Дело о колокольчиках [Эрл Стенли Гарднер] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Эрл Стенли Гарднер Дело о колокольчиках
Предисловие
Когда полиция Массачусетса сталкивается с необычайно сложным делом об убийстве, то всегда на помощь зовут доктора Алана Р. Моритца. Доктор Моритц считает себя рядовым патологоанатомом. Для меня он настоящий ученый детектив. Как бы то ни было, но он обладает острейшим умом. Там, где менее проницательный человек пойдет к цели напролом, доктор Моритц, с его тонким интеллектом, начнет продвигаться вперед с точностью микрометрического скальпеля, делающего срезы лабораторных образцов. Некоторые ученые мужи, за чьими именами тянется длинный шлейф титулов, с трудом находят применение своим знаниям — они сильны в теории, однако слабы в практике. Доктор Моритц — совсем иное дело. Его мозг — отлично настроенный научный инструмент высочайшей степени точности. Его образование — не более чем огромное количество фактов, почерпнутых из книг, но это составило основу истинно энциклопедических знаний. Его ум постоянно и упорно занят поисками истины. Будучи патологоанатомом, он мог бы довольствоваться простым вскрытием и констатацией причины смерти, изучением костей скелета и определением возраста, роста, пола жертвы. Но он идет гораздо дальше. Когда он осматривает траву на месте обнаружения скелета в поисках улик, он действует как детектор преступления; его исследования необычайно тщательны. Он, очевидно, вскоре найдет какой-то сухой сломанный стебелек, который покажется непосвященному лишь фрагментом смятого травяного покрова. Но склонность к следственным действиям и мышление доктора Моритца позволят ему сразу понять, что стебелек травы был сломан в момент борьбы, которая предшествовала убийству; потом в ботанической лаборатории ему назовут сроки цветения этого вида, которые приходятся на последнюю неделю июля, и значит, стебелек был сломан за неделю до цветения. Затем доктор Моритц спокойно предложит полиции начать поиски мужчины примерно пятидесяти пяти лет от роду, страдающего артритом в области спины и правого колена и поэтому слегка прихрамывающего и сутулого; этот человек ушел из дому в канун двадцать пятого июля, и с тех пор его никто не видел. Но больше всего меня всегда занимала манера доктора Моритца говорить совершенно невероятные вещи будничным, равнодушным тоном. Люди усваивают и запоминают то, в чем они больше всего заинтересованы. И, как правило, забывают все, что не смогло занять их воображения. В бытность мою адвокатом я убедился в необходимости поддерживать интерес присяжных во время слушания дела, и, признаюсь, я прибегал к жестам, мимике, выразительному голосу; я ходил по залу и даже нападал на противную сторону только с одной целью — полностью завладеть их вниманием. Поэтому, когда мне выпала честь принять участие в одном из семинаров доктора Моритца на тему расследования убийств — он читал лекции в Гарвардской медицинской школе, — я не мог не восхититься тем, как этот человек умеет держать в напряжении аудиторию, не применяя никаких приемов ораторского искусства. Ни одного лишнего жеста; он ни разу не повысил голоса, он даже не пошевелился. Он просто сидел во главе стола и рассказывал. Время от времени он начинал говорить то чуть быстрее, то чуть медленнее, и аудитория благоговейно внимала этому человеку, который анализировал, классифицировал и высказывал свои суждения. Его идеи интересны потому, что сам он интересен. Он все видит насквозь, и, мне кажется, он терпеть не может теорий, которым нельзя найти практического применения. Я знаю, что зачастую в детективных романах роль полиции принижается. Читатель закрывает книгу со вздохом, говоря себе: "Ну, может, я и не столь умен, как сыщик, но уж точно гораздо умнее того тупого копа". А поскольку подобный подход стал уже едва ли не стереотипом в детективной литературе, кульминационный эффект сотен книг явно неоправдан по отношению к полицейским. Поэтому в этой книге я — вероятно, в качестве искупления вины — попытался изобразить полицию такой, какая она есть: чрезвычайно работоспособным коллективом людей, преданных своей профессии. Добиваясь правдоподобности, я изучил работу государственной полиции в полудюжине восточных штатов. Я ночевал в их общежитиях, посещал тренировки, выезжал патрулировать улицы, присутствовал при расследовании преступлений. Надеюсь, читателю понравится, как я описал работу полиции в романе, и это в какой-то степени искупит ставшее почти универсальным описание полицейских как тупых, вечно все путающих остолопов. Тем самым я хотел бы выразить уважение прекрасному коллективу полицейских и доктору Алану Моритцу за работу, которую он провел по подготовке многих из них, стараясь, чтобы они больше узнали о том, как ум опытного медика может помочь в расследовании преступлений. И прежде всего я приношу благодарность доктору Алану Моритцу за стимуляцию моей умственной деятельности; она значила для меня не меньше, чем инструкции, полученные мною на семинарах и лекциях, которые он читал. Итак, я посвящаю эту книгу доктору Алану Моритцу. Эрл Стенли ГарднерГлава 1
Говорят, что, если встать в большом городе на углу улицы, непременно встретишь знакомого. То, что было раньше привилегией человека городского, со временем превратилось просто в рекламный трюк дюжины торговых палат. Но одно точно: любой американский турист в Париже, сев за столик уличного "Кафе де ла Пайке", рано или поздно встретит попутчика, который не успел еще отправиться одной из проторенных троп в Швейцарию, Англию или Италию. Роб Трентон, второй день подряд просиживавший за столиком уличного кафе и периодически заказывавший "чинзано", чтобы не расставаться со своим местом, к стыду своему, понял, что закон вероятности ненадежен. Каждый из тех зануд, которых он тщательно избегал на теплоходе по дороге в Европу, успел посидеть рядом с ним, разглагольствуя о том, что обязательно следует посмотреть в Париже. Но та, которую Роб отчаянно надеялся встретить, так и не появилась. Линда Кэрролл с самого начала показалась ему какой-то таинственной. Во время плавания она была приветлива и дружелюбна, но ему ни разу не удалось заставить ее рассказать о себе или своем прошлом. Она как-то упомянула отель "Лютеция" в Париже, но, когда Роб позвонил туда, ему сказали, что такая не заказывала номер, не регистрировалась и, как его уверили, никогда не пыталась поселиться там. Итак, Роб, предприняв бесплодные попытки отыскать ее в нескольких гостиницах, где она могла бы остановиться, счел разумным просто ждать в кафе. Озираясь по сторонам с единственной целью увидеть ее, он даже на огромное разнообразие стройных ножек француженок-велосипедисток бросал не более чем беглый взгляд. И вдруг на второй день она неожиданно появилась вместе с Фрэнком и Марион Эссексами, супружеской парой, с которой они познакомились на борту теплохода. Она непринужденно воскликнула: — Вот вы где! Мне говорили, что вы все свое время проводите, приклеившись тут к стулу. Четвертым будете? Роберт, вскочив на ноги, невольно кивнул. — Четвертым в бридже, покере или в чем-то еще? — спросил он. — Присаживайтесь! Он придвинул Линде стул, и все четверо устроились за столиком; Трентон жестом подозвал официанта. Линда Кэрролл пояснила: — Четвертым в путешествии на автомобиле. Знаете, я привезла с собой автомобиль. Фрэнк и Марион едут со мной, и мне кажется, если мы установим на крышу багажник и сложим туда ваши вещи, то как раз найдется место для четвертого. Мы собираемся совершить поездку по Швейцарии, потом вернуться в Париж, и тогда мы сможем сесть на теплоход в Марселе. Путешествие займет четыре недели. — Расходы поделим на четверых, — добавил Фрэнк Эссекс. — Хотя, естественно, мы трое оплачиваем дорогу: бензин, ремонт, шины, и я бы накинул Линде еще, путь дальний… — Ни за что, — перебила его Линда, — если только я не стану "общественным перевозчиком", но тогда мне не видеть страховки. Официант все это время вежливо молчал, ожидая заказа, и Роб надеялся, что никто не заметил нетерпения в его голосе, когда он, едва переводя дух, принял приглашение и тут же спросил, кто что будет пить. Пока официант записывал заказ, Линда задумчиво взглянула на Роба. — И что же вы здесь делали все это время? — спросила она. — Смотрел на людей, надеясь… просто смотрел. Линда повернулась к Марион Эссекс: — Не обращайте на него внимания, он очень замкнут, — предупредила она. — У меня был шанс разговорить его на теплоходе. Но и я ничего не добилась. Он дрессирует собак, а сюда приехал изучать европейские методики. — Как интересно! — удивилась Марион Эссекс. — А вы не слишком молоды для этого, мистер Трентон? На вопрос вместо Роба ответил Фрэнк Эссекс. Он бросил на Марион снисходительно-удивленный взгляд, какие мужья часто бросают на своих жен. — А при чем тут возраст? — Ну, я думала… Я, видите ли, решила, что для дрессировки животных нужен опыт и… — Но он явно старше своих собак, — сказал Фрэнк Эссекс. Все рассмеялись. Когда официант принес напитки, Линда снова заговорила: — Наверное, было бы здорово научить собаку носить специальную сумку с паспортом, сертификатом о прививках, таможенными декларациями и всяким там бюрократическим хламом. Моя сумка трещит по швам. — Отличная мысль! Сумчатый пес… — поддержал ее Фрэнк Эссекс. — Летом можно подвешивать сенбернарам на шею фляжку виски с сахаром и мятой вместо обычного бочонка бренди. — А куда вы отдаете собак после дрессировки? — поинтересовалась Марион Эссекс, явно пытаясь вызвать Роба на откровенность. — Ну, очевидно, он натаскивает собак приносить добычу или что-нибудь в этом роде, — предположил Фрэнк. — Я обучаю собак куда более серьезным вещам, — возразил Роб, стараясь скрыть раздражение и не нагрубить. Он смутился от того, что стал предметом оживленного обсуждения. — Вы имеете в виду охоту? — переспросила Марион. — Охоту на людей, — объяснила Линда. — Он рассказывал мне про это. У него вечно рот на замке, и вероятно, вам не дождаться его рассказов, но я удовлетворю ваше любопытство. Полиция использует бладхаундов для выслеживания преступников, бладхаунды обладают хорошим нюхом и ценятся очень высоко. Они не бывают смертниками. Но если преступник скрылся, а след еще свежий, тогда пускают в погоню немецких овчарок или доберманов-пинчеров, которые могут и убить. Но и сами доберманы часто обречены на смерть, они быстры как молния. Фрэнк Эссекс взглянул на Трентона с уважением: — Любопытно. Может быть, расскажете поподробнее по дороге? — Из Роба слова не вытянешь, — снова вмешалась Линда. — У него со мной, правда, развязался язык, да и то при луне, после скучного часа созерцания волн в тишине и пары коктейлей. Ну, за удачное путешествие! Все четверо подняли бокалы, чокнулись и выпили.Далее последовали волшебные дни: пестрая панорама чередующихся зеленых равнин и горных хребтов, покрытых густым сосновым бором; серпантины и захватывающие виды заснеженных вершин, обледенелые склоны, причудливые деревеньки и города, где крыши домиков покрыты розовой черепицей; озера с переменчивой от погоды водной гладью — от голубой до таинственной серебристо-серой. Марион и Линда сидели впереди; Роб и Фрэнк Эссекс заняли заднее сиденье, такое расположение страшно не нравилось Робу, но на нем настоял Фрэнк в первый же день поездки. Однако вскоре это стало традицией, и поэтому любая перемена грозила стать настоящим потрясением. Роб Трентон пытался разгадать чувства Линды, но напрасно. Он был уверен, что она пригласила его путешествовать вместе вовсе не для того, чтобы каждому из спутников пришлось меньше платить, — для этого подошел бы еще с десяток молодых людей; Робу казалось, что Линда отдала предпочтение именно ему и его рассказам о дрессировке животных. И она наверняка не зря отыскала его в том уличном кафе, а с какой-то определенной целью. Однако время шло, и Роб вынужден был признать, что Линда Кэрролл стала для него еще загадочнее, чем прежде. Однажды, пока Фрэнк и Марион Эссексы сидели неподалеку в коктейль-баре, он увидел, как Линда что-то сосредоточенно рисовала в альбоме, и задал ей прямой вопрос: — Ты зарабатываешь на жизнь живописью? Она удивленно обернулась: — Я не слышала, как ты подошел. — Я задал вопрос, — повторил Роб и улыбнулся, чтобы его настойчивость не показалась навязчивой. — Ты зарабатываешь на жизнь живописью? — Мои рисунки не так уж и удачны. И вдруг Роба Трентона осенило. — Минуту, — продолжал он. — Я вспомнил репродукцию одной из самых поразительных картин, какую мне когда-либо доводилось видеть. Она была напечатана на календаре и изображала швейцарское озеро, заснеженные вершины и легкие облака; предрассветные тени в долине и затянутая дымкой озерная гладь, а на берегу горит костер, дым от которого поднимается абсолютно вертикально на двести-триста футов, и там его сносит в сторону, как случается лишь рассветным утром на озере. Под картиной стояла подпись: "Линда Кэрролл". На секунду в ее глазах промелькнуло нечто вроде паники. — Ты… ты уверен, что там была именно эта подпись? — спросила она, словно желая потянуть время. — Картина произвела на меня потрясающее впечатление, — ответил Роб. — А я-то все мучился, откуда мне знакомо твое имя. На мой взгляд, это самая прекрасная из всех картин, какие я видел. Великолепно переданы предрассветные сумерки. И теперь вот я встретил тебя… подумать только… я путешествую с тобой по Швейцарии и… — Роб, — прервала она его, — это не моя картина. — Линда, наверняка твоя. Только ты могла так увидеть пейзаж. У тебя совершенно необычный подход. Она… Линда внезапно захлопнула альбом, закрыла коробку с пастелью и твердо произнесла: — Роб, я не писала ту картину, и я терпеть не могу людей, задающих очень личные вопросы. Ты выпьешь со мной коктейль? В ее голосе была такая неожиданная и горькая решимость, что Роб не посмел больше настаивать. Казалось, с этого момента она возвела высокую стену вокруг своего прошлого. И хотя оставалась приветливой, но всем своим видом убедительно давала понять: от обсуждения ее личной жизни следует воздерживаться; она также никому не позволяла заглянуть в ее альбом. Несколько раз Роб наблюдал издалека, как она рисует: легкие движения руки, плавные повороты кисти говорили о мастерстве, о четкости линий и мягкости штриха. Однако и ее рисование, и сам альбом были для него недоступны. Веселая четверка друзей путешествовала по Швейцарии, беседуя на самые разные темы; они фотографировались, споря о выдержке и диафрагме, но большей частью их разговор велся в шутливом тоне и никогда не касался личных проблем. Впрочем, помимо простой дружбы, начали назревать и более интимные отношения. Фрэнк и Марион Эссексы были связаны узами брака, а Роб и Линда сблизились, чувство привязанности росло, оба понимали друг друга без слов, и Роб был по-настоящему счастлив. В Люцерне случилось непредвиденное. Фрэнк и Марион получили телеграмму. Им было необходимо первым же самолетом срочно вылететь домой из Цюриха, и Линда Кэрролл и Роб Трентон очутились перед сложной дилеммой. — Боюсь, я здесь больше никого не знаю, — медленно произнесла Линда. — Ну, ведь нам было тесновато, — отозвался Роб. — И багаж чуть не падал с крыши автомобиля. В спокойных карих глазах Линды блеснули огоньки. — Ты так думаешь?.. — начала она. — Мы можем… — Безусловно, — уверил Роб, даже не дослушав ее. Но она упрямо продолжала обдумывать сложившуюся ситуацию: — Это будет выглядеть не совсем прилично. "Гарденклуб" Фалтхевена не одобрил бы… если бы там узнали. — Но это будет здорово, — с надеждой настаивал Роб. — Мы скажем, что Марион с Фрэнком были с нами, в "Гарден-клубе" никому до нас нет никакого дела. — Я не хотела сказать ничего такого. — Ну, так ты хотела, чтобы это сказал я. Линда на несколько секунд замялась. — Может, никто не заметит?.. — колебалась она. Роб сделал вид, что тоже задумался. — Никто не заметит… — повторил он с таким притворным сомнением, что Линда рассмеялась. Вдвоем они провели вторую половину своего идиллического путешествия, останавливаясь в маленьких гостиничках, где два паспорта и требование двух отдельных номеров вызывали у портье бурные протесты и возмущенно-отчаянное пожатие плечами. Линда рисовала, и, хотя ее рисунки, кроме нее самой, никто не видел, это вносило разнообразие в их маршрут, а новые места давали Робу возможность побольше узнать о методах военной дрессуры собак — насколько это было дозволено гражданскому лицу. Вскоре после их отъезда из Интерлакена Линда сказала Робу, что неподалеку находится небольшая гостиница, которую ей хотелось бы посетить. Какие-то ее дальние родственники останавливались там около года назад и попросили заехать, передать привет и письмо владельцу гостиницы. — Ты не будешь возражать? — спросила она. Роб Трентон покачал головой. Он с радостью бы остался вдвоем с ней на несколько дней, недель, месяцев — где угодно. В глубине души он прекрасно понимал, что, несмотря на тот барьер, который ограждал личную жизнь Линды, их отношения с каждым днем становились прочнее и крепче, подобно зреющему, наливающемуся соком плоду на ветке дерева. Гостиница оказалась прелестной, а ее владелец Рене Шарто, тихий, учтивый мужчина с грустными глазами, взяв письмо у Линды, похоже, чрезвычайно обрадовался и предоставил лучшие комнаты, да и всю гостиницу в их полное распоряжение. У маленького автомобиля, который весьма лихо вез их по стране, а теперь стоял в гостиничном дворе, появилась течь в радиаторе. Рене Шарто пообещал вызвать автомеханика, который его отремонтирует, пока Линда и Роб прогуляются по округе, наслаждаясь великолепными пейзажами. Перенося багаж из автомобиля в гостиницу, Рене объяснил, что недавно в его семье произошла трагедия. Его жена, так полюбившая тетушку Линды, которая останавливалась здесь на несколько дней год назад, недавно скончалась. Рене Шарто поставил чемодан на землю. Казалось, он вот-вот заплачет. Но вскоре он успокоился и продолжил переносить багаж в гостиницу. Затем он вернулся убедиться, что гости устроились удобно, и пошел вызывать автомеханика. Владелец гостиницы сказал им, что у него остановился еще один американец, и показал регистрационную книгу, где решительным мужским почерком было выведено: Мертон Острандер, Лос-Анджелес, Калифорния, США. Точного адреса не было. Роб Трентон успел подружиться с забавной сердитой таксой, семенящей по гостинице, а Линда Кэрролл разглядывала картины, старинную посуду и наконец предложила прогуляться. Мсье Шарто печально порекомендовал им осмотреть красивую равнину, которая прекрасно видна с высоты, надо идти по тропинке, огибающей плато, и серпантином подняться к вершине холма. Он объяснил на своем отличном английском, что подъем прост и вид стоит затраченных усилий. Мертон Острандер часто гуляет по этой тропинке и делает там зарисовки. Роб с Линдой отправились в путь и в полумиле от гостиницы повстречали высокого блондина в удобном твидовом костюме. Увидев у него под мышкой альбом, Роб шепнул Линде: — Его-то тебе не провести, не так ли? Острандер удивился, столкнувшись с двумя соотечественниками. Трентон протянул руку: — Мистер Ливингстон, если не ошибаюсь? — Стенли! — воскликнул Острандер, схватив его ладонь и энергично тряся ее. — Как, черт возьми, вы меня вычислили? — Заглянули в регистрационную книгу, — смеясь, ответила Линда. — Хотя вы и записались под именем Мертона Острандера, мы поняли, что это вы, мистер Ливингстон. — Мне тоже придется подсмотреть в книге регистрации ваши псевдонимы, мистер и миссис Стенли? — поинтересовался он. — Мы вовсе не "мистер и миссис", — ответила Линда. — Я — Линда Кэрролл, а он — Роб Трентон. — Она перехватила вопросительный взгляд, который Острандер бросил на Роба, и поспешила добавить: — Это все, что осталось от четверки путешественников, разбившейся о скалы бизнеса. Моим друзьям, мистеру и миссис Эссексам, пришлось срочно вернуться в Штаты. — Она вспыхнула, догадавшись, что невольно выделила слова "мистер и миссис", потому что Мертон Острандер, достаточно быстро все поняв, улыбнулся. — Вы художник? — спросила она торопливо. — Я не художник, — ответил Острандер. — Просто мне кажется, что зарисовки в альбоме лучше, чем фотоаппарат, запечатлевают виды. Мне нравится вспоминать потом то, что я видел своими глазами, а фотограф из меня никудышный. Я всегда держу фотоаппарат не под тем ракурсом или забываю перемотать пленку. Но даже когда я сосредоточусь и сделаю отличный снимок, выясняется, что я забыл про выдержку, и картинка получается серой и темной. А с альбомом проще, я могу зарисовать все, что хочу. — Он кивнул на альбом, который держал под мышкой, но не показал ни одного наброска. — Если интересуетесь пейзажами, — жизнерадостно продолжал Острандер, — я с удовольствием пойду с вами, буду вашим проводником и покажу вам прелестнейшую поляну в мире. — Мы были бы очень рады. Мертон Острандер повернул назад и легко зашагал по тропинке, как человек, привыкший к долгим пешим прогулкам. По дороге он рассказал о трагедии, случившейся в гостинице. — Хозяин потерял жену всего несколько дней назад. Она всю жизнь собирала грибы в окрестных лесах, но в последнее время у нее стало портиться зрение, а вы знаете здешних людей: на очки они никогда не потратятся. Да и мадам Шарто очки казались чем-то слишком экстравагантным. Только так я могу объяснить несчастье. — Поганки? — спросила Линда. — Очевидно, да. И, судя по всему, поганка оказалась лишь одна, потому что отравилась только она. — Острандер помолчал немного и передернул плечами: — Я ел вместе с ними. Понимаете, грибов было совсем немного, всего несколько штук, но я часто думаю, что случилось бы… что могло бы случиться со мной… — Они жили вдвоем? — поинтересовалась Линда. — Нет, у них есть дочь Мари. Странно, что вы ее не встретили. Она очень мила, но еще не оправилась от потрясения. Ей всего шестнадцать, хотя выглядит на все двадцать. Смуглая, хорошо сложена, с огромными блестящими глазами. А вы надолго сюда? — Всего на одну ночь. — А-а… — по лицу Острандера пробежала тень разочарования. — А вы тут давно живете? — спросил Трентон. — Несколько недель, — рассмеялся Острандер. — Не помню уже — шесть или восемь. Здесь, наверху, время тянется медленно, как стрелки старомодных часов, но в гостинице, конечно, теперь все по-другому. Повсюду царит горе… а я в какой-то мере как бы член семьи и не решился уехать, потому что разделяю их чувства. Оба в чем-то зависят от меня. Впрочем… ладно, давайте поднимемся на плато и полюбуемся оттуда пейзажем. А вы сами, кстати, не художница? — С чего вы взяли? — Не знаю. Просто спросил. Она решительно покачала головой: — Как и вы, я иногда делаю зарисовки в альбоме, просто чтобы потом вспомнить виды, игру теней и все, что видела, но… — Она нервно засмеялась и сказала: — Мои рисунки так топорны, что, кроме меня, никто не сможет уловить в них ни капли смысла… никто. Мертон Острандер смотрел на нее с легкой улыбкой: — Я так понимаю, что это и ко мне относится? — Это относится ко всем любителям, — отрезала Линда. — Честный ответ, — похвалил ее Острандер и пошел вперед по тропинке.
Глава 2
Острандер оживленно рассказывал о местных жителях, их обычаях, о швейцарской деревне и деревенских обитателях. Трентон заметил, что Линда увлеченно его слушает. Оказалось, Острандер был прирожденным актером: описывая того или иного селянина, он гримасничал или изображал его походку так, что чудилось, будто люди, о которых он говорил, предстают перед ними. Воздух был чист, свеж и прохладен. Линда никуда не спешила, и в гостиницу они вернулись к вечеру. Мари ждала их за накрытым обеденным столом. Она встала и начала бесшумно сновать из комнаты в комнату. Эта красивая девушка, очевидно, была очень подавлена смертью матери. Мсье Шарто относился к ситуации философски. И все-таки над всей гостиницей нависли печаль и тишина. Как только стихал едва начавшийся разговор, тут же отчетливо слышалось размеренное, торжественное тиканье часов. Рене Шарто сообщил, что автомобиль готов к дальнейшему путешествию, и рано лег спать. Через несколько минут ушла и Мари. Она вежливо пожелала всем спокойной ночи, бросив на Мертона Острандера выразительный взгляд. На следующее утро Острандер до завтрака развлекал их разговорами. Мари уехала в город за покупками, а потом она собиралась навестить подругу. И тогда-то Острандер как ни в чем не бывало, абсолютно спокойно и уверенно, что могло быть прерогативой лишь близкого друга, предложил составить им компанию в поездке, если в автомобиле для него найдется место. Линда, украдкой взглянув на Роба, сказала: — Наверное, мы могли бы потесниться, но мы уезжаем прямо сейчас. — Ну и отлично, — отозвался Острандер. — Но вы… вы же говорили, что стали почти членом семьи. Разве вы не хотите дождаться хозяев, чтобы попрощаться? Острандер оставил ее вопрос без внимания: — Им известно, что я рано или поздно уеду. Честно говоря, сумрачная атмосфера в гостинице меня угнетает. Что до прощания, то лучше уехать сразу, покончить с этим побыстрее. Ненавижу расставания. Роб Трентон, вспомнив тот взгляд, которым одарила Мари Острандера прошлым вечером, подумал: "Неужели он уедет, не дождавшись ее?" Впрочем, Линда Кэрролл то ли не заметила ничего особенного в его спешке, то ли пожалела его. — Конечно, — призналась она Робу, — я могу понять, что он чувствует. Я сама терпеть не могу прощаться. А здесь все словно окутано мраком. Мне вполне хватило и одной ночи. Мне жаль их, но… ведь… Роб молча кивнул в ответ. Но на самом деле Роб постарался оттянуть момент отъезда, чтобы у Мари был хоть какой-то шанс вернуться и проститься с тем, кто, по его же собственному признанию, стал почти "членом семьи". Однако Острандер вскоре появился с тщательно упакованным багажом. Он был подозрительно оживлен, и Роб решил, что Мертон начал собирать вещи еще с вечера. Мсье Шарто ничего не сказал, когда ему сообщили, что Острандер уезжает. Казалось, он был не способен выразить никаких эмоций. Он как в летаргическом сне просматривал счета. Острандер оплатил проживание, положил чемоданы на крышу автомобиля и в багажник, забив машину до отказа. Потом торопливо пожал руку хозяину, простился с ним по-французски, похлопывая его по плечу. Когда на глаза Рене Шарто навернулись слезы, Острандер напоследок дружески хлопнул его по спине и залез на заднее сиденье. — Я и не думал, что у меня столько вещей, — извиняющимся тоном объяснил он, обезоруживающе улыбаясь. — Если вы перевезете меня через границу, я отправлю багаж в Марсель и пересяду на поезд. — Вы отплываете из Марселя? — спросила Линда. — Да. — Каким теплоходом? — Ну, — начал он добродушно, — зависит от расписания. Я возвращаюсь в Штаты первым же лайнером. Он принялся устраиваться поудобнее; ему пришлось согнуть длинные ноги так, что они почти упирались в его подбородок, но он не жаловался. Роб Трентон занял свое уже привычное место впереди, и маленький автомобильчик запыхтел, карабкаясь по холму легко и быстро, словно желал поскорее вырваться из печальной гостиничной атмосферы. На заднем сиденье Острандер вещал о характере местных жителей, достопримечательностях и архитектурных памятниках, которые без него они бы оставили без внимания. Безусловно, он был очень наблюдателен, постоянно подмечал и описывал своеобразные обычаи страны. Когда они остановились, чтобы пообедать, оказалось, что у Острандера сильно затекли ноги. Он притворился, будто застыл в согнутом положении от долгого сидения в автомобиле, и это было так комично и остроумно, что даже Роб не мог сдержать смеха. Впрочем, представление возымело желаемый эффект, и Линда настояла на том, что они с Робом должны поменяться местами, и Острандер все дневное путешествие провел на переднем сиденье. Роб Трентон, приютившись на заднем сиденье в окружении бесчисленного багажа Мертона, превратился в молчаливо-внимательного, но равнодушного слушателя рассказов Острандера. Поведав о том, как фермеры строят наклонные опоры к чердакам домов, где хранят сено, приподнимая тем самым крышу над комнатами, Острандер перешел к необычным колокольчикам на шеях швейцарских коров. Роб был вынужден признать, что Острандер сел на своего любимого конька. Даже ему был интересен его рассказ. Время от времени, по просьбе Острандера, Линда останавливала автомобиль, и они, стоя в высокой зеленой траве, слушали мелодичный звон, доносившийся с горного пастбища. — Колокольчики никак нельзя назвать грубыми. Они созданы специально ради совершенства простой сельской гармонии: начиная с громкого гудящего колокола на шее быка и заканчивая тонким треньканьем колокольчика теленка, все стадо коров издает целую симфонию звуков, которые вписываются в красоту деревенской природы, — рассказывал Острандер, — а определенные тона не просто гармонируют с природой — каждый владелец скота отличает своих животных по звучанию их колокольчиков. Если одна из коров потеряется, хозяин не только обнаружит пропажу, но и по отсутствию той или иной ноты в общей мелодии сразу определит беглянку. Острандер, казалось, всерьез увлекся швейцарскими колокольчиками, он даже похвастался, что у него в багаже — две коробки с коллекцией колокольчиков, которая, как он надеется, послужит наглядным пособием на его лекциях в различных клубах по его возвращении в Штаты. Рассказ Острандера был столь убедителен, правдоподобен и мил, что Роб Трентон начал опасаться перспективы превратиться вскоре в неодушевленный предмет весом в шестьдесят пять килограммов, который забросили на заднее сиденье автомобиля, чтобы сбалансировать коробки с колокольчиками, которые так любовно коллекционирует Острандер. Роба раздражало и то, что ему приходится насиловать себя, отчаянно пытаясь принять участие в общем разговоре. Это у него не слишком хорошо получалось, но он ни за что не станет сидеть молча, позволяя обаятельному Острандеру покорять и его самого, и Линду. И он говорил и говорил, а остальные слушали — Острандер вежливо, Линда — с легкой улыбкой. Роб чувствовал, что в его разглагольствованиях нет ничего интересного, но, по крайней мере, был доволен тем, что пока он говорит, Острандер молчит, хотя бы просто из учтивости. И уже задолго до приближения к границе всем стало ясно, что Мертон Острандер едет дальше с ними — хотя бы до Парижа.Глава 3
В парижской гостинице Роб Трентон оказался в одном номере с Мертоном Острандером, и только тогда Роб осознал, сколько на самом деле багажа Острандер умудрился запихнуть в маленький автомобильчик Линды. Кроме двух больших коробок с коровьими колокольчиками, он взял с собой матросский сундучок с личными вещами и еще какой-то тяжеленный ящик. Роб решил было, что он держит там принадлежности для рисования, но, когда Острандер открыл ящик, оказалось, что там находится полный набор слесарных инструментов, а также электродрель, напильники, гаечные ключи и множество тому подобного. Все утро Мертон возился со своим багажом, а после полудня раздался телефонный звонок, вызывающий его спуститься этажом ниже по делу, о котором он не счел необходимым рассказать Трентону. Острандер отсутствовал довольно долго. Когда Роб вошел в ванную, он заметил на раковине масляные пятна. Под его ногами по полу покатилась большая металлическая стружка. Происхождение стружки было совершенно непонятно. Роб предположил, что, вероятно, Острандер сверлил отверстие в рамке зеркала, висевшего над раковиной. Но потом подумал, что все же ошибся. Острандер вернулся около трех часов пополудни и сразу же отправился в ванную. Казалось, он был страшно недоволен тем, что Роб тщательно все там убрал. — Не стоило тебе этим заниматься, — как-то нетерпеливо произнес он. — Ты же знал, что я скоро вернусь и уберу все сам. — Но ты не сказал, когда придешь, — ответил Роб. — Признаю, я оставил после себя беспорядок, — небрежно заметил Острандер. — Я смазывал кое-какие инструменты. Роб промолчал. Острандер подошел к мусорной корзине, увидел там металлическую стружку, чуть замялся, потом объяснил: — Я проверял дрель. Линда просила закрепить багажник на крыше автомобиля, он совсем разболтался. Завтра мы отправляемся в Марсель, и все должно быть готово к загрузке. Я хотел убедиться, не затупилась ли дрель. — Ты определился с отъездом? — поинтересовался Роб. — Да, пару часов назад. Поэтому я и умчался так стремительно. Кто-то отменил заказ, и у меня появился шанс купить билет. Я отплываю вместе с тобой и Линдой. — Ага, — сдержанно отозвался Роб, — очень хорошо. Вечером, около десяти часов, Роб Трентон очнулся от крепкого сна, почувствовав резкий металлический привкус во рту. Острая боль вдруг пронзила живот и даже икры ног. Его мучали тошнота и жесточайшая рвота. Мертон Острандер, ухаживая за ним, проявил себя и как добрый самаритянин, и как медбрат. Подобно заботливой сиделке, он отвлекал, приободрял, поддерживал — словом, всячески помогал, меняя горячие компрессы на животе Роба и убеждая его, что причиной внезапного недомогания был салат с омарами, который они ели за обедом. Мертон припомнил, что и в его тарелке тоже попался кусочек несвежего омара, и поэтому он вообще не стал есть салат. Он хотел предостеречь Роба, но ему показалось, что Роб с наслаждением ест салат, и он передумал, решив, что крохотный испорченный кусочек омара попался случайно. Роб вспомнил, что Линда тоже ела салат из морских деликатесов, и настоял на том, чтобы Острандер спустился в ее номер и убедился, что с ней все в порядке. Сначала Острандер не придал его словам должного значения, но потом решил все же позвонить ей. Когда минут через десять выяснилось, что внутренняя телефонная линия неисправна, он согласился сбегать вниз и постучать в ее номер. Однако прежде чем уйти, он открыл аптечку, которую, как он объяснил, всегда возил с собой, и дал Робу две большие пилюли, они должны были успокоить желудок теперь, когда он очистился от недоброкачественной пищи. Сильный приступ тошноты заставил Роба опустить пилюли в карман халата. Через несколько секунд Острандер спросил, закрывая за собой дверь, не вышли ли они обратно. Роб, чтобы не тратить последние силы на бессмысленное обсуждение, что-то пробурчал в ответ, который Острандер расценил как "не вышли!". Когда Острандер ушел к Линде, Роб, забыв вынуть пилюли из кармана халата, побрел к постели. Линда не испытывала никаких неприятных симптомов и отнеслась к недомоганию Роба гораздо серьезнее, чем мужчины. Она вбежала в их номер в халате и тапочках на босу ногу и принялась настаивать на том, чтобы они немедленно вызвали такси и отвезли Роба в американский госпиталь. Острандер вполне резонно считал, что это совершенно излишне, ибо худшее уже позади, а сам Роб, дрожащий и слабый, не хотел "причинять никому хлопот". Острандеру удалось потянуть время, но минут через тридцать Линда все же поступила по-своему. Роба, поддерживая под руки, подвели к такси, которое каким-то чудом ей удалось сразу найти, и они отвезли его в госпиталь, где молодой врач выслушал их сбивчивый рассказ о симптомах и выписал рецепт лекарства, которое, как подумал Роб, обеспечит лишь кумулятивный эффект. Так и случилось. Наутро Роб, слабый и измученный, был вынужден распрощаться с Линдой и Мертоном Острандером, которые выехали на ее автомобиле в Марсель. Острандер, излучая оптимизм, похлопал Роба по плечу и заверил его, что они непременно встретятся на теплоходе, до которого Роб, выздоровев, доберется поездом. Доктор строго покачал головой. На какое-то мгновение Робу показалось, что, когда Линда повернулась к двери, в ее глазах блеснули слезы, но она бодро помахала ему рукой, как будто они расставались всего лишь на пару часов. Ночью у Роба снова начался приступ острой боли. Доктор казался озабоченным, он никак не мог понять причины заболевания. Приговор собравшихся врачей был единодушен — Робу строго-настрого запрещалось ехать ночным поездом в Марсель, а теплоход отплывал на следующий день в четыре часа пополудни. Роб очень ослабел. Ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Он снова лег. Но ему удалось продиктовать телеграмму Линде с пожеланием счастливого плавания. Немного подумав, он добавил привет Мертону Острандеру. Затем он опустился на подушки, стараясь прогнать черные волны разочарования. Но утром он решился. Несмотря на головокружение и тошноту, он кое-как собрал вещи, доковылял до такси и успел на самолет, который доставил его в Марсель за полчаса до отплытия лайнера. Когда он появился на причале, совсем выбившийся из сил, по громкоговорителю в последний раз возвестили об отправлении теплохода. На палубе он сразу же увидел Мертона Острандера, лицо которого выражало неподдельное изумление.Глава 4
Соседом Роба по каюте оказался тихий, неразговорчивый человек, которому, очевидно, совершенно не нравилось путешествовать в компании Роба, потому что уже на второй день плавания его перевели в другую каюту, и к Робу перебрался новый попутчик — Харви Ричмонд, широкоплечий, добродушный парень; он занял полку "В". Робу Трентону сразу понравился Ричмонд, а Ричмонд в свою очередь с интересом слушал Роба, особенно его рассказы о путешествии по Европе. — А почему же вы не едете в одной каюте с Острандером? — спросил Ричмонд. — Острандер лишь в последний момент купил билет, от которого кто-то отказался. — Понятно. Но это можно было уладить. Поменяться с кем-то местами ну, вы сами знаете. — Я еще слишком слаб, — признался Роб. — Никак не окрепну, а Острандер — из тех атлетов, которые привыкли брать от жизни все. Не думаю, что ему было бы приятно возиться с полуинвалидом. Ричмонд, запрокинув голову, расхохотался: — Полуинвалид? Бог ты мой! Вы же крепкий, выносливый человек. Правда, с отравлением шутки плохи. В конце концов, с кем не случается. Это, должно быть, нелегкое испытание. — Так оно и было, — согласился Роб. — Худшие дни моей жизни, и я все еще никак не могу оправиться. Ричмонд ловко перевел разговор на Острандера: — Вы говорили, он интересуется живописью? — Живописью и коровьими колокольчиками. — А что такого особенного в колокольчиках? — Так сразу не заметишь, если специально не изучать их, — пояснил Роб. — Швейцарские колокольчики для коров — очень яркая примета местного быта. Когда стадо передвигается, они издают мелодичные музыкальные звуки; у Острандера неплохая коллекция колокольчиков. — Я не знал. Ну, лежи и ни о чем не думай, — сказал Ричмонд, переходя на "ты". — Давай-ка я укрою тебя пледом. Тебе будет тепло и уютно. Если захочешь почитать, вот книга. Тебе сейчас главное набираться сил. Так значит, он везет с собой коллекцию колокольчиков? — Именно. И все колокольчики — с разными тонами звучания. — А где они сейчас? — Наверное, сдал в багаж. Но мог взять и в каюту. — Очень интересно, — задумался Ричмонд, — но я не хотел бы показаться ему навязчивым, особенно если он собирается использовать коллекцию в качестве наглядного пособия на лекциях. Кстати, Трентон, а как называлась гостиница, где вы останавливались? — Не помню. Она была неподалеку от Интерлакена. Вот и все… — Да, да, понимаю. Ты упоминал, где она находится. Я думал, ты припомнишь название. — Нет, не помню. — Ты говорил, там случилось какое-то горе? — Верно. Женщина, владелица гостиницы, умерла, отравившись поганками. — А ты, случайно, не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о симптомах ее недомогания? Трентон поморщился и сказал: — Нет, но представляю, что она должна была чувствовать. Не думаю, что мне захочется когда-нибудь обсуждать подробности пищевого отравления. — Да уж! — Ричмонд заботливо поправил плед, которым он укутал ноги Роба, и вышел из каюты. Он вернулся через час и привел с собой невысокого, но хорошо сложенного мужчину, чьи проницательные черные глаза оценивающе смотрели на Роба Трентона. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Ричмонд. Трентон улыбнулся: — Гораздо лучше, но слабость еще не прошла. — Это доктор Герберт Диксон, — представил гостя Харви Ричмонд. — У доктора кое-какие проблемы. Я решил, может быть, ты поможешь. — Вы доктор? — переспросил Трентон, пожимая Диксону руку. — У меня диплом медика, — ответил Диксон, — но я специалист в необычной области. А сейчас, знаете ли, возникли сложности с моим псом. Насколько я понял, вы занимаетесь дрессировкой собак. Может быть, сумеете помочь? У Трентона заблестели глаза: — В чем же дело? — Это немецкая овчарка, — начал доктор Диксон, взглянув на Ричмонда. — Я купил ее у одного англичанина, который, по-моему, был очень привязан к псу. Собака, как я понял, очень дисциплинированна, но англичанин, живший на континенте, был вынужден вернуться домой по финансовым соображениям, связанным с курсом продажи валюты. Он признался, что просто не может позволить себе содержать собаку в Великобритании. Честно говоря, животное мне понравилось… — Где пес сейчас? — спросил Трентон. — На верхней палубе. В клетке… признаюсь, он доставляет мне немало хлопот. — В чем это выражается? — Он терпеть меня не может, рычит, скалит зубы, ведет себя весьма агрессивно. Он бросается на людей, которые говорят с ним или пытаются погладить. Если бы не "строгий" ошейник, на меня уже пару раз могли бы подать в суд за причиненный ущерб. — Сколько длился процесс смены хозяина? — Что вы имеете в виду? — Сколько времени вы дали собаке, чтобы она привыкла к вам? — Ах это, — вздохнул доктор Диксон. — Старый владелец считал, что будет лучше, если не затягивать расставание. Он велел псу идти со мной, убедился, что он исполняет мои команды, и в тот же день улетел в Англию. Трентон откинул плед, нащупал ногами ботинки. — Я хотел бы взглянуть на него. — Я был бы только рад, но должен предупредить — он очень свиреп с незнакомыми людьми. Я даже боюсь выгуливать его по палубе. Чем больше с ним возишься, темзлее он становится. — Так и должно было быть, — пояснил Роб. — Как его зовут? — Лобо. — У вас есть поводок? — Конечно. — Выведите его на корму, туда, где бассейн. Привяжите веревку к концу поводка, чтобы привязь получилась длинной, и в точности выполняйте мои указания. — Я не думаю, что стоит выгуливать его на длинном поводке. Он может укусить… — Обязательно привяжите веревку к поводку. Но не отпускайте его с короткой привязи, пока я не разрешу. Держите его за ошейник. Увидимся возле бассейна. Роб Трентон вышел на палубу и обнаружил, что на самом деле сил у него гораздо меньше, чем он предполагал. Он с большим трудом преодолевал последствия заболевания. Впрочем, он решил, что работа с собакой взбодрит его.Утром была небольшая качка, воду из бассейна слили. Шезлонги убрали, а поскольку купающихся не было, палуба пустовала. Небо затянули тучи, ветер хотя и стих, но по морю бежали волны, отчего теплоход заметно качало. Роб Трентон подождал появления Харви Ричмонда и доктора Диксона; Ричмонд шел на безопасном расстоянии, а Диксон держал пса на парфосном ошейнике. Роб сел на палубу, убедившись, что вокруг него достаточно места для тренировки пса. — Держите пса крепче! — приказал он. — Пройдите мимо меня. Держите его с противоположного бока от меня. Доктор Диксон с собакой медленно пошел вперед. — Прогуливайте его вокруг меня, — велел Роб. Пес, увидев сидящего Роба и почуяв его жесткие команды, оскалил клыки, зарычал и натянул поводок. — Кажется, он не желает идти ко мне, — сказал Трентон. — Это потому, что он у меня с противоположного бока, — заметил Диксон, — но если я возьму поводок в другую руку и мы пройдем мимо, он бросится… — Нет, нет, — торопливо перебил его Трентон. — Не надо. Мне совсем не хочется, чтобы он набросился на меня. Улыбка доктора Диксона должна была означать, что тот, кто боится собак, никогда ничему их не научит. — Я не боюсь пса, — поспешил уверить его Роб. — Но я не хочу, чтобы он бросался на меня… пока еще рано. Продолжайте водить его мимо меня. Не кружите. Просто ходите туда и обратно. Постепенно увеличивайте длину поводка. Трентон изучал пса. Это была крупная немецкая овчарка, на лбу, между глаз, у нее залегла складка, значит, животное нервничало. Густая шерсть была тусклой, без блеска — денежные затруднения ее прежнего хозяина сказались на рационе собаки, что привело к частичному авитаминозу. Роб Трентон выждал благоприятного момента и вдруг обратился к Диксону: — Отлично. Передайте мне конец веревки, привязанной к поводку. Потом отойдите в сторону. — Вы хотите сказать… — Прошу — веревку! — твердо повторил Роб. — Боже правый, он бросится на вас и… — Быстрее, пожалуйста! — резко сказал Трентон. — Веревку! Доктор Диксон бросил ему конец веревки. — Теперь уходите. Пес, оказавшись неожиданно привязанным к незнакомцу, сидевшему на палубе, дернул поводок, натянув веревку. — В чем дело, Лобо? Собака зарычала, скаля зубы. Трентон рассмеялся и заговорил с псом: — Тебе придется привыкать ко мне, приятель. — Он отвернулся от пса и обратился к Харви Ричмонду, который издалека с интересом наблюдал за происходящим. — Сам видишь, что с собакой, — произнес он совершенно спокойно. — Пес тоскует по прежнему хозяину. Очевидно, он впервые на теплоходе, но осознает, что находится в открытом море и нет никакой возможности доплыть до дому. Естественно, он встревожен и раздражен. Его надо успокоить и обращаться с ним как можно ласковее. — Внезапно он снова повернулся к собаке: — Ведь так, старина Лобо? Пес продолжал тянуть поводок. — Ко мне, Лобо! — приказал Трентон. Пес оскалился. — Я сказал, ко мне! — строго повторил Трентон. Собака упрямо стояла на месте и рычала. — Ко мне! Роб резко дернул веревку, подтаскивая к себе собаку по палубе. Лобо рычал все более злобно. — Боже мой, — доктор Диксон шагнул вперед, — он же… — Не вмешивайтесь, — велел Трентон. — Лобо, ко мне! Роб тянул поводок к себе. Пес упирался, рычал. Его когти царапали палубу, наконец он упруго встал на лапы и пошел вперед, подчиняясь поводку, делая один покорный шаг за другим. Роб Трентон нагнулся к псу, продел левую руку в ошейник, а правой обхватил его. — Лежать, приятель, — произнес он, надавив на собаку. — Лежать, Лобо! Пес поколебался, чуть слышно зарычав, затем лег, его пасть была всего в нескольких сантиметрах от ноги Роба. Пес все еще скалил клыки. Роб не убирал левой руки с ошейника, а правой — с холки собаки. Затем он поднял голову и обратился к доктору Диксону и Харви Ричмонду: — Прошу вас, никаких удивленных возгласов. Ведите себя так, словно ничего не произошло. Просто разговаривайте — как ни в чем не бывало. Казалось, доктор Диксон хотел возразить, но передумал и сказал: — Понимаю. — Трудно сдерживать эмоции, увидев такое, — вступил в разговор Ричмонд. — Я почти не сомневался, что он перегрызет тебе глотку. Трентон спокойно смотрел на своих собеседников, медленно поглаживая пса по шерсти, легкими движениями водя по корпусу, а затем погладил его по загривку. — Бедняга, — снова заговорил Трентон, — совершенно сбит с толку. Никак не поймет, то ли хозяин оставил его с доктором Диксоном, то ли доктор украл его, то ли его бросили или просто что-то случилось. Как бы там ни было, он растерян. Рука Трентона осторожно двигалась, пока не коснулась собачьей шеи. Он спокойно и уверенно гладил и любовно теребил собачью шерсть. — Бедняга, — повторил он сочувственно. — Тебе надо немного уверенности и много преданности. Пес посмотрел на Трентона. Он уже не рычал. Он вытянул морду, чтобы положить голову Робу на колено. — Молодец, — похвалил Роб. Неожиданно раздались аплодисменты, и Трентон поднял голову. С верхней палубы около дюжины пассажиров наблюдали за драмой, разыгравшейся внизу. И сейчас они выражали свое одобрение и восхищение. Трентон заметил лишь, что Линда Кэрролл с широко распахнутыми глазами стоит у самого бортика, наклонившись вниз, а из-за ее спины выглядывает, словно завороженный, Мертон Острандер. Линда самозабвенно хлопала в ладоши. Мертон тоже небрежно сделал пару хлопков, потом положил руки на поручни. Он озадаченно нахмурился. Очевидно, он всерьез задумался. Трентон продолжал заниматься псом, гладил его напряженный корпус чуткими пальцами, успокаивая тихим голосом. Минут через десять Трентон поднялся. — Думаю, пора отвести пса на его место, — обратился он к доктору Диксону. — Можете пойти со мной. Они подошли к ступеням, чтобы подняться к собачьей клетке. Любопытные пассажиры, заинтересованные происходящим, толпились вокруг, но Трентон предостерегающе поднял руку: — Собака нервничает, прошу всех отойти в сторону. Роб с псом приблизились к клетке. Доктор Диксон открыл дверцу. Роб Трентон сказал: — Лобо, иди туда! Он отстегнул поводок, и пес вошел в клетку. Доктор Диксон захлопнул дверцу. Вдруг Роб Трентон почувствовал, что весь дрожит и что его мускулы напряжены. Только сейчас он осознал, что затратил куда больше нервной энергии и физических сил, чем ожидал. — Если не возражаете, — обратился он к доктору, — я вернусь в каюту и лягу в постель. Я не представлял, что еще так слаб. В это время к нему протиснулась Линда Кэрролл. — Роб! — воскликнула она. — Было просто замечательно! Ты прелесть! Она положила руку ему на плечо. Ее глаза расширились, в них мелькнула тревога. — Роб, ты же… дрож… Он взглядом умолял ее молчать. Линда осеклась: — Ты великолепен… — Она запнулась. — Я все еще не вполне здоров, — пробормотал Роб. Ему казалось, что весь путь по коридору, затем по трапу и до самой каюты, где он рухнул на кровать, он проделал как во сне. Через несколько секунд к нему вошли Харви Ричмонд и доктор Диксон. — Ты нормально себя чувствуешь? — спросил Ричмонд. Роб кивнул. — Вам не следовало тратить столько усилий, пока вы так слабы, — заметил доктор Диксон. — Вы сотворили чудо. Никогда не видели ничего подобного. А почему вы были так уверены, что пес вас не укусит? — Вовсе я не был уверен, — слабым голосом признался Роб, — он, конечно, мог укусить. Но собакам необходим кто-то, кто заставит их подчиняться. Сейчас псу нужен друг, который может успокоить. Вы, должно быть, поняли, что я нарочито грубо отдавал вам приказы, веля оставаться поблизости. Приношу извинения, но таково условие обучения собак. Пес слышит резкие команды и понимает мое преимущество. О Господи, я и не знал, как я слаб! Доктор Диксон шагнул вперед, взял запястье Роба, положил руку на его плечо. Теперь, когда Роб был в постели, охватившая его дрожь заметно усилилась. — Полагаю, — начал доктор, — мне следует связаться с судовым врачом и предложить ему… если вы, конечно, не возражаете. — Спасибо, — поблагодарил его Роб. Он почувствовал, что Ричмонд укрывает его пледом, но дрожь не унималась. Его трясло как в лихорадке. Он услышал, как открылась дверь. Судовой врач засучил его рукав. Потом был запах спирта, потом — укол иглы. Спустя несколько секунд приятное тепло разлилось по венам. Мышцы расслабились; он перестал дрожать. Дремота окутала его мягким покрывалом забытья. Он слышал шепот, затем доктор Диксон и судовой врач на цыпочках вышли из каюты. Роб вздохнул и тут же погрузился в сон. А пока он спал, Харви Ричмонд неспешно и тщательно осмотрел каждый уголок каюты и обыскал наспех упакованный и потому неаккуратный багаж Роба.
Глава 5
Только через три дня Роб Трентон восстановил силы. К тому времени теплоход уже миновал Азорские острова и быстро плыл по Атлантике к Нью-Йорку. Несмотря на легкую слабость, Трентон все же регулярно занимался с немецкой овчаркой, и доктор Диксон практически передал Трентону права на пса. Собака ждала прихода Трентона и радостно виляла хвостом, когда Роб приближался к клетке. Трентон вдруг осознал, что всегда рад встрече с псом. Он рассказал доктору Диксону, что отношение собаки к человеку зависит от того, как сам человек относится к собаке. — Собака — как человек, — объяснил он. — Не просто почувствовать радость от работы с собакой, если она равнодушно тебя встречает или вовсе игнорирует. Но если собака радуется встрече, это вдохновляет и тебя. Доктор Диксон задумчиво кивнул. Казалось, в эти дни он много времени проводил в раздумьях, стараясь правильно оценить молодого Роба Трентона и интересуясь не только его мнением, но и опытом. Харви Ричмонд, в свою очередь, пользуясь преимуществами соседа по каюте, задавал бесконечные вопросы, многие из которых, как заметил Трентон, касались Мертона Острандера. Острандера же совершенно не интересовал Харви Ричмонд, несмотря на все попытки Ричмонда сблизиться с ним. Острандер куда больше обращал внимания на привлекательных женщин, чем на мужскую половину пассажиров лайнера. Однако чаще всего он проводил время с Линдой Кэрролл, увлекая ее за собой при первой возможности и к явному неудовольствию многих мужчин, которые старались разлучить эту пару на танцах, наперебой приглашали Линду на прогулочную палубу или сыграть в шафлборд,[1] пинг-понг и теннис. Но у Острандера было преимущество старого знакомого, путешествовавшего с ней по Швейцарии. И он пользовался им легко, естественно и даже безжалостно, стараясь почаще оставаться с ней наедине, а их уединение казалось столь интимным, что беспокоить их было бы просто бестактно. Все еще длившееся недомогание Роба ограничило его светскую жизнь. Но Линда неизменно оказывалась на верхней палубе, когда бы Роб ни выгуливал собаку. Хотя Острандер и пытался нарушить заведенный ею порядок, Линда упрямо его придерживалась. И вскоре Лобо привычно ждал ее появления и радостно вилял хвостом при звуке ее шагов. Позднее, когда Роб окончательно окреп и снова стал чувствовать себя как прежде, он с радостью отметил, что Линде всегда удавалось выкроить время для него. За день до прибытия в Нью-Йорк Роб Трентон подошел к клетке; на палубе возле нее его уже ждала Линда. — Это просто чудо, что ты сумел сделать с собакой за короткое время, Роб! — сказала она. Роб жестом подозвал к себе пса: — Собакам необходимо любить и быть любимыми. Собаки способны на безграничную верность. Собачий характер таков, что им постоянно нужно изъявлять любовь, поэтому они бывают очень преданными. Линда задумчиво на него посмотрела. — А разве то же самое не относится и к женщинам? — Не знаю. Я никогда не был женщиной. — Но ты не был и собакой, — парировала Линда. — Ну, — ответил он, — собак я неплохо изучил. — Сдаюсь, — она удивленно улыбнулась, — ты победил. Они вместе прошлись по палубе. Псу больше не нужен был поводок, он все равно не отходил от Роба ни на шаг. — А что произойдет, когда мы прибудем в Нью-Йорк и доктор Диксон заберет Лобо? — спросила Линда. Роб весело взглянул на нее: — Не думай, что я столь жесток. Я не стал бы приручать собаку, если бы такое могло произойти. — И что же будет? — Доктор Диксон подарил пса мне. Мы с ним подружились. — Но это очень дорогая порода. — Все зависит от того, что понимать под этим. Многие были бы не прочь выложить изрядную сумму за собаку с такой родословной, экстерьером и умом, а иные предпочли бы приобрести полностью обученную собаку. — Пес еще не полностью обучен? — Не в моем понимании. — Доктор Диксон — любопытный человек. Он очень замкнутый и одновременно приветливый. Никто не знает точно, чем он занимается. Я слышала, что он специалист в какой-то загадочной отрасли медицины, но никто так и не разузнал в какой? Может быть, тебе он рассказывал? — Судебная медицина, — пояснил Роб. — Что это такое? — Юридическая медицина. Медицина, имеющая касательство к нарушению закона и судебным разбирательствам. — Убийства? — спросила Линда. — Разное. Впрочем, сам Диксон не любит об этом говорить. Люди могут не так понять. Раз он не поделился с остальными пассажирами, было бы лучше, если бы и ты ничего никому не рассказывала. — А когда мы вернемся домой, ты снова займешься своими собаками? — Мне бы хотелось, чтобы ты увидела мой дом, — серьезно сказал Роб, — увидела моих собак и… ну, я надеюсь, ты не исчезнешь из моей жизни? Ты живешь в Фалтхевене… — Я бы с удовольствием посмотрела, как ты работаешь со своими подопечными, — поспешно перебила его Линда. — У меня есть твой адрес. Ты позволяешь приезжать к тебе любопытным? — Я бы очень хотел, чтобы ты приехала ко мне. — Роб, она неожиданно повернулась к нему, — у тебя есть машина? Он рассмеялся: — У меня есть старый помятый фургон, в котором я перевожу собак, но он не совсем прилично выглядит. — Тебя кто-нибудь встречает… в порту? — Нет, а что? Она торопливо объяснила: — Я только что получила телеграмму. Моя друзья будут встречать меня на машине, и я еду с ними. Хочешь поехать домой на моем автомобиле? Перевезешь весь свой багаж и… — Отлично, — обрадовался Роб, — если это не причинит тебе неудобств. — Конечно нет. Я заберу вещи и поставлю автомобиль в гараж, а ты просто уедешь на нем. Только тебе придется заправиться, бак почти пустой. — Я перегоню его куда… — Не надо его перегонять, — возразила она. — Оставь пока у себя, а я приеду за ним. Через несколько дней я буду проезжать неподалеку от тебя. Ты ведь будешь дома? — Скажи когда, и я обязательно буду дома. — Не надо. Не жди меня специально, Роб. Но я… — Она замолчала и недовольно нахмурилась, заметив Мертона Острандера, который, слегка наклонившись из-за качки, шел к ним по палубе. — Всем привет! — сказал он. — Как сегодня собачка? — Спасибо, хорошо, — ответил Роб. — Мы с Робом беседовали, — тихо произнесла Линда. — Я так и понял, — жизнерадостно откликнулся Острандер, — и совершенно уверен, что ты забыла о состязании по пинг-понгу. — А что такое? — Мы с тобой должны были начать игру пять минут назад, — напомнил Острандер, выразительно постукивая пальцем по циферблату наручных часов. — Состязание уже подходит к финалу… — Да ну его, твое состязание! — отмахнулась Линда. — Я спущусь позже. Он покачал головой: — Так нельзя, Линда. Стол на это время оставлен нам. Второй матч уже завершен. Все должно быть готово к финальным играм, которые начнутся в половине третьего. Она чуть поколебалась, едва скрывая раздражение. — Ну хорошо! — решила она. — Предупреждаю, я буду безжалостна. — Я люблю безжалостных женщин, — парировал Острандер. — Увидимся, Роб! Роб мрачно смотрел им вслед. Он чувствовал, что ему удалось проникнуть за барьер, который Линда воздвигала каждый раз, как он начинал спрашивать ее о личной жизни. Сейчас момент был самый подходящий. Ему даже показалось, что Линда вот-вот расскажет ему что-то важное. Роб прогуливался по палубе, пес шел рядом. Вдруг Роб заметил, что с верхней палубы за ним наблюдает Харви Ричмонд. Когда Роб проходил мимо этого добродушного грузного человека, Ричмонд сказал ему: — Ты славно поработал с псом, Трентон. — Спасибо. — А что с твоей знакомой? Я видел ее на палубе с Острандером минуту назад. Роб чуть было не послал его к черту, но сдержался. — По-моему, они оба участвуют в турнире по пинг-понгу, — сухо произнес он, вежливо стараясь дать отпор любопытному спутнику. Но Ричмонд ничего не заметил. — Острандер ночью совершил занятный поступок, — продолжал он. — Да? — В голосе Роба звучало ровно столько интереса, сколько того требовала обычная вежливость. — Точно, — искренне уверил его Ричмонд. — Выбросил в море коробки с колокольчиками. Забрал их все из багажного отделения — и ну кидать за борт! Линда Кэрролл очень возражала, уговаривала, мол, он обещал ей подарить четыре колокольчика. Она хотела повесить их на шеи коровам на своей ферме. Он в результате дал ей четыре штуки, но ей пришлось устроить бурную сцену, чтобы заполучить их. Остальное он выкинул в море. — Выкинул в море?! — удивленно воскликнул Роб. — С чего бы ему вдруг выкидывать колокольчики в море? — Сказал ей, что они слишком тяжелые, чтобы таскаться с ними, — ответил Ричмонд. — И еще, что он передумал читать лекции о своей поездке по Европе и демонстрировать колокольчики. Кажется, дальше он решил путешествовать налегке. Странный парень этот Острандер! — Ты уверен, что он выкинул колокольчики за борт? Ричмонд кивнул: — Все. Кроме четырех, которые подарил Линде Кэрролл. — И были свидетели? Ричмонд снова кивнул. — Я имею в виду тех, кому можно доверять? — Один из них — я, — сухо заметил Харви Ричмонд. — Я хочу спросить, знал ли ты про это? — Это для меня новость, — ответил Роб Трентон. — Ну, пока, — сказал Ричмонд. — Я мешаю твоим занятиям с собакой. Он повернулся и зашагал вниз по трапу. Наблюдая за тем, как он спускается, Роб Трентон вдруг понял, что единственной целью визита Харви Ричмонда на верхнюю палубу было сообщить ему о выходке Острандера и узнать, удивит ли новость его, Трентона, или он, Трентон, уже об этом знает. Почему Харви Ричмонд так интересуется делами Мертона Острандера? Если вспомнить, Ричмонд задавал вопросы, много вопросов… Роб Трентон принялся размышлять о Харви Ричмонде, но мысли его невольно переключились на Линду Кэрролл, которая едва не рассказала ему нечто, как он инстинктивно чувствовал, для него весьма важное. И простое совпадение помешало ему закончить беседу с ней. Первый сет в пинг-понг завершился в неподходящее для него, Роба, время, и Мертон Острандер не вовремя явился за Линдой. Если бы маленький целлулоидный мячик ударился о стол для пинг-понга хотя бы еще несколько раз, Линда успела бы что-то сказать ему и он смог бы потом продолжить прерванный разговор. Однако шарик для пинг-понга немного не долетал над сеткой. Матч окончился, появился Острандер, и Робу осталось лишь шагать по палубе, выгуливая собаку.Глава 6
Огромный лайнер величественно проплыл мимо статуи Свободы, вошел в гавань и начал замедлять ход. Вскоре стало казаться, что он уже почти остановился, но два буксирных катера, сопровождавших его и старавшихся не отставать, резали носами водную гладь, оставляя за собой волны и взбивая молочно-белую пену. Потом катера постепенно обогнали лайнер, позади остались пограничные линии, и скоро теплоход подошел к пристани, где встречающие махали платками и шляпами в безудержной радости от возвращения путешественников домой. Сотрудники иммиграционной службы начали проверку паспортов, а Роб Трентон со своим багажом, помеченным карточками с большой буквой "Т", готовился сойти на берег, когда к нему подошли два бесстрастно улыбающихся человека. — Роберт Трентон? — Совершенно верно. — Вы владелец собаки, которую, очевидно, берете с собой на берег? — Точно. Собаку подарили мне на борту теплохода. — Я так и понял, — сказал сотрудник. — Не могли бы вы вернуться в вашу каюту, мистер Трентон? — Зачем? — Пожалуйста. — Прошу извинить, но я спешу. Мужчины, словно тщательно отрепетированным движением, одновременно подняли левую руку к лацканам пиджака, чуть приоткрыли и продемонстрировали большие золотые жетоны, которые показались Робу внушительно-крупными. — Мы сотрудничаем с таможней, — объяснил один из них. — Но мой багаж уже внизу, на причале. — Ничего подобного, — сказал один из мужчин. — Он в вашей каюте, и, если вы не возражаете, мы проведем досмотр там. Мне кажется, так вам будет удобнее. — Ну, раз вы настаиваете, — неохотно согласился Роб, глядя вслед Линде Кэрролл, спускающейся по трапу. — Я думал… — Извините, но мы обязаны соблюсти все формальности, — резко произнес мужчина повыше. — Пройдемте в каюту. Пожалуйста. Они обыскали его до нитки. Они прощупали его одежду. Они вынули все вещи. Они пытались обнаружить в чемоданах двойное дно. Они выстукивали каблуки его ботинок. Они обследовали содержимое тюбиков зубной пасты и крема для бритья, выдавив их. Роб Трентон, бледный от негодования, понимал, что не в силах что-либо предпринять. Они проводили свою работу тщательно, аккуратно и умело. — Не могли бы вы объяснить мне, отчего для подобной процедуры был выбран именно я? — спросил Роб дрожащим от ярости голосом. Один из таможенников вынул из внутреннего кармана пиджака письмо, отпечатанное на машинке. — Конечно, оно анонимное, — сказал он. — Хотите прочитать? Письмо было датировано позавчерашним числом и отправлено в Таможенное управление США."Джентльмены, Мне известно, что за информацию, которая повлечет за собой арест граждан, нарушающих таможенные правила, полагается вознаграждение. Хотелось бы обратить ваше внимание на Роберта П. Трентона, пассажира теплохода "Эксрабия", прибывающего в порт в понедельник в 10.00. Этот человек утверждает, что занимается дрессировкой собак. Он совершил путешествие по Европе в частном автомобиле и останавливался в самых глухих, уединенных местах. У меня есть все основания предполагать, что его следует подвергнуть тщательному досмотру. Мне знаком маршрут его зарубежной поездки, и я не сомневаюсь, что этот человек не тот, за кого себя выдает. В настоящее время я не считаю возможным назвать свое имя, но после обнаружения контрабанды я назову себя и явлюсь за вознаграждением. Я смогу удостоверить свою личность, предъявив копию этого письма, которую я принесу в ваше управление".Подписано письмо было просто: "Доброжелатель". — Господи! — воскликнул Роб Трентон. — Неужели вы принимаете к сведению подобные анонимки? — Будьте уверены, без внимания они не остаются. — Но это абсурд! — Возможно, — согласился таможенник и хмуро добавил: — Впрочем, мы еще не закончили досмотр. — По правде говоря, — сердито заметил Роб, — анонимку может написать кто угодно. Вдруг это розыгрыш… — Возможно, — сказал таможенник. — Но дяде Сэму вряд ли понравятся подобные розыгрыши по почте. Тому, кто решится на такое, не поздоровится. — Но и вы хороши! — взорвался Трентон. — Если бы вам вздумалось потрясти пассажиров и потребовался бы предлог, вы напечатали бы подобные письма у себя же в кабинете, опустили в почтовый ящик и использовали бы при… — Конечно, мистер Трентон, мы можем это сделать, — перебил его высокий таможенник. — Однако, если нам необходимо обыскать любого пассажира, нам не нужны анонимные письма. Так что остыньте и сядьте! Мы еще не закончили. Досмотр вещей Роба Трентона был завершен в половине четвертого. Роб спустился на причал, кипя от возмущения. Стюарды несли его багаж, переворошенный и обысканный до последнего внутреннего кармана на подкладке пальто, до последнего шва. Переносным рентгеновским аппаратом были просвечены встреченные подплечники пальто, чтобы проверить, не скрыт ли там тайный груз. Лобо, на которого в соответствии с муниципальными требованиями был надет намордник, шел на поводке рядом с Робом. Пес был счастлив покинуть тесное корабельное жилье и вновь ступить на землю. К тому времени он полностью принял Роба в качестве нового хозяина. На таможенном посту никого не было. Последние пассажиры давным-Давно предъявили свой багаж, представили декларации инспектору, получили отметки в паспорте и крестики мелом на чемоданах, после чего их поглотил огромный город. В голове Роба мелькнула мысль — вдруг Линду задержало что-нибудь в связи с выгрузкой автомобиля и он еще сможет догнать ее? Но, расспросив, он узнал, что Линда уехала несколько часов назад. Она оставила необходимые документы и сделала распоряжение, чтобы Роб мог забрать ее автомобиль. В кармане Роба Трентона лежало анонимное письмо, врученное ему после всего, — вместе с извинениями Таможенного управления. Обыск был таким тщательным, что они даже обнаружили две пилюли, которые Мертон Острандер вынул из своей аптечки и дал Робу в ту долгую, ужасную ночь в парижской гостинице. Таможенники заинтересовались пилюлями и оставили их у себя для экспертизы, предварительно спросив разрешение Роба, который в сердцах ответил, что они могут выбросить пилюли в океан. Это просто желудочные, с содовыми компонентами, и их ему дал Мертон Острандер, пояснил Роб. Проходя мимо стойки таможенников, Роб Трентон внезапно увидел перед собой знакомые широкие плечи, а потом и… высокого парня в свободном твидовом костюме. Словно почувствовав взгляд Трентона, Мертон Острандер обернулся. При виде Трентона его лицо на миг исказилось гневом, но затем в глазах блеснуло любопытство, и он осторожно спросил: — Привет! А что ты тут делаешь так поздно? Неожиданно в голове Трентона шевельнулось подозрение, и он выхватил из кармана анонимку. — Хочу задать тебе один вопрос, — сказал Роб. — И прежде хорошенько подумай, что говоришь, иначе я не поверю ни единому твоему слову и все досконально проверю. Что ты об этом знаешь? Трентон сунул письмо Острандеру под нос. Острандер удивленно посмотрел на него, озадаченно нахмурил лоб. Вдруг он расхохотался. Трентон, рассвирепев, не спеша сложил лист бумаги и сунул его в карман. Потом сжал правую руку в кулак и, метя в челюсть Острандера, шагнул к нему. — Эй, драчун! — Острандер отступил на шаг. — Спустись на землю. На, смотри! Все еще смеясь, он вынул из кармана отпечатанное на машинке письмо. — А я-то уж подумал, — сказал он, — что это твоих рук дело. Он вытянул вперед руку с письмом, поднеся его к лицу Трентона, но не приближаясь к нему. Перед Трентоном была точная копия, за исключением имени, анонимки, которую передали ему офицеры таможенной службы по завершении досмотра. Постепенно Роб Трентон успокоился: — Но кто мог написать эти письма? Острандер, вздохнув с облегчением, опять рассмеялся: — Полагаю, я знаю ответ. Но было бы слишком глупо считать, что я понял все. — Розыгрыш? — Возможно. Однако думаю, что таможне нужен был любой аргумент, чтобы разлучить нас. Они хотели, чтобы мы сами в этом им помогли. Подобные письма весьма упрощают жизнь таможенникам. — Я намекнул им на это, — вспомнил Трентон. — Но они уверяли, что им не нужны никакие обоснования для работы. — Вообще-то, конечно, не нужны, и все же гораздо лучше, если их действия выглядят оправданными. Ты и сам знаешь, как это бывает. Если они просто начнут выборочно досматривать пассажиров без какого-либо повода, все будут страшно протестовать. Им анонимные письма очень удобны. Таможенники просто не подумали, что мы можем встретится. А что за Харви Ричмонд плыл с тобой в каюте? — Торговец недвижимостью на Среднем Западе. — Точно? — Он мне так сказал. Острандер прищурился: — Ему удалось уговорить старшего стюарда переселить его к тебе в каюту. Твоего попутчика отселили, причем стюард бормотал какие-то невразумительные объяснения, а потом Ричмонд переехал к тебе. Пока мы плыли, мой багаж дважды обыскивали. Я, можно сказать, ожидал чего-то подобного по прибытии. Но, признаюсь, анонимка меня здорово вывела из себя. — Твои вещи обыскивали? — переспросил Трентон. — На мой взгляд, да. Понятия не имею, кто делал обыск, но я точно знаю, что по крайней мере два раза в моих вещах рылись. Ничего не пропало, но все лежало по-другому. Всякие там мелочи, я бы и не заметил. А когда рубашки сложены не так, носки перекручены… Но я заранее избавился от всего, что могло бы вызвать малейшие вопросы. — Возможно, это и вызывало у них подозрения? — предположил Трентон. — Я слышал, ты выбросил колокольчики за борт. — Я попросил принести мне чемоданы из багажного отделения, вывалил все вещи в кучу, — начал рассказывать Острандер, — выкинул все лишнее из багажа, оставил лишь одежду и несколько сувениров, по поводу которых не задают вопросов. — Зачем, скажи на милость? — Они сами полезли на рожон, а я просто хотел разрядить обстановку. У меня было подозрение, что твой приятель и попутчик Харви Ричмонд — либо сыщик, либо платный осведомитель. Понятное дело, эти парни — мерзавцы, но они прилично зарабатывают в путешествиях на таких океанских лайнерах. Они заводят как можно больше знакомств среди пассажиров, а затем получают за информацию плату с государства. Они не расстраиваются, если что-то не так, а если все идет гладко, срывают изрядный куш. Когда-нибудь я еще встречусь с мистером Харви Ричмондом, и тогда-то уж расспрошу его поподробнее о торговле недвижимостью на Среднем Западе. Должен признаться, я думал, ты проболтался ему о чем-нибудь… ну, в общем, то, что он выбрал тебя для анонимного письма, все объясняет. А где Линда? Ты ее видел? — Я видел ее на трапе как раз перед тем, как таможенники заставили меня вернуться в каюту. — И ты не знаешь, в какой гостинице она остановилась? — По-моему, она не собиралась здесь оставаться. Кажется, ее встречали друзья, которые и отвезли ее… мммм… домой. — Я хотел попрощаться с ней, — сказал Острандер и добавил небрежно: — Отправлю ей записочку. У меня есть ее адрес в Фалтхевене. Какое было дивное путешествие. Правда? Возьмем такси на двоих? — Нет, спасибо… Мне еще надо кое-куда зайти, — ответил Роб; какое-то странное чувство удержало его от упоминания автомобиля Линды. Если она сама ничего не говорила Острандеру, то и он не скажет. Однако у Острандера есть ее адрес и… — Черт! — ругнулся Острандер. — Хотелось повидаться с Линдой. Ну теперь много воды утечет… Роб, мы отлично попутешествовали. Спасибо за то, что согласился разделить поездку со мной. — Острандер пожал Робу руку; его глаза смотрели дружелюбно, он улыбался: — Жаль, что ты так разболелся в Париже. Роб Трентон тут же припомнил кое-что. — Послушай, — начал он, — помнишь те пилюли, что ты давал мне? — Конечно. Они бы здорово помогли тебе, если бы остались в желудке. Но они отлетели, как теннисные мячи от цементного корта… — Я их не принял, — признался Роб. — Меня жутко затошнило, и я положил их в карман халата. Таможенники обыскали каждый… — Где они теперь? — перебил его Острандер. — Таможенники забрали. Острандер нахмурился, но тут же его лицо стало непроницаемым. Он внезапно отвернулся и коротко бросил: — Ну ладно. Надеюсь, у них не хватит глупости отдать их на экспертизу. Ну, пока, Роб. Я поехал. Он ушел, широко шагая длинными ногами, как ходят высокие люди, когда страшно торопятся.
Глава 7
Роб Трентон считал минуты до того момента, когда ему удалось съехать с забитых пробками городских улиц и свернуть на менее загруженные дороги. Лобо спал, свернувшись на заднем сиденье и положив голову на передние лапы. Пес вполне доверял новому хозяину и спокойно принимал любую новую обстановку, в которую попадал. Рев мотора нарушал ночную тишину. Огни встречных машин попадались все реже. Сначала в веренице автомобилей появились интервалы, потом они увеличивались все больше и больше, пока не достигли нескольких минут, и вскоре ничьи фары уже не слепили глаза Трентона. Только Роб стал прикидывать, сколько еще осталось ехать до небольшой фермы, где он держал собак, как вдруг почувствовал, что автомобиль повело вправо. Он услышал хлопок лопнувшей шины, и ему пришлось побороться с рулем, чтобы выправить автомобиль, который накренился на сторону. Он несколько раз нажал на педаль тормоза, прежде чем автомобиль встал на обочине. Пес, вскочив от внезапных рывков на все четыре лапы, выглянул через лобовое стекло. Роб заглушил мотор, успокоил пса, вынул инструменты, поднял домкратом корпус автомобиля и принялся за работу. И тогда, меняя колесо, он неожиданно обнаружил странный округлый выступ на днище автомобиля. Выступ казался простым закруглением металлического днища, скрывающего какую-то часть коробки передач, но ничто не указывало на то, что под выступом был какой-нибудь механизм. Роб постучал по нему рукояткой отвертки. "Металлический нарыв" был полый. Свет фонарика понемногу тускнел, но любопытство и закравшееся в душу леденящее подозрение заставило Роба принять решение. Он доехал до ближайшего городка, где ему удалось раздобыть молоток, стамеску, крупный фонарь и новые батарейки. Отъехав десять миль от города, он снова остановился, дождался, пока дорога опустеет, залез под автомобиль и стамеской отковырял "металлический нарыв" на днище. Металл откололся легко, словно арбуз, и оттуда на асфальт посыпался дождь промасленных пакетиков. Робу Трентону не надо было рассматривать их, чтобы понять, что это такое. Горечь разочарования переполнила Трентона до такой степени, что даже во рту появился неприятный привкус. Значит, его сделали невольным сообщником. И для тех анонимных писем, отправленных в Таможенное управление, были все основания. Однако Роб не мог поверить, что Линда Кэрролл — контрабандистка. Ему казалось, что она сама стала жертвой. И, придя к такому решению, он понял, что должен уберечь ее от преждевременного открытия. Пока он не найдет настоящего преступника, Линда не узнает, что произошло. А теперь, чего бы ему это ни стоило, надо предотвратить дальнейшее расследование властей. Раз подозрения возникли, пройдет совсем немного времени, и они вспомнят об автомобиле, на котором Линда Кэрролл, Мертон Острандер и он, Роб Трентон, колесили по Европе. У Роба даже увлажнились ладони, когда он подумал, что может произойти сейчас, если какая-нибудь патрульная полицейская машина заметит на обочине его автомобиль и притормозит, чтобы узнать причину остановки. В ящике с инструментами была маленькая лопатка с короткой ручкой; ее брали с собой во время поездки по Европе на всякий случай. Обезумев от отчаяния, Роб Трентон съехал с дороги, снял кусок дерна, быстро вырыл яму в два фута глубиной, завернул промасленные пакетики в газету, сунул сверток в яму, придавил сверху металлическим диском и засыпал землей. Затем положил на место круглый кусок дерна, который аккуратно вырезал перед тем, как копать яму. Он проверил показания спидометра. Потом перочинным ножиком сделал зарубку на ближайшем деревянном дорожном столбе. Роб нарисовал в блокноте схему, отметив точное место остановки своего автомобиля. Дорожный знак в пятидесяти футах от него указывал на оставшееся расстояние до города, и Роб тщательно записал в блокнот эти цифры, как и номера дорожных столбов, стоявших между его автомобилем и дорожным знаком. Он убрал лопатку и уже закрывал ящик с инструментами, когда сзади сверкнули огни фар; подъехавшая машина неожиданно взяла вправо, озарив ярким белым светом маленький автомобильчик Роба. Внезапно красный сигнальный фонарь на крыше приближающейся патрульной машины ослепительным лучом ощупал дорогу. Машина остановилась, и из нее вышел полицейский, который подошел к Робу. — Что-нибудь случилось? — спросил он. — Проколол колесо, — ответил Роб, — но уже поменял. Вот убираю инструменты. — Словно в подтверждение своих слов, как будто нужны были какие-то доказательства, он ткнул кулаком в мягкую шину проколотого колеса, лежавшего в багажнике: — Вот полюбуйтесь. Патрульный, машинально повторив жест Роба, тоже ткнул в мягкую шину, кивнул и сказал: — Ладно. Удачи! — И направился к своей машине. Он взял блокнот с сиденья и принялся что-то записывать. Трентон вспомнил, что по новым правилам патрульные полицейские обязаны записывать причину каждой своей остановки, случившейся на маршруте, и понял, что полицейский укажет время, место и даже, наверное, номер автомобиля Трентона. Роб открыл дверцу и собирался уже сесть за руль, но полицейский с блокнотом в руке снова направлялся к нему. — Прошу извинить за беспокойство, у вас и так неприятности… — начал он, дружелюбно улыбаясь, — но раз уж вы остановились, я бы проверил ваше водительское удостоверение. Приходится соблюдать формальности. Ни слова не говоря, Роб вынул из бумажника водительское удостоверение в пластиковом футляре и протянул его полицейскому, который внимательно его изучил, кивнул, вернул Трентону и попрощался: — Счастливого пути! — Спасибо! — Трентон рывком прыгнул за руль. — Отличная у вас собака! — Да. — Злая? — Нет… но… я ее не балую. Он был уверен, что, если откроет ему род своих занятий, полицейский сразу поймет, кто он. Многие из патрульной службы были хорошо знакомы с ним по дрессировке собак, а некоторые "ученики" Роба даже служили в местной полиции. Впрочем, Роб в любом случае был не в настроении беседовать. Ему хотелось одного — убраться отсюда подальше. Полицейский стоял позади автомобиля Роба. Сидя за рулем, Роб почувствовал легкое качание — полицейский еще раз ткнул кулаком мягкую шину. В зеркало заднего обзора он увидел, что тот внимательно разглядывает прореху в покрышке. — Порядок? — крикнул Роб. — Порядок! — ответил патрульный. Роб Трентон завел автомобиль и помчался по дороге, посматривая на спидометр и изо всех сил стараясь не превысить разрешенную скорость, а сам в зеркале заднего обзора ожидал увидеть огни фар патрульной машины, следующей за ним. Но патрульная машина осталась на месте, проблесковый маячок кружился, освещая дорогу красными лучами. Подкатили еще две патрульные машины с сиренами, и свет их фар, ослепив Роба, скрыл от него происходящее позади. Трентон осторожно вел автомобиль по темной дороге. Примерно через милю он замедлил ход, пропустив пару машин. Дорога позади была совершенно пустынна. Никаких огней патрульных машин он не обнаружил. По крайней мере, полиция его не преследовала. Роб надеялся, что ничто не возбудило подозрений у того полицейского, который подъехал к нему. Он медленно надавил на педаль, дрожащая стрелка спидометра показала превышение допустимой скорости. Почти через час он свернул к своей ферме, где Джо Колтон, глухой рабочий, присматривал за собаками, пока Роб был в Европе.Глава 8
Роб Трентон испытал неприятное потрясение от сознания того, что нарушил закон. Впрочем, он был уверен, что Линда не имеет ничего общего с тайником контрабандных наркотиков, и радовался при мысли, что сумеет сохранить ее доброе имя, отыскав настоящего преступника. Однако, несмотря на стремление, которое казалось ему вполне оправданным, по мере того как он планировал свои действия, возникали разного рода трудности. С каждой оставленной позади милей ему в голову приходили все новые мысли о грозившей ему опасности. Совершенно очевидно, что тот, кто использовал Линду Кэрролл в качестве ничего не подозревающего курьера контрабанды на сотни тысяч долларов, вряд ли смирится с вмешательством такого неопытного чужака со стороны, каким был Роб Трентон. Его переполняли дурные предчувствия. В запасе оставалось всего несколько часов. Рано или поздно контрабандист узнает, что тайный груз пропал. А что потом? Роб обдумал несколько вариантов дальнейшего развития событий. Но ни один ему не понравился. Одно точно — в полицию он не пойдет ни за что. Слишком поздно. Да, что касалось полиции, он сжег все мосты. Там он не только не сможет обеспечить безопасность Линде, но и никогда толком не объяснит своих поступков после обнаружения контрабанды, а дата выхода той газеты, в которую он завернул пакетики, будет еще одним проклятым звеном в цепи улик. Роб понял — рассчитывать приходится только на себя. И еще — скорее всего, он будет иметь дело не с одним человеком, а с целой бандой. Все промасленные пакетики весили не меньше полутора килограммов, и даже Роб с его относительным незнанием цен на товар, не мог не догадаться, что случайно наткнулся на крупную партию наркотиков и хорошо организованную операцию. В половине десятого Роб увидел давно знакомые огни маленькой деревушки. Кафе "Т и С" было открыто, из окна на тротуар падала длинная яркая полоска оранжевого света. Бензоколонка сверкала белыми огнями. А в стороне спал город, мимо которого только что проехал Роб. Фары его автомобиля шарили по пустынной дороге. В полутора милях от города Роб свернул направо, а еще через две мили въехал на свою ферму. Накануне он послал телеграмму Джо Колтону, сообщая о своем приезде. На кухне горел свет, у собачьих вольеров был зажжен фонарь. Роб Трентон два раза резко нажал на клаксон, въехал в ворота и только потом вспомнил, что все без толку — ведь Джо был глухим. Но когда Трентон объезжал дом по подъездной дорожке, на кухне вспыхнул более яркий свет, и старик Джо,хромая, вышел на крыльцо; его лицо сияло радушной улыбкой. Опираясь на палку, Джо поспешил к автомобилю: — Как доехали, босс? Помня о глухоте Джо, Роб распахнул дверцу и только тогда крикнул: — Привет, Джо! Как ты? При звуке его голоса в собачьих вольерах поднялся страшный переполох. Собаки были приучены молчать и лаять лишь по команде, но голос Роба оказался слишком сильным испытанием собачьей воли, и при первом робком лае молодого пса они все как с цепи сорвались. Даже больные уши Джо уловили ужасный шум. Он усмехнулся, пожимая Робу руку: — Кажется, теперь вам придется с ними поздороваться. Лобо вскочил, тихо зарычав, а потом начал поскуливать. Трентон приказал овчарке: — Жди здесь, Лобо. Я вернусь и отведу тебя в дом. В вольерах было десять собак. Десять радостно повизгивающих псов встречали хозяина. Десять носов ткнулись ему в ладони. Закончив приветствие, Роб вернулся к автомобилю, взял Лобо за поводок и по очереди подвел к проволочным дверцам каждой отдельной вольеры. Затем он повел Лобо в дом и сказал: — Не хочу будить ревность других собак, Джо. Этот парень со странностями, ему придется ночевать со мной, а когда он освоится и познакомится с остальными, мы устроим ему вольеру, чтобы он жил и тренировался вместе со всеми собаками. Джо монотонно, как всякий глухой человек, который не слышит звучания собственного голоса, пробубнил: — У нас все нормально. Собак я поддерживал в форме. Каждый день занимался с ними. Хорошо их кормил, они отлично себя чувствуют. Как путешествовалось? — Однако и он не ждал ответа на свой вопрос. Он так давно лишился слуха, что предпочитал говорить сам с собой. — Как там, в Европе? Роб улыбнулся и кивнул в сторону автомобиля: — Принесу багаж. — Что вы говорите? Джо приложил ладонь к уху, и Роб крикнул: — Вещи принесу! Джо поковылял с ним, чтобы помочь, и принес в дом сумки. Роб свалил вещи в угол, не распаковывая, достал только пижаму и туалетные принадлежности. Лобо осторожно обошел весь дом, обнюхав каждый угол, затем, решив, что кровать — собственность его нового хозяина, вопросительно взглянул на Роба. — Давай, малыш! — кивнул тот. Лобо прыгнул на постель так легко, что почти совсем не помял одеяла. — Постелил вам свежее, — сообщил Джо. — Есть хотите? Перекусим? Роб покачал головой. — Ну, вы, наверное, устали. А что за автомобиль? Я не понял. — Утром расскажу. — Как вы… — Потом! — крикнул Роб. — Хорошо, — отозвался Джо и поковылял на кухню, чтобы убрать все на ночь, задавая при этом сотни вопросов, не требовавших ответа: — Были в Париже?.. Были, а?.. Как там эти модные… как их звать-то?.. Хороши, а? У них там видно все насквозь… хе-хе-хе… Ну, вы-то небось в первом ряду сидели… В Швейцарии понравилось?.. Наверняка понравилось… все озера и горы… Так старик Джо болтал сам с собой, отвечая на свои же вопросы. Для участия в таком разговоре Роб вполне мог остаться в Европе. Но его присутствия хватало, чтобы ответы на собственные вопросы казались Джо вполне правдоподобными. Уже много лет он почти ничего не слышал, давно прекратил мучительные попытки понять собеседника и, за исключением действительно важных дел, довольствовался односторонней беседой. Роб с наслаждением залез под душ, взбил обильную пену, ополоснулся, вытерся, натянул пижаму и лег в постель. Огромные окна были распахнуты настежь; сквозь тяжелые ставни проникали мириады звуков ночной природы; благотворный свежий чистый воздух поил усталые легкие путешественника. Роб залез под одеяло, Лобо удобно устроился, свернувшись в ногах у нового хозяина, и Трентон заснул. Незадолго до рассвета его разбудил пес. Животное приглушенно рычало. — Успокойся, Лобо! — сонно приказал ему Роб. — Лежать! Мы дома. Но пес стоял, застыв на месте и злобно рыча. Лапой он скреб одеяло на ногах Роба. Рассердившись, тот громко отдал команду: — Лежать, Лобо! Я сказал — лежать! Пес упал на кровать, но чувствовалось, что каждый его мускул был напряжен как пружина. Трентон, выбравшись из блаженной бездны глубокого сна, протянул руку к псу. Похлопав его, он сказал: — Все хорошо, малыш. Не шуми, — и опять погрузился в сон. Утром он пробудился с первыми лучами солнца, проникшими сквозь ставни; тюлевые занавески трепал легкий ветерок. Робу казалось, что его кровь очистилась, словно после "кислородной бани", что он свеж, бодр и полон новых жизненных сил. Лобо, растянувшись на кровати, крепко спал. Он явно наслаждался пребыванием в своем новом доме. — Ну ладно, Лобо! — улыбнулся Роб. — Пора встречать рассвет. Пес открыл глаза, постучал хвостом по кровати и подполз для утреннего приветствия, положив морду Робу на грудь и позволив почесать лоб и за ушами. — Ну хватит. Пошли, — велел Роб, и Лобо легко спрыгнул на пол. Трентон потянулся, зевнул, сунул ноги в шлепанцы и направился на кухню, где Джо уже развел огонь в печке, на которой весело шумел чайник, и жарил бекон. Роб налил себе кофе из большого закопченного кофейника, стоявшего на краю печки. Джо приветливо заулыбался и сказал: — Я припас вам апельсинового соку в холодильнике. Роб жестом показал, что выпьет позже. Примет душ, позавтракает и выпьет сок, а сейчас ему хочется только кофе и покоя. Потягивая кофе, он снова обратился к Джо: — Я оставлю Лобо в доме. Пускай поживет как домашний пес. Остальных буду дрессировать, а Лобо просто мой друг. Джо приложил ладонь к уху, прищурил глаза, стараясь хоть что-то расслышать. Роб улыбнулся и махнул рукой: — Да ладно. Не обращай внимания. Роб подошел к двери, вдохнул свежий, бодрящий воздух, полюбовался просторными полями и направился к вольерам, где собаки с нетерпением ждали утренней тренировки, приученные хранить молчание, пока хозяин не подаст команду: "Голос!" Роб открыл дверцу, побежал на задний двор и неожиданно замер. Его взгляд упал на гравийную дорожку. Автомобиля не было. Роб бросился обратно на кухню, схватил Джо за плечо и проорал ему в ухо: — Джо, что с автомобилем?! — На котором вы приехали? Он там. — Его нет! — Что? — Я говорю, его там нет!!! Джо пошел было к двери, но, как подобает хорошему повару, вернулся, осторожно слил жир с жарящегося бекона и поставил сковороду на край печки. Взяв палку, он поковылял во двор и остановился как вкопанный, глядя на пустую дорожку на заднем дворе. — Чтоб мне провалиться, — пробормотал он. Какое-то время оба молчали. — А где ключи? — спросил Джо. — Вы разве его не заперли? — Конечно запер. Роб побежал в спальню, пошарил в карманах пиджака и вернулся с ключами. — Я все запер. — Выходит, нету его, — сказал Джо и, решив, что теперь уже ничего не поделаешь, вернулся к печке, слегка взболтал кофейник, снова поставил сковороду на огонь и неспешно занялся готовкой. — Фургон стоит в сарае. Надеюсь, что стоит. Приготовлю завтрак и пойдем посмотрим. Роб Трентон кинулся одеваться. Потом побежал искать след. О следах злоумышленника судить было сложно, потому что они с Джо сами натоптали массу следов, когда ночью носили вещи из автомобиля в дом. Зато на дороге виднелись следы шин — они вели и к дороге и в сторону от нее. Последние следы явно указывали, что автомобиль свернул на север к автостраде, в противоположном от города направлении. Трентон вернулся завтракать. — Мне нужно ехать к Линде Кэрролл и все ей рассказать, — решил он. — У нее данные о номере двигателя, номере кузова и прочем. Надеюсь, ее автомобиль застрахован. Джо Колтон не слышал ни слова, но кивал, как кивают глухие люди, словно во всем соглашаясь с хозяином. — Верно. Все верно, — сказал он потом. — Так и надо.Глава 9
Фалтхевен — типичный городок, жители которого утверждали, что его населяют десять тысяч человек, несмотря на тот факт, что данные переписи свидетельствовали лишь о семи тысячах ста тридцати четырех, но цифру официально было разрешено округлить. Безалкогольный бар, куда Роб зашел спросить дорогу, был битком набит подростками. Повсюду неумолчно щебетали юные голоса, звучащие все громче, старающиеся как-то выделится из общего хора, который тоже становился отчаянно громким. Так что Робу Трентону пришлось здорово наклониться над стойкой, чтобы убедиться, что его слышат. — Ист-Робинсон-стрит? — переспросила официантка, вываливая гору мороженого на ломтики банана, сдабривая все это джемом, взбитыми сливками и посыпая орешками. — Вам лучше всего на следующем светофоре повернуть направо и проехать пять кварталов. Какой номер дома вам нужен? — Ист-Робинсон-стрит, 205. — Как раз через пять кварталов и будет Ист-Робинсон-стрит. Так вам надо свернуть потом налево и проехать еще пять-шесть кварталов. — Отлично, — улыбнулся Роб. — Надеюсь, найду. Спасибо. — Не стоит, — ответила она, зачерпывая ложкой густую зефирную патоку. — Найдете без труда. Роб Трентон поблагодарил еще раз и направился к двери. — Скажите, — окликнула его официантка, — а кого вы ищете? Случайно, не Линду Кэрролл? Роб кивнул. — Ну точно найдете. Второй дом от угла по правой стороне. Большой такой двухэтажный особняк. Она художница, никогда не подходит к телефону. Вы, верно, решили пойти и посмотреть, дома ли она? Я видела ее в городе около часа назад… Мы делали покупки у зеленщика. Думаю, она уже должна была вернуться. Роб легко нашел Ист-Робинсон-стрит, следуя советам официантки, и подошел к большому серому особняку на правой стороне улицы. Старинный дом, без сомнения, был построен в начале века. В нем было что-то успокаивающее, и, хотя дом казался массивным по сравнению с современными небольшими коттеджами, он олицетворял спокойствие и неспешную жизнь ушедшей эпохи. Сердце Роба забилось сильнее, когда он остановил свой старый фургон, поднялся по деревянным ступеням на крыльцо и нажал кнопку звонка. Из дома доносились звуки музыки. Никто ему не открывал. Роб снова нажал кнопку звонка и на этот раз не отпускал ее несколько секунд. Тогда звуки музыки стихли, и он отчетливо услышал чьи-то шаги, но дверь ему никто не открыл. Роб решил, что Линда вряд ли позволила бы ему стоять под дверью, что бы она сейчас ни делала. Она могла выглянуть в окно и узнать, кто пришел, а когда увидела бы незваного гостя, сразу впустила бы его. Роб в этом нисколько не сомневался. Он опять услышал какой-то слабый звук — прямо за тяжелой дверью. Ему показалось, что его внимательно рассматривают. И снова ничего не случилось. Он стоял на крыльце, секунды сплетались в минуты. Рассердившись, он дважды резко позвонил. Неожиданно дверь распахнулась. На него смотрела женщина в рабочем халате, заляпанном краской; ее рыжие волосы были в беспорядке; тонкий нос оседлали очки, огромный рот явно часто улыбался, но сейчас губы были плотно сжаты от негодования. Она была худой, гибкой, злой и лет на двадцать старше Линды Кэрролл. — С какой стати… вы звоните в мою дверь целых четыре раза?! — недовольно выпалила она. — Не видите, я занята? Если бы я захотела вас впустить, я бы давно открыла. Я и в первый раз все прекрасно слышала. Я не глухая. Зачем, по-вашему, я включаю музыку так громко? Бог мой, вы, видно, считаете, что мне больше нечем заняться, кроме как отвечать на телефонные звонки и открывать двери непрошеным посетителям? Кто-то что-то продает. Кому-то надо содрать пожертвования в благотворительный фонд. Кто-то запросто является узнать, как я… — Извините, — Робу удалось прервать ее тираду, — я хотел бы видеть мисс Линду Кэрролл. Это очень важно. — Ну конечно, вы хотели бы видеть Линду Кэрролл! — взорвалась женщина. — Как и весь город! И так всегда. Идешь в магазин пораньше, чтобы потом сесть и спокойно заняться живописью, и вот вам, пожалуйста! Телефон разрывается, дверной звонок не умолкает, а теперь еще и вы заявляете, что хотели бы видеть Линду Кэрролл, — передразнила она его тон. — И вы хотите, и еще две тысячи жителей этого города хотят! — Прошу вас, — настаивал Роб, — мне необходимо видеть мисс Линду Кэрролл по делу чрезвычайной важности. Женщина откинула голову назад так, что ее острый нос был теперь нацелен прямо на Роба. Она в упор смотрела на него своими хитрыми глазами. — Как вас зовут? — Роб Трентон. Я только что приехал из Европы. Я плыл на теплоходе вместе с Линдой Кэрролл, мы вместе путешествовали и вместе вернулись домой. Она, придерживая дверь, впустила его. Роб Трентон очутился в просторной прихожей, потом хозяйка провела его в комнату, явно бывшую гостиную, а теперь превращенную в мастерскую художницы. На мольберте стояла незаконченная картина, десятки полотен в рамах и без висели на стенах и стояли у стен. — Это моя мастерская, — пояснила она. — Присаживайтесь. — Я хотел бы видеть мисс Линду Кэрролл. — Я и есть мисс Линда Кэрролл. — Боюсь, здесь какая-то ошибка, — сказал Роб. — Наверное, вы не та Кэрролл. Впрочем, вы можете мне помочь. Я знаю, что моя знакомая Линда Кэрролл — художница и живет в Фалтхевене. Женщина покачала головой, решительно сжав губы: — Вы либо морочите мне голову, либо пришли не по адресу. Так что же? — Та Линда Кэрролл, с которой я путешествовал, не старше двадцати пяти лет. У нее каштановые волосы, карие глаза, рост примерно метр шестьдесят, весит не более пятидесяти пяти килограммов. — Говорите, она художница? — Да. — И живет в Фалтхевене? — Да… Я точно знаю, что это ее адрес. Он указан в ее паспорте. Женщина медленно покачала головой: — Я — Линда Кэрролл. Я — художница. Я живу в Фалтхевене. И здесь нет никаких других Линд Кэрролл. Теперь-то, наконец, вы сообщите мне истинную цель вашего визита? Роб Трентон, так и не опомнившись от изумления, потянулся за шляпой. — Ну, если это ошибка… я… — Одну минуту, молодой человек! Не думаете ли вы, что можете прийти ко мне с нелепой байкой, а потом просто встать и уйти? Я хочу знать, что у вас произошло? — Боюсь, меня привело сюда дело сугубо личное, которое я могу обсудить только с той женщиной, которую ищу. — Ладно. Уж и не знаю, что у вас там случилось, но мне не нравится, что вы явились сюда со своими россказнями. Очевидно, кто-то выдавал себя за меня, и я хочу все про это знать. Зачем вам вдруг понадобилось встретиться с той девушкой? Что вообще происходит? И чего это вы так спешите уйти? — Мисс Кэрролл, — сказал Роб с достоинством, — я сейчас… ну… она одолжила мне автомобиль, а его угнали. — Она дала вам автомобиль? — Нет, она его мне одолжила. — Ну так высказывайтесь точнее. А то бормочете, что она дала его вам, потом, что она одолжила… — Прошу извинить меня. Я хотел сказать, что она дала мне его на время. Но я не говорил, что она мне его подарила. А поскольку вы не та женщина, которую я ищу… — Не пытайтесь отвертеться! — перебила она. — Кто-то выдает себя за меня, и, кажется, мне следует обратиться в полицию. Ладно, я позволю вам рассказать мне вашу историю до конца, а потом решу, что мне делать. Давайте, молодой человек! Начните с самого начала. Как вы познакомились с той женщиной? — Это довольно долгая история… — Ну, было бы удивительно иное. А что случилось с ее автомобилем? — Не знаю. Ночью его угнали от моего дома. — Вы заявили в полицию? — Нет, еще нет. — Почему? — Ну… я решил, что мне сначала следует встретиться с ней, выяснить данные об автомобиле — серийный номер и прочее. Было бы странно идти в полицию и не суметь рассказать им все, как есть. Мне хотелось кое-что уточнить, прежде чем заявлять об угоне. — Полагаю, вам действительно следовало бы кое-что уточнить. Меня все это порядком встревожило. Если кто-то пользуется моим именем, я хочу все про это знать. — Да никто не пользуется вашим именем! — не выдержал Роб. — Мне просто надо отыскать ту Линду, с которой я плыл домой на теплоходе. Должно быть, я запомнил не тот адрес. Конечно, город не так уж велик, но что… — Он достаточно мал, чтобы я точно знала, есть ли здесь еще одна Линда Кэрролл, тем более если она художница. Либо кто-то провел вас, либо вы пытаетесь провести меня! Несмотря на резкий тон и злые слова, ее глаза светились добротой. Роб Трентон изо всех сил старался сдержать эмоции, чтобы не показаться излишне любопытным: — Могу ли я спросить, есть ли у вас паспорт? — спросил он. — Конечно, у меня есть паспорт. Но какое это имеет отношение к делу? — Самое прямое. Вдруг его у вас украли? — Ничего подобного. — Вы давно его видели? — Говорят вам, мой паспорт на месте! А теперь — хватит! Нечего устраивать мне перекрестный допрос, молодой человек. Предъявляйте претензии, кому следует, а не мне. — Я и не собирался допрашивать вас, — заверил ее Трентон. — Совершенно очевидно, что кто-то использовал ваше имя, поскольку для выезда в Европу паспорт необходим. Я абсолютно уверен, что в документе стояло ваше имя. — И моя фотография? — Не знаю. Фотографию я не видел. — Мой паспорт никто не брал, уверяю вас. — Не могли бы вы представить мне доказательства? — Что вы хотите этим сказать? — Покажите мне свой паспорт. Я почти уверен, что вы обнаружите пропажу документа. — Чепуха! — Ну, может быть, вы все же поищете его? Она чуть поколебалась и сказала: — Хорошо. Ждите здесь. Не вставайте со стула. Не вздумайте ничего вынюхивать. Не терплю, когда люди суют нос, куда не следует. Роб улыбнулся: — Обещаю. А вы сходите за паспортом. Я уверен, вы будете очень удивлены. Она вышла из комнаты и спустя несколько минут вернулась с зеленой книжечкой, которую гордо сунула Трентону под нос: — Желаете убедиться? Трентон был так уверен, что девушка, которую он знал под именем Линды Кэрролл, путешествовала с чужим паспортом, что не мог скрыть изумления. Он взял документ и перелистал его. Не было никакого сомнения в том, что это паспорт Линды Кэрролл, проживающей в Фалтхевене, и в нем не было ни одной отметки о пересечении границы. На фотографии была, несомненно, запечатлена женщина, стоявшая сейчас перед ним, но никак не та, которую он считал Линдой Кэрролл. — Довольны? — спросила она наконец. Роберт Трентон вернул ей паспорт. Заметив выражение его лица, она неожиданно смягчилась: — Мне жаль, но, похоже, кто-то вас использовал. Думаю, теперь вы расскажете мне, что же случилось? Роб покачал головой. — Боюсь, я не могу. — Вы что-то говорили об автомобиле? — Мой рассказ покажется вам абсолютно не правдоподобным, — вздохнул Роб. — Мне самому нужно все хорошенько обдумать. Я… прошу прощения за вторжение, мисс Кэрролл. Надеюсь, я не причинил вам хлопот. Она сочувственно положила руку ему на плечо. — Ну, не надо огорчаться, — сказала она совсем по-матерински. — Вы встретили девушку, которая выдавала себя за Линду Кэрролл… и что же потом? Роб молча покачал головой. — Я бы хотела, чтобы вы все рассказали мне. — Да нечего рассказывать. Происшедшее выходит за пределы моего понимания. Прошу… извинить меня. Он направился к двери. Она догнала его и взяла за руку. — Мне кажется, вам все же лучше со мной поделиться. Что с вами случилось? Вы влюбились? Роб не ответил. Женщина — сквозь очки на длинном носу — смотрела, как он неуверенно спускается по деревянным ступенькам на тротуар, идет к старенькому помятому фургону, садится за руль. Когда Роб завел мотор, она тихо закрыла дверь, озадаченно нахмурившись.Глава 10
В пяти кварталах от просторного дома Линды Кэрролл с его фургоном что-то случилось — вдруг раздался металлический скрежет, и он резко остановился. Роб Трентон попытался осмотреть двигатель. На первый взгляд там что-то оборвалось, обнажив тормозной механизм. Пришлось вызвать буксир, который оттащил фургон в ремонтную мастерскую, и Трентону ничего не оставалось, как возвращаться домой автобусом. Но прежде он пообедал в ресторанчике возле автостоянки. За несколько минут до прибытия автобуса он зашел в аптеку, где был телефон-автомат, позвонил в полицейский участок и, не называя своего имени, заявил об угоне седана "рапидекс". После чего бросил трубку, прежде чем ему успели задать неприятные для него вопросы, и вернулся на остановку. Тощий мужчина у ворот нервно посматривал на часы. Наконец он заговорил с Трентоном: — Кажется, автобуса не будет. Вы думаете, эти часы идут правильно? Он показал на большие часы на стене. — Правильно, — ответил Роб, сверив их со своими наручными. — Я работаю по найму в Нунвиле, — волновался мужчина, — и должен попасть туда вовремя. Никак не пойму, что там у них стряслось? Они со мной вместе работают и должны были проехать мимо автостоянки двадцать минут назад. Мы договорились, что если я не дождусь их с машиной, то поеду автобусом. Черт знает что такое! Роб Трентон был совершенно не в настроении вникать в чужие проблемы. Он просто молча кивнул. В это время подъехала машина, дверца распахнулась, выскочил плотный, широкоплечий мужчина в рабочем комбинезоне и свитере и с обезоруживающей улыбкой бросился к воротам. — Привет, Сэм! Тощий резко обернулся и тут же вздохнул с облегчением: — Господи, где вас носило? Мы же опаздываем! — Успеем, — спокойно сказал подошедший и добавил: — Меняли резину, колесо спустило. Хорошо, что была запаска. Автобус задерживается на полчаса. — На полчаса? — Да, так сообщили. Давай поехали! Мужчина обернулся к Робу и извиняющимся тоном произнес: — Слышали, что говорил мой приятель? Автобус задерживается на полчаса. Мы едем в Нунвиль. Если вам по пути… — Мне как раз в Нунвиль, — обрадовался Роб. — Ну, тогда поехали с нами. За час доберемся. Вдруг автобус опоздает не на полчаса, а на целый час, вы затратите на дорогу два часа… — У вас есть место? — Конечно, — отозвался мужчина в комбинезоне. — Нас всего четверо в шестиместной машине. Вещей у вас много? — У меня нет вещей. — Ну так поехали. Роб не задумываясь влез в салон и очутился на заднем сиденье большого седана между двумя хорошо одетыми мужчинами, которые переговаривались вполголоса. Его случайный знакомый и мужчина в комбинезоне сели впереди. Внезапно Роб заметил кое-какие мелочи, и ему стало немного не по себе. Машина была слишком велика, слишком мощна и слишком уж соответствовала словам его нового знакомого о недовольстве боссов. Мужчины по бокам Роба казались чересчур важными, молчаливыми и очень необщительными. Робу сразу вспомнилось все, что рассказывали о людях, которых "подбрасывали" на попутных посторонние. Однако он попытался прогнать тревогу, прибегнув к логическим размышлениям: незнакомец работал по найму; естественно, его коллегами были и влиятельные и обыкновенные рабочие; именно так… Роб старался убедить себя, что у него просто разыгралось воображение. И все же высокая скорость машины и странное молчание мужчин, сидевших по бокам от него, настораживали Роба. Он взглянул на часы, щелкнул пальцами и воскликнул: — Черт возьми, парни! Совсем забыл… совершенно из головы вон… За этим последовали две или три секунды молчания. — Что ты там забыл? — спросил водитель. — Забыл сделать важный телефонный звонок. Так и знал! Я понимаю, вы торопитесь. Высадите меня здесь. Я позвоню, а потом на такси вернусь на остановку. Если автобус опаздывает на полчаса, я еще на него успею. — Да ладно тебе! — успокоил его водитель. — Довезем его до таксофона, парни? — Конечно, — подал голос один из мужчин на заднем сиденье. Машина неслась вперед, обгоняя попутные автомобили. — На той автозаправке был телефон-автомат, — сказал Роб. — Проскочили, — ответили ему. — Разворачивайся, Сэм, назад. Пускай парень позвонит. Роб вздохнул с облегчением и обернулся, чтобы посмотреть через заднее стекло и убедиться, что перед заправочной станцией действительно есть телефон-автомат. Он решил, что, оказавшись там, зайдет в туалет, запрется в кабинке и откажется выходить. Шофер резко затормозил. Все по инерции наклонились вперед. Роб, который в это время смотрел назад, потерял равновесие. Он не успел понять их маневра, когда на голову ему набросили черный мешок, а на запястьях защелкнули наручники. — Отлично, Сэм! — похвалил водителя один из пассажиров. — Поехали! Роб Трентон, задыхаясь в плотном черном мешке, завопил во весь голос, зовя на помощь. Но тут же что-то тяжелое обрушилось ему на голову. Его ослепила белая вспышка, и он почувствовал, что проваливается в темноту.Глава 11
Сознание возвращалось постепенно. Сначала Роб почувствовал острую боль в голове и перед глазами поплыла пелена, а потом стало мучить удушье. Он никак не мог вспомнить ни что с ним произошло, ни где он находится, но инстинкт самосохранения заставил его лежать неподвижно. Мало-помалу вернулась память. На голову все еще был наброшен мешок, но теперь таким образом, что небольшое количество воздуха все же попадало в легкие. Малейшее движение лишило бы его даже малой толики кислорода. Руки сдавливали наручники. Роб напряг мышцы ног и почувствовал, что они не связаны. Он понял, что лежит на полу у заднего сиденья машины, а те, кто сидел рядом с ним, теперь поставили на него ноги, чтобы в любой момент ударом вернуть его в бесчувственное состояние, едва он хоть немного пошевелится. Никто ничего не говорил. Роб учуял табачный дым — кто-то курил дорогую сигару. Машина неслась вперед. Роб понял, что был без сознания довольно долго, потому что его тело, скорчившееся на ковровом покрытии, затекло и сильно болело. Он отчетливо сознавал, что любая его попытка повернуться приведет к ужасным последствиям. Несколько минут показались ему долгими часами. Наконец тишину нарушил чей-то голос. — Как там этот олух, в порядке? — Конечно. — Ты здорово его огрел. — Да ничего с ним не будет. Роб почувствовал какое-то движение. Чья-то рука нащупала его предплечье, скользнула вниз. Палец потянулся к пульсу, замер там: — Он в норме. Человек снова откинулся на спинку сиденья. Роб Трентон больше не мог этого вынести. Он повернулся, и тут же мешок натянулся на его лице, перекрыв доступ воздуха. — Воздуха! — попросил он торопливо, не узнав собственного голоса. — Я задыхаюсь. Кто-то засмеялся. Он получил пинок в спину. Роб хотел было выпрямиться. "Все, что угодно, только не удушье…" Он услышал голос: — Хватит. Дайте парню воздуха. Роб почувствовал над собой какое-то движение, края мешка отогнули, прохладный воздух хлынул ему в лицо, и он с жадностью вдохнул его своими изголодавшимися по кислороду легкими. — Не пытайся встать! — предупредили его. — И не вздумай смотреть, куда едем! Лежи, как лежишь. И молчи! — Но что все это… — Заткнись! — Пусть говорит, — раздался голос с переднего сиденья. Человек справа поддержал его: — Пускай лучше сразу все расскажет. — Тихий голос прозвучал властно и как-то зловеще. — Ладно, — мрачно согласился тот, кто сидел впереди. Машина шла быстро; по легкому шороху колес Роб догадался, что они едут по современной скоростной автостраде. Звуки пролетающих мимо автомобилей свидетельствовали о том, что их машина либо приближается к большому городу, либо только что из него выехала. Через несколько секунд Роб решил, что город остался позади, потому что машина стала быстро набирать скорость. Он осторожно попытался поменять положение. Никаких возражений не последовало. — Почему бы вам не снять с меня это? — спросил Роб, когда стальные наручники впились в запястья. — Веди себя тихо, приятель! Скоро приедем. — Мне больно. — Ну это же замечательно! Кто-то рассмеялся. Внезапно, не в силах больше лежать неподвижно, Роб, превозмогая боль в запястьях, повернулся так, что невольно оказался лицом к заднему сиденью. Перед ним были ноги двух мужчин в брюках, сшитых явно на заказ, с тщательно отутюженными стрелками. — Эй ты! — прикрикнул один из них. — Ложись, как лежал! — Не могу. У меня все затекло. Мужчина с другой стороны сиденья поддержал Роба: — Он долго лежит не двигаясь. Пускай вертится, если хочет. Но не пытайся встать, приятель! Получишь по башке так, что всю жизнь будешь помнить. Роб, перевернувшись, почувствовал себя гораздо удобнее и приготовился ждать. Машина резко свернула вправо и съехала на проселочную дорогу. Запахи зелени и сырости ударили Робу в нос. Машина замедлила ход, ее сильно трясло на ухабах; минут через десять она остановилась. Один из мужчин распахнул дверцу. — Ну, давай, приятель! Выходи. Роб попытался встать, но со связанными за спиной руками он лишь беспомощно барахтался, как рыба, выброшенная на берег. Кто-то помог ему подняться на ноги. Роб краем глаза заметил деревья, солнечные блики на воде, но ему тут же снова набросили мешок на голову. Роб подумал: "Как же узники терпят пытку наручниками? Давление металла на кости жутко мучительно…" — Да снимите вы с меня эти чертовы наручники? — взмолился он. — Сними, — приказал тихий голос, — ему и так уже досталось. Кто-то взял Роба за правую руку, еще кто-то — за левую. Наручники щелкнули и открылись. — Теперь медленно иди вперед. Они пошли. Через несколько минут Роб понял, что идет над водой. По глухим звукам шагов он решил, что это, должно быть, доски трапа. Спустя мгновение охранник сказал: — Спокойно, Трентон! Подними правую ногу повыше. Шире шаг. Трентон приподнял ногу, на какую-то долю секунды испугавшись, что упадет в воду. Но нога ступила на палубу. Когда все пятеро поднялись на яхту, она закачалась. И Роб догадался, что они на обычной небольшой прогулочной яхте длиной футов в пятьдесят-шестьдесят. Роба провели по узким ступеням трапа в каюту. Стянули мешок с головы. Роб очутился в маленькой, скудно обставленной каюте. В иллюминатор были видны лишь макушки деревьев и маленькая полоска голубого неба. Он потер затекшие запястья, стараясь потянуть время. Человек в комбинезоне и второй, сидевший справа от него в машине, остались. Все другие ушли. — Ну? — спросил человек в комбинезоне. — Это я у вас должен спросить, — возразил Роб. — Объясните мне, что происходит. — Да ладно тебе! — оборвал его второй. — Нас интересует твой "рапидекс". Мы обнаружили его ночью у твоего дома. Но с ним что-то неладно. Он нормально выехал с таможни, но что-то произошло до твоего дома. Я хочу знать, что с ним случилось? Роб старался не показать, что ему понятно, о чем идет речь. — Так это вы взяли мой автомобиль? — Да, мы. — Вы не имели права забирать его без моего ведома. Это угон и… — Конечно угон, — согласился собеседник. — И хватит про это. Меня интересует, что случилось с твоим автомобилем? — Что значит — случилось? Вы украли его. Вот и все, что случилось. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую. — В котором часу был совершен угон? — настаивал на своем Роб. — Какая разница? — Большая. Я оставил автомобиль на заднем дворе. И если весь сыр-бор из-за лопнувшей шины… хотя вряд ли из-за колеса… не может быть… Мужчины переглянулись. — Где ты проколол шину, Трентон? — Точно не могу сказать. Кажется… нет… не помню. Коренастый мужчина, сидевший, когда они ехали, сзади в машине, сказал: — Пока вытянешь из него что-то, нас могут опередить… — Ерунда! — возразил человек в комбинезоне. Он встал со стула, снял джинсовую куртку, подумал немного и снял рубашку с майкой. Обнажившись по пояс, он приблизился к Робу и вдруг, сильно размахнувшись, ударил его в челюсть. Голова Роба запрокинулась назад; из глаз посыпались искры, Роб отлетел к стене. Его охватила ярость. Он бросился на расплывчатые очертания голого торса и нанес ответный удар по голове. Внезапно Роб совершенно успокоился. Его противник шагнул к нему и замахнулся, метя Робу в подбородок. Роб отступил, увернувшись от удара, бросился вперед, размахнулся и с радостью почувствовал, что кулак достиг цели. Второй мужчина присел на стол. Он курил сигару и с удовольствием наблюдал за дракой. — Ах ты паразит! — выкрикнул Рекс и пошел вперед, подпрыгивая и пригибаясь, как профессиональный боксер. Он сделал ложный выпад левой, правый кулак обрушился на ребра Роба. Роб покачнулся и ответил прямым справа, вложив в удар отчаянную злость. Сидевший на столе, с интересом наблюдая за поединком, встал и затушил сигару. Соперник Роба отошел. Красная струйка вытекла из его носа, побежала по губам и подбородку; кровь капала на обнаженную грудь. Глаза Рекса сузились от бешенства; он снова шагнул вперед. Роб пригнулся. Второй мужчина пнул Роба в живот. Роб бросился на него, но резкая боль лишила его силы. Ударив его по ребрам, Роб упал. Крепыш открыл дверь и свистом кого-то вызвал. По коридору бежали двое. Роб услышал их удивленные возгласы при виде разбитого носа мужчины в комбинезоне, потом почувствовал на своих руках веревочные путы. Они связали его с тщательностью моряков, привыкших вязать морские узлы. Роба била дрожь от пережитого гнева и физического напряжения. Он увидел склоненное над собой избитое, окровавленное лицо и не сразу понял, чьих это рук дело. Впервые в жизни он в ярости набросился на кого-то с кулаками и жестоко избил. Его противник произнес распухшими губами: — Ну, сволочь! Если ты думаешь, что мы позволим тебе зажать порошка на полмиллиона долларов, то ты полный идиот! Он ударил Роба ногой в челюсть, и тот потерял сознание.Роб не знал, сколько времени он пролежал без сознания. Очнувшись, он различил приглушенные голоса. Постепенно звуки сложились в слова. Невольно разум Трентона уловил значение слов. За столом сидели двое мужчин; перед ними стояла бутылка виски, два стакана и сифон с содовой. Роб услышал постукивание кубиков льда и почувствовал страшную сухость во рту. Голова гудела от тупой боли. Приоткрыв глаза, он пристально поглядел на них и тут же закрыл снова. Лежал он неподвижно. Один из охранников разглагольствовал: — Говорят тебе, парень не виноват. Он не из тех, кто станет связываться с наркотой. Если бы он нашел груз, то немедленно бы отнес его в полицию. — Ну, тогда, — вмешался второй, — есть только один ответ на вопрос: кто-то спер товар прямо на шоссе, до того, как мы угнали машину, а такое вряд ли возможно. Роб услышал шипение наливаемой в стакан содовой воды. Разговор продолжался: — Это надо выяснить за пару часов. Пора думать, как будем сматываться. — Я никуда не уйду без денег. — Хватит и того, что есть. — Хватит, когда закончим дело. Без бабок мы никто. Все зависит от последнего дела. Оно сулит хорошие бабки. — Мне главное — вовремя смыться. Ты срок не мотал. А я сидел. И больше не хочу. В наступившей тишине позвякивали о стакан кубики льда, и этот звук был настоящей пыткой для Роба; его мучила сухость в горле. Роб услышал торопливые шаги в коридоре. Ручка двери повернулась. Один из тех, кто сидел за столом, сердито крикнул: — Стучи, когда входишь! Какого черта… Хриплый шепот вошедшего перебил его: — В кустах — человек. Он следит за нами в бинокль. Здорово спрятался, как в засаде, на краю… Два стула скрипнули одновременно. Раздался спокойный властный голос: — Возьмите с собой еще одного. Тихо подползете к нему, свяжете и притащите сюда. Хотелось бы с ним побеседовать. Роб услышал топот ног по настилу, и другой голос спросил: — А с ним что делать? — Заприте его! — прозвучал приказ. Роб решил, что говорит тот самый человек, который сидел на столе, курил сигару и наслаждался их дракой. Но до конца Роб не был в этом уверен. — Подтащите бензин к электромеханизмам. Если придется сматываться, надо быть уверенными, что копы ничего не смогут здесь вынюхать. Они выбежали в коридор и, наспех посовещавшись, бросились наверх. Роб лежал неподвижно, прислушиваясь к малейшему звуку; глаза его были закрыты; он дышал спокойно и ровно. Двое оставшихся с ним тихо спорили. — Мы увязнем по уши… — взволнованно говорил один из них. — Теперь-то уже ничего не поделаешь. — Мы начали с наркотиков, а это киднеппинг. Сечешь, чем это пахнет? — Ладно, заткнись! Жди, пока тебя поймают, — с сарказмом отозвался второй. — Не мне тебя учить. Сейчас надо сделать так, чтобы нас никто не нашел. — Если мы смоемся, нас точно не найдут. — Говорю тебе, это конец. Но сперва надо закончить начатое и прихватить с собой кое-что. У тебя когда-нибудь была ломка? Раз уж я принимаю порошок, мне нужен запас. А теперь шевелись! Пора сматываться. Дверь захлопнулась. Роб услышал, как в замке повернулся ключ. На палубе началась какая-то возня, раздавались громкие команды. Затем на палубу поднялся еще один человек. Роб отчетливо слышал его шаги. Спустя секунду человек прошел мимо иллюминатора, закрыв собой на миг полуденное солнце… Минут через пять по палубе не спеша прошел еще один человек. Потом торопливо пробежали двое. Роб открыл глаза, стараясь осмыслить ситуацию. Его руки были привязаны за спиной к лодыжкам. Выпрямиться он не мог, колени приходилось держать согнутыми, чтобы веревка не впивалась в запястья. Правда, он сумел перевернуться на живот и встать на колени, но это ничего ему не дало — через несколько секунд затекли колени, удерживавшие на голом полу вес тела. Роб присел, упираясь бедром в пол, и тут же завалился на бок. У него было достаточно времени, чтобы рассмотреть каюту, в которой его держали. Это было нечто вроде кладовой, стены которой были увешаны полками, где хранились консервы; из мебели там были лишь стол и пара стульев. Роб начал было крутить руками, стараясь освободиться от пут, но он был связан прочным морским узлом, и чем больше двигался, тем туже затягивались веревки. Лежа на боку, он старался согнуть колени и дотянуться руками до узлов на лодыжках, но ему удалось коснуться веревки лишь кончиками пальцев, а этого было явно недостаточно, чтобы распутать туго затянутые узлы. Роб поменял несколько поз и, найдя самую удобную, приготовился ждать. За окном опустились сумерки и вскоре начали сгущаться. Роб услышал, как кто-то бежит по причалу, к которому была пришвартована яхта. На палубе снова поднялась суета, потом все надолго стихло. Когда совсем стемнело и Роб через иллюминатор разглядел звезды на небе, снова послышались шаги. Казалось, несколько человек тащили что-то очень тяжелое. Когда они ступили на борт, яхта накренилась и прямо над головой Роба раздался шум борьбы. Топот ног, крики, брань, удары, и вдруг наступила тишина. Роб слышал, как они что-то волокут по настилу; топот — и снова долгая тишина.
Глава 12
Здоровяк Эд Уоллингтон, которому коллеги-полицейские дали кличку Лось, ерзал на вращающемся стуле перед пишущей машинкой и огромными ручищами выстукивал краткий рапорт о своем последнем дежурстве. Время от времени Уоллингтон останавливался и разминал пальцы — он никак не мог привыкнуть к клавишам пишущей машинки. Рядом сидел его сослуживец, который любил поболтать, но отнюдь не был слабаком в составлении письменных рапортов. Он заметил заминку и посетовал: — Погрязли мы в этой бумажной работенке. Пора внести в список профессиональных заболеваний "машинописный спазм". — Угу, — пробурчал Эд, разминая затекшие пальцы. — Прошлой ночью у меня колесо прокололось. Шина вроде размягчилась. Хлопнула здорово. Никогда не знал, что шины так нагреваются на ходу. Ей-богу, я едва смог к ней прикоснуться. Он опять склонился над машинкой и начал печатать имена в графе "Проверка документов". Дошел до фамилии "Трентон, 25 лет, Нунвиль". Внеся данные в список, он вдруг остановился, положив средний палец на клавишу с буквой, которую собирался нажать. — В чем дело? — спросил его коллега. — Пальцы свело? А может, вдохновение посетило? — Похоже, что и впрямь вдохновение… — задумчиво произнес Уоллингтон. — И что же? — Нагретые шины. — Что? — Вчера на дороге я проверял одну машину, — начал рассказывать Уоллингтон. — Она стояла на обочине. Водитель сказал, что менял колесо и собирается ехать дальше. Покрышка была и впрямь дырявой… но что-то мне не давало покоя всю ночь. Что-то было не так. Я никак не мог понять. И только сейчас меня осенило. — Не понял? — Водитель положил колесо на крышу и убрал домкрат. Когда я подъехал, он собирал инструменты и готовился уезжать. Но что-то было не то. Интуиция подсказывала мне… черт, он у меня из головы не шел. — Как он выглядел? — Да не в том дело. Просто странная какая-то ситуация. Знаешь, Дон, я вернулся и пару раз тронул колесо, которое спустило. Покрышка действительно была дырявая. Я осмотрел прореху и не мог понять что к чему. А дело было в той шине. Она была холодная как лед. Полицейский за соседним столом вопросительно взглянул на него. — Ну и что ты сделал? — Да ничего, — честно признался Эд Уоллингтон. — Я же не сразу заметил… вернее, я заметил, но не понял. Когда я ткнул в ту шину, то подумал, что-то тут не так… но мне и в голову не пришло такое. — Ты проверил у него водительское удостоверение? — Угу. — Главное, чтобы лейтенант Тайлер не узнал. Запиши в графу проверки документов. Ведь парень мог ехать не спеша, ночью прохладно и… — Нет, он врал мне. Шина лопнула не там. Колесо было проколото давно. Шина успела остыть… — Может, он остановился полюбоваться луной? — перебил его приятель. Брось! Запиши его в графу проверки документов — и дело с концом. Уоллингтон покачал головой. Он поправил лист бумаги в каретке машинки и в месте, отведенном для замечаний, напечатал:"На автостраде 72, в двух милях от пересечения с автострадой 40, остановка седана — IP "рапидекс". Водитель — Роберт Трентон, проживающий в Нунвиле. Предъявил водительское удостоверение, машина в розыске не значится. Водитель утверждал, что остановился для смены лопнувшей шины, но на асфальте не обнаружено следов, доказывающих это. На следующий день я провел дополнительную проверку".Эд, напечатав "в розыске не значится", с ухмылкой решил, что уже достаточно насочинял, и пошел проверять сводки. По заведенному порядку предписывалось обо всем подозрительном докладывать по рации в участок, и там немедленно просматривали последние сводки. Эд не сделал этого, но орлиному взгляду лейтенанта Таил ера, который будет читать его рапорт, вряд ли сие откроется. Но раз уж он, Эд, посчитал, что Роберт Трентон заслуживает такой графы, как"Замечания", а не простой "проверки документов", то лучше самому тщательно ознакомиться со всеми криминальными сводками за последние дни. Он нашел абзац, который его озадачил: "Анонимный звонок из Фалтхевена. Звонивший сообщил об угоне малолитражного двухдверного седана "рапидекс", предположительно зарегистрированного на имя Линды Кэрролл, однако данных о номере водительского удостоверения и номере двигателя не поступило. Звонивший бросил трубку". Крепыш Эд Уоллингтон вернулся к машинке и допечатал:
"В связи с зарегистрированным угоном автомобиля "рапидекс" из Фалтхевена, считаю необходимым провести дальнейшую проверку личности Роберта Трентона, рода его занятий".Подписав рапорт, полицейский Эд Уоллингтон, по прозвищу Лось, отправился в кабинет лейтенанта Тайлера.
Глава 13
Эд Уоллингтон свернул к обочине дороги и снизил скорость. — Это было где-то здесь. — Хотелось бы видеть точное место происшествия, если такое возможно, — сказал лейтенант Тайлер. — Ну… перед тем, как выйти из машины, я наехал на узкую полосу мягкой земли. Должно быть… вон там… — Не торопись, — велел Тайлер. — Притормози. Машина медленно двигалась вперед. Вдруг Уоллингтон воскликнул: — Вот тут! Тут остались следы шин. А там я наехал на мокрую глину. — Ладно. Тормози. Машина остановилась. Уоллингтон включил красный проблесковый маячок, который был сигналом для водителей, что на обочине стоит полицейская машина. Двое полицейских с фонариками выбрались из джипа и медленно пошли вдоль дороги, изучая следы шин. — Вот тут я остановился. Прямо тут, — показал Уоллингтон. — Когда я съехал с дороги, видите, я взял немного левее. — Ладно. А где была другая машина? — Ну, думаю, футах в пятнадцати от меня. Я хорошенько осветил ее фарами… да вон и следы. — Отлично! — похвалил его лейтенант Тайлер. — Давай все осмотрим здесь. Они тщательно обследовали землю. — Не похоже, чтобы тут что-то случилось, — предположил Уоллингтон. — У машины, оставившей эти следы, все шины были в порядке. Лейтенант Тайлер медленно и осторожно шел по траве. Луч от фонарика в руках Уоллингтона упал на дорожный столб. — Стойте! — воскликнул он. — Посмотрите-ка сюда! Кто-то сделал зарубку на столбе. Она совсем свежая. Они подошли поближе и принялись рассматривать крашеную поверхность столба, на которой отчетливо выделялась светлая полоска, нацарапанная ножом. — А вот и щепка, — обрадовался Уоллингтон. — Недавно откололась. Лейтенант Тайлер внимательно разглядывал находку, потом вынул из кармана коробочку с табаком для трубки, с сожалением вытряхнул содержимое на землю и положил туда щепку. — Извините, что я все испортил, сэр, — покаялся Уоллингтон. — Ничего ты не испортил, — успокоил его Тайлер. — Я попросил ребят в Нунвиле собрать информацию об этом Робе Трентоне. Его там хорошо знают. Он дрессирует собак. Он и для нас обучил с полдюжины. Мы забираем собак с его фермы. — А что говорит сам Трентон? — спросил Уоллингтон. — Он ничего не говорит. Его нигде нет. Но человек, который работает у него и присматривает за собаками, когда Трентон в отъезде, рассказал, что Трентон приехал домой на чужом автомобиле и поставил его у себя на заднем дворе. А утром автомобиль исчез. Трентон уехал на фургоне, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Он только что вернулся из путешествия по Европе. Я звонил в Таможенное управление навести справки, там мне сказали, что Трентон был подвергнут тщательному досмотру из-за близкого знакомства с человеком по фамилии Острандер, который подозревается в контрабанде наркотиков. — А что с тем Острандером? — Его тоже обыскали, но отпустили. Однако я бы не обольщался на сей счет. Лучи фонариков медленно шарили по траве. Вдруг Уоллингтон сказал: — Поглядите, лейтенант! Свежая грязь на траве, а вот тут снимали дерн. — Принеси из машины лопатку, Эд! — велел лейтенант Тайлер. Полицейский побежал к джипу, поднял крышку багажника и вернулся с небольшой лопаткой. Лейтенант Тайлер приподнял круглый кусок земли и начал осторожно копать. Лопатка ударилась обо что-то металлическое, и через секунду он вынул железный колпак автомобильного колеса, под которым оказалось множество промасленных пакетиков. Уоллингтон присвистнул. Лейтенант приказал: — Передай по рации в управление кодовый сигнал "14". Пусть пришлют нам четверых на помощь. Какие здесь координаты? — Сейчас посмотрю. — Уоллингтон вынул блокнот из бардачка. Потом связался по рации: — Машина 7 вызывает управление. Кодовый сигнал "14", координаты А.В. север — 300, восток — 72. В ответ прозвучал удивленный голос диспетчера: — Сигнал "14"? — Точно. — Понял. — Диспетчер отключил связь. — Я положу немного обратно, — решил лейтенант Тайлер. — Остальное заберем и… — Вы хотите сказать, что оставите тут немного наркотиков? — Верно. Когда тот, кто закопал их, придет за грузом, я хочу быть уверенным, что его возьмут с поличным и смогут выдвинуть против него обвинение. Рыть яму в земле не преступление, а доставать из нее спрятанные наркотики — это уже правонарушение. — Да, сэр. — Ладно. — Тайлер набил карманы промасленными пакетиками. — Остальное закопаем и прикроем дерном, как было. Потом отъедем отсюда чуть подальше, чтобы проезжающие не заинтересовались, чего это мы тут торчим. Думаю, пока еще рано караулить. Да и хотелось бы, чтобы подкрепление прибыло. Когда они явятся, один будет сидеть на связи. Джипы поставим на расстоянии, по обеим сторонам дороги. Эти парни не должны скрыться. Я возьму их с поличным. Они вернулись к своей полицейской машине, сели в нее, немного отъехали и принялись ждать. Через несколько минут должно было появиться подкрепление — две машины с людьми, готовыми к любым действиям. Координаты определили положение машины 7 — в двухстах футах от условного места. Ловушка была готова.Глава 14
У Роба болело все тело. Во рту пересохло, язык распух. Он чуть было не закричал. В тот момент он готов был рисковать чем угодно, лишь бы получить стакан холодной, освежающей воды. Он глубоко вздохнул, набрав воздуха, но крикнуть не успел, потому что вдруг услышал шаги. В замке повернули ключ. Дверь открылась. Щелкнул выключатель, в каюте зажглась тусклая лампочка. Высокий мужчина, который недавно сидел на столе и с интересом наблюдал, как дрался Роб, подошел к иллюминатору, задернул штору и, задумчиво прищурившись, посмотрел на Роба. — Может, дадите воды? — хрипло спросил Роб. — Конечно, — ответил мужчина. — Конечно. Ты наверняка умираешь от жажды. Но ты еще легко отделался. Вижу, тебя не так уж сильно разукрасили. — А мне кажется, будто меня провернули через мясорубку, — откровенно признался Роб. — Да, тебе немного досталось. Ладно, принесу тебе воды. Мужчина вышел из каюты, не забыв запереть дверь, и вернулся секунд через тридцать со стаканом воды в руке. — Может, сядешь? — предложил он. Роб сел. Мужчина поднес стакан к губам Роба, наклонив его, чтобы он мог пить. — Ну как? — поинтересовался он. Роб чуть не захлебнулся остатком воды, закашлялся и с трудом выдавил из себя: — Лучше. Но попил бы еще. — Не сейчас. — Мужчина присел на край стола, обхватил руками колено и снова задумчиво посмотрел на Роба. — Нам с тобой надо потолковать. Роб промолчал. — Ах ты паразит! — вдруг восхищенно воскликнул мужчина, раскуривая большую сигару. — Где же ты так драться научился? — В школе занимался боксом. Понятно. Ты здорово держался, особенно если учесть, что твоя весовая категория килограммов на двадцать легче. Ну ладно, теперь о деле. Хватит пудрить друг другу мозги. Это нам не поможет. — Что вы хотите этим сказать? — Твоя фамилия Трентон, так? — Да. — Роб Трентон? — Верно. — Слушай, Роб, давай поговорим как взрослые люди. Не будем играть в кошки-мышки. Ты ехал на седане "рапидекс" от доков до твоей фермы в Нунвиле. По дороге с автомобилем что-то случилось до того, как ты добрался домой. — Случилось. Колесо лопнуло, — ответил Роб. — И еще что-то. Роб изобразил саму невинность. — Я скажу тебе честно, — начал высокий мужчина, — мои парни очень злые. Мы не хотим быть жестокими, но на кону — крупные ставки, а когда мужчины ставят по-крупному, их раздражает любой, кто перебегает им дорогу. Усек, о чем я? — Я ценю вашу откровенность, — отозвался Роб. — Конечно, конечно, — ободряюще произнес мужчина. — Слушай, Роб, у нас не все гладко, и мы собираемся уносить отсюда ноги. Каждая потраченная зря минута уменьшает наши шансы. Парни считают, что они в состоянии забрать груз и скрыться с ним, но они нервничают, дергаются. Времени осталось до полуночи. В полночь надо будет уходить. До утра мы должны покинуть штат на самолете, и сделать это нужно так, чтобы нас не накрыли. А теперь поставь себя на место одного из моих парней, Роб. Ты бы тоже забеспокоился, не так ли? — Думаю, да. — Ну конечно. Если кто-то встанет у тебя на пути, ты просто озвереешь. — Думаю, что так. — Так вот, — продолжал мужчина, — ты стоишь у нас на пути, Роб. Ты знаешь, где то, что тебе совершенно ни к чему, зато очень нужно нам. Мы должны это узнать. Есть два способа — легкий и трудный. Я и думать не хочу о трудном, потому что парни взвинчены до предела. Я не знаю, смогут ли они остановиться, если начнут. Мне это не нравится. Но я скорее сдохну, чем позволю тебе надуть нас и лишить товара после такого риска. — Почему вы обвиняете меня? — задал прямой вопрос Роб. — Вам известно, что произошло в порту? — Нет, а что? — Меня задержали таможенники и обыскали до последней нитки. Досмотр длился более двух часов. И все это время автомобиль стоял… Мужчина улыбнулся и добродушно покачал головой: — Нет, Роб, так не пойдет! Мы не настолько глупы, чтобы оставить машину без присмотра. По правде говоря, мы здорово заволновались, когда ты не появился у машины. — Откуда вы узнали, что я поведу автомобиль? — спросил Роб как можно спокойнее, с ужасом ожидая ответа. Мужчина, сияя улыбкой, снова покачал головой: — Мы зря тратим много времени и слов, Роб. Предположим, ты сломаешься и все расскажешь. Нам нужна правда, и, уверяю тебя, с тобой ничего не случится. Тебе, конечно, причинят кое-какие неудобства, но не более. Зато у тебя будет шанс уйти отсюда около полуночи и… ну конечно, нам придется устроить все так, чтобы ты не мог связаться с властями часов эдак восемь-десять. Вот и все. — Уже достаточно, — заметил Роб. Лицо высокого мужчины внезапно посерьезнело: — Слушай, Роб, если ты не поможешь нам, все будет гораздо хуже. Парни зашли слишком далеко, трудно сказать, на что они способны. Может случиться всякое, если они захотят раздобыть нужные сведения, и чтобы выудить их… ну поставь себя на их место. Они вряд ли оставят в живых свидетеля, который их опознает и может заявить в полицию о похищении и адских пытках. Подумай об этом. — Но и сейчас в моем положении ничего хорошего нет. — Почему же нет, Роб? — Я все равно могу вас опознать. Глаза преступника застыли и стали холодными. Он зловеще произнес: — Не испытывай судьбу, а то можешь исчезнуть навеки. Глубина реки достигает здесь сорока футов. Мы привяжем к тебе груз потяжелее, и, когда над тобой перестанут подниматься пузыри, о тебе никто никогда не узнает. — Вы можете сделать это в любой момент, скажу я вам или не скажу. Какие гарантии, что вы играете честно? — Тебе придется поверить мне на слово. — Ваше слово недорого стоит. Высокий мужчина не спеша встал, вынул изо рта сигару, аккуратно положил ее на край стола, снял пиджак, закатал рукава и объявил: — Ну хорошо, молодой человек! Сейчас тебе будет больно. Но ты сам напросился. Как только захочешь это прекратить, просто скажи. Он наклонился над Робом. Его лицо совершенно изменилось. Теперь оно было жестоким, злым, безжалостным. Правая рука с растопыренными пальцами медленно тянулась к глазам Роба, но когда его средний палец коснулся левого глаза Трентона, он вдруг остановился: — Что у тебя в кармане, ручка? — Ну и что? — Роб старался скрыть дрожь в голосе. — Какого черта! Они тебя даже не обыскали! Как с ними можно иметь дело? Парни взвинчены, а когда они в таком состоянии, на них нельзя положиться. Ну-ка посмотрим, что еще у тебя в карманах, сынок? Он перевернул Роба, поставил ноги на его связанные руки и так сильно надавил каблуком, что Роб поморщился от боли. Потом он обшарил карманы Роба. — Носовой платок… деньги… черт! Идиоты, у тебя же нож! Знаешь, Роб, я устал рисковать своей шеей и думать за этих тупоголовых. У парней совсем нет мозгов. А теперь хочешь послушать, как твой автомобиль вывели из строя? Тебе подсунули что-то в зубчатую передачу мои идиоты. Им бы просто спустить одно колесо, чуть открутить клапан на другом, чтобы воздух выходил медленно. А потом бы появиться, когда ты застрял на дороге с двумя спущенными колесами. Забрать тебя тогда было бы проще простого. А потом один из парней прикрутил бы клапан, накачал колесо, отогнал твой фургон, тот автомобильчик, и все! Не отыскать. А теперь? Что подумает автомеханик, когда найдет посторонний предмет в моторе? Ты бы исчез вместе с тем автомобильчиком. А раз ты исчез, все решили бы, что это ты забрал порошок. Парни опростоволосились, да и ты — не лучше. Тебя мои парни крепко связали, но ты бы мог закинуть ноги на стол подрыгаться, пока нож не выпал бы из кармана штанов, потом ты бы перевернулся, ухватил его пальцами и перерезал веревки, и никто бы этого не заметил. Роб почувствовал, что краснеет от злости — мог ведь с легкостью проделать все, о чем говорит этот человек, но не догадался. Мужчина убрал ногу с запястья Роба. — Ну ладно, Роб, — сказал он, — поворачивайся! Поглядим, что там у тебя с другой стороны. Погоди-ка, а что во внутреннем кармане? Ну да. Бумажник, водительское удостоверение и… а это что такое? Блокнот! Верзила взял блокнот, отошел и повернулся так, чтобы через плечо падал свет. — А ты педант, парень! Скорее всего, ты ведешь аккуратные записи. Да, так и есть. Расходы… номера дорожных чеков, номер паспорта. Знаешь, Роб, мне кажется, что если ты что-то спрятал, то обязательно сделаешь отметочку… особенно если прятать пришлось срочно где-нибудь в дороге. Поглядим, Роб. Перевернем лист с расходами, проверим последний лист. Последний в блокноте. Так, так, так! А вот и схема дорожной развилки. Ну, Роб, ты даешь! Тебе осталось только объяснить мне, что означают эти значки. Нет, погоди! Тебе не придется ничего говорить. Дорожные столбы… цифры обозначают номера дорог после развилки… так… количество дорожных столбов… линии с расстояниями. Да чтоб тебя, Роб! Это же дорожный знак прямо на автостраде, который мы запросто вычислим по указанным расстояниям. Ну, Роб, уже лучше! Гораздо лучше! Слушай, за пару часов мы все выясним, но мне сдается, я на верном пути. Определенно на верном. Конечно, там может быть ловушка. Но вряд ли. Теперь все зависит от тебя, Роб. Ты уже взрослый мальчик, и мы вполне можем пооткровенничать. Один из моих парней поедет все проверить. Если это ловушка, тебе не поздоровится. Знаешь, Роб, всякой там мелодрамы и угроз я не люблю, но если это ловушка, тебе вряд ли понравится то, что с тобой сделают. В машинном отделении есть два старых ведущих вала килограммов по пятьдесят каждый и уйма проволоки. Мы крепко прикрутим тебя к валам, чтобы ты прямо прирос к ним, и бросим глубоко-глубоко на дно. Мы рискуем всего одним человеком. Если порошок на месте, он найдет его, а если это ловушка… ну, Роб, мы же не расстаемся, ты тут, с нами. Высокий помолчал, взглянул на Роба и вдруг нанес ему несколько сильных ударов по ребрам. — Отвечай, когда с тобой разговаривают! — рявкнул он. — Это не ловушка… — простонал Трентон. — Так-то лучше, — сказал мужчина. Потом он вышел и запер дверь, оставив свет включенным.Глава 15
Полицейский лежал в кювете, прикрывшись темным пледом так, чтобы едва были видны лоб, глаза и нос. Было холодно. Сырость земли проникала сквозь одежду и плед. Рядом с ним по дороге проезжали машины, сначала раздавался чуть слышный шум колес и двигателя, постепенно он становился все громче, затем сверкали фары, и машина уносилась прочь. Полицейский несколько раз менял положение, чтобы не затекли конечности. Он то и дело посматривал на светящийся циферблат часов, с нетерпением ожидая момента, когда его сменит Уоллингтон. В это время Уоллингтон сидел в машине на обочине, а в двух милях на противоположной стороне дороги ждали еще двое. Всем было строжайше запрещено курить, чтобы красный огонек сигареты случайно не выдал их присутствия. С западной стороны подъехал автомобиль, притормозил, приблизился к обочине и дальше поехал совсем медленно. Лучи фар, пляшущие по неровному ежику травы, заставили полицейского, лежавшего в кювете, глубже нырнуть под темный плед. У него была военно-полевая переносная рация с блоком питания, ее черный провод бежал по кювету и через пару сотен ярдов проходил под проволочным ограждением. Полицейский, повернув рукоятку, настроил ее и стал слушать. Почти мгновенно ему ответил голос коллеги: — Ларри, что случилось? — Клиент явился, — ответил Ларри. — Готовьте машины. — Отлично. Можешь описать автомобиль? — Пока нет. Видны только фары и свет фонаря. Они что-то ищут. Не отключай связь. Сейчас взгляну. — Полицейский осторожно отогнул угол пледа, вглядываясь в темноту, и сказал: — Они приближаются. Обнаружили дорожный знак и, судя по всему, считают дорожные столбы. Теперь осматривают землю. Черный седан… большой. Возможно, пуленепробиваемые стекла. — Сколько их? — Один с фонарем и второй… погоди, похоже, это женщина. — Понял. Жди, — откликнулся полицейский по другой рации. Он вызвал штаб-квартиру полицейского управления, находившуюся в пятидесяти милях, и передал кодовый сигнал: — Машинам 16 и 19 особый сигнал "24". В тот же миг патрульные завели автомобили, чтобы моторы прогрелись и были готовы к погоне. Наблюдатель снова вышел на связь, и Ларри, прижимаясь к земле, доложил: — Мужчина начал копать. Женщина пересекла дорогу. По-моему, в направлении сада. Потерял ее. — Держи меня в курсе. Жду. Ларри слышал, как наблюдатель говорит по другой рации с диспетчером: — Дайте особый сигнал "25". Через секунду в машинах, стоявших наготове, раздался голос диспетчера, который монотонно, как все диспетчеры всегда сообщают самые важные новости, произнес: — Машинам 16 и 19 особый сигнал "25". Подтвердите информацию. Машины тут же ответили, подтвердив получение сигналов "24" и "25" и готовность начать преследование. Скрючившись в кювете, Ларри дождался, пока лопатка ударилась о металлическую крышку. Через секунду по земле пробежал луч фонарика неизвестный возвращался к своему автомобилю. Ларри предупредил по радиотелефону коллег: — Если бы не та женщина, я уже был бы готов дать следующий сигнал. Она перешла через дорогу и не вернулась. — Готов к сигналу "26" — для мужчины? — Так точно. — Понял. Он не уйдет. Ждем еще. Берем обоих, когда вернется женщина. — Нет, она не вернется. Она явно ушла на разведку. Берите мужчину. Он заводит мотор. Сигнал "26". Ларри слышал по рации, как Уоллингтон обращается к главному диспетчеру: — Машина 7 сообщает в штаб: особый сигнал "26" для машин 16 и 19. Полицейский, затаившийся в кювете, слишком долго ждал возвращения женщины. Мужчина в седане уже тронулся с места. Отбросив плед и приготовив пистолет, Ларри пригнулся и бросился к проволочному ограждению. Он направил на машину луч фонаря. — Полиция! — крикнул он. — В чем дело? — Ни в чем, босс. — Почему остановились? — Просто так. — Стоять. Приготовить документы. Автомобиль рванулся вперед. Ларри направил на него пистолет, но, усмехнувшись, опустил дуло. Автомобиль летел в темноту. Водитель, бледный и встревоженный, стремительно переключал скоростные передачи, вдавив в пол педаль газа. Полицейский ждал. Луч мощного фонаря шарил по саду на противоположной стороне дороги. Ему было показалось, что он заметил какое-то легкое движение, но он не был уверен до конца. Сад тянулся по косогору. Прямо за ним возвышался заросший холм. Полицейский упорно водил лучом фонаря по саду. Но ничего не обнаружил. Водитель седана с трудом перевел дыхание. Сердце его бешено колотилось, во рту пересохло. Он чуть не попался, но ему удалось вырваться. Теперь он в безопасности. Неожиданно фары мчавшейся машины осветили полицейского, стоявшего посередине дороги. Красный сигнальный фонарь ослепил напуганного водителя. Он выхватил из кармана пистолет. Сжав зубы, надавил на тормоз. Автомобиль с визгом остановился. С одной стороны к седану подошел Уоллингтон; с другой осторожно приближался второй полицейский. Водитель опустил стекло и спросил: — В чем дело? — Это я у вас хочу спросить, — сказал Уоллингтон. — Почему не остановились по требованию патрульного? Водитель рассмеялся: — Да какой патрульный? Это чья-то дурацкая шутка? Уоллингтон открыл дверцу машины. — Ладно, босс. Вот держите! — И он вскинул пистолет. Дальше все произошло с невероятной быстротой. Ручища крепыша Уоллингтона схватила преступника за запястье. Оружие упало, рука водителя седана беспомощно повисла. Он закричал от боли и вывалился из автомобиля. Уоллингтон отбросил его пистолет, не спеша снял со своего ремня наручники. Эту сцену осветил красный свет проблескового маячка подоспевшего джипа. — Готово! — крикнул Уоллингтон. Через пару минут в штаб-квартире получили сообщение: — Машина 19 передает условный сигнал "31", черный седан, один задержанный, номер машины 6В4981. Диспетчер повторил номер машины. — Везем задержанного, — предупредил Уоллингтон. — Понял. Отдел ФБР по борьбе с наркотиками предупрежден. Они едут. Оказывал сопротивление? — Какое там сопротивление! — небрежно бросил Уоллингтон. — Дайте мне еще пятнадцать минут. Надо прочесать территорию и найти женщину, которая, похоже, скрылась. Она не вернулась к автомобилю вместе с водителем. Она осматривала окрестности, и, видно, что-то ее вспугнуло. — Есть доказательства? — поинтересовался диспетчер. — Есть. — Хорошо. Ищите ее. Передаю информацию по линии. Полицейские с фонарями прочесали окрестности, но так никого и не нашли. Диспетчер передал сообщение всем патрульным машинам: — Всем патрулям! На перекрестке автострад 40 и 72, по координатам север — 300, восток — 72, скрылась женщина. Вероятно, воспользовалась попутной машиной. Останавливать все машины с женщинами, провести проверку документов. Задерживать всех голосующих на дороге для дальнейшего дознания. В ближайшие полчаса это задача первостепенной важности. Все патрульные собрались в указанном районе. Сотни автомобилистов были остановлены для проверки документов. Однако женщине удалось скрыться. Две голосующие на обочине дороги девушки были доставлены в участок, но их пришлось отпустить. У обеих было алиби — они находились в машине в указанное время, когда полицейский заметил женщину, по его словам, "молодую и привлекательную, судя по фигуре и движениям", которая приехала с человеком, забравшим наркотики. Полиция располагала определенной информацией относительно Роба Трентона, и там решили, что женщина могла быть его спутницей в путешествии по Европе. Единственным препятствием в расследовании было то, что Харви Ричмонд, опытный следователь по делам наркобизнеса, работающий в "том направлении", пропал. Говоря словами дежурного диспетчера — "вне пределов досягаемости". На самом деле он шел по горячим следам и наметил провести ряд арестов к полуночи, поэтому два отряда полицейских к этому времени были приведены в состояние полной боевой готовности. Полковник Миллер Степни задумчиво шагал по кабинету, изучая рапорты, стекавшиеся к нему со всего штата. Задержанный отказывается говорить. По документам он — Марвус Л. Гентри. У него изъяты наркотики, оставленные в тайнике у дороги — как приманка — для преступников, которые приедут забрать товар. Пока нет возможности установить связи Гентри. Водительское удостоверение на его имя было выдано в другом штате. Срочно проводится дактилоскопическая экспертиза, и пройдет несколько часов, прежде чем появится точная информация. Судя по его поведению, задержанный — опытный рецидивист, спокойный, уверенный, упорно отказывается отвечать на вопросы. Полковник Степни размышлял, как побыстрее достать список пассажиров лайнера, чтобы получить больше информации о контактах Роба Трентона во время поездки в Европу. Дело находилось в компетенции Харви Ричмонда, а составлять рапорт до окончания расследования было не в правилах Харви. Он был спецагентом отдела ФБР по борьбе с наркотиками, и его отношения с полицией сводились к координации действий различных судебных органов. Он мог моментально составить рапорт для своего непосредственного руководства, но при общении с полицией предпочитал хранить молчание. Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства и зная по опыту, что спешка может загубить всю игру, как и преждевременный допрос задержанного, полковник Степни решил ничего не предпринимать до тех пор, пока не свяжется с Харви Ричмондом. В конце концов, в распоряжении полиции оказался контрабандный груз героина, ввезенный в страну и скрытый в тайнике в земле. А сообщить эти данные Харви Ричмонду не было никакой возможности. Впрочем, Ричмонд сам вскоре даст о себе знать. И полковник Степни шагал взад-вперед по кабинету и ждал.Глава 16
Спустя несколько часов после наступления темноты Роб Трентон услышал, как подъехала машина. Судя по реву двигателя, автомобиль несся на огромной скорости. Через несколько мгновений на причале, прямо у иллюминатора каюты, где томился связанный Роб, раздались торопливые шаги. В звуках было что-то знакомое. Стремительная походка, легкие, грациозные шаги. Шаги женщины. Но ведь это не?.. Роб с трудом приподнялся и сел, с надеждой прислушиваясь. Он различил взволнованные голоса, затем приглушенный гул разговора. Снова послышались женские шаги — она сбежала на причал. Кто-то тяжелой поступью двинулся к каюте. Человек шел с трудом, словно с усилием неся большой груз. Шаги приближались. Бесспорно, их было двое, тех, кто направлялся к каюте Роба, и они тащили какую-то тяжесть. В замке повернули ключ. Дверь распахнулась, и Роб увидел двух хмурых мужчин, каждый из которых тащил стальной ходовой вал весом не менее пятидесяти килограммов. Принесли они и несколько мотков толстой проволоки. В зловещей тишине они свалили все это на пол, развернулись и молча пошли обратно. — В чем дело? — крикнул им вдогонку Роб. — Кое в чем, — обернувшись, ответил один из вошедших. — Ты думал, мы козлы, да? Ну ладно, приятель! Ты расплатишься сполна, когда начнешь пускать пузыри. — Послушайте! — с отчаянием воскликнул Роб. — Это не ловушка! — О, конечно нет! — с сарказмом сказал один из контрабандистов. — Просто полиция оказалась в нужном месте в нужный час. И случайно схватила моего друга! Твой первый трюк удался. Поглядим, как пройдет второй. Они вышли из каюты, с грохотом захлопнув дверь. В замке щелкнул ключ. Роб понял по выражению их лиц и по уже усвоенным им их методам, что пощады ждать не приходится. Они уносят ноги. Их игра окончена, через несколько часов они разбегутся на все четыре стороны и надежно затаятся. Ни полиция, ни ФБР не успеют даже получить о них никакой информации. Роб мрачно смотрел на два ходовых вала и проволоку — было ясно, какая участь его ждет. Теперь он точно знал — эти люди не выпустят его с яхты живым. Осознав это, он впал в отчаяние. Злясь на самого себя, он думал о ноже в кармане и об упущенной возможности. Робу еще никогда не приходилось бывать в подобной ситуации, и ему казалось, что он бьется лбом о каменную стену. Он понимал, что пора пустить в ход всю свою смекалку и изобретательность, или будет слишком поздно. Он оглядел каюту, но не обнаружил ничего, что могло бы помочь. И вдруг он вспомнил о стакане. Он стоял на столе, там, где его оставил тот человек, который принес ему воды, прежде чем вывернуть и обыскать карманы Роба; находка ножа так поразила его, что преступник забыл о стакане. Роб извивался, полз, как гусеница, пока не добрался до ножек стола. Он перевернулся и навалился на стол, словно выброшенная на берег громадная рыбина. Веревка впивалась в его руки так сильно, что почудилось, будто она вот-вот перетрет кожу; он сбил стакан, и тот покатился по полу, но не разбился. Роб подполз к стакану, взял его кончиками пальцев, подобрался к ходовому валу и стукнул по нему стаканом. Со второго удара стакан разбился вдребезги. Роб ухватил один из длинных осколков, похожий на нож, закрепил его между валом и стеной и, лежа на спине, принялся перепиливать веревку, стягивающую его руки. Было очень сложно шевелить руками так, чтобы стекло резало веревку ровно, но он упорно продолжал двигать ими, сильно порезался в нескольких местах и почувствовал, как теплая струйка крови сочится по пальцам. И тогда стало казаться, что онемевшие мускулы больше не выдержат утомительных попыток перепилить веревку острым осколком стекла. Когда было уже невозможно выносить эти нечеловеческие мучения, веревка неожиданно порвалась, Роб протянул затекшие руки, развязал ноги и встал, разминая онемевшие мышцы. К конечностям прилила кровь, и все тело закололо, словно иголками. Роб слышал, как на яхте суетились люди. Хлопали двери, по коридорам и трапам грохотали шаги. Пока к Робу никто не зашел, но он понимал, что в любой момент за ним могут явиться. Он чувствовал себя как приговоренный в камере смертников, который ожидает последнего шествия к месту казни. Роб подтащил к двери стол, распутал веревку, которая еще недавно связывала его, соединил порванные концы. В ней оказалось не меньше десяти футов длины. Он поспешно привязал ее к ходовому валу. Залез на стол. Ему удалось подтянуть вал так, что он повис прямо над дверью, всего в двух футах от притолоки. Затем Роб тихо спрыгнул вниз, приволок второй вал и с большой осторожностью тоже подвесил под притолокой; оба вала удерживались на весу лишь тонкой веревкой. Роб бросил свободный конец веревки на пол, слез со стола, отодвинул его на место, встал у двери и, взяв веревку в руки, стал ждать. Ждать пришлось недолго. У двери послышались шаги. Если по тому, как повернулся ключ в замке, можно было бы судить о настроении входящего: человек был в ярости и очень спешил. Замок, взвизгнув, щелкнул. Роб шагнул назад, чтобы спрятаться за открывающейся внутрь дверью. Дверь с грохотом распахнулась. Высокий мужчина, переступив порог, не сразу заметил Роба. Он вошел в каюту и выругался: — Что за черт! Роб резко дернул веревку. Вошедший мужчина, услышав подозрительный шорох над головой, бросился было вперед, но убежать не успел. Все сто килограммов стали обрушились на него. Он упал, даже не успев застонать. Роб кинулся к двери. У него не было времени на мелочи. Грузное тело упавшего мужчины неподвижно лежало на полу. Он тяжело дышал. Сигара, которую он держал в зубах, выпала изо рта и валялась в нескольких дюймах от мужчины; от нее поднимался ароматный голубой дымок. Роб склонился над мужчиной и принялся ощупывать его одежду. Оказалось, что обыскать кого-то — задача не из легких. В кармане брюк он нащупал нож. Роб знал — нож очень острый. Роб откинул полу пиджака, там оказался пистолет 32-го калибра. Роб вынул оружие из кобуры. Роб прислушался — кругом было тихо. Он попытался затащить грузное тело в каюту. Это было не просто. Роб перевернул его, переволок через порог и уложил рядом со стальными валами. К лежавшему на полу человеку вернулось сознание. Его тело конвульсивно подрагивало. Он застонал, открыл глаза и попытался сесть. Выскочив из каюты, Роб захлопнул дверь, запер ее, сунул в карман ключ, который торчал снаружи в скважине. Сжав в потной ладони пистолет, он быстро пошел по коридору, взбежал по трапу на палубу. И очутился в кромешной мгле. При свете звезд различался лишь четкий силуэт яхты. Как Роб и предполагал, это было небольшое прогулочное судно. На палубе никого не было. Роб прокрался к планширу и спрыгнул на причал, не выпуская из рук пистолета. Проверил, заряжен ли он, и снял его с предохранителя. Роб был готов к любой неожиданности и не питал никаких иллюзий. Ставкой в игре была жизнь. Яхта была пришвартована бортом к небольшому причалу, скрытому за деревьями; чуть слышно журчала вода. Роб решил попробовать выиграть побольше времени для побега. Он вернулся к корме судна и острым как бритва ножом перерезал тонкий трос, удерживавший яхту у причала. Затем он бросился к носу яхты и оттолкнул ее от берега. Он с удовлетворением следил, как между бортом яхты и причалом появилась узкая черная щель, которая становилась все шире. Роб отвернулся от яхты и застыл, услышав шум мотора приближающегося автомобиля. Мощные фары осветили деревья, но тут же погасли. Роб еще пару секунд слышал, как гудит двигатель, потом все стихло. Он оказался между двух огней. Он был так Озадачен появлением новой опасности, что на миг забыл о яхте. Когда он снова обернулся, то увидел, что по палубе бежит человек. — Эй! — крикнул он Робу. Роб понимал, что для бегущего он всего лишь неясный силуэт, может быть еще менее различимый, чем он сам для Роба. Нос яхты был уже достаточно далеко от причала, но корма оказалась совсем близко. Человек вполне мог спрыгнуть на берег, схватить трос и, привязав яхту к тумбе, устроить погоню. Роб повернулся и побежал. — Эй, ты! — кричали ему с палубы. — Назад! — Не стоит! — ехидно крикнул в ответ Роб, убегая по пирсу к берегу. Обернувшись, Роб увидел, что преследователь бежит к корме, готовясь сделать то, чего опасался Роб. Он понимал, что если ему удастся хоть на миг отвлечь преступника, заставить его остановиться, то яхту течением отнесет так далеко, что его преследователю придется прыгать в воду и добираться до берега вплавь. К тому времени яхта окажется на середине реки, и на помощь он позвать уже никого не сможет. Пройдет еще минут пятнадцать — двадцать, прежде чем заведут мотор и яхта вновь подойдет к причалу, и только тогда они смогут начать преследование. — Стоять! — закричал Роб. — Вы арестованы! — добавил он, что-то смекнув. Мужчина не останавливался. Роб нажал на спусковой крючок и дважды выстрелил, не целясь. Он увидел огоньки, вырвавшиеся из дула, и ощутил толчок отдачи, когда механизм выбрасывал отработанные гильзы. Уловка сработала. В темноте он мог лишь увидеть, что мужчина остановился и ничком бросился на палубу. К тому времени Роб уже добежал до берега. Яхта развернулась, течением ее быстро сносило на середину реки. Роб помчался в спасительную темноту, сжимая в руке пистолет. В тени деревьев, где глинистая земля приглушала шаги, Роб остановился, обдумывая сложившуюся ситуацию и пытаясь определить, где находится только что подъехавший автомобиль. Он услышал, как кто-то бежит прямо к нему со стороны дороги. Роб прижался к стволу высокого дуба. Судя по всему, к нему приближался только один человек. Обернувшись, Роб вдруг весь похолодел. На корме яхты внезапно полыхнул большой сноп огня, на глазах у Роба оранжевые языки пламени, сверкая, расползлись по палубе, потом взметнулся огненный столб, еще более мощный, чем прежде. Спустя секунду раздался звук, похожий на приглушенный взрыв, и снова на корме вырвался огонь. В считанные секунды вся яхта оказалась объята пламенем. Роб видел, как огненную яхту сносит течением и уносит все дальше и дальше к середине реки. Яхта отбрасывала красную тень на воде, обагряя облака, бегущие с юга вдоль русла реки. Кроваво-красное зарево осветило пирс, к которому было пришвартовано судно, и ветви растущих у берега деревьев. Из-за стволов вышла женщина. Роб разглядел ее четкий силуэт на фоне полыхающей яхты. Судя по фигуре и легкой походке, женщина была молодой и стройной. Она стояла к Робу спиной, застыв на месте, и, словно завороженная, не замечала ничего вокруг, кроме языков огня, взлетающих к небу. Роб поставил пистолет на предохранитель, чтобы случайно не привести механизм в действие. Зарево пожара помогло ему отыскать тропинку, по которой он побежал вдоль берега и вскоре очутился на дороге, где обнаружил большой черный седан. Фары были погашены, но мотор работал. Роб не мог упустить такой возможности. Он прыгнул за руль, захлопнул дверцу и рванул к шоссе. Он понятия не имел, куда ехать, хотя определил по звездам север и юг. Река текла на западе штата и служила границей между двумя соседними штатами. Роб был на западном берегу. Он наугад вырулил на север и через двести ярдов оказался у моста; свернул на восток, пересек реку и повернул к югу. Теперь он был уверен, что едет в Нунвиль.Глава 17
Седан плавно мчался по шоссе. Роб посмотрел на огоньки приборной доски: бак полный, в масле недостатка нет, стрелка генератора стоит на нуле, даже при включенных фарах, а судя по спидометру, машина прошла всего семь тысяч миль. Лошадиных сил под капотом было в избытке, и, лишь слегка надавив на педаль газа, Роб почувствовал, как машина рванулась вперед. Он подъехал к перекрестку дорог. Взглянув на дорожный указатель, Роб убедился, что находится на нужном шоссе, и помчался дальше. Посмотрев вправо, на берег реки, он заметил, что низко плывущие тучи озарены пламенем пожара. До его ушей донесся вой сирен; впереди показался красный мерцающий огонек — это местная пожарная команда неслась ему навстречу, потом свернула на север и быстро скрылась, спеша к бушующему пожару. Роб снизил скорость до предела разрешенной. Через час он уже был в Нунвиле. Роб интуитивно решил оставить седан на обочине дороги, в четырехстах ярдах от своей фермы. Он запер дверцу, сунул ключ в карман и пошел к дому, стараясь как можно тише ступать по привычной тропинке. Он решил обогнуть дом со стороны собачьих вольер. При свете звезд он увидел длинный ряд деревянных построек; послышалось приглушенное рычание одной из собак; остальные забегали по вольерам. Роб вполголоса успокоил их, чтобы они не расшумелись: — Тише, ребята. Молчать! Псы узнали его голос. Один радостно гавкнул, приветствуя хозяина, однако, подчинившись команде, умолк. Более опытные собаки вели себя тихо, но Роб слышал топот их лап, знал, что все виляют хвостами. Время от времени какая-нибудь из них легонько повизгивала. Псы почувствовали напряжение в его голосе. Роб выпрямился, подошел к вольерам и успокоил животных, прижавшись к проволочной ограде. Он смело направился к двери и вдруг остановился, услышав тихое рычание. Была кромешная тьма, и он не мог ничего разглядеть, но рычание было таким тревожным, что Роб шагнул в ту сторону и вскоре услышал позвякивание цепи. Через секунду он узнал собаку, которая изо всех сил рвалась к нему с цепи. Пасть пса была открыта, из глотки вырывался тихий, едва слышный рык. Роб подошел поближе, протянул руку, коснулся мокрого собачьего носа. — Что такое, Лобо? Почему ты здесь, на цепи? Лобо ткнулся мордой в лицо Роба, затем сел, ожидая, когда его освободят. Недоумевая, что заставило Джо посадить Лобо на цепь, Роб отстегнул ее от ошейника. Пес бросился к нему и уткнулся носом в ладонь хозяина. Роб начал его гладить, но пес вдруг вскочил и напрягся. — Ну, дружок, тихо. Идем в дом. Он направился к двери. Лобо попятился назад и злобно зарычал. — В чем дело? — Роб насторожился. Лобо не двигался; его хвост был вытянут как стрела; он принюхивался и рычал, дрожа всем телом и словно указывая Робу на дом. И тут Роб догадался, что, привязав Лобо у собачьих вольер, Джо попытался подать ему какой-то знак. Теперь Роб шел вперед осторожнее, догадавшись, что в доме чужие. Джо мог оставить Лобо во дворе под открытым небом только по одной причине. Кто-то приказал ему привязать пса. Кто-то, кто не мог позволить оставить в доме свободно разгуливающего пса. Кто-то, кто теперь отдавал команды. Роб весь сжался, пригнувшись к земле. В доме было темно, лишь на кухне горел свет. Ставни были прикрыты, но Роб сразу определил, какая лампа зажжена на кухне. Осторожно пробираясь вперед, Роб внезапно застыл на месте, заметив, как кто-то проскользнул между ним и затемненным кухонным окном. В широкоплечей фигуре было что-то зловещее. Лобо, почуяв незнакомца, натянул поводок и сердито зарычал. Роб Трентон мгновенно придумал новый план действий. — Тихо, Лобо, — прошептал он и повернул обратно. Он обошел вольеры по узкой тропинке, вьющейся параллельно дороге. Роб частенько выгуливал там своих собак. Он свернул с тропинки, вышел на шоссе и двинулся к оставленному им на обочине дороги седану. Он держал руку на шее Лобо — так он мог ощутить любую опасность, любое малейшее напряжение мускулов, а тихое рычание пса предупредило бы его о возможном недруге, скрывающемся в темноте. Лобо, не отставая, шел рядом с Робом, принюхиваясь и угадывая тайны темных теней. Пес всем видом показывал, мол, пока все спокойно. Он не встал как вкопанный при виде седана, а лишь приподнял голову, принюхался и, убедившись, что поблизости нет никаких чужих запахов, позволил Робу подойти к автомобилю, а учуяв запах хозяина, пес замахал хвостом и решил, что опасность уже позади. Роб открыл дверцу: — Прыгай, Лобо! Пес тут же залез на переднее сиденье и грациозно перепрыгнул назад. Там Лобо и устроился с довольным вздохом. Взглянув на часы на приборной доске, Роб понял, что его безуспешная попытка проникнуть к себе в дом поглотила целых сорок пять минут драгоценного времени. Он понимал, что часы его свободы сочтены. Скоро его вызовут в участок, потребуют объяснений, и он не мог не признать, что они вряд ли покажутся убедительными. Он опустил стекло, вынул из кармана чужой пистолет и хотел было выбросить его, но передумал. С одной стороны, его, несомненно, разыскивает полиция, с другой — его наверняка ищут контрабандисты. Полиция быстро разберется с ним, заперев под замок, а преступники разберутся еще быстрее, лишив жизни. Он едет, скорее всего, на угнанной машине, с чужим, можно считать, конфискованным пистолетом, и надо использовать его для самообороны, а когда игра подойдет кконцу, вот тогда он и избавится от него. Прекрасно понимая, что номер седана, в котором он сидит, очевидно, уже давно передан всем полицейским патрулям, он все же заехал в Фалтхевен, промчавшись мимо темных и пустых дорожных постов. На перекрестке светофор мигал желтым глазом. Роб свернул на Ист-Робинсон-стрит и остановил машину у большого двухэтажного старинного особняка. Цифры на его наручных электронных часах показывали пять минут второго ночи. Роб открыл дверцу и сказал псу: — Лобо, выходи. Пес спрыгнул на тротуар и застыл, навострив уши и ожидая команд хозяина. Своим собачьим шестым чувством он понимал, что Роб взволнован и что ситуация непроста. — Пошли! — приказал Роб. — Рядом! Они вместе поднялись по деревянным ступенькам на крыльцо, подошли к двери, и Роб нажал на кнопку. Раздалась трель дверного звонка. Роб не отпускал кнопку минут пять. Наконец на первом этаже вспыхнула лампочка, и послышалось шарканье ног. На крыльце зажгли фонарь. Роб прищурился от яркого света. За дверью раздался голос женщины: — Что вам здесь надо? — Мне необходимо с вами поговорить. Это важно. Очень важно. — Кому важно? — Мне. Вам. Линде. — Вы с ума сошли. — Я не сошел с ума. Мне надо с вами поговорить. Или вы хотите, чтобы я прокричал вам новости отсюда и чтобы все соседи слышали? Последний аргумент оказался самым веским. Поворчав немного, собеседница Роба повернула ключ в замке и открыла дверь на цепочке, которая была тут же сброшена. На пороге стояла Линда Кэрролл, с которой Роб встречался утром; на ее длинном носу сидели очки; она была укутана в большой плед. — Ну заходите. Полагаю, вы действительно по делу? Вы… Бог мой, а это еще что такое? — Всего лишь собака, — ответил Роб. — Но она огромная… Она не кусается?.. Осторожно! Роб воспользовался ее замешательством и протиснулся в дверь. Лобо шел следом — гордо, с достоинством, с высоко поднятым хвостом — и всем видом показывал, что он готов подружиться, но первым не пойдет навстречу. — Ну и что вам угодно, молодой человек? — спросила женщина. Роб жестом отпустил пса, позволив ему обойти дом. Сначала Лобо медлил, словно опасаясь, что не правильно понял хозяина, но Роб повторил жест, и Лобо пошел по дому. — Я убедился, что вы не были со мной откровенны утром, — сказал Роб. — С тех пор кое-что произошло… — Что вы имеете в виду? — Мне кажется, кто-то путешествовал с вашим паспортом, и, на мой взгляд, вам известно много фактов, которые вы от меня скрыли. — Не понимаю, почему я должна вам все рассказывать? И мне совсем не нравится, что меня вытаскивают из постели во втором часу ночи и задают какие-то глупые вопросы. — Всем уже занимается полиция! — выпалил Роб. — Это касается контрабанды наркотиков и покушения на убийство. — Покушение на убийство? О чем вы говорите? — Кто-то пытался пришить меня. — Бог мой! Что у вас за бандитский жаргон и какую чушь вы несете! Кто я вам? Вваливаетесь в мой дом с какой-то нелепицей и… — Мне нужен ответ на мой вопрос, — перебил ее Роб. — Знаете ли вы еще одну Линду Кэрролл? — И вы поднимаете меня с постели посреди ночи, чтобы задать идиотский вопрос, молодой человек? Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я звоню в полицию! Лобо, обнюхивающий пол и бегающий по комнате, вдруг поднял лапу и царапнул одну из дверей мастерской. Роб Трентон бросился к псу через всю комнату. Женщина неверно истолковала его намерение: — Правильно. Уберите собаку. Она мне все исцарапает. Пусть она ляжет. Нет, лучше выведите ее на крыльцо. Там собачье место. Роб протянул руку и толкнул дверь. За дверью, пригнувшись, в халате и тапочках на босу ногу, стояла Линда Кэрролл, его знакомая с теплохода. Она беззастенчиво подслушивала у замочной скважины. От изумления Линда застыла на месте, когда Роб открыл дверь, да так и осталась стоять в полусогнутом виде. Лобо, радостно повизгивая, потянулся мордой к ее лицу. — Ой! — закричала она и выпрямилась. Лобо ткнулся носом ей в ладонь, и Линда машинально почесала его за ухом; ее неподвижные глаза были устремлены на Роба Трентона. — Я знал, что ты здесь, — с явным удовлетворением сказал Роб. Пожилая женщина, бросившись к ним, завершила: — Что вы себе позволяете? Слушайте, молодой человек, убирайтесь-ка! Не думайте, что можете вот так ворваться в спальню к… Роб не сводил глаз с молодой Линды Кэрролл. — Ты можешь что-нибудь объяснить, прежде чем я позвоню в полицию? — Прежде чем вы позвоните в полицию? Мне это нравится! — воскликнула пожилая дама. — Я сама позвоню в полицию… — Тетя Линда, прошу вас! — перебила ее девушка. — Не надо! Давайте спокойно все обсудим. — Ты знала, что твой автомобиль использовали для перевозки наркотиков? — спросил Роб. — Роб Трентон, что ты такое говоришь? Что ты имеешь в виду? — Что слышала. На твоем автомобиле в страну ввезли кучу наркотиков. — Ты что, Роб! Я ничего не знаю. Я вообще не понимаю, что происходит. Объясни. — Это ты должна мне все объяснить, — потребовал Трентон. — И начни с маскарада с двумя Линдами. — Ну хорошо! — Она негодовала. — Я объясню, и ты уйдешь. Исчезнешь, чтобы я никогда тебя больше не видела! — Давай начинай. — По причине, которую не стоит сейчас обсуждать, мне не хотелось, чтобы те, с кем я познакомилась, знали, где я живу… — Как? — прервал ее Роб. — Не стоит обсуждать? Но причина меня и интересует. Я имею право знать… при сложившихся обстоятельствах. Пожилая дама смотрела на Роба сверкающими глазами: — Вы себя выдали, молодой человек! С вами все ясно. Но если уж вы начали игру, продолжайте! Или вы никудышный игрок! — Не вмешивайтесь! — взорвалась девушка. — Я жду объяснений, — настаивал Трентон. Линда презрительно посмотрела на него. — Не ожидала, что ты все превратишь в трагедию. Но раз ты врываешься в дом со своим натасканным псом, я все расскажу тебе, а потом ты уйдешь и, я надеюсь, больше никогда не вернешься. Тетя Линда — сестра моего отца. Ее второе имя — Мэй, в семье ее всегда называли Линда Мэй. А я просто Линда. После смерти отца в прошлом году мы вдвоем уехали за границу, каждая — со своим паспортом. В то время я жила с тетей Линдой, поэтому в моем паспорте указан фалтхевенский адрес. И поскольку этот адрес до сих пор значится в моем паспорте, я и писала его в документах во время последнего путешествия. Теперь все? — Ты не объяснила, почему твоя тетка обманула меня сегодня утром? — Я никого не обманывала, я… я с вами просто беседовала. Я ничего не скрывала, мне и не надо было. Я сказала, что не была за границей, что никто не пользовался моим паспортом и что другая Линда Кэрролл здесь не живет. Это святая правда! Даже если я кое-что и утаила. — Но сейчас она живет здесь? — уточнил Роб. — Она у меня в гостях. Я позвонила ей после вашего визита, рассказала об угоне ее автомобиля. И она приехала все обсудить. Если хотите знать мое мнение, молодой человек, вы ставите себя в глупое положение, притворяясь идиотом. Чести вам это не делает! — Меня не интересует ваше мнение, — ответил Роб. — Я пытаюсь собрать факты. Как только я узнаю достаточно для того, чтобы защититься, я позвоню в полицию и расскажу им все. — Что все? — спросила Линда. — Что на твоем автомобиле в страну ввезли партию наркотиков. Я не верю, что ты была сообщницей, но если не ты, то Мертон Острандер… Лобо вдруг зарычал. — Так, — раздался с лестницы мужской голос. — Если ты намерен говорить обо мне, не говори за глаза. Роб резко обернулся. Мертон Острандер, в своем твидовом костюме, с циничной улыбкой на губах, спускался по лестнице. — Хорошо, — согласился Роб. — Я выскажу тебе все в глаза. Кто-то использовал автомобиль Линды, чтобы ввезти в страну наркотики, а потом попытался сделать из меня козла отпущения. Терпеть не могу… Лобо, ко мне! Лежать! — Я тебя не виню, — посетовал Острандер, — если ты прав, а если нет, ты заслуживаешь, чтобы тебя вышвырнули вон. — Я прав! — заявил Роб. — Чертовски прав! И если ты собираешься вышвырнуть меня отсюда, тебе лучше позвать на помощь, потому что она тебе потребуется. Я случайно обнаружил контрабанду и спрятал ее в тайнике, чтобы получить возможность выяснить, чьих это рук дело. — И как, выяснил? — с издевкой переспросил Острандер. — Выяснил кое-что. Автомобиль Линды угнали, а потом, когда я начал разбираться в происходящем, меня похитили, отвезли на реку, держали под замком на яхте. И теперь я требую объяснений. — Я ни в чем тебя не виню, — повторил Острандер. — Только ты оказался не в том месте, и раз уж ты пришел, то сам должен кое-что объяснить, Роб. Как получилось, что ты освободился и явился сюда среди ночи, да еще, судя по всему, с оружием в кармане? Роб вынул пистолет: — Я изъял его у одного из преступников. Мне пришлось дважды выстрелить, иначе бы меня догнали и вернули в плен. — Вы убили кого-нибудь? — спросила Линда Мэй почти равнодушно. И лишь тогда Роб всерьез задумался: — Сомневаюсь. Я просто стрелял в его сторону. — И ты не знаешь, попал или нет? — поинтересовался Острандер. — Честно говоря, не знаю. Да меня сейчас это и не волнует. Снисходительно-негодующее выражение лица Острандера сменилось дружелюбным смешком. — Ну ладно, Роб! — Его голос впервые за все время прозвучал естественно. — Рассказывай, что с тобой приключилось. А потом что-нибудь придумаем. Робу не нравилось, что Острандер здесь распоряжается. Он хотел бы узнать, как Мертон оказался в этом доме, но он понял, что ему ничего не останется, как рассказать все, что произошло. Главный принцип дрессировки собак — заставить животное выполнять то, что оно как раз собиралось делать. Острандер, настаивая, чтобы Роб все ему рассказал, невольно апробировал принцип Роба на самом Робе, который стоял посреди комнаты с пистолетом в руке в окружении трех человек, ожидавших его рассказа. И Робу ничего не оставалось делать, как поведать все, начиная с того момента, когда он покинул порт на Линдином седане "рапидекс". Когда Роб закончил, Острандер сказал: — Это серьезно, Роб. — Конечно серьезно. — Ты убежал с яхты и перерезал трос, удерживающий ее у берега? Роб кивнул: — Перерезал один трос, остальные развязал. — Как я понял, яхту стало сносить течением. Именно тогда ты увидел бегущего по палубе человека и выстрелил дважды? — Верно. — А зачем ты стрелял, Роб? — Я хотел дать ему понять, что я вооружен и что догнать и схватить меня будет не просто. И еще я хотел помешать ему спрыгнуть на причал. — Ты стрелял прямо в него? — Нет, конечно. Даже если бы и хотел, я не мог целиться, потому что едва видел его в темноте. Я просто выстрелил в сторону яхты. Думаю, пули пролетели очень далеко от него. — Ты не знаешь, кто это был? — Тот, кто бежал по палубе, когда я стрелял? — Да. — Нет. Я видел лишь его силуэт. Неясный силуэт… — После твоих выстрелов он не прыгнул на причал? — Нет. Он бросился ничком на палубу. — А когда ты сбросил те стальные валы на их босса, он отключился и сигара откатилась в сторону? — Да. — Она была зажжена? — Да, от нее поднимался дымок. — Наверное, поэтому на яхте и начался пожар, — решил Острандер. — Где-нибудь протек бензин, искра от сигары… — А мне кажется, Роб все сделал великолепно! — вдруг с вызовом сказала Линда. — Только… только мне не нравится, что ты подумал, будто я… я… — Она с трудом сдерживала слезы. — Нет, Линда, — возразил Роб. — Ты думал, это я. — Ну а ты разве не подумала бы такое на его месте? — спросила Линда Мэй. — Нет! — отрезала племянница. — Друзьям надо доверять. Острандер кивнул: — Значит, яхта продолжала гореть? — Какое-то время она горела, но не думаю, что огонь уничтожил ее. Они могли принять меры. Хотя пожар был сильным, на небе отражалось зарево. Думаю, они его специально устроили. Острандер взглянул на Линду Кэрролл. Однако инициативу взяла в свои руки пожилая дама. — Нам надо что-то делать, — заявила она. — Обязательно, — поддержал ее Острандер. — Если кто-то обнаружил, где Роб спрятал наркотики… Мы должны помочь ему, но прежде всего надо выяснить, как наркотики попали в автомобиль. Линда Кэрролл шагнула к Робу, положила руку ему на плечо: — Роб, — заговорила она, — прости меня, пожалуйста… я не хотела, чтобы ты знал, где я… я сама хотела заехать к тебе, и поэтому тетя Линда… — Понимаю, — сдержанно откликнулся он. — Если ты решила посвятить во все Мертона и попросила тетушку отправить меня отсюда в неведении, это твое право. — Но, Роб, — вид у Линды был несчастный, — я ни во что его не посвящала. Он предпринял то же, что и ты, только… ему больше повезло. Когда он пришел… вскоре после твоего ухода и тетиного звонка, когда она предупредила об угоне автомобиля… ну, я вся испереживалась и решила приехать, расспросить сама… а Мертон появился как раз незадолго до меня. Тетя Линда быстренько его обработала. Она рассказала ему ту же историю, что и тебе, но когда он вышел за дверь… — Линда рассмеялась. — В общем, ему повезло. Он столкнулся со мной. — Тебе не надо ничего объяснять, — с достоинством произнес Роб. — Роб Трентон, не смей себя так вести! — закричала она. — Нас поймали с поличным, и мы должны были открыть ему правду. У меня намечался ужин на вечер, и я сказала Мертону, что, если он хочет, мы можем встретиться завтра. Я обещала ему все рассказать. Я вернулась сюда в половине двенадцатого и… в общем Мертон явился через десять минут. Он поднял тетю Линду Мэй с постели. Он приехал на автобусе, а последний автобус ушел… ну и тетя Линда предложила ему переночевать в комнате для гостей. Вот и все. Роб, зачем ты ставишь меня в нелепое положение, когда мне приходится тебе все объяснять? Тетя Линда пригласила его, я страшно рассердилась, а потом приехал ты… и все здорово запуталось. Острандер предложил: — Давайте закончим обсуждение персонажей и перейдем к делу. Далеко не один шанс из десяти тысяч, что Роб Трентон совершил нечто нелегальное или бесчестное и вовлек нас в это. Если наркотики были скрыты в "рапидексе", мы уже замешаны. Теперь давайте решим, будем ли мы выпутываться вместе или порознь. — Мне не нужна ничья помощь, — заявил Роб. — Мне необходимы были сведения, а дальше я и сам разберусь. — Сведения?! — удивленно воскликнул Острандер. — Зачем тебе какие-то сведения? Кто-то завладел автомобилем, использовал нас для провоза контрабанды, вот и все. — Я когда-то читала, как это делается, — вспомнила Линда. — Но никогда не думала, что окажусь замешанной в чем-то подобном. Контрабандисты изобрели кое-что новенькое. Теперь многие берут с собой в Европу автомобили. Преступники заставляют владельцев гаражей работать на них. Если машину оставляют в гараже на ночь или на пару дней, автомеханики связываются с боссом бандитов. Все просто и удобно. Эти автомеханики члены преступных банд. Они опытные сварщики и могут установить специальные контейнеры в таких местах на автомобиле, где их никто никогда не найдет. А если и заметят, примут за какие-нибудь детали, установленные на заводе. Никому и в голову не придет, что это контейнер для перевозки контрабанды, потому что он похож на выступ в станине автомобиля, предназначенный для каких-то там вращающихся частей двигателя. Им остается лишь записать данные на автомобиль, и даже не надо ехать в Европу. Они просто ждут, пока доставят груз. Они связываются со своими сообщниками за границей, потом встречают автомобиль в порту, вынимают наркотики — и все, комар носа не подточит! Так они поступили и с моим автомобилем, и только из-за прокола шины Роб случайно обнаружил контрабандный товар до того, как его забрали преступники. — Понятно, — кивнул Острандер. — Но в таком случае Роб обязан был позвонить в полицию. Вот в чем его ошибка. Он должен был заявить о находке. — Я… в общем… я хотел переговорить с Линдой, прежде чем звонить в полицию, — объяснил Роб. Наступившая тишина явно свидетельствовала о неодобрении его поступка. — Я и не думал, что она может быть замешана в перевозке наркотиков или чем-то подобном, — поспешил добавить Роб. — Но… я вел ее автомобиль… и я решил, что, может быть, ей что-нибудь известно. Мне казалось, будет лучше, если в полицию позвонит она. — Ну ладно, — радостно сказал Острандер, — что сделано, то сделано. Давайте-ка хорошенько все обсудим. Сколько времени ты держал у себя чужой пистолет? — А что? Я взял его, сунул в карман, потом дважды выстрелил. — Там могли быть отпечатки пальцев преступника, — пояснил Острандер. — А это неплохая улика. Ладно, оставим пистолет в покое. Вернемся к автомобилю, который ты обнаружил у дороги. Как только начнет рассветать, мы поедем туда, где была пришвартована яхта, осмотрим все как следует и лишь после этого уведомим полицию. — А почему бы не уведомить их прямо сейчас? — удивился Роб. Острандер с улыбкой покачал головой: — Подумай, как нам выпутаться. Ведь у тебя нет ни малейших доказательств их вины. Тебе необходимо найти улики. Ты обязан сделать это ради себя самого… и Линды. — Но в полиции увидят тот выступ в днище автомобиля Линды. — Конечно, — согласился Мертон. — Но где сейчас ее автомобиль? И как ты убедишь полицию в том, что не ты установил тайник? Роб молчал. — Автомобиль Линды может оказаться где угодно, — продолжал Острандер. — Его могли перегнать за пределы штата или утопить в реке. Ты ведь позвонил в полицию об угоне. — За моим домом следят… — вдруг вспомнил Роб. — Конечно следят, — не удивился Мертон Острандер. — Обратно тебе возвращаться не стоит. Ты не можешь позволить им схватить тебя до того, как обнаружишь веские доказательства твоей непричастности к наркотикам. А в тюрьме тебе не собрать улик. Если тебя засадят в камеру, полиция будет искать лишь разоблачающие тебя улики. А пока ты остаешься на свободе, полиция может собрать сведения, которые выведут ее на банду контрабандистов. Он повернулся и выразительно взглянул на пожилую даму. — Ну хорошо, — рассмеялась та. — В доме есть еще одна комната с кроватью. Там не так удобно, как в спальне для гостей, но все же… — Вот и отлично! — обрадовался Острандер. — А пистолет мы уберем: возможно, там остались отпечатки пальцев. Завтра позвоним анонимно в полицию и намекнем, что та яхта принадлежала контрабандистам. Пока все. Роб не уведомил власти, потому что хотел защитить нас, теперь мы обязаны защитить его. Он ловко проверил пистолет, пересчитал патроны, взглянул на номер оружия. Линда Кэрролл бросила на Мертона Острандера благодарный взгляд. — Это единственно разумное решение, Мертон, — одобрила она. — Ну, молодой человек, идемте! — пригласила Роба тетка Линды. — Пора лечь немного поспать. Кажется, вам не повредит горячая ванна и пара часиков сна… — Мне неудобно вас беспокоить… — Ничего. Линда вечно ввязывается в какие-нибудь истории. — Тетя, это не мои истории, — смеясь, отозвалась девушка. — Идемте, молодой человек! — сказала тетка. — Можно, я буду называть вас Роб? А вы зовите меня Линда Мэй. А моя племянница будет просто Линда. У нее нет второго имени. Идемте, пора отдохнуть. Мертон, спрячьте пистолет. Положите его в ящик письменного стола, заприте и оставьте ключ у себя. Роб, идемте со мной. Вас ждет ванна и постель. Вам уж точно не помешает ни то ни другое.Глава 18
Роб был уверен, что не сможет заснуть, но расслабляющее воздействие горячей ванны, стакан теплого молока, предложенного Линдой Мэй, да и просто умственное и нервное перенапряжение заставили его погрузиться в глубокий сон уже через десять минут после того, как он опустил голову на подушку. Утром его разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь занавески и слепящие глаза. Роб медленно приходил в себя. Какое-то время он наслаждался восхитительным теплом постели, не сразу осознав, где находится. Но вдруг он все вспомнил, и его охватила тревога. Он удивился, как вообще мог крепко спать, когда над ним нависла опасность? Голова была тяжелой, сказывались последствия избиения. Лобо устроился в углу комнаты, положив морду на лапы, и внимательно смотрел на хозяина, ожидая, когда тот проснется. Пес радостно вскочил, завилял хвостом, подбежал к постели и уткнулся носом Робу в ладонь. Увидев в комнате пса, Роб внезапно вспомнил про неотложные дела. Он посмотрел на часы: давно минуло восемь. Роб вскочил с кровати. И тут же мышцы, ноющие от полученных ударов, дали о себе знать. Роб не без труда оделся, задумчиво потер подбородок, заросший щетиной, и открыл дверь. Снизу поднимался аромат кофе и жарящегося бекона. Роб с усилием спустился по лестнице и на кухне увидел Линду Мэй. Она была в халате, очки сползли на кончик носа. Она жарила бекон. Услышав шаги, она указательным пальцем поправила очки на носу и внимательно оглядела Роба с головы до пят. — Да-а! — протянула она. — У меня нет с собой бритвы, — начал оправдываться Роб. — Боюсь, я выгляжу не вполне благообразно, и еще мне очень хочется есть. — Не надо жаловаться мне на симптомы, — отрезала она. — Вон там дюжина яиц. Разбейте их в миску, добавьте полчашки сливок и все взбейте. У нас будет омлет, бекон, тосты и кофе. Займитесь делом, помогите мне. — Я думал, мы выедем пораньше, — сказал Роб. — Боюсь, я проспал. — Ничего с нами не случится. — А та машина, — начал Роб, — несмотря на… — Не волнуйтесь о машине, молодой человек! Когда вы пошли спать, я попросила Мертона Острандера отогнать ее на стоянку у большого супермаркета "Миджет", в пяти кварталах отсюда. Там она не привлечет внимания. Это последнее место, где можно отыскать машину. Острандер был прав, когда говорил, что бандиты не станут заявлять о краже машины. Давайте займитесь омлетом. А что вы будете делать с собакой? — Если можно, я выпущу ее на задний двор. — А она не убежит? Роб улыбнулся и покачал головой. — Ну ладно, выпускайте. — А где остальные? — поинтересовался Роб. — Линда уже встала, и я слышала, как Мертон ходит по своей комнате. Что вы о нем думаете, молодой человек? — О ком? — О Мертоне. — Кажется, он очень… очень умен, — нашелся Роб. — А мне он кажется ограниченным, уж слишком многое он считает само собой разумеющимся и довольствуется этим, — отрезала Линда Мэй. — И вам не следовало бы выкладывать ему все начистоту. Почему бы иногда не быть похитрее? Ну ладно, выпустите собаку и займитесь омлетом… и раз уж вы возитесь с собакой, не забудьте тщательно вымыть руки перед тем, как взяться за готовку. Мне не нужна собачья шерсть в тарелке! Роб ушел и выпустил Лобо с черного хода. Вернулся, вымыл руки и принялся готовить завтрак. Через несколько минут спустилась Линда, а за ней появился и Острандер, который жизнерадостно поздоровался: — Как дела, конспираторы? У меня есть бритва, Роб, если захочешь побриться. — Не откажусь, — обрадовался Роб. — После завтрака мы сразу тронемся в путь, — возразила Линда Мэй. — Некогда красоту наводить. — Я слышал, ты отогнал машину? — спросил Роб Мертона. — Извини за доставленные хлопоты. — Ничего страшного, — ответил Мертон. — Всего лишь подъехал на стоянку супермаркета, как попросила Линда Мэй, и оставил ключи в замке зажигания. Я вернулся, когда ты еще был в ванной. Линда Мэй — отличный конспиратор. Увидев в машине ключи, можно подумать, что владелец отошел на минуту в магазин. Линда Мэй повернулась к нему: — Вот что я вам скажу, молодой человек: я бы поступила куда разумнее тех, о ком пишут газеты, если бы решила совершить преступление. Из газет узнаешь обо всех глупостях преступников. Меня раздражает, как полицейские хвастают успехами, когда эти тупицы даже не замели следы. Может быть, из меня получился бы отличный сыщик, не говоря уже об удачливом преступнике. Никогда не стоит снисходительно относиться к способностям женщины. Вас, мужчин, провести несложно. Она насмешливо смотрела на Острандера, и его самоуверенность рассеялась под ее пристальным взглядом. Он даже чуть смешался. — Так точно, мэм, — произнес он с нарочитой почтительностью. — Вы относитесь к нам так, как привыкли относиться к своим подружкам, — продолжала Линда Мэй. — Вы слишком высокого мнения о своих достоинствах, и это выводит меня из себя. Хорошо, что я намного старше вас, и вам не придет в голову приставать ко мне. Не то бы получили пару оплеух. — Да, мэм, — повторил Мертон, покраснев, и подмигнул Линде и Робу. — Думаю, нам пора, — вмешался Роб. — У нас есть машина? — Да, есть, — отозвалась Линда. — Хотел бы я знать, что сейчас делается у меня дома, — произнес Роб. — Я уверен, что ночью за фермой следили. — Естественно. Тебя хотят схватить полицейские, — сказал Острандер. — И бандиты тоже. Раз уж ты связался с преступниками, они наверняка намерены предпринять что-нибудь против тебя. Они незамедлительно тронулись в путь. При свете дня Робу Трентону все стало казаться не столь уж и страшным. Машину вела Линда. Ее тетя сидела рядом с ней. Роб Трентон и Мертон Острандер устроились сзади. Лобо лежал на одеяле, заботливо расстеленном на сиденье. Время от времени Острандер вполголоса давал Робу советы, очевидно стараясь приободрить его. — Сиди тихо, — говорил он. — Совсем тихо. Никому ничего не говори. Ни в чем не сознавайся. Мы вернем автомобиль Линды и осмотрим место, где стояла яхта. Тебе ни к чему рассказывать полицейским о том, как тебя похитили, и о твоих приключениях на яхте. Ничего такого. Мы отыщем яхту, а потом анонимно позвоним в участок. — А если кто-то вспомнит, что видел меня на автобусной остановке? А если… — Не вспомнит, — возразил Острандер. — Остановимся у таксофона, и я сам позвоню. Меньше чем за час они добрались до большого моста через реку; и еще через пару минут Роб уже был на проселочной дороге, которая вела к причалу. — Видишь, — как ни в чем не бывало говорил Острандер, — ничего особенного. Мы уже в другом штате. У них здесь даже нет системы государственной полиции. Нам всего-то и надо позвонить шерифу в офис. А сейчас не стоит подъезжать близко к пристани, если… Машина повернула по плавному изгибу дороги, и Роб увидел на пристани группу зевак. — Ничего страшного, — успокоил его Острандер. — Поглазеть на пожар всегда сбегается уйма народу. Вперед, Линда! Притворимся обычными зеваками. Запомните, мы искали место для пикника, увидели толпу и решили посмотреть, что случилось. Линда остановила машину рядом с дюжиной других автомобилей. Они вышли и смешались с пятьюдесятью, а то и шестьюдесятью любопытными, глазеющими на место происшествия. Острандер, разговорчивый, общительный, дружелюбный, побродил среди людей и скоро раздобыл всю информацию. Полиция пресекла попытку продажи крупной партии наркотиков. Яхта, где собирались бандиты, сгорела, на борту было обнаружено сильно обгоревшее тело. Полиция задержала по меньшей мере одного члена банды, а шериф и следователь сейчас производят осмотр яхты. Почерневшая, полусгоревшая яхта села на мель у противоположного берега реки. Роб заметил, как на палубе появились двое, перебрались на патрульный катер и направились к причалу, где еще совсем недавно была пришвартована яхта. — Это шериф, следователь, помощник шерифа и задержанный бандит, объяснил один из зевак. Роб наблюдал, как патрульный катер приближается к берегу. Когда он подошел поближе, Роб узнал в задержанном одного из своих похитителей. Того, который представился на автобусной остановке служащим, опаздывающим на работу, и заманил его в машину. — Смотри, — сказал Роб Острандеру. — Я узнал этого человека. Я ценный свидетель и смогу помочь полиции выйти на банду… — Это подождет, — тихо ответил Острандер. — Нечего преждевременно проявлять гражданскую сознательность. И потом, твои показания могут быть важными. Но не сейчас. Ты же не хочешь втянуть в это Линду. Держи язык за зубами. У них на тебя ничего нет. Роб с сомнением кивнул. — А я так не считаю, — задумчиво произнесла Линда Мэй. Но, чуть поразмыслив, она тоже кивнула. — Впрочем, вы правы, Мертон. Мы не можем позволить Робу рисковать собой ради опознания преступника. — Я так понимаю, — продолжал Острандер, — полиция напала на верный след. У них в руках один из контрабандистов, и они получат его показания. Яхта тоже в их распоряжении, и совсем скоро они составят полную картину преступления. Если Роб пока не будет высовываться, он легко выпутается. Если нет, его имя будет запятнано, да и Линда окажется втянутой… Линда Мэй решительно сжала губы. — Правильно. Нам лучше не вмешиваться. Патрульный катер причалил к берегу. Следователь спрыгнул на пирс и привязал трос к тумбе. Шериф и его помощник повели задержанного в наручниках к машине, стоявшей недалеко от пристани. Роб хотел было отвернуться, чтобы не встретиться глазами с преступником. И вдруг услышал голос: — Да вот же он! Вон тот, с собакой! Роб обернулся и увидел, как молодая женщина показывает на него пальцем, а окружающие смотрят с нескрываемым любопытством. На мгновение толпа застыла. Казалось, будто заело кинопроектор и пленка, заряженная в аппарат, вдруг застряла, остановилась и все происходящее на экране замерло. Молодая женщина взволнованно твердила: — Я узнала его. Я видела его с тем человеком на автобусной остановке в Фалтхевене вчера. Они уехали вместе на машине. К Робу направился здоровенный шериф. Его правая рука грозно скользнула к кобуре. — Ну, приятель! — прикрикнул он на Роба. — Мы хотим задать тебе пару вопросов. Теперь сделай так, чтобы собака не причинила никому неудобств, а то ей будет больно. Выбирай. Роб почувствовал, как рука Линды потянула за поводок. — Я возьму его, Роб, — сказала она дрогнувшим голосом. — Ни слова, — напомнил ему Острандер тихо. — Спокойнее. Не говори ничего. Я достану тебе адвоката. Мой родной брат имеет здесь частную практику. Ему ты можешь доверять. — Сидеть, Лобо! — дал команду Роб и шагнул навстречу шерифу.Глава 19
В окна кабинета шерифа ярко светило солнце. Над столом лениво кружила муха. Адвокат, которого прислал Мертон Острандер, представлял интересы Роба и сидел справа от него. Это был человек с длинным лицом и бегающими глазками. Время от времени он произносил короткие фразы, каждый раз завершая их формулировкой: "Конечно, господа, я всего лишь указываю на несоответствие. Все, что я говорю, никак не относится к моему клиенту, который отказывается делать какие-либо заявления в настоящий момент". Контрабандист, арестованный шерифом, — тот самый, который заманил Роба в машину, а потом вместе с другими похитил его, сидел справа от шерифа. Он держался весьма уверенно. Пока, в присутствии Роба, он не проронил ни слова, но по некоторым репликам шерифа было ясно, что он уже подробно рассказал о происшедшем. Робу было бы очень интересно узнать, что он наговорил. В кабинет вошел стенографист с напечатанными на машинке показаниями, которые он протянул шерифу. Шериф откашлялся и обратился к контрабандисту: — Сейчас я зачитаю ваши показания. Это не вполне ваши слова. Мы их несколько сократили, но смысл в точности тот, как вы говорили. Если захотите исправить, скажите сразу. Если что-то неверно, мы должны внести изменения, чтобы все было правильно. Вам понятно? Контрабандист кивнул. Шериф принялся медленно зачитывать показания, чтобы преступник мог вовремя внести поправки."Меня зовут Сэм Джойнер. Мне 52 года. На мое имя зарегистрирована яхта "Леди Лу". Около двух месяцев назад ко мне подошел человек, который представился как Биг Джим. Он хотел взять мою яхту в аренду, и мы с ним договорились. Он сказал, что собирается отдохнуть. Я тогда решил, что речь идет о разгульных вечеринках, но скоро понял, что дело обстоит куда опаснее. Мне следовало бы сразу обратиться в полицию, но я этого не сделал. Я продолжал сдавать им яхту в аренду, потому что они платили хорошие деньги, и у меня не было доказательств. Сам я не получал никаких доходов от их операций. Они платили за яхту и позволили мне оставить за собой одну каюту. Находясь на яхте и внимательно за всем наблюдая, я понял, чем они занимаются. Прошлой ночью их разоблачили. Харви Ричмонд, который, как я узнал, связан с ФБР, ворвался на борт яхты и попытался их арестовать. Мужчина, которого я впервые увидел вчера и который назвался Робом Трентоном, ввез в страну партию героина, скрытого им в автомобиле. Он перегонял его для молодой женщины, путешествовавшей с ним на теплоходе. Сойдя на берег, он вынул наркотики и закопал их. Он рассказал преступникам, где спрятан товар, и они поехали забрать его. Как я понял, один из членов банды был арестован, когда пытался откопать героин. Человек по фамилии Трентон прошлой ночью был на яхте. Харви Ричмонд, очевидно, вел наблюдение за "Леди Лу". Я этого не знал. Я решил разорвать договор об аренде яхты и заявить на них в полицию. Я сошел на берег. Моя машина стояла недалеко от причала — в сарае на ближайшей ферме, который я нанял под гараж. Я пошел туда, но вспомнил про вещи, которые остались в каюте. Когда вернулся к яхте, я услышал, как на большой скорости подъехала машина. Я собирался подняться на борт и увидел этого человека, Роба Трентона. Он сбежал по трапу на пристань. Я видел, как он отвязал трос, удерживавший яхту у берега, кто-то попытался остановить его. Кажется, Харви Ричмонд, но я не уверен. Он крикнул Трентону, чтобы тот остановился. Роберт Трентон вынул пистолет и дважды выстрелил. Ричмонд, если это был он, упал на палубу. Я повернулся и побежал в темноте к машине. Через двадцать ярдов я оглянулся и увидел, что яхта загорелась. Я подумал, никто не знает, что я был на яхте, сел в машину и уехал домой. Больше я ничего не знаю".— Все верно? — спросил шериф. — Все в точности, как было, — подтвердил Сэм Джойнер. Шериф протянул ему ручку. Сэм Джойнер подписал показания. — А теперь, — сказал шериф, — напишите внизу: "Я, Сэм Джойнер, дал показания добровольно, давления на меня оказано не было". Если это не так, можете порвать это. — Все так, — заверил его Сэм Джойнер. — Отлично. Пишите. Джойнер написал и еще раз подписался. Роб Трентон, с негодованием выслушавший всю историю, воскликнул: — Ложь! Это лжесвидетельство. Этот человек один из… — Остановитесь! — перебил Роба его адвокат. — Ни слова, мистер Трентон! Ни слова больше. Если вы заговорите, вам придется все объяснять, придется отвечать на вопросы. Мы сделаем заявление позднее. А пока вы должны сказать, что отрицаете обвинение и что показания сфабрикованы. — Естественно, сфабрикованы! Этот человек меня похитил… — Достаточно, — вмешался адвокат, — вы опротестовали обвинение. Пока все. — Каждое мое слово — правда, — упрямо сказал Джойнер. — Мой клиент утверждает, что обвинение сфабриковано, — быстро возразил Стонтон Ирвин, адвокат Роба. — Ваш клиент пытается отмазаться от обвинения в убийстве! — выкрикнул Джойнер. — Откуда вам знать? — резко спросил Ирвин. — Я видел, как он стрелял в человека. Видать, в Ричмонда. Я точно не знаю, но, скорее всего, это был он. Трентон стрелял дважды и оба раза попал в него. А потом на яхте начался пожар. — Тогда скажите, — уточнил адвокат, — вы точно знаете, что стрелял Роберт Трентон? Вы это можете подтвердить под присягой? — Могу, — быстро ответил Джойнер. — Но вы точно не знаете, что выстрелы угодили в Харви Ричмонда? — продолжал адвокат. — Вы ведь были на берегу и… — Довольно, — прервал его шериф. — Мистер Джойнер будет подвергнут перекрестному допросу в другой раз. А теперь, мистер Трентон, вы слышали свидетельские показания мистера Джойнера. Вы хотите сделать заявление? За него торопливо ответил Ирвин: — Мой клиент отрицает, что стрелял в Харви Ричмонда. Обвинение абсурдно. Свидетельские показания Джойнера сфабрикованы. Мы не готовы сделать заявление в настоящий момент. — Когда вы будете готовы? — Это зависит от многих обстоятельств, — важно сказал адвокат. — Вам не приходило в голову, шериф, что данное дело не в вашей юрисдикции? Река служит границей штата. Горящую яхту отнесло течением к противоположному берегу… — Не имеет значения, — прервал его шериф. — На основании свидетельских показаний мистера Джойнера можно судить, что убийство произошло в этом штате и в этом графстве. Мы завели дело. А теперь скажу вам еще кое-что. Обгоревшее тело Харви Ричмонда было опознано по полицейскому жетону, найденному в его кармане, по хорошо различимой татуировке и по зубам. — Без комментариев, — заявил адвокат. — В его теле обнаружены две пули. Каждая из них могла быть причиной мгновенной смерти. — Без комментариев. — Утром возле пристани мы нашли две гильзы от автоматического пистолета. — Без комментариев. — А также, — шериф торжествующе закончил речь, — полиция соседнего штата по нашей просьбе произвела обыск в доме Линды Мэй Кэрролл, проживающей по адресу: Ист-Робинсон-стрит, 205, где ваш клиент, вероятно, провел прошлую ночь. В запертом ящике письменного стола обнаружен пистолет 32-го калибра, который совсем недавно был использован, в обойме не хватает как раз двух патронов. Баллистическая экспертиза определит, были ли смертельные выстрелы произведены именно из этого оружия. — Без комментариев, — упорствовал адвокат. — Пока. — Когда вы намерены сделать заявление? — Не могу точно сказать. Зависит от дальнейшего хода событий. Я защищаю интересы моего клиента. Он жертва, его подставили. — Ага. Тогда я все сказал. Еще будут комментарии? — В данный момент мы не станем делать никаких заявлений. Впрочем, я хотел бы обратить ваше внимание на полную абсурдность предположения, что Харви Ричмонд оказался на борту яхты по собственному желанию и без принуждения, пытаясь произвести арест моего клиента. — Почему же? — Потому что яхту арендовала банда контрабандистов. Если Харви Ричмонд и был на борту, то лишь в качестве пленника. — А их не было на борту, когда он стрелял! — поспешно воскликнул Сэм Джойнер. — Я видел только двоих — этого Трентона и того, кого убили. — Но вы не знаете, были ли на яхте остальные? — Ну, я никого не искал. — И что-то случилось, что заставило вас сойти на берег. Вы даже подумывали обратиться в полицию. Почему вы не сделали этого? — Все, хватит! — вмешался шериф. — Не отвечайте на вопрос, Джойнер. Не отвечайте больше ни на какие вопросы. Если Трентон не желает делать заявление, то и мы не будем. Мы предъявляем Робу Трентону обвинение в убийстве Харви Ричмонда. — А мы отрицаем это обвинение, — вставил адвокат. — Категорично и однозначно? — Отрицайте! — обратился адвокат к Робу Трентону. — Отрицайте категорично и однозначно. — Я отрицаю это категорично и однозначно, — повторил Трентон. Шериф поднял большой палец. — Отлично! — сказал он одному из своих помощников. — В камеру его. Заводим дело об убийстве.
Последние комментарии
12 часов 47 минут назад
13 часов 5 минут назад
13 часов 14 минут назад
13 часов 15 минут назад
13 часов 18 минут назад
13 часов 36 минут назад