Однокурсники [Петр Дмитриевич Боборыкин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (41) »
Петр Дмитриевич Боборыкин
ОДНОКУРСНИКИ
I
Яркий сентябрьский день обливал веселым светом площадку, где скошенная пирамида часовни стоит на перекрестке от Моховой к Охотному ряду. В воздухе разлит запах ядреных яблоков. Он шел от Охотного. И глазом можно схватить ряд столов с горками фруктов, крымских груш, антоновки, виноградных кистей, арбузов, лимонов, кровяно-красных помидоров. Оттуда же доносится гул торга у столов, на тротуаре с влажными, покосившимися плитами. Треск дрожек, вверх и вниз по Тверской, по Охотному, и в сторону Моховой, ни на минуту не смолкает. По тротуару от университетских зданий — взад и вперед — то и дело мелькают синие околыши фуражек. Это движение молодежи увеличивается каждый час, немного раньше и тотчас после перемены в аудиториях Нового университета. На кремлевской башне пробило половину двенадцатого. По тому же тротуару, от ректорского дома к церкви, выкрашенной в красно-бурую краску, шел студент, с поношенным пальто внакидку, рослый, худой брюнет, в бороде; на вид сильно за двадцать. На крупном носе неловко сидели очки. Волосы он запустил довольно длинные. Цвет околыша фуражки и воротника показывал, что он донашивает свое платье. И сюртук и пальто были под стать цвету голубого сукна. Он шел медленно, оглядывал улицу, смотрел и вдаль, на Охотный, — и его продолговатое, загорелое, умное лицо улыбалось и серыми большими глазами, и таким же большим, свежим ртом.Чувствовалось, что он идет не с лекции, что у него нет никакой "спешки". Все его лицо говорило как будто о том — как ему приятно очутиться опять в Москве, на Моховой, в том студенческом царстве, которое придает этой части города такой особенный характер. Ему попадались студентики-новички. И он, улыбаясь, смотрел на их форму с иголочки и ярко блестевшие на солнце козырьки и позолоченные пуговицы. Их безусые и безбородые юные лица со свежими щеками, особенной ясностью глаз и немного забавной серьезностью всей повадки — тешили и трогали его. И он был таким же пять лет назад. Его подмывало остановить такого юнца и заговорить с ним так, ни с того ни с сего, узнать, откуда он, на какой факультет поступил и где устроился квартирой. Он мысленно давал им отметки: "Этот — из провинции, а тот вон — здешний гимназист, а вот этот наверно — хват лицеист". Он слышал обрывки разговоров: — Завтра Римское в десять! — Ты куда закатишься? — Мы в Малый. — А мы в Каретный ряд! — "Царя Федора" не видал еще? Все так же, как и в его время. Когда ввалишься сюда "из губернии", сейчас же потянет в театр — вон туда, на площадь, в то некрасивое приземистое здание без фасада против гостиницы «Метрополь», с невзрачным подъездом. Оно повито именами Щепкина, Мочалова, Садовского, Шумского. Последний полтинник идет туда, особенно на первых порах, с художественного голода глухого губернского города, где нет даже постоянной труппы. И им теперь все это в диковинку. Да и аудитория как действует на первых порах!.. "Даже и теперешняя!" — прибавил он мысленно. Все равно — что бы они ни нашли в этих старых залах, уже тесных для такой «уймы» студенчества, крылатые слова или мертвечину, самобытные идеи или параграфы учебников — нужды нет! — они тут только стряхнут с себя ненавистную узду гимназической муштры, здесь только почуют себя в огромной семье сверстников, здесь только будут знать — за что стоять, чего ждать от жизни, кто друг, кто враг; здесь только идейные течения захватят их и потребуют не одних слов, а и личной расплаты… Ничего! Пускай немного поплатятся, — только бы не совсем искалечить свою жизнь. Он поправил рукой полу своего старенького пальто и покосился на ряд пуговиц, давно поблеклых. Ему как бы не верилось, что он опять принят в студенты, опять в Москве, и будет ходить в то здание, откуда вышел пять минут назад, и может, в конце года, приступить к государственному экзамену. Кто знает!.. Может быть, и опять на чем-нибудь "сковырнется". Отвечать за себя — трудно. И если б для вторичного принятия в студенты требовалась торжественная клятва — он бы не дал ее. Но все равно! Он — «великовозрастный» студент, Иван Заплатин — опять здесь, и вот поднимается по Тверской к бульвару, где завернет в студенческий ресторан, на углу Бронной. Может, кого-нибудь и встретит из своих однокурсников. Вряд ли — сегодня. Здешние, московские — кто на службе — чинушем или адвокатом, а кто уехал в провинцию. Человека два-три пошли по ученой части. Но и таких, как он — оказалось немало, которых "водворяли на место их родины". И его водворили в уездный городок на Волге, где он просидел больше года. Он не сожалеет. Много он кое-чего узнал в это подневольное сидение, вошел в жизнь своей родной «палестины», поездил и по уезду, попадал в лесные трущобы, присматривался к расколу, «бегал» на пароходах вверх и вниз — разумеется, все это более или менее
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (41) »
Последние комментарии
3 часов 30 минут назад
4 часов 24 минут назад
4 часов 27 минут назад
15 часов 19 минут назад
15 часов 21 минут назад
1 день 4 часов назад