Досада в трех частях [Грэм Грин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Грэм Грин Досада в трех частях
1
Февраль в Антибе. Дождь заливает крепостные валы, со статуй на террасе дворца Гримальди капает вода, раздается мерный рокот, какого никогда не услышишь в летние дни, когда небо безоблачно: это шум набегающих волн. Летние рестораны на берегу закрылись, только горят огни в «Феликсе», расположенном у самого порта, а на стоянке для гостей в полном одиночестве красуется «пежо» последней модели. Голые мачты брошенных на зиму яхт торчат, как зубочистки, последний вечерний самолет, сверкая зелеными, красными и желтыми огнями, как гирлянда на рождественской елке, держит курс на аэропорт Ниццы. Такой Антиб нравился мне больше всего, и я огорчился, обнаружив, что этот вечер придется провести в компании, тогда как всю неделю ресторан принадлежал только мне. Переходя улицу, я увидел внушительных габаритов даму в черном, которая сверлила меня взглядом, сидя за столиком у окна, словно не хотела, чтобы я заходил в ресторан. А когда я занял привычный столик у другого окна, посмотрела на меня с нескрываемой неприязнью. Мой плащ имел довольно потрепанный вид, ботинки запачкались, но прежде всего я был особой мужского пола. На мгновение, оглядывая меня с лысеющей макушки до грязных подошв, она прервала разговор с patronne[1], называвшей ее мадам Дежуа. Мадам Дежуа продолжила свой монолог крайне недовольным тоном: у мадам Воле, сказала она, обычно нет привычки опаздывать, если только с ней ничего не случилось на крепостных валах. «Зимой здесь всегда много алжирцев, — добавила она с такой тревогой, словно речь шла о волках, — но мадам Воле не захотела, чтобы я за ней заехала. Я не стала настаивать, учитывая обстоятельства. Бедняжка!» — Ее рука сжала большущую мельницу для перца, словно дубинку, и я тут же представил себе мадам Воле — слабенькую, тихую старушку-одуванчик, также одетую в черное и пугавшуюся даже опеки столь грозной подруги. Как же я ошибся. С порывом ветра и каплями дождя в ресторан через боковую дверь позади моего столика впорхнула мадам Воле, молодая и потрясающе красивая, в черных облегающих брючках, с длинной, грациозной шеей, обтянутой воротом-поло[2] винно-красного свитера. Она села рядом с мадам Дежуа, и я обрадовался, что во время еды смогу наслаждаться ее красотой. — Я опоздала, — виновато сказала она. — Знаю, опоздала. Когда ты одна, нужно успеть сделать так много разных мелочей, а я не привыкла быть одна, — она так мило всхлипнула, словно звякнул маленький хрустальный колокольчик. Сняла толстые зимние перчатки, сжала их, и я представил себе, что она вот так же комкает мокрый от слез платок. Ручки у нее были такие маленькие, беспомощные, слабые. — Pauvre cocotte[3], — сказала мадам Дежуа, — теперь ты со мной, скоро ты успокоишься и обо всем забудешь. Я заказала bouillabaisse[4] с langouste[5]. — У меня совершенно нет аппетита, Эмми. — Он вернется. Увидишь. Вот твой porto[6], и еще я заказала бутылку белого вина. — Ты хочешь, чтобы я была tout à fait saoule[7]. — Мы с тобой поедим, выпьем и сразу все забудем. Я прекрасно понимаю твои чувства, потому что тоже потеряла любимого мужа. — У тебя его забрала могила, — напомнила изящная мадам Воле. — Это совсем другое дело. Смерть мужа еще можно пережить. — Но это же непоправимо. — В моей ситуации тоже невозможно ничего поправить. Эмми, он любит эту сучку. — Я только знаю, что у нее отвратительный вкус... или отвратительный парикмахер. — Именно это я ему и сказала. — И напрасно. Об этом ему должна была сказать я, а не ты, мне бы он поверил, во всяком случае, мое замечание не задело бы его гордость. — Я его люблю, — воскликнула мадам Воле. — Я не могу без него. — И тут, вдруг осознав, что они не одни, быстро взглянула на меня. Что-то шепнула своей собеседнице, но та успокоила ее: «Un anglais[8]». Я, конечно, не таращился на нее, но, стараясь держаться в рамках приличия, не упускал ни единого слова, ни жеста: страсть к подглядыванию у писателей в крови. Мне оставалось только удивляться глупости женатых мужчин. В те дни я как раз был свободен от брачных уз, и мне очень хотелось утешить ее, но я перестал для нее существовать, как только она узнала, что я — англичанин. А мадам Дежуа не замечала меня с самого начала. Она отказывалась признать человеком гражданина страны, не принятой в Общий рынок. Я заказал маленькую порцию rouget[9], полбутылки «пульи» и попытался сосредоточиться на книге Троллопа, которую принес с собой. Но, понятное дело, с чтением не заладилось. — Я обожала своего мужа, — вещала мадам Дежуа, и ее пальцы вновь сжали мельницу для перца, но на сей раз данный предмет уже меньше напоминал дубинку. — А я до сих пор своего обожаю, Эмми. Вот что самое ужасное. Я знаю, если он вернется... — Мужчины никогда не возвращаются, — резко оборвала ее- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
13 часов 49 минут назад
20 часов 12 минут назад
20 часов 19 минут назад
20 часов 48 минут назад
20 часов 52 минут назад
20 часов 52 минут назад