В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
собственности. Я спрятал револьвер в ящик.
— А ты не одолжишь мне его на недельку? — спросил я, поглаживая кота, лежащего у Дика на коленях. Зверь ласково замурлыкал.
— Как-нибудь одолжу, если он, конечно, согласится, — шепотом ответил Дик, и я почему-то пожалел о своих словах, сказанных в шутку.
— Я стал разговаривать с ним, как с человеком, — продолжал Дик, — Я советовался с ним по всем вопросам. Я считаю, что последнюю пьесу мы писали в соавторстве, причем моего там совеем мало.
Я подумал, что Дик сошел с ума. Но рядом с ним сидел огромный котище и пристально смотрел мне в глаза. Я понял, что ошибаюсь, — Дик совершенно нормален. История заинтриговала меня.
— Пьесу я написал в духе реализма, — продолжал Дик. — Я нарисовал неприглядную картину жизни той прослойки общества, которую я каждодневно наблюдал и знал досконально. Художественных достоинств в пьесе было хоть отбавляй, я это великолепно понимал; но по части сборов она ни на что не годилась. На третий день после появления Пирамида я решил ее перечитать и кое-что поправить. Пирамид сидел на ручке кресла и внимательно следил за тем, как я перелистываю страницы. Казалось, он читал вместе со мной.
В этой пьесе я превзошел самого себя, Каждая строка сочилась правдой жизни. Я читал с наслаждением. Вдруг я услышал чей-то голос:
— Очень идейная вещь, мальчик мой, очень идейная; тут ничего не скажешь. Теперь надо все поставить с головы на ноги. Замени обличительные монолога на благородные сентенции; твой заместитель министра иностранных дел — личность малоприятная, так пусть он умрет в последнем акте вместо того йоркширца, которого все же жалко; у тебя там есть падшая женщина, любовь к герою должна преобразить ее, наставить на путь истинный, но герою она ни к чему — так пусть же она па исправлении убирается куда-нибудь- подальше заниматься попечительством о бедных, облачившись во все черное. Вот тогда пьесу примут к постановке.
Я вскипел и уже было собрался с кулаками наброситься на непрошеного критика. Разбор был весьма профессиональный, чувствовалось, что незнакомец не чужд театрального дела. Но, оглядевшись, я никого не увидел — в комнате были только мы с котом. Двух, мнений быть не могло — я разговаривал сам с собой, однако не узнавал собственного голоса.
— По исправлении! — презрительно хмыкнул я. До меня все никак не могло дойти, что я спорю сам с собой. — Такую только могила исправит. Вскружила несчастному парню голову и погубила его.
— И погубит пьесу. Ее величество Британская Публика не поймет, — возразил незнакомый голос. — Герою английской пьесы вскружить голову невозможно. Он может почитать, обожать, преклоняться, но никак не сгорать от страсти. Не знаете вы, сударь, канонов своего искусства.
— Да и как она может исправиться? — не сдавался я, — Поди сам поживи лет этак тридцать в атмосфере греха, подыши ее воздухом — посмотрю я на тебя!
— Я, может, и не исправился бы, но она должна, — глумливо ответил мне голос. — Пусть она услышит орган.
— А как же художественная правда? — запротестовал я.
— Удачи тебе не видать, — констатировал незнакомец. — Все твои высокохудожественные пьесы обречены на провал; через несколько лет тебя забудут. Так дай же миру то, чего он ждет от тебя, и получи с него то, что тебе причитается. Если, конечно, хочешь жить по-человечески.
Я усадил Пирамида рядом с собой и принялся за работу. Пьеса была написана фактически заново. Порой из-под пера вылетала совсем уж несусветная чушь, но я лишь ухмылялся и ничего не вымарывал. Герои у меня не разговаривали, а изрекали сентенции. Пирамид довольно мурлыкал. Живых людей в пьесе не осталось, их место заняли марионетки, но они делали все как надо — я ориентировался на даму с лорнеткой из второго ряда бенуара. Что вышло — сам знаешь: старик Хьюсон считает, что пьеса выдержит пятьсот представлений.
— Но самое страшное, — закончил свою речь Дик, — что мне ни капельки не стыдно; более того, я доволен.
— Так кто же, по-твоему, это животное, — рассмеявшись, спросил я, — злой дух, что ли? — Способность рассуждать вернулась ко мне; кот, заскучавший от наших разговоров, прошествовал в соседнюю комнату, сиганул в окно, и его застывшие зеленые глаза больше не гипнотизировали меня.
— А ты поживи с ним месяцев этак шесть, тогда сам поймешь, — ничуть не обидевшись, ответил Дик. — Да я не один такой. Знаешь пастора Вайчерли, знаменитого проповедника?
— Лично представлен не был — в церковных кругах я не вращаюсь, — ответил я, — но слыхать, конечно, слыхал. А что с ним приключилось?
— Он был помощником священника в нищем приходе где-то в Ист-Энде, — продолжал Дик. — Десять лет стучался он в сердца отчаявшихся людей, жил в бедности, и никто его не знал. Словом, это был настоящий праведник — они порой встречаются и в наш меркантильный век. И что же? Он вдруг основал новую секту и сейчас проповедует в Южном Кенсингтоне. У него собственный выезд — пара чистокровных арабских
Последние комментарии
59 минут 40 секунд назад
12 часов 17 минут назад
12 часов 35 минут назад
12 часов 59 минут назад
13 часов 31 минут назад
14 часов 38 минут назад