Красный шарф [Морис Леблан] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Морис Леблан КРАСНЫЙ ШАРФ

В то утро, выйдя из дома в обычное время, чтобы не опоздать на службу во Дворец правосудия, главный инспектор Ганимар обратил внимание на странное поведение незнакомца, шагавшего впереди него вдоль улицы Перголезе.

Через каждые пятьдесят — шестьдесят шагов этот прохожий, бедно одетый, в соломенной, несмотря на ноябрь, шляпе, наклонялся либо для того, чтобы завязать шнурки обуви, либо чтобы подобрать упавшую трость, либо по другому поводу. И каждый раз при этом вынимал из кармана и воровато клал на край тротуара маленький кусочек апельсиновой корки.

Пустая мания, наверно, ребяческое развлечение, которому вряд ли кто-нибудь уделил бы внимание, но Ганимар был из тех догадливых наблюдателей, которых ничто не оставляет равнодушными и которые успокаиваются лишь тогда, когда узнают тайную подоплеку фактов. И он пошел по следам странного незнакомца.

И вот, в ту минуту, когда тот повернул направо, на авеню Великой Армии, инспектор заметил, что он обменивается знаками с мальчишкой лет двенадцати, который шел мимо домов с левой стороны улицы.

Еще через двадцать метров странная личность нагнулась и поправила низ штанины. Апельсиновая корка отметила эту остановку. В тот же момент мальчишка остановился и с помощью кусочка мела начертил на доме, мимо которого проходил, белый крест, заключенный в круг.

Оба продолжили свою прогулку. Минуту спустя — новая остановка. Неизвестный поднял булавку и оставил корку. И сорванец напротив написал на стене второй крест, который также заключил в белый круг.

«Сто чертей, — подумал главный инспектор с довольным урчанием, — это многое обещает… О чем могли сговориться эти два вероятных клиента?»

Оба «клиента» тем временем спустились по авеню Фридланд и по Фобур-Сент-Оноре, без того, впрочем, чтобы случилось что-нибудь, что можно было бы взять на заметку.

С почти равными промежутками двойная операция возобновлялась, так сказать, автоматически. Было, однако, очевидно, с одной стороны, что человек с апельсиновыми корками делал свое дело только тогда, когда выбирал дом, который следовало отметить, а мальчишка, с другой, отмечал нужный дом только после того, как замечал сигнал своего спутника.

Согласованность между ними, таким образом, представлялась несомненной, и подмеченные главным инспектором действия приобретали в его глазах все больший интерес.

На площади Бово мужчина заколебался. Потом, словно приняв решение, нагнулся и дважды отряхнул низ своих штанин. Тогда мальчишка сел на тротуар под самым носом солдата, который стоял на часах возле здания министерства внутренних дел, и пометил камень в ограде двумя крестами и двумя окружностями.

Против Елисейского дворца — та же церемония, с той разницей, что на тротуаре, по которому перед президентской резиденцией прохаживался часовой, появилось три знака вместо двух.

— Что бы это значило? — прошептал, побледнев от волнения, Ганимар, который, против собственной воли, думал о своем неизменном противнике Люпэне, как бывало всякий раз, когда возникали какие-либо таинственные обстоятельства, — Что бы все это значило?

Он охотно схватил бы и допросил обоих «клиентов». Но был слишком опытен, чтобы совершить такую глупость. Впрочем, человек с апельсиновыми корками как раз закурил сигарету, и его напарник, тоже державший какой-то окурок, подошел к нему с явным намерением попросить прикурить.

Оба обменялись несколькими словами. Мальчишка быстро протянул компаньону какойто предмет, который, как показалось главному инспектору, имел очертания револьвера в кобуре. Оба наклонились вместе над этим предметом, и мужчина, повернувшись к стене, шесть раз поднес руку к карману тем движением, которым заряжают подобное оружие.

Окончив эту работу, они повернули назад, дошли до улицы Сюрена, и инспектор, следовавший за ними так близко, как это было возможно, с риском привлечь их внимание, увидел, что оба проследовали в ворота старинного дома, у которого все ставни были закрыты, кроме как на четвертом и последнем этажах.

Он бросился следом. В конце проезда, в глубине большого двора, инспектор заметил вывеску маляра, а с левой стороны — лестничную клетку.

Он стал подниматься, и на первом же пролете ускорил шаги, так как сверху до него донесся сильный шум, в котором, казалось, можно было также различить удары.

Когда Ганимар добрался до последней площадки, дверь была открыта. Он вошел, на секунду прислушался, уловил шум борьбы, добежал до комнаты, из которой он исходил, и застыл на пороге, тяжело дыша, удивленный зрелищем, которое перед ним предстало, — человека с апельсиновыми корками и мальчишку, которые громко стучали стульями о паркет.

В ту же минуту из соседней комнаты появилось третье лицо. Это был молодой человек двадцати восьми — тридцати лет, носивший короткие бакенбарды, очки, комнатную куртку, подбитую каракулевым мехом, и казавшийся иностранцем, скорее всего — русским.

— Здравствуй, Ганимар, —