю, – ответил Дэр. – По условиям аренды я имею право на ежегодный визит, и право это я пока не использовал. Дэмерхем теперь не мой дом, он будет возвращен мне через четыре года. Наверное, вы считаете безумием мой тогдашний поступок, отказ от этого дома на столь длительное время. Кажется, это было так давно, – вздохнул он. – Даже не представляю, помнит ли кто-нибудь, что я был помолвлен с мисс Брэдфидд.

– Сэр, хоть я и не имею права одобрять или порицать ваше решение покинуть Дэмерхем, я его понимаю.

– Мой поступок имел скверные последствия для шахтеров, которые я обязан устранить любой ценой. Сколько бы времени это ни потребовало. Если вам тяжела разлука со Сьюк Барри, могу отправить вас в Лондон.

– В этом нет необходимости, сэр, – с достоинством ответил Уингейт. – Я останусь с вами, потому что это мой долг и самое большое желание. И хотя я плохая замена мадам Сент-Олбанс, постараюсь поддерживать в вас бодрый дух.

Дэр негромко рассмеялся.

– Не могу выразить словами, насколько я вам признателен за это. – Внезапно Дэр почувствовал, что земля под ним осела. Он Предостерегающе вытянул руку и крикнул Уингейту: – Не подходите ближе!

Дэр поднял руку с фонарем еще выше, стараясь разглядеть, что перед ним, но в ту же секунду земля под ним разверзлась.

Он полетел вниз, ударяясь о неровные стенки провала, осыпаемый градом камней, ослепленный и оглушенный. Его полет закончился ударом о задержавшую его твердую преграду.

Дэр лежал, немой и недвижимый, и со страхом ждал неизбежного, как ему казалось, нового обвала, который похоронит его под собой.

Но этого не произошло.

Тогда Дэр попробовал открыть глаза – и ничего не увидел.

«Я ослеп», – с ужасом подумал он, лихорадочно моргая, чтобы избавиться от попавшей в глаза земли. Черная тьма окружала его. Дэр сжал и разжал кулаки, потом осторожно ощупал ноги. Со стоном сел. Все тело болело, однако, кажется, он ничего не сломал.

– Сэр?

– Я здесь, внизу! – крикнул он, и голос его эхом отозвался в подземной пустоте. – Я потерял фонарь. – Может, поэтому он ничего и не видит? – Я приземлился на деревянную платформу, видимо, часть помоста.

– Я пойду обратно в домик шахтера, мы приведем людей, чтобы вызволить вас.

– Будьте осторожны! – крикнул Дэр. Ответа не последовало.

Дэр провел пальцами по волосам, выгребая острые куски щебенки и песок, потом потрогал ноющую ссадину на щеке. Она, видимо, кровоточила, но в точности он это определить не мог, так как мокрым у него было все лицо. Приняв более удобную позу, Дэр согнул колени. Правое сильно болело.

Делать нечего, надо ждать. Дэр досадовал на свою беспомощность, однако он слишком хорошо знал, что такое забой в шахте, и не пытался выбраться самостоятельно. Там, куда он угодил, разработки явно не велись уже многие годы. Частые в этом году дожди и подземные воды подмыли старые опорные столбы. Доски настила под ним были мокрые и грязные, и Дэр молил небеса, чтобы доски эти оказались более или менее прочными.

Он гнал от себя тяжелую мысль о том, что происшедший с ним несчастный случай – кара провидения, наказание ему за то, что он пренебрег благополучием многих людей, зависящих от работы на рудниках Корлетта. Дэр на три года забыл о Дербишире, решив не вмешиваться в дела предприятия, передоверенного им другим людям. И хотя сейчас он не имел законной власти изменить положение дел, Дэр решил посоветоваться со своим поверенным и определить, возможно ли расторгнуть соглашение об аренде.

Ожидание затягивалось, и мысли Дэра перешли к Ориане. Разговор с Харриот Меллон укрепил его уверенность в том, что певица не бросит своей карьеры ради того, чтобы выйти замуж за графа Раштона. Дэр напомнил себе, что сомнения и ложные предположения уже не раз сбивали его с толку и он не должен допускать, чтобы они нарушили его планы устроить счастье Орианы. Он не уступит ее ни Раштону, ни любому другому мужчине, потому что никто не понимает ее так, как он.

Но он помнил их расставание, помнил, что она поцеловала его так, словно то был их последний поцелуй. И она говорила о продаже какой-то собственности, возможно, дома на Сохо-сквер. Раштон твердо и убежденно говорил о том, что она должна уехать из этого дома... Но нет, не может быть, чтобы независимая, свободолюбивая певица, привыкшая к тому, что на нее оборачиваются мужчины, законодательница моды позволила запереть себя в стенах Раштон-Холла. Да, Дэр часто говорил Ориане, что страсть его безгранична, но ни разу не дал понять, что любит ее всем своим существом – телом, сердцем и душой. Его увлечение Уиллой не идет ни в какое сравнение с чувством к Ориане, глубоким, богатым, питающим его ум и душу, поддерживающим его.

Женившись на ней, он объявит всему миру, что они связаны навек. Они смогут жить в одном доме. Делить супружескую постель. Ласкать друг друга в любой час дня или ночи. Производить на свет детей и вместе их воспитывать. Они будут держать лошадей и коз, собак и кошек. Кур. Коров. Даже гусей, если того захочет Ориана.

Не в силах сдержать свою радость, Дэр громко рассмеялся и ударил кулаком по доскам. Те угрожающе затрещали.

Боже, ведь буквально в одну минуту он может провалиться в воду, захлебнуться до смерти, и Ориана никогда не узнает о его мечтах! Дэр заставил себя лежать неподвижно.

Он не имел представления, минуты или часы прошли с тех пор, как Уингейт ушел за помощью. Ушибленное колено болело все сильнее. Мокрая одежда противно липла к телу. У него столько неотложных дел в Дербишире, в Лондоне, в Ньюмаркете – ему просто необходимо как можно скорее выбраться из этой безмолвной, темной тюрьмы!

Уингейт наконец вернулся с Дэном Бонсоллом и группой спасателей. Людей подняли с постели, они принесли с собой фонари и факелы, ведра и лопаты, деревянные лестницы и мотки веревки. Первое, что они сделали, это опустили в провал фонари, чтобы осветить Дэра, а потом – бутылку спиртного и одеяло.

Извинения Дэра по поводу причиненного беспокойства вызвали общий добродушный смех.

– Я помню, как вы и ваш дедушка стояли всю ночь без сна вместе с семьями рудокопов и ждали, когда они поднимутся из забоя. Вы приходили к нам на помощь не раз, сэр, – сказал кто-то из спасателей.

Сложный процесс извлечения Дэра из провала был долгим и трудным. Мужчины решили, что вытягивать его с помощью веревок слишком опасно, дополнительный вес мог вызвать новый обвал. Дэр, понимая вероятность такого риска, терпеливо ждал, пока отроют первоначальный вход в забой, и выбрался наконец на свободу.

Первый бледный свет утренней зари приветствовал его появление из глубин земли. «День рождения Орианы», – подумал он, когда обрадованные спасатели начали хлопать его по плечам и пожимать ему руку.

В отличие от своих спасителей, которые поспешили собрать принесенное ими оборудование и отправились на рудник, чтобы работать полный день, Дэр получил возможность вернуться в гостиницу и отдохнуть несколько часов. По настоянию Уингейта он послал за местным врачом и неохотно позволил ему осмотреть рану на щеке и забинтовать посиневшее и распухшее колено. Кстати, Дэр поинтересовался у врача, увеличилось ли количество серьезных несчастных случаев на шахтах со времени появления нынешнего управляющего.

– Вполне возможно, – ответил тот. – Но в особенности выросло количество больных, я даже не припомню ничего подобного в прошлом. Лихорадка просто свирепствует, люди работают в забоях совершенно изнуренными, а многие дети страдают от недоедания.

Вооруженный новыми сведениями, подтверждающими его первоначальные представления, Дэр покинул гостиницу. В Уирксворте он остановился возле банка Аркрайта и Топлиса, однако никого там не застал. Поддавшись уговорам Уингейта, он отправился в Матлок, курортный городок с минеральными источниками, оставив своим банкирам записку.

– Сомневаюсь, что минеральные воды могут излечить мои раны, – заметил он, когда они переезжали по мосту через Ривер-Дервент.

– Возможно, что и нет, сэр, – согласился с хозяином Уингейт, – однако тамошняя новая гостиница с видами на долину и море куда лучше любой гостиницы в Уирксворте.

Утром мистер Топлис явился к Дэру в номер, при нем была шкатулка с документами. Услышав от Дэра, что он желает снять со своего счета существенную сумму, банкир сдвинул брови и изложил свои соображения, которые правильнее было бы назвать нотацией.

– Я привез копию вашего счета, сэр Дэриус, – начал он. – В последние месяцы вы весьма основательно истощили ваши фонды. Почти ежедневно мы получаем платежные требования от наших лондонских партнеров.

С этими словами он открыл шкатулку и достал узкую бухгалтерскую книгу.

Перед лицом предъявленных ему сведений о расходах Дэр впал в уныние. Выплаты по счетам хозяев гостиниц, торговцев мебелью, портных, выплата лорду Берфорду, тренеру лошадей в Маултон-Хисе, ювелиру с Ладгейт-Хилла, расходы на почтовые кареты чуть ли не по всей стране... Дэр был до крайности расстроен тем, что суммы на депозите не позволяли ему помочь шахтерам в той мере, как он хотел.

– Мне нужны наличные деньги, – сказал Дэр. – Много.

Когда он объяснил причину, банкир произнес серьезным тоном:

– Весьма достойное побуждение. Однако ваше сегодняшнее финансовое состояние не позволяет осуществить столь многие проекты. Вам следует определить, какой из них вы считаете первоочередным. Быть может, огораживание неиспользуемых шахт можно было бы отложить?

– Ненадолго, – ответил Дэр. – Могу ли я рассчитывать на свой капитал?

– Я бы категорически возражал против этого. Консолидированная рента и годовой доход растут, также как банковские ценные бумаги и индийские акции. Вы позволите дать вам совет? Дэр кивнул.

– Поступление платежей за право пользования рудниками должно состояться на следующей неделе, 29 сентября, в Михайлов день. Если вы останетесь здесь на неделю и получите их сами, вы сможете немедленно заплатить шахтерам. С течением времени я помогу вам основать благотворительный фонд.

Дэр принял этот вполне разумный план действия не слишком охотно, потому что это вынуждало его несколько отсрочить предложение обожаемой любовнице, которую он собирался сделать своей женой.

– Наш лондонский климат настолько пагубно действует на здоровье синьоры Банти, что дирекция театра «Ройял» не может рассчитывать на ее выступления в каждой опере. Поэтому мне удалось убедить мистера Тэйлора, что обучавшаяся пению в Италии англичанка – именно то, что нам нужно. – Щеки Мика Келли расплылись в довольной улыбке. – Мы можем предложить вам жалованье в размере полутора тысяч фунтов плюс доходы от бенефисов.

Получив предложение работать в театре на таких условиях, Ориана сочла их весьма привлекательными, чтобы не сказать больше. Она полагала, что причина подобной заботливости о ее интересах заключается в том, что синьора Банти болеет чересчур часто, а обремененный долгами владелец театра из-за этого не в состоянии удержать в труппе лучших исполнителей во время наиболее выгодного сезона. Ее знакомые из состава оркестра часто жаловались на неаккуратную выплату жалованья.

– Синьор Федеричи аккомпанирует певцам на клавесине, а Саломэн дирижирует оркестром. Я, разумеется, продолжаю занимать должность помощника режиссера. Пока я не могу сказать вам, когда возобновятся спектакли в театре «Ройял», – признался ирландец. – Но сразу после Нового года вы начнете репетировать новую для лондонцев вещь – «Fratelli Rivalli»[23] фон Винтера.

Как англичанка, исполняющая произведение немецкого композитора, она несомненно будет освистана клакой приверженцев итальянской музыки и итальянских певцов, а свистят эти интриганы громко и еще громче выкрикивают оскорбления.

– Буду ли я петь в серьезной опере? – с надеждой спросила Ориана.

– Могу предложить «Альцесту» Глюка. «Французское либретто, – с огорчением подумала Ориана, – непременно вызовет возмущение клаки».

– Мы могли бы возобновить «Нину» Паизиелло. Вы, конечно, помните, какой популярностью она пользовалась два сезона назад. Ваши изящество и естественная манера держаться великолепно подошли бы для исполнения заглавной роли.

Такая возможность привлекала Ориану, но ей хотелось обсудить свои намерения с Дэром. После смерти матери Ориана следовала только собственным побуждениям, ни с кем не советуясь.

Дэр уже давно находился в Дербишире. Ориана получила всего одно письмо от него, короткое и нежное, однако оно не содержало ничего, что уменьшило бы ее страх перед неминуемым расставанием. Так легко изобразить нежность на бумаге, в письме издалека. Ей нужно видеть его лицо, его глаза, чтобы поверить в чувства, о которых он пишет. Они с Дэром почти не расставались с тех пор, как стали любовниками, и Ориана не была готова к неожиданной разлуке. Вспоминая их прошлые разговоры, она жалела, что не выразила тогда своих чувств более определенно.

– Моя дорогая Анна, ваше молчание действует мне на нервы. Если мистер Шеридан, соперничая с нами, предложил вам поступить в труппу театра «Друри-Лейн», то я надеюсь, что вы все же предпочтете заключить договор с нами.

– Я от него ничего не получала.

– В таком случае могу ли я сообщить мистеру Тэйлору, что вы принимаете условия?

– Пока еще нет. – При этих ее словах лицо Келли омрачилось. Ориана встала с дивана и подошла к нему. – Я признательна вам за ваши усилия, за участие. Но я не могу обсуждать предложение мистера Тэйлора до тех пор, пока оно не будет представлено мне формально.

– Я понимаю. Но нам не терпится уладить дело как можно скорее.

– Завтра я уезжаю в Ньюмаркет и буду неотступно думать о вашем предложении.

Едва Келли ушел, Ориану охватило беспокойство. Не в силах оставаться на месте, она быстро поднялась по лестнице и вошла в свою спальню, где Сьюк уже собирала вещи перед отъездом в Суффолк. Эта комната, ее уединенный приют, не менялась с детских лет Орианы. Украшенная искусной резьбой деревянная кровать с пологом и занавесками розового дамаста, инкрустированные шкафы и приличествующие леди французские стулья – все это было выбрано ее матерью как достойное обрамление для дочери герцога. Ориана больше всех своих вещей любила живописные полотна Пуссена, приобретенные ею у кузена Обри. Раньше они принадлежали ее отцу.

– Я пришла за рединготом и капором, – объяснила она Сьюк, направляясь в гардеробную. – И за зонтиком.

– Сегодня неподходящая погода для прогулки, – сказала горничная, наклоняясь, чтобы опустить в чемодан аккуратно сложенные нижние юбки.

Причина прогулки была слишком важной, чтобы Ориану мог остановить сильный дождь. Она долго ждала сведений от Дэра после первого его письма, но их не было, а она отчаянно хотела узнать, как обстоят его дела. Каждый раз, когда медный дверной молоток извещал о посетителе, у нее вспыхивала надежда, что это вернулся Дэр, – и каждый раз ее ждало разочарование. Часто заходила Харриот и с восторгом рассказывала о своей новой роли – Селии в «Как вам это понравится» Шекспира. Один раз пришел Мэтью, прямо от поверенного Орианы, получив деньги, вырученные от продажи ее бриллиантов. Он весь сиял радостью, освободившись наконец от беспокойства о долгах, и рассыпался перед Орианой в благодарностях. И вот сегодня явился Келли, чтобы исполнить вожделенную мечту Орианы.

Она же во время всех этих посещений думала только о Дэре...

Ориана шла против ветра, загораживаясь зонтиком от тугих струй дождя, которые ветер бросал ей в лицо. Пересекла площадь и направилась по Дин-стрит к гостинице Морланда. Там она отдала мокрый зонтик слуге и попросила хозяина указать ей, где она может повидать Неда Кроуи.

Генри Морланд улыбнулся и ткнул большим пальцем в сторону лестницы:

– Вы найдете его наверху в окружении мебели сэра Дэриуса.

Ориана обнаружила Неда в гостиной, где он обертывал голландским полотном ножку пристеночного столика в стиле Адама. Неда окружало множество уже защищенных подобным образом от повреждений предметов мебели, и еще многие ожидали своей очереди.

– Ты, я вижу, весь в тяжких трудах, – бодро заметила Ориана, стараясь не выдать, насколько беспорядочны и тревожны ее мысли.

– Да, – отозвался Нед, обвязывая слой ткани куском бечевки. – Мейнштир Дэр прислал инструкции, как все подготовить к отправке. Фургоны прибудут через два дня и отвезут все это на пристань в Дептфорд.

Струи дождя, принесенные резким порывом ветра, ударили в стекло, и Ориана повернулась к окну. Глядя, как стекает вода по стеклу, она спросила:

– Когда отплывает «Доррити»?

– Я должен быть на борту вместе со своей скрипкой – вот все, что мне известно, – пожал плечами Нед. – Я уже так давно не был на острове.

– Твой хозяин будет в Ньюмаркете. Хочешь передать ему что-нибудь через меня?

– Скажите мейнштиру, что он купил слишком много мебели, – проворчал Нед, переходя к следующему предмету. – Здесь вы видите только часть того, что он приобрел, там еще три комнаты битком набиты.

Ориана заставила себя рассмеяться.

– Я пришлю Сэма, он поможет тебе побыстрее справиться с работой.

Ее внезапное появление у Морланда унесло из сердца Орианы последние капли надежды. Перед ней было явное, безошибочное свидетельство намерения Дэра уехать на остров. Почему же он не упомянул о нем в своем письме?

Да потому, что предпочитает сообщить ей об этом лично. В Ньюмаркете.

Оставив Неда продолжать свою работу, Ориана спустилась по лестнице. Слуга открыл для нее дверь и вручил зонтик. Так и не раскрыв его, она отправилась домой. Неудержимые слезы застилали глаза, а дыхание превратилось в прерывистые всхлипывания.

Судьба редко ее баловала. И вот теперь она одной рукой преподнесла ей почетную должность примадонны, а другой отняла у нее Дэра.

К своему удивлению – и огорчению, – Ориана увидела у входа в свой дом городскую карету графа Раштона. Кучер вжал в плечи голову, по которой беспощадно лупил дождь, а полы его большой неуклюжей накидки столь же беспощадно трепал ветер. Не желая показывать Раштону свое отчаяние, Ориана высоко подняла голову. Первое испытание ее ждало, когда она проходила мимо парка, места столь многих тайных свиданий с утраченным возлюбленным.

Глава 28

Эта поездка в Ньюмаркет являла собой полный контраст предыдущей. Ни объятий, ни поцелуев, ни ночных радостей в придорожной гостинице. На этот раз Ориана предпочла бы путешествовать в одиночестве.

Сквозь полуопущенные ресницы она наблюдала за джентльменом, который сидел рядом с ней. Почему она приняла его предложение сопровождать ее в Суффолк, Ориана и сама не знала. Быть может, потому, что была слишком удивлена, чтобы отказать.

Когда граф сообщил ей, что его дочь вышла замуж, Ориана поняла – все дело в том, что он чувствовал себя одиноким.

– Свадьба ее светлости состоялась так внезапно, – сказала Ориана, подумав при этом, что жених не терял времени в стремлении достигнуть цели.

– Мэтью уехал в Лондон в большой спешке и вернулся на следующей неделе со специальной лицензией на брак. На следующее утро в нашей гостиной Лайза стала его женой. И в тот же день они уехали в дом тетки Мэтью в Уэльсе.

– Как они, должно быть, счастливы, – заметила Ориана, от души радуясь тому, что ее злосчастные бриллианты проложили влюбленной паре путь к семейному блаженству.

– Я даже не знаю, когда теперь увижусь с ними, – продолжал граф. – Я вернусь в Чешир до того, как они обоснуются в Лондоне, в Раштон-Хаусе.

Изменившиеся обстоятельства жизни его дочери оставили след в душе самого графа. Он был растерян и подавлен, о чем свидетельствовали и долгие паузы в их дальнейшем разговоре.

Раштон знал всю историю жизни Орианы, и, в отличие от Дэра, его не развлечешь рассказами о ее детстве и юности. Не захотел бы он слушать и рассказы о ее театральных превратностях или о кочевой жизни на континенте. А ей совершенно неинтересны сведения о недавних заседаниях парламента. Их с Дэром непрерывный диалог продолжался даже в те минуты, когда они целовались или занимались любовью. Это воспоминание заставило Ориану слегка улыбнуться. Граф заговорил, прервав течение мыслей Орианы.

– Раштон-Холл покажется мне таким пустынным, – произнес он. – Но я надеюсь обрести приятное мне общество. – Седеющая голова Раштона повернулась к Ориане, его рука легла на ее сложенные руки. К удивлению Орианы, ладонь графа была влажной. – Я уже очень давно хотел открыть вам мое сердце. Я ждал, когда забудется эта история с Теверсалом. Я не мог позволить себе быть замешанным в скандале, пока Лайза не заняла место в лондонском высшем обществе, но теперь ее судьба устроена. Я свободен, как никогда прежде. Вы заслуживаете лучшей жизни, Ориана, и я намерен предложить ее вам.

– Лучшей в каком смысле? – поинтересовалась она.

– Вы это узнаете, когда выйдете за меня замуж. Будьте моей женой, и все образуется как нельзя лучше.

Совершенно изумленная, Ориана еле слышно проговорила:

– Я не могу.

– Вы хотите сказать, что не можете обсуждать вопрос, не взвесив преимущества такого решения для нас обоих? Когда вы станете супругой пэра, вам больше не придется зависеть от благосклонности управляющих театрами и непостоянной публики. Я защищу вас от мужчин, подобных Корлетту, для которых вы лишь средство упрочить их репутацию ловеласов.

Ориана убрала руки и сказала:

– Для вас брак с Анной Сент-Олбанс чреват многими неприятностями. Подумайте хотя бы о сплетнях!

– Мы их никогда не услышим, – успокоил он Ориану. – Мы будем осмотрительны. Я не собираюсь афишировать наш союз, представлять вас ко двору, жить в городе. Как у леди Раштон, дом ваш будет в Чешире. Я дал указания своему поверенному, чтобы он исподволь нашел покупателя на ваш дом в Сохо. Вы сможете его продать.

Оскорбленная тем, что граф считает ее согласие само собой разумеющимся, Ориана помотала головой.

– Я не могу... я не хочу принимать ваше предложение, милорд. Вы оказываете мне большую честь, и мне прискорбно огорчать вас отказом, но я люблю... – Она запнулась. – Поверьте мне, это совершенно невозможно.

Выражение его лица сделалось настороженным.

– Увлечение этим мужчиной с острова Мэн затмило вашу способность судить здраво.

– Это не так. Мой ответ вам был бы тем же, даже если бы я в жизни не встречала этого человека.

Брак без любви, без страсти, пусть и респектабельный, был для Орианы немыслим. Быть изгнанной из Лондона, похоронить себя в деревне – это воспринималось ею как наказание за грехи.

– Он недостоин вас, Ориана, и доказал это своим отвратительным хвастовством. Я слышал, как он называл вас бесстыдной шлюхой, которая легла под него, задрав юбки и...

– Довольно! – задыхаясь от гнева, выкрикнула она. – Я не позволю вам оскорблять его.

– Я никогда больше не упомяну имени Корлетта, если вы согласитесь выйти за меня замуж.

Ориана уже привела графу убедительную причину своего решения и легко нашла еще одну.

– Мое пение, как вы знаете, чрезвычайно важно для меня. Бросить его я не считаю возможным.

– Вы сможете петь сколько захотите – дома. Вы любите музыку или славу, которую приносит вам пение? – едко спросил он.

– Я хочу и того и другого, – призналась Ориана. – Я люблю и свое искусство, и своих слушателей. Радуюсь, когда пою в своей музыкальной комнате. Для себя или близких друзей. Но мне нужны также сцена или концертный зал. Если это делает меня в ваших глазах самодовольной или пустой личностью, ничего не поделаешь. Их долгая и тяжелая поездка закончилась поздним вечером у входа в коттедж Гуинн на Мельничном холме. Граф проводил Ориану до дверей и поцеловал ей руку, перед тем как отправиться в Уитшиф, в ближайшую гостиницу. Ориана не думала, что он останется здесь дольше чем на один вечер. К ней он присоединился не потому, что любил скачки, а лишь с целью сделать ей предложение.

– Вам не следовало проделывать весь путь из Лондона за один день, – мягко пожурила ее миссис Бигген. – Бедняжка, вы такая бледная, у вас усталый вид.

– Ничего удивительного, – ответила Ориана, принимая из рук хозяйки чашку чаю.

– Вы хоть перекусили немного в дороге?

– Дважды, сначала в Эппинге, а потом в Крауне.

– Хотите немного рыбного бульона?

– Спасибо, это как раз то, что мне нужно. Ориана с наслаждением отпила глоток горячей похлебки.

– Не более часа назад вас заходил повидать джентльмен.

– Мой кузен Берфорд?

– Нет, это был не его светлость. Мужчина высокий, черноволосый, но вид у него такой, словно он с кем-то здорово подрался. Он приехал из Маултон-Хисе.

Дэр Корлетт – и драка?

– Он не собирался заглянуть еще раз?

Отвисшие щеки миссис Бигген затряслись, когда она помотала головой.

– Он ничего не говорил про это. Да ведь вы скорее всего увидите его у скакового круга.

В этом Ориана не сомневалась. Его молодая кобыла участвует в скачках.

У Боклерков появился повод принимать поздравления, вороной конь лорда Берфорда обогнал претендента на приз, принадлежащего лорду Клермонту, в первом забеге без препятствий. Дэр, который стоял в это время у конюшен Эрмитеджа, слышал приветственные крики, но не знал результата, пока ему не сообщил герцог Хафорд.

Лавиния, чья стройная фигурка заметно округлилась, сказала:

– Мадам Сент-Олбанс обрадуется победе кузена. Надеюсь, она поставила на вороного. – Дэр помедлил с ответом, и тогда она спросила: – А вы делали ставку?

– Двадцать пять гиней на победу.

– Сумма незначительная – для владельца! – Герцогиня покачала своей черноволосой, гладко причесанной головкой. – Вы, право же, озадачиваете меня, сэр Дэриус.

– Я самый блестящий образец скряги с острова Мэн, – заявил он с самым добродетельным видом. Его нежелание рисковать крупной суммой проистекало из необходимости беречь деньги для дербиширских шахтеров. Он объяснил Лавинии: – Я скорее опекун, а не хозяин кобылы. Чувствую ответственность за нее, но отношения между нами отдаленные.

– Почему вы ее купили?

Дэра побудило утверждение Орианы, что кобыла станет победительницей, а также собственное желание сделать Ориане приятное и тем самым укрепить их связь, но он не хотел в этом признаваться.

– Потому что она красивая и одаренная и вполне заслуживает возможности доказать свое благородное происхождение и талант.

«Как и Ориана», – ощутив острую боль, подумал он; ее карьера может оборваться, будучи препятствием для замужества.

Дэр и его собеседники повернули головы к стойлу, из которого грум выводил вороную кобылку.

– Я наблюдал за ней все эти недели в Маултоне – сообщил Гаррик. – Она хорошо прошла пробный забег вчера. Если она сегодня победит, я буду готов сделать щедрое предложение.

Жокей Кон Финбар нес на руке скаковое седло. Конюх начал водить лошадь взад и вперед. Высоко держа голову, она двигалась с естественной грацией. Тренер Ник Кэттермоул бежал рядом с ней мелкими шажками и наставлял жокея, как надо вести скачку.

Дэру отчаянно хотелось, чтобы Пламенная выиграла скачки – ради Орианы и ради призовых денег, которые нужны были ему для шахтеров. Он подержал уздечку, пока грум накладывал на спину лошади седло и затягивал подпругу.

– Смотрите, кто идет пожелать вам удачи, – произнесла герцогиня, понизив голос, в котором прозвучал нескрываемый интерес.

Дэр увидел, что к ним направляется Ориана в сопровождении двух джентльменов. Сквозь оборку ее голубого платья была продернута столь памятная ему зеленая ленточка, и сердце у него так и подпрыгнуло при виде этого доказательства ее верности.

– Узнаю ее кузена, – сказала Лавиния, – а второй джентльмен мне незнаком.

– Это лорд Раштон.

Гаррик любезно впустил всю троицу в загон. Берфорд, раскрасневшийся и сияющий, сердечно пожал руку Дэру.

– Желаю вам такой же удачи. Она выглядит отлично, – похвалил он кобылу. – Нога ее больше не беспокоит?

– Нет, милорд.

Ориана стянула перчатку и погладила лошадь по бархатистой морде.

– Беги во всю прыть, – тихонько сказала она своей любимице.

После долгих дней разлуки Дэр не мог наглядеться на лилейно-белое лицо своей подруги. Если бы не люди вокруг, он бы сейчас поцеловал эти восхитительные полные губы.

Негромко, так, чтобы слышал только Дэр, Ориана сказала:

– Вы поранились. Тронув щеку, он произнес:

– Боюсь, что останется шрам.

Больше ничего он объяснить не успел, так как к ним приблизился Раштон и пришлось прервать тайный разговор.

Герцог Хафорд настоял, чтобы его жена наблюдала за скачками из ландо. Когда Раштон предложил Ориане сделать то же самое, в глазах у нее вспыхнул протест.

– Присоединяйтесь ко мне, – попросила герцогиня. – Уверяю вас, нам отлично будет виден весь круг.

Ориана больше всего хотела бы смотреть на захватывающее зрелище, стоя рядом с Дэром, но уступила настойчивому приглашению герцогини Хафорд. Еще совсем недавно она обрадовалась бы такому выражению приязни со стороны одной из представительниц элиты скачек, но, как и все дары фортуны, этот пришел к ней слишком поздно, и радость оказалась сомнительной. Когда они направлялись к герцогскому экипажу, Ориана обернулась и посмотрела на джентльменов. Было заметно, что Дэр с осторожностью ступает на правую ногу.

Что же случилось с ним в Дербишире?

Позволив любопытству взять верх над осторожностью, она спросила:

– Как это случилось, что сэр Дэриус поранил себе лицо?

– Он провалился в забой шахты во время посещения своих дербиширских владений. Говорит, что земля разверзлась под ним.

Все эти бесконечно долгие дни Ориана считала, что молчание Дэра объясняется охлаждением к ней, а на самом деле он был в серьезной опасности и терпел страдания. Ориана откинулась на мягкое кожаное сиденье, избегая слишком пристального взгляда серых глаз другой женщины.

Искоса взглянув на талию ее светлости, Ориана ощутила знакомый укол горечи. Перед этим она его испытала в связи с помолвкой Сьюк, а теперь при виде заметной беременности герцогини. Но не зависть к их радости причиняла ей боль, а острое сожаление по поводу того, что ей недоступна подобная радость.

– Мы с Гарриком недавно вернулись с острова Мэн, где навещали моих родителей и брата.

Взяв себя в руки, Ориана сказала:

– Это, наверное, было интересно.

– Особенно я радовалась тому, что наши сын и дочь увидели мои родные места. А меня Гаррик отвез в Глен-Оддин и показал новую виллу сэра Дэриуса.

Ориана сразу представила себе зеленый склон холма, на вершине которого стоял красивый белый дом. Ни слова не говоря, она опустила ресницы, надеясь скрыть свои чувства.

– Мы добрались и до свинцового рудника, работа там кипит. – Герцогиня слегка наклонилась вперед и продолжала: – На обратном пути через долину мы повстречали старую женщину, которая гнала стадо коз в горы на пастбище. Язаговорила с ней на гэльском языке и упомянула о нашем знакомстве с баронетом. Она указала на ближайший домик и сообщила, что в нем жила английская фея. Народ на рудниках суеверный, и я знаю много местных легенд. Но то была легенда совсем недавнего происхождения. Фея, красоту которой старуха описала во всех подробностях, навела чары на мейнштира Дэра и увлекла его за собой. В Англию!

Ориана не хотела пятнать ложью свою драгоценную любовь.

– Ее чары исчезли. Он волен вернуться на свой остров и к своему народу. Вскоре он уедет.

– Почему вы так говорите?

– Я знаю его.

Второе из этих трех слов вместило все богатство эмоций, овладевших Орианой.

– Простите, если я задела вас неосторожным словом. Сейчас, когда вы страдаете от одиночества, вы должны знать, что обрели друга. – Герцогиня выпрямилась и слегка тронула пальцы Орианы. – После концерта в Бери-Сент-Эдмондсе вы не захотели сказать мне, где научились гэльским песням. Теперь я знаю где.

– Вы рассказали Дэру о вашем открытии? – спросила Ориана.

– Пока нет.

– Не рассказывайте, прошу вас.

«Но тайна уже раскрыта», – напомнила себе Ориана. Теплая откровенность собеседницы смягчила эту новость, но тем не менее Ориана не хотела делиться с герцогиней подробностями истории своей неудачной любви.

Она подняла голову и посмотрела на скаковой круг.

– Забег уже начался.

Дэр про себя сыпал проклятиями. Какого черта этот Раштон явился сюда и увивается возле Орианы?

Все джентльмены собрались у ограждения. Передвижную судейскую ложу переместили к финишному столбу.

Две минуты или около того оставалось до конца забега.

То были две самые длинные минуты в жизни Дэра.

В голове у него звенело от криков, казалось, что все собравшиеся на ипподроме поддерживают Чарлза Бенбери и его Памелу. И вдруг – все изменилось в один короткий миг. Выкрики «Памела! Бенбери!» сменились глухим рокотом.

– Пламенная обогнала на целую морду! – крикнул кто-то.

Гаррик сиял улыбкой от уха до уха.

– Она это сделала! Пошли найдем Кона – его будут взвешивать.

Сэр Чарлз Бенбери проявил свое спортивное благородство тем, что подошел к Дэру и пожал ему руку.

– Отлично сделано, сэр! Просто отлично. Смелость и хорошее управление лошадью одержали победу над самоуверенностью и опытом. Вы должны быть довольны и вашей лошадью, и наездником.

– Чрезвычайно доволен, – кивнул Дэр.

Гаррик разговаривал с Коном Финбаром, краснощекое лицо которого стало серым от пыли.

– Корлетт. Дэр обернулся.

К нему подходил Раштон.

– Мы оба имеем основание радоваться выигрышу здесь, в Ньюмаркете. Вам достался туго набитый кошелек, а мне невеста.

После долгого молчания, во время которого твердый как сталь взгляд аристократа несколько сник, Дэр сказал:

– Меня это удивляет.

На самом деле его это убило.

«Сирена, – горько усмехнулся он про себя, – пропела немало ложных обещаний, которые не собиралась выполнять».

– Я пытался предостеречь вас, – продолжал граф и показал запечатанное письмо. Я написал своему поверенному и предложил ему заняться подготовкой сделки о продаже дома на Сохо-сквер. Ориана понимает необходимость расстаться с этим домом, а заодно и со всеми своими сомнительными знакомствами.

Эта категория знакомых, само собой, включала и Дэра.

– День свадьбы уже назначен?

– Пока нет, – ответил граф, встретив взгляд Дэра. – Но было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы уехали к себе на остров Мэн, не повидавшись с Орианой. Тем самым вы избавили бы ее от неловкости прощания.

Слушая Раштона, Дэр не мог поверить, что тот говорит правду. Его соперник не видел лица Орианы, когда она заметила рану на щеке своего возлюбленного, не слышал ее слов. Она не захочет, она не сможет выйти замуж за человека, которого не любит, даже если это восстановит ее репутацию и даст ей титул.

Получив призовые деньги, Дэр и его помощники отвели Пламенную назад в конюшню, где Дэр принял выгодное предложение Гаррика.

Как Ориана и многие другие любители скачек, Дэр побродил по ипподрому, от одной беговой дорожки к другой, наблюдая за состязаниями. Берфорд, а главное – Раштон не отходили от Орианы, и Дэр не мог увести ее, не вызвав неприятной сцены. «Если бы не вмешательство графа, – в отчаянии думал Дэр, – мы с Орианой уехали бы сегодня вечером в Лондон. Утром получили бы специальное разрешение на брак, а в полдень стали бы мужем и женой».

Он отклонил приглашение Гаррика присоединиться к членам «Жокей-клуба» в кофейне и отправился в наемном экипаже в Маултон за своим багажом и за Уингейтом. Вернувшись в Ньюмаркет, он оставил экипаж на Хай-стрит и пешком поднялся на Мельничный холм.

Подойдя к дому Гуинн, Дэр услышал голос Орианы – она пела, аккомпанируя себе на мандолине. У входа стояла деревянная скамья, и Дэр сел на нее, чтобы насладиться пением и музыкой.

Когда пение и музыка смолкли, Дэр легонько постучал по оконному стеклу, чтобы привлечь внимание Орианы.

Она приоткрыла дверь и выглянула.

Шляпа у ее нежданного посетителя была низко надвинута на лоб, а воротник пальто поднят – вид самый загадочный, но Ориана взглянула на пораненное лицо Дэра и, опасаясь, что хозяйка дома может подслушивать, спросила безразличным тоном:

– Разве вы не должны были отпраздновать победу?

– Я отпраздновал. Хафорд купил у меня кобылу и намеревается пускать ее на скачки еще один сезон. Я поставил условием сделки, что вы можете навещать лошадку в Маултоне, когда вам заблагорассудится.

Со стороны центра города донеслись звуки бурного веселья. Ориана пригляделась и увидела, что две группы мужчин, шествуя по противоположным сторонам улицы, машут друг другу руками и кричат. Чтобы не привлекать к себе внимания, она попросила Дэра войти в дом.

– Только если нам будет обеспечено уединение.

– Миссис Бигген дома.

– В таком случае давайте прогуляемся. Мне нужно сказать вам нечто важное. И спросить вас кое о чем.

Миновав скученные дома на Мельничном холме, они пошли по дорожке через поле, окруженное живыми изгородями и тянущееся вдоль дороги на Экснинг. Держа Ориану под руку, Дэр рассказывал о своих обязательствах по отношению к дербиширским шахтерам.

– Хотя рудники в настоящее время недоступны моему контролю, – заканчивая невеселое повествование о бедах рудокопов, вздохнул Дэр, – я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь людям, и нуждаюсь в помощи каждого, кто мог бы ее предложить. Я встречался с сэром Джозефом Бэнксом в его имении Овертон-Холл близ Матлока, и он внес солидную сумму в благотворительный фонд, основанный мною. Теперь я хотел бы обратиться за помощью к тебе.

– Я поддержу твой фонд, – заверила его Ориана. – Сколько нужно денег?

– От тебя мне нужны не деньги, а твой голос. Я решил организовать благотворительные концерты, доход от которых пойдет в Благотворительный фонд помощи больным шахтерам.

– И ты хочешь, чтобы я выступила? Я охотно это сделаю. Прекрасный план!

Дэр поднес ее руку к своим губам.

– Я еще не разработал этот план в деталях, но непременно займусь им в ближайшее время.

– Я помогу тебе.

– Мои разговоры с сэром Джозефом касались больше филантропии, чем геологии, но он уговаривает меня передать мой трактат по геологии в Королевское общество.

– Дэр, как это замечательно! Ты, я думаю, очень этому рад. А у меня тоже есть радостная новость. Я получила ну просто великолепное предложение.

В темных глазах Дэра промелькнула боль.

– Да, я слышал. Она была удивлена.

– Ты слышал?

– Граф сообщил мне. Он сказал о своих намерениях еще в Раштон-Холле. Но не жди от меня выражения соответствующих чувств. – Он глубоко вздохнул. – Человеческие существа, как и вулканические камни, хранят на себе следы своего прошлого. Твой жизненный опыт, хороший и плохой, сделал тебя необыкновенным и замечательным созданием. Если Раштон этого не понимает, тебе не следует выходить за него замуж.

– Я и не собираюсь.

Дэр улыбнулся – и вдруг со стоном прижал пальцы к пораненной щеке.

– Все еще болит? – спросила Ориана.

– Только когда я улыбаюсь. Но граф сказал мне, что ты приняла его предложение. Он уже отдал приказание своему поверенному найти покупателя на твой дом.

– Может, ты не так его понял?

– Кажется, это он понял что-то не так. Он показывал мне письмо. Твой отказ, вероятно, был не слишком решительным.

– Исключительно решительным. Если бы я вышла замуж за графа, он сослал бы меня в Раштон-Холл и заставил нести наказание за мои неблагоразумные поступки. Он отлучил бы меня от посещения скачек и выбросил бы все мои платья с низким вырезом.

– Как это несовременно с его стороны.

– Я месяцами твердила тебе, что не нуждаюсь в муже.

– В твои двадцать четыре года ты еще слишком молода, чтобы привыкать к одинокому существованию.

– Я достаточно взрослая, чтобы разбираться в себе. Сильный порыв ветра налетел на них и начал трепать юбки Орианы и полы пальто Дэра. В воздухе запахло близким дождем.

Извращение фактов, которое позволил себе граф, напомнило Ориане еще об одном случае, когда она засомневалась в его правдивости.

– Скажи, во время нашего пребывания в Раштон-Холле ты с кем-нибудь говорил, намеренно или случайно, о нашей связи?

– Абсолютно ни с кем.

Ответ прозвучал убедительно, однако сказанное противоречило тому, что Ориане сказал граф.

– Судя по словам Раштона, ты смеялся надо мной в обществе других мужчин во время охоты на куропаток. Он утверждал, будто подслушал, как ты хвастался моей... податливостью в постели.

– Это ложь! – возмущенно воскликнул Дэр. – Мы говорили только о количестве убитых птиц. Иногда мои товарищи по охоте подшучивали над моей сукой.

– Какой сукой?

– Над собакой, старушкой сеттером. Она прихрамывала и все пристраивалась отдохнуть. Один раз я насмешил всех, сказав, что ей даже не нужно подавать команду «сидеть!» или «лежать!». Быть может, Раштон неверно истолковал мои слова. Я всегда был особенно осторожен в выражениях при нем, – заверил Ориану Дэр. – Если он и узнал что-нибудь о наших отношениях, то не от меня.

С чувством огромного облегчения Ориана взяла Дэра под руку.

– Одновременно с матримониальным я получила и творческое предложение. Мик Келли пригласил меня петь в театре «Ройял» в следующем сезоне в качестве примадонны.

Нежным, ласкающим голосом Дэр произнес:

– Давно заслуженная честь. Ты достойна занять самое высокое положение в труппе и получать соответствующее жалованье.

В отличие от графа он гордился ею, и Ориана любила его за это.

– Мы оба получили то, чего хотели больше всего, верно? Королевское общество опубликует твой труд, а я буду снова петь в опере.

Случайно бросив взгляд на Дэра, Ориана увидела на его лице печальное, почти трагическое выражение.

Он замедлил свой широкий шаг, чтобы идти вровень с нею.

– На какое время ты еще задержишься здесь?

– Лошадь Берфорда бежит в четверг, это один из последних забегов.

– Боюсь, я его пропущу.

– Ты возвращаешься в Дербишир?

– В Лондон. Я заказал почтовую карету, она уже ждет меня.

Эти слова зловеще отозвались в ушах Орианы. Сама совершившая немало побегов, она была не на шутку встревожена внезапным отъездом Дэра. Ориана была уверена, что конечная цель его путешествия – Дептфорд, где его ждет готовая к отплытию «Доррити». Много недель назад, в Воксхолле, он сказал ей, что станет делить свое время между Лондоном и островом – ради нее. У нее не было права удерживать его вдали от рудников и нового дома. Она сама недавно говорила Раштону, что не сможет покинуть свой дом и своих слушателей. Значит, ей придется ждать долгие недели – или месяцы, – когда Дэр приедет в очередной раз.

Когда они подошли к дверям домика, Дэр отпустил руку Орианы и достал из кармана пальто небольшой бархатный кошелек. Протянув его, он сказал:

– Хочу, чтобы у тебя было вот это.

– Если это деньги...

Засмеявшись и поморщившись от боли, он заметил:

– Именно сейчас у меня нет свободных денег. Ориана все еще сомневалась.

– Я не могу, Дэр.

– Ты должна. Это подарок на день рождения. – Порыв ветра бросил пряди волос на лицо Орианы, Дэр бережно отвел их в сторону. – Я не был тогда с тобой. Но я думал о тебе и о том, как хотел бы вручить этот подарок.

Он прижался губами к ее губам. Ориану обожгла страсть его поцелуя, но закончился он с такой нежностью, что в душе у нее расцвела надежда.

– Любовь крепка как скала и чиста словно кристалл, – сказал Дэр. – Ты достойна любви, Ориана, а не упреков и наказания.

Он открыл кошелек и положил его содержимое ей на ладонь. Ориана увидела те двадцать три кристалла, которые оставила в Гленкрофте, ограненные и заключенные в золотую оправу. Пять самых маленьких были вставлены в перстень, два побольше – в серьги, а остальные составили ожерелье.

– Надевай их, когда будешь петь в Королевской опере.

Придет ли он посмотреть на нее, послушать ее? Ориана не могла испортить очарование этой минуты таким вопросом.

«Если я хочу удержать его, я должна позволить ему уйти».

Смелое решение – и мудрое. Но невысказанная любовь давила на сердце тяжелее, чем самый позорный скандал.

Ничто не связывало ее с ним, кроме обета и ночей страсти, проведенных в придорожных гостиницах. Ориана убедила себя, что ей этого будет достаточно. Но сейчас, глядя, как высокая фигура Дэра удаляется от нее вниз по холму, она поняла, что ей нужно гораздо больше, но, увы, надежды получить желаемое у нее не было.

Глава 29

От пристрастия к скачкам Ориану в значительной степени отвлекала сердечная боль, кроме того, ее раздражало поведение графа Раштона. Его назойливые знаки внимания были утомительны, а что еще хуже, он поделился своими надеждами с Берфордом, который казался совершенно озадаченным нежеланием Орианы стать графиней.

– Ты должна радоваться такому респектабельному предложению, – заметил ее кузен как-то после полудня. – Раштон достойный человек, преданный тебе. Лучшего желать нельзя.

Ориана приподняла брови.

– Он просил тебя уладить дело?

– Да, – признался кузен. – Более того, он уверен, что твои родственники Боклерки одобряют этот брак. Со мной был мой брат Фред. Он сказал Раштону, что наше мнение не повлияет на твое решение, потому что ты дьявольски упряма.

Ориана улыбнулась, услышав о нечестивой фразе лорда Фредерика Боклерка, для священника он был, пожалуй, слишком большим любителем непочтительных выражений.

– Но я не могу оправдать намерения графа продать твой дом, – добавил Берфорд. – Безусловное право собственности на недвижимость в Лондоне слишком ценно, чтобы от него отказываться.

– У него нет права принимать такое решение, – отрезала Ориана. – И никогда не будет. Я предпочитаю «Хеймаркет» Раштон-Холлу.

Ориана была настолько возмущена, что даже вторая победа лошади Берфорда не улучшила ее настроения. Когда Раштон зашел в паддок поздравить Боклерков, Ориана ему даже не улыбнулась.

Он высоко поднял бокал с шампанским и сказал, понизив голос:

– За наше будущее счастье. Мне бы хотелось объявить о нашей помолвке прямо здесь, в присутствии ваших кузенов.

Ориана подняла на него свои бездонные глаза.

– Я отказала вам, Раштон. Берфорд и кузен Фред знают об этом. И Дэр тоже. Вы ввели его в заблуждение, сообщив, что мы обручились.

Улыбка графа не выражала абсолютно ничего.

– Я хотел предостеречь его.

– Вы сделали гораздо больше. Вы ввели в заблуждение и меня, когда сказали, что Дэр болтал гадости обо мне во время охоты. Вы слышали, чтобы он или кто-то из других джентльменов назвал мое имя?

– Не слышал, – признался Раштон со вздохом. – Но я верил и продолжаю верить, что вам лучше быть моей графиней, нежели любовницей Корлетта. Конечно, мы так долго были просто друзьями, что вам необходимо некоторое время, чтобы привыкнуть к нашим новым отношениям.

Он вынуждал Ориану говорить прямо, не щадя его гордость, не думая о его высоком положении.

– Милорд, ваши недостойные манипуляции лишили меня веры в эту дружбу. Вы стараетесь изменить меня, зачеркнув мое прошлое.

– Прошлое, которое вы втайне не можете не порицать, – ответил он. – Как моя жена вы займете то положение, которое принадлежало бы вам по праву, будь вы законнорожденной.

– Мои отец и мать никогда не давали мне почувствовать, что я должна испытывать стыд за них и за самое себя. Мои кузены Боклерки считают меня членом своей семьи. И только вы оцениваете мое происхождение как позор, а мою карьеру как нечто недостойное. Вы уверяете меня, что наш брак поправит мое общественное положение, а сами хотите запереть меня в Раштон-Холле. Мне нужно большее.

Губы графа сложились в невеселую улыбку.

– Ваши многочисленные победы испортили вас. Вам кажется, что я должен совершить какой-то значительный поступок, чтобы убедить вас в моей привязанности? Но я считал, что честное предложение руки и есть самый лучший из возможных способов выразить свое восхищение вами.

– Я тоже так считала, – сказала Ориана, – до тех пор, пока вы не запятнали его ложью. – Голос ее звучал так резко, что она сама его не узнавала. – Я немедленно уезжаю в Лондон, чтобы отменить ваше распоряжение. Я никогда не откажусь от своего дома. Я буду жить, как мне нравится, и делать то, что мне по душе. Независимо от того, нахожусь ли я в общественном месте или в собственной спальне.

– Вы уезжаете к нему?

– Я уезжаю домой, – подчеркнула Ориана последнее слово.

– Подождите. – Граф взял ее за руки, целая буря чувств отразилась на его лице. – Если вы так любите этого человека с острова Мэн, скажите ему о своем чувстве. Учитесь на моих ошибках. Не сдерживайте себя, пока не стало слишком поздно. – Он низко склонил посеребренную сединой голову. – Это самая трудная, самая мучительная речь из всех, какие я произносил в жизни.

– Благодарю вас за нее, – мягко проговорила Ориана.

Она последует его совету, данному с таким самоотречением.

Она больше не станет поддаваться страху. Она должна сказать Дэру о своем чувстве с той же решимостью и откровенностью, каких ожидает от него. Намерен он покинуть Англию или нет, она обязана сказать ему правду.

Когда ее почтовая карета свернула с Оксфорд-стрит на Чарлз-стрит, Ориана прижалась лицом к окну.

Ее площадь – мирный оазис среди лондонского шума и суеты, и никогда еще она не возвращалась сюда с более легким сердцем. Она расплатилась с форейторами, которые бурно благодарили ее за щедрые чаевые. Один из них вынес ее чемоданы и поставил возле ограды.

Войдя в дом, Ориана обнаружила в холле несколько больших упаковочных ящиков с надписью на каждом по трафарету: «Дж. Бродвуд». Кто-то доставил в дом фортепиано или клавесин, а скорее, то и другое.

Обнаружила она еще и какого-то незнакомца, сидящего в холле, шляпа лежала у него на коленях, одет он был в черное, а с воротника спускались две белые полосы материи – атрибут священника. «Возможно, покупатель», – пронеслось у Орианы в голове, и она сразу сникла.

– Сэр, если вы здесь затем, чтобы осмотреть мой дом...

– Мадам Сент-Олбанс!

С этим возгласом человек поднялся Ориане навстречу.

Пытаясь что-то припомнить, Ориана сосредоточила взгляд на длинном тонком носе и близко посаженных черных глазах – ни дать ни взять мордочка гончей.

– Мы встречались?

– Мы вместе пели прошлой зимой. Прежде чем перейти в собор Святой Анны, я был регентом хора в соборе Святого Павла. Нас познакомил мистер Этвуд, органист. Но я и не думал, что вы меня помните.

– Вечер исполнения оратории Баха, – сказала она, хотя лица хористов помнила очень туманно. – Эти ящики принадлежат вам? Здесь какое-то недоразумение, так что если вы хотите приобрести мой дом...

– Нет, мэм, я всего лишь хотел бы получить причитающуюся мне плату. Я только что провел венчание.

– Здесь? – Ответ на вопрос пришел в виде шумного взрыва веселья со стороны помещения для слуг. – Я опоздала, – с огорчением произнесла Ориана.

Она направилась к лестнице, но дорогу ей преградила крупная фигура.

Улыбка облегчения появилась на его пораненной физиономии.

– Добро пожаловать домой. Как и всегда, твое чувство времени непогрешимо.

– Вот уж нет, – возразила она. – Моя горничная вышла замуж за твоего камердинера, а меня при этом не было.

– Они отказывались ждать дольше. И я их понимаю. Взяв Ориану за руку, Дэр повлек ее за собой.

– Что ты делаешь? Я хочу видеть Сьюк.

– Увидишь позже. Мне ты нужна сейчас больше, чем ей.

– Эти ящики в холле, они твои? – вспомнила вдруг Ориана.

– Они твои. – Дэр провел ее через холл к тому месту, где ожидал священник. – Подождите здесь, сэр, мне снова могут потребоваться ваши услуги.

Все еще держа Ориану за руку, он увел ее в кабинет и закрыл дверь.

– Это ты повинен во всем этом ужасающем беспорядке? О, Дэр, чем ты тут занимался?

– Сэр Джозеф предложил, чтобы я заново просмотрел и дополнил текст моего трактата о камнях острова Мэн и подготовил иллюстрации. Я начал делать предварительные заметки и наброски иллюстраций.

Пока Дэр собирал и перекладывал с места на место черновые наброски, Ориана сняла с запястья ридикюль и положила на каминную полку рядом с угрожающе накренившейся стопкой книг.

– А это еще откуда?

– Из библиотеки сэра Джозефа. Его помощник разрешил мне позаимствовать их.

– Я так рада, что ты здесь, Дэр, – сказала она. – Я боялась, что не застану тебя, что ты в Дептфорде и готовишься к отплытию.

– «Доррити» уже на пути к острову, и Нед тоже на корабле вместе с моей мебелью. – Он подошел к письменному столу Орианы и отодвинул в сторону кучу исписанных листков. – Дьявол меня побери, куда же девалась эта бумага... а, вот она.

Он вручил Ориане печатный документ, в который четко были вписаны их имена: Ориана Вера Сент-Олбанс Джулиан, вдова, и Дэриус Гилкрист Корлетт, холостяк. Лицензия на брак.

– Откуда это?

– Все очень просто. Мы с Уингейтом отправились в Докторс-Коммонс и ответили на несколько вопросов. Заплатили каждый по пять фунтов и ушли, унося с собой по лицензии. – Он осторожно вытянул документ из руки Орианы. – Я решил на всякий случай иметь ее при себе, тем более что мисс Меллон сообщила мне о твоем тайном желании вступить в брак.

Щеки у Орианы вспыхнули жарким румянцем.

– Мы с Хэрри часто говорили в шутку об охоте за мужьями.

– В разговорах со мной ты неумолимо отрицала свой интерес к брачным отношениям. Ты уверяла, что отказала Раштону, потому что не собиралась провести остаток жизни похороненной в деревне, вдали от театров и скачек, погубить свой талант и лишиться платьев с низким вырезом.

– Я вовсе не хотела показаться столь легкомысленной, – запротестовала она. – На самом деле я отказала Раштону, потому что не настолько люблю его, чтобы принести подобные жертвы.

– Если бы он по-настоящему любил тебя, он бы их не потребовал. Брак должен быть основан на взаимной терпимости и доверии. На компромиссе. Доброжелательности. И на такой страсти, какую я питаю к тебе, а ты, как мне кажется, ко мне.

Не в силах произнести ни слова, Ориана долго смотрела Дэру в глаза. Потом заговорила каким-то странным голосом:

– Тебе стоило бы написать трактат о твоей философии.

– Только после свадьбы. Я должен испытать мою теорию на практике, прежде чем опубликую такой трактат. Ориана, ты любишь меня? Мне не нужна жена, которая меня не любит.

– Да, – ответила она. – Для этого я и приехала в Лондон – высказать то, что должна была высказать давно, но не знала, как это сделать. Я могу петь о любви моим слушателям, но не могу говорить о ней.

– А ты попробуй, – предложил Дэр.

– Я скрывала свои чувства потому... потому что не могла себе представить, что ты останешься верным Анне Сент-Олбанс, певице с испорченной репутацией. Мне казалось, что ты хотел бы жениться на ком-то вроде благопристойной вдовы миссис Джулиан.

– Я сделал предложение именно тебе и именно потому, что ты такая как есть.

Он увел ее в музыкальную комнату.

– Я не могу лишить тебя музыки. Если ты хочешь отложить свадьбу до тех пор, пока не проведешь сезон в оперном театре...

– Теперь это для меня не важно.

– Не важно? Как ты можешь быть настолько уверенной?

– Понимаешь, я вдруг почувствовала, что сейчас для меня самое главное то, что меня попросили вернуться, – отвечала она. – Получив приглашение от Мика Келли, я вдруг ощутила нежелание ворошить старые скандальные истории. Раштон был прав, когда утверждал, что, вернувшись в театр «Ройял», я могу почувствовать себя несчастной.

– Смотри не ошибись. Я по-прежнему хочу, чтобы ты пела в благотворительных концертах.

Ориана удивленно посмотрела на него:

– Как леди Корлетт?

– Думаю, ты соберешь гораздо больше публики, если в программе будет указано имя Анны Сент-Олбанс.

Ориана быстро пробежала пальцами по клавишам фортепиано.

– Мистер Шеридан разрешал своей первой жене Элизабет Линли петь для публики после того, как они поженились. Но это было очень давно.

– Я не просто разрешаю, я настаиваю на этом. Но если такая идея тебе не по душе, мы найдем другое средство пополнять наш благотворительный фонд.

Мы. Это крохотное, волшебное словечко убедило Ориану, что их брак будет тем самым дружеским союзом, о котором она мечтала, союзом, основанным на страсти и любви, на глубокой и взаимной душевной потребности.

«Мы будем ласкать друг друга всю жизнь», – подумалось ей, когда Дэр принялся ее целовать. Он разомкнул жаркие объятия для того, чтобы сказать:

– Выходи за меня замуж прямо сейчас. В холле ждет священник со своим молитвенником, а в нижнем холле куча свидетелей. – Он поцеловал ее еще раз. – Кольцо я тебе уже подарил.

Ориана вернулась в соседнюю комнату, взяла свой ридикюль, вытряхнула его содержимое прямо на кресло и в груде сверкающих украшений отыскала кольцо с драгоценным камнем. Протянув его Дэру, она сказала:

– Сходи за священником и скажи слугам, чтобы все собрались в большой гостиной и ждали нас. Я не могу допустить, чтобы наше венчание состоялось среди такого беспорядка.

Когда Дэр ушел, Ориана подошла к зеркалу, висевшему над каминной полкой. Ее шиньон не растрепался под шляпой, Ориана поправила лишь несколько выбившихся из прически прядей. Дорожный костюм вместо подвенечного платья – у нее так будет уже во второй раз. Она и не подумает переодеваться, ей не меньше, чем Дэру, хочется, чтобы их отношения были скреплены навеки как можно скорее. Ориана застегнула на шее ожерелье из горного хрусталя и заменила серьги теми, что подарил ей Дэр.

Призывы Дэра собрали всех слуг в гостиную. Сияющая радостью Сьюк появилась под руку со своим мужем. Священник прочувствованно произнес слова обряда, когда Дэр надел кольцо Ориане на палец, соединил их руки и объявил мужем и женой. Портреты короля Карла и Нелли Гуинн, казалось, взирали на процедуру с одобрительными улыбками.

После церемонии Ориана принимала поздравления своих слуг. Сьюк, все еще ошеломленная собственной свадьбой, пожелала хозяйке большого счастья, а Ориана в свою очередь тепло и сердечно поздравила ее. У супругов Ламли на глазах были слезы.

– Ваша матушка и не надеялась, что вы станете ее светлостью, – сказала экономка.

– И мы тоже, – добавил дворецкий.

Луи приготовил сказочный ужин из любимых блюд Орианы. Слуги разошлись, ушел и священник, достойно вознагражденный.

Муж Орианы взял ее левую руку и поднял вверх, чтобы полюбоваться блеском камня в кольце.

– Камень с острова Мэн и лондонское золото, – произнес он. – Подходящий символ нашего брака. – Поднеся пальцы Орианы к губам, он добавил: – Ты сделала меня очень счастливым, Ориана.

– Идем со мной, – позвала она.

Обойдя стоящие в холле ящики от Бродвуда, они поднялись по лестнице.

– Я жила в этом доме девочкой, потом вдовой, – обратилась к Дэру Ориана, когда они вошли в ее спальню. – Ни одна живая душа в Лондоне этому не поверит, но ты первый мужчина, которому я предложила разделить со мной эту постель.

Дэр надолго задержал взгляд на картине Пуссена, изображающей вакханку, которая переходит ручей, восхитился вслух ее красотой и повернулся к Ориане. Он начал раздевать ее, и Ориана оказалась обнаженной, как и вакханка.

– Ты гораздо красивее, – сказал он, лежа рядом с ней на постели и забирая в руки одну за другой пряди ее волос, которые укладывал затем на подушку в виде ореола вокруг ее головы. – И уж определенно ты более респектабельна.

Это определение Ориане трудно было применить к себе – разве что в будущем она к нему привыкнет. Тем более что оно ни в коей мере не сочеталось с тем, как вел себя сейчас по отношению к ней ее возлюбленный и желанный супруг.

Эпилог

Глен-Олдин, остров Мэн

Апрель 1800 года

Ориана радовалась мягкому теплу весны, оно давало ей возможность пойти в старый сад, взяв с собой мандолину. Она сидела, перебирая струны, под цветущими деревьями, а ее лошадка, пони Глистри, пощипывала травку поблизости. Ориана играла и смотрела на виллу, в которой они с мужем провели столько счастливых месяцев, предаваясь радостям любви.

Совсем немного времени оставалось им наслаждаться покоем и красотой долины – через два дня они с Дэром собирались отплыть в Англию.

«Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова, – пела Ориана. – Еще до тысячи, опять до ста другого...» По просьбе Дэра она положила на музыку любимое им стихотворение Джонсона[24]. На последних нотах в музыку ворвалась песенка дрозда. Ориана замерла и стала слушать коллегу-певца.

Чуть позже она увидела, что по тропинке от рудника идет ее муж, который ушел туда с утра, чтобы дать последние указания управляющему.

– Что за прекрасное создание затаилось здесь? – спросил он, притворяясь, что это для него сюрприз. – Леди Корлетт, почему вы не занимаетесь планом размещения гостей за сегодняшним обедом?

– Это сделают за меня Уингейт и Сьюк, а я решила воспользоваться последними оставшимися часами безделья. В Англии мы будем очень заняты.

Сначала они поедут в Дербишир – проверить улучшения, произведенные в жилищах шахтеров на деньги, полученные от первых благотворительных концертов, которые дала Ориана. После весенних скачек в Ньюмаркете Ориане предстояло выступить в Бери-Сент-Эдмондсе. На успех этого концерта можно было уверенно рассчитывать, герцогиня Хафорд энергично распродавала билеты.

– Скольких гостей мы ждем сегодня вечером?

– Твоих кузенов Гилкристов, лорда и леди Гарвейн, чету Керфи и новоиспеченных молодоженов мистера и миссис Бак Уэйли. – Ориана прислонила мандолину к стволу ближайшего дерева. – Нед поиграет нам потом, однако заполучить его стоило прямо-таки героических усилий, на него такой большой спрос!

Дэр процитировал с усмешкой:

– «Мистер Кроуи, знаменитый исполнитель из лондонского Воксхолла и театра «Садлерз-Уэллз». При таком впечатляющем титуле неудивительно, что он у нас на острове, так сказать, «музыкант нарасхват». – Дэр наклонился и бросил Ориане на колени пригоршню камешков. – Попробуй их классифицировать.

Ориана брала камешек за камешком и уверенно произносила их названия:

– Пирит. Кальцит. Кварц. Свинцовый блеск.

– Что за умница мой помощник! – похвалил ее Дэр. – Я возьму их с собой в Лондон и подарю Британскому музею или использую во время моей презентации в Королевском обществе.

Примерно через месяц после того, как они стали мужем и женой, сэр Джозеф Бэнкс представил Дэра в качестве кандидата на вступление в члены этого знаменитого общества. В начале года пришло письмо о его избрании с приглашением выступить на заседании общества и предложением представить свои труды для публикации. За зиму он заново просмотрел и дополнил свой трактат и закончил иллюстрации. Ориана сопровождала его в долгих странствиях по острову в поисках геологических феноменов, с которых он мог бы делать наброски для своих иллюстраций.

Прежде она не нуждалась в специальной обуви для прогулок. Теперь же на ней были именно такие ботинки. Их сильно изношенные носки торчали из-под голубой оборки ее платья. Взглянув на них, Ориана сказала:

– Не забыть заказать в Лондоне новую пару сапожнику.

Дэр достал записную книжку и карандаш.

– Я добавлю это к нашему списку. Что-нибудь еще? – спросил он. Ориана покачала головой. – Ни платьев, ни шляп? Может, экипаж для поездок по городу?

– Нет, если мы не хотим быть расточительными.

– Это было нужно в прошлом году. Как утверждают мои банкиры, новый финансовый год начался 25 марта, на Благовещение. Теперь я могу себе позволить потакать всем твоим прихотям и оплатить все счета твоих портних и модисток. Мои собственные потребности невелики, хотя я и собираюсь приобрести один предмет для Скайхилла.

Ориана терялась в догадках, какой же еще предмет необходим вполне благоустроенному дому.

– Что же это такое?

– Портрет моей прекрасной и талантливой супруги. Правда, я еще не решил, каким должно быть изображение – с мандолиной в руках или возле клавесина.

– Это должен быть двойной портрет, – заявила Ориана. – Знаменитый геолог пишет новый трактат или перечитывает «Теорию Земли» доктора Хаттона. А на письменном столе лежит вот это.

Она протянула ему сверкающие камни.

– Искусство и наука, – сказал Дэр, которому понравилась ее идея.

– Мне так хотелось бы послушать твое сообщение.

– Это будет закрытое заседание, только для членов общества. Но не забывай, что сэр Бэнкс также пригласил меня на презентацию в Королевский институт. Я решил посвятить свое выступление проблеме безопасности работы шахтеров, вот там ты непременно должна присутствовать. – Дэр встал и сорвал с дерева пышно распустившиеся цветки. Один из них он воткнул в прическу Орианы, а второй, сняв брошь Сент-Олбансов с ее корсажа, приколол к ее шемизетке. – Я расскажу о том, какие средства ты помогла собрать. Доход от первой серии благотворительных концертов превзошел все мои ожидания.

– Я хотела бы продолжить их. Ты ведь уже почти полностью опустошил денежные сундуки Благотворительного фонда помощи больным шахтерам.

Дыхание Орианы участилось, когда Дэр обнял ее за талию.

– «Укроемся с тобой в саду, – как сказал твой любимый поэт. – Любить в тени так сладко...» У вас, леди Корлетт, нижние юбки красивее и пышнее, чем у любой другой женщины на нашем острове.

– Откуда вы это знаете, сэр Дэриус? – ревниво спросила Ориана. – Кому это вы заглядывали под платье, кроме меня?

– Это всего лишь теория, – ответил он, целуя ее колено. – Будьте уверены, миледи, что я не намерен проверять ее на практике. Мои исследования кончаются здесь, – положив руку ей на бедро, сказал Дэр.

Ориана обняла его широкие плечи, и губы их слились. Поцелуй еще горел на ее губах, когда она произнесла задумчиво:

– Нам не надо оставаться в Англии дольше, чем это необходимо. Я хочу вернуться домой в конце лета, чтобы увидеть, как созревают наши яблоки.

– Дом, – пробормотал Дэр, касаясь губами шеи жены, – не имеет ничего общего с тем зданием, в котором я живу. Мое излюбленное обиталище – твое сердце, Ориана, и я счастлив, что ты пригласила меня поселиться в нем.

Примечания

1

Плутонизм – геологическая концепция койца XVIII – начала XIX в. о ведущей роли внутренних сил Земли в геологическом прошлом; наиболее полно изложена в труде шотландского геолога Дж. Геттона «Теория Земли» (1795). Нептунизм – геологическая концепция того же времени о происхождении всех горных пород из вод первичного Мирового океана. Основатель А. Г. Вернер. – Здесь и далее примеч. пер

(обратно)

2

Имя Майка (англ. Mica) в переводе означает «слюда», чем и объясняется нижеследующее ироничное сопоставление Дэра.

(обратно)

3

привилегированная частная мужская средняя школа, основанная в 1567 г. в городе Рагби, графство Уорикшир в Англии.

(обратно)

4

Английское нетитулованное мелкопоместное дворянство

(обратно)

5

Роберт Адам (1728—1792) – английский архитектор, представитель классицизма, его работы, рациональные по планировке, отличались изящным декором

(обратно)

6

Трагедия Р. Шеридана «Писарро» (по мотивам пьесы немецкого драматурга А. Коцебу «Испанцы в Перу») Была написана им в 1799 г.; с конца 70-х гг. XVIII в. Шеридан в течение 33 лет руководил театром «Друри-Лейн»

(обратно)

7

Кембл – семья английских актеров XVIII—XIX вв. Родоначальник – Роджер, из его 12 детей (почти все они актеры) наиболее известны Джон Филип Кембл и Сара Сиддонс

(обратно)

8

большого формата (лат.)

(обратно)

9

ведущий научный центр Великобритании, выполняющий роль академии наук; основан в 660 г.

(обратно)

10

Дэр подшучивает над неразборчивым почерком Орианы: в переводе на русский язык словосочетание «абдомен рек» (abdomen wreck) означает «расстройство желудка»

(обратно)

11

Шератон Томас (1751—1856) – английский мастер, определивший изящный неоклассический стиль английской мебели XV1I1 в

(обратно)

12

Карл Фридрих Абель (1723—1787) – немецкий музыкант и композитор; учился композиции у И.С. Баха. Играл в Дрезденской придворной капелле. С 1759 г. жил в Лондоне

(обратно)

13

Пьетро Метастазио (1698—1782) – итальянский поэт и драматург-либреттист. На его либретто написаны оперы Г.Ф. Генделя, К.В. Глюка, В.А. Моцарта, Й. Гайдна и др.

(обратно)

14

Любимая, дорогая (ит.)

(обратно)

15

Любовную записку (фр.)

(обратно)

16

1 стоун равен 6,34 кг; английский фунт равен 453,6 г; 240 точный вес Дэра составляет, таким образом, 85 кг 822 г.

(обратно)

17

Преданного поклонника (ит.)

(обратно)

18

Здание театра оперы и балета, построенное в 1756 г.; в переводе на русский язык название означает «колодец Садлера», так как здание в самом деле построено на месте колодца, принадлежавшего некоему Томасу Садлеру

(обратно)

19

Леди Лайза перечисляет имена известных английских актеров

(обратно)

20

Английская национально-патриотическая песня (по первым словам припева) на музыку композитора Т. Арна и слова Дж. Томпсона; впервые исполнена в 1740 г.; исполняется по торжественным случаям и в настоящее время

(обратно)

21

В Англии – судебный исполнитель, подвергающий аресту несостоятельных должников в соответствии с постановлением суда

(обратно)

22

Имеется в виду самая высокая вершина в гористой местности, расположенной частично в графстве Дербишир, где и находится унаследованное Дэром владение, а частично в графстве Суффолк

(обратно)

23

Братья Ривалли» (ит.)

(обратно)

24

Более полный отрывок из этого стихотворения был процитирован в главе шестой романа, однако это не оригинальное произведение Бена Джонсона, а сделанный им перевод с латыни стихотворения римского поэта Катулла, помещенного автором в своей «Книге стихов» под номером 5. Это великолепное лирическое стихотворение переводилось многими русскими поэтами. В текст романа введен отрывок из русского перевода, сделанного А. Фетом, как наиболее соответствующего по ритмическому и стилистическому типу английскому тексту Бена Джонcона

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  • Эпилог
  • *** Примечания ***