Кораблекрушение на Ангаре [Григорий Борисович Адамов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Григорий Борисович Адамов Кораблекрушение на Ангаре

1. Сильная вода

Удар был настолько сильным и неожиданным, что никто не удержался на месте, все повалились на палубу.

Через десять минут все было кончено: моторная лодка, получив огромную пробоину в носовой части, погрузилась в воду. Река несла на себе, по дрожащей лунной дорожке, около десятка человеческих голов — темных и круглых, как арбузы, — и небольшую лодку с задранным носом — «шитик» поместному — с остальными пассажирами.

Еще через десять минут люди вылезли из воды и из лодки на усыпанный галькой берег. Темной густой стеной, немного отступая от воды, тихо стояла тайга.

Небольшая экскурсия молодежи — студентов и работников местных заводов — сделала здесь, на берегу Ангары, не предусмотренную планом остановку.

На лужайке, у одинокой старой ели, вскоре весело постреливал искрами огромный костер. На треноге из палок закипала вода в котелке.

Люди сидели у костра полуобнаженные и сушили одежду.

Лоцман Евсей Иванович (по старой памяти все водители мелких судов на Ангаре назывались еще лоцманами), кряжистый старик с кругло подстриженной седой бородой, перетаскивал из шитика на берег припасы, которые были захвачены с мотолодки.

Профессор гидрологии Мочагин, высокий толстый человек со старомодными круглыми очками на носу, держа у огня на распяленных руках косоворотку (при выходе из шитика он упал в воду и искупался), гудел, обращаясь к соседу, Жану Кларетону:

— Мы теперь в бедственном положении, и нужно назначить настоящего начальника экспедиции…

Жан Кларетон, французский коммунист, инженер, уже немолодой, ответил с сильным акцентом:

— Не стоит! Пошлем лодку в Новобратск, и дня через два за нами придет катер… Евсей Иванович, — обратился он к лоцману, — сколько надо плыть в нашей лодке до Новобратска?

Евсей Иванович сложил под елью мешок с консервами и ответил:

— Не больно пылко несет теперь, а все же завтра к вечеру шитик там будет. Раньше бы часов за пять слетали…

— Почему такая разница? — спросил Жан Кларетон, поправляя хворост в костре.

Но надо было, однако, решить, что делать, и разгорелся спор. Предлагали разные проекты. Наконец согласились, что лучше всего все-таки послать шитик в Новобратск.

Из темноты показалась группа молодежи с охапками валежника и хвороста.

Спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, они со смехом и шутками подошли к костру и свалили топливо в огромную кучу.

Среди общего шума послышался протест Веры. Она стояла в багровом свете костра, стройная, небольшого роста, в коротких шароварах и легкой майке, с голыми икрами тренированной альпинистки.

— Виктор, — громко обратилась она к молодому человеку, высокому, плечистому, с бритой головой, — мы больше не пойдем… Пусть эти лодыри теперь идут, — она указала на ребят, сидевших у костра.

— Правильно! — послышались крики. — Правильно!

— Гони феодалов! Очищай место у костра!

Пришедшие стали тащить сидевших, те сопротивлялись:

— Ведь хватит пока топлива! Дайте обсушиться! Потом пойдем!

Виктор, Вера и весь их отряд были неумолимы.

— Именем пятой пятилетки! — рычал Виктор среди шума, смеха, криков, таща за шиворот тщедушного Гаврика.

…Ушли. Пришедшие уселись вокруг костра и вскоре затихли, энергично взявшись за консервы.

Жан Кларетон опять спросил:

— Так почему же такая разница, Евсей Иванович?

— А как же? Братская плотина Ангару подняла во как! И пылкости в ней не стало. Раньше летит, бывало, шитик через шиверы и падуны, инда дух захватывает. Сильная была вода! А нынче на спокое, словно ребенка на руках несет — не колыхнет.

— Девяносто метров высоты, батенька, плотина-то, — прогудел профессор Мочагин. — Немного таких плотин во всем мире найдете. Она подпирает Ангару на пятьсот километров, до самого Черемхова. Не только все перекаты и пороги, по-старому, по-местному шиверы и падуны, перекрыты, а даже такие города, как Братск, Балаганск, ушли под воду. Теперь-то Ангара — тихоня по сравнению с тем, что было. Ведь у нее на тысячу восемьсот километров протяжения общее падение — исток выше устья — четыреста восемьдесят метров! Были места, где на каждый километр — тридцать-сорок сантиметров падения. Такое было стремительное течение, что до тридцатиградусных морозов река не замерзала.

Только пар, бывало, стоит над ней густым туманом, дымится река, в теснинах клокочет, как кипяток.

— Очень жалею, что не удастся теперь осмотреть эту гидростанцию, — сокрушался Жан Кларетон. — Ах, как жаль! Ведь это самая крупная установка в мире — на два миллиона шестьсот тысяч киловатт!

— Да почему же не сможете? — спросил Виктор, поедая с аппетитом консервы из дичи. — Куда вам так торопиться?

— Мы потеряем с этой печальной аварией не менее чем три дня, — ответил Жан Кларетон, — а я должен как можно скорее вернуться на работу. Директор нашей электростанции заболел, и я должен