В последний час [Александр Альфредович Бек] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Александр Альфредович Бек В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС
Рассказ
Комиссар Талгарского полка Иван Алексеевич Костромин придерживался правила: никогда не брать на нестроевые должности людей, которые не побывали под огнем. Однажды ему пришлось нарушить это правило. После беседы с пополнением, которому завтра предстояло идти в первый бой, Костромин подозвал одного из прибывших. Это был, как узнал Костромин, знакомясь с бойцами, комсомолец Щупленков, недавно окончивший десятилетку. К комиссару подошел голубоглазый парень, взял винтовку к ноге, стараясь проделать это по всем правилам, и напряженно замер. «Выучили», — неодобрительно подумал Костромин. Впрочем, сегодня все было ему не по душе. Донимала тупая, ноющая боль в ноге. Костромин любил быть всегда подтянутым, даже чуть щеголеватым, старался, чтобы в любых условиях, пусть в распутицу, в слякоть, его высокие хромовые сапоги блестели, но сейчас… Сейчас лишь одну ногу туго облегал сапог, а другая, забинтованная, обутая в опорок, толстая от ваты, тяжелая, словно колода, мешала ему двигаться. Разговаривая с прибывшими молодыми бойцами, Костромин опирался на суковатую, очищенную от коры палку, заменявшую ему костыль. «Пойду-ка в роты, — подумал он. — Там, кстати, можно и писаря подобрать». Он хмуро взглянул на Щупленкова и переступил забинтованной ногой. Поморщившись, подумал: «Придется посидеть еще денек-другой. Вот уж не вовремя». — Стрелять-то из нее умеете? — спросил он, глядя на винтовку. — Стреляю на «отлично», товарищ комиссар. Костромин покосился. Солдат стоял вытянувшись и глядя прямо в лицо комиссару, как положено стоять и глядеть по уставу. — Десятилетку с какими отметками закончили? — Тоже на «отлично», товарищ комиссар. «Пай-мальчик», — подумал Костромин. — С ребятами в школе дрались? Он решил, если парень ответит «нет», вопрос будет решен — такого не надо брать. Но Щупленков, запнувшись, сказал: — Приходилось… — А разве отличнику и комсомольцу драться полагается? Щупленков промолчал. Молчал и Костромин. Шапка комиссара была надета немного набекрень, что очень шло к его чуть озорному лицу. Ветер трепал русые волосы, выбившиеся из-под шапки, которые даже на вид казались мягкими. — Ну вот что, Щупленков, — сказал наконец он, — пойдете сейчас со мной. Будете работать писарем. Во взгляде Щупленкова мелькнуло облегчение, лицо стало менее напряженным, и Костромин выругал себя: «Черт возьми, кажется, зря… Может, обойтись как-нибудь?» Но обойтись было невозможно. Осколками авиационной бомбы третьего дня ранило двух писарей. От этой же проклятой бомбы пострадал и комиссар. В блиндаж, где помещался командный пункт полка, они вошли втроем: Костромин, Щупленков и Ермолюк — политрук, прибывший с пополнением, пожилой, грузноватый человек в очках. Сев на широкий дощатый помост, щедро устланный ветками ели, Костромин с усилием положил на этот настил неповоротливую, забинтованную ногу и продолжал разговор с политруком. — Всегда ищите, выделяйте лучших, — наставлял комиссар. — Поднимайте их, показывайте их всем. Не только проповедуйте мужество, но и заражайте мужеством. Ермолюк смущенно улыбался. Ему, впервые попавшему на фронт, пока очень смутно представлялось, каким образом он, неловкий, близорукий человек, будет заражать мужеством. Поняв смущение Ермолюка, Костромин сказал: — Запомните, дорогой Ермолюк: не тот герой, кто не боится и идет, а тот герой, кто боится, но идет. Щупленков стоял неподалеку. Горевшая без стекла керосиновая лампа едва освещала его. — Заявления в партию есть? — спросил Костромин другим тоном. Ермолюк ответил, что несколько человек хотели вступить в партию, но у них пока нет рекомендаций. — Передайте им, — сказал Костромин, — что завтрашний бой будет для них рекомендацией. На фронте человек проверяется в бою. Так и скажите каждому, обязательно лично каждому, и обязательно при всех. Как их фамилии? Он достал карандаш и записную книжку. Ермолюк перечислил несколько фамилий, потом взглянул на Щупленкова: — И он тоже… Щупленков, ведь ты хотел подавать в партию? — Да… Хотел… Костромин посмотрел на Щупленкова, но лицо комсомольца было скрыто в полутьме. Отпустив Ермолюка, Костромин усадил нового писаря за стол, поближе к лампе. Голубые глаза юноши были серьезны. «Чего я? Хорошие глаза», — подумал Костромин. Он придвинул койку, перелистал записную книжку и сказал: — Черт возьми, сколько накопилось! Сделаем сначала, Щупленков, самое главное. Пишите: «Сводка Информбюро Талгарского полка». Стараясь устроиться поудобнее, Костромин подгреб еще хвои под забинтованную ногу и привалился спиной к бревенчатой стенке блиндажа. Сняв шапку, ероша русые густые волосы, комиссар стал диктовать. Впрочем, слово «диктовать» здесь не вполне уместно. Он сам сразу сказал это писарю: — Вы не старайтесь все записывать. Главное,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
9 минут 54 секунд назад
13 минут 44 секунд назад
13 минут 12 секунд назад
23 минут 1 секунда назад
25 минут 34 секунд назад
35 минут 46 секунд назад