Поездка на Ривьеру [Туве Марика Янссон] (fb2) читать постранично, страница - 3

пусть почувствует себя хорошо… Иными словами… тогда нас оставят в покое, и мы будем делать что хотим! Понимаешь, мои знакомые так боялись из-за меня, право… Нет, ни слова… Как было в тот раз, когда мы вышли в море на веслах, в лунную ночь, тайком? Ты помнишь?

— Нет, мама.

— Тогда вы устроили праздник лунного света на море, но потом все сказали, что мне надо отдохнуть и не плыть вместе с ними… А теперь пойдем. Я найду этот коридор между стенами и совершу небольшую прогулку по Средиземному морю.

Лодки по-прежнему лежали на берегу.

— Возьмем меньшую, — сказала мама.

Они влезли в лодку. Лидия поработала немного веслами, а затем позволила ветру с суши нести их дальше, все дальше и дальше в море. Отсюда видны были светящиеся фасады больших отелей вдоль побережья и слышалась, совсем слабо, музыка. Море было черным, со сверкающей лунной дорожкой. Было совсем холодно.

— Ты мерзнешь? — спросила Лидия.

— Конечно мерзну. На море всегда холодно.

— Мы не знали… — начала было Лидия, но мама прервала ее:

— Вы очень хорошо знали. Да, да, вы выказали мне уважение, но совершенно не так, как надо. И неужели так уж необходимо вспомнить о своем преклонном возрасте поздним вечером и только потому, что вы ничего не поняли? Ну да это к делу не относится. Можешь грести обратно!

Миньон, истошно лая, встретила их у калитки. Тогда мама разбежалась, подпрыгнула и крикнула на собаку изо всех сил — та тут же смолкла. Насколько Лидия знала, мама никогда не позволяла себе ничего столь банального, как крик. Но кто знает, был ли это крик разочарования или триумфа!

После той ночи возникла своеобразная, абсолютно сдержанная вражда между Миньон и мамой. Собака больше не лаяла. Она лишь ворчала, скаля свои маленькие острые зубки. Она никогда не спускала с мамы глаз. Стоило ей вздремнуть в саду, как Миньон прокрадывалась под ее стул и не позволяла Лидии подходить близко. Каждый раз, когда мама просыпалась, они скалили зубы друг на друга — мама и собачка.

Мама объяснила:

— Может, это ей только на пользу? Может, нужно время от времени ненавидеть, как ты думаешь?

— Да, — сказала Лидия, — фактически ты, пожалуй, права.

— Несомненно!

Мало-помалу они нашли нужный им берег, каменистый и захламленный, находился он довольно далеко, но, во всяком случае, это был берег. Большое объявление возвещало, что это — частное владение и что пляж предназначен для застройки.

Они шли туда каждое утро, расстилали купальные простыни на камнях и смотрели, как мимо проплывают лодки с алыми парусами. Однажды мама, сунув ноги в воду, сказала:

— Никаких ракушек здесь нет!

— Нет, — согласилась с ней Лидия, — я читала, что ракушки импортируют только к началу сезона, и рассыпают на пляжах, чтобы приезжие находили их.

— Почему ты не плаваешь? — спросила мама. — Ты ведь, верно, здесь для того, чтобы плавать?

— Мне не хочется.

Вблизи от берега лениво скользила маленькая парусная лодка, она везла целую ораву молодежи, ничуть не скрывавшей своего веселья.

— Плыви к ним, — сказала мама. — Сделай же что-нибудь самостоятельно.

И она стала махать веселому обществу своей шляпой тореадора.

— Милая мама, не будь так легкомысленна! В Барселоне…

— Да, да, знаю: в Барселоне я вела себя очень сдержанно и строго. Но это было тогда!

— А что ты изображаешь сейчас? — спросила Лидия.

Но ответа далее не последовало, и лодка проскользнула мимо.

Le patron накрывал обед в галерее, увитой зелеными растениями, и дамам всегда ставили свежие розы. Он охотно и не спеша пребывал в их обществе, иногда облокотившись на большой белый холодильник, занимавший почетное место у шпалеры^[7]. Он вслушивался в чужеземную речь и спешил выказать малейшие знаки внимания: что-то поправлял, что-то менял или шепотом осведомлялся, хороший ли соус или вино. Ряди мамы и Лидии он перенес традиционное французское время обеда на более поздний час. И пребывал в постоянном беспокойстве оттого, что у них, возможно, нет средств есть досыта. Поэтому он время от времени подходил к их калитке с какими-либо лакомствами в корзинке, прикрытой белой салфеткой, и говорил, что эти лакомства, мол, остались после еды — их в конце концов все равно придется выбросить. Корзинка, словно бы в рассеянности, ставилась возле калитки, прежде чем он возвращался к себе.

Однажды после обеда le patron отвел Лидию чуточку в сторону и попросил зайти в комнату, где принимали гостей; речь шла о сущей безделице. Он дал ей маленькую коробку, полную ракушек, и наспех объяснил, что какие-то туристы оставили ее в пансионате, они побывали сначала в Греции.

— Но, мадемуазель, вы понимаете… не все сразу?

— Естественно, не все, — отвечала Лидия. — Лучше если она найдет лишь две-три за один раз.

— А в остальном все хорошо?

— Спасибо, cher monsieur, все хорошо.

Лидия сунула коробку в свою сумку, а потом вытащила оттуда ракушку с надписью «Память о Микенах».

Они продолжали ходить