Красавица [Тори Хейден] (fb2) читать онлайн

Тори Хейден Красавица

Глава первая

Впервые я увидела ее на каменной стенке в школьном дворе. Она сидела, откинувшись назад, поджав одну ногу под себя и вытянув другую, темные густые волосы в беспорядке рассыпаны по спине, глаза закрыты, лицо повернуто к солнцу. Она сидела в позе голливудской звезды, и именно это привлекло мое внимание, поскольку ей было всего лет шесть-семь.

Я прошла мимо нее и направилась в школу. Директор, Боб Кристиансон, вышел мне навстречу.

Мы с Бобом были старыми знакомыми. Когда я только закончила учебу, он предложил мне работу. Он возглавлял тогда программу исследования необучаемости, и его шумный, неформальный, несколько хипповый подход в общении с детьми, с трудом поддающимися обучению, вызывал опасения у консервативного учительского сообщества. Боб всячески поощрял меня и руководил мною, упрямо не желая считаться с тем, чему меня учили в университете. В результате я провела несколько трудных, можно даже сказать, боевых лет в поисках собственного стиля преподавания, учась отстаивать его.

Прошло довольно много времени. Я работала в других школах, в других штатах и даже в других странах. Занималась клинической психологией, научной деятельностью и специальным обучением. Боб оставался в том же городе. Он работал и в обычных школах, и в школах со специальным обучением.

– Погоди, сейчас увидишь свой класс, – сказал Боб, пока мы поднимались по ступенькам, все выше и выше.

Здание школы состояло из двух построек – старой кирпичной, возведенной еще в 1910 году, и сборного стандартного здания. Мне досталась классная комната на верхнем этаже старой части здания. Она оказалась действительно чудесной: просторная, с большими окнами и свежевыкрашенными желтыми стенами, с маленькой кладовкой-нишей для верхней одежды и вещей учеников.

– Ты еще не познакомилась с Джули? – спросил Боб, вышагивая между партами. – Это твоя помощница. Она будет проводить здесь полдня. Я уверен, что она тебе понравится. По утрам она помогает мальчику с церебральным параличом, а после обеда будет в полном твоем распоряжении.

Пока Боб рассказывал мне все это, я обошла класс и остановилась у окна. Та девочка по-прежнему сидела на стене. Я пригляделась к ней. Она показалась мне очень одинокой – единственный ребенок на игровой площадке в последний день летних каникул.

– После обеда я занесу тебе список учеников твоего класса, – сказал Боб. – У тебя будет пятеро детей на полный день. И около пятнадцати приходящих.

– Прекрасно, – ответила я.

Я пыталась передвинуть шкаф-картотеку, когда появилась Джули.

– Давайте я помогу вам, – предложила она и тут же схватилась за шкаф с другой стороны. Мы затолкали его в угол.

Она была хорошенькой, с тонкими чертами лица, бледной гладкой кожей и ясными зелеными глазами. Прямые светлые, с рыжинкой волосы зачесаны назад, как у школьницы. На вид ей было не больше четырнадцати.

– Я так жду начала учебного года, – сказала она, отряхивая ладони. – Я помогаю Кейси Малдроу, с тех пор как он начал учиться в первом классе. Он чудесный мальчик, но мне хочется чего-то нового.

– Если вам хочется чего-то нового, вам повезло, – сказала я и улыбнулась. Взяв в руки гирлянду, я развернула ее во всю длину. – Хочу повесить между окнами. Поможете мне?

И тут я снова увидела ту девочку. Она сидела все там же, но сейчас внизу стояла какая-то женщина и разговаривала с ней.

– Эта малышка сидит на стене уже часа четыре, – сказала я.

Джули выглянула в окно.

– А, это Винус Фокс. Это ее стенка. Она всегда там сидит.

– Как она туда забирается? Стена высокая, наверное, около двух метров.

– Она как обезьянка, может залезть куда угодно.

– Это ее мать?

– Нет, сестра. Ванда. Она умственно отсталая.

– Она выглядит слишком взрослой, чтобы быть ее сестрой, – заметила я.

Джули пожала плечами:

– Ей восемнадцать-девятнадцать. Быть может, двадцать. Она проходила курс специального обучения в средней школе, но вышла из школьного возраста. Теперь она так и ходит за Винус, как хвостик.

– А Винус почти все время проводит на стене. Веселая семейка.

Джули вздернула бровь:

– Их девять. Девять детей. Почти все от разных отцов.

– Винус тоже занимается по программе специального обучения?

– Разумеется. Она не от мира сего. – Джули усмехнулась. – Скоро увидите сами. Она будет в вашем классе.

– В каком смысле не от мира сего? – спросила я.

– Ну, во-первых, она не разговаривает. Я удивленно раскрыла глаза:

– Вот так сюрприз. – Джули не поняла, почему я так отреагировала, и я добавила: – Я как раз специализируюсь по избирательной немоте.

Просматривая список учеников, я обнаружила старого знакомого. Билли Гомес. Девятилетний мальчик латиноамериканского происхождения, небольшого роста, с копной черных волос. У него была отлично развитая мускулатура, а вдобавок ярко выраженная агрессивность. Вспыльчивый характер и манера постоянно сквернословить привели к тому, что его выгнали из двух предыдущих школ. В прошлом году я много работала и с ним, и с его учителем, но не особенно преуспела. Следующих троих ребят я не знала. Пятой в списке шла Винус.

Когда я пришла утром в школу, Винус снова была на своей стене.

– Привет, Винус, – поздоровалась я, проходя мимо. Ответа я не дождалась.

– Я твоя новая учительница. Ты не хочешь пойти со мной вместе в класс?

Никакой реакции. Первое, что пришло мне в голову: у Винус потеря слуха. Я мысленно сделала себе пометку – проверить, какие тесты она проходила. Подождав еще минут пять, я сдалась и направилась к зданию школы.

Первым в класс вошел Билли.

– Ой, нет! Только не вы! – воскликнул он и стукнул себя по лбу так, что даже покачнулся. – Не хочу у вас учиться. Не хочу, чтобы вы были моей учительницей.

– Привет, Билли. Я тоже рада видеть тебя, – сказала я. – Знаешь что? Ты пришел первый. Значит, можешь выбрать любое место.

– Тогда я выберу столик в кафетерии. – И он ринулся к двери.

– Эй! – Я поймала его за воротник.

Билли швырнул свои вещи на ближайшую парту.

– Не надо мне здесь никакого места, – мрачно сказал он. – Я просто хочу смотаться отсюда к чертям собачьим.

Я приложила палец к губам:

– Не ругайся, ладно? Ты в классе самый старший, и я хочу, чтобы ты подавал пример. Как ты думаешь, ты сумеешь последить за своим языком, если я тебя попрошу?

Засунув пальцы в рот, Билли ухватил себя за язык.

– Попробую, – с трудом проговорил он, – но не думаю, что смогу его так высунуть, чтобы за ним следить.

– Ну, Билли, перестань паясничать.

Появился наш директор Боб, ведя двоих маленьких мальчиков с растрепанными, ярко-рыжими волосами, нависавшими над остренькими мордашками, усеянными крупными, как дождевые капли, веснушками.

– Это Шейн, – сказал Боб. – А это Зейн.

Шейн и Зейн? Как только могут родители давать детям такие имена?

Близнецы были одеты в брюки из синтетики, рубашки в полоску и… галстуки-бабочки. Билли был потрясен их видом не меньше меня.

– Они что, далматинцы? – спросил он с недоумением. Прежде чем я успела ответить, появилась коренастая афроамериканка и, подталкивая вперед хрупкого мальчика, сказала:

– А вот и Джесс. Постарайся хорошо себя вести, ради бабушки.

Она звучно поцеловала его в висок и вышла из класса.

– Иди сюда, – сказала я, – хочешь сесть здесь? Мальчик с размаху бросил свои вещи на стул.

– Нет, ты здесь не сядешь, – заорал Билли. – Никаких черных уродов мне не надо.

– Хочешь подраться? – ответил Джесс, сжимая кулаки. Мальчики бросились друг на друга и с грохотом рухнули на пол. Я подскочила к ним, схватила Билли за воротник и оттолкнула Джесса. Директор одобрительно ухмыльнулся.

– Вижу, ты держишь все под контролем и не нуждаешься в моей помощи, – сказал он и исчез за дверью.

– Я не буду с ним сидеть. Он псих, – сказал Билли и забрал свои вещи с парты. – Лучше сяду с далматинцами. Давайте сюда, ребята. Эта парта будет наша. А этот урод пусть сидит один.

Я схватила Билли за плечо:

– Я думаю, что пока вам лучше сидеть поодиночке. Ты сядешь здесь, Зейн. Ты, Шейн, садись сюда. Джесс, ты садись сюда. Это ваши парты. И ваши стулья. Запомните, где они, потому что я хочу, чтобы вы сидели как приклеенные, пока не получите разрешения встать с места.

– Приклеенные? – завопил Билли и вскочил. – А где клей? Он мигом оказался у полок и начал рыться в корзинке с канцелярскими принадлежностями.

– Билли, сядь на место.

– Но вы сказали «приклеенные». Я просто делаю то, что вы велели.

– Сядь на место.

Он с улыбкой уселся за свою парту.

– Эта парта целиком моя?

– Да.

– Вот это да! – Он провел рукой по деревянной поверхности. – Клево!

– Нас всего четверо в классе? – спросил Джесс.

Тут я вспомнила про Винус. Звонок прозвенел, но она так и не появилась. Я подошла к окну. Винус по-прежнему сидела на стене, но внизу стояла Ванда, протягивая к ней руки. Она осторожно сняла Винус. Я увидела, что они направились к школе.

Ванда довела сестру до самого класса. Она была высокой, нескладной девушкой с лишним весом не менее пятнадцати килограммов, всклокоченными волосами и прыщавым лицом. Одежда мятая, не по размеру. От нее дурно пахло.

– Привет, – сказала я.

– Вот она пришла, – бодро произнесла Ванда. – Иди же, красавица. Пора в класс.

Винус смотрела прямо на меня, широко открыв глаза, несомненно устанавливая зрительный контакт. Я улыбнулась ей. Она не улыбнулась в ответ, просто продолжала на меня смотреть.

– Иди сюда. – Я протянула ей руку. – Показать тебе твое место?

– Она не разговаривает, – сказала Ванда.

– Иди сюда, моя хорошая, – продолжала я ее уговаривать. – Садись.

– Давай, красавица, – прошептала Ванда и, положив руки на плечи сестры, легонько втолкнула ее в комнату.

– До свидания, Ванда, – сказала я. – Спасибо, что привела ее.

– Пока, красавица, – попрощалась Ванда. Повернулась и пошла семенящей походкой.

На мой взгляд, слово «красавица» не слишком подходило к Винус. В темную кожу въелась грязь, длинные волосы висели спутанными прядями. Одежда была велика ей и спереди покрыта пятнами от еды. Как и от сестры, от нее попахивало.

– Ты можешь сесть вот на этот стул.

– Почему вы сажаете ее за парту к далматинцу? – спросил Билли. – Почему бы вам не посадить ее с этим черным уродом? Вы должны держать всех черных вместе.

– Билли, мы здесь не подбираем людей по цвету кожи, и я хотела бы, чтобы ты перестал об этом говорить, – ответила я. – Я бы хотела также, чтобы ты перестал называть его «далматинцем». Он не собака. Он мальчик, и его зовут Зейн.

– Меня зовут Шейн, – сказал мальчик раздраженным тоном. – А ты заткнись, болван.

– Это ты болван! – заорал рассерженный Билли. – Хочешь, чтобы я избил тебя до полусмерти?

Прежде чем я успела понять, что происходит, Билли бросился на Шейна.

Шейн отпрыгнул.

– Ну, держись, сейчас ты от меня получишь! – закричал он.

– И от меня! – встрял Зейн.

Да, вот уж не соскучишься, подумала я.

Я была счастлива, когда в час появилась Джули. Утро прошло в сплошных кулачных боях. Шейн с Зейном, которым было по шесть лет, поступили в класс с диагнозом ЭАС – эмбриональный алкогольный синдром, который развивается у плода, когда во время беременности мать злоупотребляет алкоголем. В результате у обоих были характерные черты лица, придававшие им сходство с эльфами, уровень интеллекта на грани нормы и серьезные поведенческие проблемы, в частности гиперактивность и недостаток внимания. В сочетании с их буйным поведением, глупенькими мордашками и странными, давно вышедшими из моды одежками они казались ожившими персонажами фильма ужасов.

У восьмилетнего Джесса был синдром Туретта, вызывавший различные тики: мальчик вдруг начинал быстро моргать, подергивать головой и шмыгать носом. Вдобавок он был одержим манией держать свои вещи в идеальном порядке. Его карандаши и ластики должны были лежать на парте именно так, а не иначе. Но, несмотря на мелочность и привередливость, характер у него был деспотичный. Все должны были делать все так, как он решил. И горе тому, кто не подчинялся.

По сравнению с этой троицей Билли выглядел довольно безобидным. Он просто был откровенно агрессивным, нахальным и живым мальчишкой, болтавшим без умолку.

Во время утренних уроков я почти не могла уделять внимания Винус. Приходилось все время разнимать мальчишек. Ей, казалось, это было безразлично. Большую часть времени она просто сидела за столом, уставившись в пространство.

Когда пришла Джули, я поручила ей присматривать за мальчиками, а сама отвела Винус в сторону. Я хотела понять, почему она молчит. Я не была уверена, что это – избирательное поведение, которое она способна контролировать, или какие-то серьезные физические недостатки. Однако по опыту я знала, что, если это психологическая проблема, мне нужно как можно быстрее с этим разобраться.

– Пойдем со мной, – сказала я, направляясь в дальний угол комнаты.

Винус смотрела на меня открытым, прямым взглядом. У нее был хороший зрительный контакт, что я сочла добрым знаком.

– Иди ко мне. Давай чем-нибудь займемся.

Винус продолжала смотреть на меня, не трогаясь с места. Я вернулась к ее столу.

– Пойдем! – Я продела руку ей под локоть, заставила ее встать и отвела в конец комнаты. – Садись сюда.

Винус стояла. Я положила руку ей на голову и нажала. Она села. Я взяла стул, уселась напротив и взяла коробку карандашей и лист бумаги.

– Хочу рассказать тебе что-то интересное, один секрет, – начала я. – Я пустила в ход свой самый «таинственный» голос. – Я не всегда была учительницей. Знаешь, чем я занималась? Работала с детьми, которым было трудно разговаривать в школе. Совсем как тебе! Я помогала им заговорить. – Я улыбнулась. – Что ты об этом думаешь? Ты хочешь начать говорить?

Винус не сводила взгляда с моего лица, ее глаза чуть сузились. Я не знала, о чем она думает. И думает ли вообще.

– Очень важно говорить в классе. Когда мы говорим, мы даем людям понять, как мы себя чувствуем, что мы думаем. Так мы решаем проблемы и получаем помощь, когда она нам нужна. Я знаю, как трудно заговорить, когда привык молчать. Тебе может быть страшно.

Если что-то и пугало Винус, то этого не было заметно. Я взяла в руки лист бумаги:

– Я бы хотела, чтобы ты нарисовала мне картинку. Нарисуй дом.

Никакой реакции. Мы сидели, уставившись друг на друга.

– Что ж, может быть, мне начать? Я нарисую травку. – Я взяла зеленый карандаш и провела линию в нижней части листа, а потом подтолкнула к Винус всю коробку. – Ну, сумеешь нарисовать дом?

Винус так и не опустила глаза. Я тихонько обошла стол и наклонила ее голову, так что ей пришлось посмотреть на лист бумаги.

Никакой реакции. Разумеется, она знает, что такое дом. Ей семь лет. Она дважды начинала посещать детский сад. Может быть, она, как и ее сестра, отстает в развитии? Может быть, я слишком многого от нее хочу – нарисовать дом?

– Ну, возьми в руку карандаш.

Мне пришлось взять ее руку, вложить в нее карандаш и положить на стол. Винус не выпустила карандаша, но ее рука плюхнулась на стол, как мертвая рыба.

– Ну что, не выходит? – спросила я. – Давай попробуем что-нибудь другое.

Я отошла от нее и вернулась с детской книжкой. Села рядом и раскрыла книгу, словарь в картинках.

– Давай посмотрим картинки. Видишь? Вот зверюшки в автобусе. Какие это звери? Мыши, верно? А вот полицейская машина, и один из полицейских – лев. А другой полицейский – это какой зверь?

Она смотрела на меня снизу вверх.

– Ну давай, посмотри вот сюда. – Я повернула ее голову, чтобы она увидела страницу. – Что это за зверь?

Никакого ответа.

Еще несколько минут я пыталась настаивать, задавая вопросы на разные лады, как бы ведя диалог в одиночку.

Хлоп! Внезапно я громко стукнула ладонью по столу. Это грубый, но зачастую очень эффективный прием. Я надеялась, что испуг поможет Винус преодолеть начальный барьер, как это случалось со многими детьми, но прежде всего меня интересовало, вызовет ли это у нее хоть какую-то реакцию, может быть, она подпрыгнет или хотя бы моргнет.

Винус просто подняла голову и посмотрела на меня.

– Ты слышала этот звук? – спросила я. – Когда я ударяю ладонью по столу? – Я снова стукнула по столу. – Ты слышишь?

– Конечно, слышу! – завопил Билли с другого конца класса. – Вы хотите нас заиками, что ли, сделать?

Винус сидела, не мигая.

– Ладно, – сказала я, наливая себе в учительской чашку кофе. – Хватит меня испытывать. Что с Винус Фокс? – Я посмотрела на Боба.

Боб сделал глоток.

– Это ты мне должна сказать.

Наступила минутная пауза. Джули повернулась к нам.

– Мне показалось, что она глухая, – сказала я. – Ее проверяли у врача?

– Да, в прошлом году, – сказал Боб. – Они долго возились с ней и наконец проверили ее на СРМС.

– Что это такое? – спросила я.

– Слуховая реакция мозгового ствола, – сообщила Джули. – Это тест, измеряющий реакцию мозга на звуковую стимуляцию, так что отоларинголог может определить, слышит человек или нет, даже если он не говорит.

– И?

– Судя по всему, она прекрасно слышит.

Я растерялась. Пообщавшись с Винус, я решила, что ее проблемы связаны с потерей слуха и что после тщательного исследования ее можно перевести в специальный класс.

– Я думаю, дело в том, что у Винус не так уж много вот здесь, – сказала Сара, учительница третьего класса, и коснулась своего виска. – Винус ни на что не реагирует, потому что в голове у нее пусто. Это наследственное. У Фоксов все дети такие.

Боб вздохнул:

– Надеюсь, это не тот случай.

С игровой площадки послышался шум. Учителя подошли к окну посмотреть, в чем дело. Я сразу поняла, что здесь замешан кто-то из моих. Догадалась по резкому, ничем не сдерживаемому воплю. Нормальные дети кричат или визжат от восторга, но в шесть-семь лет они уже умеют вести себя достаточно цивилизованно и не издают таких пронзительных, отчаянных воплей. Оставив кофе, я бросилась к площадке.

В дальнем углу под развесистыми сикоморами двое учителей растаскивали детей. Увидев яркую рубашку Билли в самом центре клубка тел, я побежала через асфальтовую дорожку. Кроме Билли, там был Шейн (или Зейн) и Винус.

Винус яростно налетала на Билли. Меня поразило, что именно от нее исходил этот ужасный вопль – такой громкий, что было больно ушам. Она продолжала визжать и брыкаться, пока не вырвалась из рук учителя и снова не бросилась к Билли, у которого уже шла из носа кровь. Другой учитель держал Билли и Шейна, но когда Билли увидел, что Винус приближается, он вырвался и кинулся бежать. Винус понеслась за ним.

Я поспешила вдогонку, за мной Джули, которая только что вышла из здания, за ней Боб и еще один учитель. Мы все гнались друг за другом и за Винус, а она пыталась догнать Билли. Когда Билли оказался около стены в конце площадки, Винус принялась яростно колотить его. Девочка понимала, что ее преследуют, и стоило мне приблизиться, как Винус мгновенно влезла на стену и перебралась через нее.

И правда, как обезьянка, подумала я. Мне тоже удалось взобраться на стену и перелезть через нее, хотя и не так ловко. У Винус было преимущество – она знала, куда бежать, а я нет, но зато у меня ноги были длиннее. Пробежав полквартала, я наконец догнала ее и схватила за платье.

– Остановись! Немедленно!

Она попробовала вырваться, но я крепко ее держала. Другой рукой я схватила ее за плечо. У Винус были содраны коленки, но больше никаких следов драки заметно не было. Она внимательно смотрела на меня, и в ее взгляде было больше жизни, чем раньше.

– В моем классе так не поступают, – сказала я. – Давай вернемся в школу.

Она упиралась.

– Нет-нет, мы возвращаемся в школу. Сейчас время занятий. Тебе надо быть в классе.

Винус не собиралась меня слушаться. Оставалось только поднять ее и отнести обратно. Поняв, что именно я хочу сделать, она мгновенно превратилась в сплошные руки и ноги, наносившие удары направо и налево. В результате я продвигалась черепашьим шагом. Наконец мне на помощь пришел Боб. Видя, как я сражаюсь, он подошел и взял Винус за ноги. Вдвоем мы внесли ее в школу и поднялись в класс.

Боб, отдуваясь, сказал:

– Пожалуй, это и не самая блестящая идея – разместить твой класс под крышей.

Боб отпустил Винус, но я продолжала держать ее за руки. Джули с детьми уже была в классе, и все они наблюдали за нами. Боб, увидев, что ситуация более или менее под контролем, попрощался и ушел.

Протащив Винус через всю комнату, я ногой придвинула стул, служивший для наказания, который мы называли «тихим», и с размаху посадила на него девочку.

– Будешь сидеть тут.

Она вопила и сопротивлялась. Я удерживала ее на стуле.

– Ты должна оставаться здесь, пока не успокоишься и не перестанешь драться. – Потихоньку я убрала руки, ожидая, что она рванется и бросится к двери, но она моментально замолчала. – Мы не должны причинять вреда ни себе, ни другим, запомни. Это правило поведения в классе.

Она внимательно наблюдала за мной, ее полуприкрытые глаза смотрели безучастно.

– Я поставлю таймер на пять минут, – сказала я. – Когда он зазвонит, ты можешь присоединиться к нам.

Я поместила таймер на ближайшую полку и потихоньку отошла, ожидая, что Винус рванется к двери, как только я повернусь спиной, но она не шелохнулась. И когда таймер прозвонил, она не тронулась с места.

– Это «тихий» стул. На нем сидят те, кто потерял над собой контроль и должен посидеть тихо, чтобы прийти в себя. Но если ты успокоилась, можешь встать. Пойдем. Давай будем делать что-нибудь из глины. Мы лепим горшки. Ты когда-нибудь раньше это делала?

Винус смотрела на меня, ее взгляд выражал полное непонимание.

Я продела руку ей под локоть, заставляя ее встать. Девочка встала. Я отвела ее в тот уголок, где ребята занимались лепкой.

– Садись вот тут. Она продолжала стоять.

Я тихонько нажала на ее плечо, чтобы заставить ее сесть. Взяла комок глины и показала ей:

– Знаешь, что это? Глина. Посмотри, как лепит Джесс. Нужно просто втиснуть в глину большие пальцы…

Она даже не взглянула на глину. Она не сводила глаз с моего лица, словно не слыша того, что я говорю. Так прошел остаток дня. Винус ни на что не реагировала.

Наконец прозвенел звонок. Джули пошла провожать ребят, которые ездили на автобусе, я присматривала за теми, кто возвращался домой пешком. Затем я пошла в дирекцию и вытащила из картотеки личное дело Винус.

Винус была младшей из девяти детей от трех разных отцов. Отец четверых старших, среди которых была Ванда, отбыл срок в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений, освободился, ограбил банк, снова попал в тюрьму, опять вышел на свободу и в конце концов умер в тюрьме, где сидел за распространение наркотиков. Отец следующих двоих детей так избивал мать Винус, когда та была беременна, что она родила мертвого ребенка. Он был осужден за жестокое обращение с детьми, освободился и позже был обвинен в издевательстве над животными. Третий был отцом троих остальных детей, включая Винус. Он не раз сидел за кражи со взломом и другие преступления, кроме того, ему предъявили обвинение в педофилии. В настоящий момент он находился на свободе, но ему был запрещен какой бы то ни было контакт с детьми.

Мать Винус долгое время занималась проституцией, она то и дело лечилась от наркомании и алкоголизма. Сейчас с ней вместе жили семеро из девяти детей, каждый из которых проходил специальное обучение. Старший сын, на год старше Ванды, сидел в тюрьме. Пятнадцатилетний сын находился в детской колонии. У следующей после Ванды по возрасту дочери, которой было семнадцать, в прошлом году во время ареста случился инсульт, вызвавший повреждение мозга.

Материала, касавшегося самой Винус, в личном деле было очень немного. Впервые она привлекла к себе внимание учителей в пятилетнем возрасте, когда ее записали в детский сад. Тогда было отмечено, что она почти все время молчит и вообще ни на что не реагирует. Однако на игровой площадке она обретала силу, достойную героев комиксов. Она визжала. Она кричала. Молчаливая невзрачная девочка преображалась в жестокую маленькую машину для убийств – даже мысль об этом могла бы показаться смешной, если бы я своими глазами не видела этого.

Я захлопнула личное дело.

Глава вторая

На следующее утро, придя в класс, я застала там Билли.

– В чем дело? – удивилась я. – Еще только десять минут девятого.

– Я всегда приезжаю рано. Позже автобуса не бывает.

– А почему ты не на площадке? – поинтересовалась я. – Звонок будет только в восемь тридцать пять.

– Там эта психопатка.

Билли нарочито плюхнулся на парту и тяжело вздохнул:

– Ненавижу эту школу. Почему мне не разрешили остаться в старой? Там учится мой брат. Он не дал бы меня в обиду.

– Билли, если ты будешь стараться и следить за своим языком и за своим поведением, то, может быть, сумеешь вернуться в прежнюю школу.

– Правда? Только это от меня и требуется? – Он произнес это дружелюбно и с удивлением, словно прежде никто не говорил с ним о его поведении. – С этим-то я справлюсь.

– Вот и замечательно. Я буду тобой гордиться. А сейчас, пожалуйста, слезь с парты и возьми себе стул.

Билли с готовностью соскочил с парты, схватил стул и начал крутить его над головой.

– Ладно. Взял. И куда его девать?

Следующим в дверях появился Джесс в сопровождении водителя школьного автобуса. Она держала его за шиворот.

– Этот парень скоро влипнет в какую-нибудь историю, – сердито сказала она.

– Что случилось?

– У меня в автобусе такие правила: сесть на место, вести себя тихо и держать руки при себе. Он все их нарушил. Он поставил подножку первокласснице, а когда та попыталась встать, еще и толкнул ее. Я сказала: «Если будешь продолжать в том же духе, пойдешь пешком», а уж что он мне ответил, я здесь повторить не могу. Я его предупредила, что, когда приведу его в школу, ему не поздоровится.

Я кивнула:

– Хорошо. Садись вот здесь, Джесс. Влетели Шейн и Зейн.

– У, опять эти поганые далматинцы! – завопил Билли.

Шейн сразу ринулся через класс и налетел на Билли, звонко стукнув его по голове коробкой для завтрака. Билли взвыл.

– Девчонка! – ухмыльнулся Джесс с таким видом, словно произнес самое страшное ругательство.

Вступивший в драку Зейн изо всех сил лягнул Билли. Джесс сорвался со стула и присоединился к ним.

Когда я добралась до мальчишек, передо мной был сплошной клубок из рук и ног. Я кричала не меньше других. Схватив одного из близнецов за ногу, я вытащила его из кучи. Сняла с него ботинки, потому что без ботинок он, брыкаясь, причинял бы меньше вреда, и швырнула на стул.

– Оставайся здесь.

Следующим был Билли. Он орал от боли и ярости. Я силой усадила его на другой стул.

– Снимай ботинки! – приказала я.

Потом поймала второго близнеца. Стащив с него ботинки, я кинула их подальше. Толкнула его на стул.

Последним оказался Джесс, настолько злой, что его пришлось удерживать, прижав к полу, пока он не успокоился. Наконец он перестал брыкаться. Я сняла ботинки и с него.

– Теперь послушайте меня, все четверо, – сказала я. – Отныне носить ботинки в этом классе не право, а привилегия.

– Что это значит?

– Это значит, что пока каждый из вас не усвоит, как надо себя вести, будете ходить босиком.

– А вы-то в туфлях, – возразил Билли.

– Да. Потому что не собираюсь драться. А пока вы не заработаете эту привилегию, доказав, что никого не будете бить по ногам, ваши ботинки будут лежать у двери с самого вашего прихода и до ухода из класса.

– Вы не имеете права, – пробормотал Джесс. У него начался лицевой тик, который мешал ему говорить четко.

– Посмотри, – сказала я ему.

Я прошлась по классу и собрала ботинки в большую коробку.

– Я скажу маме! – крикнул Зейн. – Она заставит вас их отдать!

– Я их верну, когда вы пойдете домой. А пока они полежат в этой коробке. – И я поставила ее на высокий шкаф.

– Она заставит вас их отдать, – кричал Зейн. – Это мои ботинки.

– Они и остаются твоими ботинками, – успокоила я его. – А твоя мама поймет, что я поступила правильно. Джесс, вставай с пола и садись на этот стул.

Джесс подчинился, но его поза и движения были скованными от едва сдерживаемого гнева.

Я села напротив них. Мы все сидели, мальчики злились, кто про себя, а кто и вслух. Прошла минута, вторая.

– Долго мы будем так сидеть? – спросил Шейн.

– Пока вы не успокоитесь.

– Я уже успокоился, – ответил он.

– А я и так в порядке, – отозвался Билли. – Это все он. Все неприятности из-за него. Хотите кого-нибудь наказать, наказывайте этого черного урода.

– Я до тебя не дотронулся! – возразил Джесс. – Это он все начал. – Джесс указал на Шейна.

– Вы все гады, – пробормотал Билли. – Вот не повезло, что я попал в этот класс.

– И мне, – сказал Джесс.

– И мне, – повторил за ним Шейн.

– И мне, – добавил Зейн.

– Ну что ж, по крайней мере в одном вы все сошлись, – сказала я.

– Но вы-то думаете по-другому, значит, не все, – возразил Билли.

– По правде говоря, сейчас мне не слишком-то нравится сидеть здесь с вами.

Билли поднял брови, на лице его было написано неподдельное удивление.

– Но вы должны быть в этом классе. Это ваш класс.

– Верно, но и ваш тоже, – ответила я. – Мне не нравится, как у нас идут дела, не нравится так же, как и вам. И что мы теперь будем делать?

Это, казалось, смутило мальчиков.

– А как та девчонка? – спросил Джесс.

Тут я в первый раз вспомнила о Винус. В классе ее не было. Звонок прозвенел, когда мы сражались. Я подошла к окну и выглянула. Ну конечно, Винус сидела на своей стене.

Я понимала, что не могу пойти за ней и оставить мальчишек одних. Оставалось только надеяться, что кто-нибудь в учительской заметит ее и заставит спуститься. Я вернулась к своим подопечным и села.

– Ну, – сказала я, – так что же нам делать, чтобы наши дела шли получше? Мне бы не хотелось, чтобы вы только и делали, что дрались. Мне бы не хотелось, как сейчас, рассаживать всех по стульям и ждать, пока вы успокоитесь. Это не так уж весело. Никому не хочется находиться в таком классе, даже учителям. Как мы сможем что-то изменить?

– Избавиться от этого черного урода, – сказал Билли.

– От тебя, девчонка.

– Избавиться от всех, – добавил Шейн. – Взорвать весь мир!

– Пусть все взлетит на воздух! – весело крикнул Зейн и замахал руками.

– Сиди на месте, Зейн, – предупредила я.

Минут десять я без особого успеха пыталась начать занятия. Неожиданно дверь отворилась, и появилась Ванда, за которой тащилась Винус.

– Пусть она снимет ботинки! – закричал Билли. – Сними ботинки, психопатка! Здесь нельзя ходить в ботинках. Это учительница сказала.

Ванда выглядела сбитой с толку. Винус оставалась безучастной. Я подошла к двери:

– Входи, детка. Спасибо, Ванда, что привела ее.

– Она не хочет ходить в школу, – ответила Ванда.

– Я тоже не хочу! – завопил Билли. – Здесь как в тюрьме.

– Ох, когда же ты наконец заткнешься, болван, – пробормотал Джесс.

Тут я с ним была полностью согласна.

Утро прошло отвратительно. Мальчишек нельзя было удержать от драки никакими силами. Все время до перемены они провели на «тихих» стульях. Как правило, я держала один «тихий» стул в целях дисциплины, но в этом классе их понадобилось четыре. Мне пришлось передвинуть мебель, чтобы в каждом углу оказалось по парте, а в центре класса еще два – насколько это возможно, я чисто физически отделила их друг от друга.

Винус вела себя так же, как вчера. Сидела, не обращая никакого внимания на мальчиков. Когда прозвенел звонок на перемену, мальчишки вскочили и помчались к двери, забыв, что они без ботинок. Сняв со шкафа коробку с обувью, я вручила Шейну его кроссовки.

– Я не умею завязывать шнурки, – объявил он. Я посмотрела на Билли:

– Пожалуйста, завяжи Шейну кроссовки.

– Что?

– Не хочу, чтобы он трогал мои кроссовки! – крикнул Шейн.

– Джесс, завяжи кроссовки Зейну.

– Еще чего!

– Ладно, в таком случае никто не пойдет на перемену, – сказала я и вернула коробку на шкаф.

Мальчишки возмущенно завопили.

– Хорошо, никто не пойдет, пока у Шейна с Зейном не будут завязаны кроссовки.

– Вы и завяжите. Вы же учительница, – нашел выход Джесс.

– Нет. Я помогу Винус надеть обувь. Когда решите, что делать, дайте мне знать. – Я вытащила из коробки туфли Винус.

– Я пойду без ботинок, – нашел выход Шейн.

– Нет, я тебе этого не разрешу.

– Черт побери, давайте мне эти кроссовки, – решился Билли.

Я приложила палец к губам, затем показала на часы, чтобы было ясно, сколько минут перемены прошло.

– Ну ладно. Давайте мне эти поганые ботинки, – сказал Билли. – Иди сюда, тупая морда, давай я завяжу твои дурацкие шнурки.

Я вытащила кроссовки Шейна и протянула их Билли. Затем кроссовки Зейна.

– Джесс?

Джесс взял их с тяжелым вздохом.

Побежденные мальчики ринулись из класса, чтобы использовать оставшиеся шесть минут перемены.

Когда все вернулись, я собрала ботинки в «обувную» коробку и водрузила ее на шкаф. Я понимала, что в таком состоянии лучше не заниматься с группой, поэтому постаралась познакомить ребят с их рабочими папками. Мне часто приходилось обучать детей с различным уровнем знаний, поэтому я привыкла складывать дневное задание для каждого в отдельную папку. В начале урока я раздавала папки, и каждый работал над своим заданием. Пока они работали, я подходила то к одному, то к другому и помогала им, если было нужно.

Я объяснила ребятам, что делать, и дала посмотреть их папки, но мне не хотелось, чтобы порядок, которого нам удалось добиться за прошедшие после перемены десять минут, был нарушен. Я предложила мальчикам написать на обложках имена и изобразить предметы, которые им нравятся, чтобы я сразу могла узнать, какая папка чья. Они с удовольствием погрузились в это занятие.

Винус, однако, так и продолжала безучастно сидеть. Я подошла к ее парте и опустилась на колени перед ее стулом.

– Ты поняла, что нужно делать?

Бессмысленный взгляд. На этот раз она даже не глядела на меня. Просто смотрела в пространство. Что с этим ребенком?

Может, она слышит, но не понимает, что ей говорят? Или она слышит, понимает, но не способна взяться за дело?

– Мы с тобой займемся другим, – сказала я.

Я села с ней рядом. Взяла красный карандаш. Вложила ей в руку. Винус даже не пыталась его удержать. Карандаш выпал из ее пальцев на парту.

– Ты можешь взять его в руку? – спросила я.

Винус выпустила карандаш из пальцев, и он опять упал. Я подобрала его и провела линию.

– Теперь попробуй ты.

Винус сидела так же неподвижно. Я нагнулась пониже.

– Ну же, очнись, – громко сказала я.

– Эй! Что это вы там делаете? – закричал Билли, крутясь на стуле.

– Я разговариваю с Винус.

– А почему вы так кричите?

– Я хочу привлечь ее внимание.

– А вот я сумею это сделать! – сказал Билли. Он вскочил и подбежал ближе.

– А-а-а! – закричал он прямо в лицо Винус и стал прыгать вокруг нее. – Погляди на меня, психопатка!

Винус отреагировала мгновенно. Она рванулась за ним, Билли заорал и помчался прочь. Другие мальчишки в возбуждении повскакали с мест. Джесс, увидев возможность посчитаться с Билли, поставил ему подножку, когда тот пробегал мимо. Через какую-то секунду Джесс уже сидел на Билли и колотил его что есть силы. Но тут Винус очутилась на Джессе, разрывая на нем рубашку, выдирая волосы.

С трудом растащив всех, я усадила их на стулья.

Примерно так же прошел остаток недели. Вместо того чтобы их учить, мне приходилось следить, чтобы они не покалечили друг друга. Оказалось, что у моих четверых задир мальчишек ковбойские имена – это заметила Джули, – и я подумала, что можно воспользоваться этим. Я решила, что мы будем группой ковбоев. Мы придумаем название, правила поведения и какие-то занятия, которые нас объединят, и это станет началом дружбы.

К сожалению, никто из ребят не понимал, что значит быть единой группой. Принадлежность к ковбоям означала не только сплоченность, верность принятым нормам и умение постоять друг за друга, но также оружие, стрельбу – в общем, все, что связано с поведением «настоящих мужчин». Короче говоря, они представляли себя группой бандитов. Джесс заметил это первым. Мы будем шайкой преступников, сказал он с воодушевлением. Нет, возразила я, идея была совсем не в этом, и быстро подавила в зародыше мечту воплотить в жизнь их самые буйные фантазии. Пришлось придумывать что-то другое. В конце концов они решили стать «Отрядом Бурундуков». Меня забавляло, как кротко звучит название отряда, но мальчикам безумно нравилось придумывать правила поведения настоящего Бурундука. Билли особенно этим увлекся. Ему хотелось обетов и тайных рукопожатий, означающих членство в отряде. Джесс предлагал, чтобы общество было тайным, а мы подавали бы друг другу особые сигналы, по которым можно было опознать Бурундука. К концу недели мы могли перещеголять масонов.

Все это время между нами и Винус лежала пропасть. Она ни в чем не участвовала. Ее надо было физически заставлять переходить от одного вида занятий к другим.

Во второй половине дня, когда за мальчиками присматривала Джули, я старалась какое-то время побыть наедине с Винус. Однажды мы попробовали раскрашивать картинки. Она ничего не делала самостоятельно. В другой раз я соорудила из лежавших перед ней кубиков башню. Теперь предстояло ее разрушить. Может ли Винус ее разрушить? Нет. Никакого ответа. Я подняла ее руку и ударила сверху по башне. Башня развалилась. Я частично восстановила башню и вложила кубик в руку Винус. Может ли она положить этот кубик? Нет. Ее рука осталась лежать на месте, пальцы не сжимали кубик. Я достроила башню. Еще раз. И еще. Каждый раз я поднимала руку Винус и ударяла по кубикам. Она даже не проявляла признаков нетерпения или скуки.

Озадаченная и расстроенная поведением Винус, я не могла отделаться от мыслей о ней и после занятий.

– Вы ведь очень сердитесь из-за Винус, да? – спросила меня Джули как-то после занятий.

Я удивленно подняла брови:

– Нет. Не сержусь. Почему ты так думаешь?

– Ну, вы все время жалуетесь.

– Я не жалуюсь, просто выпускаю пар, только и всего. – И я ободряюще улыбнулась ей. – Я вообще не сержусь.

Но я заметила, что не убедила Джули.

Мне пришлось признать, что я, пожалуй, заблуждалась относительно Джули. Ее хрупкая фигурка, милое лицо и девичья прическа производили впечатление существа юного… наивного и впечатлительного. Я довольно самонадеянно сочла, что она будет моей протеже, что я смогу помочь ей стать знающим педагогом, примерно как Боб помог мне. Но прошла всего неделя, и мои фантазии столкнулись с реальностью.

В среду Шейн схватил с подоконника круглый аквариум, чтобы перенести его на стол. Он уже несколько раз пытался это сделать, но каждый раз я вмешивалась и объясняла, что таскать аквариум с места на место запрещено, потому что он тяжелый и неудобный и это может плохо кончиться. На этот раз Шейну удалось взять аквариум, пока я не видела, и случилось то, что я предсказывала. Неожиданно для Шейна вода выплеснулась, и он уронил аквариум. Вода разлилась по полу, повсюду валялись стекла, била плавниками золотая рыбка. Шейн зарыдал.

Джули оказалась рядом. Она улыбнулась. Опустилась на колени и обняла его.

– Бедняжка, ты испугался? – спросила она. – Не плачь. Ты же сделал это не нарочно. – Она вытащила платок и вытерла ему щеки.

Я слушала ее, и мне стало стыдно. Я бы первым делом отругала его и заставила его помочь мне вытереть воду и поймать бедную рыбку. Реакция Джули была гораздо более гуманной.

Я обнаружила, что Джули наделена чуть ли не патологической способностью к состраданию. Что бы ни творили дети, ее ничего не могло смутить. Если кто-то был совершенно невыносим, она говорила тихим, ровным голосом: «Он не нарочно». Или: «Я уверена, ты не хотел это сделать. Это вышло случайно, да?» – в то время как маленький чертенок смотрел ей прямо в глаза. То же самое с Винус. Винус реагировала на Джули не больше, чем на меня, но это было в порядке вещей. «Я уверена, ей просто нужно время, чтобы адаптироваться, – повторяла Джули. – Всему виной шумное, активное окружение. По-моему, если мы оставим ее в покое, она станет ощущать себя более комфортно, станет доверять нам и захочет быть вместе с нами. Не будем никого принуждать. Подождем и посмотрим».

Я была не согласна с подходом Джули к Винус, хотя в нем была своя логика. Проблема заключалась в том, что я была человеком действия, мне казалось, что какой-то из методов обязательно должен сработать, что нельзя прекращать попытки, пока не добьешься желаемого. Оставить Винус в покое, чтобы она сидела как чурбан, было для меня невыносимо.

Потерпев неудачу с Винус, я решила воспользоваться методом Боба, для чего в понедельник утром захватила с собой пакетик «М&М».

В самом начале нашей совместной работы Боб возмутил всех преподавателей, используя «М&М» в качестве поощрения для учеников. Это было на пороге семидесятых, когда бихевиоризм считался радикальным подходом. Скоро он достиг впечатляющих результатов. И в то же время восстановил против себя учителей, обвинивших его в том, что он «подкупает» детей.

Вначале я с энтузиазмом восприняла систему «М&М». Фактически все дети реагировали на нее положительно, и, так как большинство из них уже считались необучаемыми, я полагала, что цель оправдывает средства. Но, набравшись опыта, я стала замечать недостатки этой системы и теперь редко прибегала к поведенческим методикам в их чистой форме. Однако я не забывала, что они могут служить эффективным инструментом, если применять их продуманно, а я никогда не отметала ничего полезного.

Когда во второй половине дня пришла Джули, я поручила ей последить за мальчиками, а сама села за стол напротив Винус. Взяла пакетик конфет и покачала в воздухе:

– Ты знаешь, что это?

– Я знаю, что это! – закричал Билли с другого конца классной комнаты. Остальные мальчики обернулись.

– Конечно, знаешь, и, если вы хорошо выполните задание, я угощу не только Винус, но и вас, – пообещала я.

Джули попыталась отвлечь мальчиков. Я протянула руку через стол и повернула голову Винус к себе. Потом снова потрясла пакетиком:

– Ты знаешь, что это? – Я надеялась увидеть искру понимания в ее глазах, но ничего такого не заметила. – Это конфеты. Любишь конфеты?

Никакой реакции. Я открыла пакетик и высыпала несколько разноцветных лепешечек на стол. Никакого результата. Винус продолжала смотреть мне в лицо.

Взяв со стола одну конфетку, я вложила ее между губами Винус. Я действовала осторожно, боясь испугать ее. Конфетка так и осталась наполовину во рту, наполовину снаружи.

– У-у-у! – заорал Билли. – Поглядите на эту чокнутую! Она даже не знает, что с ней делать. Это конфета, дура! Ее едят. Дайте конфету мне. Я покажу ей, что с ней делают.

И прежде чем я успелаответить, Билли понесся через весь класс к нам.

– И мне! И мне! – закричали Шейн с Зейном почти одновременно. Они тоже вскочили со своих стульев.

Билли схватил со стола пакетик.

– Я их люблю. Вот видишь? – весело сказал он и отправил в рот пригоршню конфет. – Их едят. Хруп, хруп, хруп, вот так. – Для наглядности он принялся их жевать с открытым ртом.

Издав вопль, Винус вскочила со стула, схватила Билли за глотку, повалила на пол и подмяла под себя. Крошки полусъеденных конфет разлетелись кругом. Билли с трудом высвободился, вскочил на ноги и в ужасе побежал прочь. Винус кинулась за ним.

Джули и я бросились за ними. Стулья полетели на пол. Близнецы неслись за нами с воплями.

– Она убьет меня! – орал Билли.

– Билли, остановись. Иди сюда. Так будет только хуже.

– Ни за что!

– Зейн! Сядь на место! Шейн!

Шум, который мы подняли, заглушил бы рев реактивного двигателя. В этот момент я была очень довольна, что наш класс далеко от учительской.

Наконец Джули поймала Билли. Винус мчалась к ним, но мне удалось схватить ее сзади.

Винус яростно сопротивлялась. Она пыталась ослабить мою хватку, быстро сгибаясь и разгибаясь. Со злостью брыкалась, попадая мне по ногам. Пытаясь посадить ее так, чтобы она не могла меня ударить, я встала на колени. Я была выше и тяжелее, но тем не менее с трудом удерживала ее.

– Джули, помоги мне, – попросила я.

Оставив перепуганных ребят, Джули подошла к нам.

– Возьми ее за ноги, чтобы она не брыкалась. Джули нерешительно протянула руки.

– Смелее, – сказала я, с трудом удерживая девочку. Джули опять едва дотронулась до Винус.

– Помоги мне. У меня устали руки. Просто держи ее за ноги. Сядь на них, если нужно.

Джули удалось схватить Винус за ноги. Она наклонилась вперед, прижимая их к полу. Винус стала кричать и извиваться еще сильнее.

Она завизжала.

– Успокойся, Винус. Как только ты перестанешь кричать, я отпущу тебя, – шепнула я ей на ухо.

– Я не могу ее держать, – жалобно сказала Джули.

– Не отпускай ее. Все будет хорошо.

– Ей больно.

– Да вовсе ей не больно.

Все это время Винус вопила не переставая.

– Ну перестань, детка, – сказала я ей на ухо. – Прекрати кричать. Тише, тише. И я отпущу тебя.

Но, как оказалось, решение принимала не я.

– Тори, я больше так не могу, – пылко проговорила Джули. – Так нельзя.

И отпустив Винус, она встала и сделала шаг назад.

Этого хватило, чтобы Винус освободилась. В секунду она была уже на ногах и выбежала из класса.

Какое-то время я ошеломленно смотрела ей вслед. Затем быстро оглянулась на Джули и мальчиков.

– Присмотри за ними, – крикнула я и побежала за ней.

В панике от того, что Винус сбежала из класса в таком возбужденном состоянии, я спустилась по лестнице и выбежала на площадку. Винус сидела на своей стене. Но не в обычной небрежной позе романтической кинозвезды, а настороженно, готовая к прыжку. Внизу стояла Ванда.

Я осторожно приблизилась к ним, боясь, что Винус сорвется с места, если увидит, что я подошла слишком близко. Винус не убежала. Она пристально наблюдала за мной, что бывало и раньше, но сейчас ее взгляд был вполне осмысленным. Она не казалась встревоженной.

Ванда держала в руках пластмассовую куклу и широко улыбнулась:

– Красавица.

Я не поняла, говорит ли она о кукле или о Винус, которая в этот момент никак не выглядела красавицей. Она стояла на четвереньках на стене, словно в любой момент могла на меня прыгнуть. Растрепанными волосами и напряженным, довольно свирепым взглядом Винус напомнила мне виденный однажды рисунок, изображавший склонившегося над добычей мальчика-неандертальца.

– Винус расстроена, – сказала я Ванде. – Как ты думаешь, она слезет со стены, если ты ее попросишь?

Ванда посмотрела вверх, на сестру:

– Она не хочет ходить в школу.

– Она была сегодня в школе. Она расстроена, потому что у нас вышло недоразумение, но ведь так иногда бывает, верно? Иногда мы ссоримся. Но никто на нее не сердится. И я хочу, чтобы Винус вернулась в класс.

Ванда снова занялась куклой. Она обнимала игрушку, прижимала ее к груди.

– Винус, – попросила я, – сойди вниз, пожалуйста. Винус оставалась такой же настороженной.

– Мне очень жаль, что я расстроила тебя. Давай вернемся в класс.

– Она не ходит в школу, – вставила Ванда.

Я посмотрела на старшую сестру и поняла, что та говорит о кукле. Поднимая куклу, она неловко повернула ее, и та выскользнула из одеяльца вниз головой.

– Ой, – пискнула Ванда.

Не раздумывая, я наклонилась, чтобы поднять куклу. Когда я выпрямилась, Винус на стене уже не было.

– Ой, – сказала я Ванде, – она убежала.

– Красавица пошла домой, – ответила Ванда и робко улыбнулась.

Преследовать Винус было бессмысленно. Урок заканчивался через пятнадцать минут, и попытка вернуть ее в класс только ухудшила бы дело. Так что я оставила Ванду и поднялась в класс.

Попытки Джули успокоить мальчиков, встревоженных разразившимся скандалом, оказались безуспешными. Когда я вошла, они, как неприкаянные, бродили по классу. Я была огорчена исчезновением Винус, раздражена поведением Джули, в общем, слишком сердита, чтобы спокойно продолжить урок. И в конце концов решила, что мы с таким же успехом можем заняться тем, что поможет нам освободиться от подавляемых эмоций.

– Как насчет музыки? – предложила я и достала коробку с цимбалами, треугольниками и тамбуринами, поскольку и сама была не против стукнуть по чему-нибудь.

Остаток урока прошел довольно гладко, хотя в классе чувствовалось некоторое напряжение. Мальчики вели себя на удивление хорошо. Мы исполнили песню – дурацкую частушку о влюбчивом мексиканском коте по имени сеньор Гатос – с серьезностью, достойной мессы Баха.

После того как прозвенел звонок, я проводила ребят и вернулась в класс, где Джули осталась прибираться.

– Послушайте, мне очень жаль, правда, очень жаль, – начала она еще до того, как я успела сказать хоть слово.

– Да, у нас, кажется, возникли проблемы, верно?

– Я просто не могла так обращаться с Винус, Тори.

– Я знаю, тебе казалось, что я обращалась с ней слишком грубо, но это не так, – сказала я. – Она всерьез вышла из-под контроля.

Джули внимательно смотрела на меня.

Мне не хотелось приводить аргументы в свою защиту, но, по-моему, здесь мы столкнулись с проблемой власти. Казалось, Винус потеряла над собой контроль, и на когнитивном уровне, наверное, так и было. Однако на более глубоком уровне я чувствовала, что Винус использует отсутствие реакций и несдержанное поведение, чтобы контролировать окружение. Какими бы причинами ни вызывалось ее поведение, оно, несомненно, было неадекватным, и я обязана была помочь ей прийти в нормальное состояние. К сожалению, для этого мне приходилось навязывать ей свою волю.

Джули опустила голову:

– Мне очень жаль, Тори. Я понимаю, что подвела вас. Но я боялась, что мы делаем ей больно.

– Да, мы, конечно, принуждали ее, но мы контролировали свои действия и больно ей не было. А вот она не контролировала себя. Поэтому-то я и попросила тебя подержать ее за ноги. Я не хотела, чтобы она причинила себе вред. Или кому-нибудь из нас.

Джули ответила не сразу. Она не поднимала головы, но я видела, что она нахмурилась.

– Я понимаю, вам не понравится то, что я скажу, – произнесла она, наконец подняв глаза, – но мне кажется, что вы действуете неправильно.

– А что, по-твоему, нам нужно было делать?

– Не знаю. Что-нибудь другое. Винус ужасно напугана.

– Да, наверное, напугана. И я, признаться, тоже. Но я должна управлять ситуацией. Это я должна устанавливать границы, а не дети. До сих пор Винус сама контролировала свой мир, и это не принесло ей счастья. Моя задача – помочь ей выйти из этого состояния.

– Почему бы вам не дать ей время привыкнуть к классу? Мы учимся всего вторую неделю, Тори. Вспомните, большинство этих детей приходит из домов, где царит насилие. Как вы можете оправдывать применение насилия к ним в классе?

– Я не считаю это насилием. Я просто устанавливала границы.

– Вы обучались всему этому. У вас есть опыт. Я всего лишь помощница, – вздохнула Джули. – Но эта девочка приходит сюда из своего кошмарного дома. Не могу поверить, что правильный подход заключается в том, чтобы вести себя с ней так же ужасно.

– Не думаю, что для нее это было ужасно, но принимаю твою точку зрения. – Я помолчала. – Единственное, что я могу тебе сказать: в будущем лучше предупреждай меня заранее, когда не захочешь чего-то делать, а не бросай на полпути. Так мне будет легче.

– Мне в самом деле жаль, Тори. Но это дело принципа. Надеюсь, вы меня поймете.

Самое ужасное было в том, что я все понимала. И в глубине души была согласна с Джули. В идеальном мире человек в моем положении не должен грубо навязывать свою волю детям вроде Винус. Но чтобы помочь Винус – или любому из мальчиков, – нужно установить границы, тем самым обеспечив безопасную среду, необходимую для их развития. Эти дети попали в мой класс именно потому, что были несчастны и неуправляемы. Они должны знать, что я смогу противостоять их ужасному поведению, что я не уступлю, не поддамся и не оставлю их наедине с тем, что они не могут контролировать сами. Только эта уверенность поможет им измениться.

Однако необходимость подобных действий – это одно, а осуществление их на практике – совсем другое. Более того, всегда существует болезненно тонкая грань между допустимым применением силы и злоупотреблением ею. К тому же все дети разные. И находятся в разных условиях. Общей методики для всех здесь не существует.

Я очень хотела бы быть таким человеком, в какого верила Джули, – способным изменить мир всеобъемлющей любовью. Я знала, как важно, чтобы эти идеалы жили, знала, как важно верить, что добро победит зло, что всегда остается надежда.

День мой закончился печально, и я отправилась домой, более расстроенная своим спором с Джули, чем стычкой с Винус.

Глава третья

На следующий день Винус в школу не пришла.

Во время перемены я спустилась в канцелярию, чтобы позвонить ей домой.

– Алло? – раздался в трубке хриплый сонный голос. Я объяснила, кто я и почему звоню.

– Винус дома?

– А? Что? Не знаю, – ответили мне. И в трубке наступило молчание.

Я снова набрала номер. И снова услышала тот же невнятный голос. Я даже не могла понять, мужской или женский. Женский, догадалась я, но это не Ванда. Я еще раз объяснила, что я учительница Винус и что меня беспокоит ее отсутствие. Вчера мы немного повздорили, сказала я, и, может быть, Винус огорчилась.

– Это ее мать? – спросила я.

На другом конце провода пробормотали что-то бессвязное. Возможно, моя собеседница была пьяна. Как бы там ни было, звонок мне ничего не дал.

Вот почему я решила отправиться после занятий домой к Винус. Мне хотелось убедиться, что с ней все в порядке. Более того, мне хотелось растолковать тому, кто за нее отвечает, что по закону Винус обязана посещать школу каждый день, если только она не больна.

Джули пошла со мной. Семья Винус жила в пяти кварталах от школы, на одной из грязных улочек между железной дорогой и мясокомбинатом.

Винус жила не в доме, а в фургоне, стоявшем на пустыре. В старом фургоне на бетонном фундаменте. Дверь была распахнута, на ступеньках сидел мужчина. Я припарковала машину и вышла.

Он был тщедушным, с тусклыми всклокоченными волосами, похоже, он с утра не причесывался. Его щеки покрывала многодневная щетина, из-под распахнутой рубахи виднелась волосатая грудь. Он курил сигарету и смотрел на нас.

– Здравствуйте, я учительница Винус.

– Здрасте, – ответил он, и похоть, появившаяся в его взгляде, заставила меня порадоваться, что я не одна.

– Винус дома?

Он на миг задумался:

– Наверно. Может, хотите сесть?

– Она дома?

Он медленно, с пренебрежением пожал плечами:

– Кто ее знает.

– Сегодня Винус пропустила занятия. Я беспокоюсь за нее. Очень важно, чтобы Винус ходила в школу каждый день.

– Вы что, хотите ее видеть? – спросил он и крикнул: – Тери! Здесь спрашивают Винус. Тери!

В дверях за его спиной появилась женщина лет сорока. Ее волосы были заплетены в множество тонких косичек до плеч. Похоже, она только что проснулась, хотя было уже половина четвертого.

– Вы кто такие?

Я еще раз объяснила, кто я и почему я здесь.

– Ванда! – крикнула она, обернувшись. – Ванда, ты почему не отвела Винус в школу?

В дверях появилась Ванда. Женщина повернулась к ней:

– Ты, тупица, почему ты не отвела ее в школу?

– Нашу красавицу, – сказала Ванда, ласково улыбнувшись.

– Я покажу тебе такую красавицу, что тебе не поздоровится. Почему ты не отвела ее в школу?

– Она не ходит в школу, – печально ответила Ванда.

– Нет, ходит, ходит. Сколько раз тебе нужно повторять, идиотка? От тебя никакого толку.

Женщина замахнулась, как будто хотела ударить Ванду, но не ударила. Ванда мгновенно исчезла.

– Слушайте, мне очень жаль. Это больше не повторится.

– Вы мать Винус?

– Да. – Подняв руки, она отвела косички назад.

– Могу я с вами поговорить о Винус?

– О Винус? Что она такого натворила?

– Она ничего не натворила. Мне просто хотелось бы узнать о ней побольше.

Женщина устало потерла лицо и отступила назад:

– Входите, если хотите.

Внутри развалились перед телевизором две девочки и мальчик. В стороне стоял стол с двумя скамьями. На одной из них сидела Ванда, уставившись себе на руки.

– Убирайтесь отсюда, – сказала женщина. – Выключите этот чертов ящик. Я полчаса назад велела его выключить.

– Заткнись, сука, – огрызнулся мальчик. Ему было около двенадцати.

Женщина ударила его по ноге, и довольно сильно.

– Проваливай!

Что-то сердито пробормотав себе под нос, он встал и вышел на улицу. Тери плюхнулась на диван. Жестом пригласила меня и Джули сесть.

– Только не говорите мне ни о каких неприятностях, – устало произнесла она, – я ничем не могу вам помочь. У меня и без того проблем невпроворот.

Похоже, она говорила правду, и я почувствовала к ней жалость.

– Винус здесь? – спросила я.

– Не знаю, – сказала Тери. Было видно, что она по-настоящему измотана. Она снова провела по лицу рукой.

– А вы не знаете, где можно ее найти? – спросила я. – Мне бы хотелось ее видеть.

Тери обвела взглядом фургон, словно Винус могла где-то спрятаться. Потом прокричала Ванде:

– Где Винус?

Ванда неторопливо поднялась с места. Прошла по узкому коридору в одну из комнат в конце фургона. Несколько секунд мы напряженно ждали.

Ванда нетвердой походкой вышла из комнаты, что-то неся в руках. Когда она подошла ближе, я увидела, что это кукла, завернутая в одеяльце. Ванда робко мне улыбнулась и принялась качать куклу.

– Наша красавица, – произнесла она.

– Ванда! – в отчаянии крикнула Тери, увидев куклу. – Я спрашивала про Винус, идиотка. Я просила тебя привести сюда Винус, а не куклу.

Но Ванда так и не привела Винус. В тот день нам не удалось с ней встретиться.

Винус появилась на следующий день как ни в чем не бывало, поэтому я решила начать с того, на чем мы остановились. Я переставила мебель в классе, чтобы отгородить небольшое закрытое пространство, что-то вроде кабинки. Там я собиралась заниматься только с Винус, не привлекая внимания мальчиков.

Оставив ребят на попечение Джули, я завела Винус за шкаф в кабинку. Потом усадила ее и села напротив.

У меня возникло впечатление, что девочка слегка встревожена. Только впечатление, потому что в ее лице ничего не изменилось, она быстро обвела глазами тесное пространство, и ее плечи едва заметно напряглись, словно она собиралась сделать какое-то движение. Но она продолжала сидеть неподвижно.

Открыв пакетик «М&М», я взяла немного в горсть и протянула ей:

– Помнишь, что это?

Она слегка опустила глаза.

Я высыпала разноцветные конфетки на стол и оставила их там, ничего не предпринимая, в надежде на то, что Винус соблазнится и возьмет одну. Этого не случилось.

– Конфеты, – сказала я. – Ты любишь конфеты? – и положила одну в рот. – М-м-м… Как вкусно. Шоколад.

– Вот, возьми, – сказала я. Взяла красненькую лепешечку и положила между губами Винус. Конфета осталась лежать на месте, и я подтолкнула ее пальцем в рот. – Попробуй.

Никакой реакции.

– Раскуси ее.

Винус неподвижно сидела на месте. Я протянула руку и потрясла ее за подбородок, делая энергичные жевательные движения. Это не произвело на Винус никакого впечатления. В конце концов шоколад должен был растаять у нее во рту, и она должна была ощутить его вкус, хотела она того или нет. Я наблюдала за ней, дожидаясь, пока она сглотнет. В конце концов это случилось.

– Вкусно? – спросила я. – Хочешь еще одну?

Я протянула руку и сунула ей в рот зеленую конфетку.

За этим занятием мы с Винус провели сорок минут. Я положила ей в рот двадцать две конфеты. Все это время она просто смотрела на меня, я тихонько приговаривала, какие это вкусные конфеты и как приятно их есть, но она ни разу не взглянула на них, ни разу не сделала попытки их прожевать.

Когда прозвенел звонок с урока, я встала и вывела Винус из кабинки туда, где сидели другие дети.

Ванда ждала у двери, чтобы отвести Винус домой. Джули старалась не отстать от мальчиков, помчавшихся к автобусу.

– Зайди на минутку, Ванда. Мне надо с тобой поговорить, – сказала я.

– Не разговаривать с чужими.

– Правильно, это разумное правило. Но я не чужая, я учительница Винус.

У Ванды снова в руках была кукла в одеяльце.

– Я бы хотела поговорить с тобой о Винус. Может, зайдешь посидишь со мной?

– Не ходить в дом к чужим.

– Вот. Хочешь «М&М»? – спросила я. Это было нечестно с моей стороны, потому что я сводила на нет все попытки обезопасить Ванду от чужих, но мой трюк сработал. Как только я рассыпала конфеты на столе, Ванда радостно устремилась в класс.

Она запихала конфеты в рот и шумно начала жевать.

– Это твоя кукла? – спросила я, когда Ванда села.

– Красавица, – произнесла она и погладила куклу по пластиковой голове. – Она не ходит в школу.

– Нет-нет, твоя кукла не ходит в школу. А Винус ходит. Расскажи мне о ней. Что Винус делает, когда она дома?

– Есть.

– Винус ест?

– Есть! – потребовала Ванда, и я поняла, что ей хочется еще конфет.

Пакетик почти опустел. Я высыпала то, что осталось, на стол. Ванда сгребла конфеты обеими руками. Я посмотрела на стоявшую у дверей Винус, которая глядела в пустоту.

– Сейчас идти домой, – сказала Ванда, как только конфеты кончились.

– Погоди, – сказала я.

– Сейчас идти домой. – Ванда встала. – Красавица. Пошли домой, красавица, – позвала она Винус.

Прежде чем я успела ее остановить, она уже выходила из класса, Винус шла впереди.

Только когда она ушла, я заметила оставленную на полу куклу в одеяльце.

Было одно занятие, которое я проводила со всеми своими учениками. Я придумала эту игру много лет назад во время дождливой перемены, когда еще была практиканткой. Дети вели себя очень буйно, поэтому я решила отправить их в воображаемое путешествие. Мы уселись в кружок на полу и закрыли глаза. Потом я попросила их сосредоточиться и представить себе водолазный колокол, потом они вообразили, как мы погружаемся на глубину. Мы начали смотреть в иллюминаторы, и я просила ребят описать, что они видят. Мы провели под водой пятнадцать минут. Когда мы наконец поднялись на поверхность и очутились в классе, дети были в восторге. Потом я попросила их нарисовать увиденное. Мы повесили рисунки на стене в холле и еще долго обсуждали наше путешествие.

Я полагала, что эти упражнения будут полезны для моих Бурундуков. Особенно для Джесса. Он страдал синдромом Туретта и зачастую непроизвольно вздрагивал и дергался. Или неожиданно издавал какие-то звуки. Джесс не выкрикивал ругательств – в медицинской литературе часто пишут именно об этом проявлении болезни, хотя на самом деле оно встречается редко, – но он издавал резкие звуки, похожие на отрывистый лай. Другие дети относились к этому терпимо. И все же это мешало нам на занятиях.

Я также надеялась, что путешествия помогут Билли. Я хотела добиться, чтобы он сначала думал, а потом уже действовал. Воображаемые путешествия должны были помочь ему осознать, что мысли, рождающиеся у тебя в голове, можно контролировать.

Итак, в понедельник после утренней перемены я сказала:

– Теперь, ребята, мы займемся чем-то новым и интересным. Снимите ботинки, положите их в ящик, а после подойдите ко мне и сядьте в кружок на полу. Шейн, перестань махать руками, пожалуйста. Винус, сядь. – Мне пришлось встать и усадить Винус на место. – Все готовы? Сейчас мы отправимся в путешествие. А так как мы Бурундуки, то отправимся в лес. Готовы? Мальчики кивнули.

– Тогда закройте глаза, не крепко, просто слегка прикройте. – Я тоже закрыла глаза. – А теперь в путь. – Открыв глаза, я оглядела ребят. – Нет, Зейн, закрой глаза. Вглядись в себя. Там лес. Видите деревья?

– Да! – радостно выкрикнул Билли.

– А какие?

– Сосны! – немедленно ответил Билли.

– Ты видишь сосны. Все видят сосны, или кто-нибудь видит в своем лесу другие деревья?

– Я вижу дерево с большими листьями, – сказал Шейн.

– Молодец. Сосны и деревья с большими плоскими листьями. Те, у которых листья осенью опадают. Мы называем их лиственными деревьями. Рассмотрите свои деревья повнимательнее. Какие деревья растут в вашем лесу?

– Я вижу деревья с листьями и сосны, – сказал Джесс.

– Высокие деревья? – спросила я. – С толстыми стволами? Поглядите вокруг. Вы видите молодые деревья?

– Мои все огромные! – крикнул Билли.

– Ты можешь обхватить ствол руками, Билли? А теперь все вместе. Подойдите к дереву и постарайтесь обхватить его руками. Ощутите кору под пальцами. А теперь прижмитесь к стволу щекой. Что вы при этом чувствуете?

Я снова открыла глаза. Все мальчики вытянули перед собой руки, пытаясь обнять воображаемое дерево. Я бросила быстрый взгляд на Винус. Глаза у нее тоже были закрыты. Лежавшие на коленях растопыренные пальцы слабо шевелились.

– У моего кора в буграх! – вдруг громко выкрикнул Билли.

– Тише, Билли, – сказала я. – Ты распугаешь всех зверей.

– У меня тоже. Я чувствую ее щекой, – сказал Джесс.

– А ты, Зейн? Что ты чувствуешь?

– Это сосна. Она шершавая.

– Чувствуешь, как она пахнет?

Он кивнул и слегка улыбнулся, его глаза по-прежнему были закрыты.

– Да.

– И я чувствую, как пахнет мое дерево! – воскликнул Билли.

– Заткнись, Билли, ты распугаешь всех зверей, – сказал Джесс.

– Смотрите, – вмешалась я. – Кто-то бежит между деревьями. Смотрите внимательно. Что вы видите?

– Оленя! – завопил Билли.

– Ты, придурок! – крикнул Джесс. – Перестань орать. Ты вспугнул оленя!

И прежде чем я успела понять, что происходит, Джесс стукнул Билли кулаком по лицу.

Наше воображаемое путешествие было довольно бесцеремонно прервано. Билли разрыдался, Джесс стал топать ногами, Зейн и Шейн вскочили на ноги с криком:

– Это нечестно! Они все испортили! Их нужно посадить на «тихий» стул!

Мне было жалко Билли, я знала, что он не хотел испортить путешествие. Ему просто было хорошо, и он, как обычно, потерял над собой контроль. Я обняла его. И хотя я не могла оправдать поступок Джесса, я не хотела его наказывать. Он тоже слишком увлекся путешествием. Я подошла к нему, обняла за плечи и сказала, что сожалею о том, что Билли спугнул его оленя, и понимаю, почему он рассердился, но в тысячный раз напоминаю, что драться нельзя, и прошу это запомнить.

Шейн с Зейном уныло стояли в стороне.

– Давайте еще поиграем в путешествие. Это нечестно. Они все испортили. Пожалуйста, давайте еще поиграем, – попросил Зейн.

– Обязательно поиграем. Но не сейчас, – ответила я. Близнецы недовольно поплелись к своим партам.

Я повернулась и посмотрела на Винус. Она по-прежнему сидела на полу, скрестив ноги и закрыв глаза. Неужели она не понимает, что мы закончили игру? Или просто не хочет понимать?

Я подошла и села перед ней на корточки:

– Винус!

Ответа не последовало.

– Открой глаза, Винус. Наше путешествие закончилось.

Она медленно открыла глаза. Я улыбнулась:

– Ты задержалась в лесу.

Она смотрела на меня. Выражение ее глаз было таким загадочным, что мне показалось, что эта девочка с другой планеты.

В среду Билли подрался на перемене с мальчиком из другого класса и его вызвали к директору. Боб отчитал Билли. Билли был в ярости. Он не мог понять, почему он всегда во всем виноват, и вернулся в класс с раскрасневшимся лицом и на грани слез от несправедливости мира.

К счастью, в классе была Джули, я попросила ее заняться другими детьми, а сама решила уделить время Билли. Внутреннее чувство подсказывало мне, что он нуждается в сочувствии и ласке и, если я начну утешать его, он расплачется. Я вывела Билли в коридор.

Когда мы вернулись в класс, Джули с трудом держала ситуацию под контролем. Шейн с Зейном спорили о том, кто первым включит кассетный магнитофон, а Джесс лаял от волнения.

Я заметила, что Винус в классе нет.

– Где Винус? – спросила я.

Джули испуганно обвела глазами комнату.

– Наверное, пошла в туалет. Она была здесь. Точно была. Я подошла к окну. Винус неподвижно сидела на своей стене.

Я не имела представления о том, появлялась она в классе после перемены или нет.

– Так не годится, – сказала я. – Я пойду за ней.

– Нет, – с неожиданной горячностью возразила Джули. – Лучше пойду я.

В ее голосе слышалась невысказанная мольба, она боялась оставаться с ребятами наедине. Я все больше убеждалась в том, что ожидала от Джули слишком многого. Хотя у нее имелся опыт работы с детьми, она не была учительницей и не претендовала на эту роль. Раньше она помогала Кейси, трудолюбивому, добродушному и к тому же прикованному к инвалидному креслу мальчику, а мой класс поверг ее в шок.

Мне удалось добиться, чтобы все занялись своим делом, а Джули отправилась уговаривать Винус спуститься со стены.

Прошло уже минут десять. Я выглянула в окно, Джули по-прежнему стояла у стены, беседуя с Винус, которая, казалась, не обращала на нее ни малейшего внимания. Через двадцать минут Джули вернулась. Она ничего не сказала, но ее убитый вид говорил сам за себя.

– Я пойду за ней, – сказала я. – Если у тебя возникнут проблемы, позови Боба.

Оказавшись на пустой игровой площадке, я направилась прямиком к Винус.

– Винус, пора возвращаться в класс. Когда звенит звонок, нужно идти на урок.

Никакого ответа. Она восседала в своей любимой позе.

– Винус! Ты меня слышишь?

Я знала, что перешла Рубикон. Спустившись на игровую площадку сама, я приняла правила ее игры. Единственный способ выиграть – привести Винус в класс. Однако стена была высокой, и если я не дотянусь до Винус или не смогу ее удержать, она просто спрыгнет на другую сторону, как в прошлый раз.

Неожиданно подпрыгнув, я одной рукой схватила Винус за ногу, а другой за платье. Она этого не ожидала. Я резко дернула ее к себе, и, потеряв равновесие, она упала прямо ко мне на руки.

Винус мгновенно пробудилась к жизни. Она дико завопила и стала яростно вырываться, но я крепко ее держала. Учителя и ученики подбежали к окнам. Кто-то даже вышел из дома напротив и подошел к ограде.

Я обхватила ее руками и села, чтобы она не брыкалась, потому что на улице она, естественно, была в башмаках. Она вопила и пыталась вырваться.

Вскоре примчался Боб.

– Тебе помочь?

– Подержи ее за ноги. Чтобы она не билась.

Боб схватил Винус за ноги и прижал их к асфальту.

– Успокойся, – тихо сказала я ей на ухо.

Я не имела никакого представления о том, сколько времени прошло, но со страхом чувствовала, что приближается перемена. Догадаются ли учителя увести детей на другой конец площадки? Я похолодела при мысли о том, что нас окружат дети и станут на нас глазеть, но чувствовала, что необходимо довести дело до конца. Если я хочу заставить Винус играть по моим правилам, я должна выиграть это сражение. Винус охрипла от крика.

– Успокойся, – повторила я, наверное, в сотый раз. Неожиданно она крикнула:

– Пустите!

Мы с Бобом обменялись удивленными взглядами.

– Успокойся. Я отпущу тебя, когда ты успокоишься.

– Нет! Нет, нет, нет!

– Да. Не кричи. Скажи спокойно.

– Нет! Пустите!

Так, значит, она умеет говорить, подумала я.

Прежде чем Винус начала успокаиваться, прошло еще около двадцати минут. Усталость взяла свое. Винус почти потеряла голос. Ее мышцы дрожали под моими руками. На самом деле у меня тоже все дрожало.

– Пустите! – крикнула она в последний раз.

– Скажи это тихо.

– Пустите, – произнесла она тихо, со слезами.

Я отпустила ее. Разняла руки и встала. Боб отпустил ее ноги. Я помогла ей подняться, крепко держа ее за руку, боясь, что она убежит.

Винус все еще плакала, но это были обычные детские слезы. Встав на колени на асфальт, я обняла ее. Она все плакала и не могла успокоиться.

В конце концов я взяла ее на руки и отнесла в школу. Как я и ожидала, в учительской было пусто. Я вошла и закрыла за собой дверь. Опустила Винус на пол.

– Сядь вон туда, – сказала я, указав на диван.

Она подчинилась. Я вынула из кармана деньги и опустила в автомат с попкорном.

– Наверное, после всей этой истории ты хочешь пить. Будешь кока-колу?

Винус смотрела на меня. Она едва заметно кивнула, а возможно, мне просто показалось. Возможно, я приняла желаемое за действительное. Я открыла банку.

– Держи.

Впервые за все время Винус добровольно откликнулась на предложение. Она протянула руку, взяла кока-колу и жадно стала пить.

– Нам здорово досталось, – сказала я и села напротив. – Наверняка ты устала. Лично я устала.

Она пристально смотрела на меня.

– Давай больше никогда не будем этого делать. Договорились? В следующий раз, когда зазвенит звонок, пожалуйста, иди в класс. Так будет лучше. Мне очень неприятно так с тобой поступать.

Винус опустила глаза. Долго рассматривала банку из-под кока-колы. В тот краткий миг она ничем не отличалась от любого другого ребенка. Потом она выпрямилась, и завеса опустилась снова. Я наблюдала это собственными глазами. Винус сидела с совершенно безучастным видом.

Несмотря на то, что я была измотана душевно и физически, я вернулась домой в хорошем настроении. Винус умеет говорить. Винус может реагировать на происходящее. Теперь оставалось только сделать так, чтобы ей захотелось общаться с нами. Но как?

Весь вечер я раздумывала над этим. Вытащив из своей картотеки все учебные материалы и работы учеников, я просматривала папку за папкой, надеясь наткнуться на что-то подходящее.

Ближе к ночи я решила, что надо попробовать читать Винус книжки. У меня не было возможности полностью уделять ей все свое внимание, поэтому я решила заниматься с ней после уроков. И нужно будет использовать при этом тактильные ощущения. Я еще не знала, каким образом это сделать, но чувствовала, что Винус находится как бы «вне сферы досягаемости» – физически, на своей стене, и эмоционально, на уроках.

Просматривая полки с детскими книжками, я кое-что отобрала для Винус. Потом сняла с верхней полки книжки с комиксами, одна из них упала. Я подняла ее. «Ши-Ра, Могущественная принцесса». Ши-Ра была сестрой Хи-Мена, «Настоящего мужчины», игрушки, ставшей популярной в начале 1980-х после появления мультфильма «Повелители Вселенной».

Хи-Мен всегда представлялся мне бледной копией героев прежних лет вроде Супермена и Бэтмена. Тем не менее я понимала, что Хи-Мен и другие персонажи действительно интересны детям, и не считала их особо вредными.

А вот к его сестре, Ши-Ра, я относилась не так терпимо. Ее появление объяснялось неприкрытым стремлением производителей игрушек нажиться на маленьких девочках, после того как они овладели душами, умами и карманами мальчиков. Ши-Ра была точной копией своего братца, со всеми необходимыми атрибутами – таинственностью, врагами из космоса и сверхмогуществом в виде волшебного меча.

Я открыла книжку комиксов и перелистала ее. Я не вспоминала об этих персонажах годами. Возможно, именно в память о прежних временах я положила этот комикс в стопку книг, приготовленных для Винус.

Джесс переживал трудный период. В последние несколько дней его подергивания и выкрики участились и мешали нам.

После перемены мы собирались заняться готовкой. Я понимала, что моим ученикам не следует давать слишком сложных заданий, поэтому испекла дома кексы и принесла их с собой. Нам оставалось только приготовить глазурь. А потом украсить глазурью кексы, полюбоваться ими и, разумеется, съесть!

Когда Зейну не удалось покрыть кекс глазурью так, как ему хотелось, он в гневе его расплющил. Другой кекс Джесс швырнул в лицо Билли, и они покатились по полу, награждая друг друга тумаками. Джули занималась с Винус, и та вела себя как всегда. Джули подвела Винус к столу, приподняла ей одну руку, чтобы она смогла взять лопатку для глазури, потом другую, чтобы та взяла кекс.

– Нет, – сказала я, – заставь ее в этом участвовать. Встань позади нее, чтобы ей некуда было деться. Потом возьми ее за руку и сделай то, что нужно.

Джули колебалась – то ли оттого, что после неудачи с Винус боялась вывести ее из себя, то ли оттого, что не хотела ни в чем ее принуждать. Джули трудно было понять. Она сомневалась во всем, что было связано с принуждением. Но мы работали вместе. И несмотря на различие в подходах, я была безмерно благодарна Джули за помощь.

Уроки кулинарии закончились, и в конце дня я чувствовала удовлетворение. Несмотря на некоторые досадные мелочи, мне показалось, что все прошло прекрасно. Я отвела ребят на автобусную остановку и вернулась в класс.

Пока меня не было, Джули приводила класс в порядок. В раковине с мыльной водой лежали грязные тарелки.

– Брось это дело, – сказала я. – Мы просто сложим тарелки в коробку, а дома я суну их в посудомоечную машину.

Невинное замечание. Мне просто не хотелось, чтобы она зря тратила силы, но у Джули был трудный день. И мои слова переполнили чашу ее терпения.

На какой-то миг лицо Джули напряглось, и она застыла, стараясь взять себя в руки. А потом швырнула бумажное полотенце в раковину и выскочила из класса.

Я бросилась за ней. Она стояла за дверью, шумно втягивая в себя воздух, чтобы не расплакаться.

– Джули, ну что ты, – сказала я, и тут она не выдержала. Она опустила голову и расплакалась. Я положила руку ей на плечо. – Пошли в класс.

Подойдя к столу, за которым мы обычно работали после уроков, Джули плюхнулась на стул. Я протянула ей пачку бумажных носовых платков и села напротив.

– Я больше не могу, – проговорила она.

– Да брось ты! У тебя все здорово получается, – мягко произнесла я.

Джули затрясла головой:

– Нет. Я думала, что получится. Думала, мне понравится моя работа, а я ненавижу ее. Я не могу делать то, что вы от меня ждете, я не могу быть такой, как вы.

Я понимала, что Джули трудно ежедневно выносить шум и беспорядок в классе. Я возложила на нее функции, к которым она не была подготовлена. Но я никогда не требовала от нее «быть такой, как я».

– Почему ты так считаешь? Она шумно втянула воздух носом.

– Вы хотите, чтобы я поступала по-вашему. А если я этого не делаю, если у меня не получается… Я боюсь не справиться.

Я задумалась над ее словами. Я и вправду считала, что снисходительность Джулии к детям не согласуется с моими взглядами, и, когда у нее возникали трудности, мне иногда приходило в голову, что теперь-то она оценит преимущества моего подхода. Да, в ее словах была доля истины. Но самым неприятным в нашем разговоре было то, что Джули ни разу даже не упомянула о том, что боится не справиться с детьми. Она сказала, что боится не соответствовать моим требованиям.

– Как ты думаешь, что могло бы помочь в сложившейся ситуации? – спросила я.

– Ничего, – обреченно ответила она. И снова заплакала. Глядя на нее, я вдруг подумала, как молодо она выглядит.

Мне захотелось обнять ее и сказать, что я все улажу. Но я не собиралась признавать, что она права.

– Это так непохоже на то, чем я занимаюсь с Кейси Малдроу, – вздохнула она.

– Да, конечно. И часть ответственности лежит на мне. Я слишком многого от тебя ждала, – пояснила я. – Этого не следовало делать.

– Здесь нет вашей вины. Это я во всем виновата. Мне казалось, я могу перейти к более сложной работе… – Ее голос дрогнул.

– Я вела себя так, словно ты полностью подготовлена к работе с этими детьми. Это не твоя, а моя ошибка. С тобой все в порядке. Мне нравится то, что ты делаешь. Я понимаю, нередко у нас в классе бывает полный бедлам, но, в сущности, мы справляемся с ситуацией. Мальчики уже немного сблизились. Я знаю, у нас различные взгляды на воспитание. Но в этом нет ничего страшного.

– Ну что же, – сказала она. Потом вздохнула и пожала плечами. – Наверное, сегодня просто неудачный день. Я не знаю, почему потеряла самообладание. Этого вам только не хватало. Сначала дети, а потом и я.

– Не беспокойся об этом.

– Ну ладно. – Она поднялась. – Я пойду домой. С меня на сегодня хватит.

– Иди.

На самом деле я бы предпочла, чтоб она осталась. У нее по-прежнему был огорченный вид, и мне хотелось обсудить с ней все до мелочей и закончить наш разговор если не полным согласием, то хотя бы на дружеской ноте.

Джули собрала свои вещи и ушла.

Глава четвертая

Катастрофа разразилась двумя днями позже. На время обеденного перерыва я ушла из школы. В соседней школе работала моя приятельница, и я отправилась поздравить ее с днем рождения. Из сорока пяти минут, отведенных на обеденный перерыв, я отсутствовала не больше получаса, но, въехав на стоянку, заметила машину «скорой помощи» и переполох на школьном дворе. Когда же ко мне бросилась толпа людей, я сразу поняла, что здесь замешан кто-то из моих учеников. И разумеется, это была Винус.

Как оказалось, у Винус случился очередной приступ ярости, и она погналась за первоклассником. Спасаясь от преследования, он стал карабкаться вверх по лестнице на игровой площадке, но второпях пропустил перекладину, свалился вниз, сломал руку и разбил голову.

Обычно добродушный Боб рвал и метал.

– Чтобы ее ноги здесь больше не было! – кричал он. – Этой девочке здесь не место. Она опасна. Рано или поздно она кого-нибудь убьет.

Винус увели в школу. Ее крики доносились во двор сквозь закрытые двери, сквозь стены директорского кабинета. Я направилась прямо туда мимо стоявших на игровой площадке, но Боб коснулся моей руки.

– Нет, – сказал он. – Не надо. Оставь ее в покое. Иди к себе.

– Что ты хочешь сказать?

– Она уже не вернется в твой класс. Мы вызвали ее мать, так что отправляйся к своим ученикам.

– Но…

Боб покачал головой:

– Нет. Это зашло слишком далеко. Она может учиться дома или… не знаю. И если честно, знать не хочу. Лишь бы ее здесь не было.

Я была в состоянии шока. Еще до перемены Винус была в моем классе. А теперь ее с нами не стало.

Мальчики сидели с широко открытыми глазами, Джули даже не попыталась их чем-нибудь занять.

– Ну, что я вам говорил! – закричал Билли, когда я появилась в классе. – Я говорил, эта психопатка однажды кого-нибудь пристукнет. И я был прав.

– Билли, сядь, пожалуйста, – ответила я, метнув в него испепеляющий взгляд. – Всем занять свои места.

Билли втянул голову в плечи.

– А что теперь будет? – спросил Джесс. Я знала, он говорит о Винус.

– Вот что, ребята. Сдвиньте свои стулья в круг. Я понимаю, вы взволнованы случившимся. Давайте все обсудим. То, что сегодня случилось, ужасно, – сказала я.

– Вовсе не ужасно! Это здорово! – заорал Билли и вскочил со стула, работая кулаками, как боксер. – Психопатка убивает первоклассника! Бах! Трах!

– Заткнись! – крикнул Джесс, повалил Билли на пол и принялся колотить. – Заткнись, кретин! Мне надоели твои вопли! Я не могу их слышать!

Джули беспомощно смотрела на меня. Должна признаться, что я сама была близка к отчаянию.

– Мальчики! – Я не стала подниматься со стула.

Они дубасили друг друга еще минуту, но, видимо, мое невмешательство их смутило. На секунду они замерли. Билли бросил взгляд в мою сторону. Джесс воспользовался этим и прижал его к полу.

– Ну как, все? – спросила я.

Джесс сидел верхом на Билли. Билли, обнаружив, что не может подняться, заплакал.

– Я спросила, вы закончили драться? Джесс посмотрел на меня и начал подниматься.

– Я просто хотел, чтобы он перестал орать.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказала я, – но ты не должен так поступать.

Билли был возмущен.

– Вы должны меня защищать, – прогнусавил он. – Не позволять какому-то черномазому избивать меня.

– Она должна следить за тем, чтобы ты заткнулся раз и навсегда, – отпарировал Джесс.

– Садитесь. Билли, сядь на место и веди себя тихо. И ты, Джесс.

Оба мальчика подчинились. Сколько времени продлится перемирие? Полминуты?

– Кто видел, что случилось на площадке? – спросила я.

– Я, – ответил Шейн.

– И я, – сказал Зейн.

– Я видел! Я! Я видел! Спросите меня! – Билли подпрыгивал на стуле и махал рукой чуть ли не перед моим носом.

Джесс смотрел на Билли. Я на Джесса.

– А ты видел, Джесс?

Он кивнул.

– Так что случилось?

– Эта девчонка…

– У нее есть имя, Джесс. Называй ее по имени.

– Это не важно, – вмешался Билли, – потому что она больше не вернется. Я слышал, как мистер Кристиансон сказал, что она будет заниматься дома. Я занимался дома в прошлом году. Ничего хорошего.

– Джесс? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Она шла по площадке, и лицо у нее было злое. А тут появился этот мальчишка. Должно быть, он налетел на нее или что-то в этом роде. Я не видел. Потом она погналась за ним, а он взобрался на лестницу, и тогда она стянула его вниз. И стала делать то же, что всегда. Бить его.

– Лично я рад, что ее выгнали, – с чувством произнес Билли. – Она была психопатка, пусть даже вы говорите, что это не так. Я рад, что ее не будет в нашем классе.

– Ты бы хотел, чтобы о тебе так говорили, Билли, если бы тебе пришлось уйти? – спросила я.

– Ну, если бы я был психопатом, как она, мне было бы наплевать. Она была противная, поверьте мне. Вы все время притворялись, что она такая же, как все, но вы взрослая. Будь вы ребенком, вы бы поняли, что она противная.

После занятий я стала вынимать свои вещи из портфеля и наткнулась на детские книжки и комиксы про Ши-Ра, которые принесла для Винус. Вот и все, подумала я. Мне стало грустно. Все кончилось прежде, чем я успела начать. Я положила две книжки на полку. Возможно, они пригодятся другим детям. А комиксы решила выбросить. Их персонаж давно устарел, никому из детей это не интересно. И я бросила их в мусорную корзину.

Итак, мы продолжали заниматься без Винус.

С начала учебного года прошло почти два месяца, и я сосредоточила усилия на том, чтобы сплотить эту банду – по правде сказать, моей главной целью было надеть на них ботинки, прежде чем похолодает.

Я убедилась, что чувство единства – главный залог успеха в работе сподобными детьми. Для многих из них, особенно для тех, кто раньше отличался деструктивным, антиобщественным поведением, это был первый опыт «принадлежности» к определенной группе. Испытав это чувство, дети часто начинают вести себя лучше.

Обычно двух месяцев хватает, чтобы отношения в классе устоялись. За этот срок дети привыкают ко мне, к ограничениям, которые я ввожу, к заданиям, к тому, как ведут себя другие. Однако ребята этой группы по-прежнему ходили без обуви, сидели за столами в разных углах комнаты и затевали драки. От содружества Бурундуков было мало толку. Мальчикам нравилось приветствовать друг друга, шевеля пальцами ног, но это не было проявлением единства – они делали это, скорее, для того, чтобы продемонстрировать антиобщественные чувства по отношению к другим ученикам.

За неделю до Хэллоуина к нам в класс пришел Бен Эйвери, школьный психолог. Он должен был оценить работу учеников и преподавателя, а также определить коэффициент умственного развития у детей со специальной программой обучения. Бен провел с нами четыре дня, забирая в свой кабинет мальчиков по одному.

Первые два дня он тестировал Шейна и Зейна, и результаты, к сожалению, оказались приблизительно такими, как я ожидала. Шейн набрал 71 балл, а Зейн 69 – результаты на грани умственной отсталости. У обоих были серьезные проблемы с чтением. Бен посоветовал мне перевести их в группу для детей с замедленным уровнем развития. Правда, это не решало проблему с их поведением. Я посчитала, что лучше уж они останутся со мной. Джесс и Билли, происходившие из весьма неблагополучных семей, учились ненамного лучше, поэтому Шейн с Зейном им нисколько не мешали.

На следующий день настала очередь Джесса, и он, кстати, показал лучшие результаты, чем я рассчитывала. Он набрал 109 баллов, что соответствовало средним показателям. Однако результаты теста по чтению помещали его на низшую ступень; другие тесты выявили недостаток слухового восприятия и формирования зрительных образов. В тот день мы с Беном долго обсуждали, каким образом синдром Туретта, которым страдал Джесс, может влиять на способность к обучению.

А вот Билли нас всех просто поразил.

– Вы мне даже не поверите, – сказал Бен, входя на следующий день после уроков в класс.

Мы с Джули оторвались от составления плана занятий и подняли на него глаза.

Бен бросил нам, словно фрисби, результаты тестов Билли. Я поймала их и положила на стол.

Коэффициент умственного развития: 142.

– Этот парнишка наверняка скрывал от вас свои таланты, – заметил Бен.

Шли дни. За ними недели. Настал Хэллоуин, который мы отпраздновали в классе. Из-за буйного нрава моих подопечных я не решилась праздновать Хэллоуин по всем правилам. Я просто приготовила сладости, и сразу после большой перемены мы ели их с соком. Но даже при этом в классе было больше шума и неразберихи, чем веселья. Привычный распорядок был нарушен, дети перевозбудились, и в результате вышло много драк, слез, криков и сидения на «тихом» стуле. И все же я была рада, что мы отпраздновали Хэллоуин.

Настал ноябрь, с его серыми пасмурными днями и холодным порывистым ветром.

Все это время я вспоминала о Винус. Временами я с надеждой бросала взгляд на ее стену, ожидая увидеть ее там. Но она исчезла без следа, как мираж.

Ее два брата по-прежнему ходили в нашу школу. С обоими много занимались дополнительно, поэтому я стала частенько заходить в учительскую, когда Мэри Маккена проводила дополнительные занятия. Она вела себя доброжелательно, но довольно сдержанно, поэтому мне было трудно как бы ненароком задавать ей вопросы о Винус. К тому же меня смущало присутствие Боба – уж он-то знал, куда я клоню.

– Мэри не занимается с Винус, – сказал мне Боб в коридоре, став нечаянным свидетелем моих попыток разузнать что-нибудь у Мэри.

– Да нет, знаешь ли, я просто…

– К Винус ходит учительница из восьмого округа. Я кивнула:

– Мне просто было интересно узнать, как она. Быть может, братья о ней говорили… Тебе известно что-нибудь о ней?

Боб покачал головой. Потом ободряюще похлопал меня по плечу:

– У нас с ней все равно ничего бы не получилось. Понимаешь, есть вещи, которые ты не в силах изменить, поэтому, когда такой ребенок от тебя уходит, остается надеяться, что это к лучшему.

– Да, раньше ты бы так не сказал. – Я улыбнулась.

Боб понял, что я говорю о романтических днях начала нашей карьеры, когда для нас не существовало безнадежных детей.

– Хочешь сказать, что я наконец-то повзрослел? – спросил он. – Да, Тори, ты права. Я достаточно проработал с детьми, чтобы понять: иногда у тебя что-то получается, а иногда и нет. И ты должен идти вперед с теми, кого приобрел, оставив позади тех, кого потерял.

Настала пауза. Боб повернулся, чтобы уйти обратно в свой кабинет.

– Красавица, – пробормотала я.

– Что?

– Я сказала «красавица». Так Ванда ее всегда называла.

– Ну что ж, для Ванды она, возможно, и красавица, – ответил Боб. – Немного помявшись, он добавил: – Это нигде не зарегистрировано, но так утверждают в Социальной службе.

– Что ты имеешь в виду?

– Тери не мать Винус. На самом деле ее мать Ванда. Предыдущий сожитель Тери, который был перед этим скользким типом, сделал Ванде ребенка.

– О господи… – До меня стал доходить страшный смысл случившегося.

– Ему даже ничего за это не было, – продолжал Боб. – Он изнасиловал ребенка, умственно отсталую тринадцатилетнюю девочку, и смылся. – Боб беспомощно вздохнул. – Вот тебе и красавица.

Многое внезапно встало на свои места. Если Винус – дочь Ванды, то, может быть, именно Ванда заботилась о Винус в грудном возрасте и раннем детстве? Даже если это не повлияло на уровень умственного развития Винус, среда, в которой она росла, была просто ужасной. Я вспомнила Ванду с ее куклой, которую она нежно держала на руках, а в следующую секунду, когда ее что-то отвлекало, бросала и забывала. Что, если она обращалась с Винус точно так же? Возможно, Винус лежала одна в кроватке, пока Ванда о ней не вспомнит. Возможно, она плакала так долго, что в конце концов усвоила, что плачем ничего не добьешься, что надо просто ждать, не двигаясь. Что, если другие члены семьи вступали с ней в контакт лишь тогда, когда им нужно было силой принудить ее молчать, и она усвоила, что нападение лучшая защита? И нападала прежде, чем кто-то успевал сделать ей больно.

Все это были всего лишь предположения, но они складывались в цельную картину, как кусочки страшной головоломки.

Моя обычная методика по установлению контроля над классом и превращению его в сплоченную группу с этими ребятами не срабатывала. Все мальчики страдали гиперактивностью и нарушением внимания, все были импульсивны и агрессивны.

У Зейна с Шейном были свои проблемы. Хотя они жили в хорошей семье, их приемным родителям, усыновившим близнецов, когда тем не исполнилось и года, было далеко за сорок. Эти добрые люди обожали мальчиков, но просто не знали, что делать с их серьезными поведенческими нарушениями. Главной проблемой близнецов, типичной для многих детей с ЭАС, была неспособность учиться на опыте. Им приходилось объяснять одни и те же вещи много раз, а значит, им трудно было усвоить правила поведения в классе. К тому же у них отсутствовала четкая связь между запоминанием и пониманием того, как пользоваться тем, что они запомнили. Даже если они усваивали правила, то есть могли их процитировать, то не знали, как их применить.

Джесс был единственным учеником в классе, который хоть как-то мог сконцентрировать внимание, но его тики значительно снижали его способность к обучению. Огорчаясь, он бил себя кулаком по голове. А пытаясь сосредоточиться, снова и снова повторял одно и то же, например: «О господи, о господи, о господи» или «Нужно быть внимательным, внимательным, внимательным». Это надоедало другим, им трудно было заниматься под бормотание Джесса.

Я потратила много времени на то, чтобы разобраться, чем вызваны проблемы Джесса с обучением. Главным образом они касались чтения и орфографии. Джессу было трудно работать в шумном помещении. Он не слишком хорошо различал звуки, поэтому слова вроде «стул» и «стол» в шумной комнате звучали для него одинаково. Учиться в нашей компании было для него тяжким испытанием.

Узнав о способностях Билли, я прилагала все усилия, чтобы вовлечь его в работу. Но Билли был непоседой. Он не желал трудиться. Билли хотел одного: болтать и драться.

На этом фоне развивались мои отношения с Джули. Она была ярым сторонником вседозволенности в отношении детей. Джули считала, что их нужно любить, поощрять, вознаграждать и закрывать глаза, если они сделали что-то не так. Если кто-то из детей срывался с места и начинал носиться по классу, Джули ничего ему не говорила, а просто хвалила тех, кто остался сидеть на своих местах. Такой подход мог бы принести плоды, если бы вскочивший не делал это для того, чтобы колотить других по голове.

Джули сразу терялась, когда мальчишки затевали драку. Самым решительным ее действием было схватить кого-нибудь из них и обнять, ласково рассуждая о том, что причинять друг другу боль нельзя.

В связи со всем этим у меня были две серьезные проблемы. Во-первых, мне искренне нравилась Джули. Нравились ее чувство юмора, ее трудолюбие, ее характер. И мне хотелось тоже ей нравиться. Поэтому мне было трудно исполнять роль «плохого парня», указывать на недостатки ее подхода, постоянно говорить, что было бы гораздо лучше выступать единым фронтом. А во-вторых, из-за наших расхождений я начала чувствовать себя неуверенно. Шли недели, я понимала, что настало время ужесточить свои требования к дисциплине, но постоянно откладывала этот момент, главным образом из-за того, что не хотела говорить Джули, что ей придется сделать то же самое.

Однако в конце концов такой момент настал. Я сражалась с этим классом уже три месяца, однако в поведении мальчиков не наблюдалось заметных признаков улучшения. Я решила установить хоть какой-то порядок.

Дома я взяла четыре листа толстого белого картона и с помощью цветной бумаги изобразила на каждом светофор. Написала сверху имена мальчиков и вложила в три окошка светофора – красное, желтое и зеленое – маленькие колышки. Потом сделала из картотечных карточек красные, желтые и зеленые кружки и наконец начертила таблицу с написанными вверху днями недели.

На следующее утро, войдя в класс, я объяснила, как буду пользоваться таблицей. Все начинают движение при зеленом свете светофора. Если я сделаю кому-то замечание, то сниму с колышка зеленый свет и повешу желтый. Если мне придется отправить кого-нибудь на «тихий» стул, желтый цвет изменится на красный до конца урока. Прикрепив таблицу к доске объявлений, я вынула пакетик со звездочками. За каждым из мальчиков закреплялась звездочка определенного цвета. Тот, кому удастся провести весь урок при зеленом свете, получает звездочку и прикрепляет ее к таблице. За пять звездочек в день – зеленый свет на всех уроках – каждый получает вот это. Я показала шоколадку «Херши». Когда мы наберем в совокупности пятьдесят звездочек, то устроим праздник.

При виде шоколадки мальчики развеселились. Билли счел, что это прекрасная идея. Джесс выглядел немного озадаченным. Шейн с Зейном так толком ничего и не поняли, но запомнили свои цвета, и я надеялась, что в скором времени они во всем разберутся. Как я и опасалась, Джули моя идея явно пришлась не по вкусу.

– Модификация поведения? – спросила она, с отвращением взяв в руку одну из шоколадок. – Это бесчеловечно. Обращаться с детьми как с животными.

Я хотела возразить, что эти дети ведут себя как животные, но поостереглась.

– Вы покупаете их примерное поведение с помощью конфет.

В первую неделю я намучилась со своей программой, в основном по организационным причинам. Мне нужно было постоянно иметь при себе разноцветные кружки и вешать их на колышки, когда поведение ребят менялось. И я постоянно забывала раздавать звездочки. Но быстро сообразила, что нужно быть начеку, потому что те, кому удавалось провести весь урок с зеленым светом, например Шейн и Зейн, часто забывали об этом, а Билли все время пытался жульничать.

Моя система не была безупречной. Поведение ребят не изменилось в одночасье. В пятницу мы не устроили праздника, как я надеялась. За целых пять дней я раздала всего две шоколадки – обе Джессу. Но постепенно мальчики начали обращать на свое поведение хотя бы минимальное внимание, перед глазами у них постоянно находилось напоминание о том, что нужно вести себя хорошо, и мы сделали несколько крошечных шажков к тому, чтобы стать сплоченной группой.

Глава пятая

Утром в середине декабря ко мне зашел Боб.

– Ты слышала про Винус? – спросил он. – Вероятно, мы возьмем ее назад.

Я очень обрадовалась.

– Правда? А что изменилось?

– У них в семье опять неприятности. Одного из старших арестовали за торговлю наркотиками. Похоже, он занимался этим дома, поэтому встал вопрос о том, были ли вовлечены ли в это другие дети. Вчера вечером мне позвонили из администрации и сообщили, что в Социальной службе полагают, что для Винус лучше не находиться дома круглый день. Их беспокоит этот парень, Дэнни, который живет вместе с ними, потому что именно он приглядывает за детьми. Тери по ночам работает, а он остается с Вандой, Винус и другими. В Социальной службе говорят, что хотя он ни в чем дурном не замечен, но все же будет лучше, если Винус часть времени будет проводить в школе.

– Что ж, я с удовольствием возьму ее назад. Но что нам делать с ее драками на игровой площадке?

– У нее будет сопровождающий на время большой перемены. Это дешевле, чем посылать учителя на дом. А в перерывах между уроками нужно придумать что-нибудь самим.

Итак, Винус появилась вновь так же стремительно, как исчезла. За две недели до Рождества Боб привел ее в класс.

– Психопатка вернулась! – воскликнул Билли.

Я быстренько вынула из кармана рубашки желтый круг и многозначительно помахала им в воздухе.

– Это нечестно! Занятия еще не начались! – завопил Билли.

– Тогда закрой рот, – сказала я.

Вид у Винус был еще более запущенный, чем прежде. К всклокоченным волосам, схваченным, как всегда, резинками, прилипли крошки хлеба и что-то похожее на джем. Потертая, вылинявшая одежда, черные брюки и клетчатая рубашка, на два-три размера больше, чем нужно, явно с чужого плеча. На ногах разные носки и розовые кроссовки с облупившимися пластиковыми носами.

– Привет, моя хорошая, я рада, что ты вернулась. Твоя парта тебя ждет. – Я повела ее на старое место, за Зейном.

Винус села и смотрела на меня, пока я вела урок математики. Она не открыла учебник. Даже не наклонила головы. Ничего не изменилось.

– А ей тоже дадут светофор? – спросил Билли. – Ей нужно повесить красный за то, что она ничего не делает. Мне за это дают красный.

Я подняла желтый кружок. Настала долгая пауза. Билли смотрел на меня.

– Это нечестно, – пробормотал он. – Даже слова нельзя сказать. Здесь установили диктатуру.

Я села рядом с Винус. Взяв коробку с цветными деревянными фигурками, я поставила на стол голубой цилиндр, красный куб и зеленый конус. Потом положила на стол три карточки с соответствующими рисунками.

– Можешь показать, какая фигура соответствует этому рисунку?

Молчание.

– Вот эта, верно? Видишь? Красный куб. – Я подняла куб и положила его на карточку. – Так какая фигура соответствует рисунку?

Задача была несложной, но Винус не собиралась отвечать.

Администрация наняла помощника для присмотра за Винус во время часового обеденного перерыва. Я сказала Бобу, что мы с Джули присмотрим за ней на двух двадцатиминутных переменах.

Джули отвечала за утреннюю перемену. Я – за дневную. Обычно проблем не возникало. Несколько раз Винус выходила из себя. Мы вмешивались, напоминали другим о необходимости соблюдать дистанцию, говорили ей о недопустимости подобного поведения и удалялись. Большую часть времени она, однако, проводила в стороне от других детей, стояла, опершись о свою стенку в конце площадки.

На третий день я нарушила заведенный порядок. Когда прозвенел звонок, я сказала:

– Давай останемся в классе.

Винус без всякого выражения посмотрела на меня.

Двадцать минут не так уж много, но я подумала, что вместо того, чтобы идти на прогулку, нам лучше почитать сказку. Я выбрала «Лягушонка и Жабенка».

– Давай-ка сядем, и я тебе почитаю. Винус смотрела на меня.

– Пошли. – Я положила руку ей на спину и легонько подтолкнула к уголку для чтения. Потом уселась сама. – Садись.

Она стояла.

– Ну же.

Я поднялась, взяла ее за плечи и усадила к себе на колени. Одной рукой я обняла ее, другой взяла книжку. И начала читать. До этого я никогда не пыталась сажать Винус к себе на колени, и это было испытанием. Она сидела, застыв, как манекен. У меня не создалось впечатления, что, как только я ее отпущу, она вскочит и убежит, но я также не была уверена, что ей это нравится. Мне пришло в голову, что, может быть, раньше никто не читал ей вслух.

Мы прочли сказку меньше чем за десять минут. Боясь потревожить ее, я не стала вставать, чтобы взять другую книжку, и начала читать другую сказку.

Прозвенел звонок с перемены.

– Сейчас вернутся мальчики. Но мы хорошо провели время, правда? – сказала я и поставила ее на ноги.

Молчание.

Так проходили наши дни. Перед каждым уроком я заставляла ее делать упражнения: касаться своих плеч, бедер, коленей, носков. Я предложила участвовать в этих занятиях мальчиков, которым нравилась пятиминутная разминка, нравилась ее предсказуемость и регулярность.

Я старалась как можно чаще к ней прикасаться. Я предварительно обговорила это с Бобом, главным образом потому, что наступили времена, когда совращению малолетних стало уделяться особо пристальное внимание, когда физический контакт между учителем и учениками стал предметом обсуждения. Но Боб одобрил мой подход, он понимал ценность тактильной коммуникации с такими детьми, как Винус.

Прикосновение было простым, но очень эффективным средством общения. Похлопывания по спине, легкие объятия гораздо красноречивее слов могли сказать о том, что я помню о ней и рада ее присутствию.

А еще я ей читала. Каждый день на дневной перемене. Перечитав все книжки о Лягушонке и Жабенке, мы перешли к рассказам о доброй маленькой девочке в обличии барсучка. Это были более длинные и сложные истории, поэтому я читала их медленно, перечитывая много раз.

Приблизительно в это же время в нашем классе зазвучала музыка.

Я не могу похвастать блестящими музыкальными способностями. Я способна повторить мелодию и улавливаю фальшь, но начисто лишена чувства ритма. Однако мне пришло в голову, что музыка, возможно, станет позитивным стимулом для Винус и к тому же поможет мальчикам избавиться от избытка энергии.

И вот в середине декабря, в разгар сезона рождественских песнопений, я решила, что музыка будет звучать у нас в классе каждый день. Мы начали с песен «Если ты счастлив и знаешь об этом» и «Б-И-Н-Г-О», которая нравилась мальчикам из-за того, что там надо кричать. Но я включила в репертуар и некоторые старые песни, они были веселыми, их можно было разыгрывать и исполнять с чувством. Но главное – я помнила слова.

Музыкальные занятия привились мгновенно. Мы стали петь всякий раз, когда кому-то удавалось продержаться при зеленом свете весь урок. Я обнаружила, что это очень хороший способ переходить от одного занятия к другому, поэтому мы часто начинали петь, когда наступало время обеденного перерыва или перемены. Это к тому же был надежный способ отвлечься, когда кто-нибудь начинал раздражать других. Когда я предлагала: «Давайте споем», почти все охотно откликались. Даже если виновник поначалу не присоединялся, остальные пели, и настроение менялась. Вскоре мы уже пели так часто, как будто это была не школа, а оперетта.

Сама Винус никогда не участвовала в пении, но и не сидела с безразличным видом. Я часто видела, как она внимательно наблюдает за поющими, пританцовывающими и жестикулирующими мальчиками.

Наконец-то мы почувствовали себя коллективом. Мальчишки полюбили петь. У них появлялось чувство групповой принадлежности. К сожалению, это обострило другую проблему – проблему постоянных разногласий между Джули и мной. В данном случае причиной стало ее упорное нежелание петь и дурачиться вместе с нами. Она сказала, что не умеет петь. В первые несколько раз я со смехом возражала, что я тоже не Мария Каллас, а Шейн и Зейн начисто лишены слуха. Джули сказала, что ненавидит пение, особенно хоровое. В детстве ее дразнили за неумение петь, и она до сих пор болезненно к этому относится.

Я ей посочувствовала, однако мальчики по-прежнему к ней приставали. Я говорила им: «Это не важно. Здесь каждый делает то, что хочет». Но это все-таки было важным. Пение стало для нас символом единения. Оно помогало нам сплотиться, и Джули, отказываясь петь вместе с нами, ставила себя в роль аутсайдера. Подтекст заключался в том, что я исключаю ее, специально выбрав пение, то есть то, что она не умеет делать.

Это глубоко меня огорчало. Мне не нравилось напряжение в классе, когда мы обе были там. Не нравилось, что я не могу положиться на Джули в трудный момент.

Чем это объяснить? Несходством характеров? Или причина лежала глубже? На этот вопрос я не могла ответить. Я наблюдала, пыталась проанализировать свои чувства. Хотя я успешно применяла анализ, когда речь шла о конкретных вещах, на более абстрактном уровне я больше доверяла интуиции. Я «чувствовала», если что-то шло не так, но сразу не могла определить, что именно. Поэтому мне трудно было пойти к Бобу и рассказать о сложившейся ситуации. Что я могла ему сказать? Что Джули ведет себя с ребятами слишком мягко?

Наши разногласия достигли критической стадии в последний день перед зимними каникулами.

В то утро Билли принес что-то, завернутое в яркую бумагу.

– Это для вас. Я сам покупал.

– Как это мило с твоей стороны, Билли, – сказала я. – Интересно, что там внутри.

– Откройте прямо сейчас, – сказал он.

– Мне не нужно ждать Рождества?

– Нет! Откройте. Я хочу, чтобы вы увидели, что там!

К нам стали подходить другие дети. Они столпились вокруг стола. Улыбаясь, я развязала ленточку. Внутри была статуэтка серой керамической кошки сантиметров тридцать высотой.

– Какая красивая кошка, Билли. Большое спасибо. Билли просто сиял.

– Я купил ее сам. На свои деньги. Знаете, сколько она стоит? Доллар девяносто девять центов.

– Спасибо, Билли. Я очень люблю кошек, и мне приятно иметь такую красивую статуэтку. Дома подыщу для нее специальное место.

– Я так и думал, – ответил Билли. Взяв в руки кошку, он ласково ее погладил. – Я подумал, что вам понравится.

Я наклонилась и обняла его:

– Ты очень внимательный мальчик, Билли.

Сияя от счастья, он улыбнулся и обнял меня в ответ.

Поставив статуэтку на стол, я начала урок.

Днем мы собирались отпраздновать Рождество, что было чревато неприятностями. В обеденный перерыв стало прибывать угощение. Бабушка Джесса принесла кексы. Мать Шейна с Зейном – поднос с рождественским печеньем.

Не успел прозвенеть звонок, как случилась первая неприятность.

– Смотрите, что сделал Шейн! – крикнул Джесс.

Я обернулась и увидела Шейна с красным фломастером в руках, которым он разрисовал себе левую руку.

– Ох, дорогой мой, – ласково сказала Джули, – разве ты забыл, что фломастерами рисуют на бумаге, а не на людях. Иди-ка сюда, Шейн. Давай это смоем.

Я продолжала накрывать на стол, пока Джули отмывала Шейна. Бумажные полотенца в туалете закончились, поэтому она направилась к шкафу за новыми. Шейн колотил ладошками по воде, расплескивая ее из раковины. Он поднял голову, лукаво посмотрел на меня, потому что знал, что я за ним наблюдаю, и, прижав палец к крану, разбрызгал воду вокруг. Джули повернула голову.

– Ой, – спокойно произнесла она, – вода. Кто-нибудь может поскользнуться. Давай возьмем полотенца и вытрем пол.

Она наклонилась и стала вытирать пол бумажным полотенцем. Шейн просто держал их в руках. Полотенца были сложены таким образом, что, вынув одно, вы вытаскивали конец другого. Шейн начал быстро вытаскивать одно полотенце за другим, и они разлетелись во все стороны.

Заметив это, Джули выпрямилась.

– Полотенца нужны, чтобы ими что-то вытирать, Шейн. Вот, держи. – Она протянула ему одно. – Помоги мне, пожалуйста. – Она наклонилась, чтобы закончить работу.

Шейн и не думал этого делать. Вместо этого он начал бить Джули полотенцем по голове.

– Полотенцами вытирают, Шейн. Поможешь мне? Шейн продолжал колотить ее бумажным полотенцем. Тогда Джули поднялась и взяла его за руку:

– Пойдем к твоему столу. Там лежат твои книжки. Давай посмотрим, есть ли там красивый рисунок Санта-Клауса. Ты мог бы его раскрасить.

Я наблюдала эту сцену, представляя во всех подробностях, как бы я действовала на ее месте. Я бы, несомненно, повысила голос. Я бы настояла на том, чтобы Шейн сам вытер пол, а если бы он не подчинился, посадила бы его на «тихий» стул и держала там до тех пор, пока он не согласился бы это сделать.

Но на этом неприятности не кончились. На этот раз система светофора не сработала. У всех постоянно горел красный свет, но никто не обращал на это внимания. Джесс, перевозбудившись, не мог справиться со своими тиками. Он издавал лающие звуки, дергался и гримасничал. А в перерывах дрался. Он и Билли провели два раунда на ковре в уголке для чтения, прежде чем мне удалось растащить их. Шейн и Зейн вели себя как безумные. Шейн пытался выбить окно, швыряя в него кубиком, а Зейн расстегнул штаны и написал на мой стул. Хлопот не причиняла одна Винус, и то потому, что в тот день отсутствовала.

Кульминацией получасового праздника стало прибытие Санта-Клауса, роль которого исполнял Боб. Он заходил в каждый класс с мешком подарков.

Пока я приветствовала Санта-Клауса, Шейн с Зейном сорвались со своих мест и принялись носиться по классу. С шумом промчавшись мимо моего стола, Шейн схватил статуэтку кошки.

– Поставь ее назад, ты, ублюдок! Она не твоя! – крикнул Билли, вскакивая с места.

Санта-Клаус опустил мешок на пол и схватил Билли за руку.

– «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, бубенцы звенят…» – запела я.

Санта присоединился ко мне, старательно выводя мелодию и не выпуская руки Билли. Билли тоже запел, хотя по-прежнему свирепо смотрел на Шейна. Через секунду запел и Джесс. Джули взяла статуэтку и поставила на стол.

Я начала прихлопывать в такт пению. Приблизившись к Зейну, я весело захлопала перед ним в ладоши. Он присоединился ко мне, и наконец Шейн тоже захлопал.

Я шла впереди, громко распевая «динь-динь-динь», притопывая и прихлопывая, пока все, включая Санта-Клауса, не присоединились ко мне.

Санта вынул из мешка подарки, и мальчики, возбужденно галдя, начали срывать с них бумагу. Потом мы с Джули раздали кексы, пирожки и сладости, а Санта придвинул стул и стал читать детям «Ночь накануне Рождества», пока те ели.

Вскоре после того, как Санта-Клаус ушел, я велела ребятам одеться и идти на игровую площадку.

Обернувшись, я увидела, что Шейн опять взял кошку. Он не хотел сделать ничего плохого. Наверняка он просто хотел поглядеть на нее, но потом он направился ко мне, возможно чтобы что-то показать. Шнурок на его левом ботинке был незавя-занным. Шейн наступил на него и споткнулся. Он удержался на ногах, но статуэтка выскользнула у него из рук, упала на пол и разбилась вдребезги.

Билли разрыдался. Он не разозлился и не полез в драку, как обычно. Его лицо вытянулось, и он начал громко всхлипывать. Мне стало его очень жаль.

Шейн, испугавшись, тоже начал плакать. Джули тут же оказалась рядом и обняла его.

– Ты испугался? Не плачь, мой дорогой. Ты же это сделал не нарочно. Это пустяки. Ничего страшного не случилось.

И тут я вышла из себя:

– Это не пустяки! Статуэтку купил Билли. Это его подарок. То, что ее разбили, не пустяки!

Увидев, что я рассердилась, Шейн заплакал еще громче.

– Ты, тупой ублюдок! – присоединился ко мне Билли. – Ты разбил мою кошку. Я убью тебя.

Это быстро вернуло меня в чувство.

– Успокойся, – сказал я и положила руку ему на плечо. – Мне в самом деле очень жаль, что так получилось, но драться не надо. Надень пальто и пойди погуляй. – Я посмотрела на Шейна. – А ты посидишь на «тихом» стуле.

– Я же не специально, – пробормотал Шейн, всхлипывая.

– Я знаю, но ты не должен был трогать кошку. Она не твоя.

Шейн не стал со мной спорить. Он отошел и сел на стул.

– Я останусь с ним до звонка, – сказала Джули. Я кивнула. А потом повела детей на площадку.

Честно говоря, я сама была готова расплакаться. Когда дети разошлись по домам, я вернулась в класс. Джули расставляла вещи по местам.

– Сядь, – сказала я. – Нам нужно поговорить. Джули подошла к столу и села напротив.

– Я знаю, у нас различные взгляды на воспитание. Я отношусь к этому с уважением, – сказала я. – Но твое поведение с детьми, как, например, в случае с Шейном, своего рода ложь. Ты реагируешь на подобные ситуации нечестно.

– Что вы имеете в виду? – В ее голосе не чувствовалось и тени раскаяния.

– Ты обращаешься с ним совершенно одинаково и когда он разбрызгивает воду, и когда раскидывает полотенца, и когда сидит спокойно и выполняет задание. Но ты не можешь постоянно испытывать к нему нежные чувства и оставаться спокойной. Особенно когда он лупит тебя полотенцем по голове.

– Именно эти чувства я и испытываю, – спокойно ответила Джули. – Потому что я должна их любить и всегда сохранять спокойствие. Так нам и полагается себя вести.

– Не всегда.

– Почему? – спросила она.

– Потому что это нечестно. Люди не могут постоянно оставаться спокойными. Иногда они раздражаются, или сердятся, или устают, и эти чувства такая же часть нас самих, как и другие. И хотя очень важно держать эти чувства под контролем, чтобы никого не обидеть, однако не следует делать вид, что их вообще не существует. К тому же так мы не научим детей контролировать свое поведение. Они просто станут думать, что мы не такие, как они. Это неестественно – оставаться все время спокойной и неунывающей.

Джули вздохнула.

– Вы первая, от кого я слышу, что позитивный настрой – это плохо, – сказала она.

– Здесь надо смотреть глубже, – продолжала я. – Я знаю, как важно демонстрировать терпимость и одобрение, чтобы дети уверенно себя чувствовали, но все же если мы не объясним им, что такое хорошо и что такое плохо, они этого так и не поймут.

– Это вы так считаете, – ответила Джули.

– Да, я так считаю. Мы лучше относимся к себе, когда наши поступки вызывают у других людей одобрение, когда мы чувствуем, что контролируем себя. Высокая самооценка – не результат постоянных восхвалений со стороны других. Она появляется у тех, кто умеет управлять своим миром и собой. Но как достичь этой цели, если окружающие не помогают тебе понять, какое поведение от тебя требуется?

– Но кто мы такие, чтобы это решать? – возразила Джули мне. – Я не могу судить о том, какие ценности мы должны им прививать. Этому учат в церкви, а не в школе. Сюда приходят ученики с разной культурой. С разными религиозными взглядами. Из разных слоев общества. Мы не можем навязывать наши ценности людям, чья жизнь отличается от нашей.

– Но существуют основные ценности, – сказала я, – не имеющие никакого отношения ни к цвету кожи, ни к языку, ни к коэффициенту умственного развития, ни к тому, сколько у вас денег. Это общечеловеческие ценности. Джули осторожно кивнула:

– Хорошо, с этим я согласна.

– Так вот, Шейн хватает подарок Билли и роняет его. И когда ты говоришь: «Шейн, не расстраивайся, ты ведь это сделал случайно», то я согласна с тем, что это была случайность и, хватая статуэтку, Шейн не собирался ее специально разбить. Поэтому мы не должны слишком сильно на него сердиться. Но все же он был не прав. Это чужая вещь. Я уже предупреждала его, чтобы он ее не трогал.

– Но, рассердившись на Шейна, мы не вернем статуэтки. Так зачем же нам наносить ущерб его чувству собственного достоинства? У этого мальчика и так много проблем. Он не может ничего исправить, так зачем же его огорчать?

Настала пауза. Я смотрела на нее через стол. Наконец она пожала плечами и поднялась:

– Тори, мне бы хотелось с вами согласиться, потому что я вижу, что для вас это важно. Но я просто не могу этого сделать.

А потом наступил январь.

Я продолжала читать Винус книги на перемене. Я перечитывала одни и те же книжки, решив, что в данном случае лучше иметь дело со знакомым текстом. До сих пор мне трудно было оценить уровень интеллектуального развития Винус, и чтение одних и тех же книжек давало больше шансов, что она поймет и оценит эти истории. К тому же все они были смешными, и я надеялась, что в предчувствии какого-нибудь эпизода Винус улыбнется или как-нибудь еще покажет, что ей интересно слушать.

Я догадывалась об этом по еле заметным признакам. К примеру, теперь она не спешила на перемену. Она еще не шла в уголок для чтения, однако перестала бездумно следовать за направлявшимися к дверям мальчиками. И еще она следила за моими глазами, следила за моими движениями. Когда я поворачивалась, чтобы направиться в уголок для чтения, она поворачивалась тоже, хотя и дожидалась, чтобы я ее туда отвела.

В середине января я решила перейти на следующий уровень общения. Вместо того чтобы взять одну из книг, как раньше, на этот раз я выбрала две. Про Лягушонка и Жабенка и про Фрэнсис.

– Какую мы будем читать? Винус молча смотрела на меня.

– Выбирай. Эту? Или эту?

Встав на колени, я положила перед собой две книжки.

– Иди сюда, – тихонько позвала я. Неожиданно она послушалась. И села на пол напротив.

– Какую книжку мы будем читать? Про Фрэнсис? Мы читали ее на прошлой неделе. А может, почитаем «Лягушонок и Жабенок вместе»? Мне она тоже нравится.

Молчание.

Я ждала. Прошла минута, за ней другая.

Вдруг ее рука шевельнулась. Еле заметно. Рука даже не поднялась с колена, только слегка шевельнулась. Поэтому я тут же истолковала этот жест как положительный, посчитав, что даже если ошибусь, то все равно оставлю выбор за ней.

– Эту? – спросила я, поднимая книжку про Фрэнсис. Ее глаза встретились с моими.

Я радостно кивнула:

– Эту! Мне она тоже нравится.

Так началась наша игра. Каждый день я предлагала ей выбрать одну из книжек. Каждый день я спрашивала, какую она хочет. Каждый день я долго ждала ответа, пока наконец она не подавала какой-нибудь знак – наклоняла голову, шевелила рукой, – который я принимала за ответ. Нельзя сказать, чтобы Винус выбирала книгу, но она делала усилие.

А потом… произошел прорыв.

Выбор книжки был долгой процедурой, отнимавшей несколько драгоценных минут из тех двадцати, которые длилась перемена. В тот день нам потребовалось почти семь минут, чтобы выбрать «Лучшие друзья Фрэнсис». Потом мы перешли к чтению.

Я, как всегда теперь это делала, усадила Винус к себе на колени. Я чувствовала, что это важная часть процесса. Я при каждой возможности старалась применять тактильную стимуляцию: я обнимала ее, клала руку на плечо, дотрагивалась до щеки, привлекая ее внимание. Часто гладила ее по плечу во время чтения. Так это началось. После пяти месяцев Винус начала реагировать на происходящее.

Со времени нашей зимней размолвки мы с Джули много раз оказывались в схожей ситуации. Но больше не обсуждали причины наших разногласий.

Из-за этого в классе накапливалось напряжение. Джули недвусмысленно давала мне понять, что не чувствует за собой никакой вины. Это заставило меня задуматься о том, действительно ли в наших отношениях существуют проблемы или же это только я так думаю. В конце концов я решила посоветоваться с Бобом.

Я объяснила, что у нас с Джули разные взгляды на воспитание и мы, похоже, не способны прийти к согласию, и спросила, что, по его мнению, мне надо делать.

Боб был удивлен. У меня никогда не возникало никаких недоразумений с коллегами. Я всегда была со всеми в хороших отношениях. Более того, его удивило, что у меня возникли проблемы именно с Джули. Такой милой, такой приветливой.

– А в чем вы расходитесь?

Я задумалась. Хотя бы в том, что она упорно отказывалась распевать с нами наши глупые песенки. Но говорить об этом Бобу было как-то глупо. В ее контракте ничего не говорилось о пении. Однако, не присоединяясь к нам, она как бы ставила себя в особое положение, ей казалось, мы игнорируем ее, а мне казалось, она игнорирует нас.

Я попыталась объяснить эту Бобу.

– После того как мне несколько месяцев не удавалось объединить ребят, я наконец нашла что-то действенное. Я не настаиваю на том, чтобы она пела. Если бы она хотела нас поддержать, она могла бы хлопать в ладоши, подпевать или пританцовывать, чтобы показать свое одобрение, показать, что ей нравится то, что мы делаем это вместе.

Боб почесал в голове.

– Могу себе представить, – произнес он не без юмора, – как я вызываю к себе Джули и говорю: «Ну что ж, если вы не поете у Тори в классе, то, может быть, станете хотя бы хлопать в ладоши или танцевать?»

Мы оба рассмеялись.

– Нет, серьезно, – сказал Боб. – Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– А ее взгляды на воспитание? Честно говоря, они кажутся мне странными, – сказала я. – От них попахивает ханжеством. Она неизменно доброжелательна, словно ничего плохого не происходит. Я не понимаю, как можно одним и тем же тоном говорить: «Ох, ты разбил аквариум, и все рыбки погибли» и «Я тебя люблю». Она считает, что это правильно. А я думаю, что это не по-человечески. Сколько раздражения ей приходится подавлять. Как страшно будет, когда оно вырвется наружу.

– Думаешь, дети чувствуют то же самое?

– Не знаю. Кажется, они с ней ладят. Но они с ней распускаются. Дисциплина не ее конек, они это знают и становятся с ней совершенно неуправляемыми. Впрочем, возможно, она не устраивает одну меня.

– И чего ты от меня ждешь? – спросил Боб после паузы.

– Может, дашь мне другую помощницу? – сказала я.

– Навряд ли, она ведь ничего не нарушила.

– Да, я понимаю. Но я уверена, ей не легче моего. Если бы она работала в более спокойном, более предсказуемом классе, а у меня в помощницах была какая-нибудь обыкновенная женщина. Не святая…

Боб улыбнулся:

– Что, если для начала я с ней поговорю? Посмотрим, что она по этому поводу думает. Быть может, она немного изменит свое поведение. А ты станешь терпимее.

Я кивнула.

– Я одобряю методы, которые ты применяешь. Похоже, у Джули есть некоторые проблемы, но это можно как-то поправить.

Глава шестая

Со времени возвращения Винус в школу в начале декабря ее поведение на игровой площадке стало более управляемым. Частично это объяснялось тем, что она находилась под постоянным контролем. И до начала февраля у нас не возникало серьезных проблем.

Похоже, то был просто тяжелый для Винус день. Сначала она подралась перед началом занятий. Пока Ванда поднималась с ней в класс, один из близнецов, которому надоело тащиться за Вандой, их обогнал. Это привело Винус в ярость, она закричала и погналась за ним, но он припустил что было сил, влетел в класс, а я успела схватить Винус в дверях и усадить на «тихий» стул. Через несколько минут она пришла в себя и погрузилась в привычный ступор. Тогда я отправила ее на место. Однако в середине урока по математике произошла еще одна стычка, на этот раз с Билли. Не знаю, что послужило ее причиной, но Винус вдруг пробудилась к жизни, завопила и стукнула Билли по голове. И снова оказалась на «тихом» стуле.

Во время обеденного перерыва, находясь в учительской, я услыхала знакомый пронзительный визг, доносившийся с игровой площадки, и тут же побежала вниз.

Боб уже был там. Никто в точности не знал, что привело Винус в ярость, но она усмотрела оскорбление в действиях третьеклассницы и погналась за ней. Спасаясь от Винус, девочка залезла на горку. Винус схватила ее за ноги и попыталась стянуть вниз. Но не успела. В этот момент ее схватили две учительницы и дежурная. Третьеклассница орала как резаная, но Винус визжала еще громче. И отчаянно сражалась с тремя взрослыми женщинами, стараясь освободиться.

В тот момент я больше всего испугалась, что кто-нибудь предложит опять перевести ее на домашнее обучение. Поэтому первым делом постаралась увести ее с площадки.

Взяв Винус под мышки, я перекинула ее через плечо, как мешок с картошкой. Не знаю, чем это объяснить, моим внезапным действием или неудобством позы, но Винус сразу перестала сопротивляться. Крепко прижав ее к себе, я направилась к школьному зданию.

Я медленно тащилась по ступенькам, сетуя про себя на то, что наш класс расположен на верхнем этаже. Добравшись до цели, я открыла дверь в неосвещенный класс и поставила Винус на пол.

Она продолжала громко, сдавленно всхлипывать.

Я перевела дыхание. Поначалу я намеревалась посадить ее на «тихий» стул, но вместо этого опустилась рядом с ней на одно колено, чтобы наши головы оказались на одном уровне.

– У тебя трудный день, верно?

Винус смотрела на меня сквозь слезы. Ее взгляд не был совершенно отсутствующим, как обычно, но видно было, что она не готова мне ответить.

– Я знаю, дети иногда раздражают тебя. Но важно научиться владеть своими чувствами. Я хочу, чтобы ты осталась в нашем классе. Если ты будешь драться, мистер Кристиансон скажет, чтобы тебя опять перевели на домашнее обучение. И тогда тебе придется все время сидеть дома.

В ее лице что-то едва заметно изменилось. И я догадалась, что мои слова услышаны. Винус не хотела учиться дома.

– У тебя были неприятности до того, как ты пришла в школу?

Она перестала плакать, хотя ее темные глаза все еще были полны слез.

Взяв носовой платок, я протянула руку, чтобы вытереть ей слезы. Она слегка отпрянула назад.

– Я не сделаю тебе больно, не бойся.

– Ты хочешь ходить в школу, верно?

Она кивнула. Едва заметно. Если бы я так внимательно не наблюдала за ней, я бы этого не заметила. Я улыбнулась.

– Знаешь, что могло бы случиться, если бы ты не ходила в школу? – спросила я, слегка поддразнивая ее.

Винус не ответила, но по-прежнему не сводила с меня глаз.

– Ты могла бы превратилась в ослика! – Я засмеялась и запела одну из наших любимых песенок «Если хочешь очутиться на звезде»: – «Осел – это животное с длинными ушами. – Приложив ладони к голове, я помахала ими. – И он лягает всех подряд крепкими ногами».

Винус отреагировала. Она широко открыла глаза от удивления.

Я наклонилась и взяла ее за руки:

– Иди сюда. Поставь свои ноги на мои. Мы будем танцевать.

Винус явно этого не ожидала. Подняв глаза, она вздрогнула, затем посмотрела вниз, себе на ноги.

Я наклонилась и поставила ее ступню себе на туфлю. Потом выпрямилась и взяла ее за руки.

– Поставь на меня другую ногу.

Винус приподняла ногу и поставила мне на туфлю.

Продолжая петь, я начала кружиться сней по классу.

Это было сюрреалистическое зрелище: я кружилась в танце со стоявшей на моих ногах Винус, распевая искаженную версию песни, модной в 1950-х годах. Я пропела все куплеты, а мы все продолжали танцевать. Я спела ее опять. Мы кружились и кружились по классу. Сначала я держала руки Винус в своих, но через некоторое время, по-прежнему держа ее левую руку в правой руке, я, чтобы двигаться свободнее, левой рукой крепко прижала ее к себе. Я была никудышным танцором, мы то и дело сбивались с ритма. Но это не имело значения. Когда я посмотрела сверху вниз на Винус, она взглянула на меня. И улыбнулась. Уголки ее плотно сомкнутых губ едва заметно шевельнулись, но это, несомненно, была улыбка.

Внезапно зажегся свет.

– Что вы здесь делаете?

Я резко остановилась и повернула голову. В дверях стояла Джули.

– Уже почти час, – сказала она, показывая на часы, словно почувствовав, что нарушила что-то очень личное и должна объяснить свое присутствие.

Я улыбнулась:

– Мы танцевали.

– Вижу. А я-то думала, вы поднялись наверх, чтобы посидеть на «тихом» стуле. – Джули иронически усмехнулась. – Никогда не знаешь, какой сценарий здесь разыгрывается.

Когда настала перемена и Джули вывела мальчиков погулять, я направилась в уголок для чтения. Винус добровольно последовала за мной, как она делала уже несколько дней подряд.

– Хочешь выбрать книжку? – спросила я.

До этого мы читали про Лягушонка и Жабенка и про Фрэнсис, и я ежедневно предлагала ей выбрать одну из двух книжек. Но в тот день я не стала снимать книжки с полки.

Услышав мои слова, Винус застыла на месте.

– Сегодня ты сама возьмешь книжку, – сказала я. Книжки, которые мы обычно читали, лежали на нижней полке, до которой было легко дотянуться.

Никакой реакции. Я ждала.

Винус подошла чуть ближе. Когда она двинулась вперед крошечными шажками, нас разделяло не больше метра. Но она направилась не к книжной полке, а ко мне.

Из имевшихся у нас двадцати минут она потратила уже десять на невыносимо медленный процесс пересечения ковра. Я не испытывала нетерпения, просто стояла и ждала.

Наконец Винус приблизилась ко мне вплотную. И посмотрела на меня. Потом осторожно приподняла одну ногу. Тридцать или сорок секунд Винус держала ее на весу, а потом медленно опустила ее на мою туфлю.

– А-а, – сказала я, – ты хочешь танцевать?

Не сводя глаз с моего лица, она едва заметно кивнула.

И мы стали танцевать. Я снова запела «Если хочешь очутиться на звезде» и закружила ее по классу. Винус крепко прижалась лицом к моему свитеру, и я почувствовала сквозь ткань тепло ее дыхания.

На следующий день в начале утренней перемены мальчики бросились одеваться, а я вышла в коридор, чтобы посмотреть, как они сбегают по ступенькам. Я собиралась отправиться в учительскую, но заметила посреди класса Винус.

– Винус, иди на перемену, – сказала я, стоя в дверях. Она подошла немного ближе.

– Быстро, быстро. Надень пальто. Джули тебя ждет.

Винус остановилась. Она посмотрела на меня, и я увидела в ее глазах ожидание.

– Похоже, ты сегодня не спешишь, – ласково улыбнулась я. Осторожно приподняв одну ногу, она тихонько опустила ее на мою туфлю.

– Сегодня ты не хочешь гулять. Ты хочешь танцевать.

Легкий кивок.

– Я вижу.

Винус внимательно смотрела на меня.

– Ты можешь сказать это словами? – спросила я. – Можешь сказать: «Я хочу танцевать»?

Пауза. Винус по-прежнему внимательно смотрела на меня, ее глаза изучали мое лицо.

– Танцевать, – еле слышно выдохнула она. Так мы и сделали.

Даже в первые месяцы учебы в школе Винус часто пропускала занятия, а после своего возвращения нередко пропускала день в неделю или больше. Всякий раз, когда я пробовала выяснить причину ее отсутствия, мне отвечали одно и то же: либо Винус была больна, либо Ванда забыла ее привести.

Несмотря на робкое начало отношений между нами на переменах, на уроках Винус пребывала в состоянии ступора. Предоставленная самой себе, она просто сидела без движения. Не брала в руки книжку. Не дотрагивалась до карандаша.

Я не знала, что с ней делать, мне нужно было уделять внимание другим ученикам. Я старалась хотя бы раз в час подсесть к Винус и пыталась хоть как-то вовлечь ее в урок. Если Винус категорически отвергала мои предложения, я продолжала уговаривать ее еще минут пять, а потом переключалась на других детей. Это все, что я могла для нее сделать, в моем классе было обычно много временных учеников.

После эпизода с танцами – точнее, эпизодов, потому что мы танцевали три или четыре раза, – мне удалось развить свой успех.

Однажды мальчики высыпали в коридор вместе с Джули, чтобы пойти на перемену, а Винус осталась в классе. Я ожидала, что, если я предоставлю ей возможность, она снова поставит ногу мне на туфлю, что служило приглашением к танцам, но мне хотелось посмотреть, нельзя ли нам продвинуться чуть дальше. Поэтому я направилась в уголок для чтения, оставив Винус у двери.

– Иди ко мне, – позвала я. Раньше я всегда сама приводила ее. – Давай почитаем.

Винус смотрела на меня.

– А хочешь, будем танцевать. Иди сюда. Винус осталась стоять на месте.

Я сделала вид, что это меня не волнует.

– Быть может, ты выберешь сегодня что-то новое? Или почитаем про Фрэнсис. Или про Лягушонка и Жабенка?

Медленно тянулись минуты. Я продолжала дружески болтать. Винус стояла у двери. Ее взгляд не был отсутствующим, как всегда. По тому, как она, чуть подавшись вперед, смотрела на меня, можно было догадаться, что она взвешивает возможность того, чтобы приблизиться ко мне. Такой пустяк для семилетнего ребенка, однако на ее лице было написано сомнение.

Разговаривая с ней, я снимала книги с полок. Отбирала одни и ставила на место другие.

Очень медленно Винус приподняла одну ногу, поколебавшись, опустила ее на пол. Потом приподняла другую.

Я болтала без умолку, возилась с книжками, делая вид, что не замечаю ее приближения. До конца перемены у нас оставалось всего пять минут. Чтобы пересечь классную комнату, Винус потребовалось целых пятнадцать минут.

В конце концов она справилась с этой задачей. Винус стояла рядом со мной.

– У нас осталось совсем мало времени, – сказала я. – И все же мы почитаем. Какую книжку? Про Лягушонка и Жабенка? – Я показала книжку «Лягушонок и Жабенок вместе».

Винус опустила глаза и посмотрела на полку. Настала пауза. Потом Винус, как бы забыв о всех своих прежних колебаниях, вполне решительно протянула руку и сняла с полки книжку комиксов про Ши-Ра. И снова посмотрела на меня.

Я как-то раз выбросила эту книжку. И не знала, что ее снова поставили на место. Книжка была потрепанной. Обложка оторвалась, и первые страницы помялись.

Я опустилась на пол рядом с ней.

– Иди сюда. – Я притянула ее к себе и обняла. – Скоро перемена закончится, поэтому мы просто быстро ее проглядим. А завтра я тебе ее почитаю. – Я перелистала страницы комиксов, объясняя рисунки: – Смотри, вот Адора. На самом деле она Ши-Ра. Это ее тайное обличье. Никто об этом не знает. А вот Спирит, ее конь. А что происходит на этой странице? – Я показала на картинку. – Адора применяет свою магическую силу, чтобы превратиться в Ши-Ра. Она поднимает свой волшебный меч и говорит: «Именем Седовласого! Я Ши-Ра!» – Я посмотрела на Винус. – Вот было бы здорово обладать волшебной силой, правда? Ты можешь так сделать?

Винус смотрела на меня. Я поднялась на ноги.

– Смотри, она поворачивается вокруг себя и высоко поднимает свой меч. – Взяв линейку, я подняла ее в воздух. – Потом она говорит: «Именем Седовласого! – с чувством произнесла я и повернулась кругом. – Я Ши-Ра!»

– Жду ваших приказаний!

Я вздрогнула и выронила меч. В дверях стояла Джули. Она смеялась. Я тоже рассмеялась. Винус опять ушла в себя.

На следующий день я повторила то же самое. Как только другие дети вышли в коридор, я оставила Винус у дверей и направилась в уголок для чтения. Взяла комиксы и показала Винус:

– Хочешь почитать?

Винус едва заметно кивнула.

Я села на ковер, скрестив ноги.

– Хорошо. – И похлопала по полу рядом с собой. Винус осталась стоять у двери. Я открыла комиксы. Склонившись над книжкой, изобразила неподдельный интерес.

– О боже! Я пытаюсь приготовить свежую порцию магического зелья, – прочла я и указала на картинку. – Это мадам Разз, ведьма. Смотри, какая она чудная, правда?

Я подняла книгу, показывая Винус картинку, словно она могла разглядеть ее от двери. Потом вернулась к чтению. Я надеялась, что если не стану требовать, чтобы Винус подошла ко мне и села рядом, то она сделает это сама. Иди, ну, иди же, думала я, но за те семь минут, что я провела в уголке, читая вслух про Ши-Ра, Винус не шевельнулась. События развивались так обещающе, когда она сама подошла ко мне и выбрала комиксы. Неужели я забегаю вперед? Я продолжала читать.

Винус так и простояла у дверей всю перемену, а я громко читала ей вслух про Ши-Ра.

На следующий день Винус не пришла.

На прошлой неделе я уже жаловалась Бобу, что Ванда забывает приводить Винус в школу. Боб позвонил Тери и заверил меня, что все уладил. На этой неделе Ванда снова забыла про Винус.

Я даже предложила позвонить в Социальную службу. Но Боб сказал, что после моих жалоб два или три раза уже звонил туда, и в последний раз ему напомнили, что они и так делают все, что в их силах – ведь в этой семье девять детей и они уделяют внимание каждому из них, так что прогулы – это не так уж серьезно.

Винус часто нездоровилось. У нее был то насморк, то лихорадка, то сыпь. Я постоянно наблюдала, нет ли на ее теле следов побоев, но их трудно было заметить, потому что Винус постоянно носила кофточки с длинным рукавом и брюки. Болячки скорее свидетельствовали о слабой иммунной системе и отсутствии должной гигиены.

Меня очень беспокоило то, что Винус пропускала занятия. После двух-трех дней невыносимо медленного прогресса она вдруг исчезала, потом наступали выходные, и мы оказывались почти на том же месте, откуда начали.

В феврале, в пятницу после занятий, я пошла в их фургон. Винус в тот день пропустила школу, так что у меня был предлог.

Выпал снег и сильно похолодало. Тери открыла мне дверь и пригласила зайти. Я обратила внимание на холод. Дети сидели у телевизора. Двое были в перчатках, еще двое натянули на себя грязное голубое одеяло.

– Обогреватель барахлит, – сказала Тери. – У нас немного холодно. Надеюсь, вы не замерзнете.

Мы сели за стол, и я объяснила, почему я здесь. Меня беспокоит, что Винус часто пропускает занятия, сказала я.

– Я знаю, это обязанность Ванды, но она часто забывает.

– Я работаю по ночам в супермаркете и прихожу домой только после восьми, поэтому я не могу за ними проследить.

– А кто остается с ними? – спросила я.

– Обычно Дэнни.

– Значит, он здесь ночует?

– Не всегда. Иногда он выходит в ночную смену. Он привратник в больнице. Но тогда здесь остается Ванда. И другие дети. Они достаточно взрослые и могут присмотреть за Винус.

– Нужно, чтобы ее водили в школу. Винус во многом отстает. Чтобы ей помочь, с ней надо заниматься каждый день.

Подавшись вперед, Тери поставила локти на стол и оперлась подбородком на ладони.

– Все мои дети так или иначе отставали. Не только Винус. Им всем требуется внимание.

Я кивнула:

– Вы правы, я понимаю ваши чувства. Но я отвечаю за Винус.

В этот момент дверь фургона распахнулась и появился Дэнни.

– Я и не знал, что у нас гости, – сердито сказал он Тери, снимая пальто.

– Это учительница Винус.

– Мне не важно, кто это. Ты не сказала мне, что к нам придут. – Он посмотрел на меня. – Зачем вы пришли?

– Я пришла поговорить о том, что Винус пропускает занятия.

– Она ходит в школу, – раздраженно ответил он.

– Но часто пропускает, – сказала я как можно спокойнее.

Я чувствовала, что он разозлился на Тери за то, что она впустила меня в дом, поэтому я поспешила объяснить, что пришла без приглашения.

Дэнни было нелегко разубедить.

– Ты сделала это, потому что знала, что меня не будет. Сделала за моей спиной.

Тери покачала головой:

– Ничего я такого не сделала. Она просто зашла… ничего я не сделала.

– Я пришла поговорить о Винус, – сказала я.

– Плевать мне на Винус. И не ходите сюда, когда меня здесь нет, – ответил Дэнни. – Поняли? А теперь проваливайте.

Я осталась на месте. Мне не хотелось оставаться. Признаюсь, мне очень хотелось уйти. Но я осталась.

– Могу я видеть Винус? Глаза Дэнни сузились.

– Она больна, – ответил Дэнни. – Простыла.

– И все же можно ее видеть? Дэнни вытаращил глаза.

– Нет, нельзя. Убирайтесь отсюда.

Я сидела, жалея о том, что со мной нет Джули, потому что не чувствовала себя и наполовину такой храброй, какой притворялась. В глубине души у меня зародилась смутная тревога. Чем упорнее Дэнни отказывался показать мне Винус, тем сильнее становилась тревога за нее.

– Вали отсюда! – Он подошел к столу и толкнул меня в плечо.

Наконец Тери поднялась.

– Я приведу ее, – устало сказала она.

– Сядь на место! – приказал Дэнни. – Я сам ее приволоку. Он исчез в проходе. Послышался его злой голос, глухой шум, и вскоре он появился в коридоре, толкая перед собой Винус. Она была босиком, в красном клетчатом фланелевом халате. Увидев меня, она широко открыла глаза от удивления.

– Ну что, довольна? – Дэнни подтолкнул Винус вперед. Я заметила, что у нее под халатом, похоже, ничего не было.

– Привет, Винус. Ты сегодня не пришла в школу, и я беспокоилась.

Винус смотрела на меня. Не тем пустым взглядом, который часто бывал у нее в школе, но так, словно я была чудесным, нереальным видением и она не знала, радоваться ей или пугаться.

– Надеюсь, завтра ты придешь, – сказала я. – Мне тебя не хватало.

– Ну что, довольна? – спросил Дэнни. Я сдержанно кивнула.

– А теперь убирайся, – сказал он Винус и толкнул ее. Она не двигалась. Она стояла, глядя на меня.

– Убирайся же! – Он толкнул ее в плечо. Винус повернулась и исчезла в коридоре.

На следующий день, с трудом преодолев ступеньки, в классе появилась Ванда. За ней шла Винус.

– Сегодня красавица ходит в школу, – сказала Ванда.

– Да, правильно. Спасибо, что привела ее, Ванда, – ответила я.

Ванда в бесформенной одежде и тяжелом твидовом мужском пальто смотрела на меня почти умоляюще. Я заметила, что, несмотря на холод, она была без перчаток, шапки и шарфа.

– Тебе будет теплее в перчатках или варежках, Ванда, – сказала я. – Я постараюсь найти что-нибудь для тебя.

В классе был только Джесс, он складывал головоломку. Я отвела Винус к ее столу, а потом спустилась с Вандой вниз по лестнице.

– Кто сейчас дома, Ванда? – спросила я. – Дэнни там?

– Ванда идет домой, – ответила она.

– Тебе нужно вернуться домой после того, как отведешь Винус в школу? – Я не поняла, что она имеет в виду. – А Дэнни дома?

– Не люблю Дэнни, – пробормотала она.

– Почему? – Я сняла со шкафа ящик с одеждой и стала искать там перчатки для Ванды, но не могла подобрать одинаковых.

– Не люблю Дэнни. Дэнни говорит: «Спать в ванной».

– Спать в ванной? – Я подняла глаза. – Ты спишь в ванной?

– Красавица.

– Винус?

– Холодно. Холодные руки. – Ванда прижала ладони к ушам. – Там холодно. Не люблю Дэнни. Не хочу домой.

– Понимаю. – Но я ничего не понимала. От меня ускользал точный смысл ее слов, однако в одном я была уверена: дело плохо, с кем-то – с Вандой или с Винус, а может быть, с обеими обращаются жестоко. – Посмотрим, что я могу сделать. Договорились? А может, ты немного побудешь здесь?

– Нет! – Ванда казалась испуганной. – Не ходить в школу.

– Хорошо, хорошо. Вот, держи. – Я помогла ей натянуть перчатки. Одна была черной, другая коричневой. – Так тебе будет теплее.

– Иду сейчас. Не иду в школу.

– Хорошо. – Я направилась вместе с ней к двери, но потом остановилась. – Погоди, Ванда. Хочешь пончик? – Я указала на коробку с пончиками, стоявшую рядом с кофеваркой.

Она взяла два, и ее лицо расплылось в широкой улыбке.

Мне захотелось немедленно рассказать об этом разговоре Бобу. Слова Ванды произвели на меня гнетущее впечатление. Но было ровно девять, пора возвращаться в класс.

Все утро я внимательно наблюдала за Винус. Она вела себя как всегда, большую часть времени сидела с отрешенным видом. Единственным моим успехом с Винус было то, что после долгих уговоров она сама подходила ко мне. Но разве это можно назвать успехом? А теперь это страшное предположение о том, что дома у нее творится что-то ужасное.

На утренней перемене я нашла Боба в учительской и рассказала ему о своих подозрениях.

– Не знаю, что с этим можно сделать, – сказал Боб.

– Может, сообщить в Социальную службу?

– Я думаю, они этим занимаются. Прежние сожители Тери тоже жестоко обращались с детьми, поэтому Социальная служба следит за ними. Им известно, что там творятся темные дела. Но нужны доказательства. Мы не можем вмешиваться в частную жизнь на основании подозрений.

Я вздохнула:

– Жаль, что у нас нет повода выдворить оттуда Дэнни. Как вспомню о нем, меня бросает в дрожь.

Плечи Боба опустились.

– Хорошо, я еще раз позвоню в Социальную службу.

На перемене я не стала заставлять Винус идти через весь класс. Вместо этого я постояла с ней у двери, пока не ушли другие ребята, а потом повела ее в уголок для чтения.

– Что будем читать? – спросила я.

Я заранее положила на полку книжки про Лягушонка и Жабенка, про Фрэнсис и комиксы про Ши-Ра.

Винус медлила. Потом, подняв правую руку, еле заметно указала на комиксы.

– Ши-Ра? Хорошо. Давай посмотрим, что случилось с Ши-Ра.

Я взяла книжку, уселась на ковер и, посадив Винус на колени, начала читать.

История оказалась на удивление сложной для детских комиксов. Я и забыла, сколько диковинных созданий населяли воображаемые миры Хи-Мена и Ши-Ра: ведьмы, эльфы, летающие тарелки, штурмовики, роботы, заколдованные кошки и лошади – странная смесь современности и древности. Этот мир был совершенно непохож на мир Лягушонка и Жабенка, где все трудности сводились к тому, в котором часу просыпаться, чтобы не опоздать в школу, и как отыскать потерянную пуговицу.

Слушала ли меня Винус? Понимала ли она смысл прочитанного? На эти вопросы я не могла ответить. Как всегда, она сидела абсолютно неподвижно.

Наконец настал драматический момент, когда простая девочка Адора вынимает волшебный меч, поднимает вверх и превращается в могущественную Ши-Ра.

– Видишь, как она это делает? – спросила я, водя пальцем по картинке. – Тебе бы хотелось сделать так? Вытащить волшебный меч и превратиться в Могущественную принцессу? И прогнать всех злодеев своим мечом?

Винус слегка наклонилась вперед и стала внимательно разглядывать картинку.

– Хочешь, поиграем в Ши-Ра? – спросила я. – Посмотрим, получится ли у нас превратиться в принцессу?

Я сняла ее с колен и подошла к доске, где лежала линейка. Потом вернулась в уголок для чтения.

– Как ты думаешь, если я повернусь вокруг и скажу: «Именем Седовласого!» я превращусь в Ши-Ра? – Винус широко раскрыла глаза. Я засмеялась и подняла линейку над головой. – Мне попробовать превратиться в Ши-Ра?

Винус кивнула. Хотя и едва заметно, но кивнула. Подняв линейку высоко над головой, я повернулась вокруг себя:

– Именем Седовласого! Я – Ши-Ра!

Я посмотрела на Винус:

– Получилось? Я превратилась в Ши-Ра?

Винус слегка качнула головой. И улыбнулась. Она уловила юмор в моих словах.

– А ты? – спросила я. – Если ты попробуешь, то наверняка превратишься в Ши-Ра. Как ты думаешь?

Едва заметно она покачала головой.

– Ты в это не веришь? Не веришь, что превратишься в Ши-Ра? – воскликнула я с преувеличенным изумлением. – Давай попробуем. Потому что я думаю, что под обликом Винус на самом деле скрывается Ши-Ра.

Винус на этот раз по-настоящему покачала головой.

– Нет, – сказала она очень тихо.

– Как – нет? – Я протянула ей линейку. – Попробуй.

Настала долгая пауза. Я начала сомневаться, что Винус примет участие в игре. Затем очень медленно и осторожно она протянула руку.

Я дала ей линейку и улыбнулась.

Винус взяла ее, подняла вверх, крепко сжимая ее в руках, закрыла глаза и сделала полный оборот. Ее движения были медленными и скованными, брови сдвинуты, губы крепко сжаты, но она сделала все, что нужно. Потом остановилась, открыла глаза и посмотрела на меня.

Всплеснув руками, я изобразила изумление:

– О, Могущественная принцесса, это ты!

И Винус рассмеялась.

Глава седьмая

Февраль, три часа дня.

Наконец-то я добилась того, что наша группа стала сплоченной. Мальчики стали лучше себя вести, число неприятных инцидентов сократилось. Я по-прежнему использовала систему светофора.

Эту строгую программу спасало от излишней аскетичности пение. Не знаю, подходило ли для наших занятий слово «музыка», хотя Джесс и Билли явно обладали музыкальными способностями. Мы часто придумывали собственные слова, а при случае и собственные мелодии! И время от времени мы пели – как в настоящей опере! – обмениваясь «ариями» такого типа: «Не думаю, что ты успеешь рабо-о-ту эту сделать!» – «о нет, успею». – «Не успеешь, перемена ско-о-ро». – «О нет, успею, вот сейчас…» Мы получали огромное удовольствие от пения, оно помогало нам общаться непосредственно, и мы все время улыбались.

Мальчики, еще легковозбудимые и всегда готовые к дракам, начали заботиться друг о друге – по мелочам, но искренне. Билли, в частности, начал проявлять братский интерес к Шейну и Зейну. Он называл их «мальцами» и часто, когда они собирались идти на перемену, говорил мне: «Не беспокойтесь, я присмотрю за мальцами». Близнецы, однако, далеко не всегда отвечали тем же. Ни Шейн, ни Зейн пока так и не научились контролировать свое импульсивное поведение, но Билли и даже Джесс, казалось, поняли, что у близнецов есть проблемы и, как говорил Билли, «не надо все принимать на свой счет».

У Билли с Джессом тоже начали развиваться дружеские отношения, но им бывало трудно друг с другом. Частично из-за различия характеров. Билли был шумным и открытым. Он всегда был полон энтузиазма. Джесс, напротив, был живым воплощением ослика Иа-Иа из книжки про Винни-Пуха. Он не был особенно молчаливым или стеснительным, но смотрел на мир грустными глазами. Он не мог с таким же пылом относиться ко всему, как Билли, его вообще раздражала его восторженность. Он постоянно говорил Билли, чтобы тот успокоился, заткнулся, перестал дурачиться.

Кроме того, между ними существовало заметное соперничество. Хотя Джесс не мог похвастать большими успехами в учебе, он очень старался не отставать от Билли и даже превосходить его – что было непросто. Но на музыкальных занятиях Джесс блистал. Благодаря нашей безумной привычке петь у него появился шанс быть первым хоть в одной области. Он помнил слова песен лучше кого бы то ни было. Помнил мелодии. Мог даже наиграть их на маленьком металлическом ксилофоне, единственном инструменте в классе. А когда Джесс пел или играл, никаких тиков у него не было. И я привыкла к тому, что Джесс просил, чтобы мы спели, когда чувствовал, что Билли в чем-то его обгонит.

Винус в классе была почти незаметна. Никто из мальчиков не общался с ней. Большую часть времени они вели себя так, словно ее вообще не существует. Но и у нее наметился прогресс, теперь она стала более контролируемой.

Чтобы отметить нашу новообретенную стабильность, восьмого февраля мы устроили Праздник Башмаков.

Я заранее пообещала ребятам, что мы устроим в пятницу что-то особенное, настоящую церемонию! После всех этих месяцев, сказала я, мне наконец-то кажется, что мы доросли до того, чтобы каждый носил ботинки в классе. Все это будет, конечно, зависеть от того, смогут ли все сохранить зеленый свет в течение недели и ни разу не подраться.

Мальчики отнеслись к этой новости очень серьезно. Так серьезно, что Джесс, который и всегда был склонен наблюдать за порядком в классе, надоел всем постоянными замечаниями.

Чтобы праздник получился настоящим, я заказала в кондитерской большой торт с изображением бурундука, с надписью «Праздник Башмаков» и именами всех детей. Торт принесли во время обеда, и с этого времени никто не мог говорить ни о чем другом.

Я заранее аккуратно обвязала каждую пару обуви лентой и прикрепила к ней маленькую медаль, на которой было написано «Первый приз». Надпись, конечно, не совсем подходила к случаю, но ничего другого в магазине школьных принадлежностей не оказалось.

Перед началом церемонии я рассадила всех по местам, затем сняла коробку со шкафа. Первая пара обуви, которую я вытащила, принадлежала Зейну. Я подняла их, демонстрируя всем ленту и медаль.

– Зейн, позволь вручить тебе твои ботинки и эту медаль за хорошее поведение, – произнесла я самым торжественным тоном.

Зейн расплылся в широкой улыбке.

– Подойди ближе, – подсказал Джесс театральным шепотом.

Зейн поднялся со стула и подошел ко мне. Я приколола медаль ему на рубашку и вручила ботинки. Он все еще не научился завязывать шнурки, и мне пришлось ему помочь. Когда шнурки были завязаны, Зейн задрал сначала одну, а потом другую ногу, словно никто не видел ботинок раньше. Все бурно зааплодировали.

Следующими появились ботинки Джесса. Церемония повторилась.

Затем я достала ботинки Винус. Подняла их, демонстрируя ботинки и ленту, так же как в первые два раза.

– Винус, позволь вручить тебе твои ботинки, – сказала я. Все мальчики обернулись и посмотрели на нее.

Она не отрывала от меня глаз. Вначале, когда я подняла ботинки, она подалась вперед, и можно было подумать, что она собирается встать. Но тут к ней обернулись мальчики.

– Просто отдайте ей их, – сказал Билли. – Она не пойдет за ними.

Я прошла между партами к месту, где сидела Винус.

– Помочь тебе надеть их? – спросила я.

Она приподняла ногу. Это было едва заметное движение, но она сделала его сама, без принуждения. Я натянула на нее ботинки.

– А как быть с медалью за хорошее поведение?

Я выпрямилась и встала рядом с ее столом. Медаль была у меня в руках.

Неожиданно Винус отодвинула стул, как любой другой ученик, и встала.

– Вот это да! – воскликнул Билли, словно она продемонстрировала чудеса ловкости.

Я приколола медаль ей на грудь.

– Ну что, наградим Винус аплодисментами за хорошее поведение и по поводу возвращения обуви? – спросила я.

Все принялись бешено хлопать в ладоши. Винус постояла еще немного, потом села. Мне показалось, что на ее губах промелькнула тень улыбки.

В выходные я нашла на распродаже мультфильм про Ши-Ра. Когда я в понедельник закончила обед, до звонка оставалось примерно полчаса. Я спустилась на игровую площадку и нашла Винус.

Она стояла, прислонясь к своей стене. Я присела перед ней.

– Хочешь подняться в класс? У меня есть одна вещь специально для тебя.

Она молча смотрела на меня. Я улыбнулась:

– Знаешь, что это? Мультфильм про Ши-Ра. На видео. Если ты захочешь, мы можем подняться в класс прямо сейчас и посмотреть его. Ну как, пойдем?

Никакого ответа.

Нереально было бы ждать ответа здесь, на шумной открытой площадке, поэтому я поднялась и взяла ее за руку.

– Пойдем, посмотрим мультфильм. Она пошла довольно охотно.

Поскольку мы собирались смотреть фильм, я не стала включать в классе свет. Я выдвинула столик, на котором стояли телевизор и видеомагнитофон.

– Поставим его так, чтобы мы могли сидеть на подушках в уголке для чтения.

Я толкала столик перед собой. Винус продолжала стоять в дверях.

– Иди сюда, – позвала я.

Вернулась и отвела ее в читальный уголок. Включила телевизор и магнитофон, потом села. Посадила Винус себе на колени и обняла ее.

Сюжет фильма был слабоват: пират, готовый работать на любого, кто платит, встречает Адору, которая участвует в освободительном движении на планете Этерия. И тут он понимает, что на самом деле хочет быть хорошим и тоже хочет освобождать Этерию от злобной Орды. Кульминацией фильма был момент, когда Адора превращалась в Ши-Ра, что сопровождалось легко запоминающейся мелодией и каскадом сверкающих огней. Когда Винус наблюдала за превращением, я почувствовала, как ее пальцы вцепились в мои джинсы, а сама она подалась вперед.

На этой пленке был еще один мультфильм, но на него у нас не осталось времени. Я поднялась и выключила видеомагнитофон.

– Хороший фильм, правда? Тебе понравилось? Винус кивнула.

– Ну, – сказала я и протянула ей линейку. – Давай потренируемся, как превращаться в Ши-Ра. Ты поворачиваешься вокруг и взмахиваешь мечом. А я буду петь эту красивую мелодию, согласна?

Без колебаний Винус подняла линейку вверх и начала поворачиваться. Я запела мелодию: «Ши-Ра! Ши-Ра!»

– Ну, замечательно. Только ты забыла сказать: «Именем Седовласого!» Боюсь, без этого ничего не получится. Давай-ка попробуй еще раз.

Винус снова подняла линейку кверху и начала медленно поворачиваться. Я видела, что она открывала рот, но расслышать ничего было нельзя.

– Давай еще раз. Мне кажется, нужно говорить громче. Вот так. – И я крикнула: – Именем Седовласого!

Глаза Винус широко раскрылись.

– Именем Седовласого, – сказала она одними губами.

– Ну, наконец-то. Можешь постараться и сказать погромче?

– Именем Седовласого, – прошептала она.

– Уже лучше. А еще громче?

– Именем Седовласого, – произнесла Винус почти нормальным голосом.

– Почти так, как надо. Еще немножко громче.

– Именем Седовласого, – сказала она, и это было совсем хорошо.

– Прекрасно! Ты умница! Видишь, у тебя получилось. Ну, теперь давай вместе. Держи меч. Поворачивайся. И не забудь слова. Посмотрим, как ты превратишься в принцессу.

Винус подняла линейку и стала поворачиваться. Я пела: «Ши-Ра! Ши-Ра!»

Пауза… пауза затягивалась, грозя обернуться молчанием. Потом вдруг:

– Именем Седовласого! – сказала она четко.

– Молодец! – Я приложила ладони к щекам. – Свершилось! Могущественная принцесса! Прямо передо мной! – Я протянула руки и привлекла ее к себе.

Винус счастливо рассмеялась.

В течение нескольких дней мы с Винус смотрели видео во время большой перемены. Теперь, когда она знала, что мы собираемся делать, она шла за мной с площадки охотно. Думаю, я ждала этих просмотров не меньше, чем она. Чувствуя, что мы уже совершили прорыв, я стала думать, как добиться дальнейшего прогресса. Я также размышляла о том, что кроется за отсутствием реакции, если, как выяснилось, она может говорить.

Я все еще не слышала от нее спонтанной речи. Винус теперь изредка говорила, когда мы с ней оставались одни, вернее, она отвечала «да» или «нет» или повторяла то, что я просила ее сказать. Этого было недостаточно, чтобы я могла оценить, насколько хорошо она владеет речью. Над тем, что мы с ней делали, все еще витал призрак умственной отсталости. Винус так слабо реагировала на стимулы, что было невозможно протестировать уровень ее умственного развития. В неосвещенном классе, в тени принцессы из мультфильма, мы стали медленно строить отношения.

– Ну, хочешь сама включить видео? – спросила я однажды. – Иди сюда, я покажу тебе.

Винус нерешительно подошла.

– Бери кассету. Теперь вставь ее вот сюда. Вот так. – Я показала ей. Затем вытащила кассету. – Ну, давай. Попробуй. – Я вложила кассету ей в руку.

Винус смотрела на кассету с таким удивлением, словно держала в руках нечто необыкновенное.

– Подними ее вот сюда. – Я подвела ладонь под ее локоть и подтолкнула его кверху. – Теперь вложи в это отверстие.

Винус не двигалась.

Я накрыла ее руку своей и придвинула к видеомагнитофону.

– Вот так. Вставляй. – Я направляла ее руку с кассетой, пока та не исчезла в отверстии. – Отлично! Теперь попробуй сама. – Я снова вытащила кассету и дала ее Винус.

Она долго колебалась. Затем медленно подняла руку и осторожно вложила кассету в отверстие видеомагнитофона.

– Замечательно. Теперь подтолкни ее. – Она подтолкнула, но недостаточно сильно. – Посильнее. Ничего не сломается.

Она нажала чуть посильнее, и кассета уползла внутрь. Пробужденный видеомагнитофон заурчал, и мультфильм замерцал на экране.

– Ну вот видишь! Ты сама включила его! Ты сделала все сама! – воскликнула я и схватила ее в объятия. – Могущественная принцесса!

Винус улыбнулась. Пожалуй, это была даже не улыбка. Ее лицо расплылось в широкой ухмылке, продемонстрировавшей отсутствие верхних зубов.

Несмотря на мой визит в дом Винус и разговор с ее матерью и Дэнни, девочка по-прежнему посещала школу нерегулярно. Я очень из-за этого переживала. Для нее каждый прогул означал шажок назад, пусть она пропускала всего один день. Если мне удавалось заставить ее пройти через всю комнату, а на следующий день она не являлась, значит, первый день после возвращения приходилось снова тратить на то, чтобы она пересекла класс.

– С этим непременно надо что-то делать, – сказала я Бобу.

– Понимаю, – ответил Боб и устало провел по лицу рукой. И он сделал. Он послал окружного инспектора к ней домой. Он в сотый раз сообщил о пропусках Винус в Социальную службу. Он даже обратился в полицию, и к ним домой направили женщину-полицейского. Однако нам не сообщили, что она не увидела там Винус. Инспектор посетил ее дом, но нам не рассказали, что он никого там не застал. Итак, хотя какие-то шаги были предприняты, нам не было известно, достигли ли они цели. В результате я так и не узнала, почему Винус то и дело пропускает школу.

Мультфильмы с Ши-Ра давно уже не показывали по телевизору, но мне удалось найти еще с полдюжины кассет на распродажах. Вдобавок я достала две-три книжки про Ши-Ра с картинками и около десятка комиксов.

У нас с Винус вошло в привычку смотреть мультфильмы вместе во время большой перемены. Ей нравилось сидеть у меня на коленях, она часто брала меня за руки и клала их к себе на плечи, если я не успевала сделать это сама.

После обеда, во время перемены, мы разыгрывали сценки. Конечно, Винус всегда изображала Ши-Ра. С помощью линейки она превращалась в Могущественную принцессу полдюжины раз в течение двадцати минут. Ей нравилось, когда я изображаю плохого героя Катра и крадусь к ней из-за книжных полок.

– А вот и я! Я хочу уничтожить Ши-Ра. Мя-я-яу. Тогда Этерия будет принадлежать мне-е-е, – говорила я, стараясь подкрадываться с самым злобным видом.

Винус это очень нравилось. Она размахивала своим мечом, смеялась и взвизгивала. После нескольких «спектаклей» она набралась храбрости и стала меня преследовать. Она еще не решалась бежать за мной, но проходила по комнате быстрым шагом, стараясь достать до меня линейкой.

Я не пыталась внести в нашу игру образовательный элемент. Все, чего я хотела, – это привлечь Винус, помочь ей понять, что в школе хорошо, безопасно и весело.

К сожалению, это более свободное поведение во время перемены почти никак не сказывалось на занятиях. С другими детьми и с Джули Винус оставалась, как и прежде, закрытой, отстраненной. Изредка она совершала какое-то движение по собственной воле, очень редко кивала или едва заметно улыбалась, но большую часть времени сидела неподвижно.

И тогда я подумала, что, может быть, если Ши-Ра переместится в класс, в поведении Винус произойдут изменения.

После обеда я читала детям любимую всеми книжку – «Остров сокровищ». Я делала это каждый год, потому что сама любила эту книгу и потому что считала, что дети любого возраста обожают пиратов и на этом можно построить многие виды самой разной активности. В данном случае мы решили в качестве художественного проекта сделать пиратский сундук. Я притащила в класс большую коробку с разноцветными прозрачными кусочками пластика, которые могли бы послужить драгоценными камнями, набор разноцветной фольги и целлофана и всякие блестящие штучки, которые могли бы превратиться в яркие сокровища, хранящиеся в сундуке. Сундук мы собирались сделать из коробок от мюсли. Мальчики отнеслись к этому проекту с энтузиазмом. А Винус, конечно, просто сидела. Как только стало ясно, что мальчики полностью поглощены работой, я взяла большой кусок картона и принесла к столу Винус.

– Знаешь, что я думаю? – сказала я, поставив стул и сев рядом. – Я думаю, что вместо сундука с сокровищами тебе на самом деле нужен настоящий волшебный меч. Правда? Я хочу сказать, линейка – это тоже неплохо, но я считаю, нам нужен настоящий меч. А ты как думаешь? Глаза Винус расширились.

– Мы сделаем его из этого картона. Я помогу тебе нарисовать меч, и мы его вырежем. А потом ты приклеишь к нему разные драгоценные камни. Что ты думаешь по этому поводу?

Лицо Винус осветилось. Она чуть заметно кивнула.

Я нарисовала меч и вырезала его из картона. Взяв фольгу, я показала Винус, как обернуть ею лезвие и приклеить, чтобы меч сверкал, как серебряный. Сначала она просто за мной наблюдала. Я села рядом с ней, взяла ее руку и ее рукой разглаживала фольгу на мече.

Постепенно Винус втянулась в работу. Она сама выбрала цветную оберточную бумагу для рукоятки, которую я помогла ей приклеить. Затем она старательно отобрала «драгоценности» из кусочков пластика, которые я выложила перед ней на столе, и приклеила их.

Я встала и подошла к мальчикам, посмотреть, как у них идут дела. Винус продолжала клеить. Она сидела, сосредоточенно склонившись над столом, ее движения были скованны. Видно было, что она полностью сконцентрировалась на работе, как будто создавала шедевр тончайшей работы. В действительности так и оказалось, когда она составила из кусочков пластика, блесток и мелких украшений изящный узор на рукоятке и вдоль лезвия своего волшебного меча.

Но и тут Джули ухитрилась испортить мне настроение.

– Мне не очень-то нравится, что вы с Винус делали сегодня на уроке этот меч. Боб об этом знает? Вы с ним обговорили это? – спросила она меня.

Нет. Я не говорила на эту тему с Бобом. Как правило, я не представляю свои учебные планы на утверждение директору. Я почувствовала раздражение, и не только потому, что она так походя заявила мне, что я не знаю, что творю, но и просто потому, что здесь учительница я и не ее дело постоянно ставить под сомнение мои действия.

– А что именно тебя волнует? – спросила я.

– Эти комиксы – такая дешевка! Я хочу сказать, вся эта серия, да и мультфильмы были созданы только в целях рекламы – чтобы игрушки лучше продавались. В характерах персонажей нет ни глубины, ни художественной ценности. Не лучше ли было бы выбрать что-нибудь более полезное с воспитательной точки зрения и без насилия? И… ну, что-то более подходящее в культурном отношении. Винус афроамериканка. Разве мы имеем право предлагать ей в качестве образца для подражания пустоголовую блондинку с надувным бюстом?

Надо признать, я об этом даже не думала.

– Джули, ты знаешь, что для меня цвет кожи не имеет никакого значения. Я выбрала то, что выбрала, потому что Винус проявила к этому интерес. Моя цель – просто разбудить эту девочку, потому что, когда она пришла ко мне в класс, она была как ходячий мертвец. Если бы она проявила интерес к консервной банке, я бы придумала для нее какую-нибудь игру с этой банкой. Мне даже в голову не приходило, чтобы это было «подходящим в культурном отношении».

– Да, я знаю. Поэтому-то я вам об этом сейчас и говорю. Повисла пауза.

– Я не осуждаю вас, Тори, – сказала она. – Я знаю, мы всегда оказываемся, как и сейчас, по разные стороны, хотя мне этого и не хотелось бы. Меня в самом деле восхищает, как вы работаете. Вы можете построить урок на любом материале. Буквально на пустом месте. Я никогда так не сумею. Но иногда, поскольку вы действуете спонтанно, я думаю, вы не можете всесторонне оценить все последствия. Я хочу сказать, может, для этой девочки выбрать афроамериканскую героиню? Чтобы она могла гордиться, идентифицируя себя с ней? Ну, скажем, борца за гражданские права Розу Паркс?

– Ведь это совершенно разные вещи, Джули. По-моему, Роза Паркс – чудесный образец для подражания, но она воплощает совсем не то, что Ши-Ра. Здесь дело даже не в Ши-Ра как таковой. А в мощи и силе.

– А вы считаете, что Роза Парке не сильная личность? – возразила Джули.

Я вздохнула, отчаявшись что-то ей объяснить.

– Да, разумеется. Но она не супергероиня комиксов, а Винус нужен сейчас именно такой персонаж.

– Но почему? Зачем подсовывать ей какую-то куклу Барби, на которую Винус не будет похожа и через миллион лет? Почему не выбрать ту, кому она могла бы искренне подражать?

– Потому что я думаю, она может быть похожа на Ши-Ра. Существуют общечеловеческие качества, Джули. Они не имеют ничего общего с культурой, расой или полом. Они присущи каждому. И в супергерое их легче распознать просто потому, что они преувеличены.

– В этом я не могу с вами согласиться.

– Да, вижу, – сказала я, потому что мне стало все понятно. Мы были с ней как будто с разных планет. И я не знала, как это можно изменить.

Разговор тревожил меня еще долго после окончания школьного дня. Неужели я непреднамеренно повела себя с Винус нетактично, представив ей в качестве образца белую супергероиню? Неужели в мире Ши-Ра, на Этерии, где люди чудесным образом превращаются в розовых кошек, цвет кожи имеет какое-то значение? Нет, Джули не права, потому что она ограничивает Винус в том, что ее может интересовать, утверждая: «Ты можешь взять себе за образец для подражания только ту героиню, которая выглядит так, как ты».

На следующий день мы снова смотрели мультфильмы на большой перемене, а потом пошли искать ее волшебный меч, который я положила сушиться на полку. Винус шла впереди меня, чтобы поскорее взять его.

– Ох! Взгляни на него! Волшебный он или нет? – сказала я. – Давай посмотрим, как ты превратишься в Ши-Ра.

Держа меч прямо перед собой острием вверх, Винус закрыла глаза и сделала полный оборот.

– Именем Седовласого! – воскликнула она.

– Действует превосходно! – заметила я. Винус взмахнула мечом, пробуя его.

– Подойди сюда, – сказала я и подвела ее к большому, в полный рост, зеркалу рядом с вешалкой. – Видишь?

Я поставила ее перед собой, маленькую девочку с неровно подстриженными волосами и чумазой мордашкой. Поношенная одежда была ей явно велика. На носу болячка. В углах рта лихорадка.

– Ну разве ты не красавица? – сказала я, улыбаясь ее отражению. – Благодаря мечу ты становишься точь-в-точь как Ши-Ра. Тебе не кажется?

Ее глаза сверкнули. На губах появилась едва заметная улыбка. Она кивнула.

– Знаешь, что я думаю? – спросила я самым дружеским тоном. – Я думаю, может, тебе так и остаться сегодня Ши-Ра, когда ребята вернутся после перемены?

Я надеялась, что это как раз то волшебство, которое ей необходимо, чтобы осмелеть, разговаривать и общаться с ребятами в классе. Выражение ее глаз слегка изменилось. Радость сменилась тревогой.

– Можешь оставить меч на своем столе. Скажем, до следующей перемены. И ты все это время будешь Могущественной принцессой.

Винус отвела глаза от своего отражения в зеркале. Она не сделала ни одного движения, несказала ни слова, но радость покинула ее.

– Не хочешь? – спросила я. – Хорошо.

Она покачала головой:

– Не хочу.

– Нет? А в чем дело?

Мы все еще стояли перед зеркалом. Я обнимала ее за плечи. Мы разговаривали, обращаясь к отражению друг друга.

– Я не хочу, – сказала Винус очень тихо.

– Хорошо. Я ведь только предложила, это не обязательно. Она рассматривала мое отражение. Ее темные глаза стали грустными.

– Ты боишься? – спросила я.

Она кивнула.

– Почему?

Она промолчала.

– Из-за мальчишек?

Она не ответила.

– Ты их боишься? Знаешь, мальчишки всегда шумят. Но они не хотят тебя обидеть. Ты здесь в безопасности.

Она покачала головой. Немного помолчала.

– На самом деле я не Ши-Ра, – сказала она в конце концов. – Это просто игра.

– Ну да, – я кивнула, – ты права.

Долгое молчание.

– На самом деле я не настоящая Ши-Ра.

– Ну что ж. Ведь и она не настоящая, верно? Она из мультфильма. Но с ней многое связано – как быть сильной и как делать добро, – и это настоящее. Это у тебя внутри. Вот здесь. – Я похлопала ее по груди. – Когда мы играем с этим мечом, мы просто даем этому выход. Там, внутри, ты сильная и можешь делать добро, как Ши-Ра.

Винус покачала головой.

– Да нет же, в тебе много хорошего, Винус. Она еще сильнее покачала головой.

– Нет, – сказала она.

– Что ж, я думаю по-другому, потому что вижу это в тебе. И Ванда тоже видит, правда? Поэтому она и зовет тебя «красавицей».

– Нет, она просто говорит так, потому что так говорят слабоумные.

Я посмотрела на нее:

– Кто тебе это сказал? Это неправда.

Она уронила волшебный меч на пол и не подняла его. Из глаз исчезло всякое выражение, взгляд снова стал бессмысленным.

Я посмотрела на картонный меч. Я что-то по неосторожности разрушила. Но точно не знала что.

Глава восьмая

Это был мой первый настоящий разговор с Винус. И только когда она замолчала, я поняла, что же произошло.

С одной стороны, я была удивлена. Этот разговор разрешил сразу множество проблем. Например, стало ясно, что Винус владеет речью. Хотя у меня и оставались сомнения в том, что у нее все-таки может быть отставание в развитии, этот разговор был вполне в пределах нормы для семилетнего ребенка. Это была положительная, чрезвычайно важная информация. С другой стороны, мне стало очень грустно. Из этого разговора стало ясно, что Винус чувствует себя подавленной, что она очень несчастна.

И конечно, на следующий день она не пришла.

Из всех учеников самого обнадеживающего прогресса добился Билли, хотя его успехи в учебе были далеки от того, какими они могли бы быть у мальчика с его способностями. Я придумала, как ему помочь. Чтобы дать ему возможность работать над проектами, способными его увлечь, мы с Джули записали на кассеты массу дополнительных материалов, например энциклопедию. Я давала Билли диктофон, чтобы он мог брать интервью. Я пыталась обнаружить, какие у него интересы, понимая, что, если он действительно одарен, они непременно обнаружатся. Но он занимался всем с одинаковым энтузиазмом, не останавливаясь на чем-то особенном.

Однако поворотным пунктом для Билли оказалась наша система светофора. Жесткие рамки программы помогли Билли развить внутреннюю дисциплину. Теперь он был способен усидеть на месте в течение двадцати минут, и это положило начало его заметным успехам в учебе. Но интересы Билли отличались от обычных увлечений девятилетнего мальчика.

Однажды он увлекся книгой о тюльпанах. Прекрасное, богато иллюстрированное издание большого формата. В книге были изумительные рисунки, и среди них луковицы и цветы в разрезе. Он был просто зачарован. Тогда я принесла другие книги. Я объяснила Билли, как в колледже мы учились делать разрезы цветов и зарисовывать их части, как заносили в блокноты рисунки и схемы того, что видели. Это заинтриговало Билли, ему захотелось попробовать самому. Джули принесла ему лилию, оставшуюся от выставки в ее церкви. Удивительно сосредоточенный, Билли «препарировал» цветок и сделал подробные рисунки всего, что там обнаружил.

Я почувствовала, что, если мы подыщем ему какую-то специальную программу, это поможет Билли на следующий год вернуться в обычную школу. Чтобы подготовить Билли, мы с Бобом решили разрешить ему часть дня заниматься в обычных классах нашей школы. Билли было девять, скоро исполнялось десять, значит, он должен был пойти в четвертый класс. По его оценкам его должны бы поместить в третий, но так как он был способным мальчиком, то в младшем классе ему не с кем было бы соревноваться. Я задумалась. В соседней школе был класс для одаренных детей. Я немного знала учительницу. Знала, что у нее два раза в неделю дети занимаются особыми, интересующими их проектами. Что, если Билли будет ходить туда?

Боб только головой покрутил – мысль показалась ему дерзкой. Тем не менее она его заинтересовала. Он связался с учительницей, мы встретились, и она согласилась включить его в свою группу.

Иногда все получается так, как надо. Как это было на этот раз. Вооружившись своей книгой о тюльпанах и блокнотом, Билли храбро отправился на первое занятие.

Все прошло гладко. Билли стал ходить два раза в неделю в класс для одаренных детей и прекрасно там занимался. Да, он был немного неуправляемым, слишком эмоциональным, но он ни с кем не дрался. Не сквернословил. Хотя ученики были свободны в выборе проектов, Кэрол Спранг, их учительница, оказалась человеком последовательным, придающим значение порядку и выполнению обязательств, и это шло на пользу Билли. Каждый раз он возвращался все более довольным и уверенным в себе.

В результате класс для одаренных детей очень скоро стал для Билли «своим». Он не отдавал предпочтения тому классу. Ему нравилось проводить время с нами, но он также полюбил свой «другой» класс и новых друзей, которых там завел. Поэтому, когда прошел март и в его другой школе объявили, что состоится ярмарка, Билли мог говорить только об этом.

– Знаете что? Мой класс собирается устроить свой стенд на ярмарке. Там будет игра в яичную скорлупу. Если заплатишь двадцать пять центов, можно попробовать угадать, какое яйцо целое. Понимаете, большинство яиц – это половина скорлупки. Там большой лоток с песком, и все они наполовину в него спрятаны. Кажется, что все яйца целые. А на самом деле только одно. Поэтому платишь деньги и можешь выбирать. А если не угадал, все равно получаешь приз. Конфетку. Но если угадаешь, какое яйцо целое, то получаешь большой приз.

– Какой? – спросил Джесс.

Билли пожал плечами:

– Не знаю. Нам не говорили. Но, наверное, что-то хорошее. И знаешь, я буду стоять на этом стенде. Миссис Спранг сказала.

– А почему бы у нас в школе не устроить ярмарку? – спросил Джесс.

Тут появился Шейн. В этот день он постоянно дурачился. И сейчас напялил на голову старую спортивную шапку, натянув ее до самых глаз.

– А я знаю, какой стенд подошел бы нашему классу, – весело сказал Билли. – Угадай близнеца. Угадай, кто есть кто. Зейн или Шейн. – Он расхохотался. – Придете, ребята? Вечером в следующую пятницу. Я дам вам попробовать угадать бесплатно.

Джесс обрадовался.

– Еще бы! Я попрошу бабушку привезти меня. Скажи только, где находится эта школа. И может быть, выиграю большой приз. И даже два раза. Мне везет.

Я спросила Джули, не хочет ли она пойти со мной на ярмарку в школу Билли. Она поколебалась, затем кивнула и слегка улыбнулась.

– Да, хорошо, – сказала она. Она, казалось, была удивлена тем, что я ее пригласила.

Когда я заехала за ней, она вышла из дома, держа на одной руке малыша, а в другой детское сиденье для автомобиля. Она открыла заднюю дверцу машины и установила сиденье.

– Это мой сын, Джон Пол, – сказала она.

Я была поражена. Я понятия не имела, что у Джули есть ребенок. Она никогда не упоминала ни о муже, ни о приятеле, ни о сыне. Выходит, мы так мало знаем друг о друге!

Когда мы прибыли, ярмарка была в полном разгаре. В коридорах были расставлены стенды. Джону Полу понравилось царящее вокруг оживление. Это был трехлетний хорошенький мальчуган с коричневыми, как у лани, глазами. Когда мы нашли стенд класса для одаренных детей, Джесс был уже там. Билли разрешил ему заново расставить скорлупки в песок, и он явно был доволен. Там было еще четверо учеников из его класса и Кэрол Спранг. Она радостно приветствовала нас.

– Вижу, вы познакомились еще с одним моим учеником, – сказала я.

Кэрол кивнула:

– Билли сказал: вы не можете не принять моего друга. А когда Билли что-то говорит, мы обычно прислушиваемся. Так?

Она потрепала его по волосам.

– Да, – подтвердил Билли довольным тоном. Он схватил меня за руку. – Идите, попробуйте. Мы с Джессом все восстановили. Вы можете сыграть бесплатно. Я отдал миссис Спранг доллар, и все мои друзья могут попробовать.

– Это щедрое предложение Билли, но я с удовольствием расплачусь сама.

– Нет, я хочу, чтобы вы сыграли бесплатно. – Он улыбнулся мне. – Потому что здесь тоже мой класс. И я хочу, чтобы вам здесь понравилось. Я плачу.

– Что ж, спасибо.

Я указала на одно из яиц. Билли вытащил его, и оказалось, что это пустая скорлупа.

– Вы проиграли. Но не совсем, вот вам конфетка.

Мы побыли там еще несколько минут, купили еще две попытки для Джона Пола, который покинул стенд, весело помахивая конфетами в обеих ручках.

Когда мы уходили из школы, я спросила Джули:

– Хочешь чего-нибудь выпить?

– Я не могу, я ведь с ребенком, – ответила она.

– Я не имела в виду что-то алкогольное. Может быть, кофе.

Мы заехали в ближайший «Макдоналдс», где Джон Пол сразу же устремился на игровую площадку. Несмотря на то что было около девяти вечера, он был полон энергии.

– Моя сестра считает его гиперактивным, – сказала Джули. – Она говорит, что надо давать ему риталин. Она дает этот препарат своему сыну Люку и утверждает, что он прекрасно помогает.

– А ты что думаешь? – спросила я.

Джули долго молчала. Потом слегка пожала плечами:

– Не знаю. Мне не нравится эта идея с таблетками. Но мне с ним не легко. Иногда вечером я так устаю, а он полон энергии, и я думаю: «Господи, помоги мне…» Но это не причина, чтобы давать ему лекарства.

Джон Пол подбежал к столу. Он перелез через меня на другой стул с моей стороны стола.

– Джон Пол, что мы говорим в таких случаях? – спросила Джули. – «Извините». Когда хотим, чтобы нас пропустили, МЫ говорим «извините».

– Извините, – сказал Джон Пол. Он потянулся за своим стаканом, схватил его за край, стакан опрокинулся, и кока-кола разлилась.

– Ой, – спокойно сказала Джули, – все пролилось. Давай вытрем.

– Я хочу вот это, – закричал Джон Пол.

Он потянулся за стаканом Джули. Она дала ему стакан, затем пошла за салфетками. Пока Джули не было, Джон Пол попытался снова перелезть через меня, чтобы вернуться на площадку.

– Почему бы тебе не оставить свой стакан здесь? – предложила я и подняла стакан, прежде чем мальчик его схватил.

– Нет, – кратко ответил он. – Дай мне!

Джули вернулась. Она вытерла кока-колу и дала сыну мокрые салфетки.

– Поди брось их вон туда, пожалуйста. Хорошо? Это отвлекло его, и он побежал выбрасывать салфетки. Джули плюхнулась на сиденье.

– Вот так все время. Наверное, сестра права, нужно показать его врачу.

Я подумала, что здесь, возможно, могли бы помочь какие-то ограничения, но не стала ей этого говорить. Вместо этого я задала вопрос:

– А что думает его отец? Джули покачала головой:

– Его отец его и не видел.

Наступило молчание. Джули наблюдала, как Джон Пол бегает кругами по площадке.

– По правде сказать, – начала она тихим голосом, – я даже не знаю, кто его отец. Окончив колледж, я отправилась путешествовать по Европе на год. Но, прилетев во Францию, так там и осталась. Я долго жила в Париже. Какое-то время провела в Лионе. Потом в Нормандии. Потом снова вернулась в Париж. А потом забеременела. – Она слегка пожала плечами. – Все возвращаются из путешествий с фотографиями. Я вернулась с Джоном Полом.

Это меня удивило. Со своими скромно зачесанными длинными волосами, спокойными манерами Джули казалась олицетворением девушки из провинциального городка.

– Вот так в конце концов я стала работать в школе. Мама могла сидеть с Джоном Полом только по утрам, и это была единственная работа, которую я могла найти. В этом году стало легче. Он ходит в детский сад. Поэтому я могу работать целый день.

– Понятно. А раньше ты не собиралась стать учительницей?

– Нет, – ответила Джули. – Я хотела стать юристом. Может быть, заняться политикой. Работать в Сенате штата. Несколько лет назад моя мама была представителем штата. Я люблю политику. Но вот я поехала во Францию. Поехала посмотреть мир, а вернулась с собственным будущим.

Я слегка пожала плечами:

– Я тоже не собиралась стать учительницей. Я хотела стать биологом.

Ее глаза расширились.

– А как же вы стали учительницей?

– У меня не было денег. Пошла работать, чтобы продержаться в колледже, а это оказалась специальная программа обучения. Я вошла в эту дверь и больше из нее не вышла.

– Почему?

– В первый день моей работы директор сказал: «Вот ребенок, с которым ты можешь позаниматься». И показал на четырехлетнюю девочку, которая пряталась под роялем. Я была в панике. Я спросила: «А что я должна делать? Что, если я ошибусь?» А он ответил: «По крайней мере попытайся. Даже если ошибешься, для нее это будет лучше, чем всю жизнь сидеть под роялем». И я попыталась. И вскоре поняла, что нет ничего – ничего, – что доставляло бы мне большую радость.

– Вам повезло, – сказала Джули. – У большинства из нас жизнь сложилась не так удачно.

В следующий понедельник Винус снова не пришла в школу. Я рассердилась. Но другие дети были здесь, и у меня не было времени разбираться, почему она снова отсутствует.

После утренней перемены я раздала мальчикам задания по математике. Было около 10.40, я занималась счетом с Зейном, как вдруг в дверь громко постучали. Я поднялась и вышла.

В коридоре стояла Ванда, одетая совершенно не по погоде. Несмотря на середину марта, на улице стоял мороз, еще лежал снег. А Ванда была в ситцевом домашнем халате и кофте. Ни пальто, ни шапки, ни перчаток. На ногах розовые мягкие тапки. Но это все не шло ни в какое сравнение с тем, как была одета Винус. Пальто на ней было. Но под ним была красная синтетическая футболка размера на три больше, чем надо, из-под нее торчали байковые пижамные штаны. И все. На ногах ботики.

– Она ходит в школу, – сказала Ванда. – Красавица сегодня ходит в школу.

– Спасибо, что привела Винус. – Положив руку на плечо Винус, я повела ее туда, где была вешалка для верхней одежды. – Ну, снимай пальто.

Винус стояла, не реагируя на мои слова.

– Помочь тебе? Вытяни руку.

Она не двигалась. Я выругалась про себя, поднимая ее руку, чтобы снять пальто. Вот так всегда. Только мне удается достичь хоть какого-то прогресса, Винус пропускает школу и все идет насмарку. Безнадежная ситуация.

Я опустилась на колени:

– Давай снимем ботики.

Мне пришлось самой поднять ее ногу и снять ботик. Снялся он очень легко, потому что она была босиком.

– О боже. Ты ушла из дома без ботинок. – Я посмотрела на нее. – Что случилось? Тебя Ванда одевала?

Впервые я задумалась над тем, как Винус собирается в школу по утрам. Если она так же безучастна дома, как и в школе, ее надо одевать, потому что сама она этого не сделает.

– Я думаю, тебе лучше остаться в ботах, – сказал я. – Босиком холодно.

Пока я говорила, Винус наблюдала за мной. Взгляд ее не был отсутствующим. Да, она мне не отвечала, но я видела, что взгляд у нее осмысленный, что она о чем-то думает, просто не хочет никого пускать в свой мир.

В обеденный перерыв я рассказала Бобу, что Винус опоздала на полтора часа, причем пришла не поймешь в чем. Куда смотрит Социальная служба? Отслеживает ли инспектор прогулы? Я была страшно расстроена. Я сказала ему, что уже почти апрель, а успехи Винус совсем незначительны, более того, я даже не могу понять, в чем ее проблема. Я не имею представления о ее способностях, не понимаю на самом деле ничего. Хоть что-то надо сделать для этой девочки.

Боб расстроился не меньше меня. Он сказал, что работа Социальной службы – это пример бюрократии, которая сама себе ставит палки в колеса.

Когда я спустилась по лестнице после обеда, возле дверей меня ждала Винус. Я открыла дверь и впустила ее. Она вошла охотно, топая своими ботиками.

Я достала фильм с Ши-Ра и протянула его Винус. Она стояла в дверном проеме и смотрела на меня, не двигаясь.

– Мне кажется, что-то случилось. Можешь сказать мне, в чем дело?

Неожиданно на ее глаза навернулись слезы и покатились по щекам, прежде чем я успела понять, что происходит.

– Иди сюда, моя хорошая. Что с тобой? – Я притянула ее к себе.

Тут она громко всхлипнула.

– Ты моя бедняжка, – сказала я.

Я села на пол прямо у двери. Посадила ее себе на колени и обняла. Винус разрыдалась. В первый раз я видела, что она так плачет. До этого она плакала только от злости, когда ее пытались обуздать во время ее приступов ярости.

– Что случилось, дорогая? Ты плохо себя чувствуешь? Она не отвечала мне, только всхлипывала.

Зазвенел звонок. Мы все еще сидели на полу у двери. Из коридора послышался топот. Винус вся напряглась. Она высвободилась из моих рук. Провела рукой по лицу, чтобы вытереть глаза и нос. И опять закрылась. Это было поразительно. Слезы исчезли. Взгляд сделался пустым. К тому времени как в дверях появились мальчики, она выглядела так, словно ничего не случилось.

После занятий Боб зашел ко мне в класс. Джули должна была пораньше забрать Джона Пола, поэтому ушла сразу же после звонка.

Я подумала, что он пришел поговорить со мной о Винус. Один из планов, которые мы придумали во время обеда, состоял в том, чтобы попробовать собрать что-то типа конференции с Социальной службой, полицией и остальными должностными лицами, занимавшимися этой семьей, чтобы договориться, как надо действовать.

– Относительно Винус… – начал он. Я посмотрела на него.

– Да нет, это не о том, о чем ты думаешь, – сказал он. – Есть еще одна проблема, связанная с Винус. Мне сказали… это связано с расовыми проблемами.

Я вытаращила глаза.

– Мне очень не хочется обсуждать это с тобой, Тори, но боюсь, это необходимо. Говорят, будто ты используешь неподходящий материал при работе с Винус – мультфильмы, видео.

– Джули? – ответила я вопросом на вопрос. Боб помолчал. Затем медленно кивнул:

– Она сказала, что уже говорила с тобой об этом.

– Да, она говорила со мной, но я думала, мы с этим покончили. Она видит то, чего нет.

– Я слышал, ты используешь героиню мультфильма, и это практически весь твой способ взаимодействия с Винус. Она проводит немало времени в школе, погрузившись в фантастический мир, что сомнительно как с образовательной, так и с культурной точки зрения.

– О боже, – сказала я сердито, – это слова Джули, ее манеры.

– Нет, нет, не сердись. Да, это Джули так сказала, но я тоже так считаю, Тори. Я отвечаю здесь за всех. Я должен обосновывать то, что происходит в моей школе, перед родителями или администрацией. И потому я должен присматривать за тобой тоже. Я знаю о мультфильмах и всем остальном.

– Потому что я ничего не скрывала. Потому что я не считаю, что делаю что-то плохое.

– Но правильно ли это?

– Да, если это помогает ей говорить, если это ей позволяет выйти из своей скорлупы. Боб, да ты же сам учил меня этому. Винус впервые проявила интерес к мультфильму, я только развила его. Мне нужно было зацепиться за что-то. А эта зацепка не хуже остальных.

– Но здесь можно оступиться, Тори. Мне не нравится, что ты с ней читаешь комиксы и смотришь мультфильмы. В книгах, которые стоят на полках в твоей классной комнате, можно найти сотни героев, которых можно было бы взять как пример для подражания. В нашей школе учатся дети с разным цветом кожи, я работаю здесь много лет и отношусь одинаково ко всем. Я не хочу, чтобы кто-либо мог выдвинуть против нас обвинения.

– Цвет кожи не имеет с этим ничего общего, – сказала я. – Винус проявила интерес к комиксу про Ши-Ра, который я принесла в класс, и я ухватилась за это. Точка. Ничего более глубокого за этим не стоит. Мне никогда и в голову не приходило, что меня могут обозвать расисткой из-за того, что кожа Винус другого цвета, чем у Ши-Ра. Мне и сейчас это кажется полной чушью.

– Я понимаю, – ответил Боб. – Это сложный вопрос, и мы часто не представляем себе, как такие вещи могут быть восприняты.

– Но так не должно быть, – сказала я. – Так можно дойти до того, что мы можем перестать помогать друг другу из-за боязни, что это может быть кем-то неправильно воспринято.

Винус важна для меня. Ее благополучие важно для меня. И наконец… наконец-то я нашла что-то, что позволяет мне установить контакт с этим ребенком. А теперь ты хочешь связать меня по рукам и ногам политкорректностью?

– Да нет, я тебе ничего не запрещаю, Тори. Пока продолжай. Я просто предупреждаю, чтобы ты отдавала себе отчет в том, что делаешь. Подумай об альтернативных вариантах. Если сумеешь, переключись на что-то еще.

– Знаешь, в чем здесь настоящая проблема?

– В чем?

– В Джули.

Боб кивнул.

– Я не знаю, что между нами разладилось, – сказала я, – но мы с ней как будто с разных планет. Все между нами… не так, как надо. Я думаю, что ей так же трудно со мной, как и мне с ней. – После паузы я спросила: – Нет никакой возможности перевести ее?

– Что, все так плохо?

До этого момента я до конца не отдавала себе отчет, что это так. Хотя ее методы работы с детьми были отличны от моих, они были не так уж плохи. Несомненно, она точно так же расценивала некоторые мои подходы. Я считала, что у меня гибкий, легкий характер, что я могу завоевать на свою сторону любого. Признать, что мы с Джули не сработались, означало также признать, что я ошибалась на свой счет.

– Она что-нибудь говорила тебе по этому поводу? – спросила я.

– Нет. Но она упоминала о ваших разногласиях достаточно часто, чтобы я понял, что вы не сработались.

– Ну так что, есть какой-то шанс?..

– Чтобы ее перевели на другую должность? Не знаю. Неизвестно еще, согласится ли Джули. Я не могу ее заставить, потому что, откровенно говоря, Тори, она выполняет свои обязанности. И даже если она захочет сменить место, остается вопрос, найдется ли для тебя другой помощник. Может оказаться, что ты останешься одна до конца года.

– Понятно, никаких вариантов, кроме плохих.

Глава девятая

На следующее утро Винус опять не пришла в школу. На этот раз я не собиралась ни с кем это обсуждать. Во время обеденного перерыва я поехала к ней домой.

На крошечном крылечке фургона бездельничали две девочки, покуривая сигареты. Одна – шестнадцатилетняя сестра Винус, другая была мне незнакома.

– Привет, я учительница Винус. Твоя мама дома?

– Не-а, – ответила сестрица.

– Где она? – спросила я.

– Наверно, ушла. Не знаю. Но здесь ее нет.

– Могу я увидеть Винус?

– Вам надо поговорить с маминым приятелем. Он за нами присматривает, когда ее нет дома.

– Хорошо. Ну а он где?

– Дэнни! – заорала она так громко, что я в удивлении отступила на шаг.

Спустя несколько минут в дверном проеме появился Дэнни, но он и не подумал открыть дверь. Глаза у него были припухшие, будто он только что проснулся.

– Чего? – спросил он, словно никогда меня не видел.

– Я пришла по поводу Винус. Я ее учительница. Ее сегодня не было в школе.

– Нам сказали, что ее снова переводят на домашнее обучение. Нам сказали не посылать ее в школу, – ответил он.

Я в изумлении глядела на него сквозь проволочную дверь.

– Впервые об этом слышу.

– Это сказали люди из Социальной службы. Сказали, что ее перевели на домашнее обучение.

– Социальная служба не может решать такие вопросы, не посоветовавшись с нами. А я ничего не знаю об этом. Почему ее перевели на домашнее обучение? У нее не было проблем с поведением.

– Сказали, что это обходится для них слишком дорого.

– Домашнее обучение гораздо дороже школьного.

– Я тут ни при чем. Это они так сказали. Сказали, что все их работники, которые присматривают за ней, стоят слишком дорого, поэтому мы не должны посылать ее в школу. Будет приходить учитель.

– Этого не может быть.

Он пожал плечами:

– Говорите с ними сами. А мы делаем то, что велено. Он вернулся в дом, захлопнув передо мной дверь.

Я потеряла дар речи. По дороге в школу я только и думала: могла ли Социальная служба так поступить? Разумеется, этого нельзя было сделать без ведома Боба. А Боб, конечно, не мог принять это решение, не поговорив со мной.

К сожалению, я вернулась в школу перед самым звонком, и мне не удалось поговорить с Бобом. Я поднялась в класс. Джули была там, она разбирала материалы, оставшиеся от утренних занятий. Я в первый раз увидела ее после той беседы с Бобом и испытала неловкость. В самом деле, после того как она нажаловалась Бобу, а Дэнни сообщил о том, что Винус перевели на домашнее обучение, я ощущала, что превращаюсь в параноика. Возможно, Боб знал о переводе Винус. Возможно, все об этом знают, кроме меня.

Занятия прошли ужасно. Я чувствовала себя неловко в одной комнате с Джули. Я опасалась, что Боб что-то знает, но не говорит мне. Я беспокоилась о Винус.

К счастью, прозвенел звонок на перемену.

После занятий я спустилась в кабинет Боба. Я пересказала ему свой разговор с Дэнни. Боб был поражен:

– Домашнее обучение? Не может быть. Я ничего об этом не знаю.

– Он сказал, что так распорядилась Социальная служба.

– Они никогда бы так не сделали, не поговорив с нами. Не представляю себе, откуда он взял эти сведения, но это не так.

– Ты уверен? – спросила я. – Дэнни говорил очень уверенно. А при том, что правая рука вечно не знает, что делает левая, а Социальная служба и полиция, и… ты абсолютно уверен?

– Да, уверен, – сказал Боб. – Не нравится мне этот парень. К тому же я не верю ни одному его слову.

На следующее утро, когда я приехала в школу, Винус уже была там. Я увидела, что она стоит, прислонившись к стене.

– Доброе утро. Ты сегодня рано. Не хочешь пойти вместе со мной?

Она посмотрела на меня темными печальными глазами, но ничего не сказала.

– Пошли. – Я протянула ей руку. Никакой реакции.

Я не стала брать ее за руку. До начала занятий еще оставалось около получаса, и если она не хотела идти внутрь здания, то вполне могла остаться на площадке. Я подождала еще минутку, повернулась и направилась к школе. Она пошла вслед за мной к дверям. Помедлив, я открыла дверь. Не говоря ни слова, мы вошли и поднялись по лестнице в класс.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, вытаскивая ключи, чтобы отпереть класс. – Мне не хватало тебя вчера.

Она изучала мое лицо.

В классе Винус сняла и повесила пальто. Она была одета вполне по сезону, хотя одежки были мятыми и заношенными.

– Я приезжала вчера к тебе домой повидаться с тобой. Ты знала об этом?

Она покачала головой.

– Дэнни сказал, что тебя опять будут обучать дома. Я отодвинула свой стул и села.

Винус смотрела на меня очень внимательно, а потом на ее глаза набежали слезы.

– Что-то случилось? – спросила я. – Я начинаю думать, что у тебя дома не все в порядке.

Ее лицо сморщилось, и она расплакалась.

– Ну, иди сюда, моя радость. – Я посадила ее себе на колени.

Винус плакала, тяжело всхлипывая, как и в прошлый раз.

– Ты можешь мне сказать, что стряслось? Она не ответила.

У меня появилось нехорошее предчувствие.

– Важно, чтобы ты объяснила мне, в чем дело, Винус, чтобы я могла тебе помочь, – тихо сказала я.

Но она только плакала.

Как мне добиться того, чтобы она открылась? Мне приходилось тщательно подбирать вопросы, ведь если происходит что-то противозаконное, то, неверно поставив вопрос, я могла помешать судебному разбирательству. В самом деле, мне были известны два случая, когда люди, жестоко обращавшиеся с детьми, ушли от наказания только потому, что психологи или полицейские задавали наводящие вопросы их жертвам.

– У тебя что-то неладно дома, – тихо сказала я. – Иногда это очень серьезные проблемы, чтобы разрешить их самой. Иногда эти проблемы связаны с матерью или отцом. Или отчимом. Или мамиными приятелями. Когда такие вещи происходят, самое правильное – рассказать об этом другому взрослому. Взрослому, которому ты доверяешь. Вроде меня или мистера Кристиансона. Чтобы мы могли помочь тебе.

Винус вытерла слезы рукавом своей блузки.

– Иногда тебе могут сказать дома, чтобы ты никому ничего не рассказывала. Но это неправильно. Единственные секреты, которые стоит хранить, – это веселые секреты. Вроде того, что ты подаришь кому-нибудь на день рождения. Но если кто-то велит тебе держать в тайне что-то плохое, ты не обязана это делать.

Винус сидела тихонько, прижавшись головой к моей груди.

– А иногда тебе могут сказать, чтобы ты молчала, потому что, если ты расскажешь, они сделают тебе что-нибудь плохое. Но они только говорят так, чтобы напугать тебя. Они сделали что-то дурное и боятся, что кто-то узнает об этом и они понесут наказание, поэтому хотят напугать тебя, чтобы ты хранила их тайну. Но это неправильно. Ты не должна их слушать. Если кто-то говорит тебе такие вещи, ты должна рассказать взрослому, которому доверяешь, и он сможет тебе помочь.

Винус не проронила ни слова.

В очередной, наверное тысячный, раз за последние дни я спустилась в кабинет Боба.

– Я вижу, Винус вернулась, – сказал он.

– Мне как-то не по себе в связи со всем этим. Почему этот тип говорил о домашнем обучении, если это вранье? – спросила я. – Нутром чую, он пытается что-то скрыть.

– Возможно. Вопрос в том, что именно? – ответил Боб. – Он довольно подлый тип. И скорее всего, способен на что угодно.

– Нет, я думаю конкретно о Винус. Я хочу сказать, что по закону, если есть подозрение, что с ребенком жестоко обращаются, мы должны сообщать об этом.

– Винус рассказала тебе что-нибудь?

– Нет, но… – Я рассказала о нехарактерных для нее слезах. – И это в сочетании с ее отсутствием в школе, неподходящей одеждой и странными объяснениями Дэнни.

Боб задумался. Наконец он медленно покачал головой:

– Не думаю, что этого достаточно, чтобы обращаться к властям с официальным заявлением, Тори. Здесь одной интуиции мало. Если бы мы увидели следы побоев, или если бы она сама нам хоть что-то сказала… А пока я могу только предупредить Социальную службу о твоих подозрениях.

На фоне разыгрывающейся с Винус драмы я стала строить планы на конец года для остальных учеников. Билли, я считала, был готов вернуться в обычный класс, но все еще нуждался в серьезной помощи. Мы полагали, что он не в состоянии учиться полный день в классе для одаренных детей. Поэтому в конце концов решили поместить его на следующий год в обычный пятый класс, чтобы он приходил в мой класс для дополнительных занятий. Вдобавок он мог по-прежнему посещать класс для одаренных детей дважды в неделю и в перспективе перейти туда на полный день.

Джесс тоже очень сильно продвинулся за этот год. Он все еще был склонен «сорваться с цепи», как называл это Билли, но научился успокаиваться, понимал, что именно вызывает у него вспышки ярости, и знал, как выйти из этой ситуации, пока он снова не возьмет себя в руки.

Тик, который у него все еще случался, ставил под вопрос возможность Джесса вернуться в обычный класс. У него были стабильные успехи по чтению и математике, но он все же отставал от своих ровесников больше чем на год. Я чувствовала, что на следующий год ему будет лучше в более защищенной среде, поэтому мы решили оставить его в нашей школе. Ему предстояло ходить в обычный четвертый класс на половину занятий, а остальное время проводить со мной.

Близнецы оставались в моем классе. Мне нравились Шейн и Зейн. В самом деле, иногда они могли быть очаровательными маленькими мальчиками, оба они были ласковыми и старались угодить. Они просто не могли сосредоточиться надолго, поэтому приходилось постоянно проверять, выполняют ли они задание. Они овладели сложной системой со светофором, но, чтобы удерживать их в рамках, нужно было применять ее постоянно. Малейшее отклонение, и на следующий день им приходилось заново учить все правила этой системы, словно они вообще никогда о них не слышали. Пытаться обучать их в обычном классе было бы нереально. Поэтому мы решили оставить их здесь.

А Винус? Мы с Бобом даже не обсуждали ее будущего. Нам хватало забот с ее настоящим.

Погода изменилась. С севера надвинулся мощный холодный фронт. Температура, которая перед этим доходила до плюс 10–15 градусов, вдруг резко упала до минусовой. Все время шел снег. Его нападало полметра. Движение было парализовано. Вся жизнь вокруг замерла.

В пятницу школа не работала. Суббота ушла на расчистку снега. В воскресенье потеплело, и вместо снега пошел дождь, который тут же превращался в лед.

Я в жизни не видела ничего подобного. В городе было тихо и пусто, все было покрыто толстым слоем льда, так что передвигаться было практически невозможно. К вечеру у меня, как и у многих моих соседей, отключили электричество.

Ни в понедельник, ни во вторник занятия не состоялись. Во многих кварталах города все еще не было электричества. Мы пришли в школу только в среду, и то далеко не все. Джули отсутствовала. Не было и Винус, хотя этому удивляться не приходилось. Она почти всегда пропускала первый день после любого перерыва в занятиях.

Билли, как всегда, был полон энтузиазма и восторженно рассказывал:

– Угадайте, что мы делали! Мы катались на санках! Мы сами их сделали, потому что для всех санок не хватило. Моим братьям, мне и соседским ребятам, вот мы их и сделали. Из картона. И знаете что? Они ничуть не хуже купленных. Честное слово.

– Билли, этого не может быть, – проворчал Джесс. – Почему тогда люди платят деньги за то, чем можно пользоваться даром?

Близнецы, казалось, настрадались в заточении. Они перепрыгивали через стулья и играли в салочки между столами, казалось, они одновременно были повсюду.

– Да нет, они ничуть не хуже, – ответил Билли. – Мы прекрасно провели время. Если бы у нас были только наши санки, нам бы пришлось кататься по очереди, и выходило бы по десять человек на одни санки. А мы сделали каждый себе из картона и катались все время. И это было так здорово!

– Заткнись, – сказал Джесс и ссутулился на стуле.

– Я правду тебе говорю.

– Ты просто хвалишься, – огрызнулся Джесс. – Ты все время хвалишься. Тебе кажется, ты все знаешь.

– Джесс, – сказала я.

– Сделайте ему замечание. Это он всегда говорит без остановки.

– Билли, возьми-ка себе стул.

Этого Билли пропустить не мог. Он схватил стул и принялся крутить его над головой.

– Взял! – крикнул он.

Я схватила светофор и угрожающе помахала им. Но опоздала. Джесс вскочил со стула и стукнул Билли по плечу. Не сильно, но достаточно, чтобы Билли потерял равновесие и упал, а стул свалился на него. Шейн по каким-то одному ему ведомым причинам решил присоединиться к драке. Он перегнулся через стол и стукнул Билли по ноге.

– Эй! – крикнула я. – Да что это с вами сегодня? – Я оттащила Шейна и посадила его на ближайший «тихий» стул. – Что это за драки? Мы так не дрались уже вечность. Джесс, сядь вот на этот «тихий» стул.

Билли ревел, хотя трудно было сказать, из-за чего – от боли, неожиданности или от обиды. Я крепко обняла его.

– Ведь это глупость, правда, так крутить стул?

– Я не виноват. – Он рыдал, пожалуй, слишком уж нарочито. – Я бы его не уронил, если бы меня не толкнули. Он мог меня убить.

– Ну, слава богу, этого не случилось, правда? С тобой все в порядке?

– Не-е-ет. Я локоть ушиб.

– Ох, бедняжка, – сказала я и растерла локоть Билли. Но это оказался не тот локоть, и Билли повернулся ко мне тем, каким нужно. Я растерла и этот. – Ну, а теперь садись на свой стул. И оставайся здесь. У тебя есть работа.

Я посмотрела на остальных. Зейн сидел на своем месте.

– Я хорошо себя вел, – сказал он весело.

– Слава богу, хоть кто-то хорошо себя вел. Откройте свои папки и приступайте к работе, – сказала я и посмотрела на остальных двоих мальчиков, сидевших на «тихих» стульях. – Ну ладно, ребята. Если вы сумеете держать себя в руках, идите на свои места и выполняйте задание.

Шейн, все еще возбужденный, отправился на место. Джесс прошаркал к своему столу и уселся. Я подошла и опустилась на колени рядом с ним.

– Мне кажется, у тебя сегодня тяжелый день. Что-нибудь случилось до твоего прихода в школу?

– Нет.

Начавшийся тик выдавал его стрессовое состояние. Голова у него то и дело подергивалась.

– Сегодня ты ведешь себя как в те дни, когда вы с Билли постоянно дрались. А когда я вижу тебя таким сердитым, то думаю, что для этого есть причина.

– Нет.

Я молча ждала около его стула.

– Мне пришлось сидеть дома с утра до вечера, – пробормотал он.

– Ты хочешь сказать, когда был снегопад? – спросила я.

– Бабушка не разрешила мне выходить. Она сказала, что это слишком опасно.

– Должно быть, это очень обидно. Особенно если ты видишь, как другие ребята весело проводят время, – заметила я.

Джесс кивнул:

– Я вообще не мог выйти. Она говорит: вдруг у тебя начнется тик и ты упадешь на лед. А я говорю: не упаду. Но она говорит: один мальчик из Иллинойса катался на льду, стукнулся головой и умер. И мне пришлось сидеть дома.

– И поэтому ты рассердился, когда услышал, как весело Билли провел время?

Джесс пожал плечами.

– Черт возьми, мне очень жаль теперь, когда ты рассказал, – вступил в разговор Билли. – С утра до вечера? Это ужасно, Джесс. Понятно, почему ты так взбесился. Я бы тоже взбесился. Наверное, я пробил бы дыру в стене от бешенства.

– Ну вот, опять ты хвастаешь, – уколол его Джесс. Выпрямившись, я положила руку ему на плечо.

– Не думаю, что он хвастает, Джесс. Он сочувствует.

– Да. Я же твой друг. Пытаюсь быть твоим другом, когда ты не бьешь меня, – сказал Билли.

– Ну, ты мог бы заехать за мной и увезти меня. Если ты действительно мне друг, ты мог бы это сделать.

– Не мог. Ехать на машине было нельзя, – ответил Билли.

– Ты мог бы поговорить со мной по телефону.

– И ты мог бы поговорить со мной по телефону. Ты мог бы сказать мне, что случилось, и, может, моя мама поговорила бы с твоей бабушкой или что-то в этом роде. Не я один виноват.

На некоторое время воцарилась тишина.

– Мне жаль, что ты сидел взаперти, – сказал Билли. – Я думал о тебе, Джесс. Правда-правда. Я хотел, чтобы ты зашел. Мы бы повеселились вместе.

После занятий, когда я сидела за столом, готовя план уроков на завтра, вошел Боб. Он закрыл за собой дверь и сел.

– У меня есть для тебя хорошая новость, – сказал он. – Ты получишь новую помощницу.

Я широко раскрыла глаза.

– У меня была долгая беседа с Джули, – сказал Боб. – Она больше не может оставаться в классе. Она сказала, что ты ведешь себя с ней холодно и отчужденно и что между вами исчезло даже то взаимопонимание, которое было раньше.

– Я не вела себя холодно и отчужденно, – ответила я.

– Что ж, ей так показалось. Во всяком случае, я сделал несколько звонков, и вот результат. До конца года Джули перейдет в вашингтонскую начальную школу, где будет участвовать в дошкольной программе для детей, отстающих в развитии. А ты взамен получаешь их помощницу, Розу Гутьеррес.

В тот вечер, вернувшись с работы, я, удобно устроившись в кресле, смотрела «Звездный путь: новое поколение». И тут зазвонил телефон. Я встала и подняла трубку.

Это был Боб.

– Я просто хочу предупредить, – сказал он. – Тебе позвонят из полиции. – В его голосе чувствовалась напряженность.

– Что случилось? – с тревогой спросила я.

– Я не должен посвящать тебя в подробности, потому что тебе собираются задавать вопросы. Но это касается Винус. Я хотел тебя предупредить.

– Но что случилось?

– Тебе все расскажут. Просто будь готова. Это ужасно. И он повесил трубку.

Через несколько минут зазвонил телефон. Говорил сержант полиции Йоргенсен. Он сказал, что полиция проводит расследование по делу о жестоком обращении с Винус Фокс. Со мной хотели бы поговорить полицейские.

Вскоре, около половины восьмого, прибыли два полицейских. Высокий светловолосый мужчина по имени Миллуолл, приблизительно моих лет. И стройная, спортивного вида женщина-детектив лет сорока. Ее фамилия была Паттерсон, но она сказала, что можно называть ее Сам. Сокращенно от Саманты, пояснила она.

– Винус Фокс находится в больнице, – сказала Сам. – Ее положили туда рано утром. Насколько мне известно, на прошлой неделе вы сообщили директору школы о своих подозрениях по поводу жестокого обращения с Винус. Можете рассказать нам об этом подробнее?

– Сначала, – сказала я, – скажите мне, что с Винус.

– Она поступила в больницу в бессознательном состоянии. Я похолодела.

– Что с ней?

– Кажется, это переохлаждение, но врачи еще не провели полное обследование.

– Переохлаждение?

– Мисс Хейден, мы будем признательны вам за любую информацию.

Я задумалась. Попыталась припомнить все подробности прошлой недели, из-за которых я обратилась к Бобу.

– Это было скорее ощущение, – сказала я. – Я не заметила ни синяков, ни ушибов. Винус постоянно носит брюки и рубашки с длинным рукавом, поэтому трудно что-либо увидеть. И она почти не говорит. Не отвечает на вопросы и ведет себя практически как немая. Трудно догадаться, что с ней происходит, потому что она в основном не общается ни с кем.

Сам кивнула:

– Да, я занимаюсь этим делом не первый день. Мы связывались с Социальной службой по поводу семьи Фокс и знаем о проблемах Винус. И то, что она не разговаривает.

– Но она начала реагировать, – сказала я. – Приблизительно с февраля. Больше всего меня беспокоило, что она часто пропускала школу. Обычно два-три раза за неделю. Мы сообщили об этом в Социальную службу, и там сказали, что поставили вас в известность. Сказали, что туда направили сотрудника полиции.

Я рассказала о том, что Винус плакала и это было для нее нехарактерным. Рассказала, как она была одета. Я постаралась объяснить, почему я решила, что она расстроена, что с ней что-то не так, но мне пришлось признаться, что мои ощущения не были основаны на фактах.

Сам старалась поймать меня на слове. Что именно вызвало у меня это чувство? Ощущение, что с Винус что-то неладно.

– Не знаю, – ответила я. – Я все вам сказала. Я чувствовала это нутром.

– Вы говорите об интуиции? – вмешался Миллуолл.

– Да. Наверно, это можно назвать интуицией.

– Мы должны выражаться очень точно, – сказала Сам. – Вы, несомненно, согласитесь со мной, что интуиция не может служить основанием для задержания преступника. Я не хочу преуменьшить сказанного вами, но перед нами сложная задача. Мы ведем дело девочки, которая не говорит, у которой серьезные проблемы с поведением, к тому же сейчас она ничего не может нам сказать, даже если бы захотела, потому что находится безсознания.

Сам и Миллуолл поднялись, поблагодарили меня за помощь и пообещали связаться со мной. Мы пожали друг другу руки, и они ушли.

Сообщение о госпитализации Винус потрясло меня и рассердило. Мы сообщали в полицию о ее частых прогулах. Во всяком случае, так мне сказали. Не в силах избавиться от мыслей о Винус, я позвонила Бобу.

Мы обсудили случившееся. Боб сказал, что, судя по разрозненным сведениям, мать Винус обнаружила девочку дома без сознания и отвезла в приемную «скорой помощи». Ему сообщили, что у Винус переохлаждение, но он возразил, что из-за переохлаждения человек не может долго находиться без сознания – во всяком случае, если его согрели, что неизбежно, коль скоро она оказалась в больнице.

В ту ночь я не могла уснуть. Винус не выходила у меня из головы. С ней жестоко обращались. Как долго это продолжалось? Я вспоминала все происходившее в классе, пытаясь увидеть прежние события в новом свете. Единственный вывод, к которому я пришла, – мы ее упустили. Это было ясно. И в том числе я. Могла ли я предвидеть случившееся? Я лежала в темноте без сна, пытаясь найти ответ на этот вопрос.

Новости разлетаются быстро. На следующий день в учительской все только и говорили о Винус. Из-за ее агрессивного поведения на игровой площадке, а также из-за того, что ее братья и сестры в разное время учились почти у всех учителей, случившееся воспринималось всеми очень лично. Машина слухов набирала обороты. Один слышал, что Дэнни и Тери арестовали, а всех детей отдали на попечение. Другой говорил, что нет, Ванда по-прежнему бродит где-то рядом. На самом деле никто ничего не знал. И не мог знать.

Мне очень не хотелось, чтобы слухи дошли до детей. В какой-то момент они все равно узнают о Винус, но лучше бы не сейчас, когда мы сами еще ничего толком не знали.

Но это оказалось невозможным. Первым принес дурные вести мистер Большие Уши – Билли. Мы только что вернулись с перемены. Билли задержался у моего стола.

– Я слышал всякие разговоры. Среди учителей. Среди старшеклассников. Что случилось?

– О чем ты? – поинтересовался вошедший Джесс.

– Что ты слышал, Билли? – спросила я.

– Кто-то сказал, что Винус умерла. Попала под машину.

– Нет, – возразила я. – Это слухи. Все это неправда.

– Так сказал Девон, – ответил Билли. – Он друг Френчи, брата Винус. Я слышал, как он говорил это другому мальчику.

– Винус умерла? – спросил Джесс. От страха его голос звучал чуть слышно.

– Нет, Джесс, – сказала я. – Иди сюда. Давайте сядем. И поговорим о Винус.

Наша беседа оставила близнецов равнодушными. Они заинтересовались, когда я сказала, что Винус попала в больницу, но через несколько секунд их внимание переключилось на что-то другое и они начали вертеться.

Я объяснила мальчикам, что сама многого не знаю и что правды не знает никто, даже Девон, приятель брата Винус.

– Мистер Кристиансон и я беседовали с полицейскими, и нам сказали, что Винус в больнице. Значит, Девон говорил неправду. Но кроме этого, я ничего не знаю. Нужно подождать, пока из больницы не поступит информация.

– Почему?

– Потому, что пока она не подлежит разглашению. Врачи не знают, из-за чего пострадала Винус, и ничего не станут говорить, пока не узнают больше.

– Девон сказал, что в дом Винус приходила полиция.

– Да, это так.

– Зачем? – спросил Джесс. – Кто-нибудь ворвался в их дом? – На его лице появилось встревоженное выражение. – Может быть, ее ранил грабитель?

– По-моему, никто не знает, что случилось с Винус, – сказала я. – А когда это неизвестно, на помощь обычно зовут полицию, чтобы та разобралась.

Билли отвернулся и посмотрел в окно.

– Интересно, что будет, если кто-нибудь из нашего класса умрет.

– Я не хочу об этом думать, – сказал Джесс. У него начался тик.

– Дети не должны умирать, – произнес Билли и помолчал. – Я ее не любил. Во-первых, она все время на меня кидалась. Потом она была очень странная. Она всегда молчала. Просто сидела и смотрела на меня. Но не любить кого-нибудь – не значит желать ему смерти.

– Дети умирают по многим причинам, – добавил Джесс. – Знаете, много детей умирает. Я был знаком с одним мальчиком, который попал под машину и погиб. Он выходил из школьного автобуса. Мы с его братом ходили в один детский сад.

– Ой! – воскликнул возбужденно Билли. – Что бывает с человеком, когда он умирает?

Я ласково улыбнулась:

– Мне тоже хотелось бы об этом знать, Билли, но я не знаю.

– Но вы должны знать. Вы учительница, – ответил он. Билли не подтрунивал надо мной, он честно смотрел мне в глаза.

– К сожалению, то, что я учительница, не значит, что я знаю ответы на все вопросы. Этого я не знаю. И никто не знает, – ответила я.

– Но вы могли бы где-нибудь про это посмотреть… – сказал он. – Разве нет какой-то особой книги для учителей?

Я снова улыбнулась:

– Нет, у нас у всех одни и те же возможности.

– Нет, должна быть такая книга. Что-то вроде огромного словаря, где есть ответы на все вопросы. – Он усмехнулся, потом повернулся ко мне. – Знаете, о чем я думаю? Не о том, каково быть мертвым, потому что, наверное, быть мертвым – это как быть живым, только по-другому. Я думаю о том, каково умирать. Что при этом чувствуешь. По-вашему, это страшно? Я думаю, что это наверняка страшно.

– Да, я боюсь умереть, – сказал Джесс.

– Я тоже, – сказала я. – Но мне кажется, что так природа заботится о том, чтобы мы старались остаться в живых как можно дольше. Иначе мы могли бы перестать о себе заботиться. Но я не думаю, что, когда умираешь, страшно. Если это случается со всеми людьми, значит, это естественно, как, например, расти. Поэтому мне кажется, что, когда настанет время умирать, мы будем к этому готовы.

По лицу Билли промелькнула довольная улыбка.

– Я понял! Да, вы, наверное, правы.

Джесса было не так легко успокоить.

– А как же маленькие дети? Как же с ними? Они не могут быть готовы к смерти.

Я посмотрела на него:

– Не знаю, Джесс.

– На многие вещи нет ответов, верно? – сказал Билли.

– Ты прав, – ответила я.

Джесс печально покачал головой:

– Это не должно случаться с маленькими детьми. Дети не должны умирать.

– Да, – вздохнул Билли. – С детьми многого не должно случаться. Не должно, и точка.

Глава десятая

Настали выходные. Мы все ждали известий о Винус, но полиция наложила ограничения на обсуждение вопроса, поэтому Социальная служба хранила молчание.

Чем бы я ни занималась, я постоянно возвращалась мыслями к Винус. Я никогда не сталкивалась с таким загадочным ребенком. Хотя мы провели вместе большую часть учебного года, я знала о ней немногим больше, чем в первые дни. И все же у меня не было чувства, что я потерпела неудачу с Винус. Я всегда ощущала, что между нами существует какая-то связь.

Вдобавок к всеобщему смятению в моем классе появилась новая ученица. Ее звали Алисой, ей было восемь, хотя она казалась гораздо младше своего возраста из-за того, что была совсем крошечной, словно еще ходила в детский сад. Ее длинные светлые волосы были зачесаны назад и скреплены лентой, как у Алисы в Стране чудес, на которую она была бы похожа как две капли воды, если бы не буйные кудри и огромные беспокойные карие глаза.

Она переехала с родителями в наш город месяца два назад. Раньше Алиса ходила в частную школу, где для детей не было общих требований, они учились как могли. В результате она намного отстала в учебе от детей ее возраста. Ее определили в обычный третий класс, но вскоре оказалось, что у нее проблемы не только с успеваемостью. Дело в том, что Алиса была очень странной девочкой. По-другому это не назовешь. Во-первых, она разговаривала со своей правой рукой. Она пристально на нее смотрела и, держа перед собой, беседовала с ней. У руки даже было имя – Мими, – и Алиса разговаривала с ней так, как маленькие дети говорят с воображаемым собеседником.

К тому же Алиса часто изрекала очень странные вещи, казалось бы, без всякой связи с происходящим, иногда даже поэтичные. К примеру, увидев меня впервые, она произнесла: «Никто не плачет. Слезами. Никто не ест. Глотками. Никто не просит. Мольбами».

– Хочешь повесить сюда свой свитер? – спросила я, показывая на нишу, где мы держали верхнюю одежду.

– Их пряжки остры, словно лезвие, – ответила она.

А иногда Алиса разговаривала вполне нормально. Здоровалась с мальчиками, когда они входили в класс. Спросила у Билли, где он купил свою куртку «адидас». И успешно справлялась с учебой. Хотя она, возможно, и отставала от среднего уровня восьмилетнего ребенка, но быстро выполняла задания, которые я ей давала. В чтении она не уступала Билли.

В тот же день к нам пришла новая помощница Роза Гутьеррес. Среднего возраста, склонная к полноте, с темными вьющимися волосами, собранными в пучок и повязанными ярким шарфом, Роза вошла к нам в класс, как к себе домой. Тепло поздоровалась со мной и похлопала Билли по спине.

– Какой славный мальчуган! Сколько тебе лет? – спросила она.

– Девять, – ответил Билли, слегка ошарашенный ее непосредственностью.

– Я новенькая, – сказала Алиса. – Я здесь первый день.

– Ну что ж, моя радость, я тоже новенькая и тоже здесь первый день.

– А где Джули? – спросил Шейн.

– Помнишь? – спросила я. – Мы говорили об этом вчера. Джули будет работать в другой школе. Теперь вместо нее будет Роза.

Шейн наморщил лоб. Похоже, он все забыл.

– Почему? – спросил Зейн.

– Потому что так решил мистер Кристиансон, – ответила я. – А теперь давайте поприветствуем Розу.

– Хорошо, – ответил Билли и повернулся к ней. – Вы любите петь?

Роза оказалась как раз тем человеком, который нам был нужен. Опыта работы с отстающими в развитии детьми у нее хватало, и она чувствовала себя с ними легко. Роза была энергичной и требовательной, откровенно высказывала свое мнение, но по-доброму и всегда с юмором. И обожала петь. Она немного фальшивила и пела слишком громко, но эта манера исполнения как раз и отличала наш хор.

– Никогда не видела такого поющего класса, – сказала она, когда мы с воодушевлением запели «Высокие мечты».

– Вам нравится? – спросил Джесс.

– По-моему, это похоже на сумасшедший дом, – сказала Алиса.

– У Бога на небесах распевают ангелочки, – ответила Роза. – Мне кажется, ангелочки спустились сюда на землю. Разве это плохо?

– По-моему, это идиотизм, – сказала Алиса.

– Почему ты так думаешь? – спросила Роза.

– Я не знаю слов.

– Я тоже не знаю, – сказала Роза, – поэтому просто пою «ла-ла-ла». И все в порядке. «Ла-ла-ла» вполне достаточно.

– Верно, – подтвердила я.

– Все равно я думаю, что это идиотизм, – сказала Алиса. – Вообще, этот класс какой-то странный.

– Ты попала как раз туда, куда надо, – заметил Билли.

После того как занятия кончились и дети разошлись по домам, мы с Розой сели за стол и начали болтать. Она рассказала, что ей сорок восемь и что она родом из Мексики. Она приехала в Штаты в десять лет. Потом совсем молоденькой девчонкой вышла замуж за автомеханика Джо и быстро родила одного за другим шестерых детей. Роза начала работать помощницей в школе, когда ее младший ребенок пошел в детский сад. Теперь все ее дети выросли, обзавелись семьями, за исключением младшей дочери, которая осенью собиралась выйти замуж.

– Она учительница, – с гордостью сообщила Роза. – Трое моих детей стали учителями. Образование у нас в крови.

За эти полчаса я узнала о Розе больше, чем о Джули за все время нашей совместной работы. Мы все еще болтали, когда в дверях появился Боб.

– Тори? У нас собрание, в пять часов с представителями Социальной службы. В административном здании округа.

Я вопросительно подняла брови, так как впервые об этом слышала.

– Это касается Винус, – ответил он. – С нами хотят поговорить, прежде чем дать сообщение в прессу.

Некоторые из собравшихся в просторном зале для совещаний были мне знакомы: директор Социальной службы, два социальных работника, занимавшихся делом Винус, Миллуолл и Сам Паттерсон. Но было и много незнакомых, включая полицейских в форме.

Директор рассказал нам все о Винус.

Ее доставили в больницу утром, после второй снежной бури. С переохлаждением и обморожениями. Ее мать сказала врачам, что Винус ушла из дома ночью в пургу. Раздев Винус, чтобы оказать ей помощь, врачи отметили, что она крайне истощена, на теле были синяки и царапины, возможно, от побоев. Ей сделали рентген и обнаружили пять переломов на разных стадиях заживления. Это означало, что переломы были получены в разное время. Кроме того, рентген показал двадцать два старых перелома, которые срослись.

Директор говорил медленно, подробно перечисляя детали: что именно было сломано; что срослось, а что нет; где были мелкие ссадины, указывающие на то, что ей связывали руки; упомянул об истончении волос, указывающем на недоедание.

Я сидела, похолодев от ужаса, не в силах двинуться с места.

– При чем здесь переохлаждение? – спросил кто-то.

– Я еще скажу об этом, – терпеливо ответил директор. Тогда-то и началось самое ужасное.

У Винус было переохлаждение, потому что ее заставляли спать голой в неотапливаемой ванной. Подозрение пало на Дэнни, в свое оправдание он сказал, что Винус мочилась в постель и ванная была единственным подходящим для нее местом. Директор сообщил, что вскрытые полицией факты указывают на то, что Винус спала в ванной несколько недель, почти все время ее держали взаперти и кормили лишь тогда, когда о ней вспоминала Ванда. Похоже, о ней заботилась только Ванда. Дэнни запретил остальным общаться с Винус.

Потом я уже не слышала, что говорил директор. Мой мозг отказывался это воспринимать. Я сидела, уставившись в стол.

Как мы проглядели признаки бесчеловечного обращения с Винус? Она была среди нас – избитая, измученная, голодная, – мы видели ее почти каждый день и ничего не знали.

После собрания я чувствовала себя совершенно опустошенной. Я ощущала лишь чувство утраты.

Что именно я утратила? Не знаю точно. Наверное, свою наивность. Веру в то, что я в чем-то лучше людей, о которых пишут в газетах, людей, не замечающих, что рядом с ними творится нечто ужасное. Я оставалась в классе наедине с Винус, читала ей и смотрела с ней фильмы, а дома с ней происходили все эти ужасы. Из всех присутствовавших больше всех времени с Винус проводила я. Как же я могла ничего не заметить?

Я хотела пойти в больницу к Винус, но адвокаты отговорили меня. Они считали, что Винус может что-нибудь сказать или я могу подтолкнуть ее к чему-то, что повлияет нежелательным образом на расследование дела. Все было крайне запутанным. Разумеется, братьев и сестер Винус немедленно отдали на попечение, но это означало, что их разместили по всему городу, так как их было много. Все они в считанные дни исчезли из нашей школы. Ванду определили в интернат для взрослых в соседнем городе. Дэнни предъявили обвинение в совершении преступных действий, Тери в соучастии, и обоих посадили в тюрьму.

В конце концов я решила послать Винус в больницу подарок. Мы сделали буклет. Я попросила каждого нарисовать свой портрет, немного рассказать о том, что мы делаем в классе, и написать Винус какие-нибудь хорошие пожелания.

Шейн и Зейн нарисовали картинки и написали: «Поправляйся. Возвращайся скорее».

«Мне жаль, что ты в больнице, – написал Билли. – Я называл тебя психопаткой, прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Надеюсь, ты к нам вернешься. С любовью, Билли».

Джесс написал: «Дорогая Винус, возвращайся. Мы по тебе скучаем. Однажды я лежал в больнице, мне вырезали миндалины. У меня очень болело горло, и я ел много мороженого. Может, тебе тоже дадут мороженого. В классе мы ничего интересного не делаем. Ты ничего не пропускаешь».

И наконец, вклад Алисы: «Ты меня не знаешь. Мне восемь лет. Я новенькая в классе. Я не знаю, зачем мне тебе писать, потому что ты не знаешь меня, а я не знаю тебя, и мне кажется это глупым. Когда ты поправишься, нас будет две девочки в классе. Возвращайся! Здесь слишком много мальчишек!!!!! Алиса».

Прошло почти две недели ожидания, до нас доходили обрывки новостей и кое-какая информация. Мне сказали, что Винус выписали из больницы и отдали на воспитание в другую семью, но не сказали куда.

Позже, в пятницу утром, приблизительно еще дней через десять, за дверями моего класса послышался грохот и скрежет. Шум доносился с лестницы. Было 8.20, до начала занятий оставалось пятнадцать минут.

Через окошечко в двери я увидела голову Боба. Дверь моего класса с шумом распахнулась. В комнату въехало инвалидное кресло, а за ним вошел Боб с Винус на руках.

– У меня для тебя кое-что есть, – весело произнес он.

– Привет! – сказала я. Боб усадил Винус в кресло.

Она сильно переменилась. Длинные спутанные волосы были подстрижены «под мальчика». Засохшая грязь отмыта. Струпья и сыпь исчезли. На ней была зеленая кофточка и зеленые брючки. На забинтованных ногах шлепанцы в виде собачек.

Из-за обморожения Винус ампутировали большие пальцы на обеих ступнях. Ей нужно было начинать вставать и ходить на костылях, но она отказывалась это делать и передвигалась в инвалидном кресле.

Боб ушел, и я опустилась на колени рядом с Винус:

– Я рада, что ты вернулась.

Я колебалась. Что ей сказать? Мне хотелось попросить прощения. Отчаянно хотелось объяснить, что я жалею о том, что была такой слепой, и особенно о том, что невольно стала безучастной свидетельницей ее страданий.

– Мне очень жаль, что с тобой случилось столько плохого, – ласково сказала я. – Надеюсь, все будет хорошо.

Она молча смотрела на меня.

– Тебе еще больно? – спросила я.

Она посмотрела на свои шлепанцы, потом перевела взгляд на меня, но ничего не ответила.

– Наверняка тебе скоро будет лучше. А пока я усажу тебя за стол. И покажу, что мы сейчас делаем.

Увидев Винус, дети пришли в восторг.

– Эй, ты снова здесь! – крикнул Билли. – Вот здорово! Инвалидное кресло! Можно мне покататься?

– Зачем тебе инвалидное кресло? – спросил Джесс. Он обошел вокруг парты Винус, наклонился, посмотрел вниз. – Что у тебя с ногами?

– У меня есть для тебя подарок! – крикнул Шейн. Он подбежал к своей корзинке, вынул скомканный клочок розовой гофрированной бумаги, оставшейся от урока по труду, на котором мы делали тюльпаны, и сунул Винус под нос.

– Это бумажный цветок. Я сделал его для тебя. – И положил на парту.

Немного перевозбужденный, Зейн стукнул по парте Винус, а потом взобрался на свою. Я спустила его вниз. Алиса равнодушно прогуливалась по классу.

– Воспоминания о давно ушедших днях воскрешают былое, – произнесла она.

– Алиса, почему бы тебе не познакомиться с Винус? – предложила я.

– Боль и страх несовершенства никогда не исчезнут.

– Хорошо, быть может, позже.

Мне пришлось как следует поработать со светофором, чтобы утихомирить класс, в котором царила атмосфера безудержного веселья. Причиной восторга была не столько Винус, подозревала я, сколько инвалидное кресло, на котором каждому хотелось прокатиться. К тому же это был первый солнечный день, напомнивший о приближавшемся лете.

В глубине души я ожидала, что Винус станет другой. Ожидала, что за последние несколько недель с ней произойдет разительная перемена. Но я ошиблась. Винус вела себя как всегда: молчала и ни на что не реагировала. Она стала даже более молчаливой и отрешенной, потому что мальчики безнаказанно прыгали вокруг ее кресла, что в прежние дни вызвало бы у нее припадок ярости. А теперь Винус просто сидела без движения с застывшим, как маска, лицом.

Изменилось лишь одно: между нами установился более тесный физический контакт. Мне приходилось носить ее вверх и вниз по лестнице, когда не хотелось ждать маленького скрипучего лифта, расположенного в дальнем конце здания. Приходилось сопровождать ее в туалет. О времени процедуры оставалось лишь догадываться, потому что Винус, разумеется, ничего не говорила. Поэтому каждую перемену я таскала ее в туалет, помогала спустить брюки, сажала ее на унитаз и снимала с него. Собственная бесцеремонность в столь интимной сфере меня смущала, я чувствовала, что вынуждена переступать границы, но другого выхода не было. Я сосредоточила внимание на том, чтобы обращаться с Винус как можно ласковее, дать ей почувствовать, что кто-то заботится о том, чтобы не причинить ей вреда, осторожно спустить одежду, не заставлять страдать от переполненного мочевого пузыря.

Стремясь как можно быстрее восстановить нормальные отношения, во время обеденного перерыва я, наскоро перекусив, спустилась к Винус. Ее вывезли на игровую площадку, и одна из помощниц стояла рядом с ней.

– Хочешь подняться наверх? – спросила я.

Подняв глаза, Винус посмотрела на меня. Ее взгляд был загадочным. Выражение лица абсолютно непроницаемым.

– Хочешь подняться и посмотреть видео? – спросила я. Винус молчала.

– Ну что ж, почему бы нам не попробовать? – Я взялась за рукоятки инвалидного кресла и направилась к лифту. Его приходилось ждать невыносимо долго. За это время я могла бы дважды или трижды подняться по лестнице.

– Вот будет хорошо, когда ты начнешь ходить, – сказала я. – С этим лифтом одно мучение. Посмотрим видео? У меня есть новый фильм.

Молчание.

Вынув пленку из ящика моего стола, я протянула ее Винус.

Она не пошевелилась.

Я положила кассету ей на колени.

– Прости меня, – сказала я, присев на корточки рядом с ее креслом. – Я ничего не знала. Прости, что я не смогла тебе помочь.

Она смотрела на меня долгим, испытующим взглядом.

– Я не знала, как тебе плохо, – сказала я. – Если бы я знала, то постаралась бы помочь. Мне очень жаль.

Она смотрела на меня еще секунду, потом опустила глаза. Посмотрела на свои руки, бессильно лежавшие на коленях. Ее пальцы зашевелились. Винус подняла глаза.

– У вас остался мой меч? – прошептала она.

– Конечно. Хочешь, я дам тебе его?

Она кивнула.

Винус взяла меч обеими руками и подняла над головой, очень медленно, словно при замедленной съемке. Одной рукой провела по лезвию меча. Ее лицо было непроницаемым. Потом Винус вытянула меч вперед, очень медленно, словно видела его впервые и пыталась определить его размеры.

– Именем Седовласого, – тихо сказала я и улыбнулась.

Тогда Винус посмотрела на меня. Она не улыбнулась в ответ. Она опустила взгляд и медленно опустила меч на колени.

– Он не помогает, – тихо сказал она. – На самом деле он не помогает.

Роза тоже обрадовалась появлению Винус:

– Посмотрите на нее! Ну разве она не прелесть в этом хорошеньком зеленом костюмчике? Ты похожа на фею цветов!

Винус подняла на нее глаза.

– Это Роза, – объяснила я. – Она помогает мне днем, вместо Джули.

– Я буду помогать и тебе, мой цветочек, – сказала Роза. – Сегодня у нас интересный урок математики. Посмотрим, что у тебя в папке.

В ответ ни звука. Ни малейшего движения.

Алиса также рассчитывала стать частью жизни Винус.

– Мы станем с ней лучшими друзьями, – сказала Алиса, входя в класс после обеденного перерыва. – Можно мы сядем за одну парту?

– До сих пор выходило лучше, когда у каждого было собственное место, – сказала я.

– Почему? – спросила Алиса. – Я заметила это, когда пришла сюда в первый раз. Пять учеников и пять парт. А теперь шесть учеников и шесть парт. Почему бы нам всем не сесть вместе. Тогда мы с ней сможем сесть вместе, потому что мы лучшие подруги. Верно? Еще раз спрашиваю, как тебя зовут?

Винус даже не повернула головы.

– Знаете, что я хотел бы знать? – сказал Билли. – Что случилось с нашим отрядом Бурундуков?

– Бурундуков? – удивленно спросила Алиса.

– Да. У нас был свой отряд, в котором были только мы, а не ребята из других классов. Что с ним случилось? Почему мы больше не играем в Бурундуков?

Я поняла, что мы и в самом деле забыли о том, что мы Бурундуки. Это произошло тогда, когда я ввела систему светофора. И тогда же мы стали петь. Это сплотило нас гораздо крепче, чем отряд Бурундуков.

Ребята начали болтать.

– Эй, не сейчас. Пора приниматься за работу, – сказала я.

– Можно мы снова будем Бурундуками? – спросил Билли.

– Обсудим это позже, в конце занятий. А сейчас откройте свои папки.

– А можно мне сесть с этой девочкой? – спросила Алиса, встав со своего места.

– Да, можно нам всем пересесть? – спросил Билли. – Мы сидим так целую вечность. – Он произнес последние слова, как будто испытывал невыносимые страдания, оставаясь на прежнем месте.

Я намеревалась начать урок, но втянулась в обсуждение.

– В последний раз, когда вы пробовали сидеть по двое, случалось много драк, – сказала я.

– Да. Но последний раз был миллион лет назад, – возразил Билли. – В моем прежнем классе мы сидели там, где нам нравится. Я мог сидеть с разными ребятами, когда хотел.

– В твоем прежнем классе ребята не колотили друг друга до полусмерти, – ответила я.

– И здесь не колотят, разве не так? – заметила Алиса.

И тут я поняла, что она права. С тех пор как я посадила каждого за отдельную парту, ребята стали другими.

– Разрешите нам. Пожалуйста, – попросил Билли.

– Да, разрешите, – подхватил Джесс.

– Правильно, посадите вместе меня и Джесса. И девчонок. И близнецов. Так будет хорошо, – сказал Билли. – Ну пожа-а-алста.

Я усмехнулась:

– Хорошо. Мы попробуем. Садитесь где хотите. Близнецы, пропустившие весь разговор, удивленно повернули головы, когда все поднялись с мест.

– Шейн, все выбирают себе новые места, – сказала я. – Если хочешь пересесть, можешь это сделать.

– Я хочу сидеть с Билли! – крикнул Шейн.

– Я тоже! – подхватил Зейн.

В одну секунду за партой уже сидело четверо.

– Эй, так не пойдет, – сказала я, подходя к столу. – Если вы все усядетесь вместе, то быстро передеретесь.

– Откуда вы знаете? – ответил Билли. – Вы никогда не даете нам шанса. Вы все время думаете, что мы будем плохо себя вести.

– Я достаточно хорошо вас знаю, – сказала я. Билли перегнулся через стол к близнецам:

– А теперь слушайте, вы оба. Если вам позволят здесь остаться, сможете сидеть тихо и хорошо себя вести?

Оба мальчика широко раскрыли глаза.

– Да, – сказал Шейн.

– Обещаете?

Шейн и Зейн с серьезным видом кивнули.

– Позвольте им остаться, – попросил Билли. Джесс хихикнул.

– А не то Билли их поколотит, – театрально прошептал он.

– Я поколочу тебя, приятель, – сказал Билли и шутливо толкнул его в плечо.

Тем временем Алиса уселась рядом с Винус, придвинув свой стул вплотную к инвалидному креслу.

– Мне восемь лет, – сказала она. – А сколько тебе? Винус сидела, опустив голову, не глядя в сторону Алисы.

– У меня есть красивые карандаши, – сказала Алиса. Она открыла пенал и вынула два. – Можешь взять один, если хочешь. – Она положила карандаш перед Винус. – Вот, держи.

Никакого ответа.

– Одну богиню зовут так же, как тебя. В мифологии. Ты знаешь об этом?

Никакого ответа.

– Богиню красоты. У тебя знаменитое имя. Я никого не знаю с этим именем, только ее и тебя.

Никакого ответа.

– Я думаю, тебе повезло. Больше, чем мне. Когда я говорю, как меня зовут, все сразу вспоминают Алису в Стране чудес. И всегда говорят: «Видела Белого Кролика?» Я терпеть этого не могу. Меня тошнит, когда я это слышу.

Винус по-прежнему смотрела вниз. Алиса наклонилась к ней:

– Почему ты все время молчишь?

Заметив это, я сказала:

– Алиса, Винус не любит, когда к ней придвигаются слишком близко.

– Верно, она может дать тебе по башке! – воскликнул Билли. – Как мне. Помнишь, Винус? Когда она пришла к нам в класс, то взрывалась, как атомная бомба. БАХ!!! – заорал он.

– Билли, хватит! – Я жестом приказала ему сесть. Этого близнецы не могли пропустить.

– БАХ! – крикнул Зейн, сорвавшись с места.

– БАХ! – подхватил Шейн.

– БАХ! – выкрикнул напоследок Билли. И устремив на меня невинный взгляд, с притворным интересом принялся изучать содержимое папки.

– Мир могил и кладбищ, – пробормотала Алиса. – Мир слез и страхов.

Джесс блаженно улыбнулся:

– Знаете что? Мне нравится учиться в этом классе.

Больше не было необходимости приглядывать за Винус на перемене. Прикованная к инвалидному креслу, она не представляла ни для кого угрозы. Однако я решила продолжить наши особые занятия. Когда все ушли на перемену вместе с Розой, я осталась с Винус.

– Хочешь в туалет? – спросила я, решив, что сначала нужно позаботиться об этом.

Винус смотрела на меня.

Мне пришло в голову, что, несмотря на мой многолетний опыт работы с избирательно немыми детьми, благодаря которому я лучше понимала проблему, я, как и все, перестала ожидать от нее ответа. Я привыкла к ее молчанию. Однако Винус доказала, что может говорить. Поэтому, решила я, настало время начать все заново. Хотя она не ответила мне, я ждала, не сводя с нее взгляда.

Она опустила глаза.

– Винус, хочешь в туалет? Молчание.

– Знаешь, нам будет гораздо легче, если ты начнешь говорить. Я понимаю, ты привыкла молчать. Наверное, начинать немного страшно. Но все же говорить гораздо лучше. Так что? Хочешь в туалет? Никакого ответа.

Я подождала. Через полторы минуты молчания почти каждый из нас начинает чувствовать неловкость. Один из приемов при работе с избирательной немотой – научиться чувствовать себя комфортно при значительно более долгих паузах, не отвлекаться от «беседы» и, если внимание рассеивается, повторить вопрос, но не спешить самому заполнить паузу.

Наконец Винус еле заметно кивнула.

Если я собиралась добиться цели, нельзя было останавливаться на достигнутом. Нужно было добиться от Винус вербальной реакции. Поэтому я произнесла:

– Что-что? Молчание.

– Ты хочешь в туалет, Винус?

Она кивнула более заметно.

– Прости, я тебя не слышу.

Она кивнула совершенно явственно.

– Не поняла.

Винус посмотрела на меня, в ее глазах застыло изумление. Она не могла взять в толк, чего тут не понимать.

– Что ты сказала? – Я приложила руку к уху.

Настала пауза. Винус отвела взгляд, потом посмотрела на меня и потупилась.

– Да, – еле слышно произнесла она.

– Извини. Немного громче, – сказала я.

– Да.

Она произнесла это не в полный голос, но достаточно громко.

– Хорошо. Пошли.

Работая с детьми с избирательной немотой, я поняла, что, если ребенок начал говорить, важно заставлять его произносить слова через регулярные промежутки времени, чтобы закрепить успех. Поэтому когда мы оказались в туалете, я сказала:

– Как по-твоему, ты сможешь немного постоять, чтобы я могла спустить с тебя брюки?

В предыдущие визиты в туалет мне приходилось поднимать ее и одновременно стягивать с нее одежду. Молчание.

– Я не слышу.

Молчание. Я наклонилась к ней:

– Тебе очень больно?

Винус медленно кивнула.

– Что?

– Да, – тихо ответила она.

Так и пошло. Предложение за предложением. Вопрос за вопросом. «Ты закончила? Можешь сама натянуть брюки или тебе помочь? Можешь сама спустить воду? Дать тебе бумажное полотенце?» Она ответила на все вопросы. В конце концов. На это ушли все двадцать минут перемены и даже больше. Мы с Винус вернулись в класс через десять минут после начала урока. Роза уже занималась с детьми трудом.

– Смотри, что я делаю! – сказала Алиса, показав на глину, из которой она что-то лепила.

Я подкатила Винус к ее месту.

– Тебе дать глины? – спросила я.

Молчание.

– Не слышу.

– Да, – сказала она.

Так я и сделала.

Глава одиннадцатая

Винус отдали на воспитание приемным родителям, которые прошли специальную подготовку, чтобы справиться со всеми ее сложными проблемами. Приемная мать Винус, миссис Кайви, которая пришла повидаться со мной в конце недели, произвела на меня очень хорошее впечатление. У нее с мужем имелся значительный опыт воспитания детей, подвергавшихся насилию, и хотя миссис Кайви прежде не сталкивалась с детьми, у которых были такие эмоциональные проблемы, как у Винус, она была уверена, что справится. И что более важно, она выказывала неподдельную теплоту, разговаривая с Винус или помогая ей.

Все мы ожидали, что в этой теплой обстановке Винус быстро воспрянет. Впервые в жизни о ней заботились, ее поддерживали и ободряли; условия, в которых она теперь находилась, не препятствовали ее развитию. Однако прошла уже первая половина мая, а этого пока так и не случилось.

Винус начала говорить, но каждого слова приходилось добиваться от нее с трудом. Она отвечала, когда к ней обращались, и редко произносила больше одного слова. Этим прогресс и ограничивался. Винус по-прежнему была замкнутой, слишком тихой и, я бы сказала, подавленной.

Может быть, у нее депрессия? Подумав об этом, я поняла, что да. Похоже, это депрессия. Это меня удивило. С чего бы ей впадать в депрессию теперь, когда все наконец устроилось? Она всегда вела себя отстраненно, ее поведение легко было принять за депрессию. Однако прежде мне никогда так не казалось. Хотя во время занятий Винус часто пребывала в ступоре, в ней чувствовалась врожденная живость – и когда она дралась с мальчишками, и когда мы играли в Ши-Ра. Теперь же все было по-другому.

Я позвонила Бену Эйвери, школьному психологу. Он сказал, что вполне возможно, что у Винус депрессия, учитывая все, что ей пришлось пережить.

Потом я позвонила миссис Кайви. Сказала, что меня тревожит необычная покорность Винус, которая, возможно, вызвана депрессией. Она ответила, что Винус тоже показалась ей очень тихой, но это нередко бывает с детьми, подвергшимися жестокому обращению. Им нужно приспособиться к переменам. Винус наблюдается у психиатра, он знает о проблеме и пока это все, что мы можем для нее сделать.

Моей лучшей союзницей неожиданно оказалась Алиса. Ее ничуть не обескуражила отчужденность Винус. Вообще-то если ты привык разговаривать со своей рукой, то разговоры с девочкой, не обращающей на тебя ни малейшего внимания, можно считать прогрессом. Алиса вела себя так, словно Винус откликалась на все ее предложения.

Особенно хорошо Алиса справлялась с классными заданиями. Мгновенно выполнив свое, она сразу же старалась вовлечь в работу Винус.

– Эй, хочешь это сделать? – спрашивала она. Потом открывала папку Винус и доставала то, что лежало сверху. – Гляди, задание по математике. Сложение. Хочешь, я помогу тебе? – Алиса пододвигала стул к Винус и клала Мими ладонью вверх на стол. – Два плюс три, – говорила Алиса. – Это надо делать так. Мими, покажи-ка нам три. Вот три пальца. А теперь прибавь еще два. Пять. Видишь, как это делается?

Алиса обычно сама решала все задачки по математике. Но ей удавалось заставить Винус записать решение.

– Записывай, – говорила Алиса.

Винус не двигалась.

– Мими занята, она считает. А ты записывай.

В конце концов Винус брала карандаш и записывала результат.

Хотя казалось, что Винус полностью игнорирует Алису, я видела, что это не так. Она не отодвигалась от Алисы, как тогда, когда мимо ее кресла проходил кто-нибудь из мальчиков. А если Алиса была занята собой, особенно во время долгих бесед с Мими, я часто замечала, что Винус смотрит на нее.

В начале года, из-за того что мальчики вели себя слишком агрессивно, у нас так и не вошло в привычку проводить утренние беседы, как это было принято в моих прежних классах. Тогда я собирала детей в кружок перед занятиями, и мы обсуждали самые разные темы. Эти беседы благотворно влияли на ребят и были одним из главных элементов моей методики преподавания. Но в этом году все было по-другому. Всякий раз, когда я пыталась организовать утренние дискуссии, они неизменно заканчивались ссорами и потасовками, и я посылала всех на «тихие» стулья. Поэтому я и отказалась от этой идеи.

Однако когда мальчики стали работать на уроках лучше, у них появилось стремление выполнить задание побыстрее, – таким образом, у нас оставалось в конце урока десять-пятнадцать свободных минут. Чтобы поддержать порядок, я стала просить каждого рассказать об одной хорошей вещи, случившейся за день, и об одной плохой. Все были от этого в восторге. Разумеется, Билли постоянно просил сделать то же самое на следующий день, и вскоре у нас установилась традиция проводить в конце уроков так называемые брифинги.

Однажды я попросила всех поразмышлять над такой возможностью: если бы вы могли задать всего один вопрос кому угодно и получить ответ, то что бы вы спросили и у кого?

Билли нетерпеливо прыгал на месте и махал рукой:

– Вызовите меня! Меня!

– Хорошо, – сказала я.

– Так вот… – с чувством начал он. – Я спросил бы у Бога: «Что бывает, когда человек умирает?»

– Хороший вопрос, – сказала я.

– А я спросил бы у Бога, что ждет нас в будущем, – сказал Джесс.

– Алиса?

– Я спрашиваю Мими, – ответила она, держа перед собой вытянутую руку.

– Я бы спросил Микки-Мауса, нравится ли ему жить в Диснейленде, – сказал Шейн.

– Алиса, ты что-нибудь придумала? – спросила я.

– Звезды светят в небе. Ветер утих, как печаль. Я подняла брови:

– Алиса, это не вопрос. Зейн поднял руку:

– Я бы спросил Гуфи, нравится ли ему жить в Диснейленде.

– Я вижу, вы с Шейном узнаете много разных вещей о Диснейленде, – произнесла я, улыбнувшись.

От удовольствия Зейн заерзал на месте и кивнул. Я снова повернулась к Алисе:

– Ну, а ты?

Она опять консультировалась с Мими. Винус смотрела прямо на Алису, разговаривавшую с Мими. Мне показалось, что на этот раз ее заинтересовала наша беседа.

– Винус?

Заметив это, Билли подался вперед. Наверняка он хотел спросить меня, почему я спрашиваю Винус. Я сделала знак рукой, чтобы он молчал, и он откинулся назад.

Винус смотрела на меня.

– Если бы ты могла задать вопрос кому угодно, кого бы ты спросила?

Настала долгая пауза. Винус перевела взгляд с меня на Алису. Потом устремила его в пространство. Я не решалась повторить вопрос. Не знала, сколько нужно ждать.

Потом Винус перевела взгляд на меня.

– Алису, – тихо произнесла она.

– Ты бы спросила Алису?

Винус кивнула:

– Мне интересно, почему она так много разговаривает со своей рукой?

Депрессия опутала Винус, как паутина. День за днем она сидела, сгорбившись, в инвалидном кресле. Вид у нее постоянно был усталый, движения замедленные и вялые.

Однако Винус делала успехи. Больше общалась. Изредка разговаривала с Алисой. Отвечала «да» или «нет», если собеседник достаточно долго ждал. И время от времени участвовала в работе класса. Ее речь еще нельзя было назвать спонтанной, но все же это был шаг вперед.

Но одного мы не могли от нее добиться – чтобы она попыталась подняться и ходить. Она оставалась прикованной к инвалидному креслу, независимо от количества физиопроцедур или уверений в том, что теперь она может вернуться к нормальному передвижению.

Жизнь в классе шла своим чередом. У четверых из нас – Джесса, близнецов и у меня – дни рождения приходились на конец мая или начало июня, поэтому мы решили отпраздновать их сообща. Мы задумали устроить большое торжество, о котором мы и помыслить не могли на Хэллоуин или на Рождество. Я обещала приготовить особый торт. Роза собиралась принести мороженое. А поскольку день рождения был у Шейна с Зейном, их мать вызвалась испечь печенье.

В день праздника близнецы явились в костюмчиках и галстуках. Я не рассчитывала на такую парадность и боялась, что они испортят одежду, если веселье перерастет в потасовку, что было вполне вероятно.

Винус тоже принарядилась. Она прелестно выглядела в хорошенькой розовой кофточке и таких же брючках. Алиса, увидев Винус, отметила это, но когда днем пришла Роза, она подняла настоящий шум:

– Вы только посмотрите на нее! Ну просто маленький бутон! Ты настоящая красавица!

Она нагнулась и чмокнула Винус в щеку. Я ожидала, что Винус в удивлении отпрянет, но она этого не сделала. На ее губах даже появилась легкая улыбка.

В первой половине дня мы попытались заниматься, как обычно. Праздновать мы собирались после дневной перемены. В назначенный срок появилась с печеньем мать Шейна с Зейном, а я поставила на стол принесенный торт. Он был шоколадным, в форме маленького поезда. Я сделала для каждого грузовой вагончик с его именем, свое имя написала на локомотиве, а Розино – на служебном вагоне.

Я рассчитала все заранее. В первые пятнадцать минут мы играем в игры, потом под спокойную музыку мастерим праздничные шляпы, а в оставшиеся пятнадцать минут едим торт, печенье и мороженое. На тот случай, если у нас еще останется время, я получила разрешение от Боба вывести всех на игровую площадку раньше срока, так как полагала, что дополнительных удовольствий мои подопечные не вынесут и впадут в буйство.

Билли предложил играть в «волчок», который принес из дома. Игра прошла на удивление весело и гладко. Все много смеялись, и хотя я обещала, что мы сыграем один раз, но согласилась на второй.

Конечно, Винус не участвовала в игре. Раза два она крутила волчок, но в остальное время только наблюдала. Роза, не желая, чтобы Винус оставалась в стороне, подошла к ней:

– Ты могла бы сделать себе хорошенькую розовую шляпку, она подойдет к твоей розовой кофточке. Взгляните на нашу красавицу, Тори. Розовый цвет тебе к лицу. Пойдем, моя красавица, ты мне поможешь.

Она подкатила Винус к столу, где лежал материал для шляп.

Мы стали снова играть в «волчок». Мальчики и Алиса играли с большим увлечением. Они немного пихались и толкались, но все это не выходило за рамки игры.

Когда мы почти закончили, ко мне подошла Роза.

– Винус плачет, – сказала она. – Она заплакала, когда я повезла ее к столу. Я спросила: «Что случилось?» – но она ничего не говорит. Только плачет. Я подумала, что лучше вам к ней подойти.

Я кивнула.

– Закончите игру вместо меня?

Отдав ей волчок, я направилась к Винус.

Она и впрямь плакала – уголки губ опустились, по щекам текли слезы, – но беззвучно. Я опустилась на колени у ее кресла:

– Что происходит, моя хорошая? Она молча плакала.

Сняв с полки пакет с бумажными носовыми платками, я вынула один и вытерла Винус слезы. Но она заплакала еще сильнее. Я погладила ее по голове:

– Что случилось, Винус?

Она редко плакала. В последний раз это случилось перед тем, как она попала в больницу, и меня до сих мучила мысль, что, если бы тогда это больше меня насторожило, трагедии могло и не быть.

Винус молчала. Вскоре игра в «волчок» закончилась и прибежали другие ребята, требуя внимания.

Я поднялась на ноги.

– Можете за ними последить? – спросила я Розу.

Я и без того слишком часто прибегала к помощи Розы, но мне не хотелось оставлять Винус одну.

– Конечно, милая, – сказала она. – А вы пока займитесь этой бедняжкой.

Я выкатила Винус в коридор. Больше нам некуда было деться. Встала на колени за креслом и дотронулась до ее лица. Она все еще плакала, тихо и безутешно.

Прошло несколько минут, я сидела, скорчившись, на полу возле нее. Мне было неудобно. Надо было либо оставаться на полу, но оттуда неудобно было утешать Винус, либо встать. Наконец я встала.

– Вот что мы сделаем, – сказала я,поставив инвалидное кресло на тормоз. Потом взяла ее на руки и села в кресло сама.

Посадила ее к себе на колени и крепко обняла. Она прижалась лицом к моей рубашке и продолжала плакать.

За дверью звучали детские голоса. То тише, то громче. В них слышалось возбуждение, но ничего не предвещало драки. Я поблагодарила судьбу за то, что она послала мне Розу.

Потом посмотрела на Винус. Она заливалась слезами. Я вытерла ей лицо платком.

– Ты можешь мне сказать, что с тобой? Она покачала головой.

– Тебе просто нужно поплакать? Она кивнула.

– Хорошо. Плачь. Иногда слезы помогают.

Она кивнула, взяла у меня платок и прижала к носу. Шли минуты. По радостным воплям за дверью я догадалась, что Роза принесла торт.

– Знаешь что? – сказала я. – Мне кажется, ты необыкновенная девочка. По-моему, я тебе этого не говорила. Иногда мы забываем говорить нужные слова. Особенно хорошие. Я думаю, ты необыкновенная. И всегда так думала. С самого первого дня. Помнишь тот день? Я помню. Ты сидела на стене. И я подумала, что ты красивая.

Вместо того чтобы успокоиться, Винус еще больше расплакалась.

– Что с тобой, детка?

– Я хочу домой.

– Почему? Разве тебе плохо?

– Я хочу домой.

– Хочешь, позвоним твоей приемной матери?

– Нет, – ответила она, выпрямилась и посмотрела прямо мне в лицо. – Нет. Я хочу домой, к себе домой. – И разрыдалась. Прижавшись ко мне, она громко всхлипывала.

Наконец я все поняла.

Винус продолжала всхлипывать, ее голова лежала у меня на груди. Я заботливо вытирала ей слезы, пока в инвалидном кресле не выросла горка мокрых скомканных платков.

– Я хочу домой, – жалобно пробормотала Винус.

– Да, конечно, дорогая.

– Хочу Ванду.

– Да.

– Она называет меня красавицей.

– Да. Так вот в чем дело! Роза назвала тебя красавицей, и ты вспомнила Ванду.

Винус кивнула:

– Я хочу, чтоб она была здесь.

– Да. Я понимаю. Тебе очень тяжело, верно? Винус кивнула.

– Ты, наверное, очень напугана. Должно быть, очень страшно быть одной в новом доме с новыми людьми.

– Я не хотела этого, – сказала Винус совсем детским голоском. – Я хотела, чтобы это кончилось, и все. Я не знала, что меня заберут из дома.

Внезапно до меня дошла вся чудовищность того, что случилось с Винус. До сих пор я видела все со своей точки зрения. Мне даже в голову не приходило, что может быть другая. Передо мной была девочка, жившая в ужасающих условиях, ее ситуация была тяжелой и без жестокого обращения: бедность, разномастное общество братьев, сестер и любовников матери, недостаток заботы и внимания. Нам со стороны казалось, что мы должны «спасти» девочку, дать ей новый дом, новых родителей, новую одежду и со временем новую идентичность. Это представлялось нам правильным. Разумеется, она станет нормально развиваться, и все будет прекрасно.

Теперь я поняла, что, спасая Винус, мы разрушили все, что она любила.

– Мне очень жаль, Винус, – тихо сказала я. – Ты, наверное, очень скучаешь по маме, братьям и сестрам.

Она кивнула.

– Ты виделась с ними? Она покачала головой.

– Хорошо, возможно, мы можем что-то сделать, – сказала Я. – Хочешь, чтобы я спросила, можно ли тебе встречаться с братьями и сестрами?

– С Вандой, – сказала она и посмотрела на меня. – Хорошо бы у меня был волшебный меч Ши-Ра и я могла бы наколдовать все назад, когда ничего еще не случилось, – тихо проговорила она.

– Да, я тебя понимаю.

– Я бы хотела, чтобы все было по-старому и я вернулась домой, – сказала она. – И моя мама была бы там, и Ванда, и все остальные, и все было бы как раньше.

– Да. К несчастью, Дэнни обращался с тобой ужасно. Он совершил преступление. А когда родители или другие взрослые не заботятся о детях, их работу выполняют другие.

– Я бы взяла свой меч и сделала так, чтобы он умер. А маму вернула бы назад. Мама никогда меня не обижала. Я бы приказала мечу сделать так, чтобы все стало как тогда, когда мы жили без Дэнни. Я бы сделала так, чтобы плохие люди больше не приходили к нам и не обижали маму. Или Ванду. Или меня. Или моих братьев. Или мою сестру Кали. Я бы сделала все это с помощью меча Ши-Ра.

– Вот было бы хорошо, верно? Винус кивнула.

Настала долгая пауза.

– Мне кажется, дело идет к концу, – сказала я, прислушиваясь к шуму за дверью. – Давай вернемся?

Винус молчала.

– Там тебя ждет торт.

– Нет, я не хочу.

– Почему?

– Не люблю шоколад, – ответила она.

– Не любишь?

– Нет.

– Ты никогда мне этого не говорила. – Я рассмеялась. – Помнишь, как я пыталась кормить тебя «М&М»? Неудивительно, что ты их не ела. А я пихала конфеты тебе в рот!

Винус прыснула. Неожиданно, коротко и звонко.

– Тебе смешно?

– Да, – ответила она. – Они были такими противными. Я тоже рассмеялась.

– Ну что ж, пойдем в класс, поедим печенья и выпьем соку. Сахарного печенья с розовой глазурью. Надеюсь, сахар ты любишь?

Она снова хихикнула:

– Да.

– Тогда пошли есть сладости.

Хотя мы с Винус по-прежнему проводили много времени вместе во время дневной перемены, мы никогда не смотрели мультфильмов и не читали комиксов про Ши-Ра. Вскоре после ее возвращения в класс я обнаружила, что в наших взаимоотношениях, касающихся Ши-Ра, физический аспект играл очень важную роль. Мы часто играли в преследование с мечом или в превращение Винус в Ши-Ра, во время которого она должна была вращаться. Заменить эти действия другими, не подчеркивая нынешнего состояния Винус, было невозможно.

Вот почему мы обычно читали. Я ставила Винус на пол перед стеллажом, чтобы она могла выбрать себе книжку. Потом мы откидывались на подушки и читали. Ей это нравилось. По-моему, ей нравились еще свобода и комфорт, которые она испытывала, покинув инвалидное кресло. Она доверчиво прижималась ко мне, чего никогда не делала прежде.

Мы прочли множество книг: греческие мифы, «Винни Пуха», но любимой книжкой Винус была тоненькая книжка «Стишки Папаши Лиса». Она была щедро иллюстрирована забавными, сделанными пером рисунками, изображавшими лисов в старомодной сельской одежде, которые выделывали разные смешные штуки. Картинки были с подробнейшими деталями, и Винус любила их разглядывать.

Именно тогда Винус начала по-настоящему говорить.

– Посмотрите на этих жучков, – говорила она и указывала на четырех крохотных жучков, сидящих на ветке. – Смотрите, а вот еще. И гусеницы.

– Сколько всего жучков? – спрашивала я.

– Один, два, три, четыре, – отвечала она, показывая на каждого пальчиком. – А вот еще: один, два, три, четыре.

– Так сколько всего?

– Один, два, три, четыре, – произносила она, пересчитывая их заново. Потом после короткой паузы, найдя глазами других жуков, продолжала: – Пять, шесть, семь, восемь.

– А сколько гусениц?

– Две.

Она проводила пальцем по картинке.

– Тут столько всяких насекомых, на этой ветке. Жуки. А это, кажется, муравьи. И божья коровка. И мыши. И гусеницы.

И птицы. И лисы. И… – Она склонялась над страницей. – Я не знаю, кто это. Кто это?

– Может быть, белки? – спрашивала я.

– Белки. И еще мышки. И птички.

– Можешь их всех сосчитать?

– Раз, два…

И Винус продолжала считать, пока не дошла до двадцати четырех, ровно столько их и было. Так я обнаружила, что Винус умеет считать, а также складывать и вычитать.

После «большого плача» на дне рождения близнецов к Винус постепенно начал возвращаться интерес к жизни. Она все больше реагировала на других, особенно на Алису.

Алиса вечно придумывала странные шутки. Особенно ей нравилось писать имя Винус на своих работах, а потом ужасно веселиться, когда они попадали в папку Винус. Мне это казалось скорее глупым, чем забавным, но Алиса находила это очень смешным. Наконец ее шутку подхватила Винус.

– Смотрите, – сказала она однажды, – я Алиса. – И написала имя Алисы вверху своей страницы.

– Ах, у меня сегодня целых две Алисы! – воскликнула я, притворно изумившись.

– Зовите меня Алисой, – сказала Винус и улыбнулась.

– Нет, зовите меня Алисой, – сказала Алиса. Обе громко рассмеялись. А за ними и мы с Розой.

– Вы обе чокнутые, – сказал Билли.

– Нет, мы обе Алисы! – крикнула Алиса, и они вместе с Винус принялись хохотать.

– Вы должны их отругать, – пробормотал Билли. – Меня бы вы за это отругали. Вы обращаетесь с мальчиками не так, как с девочками.

– Мне не важно, мальчик ты или девочка. Я обращаюсь с людьми по-разному, если у них разные потребности, – ответила я.

– Выходит, у них потребность хохотать?

– Они никому не причиняют зла.

– Гм, – пробормотал он. – Когда они были тихие, они мне больше нравились.

Настала последняя неделя учебного года. На следующий год я собиралась остаться в том же классе, и, разумеется, Винус, Алиса и близнецы тоже. Однако, согласно школьным правилам, все вещи из помещения полагалось убрать в шкафы и кладовки. Поэтому, как только у нас выдавалась свободная минута, я просила детей помочь мне разобрать вещи, чтобы потом убрать их на летнее хранение.

Эта работа особенно нравилась Джессу. У него была настоящая страсть к порядку. Вторник в ту неделю выдался пасмурным и дождливым, поэтому на утренней перемене дети остались в классе. Помощницы, как это обычно бывает, организовали игры в классах. В то утро Джесс, разбиравший книжную полку, попросил меня освободить его от игр и позволить остаться в классе и продолжать работу. Я разрешила и ушла в учительскую на перерыв.

Через пять минут в дверь громко постучали. Это был третьеклассник из соседней комнаты.

– Мисс Хейден, идите скорее. Один из ваших мальчиков дерется с девочкой в инвалидном кресле.

Я пулей вылетела из учительской. Третьеклассник помчался за мной.

– Я хотел позвать помощницу, но не смог найти, – сказал он. – Я боялся, что он изобьет эту девочку.

– Все правильно. Спасибо, что меня позвал.

– Она кричала так, как будто ее убивают.

Я помчалась через две ступеньки. Когда я ворвалась в класс, Винус сидела на полу. Билли плакал. У Джесса шла из носа кровь. Алиса забилась в угол, Мими ее утешала, нежно гладя по щеке. Близнецы носились по классу.

– Что происходит? – спросила я.

– Она взбесилась! – крикнул Билли и показал на Винус. – Она чуть не убила Джесса! Я просто пытался ее успокоить!

Что бы ни подумал третьеклассник, Винус вышла из драки победительницей, во всяком случае, она была цела и невредима. Сидя на полу, она метала на Билли с Джессом злобные взгляды.

– Она и вправду пыталась меня убить, – сказал Джесс. – Вскочила со своего кресла. Я даже не подозревал, что она может встать и наброситься на меня.

Он прижимал руку к носу. Сквозь пальцы сочилась кровь.

– Иди сюда. Наклонись над раковиной, Джесс. Положив руку ему на плечо, я повела его в нужном направлении.

Билли, рыдавший скорее от обиды, чем от боли, поплелся за нами:

– Она ударила меня, а я ничего не делал, просто пытался помочь бедняге Джессу, прежде чем она его укокошит.

– Кто разбил тебе нос? – спросила я Джесса. – Это Винус тебя ударила?

– Нет. Я стукнулся о голову Билли, когда тот отпрянул. Он хотел меня защитить, а вместо этого разбил мне нос.

– Но я не нарочно! Я тут ни при чем, – взвыл Билли.

– Хорошо. Давайте сначала успокоимся, а потом я выслушаю все стороны. Ты поможешь Джессу, пока я утихомирю близнецов?

Картинно всхлипнув, Билли кивнул.

Я повернулась. И увидела ее. Добравшись до книжных полок, Винус встала. Потянулась и схватила меч Ши-Ра, лежавший наверху. Прижала его к себе и бросила взгляд на инвалидное кресло. Неуверенно повернулась, по-прежнему сжимая в руках свой меч. До кресла оставалось шагов семь-восемь. По выражению лица Винус было видно, что она прикидывает, сможет ли она их преодолеть. Опершись рукой о полку, она неуверенно шагнула. Остановилась в нерешительности, но осталась стоять. Потом огляделась и увидела меня.

– Тебе помочь? – спросила я.

Она ответила не сразу. Потом едва заметно кивнула.

Я подошла к ней, взяла одной рукой под локоть, а другую положила на плечо, чтобы ее подстраховать. Винус не двигалась. Ждала, что я возьму ее на руки и отнесу в кресло.

– Просто медленно иди вперед. Я поддержу тебя. Ты не упадешь.

– Вы должны отослать ее к мистеру Кристиансону! – крикнул Билли с другого конца класса. – Она хотела убить меня и Джесса. Как раньше.

Я посмотрела на него. Меня подмывало сказать, чтобы он заткнулся, но вместо этого я запела: «Высокие мечты, высокие мечты. У меня на небе плюшки-пироги. Все проблемы лопнут, как воздушный шар. Бах! И все тревоги рассеются, как пар!»

Это было нелепо. Абсурдно. Я стояла, поддерживая Винус, и пела, обращаясь к Билли, «Высокие мечты», в то время как у Джесса шла носом кровь, близнецы носились по классу, а Алиса беседовала со своей рукой. Но это сработало. Винус ухитрилась доковылять до инвалидного кресла. Джесс, прижимая скомканный платок к носу, присоединился к пению, потому что ему нравилось кричать «бах!». За ним Билли. Мы начали петь сначала, изображая муравьев и баранов, и к нам присоединились Шейн и Зейн, которым тоже хотелось быть муравьями и баранами. Оставалась одна Алиса. Я помахала ей рукой, приглашая дирижировать. Она бросила умоляющий взгляд на Ми-ми, Мими, вероятно, сказала «да», и Алиса примкнула к нам.

Нам понадобилось дважды пропеть «Высокие мечты» с начала до конца, не считая полудюжины припевов, прежде чем ребята немного пришли в себя. Я прервала песню:

– Все. Перемена закончилась. Займите, пожалуйста, свои места.

Когда мальчики занялись делом, я подошла к Винус.

– Я никому не могу позволить причинять вред другим, – спокойно сказала я. – Таково школьное правило.

Винус смотрела на меня.

– Можешь мне объяснить, почему ты рассердилась?

– Он взял мой меч, – пробормотала она. Картонный меч по-прежнему лежал у нее на коленях.

– Неправда! – крикнул Джесс со своего места. – Я не брал ее дурацкий меч. Я просто убирался. Просто подвинул его, чтобы снять книги с полки.

Когда я посмотрела на Винус, в глазах у нее стояли слезы.

– Меч Ши-Ра очень важен для тебя? – спросила я. Она кивнула.

– Джесс не хотел его сломать. Он просто убирался, помогал мне подготовиться к концу учебного года.

– Он сказал: я его выброшу, – прошептала она. Я улыбнулась и прикоснулась к ее щеке:

– Нет, не выбросит. Он просто так сказал. Твой меч невредим.

Она молчала.

– Знаешь что? – сказала я. – Твой меч и вправду волшебный.

Винус посмотрела на меня. Я улыбнулась:

– Он научил тебя говорить.

И вот наступил последний день учебы.

Вернее, полдня. Мне напоследок захотелось отметить проведенный вместе год. Я предложила родителям не забирать детей на большой перемене, а устроить всем вместе праздник с пиццей. Идея была встречена с энтузиазмом. К нам собирались прийти мамы Билли и Алисы, мать близнецов и бабушка Джесса. А также приемная мать Винус.

После моего разговора с Винус во время празднования дня рождения близнецов я сообщила Социальной службе и приемным родителям Винус, что она очень скучает по братьям и сестрам. Они устроили Винус встречу с братьями, жившими неподалеку, но с Вандой она еще не виделась, потому что та жила в пятидесяти километрах от нашего города.

Мне очень хотелось, чтобы Ванда и Винус встретились. Если Ванда и была биологической матерью Винус, то Винус ничего об этом не знала, она всегда относилась к ней как к сестре. Однако между ними, несомненно, существовала особая связь. Я подозревала, что именно благодаря Ванде, какой бы та ни казалась беспомощной, Винус вообще сумела выжить. Я предложила пригласить на торжество Ванду.

Реализовать мое предложение оказалось неимоверно сложно. Я раз десять звонила в Социальную службу, чтобы выяснить детали, а потом еще полдюжины раз в приют Ванды и приемным родителям Винус, чтобы организовать доставку Ванды в школу. Миссис Кайви согласилась отвезти Ванду назад после праздника, но никто из Социальной службы или приюта не горел желанием тащиться в такую даль, чтобы забрать Ванду и привезти ее к нам. В конце концов это вызвалась сделать Роза.

Утром я подошла к Винус и присела на корточки у ее инвалидного кресла.

– Знаешь, что мне пришло в голову? – спросила я. – К Нам на праздник приедет Ванда, и я подумала, что, может быть, ты сделаешь ей сюрприз?

Винус выжидающе смотрела на меня, но молчала.

– Наверное, Ванда не знает, что ты в инвалидном кресле, боюсь, это может ее немного испугать. Вот я и подумала, быть может, ты потренируешься, чтобы научиться стоять. Как в тот день, когда ты взяла меч Ши-Ра. А может быть, даже сделаешь несколько шагов. И когда придет Ванда, ты ей покажешь, что начала ходить. И она не испугается, увидев тебя в инвалидном кресле, потому что поймет, что тебе уже лучше. Как ты думаешь?

Винус смотрела на меня, прикусив нижнюю губу.

– Я помогу тебе, – предложила Алиса. – Я буду держать тебя за руку, чтобы ты не упала.

– Вот и прекрасно, – сказала я. – Хочешь попробовать? Винус долго колебалась, потом потупилась и бросила быстрый взгляд на Алису. И наконец кивнула:

– Я попробую.

Я помогла ей встать с инвалидного кресла, поддерживая ее, пока она делала первые нетвердые шаги. Потом меня сменила Алиса. Взяв Винус за руку, она осторожно повела ее вперед. Вскоре Винус устала. Не прошло и десяти минут, как она окончательно выбилась из сил. Но она сумела подняться на ноги. Сумела с помощью Алисы пройтись по классу. А главное, захотела это сделать.

Наступили последние пятнадцать минут учебного года. Все вещи были убраны. Дети сидели за голыми партами в голой классной комнате.

Я раздала им листки линованной бумаги.

– А теперь в оставшееся время мы сделаем следующее. У всех есть карандаши? Хорошо. Сейчас я попрошу вас вспомнить весь учебный год, все, что мы с вами делали, и написать, что вам понравилось больше всего. Что было лучшим в этом году. Когда закончите, сложите листки и опустите в эту коробку. А я открою ее дома, прочту ваши записки и вспомню приятные моменты, которые у нас с вами были.

Все шестеро моих учеников прилежно склонились над партами и писали. Билли закончил первым. Сложив листок, он положил его в коробку.

– Если хочешь, спустись к входной двери, чтобы встретить гостей и проводить их в кафетерий, – предложила я.

Вскоре закончили Джесс и Алиса.

– Если хотите, спуститесь в кафетерий, возьмите там бумажные тарелки и все остальное. И разложите по столам. Нас будет пятнадцать человек. Так что приготовьте пятнадцать мест.

Зейн, и Шейн, и Винус кончили писать. Зейн взял листок Винус и положил в коробку вместе со своим.

– Зейн и Шейн, можете спуститься вниз помочь Билли. Винус, ты пойдешь со мной звонить. Проверим, когда нам доставят пиццу.

Из приемной мы увидели шагавших по школьному двору Розу с Вандой. Ванда, пожалуй, выглядела чуть поаккуратнее, но осталась такой же толстой. Она с трудом поспевала за Розой.

– Смотри-ка, – сказала я Винус. – Смотри-ка, кто идет. Из-за стоявшего перед нами высокого стола Винус ничего не было видно. Я наклонилась, чтобы ее приподнять, но она вскочила с инвалидного кресла прежде, чем я до нее дотронулась. Опершись о стол, она подтянулась и увидела входившую в приемную Ванду.

– Моя красавица! – воскликнула Ванда, увидев Винус. – Моя красавица!

Опершись о стол, Винус обошла вокруг него и попала в жаркие объятия Ванды.

– Красавица, – повторила Ванда и крепко прижала ее к себе.

Винус закрыла глаза, откинула голову назад и улыбнулась широкой, счастливой, ничем не омраченной улыбкой.

Праздник подошел к концу. Пицца была съедена. Зейн с Шейном носились по кафетерию, в котором не было никого кроме нас, и наконец их мать решила забрать их домой, тем самым положив конец торжеству.

Я обняла всех по очереди.

Билли расплакался:

– Я не вернусь к вам в класс. Я уже без вас скучаю. Я не хочу уходить. Это был лучший класс в мире.

– Я тоже буду по тебе скучать. Но на будущий год мы увидимся.

– И я! – сказал Джесс. – Я тоже от вас уйду, но не на тот же свет. Мы с вами увидимся.

И они ушли один за другим.

– И с тобой мы увидимся, – сказала я Винус. Я наклонилась над инвалидным креслом и поцеловала ее в лоб. – Желаю тебе хорошо провести лето.

В опустевшем кафетерии мы с Розой собрали коробки из-под пиццы, бумажные тарелки, чашки и салфетки. Потом, пожелав ей хорошо провести лето, я вернулась в класс забрать оставшиеся вещи и запереть дверь.

Взяв коробку с детскими записками, я развернула одну из них.

Шейн написал: «Мне нравяца путишествия в Африку, вернее, я хател сказать, многие воображаемые путишествия, напремер, первое путишествие в лес».

Следующей шла записка Джесса. «Мне понравился праздник. Мы ели шакаладный торт в види поезда, печенье и мароженое, не простое, а пламбир. Я вас люблю».

Я взяла записку Билли: «Мне нравится, что вы все время шутете с нами, мисс Хейден. Вы нас любите. Вы не даете нам скучать. Вы паете вместе с нами. Я хотел бы, чтобы вы всегда были моей учительницей. Я очень вас люблю. Я буду без вас скучать. С любовью, Гильермо Мануэль Гомес-младший (Билли)».

Зейн написал: «Я люблю, кагда вы нам памагаете».

Алиса написала: «Вы помогали нам, когда у нас были серьезные праблемы. И часто заставляли нас смеяться, вот и все, что я хочу сказать, до свидания, спасибо за самаатверженость». Прочтя последнюю фразу, я рассмеялась. Слова «спасибо за самаатверженость» прекрасно подытоживали результаты года.

Наконец я взяла записку Винус. В ней говорилось: «Я счастлива».

Эпилог

Покинув наш класс, Билли делал все большие успехи. На следующий год у него признали дислексию, и хотя он по-прежнему читал с трудом, но ликвидировал отставание по другим предметам и был определен в шестой класс для одаренных детей. Он успешно окончил школу и поступил в университет.

Джесс до четвертого класса учился в нашей школе, время от времени получая специальную помощь, но потом успешно адаптировался к нормальному образованию. Он окончил среднюю школу и учится в школе бизнеса.

Шейн с Зейном и Алиса с Винус на следующий год остались со мной. За время своей учебы в школе Шейн с Зейном постоянно получали специальную помощь. Сейчас они оба участвуют в программах психологической поддержки.

Алиса, проучившись еще полгода в нашем классе, была переведена в обычный четвертый класс нашей школы. Она хорошо адаптировалась. В пятом классе ее семья переехала в другой город, и ее след затерялся.

Винус также перевели через полгода в обычный класс. Так как она была на год младше Алисы, ее поместили в третий класс и занимались с ней дополнительно два часа в день. Она получала подобную помощь еще четыре года, а в средней школе училась по обычному графику. Сейчас она работает в строительной компании.

Винус осталась со своими приемными родителями и больше никогда не жила вместе со своими братьями и сестрами, хотя с некоторыми из них регулярно виделась. Дэнни обвинили в жестоком обращении с ребенком и приговорили к пятнадцати годам тюрьмы. Тери была признана сообщницей и приговорена к четырем годам. Ванда продолжала жить в приюте и умерла в тридцать лет от легочного заболевания.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Эпилог