Прорицатель [Денис Александрович Чекалов] (fb2) читать онлайн

Денис Чекалов
ПРОРИЦАТЕЛЬ

1998 г

Пролог
1

Ричард Шербрук не знал, что в этот день он должен был умереть.

Так решил Прорицатель.

Шербруку исполнилось пятьдесят два года. Он закончил Йелльский университет и одиннадцать лет проработал менеджером в крупной компании, занимающейся производством автомобилей. Потом ему предложили более высокую должность в фирме “Передовые компьютерные технологии”, и Ричард Шербрук перешел туда.

У него были жена и двое детей.

Прорицатель знал это, и ему было жаль.

Но он не мог ничего изменить в судьбе Ричарда Шербрука – он мог только выполнить роль ее орудия.

Убить его.

Семь лет назад Шербрук стал одним из вице-президентов “Передовых компьютерных технологий”. Его годовой доход позволял ежемесячно приобретать через банк некоторое количество ценных бумаг. Они не приносили больших дивидендов, но зато были достаточно надежны, и Ричард мог позволить себе купить много таких акций.

Его положение в компании было устойчивым, сотрудники уважали его, конкуренты несколько раз пытались переманить к себе. И при этом в любой момент Ричард Шербрук мог уйти в отставку и жить ни о чем, не заботясь, состоятельным человеком.

Дети любили его. Он не знал, какие чувства питает к нему жена после семнадцати с половиной лет брака. Но, по крайней мере, она не изменяла ему в открытую и целовала, когда он приходил домой.

Ричард Шербрук уверенно смотрел в будущее, не зная, что будущего у него нет.

Прорицатель отказал ему в этом праве.

Прорицателю потребовалось время, чтобы осознать необходимость такого поступка.

Он понимал, что Ричарду Шербруку не суждено умереть в этот день. Или в какой-то другой.

Он мог прожить еще много лет, занимая ответственное положение в фирме и, приобретая время от времени ценные бумаги. Сперва Прорицатель колебался.

Но потом он понял, что, хотя Ричард Шербрук может остаться в живых, он, тем не менее, должен умереть.

Это не было заложено в его судьбе. Зато судьба Прорицателя диктовала тому, что он обязан убить Ричарда Шербрука.

Иначе он не смог бы потом жить сам.

Дело в том, что Прорицатель мог видеть будущее.

Сперва это его пугало, потом начало забавлять. В первое время, заметив у себя такую способность, Прорицатель не мог в нее поверить. Когда ему удавалось с точностью предсказывать какие-нибудь события, которые должны были произойти в ближайшем будущем, он приписывал это либо совпадению, либо результату подспудных логических размышлений.

Если дотронуться до горячей кочерги, то непременно обожжешься, и чтобы понять это, необязательно быть прорицателем.

Но он был.

И вот настал момент, когда Прорицатель не смог больше лгать самому себе. В тот день он испугался, что сошел с ума. Ему казалось, что придет час, и его предсказания не сбудутся, и он поймет, что всего лишь ошибался, обманывал самого себя. А его психоаналитик найдет этому понятное естественнонаучное объяснение.

Но Прорицатель никогда не ошибался.

И это еще больше его пугало.

Он стал замечать, что в жизни есть развилки, и ему доступны рубильники, которые способны повернуть его судьбу в том или ином направлении. Или судьбу других людей.

Он научился пользоваться этим умением, время от времени, слегка подталкивая свою удачу. Но Прорицатель был очень совестливым человеком, и ему было стыдно. Ему казалось, что он обманывает кого-то.

Ему хотелось стать спасителем людей, предотвращать железнодорожные аварии и авиакатастрофы. Но вскоре он обнаружил, что в состоянии предсказывать только те события, которые касаются лично его или же людей и событий, находящихся с ним в каком-нибудь близком отношении.

Дважды ему удавалось спасти жизнь человека, одиннадцать – предотвратить серьезные травмы.

А вот теперь он должен был убить Ричарда Шербрука.

Потому что другого выхода он не видел.

Прорицатель был очень совестливым человеком и знал, что не сможет оставить Шербрука в живых.

Ему было очень жаль.

Прорицатель выбрал день, когда жена и дети Ричарда Шербрука собирались уехать к сестре жены на уик-энд. В тот день служанка тоже должна была взять выходной.

Прорицатель хотел, чтобы Шербрук оставался один в доме. Он очень боялся.

Он даже не знал, как совершить убийство. У него не было огнестрельного оружия, да и пользоваться им, как следует, он тоже не умел. Он мог бы взять из кухни острый столовый нож, но понимал, ему не хватит ни ловкости, ни смелости для того, чтобы вонзить его Шербруку в живот или горло.

Поэтому Прорицатель взял с собой небольшой ломик и положил под сиденье автомобиля.

Ему казалось, что так будет быстро. Ему хотелось быть честным с Шербруком, не причинять боли. Ведь Ричард Шербрук не был ни в чем виноват.

Прорицатель припарковал машину позади дома так, чтобы ее не было видно с дороги. Он знал, что вечером в пятницу богатый район, где жил Ричард Шербрук со своей семьей, становится почти пустынным. К этому времени все соседи уже возвращались домой и отдыхали.

Прорицателю было очень жаль жену и детей Шербрука.

Пока он ехал, монтировка несколько раз перекатывалась по полу и била его по ногам. Прорицателю очень хотелось бы не делать того, что он собирался. Но он знал, что другого пути нет.

Он ведь мог видеть будущее.

– Дорогой, я позвоню тебе, как только мы приедем в дом Маргарет.

– Так уж и сразу! Знаю я твою сестрицу, – сразу же затащит тебя в гостиную и начнет перемывать косточки соседям…

Глаза Шербрука смеются. Он представляет веселую толстушку Маргарет, как она закидывает одна на другую полные ноги, наклоняется вперед и начинает рассказывать местные сплетни.

– Гарри, не забудь свой водяной пистолет…

У Ричарда Шербрука были сын и дочь. Никто из них не мог предсказывать будущего подобно Прорицателю, и они еще не знали, что видят своего отца в последний раз.

Маленький Гарри, которому два месяца назад исполнилось восемь, бегал по широкому холлу с игрушечным самолетиком в руках. Он держал его так, будто тот действительно летел, и говорил:

– Ж-ж-ж…

– Я люблю, тебя, дорогой.

– Я тебя тоже.

– Я помогу вам спустить чемодан к машине, миссис Шербрук.

– Спасибо, Клара.

Маленькие насекомые прозрачными точками вились у круглого фонаря, который обвивали узорчатые стебли выкованного из железа дерева. На противоположной стороне, справа от входа, стоял такой же фонарь, и вокруг него тоже кружились мошки.

Ричард Шербрук любил свой дом.

Сидни Шербрук сидела на перилах и покачивала ногой, лукаво следя за своими родителями. Ей было пятнадцать, и она уже считала себя взрослой женщиной. По ночам Ричард думал, скоро его дочь действительно вырастет, и что он тогда будет делать.

Ему хотелось, чтобы судьба дочери устроилась, но он не знал, как сможет этого добиться. Сидни была бойкой, веселой и относительно всего имела свое собственное мнение. Как помочь ей, чтобы жизнь не сделала ей больно.

Ричард Шербрук этого не знал, и поэтому часто не спал по ночам, глядя в ночное небо через высокое окно.

Он мог бы не беспокоиться по этому поводу, – ибо ему предстояло умереть гораздо раньше, чем дочь вступит в самостоятельную жизнь.

Он очень хотел посмотреть, какого парня она выберет для серьезных отношений.

– Осторожней веди машину.

– Хорошо.

Гарри уже не играл с маленьким самолетиком: тот ему наскучил. Он поднялся наверх, в свою комнату и теперь спускался по лестнице, на каждой ступеньке сосредоточенно ударяя по перилам рукояткой водяного пистолета.

– Дети, поцелуйте на прощание папу…

Прорицатель ждал.

Вечерняя тьма медленно переходит в ночную. Загораются два ярких световых луча, большой семейный автомобиль медленно разворачивается на подъездной дорожке.

Ричард Шербрук стоит на крыльце и смотрит вслед.

– Я еще буду нужна вам сегодня?

– Нет, Клара, спасибо… Ты можешь идти.

– С вашего позволения.

Шербрук поворачивается и идет в освещенный холл. Он подходит к небольшому столику мореного дерева у стены, на котором устроен бар. Янтарно-золотистая жидкость переливается в бокале. Он тяжело опускается в кресло, держа стекло между ладонями обеих рук.

Он ни о чем не думает.

Где-то позади дома слышен шум отъезжающей машины. Это на выходные покидает дом служанка. Ричард Шербрук подносит бокал к губам, потом ставит его на пол у своих ног. Он закрывает глаза.

Прорицатель наклоняется, его пальцы сжимают рукоятку монтировки.

2

Прорицатель обошел дом сзади. Теперь он стоял позади ряда разлапистого вечнозеленого кустарника и прислушивался. С этого места он не мог видеть окон холла, но полагал, что Шербрук все еще там.

Монтировка неожиданно оказалась очень тяжелой. Когда он оборачивал ее в газету и клал под сиденье автомобиля, она была гораздо легче. Возможно, причина в том, что он собирался сделать, а не в самом ломике.

Прорицатель приподнял оружие, потом вновь опустил его. Теперь он не был уверен, что у него хватит сил для решающего удара. Следовало взять с собой нечто другое, действовать наверняка.

Но отступать поздно.

Прорицатель подошел к задней двери и осторожно положил пальцы на рукоятку. Его руки были в перчатках. Раздался скрип, и луч тьмы вырвался из неосвещенного дома. Прорицатель вошел.

Он хорошо знал жену Ричарда Шербрука. Несколько раз играл с его детьми, и Гарри давал ему свой самолетик. Маленький мальчик был авиадиспетчером аэропорта, а Прорицатель – пилотом.

– Посадку разрешаю. Ж-ж-ж…

На мгновение Прорицатель почувствовал, что мертвые пальцы эмоций вдавливают его горло к позвоночнику. Его затошнило. Он сделал несколько шагов назад, и некоторое время простоял на пороге, жадно ловя открытым ртом вечерний воздух.

Ричард Шербрук поднялся с кресла, подошел к шкафу. Что-то прорвалось внутри, и усталость, накапливавшаяся в нем в течение долгой напряженной недели, почти мгновенно пропитала все его тело. Он улыбнулся, подумав, что начинает стареть. Все-таки пятьдесят два года.

Выбрав один из стоявших длинным рядом лазерных дисков, он поставил его в проигрыватель. Потом снова вернулся в кресло и поднял с пола бокал. Пару дней назад Гарри сказал, что хочет стать астронавтом. И первым вступить на поверхность Венеры, чтобы его сфотографировали, как Армстронга.

А еще Ричард заметил, что сын стал дружить с Люси, дочкой их соседей.

Теперь Прорицатель двигался с еще большей осторожностью. Его рот стал сухим, как новая промокательная бумага, и шершавым. Он не знал этой части дома, и в темноте боялся, что-нибудь уронить. Где-то впереди заиграла музыка. Она была медленной и немного печальной.

Прорицатель не знал, где теперь находится человек, которого он намеревался убить. Встреча лицом к лицу его страшила. Ему хотелось, чтобы он оставался сидеть в своем кресле спиной к двери. Он знал, что по вечерам Ричард Шербрук имеет привычку сидеть именно так. В течение нескольких недель Прорицатель наблюдал за ним. Он стоял за деревьями на противоположной стороне улицы и смотрел.

Именно тогда Прорицатель понял, как легче всего совершить убийство.

Ему хотелось, чтобы все прошло быстро и как можно безболезненнее для Шербрука.

Он сделал еще несколько шагов и увидел свет. Звуки мелодии стали громче, и через высокие окна Прорицатель увидел ночное небо. Впереди был холл.

Ричард Шербрук сидел на своем обычном месте.

Прорицатель сделал несколько шагов вперед. Поднял ломик.

Он не боялся неудачи. Он мог видеть будущее и знал, что Шербрук умрет сегодня ночью. Но ему было страшно убивать.

В соседнем доме тоже слушали музыку, более быструю и веселую. Она влетала в комнату из открытого окна, но раздавалась слишком далеко, чтобы вторая мелодия могла заглушить первую.

И все же Прорицатель мог слышать ее очень хорошо.

Он сделал еще несколько шагов, оказавшись за спиной человека в кресле.

И в этот момент Ричард Шербрук поднялся на ноги и обернулся.

Прорицатель замер, его рот полуоткрылся. Безотчетно он стремился что-то сказать, но не мог.

– Ты? – в голосе Шербрука звучало удивление. – Какого черта ты здесь делаешь? И…

Когда он заметил поднятую монтировку, то все понял.

– Извини, Дик, – сказал Прорицатель.

Первый удар попал в висок Шербруку и сбил его с ног. Он ударился спиной об пол и неестественно воздел вверх руки. Казалось, он стремится прижать их к ударенному месту, но не в состоянии дотянуться. В падении он раздавил бокал, и теперь янтарное вино впитывалось в ковер.

– Что ты делаешь, – воскликнул Шербрук.

Он не был серьезно ранен, – просто ошеломлен настолько, что не смог сразу подняться на ноги.

Прорицатель замер. Все должно было пройти совсем не так. Он думал, что Шербрук умрет сразу, даже не успев обернуться.

На мгновение он испугался, что не сможет закончить начатое.

Шербрук поднялся, его слегка шатало. Прорицатель стоял, все еще держа в руках поднятый ломик. Ричард отступил назад, из рассеченного виска на лицо стекала струйка крови. Он выставил вперед обе ладони и медленно заговорил:

– Успокойся, слышишь? Успокойся. На тебя что-то нашло. Дай мне это. Просто отдай.

Он видел перед собой побелевшее лицо с застывшими мертвыми чертами. Казалось, стоявший перед ним с окровавленным оружием в руках человек выполняет не свою, а чью-то чужую, дьявольскую волю. Его губы дрожали, остекленевшие глаза широко распахнуты.

Наверняка он принял наркотики.

Шербрук хорошо знал того, кто стоял теперь перед ним. Глядя на него сейчас, Ричард понял, что это не он.

– Опусти это, слышишь?

Прорицатель сделал два шага вперед, отводя руку для удара. Шербрук заслонился, пытаясь перехватить оружие.

Монтировка раздробила ему правую кисть и соскользнула по лбу.

Шербрук отступил назад и начал поворачиваться. Прорицатель ударил снова, на этот раз в затылок.

Шербрук медленно осел на пол, потом рухнул навзничь.

Прорицатель стоял над ним, его руки были в крови.

Он не знал, умер ли Шербрук, и понимал, что должен это проверить. Когда Прорицатель наклонился. Шербрук нанес ему удар в подбородок, поднялся на ноги и, спотыкаясь, побежал к входной двери.

Ему не следовало этого делать – дверь была заперта, а открыть ее со сломанной рукой он бы не смог.

Прорицателю было больно. Он поднимался медленно, и монтировка в правой ладони тянула его к земле. Окончательно распрямившись, он несколько раз встряхнул головой, пытаясь прийти в себя

Только теперь Прорицатель понял, как ему страшно. Ему хотелось бросить все и убежать, скрыться и чтобы завтра все было так же, как вчера, позавчера, как всегда, как обычно. Но Прорицатель знал, что это уже невозможно.

Ричард Шербрук должен был умереть. И если раньше время не имело особенного значения, то теперь Прорицатель не мог ничего откладывать. Если Ричард Шербрук останется в живых, Прорицателя арестуют, а этого допустить нельзя.

Ибо еще многие должны умереть от его руки.

Красные круги вырастали и лопались перед глазами Шербрука. Приземистые гномы огромными молотками с двух сторон стучались в его голову. Но боль в раздробленной кисти придавала ему силы, заставляя бежать.

Он поравнялся с передней дверью, толкнул ее. Потом еще раз. Еще. Она была заперта, он сам ее запер, и теперь не был в состоянии открыть.

Оставался выход на задний двор, тот, через который, очевидно, пришел этот человек.

Ричард Шербрук развернулся и побежал по коридору направо. Он не мог возвращаться в холл, ибо там находился он, сошедший с ума и пришедший его убить. Поэтому следовало обойти дом с другой стороны, сделать крюк, и тогда он окажется на улице.

Прорицатель перехватил ломик и двинулся вперед. Он не бежал. Каждый шаг громом отдавался в ушах, лицо остриями бритв полосовали холодные капли пота.

Прорицатель больше не колебался.

Ибо он вновь увидел будущее – будущее, в котором Ричард Шербрук оставался в живых.

Ужасное будущее.

Шербрук споткнулся, когда заворачивал за угол. Он едва не упал, ему пришлось остановиться, схватившись здоровой рукой за угол стены и несколько секунд простоять, тяжело дыша. Ему показалось, что он слышит, как мимо проезжает автомобиль.

Может быть, жена и дети вернулись?

Он сам не знал, хочет этого или нет.

На столике рядом с окном стояла высокая бронзовая статуэтка, стилизованная под античность. Шербрук сжал здоровой рукой горло и торс греческого героя, подняв на уровень лица импровизированное оружие.

Потом он пошел вперед.

Сейчас он войдет в свой кабинет и позвонит в полицию. Нет, перед этим закроет дверь и запрет ее.

Автомобиль проехал мимо, – это была не его жена.

Он больше не хотел убегать. В ящике стола в кабинете лежал пистолет.

Только теперь Шербрук начал осознавать дикую абсурдность ситуации. Он открыл тяжелую деревянную дверь и вошел. Стол находился прямо напротив, он направился к нему.

Прорицатель нанес удар по голове, стараясь вложить всю свою силу в движение рук. Шербрук упал, все еще сжимая в пальцах бронзовую статуэтку.

Прорицатель склонился над ним, продолжая бить. Только после того, как большая капля крови брызнула на его щеку, он смог остановиться.

Потом он долго стоял над телом, приходя в себя.

Ричард Шербрук был мертв, и образ страшного будущего на мгновение потух в сознании Прорицателя. Ему показалось, что все кончено, но в глубине души он понимал, что это не так.

Когда его дыхание немного выровнялось, и кровь перестала стучать в висках, он с глубоким спокойствием принял мысль, что лишь ненадолго отдалил трагедию, но не смог полностью предотвратить ее.

Это означало, что ему предстояло еще убивать.

Но теперь Прорицатель был к этому готов.

Часть 1.
1

– Я вам скажу, почему вы это делаете, – торжествующе провозгласил инспектор Маллен.

Надо ли уточнять, что никто его ни о чем не спрашивал.

Он сидел в огромном мягком кресле для посетителей, крайне неудобно сложив свои длинные ноги, так что носки потертых туфель задирались прямо к потолку. Он имеет обыкновение принимать эту позу всякий раз, когда преисполнен благодушием и намеревается болтать ни о чем до тех пор, пока собеседник мягко не попросит его уйти.

Тогда инспектор либо переходит прямо к делу – при условии, конечно, что таковое у него имеется, – либо начинает подниматься. Делает он это так тяжело и медленно, что производит впечатление человека, который провел без отдыха на ногах, по меньшей мере, трое суток, а вот теперь, после короткого перерыва, вынужден вновь отправиться в скорбный путь.

В этот момент следует быстро вскочить со своего места, взять полицейского под руку и не без настойчивости оттранспортировать его к двери. В противном случае он вполне может столь же тяжело и мучительно опуститься обратно в кресло, и вот тогда выковырять его оттуда будет гораздо сложнее.

Инспектор Маллен не женат и живет один в небольшой скромной квартирке на окраине города, о чем пару раз в месяц искренне сокрушается каждый из его знакомых.

В тот день полицейский, как уже было сказано, облюбовал большое мягкое кресло для посетителей прямо перед моим столом, и весь его вид недвусмысленно давал понять, что торопиться ему совершенно некуда.

К тому же было утро субботы.

– Хотел бы я знать, почему мы это делаем, – кротко произнес я.

Пальцами обеих рук я держал за кончики остро отточенный карандаш и размышлял над тем, станет ли инспектор более сносным собеседником, – то есть поскорее уйдет, – если воткнуть ему карандаш, скажем, в икру.

– Я вам скажу! – Маллен расплылся в жизнерадостной улыбке, как будто всю свою жизнь ожидал, когда ему зададут именно этот вопрос. – Я вам скажу, Амбрустер, почему вы и ваша партнерша вцепились в этого фальшивомонетчика.

Он попытался качнуться в кресле, как он это делает в своем кабинете в отделе по расследованию убийств в департаменте полиции Лос-Анджелеса. Однако кресло уверенно стояло на четырех ножках и не проявляло ни малейшего желания к качке, будь то кормовая или бортовая.

Нисколько не смущенный тем, как я и моя партнерша Франсуаз Дюпон могли бы истолковать его судорожный рывок, инспектор продолжал:

– Сперва, я грешным делом предположил, – произнеся эти слова, он поднял со столика рядом с собой чашечку кофе, и присосался к ней на добрых полминуты дольше, чем это было необходимо для самого долгого из глотков.

– Да. Я подумал, что все миллионеры в Калифорнии раз и навсегда покончили со своими проблемами. Никто из них не подвергается шантажу, по поводу которого не хочет обращаться к нам, честным и глуповатым трудягам полицейским. Ни одного не обвинили в убийстве, мошенничестве или растлении малолетних. Ни один политик не оказался замешанным в скандале, вызволить из которого его могут только два умника, устроивших свое змеиное логово в этом таком милом на вид особнячке.

Инспектор скорбно обследовал внутренности своей чашки, и отсутствие там золотых монет опечалило его настолько, что он почувствовал новый прилив вдохновения.

– Итак, решил я, ни один из денежных мешков нашей отсталой и слаборазвитой страны не находится в затруднительном положении и не спешит призвать на помощь прославленных проныр Майкла Амбрустер и Франсуаз Дюпон. И вот потому, томясь в несвойственном им состоянии – полном безделье (это сарказм, Амбрустер, если вы не поняли), – эта парочка решила снизойти до нужд своих бедных, всеми презираемых простых сограждан, которые не могут позволить себе выписывать чеки с двенадцатью нулями только за то, чтобы кто-нибудь решил за них их маленькие проблемы.

Я благосклонно улыбнулся, так как давно уже перестал слушать словоизлияния инспектора, а углубился в изучение объемистой папки, которую тот положил на мой стол спустя всего лишь четверть часа после своего появления.

– А потом старый глупый Маллен вспомнил, – сокрушенно развел он руками, – что федеральное правительство объявило о награде в семьсот тысяч долларов для каждого, кто сможет наложить блестящие наручники на виртуозные конечности Френка Лагано. Фальшивые ассигнации, которыми он наводнил Лос-Анджелес, привлекли гораздо большее внимание боссов из Вашингтона, чем какие-нибудь наркотики, проституция или войны молодежных банд. И потому дядюшка Сэм решил раздавать пряники сознательным гражданам.

Он снова взялся за кофейную чашку и на этот раз не отпускал ее до тех пор, пока полностью не очистил донышко. Наблюдая за тем, как долго инспектор не выпускал из губ чашки, я подумал, что он, наверное, принялся вылизывать ее внутренности языком.

– И вот я спрашиваю вас, Амбрустер, – произнес он, удовлетворенно вздыхая и, наконец, отставляя чашку в сторону. – Почему я, старый глупый Маллен, должен презреть свой выходной и ни свет, ни заря мчаться в ваш змеиный особнячок, таща под мышкой пухлые досье на Френка Лагано, содержащие почти, что секретную полицейскую информацию.

Инспектору Маллену было прекрасно известно, что сведения, находящиеся в папке, которую я держал в руках, вовсе не были конфиденциальными, и мы могли бы получить их десятками других способов, хотя затратили бы на это несколько больше времени, и, возможно, еще и денег. Знал Маллен и то, что, не будь у него веских оснований оказать нам эту маленькую услугу, ни одно стихийное бедствие в мире не смогло бы его заставить.

– Восточный гэнг, – коротко пояснил я, передавая папку своей партнерше, Франсуаз Дюпон.

Ее стол расположен под углом к моему так, что Маллен мог без особых усилий адресовать свои возлияния одновременно нам обоим.

Франсуаз изящно водрузила на нос огромные очки в черной узорчатой оправе, и ее длинные тонкие пальцы сомкнулись на картонной обложке папки.

– Да, восточный гэнг, Амбрустер.

Человек, не знакомый с Малленом или же знавший его недостаточно хорошо, мог бы подумать, что инспектор все еще пребывает в благодушном рассеянном состоянии. На самом деле, как только речь зашла о работе, он мгновенно собрался, и черты его лица даже немного заострились, придавая сходство с гигантской землеройкой.

– Френк Лагано недолго пробивался в безвестности, – пояснил инспектор. – Как только слава о его творениях вышла за пределы квартала, где он жил – знающие люди тут же обратили внимание на этого умельца. Самым оборотистым оказался восточный гэнг. Они взяли на себя неблагодарную работу по распространению фальшивых долларов, в обмен на что, получили возможность покупать современное оружие. В случае, когда им недоставало денег, они просто могли напечатать еще…

Маллен радостно рассмеялся своей шутке, потом продолжал:

– Дело закончилось тем, что федералы остались с носом. Когда им, наконец, удалось выйти на Лагано, того уже и след простыл, а мелкие прихвостни гэнга усиленно топтались в окрестностях, чтобы замести все до единой зацепки относительно того, где искать парня. До тех пор, пока его станок работает, дядя Сэм терпит огромные убытки, Амбрустер. А станочек-то не остывает… Только на прошлой неделе ФБР отловило и конфисковало фальшивок на значительную сумму. Это слишком много, и Вашингтон давит на всех, требуя результатов.

Данное обстоятельство и стало основной причиной появления инспектора Маллена у нас тем субботним утром. Расследование дел фальшивомонетчиков не входило в прямую обязанность его отдела. Однако Френк Лагано развил в окрестностях Лос-Анджелеса столь бурную деятельность, что вынудил муниципалитет принимать срочные и жесткие меры.

Как обычно бывает в таких случаях, вся тяжесть десницы правосудия легла не на злоумышленников, а на его же собственных служителей. Поиски Френка Лагано выразились для инспектора Маллена в том, что федералы, как у себя дома, расхаживали по его отделу, походя отдавали приказы его людям и всяко путались под ногами.

Если бы на месте Маллена оказался глупый полицейский, он бы стал обращаться с жалобами к начальству и требовать, чтобы его оставили в покое и дали выполнять служебные обязанности. Если бы на месте Маллена был просто старательный блюститель закона, – он бы тяжело вздохнул, подтянул ремень на штанах и отправился под палящим калифорнийским солнцем в восточный район узнавать, где и когда в последний раз видели Лагано и заправил гэнга.

Однако инспектор Маллен являлся лучшим сотрудником отдела по расследованию убийств именно потому, что был не просто старательным, но еще и очень умным. И, стоило ему проведать, что мы с Франсуаз проявили известную заинтересованность по отношению к фальшивомонетчику Френку, как бравый полицейский тут же начал плести нехитрые, но чрезвычайно эффективные интриги.

Памятуя о том, что несколько дней назад мы закончили одно довольно неприятное дело о двойном убийстве, которым со своей стороны также занимался и отдел, Маллен заглянул к нам на чашечку кофе. Он глубоко уверен, что на нашей кухне всегда должна в готовности пыхтеть кофеварка в ожидании его появления.

Несколько минут – где-то с десяток – он мусолил эту старую историю, пытаясь втянуть меня или Франсуаз в разговор о том, на какой месяц могут назначить слушание и кому окружной прокурор поручит представлять обвинение на слушании.

Потом слово за слово речь зашла о Френке Лагано, и объемистая папка досье легка на мой стол.

Конечно, инспектор без особого труда смог бы накрыть фальшивомонетчика и его дружков из восточного гэнга, не прибегая к помощи ФБР или канадской конной полиции. Однако он считал ущемлением своих прав тот факт, что федералы сбрасывают в отдел своих дохлых кошек, а поскольку вернуть им таковую не представлялось возможным, Маллен с радостью передоверил дело нам.

Мы получали свое вознаграждение, Френк Лагано – пожизненный срок в тюрьме штата, а инспектор Маллен очищал свой офис от федералов, не пошевелив ради этого даже пальцем. Более того, – после передачи нам досье он мог с полным правом рассчитывать на ответную любезность с нашей стороны, и, можете мне поверить, здесь уж он не продешевит.

Ведь инспектор Маллен – умный полицейский.

– Я позвоню вам, если что-то узнаю, – буркнул я.

У меня в руках больше не было папки, за которую я мог спрятаться от улыбающейся физиономии инспектора, и оставалось только надеяться, что у того где-нибудь в городе назначена партия в покер.

– Осторожнее с этими ребятами из Восточного, – Маллен задумчиво поковырял в правом ухе. – Опасные типы.

Я с воодушевлением заметил, что запас его красноречия начинает понемногу иссякать, и напряг колени в готовности вовремя вывести инспектора из кабинета. В это время дверь позади Маллена открылась, и в комнату вошла Гарда, наша секретарша.

– Ваша почта, мистер Амбрустер, – сказала она, протягивая вперед пачку конвертов с таким видом, будто не была уверена, понимаю ли я значение этого слова. – Здесь кое-что, вы должны посмотреть.

– Доброе утро, цветок пиона, – повернулся к ней Маллен.

Старый развратник всегда называет Гарду цветком пиона, и это всякий раз наполняет ее сердце радостью.

Секретарша пунцово покраснела и приложила конверты к губам. Наверняка испачкала верхний помадой.

Глядя, как она заливается краской, можно подумать, будто она скромница.

– Почта, Гарда, – кисло напомнил я.

– Ах да, – она виновато поднесла ладонь к губам и прыснула.

– Принести вам еще кофе, инспектор, – спросила она.

– Почта.

– Ой, – Гарда повернулась ко мне, вытянулась в струнку и начала рапортовать:

– Шестнадцать рекламных проспектов, три письма по делу Уорренов, два по делу Стентона. Одно от торговца овощами, три от потенциальных клиентов, я положу вам на стол, восемь с просьбами о благотворительности, два пригласительных билета.

– Тебя озадачило письмо от зеленщика, Гарда? – спросил я.

– Нет, мистер Амбрустер, – в ее голосе звучал горький упрек моей несообразительности. – Я говорю вот об этом письме, оно пришло по электронной почте.

Гарда продефилировала к моему столу и, потыкав несколько раз в компьютер, вывела на экран необходимое сообщение.

Я уже собирался, как следует приструнить секретаршу за неповоротливость, но потом увидел, как инспектор резво поднимается с кресла, и его длинный любопытный нос утыкается в монитор. Поскольку деятельность Гарды привела к столь блестящему результату, я решил ее простить.

– И вправду, забавное письмецо, – заметил Маллен.

Оно состояло всего из трех строчек и гласило:

“Двери, украшенные розами, таят опасность.

Не поворачивайте ручку.

Прорицатель”.

– Я знаю одну дверь, украшенную розами, – задумчиво проговорил инспектор, теребя кончик носа. Возможно, последний был обязан своей длиной именно этой привычке полицейского. – Это в доме терпимости около китайского квартала.

Он повернулся и посмотрел на меня с неожиданным интересом.

– Вот уж и не думал, Амбрустер…

– Наверняка писал какой-то сумасшедший, – произнес я, но это прозвучало как-то неубедительно.

На мгновение мне показалось, что сейчас Гарда опять прыснет, но у нее хватило благоразумия этого не делать.

2

– Ты доверяешь этому человеку?

Мой автомобиль несколько раз дернулся, потом мотор затих. Я распахнул дверцу и выбрался на тротуар.

– Я хорошо плачу ему за предоставляемые сведения.

Я хмуро посмотрел на машину, раздумывая, не поручить ли Франсуаз охранять ее, пока я буду разговаривать с информатором. Мне не очень хотелось оставлять открытую модель на подобной улице, а Билли, обычно швейцарившего у входа в интересовавший меня бар, как назло, на месте не оказалось.

Моя партнерша продолжала сидеть на своем месте, ее тонкие длинные пальцы подпирали подбородок, задумчивый взгляд серых глаз направлен куда-то вдаль сквозь темные стекла солнцезащитных очков.

Я обрадовался, что она поняла все без слов и согласилась на неблагодарную роль сторожа дорогой автомашины, но потом сообразил – Френки ждет, чтобы я открыл ей дверь.

– К тому же этот парень знает, что произойдет с ним, если он попытается меня подставить, – я обошел вокруг машины и распахнул дверцу.

Франсуаз величественно выплыла из салона и направилась к входу в бар. Поскольку она взяла старт раньше меня, мне пришлось семенить следом. Несколько раз я разевал рот, пытаясь продолжить начатую мысль, но потом смирился с бесполезностью этих стараний.

Остановившись на пороге бара, я еще раз тоскливо бросил взгляд назад, после чего глубоко засунул руки в карманы и вошел в полутемный зал. Пусть теперь голова болит у агентов страховой компании.

Франсуаз уже сидела у стойки, непринужденно покачивая ногой и, разбалтывая трубочкой протеиновый напиток в особой формы бокале – на длинной тонкой ножке раскрывалась широкая четырехлепестковая ваза.

Когда бармен сделал вид, что отошел к другому клиенту, Франсуаз повернула голову ко мне и вполголоса произнесла:

– Ты не должен был бросать меня здесь одну, ковыряясь у своей машины. Тебе хорошо известно, что мне не нравятся подобные заведения. И потом, это ведь твои знакомые.

Я плюхнулся на табурет рядом с ней. Круглое сиденье было, по крайней мере, в два раза меньше, чем необходимо.

– Привет, Гарри, – бросил я. – Хэнк здесь?

Бармен развернулся столь споро, что стало ясно – с того места, где он стоял, было прекрасно слышно все наши слова.

– Вон он, в дальнем углу. Вам как обычно?

Франсуаз с интересом развернулась в указанную сторону, пребольно толкнув меня коленом. Табуретки в этом баре были не только узкие, но и стояли слишком близко друг к другу.

– А здесь довольно мило, – задумчиво произнесла моя партнерша, как будто пришла сюда впервые.

Я подумал, что, если она сейчас спросит, отчего я раньше ее сюда не приводил, придется надеть ей на голову ведерко со льдом.

– Мне томатный сок, – бросил я бармену.

Если вы не хотите надрызгаться, как свинья, но не уверены, подают ли в гадюжнике, в который вас забросила судьба, что-либо, не вызывающее опьянения, – смело заказывайте томатный сок, ибо я не знаю ни одной забегаловки в Калифорнии, где не готовили бы “Кровавую Мери”.

– Боевая девчонка, – подмигнул мне Гарри, усердно делая вид, будто полагает, что Френки нас не слышит. – Держит вас в ежовых рукавицах, верно, сэр? Даже пить не позволяет. Заходите как-нибудь вечерком один, без нее. Познакомлю вас с девочками. Они не такие…

Франсуаз повернулась к нам и поставила свой бокал как раз на то место, куда расторопный бармен собирался поставить стакан с томатным соком. На мгновение его рука замерла, и вязкая темно-красная жидкость качнулась между стеклянных стенок, угрожая испачкать рукав моего пиджака. Гарри озадаченно выпучил глаза, и я понял, что ситуация с моим напитком вышла из-под его контроля.

Я вскинул руку и героическим усилием подхватил накренившийся было стакан. Бармен торжествующе улыбнулся мне, как футболист своему товарищу, с которым они только что умело разыграли мяч и забили красивый гол в ворота противника.

– Постарайся поменьше махать руками, – недовольно произнесла Франсуаз. – Ты чуть не вывернул мне бокал прямо на платье.

Подол ее одеяния был настолько короток, что если бурда, которую она тянула через соломинку, и могла что-то облить, то только колени моей партнерши. Я немного отпил из своего стакана и с омерзением водрузил его на стойку. Если человек, делавший этот сок, на самом деле полагал, что выжимает помидоры, – он здорово ошибался.

– Не нравится? – сочувственно поинтересовался бармен. – Вот то-то и оно. Был у нас один клиент, заходил с женой. Так она ему тоже спиртное брать в рот запрещала. Говорила – язва у него и все такое, – он неопределенно помахал в воздухе рукой, забыв, что держит в ней грязную тряпку для вытирания стойки. Кончик попал мне по лицу, и я безуспешно попытался отодвинуться.

Бармен нагнулся над стойкой и приблизил свое лицо к моему.

– Она говорила, сэр, – заговорщическим тоном прошептал он, – что ежели муж будет продолжать пить, то и двух лет не проживет из-за своей язвы.

– И что же случилось?

Я постарался отвернуться от бармена, но тут же увидел Франсуаз, которая продолжала потягивать напиток из бокала. Зрелище того, как кто-то может пить подобное, показалось мне гораздо страшнее, и я вновь устремил взгляд на Гарри.

– Он с ней развелся! – торжествующе провозгласил бармен, так что сидевшая справа от меня женщина всполошенно к нему повернулась, как будто речь шла о ее муже. Впрочем, как знать, может, так оно и было.

– С тех пор, – Гарри чуть ли не хватал меня за лацканы пиджака, – он приходит сюда каждый вечер, выпивает бутылку белого вина и веселится с девочками.

– А как же его язва? – я вновь поднял стакан и сунул внутрь нос – мне хотелось понять, из чего же все-таки его приготовили.

– Язва у него прошла через год. Оказалось, что все было из-за нервов – жена его доставала.

С этими словами Гарри разразился приглушенным смехом и хлопнул меня по плечу, как будто только что рассказал полунеприличный анекдот. Франсуаз неодобрительно повернулась ко мне – ей не нравится когда я, по ее мнению, начинаю недостойно вести себя в общественных местах. Гарри все не мог успокоиться и вновь толкнул меня, в результате чего добрая половина содержимого моего стакана пролилась вниз и начала медленно растекаться по коленям моей партнерши.

Франсуаз подняла на меня осуждающий взгляд, как бы говоря – вот что бывает, когда ты начинаешь непристойно себя вести. Она всегда носит в сумочке носовой платок, но никогда им не пользуется, поэтому я привстал с табуретки, вытаскивая из кармана свой.

Тем временем Гарри, развив небывалую скорость, выскочил из-за стойки и стоял уже перед Франсуаз.

– Не волнуйтесь, мадемуазель, сейчас я все исправлю.

С этими словами он поудобнее перехватил грязную тряпку, которую продолжал сжимать в руках, и несколько раз смачно провел ею по ногам Френки.

Франсуаз поднялась, бармен инстинктивно отшатнулся и чуть не упал, натолкнувшись на подходившего сзади человека.

– Опять обливаешь посетителей, Гарри, – мелко захихикал Хэнк, разболтанной походкой приближаясь к стойке. – Ты такой у нас неловкий.

Франсуаз так резко вырвала у меня из рук платок, что я подумал, как бы вместе с ним она не уволокла и кусок моей кисти. Потом она с независимым видом уселась обратно на табурет. Сидевший справа от нее мужчина встал несколько секунд назад, очевидно, опасаясь, как бы не произошло потасовки, в которой досталось бы и ему.

Воспользовавшись освободившимся пространством, Френки поставила ногу на пустое сиденье и начала сосредоточенно оттирать томатный сок и жирные пятна. Если у нее и были какие-то шансы справиться с первым, то одолеть без мыла грязь, старательно соскобленную барменом со стойки, не представлялось возможным.

– Ты принес то, что мне надо, Хэнк? – хмуро спросил я.

Подходя к нам, он собирался сесть на свободную табуретку, и теперь ему приходилось стоять. Засунув руки в карманы, он несколько секунд повертелся на месте. Это был ритуальный танец информатора, желающего показать, насколько он крутой.

Гарри грустный вернулся за свою стойку и теперь на противоположном ее конце обслуживал огромного толстяка с висячими усами.

– Эти сведения стоят денег, – заявил Хэнк, закусывая губу.

– Ты хочешь сказать, они будут стоить тебе шкуры, если ребята из восточного поймут, кто их выдал, – жестко усмехнулся я. – Но ведь ты можешь их не бояться, раз живешь в этом квартале.

Френки переменила ногу и стала с тем же усердием заниматься второй. Добрая половина посетителей с живейшим интересом наблюдала за тем, как роскошная девица в коротеньком платье плавными движениями обтирает себе колени и бедра.

А ведь потом именно мне достанется за неприличное поведение.

– Берт, глава восточных – серьезный парень, – ответил Хэнк. – После того, как мы с ним тогда повздорили, я не выхожу из этого бара. Только и есть на что жить – торговать слухами.

Раз старина Хэнк начал прибедняться, значит, пытается набивать цену. Настало время для дела.

Я вытащил из кармана сложенную вдвое бумажку и издали показал ему.

– Получишь в два раза столько же, когда мы все закончим, – сказал я. – И тогда сможешь уехать из города надолго. Если не соврешь, Хэнк.

– Я никогда не стал бы вам врать, мистер Амбрустер, – заюлил тот.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, к тому же ему приходилось стоять, и проходившие мимо люди толкали его.

– Восточные прячут Лагано в одном доме, ближе к центру города. Вот здесь я написал адрес.

– Он там один? – я брезгливо развернул мятую сальную бумажку, на которой корявым почерком малограмотного человека было нацарапано несколько слов.

Хэнк утвердительно мотнул головой.

– Парни из восточного не хотят привлекать внимания. Лагано сидит там тихо-тихо, – он вновь мелко захихикал, – и строгает денежки. Только, мистер Амбрустер, я вам этого не говорил.

– Я загляну сюда попозже, – бросил я, позволяя ему взять банкноту.

Он еще немного потоптался, глупо посматривая на меня, пришлось подсказать ему:

– Можешь идти, Хэнк.

Он скрылся в темноте бара.

Я положил на стойку деньги и прилежно подождал, пока Гарри отсчитает сдачу, после чего сказал, что он может оставить ее себе. Затем поднялся и не спеша направился к выходу. Франсуаз дробно стучала каблуками позади.

Когда я вышел на улицу, яркое калифорнийское солнце показалось еще более ярким после полутемных внутренностей бара Гарри. Я сделал несколько шагов, когда кто-то схватил меня сзади за рукав.

– Что же вы, мистер Амбрустер, – с упреком в голосе произнес швейцар Билли. – Да разве можно же оставлять на улице без присмотра такую красавицу.

Заслышав слова “красавица” и “улица”, Франсуаз резко повернулась к нам, решив, видимо, что я опять обмениваюсь с кем-то сальностями, но швейцар указывал на мою машину.

– Не делайте так больше никогда, мистер Амбрустер, – проникновенным голосом сказал он. – Жалко же. Я как раз вовремя подоспел, когда два хулигана вознамерились открутить у нее дворники. Вы хоть бы меня позвали, что ли.

Этому тоже пришлось давать чаевые.

Когда я подходил к машине, то увидел, что Франсуаз не села в нее, а стоит, прислонившись к дверце. Ее обмазанные жиром бедра блестели, как у танцовщицы из стриптиз-клуба. Еще бы, она так старалась избавиться от грязи, что аккуратно растерла ее по всей поверхности ног.

Когда я подошел ближе, моя партнерша развернулась и прижала меня к машине. Я почувствовал на своем лице горячее дыхание девушки, пропитанное ароматами ее напитка.

Лучше бы она надринкалась спиртного, а не этой протеиновой гадости.

– Мы должны серьезно поговорить, – произнесла она, со страстью прирожденной воспитательницы детского сада прижимая меня к автомобилю. Дверца успела раскалиться докрасна на полуденном зное, и мне стало больно.

Я положил ей руки на бедра и постарался оттеснить назад, чтобы освободиться от раскаленного камина позади себя.

– Не пытайся заигрывать со мной, – сурово произнесла Франсуаз. – Сейчас эти штучки тебе не помогут. Говорю тебе в первый и последний раз – если ты собрался пойти подурачиться в бар со своими приятелями, делай это без меня.

Мне пришлось приложить известную силу, чтобы отпихнуть в сторону свою партнершу. Казалось, что брюки сзади уже начали дымиться.

– Веди себя скромнее, – произнес я. –Если тебя увидит сейчас полицейский, то решит, будто ты пристаешь к богатому клиенту. Не надейся, что я станут вносить за тебя залог.

– Ты вел себя слишком развязно, – продолжала она, нимало не обращая внимания на мои слова. – Сперва ты облил меня этой красной дрянью из своего стакана, а потом даже не попытался помочь мне ее оттереть.

Я представил себе, как в полутемном баре беру Франсуаз за ногу и начинаю медленными движениями обтирать ей бедро. Однако стоит ее как следует проучить.

– Френки, – мягко произнес я. – Сладкая моя француженка. Я очень рад, что ты решила стать моей гувернанткой. Но если мы с тобой сейчас не поторопимся, Лагано улизнет из своего убежища, и ты не сможешь купить мне погремушку. Поехали?

Франсуаз решительно развернулась и стала обходить машину. На этот раз она не собиралась дожидаться, пока я открою ей дверцу. Посмотрев на выражение ее лица, я понял, – всю дорогу мне предстоит выслушивать лекцию о правилах хорошего тона.

Она сама напросилась.

– “Ньюс”.

Торговец газетами, с интересом следивший за нашим разговором, никак не ожидал, что я повернусь к нему, и с перепугу вручил мне “Гардиан”. Поскольку она стоила на несколько центов дороже, чем я протянул ему, я не стал возражать. Все равно я не собирался читать светскую хронику.

– Не думай, что сможешь спрятаться от меня за газетным листом, – строго произнесла Франсуаз, открывая дверцу.

Я придержал девушку за плечо и протиснулся между ней и машиной. Потом развернул “Гардиан” и тщательно застелил сиденье.

– Я не могу так часто отправлять чехлы в чистку, – пояснил я. – Я и так делал это в прошлом месяце, когда некто вывернул на них огромный аквариум, полный ила.

– Ты сам дал мне этот аквариум, – возразила она. – И потом, если бы я не опрокинула его, мы бы не узнали, есть ли на дне ключ от камеры хранения.

– Его там и не оказалось.

– Но он мог там быть.

Смятая газета полетела на тротуар, и Франсуаз демонстративно заложила ногу на ногу, обтирая бедра об обшивку.

Если бы я стал разбрасывать мусор по улице, мне бы наверняка досталось.

3

Френк Лагано выбрал в качестве убежища маленький домик со слегка обшарпанными стенами. Я проехал немного дальше, желая убедиться, не высовываются ли из окон ребята из восточного гэнга, держа наперевес автоматы.

– Ты полагаешь, он действительно там один? – спросила Франсуаз, когда я открывал ей дверцу.

А ведь вполне могла бы и сама это сделать.

– Френк Лагано – не федеральный свидетель, – пожал я плечами.

Правая бретелька черного платья моей партнерши соскользнула вниз, и я вернул ее на место.

– Никто не станет пытаться убивать Френка. Для каждого гэнга он – курица, несущая золотые яйца. А когда ФБР просеивает город через мелкое сито, ребята из восточного не решились оставить фальшивомонетчика в каком-нибудь из своих притонов. Рано или поздно полиция нагрянула бы туда и взяла Лагано. Это место почти идеальное. Район приличный, федералы в последнюю очередь станут заглядывать сюда. А если оставить сторожить Френка несколько громил – это сразу привлечет внимание благонамеренных соседей.

– Ты умеешь говорить убедительно, – заметила Франсуаз. – Тебе бы стать брачным аферистом.

Она заглянула в одно из окон, но плотная занавеска мешала что-либо рассмотреть.

– Добропорядочные американцы не закрываются от своих сограждан, – сказал я, подходя к двери. – Они даже душ принимают у открытого окна с видом на улицу.

– Войдем?

– Ты могла бы пойти к задней двери, но вдруг парень заметит это и насторожится. Лучше просто войти.

Я положил ладонь на рукоять двери.

Она была не заперта, но не это меня остановило.

Краска давно выцвела и местами поотлетала. И все же маленькая, со вкусом вырезанная из дерева роза, прибитая к центру двери, выглядела очень мило, повествуя о художественном вкусе бывшего хозяина дома.

Двери, украшенные розами, таят опасность. Не поворачивайте ручку

Где-то далеко громко засмеялся ребенок.

Я разжимал пальцы по одному, затем отступил назад.

Мне показалось, что цветок на дверной панели насмешливо смотрит на меня.

– В чем дело? – спросила Франсуаз. Потом она заметила.

– Не хочешь же ты сказать…

– Давай все-таки зайдем с черного хода, Френки…

Она подошла к двери, заглянула в тонкую щель. Внутри было слишком темно из-за занавешенных окон.

– Пойдем, Френки.

Я слегка подтолкнул ее в спину. Когда мы заворачивали за угол, я обернулся, и еще раз посмотрел на красную розу.

– Это глупо, Майкл, – вполголоса говорила Франсуаз. – Когда мы войдем внутрь, он выскочит через переднюю дверь, и убежит. Может, даже в нашей машине.

Широкие листья травы пробивались между плитами неухоженной дорожки. Боковое окно оказалось не зашторенным. Заглянув внутрь, я обнаружил полупустую заброшенную комнату. Пыль в ней не вытирали, по крайней мере, две недели.

Френки остановилась, открывая маленькую украшенную металлом под золото сумочку. В тишине квартала резко щелкнул взводимый затвор пистолета. Я подождал, пока она закончит, потом мы продолжили путь.

Задняя дверь оказалась не только не заперта, но и распахнута. Деревянная скамейка под тенью высокого дерева была разбита. Кустарник с длинными узкими листьями уже давно никто не подстригал.

Если бы мои мыслью не были заняты дверью с прибитой деревянной розой, я бы заметил их раньше.

– Нас ждут, Френки, – сказал я и прислонился спиной к стене дома.

Моя рука нырнула под пиджак, но я понял, что лучше не пытаться вытаскивать ее оттуда.

Из глубины двора, там, где некогда декоративные растения превратились в заброшенные человеком джунгли, медленно выходили двое, каждый из которых держал наизготовку обрез.

Френки развернулась в их сторону, но ей вряд ли следовало стрелять. Даже если бы она смогла с первого раза уложить избранную мишень, второй наверняка бы успел выстрелить, по крайней мере, один раз.

– Опусти пистолет, Френки, – тихо посоветовал я. – Эти ребята собираются нас убить, но не станут делать это здесь, если мы их не вынудим. Я прав, Бьюзи?

Человек, подходивший справа, обнажил в довольной улыбке мелкие порченые зубы. В правом верхнем углу его рта зияла черная дыра.

– А ты сообразительный парень у нас, Майки.

Он остановился и явно немного расслабился. Правая нога согнулась в колене, но дуло оружия по-прежнему было направлено в нашу сторону.

– И как ты это ухитрился просечь наши планы, Майки. Уж не сидел ли ты под столом, когда мы прошлым вечером распивали пиво с твоим информатором? Скажи своей толстоватой подружке, чтобы отбросила пушку. Подальше.

Дверь скрипнула, и на пороге показался третий. Это был Джингл Сантони, предводитель восточного гэнга. Он держал крупнокалиберный пистолет, но рука была опущена. За его плечом я увидел возбужденное лицо фальшивомонетчика Лагано с экстатически горящими глазами.

– Сделай так, как он говорит, Френки, – произнес я.

Франсуаз бросила на меня быстрый взгляд через плечо, потом размахнулась, и ее пистолет, описав широкую дугу, глухо звякнул обо что-то железное в дальнем углу двора.

Приятно знать, что тебе доверяют.

– Так и не вставил себе правый клык, Бьюзи, – моя рука все еще находилась под пиджаком, и я лениво размышлял, не попробовать ли стрелять сквозь материю. Будь я один, так бы и поступил.

– Это нечто вроде моей приметы, Майки, – ухмыльнулся громила, трогая щербину коротким нездорового цвета языком. – Вставлю коронку, когда твое тело сбросят в канал. Так я решил в тот раз, помнишь? А теперь осторожно – очень медленно – доставай свою пушку и кидай ее туда же.

– Майкл, – голос моей партнерши звучал тихо и серьезно. – А почему ты так уверен, что они не убьют нас прямо сейчас?

Я медленно выпростал оружие из-под отворота пиджака и бросил. Кусты качнулись, но звона не последовало.

– Это спокойный, мирный район, – ответил я, поворачиваясь к Бьюзи лицом. – Пальба из обрезов не входит в комплект обычного городского шума. Полицейские прибудут сюда через пару минут, никак не больше. У веселого кретина, что стоит на крыльце – пистолет, но без глушителя.

– Этих пары минут будет вполне достаточно, чтобы покончить с вами обоими, – произнес тот, кого я столь ласково окрестил, не выказывая, однако, желания немедленно открыть огонь.

– Джингл, Джингл, – с упреком произнес я. – А когда мы с тобой разговаривали в последний раз, ты называл меня “сэр”. Помнишь?

– Наверное, это потому, что твоя туфля нажимала мне на горло, – рассудительно объяснил мой собеседник, спускаясь с крыльца. – Теперь условия несколько не те, верно.

Френк Лагано мелкими шажками шел следом, вертя неестественно блестящими глазами из стороны в сторону.

– Пусть девчонка отбросит сумку, – приказал Джингл, останавливаясь у подножия лесенки. – А потом обыщи обоих.

Я вновь отступил к стене, когда металлическая пряжка блеснула в воздухе, и сумочка Франсуаз последовала в заросли вслед за двумя пистолетами.

– У нашего фальшивомонетчика что-то нездоровый вид, Джингл, – заметил я. – Он так рад нас видеть или ты позволяешь ему баловаться наркотиками?

– Вот ведь скотина, – глава восточных присел, положив на колено руку с пистолетом. – Никак не может отвыкнуть от этой гадости. Я говорю ему, Френк, если не завяжешь, не сможешь печатать деньги. По крайней мере, так, чтобы их можно было выдавать за настоящие. И тогда ты станешь мне не нужен, и придется тебя убить. Не действует, продолжает колоться.

Бьюзи все еще оставался на своем месте, в то время как его напарник сделал несколько шагов по направлению к Франсуаз, намереваясь, видимо, приступить к тщательному обыску.

Вот так всегда с этими ребятами из подобных гэнгов. Даже если им и удастся вытворить что-то стоящее, под конец все испортят.

Джингл уже начал приподниматься, его рот приоткрылся, но было поздно. Гэнгер уже совершил ошибку.

Мне очень хотелось спросить у него, что он рассчитывал обнаружить спрятанным под коротким плотно облегающим тело черным платьем моей партнерши. Но вскоре он уже потерял способность отвечать на вопросы.

Я стоял у самого угла дома, Франсуаз чуть впереди меня. Когда гэнгер приблизился вплотную к моей партнерше, я сделал несколько шагов вправо и оказался почти рядом с Джинглом. Это не было особенно опасно, так как он не смотрел в мою сторону.

Рука гэнгера поднялась, нацеливаясь на правую грудь моей партнерши. С этого он, очевидно, намеревался начать досмотр. Бьюзи одобрительно следил за действиями своего товарища, не обращая особого внимания на мои передвижения. Подумаешь, сделал пару шагов. У меня ведь не было оружия. Парня гораздо больше занимало предстоящее зрелище лапаемой красотки.

Джингл уже выпрямился, из его рта вырвался возглас. Он не успел составиться в цельное слово, но я, пожалуй, все равно не стану его здесь приводить, так как подозреваю, что предводитель гэнга собирался выругаться.

Его внимание тоже было приковано к вышедшему вперед парню с обрезом и Франсуаз, хотя и по другой причине. За эти пару секунд он не успел бы подумать ни о чем другом, поэтому я сделал еще шаг и оказался в футе от него.

Бьюзи недоуменно повернулся к своему патрону, пытаясь понять причину его возгласа.

Руки Франсуаз были расслаблены, на губах играла мечтательная улыбка, которую гэнгер, очевидно, ошибочно расценил как приглашение. И только по вздымающейся под узким платьем груди моей партнерши я мог понять, что она собирается приступить к решительным действиям.

Френки слегка откинула голову назад, ее кораллового цвета губы слегка приоткрылись. Надо отдать должное гэнгеру, подошедшему к ней – хотя он и начал глупо улыбаться в ответ девушке, дуло обреза опускать не стал. Однако теперь он находился всего в четверти шага от моей партнерши и поэтому целиться в нее не мог. Ствол оружия смотрел в сторону.

Рука Джингла, сжимавшая пистолет, все еще была опущена. Бедняга не мог думать о двух вещах одновременно, поэтому не догадался вскинуть ее. Я не успевал сделать еще шаг, поэтому со всей силы ударил главаря гэнга по кисти. В тот день на мне были ботинки не с такой твердой подошвой, как в прошлый раз, когда я наступал ему на горло. Но Джинглу хватило.

В то же мгновение левая рука Франсуаз плавным движением отвела в бок ствол обреза, а правая хлестко ударила по запястью державшего приклад гэнгера.

Джингл вскрикнул и повернулся ко мне. Бьюзи сделал то же самое, повыше поднимая свое оружие. Я отступил в сторону, сбивая ему прицел. Джингл сделал шаг и наклонился, чтобы подобрать свою пушку. Ему было бы непросто сделать это онемевшей от удара кистью, поэтому он протянул левую руку.

Мои пальцы уже вновь находилась под пиджаком, ложась на рукоятку пистолета. Если Бьюзи выстрелит сразу же, он промахнется. Если постарается навести ствол точнее, уже не успеет спустить курок.

Гэнгер, стоявший рядом с Френки, так и не понял, что произошло. Его лапа как раз собиралась плотоядно сомкнуться на правой груди моей напарницы, когда он понял, что больше не держит в руках обрез. Девушка крепко сжимала его в руках, ее рот приоткрылся чуть шире, серые глаза заблестели. В то же мгновение она молниеносным движением развернула оружие, и на лицо громилы обрушился сокрушительный удар прикладом. Он отшатнулся и отступил, обильно умываясь собственной кровью.

Ему давно следовало заняться гигиеной.

Бьюзи решил поторопиться. Грохнул выстрел, от стены рядом со мной отлетело несколько крупных кусков щебенки. Я вытянул вперед руку с пистолетом и, заложив левую в карман брюк, начал стрелять.

Он перезарядил обрез и вновь поднял его, когда моя пуля попала ему в плечо. Его развернуло, и щербатый рот раскрылся в проклятии, но рука продолжала сжимать оружие. Джингл начал подниматься, я выстрелил еще, но промахнулся.

В следующее мгновение Бьюзи отбросило назад, на ствол огромного дерева. Он широко раскинул руки, и голос прервался из его рта, как жидкость из опустевшей бутылки. Крупнокалиберная пуля угодила ему прямо в живот. По телу бедолаги расплывалось широкое красное пятно, которое становилось все больше. Парню уже никогда не вставить в рот коронку.

Франсуаз стояла справа от меня, обрез в ее руках дымился. В последний момент своей жизни умирающий Бьюзи встретился с ней взглядом. Готов держать пари, ему очень хотелось узнать, что выражали в то мгновение глаза его убийцы. И я знал, что он этого не понял.

to be continued…

Оглавление

Пролог1

2

Часть 1.1

2

3