Космические скитальцы [Мюррей Лейнстер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Мюррей Лейнстер Космические скитальцы

Космические Скитальцы

Глава 1

“Маринту” отделяли от Земли уже три месяца и четыре стоянки, когда вновь возникла необходимость замены топливного контейнера в двигателе. Эта операция, уже дважды проводившаяся за время полета, считалась настолько простой, что в ней принимали участие только Хауэлл, владелец и по совместительству пилот космической яхты, и механик Кетч. Роль Хауэлла заключалась лишь в том, чтобы вывести яхту из перегрузки — такого состояния, когда в наглухо запечатанном коконе сжатого пространства все нормальные его свойства меняются на противоположные и все ставится с ног на голову. Например, скорость начинала зависеть от силы прибора, создававшего на корабле невесомость, а увеличение массы становилось обратно пропорционально увеличению скорости. Когда Хауэлл нажмет клавишу, чтобы изменить эти условия, “Маринта” вырвется из полностью непроницаемого и не отражающего света перегрузочного поля и обнаружит себя плывущей в межзвездном пространстве на расстоянии нескольких световых лет от Солнечной системы.

Вот и все, что должен был сделать Хауэлл. А затем Кетч в машинном отсеке отвернет крышку топливного бака, извлечет изъеденный коррозией контейнер, отложит его в сторону для последующей переплавки и вставит новый. Потом закроет бак и завернет болты. И “Маринта” двинется своим путем. Всю операцию проделают два человека. Остальные члены экипажа этого даже не заметят. Сейчас Брин, чьей специальностью была ботаника, исполнявший в этой любительской экспедиции роль повара, священнодействовал над приготовлением праздничного обеда. Он взялся за это, чтобы хоть немного разнообразить унылый рацион космолетчиков, состоявший в основном из полуфабрикатов. Карен, его дочь, находилась на посту наблюдения вместе с Хауэллом. Кетч, разумеется, торчал в машинном отсеке. Его призванием была “охота на крупную дичь”, но на яхте он числился инженером. Корабль был слишком мал, чтобы пользоваться интеркомом, поэтому Хауэлл просто громко объявил: “Мы распечатываемся!”

Карен ничего не ответила. Да этого и не требовалось. Ее отец оторвался от взбивания десерта и пробормотал себе под нос, что подтверждает получение сигнала.

— Давай, — сказал Кетч. Он стоял возле топливного бака. Хауэлл отключил сверхскоростной режим.

И тотчас возникло резкое и неприятное ощущение, какое всегда бывает при распечатывании.

Все четверо почувствовали ужасную тошноту, у них внезапно очень сильно закружилась голова и показалось, что они вот-вот потеряют сознание. Но все это длилось не более пары секунд. А потом экраны наружного наблюдения засветились и мириады звезд засияли во всей своей красе и яркости. “Маринта” снова очутилась в нормальном пространстве, в котором корабль не может развивать скорость, превышающую скорость света, так что до ближайшей Галактики пришлось бы лететь всю жизнь.

Карен изумленно смотрела на незнакомые ей звезды. Не считая четырех посадок, “Маринта” вот уже три месяца на всех парах удалялась от родного ей космопорта Земли. За это время она преодолела расстояние в несколько космических веков. Все видимые с Земли звезды давно остались позади. Один лишь Млечный Путь еще угадывался в пространстве, но его конфигурация причудливо изменилась, и он казался каким-то странным.

Раздавалось лихорадочное щелканье встроенной камеры, которая всегда фотографировала пространство, когда корабль выходил из режима перегрузки и начинал движение с нормальной скоростью. На этот раз выход из перегрузки оказался самым далеким от Солнечной системы из всех, какие происходили в истории космоплавания. Но в наши дни никого этим не удивишь. С тех пор как было доказано, что обнаруженные на далеких планетах груды камней — нечто иное, как руины городов прародителей человечества, космические полеты приобрели такой размах, какой и не снился людям всего несколько десятилетий назад. Никто уже не хвастался путешествиями вдали от дома. Конечно, время от времени кто-нибудь заявлял о новых рекордах, но находились и те, кто тут же обставлял хвастуна. И, веками совершая космические полеты и не встречая представителей каких-либо иных цивилизаций, люди настолько привыкли к полной безопасности, что появилось утверждение: “Единственное, чего стоит опасаться человеку, — это другой человек”.

Поэтому в то время как “Маринта”, выйдя из сверхскоростного режима, плыла в пустоте, все спокойно занимались своими делами. Карен во все глаза глядела на новые звезды, ее отец вернулся к своим кулинарным изыскам. Хауэлл растянулся в кресле пилота, а Кетч занялся топливным баком. Никто ни о чем не беспокоился, все полностью верили в надежность яхты. Запасы еды и топлива были практически бесконечными. У Кетча было все необходимое снаряжение для охоты на крупную дичь в любом месте, где “Маринте” случится совершить посадку. Брин располагал полным набором инструментов для ботанических исследований. Оружия, если не считать охотничьих ружей Кетча, на корабле не держали, поскольку руины на четырех различных планетах (две из них были добавлены в список во время последних стоянок “Маринты”) еще раз убедили путешественников, что во всей Галактике им не от кого защищаться.

Когда они осознали этот факт, то пришли в восторг. Однако, если рассуждать логически, все-таки оставалась вероятность когда-нибудь столкнуться с опасностью, с которой не справились строители тех древних, ныне пустынных и разрушенных городов, превратившихся в руины. Но сейчас в это верилось с трудом.

Кетч отвернул последний болт на крышке, вытащил почти полностью использованный топливный контейнер и установил новый. Вставив болты, он начал прикручивать крышку. Отец Карен продолжал вдохновенно трудиться над чудо-десертом, который, несомненно, должен был стать украшением их стола. Брин выложил свое блюдо причудливо вырезанными листочками растений, собранных им на одной из тех плантаций, что находили везде, где встречались развалины древних каменных городов. И это могло служить доказательством того, что строители древних городов, переселявшиеся с планеты на планету, принадлежали к единой расе.

В рубке Хауэлл лениво разглядывал звезды, бросая между делом привычный взгляд на панель управления. Одна из миниатюрных кнопочек завибрировала. Хауэлл не заметил этого. Потом другая. Затем подал голос высокочувствительный приемник, работавший на всем диапазоне волн и способный улавливать излучения в большей части электромагнитного спектра. На поступление подобных сигналов начинали реагировать и радар, и лучевой транслятор.

Вот и сейчас происходило нечто похожее. Хауэлл присмотрелся повнимательнее.

— Странно! — произнес он. — Очень странно!

Нахмурившись, он принялся щелкать клавишами: локаторы направления излучений, анализатор формы волн, записывающее устройство…

— Что случилось? — спросила Карен.

— Что-то снаружи… я не знаю точно. Не может же там быть другой корабль! В это невозможно поверить!

Однако все приборы настаивали на присутствии чего-то чужеродного в межзвездном пространстве, где должна была находиться только “Маринта”. Локатор высветил вдалеке маленькое пятнышко, указывая на очень слабый источник микроволнового излучения. Анализатор формы волн решительно набросал картинку невероятных очертаний. Записывающее устройство громко щелкнуло. На его ленте с одинаковым успехом фиксировались и человеческая речь, и все данные, поступающие с приборов.

Хауэлл включил яхтенный радар, направляемый локатором излучений. Попискивая, подобно летучей мыши, он вращался из стороны в сторону. Эхо возвращалось и проецировалось на экран. Сейчас на нем показалась окружность. Она уменьшалась, пока вокруг нее не возникла вторая, а потом — и третья. Затем на экране возникло световое пятно, и окружностей стало четыре. Они вновь уменьшились, появилось второе пятно света. Потом окружности немного растянулись и первый световой блик пропал. Картинка замерла.

— Там, снаружи, два объекта! — хмуро произнес Хауэлл. — Целых два! Один на расстоянии десяти тысяч миль [1] отсюда. Другой — в пятидесяти. Оба почти неподвижны.

То, что он увидел, казалось невероятным, из ряда вон выходящим. Находящиеся в космосе массы материи — метеориты, кометы, космическая пыль — обычно аккумулируются вокруг звезд, в солнечных системах. Межзвездное же пространство, как правило, пусто. Радару нечего обнаружить на расстоянии в десять или пятьдесят тысяч миль. Там могут находиться темные звезды, но никак не скопления материи размером, если верить показаниям радара, в несколько футов [2] или ярдов [3]. Но что же тогда посылало в направлении “Маринты” свои микроволны?

С одной стороны, существовало устойчивое мнение, что человеку стоит опасаться лишь себе подобных. Но жившая когда-то человеческая раса, построившая каменные города, исчезла, как считают некоторые авторитетные ученые, став причиной собственной гибели. С другой стороны, столь же убедительным казалось утверждение, что в нашей Галактике не могло быть негуманоидной расы, представлявшей опасность для человечества.

Локатор снова издал щелчок. Теперь непонятный объект проецировался непосредственно по курсу “Маринты”. Луч радара нащупал его, а анализатор обнаружил, что имеет дело с предметом необычайно сложных очертаний. Хауэлл навел на него электронный телескоп, и на экране показалась часть ближайшего созвездия, а на фоне звезд — силуэт неопределенной формы. Он отрегулировал настройку. Объект стал виден четче. И сейчас, при свете звезд, стало ясно, что им мог быть только космический корабль, каких, однако, не строили ни на одной из известных Хауэллу планет.

— Кетч, поспеши-ка с двигателем! — резко бросил он через плечо инженеру. — Там, впереди, есть что-то, и оно не внушает мне доверия. Возможно, нам нужно набрать скорость — и без промедления!

По спине его побежали мурашки. Ситуация была настолько же абсурдной, как если бы кто-то заметил привидение. Вот и Хауэлл сейчас видел такое привидение — но не мог поверить своим глазам. Прошло уже более пятисот лет с тех пор, как люди достигли звезд, и вначале они были очень осторожны, опасаясь столкнуться с представителями иных цивилизаций, существование, по крайней мере, одной из которых среди сотен миллионов миров в Галактике Млечный Путь допускалось теорией вероятности.

Но люди так ни с кем и не встретились. Не нашлось ни одной разумной расы, кроме человеческой. Прародители человечества создали такую цивилизацию, с которой современная цивилизация Земли все еще не могла сравниться. Во всех колонизованных ими мирах они истребили врагов и уничтожили опасных животных. Современные люди унаследовали от них полностью безопасный космос. Больше им не удалось унаследовать от предков ничего, хотя и одно это обстоятельство уже кое-чего стоило!

Но сейчас некий корабль посылал микроволны в адрес “Маринты” с расстояния в десять тысяч миль. По форме он напоминал личинку майского жука, столь распространенного на Земле насекомого. Вдруг яхтенные приборы уловили доносившийся со странного корабля звук, похожий на тот, что издают космические двигатели, используемые для межпланетных, всего в несколько световых часов или даже дней, перелетов. А на сверхскоростных межзвездных кораблях они, в силу их малой мощности, включаются лишь при взлете и посадке.

— Включили двигатель, — констатировал Хауэлл. Он сам не замечал, как его голос становился все более мрачным. — Это корабль, и он движется прямо на нас! Кетч, ты не мог бы малость поторопиться?

Кетч попробовал ускориться. Гаечный ключ выпал у него из рук и покатился по полу машинного отсека. Из-за спешки пальцы, видно, перестали его слушаться.

— На этих болтах ужасно много резьбы! — раздраженно сказал он. — Я стараюсь, как могу!

Хауэлл наблюдал за экраном радара. Карен открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.

— Он летит на нас, — напряженно вымолвил Хауэлл, делая беспомощный жест. — И, надо сказать, с хорошим ускорением! Я почувствую себя спокойно, только когда мы тронемся с места!

Он установил систему вхождения в режим перегрузки на максимальную скорость. В дверях наблюдательного отсека возник Брин. Снимая фартук, он взглянул на пилота.

— Что происходит?

— Снаружи что-то есть, — ответил Хауэлл. — Похоже на корабль. Но такого быть не может — разве что с экипажем негуманоидов.

— Невероятно! — воскликнул Брин. — Давайте подлетим поближе и рассмотрим их.

— Пока что они летят сюда, чтобы рассмотреть нас, — заметил Хауэлл.

— Я сорвал резьбу! — сердито крикнул Кетч из машинного отсека. — Придется завинтить еще четыре болта.

Хауэлл не знал, что и думать. Кто они, эти существа, летящие навстречу, и каковы их цели? Корабль в форме личинки просто не мог быть изготовлен людьми. Яхтенный радар выдавал сейчас о нем совершенно непонятную информацию. Известно, что существуют радары, помимо обычной функции обнаружения и слежения способные определять материал, размеры и форму объекта. Такие радары очень эффективны при изучении метеоритов. На яхте, конечно, такого не было. Но вот если неизвестный корабль оснащен подобной аппаратурой, то он узнает о “Маринте” больше, чем “Маринта” о нем.

Хауэлл нажал кнопку, и тройная окружность на экране радара уменьшилась и исчезла. Появились контуры четырех концентрических окружностей. За ними возникла вспышка от второго объекта. Он находился все на том же расстоянии в пятьдесят тысяч миль.

— Те, другие, однако, не движутся в нашем направлении, — заметил Хауэлл. — Может, они чувствуют по отношению к нам то же, что я — по отношению к ним. Жаль, что у меня нет супруги, которая впоследствии напомнила бы мне об этих событиях, особенно, если они окажутся хуже, чем можно ожидать.

Из приемника донесся звук. Его нельзя было назвать голосом в нормальном понимании этого слова. Это было нечто среднее между мычанием, блеянием и завыванием, которое могло испускать только какое-нибудь уж очень мрачное и зловещее животное. Карен побледнела. Перспектива встретить космический корабль с загадочными инопланетными созданиями уже сама по себе весьма волнующа и тревожна, но если в составе экипажа этого корабля находятся монстры, использующие вместо речи жуткие завывания…

— Если это вопрос, то ответ будет следующим: “Без комментариев!” — угрюмо сказал Хауэлл. — Разве что когда Кетч закончит работу! Однако до этого момента нам как-то нужно продержаться.

— Еще два болта, и все будет готово! — крикнул Кетч из машинного отсека.

Наблюдая за приборами и экранами, Хауэлл нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по панели. Нелегко признаться самому себе, что присущие человеку гордость и самомнение могут оказаться не более чем иллюзией. А если иная раса, освоив космические полеты, научится строить корабли совершеннее наших, если чужаки сумеют настолько обогнать людей, что те по сравнению с ними покажутся просто дикарями? Случится то, что всегда происходит, когда высокоразвитая цивилизация встречается с более примитивной, — и тому есть множество примеров, по крайней мере, в истории Земли. Страдает обычно не тот народ, который развит лучше.

И снова этот жуткий блеющий звук… Он был тем более ужасен, что казался совершенно бессмысленным. Просто шум, а ведь какое-то существо, какая-то тварь издает его, и представить ее просто невозможно! Непонятно также, какую цель она преследует.

— Может быть, нам следует зарычать в ответ, — невесело пошутил Хауэлл. — Хотя бы из вежливости!

Но выражение его лица не соответствовало шутливым словам. Он находился в сильном затруднении. Давно он не был настолько озадачен и обеспокоен, ибо его переполняло желание, чтобы Карен на яхте сейчас не было. Идея путешествия принадлежала Брину — он хотел проверить свою теорию по поводу распространения восьми видов культурных растений, обнаруженных в местах гибели городов прошлого. Хауэлл предложил “Маринту” и собственные услуги для этого путешествия, так как знал, что Карен отправится вместе с отцом. А теперь ему бы очень хотелось, чтобы для нее все сложилось по-другому.

Кетч завернул последние болты. В космосе повисло долгое молчание. А потом с приближающегося корабля-личинки донесся совершенно иной звук. Это была человеческая речь.

В ней содержались отчетливые, хотя и непонятные слова. Чистое высокое сопрано, как будто говорил ребенок, женщина или, скорее, юная девушка, быстро произнесло что-то, и вновь наступила тишина.

Хауэлл выпрямился в кресле пилота.

— Ну вот, теперь это на что-то похоже! — удовлетворенно сказал Брин. — Они не говорят по-нашему, но кому бы эта речь ни принадлежала, я сказал бы, что для нас с Карен они вполне годятся в качестве родственников.

— Речь человеческая, — согласился Хауэлл. — Никаких сомнений! Карен…

— Да?

— Произнеси что-нибудь в микрофон, — попросил он. — Твой голос звучит похоже. Так что для них он будет столь же убедителен, как их речь — для нас. Давай.

Карен испытала облегчение. В мире до сих пор существовали народы, говорящие на таких языках, к которым не приспособлен речевой аппарат галактических жителей, были диалекты, настолько различные, что для разговора требовался переводчик. Но, несмотря на все языковые различия, люди могли начать общение, если использовали общую единицу речи — слово.

Хауэлл пристально смотрел на экран электронного телескопа, ожидая реакции на слова Карен. Она осторожно прочла:

— Варкалось. Хливкие шарьки пырялись по наве… [4]

Мелькнула ослепительная вспышка света в передней части приближающегося корабля, и комок сине-белого пламени, яркого, как солнце, с невероятной скоростью помчался в направлении “Маринты”. Ни один материальный объект не смог бы развить такое ускорение за столь краткий срок. И этот жуткий факел несся прямиком к яхте.

Повинуясь инстинкту, Хауэлл машинально вдавил клавишу сверхскоростного включения. Реле затрещали, контакты заискрили, и вслед за этим накатили неизменно неприятные ощущения, которые всегда производила смена скоростного режима.

Но огненная ракета все же достигла цели, хоть и вскользь, но задев корабль. Со стороны машинного отсека пробило обшивку: посыпались искры, зашипел расплавленный металл. “Маринта” балансировала на тончайшей грани между выходом в сверхскоростной режим и возвратом в обычное состояние, но все же пока оставалась вне досягаемости, без связи с внешним миром: планетами, звездами и галактиками. И когда она вновь вынырнет из перегрузки, то окажется уже бесконечно далеко от этого странного места, где невероятный корабль чужаков, используя неизвестное оружие с расстояния в тысячи миль, чуть не взорвал ее.

— Кетч! Есть повреждения? — спросил Хауэлл.

— О черт, есть! — с горечью отозвался тот. — Замыкания! Разрывы в проводке! Что-то даже расплавилось! Часть обшивки повреждена взрывом, так что я не ручаюсь, что нам удастся двигаться нормально. Повреждения есть, но еще не знаю, насколько серьезные. И не осмелюсь заниматься ими, пока у нас не будет твердой почвы под ногами.

— Они надули нас! Просто разыграли! — изумленно проговорил Брин.

— Ага, — подтвердила Карен. — Но, по крайней мере, мы от них удрали. А в режиме перегрузки они нас не догонят!

— Действительно, — сухо произнес Хауэлл.

Он отправился в машинный отсек. Кетч был занят тем, что подбирал провода и электрические шины, изоляция которых сгорела и оплавилась в результате взрыва. Невероятной силы ток возник буквально в считанные доли секунды, и начни они движение хоть чуточку позже, яхта получила бы невосстановимые повреждения. Даже сейчас в машинном отсеке было небезопасно находиться. Кетч вышел в коридор. Он выглядел потрясенным.

— Туго нам придется, — сказал он с искаженным лицом. — Сейчас для нас имеет значение не столько то, от кого мы скрылись, сколько то, с чем мы остались. Я изо всех сил надеюсь, что мне удастся залатать пробоины!

— Но для начала не мешало бы хоть где-нибудь сесть. Меня вот что беспокоит: они издавали звериный рык, мы не отреагировали, и ничего не произошло. Но когда мы ответили на человеческий голос, они выстрелили. Следовательно, человеческий голос — это своеобразный тест, пароль, западня, его использовали, чтобы выяснить наше происхождение. Мы оказались людьми, и тогда они попытались убить нас. Очевидно, они, мягко говоря, не любят людей. Но это также означает, что где-то здесь есть еще люди! И, если такие стычки в здешнем пространстве — не редкость, интересно было бы узнать, что заставляет эти существа, едва завидев людей, палить в них из всех орудий. И вообще, кто или что они такое?

— Люди? Здесь? — недоверчиво спросила Карен.

— И не просто люди, а участвующие в войне, — сказал ей Хауэлл. — На корабле-личинке есть боевое оружие. У людей, которые должны были оказаться на нашем месте, скорее всего, оно тоже есть — хотя бы для защиты. Грязные затеи!

— Но если тут есть люди и если нам удастся установить с ними контакт, возможно, они помогут нам починить корабль, — предположила Карен. — А может, и мы сумеем что-либо для них сделать…

— К сожалению, наши недавние приятели оказались хитрецами, они это вполне доказали, — сказал Хауэлл. — А вдруг люди, контакта с которыми ты так жаждешь, примут нашу “Маринту” за очередную хитрость их врага, чье вероломство мы только что испытали на себе? Но сейчас надо все же посмотреть, что там за повреждения, хорошо, Кетч? Мне бы хотелось поскорее улететь оттуда, где стреляют, распечататься, найти звезду класса нашего Солнца, облететь ее, обнаружить планету земного типа и, если возможно, переждать на ней, пока ты будешь чинить корабль. Может показаться, что я напуган. Так оно и есть. Мы привыкли считать, что в нашей Галактике нет других разумных рас. Теперь мы знаем, что есть, по меньшей мере, одна, а скорее всего — две. И это плохо!

— Верно, и даже очень, — саркастически подтвердил Кетч. — Насчет одной из рас мы уверены, потому что столкнулись с ее представителями. И мы поняли, что они цивилизованны, так как попытались нас убить!

Он стряхнул с одежды копоть и кусочки обшивки.

— Я проверю вход и посмотрю, что можно сделать без риска для всех нас.

Хауэлл вернулся в рубку. Кинул взгляд на неработающие приборы и темные экраны обзора и сердито сжал губы. “Маринта” была прогулочной яхтой, и ее не использовали в иных целях. Путешествуя на ней, все четверо ощущали себя, как на пикнике. А на пикниках не устраивают засад и не стреляют, стараясь убить. Значит, пытаться скрыться в теперешней ситуации — вовсе не трусость. Разве бесчестье — попытаться избежать столкновения, вместо того чтобы ввязываться в бой, особенно если вспомнить о девушке на борту? Совершенно естественно, что их обеспокоила эта попытка нападения, ведь она может повториться! А если учесть, что они практически не располагают оружием, чтоб хотя бы напугать противника, становится и вовсе невесело.

“Маринта” продолжала мчаться в пространстве с немыслимой скоростью. Но в режиме перегрузки скорость вообще не ощущается. Кажется, будто корабль стоит на месте и под ногами — почва планеты с нормальной гравитацией. Он полностью изолирован от окружающего космоса своим перегрузочным полем, как будто погребен в самом сердце гор.

Но ситуация складывалась очень серьезная. Хауэлл отчаянно сожалел, что Карен не осталась дома. Внезапно до него дошло, что и дома, на Земле, Карен могла бы теперь не найти безопасного убежища. На протяжении веков человечество привыкло, что не существует никакой враждебной ему разумной расы, представляющей угрозу для выживания. И вот вам, пожалуйста: корабль в форме личинки майского жука, очевидный продукт весьма недружественной людям цивилизации, и если цивилизация эта окажется технически более развитой, нежели человеческая (что вполне вероятно, судя по их кораблю), — выходит, мы столкнулись с очень, очень непростой проблемой. Так что выживание “Маринты” становится стратегически важным, просто необходимым — для того, чтобы предупредить землян об опасности.

Внезапно в мозгу Хауэлла родилось подозрение, имевшее эффект разорвавшейся бомбы. Города, развалины которых обнаружены более чем на четырехстах планетах на площади около двух тысяч световых лет, были разрушены с маниакальной тщательностью, которая, похоже, всегда отличала их врагов. Их никто не захватывал, не грабил. Они были просто превращены в руины. Уничтоженные города всякий раз выглядели так, будто их обитатели сознательно разрушили их, а потом покончили жизнь самоубийством, заодно не оставив и следа от всех достижений своей науки и культуры, словно их никогда и не существовало.

“Я не удивлюсь, если моя догадка окажется верной”, — мрачно подумал Хауэлл. Вполне вероятно, что эта раса, путешествующая на кораблях-личинках и использующая человеческий голос в качестве приманки, разрушила эти древние города, и только незначительная часть их обитателей выжила, чтобы стать родоначальницей нынешнего человечества. Но с тех пор цивилизация космических варваров могла продвинуться далеко вперед по сравнению с человеческой, и сейчас для них найти и уничтожить Землю — только вопрос времени. Вот поэтому долг “Маринты” — предотвратить обнаружение и уничтожение Земли.

Послышался скрежещущий звук, предвещающий короткое замыкание, — и оно произошло. Раздался взрыв. В приборной доске что-то треснуло. Вновь это жуткое ощущение тошноты, головокружения и уходящий из-под ног пол. Загорелись экраны обзора. Запах озона и расплавленного металла. “Маринта” вышла из режима перегрузки, на этот раз потому, что ее сверхскоростной генератор сломался. И пока неясно, можно ли его починить.

Хауэлл отчаянно надеялся, что корабль-личинка не сумел обнаружить “Маринту”, летящую в сверхскоростном режиме. И хотя теория допускала такую возможность, корабли, созданные людьми, пока не были способны на это. Пока. И Хауэллу очень хотелось верить, что корабль противника не исключение.

Глава 2

Некоторое время спустя появился Кетч и с сомнением в голосе сообщил, что можно попробовать снова запустить сверхскоростной генератор, но он ничего не обещает. Сам Хауэлл в эту минуту как раз закончил собирать импровизированное устройство для уничтожения бортового журнала, срабатывавшее при нажатии специальной кнопки или разгерметизации корабля. Понятно, что это не поможет защитить яхту, но поможет защитить Землю. В случае, если яхта пострадает и попадет в руки существ с вражеского корабля, то без записей бортового журнала им не удастся обнаружить, откуда она прибыла. Он надеялся, что в процессе уничтожения записей ликвидируются также и карты маршрутов, и постарался ввести код в программу. Идея казалась ему полным убожеством, и он был, разумеется, не в восторге от собственной затеи, но другого выхода не видел. По тому, как оборудована яхта, эти существа все-таки могут догадаться, что человечество существует. И начать поиски. А подобный ход сможет остановить их, хотя бы на время.

С мрачным видом Хауэлл выслушал Кетча, объяснявшего, что он выполнил аварийный ремонт поврежденных частей и что двигатель выдержит два, а то и три запуска, прежде чем появится возможность заняться им серьезно.

— Ладно, — сказал Хауэлл. — Давай попробуем. Я обнаружил солнце типа земного и, надеюсь, с планетами. Оно не ближайшее к нам, придется миновать как минимум еще одно на пути к нему, но для нас это лучший выбор.

Из уверенного и даже самодовольного человека, каким он был всего несколько часов назад, Хауэлл превратился в законченного пессимиста. Сейчас он полагал, что “Маринту” можно выследить даже в сверхскоростном полете, и строил планы, исходя из этого предположения.

— Не могу ничего гарантировать, — повторил Кетч. — Если нам удастся сесть где-нибудь, я, возможно, смогу все исправить. Но пока это все, на что я способен.

— Я не требую гарантий, — раздраженно ответил Хауэлл. — Какие уж гарантии, если нас могут прикончить в любую минуту! Давай попробуем!

Он вернулся к пульту управления и развернул яхту. Включил маленький круглый экран, служивший компасом для прокладывания курса в межзвездном море. Этот маленький инструмент имел уникальные настройки и отличался особой точностью. Благодаря ему можно было вычертить траекторию “Маринты”, когда она летела в слепом коконе режима перегрузки. Его можно было сравнить с мушкой на стволе винтовки, если считать корабль пулей.

Хауэлл установил цель на выбранное им солнце в центре экрана. Потом сдвинул ее на миллиметр, поскольку не знал, насколько близко от него можно будет пройти. Установил таймер для сверхскоростного прыжка, учитывая возможное расстояние.

— Готовность к переключению?

Брин запротестовал:

— Подождите секундочку! Я уронил блюдо с десертом, когда мы вышли из перегрузки без предупреждения. Еще не успел все убрать.

— Сделаешь это при сверхскоростном режиме, — заявил Хауэлл. — Кетч?

— Поехали, — сурово сказал Кетч. — Но не вини меня…

Хауэлл привычно нажал на клавишу. В глазах зарябило. У всех резко заболела голова. А потом все снова вернулось на круги своя, как это бывало каждый раз, когда яхта переходила из одного режима в другой. Непроглядная чернота ночи давала ощущение абсолютной надежности. Приборы остановились на нуле. “Маринта” двигалась в режиме перегрузки.

— Удивительное дело, но все еще… — сказал Кетч.

На самом же деле он не удивлялся. Как и Брин, который ворчал, собирая с пола остатки того, что еще совсем недавно являлось искуснейшим десертом. Закончив уборку и вымыв пол, он выбросил тряпку, пластиковое блюдо и сам десерт в устройство для переработки мусора. Нажал кнопку активации. Смешанная органическая масса, предназначенная к уничтожению, завибрировала. Устройство обладало замечательной способностью обнаруживать и разрушать углеродные межатомные связи в специальном высокочастотном поле. По мере перемалывания вся органическая субстанция превращалась в мельчайшую коллоидную пыль, которая состояла из одиночных молекул и текла подобно жидкости, но не могла покинуть устройство.

В отличие от товарищей, Хауэлл потерял покой в тот момент, когда впервые увидел странный корабль. О многом надо было подумать, а информации явно недоставало. Мелодичное сопрано, произносившее отчетливые слова, было, конечно, записано заранее. Но где его записали? Конечно, ни в одной из частей Галактики, известных населению Земли и ее колоний! Если тихоходный корабль возит с собой записывающее устройство, чтобы использовать в качестве ловушки для новых жертв, значит, можно считать его оружием. Но оно предназначено только для людей! Значит, здесь существуют люди или другие существа с речевым аппаратом как у человека и произносящие звуки, привычные его уху. Хотя предпочтительнее все же, чтобы это были люди.

Существует распространенная точка зрения, по которой некоторое количество выживших обитателей древних городов осталось в неизвестных мирах, пока еще не колонизированных землянами. Некоторые попали на Землю, и современное человечество является их потомками. Если число их было недостаточным для сохранения технологической культуры, они должны были вернуться к дикости и первобытным инструментам.

Но Хауэлл предполагал, что где-то могли сохраниться и другие группы уцелевших. Вероятно, часть их погибла, не оставив потомства, а кто-то выжил, освоил новые территории и построил цивилизацию, которую теперь обнаружили и пытаются уничтожить пираты. Так что эти люди сражаются с несомненными убийцами своих далеких предков. Если “Маринте” удастся присоединиться к ним… Но они наверняка сами боятся ловушек.

Были и другие проблемы, которые следовало обдумать. На “Маринту” напал только один корабль. Другой оставался на безопасной дистанции, хотя и был доступен для радаров. Это наводило на неприятные мысли. Во время режима перегрузки информацию передать невозможно, следовательно, единственным средством передачи сообщений является сам корабль. Поэтому можно предположить, что судно, стрелявшее в “Маринту”, являлось кораблем-разведчиком, охотившимся за космическими путешественниками. Другой космолет мог отправиться с сообщением, если с первым что-то произойдет. Все это походило на военные действия. И к тому же не односторонние. Это был отнюдь не турнир по боксу между космическими флотами двух держав. Флоты вполне могли существовать, но были и корабли-разведчики, путешествовавшие парами, где один подстраховывал другого.

Таков был логический вывод из недавних событий. Но из этой встречи можно было извлечь еще массу другой информации, также внушающей огромное беспокойство. Хауэлл взглянул на часы и расположился перед приборной доской.

— Тридцать секунд перед распечатыванием, — лаконично произнес он. И немного позже объявил: — Двадцать… Десять… — И начал считать подряд: — Пять, четыре, три, два, один…

И тут в машинном отсеке разбушевался настоящий ад. Невиданная энергия сверхскоростного поля вырвалась на свободу. Контролирующие ее заслоны сгорели, и вся ее мощь обрушилась на конденсатор. Его пластины не выдержали — они выгнулись, произошло замыкание, вспыхнуло пламя. Раздался оглушительный треск, повалил удушливый дым, запахло горелой изоляцией.

А потом наступила неожиданная тишина.

Хауэлл отправился осмотреть повреждения. Говорить было не о чем. Увиденное им означало полную катастрофу. Система перегрузки на “Маринте” взорвалась, сгорела и превратилась в дым, причем на расстоянии огромного количества световых лет от Земли. Если лететь с обычной скоростью, они доберутся домой лет за тысячу с хвостиком. То есть никогда.

Он сжал губы и повернулся к экранам обзора, ярко горевшим тысячами и миллионами звезд. К счастью для экипажа яхты, между кораблем и ближайшей из них был маленький промежуток. Они вышли из перегрузки достаточно аккуратно — Хауэлл проделал хорошую работу по астронавигации. Ближайшим оказалось желтое солнце земного типа, возле которых чаще всего встречаются обитаемые планеты — на третьей или четвертой орбите от центра системы. Это было то самое солнце, которое Хауэлл избрал в качестве цели, и только невероятная удача помогла яхте вынырнуть возле него.

— Как бы то ни было, движемся на посадку, — пытаясь сохранять спокойствие, сказал он. — Нам здорово повезло — если это то, что я думаю.

Он осмотрел планеты. Вот одна из них — электронный телескоп увеличил ее. Безжизненная белая пустота. Мир облаков, сквозь которые к поверхности никогда не пробивается солнечный свет. Вот вторая: газовый гигант с бороздами, бегущими почти до экватора. И третья — с заснеженными вершинами, покрытая зеленой растительностью и морями, выглядевшими из космоса как обширные грязноватые пятна.

Хауэлл провел более тщательный обзор, используя яхтенный компьютер. Он изменил курс “Маринты”, поставил ее на автопилот, а затем повернул верньер регуляции обычной скорости. Раздался ревущий звук, который, становясь все выше и выше, наконец достиг своего пика. Хауэлл повернулся к товарищам.

— Мы движемся с максимально возможным ускорением, — спокойно сказал он. — Потом идем на посадку. Если они намерены выследить нас, то должны будут сделать это, пока мы движемся. А мы сможем приземлиться раньше них.

— А тебе не кажется, что они могли следить за нами с самого момента нападения? — недоверчиво спросила Карен.

— Пожалуй, нет, — отвечал Хауэлл, впрочем, сам не слишком уверенный в собственных словах. — Но теоретически это возможно, ведь они могли сильно обогнать нас в области технологии. Я готовлюсь к худшему, поэтому было бы славно, если бы все разрешилось наилучшим образом.

И действительно, с тех пор как, выйдя из режима перегрузки для замены топливного контейнера, они повстречались с обстрелявшим их “тихоходным” кораблем, пессимизм его изрядно вырос. Обычно космические корабли не делают остановок в межзвездном пространстве из-за происшествий, подобных тому, которое произошло с “Марин — той”. Им это просто незачем делать, поскольку на протяжении тысяч и миллионов миль полета с ними ничего не случается. Но иногда бывают исключения. Поэтому вполне вероятно, что “Маринту” засекли именно во время сверхскоростного полета и “пасли” ее, дожидаясь выхода в обычный режим, чтобы атаковать.

— Но если они преследуют нас, а мы не уверены в обратном, мы не сможем вернуться домой? — упавшим голосом спросила Карен.

— Мы вовсе не уверены, что они нас преследуют, — сказал Хауэлл с изрядной долей сомнения. И с еще большим сомнением добавил: — Как бы то ни было, здесь есть люди, раз их голоса записаны на пленку. На корабле чужаков услышали человеческую речь и запаниковали. Может быть, обладатели речи, подобной твоей, представляют такую опасность для экипажа этого корабля, что, едва заслышав ее, они бросились удирать, позволив себе лишь один выстрел в нашу сторону.

Карен выглядела озадаченной.

— Запомни, Карен, цивилизация есть результат естественного развития, — мягко проговорил ее отец. — На всех планетах природа создает эквивалент деревьев, кустарников и даже травы. Подобно тому, как первобытные люди создают дубинки, потом копья, потом луки и стрелы, на различных стадиях цивилизации человек изобретает химические реактивы, затем лазерное оружие, затем бластеры. В нас выстрелили из бластера. Таким образом, экипаж “личинки” не мог намного обогнать нас в развитии.

Карен покачала головой. Отец взял ее за руку и повел на камбуз — обсудить возможную замену испорченному десерту.

— Твои предположения насчет паники на корабле чужаков, по-моему, ошибка! — проворчал Кетч. — Когда я охочусь, у меня не бывает паники при виде дичи! Я же охотник! И с ними то же самое!

Хауэлл кивнул.

— Ты считаешь, мне все только показалось?

— Если я прав, они уже где-то здесь, — авторитетным тоном заметил Кетч. — Им нет необходимости искать нас. Если голос на пленке используется в качестве приманки, значит, они охотники и, следовательно, знают, где нас найти!

Хауэлл резко повернулся к нему.

— Когда я охочусь на оленя, то знаю, что он придет к водопою, — продолжал Кетч. — При охоте на людей известно, что они либо во весь опор рванут к дому, либо поищут ближайшую звезду, похожую на Солнце, с планетой земного типа, и спрячутся там.

Хауэлл заскрипел зубами. Он не был охотником, такая точка зрения была ему чужда. Тем не менее все сказанное Кетчем вполне укладывалось в схему тех рассуждений, что беспокоили его все последнее время.

— Жаль, что ты не высказался раньше, — произнес он. — Мы бы сыграли на этом и сумели бы их провести. Но вообще-то я выбрал не ближайшую, а вторую солнечную систему. И еще…

Он подошел к системе детекторов яхты. Один из них уловил потрескивание на коротковолновом канале солнечного излучения. Другой — неясный шепот, исходящий от газового гиганта, и переливающиеся шумы с планеты облаков. Все эти звуки были ему знакомы. Но по мере того, как заканчивался срок действия ускорения, Хауэлл все больше нервничал. Он должен навести “Маринту” на цель и рассчитать скорость таким образом, чтобы девяносто процентов полета перед посадкой на зеленой планете она совершила в свободном падении. В течение трех дней яхта будет плавно опускаться без участия двигателей. Затем четверть часа (а то и меньше) маневров, и она благополучно сядет на поверхность. И если сразу после этого не появится корабль-личинка, то почему бы и не посмотреть, что с их оборудованием, и не попробовать его починить? Тем более что ремонт предстоит немалый.

Внезапно ускорение закончилось. “Маринта” начала спуск на накопленной скорости. Хауэлл немного расслабился, но не переставал, однако, думать о Карен, о том, что при необходимости ему нечем будет ее защитить. Да и надеяться не на что. Конденсатор системы перегрузок безнадежно испорчен, и даже если бы чужаки не гнались за ними, без него невозможно достичь ни одного знакомого цивилизованного мира. Он пребывал в горькой уверенности, что пиратский корабль уже обнаружил след яхты во время сверхскоростного полета и пустился в погоню, и, отправься они сейчас к дому, чужаки обнаружили бы Землю, в результате чего сверкающие города возрожденного человечества вновь обратились бы в руины.

Брин вяло поплелся на камбуз. Он был цивилизованным человеком. Его хобби была кулинария, а делом жизни — ботаника, и ни одно из этих занятий не предусматривало погони за приключениями. Никогда прежде в своей жизни он не испытывал опасности, и теперешняя ситуация казалась ему непонятной. Он, конечно, догадывался, что существует некоторая опасность, но предоставлял думать о ней тому, кто за это отвечает. К примеру, Хауэллу.

Карен беспокоилась, поскольку видела, как нервничает Хауэлл. Она боялась, как бы с ним чего не случилось. Даже цивилизация не может заставить женщину перестать беспокоиться за мужчину, если он ей не безразличен. Верно также и то, что более всего сейчас ее волновало развитие, и, надо сказать, довольно удачное, отношений между ними. Прочие материи представлялись ей делом второстепенной важности.

Кетч тоже был вполне цивилизованным человеком, но реагировал как спортсмен-охотник, которому прежде не доводилось сталкиваться с более или менее серьезной опасностью. Теперь он начал рассматривать происходящие события как новую разновидность охоты, где он сам и другие члены экипажа являются… дичью. С таким азартным видом спорта ему еще не доводилось встречаться, поэтому он испытывал необычайный подъем! Однако ему и в голову не приходило, что он или кто-либо из товарищей могут быть убиты.

Хауэлл нашел его осматривающим охотничьи ружья и подготавливающим их для охоты на четвероногую и шестиногую дичь.

— Сразу, как приземлимся, займемся проверкой системы перегрузок, — резко сказал он. — Все будет зависеть от работы этого оборудования.

— Ладно, разберемся, — обещал Кетч и спросил с интересом в голосе: — Как думаешь, из чего эти пираты в нас выстрелили?

— Это был исполинский бластер, — сказал Хауэлл. — Он выпустил снаряд в виде огненного шара, летящий слишком быстро, чтобы быть материальным объектом. У них,в отличие от обычных бластеров, просто нет ограничений ни по скорости, ни по дальности.

Кетч присвистнул, затем кивнул.

— Мы могли бы сделать такой, — продолжал Хауэлл. — И, может быть, еще что-нибудь новенькое. Тем не менее первым делом при нашем приземлении станет починка сверхскоростного двигателя.

Кетч ухмыльнулся.

— Сделаем ремонт и отправимся домой, так, что ли? Я думаю, недурно было бы поохотиться на этих типов. А может, ты считаешь, что все, на что нам следует надеяться, — это мягкая посадка на планету, пригодную для обитания? — Его тон вдруг стал язвительным. — И, если мы обнаружим там каменные руины, как на предыдущих планетах, это будет для нас удачей — ведь там наверняка найдутся съедобные растения, оставшиеся от предков? Я угадал?

— Нам здорово повезет, если удастся осуществить хотя бы это, — отрывисто сказал Хауэлл. — И кое-что уже удалось. Мы могли зависнуть в межзвездном пространстве с разбитым в лепешку сверхскоростным двигателем. К счастью, этого не случилось. Или заряд бластера мог достичь обшивки корабля на пятидесятую долю секунды раньше. Этого тоже не произошло. Теперь мы здесь.

Кетч вдруг ухмыльнулся еще шире, будто готовил сюрприз.

— Эй! Постарайся найти во всем светлую сторону! — уверенно произнес он. — Правда, то, что кажется светлой стороной тебе, мне может таковой не показаться.

Хауэлл нахмурился.

— О чем это ты?

— Я долгое время был охотником, — сказал Кетч. — Но мне никогда не приходилось убивать ради собственного выживания. Возможно, это достаточно увлекательно. Мне наверняка понравится.

— Не пойму, о чем ты толкуешь, — недоумевал Хауэлл.

— Куда уж тебе, — дружелюбно произнес Кетч. — Я только хочу сказать, что охота на тварей, которые пытаются убить тебя, может быть недурным спортом. Как боевик, происходящий в реальности. Ты любишь боевики?

— Нет.

— Некоторые из них, на тему охоты, весьма недурны, — сказал Кетч. Он удивленно оглядел Хауэлла. Их беседа начинала напоминать снисходительное обращение более молодого товарища с более старшим, который мог бы быть и поумнее.

Хауэлл пожал плечами и вернулся в рубку. И почти немедленно услышал шум двигателя космолета, воспроизведенный приборами яхты. Похожий звук он уже слышал при встрече с кораблем-личинкой, с которой начались их теперешние злоключения. Естественно, это был не корабль людей. Пиратское судно направлялось к зеленой планете — единственной пригодной для человека: похоже, что Кетч оказался прав. Вдруг приемник уловил отчетливый гул еще одного двигателя, что свидетельствовало о появлении корабля сопровождения, страхующего первый на случай беды.

С угрюмым выражением лица Хауэлл отключил все распознающие устройства, чтобы не позволить врагам обнаружить расположение “Маринты”. Экстренные датчики в случае необходимости могли поднять тревогу, но пока этого не требовалось.

Он вновь преисполнился пессимизма. Обзорные экраны больше ничего не показывали, и их можно было с чистой совестью отключить. Ему показалось, что, если он отключит локаторы, это поможет избежать резонанса. Он так и сделал. Затем увидел, как вращается Вселенная вокруг, и услышал сигналы, которыми обменивались между собой два корабля. Ему пришла в голову абсурдная мысль, что если преследователи не услышат больше шума двигателей и не увидят яхты, то “Маринта” сможет проскочить мимо них незамеченной, — они улетят охотиться в более подходящее место. Но ему в это мало верилось. Как бы то ни было, изменить пункт назначения и отправить яхту к другой планете означало бы верную гибель.

Он пытался строить другие, не столь пессимистичные прогнозы. Все наводило на мысль о существовании у кораблей-личинок врагов. Запись человеческого голоса, звучавшая с корабля, подразумевала, что ими были люди, отделенные от Земли и ее жителей световыми веками и сорока тысячелетиями изоляции. Если корабли-личинки путешествовали парами, чтобы быть уверенными, что враги не посмеют напасть на них, и отомстить в случае гибели одного из кораблей — почему бы не предположить, что шум двигателей, который он слышал недавно, не принадлежит транспорту противников этих самых космических пиратов, то есть человеческой расе.

Подобные лихорадочные попытки найти обоснование самым смелым предположениям полностью поглотили воображение Хауэлла. Ни о чем другом сейчас он думать просто не мог.

“Маринта” легко, без усилий, плыла по длинной параболе, которая должна была привести ее на свидание с зеленой планетой. Хауэлл прислушивался к обмену сообщениями между кораблями-личинками. Вот их двигатели смолкли. Он оставался за приборной панелью, слушая, наблюдая, снова слушая пока, не выдержав нервного напряжения, не погрузился в беспокойный сон.

Его разбудила Карен с тревогой на лице.

— Знаю, тебе необходимо поспать, но мы постоянно слышим какие-то звуки, и не знаем, что они означают, — обреченно проговорила она.

— Что именно? — потребовал он ответа.

— Сейчас тихо. Потом начнутся снова. Они напоминают слова.

Хауэлл встряхнулся, встал и размялся. После нескольких часов тяжелого полусна все тело болело.

И тут снова раздались звуки. Это не был ни звериный рев, ни мычание, ни вой, с которыми экипаж “Маринты” уже сталкивался прежде. Они услышали несколько четко прозвучавших фраз, затем все смолкло. Карен собралась сказать что-то, но он жестом попросил ее подождать. Речь из динамиков возобновилась.

Хауэлл рискнул усилить чувствительность приемника. Звуки раздались снова, теперь громче.

— Это слова, — сказал Хауэлл.

Ему так хотелось обрадоваться, почувствовать, что для четверых путешественников наконец что-то изменилось к лучшему. Он отчаянно желал поверить в малейший шанс, который могла предоставить им судьба, — вдруг все наладится и Карен будет спасена? Слишком уж много плохого случилось за последнее время.

— Если только это опять не окажется приманкой вроде той, на которую мы уже клюнули, у нас есть некоторая надежда, — твердо произнес он. — Но я не собираюсь отвечать, во всяком случае, пока.

Он устроился поудобнее и стал слушать. Прошло несколько часов, прежде чем, как ему показалось, он начал различать определенные сочетания звуков. Они повторялись снова и снова, с интервалом примерно в четверть часа. Каждая передача длилась около минуты. Вот снова послышалась речь, и он различил знакомые слоги.

Скорее всего, это было записанное сообщение, непрерывно передававшееся автоматическим передатчиком. Чередование пауз и сигналов наводило на мысль о радиолуче, описывавшем окружность, что позволяло охватить все пространство в пределах приема. Такой способ трансляции напоминал маяки древности и мог быть сигналом бедствия.

Или очередным трюком тварей с пиратского корабля.

Хауэлл решил, что самый неприятный вариант и есть наиболее вероятный. Однако если все же радиовещание ведется людьми, то, стало быть, они находятся в области, недоступной для кораблей-личинок. Иначе неизвестный народ, обладающий речью, похожей на человеческую, не осмелился бы на прямую трансляцию. Это означало бы, что люди не боятся кораблей-личинок! Но в таком случае “личинки” не решились бы атаковать их поселения. А вдруг это перевалочная база расы, воюющей с пиратами, и здесь сосредоточено достаточно боевой техники, чтобы дать отпор врагу?

Да, предполагать можно все, что угодно. Предположений было много, но все они вызывали большое сомнение, и в конце концов Хауэлл отказался от них. Вполне вероятно, что для “Маринты” здесь найдется безопасное пристанище, но преследователь может совершить внезапное нападение, и тогда “Маринта” пострадает прежде, чем обитатели зеленого мира придут на помощь.

В любом случае, будь на планете люди, с ними можно было бы вступить в контакт, даже завязать дружеские отношения, и тогда Карен окажется в большей безопасности, чем сейчас.

Но как быть с кораблем-личинкой? Хауэлл не рискнул бы снова вызвать планету, по крайней мере, до тех пор, пока “Маринта” не подойдет поближе и не сможет более отчетливо уловить поступающие с нее сигналы. Это могло оказаться рискованным — слишком мало он доверял всему, что могло повредить Карен. Самое большее, что он мог сделать сейчас, — это включить локатор. Прибор показал, что трансляция велась с зеленой планеты в направлении приближающейся яхты. Более того, он указал на едва различимое пятнышко, где континенты разделялись полоской грязноватого моря.

По мере приближения к поверхности планеты электронный телескоп предоставлял все больше информации. Хорошая планета: с морями, островами и континентами между двумя снежными шапками полюсов, один из которых, казалось, был большего размера. На нем просматривалась и совершенно пустынная область, и горные цепи, намекающие на существование тропических лесов. Но никакого намека на сельское хозяйство, ни клочка возделанной земли. Вероятнее всего, люди здесь питались в основном плодами деревьев, отчего не было необходимости расчищать поля и выращивать злаки.

Дикая природа и ни одного города. Локатор, настроенный на прерывистый сигнал, поступающий с материка, сообщил, что трансляция ведется с полуострова, выступающего далеко в море, как раз в том месте, где почти сходились два континента. Там находился необычный участок суши круглой формы, сильно отличавшийся от всего, что его окружало. Но даже тщательный поиск не обнаружил следов человеческого жилья и цивилизации.

Хауэлл, расплачиваясь за часы надежды и воодушевления, почувствовал, что вновь погружается в пучину уныния.

— Самое худшее, что я могу себе представить, — что это еще один трюк созданий с корабля-личинки, либо то, что на помощь зовут не нас, а кого-то еще, — мрачно произнес он, обращаясь к Карен. — Возможно, это сигнал бедствия с корабля людей, попавших в сектор космоса, обычно не посещаемый пиратскими кораблями. Такая ситуация для нас не так уж и плоха. Нам бы не мешало заручиться хоть чьей-либо поддержкой. Но я ни в чем не уверен! Я подозреваю сам не знаю что и не могу заставить себя поверить, что нам не следует немедленно распрощаться с этим славным местечком!

— Думаю, ты абсолютно прав, — сказала Карен, взглянув на него с тревогой. — Отец считает так же.

— И Кетч, — мирно произнес Брин. — Он сказал об этом Карен.

В тот же момент появился и сам Кетч.

— Что такое я сказал Карен? Наверняка все неправда, — миролюбиво изрек он.

— Я собираюсь лечь на орбиту на небольшой высоте, зависнуть над полуостровом, откуда поступает сигнал, — с усилием заговорил Хауэлл, понимая, что он прав, но ни на минуту не забывая об устроенной на них охоте. — Будем смотреть во все глаза, используем камеры. Пока мы летим слишком быстро для того, чтобы пользоваться электронным телескопом. Если в нас не будут стрелять, приземлимся на втором витке. Хорошо?

— Другого выхода нет, правда? — спросил Кетч.

— Ты пилот, тебе и решать, — легко согласился Брин.

Он махнул рукой, и Хауэлл ощутил растущее раздражение: как взрослый человек может так слепо доверять другим свою судьбу. Он ясно осознавал, что сейчас судьба всех четверых — в его руках. Правда, в любом случае шансов на успех не так уж и много. И никто из товарищей не предложил разделить с ним ответственность. Они даже не стали уточнять детали его предложения. Просто переложили ответственность на его плечи.

Ох, и тяжела эта ноша! Хауэлл изо всех сил таращился на экран, слушал во все уши, боясь пропустить малейший звук. Он снова и снова перепроверял вычисления координат для посадки на зеленую планету, пока “Маринта” приближалась к поверхности, изменяя скорость час за часом, отыскивая ту воображаемую точку в пространстве, где яхта встанет на геостационарную орбиту.

Наконец наступил момент, когда следовало принять окончательное решение. Яхта была готова к посадке. Теперь стало совершенно ясно, что и корабль-личинка находится где-то на орбите зеленой планеты. Но он вышел из режима перегрузки по другую сторону солнца, и ему не удастся прибыть сюда до того, как “Маринта” установит контакт с человеческой цивилизацией на планете или с кораблем, потерпевшим аварию, — а возможно, напротив, попадет ловушку, из которой нет выхода.

Хауэлл пытался собрать воедино все кусочки мозаики, которой представлялась сейчас ситуация с “Маринтой”, чтобы понять, какие опасности может таить посадка. Но ему это никак не удавалось. Альтернативы такому решению просто не существовало. Неясно, что хорошего сулил этот вариант, но во всех остальных могло быть только хуже.

“Маринта” спешила на свидание с неизвестностью. Солнце закрывали легкие облачка. По мере приближения к поверхности Хауэлл настроил высокочувствительный приемник, пытаясь уловить сигналы, которые обычно испускает планета с техногенной цивилизацией. Но сигналов не было ни на одной из доступных частот, только атмосферные помехи. В эфире раздавался лишь неизменный голос невидимого диктора, чередующийся с равными по продолжительности паузами.

— Это не может быть радиомаяк, — неожиданно сказал Хауэлл, когда место, выбранное им для приземления, превратилось в круглую мишень, видимую с достаточной резкостью. — Это точно сигнал о помощи! Разве не странно, что мы установим контакт с представителями другой цивилизации, придя к ним на помощь?

— А разве не странно, если мы вчетвером останемся в живых и удачно приземлимся, с нашим-то поврежденным двигателем?

— Вот сюжет для приключенческого фильма, — нетерпеливо произнес Хауэлл. — Мы знаем, что такие вещи иногда случаются. Но счастливые совпадения с благополучным концом для главного действующего лица происходят только в видеофильмах. Я поставлю яхту на орбиту как можно точнее над полуостровом. Попробуем рассмотреть, что там такое. Скорее всего, не увидим ничего. Если в нас не будут стрелять, мы приземлимся. Это единственная пригодная для жизни планета, которой мы сейчас можем достичь. Следует садиться лишь там, где есть признаки цивилизации. Если бы еще знать смысл сигнала!

Они уже подлетели совсем близко. Зеленый мир занял почти половину неба перед яхтой и продолжал расти. Яхта парила на границе дня и ночи, постепенно погружаясь в тень, отбрасываемую планетой. Взору предстала картина простирающегося внизу полуострова. Но закатное небо было слишком ярким, чтобы различить что-либо, и на то, чтобы осмотреть место, откуда шел сигнал, и сделать моментальные снимки, оставалось не более пятнадцати секунд.

Наступила тьма, превратившая зеленый мир в непроницаемо черный. Хауэлл вертелся от прибора к прибору, стараясь ничего не пропустить. Радар сообщил, что яхта находится на неизменном расстоянии от поверхности, на силовой линии магнитного поля. Лун не было. Радар снова замерил высоту, регулировку которой Хауэлл производил специальным устройством. Корабль летел уже в глубокой тени, и сама планета погрузилась в ночь, которая, казалось, надвигалась на “Маринту”.

Вдруг яхта снова вырвалась в освещенное пространство, где горы уже озарялись рассветными лучами, а острова и континенты еще плыли во тьме. “Маринта” продвигалась вперед, а люди фотографировали все, что попадало в зону обзора.

Наконец Хауэлл сообщил, что они двигаются по орбите в течение часа десяти минут и что скоро покажется полуостров.

Он с неусыпным вниманием слушал приемник. Опасного шума двигателей корабля-личинки все еще не было слышно.

Впереди показался полуостров, почти неотличимый от остальных участков суши. Камеры сфотографировали его и сделали записи. Ни сигналов, ни выстрелов, только звонкое сопрано, повторяющее одно и то же послание. Голос немного вибрировал, так как расстояние между его источником и яхтой сократилось до минимума.

Они увидели круглый участок, диаметром примерно полмили, отличавшийся от остальных зон, покрытых растительностью, лишь цветом. С высоты в двести миль определить другие различия было невозможно.

“Маринта” прошла над полуостровом. Никаких признаков жизни, ни криков, ни уханья, ни потрескивания, кроме невидимых помех. До того, как яхта вновь достигла линии заката, Карен, ее отец и Кетч изучили все фотографии, сделанные камерами, пытаясь различить, что представляет собой пятно на поверхности и откуда идет сигнал. Наконец Карен удалось идентифицировать точку трансляции. Даже на увеличенном снимке размер этого круглого серебристого предмета не превышал булавочной головки. Он находился прямо в центре круглого участка коричневатого цвета. Конечно, это не корабль-личинка, но и не корабль земного типа. Он напоминал скорее шар из металла. Кетч сделал предположение, казавшееся вполне подходящим для объяснения увиденного.

— Это деревья без листьев, — заявил он. — Там произошла авария корабля. И они сожгли листья на деревьях на площади около четверти мили, чтобы спасатели легко их обнаружили. Может, нам подать знак, что мы садимся?

— Ни в коем случае! — воскликнул Хауэлл. — На корабле-личинке услышали голос Карен и решили, что мы — те самые люди. Если они не поймут нашу речь, то могут принять нас за пиратов. Я посажу яхту в некотором отдалении, там, где растительность не повреждена. Если я подлечу к ним слишком близко, они могут открыть стрельбу.

Он опять прислушался, не гудят ли двигатели корабля-личинки. В эфире царило безмолвие. “Маринта” нырнула в темноту, и Хауэлл вновь использовал обычный планетарный двигатель, чтобы выровнять курс яхты.

И вот они опять у границы рассвета, и Хауэлл пошел на снижение, стараясь соблюдать скрупулезную точность. Когда впереди стали проявляться очертания странного полуострова, он погасил скорость и вошел в верхние слои атмосферы. Показался коричневатый полукруг, и Хауэлл, снова и снова гася скорость импульсами двигателя, направил яхту к прямо к нему.

“Маринта” была уже на высоте в несколько тысяч футов над поверхностью и спускалась все ниже. Десять тысяч. Восемь. Шесть. Четыре. На высоте в две тысячи футов Хауэлл выровнял корабль и нырнул вниз; среди вершин деревьев показался маленький корабль, окруженный безобразными голыми стволами. Затем яхта замерла, зависнув на высоте всего в десять ярдов. И аккуратно пошла вниз. Стволы деревьев трещали и ломались, когда яхта задевала их.

Корабль коснулся земли. И тогда Хауэлл обратился к Карен:

— Подай голос через репродуктор. Надо использовать этот шанс. Говори не останавливаясь.

Карен послушно включила передатчик.

— Мы друзья, — начала она звонко. — Мы попытаемся помочь вам, хотя нам самим нужна помощь. — Затем, увидев, что Хауэлл собрался на выход: — Стой! Ты не пойдешь наружу!

— Пойду! — лаконично ответил тот. — Если помедлить еще, они могут решить, что мы что-то затеваем. И выйти может лишь один из нас — по той же причине. Но я беру ружье.

Он повесил на плечо рацию и взял спортивное ружье Кетча. Подойдя к входному люку, он напомнил:

— Карен, продолжай говорить!

Потом обратился к Кетчу и Брину:

— Положение у нас трудное. Постараюсь поддерживать связь по рации, но, если что случится, лучше взлетайте и попробуйте отыскать более безопасное место, чтобы вас не обнаружили. Не пытайтесь помочь мне.

Он открыл люк и спрыгнул на землю. Его окружали сплошные джунгли, правда, не везде с подлеском. Он пробирался сквозь них, направляясь к выгоревшему коричневому участку, где виднелся металлический шарообразный объект, сфотографированный ими с высоты.

Джунгли были не очень густыми, но совершенно непроходимыми. Ему пришлось с усилием продираться сквозь кусты. Внезапно он обратился к своим друзьям по рации, и его голос совсем не походил на звучное сопрано; ему не было нужды подражать сладкоголосой твари с корабля-личинки. Он произносил слова отчетливо и громко, чтобы его можно было легко расслышать. На “Маринте” ловили каждое его слово.

— Славные густые джунгли, — слышали они. — Есть лианы, их не слишком много, и еще какие-то растения с шипами. Запахи скорее приятные. Некоторые даже очень.

Он продолжал идти. Ему хотелось, чтобы его видели спокойно шагающим вперед к лишенному листвы участку. Тот, кто хотел бы причинить вред, стал бы незаметно подкрадываться или издавать устрашающие звуки, чтобы напугать воображаемого противника. Приближаясь у всех на виду и ведя спокойные речи, он меньше напоминал убийцу или иного злоумышленника.

— …На деревьях какие-то поющие существа. Мне некогда их рассматривать. Я должен продолжать двигаться так, чтобы не казалось, будто я подкрадываюсь…

Соблюдая приказ Хауэлла, Карен старалась, чтобы ее голос звучал на частоте, не слишком удаленной от частоты сигнального луча. Но она очень боялась за него. Болезненный спазм сжал ее горло, не давая говорить. Она только слушала, как он продвигается вперед и сообщает о том, что видит.

Какие-то штуки, похожие на цветы, начали повсюду раскрываться, — вдруг доложил он. — Но никаких признаков того, что кто-нибудь поджидает меня или целится из засады. Я уже недалеко от места, где кончается листва. Но, однако, деревьев еще достаточно.

Его голос прервался.

Глава 3

Хауэлл благополучно миновал джунгли и достиг того места, где голые стволы деревьев образовывали на фоне неба причудливый узор. Стволы казались непомерно толстыми, но их толщина не мешала ему отлично видеть пространство между ними. На них не было ни листика. Перед ним стоял мертвый лес. Его уничтожили. По сравнению с бурно зеленеющими окрестными джунглями голые стволы казались безжизненными и ненастоящими. Вместо молодой поросли торчали сухие ветки. Толстый слой опавших и гниющих листьев покрывал землю. И всюду, куда ни кинь взор, обнаженные деревья в немом отчаянии тянули к небу свои ветви-руки.

Это были заросли каких-то местных видов деревьев. Стройные засохшие стволы срастались вместе на высоте около тридцати футов, затем расходились, продолжая тянуться вверх, а еще через тридцать футов срастались вновь, образовывая три этажа. Хауэлл стоял на границе мертвой зоны, образовывавшей правильный круг, за которым на многие акры простирался живой лес. За его спиной раздавались различные шорохи, попискивания, шуршания. Впереди — ни шума ветра, ни шелеста травы, ничего: здесь стояла тишина смерти.

Все кругом выглядело очень странно и неестественно. Люди, расчищавшие дорогу спасателям, могли уничтожить деревья, но не стали бы трогать подлесок и тем более траву: в этом не было нужды. Но тогда кто или что стало причиной гибели всей растительности в радиусе полумили! Мертвые деревья должны были сгнить и в конце концов упасть, трава и прочая погибшая растительность — вновь занять свое место под лучами солнца. А здесь этого не происходило.

Все в этом мертвом лесу происходило не по правилам. Подозрения, в которых Хауэлл не мог признаться даже самому себе, всколыхнулись в нем с новой силой. Он прекратил связь, потому что решил сосредоточиться на наблюдении и попытаться понять, что произошло. Он не входил в глубину мертвого леса, а двигался вдоль самой его границы. Вдруг что-то привлекло его внимание — в переплетении ветвей он различил мертвое животное, по размеру напоминавшее дикую кошку. Вероятно, оно погибло уже давно, потому что окостенело, подобно земным броненосцам или маленьким карниворам с Брезиса. Смерть застигла зверька на дереве, где он и остался. Если бы его убил охотник, то забрал бы в качестве трофея. Скорее всего, животное погибло по той же причине, что и все остальное. Подозрения Хауэлла усилились.

Продолжая двигаться вдоль громады мертвого леса, он наткнулся на бесцветное высохшее растение с мягкой вялой листвой и гигантским, около ярда в диаметре, высохшим цветком. Смерть поразила все живое в округе: цветы, деревья, трава, животные — все пали ее жертвами.

И вот Хауэлл увидел металлический шар, казавшийся на фото размером с булавочную головку. Совершенно ясно, что он не мог быть природного происхождения: его кто-то изготовил и доставил сюда. Футов тридцати в диаметре, покрытый пластиком для предохранения от ржавчины, он напоминал космический корабль. Спереди виднелись входные люки и камеры. Именно отсюда могли поступать призывы о помощи.

Но вокруг все было мертво.

Будучи полностью поглощен увиденным, Хауэлл, казалось, совершенно забыл о товарищах на “Маринте” и о своем обещании быть с ними на связи.

Он достиг такого места, откуда металлический шар был виден совершенно отчетливо. И теперь вести переговоры по рации становилось небезопасно.

Вдруг одно из сгнивших деревьев стало падать, и его острый сук пронзил металлический шар. Аппарат оказался разрезан на две части, как будто бумажный.

Перед Хауэллом был не космический корабль, а тоненькая, не толще бумаги, металлическая ракушка. Грубая подделка, снабженная лишь внешними атрибутами для большей правдоподобности — о внутреннем устройстве ее создатели даже не позаботились. Всего лишь декорация, установленная на безжизненном необитаемом полуострове.

И тут Хауэлл заметил еще кое-что, от чего кровь застыла в его жилах. Ярость закипела в нем. Он внезапно понял все до конца.

Он увидел человеческие кости, частично скрытые остатками одежды. Они неплохо сохранились на этой мертвой земле. Хауэлла поразили их маленькие размеры. На полпути между границей выгоревшей зоны и металлическим шаром лежали три полных человеческих скелета.

По размеру костей Хауэлл сообразил, что, скорее всего, они принадлежали человеческим детям, подросткам лет двенадцати.

Пока он возвращался к “Маринте”, из его горла вырывались бессвязные звуки. Подходя к входному люку, откуда с тревогой выглядывали Карен, Брин и Кетч, он все еще не мог внятно говорить. Только через несколько минут под испуганным взглядом Карен он смог толково объяснить, что произошло.

— Это шар… липовый, — сказал он, все еще кипя яростью. — Приманка. Ловушка для людей, и сигнал о помощи — тоже обман. Сообщение, видимо, содержит информацию о том, что некий корабль потерпел аварию и ждет помощи!

— Нам необходимо что-то придумать! — резко продолжал он. — С этими существами с корабля-личинки нужно немедленно расправиться, потому что ловушка работает! Люди, летающие на шарообразных кораблях, приняли сигнал бедствия и, прибыв сюда, приблизились к шару-приманке настолько, что, когда обнаружили обман, было уже слишком поздно. Кто-то из них дотронулся до провода или спускового крючка, и тогда… включилось смертоносное поле, и теперь на площади в четверть мили все вокруг мертво!

Он сжал кулаки. Гнев и ярость душили его.

— Не все рискнули сойти с корабля. Только трое из них решились. Они все еще здесь. И, черт возьми, я уверен в том, что это дети.

Он пошел и заперся в рубке. В приемнике слышалось лишь легкое потрескивание атмосферных помех. Сами по себе они ничего не значили, лишь напоминая о том, что корабль-личинка, направляясь сюда, не спешил. Его экипаж был абсолютно уверен в прибытии “Маринты”, поскольку слышал шум ее двигателей при посадке.

Корабль-личинка не торопился преследовать ее, как охотник, который взял след и знает, что дичь никуда не денется.

Спустя некоторое время Хауэлл показался в кают-компании. Кетч незаметно кивнул Карен.

— Теперь он в порядке, у него есть идеи, что и как нам предстоит сделать.

В тоне Кетча явственно прозвучал сарказм, но Хауэлл утвердительно кивнул.

— Я все обдумал, — его голос звучал ровно, он полностью держал себя в руках. — Мы вытащим конденсатор и поглядим, что с ним можно сделать. Вдруг не все пластины испорчены, и, если удалить поврежденные и чем-нибудь их заменить, удастся восстановить мощность. Сымпровизировать недостающее. Попробуем поискать: ведь для своей подделки пираты использовали какой-то материал.

Карен попыталась протестовать.

— Я знаю! — воскликнул Хауэлл. — Знаю, что тебя тревожит. Но думаю, что уже понял, как достичь этой проклятой штуки и вырубить ее, не попавшись в ловушку. Я сделаю это, если будет необходимость. Если нет — не стану.

— Но есть ли смысл рассматривать запасные варианты? — запротестовал Кетч. — Не лучше ли подумать о самом главном?

Хауэлл ничего не ответил. Это только в видеофильмах, которые так нравятся Кетчу, главный герой всегда находит единственно верное решение всех проблем.

— Брин? — позвал Хауэлл.

— Занимается ботаникой, — отвечала Карен. — Сказал, никуда не пойдет.

Хауэлл поморщился. Предстоит так много работы, а Брин улизнул рассматривать цветочки! Хотя от него немного толку в машинном отсеке. Кетч пригодится гораздо больше.

— Пойду вытащу конденсатор, — заявил Хауэлл без особой радости в голосе, но с сознанием выполняемого долга.

— Погоди! — запротестовал Кетч. — Может, нам есть смысл попробовать спрятать яхту?

— Ловушку давно никто не посещал, — сказал Хауэлл. — Иначе они починили бы дыры в обшивке своего муляжа. К тому же мы нуждаемся в материале. Кроме того, если мы сейчас заведемся, мотор зашумит, и нас смогут засечь.

Кетч пожал плечами.

— Извини, Карен. Нам нужно кое-что обсудить, — проговорил он подчеркнуто вежливо.

Хауэлл решил беречь нервы и не тратить их на актерские замашки Кетча. Он отправился в наблюдательный отсек, инженер последовал за ним. Они принялись за работу. Кетч, похоже, считал, что-либо он сам, либо Хауэлл обязательно отыщут ключ ко всем проблемам. Такое нередко случается — но разве что в фантастических романах. Они же столкнулись с реальной угрозой, когда непонятно, как обеспечить безопасность, и не только свою. Опасность грозила не только им, а всему человечеству; тем не менее вся тяжесть решения задачи легла на их плечи. Даже если им четверым удастся спастись, но “Маринта” попадет в руки существ с корабля-личинки, по устройству корабля и приборам те поймут, что где-то в Галактике есть еще одна человеческая цивилизация. А отсутствие оружия докажет, что цивилизация эта не готова к войне. Для таких кровожадных тварей, как те, что изготовили ловушку на полуострове и с помощью фальшивого сигнала бедствия приманивают людей, чтобы уничтожать их, перспектива массовой резни, должно быть, весьма приятна.

Эти существа, скорее всего, располагают информацией об уничтожении человеческой расы в древних каменных городах. И если они допускают, что часть ее выжила, то знают, на планетах какого типа следует искать их потомков, рассчитывая при этом, что те давно забыли причину гибели своих предшественников.

Хауэлл работал с угрюмым и печальным лицом. Кетч помогал ему, и жесты его были театрально торжественны. Они вынули конденсатор из встроенной ниши, убедившись при этом, что он был безнадежно поврежден. Ни одной целой пластины, ни одного листа диэлектрика без трещин.

— Так не пойдет, — сказал Хауэлл. — Нужно придумать что-нибудь еще.

Кетч подумал немного.

— Мне кажется, нам все же стоит спрятаться где-нибудь на планете и поохотиться как следует.

В его тоне не чувствовалось ни капли сожаления. Хауэлл ничего не ответил, но его молчание было красноречивее слов: он категорически отказывался соглашаться с такими несерьезными идеями.

Вернулся Брин, излучая довольство и безмятежность. У него уже имелись кое-какие интересные научные исследования параллельности процесса опыления, выработанного растительностью планеты Хандела. Но сейчас он ожидал подлинного триумфа. И даже более чем триумфа.

— Где-то поблизости — руины каменных городов, — объявил он. — Смотрите!

Он разложил перед собой образцы растений с плантаций, обнаруженных на каждой из планет, прежде занимаемых древней расой людей, и экземпляры, только что собранные им вокруг корабля. Все прежде найденные образцы не являлись эволюционными: их вывели те люди, чьи города теперь лежали в руинах. Вот почему стало очевидным, что неподалеку они, скорее всего, обнаружат разрушенный город. Но и сейчас уже путешествие не казалось Брину напрасным. С самого начала экспедиции он считал своей целью обнаружить планету, где все восемь основных семейств растений, обнаруженных на планетах, прежде заселенных человеческой расой, развились бы путем эволюционной мутации. Если бы он нашел такую планету, то ее, скорее всего, можно было бы считать родным домом исчезнувшей цивилизации, откуда она распространилась по другим мирам. Если бы Брину удалось такое, а его открытие получило бы подтверждение других ученых, то он почувствовал бы, что не зря прожил жизнь.

Пока ее отец восторженно вещал о своем открытии, Карен приготовила еду. Вне корабля делать было нечего, внутри — еще того меньше, поскольку стало ясно, что конденсатор не просто поврежден, а начисто разрушен. Хауэлл был не в состоянии поддерживать светскую беседу — уж слишком сильно терзало его беспокойство. После того как попытки завязать контакт с противниками пиратского корабля закончились провалом, все самые скверные предчувствия нахлынули на него с новой силой. Если они никого не встретят, “Маринта” способна обеспечивать их всем необходимым практически бесконечно. Можно также отправиться к ближайшим планетам. Но для кардинального разрешения ситуации был лишь один путь — сейчас почти недоступный. Но Хауэлл все же хотел попробовать.

Он сидел молча, погруженный в свои думы, пока остальные разговаривали. Карен выглядела расстроенной. Брин ликовал, что в нынешней ситуации казалось полным абсурдом, — но он тоже ожидал решения проблемы. Кетч с жаром предлагал всевозможные варианты действий; все они выглядели более или менее театрально и навряд ли могли оказаться полезными.

Тем временем Брин вытащил фотографии, сделанные из космоса, и начал их рассматривать с большой скрупулезностью. Вдруг он довольно захихикал. Ему удалось обнаружить место, где располагался ранее каменный город, и даже на вполне доступном расстоянии от нынешней дислокации “Маринты”.

Хауэлл не разделял их восторгов, в полной мере осознавая их бедственное положение. Он ушел в рубку и попытался уснуть. Ведь то, что он задумал, нельзя было выполнить в темноте. Нужно было дождаться наступления дня. Покидая компанию, он успел заметить, что Карен очень расстроилась, но решил сейчас не придавать этому значения, хотя обычно со вниманием относился ко всему, что касалось девушки.

Утром, проснувшись раньше всех, Хауэлл вытащил бластер и тихонько покинул корабль. Возможно, это был крайне неразумный шаг, но он не мог предоставить человечеству самому решать проблему своей безопасности. Он не знал, что его ожидает, но считал, что самое страшное сейчас — это внезапное прибытие корабля-личинки, который вновь попытается уничтожить экипаж “Маринты”. Поэтому он покинул товарищей, ни слова не сказав о своей затее. Кроме винтовки, он прихватил два мотка веревки с крюками, предназначавшейся для закрепления различных предметов при входе корабля в режим перегрузки.

Он двинулся через джунгли тем же путем, что и накануне. Теперь лес не казался ему таким густым. Похоже, что он становится реже, когда получше узнаешь его.

Хауэлл вышел почти точно к тому месту, где начинался мертвый лес. И вновь пошел вдоль границы, не заходя внутрь выжженного круга. Чуть погодя он заметил металлический шар. И принялся бродить взад-вперед, высматривая, как соединяются между собой сросшиеся стволы деревьев.

Вскоре он уже знал, что делать. Хауэлл вытащил двойной трос с крюком на конце. С третьей попытки ему удалось закинуть крюк на дерево; затем, проверив, крепко ли тот застрял в кроне, он вскарабкался по веревке, за несколько минут достигнув тридцати футов высоты. Хауэлл подтянулся на руках, отцепил крюк и забросил его на следующее дерево. От сильного рывка ветка сломалась. Тогда он забросил крюк на другое дерево и, мгновенно взобравшись на него, заарканил следующее. Узел оказался слишком тугим, но его удалось ослабить с помощью сучка.

Труд был нелегким, и продвигался Хауэлл очень медленно, но все же спустя некоторое время ему удалось достичь середины мертвого леса. Скорее всего, металлический шар — главная приманка в этой мышеловке, рассуждал Хауэлл; следовательно, безопаснее всего добираться к нему по верхушкам деревьев. Где-то неподалеку от него должен находиться спусковой механизм или датчик, подстерегающий тех, кто подойдет к поддельному кораблю; не исключено, что их здесь несколько. Люди, естественно, будут приближаться к ловушке по земле, так что устанавливать сигнализацию на вершинах деревьев никто не станет. Придя к такому заключению, Хауэлл спокойно подбирался к приманке по воздушной дороге.

Наконец он подобрался к тому месту, где поваленные деревья образовывали коридор, имитируя место кораблекрушения, в центре которого виднелась ловушка. Перед тем как спуститься, Хауэлл тщательнейшим образом осмотрел клочок земли под деревом. Затем в течение нескольких минут он продвигался вперед с бесконечной осторожностью, чтобы быть уверенным, что случайно ничего не коснется — даже проволочки толщиной в паутинку.

Наконец он нашел то, что искал. Со всеми мерами предосторожности он отключил реле от спускового механизма, посылавшего чудовищной силы электрический разряд, вырабатываемый смертоносным генератором. Справившись с этой задачей, он принялся за демонтаж остального устройства. Его несколько озадачила пластиковая оболочка, покрывавшая не только все приборы, но и каждый отдельный проводок; места их соединения были изолированы стекловидной массой. Во всем устройстве не оставалось ни миллиметра обнаженного металла.

Он пытался найти этому объяснение, но пока не мог. Пошатываясь под тяжестью своих трофеев, Хауэлл вернулся к границе мертвого леса. Ему снова пришлось пройти мимо трех маленьких скелетов. Миновав их, он положил на землю свой смертоносный груз и вернулся. Хауэлл с грустью смотрел на скелетики, думая о том, какие они маленькие и хрупкие — в точности как скелеты подростков лет двенадцати. Старательно, хоть и стыдясь немного своей сентиментальности, он аккуратно сложил их рядом и прикрыл слоем зеленого мха. Теперь он мог с чистой совестью вернуться на “Маринту”; кроме того, он обнаружил вполне пригодный конденсатор.

Остальные члены экипажа, похоже, считали, что их безопасность в надежных руках и настоящая опасность им не угрожает. Карен была единственной, кто оставался на корабле. Она поприветствовала его со вздохом облегчения.

— Мы уже гадали, куда ты делся! — сказала она. — Отец и Кетч отправились на поиски каменного города, который они разглядели на фотографии.

Хауэлл нахмурился. Он рисковал жизнью и только что закончил свою рискованную вылазку, а эти трое… Ему казалось, что нельзя оставлять Карен одну, несмотря на то, что неподалеку обнаружены развалины каменного города, а значит, присутствие опасных животных маловероятно.

— У меня странное чувство, что за яхтой наблюдают, — неуверенно произнесла Карен. — Как будто кто-то подглядывает за мной.

Хауэлл осторожно втащил принесенный им прибор на корабль.

— Плохо, — проговорил он. — Почему бы тебе не закрыть люк?

— Но отец и Кетч еще снаружи.

— Если надо, они постучат по корпусу, — сказал Хауэлл, волоча поклажу в машинный отсек. — Я принес эту штуку, чтобы разобраться, насколько эти ребята нас обогнали. Надеюсь, что ненамного.

Он вскрыл твердую пластиковую обшивку, соединил контакты. Проверил готовность.

— Я собираюсь провести ряд тестов, — объяснил он. — Хочу сравнить этот конденсатор с нашим испорченным. В электрической цепи ловушки этот прибор исполнял роль конденсатора. Если эти создания существенно обогнали нас в области техники, то их конденсатор должен развивать мощность, в несколько раз большую, чем наш. А если так, мы сможем починить наш конденсатор за счет этого. Если нет, то на нет и суда нет. Для нас лучше, если существа с кораблей-личинок окажутся более продвинутыми в электротехнике, а для остального человечества — пожалуй, наоборот.

— Ты допускаешь, что они… могут когда-нибудь напасть на Землю?

— Несомненно, — заявил Хауэлл. — Они ведь привыкли курсировать по всей Галактике, ничего не опасаясь. Как и мы — совсем недавно! Но подожди-ка…

Он настроил приборы, подключил конденсатор и включил рубильник. Потом перенастроил их, переведя в другое положение, и вновь включил питание.

— Пока ничего хорошего! — мрачно сообщил он. — Конденсатор работает, но его мощности хватает только на то, чтобы убивать людей! А для наших целей ее явно недостаточно.

Хауэлл не очень-то рассчитывал, что конденсатор, принесенный им из ловушки, заменит им сгоревший. Но упускать даже самый ничтожный шанс не считал возможным.

Он сидел с потухшим взглядом, с горечью сознавая, что все напрасно.

— А тебе не кажется, что за нами и вправду кто-то наблюдает? — нервно спросила Карен.

— Существа-личинки? Нет. Они бы сразу нас уничтожили, как тогда, в космосе.

Хауэлл снова уставился в бесконечность. Он был удручен сверх всякой меры. Карен снова попыталась расшевелить его.

— Но ведь мы в точности не знаем… Мы только полагаем, что существа-личинки склонны к войне и убийствам. А они могут думать то же самое про нас! И даже найти причину…

— Нет, Карен, — устало сказал он. — Фальшивый корабль-ловушка все объясняет, и тут не о чем больше говорить. Тебе так не кажется?

Девушка замолчала. Потом подошла к все еще открытому входному люку и стала напряженно вглядываться в пространство. Вдруг что-то промелькнуло в джунглях. Она кинулась к Хауэллу.

— Там что-то есть! В самом деле! — крикнула она, задыхаясь.

Хауэлл встал и выбрался наружу. Огляделся. Кругом — никого, но и у него возникло ощущение, что за ним наблюдают. Немного постояв, он вернулся на корабль и занял положение, при котором ему было видно все окружающее пространство. Карен испуганно переводила взгляд с него на люк и обратно.

Хауэлл сидел неподвижно. Его не покидали мрачные предчувствия. Он прекрасно знал все их слабые места, но был бессилен сейчас что-либо изменить. Дав волю своему разочарованию, он действительно не мог представить себе, чем заменить столь необходимый конденсатор и как покинуть этот коварный мир, где корабли-личинки устраивают столь бесчеловечные ловушки. И хотя ни одному из них не удалось пока уничтожить “Маринту”, их цель была гораздо более масштабной. Они собирались уничтожить всю расу людей.

Неясно пока и как вступить в контакт с обитателями планеты, трое из которых стали жертвами личинок и лежали там, посреди мертвого леса. Попытка обнаружить их местонахождение неминуемо приведет к столкновению с пиратским кораблем.Если им и суждено погибнуть, то плата за смерть четырех землян должна быть достаточно высокой. Эта мысль сейчас занимала его больше всего.

— Попробуем одурачить их при помощи картонных кукол, — наконец произнес Хауэлл.

Он тут же принялся за работу, призвав Карен на подмогу. Любопытное занятие для людей, которым угрожает если не смерть, то заточение вдали от родного мира. По существу, им предстояло померяться силами с существами, которых они даже никогда не видели, но знали, что те станут стрелять в них при первой же встрече. Единственное, что им было доподлинно известно, что существует иная, враждебная всему человечеству раса. На войне все средства хороши; имелись веские доказательства того, что любой корабль противника обстреляет их, как только поймет, что “Маринта” является стратегически важным объектом. А им нечего противопоставить гигантским бластерам, кроме охотничьих ружей. И это при том, что они сами являются дичью.

Думая так, Хауэлл вырезал из бумаги детали и собирал из них человеческие фигуры в натуральную величину. Карен помогала, изо всех сил стараясь сохранять присутствие духа.

— Ну вот, что-то получается, — сказал Хауэлл с едва заметным облегчением. Но даже эта интонация не воодушевила Карен. — Возможно, эти муляжи хоть как-то помогут нам обмануть “личинок”. Особенно трудно будет, если появится второй корабль. Они могут развивать высокую скорость, а мы — нет. И стрелять будут сразу, как только увидят нас. Может, они и догадаются, что мы не их традиционные противники и у нас нет бластерных пушек, но это нас не спасет. Для них, похоже, все люди — враги.

— Да, — согласилась Карен. Она показала ему свое творчество. — Как думаешь, получилось?

— Пожалуй, да, — подбодрил ее Хауэлл. — Так вот: если мы их враги, ясно, что они постараются нас убить. Но, увидев незнакомый корабль, они захотят узнать о нас как можно больше. Конечно, мы еще не использовали против них оружие, но они-то не знают, что у нас его нет. Поэтому неясно, что они предпримут.

Карен в недоумении смотрела на него. Они с Хауэллом были почти одного возраста, интересы их совпадали, и за три месяца, проведенных вместе на корабле, они могли либо возненавидеть, либо полюбить друг друга. Произошло второе. Конечно, в такой ситуации им лучше было бы не давать волю своим чувства. Но такое было возможно для кого угодно, только не для Карен и Хауэлла.

Карен вела себя так, как ведет себя любая девушка, которая хочет быть максимально полезной своему избраннику. Она всячески старалась помочь ему, при этом ни на миг не подвергая сомнению его способность разобраться в любой опасной ситуации. Хауэлл, в свою очередь, действовал так, будто делом его жизни является устранение любой опасности, да, собственно, так оно и было: девушка не должна разделить печальную судьбу его самого, Кетча и своего отца. Если их убьют, то убьют и ее. Поэтому все его мысли были направлены на то, как уберечь Карен.

С того момента, как “Маринта” вынырнула из гиперпространства и столкнулась с кораблем-личинкой, забота о безопасности Карен была побудительным мотивом всех его поступков. Сейчас они заканчивали поделки, и Хауэлл решил, что настала пора объяснить свои намерения.

— Я рассуждаю так, — сказал он. — Если корабли пиратов посещают эту Солнечную систему, значит, им известно об имеющейся здесь ловушке; возможно также, что они время от времени прилетают сюда, чтобы уничтожить попавшихся на приманку. Предположим, прилетев сюда и увидев “Маринту”, стоящую неподалеку от мертвой зоны, они решат, и вполне резонно, что мы откликнулись на сигнал бедствия, — ведь так и было на самом деле. Вполне вероятно, что некоторые из нас погибли, попав в ловушку, — и мы видели, что такое возможно. А наши тела, обнаруженные около шара, лишь подтвердят их предположения. Поскольку “Маринта” осталась на стоянке, они поверят, что мы все ушли на помощь и там погибли.

Карен немного подумала.

— Это мы так считаем, — проговорила она. — А они могут решить иначе. Ведь они абсолютно чуждая нам раса и в них нет ничего человеческого — так, может быть, и их разум работает совершенно по-другому.

— Нет, — спокойно отвечал Хауэлл. — Они могут чувствовать иначе, иначе, чем мы, реагировать эмоционально на самые разные вещи. Но думать — нет. Интеллект означает логику мысли. Это отличительная черта любой разумной расы. И если эти существа сумели построить цивилизацию, они должны мыслить в том же ключе, что и мы.

Он еще пару минут трудился над бумажными куклами.

— Как бы то ни было, — лаконично сказал он, — я готов поклясться: когда они увидят, что их смертоносное поле убило нас всех, то захотят рассмотреть и изучить новый и интересный для них вид космического транспорта. Наверняка их очень интересует техника! Поэтому они меньше всего захотят нанести “Маринте” урон. Эти существа изготовили ловушку для своих врагов — и, надо отдать им должное, сумели поймать кое-кого из них. Может быть, нам удастся поймать в ловушку их самих!

Он встал и собрал в кучу огромные бумажные фигуры, которые сделал вместе с Карен.

— Одно плохо — даже если мы их и поймаем, нам это мало чем поможет, — задумчиво произнес он.

И выбрался наружу, неся с собой кукол.

Глава 4

И снова Хауэлл держал путь к мертвой зоне. Пробираться сквозь лес с огромными бумажными фигурами было очень неудобно. Они постоянно цеплялись за что-нибудь и могли порваться в любую минуту. Один раз бумажная нога так крепко застряла между шипами какого-то растения, что пришлось бросить всю кучу и высвобождать ее. В другой раз он был вынужден пойти далеко в обход, чтобы не запутаться между деревьями.

Наконец Хауэлл достиг смертельного круга и вошел в него, огибая сухие древесные стволы и осторожно приподнимая свою громоздкую ношу над хрупкими колышками бывших кустов. Споткнувшись обо что-то, он нагнулся и увидел провод, покрытый прозрачной пластиковой оболочкой, подобно всем металлическим деталям, изготовленным враждебной расой. Без сомнения, провод сообщался с реле, которое еще несколько часов назад непременно убило бы его, включив электрическое поле. Теперь генератор был выведен из строя, а самая важная его часть лежала в машинном отсеке “Маринты”, никому не угрожая.

И все же найденный проводок дал Хауэллу необходимую информацию: он точно указал место, где первый человек из отряда спасателей, привлеченных сигналом бедствия, навлек верную смерть на себя, а также на всех, кто попал в это поле и стал жертвой своего альтруизма.

Именно сюда Хауэлл поместил куклу, изображавшую его самого. Ее хорошо будет видно сверху. Затем он вернулся по своим следам и разместил фигуры всех остальных в таком порядке, как если бы они следовали за ним. Картина получилась очень правдоподобной — все выглядело так, как если бы экипаж “Маринты” отправился спасать “пострадавших” и в полном составе попал в зону действия датчиков.

Но теперь, выполнив задуманное, Хауэлл начал сомневаться в его целесообразности. Он шел, с усилием пробираясь сквозь джунгли, и думал о том, к каким нежелательным последствиям может привести провал операции. Ему казалось, что если теперь они попадут в беду, то по его вине. Он внезапно забеспокоился о Карен, оставшейся в одиночестве на корабле. Хауэллу доводилось видеть немало видеофильмов с приключенческим сюжетом, где, как правило, изображались люди, сталкивающиеся лицом к лицу с опасностью. Но сейчас он понял, какие они надуманные и как мало в них общего с реальностью. Почти все они представляли сцены из древних времен, когда человечество еще не ощущало себя единственным господствующим видом во вселенной.

Хауэлл осознал, что четверо взрослых людей вели себя подобно детям, не ведающим боязни, а потому даже к убийствам относящимся как к забаве. Встретившись с серьезной опасностью, они восприняли ее, как игру, которая по неизвестным причинам начала разворачиваться не так, как им хочется, и попытались выйти из нее. В первую очередь это относилось к Брину с Кетчем, разгуливающим сейчас по развалинам древнего города и явно не желающим играть в войну с чужеземным пиратским кораблем.

Хауэлл поспешил к яхте. Вот он достиг границы мертвого леса, где в прошлый раз попытался захоронить три маленьких скелета. Тогда — как, впрочем, и сейчас — у него нечем было выкопать могилу. Он напряженно думал о том, как много самых досадных промахов они допустили в этой реально опасной ситуации. Карен до сих пор остается одна на корабле, а они даже не включили радиоприемник. По беглым подсчетам корабль-личинка скорее всего уже на подходе, хотя, может быть, и потратит некоторое время на торможение. И все же они могут появиться с минуты на минуту! А он тут увлекся бутафорией, что, впрочем, не лучше, чем ботанические изыскания Брина и Кетча.

Хауэлл уже почти бежал, когда между деревьями показались очертания яхты. До нее оставалось еще более ста ярдов, когда он не выдержал и позвал Карен. И услышал щелканье замка. Люк открылся, и из него выглянуло испуганное лицо девушки. Она встретила его вздохом облегчения.

Когда он показался в дверном проеме, бедняжка не смогла сказать ни слова. Схватив Хауэлла за руки, девушка бросилась ему на шею, горько плача от страха.

— Что случилось? — резко спросил он.

Впервые, оказавшись так близко друг к другу, они могли не думать о благопристойности, но сейчас было не время для романтических сцен. Он поцеловал ее и повторил ласково, но твердо:

— Так что же случилось? В чем дело?

— Там… в небе был слышен шум, — сказала она, всхлипывая. — Приемник… поймал сигнал. Я сама слышала! Это похоже на — как ты говорил? — корабль-личинку…

Карен и не пыталась взять себя в руки.

— Как давно это было? — мрачно спросил он.

— Н-н-не так давно. Минут пять назад…

— Тогда у нас еще есть время. Если бы они приземлились, то уже были бы здесь. Сейчас их корабль только начинает торможение, значит, до посадки осталось примерно девяносто минут. Мы должны немедленно забрать Кетча и твоего отца.

Он поцеловал ее еще раз и бросился в рубку, но вернулся с полдороги и снова поцеловал. Карен замерла на пороге, сжимая горло рукой. Как бы она ни была напугана, Хауэлл обнимал ее и целовал — и все ее страхи исчезли. Хотя их шансы на спасение были смехотворно малы, глаза ее светились радостью. Карен ни за что не согласилась бы с тем, что их чувства были лишь следствием долгого космического путешествия, когда поневоле начинаешь заботиться о своих товарищах. Сейчас она готова была поклясться, что если бы они с Хауэллом встретились в толпе людей, то полюбили бы друг друга с первого взгляда.

Хауэлл нажал кнопку сигнальной сирены. Космические лайнеры обычно не оснащаются сиренами, но на маленьких яхтах они вполне оправдывали себя. Совершая частые посадки в самых различных местах, путешественники использовали их как сигнал сбора, помогая исследовательским партиям и охотникам без особых беспокойств находить место стоянки.

Сирена издала жуткий вой, слышный на расстоянии в несколько миль. Хауэлл возвратился к Карен и заключил ее в объятия.

— Услышав сирену, они вернутся, — сказал Хауэлл и, целуя ее, продолжал: — Я так давно ждал этого.

— Я… я тоже… — прошептала Карен.

— Пока не будем им говорить.

— Да… Не сейчас…

Действительно, обстановка не располагала к объяснениям в любви. Беспомощная и безоружная “Маринта” могла лишь наблюдать за противником, который кружил над планетой, выбирая место для посадки. Как только корабль-личинка заметит ее, дополнительных предупреждений не последует. И уж если пираты не поленились расставить на этой планете смертоносные ловушки на людей, нет никакого сомнения, что они устроят беспощадную охоту на космонавтов, используя те самые бластерные снаряды, один из которых уже повредил “Маринту”.

Единственной их надеждой оставались бумажные фигуры, заботливо наряженные Хауэллом в одежду землян и разложенные на земле в трех четвертях мили отсюда. Поскольку они лежали на открытом, лишенном какой-либо растительности месте, был шанс, что корабль-личинка их заметит. Если это случится, чужаки могут решить, что все люди отправились к “месту аварии” и погибли, а яхту, пожалуй, можно и не уничтожать. Если, конечно, они в это поверят, что крайне сомнительно…

Вновь завыла сирена, звук понесся над джунглями, холмами и равнинами безымянной планеты, ударяясь о вершины скал и отражаясь в водоемах. Брин и Кетч несомненно услышат его и поспешат назад. Карен приободрилась и ощущала небывалый подъем духа, вполне понятный для девушки, только что получившей подтверждение того, что она любима.

Молодые люди восторженно несли всякую романтическую чушь, нимало не задумываясь о том, как глупо они могут выглядеть со стороны. Но поскольку они все равно должны были дождаться остальных, чтобы начать действовать, было бы вдвойне глупо не воспользоваться возможностью побыть наедине. К тому же время летит так быстро!

Хауэлл снова включил сирену. Жуткий вой потряс лес до основания, заставив летающих животных сняться с вершин деревьев и в ужасе устремиться вниз, в то время как жители подлеска принялись в панике закапываться в свои норы. Но Карен и Хауэлл вряд ли заметили весь этот переполох.

Они глядели друг на друга так, как еще никогда в жизни. От этого занятия их оторвал радостный крик Кетча. Карен с сожалением отстранилась от Хауэлла и поприветствовала возвратившихся изыскателей.

— Мы обнаружили каменный город, — с глубокомысленным видом сообщил Кетч. — И кое-что еще.

В проеме входного люка показался запыхавшийся Брин.

— Вот несчастье! — пропыхтел он. — Форменное несчастье! Там пещеры! Кто-то прорыл в них ходы! Причем совсем недавно!

Хауэлл кивнул, но без особых эмоций. Кетч и Брин были слишком возбуждены своим открытием, и ему предстояло по возможности остудить их пыл, ознакомить с реальной ситуацией и заставить подготовиться к появлению вражеского корабля. Если не приняться за них немедленно, гибели не миновать.

— Мне нужно сообщить вам кое-что…

— Это люди, — прервал его Кетч. — Они…

— Никаких сомнений! — пыхтел Брин. — Абсолютно никаких! Они прорыли шурфы, видимо, искали месторождения металла в скалах. Там осталась ржавчина. Возможно, они собирали какую-то технику. Их корабли…

— Мы нашли место, где садились их корабли, — встрял Кетч. — Кустарник весь обломан! Они приземлялись и вели раскопки в каменных городах.

— Был бы у нас металлоискатель, — проговорил Брин, еле переводя дыхание. — Это точно были люди! Только люди, и никто иной!

— Мог быть кто угодно, — холодно ответил Хауэлл. — Например, существа с корабля-личинки, подобные тем, что сейчас вышли на орбиту, чтобы на следующем витке приземлиться здесь.

— Но они должны быть людьми! Сейчас-то они улетели, но потом… — внезапно Брин замолчал. — Что это ты только что сказал?

— Корабль-личинка вышел на орбиту, — повторил Хауэлл. — Карен слышала шум двигателя. Учитывая, что ловушка и “Маринта” хорошо видны с воздуха, как вы думаете, где они сядут?

Молчание было ему ответом. Затем Кетч закричал, размахивая руками:

— Нам надо убираться. И побыстрей! Хватаем все, что можем унести, и прячемся, пока не сможем связаться со здешними людьми. Ведь эти существа в конце концов обязательно улетят!

— После того как хорошенько изучат “Маринту”, — сумрачно произнес Хауэлл. — И сообразят, что здесь находятся представители еще одной расы людей, кроме тех, на кого они обычно охотятся и ставят ловушки! И, заметьте, после того как они были абсолютно уверены, что человеческая раса истреблена и теперь по космосу болтаются лишь жалкие последыши тех, кто выжил после бойни много тысяч лет назад!

— Что… — Кетч разинул рот в изумлении.

— И после того как они точно узнают, что у них есть замечательная возможность снова развязать побоище, которое у них является национальной традицией, — зловещим тоном продолжал Хауэлл. — Наверняка они располагают летописью своих кровавых деяний. Вот тут-то они и узнают, где им искать планету людей. Я уверен! Так что же — будем убегать и прятаться, чтобы облегчить им задачу?

— А что еще мы можем сделать? — озадаченно спросил Брин.

И Хауэлл принялся объяснять им, что можно сделать. Реакция его товарищей оказалась далеко не такой, какой он ожидал. Брин и Кетч, потомственные жители мегаполисов, принадлежали к поколению, далекому от реальной опасности и выросшему на видеоинсценировках с драматическими эффектами, ужасами и приключениями. Под их влиянием, развив в себе восхитительную убежденность, что выживут в любой ситуации и выйдут отовсюду целыми и невредимыми, они почувствовали себя участниками спектакля, и инструкции Хауэлла звучали для них как указания режиссера. Брин послушно взял одно из ружей Кетча. Кетч было заволновался и сунулся к Карен, но та уже получила указания от Хауэлла и подхватила одно из ружей полегче, с которым точно могла бы справиться. Вся компания, кроме Хауэлла, готовилась к предстоящей безжалостной битве, относясь к ней как к любительской постановке.

И только Хауэлл сохранял трезвый взгляд на происходящее. Он помнил о трех погибших детях и не мог смотреть на грядущие события как на приключение с непременным счастливым концом. Перед его глазами вставали мрачные картины: вот Карен погибает от бластерного заряда, вот она ранена и истекает кровью у него на руках. Он не представлял себя раненым или умирающим, да и кому это удавалось? Однако даже десятки поколений жизни в безопасности и комфорте не могут заглушить в мужчине инстинкт, зовущий его в бой с любым количеством врагов, если любимая женщина нуждается в защите.

Пожалуй, можно сказать, что Хауэлл был единственным из команды, кто всерьез готовился к уничтожению противника в ожидании посадки корабля-личинки. Он еще не видел, что это за существа, но уже ненавидел их всей силой души и жаждал сразиться с ними; похоже, что в нем проснулись отголоски чувств древних людей, сражавшихся с каменными топорами и копьями.

Брин и Кетч не проявляли энтузиазма, но оставалась надежда, что с первыми выстрелами в них проснется воинский дух предков. А может, они воспримут это как стрельбу в цель — известный в большинстве миров вид спорта, как когда-то на Земле бридж. Если так, то стрельба по живым мишеням должна понравится им еще больше.

— Что там с радаром? — резко спросил Кетч. — Хорошо бы получить сигнал, когда они прибудут.

— Нет! — сердито ответил Хауэлл. — Мы устроим засаду! “Маринта” должна казаться покинутой. А так — они могут уловить пульсацию радара.

— Засада? Хорошо! — размахивая руками, восклицал Кетч. — Я видел такое в фильмах. Нам нужно устроить засаду!

Хауэлл указал на один из иллюминаторов яхты, откуда открывался хороший обзор и, в случае если корабль-личинка приземлится с этой стороны, было удобно стрелять.

— Постараемся не повредить шкуры! — заметил Кетч.

Хауэлл не протестовал против применения охотничьей терминологии, несмотря на то что речь шла о спасении их жизней.

— Ну вот, а с этой стороны…

Из рубки послышался гул. Приемник зафиксировал шум чужого двигателя.

Хауэлл стиснул челюсти. Он полагал, что если эти существа летают на космических кораблях подобно людям, изобретают ловушки, какие люди ставят на животных, и используют человеческое оружие (бластерный снаряд, попавший в “Маринту”, был размером с ракету), то от них можно ожидать человеческого образа мыслей. Однако, возможно, ими движут и совершенно иные мотивы, а он роковым образом ошибается.

Отдаленный звук двигателя смолк. Затем раздался снова — и снова смолк. Хауэлл точно знал, что происходит с инопланетным кораблем: тот тормозил, чтобы опуститься пониже и рассмотреть “Маринту”. А по результатам осмотра либо сразу приступить к ее уничтожению, либо предпринять что-нибудь еще — что может быть на уме у этих личинок. Если их зрение не отличается от человеческого, а телескопы не совершеннее земных, то им придется зависнуть над яхтой довольно низко. Но все же, поскольку они подозревают, что корабль людей хорошо вооружен, вероятнее всего предпочтут остаться на большой высоте. В любом случае, они не станут садиться, пока не разберутся, что к чему. Если четыре куклы в мертвом лесу будут замечены, то это не займет много времени. Но пока “Маринте” нужно затаиться, как будто ее обитатели погибли или исчезли.

И снова из приемника донеслись мычащие, блеющие, завывающие звуки, напоминающие рычание атакующего животного.

— Это вызов, — бодро отозвался Кетч.

— На который мы не станем отвечать, — сухо заметил Хауэлл.

Снова раздался отвратительный звук. Лицо Карен исказилось от страха. Но, взглянув на Хауэлла, она взяла себя в руки.

Теперь из невидимого корабля донеслась речь. То же чистое мелодичное сопрано, те же слова, что звучали в качестве приманки в мертвой зоне. Хауэлл узнал некоторые из них.

Да, это была злая насмешка. Хауэлл стиснул зубы. Он был уверен, что перед ними тот же корабль-личинка, с которым они уже имели сомнительное удовольствие встречаться в космосе. Тогда путешественники уже достаточно наслушались звериных воплей, да и человеческую речь в исполнении врагов предпочли бы не слышать. Корабль-личинка явно преследовал “Маринту”, выследив ее сверхскоростной маршрут, и прилетел сюда позднее только потому, что его перевалочный пункт был дальше, чем эта зеленая планета. Но теперь он здесь, над головой, а “Маринта” стоит на земле, и двигатели ее не работают. Ей некуда скрыться, так что чужаки свободно могут издеваться над землянами. Что они и делают!

— Я думаю, что все будет зависеть от того, увидели они кукол или нет, — заметил Хауэлл.

Брин и Кетч, казалось, испытывали высшую степень возбуждения, какую переживают люди во время величайшего приключения своей жизни (особенно если они воображают себя героями видеопостановки). Хауэллу не верилось, что его легкомысленные спутники могут переживать события так же остро, как он сам. Пожалуй, лучше им и вправду оставаться в том же неведении, что и сейчас, пока не появится надежда на улучшение. Когда начнутся боевые действия — как знать, может быть, их охватит паника, а может быть, они наконец начнут действовать решительно, как большинство людей, припертых к стенке.

Снова звериные завывания. И опять нежное сопрано.

— Очень жаль, что те, кто вел раскопки в каменном городе, улетели! — сказал Брин. — Они бы стали сражаться вместе с нами.

— То были люди, — подхватил Кетч. Он чутко прислушивался. — Никакого сомнения. Совсем не то, что эти твари в ракете.

Его дурацкий театральный пафос никак не вязался со смертельной опасностью, готовой нагрянуть с минуты на минуту. Хауэллу хотелось поддержать в них спокойствие и уверенность.

— Откуда вы узнали, что это люди? — спросил он.

— Он нашел…

— Я кое-что нашел, — ответил Брин. — Антропологи еще поломают голову над этим артефактом. Эта вещь явно принадлежала ребенку.

Он вытащил из кармана маленький испачканный предмет, состоящий из палочки и кусочка цветной бумаги или чего-то подобного.

Это была совсем крошечная, не более трех—четырех дюймов [5], вертушка. Можно было представить, как ребенок бегает с ней, любуясь ее вращением, или держит на ветру, глядя, как поток воздуха поворачивает ее в разные стороны.

Хауэлл почти не обратил на игрушку внимания. Он не отрывал взгляда от экранов, дающих обзор всего неба. Корабль, дразнивший “Маринту”, был уже недалеко. Его экипаж вполне мог разглядеть фигуры, лежавшие посреди мертвого леса, а значит, решить, что “Маринта” пуста.

В небе вспыхнуло пламя, светившееся мертвенным бледно-синим цветом. Огненный шар все увеличивался, опускаясь прямо на яхту. Судя по их действиям, эти существа все-таки мыслили, как люди, поэтому оставался по крайнем мере один шанс из ста, что предположения Хауэлла подтвердятся. В этой части Галактики люди строили корабли в форме шара, значит, командир корабля-личинки, скорее всего, захочет исследовать новую для него конструкцию. В этом случае он не станет бомбить яхту, ведь она может им пригодиться. Разве что повредит ее немного — в порядке предупреждения. Но может и…

Пылающая факелом ракета летела вниз, и хотя в воздухе ей не удавалось разогнаться до такой же скорости, как в вакууме, она неумолимо приближалась к яхте. Ее сверкание просто ослепляло. Только в последний момент Хауэлл понял, что удар пройдет мимо.

Чудовищная вспышка света, и земля содрогнулась от мощного взрыва. В небо взмыли столбы дыма и пара, взрывная волна повалила несколько деревьев. Одно из них задело “Маринту”. Совсем рядом с яхтой в земле образовался кратер диаметром в двадцать четыре и глубиной не менее четырех футов.

— Хорошо! Похоже, нам удалось их надуть! — крикнул Хауэлл.

Брин недоуменно оглянулся, Кетч чуть побледнел.

— Теперь они снова промахнутся, — продолжал Хауэлл. — Специально. Вот, смотрите!

Еще одна вспышка невыносимо яркого света прочертила небосклон. Она летела с той же скоростью и врезалась в землю с той же силой, что и первая, но еще ближе к “Маринте”. Прозвучал второй чудовищный взрыв, сопровождаемый дымом, паром и столбами грязи, а также треском обломанных веток и падающих древесных стволов. В корпусе “Маринты” появилась оплавленная пробоина. Она неловко покачнулась.

— Они ждут, что сейчас мы повыскакиваем из всех люков и убежим, — заметил Хауэлл. — Следующий снаряд упадет уже не так близко.

Кетч и Брин смотрели на него во все глаза, и Хауэлл ощущал себя главным героем видеопостановки в самый напряженный мелодраматический момент. Брин нахмурился. Кетч гордо выпрямился.

— Отлично! — заявил он с энтузиазмом. — А теперь мы заляжем в засаду…

Третий гигантский снаряд упал и вправду чуть дальше предыдущего. Потом последовали четвертый и пятый. Все это здорово напоминало воздушный налет, способный стереть “Маринту” с лица земли, и, без сомнения, так бы и произошло, но внезапно обстрел прекратился. Не будь Хауэлл так уверен в своей уловке, он несомненно попытался бы увести остальных, чего, видимо, и ожидал командир инопланетного корабля. Но ставки были слишком высоки, чтобы можно было отказаться от задуманного.

Итак, после бомбардировки в джунглях появилось пять дымящихся воронок.

— Похоже, мы их провели! — как ни в чем ни бывало сказал Хауэлл несколько минут спустя. — Они будут приземляться, факт! И захотят разузнать, какой подарочек для них раздобыла их ловушка. — И как бы невзначай поинтересовался: — Так что там насчет шурфов, которые вы обнаружили в каменном городе?

Брин уставился на него. Затем воспользовался случаем:

— Каменная кладка раскопана в четырех местах, по крайней мере, как нам удалось обнаружить. Раскопы ведут далеко в глубь кладки. Все разной глубины и имеют следы коррозии металла, хотя и не везде железа. Те, кто копал, определенно, пользовались металлоискателями. И еще мы обнаружили место, где приземлялись корабли и откуда они взлетали. И всего за день или два до нашего прибытия. И еще мы нашли вертушку. Что это означает?

— Это означает, что у нас впереди уйма работы, — ответил Хауэлл. — И мы займемся ею после того, как выполним самое главное. Они должны появиться с минуты на минуту!

Хауэлл следил за экранами в рубке. Некоторое время стояла тишина, затем раздалось гудение планетарного двигателя. Корабль-личинка шел на посадку.

— Дети — не редкость в космическом путешествии, но дети на корабле, который добывает металл в каменных городах, — это что-то необычное! — задумчиво проговорил Хауэлл. — Раз на них здесь ставят ловушки, значит, они входят в поисковые партии или в состав экспедиции, изучающей города-руины. Весьма любопытно…

Шум двигателя стал громче. Хауэлл указал на экран:

— Вот они, наши друзья! Снижаются. Уже зависли над деревьями.

Наклонный экран продемонстрировал движущийся предмет, даже отдаленно не напоминавший те корабли, которые конструировались на Земле и сейчас бороздили просторы Галактики с землянами на борту. Типичный вражеский корабль. Особое сходство с гигантской личинкой ему придавали два выступа спереди, похожие на стебельки с глазами, какие бывают у насекомых. Видимо, корабль был сделан из металла, но так же, как все металлические детали шара-приманки, покрыт пластиком.

Теперь рев двигателя был просто оглушающим. Корабль опускался все ниже и немного изменил курс, чтобы приземлиться на достаточно небольшом расстоянии от яхты. Вот он пролетел недалеко от шара-ловушки и почти над поверхностью мертвой зоны. Двигатели грохотали во всю мощь.

— Мы не стреляли в них, потому что нам было просто нечем стрелять по кораблю, — сказал Хауэлл. — А они, увидев кукол, конечно же, решили, что мы все погибли.

Пытаясь перекричать шум двигателей, Карен объясняла Кетчу и отцу, о каких куклах идет речь: ведь им ничего об этом не было неизвестно. Пока они бродили по каменному городу, они вместе с Хауэллом изготовили бумажные фигуры, и затем он отнес их в мертвую зону. Голос Карен звучал достаточно спокойно. Хауэлл принял приличествующую случаю театральную позу, что еще больше напомнило ему приключенческий сериал.

Брин и Кетч не только не пали духом, но, напротив, ощущали жажду действий — хотя их энтузиазм мог и не продлиться достаточно долго. Теперь Хауэллу предстояло поставить сцену совещания перед битвой. Он не был уверен, что его план сработает, но не мог заставить себя отказаться от попытки. Понимая, что может погибнуть, он более всего страшился мысли о том, что гибель грозит также и Карен. Как ни странно, Брин, Кетч и сама Карен сохраняли при этом полное спокойствие.

Теперь рев двигателей превратился в пронзительный вой, несшийся из транслятора. Корабль-личинка направлялся прямо к “Маринте”, значит, с него точно увидели кукол и, слава богу, не заметили подделки. Он начал тормозить всего в ста ярдах от того места, где стояла яхта, и его мощные прожекторы были направлены на корабль, как на мишень. Его носовые орудия были готовы при малейшем движении на яхте выпустить в нее огромный тускло-синий снаряд.

Очень осторожно корабль-личинка пошел на посадку. Он исчез за деревьями, и послышался треск ломаемых сучьев. Затем гул двигателей смолк — корабль чужаков совершил приземление.

Наступила мертвая тишина. Хауэлл выключил даже высокочастотный зуммер. На корабле-личинке могли стоять наружные микрофоны, поэтому следовало действовать как можно тише. Он установил устройство, запрограммированное на уничтожение бортового журнала в случае захвата яхты, затем перевел свою команду в другой отсек.

Открыв люк, все четверо бесшумно выскользнули наружу и опустились на землю. Хауэлл дал краткие указания, после чего Кетч с Брином отправились к корме, чтобы устроить там засаду, а он и Карен начали осторожно обходить корабль с носа. Хауэлл велел всем держаться поближе к яхте. Воронки от снарядов могли служить траншеями, из которых было удобно целиться в тех, кто появится в просветах между деревьями. Заняв свои позиции и стараясь не дышать, они стали ждать прибытия существ с корабля-личинки.

Хауэлл и Карен укрылись под упавшим деревом, но оно могло защитить их только от простого огнестрельного оружия. Странно, но, лежа на земле, они видели дальше, чем с высоты своего роста. Хауэлл припал к земле, чтобы хорошенько оглядеться.

Они с Карен снова оказались вместе, но сейчас Хауэлл не мог думать ни о чем постороннем. Он был полностью поглощен их почти бессмысленной попыткой отразить нападение инопланетян с помощью одних лишь охотничьих ружей. При этом он понимал, что даже в случае успеха их безопасность все равно не будет гарантирована.

— У этого корабля где-то далеко есть напарник, находящийся с ним на связи, — горько заметил Хауэлл. — Надеюсь, что в скором времени им будет, что услышать!

Затем он дал Карен, как ранее Брину и Кетчу, указание стрелять только тогда, когда эти существа войдут на яхту, чтобы по возможности не дать им убежать. Ни ему, ни Карен не приходилось стрелять в людей. Конечно, она, как и многие женщины с Земли, занималась спортивной охотой на других планетах. Эти существа — не люди и даже не гуманоиды, так что рука девушки не должна дрогнуть при виде их.

Какие-то существа чирикали по-птичьи в ветвях деревьев, другие издавали звуки, напоминающие голоса мелких зверьков. Нечто очень маленькое шуршало в опавшей листве прямо под носом у Хауэлла. Прошло, казалось, невыносимо долгое время, прежде чем он уловил какое-то движение среди деревьев в джунглях.

Затем в поле его зрения наконец показался противник. Было ясно, что эти твари выбрались из приземлившегося корабля. Их невозможно было разглядеть четко, но, без сомнения, это были не люди. В первый момент Хауэлла поразили их огромные глаза, но потом он сообразил, что это просто защитные очки. Чужакам приходилось носить скафандры. Подумать только — существа с корабля-личинки могли передвигаться только в скафандрах!

Это означало, что они не могут дышать воздухом, которым дышат люди. Хауэлл облегченно вздохнул. Добрый знак! Значит, любая рана станет для них смертельной, как только будет поврежден скафандр. Шансы на успех их предприятия значительно увеличивались, и пусть Кетч с Бри-ном подольше сохраняют свои иллюзии по поводу замечательного приключения, где главные герои — они сами — благополучно сражаются до счастливого завершения битвы. Хауэллу внезапно подумалось, что ни Кетч, ни Брин не успеют даже почувствовать неладное, потому что…

Времени на раздумья больше не оставалось. Сквозь джунгли на Хауэлла медленно надвигалось нечто. Размером с человека, в скафандре с устрашающего вида маской, оно передвигалось, извиваясь, как личинка насекомого. Что находится под маской и какого рода эта тварь, распознать было невозможно. Однако у нее были конечности, и в передних она держала оружие. Сходство с насекомым усиливалось своеобразными движениями головы, которыми сопровождался каждый шаг твари.

Вслед за первым существом-личинкой ползло, извиваясь, второе. Оба они резво продвигались по направлению к яхте. Следом продвигались сразу трое, а чуть дальше виднелась еще пара пришельцев. Вот теперь вроде бы все. Они передвигались сквозь джунгли достаточно беззвучно, но это было естественно, поскольку люди в скафандрах тоже могут общаться друг с другом и с кораблем только при помощи передатчиков. Впрочем, их общение нельзя было назвать разговором — они скрежетали, мычали, пыхтели, пищали. Твари споро ползли к главному люку “Маринты”. Вот одна из них уже коснулась металлического корпуса яхты и замерла на мгновение, раздумывая, как открыть главный шлюз.

Хауэлл выстрелил. В тот же миг выстрелили Брин с Кетчем, а затем открыла огонь и Карен из своей легкой винтовки. Тварь отлепилась от борта корабля и практически разлетелась на отвратительные куски зеленовато-желтой плоти.

Хауэлл сделал еще один выстрел, целясь в ее напарника, и снова попал, но твари оказались шустрыми. Один из пришельцев выстрелил в ответ. Снаряд просвистел у самого плеча Хауэлла. Он снова вскинул ружье, и в этот миг до него донесся звук выстрела из винтовки Карен. Он слышал, что и Кетч с Брином безостановочно палят по копошащейся ползущей массе. Но твари-личинки, как пехотинцы под обстрелом, мгновенно рассредоточились и с редкостной прытью скрылись в джунглях. С корабля выпустили бластерный заряд, стремясь уничтожить непонятно почему, по их мнению, выживших людей. Четверо землян, еще совсем недавно бывшие мирными путешественниками, сейчас стали настоящими воинами джунглей.

Итак, одна смертельно раненная тварь все еще извивалась на земле, а другая, скафандр которой оказался пробит, пронзительно вопила, слепо крутясь на месте, и безостановочно палила из своего оружия во все стороны. Но другим удалось скрыться в джунглях, и почти сразу экипаж “Маринты” подвергся жестокой бомбардировке бластерными снарядами, которые так и сыпались между вокруг яхты.

Два орудия на гибких стволах, как глаза-стебельки гигантской улитки, вращались, ища цель. Из них вылетали огненные шары, которые, наталкиваясь на любой объект, разрывались. Раздавался мощный взрыв, и огненный поток выжигал все вокруг, не оставляя ничего, кроме дыма и пара.

Корабль-личинка, несомненно, не собирался отказываться от своей миссии. Сейчас он перешел к оборонительным действиям и прикрывал находившихся на земле членов экипажа. На открытом месте он уничтожил бы все живое, но здесь, в джунглях, на пути снарядов попадалось слишком много помех, и страдали пока в основном только деревья. Снаряды летели двумя нескончаемыми потоками, будто из брандспойта. Хауэлл подумал, что если этот непрекращающийся огненный смерч будет продолжаться, то скоро весь лес окажется распахан горящими траншеями.

Ничего не скажешь, весьма эффективный способ вести наземный бой. Идеально подходящий для уничтожения таких хрупких существ, как сам Хауэлл и его товарищи. И пока он казался абсолютно беспроигрышным.

Глава 5

Позиция людей становилась все более невыигрышной. Твари-личинки расползлись вокруг яхты, взяв экипаж “Маринты” в кольцо. Извивающиеся чудовища в защитных очках открыли шквальный огонь по тем местам, где могли спрятаться люди, пытаясь выяснить, как далеко землянам удалось отойти от корабля. Орудия инопланетного корабля снова и снова посылали свои гигантские снаряды, но всякий раз шары наталкивались на деревья и взрывались, не успев долететь до цели. И это пока спасало путешественников с Земли.

На открытом месте все давно уже было бы кончено. Пока снарядам мешали кроны и стволы уцелевших деревьев, не давая производить чудовищные разрушения.

Выжигая все на своем пути, снаряды постепенно прокладывали врагам путь к “Маринте”. Сумасшедшая стрельба становилась все более прицельной. Один из огненных шаров попал в “Маринту” и повредил ее. Возле самого корабля растительности не было, и укрываться от огня становилось все труднее. Земляне оказались между двумя полосами огня, и когда границы их соединятся, между ними не останется ничего и никого живого. Включая и людей.

Похоже было, что Брин и Кетч впали в невменяемое состояние, будто вернулись в первобытную дикость. Они поддерживали постоянный ружейный огонь и довольно ловко перемещались от укрытия к укрытию, выбирая наиболее удобные позиции для стрельбы. В царившей под непрерывным обстрелом сумятице личинки могли попасть под огонь собственных орудий, и тогда они погибли бы очень быстро, поскольку для этого достаточно было пробить скафандр. Брин совершенно обезумел в пылу боя. Он убил "одну личинку и теперь, подобно древнему берсерку, торжествовал победу. Кетч стрелял более осторожно, Карен, смертельно бледная, старательно целилась перед каждым выстрелом.

Нервы Хауэлла были на пределе. Видя безысходность ситуации, он решился на отчаянный поступок. Ползком добравшись до того места, откуда было удобнее всего стрелять по кораблю-личинке, он прицелился прямо в дуло одного из двух поворачивающихся орудий как раз в тот момент, когда оттуда показался огненный шар, и нажал на спусковой крючок. Попытка Хауэлла теоретически была не настолько безумной, как это кажется на первый взгляд. Ведь эти снаряды были энергетическими, и достаточно лишь повредить их оболочку, чтобы устроить мощный взрыв.

Встретившись с пулей Хауэлла, огненный шар разлетелся на тысячи горящих кусков. Все вокруг запылало.

Огненный поток ворвался в дуло соседнего орудия и столкнулся с готовым к выстрелу зарядом. Вместе они слились в одну гигантскую вспышку. Раздался мощный взрыв, уничтоживший генератор огненных зарядов. Атака на космический корабль со спортивной винтовкой наперевес удалась. Хауэлл не верил своим глазам — вражеский корабль был уничтожен.

Обшивка на нем треснула и повисла лохмотьями. Пламя, образовавшееся в результате короткого замыкания, расплавило и обесточило приборы. Уцелевшие части горели. Желтый дым повалил в небо. В джунгли полетели куски металла, покрытого пластиком.

Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих джунглей. Вдруг снова щелкнул затвор винтовки Кетча, и что-то, промелькнув, скрылось за обугленными деревьями.

— Держи его! — крикнул Кетч и закашлялся. — Что за дьявольщина?

В воздухе поплыло облако желтоватого газа и разлился резкий удушающий запах хлора. Постепенно он улетучился, смешавшись с обычным воздухом планеты.

— Похоже, нам дали немного передохнуть, — не вполне уверенно проговорил Хауэлл. — Не знаю, правда, надолго ли. Смотрите вокруг повнимательнее: кто-то из тварей может быть еще жив. Карен, ты цела?

Девушка тут же подошла к нему. Они вместе вернулись на яхту, и Хауэлл осторожно отключил устройство, которое должно было уничтожить судовой журнал с описанием маршрута “Маринты” от Земли до места столкновения с чужим кораблем. В этом было что-то обнадеживающее. Карен смотрела на него со странным выражением на лице.

Он обнял ее за плечи.

— Я… я боялся! — взволнованно произнес он. — Тебя могли убить, Карен! Тебя могли убить!

— Но не убили. Как и тебя. Так что, может быть, будем жить счастливо, когда все это закончится?

Она поцеловала его.

Тем временем из приемника вновь донесся блеющий, нечеловеческий звук, на этот раз похожий на вопрос. Хауэлл прибавил громкости. Звук повторился.

— А вот и второй, приятель этого, — угрюмо сказал он, указывая на поле недавней битвы. — Он вышел на связь со своим напарником, но, не получив ответа, может начать расстреливать нас из космоса, и тогда нам некуда будет деваться. Скорее всего он полетит на базу и сообщит, что его партнер уничтожен. И сюда явится целый флот, чтобы наказать нас за неприличное поведение. А этот сигнал означает желание удостовериться, что первый замолк не случайно.

Мычание повторилось. Оно стало настойчивей и перешло в отвратительный, чудовищный рев, в котором не было ничего человеческого. Странно, что так изъяснялись существа, строившие космические корабли и создававшие оружие, не имевшее равного по эффективности в условиях космоса. К счастью, на земле оно несколько утрачивало свою убийственную силу.

— Не-е-ет, — проговорил Хауэлл. — Не думаю, что они захотят посмотреть, что стало с их друзьями. Эти существа, наверное, проиграли не одну схватку, если их корабли курсируют только парами, чтобы в случае гибели одного второй мог вернуться и сообщить обэтом.

Их окликнули снаружи. В проеме люка появился Брин, за ним — Кетч.

— Ну и заварушка, Хауэлл! — произнес Брин, забавно жестикулируя. — Я смотрел такое по видику, но никогда бы не подумал, что сам буду в этом участвовать!

Похоже, он не понимал, что совсем недавно находился на волосок от гибели. Кетч молчал, не разделяя ликования своего товарища. Выражение его лица все еще оставалось напряженным. Среди психологов существует мнение, что клише поведения древнего человека не исчезли под слоем цивилизованности. Они просто дремлют и у разных людей могут проявляться по-разному. Хауэлл отметил, что Кетч во время битвы действовал по наитию, под влиянием первобытных инстинктов. Его не переполняли безудержные эмоции: получив новый опыт, он почувствовал себя более жизнеспособным и самодостаточным, что принесло ему удовлетворение. Но в то самое время, как он все больше включался в боевые действия, пресная жизнь цивилизованного общества становилась ему все менее интересна.

— Да, это было настоящее приключение, — подтвердил Хауэлл. — Но оно еще не закончено. Скольких тварей вы видели?

Кетч промолчал, глядя на Брина.

— Шесть… семь. Нет — всего восемь, — сказал Брин. — И мы всех их поубивали! Не помню, когда еще я был таким хорошим стрелком!

— Ничего подобного! — впервые подал голос Кетч. — Мы все стреляли в того, который пытался открыть люк. Его практически размазали. Я шлепнул еще двоих, прежде чем их корабль взорвался. Я думаю, Карен достала еще одного…

— Мы должны быть уверены, — сказал Хауэлл. — Я пойду проверить…

И вновь приемник разразился воем. Теперь Хауэлл догадался, каким образом они передают информацию или задают вопрос. Мычание создавалось не одним тоном, а диссонирующим сочетанием частот. Вместо четких модуляций и чередования гласных и согласных звуков получался шум, как от дюжины ненастроенных инструментов. Поэтому любое сообщение передавалось всплеском звуков, по отдельности неразличимых для человеческого уха. Впрочем, органы речи человека также не могли бы воспроизвести подобное.

— Я полагаю, теперь корабль-личинка убедился в гибели своего напарника, — сообщил Хауэлл. — И в скором времени собирается привести сюда товарищей, чтобы расправиться с нами — и на этот раз основательно.

Кетч резко встал.

— А пока я собираюсь устроить охоту на оставшихся тварей, поскольку не уверен, что истребили всех. — И, видя, что Хауэлл пытается что-то возразить, добавил: — Прежде я ни разу не бывал в перестрелке, но поохотился в жизни немало, и лучше других, думаю, подхожу для этой работы!

С этими словами он вылез через люк и спрыгнул на землю.

— Оставайся с Карен, Брин, и слушайте, — сказал Хауэлл. — Если твари носят скафандры, то у них ограниченный запас воздуха для дыхания. Но кто-нибудь из них может появиться на “Маринте” и попытаться уничтожить ее. Они же не знают, насколько мы пострадали! Наблюдайте!

Он спрыгнул на землю вслед за Кетчем. В воздухе чувствовалось присутствие хлора и озона, к которым примешивались дым и вонь, исходившая от тлеющей зелени. Малоприятное сочетание, дополнявшееся тошнотворным запахом горелой плоти.

Кетч шел мимо воронок от взрывов, держа ружье на изготовку. Любая из уцелевших тварей-личинок, оставшись в изоляции на планете, где воздух не годится для ее дыхания, не сможет прожить хоть сколько-нибудь долго. Убедившись в безнадежности своего положения, она попытается нанести максимальный ущерб тем, кто взорвал ее корабль. Другой цели, кроме уничтожения, у нее просто не может быть.

Поэтому Хауэлл следовал за Кетчем, чтобы подстраховать и в случае надобности защитить его. Ветра почти не было, густой дым поднимался к небу, унося омерзительные запахи. Кетч держал путь к обгоревшему лесу, где, по его мнению, должны были прятаться уцелевшие личинки. Ему не надо было напоминать об осторожности — медленно продвигаясь вперед и постоянно переводя взгляд с предмета на предмет, он был сама бдительность.

Но вот что-то зашевелилось среди ветвей футах в двадцати над землей. Как всякий охотник, Кетч поднял глаза, вглядываясь в листву над головой.

И сразу же раздался выстрел Хауэлла. Одновременно с этим воздух прорезал поток бластерных зарядов, сверкавших как факелы. Кетч застыл в недоумении.

На землю упал бластер, а следом свалилось что-то тяжелое.

Это была одна из уцелевших тварей. Засев на дереве, она устроила засаду, угнездившись в переплетении лиан. На те несколько секунд, что Кетч отвлекся на шум, он стал отличной мишенью, и тварь выстрелила. Но Хауэлл успел опередить ее.

Тут же, заметив какое-то шевеление внизу, он снова выстрелил, и еще одна тварь упала замертво.

Кетч негодовал, не думая, что секунду назад мог умереть и что Хауэлл спас его жизнь. Казалось, ему было важнее выстрелить самому, чем дать это сделать Хауэллу.

— Какого черта?! — взорвался он. — Выстрел был мой!

— Здесь тебе не спортивные соревнования, — возразил Хауэлл. — Это серьезная работа! К тому же довольно грязная! Нас здесь только четверо. И помощи ждать неоткуда.

— Но выстрел был мой! — сердито настаивал Кетч. — А ты присвоил его!

Хауэлл пожал плечами.

— Здесь поблизости бродит еще одна тварь. Она твоя. Если увидишь, что она в меня целится, я не стану возражать, если ты ее прикончишь, — сказал он. — А вообще, нам пора проверить их корабль. Вряд ли они, считая нас погибшими, воспользовались скафандрами длительного действия. Но если эти существа носят их постоянно, тогда там, может, еще кто-то есть.

Он повернулся и зашагал к кораблю-личинке, настороженно поглядывая по сторонам. Кетч следовал за ним, все еще расстроенный. Его самолюбие охотника было уязвлено. Всю жизнь он пребывал в полной уверенности своей неуязвимости. Он охотился лишь на животных, которые не могли напасть на него. Теперь, когда противник стал по-настоящему опасен, он продолжал воспринимать столкновение с ним как спортивную охоту, и даже последние события не заставили его поверить в реальность угрозы для жизни. Хауэлл хотел успокоить приятеля, но не знал, как.

Они подошли к поврежденному кораблю-личинке, держа оружие наготове. Кругом царила тишина, нарушаемая лишь треском догоравших деревьев. В воздухе стоял запах хлора, еще больше усилившийся, когда они вошли внутрь.

Корабль восьмидесяти футов в длину — на двадцать футов длинней, чем “Маринта”, — был сделан из белого металла, очень красивого на вид, как сталь, никогда не вступавшая в контакт с кислородом. Каждую деталь покрывал прозрачный пластик. В местах, где его повредил внутренний взрыв и тем самым открыл доступ воздуху, уже началось окисление.

— Алюминий! — выдохнул Хауэлл. — Как, интересно, они обрабатывают его да еще и плавят?!

Его ум работал с лихорадочной быстротой, глаза искали кого-нибудь, кто мог остаться в живых. Увидев два тела, он заставил себя внимательно вглядеться в них. Оба были мертвы. Нелегко было поверить, что эти существа могли создать такой корабль. Все здесь казалось парадоксальным и непривычным.

Хауэлл с Кетчем принялись обследовать отсек за отсеком. Нигде не было видно открытого металла. Весь корабль одет в пластик разных оттенков. Все приборы были также утоплены в пластиковые стойки. Обнаружив в носовой части поврежденный генератор, Хауэлл внимательно изучил его и нашел, что технологии этих существ были во многом близки земным, особенно это касалось расположения и дизайна приборов. Ни одного рабочего механизма на виду, вместо рукояток; переключателей, тумблеров — скользящие панели с углублениями для пальцев. Вдоль стен на одинаковом расстоянии находились отлитые по форме тела места для отдыха. Все увиденное не имело ничего общего с конструкцией известных им человеческих космических кораблей.

Кетч закашлялся.

— Хлор? — предположил он.

— Хлор, — согласился Хауэлл. — Они им дышат. Как удается им что-либо создавать, когда при малейшей сырости — как им удалось ее избежать? — любой металл разъедается атмосферой, в которой они живут и дышат! Вот им и приходится упаковывать его в пластик. И все же эти хлородышащие твари построили цивилизацию! Должно быть, работают на заводах со сжатым газом или даже в вакууме.

Оба принялись рассматривать разбитый и искалеченный корабль-личинку.

Вдруг позади лязгнул затвор и раздался выстрел — как будто резко оборвалась пронзительно звучащая нота, взятая на фортепиано или органе. Затем послышался режущий звук бластера, в котором кончились заряды.

Оба в смятении обернулись. На расстоянии нескольких ярдов от них, наполовину скрытое в кроне дерева, дергалось в конвульсиях явно нечеловеческое существо. Его конечности судорожно сжимали бластер, из которого во все стороны летели огненные заряды. Смертельно раненное, оно пыталось убить землян, но тщетно. Через несколько минут конвульсии прекратились, и бездыханное тело существа-личинки свалилось на землю. Теперь не осталось никого, кто мог бы угрожать им смертью.

Снова наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием сучьев и затихающим свистом пламени бластерных зарядов.

И тут послышался голос, произносивший слова, которые звучали совершенно по-человечески, хотя ни Кетч, ни Хауэлл пока не могли ничего понять. Кетч шагнул в направлении голоса, но Хауэлл остановил его.

— Подожди! — сказал он. Затем, повысив голос, торжественно произнес: — Мы приветствуем вас, люди, убившие нашего врага. И не причиним вам зла. Мы вам очень благодарны. Не могли бы вы выйти, чтобы познакомиться?

Услышав собственный голос, Хауэлл с удовлетворением отметил, что ни одна тварь с корабля-личинки не могла бы говорить так убедительно. Ему быстро ответили. А затем из-за дерева появился двенадцатилетний мальчик; он улыбался, глядя на них. В руках миниатюрное создание держало нечто, весьма походившее на оружие.

Хауэлл почувствовал, как холодок пробежал у него по спине. Детям не место в такой обстановке!

— Вот дьявол! — резко бросил он. — Ты убил эту тварь? Но тебе здесь нечего делать! Где твои родители? Скоро сюда нагрянет флот…

Он замолчал. Маленькое улыбающееся создание не понимало ни слова из того, что он говорил. Послышался шорох, и на поляну вышел второй мальчик, также не старше двенадцати на вид. Потом третий. Они переговаривались между собой и с улыбкой показывали на “Маринту”.

Все трое были одеты в костюмы зеленого цвета из какого-то нетканого материала. Они плотно облегали фигуру и весьма удачно подходили для передвижения в джунглях: веткам и сучьям не за что было зацепиться. На поясе у каждого висели предметы непонятного назначения. Эта троица напомнила Хауэллу одну из тех фотографий, которую он видел на семинаре в колледже. На ней были изображены представители, как предполагали, некогда жившей на Земле расы миниатюрных людей. Но эти-то были детьми! Продолжая улыбаться, подростки без всякой опаски отправились вслед за землянами.

Когда вся группа приблизилась к яхте, люк открылся. Карен во все глаза уставилась на детей. Брин выглядывал из-за ее плеча.

— Что за чертовщина…

— Это не чертовщина, — заметил Хауэлл, — а дети. Малютки убили последнюю тварь-личинку, когда она уже собиралась в упор расстрелять нас с Кетчем, спрятавшись на дереве. Ребята, похоже, довольны собой. Мы собираемся позаботиться о них и разыскать их родителей, которые, стати, смогли бы нам помочь.

В нем забрезжила надежда. Но что-то все же внушало недоверие.

— Тебе казалось, что за яхтой наблюдают, — добавил он, обращаясь к Карен. — Вот те самые глаза, что смотрели на нас.

Три маленьких человечка дружелюбно улыбнулись девушке. Они заговорили, используя язык с необычными интонациями и дополняя его выразительной жестикуляцией. Стало ясно: они хотят, чтобы Карен, Брин, Хауэлл и Кетч последовали за ними.

— Я думаю, лучше будет, если мы пойдем, — сказал Хауэлл. — Мы их должники, я и Кетч.

Карен куда-то исчезла. Потом вернулась с оружием в руках: со своей винтовкой и той, что была у отца. Брин смотрел на все по-прежнему квадратными глазами, но согласился сойти с корабля на землю. Маленькие человечки быстро зашагали прочь от яхты. Экипаж “Маринты” последовал за ними.

— Ребята тренированные, — отчетливо произнес Кетч. — Они убили личинку, даже не дрогнув. Явно из бойцовского рода.

— Они люди, — заметил Хауэлл. — Этим все объясняется.

— Ты не сумел уловить сигналы со всей планеты! А они тут были! — проговорил Кетч с неожиданной горячностью. — У них оружие! Они, очевидно, много знают об этих личинках, потому что нисколько не были удивлены! Таким образом, мы нашли неизвестную нам цивилизацию высокого уровня!

— Но, по-моему, “Маринта” не особенно их заинтересовала.

— Может, и так, — согласился Кетч, не теряя энтузиазма. — Ты так считаешь. Но я не думаю, что они живут, постоянно скрываясь. Корабли-личинки путешествуют, как мы теперь знаем, парами, где один всегда возвращается домой, если с другим что-то случится. Зачем бы им так поступать, если раса людей сидит, не высовываясь, в своих пещерах и не представляет опасности?!

— Ты сказал, что они убили личинку, когда она… — задумчиво начала Карен.

— Собиралась убить нас. Да, это так, — подтвердил Хауэлл.

Он признался, что был недостаточно осторожен и, если бы не ребята, вынырнувшие из леса, их с Кетчем экспедиция к кораблю-личинке могла закончиться плачевно.

Она побледнела и бросила на него быстрый взгляд.

— Я больше не собираюсь допускать такой оплошности, — уверил он ее. Затем, понизив голос, но не слишком, чтобы Кетч мог услышать его, продолжал: — Кетч разошелся вовсю. Он же охотник высокого класса. Думаю, ему все это пришлось по душе.

Кетч, конечно же, услышал.

— Наш корабль поврежден, да еще как! — произнес он с пафосом. — Непохоже, что мы когда-нибудь вернемся домой. Я стараюсь думать о будущем, которое нас ожидает. Лучше бы и тебе делать то же самое.

Хауэлл пожал плечами. Кетч вел себя достаточно странно, но его реакция в недавних событиях сослужила им немалую службу. Насколько полезно заглядывать в будущее, настолько иногда бывает бессмысленно строить планы, осуществить которые пока невозможно. Внезапное появление троих детей резко изменило ситуацию, сделав ее непредсказуемой. Хауэлл всегда старался строить планы — иногда, впрочем, безуспешно.

Мысли Хауэлла переключились на “Маринту”. Вполне вероятно, что на корабле-личинке использовалось оборудование, хотя бы частично повторяющее оснащение его яхты. Космос един для всех и требует применения если не идентичных, то, по крайней мере, сходных устройств и приборов. На инопланетном корабле наверняка есть подобие конденсатора, скрытого в одной из пластиковых панелей. Конечно, он может и не подойти, однако следует отыскать его, попробовать подсоединить и проверить, а если нужно, то и модифицировать… Но сначала нужно получить необходимую информацию, а на все это потребуется значительное время, которого у них просто может не оказаться. Не успеют они начать работу, как услышат над головой рев двигателей второго корабля-личинки и с неба посыплются огненные стрелы.

Короче говоря, сейчас бесполезно строить планы относительно “Маринты”. Хауэлл поймал себя на мысли, что думает о яхте, как о списанной в расход.

В отношении контактов с расой этой зеленой планеты пока тоже все было неясно. Чем эти люди смогут помочь и насколько полезными окажутся для экипажа яхты, сказать трудно. Так что планировать сейчас что-либо конкретное представлялось совершенно несвоевременным. Оставалось надеяться и мечтать. Но Хауэлл мысленно одернул себя — мечтать не время!

А пока они углублялись все дальше в лес, туда, где полуостров врезался мысом в пограничные морские воды. Их путь пролегал через труднопроходимые джунгли. Внезапно впереди показались еще две фигурки. Они двигались навстречу и были такого же роста, как те, что сопровождали землян. Поприветствовав друг друга, они обменялись несколькими фразами, причем казалось, что двое вновь прибывших уже знают о случившемся. Затем они обратились с сердечным, но совершенно непонятным воззванием к Брину, чьи глаза, и без того расширившиеся, стали еще круглей от изумления, а потом к Кетчу, Карен и Хауэллу, которые шли следом. После этого они присоединились к группе и теперь замыкали ее.

— Ты видел это?! — взволнованно прошептала Карен. — У одного из них бакенбарды! И к тому же седые!

Хауэлл машинально кивнул. Он, разумеется, все видел, и его изумлению не было предела. Дети оказались вовсе не детьми, а взрослыми людьми. Но их рост… К нему вернулся весь его пессимизм. Надеяться на реальную помощь таких созданий не представлялось возможным. Потому что подобные малютки…

— Они взрослые, но маленькие! — воскликнула Карен. — Это не лилипуты? —

— Нет, — грустно ответствовал Хауэлл. — На Земле тоже раньше жила низкорослая раса. И, возможно, каменные города на покинутых планетах строили наши общие предки. Когда корабли-личинки уничтожили их цивилизацию, большинство погибло. На Земле тогда уцелели те, кто находился вдали от городов и потому остался необнаруженным пиратами — может быть, охотники и рыболовы.

— Я думаю, ты размышлял об этом раньше, — взволнованно сказала Карен.

— Кто-то мог уцелеть и в других мирах, где гравитация сильнее, чем на Земле, — продолжал Хауэлл несколько неуверенно. — Опасаясь преследования, они остались там, приспособились к новым условиям — этим и объясняется их маленький рост — и возродили свою цивилизацию. А теперь вновь столкнулись с кораблями-личинками.

Хауэлл не импровизировал. Он действительно размышлял над этим там, в мертвой зоне, натолкнувшись на маленькие скелеты возле корабля-ловушки. Но тогда ему и в голову не пришло, что скелеты не были детскими! Он сжимал руки в смятении.

— Им не так уже везет, — в голосе Хауэлла слышалось сожаление. — Их преследуют омерзительные твари, у которых наверняка гораздо более сильный флот. На своих шарообразных кораблях они не в состоянии вести в космосе битву на равных. Их тактика — прятаться и нападать из засады, но она проигрывает перед технической мощью противника. Так чем эти маленькие люди могут нам помочь, если на них самих охотятся и ставят ловушки? Остается надеяться лишь на помощь в уничтожении “Маринты”, чтобы личинки не смогли получить информацию, откуда мы прибыли.

Некоторое время они шли в молчании.

— Если это правда, что же будет со всеми нами? — в конце концов подала голос Карен: она была расстроена и озабочена.

— Вот это мы и постараемся выяснить, — резюмировал Хауэлл с видом пророка.

Трое человечков, идущих впереди, что-то прокричали. Раздались ответные возгласы. Четверо землян вышли из джунглей на поляну, окруженную гигантскими деревьями со сросшимися стволами. Их листва была такой густой, что свет едва проникал сквозь нее. На лишенной подлеска земле, спрятанные от чужих глаз, стояли два космических корабля из металла. Они были даже меньше, чем “Маринта”. Больший из двух — не более тридцати футов в диаметре. А вокруг сновало бесчисленное множество маленького народа.

Несмотря на разницу между шарообразными космическими кораблями и шатрами, между беспородными псами и абсолютно непохожими на собак животными, что бродили взад и вперед, перед ними был настоящий цыганский табор.

Глава 6

Первой и главной проблемой стал вопрос общения. Хауэллу хотелось как можно скорее научиться понимать новых друзей, чьи жесты и улыбки, без всякого сомнения, выражали радушие и гостеприимство. Неожиданно земляне обнаружили в себе актерские задатки: не имея возможности объясниться словами, они рисовали картинки, жестикулировали, дополняя движения мимикой и сменой интонаций. В результате их беседы с новыми союзниками оказывались даже более информативными, чем можно было себе представить.

Мужчины низкорослого племени, некоторые из которых едва доходили Хауэллу до плеча, оживленно расселись вокруг него, чтобы обменяться мнениями по поводу кораблей-личинок и боевого искусства в целом. Очень быстро обнаружилось, что тактика кораблей-личинок в основном сводилась к устройству разных грязных трюков, например ловушек с приманками. Выяснилось также, что представители низкорослого народа наблюдали за “Маринтой” еще до того, как она приземлилась на их родную планету, и отнеслись к ней с известным скептицизмом. После приземления, когда Хауэлл направился к ловушке, они отметили, что он был гораздо выше любого из мужчин их расы, что сразу же поставило под сомнение его мирные намерения. Они решили, что это был новый тип скафандра, придуманный коварными личинками для того, чтобы вводить их в заблуждение.

Окольный путь, которым Хауэлл подбирался к фальшивому кораблю, только усилил их подозрения, хотя они и были уверены, что его убьет. Но на обратном пути этот великан сделал то, чего никак нельзя было ожидать ни от одного существа-личинки: он бережно сложил вместе и прикрыл мхом скелеты трех давно погибших людей их расы. Благодаря этому поступку Хауэлла малый народец изменил свое мнение о прибывших; горячую дискуссию о способах контакта с ним и с другими великанами прервал показавшийся вражеский корабль, и знакомство пришлось отложить. Один из маленьких мужчин быстро набросал несколько рисунков, изображавших успешный бой между шестью металлическими шарами и кораблем-личинкой. Малорослики отражали светящиеся снаряды экранами из металлических шариков. В конце концов им удалось поразить судно противника управляемой ракетой, но один из шарообразных космических кораблей тоже погиб. Поэтому-то они и не смогли прийти на выручку экипажу нового странного корабля.

Маленькие люди очень просили извинить их — но с ними были женщины и дети, да к тому же они вовсе не были уверены, что “Маринта” сама по себе не является ловушкой. Теперь, когда они в этом удостоверились, не покажет ли Хауэлл, как он уничтожил корабль-личинку?

Капитан яхты был польщен и сделал это весьма охотно, поскольку и сам воспользовался бы тактикой маленького народца, если бы это помогло защитить Карен.

Пока он говорил с командирами, Кетч демонстрировал свое охотничье ружье заинтригованным юнцам. Те пребывали в полном восторге. Брин общался с группой, заинтересовавшейся его рисунками листьев и цветов, — впрочем, они отличались профессионализмом и аккуратностью. Видимо, его собеседникам приходилось решать вопросы, связанные со снабжением колонии продуктами питания. Скоро выяснилось, что им были известны все восемь основных групп культурных растений, распространившихся по Галактике с подачи жителей каменных городов. В конце концов компания агротехников, забрав с собой Брина, отправилась осматривать какие-то особенные высокоспециализированные теплицы, где плоды созревали круглый год. Их можно было надолго оставить без присмотра, а потом вернуться и собрать урожай в любое удобное для этого время. К тому же растения были подобраны так, что, будучи собранными в различные периоды роста, давали большое разнообразие продуктов.

Карен разговаривала — так это, по крайней мере, выглядело — с женщинами. Они окружили ее, а дети таращили глаза, как всегда делают дети при виде чужестранцев. Все они улыбались и жестикулировали и, как могло показаться со стороны, поддерживали весьма оживленный разговор. Время от времени Хауэлл слышал, как в хоре их голосов раздавался голос Карен.

Вскоре он созвал друзей, решив, что пора вернуться на “Маринту”. Общение было продуктивным, но оно не удовлетворило его полностью. Небольшая группа маленьких людей отправилась вслед за ними. Остальные махали вслед руками.

— Мужчины, с которыми я беседовал, были разочарованы, когда поняли, что уничтожить корабль-личинку таким способом, как это удалось нам, можно лишь с земли, ведь бластерная пушка, как и ружье, требует точного прицела. Они были всерьез обеспокоены нашей безопасностью и расстроились, что ничего не могут дать нам с собой. Они очень хотят нам помочь, но у них нет запасных деталей для сверхскоростных двигателей. К тому же осталось еще много вопросов, которые я не сумел им задать. Но одно я понял: все, что они делают, очень красивое и хорошо работает, но это…

— Их оружие изготовлено вручную, — сказал Кетч. — Абсолютно все, даже химическое.

— И одежда соткана вручную, если можно так сказать, — вставила Карен. — Мастерские у них просто сказочные! Женщины гордятся одеждой, которую они изготавливают для своих семей.

Хауэлл нетерпеливо покачал головой.

— Да, все это делает им честь. Но я так и не спросил о главном.

— А их плантации растений — просто изумительные! — пропыхтел Брин. — Я видел их теплицы. Интересно, что они используют живые растения для обогащения кислородом воздуха в своих кораблях. Может, это примитивно, зато надежнее, чем наши системы кондиционирования.

Хауэлл слегка замедлил шаг, потом зашагал снова.

— Именно это слово! — угрюмо произнес он. — Примитивно! Они строят корабли, но все инструменты изготавливаются вручную. Я спросил об их городах, об их межпланетных базах. И не мог получить ответа. Я спросил, где живет их раса, большинство их народа, — они нарисовали шарообразные корабли. В ответ на вопрос, где они строят свои корабли, я получил рисунок, изображающий какие-то странные полумесяцы и ущербные луны — планеты, без сомнения. А когда я нарисовал городской пейзаж, они просто меня не поняли.

Карен споткнулась, и маленький мужчина, идущий рядом, быстро обернулся, чтобы поддержать ее. Он улыбнулась ему и тихо сказала Хауэллу:

— Для них это ничего не значит. У них нет городов.

— Нет городов? — Хауэлл с недоверием воззрился на нее, не обращая внимания на то, что пестрый народец устремился к “Маринте”.

— Корабли-шары — это и есть их дома, — объяснила Карен. — С ними странствуют их жены и дети. Они как цыгане — живут в этих кораблях, изготавливают технические устройства и ткут одежду, выращивают пищу. Время от времени они совершают посадку на планетах, и часть их, когда воздух на кораблях очистится, отправляется дальше. Но кто-то из них остается жить оседло на более долгое время — если они считают это место безопасным.

Хауэлл прищурился. Но ведь и вправду их женщины и дети находились вместе с ними на кораблях. Разве мужчины рискнули бы взять их на боевые космолеты? Их оставили бы там, где можно переждать опасность, пока они сражаются с тварями-личинками.

— Но… — Хауэлл покачал головой.

— Кроме того, все корабли время от времени собираются по общему соглашению в какой-нибудь звездной системе, где, как им кажется, их не могут обнаружить враги, — продолжала Карен. — Там они плавят металл, выращивают урожай и обмениваются изготовленными вещами, а также строят новые корабли для молодых людей, которые уже достаточно взрослые, чтобы вести самостоятельную жизнь. А еще для обмена опытом некоторые из них переходят жить с корабля на корабль, так что новые знания не являются прерогативой кого-то одного, а становятся общим достоянием. А потом они исчезают, чтобы личинки не обнаружили их.

— Как тебе удалось все это узнать?! — воскликнул Хауэлл.

— Женщины рассказали, — ответила Карен. — Их детишки — просто чудо! Такие крохи! Настоящие куклы! Я в восторге от них!

Маленький отряд продолжал продвигаться сквозь джунгли. Малорослый народец в ярких костюмах и четверо землян, возвышавшихся среди них подобно сторожевым башням. Зрелище было забавным.

— Мы можем снабдить их тяжелым оружием! — с жаром воскликнул Кетч. — И, если получится хоть один хорошо вооруженный корабль, я прихвачу дюжину бойцов для охоты на этих тварей… — Он подумал немного. — Нет. Нужно два корабля. И возьмем еще парочку для патрулирования. У монстров шерсть встанет дыбом! Два корабля, исчезнувшие без следа…

— Я полагаю, что личиночный флот, чьих разведчиков мы повстречали, будет здесь через пару дней сверхскоростного полета, — сухо заметил Хауэлл. — Пока мы будем разрабатывать дизайн оружия, изготавливать детали, обучать состав и оборудовать корабли…

— Но об этом стоит подумать, — проговорил Кетч, оправдываясь. — Возможно, удастся придумать, как осуществить все это!

Хауэлл не отвечал. Он шел сквозь джунгли, окруженный низкорослым народцем, к которому относился теперь с большой симпатией. Те в свою очередь проявляли к пришельцам с Земли и их кораблю трогательное любопытство, издалека разглядывая поврежденную яхту.

Хауэлл задумался. По существу, экипаж “Маринты” совершил величайшее открытие — обнаружил вторую человеческую расу, изолированную от населения Земли со времен разрушения каменных городов тысячи лет назад. А две расы людей с различными культурами могли бы дать друг другу так много! Но маленькие люди сражаются с опасностью, от которой их более крупные сородичи сумели скрыться, — с кораблями-личинками. В противостоянии с ними им пришлось выработать такой образ жизни, какой даже не снился ни Хауэллу, ни всему остальному человечеству.

И, вступая с ними в контакт, “Маринта” одновременно ввязывалась в войну с чудовищными кровожадными существами, почти полностью уничтожившими предков нынешнего человечества много веков назад. В наши дни они охотятся за низкорослым народом, стремясь его уничтожить. Их корабли, патрулирующие космос, создают постоянную угрозу, и даже если людям и удается уничтожить один из них, другой незамедлительно приводит подмогу, сразиться с которой у них уже не хватает сил.

“Маринту”, несомненно, выслеживали в сверхскоростном полете с момента первого обнаружения. Экипажу яхты удалось перехитрить один из кораблей-разведчиков. Теперь второй отправился за подкреплением. Но “Маринте” уже не скрыться, даже если на карту поставлены не только их жизни. Захватив яхту, хлородышащие монстры узнают, что существует земное человечество, и это приведет к вторичному опустошению занятой людьми части Галактики и разрушению городов, которые разделят участь руин тысячелетней давности.

Это было бы настоящее бедствие! Но теперь есть еще одна проблема — маленький народ. Они не могут за себя постоять и проигрывают агрессору в битве за выживание. Должно быть, когда-то у них были города, научные лаборатории, промышленные предприятия. Иначе им никогда бы не удалось научиться строить такие корабли, какие они строят сейчас. Но обстоятельства заставляют их, во избежание истребления, рассредоточиваться повсюду, изредка собираясь вместе, чтобы помочь друг другу в строительстве новых кораблей, а также для обмена людьми и новостями, дабы не растерять знаний и опыта. Но такой образ жизни не позволяет развивать новые военные технологии. Имеющихся же у них ресурсов для того, чтобы выжить, явно недостаточно. Поэтому они могут лишь прятаться и улетать, улетать и прятаться, в то время как враги безжалостно охотятся на них ради спортивного интереса, для забавы, устраивая ловушки, как на лис и волков. И убивают их с таким же бессердечием, как если бы это были вредные насекомые. А маленький народец, даже будучи загнан в угол, все же сражается не на жизнь, а на смерть. А ведь они такие же люди, как Карен, Кетч, Брин или он сам. И чем больше Хауэлл думал об этом, тем сильнее чувствовал, что должен помочь этим обреченным людям.

Поблизости от “Маринты” отряд обнаружил двух низкорослых мужчин, которые направлялись к шаровидным кораблям. Они уже побывали в ее машинном отделении, вытащили бесполезный конденсатор, принесенный из ловушки, и осмотрели детали сверхскоростного устройства яхты. Собственный конденсатор “Маринты”, разобранный на части, все еще валялся там, где его оставили Хауэлл и Кетч, потому что аппарат по уничтожению мусора не мог перерабатывать металл — только органические компоненты на основе углерода.

Пожилой человек с седыми бакенбардами, тот самый, которого они встретили по дороге в табор, по-видимому, был их главным специалистом. Облаченный в пурпурную одежду, он с весьма авторитетным видом просвещал своих помощников относительно сверхскоростных двигателей и их компонентов. Однако некоторым это было неинтересно, и они рассыпались по яхте, восхищаясь всем, что видели. Карен исполняла роль гида. Кетч повел своих юных поклонников осматривать коллекцию спортивного оружия. Брин принес из отсека жизнеобеспечения семена, которые должны по правилам находиться на каждом космическом корабле. С помощью рисунков он принялся объяснять интересующимся, зачем они нужны и что с ними следует делать.

“Главный специалист” тем временем продолжал свою лекцию, которая, похоже, касалась сверхскоростных генераторов. Его слушали с почтительным видом, иногда кто-нибудь вставлял свое замечание.

Хауэлл немного послушал — Затем вернулся к тем, с кем общался ранее. Он хотел заключить с ними сделку. Если им не удастся починить “Маринту” для путешествия в дальний космос, то, может быть, они найдут в океане бухту поглубже, куда он сможет сбросить яхту, чтобы ее не обнаружили твари с корабля-личинки? А если бы и обнаружили, то не смогли бы починить и изучить ее устройства.

Разумеется, он не мог требовать, чтобы четверо землян были приняты на кораблях низкорослой расы. Пока он даже не мог решиться попросить, чтобы один из шарообразных кораблей поднял его над поверхностью планеты для поисков подходящего места в океане. В то же время он думал и о Карен. Наверняка девушке не захочется возвращаться домой, если она будет знать, что приведет за собой полчище монстров, которые устроят резню, как и много тысяч лет назад. Она скорее согласится остаться здесь, чем стать причиной разрушения родной планеты. Но и в этом случае ей придется разделить судьбу Земли. И поэтому неизвестно, захочет ли она здесь остаться.

Используя картинки, мимику и жесты, Хауэлл старался как можно яснее изложить свою просьбу. Он хотел, чтобы маленькие люди поняли — “Маринту” можно поднять в воздух с помощью тех же двигателей, на которых она совершила посадку. Ее необходимо затопить в самом глубоком море, чтобы она не досталась монстрам с кораблей-личинок, и тем самым затруднить обнаружение земной ветви человечества. Так не помогут ли ему его новые друзья найти такое место?

Его так и не поняли. Они никак не могли взять в толк, зачем уничтожать такой хороший корабль, не попытавшись сражаться. Единственный вопрос, на который он получил ответ, — когда прибудут корабли врагов. Он оказался неутешительным: через три или четыре рассвета.

Наконец группа визитеров покинула машинный отсек и саму яхту. Под предводительством авторитета с седыми бакенбардами они направились к кораблю-личинке.

Кетч подошел к Хауэллу.

— С тех пор как началась вся эта заваруха, ты столько для нас сделал, что заслуживаешь быть приглашенным на корабль-шар — как ты считаешь? — сказал он ему.

— Не думаю, пожалуй, нет, — отвечал тот. — Корабли у них и так переполнены. Скорее всего, там нет места для нас. И воздуха тоже.

— Но нам нужно улететь с ними, — с жаром возразил Кетч. Тон его был серьезен. — И забрать все приборы, которые есть на “Маринте”!

Хауэлл пожал плечами.

— Я пытаюсь договориться о затоплении яхты. Может быть, даже это не удастся.

— Но нам необходимо быть с ними! — настаивал Кетч. — Они соберутся вместе — все шаровидные корабли на одной планете! У нас будет оружие — мы им его продемонстрируем! Я возьму команду юношей, и мы отправимся охотиться на корабли-личинки! Мы их спалим! Уничтожим! Подожжем им шкуры! А потом соберемся и полетим туда, откуда они прилетают, и…

— Мы? — переспросил Хауэлл вежливо.

— Ты мне будешь нужен, — сказал Кетч. — Но если не решишься, я могу и сам. Я думал, ты присоединишься ко мне! Когда Карен услышит…

— Я благословляю тебя на подвиги, — с иронией заметил Хауэлл. — Но сейчас самое главное — не дать этим монстрам понять, что здесь находятся представители еще одной человеческой расы и что они вступили в контакт с их исконными врагами. Как только они обнаружат этот факт, они предпримут атаку на землян, которые не знают о них ничего и не готовы защищаться, — на наш народ! Так что прими мое благословение, но сначала сделай то, что является первоочередной задачей!

Он повернулся и продолжал показывать яхту и ее оборудование восхищенному маленькому народцу. Малютки изумлялись: зачем такой большой корабль для четырех человек? Их собственные шарообразные корабли были переполнены. Хауэллу внезапно стало ясно, почему там так тесно. Делая все практически вручную, даже то, что обычно выполняется машинами, эти люди во время своих недолгих встреч не успевают построить достаточное количество транспорта. Их цивилизация развивалась под гнетом каждодневной угрозы и необходимости постоянно скрываться от кораблей противника. В такой гонке не было места прогрессу. Их раса угасала.

Хауэлл невольно спрашивал себя: а как они вообще выжили? Их оружие казалось жалкой кустарщиной по сравнению с оружием “личинок”. Должно быть, они изобрели более эффективные поисковые устройства, которые вовремя предупреждают их об опасности.

Потеряв всякую надежду на личное избавление, Хауэлл теперь размышлял о вещах, имеющих значение для всей Галактики: необходимо любой ценой не допустить, чтобы корабли-личинки обнаружили и изучили “Маринту”, не важно, поврежденную или целую.

Снаружи раздался шум, там возникла какая-то суматоха. Хауэлл не мог понять, в чем дело, но, привыкнув в последнее время ожидать только худшего, прихватил одно из ружей Кетча.

У самого выхода он услышал гомон звонких голосов. Маленькие люди выскакивали через люк и, проскальзывая мимо него, устремлялись в джунгли, где происходило какое-то движение. На секунду Хауэллу показалось, что там еще одна личинка, но потом он понял, что это не так.

Его взору открылось отрадное и удивительное зрелище: группа низкорослых людей, отдуваясь, с трудом тащила по направлению к “Маринте” что-то явно неподъемное для их комплекции. Из древесных сучьев была изготовлена примитивная волокуша, на полозья которой пошли полосы материала, содранного, очевидно, с корабля-личинки. При помощи этого высокотехничного приспособления они, хотя и с трудом, втащили на борт яхты какой-то предмет, о назначении которого Хауэллу оставалось только догадываться.

При этом все радостно щебетали и оживленно обменивались репликами. Но вот пожилой человек с седыми бакенбардами скомандовал что-то резким голосом; несколько его помощников спустились в машинный отсек, вынесли оттуда разобранный конденсатор и разложили продырявленные пластины на траве. Седой решительно оттеснил спутников и занялся только что принесенным предметом. Он отвинтил и начал быстро резать блок из твердого пластика, при этом губы его шевелились, как это бывает у людей, полностью поглощенных делом и уверенных в своем профессионализме.

Хауэлл поднял срезанные кусочки пластика и бросил их в машину для переработки мусора. Упав на дно, они, разумеется, искрошились, быстро и бесшумно превратившись в мельчайшую пыль, которая, повинуясь законам тяготения, ссыпалась в отстойник.

Вся деятельность внезапно прекратилась. Седой и его помощники уставились на мусоросборник. Наступила тишина, а потом все заговорили разом. Возбужденные голоса почти оглушили землян. Малый народец сбежался из всех уголков яхты, и каждый старался что-то спросить. Вскоре подоспело пополнение из тех, кто пока еще оставался снаружи. Гул голосов и лес жестикулирующих рук свидетельствовали о невероятном успехе этого простого механизма.

Внезапно снова воцарилась тишина. Низкорослые, столпившись, смотрели то на Хауэлла, то на переработчик мусора. Кто-то выглядывал из-за спины соседа, кто-то, чтобы лучше видеть, забрался на встроенную мебель. И все жестами просили Хауэлла проделать это еще раз.

Он нахмурился — это вам не цирк. Радостное щебетание смолкло. Казалось, их ничто теперь не интересовало, кроме устройства, которое перерабатывало органические остатки, превращая вещество в крошечные частички, напоминающие тальк или графит. Полученные отходы были сродни четвертому состоянию материи — не твердое вещество, не жидкость и не газ. Пыль, одним словом. Именно эта пыль и приводила малышей в изумление и восторг. Она вылетала из поддона, и ее можно было вдохнуть, как дым. Но потом из нее можно было сделать любой твердый предмет.

Заговорил седой. Он был ошеломлен. Увиденное захватило его целиком. Его умоляющие жесты настолько не вязались с полным достоинства обликом, что Хауэлл был совершенно озадачен и бросил в машину еще несколько пластиковых обрезков. Они снова превратились в пыль. За ними последовала новая партия обрезков. В отстойник опять высыпалась кучка пыли. Еще куски. Еще пыль.

Поднялся настоящий переполох. Лица гостей светились восторгом. Они что-то выкрикивали, сраженные наповал этим эффектным зрелищем. Кто-то хлопал в ладоши. Хауэлл заметил мужчину в розовом, решительно прокладывающего путь сквозь толпу. Он подошел к одной из женщин, обнял ее, указывая на устройство, и начал что-то говорить на ухо. Женщина тихо заплакала.

— Послушайте! Что случилось? — протестовал Хауэлл. — В чем дело? Если вам нужно такое устройство, я дам его вам! И его для вас сделаю. Но сейчас позвольте Бакенбардам закончить работу! Расходитесь! Расходитесь!

Кетч и Брин протолкались сквозь толпу.

— Что здесь происходит? Куда это все собрались? — спросил Кетч.

— Они увидели, как работает мусороперерабатывающая машина, и все как с ума посходили, — ухмыльнулся Хауэлл.

И двинулся вперед, выгоняя маленьких человечков из помещения. Еще до того, как последний из них покинул яхту, Хауэлл заметил, что многие устремились к кораблю-личинке, причем бегом. Он вновь повернулся к седовласому в пурпурной одежде, который сосредоточенно изучал механизм, что-то бурча себе под нос. Эти звуки нельзя было назвать медитативными — в них звучали огорчение и досада. Ему нечего было положить в переработчик мусора, но отчаянно этого хотелось.

— Знаешь что, если это так много значит для вас, я сделаю еще один такой и научу изготавливать их самостоятельно, — предложил Хауэлл. — Чем заняты твои друзья?

Седой изобразил ряд жестов. Стало ясно, что он сам и его компаньоны сходили на корабль-личинку и извлекли большую часть утопленных в пластик металлических механизмов и приборов. Хауэлл ни за что не догадался бы о назначении принесенного на “Маринту” предмета, если бы седой не приладил его к тому месту, где прежде стоял конденсатор. Жестами он показал, что намерензаменить ныне отсутствующий конденсатор на исправный. Но Хауэллу не слишком верилось в успех этого предприятия. У низкорослых, конечно, были космические корабли, но их технология казалась ему до крайности примитивной, ведь даже оружие они изготавливали вручную.

— Ну хорошо, попробуй, — скептически проговорил Хауэлл. — Это в любом случае не повредит. Если твоя штуковина поможет нам улететь до того, как нас выследят, — отлично. Если из-за нее мы взлетим на воздух — тоже не буду жаловаться.

Конечно, маленький человек ничего не понял. Но Хауэлл обращался к нему тоном, который, несомненно, огорчил его. Было видно, что скептицизм большого человека больно задел его гордость. Тем не менее миниатюрный мужчина вновь заговорил с Хауэллом так убедительно, с таким жаром, что становилось ясно — то, чего он хотел от Хауэлла, было делом первостепенной важности.

— Я дал им часть семян из аварийного набора, а Кетч нарисовал, как можно изготовить оружие, — озадаченно сказал Брин. — Что же еще им нужно?

— Как ни странно, они желают машину для уничтожения мусора! — саркастически произнес Хауэлл. — И я не могу добиться, чтобы он хоть на минуту отвлекся от этой затеи!

Он изобразил с помощью пантомимы, как вытаскивает устройство для мусора и дарит его седому. Тот посмотрел на него с ужасом. Ему явно было нужно нечто совсем другое. Карен поняла это.

— Он ни за что не хочет брать наш мусоропереработчик, — объяснила она. — Этого он не может себе позволить. Вот если бы ты объяснил ему, как их изготавливать…

— Это немножко хлопотно, но я попытаюсь, скажи ему, — обещал Хауэлл. — Во всяком случае, это не сложнее, чем то, за что берется он — включить наш двигатель перегрузок за счет чужого конденсатора. Если ему это под силу…

Три низкорослых робко вошли в отсек. Несколько минут назад Хауэлл уже выпроводил их. А теперь они вернулись опять, неся нарезанные куски пластика с корабля личинок. Жестами и звуками они попросили разрешения поместить эти куски в мусоропереработчик.

— Валяйте, развлекайтесь! — нетерпеливо крикнул Хауэлл.

И, судя по всему, они здорово развлеклись. В их глазах светились восторг и надежда.

Но сам Хауэлл находился в угнетенном состоянии, как и всегда, когда его мысли обращались к судьбе Карен. Контакт с малым народцем не улучшил ситуации. Он почти не верил в возможность хоть как-то починить яхту и, тем более, вернуться на Землю из-за неминуемой погони “личинок”. Хауэлл был убежден, что это обычная тактика хлородышащих, хотя низкорослые и умудряются как-то избегать ее.

Он видел для нее единственную, но весьма неутешительную перспективу — провести остаток жизни, скрываясь на зеленой планете среди малорослого народа, постоянно опасаясь, что ее могут выследить и уничтожить все человечество на ее родной планете, как это уже случилось когда-то давным-давно.

Таким образом, всех их ждала незавидная участь. Однако казалось, что пока никто не разделял его пессимизма. Хауэлла безумно раздражали воинственные фантазии Кетча, обуревавшие его с тех пор, как он вышел на тропу войны с личинками. Они были основаны на расхожих клише из видеофильмов, которые ему довелось посмотреть. Как было продемонстрировано в лучших из них, он уже успел познать радость боя, к тому же, его не ранило, и ему понравилось ощущение собственной неуязвимости. Он подогревал в себе ненависть к своим противникам-личинкам, что вполне соответствовало идее героического сражения.

Страстное желание маленьких людей получить машину для переработки мусора тоже казалось лишенным смысла, но они не могли думать ни о чем другом, и это также бесило Хауэлла. Были и другие причины впасть в уныние, что Хауэлл не замедлил сделать.

Малорослики то и дело входили на яхту, застенчиво и с извиняющимся выражением на лицах вносили куски пластика и кидали в машину, наблюдая, как она выдает пыль. В конце концов Хауэлл не выдержал и с сердитым видом отправился на склад яхты искать детали для изготовления такого же устройства для кораблей-шаров.

Кетч последовал за ним.

— Хауэлл, ты делаешь большую ошибку, — заговорил он авторитетным тоном. — Ты — руководитель этой экспедиции, и от правильности принимаемых тобой решений зависит наша жизнь. Мы ведь собирались изготовить оружие!

— И что дальше? — спросил Хауэлл.

Он собрал детали, необходимые для работы. Ему показалось, что маленький конденсатор из ловушки можно взять за основу этой абсолютно ненужной сейчас вещи.

— Если человек с бакенбардами сможет залатать “Маринту” для дальнейшего полета, нам нужно изготовить оружие для самозащиты. Но можно сделать и больше. Я постараюсь нанять этих малышей, чтобы они присоединились к нам с оружием, — настаивал Кетч.

Хауэлл повернулся и выразительно посмотрел на него.

— Нужно выучить их язык, — решительно продолжил Кетч. — И наконец заняться изготовлением бластеров. Мы присоединимся к шарообразным кораблям, когда они соберутся на следующую встречу. Покажем им записи о разрушении корабля-личинки и докажем, что можем повести маленький народ с нашим новым оружием на бой против тварей, что охотятся за ними.

— По меньшей мере, еще вовсе не факт, что “Маринту” удастся починить, — ответил Хауэлл. — Если ты собираешься бросить яхту — между прочим, мою яхту — в бой, то, может, подумаешь сначала, стоит ли втягивать в это Карен?

— Карен — женщина. А для женщины нет большей славы, чем быть женой воина! — объявил Кетч с важным видом.

— Это в боевиках так считается, — парировал Хауэлл. — Не будь идиотом. Спустись на землю!

Он оттолкнул Кетча и вернулся в машинный отсек, где его ждали собранные им детали и бумага для чертежей.

Седой был погружен в работу над заключенным в пластик конденсатором, принесенным с корабля-личинки. Он трудился с двумя помощниками, и Хауэлл подумал, что никогда не видел, чтобы кто-нибудь работал так сосредоточенно и с таким упорством. Обладатель бакенбард обратил внимание, что Хауэлл принес новые детали, и понял, что тот будет собирать обещанное устройство. Это не вызвало у него особой радости, поскольку противоречило его первоначальному замыслу. Не обращая внимания на его недовольный вид, Хауэлл принялся чертить схемы для каждой части прибора, что оказалось не так уж сложно.

Седой и его помощники заинтересовались и уже не спускали с него глаз. Хауэлл ничего не оставлял без объяснений. Основной этап в изготовлении мусороперерабатывающей машины заключался в сборке генератора, производящего высокочастотное излучение в определенной части радиоспектра. Именно оно осуществляет разрушение органической материи, но только в вакууме. Труднее всего было объяснить, что в атмосфере это излучение отражается самими воздушными массами. Простейшей иллюстрацией этого процесса мог служить опыт с электрической лампочкой, покрытой ртутью. Свет не проникает сквозь слой ртути и, отражаясь от него, возвращается к источнику. Так и устройство для переработки мусора, будучи окруженным воздухом, не распространяет свое излучение и потому не затрагивает остальные пластиковые предметы и покрытия на корабле.

Приближался вечер, и солнечный день сменился небывалой красоты закатом, но Хауэллу было некогда любоваться им. Он продолжал напряженно работать. Наконец сборка аппарата, производящего высокочастотные волны, подошла к концу. Седой был в восторге. Он бросал на Хау-элла нетерпеливые взгляды и настаивал на том, чтобы тот запечатлел каждый шаг своей работы в схемах и диаграммах, — это не составляло особого труда, но отнимало много времени.

Карен предложила пообедать, но Хауэлл лишь понуро покачал головой. Он находил горькую иронию в том, что представители чужой цивилизации пытаются привести в порядок “Маринту”, когда совершенно ясно, что ей ничто не поможет. Как бы отчаянно им ни хотелось вернуться домой, нельзя даже попытаться сняться с места, пока ее могут выследить. Им следовало бы улететь до прибытия кораблей-личинок, но поскольку это невозможно, гораздо разумнее похоронить ее на дне океана. С этими горькими мыслями он заканчивал работу над устройством по переработке мусора.

Карен принесла сандвичи. Хауэлл кивнул в знак благодарности и предложил их троим маленьким людям, остававшимся на “Маринте” после наступления темноты. Те отказались, с нетерпением ожидая завершения работы.

Видя усталое лицо Хауэлла, Карен попыталась уговорить его хоть немного вздремнуть.

— Не вижу никакого толку, — угрюмо сказал Хауэлл. — Что это изменит?

— Тебе нужно спать! — протестовала Карен.

Он не ответил. Она взволнованно сообщила, что Кетч готовит оружие. Хауэлл промолчал и осторожно припаял контакт.

— Он… попросил меня научиться их языку как можно скорее, — продолжала Карен.

— Не вижу в этом вреда, — ответил Хауэлл. — Хотя и пользы, по крайней мере, сейчас, тоже. Подозреваю, он хочет, чтобы ты учила в первую очередь военную терминологию. А это так же нужно, как и то, что делаю я.

— Я хотела бы… — беспомощно произнесла она.

Он поднял на нее глаза.

— Я стараюсь ради тебя, — мрачно сказал он. — Пока я не могу сделать ничего реально полезного и обнадеживающего, но дай бог, чтобы я ошибался.

С грустью взглянув на Хауэлла, она вышла. Тот снова принялся за работу, и была уже глубокая ночь, когда, подсоединив конденсатор из ловушки и включив ток, он подал готовое устройство седому. Ох, как же он устал! Ничто не утомляет так, как безнадежность.

— Он твой, — сказал Хауэлл. — Не хочешь испытать его?

Он видел, как дрожали руки у седого, когда тот закладывал в машину кусочки пластика. Очень быстро и очень тихо пластик был переработан в порошок. Мельчайший порошок взлетал и падал обратно, если потрясти контейнер. Седой с двумя помощниками повторили испытания. Их глаза сияли. Они не сказали ни слова, но казалось, никто не мог бы обрадоваться больше.

Седой подошел к Хауэллу и похлопал его по плечу. Затем вместе с помощниками вновь погрузился в переделку конденсатора, извлеченного из чужого корабля. Это была очень тонкая, почти ювелирная работа, требующая глубокого знания технической культуры существ-личинок. Малейшая неточность или неисправность могли свести к нулю все старания.

Какое-то время Хауэлл наблюдал за ними. Похоже, они хорошо знали, что делают. Но даже если двигатель будет починен, “Маринта” все равно остается без вооружения, а времени на его изготовление просто нет, как нет и шансов уйти от погони. А у малого народа есть какие-то приборы слежения…

В конце концов Хауэлл устал от собственного пессимизма и угрюмого отчаяния. Утро вечера мудренее. Назавтра он попытается пристроить Карен на корабль низкорослых собратьев. Возможно, даже передаст вместе с ней кое-какую техническую документацию, чтобы впоследствии она могла ее перевести. Хорошо бы, они приняли также и Брина с Кетчем — те будут вполне полезны своими научными знаниями. А сумей он договориться с маленьким народом, они сопроводят его к такому месту, куда можно будет сбросить яхту. А затем…

Он без сил повалился на кушетку и забылся тяжелым сном.

Проснулся он от неприятного ощущения тошноты и головокружения. Все вокруг него встало с ног на голову. Хауэлл поразился тому, насколько это походило на вход в сверхскоростной режим. Но ведь это невозможно! Однако, услышав возбужденное бормотание людей, он внезапно все понял. Вскочив еще до того, как прошла дурнота, Хауэлл бросился в рубку… и уткнулся взглядом в пустой экран. “Маринта” не просто летела в космосе — она находилась в режиме перегрузки, и шестеро маленьких мужчин отчаянно пытались вытащить приборное стекло дисплея, чтобы достать из-под него реле. Пока Хауэлл спал, им удалось установить конденсатор с корабля-личинки, и яхта оказалась полностью готова к эксплуатации. А теперь она неслась в сверхскоростном режиме в неизвестном направлении с неизвестной скоростью, в то время как импровизированная ремонтная бригада тщетно старалась добраться до приборов, чтобы не допустить усиления перегрузки.

Глава 7

Такого не мог предвидеть никто. Что толку устраивать дебаты на тему, кто виноват и что делать? Худшее уже случилось, и Хауэлл ясно понял это, как только пережил симптомы вхождения в режим перегрузки. Но все равно испытал настоящий шок: не успел он улечься спать, раздумывая о том, что “Маринта” никогда уже не сможет летать на сверхскорости, и собираясь утопить ее в глубине моря, как проснулся, обнаружив себя в космическом пространстве, на яхте с работающим сверхскоростным двигателем, который, похоже, было теперь не отключить.

Хауэлл протиснулся между низкорослыми коллегами, попытался сам отодвинуть стекло, но только обломал ногти. Почему-то он был свято уверен — режим перегрузки включили только для того, чтобы удостовериться, что конденсатор действует. Теперь яхта готовилась совершить наиболее быстрый из сверхскоростных скачков. Совсем непохоже, что экспериментаторы выбирали какой-либо определенный маршрут. Одно можно сказать точно: “Маринта” удалялась от безымянной зеленой планеты, где остались его друзья и маленький странствующий народец. С каждой секундой все меньше верилось, что он когда-нибудь найдет путь обратно. А ведь сейчас к ней приближается на всех парах флот зловещих личинок. Более того — если “Маринта” была обнаружена в режиме перегрузки в тот самый первый раз, когда выходила из него, то где гарантия, что и сейчас ее не обнаружат враги?

Яхту следовало срочно вывести из сверхскоростного режима, однако Хауэллу все никак не удавалось отодвинуть стекло приборной панели. Он почувствовал себя пойманным в ловушку, но когда увидел, с какой надеждой смотрят на него маленькие люди, ему стало стыдно.

— Вот черт! — сказал он с досадой. — Никак не могу достать эту штуковину!

Он взял отвертку и с внезапной решимостью открутил черное полированное стекло, защищающее ряды клавиш и кнопок. Всмотрелся в сплошную мешанину проводов, реле и переключателей. Кнопку отключения перегрузки заело. Риск замыкания, которое может сжечь все контакты, возрастал. Элементы, отвечающие за выход из перегрузки, заклинило на участке в одну восьмую дюйма. Требовались быстрые и решительные действия — здесь помогут только отвертка и… что-нибудь тяжелое. Отвертка у него в руках, а вот и молоток. Он вставил отвертку в сплошную массу спаявшихся деталей и стукнул молотком. Реле освободилось. Тошнота, головокружение, жуткая спираль, вращающаяся перед глазами… И экраны обзора вспыхнули мириадами звезд.

Конечно, все они были совершенно незнакомые. Рядом с “Маринтой” сияло яркое, ослепительно зеленое солнце. Вот и Млечный Путь, выглядевший совсем не так, как с Земли. А далее по курсу — неизвестное созвездие и еще несколько солнц, куда можно было направить свой путь.

Хауэлл включил все детекторы, а заодно и универсальный приемник. Быстро настроил их на максимум чувствительности, не обращая внимания на резонанс. Заработал радар — теперь он мог предупредить их о любых пролетающих объектах.

Маленькие люди замерли вокруг него, восхищаясь его ловкими действиями перед лицом опасности, которая показалась им даже более серьезной, чем нападение корабля монстров-личинок.

— Хотелось бы мне уметь объясняться по-вашему, чтобы задать вам хорошенькую взбучку, как вы того заслуживаете, — угрюмо сказал Хауэлл.

Те продолжали смотреть на него с доверием и восторгом. Стоило ему хоть на шаг сдвинуться с места, как они с готовностью уступали ему дорогу, ожидая, что еще он предпримет и не даст ли им каких-нибудь распоряжений. Внутренне кипя от гнева, Хауэлл попытался обдумать ситуацию. И почувствовал беспомощность, граничащую с отчаянием.

И так проблем хоть отбавляй — а теперь еще и “Маринта” затерялась где-то в открытом космосе! Не было больше поблизости ни хитроумных ловушек, ни злобных личинок, ни космических скитальцев со всеми их затеями, но, с другой стороны, не было с ним и остальных членов экипажа. К тому же, памятуя о прошлом опыте, можно было ожидать встречи с кораблем-личинкой, который и в перегрузке способен догнать ее.

В этот момент детекторная система возвестила, что пространство вокруг яхты свободно от любых объектов. Хауэлл перевел глаза на своих добровольных помощников. Среди них не было того, с бакенбардами. Скорее всего, он вернулся на свой корабль, чтобы, используя полученную от Хауэлла информацию, самостоятельно изготовить машину для уничтожения мусора.

Хауэлл вдруг остро осознал свое одиночество и то, как он нуждается в поддержке кого-нибудь из своих товарищей. Подумать только — они позволили поднять яхту в воздух! Не настояли, чтобы настырные малютки предварительно проконсультировались с ним. Никто из них — даже Карен — не потрудились разбудить его, чтобы рассказать о готовящейся проверке генератора перегрузочного поля. И под занавес даже позволили ему улететь вместе с “Маринтой”!

Он прошел в каюту Брина. Пусто. В каюту Кетча. Пусто. Дотронулся до задвижки на двери каюты Карен. Дверь распахнулась; девушка стояла на пороге и смотрела на него.

— Какого… — начал он. — Ты знаешь, что произошло?

Она покачала головой. Потом произнесла странным голосом:

— Я… Думаю, да. Это было ошибкой. Моей ошибкой.

Хауэлл ждал.

— Ты… работал почти всю ночь, — проговорила она с трудом. — Делал для них эту злосчастную машинку для мусора. Ты так устал, совершенно вымотался. Лег спать под утро, а они продолжали работать над двигателем. Я… нервничала. Не спала. Но рано утром они ушли, и пришли… другие маленькие люди. Мой отец вышел к ним. И Кетч тоже. Я слышала, как он говорил. Они его, конечно, не понимали, но он говорил так, как будто выступал перед публикой. С таким энтузиазмом. Мы дадим вам прекрасное оружие, сказал он. Покажем, как убивать личинок и уничтожать их корабли. Все будет здорово. Они… слушали. Но ничего, ясное дело, не понимали.

— Он идиот, — холодно проронил Хауэлл. — Он все думает, это спектакль, а ему досталась роль национального героя, ведущего страну к триумфу. Точно?

— Он вышел с ружьем, — продолжала Карен. — Наверное, хотел показать им, как будет обучать их. Мой отец отправился в другую сторону, наверное, за какими-нибудь новыми растениями. Я… ждала. Я думала, что ты уже проснулся и можно дать тебе позавтракать.

Хауэлл хотел что-то возразить, но сдержался.

— Продолжай.

— Появились еще маленькие люди. Я слышала голос Кетча, но не понимала, что именно он говорит. А потом несколько маленьких вошли на яхту. Я подумала, что это Кетч послал их. Не было никакой причины их не пускать. Это моя ошибка, но я не знала, чем они занимаются. Наверное, они подняли корабль и вывели его из атмосферы. Я этого не заметила из-за искусственной гравитации. А потом мы вышли в режим перегрузки, и я услышала, как ты побежал в рубку. Мне следовало проверить, что они такое делают с яхтой! Но я думала, это Кетч сказал им…

— Вероятно, да, — мрачно сказал Хауэлл. — Он дорвался до власти и решил, что может отдавать распоряжения о том, чего сам не понимает.

Он вернулся в рубку, весь кипя от возмущения. Выросшие на Земле люди часто ведут себя по-детски. Окруженный комфортом и достижениями цивилизации, средний землянин вырастает без ожогов, порезов, падения с деревьев, переломов рук и ног и даже ни разу не проголодавшись. С ним не случается ничего, что могло бы его побеспокоить, и ему даже неизвестно, что такое случается. Совершенно очевидно, что Кетч играет драматическую роль без того жизненного опыта, на котором она должна основываться. Раз маленькие люди восхищаются им, то он с легкостью приказал отправить восстановленный после ремонта корабль в испытательный полет — а на деле бог знает куда!

Приборная доска мелко завибрировала.

— Приближается перегрузка! — сообщил Хауэлл.

И утопил кнопку в панели. Яркая вспышка. Головокружение, тошнота и головная боль. Потом возникло ощущение, что “Маринта” стала неподвижной, как скала. На самом же деле, как понял Хауэлл, она неслась в космосе еще быстрее, чем в предыдущий раз. Но вот в реле вспыхнула ослепительная искра, свидетельствующая о том, что сила тока увеличилась. Хауэлл затаил дыхание и вновь приготовил молоток и отвертку. По его указанию Карен достала специальное сверхпроводниковое покрытие для контактов реле, и когда опять произошло сплавление деталей, он воспользовался им. Режим перегрузки был снова отключен, и “Маринта” вновь вынырнула в межзвездном вакууме. Хауэлл угрюмо смотрел на экраны.

Созвездие по-прежнему маячило на экране, но отдалилось в направлении Млечного Пути. Хауэлл не мог представить пройденного яхтой расстояния, но предполагал, что на этот раз оно еще больше.

— Кто-то появился в космосе рядом с нами, — сказал он Карен. — Поэтому я снова включил перегрузку. Может, это собьет их со следа.

Послышался шепот низкорослых людей, которые выжидающе смотрели на Хауэлл а.

— Они, небось, удивляются, почему я не делаю ничего того, что они привыкли делать на своих кораблях в подобной ситуации, — усмехнулся он. — Ни сейчас это все, на что способна “Маринта”. Если так будет продолжаться, оба ее двигателя просто взорвутся, помяни мое слово!

Перспектива не из приятных. По-видимому, конденсатор корабля-личинки создавал больший запас энергии, чем прежний, в результате возникал ток такой силы, на который не были рассчитаны цепи. И вполне могло статься, что двигатели не выдержат перегрузки и взорвутся, а корабль беспомощно зависнет в пространстве, где его с легкостью обнаружат враги. Ох, и порадуются же эти хлородышащие монстры!

Вдруг один из малышей, всмотревшись в экран, указал на крохотное пятнышко. Хауэлл прищурился.

— Он показывает то место, откуда мы прилетели! — сказала Карен. — Он знает точно! Больше ему не на что указывать!

Хауэлл подумал секунду. Потом кивнул.

— Да. Похоже, что так.

В этом был смысл. Очевидно, пилоты небольших шаровидных кораблей ориентируются в пространстве иначе, чем астронавигаторы на судах, подобных “Маринте”. Земляне путешествуют от одной солнечной системы к другой, пропахивая огромные расстояния. Исследователи пользуются как известными, так и новыми трассами, но в любом случае они сразу же прокладывают маршрут возвращения. Но этот народ летает на своих шариках, спасаясь от врагов, и им не впервой распечатываться из перегрузки в любой точке межзвездного пространства. Они еще не утратили навыков ориентации в трехмерном пространстве, так что созвездия служат им маяками, а другие галактики — надежными вехами в их странствиях. И для них, парящих в неведомом космосе, откуда может и не быть пути назад, все карты бесполезны, ведь их не применишь к незнакомым местам. Для своих встреч ими разработана целая система координат, почти абстрактная, но помогающая найти друг друга на совершенно чужой территории. И сейчас маленький человек в чем-то алом, напоминающем жилетку, после двух скачков яхты на немыслимое расстояние уверенно поставил палец на точку, откуда они стартовали.

— Точно! — повторил Хауэлл. — Вот отсюда мы и прибыли. Вопрос лишь в том, осмелимся ли мы вернуться назад.

Детекторы опять проинформировали экипаж о вынырнувшем где-то поблизости из перегрузки чужом корабле. Приборная доска завибрировала.

— Приближается перегрузка! — дико заорал Хауэлл.

И вновь нажал на кнопку выхода в гиперскоростной режим. Головокружение. Тошнота. Вращение. “Маринта” вновь погрузилась в кокон полей перегрузки, изолированная от всей вселенной. Теоретически ничто не может пробиться к кораблю сквозь этот барьер и войти в поле, будь то хоть твердый объект, хоть излучение. Но теперь Хауэлл со всей очевидностью знал, что движущееся поле перегрузки, несущее внутри себя корабль со скоростью во много раз превосходящей скорость света, испускает определенный сигнал, который могут распознать и использовать в своих целях другие корабли, находящиеся в таком же режиме.

— Вот ответ на заданный мною вопрос, — горько заметил он. — И ответ этот — нет! Нельзя нам туда возвращаться. Кто-то следит за нами. Может быть, их даже двое. Мы совершаем прыжок, а они прыгают вслед за нами. Теперь мы прыгнем снова. Если кто-нибудь окажется рядом, когда мы распечатаемся, значит, это они — корабли-личинки!

“Маринта” летела все вперед и вперед. Маленькие люди совещались. Тот, что в жилетке, выслушал мнение остальных и удовлетворенно кивнул. После этого они уселись поудобнее и стали ждать. Хауэлл вышагивал взад и вперед, предаваясь невеселым думам. Наконец он остановился, наблюдая за низкорослыми.

— Карен, они знают, что с нами происходит, — сказал он. — Но сидят здесь как ни в чем не бывало. Что это с ними?

— Я думаю, они ожидают от тебя решительных действий, — ответила она. — В конце концов, мы прибыли в ту часть Галактики, где полно опасностей, и они представить себе не могут, что мы добрались сюда, не столкнувшись ни с одной из них и не научившись их преодолевать.

— Но ведь когда они нас нашли, наш конденсатор был неисправен! — протестовал Хауэлл. — И это доказывает нашу уязвимость.

— Все объясняется попаданием снаряда с корабля-личинки, — сказала Карен. — Ведь такое может произойти со всяким — так они считают. А мы разрушили корабль личинок на земле — вернее, ты разрушил. И еще ловушка. Она убила троих из них, и они не могли обезвредить ее. А ты смог. Вот они и считают тебя волшебником и ждут от тебя чуда.

Хауэлл пробурчал что-то себе под нос. Он поманил к себе человека в жилетке, и тот с готовностью приблизился.

— Я хочу, чтобы ты указал путь на планету ловушек, — сказал ему Хауэлл. Почувствовав себя глупо оттого, что разговаривал с тем, кто не понимал ни единого его слова, он поспешил подкрепить свою речь жестами. — Не хотелось бы туда отправляться, пока мы не избавимся от хвоста, но все же — покажи…

Маленький человек, кажется, понял, и Хауэлл в очередной раз вывел “Маринту” из перегрузки, пережив обычные тошноту и головокружение. Маленький человек уверенно ткнул пальцем в загоревшийся экран. Его выбор не вызывал сомнений. Ему явно не грозило потеряться в космосе.

Хауэлл поставил яхту на новый курс. Приборная панель опять завибрировала, предчувствуя приближение другого корабля, скорее всего, корабля-личинки. Через секунду “Маринта” нырнула в перегрузку. Детекторы чужого корабля, по-видимому, не успели ее заметить. Затем они снова вернулись в открытый космос, надеясь, что оторвались от погони. И вновь — в перегрузку, в то время как корабль-личинка вышел из нее.

Это походило на забаву, игру одного невидимого пилота с другим. Но попытка обмануть монстров и их приборы, похоже, срабатывала.

Хауэлл выключил все детекторы, кроме одного, предупреждающего о приближении врага, поскольку они не только получали информацию, но и служили ориентирами. Весь в поту он, как безумный, метался между реальным миром и искусственным полем.

Скачки были ужасны. С каждым из них наступали тошнота и головокружение. Повторяясь, они стали настоящей пыткой. Карен сидела белая как мел, а маленькие люди утратили свой непринужденный вид, став напряженными и молчаливыми.

Наконец Хауэлл прекратил гиперскоростные прыжки. “Маринта” плыла в космосе, окруженная мириадами звезд. Хауэлл повернулся к детектору. Ничего. Никаких признаков другого космического корабля. Проходила минута за минутой, но локаторы яхты отмечали лишь совершенно пустое пространство.

Спустя некоторое время Хауэлл произнес:

— Похоже, мы сумели оторваться от преследователей. Вопрос: что делать дальше?

Маленький человек в красной жилетке указал пальцем на экран. Хауэлл кивнул.

— Да, всем бы хотелось отправиться на эту планету, — сказал он, обращаясь к Карен. — Но нашу яхту обнаружили на пути оттуда. Поймают ли они нас, если мы решим туда вернуться? Если да, то их друзья, — он указал на группу маленьких людей, — будут вынуждены заплатить за это высокую цену, и им придется удирать что есть мочи. Да и твоему отцу с Кетчем придется несладко, если их не возьмут ни на один из кораблей-шаров.

Карен собралась что-то сказать, но передумала.

Вновь заголосил детектор. Хауэлл ничего не предпринял. Вибрирующий звук повторился.

— Не обнаружив нас, один из кораблей выскочил из перегрузки, но мы не отреагировали. И тогда он снова вошел в перегрузку, пытаясь отыскать там наши следы, — объяснил Хауэлл.

Он включил все приборы. Это была настоящая авантюра — как будто играя в жмурки, “Маринта” неслась вслепую с огромной скоростью, минуя засады. Хауэлл вытер пот со лба.

— До сих пор мы старались быстро исчезать и обходить ловушки. Теперь попытаюсь сделать кое-что другое, — сказал он угрюмо. — Карен, понаблюдай вот за этой кнопкой.

Он отправился в машинный отсек и перепрограммировал устройство для перехода в сверхскоростной режим. В обычных обстоятельствах корабль использует максимальную скорость, которую дает ему поле, но ее оказалось недостаточно, чтобы “Маринта” сумела оторваться от преследователей. Поэтому Хауэлл снизил сверхскорость до абсурдного минимума, что уменьшало поток энергии, связанный со входом и выходом из поля и должно было предотвратить вероятность взрыва. Кроме того, ослабление мощности могло затруднить их обнаружение.

Хауэлл вернулся в кресло пилота. Маленькие люди постоянно наблюдали за ним, перешептываясь. Человек в красной жилетке направился в машинный отсек и остановился в дверях, вопрошающе глядя на Хауэлла, но тот не отреагировал. Тогда малыш все же вошел туда; Хауэлл продолжал наблюдать за детекторами с весьма мрачным выражением лица.

Ничего не происходило. Детекторы вели себя спокойно, приемник не улавливал ничего, кроме помех и потрескиваний от солнечного излучения; очень часто такие шумы начинают выстраиваться в довольно тонкую мелодию, которую, за неимением другого термина, некоторые называют музыкой небесных сфер.

Дела шли пока неплохо. Индикатор объектов выдал на табло символ бесконечности — так происходит, когда поисковый луч проходит расстояние в несколько световых месяцев и даже лет, не встречая никакого препятствия, от которого он мог бы отразиться.

Маленький человек в красном жилете покинул машинный отсек и выглядел при этом весьма озадаченным. Подойдя к устройству для переработки мусора, он аккуратно перевернул его. Не нашел того, что искал, и вновь подошел к своим. Они тихо посовещались между собой, как будто боясь побеспокоить Хауэлла, но не переставали наблюдать за ним.

— Все еще ждут чуда, — скептически произнес Хауэлл, переводя взгляд с одного прибора на другой. — Пожалуй, они разочаруются… — Он пожал плечами и сообщил: — Приближается перегрузка!

Подступила тошнота, но не настолько изнуряющая. Головокружение — но слабое. Чувство вращения и падения почти не отличались от ощущения при внезапном торможении лифта. Даже экраны гасли постепенно. Но “Маринта” все же вошла в режим перегрузки. Благодаря перенастройке генератора она была окружена коконом сжатого пространства, обладавшим характеристиками перегрузочного поля, но в очень слабой степени. По сравнению с обычной скоростью режима перегрузки, яхта сейчас просто ползла подобно улитке.

Но, однако, ее скорость была выше той, с какой могли путешествовать первые звездоплаватели. Им приходилось тратить шесть лет на то, чтобы преодолеть расстояние в четыре световых года в пределах солнечной системы.

— Мы сейчас двигаемся с черепашьей скоростью, — сказал Хауэлл. — Маловероятно, что приборы, настроенные на нормальные перегрузочные поля, могли нас засечь. Если я ошибаюсь — нам этого никогда не узнать.

Существовала официальная теория, утверждающая, что ничто не может ворваться в перегрузочное поле. Но из каждого правила есть исключения — к примеру, если корабль во время перегрузки налетит на Солнце, поле оттолкнется от него, а люди на корабле даже не узнают, в чем дело. Но может случиться и обратное: поле разлетится в клочки, высвободив всю имеющуюся в нем энергию. В этом случае люди также ничего не почувствуют, ибо будут мертвы прежде, чем смогут что-либо осознать.

Сейчас, двигаясь намного медленнее обычного, яхта оставалась закрытой от обычного космоса, и услышать, увидеть или узнать что-либо об окружающей вселенной за пределами перегрузочного поля было невозможно.

— Мне кажется, что для двоих людей, небезразличных друг другу, Карен, мы с тобой ведем себя гораздо более сдержанно, чем другие известные в истории пары.

Карен улыбнулась.

— Но ведь ты как раз занят тем, что стараешься спасти меня, разве не так?

— Да, стараюсь. Удастся ли — бог ведает. Но мы, по крайней мере, не ведем себя подобно героям сериалов.

Карен смотрела на него взглядом, полным нежности. Она понимала, что они могут умереть, что вероятность выжить ничтожно мала, и ей, естественно, хотелось быть рядом с любимым. Но едва ли девушка могла изменить характер избранного ею мужчины, который старался не проявлять сейчас своих чувств. Хауэлл действовал хладнокровно и практично, пытаясь использовать малейший шанс для спасения их обоих. Возможно, Карен предпочла бы меньшую практичность и большую романтичность в последние минуты жизни, но она одобряла путь, выбранный ее возлюбленным, — впрочем, ей ничего другого и не оставалось.

Прошло довольно много времени, прежде чем Хауэлл поднял глаза от приборов.

— А теперь посмотрим, что произойдет, — сказал он.

Он кивнул Карен, но без улыбки. Выражение его лица было напряженным, но он недрогнувшей рукой вывел яхту из перегрузки, чтобы выяснить, что ждет их в открытом космосе.

Неприятное чувство распечатывания снизилось до минимума. Головная боль и тошнота почти не ощущались. Экраны загорались постепенно, им потребовалась добрая половина секунды, чтобы полностью осветиться.

А потом звезды Галактики окружили “Маринту” со всех сторон. Число их было бесконечным, хотя принято принимать точное количество светящихся солнц в Первой Галактике за сто тысяч миллионов. Если бы кому-нибудь пришло в голову подсчитать все самые яркие звезды поблизости и еще те, что чуть менее ярки, а потом — огромное количество тех, что светились капельку потусклее, и так далее — до того немыслимого количества солнц, которые способен различить глаз человека… если бы кто-то решился на это, тогда, наверное, он и получил бы то самое число в сто тысяч миллионов. Вот такое количество звезд, наверное, окружало сейчас “Маринту”.

Тишина. Безмолвие нарушалось лишь потрескиванием и помехами. Текли минуты. Детектор безмолвствовал, экран радара демонстрировал значок бесконечности — вокруг было пусто.

Хауэлл продолжал наблюдать за приборами, ничего не предпринимая. Маленькие люди перешептывались, их лица выражали изумление и беспокойство. Тот, что был в красной жилетке, задал вопрос на своем языке.

— Попробуй разобраться, чего он хочет, Карен, — велел Хауэлл, не поднимая головы.

Он пытался приблизительно прикинуть расстояние, пройденное яхтой в серии прыжков. Результат получался вполне удовлетворительным.

Карен обменялась жестами с человеком в жилетке и подала ему доску для записей. Маленькие люди принялись рисовать картинки, указывающие направление, и заговорили все разом, как будто это могло облегчить понимание.

— Мне кажется, мы должны попытаться, — сказал Хауэлл.

Карен выразила сомнение.

— Ты хотел знать, что ему нужно. Мне кажется, он удивляется, почему ты не уничтожишь тот корабль, что преследует нас. Он обеспокоен, что вражеский корабль может вернуться.

— Я и сам не прочь вернуться, — ответил Хауэлл. — И было бы просто счастьем, если бы мы могли спастись сами и спасти наш мир от этих убийц, затопив “Маринту” в океане — самом глубоком, какой только можно найти. Я не желаю встречаться ни с одним из этих существ! Если нам удастся вернуться на планету, где нас ждут собратья этих малышей, то наилучшим выходом для всех нас было бы покончить жизнь самоубийством, коль скоро до этого дойдет, — так будет лучше для всей Галактики. Думаю, стоит попытаться.

Он поманил к себе человечка в красном жилете и пояснил, что хотел бы выяснить направление полета для возвращения в тот мир, откуда они прилетели. Люди с кораблей-шаров, должно быть, уже беспокоятся по поводу исчезновения соплеменников, которые улетели на отремонтированном корабле землян и до сих пор не вернулись. Кетч, наверное, тоже возмущен исчезновением корабля. Он чувствует себя полководцем и жаждет повести в сражение флотилию корабликов-шаров. А может быть, планирует еще что-нибудь более грандиозное, будучи уверен, что Карен более охотно стала бы женой воина, чем чьей-либо еще. Да и Брин наверняка волнуется о судьбе дочери.

В рубке “Маринты” шестеро маленьких мужчин пристально глядели на экран, заполненный звездами. Вдруг обладатель красной жилетки поставил палец на одно из светящихся пятен. По его мнению, это было желтое солнце в центре той Солнечной системы, на одну из планет которой они должны были прилететь. Хауэлл не сомневался в его правоте.

— Готовьтесь к перегрузке, — объявил он.

Одно движение руки, и экраны начали гаснуть. Переход к сверхскорости был почти неощутим.

В таком режиме “Маринта” пребывала почти девять часов. Хауэлл не мог точно сказать, сколько она прошла, он просто чувствовал скорость. А человек в красном жилете так же интуитивно чувствовал верное направление. И хотя у него тоже имелись идеи относительно пройденного расстояния, обменяться ими с Хауэллом он не мог. “Маринта” шла с минимальной для сверхскоростного режима скоростью, как казалось им обоим, даже дольше, чем показывали корабельные хронометры. Наконец Хауэлл вывел яхту из перегрузки. Он ожидал, что придется проложить новый курс с точки выхода, но этого не потребовалось.

Когда зажглись экраны обзора, почти все они оказались заняты сверкающим желтым шаром — солнцем той самой системы, где земляне обнаружили планету облаков, газового гиганта, покрытого красными трещинами до самого экватора, а также зеленый мир с морями, континентами и ледяными шапками полюсов.

А из приемников “Маринты” раздавались уже знакомые завывающие и блеющие звуки. Это означало, что корабли-личинки тоже добрались сюда. Экран радара вспыхивал все новыми и новыми огоньками, указывая на присутствие множества кораблей, появлявшихся словно из ниоткуда. Вражеские полчища выходили из сверхскоростного полета и включали планетарные двигатели, чтобы маневрировать в пределах Солнечной системы.

Это был тот самый личиночный флот, о существовании которого Хауэлл не только догадывался, но и ожидал с момента гибели первого вражеского корабля. И теперь “Ма-ринте” предстояло сражаться с целой армадой уродливых кораблей, которые один за другим распечатывались из коконов перегрузки, выстраиваясь для нападения. Хауэлл испытал горькую уверенность, что наступил конец всему.

Тут он услышал радостные возгласы своих маленьких друзей — они возбужденно шумели, улыбаясь и жестикулируя. От сомнений и разочарования не осталось и следа — их лица светились предвкушением скорого триумфа. Очевидно, они были уверены, что уж теперь-то он применит свои выдающиеся способности и уничтожит весь флот их закоренелого врага.

А корабли-личинки все прибывали и прибывали, занимая свои места на флангах. Раздался жуткий блеющий вопль: флагман кораблей-личинок что-то транслировал своим хлородышащим собратьям на их языке. Перед “Маринтой” вспыхнуло гигантское облако бело-синего пламени, которое, казалось, прошло в дюйме от нее. И это был лишь первый залп флотилии…

Глава 8

“Маринта” нырнула в гиперпространство. Экраны погасли. Возникли обычные симптомы погружения во вращающийся кокон, но на этот раз они были весьма умеренными, практически незаметными. Яхта, счастливо избежавшая чудовищного нападения, тихонько ползла в сверхскоростном режиме.

Еще мгновение назад она была окружена флотом врага. Жуткие звуки раздавались в эфире каждый раз, как детекторы на кораблях-личинках обнаруживали расположение своей жертвы. И любой из чудовищных снарядов мог стать для нее последним.

И вот, пожалуйста, — место, где только что находилась яхта, пусто. И теперь кораблям-личинкам оставалось только палить в белый свет, как в копеечку.

Смириться с этим они не могли и ринулись в погоню на всех парах. Однако прежде, чем твари смогли оправиться от разочарования, вызванного исчезновением добычи, их корабли умчались далеко вперед, обогнав ее в десятки и сотни раз. Теперь они раз за разом уходили в сверхскоростной режим, пытаясь отыскать ее следы…

Разумеется, Хауэлл понимал, что сверхскоростной режим в пространстве, где плавает огромное количество космического мусора, крайне рискован. Любой из приличных астронавигаторов счел бы это форменной авантюрой. Ни один пилот не поручится за жизнь экипажа, если судно на сверхскорости врежется в астероид или ядро кометы. Но у него не было выбора — либо использовать режим перегрузки, либо стать жертвой бластерной атаки целой армии монстров. А движение сверхскоростными скачками равнозначно бегству с завязанными глазами с разъяренной сворой преследователей на хвосте. Рано или поздно они разрушат ее перегрузочное поле, и яхту вынесет в обычный космос, где ее уже будут поджидать враги…

Маленькие люди загалдели в изумлении, делая непонятные знаки. “Маринта” оказалась в самой гуще боевых действий, но затем почему-то ретировалась, оставив поле битвы за вражеской армадой! Они недоумевали и возмущались. Если Хауэллу оказалось под силу расправиться с одним из кораблей противника при помощи ручного оружия, если он смог обезвредить коварную ловушку, то сейчас, со своим столь блестяще отремонтированным кораблем наверняка должен был справиться с целым флотом! Зачем же было отказываться от такого триумфа? В чем же дело?

Человек в красном жилете подошел к устройству для переработки мусора, открыл крышку и, заглянув внутрь, в недоумении покачал головой.

— Карен, иди сюда и попробуй объясниться с ними, — позвал Хауэлл раздраженно. — Как только маленькие люди там, внизу, заметили флот личинок, они должны были собрать все свои манатки и улететь. Я должен приземлиться на нашей прежней стоянке. Если они все еще там, я рискну передать этих ребят на борт их собственного корабля, а также вернуть тебя отцу, чтобы ты могла улететь с ними. А потом… я должен удостовериться, что “Маринта” не станет источником информации дляврагов, которые охотятся за нами…

— Но ты не станешь… не сможешь… — запротестовала она.

— Будь наготове для вызова! — скомандовал Хауэлл резким голосом. — Обо мне не беспокойся!

Он подождал, пока она взяла коммуникатор и включила его.

— Начинаем распечатывание! — сообщил он и утопил клавишу в панели. А потом полностью погрузился в наблюдение за приборами. Зеленая планета уже занимала весь передний экран обзора и приближалась с каждой секундой. Карен заговорила:

— Вызывает “Маринта”! Вызывает “Маринта”! База! Прием! “Маринта” вызывает базу!

Из приемников донесся свист и шум двигателей. Они звучали, подобно тысячам растревоженных пчел. Но пока они были еще достаточно далеко… Как ни странно, поймать “Маринту” на выходе из режима перегрузки им было легче, чем догнать ее поблизости от поверхности, маневрируя обычными планетарными двигателями.

Неожиданно приемник отозвался голосом Брина:

— Карен! Что произошло? К нам движется личиночный флот!

— Я знаю, — грустно ответила Карен. — Мы собираемся приземлиться, если корабли маленьких людей еще ждут нас, и…

— Спроси, возьмут ли они на борт вас троих, — приказал Хауэлл. Она запротестовала, но он резко оборвал ее: — Делай, как я сказал!

Она повиновалась, хотя голос ее дрожал.

— Спускайтесь, — загремел в динамиках голос Брина. — Маленькие люди танцуют! У них праздник! Один из их кораблей слетал куда-то на несколько часов, и с тех пор, как он вернулся, я не могу понять, что с ними происходит. Но они просят вас приземлиться.

Хауэлл кивнул, и лицо его как будто окаменело.

— Я использую сверхскоростной двигатель, чтобы сэкономить время, и опущусь так низко, как только смогу. Перегрузка!

Экраны погасли. Хауэлл сосчитал до шестидесяти и объявил о выходе.

Экраны вновь вспыхнули. Слева надвигалась темная масса, занимающая чуть ли не весь экран. Это была неосвещенная сторона планеты. Хауэлл развернул корабль и начал движение по границе теневой зоны. Оценив ситуацию, он пришел к выводу, что не остается ничего иного, как привести в исполнение намеченный план. Ему придется проститься с Карен и с собственной жизнью, но он сделает доброе дело для будущих поколений, и в этом ему помогут Брин с Кетчем. Если низкорослые люди примут их, то, возможно, они со временем уговорят своих новых союзников найти далекую планету, где была создана “Маринта”. Встреча двух цивилизаций заставит землян принять защитные меры: подготовить космическую флотилию и вооружиться. Тогда они все вместе смогут отправиться в военную экспедицию и уничтожить хлородышащих монстров, которые тысячелетия назад разрушили города наших общих предков.

Если это случится, миссию Хауэлла можно будет считать выполненной. В то время как его друзья будут улетать с зеленой планеты, спасаясь от кораблей-личинок, он направит яхту прямо в гущу океанских вод, и тогда монстры ни за что не обнаружат корабль и не узнают о существовании расы, к которой принадлежит Карен.

Ночная сторона планеты освещалась лишь мерцанием звезд. “Маринта” скользнула вниз. Наконец на горизонте показалась тонкая полоска красноватого света, и перед ними открылось освещенное пространство. На планете начинался новый день. Хауэлл заложил крутой вираж и начал почти отвесное снижение. Обычно корабль, готовящийся к приземлению, делает хотя бы один виток вокруг планеты, но сейчас было не до того. “Маринта” сбросила скорость и устремилась к земле.

На подлете к полуострову яхта пошла на посадку.

— Готовь багаж, Карен, — скомандовал Хауэлл. — Упакуй техническую литературу. Кетч с твоим отцом смогут впоследствии перевести ее.

— Я не выйду наружу, если ты собираешься потопить “Маринту” и себя вместе с ней! — дерзко ответила девушка.

Снаружи послышался скрежет и треск ломающихся деревьев: Хауэлл посадил яхту прямо в заросли. Подмяв последний ствол, яхта коснулась земли. Хауэлл открыл входной люк. Маленькие пассажиры радостно кинулись к выходу. Из джунглей им навстречу бежали их сородичи. Бурно жестикулируя, они обменялись волнующими новостями и пришли в еще больший восторг. Они уже позабыли позорное бегство Хауэлла с поля битвы с кораблями-личинками и дружески улыбались ему. Потом все устремились к своим шарообразным кораблям, на бегу оборачиваясь, что-то крича и размахивая руками.

— Интересно было бы узнать, чему это они так радуются, — саркастически заметил Хауэлл.

— Может быть, мой отец знает. Или Кетч.

На опушке вновь возникли шум и волнение. Сквозь джунгли к ним бежали Брин и Кетч, сопровождаемые эскортом из десяти маленьких людей. Некоторые из малюток несли какие-то упаковки, что ничуть не мешало их жизнерадостному настроению. Но ни Брин, ни Кетч, казалось, не разделяли их восторгов.

— Все в порядке, — пропыхтел Брин и, тяжело дыша, затормозил возле Карен, стоявшей у входного люка. — А я уж начал было волноваться. Подумал, может, что-то взорвалось в машинном отсеке.

— Что случилось? Мы думали, что вы нарвались на корабль-личинку! — заговорил Кетч. — И малыши тоже так считали. Они собирались взять нас на борт, узнав, что вражеский флот на подходе, и уже готовы были взлететь, однако их что-то тревожило. Но потом, когда Карен вышла на связь, все изменилось. Никто больше не тревожится, все счастливы! И они проводили нас сюда.

Маленькие люди, приведшие Кетча и Брина, повернулись и все, как один, устремились назад к своим кораблям. Они тоже оборачивались и махали руками, пока не скрылись из виду.

Хауэлл выругался про себя.

— Что случилось? — спросила Карен. — Что нам теперь делать?

— Я должен утопить “Маринту”. Нельзя оставлять ее этим тварям! Вы трое пойдете на корабль к маленькому народу. Карен! Обратись к маленьким людям! Неважно, что ты им скажешь. Главное, чтобы они поняли, что мы хотим, до того, как они улетят.

Карен исчезла внутри яхты. Хауэлл нервно сжимал и разжимал кулаки. Кетч произносил очередную речь в духе героического боевика, и со стороны можно было подумать, что он бредит наяву. Как ни странно, Брин воспринимал все происходившее на планете со стоическим спокойствием, как нечто само собой разумеющееся, хотя и был безоружен. Одному Хауэллу удавалось реально смотреть на происходящее. Именно этот реалистичный подход и привел его к выводу о необходимости погрузить “Маринту” в морскую пучину, чтобы ее корпус треснул под давлением морской воды. Кто-то мог бы счесть это решение благородным и героическим, но сам Хауэлл отнюдь не жаждал посмертной славы, а был скорее раздражен и напуган. Ему вовсе не улыбалась идея умереть во цвете лет. И он отнюдь не собирался настаивать, чтобы другие поддержали решение, которое было не по душе ему самому.

Вернулась Карен. Она была бледна.

— Они не отвечают. Но… рев двигателей все ближе…

Хауэлл решил, что пора начать психологическую подготовку к последнему самоубийственному полету, но Кетч нарушил торжественность момента сердитым криком:

— Посмотрите-ка! Они поднимаются в воздух!

И он был прав. Над джунглями набирал высоту корабль-шар. Он уже показался из-за вершин деревьев, которые прежде полностью скрывали его. На какое-то время он неподвижно завис в воздухе, и они увидели второй шар, раздвинувший ветви и поднимающийся в небо. Оба корабля развернулись на высоте едва ли в сто футов и подлетели к “Маринте”.

Четверо землян пристально глядели вверх, не веря своим глазам. В обоих шарах открылись входные люки, и в них показались кричащие и машущие руками фигурки. Хауэлл бешено заорал в ответ. Кетч тоже издал пронзительный, полный отчаяния вопль.

Маленькие люди, сердечно помахав им, снова исчезли. Два корабля-шара на хорошей скорости и в то же время безмятежно и легко поднимались ввысь. Они все уменьшались, пока не превратились в точки, а затем и вовсе исчезли из вида.

— Они ухватились за мою идею и попытаются прогнать чужие корабли! — сумрачно проговорил Кетч. — Но ничего у них не получится!

Разумеется, он решил, что ему удалось воодушевить малюток своими грандиозными идеями. Ведь он потратил столько времени, рассказывая о грядущих сражениях на кораблях, правда, пока не построенных, оснащенных оружием, которое еще только предстояло сконструировать.

— Они вернули все мои ботанические образцы… — растерянно протянул Брин.

— Он думает, что следует затопить “Маринту”, — сказала Карен, показывая на Хауэлла. — Чтобы мы остались без убежища на радость этим тварям! Мало того — он намерен отправиться на дно вместе с “Маринтой”!

— Я хотел поступить так, когда думал, что малый народ заберет вас к себе, — неожиданно горько отвечал Хауэлл. — Сейчас все изменилось. Это было бы настоящим убийством. Забирайтесь внутрь!

Брин втащил в люк все образцы и с невиданной ранее быстротой влез сам. Кетч поспешно эвакуировал небольшую коллекцию ручного оружия, изготовленного для маленьких людей. Тем временем затихающий вдали гул шарообразных кораблей сменился все нарастающим ревом двигателей кораблей-личинок. Его мощь говорила о том, что за гибель разведчика явилась мстить целая флотилия.

Хауэлл отправился в машинный отсек и перепрограммировал генератор сверхскоростного поля, задав максимально возможное ускорение. Вернувшись в рубку, он позвал Кетча.

Тот не замедлил явиться.

— У нас в топливном отсеке всего один контейнер, — сказал ему Хауэлл. — Там есть место для второго. Заполни его.

— Но это небезопасно! — возразил Кетч. — Ты что, хочешь взорвать корабль?

— Точно. — ответил Хауэлл. — Именно это я и хочу сделать. Поспеши.

Он включил все детекторы на полную мощность и до предела увеличил разрешение. На экранах радаров появились крошечные точки. Их количество было поистине невероятным! Хауэлл затруднялся представить себе, сколько кораблей маленького народа собралось сейчас вместе в отчаянной попытке спастись от поголовного уничтожения. Но чудовищный флот “личинок”, должно быть, в несколько раз превосходит их по численности. И эта космическая орда руководствовалась единственной целью: выследить и истребить на корню всю человеческую расу, даже если придется утопить в огне всю планету, превратив ее в безжизненный, мертвый кусок камня. А если они доберутся ДО Земли…

Карен вошла в рубку и встала за спиной у Хауэлла.

— Если с тобой что-нибудь случится, то пусть это случится и со мной! — твердо сказала она.

— Пусть так и будет, — в отчаянии простонал Хауэлл.

Девушка удовлетворенно кивнула. Он посмотрел ей в глаза, и его лицо прояснилось. Он светло улыбнулся.

— Я вел себя не слишком-то… нежно, — смущенно произнес он. — Ну, с того момента, как выяснилось все насчет нас с тобой… Хочешь узнать почему?

— Может, мне станет от этого легче, — подбодрила его Карен.

— Я решил, что “Маринта” должна быть затоплена, а мне придется нырять вместе с ней. И, настройся я на романтический лад, кто знает, мог бы и не решиться…

— Это просто глупо! — воскликнула Карен.

Он встал и приблизился к ней. Они торопливо обнялись. Через пару минут из машинного отсека донесся голос Кетча, докладывавшего, что топливный бак наполнился почти до опасной черты. Однажды световой заряд уже повредил яхту, но это была лишь пробоина в корпусе. Если такой же заряд попадет в корабль при полных баках, они сдетонируют и от яхты ничего не останется.

Хауэлл поцеловал Карен и сел поближе к панели управления.

— Взлетаем! — объявил он и взялся за рычаги управления. “Маринта” выпустила cto. iu пламени и начала отрываться от земли. Перед иллюминаторами промелькнули изломанные деревья, темное пятно мертвой зоны возле ловушки затерялось среди джунглей полуострова, потом стало видно море и показался берег другого континента — и все это удалялось с непрерывно возрастающей скоростью, неуловимо уменьшаясь в размерах.

Внезапно горизонт опрокинулся, и мир внизу стал напоминать шар. Небо над ним потемнело, и на его фоне раскаленный пламенеющий диск солнца показался еще ярче. Вокруг вспыхнуло множество звезд…

— Ближайшие корабли-личинки всего в нескольких тысячах миль от нас, — рассуждал Хауэлл. — То-то они запрыгают, когда догадаются, что я надул их, уменьшив сверхскорость, и им пришлось наматывать обороты почем зря. А вдруг они попробуют с нами такой же трюк? Интересно…

Хауэлл взглянул на табло наружного наблюдения. На нем красовался символ бесконечности. Он снова повернулся к Карен:

— Скажи остальным, что приближается перегрузка!

Карен подошла к шлюзу рубки и сделала объявление. Хауэлл вывел яхту в гиперпространство. В соответствии с его новыми планами “Маринта” двигалась теперь на пределе мощности, которую только мог обеспечить конденсатор. Такой силы тока цепи могли и не выдержать. Если это случится, то яхта, чей топливный бак заполнен до отказа, превратится в пылающий факел в космосе. И тогда… кораблям-личинкам придется долго гоняться за пустотой…

Но двигатель не взорвался. Все, кто был на борту, почувствовали на этот раз дикое головокружение и тошноту, а мир вокруг завертелся так, как будто экипаж вместе с яхтой засунули в исполинскую центрифугу. Потому что “Маринта” вошла в такую перегрузку, какой не испытывала с первого своего дня в космосе.

К счастью, пока все, похоже, шло нормально. Яхта оказалась крепким орешком и выдержала. Теперь она была надежно укрыта от остального космоса силовым полем, заставляющим пространство вблизи него изменить все свои важнейшие свойства, включая и скорость света. При этом люди, находящиеся внутри корабля, ощущали себя так, как будто он был совершенно неподвижен.

К ним вернулось чувство безопасности. Напряжение спало.

Поистине с ними произошла удивительная история! Ведь поначалу они использовали “Маринту” в сугубо исследовательских целях. Лишь чистая случайность привела к тому, что им потребовалось заменить топливный контейнер и они вышли из сверхскоростного режима. Последовавшая за незапланированной остановкой злополучная встреча с кораблями-личинками и атака одного из них повлекли за собой цепь совершенно невероятных событий. Кораблю удалось ускользнуть, получив при этом серьезные повреждения, что заставило их приземлиться на незнакомой планете. И когда корабль хлородышащих монстров, гнавшийся по пятам за землянами, наведался туда, они приняли бой и уничтожили врага. А потом повстречали родственную расу, только небольшого роста. Эта встреча также имела конструктивные последствия — ведь без помощи малого народца яхту вряд ли удалось бы починить. Затем, опять-таки не без участия малорослых сородичей, она затерялась в пустоте, откуда была возвращена на зеленую планету. И вот, в довершение всех передряг, малютки внезапно оставили их, умчавшись неизвестно куда на своих кораблях-шарах. Причем, судя по их поведению, они были полностью уверены, что земляне справятся со всеми проблемами сами, — иначе бы они так не радовались.

Тем временем яхта неслась на предельной скорости в сверхпространстве. Слава богу, пока не произошло ничего, стоящего внимания. О том, что произойдет, когда “Марин-та” распечатается где-нибудь в нормальном космосе г. не хотелось думать. Можно было лишь предполагать, что ее немедленно атакуют световыми снарядами. Все, что они могли сейчас предпринять, — это попытаться получить необходимую информацию. Пожалуй, вынужденное безделье даже успокаивало. Не прошло и часа с момента старта, как Брин уже взялся за приготовление пищи с таким усердием, как будто с ним и не происходило ничего из ряда вон выходящего. Кетч забрался в свою каюту, где занялся напряженным разглядыванием стен, — он все еще находился в воинственном настроении. Хауэлл вел наблюдение за приборами, что не имело особого смысла, так как они ничего не показывали. Но он оставался в пессимистической уверенности, что если корабли-личинки обнаружат их след в сверхскоростном режиме, им ничто не помешает атаковать. Поэтому сейчас он привычно предался черной меланхолии.

Предаваться ей было удобнее на ходу, вышагивая взад и вперед по рубке яхты. Огорченная Карен не спускала с него глаз. Конечно, она надеялась, что яхту не атакуют в режиме перегрузки. Но этот факт нельзя считать установленным, а предположениями и догадками проблему не разрешишь. Яхте уже дважды или трижды удавалось избежать разрушения, и теперь их нехитрый трюк был уже известен существам с кораблей-личинок. Злоупотреблять им не стоит. Придумать же что-нибудь новенькое молодым людям пока не удавалось.

Поэтому в конце концов Хауэлл раздраженно произнес:

— Не перестаю удивляться, почему эти маленькие человечки покинули нас так внезапно! Ведь они дали нам все, что могли, даже починили наш, казалось бы, безнадежно сломанный конденсатор. А потом вернули твоего отца и Кетча, сделали нам ручкой — и оставили нас на погибель среди личинок!

— Они не собирались сделать нам ничего плохого, — возразила Карен. — Ты ведь разрушил корабль-личинку на земле. Может быть, они до сих пор уверены, что тебе под силу повторить это в космосе — в таких масштабах, в каких тебе захочется.

— Но у них не было возможности проверить свои догадки, — не соглашался Хауэлл. — Единственное, что они видели пригодного на нашем корабле, — это устройство для уничтожения мусора.

Карен ничего не сказала, просто остановилась рядом. У нее было странное, порой раздражающее своей силой ощущение, что Хауэлл найдет выход из любой опасной ситуации. Ведь они уже попадали в такие переделки! Пока перегрузочное поле “Маринты” защищает ее, унося яхту в неведомые дали со скоростью, во много раз превышающей световую, у них еще есть время все обдумать.

Брин пригласил всех к столу. Друзья сытно пообедали и почувствовали себя комфортно и защищенно. Жизнь на яхте текла так, как это бывает во время обычного сверхскоростного путешествия, абсолютно безопасного для всех, кто в нем участвует. Путешественники понимали, что беда бродит рядом, но пока она никак не давала о себе знать. И даже если пришел их смертный час и это был последний обед в их жизни, верить в такое совершенно не хотелось! Конечно, если им придется отключить режим перегрузки, то все может измениться за считанные мгновения. Тогда им придется столкнуться лицом к лицу со злобными монстрами, но пока…

— Я считаю, пора проверить, преследуют ли нас, — заявил Хауэлл. — Может, нам и смысла нет скрываться, если нет погони.

— Да, вдруг мы убегаем от пустоты, — раздраженно бросил Кетч. — Вон маленький народ отправился восвояси навстречу личиночному флоту и ни о чем не беспокоился!

— И хотелось бы мне знать почему, — заметил Хауэлл. — Похоже, будто они ни на минуту не сомневались в собственной безопасности, равно как и в нашей.

— Должен сказать, что они вели себя как самые настоящие друзья, — вмешался Брин. — Помните, как благодарны они были — прямо-таки до абсурда! — за устройство для переработки мусора?

Хауэлл сморщился.

— Ах, это! Да, оно им ужасно понравилось!

— А может быть, их кораблям удалось как-то сбежать от вражеских, — сказал Кетч. — Предположим, они думают, что раз их люди помогли нам перестроить работу двигателей, то и мы сумеем сделать это.

Хауэлл кивнул, вовсе не будучи убежден в правоте Кетча.

— Бог знает, так ли это.

— Так вот, весьма вероятно, что мы убегаем от мнимого врага, который нас вовсе не преследует! — торжественно заявил Кетч. — Не уверен, что это истина в последней инстанции, но вдруг…

— Вопрос в том, как бы нам в этом удостовериться, не рискуя жизнью, — промолвил Хауэлл.

Кетч сердито мотнул головой. Занудство Хауэлла раздражало его все больше. Конечно, если “Маринта” выйдет из перегрузки, ее могут немедленно уничтожить. Но с другой стороны, она может лететь так, пока не выйдут запасы горючего, и — как знать — может быть, и зря. С пустыми баками до Земли не долетишь.

— Ну что ж, можно попробовать оценить наши шансы, — медленно проговорил Хауэлл. — Я попытаюсь.

Весь остаток обеда он просидел с хмурым видом. Когда все встали из-за стола, Брин, как обычно, бросил тарелки в мусороперерабатывающее устройство. В машине включилось поле, разрушающее межатомные связи. Она была запрограммирована так, что как только углеродные связи разрушались, устройство автоматически отключалось. Как мы уже знаем, поле не распространялось вовне, поскольку воздух служил для него надежной изоляцией.

Время будто остановилось. По-видимому, можно было ожидать развития событий лишь после того, как яхта выйдет из сверхскоростного режима. Но ничто не утомляет так, как ожидание.

Хауэлл засел в машинном отсеке, занявшись изготовлением очередного прибора. Он предназначался для автоматического выхода из режима сверхскоростного полета, в момент которого включались камеры слежения, имевшие круговой охват. Эти камеры должны были моментально зафиксировать все объекты вокруг яхты и просчитать их потенциальную опасность. Весь процесс должен был занять не более двух миллисекунд, чтобы враги не успели применить оружие. Установив этот приборчик, Хауэлл мог рискнуть и попытаться вывести “Маринту” в открытый космос. Прибор должен был включиться в работу еще до того, как произойдет полное распечатывание.

Подготовив все необходимое, Хауэлл отключил перегрузку.

Нечего и говорить, что все четверо испытали наиотвратительнейшие ощущения тошноты и головокружения, причем дважды! Огни экранов на мгновение вспыхнули и тотчас погасли, и в то же время на яхте тревожно загудели сирены.

Устройство Хауэлла сработало. Ему удалось получить результаты, к сожалению оказавшиеся неутешительными.

В радиусе не более пяти миль от “Маринты” обнаружилось не менее шести вражеских судов. В десяти милях — еще тридцать шесть, и добрая сотня — в пятнадцати. А дальше — множество кораблей-личинок, которых было просто не сосчитать! Но “Маринта” умчалась на сверхскорости, прежде чем хоть один из них открыл по ней огонь.

— Ну вот! — с горечью произнес Хауэлл. — За нами охотятся, и у нас сейчас только один шанс — двигаться быстрее, чем они. Это возможно, пока топливный бак полон, но надежды на то, что нам удастся оторваться, немного.

Он пожал плечами — что еще сказать…

Ситуация складывалась негероическая, совсем не походившая на приключенческие фильмы, и Кетч, раздосадованный таким поворотом событий, забился в угол, что-то бормоча себе под нос.

Брин хмурился.

— Плохо дело, Карен! — горестно сказал он, — Знал бы я, во что все выльется, не разрешил бы тебе лететь со мной!

— Благими намерениями… — начал Хауэлл. — Ну да ладно, не стоит об этом! Хотя и в самом деле положение хуже некуда!

— А как там сейчас маленькие люди? — тихо проговорила Карен.

— При чем тут… — Хауэлл в недоумении уставился на нее. — О чем это ты, Карен?

— У них нет и того оружия, что есть у нас, — начала Карен. — Ничего серьезного. Но, улетая, они вовсе не выглядели встревоженными. По-видимому, они полагали, что нам тоже не о чем беспокоиться. Почему?

— Сама подумай, — предложил Хауэлл.

— Но я не знаю! — запротестовала Карен. — Откуда мне знать? Если бы они сказали, что собираются делать, возможно, и мы сделали бы что-то подобное.

Она замолчала.

— Постой-ка! Может быть, дело вот в чем, — заговорил Хауэлл с мрачной решимостью. — Ты предполагаешь, что, по их мнению, у нас есть какой-то предмет, который может быть использован в качестве оружия против кораблей-личинок. Тогда они должны были заинтересоваться им больше всего остального, и… получается, что это нечто — наше устройство для переработки мусора. То есть ты фактически задала вопрос о том, каким образом оно может служить оружием. — Он немного помолчал. — Предположим, они успели сделать свое собственное устройство помимо того, которое дал им я. Получается, что один из кораблей-шаров слетал в космос, чтобы испытать его, и вернулся с радостными известиями. А ликование, свидетелями которого стали Брин с Кетчем, означало, что испытание прошло успешно.

— Я не уверена…

— Но ты думала о чем-то в этом роде, — сказал Хауэлл. Он продолжал, и голос его звучал все более возбужденно. — Ведь и правда, больше всего их взбудоражил тот факт, что прибор уничтожил пластик, принесенный с поврежденного корабля-личинки. Вспомни — ведь они не пытались совать в него листья, землю и подобные вещи. Нет, они специально сходили на корабль и принесли куски пластика! Ведь на этом корабле весь металл был покрыт пластиком, поскольку их атмосфера содержит хлор, и если разрушить пластиковое покрытие…

— Но я не думала…

— Но собиралась подумать! — торжественно подытожил Хауэлл. — Собиралась! И была абсолютно права!

Он вскочил на ноги и ринулся на склад. Принес сварочный аппарат и моток тяжелого кабеля. Подойдя к мусороперерабатывающему устройству, он убедился, что оно выключено, и приварил один конец кабеля к его донышку. Занимаясь этим, он не переставал разговаривать сам с собой, как будто не мог поверить, что в безвыходной доселе ситуации, похоже, забрезжил рассвет.

— Итак, этот мусоросжигатель не распространяет свое поле наружу, потому что воздух отражает волны и окружает прибор непроницаемой завесой, — рассуждал он.-

Поэтому он не опасен для пластика на корабле. Но снаружи — вакуум, и волны могут свободно распространяться, причем бесконечно далеко!

Второй конец кабеля Хауэлл приварил к стальной пластине пола.

— Кроме того, ток высокой частоты течет только по наружному контуру проводника, — продолжал он. — “Маринта” является проводником. Теперь устройство напрямую соединено с корпусом яхты, и когда я включу прибор, излучение потечет к наружной поверхности обшивки. Вся поверхность корпуса начнет излучать, подобно гигантской антенне!

Он убрал сварочный аппарат.

— Мы, кстати, тоже состоим из соединений углерода, но эти волны не причиняют нам вреда. Мы окружены воздухом. А корабли-личинки находятся в безвоздушном пространстве. Поэтому как раз и пострадают. А мы посмотрим, насколько!

— Не вижу связи… — начал Брин.

— И не нужно видеть, — парировал Хауэлл. — Просто наблюдай!

Он направился в рубку и настроил датчики. Когда “Маринта” распечатается из сверхскоростного кокона, мусороперерабатывающее устройство начнет вырабатывать высокочастотное излучение, которое передастся по кабелю к пластинам пола, а оттуда — к внешней обшивке корабля, после чего распространится в окружающем пространстве.

По крайней мере, должно распространиться. Существовал лишь один способ это проверить. И от его результатов сейчас зависела жизнь экипажа “Маринты”.

— Распечатываемся! — не своим голосом завопил Хауэлл. Ему не терпелось убедиться в своей правоте, пусть даже и таким рискованным образом.

Он с силой вдавил клавишу в панель, и “Маринта” покинула сверхскоростной кокон.

Взорам землян открылся космос — тысячи и миллионы звезд, и газовые облака, светившиеся сотнями солнц, и созвездия, и туманности, и Млечный Путь во всей его величественной красоте. Солнца — белые, голубые, желтые, превращающиеся по мере удаления в светящиеся точки всевозможных цветов радуги. И посреди этого великолепия сияния и красок внезапно, словно ниоткуда, появилась “Маринта”.

Металлическая обшивка яхты отразила сияние тысячи солнц и сразу начала излучать невидимые волны, распространявшиеся на невообразимое расстояние со скоростью света.

Какую-то долю секунды яхта оставалась в одиночестве. А потом появились сотни других кораблей, формой напоминавших личинку майского жука — белесое неприятное на вид существо, часто встречающееся под гниющими в лесу бревнами. На сходство с личинкой указывали даже псевдостебельки по краям “головы”, на которых, вместо глаз, как у насекомого, находились установки смертоносной силы.

Они окружали “Маринту” со всех сторон, а ближайший из них возник всего в миле от серебристой красавицы с Земли. Сколько их, разглядеть не представлялось возможным, во всяком случае, приборы отказывались давать точную информацию.

Корабли распечатывались, вспыхивая яркими пятнами на экранах яхты, но по мере появления с ними начинало происходить что-то странное. Какое-то мгновение они оставались прежними — прочными летательными аппаратами, покрытыми твердейшим пластиком, а затем, без малейшего звука, рассыпались в пыль. Пыльные облака еще долго сохраняли форму кораблей — этому способствовал состав воздуха, которым дышали его прежние обитатели. Под воздействием невидимого излучения пластик мгновенно превращался в мельчайшую пыль, а хлор, которым дышали твари, разрушал металл.

А корабли-личинки все продолжали прибывать только для того, чтобы стать очередными облачками пыли. Их становилось все больше, больше и больше.

Наконец их поток прекратился, и “Маринта” вновь осталась в гордом одиночестве в пустынном межзвездном пространстве. Только теперь в этом пространстве возникли новые пылевые облака. Правда, земные астрономы вряд ли сумеют разглядеть их, ибо они занимали всего несколько сотен тысяч кубических миль. Пройдут десятки тысяч лет, и металлические останки кораблей, освобожденные из пластиковой оболочки, возможно, окажутся притянутыми гравитацией какого-нибудь из ближайших солнц…

Хауэлл сделал глубокий вдох, все еще не в силах оторвать взгляд от экранов, рассматривая скопления пылевых облаков, образовавшихся на месте последних из кораблей. Карен тоже смотрела на них, не веря своим глазам.

— Слава богу, что мы сумели-таки догадаться о том, на что первыми обратили внимание маленькие люди, столкнувшись с нашим мусороперерабатывающим устройством, — проговорил Хауэлл с облегчением. — Они явно собирались проделать то же, что и мы. И теперь на ближайшем слете они с гордостью смогут продемонстрировать это устройство в качестве универсального оружия против их злейших врагов!

Кетч открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова, поскольку эмоции переполняли его до краев.

— Да уж, твари действительно попались пренеприятнейшие, — заметил Брин. — Хауэлл! Мы, похоже, вышли победителями! И что теперь?

— Летим домой, — быстро сказал Хауэлл. — Разумеется, с учетом всех пожеланий и планов. Если наше чудо-устройство будет продолжать работать, то не поздоровится тому кораблю-личинке, который попробует сунуться к нам по пути. Но я подозреваю, они все уже получили исчерпывающую информацию на этот счет. Наверное, и нашим кораблям следует вооружиться против возможных нападений этих монстров. На всякий случай. Я, однако, сильно сомневаюсь, что хоть одна из тварей рискнет вообще появиться в космосе после того, что мы тут устроили. Они получили хороший урок.

— Урок? — встрепенулся Брин. — О чем ты говоришь?

— Я знаю, о чем говорю, — отвечал Хауэлл. — Они выслали корабли, и ни один из них не вернулся. И им никогда не узнать, что, собственно, произошло. Любой из кораблей-личинок, который попробует приблизиться к шаровидному кораблю маленького народа, просто распадется мелкой пылью. Но даже если они поймут, в чем дело, то не покрывать металл пластиком все равно не смогут — ведь их атмосфера содержит хлор…

— Хм… Да, теперь понимаю… — задумчиво пробормотал Брин.

Тем временем Хауэлл тщательно выверил курс, развернул “Маринту” и включил режим перегрузки.

Брин вздрогнул, Кетч скорчился, борясь с тошнотой, у Карен перехватило дыхание. Хауэлл встал с кресла пилота.

— У меня также есть и личная причина поспешить обратно на Землю, — промолвил он. — Карен?

Он взял ее за руку и повел в рубку. Глаза девушки сияли.

— Я так рада! — воскликнула она. — Наши маленькие друзья теперь в безопасности. С мусороперерабатывающими машинами они всегда смогут защитить себя. Как ужасно, что за ними охотились…

— А теперь охотиться будут они, — весело сказал Хауэлл. — Конечно, они не смогут атаковать хлородышащих на их планетах, но в космосе тварям не поздоровится. Им придется запомнить: лучше сидеть дома и не высовываться!

Хауэлл провел Карен через салон и пригласил ее в рубку.

— Малютки просто восхитительны! — продолжала Карен. — Но… что такое… зачем… — удивилась она, видя, что Хауэлл закрывает дверь.

Он привлек ее к себе.

— Мы не очень-то были похожи на влюбленных, — тихо произнес Хауэлл. — Борьба с этими чудищами отнимала все силы и время. Но теперь наконец мы, а главное, ты в безопасности, и я собираюсь предложить тебе пожениться немедленно, как только мы прибудем на Землю. Нужно поскорее сообщить об этом твоему отцу. Твой ответ?

— Какой ответ?..

— Например, вот такой, — сказал Хауэлл.

И поцеловал ее.


Четверо с пятой планеты

Глава 1

Когда все это началось, мир был обыкновенным, таким, как всегда. В течение нескольких минувших дней Сомс часто напоминал себе, что вокруг ничего не изменилось. Он встретил Гейл Хейнс. Она ему понравилась. Даже слишком. Но из этого ничего не выйдет. У него был мизерный счет в нью-йоркском банке. Профессия приносила ничтожный доход. Он никогда не был настолько богат, чтобы купить автомобиль. Вернись он в Штаты, ему удастся приобрести разве что мотоцикл. И никакой перспективы разбогатеть.

Люди в таком положении существовали всегда. В этом не было ничего необычного. На земле никогда и нигде не происходит ничего нового. Правда, надо сказать, Сомс никогда не наступал на горло собственной песне. Другие люди, будучи в его положении, отыскивали пути выхода из финансовых затруднений, занимаясь тем, что им было не по душе, и, безусловно, зарабатывали больше. Кто-то дополнительно работал по ночам, другие позволяли работать женам, и до поры до времени все это грело им душу — пока не случались моменты горького сожаления и стыда по поводу своей несостоятельности, и они корили себя за то, что склонили девушек к безнадежному и бесславного браку. Сомс решил не обрекать Гейл на такую ужасную несправедливость.

Он воспринимал мир до настоящего времени наполненным ярким солнечным светом и яркими красками, населенным людьми, которым не завидовал, потому что любил свое дело. Как быстро удалось девушке разрушить уютный кокон самодостаточности! Теперь он завидовал любому мужчине, обладающему работой с перспективой роста, такой, что позволит купить дом и вечерами приходить домой — к жене, о которой будет заботиться, и детям, считающим его выдающейся личностью.

Ему пока еще нравилась собственная работа, но хотелось, чтобы разонравилась, чтобы он мог пожелать стать торговцем, или водителем фургона, или служащим корпорации, вместо того чтобы работать исследователем в далеко не впечатляющей отрасли науки. Он мог представить себя живущим вместе с Гейл в не самом дорогом пригороде, в доме с подстриженной лужайкой, и чтобы было, куда сходить в кино, и чтобы их обоих это радовало. В такой мечте не было ничего из ряда вон выходящего, но ему в это все равно не верилось. Слишком поздно. И он недостоин тихого семейного счастья. Вот почему он угрюмо пытался вычеркнуть Гейл из своего сердца.

Это было непросто. И когда привычная картина мира начала трещать по всем швам и рушиться, Гейл была на расстоянии фута от него. Она смотрела на Сомса с интересом. Процесс слушания поглощал ее совершенно. Ох, как нелегко действовать в соответствии с избранной тактикой! Но он продолжал вести себя отстраненно, как ведет себя мужчина по отношению к девушке, с которой не хочет слишком сближаться — для ее же пользы. Место и окружение, а также взгляд на вещи и предмет разговоров подбирались таким образом, чтобы сделать романтическую связь между ними невозможной. Они даже не оставались наедине.

Вот и сейчас оба находились в комнате примерно двадцати футов длиной, с потолком, покрытым пластиком. Середину помещения занимала замысловатая машина. Она представляла собой серебристую квадратную трубу, которая колебалась, поворачивалась и вспыхивала огоньками. Гейл наблюдала за этим, широко раскрыв глаза.

Небо снаружи было черным, усыпанным мириадами звезд. Почва — абсолютно белой, до боли в глазах. Понятно, что это была вовсе не настоящая почва. Куда бы вы ни отправились в Антарктике, под вашими ногами всегда будет лед. Лед протянулся на двадцать миль до Барьера, дальше дремали синие ледяные моря до самого Южного Полюса, окруженного горами, гулкой пустотой и холодом, превосходящим любое воображение.

Это была американская антарктическая база Гисел-Бэй. Главное здание почти утонуло в снегу. Снаружи горела лишь одна лампочка, она освещала проходы между корпусами, и это помогало не сбиться в пути по ночам. Другие источники света тускло просвечивали сквозь почти полностью заиндевевшие окна. Снаружи у одной из стен находился пластиковый купол станции для наблюдения за метеоритами, в котором Сомс установил специальный усовершенствованный волноводный радар; с ним и вел работу. Он показывал его Гейл, чтобы девушка, прилетевшая сюда в качестве журналистки собрать материал об исследованиях Антарктики, могла написать интересную статью.

Ни малейшего движения вокруг. Только шум ветра. Тускло мерцающая звезда пронеслась вниз по небу и погасла. Больше ничего не происходило и не могло произойти. Казалось невероятным, что именно это место станет точкой отсчета для изменения судеб всего мира.

В главном здании базы постоянно находился дежурный наблюдатель. На плече его был закреплен коротковолновой радиопередатчик, настроенный на частоты всех национальных баз в Антарктиде — английской, французской, бельгийской, датской, русской. Дежурный зевнул. Нечего делать. В это время года ночь длится пять часов, и до конца смены еще так далеко.

На радарной станции, под пластиковым куполом Сомс и Гейл слышали, как часы пробили полночь. Время от времени из висящего в главном здании репродуктора коротковолнового передатчика раздавался металлический голос. Этот передатчик использовался для межбазовой коммуникации. Иногда голоса говорили по-английски, но гораздо чаще — по-французски, по-датски или по-русски. Кто-то повторял свое снова и снова, но ответа не было. И это бормотание было бесконечным.

— В моей работе нет ничего необычного, — вежливо сказал Сомс. — Я работаю с этим волноводным радаром. Он установлен так, что исследует все небо, а не только полоску вдоль горизонта. Регистрирует метеоры, прилетающие из космоса, записывает высоту их прохождения, курс движения и скорость и следит за ними до момента их сгорания в атмосфере. Благодаря этим записям мы можем вывести орбиты движения метеоров до того, как земная гравитация начинает притягивать их.

Гейл кивала, глядя на Сомса, вместо того чтобы глядеть на прибор. На ней был многослойный комбинезон, приспособленный специально для условий Антарктики, и, странное дело, в этой одежде Гейл вовсе не выглядела смешной и неповоротливой, как это случалось с другими. Сейчас девушка ощущала неясное раздражение.

Третьим человеком в здании была капитан Эстель Моггз, ответственная за приезд Гейл, сотрудница службы по связям с общественностью.

— Я всего лишь вычерчиваю курсы движения метеоров, — повторил Сомс. — На этом мои функции заканчиваются.

— Метеоры, между прочим, это падающие звезды, — авторитетно промолвила капитан Моггз.

— Обратите внимание на эту волноводную трубу, — заметил Сомс. — Сейчас она постоянно указывает одно направление. Прибору удалось обнаружить падающий камень на высоте примерно семьдесят миль. Камень падал, пока не сгорел на высоте тридцати пяти миль и на расстоянии сорока миль к западу от нас. Вот перед вами записи процесса на двух мониторах. Машина создала график с учетом высоты, угла и скорости падения, записав его на ленте, прокручивающейся через самописцы. Вот для чего все это.

Гейл покачала головой, наблюдая за ним.

— Не могли бы вы объяснить мне все это с человеческой точки зрения? — спросила она. — Я женщина. Хочу, чтобы мне стало интересно.

Он оставил ее просьбу без ответа. Помолчав немного, Гейл решила подойти с другого конца:

— А зачем, собственно, нужно знать, как выглядят орбиты метеоров?

Он вновь не отреагировал. Ему с каждым днем становилось все тяжелее часто бывать рядом с Гейл, ощущать то, что он ощущал, и молчать об этом. А их слишком часто сводило вместе.

У каждого на базе было, по меньшей мере, две обязанности. Сомс был не просто ученым-исследователем метеоритных орбит — он еще водил вертолет. За два дня до этого он прокатил Гейл на вертолете вокруг Барьера. Барьером называлась линия исполинских ледяных холмов высотой от трехсот до шестисот футов, формирующих большую часть береговой линии этой части антарктического континента. Они подлетели к самому основанию холмов, где разъяренные волны бились о лед. Пугающее переживание, но Гейл не спасовала.

— Вычисление орбит метеоров может помочь обнаружить, когда взорвалась Пятая Планета, — сказал он сухо. — Если верить правилу Боде, должна была существовать планета, подобная нашей, между Марсом и Юпитером. Если это верно, то возникает вопрос: куда она исчезла? Есть две версии: либо она разлетелась на куски в результате природного катаклизма, либо жившие на ней люди развязали атомную войну и уничтожили ее.

Гейл склонила голову набок.

— Звучит многообещающе! — сказала она. — Продолжайте!

— Между Марсом и Юпитером, на определенной орбите, должна существовать планета, — сообщил ученый, — Но ее там нет. Вместо этого наблюдается куча обломков, плавающих вокруг. Некоторые — ближе к Юпитеру. Другие — к Земле. Большинство, однако, находятся между Марсом и Юпитером и состоят из глыб камня и металла всевозможных форм и размеров. Большие экземпляры мы называем астероидами. Хотя доказательства пока отсутствуют, но принято считать, что Пятая планета существовала и что она погибла сама или была уничтожена своими обитателями. Я слежу за орбитами метеоров для того, чтобы узнать, не являются ли некоторые из них маленькими астероидами.

— Гмммммм, — пробормотала Гейл. А потом ей вспомнились некоторые разрозненные крупицы информации, собираемые пчелами журналистского бизнеса: — А как насчет того, будто горы на Луне образовались из-за падения астероидов?

Сомс кивнул и бросил на нее взгляд исподлобья. Она удивляла его. Не каждая привлекательная девушка знает о лунных горах, кратерах, кольцевых горах. Это вмятины, оставленные исполинскими ракетами, примчавшимисяиз космоса, дабы изуродовать лицо младшей подруги Земли.

Некоторые из кратеров возникли под воздействием исключительно гигантских метеоритов, но в Лунных Альпах есть долина длиной семьдесят пять и шириной пять миль. Она буквально выдолблена в лунном рельефе. Похоже, что ее проделало нечто, гораздо большее, чем астероид, беспорядочно кружащийся в пустоте и оставляющий на поверхности Луны едва заметный след перед тем, как сгинуть неизвестно куда. А еще есть моря — так называемые, — которые на самом деле не что иное, как равнины лавы, сформировавшиеся, когда небесные тела огромной массы пропахали планету вглубь и позволили пламени из недр планеты разлиться по ее поверхности…

— По меньшей мере, вероятно, что Луна была повреждена фрагментами Пятой Планеты, — согласился Сомс. — Действительно, это объяснение звучит более или менее приемлемо.

Она посмотрела на него выжидающе. Межбазовое радио глухо бормотало. На базе датчан кто-то читал лекцию о космических частицах. Странно, что такая интересная тема не вызвала энтузиазма на других базах.

— Моя цель — позаботиться о читателях, — настаивала Гейл. — То, что вы говорите, — достаточно любопытно, но как же преподнести все, чтобы никого не оставить равнодушным? Например, задать вопрос: если Луна пострадала от бомбардировок падающими астероидами, почему этого не случилось с Землей?

— Предполагается, что Земля тоже пострадала, — сказал Сомс. Так странно было говорить с Гейл об абстрактных вещах, которые никогда ничего для нее не значили, о безличных материях, в то время как сам он чувствовал к ней далеко не абстрактный интерес, да и манера разговора была глубоко личной.

Сомс глубоко вдохнул и продолжил рассказ о явлениях, которые, казалось, никого больше не должны были интересовать:

— Но на Земле существует смена погодных условий, и это начало происходить долгие, долгие тысячелетия назад, возможно, еще во времена трехпалых лошадей и ганоидных рыб [6]. Несомненно, был период, когда Земля подвергалась такому же разорению, как и Луна. Но наши кольцевые горы были в конце концов стерты с поверхности планеты дождями и снегами. Возникли новые горные цепи. Континенты изменили облик. Сейчас нет возможности обнаружить даже следы катастрофы столь отдаленного прошлого. Но на Луне не существует погоды. Там никогда ничего не меняется. Раны ее так и остались незалеченными.

Гейл сосредоточенно нахмурилась.

— Наверное, ужасно тяжело перенести подобную бомбардировку, — промолвила она печально. — В сравнении с нею атомная война — просто детская игра. Но если это случилось миллионы и миллионы лет назад… Нам, женщинам, гораздо важнее знать о вещах, которые происходят ныне!

Сомс открыл рот, пытаясь что-то произнести. Но не успел издать ни звука.

Мерцающая серебристая волноводная трубка радара внезапно перестала вращаться. Она прекратила бесконечную охоту за маленькими объектами, летящими к Земле из космоса. Замерла как вкопанная. Остановилась в одной точке, слегка вздрагивая, как будто от страстного напряжения. Указывая направление восточнее самой южной точки звездного неба и выше линии горизонта.

— Там метеор. Он сейчас падает, — сказал Сомс.

Затем взглянул снова. Сдвоенный экран радара должен был показать два пятнышка света: один — регистрирующий высоту обнаруженного объекта, а другой — угол падения и дистанцию. Но они не показывали вообще ничего. Ничего не было в том месте, где радар остановился и куда был нацелен. Вместо этого оба экрана тускло светились. Самописцы оставляли на ленте полностью бессмысленные записи. Радар, и, конкретно, специальный радар для наблюдения за метеорами, есть инструмент высокой точности. Он либо обнаруживает объект и отмечает его место с точностью до миллиметра, либо не делает этого, так как объект может не отражать импульсы.

Сейчас радар передавал просто немыслимую информацию. Это выглядело так, будто он не получал полного отражения посланных импульсов, а получал лишь частичное. Будто то, что он обнаружил, существовало, пульсируя — иначе говоря, частично существовало, частично — нет. Радар словно столкнулся с чем-то, что находилось за гранью реальности, и не смог этого распознать.

— Что за…

Межбазовое радио возопило. Иначе и не скажешь. Оно испустило невероятно жуткий звук. Оглушающий. В тот же момент сдвоенные экраны радара ярко вспыхнули. Два острия самописцев начертали на бумаге безумные линии. Шум сделался просто адским. И его нельзя было назвать монотонным. Такого дикого разъяренного рычания еще никогда, со времен изобретения радио, не раздавалось ни из одного радиоприемника в мире. То был звук мучительного, слепого, агонизирующего протеста.

Но что самое удивительное — в данный момент все радиоприемники и телевизоры мира издавали такой звук. Сомс не мог знать этого факта, но подобный же шум — отвратительный неопознанный сигнал — вывел из строя электроприборы далеко на севере, в районе Лабрадора, прекратил деятельность компьютеров, устройств импульсной радионавигационной связи, электронных микроскопов и добавил лишний сигнал во все электронные часы, безнадежно сбив их работу.

Шум прекратился. На каждом из сдвоенных экранов радара теперь горело яркое пятно. Экран, регистрирующий высоту, показал, что источник света находится на высоте четырех миль. Второй указал угол склонения в 167 градусов и удаленность на восемьдесят миль. Радар, которому пришлось побороться за получение этих результатов, как за нечто, не совсем существующее, но пытающееся пробиться в нашу реальность, рапортовал об успехе.

Некий объект вошел в бытие ниоткуда. Он определенно ниоткуда не прибыл. Он начал быть. На высоте двадцать тысяч футов, на расстоянии восьмидесяти миль от базы и под углом склонения в 167 градусов, и появление его ознаменовалось таким взрывом помех по радио, какой не производила ни одна буря, ни один атомный взрыв.

И предмет, пришедший ниоткуда и, следовательно, абсолютно невероятный, сейчас двигался на восток со скоростью, приблизительно втрое превышающей скорость звука.

Внезапно радио разразилось голосами. Французы, датчане и англичане спрашивали друг друга, слышали ли они адский грохот и что это может быть? Русский голос неприятно намекал на то, что, дескать, нужно спросить американцев, не приложили ли они к этому руку.

А волноводный радар просто сопровождал по ходу движения крупный объект, появившийся не как метеор из космоса и не прилетевший из-за горизонта, как самолет или управляемая ракета, но, говоря театральным языком, возникший из ниоткуда.

И это было не еще не самое странное. Двигаясь на восток, объект, казалось, сбавлял скорость. Согласно показаниям радара, сейчас она составляла около тридцати девяти миль в минуту.

Затем скорость резко упала. Предмет полностью остановился. И вдруг резво двинулся назад. Потом запрыгал, выполняя безумные четырехмильные сальто над землей. И рухнул вниз. Завис неподвижно в воздухе на целую секунду и неожиданно быстро начал подниматься жутким штопором… И вот наконец все закончилось. Космическое тело ринулось к земле.

Падало, будто камень. Словно не выделывало только что невероятные кульбиты. И все это заняло долгие, долгие секунды.

Один раз объект сделал попытку развернуться, как бы в последнем усилии продолжить воздушное безумство. Но вновь устремился вниз. Достиг горизонта. И упал за его чертой.

Секунду спустя земля чуть заметно вздрогнула. Сомс потерял равновесие и рукой случайно подтолкнул корпус графического прибора. Острия самописцев подпрыгнули. Получилось что-то вроде записи сейсмического скачка.

Прибор немедленно принялся высчитывать интервал между началом жутких радиопомех и этим последним толчком. Сейсмические волны движутся со скоростью четыре мили в секунду. Радар сообщил, что предмет, появившийся в воздухе, возник на расстоянии восьмидесяти миль. Грохочущий звук возник мгновенно. Между помехами и прибытием волн, сотрясающих землю, прошло двадцать секунд. Помехи и появление объекта ниоткуда, а также точка зарождения сейсмических волн совпадали. Все они относились к одному явлению. И отсчет времени начался с взрыва помех по радио, а не с удара, произведенного падающим объектом, который случился минутой позже.

Сомс силился представить, что это могло быть за явление. Межбазовое радио все бормотало. Кто-то обнаружил, что помехи охватили весь диапазон волн одновременно. Они были ненормально мощными. Ни один взрыв не мог бы заполнить все полосы частот помехами такой громкости и продолжительности. Потребовалось бы много сотен, а то и тысяч киловатт, чтобы захватить все радиочастоты Антарктики. Голоса спорили об этом.

Гейл сказала что-то, обращаясь к капитану Моггзу. Они слышали, как дежурный радист устало сообщает, что американцы слышали помехи, но не знают, что это было. Русский голос объявил: всем известно, что американцы испытывают секретное оружие в ледяных пустынях внутренней Антарктики. И это, дескать, было очередным испытанием. Интересно, какого именно оружия на сей раз?

— Это неслыханно! — возмущенно воскликнула капитан Моггз. — Я рапортую в Вашингтон! Они обвиняют нас в испытании секретного оружия, но мы-то с вами знаем, что это неправда! Мистер Сомс, что за объект на самом деле зарегистрировали радары, и что вызвало помехи, о которых они говорят? Мне необходимо все объяснить, когда я буду посылать рапорт.

Сомс посмотрел мимо Гейл:

— Помехи, если можно их так назвать, были вызваны появлением объекта, который радар зарегистрировал и за которым вел наблюдение.

— Так что это был за объект? — не унималась капитан Моггз.

Сомс помолчал немного.

— Это не похоже ни на что, — медленно проговорил он. — Это что-то невероятное. Ничего подобного просто не может существовать.

Гейл склонила голову набок.

— Может, мы столкнулись с абсолютно новым явлением?

Сомс сознавал, что Гейл находит его весьма привлекательным, и это было совсем некстати, поэтому он отвечал сухо и формально. Радар обнаружил объект, которого нигде прежде не было, и это выходило за рамки здравого смысла. Наиболее точно подходило следующее утверждение: радар обнаружил нечто как раз перед тем, как это нечто стало тем, что радар мог обнаружить. Понятно, что от этого смысла не прибавлялось. Наблюдению и вычислениям обычно подвергаются только конкретные предметы, а данная цель к их числу не принадлежала!

Это мог быть самолет, но самолеты не появляются в небе так вдруг: они должны откуда-нибудь прилетать. Мог быть метеор, но, опять же, ничего не получалось, ибо объект двигался слишком медленно, потом изменил курс, завис в воздухе неподвижно, а затем взмыл вверх. Метеоры не могут двигаться таким образом. И не ракета. Баллистическая ракета не способна менять курс, реактивный снаряд должен был бы оставить шлейф высокоионизированных газов, которые радар бы обнаружил. И все это, в любом случае, должно было бы откуда-нибудь появиться. Итак, все вышеуказанные объекты исключаются. Сомс посмотрел на часы.

— Шесть с половиной минут с момента начала помех, — сказал он угрюмо. — Восемьдесят миль. Звук проходит милю за пять секунд. Давайте послушаем. Десять миль… восемь… шесть… четыре…

Он остановился. Ветер принес с улицы снежинки и осыпал людей, находившихся на станции. Снежинки при падении издавали нежный легкий звон. Радар вернулся к своему нормальному состоянию. Серебристый квадратный раструб мерцал, вздрагивал и быстро вращался то в одну, то в другую сторону, выискивая что-то в небе.

Раздался рокочущий звук. Он был невероятно низким. Долгим, удаленным, басовым, столь низкочастотным, что казался скорее вибрацией воздуха, нежели собственно звуком.

Затем звук кончился.

— Ударная волна, — серьезно сказал Сомс. — Дошла через четыре сотни секунд после начала помех. Восемьдесят миль… А звук должен был быть весьма громким, чтобы пройти такое расстояние! Какое же сильное произошло сотрясение земной тверди, чтобы дать о себе знать по прохождении восьмидесяти миль! Да и электрический разряд должен быть очень и очень мощным, чтобы нарушить работу радио и радарного устройства на расстоянии восьмидесяти миль. Да уж, похоже, мы имеем дело с чем-то выдающимся.

— Как насчет космического корабля с другой планеты? — поинтересовалась Гейл.

— Тогда он должен был появиться из космоса, — отвечал Сомс. — А этого прибор тоже не уловил.

— Не иначе, секретное оружие, — резко бросила капитан Моггз. — Я пошлю рапорт в Вашингтон и попрошу выслать ордер на расследование.

— Я бы не стал торопиться, — сказал Сомс — Ведь, если вы запрашиваете ордер, значит, даете обещание дождаться ордера и не начинать никаких действий до его прибытия. А здесь ветер и снег, и бог знает, что еще скроет ту штуку, о падении которой сообщил радар. Если будете ждать ордера, то все, что засыплет сверху упавшее тело, отодвинет находку до прибытия ордера, а может быть, и вообще спутает нам все карты.

Гейл смотрела на него с интересом и доверием.

— И что же вы теперь будете делать?

— Я думаю, что мы сначала найдем это, а уж потом пошлем рапорт, — просто сказал Сомс.

— Но…

— У вас есть черновой набросок статьи о пингвинах, — сказал Сомс, — Я завтра должен буду отвезти вас на вертолете к гнездовью пингвинов в пятидесяти милях ниже по побережью, где кончается Барьер. Вы планировали написать милую статейку о домохозяйках Антарктиды. Название “Забота о Муже-Пингвине” подойдет?

— Поняла, — внезапно усмехнулась Гейл. — Согласна. Хорошее название.

— Полетим на вертолете, — сказал Сомс. — Создадим видимость сбора материала для статьи на тему “Можно ли спасти пингвиний брак?”. А потом… изменим курс. Обнаружится, что мы совершенно случайно попали в место, которое указал радар в качестве источника помех и откуда пошла ударная волна. Мы сможем даже пролететь дальше, туда, где что-то упало, в четырех—пяти милях.

— Но ведь это совершенно неправильно — действовать без инструкций, — взволнованно проговорила капитан Моггз. — Хотя… как знать, а вдруг нам удастся что-нибудь обнаружить?

— Ну конечно, — заверил Сомс. — Всегда безопаснее отрапортовать кому-либо о своей находке, чем найти то, о чем рапортовали. Кстати, что касается самого предмета рапорта — там может и не оказаться никакого предмета.

— У вас уже ведь есть идея на этот счет? — поинтересовалась Гейл.

— Мой ум полон идей, которые могут и не осуществиться, — возразил Сомс — Я даже приблизительно не знаю, что там может обнаружиться. Я ни в чем не уверен.

— Вы все-таки уверены, что это не космический корабль? — спросила девушка.

— Я не стал бы делать столь пессимистичные прогнозы, — усмехнувшись, сказал он. — И потом, никогда не следует пытать судьбу на пустой желудок. Пойдемте завтракать.

Гейл тепло улыбнулась, покидая вместе с ним радарную станцию. У выхода их поприветствовал Рекс, большая лохматая собака, официальный талисман базы. Рекс считал себя личностью, не менее уважаемой, чем остальные, что позволяло этим остальным искать его общества. Сам же пес снисходил далеко не до каждого. Но сейчас он ждал именно Гейл. Он восхищался журналисткой с момента ее прибытия на станцию. Он прыгал и юлил вокруг, пока она шла к главному зданию. Сомс вернулся к радару.

Взглянув на прибор, он обнаружил, что радар засек какой-то маленький предмет на высоте семидесяти девяти миль, и проследил, как этот невероятно древний скиталец космоса устремился к своему впечатляющему концу в земной атмосфере на высоте тридцати четырех миль.

Сомс включил межбазовое радио. Снова тот же неприятный голос почти истерически вещал: “Несомненно, мы являемся свидетелями того, что американцы испытывают секретное оружие невероятной мощи в Антарктиде, что и доказал чудовищный взрыв радиопомех…” Были и ссылки на Уолл-Стрит, на подстрекательство к войне и другие похожие высказывания. Ничего необычного. С тех пор как научный прогресс стал связываться с прогрессом в разжигании военных страстей среди человечества, даже среди маститых ученых появилась тенденция реагировать на все эмоционально. Сомс подумал: раз существует шанс обнаружения при помощи его радара необъяснимых посторонних эффектов в виде сильнейших помех, значит, дело того стоит и труд его не напрасен. Будем продолжать.

Он усердно протестировал радар. Прибор работал идеально. Ленты самописцев запечатлели всю историю, свидетелями которой стали они с Гейл и капитаном Моггз. У машины может произойти сбой в работе, но миражи на нее не действуют. Так что на все эти странные записи можно положиться, хотя, признаться, выглядели они совершенно бредовыми. Межбазовое радио внезапно объявило, что французский сейсмограф записал данные о землетрясении. Спустя пару минут британцы и бельгийцы подтвердили этот факт. Датчане также присоединились. Совпадение землетрясения с помехами — несомненно, по времени, и вероятно, по месту — доказывало, что случилось нечто выдающееся с точки зрения науки.

Сомс вновь прокрутил в голове всю логическую цепочку. Впервые за несколько дней он смог освободиться от мыслей о Гейл. Исчезли, хотя бы на время, постоянные споры с самим собой по поводу отношений с журналисткой: он небогат и никогда не разбогатеет. Он не может позволить себе жениться, и что толку думать об этом. Лучше думать о том, что произошло внизу, во льдах. При нынешней нестабильности в международных отношениях один Бог ведает, к чему все это может привести. До сих пор разработки в области контроля над погодой, в бактериологии, физике, аэродинамике, кибернетике и даже прогресс в миниатюризации резко осуждались в ООН как подготовка к войне. Но даже русские считали изучение метеорных орбит безвредным занятием.

Когда рассвело, он отправился к вертолетному ангару. На платформе стоял также и запасной транспортный самолет, но он не принадлежал непосредственно базе. Сомс осмотрел вертолет. Он собирался сегодня взять Гейл в воздух. И вдруг понял, что проверяет машину особенно тщательно. Он попытался убедить себя, будто эта избыточная добросовестность вызвана лишь тем, что Гейл — девушка, журналистка у них в гостях — и они несут за нее большую ответственность, но врать Сомс никогда не умел, тем более себе.

Когда ученый возвращался к главному зданию, его позвал один из геофизиков. Сомс проследовал за ним к маленькому отдаленному строению, погруженному в снег по самую крышу, откуда слышалось щелканье сейсмографа.

— Мне кажется, я схожу с ума, — заявил геофизик. — Вы когда-нибудь слышали об ударной волне, начинающейся с конца?

Он указал на график, очень медленно появляющийся из-под самописцев сейсмографа. График и вправду выглядел странно.

— Опустите руку ниже уровня воды в ванной и резко встряхните, — заговорил озадаченный геофизик. — Получится углубление, а волна образуется позади него. Ну, а если бросить в воду камень, то полость образуется позади волны. Абсолютно для всех волновых систем, кроме последнего примера, справедливо, когда все начинается с гребня волны, а за ней следует желоб. Везде и во все времена. Когда будете принимать ванну, убедитесь в этом.

— Я предпочитаю душ, — заметил Сомс — Но продолжайте.

— В том-то и фокус, что здесь все наоборот, — горько проговорил геофизик. — Понимаете? Землю встряхнуло, а затем она сдвинулась назад. В случае обычного землетрясения вначале происходит сдвиг почвы, а потом ее сотрясение. Разлом льда, горный оползень, взрыв любого рода — все они создают именно такие волны! У них есть фаза сжатия, а затем — разрежения, снова сжатия и так далее. Что за чертовщина происходит? — его голос звучал заунывно.

Сомс нервно кашлянул. Интересно, удастся ли Гейл написать по-человечески интересную статью о геофизике, открывшем обратную ударную волну?

— Вы хотите сказать, что обычные землетрясения записываются подобно взрывным волнам, а для получения такой записи, как эта, необходимо иметь дело с направленным внутрь взрывом?

— Точно! — оживился геофизик. — Я должен взять всю эту чертову схему целиком и разобрать ее на кусочки, чтобы выяснить, что там случилось! Но вряд ли я обнаружу что-то новое, ведь все полученные сигналы уже зарегистрированы. Так что же произошло?

— Взрыв, направленный внутрь, — сообщил Сомс — И, если вам самому тяжело представить себе такое, я как раз занимаюсь этим вопросом.

Сомс вернулся в главное здание и позавтракал. Он сардонически поглядывал на Гейл, сидевшую за столом в окружении восхищенных сотрудников станции. Те привыкли месяцами довольствоваться обществом друг друга и пилотов-транспортников, и появление девушки, да еще такой, не могло не подогреть их интерес к жизни. Фактически к ее приезду было сбрито четырнадцать бород. Она была вне конкуренции по всем показателям.

Сомс печально жевал, весь в невеселых раздумьях. Когда покончили с едой, они втроем — он, Гейл и капитан Моггз — отправились к вертолетному ангару. В качестве такового использовался барак, построенный на вершине ледника. Теперь из-за погодных условий его крыша едва достигала двух футов над поверхностью, и протоптанная в снегу дорожка вела к жутко холодному, продуваемому всеми ветрами открытому месту. Транспортный самолет занял бы собою всю полосу, но для посадки вертолета расчищать путь не требовалось.

— Я говорил с оператором радарной и импульсной связи, — сказал Сомс. — Объяснил, что вы хотите увидеть с воздуха ледниковые расселины и что я хотел бы поискать их по дороге к гнездовьям пингвинов. Он будет связываться с нами каждые пятнадцать минут…

— А вы уже думали о том… что это может быть за предмет? — спросила Гейл.

— Ни малейшей идеи, — признался Сомс — Все, что приходит мне на ум, превышает пределы возможного. Парень-геофизик тоже заметил кое-что тревожное. Кажется, взрывная волна имела обратную направленность. А здесь вообще не должно быть таких волн. Им просто неоткуда взяться! Но сейсмографы утверждают обратное. И все это записано на ленте.

Он помог девушке забраться в кабину вертолета. Их руки встретились. Сомс попытался сделать вид, будто ничего не произошло, но Гейл бросила быстрый взгляд в его сторону.

Вертолет покатился по длинной, утрамбованной бульдозером, заснеженной площадке. Сомс проверил контакт по радио. Кивнул. Двигатели заурчали, взревели, машина неторопливо взмыла вверх и поплыла через ледяные просторы.

Полет на вертолете не очень-то похож на другие виды воздушных путешествий. Летит он медленнее по сравнению с самолетом, а боковые воздушные потоки мешают пилоту, искажая зрительное восприятие того, что внизу, под вертолетом. Кажется, что бесконтрольно плывешь в небе, не выбирая направления. Всего лишь иллюзия, но здорово мешает.

Моторы жужжали и жужжали. Строения базы уменьшились в размере. Стали очень маленькими и остались далеко позади. Слева показалось море. Оно выглядело даже холоднее льда, покрывшего все вокруг толстым слоем.

— Я дрожу от нетерпения! — крикнула Гейл сквозь шум мотора. — Сдается мне, мы можем обнаружить космический корабль.

— Лучше бы что-нибудь другое, — ответил Сомс — Что угодно, только не корабль!

База, казалось, убегала назад, за горизонт. Сомс качнул машину вправо, к югу. Она полетела сквозь белую пустыню на высоте тысячи футов. Внизу только снег. Никаких намеков на то, что человеческая нога когда-либо ступала на это полотно девственной белизны. Казалось, они первые, кто вообще видит все это великолепие.

Маленькая гудящая пчелка вертолета так бесконечно одинока в бескрайнем небе, над пустынным и голым ландшафтом. Здесь не было никакой растительности. И лишь одно пятнышко на две тысячи миль вокруг, населенное людьми. Южный Полюс. А вокруг лежат необъятные снежные пустыни и высятся ледяные горы, колоссальные плато площадью несколько тысяч футов, где проносятся злющие ледяные ветра. Малютка-вертолет был куда как одинок здесь.

Сомс вел машину осторожно, следя за воздушными потоками и тенями от ледяных вершин внизу. Дважды что-то пробормотал в микрофон, сверяя позицию с показаниями радара. Потом вышел из воздушного коридора, определенного для этой высоты. Прошло несколько минут, прежде чем связь с землей восстановилась.

— Я собираюсь исследовать ледниковые расселины, — сообщил он на базу.

Вертолет пошел на снижение. Пустыня была безликой долгое время, бесконечно долгое. Затем Сомс установил курс на место, где, согласно показаниям приборов, возникло землетрясение и откуда пошла сейсмическая волна. Казалось, это место на карте ничем не отличается от любого другого… не то… поворот налево…

Он осмотрелся. Здесь были длинные впадины, выдуваемые ветрами в ледяной поверхности. Спиральные линии, сходящиеся к центру. Они весьма отдаленно могли напоминать кратер взрыва, вызвавшего землетрясение.

Сомс уставился вниз. Гейл задумчиво нахмурилась.

— Довольно необычно, — заявила капитан Моггз.

Сомс ничего не ответил. Он доставал фотоаппарат. Гейл разглядывала пейзаж, как будто о чем-то размышляя.

— Я видела нечто подобное, — сказала она озадаченно. — Не картинку. И не снежное поле, конечно. Я думаю, это похоже на диаграмму.

— Напоминает диаграмму шторма, — сказал Сомс — Путь циклона, как он выглядит с воздуха. Ребята-метеорологи падут ниц и зарыдают, когда увидят эту картинку.

Он сфотографировал схему. Сфотографировал другие. Тени от углублений, сделанных ветром, хорошо выйдут на снимке.

— На случай, если начнется болтовня об урагане, разметавшем снег и снова сбросившем его на место, пригодятся эти фотографии, — заметил Сомс. — Это не модель обычного взрыва, вы видите. Ветер и снег двигались не от центра. Наоборот, к нему. Моментально. Это взрыв обратной направленности. Модель обратной взрывной волны.

Он убрал камеру и решительно направил вертолет к другому месту милях в двадцати от первого, где предмет, возникший ниоткуда, опускался и поднимался на протяжении четырех-пяти миль, чтобы затем исчезнуть за линией горизонта, послав лишь один сигнал — о своем падении, о проигранной борьбе с неумолимой гибелью.

— Ничего не понимаю, — проговорила Гейл немного застенчиво. Она с надеждой глянула на Сомса, ожидая объяснений.

— Обычный взрыв вызван выходом наружу собравшейся в единый момент массы газа, — объяснил Сомс, — Обратный взрыв — движением вакуума внутрь. Взорвите хлопушку и получите обычный взрыв. Разбейте электрическую лампочку — и вот вам обратный взрыв. Модель, которую мы видим внизу, — это модель обратного взрыва.

— Но как такое возможно?

— Если бы мы знали, то, возможно, уже летели бы прочь. Может, еще узнаем.

Сомс остро ощущал присутствие Гейл, сидящей рядом. Его даже раздражало, что он так внимателен к ней, когда это совсем неважно и перед ним стоит важная научная проблема.

Вертолет затрясло. Вокруг лежало нетронутое ледяное поле. Некоторое время спустя Сомс спокойно сказал:

— То, что мы ищем, уже должно было попасть в зону видимости. Но не попало. Внизу дует ветерок. Он удерживает снег в облаках над поверхностью. Все более или менее невысокое спрятано за завесой этого подобия пыльной бури, но только со снегом.

Вертолет развернулся. На всем пространстве шириной в две мили облачность пропускала лишь тусклый свет, озарявший практически гладкий ледяной лист. Он был практически белоснежным — микроскопические снежинки кружились в вихрях, подобно густому туману.

— Теперь я буду просыпаться по ночам, пытаясь разгадать эту загадку, — сказал Сомс — И, вероятнее всего, никогда не найду ответа.

— Вон там! — крикнула Гейл.

Она показала рукой. Летящий снег явно что-то огибал. Среди безупречно белого пространства показалась прореха, тень от чего-то. Предмет, слишком темный, чтобы быть просто снегом. Он снова скрылся.

— Это место, куда упал объект, который мы ищем, — сказала Гейл. — И там что-то есть!

Сомс поднес микрофон к губам.

— Вызываю базу, — отрывисто проговорил он, — Вызываю базу. Алло! Нахожусь у последней точки, зафиксированной радаром. Угол склонения приблизительно 170 градусов. Свяжитесь со мной по коротковолновой связи. Прошу разрешения на посадку.

Он слушал, нажимая кнопку радиомаяка, чтобы на базе с помощью компьютера более точно определили их местоположение. Правильнее пользоваться расчетами, сделанными с земли. Он вновь приготовил камеру.

Гейл подалась вперед и поднесла к глазам бинокль. Необычная тень, дыра, вновь показалась сквозь поземку. Чем-то оно напоминало ракету, но металл был слишком ярким, и предмет — слишком большим. Он лежал на льду, накренившись. Часть его — и большая — была раздавлена.

— Космический корабль? — спросила Гейл. — Думаете, это он?

— Боже упаси! — проворчал Сомс.

Произошло какое-то движение. Одна — две — три фигуры отделились от металлического гиганта. Потом четвертая. Сомс угрюмо фотографировал.

— Это не взрослые! — внезапно вскрикнула Гейл. — Брэд, они дети! Странно одетые дети, с обнаженными руками и ногами! Они снаружи, на снегу! Они замерзнут! Мы должны помочь им!

— Вызываю базу, — сказал Сомс в микрофон. — Я приземляюсь. Вынужден. Если в течение двадцати минут не будет сообщений, прилетайте и соблюдайте осторожность. Повторяю: соблюдайте осторожность — и проверьте, что происходит. Повторяю еще раз. Если я не выхожу на связь в течение двадцати минут, действуйте с крайней осторожностью, чтобы выяснить, что произошло.

Он послал вертолет под углом на посадку. Потянулся вперед, вынул автоматический пистолет из набора стандартного снаряжения вертолета и сунул в карман.

Вертолет громко заурчал, скользя вниз к аппарату — и детям на льду.

Глава 2

Во всем мире жизнь людей и ход вещей протекали как обычно. Пассажиры с сезонными билетами прыгали в электрички и читали газеты, и это было не самое радостное начало трудового дня. Фермеры трудились на полях, выращивая урожай, и это было уже не столь удручающе. Мальчуганы упоенно предавались играм, требовавшим “музыкального сопровождения” в виде стрельбы, а девчонки сосредоточенно играли в дочки-матери. По бескрайним просторам сверкающих морей отважно неслись корабли; а супермаркеты предлагали особые товары; собаки лаяли или почесывались, порой важно прохаживались туда-сюда, а порой предавались сну как непременной составляющей собачьего счастья.

Пока еще не поступало сообщений, которые могли бы резко потревожить сложившийся порядок. Пока что речь не шла о появлении новых, все более сложных, практически неразрешимых ситуаций, нараставших, как снежный ком. Никому и в голову не приходило, что есть причина впадать в уныние. Земляне и не ведали, как изменится их судьба в ближайшие несколько дней…

В это время, спустя шесть или семь часов после события, в ученых кругах велась дискуссия по поводу невероятного взрыва статического электричества, приведшего к мощным радиопомехам. Во время хода дискуссии ученые выдавали такие странные и невероятные гипотезы, что изумляли весь мир. Они приковывали к себе всеобщее внимание. Потом стало понятно, что речь идет не о природном катаклизме, что это все-таки связано с человеческой деятельностью. И все-таки никогда прежде не происходило настолько неограниченного выделения электроэнергии, способного вызвать взрыв такого масштаба. После обсуждения странности явления перешли к вопросу: как исследовать данное явление, и это стало темой номер один среди всех теоретиков науки.

Но пока ничего больше не происходило. Ничего по-настоящему заметного. Вначале событие привлекло внимание масштабами… Невозможно представить, чтобы электрический источник охватил весь земной шар на всех длинах волн на целых три секунды. Но это случилось. Были прерваны все коммуникации, электроприборы не работали, техника, связанная с измерительными и вычислительными операциями, оказалась разрегулированной. Все это поражало, пугало, ошеломляло.

Вначале происшествие не вызвало тревоги. Это случится позднее, когда вычислят, какой силы был получен сигнал. Устройства для слежки за несанкционированным радиовещанием показали, что сигнал пришел из Антарктики. Именно там и в то же время произошло землетрясение. Но в Антарктике землетрясения нередки.

Действительно чувствительный сейсмограф сообщает о невероятных вещах ежедневно. Никто не заметил совпадения. Никто не испугался. Конечно, ученые-теоретики, обнаружившие, что перед ними не просто локальное явление, заинтересовались, обнаружив его влияние на аппаратуру по всему миру, на всех диапазонах и с максимальной интенсивностью. Но это был просто интерес, сильный, что и говорить, но все-таки не более чем интерес.

Итак, никто на Земле не догадался, что появился некий новый объект, который сможет помешать обычному развитию кризисов и компромиссов в дипломатии; подъему цен и получению сверхприбыли в экономике; падению человеческих ценностей взамен роста удобств, благодаря чему мир может разлететься на куски в один совсем не прекрасный день.

Никого не беспокоило происходящее, кроме Сомса, который кое о чем догадывался, да еще Гейл, поскольку Сомс был обеспокоен. Вертолет кружил над ледяным курганом. Космический корабль можно было уже отчетливо различить на льду. Половина его изуродована, но Сомс понял, что аппарат летел без помощи крыльев. Их просто не было.

— Похоже на корабль, — сказала Гейл, чуть дыша.

— Тогда всему конец! — угрюмо ответил Сомс.

Это уж точно. Прибытие на Землю космического корабля другой цивилизации — наихудшая из катастроф, какую Сомс мог себе представить. Земля охвачена раздорами и поделена на зоны влияния. Мир напичкан оружием до такой степени, что сохраняется лишь благодаря страху перед возмездием. И контакт с более развитой культурой не поможет объединению человечества. Злоба и подозрительность перерастут в подлинное безумие.

Земля представляет собой вооруженный лагерь, и практически все нации примкнули к одной из воинствующих сторон. Высокоразвитая цивилизация изменит баланс между ними, если даст одной из сторон более совершенное оружие. Любой контакт с высшей расой поможет протеже этой расы оказаться в выигрыше. И еще, если половина земного населения окажется в фаворе у вновь прибывших, другая половина должна будет попытаться уничтожить противника до того, как пришельцы придут на помощь. Мир за пределами Железного Занавеса не может пойти на риск, допуская, чтобы народы за Железным Занавесом стали друзьями предполагаемых оккупантов. Коммунистические лидеры не допустят, чтобы жители свободного мира заключили союз с носителями высоких научных технологий.

Таким образом, контакт с высшей расой может стать наиболее трагическим событием нашей истории.

Осознание этого вызвало у Сомса холодный пот, когда вертолет коснулся земли. Ученый спрыгнул на лед. При виде лежащего летательного аппарата его охватила непонятная слабость. Но он все-таки нашел силы щелкнуть фотоаппаратом. Совершенно верно, никаких крыльев. Около ста футов сверкающего металла. Примерно половина аппарата разрушилась при падении. Должно быть, машиной очень хорошо управляли, раз при таком падении половину ее смогли сохранить.

И у аппарата не было ни пропеллеров, ни самолетных турбин, ни реактивных двигателей, чтобы поддерживать его в воздухе. Аппарат приводился в движение способом, о котором никто из ныне живущих и не слыхивал.

Гейл стояла рядом с Сомсом, глаза ее сияли. Она во все глаза смотрела на детей. Капитан Моггз с кряхтением выбралась из машины.

— Брэд! Но здесь не холодно! — удивилась Гейл.

Сомс тоже заметил это, но не придал значения. Он вдруг осознал, что корабль, откуда бы он ни прибыл, предназначен для покорения космоса, возможно, для межзвездных путешествий.

— Дети! — строго сказала капитан Моггз. — Мы должны поговорить с вашими родителями.

Дети заинтересованно смотрели на нее. Одна из девочек вежливо заговорила, используя вполне внятные звуки, — правда, ни слова не было понятно. Девочкам было на вид лет тринадцать или около того. Мальчики выглядели приблизительно на год постарше — но крепче и мускулистее, чем большинство мальчишек их возраста. Все четверо совершенно спокойные. Смотрели с любопытством, без малейших признаков тревоги или печали, которая могла бы возникнуть, если бы с ними были старшие компаньоны, раненые или погибшие во время приземления.

Ребята были в легких костюмах, больше подходящих для ношения летом на пляже. Они странно выглядели здесь, в Антарктиде. На каждом был пояс с крупными металлическими вставками, расположенными по обе стороны от застежки.

— Брэд! — повторила Гейл. — Здесь тепло! Вы понимаете? И никакого ветра!

Сомс нервно сглотнул. Фотоаппарат свисал с его руки. Перед ним лежал частично разрушенный космический корабль. От него отходила стальная мачта, глубоко вошедшая в лед перед посадкой. Ее назначение было непонятным.

— Дети! — безапелляционно заявила капитан Моггз. — Мы должны связаться с вашими родителями! Немедленно!

Гейл вышла вперед. Сомс заметил возле корабля маленький треножник. На его вершине что-то быстро вращалось. Его явно вынесли из этого странного корабля.

На сотни ярдов вокруг не было ни ветра, ни снега. Более того, воздух оказался теплым. Просто невероятно!

— Вы слышите меня? — не унималась капитан Моггз. — Дети!

Гейл с дружелюбной улыбкой обратилась к девочкам:

— Я уверена, вы не понимаете ни слова, но все же — не пригласите ли нас войти?

Ее тон и манера говорить, похоже, пришлись детям по душе. С видом ребенка, старающегося подражать матери и вести себя по-взрослому, одна из девочек улыбнулась и сделала что-то наподобие реверанса. Это был несомненно жест гостеприимства. Она отошла в сторонку, чтобы Гейл могла войти.

Гейл вошла, а капитан Моггз шагнула за ней. Гейл была невысокого роста, но и ей пришлось нагнуть голову, чтобы пройти в проем. Сомс сунул руку в карман. Там был заряженный пистолет. Один из мальчиков вежливо кивнул ему.

— Хорошо, я войду в ваше заведение, — угрюмо сказал Сомс. — А вы, возможно, войдете в наше.

Он подошел к входу в корабль. От детей не исходило никакой угрозы. Сомс внезапно осознал, что, если кто здесь и представляет угрозу, так это он сам. Он находился в положении дикаря, встретившегося с цивилизацией, настолько превосходящей по развитию, что запросто могла бы разрушить его собственную. При этом он чувствовал инстинктивную ответственность взрослого за детей, которым, возможно, нужна помощь. А затем до него дошло, что Гейл уже вовлечена в грядущие неприятности, связанные с приходом на Землю высокоразвитой цивилизации. У него пересохло в горле.

Он вошел в корабль, пригнувшись. Внутри было почти так же светло, как снаружи. Хотя источники света отсутствовали. Просто светло и ярко. Часть пола имела подъем, но не было никаких ступеней. Первое, что бросалось в глаза, было сияние, а затем — сбивающая с толку простота. Это касалось буквально всего. И еще кое-что. Корабль казался снаряженным с такой поспешностью, что не осталось времени на украшение и изыски. Да, пожалуй, не было специального дизайна, придающего красоту строго функциональным вещам.

— Я хочу поговорить с родителями этих детей! — строго сказала капитан Моггз. — Я настаиваю на этом.

— Подозреваю, что там, откуда прибыли эти дети, место родителей — дома, — мрачно заметил Сомс — Весь корабль подросткового размера, вы разве не заметили?

Размер входа подтверждал это. А также кресла. Сквозь приоткрытую дверь Сомс заметил проход в поврежденную часть корабля. Там виднелись машины, но не было заметно ни привычных инструментов, ни оружия. Он предположил, что увиденное все же относилось к машинам, так как там ничего больше быть не могло. Он увидел зубчатый металлический короб с открытым верхом. Ребята перетащили его в сравнительно неповрежденную часть корабля, чтобы разобраться с содержимым.

Виднелись выступающие металлические кольца и механизмы, которые могли быть катушками индуктивности. Ученый испытал что-то вроде жалкой гордости за свои познания, предположив, что предмет служил для коммуникации, но одновременно испытывал тревогу и досаду из-за неспособности понять назначение большинства объектов и приспособлений вокруг. Он чувствовал себя дикарем с Амазонки, попавшим на субмарину со всеми ее приборами и машинами.

Здесь имелось табло с кнопками. Это могло быть контрольное табло, но определенно сказать было нельзя. Имелся металлический ящик, закрытый с передней стороны прозрачным пластиком. Внутри различались загадочные металлические штуковины. Два металлических шара вмонтированы в противоположную стену. В шарах отверстия, величиной примерно с руку ребенка. Присутствовала двухфутовая металлическая спираль, заметно уменьшавшая жилое пространство. Назначение всех этих вещей было для Сомса загадкой. Он обнаружил, что возмущен: здесь столько всего, доказывающего уровень научного развития, а он не в силах ничего понять.

Но как насчет инопланетного происхождения? Сомс посмотрел на мальчишек. Явно гуманоидные дети. Ничего странного в облике. Тот, что повыше, повернул голову, и Сомс увидел завитки волос у него на макушке. Глаза и ресницы были нормальными. И носы. И губы. И зубы. В любом аспекте они были такими же людьми, как он сам или как Гейл.

Гейл общалась с двумя девочками. Они ее не понимали, но принимали, как приятную взрослую женщину, с которой можно держать себя свободно. Сомс, несмотря на охватившую его растерянность, почувствовал странную гордость. Даже эти дети Бог-знает-откуда сразу полюбили Гейл. И любой бы полюбил. Может быть, если Гейл так хорошо поставила себя с детьми, их родители будут настолько признательны, что позволят ей избежать беды, которая, конечно же, придет на Землю в результате аварии корабля детей?

Он вскользь заметил, что девочки очарованы ее полярным комбинезоном и молнией на нем, вежливыми жестами прося разрешения потрогать застежку. И вернулся к более важным проблемам. Сделал снимки. Сфотографировал все, что его окружало. А Гейл тем временем показывала девочкам косметику. Они пришли в восхищение. Она сделала жест: берите, это подарок. Одна из девчушек сняла с шеи цепочку и протянула Гейл. На цепочке был маленький кулон. Другая девочка жестами настояла, чтобы Гейл приняла похожую вещь и от нее.

Один из мальчиков повернулся к зубчатому металлическому ящику. Он началперебирать его содержимое, как будто завершая начатую работу. Сомс предположил, что ящик был поврежден во время приземления, а теперь его чинили.

Другой парень коснулся плеча Сомса и указал ему на ящичек, прозрачный спереди. Он коснулся ящичка, и на пластиковой панели появилось изображение. То было изображение ландшафта снаружи. Он сдвинул ящичек, и изображение замигало огоньками. Коснулся другой кнопки. Ландшафт быстро задвигался. Вдруг земля ушла у Сомса из-под ног. Он обнаружил себя, глядящего на фотографию, изображавшую ледяное пространство, небо и далекую синюю линию моря за сотню миль отсюда.

Парнишка кивнул и произвел небольшую корректировку. Теперь Сомс глядел на изображение базы Гисел-Бэй, откуда ученый и его спутники стартовали час назад. Изображение было удивительно отчетливым. Сомс мог видеть даже транспортный самолет, стоявший на взлетной полосе. Он понял, что ящичек не являлся радарным устройством, но обладал всеми функциями последнего, а также многими другими, а потому являлся совершенно самостоятельным прибором.

Затем он услышал голос Гейл:

— Брэд! Посмотрите-ка сюда!

Она держала в руках ожерелья, подаренные ей девочками. И показывала ему подвески. На одной изображена маленькая лошадь. Изготовленная очень красиво и правдоподобно. Только голова больше, чем у обычных лошадей. Стройное тело. На каждой ноге по три пальца.

Гейл заглянула Сомсу в лицо.

— Видите? Ну, а как насчет этого?

На втором ожерелье была изображена маленькая рыбка. У нее были хвост и плавники, но не было чешуи. Вместо нее рыбу защищала костяная броня. Это была ганоидная рыба, подобная осетру, а осетр сейчас главный представитель некогда многочисленного семейства ганоидных.

— Мистер Сомс! — жалобно взывала капитан Моггз, — Вы не могли бы спросить у этих детей, где их родители?

— Дети здесь одни, — сказал Сомс. Она побледнела. — Они здорово играют роль детей, принимающих гостей в отсутствие родителей.

— Но откуда они прибыли?

Гейл посмотрела на Сомса. Тот покачал головой.

— Может, они русские? — нетерпеливо спрашивала Моггз. — Но разве они могли так обогнать нас в области техники?

— Они не могут быть русскими, — сказал Сомс. — Корабль был построен, чтобы управляться детьми, хотя я не понимаю почему. Здесь не видно никакого оружия. Сумей русские сделать подобный корабль, мы бы знали об этом! Я собираюсь связаться с базой до того, как они станут бить тревогу.

Он вышел наружу, чувствуя странное оцепенение. Он помнил, что, согласно договору, все базы используют одну и ту же длину волны для связи с самолетами и вездеходами. Теоретически, достаточно просто получить помощь, если потерпевшие запросят помощь у всех баз сразу. Но сейчас это-то и осложняло дело!

Он составил сообщение для связи с базой таким образом, как если бы вертолет попал в очень большую беду и был вынужден приземлиться. Эго не сочеталось с его последним вызовом, настаивавшим на осторожности, но тут уж ничего не поделаешь. Он собирался вызвать помощь — учитывая особенности детей — настолько быстро, насколько она могла прилететь.

Сомс считал недостаточно убедительными показания радара, помехи, землетрясение и ударную волну. Корабль детей мог появиться в разгар всех этих неприятных событий. Вполне резонно, что машина пострадала в результате потери управления и воздействия земной атмосферы. Но откуда все же они прилетели — и, главное, зачем?

Дети были человеческими. Абсолютно человеческими! Но они принадлежат к культуре, по сравнению с которой земная культура казалась варварской. Их цивилизация не может быть земного происхождения. Не может какая-либо земная цивилизация развиться, незаметно для других рас, до такой степени, чтобы создавать космические корабли и приборы, какие Сомс не мог себе даже представить.

В мире, где люди тысячелетиями безжалостно истребляли друг друга в войнах, где готовились к такой войне, которая в финале уничтожит всех, невозможно сохранить в секрете существование подобной цивилизации. Так что же это за культура? Почему их корабль возник невесть откуда на высоте четыре мили?

Сомс стоял у вертолета, потрясенно глядя на корабль. Два мальчика вышли наружу. Они резво устремились к помятой части корабля и вытащили металлическую антенну, точно соответствующую антенне, воткнувшейся в лед. Судя по легкости движений, это было нетрудно. Она, наверное, алюминиевая или магниевая, ее ни настолько легкая. Магниевый сплав, вероятно.

Один из мальчиков держал антенну в вертикальном положении. Другой прилаживал маленький предмет, которого Сомс не мог видеть. Мальчик склонился надо льдом и подвигал рукой туда-сюда. Новая антенна погрузилась в лед. Они наклонили ее, соединив с той, что уже была установлена. Подержали вместе минуту. Вернулись в поврежденный отсек. Вторая антенна осталась стоять, как и первая.

Сомс подошел посмотреть. Металлический конец глубоко вонзился в лед, присутствие которого странным образом не влияло на непривычно теплый окружающий воздух.

Сомс услышал слабый звук. Один из мальчиков — тот, что в коричневатой рубашке, похожей на тунику, — в поврежденной части корабля провел чем-то по полу. Пол распался, как мокрая бумага. В немом изумлении Сомс наблюдал, как отделилась целая секция пола. Мальчик в коричневой тунике очень ловко удалил кусок попа и достал третий металлический стержень. Какой бы ни использовался инструмент, он резал металл, как масло!

Оба мальчика принесли третий стержень к первым двум. Поставили его на лед. Три стержня вместе образовали бы треножник. Но третий кусок металла был изогнутым. Мальчики опустили стержень, и тот, что был в коричневой тунике, быстро провел чем-то по металлу в месте излома, потом приставил отделенную часть обратно и вновь сделал металлический стержень целым. Они снова подняли его, парнишка положил руку на лед, антенна погрузилась туда, они подержали ее минуту и вернулись на корабль.

Изумленный Сомс подошел посмотреть, что произошло. И нашел на месте операции обрезки металла. Он ощущал себя дикарем, изучающим опилки после того, как наблюдал за пилкой дров.

Вышла капитан Моггз. Она забралась в вертолет, в то время как Сомс озадачивался металлическими стружками. Они не выглядели обрезками. Они были как будто оплавлены. Их поверхность зеркально блестела. Но пламени же не было!

Вновь вышли ребята с зубчатым ящичком, который, как полагал Сомс, был своего рода коммуникационным устройством. Они поднесли аппарат к новому треножнику. Один из них, кроме того, принес замысловатое приспособление из тоненьких палочек, может быть, систему антенн для передачи непонятного Сомсу излучения.

Капитан Моггз отошла от вертолета.

— Я вызвала базу, — заявила она, — Два вездехода прибудут через час. Второй вертолет ожидают с наблюдательного поста с минуты на минуту. И сразу же отправят сюда.

Сомс поразился, насколько неосмотрительно она поступила, используя короткие волны для разговора, который могут перехватить на любой из национальных баз. Но потом вышла Гейл с двумя девочками, счастливо жавшимися к ней. Юные девочки любят держаться поближе к старшей, которая им нравится. Гейл подошла к Сомсу.

— Брэд! — озабоченно сказала она. — Вы понимаете, что означают эти вещи? Такого нет на Земле! Откуда прибыли эти дети? Они не с той Земли, которую мы знаем.

Капитан Моггз фыркнула.

— Не говорите ерунды, Гейл! Конечно, они люди! Я не понимаю, как родители разрешили им лететь одним, и неудивительно, что они потерпели крушение. Но… что делают эти мальчики?

Сомс знал. Если зубчатый ящичек содержал коммуникатор, использующий такую сложную антенну, то ответ мог быть только один. И ему, во избежание возможных неприятностей, оставалось поступить лишь единственным образом. Выбора у ученого не было.

— Они потерпели кораблекрушение, — сказал он. — Если вы попали в кораблекрушение, что вы попытаетесь сделать? Послать сигнал о помощи. Они устанавливают нечто для отправки сигнала. Они приземлились в мире примитивных дикарей. Это мы. Они хотят, чтобы кто-нибудь прибыл сюда и забрал их.

— Этого нельзя допустить! — строго сказала капитан Моггз. — Корабль нужно осмотреть! В нашем современном мире, в существующей ситуации с вооружением…

Сомс глянул на нее с иронией.

— У меня в кармане автоматический пистолет, — сказал он. — Мне следует пригрозить ребятам? Конечно, я не сделаю этого. Боюсь, что это только собьет их с толку, а нам ничем не поможет.

У него в руке были металлические стружки, подобранные несколько минут назад. Из одной тянулась нить. Сомс отломил нить и положил на рукав. Щелкнул зажигалкой. Дотронулся до частички металла. Пламя ярко вспыхнуло. Рукав подпалился.

— Скорее всего, магний, — размышлял Сомс — Возможно, они не представляют себе опасности огня. Им нельзя использовать огонь…

Он рассортировал кусочки серебристого металла. Еще один кусочек напоминал проволоку. Он увидел, как мальчик в зеленой тунике раскладывает что-то на снегу от корабля к треножнику.

— Силовая линия, — подумал он в смятении, — Они собираются подать сигнал бог знает как далеко и неизвестно, какой силы. И используют источники мощности размером с иглу! Но, конечно же, люди, построившие этот корабль, пользовались сверхпроводниками! — И добавил: — Может, я иду на самоубийство, но мне следует…

Он двинулся вперед. В горле пересохло. Странное дело, ему показалось, что все, что он делает, — не из чувства долга, но, скорее, чтобы защитить Гейл, которая может попасть в беду, если цивилизация этих ребят узнает о существовании человечества на Земле и нападет…

Он щелкнул зажигалкой и коснулся пламенем кусочка металла. Стружка вспыхнула. Он бросил горящий кусочек металла, чтобы вся конструкция загорелась. Горящий металл превратился в раскаленный белый шар, становившийся на лету больше и ярче. Диаметр его достиг ярда, когда он упал рядом с зубчатым ящиком, принесенным ребятами.

Вспыхнуло пламя, целое море белого огня. Вспыхнул вновь изготовленный треножник. Пламя взвилось на тридцать футов в небо. Сияние ослепило Сомса. Затем огонь быстро погас, рассыпавшись вокруг белоснежным пеплом.

Мальчик в коричневой тунике резко вскрикнул. Он держал в руке какой-то предмет, внутри которого блестел кусок металла. Гейл бросилась к Сомсу.

Он резко отодвинул ее в сторону.

— Прочь с дороги! — скомандовал он. — Я уничтожил их сигнальное устройство, чтобы сохранить нашу цивилизацию от разрушения. Прочь с дороги!

Он угрюмо смотрел на четырнадцатилетнего подростка. Лицо парня исказилось В нем был больше чем просто гнев. Мальчик в зеленом сжимал и разжимал кулаки. Его лицо выражало чистый ужас. Одна из девочек рыдала. Другая заговорила тоном такого отчаяния и горя, что Сомсу стало почти стыдно.

Затем мальчик в коричневом горько ответил что-то девочке, которая, очевидно, пыталась урезонить его. Он пристально взглянул на Сомса и, спотыкаясь, вошел в корабль.

Вид оставшихся троих ребят изменился. Прежде они были спокойны, держались с достоинством, даже веселы. Они вели себя, будто катастрофа, произошедшая с кораблем, не более чем приключение. Теперь случилась настоящая катастрофа. Одна из девочек, за ней второй мальчик и вторая девочка обреченно двинулись к кораблю.

— Вы поступили правильно, мистер Сомс, — гордо провозгласила капитан Моггз, — Обязательно нужно было предотвратить посылку сигнала, чтобы их старшие не прибыли на подмогу!

Сомс поглядел на Гейл. По всей вероятности, парня в коричневой тунике остановили успокаивающие слова девочки. Сомс был глубоко убежден, что мальчик мог запросто убить его. И ему показалось, что его жизнь — слишком высокая плата за то, чтобы сверхцивилизация не прибыла на Землю.

— Я думаю, он хотел убить вас, — порывисто сказала Гейл.

— Я тоже так думаю, — ответил Сомс — Странная вещь: у меня в кармане был пистолет, а я даже и не подумал использовать его. Может быть, потому, что он все-таки ребенок.

— Мне кажется, вы должны чувствовать себя ужасно.

— Ощущаю себя убийцей, — угрюмо произнес Сомс — Убийцей детей. Из-за меня они никогда не увидят свои семьи.

Спустя долгое время Гейл предприняла неудачную попытку пошутить:

— Вы знаете, что это величайшая новость всех времен и народов? И что никто в нее не поверит?

— Но это событие такой военной важности, что его просто необходимо сохранить в секрете, — резко сказала капитан Моггз.

Сомс не стал комментировать, но считал, что такую информацию не удастся утаить от общественности.

Они ждали. Дети оставались внутри корабля. Сомс, Гейл и капитан Моггз просто стояли, ожидая, когда кто-нибудь выйдет. Сомс чувствовал ужасную вину и глубокое раскаяние. Он не мог допустить существования цивилизации, более высокой, чем его варварская культура. Слишком хорошо ему было известно, что последует за подобным событием, а беглый осмотр корабля твердо убедил в том, что западная культура двадцатого века является варварской по сравнению с культурой создателей корабля. И все же…

Прошло много времени, прежде чем вновь появились ребята. Лица девочек были заплаканы. Они вынесли небольшие предметы и положили на снег. Затем вернулись и вынесли другие.

— Предполагаю, что их сверхрадар показал вертолет, находящийся в пути, — сказал Сомс. — И они знают, что нельзя здесь долго оставаться. Я лишил их надежды быть найденными своими. Поэтому, как мне кажется, они собираются позволить нам забрать их отсюда.

Вынос небольших предметов закончился. Мальчик в коричневой тунике вернулся на корабль. И пробыл там достаточно долго.

Появившись вновь, он произнес что-то горестным голосом, полным отчаяния. Девочки повернулись спиной к кораблю. Девочка с карими глазами заплакала. Мальчик в зеленой тунике передвинул маленький треножник в новое положение. В процессе передвижения треножника тепло и безветрие в воздухе заметно снизились. Налетел чудовищный порыв ледяного ветра, потом стало тихо и тепло, потом снова порыв ветра. Когда он опустил треножник, опять воцарилось безмятежное спокойствие.

Сомс услышал далекий рокот вертолета.

Мальчик в зеленом протянул руку. В ней был зажат сверкающий крошечный предмет. С расстояния пятьдесят футов он провел рукой от одного края корабля до другого. Вспыхнуло пламя. Корабль, сделанный из сплава магния, загорелся с яркостью, резавшей глаза. Чудовищное, колоссальное пламя скакало и взлетало, затем умерло. Сомс полез за фотоаппаратом, но слишком поздно. На льду больше не было космического корабля. Только несколько дымящихся оплавленных обломков.

Когда второй вертолет приземлился рядом с первым, четверо детей спокойно ожидали, когда их заберут.

Глава 3

Мировые события развивались, как обычно. Недавно произошли международные кризисы в Западной Европе и на Балканах. В ООН разразился скандал по поводу Гренландии. Еще раньше случились беспорядки в Западной Африке, в Кашмире и в Иране. Назревали конфликты в Южной Америке, на Дальнем Востоке и в Скандинавии. Инициативой в делах владели те, кому беспорядки были выгодны, поэтому конфликтные ситуации стали нормой. Государственные деятели похоронили идею о том, что целью государства является сохранение мира, и теперь действовали по принципу: функция дипломатии — извлекать пользу из конфликтов. Атмосфера в высоких кругах стала напоминать ту, что была в итальянских городах-республиках при Макиавелли. Однако в те времена дипломатия опиралась на убийства и предательства. В своей новой, улучшенной форме обычный шантаж сменила угроза ядерной войны.

Естественно, даже Антарктику не миновала чаша сия. Население материка ограничивалось персоналом исследовательских баз, назначенным во время действия Международного Географического года и работавшим до настоящего времени. Теоретически, базы должны были стать образцово-показательными коллективами в области конструктивного сотрудничества, чей высокий дух полного доверия должен распространиться по всему миру, и тогда однажды наступит эра благословения и всеобщего мира.

Но это время еще не пришло.

Наоборот, случился мощный взрыв статического электричества беспрецедентного масштаба. Жуткий крик агонии прозвучал по всем работающим радиоприемникам и телевизорам мира. Автоматические наблюдательные устройства обнаружили его источник где-то в Антарктиде. Как следствие этого, немедленно зашел дипломатический разговор об Антарктиде.

Само по себе это было резонно. Передатчик мощностью пятьдесят тысяч ватт может охватить весь континент сигналом на одной длине волны. Это не был бы слишком сильный сигнал, но его бы услышали.

Случившийся же в Антарктиде взрыв помех не только охватил земной шар на всех диапазонах волн, но и громкость его была максимальной. Он был в тысячи, в миллионы раз сильнее любого сигнала, когда-либо звучавшего в мире. Ни одна атомная бомба не способна на такое. Это не был сигнал естественного происхождения. Природа на такое не способна. Это был искусственный сигнал. Даже мысль о том, что кто-либо мог использовать такую мощь, пугала. Наука и правительства вместе решали три важных вопроса. Кто это сделал? Как им это удалось? Зачем они это сделали?

Тема автоматически вызвала кризис. В Вашингтоне сильно подозревали русских. В Москве — американцев. В Британии сомневались насчет обеих стран, а во Франции обвиняли всех подряд. Как только ученые подсчитали, какова должна быть энергетическая мощность, способная создать такой шум, большинство граждан принялись ожидать худшего. Научный прогресс стал самой важной потребностью каждой нации, но ожидалось, что именно он и приведет к гибели.

Тем временем два вертолета подлетели к Гисел-Бэй и приземлились на площадке. Гейл, Сомс и капитан Моггз вышли наружу. Каждый вынес по одному ребенку, которых поспешно доставили в здание, ибо снаружи был дикий холод. Сомс вернулся с одеялом для паренька в коричневой тунике, но тот отказался от помощи и добрался сам, стуча зубами.

Персонал немедленно отреагировал на появление детей. Все старались вести себя успокаивающе. Пытались подобрать язык, понятный детям. Ничего не вышло. Но, конечно, дети почувствовали себя окруженными приятными и доброжелательными людьми.

Добровольцы принесли из вертолета вещи, которые дети взяли из корабля. Две девочки были поселены в жилом отсеке вместе с Гейл и капитаном Моггз. Исследователь космических частиц, у которого дома остались двое сыновей, предложил присматривать за мальчиками. Другие всегда были готовы оказать помощь.

Фотограф базы проявил и напечатал фотографии, сделанные Сомсом. Корабль снаружи был отчетливо виден, а дети, стоящие перед ним, позволяли судить о размерах. Фотографии внутри корабля вышли не столь четкими: фокус был подобран неверно. Но все же кадров было достаточно, чтобы дополнить отчет Сомса.

Рядом с фотографиями находились захваченные детьми с корабля предметы. Здесь был сосуд для приготовления еды. Вещество, из которого он был сделан, пропускало тепло только в одном направлении. Внутри сосуда тепло направлялось от стенок к центру, а снаружи холод распространялся вокруг. Соответственно, когда сосуд был закрыт крышкой, наружная поверхность поглощала тепло из воздуха вокруг сосуда, а внутренняя поверхность испускала тепло, и содержимое варилось без всякого дополнительного нагревания, то есть, без использования топлива, в то время как окружающий воздух остывал.

Некоторые из физиков испытали шок, пытаясь вычислить, что происходит. Другие, с горящими глазами, заявляли, что, если бы сосуд был желобом, который можно установить под речным дном, то поступающий в него поток холодной воды мог бы нагреваться на многие мили вокруг. В таком случае, зачем нужны уголь и бензин? А также атомная энергия?

Маленький треножник установили перед главным зданием базы. Ветер стих. За несколько минут воздух вокруг стал пронзительно холодным. Минут через десять резко потеплело. Метеорологи, отказываясь поверить своим ощущениям, исследовали границы теплого участка. Они вернулись с обмороженными лицами, утверждая, что за теплой областью мороз достигает восьмидесяти градусов. В треножнике применялся тот же принцип, что и в сосуде для приготовления пищи. Каким-то образом он создал область, куда тепло могло войти, но не могло выйти. И ветер не проходил сквозь нее. При использовании такого оборудования пустыни стали бы умеренными зонами. А в Арктике и Антарктике расцвели бы сады.

Среди доставленных с корабля вещей имелся ящичек с прозрачной пластиковой панелью. Один из мальчиков очень спокойно начал работать с ним. Когда его попросили, он открыл ящичек. Внутри не было ничего, кроме причудливых металлических штуковин. Вещь была слишком простой, чтобы понимать принцип ее действия. Ни у кого даже гипотез не возникло, для чего все это предназначается.

Подобное случилось со всеми привезенными приборами. Все можно было детально рассмотреть, но понятней от этого не становилось. Фотографии корабля дали тот же эффект — невероятная простота, производящая немыслимые результаты.

Между тем самооценка капитана Моггз весьма выросла. Он приказала послать шифрованное донесение в Вашингтон, ей необходимо было отчитаться перед военным руководством. Но на базе не было шифровального устройства. Это же все-таки место для научных исследований, а не воинская часть, объяснили ей. Капитан Моггз разволновалась и впала во фрустрацию.

На взлетной полосе стоял транспортный самолет. Им можно было воспользоваться лишь спустя несколько часов, но Моггз взяла на себя командование транспортом от имени вооруженных сил США. Моггз потребовала немедленного вылета. Сама охраняла самолет. Заставила по пути дозаправить самолет горючим. Она отправилась прямо в Вашингтон с новостями о событии, свидетелем которого стала, с фотографиями Сомса и образцами предметов, которые лично смогла унести.

А на базе Гейл, посовещавшись с Сомсом, взяла с собой одну из девочек. Самой важной проблемой стало общение с детьми. Поэтому Гейл решила начать учить старшую девочку некоторым наиболее важным английским словам. Она взволнованно поприветствовала Сомса, когда тот зашел посмотреть, как идут дела.

— Ее зовут Зани, — сказала Гейл. — Другую девочку, с голубыми глазами, зовут Мал, мальчика в коричневой тунике — Фран, в зеленой — Ход. Я думаю, у нас получится. Она понимает, что это язык, который можно изучить. Она пишет что-то по-своему. Она изумилась, увидев шариковую ручку, но через секунду уже поняла, как ею пользоваться.

Сомс чувствовал, что Гейл ищет его одобрения. И, чувствуя себя неловко, показал, что одобряет ее.

— Но… что же дальше? — спросила Гейл все так же взволнованно. — Что будет с этими детьми? У них нет ни друзей, ни семьи, никого, кто бы о них позаботился! Когда капитан Моггз обнаружила, что я собираюсь учить их английскому, она приказала мне — приказала! — обучить их английской системе счета. Она заявила, что хочет услышать от них статистические данные. Что дети могут знать о статистике, Брэд? Они в ужасном положении!

— И я в ответе за их положение и уже переживаю из-за этого, — мрачно сказал Сомс.

— Я тоже отвечаю за них! — быстро проговорила Гейл. — Я в этом участвовала! О чем вы беспокоитесь?

— Они взорвали свой корабль, — еще более мрачно сказал Сомс. — Почему?

Девушка покачала головой, наблюдая за выражением его лица.

— Мы варвары по сравнению с их народом, — заявил Сомс. — И это им известно. Вначале они воспринимали нас как безвредных дикарей. Потом я уничтожил их единственную надежду вступить в контакт с семьями и друзьями. Поэтому они уничтожили свой корабль, вернее, один из мальчиков сделал это. Но другие знали и приготовились к этому, вынеся некоторые предметы. Почему?

— Я не уверена… — начала Гейл.

— Захвати мы космический корабль нетронутым, мы бы все изучили, — сказал Сомс. — И уж если бы мы разобрались во всем, то сами построили бы другой такой же, если бы, конечно, смогли. Либо же просто все разломали и уничтожили — мы ведь все-таки дикари. Но в любом случае тогда бы дети для нас не представляли большого интереса, если бы вообще интересовали. Просто чужаки, не стоящие внимания. А сейчас они получат от нас все, что хотят. Я подозреваю, что они вынесли эти предметы для того, чтобы торговать с нами, подобно тому, как мы предлагаем бусы бушменам. Они попытаются разжечь наш аппетит богатствами, которые можно получить лишь от их цивилизации. Они заключат сделку. Позвольте им послать сигнал своим семьям, скажут они, и их родители сделают нас богачами. Тонны бус и#зеркал, а также стальных ножей — только в их эквиваленте! Они действительно притащили предметы, назначение которых нам непонятно и не подлежит копированию. Детишки-интеллигенты, чужаки среди варваров постараются вернуться домой, к семьям, обещая захватившим их дикарям гигантский выкуп. Эти детки почти наверняка используют подобную тактику.

Гейл подумала минутку. Затем покачала головой.

— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь пошел на такое. У нас есть газеты и новости на радио. Люди слишком всего боятся, чтобы пойти на риск ради сомнительных благ.

— Разве можно бояться четверых детей? — поразился Сомс.

— Вы не понимаете, что такое газеты, — возразила Гейл, слегка изменившись в лице. — Они вовсе не занимаются публикацией новостей в том виде, в каком сами их узнают. Они публикуют “реальные” истории — сериалы. “Реальные” криминальные истории с продолжением. “Реальные” секс-истории с домашним заданием для практического изучения. “Реальные” истории о международных кризисах, чтобы прочитать следующую леденящую душу главу в завтрашних газетах или услышать на этой волне! Вот что такое печать и радио, Брэд! Вот чего хотят люди и на чем они настаивают. Вы понимаете, как обрисуют детей в новостях?

Он, в свою очередь, покачал головой.

— “Чужеземный корабль потерпел аварию на Земле! Команда захвачена в плен, — цитировала она несуществующие пока строки. — Чужаки на Земле! Вторжение близко! Вторжение из космоса! Чужеземный скаутский корабль взорван! Флот уже в пути! Космические создания беспомощны в Антарктике!” — Она сделала гримасу. — И ни от кого не поступит официального запроса на интересную человеческую историю от Гейл Хейнс, рассказывающую о четырех чудесно найденных детях, нуждающихся в помощи и воссоединении с родителями. Публике это просто не нужно. Дети в очень плохом положении. Мне жаль их.

Он содрогнулся.

— Если вы уверены…

— Вот увидите, — сказала Гейл. — Я очень боюсь, Брэд, что в настоящее время вы и я — единственные люди в мире, кто не считает, что в целях безопасности детей лучше убить. Вы сделали правильную вещь для нас, не разрешив им сообщить семьям. Но вам не стоит ожидать большой симпатии со стороны детей!

— Теперь они в таком положении из-за меня, — печально проговорил Сомс.

— Из-за нас обоих, — настаивала Гейл. — Но мы сделали то, что должны были сделать. И я собираюсь приложить все усилия, чтобы детям не стало хуже. Если вы присоединитесь…

— Естественно, — заверил Сомс.

Он уныло вышел. Ему было непонятно выражение лица Гейл. Она медленно повернулась к девочке, сидевшей рядом.

Сомс нашел остальных троих детей. Те находились посреди возбужденной группы персонала, пытавшейся общаться при помощи слов и жестов, а дети старались не показывать, как их беспокоит эта горячность. Специалист по космочастицам сказал Сомсу, что случилось неожиданное событие. Среди детских пожитков была катушка медной проволоки. Кто-то взял кусок провода для тестирования и обнаружил, что провод обладает сверхпроводимостью. Сверхпроводник — это материал, вообще не обладающий сопротивлением. В условиях Земли олово и ртуть, а также некоторые сплавы могут стать сверхпроводниками при охлаждении до 18 градусов по Кельвину или 100 градусов ниже нуля по Фаренгейту. Выше этой температуры сверхпроводимость не существует.

Но проволока, взятая у ребят, была сверхпроводником при комнатной температуре. Нить толщиной в паутинку может выдержать силу потока Ниагарского водопада без всякого нагрева. Огромная мощная динамо-машина сменится сверхпроводниковой, умещающейся в кармане. А это значит…

— Оставьте их одних! — проскрипел Сомс. — Они все равно не смогут рассказать вам, как это сделано, даже если бы говорили по-английски! Дайте им сначала возможность научиться хотя бы нашему языку! Им и так тяжело.

Он увел с собой мальчиков и девочку. Повел их в свою комнату, насвистывая по дороге. Вдруг раздался топот ног, и появился радостный пес Рекс.

Дети с ужасом уставились на Рекса. Оба мальчика, нахмурившись, встали между собакой и девочкой. Но тут Рекс сердечно подбежал к ним, часто дыша, опустил уши и по команде Сомса протянул каждому лапу. Сомс с ним повозился, и собака вступила в игру с удовольствием.

Выражения лиц у ребят изменились. Один из мальчиков — Фран, тот, что в коричневой тунике, — в порядке эксперимента попробовал делать то же самое. Рекс переключился на игру с ним. Между мальчиком и собакой зародилась крепкая симпатия. За три минуты трое ребят и собака стали добрыми друзьями. Они радостно играли, что казалось совершенно новым занятием для ребят, но было так знакомо и приятно для Рекса! Сомс научил их поглаживать собаку по спине и почесывать за ушами. Рекс реагировал на почесывание подергиванием задней ноги с той стороны, где его чесали. Он бросился облизывать Сомса в порыве признательности. Ребята также попробовали гладить и почесывать собаку. Когда один из них обнаружил труднодоступное местечко на спине пса и Рекс начал блаженно постанывать, ребята были очарованы.

Сомс оставил троих членов новообразовавшейся группы болтающими, а четвертого — ловящим свой хвост. Он вышел из комнаты и схватился за голову. Не существует диких собак, которые были бы предками собак домашних. Собаки были выведены человеком еще до того, как сформировался гипотетический индоевропейский праязык. Некоторые люди считают выведение собаки самым похвальным деянием человечества.

Но эти дети никогда прежде не видели собаки.

Пока Сомс ломал голову над этим, по меньшей мере, знаменательным событием, произошли другие события, способные вызвать головную боль. Например, капитан Моггз благополучно добралась до Вашингтона, чтобы распространить оттуда тщательно подготовленную информацию о происшествии. Однако здесь, на базе, не все было гладко.

Директор базы Гисел-Бэй отправил свой обычный коротковолновой отчет в научную организацию, которая контролировала и координировала деятельность базы и снабжала ее оборудованием. Директор был видным ученым. Он спокойно пообщался с еще более видными учеными в столице Штатов. Естественно, взрыв статического электричества не прошел незамеченным для Вашингтона, и следы его вели к странной диаграмме на снегу и упавшему космическому кораблю. Это было важно. Об этом нужно было указать в отчете.

Директор базы в деталях описал все, что касалось детей и вынесенного с корабля имущества. И совершенно права была капитан Моггз, перед своим отбытием строго велевшая держать все в секрете. Но это, конечно же, не распространялось ни на директора базы, ни на директора этого и многих других важных проектов. Капитан Моггз не располагала над ними никакой властью.

Выдающийся ученый в Вашингтоне был также весьма заинтересован и обеспокоен. Он обсудил отчет с другими учеными, так же заинтересованными, как и он. Утром того же дня один из ученых встретился с репортером. Репортер задал множество рутинных вопросов. Ученый, получивший информацию от другого ученого, получившего информацию от директора базы Гисел-Бэй, совершенно невинно ответил на вопросы репортера.

И когда капитан Моггз прибыла в Вашингтон с сообщением, которое полагала совершенно секретным, и отправилась прямиком в Пентагон на командирском джипе, зажав в руке фотографии и прочие свидетельства, а водитель остановил мальчишек-газетчиков, продававших специальный выпуск “Вашингтон Пост”, она не заметила заголовков, зато их заметили в Вашингтоне:

“КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ ПРИЗЕМЛИЛСЯ В АНТАРКТИДЕ!”

“ЧУЖИЕ ФОРМЫ ЖИЗНИ НА БОРТУ”

“УЧЕНЫЕ БЬЮТ ТРЕВОГУ”

Ни одна газета не испортила бы убойной истории, преуменьшив события. Средства связи не позволили бы такой истории потерять новизну, уступив лидерство в передаче новостей пишущей братии. Были и другие заголовки по всем Соединенным Штатам. В Пентагоне, конечно же, знали о них. Реакция Нью-Йорка была следующей:

“ЧУЖАКИ В АНТАРКТИДЕ!”

“ВНЕЗЕМНЫЕ ПОСЛАНЦЫ ВО ЛЬДАХ”

“КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ ОБНАРУЖЕН

С БАЗЫ ГИСЕЛ-БЭЙ”

В Чикаго осторожничали куда меньше, и заголовки нагоняли страх:

“ВТОРЖЕНИЕ ИЗ КОСМОСА!”

“ПОСАДКА В АНТАРКТИДЕ — ПРЕЛЮДИЯ К ЗАХВАТУ!”

“ПО СЛОВАМ ЭКСПЕРТОВ, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕСПОЛЕЗНО”

В Сан-Франциско тема получила дальнейшее развитие:

“КОСМИЧЕСКИЕ ЗАХВАТЧИКИ НА ЗЕМЛЕ!”

“ЧУЖАКИ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ В ГИСЕЛ-БЭЙ!”

“РАЗМЕР АРМИИ ЗАХВАТЧИКОВ НЕИЗВЕСТЕН”

Следует добавить, что, печатая подробности, первые издания первых газет сообщали, что захватчики выглядят как человеческие дети, но это отчего-то не казалось правдоподобным. Поэтому описания другого сорта были более возбуждающими. Вначале представление об агрессорах, как о детях, было признано лишь предположением. Затем — как неверным предположением. Затем — отвергнуто как нелепое.

Как бы то ни было, вся соль истории заключалась в том, что корабль внеземного происхождения прибыл на Землю, пилотируемый разумными существами и начиненный чудо-техникой. И чудо-техника, конечно же, — исходя из реалий современного мира, — была оружием. Таким образом, пишущая братия руководствовалась неписаным законом: публика получает материал, который желает. А публика желала быть напуганной.

И газеты дали народу то, чего он, по их предположению, хотел.

Капитан Моггз прибыла в Пентагон, где поджидали высшие чины, информированные о ее прибытии по коротковолновой связи; они уже прочли заголовки и терялись в догадках. Капитана приветствовал генерал-лейтенант.

— История подлинная? — потребовал он ответа. — Корабль приземлился? На нем кто-то был? Существа еще живы?

Капитан Моггз приготовилась отрапортовать согласно строгой военной процедуре. Но генерал-лейтенант разрушил тщательно заготовленную схему…

— Проклятье! — рявкнул он. — Что за оружие они привезли?!!

Капитан Моггз впала в ступор. Когда беседа закончилась, она была вся в слезах, хотя слезы — это не по-военному. Она что-то мямлила в ответ, но было совсем не похоже, что она провела тщательное расследование по факту приземления инопланетного корабля. А ее утверждение, будто чужаки выглядят как земные дети, попросту не приняли во внимание.

— Здорово, нечего сказать! — гремел генерал. — Вы, капитан как-бишь-вас-там, утверждаете, что были на месте, когда корабль обнаружили. Очень хорошо. Так держите рот на замке. Садитесь в самолет и возвращайтесь. Привезите сюда всех этих уродов и то, что они вынесли с корабля. Захватите останки корабля, которые не взорвались. — Он обернулся. — Все сюда! — Теперь он отвлекся от капитана Моггз. — Посадите наших ракетчиков проверить, как работают ракетные двигатели. Они должны взлетать с грузом на борту! Поднять всех разработчиков секретного оружия — пусть займутся и этим вопросом. Посмотрим, что у них есть! Работайте с этими фотографиями, пока не получим такие же образцы! — Он вновь повернулся к Моггз. — Отправляйтесь и привезите этих туземцев и все остальное! Все тащите! И вот еще что, — он оглядел офис. — Чтобы ни слова об этом! Суперсекретная информация! Пускай газетчики заткнутся! Всё отрицайте. Всё!

Он махнул рукой. Капитан Моггз выскочила из офиса. Кто-то выбежал вслед за ней, чтобы координировать ее действия по приказу генерал-лейтенанта. Конечно, устному приказу. Есть люди, настолько обожающие все сложности бумажной работы, что никогда не будут счастливы, если — как в этом случае — в процессе приказания бумаги не будут распределены на транспортные дела, платежи, нормы, графики, логистические мероприятия, меры безопасности, собственно документацию и так далее. За двенадцать часов было создано двести сорок семь ордеров, писем, резолюций и инструкций, основанных на одном устном приказе. Некоторые были продублированы четырежды, другие — до двенадцати копий, и лишь немногие — в трех экземплярах. В последующие двенадцать часов все они будут подшиты в папки и забыты навсегда.

Но перед тем как все бумаги исчезли из поля зрения, капитан Моггз помчалась обратно в Антарктику с чемоданчиком, полным документов. Ее самолет как раз держал курс на юг от Вирджинии, когда представитель Пентагона заверил конференцию журналистов, что Министерство обороны не располагает информацией о вышеупомянутом космическом корабле пришельцев, приземлившемся в Антарктиде. Репортеры достали из карманов газеты. Представители Пентагона, согласно полученным указаниям, отрицали все направо и налево.

Теперь газеты опубликовали копии записей Организации Объединенных Наций, показывающих, что по запросу Министерства обороны были изготовлены четыре паспорта для ООН. В записях значилось, что паспорта — на имя Джейн и Джона Доу и Рут и Ричарда Роу, которые, разумеется, не могли появиться на территории Соединенных Штатов без соответствующих документов. В ООН содержалась следующая информация о вышеперечисленных лицах:

Место рождения — неизвестно;

Национальность — неизвестна;

Возраст — неизвестен;

Приметы — отсутствуют;

Раса — неизвестна;

Занятие — неизвестно.

И все газеты поместили заголовки о “пришельцах, пересекающих границы США”:

“ОТВЕДИТЕ НАС К ВАШЕМУ ПРЕЗИДЕНТУ! — ПОТРЕБОВАЛИ ПРИШЕЛЬЦЫ”.

“ТВАРИ С КОРАБЛЯ НАСТАИВАЮТ НА СОЗЫВЕ КОНФЕРЕНЦИИ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ”.

“НЕ УЛЬТИМАТУМ ЛИ ЭТО?”

“КОСМИЧЕСКАЯ ДЕЛЕГАЦИЯ В ВАШИНГТОНЕ?”

“МОЛЧАНИЕ ОФИЦИАЛЬНЫХ КРУГОВ”.

“ОЖИДАЮТСЯ НОВЫЕ ТРЕБОВАНИЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ”.

Конечно, все это происходило не только в Америке. Лондонская “Таймс” указала на большое количество спекуляций на эту тему по сравнению с признанными фактами. “Правда” настаивала на том, что пришельцы отказались вступить в дискуссию с Америкой, когда узнали об их капиталистическом общественном строе и тирании в правительстве. Парижская “Суар” объявила, что располагает эксклюзивной частной информацией, в которой пришельцы описываются как двенадцатиметровые крылатые чудища. Официальная пресса Бухареста, напротив, сообщала, будто на корабле прибыли разумные рептилии. В Каире уверяли, что корабль населяли постоянно меняющие форму создания, весьма похожие на мифических джиннов.

Имелись и другие описания. Разные источники представляли их в виде мыслящих насекомых, гигантских хорьков, пернатых созданий наподобие попугаев и еще более эксцентричных чудовищ. Газеты пестрели ссылками на авторитетные источники, приводили слова очевидцев о том, что пришельцы, будучи обнаруженными, яростно сражались и вырезали весь персонал базы Гисел-Бэй, кроме одного сотрудника, который прислал рапорт, истекая кровью. Другой источник настаивал, будто пришельцы велели доставить себя в Вашингтон; варианты: доставить себя в Москву, Пекин, Буэнос-Айрес и Республику Гана. Никто не был убит, но они вторглись на территорию базы при помощи оружия невиданной мощи и используют базу для размещения своего флота. Присутствовала и более обнадеживающая история: как только их нашли, чужаки взорвались вместе с кораблем.

А в Гисел-Бэй персонал был увлечен четырьмя юными созданиями по имени Зани, Фран, Ход и Мал, очень хорошо воспитанными и такими милыми.

Самим детям было нелегко, они ощущали отчаянное беспокойство и напряжение. Но вели себя так отважно, что это привлекало симпатии людей. Ученые отчаянно желали задать ребятам вопросы, но понимали, что еще рано. Вместо этого они тщательно изучали фотографии корабля, бессильно ощупывая предметы, принесенные ребятами, и ломали головы над принципами их работы и возможностью воссоздания на Земле.

Вертушка треножника создала вокруг базы Гисел-Бэй замечательный климат, несмотря на сорокапятимильные ветра и температуру минус десять градусов [7] на расстоянии двести ярдов от штуковины, установленной Ходом. Сосуд для приготовления пищи закипал без всякого топлива, а на его стенках нарастал толстый слой льда. Предмет, названный Сомсом суперрадаром, позволил наблюдать за гнездовищем пингвинов в деталях, не беспокоя птиц, а Фран услужливо предоставил свой карманный инструмент — тот, что резал металл, как масло, — для нужд физиков.

Франу пришлось научить физиков пользоваться инструментом. Узкая полоска металла размером с зажигалку была устроена весьма хитроумно, чтобы не причинять вреда.

Устройство также дополнялось тепловым насосом. Нажимая кнопку, можно было усиливать или уменьшать эффект. Другая кнопка контролировала площадь обработки. При работе с любыми материалами, кроме железа, она позволяла теплу стекаться к центру проектируемой площади обработки. Если направить инструмент на металлический брусок, тепло из обоих концов стекается к центру. Середина интенсивно разогревается. Остальная часть резко охлаждается. За секунды бронзовый брусок раскалялся докрасна вдоль линии толщиной в одну сотую дюйма. Затем этот слой толщиной с папиросную бумагу превращался в жидкость, и можно было разделить брусок на две части. Но держать брусок нужно было в толстых перчатках, ибо раскаленная жидкость могла попасть на кожу. Устройство не действовало на железо или сталь.

Сомс отвел Франа, Мал и Хода в импровизированную классную комнату, где Гейл старалась дать Зани минимум словарного запаса английских слов. Рекс счастливо помчался вслед за остальными.

Зани восторженно приветствовала Рекса. Она уселась рядом с ним на полу и стала играть, лицо ее сияло. Она почесывала пса. Она знала все приятные собаке места, даже труднодоступное местечко на спине у хвоста.

Сомс открыл рот в изумлении. Другие дети не знали, что такое собака. Их пришлось научить играть с Рексом. Но Зани знала о существовании собак и умела играть с ними!

— Я полагаю, что Зани поможет мне научить других детей нашему языку, — сказала Гейл, еще не ведая опричине удивления Сомса.

Но мальчик Ход уже взял шариковую ручку, пользоваться которой Гейл учила Зани. Не проявляя удивления от нового предмета, начал писать. Спустя минуту он медленно и неуклюже прочел записи — английские слова, которым Гейл научила Зани. Фран и Мал присоединились. Они старательно практиковались в произношении слов, которым научили Зани, в то время как Зани в совершенном экстазе играла с Рексом, животным, никогда прежде ею не виданным.

Глава 4

В небе летали спутники, их орбиты порой напоминали “американские горки”. Они то удалялись от Земли, то опасно приближались к атмосфере. Часть из них все еще передавали информацию на Землю. Два обладали слабыми голосами, они то попискивали, то завывали, то взвизгивали, то ухали в самой разнообразной последовательности. То был один из двух языков, с помощью которых работали телеметрические системы. А третий спутник издавал звук, подобно старому граммофону, когда по нему кто-то прохаживается в подбитых гвоздями сапогах. Но большинство из летающих в космосе объектов парили бесшумно, и это доказывало высокий уровень развития военных управляемых ракет.

В Гисел-Бэй нарастало мрачное предчувствие. Ученые базы были свидетелями того, как спутник с позолоченной оболочкой, созданный четырнадцать месяцев назад, слишком сильно нагрелся в пространстве, сошел с орбиты и сгорел в стомильной струе метеоритного пламени где-то над южной территорией Тихого океана. Поэтому они очень хорошо представляли себе, какую опасность могут нести в себе космические тела.

Имелись и другие доказательства высоких достижений человечества, которые подорвало прибытие ребят из космоса. Атомные подлодки прятались в полярных льдах. Линии радарного контроля пересекали континенты. Патрульные самолеты парили над океанами, используя радары для связи. Вблизи северо-восточной оконечности Америки сооружались на сваях искусственные острова. Там тоже была радарная станция. Все эти достижения по отдельности были триумфальными. Но также служили доказательствами полной неспособности человеческой науки помочь людям ужиться на одной планете. Момент принятия решения приближался.

Приближение нового кризиса как нельзя лучше объясняло происходившее на базе Гисел-Бэй. Люди, находившиеся снаружи, услышали сильный шум, который все нарастал, пока не превратился в рев. В небе появилось пятнышко. Оно росло, и громкость звука нарастала. Внезапно пятнышко превратилось в несущийся транспортный самолет, выпустивший из своих недр некий предмет, увеличившийся до гигантских размеров и развернувшийся до самого здания базы.

Его уже ждали. Капитан Моггз спустилась по выпущенной лестнице и прошла строевым шагом к жилому зданию базы. Люди на взлетной полосе вели важные переговоры с экипажем самолета.

Двое из четверых детей промчались в другой конец здания, преследуемые Рексом. Они привалились к стене и замерли, смеясь. Рекс попытался справиться с собой, но неудачно, Он заскользил по льду, лапы его разъезжались, и он падал. Под конец он остановился, прыгнул на детей и радостно на них набросился. Они обхватили его с двух сторон.

Капитан Моггз подошла к месту, где они стояли, на пути к входу…

— Дети, идите в дом и собирайтесь, — рявкнула она. — Мы летим в Соединенные Штаты!

— Как, — вежливо сказала девочка Мал. И, помолчав секунду: — Делать.

— Отлично! — заявила капитан Моггз. — Я вижу, вы учитесь говорить. Беги и скажи остальным, что мы возвращаемся в Америку.

Она гордо прошествовала в главное здание базы. Подошла к Сомсу, лихорадочно упаковывающему вещи с корабля.

— Вы, должно быть, предвосхитили мои распоряжения! — заявила Моггз. — Я, знаете ли, сочла не слишком разумным обращаться к вам по рации на межбазовой волне.

— Ничего не знаю о ваших распоряжениях, — лаконично ответил Сомс. — Ваш транспорт уже дозаправлен. Мы с Гейл и детьми должны быть внутри через пятнадцать минут.

Капитан Моггз уставилась на него.

— Абсурд! Как это? Должен быть составлен перечень предметов с космического корабля! Вот бумаги на подпись! Вам нужно… Что за абсурд!

Сомс обвязал упаковку проволокой. Быстро завязал узел и поставил ее набок. Затем завязал другую.

— Тогда мы забираем вездеход и уходим в леса, — прорычал он. — Не в леса, но на свободу. Со всей компанией.

— Но это невозможно! — воскликнула Моггз. — Я имею распоряжения высшего руководства покончить со всем этим беспорядком! Существованию детей нужно положить конец! Все прочее подлежит уничтожению! Пришельцев — запретить!

Сомс слабо усмехнулся.

— А вы в курсе того, что творится сейчас на всех антарктических базах? Шесть часов тому назад французы спросили, можно ли им явиться, чтобы сделать сообщение для общественности. Мы запретили. Англичане пожелали созвать конференцию по поводу “экстраординарного” взрыва прошлой ночью. Мы их тоже не пустили. Только лишь час назад русские сделали свой ход. Послали сигнал SOS. Якобы у одного из самолетов неисправен двигатель. Он не может долететь до дома. Мы помогли им совершить аварийную посадку, отконвоировав их с помощью нашего самолета. Вы можете представить себе, чтобы мы не разрешили посадку транспорту, попавшему в беду?

— Я не верю, что оно было в беде! — сердито сказала Моггз.

— Вот и я не верю, — подтвердил Сомс. Он перевернул упаковку набок.

— Они действовали согласно приказу, — холодно проговорил ученый. — И мы не знаем, что это был за приказ. До того, как мы поняли, что вы первой сюда доберетесь, готовились вывезти детей на вездеходе. Кому-то очень удобно объявлять детей, попросивших нашей защиты, отщепенцами и поджигателями войны, как будто они здесь за этим. Мы против такого подхода! — Он продолжал, уже другим тоном: — Вот последняя. Можете забрать их все.

Два геофизика, метеоролог, специалист по космочастицам и повар базы со своим помощником обложились упаковками, которые перевязал Сомс. Они понесли поклажу к дверям, чтобы погрузить в транспорт.

Появилась Гейл, одетая для путешествия. С ней были Фран и Зани в похожих костюмах. Они несли вещи для остальных.

— Я выглянула в окно, — сказала Гейл. — Они и вправду заправили самолет.

— Это ужасно! — простонала капитан Моггз. — Я должна немедленно связаться с Вашингтоном!

Она отправилась в комнату связи требовать радиоконтакта с Вашингтоном. Но рация была занята. Французы, которых выставили, когда они пытались нанести визит, пытались выйти на связь как можно скорее. Англичане, попавшие в похожую ситуацию, были теперь приглашены к французам на чашку чаю. В то время как капитан Моггз брызгала слюной и шипела от нетерпения, по радио продолжали организовывать всеобщую конференцию по проблемам наблюдения за космическими объектами, а также семинар, посвященный изучению Антарктики вообще. Даже датчан и бельгийцев приглашали принять участР1е. Это будет чудесный образец добросердечного сотрудничества среди научных групп различных национальностей. Они подадут прекрасный пример остальному миру. Но сотрудники станций предполагали, что дело может осложниться присутствием нежелательных гостей, поэтому заранее готовились надеть вежливые улыбки поверх угрюмых физиономий. На всякий случай проверили состояние спортивного оружия, имевшегося на базах.

Бензобаки самолета были наполнены. Оставшиеся двое детей облачены в специальные костюмы. Мальчик Ход забрал маленький треножник с вертушкой наверху. Вокруг станции сразу стало жутко холодно. Дети забрались в самолет следом за Гейл.

Сомс, дико ругаясь под нос, поднялся на борт вслед за Моггз, которая продолжала дискутировать с ним. Ему не нравилось, что они улетают, оставляя базу в таком непонятном и даже бедственном состоянии. Но его собственный отлет вместе с остальными уничтожил последний шанс что-либо исправить.

Самолет взревел и, разогнавшись на взлетной полосе, взмыл в воздух. В небе над горизонтом появились два пятнышка. Самолет держал курс на север.

Сомс ворчал сквозь зубы.

— Что там такое, Брэд? — встревоженно спросила Гейл.

— Абсолютно ничего, — сердито ответил Сомс. — Совершенно бессмысленно делать такие здравые, разумные, по-настоящему виртуозные вещи, как мы сейчас, — улетать вместо того, чтобы помочь тем, кто попал в беду.

Он сердито оглянулся на место пилота, в то время как транспортный самолет поднялся и устремился к Барьеру и в открытое море.

Покинуть базу было единственным рациональным действием. Русские могли приземлиться, охотно объяснив, что опасность вынуждает их сесть прямо здесь. Затем они достанут водку, чтобы освежиться. Затем станут прибывать самолеты с других баз, и заварится настоящая каша, в результате которой будет признана необходимость созыва конференции во избежание развязывания атомной войны.

Конечно, пока будет идти конференция, русские обшарят каждый угол американской базы, дабы убедиться в отсутствии пришельцев и даже следов космического корабля. И конференция принесет пользу. Обсудят необычайный взрыв статики и не придут ни к какому заключению. Но американцы смогут подписать соглашение с другими базами по методам наблюдения, и исследовательские работы будут немного более плодотворными, чем прежде.

Вот и все, что должно было произойти. Самолет летел на север. Точнее, на северо-восток. Предположительно потерпевший аварию русский самолет остался далеко позади. Они летели над просторами темно-синего ледяного океана. Самолет пошел на снижение и достиг нижней отметки Андской горной цепи в тридцать пять тысяч футов, и пересек южную оконечность Аргентинской Республики. Сейчас он летел в ночи. Земля далеко внизу была почти такой же черной, лишь мириады бесчисленных звезд освещали ее.

Дети сгрудились вместе и смотрели в иллюминаторы. Пока тянулся длинный день, они разглядывали землю внизу. Время от времени проникновенно разговаривали друг с другом, как будто соглашаясь: нечто, что они ожидали увидеть, пока не видно. Когда темнота окружила самолет, ребята заснули, прижавшись друг к другу, как котята.

Гейл почти по-матерински приглядывала за ними во время сна. Но она также замечала выражение лица Сомса. Они втроем, включая капитана Моггз, расположились в пассажирском отсеке, позади ребят.

— Хотелось бы мне понять вот что, — негромко сказала Гейл. — Другие дети знали все, чему я учила Зани, а ведь у них не было способа узнать это! Их в то время не было в комнате, а у Зани не было времени объяснить им. И, однако, на телепатию не похоже. Будь они телепатами, им бы не требовалось разговаривать. А они постоянно болтают!

— Будь они телепатами, они бы знали, что я собираюсь сжечь их сигнальное устройство, — сказал Сомс. — И они бы смогли остановить меня или попытаться сделать что-нибудь еще.

Капитан Моггз прежде не обращала внимания на разговоры. Сейчас она встрепенулась:

— Я ужасно обеспокоена! Высокие чины — очень-очень высокие! — настаивают, что детей нужно спрятать и уничтожить все следы их существования. Вообще нельзя выдавать информацию!

— С таким же успехом можете контролировать информацию о цунами или мощном циклоне, — сухо оборвал ее Сомс. — Вы же сказали, что газетчикам уже все известно. Можете быть уверены, они не отступятся.

— Но почему? — не унималась Моггз. — Почему публика настаивает на опубликовании деталей происшествия, которые военные считают необходимым держать в секрете?

— Да потому, что это та самая публика, на которую обрушивается цунами или мощный циклон, — резко бросил Сомс — Если пришельцы из космоса обнаружат Землю, как раз эта публика и пострадает.

— Но информацию необходимо хранить в секрете! — жалобно проговорила Моггз. — Мы должны узнать от детей как можно больше, чтобы потом самим этим воспользоваться.

— К несчастью, история начала развиваться до того, как было принято подобное решение, — уверил ее Сомс.

— Но ведь, если новостей больше не будет, может быть, с историей будет покончено? — с надеждой проговорила Моггз.

— Мои боссы засыпали меня телеграммами, требуя репортаж с места событий, — отрывисто сказала Гейл. — Прислали не менее восьмидесяти телеграмм, обещая немыслимые деньги за рассказ о космическом корабле и его обитателях.

— Ничего не понимаю! — запротестовала Моггз.

Сомс пожал плечами. Очевидно было, что каждый рассматривает ситуацию только со своей позиции. Капитан Моггз — с военной точки зрения. Гейл — с позиции женщины-репортера, но к ней примешивалось что-то еще, о чем Сомс предпочел бы не подозревать. Его же собственное отношение было неоднозначным. Он упорно считал, что поступил правильно, разрушив коммуникационное устройство до того, как дети смогли вступить в контакт с соплеменниками. И ощущал дискомфорт, чувствуя, что причинил ребятам слишком большой вред. Как знать, может быть, в этом и не было острой необходимости? И еще сильно беспокоился из-за предугадываемой великой опасности, которая могла приключиться с Гейл. Вот ведь странная штука, все опасения по поводу возможных бед для человечества суммировались сейчас в отношении Гейл. И, наконец, он отчаянно стремился исследовать бесчисленные технологические возможности расы пришельцев.

— Не нравится мне все это, — комментировал он, обращаясь к Гейл. — Если соплеменники детей обнаружат их место пребывания, я даже не знаю, как мы, люди Земли, сможем выжить при контакте с такой могущественной расой. Культура американских индейцев пришла в упадок, встретившись с цивилизацией, далеко не столь продвинутой. Полинезийцы повымирали в результате прямых контактов с китобойными судами. А нам предстоит попытка встретить нечто более гибельное. И в то же время… Он сделал гримасу.

— В то же время — что?

— Это же смешно, — сказал Сомс. — Познакомившись с этими устройствами, я теперь мечтаю хоть несколько дней побыть одному в компании с низкотемпературным прибором. С этим ручным инструментом, доверенным мне Франом.

Гейл оглянулась на ребят и снова посмотрела на Сомса.

— Как действует низкая температура?..

— У них есть эта проволочка — сверхпроводник при комнатной температуре. У нас не существует сверхпроводников выше восемнадцати градусов по Кельвину, а это холоднее, чем жидкий водород. Но сверхпроводник действует подобно магнитному экрану — нет, не совсем так. Но вы не можете коснуться одним магнитом другого. Индуцированные сверхпроводником потоки не дают ему приблизиться. Хотел бы я знать, что происходит с магнитным полем. Оно исчезает, перескакивает или… Можно ли его, к примеру, сфокусировать?

— Я не понимаю…

— Вот и я тоже, — сказал Сомс — Но есть у меня предчувствие, что маленькая карманная игрушка Франа начинена сверхпроводником. Я думаю, что смогу сделать кое-что, отличное от его инструмента. Оно будет для других целей, но эта штуковина предполагает возможности, которые я изо всех сил стараюсь разгадать.

Самолет гудел в ночи. В герметичной кабине не требовалось кислородных аппаратов. Дети спали. Один из них постоянно вздрагивал.

— А я изо всех сил постараюсь написать такой материал, который никто не опубликует, — заявила Гейл, сияя улыбкой. — Моя контора желает репортаж с места событий. Но они хотят того, чего, как они считают, ждет от них публика. Я предпочту написать реальную историю, как я ее вижу, — о детях, как они есть. Это может никому не понравиться.

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Забыла, чьи это слова: угождая вкусам публики, нельзя проиграть, — сказала Гейл. — Но сейчас я не собираюсь придерживаться данного правила. Мой синдикат хочет получить историю о детях, а о самих детях никто не думает: какие они, как им приходится сейчас… Хотя бы намек… Но этого публика, видите ли, не хочет, а хочет выдуманную историю, — и пусть там будет все, к чему эта самая публика привыкла. Это прекрасные дети. Их очень хорошо воспитали. Но в наши дни это больше не считается достоинством. Среди общества распространилось мнение, будто, если дети не отличаются грубостью и хамством, значит, они подавляют свои истинные чувства, а это вредно…

Она беспомощно пожала плечами. Самолет шел на снижение. Внезапно в восточной стороне неба сверкнуло яркое пятно. Луна поднялась над горизонтом, образованным кучевыми облаками. Она была огромной и очень яркой. И светила прямо в иллюминаторы самолета. Прямо на лицо Франа.

Он тихонько вскрикнул. Лицо его сморщилось. Мальчик уставился на проплывающую мимо ущербную компаньонку Земли так, будто ее появление имело для него выдающееся, ужасное значение. Он стиснул руки.

— Брэд! Он… в ужасе! — прошептала Гейл за его спиной. — Значит ли это, что ребята должны послать кому-то сигнал? Может быть, кому-то, кто ждет их на Луне?

Капитан Моггз забылась тяжелым сном. Ее голова клонилась вперед, приподнималась и снова падала.

— Сильно сомневаюсь в этом, — отвечал Сомс — Если их родители и товарищи приземлились на Луне, а я предотвратил отправку сигнала, он бы смотрел на Луну с надеждой, а не с ужасом.

Фран дотронулся до второго мальчика. Ход проснулся, и товарищ что-то шепнул ему. Ход повернул голову и уставился на Луну, как до этого делал Фран. Он слегка всхлипнул. Затем Мал издала булькающий звук, как если бы видела дурной сон. Она проснулась. Зани тоже открыла глаза, начала спрашивать, что происходит, а затем смолкла…

Все четверо неподвижно уставились через иллюминатор на лунный диск. Выражения лиц представляли собой четыре разные версии шока, так или иначе связанные с ужасом. Они переговаривались приглушенными голосами на тихом и мягко звучащем языке.

— У меня идея, — сказал Сомс ровным, безучастным голосом. — Смотрите.

Он встал. Капитан Моггз все еще спала, голова ее то опускалась, то поднималась. Она ничего не слышала, ничего не видела, ничего не могла сказать, подобно трем мифологическим обезьянам.

Сомс прошел вперед и сел в кресло пилота. Вернулся с биноклем. Он коснулся плеча Франа и предложил ему бинокль. Фран поглядел на него широко открытыми глазами, но не обратил никакого внимания. И снова повернулся к иллюминатору.

— Вы не знаете, что такое бинокль? — спросил Сомс. — Вот он. Я сейчас покажу.

Он настроил бинокль. Отличный прибор. Кольцевые горы видны совершенно отчетливо. Хорошо различимы даже светлые пятнышки на темной стороне терминатора — вершины гор, поднимающиеся сквозь тьму к солнечному свету. Вот Аристарх, и Коперник, и Тихо. Вот пустынные, безжизненные моря — равнины некогда жидкой лавы, выплеснувшейся, когда исполинские снаряды размером с целые города глубоко зарылись в лунный грунт. Луна выглядит побитой, изуродованной, опустошенной.

Сомс вновь тронул Франа за плечо и показал ему, как пользоваться биноклем. Мальчик взял его дрожащей рукой и поднес к глазам.

Зани закрыла лицо руками и вскрикнула. Казалось, будто она хочет выключить изображение, стоявшее перед глазами Франа. Ход тихонько всхлипнул.

Фран опустил бинокль. Заговорил с интонацией полного отчаяния. Посмотрел на Сомса с неприкрытой ненавистью в глазах.

Сомс вернулся к Гейл, оставив бинокль у детей. Его прошиб пот. Уселся рядом с Моггз, которая спала, клевала носом и ничего не знала.

— Когда образовались лунные горы? — резко спросил Сомс. — Интересный вопрос. Я только что получил на него ответ. Тогда же, когда существовали лошади с тремя пальцами и многочисленные ганоидные рыбы — на Земле и, может быть, на Пятой Планете.

Гейл ждала.

— Детям знакома Луна, когда она выглядела иначе, не так, как сегодня, — начал он с некоторым затруднением. — Знаете, что это означает? Кольцевые горы, доходящие до сотни миль в окружности, выбитые на каменной поверхности при падении астероидов, целых островов из скальных пород и металла, сыплющихся с неба. Моря, образовавшиеся там, где лунная корка была пробита и лава вырвалась наружу. Вы знаете, что это означает.

— Я… да, я знаю, — сказала Гейл.

— Это было лишь предположением, — продолжал Сомс. — Но теперь-то мы знаем, что это достоверный факт. Существовала Пятая Планета, которая погибла или была уничтожена, разлетелась на кусочки. Луна была бомбардирована ее останками, как и Земля. Прямо здесь, в этом мире, с неба падали обломки скал. На Земле свершились разрушения, подобные лунным. Пожалуй, и там, и здесь остались нетронутые места, не более квадратной мили на тысячу. Какие-то виды жизни уцелели, но сейчас они забыты. Дожди, морозы и снега сделали свое дело. За миллионы лет шрамы Земли затянулись. Мы даже не знаем, где были раны. Но тогда уже были люди — и здесь, на Земле, и на Пятой Планете.

Капитан Моггз коротко всхрапнула, голова ее упала. Гейл невольно стиснула руки.

— И они были цивилизованными, — продолжал Сомс. — У них были сверхпроводники и односторонние проводники тепла. Они достигли состояния, когда огонь стал больше не нужен, и строили космические корабли из сплава магния. Они видели Пятую Планету или побывали на ней, когда она начала разлетаться на куски. Им было известно, что произойдет с Землей и со всей Солнечной системой, нашпигованной останками целой планеты. Пятой Планеты более не существовало, а Земля будет искалечена, разбита, население погибнет, и она станет похожа на нынешнюю Луну! Может быть, их корабли отправились на другие планеты, но их было недостаточно для спасения целой расы. И еще — они могли использовать только внутренние планеты, а те тоже могли пострадать, подобно Земле и Луне. Что же делать? Могли выжить один—два человека то там, то здесь, оторванные друг от друга, которые бы в конце концов одичали из-за своей малочисленности. Но куда деваться цивилизованной расе?

Гейл издала нечленораздельный звук.

— Они могли попытаться отправиться в будущее, в то время, которое случится уже после катастрофы, когда Земля залечит свои раны, — говорил Сомс невыразительным голосом. — Они могли послать кого-то посмотреть, возможно ли жить в будущем. И они послали вначале один корабль, каждый из людей на котором избежит роковой гибели. В этом случае понятно, отчего они дали детям этот шанс на выживание. Даже понятно, почему отправили двух мальчиков и двух девочек…

Зубы Гейл едва слышно постукивали.

— У них… был передатчик, — сказала она, как будто ей было больно дышать. — Вы уничтожили его. Они должны были послать сигнал, но не о помощи, как мы думали, а призывающий их народ присоединиться к ним. Может быть, сейчас они надеются найти материал и энергию, чтобы построить новый передатчик. Мало того, что у них все устроено очень просто, мальчиков наверняка научили, как это делать. Научили же их чинить передатчик, которым они располагали. И ведь починили же! Может, они и другой могут сделать и надеются, что мы им поможем! Их специально обучали…

Самолет гудел в ночи. Четверо детей уже не смотрели на Луну. Зани и Мал тихо плакали, напуганные увиденным. Некому было их успокоить. Капитан Моггз снова захрапела.

— Чудесно, не правда ли? — спросил Сомс — Их сюда послали для создания своего рода плацдарма для высадки целого народа. Цивилизации, которая полностью погибнет, если не мигрирует. Никакого завоевания, никакой дани. Они просто переместятся все сюда и займут целую планету! Они должны занять всю Землю, или умрут. — Он вздрогнул. — А дети сейчас думают о родителях, ожидающих, что горы упадут на них с неба, и я обрек их на это ожидание. И теперь дети, должно быть, отчаянно надеются, что мы поможем им найти способ спасти всех, о ком они думают, — даже если сам процесс уничтожит нас! Ну, разве не здорово?

— И такие славные дети! — безнадежно вздохнула Гейл.

— Достойные всяческого восхищения, — произнес Сомс в смятении. — Я ими восхищаюсь, и еще как. Я восхищаюсь семьями, так хорошо их воспитавшими, и теми, кто догадался устроить им прыжок во времени как раз над Антарктикой, где не может быть нападения животных или дикарей. Но мы были там — животные и дикари в одном флаконе.

— Но если… если это обнаружится, дети будут… — проговорила Гейл в отчаянии.

— Убиты, — закончил Сомс. — Да. Вы и я, мы знаем, для чего они здесь. Я думаю, что, если кто-то еще обнаружит это, детей будут ненавидеть так, как никого еще не ненавидели. Все узнают, какую опасность они представляют. Они здесь, чтобы открыть Землю для миграции целого населения, которое в противном случае будет уничтожено, а потому стремится попасть сюда именно сейчас во что бы то ни стало! И это цивилизация, перед которой мы бессильны! Мы просто приматы по сравнению с ними! Нам придется сражаться, потому что здесь нет места для населения целого мира, кроме нашего! Нет пищи для такого количества людей! Мы не можем позволить им прийти, а им просто некуда деваться, и дети прилетели, чтобы открыть для них путь.

Гейл снова стиснула руки. Самолет ревел и ревел. Мальчики переговаривались тихими, напряженными голосами, а девочки плакали, потому что были напуганы.

— И все-таки я не понимаю, почему только один корабль прибыл первым, — сказал Сомс. — Почему им было не послать целый флот завоевывать плацдарм для вторжения? Но я очень хорошо понимаю, что нельзя позволять детям создавать устройство для связи со своим народом. Придется следить за ними. Если им удастся это сделать, их раса выживет, а наша — погибнет. Они должны уничтожить нас, и… — Его голос дрогнул. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось!

Лицо Гейл вначале побелело, но потом краска вновь прихлынула к щекам. И она с раскаянием смотрела туда, где сбились в кучку ребята.

Глава 5

В наши дни мир заметно уменьшился. Было время, когда из Нью-Йорка в Филадельфию добирались два дня, а до Калифорнии — четыре месяца, и не меньше месяца до Европы. Конечно, такая удаленность не всегда была на руку нашим прапрапрапрадедам. Новости доходили медленно, иногда это вызывало сожаление. Но и положительные моменты присутствовали, это уж точно. Люди знали, что со времени последнего события, о котором они слышали, столько воды утекло… Пока известия были в пути, случилось еще что-нибудь. Провокационные акции, инциденты, способные привести к войне, — в сообщениях о таких вещах, поскольку доходили они медленно, уже была заложена вероятность урегулирования конфликта мирным путем. Люди никогда не действовали поспешно, потому что знали: информация вполне могла утратить свою силу и значимость.

Если бы дети-чужаки были обнаружены в прошлом веке, скажем, судном китобоев в Антарктике, новости об этом не достигли бы центра цивилизации и за месяц. Да что там — много месяцев пролетело бы, прежде чем в крупных городах получили бы достоверный набор фактов. И потом, никого бы не беспокоило, как получить техническую информацию, связанную с предметами, спасенными ребятами. Мир был слишком велик, и опасность, которую могли представлять собой ребятишки, казалась бы слишком отдаленной и нереальной.

Хотя ими, бесспорно, заинтересовались бы. И это был бы горячий интерес. Ученые мужи и просвещенный люд через океаны и материки добирались бы до нужного места, чтобы узнать все необходимое о ребятах и их таинственных устройствах. Но ничто бы не испугало людей. Ведь мир был так велик.

В те времена сведения о голоде в Китае вряд ли дошли бы до Америки, пока число жертв голода не превысило бы миллионы, а отправленная помощь не утратила бы актуальность ввиду созревания нового урожая. Деспот с многочисленной армией не вызвал бы беспокойства, находись он за две тысячи миль. Две тысячи миль были очень и очень большим расстоянием. На таком расстоянии не страшна ни одна армия. Это были счастливые времена.

Теперь не стало отдаленных мест. Новый вид гриппа, появившийся сегодня в Бомбее, спустя две недели может вызвать жертвы в Сент-Луисе. Новое смертоносное оружие, разрабатываемое в лабораториях на Урале, обсуждается в Рио и Оттаве еще до того, как закончатся его испытания. Скорость передвижения стала большим подспорьем для желающих делать деньги. Она позволяет им заключать больше сделок в определенный период времени. Но все это порой служит недобрую службу, ибо, как говорится в пословице, издалека приходят только дурные вести. Добрые же вести остаются добрыми, лишь пока они рядом.

Приземление детей стало настоящим бедствием, потому что на Земле не осталось удаленных мест, и для опасности не существовало расстояний. Ныне при наличии опасности нужно было действовать немедленно, в противном случае она грозила перерасти в катастрофу. Подобно тому, как во времена отцов и дедов люди реагировали осторожно, ибо информация могла устареть, так в наше время приходится буквально идти напролом, поскольку нельзя рисковать, надеясь на недостоверность фактов.

Вот и самолет с пришельцами получил сведения о новом пункте назначения, еще находясь в воздухе над Южной Каролиной. Сами ребята и их космический корабль обрели неожиданную ценность, ибо математики сумели связать взрыв статического электричества с появлением космического корабля в атмосфере Земли.

Ученым заявили, что дети не являются обычными космическими путешественниками, потерпевшими аварию. Их появление — не какой-нибудь там политический шаг для привлечения общественного внимания. И корабль их не так-то просто изучить и попробовать изготовить подобный, потому что именно появление корабля вызвало тот самый шквал помех, сила которого сейчас рассчитывается. И он охватил всю Землю, весь диапазон электромагнитного спектра. Уже не раз утверждалось, что природный феномен тут ни при чем. Все эти катаклизмы совершенно точно связаны с кораблем пришельцев. Но сила и громадное количество вырвавшейся энергии поразительны.

С этой силой не выдерживает никакого сравнения даже атомная энергия. В зимнее время один Нью-Йорк потребляет энергию, равную по силе девяноста ядерным бомбам по двадцать килотонн каждая. И это только на нужды отопления. На эскалаторы и электропоезда — еще какое-то количество. Но надо отметить, что бомба в двадцать килотонн высвобождает свою энергию за стомиллионную долю секунды.

Последние расчеты позволили установить: взрыв, вызвавший небывалые радиопомехи на пике своего выброса, сравним с бомбой, сброшенной на Хиросиму, только длительностью в 300 миллионов раз большей, ибо тянулся долгих три секунды. Такой силой обладала электромагнитная радиация, высвободившаяся при появлении корабля. Цифры отправились к руководителям Министерства обороны государства. Те отреагировали. И вследствие такого поворота событий самолету с Гейл, Сомсом и детьми было приказано изменить курс.

Приказ был получен, когда заря только еще занималась, окрашивая облака в розовый цвет и понемногу освещая землю внизу. Самолет круто развернулся и полетел догонять темноту на запад.

Снова гудение в пустоте. Над самолетом — только глубокое темно-синее небо и звезды, потихоньку начавшие гаснуть. Далеко внизу серые кучи облаков, сквозь них отчетливо проступают румяные в свете зари горные вершины. Где-то над Кентукки их очертания то гордо выплывают вверх, служа маяком, то вновь становятся приземистой горной грядой с дымящимися верхушками. Самолет взмывает вверх, делая странные прыжки по направлению к столбам дыма, напоминающим рог единорога. Затем с ревом снижается, облетая вершину.

Так он свободно парит известный период времени. Поглощает бензин, в коем средоточие его жизненных сил.

Дневной свет все прибывает. Тени исчезают, и облака внизу становятся белыми. Внезапно открывается чистый участок, вовсе без облаков, а внизу — земля, как будто выстланная мозаикой зеленого и коричневатого цвета. Но вот самолет вновь ныряет в дождевую тучу, звуки тонут в ней, как будто в вате, — и опять летит сквозь пустоту.

Полет на запад занял несколько часов, мимо земель фермеров и местности со странным названием Великая Американская Пустыня. Мимо Скалистых гор — каменных громадин, подножия которых укутаны облаками. Звук моторов слегка изменился. Самолет постепенно снижался, пока высота полета не составила четырех миль над уровнем моря. Окружающий мир исчез из виду. Только белая пена облаков вокруг.

Затем вновь появился ясный вид ниже уровня облаков. По другую сторону высились горные хребты. Самолет все снижался и снижался, плавно и незаметно, пока не ощутил твердую почву. Так странно было коснуться взлетно-посадочной полосы — цвета ярко-зеленой травы в крапинку, будто по ней промчался речной поток, а еще здесь были кустики молодой поросли прямо на тележках, ожидающие, когда их увезут. Это, как оказалось, было нужно для маскировки.

Транспорт долго катился по полосе. Впереди виднелись холмы. Обширное заросшее травой место. Самолет вкатился в гигантский ангар без окон, и зеленый холм скрылся из виду.

Это тоже была база, но не такая, как в Гисел-Бэй. Ее существование всячески скрывалось от мира. Оставалось только надеяться, что базу никогда не станут использовать в ее истинных целях. Сомс никогда не видел сооружений подобного назначения, да и не особенно хотел увидеть. Кто бы мог предположить, во что выльется спасение ребят, потерпевших крушение над Антарктикой? Но он догадывался, что, если начнется атомная война, то ракеты, посланные из этого места, легко достигнут цели.

Сомс с трудом — после долгого перелета ноги не слушались — выбрался из самолета и помог выйти Гейл и детям. Капитан Моггз от его помощи отказалась.

В поселок их доставил специальный подъемник из туннеля глубиной в сотни футов, сам же поселок ничем не отличался от других заброшенных сонных городков, каких полным полно на карте страны. Гейл и ребята были немедленно размещены в ничем не примечательном маленьком коттедже, и Сомсу это не понравилось. Он начал было протестовать: Гейл с детьми поселили так далеко от него, а случись что — кто их защитит? Ему тут же постарались успокоить, сообщив, что территория окружена изгородью, через которую пропущен электрический ток, немного подальше от первой изгороди — вторая, также под напряжением, а еще дальше — третья, и возле каждой имеется наблюдательный пост. Так что деревня полностью защищена от вторжений. Примечательно, что с воздуха никто бы не догадался, что здесь находится важный военный объект. К подземелью, которое оказалось всего-навсего резервным складом продукции для поселка, не вели никакие указатели. Ни следа туннелей, соединявших жилища с этим гигантским “супермаркетом”.

— Ни один грабитель до вас не доберется, — вяло пошутил Сомс. — Если и существуют места, где предприняты все возможные меры предосторожности, так это одно из них. Но я считал, что нас везут в Вашингтон. Значит, что-то произошло.

Это и вправду было так. А именно, ученым удалось рассчитать силу взрыва и размер высвободившейся энергии, когда появился корабль. Пока приняли гипотезу о том, что такое количество энергии необходимо для торможения космического корабля, путешествующего в межзвездном пространстве. Но предположение о космическом полете оставляло пищу для сомнений, хотя расчет массы энергии оказался правильным. Поэтому дети, являвшиеся командой этого корабля, оказались в самом центре сильнейшего дипломатического кризиса. Доставлять их в Вашингтон было бы крайне неразумно. Сейчас никто не знал об их местонахождении. И, слава богу, никто не догадывался, как они выглядят. Сама идея, конечно, не слишком хороша. Но все-таки здесь они были в большей безопасности, чем где-либо еще. То же касалось и Гейл.

Сомс отправился осмотреть остальные строения и обсудить аспекты космической технологии. Он заметил двух физиков, препровождаемых к детям для проведения первого интервью. Бедные ребятишки, сколько их еще будет!

Сомс хотел поработать над теми вопросами, которые пришли ему на ум за последние часы полета. Он высказал Гейл предположение, что дети прибыли из далекого прошлого. Это было очевидно, но сомнения у него еще оставались. Поэтому он решил провести тест.

Когда ребята позавтракали, он набросал на листе бумаги диаграмму, изображавшую часть Солнечной системы. Пятнышко, означающее Солнце, круг с пятном — Меркурий, ближняя к нему планета. Еще один круг с пятнышком — Венера, вторая планета. Третий — Земля со своей орбитой, а за ней — полумесяц, представляющий Луну. Вокруг Марса он нарисовал два полумесяца, ведь у него два спутника.

Дети обсудили диаграмму. Зани снабдила ее решительным замечанием на языке, который они использовали. Фран нарисовал пятый круг с точкой, чтобы обозначить Пятую Планету, а вокруг нее разместил четыре спутника.

Сомс сделал глубокий вдох. Планета о двенадцати лунах была, конечно же, Юпитером, который сейчас располагается вслед за Марсом. Число спутников делает эту планету безошибочно узнаваемой. Но Фран изобразил Пятую Планету, с четырьмя лунами, на том месте, где сейчас только обломки — астероиды.

Диаграмма доказала, к глубокому удовлетворению Сомса, что Пятая Планета существовала, и было у нее четыре спутника. А еще, так как Пятой Планеты нет уже в течение миллионов лет, становится ясно, что дети не просто пересекли космос, а совершили прыжок во времени. И теперь его мрачная уверенность в целях их прибытия на Землю здесь и сейчас возросла. Чем он по-настоящему был озадачен, так это тем — происходят ли дети с Пятой Планеты и путешествовали сквозь время, чтобы избежать взрыва, либо они все-таки родом с Земли и прыгнули в будущее для спасения от бомбардировки останками Пятой Планеты.

Бомбардировка из космоса — известный исторический факт. В 1914 году метеоритный дождь, обрушившийся на территорию Сибири, повалил деревья на пятьдесят миль вокруг. За восемьдесят лет до этого в результате падения небесного тела, навсегда уничтожившего все живое в радиусе тысячи миль, образовался кратер Дьявольского Каньона. Еще раньше больший по размеру кратер образовался в Канаде. Найдены также следы исполинских небесных тел, падавших в Южной Африке.

Что касается обстановки на планете во времена, когда жили соплеменники ребят, то, возможно, им пришлось столкнуться с очень быстрым развитием событий. Пятая Планета разлетелась на куски. Ее обломки падали на Землю и Луну, может быть, на следующей неделе после бомбардировки Марса, а через две недели они будут крушить Венеру и полетят к Меркурию. Останки взорванной планеты наполнили небо над Землей пламенем. Почва под ногами постоянно ходила ходуном. С сумасшедшей непредсказуемостью с неба летели обломки скал и падали в местах, которые невозможно было угадать. Повсюду на Земле в ночное время жители могли взглянуть вверх и заметить пятнышки звезд неправильной формы, быстро увеличивающихся до невероятных размеров. А потом они раскалялись добела, соприкоснувшись с атмосферой, — и падали вниз.

Ни одно живое существо, видевшее объятые пламенем небеса, не забудет этого зрелища. Никто не сможет выжить. Они задыхались от клубов угарного газа, отравлявшего земной воздух. Многие были свидетелями многочисленных воздушных атак и в конце концов гибли в результате какой-нибудь из них. Земля корчилась от ударных волн, разбегавшихся в разные стороны. Почву раскололи глубокие трещины, из которых вырывалось пламя. Моря вышли из берегов из-за сотрясений дна, когда сверху падали целые острова.

Вот что происходило с Землей в те времена, откуда прибыли дети. Пожалуй, старшие предвидели катастрофу и вовремя предприняли меры, чтобы оправить ребят на корабле. Но корабль был построен очень поспешно. Его могли начать создавать до первых бомбардировок, а закончить — уже незадолго до конца, когда астероиды повсеместно вонзались в беззащитную Землю и планета агонизировала.

Люди, пойманные в такую космическую ловушку, не станут торговаться или давать обещания, если появится возможность занять некий плацдарм в будущем. Они хлынут туда потоком. Их уже не остановить. Не вернуть назад. Они должны захватить Землю или умереть. И мужчины будут сражаться за своих жен, а жены — биться, подобно львицам, за детей, и нынешний мир может просто раствориться во мраке, когда суровые, могучие и готовые на все орды гибнущей цивилизации прошлого прибудут сюда. Мира больше не будет. Это несомненно.

Сомса грустно размышлял об этом, когда к нему явилась исследовательская группа поговорить о приземлении корабля.

Он рассказал все, показал ленту с волноводного радара и обсудил каждое событие с момента прибытия с ребятами на базу Гисел-Бэй. Он не упоминал о телепатии, ибо рассказ его и без того звучал невероятно, а ему, кроме догадок и предположений, нечего было представить на суд слушателей. Он не упомянул и про Луну, так как эта теория предусматривала путешествия во времени, которые в современном научном мире признаны невозможными.

Когда военные пожелали получить информацию о супероружии, доставленном на корабле пришельцев, причем упоминали об этом так небрежно, будто речь шла о растворимом кофе, Сомс отвечал: не знаю, мол, о каком оружии идет речь. Им пришлось уточнить, что речь идет о захваченных ребятами предметах. Один из представителей отдела по связям с общественностью задал вопрос, с какой планеты или Солнечной системы прибыл космический корабль и когда ожидается прибытие корабля, отправленного следом. Он, безусловно, иронизировал. Он также полагал, что дети выложат всю информацию, если их спросят на соответствующем языке. Сомса все эти глупые шутки только выводили из себя. Он-то знал, как обстоят дела! Но на встрече присутствовали два физика, чьи имена и труды были широко известны. Они отнеслись к находкам совершенно по-другому. Похоже, их всерьез заинтересовали возможности широкого применения приборов и устройств.

Сомс вернулся к невеселым думам. Дети путешествовали во времени. На это указывало все, начиная с радарного сигнала и заканчивая реакцией ребят на искалеченную Луну и их знанием о существовании Пятой Планеты с четырьмя спутниками. Это случилось. Отлично. Но вот в чем загвоздка: путешествия во времени невозможны, и тому есть логические подтверждения.

Существуй реальная возможность отправиться в будущее или прошлое, такой путешественник мог бы случайно убить своего дедушку, когда тот был ребенком, до рождения у вышеупомянутого дедушки сына, то есть отца путешественника. В этом случае внук бы тоже не родился и, следовательно, не мог отправиться в прошлое и убить там дедушку. А если бы он не убил дедушку, то мог быть рожден, чтобы потом отправиться в прошлое и убить дедушку. И так далее. Если бы можно было путешествовать во времени, человек мог бы предотвратить свое собственное существование. Но это противоречит элементарной логике. Значит, и путешествовать во времени нельзя.

Внаше время высочайшего уровня научно-технического прогресса, когда открываются все новые и новые законы, отменяющие ранее действующие, по-прежнему неизменен лишь один закон природы: закон сохранения массы и энергии. Совокупное количество материи и энергии, существующее в мире, должно оставаться неизменным. Материя может превращаться в энергию, а энергия, несомненно, в материю, но в целом это количество зафиксировано на любом отрезке времени. Таким образом, если корабль движется из одного временного периода в другой, то в оставленном им промежутке количество материи и энергии уменьшится, а в том, куда он прибудет, увеличится. И это будет означать, что данный закон не работает. А это уже абсурд.

Сомс пытался сопоставить новую полученную информацию с тем, на что привык опираться в своей деятельности… Не вышло. Он допустил, что цивилизация ребят сумела создать нечто, превышающее пределы его разумения. Он пытался выяснить, как работала мысль их ученых применительно к более простым, чем путешествия во времени, вещам… Взял одно невероятное изобретение и пытался продублировать его, потом приблизиться к нему, потом — следовать параллельным курсом. Он писал, чертил диаграммы, хмурил брови и потел. Никакой реальной надежды, разумеется. Но вдруг он резко остановился и внимательно посмотрел на записи. В конце чтения наморщил лоб. Он закурил, бросая взгляды исподлобья на свое творение. Когда трубка погасла, он снова принялся изучать рисунки.

Он перешел ко второму набору диаграмм, когда в комнату предварительно постучались, а потом вошли двое физиков из группы исследователей. Один был коротышка, а другой — худощавый. Вид у них был ошарашенный.

— Они дети, и дети человеческие, а их наука делает нас посмешищем, — проговорил худой человек очень высоким голосом. — Они обогнали нас на века. Я ничего не могу понять в их технике. Я даже представить не могу, как это работает.

Низенький ученый зажег спичку и поднес ее к сигарете. Рука его дрожала.

— С нами, как с людьми, все кончено, — сказал он без всякого выражения. — У меня нет никакой надежды изобрести что-либо новое. У них все уже есть. Я чувствую себя этаким чурбаном неотесанным.

— Разговаривать на расстоянии невозможно — ответил Сомс.

Худой ученый резко повернулся к нему.

— Что вы имеете в виду?

— Это самое и имею в виду. Разговаривать на расстоянии невозможно. Вы не можете издать звук, — если только не стреляете из пушки, — который услышат за десять миль отсюда. Вот почему невозможно общаться на расстоянии.

— Я тоже чувствую, что схожу с ума, — с трудом проговорил низенький. — Не понимаю, о чем вы говорите. Ведь существуют же телефоны.

— Это не то же самое, что говорить и быть услышанным на расстоянии. Вы говорите в микрофон размером в несколько дюймов. Кто-то слушает у приемника, держа его возле уха. Он слушает не вас, а трубку. Тот же эффект, что с разговором на далеком расстоянии, и вы — игнорируете сам факт, что это не одно и то же. Я сыграл в подобную игру с предметами, принесенными детьми. Я выиграл.

Худой ученый, казалось, потерял дар речи.

— Я предположил, будто являюсь членом расы детей, чужаком на Земле, как и они. Как чужак здесь, я знаю, как делать вещи, которые чужаки (имеется в виду, мы с вами) делать не умеют. Но мне нужны для этого специальные материалы. Моя цивилизация снабдила меня ими. Здесь их не существует. Я отказываюсь погрузиться в варварство, ходить с ними на охоту и пользоваться деревянной мотыгой для вспахивания полей. И все-таки не могу полностью воссоздать свою цивилизацию. Ситуация весьма напоминает желание заговорить, чтобы тебя услышали на расстоянии. Что мне делать?

Худой ученый внезапно поднял голову. Низенький посмотрел на него.

— Я возьму материалы, которые могут дать дикари с Земли, — сказал Сомс. — Я не могу сделать то, что хочу, — не могу пообщаться на расстоянии, как я уже сказал, — но найду-таки способ сделать нечто, очень похожее на разговор на расстоянии или на то, чего я добиваюсь. Я буду довольствоваться чем-то, приблизительно похожим. И на практике, будучи чужаком в варварском окружении, я дотяну до цивилизации, которая будет уже не такой варварской, но менее развитой, чем моя раса, но все-таки лучше, чем ничего, потому что слеплены они из того же теста, что и мои соплеменники.

— Мне кажется, я понял, куда вы клоните, — медленно произнес низенький. — Но это только идея…

— Я попробовал применить ее к этому одностороннему тепловому проводнику, — сообщил Сомс — Я не смог продублировать его. Но сделал нечто, очень похожее на их сосуд для приготовления пищи. Вот, взгляните.

Он протянул им законченную схему первого предмета, над которым поработал. Все было совершенно понятно. Он помогал в разработке радара для наблюдения за метеорами в Гисел-Бэй, поэтому умел пользоваться электронными символами. На листе была только одна часть устройства, которую нужно было детально расписать. Худой ученый рассмотрел схему.

— Вы изготовили катушку с крайне низкой самоиндукцией.

— Не низкой. Скорее, нулевой, — исправил Сомс — Она возвращается, вместо того чтобы сопротивляться пропускаемому току. Пропустите по ней ток, и она вернется, увеличивая магнитные свойства, пока не достигнет насыщения. Затем начинает терять магнитные свойства и возвращает обратно направленную электродвижущую силу, которая увеличивает силу тока, лишенного магнитных свойств, пока полярность не изменится. Вы берете альтернативный магнит, не испускающий тепла из-за своей нестабильности, но поглощающий тепло, чтобы эту стабильность обеспечить. Такой механизм будет забирать тепло отовсюду — из воздуха, воды, солнечного света, откуда угодно — и давать электроэнергию.

Оба ученых уставились на схему, а потом с восторгом — друг на друга.

— Пожалуй! — сказал худощавый. — Да… должен работать! Это потрясающе! Это…

— Это не так удобно, как сосуд, поглощающий снаружи холод и получающий тепло внутри, — заметил Сомс. — С позиции пришельцев, это топорная работа. Но вот вам пример взаимного влияния двух цивилизаций, не прибегающих к немедленному насилию и войне. Можете сами попробовать.

Глаза обоих физиков засверкали. И коротышка напряженно спросил:

— Мы… можем?

— Ну, конечно! — лихорадочно воскликнул худощавый. — Посмотрите на устройство для создания климата! Мы не можем воспроизвести его, но если подумать… Для жидкостей эффект Холла недействителен. Никто даже и не пытался обнаружить его в ионизированных газах. Но если подумать…

Коротышка сглотнул.

— Изменить температуру нельзя, и, чтобы произвести выравнивание… — проговорил он.

Они общались друг с другом, как в бреду. Что-то писали. Невнятно бормотали. Когда появились другие члены исследовательской группы, то застали людей, которым море было по колено.

Военные не испытывали счастья. Они не сумели поймать крупную рыбу. Им даже не удалось добиться от детей статистических данных. Гейл должна была натаскать ребят в арифметике, но они записывали числа настолько отличным от теперешнего способом, насколько римские цифры отличаются от бинарных систем или от обычая древних греков и евреев использовать для этой цели алфавит.

Военные не получили никакой полезной информации. Карманный инструмент Франа был безопасным и никоим образом не мог использоваться в качестве оружия. У них также не было надежды воспроизвести то, что Сомс назвал сверхрадаром. Сосуд для приготовления пищи мог быть использован для выработки энергии для кораблей и подводных лодок, даже для самолетов. Но оружия не было. Никакого.

Люди из отдела по связям с общественностью были напуганы. Появление ребят должно было вызвать финансовую панику. Вся земная цивилизация оказалась устаревшей. Технология настолько отстала, что, как только это осознают, наша экономическая система просто-напросто рухнет.

Только два физика трубили победу. Они не получили никаких научных фактов ни от ребят, ни от их приборов, но клюнули на трюк, придуманный Сомсом. Покидая его, они так и сияли.

Наступил вечер. Сомс вновь отправился к тому самому обыкновенному коттеджу, который занимала Гейл вместе с детьми. Было жутковато выходить на улицу и обнаруживать только темноту, в которой различались деревья, трава и случайные яркие звезды, просвечивающие сквозь облака.

— Я совершенно вымоталась за день, — устало сказала Гейл. — Хотелось бы прокатиться куда-нибудь, Брэд, и перестать думать.

Сомс пересилил себя.

— Я не могу предложить вам прогулку в автомобиле, — ответил он. — Но при других обстоятельствах я бы прокатил вас на мотоцикле.

— Я бы с удовольствием, — сказала Гейл. Она помолчала секунду.

— После двухдневных занятий английским от детей ожидали, что они назовут их родную Солнечную систему, чтобы можно было ее опознать, — проговорила Гейл. — Им задали вопросы об их экономике, попросили описать оружие, которое можно изготовить немедленно, а также определить расстояние в земных милях или световых годах до места, откуда они прилетели.

— Вы не упростили им задачу, предложив спросить, из какого времени они прилетели? — спросил Сомс.

Она покачала головой. Внезапно ее затрясло.

— Я волнуюсь за них, — неуверенно сказала девушка. — И за вас. И за себя. Я… Я в ужасе, Брэд!

Сомс протянул руки. Коснулся ее, утешая. Затем, вовсе не собираясь делать этого, притянул к себе. Девушка не сопротивлялась. Она тихонько плакала на его плече, не выдержав нервного напряжения.

— Я так волнуюсь! — воскликнула она через минуту, — Что сделают соплеменники ребят, если от них долго не будет сигнала? Пошлют еще корабли? Что может случиться? Будет война. Вы будете в самой гуще событий! И тогда…

Он поцеловал ее.

Казалось, прошло лишь мгновение, когда поблизости раздались тяжелые армейские шаги и капитан Моггз возникла перед ними. Гейл немедленно пришла в себя и отодвинулась. Но одна ее рука, ухватившаяся за рукав Сомса, еще слегка дрожала.

— Гейл? — проблеяла в темноте Моггз. — Это вы?

— Да. Мы обсуждаем проблему, как быть с детьми, — сказала Гейл.

— Это кошмар! — возопила Моггз. Она близко подошла к ним обоим. — Никогда не поверите, что случилось! У русских оказались фотографии корабля — те самые, что сделал мистер Сомс. Они все знают! Они, наверное, раздобыли фотографии, когда их самолет приземлился возле Гисел-Бэй. Но каким образом?

Сомс мог ответить, каким образом. Совершенно четко. Один предприимчивый товарищ из русской команды ученых был оставлен в комнате отдыха на базе. Он, скорее всего, прочесал ее всю в поисках фотографий, которые американцы держат в секрете. Американцы сами никогда бы так не поступили, но от русских можно ожидать сколько угодно подобных вещей.

Они передали копии фотографий в Ассамблею ООН, — причитала капитан Моггз. — Всех фотографий! И сказали, что это снимки корабля пришельцев, приземлившихся в Антарктике, и что американцы забрали команду корабля в Штаты (что, впрочем, мы и сделали), и что мы якобы договорились с негуманоидными монстрами, прилетевшими на корабле! Они думают, что мы предали остальное человечество! Совершили сделку, продав население Земли ужасным тварям из космоса в обмен на собственную безопасность. Они требуют, чтобы Штаты выдали корабль и членов экипажа.

Сомс тихо присвистнул. Эти дикие утверждения были слишком безумны, чтобы в них поверить. Корабля больше не существовало, да и дети были далеко не монстры. Так что не было способа убедительно ответить на обвинения. Плохи дела с детьми и их кораблем. И никакой возможности сделать их лучше. Прибытие ребят — настоящая катастрофа, как на это ни посмотри. Но они так чертовски хороши…

— Делать нечего, факты есть факты, — скорбно произнесла капитан Моггз. — Наша делегация сообщила, что корабль разбился при посадке, а его обитателям нужно время, чтобы оправиться от шока и выработать способ общения с нами. Еще они заявили, что даже наше правительство еще не получило рапорт, но что он будет подготовлен Немедленно. Ох, это ужасно! Когда я думаю, как много мы могли бы изучить, если бы случившееся хранилось в секрете!

Гейл взглянула на Сомса сквозь темноту. Он кивнул.

— Этот репортаж, — сказал Сомс — Он наш. Особенно твой.

— Да, — ответила Гейл доверительно. — Пришло время для всех добрых людей обратиться за поддержкой к правительству. Я напишу половину репортажа, Брэд. Я люблю этих детей. Они чудесны. Ты напишешь техническую часть, а я — человеческую историю для ООН, и эта история заставит всех полюбить их!

Капитан Моггз удивленно подняла бровь.

— Я сообщу, куда следует, что вы добровольно взялись за задание, — сказала она уже менее уныло. — Разумеется, вы понимаете, что отдел по связям с общественностью проверит материал.

— Только через мой труп! — заявила Гейл. — Если бы эксперты из этого отдела знали, как писать, они бы не были экспертами отдела по связям с общественностью.

— Это я тоже укажу в своем рапорте, — сказала Моггз. — Но вы изъявили желание выполнять свою часть, а мистер Сомс — свою.

Она повернулась и направилась к псевдогенеральскому особняку, откуда она опустится на триста футов под землю, чтобы поговорить по международному телефону с персонами с восточного побережья.

— Мне… Мне стыдно, — сказала Гейл, глядя на Сомса. — Но мне было необходимо, чтобы что-нибудь подобное случилось. И чтобы ты делал то, что делаешь.

— Я поклялся себе, что откажусь, — отвечал Сомс. — Я никогда не разбогатею, Гейл! Выйти за меня замуж — безумнейшая из идей…

— Тише! — шепнула Гейл. — Я научусь ездить на заднем сиденье мотоцикла, дорогой!

Чуть погодя она тихонько засмеялась. Затем высвободилась и сделала шаг назад.

— Давай поговорим о серьезном, — сказала она. — Об этом репортаже. Всегда хотела написать действительно большой материал, и вот он! Только ты можешь рассказать все о машинах, науке и прочих вещах, но я так представлю детей, что каждая женщина в мире полюбит их. Монстры? Я заставлю их захотеть обнять Мал и восхищаться Зани, и почувствовать в отношении мальчиков то же, что чувствовали люди в Гисел-Бэй. Я напишу этот материал… — тщеславно продолжала она.

Сомс почувствовал себя негодяем.

— Сдерживай себя, — сказал он печально. — Будет здорово, если ты нарисуешь привлекательные образы детей, но не переусердствуй в этом. Помнишь, почему?

Гейл внезапно замолчала.

— Они не прилетали из существующей Солнечной системы, куда могут вернуться, — говорил Сомс, делаясь все более печальным. — Они прибыли с Пятой Планеты или с Земли, из другого времени, когда горы падали с неба. Им некуда идти. А семьи детей вынуждены оставаться там, где они есть, пока пылающие острова не упадут им на голову и не сокрушат их. Ибо мы не можем позволить им прийти сюда.

Гейл смотрела на него во все глаза, и краски уходили из ее лица.

— Да, верно! — горько произнесла она. — Верно! Это так! Это сильнее нас! Не знаю, как насчет тебя или остальных людей, но я собираюсь ненавидеть себя до конца жизни!

Глава 6

Проснувшись на следующее утро, Сомс осознал, что Гейл согласилась выйти за него замуж. Она была весьма безрассудна, а он воспользовался этим и позволил случиться непоправимому. Сомс знал также, что раз уж Гейл настолько сумасшедшая, чтобы желать выйти за него, то пускай весь мир со своими неразберихами катится к чертям, но этот брак состоится.

В силу особенностей характера Сомсу было необходимо разобраться в своем отношении к происходящему. Поэтому он обнаружил, что с жаром доказывает самому себе: очень даже хорошо, но нельзя забывать, что прибытие ребят может означать конец цивилизации. На месте крупных городов могут остаться одни бомбовые воронки. Человечеству с огромным трудом придется заново развиваться из варварства, в которое оно будет низринуто, — всего за несколько часов атомной войны.

Если такие разрушения произойдут, то счет в банке перестанет что-либо означать. И не будет иметь значения, по силам ли человеку приобрести автомобиль и многоэтажный дом в пригороде. Все это станет неважным. Коль скоро мир обезумеет настолько, что уничтожит сам себя, желанным качеством в мужчине станет способность сражаться, защищая жену. В течение долгих месяцев наибольшей популярностью будут пользоваться те мужчины, которые скорее погибнут, чем позволят, чтобы жена пострадала.

Сомс уверил себя, что с этой точки зрения он ничуть не уступает другим мужчинам. Ради Гейл он способен превзойти самого себя. И не будет настаивать, чтобы она изменила мнение. Тем не менее следует постараться не ставить предстоящий брак с Гейл в прямую зависимость от вышеупомянутых событий.

Он сделал почти все, что мог. Он занял двоих талантливых ученых высокотехнологичной игрой, претендующей на отношение к пришельцам. Если бедственное положение продлится достаточно долго, одно это может предотвратить катастрофу. С другой стороны, нужно защитить детей. Гейл была абсолютно непоколебима в этом отношении, но следует не забывать и о здравом смысле. Если нынешнему миру суждено погибнуть, пусть эта планета со всеми ее богатствами достанется нашим предкам, вынужденным покинуть свое смертельно опасное время. Дети как раз и смогут привести их. Но, пока современный мир еще существует, такого нельзя допустить.

То были мрачнейшие рассуждения по поводу мрачнейших возможных событий. Но Сомс принимал все это. Он отвечал за безопасность детей в нашем мире. Он только что принял на себя ответственность также и за безопасность Гейл. До тех пор, пока не произойдет самое плохое, он будет делать все от него зависящее, чтобы предотвратить это. До тех пор, пока…

Он дошел до подобных выводов и решил на время остановиться. Мысли могут завести куда угодно. Пожалуй, наиболее рациональным является продолжать жить в этом мире, как он есть.

Вот почему в то утро он раздобыл двоих щенков, чтобы дети могли играть с ними. Щенки принадлежали семье сержанта с ракетной базы. Его семья занимала один из коттеджей. Щеночки были пузатыми, ужасно милыми, они беспрестанно виляли хвостиками, а их розовые язычки вызывали у всех восторг.

Сомс принес щенков и находился в коттедже Гейл, наблюдая за Мал и Ходом, игравшими с собачками во дворе на лужайке, когда появилась капитан Моггз. Зани сидела за столом в комнате и рисовала. Гейл показала ей изображения городов и дала бумагу и карандаши. Зани немедленно ухватила идею. Она не обладала выдающимися способностями, но трудилась с заметным усердием и удовольствием. И теперь она рисовала город, в то время как Гейл устроилась рядышком.

— Я должна сообщить, мистер Сомс, что ваш статус прояснился, — торжественно изрекла капитан Моггз. — Бумаги уже в пути.

Сомс замешкался. С того места, где он стоял, можно было видеть в окне Мал и Хода, а при повороте головы — и Зани. Девочке не могло быть видно, как Мал ласкает щеночка по-девчоночьи, а Ход резвится с другой собачкой. Окно находилось позади Зани.

Сомс был не слишком внимательным. Он и сам знал это.

— Что такое, капитан?

— Ваш статус прояснился, — авторитетно произнесла Моггз. — Вы назначены гражданским консультантом. Прежде у вас не было никакого статуса. Проблема с бумагами была серьезной. А сейчас вы располагаете статусом гражданского служащего, рейтингом, специально созданным званием и формой допуска к секретной информации.

Сомс поразмышлял.

— Я что-то не понял, — усомнился он. — Ведь все, что связано с детьми, отмечено грифом высокой секретности?

— В настоящее время — да, — отвечала Моггз.

— Но если у меня низкая форма допуска к секретным сведениям, я не могу работать с детьми, — предположил Сомс. — Или все-таки могу?

Капитан Моггз выглядела смущенной.

— Я думаю, должно быть сделано исключение, — проговорил Сомс. — А иначе как же я смогу, со своей низкой формой секретности, отвечать на вопросы, касающиеся высоко секретных вещей?

Капитан Моггз занервничала. Сомс вновь устремил взгляд во двор. Фран появился из-за соседнего коттеджа. Он что-то нес в руках. Оказалось, белого кролика, также принадлежавшего семье сержанта. Он принес кролика, чтобы показать Мал и Ходу. Они отпустили щенят и в изумлении уставились на зверька, прикасаясь к нему и беззвучно что-то обсуждая.

Сомс бросил взгляд на Зани. Ее карандаш замер, оторвавшись от бумаги. Она, казалась, что-то сосредоточенно изучала, хотя смотрела лишь на бумагу перед собой.

Гейл обернулась, и Сомс жестом указал ей на девочку. Озадаченная, она подошла поближе.

— Посмотри одновременно на Зани и на ребят за окном, — тихонько сказал он ей.

Фран забрал кролика и пошел вернуть его хозяевам. Зани продолжила рисование. Двое за окном вновь стали играть со щенками. Один из щенят неуклюже навалился на собрата с дружелюбным выражением на мордочке. Без всякой причины он начал медитативно пожевывать его ухо. Жертва вяло протестовала.

Зани, сидевшая спиной ко всей сцене, вытаращила глаза. Ребята во дворе разняли щенков и стали играть с ними по отдельности.

Зани вернулась к рисунку. Сомс и Гейл поглядели друг на друга. Капитан Моггз выпала из их поля зрения.

— Зани узнала, — еле слышно сказал Сомс. — Она узнала, что видят другие.

— Так происходит все время, — так же тихо отвечала Гейл. — Я давно заметила. Но они не телепаты! Они постоянно общаются. Болтают друг с другом. Будь они телепатами, в разговорах не было бы необходимости.

Капитан Моггз издала восклицание. Она подошла взглянуть на рисунок Зани.

— Да, Гейл, ребенок хорошо рисует! Но не лучше ли ей не тратить время на рисунки вместо изучения английского?

— Она рисует свой мир. Это город, построенный ее народом. Я думаю, получить такие картинки — это хорошая идея, мы можем узнать из них много нового, — тихо проговорила Гейл.

— Хм. Ну… да. Кстати! — капитан Моггз кинула неприятный взгляд. — По поводу предложения детских психологов. Я сообщила в Вашингтон, что вы протестуете.

— Им придется забрать меня от детей, чтобы сделать это, — сказала Гейл. — А если такое случится, то мой журнал получит самый сенсационный материал, который когда-либо публиковался! На других языках он будет читаться еще лучше!

— Я понимаю, что вы чувствуете, Гейл, — театрально проговорила Моггз. — Конечно, детские психологи согласятся, что вам нужно остаться с детьми. Нельзя допускать их вторичной травматизации, ведь они так привязались к вам после потери родителей. Понятно, что в этой непростой ситуации девочки воспринимают вас в качестве приемной матери.

— Это значит, что они просто любят меня, — сказала Гейл. — Думаю, это так. И Брэда они любят тоже.

— Я против того, чтобы быть приемным отцом, — проговорил Сомс — Знаю только, что я гражданский консультант с низким уровнем секретности.

Моггз кинула на него бессодержательный взгляд. Она удалилась. И почти до самой улицы не вспомнила о своих армейских манерах.

— Что все это значит? — спросил Сомс. — О чем это вы тут говорили?

— Вчерашнее интервью прошло не очень удачно, — объясняла Гейл. — Дети дали мало информации. Да и как бы они могли? Вот кто-то и предложил лекарственное воздействие, с тем чтобы детские психологи могли извлечь из их сознания то, чего они не могут рассказать нам, а может быть, и не знают. Говорят, лекарства подействуют. Получается, что очень авторитетные ученые делают просто зверские предложения, — голос Гейл стал едва слышным.

— Если с ребятами произойдет что-либо трагическое, то, увы, в этом будет и утешительный момент. Кстати, ты была права насчет освещения газетами всей истории. Ты их уже видела?

— Видела, — резко ответила Гейл. — Они все исказили, Брэд! Так нельзя представлять материал. Дети не должны быть показаны опасными для нас. Они же беспомощны! Ну, разве это справедливо, что никто не позаботится об их защите, когда они так в ней нуждаются? Это очень плохо. И, конечно же, неразумно.

— К несчастью, люди боятся не детей, а их народа, — произнес Сомс.

— А я… Я как раз боюсь за детей! — воскликнула Гейл так же резко. — Посмотри сюда, Брэд!

Она подошла взглянуть на рисунок, над которым Зани работала, полностью погрузившись в занятие, как это бывает, когда ребенок стремится получить одобрение взрослых. Гейл жестом пригласила Сомса подойти. Он приблизился.

Зани изобразила границу неба над городом, но весьма необычную. Если быть точным, здесь находились высокие здания, но они образовывали бесконечные плавные изгибы. Прекрасные башни и парящие автострады, протянувшиеся через пустоту к великолепным зданиям. Группы строений без какого-либо намека на прямую линию.

— Великолепно! — одобрил Сомс. — Такие здания можно назвать ультрамодной архитектурой. Они не пользуются выступающим стальным каркасом. Есть центральная мачта, от нее отходят все этажи. Они должны соединяться коридорами.

Зани продолжила рисование.

— А знаешь, это не причуды, — продолжала Гейл. — Взгляни-ка. Вот здесь что-то, что можно назвать автомобилем. Но больше похоже на сани. Или на мотоцикл. — И она по-особому улыбнулась.

Гейл продемонстрировала завершенный рисунок. С детской правдивостью Зани изобразила транспортное средство. Без колес. Вместо них — что-то наподобие полозьев.

— Это явно не фантазия, — сказал Сомс. — Это бесколесное средство передвижения, недавно изобретенное вновь. Оно висит в воздухе на расстоянии дюйма над землей и удерживается напором воздушной струи. Движется на воздушной подушке. И требует идеальных дорог. Непохоже, чтобы ребенок мог нарисовать такое, если не видел никогда прежде.

Гейл молча показала другие наброски. Мужчина и женщина в костюмах, напоминавших первоначальные костюмы ребят. А вот рисунок целой группы людей.

— Странно, — проговорил Сомс. — На каждом из них пояс, какой был у детей вначале. На каждом! Как будто это официальная деталь туалета.

Он посмотрел на Зани. На ней был такой же пояс поверх обычной одежды американской школьницы. Он не казался ни кожаным, ни пластиковым, ни изготовленным из какого-либо другого знакомого материала. По обе стороны застежки располагались два маленьких медальона. У Хода и Мал, игравших во дворе, были точно такие же. И у Франа. Сомс поразмышлял немного.

Гейл протянула ему еще один листок бумаги.

— Этот я собираюсь разорвать, когда ты посмотришь.

Это оказался пейзаж, набросанный удивительно твердыми линиями. Ночь. В самом низу рисунка город с домами странной, причудливой архитектуры. Он совсем маленький, потому что большую часть занимает черное небо. Но над городом яркий свет, излучаемый чем-то огромным, раскаленным, заостренной формы, падающим на город с неба в клубах пламени.

— И вот это, — очень тихо сказала Гейл.

А это был рисунок кратера, окруженного кольцевыми горами, след от падения чего-то жуткого и громадного. Трещина с расходящимися вокруг изломанными каменистыми стенами. На дне кратера виднелось дерево, упавшее рядом с пятном, с которого, казалось, начинался рисунок.

Сомс изумленно уставился на картинку. Поднес поближе, изучая каждую деталь. Внезапно схватил Гейл за руку.

— Боже мой! Ты понимаешь, что доказывает этот рисунок? Дети боятся бомбардировок — не взрывов. Это значит, они точно с Земли, а не с Пятой Планеты! С Земли — наши далекие предки. Так что у них столько же прав быть здесь, как и у нас, несмотря на то, что прибытие их расы будет для нас концом всего.

Гейл смотрела на Сомса, будто не видя его.

— А почему ты уверен, что они именно с Земли? — спросила она.

— О, я понял это еще раньше. Будь они с Пятой Планеты, им пришлось бы путешествовать одновременно в пространстве и во времени. А в этом случае радар заметил бы след корабля, как это обычно бывает. Он бы не стал реагировать столь необычным способом, зарегистрировав что-то, не существовавшее прежде и появившееся внезапно. Рисунки подтверждают факт прибытия детей с Земли, поскольку они не изображают взрыва планеты. Только бомбардировку.

Сомс развернулся и зашагал взад-вперед по комнате, обдумывая эту теорию, в то время как Зани захихикала. Затем подпрыгнула. Глаза ее, однако, оставались прикованными к листу перед ней. Сомс выглянул в окно. Мал перекувыркнулась через голову, а один из щенят героически вскарабкался ей на спину и жевал ее волосы, резво виляя хвостом. Ход смеялся, Мал тоже хихикала, а в доме Зани, которая ну никак не могла видеть, что происходит, хихикала вместе с ними.

— Ей ничего не видно, но она знает, что происходит, — сказал Сомс. — Я полагаю, что если кто-либо из охраняющих заметит такие вещи, происходящие с детьми, то станут подозревать подвох в рисовании детьми рисунков и игре со щенками.

Ему вспомнилось, что всего восемьдесят часов назад, менее четырех дней, он показывал Гейл и капитану Моггз волноводный радар на территории Гисел-Бэй. Они еще не встретились с детьми. И не было никаких причин беспокоиться о событиях далекого прошлого. Теперь все изменилось. Детей отправили из мест непосредственной угрозы на разведку во времени. Выбрали именно детей, потому что так было безопаснее для них. По двое мальчиков и девочек, так как они могли впоследствии стать родоначальниками новой расы. Остальных могла настичь смерть, причем очень скоро.

— Но ведь были же выжившие! — сказал Сомс самому себе, в то время как Гейл наблюдала его насупленные брови. — Может быть, десять тысяч лет назад Земля и превратилась в бесплодную пустыню, отчего семена, растения, животные распрощались с жизнью. Пускай выжили всего несколько дюжин из всей человеческой расы. Они вновь впали в дикость, ибо не осталось ни инструментов, ни книг. И они были нашими предками.

Он сделал гримасу. Кивнув Гейл, отправился к себе.

Он упорно трудился. Потерпев крушение среди дикарей, цивилизованный человек может подумать, что самым важным делом является изобрести для себя новое оружие, но Сомс отстранился от подобных мыслей. Он работал над более неотложными делами.

Однако время от времени сардонически посмеивался над программой отдела по внешним связям, касающейся детей. Он подготовил полный отчет о корабле, рассказав в деталях о его прибытии и добавив возможные гипотезы о его обитателях, — кроме теории о существовании многие эры назад на Земле цивилизации и ее неминуемом конце. Гейл написала то, что она полагала лучшей гуманистической историей своей жизни о детях. Ни один из отчетов не понадобился. Никто не знал, куда их отправить. Сомс, больше удивленный, чем раздраженный, подозревал, что политика снова изменилась. Случиться могло практически все, что угодно.

Но проблема продолжала беспокоить. Простая, сравнительно незначительная проблема детей, со всеми их мыслями о горящих небесах и раскалывающейся земле стала для Сомса постоянной головной болью.

Детей нужно было предъявлять миру. Но мир уже настроился на то, что чужаки с корабля должны выглядеть жуткими монстрами. Европейцы склонны были принять за прототипы пришельцев волков-оборотней. Китайцы настаивали на их сходстве с драконами. Молодые индустриальные нации в качестве наиболее убедительных космических путешественников готовы были выбрать металлических роботов.

Существовало еще бесчисленное множество причудливых созданий, подходивших на роль космических пришельцев. Но что касается скромных, милых детишек… Космические путешественники? Корабли, пилотируемые девочками и мальчиками, обожающими играть со щенками? Они показались бы слишком безвредными, чтобы представлять страшную угрозу современному миру.

Но они как раз и представляли подобную угрозу. Вне всяких сомнений. Надлежало каким-то образом раскопать необходимые факты. Консультанты по связям с общественностью указали на такую необходимость. Работы у них прибавилось.

Первоначальная реклама была совершенно профессиональной. Кампанию по делам космического корабля необходимо было развернуть на наиглавнейшем телеканале всех времен. Второй раз в истории трансатлантическая трансляционная служба организует два канала трансляции из Северной Америки в Европу. Они достигнут Японии через Алеутские острова и при помощи корабельных передатчиков свяжутся с Азией и Австралией. Южная Африка будет охвачена трансляцией при помощи наземных станций в районе Геркулесовых Столпов. Средиземноморский бассейн, Ближний Восток, Скандинавия и даже Исландия тоже увидят шоу. Не было ни одного охваченного телесетью города на Земле, куда не мог добраться этот канал.

На ракетную базу, где дети вместе с Гейл проживали в стареньком коттедже в маленьком горном селении, были отправлены соответствующие бумаги. Гейл получила подробнейшие инструкции, которые должна была передать детям. Прочитав их, Сомс решил, что не выйдет настоящего, живого шоу, и высказал предположение, что передача будет сухой и неинтересной. Но в инструкциях, как оказалось, содержалось далеко не все.

В качестве хозяйки вечера собиралась выступать женщина-телезвезда всеамериканского масштаба, замещая Гейл, которая будет находиться при детях, растолковывая вопросы. Мисс Линда Бич сможет установить контакт с любой аудиторией. Достаточно взглянуть на нее, чтобы проникнуться ее очарованием, здравомыслием, находчивой искренностью. Ей можно было с успехом торговать мылом, автомобилями, витаминами и супом. Действительно, она была наилучшим продавцом для детей из космоса.

Сомс полагал ситуацию ироничной — и безнадежной. Гейл не теряла веры в лучшее.

— Линда Бич — само очарование, — говорила она Сомсу. — Она тебе понравится. Она всем нравится. Она легко заставит всех понять, что дети — это только дети. И неблагоразумно с нашей стороны ожидать от них помощи в победе над их собственной цивилизацией. Она как раз тот самый человек, кто сумеет заставить всех пожалеть детей и пожелать им добра, даже если у них не будет надежды когда-либо увидеть родных.

— Надеюсь, у них не будет такой надежды, — сказал Сомс. — А еще надеюсь, что профессионалы знают, как поступить. Я-то простая душа, и мне велено выложить все начистоту. Это может быть непросто и не слишком удобно, но факты должны быть фактами. А я человек простой.

Он все еще ощущал затруднение из-за того, что дети находились на его попечении. Он действительно отвечал за них. Но также чувствовал, что взял единственно верный курс, когда удержал ребят от посылки сигнала своему народу. Теперь, когда ситуация виделась яснее, его поступок все еще казался правильным, хотя и жестоким для детей, но наилучшим для всех. Мир не может допустить, чтобы отчаянная гибнущая раса захватила Землю, лишила ее прежних обитателей кислорода и грозила им голодной смертью. В этом случае обе цивилизации погибли бы в хаосе сражений и ненависти.

Легкий быстрый самолет прибыл, чтобы забрать ребят, Гейл и Сомса. Самолет набрал высоту. Дети сохраняли спокойствие. Девочки в любом случае испытывали доверие к Гейл, которая расположила к себе с самого начала. Ход также присоединился к ним, отказавшись от автономии. Но Фран сел отдельно, в горестной задумчивости, и Сомс полагал, что его мучает знание о грозящей его расе беде, помочь которой он был должен, но не смог.

Сомс сел рядом с мальчиком. Фран вежливо, но сдержанно подвинулся. Сомс достал карандаш и блокнот. Он нарисовал мальчика, запускающего воздушный змей, снабдив подробной схемой змея. Потом изобразил мальчика на ходулях, а также то, как устроены ходули. Сомс уже давно не видел людей на ходулях, и ему пришлось сильно постараться, но Фран продемонстрировал заинтересованность. Сомс нарисовал мальчика на велосипеде, который затем переделал в мотоцикл. Он надеялся, что картинки произведут на Франа впечатление, показав, чем может заниматься для удовольствия мальчик его лет.

Фран был заинтригован. Вдруг он взял карандаш и сделал собственные наброски. Мальчик с поясом, похожим на его собственный, ехал на чем-то, напоминавшем мотоцикл. Он подробно прорисовал нижнюю часть с полозьями. Это были воздушные полозья, такие же, как Зани нарисовала более детально. Фран изобразил генератор, работающий на воздушных потоках, очень простой в эксплуатации. Подросток четырнадцати лет запросто мог сделать такой. Тщательно изучив набросок, Сомс убедился, что здесь применяется гидравлический мотор, который сам заводится и работает на чистом воздухе. В современном мире можно было бы изготавливать газотурбинные двигатели для локомотивов и мотоциклов.

Фран заметил его реакцию. Будучи признанным, он великодушно начал рисовать одну картинку за другой, пока самолет не приземлился в аэропорту Айдлуайлд. Его отношение к Сомсу стало куда более дружественным, чем прежде.

Мотоциклетный эскорт окружил машину с затемненными стеклами, помчавшую детей в Нью-Йорк. Через некоторое время машина затормозила у запасного входа в новый Центр Телекоммуникаций на Пятьдесят девятой улице. Люди из службы безопасности очистили коридоры, так что ребятам удалось попасть в гримерную незамеченными. Здесь было царство шоу-бизнеса. Охранники удалились. А потом — и это было неприглядной стороной телевидения — наступило бесконечное и утомительное ожидание.

Линда Бич появилась через час. Она с подлинным блеском привлекла внимание к детям из космоса. (Настоящая фантастика!) И быстро начала репетицию.

Вокруг собралось неопределенное число людей без галстуков и вообще сомнительно одетых, возникавших ниоткуда, прекращавших процесс и заставлявших вносить изменения. Были длинные паузы, когда подбирали освещение. На полу приклеили кусочки липкой ленты, пометив места, где будут стоять люди в разные моменты шоу.

Детям объяснили суть происходящего, показав их изображение на мониторах. Они поболтали, видимо, обсуждая это. Девочки остались довольны тем, что их ожидает. Ход, казалось, совершенно онемел, а Фран нахмурился. Но взгляд его потеплел, когда он увидел на экране Сомса. Улучив минутку, он подозвал Сомса и показал перерисованное им изображение ходулей, сделанное Сомсом. Хотел знать, нужно ли что-то исправить. Исправлений не потребовалось.

Репетиция подошла к концу. И опять долгое ожидание. Пора представить детей полностью незнакомой высшей цивилизации миру, что считал их выходцами из далекого космоса, в то время как это были их сородичи из прошлого. Мир замер в ожидании. Время тянулось еле-еле. Гейл пыталась пообщаться с Линдой Бич, но их постоянно прерывали, и в конце концов Гейл осталась одна.

Сомс напряженно ждал начала супершоу. Услышал чье-то заявление, будто детей следует загримировать, чтобы поменьше напоминали людей. Это было уже чересчур.

Он выглянул из студии и посмотрел на улицу. Там собралась небольшая толпа, почти доходящая до Централ-парка. Толпа показалась необычной. В ней кричали. Вещали самозваные пророки. Сомс предположил, что эти люди надеются увидеть прибытие экипажа инопланетного корабля. Зрелище они являли собой самое неприятное.

Толпа, вообще-то, была на самом деле относительно невелика. Во всем мире люди, не имевшие телевизоров, заняли места перед витринами магазинов, откуда показывали трансляцию. На других континентах жители встали ни свет ни заря, чтобы первым делом увидеть существа, прибытие которых могло означать конец света. Там, где трансляция происходила поздно ночью, никто не ложился. В Нью-Йорке практически остановилось уличное движение, в Сан-Франциско денежные операции отложили до окончания шоу.

Наконец оно началось.

Делать информацию доступной массам — действительно дело, требующее сложнейшей организации. Две цепочки самолетов летели на высоте тридцать тысяч футов над Атлантикой, каждая была невидимой со стороны океана, а также друг для друга. Самолеты по очереди получали сигнал, состоявший приблизительно из восьми миллионов единиц информации. Все самолеты очищали этот сигнал, расширяли его и передавали к следующей цепочке. Сигнал прибывал в две далеко отстоящие друг от друга точки на другом континенте, где за него брались наземные линии. Они вновь расширяли его, одновременно разделяя на множество фракций, каждая из которых была завершенной, — и вели трансляцию на многие города.

В процессе участвовали также и корабли, курсировавшие в проливах. Они получали сигнал и перебрасывали его на берег, передавая дальше, пока сигнал не облетит весь земной шар.

Пилоты самолетов и наземный обслуживающий персонал, экипажи кораблей, техники передающих станций на суше, операторы местных трансляционных сетей — не менее десяти тысяч человек были вовлечены в процесс обеспечения работы телевизионного канала для всех желающих и повсеместно. Удалось подсчитать, что примерно половина человечества займут места перед телевизорами, дабы ловить каждое слово и каждый жест, запечатленные камерами в Нью-Йорке. Операция расценивалась как высокая ступень мастерства в деле распространения информации.

Но сама информация тщательно фильтровалась экспертами из службы по связям с общественностью, которым было не привыкать к подобной деятельности.

Шоу, естественно, началось с оглушительного звука фанфар, звучавшего в записи. Заместитель заместителя Секретаря Штата, в строгом, но неофициальном костюме, обратился к миру. Большая часть его речи не была услышана даже в переводе на другие языки. Аудитория воспринимала трубный звук фанфар и мужской голос, говоривший с подкупающей искренностью коммерсанта. Его голос звучал подобно голосу успешного бизнесмена или торговца, расхваливающего товар. Он повествовал, употребляя близкие людям слова и жесты для создания эффекта честности и простоты. Но цивилизованный мир уже привык автоматически сопротивляться энергичным и “честным” коммерсантам. Взгляды едва скользили по экранам, и люди продолжали смотреть, но отказывались принимать. Пожалуй, информация регистрировалась подсознанием аудитории, но вряд ли где-либо еще.

Потом появилась Линда Бич. Наряд ее был восхитительным. Женская половина аудитории рассматривала детали одежды, не замечая, что она говорит. Мужская половина была поглощена мыслями, не имевшими никакого отношения к теме шоу. Очень многие телевизионные шоу начинаются с очаровательной доверительной беседы телезвезды с публикой. Так было и на этот раз. Беседа была очень успокаивающей благодаря фамильярной манере ведущей. И только маленькие дети жадно внимали всему происходящему: они ждали появления монстров, экипажа космического корабля. Многие из заинтересованных малюток надели шлемы и держали лучевые пистолеты, готовые стрелять, кактолько монстры появятся.

Линда Бич представила Гейл, Сомса и капитана Моггз. Это тоже было неотъемлемой частью коммерческого телевидения. Согласно стандарту, гостей-звезд всегда представляли, а также заставляли их делать краткую рекламу последующих выступлений. Это принималось как неизбежный акт. Аудитория продолжала смотреть на экран, но рассеянно, и постепенно большинство из них впало в расслабленное полубессознательное состояние, идеально соответствующее ожиданиям спонсоров.

Консультанты по связям с общественностью считали, что действительно хорошая коммерческая программа должна производить эффект легкого эйфорического транквилизатора. Что, без сомнения, является отличным способом внедрять в людское подсознание желание покупать. Подобный эффект позволяет спонсорам заполнить эфирное время бессознательной мотивацией выходить на улицу и покупать что-либо. Это наиболее развитая форма торговли, известная людям.

Но данный телеканал должен оставаться строго информационным. Однако в его создании принимали весьма активное участие представители мыловаренного бизнеса. И это заставило публику ощутить себя в атмосфере мягкого притворства “мыльной оперы”. Когда капитан Моггз рассказывала, как был найден корабль, ее авторитетные манеры и чувство собственной важности заставили большинство людей подумать, что актриса из нее никудышная. И это также одно из самых распространенных явлений на современном телевидении.

Шоу само по себе стало грандиозным действием, ведь его создавали мастера своего дела. И люди реагировали на него примерно так же, как на другие грандиозные действа подобного рода. Они расслабились, и некоторые из них пожелали выпить кружечку пива, когда в игру вступили новые коммерсанты. Они еще помнили, хотя и с затухающим беспокойством, что им обещали показать каких-то интересных монстров, и желали увидеть их. Но в конце концов все впали в частично оцепенелое состояние, в каком люди обычно смотрят специализированные телепередачи.

Представление детей принесло разочарование, но не слишком большое. Когда их вывели и познакомили с публикой, телевизионный синдром уже набрал полную силу. Возникло чувство, что интерес к шоу упал и больше не вырастет, несмотря на грандиозную рекламу. Но телевизионная аудитория привыкла к такому. Зрители продолжали таращить невидящие глаза, слушая вполуха, автоматически ожидая новых коммивояжеров, которые предложат пива, ничего не требуя взамен.

Даже когда начались крики и суматоха, когда Линда Бич пыталась сдерживать беснующуюся толпу позади, одурманенное состояние аудитории сохранялось. В подобных представлениях всегда присутствовал грубый фарс. Когда с шеи Линды сорвали ожерелье, казалось, это просто шутка.

Незадолго до конца случилось нечто, сломавшее размеренное течение профессионально сделанного шоу. И это частично вывело зрителей из полукоматозного состояния. Линда Бич, святая наивность, отдавая детям должное, допустила высказывание, имевшее эффект разорвавшейся бомбы. По окончании шоу люди во всем мире были напуганы, взбешены и пришли в ярость.

И только детишки в шлемах и с лучевыми пистолетами наготове горько жаловались, что не было никаких монстров. Взрослым показалось, что монстры были. Они и вправду были.

И люди ненавидели ребят глубоко личной ненавистью, замешанной на панике пополам со стыдом.

Глава 7

Участие Сомса в телеканале завершилось после того, как он, Гейл и капитан Моггз рассказали историю обнаружения корабля. Изложение направлялось вопросами Линды Бич. Сомс чувствовал себя дураком, ибо многие важные для него вещи оказались абсолютно неважными для телевидения. Ему не позволяли делать осторожных утверждений, поскольку требовались только сенсационные. Гейл тоже казалась расстроенной и разочарованной. Ей хотелось, чтобы аудитория полюбила детей, когда они появятся, но вся обстановка требовала, чтобы это стало сюрпризом, и, скорее, неприятным. Только капитану Моггз удалось вписаться в контекст. Она строила драматические фразы и с таким пафосом и драматизмом отвечала на вопросы Линды, что ее слова как нельзя лучше соответствовали грандиозности мероприятия.

Когда с Сомсом было покончено, ему захотелось скрыться с глаз. Он не был особенно удивлен происходящим, но погрузился в мрачные раздумья. Вместо предполагаемой презентации фактического материала получился цирк, хотя прозвучали все факты. Ему захотелось уйти. Он вышел за сцену, подальше от камер. И вообще покинул студию.

Здесь не было студийной аудитории, но все пространство заполняли люди без шляп и галстуков, безумно сновавшие вокруг, подобно насекомым. Гораздо лучше было выйти в пустой коридор. Внезапно Сомс обнаружил себя глядящим в окно, на толпу перед зданием Центра Телекоммуникаций.

Теперь толпа стала необъятной. Установленные в нижних окнах телеэкраны позволяли видеть происходящее в студии и слышать все, что говорилось, через динамики. Но толпа была особенной, им было нужно не телеканал посмотреть, а увидеть чужеземных монстров во плоти, покрытых мехом или чешуей, как бы они там ни выглядели. Стало известно, что монстры прибыли, находятся внутри, но увидеть их живьем невозможно. В толпе выступали ораторы и люди, провозглашавшие себя поборниками прав человечества. Все это попахивало мошенничеством.

В толпе было много подростков.

Сомс мрачно смотрел вниз. Он стоял у окна, на некотором расстоянии от студии, на расстоянии двух поворотов коридора. Но монитор был установлен и здесь. Он слышал, как Линда Бич разговаривает с французским ученым. Детей как раз представляли публике, когда он вышел. Ученый курил сигарету. Он хотел знать, с какой планеты или Солнечной системы прилетели дети. Он был весьма разочарован, потому что дети оказались человеческими. Линда Бич с очаровательной улыбкой объяснила ему и всему остальному человечеству, что, поскольку мы еще не знаем языка пришельцев, то и не можем узнать, откуда они прибыли. Прозвучало неубедительно.

Глядя в окно, Сомс осознал, в чем странность собравшейся внизу толпы. Обычное сборище любопытных включает в себя некоторый процент женщин. Здесь таковых не оказалось. Сомс ясно различал крики. То были ораторы, сыпавшие эмоциональными мнениями о монстрах из космоса, твердо уверенные, что их слова не подлежат обсуждению и что необходимо действовать как можно скорее. Среди ораторов началось состязание. У некоторых были группы поддержки, разражавшиеся аплодисментами и воплями. Сомс заметил, по крайней мере, одну оживленную группу ребят студенческого возраста. Они держали плакаты: “Космические монстры, убирайтесь домой!”, “Земля для землян!”, “Земляне, объединяйтесь в борьбе за Землю!”

Неприметный монитор в углу выдавал прекрасное изображение происходящего в эфире. Француза сменил итальянский физик. Он спросил, какова квалификация столь юных космических навигаторов. Сомс слушал без особого внимания. Он знал, что если детей не станут рассматривать как визитеров из космоса, а догадаются, откуда они на самом деле, — судьбе их не позавидуешь.

Опять подростки в толпе на улице. Студенты сновали то здесь, то там. Были также и представители менее безвредных группировок — самодовольных и зловещих членов организаций пробандитского толка: Махараджи, Кометы и Топперы. Они смотрели на других с видом крайнего превосходства.

Голоса возбужденно гудели. Студенты пытались петь песни собственного сочинения: “Мы ненавидим агрессоров из космоса, как ненавидим и всех прочих проходимцев. Дорогами наших отцов и дедов мы будем гнать их до самого Сириуса…”

Русский ученый сменил итальянца. Он прибыл в Штаты специально по такому случаю. Он задавал тщательно продуманные хитроумные вопросы. Вопросы были подготовлены в форме пропагандистских головоломок точно такими же сотрудниками по связям с общественностью, как и те, что готовили это шоу. Линда Бич излучала шарм, с помощью которого можно было продавать мыло, витамины, автомобили и супы. Сомс слушал обмен репликами, доносившийся с экрана монитора.

Внизу, на улице среди студентов внезапно упал кирпич. Другие кирпичи посыпались в толпу митингующих за права человечества. Раздались свистки полицейских. Зазвенело разбитое окно. Внезапно показалось окровавленное лицо одного из студентов, а Махараджи вклинились в группу поющих, размахивая ремнями и дубинками, не сумев отказать себе в удовольствии начать побоище. Они промчались сквозь группу студентов и банду Комет. Ораторы полетели на землю, сбитые с ног. Между участниками митинга против космических пришельцев началась настоящая бойня. Драка приняла угрожающий характер. Кое-кто располагал оружием посильнее, чем кулаки.

Раздались звуки полицейской сирены. Машины с полисменами вынырнули из уличной толчеи, гипнотизируя толпу завыванием. Звук сирены надвигался одновременно с двух сторон. Люди помчались кто куда. Некоторые перелезли через каменную стену Централ-парка и скрылись в глубине. Но не все. Другие бросились к дверям вестибюля Центра Телекоммуникаций. Один из полицейских сражался с головорезом из банды Топперов. Полицейский оказался зажат в угол и не мог воспользоваться оружием. И тогда бандит совершил поступок, о котором долго будет рассказывать дружкам за кружкой пива. Когда толпа смела его с тротуара, в руках у него был пистолет копа!

Парень прицелился в воздух и спустил курок. Выстрел посеял настоящую панику в толпе, добавив еще больше сумятицы. Несколько окон разлетелось на куски, а охваченные ужасом люди заметались в поисках убежища. Они повалили в вестибюль Центра, с трудом протискиваясь сквозь стеклянные двери, бессильные перед натиском новых толп народа, напиравшего сзади.

Члены группировок Топперов, Комет и Махараджей быстро поняли, что вестибюль является тупиком. Они заметались по лестницам в поисках выхода, заполнив вереницу бесконечных коридоров. Началась настоящая паника.

Вторжение обезумевших людей стало серьезным бедствием. Они неслись по проходам, обнаруживали, что дальше бежать некуда, распахивали случайные двери, снова выскакивали и мчались дальше, гонимые страхом. Все это происходило на редкость хаотично, и казалось, что все здание кишмя кишит людьми, которым здесь абсолютно нечего делать.

Но были и те, которые оказались настоящими фанатиками. Их имена остались неизвестными. Они заметили горящую над одной из дверей надпись “Прямой эфир” и вломились туда целой толпой.

Зрители услышали шум в тот самый момент, когда бывший Нобелевский лауреат собирался задать вопрос, касающийся детей. Его слова потонули в грохоте. Вторжения никто не ожидал. Это было абсолютно хаотичное нашествие народа, настроенного слишком истерично, чтобы понимать хоть что-нибудь. Они врывались в студию под напором лезших за ними безумцев. Сотрудники телецентра выталкивали их наружу. Шум нарастал. Линда Бич пыталась при помощи шуток отвлечь внимание публики.

Это оказалось непросто. Более того, невозможно. Один из уличных ораторов решил, что находится в месте, где содержат космических монстров. Он начал носиться и безумно вопить. Персонал сосредоточился на нем, пытаясь поймать и выдворить из помещения. В это время один из Топперов кинулся по проходу мимо первых рядов, где сидели люди. Товарищи последовали его примеру. Кому-то из них удалось найти выход, кому-то — нет. Один из парней оказался зажатым в угол двумя неизвестными с карточками в руках и ассистентом режиссера. Они пытались оттеснить его подальше от священного места перед камерами. Громила вывернулся и промчался мимо Линды Бич, которая, мило улыбаясь, пыталась перекричать гвалт, на бегу схватив Линду за шею. Его искусство было впоследствии высоко оценено другими членами банды. Линда пошатнулась, ожерелье разорвалось, а виновник прыгнул в толпу у выхода, просочился сквозь нее и исчез без следа.

Вот теперь у полицейских появилась работа. Они вплотную занялись разгоном обезумевшей толпы. Стражи закона заполнили вестибюль, выгоняя людей на улицу, наводя порядок среди народа. Двух женщин, потерявших сознание, вынесли на улицу. За ними последовал и мужчина со сломанной рукой.

Вестибюль наполовину опустел. Бежавшие в панике люди очутились на улице, где им велели сохранять спокойствие и отправляться восвояси. Что они не преминули сделать.

Сомс проталкивался в студию. Ему пришлось прокладывать путь среди людских масс с маниакальным упорством. Он беспокоился за Гейл: ее жизни угрожала серьезная опасность. Сомс поднажал, сделал яростный рывок — и наконец увидел фигурку Гейл. Она стояла в стороне и казалась спокойной, хотя это и было обманчивое спокойствие.

Сомс заметил Франа. Мальчик с горящими глазами протягивал пояс Сомсу и настойчиво повторял одно слово из своего пока скудного английского словарного запаса. Слово было: “Попробуй! Попробуй! Попробуй!” Мальчик протиснулся вперед, достиг Сомса и надел пояс ему на талию.

Внезапно у Сомса появилось сильное ощущение, будто он сходит с ума. Он стоял посреди студии, где беспорядки уже подходили к концу. Но странным образом ему удавалось видеть себя самого — с уровня высоты собственной груди. А еще он был внизу, в вестибюле центра Телекоммуникаций, в толпе людей, которых выгоняли на улицу. Часть его сознания достигла открытого пространства и быстро устремилась на запад. Другая часть опустила руку в карман куртки — сам Сомс не собирался этого делать. Там был пояс одного из детей, и на нем нащупывались ограненные детальки.

— Попробуй! — отчаянно вскричал Фран. — Попробуй!

И внезапно Сомс догадался. Он слышал шум с улицы при помощи чьих-то ушей, видел улицу чьими-то глазами. И это объясняло поведение детей, игравших со щенками, уроки английского и доступ к информации, который получали остальные, когда ее узнавал один из них. Они не читали мыслей друг друга. Но эти самые “декоративные” пряжки на поясах помогали им разделить чувственный опыт друг друга. Это были передатчики и приемники чувственной информации. Вот почему Сомс, надев пояс, мог видеть и слышать то, что видел и слышал Фран, а также то, что видел и слышал прыщавый парень в кожаной куртке из банды Топперов с поясом Хода в кармане, который он прихватил вместе с ожерельем Линды Бич.

Но вряд ли громила видел или слышал то, что чувствует Сомс. Возможно, из-за того, что пояс не был надет и просто лежал в кармане.

— Ага! — закричал Сомс — Сейчас я верну его!

Он выбежал из студии. Здесь столпились люди из службы безопасности, охранявшие ребят. Они уже послали за подкреплением и сейчас помогали полиции очистить здание. Сомс схватил одного из них за плечо.

— Детей ограбили, — зашептал он на ухо охраннику. — Утащили секретное устройство! Мы должны вернуть его! Я попробую! Пойдемте!

Охранник двинулся следом. Они с Сомсом пробивались сквозь толпу перепуганных людей, озиравшихся по сторонам. Сбежали вниз по лестнице. Полицейский попытался задержать Сомса, но охранник объяснил необходимость немедленных действий. Полисмен присоединился к погоне.

Сомс закрыл глаза, и ощущения нахлынули с новой силой. Оставалось понять, какие из них принадлежат Фра-ну, а какие — парню из бандитской группировки. Сомс чувствовал, как бьется его сердце, которое одновременно было чужим. Слово “Попробуй!” звучало в голове, но одновременно он чувствовал панический ужас громилы, у которого в голове застряла единственная мысль: унести ноги и не попасться копам, а то не сносить головы, за ним и так немало грехов числится. И все-таки здорово он у этой куклы расфуфыренной побрякушку стянул. И еще какая-то штуковина в кармане. Но это потом, потом… Чужие мысли странным образом как будто рождались в голове у Сомса, и он шел по следу, подобно хорошей гончей.

Они выбежали из здания. Вестибюль был уже практически очищен от толп. Да и на улице было мало людей. Повсюду виднелись следы побоища — битое стекло, обрывки бумаг и кровь, кровь на тротуарах. Где же парень? Сомс снова закрыл глаза. Что-то подсказывало ему, что так будет легче сосредоточиться и найти беглеца. Перед внутренним взором предстала маленькая железная дверь, дальше ступеньки, ведущие вниз. Подвал. Очевидно, притон, где собирается банда. Да, плохи дела. Где же эта дверь находится? Раздался сиплый женский голос: “Пит, ты, что ли?” Из проема в стене вынырнула неопрятная женская фигура со спутанными волосами, ярко размалеванная и с сигаретой во рту.

— Старуха, я с уловом сегодня, — раздался резкий гнусавый голос, и Сомс с удивлением понял, что это говорит как будто он сам.

— Да ты что?! Не шутишь? Тогда с тебя причитается! — заорала подружка. — Гони за выпивкой, Пит!

— Ладно уж, на вас, баб, не угодишь, — проворчал Пит в голове у Сомса и снова вышел на улицу.

Сомс сосредоточился до предела. Ага, вот снова дверь. Подворотня. Над ней вывеска. “Бар “Трилистник””. Где же это?!! Сомс резко повернулся к полисмену:

— Где тут у вас бар “Трилистник”?!

Полисмен на секунду задумался. Потом лицо его прояснилось:

— Да это в двух шагах отсюда, мистер.

— Бежим! Преступник там, — крикнул Сомс. И они помчались сквозь лабиринт дворов и переулков, пока не оказались перед вывеской. Сомс снова прикрыл глаза и почувствовал… страх и беспокойство: кто-то гонится за мной… Проклятые копы… Кажется…

Полицейский распахнул дверь. В полутьме крошечного бара возле стойки скорчился парень. По жутко неприятным ощущениям в собственном теле Сомс догадался, что это и есть вор. Полисмен и сотрудник службы безопасности, пригрозив пистолетом, обыскали парня и достали ожерелье и пояс — наряду с кастетом и ножом, бумажником и другим хламом, который находился у него в карманах кожаной куртки. Какое-то мгновение Сомс чувствовал, очевидно, то, что чувствовал полисмен. Потом это исчезло. Прежде Фран старался не подавать сигналов, чтобы не сбить со следа погоню. Теперь же Сомс ощущал радостное мальчишечье возбуждение и тихий смех.

Бандита забрали в участок, а Сомс вместе с сотрудником службы безопасности вернулись в Телецентр.

В студии царило полное замешательство. Ребят оттеснили в сторону, и они небольшой группкой жались к Гейл. Казалось, о них забыли. Зрители разбрелись по залу, возбужденно переговариваясь. Линда Бич, окруженная телевизионщиками, журналистами и просто любопытствующими, рассказывала о нападении бандита. Она прилагала максимум усилий, чтобы даже в неприятной для себя ситуации выглядеть эффектно, как и следует настоящей звезде.

— …и, вы знаете, это было так неожиданно… Я даже не успела ничего… — она говорила, закатывая красивые глаза, не забывая мило и беспомощно улыбаться, так что показывались ямочки на щеках. — Но что… — она не успела даже удивиться: перед ней стоял сотрудник службы безопасности, протягивая ожерелье.

— Мисс Бич, я счастлив вернуть вам это, — сказал он, окидывая женщину восхищенным взглядом. Совершенно сбитая с толку, она пару секунд ловила ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Но, позвольте, как же, откуда…

— Благодарите мистера… э-э-э…

— Сомса, — сказал ученый. — Не стоит благодарностей. Я просто должен был помочь.

Он повернулся к Гейл и детям. Те смотрели с признательностью и восхищением. Сомс подошел к ним, собираясь вернуть пояс. И это оказалось роковым. Линда Бич не могла позволить, чтобы сам факт возвращения ей драгоценности остался незамеченным. Она подняла шумиху. И Сомсу пришлось объяснять, как все произошло. Было глупо пытаться придумать что-либо несуществующее. Поэтому Сомс сказал, что найти ожерелье помогли… ребята из космоса. Может быть, он надеялся, что таким образом улучшит их репутацию? Но получилось как раз наоборот. Когда Линда узнала, кому обязана возвращением своей вещи и как именно она была обнаружена, как тут же пришла в восторг. И началось шоу! Вернее, оно продолжалось!

Она повторяла с признательностью, что именно дети проникли в мысли преступника, укравшего ожерелье, сумели узнать его на улице, и ожерелье вернулось к владелице, ибо дети оказались телепатами.

Всегда удобнее сказать полуправду, лишь бы это было верно истолковано, нежели неудобоваримую истину. Таково основное правило на телевидении. Нельзя приводить аудиторию в замешательство, лучше шокировать ее сенсационными утверждениями! Если бы сообщили, как на самом деле работают приборы, пришлось бы раскрывать и другие секреты. Вот Линда Бич и не стала этого делать. Она засыпала аудиторию сенсационными заявлениями в духе современных телевизионных лозунгов.

Аудитория была действительно шокирована — как прежде шокирована небывалым размахом шоу. Все вскочили с мест — те, кто еще сидели. У тех же, кто уже стоял, волосы на голове зашевелились от благоговейного ужаса: раз эти космические монстры способны читать в умах людей, от них можно ждать чего угодно, и справиться с ними в случае опасности невозможно! И неважно, что они выглядят, как обыкновенные дети, ведь ведущая мирового телеканала объявила их сверхъестественными существами, способными к телепатии.

И начался настоящий ад.

Будучи однажды высказанной, идея о всесильных монстрах стала завладевать умами людей. Ее можно было отрицать, но в нее продолжали верить. В высших эшелонах власти по всему миру принялись нагнетать такую волну ненависти к детям и к Соединенным Штатам заодно, что все предыдущие мировые конфликты показались цветочками по сравнению с этим. В России свято верили, что теперь все советские военные секреты будут извлечены из сознания русских и использованы американцами. Ярость возникала из-за беспомощности перед таким выдающимся событием. Примерно то же самое происходило с другими нациями, и везде процветал террор. Каждый раз, когда происходила кража или что-нибудь замышлялось, — а подобное случалось везде, — убежденность людей в том, что их секреты доступны детям из космоса, наполняла сердца злобой и ненавистью.

И хотя это являлось грубым заблуждением, легче не становилось. От телевидения ожидали новых открытий и разоблачений. Подобное ожидание пугало не меньше, чем если бы стала доподлинно известна дата конца света. Даже американские военные были весьма напуганы возможностью похищения у них секретной информации, и мысль о доступности чужой информации не спасала.

Основы мира были поколеблены. Дети-пришельцы могли прекратить наиболее доходные нелегальные мероприятия под угрозой разоблачения, могли остановить торговлю человеческим телом и наркотиками. И даже рядовые, ничем не примечательные граждане тряслись по ночам от страха, что их ничтожные грехи обнаружатся.

Но наибольшая ненависть снедала души официальных представителей союзных держав, понимавших, что отныне малейшее предательство по отношению к Америке станет известным и им будет приписано тайное стремление уничтожить страну-союзника.

Из всех крупных акций отдела по связям с общественностью прошедший телеканал оказался наиболее пагубным.

И Сомс, и Гейл отлично понимали абсурдность происходящего, не имея, впрочем, ни малейшей возможности исправить положение. Хотя кое-кто в Штатах чувствовал себя спокойно, испытывая удовлетворение. Встречались люди, мнившие себя слишком важными персонами, чтобы опасаться разоблачения своих грехов. Именно такие люди считали, что Америка отныне надежно защищена от шпионажа и вероломства, а потому им можно спокойно влезать в долги. Политики обсуждали возможность использования детей с удивительными способностями, чтобы сократить затраты на вооружение, что приведет к снижению налогов. Но те же самые люди испытывали подозрение и страх, как бы эти способности не были использованы против них.

Очень немного обнаруживалось людей, кто испытал бы сожаление, пусть формальное, случись что-либо с четырьмя чужаками. И, разумеется, одни лишь Сомс с Гейл испытывали искреннюю симпатию к ребятам и тревогу за их судьбу.

Вся компания довольно быстро вернулась на спрятанную в горах базу. Сомса по-прежнему одолевали мрачные предчувствия. Необходимо было связаться с теми двумя физиками, которые видели детей и знали об их приборах и научных достижениях, еще до того, как поднялась волна вражды и недоверия.

Гонка вооружений в мире начала замедлять обороты, несмотря на всеобщий страх и агрессивность. Ни одна нация не могла решиться произвести даже учебную атаку на модель Перл-Харбора, ибо всегда существовала опасность, что Штаты узнают об этом.

Капитан Моггз непрерывно курсировала между восточным побережьем и секретной ракетной базой, куда вернули детей. Она информировала Сомса о том, что у детей изъяли пояса. Один из поясов разобрали, вскрыли круглые и квадратные медальоны и начали изучать. Один из элементов, без сомнения, содержал в себе устройство для сенсорной связи. Аппарат можно было включать и выключать. Он состоял из пары кусочков металла причудливой формы. И только. При попытках воспроизвести такие кусочки ничего не происходило. В других медальонах содержались устройства непонятного назначения. В одном была деталь, которая постоянно двигалась. Никто не понимал, для чего она служит.

— Мы дикари, — сурово изрек Сомс. — Попади цивилизованный человек к аборигенам, что они сделают с его часами? Или шариковой ручкой? Или носовым платком? Коль скоро им неизвестна сама идея отсчета времени, или письма, или гигиены — все эти предметы для них так же бессмысленны, как, скажем, чековая книжка или блокнот! Как же мы сможем выяснить назначение предметов, которыми ребята пользовались у себя дома? Это же полная бессмыслица!

— Мы скоро выясним все, что необходимо! — авторитетно заявила капитан Моггз. — Прямо сейчас ученые работают над загадкой телепатического устройства. Идею будут развивать, и впоследствии — хотя пока это очень большой секрет! — мы сможем постоянно получать информацию обо всех новых видах оружия за рубежом. И перестанем опасаться нападения, ведь мы сумеем правильно оценить все военные ситуации в мире!

— Послушайте! — раздраженно бросил Сомс. — У меня низшая форма секретности. Вы сами так сказали. Такая информация не для моих ушей! Что с Гейл и как себя чувствуют дети?

— Гейл встревожена, — сообщила капитан Моггз. — Дети тоже нервничают больше обычного. Гейл считает, что малышка Мал теряет вес. Ход больше не тот добрый малый. Зани выглядит бледной. А Фран…

— Что с ним?

— Он в бешенстве! — сказала Моггз. — Но все они усиленно занимаются английским. Теперь их не забрасывают вопросами. Ситуация такова, что сейчас единственная информация, которую хотят получить от детей, слишком уж неприятная. Это касается вооружения.

— О черт! — прошипел Сомс. — Эти устройства вовсе не для телепатической связи! Они не передают мыслей! Они только для обмена сенсорной информацией. И вообще: нет никакой опасности, даже если дети обнаружат что-нибудь. Что бы они стали делать с военной информацией, получи они эти сведения?

Капитан Моггз приняла загадочный вид. Она вышла из комнаты, а Сомс вновь вернулся к мрачным мыслям: ну и кашу он заварил! Снова и снова он не мог придумать, как иначе нужно было поступить, вместо того чтобы разрушать сигнальное устройство во льдах Антарктики. И все же оставался недовольным последствиями собственных действий.

Ему удалось связаться с физиками, которые прежде прилетали на базу в Скалистых горах. У них обнаружились последователи, пожелавшие испытать состояние чужестранцев, пытающихся сделать нечто подобное своим приборам из подручных материалов, действующее немного по-другому. На первый взгляд, это казалось самообманом, но, как ни странно, мобилизовало головы на решение задач. Ученый всегда сделает попытку применить полученные знания и навыки на практике, даже если знаний пока не хватает. Например, достаточно было сообщить об ограничениях при производстве того или иного устройства, чтобы научная мысль заработала в нужном направлении, стремясь эти ограничения обойти.

Появились совершенно новые устройства. Ученые торжествовали. Они предвкушали начало новой эры в науке и технике, когда смогут создавать невиданные прежде вещи, и “игрушки”, привезенные детьми, останутся далеко позади. Но оказалось, что “игрушками” воспользоваться невозможно. Их существование нельзя было обнаруживать. Правительство Соединенных Штатов настаивало на этом. Поэтому пока оставалось непонятным, как смогут применяться новые приборы, если таковые удастся создать.

Неприязнь к Америке продолжала расти. Антиамериканские настроения перерастали в активные действия.

И тут случилось непредвиденное… Исчез Фран. Он будто растаял в воздухе. Только что находился в селении на базе в Скалистых горах. И вот его уже нет. Три электрифицированных линии заграждения защищали территорию от вторжений, везде были наблюдательные посты. Но Фран исчез так, как будто его не существовало прежде. Невозможно было предположить, что он мог убежать. Его запас английских слов был все еще очень ограничен. О современной Америке он почти ничего не знал. Ему негде было спрятаться и нечем питаться. С другой стороны, столь же невероятно было представить, будто его могли похитить с охраняемой базы. Но куда он все-таки подевался?..

Сомс вылетел на базу. Он сейчас был не в фаворе, поскольку именно он отвечал за наличие детей на месте. Если бы кто-нибудь мог представить, что произошло бы, разреши он тогда отправить сигнал… Но сейчас он стал козлом отпущения. И, следовательно, доверие к нему существенно снизилось. К счастью, Сомса поддержали несколько ученых, активно работавших над новым проектом, связанным с “детскими игрушками”. Поэтому самолет быстро доставил его на базу.

Ученый сразу заметил, как изменилась сама атмосфера в горном селении. Маскирующие кусты на тележках были водворены на места еще до того, как самолет выпустил шасси. Склон холма ощетинился противовоздушными установками. Как только Сомс покинул самолет, несколько военных немедленно окружили его на предмет проверки документов. Процедуры службы безопасности и прежде были основательными, но сейчас ужесточились.

Везде и всюду ощущались напряжение и нервозность. Все места, связанные с секретностью, тщательно проверялись, даже если человек работал там уже много лет. На базе, — а ее как бы вообще не существовало на свете, — стресс достиг пика.

Сомсу никогда не удавалось увидеть больше, чем взлетно-посадочную полосу, пещеру ангара и туннели, ведущие к жилищам, а также трехсотфутовую шахту, выходящую непосредственно в селение. И теперь он не увидел ничего сверх этого. Охранник довел его до коттеджа, подождал, пока Сомс был внутри, а потом вновь сопровождал его.

Главное здание базы пустовало. Охранник вошел туда и остался, в то время как Сомс отправился к отдаленной группе строений. Ученый прилетел, когда солнце садилось. Процедуры по проверке документов и посещение жилья заняло некоторое время, и уже наступила ночь. В окнах горел свет, но людей нигде не было видно. Селение напоминало декорацию к спектаклю. Здесь теперь находилась только Гейл с детьми. Другие, включая семью сержанта, удалились. Сомс осознал, что, хотя Гейл и дети были единственными обитателями, они не оставались без охраны и наблюдения. Зато никакой компании для них не было. Маленькую группку фактически изолировали, но на самом деле теперь они еще меньше оставались одни, чем прежде.

Сомс нахмурился. Его охватил страх. У детей было средство для коммуникации, позволявшее им разделять чувственные переживания друг друга, но не мысли. Однако для тех, кто никогда не пользовался подобным устройством, разница была неочевидна. Дети подозревались в способностях читать мысли, сканировать мозг, извлекать из него военные тайны и так далее. Поэтому никто не хотел быть рядом. Кому же захочется, чтобы его личная жизнь стала достоянием соседей?!!

Подходя к коттеджу, Сомс был очень сердит. Все лампы были включены. Гейл поджидала его на лужайке перед домом.

Увидев девушку, Сомс был потрясен.

Глава 8

Гейл нежно улыбнулась, но лицо ее очень изменилось со времени последней встречи. Сомс знал, что она жутко устала и напугана до крайности. Он бросился к девушке и поцеловал ее.

— Как я рада, что ты все чувствуешь, — тихо сказала она. — Я выгляжу не очень-то хорошо, даже похудела. Но это все из-за волнения, Брэд.

Сомс насупил брови. В нем поднималась ярость из-за того, что Гейл была вынуждена беспокоиться.

— Я сказала детям, что ты прилетаешь, — добавила Гейл. — Я думаю, они тебе обрадуются. Мне кажется, Фран любил тебя сильнее всех.

— Так ничего и не слышно о нем?

— Н-н-нет, — сказала Гейл странным тоном.

— Он убежал? — не отставал Сомс. Они шли вдвоем по песчаной дорожке среди кустарников к коттеджу, где жили Гейл и ребята.

— Тише! — предупредила Гейл. — Все охвачены идеей телепатии. Поэтому все прослушивается, Брэд. Дети постоянно под наблюдением. Я думаю, даже здесь есть микрофоны.

Сомс нахмурился.

— Это все служба безопасности, — продолжала Гейл. — Им кажется чересчур рискованным допустить, что дети получали только сенсорные сигналы, и только при помощи поясов. Детей постоянно подозревают… Ты уничтожил их сигнальное устройство, но военные все еще не уверены… Им кажется, дети способны на большее.

Ночная темнота достигла максимума. Огоньки ламп ярко светились в окнах. Сомс и Гейл подошли к коттеджу, девушка возбужденно продолжала:

— Я подумала, что правильнее будет рассказать о нас капитану Моггз. Объяснить, почему тебе необходимо быть здесь. Они знают, что я очень беспокоюсь о детях. С тех пор как детей подозревают в чтении мыслей, они стали настоящими изгоями. Все их ненавидят. Я хотела, чтобы приехал кто-нибудь, кто ни в чем их не подозревает и относится дружелюбно.

— Я вернулся из-за тебя, — резко проговорил Сомс — А что касается Франа…

— Он убежал, — сказала Гейл с оттенком вызова. — Я расскажу тебе об этом позже, может быть…

Они уже входили в дом, и Сомс напомнил себе, что все его слова могут быть услышаны и записаны на пленку. Мальчик Ход и младшая девочка Мал лежали на животе посреди комнаты и усердно учили уроки. Зани с книжкой сидела на стуле, прикрывая глаза рукой. Лицо ее ничего не выражало.

Сомс испытал вспышку озарения. Он носил пояс со встроенным квази-телепатическим устройством лишь однажды и совсем недолго. Но ему удалось вступить во взаимодействие с другими носителями и добиться кое-каких успехов с его помощью. У Сомса не было времени исследовать и развить эти способности. Но угол его зрения несколько изменился благодаря полученному опыту.

Видимо, это помогло Сомсу интуитивно уловить, чем была поглощена Зани, когда они вошли. Закрыв глаза, она пыталась получить информацию откуда-то извне. Двое других детей хранили молчание. Ход щелкнул языком, предупреждая об опасности, увидев Гейл и Сомса. Зани быстро опустила руку в карман и открыла глаза. Она спрятала что-то. Сомс был абсолютно уверен, что она входила в контакт с Франом.

Но у детей забрали их пояса с сенсорными передатчиками!

— Они здорово продвинулись в английском, — сказала Гейл. — Но я не знаю, какая польза им от этого.

Сомс снова взглянул на нее при свете лампы.

— Позаботься лучше о себе, — проговорил он. — Ты совсем изведешь себя этими волнениями!

— Я нужна детям, Брэд, — вызывающе сказала Гейл. — И буду делать все, что в моих силах. Я чувствую необходимость разделить с ними трудности, в которых тоже повинна. Они знают, что все ненавидят их после передачи. И верят, что только мы с тобой — единственные, кто относится иначе. Я не собираюсь предавать их. Это было бы чудовищно! Может быть, мы единственные, кто думает о них без страха.

— Похоже, что так, — пробормотал Сомс.

— Фран, — вежливо подала голос малютка Мал. — Где он?

— Хотелось бы мне это знать, — ответил ей Сомс.

— Это почти единственная вещь, которой они постоянно интересуются, — сообщила Гейл. — Сейчас с ними общаются только капитан Моггз, кое-кто из получивших доступ лиц, а также полиция, разыскивающая Франа.

— Когда исчез Фран? Неделю назад? Больше? — допытывался Сомс. — Где он может прятаться? Он почти не знает английского! Он вообще не знает, как себя вести, даже улицу не сможет самостоятельно перейти!

— Боюсь, он отсиживается где-то в лесу, — странным голосом произнесла Гейл. — Он не знает, как добыть пищу. Ему угрожает опасность от диких зверей. Я ужасно боюсь за него!

Сомс резко повернулся к девушке.

— Как ему удалось уйти?

— Он вечно бродил вокруг, как это свойственно мальчишкам, — сказала Гейл. — Можно сказать, подружился с детьми из семьи, откуда ты принес щенков. Все думали, в этом нет ничего страшного. И вот однажды утром он сказал, что пойдет поиграть с ребятами. Но он не пришел к ним, его вообще больше никто не видел.

Ход снова улегся на живот, с нечеловеческим усердием прорабатывая учебник. Он вполголоса бормотал английские слова и то и дело перелистывал страницы, рассматривая картинки. Мал и Зани переводили взгляды с Сомса на Гейл и обратно.

— Они понимают больше, чем могут сказать, — заметила Гейл.

Сомс оглядел стены. Гейл говорила, что здесь могут быть установлены микрофоны. Он внимательно посмотрел на Зани. Воспроизвел позу, в которой она сидела, когда они вошли в дом, и ее действия — быстрым движением сунула руку в карман и открыла глаза. Девочка напряженно уставилась на него. Он предостерегающе покачал головой и поднес палец к губам.

Зани прерывисто вздохнула и бросила на Сомса странный взгляд. Ученый присел на стул, ожидая, что случится. Гейл, делавшая вид, что ничего не происходит, принялась проверять у ребят задание. Они очень неплохо произносили слова, хотя словарный запас был сильно ограничен. Сомсу показалось, что Гейл уделяла так много внимания произношению, чтобы оставалось поменьше времени на пополнение словаря, дабы дети подольше не могли отвечать на каверзные вопросы. Когда он понял это, у него словно камень с души свалился.

“С чего это я проявляю такую отцовскую заботу об этих детях?” — иронично подумал Сомс, а вслух добавил:

— Фран разочаровал меня. Не нужно было ему убегать. Он сыграл со мной злую шутку, мальчишки часто так поступают. Я-то надеялся получить от него еще рисунки. Кстати, он ничего для меня не оставлял?

Гейл покачала головой.

— Нет. Каждый листочек, над которым дети потрудились днем, каждую ночь забирают для изучения. Ребятам это не нравится, они сильно обеспокоены. На самом деле, я думаю, что лингвисты пытаются разобраться в их языке, но дети усматривают в этом проявление враждебности. Так что становятся еще более нервными.

— Неудивительно, — проговорил Сомс. — Я разочарован. Пойду поговорю с теми, кто разыскивает Франа. Проводишь меня до главного здания, Гейл?

Гейл поднялась с места. Зани опять уставилась на Сомса. Ох, и бледная же она! Сомс кивнул ей.

Когда Гейл и Сомс вышли на улицу, ночь уже полностью вступила в свои права.

— Нам, пожалуй, лучше держаться поближе друг к другу, — хрипло сказал Сомс.

Чувствовалось, что Гейл волнуется. Они шли, держась за руки. Сомс был недоволен собой.

— Когда мы поженимся, то, скорее всего, у нас не будет секретов друг от друга, и лучше научиться быть откровенными прямо сейчас. Скажи, пожалуйста, несмотря на то, что у детей забрали пояса, они все равно пользуются чем-то для сенсорной связи, верно? Зани что-то такое делала, когда мы вошли в дом…

Гейл чуть не споткнулась. Похоже, ей нечего было возразить. Яркий свет звезд освещал напряженное лицо. Над головами виднелся совсем небольшой участок неба, остальное скрывали высокие скалы.

— Что ты собираешься делать?

— Дать тебе совет, — сказал Сомс. — Скажи детям, что тебе известно, чем они занимаются. Напомни, что у людей из службы безопасности три или четыре их пояса, и они могут надеть их. Рано или поздно они так и поступят. Тогда детей застукают. Если Фран произносит что-то вслух, они засекут его по голосу. Если Зани будет писать что-либо и смотреть на свои записи, они смогут прочитать и понять их. Так что я тебя прошу напомнить Зани, что общение при помощи таких устройств может быть подслушано. Так или иначе, это неизбежно произойдет. Лучше бы ей найти способ избежать неприятностей — например, сделать так, чтобы ее не узнали. Пусть лучше считают, что с ними пытаются связаться люди с космического корабля. Плохо, если догадаются, что она общается с Франом.

Гейл долго молчала.

— И это… все?

— Почти. Я только в одном не поддерживаю Франа. Не могу допустить, чтобы он попытался связаться со своим народом. Ненавижу себя за это, но вынужден так поступать. И при этом понимаю, что они находятся здесь по моей вине. Не хотелось бы, чтобы их подвергали психологическим пыткам люди, которые жаждут получить всю информацию, все их навыки и никогда не остановятся. Им всегда будет мало.

— Но…

— Я намерен поговорить с теми, кто охотится за Франом, — угрюмо произнес Сомс. — Не позволю им дойти до произвола в действиях. Но не собираюсь говорить им всего того, что только что наговорил тебе. Или все-таки стоит это сделать?

— О нет! — потрясенно воскликнула Гейл. — Знаешь, я ужасно рада, что ты такой, какой есть, Брэд! Конечно, я любила бы тебя, будь ты каким угодно, но…

Они остановились и замерли во тьме. Потом двинулись дальше. Впереди показался так называемый главный штаб, окруженный густыми деревьями. В воздухе повеяло прохладой. Звезды на небе слегка затянуло облачками.

— Эти штучки в поясах — они очень простые, — проговорила Гейл чуть слышно. — Дети так нервничали, когда у них отобрали пояса. Фран сказал мне об этом. Он раздобыл несколько полосок металла. Точнее, меди. И я увидела, что он сделал.

Сомс ждал, ничего не говоря.

— Он взял соломинку, — продолжала Гейл. — И использовал ее в качестве воздухонагнетательной трубки. Направил ее на пламя свечи, которую я для него зажгла. Можно считать это термической обработкой?

Сомс кивнул, хотя в темноте это было незаметно

— Да, пожалуй. При нагревании металл может обладать такими свойствами, о которых мы и не подозревали, — он усмехнулся. — И это оказывается так просто, черт возьми, что даже ребенку доступно изготовить подобное!

— Он сделал шесть коммуникаторов, — сказала Гейл. — Я настояла, чтобы их было шесть. Два из них я забрала и спрятала, на всякий случай. А остальные четыре они взяли себе. Я испытала те два — они работают.

Сомс опять промолчал.

— Один из них — твой, — продолжалаГейл. — Возьми его.

Она вложила что-то в его ладонь. То была малюсенькая штуковина, чуть больше спички.

— Нужно нажать с одной стороны, и, пока нажимаешь, он работает.

Сомс нажал там, где ощущалось крохотное утолщение — с булавочную головку. И вправду работало: он внезапно увидел то, что видела Гейл, и почувствовал то, что чувствовала девушка, когда он держал ее за руку. Затем освободил зажатый кончик — и снова остался один.

— Отключи свой, — хрипло произнес Сомс — Но прежде напомни ребятам, что их запросто могут перехватить.

— Да, я скажу им об этом, — ответила Гейл.

— Сейчас они в куда худшем положении, чем прежде, — продолжал Сомс — Совсем недавно весь мир стремился узнать о детях побольше и научиться от них чему-нибудь. А теперь, боюсь, они учатся у мира — у людей в этом мире — и не лучшим вещам. Наверное, кто угодно откажется от любых преимуществ, какие могут быть получены от общения с детьми, лишь бы избежать неприятных неожиданностей.

— Но ведь все это ерунда — насчет чтения мыслей! — запротестовала Гейл. — Тебе прекрасно известно, что они не умеют читать мысли!

— Но у них уже сложилась определенная репутация телепатов, и им придется страдать от нее, — подытожил Сомс.

Они приблизились к главному штабу. Гейл легонько дотронулась до руки Сомса:

— Брэд, ты собираешься говорить со службой безопасности по поводу Франа. Зачем?

— Я чувствую ответственность за этого парня, — отвечал Сомс. — Не перед ними, а перед собой.

— Сдается мне, я знаю, что ты собираешься сделать, — сказала она очень тихо. — Это безумие, Брэд! Совершенно безнадежное дело!

Он упрямо помотал головой.

— Но я так люблю тебя за это! — продолжала она.

Сомс подошел совсем близко. Они постояли так некоторое время.

— Если бы кто-то сейчас наблюдал за нами, несомненно, решили бы, что вот эти двое весьма заинтересованы друг в друге, — усмехнулся он. — И были бы правы!

Он повернулся и вошел в главное здание. Направился в шахту подъемника и нажал на кнопку. Триста футов под землю.

По пути Сомс опять предавался тяжелым размышлениям по поводу ситуации с детьми и обо всем случившемся с момента их прибытия. Попав во враждебный мир, Фран испытал такой взрыв отчаяния, какой не смогли разделить с ним другие дети. К тому же он серьезнее прочих отнесся к выполнению возложенной задачи. Миссия должна быть выполнена любой ценой. Ясно, что в условиях базы это невозможно.

Фран чувствовал, как волны ненависти все плотнее окутывают их со дня проведения трансляции. Он знал, что никто на свете не поможет ему выполнить задание. Дети собирались как можно скорее научиться говорить по-английски, чтобы объяснить людям цель прибытия. А теперь выяснилось, что все кругом их ненавидят и ни за что не согласятся принять эту цель. Вот и пришлось Франу бежать, чтобы попытаться выполнить миссию без чьего-либо согласия. Очевидно, он снова постарается послать сигнал, сделает вторую попытку, раз первая провалилась по вине Сомса.

Но почему Франу так необходимо это сделать? Почему нельзя было использовать какое-нибудь автоматическое устройство? Что-нибудь, изготовленное таким образом, что повредить его нельзя ни при каких обстоятельствах?..

И внезапно Сомс понял.

Вплоть до этого момента ученый мертвой хваткой держался за идею, будто дети прибыли из столь отдаленного прошлого, что количество лет просто не имеет значения. Закон сохранения массы и энергии отрицает возможность путешествий во времени, но ведь оно произошло, вот что поразительно! И вот теперь Сомс увидел, что разгадка на самом деле проста. Путешествия во времени возможны, если выполняются определенные условия. И именно эти условия вызвали тот самый чудовищный взрыв радиопомех и обратный взрыв, приведший к землетрясению и взрывной волне, ощутимой на расстоянии восьмидесяти миль. Связь между двумя временами устанавливается лишь единожды…

Сомс был в сильной тревоге — и не только за судьбу Франа. Безусловно, у него не было выбора. Ничего не оставалось, кроме как любыми силами воспрепятствовать посылке сигнала.

Спустившись на триста футов к самому сердцу горы, Сомс хорошо знал, что нужно делать. Он довольно быстро сориентировался в сложной системе коридоров и уже вскорости входил в кабинет офицера службы безопасности, возглавлявшего поиск.

— Я беспокоюсь насчет мальчика Франа, который убежал, — заявил он. — Не могли бы вы рассказать мне, что произошло?

— Хотел бы я и сам это знать! — раздраженно бросил офицер. — Если ему удалось сбежать, должно быть, у него выросли крылышки на сандалиях. Меня пугает это! Вы знаете про телепатические приспособления, которые они носили? Мы их забрали. Открыли одно, остальные не тронули. Стали испытывать. Когда два человека их надели и включили, то практически смогли прочитать мысли друг друга. Каждый знал про другого, что тот делает и что видит. Но одному бесполезно этим пользоваться. Когда двое — есть толк. Получается, если трое наденут эти штуки, они способны на все, что угодно — любая телепатия им по плечу: читать мысли и все такое. Мы, правда, не знаем, как это делается.

Сомс кивал в ответ, про себя изумляясь способности людей найти доводы в пользу чего угодно, было бы желание: хоть в приближении светлого будущего, хоть в неизбежности мучений в аду.

— Когда мы в первый раз взяли пояса, то обнаружили какие-то посторонние разговоры или мысли, — продолжал офицер безопасности. — Вроде того, что люди с другой планеты ищут детей здесь, на Земле. А потом Фран сбежал, мы снова принялись все проверять, пытаясь понять, что нам еще неизвестно про эти пояса. И тут же снова засекли чужаков!

Сомс пристально посмотрел на офицера. Зани пользовалась своим инструментом. У него тоже теперь был такой.

— Сначала один человек надел пояс, и ничего не произошло, — хмуро сказал офицер. — Но потом, спустя некоторое время, может, через день или два, он случайно с закрытыми глазами увидел какие-то записи не на нашем языке. Наподобие тех, что пишут ребята. Это не могла быть фотография, это возникло прямо у него в голове, и он это чувствовал. Слова на языке, на котором они там у себя общаются. Алфавит совсем не наш. Мне кажется, инопланетный корабль где-то близко, и он передал сигнал. Сигнал записался. Если бы ребята надели пояса, то обнаружили бы его. Но пояса-то у нас! Вот этот парнишка, Фран, и улепетнул, чтобы найти способ ответить своим.

Сомсу нечего было сказать. Он был удивлен ситуацией, да и самим собой. А он-то пытался через Гейл надоумить ребят, как связаться с Франом без риска для них самих! Они и без него обо всем догадались. В службе безопасности, к счастью, решили, что речь идет о космическом корабле, команда которого разыскивает ребят на Земле. Но ведь никакого корабля не было! Это был именно Фран, пытавшийся связаться с остальными троими товарищами при помощи кусочка меди, соломинки и пламени свечи. И, слава богу, никто не понял этого!

Четверо беглецов во времени были всего лишь детьми. А все дети устраивают секреты, обмениваются тайными словами и жестами, непонятными для взрослых. Нет на Земле ни одного уголка, где дети не создали бы собственный язык, общаясь при помощи которого так удобно не допускать родителей в свой мир.

Вот почему ни Франу, ни остальным не нужны были советы Сомса. Они знали, как разговаривать, не подвергая себя и друг друга опасности.

— Чем же он, интересно, питается? — спросил Сомс — У него нет денег, да и английский почти равен нулю, и он ведь не знает, как вести себя, чтобы…

— Он гораздо умнее, чем мы думаем! — угрюмо сказал офицер. — Днем он прячется. А ночью… Люди ведь не станут сообщать в полицию о пропаже бутылки молока с крыльца. Бакалейщик тоже шум поднимать не станет, если с прилавка утащат булку. Вот тем он и спасается.

Сомс подозревал, что здесь не обошлось без участия Гейл. Скорее всего, переживая за судьбу мальчика и не желая, чтобы он голодал, она смогла через Зани сообщить Франу, как можно достать еду, не рискуя жизнью.

— Этот парнишка чертовски умен! — настаивал офицер. — Он то и дело прихватывал то булку, то бутыль с молоком. Иногда пропускал денек. Но мы его вычислили. Пришлось проверить каждый городок на пятьсот миль в округе. Водители хлебных фургонов спрашивали у бакалейщиков: хлеб пропадает? Молочники — у жителей: молоко всегда получаете? И мы нашли, где он прячется. В Блювале, возле Плотины Навахо, вы ведь знаете, где это? Мы послали копов наблюдать за ним. Так вчера утром его чуть не сцапали! Он как раз пытался утащить буханку. Коп в него пять раз выстрелил — только его и видели. Хлеб, правда, бросил.

Сомсу показалось, что все это — дурной сон. Фран ведь четырнадцатилетний мальчик, и он в отчаянии, потому что судьба всей его цивилизации сейчас зависит от него (и только от него, ведь за товарищами неусыпно наблюдают). Только он может спасти миллионы людей от падающих с неба гор. И ему приходится скрываться. Жители этого странного мира дружно ненавидят его. Подумать только: в него выстрелили пять раз, когда он пытался украсть всего лишь буханку хлеба, чтобы не умереть с голода! И все, что ему нужно, — найти возможность спасти свой народ.

Во рту у Сомса пересохло: он, кажется, кое-что понял. Франа выследили в Блювале, рядом с Плотиной Навахо. Там крупнейшая электростанция, почти такая же мощная, как на Ниагарском водопаде.

— И тут меня будто током ударило, — хмуро сказал офицер. — Паренек прошел через тройное заграждение, бог его знает, как. Наверное, он уйму всего знает про электричество. У меня самого племянник примерно его лет, так он телевизор соберет и разберет в два счета, не хуже любого мастера. Дети часто соображают в этих делах. И я начал думать: а что, если ему нужно связаться со своими, послать им сигнал? Он был в Блювале. Мы проверили. У кровельщика пропал кусок меди пару дней назад. Кто-то вломился на склад и увел футов сорок-пятьдесят медного провода. Взрослый унес бы весь рулон. Это точно был парнишка, и он оторвал столько, сколько мог унести. Понимаете?

Сомс обнаружил, что ему сдавило горло и стало нечем дышать. Он кивнул. Офицер безопасности наклонился вперед и постучал пальцем по столу.

— Он что-то мастерит, и мы теперь знаем, что он в Блювале. Ему понадобятся еще инструменты. В Блювале уже полно копов и сыщиков. А копы, если что, будут стрелять! Потому что мы не знаем, на что еще он способен. Если уж этим детишкам удается читать мысли у нас в головах, может, они способны выкинуть нечто такое, что головы вообще взорвутся на кусочки! Они похожи на людей, но прилетели-то бог знает из какой дыры в космосе. Может, они выпускают смертоносные лучи!

Сомс тяжело вздохнул. Он, конечно, знал, что задумал Фран. Даже самый настоящий проектор смертоносных лучей — пустяк но сравнению с тем, что мог навлечь поступок Франа на головы нынешних жителей Земли.

Ученый пробормотал что-то успокаивающее.

— Может быть, опасности никакой и нет. Вы удивлялись, как он прошел через электрическое заграждение? Он использовал ходули! Он знал о них. И интересовался их устройством. Очевидно, он изготовил ходули семи-восьми футов высотой и научился на них передвигаться. А потом залез на дерево перед изгородью, встал на ходули, подошел на них к изгороди и перешагнул через нее. В его возрасте разве кто думает об опасности?! Возле часовых он, скорее всего, прополз. Так что все оказалось не так уж сложно, вполне ему по силам!

Офицер пришел в восторг.

— Точно! Черт побери, так оно и было! Нам бы последить за ним получше, а мы его проморгали!

— Я хочу вернуться на восточное побережье, — сказал Сомс. — Не оставил ли Фран какие-нибудь рисунки? Мне удалось заинтересовать его эскизами всяких устройств и механизмов, которыми увлекаются мальчишки. А он нарисовал похожие вещи из своего мира. Гейл — мисс Хейнс — сказала, что в доме ничего такого нет.

— Ну, если он что-то и позабыл, так только тетрадки с уроками, — сообщил офицер. — Когда хотите лететь?

— Немедленно, — ответил Сомс. — Мы работаем над проектом, связанным с предметами, найденными у детей. Разбираемся с ними, хотя и не все понимаем. Чем скорее я вернусь, тем лучше.

Офицер позвонил по телефону. Была ночь, и самолету добраться до спрятанной в горах базы было немыслимо. Но, к счастью, имелся запасной самолет прямо на базе. Он мог доставить Сомса, конечно же, не на восточное побережье, а на военный аэродром близ Денвера, а уж оттуда он на такси добрался бы до гражданского аэропорта.

Еще перед визитом на базу Сомс предполагал, что может понадобиться для участия в поисках Франа. Он снял деньги со счета, и в кармане у него была кругленькая сумма. Через полчаса он уже находился на борту самолета. А еще через четверть часа гул самолета нарушал тишину ночи. Скалистые горы высились вокруг, слегка укрытые облаками, и путь самолета пролегал между вершинами, слабо различимыми в темноте.

Спустя пару часов Сомс был уже в Денвере. А еще через три полностью изменил маршрут. Вместо самолета из Денвера на восток он сел на междугородный автобус и вышел в городке, названия которого даже не понял. В тишине ночи, в пустом номере местной гостиницы он закрыл глаза и нажал на кнопку миниатюрного устройства, изготовленного Франом.

Очень странное чувство. Одновременно в двух телах. Это было жутко. Другое тело ничего не делало. Только дышало и ждало. Сомс уловил симптомы сенсорной связи. Другое тело сидело в удобном кресле. Ничего не видело, ибо глаза были закрыты. Ничего не слышало — в комнате было тихо, как и там, где сейчас был Сомс. Нет… Не совсем… Какой-то еле слышный звук… Шаги по бетону. Где-то, ужасно далеко, закрылась дверь. Монотонный щелкающий звук. Пишущая машинка. Звуки были непонятными для тела, с которым сейчас установил связь Сомс. Их не могли идентифицировать. А Сомс как раз понимал, что это за звуки. Пишущая машинка стучала на базе, откуда недавно отбыл Сомс. Кто-то надел пояс и пытался выследить с его помощью беглеца.

Сомс дождался утра. На заре он снова удобно расположился в кресле с закрытыми глазами и включил миниатюрное устройство. Он увидел записи, напоминавшие те, что дети использовали для уроков английского. Сомс отпустил кнопку включения. Зажег свет. Открыл блокнот. На первой странице имелось два рисунка. Один изображал мальчика, едущего на транспорте с полозьями. Его нарисовал Фран для Сомса, когда они подлетали к Нью-Йорку перед телеканалом, принесшим столько бед. А на другом был мальчик на ходулях. Его нарисовал Сомс для Франа. Сомс собирался смотреть на рисунок, чтобы Фран увидел через его глаза. Это могло послужить идентифицирующим сигналом.

Ученый снова включил устройство, глядя на рисунки. Он чувствовал, что его физические ощущения разделяют еще два человека. Нет, уже трое. Он моментально убедился в этом. Все трое держали глаза закрытыми. И смотрели только через его глаза — и видели беглые наброски, которые имели значение только для двоих. Сомсу показалось, будто он слышит приглушенный звук, — он готов был поклясться, что это сдавленное хихиканье.

Затем он ощутил, как одно из тел пожимает руку самому себе. Это мог быть Фран, уловивший смысл сообщения, которое передал Сомс. Фран пожал себе руку, чтобы Сомс понял, что мальчик здесь. Потом похлопал себя по колену, как будто похлопывая собаку по спине, а еще — почесал лодыжку, опять же, как будто имел дело с собакой. Он научился этому в Антарктиде, когда играл с Рексом. Сомс почувствовал, как одно из тел, связанных с ним, зашевелилось. Это мог быть офицер службы безопасности, надевший пояс и не понимающий, что происходит. Ему явно было невдомек, что это за похлопывания и почесывания.

Сомс ждал. Он полагал, что в обществе, где каждый человек использует такие сенсорные передатчики, — а это было ясно из рисунков Зани, — дети могут с их помощью разыгрывать взрослых и иметь секреты. Можно общаться магическим образом, через прикосновения и жесты. Можно дразнить других людей и веселиться!

Сомс вдруг догадался. Этими похлопываниями, касаниями и другими движениями Фран пытался задать ему какой-то вопрос. Он и сам, конечно, соображал довольно туго, а что касается офицера безопасности, то для того это вовсе был темный лес. Такое общение подходит исключительно для ума, подобного детскому, когда язык жестов понятен посвященным. Офицер безопасности увидит буквы, два рисунка, пожимание рук, почесывание, кивки головой. Но это ничего не будет для него значить.

Сомс поднялся и оделся с большой предосторожностью. Сомс предупредил Франа о ловушках и охотниках. Но парень не хочет с ним встретиться. И это скверно.

Сомс купил подержанный мотоцикл. Было десять утра. В мотоциклах он понимал. У него был как раз такой перед поездкой в Антарктиду. К трем часам дня он уже влился в уличный поток городка под названием Блюваль. Ему сразу показалось, что на улицах города слишком много мужчин. Обычно в любом городе примерно равное соотношение мужчин и женщин. Но здесь мужчины заметно преобладали. Фран этого, наверное, не замечал. А Сомс заметил. Но на него никто не обратил внимания. Он купил кожаную куртку и кепку.

Сомс осторожно проехал через центр Блюваля и выехал на ровную широкую дорогу, ведущую к деревушке близ плотины Навахо. Сама плотина находилась на большом озере за деревней. Потом неторопливо проехал по дороге, поворачивающей к массивному зданию плотины. Правый берег озера был высоким, левый понижался, и от него дорожка вела к машинному залу на нижнем этаже плотины.

Сомс нервничал. Он углубился мили на две в лес, спрятав мотоцикл. Он сделал все возможное, чтобы во время передачи сообщения никто не догадался, откуда оно ведется. С четырех до восьми часов он через неравные промежутки времени включал транслятор на пару секунд. Всякий раз у него возникало ощущение человека, сидящего на ракетной базе и пытающегося проследить за использованием коммуникаторов. Между семью и восемью часами ощущение изменилось. Пояс надел кто-то еще.

Около десяти промелькнуло очень быстрое мимолетное ощущение кого-то третьего. Сомс понял, что это Фран. Он быстро пожал себе руку. Фран поймет, что это приветствие. Ученый уже начал придумывать, какой аргумент довести до Франа, но в этот момент почувствовал, как две небольшие мальчишечьи руки пожимают одна другую, отвечая на его приветствие, а затем Фран отключился.

И не возвращался.

Сомс почувствовал, что вспотел. В одиннадцать Фран по-прежнему не был доступен. Оставалось только ощущение присутствия человека, поглощенного ожиданием чего-то смертельно опасного.

В полночь Сомс вывел мотоцикл из леса и отправился по шоссе вокруг Блюваля. Он не стал въезжать в городок. Остановился у закусочной на окраине, взял кофе и сандвич. Устроился за загородкой и нажал кнопку транслятора. Сразу услышал храп. Человек из службы безопасности утомился и лег спать, не снимая пояса.

Вначале ничего не происходило. Сомс находился слишком близко от города, чтобы пропустить какой-либо шум, тем более стрельбу.

И в два, и в три ночи — ничего.

В четыре часа неожиданно возникла ослепительная вспышка сине-зеленого света. Она виднелась со стороны плотины Навахо. Огоньки в здании плотины уже погасли. Уличные огни и свет в домах Блюваля и деревни близ плотины тоже почему-то исчезли. Мир погрузился в темноту, и только нестерпимо яркий сине-зеленый огонь сверкал перед плотиной, возносясь к звездам.

Потом и он погас.

Сомс, дрожа от страха, вжал кнопку трубочки. И сразу ощутил мучительную, нестерпимую боль. Он услышал голос Франа, безнадежно твердивший: “Попробуй! Попробуй! Попробуй!”

Он почувствовал, как тело Франа скрутила боль, и увидел взгляд мальчика, направленный к звездам.

Сомс пожал руку самому себе. Отпустив кнопку устройства, завел мотоцикл. Помчался к плотине, не включая прибор, пока через деревню не проехал к машинному залу. Здесь он заглушил мотор и услышал голоса мужчин — возбужденные, сердитые, тревожные. И увидел маленькие вспышки света.

Он нашел Франа, который скорчился на земле и старался не кричать от боли. Сомс знал, куда его ранило. Он ощущал то же, что и Фран. Он понимал всю серьезность происходящего.

Сомс осторожно усадил Франа на заднее сиденье, нажал на газ и помчался подальше от плотины.

Ему удалось. Он оставил позади и плотину, и зажженные фары машин, удаляясь прочь от Блюваля.

Фран держался храбро. Но внезапно Сомс ощутил сзади себя дрожь. Он остановил мотоцикл на обочине пустой дороги. Фран стиснул зубы и вызывающе смотрел на него при свете фар.

— Если бы я был на твоем месте, я бы не стыдился плакать, — сказал Сомс, не заботясь, поймут ли его. — Я и сам чувствую себя примерно так же.

Глава 9

В пламени сине-зеленого цвета, пылавшем так ярко возле машинного зала, не было ничего таинственного. То был цвет распыляемой меди, точно таким же цветом горит лес, если в древесину попали ржавые медные гвозди. Произошло короткое замыкание, и главные силовые линии замкнулись на сетях, объединяющих всю страну. Массивные шины не только расплавились, но даже испарились, и раскаленный добела пар обладал достаточной проводимостью, чтобы ток замкнул электрическую дугу. Пламя выглядело, как нечто инопланетное. С официальной точки зрения это было опасно, ибо все пять близлежащих округов могли остаться без тепла и электричества.

Сомс и Фран знали, а некоторые офицеры безопасности могли догадаться, кто вызвал короткое замыкание. Вокруг этого места валялись куски расплавленного металла. Металл был, конечно же, принесен Франом. Служащие не понимали, почему мальчика не убило током. Но они догадались, что он пытался сделать нечто с аппаратом, который взорвался, не успев сработать, а мальчик уронил десятифутовый кусок провода и, спасаясь бегством от пылающей зеленым цветом электрической дуги, попросил о помощи. И еще стало ясно, что некто помог парню, забрал его с места действий, которые принесли ему ранение. Но двух вещей они не знали: что это был Сомс, и как ему это удалось.

Считалось, что Сомс находится в пути на восточное побережье, чтобы присоединиться к группе ученых для совместной работы над проектом. Свет и электроэнергия в пяти округах Колорадо отсутствовали некоторое время, а потом были восстановлены. Местные газеты опубликовали негодующие отклики на событие. Торговая газета округа горько сетовала, что местная инкубаторная станция потеряла тысячи наполовину высиженных цыплят из-за того, что два дня и две ночи не было электричества. Шесть газет в округе Игл и девять в округе Питкин требовали государственного расследования происшествия. Везде публиковались письма протеста и жалобы жителей, чьи бензонасосы не работали, электроплиты не готовили пищу, а по трубам не текла вода.

Но так реагировали только на местах. В высоких инстанциях все было иначе. Всех парализовало ужасом. Стало понятно, что дело не обошлось без участия Франа. Что он вызвал замыкание, пытаясь использовать в своих целях чудовищную энергию. Пытался послать сигнал на безумно далекое расстояние. Правда, попытка провалилась. Военные чины знали, что Фран сигналил своей далекой расе. И, разумеется, для того, чтобы вызвать гигантский космофлот с невероятным оружием для захвата планеты Земля.

В связи с этим высшие политические круги выдали две директивы. Во-первых, Франа необходимо поймать любой ценой, невзирая ни на деньги, ни на людские ресурсы. Во-вторых, мир не должен знать о том, что один из четверых комических пришельцев вышел из-под контроля и может натворить что угодно.

Поэтому охота на Франа достигла небывалых масштабов и была безжалостной. Были привлечены лучшие сыщики практически из всех городов Америки. Военные силы находились в полной боевой готовности. Отсутствие каких-либо новостей по поводу ребят из космоса настолько бросалось в глаза, что являлось новостью само по себе.

Естественно, службы новостей пытались снять завесу тайны со всей истории, а службы безопасности противостояли им в этом. На руку последним играло пребывание детей на далекой ракетной базе, о существовании которой к тому же мало кто подозревал. Что действительно беспокоило, так это Конгресс. Комитет Конгресса желал знать факты. А конгрессменам и сенаторам свойственно допускать утечку информации, если это способствует их популярности. Так что американским службам безопасности стоило многих бессонных ночей противостоять попыткам сделать доступ к информации о детях открытым, особенно после происшествия на плотине Навахо. И утечки все же не произошло.

Сомс держал путь на север. На нем была кожаная куртка, он вел подержанный мотоцикл, а на заднем сиденье сидел, очевидно, его младший братишка, в такой же, как у старшего, кожаной куртке и кепке, такой же хмурый — в общем, подражавший брату во всем. И это была до того знакомая картина, что никто не обращал на Франа внимания. Он выглядел как самый обыкновенный трудный подросток, брат которого увлекался мотоциклами и знал о них буквально все. И никто не заподозрил бы в мальчике монстра-телепата, существо из космоса, за которым вовсю охотились самые разные службы по всей стране.

Еще им было на руку, что Сомса до сих пор не хватились и никто его не искал. После аварии на плотине целый день никто даже и не думал, что ученый мог быть на месте происшествия. И следующие два дня о нем не беспокоились, лишь на третий в списках вылетевших из Денвера стали искать его имя. И даже тогда было больше похоже на то, что он стал жертвой несчастного случая, чем на его сознательный выбор исчезнуть.

На четвертый день после того, как зеленое пламя бушевало до небес, Сомс вместе с молчаливым, хмурым и сосредоточенным младшим братцем обосновались в рыбацкой хижине на озере Калумет. Они были в семистах милях от Денвера, а проехали за это время путь гораздо больший. Все неурядицы мира остались позади. Они встали лагерем на берегу озера, впервые располагаясь надолго.

— Нам нужно выяснить, как быть дальше, — сказал Сомс на закате, когда лучи заходящего солнца окрасили воду в нежно-розовый цвет. — Хорошо бы нам сделать что-нибудь. Я еще не знаю точно, что именно. Для начала продолжаем играть те же роли. Мы приехали сюда порыбачить. Ждать уже нечего, поэтому давай-ка пойдем ловить рыбу на ужин.

Он указал на маленькую пристань, где лежала вверх дном небольшая лодка. Потом вынес удочки и наживку. Помог Франу забраться в лодку.

— Предполагается, что это занятие нам хорошо знакомо, поэтому я, твой старший брат, покажу тебе кое-какие хитрости, — заявил он. — Я, конечно, не суперрыбак, но посмотрим…

Сомс протянул мальчику удочку. Фран ждал. Он повторял движения Сомса, который принялся удить, напряженно вглядываясь в воду, где покачивался поплавок.

— Самое паршивое то, что люди неискренни в мыслях, — сказал Сомс сурово. — Начиная с высших авторитетов и заканчивая всеми людьми вообще, включая и меня, и тебя, и твоими соплеменниками тоже, Фран. Никто не хочет быть искренним.

Он помолчал. Ему показалось, что клюет. Не клевало. Он продолжил:

— Например, что касается диаграмм и схем. В электронике они великолепны. Но сейчас я не могу подобрать схему для данной ситуации. Я обещаю тебе все объяснить, так как надеюсь, что смогу сам лучше разобраться в этом. Тебе, наверное, понятно одно слово из пяти.

— Три, — отчетливо произнес Фран.

— Ого! Тогда ты понимаешь больше, чем говоришь!

Сомс замолчал на некоторое время. Он набил трубку и зажег ее. Нахмурившись, стал смотреть на воду. Вдруг поплавок Франа ушел под воду. Он дернул удочку, и восьмидюймовая щучка заплясала по дну лодки. Фран наблюдал за ней, распахнув глаза в изумлении.

— Что, приятель, новый опыт? — воскликнул Сомс. Он снял рыбу с крючка. — Рыбы, покрытые чешуей, нечасто встречались в твое время на Земле, правда? Эх, жаль, я не показал тебе лошадь! Попробуем это проделать, когда некому будет наблюдать за твоей реакцией. А рыбешку мы сегодня же съедим.

Фран, все еще изумленный, насадил новую наживку и перебросил удочку через борт.

— Ну что ж, твоя лодыжка вроде бы в порядке, — заметил Сомс. — Слава богу, ты ее только подвернул, а не сломал и не вывихнул. За четыре дня отдыха она пришла в норму. Хорошо, что никто не знает, где ты. Только вот куда нам двигаться дальше?

Фран слушал, глядя на поплавок.

— Ты жил на Земле многие тысячелетия назад, — продолжал Сомс с болью в голосе. — Вы прошли сквозь время. Но это невозможно. Естественный закон сохранения массы и энергии требует, чтобы в любой момент времени вся совокупная масса материи и энергии равнялась таковой в предшествующий и предыдущий моменты. Это очевидно. Поэтому путешествия во времени не могут иметь места.

Он бегло взглянул на удочку. Рыба сорвалась.

— Думаю, ты меня не понимаешь, — заметил Сомс.

— Нет, — произнес Фран как нечто само собой разумеющееся.

— Неважно, — продолжал Сомс. — Я хочу сказать, ты не можешь налить галлон [8] воды в бочку, до краев наполненную вином. Сможешь сделать это, только вылив галлон вина. Так же и в случае с временем. Невозможно переместить объект из временной рамки А во временную рамку Б, пока из последней не будет перемещен равноценный объект в рамку А. Так что вы можете попасть сюда из своей, так сказать, домашней временной рамки путем обмена. Или лучше — переноса. Перенос — удачное слово. Это выглядит как путешествие во времени, но по эффекту сродни разговору по телефону — это общение на расстоянии, но не напрямую.

Фран дернул удочку. Девятидюймовая озерная форель прыгнула в лодку.

— Это я — то собирался учить тебя рыбачить! — воскликнул Сомс.

Он наблюдал, как Фран даже чересчур прытко снимает рыбину и насаживает наживку на крючок.

— Продолжаю разглагольствования, — сказал Сомс — Твой корабль был перенесен из твоего времени в мое. Следовательно, за каждый грамм молекулярного веса должен быть перенесен именно грамм веса в твое время из нашего. Раз вы должны были появиться здесь на своем корабле и не было ничего, что ушло бы в ваш мир из нашего, то сам космос должен был бы, хотя бы из воздуха, создать нечто, равное по массе вашему кораблю и вам четверым.

— Зани, Мал и Ход, — подтвердил Фран, желая показать, что слушает.

— Верно! — Сомс подсек и выхватил… пустой крючок. Вновь бросил его за борт. — Учитывая плотность воздуха в ваше время, возможно, для вашего переноса сюда понадобилась бы половина кубической мили воздуха.

Он вновь уставился за борт.

— И это означает, что где-то случился обратно направленный взрыв четверти или половины кубической мили вакуума. Это вызвало землетрясение и ударную волну и повредило ваш корабль так, что он вышел из-под контроля. Вы, ребята, произвели больше и потребили больше энергии, чем способны произвести все машины на Земле, вместе взятые.

Он удил, глубоко задумавшись. Солнце медленно село. Горы покрыл легкий туман. Последние лучи солнца еще купались в воде.

— Полагаю, что, при наличии необходимых механизмов и энергии, как с одной стороны, так и с другой, путешествия во времени станут рядовым явлением, — продолжил Сомс после перерыва. — Это все должно быть под контролем. И в конце концов, когда процесс наладится, энергии будет потребляться существенно меньше. Один корабль будет появляться в этом времени, когда эквивалент массы и энергии исчезнет отсюда. И наоборот. Но, я думаю, обязательно должны прекратиться все эти землетрясения, ударные волны, радиопомехи и выход из строя приборов. Пусть перемещения станут мирными.

Фран удил. Внезапно лицо Сомса приняло сардоническое выражение.

— И вот что я готов предотвратить любой ценой, — добавил он. — Я ведь все-таки отвечаю за тебя, Фран. У меня есть идея, как освободиться от всей этой лжи, если нам удастся безопасно добраться до остальных ребят. Это могло бы стать величайшей ложью в истории. Но лжи надо положить конец.

Фран поймал форель в три четверти фунта [9]. Сомс — полуфунтовую. До наступления темноты им попалось еще две форели поменьше. Потом Сомс сложил удочки, достал весла и потихоньку погреб к берегу.

— Я научу тебя чистить и готовить рыбу, — сказал Сомс. — Думаю, тебе понравится аромат. Но есть одна вещь, которую я хотел бы знать! — Он проделал несколько гребков, прежде чем продолжить. — Какого черта, если ваши люди смогли разработать транспортировку объектов во времени, какого черта они не разработали транспортировку в пространстве?!! Ну, положим, в космосе нельзя перемещаться. Путешествия могут быть невозможны. Но почему бы не создать некий туннель для перемещения людей на другую планету? Если ваши люди хотя бы думали об этом, то почему — во имя всех святых! — они не сделали этого?! Когда беда нависла над планетой, почему бы им было не построить туннель для перехода всего населения на какую-нибудь планету Сигнус?

Он налег на весла, лодку развернуло, и они коснулись причала. Фран вылез, и Сомс подал ему рыбу.

— Только одно не дает мне покоя! — говорил он. — Если бы только они сделали такую вещь, то никто бы не погиб от бомбардировок осколками Пятой Планеты и не осталось бы людей, которые выжили бы, снова впали в дикое состояние, чтобы затем стать моими предками! Вашим людям следовало продумать этот фокус. Но, случись такое, я бы не сидел тут с тобой!

Он прошел вместе с Франом в малюсенький летний коттедж, который они сняли. Показал Франу, как очистить рыбу от чешуи и как готовить ее на открытом огне. Этот способ показался мальчику очень простым, и оба они поели с большим аппетитом. Затем Фран зазевал и отправился спать.

Но Сомсу было не до отдыха. Над ними нависла опасность, и планы на будущее оставались неясными. Ему казалось совершенно нереальным соединить цивилизацию Франа с сегодняшней. Будь такое возможно, две культуры, слившиеся воедино, породили бы мощнейшую галактическую сверхцивилизацию без ограничений в развитии. Но этому мешали огромные проблемы, требующие разрешения. Земля сейчас переживала период ужаснейшего напряжения, которое могло породить гибель всего человечества в войне, в которой не уцелели бы даже дети. И эти тяжелые мысли, которые он пытался разрешить, представлялись столь безнадежными, что разум отказывался ими заниматься.

Так случилось, что Сомс в течение последних четырех дней не слышал новостей. Пока они были в бегах, то не читали газет и не слушали радио. А сейчас Сомс включил маленький приемник, находившийся в рыбацкой хижине, чтобы послушать погоду.

Новости обрушились незамедлительно. Одна другой хуже. Было время, когда люди хотели слышать информацию о космических пришельцах, было время, когда они боялись, что пришельцы услышат о них. Теперь же события приняли наихудший оборот.

Выяснилось, что Соединенные Штаты не извлекли никакой пользы из телепатических способностей Франа и его друзей. Никаких шпионов не перехватили. Никто не разбомбил подводную лодку, тайно доставлявшую ракеты к чужому берегу. Имели место и другие провалы в военных и политических играх.

Это порождало еще более глубокое подозрение. Разве можно представить, чтобы другая нация не воспользовалась достижениями сверхцивилизации, попади те к ним в руки?

В связи с этим среди антиамериканской общественности распространилась новая гипотеза. О том, что трансляция о пришельцах была уткой. Никто не сомневался в приземлении космического корабля. Был взрыв статического электричества и землетрясение, а у русских были фотографии. Но дети-то выглядели, как обыкновенные земные дети. Может, это были актеры, обученные представлять пришельцев. Но почему же нельзя было показать пришельцев настоящих? Ответ прост: все они мертвы. Земная атмосфера оказалась губительной для них. Или они умерли от инфекции, которой не смогли противостоять.

По мере роста этих настроений политики и сильные мира сего начали утверждаться в мысли, что Штаты сыграли со всеми дурную игру, смошенничали, одним словом. Уверенности еще не было, но подобные настроения росли.

И когда Сомс, находясь на озере Калумет, настроился на новости, США были вынуждены впервые наложить вето на резолюцию ООН, которая призывала передать материалы о “существах с инопланетного космического корабля” на рассмотрение комитету ООН.

Вето породило новые подозрения. Недоверие нарастало. Страны НАТО предложили поделиться технической информацией, полученной из космических источников. Американцы отказали, но пообещали представить устройства, обнаруженные у детей. Отдельные представители недавно вошедших в НАТО стран предположили, что вся новая информация будет немедленно поступать в Россию.

Заварушка продолжалась. В Южной Америке настолько боялись северного соседа, что некоторые страны обратились в Европу за помощью в случае конфликта. Прежде Земля делилась на два воинствующих лагеря. Одну группу возглавляла Россия, другую — США. Теперь, похоже, их стало три.

Обстановка была настолько взрывоопасной, что в любой момент могла начаться война.

В новостях сообщили, что Американский Средиземноморский флот попросили покинуть воды Италии и не входить ни в Испанию, ни во Францию, ни в Грецию, ни в Египет. Забросали камнями американское посольство в Анкаре, а ведь турки были лучшими друзьями Америки. В английском парламенте оппозиционная партия собиралась стать правящей благодаря политике антиамериканизма. В Мехико избили американских туристов. В ООН на повестку дня вынесли возвращение Панаме Панамского канала, а русские постоянно обращали внимание на заносчивость американцев: держат в секрете информацию о пришельцах и ни с кем не делятся.

В таких обстоятельствах могло произойти все, что угодно. Всюду ползли слухи о производстве невиданного ранее оружия, способного уничтожить весь мир в считанные секунды, а также о том, что США вовсю готовятся развязать агрессивную войну. Безумие.

Такие новости, обрушившиеся на голову Сомса в рыбацкой хижине, кого угодно довели бы до инфаркта. Но ученый не мог не признать факта, что отчасти в этом и его вина. Это он не позволил детям просигналить своей гибнущей расе.

Сомс сидел возле приемника, потеряв дар речи. Сделал потише, чтобы не разбудить Франа. После новостей заиграла музыка, прерываемая голосом диктора, уныло рекламировавшего стиральные порошки для домохозяек. Потом программа оборвалась, и резкий голос объявил: “Специальный выпуск!”

Сомс сосредоточенно ловил каждое слово. Но оказалось, речь вовсе не идет о начале войны. Это была рекламная передача о новом слабительном для всей семьи. Сотрудники службы по связям с общественностью, пользуясь моментом, пытались всучить новые товары потребителям и заработать на страхе перед атомной войной.

В течение следующего часа Сомс то и дело слышал коммерческие предложения, начинающиеся со слов: “Специальный выпуск! Внимание! В течение следующих пяти секунд вы услышите важное сообщение!” (Например, о ковровых покрытиях или о зубной чудо-пасте). А затем: “Пожалуйста, сохраняйте тишину и внимательно слушайте!” Последнее касалось нового сорта мыла, которое позволит, как считал диктор, потребителям оного стать самыми чистыми и аккуратными людьми в мире.

Каналы утренних новостей выдавали еще более гадкую информацию. Группа европейских наций передала ноту протеста американскому правительству. Текст не был опубликован, но стало известно, что ее подписали многие из бывших друзей Америки.

Мост Джорджа Вашингтона в Нью-Йорке в течение четырех часов был заблокирован автомашинами. Водители пытались вывезти свои семьи, опасаясь начала ядерной войны. Распространился слух, что Президент вместе с Кабинетом покинули Вашингтон. Никто не сообщил, что это не так, и выезды из Вашингтона превратились в настоящую бойню. То же самое творилось на улицах Чикаго. Через десять минут с начала программы музыка прекратилась, и голос произнес: “Специальный выпуск новостей! Домашние кондиционеры “Астро” зарекомендовали себя способными на сто процентов улучшить климат в Соединенных Штатах!”

Сомс немедленно перескочил на другую волну. Проснулся Фран. Сомс приветствовал его без улыбки.

— Мы уезжаем, Фран, — взволнованно сказал ученый. — Я собираюсь позвонить по междугородней связи.

До полудня они сделали около двухсот миль, и Сомс разменял деньги на заправочной станции. Из телефонной будки позвонил в Нью-Йорк. Подошел тот самый физик, который приезжал на ракетную базу в горах и которого Сомс озадачил игрой в пришельца среди дикарей.

— Это Сомс, — произнес Сомс — У меня для вас совет. Вы, кажется, хотели сделать устройство, подобное тому, что останавливает ветер и делает климат теплее. Вы знаете, о чем я.

Физик что-то пробормотал.

— Я знаю! — горько проговорил Сомс — Считается, что я мертв или что я предатель. Но послушайте меня! Вы чужак, а дикари целятся в вас из лука. Вы хотите изготовить такую штуку, которая остановит ветер, но вместо этого вам нужно остановить их стрелы. Это серьезная работа. Пожалуй, лишь одной полезной вещи вы научились у дикарей — создавать магнитные поля с отрицательной самоиндукцией. Они могут остановить стрелы. Подразумевается, что у стрел металлические наконечники. Вы слушаете меня?

Пауза. Опять невнятное бормотание. Еще пауза. Затем звонкий голос, спокойный и взволнованный одновременно:

— Да, конечно! Очень интересный подход! Действительно, недавно мы получили удивительные результаты. Кое-что нам прекрасно подходит! Просто замечательно!

— Если вы распространите это на достаточно большие площади, то поймете, где и как использовать, — проговорил Сомс и добавил сардонически: — Но если вы поступите так, то удержать все в секрете не удастся! Применяйте это везде! Делитесь с русскими и китайцами, с греками и французами, с кем хотите! Понимаете?

Звонкий голос отвечал:

— Мы только что создали устройство, чтобы очищать металл in situ [10]. Очаг индуктивности, который устанавливает поле нагревания практически на любом расстоянии от элементов, содержащих ток. Это нам подходит! Отлично, Сомс!

— Вам предстоит освоить это и начать производить, пока мир не рухнул в бездну, — сообщил Сомс — Между прочим, удачи вам!

— Где вы, Сомс? Вы нужны нам, чтобы узнать кое-что…

Но Сомс уже повесил трубку. Звонок, без сомнения, засекли. Следующие двести миль, с Франом на заднем сиденье, он проехал специально, чтобы запутать следы. Потом развернулся и направился назад, на озеро Калумет.

Глава 10

Сомс позвонил в понедельник, когда война, казалось, вот-вотначнется. Весь понедельник напряжение нарастало. В городах, представлявших возможные цели для ракет противника, пробки на дорогах стали обычным явлением. Люди стремились покинуть большие города, но не потому, что началась паника, а из простой предосторожности. Публику годами готовили к дурным вестям. Наличие подобных фактов позволяло увеличивать продажи рекламируемых вещей. Средний американец обычно пропускал все мимо ушей, но не забывал о худшем. Вот почему сейчас тысячи семей потянулись в глубинку.

К полудню вторника для поддержания порядка на дорогах были вызваны соединения Национальной Гвардии. К среде на улицах стало посвободнее, исключая выезды из городов.

Однако на озере Калумет все шло своим чередом. Сомс и Фран по-прежнему удили рыбу. Иногда, сидя в лодке, Фран закрывал глаза и нажимал кнопку коммуникатора. Он включал его не более чем на секунду. Если удавалось войти в контакт с кем-нибудь из товарищей, Фран был готов говорить быстро, чтобы не допустить опасности и узнать основные новости. Сомс настаивал на нечастом пользовании коммуникатором.

— Может, уже все устройства прослушиваются, — говорил он. — Служба безопасности ищет тебя, Фран. Если есть способ добраться до тебя, они его отыщут! Поэтому покороче!

Фран молча кивал. Сомс поражался, насколько хорошо парень понимает теперь английскую речь. Он без устали трудился над пополнением словарного запаса — завел блокнот, записывая английские слова при помощи своих знаков.

— Если они не выйдут непосредственно на тебя, то могут обнаружить устройства у других детей, — добавил Сомс — Пока они оставили ребят в покое, чтобы дать тебе возможность связаться с ними. Ты для них — цель номер один.

Фран снова кивнул, но с меньшей уверенностью. Казалось, он время от времени пытается уловить присутствие другого человека. Весь вторник он сжимал зубы, когда отпускал кнопку на миниатюрном передатчике.

— Кто-нибудь подслушивает? — спросил Сомс.

Фран кивнул.

— Ребят не слышно?

Фран помотал головой. Он надел наживку на крючок, поплевал на нее и опустил за борт.

Во всем мире из крупных городов происходил отток населения. Нью-Йорк покинуло два миллиона жителей. Миллион — Лос-Анджелес. Три четверти миллиона — Чикаго. Триста тысяч — Новый Орлеан. Исход продолжался, доставляя трудности транспортным системам. Но это еще не переросло в панику.

В четверг утром все каналы разразились сообщениями, что линия радарного наблюдения зафиксировала ряд движущихся объектов, направляющихся от Северного полюса к Штатам. Америка сжала кулаки и стала ждать ракетного удара. Но объекты, обнаруженные радарами, оказались не ракетами, а самолетами, которые затем изменили курс и вернулись на базы. То были действительно иностранные самолеты, патрулирующие дальше обычных рубежей.

Сомс, как и вся страна, затаил дыхание. Он снова задышал ровно, когда увидел подбегающего Франа, глаза мальчика сияли.

— Я вызвал. Зани, — выдохнул он. — Я сказал. Мы придем. Наш язык.

Сомс строго посмотрел на него.

— Ты что, читаешь мысли? А вдруг кто-нибудь подслушивал? Кто-то, кроме Зани?

— Двое мужчин, — сказал Фран. — Они говорили. Быстро. Английский.

— Если их было два, значит, они запеленговали направление, — мрачно заметил Сомс. — Поехали!

Он отправился в офис сдачи коттеджей на озере Калу-мет. Заплатил за аренду. Сказал, что они с братом должны вернуться домой, в Сан-Диего. Семья ждет их немедленного возвращения — из-за разговоров о войне. И они с Франом уехали на мотоцикле.

Они были уже в тридцати милях от озера, когда воздух наполнился раскатистым гулом. Над горами летела армада транспортных самолетов, державшая путь к месту, из которого они отбыли.

— Они взяли след, это точно, — проговорил Сомс.

Мотоцикл с шумом продолжал путь. Вокруг предполагаемого местопребывания Франа произведут высадку парашютного десанта. Парашютисты спустятся с небес, чтобы вместе с наземными войсками образовать кордон вокруг озера Калумет. К ним присоединятся парашютные соединения, прибывшие с авиабаз. Когда все ходы будут перекрыты, они двинутся вперед, чтобы схватить Франа.

Какая серьезная и слаженная работа! Во всем наблюдался лишь один изъян. Люди, прослушивавшие сенсорные коммуникаторы, воспринимали аппараты лишь как принимающие устройства, если никогда не пытались использовать их как передатчики. Запеленговав Франа, они громко, вслух сообщили, что контакт установлен и процесс поиска, таким образом, начинается. Но ведь, для установления координат требуется время, хотя и небольшое. Может быть, прошли секунды, прежде чем парашютные войска получили приказ выдвигаться к месту поиска. Еще требовалось время на посадку в самолет и запуск двигателей, а также, конечно, на то, чтобы взлететь.

Сомс просчитал все это, и времени оказалось достаточно. Когда самолеты подлетали к озеру Калумет, они с Франом были уже за тридцать миль, а ко времени установки плотного кордона вокруг озера — миль за сто. Когда пришла ночь, они отъехали действительно очень далеко — более ста миль к югу от Денвера.

Здесь шансов попасться было куда меньше. На дорогах все еще было полно машин, хотя пробок почти не встречалось. Повсюду парковались автомобили. Беженцы экономили бензин, составляя друг другу компанию, вместе слушая новости по радио и защищая друг друга от возможной опасности. Вокруг костров собирались люди, устраивая нечто вроде коммун. Они сидели всю ночь, обсуждая события в мире.

Но скученность населения была только на руку Сомсу и Франу. Сомс, однако, беспокоился о Гейл. Ее положение, как и положение троих ребят, было далеко не стабильным. И непохоже, чтобы в растущей сумятице и напряжении что-то изменилось для них в лучшую сторону.

— Я думаю, что ночью, да к тому же при всей этой дезорганизации, которая все нарастает, ты можешь спокойно пообщаться с детьми, — задумчиво произнес Сомс. — Никто не рискнет прислать ночью в горы парашютный десант. Они могут организовать что-нибудь к утру, но я сомневаюсь, чтобы они стали блокировать шоссе. Так что можешь попробовать установить контакт. И разузнать о них.

В частности, Сомс жаждал узнать, как Гейл. Она знала, что он попытается найти Франа. Должно быть, поняла, что ему это удалось. Они так мало были вместе, надеясь, что оставшуюся жизнь проведут вдвоем, и Сомсу отчаянно хотелось быть сейчас с Гейл, видеть ее, хотя бы слышать ее голос.

Фран кивнул. Он отодвинулся, чтобы свет костра не падал на него, дабы наблюдателям было неясно, что он находится под открытым небом. Улегся поудобнее. Закрыл глаза. Сомс увидел, как Фран нажимает на кнопку коммуникатора и быстро отпускает ее. Через секунду — снова. Опять отпустил и сел.

— Ты попробуй! — сказал он загадочным голосом. — Ты попробуй!

Сомс закрыл глаза. Нажал крошечную кнопочку не больше булавочной головки. Ощущение другого тела. И другое тело открыло глаза. Сомс увидел лицо Гейл, отраженное в зеркале. Она была бледна. Выглядела тревожной и измученной. Но она улыбнулась отражению, ибо знала, что Сомс сейчас видит то, что видит она.

Он заговорил, и она услышала его голос:

— Гейл!

Он почувствовал руку, ее руку, что-то рассыпающую на туалетном столике. Палец чертил буквы. Она посмотрела вниз.

“Помоги Франу, — прочитал он. — Ты должен!” Он почувствовал, что ее пальцы быстро стирают написанное. Его охватил гнев. Внезапно он понял, что случилось. Исчезновение Франа с озера Калумет доказало, что он знал о прослушивании коммуникаторов. Значит, другие дети не могли более послужить ловушкой. Вот почему у них отобрали коммуникаторы, уже вторично, и следили за ними неусыпно. Замечали каждый взгляд, каждый жест, каждое слово.

— Нужно торопиться, — холодно сказал Сомс, чтобы она услышала. — Я помогу ему, но он хочет вступить в контакт со своим народом.

Гейл вновь открыла глаза. Кивнула отражению в зеркале.

— А если он сделает это, они придут сюда и завоюют нас, — продолжал Сомс еще холоднее. — И им скорее придется убить нас всех, нежели взять в плен и поработить.

Он вновь почувствовал, что ее рука рассыпает пудру и пишет по ней. Он знал, что она пишет, еще до того, как ее взгляд упал на написанное. Это были три слова, нет, два слова и число. Сомс ощутил почти физический шок. Он не мог поверить. Если это правда, то…

Внезапно он почувствовал чью-то руку на плече Гейл. И услышал голос капитана Моггз, выговаривавший резко и поучающе:

— Гейл! Как вы могли?!! У вас тоже есть эта кошмарная штуковина! Это форменное безобразие, Гейл!

И контакт прервался. Капитан Моггз забрала у Гейл коммуникатор.

Кипя негодованием, Сомс взял Франа за руку, и они покинули убежище. Вроде бы спешить было некуда. Движение на дорогах по-прежнему оставляло желать лучшего. Но они двинулись в путь, и очень быстро. По дороге Сомс, все еще испытывая гнев, попытался разгадать значение тех двух слов и числа, что сообщила Гейл, хоть это и казалось невероятным на первый взгляд.

Вскоре после рассвета ученый купил газету двухдневной давности. Это оказалась самая свежая из доступных. Он проехал некоторое расстояние и сделал остановку в месте, где шоссе круто поворачивало к парку, излюбленному туристами, откуда открывались роскошные виды. Поставил мотоцикл и прочел новости, касающиеся войны и мира, а также детей и, следовательно, Гейл. А под конец скомкал газету и, не владея собой, разорвал на кусочки.

— Фран, мне ни разу прежде не случалось задавать тебе такой вопрос, — сердито произнес он, обращаясь к мальчику.

И сформулировал вопрос. Фран мог ответить на него, употребив два английских слова и число — те, что назвала Гейл. Но он не произнес этих слов. И числа тоже. Естественно, его народ не пользовался ни арабскими цифрами, ни двоичной системой счисления. Для Франа способ написания чисел был такой же сложной системой, как в Древнем Риме. А у Сомса не было ключа к этой системе. Так что пришлось попотеть, чтобы разгадать число, которое имел в виду Фран. И теперь Сомсу предстояло убедиться в своей правоте.

А затем, внезапно, он понял, что это правда. И даже знал почему. В нем нарастал гнев по поводу ситуации, особенно по поводу обращения с Гейл. Он думал, разумеется, и о детях, но заботила его прежде всего Гейл. Она страдала и была несчастна. Сомс помрачнел.

Он отшвырнул ногой обрывки газеты.

— Как здесь пишут, мои дорогие сограждане решили отдать должное уважение мнению человечества и пустить дело на самотек. Предполагается, что международный комитет ООН возьмет детей под опеку. И уж комитет приложит все усилия, чтобы вытрясти из вас информацию, откуда вы, зачем и когда вас должны хватиться. При этом и тебе, и мне известно, что они не примут ваших объяснений. Путешествия во времени невозможны. Так что они не поверят ни единому слову. Скорее, сочтут, что вы с Пятой Планеты. И попытаются добиться от вас согласия с их гипотезой. Используют различные техники дознания. Напичкают вас психотропными средствами. Станут…

Выражение лица Франа не менялось. Но и не было безразличным.

— Но этого не произойдет! — окончательно разъярившись, крикнул Сомс. — Только через мой труп! Так же считает и Гейл. Поэтому давай, поехали! Мы приготовим для них грандиозную фигу в кармане!

Он нажал на педаль. Помчался по узкой горной дороге. Внизу, у подножий гор рассыпались маленькие городишки вроде Блюваля. Они не разделяли опасений больших городов. В них не станут нацеливать ракеты с ядерными боеголовками. Так что бизнес в них процветал как никогда прежде, ибо орды жителей крупных городов рванули туда, скрываясь от опасности.

Теперь никого было не удивить выбором мест для парковки и разбивки лагеря. Сомс спустился вниз с высокой горы и въехал в маленький городок. Здесь они купили палатку, плоскогубцы, маленький примус, туристский фонарик, одеяла и спички.

Они вернулись к подножию холмов и расположились лагерем в безлюдном месте. Возле лагеря протекал быстрый и полноводный ручей, где водилась форель. Они рыбачили. И разговаривали. И рисовали схемы друг для друга. Готовили пойманную рыбу, продолжая рисовать схемы и разговаривать. Когда сгустились сумерки, Сомс зажег фонарь, устроился в палатке, а затем вышел проверить, не просачиваются ли наружу лучи света. И они рисовали еще больше схем.

Английский язык Франа улучшался гигантскими темпами, но эта дискуссия носила строго технический характер. И у них ушло еще целых два дня на то, чтобы Сомс сумел точно выяснить, что от него требуется. Он сделал чертеж устройства, которое предстояло изготовить. И понял, что на чертеже получился весьма упрощенный вариант гораздо более сложного аппарата. Предстояло адаптировать его для изготовления из подручных материалов. Предполагалось сделать то, что не получилось у Франа на плотине Навахо.

— И вот почему оно не сработало: ты не учел особенностей местных материалов, — сосредоточенно говорил Сомс — Эта штука работает, очевидно, потому, что огромное электрическое поле резко выключается и сходит на нет. Вот этот аппарат, который я задумал, должен выключать ток очень большой силы, не устраивая замыкания. Вся беда на плотине Навахо заключалась в том замыкании. Это было ошибкой!

Он помолчал, соображая. Воспользовавшись тем, что Сомс отвел взгляд, Фран воззрился на него с бесконечным уважением.

— Проблема в том, чтобы проделать большую работу по выключению электрического света, не допустив попадания искры в выключатель, — продолжал Сомс после тяжелых раздумий. — Вот и все. И неважно, как долго течет ток. Штука в том, чтобы выключить его моментально. Вот этому и придется уделить наибольшее внимание.

Фран передвинулся. Он ждал, наблюдая, как Сомс решает его проблемы. Он очень сильно любил Сомса.

— Вместо того чтобы развивать чудовищную силу тока, а затем выключать его, я собираюсь начать с нулевого потока и использовать стробоскопический источник света. У каждого фотографа-любителя есть подобный. Они дают ток силой восемьсот ампер при двадцати пяти сотнях вольт в течение одной сорокатысячной доли секунды. Такого тока недостаточно для поджигания чего-либо. Он сам себя отключает. И замыкание ничем не поддерживается. Понимаешь?

Фран молча кивнул. Он со всем соглашался. В четырнадцать лет еще возможно действительно сильно восхищаться взрослыми. А Сомс полностью сосредоточился на решении стоящей перед ним задачи, ибо полученное решение пока было неочевидно.

— Действительно непросто будет украсть вертолет, — сказал он, поежившись. — Но я полагаю, нам это удастся.

Он оставил Франа за рыбалкой и вновь отправился в ближайший город, чтобы закупить нужные предметы и оборудование. Медную проволоку. Два комплекта стробоскопических пластин. Он собирался использовать медную фольгу вместо больших площадей, рассеивающих свет, ведь через медь ток течет очень быстро. Он получит ток огромной силы, без сомнения.

Возвращаясь в лагерь, Сомс нес с собой также и маленький транзисторный приемник. Фран уже приготовил рыбу и накрыл на стол. Сомс ел, слушая новости, передаваемые по радио. Ситуация оставалась по-прежнему крайне напряженной. Антиамериканские настроения бушевали в мире. Америку подозревали в нечестной игре, в том, что она вооружится новым оружием на основе технических достижений космических пришельцев. Те, кто так считал, бесспорно, сами готовились к войне. Но все же обвинения во лжи были небеспочвенны. Все это ухудшало обстановку в мире. Массовый исход из крупных городов продолжался. Уже не скрывали, что правительство больше не функционирует в Вашингтоне. Это вообще был теперь почти заброшенный город.

— Пора за работу, — сказал Сомс — Думаю, у нас немного времени. Я надеюсь, что “игрушка чужака” заработает.

Он начал собирать устройство, которое должно было заменить собой большее по размеру, массе и мощности устройство, разрушенное в Антарктике. Работа шла очень быстро. Сомс сам разработал аппарат, поэтому было легко работать.

Все было готово еще до рассвета. Фран смотрел с нескрываемым уважением. Аппарат был едва ли в четверть того, что изготовили его соплеменники. И работал на собственной энергии.

— Я хотел бы поговорить С вашими об этом, — хмуро сказал Сомс-Я уверен, что при помощи такой штуки можно перемещать людей в пространстве, а не только во времени. Но начинать с одной стороны кажется мне затруднительным.

Он собрал палатку и оборудование.

— Еще неизвестно, понадобится ли нам все это, — заметил он.

Древний разбитый мотоцикл зарычал в ночи. Сомс захватил дорожные карты, и они с Франом в деталях обсудили маршрут от плотины Навахо до секретной ракетной базы. Можно будет использовать ходули для того, чтобы пересечь изгородь. Сомс был уверен, что сможет, с помощью Франа отыскать деревушку на озере, где жили Гейл и остальные дети. Он захватит вертолет. Но перед тем, как затевать все это, необходимо проделать одну важнейшую операцию, которая лучше удастся при помощи вертолета. Поэтому, покинув лесной лагерь, они направились на крошечный местный аэродром, где однажды приземлялся Сомс. Там были ангары для шести частных самолетов и двух вертолетов, чаще всего используемых для сельхозработ.

Они ехали сквозь ночь и туман. Много кружили по дорогам. Почти в полночь подъехали к маленькому аэродрому, где не было ни души. Сомс поставил мотоцикл у края поля и оставил Франа стеречь его. Он осторожно двигался по направлению к запертым ангарам, где горело только окошко сторожа.

Фран ждал, и у него перехватывало дыхание от волнения. Он слышал только жужжание насекомых, и больше ничего. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он услышал шум заводящегося мотора. Просто ужасный рев внутри ангара. Двери ангара распахнулась, одновременно открылась дверь сторожки, и оттуда выбежал человек, паля в воздух из винтовки.

Звук мотора изменился. Огромная черная машина выкатилась из широко открытых дверей ангара. Немедленно поднялась в воздух и неповоротливо поплыла через поле, сопровождаемая выстрелами сторожа.

Фран включил фары мотоцикла, как ему было велено, и взял в руки аппарат, собранный Сомсом. Вертолет завис над ним. Потом коснулся земли, и Фран прыгнул в кабину. Моторы жутко взревели, и вертолет взмыл в небо.

Сомс летел с выключенными огнями. Он потратил некоторое время на то, чтобы прокрасться в здание и перерезать телефонный провод. Человеку в его состоянии было не так уж и легко вести вертолет ночью, да еще без освещения.

Наконец машина поплыла к югу. Внизу показалось трансконтинентальное шоссе. Оно было отмечено придорожными фонарями, и по нему мчались машины. Сомс летел над шоссе.

Фран был в полном восторге.

— Не волновался, Фран? — спросил Сомс.

Фран помотал головой. Затем, чтобы продемонстрировать невозмутимость, включил приемник. Послышался голос диктора. Фран переключил было на музыку, но Сомсу удалось разобрать пару слов.

— Вернись туда же! — скомандовал он. — И сделай погромче, чтобы я услышал!

Фран прибавил громкости и придвинул радио поближе к Сомсу, чтобы шум моторов не заглушал звук.

Они услышали официальное сообщение правительства Соединенных Штатов об окончании реальной угрозы атомной войны. Благодаря счастливому стечению обстоятельств кто-то из авторитетных лиц осознал, что гораздо важнее открыть эту новость людям, нежели извлечь из этого коммерческую выгоду. Усталый, но уверенный голос диктора сообщил очень простыми словами, что американские ученые, похоже, разрешили проблему защиты против атак атомными бомбами и управляемыми ракетами. Это недавно сделанное изобретение связано с очагами электрической индукции. В течение последних четырех дней, сообщал диктор, устройства нового типа оказались способны индуцировать тепло в различных объектах на расстоянии в несколько миль. Ожидается, что они могут расплавить металлическую руду прямо в жилах, и не надо будет ни копать, ни взрывать скальные породы.

Когда радар обнаружит ракету или вражеский самолет, сообщил голос, индукционный аппарат нацелят на эти объекты. Эффект будет примерно таким, как если бы ракету уничтожили взрывом огромной силы. Самые тщательные проверки гарантируют Америке полную защиту за счет контролируемых радарами систем новых индукционных устройств, что сведет на нет любую бомбовую атаку.

Ко времени выхода сообщения каждый крупный центр населения в США уже защищен такой системой. Города, бывшие прежде наиболее уязвимыми, стали самыми защищенными местами в мире. И еще обнаружено, сообщили по радио, что ядерный заряд не сможет взорваться при воздействии на него этих устройств. Индуцируемый ток как бы замораживает взрывной механизм.

Как будто между прочим, в передаче сообщалось, что планы защитной системы уже переданы всем союзникам Соединенных Штатов. Лондон уже защищен, а Париж будет защищен через несколько часов, потом и другие союзники получат необходимую помощь, чтобы без страха смотреть в будущее.

Сомс слушал со странным выражением на лице.

— Вот так, — сказал он. — А все началось с загадки: как остановить стрелы дикарей, которые нацелены в чужеземца. Мне очень приятно.

Больше нечего было сказать. Чувство удовольствия, безусловно, явилось наградой за лишения.

Далеко, далеко внизу при свете звезд виднелась длинная неровная яркая полоса. Она тянулась на многие мили. И звезды отражались в ней. Это было водохранилище, регулирующее уровень воды за плотиной Полдер. Здесь не было электростанции. Вокруг водоема простиралась широкая полоса строевого леса, которая регулировала уровень воды, не допуская наводнений.

Не говоря ни слова, Сомс направил вертолет вниз. Он опустился прямо в середину самого высокого места плотины. Мотор заглох. Наступила гулкая тишина.

Фран выбрался наружу. Сомс выпрыгнул следом. Они вместе установили устройство для перемещения во времени, опустив маленькую хитроумную антенну в воду резервуара.

— Я очень надеюсь, что мы поняли друг друга, — сказал Сомс. — А теперь ты потяни за струну.

И Фран потянул.

Не было слышно никакого шума, только тихий щелчок, ни на что не похожий. Казалось, ничего не произошло. Но вдруг на поверхности водоема образовалась огромная черная дыра.

Что-то поднялось из глубин. Оно блестело при свете звезд, поднимаясь все выше и выше. Это был цилиндр с закругленным верхом, диаметром футов в пятьдесят. Он неторопливо взмывал, пока не показался закругленный низ. Аппарат парил в воздухе.

Фран вновь потянул за провод. И вот еще одна дыра в поверхности озера. Еще один округлый металлический объект, поднимающийся в воздух, медленно, можно сказать, мирно. Фран, счастливо усмехнувшись, снова потянул за шнур.

Когда он закончил и встал, в небе висело восемь гигантских цилиндров. Они сверкали, как сверкали и его глаза. В одном из цилиндров открылся проем, и прозвучал голос на языке, на котором общались между собой ребята. Фран ответил, включив коммуникатор.

Фран говорил быстро, как будто сам с собой. Но это была обычная практика пользования коммуникатором. Спустя длительное время он повернулся к Сомсу.

— Наши люди говорят… — Пауза. — Спасибо… — И еще пауза. — Они спрашивают Зани, Мал и Хода.

— Скажи, чтобы образовали колонну и летели на высоте примерно десять тысяч футов. Радары их обнаружат. Самолеты вылетят навстречу. Но я уверен, никто не посмеет атаковать. Попроси своих людей подержать наших в страхе, пока мы не вернемся.

Фран, жестикулируя, помчался к вертолету. Сомс строго велел выключить коммуникатор:

— Тебя могут засечь. Но, с другой стороны, представляю, как у наблюдателей волосы встанут дыбом, когда они поймут, что ты общаешься с космическим кораблем.

Сомсу все происходящее казалось нереальным. Но все происходило на самом деле, до мельчайших деталей, о которых он впоследствии поведает единомышленникам, рассказывая о четырех детях из космоса, чья жизнь так переплелась с его собственной.

Разумеется, Сомс предполагал, что цивилизация ребят насчитывала миллионы людей. Маленький город не может породить великую технологическую культуру. Он был прав. Он также предполагал, что народ Франа мог путешествовать к другим планетам. И снова был прав. Но он не учел одного: никто не решился бы на перемещения во времени, пока возможно хоть какое-либо иное решение проблемы, с которой столкнулась Старая Раса. И они должны были попытаться найти решение до того, как взорвется Пятая Планета и судьба их мира будет предрешена. Они не прибегали к последнему методу, пока не осознали, что и Венера, и Меркурий также должны будут пострадать вместе с Землей, как это уже случилось с Марсом. Так что межпланетное перемещение никак бы их не спасло.

И таким образом, борьба за переброску прошлой цивилизации в будущее началась на пятьдесят девятой минуте последнего часа существования Земли. Города старались построить межвременные корабли и запустить пионеров в будущее. Первые корабли погибли в результате действия астероидов. Города продолжали борьбу, передавая друг другу — из тех немногих, кто еще остался, — пути разрешения проблем по мере развития. Но людей оставалось все меньше и меньше. Город, из которого прибыли ребята, уже лежал в руинах после землетрясений, и только горстка горожан продолжала трудиться над проблемой.

Но Сомс об этом не подумал. Именно Гейл обнаружила данный факт, общаясь с детьми. И она сказала Сомсу, что Франу надо помочь во что бы то ни стало, объяснив причину при помощи двух слов и числа: “Осталось только 2000”.

Это была правда. Это подтверждалось количеством прибывших кораблей. Из всей расы Франа осталось в живых лишь две тысячи человек. Они не смогли бы завоевать два миллиарда современных землян. Не смогли бы управлять ими. Разве только найти убежище среди них и поделиться знаниями, которыми обладали.

— Фран, та идея, которая была у меня по поводу оставшихся в живых, которые могли быть моими предками… — взволнованно заговорил Сомс — Разве ваши люди забрали не всех?

Ответ нашелся сам собой. Когда горы падают с неба, а города рассыпаются от землетрясений еще до того, как эти горы упадут, выжить кому-либо практически невозможно.

Фран радостно похлопал Сомса по плечу. Вертолет удалялся от широкой долины. Хриплый голос прокаркал: “Это не рекламное объявление! Колонна космических кораблей появилась возле Полдерского водохранилища! Их обнаружили радарные службы наблюдения, подтвердив, что мы имеем дело с настоящими иноземными летательными аппаратами, прибывшими на Землю, не будучи запеленгованными ни одним из устройств слежения. Они… Экстренный выпуск! Существа, прибывшие на инопланетных кораблях, послали сигналы в виде разноцветных огней, обращаясь к самолетам, которые совершают облеты для наблюдения…”

Фран указал вниз. Две долины сходились вместе. Коль скоро ему удалось покинуть базу пешком, значит, теперь его слово имело авторитет.

Вертолет подлетел к нужному месту. Время от времени возбужденный голос из приемника сыпал новостями по поводу кораблей пришельцев. Цилиндрические корабли больше никак не реагировали на присутствие самолетов.

Вертолет с громким гулом проплыл над зарослями деревьев, миновал крутой горный обрыв, и эхо вернуло звук моторов.

— Здесь! — сообщил Фран.

Показались маленькие огни электрических ламп. Машина миновала ограду под напряжением. Если здесь и были часовые, то они знали о прибытии космического флота пришельцев. Поэтому такая человеческая машина, как вертолет, не могла быть вражеской по сравнению с вышеупомянутым флотом бог-знает-откуда.

Вертолет приземлился на поляне. Сомс выключил двигатели. Фран радостно позвал друзей, и Зани захлопала руками по стеклу, Ход высунулся из другого окна, а Мал выскочила неизвестно откуда и помчалась навстречу. В селении слышались крики. Наконец подошла Гейл.

— Весла на воду! — скомандовал Сомс. — Ваши семьи прибыли, детки, и ждут вас! И, кстати, Гейл, скоро ты встретишься с самой перепуганной в Штатах бандой, они все думают лишь об одном: космический флот пришельцев уже здесь! И еще: мы-то пристойно вели себя с детьми, а вдруг они решат, что нет, и призовут нас к ответу?!!

Дверь распахнулась.

— Пойдемте! — счастливым голосом воскликнул Фран.

Загудели моторы. Вертолет поднялся в воздух. Он свободно летел между долинами, над горным склоном, а под ним ветви деревьев раскачивались на ветру. Вот уже показалось место, откуда поднялись из воды восемь серебристых цилиндров, а в них — немногие выжившие представители великой цивилизации, ожидавшие рассвета, чтобы увидеть новый мир — мир, который залечит их раны.

— Брэд… Разве не опасно управлять вертолетом одной рукой? — проговорила Гейл непослушным языком. — И потом, здесь дети…

— Дети, отвернитесь! — радостно сообщил Сомс. А потом добавил строгим голосом: — Девочки будут подружками невесты, а Франа назначаю шафером. И еще — я собираюсь дружить с этим народом, Гейл. Понимаешь? У них потрясающая наука, но нам еще предстоит поработать над ней! Им нужен свежий взгляд на вещи! Их система перемещения во времени — можно использовать ее также для перемещения в пространстве. Я готов поработать над этим вопросом вместе с ними, чтобы вскорости отправить миниатюрное устройство для транспортировки куда-нибудь на Альдебаран или Центавр, а потом установить регулярный маршрут между звезд. Их знания плюс наши люди — и дело пойдет!

Он плыли над водным зеркалом плотины Полдер. Фран разговаривал вслух. Повторял что-то снова и снова, пользуясь самодельным коммуникатором. Вдруг он коснулся руки Сомса.

— Наши люди говорят… — Пауза. — Ты говорить с ними, — Фран усмехнулся. — Пойдем!

И вертолет коснулся земли, а огромный серебряный цилиндр осторожно приблизился к нему, и дети с криками помчались навстречу дорогим для них людям, с которыми уже не чаяли больше не увидеться. А Сомс и Гейл с некоторой опаской вошли в открытый, довольно низкий проем. Внутри их встретили очень милые люди, ждавшие их. Они были несказанно рады воссоединению с детьми и жаждали подружиться с Гейл и Сомсом.

Отчего-то так и не случилось, чтобы имя Сомса связали с причиной прекращения угрозы атомной войны в мире и с тем, что отныне человечество вместо взаимоуничтожения устремилось к межзвездным путешествиям. Но ведь это было правдой. Люди Старой расы, разумеется, не стали бы пытаться управлять Землей. Их было слишком мало. Они вовсе не хотели перебираться на другую планету и оставаться в одиночестве. Это были последние выжившие представители крайне могущественной цивилизации, которую они не смогли сохранить в свое время, а потому с радостью разделили ее достижения с нынешними землянами.

Судьба человечества круто изменилась. Чувствуя руку Гейл в своей и стоя с ней рядом, Сомс ожидал поздравлений от ребят и их родителей с окончанием всех невзгод. Он взглянул на Гейл. Глаза девушки сияли.

Сомс чувствовал себя просто здорово. Проблемы Земли, как прошлой, так и будущей, разрешились наилучшим образом,

Он и Гейл, смеясь, побежали по траве, держась за руки, как дети.

А звезды ждали.


Инспектор планет

Солнечная константа

В то утро Бордман проснулся, когда приоткрытое окно его каюты захлопнулось само по себе и заработал комнатный обогреватель. Он обнаружил себя зарывшимся в одеяло с головой, а когда высунулся наружу, почувствовал, что в ярко освещенной комнате жутко холодно: от дыхания изо рта вылетал пар.

“Сегодня еще холоднее, чем вчера!” — озадаченно подумал он. Но старшему офицеру Колониальной Инспекции негоже демонстрировать на людях беспокойство, поэтому если уж придерживаться этого правила, не стоит паниковать даже вдалеке от посторонних глаз. И Бордман придал лицу спокойное выражение, хотя внутри у него было ох как неспокойно. Когда тебя только что назначили старшим и это твое первое самостоятельное задание в новой колониальной экспедиции, все неожиданное так пугает! Правда, здесь, на Лани-3, неожиданность — в порядке вещей.

Ему довелось служить кандидатом в разведчики на Хали-2, на Тарете и на Арепо-1, все это были планеты с тропическим климатом. И еще младшим офицером на Менесе-3 и Тотмесе: первая из них — сплошная полупустыня, вторая по температуре напоминала вулкан. Также он был помощником в системе Сарила, на планете, на девять десятых покрытой водой. И надо же случиться, что его первое самостоятельное назначение проходит в мире с абсолютно другими условиями, непривычными для него. Специфика планеты, полностью покрытой льдом, с отрицательным значением по шкале обитаемости, способна доставить лишь огорчение. Он прочел много книг об условиях жизни на ледяных мирах, и этим его знания о предмете исчерпывались.

Обогреватель работал без устали; кажется, пар изо рта уже не такой густой. Когда температура в каюте перестала казаться невыносимой, офицер вылез из-под одеяла и подошел к окну. Каюта находилась на транспортной ракете, одной из нескольких, доставлявших оборудование для освоения Лани-3. Остальные ракеты выстроились в ряд снаружи. Они соединялись между собой трубчатыми переходами на разных уровнях. Вся эта конструкция впечатляла аккуратностью: словно тщательно собранная игрушка посреди огромных гор с ледяными вершинами.

Бордман окинул взором долину, где расположилась колония. Утреннее солнце выглядывало из просвета между гигантскими горными пиками, где наверху — сплошной лед. Бледное небо, а в нем — четыре ложных солнца, расположенных в геометрическом порядке, в дополнение к настоящему светилу. Нормальная ночная температура здесь около минус десяти — и это официально считается летом. Но сейчас явно холоднее, чем минус десять. Днем по склонам гор обычно начинают бежать оттаявшие ручейки, которые ночью вновь замерзают. И в этой долине еще теплее, нежели в остальных местах планеты. Ложные солнца помогают основному согревать местность. Иногда по ночам можно увидеть такие ложные светила и у других планет.

Поверхность прибора для внутренней связи то вспыхивала, то гасла. Обычно на Лани-3 передатчики работали исправно; материнский мир находится в той же Солнечной системе, и это облегчает снабжение. Такое бывает нечасто. Бордман стоял возле экрана и наблюдал: вот огонек исчез. На экране показалось лицо Херндона, на нем отразилось печальное недоумение. Парень был моложе Бордмана и относился к старшему офицеру Колониальной Инспекции как к непререкаемому авторитету.

— Что случилось? — произнес Бордман, чувствуя себя неловко в спальной одежде.

— Мы поймали сигнал с родной планеты, но не можем его распознать, — обеспокоенно сказал Херндон.

Так как Лани являлась третьей от Солнца планетой, ее колонизация велась со второй, уже обитаемой, и коммуникация обычно не давала сбоев. Мощный луч проходил расстояние между планетами за несколько световых минут — при совпадении орбит, либо несколько световых часов — при противостоянии, как сейчас. Но на протяжении последних недель коммуникация нарушилась и вряд ли восстановится в ближайшее время. Их разделяет Солнце. Поэтому не стоит ожидать четкой передачи звука и изображения, пока материнская планета не минует поля помех Лани. А пока сюда пытаются что-то переслать — наверное, весьма важное.

— Это сообщение не содержит ни слов, ни изображений, — сказал Херндон. — Луч все время пляшет, и нам ничего не разобрать. Да, это сигнал, на определенной частоте. Помехи всевозможного характера, но посреди помех содержится нечто — вот его-то нам и не прочесть. Похоже на свист, только прерывистый, и на одной ноте.

Бордман почесал подбородок. Он вспомнил курс по теории информации, который им читали незадолго до выпуска из Академии Разведки. Сигналы испускаются импульсами разной высоты и частоты. И содержащуюся в них информацию невозможно прочесть, если не располагать другой информацией. Он с теплотой оживил в памяти семинар по истории коммуникации, где побывал перед тем, как занять первую должность кандидата в разведчики.

— Хм, эти странные прерывистые шумы… — задумчиво произнес он, размышляя вслух. — Похоже, здесь мы имеем дело с двумя видами продолжительности сигнала. Что-то вроде… хм, да, вот так: бз-бз-бзззз-бз.

Ему было неудобно произносить такие, не очень пристойные, звуки. Но Херндон несказанно оживился.

— Точно! — воскликнул он как будто с облегчением. — Именно так! Только звук повыше. — И его голос сорвался на фальцет: — Бз-бз-бззз-бз—бз…

“Господи, мы, наверное, выглядим, как два идиота”, — подумал Бордман, вслух же сказал:

— Записывайте все, что удастся выловить, а я попытаюсь расшифровать. Имей в виду: до того, как установили голосовую связь, сигналы подавались с помощью света и звука и объединялись в группы из коротких и длинных. Таким образом различались слова, и можно было прочесть сообщение. Более длинные цепочки — это слова. Система грубая и примитивная, но работает, когда много помех. Раньше это помогало. Если нужно предупредить об опасности, материнская планета попытается связаться с нами таким образом.

— Совершенно верно! — воскликнул Херндон с еще большим облегчением. — Несомненно, так оно и есть!

Он с уважением посмотрел на Бордмана и отключился. Экран погас.

“Он считает меня кладезем премудрости, — горько подумал Бордман. — Только потому, что я старший офицер. Но я знаю лишь то, чему меня учили. И рано или поздно это станет ясно всем. Проклятье!”

Он одевался, иногда выглядывая в окно. Некоторое время назад жуткий холод на Лани-3 стал усиливаться. Не исключено, что тому виной пятна на солнце. Эти пятна невозможно различить невооруженным глазом, но само светило выглядит таким бледным в окружении ложных собратьев, образованных зависшими в воздухе тучами замерзших ледяных кристаллов. Да, на этой планете вовсе нет пыли, зато льда — сколько хочешь! Он и в воздухе, и на поверхности почвы, и даже под ней. Если выражаться точнее, в результате бурения почв для устройства посадочной площадки на поверхность поднялись огромные слои замороженных гумуса и глины. Поэтому можно предположить, что на этой планете были облака, моря, растительность — но с тех пор минули миллионы лет, сотни миллионов. Сейчас тепла на ней хватает не на многое: есть атмосфера, и в солнечные дни в укромных уголках начинается небольшая капель. Для поддержания жизни этого недостаточно. Одна форма жизни не может существовать без других форм, а при столь низкой температуре ни одна естественная экологическая система не продержится. Однако в последние несколько недель климат настолько ухудшился, что даже искусственно поддерживаемая жизнь оказалась под угрозой.

Бордман натянул форму колониального разведчика с эмблемой в виде пальмы. “Разве можно найти более нелепый символ, чем тропическое дерево, для климата, где царит вечная мерзлота?! — размышлял Бордман. — Конструкторская группа величает эту эмблему не пальмой, а ядерным взрывом, потому что мы вечно взрываемся, когда они пытаются увильнуть от наших заявок на усовершенствование. И правильно! Усовершенствования необходимы. Колонии не могли бы выжить без высококлассной техники”.

Он покинул спальную каюту и двинулся по коридору, пытаясь сохранять достоинство — во имя интересов Колониальной Разведки. Как дорого приходится платить за это достоинство! Он совершенно одинок здесь. Если бы только Херндон не смотрел на него как на полубога, их отношения могли бы стать более дружескими. Но Херндон преклонялся перед старшим офицером. И даже его сестра Рики…

На этом Бордман прервал свои невеселые мысли. Здесь, на Лани-3, обнаружились залежи ценных минералов, и планету стоило осваивать. Выстроили гигантскую посадочную площадку для космических кораблей, она улавливала из ионосферы энергию, необходимую для посадки транспортных средств, а также для нужд колонии. На случай возможной катастрофы имелся экстренный запас энергии. Они также располагали запасами продовольствия и условиями для их неограниченного возобновления. Обычно для таких целей используют гидропонные установки. Все нужно было привести в надлежащий порядок как можно скорее, чтобы высококвалифицированный офицер Колониальной Разведки проинспектировал планету и признал ее годной к заселению и использованию.

В миссии не было ничего экстраординарного, но Бордман, будучи свежеиспеченным старшим офицером, впервые получившим самостоятельное задание, порой чувствовал себя неадекватно ситуации.

Он прошел через туннель, соединяющий один корабль с другим, и попал в кабинет Херндона. Херндон, подобно ему самому, лишь недавно приступил к своим обязанностям. Он был настоящим поисковиком, подающим большие надежды в этой области, но управляющий колонией внезапно заболел и был вынужден вернуться на материнскую планету, передав все полномочия Херндону. “Должно быть, он, как и я, чувствует себя не в своей тарелке”, — думал Бордман.

Когда он вошел в кабинет, Херндон был увлечен прослушиванием шумов, идущих из приемника на столе. Загадочный сигнал записывался специальным устройством. Тут были различные звуки: треск и писк, шипение, стоны и свист, а также оглушительный грохот. Но сквозь какофонию отчетливо проступал прерывистый высокий звук. Он был достаточно монотонным и сильно отличался от фона. Иногда почти пропадал, а потом вновь становился достаточно громким и четким. В нем легко можно было различить длинные и короткие сигналы.

— Я посадил Рики за расшифровку полученной и записанной информации, — сообщил Херндон. Он вздохнул с облегчением при виде Бордмана. — Она применяет точки для коротких звуков и тире — для длинных. Мне кажется, можно использовать двух- и трехбуквенные слова в качестве ключа для более длинных слов. Это получится быстрее, чем проводить статистический анализ частот.

Херндон непрерывно нажимал клавиши на приборе для внутренней связи. Он передавал сестре информацию с таким видом, будто сподобился святого откровения.

“На самом деле никакое это не откровение, — подумал Бордман. — Мы в детстве часто использовали подобный трюк, когда хотели создать тайный язык. Мой интерес к этому исчез, когда обнаружилось, что такое сообщение нельзя ни записать, ни передать”.

Херндон повернулся к нему.

— Рики говорит, ей удалось опознать некоторые группы, и благодарит за совет, — сказал он. — Что теперь?

Бордман сел рядом.

— Мне кажется,похолодание не может быть локальным, — начал он. — Пятна на солнце…

Херндон молча развернул лист бумаги, где наверху были написаны цифры, а ниже располагались графики к каждой колонке цифр. Здесь были представлены данные об измерениях солнечной константы на Лани-3. Линия на графике круто обрывалась вниз.

— Глядя на этот график, можно прийти к выводу, что солнце постепенно гаснет, — предположил он. — Но такого быть не может, — поспешно добавил он. — Все дело в огромном количестве пятен. Может быть, они исчезнут. Но пока до нас доходит все меньше тепла. Насколько мне известно, таких случаев прежде не отмечалось. Ночные температуры на тридцать градусов ниже нормы. И, согласно сообщениям автоматических климатических станций, подобное происходит на всей планете. Средняя температура составляет минус сорок вместо минус десяти градусов. И все это — в результате появления огромного количества пятен на солнце…

Бордман содрогнулся. С солнечными пятнами ничего поделать нельзя. При этом годность пограничной планеты к обитанию напрямую зависит от них. Бесконечно малое изменение солнечной активности может привести к серьезным неприятностям с климатом. В книгах написано, что на древней материнской планете Земля начался ледниковый период, когда температура повсеместно снизилась лишь на три градуса по сравнению с обычной. А при повышении на шесть градусов на всем земном шаре воцарились тропики! Есть предположение, будто такие климатические изменения на планете-колыбели человечества обусловлены случайными конфигурациями пятен на солнце.

Лани-3 и без того покрыта ледовым панцирем до самого экватора. Наверное, солнечные пятна способны еще больше ухудшить местные условия. “Скорее всего, в сообщении с внутренней планеты содержатся дурные вести! — подумал Бордман. — Может быть, о том, что солнечная константа падает и процесс имеет постоянный характер”. Но не стал делиться опасениями с товарищем.

— Вряд ли грядут сколько-нибудь серьезные изменения, — сказал он вслух. — В любом случае, не мгновенно. Здешнее светило — класса земного Солнца, а они все похожи, хотя, конечно, имеют модификации цикла. Но обычно эти циклы гасят друг друга.

Голос звучал убедительно — даже для него самого.

Сзади послышалось шуршание. Рики Херндон тихонько вошла в кабинет брата. Лицо ее было бледным. Она положила на стол лист бумаги.

— Верно, — произнесла она. — Дело лишь в том, что циклы иногда гасят, а иногда накладываются друг на друга, и происходит усиление колебаний. Именно это и произошло.

Бордман покраснел и опустил глаза.

— Что? — набросился на сестру Херндон. — Откуда ты взяла эту чушь?

Она кивнула на лист бумаги, лежащий на столе.

— Новости из дому, — она снова кивнула, на сей раз Бордману. — Ты был прав. Это действительно оказалось постоянно повторяемое сообщение. Я расшифровала его, используя ключ, с помощью которого дети обычно читают секретные записки друг друга. Как-то раз я проделала такое с Кеном. Ему было двенадцать, и мне удалось прочитать его дневник — ох, и злился же он!

Она попыталась улыбнуться. Но Херндон не слушал ее. Он быстро пробежал глазами листок. Бумага была испещрена рядами точек и тире, под которыми стояли буквы.

Закончив чтение, Херндон страшно побледнел. Он протянул листок Бордману. Рики писала изящным, разборчивым почерком. Вот что было на листке:

“Доводим до вашего сведения: солнечная константа резко снижается в результате циклических изменений активности солнечных пятен по сравнению с предыдущими длительными периодами повышения. Максимум еще не достигнут. Ожидается, что эта планета станет временно непригодной для обитания. Морозы уже уничтожили урожай в летнем полушарии. Маловероятно, что сколько-нибудь значительная часть населения может быть обеспечена теплом и питанием в условиях надвигающегося ледника, который уже через двести дней достигнет экватора. Согласно расчетам, ледниковый период продлится не менее двух тысяч дней, пока не восстановится прежнее значение солнечной константы. Передаем вам эту информацию и предлагаем немедленно наладить производство продуктов гидропонным способом, а также предусмотреть все меры для собственного выживания. Конец сообщения. Доводим до вашего сведения: солнечная…”

Бордман поднял глаза на побледневшего Херндона.

— Кент-4 — ближайшая из планет, откуда можно ожидать помощи, — сказал он. — Почтовый лайнер долетает туда за два месяца. С Кента-4 смогут прислать примерно три корабля — через два месяца после получения сообщения. Что толку!

Ему стало плохо. Заселенные людьми планеты очень далеко. Одно солнце от другого отстоит, в среднем, на четыре—пять световых лет, что означает около двух месяцев пути для космического корабля. Не все солнца — земного типа, не у всех есть обитаемые планеты. Такие миры подобны изолированным островкам в огромном пустынном океане, а корабли, что мчатся со скоростью, в тридцать раз превышающей световую, напоминают еле ползущих букашек. В древние времена на материнской планете Земля люди плавали по морям на неуклюжих суденышках — из месяца в месяц, от порта к порту. И не было иного способа послать сообщение, кроме как передать его с таким судном. В наши дни ситуация почти не улучшилась. Печальные новости о катастрофе на Лани быстро передать не удастся. Как не получится и быстро получить помощь.

На внутренней планете, Лани-2, двадцать миллионов жителей, в то время как колония Лани-3 насчитывает лишь три сотни человек. Внешняя планета уже замерзла, а теперь, в течение двухсот дней, та же участь ждет внутреннюю. Обледенение и человеческая жизнь — явления взаимоисключающие. Люди продержатся до тех пор, пока будет пища и электроэнергия. И, разумеется, для двадцати миллионов человек не удастся быстро соорудить убежище для защиты от лютых морозов. А реальной помощи ждать неоткуда. Пройдет не менее пяти земных лет, прежде чем Лани-2 достигнет тысяча кораблей, да и те спасут лишь один процент населения. Правда, за пять лет едва ли даже столько людей останется в живых…

— Там все наши… — голос Рики звучал тоненько и жалобно. — Мама и папа, и все остальные. Все наши друзья. Наш мир превратится в такой же, как этот!

Она резко повернула голову к окну, где бледный свет гаснущего светила разливался над ледяной пустыней.

Бордману было понятно ее отчаяние. Для него самого, разумеется, трагедия не была столь серьезной. У него не было близких, друзей очень мало. Но он осознавал: грядет нечто ужасное, прежде невиданное.

— Конечно, беда коснется не только их, — сказал он. — Если константа продолжит падение, здесь тоже будет несладко. Хуже, чем сейчас. Нам придется потрудиться, чтобы не погибнуть!

Рики отвернулась от него. Бордман прикусил язык. Ведь ясно же, что пока им ничего по-настоящему не угрожает. Когда судьба родного дома под угрозой, разве имеет значение личное спасение?!!

Воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием и прочими шумами, долетавшими из приемника на столе.

— Мы сейчас в таких условиях, с какими они столкнутся еще нескоро, — заметил Бордман.

— Нам не выжить без помощи из дома, — тупо произнес Херндон. — Но у нас, по крайней мере, хоть есть нужное оборудование. Вот им уже неоткуда будет получать помощь, а необходимого оборудования для всех недостаточно! Они погибнут! — Он судорожно сглотнул. — И они… они тоже знают об этом. И поэтому просят нас самих позаботиться о себе, ведь скоро помощь прекратится.

Есть много причин для человека почувствовать стыд за принадлежность к расе людей, если он поступает подобно многим. Но иногда появляется повод гордиться этими поступками. Материнская планета обречена, но посылает колонистам сообщение с просьбой позаботиться о себе самим.

— Я бы хотела быть там, чтобы… разделить их участь, — запинаясь, проговорила Рики. Ее голос звучал хрипло, как будто у нее болело горло. — Что толку спасать свою жизнь, если все, кто нам дорог, кто любит нас, должны погибнуть!

Бордман почувствовал себя бесконечно одиноким. Он прекрасно понимал: какой смысл в выживании, если знаешь, что во всем мире не останется больше никого, кроме жалкой кучки людей. А для любого человека его родная планета и означает весь мир! “Я так не считаю, — подумалось Бордману. — Но, наверное, стану считать, если Рики будет суждено погибнуть. Это же так естественно — разделить с ней любые опасности и катастрофы”.

— П-послушай! — начал он, немного заикаясь от волнения. — Ты не понимаешь! Если они погибнут, разве ты сможешь выжить? Если на вашей родной планете установится такой климат, как здесь, что будет со здешним климатом? Мы еще дальше от солнца, у нас еще холоднее. Неужели ты считаешь, будто мы выживем, а они — нет? Независимо от наличия пищи и оборудования — думаешь, у нас есть хоть малейший шанс? Ну, поработай мозгами!

Херндон и Рики уставились на него. Херндон моргнул.

— Ага, похоже на то! — заговорил Херндон. — Считалось, что мы идем на громадный риск, отправляясь сюда. Но здесь будет во много раз хуже. Конечно! Так что мы в равном положении!

Он распрямился. Лицо его постепенно приобретало нормальный цвет. Рики удалось улыбнуться.

— Это меняет дело, — заявил Херндон. — Получается, нам тоже нужно бороться за собственную жизнь. И шансов не так уж много. Что будем делать, Бордман?

Солнце уже прошло половину пути по небосводу и сейчас стояло в зените, сопровождаемое ложными спутниками. Небо стало темнее. Ледяные вершины гор подпирали небосвод, одинокие и безмятежные — какое им дело до людских проблем? Город представлял собой скопление металлических кораблей, из которых выгрузили привезенные на них материалы для строительства колонии. Неподалеку находилась посадочная площадка. Это была гигантская стальная конструкция высотой около двух тысяч футов [11], установленная на опоры разной длины. Человеческие фигурки, закутанные почти до неузнаваемости, по-кошачьи карабкались вверх. Они двигались к блестящему участку. В руках они держали акустические ледорубы, чтобы очищать металлическую решетку ото льда, наросшего за ночь. Это нужно делать каждые десять дней. Куски льда со звоном падали вниз. Если не удалять лед регулярно, площадка обрастет толстым слоем льда и в один из дней может просто-напросто взорваться. Но задолго до этого она станет неуправляемой и не сможет принимать корабли. Ракеты-носители слишком тяжелы, но решетка посадочной площадки легко поднимает их до уровня, где уже возможна работа двигателей Лоулора, и доставляет на землю без груза.

Бордман пешком дошел до основания площадки. Прожекторы почти ослепили его. Он миновал шлюзовую камеру и зашел в рубку управления. Кивнул дежурному, выбрался из мешковатого костюма, делающего его неповоротливым.

— Все в порядке? — спросил он.

Дежурный оператор пожал плечами. Бордман был представителем Колониальной Разведки. Обнаруживать неполадки при эксплуатации оборудования — это его работа. “Вполне естественно, что люди, которых я инспектирую, не питают ко мне особой любви, — подумал он. — Что бы я ни похвалил, это будет воспринято как само собой разумеющееся. А если что не так, меня будут считать врагом номер один”.

— Я думаю, должно быть изменение в остаточном напряжении, — сказал он. — Хотелось бы проверить.

Оператор снова пожал плечами. Он пробежал по клавиатуре прибора для внутренней связи.

— Переключи на резервную мощность, — скомандовал он, когда на экране появилось чье-то лицо. — Мы тут желаем проверить невыжатый сочок…

— Кто спрашивает? — раздался голос с экрана.

— Сам-знаешь-кто хочет быть в курсе, — презрительно скривился оператор. — Видно, настало время экономить. Может, какие новые спецификации вышли. Может, еще что. Ты, главное, переключи на резервную.

Человек на экране что-то проворчал. Бордман проглотил комок в горле. В обязанности офицера Разведки не входит контроль над дисциплиной. Однако такое отношение к дисциплине уже чревато анархией. Он поискал глазами устройство контроля надо уровнем электроэнергии. Столбик дневного потребления энергии выше среднего, но это и понятно. Наружная температура падает. Требуется больше энергии, чтобы поддерживать работу механизмов и шахты, которую скоро начнут эксплуатировать.

Неожиданно столбик уровня энергии резко снизился, остановился и снова пошел вниз, достигнув нулевой отметки, в то время как дополнительные пользователи были переключены на резервное потребление.

Бордману пришлось обойти дежурного, чтобы приблизиться к вольтметру. Он был встроен в стандартный старомодный вакуумный сосуд. Бордман подключил контакты, считал показания вольтметра, облизнул губы и записал цифры. Потом вернул провод на прежнее место и снова снял показания. И затаил дыхание.

— А теперь подключайте энергию — по секциям, — велел он оператору. — Например, начните с шахт. Впрочем, это не имеет значения. Но я хочу узнать напряжение при разных уровнях энергии.

Оператор выглядел огорченным. Он сложно и путано объяснял все человеку на экране и с явной неохотой участвовал в процессе, пока Бордман снимал последующие показания. Ток, проходящий в слое ионизированного газа, — это ток, который течет через проводник с определенным уровнем сопротивления.

Открылась дверь холодового шлюза и вошла немного запыхавшаяся Рики Херндон.

— Получено новое сообщение из дома, — выпалила она. Голос ее звучал напряженно. — Они сумели поймать наш луч и ответили на заданные тобой вопросы.

— Сейчас пойдем, — сказал Бордман. — Я получил здесь кое-какую информацию.

Он снова облачился в теплую одежду и вместе с девушкой покинул рубку.

— Цифры неутешительные, — поделилась с ним Рики, когда они вышли в долину, где исполинские горы обступали со всех сторон. — Кен считает: все еще хуже, чем он предполагал. График падения солнечной константы более резкий, нежели нам казалось.

— Понимаю, — невпопад ответил Бордман.

— Но это же абсурд! — гневно воскликнула Рики. — Солнечные пятна и циклы активности существовали всегда — я читала о них еще в школе. Есть четырехлетние и семилетние циклы, а также еще какие-то. Они должны быть известны, их должны рассчитывать заранее! Теперь же они заговорили о шестидесятилетних циклах, а потом — о стотридцатилетних, которые накапливаются и накладываются на остальные. Что толку ото всех этих ученых, если они не могут правильно выполнить свою задачу, и теперь двадцать миллионов людей погибнут?!!

Бордман не считал себя ученым, но при этих словах содрогнулся. Они шли по скользкому льду, и Рики бушевала. При дыхании изо рта ее вылетало густое облако пара, окутывавшее шею и плечи непроницаемой для взгляда пеленой, одежда покрылась слоем инея.

Она поскользнулась, и он ловко подставил руку, удерживая девушку от падения.

— Но они справятся! — заявила Рики с сердитой гордостью. — Они начинают строить много энергетических площадок, там, дома. Сотни площадок! Не для приема кораблей, а для получения электроэнергии из ионосферы! Они рассчитали, что одна решетка размером с корабль может сохранить примерно три квадратные мили тепла для жизни. Над улицами построят крыши, которые покроют снегом для утепления. Урожай будут выращивать прямо на улицах и в садах, и заведут как можно больше гидропонных культур. Они сомневаются, что успеют сделать все это в срок для спасения каждого жителя, но будут стараться!

Бордман стиснул кулаки в меховых рукавицах.

— Ну? Разве не замечательно? — спросила Рики.

— Нет.

— Почему нет?

— Я только что снял показания здесь, на этой площадке. Напряжение и проводимость слоя, из которого мы получаем энергию, зависят от ионизации. Когда падает интенсивность солнечного освещения, и напряжение, и проводимость тоже убывают. Энергии труднее течь к месту, отделенному решеткой, — и давление напряжения тоже слишком низко, чтобы нести ее.

— О, замолчи! — закричала Рики. — Ни слова больше!

Бордман молчал. Они миновали последний небольшой склон и вошли в карьер: здесь находилась гигантская шахта, устроенная в скале. Заглянув туда, они обнаружили два ряда сверкающих сосулек, идущих к сердцевине скалы. Они почти достигли поселения, когда Рики снова заговорила тихим, безжизненным голосом:

— Насколько все плохо?

— Скверно, — откликнулся Бордман. — У нас сейчас такие условия, какие ждут родную планету через двести дней. На самом деле мы здесь можем получить лишь пятую часть энергии, на которую они на Лани-2 рассчитывают.

Рики стиснула зубы.

— Продолжай! — велела она.

— Ионизация упала на десять процентов, — заговорил Бордман. — Это означает, что напряжение уменьшилось на еще большую цифру. Несоизмеримо большую. А сопротивление слоя возросло еще более. Когда на родной планете потребуется энергия, они получат ее примерно в таком же процентном соотношении, что и мы сейчас. Это все.

Они вернулись в поселок. Вот и ступени, ведущие к холодовому шлюзу перед кабинетом Херндона. Льда на них не было, ведь они, так же как и дороги в поселке, подвергались обогреву.

В шлюзе их обдало волной теплого воздуха.

— Расскажи мне все без утайки! — с отчаянием сказала Рики.

— Итак, здесь мы получаем примерно одну пятую от энергии, какое дают решетки такого же размера на родной планете, — рассказывал он. — Так что нам достается, скажем так, процентов шестьдесят от нормы. Тень скроет одну десятую того, что они ожидают получить, когда начнутся настоящие холода. Их притязания завышены примерно в девять раз. Одна решетка не прогреет три квадратных мили города. Едва ли треть мили. Но…

— Но это еще не худший из вариантов, — возбужденно заявила Рики. — Цифры верны? Правда ли, что решетка будет полезна?

Бордман не отвечал.

Отрылась внутренняя дверь шлюза. Херндон выглядел еще бледнее, чем раньше, прислушиваясь к шумам, идущим из приемника, и барабаня по столу, едва ли сознавая, что делает. Он взглянул на Бордмана с отчаянием.

— Она сказала тебе? — спросил он едва слышно. — Они надеются спасти едва ли половину населения. По крайней мере, детей…

— Вряд ли им это удастся, — горько проговорила Рики.

— Садись лучше За расшифровку новых сообщений, — велел брат. — Вот и узнаем, как идут дела.

Рики вышла из кабинета. Бордман скинул теплую одежду.

— Остальные люди в колонии не ведают, что их ждет. По крайней мере, оператор площадки уж точно. Но их нужно предупредить, — сказал он.

— Пошлем сообщение на доску объявлений, — предложил Херндон. — Лучше бы уберечь их от этой информации. Жить с таким знанием нелегко. Может… пока не стоит?

— Наоборот, нужно известить людей немедленно! — настаивал старший офицер. — Тебе ведь предстоит отдавать приказы, значит, им должно быть понятно, насколько эти приказы важны.

Херндон имел безнадежный вид.

— Что толку предпринимать меры? — спросил он в отчаянии. Бордман нахмурился, а он продолжал: — Я серьезно спрашиваю, стоит ли? С тобой все в порядке. Корабль Инспекции заберет тебя. Я уверен, что они скоро прибудут. Но они ничем не помогут! Если они приземлятся на материнскую планету, то смогут эвакуировать в лучшем случае несколько десятков человек, а двадцать миллионов останутся ждать гибели. Может, они предложат забрать кого-то из нас, но, думаю, мало кто согласится. Я — точно остаюсь. Скорее всего, и Рики…

— Я не понимаю…

— У нас сейчас такие условия, какие ждут материнскую планету через некоторое время, — продолжал Херндон. — И даже хуже. Но для нас вообще не останется шансов выжить! Ты сам это обнаружил. Я произвел расчеты. Кривая солнечной константы не выровняется, пока в атмосфере не начнет замерзать кислород. Мы недостаточно экипированы, чтобы выдержать такое, и нам не удастся подготовиться. Подобного оборудования просто не существует! А ведь холодовой максимум продлится две тысячи дней — это шесть земных лет. За это время накопится запас холода в замерзших океанах и горных ледниках. Так что родная планета вернется к нормальному климату не раньше чем через двадцать лет. То же самое касается и здешнего мира. Так имеет ли смысл пытаться выжить, если мы сможем вернуться домой, на пригодную для обитания планету, лишь через двадцать лет?!

— Не валяй дурака! — раздраженно одернул Бордман. — Разве не очевидно, что эта планета является отличным местом для проведения эксперимента? У нас впереди долгих двести дней, уж наверняка мы сможем выложиться полностью и что-нибудь придумать. А если сможем мы, смогут и они.

— Ты действительно можешь предложить хоть что-нибудь? — спросил Херндон.

— А как же, — проворчал Бордман. — Хочу выключить уличные обогреватели и обогреватели ступенек. Они тратят энергию на то, чтобы дорожки и ступеньки не покрывались льдом. Вот ее и можно сэкономить!

— И что ты будешь делать с этой энергией? — поинтересовался Херндон.

— Держать про запас, пока не понадобится! — ответил Бордман. — Хранить в карьере! Нужно перенести все нагревательные приборы, какие сможем найти и сделать, в карьер, пусть прогревают скалу. Пусть каждый ватт электроэнергии, притянутый решеткой, греет гору, пока мы не соберем достаточно энергии, с которой можно будет работать. Пусть самая глубокая часть карьера станет горячей, просто раскаленной! Конечно, мы потеряем много тепла. Это ведь не то, что хранить электроэнергию. Но сейчас мы можем копить тепло. Чем больше накопим, тем больше останется, когда мы будем в ней нуждаться.

Херндон подумал.

— А знаешь, это идея, — он поднял голову. — Там, дома, возле ледяных вершин было месторождение сланцевого дегтя. Разрабатывать его оказалось экономически бесперспективно. Так они установили печи прямо в скважинах и подожгли целое месторождение. Через скважины вылетал пар, который затем конденсировался. И они собрали весь деготь, не тронув твердые породы. А сланец много лет хранил тепло! Фермеры вскопали там почвы и выращивали урожай прямо у подножия ледников. Так и следует поступить. На родной планете тоже нужно сохранять тепло!

Он внезапно замолчал.

— Но они-то не смогут направлять энергию на обогрев почвы под городами. Им же нужно строить крыши… А для создания решеток требуется время…

— Да, но только если они станут создавать стационарные решетки, — проворчал Бордман. — К тому времени, как их закончат, они уже не понадобятся. Можно соединить кабели на земле и повесить их в воздухе при помощи вертолетов. Посадку корабля им не выдержать, но энергию получать они смогут вполне. Конечно, при этом не избежать дефектов. При сильном ветре, к примеру, они могут упасть. Но это не столь важно. Зато тепло станет поступать в почву, а затем выходить наружу и обогревать воздух под крышами, и тогда они смогут выжить. Что в этом случае им помешает?

Херндон снова пошевелился. В его глазах появился блеск.

— Я прикажу отключить отопление улиц. А еще — передам домой то, что ты посоветовал сделать. Думаю, они одобрят эту идею.

Он с уважением посмотрел на Бордмана.

— Полагаю, ты догадываешься, о чем я сейчас думаю, — сказал он.

Бордман покраснел. Он видел, что Херндон не осознает, что никакое устройство не решит проблему на сто процентов. Оно только отодвинет наступление катастрофы, но не поможет избежать ее.

— Нужно заняться этим — и другими вещами тоже, — проговорил Бордман.

— Ты только скажи, что надо сделать, к все будет сделано! — воскликнул Херндон. — Я велю Рики зашифровать все идеи с помощью кода, который ты придумал, и отправить их по назначению.

Он встал.

— Я не придумывал код, — возразил Бордман. — Она сама расшифровала сигналы, еще до того, как ты поделился с ней моими предложениями.

— Ну, хорошо, — согласился Херндон. — Пойду позабочусь об отправке информации!

Он вышел из кабинета. “Вот так и создается репутация, — раздраженно подумал Бордман. — В данном случае, моя”. Но раздражаться не стоило. Если население Лани-2 при помощи вертолетов установит в воздухе металлические решетки, они смогут прогреть подземные скалы и почву. И тогда образуются настоящие резервуары жизненно важного тепла под городами. Это тепло станет подниматься на поверхность, как раз когда в нем возникнет необходимость. Но…

Двести дней до того, как климат на планете станет подобным здешнему. А затем — две тысячи дней температурного минимума. После чего — медленное возвращение к нормальному климату, хотя солнце уже будет светить по-прежнему. На такой продолжительный период тепла не накопить. Просто нереально. Горькая ирония заключается в том, что сама планета в условиях обледенения будет накапливать холод.

Кроме того, по мере ухудшения климата на Лани-2, вероятно, обрушатся бури и метели. Решетки смогут продержаться недолго, они станут давать все меньше энергии. Их эффективность будет падать, в то время как потребность в них будет расти.

Бордман ощущал еще большую депрессию, чем во время работы с фактами. Сколь ничтожным оказалось его предложение! Прозвучало оно обнадеживающе, и, пожалуй, на первое время эти меры помогут сохранить спокойствие на планете. Но по прошествии времени результативность изобретения сведется к нулю.

Он еще испытывал замешательство по поводу радостной реакции Херндона. Херндон, чего доброго, распишет Рики, какой он, Бордман, молодец. А она… возьмет да и согласится с ним. Но он не заслужил подобного отношения. Этот трюк с поддерживаемыми вертолетами решетками вовсе не нов. Его использовали на Сариле для энергетической поддержки гигантской пульсирующей помпы, при помощи которой осушали водохранилище для создания внутри него кольца островов.

“Все, что я знаю, я либо уже видел, либо прочел в книгах, — с горечью думал Бордман. — Жаль, что никто не научил меня справляться с подобной ситуацией!”

Бордман, поежившись, взял карандаш. Под его пальцами рождались варианты решения проблемы. Но результат по-прежнему оставался неудовлетворительным. Изменение яркости солнечного освещения на Лани недостаточно, чтобы заметить это с Кента-4, ближайшего из населенных миров, куда свет доходит за четыре года.

Расчеты Бордмана не были голой теорией. Он пользовался данными, предоставленными Солнцем Земли, относительно которого многие годы создавались графики солнечной константы. Большинство научных данных необходимо отправлять на Землю для проверки. Но в том, что касается активности солнечных пятен, сомневаться не приходится, ибо Солнце Земли и Лани — примерно одного класса и одного размера.

Пользуясь известными данными, Бордман постепенно пришел к выводу, что здесь, в мире вечной мерзлоты, температура будет падать постепенно, пока углекислый газ не замерзнет в атмосфере. Когда же это случится, температура упадет настолько, что между здешними условиями и окружающим космосом не будет практической разницы. Именно двуокись углерода отвечает за парниковый эффект на планете, лишь благодаря этому воздух здесь теплее, чем в космосе.

И скоро этот эффект на планете-колонии исчезнет. А когда это произойдет на материнской планете…

“Если Рики откажется улететь вместе с кораблем Инспекции, я откажусь от должности, — внезапно пришла ему в голову мысль. — Придется это сделать, иначе меня тут не оставят. А без нее я не полечу”.

— Если ты захочешь улететь, тогда все в порядке, — сказал Бордман вслух.

Бордман ждал, когда девушка облачится в меховой костюм. Он состоял из тяжелых сапог с толстенной подошвой, составлявших одно целое с многослойными штанами. Сверху надевалась воздухонепроницаемая куртка с капюшоном и перчатки, пристегивавшиеся к рукавам.

— Ночью никто не выходит наружу, — заметила она, когда они уже вышли в холодовой шлюз.

— А я выхожу, — ответил Бордман. — Нужно кое-что проверить.

Наружная дверь открылась, и они ступили на крыльцо. Он держал ее за руку, ведь ступеньки больше не обогревались и покрылись хрупким слоем изморози.

В небе, разумеется, не было луны, лишь ледяные вершины гор светились загадочным сиянием. На заснеженной площадке темнели выстроившиеся в строгом порядке корабли. Темнота, тишина, ощущение полного покоя. Ни ветерка. Ничто не движется. Жизнь застыла в вечном сне. От тишины, казалось, лопаются барабанные перепонки.

Бордман запрокинул голову и долго оглядывал ночное небо. Ничего. Тогда он взглянул на Рики.

— Посмотри на небо, — велел он.

Девушка подняла глаза. Посмотрела сначала на него, затем туда, куда он показывал, и чуть не вскрикнула. Небо заполняли мириады звезд разнообразнейших видов и цветов. Менее яркие вообще никогда прежде не показывались на глаза. Подобно тому, как местное дневное светило выступает в сопровождении бледных отражений, сейчас далекие ярчайшие солнца были в центре колец, составленных слабыми собратьями. Вся эта картина не казалась случайным совпадением.

— О, как прекрасно! — тихо воскликнула Рики.

— Гляди! — настаивал он. — Продолжай!

И она продолжала, с надеждой переводя взгляд с одной звезды на другую. Подобное зрелище было трудно даже вообразить. Какая игра оттенков и форм! Некоторые группы звезд образовывали треугольники, хотя и неполные, другие — гигантские арки, третьи — многоугольники и квадраты, никогда, впрочем, не достигая законченности.

— Выглядит чудесно, но что я должна обнаружить? — спросила Рики.

— Постарайся выяснить, что отсутствует, — не отставал он.

Она смотрела, а звезды не мерцали, оставаясь неподвижными, но в этом не было никакого изъяна. Они заполнили весь небосвод, так что не оставалось ни клочка пустого пространства. Время от времени кое-где вспыхивали сероватые огоньки, а потом гасли. И вдруг она поняла.

— Не видно полярного сияния! — воскликнула она.

— Точно, — подтвердил Бордман. — Полярные сияния всегда видны в небе. А сейчас — ни одного. Может быть, из-за нас. Хотелось бы верить, что вся накопленная энергия нам не понадобится, и мы снова высвободим ее. Но посмотрим. Пока мы не можем себе этого позволить.

— Когда мы впервые высадились, я любовалась полярным сиянием, — согласилась Рики. — Это было прекрасно. Но на улице был жуткий холод. Поэтому я каждую ночь обещала себе, что выйду полюбоваться сиянием завтра, а назавтра все повторялось. Так и вышло, что я больше ни разу на него не посмотрела.

Бордман не сводил глаз с места, где поблескивали сероватые вспышки. Поразительно, что недавняя игра красок теперь исчезла.

— Полярное сияние образуется на границе верхнего слоя атмосферы — на высоте в пятьдесят-семьдесят миль, при этом давно отделившиеся от солнца частички сталкиваются между собой, притягиваясь магнитным полем планеты. Полярное сияние — это ионный феномен. Мы организовали утечку ионов, вот почему, скорее всего, мы остановили действие сияния.

— Мы? — Рики была шокирована. — Мы, люди?

— Мы отвлекли ионы от их назначения, которое солнечный свет выполняет ежедневно, — сказал Бордман. — Мы собираем всю энергию, какую сможем. Неудивительно, что и энергию полярного сияния мы тоже прибрали к рукам.

Рики молчала. Бордман снова оглядел небо и покачал головой.

— Вполне может быть и так, — сказал он проникновенно. — Мы не забираем слишком много энергии по сравнению с тем, что поступает. Но ионизация обладает эффектом ультрафиолетового спектра. Атмосферные газы не ионизируются слишком легко. Кроме того, если солнечная константа падает незначительно, это означает резкое падение ультрафиолетовой части спектра — и это создает ионы кислорода, азота и водорода. Снижение количества ионов может быть в пятьдесят раз сильнее, чем падение солнечной константы. А мы лишаем энергии то немногое, что осталось.

Рики стояла безмолвно. Мороз был чудовищный. Если бы дул хоть небольшой ветер, такого холода было бы не вынести. Но даже и сейчас ноздри болели от лютого мороза, и ледяное дыхание зимы, казалось, пробиралось внутрь тела. Даже специальная одежда не особенно спасала.

— Я начинаю подозревать, что был глупцом, — сказал Бордман. — А может быть, слишком большим оптимистом, что по сути одно и то же. Я подозреваю, что накопленная нами энергия закончится раньше, чем у нас возникнет в ней острая потребность. Если уж мы лишили света полярное сияние, значит, сосуд почти опустошен. Но у нас только и есть, что этот жалкий сосуд.

Снова воцарилась тишина. Рики не шевелилась. “Когда она поймет, что это означает, она перестанет восхищаться мною, — угрюмо подумал Бордман. — Ее брат вознес меня на постамент. Но я — то хорош: на что надеялся? Скоро она поймет все, как есть”.

— Я думаю, ты хочешь сказать, что нам не удастся накопить тепло для выживания, — сказала Рики.

— Да, не удастся. Ни в достаточном количестве, ни на продолжительное время, — согласился Бордман. — Так что и говорить тут не о чем.

— И поэтому мы вряд ли проживем долго, хотя Кен и убеждает в обратном?

— Скорее всего, — ответил Бордман. — Он надеется, что нам удастся исследовать сложившуюся ситуацию и передать много полезной информации на Лани-2. Но мы лишимся энергии, которую накопим, задолго до того, как выяснится, что их новые решетки окажутся бесполезны. Нам уже вскоре придется пользоваться своим запасом. И он подойдет к концу — а мы вместе с ним, прежде чем на Лани-2 потребуется обогрев. Рики начала стучать зубами.

— Стучат так, будто я напугана, — заметила она сердито. — Но я вовсе не напугана! Я всего лишь замерзла. И, если угодно, я готова принять твою точку зрения. Ни к чему убиваться по кому бы то ни было, ведь и они слишком заняты сейчас, чтобы печалиться обо мне… Пойдем-ка внутрь, пока я не окоченела.

Он помог ей вскарабкаться на крыльцо и войти в шлюз. Дверь захлопнулась. Девушка вздрогнула, когда на нее обрушился теплый поток.

Они вошли в кабинет Херндона. Рики освободилась от верхней части костюма. В это время вошел Херндон.

— Только что звонили из рубки, — сообщил он, глядя на Бордмана — Вроде бы что-то не в порядке, но пока непонятно, что именно. Система настроена на максимальный сбор энергии, но получает только пятьдесят тысяч киловатт!

— Мы на пути к ледниковому периоду и одичанию, — невесело пошутил Бордман.

Это было правдой. Человек в состоянии выработать пятьдесят ватт при помощи силы своих мускулов за определенный промежуток времени. Когда у него нет другого источника энергии, он становится дикарем. Научившись выжимать киловатт энергии из мускулов лошади, он превратится в варвара, но других источников энергии пока не откроет. Когда варварская культура достигнет расцвета и количество источников энергии увеличится, человечество достигает цивилизации. Открытие парового двигателя в четыре киловатта подвело мир к порогу индустриализации. В середине двадцатого столетия на каждого жителя Земли приходилось порядка шестидесяти киловатт (конечно, только среди развитых наций). В современном мире эта цифра достигла пятисот киловатт, но в колонии Лани-3 было сейчас меньше половины этого количества энергии на человека. И окружающая среда их не баловала.

— Больше нам уже не получить, — сказала Рики, пытаясь унять дрожь. — Раз мы добрались до полярного сияния, значит, энергия на исходе. Мы погибнем раньше, чем люди на родной планете, Кен.

Лицо Херндона вытянулось от огорчения.

— Но мы не можем этого допустить! Не должны! — Он повернулся к Бордману. — Мы же помогаем жителям родной планеты! У них чуть не началась паника. Наше предложение по поводу подвесных энергетических систем вселило надежду в сердца людей. Они настроены работать с энтузиазмом. Им известно, что нам еще хуже, мы вдохновляем своим примером. Если мы продержимся, это укрепит их веру. Поэтому нужно не сдаваться!

Рики глубоко вздохнула и перестала дрожать.

— Разве ты не заметил, Кен, что мистер Бордман рассуждает с точки зрения своей профессии? Его дело — находить неполадки и неисправности. Здесь он ищет ошибки и недоделки в нашей работе. У нвго привычка — обращать внимание на плохое. Но, мне кажется, эту привычку можно обратить во благо. Ведь придумал же он трюк с подвесными системами.

— Который оказался неэффективен, — парировал Бордман. — Вот если бы в этих системах не было столь острой необходимости, их можно было бы считать хорошими. А в текущих условиях они бесполезны.

Рики покачала головой.

— Они полезны! — возразила она. — Они удерживают людей от отчаяния. А вам тем временем следует подумать над следующими шагами. От любой идеи, я уверена, польза будет несомненная. Кроме того, люди почувствуют себя лучше.

— Какая разница, как почувствуют себя люди? — с горечью спросил Бордман. — Разве чувства что-нибудь значат? Факты все равно не изменить!

— Мы, люди, единственные во Вселенной, кто не смиряется с существующим положением вещей, — резко ответила Рики. — Все прочие создания принимают факты как есть. Они живут, где родились, питаются пищей, которую удается добыть, и умирают, когда приходит время. У нас все иначе. Особенно это касается женщин! Мы не можем позволить мужчинам плыть по течению. Когда факты против нас — и если факты касаются нас лично, — мы изменяем их. А если изменить эти факты самостоятельно нам не по плечу, мы обращаемся к мужчинам. И они делают это! Она взглянула в лицо Бордману. И — невероятно — скорчила гримасу!

— Будьте добры, не могли бы вы изменить ситуацию, она меня ужасно беспокоит, ну пожалуйста! Пожалуйста! — Потом выражение на ее лице сменилось — она изобразила наивную и доверчивую девочку: — Ты ведь такой большой и сильный! Я знаю, ты сможешь — ради меня!

Прекратив паясничать, Рики направилась к выходу, но по дороге обернулась:

— По крайней мере, половина правды в этом есть, — сказала она искренним тоном.

Дверь мягко захлопнулась за ней. Бордману вдруг стало ясно: она знает, что корабль Инспекции прибудет за ним. Значит, она уверена: его спасут, а остальных людей в колонии — нет. Даже если и можно было спасти остальных, многие ли захотят выжить, если родные на большой земле погибнут?

— Пятидесяти тысяч киловатт энергии недостаточно для посадки корабля, — произнес он невпопад.

Херндон нахмурился.

— О, значит, корабль Инспекции, который прилетит за тобой, не сможет сесть, — заговорил он.~ Но он может выйти на орбиту и выслать за тобой спасательную шлюпку.

— Я вовсе не это имел в виду. У меня другое на уме. Дело в том, что… мне нравится твоя сестра. Она просто чудо. Да и вообще, здесь, в колонии, есть еще женщины — около дюжины, пожалуй. Долг чести для нас — отправить их с кораблем Инспекции. Они, скорее всего, воспротивятся этому. Но если у них не останется выбора — скажем, мы свяжем их и доставим на корабль, — тогда им придется смириться и принять факт, что они останутся в живых.

— Да, я тоже держал эту мысль в голове, — быстро ответил Херндон. — Пожалуй, так будет лучше всего. А если корабль не сможет приземлиться…

— Уверен, что сможет — любой ценой, — заверил Бордман. — Я сумею этому помочь. Хочу попробовать кое-что. Но мне нужна помощь. Обещай мне: если удастся посадить корабль, ты договоришься с командиром и обеспечишь отправку женщин.

Херндон посмотрел на него.

— И вот еще что, — хмуро сказал Бордман. — Я хочу остаться здесь и продолжить работу. Это тоже часть предлагаемой мною сделки. Само собой разумеется, твоя сестра не должна быть в курсе, иначе ее не удастся вывезти отсюда.

Выражение лица Херндона смягчилось.

— Как ты намерен действовать? Конечно, это тоже часть сделки.

— Мне потребуется немного металла из того, что мы не успели расплавить, — начал Бордман. — Калий, если можно достать, натрий — если нет калия, на худой конец — цинк. Лучше всего цезий, но здесь нет даже его микроскопического количества.

— Ну, я думаю, мы добудем для тебя калий и натрий — в горах, — задумчиво проговорил Херндон. — С цинком, боюсь, ничего не выйдет. Сколько нужно?

— Несколько граммов, — ответил Бордман. — Совсем немного. И еще потребуется миниатюрная посадочная площадка. Очень маленькая.

Херндон пожал плечами.

— Задача непростая. Но сейчас даже к лучшему загрузить людей работой. Иначе настроение у них будет — не дай бог. Нам нынче тяжелее приходится, чем когда-либо приходилось людям за всю их историю. Пойду позову рабочих. А ты дашь указания.

И дверь за ним захлопнулась. Бордман снял теплый костюм. “Она будет в ярости, когда поймет, что мы с братом все за нее решили, — думал он. — А как насчет других женщин? Если среди них окажутся замужние, лучше поискать место на корабле и для их мужей. Я должен буду поработать над этим. Стоит намекнуть, что есть надежда, иначе женщины что-нибудь заподозрят. Но спасти удастся немногих…”

Он примерно представлял, скольких пассажиров сможет принять корабль Инспекции, даже учитывая критические обстоятельства. Условия на таких кораблях далеко не роскошные. Все тесное, узкое. Корабли Инспекции совсем невелики, и люди на борту обычно страдают от скуки, дискомфорта и чувства опасности. И все-таки жаль, что он сможет перевезти так мало колонистов…

Бордман уселся за стол Херндона, чтобы выработать план действий.

Бомбардировка ионосферы для получения энергии напоминает выкачивание воды из колодца в пустыне. Если уровень воды высок, есть необходимое давление, чтобы вода поднималась по трубе, и насос работает быстро. При низком уровне воды она поднимается медленно. И в конце концов источник иссякнет. Что касается ионосферы, вначале уровень ионизации действует подобно давлению. Когда уровень высок, поток интенсивный, так как ионы крупные и проводимость высока. Но с уменьшением уровня размеры ионов тоже уменьшаются, и поток иссякает, ибо растет сопротивление.

Однако над горизонтом все же остались небольшие вспышки полярного сияния. Значит, поток энергии еще идет. Если бы можно было отладить насос, то есть увеличить проводимость наличествующих ионов в окружающем пространстве, то и поток усилился бы.

Бордман усиленно занимался расчетами. Плохо, что у него нет специальных тестовых ракет, какими пользуются служащие Инспекции для получения погодных карт планеты. Ракеты взмывают вертикально на пятьдесят миль или около того, оставляя за собой след из паров натрия. Этот след хорошо различим с земли, и приборы записывают все его перемещения под воздействием ветров, дующих с разной скоростью и в различных направлениях. Такая ракета очень бы облегчила труд Бордмана. Но ракеты не было, поэтому нужно найти ей какую-нибудь замену.

Наземная система дляпосадки кораблей должна быть не менее полумили в длину и двух тысяч футов высотой, чтобы выдержать вес садящихся и взлетающих кораблей. Однако для запуска мини-ракеты с натриевым двигателем на высоту от двадцати до пятидесяти миль достаточно площадки шириной в шесть футов и высотой в пять. Но удвоение размеров положительно влияет на точность запуска.

Он умножил цифры на три. Пусть площадка будет шириной восемнадцать футов и высотой — пятнадцать. Созданная для запуска совсем небольшой ракеты, она будет удерживать ее на высоте семьсот пятьдесят тысяч футов, намного больше необходимой. Он начал разрабатывать детали.

Вернулся Херндон и привел шестерых колонистов. Это были молодые мужчины, скорее, технического, чем научного склада. Некоторые из них — несколькими годами моложе Бордмана. На лицах застыло угрюмое отчаянное выражение, правда, один пытался изобразить безразличие, а двое явно сдерживали ярость из-за обрушившейся на них катастрофы, которая угрожает не только им, но и родным на большой земле. Парни смотрели на Бордмана с вызовом.

Он объяснил, что от них требуется. Он собирался выпустить облако паров металла в ионосферу. Либо натрия, либо, что лучше, калия, а может быть, цинка. Эти металлы легко ионизируются солнечным светом, гораздо легче, чем атмосферные газы. В результате определенная область ионосферы пополнится материалом, необходимым для повышения эффективности солнечного света, и увеличится проводимость.

— Нечто подобное уже делали на Земле много веков назад, — объяснил Бордман. — Они использовали ракеты и создавали облака из паров натрия длиной в двадцать—тридцать миль. Даже в наши дни Инспекция использует тестовые ракеты с хвостом из натриевого облака. Это должно сработать. Вот мы и узнаем, насколько эффективно.

Он чувствовал, что Херндон не сводит с него глаз. В них засветилась надежда.

— Как долго будут висеть эти облака? — спросил один из техников.

— На этой высоте — три или четыре дня, — ответил Бордман. — Ночью они не слишком-то помогут, но как только солнце начнет светить, они сразу запустят процесс поглощения энергии.

— Угу! — сказал парень в черном, что должно было означать “Пошли!”.

— Так что нам это даст? — лихорадочно заговорил другой. — Каким образом это заставит принимающие устройства работать? Давайте разберемся!

Разгорелся спор, и Херндон куда-то смылся. Бордман подозревал, что он пошел за Рики, чтобы она переложила новое изобретение Бордмана на язык секретных шифров для отправки на Лани-2. Но остановить его было некогда. Этим людям нужна точная информация. И прошло не менее получаса, прежде чем каждый из них вышел с чертежами, сделанными от руки. Впрочем, и после этого требовалось активное участие Бордмана на всех этапах работ.

“Может быть, это не лишено смысла, потому что тогда Рики сможет улететь на корабле Инспекции, — подумал Бордман, наконец оставшись один. — Но они-то считают, что мы помогаем спасти всех!”

Это было неправдой. Забирать солнечную энергию — значит забирать солнечную энергию, неважно, каким образом вы это делаете. Забирайте ее в виде электроэнергии, и тогда останется меньше тепла. Согрейте какое-либо место при помощи электричества, и вокруг станет немного холоднее. На Лани-3 все это не имеет значения, но на большой планете — да. Чем больше создается устройств для получения тепла, тем больше тепла они расходуют. Опять же, может быть, гибель двадцати миллионов людей будет отложена, но предотвратить ее не удастся.

Неслышно отворилась дверь, вошла Рики. Замешкалась на минуту.

— Я только что зашифровала то, что сообщил мне Кен, для передачи домой. Я сделаю все, что нужно! Это чудесно! Именно это я и хочу сказать тебе!

— Представь себе, что я раскланиваюсь: какой успех!

Он попытался улыбнуться. Рики внезапно глубоко вздохнула и посмотрела на него по-новому.

— Кен прав, — мягко сказала она. — Он говорит, тебя нельзя считать самодовольным. Ты даже сейчас недоволен собой. Разве не так? — Она улыбнулась. — Но что мне в тебе нравится — это то, что ты недостаточно сообразителен. Любая женщина может влиять на тебя. Например, я.

Он озадаченно посмотрел на нее. Она ухмыльнулась.

— Я могу претендовать на участие в разработке этой идеи. Если бы я не попросила тебя изменить факты, беспокоящие меня, не сказала, что ты большой и сильный, а также умный… Я всю жизнь буду благодарить себя за эти слова…

Бордман поперхнулся.

— Боюсь, что все это опять не будет достаточно эффективным, — сказал он.

Она наклонила голову и смотрела на него, не мигая.

— Не будет?

Он не сводил с нее глаз. И вдруг ее глаза наполнились слезами. Она вскочила.

— Ты невыносим! — вскричала она. — Я прилетела сюда, и если… если ты считаешь, что меня можно отправить на корабле ради моей безопасности, только потому, что я “нравлюсь” тебе, как сказал мой брат, потому что я “просто чудо”…

Он стоял, как громом пораженный.

— Господи! Мне что, просить тебя, чтобы ты меня поцеловал?!

На протяжении следующей ночи Бордман сидел у термометра, регистрирующего наружную температуру. Он дежурил возле него, словно мать у постели больного ребенка. От того, что показывал прибор, инспектор покрывался потом, хотя в помещении было даже холоднее, чем накануне. Ситуация грозила выйти из-под контроля. В полночь термометр показывал минус семьдесят градусов по Фаренгейту [12]. Через несколько часов — восемьдесят, а за час до рассвета — восемьдесят пять градусов. Вот когда он по-настоящему вспотел! Цифры ползли вниз, а это означало, что двуокись кислорода начинает замерзать в верхних слоях атмосферы. Замерзшие частички медленно опускаются и, достигнув нижних, более теплых слоев, снова превращаются в газ. Но в слоях, находящихся выше уровня двуокиси кислорода, температура постоянно падает.

Таким образом, понижается верхняя граница двуокиси углерода. Медленно, но неуклонно. А над ней нет предела температурного минимума. Парниковый эффект возникает в результате действия двуокиси углерода. Если его не будет, космический холод проникнет в нижние слои атмосферы. И когда температура над планетой упадет ниже ста девяти градусов по Фаренгейту [13] все будет кончено. Без парникового эффекта ночная сторона планеты лишится тепла с ужасающей быстротой. А дневная сторона станет терять тепло сразу, едва только получая его от солнца. Минус сто девять и три десятых градуса — критическая цифра. Она вызовет падение до ста пятидесяти — двухсот градусов и больше никогда не поднимется.

На планету обрушится дождь из замерзшего кислорода. Человеческая жизнь не сможет продолжаться, хоть в жилищах, хоть помимо них. Не спасут даже скафандры. Они могли бы спасти от падения температуры и радиации вакуума. Но азот заморозит их полностью.

И все же, пока Бордман с ужасом размышлял над происходящим, термометр остановился на восьмидесяти пяти градусах. Когда рассвело, столбик поднялся до семидесяти, а еще через несколько часов — до шестидесяти пяти.

Когда Херндон пришел навестить его, в Бордмане не осталось ни капли самодовольства.

— Мы пытались связаться с тобой, но твое переговорное устройство не отвечает, — сообщил Херндон. — Может, оттого, что ты сидишь спиной к нему и не видишь сигнала. Рики сейчас в карьере, наблюдает за приготовлениями. Попросила меня узнать, не случилось ли чего с тобой.

— У нее есть что-нибудь для согревания воздуха, которым она дышит? — спросил Бордман.

— Естественно, — отозвался Херндон. — А что такое?

— Мы почти побеждены, — пояснил ему Бордман. — Боюсь, нам остались только сегодняшние сутки. Если СО2 замерзнет…

— Мы добудем энергию! — воскликнул Херндон. — Мы построим ледяные туннели и купола. Мы выстроим город подо льдом, если нужно. Но энергию получим!

— В этом я сильно сомневаюсь, — сказал Бордман. — Лучше бы ты не говорил Рики о нашем договоре!

Херндон усмехнулся.

— Готова ли маленькая решетка? — спросил Бордман.

— Все установлено, — ответил Херндон. — Находится в туннеле шахты и обогревается излучателями. Ракеты приготовлены. Запаса хватит на месяцы. Незачем даже испытывать судьбу.

Бордман посмотрел на него странным взглядом.

— Тем не менее нужно попробовать.

Он надел меховой костюм. Теперь все костюмы модифицировали в соответствии с увеличением мороза. При минус шестидесяти пяти дышать уже невозможно: легкие могут обморозиться. Поэтому использовались пластиковые маски, чтобы закрывать лицо, и фильтры, проходя через которые воздух согревался. Несмотря на это, не рекомендовалось подолгу находиться на улице.

Бордман и Херндон вышли из помещения и осмотрелись. Солнце стало еще бледней, его спутники исчезли. Кристаллики льда больше не висели в воздухе. Небо потемнело. Оно стало почти лиловым, и Бордману показалось, будто он может различить слабые искры света — то были звезды, видимые в дневное время.

Вокруг не было никого, только горы хранили белое безмолвие. Правда, у входа в карьер царило оживление, одни люди выходили из него, другие входили. Появились четверо мужчин. Они тащили восемнадцатифутовую решетку, используя для передвижения надутые газом мешки. В костюмах с масками они удивительно напоминали медведей с влажными носами. С помощью электрического подъемника они водрузили металлическую конструкцию на самый верх круглого холма, возвышающегося над долиной.

— Мы выбрали это место, чтобы решетка находилась на прочном основании, — пробубнил Херндон изменившимся под маской голосом.

— Все правильно, — ответил Бордман. — Должно заработать.

Они вдвоем направились в долину, где возились четверо техников. Их маски, казалось, дымились. Они приветственно помахали Бордману.

“Я снова популярен, — думал он. — Впрочем, какая разница. Теперь нет смысла сажать корабль инспекции, раз Рики обо всем знает. И этот замысел ничем не поможет родной планете. Только оттянет мучительный момент”.

Даже когда Рики поприветствовала его, подбегая, он не почувствовал себя лучше. Чего он действительно хотел — это быть с Рики долгие, долгие годы. Лучше навсегда. Но им, вероятно, не дожить и до завтра.

— Панель управления вынесли сюда, — сообщила Рики. — Холодно, но зато можно все пронаблюдать.

Пока было особенно нечего наблюдать. Если все пойдет по плану, столбики приборов поползут все выше и выше. Но они будут показывать не температуру. Сейчас большая энергетическая решетка увеличивает число энергии, получаемой из ионосферы. Но к вечеру температура упадет еще немного. Завтра — еще. Когда она достигнет ста девяти градусов, все будет кончено.

Еще одна похожая на медведя фигура вышла из карьера и направилась к решетке. Человек нес тщательно упакованный предмет. Остановился между прутьев решетки и положил сверток на камень. Бордман проводил глазами кабель, что тянулся от решетки к панели управления, а от панели — к скрытым в толще гор хранилищам резервной энергии.

— Система настроена на запуск ракеты, — сказала Рики, подойдя поближе. — Я все проверила лично.

Человек в мешковатом костюме установил ракету. Над ней поднималось легкое облачко пара. Он отошел от решетки. Бордман нажал переключатель.

Раздался тоненький свист, и завернутый предмет устремился вверх. Он как будто падал в небо. Потрясающе драматичное зрелище! Объект размером с баскетбольный мяч быстро уносился ввысь, пока не исчез из виду.

Бордман сидел очень тихо, наблюдая за приборами. Иногда нажимал то одну кнопку, то другую. Не нужно, чтобы ракета улетела слишком высоко. Достаточно тысячи футов.

Бордман подкрутил верньер. Что-то подсчитал, а затем отключил аппарат. Свист прекратился.

Затем Бордман запустил процесс накопления энергии. Столбик прибора пришел в движение. Маленькая система накапливала энергию, подобно большой, но сравнение пока было не в ее пользу. Энергия поступала маленькими порциями, как если цедить воду через соломинку.

И вдруг произошел скачок показаний. Столбик подпрыгнул, задрожал, застыл на мгновение, а затем начал медленное, но неуклонное движение вверх. Рики не видела всего этого.

— Они что-то заметили! — заволновалась она. — Посмотри-ка на них!

Четверо мужчин, что установили решетку, теперь, не отрываясь, смотрели вверх. Они вытянули руки и куда-то показывали. Один из них подпрыгивал. Они чуть ли не приплясывали.

— Давай-ка посмотрим, — предложил Бордман.

Он вышел из туннеля вместе с Рики. Они оба посмотрели наверх. Прямо над их головами, где небо было темно-синим, а звезды проблескивали сквозь дневной свет, образовалось маленькое облачко. Оно росло, его границы становились шафраново-желтого оттенка. Облачко расширялось во все стороны. Потом начало утоньшаться, излучая яркий свет. И свет этот казался странно знакомым.

Кто-то выбежал из туннеля, возбужденно жестикулируя.

— Решетка! — кричал он. — Большая решетка! Она засасывает энергию! Много энергии! Очень много!

Бордман смотрел в небо и с трудом верил своим глазам. Облако разрасталось очень медленно, но все же продолжало расти. Его форма тоже менялась. На одной стороне скопилось гораздо больше паров металла. Это напоминало узкую изогнутую ручку какого-то предмета…

— Похоже на… комету! — произнесла Рики почти беззвучно.

Бордман ощутил мороз по коже. Он не сводил глаз с облака, которое сам же и запустил в высоту.

— Д-да, похоже, — согласился он. — Очень… очень похоже на комету. Как здорово, что ты сказала это! Мы можем сделать нечто, еще больше напоминающее комету. Используем все ракеты. И если мы поспешим, то завтра не станет холоднее!

Конечно, это попахивало безумием. Рики смотрела на него с пониманием. А Бордману пришла на ум эта идея, хотя никто не учил его подобным вещам и он не читал о них в книгах. Просто увидел комету.

Новая идея казалась столь обещающей, что он мучился переживаниями: как бы не сорвалось. Если все получится, удастся действительно повлиять на результаты природного явления, связанного с падением солнечной константы.

Половина населения колонии села за работу по изготовлению ракет, когда выяснилось, каков эффект от первой из них. Вначале люди работали не очень производительно, так как постоянно вскакивали и приплясывали от радости. Но зато были полны энтузиазма. Они изготовили множество корпусов, запасли много натрия и калия, много взрывателей и изоляции для защиты ракет от действия холода в безвоздушном пространстве.

Ведь ракеты должны были отправиться в безвоздушное пространство, на высоту семьсот пятьдесят футов. Ракета мчится с ускорением и взрывается, высвободившийся калий или натрий смешивается с дымом от взрыва и разлетается по всем направлениям в межзвездном пространстве. В абсолютном вакууме спрессованные частички разрываются. Отдельные атомы, раскалившиеся при взрыве, летят, вращаясь под лучами солнца. Атомы легких алкалиновых металлов обладают фотоэлектрическими свойствами. На солнце эти молекулы газа ионизируются и, следовательно, распространяются все шире, не падая вниз.

Фактически они образуют облако. Ионизированное облако, частицы которого недостаточно велики, чтобы на них влияло давление света. Такое облако ведет себя как хвост кометы. И хвост весьма необычный. Говорят, хвост кометы можно при нормальном атмосферном давлении уложить в шляпу. Но этот хвост в шляпу уложить не удастся. Даже перед тем, как превратиться в газ, он имел размер баскетбольного мяча. И сейчас сиял в небе.

Он сиял, отражая солнечный свет, который в обычных условиях не виден. В течение часа был виден хвост кометы длиной в десять тысяч миль, озаривший небо. И это было только начало.

Следующую ракету взорвали в другом месте, передвинув установку. И вот еще один источник сияния — причем продолжительного.

Бордман без сожаления взрывал первые ракеты: предстояло запустить их как можно больше, чтобы над планетой-колонией повисло множество хвостов комет до того, как опустится ночь. Нельзя позволить холоду усилиться.

И этого не произошло. Фактически ночь на Лани-3 так и не наступила.

Конечно, планета совершила поворот вокруг оси. Но кругом нее со всех сторон зависли гигантские вихри светящегося газа. Вначале они по форме напоминали хвосты диких зверей, какими парни любят украшать охотничьи костюмы. Только хвосты эти светились. По мере возникновения хвосты разрастались и в конце концов создали гигантскую сияющую завесу вокруг Лани-3, улавливающую солнечный свет и даже передающую часть его на Ла-ни-2. Гигантские сверкающие потоки образовали стену, кокон из хвостов комет, плотный и яркий, и он надежным щитом укрыл планету от тьмы и холода.

Рики постоянно казалось, будто она ощущает тепло, идущее с небес, хотя она вряд ли могла это почувствовать. Но тепло действительно поступало. Столбик термометра не упал в ту ночь: напротив, поднялся. На рассвете было пятьдесят градусов. А днем — к этому времени они взорвали двадцать ракет — температура составила всего двадцать градусов ниже нуля! На следующий день на родной планете специалисты произвели вычисления, и еще через день были подготовлены ракеты для запуска и получения тепла.

К рассвету четвертого дня воздух прогрелся до благословенных минус пяти, а на пятый в долине побежал ручеек.

Поговаривали о том, чтобы запустить в ручей рыбу, когда поутру прибыл корабль Инспекции. Большая энергетическая решетка издавала низкое, вибрирующее гудение, напоминая огромный орган. В голубом небе показалось пятнышко, прорезающее облака золотистого газа. Корабль Инспекции приземлился в центре площадки.

Командир разыскал Бордмана в кабинете Херндона.

— Что за чертовщина? — заявил он. — Самое невероятное зрелище во всей Галактике — и говорят, это вы затеяли! Мы видели кольцевые планеты, всякие кометы и бог знает что еще! Но газовые трубки, нацеленные на Солнце на миллион миль вокруг! И такое творится возле двух населенных планет!

Херндон пояснил, зачем нужна световая завеса: падение солнечной константы вызвало…

Командир просто взорвался. Ему нужны только проверенные факты! Детали! Цифры для отчета!

Бордман автоматически занял защитную позицию, когда командир корабля обрушил на него град вопросов. Старший офицер Колониальной Инспекции — не та должность, которая пользуется уважением среди людей, обслуживающих корабли Инспекции. В глазах трудяг-офицеров от людей вроде Бордмана вечно жди неприятностей. Они должны отправляться в отдаленные, труднодоступные места, чтобы выполнять свою работу по проверке заселения планет, и приходится претерпеть многие неудобства, пока их туда доставишь или заберешь оттуда. Поэтому ясно, что Бордман и ему подобные не пользовались популярностью среди персонала кораблей.

— Я как раз закончил миссию на этой планете, когда завершился цикл солнечной активности. Все периоды активности солнечных пятен наложились друг на друга, и солнечная константа начала падать. Вполне естественно, что я предложил свою помощь в подобной катастрофической ситуации.

Командир недоверчиво смотрел на него.

— Но такого просто быть не может! — возразил он. — Мне рассказали, как вы это устроили, это совершенно неправдоподобно! Вы понимаете, что этот паровой занавес влияет на пятьдесят приграничных миров? Полфунта паров натрия в неделю! Мне сказали, что количество тепла, достигающего поверхности планеты, увеличилось на пятнадцать процентов. Вы понимаете, что это значит?

— Меня все это мало волновало, — отвечал Бордман. — На этой планете сложилась тяжелая ситуация, необходимо было срочно действовать. Что-то подсказала Рики, до чего-то додумался я сам. И вот что получилось. — Он резко сменил тему: — Я не лечу. Передайте мою просьбу об отставке. Я, наверное, поселюсь здесь. На этой планете нескоро установятся нормальные климатические условия, но мы сможем подготовить еще одну долину для культивации, а это хорошее дело. Получится качественно новая экосистема.

Командир инспекционного корабля тяжело опустился на стул. Открылась дверь кабинета Херндона и вошла Рики. Командир снова встал. Бордман неловко представил их друг другу. Рики улыбнулась.

— Я только что сказал командиру, что подаю в отставку и остаюсь здесь, — пояснил Бордман.

Рики кивнула. Она жестом собственницы накрыла его руку своей. Командир корабля инспекции прокашлялся.

— Я не собираюсь сообщать о вашей отставке, — сказал он. — Необходим ваш детальный рапорт об этом деле. Черт побери, если паровые облака пригодны для сохранения тепла на планете, значит, их можно использовать и в качестве тени! Если вы уволитесь, придется присылать кого-нибудь еще для исследования и разработки деталей. И все это будет не раньше, чем через год! Лучше оставайтесь здесь и подготовьте рапорт, и мы сможем проконсультироваться с вами, если подобные знания потребуются где-либо еще. Я же сообщу, что, будучи представителем инспекции, настоял…

— О, конечно, он останется! — перебила Рики радостным голосом. — Разумеется. Разве нет?

Бордман кивнул. “Я был одинок всю жизнь, — подумал он. — Никогда никому и ничему не принадлежал. Но теперь это место — мое, раз я дал ему тепло и жизнь: ведь даже трава здесь появилась с моей помощью. Но Рики хочет, чтобы я оставался Инспектором. Женщинам по душе, когда мужья носят униформу”.

— Конечно, — сказал он вслух. — Все это нужно делать. Хотя вы же понимаете, ничего необычного не произошло. Всему этому меня учили, либо я получил информацию из книг.

— Молчи! — закричала Рики. — Ты просто чудо!

Они поженились, и Бордман был очень и очень счастлив. И вправду люди, которые служат своим спутникам, никогда не бывают одиноки. Однако не все так просто в жизни офицера Колониальной Инспекции…

Бордман спокойно прожил на Лани-3 только три года, а потом на Калене-4 сложилась неблагоприятная ситуация, и не нашлось другого квалифицированного офицера Инспекции, которого можно было туда направить. За ним прислали специальный корабль. И Бордман с большой неохотой отправился в путь, пообещав Рики вернуться через три месяца. Но его не было целых два года, так что его младший ребенок не узнал отца по возвращении.

Он пробыл дома год, и опять авария — на Сете-4. Командировка заняла всего четыре месяца, но перед тем, как вернуться на Лани, его убедили проинспектировать колонию на Алефе-1, где колонисты не могли приступить к освоению планеты до получения инспекционной лицензии. Дальше — новый вызов…

Из первых десяти лет брака Бордман провел менее пяти со своей семьей. Ему это было не по душе. Когда со дня свадьбы минуло пятнадцать лет, он уведомил начальство, что останется на службе, пока не закончится новый выпуск в Инспекторской Школе. А потом вернется домой.

Гибель в песках

Бордман догадался, что не все в порядке, когда резкие пульсирующие вибрации ракетных двигателей начали сотрясать корабль. В наши дни ракетные двигатели применяются исключительно в чрезвычайных ситуациях, поэтому их включение заставило Бордмана задуматься, в чем дело.

Он молча сидел за чтением в пассажирской гостиной “Чародея” — гостиная была очень маленькой — и, будучи старшим офицером Колониальной Инспекции и опытным путешественником, почувствовал, когда дела пошли как-то не так. Он поднял глаза над экраном с текстом, огляделся по сторонам. Никто не появлялся, чтобы объяснить, зачем на космическом корабле включили ракетные двигатели. На пассажирском лайнере все было бы иначе, но “Чародей” — грузовой корабль. На нем сейчас только двое пассажиров. На планету, куда они направлялись, доставка пассажиров еще не разрешена, пока Бордман не отправит отчет, над которым как раз работал. И тут двигатели снова заработали, потом остановились, потом включились опять. Определенно, что-то не в порядке.

Второй пассажир, вернее, пассажирка “Чародея” вышла из своей каюты. Вид у нее был удивленный. Ее звали Алета Редфизер [14], она была весьма привлекательной представительницей народа америндов. Удивительно, как такая девушка смогла сохранить самодостаточность в столь утомительном и долгом путешествии, и за это Бордман ее одобрял. Она направлялась на Ксозу-2 в качестве представителя Америндского Исторического Общества, однако набрала с собой кассет с книгами и разного рукоделия, чтобы не скучать. И потому совсем не утомилась.

— Меня тоже интересует, в чем дело, — сказал он, когда корабль тряхнуло так сильно, что ножки кресла стукнули по полу.

Довольно долго стояла тишина. Потом новый краткий, но сильный толчок. Тишина. И снова толчок продолжительностью в полсекунды — похоже, заработал лишь один двигатель, ибо звук был мягче, чем прежде. И опять ничего.

Бордман нахмурился. Приземление планировалось только через несколько часов. Он внимательно просматривал записи в своем инспекторском блокноте, чтобы освежить в памяти основные этапы предстоящей на Ксозе-2 работы. Планета богата полезными ископаемыми, и он собирался присвоить ей статус ПП (Полностью Пригодной), а также РТ (разрешенной для туризма) и БК (без карантина). Учитывая пустынный климат, вряд ли здесь существует бактериологическая угроза, поэтому, если туристам заблагорассудится полюбоваться видами пустынь и песчаными скульптурами жуткого вида — что ж, милости просим.

Но на корабле используют ракетные двигатели в непосредственной близости от планеты. Опасность. Это же просто смешно. Путешествие-то самое заурядное. Цель — доставка тяжелого оборудования — в основном рудоплавильного — и старшего офицера Колониальной Инспекции для проверки готовности планеты к переработке руды.

Алета как будто ожидала новых толчков двигателя. Наконец улыбнулась как будто собственным мыслям.

— Если бы все это было в приключенческом фильме, то сейчас из динамика раздался бы голос, объявляющий, что корабль оказался на орбите странной неопознанной планеты, впервые обнаруженной три дня тому назад, и добровольцев приглашают в посадочную шлюпку, — проговорила девушка.

— Вы что, увлекаетесь приключенческими фильмами? — удивился Бордман. — Это же чушь! Пустая трата времени!

Алета снова улыбнулась.

— Мои предки имели обыкновение исполнять священные танцы, шаманить и вести подсчет снятым с врагов скальпам. Молодежь училась на их опыте. Юноши знакомились с самим духом того, что в наши дни называется приключением. И были наполовину готовы к нему, когда приходила пора. Подозреваю, что ваши предки тоже рассказывали друг другу истории об охоте на мамонтов. Так почему же не послушать о том, что мы, например, на орбите незнакомой планеты и нас ждет посадочная шлюпка…

Бордман тяжело вздохнул. Какие еще приключения? Вселенная заселена и цивилизована. Конечно, есть еще отдаленные рубежи наподобие Ксозы-2, но первопроходцы обычно сталкивались исключительно с трудностями — и никаких приключений.

В динамике что-то щелкнуло. Раздался голос:

— Внимание. Мы прибываем на Ксозу-2 и сейчас находимся на орбите. Высадка будет осуществляться посредством посадочной шлюпки.

Бордман в изумлении открыл рот.

— Что за дьявол? — спросил он.

— Вот оно, приключение, — обрадовалась Алета. Когда она улыбалась, глаза вспыхивали. Она носила традиционную одежду америндов — в знак гордости за свой народ, в круг деятельности которого входили ныне различные занятия — и строительство стальных конструкций в межзвездном пространстве, и сельское хозяйство с животноводческим уклоном, и колонизация планет-пастбищ. — Если это приключение, то я, единственная девушка на корабле, должна быть в составе поисковой партии, не то скука ожидания на орбите доведет запертый в бездействии экипаж до беды…

В динамике снова щелкнуло.

— Мистер Бордман, мисс Редфизер. Согласно предписаниям с земли, кораблю можно оставаться на орбите строго оговоренное время. В связи с этим вам нужно приземляться в посадочной шлюпке. Пожалуйста, соберите вещи и доложите о готовности. — Пауза, затем голос добавил: — Пожалуйста, захватите только самое необходимое.

Глаза Алеты заблестели. Бордман ощущал настоящий шок, какой бывает, когда рутинное мероприятие перестает быть таковым. Разумеется, инспекционные корабли совершают посадку при помощи шлюпок, а корабли колоний посылают вниз управляемые роботами ракеты, когда не оборудована посадочная площадка. Но никогда еще не бывало, чтобы обычный грузовоз в обычном рейсе совершал высадку людей на шлюпках, если планета оборудована для нормальной посадки.

— Это просто смешно! — раздражаясь, воскликнул Бордман.

— Похоже на приключение, — заметила Алета. — Пойду складывать вещи.

Она скрылась в каюте. Бордман замешкался. Затем пошел к себе. Колония на Ксозе-2 появилась два года назад. За шесть месяцев создали минимум условий для жизни. Временная энергетическая решетка для посадки легких кораблей появилась через год. Ее разрешили использовать как резервную, а потом было решено переделать в постоянную систему с привлечением всех необходимых сил — людских и материальных. Восьми месяцев, прошедших со дня последней посадки корабля, было более чем достаточно для перестройки гигантской решетчатой структуры высотой в полмили, которая выдержала бы приток кораблей на эту планету. Так что непонятно, о какой опасности идет Речь, о каком приземлении в шлюпке!

Большую часть груза “Чародея” составляло оборудование для плавильных печей, собирать которые предстояло на планете. Его и надлежало выгрузить первым. К тому времени, как очистят трюмы, печи должны уже заработать. А затем корабль загрузят слитками металла. Бордман собирался жить в каюте на корабле, когда будет проводить инспекцию, и потом улететь с этим же кораблем назад.

А теперь вот приземляйся в шлюпке. Бордман был раздражен. Единственное захваченное им спецснаряжение — защищающий от перегрева костюм. Он сомневался в том, стоит ли его брать. Но все же взял, а также еще кое-какую одежду, добавил блокнот и книги с данными касательно специфики планетарных структур. Как только они приземлятся, он тут же займется отчетом.

Он вышел из пассажирской гостиной и направился в шлюпочный отсек. Из входа в шлюпку торчали ноги инженера. Затем появился и сам инженер. Бордман вел себя в соответствии с традициями всех нормальных пассажиров.

— Что случилось? — спросил он.

— Не можем сесть, — кратко ответил инженер.

И удалился — в соответствии с традициями обхождения экипажа с назойливыми пассажирами.

Бордман нахмурился. Подошла Алета с не слишком тяжелой сумкой в руках. Бордман внес сумку внутрь, проклиная тесноту на судне. Но это все-таки не транспортная шлюпка, а посадочная. На транспортных шлюпках стоят двигатели Лоулора, они могут лететь целые световые годы, а на месте ракетного двигателя и топливных баков у них очистители для воды и контейнеры с пищей. Но они не могут приземляться без специальной площадки, могут только самостоятельно добраться до цивилизованных планет. А эта шлюпка спокойно сядет без площадки, но воздуха в ней хватит ненадолго.

— Что бы ни случилось, все это так некомпетентно, — мрачно изрек Бордман.

Придраться все же было не к чему. Корабль грузовой. Эти корабли никогда не взлетают и не садятся на собственной энергии. Слишком дорогое топливо. Поэтому посадочные площадки используют местную энергию для подъема кораблей, а потом ее же — для посадки.

Корабли запасаются топливом лишь непосредственно для самого полета, и это намного экономичнее. А у энергетических решеток, этих гигантских структур, вытягивающих энергию из ионосферы, нет двигающихся частей. Поэтому в них нечему ломаться, а работать они не перестают, если только не исчезнет источник энергии. Отсюда неясно, что стоит за необходимостью отменить посадку корабля, если на планете есть посадочная площадка.

Инженер вернулся. Он принес мешок с почтой. Алета вскарабкалась в шлюпку. Бордман — за ней. В этом утлом суденышке едва-едва помещались четверо. Да и троим было не особенно просторно. Инженер последовал их примеру и задраил вход.

— Произвожу герметизацию, — произнес он в микрофон.

Столбик наружного давления сдвинулся наполовину. Внутренний остался без изменения.

— Все герметично, — сказал инженер.

Наружное давление упало до нуля. Раздался щелчок. Ворота шлюпочного отсека открылись, и вот шлюпка уже в продолговатой выемке на теле корабля, а вокруг — множество звезд. Исполинский диск ближайшей планеты проплывал перед глазами. Он был чудовищным по размеру и ослепительно ярким. Местами — землисто-коричневый, местами желтый или алый. Но основной цвет — песочный. С одной стороны виднелась белоснежная шапка, которая могла быть исключительно изо льда. Бордман знал, что на всей планете нет ни моря, ни океана, а ледовая шапка образовалась куда раньше, нежели ледники на других планетах.

— Пристегнитесь, — бросил инженер через плечо. — Сейчас будет невесомость, а потом запуск двигателей. Берегите головы.

Бордман раздраженно пристегнулся. Он увидел, что Алета занята тем же, а глаза ее сияют. Появилось ощущение жуткого дискомфорта. Лодка отделилась от корабля и стала быстро удаляться из его поля искусственной гравитации. Когда лодка покинула поле, Бордман моментально ощутил тошноту. В то же время сердце его инстинктивно забилось быстрее, и это было вызвано реакцией на чувство падения.

И опять рев двигателей. Он буквально взорвался за спиной. Бордман чувствовал, как язык пытается провалиться в глотку. На грудь страшно давило, и он понял, что его охватывает паника.

Внезапно в иллюминаторах потемнело — они вошли в тень корабля. Планета, словно призрак, маячила где-то далеко. За спиной нестерпимо припекало бело-голубое солнце. Его лучи были не просто теплыми, но горячими — даже через защитные экраны.

— Вы, помнится, говорили, что сейчас приключений не существует, — радостно выдохнула Алета. Бордман не отвечал. Он вовсе не считал дискомфорт приключением.

Инженер вообще не выглядывал наружу. Он наблюдал за экраном, на котором освещенный корабль с одной стороны пересекала вертикальная линия. Сейчас их высота составляла тысячу миль. Потом вертикальная линия раздвоилась, они снизились на высоту в сотню миль. Яркое квадратное пятно появилось на экране сбоку. Голос с металлическим звучанием то что-то бормотал, то переходил на крик — и снова бормотал. Бордман выглянул в иллюминатор и увидел планету как будто через закопченное стекло. Она была красноватого оттенка и заполнила собой уже половину видимого пространства. Поверхность была неровной, испещренной пятнами, а плавная изогнутая линия, должно быть, означала горизонт.

Инженер нажимал на кнопки, и картинка двигалась. Вот она вышла за пределы экрана. Тогда он нажал еще на какие-то кнопки, и она вернулась к центру. Теперь они были всего в нескольких десятках миль от поверхности.

Посадочную шлюпку затрясло. Она ловила восходящие потоки воздуха. Инженер произносил слова, не слишком приятные, особенно для ушей Алеты. Тряска становилась безжалостней. Бордман держался, чтобы его не разорвало на куски, несмотря на ремни безопасности, и смотрел на неприветливый планетный ландшафт. Казалось, он убегает прочь, а они пытаются его догнать. Лодка опустилась на высоту всего двадцати миль.

Квадратное пятно в центре экрана задрожало. Инженер регулировал изображение.

В иллюминаторах посветлело. Бордман уже отчетливо видел землю. Здесь были участки всевозможных оттенков, какие только могут иметь минералы, перемежаемые обширными зонами коричневатого песка. Еще немного, и показались тени гор. Он обнаружил горные вершины, между которыми следовало быть долинам, однако там были лишь песчаные плато. Он наблюдал обширные площади сверкающего желтого и грязно-белого цветов, подцвеченные розовым и ультрамарином, серым и фиолетовым, а также красным цветом двуокиси железа, покрывающим целые квадратные мили, — слишком нереально, чтобы в это поверить.

Двигатели посадочной шлюпки заревели тише. Она шла на посадку. Линия горизонта наклонилась, и изумительной расцветки земля понеслась прямо на них. Из динамика слышались отрывистые инструкции, которым инженер повиновался. Лодка пошла вниз — к подножиям гигантских гор, — и нос ее поднялся.

Двигатели снова взревели — в воздухе они звучали особенно громко, — и лодка опускалась словно на огненном хвосте.

Масса пыли и выхлопов из двигателя заполнили пространство вокруг. Затем раздался громкий треск, инженер выругался и отключил двигатели. Все. Прибыли.

Бордман обнаружил себя уставившимся в одну точку, пристегнутым к креслу. Лодка приземлилась носом вверх, и его ноги оказались выше головы. Это было нелепо. Он увидел, как инженер пытается отстегнуться, и повторял его действия, но вылезти из кресла оказалось чертовски трудно.

Алете удалось сделать это более ловко. Помощь ей не понадобилась.

— Подождем, пока кто-нибудь не появится, — буркнул инженер.

И они стали ждать, откинувшись на спинки кресел.

Инженер нажал на кнопку, и иллюминаторы стали еще светлее. Взору открылся ландшафт Ксозы-2. Он был образован галькой, небольшими валунами и обломками скал, осыпающимися с гор. Были здесь и исполинские разно-Цветные вершины скал, и пологие холмы, изъеденные эрозией. Через выемку в скале перед ними открывалось странное застывшее причудливое образование. Если бы такое было возможно, Бордман решил бы, что перед ним песчаный поток, наподобие водопада. И везде ослепительная яркость — все просто полыхает на солнце. Но нигде ни листочка, ни травинки. Голая пустыня. И имя ей — Ксоза-2.

Алета смотрела вокруг сияющими глазами.

— Красота! — воскликнула она. — Разве не так?

— Лично я еще ни разу не встречал менее привлекательного и более негостеприимного места, — отозвался Бордман.

Алета рассмеялась.

— Я вижу все иначе.

И это было правдой. В наши дни принято считать, что все человечество едино по происхождению, но существует множество рас, и каждая видит мир по-своему. На Калме-те-3 преобладало азиатское население, распахавшее горные террасы для нужд земледелия и с трудом принимавшее современные технологии. А на Деметре-1 жители выстроили целые города с домами из красной черепицы и вырастили оливковые рощи. На планетах-пастбищах в системе Эквиса америнды — народ Алеты — скакали по прериям, заселенным потомками буйволов, антилоп и быков, привезенными с Земли. На оазисах Рустама-4 плодоносили пальмы и вышагивали верблюды, а люди вели нескончаемые дискуссии по поводу того, в какой стороне искать Мекку при молитве. А в провинциях Канны-1 колосились поля пшеницы, и высокоразвитые эмигранты из Африки заполняли склады космопорта Тимбук природным каучуком и драгоценными камнями.

Поэтому ничего удивительного, что Алета видела в пейзажах Ксозы иное, нежели Бордман. Ее народ был в свое время первопроходцем. Это наследие заставляло их избегать городской жизни. Врожденное отсутствие страха высоты позволяло мужчинам возводить в космосе стальные конструкции, и более двух третей посадочных площадок во всей Галактике имели в качестве эмблемы америндское перо удачи над сторожевым постом. Правительство планеты Алгонка-5 размещалось в трехсотфутовом каменном типи, а на планете Чаган бронзовокожими широкоскулыми ранчеро были выведены лучшие в истории человечества лошади.

Инженер с корабля “Чародей” презрительно фыркнул. Со стороны горного ущелья приближался транспорт на гусеничном ходу: такой вид транспорта здешние колонисты находили наиболее удобным. Вездеход нестерпимо ярко сверкал на солнце. Он заполз по откосу и съехал вниз по склону горы. И теперь быстро приближался к ним.

— Это же мой кузен Ральф! — обрадовалась Алета: она была приятно удивлена.

Бордман закрыл глаза и снова открыл. Он почти не верил собственным глазам. Но так оно и есть. Вездеходом управлял индеец — америнд — в шортах и сандалиях на толстой подошве, а в головной повязке красовалось три пера. Более того, он находился не на сиденье, а восседал на полуцилиндрической части вездехода, обмотанной ярким цветастым одеялом.

Инженера передернуло от отвращения. Но Бордман быстро понял, насколько безопасен такой способ передвижения. Вездеход качался и шатался из стороны в сторону. Сидеть в кресле было бы глупо — если качнет вперед, можно не удержаться и вылететь по инерции. Так же неудобно себя чувствуешь при боковом наклоне. А вот оседлать вездеход словно коня — самое верное!

Но вот костюм приводил Бордмана в смущение. Инженер открыл окно и неприязненно обратился к седоку:

— Вы в курсе, что здесь дама?

Молодой индеец усмехнулся. Он протянул руки к Але-те, которая прижала нос к стеклу. И Бордман понял, чем объяснить отсутствие костюма. В открытый иллюминатор поступал воздух. Он был жарким, просто испепеляющим. Как в топке!

— Привет, Лета! — крикнул наездник в открытое окно. — Или оденься в соответствии с климатом, или надень защитный костюм, когда будешь вылезать!

Алета захихикала, добралась до выхода и покинула шлюпку. Вот она уже здоровается с кузеном. Она сбросила америндский народный костюм, к которому Бордман успел привыкнуть. Теперь она выглядела, как англосаксонские девушки на пляже на планетах с прохладным климатом.

В какой-то момент Бордман забеспокоился было о солнечном ударе, но цвет кожи Алеты был хорошо приспособлен к солнечному излучению даже такой интенсивности… Ветерок охладит ее кожу. Густые прямые черные волосы защитят голову лучше любого шлема. Она даже не обгорит на солнце. Но вот он, Бордман…

Он мрачно разделся до белья и облачился в специальный костюм против жары. Наполнил фляжки водой из шлюпочного запаса. Включил маленькие батарейки. Костюм надулся. Он предназначался для кратких периодов невыносимой жары и включал в себя миниатюрную систему кондиционирования воздуха для одного человека и спасал от смерти в результате перегрева. Но потреблял огромное количество воды.

Бордман вылез из шлюпки и нацепил защитные очки. Подошел к весело болтающим молодым индейцам — мужчине и девушке, протягивая руку в перчатке для приветствия.

— Меня зовут Бордман, — сказал он. — Прибыл, чтобы оценить степень вашей готовности. Что случилось, почему мы приземлились в шлюпке?

— Я — Ральф Редфизер, — представился молодой человек, сердечно пожав ему руку. — Инженер проекта. Что касается неполадок — нашаэнергетическая система сдохла. Мы не смогли войти в контакт с вашим кораблем, чтобы заранее предупредить об опасности. Корабль уже был в нашем гравитационном поле, когда это случилось, и двигатель Лоулора препятствовал заднему ходу — из-за силы гравитации. Наша электроэнергия, ясное дело, тоже закончила свое существование — вместе с решеткой. Ваш корабль не сможет вернуться, и мы никуда не можем сообщить о происшедшем. Лучшее, на что можно надеяться, — это гибель колонии от голода и жажды — месяцев через шесть. Мне очень жаль, что вы и Алета оказались втянутыми во все.

Он повернулся к Алете с дружелюбным видом.

— Как поживают Майк Грозовая Туча и Салли Белая Лошадь — и вообще вся банда, Лета?

“Чародей” плыл по орбите вокруг Ксозы-2. Посадочная шлюпка находилась на поверхности, и двое пассажиров покинули ее. Шлюпка вернется. Никому на корабле не хотелось оставаться на земле, ведь они знали об условиях и ситуации здесь — невыносимая жара и отсутствие надежды. Но делать все равно нечего. Корабль сохранял стандартные оперативные условия во время путешествия с Трента сюда. Он не нуждался в починке или профилактике. Оставалось лишь стоять на часах, пока что-нибудь не произойдет, а делать при этом совершенно нечего. В течение суток примерно двадцать один час оставался не занятым ничем. Когда-нибудь — возможно, спустя годы — “Чародей” получит помощь, сможет покинуть орбиту и выйти в пространство, где заработают двигатели Лоулора, а может быть, экипаж эвакуируют. А пока все люди на корабле были в такой же беде, что и колонисты. И ничем не могли себе помочь.

В одном членам экипажа было хуже, чем колонистам. Колонисты хотя бы знали, как будет выглядеть их смерть. Могли подготовиться к ней — любым способом. А команде корабля оставалось лишь умирать со скуки. Командир не видел в будущем ничего, кроме беспросветного отчаяния.

Путь до колонии оказался пыткой. Алета ехала позади кузена в седле из одеяла, поэтому и страдала меньше. Но для Бордмана нашлось место лишь в грузовом отсеке, возле мешка с почтой. Дорога была ужасной, неровной и мучительной. Жара — убийственной. В металлическом грузовом отсеке температура достигала ста шестидесяти градусов [15] на солнце — при такой температуре можно уже готовить пищу. Конечно, всякий знает историю о человеке, сидевшем в духовом шкафу во время приготовления бифштекса и оставшемся в живых. Но ведь в духовке его не истязали лучи безжалостного бело-голубого солнца, которые, казалось, оказывали физическое давление на костюм. Костюм, безусловно, помогал выжить, но и только. Содержимое фляжек высохло незадолго до прибытия, и некоторое время Бордман только знай себе потел внутри костюма. Правда, вентиляция не давала ему погибнуть, но он прибыл в состоянии шока. Ему дали выпить холодной соленой воды, и он лег в кровать. Силы должны вернуться к нему, когда в крови восстановится баланс натрия. Проспал он ровно двенадцать часов.

Проснувшись, Бордман почувствовал себя нормально, но ему было очень стыдно. И что толку напоминать себе, что Ксоза-2 — планета класса Д, с минимумом комфорта: бело-голубое раскаленное солнце и средняя температура сто десять градусов в тени. Африканцы в состоянии выполнять наружные работы по сборке конструкций, защитив себя лишь сандалиями и перчатками. Но Бордман не мог и носа высунуть на улицу без защитного костюма. И не мог долго там находиться. Это не слабость. Это гены. Но все равно стыдно.

Алета кивнула ему в знак приветствия, когда он вошел в кабинет инженера проекта. Он занимал один из отсеков в транспортных ракетах колонистов. Здесь находилось сорок ракет, они пустовали и использовались для внутреннего сообщения, так что каждый мог время от времени менять место жительства, что весьма полезно в условиях колонии, дабы не было раздражающего однообразия.

Алета сидела за столом, делая пометки в отрывном блокноте.

— Я был настоящим посмешищем! — сказал Бордман.

— Ничего подобного! — уверила девушка. — Со всяким может случиться. Мне тоже было, мягко говоря, нехорошо на Тимбуке.

На это было нечего возразить. Тимбук представляет собой планету джунглей, возникших на стадии каменноугольного периода. Колонистам удалось выжить на ней, ибо их предки жили на берегах Гвинейского залива на Земле. Но для англов этот климат был чрезвычайно неполезен, как и для прочих рас. Америнды же гибли там быстрее всех.

— Ральф уже едет сюда, — добавила Алета. — Они с доктором Чакой искали место, где оставить записи. Здешние дюны просто ужасны, ты знаешь это. Когда сюда прибудет корабль для расследования случившегося, все эти здания скроет песок. Но какое-нибудь место можно найти. Непросто спрятать записи так, чтобы их обнаружили.

— Тогда уже никого не останется в живых, чтобы указать это место, — сказал Бордман. — Не так ли?

— Точно, — согласилась Алета. — Вокруг просто ужас что делается. Но я еще не планирую умирать.

Голос ее звучал абсолютно нормально. Бордман не удержался и фыркнул. Ему, как старшему офицеру колониальной разведки, удалось побывать везде. Но ни разу не доводилось встречаться с колонией, гибнущей при наличии всего необходимого оборудования. Он сталкивался с паникой, но никогда прежде — со спокойной готовностью покориться судьбе и принять смерть.

На улице возле жилого отсека инженера проекта раздался шум двигателя. Через защищенные фильтром окна видно было не очень хорошо, но Бордман подошел к двери. Яркий свет ослепил его. Но он успел заметить сверкающую гусеничную машину недалеко от порога.

Он стоял, вытирая слезы, и слушал звук приближающихся шагов. Вошел кузен Алеты в сопровождении чернокожего верзилы. На чернокожем были очки с забавным переносьем — как будто сделанным из пробки — очевидно, чтобы уберечь кожу от соприкосновения с металлом. Иначе на лице были бы ожоги.

— Доктор Чака, — с удовольствием представил вошедшего Редфизер. — Мистер Бордман. Доктор Чака — здешний директор по ресурсам и минералогии.

Бордман пожал руку доктору с кожей цвета эбонита. Тот улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы. И вдруг… задрожал.

— Здесь как в морозилке, — пожаловался он глубоким зычным голосом. — Пойду-ка оденусь, чтобы продолжить общение с вами.

Он вышел, и слышно было, как постукивают его зубы. Кузен Алеты сделал несколько глубоких вдохов и состроил гримасу.

— Я и сам близок к тому, чтобы дрожать от холода, но Чака действительно акклиматизировался для жизни на Ксозе. Он вырос на Тимбуке.

— Извините меня за обморок, — сказал Бордман. — Этого больше не повторится. Я прибыл сюда, чтобы выяснить степень готовности планеты для открытия коммерции, для прибытия членов семей колонистов, туристов и так далее. Но приземлился на шлюпке вместо обычного способа, и тут мне сообщают: колония обречена на гибель. Мне бы хотелось получить официальные данные о степени подготовки оборудования колонии и объяснение необычной ситуации, о которой я узнал.

Индеец смотрел на него, моргая. Затем широко улыбнулся. Вернулся темнокожий, застегивая теплый костюм. Редфизер ознакомил его с вопросами, заданными Бордма-ном. Чака ухмыльнулся и удобно расположился в кресле.

— Я бы сказал так, — начал он глубоко проникновенным голосом. — Я бы сказал, что песок скрипит у нас на зубах. Песок повсюду в этой колонии. И в энергетической решетке — тоже. На Ксозе слишком много песка. Согласен, что беда именно в этом?

— Разумеется, ветер творит всякие нехорошие вещи, — проговорил индеец, тщательно взвешивая слова.

Бордман презрительно скривился.

— Вам, наверное, известно, что, на правах старшего офицера Колониальной Инспекции, я обладаю полномочиями отдавать необходимые для моей работы распоряжения. И вот первое из них. Я желаю видеть посадочную площадку, если она еще стоит. Надеюсь, она не упала?

Лицо Редфизера залилось краской — даже под бронзовой кожей это было заметно. Наихудшее оскорбление для мастера стальных конструкций — предположить, что его работа не выстоит.

— Уверяю вас, решетка не упала, — вежливо сообщил он.

— Как вы оцениваете степень ее готовности?

— Восемьдесят процентов, — заверил Редфизер.

— Вы остановили работы?

— Да, работы над решеткой сейчас остановлены, — подтвердил инженер.

— Несмотря на то что колонии не дождаться нового оборудования и продуктов без их завершения?

— Несмотря на это, — согласился Редфизер.

— Тогда вот еще одно распоряжение: доставить меня к месту строительства площадки незамедлительно! — сердито сказал Бордман. — Хочу лично разобраться, кто отвечает за эти некомпетентные действия! Можно устроить это прямо сейчас?

Он повернулся и вышел на невыносимо яркий слепящий свет. Поморгал, чтобы глаза привыкли, и заходил взад и вперед. Он был в замешательстве. Ему все еще было стыдно за обморок во время поездки от места посадки до колонии. Поэтому он чувствовал раздражение. Но приказ был абсолютно обоснованным.

Изнутри донесся шум. Доктор Чака, здоровенный, темнокожий и в очках, крутился вместе с креслом туда и обратно, едва сдерживая смех.

— Ну, что там еще за дьявольщина? — потребовал Бордман объяснений. — Разве есть что-то смешное в моем требовании увидеть строительство, от завершения которого зависит вся жизнь колонии?

— Ничего смешного! — воскликнул доктор Чака. — Это просто… весело!

И он огласил смехом кабинет с круглым потолком, бывший прежде ракетой с автоматическим управлением. Алета не удержалась от улыбки, хотя в глазах ее застыло спокойствие.

— Ты бы лучше надел защитный костюм, — предложила она Бордману.

Он снова испытал раздражение, готовый бросить вызов чувству здравого смысла: отчего не для всех это имеет значение. Но все-таки отправился в комнату, где ночевал. Взял костюм, который спас ему жизнь, хотя и не был особенно эффективен, наполнил баллоны водой — с надеждой, что не в последний раз. Затем вернулся в кабинет инженера проекта с ощущением, что все внутри него закипает.

Бордман видел в окно, как люди, столь же темнокожие, как доктор Чака, обслуживают вездеход. Кто-то прицепил впереди нечто вроде платформы. Они установили в грузовой отсек тяжелые баки. Доктор Чака куда-то исчез, а Алета сидела за работой, делая записи в блокноте.

— Можно спросить, чем вам сейчас довелось заниматься? — с иронией полюбопытствовал Бордман.

Она подняла глаза.

— Я думала, вы в курсе! — удивилась она. — Я здесь по поручению Америндского Исторического Общества. Я удостоверяю достижения. Собираю рекорды для Общества. Ральф и доктор Чака устроили так, что все записи попадут в книгу рекордов, так что нет никакой разницы, выживет колония или погибнет — записи сохранятся.

— Достижения? — поразился Бордман. Он знал, что америнды украшают перьями сторожевые посты стальных конструкций, которые возвели, и знал также, что индейцы на Земле считали привилегией оставлять такие “отметки о достижениях”. Но не понимал их смысла.

— Вот, например, Ральф носит три орлиных пера, — продолжала Алета как бы между прочим. — Вы их видели. У него три достижения. И пера тоже три. Она построил посадочные площадки на Норлате и… О, да вы не знаете!

— Не знаю, — согласился Бордман; его гнев был не лучшим советчиком, когда он думал, что все эти забавы — просто неуместная на Ксозе-2 роскошь.

Алета выглядела удивленной.

— В древние времена на Земле, если человек снимал скальп с врага, то это считалось достижением. Знак доблести также зарабатывал тот, кто первым убил врага в битве, но меньшей доблести. В наши дни такие знаки доблести можно получить за разные деяния — но три орлиных пера Ральфа в древние времена означали бы, что он в трех битвах убил и оскальпировал врага прямо посреди его лагеря.

Бордман вздохнул.

— Я бы назвал это варварством.

— Пусть варварство, если угодно, — отозвалась Алета. — Но этим можно гордиться. И нельзя заработать знак доблести за то, что сделал кучу денег. Здесь более уместно слово “снобизм”, нежели “варварство”. Мы — настоящие снобы. Но когда глава клана останавливается в Большом Посольском Типи на Алгонке, представляя свой клан, а несколько человек поддерживают края его головного убора из перьев, знаменующего все заработанные членами клана знаки доблести, — любой будет гордиться принадлежностью к этому клану! Даже если увидит церемонию на экране видеофона!

Доктор Чака открыл дверь. Ворвался слепящий свет. Чака не стал входить; тело его блестело от пота.

— Все готово, мистер Бордман!

Бордман настроил окуляры и привел костюм в действие. Затем покинул помещение.

Жара оглушила его, подобно удару. В глазах снова потемнело, он тяжело двинулся к ожидающей машине. В транспорте кое-что изменилось. Фургон грузового отсека сняли и поставили цилиндрические сиденья, подобные тому, что сзади. Сверху устроили навес. Низкие бортики были установлены по бокам, чуть ли не на гусеницах. Бордману было непонятно их назначение. А спросить он не решился, опять чувствуя раздражение.

— Все готово, — проговорил Редфизер. — Доктор Чака поедет с нами. Пожалуйста, садитесь.

Бордман неловко вскарабкался в кузов. Он забрался в седло, укрепленное на одном из цилиндрических приспособлений. Это, без сомнения, позволяло наиболее комфортно путешествовать по обрывам и ущельям. Он подождал. Вокруг виднелись невысокие корпуса космических грузовозов. Освобожденные от груза, они соединялись вместе в три автономные группы. В них располагались жилища и общие помещения. Каждый колонист мог свободно перемещаться из одной группы во вторую и третью — на выбор. Для сохранения душевного здоровья человек должен быть уверен в свободе выбора.

Выше — на значительном расстоянии — находилась гряда гор, окрашенных в неестественно яркие тона. Прямо по кУРсу — скала. Ее поверхность казалась отшлифованной песчинками до зеркального блеска. Левее, примерно в четверти мили начинались дюны — и тянулись до самого горизонта. Ближайшие были невелики, но дальше увеличивались в размере, по мере удаления от гор. Дальние дюны, наверное, просто гигантские. На планете размером с древнюю Землю, если на ней не было воды, кроме как на полюсах — в виде льда, — размер таких дюн мог увеличиваться беспредельно. Ландшафт Ксозы-2 состоял из моря песка, где острова маленьких горных участков были лишь крошечными вкраплениями.

Доктор Чака сжимал в руке металлический предмет. Из него торчала трубочка. Он забрался в грузовой отсек и прикрепил предмет к одному из баков.

— К вашему сведению, в этих баках содержится сжатый под большим давлением воздух — пара тысяч фунтов, — сообщил он Бордману. — Через этот клапан можно закачивать дополнительный воздух в ваш костюм. Он будет очень холодным, ведь баки под давлением. И сможет понизить температуру.

Бордман снова почувствовал себя униженным. Чака и Редфизер благодаря происхождению могли ходить на девять десятых обнаженными под открытым небом этой планеты и чувствовать себя хорошо. А ему требуется специальный охлаждающий костюм, чтобы выдержать жару. Более того, его снабдили навесами от солнца и охлажденным воздухом, который явно нужен им самим. О нем заботились. Он был здесь почти так же беспомощен, как во время инспекции на планете, покрытой водой. Там он тоже почти все время носил специальный костюм и использовал кислородные баллоны!

Он подавил раздражение, вызванное собственной неадекватностью.

— Я полагаю, теперь можно двигаться в путь, — сказал он холодным тоном.

Кузен Алеты забрался в седло за пультом — сейчас там было только одеяло, — а доктор Чака — позади Бордмана. И вездеход двинулся в путь через горы.

Гладкость скал поражала. Гусеничная машина качалась из стороны в сторону. Проваливалась и снова выходила на поверхность. Трудно было бы удержаться во время подобной поездки, но Бордман держался в седле подобно заправскому наезднику. И чувствовал себя как на карусельной лошадке. Их было трое. Так что это выглядело еще смешнее. Он оглядывался по сторонам, дабы отвлечься от абсурдности происходящего. Защитные очки спасали от ослепления солнцем, но чувствовал он себя крайне неловко.

— Эти заслонки помогают вам, — сообщил доктор Чака. — Занавес наверху спасает от прямых солнечных лучей, а также от отраженного света. От него у вас появились бы волдыри на коже, даже если бы не было прямого попадания солнца.

Бордман не отвечал. Вездеход двигался дальше. Он ехал по песчаной насыпи — песок был коричневатый, насыщенный минералами. Это и была дюна. Не самая большая на Ксозе, но более ста футов высотой. Он проехали по пологому склону. С вершины вся планета, казалось, приобрела опасный наклон. Вот и верхняя точка, отсюда дюна идет вниз, здесь гусеницы завязли, и машина чуть не перевернулась. И Бордману пришло на ум: пески Ксозы-2 — настоящие океаны.

А дюны — это волны, которые бесконечно медленно передвигаются, подобно морю в шторм. Ничто не устоит перед ними! Ничто!

По таким дюнам они проехали около двух миль. Затем начали карабкаться к подножию гор. И Бордман снова увидел выемку в скале и водопад из песка, образующий при падении симметричный холм у отрогов скал. Вокруг оказалось множество подобных водопадов. В одном месте они образовывали настоящий каскад. Песок сыпался через серию скалистых уступов, заполняя каждую ступень до краев, а затем пересыпаясь на следующую.

Они взобрались на безумно крутую гору, стороны которой были слишком отвесными для того, чтобы песок попадал туда, и узкая вершина была лишь слегка запорошена пылью.

Ландшафт напоминал кошмарный сон. Машина ползла вверх, и при каждом толчке и падении в пустоту Бордман чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Эти неимоверно яркие цвета. Пустыня, раскаленный воздух, безжизненность — просто шокировали. Бордман обнаружил, что его глаза обшаривают местность в попытке отыскать хоть жалкий куст, хоть клочок травы.

Поездка длилась уже час. Затем начался утомительный подъем на изъеденный эрозией ветра скальный уступ — и вот они уже на самом верху. Машина прошла еще сотню ярдов и остановилась.

Они достигли высшей точки горной цепи, а за ней поднималась еще одна горная цепь. Но ее не было видно. С этого места, куда они взбирались с такими усилиями, остальные скалы нельзя было увидеть. Не было ни одной долины. Ни одного понижающегося склона. Только песок. Они оказались на песчаном плато — одном из тех, что составляют уникальную особенность планеты Ксоза-2. И Бордман понял, что полученное им объяснение этого явления верно.

Ветра, обвевающие горы, приносят песок точно так же, как на других планетах — влагу, пыльцу, дожди и семена. Если две горные цепи встречаются на перекрестке, где дуют сильные ветры, те образуют вихри в долине между гор. И заполняют долину песком. Как морские ветра, приносившие влагу, в других мирах, где благодаря этому возникли цивилизации.

— Что? — спросил Бордман, увлекшийся мыслями и не расслышавший замечание Редфизера.

— Вот место посадочной площадки, — повторил тот.

— Где? — не понял инспектор.

— Здесь. Несколько месяцев назад тут была долина. И на ней стояла площадка высотой тысяча восемьсот футов. Нужно было достроить четыреста футов — самую легкую часть конструкции. Вот почему я назвал вам восемьдесят процентов готовности. А потом разразилась буря.

Жарко. Пекло просто чудовищное — даже на вершине плато. Доктор Чака посмотрел в лицо Бордману и наклонился над баком с кислородом, отвинтив регулирующий колпачок. Бордман сразу ощутил прохладу. Кожа сделалась сухой. Циркулирующий воздух немедленно осушал пот по мере его выступания. Но у Бордмана возникло неприятное ощущение, будто его заперли в тесном ящике. Он пытался побороть ощущение. И теперь прохладный воздух действительно освежал.

Доктор Чака достал фляжку. Бордман жадно пил. Вода оказалась слегка подсоленной, чтобы возместить потерю солей с потом.

— Буря, говорите? — спросил Бордман, осознавший, сколь велика разыгравшаяся здесь трагедия. Только на этом плато накопились сотни миллионов тонн песка. Невероятно, чтобы можно было когда-либо убрать этот песок, разве что ветер, сменив направление, будет дуть через бывшую долину долгие годы. — Что же натворила эта буря?

— Это была песчаная буря, — коротко ответил Редфизер. — Произошла вспышка солнечной активности. Мы не уверены, но предполагаем это. В отчете предварительной колонизации упоминали о песчаных бурях. Команда исследователей взяла пробы выпадения песка в разных местах в течение года. Во время бурь здесь вместо дождя выпадает песок. Но в данном случае не обошлось без вспышки на солнце, ведь буря длилась… — тут он сделал паузу и четко выговорил слова, ибо они несли невероятную информацию — целых два месяца. Все это время мы не видели солнца. И, естественно, не могли работать. Ждали, пока все кончится. Когда кончилось, то на месте строившейся площадки образовалось песчаное плато. Вершина стальной решетки высотой тысяча восемьсот футов оказалась под двухсотфутовым слоем песка. А заготовленные для продолжения работ стальные балки — под двумя тысячами футов песка. Не имея запасов энергии, трудно даже пытаться откопать все это. Нужно перелопатить сотни миллионов тонн песка. Если бы мы убрали песок, то достроили площадку. А достроив площадку, смогли бы убрать песок — через несколько лет, если бы необходимые машины были доступны. И если бы не разразилась новая буря.

Он замолчал. Бордман вдохнул прохладного живительного воздуха. Так он мог лучше соображать.

— Если бы вы увидели снимки, вы бы поверили, что мы действительно работали, — сказал Редфизер.

Бордман уловил скрытый смысл сообщения. Колонию образовали америнды — они занимались возведением стальных конструкций — и африканцы, привлекавшиеся к обслуживающему труду. Америнды считались прирожденными мастерами в обслуживании сложных горнодобывающих механизмов и плавильного оборудования. Обе расы легко приспосабливались к подобному климату и работали в нем, имея, как они это называли, “прохладные спаленки”. Но они нуждались в энергии. Не только для работы, но и для жизни. Для охлаждения воздуха в спальных помещениях он проходил через распыляемую струю воды. Вода также нужна была для питья. Без энергии они станут страдать от жажды. Без энергетической решетки, получающей энергию из ионосферы, они не смогут получать продукты. И начнется голод.

— Я возьму снимки, — сказал Бордман. — И принимаю ваше утверждение о том, что колония погибнет. Я сделаю отчет для тайника, который вы готовите, как сказала Алета. И еще — я извиняюсь за все свои резкие слова.

Доктор Чака кивнул. Он с теплотой смотрел на Бордмана.

— Ну, конечно, все в порядке. Ничего страшного, — сердечно отозвался Ральф Редфизер.

— А теперь, раз у меня есть полномочия отдавать необходимые распоряжения, я желаю проверить, какие шаги вы предприняли в связи с опасностью, — заявил Бордман. — Я хотел бы узнать, что именно вы делали, дабы повлиять на ход событий. Знаю, изменить их невозможно, но неужели вы не пытались?

Первая битва разыгралась в жилых отсеках для персонала через два часа после того, как “Чародей” лег на орбиту — начальная реакция на катастрофу. Командир обшарил все судно и конфисковал запас оружия. Запер его. У него самого нервы были не в порядке. Заняться нечем. И неизвестно, будет ли чем заняться впоследствии. Одно это способно вызвать истерию.

Наступила ночь. В небе над колонией сверкали мириады звезд. Это были не те звезды, что на Земле, но Бордман никогда не бывал на Земле. Он привык к незнакомым картам звездного неба. Он смотрел из окна на небо и не видел в нем ни одной луны. Да, вспомнил он, у Ксозы-2 нет лун. За его спиной послышался шорох бумаги. Алета Редфизер перевернула страницу в блокноте и сделала новую запись. На полке за ее спиной стояло уже много исписанных блокнотов. В них можно обнаружить массу информации о том, какую работу провели служащие колонии.

Да, им пришлось столкнуться с невероятными трудностями и порою проявлять настоящий героизм. Взять хотя бы попытку доставлять воду на самолетах с полюсов. Ужасно непрактично, учитывая климатические условия. Ветра переносили тучи песка с места на место. Самолеты подвергались песчаной бомбардировке. Последний рабочий самолет произвел вынужденную посадку в пятистах милях от колонии. За ним отправилась экспедиция на вездеходах и привезла экипаж. Гусеничные фургоны были защищены силиконовым пластиком, но на обратном пути и он был исцарапан. Люди попадали в песчаные оползни. За ними организовывали героические поисковые экспедиции. Раз или два пропавших удавалось спасти. А обвалы пещер в шахтах и прочие инциденты…

Бордман подошел к двери кабинета Ральфа, открыл дверь и вышел наружу.

Все равно что войти в огромный духовой шкаф. Песок еще хранил жар солнца, хотя солнце уже село. Воздух настолько горяч, что у Бордмана мгновенно пересохло в горле. За десять секунд ноги в уличной обуви разогрелись, а еще через двадцать ему показалось, что подошвы сандалий плавятся. Здесь можно даже ночью погибнуть от жары! Пожалуй, на рассвете он и вынесет прогулку по улице, но вообще-то какая несправедливость! Америнды и африканцы живут здесь и процветают, а он не может находиться без защиты час или два — и даже с наступлением сумерек.

Он вернулся назад, чувствуя себя пристыженным, ощущая дискомфорт в ногах. Он скорее согласился бы, чтобы они сгорели, чем признался в этом

Алета перевернула еще страницу.

— Послушайте! — обратился Бордман. — Что бы вы сами ни думали, вам следует вернуться на “Чародей”.

Она подняла на него глаза.

— Поговорим об этом, когда время придет. Но думаю, что нет. Лучше остаться здесь.

— Сейчас, пожалуй, — недовольно пробурчал Бордман. — Но до того как начнется катастрофа, вы вернетесь на корабль! У них достаточно ракетного топлива, чтобы раз десять высылать шлюпку! Они вас вытащат.

Алета пожала плечами.

— Зачем покидать планету и сидеть в заброшенном корабле? Ведь “Чародей” практически застрял на орбите. Каков ваш расчет времени на посылку за нами корабля спасателей?

Бордман не отвечал. Он считал. До Трента два месяца пути, ближайшая база Инспекции находится там. “Чародей” ожидают после того, как он загрузится металлом, наплавленным при помощи нового оборудования. А это две недели на поверхности планеты — кстати, никто не удивится, если срок вырастет до двух месяцев. Итак, на Тренте корабль может оказаться месяца через четыре. Опять же, еще пару месяцев можно прибавить. То есть, примерно полгода никто не хватится отсутствующего “Чародея”. Еще немного подождут: вдруг какое-то ЧП в космосе. Наконец отчет об отсутствии связи отправится в Резиденцию Колониальной Инспекции на Канне-3. И еще три месяца, пока они его получат, и еще шесть — на утверждение. А потом спасательные шлюпки вылетят на Ксозу-3, и, пока не будет от них вестей о кризисе на планете, будут считать, что никакого кризиса нет и в помине. Ведь никому и в голову не придет, что энергетическая система могла погибнуть!

Может быть, через год кто-нибудь подумает или спросит о судьбе Ксозы-2. И еще больше времени пройдет, прежде чем на чей-нибудь стол ляжет бумага, и какой-либо корабль будет проходить мимо планеты либо будет снаряжен специальный транспорт для расследования. Итак, в общей сложности, пройдет порядка трех лет, прежде чем подоспеет другой корабль — по самым оптимистичным расчетам.

— Вы же горожанка, — уговаривал Бордман. — Когда будут кончаться запасы еды и воды, вернетесь на корабль. Сможете выжить до момента, как кто-нибудь обнаружит, что случилось.

— Может быть, лучше не выживать, — мягко проговорила Алета. — Вот вы вернетесь на корабль?

Бордман покраснел. Нет, конечно. Но ответил так:

— Я могу отдать распоряжение отправить вас туда, и ваш кузен подчинится.

— Что-то я сомневаюсь, — ответила Алета.

И вернулась к своим делам.

Снаружи послышались шаги. Бордман отчасти завидовал. В таких толстых сандалиях колонисты могут свободно перемещаться из одной части колонии в другую даже в дневное время. А ему, Бордману, даже ночью не выйти на улицу!

Вошли несколько человек. Среди них были темнокожие, чьи мышцы играли под лоснящейся кожей, и бронзовотелые америнды с прямыми жесткими волосами. Последним вошел доктор Чака.

— Вот и мы, — проговорил Редфизер. — Здесь все наши прорабы. Думаю, мы сможем ответить на ваши вопросы.

Он представил пришедших мужчин. Бордман даже не пытался запомнить их имена. Абеокута и Нортвинд [16], Сутата и Толлграсс [17], Т’чка и Споттедхорс [18], и Леваника… Такие имена обычно и звучат в новых колониях. Но люди, столпившиеся вокруг, держались просто — несмотря на присутствие старшего офицера Колониальной Инспекции. Они кивали, когда их представляли, а ближайшие пожимали ему руку. Бордман понял, что ему по душе отношение этих людей к сложившимся обстоятельствам. Но его данные обстоятельства унижали. А их — нет. Они готовы были принять смерть.

— Мне нужно оставить отчет, — сказал Бордман, и его поразило собственное выражение: он как бы признал безнадежность положения, вот почему сказал “оставить”, а не “составить”.-Нужно оставить отчет о степени завершенности работ в колонии. Но раз здесь опасная обстановка, то нужно оставить также отчет о принятых мерах.

Это будет, разумеется, бесполезный отчет. Такой же бесполезный, как записи о достижениях, которые составляет Алета, ведь его прочтут только после того, как все живущие на планете погибнут. Но Бордман знал, что напишет его. Трудно себе представить иное.

— Редфизер сказал, что запас энергии будет использован на охлаждение зданий и, следовательно, получение из воздуха конденсированной воды, — добавил он. — И этого хватит лишь на шесть месяцев. Продукты закончатся примерно в тот же срок. Если позволить зданиям немного нагреться, чтобы сберечь топливо, то воды будет еще меньше. Если перейти на половинный рацион и растягивать пищу, то без воды и энергии все равно никуда не деться. Поэтому экономить невыгодно.

Алета кивала в знак согласия. Все это уже обсуждалось прежде.

— На “Чародее” же еды вдоволь, — продолжал Бордман. — Но они могут посылать шлюпку всего несколько раз. Нельзя расходовать топливо. За один раз им больше тонны груза не поднять. Нас здесь пятьсот человек. Так что помощи ждать не приходится.

Они переглянулись.

— Так что будем жить комфортно, пока пища, вода и минимум удобных условий для сна одновременно не подойдут к концу. Пытаться изыскать новые возможности для растягивания запасов не имеет смысла. Редфизер сказал, что вы приняли ситуацию как есть. И что вы делаете с тех пор, как вы ее приняли?

— Мы нашли место для хранения записей, и наши шахтеры подготовили специальную камеру для того, чтобы в последний момент оставить записи там. Она защищена от песка. Наши механики разрабатывают передающее устройство, для которого мы сэкономим немного топлива.

— Особенно если учесть, что некому давать указания, — вмешался Бордман.

— А еще мы много поем, — добродушно продолжал доктор Чака. — Мои люди… они религиозны. Когда мы покинем этот мир, то в составе хорошо организованного хора сможем выступать в мире ином. — И сверкнул белыми зубами в улыбке.

Бордман почти завидовал людям, которые могли в такой момент улыбаться.

— Правильно я понимаю, что вы также занимаетесь спортом? — продолжал он.

— Да, было дело, — подтвердил Редфизер. — Альпинисты выиграли кубок за штурм ужасной горы высотой в три сотни футов. Установлен новый рекорд в метании копья для этой гравитационной константы, а Джонни Корнсток пробежал сто ярдов за восемь и четыре десятых секунды. Алета удостоверила эти рекорды.

— Чрезвычайно полезно! — проворчал Бордман. И сразу возненавидел себя за это, хотя лица бронзовокожих атлетов остались бесстрастными.

Чака замахал руками.

— Подожди, Ральф! Племянник Леваники побьет этот рекорд через неделю!

Бордман снова почувствовал стыд, ибо Чака вмешался, чтобы замять неловкость от его вспышки.

— Беру свои слова назад, — раздраженно произнес Бордман. — Я зря сказал это. Лучше бы я этого не говорил. Но я здесь для того, чтобы произвести проверку готовности, а вы рассказали мне о мерах для поднятия морального духа. Это не по моей части. Я технарь от начала и до конца. Мы столкнулись с технической проблемой!

— Но ведь они живые люди от начала и до конца, мистер Бордман, — неожиданно вмешалась Алета. — И они столкнулись с чисто человеческой проблемой — как умереть достойно. Мне кажется, у них неплохо получается решать ее.

Бордман стиснул зубы. Он снова чувствовал себя униженным. Ведь он тоже имел в виду нечто подобное. Но так же, как генетически он не был приспособлен к климату планеты, так оказался неспособен принять надвигающуюся катастрофу. Америнды и африканцы инстинктивно придерживаются фаталистической идеи о том, как следует вести себя человеку, которому не справиться с бедой и: остается только умереть. Но идея Бордмана о человеческом достоинстве призывала его бороться, какая бы ни грозила опасность. Не сдаваться. Может быть, это у него в крови, в клетках, а может, результат обучения. Он не знал. Он просто физически не мог, не утратив самоуважения, признать ситуацию безнадежной, хотя разум уверял его в этом.

— Я согласен, но все же хочу мыслить в технических терминах, — произнес он наконец. — Вы сказали, что мы Должны умереть, потому что нельзя посадить сюда “Чародея” с запасом пищи и снаряжения. Нам не посадить корабль, потому что у нас нет посадочной площадки. Площадки нет, так как все строительные материалы похоронены под миллионами тонн песка. И нам не построить новую площадку для легких кораблей, ибо плавильная печь находится на корабле, да к тому же и энергии тоже нет. Если бы у нас было излучение, то мы получили бы энергию для работы плавильной печи, без которой нет излучения. Все идет по кругу. Разорвите этот круг в любом месте, и проблема решена.

Один из темнокожих мужчин что-то негромко сказал товарищам. Они засмеялись.

— Это как история про мистера Вудчака, — объяснил он. — Я читал такую книжку в детстве.

— Проблема с охлаждением, водой и пищей примерно такого же свойства, — сухо проговорил Бордман. — За шесть месяцев мы бы вырастили продукты — если бы у нас была энергия для получения влаги. Есть необходимые химикаты для гидропоники — вот только как уберечь растения от высыхания? Охлаждение, пища и вода — вот еще один круг проблем.

— Мистер Бордман, — обратилась к нему Алета. Он раздраженно оглянулся.

— На Чагане произошла история с одной женщиной… Короче, ей дали награду. Я знала эту женщину. Ее муж разводил лошадей. Просто с ума сходил по ним. И они жили в домике на колесах и ездили по степям — льяносам. Иногда месяцами находились вдали от жилых районов. Она, представьте, любит мороженое. А холодильник не всегда работает. Но она была доктором наук в области Истории Человечества. И она заставила мужа установить на крыше передвижного типи изолированный со всех сторон поднос, и в нем делает себе мороженое!

Мужчины глядели на Алету.

— Да, такое стоит отметить знаком доблести! — воскликнул ее кузен.

— Консул официально вручил ей латунный котелок, — сказала Алета. — За достижение в области домашнего хозяйства. — И пояснила Бордману: — Ее муж установил на крыше дома контейнер, изолированный от тепла, выходящего из дома. Днем контейнер герметично закрывается крышкой, чтобы солнце не нагревало его. Ночью она снимает крышку и кладет туда необходимые ингредиенты тонким слоем. И отправляется спать. А на заре уже все готово. Даже если ночь была теплой. — Она оглядела присутствующих. — Я не знаю, как это получается. Она сказала, что раньше такое уже происходило — в каком-то месте на Земле под названием Вавилония — много тысяч лет назад. Бордман удивленно заморгал.

— Проклятье! Кто знает, насколько падает температура на поверхности перед рассветом?

— Я знаю, — ответил кузен Алеты. — Верхний слой песка охлаждается на сорок с чем-то градусов. Нижние слои, конечно, теплее. Но перед тем, как появится солнце, воздух почти прохладный. А что?

— На всех планетах ночи холоднее, — сказал Бордман. — Ночью темная сторона выделяет тепло в космос. По утрам доходит до заморозков, если только почва не накопила за день тепла. Если мы предотвратим это накопление — накроем участок почвы на рассвете и продержим так целый день, чтобы солнце не нагрело его, — получим холодильник!

Все зашептались. Все мастера на Ксозе-2 были люди практические. Невозможно возводить стальные конструкции и обслуживать рудники, если не знать, как это работает. Предложение Бордмана прозвучало разумно — возможно, подействует. Но насколько эффективно? Предположим, что ночью, во время падения температуры, можно охладить любой объект дважды. Кто-то принялся за вычисления. Потом объявил результат. Остальные начали его проверять. На Бордмана никто уже не обращал внимания. Завязалась дискуссия, и Редфизер с Чакой приняли в ней участие. Согласно расчетам, если воздух на Ксозе-2 действительно такой чистый, как об этом можно судить по яркости звезд и прозрачности неба, то каждую вторую ночь можно обеспечить падение температуры на сто восемьдесят градусов при излучении тепла в пространство — если только не будет воздушных течений…

Проблема течений разбила собрание на группы, имевшие разные мнения. Доктор Чака гудел, как колокол, пытаясь свести различные решения воедино и подготовить все до наступления рассвета. Спорящие покинули корпус, все еще жарко дискутируя. Кто-то упоминал подобный случай на Тимбуке, кому-то вспомнилась ирригация на Дей-мосе-3… Они обсуждали, как это сделать…

В горячем воздухе еще долго слышались голоса. Бордман скривился в гримасе.

— Черт! Почему же я сам до этого не додумался?

— Потому, что вы не доктор в области истории человечества, у вас нет мужа, выращивающего лошадей, и вы не фанат мороженого, — раздался голос Алеты. — К тому же нужны техники, чтобы разрешить проблему подобным образом. Думаю, Боб Бегущая Антилопа одобрит вас, мистер Бордман.

— Это еще кто? И что означает весь этот странный комментарий?

— Я расскажу вам, — сказала Алета. — Потом. Когда решите еще парочку вопросов.

Ее кузен вернулся в комнату.

— Чака раздобудет силиконовую изоляцию, — радостно сообщил он. — Материала хватит, а нагрев произведем при помощи зеркала. Так что температуры будет достаточно для производства силикона! Какова должна быть площадь покрытия для получения четырех тысяч галлонов воды за ночь?

— Откуда мне знать? — удивился Бордман. — Это зависит от содержания влажности в здешнем воздухе. И вот еще что: вы используете теплообменники, чтобы доставлять холодный воздух в здания перед включением холодильных установок? Мы могли бы сэкономить энергию…

— Давайте поработаем над этим позже! — откликнулся инженер. — Хоть я сам и железный человек, но все же…

Они обосновались на отдых. Алета перевернула страницу.

“Чародей” кружил над планетой. Члены команды страдали от самих себя. Даже во время полета на планету у них уже начиналось раздражение и неприятие других людей. А теперь предстоят годы подобного удовольствия! Через два дня после выхода на орбиту корабль населяли люди несчастной судьбы с психологией узников, которым предстоит провести в заточении неопределенное время. На третий день снова разгорелась драка. Еще более жестокая. И такие драки — не лучший симптом для запертого в безвыходном положении экипажа.

Большинство человеческих проблем образуют циклическую связь: решите одно звено, и эта связь распадется, а проблема перестанет существовать. Между расами существует вражда, ведь они такие разные. И они стремятся отличаться друг от друга из-за этой вражды… Самая большая проблема межпланетных путешествий состояла в том, чтобы путешествовать быстрее скорости света. А путешествовать быстрее скорости света нельзя, потому что со скоростью возрастает и масса, так как корабли остаются в том же временном промежутке. Проблема была решена, когда предположили, что ускорение времени на секунду дает возможность преодолеть ограничение скорости света, и затем нашли способ осуществить это. Но даже с появлением межгалактических путешествий еще долго не существовало межпланетной торговли, потому что для посадки и взлета корабля требовалось столько же топлива, сколько этот корабль мог доставить, пока кто-то не догадался использовать энергию на земле для подъема и посадки. И тогда межпланетные корабли смогли перевозить грузы. Опасная ситуация на Ксозе-2 возникла из-за того, что песчаная буря засыпала посадочную площадку миллионами тонн песка, и теперь ее нельзя было достроить, потому что нельзя было получить энергию, потому что нельзя было достроить площадку, потому что…

Понадобилось три недели, чтобы понять, насколько проблема легка в разрешении. Бордман назвал это циркулярной проблемой, но на самом деле он не видел в ней циркулярности. Просто неудачное стечение обстоятельств. И когда догадались, что охлаждение воздуха возможно, то стало ясно: проблема разрешима.

Через неделю десять акров [19] пустыни покрылись большими кусками силиконовой ткани. К началу дня отражающая поверхность была наверху, а на закате вездеходы зацепляли силикон при помощи тросов и переворачивали, чтобы обнажилась структура решетки. И через эту решетку выходило накопленное за день тепло. Охлажденный воздух в пазах решетки оставался непотревоженным, и тепло не попадало в нижние слои. Подобное происходит в ночное время на всех планетах, только здесь — чуть эффективней.

Через две недели за ночь получали по три тысячи галлонов воды, а через три — такие решетки были установлены на крышах всех домов колонии. Потом к ним добавили закрытые контейнеры для предварительного охлаждения воздуха перед использованием его в холодильных установках. Запас топлива — и запас энергии теперь растянулся на период времени, в три раза превышающий прежние расчеты. Ситуация перестала быть безнадежной.

В это время произошло еще кое-что. Один из ассистентов доктора Чака интересовался определенным видом минералов. Он использовал солнечную печь, при помощи которой плавили силикон. Доктор Чака наблюдалза его работой и в один прекрасный момент разразился смехом и отправился к Ральфу Редфизеру. После этого америндские рабочие по металлу приспособили один из пустующих корпусов ракет (в нем прежде хранилось топливо) под огромную солнечную печь размером в шестьдесят футов. Африканцы подвели к ней энергию, и получился отражатель более яркий, нежели солнце Ксозы-2. Его направили на месторождение минералов. Повалил удушливый дым, и даже африканские техники вооружились защитными очками — смотреть на огонь было невыносимо. Образовались маленькие комочки расплавленного металла, а окалина потекла струйкой. Металл собирали и откладывали в сторону. Доктор Чака весь сиял, хлопая себя по ляжкам. Борд-ман лично покинул вездеход и в течение двадцати минут присутствовал при процессе. Вернувшись в кабинет инженера проекта, он выпил подсоленной воды и зарылся в книжки, прихваченные с корабля. Среди них был справочник по планете Ксоза-2 и словари, изданные Колониальной Инспекцией. В словарях имелись достаточно подробные статьи, особенно по поводу того, что касается оборудования.

Чака вошел в кабинет, держа в руках, защищенных перчатками, грубую чушку первого полученного на планете железа. Вид у него был торжествующий. Бордмана не было на месте. Ральф что-то лихорадочно писал за столом.

— Где Бордман? — спросил Чака могучим басом. — Я готов поручиться, что горнодобывающее оборудование на Ксозе-2 готово к производству и отгрузке железа, кобальта, циркония и бериллия в необходимых для коммерции количествах. А еще через два дня мы сможем добывать хром и марганец.

Он водрузил кусок металла на стол, за которым сидела Алета со своим неизменным блокнотом. Металл дымился, стол начал обугливаться. Чака снова схватил чушку и принялся вертеть ее в руках.

— Вот ты, Ральф! — гремел он. — Вы, индейцы, стремитесь к достижениям! Посмотри-ка на это достижение! Без топлива и остальных приспособлений, кроме самодельных! Мы пользовались только зеркалом, и все — мы готовы загрузить первый прибывший за грузом корабль металлом! А что ты делаешь, чтобы побить рекорд? Мы, наверное, все глаза проглядим в ожидании!

Ральф едва взглянул на него лихорадочно блестящими глазами. Бордман указал ему цифры и формулы, и он переписывал необходимое из словарей Колониальной Инспекции. Книги начинались со спецификаций по антибиотикам против местных форм бактерий. И заканчивались рекомендациями по прочности материала и конструкций клеток для перевозки представителей фауны, которая делилась на летающих, сухопутных и водоплавающих, а они, в свою очередь, делились на плотоядных, травоядных и всеядных. Причем для глубоководных рекомендовались контейнеры с повышенным давлением, а для существ с метановых планет желательно было применять для дыхания ядовитую среду.

Редфизер открыл третий том на странице “Малые посадочные площадки для коммерческих убежищ”. Существуют десятки неколонизированных планет среди великого множества космических дорог, где были созданы убежища для потерпевших крушение космонавтов. Они обслуживались специальными силами. Там находились спасательные шлюпки. Им требовался минимум оборудования для снабжения планет энергией из ионосферы, а площадки должны были поднимать только шлюпки грузоподъемностью до двадцати тонн. Спецификации по оборудованию для таких убежищ были включены в справочники, привезенные Бордманом. Они составлялись для информирования контрактантов, желавших поставлять оборудование, а также для сведения инспекторов. Так что в них содержались все данные по строительству малых посадочных площадок для коммерческих убежищ. Редфизер лихорадочно переписывал и перерисовывал все необходимое.

Чака продолжал улыбаться.

— Я знаю, что мы застряли, Ральф, — сказал он. — Но зато можно идти на рекорд. Жаль, что мы не ведем записей о наших достижениях, как вы, индейцы.

— Слушай, убирайся! — сердито ответил инженер. — Кто изготовил солнечное зеркало? Разве мы не помогали вам? Вы делаете антенны? А как насчет мачт? Я собираюсь поднять спасательную шлюпку и отправить ее на Трент. Построить для этого минимального размера площадку! И задать им всем жару, чтобы прислали сюда корабль с припасами. Если только снова не разыграется песчаная буря и придуманные Бордманом рефрижераторы не пострадают, мы сможем выжить на гидропонике, пока не прибудет корабль!

Чака смотрел на него очень внимательно.

— Ты не шутишь — мы действительно сможем продержаться? Это правда?

Алета взглянула с нескрываемой иронией.

— Доктор Чака, вы добились невозможного! — сказала она. — Вот Ральф, он планирует совершить что-то несуразное. А вам не приходило в голову, что мистер Бордман из кожи вон лезет, чтобы достичь некоего предела, который даже он не достигнет?

— А что это он такое делает? — изумленно спросил Чака.

— Он пытается доказать самому себе, что он лучший человек на этой планете. Ибо физически ему тут труднее, чем кому-либо. Его самолюбие задето. Не цените его слишком низко!

— Это он-то лучший? — спросил Чака. — По-своему он прав, конечно. Идея с рефрижераторами это доказывает. Но ведь он не в состоянии выйти на улицу без защитного костюма!

— Ерунда, Алета, — вмешался Ральф. — У него есть смелость. Этого не отнять. Но он не может пройти по мачте на высоте тысяча двести футов. Он хорош — по-своему. Он кое-что может. Но самый лучший — не знаю…

— Я уверена, что он не может петь так, как даже худший из ваших хористов, доктор, — согласилась Алета. — Любой америнд бегает лучше него. Даже я. Но у него есть нечто, чем мы не обладаем. Мы многое делаем лучше, чем любой из бледнолицых. — Ее глаза блеснули. — Но он сомневается в себе. Постоянно и по любому поводу. Вот поэтому он — лучший из мужчин на этой планете. Готова побиться об заклад!

— Это ты предложила излучающий рефрижератор! — возразил Редфизер. — Какая разница, что он сумел применить его?

— Дело в том, что он не смирился с бедой, в которой мы все очутились. Он не стал мириться со смертью. Его самолюбие было задето, потому что природа побеждала человека. Это оскорбляло его достоинство. А человек, чье достоинство легко оскорбить, редко бывает счастлив, но с ним хорошо находиться рядом.

Чака поднял свое большое эбонитовое тело из кресла, где сидел с железной чушкой в руках.

— Вы добры, — со смехом сказал он. — Порой даже слишком! Я не хотел задевать его чувств. Честное слово! Но я в жизни не слышал о человеке, восхваляемом за его самолюбие или вызывающем восхищение своим раненым достоинством! Если вы правы — это убедит меня. Даже придаст надежду. Но… хм… вы согласились бы выйти замуж за такого человека?

— Великий Маниту запрещает это! — резко ответила Алета и состроила недовольную гримасу. — Я америндка. И хотела бы иметь всем довольного мужа. Тогда и я была бы довольна. Бледнолицый муж не для меня! Но я не думаю, что он на этом остановится. Его не удовлетворит возможность послать за помощью. Это еще больше заденет его самолюбие. Он будет страдать оттого, что не может самому себе доказать, что способен на большее!

Чака пожал массивными плечами. Редфизер прочел последний абзац и вскочил на ноги.

— Сколько тонн железа ты можешь получать, Чака? — спросил он. — Что нужно для процесса литья? Сколько углерода в этом железе? И когда начнется литье? Большое, я имею в виду?

Они вместе покинули комнату. Из соседнего помещения послышался слабый звук. Алета притихла от неожиданности. Минуту сидела неподвижно. Потом повернула голову.

— Приношу свои извинения, мистер Бордман, — отрывисто сказала она. — Вряд ли это исправит неловкость, но все-таки — простите меня.

Бордман вышел из соседнего кабинета. Он был ужасно бледен.

— Тому, кто подслушивает, нечего надеяться услышать о себе что-либо лестное, не так ли? — заговорил он неестественным голосом. — Я уже подходил к дверям, когда услышал разговор о себе. Чака и ваш кузен испытали бы неловкость, если бы знали, что я все слышу. Поэтому я не стал входить. Продолжал слушать, но не стал подавать виду. Они вправе иметь свое мнение обо мне. А я — о них. Признаться, я был о них лучшего мнения, чем они — обо мне!

— Должно быть, это прозвучало просто ужасно! — воскликнула Алета. — Но все же они думают о вас… гораздо лучше, нежели вы сами о себе.

Бордман пожал плечами.

— Особенно это касается вас. Вы бы вышли замуж за подобного мне? Во имя великого Маниту, конечно, нет!

— По очень веской причине, — возразила Алета. — Когда я вернусь отсюда — если вернусь, — то собираюсь замуж за Боба Бегущую Антилопу. Он замечательный. Мне очень хочется выйти за него. И я думаю не только о счастье, но и об удовлетворенности жизнью. Для меня это важно. Для вас или для женщины, на которой вы бы женились, это не так. А я… ну, в общем, я вам не завидую.

— Понимаю! — с иронией отозвался Бордман, хотя на самом деле не понимал. — Желаю вам найти удовлетворение, которое вы так ищете. А что касается идеи, будто я способен на большее… Все это связано с моим неимоверным тщеславием?

— Нет никакой идеи, — ответила Алета. — Я только думаю, что вы можете дойти до чего-то, недоступного нашему воображению. И это не из-за вашего тщеславия, а благодаря недовольству собой. Это в вас заложено. Такой уж вы есть!

— Если вы считаете меня невротиком, то ошибаетесь, — мрачно процедил Бордман. — Я не невротик. Я вспыльчивый. Беспокойный. Из-за этого беспорядка я безнадежно выбился из графика. Но и только.

Алета встала, пожимая плечами.

— Еще раз приношу извинения, — повторила она. — Сейчас я уйду. Но повторяю: думаю, вы сможете превзойти все ожидания. Не знаю, в чем именно. Но вы это сделаете. Хотя бы, чтобы доказать мне ошибочность моего мнения на ваш счет.

Она вышла. Бордман сжал зубы. Он ощущал известный болезненный дискомфорт, когда начинаешь подозревать, что сказанное о тебе другими — правда.

— Идиотизм! — раздраженно выпалил он. — Это я — невротик? Это я, из-за болезненного самолюбия, хочу доказать, что лучше всех? — Он шумно выдохнул и поерзал в кресле. — Абсурд! — пробормотал он. — И зачем бы мне доказывать что-то, если я и так на это способен? Но что делать, если мне это и вправду нужно?

Он сердито оглядывался по сторонам. Вопрос терзал его, не давая покоя. А что, если Алета права? Если он постоянно этим занимается — доказывает нечто себе и другим?

Внезапно он ощутил напряжение в теле. На лице появилось выражение глубокого удивления. Он подумал: а что может попытаться сделать неуверенный в себе и вечно недовольный человек здесь, на Ксозе-2, в такой ситуации?

И удивление было вызвано тем, что он уже начал продумывать способы воплощения новой идеи.

“Чародей” возвращался к жизни. Командир мрачно ответил на экстренный вызов с Ксозы-2, Спустя минуту, отключив коммуникатор, он поспешил к иллюминатору, за которым стояла темнота, ибо бело-голубое солнце Ксозы сейчас освещало другую сторону корабля. Нажал переключатель, сделав стекло более прозрачным, и начал вглядываться в чудовищную, землистого цвета, изрытую поверхность планеты, находящейся за пять тысяч миль отсюда. Он искал пятнышко, означающее колонию.

И увидел то, о чем ему сообщили. Тоненькая ниточка, поднимающаяся с поверхности. Она вырастала под небольшим углом — с уклоном на запад, а потом расширялась, формируя странный объект в форме гриба. Такого просто быть не могло. Люди не в состоянии создавать видимые объекты высотой в двадцать миль, расширяющиеся на вершине как грибы на ножке.

Но это было правдой. Командир “Чародея” разглядывал объект, пока не убедился. Это не атомная бомба: время прошло, а предмет продолжает существовать. Он исчезал, но потом снова возникал. Подобного командир еще не видел!

Он прошел через корабль, оповещая людей, встретив лишь недоверчивое ворчание. Но когда “Чародей” завершил очередной виток и снова оказался над этим местом, члены экипажа тоже заметили странное явление и убедились в его реальности. И принялись с лихорадочной скоростью ликвидировать следы полуторамесячного отчаяния.

За три дня удалось привести корабль в приличный вид, и все это время странный объект оставался на месте. На шестой день он стал ярче. На седьмой — увеличился в размере.

Члены экипажа начали испытывать ужасное нетерпение. За эти три или четыре дня они больше измучились ожиданием, нежели за весь предыдущий безнадежный период. Зато теперь отпала необходимость ненавидеть кого-либо. Командир вздохнул с облегчением.

Стальная решетка высотой в тысячу восемьсот футов взмывала ввысь в форме кольца в четверть мили высотой, почти равняясь с вершинами гор. Долина была необычной. Внутри находился кратер — конической формы, и его стены гладко переходили в прутья другой решетки, окрашенной в красный цвет. Другие прутья завершали структуру, уходя за пределы круга. Посадочная площадка представляла собой меньший по размеру, аккуратный объект из скрепленных между собой прутьев. Высотой всего в сотню футов и шириной в триста. Но она была всего лишь миниатюрной копией большой площадки, способной принимать межгалактические грузовые корабли и выдерживать плотный график движения, обычный для горнодобывающей колонии.

К пирамиде приблизился гусеничный вездеход, переваливающийся из стороны в сторону. На нем были укреплены отражатели и солнечный навес. Бордман восседал в ковбойском седле на грузовом отсеке. Разумеется, облаченный в защитный костюм.

Вездеход подъехал поближе и остановился у ангара с оборудованием. Бордман слез с седла, заметно утомленный тяжелой поездкой.

— Не желаете зайти в ангар охладиться? — спросил Чака.

— Все в порядке, — заверил Бордман. — Теперь я чувствую себя комфортно, поскольку вы обеспечиваете меня сжатым воздухом. — Было совершенно ясно, что его расстраивает необходимость этого обеспечения. — Что все это означает? Мы ждем “Чародея”? Почему все настаивали на моем присутствии?

— У Ральфа небольшая проблема, — туманно промолвил Чака. — Он там, наверху — видите? Ждет вас. Вот и подъемник. Вы должны проверить степень готовности. Поднимитесь и осмотрите все с высоты. Он желает, чтобы вы увидели кое-что. Там будут и другие люди. На платформе.

Бордман скривился в гримасе. Когда начинаешь работать инспектором, нужно привыкать к высоте и глубине — и вообще, к любой среде. Но он уже много месяцев не работал на стальных конструкциях. Со времени инспекции на Калке-4 около года назад. Может закружиться голова.

Он вместе с Чукой подошел к месту, где с едва видной в вышине балки свисал стальной кабель. На конце его была прикреплена клеть для подъема. Бордман вошел в нее. Доктор Чака — следом. Чака взмахнул рукой, и клеть поползла вверх. Бордман видел, как уменьшается земля внизу. Жутковато висеть в пустоте. Хотелось закрыть глаза. Понадобилось несколько минут, прежде чем они достигли верха.

Солнце светило весьма ярко, и пейзаж сверкал неправдоподобными красками. Бордман настроил очки на максимум защиты и осторожно сделал шаг с шаткого пола клети на более крепкую на вид площадку. Теперь он стоял на платформе шириной не более десяти квадратных футов. И на высоте, более чем вдвое превышающей высоту небоскреба. Вершины гор были всего в миле отсюда и ненамного выше. Бордман чувствовал себя, прямо скажем, нехорошо. Он, скорее всего, привыкнет, но все же…

— Итак? — спросил он. — Чака сказал, вы хотели меня видеть. Что случилось?

Ральф Редфизер официально кивнул. Алета тоже была здесь, и еще двое мастеров Чака — один выглядел не очень счастливым, а также четверо америндских обработчиков металла. Они широко улыбались, глядя на Бордмана.

— Я хотел, чтобы вы осмотрели все здесь до того, как мы пустим ток. Не слишком верится, что маленькая решетка сможет выдержать песок. Но вот Леваника желает отрапортовать.

Темнокожий, работавший под началом Чака и выглядевший так, будто стоит на твердой почве, сказал:

— Мы отлили мачты для маленькой площадки, мистер Бордман. Мы расплавили металл в горах и залили в формы.

Он умолк.

— Мы сделали решетки для маленькой площадки, — вступил в разговор один из индейцев. — Мы беспокоились, потому что выстроили ее на песке, под которым захоронена большая площадка. Мы не понимали, зачем вы велели строить именно там. Но сделали все, как надо.

— Мы сделали антенны, мистер Бордман, — продолжил темнокожий. — Мы сделали маленькую площадку, и она заработает так же, как большая, когда будет закончена. И затем мы подготовили все для большой площадки!

— Ну, хорошо, — с нетерпением прервал Бордман. — Очень хорошо. А что здесь такое? Церемония?

— Примерно так, — улыбаясь, сказала Алета. — Немножко терпения, мистер Бордман!

— Мы построили маленькую площадку на вершине из песка, — продолжал ее кузен. — И она стала тянуть энергию из ионосферы. Больше нет дефицита энергии! И мы начали поднимать песок — вместо кораблей. И повернули гору!

— И мы запустили маленькую решетку, — вступил в разговор еще один индеец с ухмылкой. — Что за зрелище! Великий Маниту!

Редфизер нахмурился, глядя на него, и продолжил:

— Песок поднялся из центра, как вы и предсказывали. И закружился вихрем, затягивая все больше и больше песка с границ площади в центр. Песчаный смерч поднялся на высоту двадцати миль. И образовал гигантский гриб. А потом упал, мистер Борман. Мы создали новую дюну десяти миль в поперечнике. Маленькая решетка оказалась наполовину засыпанной песком и перекосилась. Пришлось останавливать процесс трижды, чтобы привести все в норму. Подкапывать под малую решетку-песок для устойчивости. Но потом она опустилась в долину, как нужно.

Бордман прибавил мощности в костюме. Стало чересчур жарко.

— Через шесть дней, — сказал Ральф почти торжественно, — на поверхности оказалась половина старой площадки. Так что мы смогли модифицировать ее и поднять песок, а также начать работать с ионосферой. Мы можем использовать энергию во много раз большую, чем использовалась при подъеме песка маленькой решеткой. Еще через два дня вся старая площадка очистилась. Дно долины очистилось. Мы хотели, чтобы вы сами все увидели. Колонии больше не угрожает опасность, и мы завершим решетку — до того, как приземлится корабль.

— Ну, хорошо, — согласился Бордман, чувствуя себя неуютно. — Прекрасно. Я отмечу это в отчете.

— Но, помимо всего прочего, у нас есть право отмечать достижения членов нашего племени и клана, — продолжал Ральф в торжественном ключе. — И сейчас…

И началось нечто невообразимое. Кузен Алеты произносил странные незнакомые слова. Другие индейцы в интервалах вторили ему на том же языке. Глаза Алеты сияли, она выглядела довольной и радостной.

— Что… что все это значит? — потребовал ответа Бордман, когда они замолчали.

Слово взяла Алета. Она не скрывала гордости.

— Ральф только что формально принял вас в члены племени, мистер Бордман, а также в члены клана. Он дал вам имя, которое я позже напишу для вас, оно переводится как “Человек-который-не-верит-в-собственную-муд-рость”. И теперь…

Ральф Редфизер, дипломированный галактический инженер, выпускник самого известного в этой части Галактики технического университета, обладатель трех орлиных перьев в знак доблести, одетый в шорты и пару сандалий, достал маленький пузырек с краской и кисть — и начал аккуратно разрисовывать секцию решетки, приготовленную для состыковки. Рисовал он перо.

— Это знак доблести, — сказал он Бордману. — Ваш знак. Помещенный туда, где он был заслужен — на высоту. Алета обладает полномочиями для сертификации. Теперь глава клана добавит еще одно орлиное перо к головному убору, который надевает в качестве Посла в Большом Типи на Ал-гонке. И знаете… ваши братья по клану будут гордиться вами.

Он выпрямился и протянул Бордману руку.

Вмешался доктор Чака.

— Мы, африканцы, цивилизованные люди, мистер Бордман, мы не украшаем себя перьями, — мягко проговорил он. — Но мы, разумеется, тоже одобряем вас и восхищаемся вами. Мы планируем после того, как “Чародей” приземлится, устроить корробори [20] в колонии. Там мы исполним песню — нечто вроде хоровой сюиты — о столь удачном разрешении этого приключения при вашем непосредственном участии. Песня будет что надо. Уверен, она станет популярной на многих планетах.

Бордман проглотил комок в горле. Он чувствовал: нужно что-то сказать, но не находил слов.

Неожиданно в воздухе раздалось мощное гудение. Вибрирующий звук безграничной мощи. Это гудела посадочная площадка высотой в тысячу восемьсот футов, издававшая басовые вибрирующие ноты, когда включалась в работу. Бордман посмотрел наверх.

“Чародей” шел на посадку.

После окончания отчета Бордман обнаружил, что свежеиспеченные выпускники школы Космических Инспекторов уже разлетелись по служебным заданиям и в нем так же отчаянно нуждаются, как и прежде. Но он заявил протест, вернулся на Лани-3 и наслаждался обществом Рики и детей целых полтора года.

А потом в течение года умерло трое старших офицеров, и положение в Инспекции стало критическим. Рост населения заставлял открывать все новые колонии. Безопас ность тысяч и миллионов человеческих жизней зависела от работы инспекторов. Миры, признанные годными с биологической точки зрения, предстояло проинспектировать на предмет их оборудованности всем необходимым, чтобы принять жителей, желающих там поселиться.

Хоть и с неохотой, Бордман согласился вернуться на службу, учитывая опасную ситуацию, но лишь на один год.

Однако служил он еще семь лет, лишь дважды ненадолго посетив детей и жену. Напоследок его попросили провести проверку одной-единственной колонии роботов на Лорен-2, после чего отставка будет принята.

И Бордман вылетел на задание Колониальной Инспекции…

Боевая команда

Ближайшая луна висела низко над головой. Неправильной формы, вся в зазубринах. На самом деле это был притянутый к планете астероид. Хайфенс довольно часто видел ее, поэтому не стал выходить из жилого помещения, чтобы пронаблюдать, как она несется по небу со скоростью атмосферного флайера, задевая звезды на пути. Вместо этого он потел над бумагами, что само по себе было странным, ибо он являлся преступником и вся его деятельность на Лорен-2 должна считаться преступной. И еще странно заниматься бумажной волокитой в комнате со стальными ставнями и исполинским белоголовым орлом — между прочим, непривязанным, — сидящим на шесте радиусом в три дюйма, укрепленном в стене. Но работа с бумагами не была настоящим делом для Хайфенса. Единственного помощника ранили ночные бродяги, и тайный корабль Компании Кодиус забрал его туда, откуда все эти корабли прилетали. Так что Хайфенсу приходилось работать за двоих. Ему было известно, что он являлся единственным человеком в этой Солнечной системе.

Он услышал сопение. Ситка Пит тяжело поднялся и припал к поилке. Он лакал холодную воду и чихал. Сурдаф Чарли проснулся и издал недовольное ворчание. В ответ раздались еще ворчание и бормотание.

— Тихо там! — прикрикнул Хайфенс, продолжая работу. Он закончил отчет по климату и ввел данные в компьютер. Пока машина переваривала информацию, он открыл данные по складу, проверяя остатки продовольствия. Затем начал заполнять вахтенный журнал:

“Ситка Питер разрешил наконец проблему уничтожения одиночных сфексов. Ему объяснили, что бесполезно пытаться проникать в их убежища — как на равнине, так и в горах. Сегодня Семпер заметил, что группа сфексов направляется к станции, привлеченная запахом убитого товарища. Ситка спрятался, подкараулил врагов, а когда они явились, высунулся из засады и быстро хлопнул лапами с обеих сторон головы сфекса. Раздался громкий звук, как будто захлопнулись две створки ракушки диаметром двенадцать дюймов. Мозги сфекса разлетелись, словно сырое яйцо. Он упал замертво. Ситка убил еще двоих своими мощными лапами. Сурдаф Чарли наблюдал за ним с пыхтением, а когда сфексы напали на Ситку, он, в свою очередь, выбежал на подмогу. Я не мог стрелять слишком близко от них, и им могло прийтись несладко, хотя Фаро Нелл выбежала из медвежьего жилища к ним на помощь. Необходимость заставила Ситку Пита применитъ новую технику: он вставал на задние ноги и хлопал лапами, как это делают гризли. Битва быстро закончилась. Семпер летал вокруг и оглашал местность криками, впрочем, как всегда, не вмешиваясь.

Примечание: Наггет, медвежонок, пытался вмешаться, но мать оплеухой прогнала его с дороги. Сурдаф и Ситка, как всегда, его игнорировали. Гены Чемпиона Кодиуса снова зарекомендовали себя!”

Снаружи продолжались ночные шумы. Были звуки наподобие органных — песни ящериц. Хохот ночных бродяг. Стук молоточков, скрип закрывающихся дверей, а также различные варианты покашливаний. Их производили невероятно мелкие создания, занимавшие на Лорен-2 место насекомых.

Хайфенс продолжал:

“По окончании битвы у Ситки был раздосадованный вид. Он использовал свой трюк применительно к голове каждого мертвого или раненого сфекса, кроме тех, кто уже попал под его лапы, как будто желая показать Сурдафу, как это делается. Сколько было пыхтения и ворчания, когда они затаскивали тела врагов в кремационную печь. Казалось, они почти…”

Звякнул оповещающий колокольчик, и Хайфенс резко поднял голову, чтобы взглянуть на приборы слежения. Семпер, орел, открыл сонные глаза и моргнул.

Разные звуки. Снизу — продолжительный глубокий храп. Резкий крик из джунглей. Покашливание, клацание, гудение органа… Снова звякнул колокольчик. Знак того, что незапланированный корабль поймал сигнал маяка, о котором знали только корабли Компании Кодиус. Но сейчас в этой Солнечной системе не должно быть никаких кораблей! Колония Компании Кодиус была нелегальной, а нет большего преступления, нежели незаконная колонизация планет.

Колокольчик звякнул в третий раз. Хайфенс выругался. Рука потянулась отключить устройство, но затем замерла на полпути. Наверное, уже бесполезно. Сигнал зафиксирован. Корабль найдет это место и на рассвете приземлится.

— О дьявол! — выругался Хайфенс. Но на всякий случай дождался нового звонка. Корабль Компании Кодиус должен был прозвонить дважды, дабы предупредить: свои. Но здесь их не было уже несколько месяцев.

Раздался одиночный звонок. Загорелся огонек устройства для космической связи, и раздался голос из далеко пространства:

— Вызываю землю. Вызываю землю. Корабль Критских Линий “Одиссей” вызывает землю на Лорен-2. Высаживаем одного пассажира на шлюпке. Включите посадочные огни!

Хайфенс открыл рот в изумлении. Он ждал корабль Компании Кодиус. Судно Колониальной Инспекции здесь вовсе не желательно, ведь оно уничтожит колонию, а вместе с ней — Ситку, и Сурдафа, и Фаро Нелл, и Наггета, и Семпера — и привлечет Хайфенса к ответственности за попытку нелегальной колонизации.

Но коммерческое судно и один пассажир в шлюпке… Это не объяснить ни при каких обстоятельствах. Ни обнаружением нелегальной колонии, ни тайным сообщением от Кодиуса.

Хайфенс включил посадочные огни. И увидел, как поле озарилось светом в полумиле отсюда. Потом встал и принял все необходимые меры. Упаковал и спрятал в надежное место записи. Собрал личные документы и выбросил их. Каждая запись, каждый факт, подтверждающий, что эта станция образована Компанией Кодиус, отправились в сейф. Он захлопнул дверь. Поставил палец на кнопку уничтожения, одно нажатие на которую разрушит содержимое сейфа и растворит пепел, чтобы его нельзя было использовать в суде.

Но потом заколебался. Если это корабль Инспекции, нужно нажать кнопку и спасти себя от длительного тюремного заключения. Но корабль Критских Линий — если коммуникатор не ошибся — ничем не угрожает. В это было трудно поверить.

Он помотал головой. Облачился в дорожную одежду, вооружился и спустился в медвежье жилище, включая по пути свет. Услышал сопение. Ситка Пит уселся, рассматривая его и моргая глазами спросонья. Сурдаф Чарли лежал на спине, вытянув лапы вверх. Спать в такой позе ему нравилось: прохладно. Он перевернулся с глухим стуком, издав громкое урчание, звучавшее по-дружески. Фаро Нелл направилась к дверям из своей отдельной спаленки, устроенной для того, чтобы она была спокойна по поводу Наггета, не путающегося под ногами у взрослых самцов.

Хайфенс, в лице человеческого представителя на Лорен-2, возглавлял рабочую силу, боевой отряд и — включая Наггета — четыре пятых иноземного негуманоидного населения планеты. Они провели ряд мутаций в отношении кодьякских медведей, потомков Чемпионов Кодиуса, в честь которого была названа Компания Кодиус. Ситка Пит был неуклюжим разумным плотоядным, весом в двадцать две сотни фунтов. Сурдаф Чарли, пожалуй, фунтов на сто тяжелее. В Фаро Нелл восемнадцать сотен фунтов сочетались с истинно женской грацией и очарованием. А Наггет, это дитя, всюду совавшее мордашку, получая тумаки и сердитое рычание от матери, весил шесть сотен фунтов. Животные выжидающе смотрели на Хайфенса. Если он появлялся с Семпером на плече, значит, нужно присоединиться к нему.

— Пошли, — скомандовал Хайфенс. — На улице стемнело, но кого-то к нам несет. И это может быть совсем нехорошо!

Он распахнул дверь, ведущую из медвежьего жилища. Ситка Пит, оглядываясь, неуклюже вывалился наружу. Такое поведение — лучший способ защиты в любой ситуации, если ведет его огромный взрослый кодьякский медведь. Сурдаф вылез следом. Снаружи ничего не происходило. Ситка встал на задние лапы, возвышаясь на добрых двенадцать футов, обнюхивая воздух. Сурдаф переваливался с боку на бок и тоже принюхивался. Нелл вышла из дверей — девять десятых тонны сплошной грации — и сердито рыкнула на Наггета, трусившего следом за ней. Хайфенс стоял в дверях, держа наготове ружье с прицелом ночного видения. Он чувствовал себя неуютно, посылая медведей в джунгли в ночное время, но они умеют чуять опасность, а он — нет.

Иллюминация в джунглях на широкой тропе, ведущей к посадочному полю, позволяла легко видеть происходящее. Гигантские папоротники и колонны деревьев росли вокруг, внизу торчали острые листья кустарников. Светильники озаряли все вокруг. Листва ярко освещалась и сверкала на фоне темного неба.

— Вперед! — скомандовал Хайфенс, протягивая руку.

Он захлопнул дверь медвежьего жилища и устремился к посадочному полю через освещенный лес. Два огромных кодьякских медведя двинулись вперед. Ситка Пит припал к земле и начал красться. Сурдаф Чарли двигался след в след, пошатываясь из стороны в сторону. Хайфенс шел за ними, а Фаро Нелл вместе с Наггетом замыкали процессию.

Вместе они составляли отличное военное формирование для прохождения опасных джунглей. Сурдаф и Ситка — в авангарде, наблюдатели, а Фаро Нелл прикрывала тылы. Присматривая за Наггетом, она всегда была начеку. Ну, а Хайфенс был, без сомнения, ударной силой. Его ружье стреляло разрывными пулями, опасными даже для сфексов, а ночной прицел — конус света, сохранявшийся, пока он прицеливался — точно указывал направление выстрела. Это было не спортивное оружие, да и твари на Лорен-2 вряд ли относились к разряду спортивных противников. Взять, к примеру, ночных бродяг. Но ночные бродяги боятся света. Они решаются на атаку при свете только под воздействием истерии.

Хайфенс шел по направлению к освещенному посадочному полю. Его одолевали тяжелые мысли. Компания Кодиус на Лорен-2 действует абсолютно нелегально. Это, конечно, вызвано необходимостью, но все равно против закона. Металлический голос, прозвучавший в коммуникаторе, как будто игнорировал эту нелегальность. Но, если корабль приземлится, Хайфенс сможет вернуться на станцию до того, как его догонят люди с корабля, и вовремя нажмет кнопку уничтожения, чтобы защитить пославших его сюда людей.

Затем он услышал отдаленный рев ракетных двигателей приземляющейся шлюпки, а не гудение корабля, в то время как пробирался сквозь заросли. Рев усиливался, а он, в компании трех больших Кодьяков, боролся с упрямой растительностью.

Он вышел к границе посадочного поля, и свет ослепил его. Лучи были направлены прямо в небо, так что корабль легко мог скорректировать посадку. Такие посадочные поля были достаточно распространены в незапамятные времена. В наши дни все развитые планеты имеют специальные посадочные решетки — гигантские сооружения, получающие из ионосферы энергию для взлета и посадки космических кораблей. Такие, как на Лорене, посадочные площадки сегодня можно обнаружить только там, где инспекционная команда все еще работает, либо там, где все еще проводится серьезное исследование экологических и бактериологических условий, либо там, где вновь открытая колония еще не успела выстроить решетку. Разумеется, об организации поселения в обход закона речь даже не идет!

Когда Хайфенс достиг границы открытого пространства, ночные создания уже успели слететься на свет, подобно земным мошкам. Воздух буквально кишел безумно мелькающими мелкими летучими тварями. Без счета, всех форм и размеров. Начиная от белых ночных мошек и многокрылых летающих червей до странных крупных голых созданий, которые сошли бы за летучих обезьян, не будь они столь опасными хищниками. Все эти твари жужжали, гудели, пищали, плясали в воздухе, вращались в лучах света, как будто под потолком, где висит лампа, и закрывали собой звезды. Задрав голову, Хайфенс едва сумел разглядеть сине-белое пламя ракетных двигателей шлюпки сквозь сплошную стену крыльев и тел.

Пламя увеличивалось в размерах. Вдруг стало меньше. Снова вернулось к нормальному размеру. И в конце концов превратилось в огромную звезду, в сверкающее светило, а затем — в холодный безжалостный глаз. Хайфенсу пришлось отвести взгляд. Ситка Пит сидел неподвижно и, моргая, наблюдал за джунглями вокруг. Сурдаф игнорировал рев двигателей. Он был занят обнюхиванием воздуха. Фаро Нелл придерживала Наггета огромной лапой и вылизывала его голову, как будто пытаясь спрятать от остальной компании. Наггет вертелся по сторонам.

Двигатели взревели еще сильнее. До края поля долетел теплый ветерок от корабля. Он с шумом несся вниз, пламя лизнуло и сожгло тучу летающих созданий, и они, обгорая, упали на землю. Поднялись клубы пыли, центр поля вспыхнул — и вот нечто скользнуло вниз, окруженное огнем, установилось на земле, и пламя погасло. Ракетная шлюпка стояла на поле, и нос ее указывал на звезды, откуда она прилетела.

Наступила гробовая тишина. Затем, довольно резко, вернулись все ночные звуки. И звуки органа, и вежливые “извиняющиеся” покашливания. Звуки нарастали, и вот уже Хайфенс смог отчетливо их слышать. С громким щелчком открылся входной люк и выдвинулся металлический трап.

Из люка вышел человек. Обернулся и помахал рукой. Затем стал спускаться. В руках его была дорожная сумка. Когда он ступил на землю и неуклюже двинулся к границе поля, трап быстро втянулся внутрь шлюпки. Почти в тот же момент снова взревели двигатели. Опять клубы пыли, пламя, яркостью не уступающее солнцу, и невыносимый грохот. Шлюпка поднялась в воздух, и огонек стал стремительно удаляться в черное небо. Когда к Хайфенсу вернулся слух, первое, что он разобрал, было непрерывное бормотание двигателей в небе, а яркая точка уменьшалась и уменьшалась…

Ночная жизнь джунглей шла своим чередом, почти вплотную к ярко освещенному участку возле посадочной площадки. А совсем рядом стоял вновь прибывший, с дорожной сумкой в руках, и озирался по сторонам.

Хайфенс сделал шаг вперед. Сурдаф и Ситка обогнали его. Фаро Нелл верно трусила позади, не сводя материнского взора со своего отпрыска. Человек молча смотрел на это странное шествие. Невеселое это, должно быть, дело, даже если быть к нему готовым: приземлиться ночью на чужой планете, к тому же в посадочной шлюпке, разорвав связь с космосом, и обнаружить, что тебя встречают двое исполинских кодьякских медведя, а третий медведь с медвежонком держатся неподалеку. Человеческая фигура на их фоне кажется просто жалкой и смешной.

Вновь прибывший смотрел на них с изумлением. Он немного попятился.

— Эй, там, привет! — окликнул Хайфенс — Не бойтесь медведей! Это друзья!

Ситка приблизился к новичку, склонил голову и обнюхал его. Запах понравился. Пахнет человеком. Ситка уселся на задние лапы всей солидной тушей весом более тонны и уставился на человека. Сурдаф сказал: “Хушшш!” и отправился наблюдать за окружающим пространством. Хайфенс приблизился. На вновь прибывшем оказалась униформа Колониальной Инспекции. Плохо дело. Нашивки старшего офицера. Еще хуже.

— Ха! Где же роботы? — воскликнул только что приземлившийся. — Почему станцию переместили? Я, Бордман, прибыл, чтобы подготовить отчет о развитии вашей колонии.

— Какой колонии? — не понял Хайфенс.

— Колонии на Лорен-2… — Бордман прервал себя на полуслове и сказал раздраженно: — Только не говорите мне, что этот идиот командир выкинул меня не на той планете! Это ведь Лорен-2, разве не так? Я стою на посадочной площадке? Но где ваши роботы? Вам уже следовало начать строительство энергетической решетки! Что здесь, к дьяволу, произошло и что это за звери?

Хайфенс скривился.

— Здесь находится нелегальное, нелицензированное поселение, — начал он. — Я — преступник. Эти звери — мои доверенные лица. Если не желаете вступать в контакт с преступниками, можете не вступать. Но сомневаюсь, доживете ли вы хотя бы до утра, если откажетесь воспользоваться моим гостеприимством. Я пока буду думать, что делать дальше. По правде говоря, мне следовало пристрелить вас.

Фаро Нелл подошла к Хайфенсу сзади, это был ее постоянный наблюдательный пост во время вылазок. Наггет, однако, заинтересовался новым человеком. Наггет был медвежонком, поэтому отличался дружелюбием. Он прыгнул вперед. Закружился на месте рядом с Бордманом. И чихнул, ибо был в замешательстве.

Мать сгребла его в охапку и дала затрещину. Он взвыл. Голосок у шестисотфунтового медвежонка еще тот! Бордман сделал шаг вперед.

— Я думаю, нам лучше все обсудить, — осторожно высказался он. — Если это нелегальная колония, вы считаетесь арестованным и любое ваше высказывание может быть использовано против вас.

Хайфенс снова скривился, как от боли.

— Хорошо, — сказал он. — Но сейчас держитесь поближе ко мне, мы возвращаемся на станцию. Я бы попросил Сурдафа понести вашу сумку — он любит носить вещи, — но зубы могут ему понадобиться. Идти нужно полмили, — Он повернулся к животным. — Пойдемте! — скомандовал он. — Назад, на станцию! Ап!

Ситка Пит с кряхтением поднялся и приступил к своим обязанностям следовать в авангарде боевой команды. Сурдаф пошел за ним, переваливаясь с боку на бок. Хайфенс и Бордман держались рядом. Фаро Нелл и Наггет замыкали шествие.

На обратном пути случился лишь один инцидент. Им встретился ночной бродяга в состоянии истерии, сунувшийся на свет. Он продирался сквозь заросли, дико хохоча.

Сурдаф поймал его в добрых десяти ярдах от Хайфенса.

Когда все было позади, Наггет бросился на мертвого врага, издавая детское еще рычание. Он собрался атаковать неприятеля.

Но шлепок матери лишил его этого удовольствия.

Снизу доносились уютные домашние звуки — медведи покряхтывали и порыкивали; наконец все стихло. Погас свет на посадочном поле. Освещенная тропа сквозь джунгли снова потемнела. Хайфенс привел человека с корабля в свое жилище. Семпер поднял голову из-под крыла и холодным взглядом уставился на людей, расправив гигантские семифутовые крылья, а потом снова сложил их. Открыл клюв и закрыл его со щелчком.

— Это Семпер, — представил Хайфенс — Семпер Тираннис. Последний представитель чужеземной популяции на этой планете. Он не может летать по ночам, поэтому не встречал вас.

Бордман, моргая, смотрел на исполинскую птицу, примостившуюся на жердочке диаметром в три дюйма.

— Орел? — спросил он. — Кодьякские медведи — хоть и мутанты, но все же медведи. Но орел? Медведи ведь и так здорово вас защищают.

— Они еще и грузы переносят, — согласился Хайфенс. — Могут переносить сотни фунтов, не теряя боевых качеств. И с едой нет проблем. Питаются тем, что поймают в джунглях. Кроме сфексов, разумеется. Никто не будет есть сфекса.

Он принес стаканы, бутылку и указал на кресло. Бордман поставил сумку, взял стакан и сел.

— Любопытно, почему все-таки Семпер Тираннис? — сказал он задумчиво. — Понимаю Ситку Питера и Сурдафа Чарли — это борцы. Но почему Семпер?

— Его вырастили для соколиной охоты, — сообщил Хайфенс. — Вы натравливаете сокола на дичь. Так же натравливают и Семпера Тиранниса. Он слишком велик, чтобы сидеть на перчатке, но плечи моих курток защищены слоем ваты, чтобы он мог усесться. Он — летающий разведчик. Я натренировал его обнаруживать сфексов, а в полете он несет с собой маленькую телекамеру. Это полезно, но его ум с медвежьим не сравнить.

Бордман сидел, потягивая напиток.

— Интересно. Весьма интересно! Вы вроде бы обмолвились насчет того, чтобы застрелить меня?

— Я пытался найти выход, — сказал Хайфенс. — Если учесть все наказания за нелегальную колонизацию, то я в отвратительном положении, если вы доложите обо мне начальству. Так что логично было бы убить вас.

— Понимаю, — согласился Бордман. — Но хочу предупредить — у меня в кармане бластер, направленный на вас.

Хайфенс пожал плечами.

— Мои сообщники могут вернуться сюда до ваших друзей. И вам не поздоровится, если они застанут вас с моим трупом.

Бордман кивнул.

— Это верно. Ваши соратники не станут сотрудничать со мной. Вы держите руку на пульсе, несмотря на бластер в моем кармане. С другой стороны, я легко мог убить вас после отлета шлюпки, только приземлившись. Но я не ударился в подозрения. Поэтому предлагаю вам не убивать меня.

Хайфенс снова пожал плечами.

— Может быть, мы отложим вопрос, кому кого убивать? Если честно, я постараюсь упечь вас в тюрьму, если смогу. Незаконная колонизация — очень плохое дело. Но я полагаю, вы чувствуете, что должны что-то сделать со мной. Я бы на вашем месте чувствовал то же. Заключим перемирие?

Хайфенс всем своим видом показывал безразличие.

— Тогда начну я, — сказал Бордман. — Я должен. Итак…

Он сунул руку в карман и достал карманный бластер. Выложил оружие на стол. И откинулся на спинку кресла.

— Заберите, — произнес Хайфенс — Лорен-2 — не то место, где стоит быть безоружным. — Он повернулся к шкафу с провизией. — Голодны?

— Я бы поел, —согласился Бордман.

Хайфенс достал два пакета с провиантом из шкафа и заложил в разогревающее устройство. Достал тарелки.

— А теперь расскажите, что случилось с официально разрешенной колонией? — попросил Бордман. — Лицензия вступила в действие восемнадцать месяцев назад. Сюда высадились колонисты с целой эскадрой оборудования и продовольствия. И еще четыре корабля побывало здесь. Должно было быть несколько тысяч роботов, обустраивающих планету под руководством людей. Я ожидал встретить сотни миль расчищенных площадей, засеянных пригодными в пищу растениями для последующих поселенцев. Энергетическую решетку, хотя бы наполовину законченную. Космические антенны для того, чтобы руководить кораблями при посадке. И ничего нет. Из космоса вообще ничего не видно. Этот корабль Критских Линий провел на орбите три дня, пытаясь обнаружить место для посадки. Командир рассердился. Ваш маяк единственный на планете, и мы обнаружили его случайно. Так что случилось?

Хайфенс сервировал пищу.

— На этой планете могли бы сосуществовать сотни колоний, ничего не знающих друг о друге! — раздраженно откликнулся он. — Я могу только предполагать, что произошло с вашими роботами. Скорее всего, они наткнулись на сфексов.

Бордман помолчал, сжимая вилку в руке.

— Я прочел все об этой планете, ведь мне нужно делать отчет. Сфексы представляют собой часть враждебного животного мира. Прожорливые холоднокровные плотоядные — не ящеры, образуют собственный вид. Охотятся группами. Во взрослом состоянии весят семь-восемь сотен фунтов. Смертельно опасны. Сражаться с ними невозможно из-за их многочисленности. Вот почему людям-колонистам не выдавалась лицензия на эту планету. Здесь могли работать только роботы. Ведь они — машины. Что же за зверь может атаковать машины?

— А какая машина может атаковать зверей? — спросил в ответ Хайфенс. — Сфексы не тревожили роботов. Но, может быть, роботы потревожили сфексов?

Бордман сосредоточенно пережевывал пищу.

— Да бросьте вы! Я согласен, что нельзя сделать робота-охотника. Машина может различать разные виды существ, но не в состоянии принимать решение. Вот почему не существует опасности восстания роботов. Им ни за что не принять решения начать действовать без инструкций. Эта колония организовывалась на основании точных знаний о том, что роботы могут, а чего — не могут. Как только расчищается участок, он тут же окружается изгородью под напряжением, и ни один сфекс не должен проникнуть за его пределы — он просто поджарится.

Хайфенс задумчиво резал мясо на тарелке.

— Думаю, высадка произошла в зимнее время, — предположил он. — Скорее всего, так оно и было, ведь колонии удалось просуществовать хоть сколько-то. Можно предположить, что последний корабль прилетел перед потеплением. Здешний год длится восемнадцать месяцев, как вы знаете.

— Да, высадились они зимой, — согласился Бордман. — А последний корабль был незадолго до весны. Идея состояла в том, чтобы разработать месторождения руды, получить материал для отлития металлических слитков, а также расчистить площадки и окружить их защитными изгородями до того, как сфексы вернутся из тропиков. Насколько я понимаю, они зимуют там.

— Вы хоть раз видели сфекса? — спросил Хайфенс. И сам же ответил: — Ну, конечно, нет. Возьмите ядовитую кобру и скрестите ее с дикой кошкой, раскрасьте в желто-коричневый и синий цвета, наделите это существо водобоязнью и одержимостью убивать, вот тогда вы получите сфекса. Но только одного сфекса — не целую расу. Между прочим, они могут лазать по деревьям. Так что изгородь от них вряд ли спасает.

— Изгородь под напряжением, — напомнил Бордман. — Через нее перелезть невозможно.

— Ни одно животное не сможет, — возразил Хайфенс. — Но сфексы — это народ. Запах одного мертвого сфекса заставляет других примчаться с глазами, налитыми кровью. Оставьте одного мертвого сфекса на шесть часов, и его окружат десятки сородичей. Через два дня их будут сотни. А потом — тысячи. Они устраивают плач, если так можно назвать их жуткие завывания, над телом мертвого сородича, а потом начинают охоту на его убийц.

Он продолжил еду. Через минут, впрочем, продолжил:

— Мне совершенно ясно, что случилось с вашей колонией. Зимой роботы расчистили площади и обнесли изгородью, как было предписано. Пришла весна, сфексы вернулись. Они любопытны, в придачу к остальным порокам. Какой-то сфекс попробовал перелезть через изгородь и посмотреть, что за ней. Его ударило током. На труп явились другие, разъяренные его смертью. Они пытались перелезть через изгородь и тоже погибли. Их трупы привели еще большую толпу. Наконец изгородь сломалась под тяжестью висящих на ней тел, а может, мертвые тела образовали мост, по которому можно было пробраться внутрь. На запах примчалась целая толпа безумных от ярости сфексов, которые с воплями ворвались на площадку и убивали все, что могли обнаружить.

Бордман отставил тарелку. Вид у него был растерянный.

— В справочниках были фотографии сфексов. Я полагаю, что все именно так и произошло.

Он попытался взяться за вилку. Не получилось.

— Не могу есть, — сообщил он.

Хайфенс ничего не ответил. Он закончил есть, зевнул. Поднялся и положил тарелки в посудомоечный аппарат.

— Разрешите мне взглянуть на отчеты, — попросил он. — Хочу узнать, как были оснащены эти роботы.

Бордман замешкался было, но потом открыл сумку. Достал микропленки и устройство для просмотра. Одна коробочка была озаглавлена: “Спецификации для конструкций, Колониальная Инспекция”. На пленке содержались детальные планы и описания материалов и процессов изготовления всего, начиная со столов для кабинетов административного персонала — до энергетических решеток для планет с высокой гравитацией, грузоподъемностью до ста тысяч земных тонн. Но Хайфенс искал другое. Он вставил кассету и быстро крутил ручки, останавливаясь, чтобы взглянуть на столбцы цифр сбоку, пока не нашел искомую секцию. Он начал изучать информацию с растущим нетерпением.

— Роботы, роботы, роботы! — ворчал он. — Почему бы не оставить роботов там, где их изготавливают — в городах, для тяжелых и грязных работ, или на безвоздушных планетах, где ничего незапланированного не может произойти! Роботам нечего делать в новых колониях. Ведь защита ваших колонистов зависела от них! Проклятье, заставьте человека поработать в компании роботов, и он станет уверен, что вся природа так же ограниченна и предсказуема, как они! Вот план организации контроля за окружающей средой — на Лорен-2! Контроля над окружающей средой… — он выругался. — Самодовольные идиоты, тупоголовые кретины!

— Роботы полезны, — возразил Бордман. — Без них нам не построить цивилизацию.

— Но против дикой природы они бесполезны, — проворчал Хайфенс — Вы высадили десяток людей и пятьдесят роботов. Потом прибыли детали для сборки еще полутора тысяч, и, готов побиться об заклад, затем на кораблях доставили еще!

— Точно, — согласился Бордман.

— О, как я их презираю, — нахмурившись, сказал Хайфенс. — Я отношусь к ним, как древние греки — к рабам. Годятся для лакейских работ — для того, что человек может сделать для себя сам, но никогда не будет делать для других за плату. Унизительный труд!

— Как благородно! — произнес Бордман с оттенком иронии в голосе. — Я так понимаю, что это роботы чистят медвежье жилище внизу?

— Нет! — резко сказал Хайфенс. — Я сам. Они мои друзья. Они защищают меня. Ни один робот с этой работой не справится!

Он снова нахмурился. Прислушался к звукам, идущим снаружи. Гудение органа, покашливание, постукивание молоточков и скрип дверей. Где-то прозвучала отдельная реплика в виде громкого визга ржавого насоса.

— Я ищу записи об организации разработок руды. Если они вели ее открытым способом, это ничего не меняет. Если же прорыли туннель и кто-то остался наблюдать за роботами, есть шанс, что ему удалось выжить.

Бордман наблюдал за Хайфенсом очень внимательно.

— И тогда…

— Черт побери, тогда я пойду туда! — проворчал Хайфенс. — Конечно, у них не могло остаться никакого шанса.

Бордман поднял брови.

— Я пообещал, что отправлю вас в тюрьму, если смогу, — проговорил он. — Вы рисковали жизнями миллионов людей, поддерживая незащищенную гарантией коммуникацию на нелицензированной планете. Если же вы спасете кого-то из руин колонии роботов, — ведь может случиться, что они засвидетельствуют ваше нелегальное присутствие…

Хайфенс покрутил ручку видоискателя. Остановился, прокрутил назад и нашел искомое.

— Да, они вырыли туннель! — прошептал он и добавил громче: — О свидетелях я позабочусь, когда придет время.

Он открыл другой шкаф, где находились приспособления для ремонта, о существовании которых забываешь, пока они не понадобятся. Мотки провода, плоскогубцы, болты и все в таком роде.

— И что теперь? — спокойно спросил Бордман.

— Я собираюсь попробовать найти, остался ли кто живой. Я сделал бы это раньше, если бы знал о существовании колонии. Я не смогу доказать, что все мертвы, но смогу доказать, что кто-то остался жив. Путешествие займет всего две недели. Странно, что две колонии организовали поселения так близко друг к другу! Он собрал приспособления.

— Черт побери! — воскликнул Бордман. — Как вы проверите, жив ли кто-нибудь на расстоянии в сотни миль?

Хайфенс повернул переключатель; открылась панель в стене, за которой были электронные приборы и провода. Он занялся приборами.

— Вы когда-нибудь думали о поиске пострадавших после кораблекрушения? — спросил он, не оборачиваясь. — Площадь планеты составляет десятки миллионов квадратных миль. Вы знаете, что где-то сел корабль. Но не знаете, где. Предполагается, что у выживших есть электроэнергия — ни один цивилизованный человек не смог бы выжить без энергии — и не только для плавления металла, но и для создания космического маяка, для чего требуется точность измерений и работы. Тут уж не сымпровизируешь. И как поступит ваш потерпевший крушение цивилизованный человек, чтобы привести спасательный корабль к месту в одну—две квадратных мили на огромной планете?

— И что же?

— Он должен вернуться к самому примитивному, — объяснил Хайфенс — Готовить пищу на огне и так далее. Он должен наладить примитивную сигнализацию. Вот и все, что возможно без приборов, микрометров и специальных устройств. Но ему нужно весь эфир планеты заполнить своими сигналами, чтобы корабль не пропустил их. Понимаете?

Бордман покачал головой.

— Он сделает искровой передатчик, — сказал Хайфенс — Постарается, чтобы импульсы шли на самой короткой частоте, где-то от пяти до пятидесяти метров, но очень широким фронтом — и вот вам простейший вид сигнала. Начнет его передавать. Любой корабль сможет уловить этот сигнал, пролететь еще и снова наткнуться на него, потом еще и еще раз. И в конце концов попадет к месту, где ждет его потерпевший крушение, попивая себе напиток, который мы изготавливаем из местных овощей.

— Раз вы так считаете, конечно… — проворчал Бордман.

— Мой коммуникатор улавливает микроволны, — сообщил Хайфенс. — Я кое-что в нем изменил, чтобы слушать более длинные волны. Это не слишком эффективно, но он уловит сигнал о помощи, если таковой передается. Хотя я не уверен…

Он начал работать. Бордман некоторое время сидел неподвижно, наблюдая за ним.

Снизу донесся ритмичный звук. Это захрапел Сурдаф Чарли.

Ситка Пит застонал во сне. Ему что-то снилось. В главном помещении станции Семпер поморгал глазами и спрятал голову под крыло, засыпая. Звуки джунглей доносились из-за окон со стальными ставнями. Ближайшая луна — та, что прошла над головой незадолго до приземления посадочной шлюпки, — снова показалась над горизонтом с восточной стороны. Она стремительно неслась по небу.

— Слушайте, Хайфенс! — сердито начал Бордман. — У вас есть все причины убить меня. Но вы не намерены делать это. У вас есть полное основание оставить эту колонию роботов так, как есть. Но вы собрались помочь, если там хоть кто-то выжил и нуждается в помощи. При этом вы — преступник, и я это понимаю. С планет, подобных Лорен-2, привозится множество опасных бактерий. Здесь уже погибли многие, а вы рискуете еще больше. Какого дьявола вам все это нужно? Зачем делать то, что подвергает людей такому чудовищному риску?

Хайфенс застонал.

— Вы полагаете, что мои партнеры не приняли санитарные и карантинные меры? Разумеется, приняли. С этим все в порядке! Что же касается остального — вам этого не понять.

— Мне, может быть, и не понять, но это не значит, что объяснять не нужно, — настаивал Бордман. — Почему вы пошли на преступление?

Хайфенс аккуратно повернул отвертку в углу панели. Достал маленький электронный приборчик и начал прилаживать к другому.

— Я поступаю сейчас на свой страх и риск, — сообщил он. — Но думаю, это сработает. Я просто делаю то, что делаю, ибо это соответствует моему представлению о себе. Каждый поступает в соответствии с этим. Вы — сознательный гражданин, лояльный к официальным кругам, устойчивая личность. В соответствии с этим и действуете. Вы считаете себя разумным рациональным животным. Но ведете себя иначе! Вы сами напомнили мне о возможности выстрелить в вас, хотя рациональное животное постаралось бы, чтобы я забыл об этом как можно скорее. Вам, Бордман, случилось быть человеком. Как и мне. Но я это осознаю. Следовательно, порой делаю вещи, которые не стало бы делать рациональное животное, ибо таково мое представление о людях, которые не ограничиваются рациональным подходом.

— А! Религия, — сказал Бордман.

— Самоуважение, — поправил Хайфенс. — Мне не по душе роботы. Вот они-то как раз похожи на рациональных животных. Робот выполнит все, чего от него хочет его руководитель. Рациональное животное зависит от обстоятельств. Я бы не смог любить роботов, так как они точно знают свое назначение и не станут мне повиноваться, если я захочу добиться от них чего-либо сверх этого. А если взять медведей внизу… Это вам не роботы! Это дружелюбные и достойные звери, но они разорвут меня на части, если я попытаюсь пойти против их природы. Фаро Нелл расправится с любым, кто причинит вред Наггету. Это неразумно, бессмысленно и иррационально. Ведь ее убьют. Но я люблю ее за это! Так же и я расправлюсь с любым, кто пойдет против моей природы. И в этом я проявлюсь как глупый, иррациональный и так далее. — Он ухмыльнулся. — Так же и вы. Только вы этого еще не поняли.

Он вернулся к своему занятию.

— А что такое вас заставляли делать? — спросил Бордман. — Чего от вас требовали, что вам пришлось стать преступником? Против чего вы восстали?

Хайфенс нажал кнопку и начал поворачивать регулятор самодельного приемника.

— Когда я был моложе, люди вокруг старались сделать из меня добропорядочного гражданина, лояльного к властям, устойчивую личность, — ответил он на вопрос Бордмана. — Пытались превратить меня в разумное рациональное животное — и только. Разница между нами, Бордман, в том, что я смог вовремя понять это. Естественно, я…

Он резко прервал речь. Четкие потрескивания донеслись из динамика коммуникатора.

Хайфенс прислушался. Склонил голову. Он очень медленно поворачивал регулятор. Бордман сделал предупреждающий жест, желая обратить внимание на что-то в звуке. Хайфенс кивнул, настраивая приемник.

Лишенный фона, звук перешел в отчетливое бормотание. Хайфенс покрутил ручку настройки, звук стал громче. Теперь в его существовании можно было не сомневаться. Чередование звуков напоминало рой рассерженных пчел. Три жужжащих звука по полсекунды с полусекундной паузой между ними. Затем две секунды паузы и еще три жужжания. Пять секунд тишины. И все повторяется.

— Вот черт! — выругался Хайфенс — Это же человеческие сигналы! Подаваемые механическим способом. Реальный призыв на помощь. Раньше он назывался SOS, хотя я и не понимаю, что это значит. Тот, кто посылает этот сигнал, начитался старинных романов, раз знает о нем. Значит, мы получили подтверждение, что кто-то еще остался жив в вашей лицензированной, но уже уничтоженной колонии. И они просят помощи. Остро в ней нуждаются.

Он посмотрел на Бордмана.

— С точки зрения существа рационального правильно было бы сидеть и ждать корабля, неважно, моих друзей или ваших. Корабль поможет выжившим, вернее сказать, потерпевшим крушение, лучше, чем мы. Но, скорее всего, для этих бедняг дорога каждая минута. Вот почему я намерен взять медведей и попытаться добраться до них. Можете подождать здесь, если желаете. Что скажете?

— Не глупите! — сердито бросил Бордман. — Конечно, я иду. У двоих вчетверо больше шансов, чем у одного.

Хайфенс усмехнулся.

— Не совсем так. Вы забыли про Ситку Пита, Сурдафа Чарли и Фаро Нелл. Так что, если вы присоединитесь, нас уже пятеро вместо четверых. Конечно, Наггет тоже пойдет, помощи от него мало, зато у нас есть еще Семпер. Вы не намного увеличиваете наши шансы, Бордман, но я рад, что вы решились действовать глупо, бессмысленно и иррационально и пойти с нами.

Это была зубчатая гора, нависшая над руслом реки. Тысячей футов ниже широкая река несла воды на запад, к океану. В двадцати милях к северу в небо поднималась огромная горная гряда, ее вершины, казалось, тонули в облаках. Между этими горами далеко, насколько позволял взгляд, лежала холмистая неровная земля.

Пятнышко в небе быстро снижалось. Могучие крылья мелькали в воздухе, цепкие глаза оглядывали скалистые участки. Еще громче захлопав крыльями, орел Семпер пошел на снижение. Он сложил огромные крылья и быстро повернул голову, уставившись немигающим взглядом. На груди его висела камера, укрепленная при помощи ошейника. Он занял позицию на самой высокой точке, стоя там и обозревая окрестности, одинокий и зловещий.

Послышалось сопение, ворчание, фырканье, и Ситка Пит выбежал на открытое пространство. На спине у него была поклажа. Ремни крепились так, чтобы удерживать тюк в одинаковом положении и при ходьбе на четырех лапах, и при вставании на задние лапы — например, в бою.

Медведь неторопливо обошел местность. Взобрался к вершине, сполз с другой стороны и посмотрел вниз. Он оказался рядом с Семпером, птица открыла клюв и издала неприятный звук. Ситка не обратил на это внимания.

Он выглядел довольным и отдыхал. Сидел вразвалочку, вытянув задние лапы. Казалось, он озирает окрестности с великодушным видом.

Снова сопение и ворчание. Появился Сурдаф Чарли. Хайфенс и Бордман наблюдали за ним. Он тоже нес поклажу. Послышалось верещание, и на площадку выкатился Наггет, получивший очередную затрещину от матери. Фаро Нелл несла на спине тушу животного наподобие оленя.

— Я выбрал это место при помощи космической фотографии, чтобы выработать план действий, — сказал Хайфенс — Попробуем все установить.

Он снял рюкзак со спины и достал самодельное устройство, которое установил на земле. На устройстве имелась складная антенна, которую Хайфенс вытянул вверх. Затем размотал гибкий шнур и соединил антенну с маленьким усилителем. Бордман снял рюкзак и стал ждать. Хайфенс надел наушники, посмотрел вверх и сказал:

— Наблюдайте за медведями, Бордман. Ветер дует в нашу сторону. Так что если нас преследуют, медведи нас предупредят.

И занялся настройкой инструментов. Из приемника раздавалось шипение, потрескивание и прочие фоновые звуки, которые могли быть чем угодно, только не сигналами, подаваемыми людьми. Хайфенс принялся поворачивать антенну. Появились жужжащие звуки, вначале слабые, затем более отчетливые. Этот приемник был создан исключительно для данной длины волны и оказался гораздо эффективнее космического коммуникатора. Он уловил три коротких сигнала, три длинных, снова три коротких. Три точки, три тире, три точки. Снова и снова. SOS. SOS. SOS.

Хайфенс сделал отметку и передвинул антенну. Снова уловил сигнал и передвинул прибор на тщательно отмеренное расстояние, сделав следующую отметку. Закончив, он проверил направление сигнала не только по громкости, но и по фазам. Теперь место было установлено настолько точно, насколько возможно при помощи переносного аппарата.

Сурдаф мягко вздохнул. Ситка Пит потянул носом воздух и поднялся на ноги. Фаро Нелл стукнула Наггета, отправив его в другой конец площадки. Шерсть у нее на загривке поднялась дыбом, она смотрела в направлении, откуда они пришли.

— Вот черт! — выругался Хайфенс.

Он встал и помахал рукой Семперу, который повернул голову на шум. Семпер каркнул и спланировал со скалы, приготовившись к битве. Хайфенс достал оружие, орел взмыл в небо. Он полетел назад, на высоте ста футов, хлопая крыльями. При этом резко вскрикивал. Хайфенс достал из чехла плоский экранчик и начал присматриваться. Его взору предстало то же, что запечатлевала камера на груди Семпера — бескрайние поля. Но вот за деревьями показались движущиеся фигуры. Их форма и окраска не оставляла сомнений…

— Сфексы, — с досадой сообщил Хайфенс — Восемь. Они бегут параллельно тропе — с другой стороны. Начнут атаку широким строем — все сразу. Слушайте! Медведи справятся со всеми, кого поймают. Наша задача — не упустить остальных. Цельтесь в тело и стреляйте разрывными пулями!

Он снял ружье с предохранителя. Фаро Нелл, грозно рыча, заняла позицию между Ситкой Питом и Сурдафом. Ситка взглянул на нее и еще раз с шумом потянул воздух, как будто отвечая на ее леденящие душу звуки. Они с Ситкой выдвинулись вперед единым фронтом по обе стороны от Нелл.

Пока не было слышно ничего, кроме стрекотания маленьких местных птичек и басовитого рычания Фаро Нелл, а потом раздался щелчок: это Бордман снял с предохранителя выданное Хайфенсом ружье.

Семпер снова закричал, летая низко над вершинами деревьев, преследуя жуткие разноцветные фигуры, прячущиеся под ними.

Восемь сине-коричневых тел выскочили из-за кустов. Зловещие, налитые кровью глаза и торчащие вперед рога создавали впечатление, что твари будто выскочили прямо из ада! Едва появившись, они начали издавать жуткие вопли, напоминавшие крики дерущихся котов, только многократно усиленные. Ружье Хайфенса щелкнуло, и пуля с грохотом вылетела, чтобы разорваться внутри тела сфекса. Коричнево-синий монстр повалился наземь с пронзительным воем. Фаро Нелл выскочила вперед, воплощая собой разъяренную фурию. Бордман выстрелил, его пуля взорвалась в стволе дерева. Ситка Пит хлопнул могучими лапами. Голова сфекса лопнула с оглушительным звуком.

Бордман снова выстрелил. Сурдаф Чарли принюхался, прыгнул на еще одну тварь, перевернул вверх животом и запустил когти в более мягкую ткань на животе. Раненый сфекс крутился и вопил от боли. Другой сфекс попытался воспользоваться суматохой и напасть на Ситку Пита. Он прыгнул на него сзади. Хайфенс выстрелил еще раз. Двое наседали на Фаро Нелл. Бордман сумел уложить одного, а медведица — другого. Ситка Пит поднялся на дыбы, как будто собираясь раздавить сфексов, Сурдаф кинулся вперед и убил одного, потом вернулся за другим. Грянули одновременно еще два выстрела, и больше врагов не осталось.

Медведи ковыляли между трупами сфексов. Ситка Пит поднял одну голову недобитого врага. Крак! Еще одну. Он методично расправился со всеми, даже если они уже были мертвы.

Семпер спланировал вниз. Он летал вокруг с пронзительными криками, пока шла битва. А теперь с шумом приземлился. Хайфенс бегал от одного медведя к другому, успокаивая голосом. Дольше всего потребовалось утешать Фаро Нелл, которая с усердием вылизывала Наггета, не переставая при этом угрожающе рычать.

— Ну, теперь давайте! — скомандовал Хайфенс, когда Ситка выказал готовность снова плюхнуться на землю. — Поднимите трупы на гору. Поживее! Ситка! Сурдаф! Ап!

Он добился того, что два крупных медведя-самца начали поднимать чудовищные туши и затаскивать на вершину горы. Оттуда твари падали в долину.

— Благодаря этому их сородичи, когда соберутся, чтобы оплакать бездыханные тела, не смогут связать их безвременную кончину с нами, — сказал Хайфенс — Если бы мы сражались с ними у реки, я бы велел медведям бросить их в воду. Вблизи станции мы кремируем их. Если бы пришлось бросить их здесь, я бы запутал следы. Миль пятьдесят по горам — неплохая мысль.

Он открыл мешок, который нес Сурдаф, и извлек из него большие ватные тампоны и несколько галлонов антисептика. Он обработал троих медведей по очереди, не только промывая порезы и царапины, но и стирая следы крови сфексов со шкур.

— Этот антисептик также убивает запахи, — объяснил он. — Иначе другие сфексы почуют нас. Когда мы двинемся в путь, я обработаю еще и лапы медведей.

Бордман сидел неподвижно. Его первый выстрел прошел мимо цели, но остальные оказались удачными.

— Если вы инструктируете меня ради того, чтобы я знал, как действовать в случае вашей гибели, то вы зря стараетесь, — с горечью произнес он.

Хайфенс порылся в мешке и достал увеличенные фотографии этой части планеты. Сориентировался по отметкам расстояний и прочертил линию через весь лист.

— Сигнал SOS идет из места в непосредственной близости от колонии, — сообщил он. — К югу от нее. Видимо, из шахты, которую они разработали на дальней стороне Плато Сере. Понимаете мои обозначения? Две отметки, одна от станции, другая отсюда. Я отошел в сторону от курса, чтобы получить лучшую рекогносцировку, и теперь у нас есть две позиционные линии для передатчика. Сигнал ведь мог идти с другой стороны планеты.

— Вероятность этого мизерна, — запротестовал Бордман.

— Ничего подобного. Сюда прилетают корабли. В колонию роботов. Один из них мог потерпеть крушение. Между прочим, и с моими друзьями могло случиться подобное.

Он вновь упаковал прибор и позвал медведей. Вывел с поля битвы и обработал им лапы, чтобы они не оставляли после себя запах сфексов. Потом помахал Семперу.

— Пошли! — скомандовал он Кодьякам. — Вперед! Ап!

Отряд двинулся вниз по холмам и снова вошел в джунгли. Теперь настала очередь Сурдафа возглавлять процессию, а Ситка Пит топал следом. Фаро Нелл сопровождала мужчин вместе с Наггетом. Она зорко следила за медвежонком. Он все-таки был еще ребенком, хоть и весил шестьсот фунтов. И, разумеется, она стремилась не допустить нападения сзади.

Семпер парил над головами, делая огромные круги и спирали, но не удаляясь особенно далеко. Хайфенс время от времени обращался к экрану, который показывал то, что фиксировала камера. Изображение качалось, поворачивалось, то пропадало, то вновь появлялось. Но тем не менее это была лучшая воздушная рекогносцировка.

— Отсюда повернем направо, — сказал Хайфенс — Напрямую, похоже, мы идти не можем, там все кишит сфексами, жаждущими убивать и пожирать все на своем пути.

— Для плотоядных вроде бы неестественно существовать в таких количествах, — размышлял Бордман. — Ведь для каждого питающегося мясом должно хватать добычи. Если их будет слишком много, они начнут голодать.

— На всю зиму они уходят, — объяснил Хайфенс. — Хотя зима не столь сурова, как вы могли бы подумать. За это время здесь подрастает большое количество хорошей еды. Да и в теплое время сфексы здесь не постоянно. Проходит какой-то пик, а затем вы целыми неделями не увидите ни одного. Но потом они снова наводняют джунгли. А после непременно отправляются на юг. Видимо, они мигрируют по определенному маршруту, но никто этого точно не знает. — Он добавил сухо: — На этой планете, видите ли, маловато натуралистов. Ведь животные враждебны к нам.

Бордман чувствовал раздражение. Он готовился к прибытию на частично или полностью обжитую планету, чтобы подтвердить право ее обитателей на колонизацию. Но вместо этого очутился в крайне враждебном окружении, и жизнь его зависит от нелегально проживающего здесь человека и связана с постоянными опасными приключениями. А вдруг механическое сигнальное устройство работает автоматически, в то время как изготовившие его люди уже мертвы? В этом случае идея о совпадениях себя не оправдывает. Сейчас он выжил благодаря трем гигантским медведям и орлу. А если бы их с Хайфенсом окружали десятки тысяч роботов, то им вряд ли удалось бы остаться в живых. Сфексы и роботы не замечают друг друга, а вот люди сфек-сов весьма интересуют. Им хватило бы пяти секунд, чтобы наброситься на ничего не подозревающих людей, которые не успели бы дать отпор.

Мировоззрение Бордмана как цивилизованного человека дало трещину. Роботы незаменимы для выполнения того, что от них ожидают, для запланированной работы, для следования предписаниям. Но у них есть серьезный дефект: они способны лишь следовать инструкциям. Поступайте так, если случится это, поступайте этак, если случится то. Но когда происходит нечто непредвиденное, роботы бессильны. Так что цивилизация роботов может существовать лишь в достаточно предсказуемых условиях, когда ничто не угрожает ни им, ни управляющим ими людям. Бордман был потрясен этим открытием.

Медвежонок Наггет трусил по дорожке. Когда Бордман взглянул на него, Наггет с несчастным видом прижал уши. Бордман подумал, что медвежонок получает от матери слишком много тумаков. Он подвергается психическому угнетению. Недостаток ума и неспособность самостоятельно выжить во враждебном окружении делали его чрезвычайно уязвимым.

— Привет, Наггет! — окликнул Бордман. — Знаешь, я, похоже, в таком же положении, что и ты!

Наггет заметно оживился. Запрыгал на месте, явно собираясь подскочить к дружелюбному человеку, и смотрел на него с надеждой.

Бордман подошел и потрепал малыша по голове. Впервые в жизни он приласкал животное.

Позади раздалось глухое ворчание. От этого звука мурашки побежали по коже. Бордман обернулся.

Фаро Нелл наблюдала за ним — восемнадцать сотен фунтов живого веса — с расстояния в десять футов. Она смотрела в глаза, не отрываясь. Вначале Бордмана охватил панический ужас. Но потом он осознал, что глаза Фаро Нелл вовсе не горят кровожадным огнем. Он не рычала, не издавала жутких звуков, которые вылетали из ее пасти, когда Наггету угрожала опасность возле горной вершины. Она спокойно разглядывала человека. И действительно, через минуту медведица вернулась к прежнему занятию.

Группа путешественников двинулась вперед. Наггет трусил рядом с Бордманом, время от времени пытаясь наскочить на него, обуреваемый восторгом. Он поглядывал на Бордмана с обожанием, успев к нему привязаться.

Бордман ужасно устал. Он снова оглянулся. Фаро Нелл, похоже, вздохнула с облегчением, видя, что малыш под присмотром надежного человека. Ведь это непослушное дитя порой действовало ей на нервы.

— Хайфенс! Посмотрите-ка! Похоже, меня произвели в медвежьи няньки!

Хайфенс обернулся.

— Дайте ему парочку шлепков, и он живо вернется к матери!

— Вот уж увольте! — откликнулся Бордман. — Мне это по душе!

И группа продолжала путь.

К ночи встали лагерем. Разумеется, о разжигании огня и речи быть не могло: это привлечет насекомых. Но полной темноты тоже нельзя допускать, ведь ночные бродяги уже начали охоту. Поэтому Хайфенс установил барьерные лампы, образовавшие стену света вокруг лагеря. Тушу животного, которую несла Фаро Нел л, определили на ужин. Потом они уснули — по крайней мере, люди, а медведи то просыпались, то снова задремывали. Семпер сидел на суку неподвижно, спрятав голову под крыло. Наконец подул прохладный ветерок, и мир снова озарился светом утра. Они встали и двинулись в путь.

В этот день они на два часа сделали остановку, в то время как сфексы решали загадку, почему обрываются медвежьи следы. Хайфенс прибегал к помощи средства, уничтожающего запах, которым обрабатывал медвежьи лапы и обувь людей, чтобы сфексы не могли взять след. Бордман предположил, что в принципе можно разработать запах, который отвратил бы сфексов от людей.

— Это как жуки-вонючки, — с иронией проговорил Хайфенс — Весьма интеллигентная мысль! Рациональная! Вы будете ею гордиться!

И Бордману идея мигом разонравилась.

Вечером снова организовали лагерь. На третью ночь подошли к подножию удивительного места, Плато Сере, которое издалека выглядело, как горная цепь, а на самом деле представляло собой плоскую голую площадку. Далеко возвышались настоящие исполинские горы — там, где плато кончалось. Оно напоминало палубу корабля. И простиралось в направлении преобладающих ветров, разрезая воздушные потоки, как палуба разрезает морские волны. Несущие влагу воздушные течения огибали плато стороной, поэтому климат здесь был пустынный и все живое страдало от палящего солнца.

Они карабкались целый день и прошли только половину пути по склону. Во время подъема Семпер дважды издавал пронзительные крики, предупреждая, что сфексы недалеко. Эти стаи оказались куда больше той, с которой они столкнулись вначале: особей по пятьдесят, а то и по сто. Хайфенс смотрел на экран и видел все, что наблюдал Семпер на расстоянии четырех—пяти миль. Сфексы вытянулись в длинную цепочку и взбирались на плато. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят отвратительных обитателей ада.

— Ох, не хотел бы я, чтобы вся эта банда напала на нас, — сказал Хайфенс. — В этом случае у нас вряд ли останется хоть один шанс.

— Вот где пригодился бы танк, управляемый роботом, — отозвался Бордман.

— Любая защита подошла бы, — согласился Хайфенс. — Даже один человек внутри моей станции справился бы с ними. Но после убийства хотя бы одного сфекса он подвергся бы осаде. И ему пришлось бы оставаться внутри, наслаждаясь запахом трупа, пока запах не улетучится. И других сфексов лучше не убивать, иначе придется сидеть в осаде до зимы.

Отряд карабкался вверх по склону под углом градусов в пятьдесят. Медведи взбирались на гору легко, несмотря на поклажу. А для людей это было пыткой. Что касается Семпера, он был одинаково недоволен как первыми, так и вторыми: как можно так долго подниматься?

Орел взлетел над горой и завис в воздушном потоке над вершиной плато. Хайфенс смотрел на экран.

— Как, черт побери, вам удалось так натренировать медведей? — спросил Бордман, когда они остановились отдышаться. Медведи терпеливо ждали. — Ну, Семпер — еще понятно…

— Я не тренировал их, — отвечал Хайфенс, продолжая обозревать плато. — Все это результат мутаций. При передаче по наследству соединение половых клеток с определенными физическими характеристиками — обычное дело. Но их гены также обрабатывались для психической устойчивости. На моей родной планете возникла необходимость в медведях, которые сражаются, как дьяволы, выживают в нечеловеческих условиях, переносят тяжести и находятся рядом с человеком — как собаки. В древние времена пытались развить такие физические характеристики у животных, которые уже жили бок о бок с людьми. Например, у огромных собак. На моей же планете пошли другим путем. Брали животное, обладающее искомыми физическими характеристиками, и делали из него личность, то есть работали над психологией. Занимаются этим уже лет сто. Кодьякский медведь по имени Чемпион Кодиус стал первым успехом. Он обладал всеми необходимыми чертами. И вот от него пошли нынешние.

— Но выглядят они обычными, — возразил Бордман.

— Это правда! — согласился Хайфенс. Его голос потеплел: — Они как преданные псы! Их не тренируют, как Семпера. — И он снова оглядел плато с высоты в шесть-семь тысяч футов. — Семпер — это просто ученая птица с небольшими мозгами. Он обучен — это прославленный охотник. Но медведи хотят быть рядом с человеком. Они эмоционально зависят от него. Подобно собакам. Семпер — слуга, а они — друзья и компаньоны. Он натренирован, а они просто дружелюбны. Он зависим от условий. Они же просто любят нас. Орел покинул бы меня, если бы понимал, что может это сделать. Он просто думает, что еду можно получить лишь от людей. Но медведи не станут уходить. Им со мной хорошо. А мне — с ними. Может быть, оттого, что они любят меня.

— Вам не кажется, Хайфенс, что вы зря распускаете язык? — осторожно спросил Бордман. — Вы можете выболтать мне какие-то факты, по которым можно будет найти людей, доставивших вас сюда. Ведь нетрудно отыскать место, где выращивают медведей, подвергая их мутациям, и где медведь по кличке Кодиус Чемпион явился основателем династии. Так что я смогу обнаружить, откуда вы родом, Хайфенс!

Хайфенс оторвал взгляд от экрана.

— Этим вы не причините вреда никому! — дружелюбно заметил он. — В тех краях я тоже преступник. Есть официальные данные о том, что я похитил медведей и скрылся с ними. На моей родной планете это самое серьезное из возможных преступлений. Еще хуже, чем конокрадство на древней Земле. Родичи моих медведей так считают, по крайней мере. Так что я числюсь опаснейшим преступником.

Бордман уставился на него, открыв рот.

— Так вы украли их?

— Между нами, конечно, нет, — ответил Хайфенс — Но попробуйте проверить! — И затем: — Взгляните-ка на экран. Вот что видит Семпер на границе плато.

Бордман задрал голову вверх, наблюдая за полетом гигантской птицы. По опыту предыдущих дней Бордман знал, что во время полета Семпер издает громкие крики. Он выбрал цель и летел к границе плато.

Там толпилось множество сфексов. Группа из двух сотен пробиралась во внутреннюю пустыню. Они двигались по открытой местности. Камера повернулась, и показалось еще больше сфексов. Бордману было видно, что другие сфексы выходили на границу плато из небольших расщелин в скалах. Все Плато Сере наводнили эти мерзкие твари. Трудно даже представить себе, что здесь найдется достаточно пищи для их пропитания. Они напоминали бескрайние стада коров на скотоводческих планетах.

Просто невероятно.

— Мигрируют, — заметил Хайфенс — Я говорил, что с ними это случается. Знаете, мне кажется, для нас сейчас лучше держаться подальше от плато — здоровее будем!

Бордман крепко выругался.

— Но ведь сигнал все еще поступает. Кто-то в колонии жив и ждет нас. Нам нужно спешить!

— Мы пока не знаем, живы ли они, — откликнулся Хайфенс. — Возможно, они крепко нуждаются в помощи. Но, с другой стороны…

Он бросил быстрый взгляд на Сурдафа Чарли и Ситку Пита, терпеливо застывших на склоне горы, ожидая, когда люди отдохнут и побеседуют. Ситке даже удалось найти место для сидения, используя массивную лапу в качестве якоря, чтобы не скатиться со склона.

Хайфенс махнул рукой, указывая новое направление.

— Пошли! — крикнул он. — Вон туда! Ап!

И они двинулись по склонам Плато Сере, не понимаясь на вершину, где собирались сфексы, и не опускаясь к подножиям, где они тоже кишели. Отряд шел вдоль холмов и горных вершин, иногда под углом от тридцати до шестидесяти градусов, поэтому большое расстояние было не покрыть. Они почти забыли, что значит идти по земле.

К концу шестого дня встали лагерем на вершине массивной горы. Здесь нашлась площадка для всей компании. Фаро Нелл упорно настаивала, чтобы Наггет был в самом надежном месте, рядом с вершиной. Она чуть не вытеснила людей наружу, но Наггет заверещал, требуя Бордмана. Так что, когда Бордман пришел и успокоил его, Фаро Нелл вернулась к Ситке и Сурдафу и зафыркала, требуя для себя место на границе.

Стоянка была голодной. Они прошли над берегом ручейка. Медведи смогли хорошенько напиться, а люди наполнили фляги. Но они уже третью ночь проводили в горах без еды. Хайфенс и не пытался что-либо предпринять, чтобы найти пищу. Бордман ничего не говорил. Его начало восхищать содружество людей и медведей, не означавшее рабского положения для животных. Оно было двусторонним. И он это чувствовал.

— Можно предположить, что, раз сфексы не охотятся на своем пути наверх, там должна быть пища, — сказал он. — Когда они идут толпой, то ничего не замечают.

И это было правдой. Нормальная боевая единица сфексов — это широкая линия, окружающая все, что движется, и нападающая на все, что собирается сражаться. Но сейчас они взбирались на гору длинными цепочками один за другим, точно следуя протоптанным следам. Ветер дул вдоль склонов и разносил запах во все стороны. Но сфексов было не так-то просто сбить с выбранного пути. Длинные процессии гигантских сине-коричневых тварей карабкались по склонам. Странно было думать о них, как о настоящих животных, мужского и женского пола, откладывающих яйца, как все рептилии на других планетах.

— До них здесь прошли тысячи особей, — заметил Хайфенс. — Должно быть, сфексы толпятся здесь несколько дней, а то и недель. При помощи камеры Семпера вы отследили тысяч десять. Вся эта масса, должно быть, вообще не поддается счету. Первые проходящие истребили здесь всю живность, и последующим пришлось туго.

— Но так много хищников в одном месте — такого просто быть не может! — не унимался Бордман. — Я вижу, что они здесь, но не могу поверить своим глазам!

— Они холоднокровные и не нуждаются в горячей пище для поддержания температуры тела, — пояснил Хайфенс. — Помимо всего прочего, многие создания могут подолгу оставаться без еды. Даже медведи — в спячке. Но эти существа не находятся в спячке.

Он устанавливал приемник. Не было никакого смысла пытаться определить местоположение терпящих бедствие отсюда. Передатчик находился по другую сторону кишащего сфексами Плато Сере. Пытаться пересечь плато сейчас — чистое самоубийство.

Но Хайфенс все равно включил приемник. Раздались шуршание и потрескивание фона, а затем они услышали сигнал. Три точки, три тире, три точки. Хайфенс выключил прибор.

— Разве нам не следовало ответить на сигнал до того, как мы покинули станцию? — озабоченно спросил Бордман. — По крайней мере, мы бы подбодрили их.

— Сомневаюсь, что у них есть приемник, — ответил Хайфенс — Скорее всего, они ждут ответа уже многие месяцы. И вряд ли стали бы прислушиваться постоянно. Ведь они живут в туннеле и должны все время думать о пропитании, так что им не до конструирования сложных устройств.

Бордман помолчал немного.

— Мы должны найти пищу для медведей, — решительно заявил он. — Наггет уже не питается молоком матери, поэтому он голодает.

— Найдем, — пообещал Хайфенс — Я могу ошибаться, но похоже, что количество карабкающихся в гору сфексов меньше, чем накануне. Мы, скорее всего, пересекли пути их миграции. Их становится меньше. Когда пройдем через это место, посмотрим, встретятся ли нам ночные бродяги. Но, я думаю, сфексы уничтожили всю жизнь в округе.

Хайфенс оказался не совсем прав. Он проснулся в темноте от хлопков и ворчания медведей. Легкий ветерок прикасался к его лицу. Он зажег лампу, и местность озарилось белым светом, как на экране. Он увидел звезды. Ичто-то большое и белое мелькало вокруг.

Ситка Пит громко зарычал и начал хлопать лапами. Фаро Нелл засопела и завертелась. Она что-то держала в зубах.

— Посмотри-ка на это! — воскликнул Хайфенс.

Вокруг сновали существа странной формы и бледной окраски.

Мохнатая лапа мелькнула в воздухе и схватила летучую тварь. Вот еще одна лапа. Три больших кодьякских медведя, встав на дыбы, знай себе прихлопывали непрошеных гостей, которые так и летели на свет лампы, не в силах ему противостоять. Из-за быстрого кружения было сложно рассмотреть тварей как следует. В общих чертах они напоминали отвратительных летучих обезьян.

Медведи не рычали, они с деловым видом истребляли ночных существ, которые падали на землю бездыханными.

Внезапно не осталось больше ни одного. Хайфенс погасил свет. Медведи неторопливо приступили к трапезе.

— Эти твари — хищники, к тому же — кровососущие, Бордман, — спокойно заметил Хайфенс. — Они выпивают кровь своих жертв, как летучие мыши-вампиры. А те даже не просыпаются, просто умирают во сне, и все племя пожирает труп. Но у медведей густой мех, и они просыпаются, если до него дотронуться. И они всеядны. Они с охотой едят все, кроме сфексов. Можно сказать, что эти ночные твари подоспели к завтраку. Медведи весьма довольны блюдом.

Бордман вскрикнул от неожиданности. Он включил свет и увидел кровь на своей руке. Хайфенс достал карманный набор для оказания первой помощи с антисептиком и повязками. Бордман протянул раненую руку. Вдруг услышал, как Наггет что-то методично пережевывает. Когда Бордман зажег свет и взглянул на него, медвежонок быстро проглотил свою добычу. Похоже, он поймал и съел тварь, которая выпила кровь у Бордмана. К счастью, совсем немного.

Наутро они снова двинулись вдоль холмов. Прошло какое-то время, прежде чем Бордман заговорил:

— Роботы не справились бы с вампирами, Хайфенс.

— Ну, положим, роботов могут специально создавать для наблюдения за ними, — с терпимостью в голосе отозвался Хайфенс. — Правда, ловить их и убивать пришлось бы нам самим. Так что лучше пусть это будут делать медведи.

Он шел впереди. Дважды по пути останавливался посмотреть в бинокль. По мере продвижения Хайфенс оживлялся. Гигантский пик, напоминающий нос корабля, в конце Плато Сере, был уже недалеко. К полудню до него оставалось не более пятнадцати миль. И Хайфенс объявил последний привал.

— Сфексы уже не скапливаются внизу, — радостно сообщил он. — Кроме того, и наверх они уже не лезут такими длинными цепочками. — Прежде на пересечении путей сфексов одна стая стояла в ожидании, пока пройдет другая. — Готов поспорить, их миграционный маршрут закончился! Посмотрим, что заметит Семпер.

Он помахал орлу в вышине. Подобно всем, кроме человека, живым созданиям, птица нормально чувствовала себя, только удовлетворив аппетит, после чего отдыхала или спала. Последние несколько миль он путешествовал на мешке Ситки Пита. Сейчас же снова парил в вышине, и Хайфенс наблюдал за изображением с его камеры на экране.

На краю плато видны небольшие заросли кустарника, почва слегка оживает. Но выше вновь начиналась пустыня. Никаких животных поблизости. Только раз, когда орел резко повернул, Хайфенсу удалось заметить нечто похожее на сине-коричневую окраску. Но вряд ли это могли быть сфексы — хищники не сбиваются в такие огромные стаи.

— Идем прямо, — удовлетворенно заявил Хайфенс. — Пересечем плато, а потом немного спустимся. Я думаю, нам удастся найти кое-что интересное по пути в колонию роботов.

И он позвал медведей подниматься вверх по холмам.

Спустя несколько часов, незадолго до заката, они достигли вершины. И здесь увидели кое-какую живность. Ее было не так много, но все-таки… Хайфенс обнаружил лохматых жвачных животных, которые явно не проживали в пустыне. С наступлением ночи заметно похолодало: на склонах было куда теплее. И еще горный разреженный воздух…

Бордман поделился своими соображениями. С этой стороны горы ветра почти нет. Нет и туч. И земля интенсивно отдает тепло воздуху. Поэтому по ночам здесь холодно.

— И жарко днем, — согласился Хайфенс. — Солнце здорово печет в местах, где разреженный воздух, но в горах чаще всего ветрено. Днем почва здесь нагревается, словно поверхность планеты без атмосферы. Температура верхнего слоя песка может доходить до ста сорока — ста пятидесяти градусов. А ночью жуткий холод.

Так оно и было. Незадолго до полуночи Хайфенс разжег костер. При таком холоде ночных бродяг можно не опасаться.

К утру люди совсем окоченели, но медведи резво носились и чувствовали себя прекрасно. Прохлада их взбодрила. Ситка и Сурдаф Чарли начали кулачный бой, награждая друг друга оплеухами — конечно же, шуточными, — от которых череп человека разлетелся бы на куски. Наггет чихал и фыркал от восторга, глядя на них. Фаро Нелл, напротив, выказывала женское неодобрение подобными глупостями.

Они двинулись дальше. Семпер выглядел понурым. Пролетев немного, он примостился на мешке у Ситки, как и накануне. Отсюда он наблюдал территорию, постепенно превращающуюся из полупустыни в настоящую пустыню. Летать ему не хотелось. Птицы, привыкшие парить высоко над землей, нуждаются в воздушных потоках.

Один раз Хайфенс показал Бордману, где они находятся, на снимке из космоса, а заодно и место, откуда шел сигнал о помощи.

— Вы делаете это на случай, если с вами что-то случится, — проговорил Бордман. — Понимаю ваши опасения, но что я смогу сделать без вас, чтобы помочь этим людям?

— Пригодятся ваши знания о сфексах, — ответил Хайфенс. — Медведи тоже помогут. А еще на станции оставлено сообщение. Кто бы ни приземлился на поле — а маяк действует, — обнаружит инструкцию, как добраться до места, куда мы сейчас движемся.

Они продолжили путь. Узкая полоска растительности на границе Плато Сере осталась позади, и они шли через пески.

— Слушайте, — сказал Бордман. — Я хочу кое-что узнать. Вы сказали, что у себя на родине числитесь похитителем медведей. И тут же опровергли собственное заявление. Вы хотите уберечь своих друзей от преследования Колониальной Инспекцией. И постоянно рискуете жизнью. Рисковали, когда не стали стрелять в меня. Рискуете еще больше, отправившись помогать людям, которые станут свидетелями вашего преступления. Зачем вам все это?

Хайфенс усмехнулся.

— Потому что я терпеть не могу роботов. Мне не нравится, что они подчиняют себе людей, заставляя их зависеть от себя.

— Продолжайте, — настаивал Бордман. — Не пойму, отчего ненависть к роботам может считаться преступлением. Люди обычно не подчиняются роботам, насколько мне известно.

— Еще как подчиняются, — спокойно ответил Хайфенс. — Я просто чудак, согласен. Зато… На этой планете я живу по-человечески. Иду куда хочу и делаю что хочу. Мои помощники — это мои друзья. Если бы колонию роботов удалось успешно организовать, смогли бы люди жить в ней по-человечески? Едва ли. Им пришлось бы жить так, как предписывают роботы. Не выходить за пределы ограждений, построенных машинами. Есть только пищу, которую выращивают для них роботы. Да ни один человек не сможет придвинуть кровать к окну, потому что это отбивает хлеб у робота-домохозяйки. Роботы будут служить людям, но и люди вынуждены будут служить им!

Бордман покачал головой.

— С тех пор как люди стали применять роботов, приходится мириться с некоторыми ограничениями, свойственными роботам. Если же вы не хотите…

— Я хочу решать, чего именно я хочу, — мягко отвечал Хайфенс — И не желаю быть связанным выбором из предложенного мне кем-то ассортимента. На моей родной планете мы приручили собак и охотились с их помощью. Потом занялись медведями и в конце концов добились успеха. Сейчас планета перенаселена, и места для людей, собак и медведей не хватает. Все больше людей стоят перед неприятным выбором — тем более неприятным, что выбирать приходится из предлагаемых роботами решений. Мы не желаем нашим детям зависеть от роботов. Пусть лучше они будут мужчинами и женщинами, а не придатками к роботам, не несчастными автоматами, которые нажимают на нужные кнопки. Никакого подчинения машинам…

— Вы воспринимаете все сугубо эмоционально, — возразил Бордман. — Не все так считают.

— Но я считаю — и чувствую — именно так. И нас таких много. Наша чертова Галактика огромна и вмещает в себя море сюрпризов. Главная отличительная черта роботов и связанных с ними людей — они не выносят неожиданностей. А сейчас приближаются времена, когда мы станем нуждаться в тех, кто может приспособиться к неожиданностям. Вот почему на нашей планете несколько человек попросилось на Лорен-2, чтобы создать здесь колонию. Нам было отказано — слишком опасно. Но люди могут колонизировать любую планету — если они настоящие люди. Я прибыл сюда для изучения. Особенно всего, что касается сфексов. Мы собирались снова попросить лицензию, будучи уверены, что выдержим все, даже этих монстров. Мне вот это уже удается. Но Инспекция организовала колонию роботов — и где она?

Бордман сделал кислое лицо.

— Вы выбрали неверный путь, Хайфенс. Не стоит нарушать закон. Конечно, дух первопроходцев в вас силен, но направлен он не туда… Да, в свое время именно такие люди, как вы, покинули Землю и отправились к далеким мирам. И все же…

Сурдаф вскочил на задние ноги и начал жадно принюхиваться. Хайфенс приготовил ружье. Бордман снял свое ружье с предохранителя. Вроде бы ничего.

— Вы говорите о свободе так, что многие назвали бы это политическим делом, — сказал Бордман. — Однако я бы тоже присоединился к вашим лозунгам. Но в вашем исполнении это звучит как странная религия.

— Это просто чувство собственного достоинства, — поправил Хайфенс.

— Вы можете быть…

Фаро Нелл зарычала. Она толкнула Наггета носом поближе к Бордману. Фыркнула что-то и быстро подошла к Ситке и Сурдафу, наблюдающим за границей плато, где проходили пути сфексов. И заняла позицию между ними.

Хайфенс пристально посмотрел на медведей и огляделся вокруг.

— Кажется, что-то неладно! — заметил он. — Хорошо еще, нет ветра. Пойдем вон тот на холм, Бордман!

И побежал вперед. Бордман догонял его, а Наггет, переваливаясь, плелся следом. Они достигли холма, не более пяти—шести футов высотой, посреди моря песка, из которого торчали кактусоподобные растения. Хайфенс снова осмотрелся в бинокль.

— Вижу одного сфекса, — доложил он. — Всего один! И нет никаких причин для него быть здесь одному! С другой стороны, непонятно, зачем они собирались в стаи. — Он смочил слюной палец и поднял вверх. — Никакого ветра!

И снова посмотрел в бинокль.

— Он даже не подозревает о нашем присутствии. Уходит прочь. И больше ни одного не видать… — Хайфенс взволнованно закусил губу. — Слушайте, Бордман! Я хочу убить этого сфекса и узнать кое-что. Примерно пятьдесят процентов, что я обнаружу нечто действительно важное. Но, пожалуй, мне придется бежать… Если я прав… — Он добавил угрюмо: — Надо поспешить. Для скорости — поеду на Фаро Нелл. Сомневаюсь, что целесообразно использовать Ситку или Сурдафа: от них больше толку в битве, когда они налегке. А Наггет еще не умеет быстро бегать. Побудете здесь с ним?

У Бордмана перехватило дыхание.

— Надеюсь, вы знаете, на что идете, — как можно спокойнее сказал он.

— Смотрите во все глаза. Если заметите что-нибудь, стреляйте — и мы вернемся. Не ждите, пока они приблизятся. И стреляйте в любом случае!

Бордман кивал. Говорить было трудно. Хайфенс вернулся к боевым медведям и оседлал Фаро Нелл, крепко держась за ее густой мех.

— Пошли! — скомандовал он. — Вон туда! Ап!

Трое кодьяков помчались в бешеной скачке. Хайфенс припал к спине медведицы. Семпер лишился привычного убежища на спине Ситки. Он взмыл вверх, а потом начал описывать круги низко над землей.

Все произошло очень скоро. Кодьякский медведь способен мчаться со скоростью скаковой лошади. Все трое неслись к отдаленной точке примерно в полумиле от стоянки, где сине-коричневое чудовище уже повернулось, заметив их. Раздался звук выстрела и одновременно — разорвавшейся пули. Чудовище упало и умерло.

Хайфенс соскочил со спины Фаро Нелл. Он развил лихорадочную деятельность возле убитого сфекса. Семпер даже заинтересовался этим: он приземлился неподалеку, наблюдая за хозяином со склоненной набок головой.

Бордман пригляделся. Хайфенс что-то делал с телом сфекса. Сурдаф и Ситка бродили неподалеку, а Фаро Нелл с любопытством смотрела на его действия. Наггет тихонько заскулил, и Бордман потрепал его по спине. Медвежонок заверещал громче. Хайфенс вдалеке выпрямился, осмотрелся и снова оседлал медведицу. Ситка обернулся на Бордмана, подозвал Сурдафа, и оба рысью припустили назад. Семпер замахал крыльями — ветра недостаточно! — и опустился на плечо Хайфенса, вцепившись когтями.

Наггет истерически завопил и попытался вскарабкаться на Бордмана, как на дерево. Бордман, конечно же, упал, а медвежонок — сверху. И тут в воздухе мелькнула чешуйчатая лапа и раздались пронзительные вопли сфекса. Тварь пыталась достать его, но промахнулась.

Бордман слышал только оглушительные вопли. Ситка и Сурдаф мчались на бешеной скорости. Рычание Фаро Нелл заполнило все вокруг. Детеныш, скуля, помчался навстречу матери. Бордман поднял ружье. Им овладела ярость: сфекс повернулся вслед медвежонку, явно собираясь кинуться за ним. И Бордман не нашел ничего лучшего, кроме как ткнуть чудовище прикладом…

И тогда сфекс прыгнул на него. Бордман потерял почву под ногами. Восьмисотфунтовый монстр — помесь дикого кота и ядовитой кобры, отличающаяся водобоязнью и жаждой убийства — не самое приятное на свете зрелище, особенно когда наваливается и толкает вас в грудь.

Ситка, прибежавший первым, встал на задние лапы, оглушительно взревел, вызывая сфекса на битву. И кинулся на врага. Хайфенс уже был здесь, но не мог стрелять, ведь Бордман находился в самой гуще битвы. Фаро Нелл ревела и рычала, разрываясь меж двух огней: необходимостью защищать Наггета и желанием отомстить обидчику.

Они убегали прочь, хотя Ситка не прочь был схватить труп врага и стереть его в порошок, ударяя о землю. Его ярость объяснялась еще и тем, что человек, с которым медведи успели подружиться, пострадал в схватке. Но Бордман обиделся не на шутку. Он шумел и ругался. Хайфенс усадил его на спину Сурдафа и приказал держаться крепче.

— Проклятье, Хайфенс! — кричал пострадавший. — Ну, разве это честно? Ситка получил глубокие царапины. А вдруг их чертовы когти выделяют яд?!!

Хайфенс лишь резко погонял медведей. Они преодолели уже добрых две мили, когда Наггет взвыл в отчаянии, и Фаро Нелл бросилась к нему, чтобы утешить.

— Ну, пожалуй, хватит, — проговорил Хайфенс — Учитывая, что ветра нет и остальные сфексы удалились от плато на большое расстояние…

Он соскользнул со спины медведицы и достал антисептик и тампоны.

— Вначале Ситка! — завопил Бордман. — Я в порядке!

Хайфенс обработал раны медведя. Они были легкими, ведь Ситка Пит — закаленный боец со сфексами. Затем Бордман обнажил рану на груди, вдыхая странный аромат лекарства — оно пахло озоном.

— Это все моя вина, Хайфенс, — заговорил он. — Я наблюдал за вами, вместо того чтобы хранить бдительность. Не мог понять, чем вы там занимались.

— Сделал маленький разрез, — сообщил Хайфенс. — К счастью, первый из сфексов оказался самкой, как я и надеялся. И она собиралась отложить яйца. Уф! Теперь мне известно, почему сфексы мигрируют и куда и отчего им не нужна еда.

Он наложил Бордману повязку, и они продолжили путь.

— Я уже разрезал их прежде, — говорил Хайфенс — Нужно ведь узнать о них как можно больше, для того чтобы люди могли жить здесь.

— Вместе с медведями? — с иронией спросил Бордман.

— Конечно, — ответил Хайфенс. — Но смысл вот в чем. Сфексы приходят в пустыню, чтобы размножаться. Они совокупляются и откладывают яйца, оставляя их на солнце, чтобы вылуплялся молодняк. Вот что это за место. Киты возвращаются в особое место для размножения, и в конце пути и самки, и самцы ничего не едят. Лосось возвращается в ручьи, где появился на свет, чтобы выметать икру. Он тоже не питается и погибает после нереста. А угри — я использую в качестве примера земных животных — путешествуют тысячи миль в Саргассово море, чтобы дать потомство и умереть. К несчастью, сфексы при размножении не погибают. Но теперь точно известно: у них есть специальное место для размножения, и в этой пустыне они откладывают яйца.

Бордман тяжело брел вперед. Он сердился на себя за то, что не соблюдал элементарных правил предосторожности. И Наггета проигнорировал, а ведь медвежонок предупреждал об опасности!

— Мне понадобится кое-какое оборудование, которое, я уверен, можно обнаружить в колонии роботов, — добавил Хайфенс. — С его помощью мы превратим планету в удобное место для жизни людей в человеческих условиях!

Бордман заморгал от удивления:

— Что именно?

— Сельскохозяйственная техника, — нетерпеливо объяснял Хайфенс — Надеюсь, она имеется в колонии. Роботы оказались бесполезными, потому что не обращали внимания на сфексов. И остаются таковыми. Но уберите кнопки управления, и машины пригодятся! Они не должны были разрушиться за несколько месяцев воздействия климата.

Бордман упорно шел вперед.

— Вот уж не подумал бы, что вы согласитесь воспользоваться оборудованием колонии! — удивился он.

— Почему бы и нет? Если человек заставляет машину делать то, что ему нужно, все в порядке. Даже роботы годятся для определенных целей. Людям слишком жарко придется в том пекле, куда я собираюсь бросить машины. Кое-что должно остаться. Например, стерилизаторы почв, уничтожающие семена сорняков и ядовитых растений. Мы вернемся сюда, Бордман, и разрушим хотя бы одно гнездовище этих адских монстров! Повторяя такое из года в год, мы изведем их расу. На планете должны существовать и другие орды сфексов со своими гнездовищами. Мы их тоже найдем. И превратим планету в место, где жители моей родины смогут чувствовать себя людьми!

— Не забывайте: именно сфексы уничтожили роботов, — заметил Бордман. — Вы уверены, что не хотите сделать этот мир безопасным для роботов?

Хайфенс рассмеялся.

— Вы видели всего одного ночного бродягу, — сказал он. — А как насчет тварей на горном склоне, которые пили вашу кровь? Предлагаете бродить по планете под защитой только одного робота-телохранителя? Едва ли вам это удастся. Здешний мир не освоить, если не будет других помощников! Вот увидите!

Через десять дней они нашли колонию. Были и другие сфексы на пути, и несколько оленеподобных животных на обед, и лохматые травоядные.

Выжило всего трое изможденных бородатых людей, едва не погибших от истощения. Когда разрушилось заграждение, двое из них находились в туннеле, устанавливая новую панель управления для роботов, добывающих руду. Третий наблюдал за добычей руды. Они были встревожены прекращением связи с колонией и отправились наверх выяснить, что произошло. Их спасло лишь отсутствие оружия. Они обнаружили бродящих вокруг и завывающих сфексов в невероятных количествах. Сфексы чуяли людей внутри транспортного средства, но не могли до них добраться.

Разумеется, люди перестали добывать руду и попытались использовать роботов для расправы со сфексами и добывания пищи. Но роботы не были предназначены для подобного задания.

И оружия у них тоже не было. Они попытались соорудить импровизированные взрывные устройства на ракетном топливе, и в результате шатающиеся вокруг сфексы убежали прочь с опаленным спинами. Но ни один сфекс не погиб. И топливо нельзя было тратить впустую. В конце концов они забаррикадировались и пользовались топливом лишь для поддержания искрового передатчика. Они ждали прибытия нового корабля. Сидели в туннеле, как пленники, на скудном пайке, без надежды на избавление. С ними были только роботы, бесполезные в иных целях, кроме добычи руды.

Когда Бордман и Хайфенс нашли их, колонисты плакали. Они ненавидели роботов и все, что с ними связано, не меньше, чем сфексов. Но Хайфенс объяснил ситуацию, и они отправились в колонию, захватив оружие из поклажи медведей. Кодьяки шли в авангарде, а Фаро Нелл замыкала строй. По пути они уничтожили шестнадцать сфексов. Внутри колонии обнаружились лишь запустение и останки человеческих тел. Зато оставалась еда — не так много, ибо сфексы уничтожали все, что пахло человеком, и расправились с пластиковыми пакетами с пищей. Но хранившихся в металлических контейнерах запасов они не тронули.

Еще нашлось топливо, годное лишь для обеспечения работы приборов. Повсюду виднелись роботы — новенькие, блестящие, готовые к работе, Но неподвижные. А вокруг них уже разрослась трава.

Роботов оставили на местах, но заправили топливом плавильные машины, изменив стоящую перед ними задачу, а также гигантский стерилизатор почвы, который должен был уничтожать вредные растения. И с этими машинами отправились на Плато Сере.

По прошествии некоторого времени Наггет превратился в страшно избалованного медвежонка: освобожденные колонисты с уважением и восторгом относились ко всем существам, которые могут убивать сфексов, даже к маленьким. Поэтому ласкали его, не жалея сил.

И вот они достигли плато и нашли целую орду сфексов, орущих и визжащих, желавших расправиться с ними. Стерилизатор почвы, слегка видоизмененный, был теперь так же смертелен для любого животного, как прежде — для растений. Термический луч сжигал все, что попадало в поле его действия.

И медведи оказались не нужны: обугленные трупы сфексов, падая, поджигали тела еще живых, и огонь распространялся вокруг при малейшем дуновении ветра. Другие толпы сфексов явились оплакивать погибших и отомстить обидчикам, которых, впрочем, не смогли обнаружить.

Колонисты на своих машинах объезжали ряды сфексов, уничтожая их одного за другим по мере приближения. Такой резни не случалось за всю историю астронавтики: едва ли жалкие остатки сфексов рискнут явиться в эту часть планеты для размножения.

И ни один новый сфекс не вылупится из кладок яиц, потому что стерилизатор уничтожил все.

К этому времени Хайфенс и Бордман вместе с медведями стояли лагерем на краю плато. Они решили предоставить колонистам возможность самим расправиться со злобными убийцами. Кроме того, колонисты хотели отомстить за товарищей.

Наступил вечер, когда Хайфенс прогнал Наггета от готовящейся на огне части оленьей туши, — медвежонок лез прямо к огню. Наггет помчался жаловаться Бордману.

— Хайфенс, мы должны отправиться в наше представительство, — заявил Бордман. — Вы нелегальный колонист, мне положено арестовать вас.

Хайфенс посмотрел на него с интересом.

— А вы проявите ко мне снисходительность, если я назову своих сообщников? — спросил он. — Может быть, мне следует заявить, что меня нельзя заставлять свидетельствовать против себя самого?

— Ну, сколько можно! — раздраженно бросил Бордман. — Всю жизнь я считал себя честным человеком, но теперь я больше не верю в роботов, даже если они на своем месте. И здесь явно не место для них! По крайней мере, не в таком виде, как было запланировано. Сфексы здесь почти истреблены, но они не исчезли полностью, а роботам с ними не справиться. На этой планете должны жить медведи и люди, либо люди, которые согласятся всю жизнь провести за забором, повинуясь указаниям роботом. А на этой планете столько всего, что людям хватит работы для изучения и освоения! Жить на планете, подобной Лорен-2, в искусственной среде, созданной роботами, — значит не уважать себя!

— Вы случайно не заразились моей религией, а? — сухо спросил Хайфенс — Прежде вы это слово употребляли в отношении чувства самоуважения.

— Дайте мне закончить! — огрызнулся Бордман. — Моя работа состоит в том, чтобы запустить процесс и подготовить планету к прибытию первых колонистов. И еще, разумеется, проверить, как здесь следуют инструкциям. Но колония роботов, которую мне нужно было проинспектировать, оказалась разрушена.

Хайфенс вздохнул. Опускалась ночь. Он повернул кусок мяса другой стороной к огню.

— В случае опасности колонисты имеют право обратиться к любому кораблю за помощью, — сказал Бордман. — Естественно! Поэтому я укажу в отчете следующее: колонию застали врасплох и разрушили, уничтожив всех, кроме троих людей, пославших сигнал о помощи. И это правда, вы же понимаете!

— Продолжайте, — выдохнул Хайфенс.

— И случилось так. Случилось именно так, имейте в виду! Сигнал услышали на корабле, где на борту находились вы вместе с орлом и медведями. Вы приземлились и помогли колонистам. Вот и вся история. Следовательно, в вашем пребывании здесь нет ничего незаконного.

Хайфенс бросил на него быстрый взгляд через плечо.

— Я бы сам себе не поверил, если бы услышал такое. А Инспекция, думаете, поверит?

— Они не дураки, — сказал Бордман. — Конечно, не поверят. Но в моем отчете будет сделан особый акцент на крайне неблагоприятное стечение обстоятельств для колонизации этой планеты, колония роботов сама по себе — полная чушь, а вместе с медведями и жителями вашей планеты — совсем другое дело… В результате много тысяч колонистов смогут прибывать сюда каждый год… И ведь это чистая правда…

Тело Хайфенса как-то странно дрожало.

— Мой отчет возымеет вес, — настаивал Бордман. — И предложение вступит в силу. Организаторы колонии роботов должны будут согласиться, либо у них ничего не выйдет. А ваши люди поддержат их на взаимовыгодных условиях.

Теперь стало понятно, отчего Хайфенс трясется. От смеха.

— Ну и горазды вы врать, Бордман, — наконец выговорил он. — Разве это разумно, разве интеллигентно — нарушать привычку всей жизни быть честным, ради того только, чтобы вытащить меня из передряги?

Бордману стало неловко.

— Это единственное решение, которое я смог придумать, — сказал он. — Мне кажется, должно сработать.

— Я принимаю ваше предложение и благодарю. Если только оно обеспечит несколько поколений людей, которые станут жить на этой планете по-человечески. И еще — если хотите знать — потому, что это спасет жизни Ситки Пита, Сурдафа Чарли, Фаро Нелл и Наггета.

Что-то тяжело плюхнулось прямо на Бордмана. Наггет чуть ли не верхом на него залез, пытаясь подобраться к жарящемуся мясу. Бордман свалился с места и растянулся на земле. Медвежонок радостно зачихал.

— Дайте ему шлепка, и он убежит, — предложил Хайфенс.

— Ни за что! — отвечал Бордман, все еще лежа на земле, но при этом полный достоинства. — Это же мой друг!

Вся ирония состояла в том, что, когда все закончилось, Бордман понял: он не может уволиться сейчас. Ведь его заработок был нужен для образования детей и содержания дома. На Лани-3 дорогая жизнь. Планету наводнили шумные, суетливые, процветающие колонисты, наладившие свой бизнес. Паровой занавес над ней был теперь обычным явлением, совсем немногие помнили времена, когда его еще не существовало, и планета считалась непригодной для обитания. Поэтому Бордман не являлся национальным героем. Он лишь действовал так, как велел долг. Конечно, у него регулярно брали интервью для видеоканалов, но ему редко удавалось сказать что-либо новое.

Он проработал еще три года, не ведая отдыха. Его дети выросли и вступили в брак — жаль, но они даже не знали отца как следует. Ведь он так много отсутствовал! Он не сумел вписаться в мир Лани-3 с его зелеными полями, океанами и реками, в создании которого принимал самое непосредственное участие. Но до чего же хорошо снова быть с Рики! Им было что вспомнить, было что разделить друг с другом и о чем поговорить.

Через три года после официальной отставки Бордмана попросили выполнить еще одно задание для Инспекции, так как не хватало специалистов. Он обсудил это с женой. Непросто жить на пенсию. Да и радости от отдыха не так уж много. А Рики теперь свободна — дети стали взрослыми и сами за себя отвечают. Бордман же всегда будет нуждаться в ней, И она посоветовала согласиться. Он отправился в представительство Инспекции и попросил подыскать жилье и работу для его жены, которая отправится на задание вместе с ним.

И они провели вместе пять чудесных лет. Бордман был теперь почти на самом верху. Дети писали прекрасные письма. Он был занят работой на Келмине-4, а жена его там же занималась садоводством, когда пришел срочный вызов в штаб-квартиру Инспекции местного сектора Галактики по делу неотложной важности.

Болото вверх дном

Бордман знал, что корабль Инспекции перевернулся вверх дном, хотя и не ощущал этого благодаря искусственной гравитации. Вот он, например, стоит на голове, хотя ноги упираются в пол. Мышцы напряглись: обычное состояние, присущее любому человеку в тревожной ситуации.

Ясно, отчего корабль перевернулся. Он уже почти долетел до цели и сейчас отключил двигатели Лаулора, ожидая сигнала заходить на посадку. Как раз в тот момент, когда Бордман удостоверился, что поворот завершается, юный Барнс — самый младший по званию из корабельных офицеров — вошел в кают-компанию и обратился к нему.

— Корабль не будет приземляться, сэр, — сказал он терпеливо, как будто объясняя прописные истины десятилетнему ребенку. — Директивы изменены. Вам придется высадиться в шлюпке. Вот сюда, сэр.

Бордман пожал плечами. Он был старшим офицером Колониальной Инспекции, проведшим всю жизнь на службе и выросшим до теперешнего положения, а этот корабль послали специально за ним, оторвав от незаконченного задания. И у корабля не было другой цели, кроме как доставить его в резиденцию Инспекции на Канне-3. Она сейчас как раз где-то под ними. А этот молодой офицер назначен сопровождающим.

Бордман с сожалением подумал, что он так и не научился выражать чувства. Он не умеет выгодно продать себя. Похоже, ему даже не выказывают должного уважения.

Офицер ждал, спокойный и невозмутимый. Бордман ехидно подумал, что может сказать что-нибудь невзначай и легко задеть чувства молодого человека. Но он ведь и сам хорошо помнил себя таким же младшим офицером. И чувствовал снисхождение ко всем людям, которым не довелось провести большую часть жизни в тесных каютах патрульных кораблей Инспекции. Если молодому лейтенанту Барнсу повезет, впоследствии он тоже будет думать и чувствовать подобным образом.

Бордман послушно проследовал за Барнсом через кают-компанию. Наклонил голову, проходя под вентиляционной шахтой, и протиснулся бочком мимо напорной трубы с выступающими ручками регулировки воздушных клапанов. Она почти перегораживала путь. В воздухе стоял сильный запах машинного масла и озона, всегда заполняющий рабочие отсеки кораблей Инспекции.

— Сюда, сэр, — позвал Барнс.

Он потянул руку, чтобы помочь Бордману, но инспектор справился сам. Он ступал по переплетению труб, окрашенных белой краской, и почти добрался до шлюпочного спуска.

— Ваш багаж прибудет следом — почтой, — добавил Барнс.

Бордман кивнул. Он сейчас обходил какие-то новые приспособления. Корабль строился очень давно, а на капитальный ремонт вечно не хватало средств.

— Слушайте внимательно! Держитесь! Гравитация снижается! — раздался голос из динамиков.

Бордман схватился за ближайшую трубу и так же быстро отдернул руки — она оказалась горячей, и схватился за другую только одной рукой.

— Держитесь, сэр, — мягко произнес Барнс. — Насколько я понимаю…

Гравитация исчезла. Бордман скривился. В прежние времена он был привычен к подобным вещам, но сейчас у него перехватило дыхание от неожиданности. Диафрагма стала резко сокращаться, как будто исчезли все органы, находившиеся выше.

— Мне не очень-то по душе стоять на голове, лейтенант! — заявил он. — Я четыре года отпахал младшим на подобном корабле!

Ему удалось не воспарить к потолку. Он держался за трубу в профессиональной манере, поэтому твердо стоял на полу.

— Да, сэр, — в замешательстве ответил Барнс.

— Я даже знаю, почему гравитация исчезла: приближается другой корабль с двигателем Лоулора. Наш гравитатор взорвется, если мы попадем в поле чужого корабля с включенным двигателем.

Юный Барнс был не в своей тарелке. Бордману стало жаль парня. Не очень приятное дело — сопровождать старшего офицера. Поэтому он добавил:

— Вот что я еще вспомнил: когда был младшим, я однажды попытался объяснить Шефу сектора, как завинтить баллоны на его скафандре. Так что пусть вас это не беспокоит!

Молодой офицер выглядел смущенным. В табели о рангах Шеф сектора — настолько важная шишка, что они часто думали о нем, как о любителе ломать кости младшему офицерскому составу. Если же Бордман, когда сам был младшим, осмелился на такое, то…

— Спасибо, сэр, — неловко проговорил Барнс, — постараюсь больше не быть ослом.

— Я полагаю, что вы будете хорошо продвигаться по службе. Мне это удалось! Какого черта тут делает другой корабль и почему мы не садимся?

— Не могу знать, сэр, — ответил Барнс. Он стал иначе вести себя в отношении Бордмана. — Мне точно известно, что командир собирался воспользоваться посадочной площадкой. Ему отказали. Он удивлен не меньше вашего, сэр.

— Слушайте все! Гравитация возвращается! Гравитация возвращается!

И гравитация вернулась. Бордман был уже готов к переходу, и он прошел безболезненно. Инспектор посмотрел на динамик и ничего не сказал. Только кивнул молодому офицеру.

— Наверное, нам лучше садиться в шлюпку. Ничего не меняется.

Он пробрался к спуску и протиснулся в лодку, немного более современного дизайна, но по сути такую же неудобную, как и прежние. Барнс заполз следом.

Он захлопнул дверь спуска, загерметизировал шлюпку и нажал переключатель.

— Извините, сэр. Придется мне доставить вас вниз, — заявил он Бордману и проговорил в микрофон: — К отправлению готов.

Индикатор на панели инструментов загорелся. Стрелка прошла половину пути и остановилась. Потекли долгие секунды. Появился зеленый огонек.

— Герметично! — сказал Барнс.

Стрелка сдвинулась еще на четверть, а потом резко упала. Теперь в спусковом канале больше не было воздуха. И загорелся другой огонек.

— К посадке готовы, — быстро произнес молодой офицер.

Печать, перекрывающая выход, разлетелась с оглушительным треском, и две половинки выпускных ворот шлюза раздвинулись. И засияли звезды.

Шлюпка сдвинулась с места, и гравитационное поле корабля перестало действовать.

Корабль Инспекции удалялся. Они видели его в иллюминаторах лодки. Он становился все меньше, а затем и вовсе исчез из виду. Шлюпка висела в пустоте, медленно вращаясь. Взору открылось солнце Канны. Слишком крупное для солнца земного типа, с его поверхности почти не вырывались протуберанцы, как это обычно бывает с более старыми звездами. Но даже на третьей планете оно обеспечивало климатический оптимум 0–1 — как на Земле.

Планета медленно разворачивалась у них на виду. Она была голубая. Почти девяносто процентов поверхности покрывала вода, а большинство оставшейся суши пряталось под ледовой шапкой на Северном полюсе. Планету выбрали в качестве резиденции Инспекции именно из-за непригодности для заселения большим количеством людей.

Лодка находилась на расстояний приблизительно в пять диаметров планеты. Это стандартное расстояние, до которого любой корабль долетает при помощи собственных двигателей. Бордману хорошо была видна ледяная шапка на полюсе и синий океан вокруг нее. На темной стороне планеты отчетливо различался вихрь циклона, а над экватором — густые облака. Бордман поискал взглядом Резиденцию. Она находилась на острове примерно в сорока пяти градусах северной широты, то есть примерно в центре шара, если смотреть с борта приземляющейся шлюпки. Но остров никак не попадался на глаза.

Ничего не происходило. Реактивные двигатели лодки молчали. Молодой офицер сидел неподвижно и безмолвно, глядя на приборы перед собой.

— Гм, похоже, вы ждете распоряжений, — произнес Бордман.

— Да, сэр, — ответил молодой человек. — Мне не велено садиться, пока не получу соответствующих инструкций, сэр. Но инструкций нет. Не знаю почему.

— Одно из самых неприятных приключений, которое мне довелось пережить, случилось в такой же лодке. Я ждал инструкций, а их все не было. Я вел себя очень по-инспекторски: закусив губу, стоял насмерть и все такое. Но я оказался в большой беде, когда выяснилось, что меня собираются обвинить в неполучении инструкций вовремя.

Молодой офицер кинул быстрый взгляд на один из блоков панели управления, который прежде игнорировал. Затем вздохнул с облегчением:

— На этот раз все иначе, сэр. Коммуникатор включен.

— А вы не думали, что они могут вызывать вас, не изменив частоту, на которой связывались с кораблем? — спросил Бордман. — Ведь прежде они, как вам известно, общались с кораблем,

— Сейчас попробую, сэр.

Парень покрутил ручку настройки коммуникатора. Между кораблем и планетой, а также между кораблем и шлюпками, действительно, использовались разные длины волн.

На какой-то волне действительно послышался звук голоса. Барнс прибавил громкости, и слова стали различимы:

— …какого дьявола? Что у вас произошло? Прием!

Молодой офицер испуганно поперхнулся.

— Раз он старше по званию, ответьте: “Виноват, сэр!”, — подсказал Бордман.

— В-виноват, сэр! — пробормотал Барнс в микрофон.

— Виноват?!! — проревел голос с земли. — Да я уже добрых пять минут вызываю вас! Ваш командир скоро узнает об этом! Да я…

Бордман придвинулся ближе к микрофону.

— Моя фамилия Бордман, — сказал он. — Я ожидаю посадочных инструкций. Мой пилот ждет их на частоте шлюпки, как и положено. А вы вызываете нас по неправильному каналу. На самом деле…

Оглушительная тишина. Говоривший забормотал извинения. Бордман тепло улыбнулся Барнсу.

— Все в полном порядке. Просто забудьте об этом. — И обратившись к микрофону: — А теперь — не дадите ли инструкции моему пилоту?

Голос начал говорить преувеличенно вежливо и отстранение:

— Вы должны будете сесть при помощи посадочной площадки, сэр. Посадка на ракетных двигателях запрещена лично начальником сектора. Но сейчас мы уже сажаем одну шлюпку, сэр. В ней находится старший офицер Вер-нер. Его лодка на расстоянии в два диаметра, примерно через час мы посадим его без каких-либо осложнений, сэр.

— Тогда мы подождем, — сказал Бордман. — Хм. Вызовите нас снова перед тем, как начнете ловить при помощи посадочной площадки. У моего пилота весьма многообещающая идея. А потом — вызывайте нас на соответствующей частоте, пожалуйста.

— Да, сэр, — несчастным голосом ответил дежурный. — Разумеется, сэр.

И связь оборвалась.

— Спасибо вам, сэр! — с благодарностью воскликнул Барнс. — Нет хуже дьявола, чем старший по званию офицер на дежурстве! Он бы размазал меня по стенке за свою же ошибку, сэр. Но… извините, сэр. Вы сказали, будто у меня многообещающая идея. А я ничего об этом даже не знаю!

— У вас целый час на то, чтобы подготовить хотя бы одну, — напомнил Бордман.

Бордман чувствовал себя не в своей тарелке. Существует всего несколько поводов для того, чтобы вызвать старшего офицера в резиденцию сектора. Расстояния между звездами есть расстояния между звездами, но скорость в тридцать световых довольно велика, и потому все места стали доступны. Старшие офицеры действуют практически автономно, и нужен особый повод, чтобы оторвать офицера от дела, по меньшей мере, на несколько месяцев. А тут отрывают даже двоих! К тому же Вернера!

Вернера сажают первым. Если на поверхности что-либо серьезное, для Вернера очень важно прибыть первым, пускай всего на пару часов. Таким людям просто необходимо произвести впечатление. Он быстрее продвигался по служебной лестнице, чем Бордман. Так вот чей двигатель Лоулора лишил их гравитации!

— Прошу прощения, сэр! Так какого рода идею мне необходимо разработать, сэр? Не уверен, что понял вас правильно…

— Довольно утомительно зависать в состоянии невесомости, — терпеливо объяснил Бордман. — Очень хорошей практикой будет рассмотреть сложившуюся ситуацию и решить, что здесь может быть сделано.

Барнс наморщил лоб.

— На ракетных двигателях мы бы приземлились намного быстрее, сэр. И даже когда площадка будет доступна, им придется обращаться с нами как с хрустальными вазами, иначе, без гравитации, мы рискуем сломать себе шеи.

Бордман кивнул. Барнс смотрел в корень — обычно офицерам приходится немало учиться этому искусству. В силу службы им приходится постоянно повиноваться чужим приказам, поэтому они зачастую вообще разучиваются мыслить самостоятельно. Но с другой стороны, для служебного роста необходимо демонстрировать хотя бы минимальные умственные способности. А для достижения высоких постов офицер должен уметь принимать такие решения, которые возможно проверить только на практике, настолько невероятно они могут выглядеть.

Молодой Барнс поднял глаза, вид у него был озадаченный.

— Послушайте, сэр! — удивленно начал он. — Если им понадобится целый час, чтобы посадить старшего офицера Вернера с расстояния всего в два диаметра, то на нас они потратят куда больше времени.

— Верно, — согласился Бордман.

— А разве вам хочется тратить три часа на посадку и час на ожидание, сэр?

— Ничуть, — признался Бордман. Разумеется, он мог сейчас отдать приказ. Но молодому офицеру полезно научиться мыслить практически, ведь это означает, что в один прекрасный день он может стать хорошим старшим офицером.

Бордману было известно, как мало людей подходит для такой работы. Если в результате прибавится еще один… Молодой Барнс заморгал.

— Но ведь на самом деле вовсе не важно, насколько далеко мы находимся от посадочной площадки! — изумленно воскликнул он. — Нас могут сажать хоть с десяти диаметров, хоть с одного! Им нужно только навести фокусирующее поле на нас, и, двигая это поле, они будут двигать нас вместе с ним.

Бордман снова кивнул.

— Таким образом, пока они приступят к нашей посадке, я могу использовать ракетные двигатели и подойти к расстоянию в один диаметр, сэр! И они могут достать нас там и сажать с расстояния в несколько тысяч миль. И мы сядем всего лишь через полчаса после другой лодки — вместо четырех!

— Точно, — согласился Бордман. — Применив лишь немного интеллекта и чуть-чуть топлива. Итак, вам удалось выработать многообещающую идею, лейтенант. Полагаю, вы в состоянии осуществить ее?

Юный Барнсбросил быстрый взгляд на Бордмана, переключил подачу топлива и специально подождал, пока первые молекулы топлива катализируются холодом.

— Зажигание, сэр, — уважительным тоном произнес он.

Раздался странный звук, сопровождающий запуск двигателей в пустоте, звук, порождаемый лишь грохотом металлической трубы двигателя. Затем возникло ощущение ускорения. Маленькая шлюпка повернула и понеслась вниз, к планете. Лейтенант Барнс нагнулся и застучал на клавиатуре компьютера.

— Надеюсь, вы извините меня, сэр. Я должен был придумать все это сам, без вашей подсказки. Но подобные проблемы возникают нечасто, сэр. Как правило, гораздо умнее поступать, опираясь на предыдущий опыт.

— Вот это уж будьте уверены! — сухо отозвался Бордман. — Но одно из важнейших оправданий существования младших офицеров — это то, что когда-то они станут старшими.

— Никогда не думал об этом в подобном ключе, сэр. Спасибо.

Он нахмурился, продолжая работать на компьютере. Бордман расслабленно откинулся в кресле, удерживаемый на месте легким ускорением и ремнем безопасности. Он так и не смог найти сколько-нибудь резонной причины для своего спешного вызова в Резиденцию. Мыслей на этот счет было мало. Но, скорее всего, там, внизу, что-то не в порядке. Два старших офицера оторваны от работы… И потом, Вернер… Бордман предпочел бы не иметь с ним дела. Вернер был ему несимпатичен, и он не мог заставить себя относиться к нему беспристрастно. Но придется, если возникнет необходимость. Их вызвали в Резиденцию, в то время как корабль невозможно посадить на площадку. Обычно площадка может захватить корабль с расстояния в десять планетных диаметров, тянуть с большим усилием и опустить легко, словно перышко. Может взять тяжелейший нагруженный корабль и остановить его на орбите, а потом посадить с восьмеричной силой гравитации. Но здешняя почему-то не в состоянии посадить даже один корабль! А шлюпке запрещено садиться на ракетных двигателях!

Бордман разложил все факты по полочкам в сознании. Он знал эту планету. Когда ему присвоили звание старшего офицера, он провел полгода на тренинге в Резиденции, практикуясь в новой должности. Там находится лишь один заселенный остров длиной двести миль и шириной сорок. Другой пригодной для жизни земли не наблюдается. Заселенный остров отличается горными массивами причудливой формы. С подветренной стороны поднимается огромная скала, возвышающаяся над поверхностью и глубоко уходящая под воду. Высота гор достигает четырех тысяч футов, а вся поверхность острова имеет наклон в одну сторону. Резиденция расположена на Канне-3, ибо считалось, что не найдется людей, желающих колонизировать такой маленький мир. Но люди появились, поскольку здесь существовала Резиденция. И каждый дюйм земли был культивирован, построили ирригационные сооружения и гидропонные установки, организовали интенсивное сельское хозяйство. Однако сотрудникам Резиденции пришлось оставить обширные резервные площади для тренировочных нужд. Разросшееся население страдало от недостатка земли, но Инспекции важно оставлять часть суши для своих потребностей. Когда Бордман учился здесь, об этом шли бесконечные разговоры.

Бордман проанализировал все это и пришел к неприятному выводу. Наконец поднял взгляд. Планета увеличивалась в размерах.

— Я полагаю, вам лучше уменьшить скорость, пока они нас не поймают, — сказал он. — Персонал площадки может иметь затруднения с фокусировкой, если мы подойдем слишком близко.

— Да, сэр, — отозвался Барнс.

— Внизу, похоже, настоящий ад, — продолжал Бордман. — Все плохо, иначе они не препятствовали бы посадке корабля. А хуже всего, что нельзя сажать лодку на ракетных двигателях.

Юный Барнс закончил с расчетами. Он выглядел удовлетворенным. Посмотрел на приближающуюся планету и слегка подправил курс. Потом огляделся по сторонам.

— Извините, сэр, вы сказали, что нас могут не поднять назад?

— Почти уверен в этом.

— А почему… не могли бы вы объяснить, сэр?

— Они не желают сажать нас. Вот в чем беда. Если не желают сажать, то не захотят и отправлять. За мной и Вернером послали, потому что без нас не обойтись. Но даже с посадкой возникла проблема. Я полагаю…

— С посадочной площадки вызываем шлюпку! С посадочной площадки вызываем шлюпку! — донесся металлический голос из динамика.

— Прием, — ответил Барнс, озадаченно глядя на Бордмана.

— Скорректируйте курс! — скомандовал голос — Нельзя садиться на ракетных двигателях ни при каких обстоятельствах! Это приказ лично самого начальника сектора. Остановитесь! Мы будем готовы принять вас буквально через пятнадцать минут. Но сейчас немедленно остановитесь!

— Да, сэр, — сказал Барнс. Бордман взял микрофон.

— Говорит Бордман, — сказал он. — Мне нужна информация. Что там стряслось и почему нельзя использовать двигатели?

— Двигатели шумят, сэр. Даже ракетные. У нас приказ воспрепятствовать любым физическим вибрациям, сэр. Но мне запрещено давать подробную информацию в эфире, сэр.

— Я отключаюсь, — сухо отреагировал Бордман.

Он отодвинул микрофон. И подавил гнев. Вернер в этой ситуации воспользовался бы званием и добился информации. Но Бордман считал, что не стоит нарушать запреты ради немедленного удовлетворения любопытства, — в свое время он все узнает.

— Сажаем лодку, — раздалось через несколько минут из динамика. — Приготовиться к фокусировке.

— Готовы, сэр, — отозвался Барнс.

Маленькая шлюпка затряслась и сильно накренилась. Начала вращаться и выписывать полукружья. Постепенно они становились все меньше. Космос перевернулся вверх тормашками, и шлюпку быстро потащило к поверхности водной планеты.

Барнс сказал:

— Простите, сэр, может быть, я не в своем уме, сэр, но что-то никак не возьму в толк, с чего бы это любые вибрации и шумы могли быть вредны целой планете? Какой вред они могут причинить?

— Это же планета-океан, — ответил Бордман. — Суша вместе с населением может уйти под воду.

Юный офицер покраснел и отвернулся. “Молодежь так чувствительна”, — подумал Бордман. Когда посадочная площадка примет их, Барнс обнаружит, прав он или нет.

И он оказался прав. Впрочем, как и Бордман. Люди на Канне-3 боялись вибраций из-за страха оказаться под водой.

И страхи эти были вполне обоснованными.

Через три часа после приземления Бордман стоял на грязно-серой скале, и в каких-нибудь двадцати ярдах от него был крутой обрыв примерно в милю высотой. Далеко внизу голубело ласковое море. Бордман увидел длинную цепь лодок, двигавшихся одна за другой. Между ними было что-то протянуто — и они тащили это за собой, проплывая строго параллельно линии скал.

Бордман понаблюдал за ними, а затем вернулся к обследованию серой грязи под ногами. Он перевел глаза на внутреннюю сторону грязевого болота посреди горных вершин. Неподалеку на скале высилась мачта. На ней было установлено нечто вроде видеокамеры.

— Извините, сэр, что делают эти лодки? — поинтересовался юный Барнс.

— Оттаскивают дальше в море нефтяное пятно. Здесь недостаточно нефти, чтобы пятно сохранялось в первозданном виде. Поэтому оно стремится прибиться к суше, а они улавливают его и снова транспортируют в море. Конечно, часть нефти они все же теряют.

— Но…

— Здешние ветра дуют всегда в одном направлении, — продолжал Бордман. — И они поднимают на море сильные волны. Очень часто высота волн возле этих скал достигает сотни футов и более. Иногда образуются гребни в десять раз выше таких волн. Однажды, во время моего прошлого пребывания здесь, гребень волны захлестнул скалу! Удары волны очень сильные. Если во время шторма приложить ухо к берегу, услышите грохот, с которым волны бьются о скалы. Возникает вибрация.

Барнс озадаченно взглянул на вершину скалы, затем — на цепочку лодок, движущихся в открытый океан, волны которого отсюда представлялись не более чем рябью. Флотилия была очень длинной — не менее двадцати миль длиной.

— Пятно удерживает волны, — предположил Барнс — Оно лучше действует в глубокой воде. Древние люди знали это. Масло на воду, чтобы умилостивить бога шторма! — Он ненадолго умолк. — Неужели эти вибрации и вправду настолько опасны, сэр?

Бордман указал на внутреннюю часть суши. В четверти мили от вершины горы находилось полуразрушенное земляное сооружение. Оно было около сорока футов высотой. Его раскололи глубокие трещины от вершины до основания. И теперь оно почти рассыпалось. В одном месте большой кусок почвы частично сдвинулся, и вокруг торчали вырванные с корнем деревья. И дальше, насколько мог охватить взгляд, не сохранилось больше ни одного холма с растительностью.

Бордман остановился и зачерпнул ладонью грязь под ногами. Растер между пальцами. На ощупь она была как пластилин. Он окунул палец в жидкую грязь, посмотрел на толстый слой жижи, облепившей палец, и размазал по ладони. Барнс повторил его последнее действие.

— На ощупь — словно мыло, сэр! — воскликнул он. — Жидкое мыло!

— Да, — согласился Бордман. — И это первая из проблем.

Он повернулся к здешнему частному инспектору и указал на береговую линию.

— Насколько сильно сползли другие места?

— Намного по сравнению с этим, сэр, — ответил инспектор. — На две мили и более. Один участок постоянно опускается. Четыре дюйма в час. Еще вчера было три с половиной.

Бордман кивнул.

— Хм. Пойдемте в Резиденцию. Дело дрянь.

Он перешагнул через скользкую мешанину под ногами, направляясь к транспортному средству, доставившему их сюда. Это была необычная машина. Вместо гусениц у нее были наполовину ушедшие в землю пятифутовые винтовые цилиндры. Благодаря им машине не причиняли особых трудностей ни бездорожье, ни скользкая рыхлая почва, а если транспорт попадет в воду, то сможет плыть. Сейчас цилиндры были густо облеплены серой грязью.

По пути Бордман рассматривал участок холма над грязевым болотом. Холм казался причудливо искривленным, словно застыл, специально отлитый в причудливой форме. Легко верилось, что застывание происходило под водой в результате мощного давления, которому не могут противостоять даже камни.

Бордман забрался в машину, Барнс последовал за ним. Мощные цилиндрические винты машины, казалось, могут пройти по любой поверхности. Взметнулась грязь, не распадаясь на отдельные частички. Камней не было.

Бордман нахмурился. Вездеход более или менее держался на поверхности. Наверху все казалось почти нормальным. Почти. Горная дорога вела вниз с вершины. На первый взгляд, совершенно ровная дорога. Но от середины в стороны расходились трещины. Из одной торчало сломанное дерево. В одном месте вся дорога вспучилась, будто что-то выдавливало ее снизу. Машина переехала через разлом.

Удивительно, но ехала она спокойно, без тряски. Как будто нет никакой вибрации. Но там, где стояли сооружения, машина замедляла ход.

Вокруг домов без дела сновали люди. Некоторые смотрели на машину. Другие поворачивались к ней спиной. Еще несколько подобных машин стояли наготове, но не двигались с места. Все развернуты в направлении движения вездехода Инспекции.

Вездеход шел вперед. Ландшафт резко изменился. Рельеф стал гладким. Взору открылись необозримые дали. За сорок миль от этого места синела узенькая полосочка океана. Остров представлял собой почти идеально наклонную плоскость. Нигде не видно ни одного холма, ни одной долины, кроме крошечных канавок, образовавшихся в результате дождя. Даже они были включены в общую ирригационную систему.

В одном месте вдоль линии воды выстроились в ряд деревья. Половина из них уже упала, часть — склонилась. Растения были старыми знакомыми. В большинстве колоний именно такие виды растительности, происходящей с древней Земли. Этот остров на Канне-3 возвышается над водой всего три-четыре тысячелетия, поэтому местная растительность не успела толком сформироваться. Когда сюда прилетели представители Инспекции, здесь не росло ничего, за исключением крошечных водорослей, из которых лишь один вид смог развиться достаточно, чтобы образовать подобие паутины и выйти из воды на сушу. Чужеземные растения уничтожили эти водоросли, и сейчас все вокруг зеленело, облагороженное руками человека.

Но с землей было что-то не в порядке. В одном месте земля вздыбилась, и высокие стебли кукурузы росли в разных направлениях. В другом — землю прорезала узкая, как разрез ножа, полоса. В нее все время поступала вода из ирригационного канала, но канава не наполнялась.

— Простите, сэр, но как же все случилось? — спросил Барнс.

— У них здесь весьма развита ирригация, — терпеливо начал объяснять Бордман. — Почва была на дне океана, а потом ей случилось превратиться в так называемый плодородный ил. Здесь нет ли песка, ни камней. Только каменное основание и бывшая глубоководная грязь. Часть этой бывшей грязи больше не бывшая — она снова превратилась в скользкий ил.

Бордман указал на ландшафт. Все такое маленькое. Каждый квадратный фут земли обработан. Дороги ограниченной ширины, а дома маленькие, компактные. Пожалуй, здешний ландшафт — наиболее цивилизованный во всей Галактике.

— Вы назвали это вещество похожим на мыло, — продолжил Бордман. — В каком-то смысле это и есть мыло.

Оно лежит на слегка наклонной, совершенно гладкой скале, словно кусок мыла на листе металла. Беда в том, что металлический лист чуть наклонен. Мыло, будучи сухим снизу, лежит неподвижно и не скользит. Даже если смочить верхушку, вода стечет с него, но дно останется сухим. Вот и здесь все было примерно так же. Пока ирригация не достигла определенного уровня.

Они проехали мимо ряда аккуратных коттеджей, стоящих лицом к дороге. Один из них совершенно разрушился. Другие стояли ровно. Вездеход двигался дальше.

— Они хотели, чтобы вода поступала в глубь почвы, и устроили это, — хмурясь, продолжал Бордман. — Когда ее было немного, вреда от этого не получалось. Растения поглощали влагу целиком. Одно дерево всасывает тысячи галлонов воды в день, когда дует сильный ветер. В прежние времена бывали оползни, особенно во время шторма, но в целом почва держалась крепко, даже крепче, чем до посадки растений.

— Но как происходит ирригация? Ведь море не пресное?

— Установки по опреснению воды, — сухо ответил Бордман. — Система обмена ионов. Они сделали их и теперь получают полно пресной воды. А им нужно много, все больше и больше. Они глубоко пропахали почву, чтобы вода поступала до самого низа. Проложили систему каналов. Если отталкиваться от моей аналогии с мылом, они продырявили кусок мыла до самого низа. И вода протекла на дно. Что произошло потом?

— Ну, в общем, дно намокло и стало скользким. Как будто его смазали жиром!

— Не жиром, а собственно мылом, — поправил Бордман. — Мыло ведь клейкое. В этом разница, и в этом наш шанс. Но малейшая вибрация может усилить движение. И уже усиливает. Так что теперь население ходит по лезвию бритвы. Хуже того — можно сказать, оно ходит по куску мыла, которое становится все более и более мокрым снизу. Оно уже скользит, как любая клейкая субстанция, но немного. Кроме того, несмотря на нефтяные пятна, с помощью которых они хотят остановить волны, со стороны моря тоже идет атака. Оно бьется о скалы. И происходит медленное, мягкое, постепенное соскальзывание.

— И они поняли, что посадка корабля на площадку может вызвать эффект землетрясения. Землетрясения…

— На этой планете нет действующих вулканов, — сказал Бордман. — Но есть некоторые тектонические сдвиги. Ведь остров в свое время как-то возник.

— Не думаю, сэр, что я смог бы спокойно спать, если бы жил здесь, — задумчиво произнес Барнс.

— Вы сейчас живете здесь. И, я думаю, в вашем возрасте, несмотря ни на что, вы засыпаете спокойно.

Машина повернула, следуя изгибу дороги. Хорошая дорога, вездеход шел очень гладко. Только этому виду транспорта разрешалось ездить по острову, в отличие от остальных. Но Бордман машинально отметил, что это противоречит приказу начальника сектора о запрещении посадки на ракетных двигателях. Ведь весь плодородный слой острова стоит на пологом горном склоне, дно которого стало мокрым, и теперь он может просто соскользнуть в море. Он уже движется туда. В одном месте — по четыре дюйма в час. Но все же это дно достаточно липкое. Движение может усилиться в результате вибрации и ударов прибоя о скалы, так что необходимо уменьшить ударную силу волн во что бы то ни стало.

Но это вовсе не значит, будто вибрация от ракетных двигателей могла вызвать катастрофу, как не вызвало бы ее приземление корабля на площадку. Что-то еще происходит, отчего ситуация на острове столь серьезна. Если бы настоящее мощное сдвигание почвы началось, все люди погибли бы. Выжили бы единицы.

Впереди показалась высокая земляная стена, отделяющая резервную площадь Резиденции. Резиденция была устроена здесь, когда еще не было других жителей. Пока строились здания, начали засеивать семена и сажать деревья. Затем прибыл персонал инспекции. Затем — их жены и дети, обслуживающий персонал и сельскохозяйственные рабочие. И затем, наконец, гражданские техники и даже политические деятели. И все они нынче были в обиде на Инспекцию, ибо те занимали четверть острова. И оставляли слишком мало земли для возделывания колонистами. А остров был переполнен.

Но теперь все это под угрозой.

Пока вездеход плавно двигался в направлении штаб-квартиры, разрушилась секция стены примерно ярдов в сто. Взлетели клубы пыли, посыпались куски. Водитель вездехода побледнел. Человек возле дороги лицом к стене замахал руками, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. Столб с указателем возле ворот медленно накренился. Когда угол наклона достиг примерно сорока пяти градусов, столб остановился. Ярдах в пятидесяти от ворот почва разверзлась.

Больше ничего не случилось. Пока ничего. Нельзя было оставаться уверенным, что критическая точка пройдена, ведь вся почва медленно, но неуклонно сползала к океану.

Барнс перевел дыхание.

— Я как-то нехорошо себя чувствую, — запинаясь, проговорил он. — Если бы эта стена рухнула прямо на нас…

Бордман не ответил. Ему пришло в голову, что на территории Инспекции ирригационные работы не производятся. Он задумчиво нахмурил брови, в то время как вездеход въезжал в ворота штаб-квартиры и катился по насыпной дорожке мимо зеленых насаждений.

Они остановились напротив здания, являвшегося резиденцией начальника сектора. Большая коричневая собака мирно дремала на верхней ступеньке покрытого пластиком крыльца. Когда Бордман вышел из машины, пес вскочил с игривыми намерениями. Бордман и Барнс поднялись по ступеням, пес выступил вперед с преувеличенно грозным видом, показывая, что он достойно несет службу.

— Молодец, хорошая собака, — похвалил Бордман.

Он вошел внутрь. Собака — за ним. Внутри здания оказалось пусто, ни звука не раздавалось, пока не запищало устройство для передачи сообщений.

— Пойдем, — сказал Бордман. — Кабинет Шефа находится дальше.

Юный Барнс шел следом.

— Как странно, что вокруг ни души, — удивлялся он. — Ни секретарей, ни охранников, никого.

— А зачем бы им быть здесь? — в свою очередь удивился Бордман. — Дежурные у ворот не допускают сюда жителей. А из инспекторов никто не решится потревожить Шефа без повода. По крайней мере, не чаще одного раза за все время!

И тут они услышали, как далеко внизу, под гладким блестящим полом треснула почва.

Они вышли в коридор. Вдалеке звучали голоса, и Бордман двинулся в этом направлении, сопровождаемый собакой, цокающей когтями по полу. Он вошел в просторную удобную комнату с высокими окнами, больше похожими на двери, из которых открывался вид на зеленые лужайки. Начальник сектора Сандрингам курил, откинувшись на спинку кресла. Вернер, второй приглашенный старший офицер, сидел, вытянувшись и глядя на Шефа. Сандрингам протянул руку Бордману.

— Уже вернулись? Так быстро? Вы опережаете все графики! Вот Вернер, он тоже только что вернулся с топливной станции, где изучал ситуацию.

Бордман несколько изменился в лице, как будто его укусила пчела. Но вежливо кивнул, в то время как Вернер постарался улыбнуться — впрочем, безуспешно. Он сидел совершенно бледный.

— Мой пилот с корабля сейчас со мной на земле. Лейтенант Барнс, — представил Бордман. — Весьма многообещающий молодой офицер. Благодаря ему мы сэкономили много часов при посадке. Лейтенант, это начальник сектора Сандрингам и мистер Вернер.

Садитесь, Бордман, — пропыхтел Шеф. — Вы тоже, лейтенант. Как там на горе, Бордман?

— Мне кажется, вам это известно так же хорошо, как и мне, — отозвался Бордман. — По-моему, я видел там видеокамеру.

— Совершенно верно. Но разве что-либо сравнится с инспекцией на месте? Вот вы только что оттуда: как обстановка?

— Обстановка неадекватна тому, какие существуют объяснения замеченным мною явлениям. Но в целом все очень плохо. И степень тяжести ситуации зависит от вязкости грязи по всему острову. То, что внизу, под грязью, напоминает гороховый суп. Это совсем никуда не годится! Но какова вязкость спрессованной почвы на поверхности: надеюсь, она суше, чем на дне?

Сандрингам вздохнул.

— Хороший вопрос. Я послал за вами, Бордман, когда дело ухудшилось и почва была на грани скольжения. Это могло начаться в любой момент. Средние значения вязкости в трех случаях составляют десять к шести. Это дает нам некоторый запас времени. Но явно недостаточный.

— Не совсем достаточный, — нетерпеливо перебил Бордман. — Ирригацию необходимо остановить!

Начальник сектора скривился в гримасе.

— Я не имею никакого влияния на жителей. У них свое правительство. А вы помните, конечно: “Гражданские учреждения и правительства могут пользоваться советами представителей Колониальной Инспекции и обращаться к ним с просьбами, но в каждом случае такой совет или просьба должны использоваться ими только с выгодой для себя и ни в коем случае не являться предметом соглашения quid pro quo [21]”, — Сандрингам мрачно усмехнулся. — Это означает: нельзя вмешиваться. Они мне всю плешь проели за те пятнадцать лет, что я пытаюсь ликвидировать ирригацию! Я советовал вообще от нее отказаться, но им этого не понять. Ирригация означает больше пищи, а пища для них — это почти все. Вот они и рвутся в бой. За последний год они выстроили два новых завода по опреснению воды.

Вернер нервно облизнул губы. Он заговорил, и голос его звучал куда выше и пронзительней, чем помнилось Бордману:

— Теперь они узнают! Что бы ни случилось, это сослужит добрую службу!

— А сейчас они требуют, чтобы мы пустили их на территорию Резиденции, — сказал Сандрингам. — У нас нет ирригации, и поэтому наша территория не соскользнет в море, заявляют они. И вот они требуют, чтобы их пустили сюда, и они будут прятаться здесь, пока их земли уйдут под воду. Либо — пока земля не высохнет и не станет устойчивой.

— Почему мы должны пускать их сюда?! — гневно закричал Вернер. — Они сами виноваты в случившемся!

Сандрингам замахал руками.

— Я не занимаюсь абстрактным администрированием. Для этого есть компетентные специалисты. Мне нужно только разобраться в ситуации. Проблем море! Бордман, вы уже работали на заболоченных планетах и имеете опыт по этой части. Что нам сделать для замедления скольжения, не дожидаясь, пока весь остров уйдет под воду?

— Нам понадобится не так уж много, — заметил Бордман. — Дайте время, и я найду способ. Но случись сейчас большой шторм, и все будет кончено. Цифры по вязкости близки к безнадежным.

Шеф оживился.

— Сколько у нас времени, Вернер?

— У нас его нет! — выпалил тот. — Единственный выход — попытаться перевезти как можно больше людей на твердую почву в Арктику! Нужно наполнять лодки до отказа! И следует отправить два космических корабля за помощью, чтобы собрать флот и эвакуировать как можно больше людей!

Бордман поднял руку, прося внимания.

— Интересно, в чем состоит реальная проблема, — сказал он. — Ведь дело не только в скольжении почвы! Почему бы не пустить сюда поселенцев, которые дождутся лучших времен, — вот и лейтенант Барнс подумал об этом.

Сандрингам посмотрел на Барнса, который залился румянцем.

— Наверное, у вас есть причины не делать этого, сэр, — пробормотал он.

— Да, и даже несколько, — сухо ответил Шеф. — Мы слишком дол^о не пускали сюда колонистов. Если мы сейчас разрешим им это, начнется настоящая паника и драка за право войти первым. Это приведет к настоящей трагедии!

Он перевел дыхание.

— Им повезло, что Резиденция находится здесь. Можно сказать, само Провидение к ним благосклонно. Узнаем позже! Но десять дней назад мы обнаружили следующее: на складе топлива для кораблей начало зашкаливать приборы. Они не регистрировали утечку топлива. А утечка произошла. Вы знаете, что топливо безвредно, пока заморожено. И знаете, как оно действует, будучи размороженным. Смешиваясь с влагой на почве, оно не только взрывоопасно, но еще и приводит к коррозии — проедает дыры в других контейнерах. Можете себе представить, на что это похоже?!!

Бордман почувствовал настоящий страх.

— Найти бы того человека, который все это устроил с топливом! — воскликнул Вернер театральным голосом. — Он же всех нас погубил! Пока мы не переместимся на твердую почву Арктики.

— Вот еще почему нельзя пускать их сюда, Бордман, — сказал начальник сектора. — Наши топливные склады выходят к скалам. Разлитое топливо — а оно уже разогрелось — потечет по скалам, разъест остальные контейнеры, а потом просочится в почву и смешается с водой.

Бордман ощутил мороз по коже.

— Я полагаю, что они ходят на цыпочках, затаив дыхание, стараясь ничего не уронить. Теперь мне ясно, почему нельзя было садиться на ракетных двигателях!

Его охватил ужас. Топливо для космических кораблей совершенно безопасно, пока заморожено изготовителем. Это химико-энергетическая смесь, атомы которой удерживаются прочными связями. Нужно много энергии, чтобы разорвать эти связи. Когда топливо разогревается или катализируется, оно проходит следующую стадию. Оно приобретает модификацию, избежать которой позволяет замораживание. Изменяется конфигурация молекул. То, что было неподвижно благодаря холоду, становится крайне нестабильным. Достаточно взмаха пера, чтобы произошла детонация. Крик может вызвать взрыв. В норме, оно взрывается по одной молекуле в двигателе корабля, будучи катализировано в специальных условиях. Корабельное топливо содержит измеряемую фракцию энергии космического взрыва. Но лучше использовать ее только в двигателях корабля.

Сейчас вытекшее топливо нагрелось и любая вибрация может привести к взрыву. Даже смешавшись с водой, оно может взорваться, ведь это не химический, а энергетический процесс.

— Добрый дождик, если пройдет на другом конце острова, смоет сотни тонн вытекшего топлива, — сказал Сандрингам. — И это ускорит детонацию остального. Взрыв будет эквивалентен, по меньшей мере, термоядерной бомбе в несколько мегатонн. Недурно, правда? Если бы жители не занимались ирригацией, мы могли бы эвакуировать Резиденцию и пусть все к чертям взорвется. Если бы топливо не вытекло, мы могли бы запустить сюда поселенцев до принятия решения. По отдельности все разрешимо, но не в комбинации…

— Эвакуировать всех в Арктику — вот единственный выход! — снова заявил Вернер. — Хотя бы часть спасется! Я возьму лодку и оборудование и отправлюсь подготовить все необходимое…

Воцарилась мертвая тишина. Пегий пес, сопровождавший Бордмана от входа, громко зевнул. Бордкан потянулся и с отсутствующим видом почесал пса за ушами.

— Прошу прощения, сэр, но каков прогноз погоды? — смущенно заговорил юный Барнс.

— Абсолютная ясность, — с удовлетворением ответил Шеф. — Вот почему я разрешил посадку для Бордмана и Вернера. Одна голова хорошо, а три — лучше. Мы зарабатываем себе на жизнь мозгами.

Бордман продолжал чесать собаку за ушами. Вернер облизывал губы. Юный Барнс переводил взгляд с одного на другого. Затем — снова на Шефа.

— Сэр, мне кажется, все будет хорошо, — произнес он. — Мистер Бордман, сэр, он… он справится!

Барнс густо покраснел из-за неумения сказать что-либо значительное. Получилось, как будто он посоветовал Шефу, как застегивать скафандр.

Но Шеф молча кивнул в знак одобрения и повернулся к Бордману — послушать, что он скажет.

Подветренная сторона острова имела плавный спуск к воде. С борта корабля — скажем, в паре миль отсюда — берег казался низким, ровным и совсем не страшным. Вокруг стояли дома, виднелись лодки на плаву. Они были намного меньше, чем те, что тянули нефтяное пятно в двадцати милях отсюда. Большинство из лодок вроде бы стояли на якоре. Другие двигались. Люди спрыгивали за борт — беззвучно, доставали что-то со дна океана и кидали в лодки. Время от времени люди выбирались из воды и усаживались на борта, праздно покуривая.

Светило солнце, трава зеленела, и море было подернуто легкой дымкой. Но когда маленькая прогулочная лодка персонала Инспекции приблизилась к берегу, картина изменилась.

На расстоянии мили масса зелени, выглядевшая как склонившиеся к воде деревья, оказалась сплошной мешаниной из поваленных стволов и переплетенных веток. Еще через полмили вода стала мутной. В ней плавали различные предметы: крыша дома, листья кустарника из декоративной изгороди — его корни всплыли на поверхность. Детская игрушка прицепилась к лодке. Это выглядело ужасно патетично. Причудливой формы самолетик на деревянной подставке посреди океанских волн.

— Если не принимать во внимание угрозу взрыва топливного склада, нам необходимо сделать что-нибудь для закрепления почвы, — сказал Бордман. — Надеюсь, вы, лейтенант, не забыли задавать бесполезные вопросы?

— Да, сэр, — отозвался Барнс. — Я пытался. Спрашивал обо всем, что приходило мне в голову.

— А вон про те лодки?

Бордман указал на лодку, из которой упало в воду что-то наподобие проволочной корзины.

— Плантации, сэр. На этой стороне острова дно моря понижается постепенно и на дне находятся подводные плантации. Земные мидии не сумели приспособиться к здешним условиям, зато растут разнообразные водоросли. Их культивируют тут повсеместно.

Бордман перегнулся через борт и взял двенадцатую пробу воды.

— Я поищу кого-нибудь с маской и ластами, — проговорил он. — Какова глубина в этом месте?

— Мы сейчас в полумиле от берега, сэр, — отозвался Барнс. — Значит, около шестидесяти футов. Наклон дна — около трех процентов. И никакого песка, чтобы остановить смещение.

— Три процента — не так уж и плохо!

Бордман выглядел удовлетворенным. Он взял один из образцов и наклонил емкость, добиваясь нужного угла. Грязь на дне емкости была той же, что и на суше. Но на суше она коллоидная. А в морской воде тонет, ведь соль затрудняет рассеивание частиц.

— Понимаете, в чем дело? — спросил он. Барнс помотал головой, и он объяснил: — Мне за мои грехи довелось много времени провести на заболоченных планетах. Грязь из соленых болот отличается от грязи из пресноводных. Настоящая беда для этих людей на берегу состоит в том, что они устроили свою ирригацию на болоте, а болото повернулось вверх дном. И теперь вопрос: можно ли превратить пресноводное болото в соленое без ущерба для ирригации? Вот почему я беру эти образцы. Чем ближе мы к берегу, тем более пресной должна становиться вода, когда берег имеет такое незначительное понижение и дренаж в этом направлении.

Он подозвал приставленного к ним в помощь офицера Резиденции.

— Подведите лодку поближе, пожалуйста.

— Сэр, у берега запрещены моторные лодки, — заметил Барнс. — Вибрации.

Бордман пожал плечами.

— Мы подчинимся правилам. Пожалуй, достаточно и этих образцов. Как глубоко просачивается грязь там, на берегу?

— Около двух ярдов от поверхности, сэр. Грязь имеет консистенцию густой сметаны. Можно увидеть, где кончается пена.

Бордман посмотрел на него в упор. Барнс отвел взгляд.

— Э… Сэр, можно мне спросить…

— Да, можно. Но ответ будет чисто умозрительным. Информация не принесет никакой пользы, пока мы не решим остальные проблемы. Но, решив другие проблемы, мы не получим пользы, пока не разберемся с этой. Понимаете?

— Да, сэр. Но другая часть кажется более важной.

Бордман пожал плечами.

С одной из ближайших лодок раздался крик. Люди показывали на берег. Бордман быстро повернулся туда.

Участок почвы, выглядевшей устойчиво, пополз к воде. Он начал разваливаться спереди и медленно продвигался к границе воды, где густые слои грязи достигали поверхности.

Ширина ползущего участка составляла добрых полмили. Внешняя граница растворилась в море, вершина наклонилась, растительность начала уходить под воду. Это напоминало картину, как слиток цветного металла соскальзывает в лужу, образовавшуюся от его собственного плавления.

То, что последовало, выглядело поистине ужасно.

Когда почва растворилась, а дерн поплыл по воде, на берегу остался голый участок земли, покрытый трещинами.

Бордман схватил бинокль и поднес к глазам. Берег надвинулся на него. Он увидел, как смягчились очертания холма.

Вымывание более глубоких слоев почвы проделало в поверхности острова большие отверстия. И она начала разрушаться. Дом, стоявший неподалеку, накренился. Все больше земли падало в воду. Все больше и больше.

К морю потянулась целая долина, в воду начали падать стволы деревьев, забор, окрашенный в белый цвет. И все это продолжало двигаться.

Затем движение замедлилось. Но не прекратилось. Почва острова сползала в океан.

Барнс перевел дух.

— Думаю, так оно и будет, — потрясенно выдавил он. — Я хочу сказать, сэр, весь остров сползет в море.

— Почва здесь немного более сырая, чем везде, — сказал Бордман. — Внутри острова дело обстоит иначе. Но не хотел бы я, чтобы сейчас начался сильный дождь!

Барнс быстро обернулся на окна кабинета Шефа.

— Топливо может воспламениться от вибрации?

— Среди всего прочего, — отозвался Бордман. — Как у вас с точностью измерений? Я имел дело с заболоченными планетами. И знаю довольно хорошо, что именно я ищу, — все очень зависит от точности и аккуратности. Можете взять эти емкости и измерить уровень осадка, связав его с уровнем засоленности?

— Д-да, сэр, я попытаюсь.

— Если бы у нас было достаточно коагулянтов почвы, мы могли бы справиться с этим чертовым болотом вверх дном, которое устроили здешние жители. Опресненная морская вода, используемая ими для нужд ирригации, практически не содержит минералов! Я хочу знать, какое содержание минеральных солей достаточно для того, чтобы болотная грязь не напоминала больше мокрое мыло. Возможно, придется сделать почву слишком соленой, дабы они не скользила, но попробовать стоит. Итак, я хочу знать необходимый уровень!

— А вы… может быть, стоит поместить эти минеральные соли в воду для ирригации, чтобы они попали в болото? — робко спросил Барнс.

Бордман загадочно улыбнулся.

— Обещаю вам, Барнс, я так и сделаю. И это увеличит уровень скольжения до того, как остановит его. Но это уже другая проблема. Неплохо, что вы об этом подумали. Когда вернемся в Резиденцию, отправляйтесь в лабораторию и проведите измерения.

— Есть, сэр, — откликнулся Барнс.

— Возвращаемся.

Лодка повернула назад. Они плыли в открытое море, пока вода за бортом не стала кристально чистой. Бордман казался расслабленным. По пути они встретили множество лодок. Большинство были маленькими лодками фермеров, и люди ныряли в масках, чтобы посадить или собрать урожай подводных растений. Другие же были прогулочными лодками — от спортивных яхт до двухпалубных рыболовных судов с надстройкой на корме. Все были переполнены — в основном детьми, и они смотрели в сторону берега.

— Вот результат эмоционального образа мышления, — проговорил Бордман. — Эти люди знают о беде. Они взяли детей, жен и пытаются спастись. Они ждут на воде, чтобы выяснить, обречены ли они. Я не сказал бы, что им особенно хочется в Арктику!

Юный Барнс нервничал. Лодка снова повернула и двинулась параллельно берегу к Резиденции. Здесь берег был круче. Не было видно никаких ирригационных сооружений. Берег был немного поврежден, но в целом сохранился неплохо. Конечно, на границе воды и суши не было песка. Ведь скалы не разрушались, чтобы образовать его. Когда остров стал выступать из воды, слой ила защищал скалы от разрушения. Лодочная пристань выдавалась далеко в море.

— Извините, сэр, но… если топливо взорвется, будет очень плохо, не так ли? — спросил Барнс.

— Открытие века, — прокомментировал Бордман. — Ну, разумеется.

— Нам нужно придумать что-то для спасения остальной части острова. Кажется, никто больше об этом не подозревает. Я хочу сказать, сэр, ваша безопасность — дело первостепенной важности. Вы можете выполнять свою работу на скалах, но если я останусь в Резиденции…

Он остановился, внезапно осознав, что пытается отдавать распоряжения старшему офицеру, как мальчику на побегушках, пусть даже для его же блага.

— Я х-х-хочу только сказать, сэр… Я не смогу…

— Хватит мямлить! — строго сказал Бордман. — Мы имеем дело с двумя разными проблемами. Одна дополняет другую. Я останусь в Резиденции и попытаюсь выяснить, что делать с топливом, а Вернер сосредоточится на спасении остального острова, если только ему удастся продвинуться дальше переселения людей на льды. Ведь ситуация небезнадежна! Если бы началось землетрясение или шторм, нас бы попросту смыло. Но пока ничего подобного не происходит, спасение возможно. Вы проведете измерения. Если сомневаетесь, попросите сотрудника Резиденции продублировать их. А потом принесите мне оба образца.

— Есть, сэр.

— И вот еще что: никогда не пытайтесь отправить старшего офицера в безопасное место, пока он сам желает подвергаться риску! Как бы вам понравилось, если бы ваш подчиненный пытался обеспечивать вашу безопасность и сделать вашу работу?

— Совсем не понравилось бы, сэр, — согласился младший лейтенант. — Но все-таки…

— Займитесь тестами! — рявкнул Бордман.

Лодка пришвартовалась. Бордман выбрался из нее и отправился в кабинет Сандрингама.

Сандрингам был занят важным делом: он слушал чьи-то истерические вопли с экрана устройства для связи. Пес мирно дремал на пороге.

Когда собеседник сделал минутную паузу, Сандрингам спокойно вступил в беседу:

— Меня заверили, что до того, как опасность выйдет из-под контроля, будут проведены все необходимые измерения, и это даст хороший результат. Этим сейчас занимается старший офицер Инспекции. Он… специалист в такого рода проблемах.

— Но мы не можем ждать! — истошно вопил человек с экрана. — Я объявляю — планета в опасности! Мы силой захватим свободные площади! Мы должны…

— Только попробуйте, — мрачно пообещал Сандрингам. — Я применю парализующий газ! Я предупреждал правительство планеты против ведения ирригационных работ. Вы лично выставили меня из Посольства Планеты, когда я пытался войти в представительство гражданских властей. А теперь хотите пробраться в представительство Инспекции! Я пресеку это точно так же, и причина у меня куда серьезнее!

— Убийца! — взревел горожанин. — Убийца!

Сандрингам выключил экран. Он повернулся в кресле и кивнул Бордману.

— Вот вам и президент планеты, — сообщил он.

Бордман сел. Пегий пес приоткрыл один глаз, потом поднялся на ноги и встряхнулся.

— Я пока сдерживаю этих идиотов, — продолжал начальник сектора. — Я даже не решаюсь сообщить им об опасности, которая нам всем угрожает. Если топливо взорвется… Вы же понимаете, что падение единственного древесного ствола может вызвать взрыв на всей резервной площади, и тогда… Но вы должны это понимать.

— Да, — согласился Бордман.

Разумеется, он понимал. Несколько сотен тонн топлива уничтожат всю оконечность острова. А взрывная волна приведет в движение остальную часть. Но он чувствовал странную неловкость перед тем, как излагать свою теорию. Продавец из него неважный. Он брал под сомнение собственные догадки, пока не сможет доказать их с особой тщательностью. А еще этот план с вовлечением младших офицеров, которым известны все детали. Если план будет принят высшими инстанциями и затем провалится, им придется разделить с ними ответственность. А это ранит их чувство собственного достоинства. Вот юный Барнс, например, будет беспрекословно подчиняться приказам и слепо их выполнять, Бордман даже не знал, зачем это нужно. Разве что в целях тренировки необходимых для младшего офицера качеств…

— Что касается выполнения запланированной работы: прекратили ли работу заводы по опреснению?

— Да, разумеется! — заверил Сандрингам. — Они настаивали на продолжении работ несмотря на мои протесты. Но сейчас им пришлось уступить!

— А как поступали с минеральными солями, полученными в результате опреснения? — спросил Бордман.

— Вы же знаете, как работают опреснители! В один конец закачивают морскую воду, а потом из первого ответвления поступает пресная вода, а из второго — рассол. И вот этот самый рассол снова выливают за борт, а пресную воду поднимают наверх и распределяют по каналам.

— Очень плохо, что соленую воду нигде не сохранили, — проговорил Бордман. — А можно ли снова запустить установки?

Сандрингам с удивлением воззрился на него.

— Ну, конечно, жителям это придется по вкусу! — язвительно заметил он. — Нет! Если кто-нибудь включит установки, они просто уничтожат его.

— Но нам нужно включить хотя бы одну! Мы проведем ирригацию резервной площади.

— О боже! Для чего это? — не поверил Шеф. — Нет! Не говорите мне! Дайте подумать!

Воцарилось молчание. Пегий пес, моргая, смотрел на Бордмана. Тот опустил руку. Собака неспешно приблизилась и подставила голову, чтобы ее почесали.

Через некоторое время Шеф сдался:

— Я — пас. Скажите мне.

Бордман кивнул.

— Я чувствую, проблема здесь в том, что болото находится под землей, и повинна в этом ирригация. Оно создает скольжение. То есть, здесь болото перевернуто вверх дном. На Сорисе-2 была очень похожая проблема, но болото было сверху. Там имелось несколько квадратных миль болот, которые нужно было осушить. Мы выстроили вокруг земляную дамбу. Вы знаете этот трюк. Два ряда ям радиусом двадцать футов, в которые насыпаете землянойкоагулянт. Старое изобретение. Делает частички водонепроницаемыми. Он наполняется водой и заполняет пространство между частичками почвы. За неделю или две создается водонепроницаемый барьер, сделанный из земли, доходящий до скальной породы. Можете назвать его перемычкой. Вода не просачивается наружу. На Сорисе-2 мы знали, что, если вода из болотной жижи войдет внутрь перемычки, у нас останется пригодная для культивации почва.

— Но это означало десять лет работы насосов, верно? — скептически произнес Сандрингам. — Когда грязь не движется с места, качать непросто.

— Нам была нужна почва, — напомнил Бордман. — И десяти лет в запасе не было. Сорис-2 был нужен, чтобы разгрузить перенаселенную соседнюю планету. Времени в обрез. Через восемь месяцев мы должны были принять первых колонистов. Воду требовалось выкачивать как можно быстрее. И мы столкнулись с еще одной проблемой. Растения, живущие на болотах, смертельно опасны. От них следовало избавляться. И мы сделали дамбу, а потом — провели необходимые замеры и начали ирригацию. Воду брали в ближайшей речке. Она была совсем хилая. Но мы осушили нужный участок за четыре месяца, уничтожили растительность на болоте и превратили ее в плодородный гумус.

— Мне нужно прочесть ваш отчет, — заявил Сандрингам. — Я, конечно, очень занят, но я прочту. Как вы избавлялись от воды?

Бордман рассказал, потратив на это восемнадцать слов.

— Конечно, мы выбрали день, когда ветер дул в нужном направлении, — добавил он.

Сандрингам уставился на него.

— Но как применить это здесь? Ваш рассказ звучит убедительно, я никогда о таком не думал. Но в нашей ситуации…

— В местном болоте, вы хотите сказать, которое находится под землей. Но ведь поверх него в среднем сорок футов земли.

Он объяснил, в чем будет разница. На это потратилось еще три предложения.

Сандрингам повернулся в кресле. Бордман чесал собаку, думая о чем-то своем.

— Я все-таки не верю, что это сработает, — с неудовольствием процедил Сандрингам. — Никогда не смогу этого понять! Но готов принять участие в работе, Бордман!

Бордман ничего не отвечал. Он ждал

— Дело в том, что у вас не получится заставить людей поверить в себя. Вы не производите должного впечатления. Я знаю вас и вашу работу. Но продавать себя вы не способны. Так что я собираюсь поручить Вернеру составить обращение к правительству планеты. Результаты важнее, чем справедливость, поэтому комиссию возглавит Вернер.

Бордмана все это немного покоробило. Но Сандрингам прав. Он, Бордман, не умеет произвести впечатление. Не умеет убеждать, а ведь это так важно. Ему не удастся войти в контакт с гражданским населением. Манипулировать людьми — не его конек. А вот Вернеру это удастся. Он сумеет убедить людей в чем угодно — настоящий оратор.

— Думаю, вы правы, — подтвердил Бордман. — Нам потребуется помощь жителей, и весьма серьезная. Мне этого не добиться. А он сумеет. — Бордман погладил пса и встал. — Мне нужно большое количество земляного коагулянта. Буду строить перемычку вокруг резервного участка. Думаю, справлюсь.

Сандрингам скорбно вздохнул, провожая его взглядом. Когда он почти уже шагнул за порог, Шеф окликнул его:

— Бордман!

— Да?

— Берегите себя! Обещаете?

И вот старший офицер Вернер получил инструкции от Сандрингама. Бордман был не в курсе деталей. Должно быть, все было задумано очень убедительно, чтобы ситуация не переросла в угрожающую.

Вернер прекратил толковать о переселении людей в Арктику и вместо этого выступал с обращениями к населению планеты с научным обоснованием методов спасения. В перерывах между воззваниями он, однако, успевал покрыться холодным потом, когда какое-нибудь дерево начинало клониться к земле или отваливался кусок почвы.

Он создал гражданский комитет и снабдил участников инструкциями, рассуждая в строго научных терминах, когда особо рьяные горожане просили что-либо объяснить. Но они отлично понимали, что от них требуется.

Он велел пробурить отверстия в твердой почве на достаточную глубину. Эти отверстия должны были отстоять друг от друга не более чем на сто футов, в линии под углом чуть менее сорока пяти градусов по отношению к склону горы.

Сандрингам проверял его действия по четыре раза в день. Однажды он оторвал Бордмана от чрезвычайно важного занятия, которым тот руководил. Бордман возился с серой грязью, когда раздался сигнал вызова из переговорного устройства.

— Бордман, — обратился Сандрингам. — Вернер говорит, что эти отверстия должны быть под углом сорок пять градусов.

— Немного поменьше, — уточнил Бордман. — Если они будут исходить из расчета, что по мере понижения наклон уменьшается на градус каждые три мили, то результат выйдет более лучший. Я хочу сделать как можно больше скважин. Но это вопрос времени.

— Передам ему, что он не совсем прав, — сказал начальник. — Как близко должны проходить линии?

— Как можно ближе, — ответил Бордман. — Но все должно быть сделано очень-очень быстро. Что показывает барометр?

— Понижение на десять.

— Черт! У Вернера достаточно работников?

— Все, что есть, находятся там. А я проложил дорогу вдоль скал, чтобы сократить путь для машин. Если бы у меня была труба подходящего диаметра, можно было бы сделать трубопровод.

— Позже, — устало сказал Бордман. — Если Вернер может поделиться работниками, отправьте их поворачивать ирригационные каналы. Пусть оборудуют дренажные системы. Используют помпы. Если пойдет дождь, он не зальет всю территорию. Вместо этого соберется и станет огибать скалы либо прольется вниз по склонам, не просачиваясь в почву. Все лучше, чем ничего.

— А вы задумывались, что сделает сильный дождь с Резиденцией и с доверием всех людей на этом острове? Может быть, у всех просто руки опустятся?

Бордман недовольно скривился.

— Я здесь работаю над ирригацией. У меня уже есть небольшое озерцо и ледяная перемычка, а опреснительная установка работает круглые сутки. Когда появятся люди, пусть преобразуют ирригационную систему в дренажные стоки. Это их воодушевит, пожалуй.

Он был весьма раздражен. До чего же неприятно говорить людям, что делать, особенно, если эта работа в принципе может привести их к гибели.

Он вернулся к своей деятельности, которая на первый взгляд казалась бессмысленной, как это часто бывает. Ниже ныне опустевшей площади, где разлилось топливо, он установил все замораживающее оборудование. Так как замораживание необходимо для хранения топлива, это было важно. Он вставил в почву металлические трубки и закачал туда охлаждающий газ. И образовалась стена замороженной почвы в форме узкой буквы U. В углублении образовалось небольшое озерцо. Мощный насос закачивал морскую воду в землю, где тут же возникала грязь. Другой насос всасывал грязь и выбрасывал ниже по склону — за линию замораживающих трубок. Получалась гидравлическая драга — такие обычно устраивают на реках и в морских портах. Когда верхний слой земли превращается в илистую грязь, ее легко удалять.

В первый день он выкачал приличное озеро. Он выкачивал его, пока оно не опустело, анализируя воду по мере поступления наверх. В конце дня он приказал на время прекратить работу.

Затем разложил шланг для соленой воды по периметру до Резиденции, которая находилась выше, примерно в миле от осушенного участка. И здесь также началось вычерпывание жидкости. Он воткнул трубки в землю, надев на них специальные насадки в местах, через которое будет выходить часть воды. Когда морская вода проходила через трубки, она еще глубже погружала их в землю обратным действием. Насадки поднимали на поверхность много серой грязи и, будучи прикрепленными к скале, оставались неподвижными, в то время как по ним перегонялась вода.

Из этих труб выливалось большое количество морской воды. Это была сильно минерализованная вода. Особенностью такой воды является то, что она обладает электролитическими свойствами, а электролиты образуют коллоиды. Фактически морская вода Канны-3 превратила почву в прекрасную грязь, совершенно не напоминающую мыло.

Юный Барнс наблюдал эту часть операции с самого начала. Он пристыдил персонал Инспекции, прикрепленный к ним в помощь, с чувством собственного достоинства.

— Он знает, что делает, — резко сказал Барнс — Смотрите! Я беру флягу. В ней пресная вода. Вот мыло. Намочите его пресной водой, и оно станет скользким. Видите? Оно растворяется. А теперь — соленой водой. Попробуйте! Ну, видите? В разогретый состав добавляется соль, чтобы отделить само мыло, когда его изготавливают. — Он хорошо разобрался в идеях Бордмана. — Соленая вода не размягчает землю. Просто не может! Пойдемте, возьмем еще одну трубку, запустим под землю больше соленой воды!

Работники не понимали смысла действий. Но работали с охотой, ведь цель весьма благородна… А ниже уровнем в озере, осушенном гидравлическим способом, вода уже поступала обратно в форме грязи. С берега протянули другую трубу. Довольно небольшую. Весь персонал был в полном недоумении. Ибо за борт выливалась чистая вода, а соленая поступала в небольшое озеро.

На второй день Сандрингам вызвал Бордмана, и тот с неохотой оторвался от своего занятия, глядя на экран.

— Да, утечка топлива остановлена, — докладывал Бордман. — Я пытаюсь измерить концентрацию, сравнивая специфические показатели воды в озере и соленого раствора, погрузив в них электроды. Топливо дает безумную коррозию, выше, чем раствор соли.

— Хотите начать?

— Вы можете заливать его в отверстия. Как барометр?

— Упал на три десятых. Сейчас стоит неподвижно.

— Дьявол! — выругался Бордман. — Пора устанавливать формы. Заморозьте их в пластиковых пакетах под размер отверстий и потом заложите на глубину.

— У нас больше этой чертовой возни с топливом, чем со всем остальным, — мрачно проговорил Сандрингам. — Помните, однако, что эта штуковина все еще опасна, хоть и растворенная в воде! Она утратила чувствительность, но еще не полностью!

— Будь это так, вам следовало бы приказать горожанам сидеть неподвижно. У меня сейчас около сорока тонн топлива, растворенного в соленом растворе, в этом озере. Но соленой воды на него приходится пять тысяч тонн! Мы говорим только шепотом, находясь рядом с ним, ходим в мягких тапочках. Начинаем заморозку.

— Как вы справитесь с этим?

— Солевой раствор замерзает при минус тридцати. В однопроцентном растворе только пять процентов чувствительны к температуре минус девятнадцать. Я повышу напряжение в растворе и заморожу его посильнее.

Он помахал испачканной грязью рукой и исчез из виду.

В этот день от Резиденции двинулись вездеходы. Они ехали очень плавно, с большой осторожностью. На места уже прибыли люди в специальных рукавицах, они доставали из вездеходов странные предметы, похожие на колбасу, развязывали их с одного конца и опускали в отверстия, выкопанные накануне. И проталкивали специальными палками, также охлажденными. Потом переходили дальше.

В первый день было уложено пятьсот таких колбас, во второй — еще четыреста. В третий — восемьсот. На четвертый день концентрация топлива в солевом растворе оказалась столь высока, что прибор зашкалило при попытке узнать, какую коррозию вызовет жидкость. Грязи там больше не было.

Раствор вытекал обратно в море, и в нем отсутствовало топливо. Бордман сообщил об этом Сандрингаму.

— Я немедленно извещу жителей! — радостно воскликнул тот. — Просто не могу в это поверить. Вы собрали все топливо!

— Это возможно лишь в таком месте, где скалы дают нужное понижение. Но нужно сделать еще отверстия. Я соберу топливо для остальных отверстий.

Сандрингам замешкался.

— Двадцать тысяч отверстий, — устало сообщил Бордман. — В каждом шестисотфунтовый блок из замороженного раствора соли с добавлением одного фунта жидкого топлива. Мы это сделаем. Как барометр?

— На десять выше, — ответил Сандрингам. — И продолжает подниматься.

Бордман смотрел на него усталыми от бессонницы глазами.

— Ну, давайте, Сандрингам!

Шеф заволновался. Потом сказал:

— Вперед.

Бордман протянул руки к соратникам, которыми восхищался, несмотря на затуманенный усталостью рассудок. Они всегда были готовы работать при необходимости, и работа не прекращалась все пять дней. Он объяснил, что осталось провести всего три мили отверстий и что нельзя останавливаться, пока все отверстия не будут заполнены. Поэтому нужно выкачать как можно больше топлива и тщательно смешать его с охлажденным солевым раствором, а потом заморозить и получить те самые “колбасы”…

— Хорошо, сэр, я позабочусь об этом, — сказал лейтенант Барнс.

— Барометр поднялся еще на одну десятую, — произнес Бордман. — Его глаза уже не могли сфокусироваться на предмете. — Хорошо, лейтенант. Вперед. Вы многообещающий младший офицер. Отлично. Присяду-ка я здесь на минуточку.

Когда Барнс вернулся, Бордман спал. В это время изготовление последних полутора сотен замороженных колбас из рассола, смешанного с топливом, оставалось делом нескольких часов. А затем повсюду воцарилась тишина.

Юный Барнс сидел возле Бордмана, свирепо посматривая на всех, кто приближался к старшему офицеру. Когда раздался сигнал переговорного устройства и на экране появилось лицо Сандрингама, Барнс сам подошел к экрану.

— Сэр, — начал он, стараясь соблюдать формальности, — мистер Бордман не спал пять дней. Работа завершена. Я не стану будить его, сэр!

Брови Сандрингама удивленно поползли вверх.

— Не станете?

— Нет, сэр! — заявил юный Барнс.

Сандрингам кивнул.

— На ваше счастье, никто нас сейчас не слышит. Вы абсолютно правы.

Он отключил соединение. И только потом юный Барнс понял, что он осмелился возражать начальнику сектора, а это куда серьезнее, нежели учить старшего офицера, как пристегивать баллоны к скафандру.

Двенадцать часов спустя Сандрингам вновь вызвал его на связь:

— Барометр падает, лейтенант. Меня это беспокоит. Я рассылаю сообщение о надвигающемся шторме. Объясняю людям, что заложенные в ямы химикалии могут не успеть завершить свою работу. Если Бордман проснется, предупредите его.

— Есть, сэр, — отвечал Барнс.

Но будить Бордмана он не собирался. Бордман, однако, проснулся сам — после двадцатичасового сна. Он чувствовал себя несколько помятым, а во рту стоял кислый привкус.

— Что с барометром? — первым делом поинтересовался он.

— Падает, сэр. Сильные ветра. Начальник сектора открыл Резервную площадь для всех желающих жителей острова.

Бордман что-то посчитал на пальцах. Конечно, не помешал бы инструмент посерьезнее… Разве можно подсчитать на пальцах, сколько времени потребуется для растворения однопроцентного раствора корабельного топлива в замороженном рассоле и когда он окончательно просочится до уровня перевернутого вверх дном болота с давлением слоя в сорок футов земли?

— Я думаю, все получится, — наконец вымолвил он. — Между прочим, они повернули дальний шланг ирригационной системы?

Юный Барнс был не в курсе. Ему пришлось послать за информацией. Между тем он угостил Бордмана кофе с бутербродами. Бордман оживился.

— Странно, — сказал он. — Вы думаете о вреде, который принесет вытекшее топливо. О взрыве запасов и так далее. Даже само по себе оно равнозначно тысячам тонн ТНТ. Я всегда думал, что такое ТНТ, — до того, как это слово стало означать измерение тоннажа энергии. Вы считаете, что произойдет взрыв, и это вас пугает. Но подумайте лучше о том, как можно применить все это количество энергии к многим квадратным милям перевернутого вверх дном болота! Знаете, лейтенант, ведь на Сорисе-2 мы закачали топливо в болото, которое собирались осушить. Залили и оставили впитываться, пока не подули сильные, устойчивые ветра.

— Да, сэр, — уважительно проговорил Барнс.

— А затем мы его подожгли. У нас был не однопроцентный раствор — а в одну тысячную процента. Никто не стал измерять скорость возгорания при взрыве сухого топлива. Измерили в растворе. Ниже, чем скорость звука. Чистый температурный феномен. В воде, в любой жидкости, корабельное топливо сгорает при температуре, чуть ниже точки кипения воды. Оно не взорвется от удара, но раствора надо чертовски много. Можно мне еще кофе?

— Да, сэр, — ответил Барнс — Сейчас будет.

— Мы залили топливо в болото и оставили его там. Оно обладает высоким уровнем диффузии. И просачивается в грязь… И вот наступил день с хорошим сильным ветром. Я опустил раскаленную железную болванку в болотную воду с добавленным в нее топливом. От этого зрелища у нас просто волосы встали дыбом!

Барнс налил еще кофе. Бордман сделал глоток и обжег язык.

— Поднялся пар, состоящий из воды и примеси топлива. В массе своей он не взорвался. Просто из болота повалила стена пара. И пар был даже не сжатым. А звук!.. Громкий хлопок, и туча пара высотой в полмили понеслась вверх, подгоняемая ветром. И вся вода с поверхности болота улетучилась, а ядовитые болотные растения погибли. Таким образом… — он громко зевнул. — Мы получили участок десять на пятьдесят миль, готовый к приему колонистов.

Он снова попробовал кофе. И добавил:

— Этот трюк на самом деле не взорвал топливо. Он поджег его — в воде. И сообщил энергию воде, которая от этого сразу испарилась. Сильная штука!

Он сделал глоток. Несколько человек сидели вокруг и смотрели на него с сияющим видом. Они были рады видеть Бордмана вновь бодрствующим. В небе висела ужасающего вида туча. Бордман посмотрел на нее.

— Ого! Это сколько же я проспал, Барнс?

Барнс ответил. Бордман даже головой потряс в изумлении.

— Пойдемте-ка повидаемся с Сандрингамом. Нужно отложить воспламенение на максимально возможный срок: пока еще состав недостаточно просочился вглубь.

Несколько перепачканных грязью людей стояли вокруг Бордмана. И когда он, пошатываясь, направился к вездеходу, где ждал Барнс, все они смотрели ему вслед с уважением.

— С вами приятно иметь дело, сэр, — произнес один с нескрываемым восхищением.

Бордман с Барнсом отправились на поиски Сандрингама.

Они обнаружили его в скалах с подветренной стороны острова. Море утратило приятную синеву, став свинцово-серым. Волны покрылись белыми барашками пены. В небе висели тяжелые тучи.

Сандрингам сердечно приветствовал Бордмана. Вернер стоял рядом, нервно сжимая кулаки.

— Сандрингам указал на движущуюся внизу процессию людей — пеших и на машинах.

— Я велел им занимать складские помещения, — сказал начальник сектора. — Но, разумеется, для всех убежищ не хватит. Я полагаю, когда они почувствуют себя в безопасности, то вернутся в свои дома — даже во время шторма.

Небо становилось все черней. Ветер набирал силу. Люди едва удерживались на ногах. Количество пены на воде возросло.

— Лодки слизнуло с воды, — добавил Сандрингам. — Масла оказалось недостаточно, чтобы сохранить устойчивость. Из приемника неслись истерические вопли, когда я велел им идти к берегу. Теперь они несутся к убежищу. Я думаю.

— Надеюсь, что так, — проговорил Вернер, кусая губы.

Бордман пожал плечами.

— Ветер сейчас достаточно силен, — заметил он. — Давайте посмотрим. Все ли готово для запуска?

Сандрингам указал на батарею высокого напряжения. Батареи такого типа предназначены для использования на безвоздушных планетах. Провода длиной около двухсот футов тянулись к крошечному холмику серой почвы, извлеченной из скважины, а затем уходили на глубину. Бордман сжал в руке зажигалку. Помедлил немного.

— Что там на дорогах? — спросил он. — Сейчас из этой дыры повалят клубы пара.

— Все предупреждены, — отозвался Сандрингам. — Поджигайте.

Налетел порыв ветра, который мог сбросить человека со скалы. Внизу бушевали волны. И небо, и море налились свинцом. Далеко-далеко в небе можно было различить приближающуюся стену дождя.

Бордман чиркнул зажигалкой.

Небольшая пауза, во время которой ветер снова чуть не свалил его с ног.

Затем из отверстия вырвался пар. Он был абсолютно белым. Он вылетел с громким звуком, но взрыва не было — просто оглушительный хлопок, сопровождающий превращение воды в пар. Затем, в сотне ярдов от этого места, на поверхность вырвался туман. Потом еще дальше из-под земли вылетело облако пара.

То там, то здесь образовывались подобные облака, и их моментально подхватывал неистовый ветер. Облака не накапливались постепенно, а мгновенно, в полном объеме, вырывались из отверстий в земле. Пар не был кипящим. Всего лишь вроде того, что образуется при закипании чайника. Над каждой ямой в земле стояло облако, а ветер уносил их все прочь, смешивая в одну тучу.

Через несколько минут весь остров заволокло туманом, виднелись лишь самые верхушки гор.

— Никто ведь не должен ошпариться, правда? — спросил Барнс.

— Никто, — подтвердил Бордман. — Пар проходит сорок футов под землей и сильно охлаждается, собирая по пути лишнюю влагу. Здорово летит, а?

В кабинете начальника сектора были высокие окна — фактически почти двери, — из которых хорошо видны зеленые лужайки и высокие деревья. Ураган налетел на деревья, с ревом раскачивая их, пытаясь выдернуть из земли. Даже достаточно устойчивое здание и то мелко вибрировало.

Начальник Сектора сиял от радости. В комнату вошел пес, огляделся по сторонам и, обнаружив Бордмана, с игривым видом направился к нему. Расположился у его ног.

— Вот что я хотел бы узнать: а не вернет ли дождь в почву воду, которую мы извлекли оттуда при помощи топлива? — спросил Вернер.

— Во время даже серьезного дождя выпадает, по словам Сандрингама, два дюйма осадков, — ответил Бордман. — Именно такое положение заставило жителей прибегнуть к ирригации.

— Но что случится, если тепло пройдет сквозь слой почвы? — не унимался Вернер. — Растительность погибает, не так ли?

— Нет, — мягко отвечал Бордман. — Толщина водного слоя два фута, и он превращается в пар. Нижний слой почвы нагревается до температуры пара при давлении в несколько фунтов. Не более. Жар постепенно уходит — вместе с паром.

Засветился экран прибора связи. Сандрингам беседовал с фигурой высокой государственной важности.

— Хорошо! Можете сообщить кораблям на орбите: пускай садятся, если не боятся промокнуть. — Он повернулся к Бордману: — Вы слышали? Пробурили новые скважины. Земля там сыровата, но достаточно твердая, как это было изначально, когда Инспекция только осваивала остров. Славная работа, Бордман! Славная!

Бордман покраснел. Он низко склонился и потрепал собаку по голове.

— Вы только посмотрите! — воскликнул Сандрингам. — Мой пес — и то восхищается вами. Может, примете его в качестве подарка?

Бордман усмехнулся.

Юный Барнс готовился вернуться на корабль. Он был очень ревностным офицером. Бордман пожал ему руку.

— Приятно было работать с вами, лейтенант, — тепло сказал он. — Вы весьма многообещающий молодой офицер. Сандрингам тоже обратил на вас внимание. Это, как я полагаю, принесет вам много неприятностей. Толковых молодых офицеров чертовски мало. Он уж постарается, чтобы у вас всегда была прорва работы, ведь вы с ней все равно справитесь.

— Постараюсь, сэр, — официальным тоном отвечал Барнс. И добавил: — Можно мне сказать кое-что, сэр? Я горжусь тем, что сумел поработать под вашим руководством. Черт возьми, сэр, мне кажется, что простым спасибо тут не отделаешься! Инспекция должна…

Бордман одобрительно посмотрел на молодого офицера.

— Когда я был в вашем возрасте, я тоже так считал. Но единственная награда, которую получаешь на службе, — это выполненная работа. Больше ждать нечего, Барнс. Да ничего и не нужно.

Юный Барнс упрямо тряхнул головой, собираясь спорить.

— Это ведь — самое лучшее, — добавил Бордман.

Юный Барнс вернулся на свой корабль, который ждал его на посадочной площадке.

Бордман погладил пегую собаку, направляясь в кабинет Сандрингама за приказом вернуться к работе.

И Бордман вернулся к своей жене Рики. Потом были еще задания, и еще. Его удостаивали высокой чести разрешать неразрешимые ситуации, с которыми сталкивалась Инспекция. И это приносило ему глубокое удовлетворение. И когда он стал начальником сектора, то немного страдал из-за вынужденного уменьшения собственной активности.

Но жене его это пришлось по нраву. Такой высокий пост гарантировал, что они больше не расстанутся. Бордман занимался работой, Рики вела домашнее хозяйство. Когда одна из дочерей овдовела и переехала жить к ним вместе с детьми, Бордман был очень доволен. Теперь у него имелось все для счастья. Как награда за долгие годы разлук — он наконец вместе с семьей — а ведь другие мужчины даже не ценят этого!

Но порой он испытывал неловкость, когда подчиненные восхищались им. По его мнению, совершенно необоснованно.


Космическая платформа

Глава 1

Внизу не было ничего, кроме облаков, и ничего наверху, кроме неба. Джо Кенмор взглянул в иллюминатор поверх плеча второго пилота. Он смотрел вперед, туда, где встречались небо и полоса облаков, и попытался представить себе предстоявшую работу. В грузовом отсеке находились четыре огромных ящика с гироскопами — высокоспециализированные, четко отлаженные приборы. Джо должен доставить их в пункт назначения, помочь установить и проследить за работой.

Джо представил себе, что восемнадцать тысяч футов — половина всего воздушного пространства Земли — находится под ним, и понадеялся, что оставшуюся часть преодолеет так же легко. Когда гироскопы установят, он отправится в космос. Гироскопы нужно доставить к искусственному спутнику, который будет установлен на орбите вокруг Земли. Это первая ступенька метафорической лестницы, при помощи которой люди совершат попытку достичь звезд. И пока эта Космическая Платформа не покинет Землю, Джо отвечает за гироскопы.

Второй пилот откинулся на спинку кресла и с наслаждением потянулся. Он отстегнул ремень безопасности и встал. Осторожно прошел мимо колонны между правым и левым креслами. На этой колонне расположена малая часть тех бесконечных шкал и органов управления, за которыми должны наблюдать и работать с ними пилоты современного многомоторного самолета. Второй пилот прошел к кофейнику и щелкнул выключателем.

Джо снова зашевелился на своем импровизированном сиденье. Он снова пожалел о том, что не летит в хвосте вместе со своими ящиками. Но было глупо настаивать на том, чтобы притулиться где-нибудь в багажном отделении.

В кабине слышался ровный гул двигателей. Слух человека привыкал к нему, и он слышался будто бы сквозь подушку. Вскоре кофейник почти беззвучно забулькал. Второй пилот прикурил сигарету, затем налил кофе в бумажный стаканчик и передал первому пилоту. Тот, казалось, беспечно разглядывал несколько дюжин шкал, и каждая была продублирована справа, на стороне второго пилота. Второй пилот взглянул на Джо.

— Кофе?

— Спасибо, — сказал Джо. Он взял бумажный стаканчик.

Второй пилот спросил:

— Все в порядке?

— В порядке, — ответил Джо. До него дошло, что второму пилоту хотелось поговорить. Он пояснил: — Эти ящики, которые я сопровождаю… Семейная фирма работала над этими устройствами несколько месяцев. Окончательная доводка производилась кисточками из перьев. Не могу о них не беспокоиться. Четыре месяца ушло только на притирку осей и балансировку маховиков. Мы когда-то делали основание для телескопа, для обсерватории в Южной Африке, но, по сравнению с этим устройством, ту мы могли бы сделать с закрытыми глазами!

— Управляющие гироскопы, да? — сказал второй пилот. — Так и было написано в путевом листе. Но если с ними все было в порядке на заводе, то ничего не случится и тогда, когда они прибудут к месту назначения.

— И все же я чувствовал бы себя лучше, если бы летел позади, вместе с ними, — уныло заметил Джо.

— Серьезный саботаж на заводе? — спросил второй пилот. — Круто.

— Саботаж? Нет. Откуда там взяться саботажу? — удивился Джо.

Второй пилот мягко заметил:

— Не все с нетерпением ждут взлета Космической Платформы. Не все! Как ты вообще думаешь, в чем заключается самая важная проблема на месте строительства Платформы?

— Не имею понятия, — признался Джо. — Снижение взлетного веса? Но ведь есть новое ракетное топливо, которое, как предполагается, подходит для того, чтобы поднять Платформу на орбиту. Разве не это было основной проблемой? Создать ракетное топливо с достаточной подъемной силой на фунт?

Второй пилот отпил кофе и скорчил гримасу. Тот был недостаточно горячим.

— Приятель, — сухо заметил он, — это было нетрудно! Это сделали парни с логарифмическими линейками. Но самая большая проблема в строительстве новой луны для Земли состоит в том, чтобы ее не взорвали еще до того, как она сможет подняться в космос! Существуют такие джентльмены, которые процветают, занимаясь силовой политикой. Они понимают, что как только Платформа поплывет в космосе вокруг Земли с набором управляемых ракет с атомными боеголовками на борту, политике с применением силы придет конец. Поэтому они делают все, что в их силах, чтобы сохранить мир таким, каким он был всегда — только с одной луной и со множеством армий. И они делают ради этого немало, если хочешь знать!

— А я слышал… — начал было Джо.

— Ты не слышал и половины всего этого, — заявил второй пилот. — В связи с этим конкретным делом Воздушный Транспорт потерял почти столько же самолетов и больше людей, чем в Корее, когда там происходили большие события. Но там, куда мы направляемся, идет строго локализованная горячая война. Драка без правил! Разве не слышал?

Это казалось Джо преувеличением, и он вежливо ответил:

— Я слышал, что там идет что-то в стиле политики плаща и кинжала.

Пилот допил свой стаканчик и отдал его второму пилоту. Сказал:

— Он думает, что ты его разыгрываешь, — и вернулся к созерцанию приборов и вида, открывавшегося за прозрачным пластиком окон кабины.

— Он так думает? — второй пилот обратился к Джо. — Вокруг вашего завода ведь бывают проверки секьюрити? Их не для развлечения туда поставили. А в том месте, где строится Платформа, все еще жестче.

— Секьюрити? — спросил Джо. Он пожал плечами. — Мы знаем всех, кто работает на заводе. Мы знали их всю жизнь. Они с ума начнут сходить, если мы станем вводить строгости. Мы ни о чем не беспокоимся.

— Хотелось бы мне посмотреть, — скептически заметил второй пилот. — И вокруг завода нет никакой колючей проволоки? И нет идентификационных бэйджей, которые вы носите на предприятии? И нет офицера-охранника, который каждые пять минут вопит: “Караул”? Для чего все это, как ты думаешь? Вы же построили эти управляющие гироскопы! У вас непременно должна быть служба безопасности!

— Но у нас ее нет, — настаивал Джо. — Совсем нет. Заводу уже восемьдесят лет. Мы начинали с изготовления повозок и плугов, теперь производим инструмент и прецизионное оборудование. Это единственная фабрика в округе, и каждый, кто там работает, вместе со всеми другими ходил в школу. И так же в случае наших отцов, и мы все знаем друг друга!

Второй пилот все равно не поверил.

— Без шуток?

— Без шуток, — заверил его Джо. — Во время Второй мировой войны единственный шпион, который сумел взбудоражить деревню, оказался агентом ФБР. Он разыскивал шпионов. Местный полицейский запер его в кутузку, отказываясь верить документам. Пришлось прислать кого-то из Вашингтона, чтобы вызволить его из тюрьмы.

Второй пилот неохотно ухмыльнулся.

— Может быть, такие места и существуют, — с завистью сказал он. — Вам следовало строить Платформу! Но здесь работа идет совсем по-другому. Мы даже с девицей не можем поговорить без предварительного разрешения службы безопасности, и не можем говорить с незнакомыми людьми или выходить в одиночку после наступления темноты…

Пилот крякнул. Тон второго пилота изменился.

— Не так уж все и плохо, — признал он, — но все же плохо! Все на самом деле плохо! На прошлой неделе мы потеряли три самолета. Думаю, ты бы призвал к акции против саботажников. Один самолет разлетелся на куски в воздухе. Саботаж. Он вез важное оборудование. Другой потерпел аварию на взлете; он нес невосстанавливаемое оборудование. Третий, снижаясь для посадки, потерял управление и воткнулся во взлетное поле. Остатки приходилось отскребать. Этот вот корабль подвергался тщательному осмотру две недели назад, и после этого мы четыре полета подряд летали, скрестив пальцы на удачу. Впрочем, похоже, с ним все в порядке. Мы прогнали его по всем проверочным тестам. Но я не могу надеяться на спокойную старость, пока Платформа не уйдет за пределы атмосферы! Кто-кто, но только не я!

Он прошел к выбрасывающему устройству и сунул туда пустой стаканчик.

Полет продолжался. Внизу не было ничего, кроме облаков, над головой — ничего, кроме неба. Облака виднелись далеко внизу, а здесь было просто небо. Джо посмотрел вниз и увидел слабую перемещающуюся точку. Похоже на ореол, заменяющий тень, когда самолет летит достаточно высоко над облаками. Пятно скакало по неровной поверхности облачного слоя. Самолет все летел и летел. Совершенно ничего не происходило. Они уже были в двух часах полета от поля, с которого самолет подобрал ящики с управляющими гироскопами. Это был последний пункт в списке принятых грузов. Джо вспомнил, с каким мрачным видом двое членов команды не позволяли никому даже приблизиться к стоявшему самолету, не считая грузчиков, и что ни один пилот ни на секунду не отвлекался, следил во все глаза.

Джо завозился на своем месте. Он плохо понимал, как следовало понимать слова второго пилота. Завод Прецизионного Оборудования Кенмора принадлежал его семье, но это было, скорее, гражданское предприятие, а не семейное. Молодые люди деревни вырастали с такой же фанатической приверженностью к искусству мастерового, какая в других местах придавалась вспашке земли или глубоководной рыбной ловле. Заводом владел отец Джо, и когда-нибудь и Джо его возглавит. Но он не мог рассчитывать на уважение работников завода, если не научится работать на любых станках и снимать тысячную долю миллиметра, по меньшей мере, пятью разными способами. А лучше десятью! И если ситуация на заводе останется такой же, как и сейчас, то не стоит беспокоиться о безопасности.

Хотя, если второй пилот говорил правду…

Джо представил себе картину, которая, по существу, являлась сновидением. Он видел нечто большое, яркое и нескладное, безмолвно плывущее в пространстве на фоне звезд. Звезды представляли собой крошечные точки света. Они не мерцали и были четкими, потому что там, где плыла эта штука, воздуха не было. Чернота между звездами была абсолютной, потому что это был сам космос. Плывущая вещь представляла собой луну. Рукотворную луну. Это был искусственный спутник Земли. Люди его сейчас строили. Вскоре она воспарит, и там, где на нее будут падать лучи солнца, она станет непереносимо яркой, а в тени совершенно черной — и лишь свечение планеты станет призрачно выделять ее.

В этой луне, плывущей в космосе, будут находиться люди. Она поплывет по изящной орбите над миром, который ее построил. Время от времени небольшие корабли станут прилетать к ней, выдыхая — как это воображал себе Джо — огромные струи ракетного дыма, доставляя команде пищу и топливо. А вскоре один из пыхтящих маленьких корабликов до отказа наполнит свои топливные баки, но все же этот кораблик останется невесомым. Так что он отдрейфует в сторону от большого, плавающего в космосе объекта, и внезапно его дюзы выбросят пламя и дым. Тогда он триумфально направится в сторону от Земли. И станет первым судном, которое когда-либо полетит к звездам!

В таком виде Джо представлял себе Космическую Платформу и ее значение. Может быть, это была романтика, но люди сейчас работали над тем, чтобы претворить эту романтику в жизнь. Их транспортный самолет направлялся к маленькому городку, называемому, как это ни забавно, Бутстрап [22], и вез одно из жизненно важных устройств для оборудования Платформы. В пустыне неподалеку от Бутстрапа располагался огромный конструкционный ангар. В этом ангаре люди строили в точности тот чудовищный объект, который рисовал в своем мышлении Джо. Они пытались реализовать проект, о котором человечество мечтало десятилетиями — построить эту необходимую в космосе платформу, которая станет и доком, и пристанью, и начальной точкой, откуда первые исследователи космоса отправятся в бесконечность. И та мысль, что кому-то хотелось помешать такому предприятию, разозлила его.

Второй пилот старательно затушил сигарету и взял управление на себя. Самолет летел ровно, ровнее, чем вагон. Пилот боялся врезаться в конструкционный Ангар. Он вспомнил, как однажды в самолет погрузили бомбу под видом груза. Людей-саботажников, которые ее пронесли, арестовали.

Джо с сомнением спросил:

— Но разве одна бомба могла бы разрушить Ангар и Платформу?

— Такая могла бы, — сообщил второй пилот. — Это была атомная бомба. Но она оказалась неисправной. Не сдетонировала, как надо. Просто зашипела.

Джо понял, что это означает. Сумасшедшие или маньяки не смогли бы раздобыть материалы для атомной бомбы. Для этого требуются ресурсы большой страны. Но нация, которая не решалась вести открытую войну, вполне могла бы попытаться забросить атомную бомбу, чтобы разрушить космическую станцию. Как только Платформу запустят, ни одна нация и мечтать не станет о мировом господстве. Соединенные Штаты вряд ли начнут большую войну, если Платформу уничтожат. Но может начаться горячая, локальная война.

Пилот резко заметил:

— Внизу что-то есть!

Второй пилот чуть ли не прыжком оказался в своем кресле и в мгновение ока пристегнулся.

— Посмотрим, — сказал он другим тоном. — Где?

Пилот указал.

— Я заметил что-то темное, — кратко сказал он, — там, где глубокий провал в облаке.

Второй пилот щелкнул переключателем. Через секунду в кабине возник новый звук. Бип-бип-бип. Это были тонкие писки с полусекундными интервалами. Они возрастали до предела слышимости в ту долю секунды, которую длились. Второй пилот схватил висевший над головой ручной телефон и поднес к губам.

— Это рейс двадцать два, — решительно заговорил он. — Нас облучают радаром. Мы его видели. Запеленгуйте нас и прилетайте быстро. Мы на высоте восемнадцать тысяч, — в этот момент пол кабины заметно наклонился, — и еще поднимаемся. Засекайте нас и спешите. Все!

Он опустил телефон и спокойным тоном заметил:

— Радар всегда вас выдает. Это не рейсовый самолет. Никогда бы не подумал, что кто-то пойдет на такой риск.

Джо сжал кулаки. Пилот стал работать с рычагами на колонке между креслами пилотов. Он сказал кратко:

— Приготовь стартовые ракетные ускорители.

Второй пилот сделал что-то таинственное и сказал:

— Готово.

Все это заняло несколько секунд.

— Я вижу его! — сказал пилот, и мгновенно началась быстрая, напряженная работа. Призыв о помощи по радио. Самолет стал подниматься, чтобы увеличить расстояние от облаков. РСУ готовы к действию. РСУ — это ракетные стартовые ускорители, которые на короткой или неровной взлетной дорожке на несколько секунд удваивают тягу двигателей. На прямом же полете самолет бросается вперед, как испуганный кролик. Но они действуют недолго.

— Мне это не нравится, — тусклым голосом проговорил второй пилот. — Я не вижу, что он мог бы сделать…

Затем что-то вынеслось из облака. Такая акция была совершенно невозможной. То, что появилось, не казалось страшным. Это был серебрянокрылый частный самолет из тех, что летают со скоростью в сто семьдесят пять узлов и при желании могут дать почти двести пятьдесят. Они были дорогими, но небольшими. Самолет выскочил из облака, затем лениво обогнул его горб и снова скрылся в слое облачности. Словно кто-то развлекается ради собственного удовольствия, совершая сумасшедшие трюки, для которых не существует объяснения.

Но в данном случае объяснение было.

На самом верху петли появились полосы белого дыма. На фоне облака их можно было не заметить. Но на мгновение они мелькнули на фоне серебряных крыльев. И это были не завихрения пара, а плотные, четко очерченные выхлопы ракет.

Ракеты метнулись вверх, расходясь. Они разгонялись с невероятной, постоянно возрастающей скоростью.

Пилот запястьем ударил по чему-то. После мгновения мучительного ожидания РСУ яростно заработали, и самолет рванулся вперед с захватывающей дух силой. Рев поглотил гул двигателей. Джо грохнуло о заднюю стенку кабины. Он боролся с силой, толкающей его в сторону хвоста. Он слышал, как пилот спокойно говорит:

— Самолет выстрелил в нас ракетами. Если они управляемые, то мы пропали.

Затем ниточки выхлопов ракет стали толщиной с кабель, с колонну! Они должны были окружить транспортный самолет. Но РСУ дико бросили его вперед, яростно разгоняя. Из-за ускорения у Джо заболели мышцы горла, потому что ему трудно было держать голову прямо.

— Они пройдут вблизи…

Затем самолет встал на дыбы. Вероятно, в этот момент были превышены все безопасные пределы нагрузок. Одна из ракет взорвалась. Другие — тоже. Ракеты были снабжены дистанционными взрывателями. Если бы они взорвались вблизи транспортного самолета, он бы уже падал вниз в виде кучи крутящихся обломков. Но РСУ выбросили самолет из области цели. Внезапно ускорители отключились, и самолет как бы затормозил. Но пилот бросил машину в крутое пике, чтобы сохранить скорость.

Второй пилот холодно сообщал в микрофон:

— В нас выстрелили ракетами. Похоже на армейские 3,5 с дистанционными взрывателями. Они промахнулись. Но мы совсем без защиты!

Полет продолжался; оба пилота мрачно наблюдали за полем облаков внизу. Они переместились поближе к окнам, чтобы не проглядеть что-нибудь такое, что следовало видеть. Они осматривались, и второй пилот ровно говорил в микрофон:

— Он не мог нести более четырех ракет и сейчас сбрасывает ракетные направляющие и оборудование для пуска. Но нападающий мог быть и не один. Летите сюда побыстрее, если хотите его схватить. Через минуту он уже окажется самым невинным пилотом частного самолета.

Затем пилот крякнул. Что-то быстро двигалось в гряде облаков далеко-далеко впереди. Три точки. Это былиреактивные самолеты, и казалось, что они не столько приближаются, сколько растут в размерах. Они подходили со скоростью более пятисот узлов — а транспорт летел к ним на своей максимальной скорости в триста узлов. Транспорт и звено реактивных самолетов сближались со скоростью десять миль за четыре секунды.

Ровным голосом второй пилот сообщал:

— “Силвер Месснер” с красными кончиками крыльев. Первые цифры номера… — он назвал букву и первые цифры номера порта официальной приписки исчезнувшего самолета, без которых не смог бы ни взлететь, ни быть обслуженным на летном поле.

Джо услышал настойчивый, быстрый бип-бип-бип, говоривший, что на них направлены радары приближающихся реактивных самолетов. Джо не слышал ответов, которые получал второй пилот, беседуя с невидимыми личностями, которые передавали его слова реактивным истребителям.

Один из них отделился и опустился в слой облачности. Остальные продолжали приближаться. Они начали делать большие круги вокруг транспорта и под ним, так что показалось, что самолет вообще не движется.

Пилот, хмурясь, продолжал полет. Второй пилот говорил:

— Да. Конечно! Я слушаю! — Возникла пауза, затем он ответил: — Есть. Спасибо.

Повесил прибор на место, задумчиво потер бровь. Посмотрел на Джо.

— Может быть, — мягко проговорил он, — ты поверишь мне, если я скажу, что идет что-то вроде горячей войны, чтобы не дать Платформе взлететь?

Пилот крякнул.

— Третий самолет набирает высоту.

Так оно и было. Самолет, нырнувший в облака, возвращался с видом какой-то безразличной удовлетворенности.

— Они нашли этого типа?

— Да, — ответил второй пилот. — Он, должно быть, перехватил мой доклад. Не стал сбрасывать радар. Оставался в слое облачности. Когда реактивный самолет пошел на него, то легко обнаружил при помощи оборудования ночного истребителя, а нападающий попытался пойти на таран. Желал устроить столкновение. Поэтому истребитель с ним расправился. Разнес его в клочья. Не смог заставить приземлиться. Может быть, что-то можно будет определить по обломкам?

Джо облизнул губы.

— Я… видел, что произошло, — сказал он. — Он пытался разнести нас ракетами. Где он их достал? Как их провезли?

Второй пилот пожал плечами.

— Может, контрабанда. Может, украдены. Их могли перегрузить с подводной лодки в доброй тысяче миль от берега. Могли провезти по железной дороге куда угодно. Самолет был частным. Их летает вокруг множество. Их легко купить. Все, что для этого требуется, это какая-нибудь ферма, где самолет мог бы приземлиться, чтобы его оборудовали ракетами и радаром. И еще им потребовалась бы информация. Это, вероятно, прежде всего. Но ведь так много людей могли знать, что везет наше судно, каким курсом летит, и так далее. Службе безопасности придется начинать расследование.

На самолет упала тень. Над ними пронесся истребитель. Он покачал крыльями и изменил курс.

— Нам придется сесть, чтобы провести осмотр повреждений, — небрежно сообщил второй пилот. — Эти парни окружат нас и станут показывать курс.

Джо сник. Перед его мысленным взором все еще стояла пленительная и бесконечно чарующая картина Космической Платформы, величественно плывущей по своей орбите, освещаемой белым горячим солнцем или на фоне мириадов звезд. Кенмор задумался о том аспекте работы, который касался технических деталей. Как можно будет Платформу привести в рабочее состояние.

Теперь же он узнал и о другой стороне проблемы. Просчитать, как сделать какое-либо дело, — это только часть работы. Преодоление препятствий на каждом шаге — это девять десятых трудностей. Ему раньше казалось, что самым важным в строительстве Космической Платформы является сооружение конструкции, которая станет работать в космосе. Которую можно доставить в космос и жить в условиях, в которых никогда еще прежде не жили люди. Теперь же он понял, что доставка материалов к месту, где они нужны, требует не меньших усилий. Выявление шпионов и саботажников не менее важно!

Он почувствовал огромное уважение к людям, которые в процессе строительства Платформы выполняли свою обычную работу. И подумал о своей роли в этом деле.

Вскоре транспортный корабль стал снижаться к облакам и нырнул в них, ослепленный туманом. А затем внизу показалось маленькое летное поле, и пилоты начали свой обычный предпосадочный ритуал.

— Давление и подогрев крыльев? — спросил пилот.

Второй сделал два переключения.

— Отключены.

— Искровое упреждение?

Второй выполнил соответствующие действия.

— Поддув?

— Понижен.

— Переключатель топлива?

Второй пилот снова занялся переключателями, ставя их в нужное положение.

— Главный включен, — сказал он прозаично. — Поперечная подача отключена.

Транспортный самолет резко снижался к взлетному полю, которое поначалу казалось таким маленьким, но быстро увеличивалось.

Джо обнаружил, что хмурится. Он начал понимать, какая это огромная работа — даже просто подготовить Космическую Платформу к путешествию, которое, теоретически, будет длиться вечно. Подумать даже страшно о том, что перед тем, как космический корабль можно будет построить, обеспечить топливом и оборудовать приборами, нужно проработать такие детали, как проверка приборов управления кораблей с поршневыми двигателями, которые возят детали для сооружения. Бесконечное число тонкостей!

Но все же это стоило делать. Джо был рад, что он примет в этом участие.

Глава 2

День был просто туманный. Транспортный самолет стоял у дверей ангара военного авиаполя, и механики, держась на приличном расстоянии, оглядывали его. Один из них, забравшись на хвостовое оперение, обнаружил небольшую пробоину в стабилизаторе. Его пробил осколок, когда неподалеку взорвались военные ракеты. Пилот проверил, не повреждены ли какие-либо несущие конструкции внутри, и кивнул. Механик наложил очень аккуратные заплаты на два отверстия, верхнее и нижнее. Он продолжил осмотр фюзеляжа. Пилот отвернулся.

— Я свяжусь с Бутстрапом, — сообщил он второму пилоту. — Ты тут следи за делами.

— Буду смотреть в оба, — заявил второй пилот.

Пилот отправился к контрольно-диспетчерскому пункту. Джо огляделся. Транспортный корабль казался очень большим, стоя на бетоне на трех своих выпущенных шасси. Он странным образом походил на какое-то гротескное насекомое, с трудом поднимающееся на неравных ногах. Его фюзеляж казался неподходящим для воздушного судна. Верхняя часть грузового отсека шла назад, к стабилизаторам, но нижняя не сходила на конус. Задняя часть выглядела, как неуклюжая бочка, закрывающаяся парой дверей. Он был построен таким образом, чтобы крупные грузы можно было грузить непосредственно в грузовой трюм. И это не добавляло ни плавности линий, ни грации.

— А в грузовой трюм ничего не попало? — внезапно встревожившись, спросил Джо. — Мои ящики не задело? В конце концов, четыре ракеты взорвались в опасной близости от корабля. Если попал один осколок, то могли и другие.

— Ничего серьезного, — ответил ему второй пилот. — Скоро мы все узнаем.

Но исследование показало, что других последствий того, что самолет недавно едва не разрушился, нет. Конечно, он подвергся перегрузкам, но самолеты строятся с большим запасом прочности. Выборочная проверка там, где крылья подверглись чрезмерному изгибу, показала, что никаких повреждений нет, — у больших кораблей крылья не совсем жесткие, иначе они разлетелись бы на куски. Корабль был снова готов к взлету.

Второй пилот мрачно наблюдал, как механик отходит от самолета. Механик не был дружелюбен. И он, и все другие неодобрительно относились и к кораблю, и к Джо, и ко второму пилоту. Они работали с истребителями, и им не нравилась мысль, что люди, которые работают с боевыми машинами, не достойны доверия. Второй пилот это заметил.

— Они считают меня подозрительным негодяем, — кисло заметил он Джо. — Но я должен таким быть. Чтобы мешать строительству Платформы, нанимают лучших в мире шпионов и саботажников. Если подготовят более опытных саботажников, их тотчас же пришлют сюда и займут делом!

Пилот вернулся с контрольно-диспетчерского пункта.

— Особые указания по полету, — сообщил он своему напарнику. — Мы заправляемся и летим.

Механики стали вытаскивать из люка заправочный шланг. Один из них забрался на крыло. Другие передали ему шланг. Джо хотелось сказать что-то в порядке комментария, но второй пилот читал новые полетные инструкции. Это был один из тех моментов, которые случаются со всеми и каждым. Эти двое, представляющие команду корабля, бесконечно подозрительно относились ко всякому, кто приближается к их кораблю. Но заправка — это такая стандартная операция, что в это время им просто пришлось отрешенно стоять рядом. К тому же они должны были прочитать и запомнить приказ.

Бак в одном крыле заполнили. Крупный ухмыляющийся мужчина с песочными волосами потащил шланг под нос самолета, чтобы подвести его ко второму крылу. Проходя мимо носового колеса, он поскользнулся и оперся о стойку колеса. Мгновение его поза была до абсурда неграциозной. Когда он выпрямился, то рука скользнула в колодец колеса. Но он дотащил шланг и передал его наверх. Затем и второй бак заполнили и завернули крышкой. Команда заправщиков сошла вниз и отправила шланг в пожравший его люк. Все было готово. Но каким-то образом Джо запомнил человека с волосами песочного цвета и его руку, поднявшуюся на долю секунды в колодец колеса.

Пилот снова перечитал часть полетных инструкций и аккуратно разорвал их поперек. К одной из половинок он поднес свою карманную зажигалку. Бумага сгорела. Он снова кивнул второму пилоту, и они поднялись в кабину. Джо последовал за ними.

Они устроились на своих местах в кабине. Пилот щелкнул переключателем и нажал кнопку. Один из винтов с трудом провернулся, затем мотор схватился. Второй. Третий. Четвертый. Пилот прислушался, остался доволен, затем потянул на себя многоклапанный регулятор. Самолет двинулся вперед. Через несколько минут перед ним оказалась длинная взлетная полоса, из динамика под приборами послышался жестяной голос, и самолет, взревев моторами, понесся по полю. Через несколько секунд он поднялся и пронесся вперед.

— В порядке, — сказал пилот. — Колеса поднять.

Второй пилот выполнил команду. Огоньки, показывающие, что шасси подняты, мигнули. Пилоты расслабились.

— Знаете, — заговорил второй пилот, — во время войны было много чертовских проблем с саботажем. В Бразилии находилось поле, с которого самолеты обычно взлетали, чтобы лететь в Африку. Но они взлетали, направлялись к морю, удалялись на несколько миль от берега и взрывались. Так мы потеряли, должно быть, с дюжину самолетов! Потом все раскрылось. Там был тип — сержант — в команде обеспечения, который совал ручные гранаты в колодцы носовых шасси. Немцем он был, и очень аккуратным, и никто его не подозревал. Все, казалось, было в порядке, и проверки ничего не давали. Но когда корабль взлетал, и команда поднимала шасси, они натягивали проволоку, а та вытаскивала чеку из гранаты. Она взрывалась… Мастер механиков наконец поймал его и чуть не убил. Остановила военная полиция. Нам нужно быть предельно внимательными, нравится это наземным службам или нет.

Джо сухо заметил:

— Вы и были внимательными, но не тогда, когда шла заправка. Вы ее принимали как что-то само собой разумеющееся. — Он рассказал о человеке с песочными волосами. — Хотя у него не было времени, чтобы сунуть что-нибудь в колодец колеса, — добавил он.

Второй пилот моргнул. Вид у него был обиженный.

— Проклятье! Я не смотрел! А ты?

Сжав губы, пилот покачал головой.

Второй пилот с горечью заметил:

— А я — то считал, что действительно в состоянии следить за безопасностью! Спасибо, что сказал, приятель. Вреда нет на этот раз, но все же это была промашка!

Хмурясь, он уставился на приборы перед собой. Полет продолжался.

Это была последняя часть полета, и до пункта назначения оставалось не более полутора часов. Джо почувствовал растущее воодушевление. Космическая Платформа представляла собой реализацию — или ее начало — мечты его детства. Много других маленьких мальчиков мечтали о том же. Космическая Платформа сделает возможными путешествия в космосе. Конечно, сама она не будет путешествовать к луне или планетам, но станет грациозно плыть по орбите в нескольких тысячах миль от Земли, облетая мир за четыре часа, четырнадцать минут и двадцать две секунды. Она будет нести управляемые ракеты с атомными боеголовками, и любой город мира будет беззащитен против нее. Никто и надеяться не сможет на мировое господство, пока она описывает свои небесные круги. Поэтому, естественно, и предпринимаются такие отчаянные попытки уничтожить ее до того, как она будет построена.

Но Джо, думая о Платформе, не думал о ней как об оружии. Она представляла собой первую ступеньку лестницы к звездам. С нее можно будет достичь Луны. Следующим, скорее всего, станет Марс. Потом Венера. А со временем — луны Сатурна и сумеречная зона Меркурия, а когда-нибудь и луны Юпитера. Возможно, можно будет решиться и сесть на эту гигантскую планету, несмотря на гравитацию.

Внезапно заговорил второй пилот:

— Как ты добился того, чтобы лететь на грузовом самолете? — с любопытством спросил он. — По большей части даже генералам приходится путешествовать сушей. У тебя большие привилегии. Откуда?

Джо оторвался от своих мечтаний. Ему не приходило в голову, что раз ему позволили сопровождать гироскопы от завода к месту назначения, то это в чем-то примечательный факт. Его семья построила приборы, поэтому полет казался ему естественным. Ему пришлось смириться с непривычной мыслью, что для офицера службы безопасности, занятой охраной Платформы, все без исключения кажутся подозрительными.

— Связи? У меня их нет, — сказал Джо. Затем добавил: — Хотя я действительно знаю кое-кого на этой работе. Там есть такой майор Холт. Он мог поддержать мою кандидатуру. Знает нашу семью многие годы.

— Да-а, — сухо сказал второй пилот. — Вполне мог. По сути дела, он — главный офицер безопасности всего проекта. Он отвечает за все — от охранников до радарных экранов и заграждения истребителей. Он проверяет людей, которые работают в Ангаре. Если он утверждает, что с тобой все в порядке, вероятно, так и есть.

Джо не собирался производить впечатления значимости. Он пояснил:

— Я не очень хорошо его знаю. Он знает моего отца, а его дочь, Салли, почти всю мою жизнь путалась у меня под ногами. Я учил ее стрелять, и сейчас она стреляет лучше меня. Маленькой она была приятным ребенком. Мне понравилось, что когда она упала с дерева и сломала руку, то даже не запищала, — он ухмыльнулся. — Когда я видел ее в последний раз, то она очень старалась казаться взрослой.

Второй пилот кивнул. Откуда-то послышался резкий щебечущий звук. Пилот протянул ладонь к ручке коррекции курса. Кабина повернулась, и ее залил солнечный свет. Самолет летел на автопилоте высоко над уровнем облаков на высоте с четным числом тысяч футов, как и полагалось самолетам, летящим на юг или запад. Теперь он гудел, двигаясь по своему новому курсу, отвернув под углом в сорок пять градусов. Джо предположил, что это одно из средств безопасности. Самолеты, приближающиеся к Платформе, возможно, не подлетают к ней по прямой, чтобы не давать информации любопытным на земле.

Шло время. Джо постепенно вернулся к своим медитациям по поводу Платформы. В его голове рисовалась картина рукотворного объекта, сверкающего в ослепительном солнечном свете между Землей и луной. Но сейчас он вспомнил о вещах, которым раньше не уделял особого внимания.

Оппозиция самой идее Космической Платформы. Все без исключения диктаторы отчаянно протестовали. Даже отставные политики находили в ней повод для возбуждающих толпы публичных речей. Националистические политические партии, разжигатели ненависти, постановщики несогласия — любой псих в мире с самого начала имел что-то сказать против Платформы. Если они сразу не объявляли ее нечестивой, то шумели, что это план, при помощи которого Соединенные Штаты собираются поставить себя в положение правителей всей Земли. По сути дела, Соединенные Штаты первыми предложили, чтобы этот проект стал проектом Организации Объединенных Наций. Поэтому все заявления, которые политики считали разумными, на самом деле не имели особого смысла. Но проект не прошел даже в Генеральной Ассамблее. Его так рьяно атаковали со всех сторон, что даже не представили на рассмотрение Совета. А там в любом случае на него наложили бы вето.

Но именно это яростное сопротивление помогло провести проект в Конгрессе США, которому пришлось найти деньги на строительство.

Джо, как и все те, кто надеялся на успех проекта с самого начала, считал, что величайшая ценность Платформы в том, что это — первый шаг к межпланетным полетам. Но в ней отчаянно нуждалось и большинство ученых — для своих собственных целей. Можно проводить низкотемпературные эксперименты, опыты по электронике, наблюдения за погодой, измерения звездных температур, астрономические наблюдения… Любой ученый в любой области науки мог бы привести свои доводы, почему Платформу следует строить. Даже у физиков-атомщиков была причина, и, может быть, даже самая важная. Их аргумент состоял в том, что последние достижения в теории ядра нужно проверить, но опыты нежелательно проводить на Земле. Существовали реакции, которые могли бы обеспечить всему миру неограниченное количество энергии, получаемой из материалов, имеющихся в изобилии. Но оставался один шанс из пятидесяти, что эти реакции окажутся небезопасными. Хотя бы просто потому, что материалов много. Ни один человек в здравом уме не пойдет даже на двухпроцентный риск уничтожения Земли и всех ее обитателей. Эти реакции следовало проверить в космосе. Скажем, в космическом корабле, находящемся в пустоте в нескольких миллионах миль от Земли. Эти реакции окажутся либо безопасными, либо нет. Но единственный способ отогнать космический корабль на безопасное от Земли расстояние — использовать Космическую Платформу как точку старта. Платформа должны быть построена, чтобы цивилизация могла устремиться вперед, к новым высотам!

Но, несмотря на эти великолепные резоны, Платформу строили именно ее враги. Американский Конгресс никогда не выделил бы фонды ради чисто научных исследований, независимо от того, какую бы пользу это ни принесло. Именно бешенство тех, кто ненавидел Платформу, и послужило средством продажи этой идеи Конгрессу — в качестве орудия национальной защиты. И в каком-то смысле так оно и было.

Таковы были иронические аспекты проблемы, о которых Джо до этого и не думал, так же как не думал о необходимости охранять Платформу во время строительства. Ее охраной и занимался отец Салли. Джо праздно подумал, как Салли живется в таком месте, где ведется самая важная на Земле работа. Она была хорошей девицей, и он с приятным чувством вспомнил, что она теперь очень даже миловидна. Он помнил ее, как сорванца, который обгонял его в плавании. А в последний раз, когда он ее увидел, поразился, насколько красивой она выросла. Он не знал никого, кто выглядел бы привлекательнее… Действительно, шикарная девица…

Джо снова пришел в себя. Вид неба впереди изменился. Горизонта, конечно, не было видно. Белая дымка незаметно переходила в облачный слой, так что невозможно определить, где кончается небо и начинаются облака или земля. Но вскоре в облаках появились просветы. Корабль летел вперед и внезапно пролетел над краем просвета. Глядя в иллюминатор, он подумал, что смотрит с края скалы на твердую землю бесконечно далеко внизу.

Просветы увеличивались. Затем исчезли, остались только отдельные облака, мешающие полному обзору земли внизу. А вскоре пропали и облака. Воздух был чист, и виделась коричневатая земля с небольшими зелеными участками. А за ними тянулось иссохшее коричневое пространство. С высоты в семнадцать тысяч футов деталей просто не разглядеть.

А затем возник новый звук, перекрывающий гул моторов. Джо услышал его, а затем увидел причину.

Что-то промелькнуло сверху вниз, взявшись из ниоткуда. Оно мелькнуло впереди и резко пошло вверх. Это был истребитель, и на мгновение Джо увидел, как пространство вдали, казалось, искажается и идет волнами в полосе выхлопа. Истребитель ходил кругами, наблюдая.

Пилот транспорта занялся управлением. Звук моторов изменился. Джо стал следить за взглядом второго пилота. Истребитель подходил сзади, выпустив тормозные закрылки, чтобы снизить скорость. Он очень медленно обгонял транспорт. И затем пилот транспорта осторожно коснулся одной из раздельных кнопок управления винтами, затем еще и еще. Джо, глядя на истребитель, видел его сквозь вращающиеся лопасти. Возник необычайный стробоскопический эффект. Один из винтов справа, видимый сквозь другой, внезапно из размытого приобрел вид вращающейся плотности. Это странное явление исчезло, затем возникло снова, исчезло, возникло и исчезло совсем.

Убрав тормозные закрылки, истребитель рванул вперед. Он сделал грациозный волнообразный неглубокий нырок, затем взлетел почти вертикально. Исчез из виду.

— Визуальная проверка, — сухо пояснил второй пилот. — Нам нужно было подать сигнал. Конкретно данному самолету. Тебе мы об этом не говорили. Ты бы не смог его продублировать.

Джо болезненно размышлял. Визуальный эффект от одного пропеллера, видимого сквозь другой, — это и было идентификацией. Не проинформированный заранее пассажир никогда бы и не подумал о таком типе сигнализации.

— Также, — продолжал второй пилот, — у нас есть телевизионная камера в панели управления. Сейчас мы ее включили. За внутренностью кабины наблюдают с земли. Чтобы не было больше трюков наподобие фальшивого полковника и атомной бомбы, которая не “взорвалась”.

Джо сидел тихо. Он заметил, что самолет постепенно снижается. Перевел глаза на шкалу и увидел, что снижение идет со скоростью где-то между двумя и тремя сотнями футов в минуту. Это делалось ради него. Кабина была герметичной, хотя никто и не думал поддерживать в ней давление, равное давлению над уровнем моря. И все же слишком быстрое снижение в любом случае означало дискомфорт. Две-три сотни футов в минуту — это почти нормально.

На земле начали выявляться детали. Небольшие овраги. Расцвеченные участки, слишком маленькие для того, чтобы их можно было увидеть с высоты. Ощущение скорости усилилось. Пилот перешел на ручное управление. Он, казалось, чего-то ждал. Послышался жалобный механический писк — бип-бип, и самолет изменил курс.

— Через минуту—две увидишь Ангар, — заметил второй пилот и раздраженно добавил, как будто бы это его давно волновало: — Жаль, что я не заметил того типа с песочными волосами, совавшего руку в колодец колеса! Ничего не произошло, но я не должен был этого упускать!

Джо наблюдал. Далеко-далеко в стороне высились горы, но до него только сейчас дошло, насколько плоской была местность, над которой они летели. От края мира позади и до самого начала этих отдаленных холмов земля казалась плоской. Имелись овражки и впадины то там, то здесь, но все было плоским, плоским, плоским…

Полет продолжался. Внизу Кенмор заметил крошечный отблеск солнечного света. Джо напряг глаза. Свет отражался от круглого пупырышка на коричневой земле. По мере приближения самолета тот рос. Он стал с половину вишневой косточки. С половину апельсина. Это была верхняя часть сферы, которая казалась просто слишком огромной, чтобы такую построил человек.

По земле цвета торфа бежала тонкая белая полоска, кончавшаяся у этого полушария. Магистральная дорога. До Джо дошло, что это полушарие и есть Ангар — чудовищное здание, возведенное для строительства Платформы. Ангар был гигантским. Колоссальным. Поистине, это самое невероятное строение, когда-либо созданное человеком.

Рядом с основанием Ангара Джо заметил крошечный выступ. Это было офисное здание для клерков, табельщиков и прочих “белых воротничков”. Он снова напряг глаза и увидел грузовик на дороге. Тот выглядел необычно длинным. Потом Джо разглядел, что это не один грузовик, а целый конвой. Сзади за ними на белом шоссе выделялась крошечная точка. Это был автобус.

Никакой деятельности не наблюдалось, а причина в огромности масштаба. Движущиеся объекты были слишком маленькими и незаметными по сравнению с Ангаром. Огромная, круглая, сияющая полусфера из металла невозмутимо стояла среди пустоты.

Она была больше пирамид.

Самолет продолжал полет, снижаясь. Джо вытягивал шею, но затем устыдился того, что разевает рот. Он взглянул вперед и различил точки, которые должны были быть зданиями. Бутстрап, город, специально построенный для людей, строящих Космическую Платформу. Там они спали, ели и веселились так, как обычно и развлекаются строительные рабочие.

Самолет заметно нырнул.

— Летное поле справа, — заметил второй пилот. — Это для города и для работы. У истребителей над ними постоянный воздушный зонтик, а летное поле в другом месте. У толкателей тоже свое поле там, где тренируют пилотов.

Джо не знал, что такое толкатель, но не стал спрашивать. Он думал об Ангаре, который был величайшим из всех когда-либо построенных зданий. Его построили просто для того, чтобы он служил шалашом для величайшей надежды человечества — на мир во всем мире. Вскоре и сам Джо окажется в этом Ангаре. Он будет работать, собирать детали, содержащиеся в ящиках в грузовом трюме, и, наконец, установит приборы на Платформу.

— Давление и подогрев крыльев? — спросил пилот.

— Отключены, — ответил второй пилот.

— Искра и упреждение…

Джо не слушал. Он смотрел на раскинувшийся внизу городок с покрашенными белой краской бараками, деловой секцией и тщательно разработанным рекреационным районом, которым никто никогда не воспользуется. Самолет летел по большому полукругу. Шум моторов Джо перестал слышать, когда погрузился в мысли, что скоро увидит Космическую Платформу и примет участие в ее строительстве.

— Остановите все! — резко сказал второй пилот.

Джо дернул головой, резко оглянувшись. Второй пилот держал руку на рычаге выпуска шасси. У него было напряженное выражение лица.

— Какое-то странное ощущение, — сказал он очень-очень тихо. — Может быть, я с ума сошел, но ведь был тот светловолосый тип, который сунул руку вверх, в колодец колеса на предыдущем летном поле.

Самолет полетел дальше. Летное поле пронеслось внизу. Второй пилот очень осторожно отпустил рычаг выпуска шасси. Он встал со своего кресла, крепко сжав губы. Пошарив по полу, нашел металлическую пластину и поднял ее, затем заглянул вниз. Через мгновение у него в руке появился фонарик. Джо заметил край зеркала. Внизу имелось два зеркала. С их помощью можно было заглянуть в колодец колеса.

Второй пилот смотрел долго, чтобы увериться. Он встал, оставив открытым люк в полу.

— В колодце колеса что-то есть, — сдержанным голосом заявил он. — Мне кажется, что это граната. К ней привязана проволока. Можно предположить, что тип с песочными волосами установил ее, как сержант-саботажник в Бразилии. Только… немного по-другому. И эта должна взорваться тогда, когда колеса опустятся. Я думаю, если придется садиться на брюхо… надо сделать еще круг, так?

Пилот кивнул.

— Сначала, — сказал он ровным голосом, — мы сообщим на Землю об этом песочноволосом типе, чтобы его арестовали.

Он снял висевший над головой микрофон и холодно заговорил. Транспортный самолет делал широкие низкие круги над пустыней вне взлетного поля, а пилот объяснял, что в колодце носового колеса граната, установленная так, чтобы взорваться, когда колесо опускается или когда самолет садится на брюхо.

Джо поразился тому, что ничуть не боится. Но его переполняла ярость. Он ненавидел людей, которые стремились уничтожить управляющие гироскопы из-за того, что они так важны для Космической Платформы. Он ненавидел их так, как никого в жизни. Его наполняла такая ярость, что ему просто не приходило в голову, что при падении или взрыве, который разрушит гироскопы, автоматически погибнет и он сам.

Глава 3

При помощи фонаря и двух зеркал пилот исследовал место под люком, до которого невозможно было добраться никаким инструментом. Джо слышал его доклад на землю по радио.

— Это граната, — холодно говорил он. — Потребовалось время, чтобы установить ее таким образом. Предположительно, корабль был заминирован во время последнего осмотра. Но дело устроено так, что ловушку надо включить, взвести курок при помощи какого-нибудь простого действия в другом месте и позднее. Мы две недели летали с этой гранатой в колодце колеса. Но она скрыта от глаз. Сегодня на том летном поле человек с волосами песочного цвета сунул руку и потянул за веревочку, которую он знал, где найти. Это освободило узел. Граната скатилась, заняв новое положение. Если теперь колесо опустить, чека будет выдернута. Вы можете представить, что произойдет.

Саботаж провернули ловко. Если корабль взорвется через две недели после осмотра, никому и в голову не придет, что бомбу установили так давно. Все решат, что гранату разместили недавно. И никогда не заподозрят человека, который просто сунул руку, потянул за веревочку и привел бомбу в рабочее положение. Дюжины самолетов могут сейчас носить с собой собственную смерть.

Пилот сказал в микрофон:

— Вероятно… — он послушал. — Очень хорошо, сэр.

Отвернувшись, он кивнул второму пилоту, который управлял сейчас самолетом. Тот носился большими, низкими кругами, краем круга едва подходя к дальнему углу поля внизу.

— Нам разрешено прыгать, — кратко сообщил он. — Ты знаешь, где парашюты. Но есть шанс, что я все-таки смогу посадить самолет на брюхо без того, чтобы граната взорвалась. Я собираюсь попробовать.

Второй пилот сердито ответил:

— Я принесу парашют ему, — он указал на Джо и с яростью добавил: — Существуют еще два—три трюка, чтобы дело было вернее. Спроси, следует ли нам сбросить груз перед тем, как мы грохнемся!

Пилот снова поднял микрофон. Поговорил. Послушал.

— Разрешено сбросить груз, чтобы облегчить корабль.

— Я не стану выбрасывать свои ящики, — резко бросил им Джо. — И я останусь, чтобы проследить за тем, чтобы вы тоже их не выкинули! Если вы сможете сесть на этом самолете, то я тоже смогу!

Второй пилот встал со своего места и сердито уставился на него.

— Все, что я могу сдвинуть, летит наружу. Ты мне не поможешь?

Джо прошел за ним через дверь в грузовой отсек.

Помещение оказалось весьма большим и очень холодным. А ящики с Кенморского завода — самым тяжелым грузом. Остальные предметы были легче. Второй пилот пробрался в хвост и потянул рычаг. Открылись огромные изогнутые двери в хвосте самолета. Грохот моторов стал таким оглушительным, что разговаривать стало невозможно. Второй пилот достал пачку цветной бумаги и проверил, что за груз в ящике. Сделал пометку о проверке и начал толкать ящик к дверям.

На таком близком расстоянии от земли самолет рыскал. Выпихнуть массивный ящик через дверь так, чтобы он пролетел тысячу футов к пескам пустыни, казалось небезопасным. Кроме того, это скучная операция. Но Джо помогал. Они подтащили ящик к дверям и вытолкнули его. Тот, крутясь, полетел вниз. Второй пилот, вцепившись в раму двери, смотрел, как он приземлится. Потом выбрал другой ящик. Сверился с бумагами. Затем следующий. Джо помогал. Они подтаскивали ящики к дверям и роняли их в пустоту. Самолет продолжал летать кругами. Пустыня, видимая сквозь двери, казалось, неслась назад, затем наклонялась и снова начинала уноситься назад. Работа была тяжелой. Но все же второй пилот проверял каждый груз перед тем, как сбросить его.

Обшитый металлом ящик. Какой-то механизм, различимый сквозь щели. Ящик с обозначением “Приборы. Не кантовать”. Каждый проверяется. Каждый летит вниз тысячу или более футов. Небольшая динамо-машина. То одно, то другое. Ящик с пометкой “Канцелярские принадлежности”. Возможно, там печатные бланки для табельщиков. Но оказалось, что это не так.

Ящик полетел наружу. Самолет с ревом продолжал полет. И внезапно в пустыне внизу возник выброс бело-голубого пламени. Ящик, в котором должно было находиться нечто вроде табелей, содержал что-то взрывчатое. Самолет летел вперед, подпрыгнув от ударной волны взрыва, и Джо заметил кратер, облако кипящего дыма и летящего песка.

В грохоте моторов второй пилот выразился яростно и выразительно. Он тщательно отметил накладную на взорвавшийся груз. Но затем они снова вернулись к работе по сбрасыванию грузов. Они уже вполне сработались как команда. Через несколько минут в трюме не осталось ничего, кроме четырех ящиков с гироскопами. Второй пилот смотрел на них мрачно, и Джо сжал кулаки. Второй пилот закрыл двери, и опять можно было разговаривать.

— Во всяком случае, судно легче, — доложил второй пилот, добравшись до кабины. — Сообщи вниз, что именно взорвалось.

Пилот развернул листок бумаги. Взяв микрофон в точности так же, как кто-нибудь другой брал бы трубку межофисного телефона, он сообщил номер накладной и описание груза, в котором оказалась еще одна бомба. Самолет, несущий управляющие гироскопы, был заминирован — возможно, как и многие другие корабли. В него погрузили бомбу; и специальный саботажник на частном самолете стрелял ракетами. Управляющие гироскопы были жизненно важными устройствами. Их необходимо установить на Платформе — без них она не взлетит. А для их изготовления и балансировки требуются месяцы. Кто-то сильно постарался, чтобы они не прибыли на место!

— Я сейчас сбрасываю горючее, — сказал пилот в микрофон, — затем захожу для посадки на брюхо.

Самолет полетел по прямой. Он слегка покачивался. При сбрасывании топлива скорость необходимо снизить до ста семидесяти пяти узлов, тогда самолет станет лететь ровно. После сбрасывания нужно еще летать пять минут с открытыми задвижками. И все равно в баках остается топлива на сорок пять минут полета.

Самолет развернулся и направился назад к летному полю. Он медленно снижался все ниже и ниже и начал касаться небольших неровностей грунта. На такой малой высоте скорость его казалась ужасающей.

Второй пилот вспомнил кое о чем. Он быстро прошел в грузовой отсек и вернулся с охапкой одеял. Сбросил их на пол.

— На случай, если эта граната взорвется! — кисло заметил он.

Джо помог ему. За несколько минут до Бутстрапа они выложили пол кабины одеялами. Кучу одеял расположили над тем местом, где находилась граната. Это имело смысл. Мягкий материал, такой как одеяла, поглотит часть ударной силы взрыва. Но пилот считал, что граната может — и не взорваться.

— Держитесь крепче! — резко бросил пилот.

Закрылки были выпущены. Это слегка замедлило скорость. Самолет облегчили, и это помогло. Они проскочили над краем поля на высоте человеческого роста. Джо обнаружил, что конвульсивно сжимает поручень. Он заметил, как аварийная машина отходит от края поля. К линии, по которой двигался самолет, направилась пожарная машина.

Четыре фута над несущимся песком. Три. Пилот отвел штурвал. Выражение его угловатого лица было мрачным и очень жестким. Хвост самолета опустился и проскреб по земле. Машина подпрыгнула. Затем самолет накренился, заскользил, полуразвернулся, а затем мир, казалось, пришел к — концу. Грохот. Удары. Скрежет раздираемого металла. Удары, толчки, скрежет. Затем рев.

Джо выбрался оттуда, куда его отбросило. Ему казалось, что он отклеивает себя, и увидел, что пилот старается подняться, поэтому он схватился за него, чтобы помочь, а второй пилот потащил их обоих. Внезапно все трое оказались на открытом воздухе и со всех ног бросились от корабля.

Рев перешел в резкий грохот. Раздался взрыв. Возникли языки пламени. Трое мужчин, спотыкаясь, бежали. Но и на бегу второй пилот ругался.

— Мы что-то проглядели! — задыхаясь, кричал он.

Джо слышал крещендо взрывов, треск. Послышался еще один глухой взрыв. Но к этому времени он, должно быть, оказался уже достаточно далеко.

Кенмор обернулся, чтобы посмотреть, и увидел чернеющие остатки в окружении ревущего пламени. Пламя было чудовищным. Языки, казалось, вставали до небес — и огня было больше, чем мог бы дать сорокапятиминутный запас топлива. Пока он смотрел, что-то еще взорвалось, а огонь взревел с новой силой. Конечно, в таком жаре тонко настроенные гироскопы выйдут из строя даже в том случае, если не пострадали при ударе. Джо издавал хриплые, бессвязные вопли ярости.

От самолета оставался искореженный скелет, насквозь пробиваемый языками пламени. Рядом остановился аварийный грузовик.

— Кто-нибудь пострадал? Кто-нибудь остался внутри?

Джо качнул головой, не в состоянии говорить от распиравшей его ярости. С ревом подскочила туманообразующая машина — из ее сопел уже сочились ручейки. В ее баках содержалась вода, обработанная так, что при распылении под давлением в четыреста фунтов вода распылялась мельчайшими каплями. Она залила горящий остаток этим тяжелым туманом, в котором утонул бы и человек. Через несколько секунд остались только пар, белый туман и испарения от тлеющих веществ.

Затем послышался рев несущихся по полю мотоциклов, за ними мчалась черная машина. Она затормозила рядом с туманообразующей машиной, затем приблизилась к Джо, который отходил от своей дикой ярости и впал в тяжелую, черную депрессию. Он же отвечал за управляющие гироскопы и их доставку! В том, что случилось, его вины нет, но он не чувствовал себя невиновным. Его задача состояла в том, чтобы доставить гироскопы и установить их на Космической Платформе. Он свою задачу не выполнил.

Черная машина затормозила. В ней находился майор Холт. Джо встречался с ним за полгода до этого. Майор здорово постарел. Он мрачно уставился на пилотов.

— Что произошло? — требовательно спросил он. — Вы сбросили топливо! Что же могло гореть таким образом?

Джо хрипло пробормотал:

— Все было сброшено, кроме управляющих гироскопов. Но они не горят! Они были упакованы на заводе!

Второй пилот внезапно издал невнятный вопль ярости.

— Я понял, — хрипло заявил он. — Я знаю…

— Что? — резко бросил майор Холт.

— Они… установили эту гранату… во время общей инспекции, — второй пилот задыхался, от ярости даже не в состоянии ругаться. — Они… так ее расположили… чтобы любая проблема вызвала падение! А я… включил все огнетушители, когда мы упали! Во всех отсеках! Чтобы заполнить все углекислым газом! Но это был не СО2! Вот оно и горело!

Майор Холт внимательно смотрел на него. Он протянул руку. Кто-то материализовался с ним рядом. Он резко приказал:

— Запечатайте емкости от огнетушителей и отправьте в лабораторию.

— Да, сэр!

Подчиненный бегом направился к обломкам. Майор Холт холодно заметил:

— Это что-то новенькое. Нам следовало бы об этом подумать. Вы, двое, приведите себя в порядок и затем прибудьте в офис охранников в Ангаре.

Пилот со вторым пилотом повернулись, чтобы идти. Джо двинулся было следом, но тут услышал слегка дрожащий голос Салли:

— Джо! Поехали с нами, пожалуйста!

Джо не заметил ее сразу, но она оказалась в машине. Бледная, глаза широко раскрыты, испуганные. Джо неловко проговорил:

— Со мной будет все в порядке. Я хочу посмотреть на те ящики…

Майор Холт кратко сказал:

— Они охраняются. Пока все не будет сфотографировано, ничего нельзя трогать. И мне в любом случае нужен твой доклад. Поехали!

Джо осмотрелся. Мотоциклы были оставлены, и вокруг дымящихся обломков уже стояли вооруженные охранники, мрачно наблюдавшие за работниками туманообразующей машины, выискивавшими последние искры и язычки пламени. Было ясно, что теперь уже никто не приближался к обломкам. К краю поля возвращались чьи-то фигуры. Оказавшиеся поблизости гражданские вместе с дежурными механиками подошли посмотреть на обломки. Но охранники были начеку. К обломкам никого не пускали. Зрители расходились по своим местам.

— Пожалуйста, Джо! — с дрожью в голосе проговорила Салли.

С безотрадным ощущением Джо полез в машину. Как только он уселся, та двинулась. Она понеслась по полю, бибикнула, вышла на шоссе к городу, затем резко свернула налево, на широкую белую магистраль, идущую от города в пустыню.

Но не совсем в пустыню. Далеко на горизонте вставала огромная полусфера. Машина с гудением шла к ней, шины звенели. А Джо смотрел на Ангар и чувствовал стыд, потому что это был дом Космической Платформы, а он не смог привезти ей деталь, за которую отвечал только он.

Салли облизнула губы. Она достала небольшую коробочку. Открыла ее. Там были бинты и всевозможные пузырьки.

— У меня есть аптечка скорой помощи, Джо, — с дрожью сказала она. — Ты обожжен. Дай мне обработать хотя бы самые худшие ожоги!

Джо посмотрел на себя. Один рукав куртки обуглился. Волосы опалены. Штанина обгорела вокруг лодыжки. Как только он это заметил, ожоги заболели.

Майор Холт смотрел, как девушка наносит мазь на обожженную кожу. Он не проявлял никаких эмоций.

— Расскажи мне, что произошло, — приказал он. — Все, что было!

Рассказывать было, как казалось, почти нечего, но Джо смело стал говорить. Огромная металлическая полусфера становилась все больше и больше, но, казалось, не становилась ближе. Салли работала с его травмами. Они догнали конвой грузовиков, и машина гудела, объезжая и обгоняя их. Однажды они встретили конвой пустых машин, возвращающихся в Бутстрап. Один раз обогнали автобус. Машина шла дальше.

Джо мрачно подытожил:

— Пилоты делали все, что возможно. Даже проверяли груз, который сбрасывался. Мы доложили о ящике, который взорвался.

Майор Холт непреклонно заметил:

— Таковы были их приказы. В каком-то смысле даже из этой катастрофы мы извлекли кое-какую пользу. Пилоты, вероятно, правы насчет того, что самолет был заминирован после последней проверки и мины были взведены позже. Я немедленно прикажу провести инспекцию, и мы посмотрим, сможем ли мы определить, как это делалось.

— Есть еще тот человек, который, как ты считаешь, взвел мину. Приказ о его аресте отправлен. Я сказал своему секретарю. И… гм… Это дело, насчет СО2…

— Этого я не понял, — с беспокойством сообщил Джо.

— На самолетах располагаются емкости с углекислым газом, чтобы тушить огонь, — нетерпеливо пояснил майор. — При возгорании в полете на панели управления загорается красныйпредупредительный огонек, который указывает, где горит. Пилот поворачивает рычаг, и СО2 заполняет отсек, туша огонь. Когда этот самолет садился на брюхо, пилот — согласно приказам — заполнил все отсеки углекислым газом. Только это был не углекислый газ.

— О нет! — в ужасе воскликнула Салли.

— Емкости для углекислого газа были наполнены или горючим, или взрывчатым газом, — непреклонно заявил ее отец. — Вместо того чтобы сделать процесс горения невозможным, они его поддержали. Теперь нам нужно быть начеку и насчет этого трюка тоже.

Джо был слишком расстроен, чтобы ощущать вообще какие бы то ни было эмоции, кроме жестокой депрессии и еще более жестокой ненависти к тем, кто готов был совершить любое преступление — и уже совершил большинство из них — в попытках уничтожить Платформу.

Содержавший ее Ангар все рос на фоне неба. Он становился огромным. Он становился чудовищным. Он становился невероятным. Но Джо чуть не расплакался, когда машина подъехала к угловатому трехэтажному строению, построенному в основании Ангара. С воздуха это приличных размеров здание выглядело просто песчинкой. Машина остановилась. Они вышли. Часовой отдал салют, когда майор Холт повел всех внутрь. Джо с Салли следовали за ним.

Майор Холт обратился к сидевшему за столом человеку в форме:

— Раздобудьте какую-нибудь одежду для этого парня. Обеспечьте ему дальнюю телефонную связь с Компанией Прецизионного Оборудования Кенмора. Дайте ему поговорить. Потом снова приведите ко мне.

Он исчез. Салли попыталась улыбнуться Джо. Она все еще была очень бледной.

— Таков папа, Джо. Он желает добра, но он не сердечен. Я была у него в офисе, когда пришел доклад о саботаже в твоем самолете. Мы выехали в Бутстрап. По дороге увидели первый взрыв. Я… подумала, что это твой самолет, — она слегка вздрогнула. — Я знала, что ты на борту. Это было… плохо, Джо.

Она была очень напугана. Джо хотел ободряюще хлопнуть ее по спине, но внезапно осознал, что это неуместно. Так что он грубовато заметил:

— Со мной все в порядке.

Он прошел за человеком в форме. Начал выбираться из своей обугленной и разодранной одежды. Сержант принес ему другую, и он оделся. Он как раз перекладывал свое личное имущество в новые карманы, когда сержант появился снова.

— Кенморский завод на линии, сэр.

Джо подошел к телефону. По пути он обнаружил, что по причине кувыркания во время падения самолета все тело у него болит.

Он поговорил со своим отцом.

Позже Кенмор осознал, что это был какой-то странный разговор. Он чувствовал себя виноватым, потому что погибла работа, на которую ушло восемь месяцев и которую он сопровождал к месту назначения. Он сказал об этом отцу. Но отца, казалось, это не взволновало. По крайней мере, совсем не так, как должно бы. Отец задавал вопросы о самом Джо. Если у него травмы, то серьезные ли? В каких местах? Джо поражался тому, что отец, по-видимому, считал все эти темы более важными, чем управляющие гироскопы. Но он ответил на вопросы, точно обрисовал ситуацию и также выразил отчаянную надежду на то, что гироскопы все же можно еще будет починить. Отец дал ему несколько советов.

Когда он вышел, Салли ждала его. Она провела его в офис отца и представила секретарше. По сравнению с Салли эта женщина выглядела необычайно просто. У нее было скорбное выражение лица. Но она казалась очень деловитой.

Джо тщательно объяснил, что отец дал ему указание разыскать Шефа Бендера, работавшего где-то здесь, потому что он был одним из немногих, оставивших завод Кенмора, чтобы поработать в другом месте. Бендер — хороший специалист. Вместе с шефом он мог бы оценить нанесенные гироскопам повреждения.

Майор Холт слушал. Он был и военным, и клерком, и изнуренным, и немногословным, и усталым. Джо знал Салли и, следовательно, ее отца все свою жизнь, но с майором расслабиться было непросто. Майор проговорил несколько слов в пространство, и грустно выглядевшая секретарша тут же выписала Джо пропуск. Майор Холт отдавал резкие приказы по телефону и задавал вопросы, и Салли сказала:

— Я знаю. Я отведу его туда. Я знаю, где там что.

Выражение лица ее отца не изменилось. Он просто включил Салли, отдавая приказы по телефону. Повесил трубку и кратко сообщил:

— Самолет осмотрят и разберут, как только будет возможно. К тому времени, когда ты найдешь своего человека, наверное, сможешь осмотреть и ящики. Я обеспечу разрешение.

Секретарша достала из ящика стола необходимые для заполнения формы и дала ему на подпись. Салли потянула Джо за рукав. Они вышли.

Когда они оказалась снаружи, она заметила:

— Нет смысла препираться с моим отцом, Джо. У него ужасная работа, и он постоянно о ней думает. Он тоже ненавидит свою должность офицера безопасности. Это неблагодарная работа — ни один офицер секьюрити не вырастает старше майора. Его способности никогда не проявляются. То, что он делает, никто не замечает, кроме тех случаев, когда он терпит провал. Поэтому он огорчен. У него есть эта бедная мисс Росс — эта секретарша, ты знаешь, — и она просто слушает его указания и записывает их. Иногда он целыми днями не обращается к ней непосредственно. Но на самом деле все очень плохо! Это похоже на войну, когда нет врага, с которым можно было бы сразиться, кроме шпионов! А что они творят! Говорят, они как-то заминировали попавший в аварию грузовик, чтобы взорвались те люди, которые придут на помощь!

Она провела его в офис с дверью, открывавшейся прямо в Ангар. Несмотря на горечь своего положения, Джо ощущал мрачное стремление увидеть его изнутри. Но Салли еще нужно было идентифицировать его как Джо Кенмора, прибывшего по приказу ее отца. У него сняли отпечатки пальцев и на мгновение поставили перед рентгеновским аппаратом. Затем девушка провела его через дверь, и он оказался в Ангаре, где строилась Космическая Платформа.

Это была огромная пещера, крытая металлом на ажурных балочных перекрытиях, полная звуков и всевозможных конструкций. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы только начать воспринимать то, что он видел и слышал. В середине Ангар был высотой в пятьсот футов, и все это было открытое пространство без единой колонны или перекрытия. По краям горели дуговые прожектора, а где-то высоко наверху располагались стеклянные полосы, сквозь которые внутрь попадал бледный свет. Отовсюду слышалось множество звуков, отдававшихся звенящим эхом.

Работали заклепочные молотки, рычали передвигавшиеся повсюду грузовики, сухо трещали сварочные аппараты. Но огни сварки выглядели не ярче болотных огоньков, сине-белые и необычные на фоне всей массы сооружения, которое строилось.

Однако незаконченная Космическая Платформа различалась глазом не очень четко. Ее окружал какой-то туман, что-то вроде ореола, который отчасти объяснялся окружающими ее лесами. Но Джо смотрел на нее с такими эмоциями, которые заглушали даже его болезненные ощущение разочарования и стыда.

Платформа была гигантской, размерами с океанский лайнер. Она имела странную форму. Закрытое хрупкой системой лесов, виднелось блестящее покрытие выступающих частей, и оно неравномерно поднималось вверх, следуя странному принципу, и дальше над ним висели перекрытия, которые сами ярко сверкали в огне множества дуговых прожекторов. И они шли вверх и вверх до самой крыши Ангара. Платформа выглядела неуклюжей, пребывая под полой металлической полусферой, которая сама могла бы сойти за небо. Платформа имела более трехсот футов высоты, и на голых блестящих перекрытиях верхней части работали люди. И эти люди казались не более чем песчинками. В дальнем конце Ангара тоже работали люди, и они тоже казались не более чем пляшущими пылинками. И Ангар, и Платформа были чудовищными!

Джо заметил, что Салли смотрит на него. В ее глазах, казалось, затаилась гордость. Он сделал глубокий вздох. Она сказала:

— Пошли.

Они двинулись через целые акры пола, аккуратно мощенного блестящими деревянными блоками. Шли к объекту, который поможет человечеству сделать первый шаг к звездам. Когда они вышли на середину, большой шестнадцатиколесный тягач с прицепом, пятясь, выбирался из промежутка в ажурной путанице лесов. Он неловко развернулся, осторожно объехал леса и направился к боковой стене Ангара. Часть стены — с виду не больше кроличьей норы — поднялась внутрь наподобие клапана, и шестнадцатиколесник выехал на ослепительный солнечный свет. За ним поспешили еще четыре грузовика. Другие грузовики въехали внутрь. Секция стены закрылась.

Стоял запах выхлопов, горячего металла и озона от электрических искр. Это был тот запах, из-за которого человек может вдруг загрустить по дому, — запах металла, обрабатываемого человеком. Джо шел, как во сне, Салли рядом довольно молчала, пока леса, выглядевшие до этого как вуаль, не превратились в сетку, и он увидел проходы.

Они вошли в один из таких туннелей. Над ними нависала вся огромность Платформы. Здесь, в лабиринте поддерживающих леса колонн, урчали грузовики. Некоторые из них перевозили уже загруженные клетки, которые готовы были подхватить подъемники. Крановые захваты опускались вниз, крепко защелкивались на клетках, и те поднимались, исчезая из виду. Где-то работал дизельный мотор, и человек стоял и смотрел вверх, подавая сигналы руками, и дизель корректировал свою работу согласно его сигналам. Затем несколько пустых клеток с лязгом опустились в кузов ожидающего грузовика. Кто-то отцепил крюки, грузовик взревел и уехал.

Салли обратилась к занятому человеку с бэйджем на повязке у плеча. Он тщательно рассмотрел пропуска, которые она принесла, для пущей уверенности пользуясь фонариком. Затем провел их к колодцу, по которому проходили тали. Там было очень шумно. Где-то над головой грохотал заклепочный пистолет, и пластины покрытия Платформы звенели при этом, и эхо визжало, и для Джо этот бедлам казался просто музыкой. Мужчина с повязкой на рукаве заорал в микрофон телефона, и вниз спустилась клетка на талях, Джо с Салли шагнули на нее. Джо крепко взял Салли за плечо, и клетка взвилась вверх.

Огромность Ангара и Платформы становилась еще более явной по мере того, как клетка с ускорением возносилась к крыше. Пространство пола, казалось, расширялось. Паутинообразные стропила лесов неслись вниз. У боковой стены строились какие-то устройства. Джо заметил, как мимо этих загадочных объектов движется автотягач. Это был крошечный тягач, не более четырех футов высотой, с двенадцатидюймовыми колесами. Он тащил за собой плоские металлические пластины с загнутыми вверх краями. Они ехали по полу наподобие санок. Таинственные грузы перевозились на этих пластинах, и тягач остановился у массы скрепляемых вместе стальных труб и начал разгружать пластины.

Затем подъемник внезапно замедлился, и Салли слегка вздрогнула. Подъемник остановился.

Здесь — на высоте в две сотни футов — бригада сварщиков работала над внешней оболочкой Платформы. Здесь контур закруглялся внутрь, так что образовалось большое плоское пространство, параллельное земле. За ним зиял огромный провал. Хотя балки шли еще выше, покрытие здесь пока кончалось. Этот провал, как предположил Джо, станет в конце концов дверью воздушного шлюза, а плоская поверхность предназначена для того, чтобы тендерные ракеты прицеплялись к ней магнитами. Когда с Земли придет ракета с припасами, или со сменной командой для Платформы, или с топливом, которое будет запасаться для исследовательского корабля, она пристанет здесь и затем понемногу станет продвигаться к шлюзу…

Бригада сварщиков состояла из полудюжины мужчин. Им бы работать, но двое, бросив инструменты, дико мутузили друг друга. Один был высоким и тощим, с морщинистым, искаженным непереносимой яростью лицом. Другой — приземистый, смуглый, с отчаянным выражением на лице. Третий мужчина откладывал свою сварочную горелку — он аккуратно выключил ее перед этим — с намерением вмешаться. Еще один мужчина смотрел, разинув рот. И еще один взбирался по лестнице с нижнего уровня лесов.

Джо переложил руку Салли на вертикальный трос, инстинктивно освобождаясь для действий.

Тощий мужчина нанес ужасающий удар. Он попал, но приземистый устоял. На мгновение Джо ясно увидел его лицо. Но выражение не было яростью. Нет, лицо человека как отчаянного, так и отчаявшегося.

Затем тощий поскользнулся. Он потерял равновесие, и кулак коренастого попал в него. Тощий полетел назад.

Салли взвизгнула. Тощий едва балансировал на краю плоского пространства. Позади него покрытие уклоном шло вниз. Дальше зиял провал в две сотни футов вниз, до земли, сквозь лабиринт стальных труб лесов. Если бы он сделал хотя бы еще шаг назад, то неизбежно оказался бы на наклонной поверхности, на которой нипочем не смог бы удержаться.

Он сделал этот шаг. Лицо коренастого внезапно застыло от ужаса. Тощий конвульсивно напрягся. Он не мог остановиться. Он знал это. Он съедет назад, через край, и упадет. Может быть, он сможет дотянуться до лесов. Но они его не остановят. Они лишь закрутят его тело, пока оно будет падать, снова и снова задевать леса.

Смотреть, как этот тощий человек пятится к своей смерти, — это был ужас, показываемый как бы в замедленной съемке.

Затем Джо прыгнул.

Глава 4

На мгновение, еще находясь в воздухе, Джо совсем не к месту осознал все шумы Ангара. Темный потолок с балками все еще в трехстах футах над ним. Выступающая, изгибающаяся, блестящая поверхность внизу. Потом он ударился. Он приземлился рядом с тощим мужчиной, вытянув левую руку, чтобы разделить с ним момент движения. Если бы он был один, то у него хватило бы инерции, чтобы перенести человека через край пропасти, куда тот уже начал съезжать. Но теперь он поделился моментом инерции. Они вместе упали вперед. Их руки располагались на плоской поверхности, а тела свисали. Ощущение силы гравитации, тянущей их в сторону и вниз, было чистым кошмаром.

Но затем, когда внутренности Джо болезненно сжимались, тот же коренастый мужчина, который сшиб тощего, начал отчаянно вытягивать их обоих на безопасное место.

Затем тянули уже двое. Лицо коренастого посерело. Его ужас доказывал, что он не задумывал убийства. Мужчина, отложивший свою сварочную горелку, тянул. Тот, который забирался по лестнице, навалился всем весом, чтобы вытащить их на место, где они могли бы обрести опору для ног. Они выбрались на безопасное место. Джо поднялся на ноги, но в верхней части живота у него осталось неприятное ощущение. Коренастого внезапно начало ужасно трясти. Тощий с яростью приблизился к нему.

— Я не собирался убивать тебя, Хейни! — задыхаясь, говорил смуглый.

Тощий резко бросил ему:

— Ладно. Не собирался. Но теперь давай! Закончим это…

Он наступал на рабочего, который чуть не стал причиной его смерти. Но тот опустил руки.

— Я больше не дерусь, — хрипло сказал он. — Не здесь. Если ты убьешь меня, то ладно. Я не дерусь.

Тощий мужчина — Хейни — зарычал на него.

— Вечером, значит, в Бутстрапе. Теперь возвращаемся к работе!

Коренастый подобрал свои инструменты. Его трясло. Хейни повернулся к Джо и нелюбезно заметил:

— Весьма обязан. Что здесь у вас?

Джо все еще чувствовал тошноту. Воодушевление редко возникает после того, как кто-то рискует своей жизнью ради кого-то другого. Он чуть не пролетел две сотни футов до пола Ангара вместе с Хейни. Но он глотнул.

— Я ищу Шефа Бендера. Вы — Хейни? Бригадир?

— Главарь банды, — ответил Хейни. Он посмотрел на Джо, затем на Салли, которая конвульсивно вцепилась в вертикальный трос, на который Джо переложил ее руку. Глаза у нее были зажмурены. — Да, — сказал Хейни. — Шеф взял сегодня отгул. Что-то в стиле индейцев могавков. Похороны, может быть. Хочешь, чтобы я ему что-нибудь передал? Я увижусь с ним, когда сменюсь.

Где-то на этой части Платформы возникло непонятное движение. Крошечная фигура выбралась из провала, который в свое время станет воздушным шлюзом. Джо даже не взглянул туда. Он неловко проговорил:

— Просто скажите ему, что Джо Кенмор в городе и нуждается в нем. Он вспомнит меня, я думаю. Вечером я постараюсь его найти.

— Ладно, — ответил Хейни.

Джо перевел глаза на крошечную фигуру, появившуюся из-за обшивки. Это был карлик в мешковатой, запятнанной рабочей одежде, как и остальные мужчины здесь. Миниатюрный защитный щиток для сварки он откинул назад. Джо, конечно, мог догадываться о роде его занятий. Всегда существуют уголки, куда человек нормальных размеров не пролезет, чтобы вогнать заклепку или сварить сочленение. Наверняка есть места, которые мог бы осмотреть только человек крошечных размеров. Карлик посмотрел на Джо без всякого выражения.

Джо повернулся к подъемнику, чтобы снова спуститься. Хейни помахал ему рукой. Карлик важно поднял руку в виде салюта.

Подъемник двинулся вниз по шахте. Салли открыла глаза.

— Ты… спас жизнь этого человека, Джо, — нетвердо проговорила она. — Но ты перепугал меня до смерти.

Джо попытался проигнорировать это замечание, но он все еще ощущал под собой наклон металла и провал в две сотни футов. Это было кошмарное ощущение.

— Я ни о чем не думал, — неловко пробормотал он. — Конечно, так делать — это сумасшествие. К счастью, оно сработало.

Салли взглянула на него. Подъемник все еще быстро опускался. Уровни лесов неслись мимо них вверх. Если бы Джо соскользнул с того загибающегося вниз металла, он бы пролетел мимо всего этого. Думать об этом было неприятно. Он снова сглотнул. Затем подъемник притормозил. Остановился. С каким-то ощущением абсурдности он помог Салли ступить на твердую землю.

— М-м… мне кажется, — заметила Салли, — будто ты решил заставить меня увидеть, как кто-нибудь погибнет. Джо, ты не мог бы некоторое время вести не такую рискованную жизнь? Пока я рядом?

Джо удалось ухмыльнуться. Но он все еще чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я ничего не смогу сделать, пока не осмотрю самолет, — заметил он, меняя тему, — и Шефа раньше вечера не найду. Может, мы совершим небольшую экскурсию?

Она кивнула. Они вышли из-под сложных конструкций, поддерживавших Платформу. Салли указала на боковую стену.

— Пошли посмотрим толкатели. Они восхитительны! Снова бросилась в глаза огромные пространства Ангара.

На высоте вдоль загибающейся стены проходил узкий мостик. Кто-то, опираясь на перила, осматривал внутренность Ангара. Скорее всего, это охранник. Кулачную драку на Платформе, может быть, видели, а может, и нет. Человек на мостике выглядел не более чем точкой, и Джо пришло в голову, что высоко на внешней оболочке должны находиться и другие посты наблюдения, откуда можно было бы осматривать залитую солнцем пустыню, выискивая признаки опасности.

Но он обернулся и с тоской посмотрел на чудовищный объект, покрытый туманом лесов. Поначалу он не мог уяснить себе его форму. Тот отчасти походил на яйцо, но на самом деле не походил ни на что такое, чему можно было бы придумать название. По сути дела, он не походил ни на что в мире, кроме как на самого себя. И когда он окажется в космосе, на Земле не останется ничего ему подобного.

В какой-то мере это будет мир в себе, независимый от Земли, которая его построила. Там будут резервуары для гидропоники, где будут выращиваться растения для очистки воздуха и для питания команды. Там будут телескопы, при помощи которых люди смогут изучать звезды так, как они никогда не могли изучать их со дна земного океана турбулентного воздуха. Но этот мир будет служить Земле.

Там будут передатчики. Они станут принимать микроволновые сообщения и передавать их к местам назначения, расположенным за изгибом Земли, либо же будут записывать их и передавать на другую сторону планеты час—два спустя.

Платформа станет хранилищем топлива, при помощи которого люди вскоре полетят к звездам и в пустоту космоса для проведения ядерных экспериментов, которые нельзя проводить на Земле. В конце концов Платформа будет вооружена смертоносными ядерными ракетами, с которыми не сможет поспорить ни одна нация. И таким образом Космическая Платформа станет хранить мир на Земле.

Но она не смогла воспитать у людей добрую волю.

Салли все шла и шла. Они добрались до таинственных объектов, которые строились вдоль половины боковой стены Ангара. Простые по дизайну и не слишком большие. Первые из них представляли собой просто систему металлических труб, которую строители намертво сваривали вместе. Они были не больше… скажем… половины шестикомнатного дома. Немного дальше они заполнялись сложной системой резервуаров и соединений, а еще дальше — там сейчас как раз находился грузовик, и подъемник переносил массивный предмет. Огромные двигатели вставлялись в предназначенные для них места. Затем объекты покрывались металлической оболочкой.

На самом конце этой линии сборки кран грузил готовый объект на трейлер. Когда объект оказался в воздухе, Джо понял, что это такое. Их можно было бы назвать реактивными самолетами, по типу они отличались от всех когда-нибудь ранее существовавших. Больше всего они смахивали на жука. Они ни для чего больше, по идее, не годились, кроме как для завершающего этапа операции “Ступенька”. Сотни этих неуклюжих объектов соберутся вокруг Платформы, наподобие роя пчел. При помощи своих реактивных двигателей они станут толкать ее вверх. Они поднимут ее с основания, на котором она построена. Таща, напрягаясь, задыхаясь, они вытащат ее из Ангара. Но их работа на этом не закончится. Держа на весу, они понесут ее на восток, без усилий поднимая. Они пронесут ее настолько далеко и быстро, насколько хватит силы их двигателей. Затем наступит очередь последнего яростного толчка, который обеспечат укрупненные ракетные стартовые ускорители, встроенные отдельно в каждый толкатель, когда они все одновременно вступят в действие.

В конце концов эти неуклюжие объекты отвалятся и беспорядочно полетят на землю, в то время как собственные ракеты Платформы включат свои двигатели с выхлопом длиной в милю — и она направится вверх, в пустоту.

Но ни изготовление толкателей, ни какая-либо другая деятельность, идущая в Ангаре, не будет иметь никакого смысла, если содержимое четырех ящиков среди обломков самолета нельзя спасти и снова привести в рабочее состояние.

Джо проговорил с беспокойством:

— Я хочу все это осмотреть, Салли, но, может быть, все, что я делаю, — бесполезно, потому что мне нужно узнать, что случилось с гироскопами, которые я сюда вез!

Салли ничего не ответила. Она повернулась, и они двинулись по долгому, долгому пространству пола из деревянных блоков к двери, через которую входили. И теперь, когда Джо увидел Космическую Платформу, к нему вернулось его ощущение вины и подавленности. Оно казалось непереносимым. Они прошли сквозь охраняемую дверь, Салли сдала пропуск, а Джо снова тщательно проверили перед тем, как пропустить.

Затем Салли заметила:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я путалась у тебя под ногами, не правда ли?

Джо честно ответил:

— Дело не совсем в этом, Салли, но если приборы действительно разбиты, то… лучше бы меня никто не видел. Не сердись, пожалуйста, но…

Салли тихо сказала:

— Я понимаю. Я найду кого-нибудь, кто тебя подвезет.

Она исчезла, затем вернулась с мужчиной в форме, который вез майора Холта. Девушка на мгновение положила руку на предплечье Джо.

— Если дело действительно плохо, Джо, скажи мне. Ты же не станешь плакать, но я поплачу за тебя, — она взглядом искала его глаза. — В самом деле, Джо!

Он слабо ухмыльнулся и пошел к машине.

На пути к летному полю он чувствовал себя плохо. Поле находилось милях в двадцати от Ангара, и Джо боялся того, что должен увидеть. Черная машина быстро поглощала расстояние. Она свернула с белой магистрали направо на короткую изогнутую подъездную дорожку — и прибыла на поле.

Там и находилось то, что осталось от транспортного самолета, — все еще на том же месте, где он разбился и сгорел. Вокруг все еще стояла вооруженная охрана, но люди уже работали с обломками, разрезая их на части горелками. Частично обломки уже были разъединены.

Джо прошел к остаткам четырех ящиков.

Самый большой из них был скособочен силой удара или взрыва — Джо не знал, чего именно. Самый маленький представлял собой искореженную массу древесного угля. Джо, глотнув, принялся за них при помощи позаимствованных инструментов.

Управляющие гироскопы Космической Платформы должны обеспечивать вращающий момент, который бы заставил главные гироскопы поворачивать Платформу в любое желаемое положение или же держать ее абсолютно неподвижно. Они должны были функционировать в качестве рулевого устройства при взлете и сохранили бы свое полезное значение и в космосе. Если бы потребовалось сфотографировать звезды, то важно, чтобы во время экспозиции Платформа оставалось совершенно неподвижной. Если нужно выпустить управляемую ракету, то она должна вылетать в нужном направлении, и для этого нужны управляющие гироскопы. И чтобы повернуться для приема прибывающей с Земли ракеты…

Управляющие гироскопы представляли собой “рулевое колесо” Космической Платформы. Они должны быть совершенными! Даже при взлете от них зависело все. Без них Платформа и надеяться не могла достичь орбиты.

Джо отковыривал обугленные планки, открывал обгоревшее дерево. Он снимал превращенные в уголь обертки — некоторые не нужно было даже снимать, они рассыпались от прикосновения — и через двадцать минут уже представлял себе всю картину. Муфты, соединяющие управляющие и основные гироскопы, подверглись нагреву до красного каления, закалка стали пропала; их размеры изменились. Но это было не так ужасно. Серьезно, но не трагично.

Трагедию представляли сами гироскопы. Вся работа Платформы зависела от абсолютной точности их изготовления и идеальной уравновешенности. А маховики оказались сбиты на сторону, оси погнуты. Если устройство зазубрено и погнуто, то никакой точности от него не жди. С потерей прецизионности устройство становится бесполезным. А ведь только для того, чтобы добиться идеальной балансировки, потребовалось четыре месяца!

Это самое точное устройство, когда-либо изготовленное на Земле. Оно было уравновешено с точностью до микрограмма — до миллионной части веса трех таблеток аспирина. Гироскопам положено вращаться со скоростью в 40 000 оборотов в минуту. Значит, их нужно идеально уравновесить, иначе устройство начнет вибрировать. А при любых биениях устройство или разнесет себя в куски, или, если это ему не удастся, по всему веществу Платформы будет рассылать разрушительные звуковые волны. Если оно будет вибрировать с амплитудой даже в долю десятитысячной дюйма, то начнет изнашиваться, отчего вибрация усилится, возможно, разрушая себя и Платформу. Устройство нуждалось в точности, с которой делают линзы для астрономических телескопов! Но оно было погнуто. Оно стало таким же бесполезным, как если бы его и не делали.

Джо чувствовал себя так, как чувствовал бы человек, отвечавший за зеркало самого большого телескопа на земле, если бы оно разбилось. Как если бы сгорела самая бесценная картина в мире, находившаяся под его ответственностью. Но он чувствовал себя еще хуже. Его это была вина или нет — а это была не его вина, — но устройство уничтожено.

Подкатил грузовик, который остановили охранники. После разговора охранник его пропустил. От ангаров приехал небольшой кран. Обычно он использовался для перемещения моторов самолетов. Теперь же прибыл, чтобы подобрать бесполезные куски оборудования, над которым непрестанно в течение восьми календарных месяцев работали лучшие работники и лучшие мозги Компании Прецизионного Оборудования Кенмора. Теперь оно превратилось в металлолом.

Джо смотрел, окаменев от огорчения, как стрела крана заняла положение над когда-то драгоценными предметами. Рабочие приподняли тяжелые объекты, подвели под них планки и приладили тросы. День уже клонился к вечеру. Длинные тени зашевелились, когда моторы крана взревели, слабина тросов была выбрана, и первый из четырех обугленных предметов поднялся и закачался, медленно вращаясь, переносясь к прибывшему из Ангара грузовику.

Джо застыл, глядя на него. Он стал смотреть на второй ящик. Третий не вращался. Он просто раскачивался. Но четвертый… Тросы, идущие к стреле крана, перекрутились. Когда самый большой из четырех ящиков приподнялся, он выпрямил тросы. И стал крутиться. Крутился все быстрее и быстрее, а затем все медленнее и медленнее, и остановился, и начал крутиться в другую сторону.

Затем Джо перевел дыхание. Ему казалось, что он не дышал несколько минут. Большой ящик не был сбалансирован. Он вращался. Он не вибрировал. Он вращался вокруг собственного центра тяжести, который был безошибочно определен гибкой подвеской.

Он смотрел, как ящик погрузили в грузовик. Затем на негнущихся ногах Джо подошел к водителю машины, которая его сюда привезла.

— Все в порядке, — сказал он, поразившись собственным словам. — Я вернусь в Ангар вместе с оборудованием, которое привез. Оно не слишком пострадало. Я смогу его починить с одним или двумя помощниками, которых найду там же. Но мне не хотелось бы, чтобы с оборудованием еще что-нибудь произошло!

Так что он поехал обратно в Ангар, устроившись в кузове грузовика, который вез ящики. Пока он ехал, солнце село. Джо был измазан и растрепан. В носу першило от запаха обгорелого дерева, жженой изоляции и паленой упаковки. Но все же ему хотелось петь.

Ему пришло в голову, что следует послать Салли сообщение о том, что ей нет необходимости рыдать вместо него. Он чувствовал себя прекрасно! Теперь он знал, как выполнить работу, которая даст Космической Платформе возможность взлететь! Он скажет ей об этом при первой возможности.

Это было очень ценно — чувствовать себя ожившим.

Глава 5

Не было таких людей, кто относился бы к Космической Платформе безразлично. Для Джо и для великого множества таких же людей, как он, она являлась мечтой, давно и упрямо лелеемой, которая претворялась в реальность. Для одних она представлялась перспективой мира и надеждой на спокойную жизнь: дети, внуки и безоблачный взгляд на будущее. Некоторые ревностно молились об успехе этого предприятия, хотя и не принимали в нем участия. И, конечно же, имелись такие люди, которые добились власти и не могли держаться на своих постах, не применяя насилие. Эти люди понимали, какую угрозу несет Платформа их виду. Потому что, едва установится мир во всем мире, их перебьют те, кем они правили. Из-за того-то они и посылали мрачных отчаянных людей, чтобы те любой ценой разрушили Платформу. Они были готовы платить за это или совершить любое преступление, чтобы только уничтожить Космическую Платформу и нормой жизни на Земле по-прежнему оставался бы беспорядок.

И имелись люди, которые занимались ее постройкой.

С такими Джо тем вечером ехал на автобусе в Бутстрап. Сменилась средняя смена — с двух до десяти вечера. Множество автобусов катили от небольшого городка в двадцати милях — процессия парных огней в темноте. Они заезжали на остановку, где выпускали позднюю смену — с десяти до шести. Охрана ее осматривала и пропускала в Ангар. Затем пустые автобусы двигались туда, где их ждал Джо вместе с освободившейся сменой.

Автобусы останавливались и открывали двери. Ожидавшие их люди врывались внутрь, энергично толкаясь, перекликаясь и стремясь занять места или же просто позволяя внести себя вместе с толпой. Тот автобус, в котором оказался Джо, за секунду оказался набитым до отказа. Джо, держась за поручень, ничего не замечал вокруг. Он погрузился в размышления, как отремонтировать управляющие гироскопы. Моторы заменить легко. Он поначалу отчаялся, думая, что устройство должно работать целиком: иначе невозможно достичь абсолютной точности, которая так жизненно важна. Каждый из гироскопов имел четыре фута в диаметре и весил пятьсот фунтов. Каждый вращался со скоростью в сорок тысяч оборотов в минуту. Их нужно было изготавливать из особой стали, чтобы они не разлетелись от центробежной силы. Каждый был покрыт иридием, чтобы не возникало ни пятнышка ржавчины. Она может вывести гироскоп из равновесия. Если ось и держатели не будут отцентрированы точно по центру тяжести маховиков, то пять сотен фунтов стали, неуравновешенные на сорока тысячах оборотов в минуту, могут натворить черт знает что. Гироскопы могут буквально разнести саму Платформу. И “точно по центру тяжести” означает именно “точно”. Ось не должна отклониться от центра на тысячную дюйма. Точность должна быть абсолютной.

Радуясь решению, которое он нашел, Джо висел на поручне и смотрел, как отходит другой автобус, скрежеща коробкой передач. Он вышел на магистраль и покатил дальше. За ним последовал другой, потом еще один. Автобус Джо пристроился в линию вслед за ними. Они последовали к Бутстрапу длинной линией машин с зажженными фарами, идущими одна за другой.

Снаружи было темно. Ангар располагался в двадцати милях от города, где его рабочая сила спала, ела и веселилась. Это было сделано ради безопасности. Одна смена уходила, проходила контроль охраны, и в это время Ангар пустовал, лишь офицеры-секьюрити шныряли по нему в поисках неприятностей. Иногда они их и находили. Приходящая смена тоже проходила контроль охраны. Никто не мог попасть в Ангар без идентификации. Стадия бэйджей с фотографиями давно уже стал пройденным этапом на строительстве Космической Платформы. Служба безопасности была крутой!

Длинная процессия автобусов катила сквозь ночь. Снаружи темнела пустыня. Над головой — множество звезд. Внутри переполненного автобуса качающиеся фигуры стояли в проходе; все сидячие места были заняты. Пахло потом, машинным маслом и табаком. Раздавался гул голосов. Кто-то спорил из-за мест. Гудел мотор, и слышался специфический вой крутящихся шин. Людям приходилось повышать голоса, чтобы их слышали в этом назойливом шуме.

Джо заметил, что кто-то пробирается из задней части автобуса вперед. Проход был узким. Джо цеплялся за поручень и размышлял о балансировке гироскопов. Она должна быть точной. Любая вибрация недопустима…

Фигуры откачнулись, чья-то рука легла ему на плечо.

— Здорово.

Он резко обернулся. Это оказался тощий мужчина, Хейни, которого он удержал от падения.

— Привет, — сказал Джо.

— Мне казалось, что ты важная шишка, — заметил Хейни, крича ему прямо в ухо. — Но важные шишки не ездят на автобусах.

— Я собирался найти Шефа, — ответил Джо.

Хейни крякнул. Он оценивающе смотрел на Джо. Его взгляд перешел на руки Кенмора. После возни с ящиками Джо вымыл руки, но упаковочную смазку трудно смыть. В смеси с сажей и углем она плохо смывается. Хейни расслабился.

— Мы обычно едим вместе, — заметил он, удовлетворенный тем, что Джо нормальный человек, имеет рабочие руки и мыло для механиков не смогло их полностью отмыть. — Шеф — хороший парень. Присоединишься к нам?

— Конечно! — ответил Джо. — И спасибо.

Откуда-то из-под колен Хейни послышался раздраженный голос. Джо с испугом посмотрел вниз. Карлик, которого он видел на Платформе, кивнул ему. Он пробрался сквозь толпу вслед за Хейни. Джо посторонился, чтобы освободить ему место.

— Со мной все в порядке, — сварливо заявил карлик.

Хейни формально представил их друг другу.

— Майк Скандиа. — Он ткнул большим пальцем в Джо. — Джо Кенмор. Он поужинает с нами. Хочет найти Шефа.

Никто не вспоминал о том риске, которому подвергался Джо, удерживая Хейни от падения с высоты в двести футов. Но сейчас Хейни одобрительно заметил:

— Во всяком случае, я хотел бы поблагодарить тебя за то, что ты держал рот на замке. Ты здесь новичок?

Джо кивнул. Из-за шума разговаривать в автобусе оказалось затруднительно. Хейни же, казалось, был к этому привычен.

— Видел тебя с… э-э… дочерью майора Холта, — заметил он. — Поэтому я и подумал, что ты — важная шишка. Посчитал, что одна или другой накапают на Брауна. Вы не накапали, иначе поднялся бы шум. Но я справлюсь с этим делом.

Браун, должно быть, быт тот, с кем Хейни подрался. Если Хейни собирался сам разобраться, значит, Джо это не касалось. Он промолчал.

— Браун — хороший парень, — продолжал Хейни. — Сумасшедший, только и всего. Он начал эту драку. Начал! Прямо там! Я мог бы его сшибить — и оказался бы в беде! Я встречусь с ним сегодня вечером.

Карлик произнес что-то колкое своим странно трескучим, ломаным голосом.

Автобус ехал и ехал. Это были долгие двадцать миль до Бутстрапа. Пустыня за окнами автобуса казалась совершенно черной и невыразительной, но один раз мимо прошел конвой грузовиков, направлявшихся к Ангару.

Вскоре, однако, в ночи замерцали огоньки. Автобус замедлил ход. Затем появились похожие на бараки строения, следующие одно за другим, затем все вокруг вспыхнуло ярким светом. Автобусы подходили к изгибу дороги и останавливались, и всем внезапно потребовалось поспешно выйти. Они без нужды толкались, и Джо позволил толпе вынести себя наружу.

Он оказался на тротуаре; вдоль улицы шли яркие неоновые вывески. Джо находился среди только что освободившейся второй смены. Толпа металась и рассеивалась, но, казалось, ничуть не уменьшалась. В основном она состояла из мужчин, женщин почти не встречалось. Неоновые вывески провозглашали, что здесь можно выпить пива, там находится “Кабачок Фреда”, а тут — “Бифштексная Сида”. Боулинг. Бассейн. Магазин, все еще открытый для прибывшей смены, продавал цветные рубашки, практичную рабочую одежду и весьма эксцентричные украшения. Кинотеатр. Второй. Третий. Расположенный где-то магазин пластинок заполнял ночной воздух повторяющимися ритмами. Везде было движение, толкотня и давка, но середина улицы оставалась почти пустой. Было еще несколько велосипедов, но практически никакого другого колесного транспорта. В конце концов, Бутстрап находился под строгим присмотром секьюрити. Уехать отсюда можно было куда угодно, но существовали формальности, и личных машин почти не было.

— Шеф будет там, — сказал Хейни на ухо Джо. — Пошли.

Они стали проталкиваться сквозь толпу. Все прохожие здесь были строителями. Кое-кто принимал участие в строительстве каждого небоскреба, каждого моста и каждой дамбы. Удержать их от работы по строительству Космической Платформы мог бы только резкий отказ в допуске со стороны службы безопасности.

Хейни с Джо двинулись к “Бифштексной Сида”; карлик воинственно шагал между ними. Люди кивали им, когда они проходили мимо. Джо выстраивал в голове слова, которые собирался изложить Шефу. Он придумал прием балансировки управляющих гироскопов. Их могло испортить пятно ржавчины, а они прошли через крушение самолета, пожар и взрывы, но его прием сработает. Дней за десять он добьется того, чего дома, на заводе, достигли только за четыре месяца. Этим стоило восхищаться.

Они вошли в “Бифштексную Сида”. Играл музыкальный автомат. В отдельном кабинете четверо мужчин жадно ели, а телевизионная машина с прорезью для бросания монет показывала матч по борьбе, проходивший в Сан-Франциско. Официант нес огромный поднос, от которого шел пар и чувствовались аппетитные ароматы.

Там сидел Шеф, смуглый и замкнутый с виду, и его прямые черные волосы блестели на свету. Он был индейцем могавком и вместе со своим племенем давным-давно занимался работами по строительству стальных конструкций. Могавки были хорошими специалистами. Не так уж много значительных строительных работ, на которых нельзя было бы обнаружить соплеменников Шефа. Сорок человек из них погибли, когда произошла самая серьезная катастрофа: обрушился почти готовый мост, — но где-то дюжина или больше индейцев сейчас работали на строительстве Космической Платформы. Шеф трудился на машинах завода Кенмора и слыл хорошим работником. Он был питчером (подающим) в бейсбольной команде завода, пел басом в церковном хоре, но поблизости не нашлось никого, кто мог бы говорить по-индейски, и ему стало одиноко. Тогда он и ушел, потому что началось строительство Космической Платформы, и даже дикие лошади не смогли бы удержать его от участия в такой работе!

Он держал столик для Хейни и Майка, и глаза его расширились, когда он увидел Джо. Он широко ухмыльнулся и чуть не перевернул столик, когда встал и приветствовал его.

— Ах, ты, пешкин сын! — тепло проговорил он. — Ты что здесь делаешь?

— Прямо сейчас, — ответил Джо, — я ищу тебя. У меня есть для тебя работа.

Шеф, все еще ухмыляясь, покачал головой.

— Не для меня; я никуда не уйду, пока Платформа не будет сделана.

— Это с ней и связано, — сказал Джо. — Мне надо создать команду, чтобы отремонтировать кое-что. Гироскопы, я привез их сюда сегодня, но они разбились при приземлении.

Они уселись за стол. Подбородок Майка едва возвышался над поверхностью стола. Шеф махнул рукой официанту.

— Бифштексы всем! — гаркнул он. Затем он склонился к Джо: — Выкладывай.

Джо рассказал свою историю. Вкратце. Саботажники особо охотились на управляющие гироскопы, которые должны быть идеальными. Нападение при помощи предположительно украденных ракет с дистанционными взрывателями. Самолет оказался заминированным, и кое-кто на летном поле имел возможность взвести ловушку. Отсюда и падение. Устройства разбились и сгорели при приземлении.

Шеф зарычал. Хейни сжал губы. Глаза Майка горели.

— Этого саботажа навалом, — прорычал Шеф. — Трудно схватить этих мать-их-так. Разбить гироскопы, и взлет задержится, пока не изготовят новые.

Джо осторожно заметил:

— Я думаю, с этим можно справиться. Послушайте немного, пожалуйста.

Шеф уставился на него.

— Гироскопы нужно перебалансировать, — начал Джо. — Они должны вращаться вокруг собственного центра тяжести. На заводе их устанавливали на место, крутили и определяли, какая сторона тяжелее. Затем снимали металл, пока гироскоп равномерно вращался со скоростью пятьсот оборотов в минуту. Затем крутили на тысяче. Он вибрировал. Отыскивали неравновесие, слишком маленькое, чтобы проявиться раньше. Его убирали. Затем раскручивали быстрее. И так далее. Они пытались подвести центр тяжести к центру оси, срезая лишний вес, который переводил центр тяжести куда-нибудь в другое место. Верно?

Шеф с раздражением заметил:

— Нет другого способа это сделать! Другого способа нет!

— Я придумал один способ, — сказал Джо. — Когда разбирали обломки на летном поле, ящики поднимали при помощи крана. Тросы были перекручены. Каждый ящик крутился при подъеме. Но ни один не вихлялся! Они саминашли свои центры тяжести и крутились вокруг них!

Шеф нахмурился, погрузившись в размышления. Затем его лицо стало непроницаемым.

— Ради святой земляной черепахи! — буркнул он. — До меня дошло!

Джо сказал, прилагая все силы, чтобы его голос не звучал триумфально:

— Вместо того чтобы крутить ось и подрезать маховик, мы будем крутить маховик и подрезать ось. Мы сформируем ось вокруг центра тяжести, вместо того чтобы пытаться переместить центр тяжести к середине оси. Мы будем крутить маховики на гибкой подвеске. Думаю, это сработает.

Как это ни удивительно, именно карлик Майк тепло заметил:

— Ты ухватил все правильно! Да, сэр, ухватил!

Шеф сделал глубокий вдох.

— М-да! И ты знаешь, откуда я это знаю? На заводе однажды строили высокоскоростную центрифугу. Помнишь? — он ухмыльнулся с триумфом, который Джо пытался скрыть. — Это была просто пластина с осью посередине. На пластине имелись лопасти. Ось помещалась в отверстие, которое было слишком большим для нее. В отверстие оси поддували сжатый воздух. Он приподнимал пластину, воздух ударял в лопасти, и пластина закрутилась как по маслу! Она уравновесилась и ничуть не вихлялась! Мы сделаем что-нибудь подобное этому! Несомненно!

— Ты будешь работать со мной? — спросил Джо. — Нам потребуется что-то вроде команды, трое или четверо. Мне нужно уяснить, какие сотрудники нам потребуются. Я могу запрашивать кого захочу. Я запрошу тебя. Ты подбери остальных.

Шеф широко ухмыльнулся.

— Какие-либо возражения, Хейни? Ты, и Майк, и я, и Джо в этом деле? Смотри!

Он достал из кармана карандаш. Начал было рисовать на пластике столешницы, затем взял бумажную салфетку.

— Что-то вроде этого…

Прибыли бифштексы, шипя на тарелках, на которых их приготовили. Снаружи они были прожаренными, а внутри — горячими и изысканно сырыми. Интеллектуальные упражнения по разработке машинных операций не могли соревноваться с такими ароматами, видами и звуками. Вся четверка занялась едой.

Но и во время еды они говорили. Часто с полным ртом, часто с невразумительной артикуляцией, но по мере того, как бифштексы исчезали, в их головах формировался способ, которым они собирались воспользоваться. Конечно, это будет не так-то просто. Когда маховики станут крутиться вокруг своего центра тяжести, то подгонка оси изменит положение этого центра. И это куда проще, чем подгонять края маховиков. Если они раскрутят маховики и применят абразив к выдающейся части оси при ее вращении…

— Возникнет прецессия! — предупредил Майк. — Потребуется полирующая поверхность. Поворот на четверть за режущим инструментом. Это ее ограничит.

Джо поразился тому, что Майку известна теория гироскопов. Но он просто быстро глотнул, чтобы дать выход рвущимся наружу словам.

— Верно! А если мы срежем слишком много, то можем нарастить стойку пластиной нужной толщины и срезать снова…

— Пластиной из иридия, — добавил Шеф. Он взмахнул ножом для бифштексов. — Приятель! Это будет весело! Никаких допусков, ты говоришь, Джо?

— Никаких допусков, — подтвердил Джо. — Точно в пределах измерений.

Шеф сиял. Платформа представляла собой вызов для всего человечества. Управляющие гироскопы были жизненно важны для ее функционирования. Добиться такого вопреки невероятным препятствиям — это представляло собой вызов для всей четверки, которая приняла вызов.

— Ну и веселье! — с блаженным видом повторял Шеф.

Они ели свои бифштексы, беседуя. Они поглощали огромные куски яблочного пирога с абсурдно большими горами мороженого наверху, все еще рьяно споря. Они пили кофе, перебивая друг друга, чтобы чертить диаграммы. Они использовали все бумажные салфетки и все еще продолжали обсуждать подробности, когда кто-то тяжелым шагом подошел к столику. Это оказался коренастый мужчина, который сегодня дрался с Хейни — Браун.

Он хлопнул Хейни по плечу. Все четверо подняли головы.

— Мы дрались сегодня, — проговорил Браун тихим голосом. Он был до странности бледен. — Мы не закончили. Ты хотел бы закончить?

Хейни зарычал.

— Это было дурацкое дело, — сердито заявил он. — Это не место для драки — прямо на работе! И ты это знаешь!

— Да, — ответил Браун таким же странным голосом. — Ты хочешь сейчас закончить?

Хейни со значением заметил:

— Я никогда не избегаю драки. Я и тогда не стал ее избегать. Не избегаю и сейчас. Ты ее начал. Это было сумасшествием!

Браун улыбнулся весьма своеобразной улыбкой.

— Я все еще сумасшедший. Так мы закончим, да?

Хейни толкнул назад стул и встал с мрачным видом.

— Ладно, закончим! Ты мог меня убить. Я тоже мог тебя убить, когда рядом провал, готовый для любого из нас.

— Конечно! Плохо, что никто никого не убил, — заметил Браун.

— Вы, парни, подождите, — сердито сказал Хейни Джо и остальным. — В задней части есть кладовая. Сид разрешит ею воспользоваться.

Но Шеф толкнул назад свой стул.

— Не-а, — сказал он, качая головой. — Мы на это посмотрим.

Хейни заговорил с преувеличенной любезностью:

— Ты не возражаешь, Браун? Может, хочешь пригласить каких-нибудь своих друзей тоже?

— У меня нет друзей, — заявил Браун. — Пошли.

С властным видом Шеф прошел к владельцу “Бифштексной Сида”. Он оплатил счет, беседуя. Владелец небрежно ткнул большим пальцем назад. Эта просьба не была необычной — воспользоваться кладовкой, чтобы двое мужчин могли без помех отмолотить друг друга. Бутстрап был законопослушным городом, потому что оказаться уволенным с работ по сборке Платформы означало потерять место В самой значительной стройке истории. Поэтому утрясать конфликты втихую стало обычной практикой.

Под предводительством Шефа они прошли через кухню. Кладовая была дальше. Шеф вошел и включил свет. Оглядевшись, он удовлетворился осмотром. Кладовая была почти пуста, если не считать картонных коробок, сложенных в углу. Браун уже снимал куртку.

— Ты хочешь выпить, и надо ли объявлять раунды? — спросил Шеф.

— Я хочу драться, — хрипло ответил Браун.

— Тогда ладно, — резко бросил ему Шеф. — Не лягаться, не выбивать глаза. Если человек упал, он может подняться. Вот и все правила. Верно?

Хейни тоже снял куртку и согласно крякнул. Он передал свою куртку Джо, затем встал лицом к противнику.

Это была необычная обстановка для драки. Вокруг простые дощатые стены кладовой с единственной лампочкой под потолком и неметеным полом. Шеф стоял в дверях, хмурясь. Что-то здесь не так. Чтобы оправдать драку, не хватало ненависти. Было достаточно упрямства и решимости, но Браун смертельно бледен. И если его лицо искажено, то не от стремления молотить, наносить травмы и уродовать. Дело в чем-то другом.

Двое мужчин стояли лицом друг к другу. Затем коренастый, смуглолицый Браун замахнулся на Хейни. В этом ударе была только угроза, не более того. Похоже, что Браун пытался завести себя на драку, на окончании которой он настоял. Хейни ответил круговым ударом, который вскользь задел Брауна по щеке. И затем они стали молотить друг друга, навешивая плюхи без всякой науки и умения.

Джо смотрел. Браун провел болезненный удар, но после ответного удара Хейни он, спотыкаясь, отлетел назад. Но снова попер вперед, размахивая руками, хотя не имел ни малейшего понятия о боксе. Он просто лупил кулаками. Так он и делал. Хейни, который поначалу скорее был раздражен, чем сердит, начал разгораться. Он стал серьезно принимать бой.

Хейни сбил Брауна с ног. Браун поднялся и бросился на него. Дико летящий кулак припечатался к уху Хейни. Ударом в солнечное сплетение тот заставил Брауна согнуться. Браун пришел в себя, размахивая кулаками.

От удара Хейни один глаз у него заплыл. Он снова напал. Ударом в грудь Хейни встряхнул его. Тот снова попер вперед. Хейни разбил ему губу и раскачал зуб. Но тот упрямо пер вперед.

Шеф кисло заметил:

— Это не драка. Прекрати, Хейни! Он ничего не умеет!

Хейни попытался отойти, но Браун бросился на него, дико молотя кулаками. Тогда Хейни снова уложил его на пол. Браун с трудом поднялся и бросился на Хейни, и снова был сбит с ног. Яростно дыша, Хейни встал над ним.

— Хватит, ты, дурак! Что с тобой такое?

Браун снова начал вставать. Шеф вмешался и придержал его, в то время как Хейни сердито на него смотрел.

— Он не будет больше драться, Браун, — твердо сказал Шеф. — У тебя нет никаких шансов. Эта драка окончена. Тебе достаточно.

Браун был окровавлен, лицо у него ужасно разбито, но он, задыхаясь, спросил:

— Ему достаточно?

— У тебя крыша поехала? — требовательно спросил Шеф. — На нем и царапины нет.

— Мне… недостаточно, — задыхался Браун, — пока ему… не будет достаточно.

Дыхание у него выходило с хрипом в результате ударов по корпусу. Это была не драка, а битье со стороны Хейни. Но Браун упрямо поднимался на ноги.

Карлик Майк сказал своим скрипучим голосом:

— Тебе достаточно, Хейни. Ты удовлетворен. Так ему и скажи.

— Конечно, я удовлетворен, — фыркнул Хейни. — Не хочу больше его бить. Мне этого достаточно!

— Ладно! Ладно! — тяжело дыша, проговорил Браун.

Шеф позволил Брауну встать на ноги. Он, качаясь, направился к своей куртке. Попытался ее надеть. Майк поймал взгляд Джо и со значением кивнул. Джо помог Брауну надеть куртку. Наступила тишина, если не считать тяжелого, трудного дыхания Брауна.

Браун неуверенно двинулся к двери. Затем он остановился.

— Хейни, — с усилием проговорил он. — Я не говорю, что жалею о том, что подрался с тобой сегодня. Я бью первым. Но теперь я говорю, что мне жаль. Ты хороший парень. Я был не в своем уме, у меня… есть причины.

Покачиваясь, он вышел через дверь и исчез. Все четверо ошарашенно уставились друг на друга.

— Что с ним такое? — тупо спросил Хейни.

— Он свихнулся, — сказал Шеф. — Если он собирался извиниться…

Майк тряхнул головой.

— Он не стал бы извиняться, — раздраженно сказал он, — потому что думал: а вдруг вы решите, что он испугался? Но когда он доказал, что он не боится быть побитым, — тогда и смог сказать, что ему жаль. — Майк замолчал. — Я встречал людей, которые нравились мне гораздо меньше, чем он.

Хейни, хмурясь, надел куртку.

— Не понимаю, — пробурчал он. — Когда в следующий раз его увижу…

— Ты ничего не сделаешь! — резко бросил ему Майк. — Никто из нас не сделает. Могу побиться об заклад.

Но он ошибался. Все вышли из кладовки и вернулись в “Бифштексную Сида”, и Шеф вежливо поблагодарил владельца за предоставление кладовки для частной драки. Затем они вышли на залитую неоном деловую улицу Бутстрапа.

— Что теперь будем делать? — спросил Джо.

— Ты где ночуешь? — радушно спросил Шеф. — Могу устроить тебе комнату там, где я живу.

— Я живу рядом с Ангаром, — неловко ответил Джо. — Моя семья давно знает майора Холта. Я живу в его доме за Ангаром.

Хейни поднял брови, но ничего не сказал.

— Тогда тебе лучше отправляться, — заметил Шеф. — Уже полночь, и они могут запереться на ночь. Вон твой автобус.

Освещенный автобус стоял у изгиба дороги. Двери у него были открыты, но пассажиров не наблюдалось. Одиночные автобусы то и дело ходили к Ангару, но конвоем они ходили только во время пересменок. Джо прошел к автобусу и забрался в него.

— Мы появимся рано, — сказал Шеф. — Эта работа не будет посменной. Мы осмотрим эти штуки, сообразим, что нам надо, и примемся за работу, да?

— Верно, — сказал Джо. — И спасибо.

— Мы будем как штык, с заплетенными в косички волосами, — проскрипел Майк. — А теперь — стакан пива и спать. Спокойной ночи.

Хейни махнул рукой. Они ушли — две огромные фигуры Хейни и Шефа с воинственно идущим между ними Майком, который казался им по колени. Многоцветные неоновые огни освещали их странным сиянием. Они завернули в столовую.

Джо в одиночестве сидел в автобусе. Водитель куда-то ушел. Звуки города четко слышались в ночи. Шаги, велосипедные звонки, голоса, гремящее где-то радио, динамик магазина пластинок в другом месте. Фон едва ощутимого шума празднества.

Послышался резкий стук в окно. Джо испуганно дернулся и выглянул. Браун — в синяках, со струйкой крови, текущей из угла рта, — взмахами руки настоятельно приглашал его подойти к двери автобуса. Джо пошел.

Браун смотрел на него совершенно по-новому. Теперь он не казался ни упрямым, ни рассерженным, ни отчаявшимся. Несмотря на побои, он казался как-то пугающе спокойным. Он был похож на человека, который дошел до конца мучений и который не чувствовал ничего, кроме облегчения от страданий.

— Ты… — сказал Браун. — Эта девица, с которой ты был сегодня. Ее папаша — майор Холт, да?

Джо нахмурился и сдержанно подтвердил, что с ней он и был.

— Ты скажи ее папаше, — отрешенно заговорил Браун, — что это горячая наводка. Горячая наводка. Пусть посмотрит в двух километрах к северу от Ангара завтра. Найдет кое-что плохое. Горячее! Скажи ему. Два километра.

— Д-да, — ответил Джо, хмурясь все сильнее. — Но послушай…

— Не забудь сказать “горячее”, — повторил Браун. Как это ни невероятно, он улыбнулся. Затем повернулся и быстро ушел.

Джо вернулся на свое место в пустом автобусе и стал ждать, пока тот тронется, пытаясь вычислить, что означает это сообщение. Поскольку оно было предназначено майору Холту, то имело какое-то отношение к безопасности. А безопасность означала защиту от саботажа. И “горячее” могло означать просто значительное, или могло означать что-нибудь другое. По сути дела, оно могло означать что-нибудь такое, от чего у вас волосы встанут дыбом, если подумать об этом в связи с Космической Платформой.

Джо уверился в том, что использованное Брауном слово “горячий” не означало просто “значительный”. У того на уме было другое значение.

Зубы Джо начали стучать.

Он сомкнул рот.

Глава 6

Майора Хорта он не нашел, когда добрался до Ангара. Его не было и в доме позади Ангара, где жили офицеры. Джо встретила домохозяйка, которая подчеркнуто зевала, впуская его. Салли предположительно давно уже спала. И Джо не знал, каким образом отыскать майора. Он уверял себя, что Браун хороший парень, — если бы это было не так, он не стал бы настаивать на том, чтобы подраться перед тем, как извиниться. И он не говорил, что дело спешное. Завтра, сказал он. Так что с неспокойной душой Джо позволил отвести себя в комнату с койкой и, казалось, уже через секунду спал. Но все равно он очень тревожился.

Он проснулся неестественно рано с сообщением Брауна, стучащим ему в мозг. Джо ждал внизу, когда появилась домохозяйка. Она, казалось, была поражена.

— Где майор Холт? — спросил он.

Но майор уже ушел. Тот спал, должно быть, не более трех-четырех часов. На столе стояла чашка из-под кофе, которую майор выпил перед тем, как отправиться в офис секьюрити.

Джо прошел к проходу в колючей проволоке вокруг жилища офицеров и объяснил часовому, куда ему нужно. Сонный водитель провез его полукругом длиной в милю, и Кенмор нашел дорогу к офису майора Холта.

Простоватая и мрачная секретарша тоже уже была на работе. Она провела его к майору. При виде Джо тот моргнул.

— Хм… у меня есть некоторые новости, — заметил майор. — Мы проследили тот груз, который взорвался, когда его сбросили с самолета.

Джо об этом уже почти забыл. Столько всего произошло с тех пор.

— У нас есть двое пленников, скорее всего, связанных с этим делом, — сообщил майор. — Они могут заговорить. Также срочная инспекция других транспортных самолетов обнаружила еще три гранаты, заложенные в шахту переднего колеса. Э-э… в емкостях для углекислого газа оказалось кое-что взрывчатое. Отличная работа! А человек с песочными волосами, который заправлял ваш самолет… э-э… он исчез. Это плохо!

— Ничего, сэр, — вежливо заметил Джо.

— В общем, благодаря тебе мы предотвратили много случаев саботажа, — заявил майор. — Это плохо для тебя, конечно… Ты нашел тех людей, которых искал?

— Я нашел их, но…

— Я переведу их на работу под твое руководство, — живо сказал майор. — Их имена?

Джо назвал имена. Майор записал их.

— Очень хорошо. Сейчас я занят…

— У меня есть для вас наводка, — заявил Джо. — Думаю, ее следует проверить прямо сейчас. Это меня очень тревожит.

Майор нетерпеливо ждал. И Джо рассказал о драке на Платформе за день до этого, о том, как Браун настоял, чтобы закончить драку в Бутстрапе, и о намеке, который Браун высказал ему, когда все было кончено. Он воспроизвел сообщение слово в слово.

Майор, следует это признать, не перебивал. Он слушал с выражением, варьирующимся между мрачностью и усталостью. Когда Джо закончил, он взял трубку телефона. Кратко поговорил. Джо почувствовал какое-то невольное одобрение. Майор Холт был не таким человеком, к которому можно ощущать какую-то близость, и работа, которой он занимался, не способствовала его популярности. Но все же он умел мыслить здраво и быстро. Он тоже не думал, что “горячее” означает “значительное”. Когда он повесил трубку, то спросил:

— Когда твоя рабочая команда прибудет сюда?

— С утра. Но для них еще рано, — ответил Джо. — Еще есть время.

— Поезжай с пилотом, — сказал майор. — Надеюсь, ты сможешь понять, что Браун имел в виду. Смотри в оба.

Джо встал.

— Вы… думаете, это прямой намек?

— Это уже не в первый раз, — отрешенно заметил майор Холт, — когда человека путем шантажа заставляют заниматься саботажем. Если у него есть семья и родным угрожают пытками или убийством, коли он не сделает того-то и того-то. Вот ты и попал в серьезную переделку. Такое случалось. Конечно, он не мог сказать об этом мне! За ним следят. Но иногда люди находят выход.

Джо был озадачен. Это отразилось у него на лице.

— Он может попробовать заняться саботажем, — конкретно пояснил майор, — но может устроить так, чтобы его на этом схватили. Если его схватят — значит, он пытался; и угроза шантажа уже не является угрозой, пока он держит рот на замке. Что он и делает. И… э-э… ты удивишься, когда узнаешь, как часто человек, который не был рожден в Соединенных Штатах, скорее идет в тюрьму за саботаж, вместо того чтобы на самом деле заниматься им… здесь.

Джо моргнул.

— Если твоего приятеля Брауна схватят, — продолжал майор, — его накажут. Строго. Официально. Но в частной беседе кто-нибудь… э-э… упомянет об этой его наводке и скажет “спасибо”. И ему скажут, что он будет выпущен из тюрьмы, как только сочтет, что это безопасно. И его выпустят. Это все.

Он вернулся к своим бумагам. Джо вышел. Пока он шел встречать пилота, который собирался проверить его наводку, Кенмор размышлял. Он начинал ощущать какую-то неоформившуюся, но вполне определенную гордость. Он и сам не знал, чем конкретно гордится. Но это имело какое-то отношение к тому, что он — часть нации, к которой люди совершенно иного воспитания могли испытывать глубокую лояльность. Если человек, которому угрожают, требует, чтобы его наказали за явное преступление против страны, вместо того чтобы и на самом деле совершить преступление, то это уже неплохо. У самой нации может быть много минусов, но если человек, принадлежащий другой нации, может ощущать к ней подобный вид лояльности, значит, совсем не плохо быть гражданином такой страны.

На этот раз с Джо вместо Салли шел охранник. Они двигались по огромной, залитой дуговым светом внутренности Ангара мимо отбрасывающего блики растущего чудища, представлявшего собой Платформу. Они прошли весь путь до огромных качающихся ворот, через которые въезжали грузовики с материалами. Охранники на входе очень тщательно проверяли каждого водителя перед тем, как впустить его грузовик. Но почему-то это не раздражало. Тут не было презрительной подозрительности. Конечно, в силах безопасности встречались и злобно-язвительные, придирчивые личности, самодовольные и развязные. Но ведь и они охраняли то, за что люди — некоторые люди — с готовностью отдали бы свою жизнь.

Джо со своим охранником дошел до одного из огромных входов, когда в него въезжал десятиколесный грузовик с грузом блестящих металлических пластин. Они вышли наружу и стали ждать. Солнце только что встало. Оно казалось огромным, но очень далеким, и Джо внезапно понял, почему это место выбрали для строительства Платформы. Грунт здесь был ровным. До самого горизонта на востоке над равниной не возвышалось ни единого холмика. Равнина представляла собой голую, иссушенную солнцем пустыню. Из растительности там были только шалфей, мескитовые кусты и высокие тонкие стволы юкки. Но почва была плоской. Она могла служить взлетной полосой. Это было идеальное место для старта Платформы. Она не должна будет касаться грунта вообще, когда покинет Ангар, и здесь она, по крайней мере, не встретит никаких препятствий во время своего движения к горизонту.

Легкий самолет шел по дуге вокруг внешней поверхности Ангара. Он приземлился и подрулил к дверям. Ловко развернулся; сбоку открылась дверь. Перевязанная рука махнула Джо. Он забрался внутрь. Летчиком этого легкого, хрупкого самолетика оказался второй пилот вчерашнего транспортного самолета. Именно ему Джо помогал сбрасывать груз.

Джо забрался внутрь и устроился в кресле. Небольшой мотор отважно затрещал, самолет рванулся вперед по плотно утрамбованной почве пустыни и, покачиваясь, взлетел.

Пилот весело крикнул ему, перекрывая шум:

— Привет. Тоже не спалось? Ожоги ноют?

Джо покачал головой.

— Тревожили, — крикнул он в ответ. Затем спросил: — Я должен как-нибудь помогать, или я здесь просто ради поездки?

— Сначала мы посмотрим, — прокричал пилот поверх шума мотора. — Два километра к северу от Ангара, да?

— Именно так.

— Посмотрим, что там такое, — заявил пилот.

Самолетик поднимался все выше и выше. На пяти сотнях футов — почти на уровне крыши Ангара — он ушел в сторону и стал совершать казалось бы беспорядочные броски туда-сюда. По сути дела, это была схема поиска. Джо смотрел вниз со своей стороны небольшой кабины. Самолет этот действительно был маленьким, и, как следствие, его мотор производил в кабине гораздо больше шума, чем более мощные двигатели больших самолетов.

— Эти ожоги, которые я заработал, — крикнул пилот, не отводя глаз от земли внизу, — не давали мне спать. Так что я встал и просто слонялся вокруг, когда пришел вызов. Нужен был пилот, чтобы вести эту штуку. Я и пошел.

Туда и сюда, туда и сюда. С высоты в пять сотен футов ранним утром пустыня выглядела очень оригинально. Самолет летел достаточно низко, так что виделись все природные особенности местности. И каждый куст или бугорок отбрасывали длинные, тонкие тени. Земля казалась полосатой, но все полосы располагались в одном направлении.

— Что это там? — крикнул Джо.

Самолет круто развернулся и полетел назад. Он снова развернулся. Пилот внимательно осматривал местность. Протянув руку вперед, он нажал кнопку. Джо почувствовал небольшой толчок под ногами. Еще один крутой разворот, и Джо заметил облако дыма в воздухе.

Пилот крикнул:

— Это человек. Похоже, он мертв.

Он пронесся над объектом, и возникло еще одно облачко дыма.

— Из Ангара за нами следят в дальномеры, — прокричал пилот через двухфутовое пространство, отделявшее его от Джо. — Я пометил место. Теперь посмотрим, есть ли в твоей наводке действительно что-нибудь “горячее”.

Он потянулся назад, за кресло, и достал короткий стержень, похожий на удочку с очень большой катушкой. Там же были головные телефоны и что-то очень похожее на большую алюминиевую рыбу на конце лески.

— Ты знаком со счетчиками Гейгера? — крикнул пилот. — Надевай эти наушники и слушай!

Джо натянул головные телефоны. Пилот что-то переключил, и Джо услышал щелчки. Они не подчинялись какой-либо определенной системе или частоте. Щелчки возникали с совершенно произвольными интервалами, но, по сути, можно было говорить о какой-то средней частоте щелканья.

— Высунь счетчик из окна, — сказал пилот, — и слушай. Дай мне знать, если шум усилится.

Джо так и сделал. Алюминиевая рыба болталась снаружи. Ветром ее относило к хвосту самолета. Леска изогнулась между удочкой и алюминиевой подвеской. Пилот искоса взглянул вниз и начал облетать широким кругом место, где лежал явно мертвый человек и теперь плавали облачка дыма.

Внезапно отдельные щелчки превратились в грохот.

— Эй! — воскликнул Джо.

Пилот развернул самолет и полетел назад. Он указал на кнопку, которую до этого нажимал.

— Ткни, когда снова услышишь усиление.

Щелчки… Затем рев. Джо нажал кнопку. И ощутил небольшую встряску.

— Еще один заход, — сказал пилот.

Он подлетел ближе к месту, где лежал мертвый человек. У Джо возникло тошнотворное предположение, кто это мог быть. В наушниках треск внезапно возрос, и он снова нажал кнопку.

— Теперь сматывай! — прокричал пилот. — Наша работа окончена.

Джо сматывал “леску”, пока самолет возвращался к Ангару. В воздухе висели облачка дыма. В Ангаре кто-то уже знал, что в определенном месте находится нечто такое, что необходимо исследовать. Два более поздних столбика дыма сообщили, что вдоль линии, соединяющей эти облачка, отмечен всплеск радиоактивности. Стало ясно, что Браун имел в виду, когда предупреждал, что “оно горячее”. Оно было “горячим” в том смысле, что речь шла о радиоактивности!

Самолет снизился и приземлился у огромных дверей. Подрулив к дверям, пилот выключил мотор.

— Мы уже месяцами используем счетчики Гейгера, — с довольным видом заметил пилот, — но никогда не обнаруживали и признаков радиоактивности. Но на этот раз мы кое-что нашли.

— А что? — спросил Джо. Но он и так это знал.

— Атомная пыль — одно из возможных предположений, — сообщил пилот. — О ней говорилось как о вероятном оружии еще в Докладе Смайса. Правда, раньше никто еще не пытался ею воспользоваться. Но мы думали о том, что ее могут использовать против Платформы. Если бы кому-нибудь пришло в голову рассыпать вокруг Ангара немного действительно горячей радиоактивной пыли, то все три смены могли бы получить смертельные ожоги еще до того, как эту пыль обнаружат. Но тот парень, который, как предполагалось, должен был ее рассыпать, открыл банку, чтобы заглянуть внутрь. И это его убило.

Он выбрался из самолета и прошел к воротам. Взяв у охранника телефон, он твердым голосом заговорил. Затем отключился.

— За тобой кто-нибудь придет, — дружелюбно сказал он. — Жди здесь. Увидимся.

Он вышел; мотор затрещал и схватился, и крошечный самолет отрулил в сторону. Через несколько секунд он взлетел и развернулся к югу.

Джо ждал. Вскоре ворота открылись и со звоном выехала странная конструкция. Это был трактор с удивительно тяжелой защитой. В нем ехали люди, надевшие доспехи особого рода, в пути подгоняя их. Трактор тащил усеченную платформу для грузовика, на которой располагался кран и стоял очень большой, покрытый свинцом бак с крышкой. Трактор проворно двинулся в северном направлении.

Джо удивился, но понимал, в чем дело. И экипаж, и люди были защищены от радиоактивности. Они приблизятся к мертвецу с наветренной стороны, подберут его тело и поместят в выложенный свинцом бак и рядом сложат все его смертоносные радиоактивные материалы. Именно это оборудование, должно быть, использовалось при обращении с негодной атомной бомбой несколько месяцев назад. Для этого оно и было подготовлено. Люди были готовы к таким непредвиденным ситуациям. Кто-то пытался заранее предугадать любые ситуации, которые могли возникнуть на строительстве Платформы.

В этот момент за Джо пришел охранник и отвел туда, где у еще неполностью разобранных ящиков его ждали Шеф, Хейни и Майк. У них возникли некоторые новые идеи по поводу непосредственной задачи. Кое-какие детали оказались лучше первоначальных. Все четверо занялись тщательным осмотром, чтобы оценить повреждения деталей, которые придется заменять, и таких, которые можно будет отремонтировать. То, что они обнаружили, раньше привело бы Джо в ужас. Теперь же он просто записывал, какие детали нужно будет заменить новыми, и думал о времени, которое потребуется для балансировки маховиков.

— Тут, конечно, все переворочено, — печально заметил Хейни, когда они принялись за работу. — Дня два потребуется на то, чтобы все это отчистить!

Шеф осматривал маховики. Их было два — огромные четырехфутовые диски с короткими, толстенькими осями конической формы. В отверстиях опор были искусно проточенные каналы для подачи масла. При работе гироскопов особое силиконовое масло будет подаваться под высоким давлением. Оно образует пленку, которая станет удерживать коническое окончание оси от непосредственного контакта с металлом опор. По сути дела, маховики будут плавать в масле, а высокоскоростная центрифуга, о которой упоминал Шеф, плавала на сжатом воздухе. Но все необходимо идеально уравновесить, потому что иначе ось проткнет эту масляную пленку и коснется металла опор. А на сорока тысячах оборотов в минуту опасно касаться чего бы то ни было. И ось, и опора за доли секунды раскалятся до белого каления. И придется платить контрибуцию еще нескольким дьяволам типа “из машины”.

— Воспользуемся токарным станком, — серьезно заметил Шеф. — Опоры придется оставить те же, потому что никакие другие такой скорости не выдержат. И маховики нам придется вращать, располагая ось вдоль земной оси.

Майк кивнул с мудрым видом, и Джо понял, что это именно Майк напомнил об этом остальным. И правильно сделал. Высокоскоростной гироскоп может вращаться в одном направлении не больше нескольких минут, если его опора закреплена неподвижно. Если бы при вращении прецизионного гироскопа его ось была бы направлена, к примеру, на солнце, то она и стремилась бы следовать за солнцем. Гироскоп бы старался не поворачиваться вместе с Землей и разрушился бы. Приходилось использовать конические оси, чтобы не повредить тонкие каналы для масла; нужно будет на низких скоростях пользоваться прокладками конической формы. Конические окончания осей придется обрабатывать по новой. Опоры должны быть фиксированными, но все же гибкими.

Предыдущим вечером они извели множество бумажных салфеток, пытаясь представить все эти тонкости. Теперь же, когда они чистили сам аппарат, возникали новые проблемы.

Они работали часами, счищая сажу и обуглившийся материал. Список Джо, в котором он перечислял детали, которые нужно заказать на родном заводе, стал длиной с руку. Моторы, конечно, нужно было вынуть и заменить новыми. Учитывая, что моторы высокоскоростные, это означает круглосуточную работу на заводе Кенмора.

За Джо явился курьер. Его требовали в офисе секьюрити. Мрачная секретарша майора Холта даже не подняла голову, когда он вошел. Сам майор выглядел усталым.

— Вы обнаружили мужчину, — кратко сказал он. — Думаю, что это твой приятель Браун. Тебе нужно посмотреть и идентифицировать его.

Джо так и предполагал. Он молча слушал и ждал.

— Он открыл контейнер с порошком кобальта. Контейнер был изготовлен из бериллия. Там было полфунта порошка. Это его убило.

— Радиоактивный кобальт, — пробормотал Джо.

— Определенно, — мрачно заявил майор. — Полфунта этого порошка излучают такую же радиацию, как одна восьмая тонны чистого радия. Можно предположить, что от него требовали, чтобы он забрался в Ангаре как можно выше и рассеял порошок в воздухе. Если бы его разнесло по всему Ангару, то многие годы им уже нельзя было бы пользоваться. Не говоря уж о том, что погибли бы все, кто находился бы внутри.

Джо глотнул.

— Он, значит, обжегся.

— У него был эквивалент двухсот пятидесяти фунтов радия, — непреклонно заявил майор, — и, естественно, это оказалось вредным для здоровья. По сути дела, и сам контейнер не мог служить для него достаточной защитой. Даже если он носил его в кармане всего нескольких минут, то уже был бы мертвецом.

Джо понимал, что от него требуется.

— Вы хотите, чтобы я на него посмотрел, — заметил он.

Майор кивнул.

— Да. И после этого сам пройдешь проверку на радиацию. Очень маловероятно, что он… э-э… носил порошок с собой вчера вечером, в Бутстрапе. Но если носил, то тебе… э-э… потребуется профилактический медицинский уход. Тебе и тем людям, которые были с тобой.

Джо понимал, что это означает. Брауну передали сравнительно небольшой контейнер самого смертоносного радиоактивного материала на Земле. Когда несколько миллиграммов этого вещества переправляли для научных исследований из лаборатории Оак Ридж, то упрятывали в толстостенные свинцовые сундуки. А Браун носил двести пятьдесят граммов вещества в контейнере, который мог положить в карман. Пока он ходил с ним, то не только смертельно облучился; он представлял такую же смертельную угрозу для всех, кто находился рядом.

— В любом случае, мог засветиться и кто-нибудь еще, — отрешенно проговорил майор. — Я собираюсь устроить учебную тревогу по радиационной опасности и проверить облучение каждого человека в Бутстрапе. Велика вероятность, что человек, который доставил Брауну этот контейнер, тоже обжегся. Но ты, конечно, никому об этом не станешь рассказывать.

Он махнул рукой, отпуская Джо. Джо повернулся, чтобы идти. Майор мрачно добавил:

— Кстати, нет никаких сомнений по поводу минирования самолетов. Мы уже нашли восемь таких, которые готовы были упасть, когда мины взведут. Но люди, которые минировали, исчезли. Они исчезли внезапно прошлой ночью. Их предупредили! Ты ни с кем не говорил об этом?

— Нет, сэр, — ответил Джо.

— Хотел бы я знать, — холодно заметил майор, — как же они узнали, что мы разгадали их трюк?

Джо вышел. Он ощущал сильный холод в низу живота. Нужно идентифицировать Брауна. Затем следует самому провериться на радиоактивность. В таком именно порядке. Сначала идентифицировать Брауна, потому что если вчера вечером в “Бифштексной Сида” у Брауна в кармане лежало полфунта радиоактивного кобальта, то Джо конец. А также конец и Хейни, и Шефу, и Майку, и всем, кто оказывался поблизости от Брауна. Поэтому Джо должен сначала опознать Брауна, пока его самого не оглоушили сообщением, что он фактически — мертвец.

Он опознал Брауна. Брауна уложили в свинцовый гроб; над лицом у него располагалось окошко из свинцового стекла. Джо не заметил никаких травм, кроме тех, что остались после драки с Хейни. Радиационные ожоги не оставили собственных отметок. Браун умер до того, как проявились внешние симптомы.

Джо подписал протокол опознания. Потом пошел выяснить, каковы его собственные шансы выжить. Он испытывал странное ощущение. Самое любопытное, что он не боялся. Он не знал — обожжен внутри или нет. Просто не испытывал страха. Никто и никогда не верит, что умрет — в том смысле, что прекратит существование. Самый последний трус, стоя у стенки перед расстрелом или уже привязанный к электрическому стулу, обнаруживает, как это ни поразительно, что полагает: что бы ни случилось с его телом, это не убьет его как индивидуума. Поэтому множество людей умирают с относительным достоинством. Они понимают, что вряд ли стоит поднимать шум.

Но когда его с головы до ног проверили счетчиком Гейгера, а температура оказалась нормальной и рефлексы — здоровыми, а потом заверили, что он не подвергался воздействию радиации, то Джо определенно ощутил слабость в коленях. И это тоже нормально.

На заплетающихся ногах он вернулся к разбитым гироскопам. Его друзья ушли, но нацарапали ему записку. Они отправились за инструментами, чтобы продолжить работу.

Он продолжил осмотр гироскопов, с каким-то отрешенным состраданием думая о том, что бедняга Браун стал жертвой людей, которые ненавидели саму идею Космической Платформы и ее значения для человечества. Люди такого типа считают себя выше человечества, а об остальных людях думают как о рабах. Они организовывали падения самолетов, убийства, занимались шантажом. Они платили, чтобы уничтожить Платформу, потому что она не позволит разрушить мир и править над руинами.

Джо, который совсем недавно думал, что находится на грани смерти, сейчас ощущал ледяное отвращение, которое было гораздо глубже злости. Злость может остыть, но его чувство к людям, которые готовы убивать других ради достижения собственных целей, остыть не могло. Он думал об этом, пока работал на фоне лезущих в уши шумов Ангара.

— Джо, — проговорил чей-то голос.

Подпрыгнув, он обернулся. Салли стояла позади него, глядя очень серьезно. Она попыталась улыбнуться.

— Папа мне рассказал, — сообщила она, — что проверка показала: с тобой все в порядке. Я могу тебя поздравить с тем, что ты еще некоторое время не покинешь нас, уйдя в иной мир? Или с тем, что кобальт не оказался поблизости от тебя? Или от всех нас?

Джо не знал, что ей ответить.

— Я иду внутрь Платформы, — заметила она. — Хочешь пойти со мной?

Он вытер руки ненужной тряпкой.

— Естественно! Моя банда ушла подбирать инструмент. Без них я практически ничего не могу сделать.

Они направились к Платформе. И опять та казалась волшебной, независимо от того, как часто Джо ее видел. Платформа была огромной до невероятности, хотя в своих пропорциях массивной не казалась. Яркий металл оболочки сверкал сквозь тюль лесов. В воздухе стоял слабый синеватый туман; то там, то здесь посверкивали “маршевые огни” сварочных аппаратов. Шум Ангара постоянно звучал у него в ушах. Впрочем, он к нему уже привыкал.

— Каким образом ты можешь везде так свободно ходить? — внезапно спросил он. — Меня все время проверяют и перепроверяют.

— Ты получишь полный пропуск, — сообщила она ему. — Он еще должен пройти по инстанциям. А у меня есть влияние. Я свободно прохожу мимо секьюрити и воспитала охранников у дверей. И у меня действительно есть дело в Платформе.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на девушку.

— Интерьеры, — пояснила она. — И не смейся! Это не украшательство. Это психология. Платформу конструировали инженеры, физики и люди с логарифмическими линейками. Они создали прекрасное окружение для машин. Но там будут жить люди, а они — не машины.

— Я не совсем понимаю…

— Они разработали гидропонный сад, — заметила Салли с легким презрением. — Они очень точно подсчитали, что одиннадцать квадратных футов листьев тыквы могут очистить воздух, который требуется человеку во время отдыха, и сколько квадратных футов нужно, чтобы очищать воздух для человека, занятого тяжелой работой. Поэтому они спроектировали сады для эффективного производства возможно большей поверхности листьев — листьев тыквы! Но ты можешь себе представить живущих на Платформе людей, которые плывут среди звезд, а питаются дегидратированной пищей? Как жадно они набрасываются на тыквы, потому что это — единственная свежая пища, имеющаяся в их распоряжении?

Джо понял иронию, содержащуюся в ее словах.

— Они думают только о механической производительности, — возмущенно заметила Салли. — Я не разбираюсь в машинах, но можно считать, что потратила впустую огромное количество времени, учась в школе и в других местах, если не разбираюсь в человеческих существах! Я стала спорить, и сад теперь не будет выдавать такое количество зеленой массы, зато человек с удовольствием войдет в него! Сад не будет все время пахнуть тыквами. Я даже заставила их включить туда немного цветов!

Они уже приблизились к Платформе. Она была близка к завершению. Джо смотрел и вдруг понял, что ему хочется ускорить строительство. Он попытался мысленно убрать леса и представить Платформу гордо парящей в пустоте, блестящей на горячем белом солнечном свету, на фоне немерцающих звезд.

— И я устроила настоящую драку за жилые помещения, — продолжала Салли. — Все стены внутри они решили покрасить в серебристый алюминиевый цвет! Я заявила, что будь то в космосе или нет, но самым важным для людей является домашнее хозяйство. Платформа же станет их домом! И они должны чувствовать себя в ней людьми!

Они зашли в лабиринт вертикальных стоек. Везде сновали грузовики, пыхтели механизмы, летали подъемники. Джо оттащил Салли от огромного трейлера, который привез какую-то чудовищную деталь внутреннего интерьера. Салли провела Джо к временной деревянной лестнице с двумя секьюрити внизу. Девушка резко с ними поговорила; они ухмыльнулись и махнули Джо, чтобы он проходил. Он прошел к лестнице, которую снесут перед взлетом Платформы, и в первый раз оказался внутри.

Для него это стало одним из самых ярких впечатлений. Еще час назад он отрешенно думал о возможности собственной смерти, а затем узнал, что еще поживет. Салли испугалась за него, а ее деловой вид — лишь поза.

А теперь он впервые входил в космический корабль, который покинет Землю, чтобы отправиться в путешествие без возврата.

Глава 7

Немногие смогли бы пройти через такие бури эмоций, которые испытал Джо этим утром, и остаться в полном рассудке. На него подействовал вид мертвого человека, который почти намеренно убил себя, чтобы не пришлось убивать Джо. Затем он понял, что этот человек мог опоздать с самоубийством. Если бы Джо оказался облученным радиацией, то успешно бы загнулся в течение трех—четырех дней, а когда узнал, что не засвечен, то и это тоже оказалось чем-то вроде испытания. И Салли — конечно, ее переживания не могли быть такими яркими, как его собственные, но ему приятен факт, что она боялась за него. И когда, сверх всего прочего, Джо впервые оказался внутри Космической Платформы, то определенно был взвинчен.

Но он обсуждал технические детали. Перед тем как пройти сквозь временный вход, он осмотрел внутреннюю обшивку и ее подложку. Обшивка Платформы была, по сути дела, двойной. Внешний слой служил противометеорным буфером — частицы космической пыли, ударяя в нее, будут взрываться без всякого вреда для внутренней обшивки. Они даже могут проникать сквозь нее, не вызывая утечки воздуха. Во внутренней обшивке располагался слой стеклошерсти для теплоизоляции. Внутри стеклошерсти был слой материала, служащий той же цели, что и покрытие пуленепробиваемого бензинового бака. Ни один метеор размером меньше четверти дюйма не сможет его пробить, даже летящий со скоростью сорок пять миль в секунду, что является теоретическим максимумом для метеоров. Но если и пробьет, то самозатягивающийся материал мгновенно перекроет утечку. Джо был в состоянии объяснить систему защиты металлических обшивок. Этим он и занимался.

— Если снаряд движется достаточно быстро, — увлеченно говорил он, — то повышенной пробивной способности у него не возникает. Наскорости больше мили в секунду удар не может передаваться от передней к задней части. Задний конец снаряда оказывается на месте удара до того, как ударная волна успеет пройти назад. Это похоже на то, как если бы поезд натолкнулся на препятствие — он не может остановиться весь сразу. И метеорит, ударяющий в Платформу, телескопически сложится сам на себя, как вагоны поезда, сталкивающегося с другим на полной скорости.

Салли слушала с загадочным видом.

— Поэтому, — говорил Джо, — пробойного аффекта уже не получается. Метеорит, попавший в Платформу, не пробьет обшивку. Он взорвется. Частично он испарится — превратится в металлический пар, если состоит из металла, и в каменный — если он каменный. И он снесет с обшивки такую же массу вещества, сколько весит сам. Масса за массу. И если учесть этот принцип — масса за массу, то гороховый суп окажется такой же эффективной защитой от метеоров, как и закаленная сталь.

— Бог ты мой! — воскликнула Салли. — Ты, должно быть, начитался газет!

— Теория вероятности говорит, что пробой от метеорита не угрожает Платформе в ближайшие двадцать тысяч лет, пока она будет вращаться вокруг Земли.

— Двадцать тысяч двести семьдесят, Джо, — заметила Салли. Она пыталась дразнить его, но ее лицо отчасти выдавало напряжение. — Я тоже читаю статьи в журналах. Правду говоря, я иногда провожу тут экскурсии для наших прирученных журналистов, когда им разрешают увидеть Платформу.

Джо слегка вздрогнул. Затем он криво ухмыльнулся.

— Поставила меня на место, да?

Она ему улыбнулась. Оба почувствовали себя не в своей тарелке. Они прошли внутрь огромного космического корабля.

— Здесь огромное пространство, — заметил Джо. — Могли бы сделать и поменьше.

— При взлете она будет на девять десятых пустой, — сказала Салли. — Но ты и так это знаешь, не так ли?

Джо это знал. Причины, почему ракеты, стартующие с земли, делают обтекаемыми, к Платформе не имели отношения. По крайней мере, не в такой степени. Ракетам нужно было сжечь свое топливо, чтобы выбраться из плотной атмосферы у поверхности. Им нужны обтекаемые формы, чтобы пронизывать плотную часть атмосферы, обладающую большим сопротивлением. Но Платформе это ни к чему. Она будет подниматься сама. Ее необходимо поднять на малой скорости до точки, где реактивные двигатели будут наиболее эффективны, и они пронесут ее еще выше, до тех мест, где их эффективность упадет. И только тогда, когда сопротивление воздуха почти исчезнет, включатся ее собственные ракеты. Поэтому она почти ничего выиграет, имея обтекаемую форму, но потеряет на этом много. Прежде всего, такой процесс запуска позволит построить корпус Платформы на Земле, и когда она окажется на орбите, об этом можно будет не беспокоиться. Исчезнут спекулятивные разговоры по поводу сборки огромной структуры в мире невесомости.

Джо с большой осторожностью пытался провести Салли по коридорам Платформы, и они дошли до машинного отсека. Но привод располагался не здесь. Здесь находились служебные моторы, система циркуляции воздуха и привод помп перекачки жидкостей. Рядом с машинным отсеком уже были установлены главные гироскопы. Они дожидались только управляющих гироскопов, которые станут управлять ими так же, как приводная система земного корабля управляет рулевым механизмом. Погрузившись в свои мысли, Джо смотрел на систему сборки гироскопов. Это все он знал из рабочих чертежей. И не стал останавливаться, чтобы посмотреть их поближе, позволив Салли вести дальше. Она показала ему жилые помещения. Те размещались в большом открытом пространстве шестидесяти футов длиной и двадцати шириной. Там имелись книжные шкафы, два балкона, стулья. Личные комнаты открывались в это общее пространство на разных уровнях, но лестницы отсутствовали. Зато установили удобные кресла с ремнями, чтобы в невесомости человек мог пристегнуться. Там были даже пепельницы, остроумно сконструированные так, чтобы выглядеть именно как пепельницы, но пепел не будет в них сбрасываться, его засосет. Пол и потолок покрывал ковер без рисунка.

— Все это будет смотреться немного необычно, — сказала Салли, странно притихшая, — когда окажется в космосе, но все же оно будет выглядеть вполне нормально. Мне кажется, что это важно. Эта комната больше всего станет похожа на большую частную библиотеку. Все, что человек увидит вокруг, не будет постоянно напоминать, что он живет в искусственном окружении. Он не почувствует себя стесненным. Если бы все комнаты были маленькими, человек чувствовал бы себя как в тюрьме. А так он хотя бы сможет сделать вид, что все нормально.

Но Салли никак не могла полностью сосредоточиться на том, что говорила. Она еще не отошла от своих переживаний за него. Джо это понимал, потому что и сам ощущал странное последействие от последних событий.

— Нормально, — сухо заметил он, — если не считать того, что человек ничего не будет весить.

— Это тоже меня беспокоило, — согласилась Салли. — Большой проблемой станет сон.

— К этому непросто будет привыкнуть, — подтвердил Джо.

На мгновение они замолчали. Потом просто стали скользить глазами по огромному помещению. Салли беспокойно пошевелилась.

— Скажи мне, как думаешь, — спросила она, — ты когда-нибудь бывал в лифте, который начал падать как утюг? Когда Платформа окажется на орбите, то в ней все время люди станут чувствовать то же, только еще хуже. Никакого веса. Джо, если бы ты оказался в лифте, который, казалось бы, падает, и падает, и падает, целыми часами без передыху? Как думаешь, ты бы смог там спать?

Джо это и не приходило в голову. И эта мысль его поразила.

— Наверное, к этому трудно будет привыкнуть, — согласился он.

— К этому трудно привыкнуть и в бодрствующем состоянии, — заметила. Салли. — Но во сне это еще труднее. Ты когда-нибудь просыпался оттого, что падал во сне?

— Конечно, — ответил Джо, затем он свистнул. — Ого! Понятно! Как только ты заснешь, начнешь падать. И поэтому просыпаешься. И все на Платформе будут падать, вращаясь по орбите вокруг Земли! Как только они задремлют, то начнут падать и просыпаться?

Ему удалось это осмыслить. Бодрствующий человек может напоминать себе, что падение ему только кажется и опасности нет. Но что произойдет, когда он попробует заснуть? Падение — это один из самых изначальных страхов, известных человечеству. Любой человек в мире когда-либо просыпался, задыхаясь от того, что ему приснилось, что он падает в пропасти. Это один из врожденных страхов. И как бы хорошо человек ни сознавал, что отсутствие веса — нормальное явление в пустоте, во сне его сознание об этом забудет. Тогда власть берет в руки примитивное подсознательное мышление, и оно остается неудовлетворенным. Оно может лихорадочно будить человека каждый раз, как он задремлет, пока тот не свихнется от бессонницы… или позволит ему заснуть только тогда, когда свалится в бессознательное состояние, но такой сон не означает отдыха.

— Это будет круто! — с тревогой сказал он, подмечая, что Салли все еще не отошла от недавних переживаний. — Но, с другой стороны, с этим ничего не поделаешь!

— Я предложила кое-что, — сказала Салли, — и такую штуку соорудили. Надеюсь, что она сработает. — Она неловко продолжила объяснение: — Это что-то вроде одеяла: его верхняя часть пристегивается, а нижнюю можно надувать. Когда человек ложится спать, то надувает одеяло, и оно прижимает его к кровати. А голова остается свободной, и он может вертеться.

Джо обдумал ее слова. Ему пришло в голову, что они стоят очень близко друг к другу, но все же он переключил свои мысли на дело.

— Не будет ли это похоже на то, будто бы человек плывет? — спросил он. — На плаву можно и поспать. Ощущения веса тогда нет, зато присутствует давление со всех сторон. Так что человек сможет спать, если будет чувствовать, что плавает. Да, это хорошая идея, Салли! Она сработает! Человек будет думать, что он не падает, а плавает!

Салли слегка покраснела.

— Я смотрела на это по-другому, — неловко призналась она. — Когда мы засыпаем, то возвращаемся в прошлое. Мы как дети со всеми их детскими страхами и нуждами. Человек, конечно, может почувствовать себя, будто бы он в воде. Но… я как-то испытала такую кровать. Ощущение, будто бы во сне… будто бы кто-то держит тебя на руках, обеспечивая полную безопасность. Как будто бы ты был ребенком и… в восхитительной безопасности. Но, конечно, я не испытывала такую кровать в невесомости. Просто… я надеюсь, что это сработает.

Как бы смутившись, она резко повернулась и стала показывать ему кухню. Каждая сковородка была закрыта. Верх плиты выложили полосами из сплава альнико [23] для магнитного крепления. Сковородки будут к нему притягиваться. А крышки имели любопытную гибкую подложку, назначения которой Джо не мог понять.

— Это гибкий пластик, огнеупорный, — сказала Салли. — Он надувается и прижимает пищу к горячему дну сковородки. Ожидалось, что команда будет питаться готовой пищей. Но я заявила, что это будет достаточно плохо, если пить из пластиковых бутылок вместо стаканов. Одну из этих печек повесили вверх ногами, и на ней я и приготовила яичницу с ветчиной вверх ногами. Они сказали, что психологическое воздействие того стоит.

Джо был тронут. Он вышел вслед за ней из кухни и тепло заметил, подумав, что ее вклад в дела Космической Платформы накладывался на ее личную тревогу насчет него самого:

— Ты, должно быть, первая девица в мире, которая подумала о ведении домашнего хозяйства в космосе?

— Девушки ведь полетят в космос, разве не так? — сказала она, не глядя на него. — Если будут колонии на других планетах, то это необходимо. А когда-нибудь… и к звездам…

Она стояла совершенно тихо, и Джо захотелось что-то сделать, как-то выразить свое отношение к ней и к миру. Внутри Платформы было очень тихо. Где-то далеко, где изоляция из стеклошерсти была еще неполной, слышались звуки работ, но внутренние стены Платформы не резонировали. Их покрыли особым материалом, который должен создавать впечатление, что это не просто металлическая оболочка, искусственный мир, который будет парить в пустоте. Здесь и сейчас Джо и Салли оказались в условиях какого-то интима и одиночества, и Кенмор ощутил какое-то чувство неотложности.

Он с тоской посмотрел на девушку. Цвет ее лица показался ему немного интенсивнее, чем обычно. Она уже не тот приятный ребятенок, она была великолепна! И на нее приятно смотреть. Джо и раньше это замечал, но теперь вспоминал, как она боялась за него, когда он был в опасности, как тревожилась, что он может погибнуть. И вспомнил о ее весьма абсурдном, но искреннем предложении поплакать за него.

Джо поймал себя на том, что крутит кольцо на пальце. Он снял его и заметил, что на нем все еще осталось немного сажи и масла. Он знал, что она видела, чем он занят, хотя и смотрела в сторону.

— Послушай, Салли, — неловко проговорил он, — мы очень давно знаем друг друга. Ты мне… всегда очень нравилась. И у меня есть дела, которые нужно совершить прежде всего, но… — Он прервался. Глотнул. Она повернулась к нему и улыбнулась. — Послушай, — в отчаянии сказал он, — что, если я спрошу тебя, не хотелось бы тебе это поносить?

И протянул кольцо.

Она кивнула; ее глаза сияли.

— Конечно, Джо, с удовольствием.

Они поцеловались, затем она как-то не к месту всплакнула и пояснила, что он должен быть более осторожным и не рисковать жизнью так часто! А затем послышался слабый звук извне Платформы, это был лающий звук сирены, выходящий короткими толчками, пока она разогревалась. Затем звук выровнялся и начал завывать и завывать.

— Это тревога! — воскликнула Салли. Глаза у нее все еще были затуманены. — Все на выход из Ангара. Пошли. Джо.

Тем же путем они двинулись обратно. Салли подняла на Джо глаза и внезапно ухмыльнулась.

— Когда у меня будут внуки, — сообщила она, — я буду им хвастаться, что я самая первая девушка в мире, которую когда-либо целовали в космическом корабле!

Но не успел Джо что-либо ответить, как она уже была на лестнице, на виду у всех, и спускалась вниз. Так что он за ней последовал.

Ангар пустел. Голый пол из деревянных блоков был усыпан фигурами людей, ровно двигающихся к выводу безопасности. Никто не спешил, потому что охранники во всеуслышание оповещали, что это не тревога, но мера предосторожности, и нет необходимости толкаться. Каждого секьюрити проинформировали по миниатюрному переговорному устройству, которые они носили с собой. По такому устройству каждому охраннику можно было сообщить все, что ему нужно знать, независимо от того, находился ли он на полу Ангара, или на балюстрадах вверху, или даже в самой Платформе.

Грузовики собрались в линию, чтобы пройти через поднимающиеся ворота. Люди спускались с лесов, сложив инструмент, как это полагалось при пересменках — для подсчета и осмотра. Другие спокойно шли от линии сборки толкателей. Если не считать огромного объекта посередине и того, что все люди были в рабочей одежде, сцена удивительно напоминала зал ожидания очень большого вокзала с множеством людей, поспешно двигающихся туда-сюда.

— Нет никакой спешки, — заметил Джо, услышав одного из охранников. — Пойду посмотрю, что там накопала моя банда.

Вся троица — и Хейни, и Майк, и Шеф — только что прибыла к куче обожженных, но теперь распакованных остатков. Салли слегка покраснела, заметив, что Шеф уставился на кольцо Джо на ее пальце.

— Остаток дня — выходной, да? — заметил Шеф. — Слушай, мы нашли большую часть того, что нам нужно. Нам дадут мастерскую для работы. Мы перетащим туда эти железки. К токарному станку, что мы выбрали, надо приварить дополнительную раму, а затем вырезать опорную пластину, чтобы гироскопы помещались между опорами. Установить его в правильном направлении.

Это означало, что оси маховиков должны быть параллельны оси Земли. Джо кивнул.

— Мы сможем устроиться уже утром, — добавил Хейни, — и приняться за работу. Ты передал список нужных запчастей на завод, чтобы твои люди занялись делом?

Салли быстро сказала:

— Он сейчас вышлет его по факсу, затем…

Шеф расплылся кроткой, насмешливой улыбкой:

— Что ты собираешься делать вечером, Джо? Если остаток дня у нас свободен?..

Салли поспешно вставила:

— Мы собирались… он собирался поехать вместе со мной на пикник. На Озеро Красного Каньона. Вам действительно нужно говорить о делах… весь день?

Шеф расхохотался. Он знал Салли, по крайней мере — в лицо, еще со времени своей работы на заводе Кенмора.

— Нет, мадам, — сообщил он ей. — Просто спрашиваю. Я работал на строительстве этой дамбы в Красном Каньоне много лет назад. Там теперь очень красиво. Ладно, Джо. Увидимся, когда приступим к работе. Утром, скорее всего.

Джо повернулся, чтобы уйти вместе с Салли. Карлик Майк позвал его хриплым голосом:

— Джо! Погоди минуту!

Джо вернулся. На морщинистом лице карлика застыло выражение тревоги. Он проговорил своим странным голосом:

— Вот тебе информация к размышлению. Кто-то прилагал очень большие усилия, чтобы не дать тебе довезти сюда эти гироскопы. Они также могут прилагать большие усилия к тому, чтобы предотвратить их починку. Поэтому мы и потребовали отдельную мастерскую для работы. Мне пришло в голову, что один из способов остановить работы по ремонту — остановить нас. Не каждый бы догадался, как можно перебалансировать эти штуки. Ты меня понимаешь?

— Конечно! — ответил Джо. — Вам троим следует быть начеку.

Майк уставился на него, затем сделал гримасу.

— До тебя не доходит, — раздраженно заявил он. — Ладно. Может быть, это я просто с ума схожу.

Джо вернулся к Салли. Мысль о пикнике была совершенно новой для него, но он полностью ее одобрил. Они прошли к небольшому выходу к зданию секьюрити. Их впустили. Дела там шли с необычайным спокойствием и эффективностью, хотя привычная рутина и была нарушена, ведь пришлось приостановить все работы. Пока они шли к офису майора Холта, Джо услышал, как кто-то деловым тоном диктовал: “…эта попытка атомного саботажа была предотвращена вне Ангара, но она не имела никаких шансов на успех. Счетчики Гейгера мгновенно зарегистрировали бы любую попытку пронести в Ангар радиоактивные материалы…”

Джо искоса взглянул на Салли.

— Это что-то вроде пресс-релиза для публики? — спросил он.

Она кивнула.

— И это, кстати, правда. Все, что перемещается из Ангара или внутрь него, проходит мимо счетчиков Гейгера. Они реагируют даже на часы со светящимися циферблатами, хотя сирены при этом не начинают завывать.

— Я отправлю по факсу свой заказ на новые детали, — сказал Джо. Но ему пришлось просить секретаршу майора Холта показать ему, куда засовывать лист. Послание пойдет на восток до ближайшего факсимильного приемника, затем специальный курьер доставит его на завод.

Мисс Росс угрюмо включила аппарат и набрала реквизиты доставки документа, который прошел через сканер и снова вылез наружу.

— Вы с Салли, — с грустным вздохом заметила секретарша, — можете пойти и расслабиться сегодня. Но для майора Холта расслабление невозможно. Как и для меня.

Джо заметил без всякой надежды:

— Я уверен, что Салли была бы рада, если бы вы поехали с нами.

Простая и непривлекательная помощница майора Холта покачала головой.

— С тех пор как я начала здесь работать, у меня не было ни одного выходного дня, — хмурясь, ответила она. — Майор Холт зависим от меня. Никто больше не сможет делать то, что делаю я! Вы поедете на Озеро Красного Каньона?

— Да, — подтвердил Джо. — Салли считает, что там должно быть приятно.

— Здесь ужасно сухо, — грустно заметила мисс Росс — На сотню миль отсюда больше нет других водоемов. Надеюсь, там красиво. Я его никогда не видела.

Она вынула из факсимильного аппарата оригинал списка Джо и вернула ему. Точная копия списка, написанного его рукой, существовала теперь более чем в полутора милях к востоку и в течение нескольких часов прибудет на Завод Прецизионного Оборудования Кенмора. Об ошибках при передаче не могло быть и речи! Лист копировался один к одному!

Салли вышла, улыбнулась секретарше отца и повела Джо к выходу.

— Я получила машину, — весело сказала она, — а дома нас ждет корзинка с ленчем. Впрочем, я согласилась с тем, что озеро слишком холодное, чтобы в нем купаться. Оно питается снеговой водой. Но на него приятно посмотреть.

Они вышли из дверей, в то время как работники Ангара только начинали загружаться в ожидавший их караван автобусов. Но черная машина тоже ждала. Джо открыл дверь, и Салли вручила ему ключ. Она стала смотреть на мужчин, атакующих автобусы.

— По всему Бутстрапу распространят бюллетень, — заметила она, — в котором говорится, что Браун собирался засыпать Ангар радиоактивной пылью. Там будет сказано, что он мог носить кобальт с собой, так что мог облучить и других людей — в ресторане, в кино, где угодно, но пока он носил пыль и умирал, даже не зная об этом. Поэтому все должны зайти в госпиталь и провериться на радиацию. Некоторые люди действительно могут оказаться обожженными. Но папа считает, что если ты не задет радиацией, то, значит, Браун не носил пыль с собой. Если кто-то и обожжен, то это может быть тот человек, который принес кобальт сюда, чтобы отдать ему. И… э-э… ему придется прийти, потому что все пойдут, а из-за того, что он окажется засвеченным, ему зададут множество вопросов.

Джо нажал на стартер, затем на акселератор, и машина покатила вперед. Они остановились у дома в городке офицеров по другую сторону Ангара. Салли прихватила корзинку с ленчем, которую домохозяйка ее отца приготовила согласно указаниям, полученным по телефону. Они поехали дальше.

Красный Каньон располагался в восьмидесяти милях от Ангара, и единственная дорога туда вела через Бутстрап — существовала только одна дорога к этому маленькому синтетическому городу. Хотя у них не было никакого графика, но раздражало, что на этом двадцатимильном участке дороги они оказались в хвосте длинной процессии автобусов. Автобусы ехали нос к хвосту и занимали дорогу на полмили или более. Такую длинную линию едущих плотно друг к другу машин обогнать невозможно. В противоположном направлении тоже двигались машины, так что не стоило и пытаться.

Им пришлось тащиться за автобусами до Бутстрапа, а затем пробираться по запруженным толпами улицам. Оказавшись за городом, они наткнулись на пост охраны. Здесь сработал пропуск Салли. Затем они помчались по пустой, сухой, выжженной солнцем местности по направлению к холмам на западе. Местность казалась совершенно покинутой. Спохватившись, Джо впервые подумал о бензине. Он осторожно взглянул на датчик топлива. Салли покачала головой.

— Не беспокойся. Бензина сколько угодно. Секьюрити об этом заботятся. Когда я сказала, что нам нужна машина и куда мы собираемся ехать, папа приказал все проверить. Если я все это переживу, то могу поспорить, что на всю жизнь останусь фанатиком бдительности!

Джо с неудовольствием заметил:

— Думаю, это достает всех и каждого. Майк — этот карлик, ты знаешь — позвал меня только для того, чтобы навести на мысль, что люди, которые пытались уничтожить гироскопы, могут попытаться нанести вред нам четверым, чтобы помешать их чинить!

— Это не просто глупость, — согласилась Салли. — Мы все испытываем сильное напряжение, особенно если ты знаешь, что к чему. Ты заметил, что папа седеет. Это из-за напряжения. И мисс Росс почти так же напряжена. Информация просачивается совершенно непостижимым образом, а папа не может обнаружить утечку. Как-то раз был случай саботажа, и он мог бы поклясться, что нужной для этого информацией не обладал никто, кроме него самого и мисс Росс. У нее случилась истерика. Она требовала, чтобы ее посадили под замок, чтобы ее уже никто не мог заподозрить в том, что она кому-то что-то рассказывает. Она уволилась бы прямо сейчас, если бы могла. Это отвратительно, — поколебавшись, она слабо улыбнулась. — По сути дела, чтобы папа обо мне не очень беспокоился сегодня…

Джо оторвал глаза от дороги, чтобы взглянуть на нее.

— Что?

— Я пообещала, что мы не будем купаться, и… — Затем она неловко продолжила: — Там два пистолета в перчаточном отделении. Папа тебя знает. Поэтому я пообещала, что на озере ты положишь один из них в карман.

Джо сделал глубокий вдох. Она открыла перчаточное отделение и передала ему пистолет. Он бросил на него взгляд — 38-й калибр, бескурковый. Хорошее, надежное оружие. Он сунул его в карман куртки. И все же он хмурился.

— Я с нетерпением ждал момента… когда можно будет ни о чем не беспокоиться, — недовольно сказал он. — А теперь мне придется все время оглядываться через плечо!

— Может быть, — заметила Салли, — ты сможешь смотреть через мое плечо, а я через твое? И время от времени мы сможем поглядывать и друг на друга.

Она рассмеялась, и ему тоже удалось улыбнуться. Но все же вертикальная морщина у него на лбу не исчезла.

Они ехали и ехали. Один раз они пересекли очень маленький городок. Там, должно быть, было не больше сотни обитателей. Там стояли газонасосные вышки, ресторан и два-три торговых центра, что, несомненно, было слишком много для местных жителей. Но у магазинов кто-то привязал несколько лошадок, виднелись и автомобили. Местность здесь была не такой ровной. Горы уже выросли до неприступных ликов на фоне неба. Джо осторожно проехал по единственной улице городка, обогнув собаку, спавшую на территории, предназначенной для передвижения транспорта.

Наконец они доехали до подножья холмов, и дорога стала извилистой, огибая их. И через два часа после Бутстрапа они достигли Красного Каньона. Находясь ниже по течению, они сначала увидели дамбу. Чудовищное сооружение из камня, одиноко затесавшееся среди гор. Сверху сливался широкий поток воды.

— Дамба предназначена для ирригации, — со знанием дела пояснила Салли, — и она обеспечивает Ангар электричеством. Это один из кошмаров моего отца: что кто-то взорвет дамбу и оставит и Бутстрап, и Ангар без электричества.

Джо ничего не ответил. Он ехал вверх по дороге, взбиравшейся вдоль стены каньона в виде узкого серпантина. Это была опасная езда. Затем внезапно они достигли верха каньона, и дамбы, и уровня озера. Водное пространство здесь на многие мили простиралось среди бесплодных холмов, скрываясь из виду за поворотом. Поверхность озера покрывали мелкие волны, по краям росла трава. Встречались и молодые деревца. Сама гидроэлектростанция представляла собой небольшое приземистое здание посередине дамбы. Нигде не было видно ни души.

— Вот мы и на месте, — сказала Салли, и Джо остановил машину. Он обогнул машину, чтобы открыть дверь для нее. Но она уже выходила с корзинкой дня ленча в руке. Он потянулся к корзинке, но она ее не выпустила, и они пошли от машины, таща корзинку вдвоем.

— Вон там удобное место, — указала Салли.

Небольшая гряда скал уходила в озеро, затем поднималась и расширялась, образуя что-то вроде миниатюрного островка футов пятидесяти в диаметре. На нем росло несколько молодых деревьев. Джо и Салли спустились по склону и прошли скалистый перешеек, соединявший островок с берегом.

Салли поставила корзинку с ленчем на камень и рассмеялась без всякой причины, в то время как ветер раздувал ее волосы. Это был прохладный ветерок, дувший с воды. И Джо внезапно поразился, что у этого воздуха и ощущение другое, и запах другой — после того, как он проходил над открытой водой. До этого ему и в голову не приходило, насколько сухой воздух в Бутстрапе и в Ангаре.

Корзинка с ленчем слегка наклонилась, Джо приподнял ее и установил прочнее. Затем он спросил:

— Проголодалась?

В его сознании не было совершенно ничего, кроме роскошного, довольного ощущения, что он находится в месте, где есть трава, и озеро, и Салли, и еще целый день впереди.

Ему было хорошо. Так что он поднял крышку корзинки с ленчем. Там лежал пистолет. Это был второй пистолет из двух, лежавших в перчаточном отделении. Салли о нем не забыла. Джо посмотрел на него и с иронией заметил:

— Счастливая, беспечная молодость — это про нас! Которые тут сэндвичи с ветчиной, Салли?

Глава 8

День начался великолепно. Джо поставил бутылки в озеро, чтобы они охладились. Затем они с Салли подкреплялись, разговаривали и смеялись. Джо сегодня в особенности был настроен развлекаться. Он пережил двадцать четыре тревожных часа, но теперь дела, похоже, пошли на лад. И было это свидание с Салли, что радовало само по себе, Салли была великолепна! Если бы она не была такой прекрасной, она бы все равно ему нравилась — просто чтобы с ней поговорить и провести время. Но она была красивой и носила его кольцо. Чтобы оно не болталось на пальце, с внутренней стороны она намотала на него нитку.

Единственной проблемой было то, что время от времени Джо вспоминал о тяжелом предмете в правом кармане его куртки.

Тем не менее они провели не меньше часа в приятном, бессмысленном ничегонеделании, которое никто не в состоянии описать, но все любят вспоминать впоследствии. Время от времени Джо поглядывал в сторону берега, когда вес в его кармане напоминал ему об опасности.

Но он поглядывал недостаточно часто. Когда он доставал из озера бутылки с напитками, то краем глаза заметил движение. Он резко развернулся, сунув руку в карман… Это был Шеф с Хейни и карликом Майком. Они переходили скалистый перешеек.

— Все в порядке? — резко крикнул ему Хейни.

— Само собой! — ответил Джо. — Все прекрасно! А что за проблемы?

— У Майка возникло предчувствие, — сказал Шеф. — И я… э-э… вспомнил, как я работал на строительстве этой дамбы двенадцать-пятнадцать лет назад. — Он огляделся. — Тогда она выглядела по-другому.

Затем он поймал взгляд Джо и почти незаметно дернул головой в сторону, Джо понял его сигнал.

— Посмотрю еще напитков, — сказал он. — Пойдем, поможешь мне вылавливать бутылки.

Салли улыбнулась двум другим. Она уже инспектировала корзинку с ленчем.

— У нас еще есть сэндвичи, — радушно сказала она, — и торт.

Хейни неловко двинулся вперед. Майк приближался к Салли с некоторой враждебностью. Джо знал, что у него на душе. Если Салли начнет обращаться с ним, как с неполноценным… Но с чувством глубокого удовлетворения сознавал, что она не будет так делать. Он прошел к краю воды.

— Что такое, Шеф? — тихо спросил он.

— У Майка было предчувствие, — прогудел Шеф. — Кто-то пытался разбить приборы, которые ты привез. Это им удалось. Но мы стали их чинить, так что же им придется предпринять? Им надо убрать нас. Если они собирались засыпать атомной пылью весь Ангар и каждого человека в нем, то не остановятся еще перед четырьмя убийствами.

Джо выловил бутылку шипучки.

— Майк говорил что-то об этом в Ангаре, — заметил он.

— Да. Но именно ты вычислил, как помочь делу. Ты стал первой целью. Хейни, и Майка, и меня — нас будет непросто свалить в толпе в Бутстрапе. Но с ней вы уехали сами по себе. Майк посчитал, что вам может угрожать опасность. Поэтому мы проверили.

Джо вытащил из воды одну бутылку, затем другую.

— С нами все в порядке. Мы не видели ни души.

— Это не значит, что ни одна душа не видела вас, — пробурчал Шеф. — Из Бутстрапа выехала машина примерно через двадцать минут после вас. Там было трое парней. Она припаркована ниже дамбы, так что ее не видно. Мы ее заметили. А когда мы приблизились, то заметили троих парней, прячущихся за теми скалами. Лично мне кажется, что они ждут кого-то, кто, гуляя, вернется от берега, причем так… э-э… чтобы их не видели из здания станции. Это, стало быть, вы с ней, так?

Джо похолодел. Но не за себя. За Салли.

— Вокруг больше никого нет, — сказал Шеф. — Кого же они ждут, кроме вас двоих? Допустим, у них будет шанс убить вас. Они заберут ключи от машины. Ваши два тела сбросят где-нибудь бог-знает-где. Вас будут упорно разыскивать. Майор Холт весьма расстроится. Служба безопасности может разболтаться. Могут возникнуть дополнительные лазейки для тех, кто хочет устроить саботаж — сверх того, чтобы мешать ремонту управляющих гироскопов. Тогда они могут попытаться вывести из строя Хейни, и Майка, и меня.

Джо холодно ответил:

— У меня есть пистолет, и у Салли тоже. Может, мы возьмем эти пистолеты и пойдем спросим ту троицу, не хотят ли они устроить свару?

Шеф фыркнул.

— Ты только подумай! Хотя это хорошо, что у вас пистолеты. Я захватил из тира винтовку двадцать второго калибра. В спешке больше ничего не смог сделать. Но зачем нарываться на неприятности? Приятель, я хочу увидеть, как взлетит эта Платформа! Теперь я беру дело в свои руки. Здесь у нас хорошее расположение. Чтобы приблизиться, им придется идти по открытой местности. Ничего не говори Салли. Но мы будем держать глаза открытыми.

Джо кивнул. Он понес охлажденные, истекающие каплями бутылки к месту, где Хейни с торжественным видом поедал сэндвич, сидя по-турецки спиной к озеру и оглядывая берег. Шеф вытащил винтовку из-за пояса, где она висела внутри брючины. С небрежным видом пройдя к Майку, он уронил винтовку.

— Ты вроде хотел попрактиковаться в стрельбе, — мягко проговорил он. — Вот твое оружие. Есть еще сэндвичи, мэм?

Салли с улыбкой передала ему последний сэндвич. Верх корзинки она оставила открытым. Пистолета там уже не было. Встретившись взглядом с Джо, Салли поняла, что трое его друзей появились здесь не просто для того, чтобы стать непрошеными гостями. Но она отнеслась к этому спокойно. Для Джо это была еще одна причина восхищаться Салли.

— Что касается меня, — с важным видом заявил Шеф, — то я собираюсь купаться. Я так давно уже не видел воды, кроме как в душе. И хочу помокнуть и поплескаться. Я пойду вон туда и булькну.

Он ушел, на ходу откусывая от сэндвича, затем исчез из виду, Хейни прислонился к деревцу и смотрел на берег, скалы и линию кустов за ними.

Майк говорил своим высоким, трескучим голосом:

— Но все равно это сумасшествие! Бороться с саботажем, в то время как мы, маленькие люди, могли бы за неделю взять дело в свои руки, и любой саботаж станет глупостью! Мы можем сделать все, что нужно, под самым носом у саботажников!

Салли с интересом спросила:

— У вас есть цифры? О них когда-нибудь сообщалось?

— Один раз я потратил месячную зарплату, — сардонически заметил Майк, — чтобы нанять акулу-математика, чтобы он их проверил. Он нашел одну ошибку. Это повысило границу того, что мы могли бы сделать!

— Джо! — воскликнула Салли. — Ты только послушай? Майк говорит, что у него имеется реальный ответ о саботажах и, в какой-то мере, на космические путешествия. Послушай!

Джо улегся на землю.

— Выкладывай, — сказал он.

Но все равно он был начеку. Были люди, которые ждали, когда они соберутся отправиться обратно к своей машине. Эти саботажники были вооружены, и они намеревались убить его и Салли. От всех мрачных мыслей, которые приходили ему в голову, у него сжимались челюсти.

Но Майк уже рассказывал.

— Забудьте на секунду о Платформе, — говорил он, встав, чтобы иметь возможность жестикулировать, потому что он был всего три с половиной фута ростом. — Просто представьте себе ракету, летящую прямо к луне. В случае старомодных ракет отношение масс будет сто двадцать к одному. Нам пришлось бы сжечь сто двадцать тонн старого топлива, чтобы доставить на луну одну тонну. Сейчас это можно сделать с шестьюдесятью тоннами топлива, а когда Платформа окажется на орбите, то эта цифра еще уменьшится! Ладно! Вы собираетесь отправить человека на луну. Он весит две сотни фунтов. Он использует двадцать фунтов еды, воды и кислорода в день. Дайте ему жратвы и воздуха на два месяца — тысяча двести фунтов. Кабина в семь футов высотой и десять футов шириной. Тысяча шестьсот фунтов, включая изоляцию и конструкции, обеспечивающие прочность. То есть, полезный груз составит полторы тонны, и вам придется сжечь сто восемьдесят тонн горючего — считая по-старому — для того, чтобы доставить этот груз на луну, и еще сто двадцать на каждую тонну, составляющую вес ракетного корабля. Вы смогли бы послать человека на луну на ракете, весящей тысячу двести тонн. Это со старым топливом. Он прибудет туда, проживет два месяца, затем умрет от недостатка воздуха. Нового топлива вам потребуется девяносто тонн, чтобы доставить туда этого парня, и еще по шестьдесят тонн на каждую тонну веса ракеты. Так что можно считать: для переправки человека на луну потребуется шестьсот тонн.

Салли задумчиво кивнула.

— Я встречала такие цифры, — согласилась она.

— Но возьмите такого парня, как я! — горько сказал карлик Майк. — Я вешу сорок пять фунтов, а не двести. В день мне требуется четыре фунта пищи и воздуха. Размеры кабины для меня будут четыре на пять футов. Поскольку она меньше, ее конструкцию можно сделать легче. Скажем, она будет весить двести фунтов. Триста фунтов — жратва и воздух, пятьдесят — я сам. Шестнадцать тонн горючего, чтобы доставить меня прямо на луну! Чтобы нести вес ракеты — она же меньше! — максимум пятьдесят тонн!

— Я… понимаю… — хмурясь, сказала Салли.

Он бросил на нее подозрительный взгляд, но не заметил на ее лице и следа насмешки.

— Я ничего не имею против шестисоттонной ракеты, которая доставит полномерного человека на луну, — с неожиданной дерзостью заявил он, — но человек моего размера смог бы сделать ту же работу в шестидесятитонном корабле. Учитывая, что при отсутствии атмосферы возвращаться будет легче, я мог бы полететь туда, прилуниться, произвести наблюдения, собрать образцы минералов, и вернуться — и все в шестидесятитонной ракете. Это только десять процентов от того, что потребуется для полета на луну нормального человека, причем — только туда!

Он топнул ногой. Затем холодно заметил:

— Хейни, ты сидишь на месте, как подсадная утка!

Этот комментарий был справедлив. Джо понимал, что Салли находится на стороне этого маленького островка ближе к озеру и между ней и землей — переходимые скалы. Но Хейни сидел, скрестив ноги, чтобы иметь возможность наблюдать за берегом, и он давно уже не двигался с места. Если кто-то намеревался совершить убийство на расстоянии, то Хейни представлял для этого прекраснейшую мишень. Он переместился.

— Да! — заявил Майкл с тонкой иронией, возвращаясь к своей теме. — Я мог бы показать вам множество цифр! Есть и другие парни, такие же, как я! И у нас мозгов не меньше, чем у полноразмерных людей! Если бы большие шишки рассчитывали на нас, маленьких людей, они бы сделали Платформу размером с дом на четыре семьи, и она бы уже прямо сейчас висела бы в небе, и такие люди, как я, обслуживали бы ее. Парни моего размера могли бы водить грузовые ракеты, доставляющие топливо для хранения, а четверо из нас могли бы взять шестисоттонную ракету, и слетать к Марсу, и вернуться к весне ~ уже следующей весне! — со всеми данными и фотографиями! Бог ты мой…

Он яростно и беспомощно махнул рукой.

— Но это все только мечты, — горько проговорил он. — Прямо сейчас, в данную минуту, мы можем облегчить строительство Платформы! Где-то в другом месте строятся грузовые ракеты. Вы о них знаете?

Салли ответила извиняющимся тоном:

— Да. Я знаю, что они будут меньше ракетных кораблей, которые полетят к Платформе. Они перевезут топливо, запасы и сменные команды. Да, я знаю, что строятся транспортные ракеты.

— Эти транспортные ракеты, — сардонически проговорил Майк, — ведут четыре человека, плюс две подменные команды. Запас воздуха у них на десять дней. Но посадите четверых из нас, маленьких людей, в транспортную ракету! Воздуха и еды нам бы хватило почти на два месяца! Если убрать полезный груз и расположить там гидропонный сад и коммуникаторы, мы уже станем Платформой, не сходя с места! Пошлите вторую транспортную ракету для стыковки с нами, и она сможет принести управляемые ракеты! Транспортные ракеты можно делать быстрее, чем Платформу! Запустите три транспортные ракеты с командами карликов, и мы сварим их вместе, и у нас уже будет Космическая Платформа на орбите, причем — действующая. И какой же смысл будет тогда саботировать строительство большой Платформы? Дело-то будет сделано! Она будет на орбите, будет действовать! Но, — с горечью спросил он, — разве кто-нибудь сделает что-либо настолько разумное, как, по-вашему?

Салли огорченно проговорила:

— О, Майк, это верно, и мне так жаль!

И она действительно так думала. Джо в тот момент Салли особенно нравилась, потому что не относилась к Майку снисходительно, не пыталась уговорами облегчить его огорчение,

Затем Хейни внезапно сказал:

— Кто-то приметил Шефа.

Джо мысленно выдал себе тумака. Шеф сказал, что пойдет купаться. И теперь — только теперь — Джо посмотрел, что тот делает.

Шеф был уже далеко от берега и неспешно плыл по направлению к силовой станции на середине дамбы. Он доплывет до станции, поднимется по лестнице, спускающейся с верха дамбы на сторону озера, и объяснит там сложившуюся на берегу ситуацию. Телефонного звонка в Бутстрап будет достаточно, чтобы охрана понеслась сюда со скоростью восьмидесяти миль в час, а парашютный десант еще быстрее. Но еще до того, как они прибудут, Шеф приведет команду станции, вооруженную дробовиками, которые они держали для того, чтобы охотиться на водных птиц — как в сезон, так и не в сезон охоты.

Люди, прячущиеся на берегу, могли счесть, а могли и не счесть, что его заплыв является доказательством того, что их намерения раскрыты. Возможно, что прямо сейчас они оживленно обсуждают эту проблему. Но они не могут знать, вооружены ли те, кто сейчас находится на полуострове.

Внезапно Майк решительным голосом заметил:

— У нас гости.

Он тщательно улегся на землю в пятнадцати футах выше по склону от Салли, откуда мог смотреть через гребень скал.

Профессиональным движением он приложил к плечу винтовку и прицелился. Трое мужчин беспечно вышли из кустов на берегу. С беззаботным видом они двинулись к скалистой полосе, ведущей к месту пикника. Они выглядели, как и любой другой житель Бутстрапа, — небрежная, грубая рабочая одежда… Хейни, наклонившись, подобрал четыре отличных камня для метания. Выражение лица у него было страдальческим.

Джо сказал:

— У нас есть пистолеты, Хейни и Салли — хорошие стрелки.

Мужчины приближались. Они вели себя преувеличенно беззаботно. Джо вышел так, чтобы его видели.

— Никаких посетителей! — крикнул он. — Мы не нуждаемся в компании.

Один из мужчин, будто бы не понимая, поднес руку к уху. Они продолжали приближаться. Они не делали никаких угрожающих движений.

Тогда Джо вынул руку из кармана, крепко сжимая пистолет, который дала ему Салли.

— Я не шучу! — хрипло сказал он. — Отойдите!

Один из троих отдал резкий приказ. В тот же момент появились три коротконосых пистолета. Засвистели пули, в то время как мужчины бросились вперед. В данный момент цель их стрельбы заключалась не столько в убийстве, сколько в деморализующем воздействии летающих над головой пуль, чтобы убийцы успели приблизиться и выполнить свой кровавую задачу с надлежащей точностью.

Мимо Джо просвистел камень — его бросил Хейни, — и маленькая винтовка в руках Майка кашлянула дважды. Джо вел свой собственный огонь, у него было только шесть патронов, и нужно было поразить три цели. Если бы у него был знакомый револьвер, он начал бы стрельбу прямо сейчас, но тридцать ярдов по движущейся цели — многовато для незнакомого оружия.

Один из троих убийц остановился и упал на землю. Второй, казалось, внезапно заулыбался одной стороной лица. Пуля калибра 22 рассекла ему щеку. Третий лбом наткнулся на камень, брошенный Хейни. Камень вышиб из него дух, и пистолет выпал у него из руки.

Джо тщательно прицелился в широко улыбающегося человека и выстрелом заставил его крутануться на месте. Винтовка Майка плюнула снова, и мужчина, в которого попал Джо, закачался и начал тяжело убегать, издавая невнятные вопли. Тот из них, который споткнулся, поднялся на ноги и побежал, дико подпрыгивая и оберегая ногу. Третий, покинутый соратниками, повернулся и побежал тоже, все еще задыхаясь и согнувшись вдвое.

Послышался скрипучий голос Майка. Он был вне себя от ярости из-за того, как стреляла его винтовка. Она выносила пули вверх и вправо. В тире за хорошую стрельбу выдавали призы сигаретами — поэтому оружие и не стреляло, как надо.

До этого момента Джо был относительно спокоен, потому что ему было чем заняться. Но именно тогда он услышал, как Салли странным голосом воскликнула: “Ой!” Онрезко обернулся. Ему даже было невдомек, что она не спряталась, но стояла в полный рост с пистолетом на изготовку. И лицо ее было белым, и она тянула себя за волосы. В ее руках осталась прядь волос. Пуля отхватила ее чуть выше плеча.

Джо почувствовав, что у него слабеют ноги. Он затрясся и опозорил себя тем, что в полуистерике схватил Салли и требовательно стал спрашивать, не задело ли ее, ругал за то, что она вылезла не по делу, в то время как горло у него сжималось от ужаса, перекрывая дыхание.

Послышался громкий трескучий звук. С равномерной реверберацией звука над водой от силовой станции по верху дамбы понеслись два мотоцикла. На них ехало пять человек, одним из которых был Шеф, обвязавший вокруг бедер скатерть в красную и белую клетку, и, за неимением другого оружия, размахивал пожарным топориком.

Опасность им уже не угрожала.

Но за убийцами нельзя было бежать наобум. У них еще оставалось как минимум два пистолета. Восемь мужчин, включая Майка, и девушка, вооруженные двумя пистолетами, винтовкой из тира, двумя дробовиками и пожарным топором, были не слишком приспособлены для охоты на убийц. И к тому же близился заход солнца.

Поэтому победители сделали разумный выбор. Джо, и Салли, и Хейни, и Шеф — уже одетый — и плюс Майк направились обратно в Бутстрап. Джо с Салли ехали в автомобиле майора, а остальная троица — в драндулете, нанятом ими на день. На пути к каньону, ниже дамбы, они остановились у припаркованной машины, на которой приехали их несостоявшиеся убийцы. Они сняли с нее распределитель зажигания и ремень вентилятора. Остальные мужчины вернулись на силовую станцию со своими дробовиками и пожарным топориком и позвонили в Бутстрап. Трое стрелков, планировавшие убийство, превратились теперь в беглецов, без всяких средств к передвижению, кроме своих ног. Для того чтобы спрятаться, у них было много тысяч квадратных миль территории, но сомнительно, что имелась какая-нибудь еда или возможность найти ее в пустыне. Двое из них наверняка были ранены. Как только придет утро, схватить их будет нетрудно — при наличии собак, самолетов и организации.

Поэтому Джо и Салли возвращались в Бутстрап; остальные следовали непосредственно за ними все эти мили, которые необходимо было проехать в темноте. На полпути они встретили мрачную поисковую партию на машинах, которая направлялась к дамбе, чтобы утром начать поиск. После этого Джо почувствовал себя лучше. Но его зубы каждый раз едва не стучали, когда он вспоминал об испуганном выражении лица Салли, как она смотрела на отхваченную пулей прядь волос.

Майор Холт в Ангаре выглядел усталым и постаревшим. Салли, захлебываясь словами, объяснила, что в опасной ситуации она оказалась по собственной вине.

— Это моя ошибка, — отрешенно заявил майор. — Я позволил вам отдалиться от Ангара. Я ничуть не виню Джо.

Но выражение лица у него было зловещим. Джо облизнул губы, готовый согласиться, что любое порицание будет оправданным, поскольку из-за него Салли попала под выстрелы.

— Я очень себя виню, сэр, — мрачно проговорил он. — Но могу впредь пообещать, что никогда не уведу Салли от безопасных мест. Пока Платформа не взлетит и опасность не пройдет.

Майор отчужденно сказал:

— Мне придется предпринять более серьезные меры. Я устрою тебе телефонную связь с отцом. Ты объяснишь ему в деталях, как планируешь ремонтировать свой прибор. Я так понимаю, что при помощи разработанного вами метода гироскопы можно продублировать быстрее?

— Да, сэр, — сказал Джо. — Быстрее можно провести балансировку, что является самой долгой операцией. Но второй раз все можно делать быстрее. Все формы для отливок готовы, разработаны и приемы работы.

— Ты объяснишь это своему отцу, — удрученно ответил майор. — Он сразу же начнет дублировать эти… э-э… управляющие гироскопы. А в это время твоя… э-э… бригада начнет ремонтировать те, что находятся здесь.

— Да, сэр.

— Кроме того, — сказал майор, — я посылаю тебя на летное поле толкателей. Я намереваюсь рассеять цели, на которые могут покушаться саботажники. Ты — одна из этих целей. Другая — твоя команда. Время от времени ты будешь совещаться с ними и проверять работу. Если кого-нибудь из них… э-э… уберут, ты сможешь обучить новых работников.

— Это, по сути дела, другой путь решения проблемы, сэр, — возразил Джо. — Шеф и Хейни — отличные специалисты, а у Майка есть мозги…

Майор нетерпеливо пошевелился.

— Я смотрю на это с точки зрения обеспечения безопасности, — заявил он. — Я стараюсь сделать бессмысленными новые попытки вывести из строя гироскопы. На заводе твоего отца начнется работа над дубликатами. Трое будут ремонтировать разбитые. А другой человек в другом месте — то есть ты, — который в случае чего сможет обучить новых работников. Поэтому саботажникам потребуется нанести три отдельных удара, чтобы гироскопы не были готовы, когда потребуются Платформе. Они могут попытаться нанести один. Возможно, два. Но, я думаю, станут искать другие слабые места для нападения.

Джо не нравилась мысль, что его отошлют отсюда. Ему хотелось участвовать в работе по ремонту устройства, с самого начала находившегося под его ответственностью. Кроме того, он тревожился о Салли. Если ей будет угрожать опасность, ему хотелось быть поблизости.

— Насчет Салли, сэр…

— Салли, — устало ответил майор, — ее передвижения будут ограничены до такой степени, что она сочтет, что уж лучше бы оказаться в тюрьме. Но она поймет, что это необходимо. Ее будут охранять гораздо тщательнее, чем раньше. Тебе это, может быть, неизвестно, но она и раньше находилась под сильной охраной.

Джо заметил, как Салли жалко ему улыбнулась. Майор говорил неприятные вещи, но он был прав. Это был случай, который никогда никому не нравится — раздражающая, неудобная, неприятная необходимость. Но такая необходимость — часть каждого настоящего достижения. Различие между достижением и его отсутствием заключается в терпеливом отношении к занудным деталям. Таким образом, Джо уже не сможет часто видеться с Салли. Это будет также означать, что Шеф, и Хейни, и Майк сами будут ремонтировать гироскопы. Джо лишится всего, связанного с этой работой. Это было несправедливо, но необходимо.

— Хорошо, сэр, — мрачно согласился Джо. — Когда я должен отправиться на это поле?

— Прямо сейчас, — ответил майор. — Вечером. — А затем он отрешенно добавил: — Официальной причиной твоей поездки будет раскрытие методов саботажа. Ты принес большую пользу. В конце концов, с твоей подачи разминированы самолеты, которые иначе взорвались бы. Я знаю, что ты не требуешь признания этого факта, но это хороший повод для того, чтобы держать тебя там, где я хочу тебя держать по совершенно иным резонам. Так что будет считаться, что ты прибыл на летное поле толкателей с антисаботажной инспекцией.

С неощутимой долей иронии майор кивком отпустил его, и Джо с несчастным видом вышел из офиса. Через некоторое время он позвонил отцу. Отец не разделил огорчения Джо, чго его переводят в безопасное место. Он сразу же занялся отливкой деталей для совершенно нового комплекта гироскопов.

Немного позже из офиса отца вышла Салли.

— Мне так жаль, Джо!

Он криво ухмыльнулся.

— Мне тоже. Я не чувствую себя героем, но именно это нужно сделать, чтобы вывести Платформу из Ангара и запустить ее наверх. Полагаю, я смогу тебе звонить?

— Сможешь, — ответила Салли. — И только попробуй не звонить!

Они еще долго говорили в тот день, беззаботно и радостно. Ни один из них не смог бы вспомнить, о чем конкретно они говорили. Возможно, ничего важного в их разговоре не было. Но теперь, похоже, им потребовалось провести еще одну не менее важную беседу.

— Я позвоню! — заверил ее Джо.

Затем подошел кто-то, кто должен был отвезти его на летное поле толкателей. Они расстались очень формально на глазах безымянного офицера безопасности, который отвез Джо к месту назначения.

Это была скучная поездка в темноте. Офицер безопасности оказался необщительным. Он был одним из тех сознательных служак, которые считают, что если держать рот на замке, это компенсирует их неспособность смотреть в оба. К Джо он относился как к весьма подозрительной личности. Можно было предположить, что он ко всем так относился.

В машине Джо заснул.

Когда они прибыли, он едва проснулся. Его привели в маленькую конуру в офицерских бараках. Он завалился спать, сделав себе мысленную пометку купить утром кое-что из одежды — и особенно свежее белье.

Затем он провалился в сон, пока рано утром его не разбудил звук, в точности похожий на начало страшного суда.

Глава 9

Когда Джо выглянул в окно у изголовья койки, то увидел серо-розовую зарю, занимающуюся над полем. Силуэтами выступали низкие невзрачные строения. По мере того как розовый свет разгорался, Джо понял, что эти угловатые формы представляли собой ангары. Над ним нависли огромные стрелы кранов. Одна из них двигалась, перенося что-то, чего Джо не мог рассмотреть, но шум, который его разбудил, теперь уменьшился. Казалось, что он теперь кружит над головой, и странно, как-то сердито гудел. Такого Джо раньше не замечал ни у одного мотора.

Джо дрожал, стоя у окна. Было холодно и влажно при свете зари, но Джо хотелось понять, что это за невероятный рев. Стрела крана у ангаров медленно опустилась, затем поднялась, будто бы избавившись от огромного веса. Свет постепенно разгорался. Джо заметил что-то на земле. Точнее, не совсем на земле. Оно покоилось на чем-то, стоящем на земле.

Внезапно сердитый рев возобновился. Что-то тяжело вылезло из маскирующей темноты ангаров. Оно набирало скорость. По мере того как оно бежало по слабо освещенному полю, грохотало, как все бойлерные фабрики в мире.

Это был толкатель, Джо с оттенком недоверия признал его. Одно из тех неуклюжих созданий, которые строились вдоль половины боковой стены Ангара. По форме его верхняя часть была похожа на верхушку буханки хлеба. Здесь же, в движении, он покоился на каком-то экипаже с колесами, был приподнят наподобие возмущенной гусеницы, а из хвоста рвалось бело-голубое пламя, игриво фыркая из стороны в сторону.

Толкатель поднялся с повозки, на которой ехал, и повозка набрала скорость и с отчаянной живостью ушла из-под него. Она свернула в сторону, и Джо изумленно стал смотреть на висящий над землей толкатель. У него был плоский низ, а верх по-прежнему казался Джо похожим на верхушку хлеба. Толкатель висел в воздухе под углом градусов в сорок пять и ревел наподобие охваченного паникой дракона. К этому времени Джо запутался в своих метафорах. А тот болтался и медленно набирал высоту, и затем, казалось, до него дошло, что он должен делать. Толкач закрутился и резко пошел вверх. Пока он не начал взлетать, выглядел тяжелым, неуклюжим и совершенно не впечатлял. Но когда он взлетел, то стал действительно двигаться!

Джо обнаружил, что высунулся из окна и тянет шею, чтобы не упустить толкатель из виду. У нечеловеческого гула возникло возмущенное качество улья раздраженных пчел. Но толкатель взлетал! Он взлетал без всякой грации, но с удивительной скоростью, и был огромным. И пока Джо смотрел, разинув рот, он исчез в усыпанном розовыми пятнами зари рассветном небе.

Кенмор быстро оделся. Он прошел к выходу по гулким пустым коридорам, надеясь кого-нибудь встретить, кого можно бы порасспросить. Он вышел в столовую, где было много столов, но стулья отодвинуты в беспорядке, будто бы людям потребовалось поспешно уйти отсюда. Он заметил только двух человек в углу.

Снова грохот, похожий на рев детеныша вулкана, у которого болит зуб. Этот рев стал перемещаться, затем прошел серию изменений и окончился поднимающимся гудящим гулом. Еще гул. И еще. Сегодня утром запуск толкателей явно интенсивный.

В почти пустой столовой Джо заколебался. Но затем он узнал фигуры сидящих. Это были пилот и второй пилот того невезучего самолета, который доставил его в Бутстрап.

Он прошел к их столику. Пилот по-деловому кивнул. Второй пилот ухмыльнулся. У обоих на руках были повязки, что объясняло, почему они здесь.

— Ну и встреча! — весело воскликнул второй пилот. — Добро пожаловать в Отель Чудаков! Но не говори мне, что ты собираешься лететь на толкателе!

— На него я и не рассчитывал, — согласился с ним Джо. — А вы?

— Боже упаси, — дружелюбно ответил второй пилот — Я попытался один раз, ради дурости. Эти штуки летают с грациозностью слонихи на коньках! Ты, кстати, случайно не заметил, что у них нет крыльев? И ты заметил, где у них рулевые поверхности?

Джо покачал головой. Он увидел остатки кофе и съеденной яичницы с ветчиной. Он проголодался.

Послышался рев, которого можно было ожидать от страдающего басистого лешего. Взлетал очередной толкатель.

— Как я могу получить завтрак? — спросил Джо.

Второй пилот указал ему на стул. Затем резко постучал по стакану. Открылась дверь, он указал на Джо, и дверь закрылась.

— Завтрак прибудет, — заметил второй пилот. — Слушай! Я знаю, что ты — Джо Кенмор. Я — Брик Талли, а это капитан — ни больше, ни меньше! — Томас Джей Уолтон. Впечатляет?

— Очень даже, — сказал Джо. Он сел. — Так что насчет рулевых поверхностей?

— Они в реактивной струе! — сказал второй пилот, теперь идентифицируемый как Брик Талли. — Как у ракет Фау-2, когда их делали немцы. Лопасти в реактивной струе, серьезно! Когда они так приземляются или стоят на хвостах, у них скорость недостаточна для того, чтобы рули цеплялись за воздух, даже если бы у них были крылья, чтобы ставить на них рули. Эти паровозы только в кошмаре могут присниться!

Дверь снова открылась, вышел человек в форме, в фартуке и с подносом. Там был томатный сок, яичница с ветчиной и кофе. Он быстро обслужил Джо и снова вышел.

— Это обслуга Отеля Чудаков, — заметил Талли. — Ни лишних движений, ни неуклюжей вежливости. Он сам это собирался съесть, но отдал тебе, а теперь приготовит себе двойную порцию всего этого. Что ты вообще здесь делаешь?

Джо пожал плечами. Ему пришло в голову, что будет неумно — да ему никто и не поверит — говорить, что его послали сюда, чтобы разнести цели, по которым могут ударить саботажники.

— Думаю, меня прикрепят к службе довольствия, — заметил он. — Скоро поступит приказ на счетменя, я полагаю. Тогда и узнаю, в чем дело.

Он занялся завтраком. Громоподобные звуки взлетающих толкателей заставляли столовую трястись. Джо заметил между глотками:

— Интересно, что взлетают они с чего-то вроде грузовиков.

— Это и есть грузовики, — сказал Талли. — Высокоскоростные грузовики. Пятьдесят штук для практики пилотов толкателей специально переоборудовали, чтобы они могли служить тележками. На самом деле толкатели должны будут сработать один раз, ты же знаешь.

Джо кивнул.

— Они не должны взлетать, — объяснил Талли. — По теории. Они прицепятся к Платформе и станут толкать. И пойдут вверх вместе с ней. Когда достигнут максимума своих возможностей, включат свои ракетные ускорители, отцепятся и полетят домой. Так что им нужно практиковаться в возвращении и приземлении. Для такой практики неважно, как они взлетят. Когда они опускаются, большой трактор на гусеницах подбирает их — а иногда они приземляются в таких мерзких местах! — и привозит обратно. Затем краном их ставят на высокоскоростные грузовики, и они снова взлетают.

Занимаясь едой, Джо размышлял. Это имело смысл. Функция толкателей состояла в том, чтобы обеспечить первую стадию подъема многоступенчатой ракеты. Вместе они поднимут Платформу с грунта и поднимут ее, насколько способны их реактивные двигатели, одновременно на максимальной скорости продвигаясь на восток. Затем они одновременно включат ускорители, действуя таким образом, как вторая ступень многоступенчатой ракеты. Затем их работа закончится, и единственной остающейся у них задачей станет благополучная доставка пилотов на землю, в то время как Платформа на собственной третьей ступени отправится в космос.

— Поэтому, — говорил Талли, — грузовики поднимают толкатели с грунта, потому что пилотам нужно тренироваться в приземлении. Они взлетают до пятидесяти тысяч футов, просто чтобы дать возможность кислородным бакам поработать, затем висят там некоторое время. Некоторые опытные пилоты включают ракетные ускорители на полной скорости. Они затормаживаются, чтобы подогнать их скорость к скорости, с которой будет взлетать Платформа. И затем, если они добьются своего и благополучно опустятся на землю, то распрямят пальцы, которые до этого держали скрещенными. Веселая жизнь у этих парней! Когда человек совершит десять полетов, он отдыхает. Потом только один полет в неделю, чтобы поддерживать форму до дня взлета Платформы. Эти парни трясутся со страху!

— Все так плохо?

Пилот крякнул. Второй пилот — Талли — развел руками.

— Так плохо! Довольно часто кто-нибудь из них приземляется не как положено. Что-то не в порядке с двигателями. Может быть, они чрезмерно модные, но иногда — время от времени — они взрываются.

— Реактивные двигатели? — переспросил Джо. — Взрываются? Это что-то новое!

— Совершенно особая статья, — сухо заметил Талли. — Изготовлены эксклюзивно для толкателей Платформы. Во время тестов их крутят, и крутят, и крутят. Ничего не случается. Но время от времени один из двигателей взрывается в полете. Один раз это случилось при прогреве. Поле теряет по два пилота в неделю. В последнее время больше.

— Это звучит не очень вразумительно, — медленно проговорил Джо. Он отправил в рот последний кусок пищи.

— Это также неудобно, — заметил Талли, — для пилотов.

Пилот — Уолтон — открыл рот.

— Это было бы саботажем, — коротко сказал он, — если бы существовал способ это делать. На этой неделе погибли четыре пилота.

Он снова погрузился в молчание.

Джо размышлял. Он хмурился.

Снаружи здания толкатель с истеричным ревом прошел по взлетной полосе, затем тон звука изменился. Он взлетел. Спиралями шел вверх и вверх. Джо помешал кофе.

Снаружи послышались тонкие крики. Вопли, свистящий звук! Удар! Что-то металлическое, заскрежетав, затихло. Затем наступила тишина.

Талли, второй пилот, выглядел больным. Затем он сказал:

— Поправка. На этой неделе взорвалось пять толкателей и погибло пять пилотов. Дело становится серьезным, — он пристально взглянул на Джо. — Лучше выпей свой кофе перед тем, как пойдешь смотреть. Потом тебе его не захочется.

Он оказался прав.

Джо увидел разбившийся толкатель через полчаса. Он обнаружил, что его назначение на летное поле в качестве специалиста по борьбе с саботажем приняли на веру. Молодой лейтенант со значительным видом провел его к месту, где упал толкатель. От удара части толкателя загнало в землю на пять футов, стена ангара была вогнута. Возник пожар, но он был уже потушен.

Неуклюжий летательный аппарат был изорван и смят. Обнажились внутренности из стальных труб. Пластиковое покрытие кабины разлетелось в куски. Там, где был пилот, остались только грязные пятна.

Двигатель взорвался. Реактивный двигатель. Но реактивные двигатели не взрываются. А этот взорвался. Он разорвался изнутри, так что обнажились турбинные лопатки компрессорной секции, невероятно искореженные там, где был содран корпус двигателя. Зазубренные края свидетельствовали о силе внутреннего взрыва.

Джо стремился действовать с умным видом, но внутри чувствовал себя больным. Молодой лейтенант очень вежливо отводил взгляд в сторону, когда внутреннее состояние Джо отражалось у него на лице. Но, конечно, имелись приказы, в которых утверждалось, что Джо — эксперт по саботажу. И Джо сердито подумал, что он плавает под чужим флагом. Он ничего не знал о саботаже. Он полагал, что является одной из самых неудачных кандидатур, которых служба безопасности наделяла когда-либо полномочиями изучать методы разрушения.

И все же в каком-то смысле сам этот факт являлся преимуществом. Один человек может заниматься изобретением методов саботажа. Другой — учиться ему противостоять. Учеба второго человека, по сути дела, заключается в том, чтобы изучить ход мыслей первого. Тогда можно будет догадаться, что саботажник будет думать и делать. Но такой тренированный охранник попадет впросак, если встретится с методами саботажа совершенно нового саботажника, который мыслит по-новому. Охраннику будет трудно бороться против нового противника, потому что он слишком много знает о ходе мыслей первого.

Джо отошел и стал рассматривать стену, в то время как молодой лейтенант с надеждой ждал неподалеку.

Он находился в двойственном положении. Но видел, что случилось что-то странное. В том, как были спланированы другие случаи саботажа, просматривалась какая-то система. Ее было трудно выделить, но она была. Джо вспомнил о трюке минирования самолетов во время общего осмотра, о том, как взводились эти мины позднее. Частный самолет выпустил с воздуха ракету с дистанционными взрывателями, когда транспортный самолет летел мимо. Взорвался ящик с грузом, в котором предположительно должны были содержаться бланки и канцтовары. И еще попытка разнести всю Платформу при помощи атомной бомбы, когда саботажник застрелил команду и привез бомбу на официально безобидном самолете.

Общий элемент во всех этих случаях саботажа был достаточно ясен, но Джо не привык мыслить в таких терминах. Однако понимал, что прослеживается модель, которая отсутствовала в данном случае взрыва реактивных двигателей изнутри.

Он все хмурился, напрягая мозги, в то время как молодой лейтенант наблюдал за ним с уважением, ожидая, когда у Джо возникнет момент прозрения. Лейтенант был бы очень удивлен, узнав, что Джо пытается сконцентрироваться на проблеме, которую майор Холт и не думал ему поручать. Когда Джо на время отвлекся от своих мыслей, лейтенант с готовностью показал ему летное поле.

В середине дня еще один толкатель с визгом упал с небес. Это составило уже шесть толкателей и шестерых летчиков за неделю. Причем два разбились сегодня. У толкателей не было крыльев. Они не могли планировать. Направленные вверх, они могли взлетать великолепно. Пока двигатели работали, ими можно было в определенной степени управлять. Но в обычном смысле слова это не летательные аппараты. Это машины q баками горючего и рулями в выхлопной струе. Если двигатели отказывали, они превращались в падающий с неба металлолом.

Джо видел падение второго толкателя и не пошел на ленч. У него не было аппетита. Вместо этого он с мрачным видом позволил пичкать себя не относящейся к делу информацией. Молодой лейтенант, считая, что поскольку Джо прислан службой безопасности для расследования случаев саботажа, то ему необходимо обеспечить все возможности для оценки — это слово использовал бы и сам лейтенант — ситуации.

Но все то время, пока Джо ходил вслед за ним, он сосредоточился на одном предположении. Идея в том, что саботажнику тоже присуща определенная модель мышления, и если вы ее поймете, то сможете перехитрить противника. Но проблема заключалась в том, чтобы понять: что может быть сходного в, скажем, частном самолете, стреляющем ракетами, механиках, устанавливающих мины, перевозке бомб на самолетах… и, если подумать, был еще Браун…

Браун был ключом? Браун, был честным человеком, лояльным по отношению к Соединенным Штатам, предоставившим ему убежище. Но его шантажом заставили взять контейнер с атомной смертью, чтобы рассеять ее в Ангаре. Это и было ключом к модели саботажа. Браун должен был воспользоваться не какой-либо обычной вещью, которую можно найти в Ангаре. Он был только средством, при помощи которого собирались доставить нечто постороннее и смертельно опасное.

Вот оно что! Кто-то пытается хитроумными путями доставить известные разрушительные устройства в такие места, где их нет, и они будут эффективными. Ракеты. Бомбы. Даже радиоактивную кобальтовую пыль. Все это вполне известные средства разрушения.

Умы, которые планировали эти трюки, считали: “Эти предметы будут разрушать. Как нам доставить их туда, где они что-нибудь уничтожат?” Это была четкая схема.

Но саботаж с толкателями — а Джо был уверен, что это не что иное, как саботаж — не укладывался в эту схему. Заставить двигатель взорваться… Двигатели не взрываются. В них нельзя засунуть бомбу. Там нет места. Эти взрывы, которые видел Джо, центрировались в камере сгорания — позади компрессора и перед рулевыми лопастями. В реактивном двигателе идет вихрение. Лопасти впереди сжимают воздух, пламя яростно горит в сжатом воздухе, который невероятно расширяется и проходит мимо других лопастей, которые передают вращение на компрессор. Остаточный выхлоп выходит со стороны кормы в виде бело-голубого пламени, движущего корабль.

Но в камере сгорания расположить бомбу невозможно. Там расплавится все, кроме огнеупорных сплавов, из которых приходится делать реактивные двигатели. Размещенная там бомба взорвется, как только двигатель будет включен. Она не сможет уцелеть до того момента, когда толкатель взлетит. Не сможет…

Это был совершенно иной вид саботажа. И работало над ним другое мышление.

Днем Джо наблюдал за приземлениями, в то время как молодой лейтенант терпеливо за ним следовал. Приземление толкателей было совсем не похоже на приземление любых других летательных аппаратов. Они приземлялись исключительно неуклюже, поднимая рев, совершенно непропорциональный скорости приземления. Толкатели приземлялись вниз хвостом, грубо и неловко. У них не имелось ни крыльев, ни стабилизаторов. Их приходилось уравновешивать при помощи реактивных выхлопов. Управлялись они таким же образом. Если реактивный двигатель отказывал, контролировать их было уже невозможно. Толкатель падал.

Джо тщательно наблюдал теперь за одним из приземлений. Толкатель опустился, повернувшись кормой к земле, обжигая поле пламенем выхлопа, коснулся земли так, что его нос наклонился вперед, затем подпрыгнул, когда двигатель снова взревел, снова коснулся…

Цель состояла в тот, чтобы коснуться земли на минимальной поступательной скорости, тогда весь вес устройства поддерживается вертикальной струей выхлопа. Когда эта цель достигалась, они садились, проезжали несколько футов на металлическом брюхе и застывали неподвижно. Некоторые садились с ударом, пытаясь прорыть землю тупыми носами. Джо наконец заметил один толкатель, севший практически без горизонтальной скорости. Он пытался сесть вертикально, как взлетает ракета. Этот толкатель упал назад, блеснув в воздухе обшивкой брюха, пока не перекатился набок и не успокоился.

Последний из толкателей сел и завалился; все это затмило в мышлении Джо картину разбившегося толкателя, так что о следующей еде он начал думать без отвращения. Когда пришло время ужина, он угрюмо двинулся к столовой. В голове у него шевелилась какая-то неясная мысль. Ему было известно что-то, о чем он не мог вспомнить.

Талли с Уолтоном снова оказались в столовой. Джо прошел к их столику, Талли вопросительно на него посмотрел.

— Да, я видел оба падения, — мрачно сказал Джо, — и мне не хотелось идти на ленч. Хотя это был саботаж. Только он отличался — отличался в принципе — от других таких трюков. Но мне никак не вычислить, что здесь такое!

— Гм, — дружелюбно сказал Талли. — Ты, может быть, чего-нибудь узнал бы, если бы мог поговорить с бойцами Сопротивления и саботажниками в Европе. Поляки в этом были непревзойденны. У них имелся один парень, который мог подбираться к грузовикам с цистернами, перевозившими авиационное топливо от перегонного завода к разным нацистским аэродромам. Он совал в каждую цистерну какое-то химическое вещество — совсем немного по количеству. Топливо после этого выглядело нормально, пахло нормально и работало нормально. Но время от времени гитлеровские самолеты разбивались. Клапана застревали, и двигатели отказывали.

Джо уставился на него. Все оказалось так просто. Он понял.

— Нацисты потеряли множество самолетов, — говорил Талли. — А те, которые не разбились от застрявших клапанов, у них приходилось эти клапана перетачивать. Потеря летного времени. Прекрасно! А когда нацисты раскрыли этот трюк, им пришлось перегонять по новой каждую каплю авиационного топлива, которое у них было!

— Вот оно! — воскликнул Джо

— Вот оно? А что “оно”?

Джо с отвращением проговорил:

— Несомненно! Еще и трюк с заправкой баллонов для СО2 взрывчатым газом к тому же! Извините меня!

Он встал из-за стола и поспешил наружу. Он нашел телефонную будку и дозвонился до Ангара, затем до офиса секьюрити и, наконец, до майора Холта. Голос майора звучал нетерпеливо.

— Да?.. Джо?.. Троих людей, связанных с инцидентом на озере, выследили сегодня утром. Когда их зажали в угол, они стали отбиваться. Боюсь, что от них мы уже не получим никакой информации, если ты это хотел узнать.

По тону майора можно было подумать, что он осуждает Джо за проявленное любопытство. Его слова означали, разумеется, что трое несостоявшихся убийц застрелены.

Джо осторожно заговорил:

— Я звоню не поэтому, сэр. Мне кажется, что я обнаружил кое-что насчет толкателей. Почему они разбиваются. Но эту догадку следовало бы проверить.

— Расскажи, — кратко сказал майор.

— Все трюки, кроме одного, использованные для саботажа самолета, на котором я прилетел, были однотипными. Все они состояли в использовании обычных средств разрушения — бомбы, ракеты или что угодно — в тех местах, где они могли бы, взорвавшись, причинить разрушения. Саботажники пичкали разные предметы взрывчатыми устройствами. Но один из трюков был не таким.

— Да? — сказал майор по телефону.

— Заправка баллонов для СО2 взрывчатым газом, — старательно объяснил Джо, — не являлась добавлением нового устройства к ситуации. Это изменение работы устройства, которое и так находится на своем месте. Саботажники взяли предмет, принадлежавший самолету, и изменили его функции. Они не вносили что-то новое в самолет, чего там раньше не было. Это был особый тип мышления. Понимаете, сэр?

Майор, надо отдать ему должное, обладал даром не прерывать собеседника. Он ждал.

— Топливо для толкателей, — старательно продолжал Джо, — естественно, заправляется в разные баки в разных местах, так же как и у самолетов. Пилоты переключаются с одного бака на другой, как и пилоты самолетов. В подземных хранилищах и на заправках, где топливо хранится в больших количествах, тоже есть разные баки. Естественно! На заправке служитель может качать из любого бака по собственному выбору.

— Это ясно! — кратко сказал майор. — Что из этого?

— Двигатели толкателей взрываются, — говорил Джо. — Но они не должны взрываться. Ни одну бомбу не разместить в двигателе без того, чтобы она не взорвалась при старте, и они взрываются не таким образом. Я предположил, сэр, что один из подземных баков — только один — может содержать “отравленное” горючее. Я думаю, что когда отдельные баки толкателя заполняются, то некоторые — горючим из особого подземного бака, который содержит что-то опасное. Остальные заполняются нормальным горючим. И толкатель падает, когда используется именно тот бак!

Майор Холт напряженно молчал.

— Понимаете, сэр? — неловко повторил Джо. — Толкатели можно по сто раз заполнять нормальным горючим, но они взорвутся, когда произойдет переключение только на один бак. В таких взрывах не будет никакой системы…

— Конечно, понимаю! — холодно заметил майор Холт. — На поле нужно будет завезти только один бак отравленного горючего, и им можно не пользоваться неделями. И после пожара в обломках не будет никаких следов! Ты говоришь, что есть один подземный бак, топливо в котором высоковзрывчатое. Это правдоподобно. Я сейчас же займусь проверкой.

Он повесил трубку, а Джо вернулся к еде. Он чувствовал себя тревожно. Нет другого способа взорвать реактивный двигатель, кроме как кормить его взрывчатым горючим. Тогда не будет способа это остановить. А потом — когда обломки догорят — не останется никаких доказательств, что это саботаж. Но он не очень был доволен тем, что просто доложил о своем предположении. Джо мрачно поглощал пищу. Он не обращал особого внимания на Талли. У него было неприятное ощущение человека, который понимает, что не тянет как специалист, но чувствует, что наткнулся на нечто такое, что специалисты проворонили.

Полчаса спустя после ужина — перед закатом солнца — офицер безопасности в форме разыскал Джо на летном поле.

— Майор Холт прислал меня, чтобы я отвез вас обратно в Ангар, — вежливо сказал он.

— Если вы не возражаете, — так же вежливо ответил Джо, — я это проверю.

Он пошел к телефонной будке в бараках. Дозвонился до майора Холта. Но майор Холт никого за ним не посылал.

Поэтому Джо остался в телефонной будке — согласно приказу, — пока майор сделает несколько быстрых телефонных звонков. Джо было приятно сознавать, что в кармане у него пистолет, но его огорчало то, что ему не позволили самому схватить фальшивого офицера безопасности. Саботажники не отказались от мысли убить Джо, и ему хотелось принимать персональное участие в собственной защите. Но гораздо важнее было то, чтобы ненастоящего офицера все же схватили, и Джо не стоило искать удовлетворения в попытке это сделать самому.

По сути дела, подложный офицер стал убегать в тот же момент, когда Джо пошел проверять его полномочия. Офицер понимал, что его раскроют. Застрелить Джо, не сходя с места, было непрактично. Слишком много людей было вокруг, и убийца не имел шансов благополучно скрыться.

Он и не скрылся. Двадцать минут спустя, пока Джо все еще с тревогой ждал в телефонной будке, раздался звонок — звонил майор Холт. На этот раз Джо было действительно приказано вернуться в Ангар. Он получил точные указания, с кем он должен прибыть, а они получили указания, как им идентифицировать Джо.

Милях в восьми от летного поля — уже наступили сумерки — Джо заметил разбитую машину, вокруг которой суетились охранники. С самолета заметили эту машину, когда она неслась от летного поля, и с самолета же направлялись действия посланных вслед за машиной мотоциклистов. Когда машина не остановилась — фальшивый офицер безопасности попытался с боем пробить себе путь, — самолет его обстрелял. Поэтому он погиб, его машина разбилась, и мотоциклисты пытались извлечь какую-либо полезную информацию из его тела и машины.

Джо отправился к дому майора. Майор выглядел еще более усталым, чем раньше, но он одобрительно кивнул Джо. Салли тоже была там, и она смотрела на Джо взглядом, который был гораздо теплее взгляда ее отца.

— Ты все сделал очень хорошо, — отрешенно проговорил майор. — Я не очень-то высокого мнения о мозгах людей твоего возраста, Джо. Когда дорастешь до моих лет, то, имея мозги или просто удачу, ты начинаешь приносить большую пользу.

— Я начинаю осознавать необходимость мер безопасности, сэр, — сказал Джо. — Хочу остаться живым.

Майор смотрел на него с иронией.

— Я думал о том факте, что когда ты разрабатывал проблему отравленного топлива для толкателей, ты не пытался стать героем. Тебя могли бы убить, пока бы ты занимался расследованиями, — ясно, что саботажники были бы рады любой возможности тебя уничтожить. И твои подозрения могли бы не дойти до меня. Они оказались верными, кстати. Один из подземных баков оказался наполовину заполнен отравленным топливом. И, что более важно, еще один был полон; из него еще не качали.

Майор продолжал безо всякой сердечности в голосе:

— Кажется вероятным, что если бы этот трюк саботажников не был раскрыт, то, скорее всего, при взлете Платформы все или большинство толкателей заполнили бы отравленным топливом, чтобы они взорвались через какое-то время после взлета Платформы. До того, как она вышла бы в космос.

Джо почувствовал себя неловко. По сути дела, майор сообщил ему, что он предотвратил падение Платформы при взлете. Это ощущение было приятным, но тревожащим. Для Джо было важнее, чтобы Платформа благополучно вышла в космос, чем получать признание за ее спасение. Ему было тревожно слышать, что Платформа могла потерпеть катастрофу.

— Твои рассуждения, — холодно продолжал майор, — имели под собой хорошую основу. Кажется очевидным, что саботажем против Платформы руководит не один центр. Возможно, существует несколько организаций саботажников, действующих независимо, которые, возможно, ненавидят друг друга, но все вместе больше ненавидят Платформу.

Джо моргнул. Об этом он и не подумал. Эта мысль его встревожила.

— Будет действительно плохо, — заметил майор, — если они когда-нибудь начнут сотрудничать!

— Да, сэр, — сказал Джо.

— Но я призвал тебя с летного поля, — без всякой теплоты в голосе сообщил ему майор, — чтобы сказать, что ты хорошо поработал. Я беседовал с Вашингтоном. Естественно, ты заслуживаешь награды.

— Я делаю, что надо, — неловко ответил Джо. — Я хочу увидеть, что Платформа взлетит и останется на орбите!

Майор нетерпеливо кивнул.

— Естественно! Но… э-э… один из людей, избранных и натренированных для того, чтобы составить команду Платформы… э-э… заболел. Строго по секрету могу сообщить, из-за саботажа решено доставить Платформу на орбиту как можно раньше, даже если работы внутри еще не закончены. Так что… э-э… ввиду твоей полезности, я сообщил в Вашингтон, что лучшая награда — это включить тебя запасным членом команды. Чтобы ты занял место того человека, если он не выздоровеет вовремя.

Джо показалось, что комната закружилась вокруг него. Затем он глотнул и сказал:

— Да, сэр! Я хочу сказать — именно так. Я имею в виду, что я бы лучше предпочел такую награду, чем все деньги мира!

— Очень хорошо, — майор повернулся, чтобы уйти. — Ты останешься здесь, тебя будут охранять гораздо лучше, чем раньше, и пройдешь инструктаж. Но, как ты понимаешь, ты только дублер! Велика вероятность того, что ты не полетишь!

— С этим… все в порядке, сэр, — неровным голосом ответил Джо. — Все в порядке!

Майор вышел. Джо стоял неподвижно, пытаясь осознать, что все это могло для него значить. Затем Салли пошевелилась.

— Ты мог бы сказать спасибо, Джо.

Ее глаза сияли, и, казалось, она тоже им гордится.

— Это я подкинула папе мысль, чего бы ты хотел больше всего на свете, — сообщила она. — Если я сама не могу лететь в Платформе — а я не могу, — то хотела бы, чтобы летел ты. Потому что я знаю — тебе бы этого хотелось.

Она улыбалась ему, когда он невнятно пытался заговорить. Со спокойным материнским терпением она вывела его на крыльцо дома отца и слушала его. Не сразу он понял, что она его поддразнивает. Он резко остановился и подозрительно на нее посмотрел. Обнаружил, что, с энтузиазмом жестикулируя, он размахивает ее рукой, словно своей.

— Похоже, я с ума сойду, — удрученно заметил он. — Разболтался о том, как окажусь в космосе… Хорошо, что ты терпишь меня таким, как я есть, Салли.

Он помолчал. Затем застенчиво проговорил:

— Мне просто повезло. Но то, что я знаю тебя, и то, что я в какой-то степени тебе нравлюсь, — это тоже удача!

Она взглянула на него уклончиво.

Он с трудом добавил:

— И не только потому, что ты поговорила с отцом и сказала ему именно то, что надо. Ты… красивая, Салли!

Она вздохнула. Затем ухмыльнулась ему.

— В этом и вся разница между нами, Джо, — сообщила она. — То, что ты сейчас сказал, — это для меня самая важная вещь из всего, что сегодня вообще было сказано.

Глава 10

Мир поворачивался вокруг своей оси с неизменной регулярностью, и дни следовали за ночами, а ночи за днями, как и всегда на Земле. В Бутстрапе обнаружили человека с радиационными ожогами, но он не проходил проверку в госпитале. Его нашли мертвым в квартире. Поскольку ожогов, похоже, ни у кого больше не обнаружили, то сочли, что это тот курьер, который привез радиоактивный кобальт Брауну. Он тоже был обречен, потому что держал в руках смертоносный порошок. Возобновили трехсменную работу в Ангаре, и три раза в день колонна автобусов выходила из Бутстрапа, увозя людей на работу в Ангаре, и возвращалась обратно с теми, кто только что сменились с работы.

Грузовики привозили в Ангар материалы, в восточной стене огромного купола открывалась подъемная дверь, грузовики въезжали и разгружались. Затем грузовики выезжали через эти же двери и возвращались назад за новыми материалами. В Ангаре блестящие пластины металла возносились вверх, огни сварочных аппаратов сверкали в переплетении талей и труб, все еще покрывавших чудовищную форму. Каждый день все ближе к завершению. В отдельной, охраняемой мастерской у стены Ангара Шеф, Хейни и карлик Майк напряженно работали над тем, чтобы совершить невозможное. Они отощали, глаза у них покраснели от усталости, они стали раздраженными и еще более фанатичными. А вокруг сновали охранники, с виду праздные, но никогда не теряющие бдительности.

Хотя были и перемены. Линия сборки толкателей стала короче, и остающиеся чудовищные аппараты у стены были явно близки к завершению. И действительно, пришел день, когда у стены осталось только пять из этих неуклюжих объектов, да и те были полностью обшиты и нуждались только в незначительных доделках. Именно в это время с завода Прецизионного Оборудования Кенмора прибыло множество ящиков и посылок, и Джо оставил свой похожий на школьную зубрежку инструктаж по полетам в космос ради более срочного дела. Он со своими соратниками работал сутками, соединяя новые детали с отремонтированными элементами управляющих гироскопов. Они ходили как бы в полусне от отчаянной необходимости делать все очень спешно, но соблюдать абсолютную точность. Когда они все же собрали устройство из отбалансированных гироскопов, настроили его и смотрели на результат покрасневшими глазами, то чувствовали себя слишком усталыми, чтобы радоваться.

Затем Джо щелкнул выключателем, и восстановленная сборка с управляющими гироскопами тихо загудела, гудение перешло в вой, а вой поднимался по тону все выше, пока звук не исчез вообще. Вскоре датчик оповестил о невозможном, и они уставились на устройство, которое, казалось, вообще ничего не делало. Гироскопы казались совершенно неподвижными. Они вращались с невероятной точностью, так что невозможно было заметить отклонение даже на толщину волоса. И все это сложное устройство выглядело очень простым и бесполезным.

Но все четверо смотрели на него с внезапно возникшим страстным удовлетворением. Джо передвинул рычажок, и ось устройства плавнопереместилась в новое положение и там и осталась. Он снова двинул рычажок, ось переместилась в другое положение и застыла. Затем в другое и еще другое.

Затем Шеф занял место Джо, и под его рукой с виду неподвижные диски, которые на самом деле вращались со скоростью сорок тысяч оборотов в минуту, стали послушно поворачиваться. Затем Хейни поработал с переключателями. Потом Майк прогнал устройство по стадиям его работы.

Майк оставил гироскопы вращаться так, чтобы главная ось была направлена на солнце, невидимое за крышей Ангара. Затем все они стали наблюдать. На этот последний небольшой тест требовалось несколько минут. Но управляющие гироскопы явно и неуклонно следовали за невидимым солнцем, и с многотонной силой они стали бы сопротивляться любой попытке повернуть их даже на одну десятую угловой секунды. И именно с такой точностью эти управляющие гироскопы станут контролировать главные гироскопы. И когда Платформа окажется на орбите, они будут сохранять ее неподвижность с точностью, необходимой для астрономических наблюдений, которые невозможно с такой эффективностью проводить на поверхности Земли.

Одним словом, управляющие гироскопы были готовы к установке.

Джо, и Хейни, и Шеф, и Майк представляли собой жалкое зрелище. Они были измазаны с головы до ног, глаза у них покраснели, а уж измотались они до такой степени, когда человек даже не сознает, насколько он устал. И головы у них работали не совсем нормально, так что когда приехал трейлер, чтобы осторожно перевезти их детище, они обращались с грузчиками раздраженно и высокомерно. Они ревностно следили за устройством, которое возродили, грубо препирались с инженерами и бригадирами. И сердито орали друг на друга, когда устройство поднималось в шахту, которую оставили для него в обшивке. И вели себя невежливо, когда красными от лихорадки глазами смотрели, как его устанавливают на место.

Позже его приварят, но сначала нужно испытать. И устройство управляло главными гироскопами! Они весили во много раз больше, чем управляющие гироскопы, но управляющие гироскопы перемещали их. Конечно, для этого теста главные гироскопы нужно было отсоединить от систем Ангара, иначе они сдвинули бы Платформу с подпорок, и она свернула бы леса и покалечила людей на них.

Но гироскопы работали! Они, несомненно, работали! Они управляли гигантскими маховиками, которые будут направлять Платформу при взлете, а потом поворачивать ее для приема грузовых ракет, прибывающих с Земли. Устройство управления работало! И никакой вибрации! Итак, что касалось аппарата управления, то Платформа была готова к взлету в космос!

Затем, стоя в огромном помещении для гироскопов, Шеф зевнул, и глаза у него остекленели. Колени у Хейни подкосились, он сел и мгновенно заснул. Затем Джо увидел кого-то — это был майор Холт, — держащего Майка на руках, как ребенка. Майк решительно восстал бы против такого обращения, если бы бодрствовал. А потом Джо и сам перестал понимать, что творится вокруг него.

В сознании у него определенно возник пробел. Он приходил в себя очень медленно. Долгое время Кенмор провел в полусне, в полубодрствовании. Он только с удовлетворением сознавал, что его работа окончена. Затем он постепенно разобрался, что лежит на койке в одной из спальных кают Платформы и что его мягко прижимает к месту надутое одеяло, являвшееся вкладом Салли в строительство Платформы. Оно каким-то образом невероятно успокаивало, придавая необычайное ощущение умиротворения и расслабленности. Управляющие гироскопы были сделаны и установлены. Он перестал быть за них ответственным. И проспал время, за которое часовая стрелка сделала три оборота. Он спал тридцать шесть часов. Он умирал от голода.

Салли, очевидно, назначила себя хранительницей его сна, поскольку оказалась перед ним, как только он, покачиваясь, вышел из каюты, чтобы найти место, где умыться. Он все еще был покрыт грязью после работы, и ему было позволено спать, сняв только башмаки. Вид у него был непрезентабельный. Но Салли смотрела на Джо с одобрением, не совпадающим с тоном ее голоса.

— Ты можешь принять душ, — твердо сказала она ему, — а затем я принесу завтрак. Тебя ждет и свежее белье.

Джо умиротворенно заметил:

— Гироскопы закончены, и они работают!

— А я что, не знаю? — спросила Салли. — Иди, мойся и возвращайся к завтраку. Шеф, и Хейни, и Майк уже встали. Благодаря вам четверым день взлета Платформы удалось приблизить — до взлета всего два дня! Эти сведения просочились, и теперь это признано официально. Именно вы сделали это возможным!

Это было некоторым преувеличением, но простительным, если знать, как Салли относилась к Джо. Пошатываясь, он прошел в оборудованный в Платформе душ. На орбите гравитации не будет, поэтому о ванне и думать было нечего. Душевая кабина представляла собой конуру с поручнями на всех четырех стенах и ремнями, в которые можно было сунуть ноги. Когда Джо повернул краны, со всех сторон в него впились игольчатые струи, и одновременно включился вентилятор. В космосе этот вентилятор стал бы вытягивать то, что иначе превратилось бы в смесь воздуха и невесомых водяных капель. Устройство для повторного сбора воды было непростым, но Джо в тот момент об этом не думал. Он кисло решил, что какой бы удобной эта система ни была на орбите, на Земле она все же оставляла желать лучшего.

Но когда он вышел, его ждало чистое белье. Он оделся и почувствовал себя обновленным, совершенно умиротворенным и отдохнувшим, и ему показалось, что он чувствует себя точно так же, как обычно чувствовал себя свежим весенним утром. Это было очень, очень приятно!

Затем он унюхал запах кофе и почувствовал зверский голод.

В кухне Платформы собрались и остальные — они сидели на стульях с ремнями, при помощи которых команда должна пристегиваться, чтобы не плавать в невесомости. Они спорили. Шеф ухмыльнулся Джо. Карлик Майк, казалось, был чем-то поглощен. Хейни что-то обдумывал с большим старанием. Салли занималась особой печкой Платформы. Для Джо она уже приготовила яичницу с ветчиной и оладьи.

— Джентльмены, — объявила она, — вы сейчас попробуете пищу, приготовленную на космическом корабле! И она вам понравится!

Она сервировала стол и по-компанейски присела с ними вместе. Но ее глаза теплели, когда она смотрела на Джо.

— Отложим наши споры, — блаженно проговорил Шеф. — Вот Салли — я могу называть вас Салли, мадам? — она говорит, что парни с логарифмическими линейками оценили нашу работу и утверждают, что наша работа сделана лучше по сравнению с тем, что они проектировали. Снимаю шляпу, Джо.

Салли твердо сказала:

— Когда технические журналы разберутся с тем, что вы сделали, вы достигнете известности за работы в области точного машиностроения и развитии приемов обработки.

— Что, — саркастически заметил Шеф, — будет нас очень радовать, когда мы снова вернемся к своей обычной работе — сварке и прочему!

— Сварки больше не будет, — сообщила ему Салли. — На этой работе, по крайней мере. Платформа обшита. Уже начали разбирать леса.

Шеф, казалось, был поражен. Хейни спросил:

— Людей еще не увольняют?

— Вас не уволят, — заверила его Салли. — Это точно. Вы четверо — на самом лучшем счету у службы безопасности! Вы четверо — это, наверное, единственные люди в мире, которых, как считает мой отец, никоим образом нельзя заставить нанести вред Платформе!

Майк внезапно заметил:

— Да. Раньше майор думал, что все эти проблемы доставляют ему головную боль. Но настоящие проблемы начинаются сейчас!

Майк, похоже, их не слушал. Он вел себя так, словно бы лихорадочно впитывал в себя ощущение пребывания в Платформе. Причем не как строивший ее рабочий, но как человек, чьим жилищем она станет в будущем. Но Джо внезапно осознал, что его замечание было верным. Было совершено много актов саботажа, чтобы предотвратить завершение строительства Платформы. Но теперь она готова взлететь через два дня. Если кто-то хотел предотвратить это, то это надо было делать в течение ближайших сорока восьми часов; причем это должны были сделать люди, обладающие немалыми ресурсами, люди, которым ради своих зловредных целей необходимо остановить Платформу. В эти последние два дня будут приняты самые отчаянные, самые беспощадные и самые массированные меры по уничтожению Платформы. И майору Холту необходимо им противодействовать.

Но эти четверо за столом, с Салли — пятеро, чувствовали себя до странности расслабленными. Дело, которым они занимались, было, возможно, значительным, но все равно это была одна из тысяч таких проблем, которые необходимо решить до того, как Платформа сможет взлететь. Они же испытывали бесконечно умиротворяющее ощущение, которое бывает после хорошо выполненной работы.

— Больше никакой сварки, — задумчиво проговорил Хейни, — и наша работа с гироскопами закончена. Что же мы станет делать?

Шеф решительно заявил:

— Что касается меня, то я стану подметать полы или что-нибудь в этом роде, но намерен остаться здесь и посмотреть, как взлетит Платформа!

Джо ничего не сказал. Он смотрел на Салли. Она внезапно стала очень занятой, стала выяснять: не хотят ли остальные добавки? Через долгое время он спросил с нарочитой небрежностью:

— Только подумать, меня загружали теорией астронавигации, когда пришлось прерваться и заняться гироскопами. Как тот больной член команды, Салли?

— Я… даже не знаю, — неуверенно ответила Салли. — Хочешь еще кофе?

Джо постарался придать лицу непроницаемое выражение. Больше он ничего не мог сделать. Салли не сказала, что его шансы лететь в космос — невысоки. Но Салли многое было известно. По такому вопросу она, несомненно, держала бы его в курсе, потому что носила кольцо Джо, и если бы у нее были хорошие новости, то не стала бы держать его в неведении. Хороших новостей у нее не было. Значит, они плохие.

Джо пил кофе, стараясь убедить себя, что он и так все время знал — он не войдет в команду. Он слишком поздно начал обучаться вещам, которые должен знать член команды. В самый критический момент обучения он переключился на починку гироскопов, потому что это было еще важнее. Он проспал полтора дня. Платформа взлетит через сорок восемь часов. Он пытался убедить себя, что это правильно, если полетит человек, проходивший тренировку с самого начала, а не такой выскочка, как он. Но с неудачей не так-то просто было смириться.

Карлик Майк внезапно заявил:

— У меня есть предположение.

— Выкладывай, — радушно сказал Шеф.

— Я догадываюсь, какой тип саботажа будет испробован следующим — и когда, — сказал Майк.

Все уставились на него. Все, кроме Джо, который смотрел в стену.

— Уничтожить Платформу стремится не одна группа плохих парней, — возбужденно заговорил Майк. — Этих групп четыре или пять. Джо разоблачил группу, саботирующую полеты толкателей, и мыслили они не так, как банда, шантажировавшая Брауна. А банда, которая пыталась убить нас в Красном Каньоне, — может быть, третья. Могут быть и другие: фашисты, коммунисты, националисты и психи всех видов. И все они знают, что им нужно действовать быстро, даже если им придется помогать друг другу. Понимаете?

Хейни крякнул.

— Я покупаю то, что ты говоришь, — заявил Шеф. — Конечно! Эти негодяи в последнюю минуту используют все свои возможности. Они даже объединятся для того, чтобы разрушить Платформу. А потом станут надувать друг друга. Но что они будут делать и когда?

— На этот раз они решатся на прямое нападение, — холодно сказал Майк, — вместо того, чтобы действовать украдкой. Они попробуют действовать грубо. Действовать украдкой можно когда угодно, но для силовых действий есть только одно время, когда вокруг Платформы не так уж много людей, которые могли бы ее защитить.

Шеф тихо свистнул.

— Ты имеешь в виду пересменку! Которую?

— Первую же возможную, — кратко ответил Майк. — С каждой сменой их шансы уменьшаются. Так что я думаю: это будет следующая смена, если они успеют подготовиться. И если одна банда начнет заваруху, другим придется сразу же присоединиться. Понятно?

Это имело смысл. Если одна попытка нападения провалится, то система безопасности станет такой жесткой, что другие попытки станут невозможными. Если же саботажники собирались добиться успеха, то усилия всех групп им следовало совместить с первой группой или вообще отказаться от дела.

— Я… э-э… мог бы создать что-то вроде дымовой завесы, — сказал Майк. — Мы сделаем вид, что собираемся что-нибудь испортить, — и позволим саботажникам прознать об этом. Они увидят в этом шанс сделать свою работу, сотрудничая с нами, но не пересекаясь. Салли, ваш отец достаточно нам доверяет?

Салли кивнула.

— Разговаривает он не очень-то сердечно, но он верит вам.

— Ладно, — сказал Майк. — Сообщите ему по секрету, что я замышляю трюк. Если его люди станут сообщать ему, что я в чем-то замешан, то он может поднять их на смех. Джо позаботится, чтобы он заранее представил себе всю картину. Но он не должен никому говорить — вообще никому! — о том, что кое-что планируется. Хорошо?

— Я попрошу его, — ответила Салли. — Он в отчаянии. Он уверен, что в последнюю минуту будет совершена какая-нибудь попытка уничтожить Платформу. Но…

— Мы дадим ему достаточно времени, — авторитетно заявил Майк. — Он сможет подготовиться вовремя, но нельзя допускать утечки сведений. Хорошо?

— Я уговорю его, — заверила Салли, — если это вообще возможно.

Майк кивнул. Он допил свою чашку кофе и соскользнул со стула.

— Пошли, Шеф! Пошли, Хейни!

Он первым двинулся к выходу.

Джо повозился со своей ложкой, затем спросил:

— Тот член команды, которого я дублировал на случай, если он не выздоровеет, — он выздоровел, не так ли?

— Д-да, — неохотно ответила Салли.

— Что же, значит, так! — размеренно проговорил Джо. — Я думаю, ничего, если я здесь останусь, чтобы посмотреть на взлет?

— Конечно, ничего, Джо! Мне так жаль!

Джо ухмыльнулся, но даже ему самому собственное лицо казалось маской.

— В жизни каждого человека бывает дождь. Давай выйдем и посмотрим, что уже сделано за то время, что я спал. Ладно?

Они вместе вышли из Платформы. Как только они оказались на полу Ангара, стало ясно, что грядут большие события.

Пять или шесть верхних уровней лесов уже сняли, и жирафоподобные краны спускали вниз охапки настилов и стоек. Появились грузовики новой конструкции — гиганты типа тех, что развозят по улицам готовый бетон. Они наливали белую тестообразную пасту в огромные ведра, возносившиеся вверх и исчезавшие в отверстиях труб, казалось, заменивших леса по бокам Платформы.

— Внутренняя облицовка ракет, — негромко заметила Салли.

Джо смотрел. Об этом он тоже знал. Некоторое время об этом велись споры. Когда толкатели и ракетные ускорители послужат как первая и вторая ступень многоступенчатой сборки, в качестве третьей ступени заработают ракеты Платформы. Но Платформа представляла собой особую баллистическую проблему. Она взлетит почти горизонтально — большое преимущество с точки зрения расхода топлива. Это было практично просто потому, что Платформу предварительно выведут далеко за пределы области воздушного сопротивления, и когда включатся ее собственные ракеты, она уже наберет значительную скорость.

Более того, она не была настоящим космическим кораблем, которому нужно заботиться о приземлении. Приземляться она не станет. Никогда. И на ней полетят люди. Поэтому исключалось ускорение в восемь, десять или пятнадцать “же”. Приходилось воспользоваться долгим периодом сравнительно небольшого ускорения, вместо того чтобы произвести мощный и быстрый разгон. Поэтому-то и были сконструированы особые ракеты.

Твердотопливные ракеты, хотя от твердого топлива для ракет дальнего действия давно отказались. Но они совсем не походили на двигатели твердого топлива. Этот пастообразный состав, который краны переносили наверх, представлял собой самоусаживающийся огнеупорный компаунд, которым покрывали ракеты изнутри, а твердым топливом заполняли середину. Сами трубы были из тонкой стали — до абсурда тонкой, но плотно обернуты проволокой, как у древних пушек с обручами, чтобы предотвратить разрыв.

Когда топливо поджигалось, горение начиналось у сопла, и граница горения двигалась вперед со скоростью столько-то дюймов в секунду. Огнеупорное покрытие некоторое время сопротивлялось огню, затем распадалось. Разлетающиеся огнеупорные частицы покрытия отбрасывались выхлопом и служили взаимодействующей массой. Стальные внешние трубы обнажались, плавились и тоже служили дополнительной массой для отталкивания.

По мере того как ракета выгорала, содержащие топливо трубы переходили в собственный выхлоп и повышали ускорение, одновременно уменьшая ускоряемую массу. Затем количество сгорающего топлива уменьшалось — трубы становились меньше. Поэтому ускорение оставалось постоянным. В особых условиях твердотопливные ракеты обладали заметным преимуществом перед жидкотопливными. Прежде всего, Платформе на орбите не нужны топливные помпы и баки. В этом смысле у нее их и не будет. Их эквивалент по массе используют для наращивания скорости. И когда Платформа наконец окажется в космосе, то она использует каждую унцию движущего устройства, которое ее туда доставило.

Теперь трубы ракет покрывались облицовкой и загружались топливом. Время взлета было уже близко.

Джо смотрел, затем отвернулся. Он чувствовал себя очень хорошо, потому что выполнил свою работу и оправдал надежды. Но одновременно чувствовал себя очень плохо, потому что потерял шанс совершить первое настоящее космическое путешествие. Он не мог оспаривать решение: брать его или не брать. Если бы он сам решал, то, вероятно, принял бы то же самое, пусть и тяжелое для него решение. Но было трудно примириться с тем, что у него отобрали его сумасшедшую надежду.

Салли сказала, всеми силами пытаясь заинтересовать его:

— В этих ракетах содержится невероятное количество топлива, Джо! И оно лучше, чем химики вообще когда-то надеялись создать!

— Да, — сказал Джо.

— Фтористый бериллий, — настойчиво говорила Салли. — Поэтому кабины толкателей и герметизированы. Такие ракеты нельзя использовать на земле! У них ядовитый выхлоп!

Но Джо только согласно кивнул. Он пребывал в апатии. Ему было неинтересно. Он все еще жалел об упущенной возможности слетать в космос. Он осознал, что Салли внимательно следит за выражением его лица.

— Джо, — огорченно сказала она, — мне бы не хотелось, чтобы ты так ужасно выглядел.

— Со мной все в порядке, — сообщил он ей.

— Ты ведешь себя так, будто бы тебе все безразлично, — возразила она. — И так оно и есть!

— Со мной все в порядке, — повторил он.

— Мне бы хотелось выйти куда-нибудь наружу, — внезапно сказала она. — Но после того, что произошло на озере, я не могу. Ты хотел бы забраться на крышу Ангара?

— Если хочешь, — сказал он без особого энтузиазма.

Он пошел за ней, когда она направилась к двери с охранником рядом к боковой стене. Она показала свой пропуск, и охранник их пропустил. Они двинулись по наклонному, бесконечному, закругляющемуся пандусу. Он располагался между внутренней и внешней оболочками Ангара. Две оболочки нужны были потому, что Ангар слишком большой, чтобы в нем происходила нормальная вентиляция и горячий солнечный свет пустыни на одной из его сторон менял бы условия внутри. В закрытом пространстве происходила конвекция воздуха, возникали даже маленькие вихри, и могли даже случаться миниатюрные грозовые облака и молнии. Джо вспомнил, как читал о том, что такие явления происходили в Ангаре, построенном еще до его рождения для цеппелинов.

Они вышли на открытую галерею, и там находился человек секьюрити, смотревший вниз на пол Платформы. Ему открывался хороший обзор всего, что происходило внизу.

Они прошли по еще одной длинной наклонной галерее, слабо освещенной небольшими электрическими лампочками. Вышли на вторую галерею, снова увидели Платформу. Там оказался еще один охранник.

Они были уже на полпути до верха закругляющейся стены и как бы подвешены в пустоте. Вид Платформы впечатлял. К внешней обшивке огромного объекта прикреплялось поразительное количество ракетных труб. Три гигантских крана, работая вместе, подняли трубу на последний из остающихся уровней лесов, и люди окружили ее, прикрепляя к выпирающему корпусу. Когда они прикрепили трубу, другие рабочие поспешили внутрь с белым пастообразным составом, чтобы покрыть ее из конца в конец. Эти трубы почти скроют структуру, которую они должны будут вынести в космос. Но когда она достигнет места назначения, они все уже сгорят.

— Чудесно, не правда ли? — с надеждой спросила Салли.

Джо посмотрел и без всякого тепла в голосе сказал:

— Это самая чудесная вещь, которую кто-либо когда-либо пытался сделать.

Что было достаточно верно, но Джо не испытывал прежнего восхищения, как ни странно. Его разочарование еще не прошло.

Пройдя еще половину круга, Салли открыла дверь, и Джо чуть не забыл о своей летаргии. Здесь располагался наблюдательный пункт на внешней стороне чудовищной полусферы. Здесь дежурили два охранника, с пулеметами пятидесятого калибра, прикрытыми полотняными чехлами. Их задача была скучной, но необходимой. Они наблюдали за пустыней. С этой высоты она просматривалась на многие мили, и Бутстрап виднелся как серия белых точек с холмами позади.

Наконец Салли и Джо оказались на открытом воздухе. Со всех сторон обшивка круто шла вниз. Солнечный свет слепил глаза, но был и ветерок. И здесь же располагалась огороженная забором площадь — размером, казалось, почти в акр. Там имелись небольшие строения с металлическими стенами и множеством антенн всевозможной формы для приема любых длин волн. Там располагались три чашеобразных радарных рефлектора, постоянно сканирующих горизонт, и четвертый, вращаясь, качался туда-сюда, сканируя небо. Салли сообщила Джо, что посередине, где виднелось строение с куполообразной крышей не из металла, располагался волноводный радар, способный обнаружить самолет на высоте трех футов на расстоянии до тридцати миль, и пропорционально дальше, если на больших высотах.

Там в углублениях установили орудия, чтобы их стволы не мешали радарному наблюдению. Там было немало безоткатных зенитных орудий, готовых защитить Ангар от любой опасности, которую только можно себе вообразить.

— И сверху к тому же летают истребители, — сказала Салли. — Папа потребовал их усилить, и вчера на поле в той стороне приземлились два дополнительных. Охрана тут многочисленная!

Платформа охранялась так, как не охранялся ранее ни один объект в истории человечества. Ирония судьбы заключалась в том, что ее надо было так защищать, потому что она, по сути дела, была единственной надеждой избежать атомной войны. Но именно поэтому некоторые люди ненавидели Платформу, и их ненависть способствовала превращению Платформы в объект национальной защиты. По иронии судьбы именно по этой причине на ее строительство были выделены деньги. Но самая большая ирония состояла в том, что сразу после взлета Платформу, скорее всего, используют для проведения ядерных экспериментов, которые небезопасно проводить на Земле.

В этом заключалась чистая ирония. Потому что если эти эксперименты будут удачными, то со временем каждый человек на земле станет богатым сверх всякой меры.

Но Джо это не волновало. Он был выпотрошен, опустошен от эмоций, потому что его работа была сделана, и он потерял надежду, что станет членом первой команды Платформы.

Лучше он почувствовал себя только поздно вечером, когда до него внезапно дошло, что жизнь реальна и существенна, когда тяжело дышащий человек пытался задушить его голыми руками. Джо было трудно защищаться, потому что множество сражающихся фигур спотыкались о них с противником. Они находились под днищем Платформы, и каждую секунду Джо ожидал, что взрывом его разнесет в клочья.

Глава 11

Джо сидел на крыльце дома майора Холта рядом с Ангаром. Было около восьми тридцати, уже стемнело, но светила луна. И Джо осознал, что его личное разочарование — всего-навсего его личное разочарование, и что он не имеет права превращаться из-за этого в зануду. Поэтому он говорил не о том, что было у него на душе, а о следующем по важности, а то о чем-то еще менее значительном. И все же когда Ангар занимал четверть горизонта и близкая к полнолунию луна только что встала из-за горизонта, для такого молодого человека, как Джо, было бы неестественным говорить только о чисто земных делах.

— Это время придет, — с тоской говорил он, глядя на луну. — Если Платформа взлетит послезавтра, то потребуется какое-то время на то, чтобы переправить на нее все нужное оборудование. Но все же вскоре кто-то должен приземлиться и на луне.

Он задумчиво добавил:

— Как только Платформа будет полностью оборудована, не так уж много потребуется грузовых ракет, чтобы заполнить баки на Платформе и отправиться в полет.

Теоретически, ракета, покидающая Платформу с полными баками, должна иметь достаточно топлива для того, чтобы достигнуть луны, а затем снова взлететь и вернуться к Платформе. Математическому факту часто присуще поддразнивающее свойство. Когда мечта подвергается статистическому анализу и результат оказывается положительным, то радость мечтателя всегда разбавляется подсознательным ощущением, что этот результат — просто часть мечты. Каждый слегка тревожится, когда его мечта на грани исполнения. Некоторые люди предпринимают жесткие шаги, чтобы оставить вещи такими, какие они есть, чтобы романтические сны наяву не испортились оттого, что превратятся в прозаический факт. Но Джо упрямо говорил:

— Двадцать грузовых кораблей, чтобы накопить топливо, и двадцать первый сможет заправиться и лететь. И тогда кто-то ступит на луну!

Теперь он был огорчен. На луну ступит не он. Но кто-то ступит.

— Ты можешь попробовать наняться в службу транспортников, — неловко проговорила Салли.

— Попробую, — мрачно ответил Джо, — но я не испытываю особых надежд. В конце концов, есть множество астрономов, физиков и прочих, которые будут только рады научиться водить ракеты, чтобы заниматься своей наукой вне атмосферы.

Салли грустно сказала:

— Мне кажется, что никакие мои слова не могут улучшить тебе настроение!

— Но ты улучшаешь, — ответил Джо и напыщенно добавил: — Если бы не твоя неослабная вера в меня, я не смог бы справиться с тяготами повседневной жизни.

Она топнула ногой.

— Прекрати!

— Ладно, — согласился он и тихо добавил: — Ты хорошая девчонка, Салли. С моей стороны это не очень умно — предаваться скорби.

Она сделала глубокий вдох.

— Так-то лучше! Теперь я хотела бы…

На бетонной дорожке между однообразными, аккуратными домиками офицеров появилась долговязая фигура. Джо резко воскликнул:

— Это Хейни! Что он здесь делает? — Он позвал: — Хейни!

Передвижения Хейни стали более целенаправленными. Он прошел по траве — в радиусе двадцати миль здесь не было другой травы, кроме как на газонах в кварталах офицеров.

— Привет, — неловко сказал Хейни. Он вежливо поздоровался с Салли: — Привет. Э-э… ты участвуешь в деле, Джо?

— Какого рода?

— В деле, о котором говорил Майк, — сказал Хейни. — Он уже все устроил. И послал меня за тобой, и чтобы я… договорился о взаимодействии с майором Холтом.

Джо пошевелился. Салли радушно сказала:

— Присядьте. Вы заметили, что мой отец обеспечил вам полный пропуск, так что вы можете пройти куда угодно?

Хейни неловко устроился на ступеньке.

— Да. Это поможет делу. Таким образом я сюда и прошел, если уж на то пошло. Майк ворочает всеми делами.

— Выкладывай, — сказал Джо.

— Ты знаешь, что он с горечью относится к ситуации, — осторожно начал Хейни. — Он утверждает, что космонавтами должны быть люди маленького роста, типа него. На Платформе работает еще с полдюжины карликов. Они могут пролезать в узкие места, чтобы ставить заклепки и так далее. Это полезно. Он подогрел их тем фактом, что Платформа могла быть закончена много месяцев назад, если бы строилась для них, и они могли бы слетать на луну и обратно, пока полномерные люди еще не могли бы это сделать. Помнишь?

— Я помню, — заметила Салли.

— Они все носились с этой мыслью, — объяснил Хейни. — Людям известно их мнение. Поэтому сегодня Майк пошел и поговорил с одним—двумя такими. И они начали вести себя таинственно, передавать друг другу послания и так далее. Малыши, что-то замышляющие. Охрана не слишком-то обращает на них внимание. Парня размером с Майка ты не воспринимаешь серьезно, если его не знаешь. Тогда он кажется тебе таким же, как и кто угодно другой. Поэтому охрана не обратила на них внимания. Но некоторые другие парни обратили. Некоторые интересные парни. Они заметили, что малыши что-то замышляют. И они клюнули.

— Клюнули? — спросила Салли.

— Они заинтересовались. Поэтому Майк со своей бандой доверился им. И они собираются помогать саботажу во время следующей пересменки. Карлики отыграются за то, что над ними смеются, понимаете? Они делают вид, что придумали план: когда Платформу приведут в такое состояние, что не сможет взлететь — она не будет уничтожена, а только подпорчена, — то большие шишки наконец-то позволят им взять транспортную ракету. Ее они выведут на орбиту и используют вместо Платформы, пока та не будет починена и выведена в космос. Как только они окажутся на орбите, уже не будет смысла тормозить большую Платформу. Поэтому она может взлетать.

— Мне кажется, я понимаю… — с сомнением проговорил Джо.

— Майк со своей бандой маленьких парней прикидываются простофилями — намеренно. Если кто-то собирается быстро что-то предпринять, то следующая пересменка — единственное время для кого бы то ни было! Последний шанс! Майк со своей бандой не знает, что произойдет, но они, несомненно, знают, когда! Они действуют так, чтобы настоящие саботажники стали их дурачить. И что произойдет?

Джо сухо заметил:

— Логично было бы пожалеть больших парней, которые считают себя умнее Майка.

— Ага, — на полном серьезе ответил Хейни. — По словам Майка, полдюжины ракетных труб уже заправлены. Между сменами они собираются их воспламенить. Платформа слетит с основания, может быть повреждена и так далее. Майк со своей бандой заявит, что у них есть выкладки, доказывающие, что они смогут взлететь в транспортной ракете и сделать ее Платформой. И у важных шишек не будет другого выбора, придется согласиться.

Салли заметила:

— Мне кажется, что они не понимают, как мыслят важные шишки.

Хейни и Джо одновременно воскликнули:

— Нет! — Затем Джо продолжил: — Майк не сумасшедший! Он знает, что делает! Но это хорошая легенда для тех, кто не знает Майка.

Хейни возмущенно заговорил:

— Я здесь для того, чтобы просить майора помочь нам. Шеф тоже собирает банду. Здесь работает несколько индейцев его племени. Мы можем рассчитывать на них, когда речь идет о силовой работе. И есть еще Джо и я. Суть интриги Майка заключается в том, что мы заранее знаем время, когда случится нападение. Если майор предоставит нам свободу действий, а затем в последние пять минут примет собственные меры, чтобы информация не просочилась раньше времени, то мы сможем обезвредить всех специалистов по саботажу, которым известны слабые места Платформы. Например, тех, кто знает, что термит, заложенный в гироскопы, снова все приведет в негодность.

Джо тихо заметил:

— Но майора Холта нужно предупредить обо всем этом заблаговременно. Это обязательно!

— Да, — согласился Хейни. — Но он должен молчать — не говорить абсолютно никому! Информации и так просачивается слишком много! Тебе это известно!

— Салли, — сказал Джо, — посмотри, не можешь ли ты пригласить отца сюда, чтобы поговорить? Хейни прав. Не в офисе. Прямо здесь.

Салли встала и вошла в дом. Она вернулась с выражением смущения на лице.

— Он сейчас придет. Но я не смогла вразумительно объяснить ему, что от него хотят. И я не уверена, захочет ли он слушать.

Когда майор пришел, то определенно не горел желанием их слушать. Он спешил, он был до предела взвинчен напряжением, связанным со взлетом Платформы. Он вернулся домой с невеселой конференции, посвященной именно подготовке противодействия всевозможным случаям саботажа. А тут наткнулся на предложение их стимулировать! Он был вне себя. Даже если и стоило провоцировать саботажников, чтобы они показали зубы, сейчас, как он считал, не время для этого! А если и время, то это дело службы безопасности. Любители не должны в это вмешиваться!

Джо мрачно заметил:

— Не сочтите за наглость, сэр, но вы упустили один момент. Вряд ли возможно, что вы сможете противодействовать попыткам саботажников напасть в момент, который они выберут. У них остается мало времени, и они его используют! Но план Майка будто бы дает им возможность совершить диверсию под прикрытием. И, кроме того, вам известно, что из вашего офиса утекает информация! Такой трюк вы не смогли бы устроить силами службы безопасности. И, в-третьих, ни один саботажник не будет ожидать провокации от вашей службы безопасности! Мы разоблачили саботажников на летном поле толкателей, предположив, что у них другой тип мышления. Сейчас же у нас есть шанс схватить саботажников, используя новый метод мышления для службы безопасности, потому что в следующие двадцать четыре часа они будут планировать все, что придет им в голову!

С майором Холтом было трудно общаться во все времена, и сейчас совсем не самый подходящий момент, чтобы с ним препираться. Но все же он мыслил по-деловому. Он в ярости уставился на Джо, покраснев оттого, что ему противоречат. Но через минуту краска постепенно сошла с его лица. Затем он коротко кивнул.

— В этом есть смысл, — кратко сказал он. — Мне это не нравится. Но смысл есть. Это совершенно противоположно тому, что мои противники могли бы от меня ожидать. Поэтому я принимаю предложение. Теперь… давайте обговорим детали.

Он остановился на быстром, полноценном и детальном плане. Его разработал Джо, тщательно консультируясь с Хейни. Важно, чтобы роль майора оказалась совершенно неортодоксальной. Он примет меры, чтобы координировать свои действия с действиями Майка, Шефа, Хейни и Джо. Каждое действие майора и его приказ будет следовать непосредственно от него самого. Его действия будут сведены к пяти последним минутам перед пересменкой. Он сам станет отдавать приказы, и никоим образом он не будет передавать их через кого бы то ни было. И его приказы будут составляться так, что покажутся ничего не значащими для тех, кто их получает, пока не придет время их выполнять.

Майору было непросто связывать себя этой схемой. Она противоречила всем принципам военного мышления, кроме одного, состоявшего в том, что перехитрить врага всегда полезно. В конце концов майор отрешенно сказал:

— Это совсем не по правилам. Это неправильно до невозможности! Но именно поэтому я и соглашаюсь. По меньшей мере, это будет… неожиданно… если идет от меня!

Затем он улыбнулся безо всякой радости, кивнул Джо и Хейни и широкими шагами двинулся по бетонной дорожке к ожидавшей его машине.

Хейни ушел мгновением позже, чтобы передать список договоренностей Шефу и Майку. А Джо отправился в Ангар, чтобы заняться своей частью плана.

Ночью вид Ангара не слишком отличался от дневного времени. Днем через длинные ряды окон в крыше проникал слабый сумеречный свет. Ночью окна закрывались ставнями. Это означало, что тени становились немного резче, контраст между светом и тенью слегка усиливался. Все остальные изменения, которые мог заметить Джо, были обычными, связанными с разборкой лесов и навешиванием корпусов ракет. Было ясно, что когда все ракеты окажутся на месте, сама Платформа почти скроется под ними.

Джо пошел посмотреть на последние остающиеся толкатели — они уже были готовы к перевозке на летное поле для испытаний. Были изготовлены и дополнительные, сверх числа, необходимого для подъема Платформы. Джо подумал об очевидном факте, что, когда Платформа окажется на орбите, толкатели можно будет приспособить и для запуска грузовых ракет.

Затем он двинулся к центру Ангара. Леса разбирали, и пока он смотрел, отдельные элементы конструкций собирались в связки. По талям связки опускались вниз, на ожидающие грузовики, которые куда-то их увозили. Там были и грузовики-смесители, все еще разгружавшие свою белую пасту для покрытия ракет, и их продукция взлетала вверх и исчезала в разинутых ртах гигантских, обвитых проволокой, труб.

Вскоре Джо прошел в лабиринт стоек под самой Платформой. Он приблизился к временной лестнице, помнить которую имел причины. Джо кивнул двум стоявшим там охранникам.

— Хочу еще раз посмотреть на устройство, которое мы установили, — сказал он.

Один из охранников добродушно ответил:

— Майор Холт приказал пропускать вас в любое время.

Он поднялся и двинулся по оригинальному коридору: на стенах имелись поручни, чтобы можно было по ним передвигаться в отсутствие силы тяжести, — и прошел в машинное помещение. Он услышал голоса. Говорили на совершенно невразумительном языке. Джо напрягся.

Затем ему дружески ухмыльнулся Шеф. Он находился в машинном помещении с восьмеркой таких же меднолицых парней.

— Познакомься с некоторыми моими друзьями, — пояснил он, и Джо обменялся рукопожатиями со смуглыми черноволосыми мужчинами, которых звали Чарли Пятнистый Пес, Сэм Толстое Брюхо, Лютер Рыжая Корова и прочими экзотическими именами.

Шеф жизнерадостно сообщил:

— Майор Холт приказал охранникам пропустить меня с моими индейскими друзьями, поэтому я повел свою шайку на экскурсию по Платформе с гидом. Ни один из них еще не был внутри. И…

— Я слышал, как вы говорили по-индейски, — заметил Джо.

— Услышишь и еще, — сказал Шеф. — Мы представляем собой первый боевой отряд моего племени за время настолько долгое, что мой дедушка счел бы это недостойным!

Джо было трудно сдержать улыбку. Шеф отвел его в сторону.

— Приятель, — дружелюбно сказал он, — тебя тревожит все это дело, потому что оно неорганизованно. Мир нуждается не в этом, Джо. Все рассчитывается при помощи логарифмических линеек и прочего — это по-цивилизованному, но это не по-человечески! Но человеку нужно быть знатоком хаоса, наподобие меня. Брось беспокоиться и иди наружу. Встреть того охранника, которого майор собирался выслать тебе навстречу!

Он дружески пихнул Джо и присоединился к своим соплеменникам-могавкам, каждый из которых, как Джо внезапно заметил, имел при себе двенадцатидюймовый гаечный ключ или что-нибудь вроде, что могло бы послужить заменой томагавку. Они провожали его ухмылками.

У подножья узкой деревянной лестницы появился третий охранник. Он приветствовал Джо.

— Майор Холт приказал мне найти вас, — пояснил он.

Джо подошел к нему. Майор Холт обещал прислать к нему первоклассного специалиста с приказом выполнять указания Джо. Кенмор кратко сказал ему:

— Вы должны собрать как можно больше охранников, разместить их здесь, под Платформой, и, по-возможности, не на виду. Прикажите им выключить их переговорные устройства и ждать. Что бы ни произошло, они должны ждать здесь, пока не потребуются. Прямо здесь!

Он утомленно огляделся. Охранник кивнул и ушел с беззаботным видом. Время уже поджимало. Что-то заставило Джо поднять глаза. Галерея находилась почти прямо над головой. Как и ожидалось, там находился охранник. Однако вместе с ним и Хейни. Больше он никого не заметил. Но Хейни был на месте. Джо видел, как охранник на лесах исчез из виду. Он заметил, как прикомандированный к нему охранник поговорил с другим, который с безразличным видом двинулся к основанию Платформы.

Шли минуты. Только Джо мог заметить передвижение охранников, потому что специально за ними наблюдал. Поблизости расположились еще восемь или девять охранников. Переговорные устройства у них были выключены, и в случае необходимости они должны были подчиниться только его приказам.

Вокруг края Ангара зазвенели гонги. Это была не тревога, а просто уведомление о том, что пришло время пересменки.

В шумах наверху произошло заметное изменение. Кран отъехал назад. Стук молотков прекратился. Звенели стойки разбираемых лесов. Связка труб, опускаясь вниз, коснулась земли, мотор крана затих. Крановщик выбрался из кабины и направился к выходу. Тали опускались; люди передвигались по Ангару, рабочие спускались по лестницам и устремлялись к выходам, чтобы пройти к автобусам на Бутстрап.

Ничего необычного не происходило. Спустя еще несколько минут новая смена, прибывшая на автобусах, проходила контроль в комнате прибытия. Джо знал, что в течение прошедших пяти минут майор Холт собрал отряд охранников, чтобы они были под рукой. Как следствие, возникла нехватка людей у тех, кто проверял новоприбывших рабочих.

У выходов собралась толпа, но середина Ангара освободилась. Один из грузовиков стоял у поднимающихся ворот. Водитель пытался завести мотор.

Внезапно высоко на Платформе раздался вопль. Затем прозвучал выстрел. В резонирующем пространстве Ангара прогремело эхо. Приписанный к Джо охранник с напряженным выражением лица спешил к нему.

— Что это такое?

— Не беспокойтесь, — мрачно ответил Джо. — Об этом позаботятся.

Так оно и было. Небольшого роста бойцы из банды Майка выскакивали из укрытий с заготовленным заранее оружием. Кто-то попытался оказать им сопротивление, достал пистолет и выстрелил. Но у банды Майка были помощники. Из небольших воздушных шлюзов, предназначенных обеспечить доступ к оболочке Платформы, появились темнокожие люди.

Переговорное устройство под плечом охранника запищало. Он потянулся к нему.

— Забудьте об этом! — резко бросил ему Джо. — Это не для вас! Вам известны приказы! Оставайтесь здесь!

Внезапно в том месте, где люди собрались для выхода из Ангара, послышался грохот. Появился густой клубящийся дым. Раздался громкий взрыв. Люди шарахнулись оттуда и засуетились.

Двигатель стоявшего грузовика наконец завелся. Грузовик проехал в открывшиеся ворота, и сразу же внутрь с ревом внеслись два других грузовика. Они помчались к Платформе. Груз, служивший камуфляжем, был сброшен, и появились вооруженные — люди.

Охранники у ворот начали стрельбу.

— Мы должны их остановить! — бросил Джо.

Онпобежал, взяв пистолет на изготовку. Внезапно появилась небольшая армия, собранная по его приказу, которая материализовалась в полутьме под Платформой. Они бросились вперед, чтобы противостоять этому явно хорошо спланированному вторжению.

Откуда-то сверху загрохотал пулемет. Джо понял, в чем дело. Вся схема Майка заключалась в том, чтобы устроить все попытки саботажа одновременно. Часть подготовки состояла в том, чтобы добиться для Хейни разрешения перенести два пулемета с внешнего поста наблюдения и прикрыть с их помощью внутренность Ангара, когда начнется генеральное нападение.

Эти пулеметы стреляли в грузовики. От пола из деревянных блоков летели щепки. Затем один из грузовиков с ужасающим грохотом внезапно исчез во вспышке чудовищного бело-голубого пламени. Другой грузовик перевернулся и разбился, но не взорвался. Из него стали прыгать люди. Должно быть, они выкрикивали приказы, но Джо не слышал вообще ничего. Он только видел, как люди размахивают руками, другие хватают что-то из рассыпанного груза и бегут по направлению к нему, и начал стрелять, бросившись им навстречу.

Только теперь раздался запоздалый вой сирен. У выхода прозвучали пистолетные выстрелы. Что-то упало с отвратительным хлопком неподалеку от места, где пробегал Джо. Это было тело человека, сброшенное со структуры, являвшейся самым рукотворным строением за всю историю человечества. Среди других звуков сражения послышался варварский боевой клич.

Охранник выстрелил, и одна из бегущих фигур кувырнулась, выронив свою поклажу, покатившуюся по полу. Поклажу, которая, несомненно, представляла собой бомбу. Через поднимающиеся ворота ворвались два грузовика. Они понеслись в пространство под Платформой точно в тот момент, когда путь был свободен, потому что работа остановилась. Под Платформой грузовики взорвали. Взрывы, по меньшей мере, искорежили бы Платформу. Они даже могли бы перебить ей хребет. И, несомненно, этого мог добиться и один грузовик. Если бы не было пулеметов, готовых к стрельбе. Теперь же отчаянные люди из перевернувшегося грузовика спешили к Платформе с остатками своего груза. Если бы они смогли с боем проникнуть внутрь, то взорвали бы ее корпус, или разнесли систему управления, или уничтожили воздушные насосы и гироскопы, превратив воздушные цистерны в решето. Все, что могло быть разрушено, задержало бы взлет Платформы. А это позволило бы и дальше проводить акты саботажа, возможно, более успешные.

Послышались новые пистолетные выстрелы. Группа людей пробилась из помещения для проверки прибывающих и бежала к центру барака. (Позднее будет обнаружено, что под одеждой они несли плитки взрывчатых веществ и имели при себе детонаторы.) Где-то открылась другая дверь, и из нее, держа пистолеты на изготовку, высыпали охранники во главе с майором Холтом. Он собирался предотвратить нападение грузовиков, но не мог успеть вовремя. С этим пыталась справиться группа Джо. Люди, выбежавшие из помещения проверки, стали первой добычей майора Холта. Их стали отстреливать на бегу.

В грохоте выстрелов Джо споткнулся и упал. Когда он поднялся, то врезался в бегущую фигуру, взревевшую, когда Джо в нее воткнулся. Затем он уже дрался не на жизнь, а на смерть.

Все происходило под Платформой, среди проклятой суматохи. Джо схватил запястье, державшее оружие. Он знал, что у нападающего через плечо висит бомба и для боя свободна только одна рука. Вместо того чтобы направить ствол в противника и нажать курок, Джо инстинктивно попытался ударить врага своим пистолетом. Он ударил с размаху, но его рука с оружием наткнулась на металлическое крепление. Он разбил себе костяшки: пальцы парализовало. Кенмор с отчаянием почувствовал, как оружие выпало из его руки. Затем нападавший злобно ударил коленом, и попал Джо по бедру, тот яростно бросил свой вес вперед, и они вместе упали на пол.

Вокруг шло сражение. Пулеметы снова рявкнули, рассыпая трассирующие пули. Люди у выхода в панике попытались пробиться через качающиеся двери. Но трассеры отметили линию, через которую они не должны были переступать. Бежавшие остановились. Один выстрел раздался настолько близко, что вспышка ослепила Джо. В другой раз кто-то упал на Джо и его противника, который извивался, как угорь, наделенный невероятной, нечеловеческой силой.

Джо мог осознавать только свою битву в полумраке основания лесов. Но бой шел и на самой Платформе. Дико оскалившийся могавк яростно боролся с противником на одном из ракетных корпусов. Зажигательное устройство в кармане саботажника воспламенилось, раскалилось докрасна, и тот завопил, когда оно прожгло одежду. Могавк отшвырнул прочь человека, который приземлился на полу далеко внизу, затем ногой сбросил зажигательное устройство. Оно упало вслед за саботажником, ударилось и взорвалось, и это оказался термит, окруживший себя едким дымом от обугливающихся деревянных блоков.

Шел бой и у входных дверей. В комнате проверки слышался завывающий рев, с верха Платформы несся боевой клич. Один из саботажников попытался проползти в воздушный шлюз, влез головой и плечами, но меднокожий индеец прижал его лоб и рубанул по шее ребром ладони. Под Платформой кипел хаос. Гремели выстрелы и продолжались рукопашные схватки. Силы, которые собрал Джо, сражались доблестно, но четверо нападающих добрались до подножья деревянной лестницы, где было только двое охранников. Затем остались только два саботажника, которые отчаянно полезли через мертвых охранников к двери в Платформу, но там появился Шеф, размахивающий двенадцатидюймовым гаечным ключом. Он запустил его наподобие умело брошенного томагавка и прыгнул на шестнадцать ступенек вниз точно на противника. Сверкнул выстрел, но затем на полу оказались только борющиеся враги.

Карлик Майк внутри Платформы обнаружил окровавленного, задыхающегося человека, который каким-то образом сюда проник. Майк оглушил его гаечным ключом, бросился на потерявшую сознание жертву и ударил снова, и затем сторожил саботажника, пока не пришел кто-то, кто унес его подальше.

Все это время Джо боролся с одним и тем же человеком. Это была ужасная борьба, потому что у саботажника была бомба, и он мог взорвать ее, либо она могла взорваться сама. Это была смертельная борьба, потому что противник бился с силой и отчаяньем маньяка. Джо стучал об пол рукой противника, державшей оружие, и оно ударилось обо что-то, дымно выстрелило и отлетело. Но это даже ухудшило ситуацию. Когда противник пытался убить Джо из револьвера, у него были свободны только пять пальцев для того, чтобы бить Джо по глазам или рвать уши и плоть. Теперь же у него высвободились все десять пальцев, и он дрался как дикий зверь. Он даже дышал как животное. Он начал задыхаться — глубокие грудные вдохи, говорившие о дьявольской ненависти.

Затем появилось много людей. Резерв майора Холта с большим опозданием подтянулся к центру Ангара.

Сражающаяся группа споткнулась о двоих, борющихся и корчащихся на полу. Тяжелый сапог ударил Джо в голову, прижав ее, и он почувствовал, как зубы противника вцепились в горло. Они впились в его гоготь, раздирая ее…

Отчаянно дернувшись, Джо ударил коленом — так же, как его противник сделал в первое мгновение битвы. Человек под ним взвизгнул, как взвизгнуло бы животное, и Джо рывком освободил свое кровоточащее горло. В истерическом ужасе он стал стучать головой противника в пол, пока тот не обмяк…

Затем он расслышал мрачный голос:

— Прекрати, не то я снесу тебе голову! Прекрати…

И Джо, задыхаясь, проговорил:

— Вы, парни, появились вовремя! Этот человек приехал на том грузовике. Берегитесь бомбы, которая у него на плече…

Глава 12

Прибывшей смене пришлось заняться грязной работой по расчистке. Это стало возможным только потому, что охранники приняли на себя функции бригадиров, а вся нормальная работа на Платформе была отложена. Даже это было бы трудно сделать, если бы у охранников не имелось переговорных устройств. По мере того как ситуация прояснялась, об этом сообщалось охранникам, а они удовлетворяли любопытство работавших людей. Не будет работы — не будет пояснений. Такая мера вызвала немедленное и всеобъемлющее сотрудничество.

Саботажники предприняли четыре независимых друг от друга попытки разрушить Платформу. Одна из попыток — это, конечно, план тех симпатичных индивидуумов, которые решили добровольно помочь Майку с его бандой достичь статуса космонавтов путем поджигания ракет Космической Платформы. Таких оказалось немного, но потеряли они изрядно. У них были термитные бомбы для разрушения жизненно важных точек Платформы. В конце концов выжившие саботажники стали рассказывать обо всем открыто, хотя и с угрюмым видом.

Также случилась особо неумная попытка устроить панику среди прибывших на смену рабочих. В помещениях для просвечивания перед работой кто-то попытался создать полную неразбериху, стреляя в толпу и ожидая, что рабочие прорвутся в Ангар, а с ними заодно и специальные агенты с плитками взрывчатых веществ доберутся до Платформы. Но джентльмены со взрывчаткой наткнулись на резерв майора Холта и ничего не достигли.

Организаторов паники в конце концов нейтрализовали их же товарищи по смене. Их с большим или меньшим успехом отскребли с пола помещения проверки — в очень плохом состоянии! — и увезли для исследования. Члены этой группы оказались далекими от практики идеалистами, и, кроме того, некоторые из них запаниковали: в раздевалке и туалете Ангара обнаружились брошенные взрывчатка и детонаторы.

Самой опасной попыткой оказалась, разумеется, та, которую идеально спланировали и произвели без всякой координации с делами Майка. Этот план удался бы, если бы не пулеметы на галерее и не противодействие отряда Джо под Платформой.

Заранее зная точное мгновение, когда Ангар будет практически пустым, три отдельных подразделения сработали согласованно. Прежде всего, это был водитель застрявшего грузовика. Он с точностью до секунды задерживал свой выезд из Ангара, чтобы ворота открылись в нужный момент. Груженные взрывчаткой грузовики ворвались точно в ту секунду, когда они, несомненно, могли промчаться под Платформу и взорвать свой груз. Также идеально был спланирован отвлекающий ход. Дымовые бомбы и взрывы в помещениях для выхода создали настоящую панику, и если бы не приказ Джо своей группе — выключить переговорные устройства, то все дежурившие охранники оказались бы там.

План Майка, следовательно, вывел на чистую воду некоторых из саботажников, но все же просто совпал по времени с самым опасным и хорошо организованным нападением на всех. И благодаря его плану Платформа осталась в целости и сохранности.

Со своим противником Джо сражался в соответствии с его методами драки. Обычно инстинктивно предполагается, что человек будет драться честно и обратится к нечестным приемам только на грани отчаяния. Но персональный противник Джо не провел ни одного честного приема. Он будто бы никогда и не слышал об ударах кулаком, а понимал только убийство и свалку. Джо питал к нему личную ненависть.

Когда врачи и медсестры занялись лечением пострадавших, Джо не считал, что ему нужна срочная помощь, но появилась Салли, готовая помочь, и смертельно побледнела, увидев его окровавленное горло. Она быстро потащила его к врачу. А врач, посмотрев на Джо, отложил все другие дела.

Рана оказалась не слишком серьезной. Антисептика жглась, и зашивание оказалось неприятным делом, но гораздо больше Джо беспокоило то, что Салли стояла рядом и страдала за него. Когда он встал с временного операционного стола, врач с мрачным видом ему кивнул.

— Это было близко! — сказал врач. — Кто бы там ни грыз тебя, он стремился к сонной артерии и был уже на полпути. Еще доля дюйма, и он бы тебя достал!

— Спасибо, — сказал Джо. Его шее было неудобно в повязках, а когда он попытался повернуть голову, швы заболели.

Рука Салли дрожала, когда она уводила его.

— Не думаю, что я бы кого-нибудь стал бы еще так ненавидеть, — сердито говорил Джо, — как этого человека, когда он грыз мое горло. Мы, конечно, пытались убить друг друга, но — черт бы побрал — люди же не кусаются!

— Ты… убил его? — дрожащим голосом спросила Салли. — Не то чтобы я имела что-то против! В обычной ситуации мне была бы отвратительна эта мысль, но…

Джо остановился. Там был ряд носилок — не такой уж и длинный — в этом временном госпитале. Он смотрел сверху вниз на человека без сознания — того, с кем он дрался.

— Вот он, — раздраженно заметил Джо. — Я здорово его треснул. Не люблю кого-то ненавидеть, но он дрался так, что…

Внезапно у Салли застучали зубы. Она подозвала одного из охранников, охранявших носилки.

— Мне… кажется… отцу захочется с ним поговорить, — нетвердым голосом сказала она. — Не… отправляйте его в госпиталь, пока о нем не сообщат отцу, пожалуйста.

Лицо ее было смертельно бледным, а рука — холодной, как у мертвеца.

— В чем дело? — потребовал Джо.

— В саботаже, — ответила Салли неописуемым тоном, в котором звучал намек на разбитое сердце.

Она в одиночку зашла в офис отца. Затем вышла вместе с ним, и майор выглядел совершенно пораженным. Мисс Росс, его секретарша, тоже была с ними. Ее лицо походило на мраморную маску. Она всегда была простой женщиной, мрачной и угрюмой. Но новое, ужасное выражение ее лица заставило Джо отвести взгляд.

Затем Салли разрыдалась, стоя с ним рядом, и он неловко обнял ее рукой, позволив всхлипывать на плече, совершенно озадаченный.

Только потом он узнал, в чем дело. Тот человек, который с таким рвением пытался его убить, был женихом мисс Росс. Она встретилась с ним во время отпуска, когда еще служила секретаршей в правительстве, а тот был беженцем, обладавшим экзотическим шармом, который мог бы очаровать гораздо более самоуверенную и красивую женщину, не говоря уже о мисс Росс. У них возник страстный роман. Он признался ей, что испытывает ужас перед эмиссарами своей страны, которые могут попытаться убить его. И, конечно, она была очарована им еще больше. Когда он попросил ее выйти замуж, она приняла предложение. Затем всего за две недели до того, как она получила назначение на работу в проекте Космической Платформы, он исчез. Мисс Росс заболела от отчаяния и от страсти.

Однажды зазвонил телефон, и он грустным голосом сообщил, что его похитили, но если она сообщит полиции, то его замучают до смерти. Он умолял ее ничего не предпринимать, чтобы не усугублять его мучения.

С тех пор она старалась сохранить ему жизнь. Однажды, когда она не смогла выполнить данный ей приказ, то получила по почте человеческий палец с измазанной кровью запиской, в которой он жаловался на невыносимые мучения и молил ее не доставлять ему больше таких страданий.

Поэтому мисс Росс, которая была секретаршей майора Холта и самым доверенным его помощником, все это время снабжала информацией одну из групп саботажников. Она оказалась самым опасным местом утечки информации во всем проекте Платформы.

Но ее жених не был пленником. Он был руководителем этой группы саботажников. Он занимался с ней любовью и сделал предложение только для того, чтобы выкачивать информацию, которая была ему нужна. А всего и дел, что писать ей жалостливые записки или говорить по телефону, делая вид, что невероятно страдает.

Между прочим, когда Джо вышиб из него дух, все его пальцы были на месте.

Салли признала его как типа на фотографии, над которой, как она однажды заметила, когда-то рыдала мисс Росс. Мисс Росс поспешно спрятала фотографию, сказав, что это человек, которого она когда-то любила, но теперь он мертв. И если бы не случайность, майору Холту никогда бы не удалось узнать, что утечка информации шла через мисс Росс. А открытие это удалось сделать благодаря суматохе, которую спланировал Майк и организовали Хейни, и Шеф, и Джо. Правда, Джо узнал об этом только впоследствии.

А пока все еще нужно было поднять Платформу на орбиту. Оставалось еще много дел. В обшивке обнаружили два небольших разрыва, причиненных осколками от разорвавшегося грузовика. Нашли также отверстия от пуль. Платформа могла противостоять небольшим метеоритам, летящим со скоростью сорок пять миль в секунду, но высокоскоростные пули из ручного оружия могли ее проткнуть. Эти шрамы после сражения следовало заварить. Нужно было разобрать остатки лесов и прикрепить остающиеся корпуса ракет. И еще расчистка территории.

Этим и занялась смена, прибывшая во время атак саботажников. Поначалу работа шла вкривь и вкось. Но политика превращения охранников в дикторов программ новостей сработала нормально. В конце концов, мужчины здесь работали на сборке Платформы, и они не были мягкотелыми. Большинство из них и раньше видели, как гибнут люди. Не прошло и половины смены, как сложился определенный ритм работы. Люди еще больше стали гордиться объектом, который построили, потому что на него было совершено нападение и нападавшим не удалось его уничтожить. А работа уже почти закончилась.

Салли отправилась в дом отца, чтобы поспать. Джо остался в Ангаре. Его раны были достаточно болезненными, поэтому он не хотел ложиться, пока не устанет по-настоящему. К тому же он был изрядно взвинчен.

Карлик Майк снова умиротворенно заснул, свернувшись в углу помещения для выхода. Его коллеги с довольным видом беседовали между собой. Вскоре, чтобы продемонстрировать, что мол, любые сражение для них — пустяк, двое из них достали колоду миниатюрных карт и занялись игрой, в ожидании автобуса, который отвезет их в Бутстрап.

Индейские соплеменники Шефа с комфортом занимались праздным ничегонеделанием в ожидании тех же автобусов. Позже они потребуют оплаты сверхурочных и получат ее. Хейни скорбел о том, что оказался вдали от сцены боя и отвечал просто за то, чтобы поставить пулеметы, огонь которых, несомненно, спас Платформу от подрыва снизу.

Казалось, что ничего тревожного уже не случится. Но нет…

Это произошло за два часа до следующей пересменки, когда в Ангаре уже шла нормальная работа. В Ангаре все успокоилось, и снаружи ничего не происходило. Внешняя защита Ангара была, разумеется, обширной, но система наблюдения очень долгое время пребывала без дела. Операторы у радарных экранов скучали и зевали от безделья и тишины. Пилотов истребителей, летающих на высоте двух, пяти и восьми миль, уже утомил ландшафт, расстилающийся внизу. В конце концов, можно чрезмерно привыкнуть к наклонному лунному свету на облачных массах далеко внизу и ярким, высокомерным звездам над головой.

Поэтому это событие было хорошо рассчитано по времени.

Первой отметку на экране радара заметила станция в Канаде. Эта отметка озадачила оператора. Неужели метеор, поначалу подумал оператор. Но отметка не настолько быстро двигалась, а полет длился слишком долго. Объект со скоростью шестьсот семьдесят две мили в час летел на юг на высоте в шестьдесят тысяч футов. Такая скорость казалась бы вполне нормальной, если бы не была постоянной. Но она не менялась. Что-то неведомое летело на юг со скоростью одиннадцать миль в минуту. Миля за пять с небольшим секунд. Объект не замедлялся. И не падал.

Канадский оператор начал тягостные дебаты. Он отвлек своего напарника от чтения журнальной статьи о разведении шиншилл в домашних условиях. Показал ему отметку на экране, все еще направлявшуюся на юг и почти достигшую дальней границы обнаружения радара. Пребывая в сомнении, они обсуждали эту тему. В конце концов решили об этом доложить.

Дозвониться оказалось непросто. Операторы на коммутаторах дальних звонков почти спали. Именно из-за того, что дозвониться было трудно, операторы радара проявили настойчивость и упрямо требовали, чтобы их соединили. Они сообщили в Оттаву о том, что какой-то объект на высоте в шестьдесят тысяч футов на скорости в шестьсот семьдесят две мили в час движется над Канадой в направлении Соединенных Штатов.

Затем возникла новая заминка. Нужно было будить кого-то из начальства, и кто-то должен был решить, оправданна ли передача этого сообщения дальше. Затем сонный человек в купальном халате и тапочках выслушал сообщение и сонно проговорил:

— Конечно, сообщите американцам. Это будет только по-соседски!

И он потопал назад к своей постели, чтобы снова завалиться спать. Затем внезапно проснулся: его прошиб пот. Он осознал, что это может быть началом атомной войны. Поэтому он заставил телефоны по всей Канаде яростно звонить, и в темноте заревели истребители.

Но в небе находился только один объект. Над Дакотой он набрал высоту. Поднялся до семидесяти тысяч футов, затем до восьмидесяти. Как он это сделал, точно неизвестно, потому что некоторые детали этого полета так и не смогли объяснить. Но, несомненно, в какой-то точке сработали ракетные ускорители, и объект поднялся до девяноста тысяч футов, где реактивные ускорители, несомненно, были бы бесполезны. Затем, почти несомненно то, что ракеты вспыхнули еще раз, и южнее Дакоты объект стал снижаться по траектории, похожей на траекторию артиллерийского снаряда, если не считать того, что он шел на гораздо большей скорости, чем большинство артиллерийских снарядов.

Примерно в это время сирена в Ангаре, разогреваясь, завела свою серию отрывистых, икающих звуков. По сути дела, новости из Канады прибыли секунд через тридцать после того, как выдал свое предупреждение радар внешнего периметра обзора Платформы. Затем не было уже ни колебаний, ни задержек. На трех летных полях люди выскакивали из постелей, застегивали шлемы, надеясь, что их кислородные баллоны будут функционировать нормально. Потом движущуюся точку поймали и радары Ангара. Маленькие бело-голубые огни начали подниматься с земли и улетать в темноту.

Кожухи орудий наверху Ангара отъехали в сторону. За несколько миль от Ангара в небо поднимались реактивные истребители, и только что разбуженные пилоты смотрели на свои приборы ночного боя и недоверчиво выражались про себя, поражаясь скорости, с которой летел объект. Пилоты истребителей форсировали двигатели, как только могли, но и этого, оказалось, было недостаточно.

Самолеты из зонтика прикрытия Ангара перестали курсировать и понеслись в одном направлении. И было похоже, что только они успеют оказаться перед объектом вовремя.

Внутри Ангара зловеще ревела сирена и охранники резко кричали:

— Воздушная тревога! Все наружу! Воздушная тревога! Все наружу!

И люди тоже быстро шевелились. Некоторые спускались с Платформы на талях, приземляясь с отчаянной скоростью. Некоторые не ждали своей очереди. Они съезжали по вертикальной стойке лесов, перебирались на более низкий уровень и съезжали по следующей. В течение минуты казалось, что из лесов сочатся черные капли, стекающие вниз по стойкам. Но эти капли были людьми. Пол покрылся точками, бегущими к выходам.

Сирена перестала визжать; ее обороты снизились до баритона, затем до баса, и прекратились. Потом наступила тишина, если не считать звуков передвижения людей к выходам. Были также грузовики. Те, которые были нагружены разнообразными лесами, взревели моторами и понеслись к въездным воротам. Некоторые из рабочих запрыгивали на ходу на борта. Выходные ворота поднялись, чтобы их выпустить.

Но, по сути, внутри Ангара было очень тихо. Никакого шума, если не считать рева нескольких грузовиков и голосов охранников, торопящих людей на выход. Звуков было меньше, чем обычно. И они разносились по огромному пространству Ангара.

Джо стоял с сжатыми кулаками. Это могло быть только нападением с воздуха. А нападение с воздуха могло означать только атомную атаку. И если на Ангар будет сброшена атомная бомба, то нет смысла выходить наружу. Это будет водородная бомба — такая, в которой та, что разрушила Хиросиму, используется лишь в качестве запала для взрыва. Никто не может надеяться выбраться за радиус ее поражения до того, как она упадет!

Джо осознал, что рычит от ярости. Он подумал о Салли. Она тоже окажется в пределах радиуса уничтожения. И Джо почувствовал такую ярость и ненависть из-за Салли, что забыл обо всем остальном.

Он не побежал. Понимал, что не спастись. Он не мог ответить ударом на удар. Но ненависть призывала его предпринять что-то, отвергающее такую судьбу. Он обнаружил, что идет к Платформе, сжав кулаки. Это было чистое, сильное, инстинктивное отрицание.

Он оказался не единственным, у кого возникла такая реакция. Люди, бежавшие к выходам, начали задыхаться от бега. Они замедлили шаг. Вскоре почти все остановились. Они гневно хмурились. Некоторые горящими глазами смотрели на крышу Ангара, о чем-то раздумывая.

Охранники повторяли:

— Воздушная тревога! Все наружу! Воздушная тревога! Все наружу!

Кто-то рявкнул:

— К черту это!

Джо заметил человека, идущего в том же направлении, что и он. Он-то намеренно возвращался к Платформе. Но кто-то другой возвращался тоже…

Как ни странно, почти все люди, бежавшие по Ангару, прекратили бег. Они начали собираться небольшими группами. Они понимали, что бежать бессмысленно. Они перекидывались краткими фразами. Обменивались мнениями профанов. То там, то здесь люди с отвращением начинали возвращаться к Платформе. Их губы шевелились, выражая яростное презрение. Их презрение было направлено на самих себя.

У основания лесов, которые все еще частично закрывали Платформу, собралась группа людей. Они стремились встать лицом наружу и яростно сжимали кулаки.

Кто-то включил мотор. Один из рабочих в гневе полез на свое рабочее место. И, как это ни безрассудно было, другие за ним последовали.

С нарочитой яростью загрохотали молотки.

Находившиеся в Ангаре рабочие в мрачном отчаянии вернулись к своей работе. И шум был практически неотличим от обычного рабочего шума Ангара. Вот единственно возможный способ выразить свое яростное пренебрежение, которое они ощущали по отношению к тем, кто стремился уничтожить объект, над которым они трудились.

Но нашлись и другие люди, которые могли сделать гораздо больше. Над Ангаром курсировали три уровня истребителей, и они могли пикировать. Истребитель, расположенный выше других, первым вышел на линию, вдоль которой объект, вылетевший неизвестно откуда, снижался в направлении Ангара. Самолет выровнялся на курсе и выпустил свои подкрыльные ракеты. Затем он ушел с курса. Через несколько секунд появились другие истребители из зонтика прикрытия. Крошечный веер ракет с дистанционными взрывателями яростно рванулся к невидимому объекту, пришедшему с высот.

Самолеты выносились на линию, которую для них быстро подсчитывали бортовые радары. Выпустили немало ракет…

Покрашенный черной краской объект, обладающий скоростью выше скорости артиллерийского снаряда, ворвался в миниатюрное облако ракет. Полдюжины, дюжина взрывов прошли без малейшего толку.

Затем раздался взрыв, который не был бестолковым. Никто его не заметил, потому что его жалкую детонацию мгновенно поглотило такое невероятное свечение, что алюминиевая краска на истребителях, находившихся в нескольких милях от него, пошла пузырями и облезла. Свечение было заметно за сотни миль. Звук взрыва — гораздо позже — слышен еще дальше. А утром вся растительности пустыни на много миль оказалась обожженной этой адской бомбой.

А объект, пришедший с севера, полностью испарился милях в сорока пяти от цели. Разрушения, которые он нанес, оказались незначительными.

Работа по подготовке взлета Платформы продолжалась. Когда в Ангаре прозвучал сигнал отбоя тревоги, на него никто не обратил внимания. Все были слишком заняты работой.

Глава 13

В день взлета Платформы наблюдалось множество любопытных побочных эффектов, возникших в связи с завершением строительства. Одно очень небольшое государство на другой стороне мира было отчаянно настроено рискнуть своим существованием, сделав ставку на полет Платформы. Им пришлось выбирать между полным подчинением могущественному соседу и возможностью революции, во время которой войска соседнего государства присоединились бы к гражданам, участвующим в уличных боях. Но если бы Платформа взлетела, то можно бы и послать своего соседа подальше. И, поставив все на кон в этой мрачной игре, они так и сделали.

Также произошло последнее сражение в ООН, во время которого Платформа была отвергнута, и блок нескольких стран издал ультиматум, угрожая создать международную организацию в том случае, если Платформа взлетит. И снова пошла мрачная игра. Если Платформа взлетит, обеспечив полную гарантию мира во всем мире, то перед ООН возникнет альтернатива: стать военным альянсом, нацеленным на атомную войну, либо превратиться в международный клуб дебатов.

Конечно, были и менее значимые последствия. Уже были созданы четырнадцать популярных шлягеров, оркестрованных и отрепетированных для передачи по радио и готовых проникнуть в души слушателей. По названиям они различались от “У нас есть боевой корабль в небесах” — эта песня в той или иной степени была ура-патриотической, до “В небе луна только для нас двоих” — молодежно-романтического настроя. Последняя мелодия была украдена у хита четырехлетней давности, который, в свою очередь, оказался копией хита, написанного за шесть лет до этого. Но и тот, опять же, скопировали с еще более раннего отрывка из Баха, так что, в конце концов, это была весьма приятная мелодия.

И, разумеется, уже приготовили сверхэпические цветные фильмы с музыкальными вставками, хранившиеся в жестяных коробках для одновременного показа в восьми наиболее значительных городах. Эпопея называлась “К звездам”, и были сняты три различных концовки, из которых на восьми мировых премьерах собирались показать, разумеется, только одну. В одной из концовок взлет Платформы срывался из-за саботажа, и главный герой — сыгранный артистом, который ради съемок прервал свой седьмой медовый месяц, решительно настроился выстроить Платформу заново. Вторая концовка заключалась в том, что Платформа отправлялась к Альфа Центавре — чего, конечно, вне киношного мира никто делать не собирался. Третью концовку засекретили, но ходили слухи, что крутые киношники на предварительном просмотре рыдали, как дети.

Но все это, разумеется, было просто побочными явлениями. Для Ангара такие курьезы не имели особого значения. Там с лихорадочной скоростью шла работа, хотя сборку уже завершили. Теоретически, по этой причине члены союзов сварщиков, трубопрокладчиков, строителей стальных конструкций, электриков и прочих должны были благополучно отбыть в Бутстрап. Членов союзов механиков, регулировщиков, наладчиков и некоторых других союзов собирались набрать в отдаленных городах, проверить службами безопасности, затем привезти сюда. Затем им заплатили бы за сверхурочную работу по разборке деревянных плит пола и развинчиванию и съему соответствующих секций восточной стены Ангара.

Но если бы руководство поступило так, это бы вызвало кровопролитие. Люди, которые построили Платформу, желали увидеть, как она взлетит. И второго шанса у них никогда уже не появится. Такое дело могло сработать только впервые или больше никогда.

Поэтому Платформу готовили ко взлету люди, которые ее строили. Гигантскую секцию — два полных клина стены Ангара — развинтили, и каждый кусок отодвинули наружу так, что они отошли от огромного полушария. На нижних частях находились сотни колес, которые коснулись шестнадцати полос рельсов, с невероятной прочностью уложенных вне Ангара. Получилось огромное отверстие, и утреннее солнце впервые осветило первый в истории человечества космический корабль.

Джо видел, как падал солнечный свет, и его первое впечатление — чувство разочарования. Платформа и так выглядела неуклюжей, но теперь была скрыта корпусами твердотопливных ракет, которые поглотят сами себя. Да и пол Ангара выглядел странно. Он был заставлен неуклюжими формами толкателей, грузовики всю ночь подвозили их бесконечным потоком. Очень молодой лейтенант с летного поля толкателей отловил Джо и заверил, что каждая капля топлива в баках толкателей проверена дважды: один раз в баках хранилищ и еще раз в толкателях. Джо очень вежливо его поблагодарил.

Лесов уже не было. Не осталось и грузовиков — только два огромных крана, которые обращались с толкателями, как с игрушками. И зрелище Ангара, освещенного солнечным светом, казался странным.

Снаружи плотники профессионально стучали молотками, поспешно собирая трибуну. Большинству из этих плотников привычнее было обращаться с монтажными пистолетами или сварочными аппаратами, но комментировать это было бы невежливо. Как только последнюю доску прибили, кто-то поспешно обернул трибуну тканью безвкусной расцветки. Рабочие тянули провода, устанавливали телевизионные и кинокамеры. Среди блестящей путаницы микрофонов у каждой камеры с мрачным видом стояли охранники.

Джо повезло. Или, возможно, Салли нажала на некоторые рычаги. Во всяком случае, им досталось место на возвышении, за которое многие люди заплатили бы огромные деньги. Они ждали там, где наклонный пандус между двумя оболочками Ангара прерывался и были убраны секции. Они сидели на полпути к закругляющейся крыше Ангара, на краю огромного отверстия, и видели все, начиная от пилотов толкателей, садящихся в свои кабины, до неспешного прибытия больших шишек к скамейкам внизу.

Ангар гудел. Может быть, это гудел ветер, дувший в открытую секцию. Джо с Салли заметили группу мрачных охранников, сопровождавших четверых членов команды к деревянным ступенькам, которые вели в нижний воздушный шлюз. У Джо была причина помнить этот вход. Затем они смотрели, как команда вошла и закрыла шлюз за собой. Потом охранники убрали деревянную лестницу. Несколько высокодоверенных лиц проводили окончательный осмотр наружной части Платформы. Один из них находился примерно на этой же высоте, что и Джо с Салли. Другие люди уже спускались по веревкам, которые они за собой сдергивали вниз, но этот последний человек наверху поступил очень по-человечески. Закончив свою детальную проверку, он достал что-то из кармана. Это оказалась заполненная черной краской жестянка из-под табака. Тут же нашлась и кисть. На серебристых пластинах обшивки Платформы он написал свое имя: “С. Дж. Адамс-младший” и с довольным видом стал спускаться на землю. Его имя взлетит вместе с Платформой, и его увидят неисчислимые поколения, если все пройдет нормально. Он опустился на землю и ушел, удовлетворенный.

Краны занялись своей работой. Каждый из них опускал стрелу и подбирал толкатель. Они приводили толкатели в вертикальное положение и подносили к бокам Платформы. Толкатели неловко приставали к стенкам. Магнитные захваты, разумеется. Джо и Салли, находившиеся в конце коридора в стене, видели головы пилотов в их пластиковых кабинках.

Из-за трибуны загремела музыка. Места заполнялись. Но, естественно, наименее важные персонажи появлялись первыми. Там были женщины, посвятившие своим туалетам неимоверное количество времени, но на них никто не смотрел, кроме других женщин. Люди в хаки. Серые деловые костюмы — это были люди с логарифмическими линейками, те, кто пользовался своими мозгами при проектировании Платформы. Черные костюмы из тонкого сукна — без сомнения, политики. С высоты в две сотни футов нет ничего менее впечатляющего, чем толстопузый человек в черном костюме тонкого сукна, идущий по земле.

Люди в форме, не относившиеся к Вооруженным Силам США. Эти были увешаны блестящими медалями. Люди приезжали и приезжали. Работали телекамеры и камеры журналистов.

Краны методично работали. Они опускали стрелы и подбирали объекты, похожие на верхушку хлеба. Они подносили металлический объект к боку Платформы. Каждый толкатель прочно прицеплялся, как слизняк или улитка к поверхности, по которой ползет. Многие толкатели свешивались к корпусам ракет — тем корпусам, которые вскоре сгорят и исчезнут. Так что Джо с Салли увидели толкатели в новом аспекте — толстые металлические слизняки с разинутыми ртами-воздухозаборниками.

Жестяная музыка внизу прекратилась. Кто-то начал произносить речь. Людей, построивших Платформу, округлые фразы не интересовали, но это событие освещалось по всему миру, и некоторые из зрителей могли остановиться на каналах, где показывали выступающих, вместо тех каналов, где демонстрировалась огромная, неясная форма монстра. Ему предстоит отправиться в пустое пространство или навстречу своей гибели.

Выступающий закончил речь, и его место занял другой оратор. Затем следующий. Один говорил меньше минуты, и слушатели взорвались овацией! Но следующий красиво жестикулировал. Он говорил, и говорил, и говорил. Краны подняли последние из ожидавших толкателей, и Платформа практически исчезла из вида.

Краны отодвинулись и, позвякивая, уехали. Оратор повысил голос. Негромким эхом тот разносился по огромному пространству Ангара. Кто-то дернул оратора за рукав. Тот резко прервался и сел, вытирая лоб огромным голубым платком.

Послышался рев. Один из толкателей включил двигатель. Затем еще один. И еще. Грохот возрастал по мере того, как множество толкателей заработали. На открытом воздухе и один реактивный двигатель непереносим. Здесь же он перерос в звук, который и звуком-то не был, поскольку по причине своей громкости перестал восприниматься на слух. Затем все двигатели словно притихли и вдруг в унисон взревели еще громче. Проверялось управление внутри Платформы. Три… Четыре… Пять раз грохот стихал до едва слышного, затем снова возрастал до полного.

Джо почувствовал, что Салли щиплет его за руку. Он повернулся и увидел брюхо истребителя, очень близко, и его откинутые назад крылья. Он летел прямо вверх. Затем заметил другой истребитель, направляющийся прямо в проем огромной полусферы. Перемещаясь с невероятной скоростью, он взлетел вверх, над крышей Ангара, и исчез. Затем были и другие истребители.

Истребители охранного зонтика! Они месяцами летали над Ангаром, защищая его. Теперь они взлетали, чтобы сменить предыдущую смену. Они ставили заслон из перехватчиков на сотню миль во все стороны, на случай, если кому-нибудь придет в голову глупость повторить вчерашний маневр. Больше им не увидеть Платформу в Ангаре. Поэтому, выстроившись в линию, достигавшую горизонта, они бросали на нее последний взгляд, принадлежавший им по праву. Джо видел крошечные точки в небе, выстраивающиеся в очередь, чтобы воспользоваться этой привилегией: увидеть Платформу перед взлетом.

Внезапно они исчезли, и Джо испытал щекочущее чувство гордости, возникающее, когда с кем-то делишься восхищением мощью, великолепием или триумфальным могуществом общего дела.

Затем рев двигателей достиг совершенно невероятной громкости. Все внутреннее пространство Ангара было теперь в тумане, светившемся в лучах утреннего солнца.

Затем Платформа шевельнулась.

Поначалу она просто шевельнулась. Чуть наклонилась на одну сторону, поворачиваясь на направляющих, поддерживавших ее во время строительства. Затем наклонилась в другую сторону. Туман стал гуще. Из каждого реактивного двигателя рвался язык бело-голубого пламени, и влага земли превращалась в пар, а деревянные блоки добавляли едкий дым. Платформа вернулась в первоначальное положение, и у Джо захолонуло сердце, потому что он понял, что повороты осуществлялись при помощи гироскопов, а их контролировали управляющие гироскопы, за которые отвечал он.

Платформа снова сдвинулась. Она приподнялась на несколько дюймов и качнулась вперед. Уравновесилась, снова качнулась, а затем неровно направилась к огромному отверстию перед ней. Часть ее основания пропахала глубокую борозду в земляном полу.

Грохот возрос от невероятного до невозможного. Казалось, что все громы, гремевшие за все времена, вернулись, чтобы грохотать, потому что Платформа двигалась.

И она выплывала из Ангара. Покачиваясь, она двигалась на восток. Высота ее траектории на данный момент, вероятно, не превышала трех футов над землей, но реактивные двигатели поднимали столько пыли и дыма, что даже люди, стоявшие на земле, не могли быть в этом уверены.

Возникла некоторая суматоха. Дым и пар распространялись во всех направлениях, и люди в форме и платьях стали разбегаться. Мужчины в хаки бежали. Бежали черные костюмы. Яркие точки, представлявшие собой женщин в продуманных туалетах, бежали, кашляя и задыхаясь от дыма. Одна плотная фигуры кувырнулась, поднялась на ноги и лихорадочно устремилась к безопасности.

Но Платформа двигалась. Она ушла уже на сотню ярдов за стену Ангара. Две сотни… Три… Она медленно набирала скорость. В полумиле от Ангара стало заметно, что она поднялась над землей, оставляя за собой обожженную пустыню.

Теперь она двигалась почти быстро. В двух милях от Ангара она поднялась над землей на пятнадцать футов. Появилась ясная полоса солнечного света. А Платформа все ускорялась. На четырех милях, и на пяти, и на шести…

Платформа была в воздухе, поднимаясь, казалось бы, с бесконечной медлительностью, со всеми своими сотнями толкателей, пыхтящими, напрягающимися, неуклюжими толкателями, прицепившимися к ней и толкавшими все время вперед и вверх.

Она шла на восток. И продолжала набирать скорость. И ничуть не казалось, что она спускается за горизонт. Она шла и шла, превращаясь из гиганта в пятно, затем в маленькую темную точку в небе, которая все удалялась и удалялась, и даже Джо не мог убедить себя в том, что все еще видит ее. И даже тогда в воздухе еще слышался тихий гул, но из тех, кто смотрел на взлет, никто не мог его слышать.

Джо перевел взгляд на Салли, а она — на него. Затем Джо начал ухмыляться, как обезьяна, от возбуждения, облегчения, триумфа и восторга исполнения мечты. Глаза Салли возбужденно сияли. Она обняла его просто от избытка чувств, крича, что Платформа взлетела, взлетела, взлетела…

На закате солнца они ждали на крыльце дома майора. Там были и майор, и Хейни, и Майк, и Джо. С виду майор совершенно изменился. Он, как будто, высох и казался более усталым, чем может себе позволить человек. Но его работа была выполнена, и это все объясняло. Он сидел в мягком кресле, поставив рядом бокал, и, казалось, ничто в мире не могло его заставить даже пальцем пошевелить. Но тем не менее он ждал.

Салли вышла с подносом. С серьезным видом она разнесла бокалы и пирожные. Затем она присела на ступеньку крыльца рядом с Джо. Взглянула на него и по-дружески кивнула. И Джо был необычайно горд за Салли, хотя и стеснялся проявлять чувства слишком явно в присутствии майора.

Майк с вызовом заявил:

— И всеже было бы гораздо легче запустить ее туда, если бы она была построена для парней типа меня!

Никто не стал возражать. Каждый из них чувствовал такое расслабление и облегчение, что не было никакого желания заводить споры.

Хейни мечтательно заметил:

— Все прошло как надо! Все! Они попали в струйное течение, как и ожидали, и это дало дополнительно три сотни миль скорости в восточном направлении. Они были на высоте в восемь миль, когда толкатели включили свои ракетные ускорители, и на высоте в двенадцать миль, когда толкатели отделились, — пилоты, должно быть, чуть не сломали себе шеи, когда снова включили свои двигатели! И ракеты Платформы воспламенились правильно, и выбросили пламя в милю длиной, и тогда они шли… с какой скорость?

— Какая разница? — умиротворенно заметил Шеф. — С большой!

— Шестьсот от толкателей, — хмурясь, бормотал Хейни, — и триста от струйного течения, затем еще ускорители, воспламененные одновременно, и еще восемьсот от вращения Земли…

— Десять процентов ракет остались неподожженными, когда они вышли на орбиту, — авторитетно заявил Майк. — Они были на высоте в две тысячи миль, и орбита стабилизировалась. Это их третий круг, не так ли?

— Будет третий, — сказал Шеф.

Джо с Салли сидели, глядя на запад. Космическая Платформа проходила над Землей с запада на восток, как и естественный спутник Земли, но по причине своей скорости она будет подниматься на западе и садиться на востоке шесть раз в течение каждых суток.

Внезапно заговорил майор Холт. Вместе с энергией из него ушла и суровость. Он тихо проговорил:

— Вы четверо — вы меня перепугали как никогда в жизни. Но вы понимаете, что та попытка саботажа с двумя грузовиками взрывчатки… Вы понимаете, что они достали бы Платформу, если бы не этот сумасшедший трюк, который вы четверо спланировали, а вовсе не предосторожности, которые мы предприняли?

Джо пренебрежительно заметил:

— Это была просто удача, что они выбрали то же время и что Хейни в нужный момент оказался наверху с пулеметчиками. Простая удача, но все же удача.

Майор с усилием проговорил:

— Есть люди, с которыми вечно что-то случается. Все время с ними что-то происходит, и никто не знает почему. Вы четверо и особенно, вероятно, Джо — не такие. Вы, похоже, противопоставлены инцидентам. Я не стал бы утверждать, что польза, которую вы приносите, свидетельствует о вашем уме. Особенно об уме Джо. Я слишком давно его знаю. Но… э-э… в Вашингтоне смотрят на это дело несколько иначе.

Салли предупреждающе коснулась Джо. Но лицо ее выражало радость и гордость. Джо почувствовал какую-то неловкость.

— Джо, — устало продолжал майор, — был запасным членом команды Платформы. Если бы не пенициллин или что-то такое, что помогло быстро вылечить того больного человека, Джо сейчас находился бы там, на орбите. Его… э-э… успехи в обучении, которое он прошел, были удовлетворительны. И… э-э… вы все четверо принесли большую пользу на конечной стадии строительства Платформы. И опять же — особенно Джо. Его… э-э… сотрудничество с вышестоящими органами вызвало… э-э… очень благоприятные отзывы. Поэтому было решено, что он достоин определенного поощрения. Все вы, конечно, достойны, но Джо в особенности. Поэтому…

Джо почувствовал, что бледнеет.

— Джо, — продолжал майор, — будет предложено назначение в качестве капитана транспортной ракеты, которая станет перевозить на Платформу припасы и сменные команды. Команда его ракеты будет состоять из четырех человек, включая его самого. Его… э-э… рекомендации относительно членов команды будут иметь значительный вес.

В ушах Джо зашумело. Ему хотелось кричать и плясать, и именно сейчас ему особенно захотелось поцеловать Салли. Это был бы по-настоящему подходящий способ выразить свои эмоции.

Майк заявил яростным, напряженным тоном:

— Джо! Я могу делать все то же самое, что может делать любой парень размером со слона, а жратвы и воздуха для меня требуется в четыре раза меньше! Ты должен взять меня, Джо! Должен!

Шеф добродушно проговорил:

— Гм… я буду отвечать за машинный отсек, а Хейни станет боцманом — пусть Джо только попробует улететь без нас! А тебе, Майк, не остается никаких титулов, если только ты не хочешь быть просто членом команды!

Салли медленно отвела взгляд от Джо и посмотрела наверх.

И тогда они все ее увидели. В телескоп, возможно, они смогли бы рассмотреть тот объект, который строили и за который сражались. Но для невооруженного глаза это была просто крошечная светящаяся точка, с важной неторопливостью движущаяся по небу. Осколок солнечного света, перемещавшийся на их глазах.

На него смотрели многие миллионы людей, именно в тот момент, когда он плыл в пустоте. Для одних он означал мир, и надежду, и уверенность в безмятежной старости, и достойную жизнь для их детей и детей их детей. Для других это было захватывающее достижение техники. Для немногих людей он говорил о том, что если войн на земле больше не будет и беспорядок перестанет быть нормой жизни на земле, то им придет конец. Но для каждого человека в мире он что-то значил. И больше всего, вероятно, он значил для тех, кто ничем не мог помочь ему взлететь, но мог разве что молиться за него.

Джо тихо сказал:

— Мы полетим туда и посетим ее. Все мы.

Он поймал себя на том, что крепко сжимает руку Салли. Она спросила:

— И я тоже, Джо?

— Когда-нибудь, — ответил Джо, — и ты тоже.

Он встал, словно собираясь посмотреть поближе. Салли встала рядом с ним. Остальные тоже подошли смотреть. Они образовали группу на лужайке, так же как во всем мире люди собирались группами, чтобы посмотреть на нее.

Космическая Платформа, крошечный осколок солнечного света, микроскопическая точка золотого сияния, степенно двигалась по темнеющему синему небу по направлению к востоку. По направлению к ночи.


Ужас на краю Земли

Глава 1

Остров представлял собой нагромождение серых скал посреди бескрайнего океана. Он был открыт всем ветрам мира, и волны бесчисленных морей со свирепым рычанием разбивались о его утесы. Стаи морских птиц вились над берегом, наполняя воздух неумолчным гомоном; серый туман, казалось, с сотворения мира клубился над теплыми минеральными ключами, источавшими зловоние.

О том, что остров обитаем, свидетельствовала маленькая башенка с ветровым конусом и строение полусферической формы, видимо, используемое под склад. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить небольшую бухту с подветренной стороны острова, приземистые жилые бараки и другие помещения неизвестного назначения. На крыше одного из них непрерывно вращающаяся чаша радиолокатора сканировала унылое серое небо.

Этим утром было получено важное сообщение. Новость эта распространилась мгновенно, и ни один из девятнадцати обитателей острова не остался к ней равнодушен. Сам остров назывался Гоу Айленд, располагался в точке 60° 155' южной широты и 100°16′ западной долготы и находился на расстоянии 3470 миль от Веллингтона (Новая Зеландия), 1992 миль от Вальпараисо (Чили), 600 миль ото льдов Антарктики и многие миллионы миль от дома…

А новость была такова: из Джиссел Бэй, одной из антарктический станций, стартовал самолет с научно-исследовательскими образцами, включавшими пингвинов, некую неопознанную растительность, найденную в районе Горячих озер, и рукописные материалы наблюдений полярников. Но островитян куда более интересовали семеро пассажиров, отправлявшихся домой, в Штаты, после восьми долгих месяцев, проведенных во льдах Антарктиды. Поскольку в районе Чилийского побережья ожидалась магнитная буря, самолет был вынужден на некоторое время приземлиться на Гоу Айленде. Семь пассажиров и три члена экипажа на целых шестнадцать часов становились гостями островитян. Это была радостная весть. Самолеты редко останавливались здесь, едва ли раз в неделю, да и то на полчаса — заправить топливные баки и пополнить запасы продовольствия. Поэтому жаждущие общения жители острова ждали гостей с нетерпением. Волнительное ожидание перемены, вторгшееся в однообразные будни, беспокоило Дрейка, старшего администратора базы. Кто знает, к чему приведет это посещение, какие следы оставит в душах его людей? Взять хотя бы девушек. На острове их было четверо. С благоразумной Норой Холл проблем не возникнет, но вот Сполдинг… Молодой человек настойчиво ухаживал за девушкой чуть ли не со дня приезда, и появление новых мужчин наверняка вызовет в нем агрессивную ревность. Остальные же девушки, несомненно, только и мечтают о том, как будут ночь напролет танцевать и кокетничать с пришельцами, месяцами не видевшими женщин. Повар собирается поразить гостей кулинарными изысками. Электрик уже приходит в бешенство при одной только мысли о том, что его девушка будет флиртовать с чужаками. Ремонтная бригада планирует партию—другую в покер, надеясь вытрясти из новеньких кругленькую сумму. Девятнадцатилетнего Томми Белдена захлестнет жгучая тоска и зависть к людям, возвращавшимся домой, в привычную, уютную жизнь с ее маленькими радостями: девушками, кино, бейсболом…

Бичем, агробиолог, тоже ждет не дождется гостей, ведь ему представится возможность увидеть ту самую загадочную растительность. Район Горячих Озер до недавних пор был недоступен исследователям, поэтому сейчас образцы его флоры по значимости приравнивались, чуть ли не к инопланетным. Бичем будет вне себя от радости, но самолет улетит, и ему придется снова вернуться к унылым серым будням.

С другой стороны, никаких серьезных проблем на самом деле не предвиделось. Просто замкнутое существование горстки людей на далеком острове, в полной изоляции от внешнего мира, никак нельзя было назвать увлекательным. Неизменное свинцово-серое небо, нескончаемый грохот прибоя, надоедливые крики птиц — все это ежедневно подтачивало нервы островитян, порождая раздражительность, беспричинные ссоры, пустой флирт.

По мере приближения самолета напряжение нарастало. Девушки, укрывшись за зеркальцами, лихорадочно трудились над своей внешностью. Одна лишь Нора оставалась спокойной и, вежливо улыбаясь, пресекала неистовые попытки Сполдинга завязать разговор о помолвке.

Бичем, до предела взволнованный перспективой созерцания ботанических чудес, в порыве щедрости одарил повара половиной своего запаса семенного редиса. Он был здесь единственным человеком, полным положительных эмоций, все остальные находились в напряженно-невротическом состоянии. Наблюдая за ними, Дрейк раздраженно спрашивал себя, какого черта он вообще согласился исполнять обязанности администратора на богом забытой базе. Богом, но не людьми, поскольку остров являлся важным промежуточным пунктом, куда поставлялись запасы продовольствия для последующей переправки на антарктические исследовательские станции. Остров, нанесенный на карту более ста лет назад, до настоящего момента не имел постоянных обитателей. При постройке базы, правда, были найдены останки разбитого китобойного судна и истлевшие скелеты членов экипажа, но оказалось, что они потерпели крушение у берегов Гоу-Айленда и смогли высадиться, но не выжить…

Самолет приближался. В радиорубке было яблоку негде упасть. Одни прислушивались к тому, что передавал диспетчер, другие напряженно следили за экраном радара. Оператор включил громкую связь с самолетом. Сквозь эфирные помехи доносилось неразборчивое бормотание, обрывки фраз:

— А парни, небось…

— Интересно, а чем они нас угостят?

— Ни черта не понимаю! Парни говорят, там что-то случилось… — Голос оборвался. Послышался какой-то отдаленный шум, взволнованные возгласы…

— Мать честная! Это еще что такое?!

Раздался душераздирающий крик…

— Пистолет! Да быстрее же!

— Люк! Откройте грузовой люк! Где, черт возьми…

Звук выстрела. Другой, третий… Снова крики…

— Сюда, быстрее! Через люк! Держи! А теперь толкай! Толкай!

Снова выстрел. Грохот… Воцарилась тишина.

Оператор обалдело уставился на экран. Затем, очнувшись, схватил микрофон:

— Вызываю “Ледник”! Что случилось? “Ледник”! Прием! Ответьте!

Молчание.

— Может быть, у них рация повреждена? — предположил кто-то.

— Однако самолет все еще в воздухе — смотрите!

Взгляды присутствующих устремились на маленькую светящуюся точку на экране радара. Дверь приотворилась, заглянул Дрейк.

— Ну как тут у вас?

Все заговорили разом, перебивая друг друга. Наконец оператору удалось вставить слово:

— Самолет! Они сбились с курса!

— Так скажите им об этом!

— Их рация не отвечает! Они молчат!

Дрейк нахмурился.

— Возможно, они хотя бы слышат нас… Сообщи им их координаты и укажи правильный курс, — скомандовал он.

Оператор снова схватил микрофон:

— “Ледник”! Вызываю “Ледник”! Вы отклонились от курса на 35°! Ваш курс — 15°! Держитесь правее!

Затаив дыхание, все следили за маленькой точкой. Наконец самолету удалось выровнять курс.

— Так. Уже лучше, — Дрейк прищурился. — Продолжайте. Следите за траекторией. А теперь расскажите мне толком, что произошло.

Выслушав, Дрейк задумался. Скорее всего, это один из типичных случаев нервного срыва. Такое нередко случается на удаленных базах. Люди, разлученные с близкими, вынужденные долгими полярными месяцами общаться лишь друг с другом, не выдерживают колоссального напряжения.

— Так, значит, стреляли, говорите? О’кей. Подготовьте носилки, а я пойду захвачу что-нибудь из лекарств.

Он вышел из радиорубки. Снаружи его ждал все тот же привычный взгляду пейзаж: серое небо, серое море, тусклые бараки… На этом унылом фоне кричаще-алый ветровой конус казался единственной живой искоркой цвета, оставшейся на земле.

На полпути Дрейк встретил Сполдинга и Нору Холл. Увидев его, девушка явно обрадовалась. Похоже, Сполдинг не оставлял своих отчаянных попыток.

— Какие новости? Я могу чем-то помочь?

— У них проблемы. Похоже, кто-то взбунтовался и пустил в ход оружие… В общем, самолет сбился с курса. Спаркс сейчас пытается установить с ним контакт. Если у него не выйдет — попробуй ты. Может быть, женский голос подействует успокаивающе. Я не исключаю возможности сумасшествия.

Роясь в лекарствах, Дрейк прокручивал в голове варианты возможных действий невротика. Человек, который вырван из привычной обстановки уединения и замкнутости, может пойти двумя путями. Либо он тут же ринется удовлетворять свои так долго подавляемые желания, либо, напротив, еще больше замкнется в себе. Большинство здравомыслящих людей в обоих случаях можно склонить к уступчивости. Но если человек действительно сошел с ума, уговоры здесь не помогут, придется применять силу.

Дрейк вернулся в радиорубку. Радист, не вытирая пот, градом катившийся по его воспаленному лицу, орал в микрофон:

— Да вы что там все, с ума посходили?! Левее! Да левее же!!! Этак вы скорее в Африку попадете!

Он повернулся к Дрейку.

— Пилот свихнулся! Покружился на месте и повернул на запад!

Дрейк кивнул подошедшей Норе:

— Попробуй.

— Вызываю “Ледник”, — произнесла девушка мягким, успокаивающим голосом. — Это Нора Холл. Согласно показаниям нашего радара, ваш самолет сбился с курса. Рация не отвечает. Если вы меня слышите, сделайте, пожалуйста, небольшой круг.

Она замерла, впившись глазами в монитор. Казалось, прошла вечность, прежде чем светящаяся точка начала двигаться по окружности.

— Вот так! Отлично! Теперь прямо. — Нора облизнула пересохшие губы и продолжила: — Кажется, я вас где-то уже встречала, не так ли? Мы будем очень рады гостям. Нам здесь, на острове, так одиноко.

Дрейк снова вышел. Предстояло многое продумать и предусмотреть. Нужно проверить посадочную полосу и ветровой конус; подготовить носилки, бинты и пару крепких ребят. Неплохо бы еще осмотреть пожарное оборудование на всякий случай…

Он вернулся в рубку. Нора продолжала терпеливо взывать к молчащему самолету:

— Если бы вы рассказали мне, почему меняете курс каждый раз, когда подлетаете к острову, мы смогли бы вам помочь. Попробуйте нам сбросить хотя бы записку.

В это время оператор трясущейся рукой указал на экран. Светящаяся точка снова удалялась от центра.

— В третий раз! — почти задыхаясь от волнения, произнес Спаркс — В третий раз он подлетает и удаляется. А теперь, смотрите, вообще направился в открытое море!

— Мы слышали выстрелы, — заметил кто-то, — и приказ открыть грузовой люк. Похоже, они что-то собирались выбросить, но что?

— Разберемся, — махнул рукой Дрейк. — Сейчас главное — посадить их.

Наконец самолет выровнял курс.

— Все наружу! — скомандовал Дрейк. — Быстрее! Смотрите во все глаза! Не пропустите ни одной детали, ни одной мелочи!

В рубке осталось лишь Нора, продолжая успокаивать невидимого пилота.

На горизонте показалась маленькая неясная точка. Постепенно она увеличивалась; вскоре можно было различить крылья. Что-то выступало снизу.

— Это дверцы грузового люка, — с облегчением промолвил Дрейк.

— А вы что ожидали увидеть? Летающие тарелки?

Дрейк не знал, кто сказал это, но догадывался: каждый из присутствующих строит сейчас самые неправдоподобные догадки и гипотезы. Ему и самому на секунду пришло в голову, что кто-то испытывает новое, сверхмощное оружие… Бред!

Тем временем самолет приближался. Затаив дыхание, люди напряженно вглядывались в небо. Вот он пролетает над посадочной площадкой… Двери люка действительно открыты, шасси подняты… На какую-то долю секунды он был весь как на ладони… Но мгновение спустя самолет уже удалялся столь же стремительно, пока снова не превратился в ничтожную пылинку. Никакой записки сброшено не было.

Дрейк вернулся в радиоузел. Нора с надеждой обернулась к нему, протягивая микрофон. Он вздохнул.

— Мы ничего не заметили, никаких упавших предметов. Снаружи все в порядке. Вас никто не преследует. Вы слышите меня? Все в порядке.

Но, несмотря на уверенный тон, Дрейк чувствовал себя беспомощным. Он не мог взять в толк, что происходит. Самолетом управляет опытный, видавший виды пилот. Что же помешало ему приземлиться?

Тем временем светящаяся точка на экране радара перемещалась все дальше и дальше от центра, пока не исчезла совсем. Дрейк до боли сжал кулаки. Что делать? Как сообщить об этом в Центр? Что писать в отчете? Сейчас в нем заговорил офицер. Для человека, привыкшего нести ответственность за других, слабости и проступки окружающих не имеют оправданий, поскольку именно ему приходится отвечать за последствия…

— Невероятно! Немыслимо! — в будку ворвался радист. — Все же было в порядке, и тут — на тебе! Прикажете сообщить об этом в Центр?

— Оставайтесь у рации. Ты тоже, — Дрейк кивнул Норе. — Они смогут вернуться в любой момент. Еще не все потеряно.

Он вышел, хлопнув дверью в порыве раздражения.

Грохот прибоя усиливался. Невероятной высоты волны с леденящим душу величием поднимались с горизонта, словно не сомневались в том, что их ничто не остановит. Но неприступные утесы острова стойко держали оборону, и волны, рыча, разбивались на мириады мелких брызг.

Островитяне между тем, собираясь небольшими группками, взволнованно обсуждали происшедшее.

Подошел Том Белден.

— Сэр, вам не кажется, что все это каким-то образом связано с теми скелетами, которые нашли при постройке базы?

Дрейк недоуменно уставился на него.

— Понимаете, говорят, что команда того китобойного судна погибла при загадочных обстоятельствах. Хотя на острове нет никаких крупных животных… Может…

— Что бы ни произошло в самолете, началось это по меньшей мере километров за сто от острова. Вряд ли это твое загадочное существо взмахнуло крылышками и полетело ему навстречу. К тому же мы здесь все до сих пор живы и здоровы, как ни странно.

Разговаривая, Дрейк обнаружил, что все еще держит под мышкой бутылки с ликером, захваченные со склада в качестве соблазна для предполагаемого душевнобольного. Он выругался, отнес ликер на место и сел за свой стол, собираясь писать предварительный отчет о случившемся. Как должностному лицу со стажем, ему было хорошо известно, что это лишь начало той бесконечной лавины официальных документов, которая может затянуться на долгие месяцы…

Внезапно снаружи послышались истошные крики:

— Самолет! Он снова на экране!

Дрейк кинулся в радиорубку. Нора, заметно побледнев, но все с теми же мягкими интонациями руководила невидимым пилотом:

— Вы идете точно по курсу. Не волнуйтесь, мы готовы вас встретить. Держитесь курса, и вы увидите остров в считанные минуты. Ветер… — Тут она подняла глаза.

— Тридцать узлов. Уговори их приземлиться, если сможешь.

Самолет приближался с запада. Дверцы люка все так же беспомощно свисали, шасси были убраны. Дрейк отчаянно замахал руками, делая предупреждающие знаки, но пилот, словно не видя, резко снизился и пошел на посадку. Раздался жуткий скрежет металла о бетонное покрытие. Самолет садился “на брюхо”, скользя и поднимая тучи пыли.

Наступила мертвая тишина. Затем островитяне, как по команде, ринулись ему навстречу.

Раздался выстрел.

Дрейк добежал первым, рывком распахнул дверцу кабины и ворвался внутрь. Взору его предстало нечто ужасное. Летчик медленно сползал с сиденья, пока наконец не свалился бесформенной кучей на пол. Рядом валялся револьвер. При тщательном осмотре самолета были обнаружены восемь пулевых отверстий на полу и на стенах, включая пулю, попавшую в рацию. Остальные семь пассажиров и два члена экипажа исчезли. На борту оставался лишь мертвый пилот, по неизвестной причине покончивший с собой…

Глава 2

День тянулся нескончаемо долго. Предстояло вытащить труп из кабины, что само по себе являлось событием неординарным. В многомиллионном городе никто бы и не заметил этого, но для девятнадцати островитян мертвец был слишком явной реальностью. Слишком шокирующей…

Отчет о случившемся был послан на север. Краткое описание происшедших событий звучало настолько неправдоподобно, что в Вальпараисо попросили повторить сообщение.

Посреди посадочной полосы, завалившись набок, стоял искореженный самолет, словно гигантская раненая птица. Работники склада осторожно высвобождали его от уцелевшего содержимого, которое педантичный Бичем сверял по накладной.

— Три ящика рукописей для Академии Наук, — читал он. — Есть? Так. Пять пингвинов Адели в клетках. Еще не добрались до них? Ладно. Три тюка растений из района Горячих Озер. Один разорван? Вынимайте, поглядим.

С загоревшимися глазами биолог жадно рассматривал диковинное растение, упакованное в грубую мешковину, в прорехи которой виднелся довольно толстый ствол дерева примерно в шесть футов длиной. На одном его конце змеились длинные корни, поросшие густыми черными волоконцами, словно грубой звериной шерстью; с другого конца торчали раскидистые ветви.

— Осторожнее! — наблюдая, как рабочие перетаскивают тюк в сторону, волновался Бичем. — Это же уникум! Открытие века!

Далее следовали клетки с пингвинами, кассеты с фотопленками, личные вещи пассажиров и экипажа.

Закончив осмотр, Бичем направился в офис. Когда он вошел, Дрейк диктовал что-то Норе.

— Ну что, Бичем? Разгрузили? Есть новая информация?

— Пропал пингвин; также один из тюков с образцами флоры Горячих Озер порван. Мы попробуем его распаковать позже.

Дрейк кивнул.

— Взлетная полоса основательно повреждена, — добавил биолог.

— Холлистер позаботится об этом. Я тут собираю полный отчет на запрос Вашингтона. Вас тоже наверняка попросят сообщить о состоянии растений, так что подготовьте заранее подробную информацию.

Дрейк устало вздохнул. Управление промежуточной базой на крошечном островке — неблагодарная работа. Нужно умудряться совмещать в себе талант администратора, тактичность посредника, чуткость психолога и воистину ангельское терпение…

— Вы не заметили пятен крови в грузовом отсеке?

— Как ни странно, нет. Ни на стенах, ни на вещах. Знаете, я беспокоюсь за растения. Они могут погибнуть, если их оставить в тюках.

— Это в вашей компетенции. Делайте все, что сочтете нужным.

— Я мог бы посадить их в теплую почву в районе наших горячих ключей.

— Да-да, хорошо. Пойдем, Нора. Нужно еще раз осмотреть самолет. Захвати блокнот.

Втроем они вышли из офиса и направились к самолету. Возле радиоузла их встретил оператор.

— Аварийная бригада собирается вылететь из Вальпараисо, — доложил он.

— Предупредите их о том, что посадочная площадка повреждена.

Приблизившись к месту аварии, они услышали негодующие крики пингвинов, обсуждавших друг с другом происшедшее сквозь прутья клеток.

Поднявшись на борт, Дрейк первым делом снял с крючка чье-то пальто и набросил его на кресло пилота, чтобы уберечь Нору от вида жутких пятен, которых Бичем не заметил.

Внутреннее помещение самолета было довольно просторным. Пол усеян корой деревьев и мусором из пингвиньих клеток. Дрейк внимательно осмотрел стены.

— Два… Три… Четыре… Семь пулевых отверстий. Восьмая пробила рацию. Значит, либо пилот перезаряжал револьвер, либо здесь было еще какое-то оружие… Так… Пилот и его напарник услышали шум в заднем отсеке. Один из них вышел посмотреть, вернулся за пистолетом и снова вышел… Надо сосчитать гильзы, Нора, и выяснить, сколько же было задействовано оружия.

— Думаю, одно, сэр, — тихо заметила Нора. — Вот пустые гильзы.

Она указала на шесть пустых патронных гильз, валявшихся в углу.

— Хм… Значит, тот, кто стрелял, успел перезарядить пистолет. Но как? Когда? И главное — никаких следов крови! На таком близком расстоянии невозможно промахнуться, тем более целых семь раз! Наверняка кто-то был ранен, — размышлял вслух Дрейк.

— Я все еще не понимаю, почему пилот покончил с собой? — вставила Нора. — Он все время пролетал мимо острова, как будто не хотел приземляться… Затем направился в открытое море… Может быть, запасы горючего мешали ему сесть? Он опорожнил топливные баки, вернулся, приземлился и застрелился. Никак не могу найти этому разумное объяснение.

В передней части самолета Дрейк обнаружил перо пингвина. Крупное, черное… Скорее всего, из хвоста. Судя по внешнему виду, выдрано с силой. Хм…

— Ничего интересного. Пойдем. Хочу еще раз взглянуть на беднягу Брауна.

Он помог Норе выбраться из самолета.

Холлистер, главный механик базы, задумчиво осматривал повреждения снаружи.

— Как скоро вы сможете починить взлетную полосу? — спросил у него Дрейк.

Тот хмыкнул.

— У нас всего два маленьких бульдозера — мы не сможем с их помощью отодвинуть такую громадину. Можно было бы разрезать самолет на куски, но за это нас по головке не погладят.

Дрейк молчал.

— Он приземлился “на брюхо”, но крылья в порядке, — продолжал механик. — Пожалуй, мы попробуем поднять его домкратом и откатить в сторону. Что скажете?

Дрейк снова оглядел самолет. Довольно мощная конструкция, однако в рассуждениях Холлистера есть смысл.

— Как следует осмотрите повреждения и результат принесете мне в офис fв письменной форме. Сами понимаете, решать будут наверху: мы с вами — всего лишь пешки.

Главный механик сплюнул.

— Никак не возьму в толк, почему Браун застрелился? Он был не из слабаков.

— Вот это я и сам хотел бы узнать, — вздохнул Дрейк и направился на склад, где лежало тело пилота.

Более детальный осмотр показал, что Браун сунул пистолет в рот и выстрелил вверх. Никто другой не смог бы этого сделать за него. Несомненно, он был не в своем уме в этот момент. Но даже сумасшествие пилота не объясняет всего, что произошло в самолете.

Дрейк покачал головой. Судя по рассказам очевидцев, неприятности начались в задней части самолета; пилот и его напарник подключились лишь потом.

Он снова взглянул на застывшую маску, на месте которой еще недавно было живое человеческое лицо. Сейчас, глядя на тело, Дрейк испытывал неприятное ощущение, словно это был не человек, а пустая оболочка. Тела мертвых всегда так выглядят. Душа ушла, а то, что осталось…

В этот момент ему пришла в голову совершенно нелепая идея. Бред… Галиматья… Невозможно проникнуть в самолет с воздуха. Не бывает существ, способных уничтожить десятерых, а потом воплотиться в тело одного из них. Абсурд! В любом случае — даже если бы на острове был врач — нельзя производить вскрытие без санкции вышестоящих органов.

Некоторое время Дрейк наблюдал за разгрузкой, затем вернулся в офис, где Нора протянула ему только что пришедший официальный ответ на его первый рапорт. Со времени трагедии прошло всего три часа. Вообще-то крушение самолетов — дело довольно обыденное, но сопутствующие этому случаю обстоятельства были слишком невероятными.

В наше время каждый сам себе психоаналитик. В Вашингтоне отчет вызвал множество споров, догадок, гипотез, причем не о причинах крушения, а о состоянии пославшего рапорт. Попросту говоря, Дрейка сочли невменяемым. Посему было отдано распоряжение: каждому из девятнадцати членов команды немедленно представить личный отчет о происшедшем.

Прочитав приказ, Дрейк пожал плечами.

— Я так и знал, — сухо заметил он. — Они надеются собрать доказательства массовой галлюцинации, между тем как самолет, по их мнению, прибудет в Вальпараисо точно по графику.

— Но он же не прибудет, — возразила девушка.

— Да, не прибудет… Оповести всех сотрудников о приказе.

Нора собрала листки и вышла. Дрейк набил трубку и закурил, неторопливо пуская дым в потолок. Он уже видел, как засуетится весь персонал Центра, как психологи соберутся на научный консилиум, выдвигая различные версии: бунт, заговор, безумие…

Пилот — вот ключ к разгадке ситуации. В чем причина самоубийства? Допустим, если на борту появилось “нечто” и уничтожило всех, значит, Браун не хотел приземляться, чтобы не подвергать островитян смертельной опасности. С другой стороны, став очевидцем какого-то жуткого зрелища, он мог решить, что сошел с ума, и потому застрелился…

В дверь постучали. Вошел Сполдинг. Он заметно нервничал. Дрейк решил, что при первой же возможности отправит его домой. Его страсть к Норе была явным признаком расшатанной нервной системы, неизбежно порождающей ссоры, перебранки… В замкнутом коллективе это может иметь довольно негативные последствия.

Сполдинг откашлялся.

— Мне тут пришла в голову одна идея…

— Ну, выкладывай. Надеюсь, она удовлетворит наших боссов.

— Боюсь, что нет.

— Ну, тогда в ней проку мало.

— Но это спасет наши жизни! — запальчиво воскликнул юноша.

Дрейк задумчиво затянулся.

— Рассказывай.

— Вы помните, сколько самолетов исчезло в Тихом океане бесследно? Вот, например, всего два месяца назад…

Дрейк кивнул. Большой грузовой авиалайнер потерпел крушение у берегов Уэйка. На месте происшествия найдены пустые спасательные плоты и несколько тел.

— И этот самолет тоже должен был исчезнуть! — продолжал Сполдинг.

— Ага, а нас будут доставать сверху за то, что он не исчез, это ты хочешь сказать?

— Я догадываюсь что послужило причиной трагедии в обоих случаях!

— У тебя есть доказательства? — осведомился Дрейк.

— Нет! Но здесь все и так ясно! Понимаете, в исчезновении тех самолетов в Тихом океане не было никакой логики. Все происходило внезапно. Потеря связи. Команда не может доложить обстановку, потому что борется за жизнь.

— С кем?

— С кем-то или чем-то, что способно пробраться в самолет и выкинуть оттуда людей!

Дрейк задумчиво покачал головой. Сполдинг, несомненно, слишком взволнован случившимся. Спорить с ним сейчас — значит, еще больше раздражать.

— Ты имеешь в виду какую-нибудь птицу Рухх? — вежливо поинтересовался он.

— Да нет же, черт возьми! Перестаньте поднимать меня на смех! Я говорю совершенно серьезно. Люди погибают, а вы шутите! В исчезновении самолетов прослеживается та же закономерность, что и, допустим, в смерти аборигенов в Индии, когда они попадают в лапы тигра: человек и зверь оказываются в одном и том же месте в одно и то же время. Так вот, наши самолеты исчезают по такому же принципу, как если бы они сталкивались с некоей силой, способной их уничтожить — в определенном месте в определенное время.

Дрейк нахмурился.

— Хорошо. Предположим, что это так. Но как ты докажешь эту версию? Что же именно атаковало самолет?

— Ну, уж никак не птица! — Сполдинг неожиданно взорвался. — Думаете, я свихнулся? Да вы просто издеваетесь надо мной!

Дрейк развел руками:

— У меня самого пока нет разумных объяснений. Однако ты упомянул о том, что нам тоже грозит опасность.

— Браун приземлился здесь. Чудовище, атаковавшее самолет, знает об этом и может последовать за ним.

Дрейк затянулся.

— Знаешь, если я сообщу о твоих предположениях в Центр, мне просто прикажут тебя запереть. Не хотелось бы… Но вернемся к нашей теме. Как же ты предлагаешь защититься от этого неведомого монстра? Имей в виду, что на обшивке самолета нет никаких следов вторжения извне. Скорее наоборот, судя по крикам, экипаж пытался что-то вытолкнуть из него.

— Пули не годятся! — взволнованно перебил его Сполдинг. — Кто-то выпустил целую обойму, и все без толку!

— Короче, что ты конкретно предлагаешь?

— Огонь! Любое живое существо боится огня. У нас на складе есть сигнальные ракеты Бери. Их разноцветные вспышки отпугнут чудовище!

Дрейк задумался.

— Ну что ж… Поскольку ты как раз являешься интендантом — тебе и препоручаю выдавать сигнальные ракеты и фейерверки всем, кто попросит. Договорились?

— Лучше бы вы издали приказ, обязывающий всех сотрудников базы носить их в принудительном порядке! — горячо возразил юноша. — Иначе жертвы неизбежны!

Он вышел. Дрейк подметил про себя выражение триумфа на его лице. Это объяснялось тем фактом, что Нора работала в офисе Дрейка и, таким образом, проводила с ним достаточно времени, вызывая ревность Сполдинга. Нда… Дрейку страшно надоело вечное состояние напряженного наблюдения, когда ты обязан внимательно анализировать поведение окружающих, притом, что никому нет дела до тебя самого, до твоих чувств, твоих проблем. Ему частенько хотелось послать к черту всех и вся, предоставить самому себе полную свободу действий и так же открыто выражать эмоции, как и все его подчиненные, в конце концов, он ведь тоже живой человек из плоти и крови! Но на посту администратора об этом оставалось только мечтать…

Вошел работник кухни с новой проблемой: оказалось, что повар разморозил продукты на ожидавшихся десятерых человек, а снова заморозить их уже нельзя.

— Используйте их, как сочтете нужным, — распорядился Дрейк.

— Сэр, как выдумаете, что же все-таки случилось с ними? Может быть, это русские испытывают на нас новое секретное оружие?

— Не знаю, — честно ответил Дрейк. — Пока что у нас нет ни единой зацепки.

— Сполдинг велел мне носить с собой сигнальную ракету.

— Да, он согласовал это со мной. Вы свободны.

В приотворившуюся дверь заглянула Нора.

— Можно?

— Заходи.

— Все готовят отчет. Вернее, пытаются. Многие спрашивают, как это вообще делать. Я им посоветовала просто описать по порядку все, что они видели, как в письмах домой.

— Хм. Вообще-то наши боссы не любят простонародной речи, им подавай казенные штампы. Зато психологи придут в восторг. Знаешь, что я обо всем этом думаю?

Нора устремила на него пристальный взгляд. Затем улыбнулась:

— Ничего. Вы просто выжидаете, чем дело обернется.

— Выжидаю, это верно. Но не просто сижу и ничего не делаю, я жду мало-мальски ценной информации. Если двадцать незнакомых тебе людей расскажут двадцать противоречивых историй, ты вряд ли поверишь хоть одному их них. Придется ждать какой-то новой детали, которая даст ключ к разгадке и поможет определить, кто из них лжет, а кто говорит правду. Только тогда ты сможешь зацепиться за ниточку и потихоньку распутать клубок. Самое трудное в жизни — делать выводы, не имея данных!

— Но вы же не ребенок! — возразила Нора. — Нам постоянно приходится что-то решать. Сама жизнь вынуждает нас. И потом, никто ведь не застрахован от ошибок.

Дрейк взглянул на часы.

— Да, никто… Все, хватит на сегодня. Я собираюсь прогуляться. Хочешь, пойдем со мной, полюбуемся на закат.

Секунду Нора колебалась.

— О’кей. Идемте.

Когда они вышли наружу, тихие серые сумерки уже окутывали остров, но солнце еще не село. По небу простиралась огромная туча, оставляя на горизонте тоненькую полоску зловеще-алого цвета. Все также однообразно грохотал прибой.

Наконец из-за туч появился краешек солнца, и угрюмые скалы неожиданно засияли пурпурными отблесками; вершины холмов озарились светом, и даже немногие уцелевшие чахлые деревца приобрели какой-то праздничный вид. Лицо Норы в лучах заходящего солнца, казалось, само светилось изнутри. Дрейк задумчиво поглядывал на нее время от времени. Наконец он нарушил молчание:

— В последнее время Сполдинг не отходит от тебя ни на шаг. Боюсь, что он питает к тебе отнюдь не братские чувства.

Нора пожала плечами, глядя на море, играющее последними красками уходящего дня.

— Я намерен отправить его домой при первой же возможности. Ты не возражаешь?

Нора повернулась к нему.

— Думаю, так будет лучше для него. Славный парень, но… тяжело все время следить за каждым своим словом. Он почему-то вспыхивает надеждой, когда я вовсе и не думаю его поощрять, и смертельно обижается, если пытаюсь быть предельно тактичной.

Дрейк с минуту размышлял. Затем осторожно спросил:

— А ты не хотела бы уехать?

— Нет, я в полном порядке, — ответила девушка. — К тому же мне нравятся мои обязанности.

— Хотелось бы мне знать, чего ты там интересного нашла, — проворчал Дрейк. — Мне кажется, по крайней мере половина наших сотрудников балансирует на грани нервного срыва, не говоря уже о сегодняшнем дне.

— Рано или поздно вы найдете объяснение случившемуся, все в один голос заявят, что так и думали, и все будет в порядке.

Некоторое время они шли молча.

— Знаешь, постоянный тесный контакт, плюс скука, плюс напряжение, плюс, скажем, ощущение опасности… все это приводит порой к некоторым… ээ… непредвиденным последствиям, — подчеркнуто отчужденно произнес Дрейк. — Например, Сполдинг влюбился. Я вот…

Он остановился. Нора обернулась и посмотрела на него.

— Я тоже поддался эмоциям, — продолжал он самым равнодушным тоном. — Думаю, мне удавалось это скрывать. Принимая во внимание мою должность и положение дел на острове, было бы крайне неразумно выставлять свои чувства на всеобщее обозрение. Я должен действовать трезво и осмотрительно, особенно сейчас. Однако, должен признаться, и сам чувствую себя не в своей тарелке, потому что не могу предугадать, что нас ждет. Честно говоря, я даже боюсь.

Она покачала головой, как-то странно глядя на него.

— Да, ты права — не столько за себя, сколько за тебя. Я не хотел бы беспокоиться о тебе больше, чем того требует моя должность. Поэтому не могла бы ты… ну, в общем, очень обяжешь меня, если примешь все необходимые меры предосторожности. Ты девушка не робкого десятка, но все же поберегись, прошу тебя.

— Почему именно я? — взволнованно спросила Нора.

— Я уже сказал, что… тоже поддался эмоциям. Когда срок твоего контракта закончится, я подам рапорт вместе с тобой. И если ты… — Он усмехнулся. — Если мы вернемся домой в одно и то же время, а я смогу это устроить, приложу все усилия, чтобы подавить тебя мощью своего обаяния. Но пока что, пожалуйста, будь осторожна.

Нора помедлила. Затем раздраженно выпалила:

— Не понимаю! Я прямо сейчас могу вам ответить согласием! Я же практически вешаюсь вам на шею!

Он не двигался.

Нора сделала движение, как если бы собиралась топнуть ногой.

— Я вовсе не такой бесчувственный пень, каким могу показаться, — извиняющимся тоном сказал Дрейк. — Но нас отовсюду видно. Например, Сполдинг, вне всякого сомнения, следит за нами сейчас, а может, и не только он. Я должен вести себя, как безупречный механизм, иначе мой авторитет полетит ко всем чертям.

Нора засмеялась.

— Забавно! — Но глаза ее были полны грусти. — Вы практически сделали мне предложение, я практически согласилась. И вот мы стоим здесь как два…

— Да, все верно, но ты обещала мне быть благоразумной.

Она осторожно дотронулась до его плеча.

— Вы намерены сейчас вернуться прямо в офис? Может быть, прогуляемся до ближайшего холма, хотя бы на минутку?

— Нет. Не стоит дурачить кого-то, тем более — самих себя. Пойдем.

Они направились к группе невзрачных построек, лепившихся к скалам. Солнце скрылось за горизонтом. Воцарились серые сумерки, казалось, поглотившие все живое. Даже алый ветровой конус утратил свою яркость.

Но Нора не замечала этого. Она улыбалась. Ощущение счастья пело в ней и рвалось наружу.

Возле склада им повстречался Томми Белден. Он дико озирался. Увидев Дрейка, парень рванулся ему навстречу.

— Сэр! Это… это случилось!! Оно здесь!!

Дрейк остановился. Лицо юного механика покрывала смертельная бледность, он тяжело дышал.

— Мистер Бичем сказал, что нам надо бы установить дежурство возле тела капитана Брауна, — выдавил он наконец. — Ну, я и решил принести туда пару стульев. Подойдя к складу, я услышал какие-то звуки внутри! Там кто-то был!! Я окликнул, но никто не отозвался. Там было очень темно, но что-то двинулось мне навстречу!!

Дрейк молча повернул к складу. Поколебавшись, Том последовал за ним.

— Отведите мисс Холл в комнату отдыха, — распорядился Дрейк. Затем, повернувшись к Норе, добавил: — Пришли мне кого-нибудь с оружием. Собери девушек и останься с ними.

— Но… но ты просил меня быть осторожной, а сам…

— Я не войду туда один, — пообещал Дрейк.

Он направился к складу, злясь на себя за то, что не взял с собой оружия.

Склад представлял собой строение полуцилиндрической формы, без окон. Ворота были заперты, но маленькая дверца для служащих открыта. Дрейк, не дыша, приблизился к ней. Послышались какие-то звуки, что-то опрокинулось и упало. Он прислушался и уловил еще один звук — странный, словно бы скользящий… поскрипывающий…

Внезапно воздух огласился истошным воплямиСполдинга:

— Мы идем!

Дрейк выругался про себя. Какого черта понадобилось так орать!

Однако надо было действовать. Если это загадочное существо способно передвигать предметы в неосвещенном складе, значит, у него есть серьезное преимущество — оно хорошо видит в темноте и первым обнаружит людей в сгущающихся сумерках. Медлить было нельзя.

Дрейк ринулся мимо открытой двери и щелкнул выключателем. Вспыхнул яркий свет.

— Там кто-то есть! Дайте мне какое-нибудь оружие! — крикнул он подбегавшим людям

Сполдинг торжествующе сунул ему в руку сигнальную ракету.

Они вошли. Воцарилась мертвая тишина. Мощные лампы под потолком освещали следы беспорядка. Кто-то явно похозяйничал здесь: на полу валялись консервные банки, коробка с рукописями, антарктические деревца. Создавалась впечатление, что кто-то рылся в вещах, назначения которых не понимал.

Однако склад был пуст. Они обшарили каждый уголок, проверили каждую щелочку — никого, кто мог бы двигать вещи, издавая при этом такие странные скрипящие звуки. Никаких посторонних предметов обнаружено не было. Зато возникло новое обстоятельство, совершенно необъяснимое с точки зрения здравого смысла. Исчезло тело капитана Брауна.

Глава 3

Ночь. Запрокинутая чаша зловеще-черного неба кажется бездонной. Остров исчез в кромешной тьме, словно провалился на дно глубокого колодца, имя которому — Ничто. Лишь волны по-прежнему яростно сражаются со скалами, да ветер свистит, огибая вершины утесов.

И только крошечные мерцающие огоньки едва пробиваются сквозь вселенский мрак — маленькие светлые квадратики окон. В эту ночь людям было не до сна…..

Дрейк отобрал двоих для дежурства в радиорубке.

— Я прослежу за тем, чтобы вас вовремя сменили. Не спускайте глаз с монитора. Чередуйтесь каждые пять минут, тогда вам не будет так скучно, — распорядился Дрейк.

— Скучно! — хмыкнул один из ребят, по имени Кейси. — Да мне сегодня с самого утра весело, аж трясет!

— Вот и успокоишься.

— Да, как же, — пробурчал парень. — Успокоишься тут, когда даже не ясно, чего бояться!

Они осторожно приблизились, освещая себе путь фонариком. Дрейк открыл дверь. Сидевший к ним спиной радист вздрогнул и резко обернулся. Увидев вошедших, он криво усмехнулся.

— Ничего нового. У меня на линии сейчас Вальпараисо. Рад, что вы заглянули — мне тут как-то не по себе одному.

— Наблюдайте за экраном радара непрерывно, — еще раз повторил Дрейк — Особенно за той частью острова, где гнездятся птицы. Насколько я понимаю, именно наши пернатые, находясь в воздухе днем, затрудняют наблюдение.

— Совершенно верно, сэр, — подтвердил оператор. — Но зато ночью они спят.

— Вот именно поэтому радар — лучший способ наблюдения по ночам. Вы поняли, что надо искать?

— Да, — Кейси вздохнул. — Надеюсь, мы все же этого не увидим.

— Это всего лишь необходимые меры предосторожности. Если на экране вдруг появятся посторонние объекты, дайте мне знать тотчас же.

— Ха, — снова хмыкнул Кейси. — Думаю, наши вопли и так будут слышны в Мексике. Вы собираетесь возвращаться один? В такой темноте?

— Ага, — ответил Дрейк, направляясь к двери. Трое мужчин молча смотрели ему вслед. Каждый из них, втайне стыдясь этой мысли, сознавал сейчас, что вряд ли решился бы на такой шаг в одиночку.

Закрыв за собой дверь, Дрейк очутился один на один с кромешной тьмой и ощутил, как по спине поползли мурашки. Он рассердился на себя за малодушие, выругался и решительно направился к главному зданию, освещая себе путь фонариком.

Внезапно Дрейк резко обернулся — ему показалось, что кто-то следует за ним по пятам. Тревога оказалась напрасной, но страх не покидал его. Ведь кто-то же побывал на складе! “Предосторожность не помешает”, — мысленно оправдывался Дрейк, но сознание собственной слабости приводило в ярость.

— Провались ты! — злобно сказал он в темноту, выключил фонарик и остаток пути проделал без света.

Добравшись наконец до здания, Дрейк почувствовал, что просто кипит от злости и отвращения к себе.

Нора облегченно вздохнула, увидев его целым и невредимым.

В зале отдыха в эту ночь собрались все жители острова за исключением тех троих, оставшихся наблюдать за радаром. Никто не играл в карты; не слышно было звуков музыки; даже книги сегодня оставались нетронутыми. Люди вяло переговаривались. Страх, витавший в воздухе, казалось, концентрировался нервными сгустками.

— Какие новости? — вглядываясь в его лицо, спросила Нора.

— Никаких, — Дрейк покачал головой. — Я оставил в радиорубке троих ребят наблюдать за радаром. Черт, не надо было этого делать! Получается, нам действительно есть, чего бояться. Паника — не лучший способ защиты. Надо действовать. Если это существо спряталось или убежало, едва мы щелкнули выключателем, значит, нужно осветить здания снаружи.

Он нашел электрика и отдал соответствующие распоряжения.

— Все, что вам нужно, возьмете на складе номер три, — распорядился он. — Впрочем, я пойду с вами.

В разговор вмешался Сполдинг:

— В чем дело?

Дрейк поморщился.

— Мы собираемся осветить наружную часть зданий, — терпеливо ответил он.

— Я хотел бы сделать небольшое замечание по этому поводу…

— Не стоит, — отозвался Дрейк недовольным тоном.

Но Сполдинг продолжал, словно не слыша:

— Судя по поведению на складе, это ночное существо — значит, свет только привлечет его внимание. На мой взгляд, следует создать на острове искусственное затемнение, замаскировать окна и не пользоваться фонариками на улице.

Дрейк сосчитал до десяти.

— Мы пока не можем определить, кто или что является причиной сегодняшних событий, поэтому я намерен принять все необходимые меры предосторожности. Однако мне трудно представить, чтобы существо, живущее в темноте, бросалось на свет. И я все-таки нахожу более разумным осветить территорию базы, особенно близ жилых построек.

— Вы совершаете ошибку! — настаивал Сполдинг.

— В таком случае назначаю вас ответственным за изобретение мышеловки для нашего непрошеного гостя, — иронически отозвался Дрейк. — Думаю, вам следует забраться в какой-нибудь уголок потемнее и обдумать свой коварный план.

Он повернулся и вышел из комнаты. Электрики последовали за ним. Дрейк выбрал кратчайший путь к складу, где не было видно ни освещенного окна радиорубки, ни открытой двери. Проходя мимо рощицы, он обернулся.

— Выключите фонари.

Один за другим маленькие лучики света погасли, растворились в кромешной тьме. Казалось, весь мир исчез во мраке; чернота поглотила небо, землю, силуэты людей, все живое…

Внезапно луч света снова возник и заметался, описывая круги. Кто-то не выдержал колоссального напряжения.

— Ну ладно, пошли, — отозвался Дрейк и включил свой фонарь. В глубине души ему было приятно, что и другие проявляют малодушный страх.

На складе все оставалось по-прежнему: разбросанные тюки, коробки, деревца.

— Соберите все необходимое, мы с Томом поможем донести. Если будет не хватать напряжения, используем запасной генератор.

Том Белден, проходя мимо него, наклонился и спросил чуть слышно:

— А почему вы заставили нас остановиться и выключить фонарики? Там кто-то был, да?

— Нет, — сухо ответил Дрейк. — Я просто хотел, чтобы вы испугались темноты и почувствовали стыд за свой нелепый страх.

Том облегченно вздохнул, ухмыльнулся и направился вслед за остальными.

Вскоре прожекторы, установленные возле склада, залили ярким светом пространство на добрую сотню метров вокруг. Обратный путь уже не казался таким страшным.

— Еще с полдюжины прожекторов — и будет куда веселее! — заметил кто-то из электриков.

— Мистер Дрейк, у вас есть какие-либо предположения по поводу того, кого… ну, кого мы ищем? — поеживаясь, спросил Том Белден.

— Десятки, — ответил Дрейк, — Проблема в том, что все они маловероятны с точки зрения здравого смысла…

Он остался снаружи, наблюдая за работой. Шаг за шагом темнота отступала, съеживаясь, становилась все менее опасной.

Когда оставались последние приготовления, Бичем отвел Дрейка в сторону.

— Послушайте, нельзя ли мне отрезать небольшую веточку от одного из деревьев? — начал он осторожно. — Я бы хотел сделать некоторые анализы и рассмотреть образец под микроскопом. Никогда не видел ничего подобного!

— Почему нет? — ответил Дрейк. — Наверняка несколько деревьев выпало из люка еще в полете — вряд ли кто-то будет их скрупулезно пересчитывать.

— Честно говоря, я уже срезал одну, но потом решил все-таки спросить у вас, — признался биолог. — Положил вам на стол.

— Ну, так идите и возьмите ее.

В офисе они застали Нору. Услышав шум, девушка на секунду приподняла голову от машинки. Дрейк удивленно поднял брови.

— Готовлю к отправке отчеты, — объяснила она. — Представляете, одна из девушек размахнулась аж на тринадцать страниц!

— Хорошо. Отвернись, Бичем собирается совершить преступление века — украсть веточку. В отчетах есть какие-нибудь соображения по поводу того, что послужило причиной сегодняшних событий?

— Есть, и не одно, — ответила Нора. — Я и сама над этим ломаю голову.

Дрейк сел.

— Вот, например, из тропиков в Нью-Йорк завозят бананы. Иногда вместе с фруктами на корабль попадают тарантулы, которые прячутся в темных углах трюма. Я даже слышала, что таким образом на борту оказалась коралловая змея. Так вот, можно предположить, что какое-то крупное насекомое или пресмыкающееся было случайно упаковано вместе с деревьями. Оно тихо дремало где-нибудь в уголке, пока воздух в грузовом отсеке не нагрелся в процессе полета.

— Антарктические тарантулы? — удивился Дрейк.

— Но ведь в районе Горячих Озер достаточно тепло! — возразила девушка.

— Одна маленькая деталь: никто не станет стрелять в пауков, тем более — выталкивать из самолета! Их бы просто попытались раздавить.

Бичем покачал головой.

— Я внимательно осмотрел деревья и наверняка заметил бы посторонние объекты. Если только… хм… — биолог задумался. — Если только это не случай абсолютной мимикрии, когда и форма, и цвет животного идеально совпадают с ветвями или корой, как это могут змеи.

— То же самое, — ответил Дрейк. — Змею просто невозможно вытолкнуть из люка. К тому же те поскрипывающие звуки, которые я слышал на складе, совсем не похожи на змеиные…

— Тогда что это было?

— Надеюсь, когда-нибудь выясним, — вставая, сказал Дрейк. — Нора, не хочешь пойти взглянуть на наши осветительные работы?

— Конечно! — сияя, откликнулась девушка.

Она первой покинула офис. Дрейк задержался в дверях.

— А знаете, Бичем, в рассуждениях Норы, как и в ваших, есть толика здравого смысла. Но вот в чем загвоздка — куда делось тело Брауна? Не пауки же его утащили!

Он вышел. Бичем задумчиво посмотрел ему вслед.

За считанные часы территория базы изменилась удивительным образом. Теперь яркий свет заливал пространство от складов до жилых бараков, радуя глаз и вселяя некоторую долю уверенности.

— Ну вот, совсем другое дело, — заворачивая за угол, заметил Дрейк.

— Черт! — пробормотал он сквозь зубы при виде Томми Белдена, осторожно прокладывающего провода вдоль забора.

— Со светом то повеселее будет, а? — бодро заметил он.

— Ага, — отозвался Дрейк безо всякого энтузиазма и повернул в другую сторону. Но там они наткнулись на Холлистера, устанавливающего очередной фонарь

— Знаете, немного погодя я установлю прожектор, который сможет сканировать небо. Неплохая идейка, а?

— Это не так уж срочно.

Наклонившись к Норе, он тихо добавил:

— Ну уж там точно никого не должно быть!

Но и в указанном направление вовсю кипела работа.

— Я надеялся, что нам удастся хоть секунду побыть наедине, — проводя рукой по волосам, раздраженно заметил Дрейк.

Нора нежно улыбнулась ему.

— Я тоже.

— Однако это даже смешно — до чего мы осторожничаем, лишь бы сохранить пресловутый моральный облик. Когда-нибудь все равно наверстаем упущенное, правда? — Дрейк бережно взял Нору за руку, чтобы помочь перейти через грязь.

— Когда-нибудь… — печальным эхом откликнулась девушка. — Знаешь, ты мне очень нравишься, честно; и когда мы уедем отсюда… В общем, я хотела сказать, что мое чувство к тебе достаточно серьезно. И если ты думаешь, что оно навеяно всего лишь… окружающей, обстановкой, тесным контактом, то это вовсе не так!

Дрейк промолчал.

Вернувшись в комнату отдыха, он заметил, что атмосфера явно улучшилась. Люди оживленно разговаривали, позабыв страх. Кто-то играл в покер; кто-то шутил с девушками. Белден уютно устроился в уголке с книжкой. Словом, тихий семейный вечер. И все же Дрейку чего-то не хватало — музыки или хотя бы включенного радио.

Однако расслабляться было некогда — главная проблема оставалась нерешенной. Что все-таки произошло в самолете? Кого они пытались вытолкнуть? Судя по всему, животное обладает довольно крупными размерами, способно быстро передвигаться, но не имеет ни когтей или клыков, иначе на обшивке самолета остались бы следы борьбы. Кто же это?

Тут ему в голову пришла идея: нужно послать запрос в Джиссел Бей и выяснить, не обнаружили ли полярники в районе Горячих Озер каких-либо животных. В этом случае предположение Норы могло оказаться вполне вероятным, и неведомая зверушка была случайно упакована вместе с деревьями…

Вернувшись в зал отдыха, Дрейк обнаружил, что почти все разошлись, кроме Белдена и двух механиков.

— Мистер Дрейк, вы полагаете, если мы запрем двери — этого будет достаточно? — спросил Том. — Может, нам стоит…

— Да, ты прав. Будем нести дежурство по очереди.

Вдвоем с Томом они обошли все здания, проверили закоулки и плохо освещенные места. Через несколько часов их сменила вторая пара.

Рассвело. Все четверо собрались на кухне выпить горячего кофе.

Дрейк угрюмо молчал. Ночь прошла спокойно, и сейчас его терзали сомнения. Что, если все эти меры предосторожности излишни и опасаться нечего? Как говорится, у страха глаза велики, и они просто поддались панике, как дети на пожаре?

— Я собираюсь поохотиться, — сказал он. — Если этот монстр смог убить девять человек и утащить тело Брауна — значит, он достаточно крупный и наверняка оставляет следы. Думаю, мы организуем две поисковые группы, возьмем собак и прочешем весь остров вдоль и поперек.

Особенно пристальное внимание решено было уделить той части острова, где в огромном количестве гнездились птицы, а также району гейзеров. Если чудовище плотоядно, то наверняка направилось к птичьему базару; а если он действительно родом с Горячих Озер, значит, вполне мог обосноваться в привычной атмосфере возле теплой воды.

Итак, обе группы, в количестве четырех человек каждая, отправились на поиски.

Партия, возглавляемая Дрейком, двигалась в сторону гейзеров. Местность здесь больше всего напоминала болота: вязкая почва, там и сям покрытая бугорками; низкорослые деревца; всевозможные виды мхов и лишайников; кое-где даже попадались цветы. Там, где земля была каменистой, надежды возлагались на собаку. Но пес весело бежал рядом, радуясь прогулке и не помышляя ни о каких следах.

Наконец они приблизились к источникам. Густой пар поднимался над поверхностью воды, источая запах серы; красноватая жидкость пузырилась и колыхалась, иногда выпуская небольшие фонтанчики. Местами каменистые утесы образовали многоступенчатые террасы, по которым струилась горячая вода. И всюду грязь: красная, голубая, зеленая, отвратительно-серая…

Не обнаружив здесь никаких следов, обе партии направились к птичьему базару. Его без труда можно было отыскать по несмолкающему гомону пернатых, разносившемуся по всему острову, и по специфическому запаху азота. Завидев людей, птицы всполошились. Одни взлетели, другие распластались в гнездах, пронзительно крича и недобро поглядывая на чужаков глазками-бусинками. Воздух наполнился оглушительным хлопаньем крыльев. Люди старались двигаться осторожно, но гнезда располагались так плотно, что было невозможно не задеть их. Однако и здесь все шло заведенным порядком. Ни одного пустого гнезда или хотя бы следов вторжения.

Один лишь Бичем восторженно озирался вокруг. Предметом его пристального внимания оказались мхи и лишайники самых невероятных расцветок, в изобилии росшие прямо на голой скале.

— Это растения-нитрофилы, — объяснил биолог. — Они питаются молекулами летучего азота, которые приносит ветер — перегной из птичьих перьев и остатков еды. В городах их уже не встретишь, там воздух слишком грязен.

Обе группы соединились и направились назад, на базу. Дрейк о чем-то сосредоточенно думал. Наконец он обратился к Бичему, идущему рядом:

— Скажите, это все не сон? Может, мы все просто свихнулись?

Бичем недоуменно уставился на него и, ни к селу ни к городу, пустился рассказывать о загадочной антарктической растительности. Он с довольным видом разглагольствовал об особенностях строения корней и подготовке почвы для посадки. Дрейк рассеянно кивал. Его беспокоили совершенно иные проблемы. Он уже предвидел, какое давление будут оказывать на него высшие чины, требуя немедленного объяснения ситуации. А что им ответить?! Что они уже который день ловят кота в мешке? Черт возьми!

Возле главного здания Дрейка ждала Нора. Она протянула ему какой-то листок.

— Это из Джиссел Бей. Они выслали к нам самолет на рассвете — хотят сами все проверить. Просят подготовить посадочную полосу.

— Ага, прилетят, полюбуются сверху на разбитый самолет и улетят ни с чем. Зато, по крайней мере, поверят нам.

Он внимательно прочел сообщение.

— Когда они должны прибыть?

— С минуты на минуту. Спаркс уже разговаривает с ними.

В этот момент на пороге радиорубки показалась чья-то фигура, оживленно машущая руками. Дрейк поспешил туда.

На экране радара светилась маленькая точка.

— Вот и босс, — сообщил по рации оператор. — Хотите с ним поговорить?

— Разумеется! — раздался чей-то голос из громкоговорителя. — Дрейк?

— Да, это я. Боюсь, вы не сможете приземлиться — у нас тут останки самолета посреди полосы. Нам пока не удается их убрать.

— Конечно, конечно! — радостно заверил его голос. — Непременно! Все будет в порядке, Дрейк!

— Будем надеяться. Вам передали метеоданные и ваш курс?

— Да, да, безусловно! — все также идиотски восторженно отозвался невидимый пилот.

— Прекрасно.

Дрейк положил микрофон и вышел.

— Черт! — сказал он ожидавшей его Норе. — Они разговаривали со мной как с полным придурком! Нам не верят и не поверят. У нас же ни доказательств, ни улик. Боюсь, нас всех заберут на Большую Землю и посадят в психушку!

— Успокойся. Мы-то ведь знаем, что все это — правда.

— Да? А ты сама-то в этом уверена? — с горечью спросил Дрейк.

Внезапно послышался чей-то крик:

— Самолет!

Все сотрудники базы высыпали на улицу и напряженно вглядывались в небо. Самолет действительно приближался к острову.

К Дрейку подошел Сполдинг.

— Смотрите, что я придумал! Это бутылка с зажигательной, смесью! Там внутри наждачная бумага и спичка. Надеваешь вот эту петельку на палец, и ты вооружен! При броске спичка чиркает о наждак и поджигает запал.

— О да! — иронически отозвался Дрейк. — Я уверен, что они оценят гениальность вашего изобретения… если сумеют сесть!

Его ирония была вполне уместна — самолет уже несколько минут беспомощно кружился над Островом. Дрейка позвали в радиоузел.

Тот же голос, такой сердечный прежде, свирепо накинулся на него.

— Там же самолет на “брюхе”! — негодовал невидимый пилот. — Что происходит?!

— Я вас предупреждал, — отозвался Дрейк. — Мне нечего добавить.

— Но… но этого не может быть! — запротестовал голос. Последовала пауза.

— Ладно. Нам придется вернуться обратно в Джиссел Бей. Мы доложим обстановку, и за вами пришлют какое-нибудь судно, но не раньше, чем через несколько дней, а пока что не трогайте самолет — нам понадобятся вещественные улики.

— Мы его разгрузили, — сообщил Дрейк.

— Возможно, вы поторопились, — обеспокоено заметил голос. — Вам нужны… ээ… транквилизаторы для успокоения персонала?

— Если вы помните, у нас на складе есть достаточный запас — для Джиссел Бей и других станций, — сухо отозвался Дрейк.

На секунду наступила тишина.

— Отлично. Не волнуйтесь, корабль прибудет так скоро, как только возможно.

Самолет растворился на горизонте.

Казалось, грохот прибоя еще усилился. Островитяне были разочарованы. В глубине души каждый из них мечтал увидеть новых людей, провести хоть немного времени в новой компании. Напряжение и неуверенность снова витали в воздухе.

Пока все смотрели вслед удаляющемуся самолету, случилось нечто необычное. Одна из собак увидела на земле какой-то движущийся предмет. Пес, играючи, гавкнул на него и поднял лапу, собираясь дотронуться. Непонятная штука вытянула вперед три листика, усеянных шипами, замахнулась ими на собаку и поспешила дальше. Не успел пес последовать за ней, как она сжалась в комочек и исчезла в земле.

Глава 4

На закате Дрейк пересчитал людей, вернувшихся с горячих ключей, где они под руководством Бичема сажали антарктические деревья.

— Все здесь, — хмуро сказал он Норе. — Если больше ничего не случится, значит, я — законченный псих в глазах начальства, потому что не смогу дать разумное объяснение вчерашним событиям. А если что-нибудь все же произойдет — буду виноват в том, что не смог предотвратить. Завидная у меня работенка, черт возьми!

Он огляделся. Все было как всегда. Все так же надсадно ревел прибой и мерно стучал генератор радиорубки. Холлистер с командой конструировал домкрат для самолета; Том Белден играл в бейсбол с помощником повара. Движения их были замедленными, ребята играли просто так, лишь бы хоть чем-то себя занять.

— Мне кажется, большинство из нас пытается сделать вид, что ничего особенного не произошло. Когда я об этом думаю, голова кругом идет и… становится страшно.

— Остается только надеяться, что у Сполдинга нет таких мыслей, — угрюмо ответил Дрейк.

Сполдинг начинал все больше действовать на нервы. Его давно пора было отправить домой. Жизнь на острове немногим отличалась от тюремного заключения. Трудно было ощущать себя нужным человеком, выполняющим важную работу, когда единственной функцией базы являлась заправка топливом самолетов. Тем сложнее человеку с темпераментом Сполдинга переносить серые будни. Он спорил с Дрейком, пытаясь показать себя умнее. Даже изобретение бутылок было лишь способом доказать свое превосходство. Сполдинг выдвигал теории, схемы, методы защиты и отстаивал их с пеной у рта, тем самым постоянно напоминая островитянам о неведомой опасности, держа их в напряжении. Определенно, от Сполдинга пора избавляться.

Его размышления были прерваны Норой.

— Смотри-ка, вон Бичем, — сказала она. — Кажется, он чем-то серьезно озабочен.

— Чем еще, кроме своих драгоценных деревьев, — пробурчал Дрейк.

Действительно, биолог устало брел понурив голову, не замечая ничего вокруг.

— Эй, Бичем! — окликнул его Дрейк. — Не убивайтесь вы так! Даже если деревья не примутся — это не ваша вина.

— Да, но… хотелось бы мне знать, кто их объедает!

— Что?! Как это?

— Видите ли, в процессе посадки я обнаружил несколько сломанных веток. Разумеется, в районе Горячих Озер могли быть штормовые ветры, но они повреждают сучья у основания, а эти обломаны на кончиках!

— Следы свежие?

— В большинстве своем старые, уже затянувшиеся, но есть и недавние. Я вот думаю, может, оградить их колючей проволокой…

Он в отчаянии махнул рукой и побрел дальше. Дрейк задумчиво провел рукой по волосам.

— Я послал сегодня утром запрос в Джиссел Бей. Вообще, конечно, это бред — допустить, что какое-то животное смогло справиться с девятью крепкими парнями.

— Но кто-то же все-таки был на складе, — тихо заметила Нора.

— Вот то-то и оно. А теперь еще эти деревья… Вот что, если наш монстр питается ветками, значит, надо устроить там ловушку!

— Но ты же не веришь в это на самом деле?

— Нет, не верю, — ответил Дрейк.

Тихо сгущались сумерки. Громадная серая туча заволокла небо, простираясь до самого горизонта. Море неистовствовало, словно стая гигантских разъяренных животных, с разбегу наталкивающихся на скалы.

Нора и Дрейк все еще стояли возле здания. Казалось, оба чего-то ждали. Почти все уже вошли внутрь, и только радист все еще крутился возле своей будки.

— Ну что же он медлит! — в раздражении промолвил наконец Дрейк.

Рука Норы коснулась его плеча.

— Я, наверное, бесстыдница, но тоже хочу, чтобы он поскорее зашел — тогда ты сможешь поцеловать меня. Угадала?

Их пальцы встретились…

Внезапно вспыхнул ослепительный свет прожекторов. Нора тихо засмеялась, отодвигаясь.

— Судьба против нас, милый. Мне пора. Попытаюсь сделать вид, что ни капельки не расстроена.

Она вошла внутрь. Дрейк скрипнул зубами в порыве бессильной ярости, но тут же взял себя в руки. Как-никак на высоком служебном посту нельзя давать слабину.

Из мастерской вышел Холлистер.

— Завтра, — ответил он на вопрос Дрейка. — Мы бы справились и быстрее, но самолет, по расчетам, придется поднимать на добрых двадцать метров, прежде чем можно будет опустить шасси.

— Так когда взлетная полоса будет полностью расчищена?

— Дня через два.

Одна из собак, вертевшихся возле механика, вдруг насторожилась и засеменила куда-то в темноту. Через несколько секунд пес гавкнул. Никто не обратил на это особого внимания. Дрейк повернулся было, собираясь идти к главному зданию, когда раздался дикий, леденящий душу визг. Несчастный пес заливался отчаянным лаем, словно человек, охваченный ужасом или предсмертной агонией. Мужчины, как по команде, резко обернулись, готовые броситься в темноту. Дрейк опомнился первым.

— Назад! Нам нужны фонари и оружие!

Они ринулись к баракам. Дрейк первым ворвался в здание и несколькими секундами позже выскочил оттуда, вооруженный дробовиком.

Остальные последовали его примеру.

Сполдинг заколебался было, но к нему подбежала Нора.

— Им нужен свет! У тебя есть бутылки! Ты должен им помочь! Ну пожалуйста!

И юноша, захватив с полдюжины образцов своей изобретательности, побежал к месту происшествия.

Послышался выстрел.

Свет фонарей бестолково метался возле небольшой рощицы.

— Сюда! Оно здесь! — крикнул Дрейк.

— У меня тут бутылки… — подошел к нему Сполдинг.

— Отлично! Бросай вон туда! Ага! Еще одну! А теперь за деревья!

Желтые языки пламени выхватили из темноты низкорослые деревца.

— Но ведь здесь кто-то был! Я же видел, как ветки шевелились! Вы же все слышали, как они трещали! — неистовствовал Дрейк.

Том Белден опустил фонарик и внимательно разглядывал землю.

— Смотрите! — воскликнул он и указал на отметины, оставленные чем-то острым, похожие на следы собачьих когтей.

Дрейк выругался.

— Я иду туда. Посветите мне, и цельтесь осторожнее, если будете стрелять.

Он направился к рощице, ощущая, как мурашки бегут по спине. Ветви цеплялись за одежду, словно пытаясь задержать, но Дрейк упрямо двигался вперед. Вдруг сзади раздался треск. Он подскочил и резко обернулся. Это оказался Том с фонариком в руке.

— С д-двумя фонариками легче разглядеть, если что, — заикаясь, пробормотал он.

Дрейк кивнул.

— Смотри внимательнее на землю. Может, он испугался нас и бросил собаку.

Том, стуча зубами, послушно направил луч света вниз.

Они исходили всю рощу вдоль и поперек, но ничего так и не обнаружили, кроме мхов и паутины.

Вернувшись к остальным, Дрейк подвел итоги.

— Чудовище успело убежать, пока мы толпились здесь. Значит, оно боится света.

— Вот те на! — воскликнул Холлистер. — У нас же нет никаких животных, кроме собак! Откуда ему взяться?

— Судя по характеру бороздок на земле, собаку, по всей видимости, подняли вверх, — неуверенно проговорил Бичем.

— Птица — хищник?

— Не думаю. На материке, правда, водятся арктические совы, но у нас на острове им нечем питаться. Но даже если бы и были — разве птица сможет поднять взрослого пса?

— Но мы же слышали треск ветвей! — возразил Дрейк.

— Птица не смогла бы пролететь между близкорасположенными ветвями, переплетенными друг с другом.

Дрейк задумчиво покачал головой.

— Что ж, пойдемте домой, ребята. Сегодня нам не удалось его поймать, значит, надо удвоить бдительность. Он боится яркого света — в этом наше преимущество. Запрещаю покидать здания с наступлением темноты, кроме как по моему личному распоряжению. Всем ясно?

— Погодите-ка, мистер Дрейк! — протестующе воскликнул Кейси. — Я, конечно, не супермен, но вы что же, хотите, чтоб я боялся темноты?!

— Не в этом дело, старина. Поймите, мы уже видели достаточно жертв, и я не хочу потерять кого-то еще.

Дрейк засунул пистолет в кобуру и направился в свой офис. Здесь он плюхнулся в кресло и закурил. Досада и отчаяние овладевали им. Необходимо доложить начальству о происшедшем, но каким образом? Как и прежде, у него нет ни доказательств, ни разумных объяснений…

Вошла Нора.

— Ты полез в эту чертову рощу! — задыхаясь, крикнула она. — Велел мне поберечься, а сам рисковал жизнью!

Дрейк устало взглянул на нее.

— Я должен был доказать себе, что не свихнулся и все это — не сон. Теперь мы убедились в реальности происходящего. Кроме того, теперь я даже знаю, кто этот монстр.

— Ну и?

— Полосатый гамадрил, — пытаясь разрядить обстановку, дурашливо улыбнулся он.

В этот момент появился Сполдинг, сияющий как медный таз.

— Ну вот, — торжествующе воскликнул он. — Я доказал, что мои бутылки с бензином — отличное средство защиты!

— Поздравляю, — вяло ответил Дрейк. — Я направлю отчет об этом в Вашингтон, и наши боссы непременно пожалуют тебя орденом — если до того не прикажут нам надеть друг на друга смирительные рубашки.

— Я тут поговорил с ребятами и выяснил одну очень важную деталь, — не обращая внимания на сарказм начальника, продолжал тот.

— Какую же?

— Парни видели, как шевелились ветви; они направили свои фонарики прямо туда, но ничего не увидели! Вы понимаете, что это значит, а? Ну же, думайте, думайте!

— В данный момент я на это уже не способен, — отмахнулся Дрейк.

— Да поймите! Если они не смогли ничего разглядеть с расстояния в несколько метров, значит, это существо невидимо! Я вам могу…

Дрейк выпрямился.

— Сполдинг, я от вас уже много всякой ерунды наслушался — но это уже предел. Даже если какая-то вещь прозрачна, все равно на ее поверхности отражается свет. Ведь мы же видим стекло или мыльный пузырь. Так что чушь это все собачья!

Сполдинг недобро улыбнулся.

— Вы просто не хотите признавать очевидное.

Терпение Дрейка лопнуло. Он вскочил.

— Черт возьми! Очевидное? Ну с какой стати ему быть невидимым? От кого прятаться? Если этот монстр запросто смог убить девятерых ребят, утащить тело Брауна и здорового пса?! Кого ему бояться? Пингвинов? Морских котиков?

— Я всего лишь констатирую факты.

— Ах факты! — взорвался Дрейк. — Зверь-невидимка! Легче всего утверждать то, чего не можешь доказать, не так ли? Убирайтесь, Сполдинг! Идите пишите рапорт! Доложите боссам, что я сошел с ума и не хочу верить в невидимых животных! Идите пишите! Я с удовольствием его отправлю! Только оставьте меня в покое!

Повисла тягостная пауза.

Дрейк взял себя в руки.

— Извините. Мне не следовало этого говорить. Нам не стоит ссориться из-за такой ерунды. Вы действительно здорово придумали с этими бутылками, кто знает, может, сегодня они спасли нам жизнь. Было бы неплохо наладить серийное производство — запас нам не помешает.

Сполдинг торжествующе улыбнулся.

— Все-таки вы признаете, что у меня котелок варит, а? Нора, ты будешь свидетелем — я первый догадался о невидимке!

Он гордо вышел из офиса.

Дрейк развел руками.

— Иногда мне кажется, что я совсем не гожусь на пост руководителя. Нора, ты тоже постарайся держать себя в руках, ладно? Хорошо, что сегодня все устали и никто, будем надеяться, не заметил твоих бурных эмоций.

Он помолчал.

— Кстати, пока мы тут препирались, я вспомнил, что действительно что-то видел там, в роще, только не могу понять, что именно. Надо сосредоточиться и покопаться в памяти.

— Но… но ты не пойдешь туда снова! — воскликнула девушка — Или я пойду с тобой!

— Милая, мы еще не поженились, а ты уже пытаешься мной командовать. Прибереги это до замужества, ладно? Разумеется, я не пойду туда прямо сейчас.

Нора открыла было рот, собираясь возразить, но тут вошел Холлистер. Главный механик был обеспокоен проблемой охраны территории на ночь. Не успел Дрейк обсудить этот вопрос, как ему передали, что Спаркс ждет его. Он направился в радиорубку.

В дверях его встретил взволнованный оператор.

— Там что-то есть! В районе птичьего базара!

На экране тускло мерцало маленькое неясное пятно.

— Это птицы! Кто-то напугал их, и они все взлетели! Такого никогда не бывало по ночам!

Дрейк нахмурился.

— Быстро же он добрался до птиц!

— Но если чудовище там, значит, здесь его точно нет! — воскликнул Кейси. — И пусть себе лакомится птичками на здоровье — лишь бы к нам не возвращался!

— Тем не менее следует выставить охрану, — сказал Дрейк.

Возражений не последовало.

Дрейк оставил пару ребят наблюдать за экраном радара и вернулся в здание. Новость распространилась мгновенно и взбудоражила и без того взволнованных островитян. Не было и речи о том, чтобы лечь спать.

Прошел час, за ним другой, третий… Судя по показаниям радара, птицы все еще кружили в воздухе. Видимо, монстр не унимался.

Люди продолжали бодрствовать. Одни осматривали здания изнутри, другие несли дежурство снаружи. Дрейк заметил, что Том Белден неотступно следует за ним по пятам. Он вспомнил, что именно Том последовал за ним в чащу.

— Я забыл поблагодарить тебя, — улучив минуту, сказал ему Дрейк.

— Да не за что, сэр.

— Зачем ты пошел за мной, Том? Ведь это очень опасно! Чего ради тебе вздумалось рисковать собой?

Том покраснел.

— Видите ли… — заикаясь, произнес он. — Мисс Холл… эээ… очень заботится о вас, ну а я забочусь о ней. Она, конечно, намного старше меня, поэтому я ни на что и не рассчитываю. Просто… Она будет очень несчастна, если с вами что-нибудь случится. Вот я и решил. Что сделаю ей приятное, если буду вас охранять. Вы ведь не скажете ей?

Дрейк помолчал немного.

— Было бы лучше, Том, если бы ты охранял непосредственно ее. А кто-нибудь еще заметил, что она… ну… слишком заботится обо мне?

— Нет, сэр, не думаю. Просто я наблюдал за ней — потому и понял.

К ним подошел Сполдинг, светясь самодовольством.

— Я наладил производство бутылок. Что дальше?

— Идите пишите отчет! — отмахнулся Дрейк, крайне раздраженный тем обстоятельством, что у него появился личный телохранитель девятнадцати лет. Дожил! Он отослал мальчика патрулировать вместе с остальными.

Казалось, эта ночь будет длиться вечно. Наконец удалось отправить спать девушек. Островитяне по-прежнему находились в состоянии нервного напряжения, хотя радар показывал, что неведомый убийца все еще занят птицами.

Внезапно раздался выстрел. Завыла собака. Дрейк выбежал наружу и увидел одного из часовых, в оцепенении уставившегося на что-то. Он вгляделся. В нескольких метрах от радиорубки на земле корчился и извивался пес. Он яростно царапал когтями собственную морду, издавая при этом жуткий вой.

— Что случилось? — крикнул Дрейк. — Где Кейси?

— В-вон там, он задыхался, как будто его душили! — бормотал часовой.

— Невидимка! Я же говорил — чудовище невидимо! — торжествующе крикнул подбежавший Сполдинг и бросил в темноту бутылку.

— Где Кейси, я спрашиваю?! Куда он пошел? — Дрейк схватил парня за плечи и встряхнул, но тот не мог толком ничего сказать.

— Там… там… Он сказал, что ему послышалось… пошел посмотреть…

Дрожащей рукой парень показал в сторону склада. Дрейк ринулся туда.

В свете языков пламени он отчетливо увидел валявшийся на земле фонарь Кейси. Чуть поодаль лежал его пистолет. Дрейк огляделся. Огромное мрачное здание склада было освещено спереди, но утопало во тьме с остальных сторон. Чудовище могло спрятаться там, в тени. Он обежал склад кругом, освещая себе путь фонариком. Пусто.

Послышался новый выстрел, затем крики. Дрейк обернулся и остолбенел.

Радиорубка была охвачена огнем. Бензин из бутылки, брошенной Сполдингом, случайно попал на стену. Затрещали оконные рамы; что-то упало, и языки пламени вспыхнули с новой силой. Но это было еще полбеды: внутри находился дизельный генератор, подающий электричество во все здания базы. Видимо, огонь добрался и до него, так как раздался глухой стук, фонари и прожекторы замигали и… потухли. Остров погрузился во тьму.

Освещенный отблесками огня, Дрейк метался среди людей, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Ситуация становилась угрожающей. Не было воды, чтобы потушить огонь; потух свет; исчез Кейси, притом что радар еще минуту назад указывал на активность птиц. Бедного пса пришлось пристрелить из жалости.

Пробираясь сквозь островки пламени, Бичем внезапно услышал какой-то странный звук. Он наклонился. Что-то крошечное промелькнуло мимо и исчезло в земле.

— Невидимка! Невидимка! Оно невидимо! А мы остались без света! Оно убьет нас! Убьет нас всех!!! — истерически визжал Сполдинг.

“Вот только паники мне недоставало”, — устало подумал Дрейк и наклонился к Тому.

— Стукни-ка его.

Послышался резкий звук пощечины, и Сполдинг замолчал.

В наступившей тишине Дрейк продолжал отдавать команды. Наконец ему удалось заставить насмерть перепуганных людей действовать организованно. Общими силами пожар удалось потушить.

Возле главного здания стояла Нора, окруженная остальными девушками, и наблюдала за Дрейком. В эти минуты она гордилась им, его храбростью, решительностью, хладнокровием, хотя в глубине души ей было немного тоскливо. Ее любимому приходится заботиться обо всех, а как было бы хорошо, если бы он кинулся к ней, поднял на руки, укрыл от неведомой беды в объятьях…

Глава 5

Рассвело. По небу низко стлались рваные серые тучи. В однообразном грохоте прибоя сейчас слышались какие-то издевательские нотки, словно дикая природа насмехалась над беспомощностью островитян. Казалось, в это утро вся вселенная восстала против горстки людей, отрезанных от цивилизации. Порывы ветра еще сильнее сотрясали бараки и рвали одежду с отважившихся выйти наружу; враждебность чувствовалась даже в самой земле, голой, каменистой и неприветливой.

Один за другим люди нехотя выползли из своих убежищ, провонявших дымом, и принялись пересчитывать друг друга.

Дрейк внимательно осмотрел землю на месте вчерашнего происшествия, но не обнаружил ничего нового.

Радист беспомощно оглядывался. Все его оборудование сгорело дотла вместе с рабочим местом, и сейчас он чувствовал себя самым никчемным человеком на свете.

Том Белден подошел к Дрейку.

— Я чем-нибудь могу помочь, сэр?

Тот покачал головой, продолжая разглядывать нагромождение камней, мха и пожухлой травы. Да, на такой земле ни одно животное следов не оставит… Дрейк повернулся к Тому.

— Слушай-ка, а ты ничего не заметил там, в роще? Ничего такого… странного, невероятного даже….. Того, чего в принципе не может быть?

Белден покачал головой.

— Нет, сэр. Я наблюдал за вами, думал, уж вы то знаете, что искать.

Дрейк помолчал.

— А вот я, кажется, кое-что видел. Только никак не пойму, что именно. Но сердцем чую — что-то важное…

— Ну, мы можем еще раз взглянуть повнимательнее, — предложил Том. — Сейчас ведь светло.

Даже в тусклом утреннем свете отчетливо виднелись обломанные ветви деревьев. Несомненно, кто-то вчера пробирался поверху, но поверить в то, что это существо невидимо, было невозможно. В реальном мире все подчиняется физическим законам сохранения материи; всему есть научное обоснование. То, что происходит сейчас на острове, является суровой реальностью, а значит, тоже имеет разумное объяснение. Суть проблемы заключается лишь в том, чтобы его найти.

С этими мыслями Дрейк углубился в чащу, сопровождаемый верным Томом. Следы вчерашнего происшествия все еще отчетливо виднелись на земле: выдранный мох ан месте борьбы, выжженные участки почвы, отпечатки человеческих следов. И ничего, кроме…

Возвратившись, Дрейк наткнулся на поджидавшего его Бичема. Биолог только что произвел вскрытие трупа собаки, но так и не смог установить причину странного поведения пса вчерашней ночью.

— У него на морде рваные раны, глубокие следы когтей, вплоть до мяса; но сам ли он сделал это или кто-то напал на него, не могу определенно сказать.

Дрейк вздохнул.

— Если бы можно было связаться с Большой Землей, я бы отправил им ваш отчет, они наверняка подсказали бы, что делать. Но не забывайте: рация сгорела, и мы теперь находимся в состоянии информационной блокады.

— А что, если какие-то следы остались в районе птичьего базара? — предположил Бичем.

— Хм, вы правы. Стоит пойти посмотреть.

— И еще… — биолог помялся в нерешительности. — Я тут хотел еще кое за чем понаблюдать. Даже не знаю, как вам объяснить… Боюсь, вы решите, что я…

Дрейк усмехнулся.

— Нет, Бичем. Не волнуйтесь, я не приму вас за сумасшедшего. Делайте все, что сочтете нужным, но только до наступления темноты.

— Есть, сэр!

Дрейк собирал группу для похода к птичьему базару, когда к нему подошла Нора.

— Этот Сполдинг! — возмущенно воскликнула она. — Представь себе, заявляет, что ты ему завидуешь! Дескать, он тебя предупреждал, а ты не послушался, и вот результат! Даже выражал мне соболезнование по поводу того, что мне приходится у тебя работать. Говорит, что твои ошибки приводят к трагическим последствиям! Он думал, я стану им восхищаться за такие слова!

— Ну, а ты?

— Я была предельно вежлива. Тебе ведь не нужны здесь скандалы. Но, милый…

Дрейк усмехнулся.

— Знаешь, я так рад, что ты есть. Но сейчас я бы отдал все на свете, лишь бы отправить тебякуда-нибудь подальше отсюда.

— А я не хочу быть там, где нет тебя! — сердито ответила девушка. — И меня выводит из себя, когда кто-то осмеливается тебя критиковать!

Собрав наконец группу, Дрейк объявил:

— Ответственным назначаю Сполдинга, у него имеются кое-какие идеи по поводу того, что и где искать.

Сполдинг раздулся от сознания собственной значимости, хотя явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— А теперь мои особые распоряжения… — начал было он.

На какую-то долю секунды Дрейку даже стало жаль его. Но пора было ставить парня на место.

— Нет у тебя никаких распоряжений, у тебя есть идеи, вот о них и можешь рассказать ребятам по пути. Только помните, вы должны вернуться дотемна.

Глядя вслед удаляющимся фигурам, он пожал плечами. Сполдинг — один из тех, кто всеми силами старается помешать осуществлению задачи, если сам не может принести реальную пользу. Таким людям проще дать какое-нибудь трудновыполнимое задание, чтобы не путались под ногами и не мешали делать дело.

А дел предстояло немало. Нужно сделать побольше керосиновых ламп и бутылок с зажигательной смесью; соорудить во дворе нечто вроде больших факелов; подготовить взлетную полосу. Обнаружив потерю связи с островом, Центр наверняка пришлет еще один самолет на разведку. Тогда можно будет восстановить радар, запустить новый генератор и, конечно же, эвакуировать девушек. Особенно Дрейк беспокоился за Нору. Он улыбнулся, вспомнив свою последнюю фразу: “Я так рад, что ты есть”. Сейчас он понял, что и в самом деле рад. Эта чудесная девушка жила на одной с ним земле, дышала одним воздухом… Даже если Нора не будет принадлежать ему — все равно он будет счастлив. Она стала для него частью жизни, тем необходимым элементом, который делает существование радостным, как солнце, цветы, море на закате…

Его мысли были прерваны грохочущими звуками, доносившимися из мастерской. Дрейк направился туда.

Холлистер, вооруженный сварочной горелкой, колдовал над железным брусом. Завидев Дрейка, он обернулся и снял маску.

— Вот, мастерю тут нечто вроде подъемника на примитивном уровне, с рычагами.

Дрейк взглянул на массивные части, почти готовые к сборке.

— Сначала я подниму хвост и закреплю, — объяснил механик. — Затем подниму переднюю часть слева где-то на полметра, потом так же — справа. И так, потихоньку, до того уровня, когда можно будет выпустит шасси. Работы здесь самое меньшее на день.

Он закурил.

— Вы слышали последние перлы Сполдинга? Он утверждает, что это разумное существо разработало дьявольский план по захвату базы. Дескать, для того и испортило генератор, чтобы взять нас тепленькими в темноте.

Дрейк выругался.

— Вы не верите в это?

— Нет. Так же как и Сполдинг, впрочем. Люди наделены разумом потому, что у них нет ни клыков, ни когтей для защиты. В нашей земной экосистеме не существует животных, противостоящих нам, людям, биологически, как кошки мышам, например. Единственный наш враг — это мы сами.

Холлистер сплюнул.

— Он говорит, этот монстр родом из Антарктики…

— Ну да, конечно! Он сидел себе тихо во льдах, почитывая Канта и Фрейда и дожидаясь, пока мы доберемся до его гостиной, чтобы преспокойно нами поужинать!

— Тогда почему вы его не заткнете?

— Потому что Сполдинг напуган больше, чем кто-либо. Кроме того, он придумал полезную вещь — бутылки, хотя и сжег при этом оба генератора….. Может, ему еще что-нибудь стоящее в голову придет. Но самое главное то, что вы все видите, к чему приводит такой панический страх. Сполдинг ведет себя как помешанный, и для остальных — это наглядный пример.

— Да уж, это верно. Не стану же я уподобляться дураку.

Поговорив еще пару минут, Дрейк вышел. Если бы он сомневался в наличии авторитета у окружающих, этот разговор успокоил бы его. Но ему и в голову не пришло волноваться об этом. Он знал: команда бунтует только в том случае, если понимает, что ее руководитель глуп.

Работники склада выкатили наружу пустые бочки и под руководством главного инженера принялись мастерить гигантские факелы. Кто-то достал паяльные лампы и переделывал их в качестве оружия ближнего боя. Кто-то готовил топливо для костров. Дрейк постарался занять работой каждого, чтобы не осталось времени на праздные мысли. Напряжение не ослабевало. Одна из девушек, маленькая, невзрачная, по имени Гортензия, вошла в спальню и открыла дверцу шкафа, откуда сверху на нее упал халат. Перепугавшись, девушка выбежала из комнаты с диким визгом и впала в истерику. Другая присоединилась к ней. Услышав крики любимой, электрик ворвался к ним, готовый с оружием в руках сражаться за девушку, с которой большую часть времени проводил в стычках. Узнав о происшедшем, островитяне смеялись, хотя им все же было не по себе. Ведь пропал же Кейси!

Около полудня вернулась группа, посланная на птичий базар. Сполдинг шел немного поодаль от остальных. Видимо, ему не удалось навязать спутникам свою точку зрения. Он молча прошел мимо Дрейка, даже не отчитавшись о результатах осмотра. За него это сделал Том.

— Там действительно кто-то был. Повсюду раздавленные яйца и тела мертвых птиц.

— Следы?

Том покачал головой.

— Никаких. А что это он делает?

Дрейк обернулся. Бичем усердно копал землю возле склада. Как раз там, где исчез Кейси.

— Вот уж не знаю, что он там задумал. Пойдем поглядим.

Бичем замер, внимательно рассматривая что-то в земле. Затем осторожно вытащил стеклянную банку и поместил туда загадочный предмет. Дрейк пригляделся. Под слоем земли что-то шевелилось.

— Что это?

— Пока не знаю, — отозвался биолог. — Но думаю, это имеет непосредственное отношение к тому, что произошло вчера. Когда загорелась радиорубка, я стоял как раз вот здесь и услышал какой-то шум. Я наклонился и увидел это крошечное существо, исчезающее в земле. Скорее всего, это оно укусило или ужалило собаку.

— Вы полагаете, оно ядовито? — спросил Дрейк. — Но ведь перед постройкой базы биологи тщательно исследовали остров и не обнаружили ни змей, ни каких-либо насекомых, кроме пауков.

— Думаю, оно попало к нам с самолета. Скорее всего, пряталось в деревьях.

— Вряд ли этот червячок способен убить дюжину крепких ребят и двигать коробки на складе.

— Да, но…

— Тем более разорять птичьи гнезда и давить яйца. Вряд ли в нем решение нашей проблемы.

— Но это может оказаться новой проблемой сэр! Мне кажется, следует подробнее изучить ее!

— Поступайте, как считаете нужным, Бичем.

Тем временем Холлистер и его ассистенты выкатили из мастерской свой самодельный домкрат. Дрейк последовал за ними. Возле самолета он наткнулся на Нору.

— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!

Девушка встревоженно взглянула ему в лицо.

— Что-то случилось?

— Пока нет. Бичем нашел какого-то жучка и считает, что в нем ключ к разгадке. Наверное, он, как и я, цепляется за мелочи, не в силах понять суть проблемы.

— Как бы я хотела хоть чем-нибудь тебе помочь! У тебя такой усталый вид!

— Зато ты выглядишь замечательно. Разберись, пожалуйста, с этой неведомой зверушкой, которую откопал наш доблестный биолог. Если она действительно представляет опасность, придется нам держаться настороже. Но не стоит пока объявлять об этом во всеуслышание, люди и так достаточно напуганы, — распорядился Дрейк и отошел к механикам.

Все было готово для подъема. Предстояла долгая и кропотливая операция. Шаг за шагом хвостовую часть самолета медленно приподнимали вверх, тут же закрепляя каждый отвоеванный сантиметр. В работе приняли участие все мужчины острова, по очереди сменяя друг друга. Лишь когда стемнело и Дрейк приказал зажечь самодельные факелы, хвостовое шасси наконец с лязгом выскочило наружу. Огромная махина с задранным кверху хвостом и уткнувшимся в землю носом выглядела довольно нелепо.

После ужина все собрались в зале для отдыха. Настроение было подавленное. Не хватало света, чтобы читать или играть в карты, да и не хотелось. Ощущение опасности усугублялось тревожным чувством неизвестности, оно пугало, заставляло вздрагивать на каждый звук и безотчетно оглядываться.

Вошел неутомимый Бичем.

— Я очистил его от грязи. Вы себе представить не можете! Никогда ничего подобного не видел!

— Ну и что же это такое? — спросил Дрейк безо всякого интереса.

— Мне придется его препарировать, чтобы выяснить наверняка. Жаль, у меня только один экземпляр. Хотя…

Бичем проворно вышел и спустя минуту вернулся со стеклянной банкой в руках. Поставив ее на стол возле лампы, он обратился ко всем присутствующим:

— Послушайте! Кто-нибудь видел на острове вот такое существо?

Первой к столу подошла Нора. Вглядевшись в содержимое банки, она невольно отпрянула с отвращением. Зато Том Белден рассмотрел ее очень внимательно. Постепенно подтянулись и остальные.

Странный предмет имел не более десяти сантиметров в длину, включая зеленоватый отросток с листьями и шипами. Он неподвижно лежал на дне банки. Скорее всего, это была часть корня какого-то растения. Но при ближайшем рассмотрении начинало казаться, что цвет и форма являются результатом мимикрии, подобно тому, как некоторые насекомые принимают вид веток или листьев. То, что выглядело как корневые отростки, вполне могло быть ножками насекомого. Ничего похожего на органы зрения не наблюдалось.

Даже в неподвижном состоянии он вызывал какой-то смутный страх.

— Не вижу ничего особенного, — пожал плечами повар. — По-моему, это просто кусок корня.

— Но он двигается! — с энтузиазмом воскликнул Бичем. — Даже ползает!

— Так что же это? — спросил кто-то в недоумении.

— Для того чтобы определиться, мне нужен еще один экземпляр. Если увидите где-нибудь такую штуку, обязательно скажите мне. Только бога ради не трогайте ее руками — она может оказаться ядовитой!

— Слушайте, если это животное, значит, оно чем-то питается, ведь так? Что, если попробовать его покормить? — предположил Холлистер.

— Стоит попробовать, — согласился биолог.

Повар принес из кухни мясо. Бичем осторожно сдвинул крышку и просунул туда кусок. Дальше произошло нечто невероятное. Не успел он отпустить мясо, как неподвижное доселе существо подпрыгнуло и вцепилось в него мертвой хваткой. Крошечные листики обхватили мясо и проглотили в мгновение ока с такой прожорливостью, что люди невольно отпрянули, а одна из девушек упала в обморок.

Глава 6

На следующее утро Дрейк проснулся на удивление свежим и бодрым. Человеческий мозг — удивительная вещь: он в чем-то схож с работой тела. В спорте существует такое понятие, как второе дыхание. Сильный, тренированный человек на пределе своих возможностей внезапно ощущает прилив бодрости и энергии. То же самое происходит и с нашим сознанием.

Сегодня Дрейк ощущал поразительное спокойствие духа и уверенность в том, что все будет в порядке. Самолет уберут наконец со взлетной полосы; завтра Джиссел Бей наверняка отправит новый, и тогда можно будет эвакуировать Нору и остальных. Может быть, свежие люди предложат новые идеи, пути решения. Сейчас ситуация уже не казалась ему безнадежной.

Он открыл окно и с наслаждением вдохнул свежий воздух; внутренние помещения насквозь пропахли дымом и копотью от ламп.

Из кухни доносились привычные звуки готовящегося завтрака. Дрейк сунул пистолет в кобуру и вышел наружу. Сегодня даже скудная субантарктическая растительность не выглядела мрачной и унылой; немногие уцелевшие деревца казались сейчас символом жизнестойкости.

Дрейк вспомнил о пингвинах и решил их проведать.

Клетки были пусты. Видимо, Бичем открыл их. Может быть, он даже сам велел ему это сделать. В последние дни Дрейк говорил и действовал “на автопилоте”; мысль о звере-невидимке не покидала ни на минуту. Кто же он — разумное существо или дикий зверь? В его действиях пока не прослеживалось никакой закономерности, скорее им двигал инстинкт.

Размышляя, Дрейк направился к самолету, застывшему в нелепом положении. Холлистер утверждал, что его вполне можно починить. Жаль, на острове нет своего пилота. Кстати, надо бы посадить Спаркса в кабину, на рацию. Хотя она и повреждена, но все же может принимать сигналы, а им сейчас важна любая информация.

Проходя мимо склада, он на, всякий случай заглянул внутрь. Все находилось на своих местах. В углу по-прежнему лежал плотно упакованный тюк с деревьями. С деревьями… Стоп! Стоп! Как же ему раньше в голову не приходило!

Когда жизнь течет по строго установленному порядку и все идет своим чередом, человек замечает только то, что происходит в непосредственной близости от него и касается его самого. Но если происходит нечто необычное, спокойное течение жизни нарушается, появляются какие-то мелкие детали, неурядицы. Допустим, человек совершил кражу, не оставив никаких следов. Но поскольку ход его мыслей уже перестроился и воспринимает нарушение закона как должное, он перестает контролировать себя и нарушает правила дорожного движения. Беглец пойман, но отнюдь не благодаря полиции, а как раз потому, что потерял бдительность и расслабился. Вот оно! Эврика! Нужно проследить все инциденты, произошедшие на острове, но не связанные напрямую с непосредственной опасностью. Так… Во-первых, это погром на птичьем базаре. Наверняка это как-то характеризует его, отображает какие-то закономерности в поведении. Далее, деревья. Загадочный зверь появился на острове одновременно с ними. Если это не просто совпадение, значит…

Бичем уже высадил оба тюка деревьев в теплую почву рядом с горячими ключами. Нужно на них взглянуть. Наверняка есть что-то еще, на что никто не обращал внимания. Например, это отвратительная ползучая тварь, которую нашел Бичем. Она тоже возникла одновременно с деревьями и монстром. Выстраивалась некая логическая цепочка…

Внезапно пес, бежавший перед ним, замер глядя в землю. Дрейк наклонился.

Крошечный комочек из листьев быстро полз по тропинке. Дрейк схватил собаку за ошейник, оттащил ее подальше и наступил на ползучую тварь ногой, еще и еще. Затем нашарил в кармане какие-то листки бумаги, осторожно положил на них находку и отнес ее Бичему.

— Вы просили еще один экземпляр, — войдя сказал он. — Вот, возьмите. Правда, мне пришлось его раздавить, не знаю, пригодится ли он вам в таком виде.

— Конечно! Спасибо. А тот, представьте себе, все еще ест. Причем все, что угодно.

В столовой в этот час было полно народу. Дрейк направился к Норе, но на полпути его остановил Холлистер.

— Думаю, мы сегодня поставим его на шасси. Но передняя часть гораздо тяжелее задней. Мне понадобится помощь всех мужчин. Пожалуйста, не отсылайте никого далеко, ладно?

— Хорошо, все будут в твоем распоряжении, — пообещал Дрейк.

Сполдинг завтракал в одиночестве. Проходя мимо его стола, Дрейк приостановился. Тот вопросительно взглянул на него.

— Ты не высказал своего мнения по поводу птиц, — сказал Дрейк доверительным тоном. — Том сказал, там все всмятку. Ты не заметил чего-нибудь особенного?

Сполдинг дернул щекой. Он совсем не подходил для жизни на острове. Такие люди всегда нуждаются в одобрении и даже в восхищении окружающих. Сейчас Сполдингу казалось, что он потерял и то и другое в тот момент, когда нечаянно поджег радиорубку.

— Мне нечего сказать, — пробурчал он. Затем, не удержавшись, выпалил: — Да, я кое-что заметил, но мне же никто не поверит, как всегда!

— Что же?

— Этот зверь действует не в одиночку! Тот, кто атаковал птиц, подбирался к ним с разных сторон! Судя по следам разрушения, их там было шесть-семь, а то и целая дюжина!

Дрейк молчал. Сполдинг наблюдал за ним исподлобья.

— Вы мне не верите?

— Ну почему же… Мысль довольно интересная. Но только вот откуда им взяться?

— Нечего надо мной смеяться! — взвился Сполдинг. — Вы же не верите! Ну, ничего! Сами убедитесь, да поздно будет!

Он склонился над тарелкой. Его руки дрожали.

Дрейк, хмурясь, сел напротив Норы.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

— Да нет, скорее наоборот. Я перестал зацикливаться на том, что произошло, и сейчас пытаюсь предугадать его будущее поведение. Помнишь, Бичем беспокоился о деревьях, на некоторых ветки были обломаны. Может быть, он прав — ими кто-то питается. Я собираюсь пойти взглянуть на них.

Нора нежно взглянула на него.

— Прекрати! — прошептал он.

Она улыбнулась.

— Слушаюсь, мистер Дрейк.

Завтрак продолжался. Они разговаривали о вещах, ничего не значащих, обсуждали распорядок дня, документы. Но каждый раз, когда он поднимал глаза, его переполняла радость оттого, что она рядом.

Выйдя из столовой, Дрейк увидел, что Холлистер с ребятами уже принялся за работу, и поспешил им на помощь. Вчетвером им едва удалось приподнять левое крыло на полметра, когда из столовой послышался визг. Бросив все и примчавшись туда, они обнаружили насмерть перепуганную Гортензию, забившуюся в угол, и двух поваров, склонившихся над чем-то.

Это оказалась уже знакомая всем гадина. Судорожно шевеля листиками, она ползала по полу, пытаясь найти щель. Дрейк схватил кастрюлю и быстро накрыл ею мерзкую тварь. Затем приказал со всеми предосторожностями отнести ее в лабораторию Бичема и вернулся к самолету.

Спаркс сообщил, что в эфире слышны постоянные сигналы вызова острова. Кроме того, он поймал обрывки разговора Вальпараисо и Джиссел Бей. Начальство негодовало по поводу потери связи и требовало активных действий; сотрудники базы оправдывались, ссылаясь на нелетную погоду.

Не успел Дрейк вернуться к механикам, как снова послышались крики, на этот раз из общей залы отдыха. Он помчался туда.

Конечно же, это снова было маленькое чудовище. Теперь уже другая девушка, Элайза, с ужасом взирала на него, забравшись на стол. Ее возлюбленный героически раздавил насекомое и, прежде чем Дрейк успел его остановить, наклонился и поднял его, намереваясь выбросить. В ту же секунду он вскрикнул и упал без сознания.

Появившийся Бичем привел его в чувство и обработал поверхность кожи антисептиком.

Дрейк снова принялся за работу. Он не счел нужным комментировать происшедшее, чтобы не волновать людей. Однако тот факт, что мерзкие твари начали появляться не только снаружи, но и внутри здания, не предвещал ничего хорошего.

К обеду ни Бичем, ни Нора не появились. Дрейк направился в лабораторию.

Бичем казался серым от усталости.

— Ну что? Вам удалось разобраться?

— Не уверен. Это что-то немыслимое! Возможно, они вполне адекватны для района Горячих Озер — ведь эта область многое миллионы лет была изолирована от остального мира. Полярные ночи, теплая почва… Да. Такой климат вполне мог породить нечто необычное.

Разговаривая, Бичем не смотрел на Дрейка. Тот покачал головой.

— Ладно. Еще я хотел бы вас попросить придумать какое-нибудь средство, чтобы их отпугнуть. Нечто вроде дихлофоса или какого-нибудь еще репеллента.

— Я попытаюсь, — хрипло ответит тот.

По пути Дрейк заглянул в офис, где обнаружил Нору. Девушка стояла на стуле с белым как мел лицом и молча смотрела, как маленький монстр упорно пытается взобраться по ножке.

Дрейк немедленно растоптал его.

— Если… если бы оно все-таки добралось, я бы залезла на стол, — стараясь казаться спокойной, произнесла Нора, но мгновение спустя уже всхлипывала в его объятиях.

Она первой опомнилась и оттолкнула его.

— Прости, я совсем потеряла голову. Оказывается, так хорошо, когда ты рядом…

Дрейк стиснул зубы. Временами ему страшно хотелось забыть о том, что он начальник…

В столовой царила оживленная атмосфера. Появление ползучих тварей вызвало самые разные предположения; то и дело разгорался ожесточенный спор.

Дрейк бережно усадил Нору за стол. К ним подошел Спаркс.

— Есть новости из Вальпараисо. К нам направили эсминец.

— Отлично.

Обед почти закончился, когда в столовой появился Бичем. Он огляделся и, увидев Дрейка, направился к нему.

— Я кое-что выяснил. Они не переносят нефти, мазута, бензина.

— Хорошо. Но мы пока не можем действовать, потому что не знаем наверняка, сколько их уже сейчас в здании. В целях безопасности, думаю, нам лучше переночевать где-нибудь в другом месте. Например, у нас есть пустующий склад, перенесем туда кровати и создадим мазутный барьер. Как вы считаете?

Бичем кивнул в знак согласия и повернулся, чтобы идти назад, в лабораторию. Дрейк догнал его у выхода.

— Погодите. Вы явно чего-то не договариваете.

— Я… я не уверен. Не знаю… Понимаете, это слишком невероятно. Я не могу об этом говорить, пока не буду убежден полностью.

Дрейк пожал плечами.

— Ладно. Но эти твари, кажется, возникают из ниоткуда. Как думаете, их будет еще больше?

— Вполне возможно.

— Вы уверены, что нефть отталкивает их?

— Да-да, это совершенно точно! Я даже капнул немного на один из моих образцов, и он тут же сдох.

Биолог отошел, ссутулившись. Дрейк задумчиво посмотрел ему вслед. Кажется, нервы его людей начинают сдавать…

Он отобрал троих ребят для похода к источникам. Вооружившись и экипировавшись, команда тронулась в путь. По дороге Дрейк объяснил еще одну цель путешествия.

— Кажется, у нас появились новые проблемы, парни. Бичем говорит, что эти твари размножаются, как кролики. Он нашел способ бороться с ними, но ведь, как вы знаете, к нам направляется эсминец. Тем, кто высадится, придется нелегко, поэтому надо оставить на берегу какой-нибудь предупреждающий знак.

У подножия скалы простирался песчаный пляж. Спустившись к воде, Дрейк с удивлением отметил, что это единственное место на всем острове, где не слышно рева прибоя.

На поверхности воды показался какой-то неясный предмет и тут же скрылся. За ним другой. Вскоре на берегу появились четыре пингвина и величественно зашагали по песку. Завидев людей, они окружили их, что-то радостно крича на своем языке.

Дрейк двинулся вдоль пляжа, отыскивая наиболее просматриваемое место.

Внезапно раздался выстрел. Он обернулся.

На берегу неподвижно лежал морской котик, истекая кровью.

— Свежее мясо! — опуская ружье, воскликнул один из ребят, помощник повара.

Дрейк сердито взглянул на него, но возражать было поздно.

— Ладно, с этим потом. Пойдемте, поможете мне.

Том Белден нашел пару старых стволов, и они соорудили нечто вроде пирамиды из бревен и камней. Любое приближающееся судно заметит ее сразу же. Но пока что горизонт был чист. Всюду, куда ни глянь, простирался бескрайний серый океан, подавляющий своей колоссальной бесконечностью. На этом фоне люди, скалы и даже сам остров казался ничтожной песчинкой на теле мироздания.

На верху сооружения Дрейк прикрепил стеклянную банку с запиской внутри, содержащей детальное описание ползучих монстров и все необходимые меры предосторожности.

Все было готово, но Томас, помощник повара, все еще возился с тушей, пытаясь разделать ее на куски.

— Послушайте, мистер Дрейк, не ждите меня! Я только закончу и вернусь, обещаю! Сейчас еще совсем светло, со мной ничего не случится. Ну, пожалуйста, сэр! Разрешите мне остаться!

Дрейк задумался. С одной стороны, опасность может подстерегать всюду. С другой, если приучать людей дрожать за каждый свой шаг, они просто превратятся в кучку параноиков…

Времени до наступления темноты оставалось порядочно, но Дрейк строжайше приказал Томасу не задерживаться дольше, чем на полчаса.

— Да и потом, сказать по правде, только эскимосы считают мясо котиков съедобным, — предупредил он.

Томас только улыбался, орудуя ножом. Что ж, его можно понять. Монотонная жизнь островитян более всего походила на тюремное заключение, и возможность отличиться воспринималась как целое приключение.

Оставшись втроем, команда двинулась в сторону минеральных ключей. Но местность на подходах к источникам оказалась настолько болотистой, что им приходилось трижды возвращаться и прокладывать новый маршрут. На четвертый раз они вышли к небольшому озеру.

— Н-да… — огорченно промолвил Дрейк. — Если обходить его кругом, то мы не доберемся и до завтрашнего утра. Придется отложить осмотр.

Они повернули назад.

Дрейк чувствовал, что ощущение напряженности возвращается к нему. В какой-то степени сегодняшний день не прошел зря. Взлетную полосу наверняка расчистили — это уже неплохо, хотя не было возможности сообщить об этом на Большую Землю. Кроме того, появились загадочные червячки — большой минус. Да и главный вопрос по-прежнему висел в воздухе.

Когда они добрались наконец до базы, уже смеркалось и дым самодельных факелов, казавшийся красноватым в свете пламени, неторопливо поднимался к небу.

Увидев Нору, улыбавшуюся ему навстречу, Дрейк испытал огромное облегчение. Все то время, пока они были в пути, он постоянно возвращался к ней мыслями, и сердце болезненно сжималось от тревоги за самое дорогое ему существо.

— Мы не добрались до деревьев, — ответил он на ее немой вопрос. — Все в порядке?

— Да, все о’кей. Правда, эти твари продолжают появляться. Одна из собак схватила ее и тут же сдохла. Склад номер три освещен и подготовлен к ночевке. И вот еще — Холлистер предлагает включить сигнальные огни самолета на ночь.

— Отличная идея. Да, кстати, как вам мясо? Томас поспел к обеду?

— Томас? — удивленно переспросила Нора. — А разве он не с вами?

Дрейк почувствовал, как холодок пробежал по телу.

— Так, ребята, захватите на складе бутылки с бензином и какое-нибудь оружие — мы пойдем искать Томаса. Фонарики не забудьте!

Сейчас он проклинал себя за уступчивость там, на берегу. Бедный парень! С ним могло случиться что угодно… Один, в кромешной тьме, ищет дорогу, трясясь от страха…

Его мысли прервал отчаянный крик, раздавшийся где-то вдалеке. За ним последовал звук выстрела. Секунду спустя Дрейк уже бежал навстречу этому страшному крику, мчался, опережая остальных, не чувствуя земли под ногами.

Впереди что-то блеснуло. Лучи фонарей скрестились. На земле валялось ружье Томаса. Его ствол был согнут почти под прямым углом — свидетельство нечеловеческой силы.

В рощице неподалеку послышался шорох. Кто-то быстро пробирался по верхушкам деревьев, сгибая ветви. Звенящим от злости голосом Дрейк позвал остальных. В мгновение ока роща была окружена. Кто-то метнул бутылку. Пламя вспыхнуло, выхватив из темноты силуэты деревьев. Люди напряженно вглядывались в листву. Пусто…

Со стороны базы показалась процессия с факелами. Среди прочих была и Нора. Дрейк схватил Тома за плечо.

— Уведи ее сейчас же!

Юноша бросился исполнять приказ.

Вновь пришедшие принесли изрядный запас бутылок, и в голове Дрейка созрел план. По сигналу дюжина полетела в чащу. Загорелся мох. Новый залп, еще и еще… Деревья были охвачены огнем. Огромный столб пламени поднимался к небу.

Раздались изумленные возгласы. Что-то неясное корчилось в дыму; пылающие стволы раскачивались и падали. Кто-то бился в судорогах на земле, все слабее и слабее, но кто это был, никому так и не удалось разглядеть.

Всю ночь люди, как заведенные, бросали бутылки и только к утру позволили огню стихнуть, чтобы осмотреть то, что осталось.

Они ничего не нашли. Никаких следов зверя или человека. Ни костей, ни металла, ни даже пуговиц.

Один лишь пепел…

Глава 7

Усталые, перепачканные сажей, с воспаленными от бессонной ночи глазами, люди возвращались на базу. Каждый из них пытался осмыслить случившееся, но не мог. Все были уверены в том, что в чаще кто-то был. Они видели, как что-то выгибало и ломало ветви, корчась в предсмертной агонии на земле, разбрасывая пепел. Если все это не сон, значит, чудовища больше нет. Тогда где же его скелет? Где останки Томаса? Страх по-прежнему терзал души островитян. Не было никакой гарантии в том, что опасность миновала.

Нора упросила повара приготовить мужчинам крепкий кофе.

— Вот, выпей и расскажи мне все, — подавая чашку Дрейку, попросила она.

— Не могу. Я не знаю, что произошло! — Он глотнул горячий кофе. — Вроде бы мы его уничтожили, а может быть, и нет. Все видели, как что-то горело, не издавая ни звука, но что это было — не знаю.

— Оно невидимо! — встрял Сполдинг. — Чудовище невидимо! Вот вам и доказательство!

— Нет, — Дрейк упрямо мотнул головой. — В таком случае мы бы все равно видели в огне его очертания.

Он огляделся.

— Ну, как тут дела?

— В порядке, — ответила Нора.

Она лукавила. В действительности в эту ночь островитяне как никогда были близки к массовой истерии. Склад, подготовленный к ночевке, стоял пустым, никто не мог там оставаться. Невозможно заснуть, зная, что где-то рядом копошатся крошечные ядовитые существа; кто знает, а вдруг даже бензин, разлитый на полу, их не остановит?

Измученные ожиданием и неизвестностью, люди бесцельно бродили вдоль зданий, следя за тем, чтобы факелы не погасли. Распространился слух, что чудовище уже прячется где-то поблизости и выжидает удобного момента. Напряжение росло с каждой, минутой. Кто-то принял случайную тень за монстра и выпустил в темноту ракету. Что-то вспыхнуло и загорелось. Возник еще больший переполох, все бросились тушить огонь. Словом, ночь выдалась еще та…

Дрейк механически допивал вторую чашку кофе, не ощущая вкуса. К нему подошел Сполдинг.

— Дрейк, люди валятся с ног от усталости, но в здания заходить боятся.

— Но вы же подготовили склад — пусть идут туда.

— Но эти твари…

— Послушайте, Сполдинг! У нас нет возможности предоставить людям стопроцентную гарантию безопасности. У меня есть идея. Поскольку холодильники не работают, большая часть мяса начинает портиться. Мы уже знаем, что эти твари плотоядны. Возьмите большой кусок мяса, положите на землю. Они наверняка приползут на запах — тут-то их и можно потихоньку уничтожать по одному. Займитесь этим!

Сполдинг отошел. На лице его явственно читалось разочарование и досада. Он предпочитал сам генерировать идеи, а не приводить в исполнение чужие замыслы.

— Хочу поговорить с Бичемом, — сказал Дрейк Норе. — Он явно что-то знает, но молчит. Боится, что его примут за сумасшедшего. Придется на него надавить. На этом острове я уже и сам теряю грань между реальностью и фантастикой.

— Обожди! Отдохни хоть немного! Ты же сейчас упадешь!

— Нет, я в порядке. Просто мне очень паршиво, Нора. Я упустил что-то важное из виду, понимаешь? Не сумел разглядеть в самом начале и теперь, как слепой щенок, тычусь во все углы… Мне просто необходимо с ним поговорить!

— Ладно. Сиди, я сама его найду и приведу сюда.

Дрейк хотел было встать, но не смог. Он не чувствовал ни рук, ни ног, словно они были налиты свинцом. Малейшее движение требовало титанических усилий.

— Погоди! Ни в коем случае не заходи сама внутрь! Подойди к окну и позови его. Нет-нет, постой! Том, иди сюда!

Молодой человек послушно приблизился.

— Пойдешь с мисс Холл. Проследи, чтобы с ней ничего не случилось. Отвечаешь головой, понял?!

Тот кивнул.

Дрейк устало закрыл глаза. Тело потихоньку расслаблялось, но мозг продолжал напряженно работать. Как истинный прагматик, он не верил в чудеса. Все происходящее на острове должно иметь разумное объяснение. Жизнь — это не повесть в жанре фэнтези, здесь все подчиняется законам здравого смысла. И если события больше всего напоминают бред сумасшедшего, значит, не хватает информации, того необходимого звена, которое свяжет всю цепь воедино и предоставит реальную картину действительности со всеми разумными объяснениями. Такой информацией располагал Бичем. Ведь не зря же он предложил нефть в качестве репеллента; наверняка это научный расчет, основанный на поведении этих существ, их образе жизни, строении клеток.

Дрейк начинал злиться на самого себя. Ему казалось, что он располагает всей необходимой информацией для поимки монстра и единственное, что ему мешает, — это собственная недогадливость.

Вернулась Нора в сопровождении Тома.

— Его не было в лаборатории — он проводил опыты снаружи: разбросал куски мяса, окружил их слоем какого-то ядовитого порошка и пустил погулять своих “подопытных кроликов”. Говорит, что уже есть результаты.

— Черт возьми, а ведь это даже лучше того, что я предложил Сполдингу! Послушай, Том, ты не мог бы кое-что проверить?

— Конечно, сэр!

— Я хочу, чтобы ты пошел на склад номер четыре и взглянул на деревья.

— Хорошо, а что именно я должен искать?

— Видишь ли, Бичем как-то сказал, что кончик ветвей у них покусаны или обломаны. Поэтому надо внимательно осмотреть верхушки на предмет каких-нибудь грызунов. Только близко не подходи!

Дрейк проследил взглядом, как Том подошел к складу широко распахнул дверь и заглянул внутрь. Затем вернулся назад.

— Да, ветви действительно здорово пощипаны. Я, правда, близко не рассматривал, но похоже на то. И парочка наших “приятелей” копошилась на полу, но на деревьях я их не заметил.

— Хм. Найди, пожалуйста, Бичема и расскажи ему об этом.

Том вышел.

— Итак, кто-то весело проводил время на складе, пока мы, ни о чем не подозревая, спокойно ходили мимо, — сказал Дрейк. — Честно говоря, я подозревал это.

Нора молча смотрела на него. В ее взгляде было столько нежности, что Дрейк улыбнулся.

— Милая, если тебя сейчас кто-нибудь увидит, нам не миновать сплетен. Хотя бы возьми блокнот и сядь рядом, как будто я тебе что-то диктую. Только не ходи за ним в офис!

— Он у меня всегда с собой. Мне же постоянно приходится ходить за тобой и записывать твои умные мысли.

— Признаюсь честно, я придумал это, чтобы побольше времени проводить рядом с тобой. Мне казалось, так мы сможем лучше узнать друг друга. Я ужасно коварный тип, не правда ли? А давно ты догадалась?

— Через пятнадцать минут, — сосредоточенно отмечая что-то в блокноте, ответила Нора. — Я была ужасно польщена. Ты так старался не подать виду и в то же время изо всех сил пытался понравиться…

— Вот черт! А я — то вообразил, что Мефистофель мне в подметки не годится!

— Ты такой славный…

— Знаешь, когда-нибудь мы наконец уедем далеко-далеко отсюда, туда, где никто нам не помешает. Туда, где…

— Кто-то идет!

— …таким образом, я не могу утверждать, что существо или существа, похитившие Томаса, погибли в огне, — официальным тоном продолжил Дрейк. Затем он поднял голову:

— Бичем?

Биолог выглядел крайне неважно: воспаленные, запавшие глаза, дрожащие руки…

— Том сказал мне про деревья. Я осматривал их еще вчера и тоже заметил это.

— Так, значит, на складе кто-то был?

— Нет.

— То есть как?!

— Я тут провел кое-какие исследования. Конечно, хотелось бы еще понаблюдать за ними в полном объеме, проследить их жизненный цикл. Но впрочем, и так все более-менее ясно. Кстати, я нашел яд, опасный для их жизни — аминотриазол. Они умирают от одного прикосновения к отравленному мясу.

— А у нас достаточный запас этого… триазола?

Бичем покачал головой.

— Боюсь, что не очень много. Я случайно обнаружил его на складе. Видимо, при постройке базы кто-то рассчитывал, что мы разобьем здесь клумбы и лужайки. Он как раз для этих целей.

— Погодите! Так что там с деревьями, вы не договорили. Я не понимаю. На складе никого не было, а ветви обломаны. Как так?

— У меня есть некоторые предположения и даже косвенные доказательства. Я хочу, чтобы вы на них взглянули, а там уж сами решайте, верить мне или нет. Дело в том, что причина всех наших бед звучит несколько неправдоподобно. Когда-то об этом даже ходили легенды.

Дрейк не мигая уставился на биолога. Тот нервно сцепил пальцы.

— Нет, я вовсе не имею в виду оборотней и прочую ерунду. То, о чем идет речь, совершенно обосновано с точки зрения законов эволюции растительного мира. Но я хочу, чтобы кто-то взглянул на это со стороны, свежим глазом, так сказать. Поэтому мы сегодня же должны отправиться в путь.

— Но куда?

— На птичий базар и к Горячим Ключам. Там… Правда, нам придется запросить полномочий…

— Полномочий?! О чем вы говорите?! — взвился Дрейк. — Двое мужчин убито, женщины в опасности, остальные напуганы до смерти! Если я найду эту тварь, то не стану ни у кого спрашивать разрешения, а просто размажу ее по стене!

— Д-да, это будет просто необходимо. Вы даже не подозреваете, насколько… Но предупреждаю: у нас будут проблемы!

— Ну, к этому я уже привык. Готовьте ваш яд. Как я раньше до этого не додумался! Мы ведь можем его использовать и против нашего крупного зверя!

— Да, конечно, сэр. Я все подготовлю, чтобы мы могли оставить людей в безопасности.

Он вышел. Дрейк порывисто повернулся к Норе.

— В безопасности! Господи! Да я с ума схожу от беспокойства, когда тебя нет рядом! Мало ли что может…

— Тихо! — скомандовала девушка. — Я иду с вами. Буду делать записи.

Дрейк выбрался наружу, разминая затекшие конечности. Невдалеке Том аккуратно раскладывал на земле куски мяса, которые Бичем сразу же посыпал порошком. Сполдинг взирал на эту процедуру с отвращением, что-то недовольно бурча себе под нос. За полчаса до этого он положил свой кусок и забрался на стремянку с ружьем, готовый отстреливать приближающихся монстров. Сейчас ему казалось, что Дрейк просто выставил его на посмешище, и его гипертрофированное самолюбие страдало.

Повар вынес столы на улицу, не решаясь готовить на кухне, где он только что напоролся на очередную гадину. Возле отравленного мяса на земле уже начали появляться первые жертвы. На этот раз никто не стремился их поднимать; чудовищно распухшие пальцы электрика не вдохновляли на подвиг.

Почуяв залах готовящейся еды, из самолета вылез Спаркс, сутками дежуривший возле рации. Он принес дурные вести. Оказалось, что эсминец, направляющийся к Гоу Айленду, получил штормовое предупреждение: на севере острова ожидалось понижение атмосферного давления; ветер, согласно прогнозам, уже к вечеру должен был достигнуть восьмидесяти узлов в час. Островитяне приуныли. Теперь уже нечего было и надеяться, что до них кто-нибудь доберется в ближайшие сутки.

— Замечательно! — воскликнул Дрейк. — Как будто у нас и без того мало проблем!

— Все будет в порядке, — утешающе произнесла Нора.

— Ты забываешь об одном — сильный ветер и дождь не позволят нам зажечь наши факелы. Если б я только был уверен в том, что мы уничтожили монстра! — с досады Дрейк стукнул кулаком по колену. — Будем надеяться, Бичем поможет нам докопаться до истины. Хотя мне…

На середине фразы он замолчал. Нора обернулась. Дрейк мирно спал, прислонившись к стене. Девушка осталась рядом, бережно охраняя его сон. В другое время ее поведение вызвало бы пересуды, но сейчас каждый был слишком озабочен собственной персоной, чтобы обращать внимание на остальных.

Наконец Бичем закончил раскладывать отравленное мясо и теперь придирчиво разглядывал свою работу. Почти возле каждого куска отравы уже валялись мертвые тельца. Удовлетворенно кивнув, биолог направился на поиски Дрейка.

— Конечно, жаль его будить, но нам пора идти, — извиняющимся голосом объяснил Бичем Норе. — Это крайне важно.

— Тогда я тоже иду с вами! Сейчас день, никакой опасности, а хоть бы и была — мне наплевать! — воскликнула девушка.

С минуту Бичем размышлял.

— Ну, что ж, вы, конечно, тоже можете пригодиться — лишний свидетель не помешает. Но…

— Никаких “но”! Я иду с вами — и точка! Нора осторожно тронула Дрейка за плечо.

— Проснись, милый, — наклонившись, тихо сказала она. — Мистер Бичем говорит, что все готово.

Дрейк открыл глаза и некоторое время недоуменно оглядывался.

— А который час?

Нора ответила. Он тут же вскочил на ноги.

— Неужели я заснул? Вот черт!

— Тебе просто необходимо было немного отдохнуть, — твердо возразила девушка.

— Я как раз закончил, так что можем идти, — добавил Бичем.

— Отлично. Давно хотел проверить теорию Сполдинга.

— Между прочим, я тоже иду, — вызывающе сказала Нора. — И если ты попробуешь меня остановить — я… Я объявлю всем, что мы помолвлены!

Дрейк улыбнулся.

— Тогда возьмем еще Тома.

На пути к офису его перехватил Спаркс с метеосводкой. Утренний прогноз подтверждался — надвигался шторм. Дрейк взглянул вверх, на тяжелое свинцово-серое небо, по которому, догоняя друг друга, бежали низкие косматые тучи. “Надо бы закрепить самолет как следует”, — подумал он и, найдя Холлистера, поделился с ним опасениями. Главный механик пообещал сделать все возможное и в свою очередь напомнил об идее освещения территории базы сигнальными огнями.

Мимо прошел Сполдинг, намеренно игнорируя Дрейка, но тот сам остановил парня.

— Мы тут с Бичемом собрались на птичий базар, хотим проверить твою гипотезу насчет многочисленности наших врагов, — сказал Дрейк. — Кроме того, я размышлял над твоим предположением по поводу зверя-невидимки и думаю, где-то в нем есть рациональное зерно. Возможно, это как-то объясняется мимикрией. Попытайся, пожалуйста, научно обосновать свою теорию. Попробуй, ладно?

— Я сделаю все, что в моих силах ради, безопасности людей, независимо от того, верят мне или нет, — холодно ответил Сполдинг и отошел.

Дрейк нашел Тома Белдена и приказал собираться в дорогу.

Полчаса спустя они двинулись в путь, вооруженные пистолетами и бутылками.

Вязкая болотистая почва чавкала под ногами в такт шагам. Бичем возглавлял шествие, Том старался не отставать. Дрейк и Нора следовали поодаль.

— Кажется, штормовое предупреждение запоздало, — заметил Дрейк. — Я уже слышу рычание прибоя — сегодня оно чуточку громче. Да и ветер уже поднимается.

— Мы будем говорить о погоде? — отозвалась девушка. — Это после того, как я беззастенчиво настояла на том, что иду с вами?

— Не забудь про Тома. Я взял его специально — он позаботится о тебе, как никто другой. Ты знаешь, что парень влюблен в тебя?

— Что?!

Дрейк вкратце пересказал ей разговор в рощице.

— Тебе двадцать три, поэтому для него ты старовата, как он выразился. Тем не менее Том боготворит тебя и готов на все.

— Надо же! А я и не догадывалась! Он славный, но…

— Давай-ка лучше прибавим шаг, иначе ребята начнут нервничать.

Вдалеке показались небольшие округлые холмы, над которыми поднимался пар. По мере приближения к источникам волнение Бичема росло.

— Я не стал сажать их в землю, — объяснял он. — Им нужна естественная подкормка, которую вырабатывают особые почвенные бактерии. Там, где почва имеет слишком высокуютемпературу или содержит избыток минеральных солей, эти бактерии не размножаются. Соответственно, деревья также не смогут получать достаточное питание. По этой причине их корни нельзя закапывать глубоко в землю, поэтому они располагаются на поверхности, и только их капилляры, такие черненькие, похожие на шерсть, проникают в почву сантиметра на два, не больше.

— Не очень-то крепкий якорь, особенно в бурю, — заметил Том.

— Дело в том, что деревья невысокие — примерно в человеческий рост. Кроме того, у них очень разветвленная корневая система. И еще… — биолог внезапно оборвал свою речь на полуслове.

— Я их узнаю, — отозвался Том.

— Поверхностные корни! Дьявол! Погодите-ка! — воскликнул Дрейк. — Бичем, а ведь у наших островных деревьев обычные корни, под землей!

— Ну да, — с несчастным видом отозвался биолог.

— Но я же видел там, в той рощице корни НА ЗЕМЛЕ, поросшие адиантумом и папоротником! А наутро их уже не было! Господи, Бичем!

Он сжал рукоять пистолета так, что костяшки пальцев побелели.

— Вон там мы их посадили! — взмахнул рукой Том и устремился вперед. Остальные молча последовали за ним. Через пару минут они догнали его. Парень в растерянности стоял перед небольшой площадкой, поросшей высокой травой. Лицо Дрейка побелело. Бичем в отчаянии ломал руки. Нора недоуменно переводила взгляд с одного на другого.

— Но они же были здесь! — протестующе воскликнул Том. — Я же помню! Мистер Бичем! Ведь здесь? Вот тут мы разложили на земле корни и присыпали их землей. А вот и яма, откуда мы ее брали! Я же помню!

Дрейк скрипнул зубами.

— Но здесь же нет никаких деревьев? — возразила Нора. — Вы хотите сказать, их сожрал монстр?

— Боюсь, что нет, — хмуро отозвался Дрейк. — Ну что, Бичем? Именно этого вы и ожидали, не так ли?

Биолог лишь молча кивнул.

— Так, идем к птичьему базару, — распорядился Дрейк. — Кажется, Сполдинг был прав…

На этот раз он возглавил шествие, держа пистолет наготове.

Еще издали они увидели стати пернатых, перепархивающих с места на место. Чувствуя надвигающийся шторм, птицы спешили заготовить запасы пищи.

Остаток пути проделали в молчании. Лишь однажды Дрейк, наклонившись к Бичему, спросил негромко:

— Когда вы догадались? И почему же не сказали мне сразу?

— Когда препарировал одного из них, — ответил тот. — Я не поверил своим глазам. И все же это имеет строго научное обоснование.

Дрейк закусил губу.

Наконец они вышли к гнездовью, откуда открывался вид на море.

Пенистые волны, поднимаясь с горизонта, надвигались на остров, словно флотилия вражеских кораблей. Порывы ветра щедро окропляли лица путников мелкой водяной пылью. Прибой грохотал, швыряясь невидимыми валунами в прибрежные утесы. Птичий базар издали казался целым городом, хлопотливые жители которого ни на минуту не прекращали своей деятельности. Однако тут и там виднелись опустевшие гнезда, закоченевшие тельца убитых птиц — следы недавнего побоища.

— Гляньте-ка! — выдохнул Том. Он уставился на углубление в скале, еще недавно покрытое гнездами. Сейчас на их месте стояло дерево. Отвратительные мохнатые корни, свиваясь клубками, цеплялись за верхний слой почвы. Змеевидные сучья без единого листочка склонялись к земле.

Дрейк не успел сказать и слова, как Бичем уже карабкался по скале. Добравшись до дерева, он замер, внимательно разглядывая его.

Внезапно неподвижные доселе ветви вздрогнули и зашевелились. Нора вскрикнула.

— Назад! — заорал Дрейк.

Бичем попятился. Но было поздно, длинные щупальца уже жадно тянулись к нему…

Глава 8

Все происходящее казалось настолько нереальным, что люди замерли, словно парализованные. Издали дерево казалось гротеском, рисунком сумасшедшего художника, претворившего в жизнь плод своего больного воображения.

К счастью для Бичема, растение принадлежало к существам, ведущим ночной образ жизни, поэтому днем движения его были сравнительно вялы и замедленны. Окрик Дрейка подействовал отрезвляюще: Бичем ринулся прочь от кошмарного монстра, споткнулся и… упал. Все трое бросились ему на помощь.

Дерево уже протягивало свои змеящиеся ветви, когда Дрейк бросил бутылку. Пламя побежало вверх по стволу. Охваченный огнем монстр неистово махал сучьями, корчась и извиваясь в судорожной попытке потушить пламя.

Дрейк помог Бичему подняться. Том завороженно смотрел на огонь, не в силах отвести взгляд.

— О господи! Смотрите! — воскликнула Нора.

Крошечные ползучие твари, заполонившие базу, сыпались сейчас в бесчисленном множестве с ветвей на землю. Одни падали прямо в огонь, другие проворно отползали в сторону.

— Отойдите, мисс Холл! — крикнул Том.

Втроем они помогли Бичему спуститься. Тем временем чудовище, словно устав бороться с огнем, в последний раз протянуло к небу пылающие ветви, вспыхнуло и рухнуло наземь. Ветер шевелил обгорелые останки, пересыпал белый пепел; горьковатый запах дыма вился над пепелищем.

— Мне кажется, я сошел с ума, — прошептал Том. — Как же так? Ведь мы его посадили там, возле ключей! Что же это?

— А мы попросим Бичема все нам рассказать. — отозвался Дрейк. — Правда же, дружище? Ну же, соберитесь! Все уже позади!

Но биолог все еще не мог прийти в себя после пережитого шока.

— Это моя… это моя вина! — всхлипывал он. — Я посадил их!

Дрейк нахмурился.

— В общем, насколько я понимаю, чудовище размножается почкованием. — сказал он. — Маленькие твари отрастают на концах ветвей. Созрев, они падают на землю, расползаются и живут самостоятельно.

— Кажется, Бичем сломал щиколотку, — дрожащим го-юсом заметила Нора.

— Черт! Придется нам его нести.

— Нет. Не сломал, — ощупывая ногу, отозвался Бичем. — 5астянул, я думаю.

— Нам от этого не легче, — заметил Дрейк.

Он огляделся. Небо на горизонте совсем потемнело; ветер усиливался. Приближался шторм.

— Вот что, Бичем, вам придется ковылять, опираясь на меня и Тома. Доберемся до ивняка — сделаем костыли. Будет больно, но нам пора идти.

— Оставьте меня здесь. Это я виноват во всем. Сначала Кейси. Потом Томас… — бормотал Бичем в отчаянии.

— Все будет в порядке.

Дрейк осторожно поднял его. Одной рукой Бичем обватил за шею Тома, другой Дрейка, и они медленно тронулись в обратный путь.

Быстро сгущались сумерки.

Пройдя с километр, Бичем не выдержал.

— Давайте отдохнем хоть немного.

Они устроились на поросших мхом валунах. Над головой свистел ветер, заглушая рев прибоя.

— И все-таки я не понимаю, как дерево могло очутиться возле птиц? — нарушил молчание Том.

— Так же, как и ты, — буркнул Дрейк.

— Так…

— Нет, Том, это действительно деревья. Просто они произошли от каких-то специфических видов чувствительных растений, эволюционировавших в процессе приспосабливания к климату, — объяснил Бичем.

— А как же тогда маленькие твари? Я думал, они животные, вроде червяков.

— Нет, это просто молодые побеги. Когда я препарировал их, то понял, что эти растения способны двигаться. Понимаешь, все дело в окружающей среде. Летом дни длятся неделями, а зимой они уступают место долгой полярной ночи. Растениям необходим свет для роста и развития…

— Нам пора идти, — прервал их Дрейк.

Бичем неловко поднялся, опираясь на него. Нора подобрала его ружье.

— Но животные способны выжить в темноте, если они сумеют добыть себе пищу. Вот с такой двойственной ситуацией и пришлось столкнуться растениям района Горячих Ключей: зимой они не могут расти из-за отсутствия солнечного света, но и не способны впасть в спячку, потому что почва слишком горячая.

Ветер хлестал в лицо холодными каплями дождя. Смеркалось, приходилось идти чуть ли не на ощупь.

— …вследствие чего растениям пришлось как-то приспосабливаться. Таким образом возникли лишайники или насекомоядные растения типа мухоловки. На острове Мадагаскар даже существует легенда о плотоядном дереве. Оно обладает толстым стволом и подвижными ветвями; питается животными, подходящими слишком близко. Говорят, аборигены приносят ему человеческие жертвы.

Пробираясь сквозь полумрак с тяжелой ношей на плече, Дрейк вдруг ощутил всю нелепость ситуации. Мифы, деревья-людоеды, жертвы, надвигающийся шторм… Такое смешение реальности и абсурда можно увидеть только в кино. Однако если буря настигнет их в пути… об этом лучше не думать.

Внезапный порыв ветра был настолько силен, что едва не сбил путников с ног.

— Нет, так не годится, — сказал Дрейк. — Я понесу Бичема на спине, а ты, Том, бери мое ружье. Потом поменяемся.

— Оставьте меня. Теперь вы все знаете и справитесь сами. Я виноват во всем…

Вместо ответа Дрейк молча взвалил его на плечи.

Пошел дождь. Сначала он шелестел тихонько, затем усилился и вскоре хлынул как из ведра. Молния прочертила небо, на мгновение осветив блестящие от воды скалы и размытую землю.

— Не молчите, Бичем. Рассказывайте что-нибудь, — попросил Дрейк.

— Так вот, поскольку почва имела слишком высокую температуру, то корни располагались на поверхности. Таким образом, они не были закреплены в земле. И однажды, видимо, корень одного умирающего растения наткнулся в темноте на корень другого. Сообразив, что это может послужить в качестве пищи, дерево убило и сожрало своего соседа. Так оно выжило, научилось двигаться и добывать себе пищу зимой. В силу климатических условий они стали, как верно заметил Дрейк, размножаться почкованием. За сотни тысяч лет деревья эволюционировали, приспособились к двойной жизни. Летом, при свете дня, они мирно росли, а зимой превращались в кровожадных монстров. Молодые особи же, созрев, покидают родителя и самостоятельно отправляются на поиски добычи. Они передвигаются и охотятся днем, поэтому и осмеливаются нападать на нас в светлое время суток.

Изнемогая под тяжестью ноши, Дрейк споткнулся и едва не упал. Он осторожно ссадил Бичема у подножья скалы.

— Одну минуту, — тяжело дыша, произнес он. — Я только отдохну.

— Дальше я понесу, — отозвался Том и повернулся к биологу. — Но ведь не могут же они всю жизнь питаться друг другом? Так ведь никого не останется!

— Я же объяснил, летом они отращивают свой молодняк, а зимой на него же и охотятся. Проще говоря, едят друг друга и своих детей. Весной те, кто выжил, снова размножаются, и так по заведенному порядку.

Наступила ночь. Четверо путников, вымокшие насквозь, отдыхали в укрытии между скалами. Поминутно вспыхивали молнии; отсвечивали мокрые камни; по земле мутными потоками бежала вода.

Внезапно Дрейк выпрямился, вглядываясь в темноту.

Из-за поворота показалась какая-то неясная тень. Нора вскрикнула: к их убежищу приближались деревья. Они двигались с трудом, скользя и выгибаясь, цепляясь за камни в попытках устоять под напором штормового ветра.

Забыв об усталости, охваченные ужасом люди поспешили прочь от этого места

— Если эти чертовы деревья, не дай бог, попадут на Большую Землю — нам ведь никто не поверит! — прокричал Дрейк на ухо Бичему.

— Ага! — отозвался тот. — Пока они будут проводить опыты и созывать научные конференции, эти твари расплодятся по всей планете. И тогда будет поздно!

С большим трудом они продвигались вперед, увязая в грязи, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Теперь ветер дул в спину, но дождь, казалось, лишь усиливается.

До базы оставалось около двух километров, когда очередная вспышка осветила препятствие, возникшее на пути. На этот раз деревьев было больше. Они окружали с разных сторон, покачиваясь на ветру, изгибая ветки-щупальца. Том разрядил в них свой пистолет без видимого эффекта. Нора бросила бутылку, но фитиль, по всей видимости, отсырел и не сработал.

Дрейк скрипнул зубами. Он рывком вытащил из-за пояса бутылку, отбил горлышко, поджег и бросил в самую гущу. Пламя наконец вспыхнуло. Он поджег вторую, третью… Затем выпрямился, наблюдая, как монстры борются с огнем, неистово отмахиваясь ветвями, сталкиваясь друг с другом и падая в жидкую грязь.

Взобравшись на пригорок, они разглядели невдалеке слабый отсвет сигнальных огней самолета и счастливо улыбнулись друг другу.

Полчаса спустя путешественники уже стучались в ворота склада номер три.

— Белден расскажет вам, что к чему, — передавая Бичема с рук на руки, устало сказал Дрейк. Он буквально валился с ног. Все окружающее виделось смутно, как в тумане. Кто-то, кажется, Холлистер, помог ему взобраться на возвышение и уложил в постель.

Проспав более двадцати часов, Дрейк проснулся и обнаружил, что буря почти утихла.

Нора принесла ему завтрак.

— Все в порядке, — сказала она. Затем, наклонившись, тихо добавила: — Милый, раз уж все прояснилось, может, нам не стоит больше скрываться?

— Мы выйдем наружу вместе, и я возьму тебя за руку, — пообещал Дрейк.

Но не сдержал обещания. Он по-прежнему оставался администратором с грузом ответственности за себя и за других. Предстояло еще многое осуществить: продумать способ дезинфекции зданий, подготовить подробный отчет о проделанной работе, обсудить план уничтожения деревьев…

На рассвете следующего дня на горизонте появился самолет. Он благополучно приземлился, и обрадованные островитяне, побросав все дела, приготовились встречать долгожданных гостей. Но не тут-то было…

Вновь прибывшие вели себя подчеркнуто доброжелательно. Они внимательно выслушали рассказ Бичема и попросили продемонстрировать хотя бы одну молодую особь. Но оказалось, что Сполдинг в порыве служебного рвения уничтожил все трупы. Оставшиеся деревья мирно покоились на складе. Словом, не было ни одного доказательства, кроме голословных заверений островитян. Гости вежливо кивали головами и поддакивали, хотя было ясно, что они ни секунды не верят услышанному.

Связавшись по рации с Центром, полярники получили указание дождаться прибытия эсминца и отправить на нем всю компанию душевнобольных. Но, поскольку Дрейк особенно настаивал на своих показаниях, решено было забрать его с собой, чтобы подвергнуть детальной психиатрической экспертизе. На основании полученных данных можно будет определить метод для лечения всех остальных. То же самое касалось Норы, которая, прибыв на остров позже всех, была, таким образом, в наименьшей степени подвергнута умственному расстройству.

Сполдинг наблюдал за погрузкой вещей, оставшихся от предыдущего самолета. Ему даже разрешено было войти в грузовой отсек.

— Вы нам не верите, а зря. Советую вам тщательно осмотреть тюки с деревьями, вдруг мы что-то туда подбросили! — съязвил он.

— Ох, ну что вы! — расплылся в улыбке один из офицеров. — Конечно же, их тщательно проверят! Если ваши сведения подтвердятся, это произведет сенсацию!

Между тем Дрейк и Нора поднялись на борт. Взревели моторы, самолет оторвался от земли и исчез за горизонтом.

Дрейк устроил импровизированные сиденья для себя и Норы в грузовом отсеке. Заглянул второй пилот.

— Ну как вы тут устроились? Попробуйте вздремнуть немного. Если почувствуете себя плохо, дайте нам знать.

Он лучезарно улыбнулся и захлопнул за собой дверь в кабину пилотов.

— Наконец-то мы одни, — сказал Дрейк. — Хотя, если честно, меня положение дел не очень устраивает. Помнишь, Бичем рассказывал об активности этих тварей в темноте?

Он порылся в сумке и протянул Норе алюминиевый цилиндр.

— Запоминай: держишь вот так и дергаешь за шнур, поняла?

— Ты хочешь сказать, что нам грозит опасность?

— Боюсь, что да.

Некоторое время они сидели молча.

— Но ты ведь не думаешь, что они смогут… выбраться? — испуганно спросила девушка.

— Ну конечно нет! Они же связаны. А даже если и начнут шевелиться, мы пригласим наших вежливых джентльменов полюбоваться зрелищем.

Нора положила голову ему на плечо. Приглушенное гудение моторов действовало успокаивающе…

Внезапно послышался легкий треск. За ним еще один. Дрейк включил фонарик. Из порванного тюка медленно выползало змеевидное щупальце, покрытое отвратительной черной шерстью.

— Открой дверь и позови кого-нибудь сюда, а я пока попытаюсь их задержать.

Нора забарабанила в дверь кулаками.

— На помощь! Скорее! Деревья! Помогите! Они вылезают из тюка!

В дверях показался бортмеханик.

— Все в порядке, мэм, успокойтесь!

— Кто-нибудь, сюда, быстрее! — крикнул Дрейк. — Пустите девушку в кабину и идите сюда!

Механик по-прежнему загораживал проход. Не хватало еще истеричной женщины в кабине пилота!

— Послушайте, мэм, у нас инструкция… — начал было он.

За спиной у Норы внезапно появился Дрейк. Он молча схватил парня за плечо и толкнул на себя. Тот от неожиданности выпустил дверь, споткнулся и растянулся на полу.

— Эй, Мак! — позвал он. — Парень распускает руки! Придется нам…

Дрейк направил луч света в дальний угол. Бортмеханик вскрикнул, вскочил и бросился в кабину. На его месте возник второй пилот, вооруженный чем-то тяжелым. Увидев поднимающееся дерево, он выронил молоток и застыл, не в силах вымолвить ни слова.

— В чем дело? Какого черта, Мак? — послышался раздраженный голос из кабины, и минуту спустя в дверях возник сам пилот. При виде копошащихся тварей он, однако, не потерял самообладания и, выхватив револьвер, разрядил его в самую середину. Разумеется, как и прежде, это не дало никакого эффекта. Тогда пилот проворно метнулся в кабину, откуда послышались его истерические крики:

— В-вызываю Гоу Айленд! Прием! Самолет полон каких-то монстров! Что мне делать?! Что мне делать!?

Нора в ужасе отпрянула в угол, стуча зубами.

— Ну ладно же! — пробормотал Дрейк. Он выхватил из сумки алюминиевый цилиндр и дернул за шнур. Слепящий свет залил все пространство отсека. Чудовища замерли, повинуясь инстинкту.

Одной рукой Дрейк быстро нашарил рычаг, открывающий дверцы люка, и дернул его на себя. Они распахнулись, и в то же мгновение два монстра вывалились в свистящую бездну.

Он протянул Норе самодельный прожектор.

— Держи вот так. Осторожнее. Когда он закончится, подожги второй.

Одного за другим Дрейк подтаскивал неподвижные стволы к люку и выталкивал наружу, стараясь не прикасаться к ветвям. Прежде чем догорел второй прожектор, все было кончено.

Он аккуратно закрыл люк, шагнул к Норе и чуть не упал: самолет резко развернулся. Видимо, пилот получил приказ немедленно возвращаться.

Сполдинг торжествовал. Он успел в красках описать новому управляющему то, что слышали островитяне по рации в день, когда прибыл первый самолет. Сопоставив его рассказ с бессвязными криками, транслируемыми из кабины пилота, командование пришло в ужас.

Сполдинг чувствовал себя героем. Еще бы, наконец-то он доказал свою правоту. Он еще не знал, что Нора и Дрейк оставались в грузовом отсеке…

Едва самолет приземлился, пилот бесформенной кучей обмяк на полу, глядя перед собой бессмысленными глазами. То, что он видел, было слишком невероятно… невозможно… абсурдно… И, нашарив под сиденьем пистолет, он поднес его к виску. Раздался сухой щелчок — обойма была пуста.

Люди уже бежали к самолету со всех сторон, что-то крича. Нора распахнула дверь. Ступив на трап, девушка неожиданно обернулась.

— Кажется, нам опять пора вести себя благоразумно, не так ли?

Она улыбнулась.

— В любом случае, я уже решила выйти за тебя замуж.

Дрейк скорчил гримасу.

— Премного благодарен. Я придерживаюсь того же мнения, так что — единогласно. Завтра наверняка прибудет эсминец из Вальпараисо. Говорят, морской круиз — это очень романтично. Особенно хороша лунная дорожка в волнах…

Нора усмехнулась. Дрейк подмигнул ей в ответ, и, взявшись за руки, они спустились на землю.

Примечания

1

Миля — мера длины, равная 1609 м.

(обратно)

2

Фут — мера длины, равная 30,43 см.

(обратно)

3

Ярд — мера длины, равная 91,44 см. (Здесь и далее примечания переводчика).

(обратно)

4

Строки из стихотворения “Бармаглот”, приведенного в книге Л.Кэролла “Алиса в Стране Чудес”.

(обратно)

5

Дюйм равен 2,5 см.

(обратно)

6

Ганоидные рыбы — семейство рыб, покрытых вместо чешуи костяными пластинами. В современном мире представлены осетровыми.

(обратно)

7

— 10° по шкале Фаренгейта равно –23,3° по Цельсию.

(обратно)

8

Галлон — мера объема, равная 4,54 л.

(обратно)

9

Фунт равен 453,6 г.

(обратно)

10

In situ — на месте (лат.).

(обратно)

11

Фут — мера длины, равная 30,48 см.

(обратно)

12

70° по Фаренгейту — примерно 57° по Цельсию.

(обратно)

13

Соответствует 84° по Цельсию.

(обратно)

14

В буквальном переводе — Красное Перо.

(обратно)

15

Соответствует примерно 72° по Цельсию.

(обратно)

16

Северный Ветер.

(обратно)

17

Высокая Трава.

(обратно)

18

Пятнистая Лошадь.

(обратно)

19

Акр составляет 0,4 га.

(обратно)

20

Корробори — обрядовая церемония у некоторых племен, связанная с принятием в члены племени.

(обратно)

21

quid pro quo — юридический термин, означающий “услуга за услугу” (лат.).

(обратно)

22

Bootstrap — шнурок (англ.).

(обратно)

23

Альнико — магнитный железоникельно-бальталюминиевый сплав.

(обратно)

Оглавление

  • Мюррей Лейнстер Космические скитальцы
  •   Космические Скитальцы
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •   Четверо с пятой планеты
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •   Инспектор планет
  •     Солнечная константа
  •     Гибель в песках
  •     Боевая команда
  •     Болото вверх дном
  •   Космическая платформа
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •   Ужас на краю Земли
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  • *** Примечания ***