Чемодан из Гонконга [ Межавт. сборник] [Томас Дью] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Чемодан из Гонконга






Марк Арно Чемодан из Гонконга

Глава 1

Джованни Мартелло вышел из лифта, сделал несколько шагов и остановился, чтобы неторопливо закурить.

В тот час в огромном мраморном холле «Мандарина» было немноголюдно. Десяток европейцев, несколько китайцев с птичьими голосами и группа деловых японцев. Последние собирались покинуть отель в сопровождении двух очаровательных переводчиц, чтобы нанести традиционный визит в местные ночные клубы.

Ни одного знакомого лица…

Попыхивая сигаретой, Мартелло направился к выходу. Гигантского роста усатый индус-швейцар с хитроумно закрученным тюрбаном на голове распахнул дверь. Мартелло ответил на его приветствие кивком и спустился по ступенькам на тротуар Копнаут Роуд.

После кондиционированной атмосферы отеля он словно попал в самую жаркую парную и тотчас стал задыхаться. Небрежным щелчком отправил сигарету в водосток и зашагал в сторону центрального почтамта.

Высотные дома вдоль моря сверкали сотнями огней неоновых реклам. Потоки разноцветного света обрушивались на уличную толпу и автомобили. Ночь не умерила шума бурлящего города. Непереносимый гвалт давил на уши.

Пройдя с полсотни метров, Мартелло свернул на Педдер-стрит, затем на Ви-роуд. Его вроде бы заинтересовали роскошные витрины «Пасифик энд Ориентал», он закурил новую сигарету и зашагал вдоль ярко освещенных магазинов.

Как будто за ним никто не следовал, но все же, зная, как трудно разглядеть «хвост» в толпе азиатов, Мартелло еще несколько раз останавливался.

Товары, выставленные в витринах, завлекали ценами, исключавшими любую конкуренцию, часто не выше тридцати процентов от тех, что приняты в странах-производителях. Найти там можно было абсолютно все, от швейцарских часов или японского фотоаппарата до французской парфюмерии лучших сортов.

Но Мартелло интересовало лишь одно: не следует ли кто-нибудь за ним. Перейдя улицу, он укрылся под сводами торговой галереи, позволявшей выйти на Куин-роуд почти напротив чрезмерно разукрашенного здания «Чайна Эмпориум».

Излишне обрюзгший для своих сорока лет, с большой головой и посеребренными висками Джованни Мартелло был крупноват для мальтийца, и потому возвышался над большинством китайцев на добрых полголовы. К тому же на фоне их простых рубах его прекрасно сшитый по фигуре бежевый тропический костюм был виден издалека. Его трудно было потерять из виду даже на расстоянии.

Вообще-то Мартелло не думал, что кто-нибудь за ним следит. Но осторожность не помешает…

Увидев свободного рикшу, он остановил его, устроился на пластиковом сиденье и назвал адрес. Китаец принялся крутить педали, что-то при этом насвистывая.

Вытирая лицо, Мартелло незаметно оглянулся, чтобы удостовериться, что никто не последовал на ними.

Воздух был удушающим, плотным, вязким, насыщенным тяжелыми и стойкими запахами, застоявшимися в закоулках или поднимавшимися над сточными канавами. Местами казалось, что плывешь в аквариуме, полном миазмов.

Мартелло поморщился. Ароматы Востока, нечего сказать…

Если Гонконг по-китайски означает «Благоуханная гавань», то это явно восходило к тем временам, когда остров в бухте Кинтон насчитывал всего несколько хижин рыбаков да горстку пиратских джонок.

В наши дни «Благоуханная гавань» предлагает тем, кто спускается с корабля, вонь мазута, тления, грязи, застарелой пыли и кишмя кишит людьми, которым не хватает воды. Ничего лакомого для деликатных ноздрей. Порт, похожий на любой другой…

Между тем неточно и несправедливо ставить Гонконг в один ряд с другими портовыми городами Дальнего Востока. Если гавань и не соответствует своему прелестному названию, она все же остается одной из лучших в мире.

Чтобы убедиться в этом, достаточно подняться на вершину пика Виктории и насладиться несравненным зрелищем острова и его окрестностей, окруженных холмами с кобальтовым отблеском. Видимый с высоты залив принимает то небесно-голубой, то зеленовато-изумрудный цвет, на котором выделяются сотни парусов джонок цвета опавших листьев.

На другом берегу залива расположен Коулун, город Девяти Драконов, относящийся к континентальному Китаю. А между берегами шныряют десятки катеров, китайских плоскодонок и прочих ржавых консервных банок, вспенивая воду между стоящими на якорях лайнерами, пакетботами или военными кораблями VII американского флота.

В глубине, за окружающими холмами, залитыми багряным закатом, начинается угрожающая громада красного Китая. Последние свободные города, примостившиеся у края коммунистического колосса, Гонконг и Коулун, сохранили образ жизни, исчезнувший в огне революции. И теперь сотни тысяч беглецов оседают на утесе с миллионным населением, где разжег в прошлом веке опиумную войну авантюрист Уильям Жарден, прозванный Старой хромоногой крысой.

Но лишь с наступлением ночи Гонконг предстает во всем блеске. Темнота скрывает пыль и грязь, прячет кварталы трущоб, лепящиеся по склонам холмов. И в заливе, словно бросивший якорь великолепный корабль, возникает город, сверкающий беспрестанно обновляющимися искусственными огнями, где каждый всполох стремится превзойти другие.

Джованни Мартелло как раз спрашивал себя, на сколько еще лет хватит у Мао терпения, когда рикша свернул в улочки, ведущие к порту.

Всю дорогу Мартелло оглядывался, но так и не заменил ничего подозрительного. Приказав рикше остановиться, сунул ему деньги и зашагал в сторону бухты, где в воде отражалось мерцающее многоцветье рекламы.

Неподалеку находилась пристань для «виллы-валлы» — катерков, служивших морскими такси. Мартелло спустился по скользким от влаги ступеням и прыгнул в первый попавшийся.

— Коулун Паблик Пьер, — бросил он, усаживаясь.

«Вилла-валла» вмещал шесть пассажиров, но цена не менялась, даже если пассажир был один. Рулевой-китаец повторил место назначения, чтобы избежать ошибки, и запустил мотор. Катер медленно отошел от причала, прежде чем устремиться на полной скорости к середине бухты.

Десятки судов сновали в проливе, отделяющем остров от континента: большие пузатые джонки с перепончатыми парусами, подобными крыльям летучих мышей; медленные, окрашенные в темные цвета китайские лодчонки, узкие и низко сидящие на воде; скоростные катера, сигнальные огни которых словно исполняли танец светлячков. Несколько грузовых судов и огромный американский авианосец сияли всеми огнями на рейде.

«Вилла-валла» не потребовалось и десяти минут, чтобы достичь набережной Коулуна на стрелке полуострова. Мартелло расплатился и сошел на берег, направляясь к автостоянке между пристанью Стар Ферри и высоким, в викторианском стиле, зданием железнодорожного вокзала Коулун-Кантон.

Тарахтящая и пританцовывающая толпа кипела на площади, выгружаясь из автобусов, чтобы тут же загрузить паромы и паромчики, снующие по бухте. Шум стоял невероятный.

Мартелло пробежал глазами по бурлящей человеческой массе, пытаясь узнать человека, который должен был его ждать. Он прибыл вовремя, но не в состоянии был отличить муравья от муравья в муравейнике.

Для него все эти чертовы китайцы были похожи друг на друга, словно братья. Вдобавок ночные отблески от яркого, мерцающего люминесцентного водопада огней рекламы сводили с ума.

Китаец, с которым была назначена встреча, появился неожиданно рядом. Он был в простых холщовых штанах и полотняной рубашке, в сандалиях, с застывшей на лице улыбкой, одновременно вежливой и непроницаемой.

Уже не в первый раз приходя на встречу, Мартелло до сих пор не мог сказать уверенно, что это именно тот, кто нужен. Впрочем, вот маленький шрам в форме звезды внизу на шее… Но попробуй его разгляди…

— Меня зовут Хав-Чан, — пропел тот на манер флейты. — Если вы изволите последовать за мной…

Джованни Мартелло был выше азиата на целую голову, но опыт научил его, что внешность обманчива. У восточных народов очень часто их сила обратно пропорциональна росту. И Хав-Чан был живым подтверждением этого: с виду просто мешок костей, только кости эти покрыты были жилистыми и твердыми, как сталь, мускулами.

Когда китаец направился к пристани Стар Ферри, Мартелло счел уместным кое-что уточнить.

— Куда мы идем? Было договорено, что встреча пройдет в Коулуне, как в последний раз.

Хав-Чан вежливо поклонился.

— Небольшое изменение произошло в последний момент, — объяснил он. — Лучше не встречаться часто в одном и том же месте.

Мартелло был готов потребовать объяснений, но передумал. Какова бы ни была причина изменения программы, налет полиции или что-то другое, китаец без сомнения уйдет от ответа. Объяснять он не обязан, его дело — проводить до места.

— Ладно… — буркнул Мартелло.

Паром только что причалил. Они поднялись на борт. Вместе с ними на судно грузилась живописная толпа убогих кули, рабочих, лоточников, изможденных женщин и кричащих детей. Палубы стремительно заполнялись группами людей всех видов, одеяний и ароматов.

Переполненная до краев посудина покинула причал и стала прокладывать себе путь среди скопища лодчонок, рассыпавшихся в стороны от настойчивых звуков ее сирены.

Оба не проронили ни слова. Говорить им было не о чем.

Уже не впервые Мартелло приходилось доверяться сопровождающему, Хав-Чану или другому, но каждый раз у него сосало под ложечкой. Долларовое содержимое его бумажника хоть кого толкнет на крайние меры, если о нем станет известно. У него, конечно, был пистолет в кобуре под мышкой, но обойма-то не бездонная. А китайцев…

Нет, Мартелло не боялся. Он повидал всякое, о чем и не расскажешь. Просто он жалел, что Лам Фу-Чен считал необходимым устраивать такого рода комедию каждый раз при подписании контракта. Куда проще встретиться для деловых переговоров в одном из салонов «Мандарина» или «Хилтона»! Но у Лам Фу-Чена, несомненно, были свои причины для таких предосторожностей, и не все с ним можно было обсудить при свете дня. Не говоря уж о британской полиции, немало людей мечтали о том дне, когда смогут занять его место.

Паром вновь причалил к Стар Ферри в Гонконге, почти напротив импозантного сверхсовременного здания рядом с «Мандарином». Вытирая пот с лица и шеи, Мартелло недовольно подумал, стоило ли тратить столько сил, чтобы вернуться к месту отправления. Но в конце концов…

Он пошел следом за Хав-Чаном, прокладывавшим себе дорогу сквозь толпу спускающихся по трапу соплеменников. Вместо такси на причале ждали полуголые рикши. Двое из них по знаку китайца вскочили, подхватили оглобли своих колясок, торопливо приблизились и согнулись в поклоне, призывая занять места.

На их потных лицах кожа туго обтягивала кости, руки были едва ли толще оглобель. В отличие от более удачливых коллег, обзаведшихся велоколясками, эти обходились собственными ногами.

Хав-Чан назвал адрес, и рикши пустились в путь, с натугой тронув с места. Ноги их, обутые в уродливые каучуковые сандалии, казалось, летели, не касаясь земли. Вскоре бег их стал размеренным и спокойным, и они направились к китайскому кварталу Ванчай.

Уличное движение становилось менее интенсивным. Мартелло бросил вокруг оценивающий взгляд, пытаясь запомнить дорогу. Тротуары были забиты все той же пестрой толпой, слоняющейся от бара к бару или по всевозможным торговым лавкам. Рикши и торговцы съестным вразнос пронзительно кричали, зазывая клиентов. Все радиоприемники работали на полную мощь. Десятки проституток в коротких юбчонках приставали к одиноким мужчинам или подвыпившим матросам.

За китайским театром на Хеннеси-роуд оба рикши повернули на узенькую невзрачную улочку и остановились, пробежав по ней не больше десятка метров.

Хав-Чан спустился на землю, Мартелло последовал за ним.

— Скоро будем на месте, — сообщил китаец, расплачиваясь с рикшами.

Его близко посаженные глаза под сросшимися бровями, казалось, с иронией смотрят на блестящее от пота лицо Мартелло, но лицо оставалось непроницаемым.

— Сюда, пожалуйста…

Они пошли вверх по улице. Потом Хав-Чан повернул налево, во тьму переулка между магазинчиком торговца фонариками и аптекарской лавкой, полной всяческих флакончиков.

Метров через пятнадцать он свернул еще в один такой же закоулок, еще более узкий и темный. Затем в третий. Здесь дома образовали настоящий лабиринт.

Магазинчики сменились глухими, грязными и сочащимися сыростью стенами. На скользкой и неровной мостовой валялись отбросы. Там и сям в проемах виднелись поникшие фигуры. Отсюда было так далеко до главных артерий центра, залитых светом и обрамленных роскошными магазинами…

Мартелло прижал руку к груди, чтобы почувствовать ободряющую тяжесть оружия. Слабое утешение. Если китайцы собрались устроить западню, он будет лежать с дюжиной ножей в теле, не успев и шевельнуть рукой.

Хав-Чан остановился перед каким-то входом, потом сделал несколько шагов внутрь. В глубине виднелась дверь. Он условным стуком постучал, и она тотчас открылась.

Очень слабый свет освещал что-то вроде грязного прохода. По запаху Мартелло тут же определил, где они находятся.

Открывший им худой китаец проводил их до второй двери и впустил в полутемную комнату. Он, должно быть, получил инструкции и знал Хав-Чана, ибо не произнес ни слова. Запах, тяжелый и сильный, заполнял комнату. Около десятка людей полулежали друг на друге. В центре клубка тел тлела жаровня с углями. Дымящиеся трубки источали характерный запах опиума. Тела, раскинувшиеся на грязных циновках, не пошевелились при появлении двух мужчин. Ничто, даже налет полиции, не могло вырвать курильщиков из их искусственного рая. Для них земные тяготы перестали существовать.

Содержатель курильни жестом пригласил Хав-Чана и Мартелло следовать за ним. Приподняв убогий занавес, он провел их тесным проходом в стене.

Мартелло рад был покинуть одуряющую атмосферу курильни. Он знал о неутолимой страсти этих отбросов общества. Многочисленные рикши в Гонконге зарабатывали всего несколько гонконгских долларов в день — стоимость одной-двух трубок. Многие предпочитали остаться без еды, но выкурить трубку…

По сравнению с курильней даже осклизлая лестница, ведущая в подвал, казалась приветливее. Они спустились в узкую кишку, освещенную электрической лампой мощностью не более десятка ватт.

Мартелло спускался вслед за Хав-Чаном, а китаец закрывал за ними двери. Ход вел почти горизонтально, часто петляя. Мартелло уже не смог бы определить, где осталось место, куда их доставил рикша. Впрочем, это было уже неважно. Пожелай они его убрать, сотню раз успели бы это сделать в первом же переулке. Наконец они добрались до другой лестницы, ведущей наверх. У хозяина курильни явно были средства связи, ибо люк открылся прежде, чем Хав-Чан поставил ногу на последнюю ступеньку.

Их ждал, кланяясь, довольно высокий китаец.

— Если достопочтимые гости позволят мне показать дорогу… — произнес он нараспев.

Его чрезмерная вежливость не помешала заботливо закрыть люк, отделявший лестницу от тоннеля, прежде чем двинуться дальше.

Мартелло хотел бы знать, что ему еще приготовили.

Долго ждать не пришлось. Хозяин провел их по коридору, затем они попали в обширный зал с театральным убранством. Сидевшие там полсотни китайцев внимательно смотрели на приподнятую сцену, обрамленную тяжелыми красными занавесями.

На сцене три женщины и двое мужчин демонстрировали «живые картины».

Глава 2

Хав-Чан указал Мартелло на одно из оставшихся свободными кресел.

— Если вы можете немного подождать…

У Мартелло не было выбора.

— Спасибо.

Он уселся. Оба китайца исчезли за дверью, через которую вошли.

В помещении стояла напряженная тишина. Зрители, казалось, были целиком захвачены тем, что происходило на сцене.

Постоянно запрещаемые британской полицией «живые картины» стали специализацией Гонконга, весьма ценимой китайцами, и не только ими.

Принцип прост и высоко артистичен с точки зрения любителей. Несколько мужчин и женщин в одеяниях, ограничивающихся в основном фиговыми листками, создают различные варианты того, что сумеют вообразить на тему, не требующую дополнительного определения. Чем больше участников, тем выше ценится «спектакль» у посвященных. Некоторые сцены столь содержательны, что занимают до пятнадцати — двадцати персонажей одновременно.

Многочисленные фотоснимки, представляющие различные композиции, продаются из-под полы. Не означает ли это, что порнография когда-нибудь станет искусством? Ведь немало частных библиотек подумывают обзавестись такими сборниками.

Китайцы взирали на забавы, происходившие на сцене, внимательно, но бесстрастно. Мартелло же, напротив, испытывал серьезные трудности, пытаясь сохранять такое же безразличие. Три женщины на двоих мужчин — это делало картину особенно пикантной, и его латинский темперамент с трудом смирялся с вынужденной пассивностью простого зрителя.

Незаметный приход Хав-Чана вернул его на землю.

— Я прошу извинить меня за надоедливость, — прошелестел китаец. — Если вы еще раз изволите последовать за мной…

Мартелло постарался изобразить на лице безразличие и поднялся. Он чувствовал, что весь побагровел, но Хав-Чан, казалось, не заметил этого.

Они вернулись к двери на лестницу, потом, спустившись на первый этаж, китаец проводил его в контору и отошел в сторону.

Лам Фу-Чен поднялся, приветствуя его коротким поклоном.

— Счастлив видеть вас в этом скромном жилище, мсье Мартелло, — начал он вежливо. — Как вам наш спектакль?

— Интересно, — ответил мальтиец. — Очень интересно…

— Мои соотечественники — созерцатели, — продолжал тот с тонкой улыбкой. — Но из этого не надо делать вывод, что они только такие…

— Я понимаю, что актеры — безусловно не только… — согласился Мартелло.

Лам Фу-Чен кивнул и указал на кресло.

— Садитесь, прошу вас, — сказал он.

Китаец был высокого роста, борцовского телосложения, с наголо бритой головой. Он был одет, как европеец, и, несмотря на зрелый возраст, сохранил безбородое лицо. Дышал он затрудненно, но разительно отличался от людей, которых Мартелло видел в курильне. Казалось, он был поглощен внутренним миросозерцанием, но Мартелло знал, что это не так. Достаточно было сделать чуть резковатый жест, например, потянуться рукой к кобуре под мышкой, как китаец тут же вернется к реальности.

— Чему мы обязаны счастьем вновь видеть вас в Гонконге? — вежливо осведомился Лам Фу-Чен.

Мартелло мог бы возразить, что тот прекрасно это знает, но правила игры такого не позволяли. Китаец никогда не переходит прямо к цели визита.

— Кое-какие дела нужно уладить…

Они вежливо обменялись мнениями по различным темам, ходя вокруг да около и исподволь приближаясь к сути дела. В конце концов Мартелло спросил:

— Возможно, у вас сейчас найдется немного товара, который вы могли бы уступить?..

В глазах Лам Фу-Чена появился слабый отблеск жизни.

— Это невозможно…

Господи, как все надоело: ведь Мартелло пустился в это путешествие с единственной целью, предварительно согласованной с китайскими представителями.

Теперь необходимо соблюсти церемониал торговли, главный элемент сделки. Лам Фу-Чен вскользь обронил, что он действительно владеет тем, что нужно гостю, но цена просто баснословная. А тот, со своей стороны, предложил жалкие гроши.

— Опиум очень хороший, очень чистый, — нахваливал китаец. — С лучших высокогорных долин, не то, что получают в Бирме.

— Не сомневаюсь, но мне хотелось бы морфий, а не опиум.

Ничто, казалось, не давало повода усомниться в корректности его слов, но Лам Фу-Чен изобразил возмущение.

— Вы жалеете о предыдущих поставках?

— Конечно нет, но…

Китаец прервал его жестом левой руки. Другой он покопался в столе и достал оттуда маленький ларчик. Хав-Чан приблизился и взял его, чтобы передать Мартелло.

Тот открыл его с величайшей осторожностью, будто там хранились великолепнейшие драгоценные камни. На дне ларчика лежали несколько белых кристалликов.

Крайняя белизна — признак высокой чистоты. Мартелло кивнул в знак удовлетворения.

— Если весь товар таков…

— Таков, таков, — серьезно подтвердил Лам Фу-Чен. — Люди, производящие опиум для меня, знают гное дело.

— Я в этом никогда не сомневался…

Переговоры, по сути, должны были на этом закончиться. Оба уже знали, на какой окончательной цифре они остановятся. Тем не менее для проформы нужно Ныло продолжить торг и обсудить мельчайшие детали. Ибо иначе китаец не был бы китайцем…

Хав-Чан вновь отошел в сторону и замер, неподвижный и отсутствующий. Торг его никоим образом не трогал. Между тем Мартелло был уверен, что тот способен повторить все до мельчайшей детали.

Лам Фу-Чен все сетовал на трудные времена, жалуясь на эффективность британской полиции и таможни. Послушать его, так можно подумать, что джонки с опиумом не могут больше покинуть Кантон или Жемчужный берег, не нарвавшись на подстерегающие их патрули. Оставалось только уточнить, не исчезли ли окончательно с карты сотни островов, где традиционно укрывались наркотики.

Только к двум часам утра Лам Фу-Чен и Мартелло пришли, наконец, к согласию. Китаец оказался несговорчивым. Повышение цены на восемь процентов, которого он потребовал, прошло.

Впрочем, Мартелло готов был идти до десяти процентов. Так что все закончилось великолепно. Каждая сторона оказалась удовлетворенной.

Хав-Чан достал из буфета бутылку рисовой водки, две маленькие фарфоровые чашечки и поставил все это на стол, чтобы были под рукой.

Мартелло широко распахнул полы пиджака, чтобы китайцы не восприняли неверно его действия. Из внутреннего потайного кармана, застегнутого на молнию и два ряда пуговиц, он достал бумажник и извлек откуда солидную пачку купюр.

— Американские доллары, — сказал он, кладя пачку перед Лам Фу-Ченом.

— Я доверяю вам, пересчет ни к чему, — улыбнулся китаец, небрежно сбрасывая ее в один из ящиков стола.

— Остальное будет перечислено в течение двадцати четырех часов на ваш счет, — уточнил Мартелло.

— В американских долларах, надеюсь?

— Естественно, — подтвердил мальтиец.

Лам Фу-Чен довольно фыркнул.

— Сорок кило морфия вам доставят, как обычно…

Он поднялся, Мартелло следом.

— Я приготовил для вас приятный сюрприз, — объявил хозяин. — Смею надеяться, что он вас не разочарует…

Видя удивление Мартелло, он, улыбаясь, уточнил:

— Хав-Чан проводит вас и останется в вашем распоряжении…

Они обменялись вежливыми фразами, сожалея, что предстоящие дела не позволят им встретиться еще раз, но условились о встрече, если дела Мартелло вновь приведут его в Гонконг, и долго прощались.

Затем мальтиец следом за Хав-Чаном вернулся в коридор, по которому они пришли. Вместо того чтобы подняться по лестнице, китаец повел его в противоположную сторону и откинул занавес, скрывавший дверь. Открыл ее и, слегка склонившись, вошел.

Заинтригованный Мартелло переступил порог и остолбенел.

Комната была роскошно обставлена, в центре красовалась огромная кровать с игривым балдахином.

На кровати ожидали три девушки, виденные им на сцене, обнаженные и улыбающиеся.

— Звонок слева, если что-то понадобится, — Хав-Чан снова поклонился.

Усмехнувшись, Мартелло оглядел маленькие, но твердые груди, задержал взгляд на тщательно выбритых лобках.

— Я не думаю, что мне понадобится что-то еще, — сказал он слегка поплывшим голосом.

Хав-Чан уже закрывал за собой дверь.

* * *
Английский таможенник попросил Джованни Мартелло открыть чемоданы. Гонконг пользовался неизменным статусом открытого порта, речь шла о прости формальности. Проверялось наличие товаров, запрещенных к вывозу, — а их можно пересчитать по мальцам.

Впрочем, Мартелло давал слово чести быть чистым при проверке на границе. На него не падало и малейших подозрений. В его профессии это абсолютно необходимо.

Таможенник приподнял несколько засаленных рубашек, закрыл чемодан и поставил мелом свой каббалистический значок.

— Проходите, сэр…

Тут же носильщик, ждавший сигнала, засуетился и занялся багажом. Кроме двух чемоданов, у него был еще портфель. Таможенник на него не обратил никакого внимания.

Идя впереди китайца, Мартелло покинул зал, где осуществлялся досмотр и проходил полицейский контроль, пересек набережную, загроможденную тюками и ящиками, и направился к трапу норвежского судна «Тор Ярфальсен».

До сих пор все шло как по маслу. Только бедра устало гудели после ночи, проведенной в доме Лам Фу-Чена. Согласно заключенному договору он по всем правилам расплатился, едва вернулся в «Мандарин». Путешествие пока без проблем…

Стюард ждал наверху у трапа. Он проводил Мартелло и носильщика до каюты, которая была заказана.

Расплатившись с носильщиком, мальтиец начал спокойно распаковывать свои вещи, раскладывая их на кушетке. Наконец-то он мог расслабиться и переодеться… Стюард тут же развесил одежду в шкафу.

Мартелло тем временем поднялся на палубу, чтобы посмотреть, как поднимают якоря. Закурив тонкую филиппинскую сигару, он принялся рассматривать залитый солнцем рейд.

Гонконг действительно соответствовал своей репутации, но он не сожалел, что отплывает с острова, покидая весь этот муравейник. Морское путешествие доставляло ему больше удовольствия.

Правда, оставалось уточнить одну деталь…

Через несколько часов, в обеденном зале, Мартелло взял меню, которое стюард положил между тарелкой и бокалом.

Бегло просмотрев, он принялся внимательно его изучать и удовлетворенно вздохнул.

Маленький крестик, поставленный ручкой с зеленой пастой на сгибе, указывал, что наркотики находятся на борту.

Отлично…

Лам Фу-Чен сдержал обещания, и плавание предстояло без происшествий.

Мартелло склонился к соседке, чтобы завязать разговор. Эффектная брюнетка, эдакий тридцатилетний цветок, и, видимо, опытная, знающая толк в посеребренных висках…

— Что за приятное совпадение…

Глава 3

Марсель…

В конце осени ночами уже становится свежо. Облака заволакивают небо так, что даже шквальный ветер не может разогнать их. Хмурая погода соответствует сезону, без видимых улучшений или ухудшений.

Док Жольетт был освещен только прожекторами, нужными для разгрузки нескольких судов. Грязная и неприветливая вода пестрела пятнами мазута.

С помощью двух буксиров «Тор Ярфальсен» уже миновал первые доки, подойдя к своему причалу меж двух судов, стоявших без огней.

Джованни Мартелло в своей каюте не спал. Приближался ответственнейший момент всей операции.

Путешествие проходило без малейшего намека на инциденты, со свойственным долгим морским круизам однообразием. Дородная брюнетка сошла на стоянке в Коломбо, Мартелло видел, что ушла она с сожалением. Пассажирок было немного, а одиноких еще меньше.

Тем не менее он нашел замену на стоянке у мыса Кейп-Код — замужнюю разряженную южноафриканку с вулканическим темпераментом. Самовлюбленность ее мужа была непереносима. Бесконечные партии в бридж, занимавшие все послеполуденное время и большую часть вечеров, позволили Мартелло и любвеобильной супруге спокойно предаваться другим играм, куда менее невинным, но более темпераментным. Вопреки расхожему мнению, мужу в картах везло очень редко.

Два дня назад, во избежание сентиментальных осложнений в конце путешествия, Мартелло дал понять партнерше, что шутки закончены, и та рьяно принялась за одного из судовых офицеров.

За все время плавания Мартелло ни разу не контактировал со стюардом, хранившим наркотики. Это было одним из правил работы. Что бы ни случилось, никто не мог заподозрить между ними ни малейшей связи.

Почти все пассажиры, покидавшие судно в Марселе, были свободны в выборе: оставаться в каюте или тотчас сойти на берег.

Половина первого. Мартелло оделся и бросил взгляд в иллюминатор. По чистой случайности его каюта оказалась с противоположной от пирса стороны. Он улыбнулся — удача оставалась с ним до конца.

Ввиду ночного прибытия, суеты особой не было. Буксиры, сделав свое дело, ушли к другому причалу.

Мартелло ненадолго задержался у иллюминатора. Суда, пришвартованные к противоположному пирсу, не подавали признаков жизни. В той части порта, где находился «Тор Ярфальсен», не было вообще никакого движения. Невозможно представить более выгодной ситуации.

Прошло какое-то время. Затем вдоль корпуса медленно прошел баркас. Едва слышно плеснуло кормовое весло.

Конечно, матросы на палубе были слишком заняты, чтобы обратить внимание на такую скорлупку. Что до пассажиров, то они либо спали, либо готовились сойти на берег.

Едва баркас остановился, два больших продолговатых мешка вывалились из иллюминатора один за другим, были ловко подхвачены на уровне воды и в ту же секунду исчезли под брезентом в глубине баркаса.

Никакого окрика, никакого шума.

Мартелло удовлетворенно смотрел на удалявшуюся лодку, скрывающуюся в тени корпуса соседнего корабля. Отныне морфий был в надежных руках. Широко улыбаясь, он закурил сигарету и выпустил длинный клуб дыма. Табак показался ему вкуснее, чем обычно.

Теперь ему оставалось только сойти на берег, как всякому порядочному пассажиру, каким он и являлся…

Его багаж был готов. С портфелем в руке он покинул каюту и направился к салону.

В обеденном зале стюард болтал с розовощеким таможенником. Портовые службы делали все для удобства пассажиров; чиновники разбрелись по судну, чтобы обслужить тех, кто желал покинуть судно, не дожидаясь утра.

Мартелло высказал желание сойти на берег. Стюард тут же отправился в каюту, чтобы забрать вещи.

Занялись документами. Портовый чиновник пролистал паспорт мальтийца и поставил штамп. Таможенник ограничился беглым взглядом на содержимое портфеля, который мальтиец держал в руке, даже не удостоив вниманием два его чемодана.

Традиционные конверты, предназначенные для прислуги, были розданы накануне вечером. Держа сложенную купюру номиналом кверху, Мартелло попросил стюарда отнести на причал его чемоданы и сам вступил ни трап.

* * *
Труднее всего было поймать такси. Из-за позднего нремени на стоянке не оказалось ни одной машины. К счастью, у дежурного на причале был телефон, и такси удалось вызвать.

Когда Мартелло устроился на заднем сиденье, по его лицу нельзя было сказать, какие противоречивые чувства его сейчас раздирали.

До сих пор все шло как по маслу, но долго ли ему будет так везти?

Пока ждали такси, ему бросились в глаза два болтавшихся поблизости типа, как ему показалось, с явным интересом приглядывавшихся к нему.

Куда вас отвезти?

— Вначале выедем из порта, — бросил Мартелло. — Там видно будет.

Шофер, выругавшись, рванул с места. Сделав вид, что роется карманах в поисках сигарет и зажигалки, Мартелло обернулся, чтобы взглянуть в заднее стекло.

Метрах в пятистах от них следом тронулся черный «DS»…

Мартелло нахмурился. Задумавшись, он вновь сел поудобнее и закурил.

Шпики? Это в порядке вещей, хотя маловероятно. И не только потому, что он не засвечивался во Франции, — было бы логичнее заставить таможенников покопаться в его багаже, чем устраивать ничего не дающую слежку.

С другой стороны, полиция не использует «DS» для подобного рода работы.

Мартелло нервно потягивал сигарету. Если это не шпики, тогда есть только одно объяснение…

Он не мог не беспокоиться. Обычно он сам контактировал с получателями наркотиков, уже приехав в Париж. Тех совершенно не интересовало, каким образом товар попадал на место.

Сбитый с толку Мартелло подумал, что они могли узнать, что он плыл на борту «Тора Ярфальсена». Это ему совершенно не понравилось.

Такси выехало на набережную Жольетт, миновав полусонного таможенника в стеклянной будке. Шофер затормозил и вопросительно обернулся.

— Отель «Бово»… — бросил Мартелло.

— Хорошо, мсье…

Через некоторое время Мартелло вновь посмотрел назад.

Будто привязанный «DS» следовал за ними на том же удалении.

Мартелло допускал различные причины его присутствия. Возможно, в Париже произошел провал. Немало передряг могло произойти с его коллегами за эти месяцы. И в таком случае ему навстречу могли послать тех двоих, чтобы указать новое место передачи груза.

Если это так, они не будут тянуть с выходом на контакт.

После Форта Сен-Жан такси проследовало по набережной старого порта, чтобы выехать на набережную Бельж. Казалось, что шофер не замечал слежки. По крайней мере, судя по его виду, в чужие дела он вмешиваться не собирался.

Он повернул, чтобы выехать на Канебьер, и тут же свернул вправо, на улицу Бово.

Мартелло вышел из такси, чтобы удостовериться, что телеграмма, отправленная накануне, дошла и ему забронировали комнату. «DS» замер во втором ряду в начале улицы с включенными подфарниками.

Когда Мартелло вернулся с ночным портье, чтобы забрать багаж, машина все еще не тронулась с места. Двое пассажиров все так же сидели впереди.

Не глядя в ту сторону, словно ничего не замечая, Мартелло расплатился с шофером, добавив щедрые чаевые, и вновь пошел к отелю.

Дежурный поднес чемоданы к лифту и подготовил регистрационную карточку для полиции. Мартелло заполнял ее, наблюдая краем глаза за входной дверью. Он заметил, как «DS» медленно проехал мимо входа в отель и исчез из поля зрения.

Вместе с карточкой Мартелло отдал свой паспорт.

— У вас есть телефонная кабина?

Портье кивнул и указал в глубину холла.

— Справа, за лифтом, — ответил он. — Куда звонить?

— Здесь, в Марселе…

— Я вас соединю.

Мартелло направился к двери с надписью «Телефон», вошел, зажег свет и тщательно закрыл за собой дверь. Он набрал номер и прислушался к гудкам в телефонной трубке. Трубку сняли почти тотчас же.

— Луиджи? — спросил Мартелло.

— Он должен подойти, — ответил голос с сильным специфичным акцентом. — Не вешайте трубки, я сейчас его позову…

Мгновение спустя раздался щелчок, будто сняли трубку с другого аппарата.

— Луиджи? — повторил Мартелло.

— Это я…

— Говорит путешественник, — пояснил Мартелло по-итальянски. — Ты один?

— Вы можете говорить, — ответил голос на том же языке. — Здесь никого нет.

— Посылка у тебя? — поспешил спросить Мартелло.

— В надежном месте, — ответил собеседник. — Готов немедленно ее вернуть.

— Отлично, — удовлетворенно сказал Мартелло. — Теперь послушай внимательно, что ты должен сделать…

* * *
Администратор разбудил Мартелло ровно в семь тридцать.

Мальтиец воспользовался этим, чтобы сразу же заказать плотный завтрак. Затем он, зевнув, поднялся и подошел к окну.

«DS» был припаркован чуть в стороне от отеля, у противоположного тротуара. Внутри был виден лишь один пассажир. Предрассветные сумерки не позволяли различить черты его лица.

Мартелло покинул свой наблюдательный пост и направился за сигаретой. Первая затяжка показалась ему кислой, и он решил, что злоупотребляет курением. Погасив наполовину выкуренную сигарету, он подумал, что теперь все встало на свои места. Во-первых, теперь он был уверен, что два типа, следящие за ним, — не шпики. Не те приемы.

Далее, он был почти уверен, что ничего серьезного в его отсутствие в Париже не произошло. Иначе они не стали бы дожидаться утра для встречи, а взяли бы его на абордаж сразу по приезде в отель, чтобы предупредить и избежать ненужного звонка в Париж.

Единственное возможное заключение: Патрон решил не принимать его условий и контратаковать.

Мартелло стал под душ и наконец-то окончательно проснулся. Из-за стремительного развития событий он мало спал, но еще меньше спали его противники в своем «DS», как бы ни комфортабельно там было. Наверняка у этой парочки с утра головная боль.

Собираясь, он размышлял о ситуации. Из-за груза наркотика его положение казалось весьма солидным. Во-первых, Патрон должен будет уступить, чтобы поставки зелья внезапно не прервались. Затем, Мартелло был единственным, кто знал все детали гонконгских процедур. «Комиссия по встрече» была, конечно, предназначена для морального воздействия и присмотра, как бы он не исчез с товаром для перепродажи по пути.

Нет, причин для беспокойства не должно быть…

Плотно загрузив желудок, Мартелло спустился вниз, оплатил счет, попросил заняться багажом и вызвать такси. Его обещали прислать минут через пять.

Как и при выезде из порта, «DS» сразу сел ему на хвост. Не слишком далеко и не близко, но с ловкостью, говорящей о том, что водитель знает свое дело и пытаться оторваться от него не стоит.

Нет, если нужно, он сумел бы выкрутиться, но был настолько уверен в себе, что и думать о таком не собирался.

Мартелло решил, что на него хотят воздействовать методом устрашения. Не стоит обращать внимания. Он даже не потрудился взглянуть на лица тех, кто следил за ним. Он крепко держит дело в своих руках, и Патрон должен это знать. Нет, он не запаникует, не совершит непоправимой ошибки, что обернулась бы против него и лишила всех выгод его положения.

Такси остановилось перед вокзалом Сен-Шарль. Мартелло сделал знак носильщику заняться багажом. «DS» остановился в сотне метров от него.

Ни на миг не заинтересовавшись его пассажирами, Мартелло вошел в зал и осмотрелся кругом. Утренняя суета подходила к концу, но в зале еще было немало народу.

Луиджи предусмотрительно ждал его рядом со стойкой. Невысокого роста, пузатенький, с усами вразлет и густой шевелюрой, тот глазами указал на стоявший рядом с ним чемодан.

Большой чемодан с накладными уголками.

Они с Мартелло пожали друг другу руки. По его знаку носильщик забрал чемодан на свою тележку. Тот был очень тяжел, ибо носильщик поднимал его обеими руками.

— Ты сделал все, что я сказал? — шепнул Мартелло по-итальянски.

— Все-все, — подтвердил Луиджи. — Чемодан подготовлен. Я уже отправил письмо на ваше имя в отель «Киетюд», улица Берзелиус…

— Отлично… — похвалил Мартелло, увлекая его за собой на перрон вслед за носильщиком.

Толстячок покопался в кармане куртки.

— Вот ваш билет…

В свою очередь Мартелло достал конверт из бумажника.

— Расчет здесь, — сообщил он. — Еще там деньги за билет и небольшая надбавка за причиненные моей просьбой неудобства…

Луиджи кивнул, и довольная улыбка озарила его лицо: Мартелло никогда не скупился на надбавки.

— Не стоило! — запротестовал он для проформы, пряча конверт в карман.

Двое мужчин с носильщиком вышли на перрон. Мартелло слегка кивнул назад.

— Меня сопровождают… — процедил он сквозь зубы все еще по-итальянски.

Прежде чем спутник успел нахмурить брови, он объяснил:

— Не шпики. Ничего серьезного. Но будет лучше, если ты день-два отдохнешь за городом. Никогда не знаешь…

Марселец был того же мнения.

— Понял… — кивнул он. — Во всяком случае, я не в курсе. Я передал вам чемодан, это все, — добавил он.

— Маловероятно, что придут задавать тебе вопросы, — уверил его Мартелло. — Я позвоню, как только все будет окончательно улажено.

Они обменялись рукопожатием.

— До скорого?

— До скорого…

Поезд, прибывающий из Вентимильи и Ниццы, подходил к перрону. Мартелло бросил взгляд на стенные часы. Без четверти девять. Он зашагал к вагону, указанному в посадочном талоне, который вручил ему Луиджи вместе с билетом.

Глава 4

Ганс Генрих и Жерар Корман составляли одну из тех уникальных и исчезающих пар, которые порою создает общество в своем развитии со времен античности.

Двойная игра природы объединяла их во благо, но куда чаще — во зло.

Один был блондином, другой — брюнетом. Оба среднего роста, с совершенно заурядными лицами, у Ганса глаза были голубые, у Жерара — черные.

Но взгляд у обоих — хладнокровный.

И невозможно было ошибиться, заметив их: они из «тех».

Они и в самом деле были великолепными, методичными, прекрасно тренированными убийцами, спокойными и эффективными.

С каких пор длилось их сотрудничество и, следовательно, эта работа? Никто не мог припомнить. Впрочем, они не часто выходили на свет. По-видимому, им достаточно было друг друга.

Если присмотреться, нечто в поведении Ганса его выдавало. Его пальцы, длинные и тонкие, его маленькие ладони и слегка вихляющая походка ясно говорили о его роли в дуэте. Несмотря на бессонную ночь, у него был лощеный вид.

В противоположность ему Жерар выглядел невыспавшимся, изнуренный вид еще больше подчеркивали плохо выбритые щеки. Это он вел «DS», когда тот остановился рядом с вокзалом Сен-Шарль.

— Полагаю, он поедет поездом, как и раньше, — заметил Ганс, нахмурив брови.

— Во всяком случае, товара у него нет…

Ганс открыл, дверцу.

— Пройдемся!

Они вышли, оставив «DS», и проследовали за Мартелло, не заботясь о конспирации. Их мало волновало, что мальтиец их увидит. Напротив, это скорее всего наведет его на размышления.

Жерар Корман первым заметил Луиджи, облокотившегося о стойку. Мартелло направлялся к нему.

— Слева, — бросил он. — Толстячок с чемоданом…

Ганс улыбнулся. Его тонкие губы были похожи на два лезвия бритвы.

— С тех пор как мы за ним следим, я все спрашиваю, не ослеп ли он? По крайней мере, он, надеюсь, не думает, что мы прибыли его защищать…

Корман сухо рассмеялся.

— Теперь мы знаем парня, что выносил товар из порта, — сказал он. — Всегда вот так и получается.

Луиджи протянул железнодорожный билет и тотчас получил конверт в обмен. Корман загоревшимся взглядом взглянул на своего компаньона.

— Вмешаемся?

Ганс покачал головой.

— Слишком много народу, — возразил он. — Рискуем все провалить.

— Что тогда будем делать? Нельзя же упустить случай просто так?

Ганс немного поколебался и взглянул на часы, прежде чем решился.

— Он, конечно, сядет в поезд без десяти девять, — сказал он. — Ты последи за ним, пока я позвоню в Париж, чтобы кого-нибудь прислали на вокзал.

— А колымага и наши чемоданы?

— Я займусь этим, — ответил Ганс. — Тут невдалеке есть автостоянка. В крайнем случае, оставим на произвол судьбы. Если не хватит времени взять билеты, попробуем сесть в поезд так.

Онуказал на Мартелло, направлявшегося к перрону и сопровождении Луиджи и носильщика.

— Не отставай ни на шаг, — продолжал он. — У него может возникнуть соблазн тихо смыться после прихода поезда.

— Я бы ему этого не советовал… — ухмыльнулся Корман, похлопав по карману.

Пока он следовал за мальтийцем, Ганс Генрих направился к телефонным кабинам. Чудом ему не пришлось ждать соединения с Парижем. Бывают же такие дни…

Когда он вышел, чтобы оплатить разговор, оставалось еще одиннадцать минут до отхода поезда. Выйдя из вокзала, Ганс поспешил к «DS». К счастью, ни один полицейский еще не обратил на машину внимания. Тут они, конечно, нарвутся на штраф, прежде чем из Парижа прикажут кому-то в Марселе забрать ее. Но в создавшейся ситуации это не самый худший вариант.

Ганс забрал из багажника два дорожных саквояжа. Достал с заднего сиденья два плаща и сунул ключи под коврик в салоне. У него еще осталось время подойти к кассам и взять билеты.

Да, Мартелло совершил самую серьезную ошибку, не приняв особых мер предосторожности. Казалось, у него теперь нет шансов обвести их вокруг пальца до отхода поезда, особенно с тремя чемоданами.

С тех пор как они сели ему на хвост после схода на берег, Мартелло неминуемо должен был засечь их, ибо они сделали для этого все. Безразличие, которое он выказывал, явно говорило — он уверен, что Патрон согласится на его условия.

Ганс Генрих вздохнул. Только что закончившийся разговор свидетельствовал об обратном.

Мартелло попался, сочтя себя незаменимым…

Жерар Корман спокойно ждал перед вагоном первого класса.

— Он там, — ответил он на немой вопрос своего компаньона. — Четвертое купе в начале вагона.

— А другой?

— Ушел…

Ганс протянул ему саквояжи и плащи.

— Садись, — сказал он. — Я куплю какие-нибудь газеты.

Три минуты спустя Ганс Генрих устроился рядом с Жераром Корманом невдалеке от тамбура, в двух купе от Мартелло. В вагоне больше никого не было.

Если Мартелло захочет избежать их компании, ему придется раствориться в воздухе…

* * *
Поезд подошел к Лионскому вокзалу в девятнадцать двадцать или чуть пораньше.

В своем купе Джованни Мартелло подождал, пока все покинут вагон, прежде чем решился выйти. Он испытывал уверенность игрока, получившего четыре туза.

Он не оставил без внимания двух типов, севших в Марселе, и не ошибся в их роли. Впрочем, те тоже ничего не сделали, чтобы замаскироваться. Их слежка была видна невооруженным глазом.

Мартелло не новичок. Их глаза сказали ему больше, чем любая визитная карточка. Пара убийц!

Между тем он чувствовал себя прекрасно. Когда сидишь на сорока килограммах морфия, не стоит особенно беспокоиться о будущем.

Патрон, конечно, бушует и угрожает. Но Мартелло слышал в своей жизни уже немало угроз подобного рода. Его патроны подсылали к нему убийц, но при этом проигрывали. Было слишком поздно пасовать. Оставалось идти до конца!

Двадцать процентов от прибыли — это недорого, особенно если Мартелло договорился о восьми с Лам Фу-Ченом. Нужно только переложить их на потребителя, и все.

Мартелло мог выйти и в числе первых, но в такой ситуации предпочитал утрясти вопрос на месте. Нечего бояться, парни будут вести себя более спокойно, когда он выскажет свои доводы. С другой стороны, он один знал Лам Фу-Чена и порядок поведения в Гонконге. Нет, ему действительно нечего бояться…

Мальтиец уже собрался достать свои чемоданы, когда Жерар Корман появился в купе у него за спиной. И вагоне больше не было ни души, а на перроне толпа значительно поредела.

— Хотелось бы задать вам всего один вопрос… Один…

От бесцветного голоса мурашки пробежали по спине. Но Мартелло не стал оборачиваться, чтобы не показать, что осознает опасность.

— Валяйте… — небрежно бросил он.

— Ваши условия? — начал тот.

— Те же самые, — заявил Мартелло, поднимая тяжелый чемодан. — Не меньше двадцати процентов…

С гримасой на лице он вытащил тяжелый чемодан из багажника и поставил на полку, неловко его придерживая. Присутствие постороннего за спиной было ему неприятно.

Жерар Корман немного поколебался при виде чемодана. Данные ему инструкции были совершенно четкие.

С равнодушным видом Мартелло поднял руку, чтобы снять один из чемоданов сверху, взялся за ручку…

Стремительным движением Корман выхватил руку из кармана.

Мартелло доставал чемодан, когда услышал характерный щелчок. Он хотел обернуться, чтобы объясниться с убийцей, но слова так и не сорвались с его губ.

Лезвие вошло в почки, как в масло, — по самую рукоятку.

Удар ножом в крестец не шуточен. Корман был специалистом в этих делах, и Мартелло умер тут же, даже не успев осознать, что произошло.

Поскольку он завалился лицом вперед, убийца придержал его и, развернув, усадил в угол. Быстро вытерев лезвие о куртку убитого, сложил нож и убрал его в карман.

В дверном проеме купе появился Ганс, держа руку в кармане, готовый тут же вмешаться.

— Все сделано… — просто констатировал Корман, взявшись за тяжелый чемодан с накладными уголками.

Сгибаясь под тяжестью, с гримасой на лице, он вышел из купе. Ганс поднял оба саквояжа и направился к выходу.

Все заняло не больше тридцати секунд.

Оставив свою жертву, казавшуюся разоспавшимся пассажиром, они покинули вагон, направляясь в конец платформы.

Несмотря на тяжесть, не могло быть и речи, чтобы нанять носильщика, ибо тот потом мог вспомнить двух типов сошедших с поезда.

Еще шли задержавшиеся с выходом. Скрипя зубами, Корман думал, что чемодан оборвет ему руки. Но сейчас не время бездельничать. Вскоре они пересекли зал ожидания и направились к выходу.

Через несколько мгновений ожидавшая их у тротуара машина уже мчалась по бульвару Дидро.

— Как все прошло? — спросил водитель.

Обычно парочка не делилась впечатлениями. Чем меньше людей в курсе их личных секретов, тем лучше они себя чувствовали. Мартелло не первый в их охотничьем списке, но им никогда не приходило в голову бессмысленно хвастаться. Опыт показывал, что у шпиков есть уши в самых неожиданных местах.

— Превосходно, — лаконично ответил Ганс.

Шофер, наоборот, был болтлив. Он кивнул головой и знак согласия.

— Патрон будет очень доволен…

* * *
К сожалению, Патрону не представилось случая быть особо довольным.

Когда чемодан открыли, в нем было сорок килограммов песка!

Глава 5

Петер Андерс тщательно набил свою трубку, поднес пламя зажигалки и сделал глубокую затяжку, чтобы занялся табак. Потом вытянул длинные ноги и поудобнее устроился в кресле.

На низком столике, на расстоянии вытянутой руки стакан «Олд Кроу» ожидал своего часа. Запущенный на среднюю мощность стереопроигрыватель воспроизводил «Реквием» Верди.

Жизнь была прекрасна…

Шум улицы не долетал сквозь зашторенные окна. Тщательно отрегулированный отраженный свет мягко освещал комнату.

Петер Андерс оставил трубку, чтобы выпить глоток напитка с парой кубиков льда.

И недоставало ему теперь только Беатрис…

При мысли о ней Андерс улыбнулся. Беатрис была манекенщицей, когда он ее некоторое время назад встретил. Тогда ни один из них не думал, что связь их затянется. Девушка вернулась с показа мод в провинции и тотчас же позвонила ему договориться о встрече.

Бросив оценивающий взгляд на комнату и удостоверившись, что розы стоят в вазе, он счел, что все готово. Ничто не доставляет столько удовольствия, как встреча после недолгой разлуки.

Андерс не готовил никакой особой программы. Было маловероятно, что они соберутся куда бы то ни было раньше будущего утра…

Игла дошла до конца. Андерс, тяжело вздохнув, встал, чтобы перевернуть пластинку.

Рост — метр восемьдесят с небольшим, прекрасные мускулы выдавали его великолепное физическое состояние и тщательную подготовку, сероватые глаза с романтической поволокой привлекали к себе. Да и сам он предпочитал подобный облик сходству с Квазимодо…

Он уже вернулся к креслу, когда раздался звонок в дверь. Отложив трубку, он пошел открывать.

— Это я…

Андерс и сам прекрасно видел. Девушка казалась ему еще прелестней, чем в последний раз. Довольно высокая, она носила манто неопределенного цвета, показавшееся бы бесформенным на любой другой. Он впустил ее, с удовольствием оглядев длинные ноги, благо мода не позволяла их закрывать, прошелся взглядом по ее фигурке, задержал его на лице и роскошных светло-русых волосах, свободно падающих на плечи.

— Удовлетворен осмотром? — сыронизировала она, освобождаясь от сумки и перчаток.

— Удовлетворен… — подтвердил он, обняв ее за плечи.

Но когда губы их встретились, пронзительный телефонный звонок диссонансом перекрыл хор Верди.

Девушка отстранилась, нахмурив лоб.

— Без сомнения, одна из твоих кокеток, считающая, что местечко возле тебя свободно? — кисло съязвила она.

Андерс уже давно отказался понимать, говорит она из ревности или просто констатирует факт. Самое легкое решение — оставить аппарат звонить, но он не собирался нервничать весь вечер и потому махнул рукой.

— Я позволяю тебе развеять ее иллюзии.

Девушка поколебалась мгновение, оценивая, что она может потерять, если согласится с предложением. Но в конце концов решилась снять трубку.

Андерс наблюдал, как она важно поднесла ее к уху. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным на все сто. Ом не исключал, что она могла попасть в точку…

— Да… От кого?

Девушка прикрыла рукой микрофон и устремила взгляд на Андерса.

— Стефан Марле… — произнесла она четко.

Лицо ее утратило всю живость, а в глазах появилась грусть. Вздох усталости и беспокойства сменил радость, с которой она вошла.

Андерс подошел к столику, где стоял вызвавший потрясение аппарат. Прежде чем снять левой рукой трубку, он правой обнял девушку. Ее щеки были нежны и мягки.

— Как дела? — без всякого энтузиазма поинтересовался он.

— Это нужно спросить у тебя, — ответил собеседник.

Андерс раскатисто рассмеялся.

— Не пытайся заставить меня подумать, что ты звонишь узнать новости обо мне! Я достаточно тебя знаю.

— В таком случае я жду тебя через полчаса у Гастона.

Андерса передернуло.

— Это так необходимо?

— Тебе судить, — ответил голос в трубке. — Потому что ты меня достаточно знаешь; думаешь, я стал бы настаивать после того, как услышал голос особы, снявшей трубку…

— Согласен! — вздохнул Андерс. — Я там буду.

Он повесил трубку и повернулся к девушке. Та все поняла.

— Ты сейчас же должен уйти, не так ли? — спросила она.

Андерс кивнул, искренне сожалея.

— Ничего не могу поделать…

Она прижалась лицом к его груди, но он нежно приподнял ее за подбородок. В глазах ее отражалась смесь досады и решимости.

— Когда ты вернешься?

Андерс пожал плечами.

— Я ничего не знаю. И не хочу знать…

Она отпрянула и вздохнула.

— Я всегда спрашиваю себя, как я тебя терплю…

Андерсу возразить было нечего. И не время шутить.

Он прошел в прихожую, вынул из шкафа непромокаемую куртку.

Беатрис шагнула к нему. Секунду они смотрели друг на друга. Потом она впилась в его приоткрытые губы.

Нет, она не пыталась его удержать, но ему не стоило увлекаться, чтобы вовремя попасть на место. С трудом оторвавшись, Андерс машинально проверил ключи в своем кармане.

— До скорого!

— Постарайся вернуться до моего отъезда в турне.

Дверь за ним закрылась. Пренебрегая лифтом, он спустился по лестнице.

Погода была отвратительной, сырой и ветреной. В конце улицы традиционная вечерняя пробка на проспекте Нейи еще не рассосалась.

Андерс решил пройти через парк, чтобы поскорее попасть на место.

* * *
Петер Андерс занимался всем понемногу, а по большей части ничем.

По крайней мере, таким он представлялся друзьям. Для них он был одним из тех журнал истов-дилетантов, статьи которых могут появляться только в некоторых американских журналах, автором нескольких документальных очерков на различные темы, о которых он стыдливо умалчивал.

И действительно, Андерс удачно упражнялся в журналистике. Несколько статей, тиснутых по случаю, помогали придерживаться этой версии.

Мало кто знал, что он жил в Париже более или менее официально за счет Федерального бюро по наркотикам. Его положение было достаточно неясным, для того чтобы он мог свободней маневрировать.

Состоя в качестве наблюдателя при отделе одурманивающих средств в рамках Интерпола, он был в деловых связях со службой таможенных расследований (СТР) и достаточным количеством других организаций, неизвестных широкой публике. Попутно он был вхож в другие менее известные круги, и правительственные, и нет, благодаря своей журналистской карточке или иным, более частным образом.

А Стефан Марле служил офицером в до предела официальной Национальной службе по борьбе с незаконными таможенными операциями, в которой СТР создала сеть осведомителей. В этом качестве его поле деятельности было гораздо уже. Это только в романах можно видеть офицера полиции или представителя службы охраны общественного порядка, с легкостью нарушающего все статьи закона. Да, в романах, когда герои имели несчастье попасть в переделку…

Стефан Марле всегда избегал такого образа действий. Но, поскольку он не был лишен здравомыслия, то ему приходилось прибегать к услугам Андерса…

Сам такой же здоровяк, как и его друг, но немного ниже ростом и более коренастый, он был очень привлекателен, и по облику его никто бы не подумал, что он полицейский.

Он уже сидел в кафе на улице Токевилль, когда туда вошел Андерс. Местечко было типичной забегаловкой с табачным прилавком под названием то ли «Бризза», то ли «Сиветт», но все называли его «Гастон», по имени хозяина.

Марле поднялся, чтобы привлечь внимание вошедшего Андерса. Тот знаком дал понять, что видел его, и подошел к табачной стойке, чтобы взять упаковку «Кэпстэна» вместо забытой дома. К счастью, в его карманах всегда валялась старая трубка, и непромокаемая куртка не была исключением.

Они пожали друг другу руки, и Андерс уселся напротив Марле. Тот уже подозвал гарсона.

— Что ты закажешь?

Андерс вспомнил о своем домашнем нетронутом стакане. Так остаться без выпивки! Если ночь обещает затянуться, это будет только началом.

— «Олд Кроу».

Марле показал на стакан, который уже опустошил, где по остаткам на дне можно было определить «Американо 505».

— То же самое.

Гарсон ушел. Андерс холодно посмотрел на своего друга.

— Итак? — спросил он сверхлюбезным тоном.

Марле сжал губы и предостерегающе поднял руку.

— Полегче… — сказал он. — Я, может быть, сорвал твой райский вечер, но не стоит из-за этого так переживать. А заодно предупреждаю тебя, что и ночь может пройти впустую.

Андерс принялся набивать свою трубку с соответствующими выражениями.

— Ты знаешь Гонконг? — невинно продолжил Марле.

Андерс рассмеялся.

— С условием, что это будет щедро оплачено на двоих, я согласен…

— Сожалею, — прервал Марле. — У меня нет ни малейшего желания посылать тебя туда. Просто дело в том, что история, которую я хочу рассказать, там начинается.

Андерс кончил набивать свою трубку и тщательно раскурил ее.

— Наркотики?

Марле кивнул.

— Кажется, то, что нас интересовало, прибыло, — ответил он. — Ты знаешь, что у нас есть несколько осведомителей, которые указывают на перемещение известного груза. Большинство из них работает одновременно и на Бригаду по борьбе с наркобизнесом, но сейчас они обратились к нам.

— На каком уровне? — вмешался Андерс.

Марле поморщился.

— Слишком низком, чтобы этим можно было воспользоваться, — сказал он, — но что-то там кроется…

Двое подростков вошли в кафе. Девушке было не Польше пятнадцати лет, из-под ее сверхкороткой юбчонки торчали панталоны. Они уселись через три столика. Удостоверившись, что молодежь не подслушивает, а занята совершенно иным, они все же понизили голоса:

— Уже несколько дней, как в Бригаде узнали, что неделю-две назад на рынке появились свежие наркотики, — объяснил Марле. — Обычно ловкачи пускают такой слух в надежде получить немного карманных денег за наш счет.

Он на мгновение прервался, чтобы прикурить сигарету.

— На этот раз, кажется, все значительно серьезнее, — продолжил он. — Информатор на редкость точен и не распыляется попусту, включаясь лишь в особых случаях.

Тем временем молодые люди буквально слились в страстном поцелуе. Нечего и думать, что они подслушивают.

— Второе, — продолжал Марле, — вчера вечером пришили мальтийца в поезде, прибывшем из Вентимильи. Удар ножом в спину. Работа специалиста.

Он какое-то время помолчал, затем продолжил:

— Типа звали Джованни Мартелло. Полиция определила, что он сел в поезд в Марселе, где предыдущей ночью сошел с корабля, прибывшего из Гонконга.

Андерс навострил уши.

— Не хочешь ли сказать, что в его багаже полно наркотиков?

Марле покачал головой.

— Нет и нет, — ответил он. — Даже ни транзистора или фотоаппарата, привезенного тайком. Паспорт в порядке, и все такое.

— Тогда в чем дело?

Марле улыбнулся.

— Норвежское грузопассажирское судно «Тор Ярфальсен», — объяснил он. — Он отправился морем, а мы узнали, что один из стюардов был осужден несколько лет назад за перевозку опиума. Всего несколько пакетов наркоты. Доказательства были неубедительны, и он получил по минимуму.

Андерс покрутил стакан, который поставил перед ним гарсон. Он внимательно наблюдал за льдом, скользящим по стенкам под действием центробежных сил.

— Если я правильно понял, стюард провез наркотики для мальтийца, — предположил он. — Затем по прибытии того нашли продырявленным, и к тому же без груза…

Марле вздохнул.

— Я согласен, что, может быть, это притянуто за уши, слишком мало мы знаем, — признал он, — но это вполне возможно.

Андерсу все казалось малоубедительным.

— Есть еще кое-что, о чем я еще не сказал, — добавил Марле. — Мы нашли женщину, ехавшую в том же вагоне, что и мальтиец, и вышедшую, как только поезд прибыл. Старая сова, которая занимается только тем, что следит за ближними, чтобы удостовериться, моют ли они шею по утрам.

Он выждал немного, чтобы подчеркнуть важность своих слов.

— Она провела с мальтийцем последний отрезок пути и клянется всеми святыми, что у того было три чемодана, когда она покидала купе. А нашли рядом с трупом только два…

Андерс сунул нос в свой стакан. Если это так, то натянутая версия Марле становилась гораздо весомее.

— Она могла ошибиться.

Марле покачал головой.

— По-моему, ей можно верить. Она очень точно описала багаж Мартелло, даже не глядя на него. Это в точности совпадает с тем, что нашли.

Он выпил глоток своего «Американо 505».

— По ее словам, исчезнувший чемодан был большого размера, с металлическими накладками по углам, — заключил он. — Совсем иного образца, чем два других.

— Мог он принадлежать другому пассажиру? — поинтересовался Андерс.

— Маловероятно, — ответил Марле. — Старая сова и мальтиец были одни в купе от Лиона.

— И как он?

Марле рассмеялся.

— Вдова высшего офицера, известная фамилия, — сказал он. — Мне пришла мысль — один шанс из тысячи, что она имеет отношение к делу. На всякий случай за ней следят, но уже можно утверждать, что это ничего не даст.

Андерс подумал о том же. Мгновение они помолчали. Затем он посмотрел на своего компаньона.

— Чего, собственно, ты ждешь от меня? — спросил он ровным голосом.

Марле слегка занервничал.

— Мне хотелось бы, чтобы ты взял интервью у одного типа, — в конце концов ответил он.

Андерс нахмурил брови.

— Вам не хватает эффективности?

Марле перекатывал упаковку «Кэпстэна» на столе, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

— Не достает кредита, — заявил он. — Одним словом, тип — большой гурман…

— Иначе говоря, ты надеешься, что дядюшка Сэм заплатит, чтобы кто-то таскал для тебя каштаны из огня? — иронизировал он. — Я думал, что от юношеских иллюзий ты давно излечился.

Офицер СТР еще не сказал всего, ибо в его взгляде сверкнули огоньки.

— Это еще не все, — начал он. — Если наши сведения точны, количество наркотика превосходит французские потребности… В таком случае это должно тебя заинтересовать вплотную…

Андерс слегка кивнул.

— Я понял…

Пути поставки наркотиков в Америку начинаются всегда в Европе, и в первую очередь во Франции. Если количество наркотиков действительно значительно, можно с уверенностью сказать, что большая часть будет подготовлена к отправке в Штаты.

Работа Андерса в Париже и состояла в отыскании таких поставщиков, чтобы закрыть источники поставок в Новый Свет.

— Имя твоего человека? — спросил он.

Марле тщательно скрывал улыбку удовлетворения.

— Эмиль Лорио, — объявил он. — Проезд Клиши, номер 7. Это сразу за Веплером, ты не ошибешься…

Андерс подумал о Беатрис, ожидавшей его в квартире в Нейи. Вернувшись однажды, он найдет, что птичка окончательно улетела…

— Наш контакт?

— Как обычно, — ответил Марле. — Я полагаю, ты будешь у себя?

Андерс вздохнул.

— Надеюсь…

Глава 6

Было около одиннадцати, когда Андерс уселся в свой «BMW» серо-стального цвета и направился по улице Токевилль, чтобы попасть на бульвар Батиньоль. Миновав железнодорожный мост, он задумчиво покосился влево на здание, в котором находилась местная СТР. Ему не терпелось узнать, завел ли его Марле понапрасну или наживка, сунутая ему под нос, соответствует действительности.

Как бы там ни было, он не задержится с уточнением.

Пять минут спустя он припарковался на самом бульваре, сразу же за площадью Клиши. Такая удача в это время…

Как и каждый вечер, более-менее праздничная толпа слонялась под неоновыми вывесками пивных и кабачков со стриптизом. «Ночной Париж» не знает плохой погоды.

Андерс проверил дверцы, прежде чем отправиться дальше.

Ночная толпа всегда одинакова. Слоняющиеся провинциалы и простофили из-за границы; проститутки всех мастей на охоте; бездельники арабы, недвусмысленно косящиеся на женщин и не стесняющиеся в комментариях; уличные торговцы запрещенной порнографией; развязная молодежь, готовая сесть на иглу; кутилы, продолжающие прожигать жизнь.

Ничего нового…

Андерс дошел до площади, затем пошел по проспекту Клиши и свернул направо, в первый переулок. Настоящая кишка, узкая и плохо мощенная. Витрина книжной лавки освещала вход в переулок. Дальше — темнота.

По привычке Андерс осмотрел окрестности. Ничего необычного: несколько небрежно припаркованных машин, в глубине — тускло освещенный фасад.

Дом номер 7 был старым, грязным и изрядно обшарпанным. Мгновение поколебавшись, Андерс решил все же войти. С трудом пытаясь найти кнопку звонка, он в конечном счете нажал наугад на что-то непонятное.

Входная дверь была не заперта. Консьержка, если там была консьержка, должно быть, спала в своем логове или совершала поход по ближайшим бистро.

Но в данном случае Андерс ошибся. Возле лестницы зажегся свет и занавеска, закрывавшая стеклянную дверь, отодвинулась, за ней появился подозрительный и вопрошающий глаз.

— Кто там? — обеспокоенно спросил сиплый голос.

Андерс не собирался называть цель своего визита.

— Эмиль Лорио?

— Второй, напротив, — проворчала старуха, опустив занавеску.

Андерс услышал еще несколько скрипучих реплик:

— Невозможно телевизор спокойно посмотреть!.. Настоящий проходной двор!.. Посмотрите…

В доме не транжирили электричество. Андерсу пришлось поискать кнопку, чтобы вновь зажечь свет. На каждую лестничную площадку выходило три двери, одна из которых вела в туалет, общий на этаж. Если посмотреть на ширину дома, можно представить себе размеры квартир. Даже во времена его постройки роскошью тут и не пахло.

Полоска света выбивалась из-под двери, расположенной напротив лестницы на втором этаже. Звонка не было. Андерс постучал несколько раз в дверь.

Ничего… Изнутри не доносилось никаких звуков. Андерс вновь постучал, сильнее.

Безрезультатно.

Или Лорио заснул, оставив свет, и крепко спит, либо вышел, оставив свет непогашенным. Может быть, всего на несколько минут.

Андерс собрался постучать в третий раз, но лампа вновь погасла. Он выругался сквозь зубы. Не будет же он заниматься подобными шуточками всю ночь…

Не зажигая света, Андерс достал из портфеля маленький железный инструмент типа ключа с подвижными бородками. Надо действовать достаточно быстро, ибо консьержка может забеспокоиться и выйти вновь.

После трех безрезультатных попыток язычок повернулся в замке. Андерс толкнул дверь и вошел.

Квартиру составляли две маленькие комнатки. Узенькая прихожая и столовая-кухня-гостиная. Свет падал оттуда.

Никого не было, кроме большой крысы, тут же скрывшейся под сундуком. Узкая грязная постель, покрытая наполовину разорванными рисунками на бумаге. Кислый запах пота и затхлости заполнял комнату. Лорио не помешало бы тщательно вычистить себя, а заодно и жилище.

Андерс посмотрел на беспорядок, царивший в комнате. Бесполезно терять время на осмотр. Все, на что он мог надеяться, — это подцепить блох. Он вернулся it гостиную, поколебался. Здесь тоже не стоит возиться с обыском. Лорио был не из тех, кто ведет дневник или заваливает комнату компрометирующими бумагами.

Самое простое — подождать. Андерс уселся на стул и вынул трубку, опасаясь облокотиться о крышку стола, серого от пыли. Вскоре слащавый вкус табака перебил затхлый запах комнаты.

Потекли минуты.

По прошествии получаса Андерс решил, что дело слишком затягивается. Образ Беатрис, гасящей свет после долгого бесплодного ожидания, стоял перед главами. Он готов был все бросить и уехать. Но трезво рассудил, что это было бы слишком глупо. Лорио не должен очень задержаться. Надо набраться терпения и разобраться, чтобы не возвращаться еще раз.

Спустя еще четверть часа трубка, которую он нервно покусывал, погасла. Андерс поднялся, вспомнив, что удобства находятся на лестнице.

На цыпочках, чтобы не беспокоить консьержку, он вышел из квартиры, открыл дверь с известными буквами…

И выругался. Место было уже занято.

Даже никогда прежде не встречая его, Андерс с первого взгляда понял, что это Лорио. Тот валялся между умывальником и стеной, одна рука на крышке унитаза, голова повисла на грудь.

Мертвец…

Андерс выключил свет и вздохнул. Крови Лорио почти не потерял, только на рубашке расплылось красное пятно. Четкая рана на уровне сердца. Убийце не понадобилось наносить второй удар. Смерть была мгновенной.

Здесь тоже работа специалиста. Андерс тут же сопоставил картину с убийством Джованни Мартелло на Лионском вокзале.

Мысль Андерса лихорадочно работала. Совпадение, конечно, не случайно. Это подтверждало, что версия Марле была верна. Или, по меньшей мере, существует нечто настолько важное, что могло бы оправдать смерть двоих людей.

Он не мог оставить Лорио там. Владелец второй квартиры, вне всякого сомнения, пожелает утром воспользоваться помещением. Будет лучше, если он избежит такого сюрприза.

Взяв под мышки труп, Андерс поднял его и принялся втаскивать в квартиру. Потом бесшумно вернулся удостовериться, что не осталось следов крови, — здесь все было в полном порядке.

Нахмурив брови, Андерс изучал безжизненное тело. Слишком поздно… Если он и знал что-то интересное, те, кто ликвидировал его, проследили, чтобы не осталось улик. Полиции, конечно, придется просеивать содержимое всей квартиры…

Носовым платком Андерс принялся протирать все предметы, которых он мог коснуться. Служба идентификации уже обладает замечательной коллекцией отпечатков, вовсе нет необходимости оставлять там и свои.

Тихо прикрыв за собой дверь, он спустился на цыпочках.

Если Марле испортил ему вечер из-за этого, он ему отплатит подобным же образом. Пусть тот разбирается с трупом. Что касается его, Андерс надеялся, что сделал все возможное. Если он решит не поднимать шума, то Лорио пролежит еще какое-то время, прежде чем будет найден. Судя по всему, уборщица приходит отнюдь не каждый день. Окна консьержки были темными. Андерс бесшумно направился к выходу. По описанию, которое она даст полиции, те далеко не уйдут. Бояться нечего.

Надо срочно позвонить Марле, чтобы предупредить его. В этот час пивные на площади Клиши были еще открыты. Андерс направился к проспекту.

Он не сделал и десяти шагов, как почувствовал надвигающуюся опасность.

В тот же миг два силуэта в непромокаемых плащах вышли из тени и направились к нему. Андерс инстинктивно повернулся к ним лицом.

Рука вынырнула из кармана плаща. В ней блеснул револьвер с глушителем на стволе.

— Убирать тебя еще не время, — выдохнул один из них. — Потому давай без приключений…

Его невыразительное лицо говорило, что он ни на секунду не задержится с выстрелом. Когда Андерс осторожно поднял руки на уровень плеч, он кивнул своему компаньону. Тот обошел Андерса, не пересекая линию огня, и долго ощупывал, остановившись на кармане с трубкой. Этот тоже специалист.

— Оружия нет, — сказал он, отойдя на безопасное расстояние.

Первый убрал пистолет в карман плаща, но руки не вынул. Андерс отметил, что комок в горле уже прошел. При таких аргументах не сопротивляются. Оставалось только следовать за ними.

— Шевелись! — бросил брюнет сквозь зубы.

В сопровождении двух мужчин Андерс, опустив руки, отправился в путь.

Он тотчас понял, с кем имеет дело. Блондин был слишком расфуфырен и слишком недвусмысленно покачивал бедрами. Андерс внутренне вздохнул. Те самые! Парочка самых опасных убийц на криминальном рынке.

Они достигли освещенного угла проспекта Клиши.

— Направо!

Еще был народ на улице, но Андерс не питал никаких иллюзий. Если бы он и попытался что-то предпринять, твердый предмет под боком тут же рассеивал все сомнения.

— Без фокусов!

Их машина, черный «DS», была оставлена немного дальше по проспекту. Блондин открыл дверцы и уселся на заднее сиденье. Второй подтолкнул глушителем Андерса.

— Садись!

Андерс подумал, что пришло время высказать свое мнение:

— А если я не пожелаю? — спросил он. — Вы можете объяснить мне, чем это кончится?

Вместо ответа сталь еще сильнее ткнулась в бок.

— Не стоит терять время!

Андерс изобразил гримасу и согнулся, чтобы занять место на сиденье. Выполняй они роль убийц, не стали бы ждать.

Брюнет хлопнул дверцей, устроился за рулем, запустил мотор и тронул машину. Движение на улице сильно уменьшилось. На хорошей скорости «DS» направился в сторону ворот Сент-Уэн по одноименному проспекту.

Блондин вытащил из кармана оружие, чтобы Андерс вел себя смирно. Его голубые глаза сверкали льдинками, когда он спросил:

— Что ты делал у Лорио?

Андерс пожал плечами.

— Он должен был передать мне зелье…

Объяснение было правдоподобным. Марле объяснил ему, что осведомителю случалось быть поставщиком наркоты.

Блондин разразился резким хохотом.

— Скажи кому другому! — возразил он. — Как будто у тебя глаза наркомана.

— Это не мне, — объяснил Андерс. — Для друга…

Брюнет наблюдал за ним в зеркало заднего обзора.

— Прекрати нести ерунду! — прорычал он. — Если бы ты пришел к Лорио от друга, то не говорил бы о наркоте, опасаясь нарваться на полицию.

— Будь вы шпиками, показали бы свои удостоверения, — возразил Андерс. — Или вы их потеряли?

Блондин с отвращением надул губы.

— Вот мерзавец! — бросил он. — Будет лучше, если 11.1 выложишь все немедленно…

Шофер затормозил на красный свет на улице Ги-Моне. Он полуобернулся и обратился к своему компаньону, пожав плечами:

— Оставь его… Он скоро все расскажет…

Тот, казалось, ничего не слышал.

— Вначале скажи, как ты туда вошел? — продолжал он. — Может быть, Лорио дал тебе ключ?

— От тебя ничего не скроешь, — хмыкнул Андерс. — Хочешь взглянуть?

Он потянулся рукой к карману. Блондин моментально отреагировал, достав свой пистолет и направив его на Андерса.

— Только не сейчас! — сказал он сухо.

Андерс не настаивал. Проверка прошла нормально. Тот не намеревался подвергаться ни малейшему риску. Это нужно не забыть.

«DS» замедлил ход на пересечении внешних бульваров, потом проследовал прямо по бульвару к выезду Сент-Уэн. Блондин был явно заинтересован:

— Что ты сейчас делал у Лорио? — повторил он.

Андерс вздохнул.

— Я тебе уже сказал: искал наркотики для друга.

— Нет, ты пытался найти совсем другое, — оборвал блондин. — Иначе…

Вмешался шофер:

— Хватит! — бросил он. — Подожди, пока приедем.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь шорохом шин и урчанием мотора.

Вскоре «DS» достиг Сены. Брюнет направлялся в Сен-Дени. Проехав еще немного, он сбросил газ, включил левый поворотник и повернул налево по стрелке, указывавшей на закусочную.

Андерс почувствовал легкое покалывание под ложечкой. Он спрашивал себя, не стоило ли попытать удачи в момент посадки в автомобиль. Но сожалеть было слишком поздно…

«DS» остановился на бетонированной набережной, переходившей в причал. Должно быть, тот служил дебаркадером для одного из заводов на противоположной стороне дороги.

Место было мрачным. Грязные воды Сены медленно текли среди ядовитых испарений.

Брюнет вышел и тотчас открыл дверцу для Андерса.

— Приехали!

В руке он держал оружие, не пытаясь его скрыть. Блондин тоже достал свой пистолет.

Андерс отказался от малейшей попытки бежать. Он не пройдет и метра, как будет изрешечен горячей сталью.

Причал переходил в какой-то подземный склад. Многочисленные окна были застеклены темным стеклом.

Брюнет стволом указал направление.

— Вперед!

На этот раз он не приблизился. Он знал правила игры. У блондина должен быть ключ, или стеклянная дверь не заперта. Он вошел и посторонился, не зажигая света внутри.

— Входи!

У Андерса не было выбора.

В тот момент, когда он переступал порог, ему показалось, что череп его раскалывается.

Свет, вспыхнувший перед глазами, все объяснил. Инстинктивно он попытался удержаться и выставил вперед руки, но ноги потеряли опору. Показалось, что он падает в вечность.

Наступила полная темнота.

Глава 7

Андерс очнулся не сразу.

Вначале пришла боль, острая и пульсирующая, потом настала очередь тошноты. Только после этого он все вспомнил. И теперь сообразил, что лицо его все еще лежало на цементном полу и руки не связаны.

Затем он услышал отдаленный разговор, становившийся громче по мере приближения к нему. Начал различать слова и понял, что, видимо, полностью терял сознание.

Первое решение: делать вид, что еще не пришел в себя. Несмотря на неудобное положение и дьявольскую боль в голове, он старался не шевелиться.

Прежде всего нужно узнать как можно больше.

— Петер Андерс… журналист… Американец!.. Дерьмо! У меня такое впечатление, что мы опять промазали…

Это заговорил брюнет. Андерс заключил, что тот начал изучать его документы. Значит, он был без сознания несколько минут.

Блондин в свою очередь сказал:

— Может быть, его действительно навел один из наркоманов и он хотел встретиться с Лорио, чтобы написать статью или книжку…

— По-моему, такое совпадение уж слишком… — возразил брюнет, размышляя.

— Во всяком случае, я не вижу, какое отношение он может иметь к полиции.

Воцарилось молчание. Затем брюнет вновь заметил:

— Если это журналист, можно найти способ договориться с ним…

— Это не дело! — возразил партнер. — Не стоит рисковать, он донесет на нас или станет шантажировать.

Андерс внутренне сжался. Отныне он был приговорен!

Во всяком случае, надо что-то придумать, чтобы провести блондина. Необходимо найти к нему ключ.

Звук падающих капель.

— Должен где-то быть кран…

Андерс не имел ни малейшего желания в довершение всего попасть под душ. Пока один из них грохотал железяками в поисках подходящей емкости, он попытался пошевелиться и как можно натуральнее простонать.

Это оказалось не очень легко, ибо голова у него раскалывалась от боли и резонировала, словно барабан. Морщась, он ощупал затылок. Крови нет, но шишка весьма приличная.

Андерс был почти разочарован. Но не стоит забывать, что это были профессионалы в своем деле. Владеют дубинкой с той же виртуозностью, что и ножом.

— Не стоит возиться, — заявил блондин. — Он отходит сам…

Андерс открыл глаза. Он лежал в комнате, куда собирался войти, прежде чем его оглушили. Когда-то она, очевидно, служила конторой. Кое-какая мебель еще осталась, так же, как и куча мусора.

Блондин держал в руках его документы. Другой направлял свет фонаря в глаза Андерсу.

— Теперь, надеюсь, ты будешь любезен и скажешь, что хотел узнать…

Андерс попытался подняться, опираясь на локоть, но упал опять, застонав.

Пусть он и пришел в себя полностью, не стоит этого показывать. Меньше обращают внимания на человека, лишенного сил.

— Что ты вынюхивал у Лорио? — вновь начал блондин.

Андерс попытался немного приподняться, покачал головой.

— Я вам уже сказал, — выдохнул он. — Мне нужны были наркотики для друга…

— А это? — отрезал тот, тряся перед ним карточкой журналиста. — Не принимай нас за идиотов! Что ты пытался выведать у Лорио?

Андерс осторожно тряхнул головой, как бы приходя в сознание, встал на колени.

— Так или иначе, ты кончишь тем, что будешь харкать кровью, — продолжал блондин. — Так почему бы не образумиться сейчас?

Второй уселся на угол стола, привалившись к стене.

Он с деланым безразличием наблюдал за происходящим. Андерс закачался, будто вот-вот упадет.

— Итак? — напирал нетерпеливо блондин.

Андерс медленно поднял голову и посмотрел на него. Пренебрежительная гримаса исказила его лицо.

— Пидаров твоего масштаба я…

Ответ не заставил себя ждать. Блондин яростно сжал губы и пнул Андерса носком ботинка.

Тот только этого и ждал…

Сомкнув в замок руки, он боком подкатился к ноге, пытавшейся ударить его прямо в грудь. От удара перехватило дыхание, но стопу он блокировал. Затем навалился изо всех сил на ногу, не выпуская ее.

Потеряв равновесие, блондин грохнулся вперед, закричав от боли. От удара по голове из глаз Андерса посыпались искры, но это его не остановило. Так же, как и удар ногой, который он самортизировал своим броском. Сгруппировавшись в падении, Андерс навалился блондину на спину, когда тот упал на пол. Заблокировав его всем телом, сунул руку в карман плаща, сжал рукоятку пистолета и выхватил его.

Брюнет, наконец, все понял и схватился за свой пистолет. Но опасаясь задеть своего компаньона, он задержался с выстрелом на долю секунды.

Андерс не был столь щепетилен. Отскочив назад, он выстрелил, и, по-видимому, удачно.

Получив пулю в переносицу, брюнет съехал на спину. Рефлекторно он нажал на спуск, прежде чем отдал Богу душу.

Плоф! Приглушенный глушителем выстрел превратился в смехотворный хлопок. Напротив Андерса блондин, пытавшийся встать на ноги, издал душераздирающий крик. Он открыл рот, захрипел, попытался удержаться и рухнул на бетонный пол лицом вниз.

Второй свалился со стола, на котором сидел со скрещенными руками. Не было ни малейшей надежды, что он шевельнется…

Андерс с трудом встал, поднял фонарик, упавший, не разбившись, и пошел проверить состояние блондина.

Тот получил пулю своего компаньона меж лопаток и тоже был мертв…

Андерс покачал головой. Если ситуация и развивалась успешно для него, он ни на сантиметр не продвинулся. Труп никогда не проболтается. А два — тем более!

Оба пистолета были снабжены глушителями, нечего беспокоиться, что кто-то мог услышать выстрелы. Удостоверившись в этом, Андерс принялся искать свои документы, бумажник и все остальное, что у него исчезло.

Затем он принялся опустошать их карманы.

Никаких документов… Ничего, за что можно уцепиться. Единственной находкой оказалось фото блондина с надписанным именем: Ганс. М-да, не густо.

Мало шансов, что они фигурируют в картотеке полиции. Но его волновало не это, а кто их послал убрать Лорио и следить за приходящими к нему. Все нужно начинать с нуля!

Подсознательно Андерс принялся повторно осматривать их одежду. Мудрое решение. В кобуре брюнета он нашел визитную карточку, пропущенную при первом осмотре. Нет, решительно удар по голове не лишил его сообразительности.

Визитная карточка оказалась карточкой бара на улице Ренне под названием «Аллигатор». Как зацепка — слабовато, но все лучше, чем ничего.

На этот раз действительно все. Андерс решил покинуть место происшествия. Не хватало еще, чтобы полицейский патруль заметил «DS» на причале и заинтересовался.

Что до парочки, их нужно оставить на месте. Марле заберет, или их найдут с наступлением дня. Для него это ничего не изменит.

Прежде чем выйти, Андерс тщательно вытер пистолет, которым воспользовался, убирая отпечатки. Затем вложил его в руку блондина. По такой картине, если не вмешается Марле, полиция заключит, что они убили друг друга.

Он протер и все остальное, включая ножи с предохранительной кнопкой, бывшие у них, и разложил по их карманам. Так же он поступил с фонариком.

Свежий ветер на улице показался ему прекрасным. Даже головная боль, казалось, унялась.

Он привычно бросил взгляд под коврик «DS» и в ящичек для документов. Ничего: ни водительских прав, ни страхового полиса или квитанций оплаты. Скорее всего, краденая машина.

Андерс завел мотор, сделав полукруг, развернулся и направился по спуску, чтобы выйти на трассу. Он считал, что для одной ночи вполне достаточно.

И все же ему еще предстояло позвонить Марле, чтобы ввести в курс дела.

Возле Клиши Андерс зашел в бар, хозяин которого уже собирался закрывать. Тем не менее он уговорил обслужить его и продать один жетон. Выпив коньяку, Андерс закрылся в телефонной кабине и набрал домашний номер Марле.

Тот ответил не сразу. По голосу чувствовалось, что он уже спокойно спал.

— Петер у аппарата, — сообщил он. — У меня тройное…

Молчание, последовавшее за словами, могло означать все, что угодно.

— Ты спишь или что? — настаивал он. — Я тебе только что сказал, что…

— Я слышал, — возразил Марле угрюмо. — Я только ущипнул себя, чтобы убедиться, что не сплю.

Он пробормотал что-тоневнятное и добавил:

— Давай сюда! Поговорим…

— Для начала есть двое, но не со мной. Первый — Лорио. Он принимал у себя пару типов, которые пригласили меня на маленькую прогулку…

Андерс принялся пересказывать вечерние события.

На другом конце провода Марле, казалось, не был особенно доволен.

— Где это произошло?

— Я не знаю точно название набережной, — ответил Андерс. — Это между мостами Сент-Уэн и Сен-Дени. Метров через сто пятьдесят ты увидишь магазин запчастей и подземную стоянку для автомашин.

— Записано! — сказал Марле. — Я не знаю еще, как обернутся дела…

— На всякий случай я напомню тебе, что это ты направил меня к Лорио, — оборвал его Андерс. — В остальном — это мое и их дело. У меня не было выбора. Я не нашел лучшего способа законной защиты…

Марле глубоко вздохнул.

— Попытаюсь утрясти, — вздохнул он. — Где я могу тебя подобрать?

— В данный момент нигде, — ответил Андерс. — Мне хочется спать.

Тем не менее они договорились о встрече днем и повесили трубки.

Андерсу нужно было еще забрать свой «BMW» перед тем, как вернуться домой. Чтобы избежать риска нарваться на патруль, он предпочел оставить «DS» на площади и взять такси.

* * *
В комнатах было темно, когда Андерс тихонько открыл дверь.

На какое-то мгновение он испугался, что Беатрис ушла, не осталась ждать. Но вид ее сумочки в прихожей его успокоил. На цыпочках он подошел к двери спальни и, не зажигая света, проскользнул внутрь.

Девушка спала, ее великолепные светлые волосы разметались по подушке. Стараясь не разбудить ее, он разделся в темноте, быстро почистил зубы в ванной и, стараясь не шуметь, вернулся в комнату. Склонив голову, он какое-то время постоял, любуясь ею.

Действительно, он потерял бы многое, если бы его выловили из Сены…

Девушка не пошевелилась, когда он осторожно забрался под одеяло. Поняв, что ему предстоит непродолжительный сон, он решил остаться на краю кровати. Однако ее тепло и легкий аромат духов очень скоро обволокли его.

В подобных условиях трудно уснуть!

Собрав всю свою волю, он принялся считать слонов. Набралось уже приличное стадо, когда девушка почувствовала его присутствие. Теплая маленькая ручка, отправившаяся на ощупь на поиск, наткнулась наконец на что-то интересное…

Слоны моментально исчезли!

Андерс напрасно пытался собрать стадо; ему больше было не до сна.

Удовлетворенно воркуя, девушка придвинулась и прижалась к нему. Он почувствовал под своей рукой тугую округлую грудь. Теплое и нежное бедро коснулось его. Щека легла на его плечо, и поток шелковистых полос защекотал шею.

Андерс подумал, что надо либо ее разбудить, либо самому отправляться спать на кушетку в гостиной…

Тут же он услышал мягкий смеющийся голос, прошептавший на ухо:

— Ты же не думаешь, что я спала?

С плохо скрываемым удовольствием Андерс изобразил величайшую усталость и продемонстрировал шишку величиной с голубиное яйцо, украшавшую его затылок.

Напрасный труд! Женщина прекрасно знала, что ей нужно…

Глава 8

Было чуть больше одиннадцати, когда Андерс покинул квартиру, где Беатрис спала, сжав кулачки; он не стал будить ее.

Две «алка-сельтер» избавили от головной боли, напоминавшей о бурном вечере.

Немногим ранее Стефан Марле позвонил ему, чтобы сообщить последние новости. Два головореза, захватившие его, не фигурировали в полицейской картотеке. По-видимому, с ними встретились впервые.

С другой стороны, «DS», естественно, был угнанным. И с этой стороны надеяться было не на что. По делу было начато обычное расследование. Учитывая скудость исходного материала, рассчитывать на быстрые успехи не приходилось. Полиция, кажется, склонна была считать, что речь идет о сведении счетов. Марле уверил Андерса в убедительности его инсценировки.

В Париже наладилось уличное движение. Визиты африканских королей стали редкими, и основные магистрали были открыты. Андерс добрался до Латинского квартала по Елисейским полям и бульвару Сен-Жермен.

Как он и ожидал, «Аллигатор» оказался пристанищем гомосексуалистов. Впрочем, он был не единственным в квартале, известном открытостью всех мыслимых и немыслимых видов самовыражения.

Только мужчины, по крайней мере, с виду. Около десятка их потягивали аперитив и болтали о пустяках. Никаких эксцессов с одеяниями. С виду полнейшая порядочность…

Местечко было обставлено со вкусом. Сверхсовременный декор и разделенные переливающимися синтетическими панно кабины. Наверх вела лестница, там находился зал ресторана.

Бармен, судя по виду, не принадлежал к пятому интернационалу. Андерс игнорировал вопрошающие взгляды, преследовавшие его от самого входа, и устроился возле стойки.

— «Американо 505».

Сказано — сделано. Когда бармен повернулся, чтобы заняться стаканами, Андерс знаком подозвал его.

— Да?

Сунув руку в карман и достав оттуда банковскую купюру, Андерс сложил ее так, чтобы виднелись цифры «50».

— Я ищу двух приятелей, — объяснил он. — Не могу найти их адрес…

Бармен изучил купюру, потом бросил хмуро:

— Я не знаю…

Андерс достал из кармана вторую купюру, идентичную первой.

— А вот так?

Интерес к новичку прошел, никто больше не смотрел в их сторону.

— Говорите, не останавливайтесь, — произнес бармен, продолжая свое дело.

— Они всегда вместе, — уточнил Андерс. — Один блондин, а другой брюнет. Блондина зовут Ганс…

Бармен остановил его, нахмурил брови, засомневался.

— Шпик? — бросил он так, будто слово жгло ему губы.

Андерс отрезал:

— У меня что, голова похожа?

Он пошуршал купюрой между пальцев, добавив:

— Обычно шпики приводят другие аргументы!

Бармен все еще колебался.

— Что вам надо от них? — решился он спросить.

— Кое-что вспомнить, — ответил Андерс. — Это два моих давних друга…

Бармена это не убедило. Может быть, его цена была выше?

— Итак? — настаивал Андерс, делая вид, будто собирается убрать купюры.

Жест решил все. Бармен протянул руку и забрал деньги, те тотчас исчезли, будто по мановению волшебной палочки.

— Ганс Генрих и Жерар Корман, — процедил он сквозь зубы. — Они живут в номере 3 «бис», улица Бельшасс.

Он прервался, чтобы осмотреться вокруг, потом спросил:

— Что им передать, если я их увижу?

Андерс подумал, что ничем не рискует.

— Все, что сочтешь нужным…

Он оставил пятифранковую монету на стойке в уплату за питье и поднялся, не дожидаясь сдачи. Затем, не оборачиваясь, направился на улицу Фур, где его ждал «BMW».

Дело принимало надлежащий оборот. Успех, конечно, незначительный, но он был на верном пути.

* * *
Как только Андерс удалился, высокий тощий тип подошел к стойке.

— Что это за парень? — осведомился он у бармена. — Шпик?

Тот пожал плечами.

— Не думаю…

— Чего он хотел?

— Ганса и Жерара, — ответил бармен. — Я дал ему их адрес.

Высокий кивнул.

— Хорошо, — просто ответил он.

* * *
Андерс остановил свою машину перед Орлеанским вокзалом, вышел и закрыл дверцу на замок.

Погода была ужасной. Небо затянуто тяжелыми облаками, предвещавшими дождь. Появилась небольшая изморось, намочившая улицы.

Номер 3 «бис» по улице Бельшасс был почти рядом. Это был огромный дом, расположенный почти напротив Музея Почетных легионеров, солидный и роскошный.

Андерс вошел в вестибюль. Не было необходимости справляться у консьержки: список жильцов находился і;і стеклянной дверью. Андерс просмотрел его и увидел, что какой-то Жерар Корман живет на шестом.

Он отказался от лифта. На каждой лестничной клетке две двери. Судя по табличке, интересующая его — (лева.

Не найдя ключей в карманах парочки прошлой мочью, Андерс вынужден был сейчас использовать подручные средства. Замок неудобный, но открыть его, не слишком напрягаясь, вполне возможно.

В здании было тихо, но всегда существует риск, что кто-то выйдет из соседней квартиры и поднимет крик. Что касается других жильцов, опасность минимальна, ибо шум лифта его предупредит.

Прежде чем приняться за работу, Андерс нажал на кнопку звонка. Ни к чему терять время, если кто-то есть внутри.

Никто не ответил.

Андерс достал тогда свою универсальную отмычку — предмет зависти любого квартирного воришки — и принялся за замок. Тот был хорошо продуман против хитрецов подобного рода. Дело шло туго…

Внезапно Андерс почувствовал чье-то присутствие за спиной. Он обернулся. Двое мужчин бесшумно появились на лестнице.

Андерс выругался. Нет никакого сомнения, он попался. Направленный на него маузер одного из них говорил сам за себя.

— Итак, — хмыкнул вновь прибывший, — навещаем старых друзей?

Андерс словно получил удар под дых. Бармен! Ему ничто не мешало предупредить сообщников вчерашней парочки, и те не теряли ни секунды, чтобы явиться неожиданно. Самая элементарная осторожность требовала от него проследить, нет ли хвоста!

Второй бандит был примерно такого же склада, что и первый: толстый, загорелый, хмурый взгляд и бугристое лицо. То, что он не счел нужным достать оружие, казалось, указывало, что он служит обоим мыслительным аппаратом.

Он охотно рассмеялся, показав при этом золотые зубы.

— Непростой замок! — сказал он. — Нужно было попросить ключ…

Андерс улыбнулся, поняв, что произошло. Ганс Генрих и Жерар Корман накануне, видимо, оставили все свои личные вещи в «Аллигаторе», прежде чем направиться к Лорио. И если они не вернулись их забрать, бармен сделал единственный логический вывод.

Бандит достал связку ключей из кармана, пока его спутник держал Андерса на мушке.

— Ты, в сторону! — приказал он. — Ты ведь собирался заглянуть туда, не так ни?

Андерс предусмотрительно отошел, подняв руки. Нет смысла злить хозяев здесь, на лестничной клетке. Тот, другой, не спускал с него глаз, следя за малейшим движением.

Открыв дверь, бандит вошел. Андерс проследовал за ним, следя, чтобы ночное происшествие не повторилось. Одной шишки достаточно.

Маузер все еще следил за ним, и он послушно проследовал за своим гидом в прихожую, затем в салон. Ковер во всю стену, старинная мебель, гобелены. Просто конфетка. По стенам развешены экзотические ножи и коллекция холодного оружия, среди которого великолепная дамасская шпага.

После того что произошло с теми двумя прошлой ночью, Андерс не питал ни малейших сомнений относительно уготованной ему судьбы. Колебаться не стоило.

Бандит с маузером был в полутора метрах сзади от него.

— А-а-а! — Андерс взвыл хриплым от ужаса голосом, указав рукой на стену.

Оба уголовника повернули головы в ту сторону.

Буквально миг, но этого было достаточно. Андерс рванулся как молния. Быстрый разворот, потрясающий удар левой под руку с оружием, правая рука рвет плечо, а колено идет вверх, в челюсть противника…

Удар страшен, и, издав вопль смертельной боли, тот бросил оружие.

Второй понял слишком поздно. Сунул руку во внутренний карман своей куртки. После атаки Андерс оказался у стены, далековато от него, чтобы войти в контакт прежде, чем тот нажмет на спусковой крючок. У него не было выбора. Выхватив один из ножей, висевших на стене, он метнул его в тот миг, когда бандит выстрелил.

В тот момент, когда лезвие вошло в горло противника по самую рукоятку, Андерс почувствовал жгучую боль, опалившую бок.

Застонав, он согнулся пополам, инстинктивно схватившись руками за рану. Пальцы ощутили липкую и теплую жидкость. Но не время было жалеть себя. Тот, кого настиг нож, свалился, как сноп, но другой уже шевелился, пытаясь поднять свой маузер.

Сжав зубы от боли, Андерс ударил ногой изо всех сил. Удар носком ботинка пришелся в затылок, бандит отлетел к стене и больше не шевелился.

Андерс открыл рот, чтобы перевести дыхание. Его бок корежило болью. Пуля прошла сквозь бок над бедром. Пальцами он ощупал рану. Судя по всему, были затронуты только мышцы — наименее страшное из того, чего он боялся.

Как бы там ни было, теперь об осмотре квартиры и речи быть не могло. Два выстрела должны были поднять чертовский переполох, и полиция не заставит себя ждать.

Зажав носовым платком рану, Андерс вытер рукавом рукоятку ножа. Потом, проверив карманы нападавших, он сунул их бумажники себе.

Его одежда была испачкана кровью. В таком виде трудно остаться незамеченным. Он быстро снял габардиновый плащ с оглушенного и набросил его на свою непромокаемую куртку.

На лестнице пока никого не было. По-видимому, жители дома предпочитали дожидаться прибытия стражей порядка у себя. Нужно сматываться как можно быстрее и предпочтительно по-тихому.

Андерс направился на поиски кухни. Как он и надеялся, у квартиры был черный ход. Зажимая бок рукой, чтобы рана не кровоточила, он вышел.

На служебной лестнице был даже лифт, стоявший на шестом этаже. Напрягая слух, чтобы услышать сирену полицейской машины, Андерс вошел в кабину и нажал на кнопку первого этажа.

Спуск показался ему бесконечно долгим. Внизу был небольшой вестибюль с отдельным выходом. И никого.

Андерс осторожно выглянул на улицу, слегка приоткрыв дверь. На улице никакой толпы. Небольшой фургончик стоял во втором ряду.

Его рана давала знать о себе все сильнее, и Андерс уже готов был его позаимствовать. Но это был ненужный риск, вдруг вернется водитель…

Стараясь идти как можно ровнее, он направился к Сене.

Полицейский фургон появился в конце улицы в тот момент, когда он сворачивал на улицу Анатоль Франс. Ему оставалось совсем немного…

«BMW» стоял на месте. Не теряя ни секунды, Андерс сел за руль и поехал в сторону площади Конкорд.

Никогда еще дорога до Нейи не казалась ему столь долгой. Кровотечение прекратилось, но ему казалось, что весь левый бок, онемев, превратился в стальную пластину. К счастью, пробок не было.

Домой он добрался весь в холодном поту.

Беатрис уже не было, и Андерс счел, что это к лучшему. Он прекрасно представлял себе ее «восторг» при виде его в крови с головы до ног.

Выпив глоток «Олд Кроу» для восстановления красных кровяных шариков, он снял телефонную трубку, чтобы связаться со Стефаном Марле. Выяснение отношений может быть бурным, но еще хуже этого не оделить.

А потом он сможет предаться самой тяжкой части удовольствия. Если ожог вокруг раны и может заменить антисептик, все же нужно ею как следует заняться.

* * *
Стефан Марле приехал, когда Андерс начал изучать содержимое бумажников с улицы Бельшасс. Он, казалось, был удовлетворен увиденным.

— Ну как?

Андерс вздохнул.

— Чуть левее или правее — было бы хуже, — ответил он. — А так — дело нескольких дней…

Его друг-медик, живший неподалеку, уже заходил привести рану в порядок и сделал противовоспалительный укол из чистой предосторожности. По его словам, он легко отделался.

— Хорошо, — поморщился Марле. — Я полагаю, опять законная самооборона?

Андерс возразил.

— А это что, по твоему? — показал он забинтованную рану.

Марле был готов что-то сказать, но осекся и просто пожал плечами.

— Я замечу тебе, между прочим, что тебя не слишком задело, — заметил он. — Второй удрал на всех парусах с приездом полиции. Соседская прислуга видела, как он выскользнул по служебной лестнице, пока взламывали входную дверь.

Гримаса Андерса была достаточно красноречивой.

— Ну конечно…

Он указал на документы обоих бандитов, разложенные на столе.

— Налей себе что-нибудь выпить и взгляни на это.

Марле принялся скептически изучать документы.

— Можно объявить розыск сбежавшего, — заявил он. — Больше не за что зацепиться!

Андерс иронично покосился на него.

— Ты достаточно внимательно смотрел?

— Объясни.

Андерс взял одну из чистых карточек, похожих на визитки, и посмотрел на нее под острым углом.

— Скажи мне, что ты видишь? — он протянул ее Марле.

Заинтригованный, тот проделал то же самое и тотчас же присвистнул.

— Ее подкладывали, когда что-то писали шариковой ручкой, — прокомментировал он с видимым интересом.

Взяв пепел из пепельницы, стоявшей на столе, он принялся проявлять едва различимую надпись на картоне.

Андерс склонился, чтобы прочесть одновременно с ним. Там оказалась лишь одна строка:

«Марсель Дофор. Уход за материальной частью. Орли».

Мужчины переглянулись, видимо, думая об одном и том же.

— Ты думаешь, он может быть одним из перевозчиков в Штаты? — спросил Марле спустя мгновение.

Андерс надул губы.

— Я ничего не знаю, — признался он. — Это слишком просто, чтобы быть правдой, но ведь мы ничем не рискуем, если проверим. Я думаю, у тебя есть агентура в Орли…

Марле довольно потер руки.

— Слишком просто, чтобы быть правдой! — повторил он, затем задумчиво добавил. — Во всяком случае я наведу справки завтра утром. Там будет видно.

Видя, что Андерс собирается что-то сказать, он жестом остановил его.

— Для тебя все! — заявил он. — Ты достаточно натворил дел… — И ухмыльнулся. — Для начала займись лечением, здесь, в своем кресле. Потом посмотрим.

Андерс хотел протестовать, но резкое движение заставило его скорчиться от боли.

Вижу, что ты согласен! — иронично заявил Марле.

В этот момент входная дверь открылась, затем закрылась. Беатрис вошла в комнату и тут же замерла, заметив бинты под пижамой у Андерса.

— Дорогой!

Она устремилась к нему, бросив убийственный взгляд на Марле.

Тот собрал документы, бумаги и бросил лукавый взгляд на Андерса.

— Я буду держать тебя в курсе, — пообещал он. Потом обратился к девушке: — Я покидаю вас, но позаботьтесь, чтобы он не выходил…

Глава 9

Клод Фалле был секретным сотрудником. И задача его состояла в том, чтобы не привлекать к себе внимания. Нужно было оставить его одного на пляже, чтобы заметить. Чуть выше среднего роста, ни полный, ни худой, он был одет, как все. На нем любая одежда автоматически становилась неброской.

Уже три дня он наблюдал за Марселем Дофором в Орли. Но наблюдение это до сих пор не дало результата.

Дофор был полноватым типом, у которого волосы, по всей видимости, сбежав с головы, перебрались на руки. Если бы не огромная лысина, его с легкостью можно было бы принять за одну из тех огромных обезьян, что водятся в тропиках. Он не вызывал симпатии и, по-видимому, не состоял в чрезмерно дружеских отношениях с коллегами.

Погружаясь в работу, Фалле, тем не менее, старался не выпускать его из поля зрения. Он не знал причин, по которым заинтересовались Дофором. Ему просто велели не оставлять того без присмотра и давать отчет о замеченном. Хоть он и занялся этим всерьез, результат был нулевым.

Дело шло к обеду, когда раздался голос:

— Дофор! Телефон…

Дофор в этот момент занимался буксировкой приземлившегося «боинга».

— Сейчас иду…

Не мешкая, Фалле направился в конец ангара, где находилась телефонная кабина — возле туалетов, подальше от шума.

Когда Дофор вошел в нее, Фалле пристроился с другой стороны перегородки. Он уже достал из кармана инструмент, похожий на шприц. Воткнутый в перегородку острым концом, он способен был воспринимать малейшие колебания. Достаточно поднести ухо к противоположному концу устройства и можно слушать.

Фалле с сожалением подумал, что аппарат не позволит ему разобрать, что говорит звонивший, но голос Дофора был слышен четко.

— Как ты говоришь?.. Этим вечером, Нью-Йорк… Нормально, есть два готовых, но Оскар-Эхо предупредил…

И чуть позже:

— Но я думал, что поставок больше не будет и что на время все затихнет… Согласен, не нервничай, я все сделаю… Договорились, я займусь…

Щелчок известил о том, что Дофор только что повесил трубку.

Фалле из предосторожности закрылся в самой дальней кабине и спустил воду на случай, если Дофор надумает зайти в туалет.

Когда он вышел некоторое время спустя, Дофор уже вернулся к «боингу».

С ничего не выражающим видом Фалле, в свою очередь, вернулся к работе. Часы показывали одиннадцать часов двенадцать минут. Работу они заканчивали в полдень и вновь начинали в два. Таким образом, у него были три четверти часа, чтобы передать отчет о только что подслушанном разговоре.

* * *
Андерс пытался осторожно проверить, как работают его мускулы, когда зазвонил телефон. Он подошел и снял трубку.

Звонил Стефан Марле.

— Я думаю, кое-что наконец зацепили, — сообщил он сразу же.

Андерс почувствовал заинтересованность.

— Дофор? — спросил он.

— Точно, — подтвердил Марле. — Все говорит о том, что он разместил пакет на борту «боинга», отбывающего сегодня вечером в Нью-Йорк. — Он на мгновение замолчал, прежде чем продолжить: — Сегодня утром ему позвонили, а наш наблюдатель смог подслушать. Он тотчас предупредил нас, мы смогли установить скрытое наблюдение. В полдень Дофор получил пакет.

— Вы смогли засечь тех, кто его передал? — обеспокоенно спросил Андерс.

Марле вздохнул.

— Пакет подложили немного раньше, — сказал он. — С этой стороны не на что надеяться. Как бы то ни было, Дофор без видимых причин поднялся на борт «боинга» с ящиком для инструмента. Наш человек не рискнул следовать за ним, но можно полагать наверняка, что он разместил его в хвостовом отсеке.

— Вы не пытались проверить? — перебил Андерс.

— А ты что думал, конечно! — ответил Марле. — Как только самолет отогнали на стоянку, мы послали кое-кого на борт в униформе авиакомпании. И все же он не многого добился, мы не хотели рисковать, ведь мог быть второй сообщник, наблюдавший за товаром.

— Результат?

— Наш человек думает, что пакет спрятан в женском туалете, — объяснил Марле. — Одно табло, по его словам, было отвинчено. Он не решился ничего трогать на случай, если есть какой-то знак — предупреждение, что посылка найдена.

Андерс подумал, что это действительно очень мудро.

— Что вы решили в конечном счете? — спросил он.

— Оставить все, как есть, — ответил Марле.

Андерс рассмеялся.

— А если это бомба?

Марле проворчал:

— Надеюсь, нет! Не каркай!

— Вы что-нибудь предприняли в Нью-Йорке? — забеспокоился Андерс.

— Разумеется! — ответил Марле. — Уже связались с американцами.

— Ты не желаешь, чтобы я попутешествовал? — намекнул Андерс.

Марле ухмыльнулся.

— Спасибо, — ответил он. — Но я хотел бы, чтобы дело утряслось без несчастных случаев.

* * *
Пассажиры уже все вышли, то же собирался сделать экипаж.

На борту работала команда уборщиков и техников, чтобы подготовить «боинг» к обратному полету.

Джеймс Флаэрти принялся проверять лампы и индивидуальные вентиляторы, закрепленные над креслами пассажиров. Краем глаза он заметил, как один из уборщиков проник в хвостовую часть, в женский туалет, с пылесосом. Вроде ничего необычного. Если не считать, что уборщик находился там значительно дольше, чем всегда.

А когда вышел, его сумка для мусора была слишком набита.

Больше Флаэрти ничего не интересовало. Он закончил ковыряться в светильниках и покинул самолет, пока уборщик возился с пылесосом.

Ступив на землю, Флаэрти направился к автомобилю с надписью «Следуй за мной», ничем не отличающемуся от других. С вопрошающей миной Льюис Кинг ждал за рулем.

— Дело за тобой, — сообщил Флаэрти. — Это уборщик мусора. Пакет у него в сумке с отходами.

Пока Кинг выходил из машины, Флаэрти взял микрофон, чтобы предупредить команду, наблюдавшую за самолетом в бинокль из здания аэропорта.

Его миссия закончилась. В подобных делах главное — не попадаться поднадзорному на глаза два раза подряд.

Кинг делал вид, что осматривает шины автомобиля.

Прошло минут двадцать, прежде чем появился уборщик со своими причиндалами. Кинг тотчас сел ему на хвост.

Следуя на расстоянии, он видел очень четко негра, несущего коричневый холщовый мешок в сумке авиакомпании, взятой им в помещении, где рабочие оставляли свой инструмент. Он проследовал за ним вплоть до автоматических камер, куда негр положил сумку.

По инструкции он должен был следить только за пакетом, а не за человеком. Его часть операции также была закончена. Джон Вильямс, прикрывавший его на расстоянии, принял слежку, а Кинг, в свою очередь, удалился для доклада.

Тем временем человек, осуществлявший координацию действий агентов, опознал нефа. Того звали Том Харли.

Теперь проблема заключалась в установлении слежки, как можно более скрытной, но и в то же время эффективной, за автоматической камерой хранения.

* * *
Фред Патерсон и Джордж Хайлер находились на переднем сиденье черного «шевроле» с выключенным мотором. Они вели наблюдение за стоянкой у аэропорта Кеннеди, внимательно следя за сообщениями по радио. Было девять тридцать утра.

Они прибыли в восемь, чтобы сменить ночных наблюдателей. Еще две машины были в резерве.

Пакет, положенный Томом Харли в автоматическую камеру хранения, все еще находился там. Никто за ним пока не пришел.

Патерсон только что прикурил сигарету, когда раздался голос из динамика:

— Кремовый «форд галакси» 1969 года выпуска… Только что тронулся в сторону выхода… Двое в кабине… Номер…

Джордж Хайлер запустил мотор и рванул с места, пока Патерсон брал микрофон и повторял данные, чтобы избежать возможной ошибки.

Вскоре они увидели «галакси», только что вышедший на автостраду, и пристроились на почтительном расстоянии. Две другие автомашины последовали за ними, через какое-то время пристроившись в хвосте. Каждая из них не была похожа на другие ни по цвету, ни по модели, чтобы нельзя было быстро определить слежку.

Движение было не интенсивным, но достаточным, чтобы между «галакси» и ними оставалось несколько машин.

Внезапно две из шедших впереди машин начали выделывать странные зигзаги. Выругавшись, Джордж Хайлер резко нажал на тормоз, чтобы не наткнуться на «бьюик», вставший почти поперек дороги.

Чувствуя, что не сможет справиться с машиной, он понял, что сейчас его «шевроле» врежется — с ними сыграли злую шутку.

Затем последовал мощный удар и он всей грудью врезался в руль.

Пассажир «форда галакси», зло рассмеявшись, обернулся взглянуть на результат.

Никакая шина не устоит перед четырехсантиметровыми стальными шипами…

Сзади автомобили врезались один в другой. Даже в кино он никогда не видел ничего подобного. Отличная работа!

Глядя в зеркало заднего обзора, водитель увеличил скорость и перешел на левую полосу, чтобы обогнать автомобили, соблюдавшие скоростной режим. Он тоже смеялся.

— Нечего бояться, что федералы прорвутся! — бросил он. — За время, что они потратят, выбираясь из и робки, можно повеситься…

Пассажир весело поддакнул.

— Вот что Харли устроил следившему за ним типу…

Он похлопал по пакету, завернутому в коричневое полотно, который они взяли в автоматической камере хранения.

— Во всяком случае, этим ребятам не позавидуешь, — прокомментировал он. — Нужно бы им навести порядок в своих делах.

Не сбавляя скорости, водитель обошел поток машин. Двумя улицами дальше их должен ждать второй автомобиль. Прежде чем приметы «галакси» будут переданы по радио, они будут далеко…

* * *
Клод Фалле вышел из аэропортовского автобуса, собиравшего служащих различных служб технической поддержки, чтобы доставить их к ближайшей остановке общественного транспорта.

Как и следовало ожидать, после отгрузки накануне день не принес никаких изменений. Дофору больше не звонили, и он спокойно занимался своей работой. Обычная рутина…

Двое мужчин оказались в компании пятнадцати дам на обочине национальной магистрали номер 7, шагая к остановке автобуса, связывавшего Париж с Орли. Наступила ночь, собирался дождь.

Дофор только остановился, чтобы закурить сигарету, как вдруг дважды вздрогнул. Выронив сигарету и зажигалку, он схватился руками за живот и рухнул на дорогу.

Фалле понял: убийца, должно быть, использовал глушитель, поэтому звук выстрела был покрыт шумом проходящего грузовика. На полном ходу темный «404» пошел на обгон и исчез в потоке машин.

Фалле хватило нескольких шагов, чтобы оказаться около Дофора. Тот еще не умер, но это было делом нескольких секунд. Он получил две пули в живот. Убийца использовал крупнокалиберное оружие.

Фалле подсунул руку под голову несчастного и слегка приподнял ее. Собравшиеся вокруг люди не поняли до конца случившегося и смотрели с болезненным любопытством. Запоздало вскрикнула женщина, заставив обратить внимание тех, кто ничего не заметил.

— Кто тебя убрал? — с нажимом спросил Фалле.

Умирающий еще не потерял сознания и посмотрел на него.

— Ты не должен позволить негодяям спокойно разгуливать! — настаивал он. — Кто это?

Для столь неприметного человека Фалле обладал весьма убедительным голосом.

Дофор попытался сказать, но икота вызвала появление струйки крови в складке губ, а лицо перекосилось от боли.

— Я обещаю тебе заставить их заплатить, — сказал Фалле.

Он вынужден был наклониться и поднести ухо к губам несчастного, чтобы уловить шепот.

— Чарли… Улица Лепик…

— Фамилии! — настаивал Фалле. — Назови мне фамилии…

Дофор попытался, но его шепот потонул в потоке хлынувшей крови.

Все его тело напряглось, как под действием электрического тока. В выкатившихся глазах застыл невообразимый ужас. Потом он весь сразу обмяк.

— Нужно найти доктора, — сказал Фалле, опустив его голову, чтобы встать.

В действительности уже ни один доктор не мог помочь Дофору, но Фалле ни в коем случае нельзя было оставаться среди свидетелей.

Прибыли два полицейских, привлеченные криками и скоплением народа.

Фалле затерялся в толпе любопытных любителей поглазеть. Потом тихонько удалился.

Глава 10

Андерс раздумывал, какую пластинку выбрать, когда раздался звонок в дверь. Он положил их на проигрыватель и отправился открывать.

Это был Стефан Марле.

По одному выражению его лица Андерс понял: что-то не так.

— Входи…

Марле сбросил мокрый плащ, и они прошли в салон.

— Как твой бок?

Андерс постучал по нему, удовлетворенно улыбаясь.

— Готов приступить, — убежденно заявил он. — Судя по виду, это ты не в лучшей форме…

Марле плюхнулся в кресло и достал сигареты.

— Новости из Нью-Йорка, — объявил он упавшим голосом. — Твои приятели из ФБР дали провести себя, как сосунки.

Андерс тотчас открыл буфет, где помещался бар.

— Нечего было надеяться на тех парней! — прокомментировал он насмешливо. — Было бы лучше, если бы ты послал меня туда, вместо того чтобы связываться с ними…

Марле хмуро усмехнулся.

— Как-никак, но в результате есть погибшие, — добавил он.

И рассказал, каким образом пассажиры «форда галакси» взяли пакет из автоматической камеры аэропорта Кеннеди, затем создали чудовищный затор на автостраде, чтобы избавиться от преследования.

Андерс поставил стаканы и достал бутылки.

— После такого удара они должны понять, что след ведет во Францию, — заметил он. — Ты занимался Дофором?

Марле бросил на него скорбный взгляд.

— Не беспокойся, уже все сделано, — сказал он мрачно. — Он в морге. Они убрали его только что в Орли…

Он детально описал происшедшее, прежде чем заключил:

— Справки наведены: «Чарли» — бар на площади Пигаль, наполовину притон педерастов, наполовину место встречи наркоманов. Это единственный оставшийся след…

— Бармен «Аллигатора»? — вмешался Андерс.

Марле поморщился.

— Исчез из поля зрения так же, как и тот, кого ты оглушил на улице Бельшасс, — ответил он. — Или они располагают приличным укрытием, или их найдут однажды в болоте или Сене.

Андерс потер подбородок.

— Я думаю, что ты пришел не для того, чтобы все это рассказать?

— Можно организовать облаву в «Аллигаторе» или «Чарли», — как бы размышляя, произнес Марле. — Все же очень мало шансов что-то из этого выловить. Они поймут, что мы водим вилами по воде…

— Да уж, — согласился Андерс, — И, поскольку я вновь холостяк, время пообедать вместе. А затем я прогуляюсь в твой «Чарли».

* * *
Направляясь к площади Бланш, Андерс думал об организации торговцев наркотиками. Предприятие существует все на тех же принципах. Его можно сравнить с образом гидры или дерева несчастий.

Земля, где находятся корни, далеко за границей; дальние страны производят наркотики и снабжают ими.

Ствол — вот где начинается видимая, или реальная, часть. Это единственный канал, по которому проходит ядовитый сок. Он проходит в основном во Франции и нескольких крупных торговых городах, вроде Гамбурга или Франкфурта. Но этот ствол очень солиден, хорошо закамуфлирован и охраняем ветвями. Если нанести ему неосторожный удар, есть все шансы самому раствориться в нем.

Значит, именно этот ствол нужно уничтожить и притом как можно ближе к земле, чтобы новые побеги не смогли подняться.

Ветви? Это неважно. Они сами собой засохнут, если будет срублен ствол. А сейчас надо взобраться по ним, чтобы достичь сердцевины дерева. Ветви — это масса перекупщиков и спекулянтов, наполняющих рынок наркотиками. Они были неуловимыми, но их безжалостно срубали, как только возникала опасность провала.

Организаторы линии поставки только что доказали серией убийств, что они не остановятся ни перед чем, чтобы сохранить свое инкогнито. Для них человеческая жизнь не в счет. Единственное, с чем здесь считаются, — это прибыль от предприятия.

Есть один лишь способ уничтожить их: ответить на насилие насилием, и еще более мощным.

Но такие методы незаконны. Потому и есть такие люди, как Андерс, рискующие своей шкурой, но никем не признаваемые, если будут захвачены.

«Чарли» — заурядный притон, подобный десяткам других в этом квартале. Полиция знает, что там торгуют наркотиками, как и в других местах, но не может же она наводить порядок по первому сигналу. Для этого ей нужны полномочия, в двадцать раз превосходящие существующие.

Конечно, следуя циркуляру, и полиция, и отдел по борьбе с наркотиками проводят время от времени налеты. Берут одного или двух явно выраженных наркоманов, несколько сводников и их протеже, тех, кто не избавился достаточно быстро от оружия или имел несчастье, сбежав из-за решетки, появиться там.

Никогда не находили наркотики. Слишком легко спрятать маленькие пакетики с «белым» или «черным»[1] содержимым.

Бар, окруженный курильщиками, десяток столов, чья освещенность убывала по мере углубления внутрь зала, танцплощадка и эстрада. Всюду лампы дневного света. «Чарли» походил на большинство таких заведений. Каждый час одна или две стриптизерки неубедительно демонстрировали свою анатомию.

Андерс уселся у стойки, неподалеку от девицы, тотчас оценившей его профессиональным многообещающим взглядом. Он проигнорировал ее. Хотя, прежде чем пойти дальше, он хотел вначале подцепить местную «курочку», в надежде получить хоть какие-то сведения. Машинально он подумал о Беатрис. Та отправилась в провинцию на новую презентацию, не уточнив куда. Главное, что она вернется…

Заказав скотч-тоник, Андерс перенес внимание на зал. Два десятка посетителей основательно надымили. Как обычно, две-три пары гомиков, не скрывавших этого, и несколько наркоманов.

Среди них — одна молодая женщина, судя по всему, бывшая красавица, лет двадцати пяти. В полутьме она казалась вдвое старше. Героин преждевременно состарил ее, из-под кожи проступали зеленоватые кости. Настоящий ходячий труп.

Лишь ее взгляд был еще живым, хотя слишком блестящим. Она курила сигарету за сигаретой с потрясающей быстротой. Сопровождал ее африканец замкнутого вида.

Занятый этой неутешительной инспекцией Андерс не заметил, как вошел тощий мужчина во всем сером и расположился рядом с дискотекой.

Тот, казалось, тоже не заметил Андерса. Он был занят беседой с вульгарно одетым типом лет пятидесяти, со шрамом, начинающимся от уха и уходившим под воротничок рубашки.

Андерс нахмурился, пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах он уже встречал этого типа. Несомненно, они встречались совсем недавно…

Они не были представлены и не обменялись ни слоном, в этом он был почти уверен. Тогда он его видел, не придав этому особого значения, только зрительная память запомнила этот персонаж. Где это могло быть?

Ответ появился внезапно: «Аллигатор»!

Это точно, теперь он вспомнил совершенно четко. Нот так совпадение…

Вначале «Аллигатор», теперь «Чарли»…

Совпадение было очевидным. Андерс хотел узнать, кто это и что он тут делает. Но нечего было и думать интересоваться у бармена. Одного раза вполне достаточно.

Андерс подумал. Если он узнал мужчину, вполне вероятно, что тот, в свою очередь, сделал то же. В создавшейся ситуации есть только одно решение: отход на заранее неподготовленные позиции.

Он заплатил и выскользнул прежде, чем незнакомец заинтересовался окружающим. К счастью, тот был слишком занят разговором, чтобы повернуть голову в его сторону.

Очутившись на свежем воздухе, Андерс долго глотал его, чтобы прочистить легкие.

Его часы показывали половину одиннадцатого. Он колебался. Тощий тип может провести добрую часть ночи в «Чарли». С другой стороны, если он не был там завсегдатаем, подобный случай больше не представится.

В конце концов Андерс решил остаться. Подняв воротник своей куртки, он устроился на углу улочек Лепик и Робер-Планкетт. Что за названия!

Облака закрывали небо, а фонари не давали достаточно света, это позволило ему найти темный уголок и там спрятаться. Чтобы как-то скоротать время, он принялся набивать свою трубку.

Время от времени к нему подходили проститутки, предлагая согреть или отвести в уютное местечко, чтобы он не замерз. Он благодарил их, и они не настаивали.

Постепенно безрезультатное ожидание навело его на мысль, что куда уютнее было бы в своей кровати. Вполне возможно, тощий тип решил преспокойно остаться там или выйти через черный ход, если такой есть.

По прошествии трех четвертей часа его терпение было вознаграждено. Человек, наконец, появился и направился к улице Лепик. Он был один. Андерс тотчас последовал за ним.

За время ожидания Андерс детально разработал план. Вполне возможно, незнакомец попытается убедиться, что за ним не следят. После событий последних дней все торговцы наркотиками должны быть настороже. Действовать лучше незамедлительно. Андерс ускорил шаг, чтобы преодолеть последние метры тупика и достигнуть улицы Лепик.

Ему чертовски повезло! Тощий собирался сесть за руль темного «404», дверцу которого уже открыл.

Наученный своими предыдущими неудачами, Андерс из предосторожности стал носить оружие: сверхплоский «херстейл» 7,65 в кобуре на поясе, под брюками.

Он рванулся вперед и резко оттолкнул незнакомца в тот момент, когда тот собирался захлопнуть дверцу, одновременно выхватив пистолет.

Поначалу ошеломленный, тот также попытался вытащить свой пистолет. Андерс не дал ему этого сделать. Удар по голове, и дело сделано. Каждому свое!

Андерс затолкнул его дальше на сиденье, а сам уселся за руль. Быстрота, с которой все было проделано, не позволила редким прохожим что-то заподозрить. Во всяком случае, они были слишком далеко, чтобы вмешаться.

Мужчина оставил ключ зажигания в замке. Андерс повернул его и поехал вверх по улице в поисках укромного уголка.

Он остановился рядом с кладбищем Монмартр, и для начала проверил карманы жертвы. Достал разные бумаги, записную книжку и «кольт» с барабаном и коротким стволом. Человека звали Максимилиан Жерве.

Тот начал приходить в себя перед Дофин. Андерс любезно предупредил его, что «кольт» у него и он может им воспользоваться. Продемонстрировав револьвер в качестве доказательства, он спрятал его под бедро со стороны дверцы, готовый выхватить левой рукой в случае необходимости.

Жерве уже полностью пришел в себя. Он потирал затылок, корчась от боли.

— Что на вас нашло? — прорычал он. — Кто вы? Я заявлю в полицию…

Андерс оборвал:

— Я не знаю, у кого вид будет глупее, если дело дойдет до полиции.

И поскольку тот собрался что-то возразить, он вновь прервал его:

— Не стоит утруждаться! «Аллигатор» — это что-нибудь тебе напоминает? Это ты послал парочку здоровяков на улицу Бельшасс.

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — взвился Жерве.

— Побеседуем немного! — усмехнулся Андерс. — Транспортировка наркотиков, укрывательство товара, значащегося в списке «В» Таможенного свода, соучастие в убийстве Джованни Мартелло, участие в убийстве Марселя Дофора, попытка моего убийства… Что еще тебе сказать? И я более чем уверен, что список можно продолжить…

Жерве побледнел, и не только из-за полученного удара.

— Вы что, свихнулись…

Андерс пожал плечами.

— Ты объяснишь это судебному следователю, который тобой займется…

Он остановился и продолжал:

— Но прежде мы немного прогуляемся. Если я сдам тебя полиции, твои приятели будут тотчас предупреждены. Но мне кажется, что они меня интересуют больше…

Он дал Жерве время переварить его слова.

— Я позволил тебе поразмыслить немного, — добавил он. — Тебе судить, предпочитаешь ты провести лет двадцать-тридцать за решеткой, чтобы защитить типов, которые не потрудятся даже оплатить твоего адвоката… — Он безразлично покосился на пленника. — С другой стороны, Макс Жерве не столь велика фигура, чтобы нас интересовать. Всегда хочется выловить рыбу покрупнее. Если ты сочтешь нужным, можно все уладить.

Тот ничего не ответил. Он явно лихорадочно прокручивал все в уме, чтобы вычислить, что знает Андерс точно и что правда в его предложении.

Андерс в общем-то не строил иллюзий. Жерве не похож на мелкого проходимца, согласного сесть за стол переговоров по первому зову в надежде вырвать помилование или согласиться понести наказание. Его необходимо убедить иными методами.

Для этого Булонский лес — неподходящее место. Слишком большое движение и много патрульных машин. Не считая простых полицейских со специально натасканными собаками, распугивающих парочки.

Андерс добрался до Сены и направился к мосту Сен-Клу.

На его взгляд лес Фосс-Репоз, у выезда на Версаль, предоставлял куда больше возможностей.

Широко известный гомосексуалистам парижского региона, эксгибиционистам и всяческим маньякам, собиравшимся в окрестностях, он был деликатно непосещаем местной полицией! Недостаток средств, и персонала! Нельзя сразу гоняться заплохо припаркованными автомобилями и чокнутыми…

Следуя за шедшими впереди автомобилями, Андерс проскочил подъем к мосту; забившийся в угол Жерве не проронил ни слова. Его изможденное лицо было напряженным. Он знал, что его ожидает, и должен был взвесить все «за» и «против».

Андерс проскочил развязку и свернул на мост.

Когда они достигли вершины моста, машины, поворачивающие в тоннель, вдруг затормозили, очевидно кто-то резко перешел с одной полосы на другую.

Андерс должен был отвлечься, чтобы не врезаться в шедшую впереди машину.

Быстрым движением Жерве открыл дверцу и, выпрыгнув на мостовую, со всех ног бросился к тротуару.

Машины продолжали свой спуск по трассе, разделенной жирной дорожной разметкой.

Жерве проскочил перед капотом «триумфа», который резко затормозил, чтобы не сбить его. Но зато грузовик, шедший по правой полосе, не успел затормозить. Его бампер, шириной с железнодорожный рельс, зацепил беглеца и бросил под переднее колесо.

Андерс закрыл глаза. Машины перед ним вновь поехали. Не собираясь выступать свидетелем и объяснять причины бегства Жерве из «404», он тоже тронул машину и свернул на набережную Карно, несмотря на запрещающий знак.

От Жерве немногое осталось…

Глава 11

Когда Андерс вернулся в «Чарли», курильщиков в зале уже не было. Как гласит пословица, куй железо, пока горячо: он решил использовать ситуацию, пока о смерти Жерве никто не знает. Даже без документов полиция сможет идентифицировать труп, если его отпечатки есть в центральной картотеке.

На всякий случай Андерс сделал крюк, чтобы положить записную книжку, бумажник и «кольт» Жерве в перчаточный ящик «BMW». Если с ним что-то случится, Марле сможет найти машину и отыщет их.

Мешок с костями все еще был там, так же, как и большинство замеченных им при его первом появлении. Он спрашивал себя, какое удовольствие находят они, покрывая копотью бронхи в подобных местах. В конечном счете, это не его дело…

Даже не повернув головы в сторону бармена, Андерс бросил:

— Я хочу видеть Чарли.

Казалось, бармен его не понял, наморщил лоб.

— Простите?

На этот раз Андерс удостоил его взглядом. Он недовольно сжал губы и нервно заерзал локтями по стойке.

— Я сказал, что хочу видеть Чарли, — произнес он, почти не шевеля губами, на манер завсегдатаев известных домов. — От Макса…

Это было из фильмов категории «В», но бармен к такому привык. Слегка кивнув, он исчез за дверью, расположенной в глубине зала, и вернулся мгновением позже. Лицо его было обеспокоенным.

— Следуйте за мной…

Андерс последовал.

Дверь выходила в плохо освещенный коридор. По левой стороне было еще несколько дверей. Одна из них, видимо, вела в гардеробную исполнительниц стриптиза. Бармен остановился перед второй. Его пальцы скользнули по двери, и чей-то голос буркнул:

— Войдите!

Андерс не удивился, обнаружив, что Чарли оказался мужчиной в вульгарном одеянии со шрамом, которого он видел за разговором с Жерве. Тот сделал знак бармену выйти.

— Что привело вас…

Контора было превращена в салон довольно пошлого вкуса. Большое канапе царило под стеной, а в глубине был бар. Чарли не пренебрегал визитами дам… или кого-то еще.

Оставшись одни, мужчины изучающе взглянули друг на друга. Чарли прервал молчание:

— Не имею чести… — начал он вопросительным тоном.

У Андерса был богатый выбор способов поведения. Он остановился на том, который проверил на бармене и который принес плоды, ибо его немедленно приняли.

— Неважно… — бросил он с деланой небрежностью.

В кругах, где вращался хозяин заведения, это считалось открытым и грубым оскорблением. Его шрам побелел, но он снес это молча. Сказалась привычка угождать, но Андерс понял, что так дальше не продвинется.

Видимо, тот не знал, с какого бока к нему подойти. Явно не являясь важной фигурой в структуре организации, он должен был спрашивать себя, не стоит ли перед ним посланец Патрона. Но сразу видно, что совесть у него не чиста.

— Я только что виделся с Максом и поэтому я здесь, — медленно произнес Андерс, мысленно говоря себе, что это не будет перебором.

Чарли заметно расслабился. Проблеск интереса проскользнул в его взгляде.

— Вы мне можете поставить товар? — с надеждой осведомился он.

Андерс почувствовал, что сердце забилось чаше. Он сохранил непроницаемое и невозмутимое выражение. Никогда он не думал, что содержатель притона столь легко попадется на удочку.

— Я хотел бы, чтобы вы повторили мне то, что сказали Максу, — начал он.

Чарли заколебался. Андерс испугался, что слишком далеко зашел. Но отступать было поздно.

— Итак? — настаивал он.

— Я признаю, что мог быть резок с Максом… — наконец сдался тот.

Андерс вздохнул с облегчением. Вот, значит, почему он медлил!

— Но надо понять и меня, — продолжил Чарли, — Макс мне обещал, что товар я получу еще два дня назад. Я получил лишь десятую часть того, что мне нужно. Клиенты начинают нервничать. Не только потому, что нужно обращаться к другим, но и потому, что у некоторых не осталось ни грамма. Если у них наступит кризис, хлопот не оберешься.

Андерс не мог не увязать это со смертью Мартелло и исчезновением чемодана. Чувствовалась борьба кланов не на жизнь, а на смерть.

Между тем кое-что не совпадало. Если это Ганс Генрих и Жерар Корман ликвидировали мальтийца и исчезли с чемоданом, то как случилось, что их организация осталась без наркотиков, как утверждал хозяин?

— Я, может быть, был строг с Максом, — заключил тот. — Но мне тоже надо зарабатывать на жизнь. История, подобная этой, может нанести вред всем нам…

Андерс лихорадочно соображал. Нормально, что Чарли входил в контакт только с Максом и не знал других членов организации, если она была верно организована. Перекупщик знает только того, кто снабжает его.

С другой стороны, более серьезное знакомство с ним могло принести немалую пользу. Живущие годами в кругу наркобизнеса замечают некоторые детали или узнают больше, чем это необходимо.

— Я смогу еще продержаться до завтрашнего вечера, — примирительно добавил Чарли. — Потом я ни за что не отвечаю…

Андерс принял решение. Он зашел уже так далеко, что немногим больше или меньше…

— Идемте со мной, — заявил он. — Я доставлю вас к тому, кому вы предъявите ваши претензии. Он вам объяснит положение вещей.

Хозяин притона, казалось, удивился его словам. Андерс тотчас понял, что сейчас допустил ошибку. Не столько по существу, сколько по форме. По его манере выражаться тот мог подумать, что его обвиняют в слишком настойчивых требованиях. Плохо…

— Не вы один недовольны, — продолжил Андерс, пытаясь смягчить смысл, который можно было придать его словам. — Но раз вы постоянный клиент, вполне возможно, для вас могут сделать исключение, если вы сумеете толком объяснить причину.

С лица Чарли сошло напряжение. Он кивнул и согласился.

— Идет, я поеду с вами. Только предупрежу, что отлучусь…

Он закрыл на замок дверцу картотеки, расположенной за креслом, потом ящик своего бюро.

Но на этот раз вместо того, чтобы повернуть ключ, он внезапно выдернул его. Прежде чем Андерс успел что-то сообразить, тот достал уже пистолет калибра 11,43, курок которого взвел привычным движением.

— Сожалею, — холодно сказал он, — но есть небольшое изменение. Если кто и должен пройтись, то только не я…

Андерс будто и не видел направленного на него пистолета.

— Вы не правы, — ограничился он замечанием. — Очень не правы…

В то же время он спрашивал себя, как же выкрутиться. Продолжать начатую игру, больше ничего не остается!

— По тому же поводу, я думаю, сейчас придет Макс… — начал Чарли.

Он не сомневался еще по-настоящему, но…

Андерс подчеркнуто вздохнул.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — без малейших эмоций спросил он.

— Идите туда, — сказал тот, указав на другой конец комнаты.

Не глядя на него, Андерс приблизился и потянулся рукой к аппарату.

Но в момент, когда нужно было снять трубку, его рука резко бросила лампу, стоявшую на столике, а сам он укрылся за бюро.

11,43 грохнул и пуля просвистела над ним, когда он уже упал на пол. К счастью, упавшая лампа погасла. Выхватив свой «херстейл», Андерс откатился за канапе.

Чарли не допустил ошибки и не выдал своего местонахождения новым выстрелом. В темноте отблеск выстрела может осветить комнату, словно молния. Андерс прижался к стене и замер, задержав дыхание и весь обратившись в слух.

Обеспокоенный голос раздался из-за двери.

— Что такое, патрон?

Хозяин немедленно ответил, должно быть, по-корсикански. Андерс не понял ни слова.

По звуку он определил, что его противник укрылся на противоположном конце конторы, там, где он находился в момент начала перестрелки. В то же время Андерс понимал, что ситуация может стать крайне опасной, если кто-то откроет дверь в коридор. Свет обязательно упадет на него, и Чарли останется его только продырявить.

Андерс попытался перевалиться на правый бок, чтобы выставить руку вперед и упереться в мешавшую ему преграду. Он отметил перемещение какой-то мебели, но вот расстояние толком определить не мог.

Диалог возобновился, все так же по-корсикански. Ясно, что идет подготовка.

Андерс попытался спокойно поразмыслить. Нужно как можно скорее выбираться из осиного гнезда, в котором он застрял. Трудно! У них было численное превосходство и огромное преимущество в знании места действия.

Внезапно он услышал, что дверь открывается. Свет в коридоре был погашен. Прежде чем хозяин успеет выйти, нужно выстрелить… Но он понял, что это западня, удержался и не нажал пальцем на курок.

Тут двое начали стрелять от двери. Настоящая канонада, наполнившая комнату глухими раскатами. Инстинктивно он съежился за книжным шкафом, куда успел проползти.

Но слишком поздно увидел силуэт, пытающийся выйти из конторы, и выругался сквозь зубы. Его обставили! Пока сообщники стреляли наугад с обеих сторон двери, Чарли умудрился выбраться из ловушки. Теперь он был в коридоре вне досягаемости.

Зато канонада была услышана в зале. Раздались крики и призывы на помощь. Истерически закричала женщина.

Дело принимало дурной оборот.

— Брось свою пушку и подними руки! — приказал злым голосом Чарли.

Андерс почувствовал струйку пота, стекающую по спине. Так сунуть голову под нож гильотины! С другой стороны, его противники могли теперь спокойно расстрелять комнату, укрывшись за дверным косяком. Рано или поздно он получит пулю.

Переполох, доносящийся из зала, оповестил о начале панического бегства. Но он не был уверен, что выстрелы слышны снаружи и что полиция предупреждена.

Андерс понял, что есть только один шанс выйти отсюда. Одним прыжком он достиг стола и принялся на ощупь искать телефон. Найдя его, схватил и пригнулся за массивной тумбой.

В коридоре о чем-то спорили, вырабатывая окончательную тактику.

— Ты окружен! — бросил Чарли нетерпеливо. — Ты хотел нагреть меня! Если бы ты действительно был приятелем Макса, вызвали бы его вместе и утрясли вопрос…

Андерс снял трубку. К счастью, была ночь и линия не занята… Пальцем он просчитал отверстия диска и набрал «17». Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем на другом конце линии сняли трубку.

— Служба безопасности, говорите…

За дверью поняли, что он пытается вызвать помощь.

— Перережь телефон! — яростно крикнул хозяин, должно быть, бармену. — Перережь линию, сволочь!

Чудовищная стрельба разразилась в тот же момент у двери. Андерс ответил, чтобы доказать, что он хорошо вооружен.

— Говорят из «Чарли», улица Лепик, — сказал он громко в микрофон. — Есть убитые, и стрельба продолжается! Поторапливайтесь!

Он повторил еще раз название заведения и бросил трубку, чтобы ответить выстрелом по двери. Для того чтобы полиция не сомневалась…

В коридоре хозяин и его громилы перестали вести беглый огонь — нужно было перезарядить обоймы. Они лихорадочно спорили по-корсикански, без сомнения, стараясь найти решение до приезда полицейских.

С другой стороны, подобная перспектива не радовала Андерса.

Выстрелив в третий раз, чтобы его больше уважали, он смахнул рукой все предметы с бюро, чтобы увеличить силу звука. Потом уперся плечом в картотеку, чтобы опрокинуть ее.

Два выстрела ответили ему, и одна пуля опасно просвистела рядом. Очевидно, за дверью не могли понять, что он задумал.

Согнув спину в ожидании выстрелов, завершающих его карьеру, Андерс рванулся и одним прыжком достиг окна. Отбросив шторы, он быстрым движением открыл его, моля небо, чтобы не было решетки.

Нет! Только ставни…

Андерс вновь нажал на курок, чтобы заглушить шум металлических створок, которые он распахнул одним ударом.

Его противники поняли маневр и открыли бешеную пальбу, когда он уже опирался на подоконник перед прыжком наружу. Дикая боль пронзила плечо в тот момент, когда он полетел в неизвестность.

Андерс тяжело рухнул на крышку мусорного ящика, скатился на землю под грохот крышки и битой посуды. Последний раз выстрелив в оконный проем, он поднялся и рванулся к тому, что показалось ему выходом, зажимая рукой плечо.

Ничего серьезного, какая-нибудь царапина. Наверняка одежда пострадала куда больше. Вдали послышались переливы полицейской сирены.

Три минуты спустя Андерс, сам не зная как, оказался на улице Верон. Первая сирена замолкла, но быстро нарастал звук второй. Он старался как можно быстрее удалиться, избирая маленькие улочки, ведущие вверх к Монмартру.

Еще раз его лишь слегка коснулась костлявая рука…

Сделав полукруг, чтобы прийти к своему «BMW», он подумал, что надо срочно доставить записную книжку Жерве к Марле, чтобы тот смог извлечь максимум пользы прежде, чем банда узнает о смерти торговца наркотиками и о перестрелке в «Чарли».

Глава 12

Андерс посмотрел на часы и достал свою трубку. Если он прибыл вовремя, Марле не заставит себя ждать. И действительно, тот уже входил в кафе. Подав знак гарсону, уже готовившему порцию «Американо 505», он направился к столу, где ждал приятель.

Уселся со вздохом, уставший и не в настроении.

— Можно сказать, что ты только и думаешь, как заставить говорить о себе! — сказал он.

— Не преувеличивай! — возразил Андерс. — Я считаю, что приложил максимум усилий, чтобы уменьшить погром…

Марле взял стакан, который только что поставил гарсон.

— Поговори еще! — проворчал он. — Труп Жерве вызвал траурную процессию и манифестацию на площади Пигаль. Не хватало только баррикад.

— Но ты согласен, что в «Чарли» не было крови! — защищался Андерс. — За исключением моей.

Предпочитая жест словам, он потер плечо. В действительности, ему необычайно повезло — пуля только царапнула кожу.

— Я и спрашиваю себя, как же это могло случиться — ты был, наверное, не в форме…

Андерс перебил:

— Свою точку зрения ты мне уже изложил в деталях еще ночью, — сказал он. — Может, поговорим о результатах?

Марле, казалось, хотел что-то еще сказать, но, в конечном счете, лишь покорно пожал плечами.

— Полиция замела всех, кто был в это время в «Чарли», — объяснил он. — Незаконное ношение оружия, нарушение десятка статей кодекса, оставалось только выбирать. Владелец именуется Чарли Мурачиоли, и он уже не первый раз оказался в переделке. Он утверждает, что стал жертвой нападения и от него требовали дань. Описал он тебя с большой фантазией…

Андерс подумал, что Чарли должен был подобным образом подстраховаться на случай, если он действительно принадлежит к банде Макса Жерве. Видно, тот и в самом деле был достаточно влиятелен, чтобы организовать в тюрьме «несчастный» случай за излишне точное описание своего посланника.

— Жерве? — обеспокоенно спросил он.

— «Авторитет» со связями, но уже давно не попадался, — ответил Марле. — Настоящее место жительства неизвестно. Сейчас то, что от него осталось, в морге. В полиции согласились пока не разглашать его личность, чтобы не создавать нам трудности. Бедняга остался, по их выражению, «неизвестным без документов».

Андерс кивнул. После перестрелки в «Чарли» клан сочтет, что он арестован вместе с остальными. А когда выяснят, что его там нет, предположат, что он ранен и где-то скрывается. Во всяком случае, насторожатся они не сразу.

— Записная книжка?

Марле достал сигарету из кармана и закурил.

— Несколько имен, в основном женщин, — заявил он. — Отдел по борьбе с наркотиками занялся проверкой. Но маловероятно, что нам это что-либо даст.

Андерс не смог скрыть своего разочарования. Марле понял это и рассмеялся.

— Все же кое-что нашли интересненькое, нужно будет проверить некоторые телефонные номера, — продолжил он. — Один из них несуществующий. Тогда надумали перевернуть цифры попарно и получили телефон абонента, инициалы которого фигурируют в записной книжке.

— Результат?

— Виктор Эбрар, улица Дюнкерк, — ответил Марле. — Инженер…

Андерс удивленно вскинул брови.

— Инженер?.. — повторил он вполголоса.

— Пока против него ничего не предпринимали, — заметил Марле. — Но я не удивлюсь, если он окажется каким-то образом замешан в истории с Жерве. Недаром же тот поменял номер телефона и указал лишь его инициалы.

Андерс задумался. Его вдруг осенило:

— Он, случайно, не химик?

Марле улыбнулся.

— Я не знаю, но как раз хотел сказать тебе…

Андерс поднял руку, подзывая гарсона, чтобы расплатиться.

— Я думаю, что смогу нанести ему визит…

Марле кивнул.

— Но на этот раз я буду тебя сопровождать.

* * *
Андерс оставил свой «BMW» в запрещенном для стоянки месте на улице Фобур-Пуассоньер, неподалеку от улицы Дюнкерк. Контролер, следивший за правильностью парковки, уже потянулся за ручкой и книжкой квитанций.

— Ты позволишь ему это сделать? — ехидно спросил Марле.

Андерс пожал плечами.

— Шансов мало, но вдруг — новый президент и… амнистия!

Он проверил наличие «херстайла» в кобуре на поясе.

— Ты все так же желаешь зайти со мной?

Марле уже открыл дверцу.

— Я вполне могу быть свидетелем, когда ты превысишь степень допустимой самообороны.

Андерс ничего не сказал. Если их идея подтвердится, то маловероятно, чтобы все прошло гладко. Может быть, и лучше, если они ошиблись.

Здание, соответствующее указанному Марле адресу, было относительно старым, но недавно перестроенным. Поискали консьержку. Женщина в возрасте, крупного телосложения обладала приличными усиками и голосом, напоминающим скрип несмазанной буфетной дверцы. Запахи, окутывавшие ее, не оставляли сомнений в ее познаниях по части крепких напитков.

— Что вам угодно? — проскрипела она нелюбезно.

Андерс изобразил улыбку.

— К мсье Эбрару, пожалуйста.

Женщина бросила на них подозрительный взгляд. К счастью, Марле не очень походил на шпика.

— Его нет, — отрезала она.

Андерс сделал очень расстроенный вид.

— Это ужасно, — протянул он, — Вы не знаете, когда он вернется?

Консьержка поскребла свои засаленные волосы.

— Он здесь, как бы это сказать, не живет, — ответила она. — А зачем он вам?

— У нас дело по его работе, — заявил Андерс.

Взгляд женщины сразу стал недоверчивым.

— По его работе? — прорычала она. — Да он уже год как на пенсии. И с тех пор лишь изредка сюда заходит.

Андерс понимающе кивнул, Марле следом.

— Мы об этом знаем, — заверил он. — Но мы хотели предложить ему работу. В каком-то смысле, приработок…

Консьержка вытерла свои сальные руки о передник. Судя по виду последнего, уже не в первый раз.

— Я не знаю, имею ли я право… — произнесла она, глядя на Андерса.

Постукивание ногой внесло ясность. Андерс уже подготовил купюру на такой случай и достал ее из кармана.

— Мы бы очень хотели, чтобы он сумел нам помочь, — сказал он. — Мы работаем над созданием…

— Я считала, что он работал химиком… — вмешалась она.

— Мы нуждаемся в его анализах, — уточнил Андерс.

Купюра исчезла в крючковатых пальцах.

— Я пересылаю его почту на проспект Форс, по дороге на Буффемон, в Домоне, — ответила она, — номер 95; я думаю, что это Вальд-Изель или что-то в этом роде.

Мужчины поблагодарили ее и вышли на улицу.

Вернувшись к «BMW», Андерс с наслаждением разорвал пришпиленную штрафную квитанцию и швырнул ее в сточную канаву.

— Я высажу тебя на бульваре Батиньоль? — предложил он.

Марле смерил его испытующим взглядом.

— А ты?

Андерс рассмеялся.

— Догадайся…

* * *
Лежащий в двадцати километрах от Парижа на Национальной автостраде номер 1 Домон представлял собой один из спальных пригородов, какие вырастают вокруг столицы. Неудобные земли были засыпаны, чтобы выстроить здания из кирпича и бетона. Здесь надо было ждать добрых три года, чтобы поставить телефон.

Расположенная на возвышенности, где тянется лес Монморенси, застройка не совсем обезобразила природу. Там еще сохранились части старых крестьянских построек и ферм, напоминающие о временах, когда пригород был деревушкой Иль-де-Франс.

Несмотря на отсутствие указателей, Андерс отыскал проспект Форс. Тот отходил от дороги на Буффемон сразу же за деревушкой, что подтверждало сложность адреса, сообщенного консьержкой с улицы Дюнкерк.

Проспектом он был только по названию, его вид скорее напоминал старые римские дороги, а единственным преимуществом было расположение в стороне от шумных трасс. За исключением крольчатников, там был только один дом, смахивавший на то, что искал Андерс. Большое старинное здание из камня, окруженное такой же стеной и стоящее посреди зарослей колючего кустарника.

Андерс спустился к железным воротам и притормозил у входа.

Чувство самосохранения требовало для начала установить наблюдение за местностью, но Марле согласился, что полицейские машины быстро их выдадут. Лучше действовать в расчете на эффект внезапности, без вмешательства сил правопорядка, которое лишь напрасно всполошит преступный синдикат, если гнездышко окажется пустым.

Андерс вышел из машины и позвонил в большой колокольчик, подвешенный на столбе.

Результат немедленно заявил о себе в образе немецкой овчарки с лоснящейся шерстью и прекрасными клыками. Зверюга залилась лаем.

Вот и обитатель дома вышел выяснить, в чем дело.

Старичок лет шестидесяти, с виду заспанный, был одет в закрутившиеся вокруг ног панталоны и свитер с проеденными молью дырками. Все в нем говорило о заброшенности и нечистоплотности, включая очки, поднизанные тряпочкой.

Андерс поначалу засомневался, не ошибся ли он адресом. Но восковое лицо старика и ненормально блестящие глаза выдавали наркомана.

— Что вы хотите? — обеспокоенно спросил он.

Голос был робким, дрожащим. Он успокоил лающую собаку.

— Спокойно, Блэк! Спокойно…

Андерс набрался наглости важно заявить:

— Я только что от Макса.

Трюк прошел с содержателем «Чарли». Почему бы не попробовать еще раз?

Старичок поглядел поверх очков, и Андерс подумал, что первое впечатление могло быть ошибочным. Вблизи химик походил на облезлого койота, но койота хитрого.

— От Макса? — протянул он с присвистом. — И что вы хотите?

Отступать Андерс не мог. Он решил невозмутимо продолжать игру.

— Это ты — Эбрар, или нет? — спросил он. — Макс дал мне поручение.

Эбрар не удивился, а протянул руку сквозь решетку.

— Ладно, давай…

Андерс бросил на него испепеляющий взгляд.

— Не здесь…

Тот пожал плечами и принялся открывать.

— Как хотите. Входите…

Овчарка недоброжелательно косилась на икры Андерса, но держалась на расстоянии. Тот шагал за химиком по аллее, посыпанной гравием до самых ступенек крыльца.

В доме их встретило идиллическое создание. Насколько старик был отвратителен, настолько девушка восхитительна. Не старше двадцати, с тонкими чертами лица, с телом еще немного детским, но уже чутко отзывавшимся, как только на него обращали внимание…

Тем не менее в ее черных глазах таилась какая-то грусть. Будто улыбаться она была обязана по команде.

— Моя дочь Линда, — представил Эбрар мимоходом. — А это друг…

Андерс спросил себя, как у такой старой развалины может быть такая дочь. Природа преподносит иногда забавные сюрпризы!

Эбрар прогнал собаку, желавшую погреться в доме, и пригласил Андерса войти. Они прошли в холл, где явно давно не работали веником.

— Сюда… — указал химик на дверь в комнату — настоящую свалку расшатанной и разрозненной мебели.

При виде грязных чехлов на креслах Андерс испугался, что ему предложат сесть.

— Что за поручение от Макса? — ограничился вопросом Эбрар.

Андерс решил половить рыбку в мутной воде.

— Макс велел тебе приготовить товар для передачи посредникам, — безапелляционно заявил он. — И еще ты должен вернуть мне пакет.

Расставив пробные вешки, Андерс решил подождать результата. Он заметил, что снаружи проходит телефонная линия. Маловероятно, но Эбрар мог запросить разъяснений, что наведет его на нужный след. Если он позвонит, чтобы получить подтверждение, с прослушиванием дело как-нибудь уладят — ведь звонить отсюда нужно через коммутатор…

Но результат оказался совсем не тем, которого он ожидал.

Скрипучий голос прозвучал у него за спиной:

— Руки вверх!

Вот так штука! Андерс медленно повернулся и узнал бандита, которого оглушил в квартире на Бельшасс. По документам тот именовался Антуаном Комити. Сейчас он направил на Андерса маузер, точно такой же, как был у него несколько дней назад. Мрачное выражение лица указывало на то, что он ни секунды не промедлит с выстрелом.

— Руки вверх! — повторил он нетерпеливо.

Андерс повиновался. У него не было шанса повторить свой трюк — противник явно не собирался дать себя провести.

— Повернись к стене, — приказал он. — Обопрись руками и расставь ноги.

На этот раз он не будет рисковать. Опыт — лучший учитель.

Внимательно следя за противником в надежде, что тот совершит ошибку, Андерс перестал интересоваться Эбраром.

И как будто потолок вдруг обрушился на голову!

Он даже не успел сообразить, чем химик угостил его по черепу.

Пол ринулся ему навстречу, и он сразу перестал чем-либо интересоваться.

Глава 13

Андерс довольно быстро пришел в сознание.

Как ни странно, у него даже не болела голова. Эбрар, должно быть, ударил на уровне мозжечка и несильно, а это не оставляет следов.

Очнулся Андерс в пустой комнате на полу. Отсутствие занавесок и ставней на окнах позволило понять, что сейчас еще день.

Он был один. Руки были связаны за спиной таким образом, что не позволяли сделать ни малейшего движения. По крепости и липкости пут Андерс понял, что вместо веревок использовали лейкопластырь.

Ноги тоже были связаны на уровне коленей. Он попытался освободить руки, просунув их под ноги, но очень быстро отказался от этой затеи. Невозможно…

После многочисленных падений он сумел все же встать на ноги и допрыгать до окна. Повернувшись спиной, попытался зацепить за шпингалет. Тщетно. Присмотревшись, он понял, что это ничего не даст, ибо рамы были забиты.

Его передвижения, пусть и проводимые с величайшей предосторожностью, были услышаны. Ключ повернулся в замочной скважине. В открывшуюся дверь вошли Комити и Эбрар. Бандит с видимым удовольствием направил на него свой маузер. Что до химика, то безумно блестящие глаза выдавали, что он все еще находится под действием наркотика.

— Садись! — с хмурым видом предложил Комити, взмахнув оружием.

Андерс подчинился, у него не было выбора.

— Я не думаю, что вы журналист, хоть так значится в ваших документах, — произнес Эбрар, медленно приближаясь к нему. — Журналисты не разгуливают с пистолетами, и вы не заявились бы сюда. Кто вы на самом деле?

Андерс хранил молчание. Марле дал ему двадцать четыре часа. Слишком мало шансов, чтобы он забеспокоился раньше завтрашнего утра. И теперь Андерс спрашивал себя, дотянет ли он до тех пор, если хозяева возьмутся за него как следует.

— Ты будешь отвечать? — прорычал бандит и шагнул вперед.

Эбрар жестом успокоил его.

— Это не существенно, — сказал он. — Через несколько часов…

Теперь он обращался к Андерсу:

— Не мне решать, что делать с вами, — объяснил он. — Но я почти уверен, что от вас захотят узнать, кто вы и каким образом попали сюда. Вот почему я не стал дожидаться и начал сам…

Он рассмеялся мелким скрипучим смехом, и садистская ухмылка исказила его отвислые губы.

— Когда вы не сможете больше выносить мучений, то сами будете умолять меня сделать вам укол и все расскажете, лишь бы получить дозу…

Несмотря на внешнее спокойствие, Андерса охватил страх. Пока химик, очевидно, ждет насчет него приказа. Там не будут долго пребывать в неведении, а когда они узнают, что он сотрудничает со службой по борьбе с наркобизнесом, то постараются перебазироваться, прихватив его с собой. И Марле придется побегать, прежде чем он найдет его…

— Что ты думаешь об этом? — дребезжащим голосом спросил Эбрар. — Небольшом эксперимент над «журналистом»…

Он сделал знак Комити, который тотчас навалился на Андерса, чтобы перевернуть его ничком.

Андерс попытался увернуться и ударить связанными ногами, чтобы заставить повозиться с ним. Но веревки не давали ему свободно двигаться. Он получил тяжелый удар по затылку, потом кулаком в живот. Теряя сознание, он почувствовал, что бандит одной рукой давит на горловой хрящ, и безуспешно попытался вывернуться.

— Это вам знакомо? — ласково спросил химик.

Андерс видел, что он достал шприц, частично наполненный прозрачной жидкостью, по виду похожей на воду.

— Хлоргидрат диацетилморфина, — уточнил тот тем же голосом.

Героин!

Полузадушенный Андерс еще пытался защищаться. Но это было безнадежным делом. Давление на его кадык увеличилось, а удар ногой в пах заставил закричать.

Он едва почувствовал укол в предплечье и понял, что все закончилось, когда бандит отпустил его, оставив корчиться на полу.

— Хорошенько позабавься! — усмехнулся Эбрар, убирая шприц в маленькую металлическую коробку.

Они вышли из комнаты. Щелкнул замок.

Прошло не больше минуты, как ушел химик, а уже проявились первые признаки действия наркотика на тело и мозг. Ноги странно ослабли — чувство приятное и почти томящее. Затем это состояние охватило все его тело, медленно и ощутимо нарастая…

Поначалу Андерс пытался бороться с одурью, но теперь убедился в тщетности своих усилий. Мало-помалу его способность к сопротивлению угасала.

Нет больше никаких забот… Ничего, кроме все нарастающего чувства наслаждения. Все его тело, казалось, пребывает отныне в тепле и спокойствии. Все волнения улеглись, все возмущение пропало. Андерс позволил унести себя по ласкающим волнам эфира.

Его тюрьма осталась далеко, далеко, далеко…

* * *
Эбрар прекрасно знал, когда действие наркотика прекращается. Он пришел с новой дозой в наступающих сумерках.

Андерс понимал, чем рискует от передозировки: несчастный случай с серьезными повреждениями мозга, затрудненное дыхание, цианоз, остановка дыхания и, в конечном счете, смерть…

Он все это знал, но сейчас, после нового укола, в его сознании все стерлось, как и в первый раз. Химик точно рассчитал дозу.

Пока еще он не дошел до необратимого состояния. Нужно будет немало новых уколов, прежде чем без них он не сможет даже дышать.

Но до каких пор он сумеет протянуть?

* * *
Лишь глубокой ночью Андерс пришел в себя.

Он обнаружил, что все так же лежит на голом полу в той же комнате. Значит, Эбрар не получил еще инструкций насчет него.

Его мучила тошнота, вызванная реакцией организма на воздействие яда. Тем не менее ощущение было слабее, чем в случае с опиумом. Андерс попробовал тот в несколько приемов в курильне, чтобы знать его действие. Если действие опиума, морфина и героина было моментальным, то так же быстро и исчезало.

Эбрар не должен прийти раньше утра, чтобы сделать третий укол. Несмотря на затуманенный разум, Андерс попытался рассмотреть ситуацию более обстоятельно.

Он еще не был во власти наркотика — это произойдет только через некоторое время. Конечно, героин начал свою чудовищную работу, поскольку химик на дозы не скупился. Но это еще не опасно. Стефан Марле был в курсе его визита и знал адрес.

На что надеяться? Марле не предпримет ничего раньше утра, когда забеспокоится, не получив от него известий. До тех пор может произойти столько всякого… Эбрар не станет тянуть с выходом на контакт с хозяевами. Но как только это будет сделано, то последует мгновенная эвакуация.

Андерс знал, что они его не оставят. Тогда…

Если они его захватят с собой, это будет не лучший выход. Андерс знал, что не сможет долго сопротивляться, если его будут продолжать накачивать наркотиками. Его воля здесь не поможет. У него ее просто не останется.

Одна горькая мысль пришла ему на ум: все эти размышления исчезнут после следующего укола. Героин вновь унесет его в мир иллюзий, где ничто не имеет больше смысла.

Но пока еще он по другую сторону барьера.

Его тело болело от неподвижности, вызванной путами. Плечи отдавали болью при попытке перевернуться на спину. А естественная нужда начала заявлять о себе все серьезнее. В таком состоянии ему не оставалось ничего другого…

И тут внезапно в замке медленно повернулся ключ.

Выгнув позвоночник. Андерс разочарованно хмыкнул. Химик не забыл о нем! Он попытался перевернуться, чтобы посмотреть на дверь. И не смог сдержать восклицания.

Дочь Эбрара не иначе сошла с ума!

Одетая в простую ночную сорочку, едва закрывающую тело, с бледным и напряженным лицом, она приближалась к нему, босая, с блуждающим взглядом.

Приглушенный свет изменил черты лица, глаза сверкали необыкновенным блеском.

А в руке у нее был нож…

* * *
Линда Эбрар остановилась в метре от него, губы чуть приоткрыты, нож направлен на него.

Андерс судорожно соображал, должен ли он закричать, чтобы привлечь внимание других обитателей дома и не стать окровавленным куском мяса.

В этот момент девушка поднесла палец к губам.

— Не шумите, — прошептала она. — Я сейчас вас развяжу.

Прошло несколько секунд, прежде чем до Андерса дошел смысл ее слов. Он чуть было не рассмеялся нервным смехом. Надо полагать, что его мозг еще здорово затуманен наркотиком. То, что он принял за безумие, оказалось предосторожностью, чтобы бесшумно пройти к нему, а приглушенный свет луны искажал ее черты.

— Повернитесь и попытайтесь вытянуть руки, — выдохнула она на ухо, заходя сзади.

Андерс с трудом пошевелился. Он почувствовал, что она просунула нож между запястий и старается перепилить лейкопластырь. Она чувствовала себя неуверено, очевидно, из-за боязни его поранить.

— Не бойтесь, — ободрил ее Андерс. — Если заденете кожу — неважно.

Действительно, затекшее тело стало совершенно нечувствительным. Она могла перерезать ему вены, и он бы этого не почувствовал.

Нож резал, но не слишком быстро. Андерсу казалось, что прошли часы.

Наконец последний узел сдался и руки освободились.

Андерс с трудом удержался, чтобы не выразить вслух свою радость.

Его руки слишком долго оставались без движения и он практически не мог пошевелить пальцами. С трудом он потер одну руку о другую, чтобы восстановить циркуляцию крови.

— Теперь ваши ноги, — шепнула Линда, обойдя его.

С ножом в руке, она склонилась перед ним, чтобы разрезать последние узлы. Сорочка немного отошла от тела, и он увидел ее развитые и острые груди, раскачивающиеся при каждом движении.

Реакция на это зрелище успокоила Андерса. С этой стороны наркотик не оказал своего действия.

Он частично вернул подвижность своим пальцам, когда девушка закончила освобождать его колени, и неловко поднялся на негнущихся ногах.

Свободен! Пятью минутами раньше он об этом и не мог помышлять.

— Спасибо! — выдавил он, пытаясь сбросить остатки лейкопластыря, прилипшие к ладоням.

Линда Эбрар смотрела на него, не говоря ни слова, держа в руке теперь уже не нужный нож. И вдруг она испуганно вскрикнула, ее рот и глаза округлились.

— Мерзавка! — прогремел голос Комити от двери. — Я не сомневался, что ты попытаешься перехитрить нас!

Бандит только что появился в дверном проеме. На нем была незастегнутая пижама, открывавшая волосатый торс, а в руке — неизменный маузер.

— Потаскуха! — прохрипел он. — Ну, ты у меня дождешься. Иди сюда!

Андерс понял, что подобный случай ему больше не представится. Была не была…

Вложив всю силу в бросок, Андерс воспользовался тем, что Комити смотрел на девушку, нагота которой отчетливо проступала сквозь сверхтонкую ночную рубашку.

Проходимец выстрелил в тот момент, когда кулак Андерса обрушился на его руку, чтобы отвести выстрел.

Андерс попытался использовать небольшое преимущество, чтобы захватить шею бандита в замок. К несчастью, его пальцы были еще задеревенелые и получилось это плохо. Яростно рыча, Комити высвободился и ударил изо всех сил.

У Андерса перехватило дыхание, и он понял, что переоценил свои силы.

После нескольких минут борьбы он был полностью оглушен, а бандит, сидя на нем верхом, с дикой яростью пытался его задушить.

Андерс прекрасно понимал, что надо выбраться, но его мускулы отказывались подчиняться. Ему уже не хватало воздуха, взгляд затуманивался.

Внезапно руки противника ослабили хватку. Глухо захрипев, он откинулся назад, качнулся пару раз и тяжело рухнул на Андерса.

Тот собрался и оттолкнул тело, затем приподнялся на локтях и тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Комити валялся лицом вниз и больше не шевелился. Рукоятка ножа торчала у него из спины.

Андерс поднял глаза на Линду Эбрар. Стоя у его ног, девушка неотрывно смотрела на труп, покусывая руки, будто не придя в себя.

Он очухался быстрее, чем можно было ожидать, но теперь уже знал, сколь обманчиво это впечатление. Подобрав маузер, оброненный бандитом, Андерс с трудом встал.

Девушка не двигалась, словно загипнотизированная смертью. Андерс, подойдя к ней, положил руку на плечо.

— Идемте… — мягко произнес он, не переставая наблюдать за дверью.

Если у дома достаточно толстые стены, чтобы звука выстрела не было слышно снаружи, то уж Эбрар-то наверняка его услышал.

Было удивительно, что химик еще не примчался.

Неожиданно девушка прижалась к Андерсу, содрогаясь от беззвучных рыданий. Близость ее обнаженного и волнующего тела, прикосновение ее грудей подействовали на него мгновенно, но он отодвинулся.

— Ваш отец… Он может войти.

Линда покачала головой.

— Этот омерзительный старик никогда не был моим отцом! — прошептала она. — Они силой заставляли меня жить с ним здесь. — Она вздрогнула. — Дважды я пыталась бежать, но они находили меня. И не стоит говорить, что мне пришлось испытать…

Андерс взглянул на дверь, не опуская пистолета.

— Есть риск, что он явится посмотреть, — заметил он. — Где его комната?

Девушка брезгливо усмехнулась.

— Его опасаться не стоит! — убежденно сказала она. — Когда он загрузится наркотиком, как сейчас, ничего не заметит, даже если дом рухнет.

— Больше никого нет?

Она сделала отрицательный жест.

— Где спит Эбрар? — не успокаивался он.

— На первом этаже.

Идя впереди девушки, Андерс спустился по лестнице. Она указала ему на дверь, оставшуюся полуоткрытой. С пальцем на курке он вошел и включил свет.

Химик спал на спине, посредине большой кровати, белье на которой явно не меняли несколько месяцев. Ртом, раскрытым, как у карпа, вынутого из воды, он издавал звуки, подобные бульканью переполненной канализации.

Пока Линда копалась в комоде, чтобы найти что-нибудь из одежды, Андерс схватил его за воротник грязной пижамы и небрежно встряхнул.

Эбрар проворчал что-то, не просыпаясь, и потер лицо рукой, покрытой пятнами экземы, — результат воздействия наркотиков при их приготовлении. Андерс подумал, что жизнь в его компании — удовольствие маленькое.

— Что вы хотите от него узнать? — спросила девушка. — Может быть, я смогу ответить. Он в таком состоянии пробудет еще несколько часов.

Андерс решил, что после происшедшего может ей довериться. Но в этот момент она прильнула к нему, не дав даже задать вопрос.

— Если тебя интересует лаборатория, я знаю, где она.

Глава 14

Андерс взглянул на девушку.

— И много вы еще знаете о подобных вещах?

Линда грустно улыбнулась.

— Достаточно… Этот омерзительный старик не умел держать язык за зубами. И немало времени мне приходилось его терпеть…

Андерс бросил взгляд на химика. Он понимал ее горечь.

— У вас есть лейкопластырь?

Девушка вошла в ванную, расположенную по соседству, и вернулась с кругом липком ленты. Андерс принялся связывать Эбрара. Для большей надежности он нанес ему удар рукояткой пистолета по голове. Было не время для сантиментов.

Закрыв дверь на ключ, он спустился вслед за девушкой вначале в гостиную, затем в подвал. Она, казалось, забыла о том, что всего четверть часа назад убила человека.

Под удивленным взглядом Андерса она передвинула многочисленные шкафчики и пустые бутыли и сдвинула картину на стене, повернувшуюся на оси.

Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что там такое. Сильный кислый запах гниющих фруктов выдавал присутствие опиума.

Линда знала, где находится выключатель, и зажгла свет.

Тайник был достаточно велик. В углу пакеты с белыми кристаллами хлорида кальция, склянки с уксусной кислотой и ацетоном. На лабораторном столе хаос кристаллизаторов, реторт и пробирок. Сливные баки возле раковины были полны. И над всем этим распространялся одуряющий запах опиума, въевшегося даже в грязные стены.

Андерс повидал достаточно, чтобы с первого взгляда узнать лабораторное оборудование для переработки наркотиков.

Опиум, как правило, представляет собою темную массу с характерным запахом. Это сгущенный сок, полученный из круговых надрезов на зеленых головках сонного мака. Он может быть и в виде коричневатого порошка, содержащего до пятидесяти процентов вытяжки или двадцать процентов морфия.

Последний получают растворением опиума в холодной воде, чтобы избавиться от различных примесей и солей. Затем раствор обрабатывают кислотой и хлористым кальцием. Так получается хлоргидратморфия, а после тщательной кристаллизации и последующего вымаривания появляются белые кристаллики горьковатого вкуса, плохо растворимые в воде.

Затем, воздействуя на морфий уксусной кислотой, получают героин, печально известное зелье. Окончательный продукт — хлоргидрат диацетилморфина — кристаллический белый порошок.

Андерс кивнул. Да, все компоненты были здесь. А их количество позволяло судить о размахе производства. Не один десяток килограммов опиума или морфия-сырца был переработан со дня основания лаборатории.

Выйдя оттуда, Андерс глубоко вздохнул, воздух подвала показался ему едва ли не благоуханным по сравнению с удушьем тайника. Девушка оставалась снаружи и не двинулась с места за все время, пока он занимался осмотром.

— Где телефон? — спросил он.

Она, видимо, заколебалась, прежде чем ответить:

— Наверху.

Теперь дело достигло той стадии, когда он больше не мог действовать один. Дальше предстояла работа для бригады по борьбе с наркотиками. Эбрар не может не знать, для кого он занимался переработкой. Наконец-то можно нанести удар по верхушке!

И одновременно прояснить историю убийства Джованни Мартелло и исчезновения чемодана на Лионском вокзале.

Девушка провела его в комнату, где находился телефон. Они не обменялись ни словом, пока он вызывал нужный номер.

Стефан Марле был у себя. Андерс кратко описал ему часть своих находок. Офицер СТР заверил, что прибудет как можно быстрее с бригадой по борьбе с наркотиками и полицией, запустив одновременно в действие все колеса административной машины.

Когда Андерс повесил трубку, Линда несколько раз тряхнула головой.

— Вы из полиции, не так ли? — робко поинтересовалась она.

Андерс, словно извиняясь, кивнул.

— Скажем так, их дальний родственник…

Она пожала плечами и решительно вздохнула.

— Во всяком случае, я предпочитаю тюрьму обществу Эбрара.

Андерс успокаивающе улыбнулся.

— Я не думаю, что вас могут задержать надолго даже после того, что здесь произошло, — заявил он. — Не забудьте, что вы действовали только с целью самозащиты и спасая мне жизнь…

Она не очень поверила, но поблагодарила, смущенно моргнув.

— Неважно.

Андерс не хотел ее более убеждать, но полиции не составит труда подтвердить необходимую степень самообороны после рассказа о том, что она знает.

Какое-то время они стояли друг против друга и смотрели.

Затем, не отдавая себе отчета, прижались друг к другу и впились губами в губы, одинаково сгорая от желания.

Ведь полиции для прибытия понадобится не меньше часа.

И Андерс забыл обо всем, кроме теплого и желанного тела девушки, в исступлении отдавшейся ему.

* * *
«Каравелла» застыла на посадочной полосе аэропорта Марсель-Мариньян против длинного здания аэровокзала.

Пьер Дарсонваль был среди первых пассажиров, покинувших самолет.

Высокого роста, с озабоченным и решительным лицом, он был одет с подчеркнутой элегантностью. В его походке обнаруживалась естественная легкость, кейс в руке был явно не из рядового магазина. Небольшой рубин украшал заколку галстука.

По виду можно было догадаться, что Пьер Дарсонваль — весьма важная персона.

Генеральный президент-директор немалого числа важных — но не состоявших на заметке у полиции — акционерных обществ более или менее анонимного характера, он был известен в финансовых кругах столицы, где пользовался завидной репутацией. О нем говорили, что он не очень щепетилен, чтобы заняться грязными делами, когда это необходимо.

«DS» ожидал его, управляемый человеком, которого можно было принять за личного секретаря или референта. Однако наметанный глаз сразу же отметил бы излишне просторный покрой пиджака. Пиджака, который не нужно расстегивать и под которым может находиться достаточно объемный предмет в кобуре под мышкой…

— Добрый вечер, Версуа, — сказал Дарсонваль, садясь в машину. — Итак, что у нас?

«Секретарь» уселся за руль и направил «DS» к автостраде.

— Его взяли сегодня утром, когда он вернулся, — сообщил он. — Он прятался со дня приезда Мартелло.

Дарсонваль выбрал сигарету в своем портсигаре и закурил.

— Что он говорит? — осведомился он тем же ровным голосом.

Тот жестом как бы заранее извинился.

— Я вас предупреждал, мы уверены, что речь шла о нем, — ответил он. — Но он оказался тверже, чем можно было предположить…

Дарсонваль нахмурился.

— Вы меня удивляете, Версуа, — заметил он. — Вы же знаете прекрасно, что время поджимает. Товар нужно найти как можно быстрее. Судно меня ждать не будет, а наши американские друзья до сих пор всегда нам доверяли.

Версуа согласно кивнул.

— Я не отвечаю за ошибки, совершенные на Лионском вокзале, — бросил он.

Тон Дарсонваля стал более холодным.

— Я достаточно вам плачу, чтобы вы были разборчивее в выборе своих сотрудников, — сказал он. — Очень сожалею, что мне самому приходится вмешиваться.

Он затянулся сигаретой, затем продолжил:

— Впрочем, у меня сложилось впечатление, что ситуация за последние дни значительно ухудшилась. Новые события начинают беспокоить. Кто-то слишком близко к нам подобрался…

«Секретарь» чувствовал себя все менее уютно.

— Полиция? — наугад спросил он.

Дарсонваль нетерпеливо отмахнулся наманикюренной рукой.

— Я не думаю, что это бригада по борьбе с наркотиками, — сказал он. — У меня есть кое-кто в полиции…

— Друзья Мартелло?

Бизнесмен раздавил сигарету в пепельнице машины.

— Вполне может быть, — заявил он. — Но с таким же успехом это могут быть таможенники или американцы. Это в их стиле. — На какое-то мгновение он замолчал, затем продолжил: — Как только текущие дела будут закончены, нужно отправить наших сотрудников в отпуск и подготовиться к… полной реорганизации.

«DS» вышел на национальную автостраду номер 113 и теперь направлялся к Пенн Мирабо. Водитель молча наблюдал за хозяином. Найдется ли место для него в ходе этой новой «реорганизации», спрашивал он себя.

— Куда вы его отправили? — спросил Дарсонваль спустя некоторое время.

— В План-де-Кук, — ответил тот. — Укромное местечко…

Дарсонваль кивнул.

— Надеюсь, мне не нужно напоминать, что мое имя не должно произноситься…

* * *
Сельский дом, расположенный в глуши между План-де-Кук и Шато-Ромбер, принадлежал некоему Доминику Коломбиани, корсиканцу по происхождению и марсельцу по воспитанию.

Луиджи Пинелли был привязан к стулу в одном из сводчатых подвалов, полуголый, с руками, вывернутыми назад за спинку. Лицо и усы были обагрены запекшейся кровью, текшей из множества ран. Ссадины, усыпавшие его сильное и безобразно обросшее тело, наводили на мысль о пытках, которым его подвергли. Он, казалось, уже не способен был сопротивляться, голова бессильно повисла на грудь.

Дарсонваль безразличным взглядом окинул картину. Он просто отметил, что Версуа не лгал, утверждая, что сопротивление узника было значительно большим, чем у простых смертных. Мало кто мог вынести и четверть этого.

«Секретарь» подошел к Луиджи и, схватив за волосы, грубо задрал его голову. Глаза того уже потеряли всякий интерес к жизни. Резкий тон Дарсонваля, казалось, едва вывел его из оцепенения.

— Где товар?

Толстяк слабо покачал головой. Его пересохшие и разодранные губы раскрылись.

— Не знаю…

Дарсонваль сделал шаг вперед.

— Не рассказывай мне сказки, — оборвал он. — Мои люди не выпускали Мартелло из поля зрения всю дорогу. Чемодан, который ты ему вернул на вокзале в Марселе, был набит песком…

— Ничего не знаю…, — простонал узник.

«Секретарь» ударил его ребром ладони по горлу, чтобы тот замолчал.

— С другой стороны, я знаю, что вы получили товар в порту, — продолжал невозмутимо Дарсонваль. — Что вы с ним сделали?

Вместо ответа Луиджи пробурчал что-то нечленораздельное.

«Секретарь» собрался вновь ударить его. Дарсонваль знаком остановил его и направился за своим кейсом, оставленным на столе у входа. Открыв его, достал две маленькие коробочки, которые показал Версуа.

— Это новое средство из Германии, — объяснил он. — Значительно эффективнее пентонала…

* * *
Двадцать минут спустя Пьер Дарсонваль знал все, что хотел.

Несмотря на все неприятности, он не мог не снять шляпы перед хитростью Мартелло. Жаль, что тот почувствовал себя всесильным…

Мальтиец заметил слежку, как только прибыл в Марсель. Тогда он позвонил Луиджи Пинелли, чтобы предупредить его, и попросил подготовить два чемодана, один с морфием-сырцом, а второй — с песком.

Опасаясь атаки преследователей по пути, Мартелло решил отправиться в дорогу с чемоданом, наполненным песком, чтобы охладить их пыл.

А морфий должен был отправиться тем же поездом, но в багажном вагоне. Для большей надежности Луиджи отправил квитанцию в отель «Киетюд» в Париже, куда он же звонил, чтобы зарезервировать комнату для Мартелло.

Таким образом, наркотики хранились в багажном отделении Лионского вокзала, а квитанция — в маленьком парижском отеле…

Дарсонваль указал на Луиджи, все еще привязанного к стулу.

— Постарайся сделать так, чтобы его не нашли, — сказал он Версуа. — Сейчас отвези меня в отель. Завтра утром мы должны первым самолетом вылететь в Париж…

Глава 15

Пьер Дарсонваль и Морис Версуа ранним утром спустились по трапу в Орли. Они сели в машину Пьера Дарсонваля, которую он накануне оставил на стоянке у аэровокзала. «Секретарь» сел за руль, и машина отправилась в Париж.

Патрон решил действовать сам, и без промедления. До сих пор он всегда перекладывал на других дела как второстепенные, так и опасные. Но создавшаяся ситуация требовала немедленных действий, чтобы избежать потерю товара, пока не наведен порядок в организации.

Отель «Киетюд» оказался небольшим зданием в семнадцатом округе, наполовину семейным пансионом, наполовину гостиницей для приезжих. Версуа представился как получатель письма и оплатил комнату, которую якобы заказывал. От него почти ничего не потребовалось. Не дождавшись клиента, портье уже собирался вернуть письмо на почту.

Квитанция находилась внутри.

Дарсонваль и Версуа отправились на Лионский вокзал. Пока они пробирались среди многочисленных пробок, Патрон мысленно пытался расставить все по своим местам. Жизнь повернулась к нему оборотной стороной. Даже если его теперешняя организация не прогнила до конца, он должен рассматривать ее, как обреченную, и действовать таким образом, чтобы полиция не смогла на него выйти.

Вот, кстати, химик, занятый превращением морфия-сырца в героин… Выбор Эбрара был отчасти случаен, но сейчас он незаменим. Только он один мог в срок выполнить работу. Американцы ждут чистый героин, не морфий.

Дарсонваль прикинул, что осталось очень мало времени до его отъезда в Соединенные Штаты, намеченного на послезавтра. Квитанция была в машине, но еще предстояло переработать весь товар в героин. Эбрару, без сомнения, придется работать всю ночь. Перспектива солидного вознаграждения без труда убедит его.

Но прежде необходимо было удостовериться, что ничто не вышло из-под контроля за время его отсутствия. Лучше отдать американцам морфий, чем совать голову в клетку, если полиция нашла химика и установила наблюдение за домом в Домоне. Достаточно позвонить, чтобы определить, чисто ли там…

На Лионском вокзале Дарсонваль ожидал в машине, пока Версуа занялся получением багажа.

Тот был уже переправлен в разряд невостребованных, и Патрон слегка заволновался из-за задержки «секретаря». Наконец, тот появился в сопровождении носильщика.

Дарсонваль с трудом сдерживался, чтобы тут же не открыть чемодан, который положили на заднее сиденье автомашины. Наконец-то все улажено…

Часть потерь от реорганизации будет возмещена тем, что не нужно платить Джованни Мартелло.

Вообще-то мальтиец — потеря невосполнимая, но…

Версуа занял место за рулем и повел машину с величайшей осторожностью. Никак нельзя попадать в аварию, чтобы не привлекать внимания слишком любопытных полицейских.

Медленно продвигаясь среди пробок, они достигли, наконец, ворот Сен-Клу. Бульвар Рейн известен был ночными заторами в обоих направлениях.

Машина преодолела подъем и медленно пошла вниз, пассажиры даже не обратили внимания на еще не совсем стершееся темное пятно.

Дарсонваль жил в роскошной вилле в шикарном квартале Сен-Клу. Улица на склоне, очень спокойная, с видом на Сену и бульвар Булонь. Едва Версуа остановился и вышел, чтобы открыть въездные ворота, как многочисленная группа людей окружила машину, держа руки в карманах габардиновых пальто.

Дарсонваль все понял и невольно побледнел.

Пока двое полицейских брали «секретаря», еще один открыл дверцу со стороны Патрона и показал трехцветное удостоверение.

— Мсье Пьер Дарсонваль?

— Но…

— Полиция, — оборвал комиссар. — Прошу следовать за мной.

К Дарсонвалю вновь вернулся его непроницаемый и отрешенный вид.

— Я не вижу, чем могу…

— Поберегите ваши аргументы, — прервал его полицейский. — Они вам еще пригодятся.

Дарсонваль сознавал, что еще одна страница перевернута, но пытался говорить свысока, как обычно.

— Это вам дорого обойдется…

Комиссар кивнул и с легкой улыбкой указал на большой чемодан.

— Думаю, не так дорого, как вам, — заметил он.

Дарсонваль сообразил, что тот в курсе многих вещей.

— Могу я, по крайней мере, позвонить моему адвокату? — спросил он.

Полицейский отрицательно покачал головой.

— Не сейчас, — возразил он. — Через некоторое время…

* * *
Допросы велись с исключительной корректностью. Их разделили при аресте и без шума препроводили в камеры управления полиции. Ни один из них не получил права пригласить адвоката или сделать хотя бы один телефонный звонок. Прибытие прошло незамеченным. Ни один журналист не был допущен.

От них скрыли, что именно признания старого химика и его «дочери» позволили выйти на них и раскрыть дело. Впоследствии еще будет время для очных ставок.

Полиция решила как можно дольше хранить тайну их ареста. Птички были пойманы на месте преступления с поличным, изъят чемодан морфия-сырца. Дело было одним из крупнейших и наиболее успешных.

И не нужно, чтобы просачивалась информация, позволяющая их сообщникам бежать или укрыться. Их арест должен остаться втайне до захвата остальных членов организации.

Комиссар, возглавивший расследование и допросы, тотчас понял, что атаковать Дарсонваля бесполезно. Патрон укрылся за высокомерным молчанием. Правда, бессмысленно питать какие бы то ни было иллюзии, тут никакие связи не помогут. Рано или поздно он сломается.

Но время было дорого. Первый осмотр бумаг Дарсонваля позволил выяснить, что на послезавтра намечено его отплытие в Соединенные Штаты.

Слабым местом организации оказался Морис Версуа.

У комиссара был своего рода нюх на такого рода типов и богатый опыт работы с преступниками. И еще он знал, что разумные уступки могут дать куда больше, чем прямой напор.

Стоит скостить десяток лет срока одному, чтобы взять десяток преступников, особенно если время поджимает…

Версуа согласился на сделку за полдня.

* * *
Андерс и Стефан Марле сидели друг против друга с бокалами.

У офицера СТР, несмотря на бессонную ночь, на лице сияла блаженная улыбка.

— Помощник Дарсонваля раскрыл карты, — объяснил он. — И теперь полиция готовит окончательный удар во Франции…

Андерс отметил про себя эту оговорку.

— Дарсонваль должен был завтра сесть на корабль, направляющийся в Соединенные Штаты, — продолжал Марле. — Обследуя его машину, мы нашли тайник под задним сиденьем. Туда они готовились спрятать героин на время путешествия. Прекрасная работа.

— Есть имена получателей в Нью-Йорке?

Марле нахмурился.

— Здесь самое слабое место, — ответил он. — Версуа не смог дать точных сведений на этот счет.

— А Дарсонваль?

— Продолжает молчать, — вздохнул Марле. — Он, конечно, разговорится, но будет слишком поздно…

Андерс сердито нахмурился.

— Что ты хочешь сказать?

Марле отвел взгляд.

— Арест Дарсонваля прошел гладко, и нет причин беспокоиться, что его исчезновение будет замечено, ибо Версуа взяли одновременно с ним, а завтра они должны были отправиться в путешествие, — объяснил он. — Слуги, нанятые им, не знают о его темных делишках и согласились сотрудничать с полицией, если потребуется отвечать на вопросы.

Помолчав, он продолжил:

— Версуа, само собой, также согласился сотрудничать и устроился на вилле с двумя агентами, чтобы отвечать на телефонные звонки, если таковые будут…

Андерс начал догадываться, что задумал Марле.

— Куда ты клонишь? — тем не менее спросил он.

— Вот в чем дело, — замялся тот. — Мы подумали, что вполне можно отправить автомобиль, как и предполагалось, с сахарным песком или лактозой с хинином вместо героина. Чтобы тайник не был пуст.

Андерс рассмеялся и покрутил пальцем у виска.

— И это сойдет? — иронизировал он. — Ты все еще веришь в Деда Мороза! Даже если Дарсонваль согласится войти в игру и отправится с машиной, нет никаких шансов…

Марле жестом остановил его.

— Дай мне вначале договорить. Версуа утверждает, что организация была тайной до такой степени, что американцы никогда не встречались с Дарсонвалем. Раньше поставки осуществлялись через посредников. Получатель знает только имя Дарсонваля и номерной знак его автомашины. Они даже не знают, как он выглядит.

Андерса передернуло от неубедительности довода.

— А по-моему, это все притянуто за уши, — заметил он.

— Версуа сообщил нам также пароль для связи, — добавил Марле. — Дарсонваль должен выйти на связь, сойдя на берег сразу, как только получит машину…

Андерс поморщился.

— Мне кажется, это твоя идея — отправить машину? Если верить тому, что произошло в аэропорту Кеннеди несколько дней назад, слежка может очень быстро выйти боком…

Марле тотчас перебил.

— Машина будет снабжена передатчиком, чтобы пеленгаторы из ФБР ее не потеряли, — объяснил он. — С другой стороны, подложный Дарсонваль будет держать миниатюрный передатчик при себе. Наконец, если джи-мены чуть задержатся, у него останется последний козырь, который можно будет использовать в критический момент…

Андерс насмешливо вздохнул.

— Ты действительно думаешь, что найдешь добровольца?

Марле сосредоточенно рассматривал свои ногти.

— Что касается американцев, это твой профиль…

Глава 16

Парадоксально, но забастовка докеров в Нью-Йорке облегчила прохождение полицейского контроля и американской таможни.

У прибывших хватало забот с багажом, чтобы таможенники или чиновники из иммиграционной службы приставали к ним еще с чем-то. Багаж Андерса даже не проверяли, а в паспорт на имя Дарсонваля тут же был поставлен штамп, открывший перед ним двери Нового Света.

Получить «DS21» оказалось сложнее. Тем не менее, поскольку Андерс из осторожности был в последних рядах покидавших корабль, то оказался в числе первых среди получающих. Там все также было пустой формальностью.

После подписания последних соглашений паспортные процедуры для французов, прибывающих в Соединенные Штаты, значительно упростились.

Оставалось двадцать пять минут до полудня, когда Андерс смог сесть в машину. Из-за забастовки набережная была пустынна. Андерс не стал высматривать ни джи-мена, обеспечивавшего его безопасность, ни человека, с которым должен был выйти на связь. Пеленгаторы уже должны были засечь его передатчик. Впрочем, у них был номер машины, a «DS» не так часто встречается на улицах Нью-Йорка. Приходилось только ждать развития событий.

Разместив чемодан и поставив рядом с собой кейс, Андерс сел за руль, чтобы подъехать к ближайшей заправке. Чтобы создать вид честного делового человека, он не был вооружен.

В ходе путешествия Андерс получал новости только через информационный бюллетень. Ни в одном из них не было и намека на арест Дарсонваля или чего-то, связанного с наркотиками в Париже. Казалось, сведения до сих пор не просочились.

Он уже собрался уезжать, когда перед капотом появился человек и дал знак остановиться. Андерс повиновался.

— What’s the matter? Что случилось? — спросил он с ударением на французский манер, когда человек подошел к дверце.

У того было банальное незапоминающееся лицо, костюм без излишеств строгого темного цвета. Он поднес два пальца к краям шляпы.

— Мсье Пьер Дарсонваль?

Андерс кивнул, вопросительно глядя на него.

— Мое имя Бен Девис, — заявил мужчина. — Джон Смит просил меня помочь вам найти дорогу.

Он с трудом изъяснялся по-французски, и произношение было ужасным.

— Джон Смит очень любезен, — ответил Андерс, как ему было предписано. — Он сказал вам, что я останавливаюсь в отеле, расположенном на углу Сентрал Парк?

— Я полагал, что он рассчитывает сам оказать вам гостеприимство…

Все было соблюдено точно. Андерс пригласил Девиса в машину, и тот обогнул капот, чтобы сесть рядом с ним.

— Плавание прошло удачно?

Они обменялись любезностями, пока заправщик наполнял бак. Потом Андерс выехал из доков.

— Как поедем? — спросил Андерс.

— Сразу же после выезда повернете направо, — подсказал спутник, — на Миллер Хайвэй…

Группа полицейских собралась немного дальше, возле машин, стоявших вдоль стены склада.

— Это не нас ждут, — уверил его Девис. — Они здесь из-за забастовки, на случай, если произойдут беспорядки.

Порт покинули без происшествий. Андерс ехал так, как ему подсказывали, к Манхеттену. Он не оставил без внимания бежевый «крайслер», стартовавший следом и двигавшийся с той же скоростью. Речь не могла идти о полиции, получившей указание осуществлять наблюдение на расстоянии.

— Мне кажется, нас пасут, — хмуро заявил он.

Девис обернулся, чтобы бросить взгляд назад.

— Друзья, — объяснил он. — Их нечего бояться.

* * *
Андерс начал испытывать некоторое беспокойство. Он с сомнением спрашивал себя, не потеряли ли джи-мены его след.

Сразу же после Баттерси Парк, почти рядом с островом Манхэттен, Бен Девис предложил ему свернуть, чтобы встать в очередь на паром на Стейтен Айленд. Одно из судов уже готово было отплыть. За охранявшим их «крайслером» погрузиться смогли лишь еще четыре машины и один фургон.

Уже в Ричмонде Девис указал ему на мост Верразано, ведущий в Бруклин. Они миновали Кони Айленд и направились к мосту, позволяющему добраться до Рокуэй Бич.

Если они организовали это с целью оторваться от преследования, Андерс не нашел бы лучшего способа. Если предположить, что фургон, въехавший на паром, принадлежит ФБР, то лишь он теперь мог продолжать наблюдение. Другие машины джи-менов уже никак не смогут вовремя их настичь. Только гений смог бы перебросить их через мост Верразано на другую сторону залива.

Чтобы точно определить местоположение передатчика в движении, необходимы минимум два пеленгатора.

С одной машиной, особенно в городе, это становится затруднительным. Во всяком случае, трудно определить с большой точностью.

Так что Андерсу нужно было рассчитывать на худшее.

В свою очередь Девис стал то и дело менять направление. «Крайслер» не отставал.

Чтобы не падать духом, Андерс убеждал себя, что трудностей не предвидится до тех пор, пока не проверят содержимое тайника «DS» и не определят, что в нем сахарный песок.

Теперь они ехали вдоль Атлантического побережья, где катились серые волны с пенными гребешками. Андерсу больше нравилась Флорида.

Через некоторое время Девис указал на большой белый дом, возвышавшийся посреди обширной лужайки, окруженной крашеным деревянным забором. Как и весь квартал, этот дом был, несомненно, старинным, превращенным в прекрасное жилище по мере разрастания города.

— Это там, — указал сопровождающий. — Сверните на аллею и направляйтесь к гаражу.

Андерс поежился. Определить местоположение с помощью пеленгатора совсем не просто.

Он послушался и затормозил перед закрытой дверью гаража, тогда как «крайслер» в свою очередь въехал на аллею, чтобы остановиться позади «DS».

— Выходите, — сказал Бен Девис. — Один из наших парней сейчас поставит вашу машину и принесет чемодан.

Один из пассажиров «крайслера» уже открывал гараж, а другой тотчас же уселся за руль «DS».

Кто-то уже ждал их у входной двери — тип гориллы с низким лбом, который, должно быть, только что покинул своих четвероногих родственников в джунглях Африки. На лице его запечатлелась гримаса, по-видимому, своего рода улыбка; он провел их в салон, стены которого были сплошь покрыты чучелами рыб.

Кроме другой гориллы, с таким же низким лбом, которая, казалось, спрашивала, на какой ноге танцевать, и комнате были еще двое.

Один — маленький пузан на коротких ножках с отекшим лицом. Его смуглая кожа и угольно-черные глаза выдавали средиземноморское происхождение. Итальянец или грек…

И еще одно создание, подобное тем, что видишь в мужских журналах, сидело в кресле, закинув ногу на ногу. Блондинка с крепкой торчащей грудью, с немного усталой улыбкой звезды, слушающей правила игры в любовный треугольник.

Толстячок с улыбкой от уха до уха протянул руку.

— Как себя чувствуете, дорогой друг? — осведомился он дружелюбно. — Я надеюсь, что путешествие было прекрасным…

— Великолепным, — подтвердил Андерс, пожимая его заплывшие жиром пальцы. — Счастлив вас видеть…

По ходу он отметил, что тот не представился и не счел нужным произносить имя Дарсонваля. Возможно, из-за того, что они были не одни.

— Садитесь, — пригласил итало-грек, указывая на кресло и жестом обвел комнату.

— Вы уже знаете Бена, — продолжал он. — Вот Телма, Ник и Сэм… Ник, принесите нам выпить, чтобы отметить событие.

Андерс заметил, что все уже пропустили по стаканчику. Он ответил на приветствие девушки, уселся и поставил свой кейс рядом, тогда как толстяк свалился в соседнее кресло.

— Здесь вам приготовили лишь небольшой домашний завтрак, — заявил он. — Но сегодня вечером я устраиваю маленькую вечеринку в вашу честь. Вот увидите…

Андерс пытался полностью войти в шкуру Дарсонваля. Тот не одобрил бы подобного рода банкет с представителями американского уголовного мира. Плохо для сохранения инкогнито.

Тип, названный Ником, подкатил столик на колесиках, переполненный всякого рода бутылками и стаканами. Андерс выбрал «Олд Кроу».

В этот момент хлопнула входная дверь. Бен Девис, находившийся у окна, наклонился, чтобы посмотреть.

— Это Паскье, — сообщил он.

Андерсу показалось, что он обратился специально к нему, но не придал этому особого значения.

Горилла, именуемый Сэмом, пошел открывать. Он вернулся несколько мгновений спустя в сопровождении сорокалетнего мужчины, высокого и тонкого в кости. Тот окинул комнату взглядом, полным удивления.

— Он еще не приехал? — спросил он, нахмурив брови.

Внезапно его глаза от Бена Девиса устремились на Андерса и остановились на нем.

— Кто это? — спросил он крайне взволнованно.

Андерс понял! Но и другие тоже. Первым отреагировал Бен Девис, сунувший руку под пиджак. Толстячок повторил общее движение. Он выпрямился, рот перекосился.

Секунду царило молчание.

— Это не Дарсонваль? — спросил он, указывая на Андерса.

Тот, кого называли Паскье, слегка усмехнулся.

— Ни в коем случае! — ответил он. Затем добавил: — Если вы хотите знать мое мнение, похоже, пахнет жареным!

Андерс лихорадочно размышлял. Он не мог знать достоверно, смогли ли джи-мены сохранить контакт и слышат ли они слова, передаваемые миниатюрным передатчиком, вшитым в одежду.

Как бы там ни было, пора срочно выкладывать козырь, припасенный на крайний случай. Незаметно он потянулся рукой к кейсу, стоящему у ножки кресла.

Бен Девис уловил его жест и вынул «кольт 45», который направил на него.

— Без штучек! — процедил он сквозь зубы, свирепея. Кивнул в сторону только что прибывшего, прорычав: — Паскье, взгляните-ка, что там.

Для начала тот шагнул за спинку кресла и прощупал одежду Андерса, чтобы убедиться, что у того нет оружия. После этого взял кейс и приблизился к толстяку.

Пусть ситуация и разрядилась, но обе гориллы, тем не менее, достали оружие. Андерс поднялся.

Паскье уже сорвал ремень кейса и открыл оба замка. Андерс, не отрываясь, следил за его действиями.

Он бросился за кресло в тот момент, когда открывалась крышка.

Грохот взрыва заглушил треск «кольта 45» Бена Девиса. Андерс почувствовал нестерпимую боль в бедре, когда рухнул на пол. Не обращая внимания на боль, он дернул карманчик, украшавший его пиджак.

За секунду огромные клубы дыма заполнили комнату. Прозвучал выстрел, но пуля врезалась в пол возле его головы. Андерс прижал карманчик ко рту и ноздрям. Тот был пропитан противоядием от парализующего газа, выделяемого бомбой из кейса.

В теории…

Газ должен был действовать мгновенно. Однако раздались еще выстрелы, показавшиеся ему очень отдаленными, но он был уверен, что стреляли в комнате.

Его тело и мозг, казалось, утратили свой вес и вообще принадлежали кому-то другому.

Андерс успел еще подумать, что фильтр, сделанный химиками, отнюдь не совершенен.

И потерял сознание.

* * *
Пришел он в себя без всякого оптимизма.

Мало того, что ему казалось, будто в горле застряла кость, так еще легкие и бронхи словно были набиты песком с морскими ежами и иглами. Что до боли в голове, разламывающей черепную коробку, ее нельзя было сравнить с той, что пронизывала его при любой попытке пошевелить левым бедром.

— Он приходит в себя, — произнес кто-то странно искаженным голосом.

Сквозь застилающую глаза пелену Андерс различил человека в белом, склонившегося над ним. Ему казалось, что он узнает Патрика Салливана, начальника бригады Отдела по борьбе с наркотиками, сотрудником которой он являлся.

Вне сомнений — галлюцинация…

Человек в белом подсунул руки и приподнял его. Затем к его губам поднесли стакан.

— Выпейте.

Что-то вонючее. Андерс подумал, что его желудок вывернется наизнанку. Но питье было действенным и пелена, застилавшая глаза, стала исчезать.

Андерс осознал, что находится в комнате с белыми стенами, возможно, клинике или госпитале. Потому рядом и был Патрик Салливан.

— Не пытайтесь говорить, — сказал он, садясь на край кровати. — Подождите, пока силы восстановятся…

Предупреждая вопрос Андерса, он уточнил:

— Всего лишь чистая дырка в мышцах. Ничего серьезного. Нет кровотечения, и кость не задета. Вы отделаетесь рубцом, не более.

Он прищурился.

— Через несколько дней вы сможете вернуться и нежиться в обществе вашей парижской манекенщицы.

Андерс с трудом выговорил:

— А остальные?

— Взяты, — ответил Салливан. — Мы пытались их накрыть уже несколько месяцев. Толстячок, принимавший вас, именуется Майком Сикарди. Полагают, что он один из хозяев торговли наркотиками на Восточном побережье… — Он рассмеялся. — К пятистам граммам героина, что оставались в тайнике «DS», в доме «отыскали» достаточное количество наркотиков, чтобы возбуждение дела было обоснованным.

Андерс решил не спрашивать, что тот подразумевает под словом «отыскали». Во всяком случае, уже вошло в привычку у адвокатов преступников заявлять, что полиция подсунула наркотики, чтобы обвинить их клиентов.

— Обошлось без стрельбы?

— Тем, что находились снаружи, пришла в голову отличная мысль посмотреть, что происходит в доме, — объяснил он. — Нужно было только вытащить их, как и всех остальных…

По лицу Салливана скользнула гримаса.

— Пришлось серьезно поволноваться, когда вы направились на паром, идущий в Стейтен Айленд, — продолжал он. — К счастью, один из наших фургонов успел переправиться вместе с вами.

Андерс подумал, что определил правильно: только тот фургон мог принадлежать джи-менам и был начинен радиопеленгаторами.

— С другой стороны, сыгранный с нами спектакль в аэропорту послужил нам уроком. Мы предвидели, что они попытаются уйти от погони, — продолжал Салливан. — Мы расположили несколько машин в укрытии, чтобы быстро реагировать на изменение маршрута. В частности, одна машина была в Ричмонде, на связи с остальными по рации. — Он улыбнулся. — Это означало, что две машины с радиопеленгаторами вновь следовали за вами, когда вы миновали мост Верразано…

Андерс мысленно поблагодарил того, кто придумал разместить машину в Стейтен Айленде.

— Остальное, — заключил Салливан, — было делом времени, мы перегруппировались и обратились за помощью к полиции Рокуэй Бич. Должен признать, что был тяжелый момент, когда мы поняли, что вы попали в переделку.

— Можете поверить, мне было не легче! — заметил Андерс.

И действительно, как бы все закончилось, не будь у него кейса, или если открывать тот пришлось ему самому. Лучше не думать об этом…

Салливан поднялся.

— Теперь я вас оставляю, чтобы вы выкручивались сами, — заявил он.

Андерс удержал его.

— Если вам не составит труда, я хотел бы отправить телеграмму.

Предложение Салливана отправить его на поправку в Париж было очень неглупым. А Беатрис наверняка уже спрашивает, что с ним случилось…



Майкл Коллинз Медная радуга

Глава 1

Кену Миллеру — с благодарностью посвящается

Однажды, играя в кости, Сэмми Вайс, собрав все спои силы и нервы, целых пятнадцать кругов не снимал спою ставку. И это стало его звездным часом. Еще сегодня эта история гуляет в городе и на нижнем Ист-Сайде. На меня она не произвела особого впечатления. Я был при этом.

Но Сэмми никогда не забывал, что он однажды на короткое мгновение стал великим человеком. Теперь в моей однокомнатной конторе, на единственном, кроме моего, стуле он снова изображал знаменитость.

— Ты клянешься, что я был у тебя с двенадцати до двух часов дня, и получаешь за это сотню, — сказал он.

Он не боялся расходов на услуги бедного частного детектива, но его восточные глаза, затененные длинными ресницами, на меня не смотрели. Вайс таков: приземистый, жирный и болтливый, и его глаза никогда ни на кого не смотрят. Он носит чистую рубашку, но его костюмы никогда не сидят на нем хорошо. Его цветастые галстуки украшены бриллиантовой заколкой, уже давно вышедшей из моды. У него длинное пальто с меховым воротником. Там, где мех трется о жирную шею Сэмми, он давно вытерся догола.

— Скажем, две сотни, — продолжал Вайс. — Я был у тебя, о’кей?

— Две сотни зараз ты уже сто лет не видел, — сказал я. — Кроме того, я в такой игре не участвую.

— Дэнни-пират, погоди. Это честно, по-твоему?

Кличка доказывала, как давно Вайс меня знает. Сохранилась она со времен юношеской тяги к уголовной романтике, которая стоила мне руки. Незапротоколированная, так сказать, история, судимости за мной нет. А все, что есть — это отсутствие руки и старые друзья, вроде Сэмми Вайса.

— Я лишился руки, но не рассудка. Мать растила меня не для того, чтобы я за две сотни обеспечивал алиби ненормальному, и притом втемную.

— Твою мать я мог бы купить за доллар!

Я закрыл глаза. В единственное окно моей конторы потянуло ледяным сквозняком. Ледяным сибирским ветром, который облегчил мою боль. Я снова открыл глаза. Действительно, не почувствуешь же облегчения, если вздуешь человека, который слабее, чем ты сам. Во всяком случае, мне так кажется. Может быть, из-за этого я так ничего в жизни и не достиг.

— Черт возьми, Дэнни, я сожалею, — спохватился Вайс.

Он начал потеть. Снаружи стояла настоящая зима, внутри было ненамного теплее, но его лицо блестело от пота, как бледная влажная луна. Точно так же, как тогда, много лет назад, в его великий час.

Вайс начал с десяти долларов и удерживал ставку, пока после пятнадцати кругов не снял сто шестьдесят три тысячи восемьсот сорок долларов. Два следующих круга, может быть, даже только один, сорвали бы банк, что всегда было заветной мечтой любого игрока: стать последним и за длинным столом в пустой комнате сгрести все деньги.

Я еще ощущал запах его пропотевшей одежды. Я еще видел, как дрожали его руки, когда он после пятнадцати кругов сгреб со стола сто шестьдесят тысяч долларов, и еще слышал его охрипший голос: «Сейчас будет неудачная игра, я чувствую это. На этот раз будет неудачный круг».

Неудачной игры не было. Сэмми сыграл еще дважды, прежде чем выйти из игры. И потом ушел на негнущихся ногах. Он уходил, ступая тяжело, но не разорив поле битвы. Завсегдатаи вокруг него улыбались: они уже сориентировались. Вайс ушел как богатый человек, по не как победитель. Он выиграл битву, другие выиграли бы войну.

Привыкнув иметь дело с прирожденным неудачником, я осторожно спросил:

— Что, собственно, случилось, Сэмми?

— Я не знаю, Дэнни. — Он держал свою шляпу, как проситель, в обеих руках. — Мной интересуется Фридман.

Он содрогнулся, как от боли. Для Вайса участковый детектив Берт Фридман означал боль.

— Ты хорошо его знаешь, — помог я. — Ну, говори.

Он поднял глаза к потолку, предпочитая ничего не говорить, но после паузы продолжил.

— Я пришел к этому старому холостяку — Джонатану Редфорду III. У него есть племянник: Уолтер Редфорд IV. Они пронумерованы, как короли. — Он попытался ухмыльнуться. — Дело в том, что Уолтер задолжал мне двадцать пять тысяч долларов — проиграл в покер с высокими ставками. Я пошел, чтобы получить их у дяди, понимаешь?

Девушка открывает мне дверь и провожает в кабинет. Этот Редфорд даже не повернулся ко мне. Он стоит у открытого окна и вдыхает свежий воздух! В шелковом халате. Большой человек, как же! Даже не предлагает мне сесть. Я и спрашиваю, где мои деньги? Он круто разворачивается. И говорит: «Никаких денег!» Он говорит: «Заруби это себе на носу!» И начинает меня костерить, понимаешь? Я его, мол, обманываю. Я говорю: «Смотрите, будут неприятности, могут пострадать кое-чьи головы!»

Он бросается на меня как сумасшедший. Хватает меня и трясет, как попало. Тут я и ответил разок-другой. Он кувырк — и остался лежать, я хочу сказать, он не встает. Ну вот, я выхожу, слышу, он начинает стонать. Я, естественно, пугаюсь и сматываюсь.

Он внезапно замолчал. Я ждал.

— Это все? — спросил я наконец.

— А что еще? Он упал, он стонал, я смотался. Слушай, Дэнни, швейцар на входе меня видел, но мельком. Его не было, когда я уходил. Видела меня одна-единственная старуха. Да еще девушка, когда я пришел. Она вряд ли меня запомнила. Что они смогут сказать? Ты говоришь Фридману, что я был у тебя, и тогда мы оба будем против Редфорда. На меня многие похожи. Он просто обознался.

Это было так глупо, так несостоятельно, что мне стало его жаль. Он вел себя, как шакал, ослепленный страхом и спасающийся бегствам от горящего куста.

— Сэмми, — сказал я, — Редфорд знает твое имя.

— Он не знает! — торжествующе ответил Сэмми. — Я ему не говорил.

— Тогда откуда его может знать полиция?

— Я полагаю, он меня описал. Фридман слышал это и бросился на меня.

— Откуда ты знаешь, что Фридман тебя ищет?

— У меня есть свои люди. Два часа назад я опередил этих ищеек на самую малость. Пока отделался.

— Может быть, дело в чем-то другом?

— Ничего другого за мной нет. Обеспечь мне алиби, Дэнни.

— Нет. Иди в полицию. Выясни, что известно Фридману. Выключи Редфорда из игры, не упоминая им о нем. Если дело действительно в Редфорде, скажи, что он начал ссору.

— Он из высшей касты, Дэнни. Большой Богатый Босс. Кто будет слушать Сэмми Вайса? Они дадут мне год, как минимум. Я погиб, Дэнни. Ты один можешь дать мне алиби. Я ведь знаю, как это делается. Наше слово против его. Только мы должны быть вдвоем.

— Нет, — решительно сказал я, — во-первых, это не поможет, а во-вторых, это был бы мой конец.

Он смотрел на меня, как будто видел впервые.

— О’кей, Дэнни. Ты, конечно, прав. Только иди и твори с этим Редфордом ты. Убеди его согласиться, что начал он, понимаешь? И поговори с Фридманом. Объясни ему, что у меня есть друзья. Впрочем, у меня просто нет двух сотен, Дэнни. Все, что я смогу наскрести, — это максимум пятнадцать долларов.

— Сэмми! Фридман надо мой только посмеется. И как я могу доказать, что Редфорд ударил первым? Что я могу сделать, Сэмми? Иди сразу к лейтенанту, минуя Фридмана. Расскажи честно, что произошло.

Вайс моргнул. Встал. Его нижняя губа дрожала. Он надел свою шляпу и вышел. Маленький толстый человек с потертым меховым воротником и заколкой для галстука. Жалкий тип, ведущий жалкую жизнь, который к тому же понимал, насколько она была жалкой.

Целый год после той знаменитой ночи, которая стала для него и триумфом, и поражением, он жил на широкую ногу. Он промотал и проиграл сто шестьдесят тысяч долларов, чтобы доказать, какой он большой человек. Но лишь доказал, что никогда не был большим человеком. Пришел его звездный час, и он упустил его. Большинство людей упускают свои звездные часы, но многие умеют избежать признания своей ошибки. Вайс не смог.

Он сорвал на пятнадцати конах все нервы и взял крупный куш. А потом не рискнул еще на два броска, которые тогда казались проигрышными, а теперь будут преследовать его до конца жизни: ведь они доказали, что он не способен на самый решающий шаг. Он был потрясен навсегда. Его коровьи глаза говорили миру, что в следующий раз он удержит ставку до конца. Но самого себя ему не обмануть. Он-то знал, что всегда сойдет на два круга раньше.

Нет, Фридман определенно искал именно его, так как Вайс явно где-то снова играл в кости.

Я оделся и вышел поесть.

На улице мне в лице ударил ветер со снегом. Я поглубже спрятал нос в воротник и направился на Восьмую авеню. На углу я заметил Вайса, который разговаривал с довольно высокой рыжеволосой женщиной. Та была сильно накрашена, из-под шубы виднелись черные ажурные колготки. Ее волосы почти апельсинового цвета были высоко взбиты. Вайс сел вместе с ней в такси.

Я зашел в «Севилью» и заказал паэллу, думая о Марте, своей девушке. Но Марта была в Филадельфии с новым шоу, и в конце концов вместо нее я стал думать о Сэмми Вайсе. Я прокрутил в памяти его историю и после некоторого размышления пришел к выводу, что одна небольшая деталь осталась неясна.

Если этот Редфорд или его племянник действительно должны Вайсу двадцать пять тысяч долларов, какмог тогда Сэмми утверждать, что в квартире Редфорда никто не знает его имени? Такого быть не могло.

Съев паэллу, я зашел в бар напротив, где работал Джо Харрис.

— Ты слышал, что Сэмми Вайс выиграл двадцать пять тысяч долларов?

— Я ни разу не слышал, чтобы он выиграл даже двадцать пять центов, — ответил Джо, наливая мне. Джо неизменно подносил мне первую порцию ирландского виски бесплатно. — Где мог Вайс раздобыть деньги на игру, чтобы столько выиграть, и такие нервы, чтобы столько играть?

— Гм, — сказал я.

Я спросил себя, что сделал Вайс или что хотел сделать. Но вопрос этот я задавал себе не слишком серьезно. Тогда еще нет.

Глава 2

Я проснулся от стука в дверь моей квартиры. На часах была половина седьмого. Серый утренний свет сквозил в окно, в спальне было холодно, как в арктической тундре.

Я скатился с постели и схватил халат. Торопливо включил духовку и две газовые горелки. Мой доход предоставлял мне выбор между одной теплой и пятью холодными комнатами. Я любил простор, но где же тогда выбор? Пока я зажигал газ и мечтал, что когда-нибудь смогу позволить себе пять теплых комнат, в дверь снова постучали.

Я открыл участковому детективу Берту Фридману. Тот был маленький и коренастый, плечи шириной со шкаф. Он вошел без всякого приглашения, без ордера на обыск, без того, чтобы сказать хотя бы «доброе утро». Эти мелочи я ему простил. Фридман начал с осмотра комнаты.

Я включил кофеварку. Люди, которые долго живут одни или часто переезжают, вместо счастья имеют привычки. Свежесваренный кофе был моим салютом новому дню. Кофе капал через фильтр, когда Фридман обратился ко мне.

— Вы можете мне сказать, где Вайс, или пройдете со мной в полицейский участок.

— Вы можете закрыть дверь с той стороны или выпьете со мной кофе.

— Только не надо дерзить!

У Фридмана были слишком большие для такого коротышки кулаки. Драчливый тип, как и его коллега Джонни Бродерик. Но знаменитый Бродерик был хорошим копом, жестким и умным, в то время как Фридман — плохой коп — мог быть только жестким там, где нужно быть умным. В полиции есть своя вполне нормальная и обязательная доля дураков, не больше и не меньше, чем в любом другом крупном ведомстве. Нет, силой мне было не равняться с Фридманом. У меня, в отличие от него, не было двух рук, но зато в моей кухне всегда лежал наготове молоток. При моем ремесле мне нужна полиция, но только не Фридман. Я потрогал молоток. Так, на всякий случай.

— Я вас не приглашал, — заметил я. — У вас нет ордера на обыск, и за мной ничего не числится. Вам здесь совершенно нечего делать. Оставьте меня в покое, или я буду отбиваться, а потом извинюсь.

Чувства юмора у Фридмана не было. А у какого злого человека оно есть? Он смотрел на меня, соображая, ударю я или нет. Кулаки его угрожающе сжимались и разжимались.

— Вайс всем говорил, что хотел вас нанять.

— Но он этого не сделал. За что его разыскивают?

Фридман зло рассмеялся.

— Однажды этого еврея повесят, запомните.

Фридман почему-то решил, что его миссия — уничтожить всех правонарушителей среди своих еврейских сограждан. Так сказать, самозванный родовой мститель.

— Почему? — еще раз спросил я.

— Он последняя дрянь, вошь, кусок собачьего жира. Если вы увидите его или услышите о нем, сразу сообщите об этом мне. И поскорее. И только мне. Никому другому.

— Даже если бы он лично убил Моисея, вам я об этом сказал бы последнему, — хладнокровно заметил я. — И притом мне было бы куда приятнее, если бы он добрался до городской тюрьмы на своих двоих и на собственной тяге.

Фридман на деле не мог мне ничем навредить, пока у меня нормальные отношения с управлением и моим собственным полицейским участком. Он еще несколько раз сжал и разжал свои кулаки и исчез. Дверь он захлопнул.

Соседи громко запротестовали, но я едва их слышал. Я думал о Сэмми Вайсе. Фридман не сказал, что ищет Вайса, потому что Вайс избил человека — и притом богатого.

* * *
Институт судебной медицины Нью-Йорка находится на Ист-Сайде у реки, между больницей Бельвью и новым зданием медицинского факультета Нью-йоркского университета. Снова пошел снег, он клубился над рекой, как туман. Я спустился вниз в помещение для вскрытий.

Митч О’Двайер был на ночном дежурстве. На одном и і восьми столов лежал прикрытый труп. Покойник на молу жилой комнаты не приводит меня в такой ужас, как труп на столе для вскрытия. По-видимому, в морге пугает безличность смерти.

Митч О’Двайер поднял на меня глаза.

— Ты кого-то ищешь, Дэн?

— Нет ли у тебя здесь некоего Джонатана Редфорда III, Митч?

Как бы ни был богат человек, если он в Нью-Йорке умирает неестественной смертью, то обязательно попадает на стол для вскрытия. Городской центр в компетенции морга Института судебной медицины, и Митч О’Двайер прикреплял бирки к запястьям самых невероятных покойников.

— Есть, — ответил Митч. — Я помню именно Третьего.

Я, в общем-то, не удивился, иначе я вряд ли оказался бы здесь, в морге.

— Могу я его увидеть, Митч?

— Но только быстро, сейчас могут прийти врачи.

В морге сто двадцать восемь камер, Нью-Йорк — большой и жестокий город. В ящике, который открыл Митч, находился мускулистый мужчина среднего роста, примерно лет пятидесяти. Он должен был хорошо смотреться — с пропорциональными чертами лица, густыми седыми волосами, внушительной бородой, маленькими глазами и узким жестким ртом. Вайс был прав. Редфорд выглядел богатым и непреклонным, как старый кайзер Вильгельм.

— Я могу увидеть протокол, Митч?

— Это необходимо?

— Полагаю, да.

— Хорошо. Я найду его для тебя. Подожди у Фила.

На широкой улице снег валил густыми хлопьями. Я зашел в закусочную Фила и заказал два яйца и кофе.

Митч появился еще до моей второй чашки. Он сел и прочитал по блокноту:

— Джонатан Эймс Редфорд III; 59 лет; Восточная 63-я улица, дом 146. Найден мертвым в своем доме нарядом 17-го полицейского участка, который был вызван Джорджем Фостером Эймсом, адрес тот же. Причина смерти: колотая рана в левом желудочке сердца, причиненная ударом ножа.

Я вскочил.

— Нож, Митч?

— Да. И рана была очень странной, должно быть, это особый нож с волнообразным лезвием. Его не нашли.

— А время?

— Копы появились в десять минут седьмого. Вчера вечером. Доктор считает, что смерть наступила между двенадцатью и половиной третьего дня.

— Другие раны или ушибы?

— Ничего. Тоже странно. Обычно при ударах ножом есть и ушибы.

Я отдал Митчу его гонорар в десять долларов и ушел. То, что сделал Митч, незаконно, но у него дома шесть девчонок, а налогоплательщик крайне неохотно платит людям, чья служба не способствует непосредственно его удобствам.

В сильной снежной круговерти я шел по направлению к центру города, к нижнему Ист-Сайду. Я хотел найти Сэмми Вайса. Может быть, полиция разыскивала Вайса только как свидетеля. Хотя Фридман и не говорил этого, но такие люди, как Фридман, никогда ничего определенно не говорят. Фридман с удовольствием использовал бы любой шанс заставить Вайса испытывать смертельный страх.

Сэмми не был жестоким человеком. Если он вообще был каким-то, то скорее мягким. С другой стороны, он целую вечность даже близко не видел двадцать пять тысяч долларов сразу, и если Редфорд пытался его обмануть…

Так или иначе, речь идет об убийстве, и в качестве свидетеля или подозреваемого Вайс имел единственный выход — сдаться. При убийстве бесполезно убегать. Он приходил ко мне за помощью, и теперь я хотел ему помочь. Каждому нужен кто-то, кто стоит на его стороне. Всегда есть белые пятна, при убийстве тоже. Вайс мог и не знать, что Редфорд умер. Ему нужно сказать об этом, и лучше это сделаю я, чем Фридман.

До полудня бродил я под снегом по Виллиджу и нижнему Ист-Сайду. Я заходил во все точки, которые приходили мне на ум: пивные, бильярдные, букмекерские конторы, турецкие бани и жалкие закусочные, в которых имеют обыкновение есть такие одинокие люди, как Сэмми. Чаще всего передо мной там уже побывал Фридман. И ни один человек не видел Вайса за последние три часа. Это заставляло задуматься.

Никто так не привязан к своему привычному окружению, как игрок, от которого отвернулась удача, кроме разве что матросов. Для матросов корабль — дом, мать и семья одновременно. Для такого бродяги, как Вайс, его убежище — его дом, его очаг.

Моей последней надеждой была его комната на площади Святого Марка. Но всерьез я не рассчитывал найти его там. Так оно и оказалось. Я позволил себе выпить пива.

Сэмми либо сбежал, либо нашел укрытие.

Без денег он не мог далеко уйти, а денег достать ему было негде, так как полиция подстерегала его всюду, где он мог рассчитывать что-то раздобыть. Без денег он не мог долго скрываться. Следовательно, либо у него было больше денег, чем я полагал, либо кто-то его прятал. Моя помощь оказалась ненужной. Если он зарезал Редфорда, ему мог помочь только адвокат. Если он никого не убивал, то также не нуждался в моей добровольной помощи.

Вернувшись домой, я поставил на плиту суп, чтобы согреться. Я смотрел на снег за моим окном. Небоскребы вдали высились таинственными тенями за крутящимися хлопьями. Я подумал о Марте. Мне захотелось поехать к ней в Филадельфию. Но я стал бы для нее лишь помехой. Девушка, которая надеется добиться успеха в первом настоящем шоу, ничего не сможет сделать в присутствии навязчивого влюбленного, который слоняется вокруг и только отпугивает нужных людей.

Я схватил пальто. Не мог я весь день сидеть и думать о Марте и о том, что она сейчас делает. А кроме того, догадывался, насколько плохи дела у Вайса. Дело не в полиции. Те могли лишь предполагать, что я имел контакты с Вайсом, потому и взяли меня в клещи. Ладно, я все выясню на свой страх и риск. В крайнем случае, останусь при своих интересах.

Может быть, это просто любопытство. А если детектив с толком берется за дело, то даже убийство становится простым, как яичница.

Глава 3

Дом на 63-ей Восточной улице, в котором жил Джонатан Редфорд, был высоким серым зданием в излишне вычурном стиле, выстроенным в двадцатые годы специально для настоящих богачей. Его верхние этажи скрывались за сильным снегопадом.

— Апартаменты Редфорда, — сказал я швейцару.

Он, очевидно, получил указание помалкивать об убийстве. В вестибюле появились две парочки и потребовали такси. Швейцар даже не спросил, кто я такой.

— Квартира 17, левый лифт, сзади.

Небольшой лифт обслуживал лишь по две квартиры на каждом этаже. Он поднял меня в мини-прихожую, предварявшую квартиру номер 17. Я позвонил.

Мужчина, открывший мне, был высокого роста, седовласый и чем-то похожий на покойника из морга, только без бороды. У него был крупный нос, румяное лицо человека, который всегда бреется в парикмахерской. Он высоко держал голову, чтобы скрыть морщимы на шее.

«Этого мужчину я знаю, — промелькнуло у меня в голове. — Но откуда?»

— Мистер Эймс? — спросил я.

— Да, я… Что вам угодно? Я очень занят.

Он провел рукой по лицу. Эймс казался нервным, явно выведенным из равновесия. Его костюм с широкими лацканами, старомодного покроя, явно был лишь недавно сшит на заказ. Манжеты рубашки на десять сантиметров выступали из рукавов пиджака и были скреплены рубиновыми запонками. Манжеты и высокий воротничок туго накрахмалены.

— Я детектив, мистер Эймс, — начал я. Но не уточнил — «частный детектив» — и не назвал своего имени. Зачем доставлять себе лишние неприятности с полицией? — Я хотел бы задать несколько вопросов в связи с убийством.

Он нерешительно кивнул.

— Убийство, да. Я… я даже не могу поверить, что его больше нет с нами. Джонатан мертв! Такая глупость!

— Могу я войти? — спросил я.

— Что вы сказали? Конечно, да. Но я не понимаю, что…

Фраза оборвалась. Я вошел в гостиную величиной с четыре моих комнаты — элегантный зал с высоким потолком, уже давно и уютно обжитый. Мебель сверкала. Польшей частью это были подлинные старинные вещи из Франции, но наряду с ними и несколько выпадающих из этого стиля предметов, которые доказывали, что дизайнер здесь не работал.

— Не могли бы вы теперь… — начал я, пытаясь взять официальный тон.

Эймс смотрел на меня во все глаза. Он рассматривал мой пустой рукав.

— У меня создалось впечатление, что убийцу моего двоюродного брата уже разыскивают. Это Вайс. Вопрос лишь во времени.

— Полиция утверждает, что его убил Вайс?

— Разумеется! Кто же еще… Вы говорили, что вы — детектив?

— Частный детектив, — добавил я.

— Частный детектив? Вы хотите сказать, наемный? — Теперь он стал осторожней. — Разве есть какие-нибудь обстоятельства, которые мне до сих пор неизвестны?

— Я не имею права говорить о своих клиентах, мистер Эймс, — сказал я, что могло бы соответствовать истине, имей я клиента. — Не могли бы вы рассказать мне о вчерашнем?

Удивительно, что богатые, обеспеченные люди так терпеливы и не задают лишних вопросов. Возможно, они не привыкли к обману, они многого не боятся. Да и что им может грозить? Эймс даже не спросил у меня документы. Его интересовали только собственные проблемы. Казалось, он был смущен всей этом историей и воспринимал меня, как назойливую муху.

— Как? Ах, да… Что вы хотели бы узнать?

— Ожидал ли ваш двоюродный брат, кроме Вайса, других посетителей?

— Он вообще никого не ждал. Он немного простыл, иначе работал бы, как обычно, в своем офисе.

— Значит, он лишь вчера утром согласился принять Вайса?

— Этого я не знаю. После завтрака я его больше не видел. Когда мы с Уолтером пришли, Джонатана уже не было.

— Уолтер Редфорд живет здесь?

— Нет, нет, — раздраженно перебил Эймс. — У Уолтера собственная квартира. Я полагаю, он хотел поговорить с Джонатаном. Поскольку Джонатан ушел, Уолтер зашел ко мне и предложил вместе взять такси до Грейт Централ. Он знает мою привычку проводить ланч в своем клубе, если я в это время не занят в спектакле.

Теперь я понял, где его уже видел.

— Я вас знаю по театру, верно? На Бродвее. Видел вас однажды в роли губернатора британской колонии. Вы были великолепны.

— Верно. Большое спасибо. — Теперь он сиял. — Приятно, когда тебя узнают, хотя это больше говорит о ваших зорких глазах, чем о моей популярности. На меня не слишком большой спрос. Чаще небольшие роли на телевидении. Артист не должен простаивать.

— Богатые люди редко идут на сцену.

— Для меня это единственное, чем я действительно горжусь, мистер… Как, вы сказали, ваше имя?

Ловушка захлопнулась. Если хочешь остаться анонимом, никогда никого не хвали. Людям всегда хочется знать, кто им льстит.

— Форчун, — представился я. — Дэн Форчун.

— Я, мистер Форчун, горжусь тем, что попытался пробиться сам, без протекции. Большинство мужчин в нашей семье склонны к аристократической лени. Я же вовсе не богат. По генеалогии нашего рода наследниками являются Джонатан и его брат Уолтер. Мы, остальные, конечно, не нищие, но и не так уж богаты. Я живу с Джонатаном в этой квартире двадцать пять лет, но она принадлежит ему.

Я воспользовался его поднявшимся настроением.

— Вы мне можете рассказать еще что-нибудь, мистер Эймс? Например, что вывело полицию на след Вайса?

— Я обнаружил его имя в настольном календаре Джонатана.

— С его стороны легкомысленно было оставлять такую улику.

— Полагаю, он отнюдь не гигант мысли. Кроме того, мне кажется, он ударил ножом в припадке ярости. Знаете, поддался панике.

Это была довольно точная характеристика Вайса и единственная мыслимая ситуация, при которой он мог бы убить человека.

— После завтрака вы Джонатана больше не видели?

— Нет. В половине шестого я вернулся домой. Когда он не вышел к аперитиву, я отправился в его кабинет. И нашел его на полу в луже крови, которая уже подсохла. Должен признаться, мне стало плохо. Я налил себе выпить. Потом вызвал полицию.

— Куда он ходил утром? Когда вернулся?

— Позже мы узнали, что они с Дидрой отправились на ланч. Она утверждает, что вернулись они примерно через час.

— Кто такая Дидра?

— Дидра Фаллон, приятельница Уолтера-младшего. Впрочем, прежде чем уйти, она впустила Вайса в квартиру.

— Когда это было?

— Она сказала, примерно в час пятнадцать. Когда Гертруда, мать Уолтера, звонила около двух часов, никто не открыл.

Я представил в уме временной график. Редфорд в час пятнадцать еще был жив, когда пришел Вайс. Отведем для Сэмми примерно четверть часа — будет половина второго. В два часа никто не открыл дверь. Я уже вовсе не был уверен, хочу ли я вообще найти Вайса. Во всяком случае, если все сказали правду — нет.

— У него были враги? Неприятности в бизнесе? Кто теперь становится наследником?

Нет, Эймс, по-моему, был непричастен. Он мог что-то скрывать — это я еще мог допустить, но соучастником убийства он не был. Пока я размышлял о времени, его взгляд стал твердым.

— Вы работаете на этого Вайса, мистер Форчун?

— Некоторым образом, — признал я.

Теперь его голос был неумолим.

— Понимаю. Вы считаете его невиновным?

— Я хочу найти убедительный мотив.

— Разве двадцать пять тысяч долларов не достаточный мотив для человека такого сорта?

— Вы имеете в виду деньги, которые Уолтер ему задолжал? Почему он должен…

— Я имею в виду двадцать пять тысяч долларов, которые он украл, мистер Форчун.

Значит, вот как это было… Будь я полицией, я бы тоже искал Вайса.

— Деньги были похищены из квартиры? — спросил я.

— Из ящика стола в кабинете, — кивнул Эймс. — Вайс был здесь, чтобы забрать деньги, мистер Форчун. И притом совершив преступление. Оружие осталось, деньги исчезли.

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

— А теперь вы приходите и задаете вопросы, в то время как Вайс еще, видимо, находится на свободе, — продолжал Эймс. — Когда убивают богатого человека, только законченный глупец упустит возможность заподозрить в качестве потенциального преступника того, кому выгодно это убийство. Я всю ночь думал об этом. Такого человека нет. Можете мне поверить, никто не имел достаточных причин убивать Джонатана. Только ваш Вайс.

Я кивнул.

— Могу я осмотреть кабинет?

— Я полагаю… — начал он сердито и запнулся, явно колеблясь. — Ладно, почему бы нет?

Кабинет находился в конце узкого коридора. Высокие книжные стеллажи, мягкая кожаная мебель… Большое пятно говорило о том, что труп лежал наполовину за письменным столом. Все четыре окна были закрыты, а снаружи доступны только птицам. Оставалась только дверь. Помещение, конечно, было тщательно обыскано.

Я снова вышел и остановился в коридоре. Направо он вел в кухню с выходом на обычную черную лестницу, предназначенную для доставки продуктов, выноса мусора и на случай пожара. Изнутри дверь была заперта на замок, к которому, очевидно, никто давно не прикасался.

Вернувшись в гостиную, я поблагодарил Эймса. Он кивнул. Его холеное лицо оставалось ледяным. Я без спроса сунул нос в его дела.

В вестибюле я принялся за швейцара.

— В какое время вчера днем Редфорд вернулся домой?

— Где-то около часа вместе с мисс Фаллон. Но я уже рассказал об этом капитану. Маленький толстяк поднялся наверх примерно через четверть часа. Как я уже говорил, мисс Фаллон сразу после этого спустилась вниз.

Он изучал мою недостающую руку. Очевидно, он принял меня за копа, а из-за руки, вероятно, за крутого копа.

— Когда толстяк снова спустился вниз?

— Я его не видел. Мне нужно было поднести сумку с покупками старой леди Гедсдэн. Два миллиона, а сама носит свои сумки!

— Куда выходит черная лестница?

— В переулок. Дверь заперта изнутри, но об этом вы знаете.

Я-то знал. Но в то время она могла быть и открыта. Я вышел под снег. Он еще шел, но уже не так сильно. Я свернул за угол и задумался, что же в первую очередь можно сделать. Он мог быть прав — Джордж Эймс, он довольно убедительно доказывал, что никто другой не мог убить Редфорда. Он мог быть прав — в том, что его касалось. Но имелась другая сторона медали, о которой Эймс не знал.

Может быть, Сэмми Вайс и убил, и украл двадцать пять тысяч долларов, но вечером он вел себя не как человек с двадцатью пятью тысячами в кармане. Он был по-настоящему испуган, и не в его характере не сунуть мне под нос деньги, если он хотел купить помощь. И вообще, каким образом кто-то задолжал Вайсу двадцать пять тысяч долларов?

На углу я решил, что стоит толком узнать, что же Сэмми недавно так подгоняло. Я направился к метро. Сделал два шага…

Передо мной затормозила машина, и из нее вышли двое — по одному с каждой стороны.

Глава 4

Я не пытался убежать. Это было бессмысленно. Они взяли верх, и я спокойно ждал на снегу. Они осторожно подошли с двух сторон.

Лишь теперь мне бросились в глаза антенна на автомобиле и их походка, говорившая о спокойной уверенности, которую могучая сила закона и права и полномочия власти придавали копам.

— Форчун? — спросил один, подойдя ко мне.

— Бесполезно отрицать.

— Вы Дэниэль Форчун? — без улыбки спросил другой.

— Я Дэниэль Форчун. Кто вы?

— Пойдемте с нами, — сказал первый.

Они повели меня к машине. Я не знал их, наверно, они были из здешнего полицейского участка. А вот мужчина на заднем сиденье был не из местных, его я знал: капитан Гаццо из отдела по расследованию убийств Главного управления полиции.

— Хэлло, Дэн, — сказал Гаццо.

— Привет, капитан, — сказал я.

Я знал Гаццо целую вечность, с тех времен, когда он еще был молодым полицейским и другом моей матери, после того как отец мой скрылся. Но в присутствии других копов он оставался «капитаном». Нью-Йорк — большой город, а Гаццо представлял закон. Вот и сейчас он не предложил мне садиться. Я пригнулся к заднему окну, и снег таял у меня на шее. Казалось, именно этого он и хотел. Допрос — тоже искусство.

— Где Сэмми Вайс, Дэн?

— Не имею понятия. Я видел его вчера вечером, и все.

— Он нанял тебя поработать на него?

— Нет.

— Что он тебе рассказал вчера вечером?

— Что избил человека по имени Джонатан Редфорд. Что его преследует Фридман и что он до смерти боится Фридмана.

— Избил?

— Так он сказал.

Гаццо явно пытался составить представление о нынешней степени моей тупости. Пока я ожидал результата, мне вспомнился Джордж Эймс. Было совершенно ясно, что Эймс пустил меня в кабинет только для того, чтобы в это время вызвать полицию.

Гаццо решился.

— Джордж Эймс позвонил шефу. МакГвайру. Он не хотел больше тебя видеть. МакГвайр позвонил мне. Я как раз был в этом районе по делу об убийстве и решил сказать тебе это сам.

— Это дальше не пойдет, или как?

— Такие люди, как Джордж Эймс, говорят по телефону с шефом так же, как ты и я с курьером. И он может себе это позволить. Он знает МакГвайра лично, Дэн. Есть ли у тебя какие-то веские основания полагать, что Вайс невиновен? Хоть какие-то доказательства?

— Нет, — покачал я головой. Моя шея стала совсем мокрой. Но Гаццо моя шея не волновала.

— Редфорд был известным человеком. Наша репутация и без того подмочена — повсюду бродяги шляются, на улицах грабят и убивают, даже в собственном доме нельзя больше чувствовать себя в безопасности: это стало привычным. Мы хотим взять Вайса.

— Это было не случайное преступление, капитан. Вайс договаривался о встрече.

Гаццо пропустил это мимо ушей.

— Факты и наш опыт говорят о том, что Вайс совершил ошибку, которая ему на роду написана. Все говорит за это, и ничего — против. У тебя ничего нет на руках, Дэн. У тебя же фактически нет клиента. Наверху не хотят, чтобы ты совал сюда свой нос и пытался помогать Вайсу.

— Но, может быть, сунуть нос необходимо?

— Я должен передать это шефу?

Я перегнулся в окно.

— Послушайте, капитан. Я пока не мог достаточно долго заниматься тем, чтобы получить хотя бы часть доказательств. Вайс пришел ко мне, и я как-то автоматически оттолкнул его. Возможно, это рефлекс или подсознательное чувство, что Вайсу нужна чья-то помощь. Но всяком случае, я хочу кое-что разузнать.

— Другими словами, мы знаем не все, что должны знать?

Я глубоко вздохнул.

— Не уверен, что вы постараетесь это сделать. Если у вас есть главный подозреваемый, вряд ли вы займетесь поисками других. Ни один полицейский этого не сделает, Гаццо. Пока вы не снимите подозрения с Вайса, вы не будете искать никого другого.

— Другими словами, мы не замечаем, что он невиновен?

— Я лишь говорю, что вы не думаете о других, пока у вас есть Вайс. У вас много преступлений и мало людей. Вам можно пренебречь определенными обстоятельствами. Однако помните о парне из Бруклина, который сидел десять месяцев и казался безусловно виновным, пока один из ваших людей по собственной инициативе и в свое свободное время не доказал, что парнишка был невиновен?

Возможно, никто ничего не найдет в пользу Вайса. Может быть, вам потребуется много времени, и доказательства исчезнут. Возможно, Вайс так напуган, что ударился в панику и, уходя от преследования, будет стрелять. Если даже он окажется виновным, капитан, вдруг я смог бы раскопать несколько смягчающих обстоятельств?

Гаццо даже не шевельнулся.

— Шеф не хочет, чтобы ты участвовал в деле, Дэн. От меня он знает, что у тебя приличная репутация, потому он делает это неофициально. Не приставай к нам. Ясно?

— Достаточно ясно.

Разговор закончился. Он дал знак водителю, и автомобиль тронулся. Я стоял один на снегу и чувствовал себя препаршиво. Как чаще всего случается в нашем обществе, влияние полиции на меня имело экономическую подоплеку. Но и у меня в кармане был один козырь. Я могу не быть детективом, я могу не работать в Нью-Йорке. Ничто и никто не зависит от моего результата. Я не получу состояние и не потеряю деньги. Я могу потерять массу удобств и удовольствий, чтобы использовать этот козырь, но в обществе, где правят деньги, можно быть независимым только с деньгами или от денег. Третьего не дано.

Все это так, но обманывать себя я не собирался. У полиции есть и другие, не столь законные средства. Чтобы было ясно: частный детектив может гибко обращаться с массой законов, но шеф криминальной полиции вполне может сломить эту гибкость, что в таком городе, как Нью-Йорк, не просто, но возможно. Так что нужно действовать осмотрительно.

Я охотно бы спросил у Гаццо, почему полиция в этом деле так уверена насчет Сэмми Вайса и как выглядят алиби остальных. Но об этом не спросишь, если сверху получено указание не вмешиваться. Мне придется все раскапывать самому и особенно насчет двадцати пяти тысяч долларов, которые Вайс будто бы выиграл у Уолтера Редфорда.

* * *
Селлерс Джонсон сидел один за зеленым столом в своем подвале на Хьюстон-стрит, где можно было играть днем и ночью. Он один играл сам с собой в покер.

— Сыграем? — спросил Селлерс и тут же раздал карты.

Селлерса нужно было видеть часа в четыре утра, когда шла серьезная игра и все ставки за ночь — в банке. Сейчас его черное лицо блестело от пота, но глаза смотрели безучастно. В настоящей игре он смог бы контролировать и свои потовые железы. В округе не было ничего, о чем бы не знал Селлерс.

— Ты видел Сэмми Вайса? — спросил я.

Селлерс изучал свои карты. У меня было два валета и две пятерки.

— Ставлю пятьдесят, — сказал Селлерс. — Он был здесь вчера ночью около двух.

— Добавляю пятьдесят, — сказал я. В шутку делать такие высокие ставки легко. — Он играл?

— Не было нужной мелочи.

— Сколько?

— Сотню для начала. Я беру две карты.

Сам я взял только одну. К двум валетам и двум пятеркам.

— Оставляю ставку, — сказал Селлерс.

— Удваиваю, — сказал я. Ну и авантюрист! — Говорят, Вайс выиграл двадцать пять тысяч долларов у одного парня по имени Уолтер Редфорд.

Селлерс, казалось, не слышал. Он бросил карты.

— Покажи, на что ты удваивал.

Я показал ему свои две пары. Это же было шуткой. Но Селлерс не находил ничего смешного.

— С этими двумя вшивыми парами ты должен был спасовать, когда я взял еще две карты, — объяснил он мне. — Я сошел с тремя дамами.

Он давал мне понять, что в настоящем покере таким образом можно поступить однажды, может быть, дважды, но к концу игры придется просить деньги на дорогу. Селлерс не мог даже в шутку играть в покер плохо.

Я спросил:

— Что ты знаешь об Уолтере Редфорде?

Селлерс собрал карты.

— Ты за или против Вайса?

— За, — определил я.

Он начал тасовать. Ему нужны были карты в руках.

— Один Редфорд десять месяцев назад велел закрыть игорный клуб Коста в Нортчестере.

— Кто такой Коста?

— Кармин Коста. Работает один, независимо. Никаких судимостей, никакого темного прошлого. Обычное казино с приватной игрой.

— Почему его заведение закрыли?

— Я почем знаю! Во всяком случае, Коста открыл новое заведение в соседнем городе, Вестчестере, Дэн. — Селлерс разложил карты для пасьянса. — Вайс неплохой парень. Ему уже наступают на пятки. Фридман дважды побывал здесь. — Он посмотрел на меня. — Пол Барон тоже.

— Пол Барон? — Почему-то имя показалось мне знакомым, но я не мог припомнить откуда.

— Кличка «Барон», Барон Пол Рагоцци и еще несколько других имен, — подсказал Селлерс. — Продувной аферист. Главное занятие — шантаж людей, которых он со своей куколкой ставит в компрометирующие ситуации и фотографирует. Но не брезгует и игрой в карты.

— Он искал Вайса?

— Первый раз вчера ночью, второй — сегодня.

— Чего он хотел?

— Только Вайса.

— Не была ли здесь и женщина? Рыжеволосая, длинноногая, возможно, девушка из шоу или стриптиза в каком-то клубе.

Селлерс покачал головой.

— Нет. Только Фридман и Барон. Правда, куколка Барона высокая и рыжая. Мисти Даун. Она работает в клубе на Пятой авеню.

Я встал.

— Большое спасибо, Селлерс.

Селлерс кивнул, но задумался. Я ждал. Казалось, он принял какое-то решение.

— Вайс неплохой парень, — сказал он еще раз.

Я продолжал ждать. Чувствовалось, что Селлерс решается что-то мне доверить. Очевидно, решение давалось ему довольно трудно.

— Около двух месяцев назад здесь была игра, — наконец сказал Селлерс. — Я держал банк. Был здесь и Барон. Он привел с собой одного парня. Уолтера Редфорда IV. Мне запомнилось из-за нумерации, понимаешь?

— Еще раз большое спасибо, Селлерс.

— Ладно, — сказал Селлерс, — приходи на настоящий покер.

* * *
Снег прекратился, и клуб на Пятой авеню был открыт. Я спустился в скупо освещенный пустой бар и заказал порцию ирландского виски. Было слишком рано для коктейлей. В главном зале сидела подвыпившая компания и, очевидно, трудилась над сильно запоздавшим ланчем. У бармена были хитрые глаза и похотливый рот.

— Я бы хотел предложить выпить Мисти Даун, — начал я.

— Многие этого хотят.

Я положил пятидолларовую купюру рядом со своим писки. В клубах такого рода девушки обычно должны выпить с любым клиентом, но до вечера было еще далеко. Пятерка пришпорила бармена. Он спрятал ее и исчез за маленькой сценой. В главном зале официанты стояли, прислонившись к стенам и позевывая.

Бармен вернулся и кивнул. Примерно через минуту я заметил, как в проходе слева от сцены появилась девушка. Она отодвинула табурет рядом со мной и едва уселась, как перед ней оказалась порция виски с лимоном.

— Хэлло, — сказала девица.

Голос звучал низко и хрипло. Очевидно, потому что ей приходилось перекрикивать шум в этих залах по вечерам. Ее сильно накрашенное лицо, казалось, уже было подготовлено для выступления. Копна рыжих волос возвышалась над головой. Тело облегало черное бархатное трико с ажурными колготками.

Она улыбнулась.

— Я Мисти Даун, мистер…

— Форчун, — дополнил я. — Я ищу Сэмми Вайса.

Она вскочила с табурета.

— Уходите.

— Я пытаюсь помочь Сэмми.

Ее глаза в тусклом свете сверкали черным блеском. На самом деле они могли быть карими, или зелеными, или серыми.

— Я не знаю никакого Сэмми Вайса.

— И Редфорда тоже не знаете? Ни Джонатана, ни Уолтера?

— Ни самого мэра! — отрезала она. — Кто вы, мистер?

— Друг Сэмми Вайса.

Я продолжал настаивать.

— А как насчет Пола Барона? Он тоже ищет Вайса.

— Ладно. Пола Барона я знаю. Одного из всех четверых.

— Вам известно, почему Барон ищет Вайса?

— Мне даже неизвестно, знает ли Пол этого парня.

— Зато вы его знаете! Я видел Вас вчера вечером с Вайсом на Восьмой авеню.

— Этого не было! — бросила она и ушла.

Я смотрел ей вслед. Она очень красиво двигалась в своем бархатном трико. Я продолжал смотреть, пока она не исчезла за дверью позади сцены. Потом расплатился и ушел.

Глава 5

В телефонной книге была целая колонка Редфордов и немало Уолтеров Редфордов, но только один Уолтер Редфорд IV. Эта нумерация, кажется, имела для Редфордов большое значение. Адрес — Кремерси-парк.

Я как раз находился в итальянском ресторанчике на 7-й улице, когда нашел адрес, и задержался там еще на пару морских креветок. Когда я, наконец, вышел на улицу, чтобы найти такси, снаружи было темно и тихо и на несколько градусов холоднее с тех пор, как перестал идти снег.

Из такси я вышел перед новым роскошным зданием из стекла и красного кирпича, которое, несмотря на адрес, стояло не в самом Кремерси-парке. Вестибюль был элегантным, но маленьким. Швейцара не было. Уолтер Редфорд IV жил в квартире номер 12. Лифт поднял меня на третий этаж.

На звонки никто не отзывался. Я оглядел пустой коридор. В двери была самая обычная защелка, и довольно большой зазор между дверью и коробкой. Я достал из кармана пластинку из прочного пластика, которую всегда имел при себе, вставил ее между дверью и коробкой рядом с замком и прижал. Потом осторожно продвинул пластинку, и замок вдруг поддался, поцарапав мне запястье.

Внутри я включил свет. Пришлось пойти на этот риск, чтобы меньше походить на вора — мало ли что… Обстановка была из хрома и пластика, на отвратительный современный манер — безвкусно спроектирована и безвкусно выбрана. В гостиной царил хаос, словно кто-то, вопреки старательно внушаемой мамой страсти к порядку, еще маленьким мальчиком разбросал свои игрушки и грязное белье, да так и оставил. Стол для покера был завален картами, а на диване валялись разноцветные жетоны и фишки для рулетки.

Принявшись за работу, я обшарил комод, книжные полки, выдвижные ящики и единственный письменный стол. Для чего? Для того чтобы выяснить, имел ли Уолтер Редфорд отношение к Полу Барону или кому-то еще, кроме Вайса. Я нашел немного: книги о приемах игры, колоды карт, счета за проигрыши, использованные бумажные салфетки, исписанные цифрами; письма, из которых можно было понять, что семья Редфордов-Эймсов была большой и Уолтер обзавелся массой друзей. Прочитав письма, можно было предположить, что это друзья еще со времени учебы в школе и колледже и с тех пор они почти не изменились.

В одном из выдвижных ящиков лежал маленький бельгийский 7-миллиметровый автоматический пистолет. Он был заряжен. Пухлая адресная книга заполнена почти исключительно именами мужчин и названиями первоклассных фирм. Имени Барона не было ни в адресной книге, ни в каком другом месте. Я устал от бесполезного чтения. И тут меня напугал шум лифта.

Я подскочил к выключателю. Может быть, кто-то направляется в другую квартиру…

Нет. Шаги смолкли перед дверью. Я бесшумно проскользнул в спальню.

Дверь квартиры открылась, зажегся свет. В первый момент ничего не произошло.

— Уолтер, ты здесь? Уолтер?

Женский голос, тихий. Я ждал. Я слышал шаги и шум выдвинутого ящика. Слышал, как подняли телефонную трубку. Я плотно прижался к двери и попытался подслушать. Но в этом не было необходимости. Женщина говорила громко и отчетливо:

— У меня в руке пистолет. Я звоню в полицию. Вы оставили следы на ковре. Если вы находитесь здесь незаконно, выходите из своего укрытия с поднятыми руками. Если я не увижу ваших рук, буду стрелять.

Ее голос звучал спокойно, культурно и хладнокровно — совсем как в лучших пансионах для девушек. В противоположность мне, женщина не казалась испуганной. Однорукому грозят многие опасности. Эта была одной из них.

Я громко сказал:

— У меня только одна рука. Я выхожу из спальни с поднятой правой рукой и выдвинутым вперед левым плечом.

Что я и сделал — весьма нервно. Я продемонстрировал свою левую сторону.

— Сядьте, — сказала она и посмотрела на мой обрубок. — На диван.

Я сел.

— Кто вы? Кто вас здесь оставил? Уолтер?

Она держала бельгийский пистолет в правой, телефонную трубку — в левой руке. Молодая женщина с прекрасным классическим лицом без всякого макияжа. Каштановые волосы спадали ей на плечи. Она была среднего роста, с красивыми ногами. Вероятно, у нее были так же хороши и бедра, и грудь, но строгий синий костюм не позволял видеть бедра и скрывал то, что должно было быть грудью.

То, как она произнесла имя Уолтера Редфорда, тот факт, что у нее был ключ, вид, с которым она рассматривала мой пустой рукав, не оставляли никакого сомнения в том, кто она была. Джордж Эймс должен был рассказать о моей руке.

— Нет, мисс Фаллон, — сказал я. — Боюсь, я пришел, чтобы кое-что разузнать.

— Вы частный детектив, на которого жаловался дядя Джордж, не так ли?

— Дэн Форчун, — подтвердил я.

— Покажите свою лицензию и распахните пальто.

— У меня нет оружия, — сказал я, но предусмотрительно продемонстрировал с внутренней стороны обе полы своего пальто. Потом выудил бумажник и бросил ей свою лицензию.

Она подняла ее и изучила. Она не отложила пистолет, но телефонную трубку опустила. Я почувствовал себя несколько лучше. У меня не было никакого желания снова встречаться с Гаццо.

— Дядя Джордж утверждал, что полиция позаботится, чтобы вы не вмешивались.

— Вероятно, я говорил убедительнее, чем Эймс, — сказал я. — Полицейские не должны ошибаться, мисс Фаллон, им нужна истина, любой ценой.

— Значит, они не убеждены, что дядю Джонатана убил этот Вайс?

— Увы, это так. Но они позволили мне — неохотно — тратить мое время на это дело.

Она задумчиво кивнула, положила пистолет на телефонный столик, села и закурила.

— Итак, вы здесь, чтобы проверить Уолтера?

Подходящим эпитетом для Дидры Фаллон был «уравновешенная». И при этом самым поразительным было то, что она выглядела ни на день не старше двадцати. Вторым подходящим словом было «порода». Лучшая конюшня, «элита». Третье слово, которое пришло мне на ум, было «девственная», но что-то в манере, с какой она владела своим телом, заставило меня в этом сомневаться.

— Я хотел поговорить с Уолтером, — сказал я. — Но его здесь не было. Я решил немного осмотреться. Несмотря на это, я все еще хотел бы с ним говорить.

— Уолтер в Нортчестере у своей матери. Во всяком случае, я так полагала. Когда я увидела грязные следы на полу…

— Вы подумали, что это он, — продолжил я, — или что он мог меня впустить сюда. Мое счастье. Но, может быть, я тогда поговорю с вами?

— Со мной?

— Вы обедали вместе с Джонатаном Редфордом. Где?

— В ресторане «Карл XII» на Лексингтон-авеню.

— Каким он был? Какое было у него настроение?

— Я бы сказала, как обычно. Возможно, немного возбужден.

— Как будто его что-то беспокоило?

— Да, может быть. Тогда мне это не пришло в голову. Мы говорили об Уолтере и обо мне.

— Что-нибудь произошло? Что-то необычное?

— Нет. Мы побеседовали, поели и отправились к нему домой. Уолтера в квартире Джонатана не было, и я ушла. Как раз когда я уходила, пришел этот жирный еврей в ужасном старом пальто и спросил Джонатана. Я послала его в кабинет и ушла.

— Вы знали, что Уолтер должен ему двадцать пять тысяч долларов?

— Конечно. Уолтер играет и, как правило, проигрывает. Это случается все чаще. — Ее голос звучал как-то ужасающе безнадежно.

— Вы не сопровождаете его, когда он играет?

— Почему вы так считаете?

— Потому что вы, очевидно, не знали Вайса. Или вы его знали?

— Нет, я его не знала. Не знаю.

— Значит, вас не было, когда Уолтер проиграл Вайсу двадцать пять тысяч долларов?

Она раздавила в пепельнице свою сигарету, встала и подошла к окну. Из окна открывалась широкая панорама скрытых тенью контуров других жилых зданий. На фоне ночного неба я смог лучше разглядеть ее худощавую, но хорошо сложенную фигуру. Она постояла, закурила новую сигарету, потом вернулась в свое кресло.

— Вайс — только посыльный. Он должен был попытаться получить деньги, — наконец сказала она. — Уолтер задолжал одному человеку по имени Пол Барон. Это накапливалось долго.

— Вы знаете Пола Барона?

— Его я знаю. Скользкий, как угорь. Уолтер сказал ему, что Джонатан на этот раз не заплатит. Он уже предлагал выплачивать долг в рассрочку. Но, по-видимому, у Барона были свои соображения.

— Полиция знает, что он должен деньги Барону?

— Нет. Уолтер боится Барона. У него нет каких оснований, чтобы притянуть Барона к ответу. В конце концов, к Джонатану приходил Вайс, а не Барон.

— Но это были двадцать пять тысяч долларов для Барона…

— Вы считаете, мы должны были сказать об этом полиции?

— Вы должны сделать это.

— Хорошо, если вы так считаете. Но мне кажется, будет лучше, если это сделает Уолтер.

— Главное, чтобы кто-то это сказал. Куда вы направились, оставив в квартире Джонатана с Вайсом?

— К парикмахеру. Я была записана на половину второго и в половине четвертого освободилась. Это вы хотели узнать?

— Да, — подтвердил я. — Где в это время был Уолтер? Они с Эймсом показали, что покинули квартиру около двенадцати, не так ли?

— Он поехал в Нортчестер двенадцатичасовым поездом с вокзала Грейт Централ. И провел там всю вторую половину дня. Он был там, пока не нашли Джонатана. — Ее голос стал выше, слова полились быстрее. — Дядя Джордж был в своем клубе. Миссис Редфорд приходила и не могла войти. Где были еще сто тридцать родственников, не знаю. Во всяком случае, дворецкий был в Нортчестере.

Тем временем ее голос достиг самой высокой ноты и дыхание стало прерываться, грудь вздымалась. Она жадно затянулась своей сигаретой.

— Оставьте нас в покое, мистер Форчун. Для семьи это было ужасным потрясением. Такая бессмысленная смерть такого человека, как Джонатан. Исчезните вместе с вашими отвратительными вопросами! Неужели вы не понимаете, как это ужасно для семьи?

— Это еще более ужасно для Сэмми Вайса.

— Он убил человека. Из корысти.

— Возможно, — только и ответил я.

— Никого другого там не было! Вы думаете, полиция это не проверила?

— А какнасчет Пола Барона?

— Лучше спросите его самого!

— Вы знаете, где мне его найти?

— Нет! То есть я встречала его в разных местах. В это время… — Она прикусила язык. — У него квартира на Университет-плаза. Я однажды встретила его там в это время.

Она дала мне точный адрес. Я поднялся.

— Все же я охотно поговорил бы с Уолтером.

— Я скажу ему об этом.

Она снова полностью взяла себя в руки и стала спокойной и холодной. По пути к выходу я поднял синий жакет, лежавший на полу у двери, и подал ей. Когда она брала его, наши руки соприкоснулись. И я сразу ощутил дрожь ниже пояса, безошибочный признак того, что некая женщина обладает способностью показаться вдруг нестерпимо желанной. Я заметил, что она ощутила то же самое. Она напряглась, ноздри ее раздулись. Я улыбнулся. Она снова расслабилась, но теперь ее глаза смотрели мрачно и неприязненно. Я ушел.

До Университет-плаза было недалеко, и я пошел пешком. На улицах было холодно и тихо, морозный снег хрустел под ногами. Я думал о Сэмми Вайсе, которому просто необходимо было представлять себя большим человеком, утверждавшим, что двадцать пять тысяч долларов, которые он забрал, принадлежали ему. У меня было подсознательное чувство, что Вайс удрал не только из-за обвинения в убийстве, но и ради двадцати пяти тысяч, которые, очевидно, принадлежали Полу Барону.

Жилой дом на Университет-плаза был высоким и ярко освещенным. Я нашел квартиру, которую указала мне Дидра Фаллон, но звонил тщетно. Дверной замок был шедевром технической мысли. Я не смог бы его открыть, даже если бы захотел. Я позвонил еще несколько раз, но никто так и не открыл. Пришлось спуститься вниз и шагать через улицу к станции метро.

На платформе я стоял довольно далеко, чтобы избежать сутолоки. Я хотел еще раз приняться за Джорджа Эймса. Слишком уж быстро он вызвал полицию, чтобы исключить меня из игры. Так как это не вышло, мне хотелось снова попытаться найти Вайса. У меня были основания думать, что по пятам за Вайсом гнались не только полиция, но и Барон. Барон мог быть для него опаснее…

И тут я повис в воздухе и рухнул…

Рухнул на рельсы метро, хватаясь за воздух. Перед падением я напрягся и тут же услышал шум приближающегося поезда. Затем мне показалось, что время остановилось и повернуло вспять, прошлое, настоящее и будущее спрессовались в одно-единственное мгновение.

Я слышал поезд и одновременно все еще чувствовал толчок.

На долю секунды я увидел стройного мужчину в светло-сером, с красивым лицом, который торопливо повернулся и ушел.

И я подумал: это он меня убил.

Я падал, и видел человека в сером, и слышал поезд, и знал, что я умер, и видел поезд, мчавшийся на меня, — все в единое мгновение.

Я ударился о рельсы и обостренным чутьем осознал, что не умер, — рядом находилась железнодорожная станция Астор-плейс, где часто проходят пассажирские и скорые поезда. Я был ошарашен шумом, а не болью: по соседнему пути прошел скорый поезд с шестью вагонами.

Мужчина допустил ошибку: он рано меня толкнул.

Пришел поезд и теперь стоял надо мной. А я лежал между рельсами в луже ледяной и грязной воды. И слышал голоса:

— Эй! Вы здесь? Вы ранены?

Нет, нет. Все о’кей. Мне ничего не надо. Когда-нибудь они отведут назад поезд, я встану, отряхнусь и пойду дальше.

Я перекатился вбок и выбрался через колею скорого поезда на другую платформу. Залез наверх, где на меня все уставились. Полицейские рычали от злости. Подошел поезд, и я сел.

Я проехал четыре станции. И все четыре станции я размышлял. Потом вышел и пошел в ночь. Поймал такси. Поехал на вокзал Пенсильвания. Отсюда отправлялся поезд в Филадельфию.

Марта… Я хотел к Марте.

Я сел в купе и смотрел на пролетающие мимо дома, фабрики и города, и леса пиний вокруг Принстона.

Меня трясло. Я видел лицо Марты в черном зеркале окна. Она очистит с меня грязь и поцелует…

Так я успел доехать до Трентона, пока не сообразил, что у Марты хватает своих собственных забот. Тогда я вышел и два часа ждал обратного поезда.

Вернувшись домой, я запер дверь, сел к окну и выпил ирландского виски, разглядывая темное ночное небо. Когда я лег в постель, меня опять начало трясти. Я ничего не мог с собой поделать. И дрожал, пока не заснул.

Глава 6

Жизнь начинается в темноте и кончается в темноте, все, что между этим, — кошмарный сон.

Об этом поведал мне однажды какой-то человек в одном алжирском баре. Я должен думать о том, как просыпаться в сером холоде нового дня. Единственное, что можно сделать, — остаться снаружи, говорил этот человек. Возможно, он был прав, но жизнь коротка. И тот, кто остается снаружи, никогда не узнает, смог бы он хоть что-то сделать, чтобы облегчить кошмарный сон.

Ну, например, предпринять что-то против людей, которые толкают других под поезд.

Я был недоволен и радовался, лежа в постели, своему недовольству, которое сменило ночную дрожь. Я удивлялся нашей способности все забыть, как только минует непосредственная угроза. В этом наша сила, но и наша слабость, решил я. При ярком свете дня я был почти уверен, что никто не сможет меня убить. Глупо, конечно, но кто бы смог, не веря в это, продолжать действовать — как детектив или кто-либо другой?

После обильного завтрака, которым я хотел доказать себе, какие у меня превосходные нервы, я провел остаток утра в новых поисках Вайса. Я ходил, все время оглядываясь, потому что был смелым, но не сумасшедшим. И хотя я не обнаружил ни малейшего следа Вайса, но узнал, что Пол Барон тоже старательно искал его.

После полудня я проверил сведения Дидры Фаллон. Она была постоянной посетительницей «Карла XII», ее там прекрасно знали и помнили, что в тот день она была там с Редфордом. Ее парикмахер тоже подтвердил алиби. И показания Джорджа Эймса также оказались правдивыми, хотя и не совсем бесспорными. Действительно, он явился в клуб в двенадцать, а в пять ушел. Но клуб был зданием огромным, со множеством дверей, и Эймс все время оставался один.

Во второй половине дня я поездом отправился в Нортчестер. Холодный воздух там пах свежестью и чистотой, почти как в деревне. Маленький город с тихими зелеными улицами и единственным старым черным лимузином на стоянке такси и сам смахивал на большую деревню. Когда мы миновали городок, я справился у водителя, не видел ли он в понедельник Уолтера Редфорда, выходящего из поезда.

— Прибыл поездом в час четырнадцать, который отходит в двенадцать десять из Нью-Йорка. Он ехал со мной. Старая хозяйка, миссис Редфорд, приехала поездом в три ноль две. Он отходит в два часа. Копы обо всем этом уже спрашивали. Вы тоже из них?

— Частный детектив, — сказал я.

— Не может быть!

Водитель покосился на мой пустой рукав и, казалось, был не прочь поболтать еще, но у меня не было настроения рассказывать ему историю о потерянной руке. Неожиданно мы въехали в высокие железные ворота, проехали по неровной дороге через занесенный снегом парк и остановились перед домом, расположенным посреди заснеженной лужайки.

Дом был большим, но скромным. Простому трехэтажному центральному зданию явно было больше ста пятидесяти лет. Два крыла были пристроены позже, но тоже году в 1850. Мой шофер ожидал пассажиров со следующего поезда, но обещал заехать за мной через час, если я, конечно, не уеду раньше. Воспользовавшись дверным молотком, я ждал на трескучем морозе в непостижимой тишине зимних загородных сумерек.

Коренастый мужчина в униформе дворецкого открыл дверь. Уолтера Редфорда дома не было. Я назвал свое имя и спросил, могу ли я поговорить с миссис Редфорд. Дворецкий провел меня в элегантный холл и исчез за дверью слева. Красивая лестница времен войны ча независимость вела в дальнем конце холла наверх.

Худощавая женщина вышла ко мне из боковых дверей.

— Мистер Форчун? Я Гертруда Редфорд.

У нее были гладко причесанные седые волосы, руки со вздутыми венами и дряблая старческая кожа. Несмотря на это, в ней было что-то девичье. Это было в ее глазах, в этих больших голубых, почти невинных глазах. Это были глаза человека, который перенес немало суровых ударов, но никогда ничего не подвергал сомнению. На ней было длинное черное шелковое платье. Лишь ее бледное лицо и беспокойные движения рук позволяли догадываться, что она несколько взволнована тем, что случилось.

— Я бы хотел поговорить с вами о понедельнике, миссис Редфорд. И о вашем зяте.

— Вы частный детектив, о котором упоминали Джордж и Дидра, — сказала она. — Не понимаю, что вам здесь нужно. Полиция нас заверила, что тот человек скоро будет задержан. Его ждет тюрьма.

— И останется выбросить от нее ключ?

— Попрошу без сарказма, мистер Форчун. — Она гневно сверкнула глазами и нахмурилась. — Сейчас мы как раз пьем кофе. Вы выпьете с нами чашечку.

Это был приказ. Я последовал за ней в столовую с красивыми буфетами и комодами, стульями с высокими спинками и столом размером в шесть бильярдных. На стенах висели портреты свирепого вида предков, которые все чем-то смахивали на Джонатана Редфорда и Джорджа Эймса. В комнате собрались человек пятнадцать, одним из которых был Джордж Эймс. Все пили кофе.

— Какой кофе вы пьете, мистер Форчун? — спросила Гертруда Редфорд.

Если бы я вовремя не посмотрел на стол, вопрос застал бы меня врасплох. Но я успел увидеть там невероятный ассортимент приборов для приготовления кофе: гейзерный кофейник, кофеварку с бумажным фильтром, из стекла, «эспрессо», особого рода самовар, турки и множество других, даже названия которых я не знал.

— Каждому здесь подают тот кофе, который он любит, — пояснила миссис Редфорд. — Семейная традиция, которой не меньше ста лет. Редфорды выросли на кофе. Я сама предпочитаю простой кофе из кофейника.

— Я тоже. — Такой выбор показался мне менее сложным.

Она отвела меня в угол. Некоторое время мы просто сидели и пили наш кофе. Священнодействие… Но кофе действительно был хорош. Я разглядывал странную компанию и вдруг внутренне содрогнулся. Это было что-то вроде жертвоприношения, во время которого жрецы на главном алтаре семейства пьют кровь предков. Родовой обряд, придуманный, как все родовые обряды, чтобы сплотить семью, а всех остальных держать вне ее.

Миссис Редфорд возвратила меня к действительности.

— Вы считаете, то, что случилось с Джонатаном, вызывает сомнения, мистер Форчун?

— Я не знаю, что случилось с Джонатаном.

— Полиция утверждает, что Вайс…

— Утверждать не то же самое, что знать, — бросил я.

Вмешался мужской голос:

— Это циничное замечание, мистер Форчун, и притом настойчивое. Вы, очевидно, способнее, чем выглядите.

Джордж Эймс стоял надо мной. Теперь он был в смокинге и выглядел великолепно.

— Полиция говорила со мной, — сказал я. — Они разрешили мне самому плести свою веревку. Может быть, теперь мы сможем поговорить о Джонатане?

— Со связями у вас, очевидно, все в порядке, значит, попытаемся ответить, — сказал Эймс. Он достал из внутреннего кармана черный портсигар и выбрал шикарную сигарету с золотым мундштуком. — Каждый человек за шестьдесят лет наживает себе врагов, но в этом случае не было никакого врага. Убийство необычное, Форчун. Оно нуждается в веском обосновании, вам не кажется? Врага в обычном понимании там не было.

— А врага из делового мира?

Эймс курил и улыбался.

— Джонатан был президентом концерна Редфорда. В сущности, концерн является холдинговой компанией, не привязанной к личности, коллективной, так сказать, почти анонимной. Смерть Джонатана ни для кого ничего не меняет.

— Кто наследует пост? Кто получает деньги?

Ответила миссис Редфорд.

— Личное состояние Джонатана распределяется в семье, он никогда не делал из этого секрета. Он был еще относительно молод, и наследуют ему по меньшей мере человек пятьдесят.

— Его настоящее богатство состоит в акциях концерна, — продолжил Эймс. — Его акции в семье есть у каждого. У меня самого их несколько тысяч. Но Джонатан владел пятнадцатью процентами. Это контрольный пакет компании; он никогда бы не разделил его. Я считаю, что все целиком должно перейти к Уолтеру, единственному молодому Редфорду.

— Правильно, — сказала миссис Редфорд. — Вместе с пятнадцатью процентами, которыми владел мой муж и которыми управлял Джонатан после того, как мой муж умер.

— Значит, предприятие наследует Уолтер? — спросил я.

Эймс рассмеялся. Громким смехом. Очень громким.

— Пакет акций еще далеко не прибавляет таланта, если я правильно понимал Джонатана. Уолтера как бизнесмена он ни во что не ставил.

— Пожалуйста, оставь эти обвинения, — холодно сказала миссис Редфорд.

— Пойми, Гертруда, — возразил Эймс, — Уолтер сам не хотел управлять компанией, и ты это знаешь. Джонатан тоже знал об этом, и я убежден, он наверняка позаботился о том, чтобы компания управлялась нынешним руководством, по меньшей мере, первое время. Во всяком случае, я надеюсь на это. В конце концов, я причастен к этому.

— Уолтер докажет, что он сможет вести дело, — упрямо возразила миссис Редфорд. — Он возьмет на себя руководство. Дидра ему поможет, когда они, наконец, поженятся.

— Тогда это действительно возможно, — задумчиво протянул Эймс.

Тут подключился я:

— Мисс Фаллон и Уолтер скоро поженятся?

— О свадьбе будет объявлено сразу после похорон.

Когда я в первый раз беседовал с Джорджем Эймсом, он называл Дидру Фаллон «приятельницей». Эймс был, по моей оценке, очень алчным человеком, а невеста — это отнюдь не приятельница.

— Внезапное решение? — поинтересовался я.

— Нет, — сказала миссис Редфорд, — об этом, собственно, хотели объявить вчера. Об этом Дидра говорила с Джонатаном за ланчем. Уолтер с Дидрой полагают, что нужно подождать еще, но я не вижу для этого никакой убедительной причины. Мы должны примирить друг с другом смерть и жизнь.

Красивые слова, которые ничего не доказывают. Может быть, покойный Джонатан был против этой свадьбы. Об этом стоит подумать, но не здесь.

— Не было ли у Джонатана личных, частных проблем, — спросил я.

— Боже ты мой, нет, конечно, — ответила Гертруда Редфорд.

— Господи, Форчун, — вмешался Джордж Эймс, — этот Вайс пришел, чтобы завладеть деньгами, Джонатан возражал, и Вайс убил его. Тут ничего не изменить.

— Почему он обратился к Джонатану, а не к Уолтеру? — поинтересовался я.

— Потому что Уолтер не мог заплатить, — раздраженно пояснил Эймс. — Джонатан управлял состоянием своего брата, пока Уолтеру не исполнилось тридцать лет.

Миссис Редфорд добавила:

— Мой муж считал, что женщина не может или не должна заниматься деньгами. Кроме небольшого личного пособия для меня, всеми нашими деньгами управлял Джонатан.

— К чему вы, собственно, клоните, Форчун? — спросил Эймс. — Никто из нашей семьи в то время не был даже близко от квартиры, кроме Гертруды. А она не смогла войти. У нее не было ключа. Кроме того, Джонатан к тому времени был уже мертв.

— Может быть, — ответил я. — Так же может быть, что кто-то был у него и не позволил ему открыть. И еще могло быть, что в два часа он вообще еще не был мертв.

Они не выглядели ни испуганными, ни виноватыми, они просто уставились на меня, не говоря ни слова.

Я попробовал прощупать почву:

— Знает ли кто-нибудь из вас некоего Пола Барона?

— Нет… Конечно, нет! — ответили они разом. Их незнание казалось подлинным. Я оставил эту тему.

— Где бы я мог поговорить с Уолтером? Сейчас.

— Он ушел с Дидрой. До свадьбы она живет в одном из наших бунгало, — сказала миссис Редфорд. — Не думайте, что мы не хотели вам помочь, мистер Форчун, или что мы что-то скрываем. Нам просто нечем вам помочь. В настоящее время я занимаюсь исключительно тем, что залечиваю нанесенные раны.

— Мы все с удовольствием лечим раны, — только и сказал я. — Благодарю за то, что вы меня приняли.

Никто из остальных, пивших свой ритуальный кофе, не бросил на меня ни единого взгляда, даже сейчас, когда я уходил. Я был чуждым существом, каким-то другим видом. Они укрылись в своей крепости. Снаружи жили только странные экземпляры, которые не представляли дня них никакого интереса.

Дворецкий проводил меня. Час почти прошел, я стоял на жгучем морозе в сумерках и ждал такси. Я думал о Поле Бароне и о мире, в котором живут Редфорды и который так отличен от нашего, когда услышал легкие шаги по снегу.

Я заметил узкую тень за деревьями у угла дома. Тень шепнула мне:

— Вы детектив?

— Да.

— Быстрее идите за мной, — сказала тень.

Девушка повернулась и побежала за дом. Я последовал за ней.

Глава 7

Тропа вела к двум маленьким бунгало за главным домом. Освещено было лишь одно. Высокая девушка вела меня именно туда.

На ней были сапоги, свободное вязаное платье, и ничего больше не защищало ее от жгучего мороза, кроме большой красно-белой полосатой шали. Поэтому она шагала, как те одержимые, которые возглавляли когда-то крестовые походы.

Гостиная маленького бунгало была светлой и со вкусом обставленной. Она провела меня сразу в маленькую комнату, не дав даже оглядеться. Там стояла узкая кропить, стулья с твердыми спинками, два убогих комодика, такой же жалкий обеденный стол и старый письменный стол, заваленный бумагами и газетами. Монашеская келья.

— Садитесь, — сказала моя сопровождающая.

Я сел. Она заняла место за письменным столом. Теперь я смог ее как следует разглядеть. Высокорослая, неуклюжая девушка лет двадцати пяти, с длинным серьезным лицом.

— Я Моргана. Вы интересуетесь смертью дяди Джонатана, не так ли?

— Полагаю, да.

— Вы действительно думаете, что его убил кто-нибудь из наших?

— В настоящий момент я еще ничего не думаю. А вы?

— Я думаю, что на совсем чужого похоже мало. Мой дядя был сильным, опытным мужчиной. Меня удивило, что он так легко дал убить себя типу, который хотел выжать из него деньги. Наверняка он в такой ситуации был настороже.

Я тоже думал уже об этом.

— У вас есть подозрения?

Она положила ногу на ногу. Смелое мужское движение. Она покачивала ногой в сапоге, словно отдавая при этом приказы своим солдатам.

— Нет, ничего определенного. Любой Редфорд или Эймс способен на убийство, только я не вижу мотивов. Логично было бы приписать все моему брату Уолтеру, но Уолтер не мог этого сделать.

— Почему нет? И почему логично?

— Он по своей сути слишком мягок, чтобы кому-нибудь причинить зло, хотя и ненавидел Джонатана. Джонатан пытался сделать из него бизнесмена, мать, со своей стороны, пыталась сделать из него холодного аристократа. И так как оба не добились успеха, то решили, что он ни на что не способен. Но дело не в нем.

По мере того как росло внутреннее напряжение, нога ее раскачивалась все быстрее.

— Когда мы оба еще были маленькими, то поклялись исправить всю несправедливость нашей семьи. Делать только добро. Но мать и Джонатан разрушили в Уолтере это намерение. Хотя они и не смогли сделать из него то, что хотели, зато он стал таким, каков он есть сейчас.

— А каков он?

— Отравленный, испорченный и вызывающий жалость.

Она покосилась на меня.

— Но он все еще мягкий маленький мальчик, это я знаю точно. Он никогда не смог бы никого убить.

— Да у него же все равно алиби. Если, конечно, в понедельник он действительно был здесь.

— Он был здесь. Я с ним разговаривала. — Ее нога раскачивалась в прежнем темпе. — Но они — нет.

— Кто они?

— Ледышка Дидра. Вы должны знать, что она теперь получает все.

— Что, Джонатан был против нее?

— Отнюдь нет. Напротив, Джонатан восхищался ею так же, как и мать. Оба они восхищались ее силой воли и находили, что это лучший выход для Уолтера.

— Но зачем же ей тогда убивать Джонатана?

— Возможно, есть причины, которых я не знаю. Мне многого не рассказывают.

— Бессмысленно убивать человека, который к тебе расположен.

— Это могло бы случиться, если только что-то изменилось, — заметила Моргана Редфорд. Ее нога дергалась, словно в конвульсии, а руки вздрагивали. — В ней есть что-то мрачное, животное. Она сторожит Уолтера, как паук.

— Но у нее есть алиби. У всех есть алиби.

Она вздохнула.

— Наверно. Наверно, это был все-таки ваш Вайс. Своего рода акт возмездия. Обычное немотивированное насилие.

Я наблюдал за ней.

— Вы не любили своего дядю?

Внезапно она встала и заходила взад-вперед по спартански обставленной комнате.

— Мой дядя был злым. Одним из злых Редфордов. Вы знаете, как Редфорды достигли богатства и могущества? Кровью! Они называли это кофе, но это была кровь, которую они продавали. Кровь индейцев, крестьян и рабов. Они грабили, убивали и калечили чернокожих, чтобы обеспечить себе легкую жизнь. Так это продолжается и сегодня, изо дня в день. Власть, алчность, корысть. И Джонатан был тем, кто возглавлял их. Необычайно деловой, сильный человек. Я рада, что он умер, и я не допущу, чтобы Уолтера превратили в такое же чудовище.

В своем коричневом свободном платье она походила на проповедника-сектанта, заклинающего огонь и серу ада. Такой она и была. Фанатичка. Кем она была еще, я не мог сказать. Возможно, она стояла на пороге безумия, возможно, была просто чувствительной девушкой, выросшей в алчной семье. Фанатики доставляют массу несчастий, но иногда и немало хорошего. Может быть, больше всего хорошего на этом свете.

— Где вы были в понедельник, мисс Редфорд?

— В городе. Я работаю в миссионерском обществе экономической помощи. Своей работой мы хотим исправить несправедливость, причиненную эксплуатацией колониальных стран.

Она окинула меня оценивающим взглядом, явно зная, о чем я хотел спросить.

— Наше бюро находится на Пятой восточной. Я все утро была там и вернулась обратно поездом, позже, чем Уолтер.

— Вы не знаете, у вашего дяди никаких проблем последнее время не было?

Она покачала головой.

— Я слышала, как мать однажды сказала, что Джонатан с возрастом превратился в ночную сову, но я не знаю, что это должно означать. Правда, с некоторых пор он предпринимал длительные деловые поездки.

— Ночная работа и длительные деловые поездки… Но вы не знаете, был ли он озабочен чем-то для него необычным?

— Нет. Однако меня бы ничуть, я подчеркиваю, ничуть не удивило, окажись Джонатан в чем-то замешан, — с ожесточением заявила Моргана Редфорд. — В чем угодно.

— Вы не знаете, где бы я мог найти Уолтера?

— Вероятно, в игорном притоне у Коста. Джонатан закрыл его заведение, но оно тут же открылось снова в соседнем городе. Уолтер просто не может не играть, понимаете? Ему нужно выбрасывать деньги на ветер…

Она больше уже не обращалась ко мне, а уставилась на стену, будто созерцая невидимое изображение Уолтера. Я вышел и вернулся к дому, где меня ожидало такси. Миссис Редфорд стояла рядом.

— Вы разговаривали с Морганой?

— Да.

Она мгновение помолчала. В лесу какая-то большая ночная птица схватила маленького зверька. Миссис Редфорд сказала:

— Она странная девушка. Избегает нас… Ей недостает отца, в этом все дело. Она боготворит своего брата. До сих пор считает его маленьким. Его зрелость она воспринимает как несчастье.

У всего на свете есть две стороны, иногда даже больше. И у каждой стороны — своя правда. Зрелость может быть силой, но не бедой.

— Уолтер должен принять на себя ответственность, — сказала миссис Редфорд.

— Вероятно, — не стал я спорить. Я сознавал, что семья Редфордов в бедственном положении. Была ли на то особая причина или только результат смерти Джонатана, я не мог сказать.

Я сел в такси. Миссис Редфорд стояла на снегу перед домом и следила, как я уезжал.

* * *
Казино Кармина Коста оказалось большим домом со множеством комнат, расположенным на какой-то отдаленной улице. В некоторых комнатах можно было отдохнуть или выпить, в шести шла игра. Там были два зала для рулетки, комната для игры в кости, помещение для «семнадцати» и «четверки», комнаты для баккара и покера. Все были открыты, и, по-видимому, никто не беспокоил людей, которые здесь собрались. Большинство начальников из полицейского управления не имело обыкновения задерживать игроков и девушек, на чью помощь они рассчитывали, когда речь шла о том, чтобы поймать более крупную рыбу.

Там было мало общего с лихорадочным сумасшествием, к примеру, Лас-Вегаса. Люди здесь много проигрывали только в том случае, если это помогало убить время. И все же встречались такие же напряженные лица и потные руки, теребящие лацканы смокингов. Ни один игрок не хочет проигрывать. Ни единого раза, никогда.

Дидра Фаллон стояла у игрового стола, как хрупкая стеклянная кукла. Белое вечернее платье, облегавшее ее, словно кожа, от лодыжек до декольте, на этот раз не оставляло никаких сомнений в качестве ее груди и бедер. Ее рука покоилась на плече стройного мужчины, стоявшего рядом.

Тот выглядел так же, как его дядя, только моложе и меньше ростом. Вид его был вызывающе надменным, но бледное лицо казалось почти бескровным. Смокинг был так же безупречен, как и внушающий уважение выдающийся вперед подбородок, но глаза казались темными кругами с крошечными коричневыми пуговками в центре. Все его внимание было сосредоточено на игре, капризный рот приоткрыт.

— Добрый вечер, мисс Фаллон, — сказал я.

Она обернулась.

— Вы меня преследуете, мистер Форчун?

— Нет. Но идея неплохая.

Она сморщила нос и улыбнулась. И я снова ощутил дрожь пониже поясницы. Она тронула плечо мужчины рядом с собой.

— Уолтер, я полагаю, мистер Форчун хотел бы с тобой поговорить.

Он отреагировал так быстро, как будто боялся показаться невнимательным и расстроить Дидру Фаллон. Его затененные глаза осмотрели меня. То, что он увидел, ему явно не понравилось, а он был слишком плохим актером, чтобы скрыть неудовольствие. Впрочем, возможно, это ему было безразлично.

— Форчун? Вы работаете на убийцу, не так ли? Черт побери, ведь он убил дядю из-за денег.

— Я полагаю, это деньги Пола Барона?

— Конечно, деньги Барона. Но Вайс заявился, чтобы получить их для себя. Почему вы не ищете деньги? Где деньги, там и Вайс.

Его голос звучал громко, на нас уже обращали внимание. Дидра Фаллон обняла его за талию.

— Уолтер сердит, — пояснила она. — Он считает, что его дяде пришлось умереть из-за него и…

Он неловко коснулся ее руки:

— Дидра, пожалуйста, не надо!

— Но ведь это действительно так, Уолтер, — резко возразила она.

— Знаю, но его это не касается!

Я был чужаком, человеком извне, перед которым ни один Редфорд не поднимет забрало. Дидра Фаллон казалась менее категоричной. Возможно, она еще не стала настоящей миссис Редфорд, еще не совсем освоилась в замке.

— Может быть, вы могли бы рассказать мне подробнее о деньгах, которые задолжали Полу Барону?

Он, казалось, уже собирался ответить, когда к нему обратился крупье. Подошла его очередь бросать кости, и он забыл обо мне, будто я испарился. Кости замерли в его руке. Невыразительные глазки-пуговицы вдруг заблестели. Рот сжался и стал твердым, почти жестоким. Он форменным образом вырос и как будто напряг все мускулы.

— Ставлю сто, — объявил он ровным холодным голосом, в котором был слышен английский акцент. И выбросил четыре очка.

— Четыре, — монотонно подтвердил крупье. Для того игра была столь же безразлична, как и игроки, выигравшие и проигравшие; для него они все были дураками.

— Еще раз сто на четыре, — сказал Уолтер. Он скомандовал это, как офицер перед битвой.

Да, он был солдатом на этой странной войне. Он сражался во имя славы и победы. Воин, как и его предки, которые преодолевали волны морей и дремучие джунгли. Он увлекался борьбой, ценил только игру, а не ее результат. Может быть, его могла бы освободить от этого Дидра Фаллон. Может быть, ему никто никогда не поможет найти то, за что стоит бороться.

Дидра Фаллон наблюдала за мной.

— Вы, кажется, этого не одобряете.

— Человеку так или иначе нужна радость победы, — ответил я. — Мне кажется, Уолтеры Первый, Второй и Третий тоже были игроками.

— Вам не нравятся эти аристократические штучки с нумерацией?

— Меня не интересует семья, в противоположность моему деду. Тот гордился тем, что некий Фортуновский был родом из Польши.

Она улыбнулась приятной открытой улыбкой.

— Ваш дедушка мне бы понравился. В беспорядочном мире семья — самое важное.

— Если эта семья имеет цель.

— Редфорды ее имеют. Только Уолтер для себя самого ее еще не нашел.

— И вы намерены помочь ему в этом?

Она снова улыбнулась.

— Вероятно, у женщин это болезнь — стремиться переделывать мужчин. Но Уолтер любит меня, а я хочу быть одной из Редфордов.

Но когда я ей хотел ответить, для Уолтера игра окончилась. Я видел, как он сразу поник, когда ставку забрали и кости перешли к другому. Его глаза напоминали потухший кратер, но смотрел он не на проигранную ставку, а на кости в руках другого.

Дидра Фаллон взяла его под руку.

— Мы могли бы что-нибудь выпить и поговорить.

Его печальные глаза взглянули на нее. Еще никогда я не видел такого откровенного взгляда. По его лицу можно было ясно прочитать, что кости уже забыты, что во всей вселенной для него никого не существует, кроме Дидры Фаллон. Чего еще может желать женщина? Разве что богатства, положения, может быть, даже власти?

Я последовал за ними в буфет. Дидра Фаллон заказала:

— Два мартини им двоим и ирландский виски для меня.

— Вы хотели что-то узнать о Поле Бароне, мистер Форчун? — спросила она меня.

— Просто меня удивило, как Уолтер мог проиграть ему так много.

— В то время у меня больше месяца не шла игра в покер, — ответил Уолтер. Он уже снова изменился, как хамелеон. — Пол всегда любезно соглашался принять от меня расписку.

— Как вы с ним познакомились?

— После того как мой дядя закрыл заведение Коста, тот перебрался в Вестчестер. Я нигде не мог там показаться. Все боялись Джонатана. Тогда я поехал играть в Нью-Йорк и там встретил Пола как-то за игрой, примерно месяцев семь назад.

— И Сэмми Вайса тоже?

— Вайса я встречал дважды. Вокруг нескольких игр по-крупному, на которые меня приглашал Пол. Но обычно я играл со средними ставками в квартире Пола на Шестнадцатой Восточной улице. Обещал ему выплатить двадцать пять тысяч долларов в рассрочку и думал, что он согласен. Я хорошо понимал, что Джонатан платить не стал бы.

— Вы не знали, что он послал Вайса за деньгами?

— Нет. Этого я никогда бы не допустил.

— Ваш дядя знал, что Вайс был лишь посыльным?

— Не имею понятия. В этот раз я ничего не говорил Джонатану о своих долгах. Видимо, Пол сам связался с ним.

— Как вы полагали заплатить в рассрочку? Насколько мне известно, у вас нет в распоряжении суммы, даже близкой к двадцати пяти тысячам.

В разговор вмешалась Дидра Фаллон.

— Я не вижу, что здесь может быть важного для вас.

— Я еще сам не знаю, что для меня может быть важным.

Я действительно не знал этого.

— Я надеялся раздобыть некоторую сумму, — продолжал Уолтер. — Мне двадцать девять. Меньше чем через год я все равно получу все наследство отца. И под это люди охотно ссужают деньги на покрытие моих долгов. Барон не хотел больше ждать. Он послал Вайса, а Вайс убил дядю.

Дидра Фаллон добавила:

— Мне жаль вашего друга Вайса. Я убеждена, сначала он не собирался убивать Джонатана, но затем почему-то сделал это.

— Он не мой друг, он дешевый мелкий мошенник, но не убийца. Может быть, Джонатан впутался в какое-нибудь сомнительное предприятие?

Уолтер рассмеялся.

— Только не Джонатан!

Дидра Фаллон вообще ничего не сказала. Она смотрела куда-то мне за спину. Я обернулся. Позади нас стояли двое в смокингах. Тот, что повыше, смотрел на мисс Фаллон с легкой улыбкой.

— Мистер Коста! — представила она.

Он поклонился.

— Мисс Фаллон, мистер Редфорд, очень приятно снова видеть вас здесь. Наш престиж поднимается.

Коста был высок, смугл и выглядел великолепно. У него были широкие плечи и узкая талия, холеные руки, густые черные волосы и сверкающие черные глаза. Когда он рассматривал Дидру Фаллон, то казался мне бьющим копытом жеребцом.

— Ничто не может поднять ваш престиж, мистер Коста, — презрительно бросила она. — Ведь вы обманываете, разве не так?

— Ради вас я обманул бы сам себя.

— Вы свинья, мистер Коста, — невозмутимо сказала она.

Он положил руку ей на плечо и наклонился к ней.

— Кабан, мисс Фаллон, дикий старый кабан.

Она взглянула вверх в его лицо и вдруг схватила обеими руками его запястье, как бы желая освободиться от его хватки. Но на секунду-другую задержала свои руки. И только.

Вмешался Уолтер Редфорд.

— Руки прочь от нее! — он поднес кулак к лицу Коста.

Мужчина рядом с Коста скользнул, как змея, и рука его перехватила кисть Уолтера, едва тот успел поднять кулак на десять сантиметров.

Коста рявкнул:

— Стрега!

Стрега отпустил запястье Уолтера и отступил на свое место, как будто никогда с него и не сходил. Я еще никогда не видел никого, кто мог двигаться так стремительно и ловко. Стрега был не так высок, как Коста, не так широк в плечах и казался спокойным, когда просто стоял. Несмотря на это, не возникало сомнения, кто из них двоих был сильнее. Стрега был блондином с гладким северным лицом и эластичным телом. Но он буквально излучал силу. Человек-мускул, телохранитель от Бога.

Коста поклонился.

— Мои извинения. Я не хотел оскорбить даму. Стрега, извинись перед мистером Редфордом.

Стрега склонил голову.

— Мистер Редфорд…

— Разумеется, — буркнул Уолтер Редфорд. — Согласна, Дидра?

Она кивнула.

— Мистер Коста не виноват в своих дурных манерах. Он, наверно, считает это комплиментом. Но я нахожу, что нам пора уходить, Уолтер.

Я смотрел ей вслед, пока она уводила Уолтера. Коста тоже.

— Вот это женщина, — сказал Коста. — Верно, Стрега?

— Еще бы.

Коста вспомнил обо мне.

— Что-нибудь угодно?

— Небольшую беседу, — ответил я. — О Джонатане Редфорде.

Коста оглядел меня с головы до ног.

— Конечно, почему бы нет? Заходите в мой кабинет.

Я последовал за ним к занавешенной двери.

Стрега следовал за мной.

Глава 8

Кабинет Коста не имел окон и был меблирован экономно: небольшой стальной письменный стол, сейф, с которым могла бы справиться лишь целая армия, несколько кожаных стульев, жужжал кондиционер.

— Садитесь, — предложил Коста.

Я направился к стулу. Руки Стрега ощупали меня сзади осторожными и почти незаметными прикосновениями. Коста сидел за своим письменным столом и ждал.

— О’кей, — кивнул Стрега.

Я сел. Телохранитель отошел в угол. Он двигался абсолютно бесшумно. Стрега относился к новому типу телохранителей, который сейчас вошел в моду. Он был столь универсален, что его можно было встретить везде — будь то политический ужин или дамский чай.

— Никакого оружия? — спросил Коста. — Умный парень. Пушки выигрывают битвы, головы выигрывают войны, верно?

— Адвокаты выигрывают войны, — поправил я его, — во всяком случае, наш вид войн.

— Один ноль в вашу пользу. Кто вы вообще?

— Дэн Форчун. Частный детектив.

Коста прикрыл глаза и откинулся назад.

— Форчун? Момент… Дайте подумать… Конечно, Дэнни-пират из Челси. Я с нью-йоркского востока. — Он открыл глаза. — Что, малыш, скудный хлеб?

— Очень скудный, — подтвердил я. — Вы из Ист-Сайда? Откуда именно? Клан Прэфети или ребята Галло?

— К чертям их всех. Я занимаюсь бизнесом, прекрасно, но это все.

Прэфети был прежним боссом мафии Бруклина. Очень хитрый сукин сын — настолько хитрый, что сумел умереть естественной смертью. Галло были врагами Прэфети. Коста хотел сказать, что он одиночка, а не член мафии. Похоже, для него это имело значение. Его черные глаза остановились на моей отсутствующей руке.

— Война?

— Не довелось.

— Жаль. А я успел. Я служил сержантом, десантником, малыш. И мы гнали бошей вместе с их танками. Это была настоящая война с настоящими солдатами. Когда у тебя за спиной такое, в дела мафии не вмешиваются. Без пушек они не справились бы и со сборищем зевак, а из пушек они даже в «Куин Мери» промахнутся метров на двадцать. Все их дела — изрешетить пару автомобилей из пистолетов-пулеметов, да еще стрелять людям в головы, подходя вплотную, чтобы попасть. Их боссы не могут даже в бар зайти без того, чтобы прежде шестеро «горилл» не проверили заведение.

— А у вас разве нет «гориллы»?

— Вы имеете в виду Стрега? Стрега мой друг, малыш. Тоже был в пехоте, в Корее. Мы в одной упряжке. Только я могу и сам себя защитить. Из автоматического пистолета я с расстояния в пятьдесят метров с семи выстрелов шесть раз попадаю в туза. Я одолею любого мужчину голыми руками, малыш, исключая больших профессионалов и Стрега. У нас со Стрега ничья. Верно, Стрега?

Стрега с безразличным лицом прислонился в углу.

— Скажем, шестьдесят к сорока в мою пользу. Но с пистолетом ты управляешься лучше.

Коста смеялся. Стрега оставался серьезным. Основным мыслителем был, без сомнения, Коста, он был боссом, но я предпочел бы ночью встретить его, а не Стрега. Впрочем, они были одного склада: самостоятельные, независимые и гордые. Они ни перед кем не пресмыкались. В нашем насквозь заангажированном мире они действовали на меня просто животворно.

Коста спросил:

— Что вы хотите знать о Редфорде?

— А что знаете вы?

— Вы хотите знать, не я ли убил его? За то, что он прикрыл мое заведение в Нортчестере?

— Это было бы основанием, — кивнул я.

— Это не могло быть основанием, малыш. Правила игры другие. Я просто открыл здесь новое и отказал племяннику от дома. Никаких неприятностей. — Он откинулся назад, черные глаза смотрели прямо на меня. — Мы никого не убивали вне клуба. Наверняка ребята иногда дерутся внутри, но не снаружи. Слишком большое давление в последнее время. Прихлопнешь какого-нибудь обывателя — сразу имеешь неприятности. Если он к тому же крупный зверь, неприятностей будет столько, что даже взятки не помогут, а это плохо для бизнеса.

— А Редфорд был крупный зверь?

— Вы же сами знаете. Мафия ничто по сравнению с таким типом, как Джонатан Редфорд. Он был действительно силой. Связи, влияние, бесцеремонность. Стоило ему лишь издали взглянуть на копов, и тех уже не нужно было подмазывать. Он звонил губернатору и получал все, кроме, может быть, национальной гвардии. Сам президент говорил с ним. Он был крупной фигурой, малыш, с длинной рукой.

Ему не понравилось то, чем я занимался. Один телефонный звонок — и с моим заведением было покончено. Никаких угроз, никакой стрельбы, никаких мускулов. Это власть, малыш. Он прикрыл меня, чтобы показать, что не хочет видеть у меня своего племянника. Я сказал парнишке, чтобы не показывался в моем новом заведении.

— Иногда на людей оказывают такое давление, что им ничего не остается, как защищаться, хотя шансы очень малы, — возразил я.

Теперь Коста выругался.

— Послушай-ка меня, малыш. Он хотел выгнать меня из Нортчестера, и я убрался оттуда. Он ни разу со мной не говорил. Такие типы, как он, даже за людей не считают таких парней, как вы и я. Если мы им нужны, то, в крайнем случае, как собака или кошка. Обычно они нас вообще не замечают, пока мы не путаемся под ногами. Я могу держать свое заведение открытым лишь потому, что типы вроде Редфорда слишком заняты, чтобы обо мне помнить, а простым гражданам это безразлично.

— На слух это верно и логично, — согласился я, — но в моем представлении вы не тот человек, который всегда поступает логично.

Он ухмыльнулся.

— Во всяком случае, я позаботился об алиби, малыш. Как только я услышал про убийство, сразу понял, что копы будут разнюхивать у меня. Они пришли. Я объяснил им то же, что теперь объясняю вам: мы со Стрега действительно в понедельник утром были и Нью-Йорке, но уже к часу пополудни вернулись сюда. Мы можем это доказать. О’кей?

— О’кей, — кивнул я. — Вы не знаете, не был Джонатан замешан в каком-то сомнительном деле?

— Нет. Ну откуда мне знать про его дела?

— Вы знаете человека по имени Пол Барон?

— Слышал о нем, но никогда не встречал. Он совсем по другой части. Он обманщик, мошенник, шулер. Я бизнесмен. Он и его куколки живут шантажом. Женщины кого-нибудь компрометируют, он идет получать деньги. Пароходы и курорты — вот его излюбленные места действия. Такого сорта люди иногда пытаются и и казино мошенничать, как за своим столом. У меня его бы вышвырнули.

— Уолтер Редфорд проиграл Барону в покер двадцать пять тысяч долларов.

Коста присвистнул.

— Уолтер не умеет играть, но я полагаю, что и Барон играл нечисто. Только двадцать пять тысяч — чертовски крупная сумма для такого человека, как Барон. Меня удивляет, что он позволил так высоко поднять ставку.

— Меня это тоже удивило, — подтвердил я. — Возможно, Барон как-то узнал, что Уолтер скоро станет богат. Впрочем, я заметил, что Уолтеру снова дозволено здесь бывать…

— Джонатан мертв. Больше никаких неприятностей, — кивнул Коста. — Уолтера ждут большие деньги, если Дидра Фаллон не загубит дело, когда выйдет за него замуж. Только я даю самое большее пару лет на то, что либо она захочет уйти, либо, может быть, не выдержит он. Она слишком породиста для него.

— Она вам нравится?

— Если разобраться, в ней кое-что есть. Только вы ведь заметили, что она со мной даже не поздоровалась. Пока еще нет. Может быть, позже…

— Тогда надейтесь на лучшее, — сказал я и встал.

— Буду, малыш.

Мысли Коста были уже далеко, когда я направился к двери. Стрега еще стоял в своем углу, как статуя. Но лишь только я достиг двери, он устремил свои серые глаза на меня. Внимательные серые глаза, словно он хотел совершенно точно запечатлеть в памяти мое лицо.

Перед казино я закурил. Было холодно, звезды сверкали ясным ледяным светом в ночном небе. День принес, имея в виду Сэмми, одни неудачи. Я решил в очередной раз попытаться найти Вайса или Пола Барона. Копы к этому времени должны были уйти из квартиры Вайса. Может быть, там найдется какой-то след, который они пропустили…

Глава 9

Площадь Святого Марка — это лицо Нью-Йорка. Она расположена в бывшем гетто, на месте когда-то процветавшей колоритной еврейской общины. Евреи все еще жили в этом районе, но, кроме них, здесь поселились теперь поляки, украинцы, итальянцы и еще Бог весть сколько других народов. Пьяницы жили здесь потому, что поблизости было полно дешевых баров. Художники — потому что площадь Святого Марка относится к Ист-Виллиджу — самому дешевому району богемы. Здесь жили одиночки исумасшедшие, старые и молодые, мелкие буржуа и индивидуалисты, бородатые хиппи и бородатые хасиды, черные, белые, желтые и коричневые. И все соседствовали друг с другом относительно мирно.

В любом квартале между Третьей авеню и авеню «А» можно было найти мирно существующие друг с другом польский зал для собраний, православную церковь, итальянское кафе, португальский винный погребок и еврейскую закусочную. Были там убогие домишки обывателей, скверные гостиницы, дома с апартаментами и швейцарами и пришедшие в упадок большие многоквартирные коробки, пивные для рабочих с плевательницами и опилками на полу, кофейни и три заведения, где из-под прилавка можно было купить марихуану.

В настоящее время площадь Святого Марка стала раем для хиппи и торговцев наркотиками. Ведь на площади теперь каждый день происходил карнавал. Это не могло остаться без последствий. Площадь Святого Марка превратилась как бы в город, где жизнь покатилась колесом, и никто не мог сказать, что с ним будет завтра.

Под внешней безмятежностью скрывались старые дома и бары гетто, предлагая пристанище людям вроде Сэмми Вайса, людям, которые никогда не знали чувства безопасности, которые признавали только дармовой доллар, за который не нужно мучиться.

Комната Вайса находилась на третьем этаже, в конце коридора, и была не заперта. Я осторожно вошел. Комната была пуста. Отвратительная мебель, непременная печка и продавленная кровать придавали ей нежилой вид. В единственном шкафу висел костюм и пара брюк, внизу стояла пара поношенных ботинок. В комоде лежали нижнее белье, носки и странный предмет, очевидно, старый мужской корсет. И еще две чистые рубашки с перелицованными воротничками.

Будни всех мужчин, будь то игрок или король, выглядят довольно схоже. Я, как наяву, видел перед собой Вайса, как он в своей комнате перелицовывает воротнички и надеется, что корсет превратит его в стройного молодого человека, а потом капитулирует и оставляет брюхо висеть мешком. Моего Вайса, толстяка с засаленным меховым воротником, любителя широких жестов.

Я не нашел ничего, кроме следов жалкого, пустого существования. Между этой комнатой и Нортчестером лежало всего пятьдесят километров, но трудно было представить себе, что и здесь, и там жили особи одного и того же вида.

Услышав, как открылась дверь, я оглянулся и увидел входящего мужчину. Мужчину в сером, рослого и стройного, который прислонился к косяку двери.

— Хэлло, Форчун!

На нем было серое кашемировое пальто и серебристо-серые перчатки, а серые брюки с отутюженными складками спускались на блестящие черные туфли. Его серая шляпа сидела немного набекрень, а на моложавом лице проступало недоверие, которое он никак не мог скрыть. Из этого оставалось сделать только один вывод — это был человек, который жил своим умом и своей хитростью, для которого одежда, удовольствия и лучшие рестораны были не придачей к жизни, а самой жизнью. Одним словом — мошенник.

— Отчего вы так зарываетесь, Форчун?

— Искать Вайса означает зарываться?

— Спешить, я бы сказал.

— Вы Пол Барон?

У него была странная привычка пристально смотреть в одну точку на дальней стене. Он посмотрел туда и кивнул.

— Я Пол Барон. А вы на моем пути, Форчун.

— Этого достаточно, чтобы столкнуть под поезд?

Взгляд Барона переместился к потолку.

— Это безумие, согласен. Внезапный порыв. Вы наверняка знаете, как это бывает. Мгновенное движение души…

— К чему этот вздор? — спросил я и сделал несколько шагов к нему. — Хотите заткнуть рот Сэмми, пока он не повесил на вас убийство Редфорда?

Думаю, я пошел на него, чтобы показать, что не испытываю страха. Если это и было причиной, то получилось отлично, только не с тем результатом, которого я ожидал.

Барон бросил:

— Лео!

И в дверном проеме появился Лео. Коренастый широкоплечий здоровяк с огромными свисающими руками и крестцом, как у буйвола. Он ввалился в комнату на коротких прямых ногах, которые, казалось, не сгибались в коленях, и уставился на меня без всякого выражения. Барон, между тем, заинтересовался каким-то мятном на противоположной стене.

— Теперь слушайте меня внимательно, Дэнни-бой, и потом сразу же забудьте то, что услышали. Один человек был должен мне деньги. Я очень уживчивый человек, но люблю получать то, что принадлежит мне. Этот человек не мог уплатить, но у него был дядя, который уплатить мог. Я послал Сэмми Вайса получить деньги. Вайс мои деньги получил, но я — нет. Я все еще их не получил. Но очень хочу получить.

Барон умолк, как бы давая время утвердиться его мысли в моем сознании. Я же слышал лишь шумное дыхание буйвола Лео.

Я сказал:

— Это смешно, но мне трудно поверить, что у Вайса хватило нервов пытаться вас обмануть.

Барон вздохнул.

— Попробуем еще раз, о’кей? Я послал Вайса получить мои деньги. Полагаю, что-то вышло не так, Сэмми испугался и убил Редфорда. Что мне совершенно безразлично. Но, видимо, Сэмми посчитал, что ему лучше всего скрыться с двадцатью пятью тысячами долларов. Это мне не безразлично. Что касается меня, вы можете спокойно защищать Вайса от обвинения в убийстве, но только когда я получу свои деньги. А в данный момент мне необходимо его выследить. Ясно?

— Деньги эти служат частью доказательства в деле об убийстве, Барон.

— Верно. Потому я и хочу получить их прежде, чем кто-нибудь найдет Вайса. Я как раз делаю Сэмми одолжение — денег они при нем не найдут.

— Вы уверены, что деньги сейчас у него?

Он впервые посмотрел прямо на меня. Его глаза были такими же серыми, как и все остальное. Глаза дикаря под внешним лоском.

— У вас слабая голова, Форчун. Упрямая слабая голова. Лео!

Прежде чем я успел о чем-то подумать, буйвол атаковал. Он оказался у меня за спиной, захватив одной рукой мою единственную руку, а другой зажав меня за шею. Шея у меня отнюдь не тонкая, но рука Лео держала ее, как рукоятку трости.

Барон подошел поближе, доставая из кармана шприц для инъекций. Лео держал меня, как в смирительной рубашке. И брал Лео не только силой мускулов. Он держал меня так, что при малейшем движении моя рука или даже шея были бы сломаны.

Я смотрел на шприц и спрашивал себя, не пришел ли мой последний час. А последнего часа я не хотел. Ни теперь, ни когда-нибудь. Но я ничего не мог поделать. У меня не было никаких шансов.

— Расслабься, Дэнни-бой, — сказал Барон.

Он закатал мой рукав и ввел иглу мне в вену. Ухмыльнулся в лицо и помассировал мою руку. Я ждал. Хватка Лео не ослабевала. Через некоторое время я почувствовал, как навалилась усталость. Я надеялся, что это была усталость.

Когда мои колени подогнулись, Лео поднял меня и положил на кровать. Я приподнялся и ударил по тени. Но ударил в воздух. Что-то швырнуло меня плашмя обратно на кровать. Лео стоял прямо надо мной. Потом отвесил мне оплеуху и ушел. Он не вымолвил ни слова. Возможно, не знал, как это делается.

Я надеялся, что это был сон.

Я лежал в тусклом свете на чем-то плоском. Высоко вверху, на серой стене я увидел окно. За окном было темно. За окном с решеткой. Я обнаружил умывальник и клозет. И только три стены. Четвертая состояла из вертикальных железных прутьев.

Я сел. Потом встал. Мои ноги подкашивались. Мне очень хотелось знать, чем Барон меня накачал. Похоже, что это был морфий. Я не хотел думать о том, почему то должен быть морфий. Я снова сел, чтобы дать отдохнуть ногам и прояснить голову. Камера выглядела, как в полицейском участке. Мне хотелось курить. У меня ничего не было. Люди в других камерах услышали, как я ворочаюсь.

— Эй, наркоман, мы тебя повесим.

За свою жизнь я привык расхаживать взад-вперед. Но пока я сопротивлялся. Ни при каких обстоятельствах не следует начинать метаться по камере. Каждая минута тогда покажется часом. Вместо этого нужно лечь и о чем-нибудь думать, думать со всеми мельчайшими подробностями, например, о пешей прогулке через город, шаг за шагом.

— Эй, дерьмо, наркоман, ты слышишь?

Каждый человек должен что-то или кого-то ненавидеть. Но обращение доказывало лишь, что меня нашли в постели Вайса со шприцем и всеми причиндалами. В одной из камер мужчина начал насвистывать пронзительно и фальшиво.

— Заткни глотку!.. Прекрати, черт побери!

Где-то кто-то начал плакать. Я задал себе вопрос, насколько серьезно подставил меня Барон. Не убил меня он только потому, что слишком велик был риск. Столкнуть под поезд — это одно дело, а убийство в доме, где Барона знали, — совсем другое.

Свистун не замолкал. Участковый детектив Фридман оказался у двери моей камеры прежде, чем я услышал его приближение.

— Теперь это всерьез, Форчун.

— Я не наркоман. И вы это знаете. Меня подставили.

— Мы нашли вас с комплектом принадлежностей, и накачанным морфием по уши. Этого нам достаточно. Где Сэмми Вайс?

— Я не знаю.

— Укрывательство беглеца — солидный пункт обвинения.

— Но не попытка его найти.

— Не изображайте из себя супермена. Говорите, где Вайс.

— С вечера понедельника я его больше не видел. Я тогда его выставил, сказав, что он должен явиться к вам. Только, полагаю, у него были свои соображения.

— Вы отказались от его денег?

— У него вовсе не было денег. Он был пуст.

— Он сказал вам об этом?

— Да. У Вайса всегда пусто в карманах.

— Вы считаете, и сейчас тоже?

Что я мог ответить? Я сам не знал, верю ли я, что Вайс был на мели, или нет. Складывалось впечатление, что ему было что скрывать.

— Где он, Форчун?

— Я действительно не знаю. И, находясь здесь, вряд ли узнаю.

Фридман некоторое время молча изучал меня, прежде чем повернуться и исчезнуть. Кулаки он в ход не пустил. Или он был убежден, что обвинение в употреблении наркотиков невозможно опровергнуть и я скоро сознаюсь, или имел сверху указание меня не трогать.

Долгое время я обдумывал обе возможности. Спал я немного. Ко мне никто даже не приближался. Фальшивый свист не прекращался. Вокруг кряхтели, кашляли и жаловались на судьбу. Ночь была долгой.

Разбудили нас рано. Мы смогли причесаться и умыться, кое-как поели, а затем погрузились в «черный ворон». Автомобиль повез нас по колючему морозу через серый утренний город. Мы прижались друг к другу, откашливались, харкали и плевали… Уже после первой ночи в заключении больше не думаешь о себе «я», а только «мы».

На Центр-стрит нас спешно провели в управление, как будто опасаясь, что наша кучка пьяниц, городских нищих и мелких воришек отважится на отчаянный побег, для чего у каждой машины стояла охрана с автоматами. Потом мы ждали в загоне позади помоста, на котором должны были подвергнуться опознанию. Никто не разговаривал. Для участковых детективов, которым пришлось ехать с нами, эта процедура рано по утрам была пренеприятным занятием. Для нас, заключенных, это был последний момент надежды, последний шанс.

Девяносто процентов задержанных за день — мелкие рецидивисты. Они уже имели первые приводы и судимости, знали заранее, что их ожидает. Они могли предсказать решение, размер штрафа, точный момент, когда они предстанут перед судьей. Некоторая неопределенность оставалась только при проведении опознания, здесь они еще могли надеяться быть выпущенными на свободу, иметь возможность прожить, как свободные люди, еще один день. И когда их вызывали, они преодолевали четыре ступени к помосту, волнуясь, с глазами, полными надежды. Для девяноста девяти из ста надежда была слабой.

Когда подошла моя очередь, Фридман подтолкнул меня вверх через ступени. Я стоял под ярким светом лампы в свой полный рост метр семьдесят пять по измерителю. Отвратительная процедура. Никогда не знаешь, как действуешь на других людей, но на таком помосте убеждаешься, что тебя можно заподозрить в любом мыслимом преступлении.

— Этот человек — Дэниэль Форчун, — объявил кто-то.

Я узнал голос. Это был капитан Гаццо.

Глава 10

Гаццо сказал в публику:

— Форчун задержан на основании анонимного звонка. Он находился под действием морфия, найден шприц и принадлежности. Он…

Я вспомнил о телевизионной игре «Скажи правду». Свидетелями процедуры опознания в игре становятся миллионы зрителей. Что-то не сходится у людей, которые в этой игре подвергаются мукам допроса. Тот, кто находится на помосте, отчаянно пытается скрыть свою сущность. Он лжет, лжет лишь потому, что он в отчаянии, потому что его ожидает ужас камеры. В телевизионной игре человек лжет, чтобы добиться аплодисментов и приза. Он лжет хитро, он о себе высокого мнения.

— Расскажите об этом, Форчун, — сказал Гаццо.

Я описал нападение на меня и мои поиски Сэмми, опустив при этом рассказ Барона о Вайсе и двадцати пяти тысячах долларов. Я почти слышал, как они там внизу затаили дыхание. Большей частью это были полицейские, хладнокровные профессионалы, но там были и нормальные граждане.

Публика. Серое чудовище толпы. Они беспощадны не потому, что они низкие или подлые, а потому, что не представляют, что значит стоять здесь, наверху. Они не могут себе представить мук одинокого неизвестного, стоящего на помосте. Это не обвинение, это факт. Мы все принадлежим к серому чудовищу толпы, пока по какой-то коварной случайности не окажется там, наверху, в полном одиночестве.

— Форчун наркоманом у нас не числится, — пояснил Гаццо публике. — Он работает частным детективом, когда вообще работает. Он, кроме того, был матросом, барменом, гидом, поденщиком, чернорабочим, актером, студентом, когда-то репортером и Бог знает кем еще. Я бы сказал, работник по случаю, среднего возраста. Я сомневаюсь, что он зарабатывает достаточно для того, чтобы позволить себе даже маленький порок. Как это, собственно, получается, что вы никогда по-настоящему не работали, Форчун?

— Я никогда не мог найти настоящей работы, капитан.

Я действительно никогда не находил такой работы, чтобы она того стоила. Больше всего мне нравилось разрешать проблемы других людей. Я говорил об этом с людьми во всем мире, и немногие могли мне просто и убедительно объяснить, зачем они работают, что они делают, почему они выбрали свою работу и что она дает для их собственного удовлетворения. Многие потчевали меня трехчасовой солидной речью с большим воодушевлением и множеством слов. Иные просто изумленно смотрели на меня. Они выглядели озадаченными. Никто никогда их не спрашивал, почему они работают, что они делают, и, видимо, они сами себя тоже никогда не спрашивали. Возможно, они боялись спросить себя об этом.

— Все в порядке, Форчун, спускайтесь вниз.

Обычно арестованных представляют судье. Гаццо об этом ничего не сказал, и я понял, что у него в отношении меня другие намерения. Это было приятно. Это значило, что Гаццо и его ребята решили меня лишь слегка отшлепать.

В коридор меня вывел участковый детектив, который отказался исполнять роль охранника и передал меня в приемной Гаццо женщине-секретарю. Та была красива, но я никогда не знал ее имени. Гаццо тоже не знал точно, как ее зовут. Он никогда не был женат, женщины действовали ему на нервы. Я прождал час, погруженный в молчание и сигаретный дым.

— Входите, — велел Гаццо, когда наконец пришел.

Теперь я сидел в полумраке кабинета Гаццо и едва мог поверить, что снаружи было раннее зимнее утро. Гаццо наблюдал за мной из-за своего письменного стола. Он был суров, но достаточно долго прожил в суровом мире, чтобы примитивно и жестоко не отыгрываться на других. Суровый человек, который не решается сурово наказывать.

— Я имею достаточно оснований, чтобы помариновать тебя неделю, Дэн.

— Я знаю. Переходите к делу, капитан.

— Ты не поленился, Дэн, — продолжал Гаццо. — Верхний Ист-Сайд, нижний Виллидж, Вестчестер. Все ради Сэмми Вайса?

— А почему бы не ради Вайса?

— Ты не настолько близок с ним. Он хорошо заплатил?

— Вообще не платил.

— Ты уверен, Дэн?

Вопрос был серьезный. Гаццо настойчиво хотел узнать, платил ли мне Вайс. Но интересовало его не то, есть ли у Сэмми деньги и не продажен ли я. Я прикинулся дурачком. Если он хочет дать мне понять, о чем идет речь, пусть скажет…

— Совершенно уверен, капитан.

Я рассказал со всеми подробностями, что предпринял до сих пор. Правда, исключая морг и рассказ Барона. Я рассказал о Джордже Эймсе, о достопочтенной семье в Нортчестере, о Кармине Коста и все, что я знал об убийстве.

— Вайс утверждает, что он ударил Редфорда и ушел, когда тот еще был жив, — спросил Гаццо.

— Так он мне сказал. Приблизительно в половине второго.

— Мы знаем, что Редфорд в час пятнадцать еще был жив, когда Вайс пришел и нему. Я был не совсем уверен в этом. В конце концов, швейцар видел его в час. За час пятнадцать пока говорят только показания этой девушки, Фаллон. Значит, Вайс тоже утверждает это.

— Он был еще жив и тогда, когда Сэмми покинул его около половины второго.

— По словам Вайса. Миссис Редфорд напрасно звонила в два часа. Мы знаем что у нее не было ключа от квартиры. Впрочем, она не располагала временем, чтобы убить Редфорда и достаточно быстро опять уйти, чтобы показаться швейцару к указанному им времени.

Гаццо потер свою щетину.

— Вся семья без исключения отпадает по времени между двенадцатью и тремя часами. Мы не нашли ничего подозрительного в личной или деловой жизни Редфорда. Если Вайс его не убивал, то для кого-то другого остается тридцать минут, чтобы войти, убить его и незаметно исчезнуть. И никого, хоть в какой-то степени подозреваемого.

— Сестра Уолтера — Моргана — подозревает Дидру Фаллон.

— Чудесно. Только у нее, увы, алиби и нет подходящего мотива.

— Замужество возникло довольно неожиданно.

— Все в один голос говорят о том, что Джонатану девушка нравилась. Что она выигрывала?

— Для меня главный подозреваемый — Уолтер, — сказал я. — Он нуждается в деньгах, его голова была в петле, которая медленно угрожающе затягивалась, он извлекает наибольшую пользу из смерти дяди, и притом он болезненно надменный человек, который, вероятно, никогда не знает, что сейчас совершит.

— Но он таков немало лет, — сказал Гаццо. — Почему же он убил дядю именно тогда, когда ему осталось ждать денег всего год?

— А если из-за Пола Барона?

— Уолтер и прежде оказывался под нажимом. И никогда не убивал.

— Но в этот раз дядя не захотел платить. Это могло его вынудить.

— Если ждать богатства осталось меньше года, этого недостаточно. Но все же попытайся доказать мне, как Уолтер мог из Нортчестера убить дядю, и я распоряжусь его задержать.

— Что с орудием преступления?

— Кажется, это был сувенир, кинжал — малайский крис, который всегда лежал на письменном столе Джонатана. Его нет.

Серые глаза Гаццо буквально сверлили меня насквозь.

— Ну ладно. Конечно, со стороны преступника было сумасшествием забрать с собой кинжал, но ясно, что тот, кто это совершил, был в панике. Мы все знаем, что Вайс никогда не планировал убийства, но он именно тот тип человека, который со страху может схватить кинжал и убежать с ним. Слишком взвинченный, чтобы его протереть, но все же достаточно опытный, чтобы знать, что на нем остались его отпечатки пальцев. Обычная паническая реакция.

Я переменил тему.

— Что вы знаете о Поле Бароне?

— Все, включая тот факт, что мы ни в чем не можем его обвинить. Разве только ты выступишь как истец.

Гаццо ухмыльнулся. Он знал, что у меня на руках нет никаких доказательств для предъявления иска. Поскольку я ничего не ответил, он продолжил:

— После того как Уолтер Редфорд сказал нам, что он действительно был должен деньги Барону, мы решили того отыскать. Он пришел добровольно вчера вечером. Я полагаю, после того как разделался с тобой. Мы с ним поговорили. Он утверждает, что посылал Вайса получить деньги. Сказал, что сам ищет Вайса. На момент преступления он имел алиби.

— И как оно выглядит?

Гаццо с каменным лицом произнес:

— Некая Мисти Даун, которая танцует и поет в клубе на Пятой улице, находилась с ним до часа в его квартире. Девушка по имени Карла Девин проводила с ним время между половиной второго и шестью. Он сердцеед. Мы проверили это у обеих женщин. Они подтвердили его показания.

— Они сговорились, — сказал я. — Кто эта Девин?

— Их называют девушками по вызову, как тебе известно. Они делают счастливыми богатых мужчин, когда те приезжают в город. Она живет с четырьмя другими девушками в квартире на Университет-плаза. Барон тоже там часто бывает. Девушки работают на свой страх и риск, но Барон устраивает контракты.

— Черт возьми, но ведь они обе у него в кармане.

— Докажи мне, что они врут.

— Я совершенно уверен, что видел Мисти Даун вечером около восьми часов вместе с Вайсом. Они сели в такси. Другими словами, Барон, вероятно, врал, когда утверждал, что Вайс больше у него не был.

— Не обязательно. К тому времени Барон не знал, что Редфорд мертв. После того как ты узнал обоих, Вайс, вероятно, убежал от этой Даун, потому Барон и начал его преследовать.

Я закурил сигарету.

— Вы же знаете не хуже меня, Гаццо, что Барон весьма проницательный сукин сын. Несмотря на это, он якобы ссудил Уолтеру двадцать пять тысяч долларов. Хотя знал, что заплатить тот не может.

— Ты полагаешь, что эти деньги вовсе не карточный долг?

— Барон прежде имел репутацию шантажиста. Он держал людей на крючке. Работал с женщинами, знаете — шантаж с компрометирующими фотографиями. Никакого насилия, лишь немного простого, вежливого шантажа. Вымогательство ему больше подходит.

— И что из этого следует, Дэн? Дядя не хотел платить ни за что. И за это он поплатился жизнью.

— Я полагаю, это важно. Нажим ведь только усиливается. Речь уже идет не только о двадцати пяти тысячах долларов. Мотивы меняются, — пояснил я. — Когда Вайс пришел ко мне, он был расстроен, но в нем не было смертельного страха. Он пытался купить у меня алиби. Но он никогда не стал бы этого делать, если бы дело касалось убийства. Он бежал бы, не останавливаясь.

— Следовательно?

— Следовательно, я делаю вывод, что он ничего не знал о смерти Редфорда. Он бы в жизни не пытался купить алиби на убийство. Нет, я могу поклясться, что он совершенно не догадывался о смерти Редфорда.

— Ну хорошо, допустим, он еще не знал, что человек уже умер. И что же?

— Он даже предполагать не мог, что Редфорд умрет, что его зарежут, он не мог и украсть двадцать пять тысяч долларов. Черт возьми, но ведь, придя ко мне, он признался, что был у Редфорда. Это было равносильно признанию. Нет, история, которую он мне поведал, была правдой. Иначе он бы сразу схватил деньги и удрал, как он делает это сейчас, когда испытывает настоящий страх.

Гаццо кивнул.

— Свидетели его видели. Он не верил, что сможет тебя купить, он хотел лишь сообщить тебе свою версию, с тем чтобы она распространилась дальше, чтобы ввести в заблуждение. Когда тебя убедить не удалось, он удрал, спасая свою жизнь.

Гаццо откинулся назад на стуле.

— Ты рассуждаешь логически, Дэн, что бы сделал или не сделал рационально мыслящий человек. Но перепуганный тип, вроде Вайса, способен на все. Я бы больше сомневался, что Вайс тот, кого мы ищем, окажись, что он ведет себя хитро и разумно.

Я встал.

— Я могу уйти?

— В любое время.

Я посмотрел на него.

— Повторю еще раз, капитан. Вы не ищете никого другого, пока у вас есть Вайс. Вы даже не пытались это делать. Сверху вам не позволяют этого. Но я искать могу.

— Не усложняй дело без надобности, Дэн.

Я ушел. Я чувствовал себя совсем не так хорошо, как должен был бы чувствовать себя человек, которого отпустили после ночи, проведенной в тюрьме. Мне было трудно. Сэмми Вайс был никто, ничто. Он где-то скрывался. Почему же на этот раз появились некоторые сомнения?

Глава 11

Прежде чем смертельно усталым свалиться в постель, я позвонил в службу поручений. Вайс мог услышать, что я его ищу, и попытаться связаться со мной. Напрасная надежда. Вайс не звонил, зато звонила некая дама; один раз; ни имени, ни номера.

Я поставил будильник на час и упал в постель. Подумал о безымянной даме, но недолго. Марта назвала бы себя. Потом я подумал о Вайсе. Где он скрывается? Каково ему чувствовать за спиной топот половины полиции Нью-Йорка? Кто-то где-то должен был ему помогать. Я уснул с мыслями о том, что за двадцать пять тысяч долларов можно купить любую помощь.

Меня разбудил телефон. Гудящая голова требовала, чтобы я поспал еще часок, но часы показывали почти полдень. Кое-как нащупав трубку, я пробормотал что-то похожее на «Алло?»

— Мистер Форчун? — спросил женский голос, низкий и гортанный.

— Полагаю, да, — ответил я, — дайте мне подумать.

— Вы занимаетесь убийством Джонатана Редфорда?

— Подождите у телефона, — крикнул я. — Я сейчас вернусь.

Я бросил трубку и помчался в ванную. Холодной водой кое-как прогнал из головы сон и остатки тумана от морфия. Потом вернулся в комнату, закурил и снова взял трубку.

— Кто у телефона?

— Я — Агнес Мур, — голос был тих и спокоен. — Я хотела бы с вами поговорить. О гонораре договоримся.

— Так что же с Редфордом?

— Об этом мы поговорим. Приходите в дом номер 17 по Семьдесят шестой Западной улице. Последний этаж.

Она положила трубку. Я докурил до конца сигарету. Затем принял душ и задал себе вопрос, не нашел ли Вайс какой-то возможности связаться со мной. Кто-то где-то мог помочь ему спрятаться. Но я должен быть настороже и ни в коем случае не позволить себя заманить.

Одевшись, я вышел из квартиры и зашагал к метро. Над парком у Семьдесят второй улицы висело тонкое покрывало влажной дымки, и в окрестных жилых домах, несмотря на дневное время, было включено освещение. В воздухе все еще пахло снегом, но стало уже теплее. Дом номер 17 по Семьдесят шестой улице оказался строением из обычного бурого песчаника. Я позвонил, дверь заскрипела и впустила меня.

Лестница была покрыта чистым ковром, облицованные деревом стены блестели. Я поднялся наверх. Дверь последней квартиры была выкрашена в черный цвет и снабжена медным дверным молотком. Я ударил один раз, она тотчас отворилась.

— Входите, мистер Форчун.

Она была выше среднего роста и одета в свободное кимоно, доходившее до пола. Темные волосы были короткими и кудрявыми, круглое лицо довольно мило. Ей было около тридцати, чуть больше или меньше, и она выглядела так, будто только что была под душем.

Я вошел осторожно, готовый ко всему.

— Пожалуйста, садитесь, — сказала она.

Для нью-йоркского Вест-Сайда квартира была очень большой. Мебель подобрана со вкусом — дорогая, но странно безликая. Казалось, будто она была куплена вся сразу по принципу: «Упакуйте комнату и пришлите ко мне домой». Образцовая комната от хорошей фирмы без всяких безделушек, которые имеют обыкновение накапливаться со временем.

Я сел.

— Откуда вы знаете обо мне, мисс Мур?

— Во-первых, у меня есть друзья, во-вторых, вас легко узнать. — Она кивнула на мой пустой рукав.

— Какие друзья? Может быть, Сэмми Вайс?

— Я не знаю Сэмми Вайса, а друзья не имеют значения. Я хочу говорить об убийстве, этого недостаточно?

Ее низкий голос был глубоким и сильным. Он напомнил мне о других голосах: Мисти Даун, Дидры Фаллон, Морганы Редфорд.

— Что вас связывает с Джонатаном Редфордом, мисс Мур?

— Многое, — ответила она и засмеялась. — Я была его приятельницей, или любовницей, называйте это, как хотите.

Ее речь была грамотной, хотя она была не слишком знатного происхождения. Она говорила свободно, но в разговоре чувствовалась внутренняя жесткость человека, с которым судьба не всегда обходилась мягко. Теперь я понял, почему Джонатан Редфорд стал работать ночами и куда приводили его длительные деловые поездки — в эту квартиру.

— Вы занимаетесь чем-нибудь еще?

— Я зарабатываю на жизнь как актриса. И сама содержу себя. Но Джонатан любил меня, а я любила его. Он обставил эту квартиру. Он сделал жизнь прекраснее для меня, а я для него. Удовлетворены?

— Удовлетворен. Но почему вы сделали из этого тайну? Ведь вы оба уже взрослые и свободные люди?

— Не было тут ничего таинственного. Он виделся со мной украдкой только в тех случаях, когда его принуждали к этому деловые причины или семейные встречи здесь, в городе, или когда я здесь не жила. Мы встречались на несколько коротких счастливых часов. Когда он был свободен или официально его не было в городе и у меня было время, мы оставались здесь на неделю или дольше.

— Почему вы не живете здесь постоянно? Муж?

Она достала сигарету из золотого ящичка. Закурила, встала и подошла к домашнему бару. Она двигалась, словно паря в своем красном кимоно. Себе она налила «Реми Мартин» в коньячную рюмку и вопросительно взглянула на меня. Я кивнул. Она налила и мне, протянула мне рюмку и снова села.

— Предпочитаю не говорить об этом. Я собираюсь вас нанять, чтобы найти убийцу Джонатана, а не для того чтобы выслушивать историю моей жизни.

— Мужья могут иметь отношение к таким делам, если речь идет о ревнивых типах.

Она курила и пила.

— О’кей. Я вас избавлю от этой проблемы. У меня нет ни мужа, ни ревнивого друга. Я не живу здесь постоянно, так как у меня много знакомых мужчин, что необходимо для моей работы. Если бы они узнали о Джонатане, то не обращали бы на меня внимания. А в шоу-бизнесе у женщины дела идут лучше, если у нее есть уютный домашний очаг, где мужчины могут расслабиться.

— А по какой причине скрывал это Джонатан? Чтобы прикрыть вас?

— Ради Бога, конечно нет. Он это делал только из-за своей семьи и деловых партнеров. Мы великолепно понимали друг друга, но каждый из нас жил своей собственной жизнью. Мы договорились нашу связь не афишировать. Он никогда меня не спрашивал, что я делаю, когда его нет здесь, я, в свою очередь, считалась с его проблемами. Я совсем не вписывалась в его светскую жизнь: я могла бы сказать какому-нибудь сенатору, что он жулик, или при случае спросить посла, в самом ли деле его жена так же фригидна, как с виду.

— Почему вы хотите меня нанять?

— Его семейство будет занято его завещанием, потом похоронит его и забудет. Им безразлично, кто его убил. Семья продолжает жить. Но меня интересует убийца. Он не должен остаться безнаказанным. Впрочем, обо мне в завещании нет ни слова. Он оставил мне немало, но наличными, у меня не было причины его убивать. Утро понедельника я провела в своей другой квартире, только не смогу этого доказать. Я была там одна.

— Ладно, — сказал я. — Копы, видимо, могут заподозрить вас в убийстве. Если вы хотите меня нанять, думаю, вам нужна будет другая версия.

— Тут другое. Некий Пол Барон пытался шантажировать Джонатана тем, что его племянник что-то натворил.

— Шантажировать? А не получить долг?

— Джонатан сказал «шантажировать». — Она допила свой коньяк. — Его племянник был замешан в каких-то махинациях с девушками. Он устраивал свидания с ними богатых парней — своих знакомых. И за это получал деньги. У Барона есть фотографии, расписки и показания свидетелей.

Если эти подозрения подтвердятся — прекрасно. Версия с карточным долгом мне не нравилась с самого начала. Карточный долг мог действительно когда-то существовать, но он был лишь прикрытием куда более грязных дел. Так что слушал я ее со все возрастающим интересом.

— Джонатану предстояло платить, или Барон грозил заявить в полицию, — продолжала она. — Джонатан вскипел. Он сказал, что не станет даже разговаривать с Бароном. Когда я видела его в последний раз, в субботу, он сказал только, что, по его мнению, Уолтер низко пал.

— Он должен был сказать и о другом, например, о чем был разговор с Полом Бароном. Как вы вообще познакомились с Редфордом?

— Я участвовала в одном телевизионном шоу вместе с Джорджем Эймсом и там встретила Джонатана.

— Не упоминал ли Джонатан в связи с шантажом кого-либо, кроме Барона?

— Нет, но ведь должны же существовать эти девушки, правда? И мне кажется, что племяннику и его подруге было что терять.

— Не упоминал ли Джонатан некоего Кармина Коста?

— Вы имеете в виду парня, чье заведение Джонатан закрыл в Нортчестере? Верно, Уолтер там тоже околачивался.

— Говорил он еще что-нибудь о Коста? Был ли он на него зол?

— Нет, насколько мне известно.

— Прекрасно. Не могли бы вы теперь все-таки сказать, кто вас ко мне направил?

— Никто. Я немного понаблюдала за квартирой Джонатана. Увидела вас. Вас легко описать, и я выяснила, кто вы.

— Но я все еще работаю на Сэмми Вайса.

— Найдите убийцу. Большего мне не нужно.

Она умолкла. Я заметил, как она из глубины большого кресла пристально уставилась на мою правую руку. «Из его кресла», — подумал я. В первый раз она дала волю чувствам, но тут же снова взяла себя в руки.

— Каков размер вашего гонорара?

По ее собственным словам, Джонатан оставил ей немало. Потому я сказал:

— Сотня в день, плюс расходы. Аванс за три дня.

Она посмотрела на меня испытующе. Я догадался, что она находит эту сумму слишком высокой для такой мелкой сошки, как я. Но потом отошла к письменному столу и вернулась с тремя стодолларовыми банкнотами. Она хотела заполучить убийцу во что бы то ни стало. И не только это.

— Сделайте так, чтобы я не фигурировала в деле, — сказала она.

— Если смогу, — покачал я головой. И оставил ее одну с ее коньяком и креслом.

В метро я почувствовал себя значительно лучше. Теперь у меня были триста долларов, клиентка и довольно основательный мотив этого убийства. Деньги для родни Редфорда ничего не значили, но перспектива скандальной огласки, судебного процесса и тюремного заключения выглядела довольно убедительно. Только у всех Редфордов все еще было алиби.

Пол Барон был мне как-то больше по вкусу в качестве убийцы, теперь и у него был серьезный мотив. В конце концов, может быть, Джонатан хотел видеть Барона потому, что намеревался заставить его повиноваться. Коста был прав: Джонатан обладал большой властью. И рвался к еще большей. Пол Барон мог сообразить, что ухватил кусок больше, чем может проглотить, и подставил Вайса. Алиби Барона было шатким. Обе его свидетельницы, вероятно, замешаны в шантаже.

Всю дорогу до конторы я думал, что нужно позвонить Гаццо и поделиться новостями, но не был уверен, достаточно ли у меня на руках козырей. Потому, усевшись, наконец, за письменный стол, я прежде всего позвонил в справочную телефонной службы поручений.

Решительно это был счастливый день. В деле впервые появился просвет. Служба поручений зафиксировала телефонный звонок. Сэмми Вайс, наконец, объявился. Он хотел меня немедленно видеть. И оставил адрес.

Глава 12

Этот дом был последним из десятка домов в коротком тупике в добрых полутора километрах от Белт-Парквей и вплотную к Ямайка-бей. Улицы по соседству, тихие и заросшие, не сверкали огнями, дома, в основном, старые, деревянные, походили на одинокие острова в заросшем камышом соленом болоте.

Пустынная Ямайка-бей одиноко замерзала в предвечерних сумерках, когда я остановил взятый напрокат автомобиль перед домом, стоявшим на отшибе. Дальше можно было разглядеть несколько разрушенных хибар на сваях — следы нашумевшей попытки сделать район доступным для жизни, теперь они выглядели, как форпост в безотрадном лунном ландшафте. Я был рад, что, согласно указанию, выбрался сюда один. Никто не смог бы приблизиться к дому незамеченным.

Я подошел к дому по расчищенной от снега тропинке и постучал. Немного погодя дверь открыл пожилой мужчина, куривший трубку.

— Чем могу быть полезен, молодой человек? — спросил он надтреснутым голосом.

— Я хотел бы видеть мистера Вайса.

— Вайса? — Старик сделал вид, что задумался. — Высокий и худой?

— Маленький, толстый, около сорока. Он меня вызвал. Я пришел один.

Старик сдался.

— Все в порядке…

Я вошел в тускло освещенный коридор, и тут же откуда-то появился молодой человек с пистолетом. Он ощупал меня, затем провел через дом в кухню. Там за кухонным столом сидела пожилая женщина. Мой провожатый кивком дал ей понять, что со мной все в порядке, и она сделала ему знак выйти. У нее был вид почтенной матери семейства, но подагрической рукой она крепко держала горлышко бутылки с хлебной водкой. У нее были холодные карие глаза.

— Посетители здесь нежелательны. Я не могу себе этого позволить. Я семнадцать лет на пенсии, и копы меня не знают.

— Бывает и так.

— Никаких пьяниц, никаких наркоманов, никаких женщин. В этом можете быть уверены. Но можно договориться и уладить. Если кто-то станет искать, не найдет и за год.

— А часто ваших гостей ищут?

— Ну уж будьте уверены. Они платят, чтобы быть в безопасности. Вы здесь лишь потому, что Вайс хорошо заплатил. А когда уйдете, забудьте, где вы были. У меня есть связи…

— Где Сэмми Вайс?

— Второй коридор, в конце. Смотрите внимательнее.

Поднимаясь по лестнице, я размышлял о старухе.

Она, вероятно, уже нажила состояние. Изо дня в день, из года в год сидела она здесь, получала деньги и ждала. Она не отваживалась оставить дом без присмотра. Она постоянно находилась в ожидании ареста и спала с открытыми глазами, чтобы делать деньги, которые никогда не сможет израсходовать, потому что они не дадут того, чего ей действительно хотелось. Кроме денег.

Вайс открыл на мой стук. На нем был все тот же галстук с той же самой булавкой. С понедельника он не раздевался. Этот «большой человек» обратился ко мне с язвительным смешком.

— Итак, теперь ты пришел. Ты, должно быть, услышал, что я купаюсь в деньгах.

— У меня есть клиент, который платит, — только и сказал я.

От него форменным образом пахло страхом. Судя по тому, как выглядела комната, он со времени своего прихода сюда только лежал на кровати и потел.

— Какой клиент? — хрипло выдавил он.

— Агнес Мур.

— Не знаю такой. Она имеет отношение к делу Редфорда?

— И она. И ты.

Он схватил меня за рукав.

— Я нет, Дэнни. Я его только ударил. Как я мог кого-нибудь убить ударом кулака?

— Его закололи, Сэмми. Кинжалом.

Теперь он ухватился за мой рукав обеими руками.

— Кинжал? Что за кинжал? Пол никогда ничего не говорил о кинжале.

Я наблюдал за ним.

— Он хорошо платит, не так ли?

Вайс сел на кровать.

— Пятьсот в день, но наверняка. Завтра я сматываюсь, слышишь? И ты мне поможешь, понял?

— Пол Барон дал тебе деньги, Сэмми?

Он ухмыльнулся.

— Пол не давал мне денег, он за меня поставил.

— Поставил? Каким образом?

— У Касселя, — буркнул он.

Кассель был букмекером с большими оборотами.

— Барон поставил за меня тысячу, которую мне был должен за то, что я для него сходил к Редфорду. Двадцать пять к одному, и лошадь первой пришла к финишу.

Я посмотрел на него в упор.

— Барон дал тебе двадцать пять тысяч долларов? Наличными?

Его темные глаза смотрели куда угодно, но только не на меня.

— Началась моя удачная полоса. Это хорошее предзнаменование. Теперь я в порядке.

Он знал, что все это далеко не так, но не хотел в этом признаться. Все мечтают о своей счастливой звезде. Только мелкие игроки и мошенники не могут ждать, пока их мечта осуществится. Они хотят этого немедленно и не утруждая себя. Они всегда голодны, неразумны и готовы верить, что даже невозможное чудесным образом совершится. Они убеждены, что даже глупейшая афера удастся и даже самая хромая лошадь выиграет, а фортуна просто подсунет им счастье из-под полы.

Вайс всю жизнь был неудачником, но продолжал верить, что аутсайдер ради него первым придет к финишу. Попытайся Барон всучить ему двадцать пять тысяч долларов, он счел бы это подозрительным. А вот ставка по подсказке с ипподрома оказалась для Барона безотказным способом подсунуть ему те же деньги. И почти безопасным способом.

— Расскажи мне всю историю, Сэмми, — сказал я. — С самого начала. Как он вообще додумался послать тебя за деньгами?

— Я знаю Барона давно. Бывал в его компании. А тут он звонит мне в понедельник в сауну. Часов в двенадцать. Я всегда хожу перед ланчем в сауну, это полезно для кровообращения. Он говорит, сходи, мол, после часа к Редфорду и получи деньги. Из них тысяча — для тебя. Представь себе, тысяча долларов! Ну вот, я поехал — и все расстроилось. Но об этом я уже рассказывал. Редфорд, должно быть, просто сошел с ума.

— Хорошо. А что случилось, когда ты ушел от меня?

— На углу я угодил в объятия Мисти. Та сказала, что Барон знает, в каком я затруднительном положении, и обо всем позаботится. Сказала, что я не должен показываться на людях, но постоянно давать о себе знать, пока Барон не сможет где-нибудь меня спрятать.

— Барон в любое время мог связаться с тобой?

— Конечно. Я каждый час висел на телефоне. Где-то в три пятнадцать ночи пришел Лео Цар, чтобы меня забрать. Лео — телохранитель Барона.

— Тогда ты уже знал, что Редфорд умер?

— Нет, клянусь! У меня не было времени на разговоры, нужно было улизнуть от Фридмана.

— Хорошо. И что потом?

Сэмми вытер пот с лица.

— Лео притащил меня в какую-то лачугу на 115-й улице. Я торчал там весь вторник. Вечером пришел Лео с бутылкой виски и сказал мне, что Редфорд умер. Он сказал, что у Барона плохо с деньгами, но ему дали неплохую наводку, и он поставит за меня. В среду Лео перевез меня в Бруклин. Около часа ночи он пришел и сказал, что лошадь выиграла. Мы пробрались в квартиру Барона, Барон дал мне двадцать пять тысяч долларов и сказал, что меня поместят сюда, а завтра меня с деньгами переправят через границу в Мексику. Завтра мы поедем в Мексику, да, Дэнни?

— Мы?

— Ты же мне поможешь? Барон сказал, что я должен взять тебя с собой.

— Барон сказал, что ты должен связаться со мной? Когда? Как?

— Часа два назад. Он присылал кого-то.

Я только смотрел на него. Может быть, с минуту. Минута молчания может показаться вечностью. Вайс дрожал, трепетал и потел. Я заставил его потеть. И решил сказать ему правду в лицо.

— Ты думаешь, что о ставке на бегах был тайный договор. Но ты знаешь, что двадцать пять тысяч долларов — это именно та сумма, которую должен был приготовить Редфорд и которая исчезла. А Барон тебя подставил. Барон всем и каждому рассказал, что ты не отдаешь ему двадцать пять тысяч. Он сказал об этом полиции. Кинжал, которым был убит Редфорд, также исчез. Деньги у тебя, скоро у тебя будет и кинжал! Ты не попадешь в Мексику, тебя найдут и с деньгами, и с ножом. Вероятно, мертвым.

— Нет! — Его глаза с ужасом уставились на меня.

— Черт возьми, Сэмми, Редфорда убил Барон. Вот откуда у него двадцать пять тысяч долларов. Но козлом отпущения он сделает тебя. Твой единственный шанс — уйти со мной, найти Барона и тащить его в полицию. Не было никакого карточного долга, Сэмми. Был шантаж!Они тебя внимательно выслушают.

Его жир заколыхался.

— Уходи! Чтобы я тебя не видел!

Я не знаю, удалось бы мне уговорить его выбраться из этой дыры, разрушить привычную надежду всех слабаков на то, что все обойдется, если только сидеть на месте и ничего не делать. Но этого не потребовалось. В дверях появились старуха и парень с пистолетом.

— Прочь, — прошипела она.

Я, в сущности, мог бы сообразить, что наш разговор проходил при посторонних.

— Так и случаются неприятности, — буркнула старая ведьма. — Тем, кто считает себя невиновным, здесь места нет. Убирайтесь, да поживее!

На мгновение мне показалось, что Вайс упадет в обморок, но он не упал. Я думаю, он боялся больше не очнуться. Шатаясь, он направился к двери. Я шел следом.

Мы спустились по лестнице. Старик уже держал настежь входную дверь. Снаружи нас встретил ледяной порыв ветра. Старик на прощание проводил нас словами:

— Только пикните, и вы оба мертвы. Никогда не возвращайтесь сюда.

Дверь захлопнулась. Уже стало темнеть, ветер дул нам в лицо. Вайс шатался, как пьяный. Я усадил его в машину и вспомнил о деньгах.

— Где деньги, Сэмми?

Он погладил свой пиджак. Деньги были в подкладке.

— О’кей, — кивнул я и постарался поувереннее произнести:

— Мы возьмем Барона.

Глава 13

Я остановился у своей конторы и доставил Вайса наверх. Потом позвонил Морту Феннеру, который работал в букмекерской конторе Касселя, и попросил проверить насчет Пола Барона, сделавшего в среду ставку 25:1. Ему не понадобилось ничего проверять: ставок 25:1 не было всю неделю.

— Тебе не остается ничего другого, как просмотреть результаты ставок, — сказал я Вайсу.

Вайс ничего не ответил, сделав вид, что ужасно занят. Он ведь мог бы узнать правду.

— Барон живет на 60-й Восточной улице? — спросил я Вайса.

— У него несколько пристанищ, — помедлив, ответил он. — Мне он передавал деньги над клубом, на Пятой улице.

Я достал из сейфа свой старомодный револьвер 45-го калибра.

Не бывает правил без исключений. Я не люблю хвататься за оружие, я считаю это унизительным, вполне может случиться, что Лео Цар, телохранитель Пола Барона, перейдет мне дорогу, а такого буйвола, как он, можно остановить старой «пушкой», если я окажусь достаточно близко, чтобы достать для удара.

Когда мы прибыли на Пятую улицу, в клубе царило оживление. Вход в жилую часть, расположенный рядом, не был освещен. Вайс указал на звонок без таблички. Но я не хотел давать Полу Барону время для подготовки.

Старая дверь естественно имела щель у косяка. Я приспособился к ней и резко нажал. Замок открылся. Впереди себя наверх я послал Вайса. Тот пробирался так тихо, словно шел по вате. Непосредственная, зримая опасность явно взяла верх над общим неопределенным страхом.

На третьем этаже я прислушался у двери последней квартиры, но ничего не услышал. Замок был обычный, с защелкой, но чтобы его открыть, пришлось бы долго возиться. Дверь и коробка были старые и покоробившиеся. Я приготовил свою «пушку», отправил Вайса к стене и примерился левой ногой как раз под замок.

Дверь отлетела в сторону, я рванулся вперед с «пушкой» в руке — и просто физически ощутил пустоту. Там никого не было. Я включил верхний свет и позвал Вайса. Тот вошел и встал посреди комнаты, явно опасаясь до чего-либо дотрагиваться.

— Ты уверен, что это та самая квартира? — поинтересовался я, так как вид помещения показался мне странным. Оно было теплым и уютно обставленным. Мебель не новая, но так тщательно ухожена, как будто о ней заботилась женщина.

— Абсолютно уверен, Дэнни. Здесь, у этого стола мы накоротке выпили.

— Барон жил здесь с женщиной?

— Когда он мне давал деньги, здесь была одна девушка.

— Мисти Даун?

— Нет, совсем юная штучка. Он ее называл Карла.

Карла Девин, другая свидетельница алиби Пола Барона. Я почувствовал себя немного получше. Потом прошел в спальню, включил свет и почувствовал себя совсем плохо.

Пол Барон лежал на полу навзничь. Кровь вокруг побурела и засохла. На рубашке зияли две дыры. Лицо было перекошено злобной гримасой, а щетина отросла на полсантиметра. Левая рука вытянута, правая подвернута под спину.

Я собрался с силами и перекатил его на живот. Он был твердым, как доска и перевернулся весь сразу. Рука за спиной сжимала дьявольский нож с пружинным лезвием. Он отдал его не без сопротивления, но все-таки отдал. Я вернул тело в прежнее положение и заглянул под кровать.

Из гостиной раздался приглушенный стон и торопливые нетвердые шаги.

Я выскочил и успел перехватить Вайса у разбитой двери. Он вцепился в нее и пытался открыть. Я схватил его за шею и потащил назад. Мы упали на пол, и я потерял опору. Пока я проклинал свою недостающую руку, Сэмми поднялся на ноги. Я тоже вскочил и бросился к двери, чтобы преградить ему дорогу. Раньше я никогда не видел затравленного зверя, но теперь знал, как это выглядит. Он навалился на меня, словно успел превратиться в носорога. Я выхватил свой тяжелый револьвер.

— Остановись, Сэмми!

Вайс не мог или не хотел меня слушать, глубоко в своем хитром маленьком мозгу он знал, что я не выстрелю. Он пошел на меня с кулаками. Я замахнулся своей «пушкой» и ударил его по плечу. Он застонал. Я ударил еще раз и попал по большому пальцу его левой руки, так что он взвыл, сел на пол и стал сосать его, как огромный ребенок. Темные глаза недоверчиво и печально смотрели на меня: я погубил его, я его убил.

— Ты не проживешь и двух часов, Сэмми, — сказал я как можно мягче. — Я твой единственный друг.

— И что из того! Тоже друг, называется!

Он вызывал жалость, как больной ребенок. Я опустился на корточки и взглянул ему прямо в лицо.

— Послушай меня, Сэмми. Барон мертв. Он повесил на тебя убийство Редфорда, но теперь уже не сможет ничего к этому добавить. Я думаю, что он сам убил Редфорда, но сейчас еще не смогу этого доказать.

Он слушал меня, но я не был уверен, что понимал. Походил он на дикое животное, оказавшееся среди лесного пожара. Его мозг твердил только одно: бежать, бежать, бежать, бежать хоть в реку, хоть в пропасть. Мне нужно было достучаться до его рассудка.

— Расскажи мне со всеми подробностями, что происходило здесь вчера вечером, Сэмми, — сказал я как можно спокойнее.

Он моргнул, задумался, и это усилие, казалось, вывело его из состояния транса.

— Я же говорил тебе, Дэнни. Я поднялся, мы немного выпили, он дал мне деньги, и я скрылся у старухи.

— Кто тебя отвез туда? Лео Цар?

— Лео вообще здесь не было. Я поймал такси около дома. Стоянка такси как раз рядом с клубом.

— Ты ехал в такси всю дорогу до Ямайка-бей?

— Ну и что? У меня же были деньжата.

Я вздохнул.

— Кто-нибудь еще видел тебя приходящим или уходящим?

— Когда я уходил, в коридоре какой-то пьяный скандалил с управляющим домом.

Я только посмотрел на него. Он опять попался, о чем я по-своему пожалел. Иначе это причинило бы меньшую боль.

— Барон, очевидно, мертв уже не меньше двадцати четырех часов, Сэмми. С того самого времени, когда ты вчера вечером был здесь. Не ты ли его убил, Сэмми? Ты припомнил ему, что он тебя хотел подставить? Он пытался удержать тебя здесь, чтобы выдать? Ты узнал, что он убил Редфорда? Он пытался тебя убить? Чтобы заткнуть тебе рот, чтобы можно было подсунуть полиции мертвого беглеца?

Он вскочил.

— Я никого не убивал! За всю свою жизнь и никогда не держал в руках оружия. Я даже не знаю, как с ним обращаться.

Невозможно было понять, лжет он или нет. Страх засел глубоко, но и хитрость тоже. Если бы он действительно убил обоих, Редфорда и Барона, говорил бы он точно так же и точно так же вел бы себя.

— Ни один человек не поверит в ставку на бегах, Сэмми, — продолжал я. — Ни один разумный человек, Сэмми, да и не было никакой ставки. Они будут считать, что у тебя деньги либо Редфорда, либо Барона, и им будет безразлично, чьи именно. Ты убил Рэдфорда из-за денег, или Барон убил его из-за денег — никого не будет интересовать. Исходить будут из того, что Редфорда убил один из вас двоих, и дело сочтут законченным, так как Барон теперь тоже мертв и его убийство можно свалить на тебя.

Он съежился.

— Нет, я клянусь!

— Тебя видели уходящим примерно в то время, когда Барон был убит. Шоферу такси доводится ездить в Ямайка-бей, может быть, раз в год, он сразу тебя вспомнит. Каждый знает, что Барон тебя разыскивал. Ты завладел деньгами. Держу пари, что никто не видел Барона живым после твоего визита, если он вообще еще был жив.

Сэмми пристально смотрел на меня, и вдруг у него на глазах появились слезы. Крупные, безнадежные слезы, от которых он походил на плачущего бегемота, только это было совсем не смешно. Я задумался, что можно сделать, чтобы помочь ему, когда широкая сияющая улыбка озарила его лицо, орошенное слезами, так же внезапно, как до этого хлынули слезы.

— Девушка, Дэнни, Карла! Она оставалась здесь, когда я ушел. Все о’кей, Дэнни. Ищи Карлу. Она все знает.

Я наблюдал за ним. Он уже упоминал о девушке, значит, то, что он сказал, могло соответствовать истине. Может быть, для Сэмми наконец засияло солнце.

— Ну, прекрасно. Мы ищем девушку. Полагаю, что знаю, где ее найти. Ты сможешь описать ее внешность Гаццо, чтобы доказать, что ты действительно ее видел?

— Гаццо? — Его улыбка погасла. — Ты должен меня спрятать!

— Нет, Сэмми. — Я сунул ему под нос револьвер. — Не нужно больше убегать. Если ты не наврал с три короба, где-то есть убийца, который постарается избавиться от тебя навечно. Барон мог быть убийцей Редфорда, но кто-то прикончил и Барона. Если тебя найдут мертвым — скажем, как самоубийцу, — все нити прекрасно сойдутся вместе и для копов дело будет закрыто. Или ты хочешь, чтобы тебя превратили в козла отпущения?

— Мне безразлично! Я не буду…

— Нет, ты будешь! И не только ради себя. Уже хотя бы только потому, что я здесь, с тобой, я даю убежище беглецу, скрываю преступление и иду против закона. Если ты виновен, можешь пропадать без меня.

— Еще друг называется! Ты мне не веришь? Я ухожу!

Он шагнул. Я прицелился. Он остановился.

— Я буду стрелять, Сэмми. Ты в бегах, ты всю свою жизнь был в бегах. И я выстрелю без колебаний, если понадобится.

Он уставился на «пушку», и лицо его стало похожим на мягкий воск. Я положил револьвер так, чтобы был под рукой, и позвонил Гаццо.

Вайс одиноко дрожал посреди комнаты.

Глава 14

Шел уже четвертый час утра, когда я прошел следом за Гаццо в его кабинет. Говорил он со мной только по необходимости. Ему не понравилось, что я занялся поисками Барона, и уж совсем ему не понравилось, что я на свой страх и риск сначала отыскал Вайса.

— Вы накрыли малину? — спросил я.

— Боишься за свою шею?

— На что будем держать пари?

— Пока будем только держать их под наблюдением.

Он уселся за свой письменный стол и пристально уставился на меня. Вайс на первых двух допросах оставался верен своей версии событий. Я не знал, как долго он продержится, даже если не врет. Вайс настаивал, что он только подрался с Редфордом, даже после того, как ему показали снимок трупа. Он пытался отвернуться — смерть его ужасала. Но его заставили смотреть, и он посмотрел только раз и сразу сказал, что когда он убегал, человек был жив.

Я сказал Гаццо:

— Полагаю, после того как Сэмми сбежал оттуда, Барон воспользовался черным ходом. Или он слишком напирал, или Редфорд, но как бы там ни было, Редфорд был убит. Барон забрал деньги, но потом испугался того, что сделал. Сэмми был прекрасной кандидатурой для подставки. Барон его и использовал или, по меньшей мере, пытался это сделать. Так вполне логично можно объяснить его поведение.

— Возможно, — кивнул Гаццо, — если верить Вайсу. Если верить Барону, все выглядит иначе. Вайс убил Редфорда, взял деньги и улизнул. Барон его искал. И нашел. Но перегнул папку, слишком нажал, и Вайс его убил.

— Сэмми убил такого типа, как Барон? В присутствии Лео Цара?

— А почему нет? Загнанная в тупик крыса кусается, — бросил Гаццо. — Во всяком случае, деньги сейчас у Вайса. Не играет роли, были они с самого начала у него или у Барона. Барон ни в коем случае не отдал бы их Вайсу. Только не Пол Барон. А история со ставкой — действительно высший класс!

Так и только так: Вайс убил или обоих, или хотя бы Пола Барона. Ничего другого полиция знать не хотела. Они могли преспокойно ограничиться обвинением Вайса в убийстве Барона. И вполне могли быть правы. Вайс был прирожденным лгуном. Только вот история со ставкой была настолько нелепа, что я Вайсу поверил.

— Откуда вы знаете, что это были деньги Вайса?

— У него нашли бумажку с номерами банкнот.

— Значит, вот почему вы хотите знать, платил ли мне Вайс?

— Точно. — Гаццо изучал потолок. — Барона застрелили в упор из автоматического пистолета 45-го калибра. Первый выстрел свалил его на пол, второй настиг, когда он уже упал. Одна пуля застряла в костях. Врач сумел установить время лишь приблизительно, между одиннадцатью вечера и пятью утра в ночь на четверг. Но до часа Барон находился здесь, значит, это должно было случиться позднее.

— Он поведал вам свою историю поисков Вайса?

— Насколько я знаю, он тоже его искал, — осторожно заметил Гаццо. — Вайс утверждает, что прибыл к Барону около половины второго и уехал в половине третьего. Шофер такси помнит долгую поездку на Ямайка-бей, да и управляющий домом помнит Вайса, так как воевал с пьяным в коридоре, когда Вайс проходил мимо. Никто больше Барона живым не видел.

— Кроме, может быть, девушки — Карлы Девин.

— Она уже едет сюда. И, надеюсь, сможет снять вину с Вайса.

— Что с выстрелами? Их кто-нибудь слышал?

— Ты же знаешь Виллидж, Дэн. Десять человек слышали что-то, похожее на выстрелы, разброс времени — между девятью и четырьмя часами утра. Как можно верить таким показаниям?

— А что с ножом и пистолетом?

— Никаких следов, Дэн. Оружие или в реке, или в Ямайка-бей. Мы его никогда не найдем, если даже Вайс скажет, куда его выбросил.

— Что-то мне все это не нравится.

— Ладно, Дэн, — сказал Гаццо, — предположим, что с убийством Редфорда Вайса подставили. Все было проделано просто мастерски. И при этом у Вайса появляется двойной мотив для убийства Барона. — Он перегнулся через стол. — Послушай, Дэн. Если Вайс Барона не убивал, объясни мне два других обстоятельства, на которые нельзя не обратить внимание. Одно — то, что два разных человека, независимо друг от друга, хотели подставить одного и того же Сэмми. Странное совпадение. И попробуй объяснить его прокурору! И второе: Барон дважды пытается пришить Вайсу убийство, даже ценой своей собственной смерти. Это что-то новенькое!

Я ничего не ответил. И что я мог сказать? Я был твердо убежден, что Барон пытался повесить на Вайса убийство Редфорда. А теперь Вайс оказался в петле из-за убийства Барона, как бы ни казалось странным, что человек хочет пришить кому-то убийство самого себя. Прокурор, взявшись за такое дело, имел бы шанс прославиться. При сложившихся обстоятельствах каждым новым доказательством вины Барона в смерти Редфорда я ухудшал положение Вайса как вероятного убийцы Барона.

Гаццо с удовольствием наблюдал за моим безмолвным смущением, когда вошла красавица дежурная, чтобы сообщить о прибытии Карлы Девин.

— Пригласите ее сюда, — велел Гаццо.

Карла вошла медленно, на пороге едва не запнулась. Она оказалась изящной куколкой: крошечного роста, темноволосой, с кожей цвета слоновой кости, лицом мадонны и глазами величиной с два грецких ореха. Глаза смотрели испуганно. Обеими руками она стискивала сумку, как маленькая девочка — школьный портфель.

— Садитесь, пожалуйста, мисс Девин, — пригласил ее Гаццо.

Она присела на край стула, при этом миниюбка обнажила до весьма опасного уровня ее крепкие молодые бедра. Я смотрел на них, как зачарованный. Гаццо — нет. И последнее смутило юную красотку гораздо больше, так как обычно все мужчины реагировали, как я.

— Будьте добры сказать, где вы были в среду вечером?

— В среду вечером? — Она смотрела Гаццо в лицо. — Минутку. Помню, я была с Полом.

— Полом Бароном?

Под глазами Гаццо пролегли темные круги. Он был удивлен. Я тоже. Кроме того, я был полон надежды.

— Мы ходили поужинать. Конечно, это была среда.

— А потом? — спросил Гаццо.

— Он проводил меня домой. Ему нужно было еще куда-то.

— Куда домой?

— Университет-плаза, 47, квартира 12-С.

— И когда это было?

— Ну, около половины одиннадцатого. В одиннадцать ему нужно было уйти.

— Ему нужно было ко мне, — пояснил Гаццо. — Отсюда он ушел около часа. Где вы встретились после этого?

Она захлопала ресницами.

— Вы имеете в виду — в среду? Вообще не встречались. Я его с тех пор совсем не видела. Но такой уж Пол, честно. Он приходит и уходит, когда хочет.

— Вы вообще не видели Барона после половины одиннадцатого вечером в среду? — спросил Гаццо. — Вы уверены? Мы проверим, мисс Девин.

— Нет, честно. У Пола… У него неприятности?

Я склонился к ней.

— В среду ночью, в половине второго, вы были в его квартире на Пятой улице. Вы присутствовали, когда Барон передавал мужчине по фамилии Вайс выигрыш на скачках.

Она одарила меня глубоким взглядом своих больших карих глаз.

— Вы имеете в виду Сэмми Вайса? Так это было не в среду. Может быть, неделю назад, честно. Я не часто бываю в квартире Пола. Там живет Мисти. Сэмми Вайса я там видела, но давно, с неделю назад. Только речи о скачках не было.

Трудно было заподозрить, что она лгала. Гаццо бы так не подумал. Он подумал бы, что лжет Вайс.

Карла Девин еще раз спросила:

— У Пола неприятности?

Я не отставал:

— Барон говорил, что он в понедельник был с вами вместе. Это верно?

— Верно, он пришел…

— Барон мертв, — перебил я ее, — алиби ему больше ни к чему.

— Мертв?

Гаццо прошипел:

— Он был с вами в понедельник?

Она кивнула.

— Да, только… Только в другое время. Он пришел ко мне в половине третьего, а не в половине второго. Но сказал, что я должна называть час тридцать. А он умер? Умер?

Суставы ее пальцев, судорожно стиснувших сумочку, побелели, и она в картинном обмороке рухнула со стула. Гаццо вскочил, как ужаленный. Если она играла, то играла хорошо. Гаццо вызвал свою красавицу сотрудницу.

— Позаботьтесь о ней! Когда придет в себя, получите письменные показания.

Кто-то еще пришел на помощь очаровательной дежурной, и они вынесли Карлу Девин из кабинета. Я наблюдал за этой возней, понимая, что они унесли с собой последний шанс Вайса.

— Он врет, Дэн. Он все время врал, — наконец сказал Гаццо.

— Девушка тоже уже раз соврала.

— Ради Барона. Может быть, Барон действительно убил Редфорда, но теперь он мертв. Зачем ей врать дальше?

Гаццо сказал это почти с горечью. Хороший детектив, такой, как Гаццо, всегда живет на краю опасности. Но еще ближе он живет к краю безумия, которое, словно пропасть, угрожает людям, за которыми решение: кому жить, а кому умирать. Гаццо не жестокий человек, и потому ему тяжело взваливать на себя судьбу жалкого ничтожества, вроде Вайса. Это бередит такому человеку, как он, невидимые раны, огорчает его.

Мы сидели некоторое время молча. Потом я спросил:

— Каким, собственно, образом у Редфорда оказались записаны номера банкнот?

— Откуда я знаю! Может, такова была его привычка, когда дома собиралось много наличных, может быть, он готовил ловушку Барону. Ты же говорил мне, что тот приходил с целью шантажа, а не за карточным долгом. Возможно, Редфорд просто был умудрен опытом?

Мы опять сидели молча. Мне больше ничего не приходило в голову, не о чем спросить, не о чем заговорить… Немного погодя я встал и натянул пальто. Гаццо провожал меня взглядом.

— Вайс виновен, Дэн. Не впутывайся в это дело.

— Возможно, — сказал я. — Знаешь, я бы хотел найти оружие. Покопаться в дерьме, так сказать. На это я как детектив еще имею право, не так ли?

— Иди к черту.

Гаццо стал бы копать дальше, как и я, но, возможно, ему недоставало уверенности. Только прокурор всегда уверен в своем деле. Он должен уметь сделать выбор и внушить себе абсолютную уверенность.

Я вышел на улицу и сел в машину. Было ужасно холодно. Я сидел за рулем, следил за выходом из здания и курил сигарету за сигаретой.

Уже рассветало, когда вышла Карла Девин. Гаццо был добросовестным копом, он основательно зажал ее в клещи. Но она осталась при своих показаниях, иначе бы сейчас не вышла.

Карла заспешила вниз по замерзшей улице в другую сторону. Я вышел из машины и последовал за ней. Она зябко куталась в меха до самых глаз. И тут перед ней распахнулась дверца обтекаемого спортивного автомобиля. Я побежал. Она увидела меня и бросилась в машину. Я успел схватиться за ручку. Спортивный автомобиль взревел, рванулся с места и потащил меня за собой. Ее большие карие глаза смотрели из машины мне в лицо. За рулем, скаля зубы, сидел хрупкий бледный кудрявый юноша.

Однорукому не открыть дверцу автомобиля на ходу и не провисеть на нем, если автомобиль с места разгоняется под сотню. Я сполз спиной вниз и вынужден был отцепиться, изрядно приложившись о мостовую. Так изрядно, что даже не потрудился взглянуть, куда уехала машина. И не попытался рассмотреть в темноте номер.

Через некоторое время я поднялся, поехал домой и лег в постель. Что я вообще мог бы узнать от Карлы Девин?

Глава 15

Кто-то плакал. Я голый тащился по снегу и заметил, что это была моя рука, которая лежала за мусорным баком. Однако потом оказалось, что плакала не моя рука, а Сэмми Вайс. Трое громадных мужиков лупили Сэмми по лицу крышкой мусорного бака. Я застонал. Затем отец схватил меня за пустой рукав, и я зарычал на него — он должен исчезнуть, исчезнуть, исчезнуть…

Я проснулся от солнечного зайчика на лице и мгновенно сообразил, что именно Вайс должен исчезнуть, убраться, испариться.

Закурив, я остался лежать в постели и чувствовал себя внутренне опустошенным и перегоревшим. Я дошел до мертвой точки, в буквальном смысле слова. Я дошел до такого состояния из-за шаткого предположения, что Вайс не был убийцей Джонатана Редфорда. И как раз когда я почти уже был уверен в том, что Джонатана убил Пол Барон, убивают Барона, и Вайс оказывается в тисках улик плотнее, чем когда-либо.

Он лгал? Я этого не знал. Я знал только, что, убив двух человек, сам стал бы лгать.

Я встал и включил кофеварку. Потом включил обогреватель и сел за кухонный стол. Ладно, пусть я в тупике, пусть слишком много неизвестных и много вероятностей. В науке есть свои методы решения задач со многими неизвестными и недостающими данными. Там неизвестным придают заданные значения и строят гипотезы, которыми объясняют известные факты. Исходные условия могут оказаться неверными, но они дают возможность начать.

Я подождал, пока закипит кофе, и налил себе чашку. Мое допущение, мой отправной пункт заключался в том, что Вайс сказал правду. Моя гипотеза состояла в том, что Джонатана Редфорда убил Пол Барон. Это могло быть неверным, но зато вполне вписывалось в обстоятельства дела, им можно было оперировать и получить возможность выяснить, почему был убит Барон.

Редфорд мертв. Тогда что же? Жажда мести? Узнай семейство Редфордов, кто убийца, они прибегли бы к помощи закона. Моя клиентка Агнес Мур? У нее был мотив и, вероятно, хватило бы и ненависти, и мужества.

Ну что ж, вполне возможно. Этим стоило заняться.

Редфорд мертв. Барон принял меры, чтобы подставить Вайса. Казалось, все устроилось: копы пошли по следу Вайса, Барон все еще владел материалами, которыми мог шантажировать Уолтера Редфорда. Решился бы он снова их использовать, попробовал бы снова прижать Уолтера, который стал богат? Или кто-то, предположив, что Барон не угомонится, решил его остановить? Убрать раз и навсегда с пути угрозу?

Или существовал какой-то партнер Барона, сообщник, напуганный убийством Редфорда и посчитавший, что живой Барон ему опасен? Кто-то, имевший общие дела с Бароном и переставший доверять ему после убийства Редфорда?

Или, может быть, этот партнер Барона решил сам заняться шантажом Уолтера?

Партнер, оказавшийся слишком жадным…

Партнер?

Другое научное правило рекомендует изучать факты, какими бы нелепыми они ни казались. Ни один человек не додумался бы дать себя убить с целью кого-то подставить. Но именно так сделал Барон. Два факта, оба не могли иметь места, и, однако, они были. Напрашивался ответ: Барон не предвидел последствий того, что совершил. Он стал жертвой крупной махинации.

Кто-то изменил план, позаботившись о том, чтобы Барон сам подготовил свое убийство, когда пытался подставить Вайса. Кто-то, кто был знаком с Бароном и со всем планом до такой степени, что был в курсе всех дел Барона, в том числе и прошлых, и контролировал его действия. Особа, которая все время работала вместе с Бароном. Неизвестный партнер.

Доказательство было буквально перед носом: приказ Барона Вайсу связаться со мной. У Вайса он не вызвал подозрений — Сэмми был уверен, что Барон знает, где он скрывается. Но ведь Барон уже был мертв, когда Вайс получил этот приказ…

Я начал одеваться. Приказ отдал человек, знавший, что Барон мертв. Чтобы выкурить Вайса из убежища, чтобы меня заманить к Вайсу и затем, по логике развития событий, к Барону. Ведь когда Вайс впервые изложил мне свою историю, я мог принять всего лишь два решения: или я отправляюсь на поиски Барона — что я и сделал, или передаю Вайса полиции. Тогда уже полиция начала бы искать Барона. Зато когда Барон был найден, никто уже не верил рассказу Вайса — ведь все указывало на него, как на убийцу. Цель была достигнута.

Я зашел в ближайшую закусочную, чтобы позавтракать. Гаццо сказал бы, что не было никакого приказа, что Вайс выдумал всю эту историю, чтобы убедить меня, что он ничего не знал о смерти Барона. Да, Гаццо мог быть прав, но я исходил из того, что Вайс не лгал. И, значит, партнер был. Лео Цар знал, где скрывается Вайс, но Лео не вписывался в общую картину. Понятно, он действовал бы иначе. Впрочем, на мой взгляд, он совсем не подходил на роль партнера Барона и интригана, ведущего двойную игру. Он был лишь подчиненным, верным спутником и ассистентом Барона. Конечно, я мог ошибаться.

В ожидании заказа я позвонил Редфордам в Нортчестер. Батлер сообщил мне, что Уолтера нет, а миссис Редфорд дома. Я ждал и слушал шорох в трубке. Никто не подходил. Потом вдруг объявилась миссис Редфорд.

— Опять вы, мистер Форчун? — спросила она.

— К сожалению. Не могли бы вы мне сказать, все ли члены семьи были дома в среду ночью? Между полуночью и пятью часами утра? Начните с себя.

— Вы слишком прямолинейны, мистер Форчун. Полагаю, что я была в постели. Опять что-то случилось?

— Застрелили мужчину по фамилии Барон. Полиция еще не появлялась?

— А почему она должна появиться? Я ведь уже вам говорила, что не знаю никакого Пола Барона.

— Зато Уолтер знает.

— Тогда, наверное, полиция звонила Уолтеру…

— Он был дома в среду ночью?

— Нет. Они с Дидрой ездили в Нью-Йорк. Я думаю, они ночевали у Джорджа.

— А ваша дочь?

— Моргана? Полагаю, она была здесь. Да, я знаю это точно.

— Насколько точно?

— Но помилуйте, мистер Форчун! Вы же сами недавно с ней разговаривали. Конечно, у нее собственный дом, и я ее Не контролирую. Но в четверг хоронили беднягу Джонатана. Я уверена, что она была здесь.

Я поблагодарил и ждал, что она положит трубку. Но в трубке шум затих не сразу. Лишь после небольшой паузы раздался щелчок.

И я вернулся к яйцам.

* * *
Уолтер Редфорд открыл мне дверь квартиры на Шестидесятой улице. Его лицо вытянулось, рот сжался, глаза-пуговицы стали еще меньше, чем обычно, а манеры — еще хуже.

— Что вам нужно?

— Задать еще несколько вопросов.

Улыбка, казалось, причиняла ему боль.

— Уходите.

Он попытался испепелить меня взглядом, но куда там! Вернув ему такой же взгляд, я протиснулся мимо него в квартиру. Сразу бросились в глаза изменения. В гостиной стояли две огромные медные лампы с безобразными абажурами, чудовищное кресло со скамеечкой для ног и резной курительный столик. Гармония была нарушена. Привлекательная викторианская деловитость исчезла. Все выглядело так, как будто холостяк Джордж Эймс сверг господство Джонатана.

Я повернулся к Уолтеру.

— Я знаю, в чем на самом деле заключается история с двадцатью пятью тысячами долларов. Полиция тоже знает, хотя я сомневаюсь, что они станут опровергать вашу ложь. Они понимают, с кем имеют дело, и постараются обойтись без этого.

— Не понимаю, о чем вы…

— Что именно было у Барона на руках против вас?

— У Барона на меня вообще ничего не было. И вы ничего не сможете доказать.

— Вы хотите сказать, что теперь, когда Барон мертв, уже невозможно ничего доказать? Какая удача!

Он сжал кулаки и шагнул ко мне. Я только ухмыльнулся.

У него были обе руки, но я помнил, как он замахнулся на Коста. Со мной не часто случалось, чтобы я физически чувствовал себя на высоте. И действительно, его руки бессильно упали.

— Уходите, Форчун. Пожалуйста.

Его голос звучал плаксиво, как у маленького мальчика, который просит отца оставить его в покое.

— Похоже, у вас был убедительнейший мотив для убийства Барона. Если он убил Джонатана, ему срочно нужны были деньги, чтобы скрыться. Он опять вас шантажировал? Он связался с вами?

— Конечно, нет. И я даже не знал, что он умер, пока сегодня утром не пришла полиция. Я сказал неправду об истории с шантажом. Прекрасно. Почему я должен был еще добавить, что участвовал в нелегальном бизнесе? Я понятия не имел, что Пол мог убить моего дядю. Я даже не знаю, он ли вообще это сделал. Полиция склонна считать, что обоих убил ваш Вайс.

— И это вас вполне устраивает, не так ли?

— Мне просто безразлично, и все.

— Теперь вы богаты, а Барон мертв. Дело сделано.

— Ну и что?

— Кто бы ни убил Барона, он завладел тем, что тот имел против вас.

Его рот снова сжался, но он промолчал.

— Карла Девин была соучастницей Барона?

— Да. Маленькая стерва была влюблена в Пола.

— Кто еще? Мисти Даун?

— Больше никто… Никто, если вы имеете в виду партнеров… или соучастников. У него были имена, адреса, чеки, фотографии.

— Расскажите мне, как было дело.

— Мы играли в покер, и я проиграл. Не двадцать пять тысяч, а пять, но проиграл. Он остался очень мил, но сказал, что ему срочно нужны деньги. Я ответил, что от Джонатана больше ничего не смогу получить. Он сказал, что все понимает, но у него затруднения и больше он ждать не может. И еще он сказал, что у него есть идея, как мне быстро рассчитаться со своими долгами. У него есть несколько девушек, с которыми он работает, они заплатили бы мне за нужные контакты. У меня ведь масса богатых приятелей, и если я организую им встречи, девушки будут платить, и мужчины тоже, если я за это правильно возьмусь.

Мне предложение понравилось. Ведь я смог бы использовать свои священные семейные связи, чтобы делать деньги. Итак, я связался со всеми приятелями и знакомыми, предложив им приглашать и других клиентов. Все были довольны, мне тоже перепадало. Вот тогда Пол начал на меня давить.

— Когда это произошло? По порядку, пожалуйста.

— Я познакомился с Полом… пожалуй, скоро будет с полгода. Месяца три назад начался бизнес с девушками. А в прошлое воскресенье Пол предъявил мне свой ультиматум.

— И в понедельник послал Вайса получить деньги. Но ведь он должен был до этого позвонить Джонатану и выложить карты на стол, чтобы нажать на него. Вайсу же он, напротив, сказал, что речь идет о карточном долге.

— Я не знаю, что он сделал. Думаю, он просто не вытерпел.

— Тогда шантаж был направлен против Джонатана или против всей семьи. Барон должен был действовать, пока его козыри оставались в силе.

— Я ему говорил, что Джонатан не станет платить.

— Ему следовало вас послушать, — сухо заметил я. — А теперь скажите мне, где вы были в среду ночью. Всю ночь.

Он сверкнул глазами, ощетинился, но все равно казался мне бьющейся в сетях рыбой. Не дрожащим от страха, но отчаявшимся и несчастным.

— Почему я должен это делать?

— Потому что я от вас не отстану, пока не узнаю.

— Ну ладно. У меня были билеты в театр, уже с неделю. Хотя я считал это неприличным в вечер накануне похорон, но мать сказала — почему, собственно, нет? Дидра присоединилась к ней. Ну вот… У меня еще сохранились билеты, и я могу рассказать о спектакле. Потом мы зашли выпить к Дауни. Помню официанта. Перекусив, поехали сюда. Джордж уже был дома. Мы вместе ездили на похороны в Нортчестер.

— Когда вы вернулись сюда?

— Около двух.

Джордж Эймс выбрал для своего выхода именно этот момент. Он, должно быть, ожидал за кулисами. В гостиную он вошел в безупречном сером твидовом костюме с широкой черной повязкой на рукаве. Твидовое пальто небрежно накинуто на плечи, рукава свободно болтались.

— Вы все время на ногах, мистер Форчун? Мне однажды пришлось играть Шерлока Холмса, так мой герой практически не покидал кресла.

— Другие времена, другие методы, — буркнул я. — Когда вы пришли в среду вечером домой, мистер Эймс?

— В среду? Минутку, это вечер после нашего разговора в Нортчестере, не правда ли?

— Верно.

— Да, тогда я вернулся в Нью-Йорк поздно вечером. Дорога оказалась довольно утомительной. Я бы сказал, что домой добрался около полуночи. И нуждался в ночном отдыхе перед похоронами.

— Таким образом, к двум часам ночи здесь были только вы вдвоем и Дидра Фаллон, чтобы подтвердить ваше присутствие?

— Предполагаете семейный заговор? — фыркнул Эймс.

— Барон был мошенником, который шантажировал всю семью, — продолжал я невозмутимо. — Вы все должны были видеть в нем паразита, которого следовало уничтожить.

— Тогда я предлагаю вам доказать, что одного из нас здесь не было.

— Есть и другие члены семьи. К тому же вы могли нанять убийцу Барона.

— Ваша фантазия кажется безграничной.

— Вы познакомили Джонатана с Агнес Мур?

— Черт возьми, примите мои комплименты. Видимо, ваша внешность заставляет вас недооценивать. Верно? — Эймс нахально осмотрел меня. — Да, я пользовался вниманием Агнес, но Джонатан ей понравился сразу. Она как раз готовила со мной телепрограмму о добром старом варьете. Это, в сущности, не мое амплуа, но меня это забавляло…

Я понял, что опять пошли воспоминания…

— Вы знали, что он с ней часто встречался?

— Да, я догадывался об этом.

— А кто еще знал или догадывался?

— Полагаю, никто. Он предпочитал свои личные дела держать в тени, как и мы все.

Эймс поглаживал свои серые перчатки.

— Я с удовольствием побеседовал с вами, мистер Форчун, но мне нужно в клуб, я уже опаздываю. Привычки — опиум для пожилых мужчин. Уолтер?

Уолтер стоял у окна и смотрел вдаль. Казалось, он рассматривал город, лежащий у его ног, но я думаю, что он видел только ту картину, что развертывалась в его голове. Его руки были снова сжаты в кулаки.

— Уолтер! — повторил Эймс. — Я увижу тебя за ужином?

— Что, простите? — Уолтер обернулся. — Ах да, я не знаю. Я… Все зависит от намерений Дидры.

— Ты мне сообщишь? — бросил Эймс, поклонился в мою сторону и вышел из комнаты.

Эффектный уход. Эймс всегда чувствовал себя на сцене. Я стал думать о нем. Возможно, он срочно нуждался в деньгах и знал о побочном занятии племянника?

Я спросил Уолтера:

— Могу я поговорить с мисс Фаллон?

— Ее здесь нет. — Он снова отвернулся к окну. — Уходите, Форчун.

— Сейчас. У меня как раз появилась интересная идея. А что, если шантаж был лишь маскировкой? Вы вместе с Бароном задумали убить вашего дядю. А затем избавились от Барона. Как, хитро? Я никак не могу отделаться от мысли, что вы больше всех выгадываете от обоих убийств.

Он обернулся.

— Но я и без того через год получу свои деньги!

— Это, в самом деле, весомый довод. К нему я еще вернусь. Но, может быть, вы сделали это, чтобы унаследовать руководство концерном? Ведь нормальным образом вы бы его не добились до смерти Джонатана.

— Семейный концерн? Я никогда не хотел им руководить. Я и теперь этого не хочу.

— Кто-то мог захотеть за вас. И вас подтолкнули.

— Вы безумец! Сумасшедший!

Я продолжал:

— Или возможен вариант с шантажом. Как шутка. Вы подыграли Барону, чтобы привести дядюшку в ярость, вызвать взрыв и быстро добраться до денег. Ведь считали вы лишь милой шуткой аферу с девушками. Но затем дело выскользнуло из ваших рук, дядюшка был убит, и вы могли спастись, лишь убив Барона. Тоже неплохо, если разобраться. Мне это понравилось.

Он уставился на меня, покусывая нижнюю губу. Я одарил его довольной ухмылкой и вышел. Все, что я наговорил, было чистой фантазией. Но подобное вполне можно было представить, и если тут были хоть какие-то проблески истины, я, пожалуй, мог толкнуть его на какой-нибудь необдуманный шаг.

Так, во всяком случае, хотелось думать.

Когда я уходил, он выглядел очень озабоченным.

Глава 16

В доме номер 47 по Университет-плаза я уже был во вторник, когда искал Пола Барона и Дидра Фаллон дала мне этот адрес. При дневном свете дом выглядел серым ящиком без всякого стиля, типичным нью-йоркским многоквартирным домом со множеством коридоров. Я позвонил в квартиру 12-С, и на этот раз успешно. Пожилая женщина, которая выглядела, как уборщица, и держала в руках метелку, чтобы в этом не возникло никакого сомнения, открыла дверь.

Я спросил Карлу Девин. Она попросила подождать. Я стал ждать.

Большая гостиная была обставлена дорого и уютно. Все, вплоть до толстого мохнатого желтого ковра, было дорогим, мягким и выдержанным в пастельных тонах. И нигде ни следа пепла. Мебель была расставлена несколькими группами, словно выделяя ряд отдельных пространств. Даже журналы лежали на разных столиках.

Это действительно была квартира того сорта, которые снимают сообща несколько девушек, чтобы обеспечить себе комфорт, который потом едва ли сможет предложить им муж. Типичное явление для Нью-Йорка. Большей частью девушки приезжают в город Бог весть откуда, лелея далеко идущие планы. Они ищут себе работу, возможности повеселиться и — когда-нибудь потом — мужа, который зарабатывает больше денег, чем отец.

Некоторые девушки с течением времени меняют свои убеждения, чаще всего самые красивые. И для них работа становится лишь предлогом: мужчины, которых они встречают, имеют значительно больше денег, развлечения стоят дорого, и они начинают понемногу зарабатывать именно на своих развлечениях. Ужинать их надо выводить в «Колонн», а если они выходят, чтобы попудрить носик, то ожидают не меньше десятки и никаких расспросов. За это они готовы вознаградить — и в конце концов опускаются до невидимой границы между любительницей и, по меньшей мере, полупрофессионалкой.

Я был убежден, что именно с этими девушками работал Уолтер Редфорд. Я как раз думал об Уолтере и его богатых приятелях, когда открылась дверь и вошла Дидра Фаллон.

— Опять вы, мистер Форчун! — протянула она.

На ней был черный костюм. Она улыбалась и шла ко мне. Черный костюм был ей еще больше к лицу, чем белое вечернее платье. Еще на ней были черные сапоги до колен, вид которых пронзил мою поясницу ударом электротока. В глазах ее прыгали чертики. Я подумал, что выгляжу, как человек, которого ударили по лицу мокрой тряпкой. Все мы, кажется, думаем стереотипами.

— Может быть, это вы меня преследуете? — спросил я.

— Едва ли. Чистая случайность, но я здесь живу. Или, лучше сказать, жила, пока мать Уолтера не пригласила меня в Нортчестер. Раньше или позже, но при ваших странствиях по городу вы бы это все равно узнали.

— Вы живете здесь?

Вопрос содержал в себе нечто большее, чем просто интерес к ее адресу, и она поняла это. Улыбка стала шире.

— А как же, вы полагаете, я могла бы познакомиться с Уолтером? Мужчина с вашим опытом не должен из крошечного факта делать поспешных выводов. Мы живем не в 1900 году. Мир изменился.

— Вы, конечно, правы, — согласился я с ней. — Вы познакомились с Уолтером, когда он начинал здесь работать с девушками?

— Нет, раньше. Пол Барон привел его с собой на вечеринку вскоре после того, как они познакомились. Шесть месяцев назад. Мы полюбили друг друга.

Она замолчала и наморщила лоб. Потом села на розовую кушетку и протянула руку.

— У вас не найдется для меня сигареты?

Я подал ей пачку и поднес огонь. Она продолжала молча думать. Снаружи за высокими окнами тучи закрывали солнце, как тяжелый занавес. Она курила, как мужчина, медленно и глубоко затягиваясь.

— Я из хорошей семьи, только обедневшей, — начала она наконец. — Истинные гордые ирландские пресвитерианцы. Кто хочет изучить фальшивую гордость ограниченности, должен точно различать меньшинство внутри меньшинства. Мой отец питал предубеждение против каждого, кто был не ирландского происхождения, против каждого, кто, хотя и был ирландцем, но католиком, и против каждого, кто его принимал за ирландского католика. Единственными, к кому он не испытывал предубеждения, были английские аристократы. И даже тут он не всегда был уверен. Ярко выраженное чувство собственного достоинства стало главным его достоянием. Моя мать была более высокого происхождения, и я получила достойную шлифовку с помощью ее богатых друзей. Мы же в общем и целом были бедны, как церковные мыши.

— Эта проблема не так уж нова.

— Она стара, как мир. Отец умер. Мать приживалкой переехала в Балтимор, и я открыла для себя большой мир. У меня были манеры, стиль и культурная речь. Как в плохом романе. Маленькая леди без денег, без связей, без нужных навыков. Но я все-таки не героиня плохого романа. Мир не таков, и маленькая леди тоже. Я сразу нашла работу, благо очень хорошо смотрелась, а на таких всегда есть спрос.

Она рассмеялась от души, но не совсем весело.

— Мужчинам я нравилась. У меня холодный тип, вы не находите? Строгий и неприступный. Это привлекает мужчин, особенно пожилых, богатых. Я хотела иметь все. И получала это так, как могла. Я жила полной жизнью. Жила так, как живут в наши дни многие девушки. Единственная разница в том, что я ограничивала свое общение богатыми мужчинами, которые вращались в соответствующих кругах, и в том, что я не разыгрывала любовь к ним и не требовала ее от них. В некотором роде, тут мы честнее. Многие девушки позволяют себе принимать ласки и подарки от мужчин, которые на самом деле считают их дрянью. И не говорят об этом лишь потому, что хотят соблюсти внешние приличия.

Часть того, что я получала от мужчин, я тратила на свой гардероб и, естественно,оплачивала квартиру. Но это тоже не так уж необычно в наше время. Может быть, я никого из этих мужчин не любила, но никогда не связывалась с человеком, который мне не нравился. Может быть, мне просто везло…

Она замолчала и, казалось, задумалась о своей судьбе, которая явно не приводила ее в восторг.

— Почему вы мне это рассказываете? — спросил я. — Я не исповедник.

— По этой части все мужчины исповедники. Но я не собираюсь каяться. Все прошло, но, несмотря ни на что, последние четыре года доставили мне удовольствие. Никаких сожалений. Вы, мистер Форчун, занимаетесь теорией, а я хочу вам помочь заняться практикой. Уолтер, кажется, меня любит. Я не люблю его в обычном смысле, но я никогда в любви и не нуждалась. Я помогала ему и хотела стать любимой. Думаю, я смогу на него оказать положительное влияние. Во всяком случае, собираюсь попытаться.

— Особенно теперь, когда он по-настоящему богат.

— Несомненно. У меня будет все, что можно купить за деньги, а это в жизни самое главное. Может быть, именно это я искала. Впрочем, он уже давно спрашивал, соглашусь ли я выйти за него замуж, да и Джонатану я нравилась.

— Может быть, — кивнул я. — Вы участвовали в шантаже?

— Не для Пола Барона.

— Значит, для Уолтера. Возможно, вы бы не понравились Джонатану, узнай он о ваших занятиях в последние четыре года.

Она расправила юбку.

— Я должна была участвовать в части планов Барона. Но не всерьез. Уолтер все обо мне знает. Миссис Редфорд тоже и Джонатан. Даже Джордж Эймс знает все. Я же говорила вам, что не совершила ничего, за что должна каяться. Просто поняла, что умнее будет не надевать маску. Почему, зачем? Я не настолько нуждаюсь в Уолтере, чтобы скрывать свои мысли. Но как бы там ни было, миссис Редфорд действительно была несколько шокирована моим прошлым, да и Джонатан тоже. Зато они поняли, что мне не занимать ни энергии, ни решимости.

После того что я узнал о Редфордах, это было вполне правдоподобно. Ни сто лет назад, ни сегодня, никто в обществе, построенном на деньгах, не станет богатым благодаря тому, что ведет себя кротко и чтит мораль. Для старых промышленных пиратов мораль была относительным понятием. И сейчас это так.

— Вы знали Барона до того, как познакомились с Уолтером?

— Конечно. Нас всегда приглашали на его вечеринки, чтобы завязывать контакты. Он меня с Уолтером не знакомил, но мы встретились на одном из его вечеров. Вы считаете, что один из нас убил Барона?

— Что значит «из нас»? Здешние девушки или родня Редфордов?

— И те, и другие.

— Девушек я не знаю, но для Редфордов Барон явно представлял опасность. Я думаю, что Джонатана зарезал он — вот вам два первоклассных мотива для семьи.

— Вы имеете в виду месть? Едва ли, — покачала головой Дидра. — А если кто-то из них собирался убить Пола Барона, почему не раньше, чем тот пришел к Джонатану?

— Может быть, Джонатан сам пытался это сделать? А после того как Джонатан погиб, Барон продолжал шантажировать семью.

Она мрачно покосилась на меня, но ничего не сказала.

— Что вы знаете о Карле Девин? — спросил я.

— Немного. Она здесь сравнительно недавно — последнее его завоевание. Он испробовал всех нас. Карла была от него в восторге.

— И вас тоже?

— Конечно. Но я не была в восторге.

— Карла здесь?

— Девушки говорили, что она не пришла домой вчера ночью. Так случалось не раз, но тогда она обычно была вместе с Полом.

— Вы не знаете молодого человека со старым серым спортивным автомобилем? Одного из ее приятелей? Тонкий, бледный, лохматые длинные волосы?

— К сожалению, нет. Такой сюда не приходил.

— Где она может быть?

Дидра, казалось, задумалась.

— Иногда она говорила о своих родителях. Они живут в местечке под названием Сити Айленд. Мистер Джеральд Девин, Трегг Лейн, 42.

— Большое спасибо, мисс Фаллон. — Я поднялся.

— Нам, кажется, самой судьбой предназначено часто встречаться друг с другом. — Она посмотрела на мой пустой рукав, и глаза ее были как дымящиеся вулканы. — Однажды вы расскажете мне о своей руке.

— Этого я делать не стану.

— История не для разглашения?

— Да.

Она кивнула.

— Я вас провожу.

Она вышла в другую комнату и вернулась в лихо надвинутой на каштановые кудри меховой шапочке. Через руку была перекинута шикарная шуба, должно быть, соболь. Ее она протянула мне. Шуба стоила всех моих доходов за два года, за два удачных года. Она не коснулась меня, когда скользнула внутрь. Она в этом не нуждалась. Я же ощущал ее близость до самых ботинок.

Мы вышли из квартиры и в лифте спустились вниз. Она походила на русскую княжну — ту румяную княжну в мехах и сапогах, о которой грезит юноша, если ему пятнадцать лет и он читал Толстого. В моих грезах она представала обнаженной, что было плохо. Еще хуже было, что я расследовал дело об убийстве. Она вовсе не подходила к пяти комнатам без центрального отопления.

На улице она протянула мне руку.

— Мне кажется, вы настойчивый человек, мистер Форчун. Будьте осторожны. Я хотела бы попробовать как-нибудь пригласить вас, чтобы выслушать историю о потерянной руке.

Я улыбнулся. Что-нибудь получше мне просто не пришло в голову. Она зашагала к красному «фиату». Я смотрел, как он отъехал. Кажется, я помахал ей.

Глава 17

Сити Айленд расположен в Бронксе, поблизости от Очед-Бич — узкой полосы коричневого песка и мелководья, где в жаркие летние дни миллион людей совершают омовение, как индусы в Ганге, и при этом мнят себя привилегированным классом.

Сити Айленд едва ли можно назвать островом, несмотря на то что там держат яхты или они там причаливают. Не так давно это был рай, по сравнению с грязью города. Сейчас это не более чем часть Бронкса: возможно, чуть менее перенаселенная и чуть более зеленая.

Дом Джеральда Девина, стиснутый старыми строениями, стоял в унылом жилом квартале из красного кирпича. Квартал спускался к лениво плещущейся пенистой воде. Дома стояли почти на голом камне. Вялый прилив омывал, как масло, черную скалу. Голые серые деревья выглядели не более живыми, чем столбы для сушки белья.

На фоне этого безотрадного ландшафта, где даже снег был серым, дом Девина выделялся, как маленькая драгоценность. Он стоял, ярко вычищенный и выкрашенный в белый цвет, в маленьком саду, который был аккуратно огорожен и в котором летом росли, наверное, одни цветы. Я остановился на подъездной дорожке позади «паккарда клиппера» 1947 года выпуска, выглядевшего, как новый.

Дверь дома открылась прежде, чем и подошел. Коренастый мужчина с сединой в волосах, но бодрый и румяный, следил, как я иду к дому. Кривая усмешка, которая когда-то в молодости могла сойти за лукавую, изогнула его тонкий рот, но не затронула глаза. Они были голубыми, узкими, ясными и вопрошающими.

— Мистер Джеральд Девин? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Вы хотели поговорить с Карлой?

Ирландский акцент почти не слышался в его словах.

— Я не первый, мистер Девин?

— Третий, — кивнул он. — Никогда никто не спрашивал Карлу. Мы и сами ее редко видели. А теперь явились сразу трое, один за другим. Что-то случилось, верно?

— Кто были двое других? — спросил я.

Он потер пальцем верхнюю губу.

— Не имею понятия. Однако входите.

Я последовал за ним в маленькую чистую комнату, заставленную мебелью, такой же старой, как «паккард» на улице, и такой же ухоженной. В кресле сидела женщина. У нее были темные грустные глаза, в черных волосах ни следа седины. Как и Карла, миниатюрная и все еще красивая, моложе Девина, но не намного. Типичная ирландка, которая никогда не будет выглядеть пожилой, пока внезапно не станет сморщенной старухой. Не могло быть никаких сомнений в том, что она — мать Карлы.

— Садитесь, пожалуйста, мистер… — сказал Девин.

— Форчун, — ответил я, — Дэн Форчун.

Он просиял.

— Ирландец?

— Нет. Раньше это звучало как Фортуновский. Мой отец сократил фамилию в современном стиле.

Голос женщины прошелестел:

— С… с Карлой плохо? Она… Она что-то натворила?

— Нет, — сказал я. — Я лишь пытаюсь ее найти, так как хочу задать несколько вопросов. Я работаю по одному делу…

— Делу? — перебил Девин. — Вы из полиции?

— Частный детектив. — Я показал им свою лицензию.

Женщина сказала:

— Она живет вместе с другими девушками. На Университет-плаза. Чудная квартира.

— Мистер Форчун знает это, сокровище мое, — сказал Девин с любовью. Он присел на диван напротив меня. — Другие нам не представлялись. Вы сказали, дело?

— Ваша дочь, возможно, понадобится как свидетельница, мистер Девин. Вы знаете человека по имени Пол Барон?

— Нет. Мы вообще ничего не знаем о том, чем Карла занимается в городе. Так о чем же идет речь в вашем деле?

— Об убийстве. Возможно, о двух убийствах. И еще о шантаже.

Женщина издала тихий стон. Только один стон. Девин сложил руки между колен, искоса взглянул на меня, затем перевел взгляд за окно. Там открывался привычный вид: маслянистая вода и, может быть, судно или илистая песчаная отмель.

— Вы знаете, когда-то дети становятся взрослыми, — сказал Девин. — Да, ребенок — это нечто чудесное. Маленькое существо, красивое, уязвимое и счастливое. И даже если они плачут и получают взбучку, они счастливы. Они буйствуют, и бегают, и прыгают, и бросаются в снег. Все для них удивительно. Я так часто наблюдал за ними и чуть не плакал при этом. Дети — они еще ни о чем не знают. Ни о жизни, ни о смерти, ни о чем другом. Но они становятся взрослыми и замечают, как коротка жизнь, и хотят получить свою долю. Так и должно быть. Я всегда понимал это. Карла хотела шумной жизни, которой я не хотел, которой не хотела ее мать, значит, ей нужно было уехать, чтобы получить свое. Дети не хотят того, что имеем мы, чего мы хотим. Это совершенно естественно. Я никогда не надеялся, что она останется с нами.

Я молчал. Он еще не закончил. Женщина смотрела на него печальными темными глазами, когда он говорил о том, что они, очевидно, часто обсуждали между собой. Они поняли, что Карла была права, когда рискнула жить так, как ей хотелось. Может быть, и так, конечно, но от этого не легче, был ты прав или не прав.

— Я не хотел, чтобы она оставалась при нас, — продолжал Девин. — Когда я в тридцать три года купил здесь землю, тут еще была первозданная природа. Лодки, широкие поля, рыбная ловля. Я любил рыбачить. Очень увлекательное хобби, я считаю. Она была прекрасным ребенком. У нее было счастливое детство, и она любила наш дом. Как и мы все. За него я проработал тридцать лет, и я его получил. Два года назад выплатил последний взнос, он теперь принадлежит только нам. Это было моей мечтой: кусок земли, оплаченный дом, свой дом. Но сейчас мы стиснуты со всех сторон другими домами, вода отравлена, рыба ушла. Может быть, мне стоило сообразить раньше, что собственный дом — вовсе не то, чего следует всю жизнь добиваться, но, когда молод, веришь тому, что говорят. Это была цель не хуже любой другой, я полагаю, и я ее достиг.

Он взглянул на меня.

— Несмотря на это, я не рассчитывал, что она останется с нами. У всех свои собственные представления о жизни, молодые считают, что должны уехать, чтобы получить возможность жить по-настоящему. И не поддерживать отношений. Я работал ради этого дома, ради этого клочка земли, не она. Она решила уехать и приобрести свой собственный опыт. Оставалось только надеяться, что ей повезет.

Я хотел, чтобы она уехала. Возможно, я сам тоже захотел бы чего-то другого, если бы снова явился на свет. Такого, чтобы усилия были вознаграждены. Взойти на гору или построить мост в джунглях. Может быть, больше рисковать. Я лишь надеюсь, что ей это удастся.

Женщина снова застонала. Потом закрыла темные глаза и стала походить на спящую. Девин глубоко вздохнул и стиснул пальцы. Он сжал их так сильно, что они побелели.

— Насколько я знаю, вам не следует особо беспокоиться, — сказал я. — Она могла дать полиции ложные показания. Если это так, ей может грозить опасность. Но не со стороны полиции. Как выглядели эти двое мужчин?

— Один был маленький и худой. Волосы какого-то песочного цвета. Он приехал, когда мы еще не встали. Мне он не понравился, потому что постоянно озирался. Я сказал ему, что Карлы здесь нет и не было. Он вел себя как-то надменно, но в то же время нервно. Очевидно, сам не знал, что делать. В конце концов он спросил, не могу ли я ему сказать, где она находится. Я сказал «нет» и закрыл дверь перед его носом.

— Он приехал на машине?

— Да, в зеленом «седане». Старом. Когда он уезжал, то казался изрядно обеспокоенным.

Я описал ему Уолтера Редфорда.

— Так он выглядел?

— М-м, я не уверен. Мне он показался старше, но я не уверен.

— А второй мужчина? — спросил я.

Девин медленно покачал головой.

— Совсем другой. Мы уже начали беспокоиться. Сразу двое, один за другим. И второй расспрашивал о том же, что и первый. Он походил на какого-то зверя, на медведя, что ли. И почти не разговаривал. Назвал только ее имя: Карла.

— Коренастый, широкоплечий, с огромными ручищами и загривком, как у быка?

— Точно. Я сказал ему, что Карлы здесь нет. Он оттолкнул меня в сторону, как перышко, обыскал весь дом. Потом ушел. Я подумал о полиции, но как она отнеслась бы к этому?

— Вы никому из них не говорили, где она находится?

— Нет. Я же сам этого не знаю, разве только адрес той квартиры с девушками…

— А не знаете вы молодого человека с серым спортивным автомобилем? Худой, бледный, длинные волосы?

— Нет.

Миссис Девин открыла глаза.

— Как же, был такой. Он однажды приезжал сюда с ней. Потом не раз звонил.

Она встала и вышла. Девин и я остались сидеть. Из-за двери донесся шум: очевидно, выдвигали и снова задвигали ящики стола. Затем женщина вернулась, держа в руке неровный листок бумаги.

— Это лежало в ее вещах в ящике стола.

Она снова села в кресло и закрыла газа. Девин наблюдал за ней. Я прочитал на клочке бумаги:

«Бен Марно, 2 Гроув Мьюс, 5-В».

Я поднялся, Девин провожал меня взглядом.

— С ней наверняка ничего не случилось, — успокоил я. — Если она приедет домой или позвонит, пошлите ее в полицию. Уговорите ее.

— Да, если вы так считаете…

Я вышел к машине. Когда я оглянулся, дом выглядел таким же опрятным и белым, как и прежде. Но теперь он показался мне еще меньше.

Глава 18

Я мчался наперегонки с черными тучами в сторону города и проиграл. Когда я пересекал Трайборо Бридж, солнце уже снова заволокло тучами, река подо мной стала свинцово-серой. Во всех небоскребах ниже по реке включили свет. А когда я остановил машину у дома на Восточной шестидесятой улице, поднялся ветер и снова пошел снег.

Я как раз пересекал вестибюль, когда из лифта вышли Уолтер Редфорд и Дидра Фаллон. Теперь на ней было черное облегающее платье, но соболя те же самые. Я спросил себя, была ли соболья шуба у Карлы Девин, и что лучше — тихий белый домик или соболя. На Уолтере был смокинг и кашемировое пальто, и он в них выглядел юным аристократом, который идет на официальный прием.

— Не могли бы вы оставить нас в покое? — поинтересовался Уолтер.

— Нет.

Лицо Уолтера побагровело, он опять сжал свои малокровные кулаки. Кажется, это был своего рода рефлекс на любое оскорбление. Однажды он дойдет и до ударов. Дидра Фаллон коснулась его руки. Он дернулся, как марионетка. А может быть, он и был марионеткой.

— Вы искали Карлу Девин? — спросил я.

— Убирайтесь к черту, — буркнул Уолтер.

— Я был не первым посетителем в ее родительском доме. И даже не вторым. Один из моих предшественников походил на вас.

— Но это был не я. Я весь день не выходил из дому.

Вмешалась Дидра Фаллон.

— Вы сказали, еще двое, мистер Форчун?

— И лишь один, которого я не знаю.

Этот загадочный неизвестный основательно нарушал мой план. Но так бывает. Можно шесть месяцев заниматься одним делом и решить его только благодаря тому, что какой-нибудь неизвестный тип придет в полицейский участок и все расскажет, чтобы облегчить свою совесть.

— Значит, одного вы знаете? — спросила Дидра Фаллон.

— Горилла по имени Лео Цар. Верный паладин Барона.

Она содрогнулась.

— Я его однажды встречала. Он внушает мне страх.

Мы вели разговор на ходу и теперь оказались на улице. Порывистый ветер гнал снег поперек мостовой. Подъехал черный «ягуар». Шофер вышел из машины и отдал Уолтеру ключ. Пока Уолтер давал ему на чай, у края тротуара за «ягуаром» остановился серебристый «бентли». Из него вышел Кармин Коста. Он приблизился к нам так же по-кошачьи мягко, как и «бентли», на котором он подъехал.

— Мисс Фаллон, мистер Редфорд, — приветствовал он обоих, прикоснувшись к своей шляпе. Ко мне он обратился с ухмылкой. — Привет, малыш. Уже есть успехи?

— Ничего. Дело дрянь, — признался я.

Коста был одет безупречно — ни роскошно, ни небрежно.

Он больше походил на аристократа, чем Уолтер Редфорд, — для тех, кто не знал настоящих аристократов. Белокурый Стрега возник за спиной Коста, как джин из бутылки. Я не видел этого странного друга-телохранителя ни выходящим из машины, ни откуда-то еще. Идеальная тень, замершая позади своего хозяина, как снежная статуя.

Коста вновь заговорил со мной.

— Я слышал насчет Барона. Похоже, что вас одурачили. Вайс, вероятно, исчезнет навечно.

Он вздрогнул, но не от холода. Он представил себе каторжную тюрьму. Я видел, как он заставил себя отбросить это видение, чтобы обратиться к Уолтеру.

— Могу я вас куда-нибудь подвезти? У меня к вам деловой разговор.

— У нас собственная машина, мистер Коста, — ответила Дидра Фаллон.

— О каком деле идет речь? — спросил я.

— Это к вам не имеет отношения, малыш.

— Ну как же, ведь речь-то о шантаже.

Обо мне говорят, что для хороших людей я готов и рискнуть. Может быть, может быть. Как все мужчины, не обладающие тугими мускулами, я рассчитываю на свой живой ум. В конце концов, можно почувствовать себя хоть в чем-то сильнее. Так что на словах я сравнительно храбрый или, может быть, просто глупый.

Улыбка Коста исчезла быстрее, чем появилась. Она промелькнула, как молния, тая в себе скрытую угрозу. Не угрозу какого-нибудь мошенника, а угрозу бывшего армейского сержанта. Я почувствовал его дыхание на своем лице прежде, чем заметил движение. Наши носы почти соприкасались. Я приготовился защищаться. Но еще быстрее, чем он, оказался Стрега. Я буквально ощутил позади себя белокурого телохранителя. Что-то ткнуло меня в плечо. Впечатление было такое, что его сжали тисками, но это были всего лишь пальцы Стрега. Они впились в мое плечо, как челюсти льва.

— Стрега! — рявкнул Коста, и пальцы разжались. Только дыхание Стрега еще чувствовалось на моем затылке. А Коста все еще дышал мне в лицо. Он процедил сквозь зубы, которые от ярости почти скрежетали:

— Никогда! Вы слышите меня? Никогда не говорите этого, никогда! Ни вы и никто другой! Я разорву на части любого, кто назовет меня шантажистом.

Я понял. У каждого человека есть свой кодекс чести. Шантаж для Коста был не шуткой. А мафия, о которой он говорил с безграничной ненавистью, жила шантажом. Мне вспомнилось, как однажды в одном баре, в Италии, некий пошлый мелкий мошенник часами пытался мне доказать, что Лаки Лючиано никогда не занимался торговлей девушками. Все остальное — наркотики, шантаж, убийства — да, но не торговля девушками.

— Понятно, — сказал я. Я тоже скрипел зубами, но потому, что от Коста несло чесноком; Стрега убрал свои пальцы, но мое плечо онемело, по меньшей мере, на час.

— О’кей, — Коста перевел дух. — О’кей.

Я видел, что Дидра Фаллон наблюдала за Коста. На ее лице ничто не отражалось, но ноздри ее трепетали, она тоже задышала чаще, а ее глаза снова стали дымящимися вулканами. Я не мог ее ни в чем упрекнуть: Коста в ярости выглядел дьявольски привлекательно. Она отвела глаза, и я было подумал, что она смотрит на меня. Но она смотрела мимо. И я понял, что не выдержал сравнения с Коста. Да, не выдержал.

— О’кей, — сказал Коста еще раз, задышал спокойнее и снова попробовал улыбнуться. Но в его мозгу еще не все пришло в норму. Он не знал наверняка, поверил ли я ему. Этим я, на свой лад, выиграл. Мозг выше кулака. И он решил, что должен объясниться.

— Если вам непременно хочется знать, малыш, речь идет о покупке участка земли. Если заведение закрыли один раз, значит, не повезло. Позволить прикрыть второй раз может только глупец. Порядочному гражданину заведение не прикроют.

Он сделал паузу. Метель, между тем, превратила всех нас в снеговиков. Я знал, почему я здесь стою и почему здесь стоят Коста и Стрега, но я задал себе вопрос, почему здесь все еще оставались Дидра Фаллон с Уолтером Редфордом. Может, им просто хотелось посмотреть, как работает Коста?

Коста спохватился, что меня его рассказ совсем не интересует. Он по-кошачьи мягко повернулся к Уолтеру.

— У вас теперь много земли в Нортчестере, мистер Редфорд. Я покупаю у вас участок, открываю клуб с безупречной репутацией. Вы называете цену. Или мы могли бы стать компаньонами. Кто посмеет прикрыть заведение Уолтера Редфорда?

Уолтер открыл рот и опять медленно закрыл его. Я заметил, как вздрогнула его рука. Я видел также, как Дидра Фаллон посмотрела на Коста и как ее глаза вдруг лукаво сверкнули. Тут же засветились и глаза Уолтера.

— Компаньоны? — переспросил он.

— Все абсолютно легально, никакого риска. Я руковожу клубом. Вы вкладываете деньги. Никто ничего не знает. Только нужные люди.

Уолтер облизал губы.

— Н-да, я…

Дидра Фаллон перебила:

— Почему бы вам не прийти в контору Уолтера, мистер Коста? Он улаживает свои дела там, а не на улице.

Коста вновь коснулся своей шляпы.

— В понедельник?

— В понедельник, в моей конторе, — подтвердил Уолтер.

— О’кей. В половине третьего? — предложил Коста.

Дидра Фаллон покосилась на молчащего Стрега.

— В половине третьего… Вполне подходит, мистер Коста. Мы ждем вас обоих.

Она коснулась руки Уолтера Редфорда.

— Мы опаздываем, Уолтер.

Тот кивнул, и они повернулись к машине.

— Я надеюсь, что вы найдете Карлу Девин, мистер Форчун, причем раньше, чем Лео Цар.

— Постараюсь.

Мы смотрели, как они садились в «ягуар». Мы, три замерзших снеговика. Никто ничего не говорил и никто не обращал внимания на Уолтера Редфорда. Коста прерывисто дышал.

— Вот это женщина, малыш!

— Вы же сами говорили, Коста, — заметил я, — для нее мы просто не существуем.

— Я знаю, малыш. Но в ней что-то есть. Я это форменным образом чую. Этот Редфорд вообще для нее не подходит. Верно, Стрега?

Белокурый атлет следил за удаляющимся «ягуаром».

— Не очень.

— Вообще нет, — настаивал Коста. — Могу я вас куда-нибудь подвезти, малыш?

— Вы едете в сторону центра?

— Почему бы нет?

Стрега заметил:

— Мы опаздываем.

— Успеем.

Мы пошли к «бентли». Серебристо-серый автомобиль многое говорил о Кармине Коста. Он был своего рода одиночкой — во-первых, бывший солдат, крепкий мужик, и лишь во-вторых — игрок и гангстер. Это делало его опасным, так как от него можно было ожидать чего угодно. Когда я забирался на заднее сиденье, мой затылок все еще зудел. Стрега тронул машину. Шины прошуршали о край тротуара. Стрега ехал осмотрительно, почти осторожно. Телохранителю не нужно было подтверждать свою квалификацию.

Коста критически окинул меня взглядом.

— Что вас занимает, малыш?

— С чего вдруг вы именно сегодня вечером прибыли к Уолтеру Редфорду?

Коста улыбнулся.

— Если мне будет нужен шпион, я позвоню вам. О’кей, мы бываем в городе каждую пятницу. У меня здесь немало друзей, своего рода клуб. Движение из-за снегопада небольшое, и Стрега ехал быстро. Мы приехали рано, почему бы не заняться делами? Это пришло мне в голову, а если мне что-то приходит в голову, я действую. Время — единственное, что нужно ценить на этом свете.

Это могло соответствовать истине. Но могло быть и хитро придумано, чтобы скрыть, о чем предстоял разговор, не окажись я случайно при этом.

— Вы говорили, что не знали Пола Барона.

— Только имя и прозвище.

— У вас, конечно, есть алиби на ночь среды.

— До пяти утра — в нашем заведении. Меня видели все добропорядочные граждане.

— Это немногого стоит, ведь есть черный ход.

— А мне нужно алиби, малыш?

— Все зависит от того, что еще раскопали по убийству Барона.

Коста снова улыбнулся.

— Дайте мне знать, если я понадоблюсь по более важному делу.

— Сделаю. Вы хорошо знали Карлу Девин?

— Никогда о ней не слышал. Зато слышал о Лео Царе.

Стрега сказал с водительского места:

— Лео ненормальный, совершенно ненормальный.

Впервые я слышал, как блондин заговорил, не будучи спрошенным. Коста обратился ко мне.

— Если вы знаете что-то, что хотелось бы знать Лео, будьте очень осторожны. Я бы, например, никогда не стал с ним связываться. Я бы выстрелил ему в живот, прежде чем он подошел ко мне ближе, чем на метр.

— Я буду осторожен.

Мы как раз проезжали городскую библиотеку с ее молчаливыми каменными львами. Даже они казались замерзшими в снежной метели.

— Я хотел бы здесь выйти…

— О’кей, малыш. Держите меня в курсе дела.

Я стоял в снегу и смотрел на отъезжающий «бентли». Вокруг толкались и куда-то спешили люди. Они ничего не знали о том мире, в котором жили Коста, Стрега, Редфорды и Лео Цар.

Я дошел до станции метро и поехал обратно, чтобы забрать свою машину.

Глава 19

Ветер стих, снег теперь падал густыми хлопьями почти вертикально. Клуб на Пятой улице как раз был открыт и пуст, как приморский курорт зимой. Тот же самый бармен полировал стаканы. Меня он не замечал.

— Могу я еще раз увидеть Мисти? — спросил я.

Он пропустил вопрос мимо ушей.

— Мистер, вы слишком надоедливы. Уходите.

— Она была недовольна?

— Вы должны были сразу сказать, что вы шпик.

— Мисти живет в квартире наверху?

Бармен полировал стаканы.

— Она не пропускала своих выходов в среду ночью?

Бармен вздохнул.

— Эти копы! Что они себе воображают! Они, наверно, думают, что бармену больше нечего делать, как только вынюхивать.

Тут он не ошибся.

— Полиция задавала те же вопросы?

— А то как же? Я сказал им то же самое, что говорю сейчас вам: я ничего не знаю о Мисти. Тем более что ее сейчас здесь нет.

— С кем из копов вы говорили?

Он расставлял стаканы.

— Вы не поверите, но бармена нанимают, чтобы обслуживать бар. Я живу в Бей Ридж. У меня жена и четверо детей. Я не знаю каждого копа в Нью-Йорке.

Я оставил его говорить с самим собой. Здесь, видимо, побывал Гаццо, который, несмотря ни на что, продолжал расследование. Капитан был хорошим полицейским.

Я ехал по извилистым улицам Ист-Виллиджа. Гроув-стрит была темной и тихой, заваленной снегом. Гроув-Мьюс оказался маленьким переулком, поворотом под арку. Одной стороной арка примыкала с стене шестиэтажного дома, другой — к ряду домов с галереей. Номером 2 был помечен второй проход по галерее. В темном подъезде мне пришлось воспользоваться своей зажигалкой, чтобы разобрать на разбитом почтовом ящике квартиры 5-В имя Бена Марно.

Я поднялся по узкой лестнице наверх и нашел квартиру 5-В в самом конце грязного каменного коридора. За дверью ничего не было слышно. Я постучал, но никто не отозвался. Никто ниоткуда не пришел. В коридоре было так тихо, что я слышал, как бьется мое сердце. Я попробовал дверь. Она была заперта. Почти рядом со мной в коридоре было окно. Пришлось выглянуть в него.

Мимо окна квартиры 5-В проходила пожарная лестница. Я вылез наружу под снег, намочив штаны на коленях. Окно было закрыто, но не заперто, квартира погружена в темноту. Приподняв раму, я перевалился внутрь.

И оказался в комнате, где стояли четыре кушетки с пестрыми покрывалами, на которых громоздились подушки. Оранжевые ящики служили стульями и столами. Паучья сеть из толстых пеньковых канатов с гигантским желтым пауком посередине висела под потолком. Сладкий тяжелый запах марихуаны стоял в помещении — не свежий, а просто пропитавший здесь все.

Там были еще две комнаты.

Одна оказалась гостиной с внушительной книжной полкой и дорогой стереоустановкой. Это было мне знакомо — жилище интеллигента, где позволяют себе потратить на всю мебель двадцать семь долларов пятьдесят центов — и полторы тысячи долларов на музыку, фотопринадлежности, книги, живопись.

Может быть, это и правильно?

В третьей комнате вплотную друг к другу от стены до стены лежали матрацы. Ночное пристанище для тех, у кого не было крыши над головой.

Никого здесь не было. Даже трупов.

Я ушел оттуда через дверь и спустился к своей машине. Было все еще слишком рано для первого выхода Мисти Даун. Съев где-то две сосиски, я поехал в свою контору. Снегу, между тем, навалило уже по щиколотку. Если так будет продолжаться и дальше, город должен приготовиться к худшему.

У меня в конторе было теплее, чем обычно. Снег засыпал карниз окна и частично закрыл щели. Я сел и уставился на телефон. Мне хотелось позвонить Марте, но для нас двоих время еще не пришло. Еще мне хотелось позвонить капитану Гаццо, но тот не мог знать ничего нового, иначе позвонил бы сам. И потому я позвонил Агнес Мур. В конце концов, она платила за мою работу. Но ответа я не дождался. День истекал, как песок в усталых песочных часах.

Я как раз курил третью сигарету, чтобы скоротать время до выступления Мисти Даун, когда послышались шаги в коридоре — торопливое постукивание высоких каблуков.

Моими соседями по коридору были два пожилых господина, которые продавали специальную литературу, агентство по набору поваров и официантов и астролог. Дама могла направляться к одному из них, но в такой поздний час это было сомнительно.

Я оказался прав.

Моргана Редфорд открыла мою дверь и остановилась, как вкопанная. Я думаю, дело было в том, что она еще никогда не оказывалась в конторе без приемной. Это явно испугало ее, и она не решалась сразу подойти ко мне. В тяжелой коричневой накидке она выглядела как Флоренс Найтингейл.

— Пожалуйста, входите, мисс Редфорд, — вежливо пригласил я.

Она, видимо, оправилась от удивления. В конце концов, она все-таки привыкла к мужчинам с руками. Когда она уселась напротив, то смотрелась точно как в своей келье в Нортчестере, только глаза казались более живыми.

— Дидра Фаллон убила моего дядю, а мать и Уолтер знают об этом, — объявила она. Объявила так категорично, словно всегда твердила это мне, а я был настолько глуп, что сомневался.

— Как вы узнали?

— После того как вы у нас побывали, я постоянно подглядывала и подслушивала. Вела собственное расследование, можно сказать.

— Это вы подслушивали, когда я звонил?

— Да. Но послушайте! Я заметила, что они часто говорят между собой, мать и Уолтер. Всегда тайком, когда они думали, что меня нет поблизости. Вчера после обеда я увидела, как они что-то обсуждали в резких тонах незадолго до того, как Дидра ушла из дома и поехала в Нью-Йорк. Уолтер ушел, сел в свой «ягуар» и последовал за ней. Он следил за ней!

— Вчера? В четверг?

— Да. Через несколько часов после похорон. Она уехала в своем красном «фиате», и Уолтер следовал за ней. Я думаю, что он потерял ее, так как меньше чем через час вернулся.

Мне припомнилось сегодняшнее настроение Уолтера.

— Что дало вам повод заключить, что Дидра Фаллон убила вашего дядю? Почему вообще мать с сыном должны были о ней говорить?

— О чем же еще? И, похоже, мать еще защищала Дидру! Знаете ли вы вообще, что она из себя представляет?

— Что значит «что она представляет»?

Она с досадой сверкнула глазами.

— Мать сегодня мне все о ней рассказала. Я полагаю, с тем чтобы я не получила неверное представление, слушая других. Я уже догадывалась, что Дидра испорченная.

Да, она, несомненно, была девушка со странностями и, на мой взгляд, слишком часто употребляла слова «испорченный» и «злой». Люди, которые любят такие слова, очевидно, не совсем здоровы. Где-то глубоко внутри они любят развращенность и зло, они размышляют над ними и даже любуются…

— Если вы имеете в виду прошлое мисс Фаллон, я в курсе. Уолтер тоже. Она, похоже, этого не скрывает.

— Она хитрая. Своей мнимой откровенностью она прикрывает все. Потому все считают ее прямой и честной, но я вижу ее темную сторону. Я замечаю, как она пытается сдерживаться. В ней есть что-то, что она не в состоянии контролировать, что-то животное.

— И вы полагаете, что это — неизвестно, что именно, — заставило ее убить вашего дядю? Почему? Он любил ее, вы сами говорили.

Она махнула рукой, словно отметая и логику, и рассудок.

— Я не представляю. Допустим, он мог что-нибудь о ней узнать. Вижу только, что мать и Уолтер озабочены и напряжены. Думаю, у Дидры что-то есть на руках против матери.

Она была само рвение. Она защищала своего Уолтера, причем с беспощадностью, унаследованной от своих предков. Только в отличие от них она направила свои усилия не на эксплуатацию, а на спасение. Это было отнюдь не ново, фанатичный спаситель может быть столь же смертоносен, как и эксплуататор.

— Что, например, мисс Редфорд? — спросил я. — Если она убила Джонатана, то должно быть, в сущности, наоборот.

— Почему тогда мать озабочена? Почему она притворяется перед Дидрой?

Ее слова повисали в воздухе и обвиняли ее саму. Она угодила в ловушку. Сначала из поведения Гертруды Редфорд заключила, что Дидра Фаллон убила Джонатана, а теперь говорила, что если Дидра убила Джонатана, то поведение миссис Редфорд остается непонятным. Сначала она обвиняла свою мать в том, что та защищает убийцу, а теперь задавала себе и мне вопрос, почему ее мать должна защищать убийцу.

— Вот именно, — кивнул я, — почему же? Я не могу себе представить, чтобы она притворялась перед Дидрой Фаллон, если считает ее убийцей.

Я ожидал, что она что-нибудь добавит, но ничего подобного. В ней действительно было много упрямства Редфордов. Она просто сидела и смотрела на меня.

— Ну хорошо. Возможно, мать ничего не знает о Дидре, но что-то она знает, — сердито продолжала Моргана. — Мать ездила в понедельник ночью в Нью-Йорк. Очень поздно и одна. Мать никогда раньше не ездила вечером одна в город.

— B понедельник? После того как было обнаружено тело?

— Да. Именно в тот вечер, в другие дни она никогда не покидала дом без достаточных оснований. Она ждала дальнейших известий об Уолтере и Джордже, которые еще давали показания в полиции.

— Откуда вы знаете? Раньше вы об этом не упоминали.

— Я узнала только сегодня. Говорю же, я следила за матерью. Я знала, что она в тот вечер уезжала, но считала, что к соседям. Она даже не переодевалась, только набросила шубу на домашнее платье. Но сегодня мне вспомнилось, что она, перед тем как выйти, с кем-то говорила по телефону. Я спросила Маклеода, нашего дворецкого. Он меня любит, у нас довольно близкие взгляды. Он сказал, что в понедельник вечером отвез мать к поезду, отходящему в восемь двадцать. А вернулась она поздно ночью на такси.

— Вы спрашивали мать об этом?

— Нет. Она никогда не говорит, где была. Значит, она только солгала бы мне.

— Какая на ней была шуба?

— Ее норка. И красное домашнее платье.

— Вы еще что-нибудь раскопали?

Она покачала головой и встала. Но не собиралась уходить.

— Они его уничтожат, мистер Форчун. Дидра уничтожит Уолтера, я это знаю. Я знаю, что она как-то погубила Джонатана, а теперь уничтожит Уолтера.

— Она не могла убить вашего дядю, — терпеливо сказал я. — У нее не было оснований, кроме того, у нее алиби. Это невозможно.

— Мне это безразлично. Как-то она это сделала. Как, я не знаю. Факты мне безразличны. Факты неверны.

— Не может быть. Вы знаете Кармина Коста? Некую Мисти Даун? А может быть, Пола Барона?

— Нет.

— Хорошо. Если что-то появится, дайте мне знать, о’кей?

Она кивнула.

— Да, да, конечно.

Я проводил ее взглядом и медленно выдохнул. Моргана Редфорд выглядела твердой и готовой на все. Возможно, это объяснялось лишь тем, что она видела, как исчезают ее последние надежды сохранить для себя Уолтера, если тот женится на Дидре Фаллон. Тут она была права. Дидра Фаллон заставит Уолтера плясать под свою дудку, а Уолтер будет безмерно счастлив этим. Но я не считал, что Моргана права во всем остальном.

Нет, выводы, которые она сделала из своих наблюдений, не выдерживали никакой критики, что, безусловно, не означало, что сами наблюдения были неверны. Она видела то, что видела, и теперь я хотел знать, где была Гертруда Редфорд в понедельник вечером.

Тут я снова услышал шаги в коридоре. И они принадлежали не Моргане Редфорд. Нет, они принадлежали мужчине, который двигался по-кошачьи мягко. Я подкрался к двери, запер ее и прислушался. Человек был в этот момент еще в другом конце коридора. (Вот преимущество таких старых зданий, как то, в котором я обосновался, — они скрипят!) Он мог направляться к кому-нибудь другому, в другую контору, но «мог» — недостаточно, чтобы рисковать своим здоровьем.

Я хотел достать из сейфа свою антикварную «пушку», но ее там не было — оставил дома. Тогда я проверил окно. Те, кто мог быть с ним в сговоре, не подкрадывались. Существует по меньшей мере одно правило, которого следует придерживаться. И я вылез из окна. Если я и ошибался, то ничего не терял, лишь имел шанс показаться не в своем уме. Но это еще никогда не было смертельным.

С карниза окна, снаружи, я вниз не смотрел. Я и так знал, что было внизу — узкая черная шахта с невидимым сейчас бетонным дном. Я знал также, что было надо мной. Если выбираешь такую работу, при которой нужно совать нос в дела других людей, следует знать, как выходить из окна. И второе преимущество старых домов в том, что из наружной стены торчат всевозможные кронштейны, украшения и карнизы.

Уцепившись за железный кронштейн, я поднялся до середины рамы, нащупал ногой глубокую щель и дотянулся до бетонного карниза над моим окном. Там я положил подбородок на другой выступающий кронштейн и схватился за край крыши надо мной. Часть лепнины давала мне достаточную опору, и теперь я смог опереться на кронштейн коленями. Ухватившись изо всех сил за ограждение, подтянулся и перевалился через занесенный снегом парапет на крышу.

Подо мной трещала дверь моей конторы. Он мог сразу заметить открытое окно. Я двинулся к соседней крыше. Первые три спуска я пропустил, потому что эти выходы находились слишком близко от моего здания, и я не исключал, что мой визитер пришел не один. Я как раз достиг четвертой крыши, когда услышал позади его топот. Изо всех сил я помчался по лестнице вниз, не слыша за собой погони, пока не добрался до первого этажа. Там прислушался. Он, кажется, был еще наверху. Тогда я вышел на Восьмую авеню.

Я намеревался затеряться в толпе. Но никакой толпы не было. Ветер усилился, снег шел уже не так густо, и ветер нес его по улице, которая была пустынна, как тундра. Я метнулся вправо, спустился на несколько ступеней вниз в узкий подвальный проход под домами и вбежал во двор позади здания, где размещалась моя контора. Огляделся в поисках оружия, но все, что нашел, — это кучу кирпичей. Я подобрал один, прижался к темной стене справа от ступеней, ведущих в подземный проход, и стал ждать.

Прошла минута, три. Медленнее, чем самый медленный отсчет времени перед запуском ракеты. Пять минут. Все тихо. Он не пошел за мной. Десять минут. Я бросил кирпич, перелез через несколько заборов и выбежал через другой подвальный ход на Двадцать седьмую улицу. Там подозвал проезжавшее мимо такси.

Глава 20

Через некоторое время таксист обернулся ко мне.

— Куда, приятель? Или тебе только погреться?

Хороший вопрос — куда? К Мисти Даун? К Карле Девин? Уже стало известно, что я интересовался обеими дамами.

— На вокзал Грейт Централ, — сказал я.

Шофер круто развернулся, а я отодвинулся в угол, чтобы поразмыслить. Лео Цар? Версия номер один. Лео искал Карлу Девин, я тоже. Я знал, что он ее ищет, и он знал, что я ищу. Неприятный вариант, но другие были еще хуже. Если меня преследовал не Лео Цар, то я не представлял, кто бы это мог быть. А незнание — самая большая опасность. Это мог быть любой: Коста, один из Редфордов, или наемный бандит, может быть, тот неизвестный третий, который тоже везде спрашивал о Карле Девин, или один из приятелей Карлы Девин, скажем, Бен Марно.

Во всяком случае, это было связано с делом Редфорда. Не было других причин убивать меня или калечить. Я не строил никаких иллюзий относительно намерений моего преследователя. Он вломился, выбил дверь и долго меня преследовал.

У вокзала я рассчитался с шофером и принялся за работу. У меня не было фото, но Гертруду Редфорд легко было описать; если она брала такси, ее кто-нибудь вспомнит. Моей самой большой надеждой были таксисты, которые изо дня в день обслуживали Грейт Централ. Но понадобилось почти два часа, чтобы опросить массу водителей. И все время мне мерещился в каждом углу мой преследователь.

Работать со страхом невозможно. В моей работе нужно постоянно исходить из того, что ты хитрее противника, что ты всегда на два шага впереди, иначе надо эту работу бросать.

Осторожно, но без нервотрепки. Да, легко сказать…

К концу второго часа я более или менее справился с нервами и к тому же мне повезло. Молодой шофер, которого я расспрашивал, откинулся на сиденье и кивнул:

— Припоминаю. Вы из полиции?

— Частный детектив. Вы действительно вспомнили?

— Раз я это говорю, мистер, то вспомнил! Покажите-ка вашу лицензию.

Я уже говорил — не следует пренебрегать удачей. Она — случайность, благоприятный шанс, просто везение. Верно говорят, что каждый — кузнец своего счастья, если у него, к примеру, хватает нахальства расспрашивать двадцатидвухлетнего таксиста о том, что произошло пять дней назад. Да, всегда и постоянно рядом с нами живет простая, чистая случайность. Иногда я думаю, что только она и есть в действительности.

Шофер вернул мне мою лицензию.

— Она была смешно одета. В чем-то длинном красном, сверху норковое манто. У нее даже не было при себе сумочки. Платила, достав из кармана манто двадцатку. Грейт Централ — интересное место для таксистов. Я, знаете ли, всегда начеку. В понедельник ночью она была у меня единственным ненормальным пассажиром. Будь она помоложе, я бы подумал, что она убегает от парня или он ее выгнал. Но такая старая карга… Волосы седые, и без шляпы. Тощая. Нервная. Я уже хотел позвать копов. Думал, что она могла улизнуть из сумасшедшего дома.

— Куда вы ее отвезли?

— На Восточную Шестидесятую улицу. Поехали?

— Да, конечно.

Он тронул с места. Вероятно, в эту ночь ястал его ненормальным пассажиром. Он, наверное, немало веселился, представляя себе сумасшедшую жизнь своих пассажиров.

Насколько я мог заметить, за нами никто не следил. Через некоторое время мы оказались перед большим жилым домом вблизи Третьей авеню. Я дал шоферу пятерку за услуги. Он уехал, не оглядываясь. Позже он устроит из этого большое шоу для своих друзей.

На почтовом ящике в вестибюле я нашел фамилию, которую ожидал: Барон Пол Рагоцци. Она была напечатана по европейской моде на элегантной визитной карточке. Итак, здесь была штаб-квартира Пола Барона. Здесь, в пентхаузе. Это можно было счесть еще большей удачей. Ведь прислуга да и весь персонал всегда живо интересуются тем, что происходит наверху, притом здание было довольно старым и лифт обслуживал лифтер. Лифты самообслуживания перекрыли сказочный источник информации!

Дежурным лифтером оказался молодой парень с ясными, живыми глазами и интеллигентным лицом. Он сразу же заметил, что я не собирался подняться наверх. Придержав изящными коричневыми пальцами дверь лифта, он улыбнулся:

— Чем могу служить, сэр?

— Не могли бы вы мне помочь кое в чем разобраться?

— Пожалуйста. Если смогу…

Он открыл дверь и присел на свой табурет. Я вошел. Он оставил дверь открытой — ему нечего было скрывать.

— Вы дежурили в понедельник вечером около половины десятого?

— Да. А в чем дело?

— В это время здесь была одна дама? Около шестидесяти, седая, в норковом манто и красном домашнем платье, без шляпы.

— Я ее припоминаю, — кивнул он. — Настоящая леди. С безупречными манерами. Таких видишь здесь не часто. Вы хотите знать, к кому она приходила?

— Верно.

— Полиция?

Он покосился на мой пустой рукав. Я показал свою лицензию. Изучил он ее тщательно и с интересом. Затем вернул мне.

— Полиция здесь уже была. Но они спрашивали не о понедельнике, а о вторнике и среде.

— О Поле Бароне? Я имею в виду Барона Пола Рагоцци.

— Да, верно.

— Значит, дама поднялась в пентхауз Барона?

— Да.

— Одна?

— Да.

— Она раньше здесь бывала?

— Никогда не видел.

— Долго она пробыла наверху?

— Около часа.

— Выходила тоже одна?

— Да.

— Вы ее видели вместе с Бароном?

— Нет.

Я задумался. Около восьми вечера Гертруда Редфорд кому-то звонила. После этого она навестила Пола Барона. Спустя несколько часов после того, как узнала об убийстве Джонатана, и в то время, когда, видимо, никто в семье Редфордов, кроме Уолтера и Дидры Фаллон, не знал, что Пол Барон замешан в убийстве.

— Как давно Барон здесь живет?

— Примерно год. Часто уезжает.

— Он живет один?

— Да. Но у него все время гости. Иногда и живут у него.

— Женщины?

— Оставались обычно женщины.

— Кто-нибудь особенно часто? Регулярно?

— Регулярно появлялись очень многие. Кто из них особенно — не знаю.

Я описал ему каждую из женщин, которых связывал с делом Редфорда: Мисти Даун, Карлу Девин, Дидру Фаллон, Моргану Редфорд и еще Агнес Мур — я уже не раз бывал обманут клиентами.

— Вполне могут быть все, — сказал он. — Я припоминаю двух рыжеволосых красоток, которые приходили довольно регулярно, и маленькую брюнетку, вроде той, которую вы упоминали, тоже. Она была здесь совсем недавно. Большего сказать не могу — слишком много бывает людей.

— А мужчины? — не отставал я. Описал Коста и Стрега, он не вспомнил. Описал Уолтера Редфорда и Джорджа Эймса — тоже напрасно. И, наконец, попытался описать неизвестного мужчину с волосами песочного цвета, который тоже искал Карлу Девин, и еще худощавого бледного юношу в сером спортивном автомобиле. Для полноты коллекции я добавил приметы дворецкого Маклеода.

Он покачал головой.

— Мужчины его редко посещали поодиночке. Они приходили группками. Покер, я думаю. — Он улыбнулся. — Мне мужчины не запоминаются.

— Я понимаю. Когда в ту ночь Барон пришел домой? Я имею в виду понедельник.

— Я дежурю г, девяти и не видел, как он приходил.

— Значит, тогда вы не знаете, был ли кто у него наверху?

— Я никого не видел.

— Кто дежурил перед вами?

— Сомневаюсь, что они могли запомнить. Оба пожилые и едва ли обращают внимание на пассажиров. С пяти до восьми и без того тут оживленно, работают оба лифта.

— Все равно я завтра с ними переговорю, — я полез в карман.

— Спасибо, но я получаю плату, — возразил он.

Я поблагодарил и вышел. Снег опять перестал, и сразу же похолодало. Я дошел до Стюйвезан-парка, сел на морозе на скамейку и закурил. В парке не было никого, кроме мужчины, который выгуливал собаку. Точнее, собака таскала его по парку. Мужчина выглядел закоченевшим, но собака прыгала бодро.

Итак, у меня в кармане была первая явная ложь. Гертруда Редфорд в понедельник вечером навестила Барона. Внезапно и спешно. Почему?

По моей теории Барон мог в тот вечер, сразу после убийства Джонатана, попытаться опять заняться шантажом. Но мне казалось, что в понедельник было еще слишком рано. Ему предстояло укрываться по меньшей мере до тех пор, пока Вайса не посадят за убийство. Значит, миссис Редфорд приходила к Барону по какой-то другой причине, или же Барон вовсе не убивал Редфорда. Телефонный звонок, за которым последовал визит, позволял предположить, что Барон отнюдь не боялся связываться с Гертрудой Редфорд.

Но почему тогда он потратил столько сил, чтобы обвинить в убийстве Вайса? Ради кого-то другого? Ради неизвестного партнера? Что, если Барон пытался прикрыть своего партнера, а тот его убил, потому что он слишком много знал, потому что слишком велик был риск?

Только я не понимал, как мужчина вроде Барона мог настолько доверять убийце, пусть даже партнеру, что в решающий момент отослал Лео Цара. Барон никогда бы не позволил так легко себя убить, и тем не менее он был мертв…

Если двоих недостаточно, берут третьего. Джонатана убил третий. Барон знал об этом. И гипотетический партнер убил Барона. Почему и, вообще, — кто? У меня было ощущение, что «почему» и «кто» тесно связаны между собой. Если я узнаю почему, то узнаю кто, а если выясню кто, буду знать почему.

В конце концов, если Барон не убивал Джонатана, это должно противоречить всем фактам и алиби кого-то другого. Это мне уже говорила Моргана Редфорд. Факты неверны, Барон хотел кого-то прикрыть. После этого его убили. В этом был ключ: убийство Барона.

Раздавив сигарету, я пошел к Третьей авеню, чтобы найти такси.

Глава 21

Из такси я вышел на Шеридан-сквер и влился в пятничную людскую сутолоку. В толпе люди казались плотно закутанными и нетерпеливыми. Девушки на морозе и в неоновом свете смахивали на очаровательных медвежат. То тут, то там смело вышагивали решительные одиночки в тонких куртках и без шарфов, демонстрируя свое презрение к стихии и ко всему миру.

Я шагал по темным боковым улицам. Окна домов были ярко освещены, для меня они принадлежали к другому миру. Гроув-стрит была пуста, а Гроув-Мьюс лежала за аркой, как покинутый средневековый двор.

Снег лежал на мостовой, белый, плотный и почти девственно чистый. Я поднялся по лестнице до каменного коридора на пятом этаже. Меня встретил ледяной порыв ветра. При первом визите я оставил окно в коридоре открытым, и никто его с тех пор не закрыл.

Ветер донес глухой стук.

Легкие, однообразные удары в постоянном медленном ритме. Монотонные, но вибрирующие. Траурные удары далекого барабана. Мягкие, как приглушенные барабаны за лафетом мертвого героя. Только это был необычный барабан: тон был низким, удары легкими. Слабый, бесконечно одинокий звук на ветру.

Дверь квартиры 5-В была полуоткрыта, медленные барабаны звучали оттуда. Я широко распахнул дверь. Тонкий бледный юноша, которого я видел последний раз за рулем серого спортивного автомобиля рядом с Карлой Девин, сидел на кушетке. Меня он, казалось, не заметил. Кроме него, в комнате никого не было. Я закрыл за собой дверь.

Бен Марно, если это был он, сидел, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги перед собой, зажав маленький барабан коленями. На нем были грязные китайские брюки, слишком тонкие для нью-йоркской зимы, и старый китель, такой же тонкий, как и брюки.

Плечи были так сведены, словно ему пришлось мерзнуть всю жизнь. Лохмы волос спадали на лицо, я мог видеть только его нос, сжатый рот, острый подбородок. Он отстукивал ритм настолько мягко, что едва ли замечал движения своих рук.

Я вдруг понял, почему барабан звучал так чуждо, легко и монотонно. Это был еврейский барабан или, если хотите, арабский — они похожи друг на друга, эти еврейские и арабские барабаны; обычаи и культура подчиняются другим законам, нежели политика. Барабан был величиной с маленькое банджо, похож на глиняный кувшин, верхнее отверстие которого затянуто кожей с узким вырезом.

— Марно? — спросил я.

Парень вскинул на меня глаза без удивления или любопытства. Он смотрел на меня, но я не был уверен, видел ли он меня, хотел ли видеть вообще. Неосмысленный взгляд был не здесь, но руки не прекращали отбивать на барабане медленный ритм.

— Где Карла? — спросил я.

Его безжизненные глаза, маленькие темно-коричневые кружки, устремились к причудливой паучьей сети под потолком. В бесконечность не только от меня — ото всех. Невыразительные, мертвые, безучастные. В самом деле? Его руки непрерывно выстукивали мягко звучащий ритм, а в мертвых глазах стояло что-то еще — может быть, шок? Жили только руки, остальное ушло, затаилось глубоко внутри.

— Где она, Марно?

Глаза уставились на меня. Потом мигнули, совсем слабо, дернулись куда-то влево. Крохотное движение темных глаз. В сторону двери, ведущей в другую комнату. Непроизвольный рефлекс, который я в конце концов все-таки вызвал в его подсознании, что-то там затронув.

В соседней комнате лежала она.

Она совершенно неестественно повисла на кушетке, зацепившись одной рукой и коленом стройной ноги. На ней был только прозрачный голубой нейлоновый халат, под ним детское тело, упругое и совершенное, оставшееся красивым и в смерти. Широко раскрытые глаза без зрачков, тонкая струйка крови изо рта, засохшая на подбородке… Смерть пришла в виде колоссального шока, и она в этот момент прокусила себе язык. На ее лице мадонны не было следов страдания, лишь черты искажены, как от сильного удара. Я узнал действие сверхдозы героина.

Я проверил ее руки, но мне даже не нужно было видеть крошечный вспухший след укола в вену, чтобы понять, что случилось. Я нашел еще несколько следов уколов, не слишком много. Она, видимо, употребляла наркотики не так часто или только время от времени. Но достаточно долго. Это мог быть несчастный случай: наркоманы умирают из-за передозировки каждый день. Или это могло быть самоубийство. Но я-то знал, что это не было ни тем, ни другим: это было убийство. Только никакой возможности когда-нибудь это доказать.

Я поднял ее из этого неестественного положения, положил на кушетку и накрыл голубым халатом. Потом вернулся к Марно. Тот сидел все в той же позе, пялился в пустоту и отбивал свой реквием на барабане.

— Когда она умерла? — спросил я.

Его пальцы стучали. Он смотрел на меня. Он вернулся в настоящее время, в комнату с паучьей сетью. Возможно потому, что я теперь тоже знал то, что всего несколько минут назад знал только он.

— Кто знает? — прошептал он. Голос звучал хрипло и тонко. — Кого это беспокоит? Он спрашивает когда. Навсегда, мистер.

— Я уже был здесь четыре часа назад.

— Меня не было. Я пришел, может быть, с час назад. Она уже была здесь. Такая, как сейчас.

— И вы оставили ее лежать?

— Глупая. Глупая маленькая девочка.

— Вы оставили ее лежать просто так?

Его пальцы не переставали отбивать ритм. Он склонил голову, прислушался к тихим ударам и сосредоточился.

— Я должен положить ее на носилки, старик? Сложить ей руки, и закрыть глаза, и надеть лучшее платье? Лживый вздор. Она мертва, старик. Эта лживая чушь ее больше не трогает.

Пальцы барабанили тяжело и медленно. Он покачал головой.

— Кто знает, может быть, она сможет услышать это. В Валгалле. Вы верите, что есть Валгалла для девушек такого сорта. Она жила, как хотела, — а теперь?

— Ладно, — сказал я, — оплакивайте свою потерю, а я…

Он приглушил барабан ладонью.

— Сострадание, старик? Не тратьте его на меня. Для меня это просто неудача. Она была славной маленькой пчелкой. Теперь мне придется подыскать что-то новое. Разве это не мелочь для старого Бена Марно!

Он был потрясен глубже, чем это могло показаться на первый взгляд. Он кровоточил всеми ранами и скрывал свои страдания. Он страдал. Не о себе, а о мертвом полуребенке рядом.

— Кто поддержит меня теперь? Пчелка сыграла со мной плохую шутку. Вы не находите? Кто купит теперь поесть Бену Марно?

Кровь лилась из него ручьем. Если он будет так продолжать, боль может пройти быстрее.

Я спросил:

— Кто ее убил, Марно?

— Убил? Ошибка. Слишком много «снега» для такой маленькой пчелки.

— Убил! — повторил я. — Это не ошибка. Кто, Марно?

— Кто! Кто! Святой дух, вот! Мы все умираем, старик. Мы все будем убиты. Все — гигантская шутка, старик. Прихлопните мух!

— Это вы сказали. Вас прихлопнут, как муху?

— Мы все мухи, старик, раньше или позже нас всех прихлопнут. Но пока мы летаем высоко, ох как высоко!

Его голос и звук барабана становились громче. Впервые я по-настоящему увидел его глаза. Зрачки были сужены. Его истерия была не только страданием. Он был под действием наркотика, и не только.

— Вы на игле, Марно. Хотите пропасть из-за этого?

Он отбил быстрый такт на барабане.

— Совсем немного, старик. Маловато для мухи. У меня не хватает. Бену Марно недостает «снежку». И сейчас ничего больше не осталось, даже маленькой пчелки, которая меня снабжала.

Он мне что-то хотел доверить. Я понял.

— Она рискнула? Она ушла, чтобы достать вам еще?

— Для меня, для Бена Марно, которому нужно еще больше «снежку», приносящего счастье. Да, она ушла, чтобы найти продавца. И она нашла, старик, — он отбросил барабан, вонзив в меня свои суженные зрачки. — Кто, старик? Скажите мне! Вы детектив.

— Если вы это знаете, вы знаете больше меня.

— Я кое-что знаю и не знаю ничего, понял, старик? Она кое-что знала и не знала ничего. Но вполне достаточно, чтобы ее убили. Они очень осторожны. Моя милая, маленькая, ласковая пчелка, приятельница Пола Барона, потому что у Барона было то, что ей нужно. Она была при нем, понимаете. Она ничего по-настоящему не знала, но она знала, что Барон был жив после того, как ваш Вайс ушел.

— Она говорила вам, что Пол Барон был жив, когда Вайс ушел в среду ночью?

Его глаза были мертвыми.

— Она боялась, старик. О Боже, она была пугливой, робкой пчелкой. Но для меня она пошла, и я ей позволил. А ее предупреждали: держать рот на замке и нигде не показываться. Но она предчувствовала, что этим все не обойдется. — Он смотрел на меня в упор. — Потому что она была замешана! Виноваты вы, старик. Она была убеждена, что полиция ей поверила, но когда вы стали ее выслеживать, она испугалась, что ей не поверят. Вы и я виноваты, старик.

Что я мог бы сказать? Это было похоже на правду. Я лишь попросил:

— Расскажите мне, что вы знаете, Марно. Все!

Он вскинул на меня глаза, подтянул колени к подбородку и обхватил ноги руками.

— Что я могу рассказать? Она ничего толком не знала, несмотря на это ее убили. Она знала только, что Барон наезжал на одного парня по имени Уолтер Редфорд. Она там участвовала как свидетельница. Барон начал топить парня в воскресенье. Но в понедельник все пошло кувырком. Барон был очень возбужден и просил у нее только алиби на время. Для того превосходно задуманного дела он в ней больше не нуждался.

В среду вечером мы вместе ужинали. Барон был счастлив, как мальчишка, все шло как по маслу. Позже они встретились у него на Пятой улице. Пришел Вайс, получил деньги за скачки и ушел.

Она мне рассказывала, что Барон смеялся, когда Вайс ушел. Ее он тоже сразу отослал домой. Она полагала, он кого-то ждал. Даже видела внизу какого-то парня, но ничего не заподозрила. На следующий день женщина сказала ей, что она должна держать рот на замке. Ни слова копам. Почему — она не знала. Не знала, пока до нее не добралась полиция в четверг ночью, когда вы тоже были в управлении.

— Женщина? Что за женщина ее предупредила?

— Она не сказала.

— Подумайте!

Он покачал головой.

— Бесполезно, старик. Она не хотела, чтобы я это знал. Слишком опасно для малыша Бена. Полагаю, эта женщина должна быть хорошо знакома с Полом Бароном. Может быть, Мисти Даун — та была постоянной подругой Барона до Карлы. Карла говорила, что все дело затеяла именно Даун. Кажется, Мисти спала с одним парнем, который знал Уолтера Редфорда, и передала свои сведения Барону.

В комнате было так тихо, что я слышал вдалеке голоса на Седьмой авеню. Кто-то смеялся на заснеженной улице.

— Барон сделал свой первый ход в воскресенье?

— Карла так говорила.

Я направился к выходу.

— Когда вызовете полицию, не упоминайте обо мне.

— Полицию? Не смешите меня, старик. Я испаряюсь. Снимаю имя с почтового ящика и улетаю прочь. Мы все лишь острова. Острова в океане.

Пройдет много времени, пока заживут его раны. Может быть, даже больше, чем для Джеральда Девина и его молчаливой жены в их маленьком собственном домике.

Я спустился вниз в занесенный снегом двор и через арку вышел на Гроув-стрит. Повернул налево, чтобы найти на Седьмой авеню телефонную будку.

Обернувшись, увидел на другой стороне улицы машину.

Зеленый автомобиль, шум двигателя которого приглушал снег, отъехал от края тротуара и двинулся в мою сторону.

Глава 22

Я ускорил шаг.

Зеленый автомобиль прибавил скорость.

У большого жилого дома я свернул в темный переулок. Он был пуст. За большим домом я видел свет на углу Бедфорд-стрит, движение транспорта и людей на Седьмой авеню.

Колеса автомобиля, скрипя по снегу, катились за мной. Когда я собрался бежать, мне показалось, что кто-то стоит в дверях подъезда на другой стороне улицы. Но у меня не было времени удостовериться в этом. Зеленая машина почти настигла меня и выбирала момент, когда я окажусь в тени большого здания.

Я плашмя бросился на снег.

Что-то плюхнуло в тихом морозном воздухе. Резкий, короткий, чуть ли не презрительный плюющий звук. Из стены дома посыпалась кирпичная крошка. Эхо раскатилось по обеим сторонам улицы.

Машина промчалась мимо меня, тормозя и скользя по снегу, начала поворачивать.

Я уже был на ногах.

Для разворота улица была узка. Машине пришлось заехать на тротуар. Снова тот же плюющий звук. Где-то разбилось окно — звон осколков разнесся в морозном воздухе. Мотор взревел, колеса скрипели по снегу.

Я побежал.

На обратном пути тоже не было времени всматриваться, стоит ли кто-то в дверях подъезда на другой стороне улицы.

Я бежал дальше, и все происходящее казалось мне сном. Мои ноги беззвучно передвигались по снегу, как ноги призрака. Лишь тяжелое дыхание было реальностью — я задыхался, как загнанный кролик, по пятам за которым гонятся собаки.

Я проскочил под аркой на Мьюс и достиг следующего угла. Машина позади меня теперь ревела без всякой осторожности. Я свернул за угол, поскользнулся и шлепнулся навзничь, болтая ногами в поисках опоры, чтобы встать и бежать, бежать… Машина одолела поворот тоже не лучше, ее занесло и бросило через тротуар на другой стороне улицы в железную решетку.

Я вскочил на ноги. Мотор автомобиля взвыл, но его бампер застрял в решетке. Шины визжали в ночи, зарываясь все глубже в снег, и вращались на месте.

Отскочив назад, я помчался дальше и увидел перед собой огни ресторана «Золотой осел». Это место я знал и стал ломиться в дверь. Из застрявшей машины выскочили двое мужчин. Один упал в снег, приподнялся и снова упал. Я успел протолкнуться внутрь.

Теперь я бежал через зал ресторана. Все оборачивались. Официант протянул было руку, но я увернулся. Позади меня на пол с грохотом падала посуда. Я промчался сквозь кухню и снова выскочил наружу, на темную соседнюю улицу. Я увидел двери, я дергал за ручки, бегая от одной к другой, но ни одна не поддалась. Пришлось снова свернуть в переулок. Передо мной была тихая и пустынная улица, параллельная Гроув-стрит.

Я высунулся из переулка — и увидел их.

Две черные фигуры на белом снегу. Они двигались к переулку. Очевидно, они тоже знали ресторан «Золотой осел». Двое мужчин приближались, держа что-то в правых руках. Тот, что повыше, бежал впереди. Лица я не видел. Только оскал, зубы, отражавшие свет уличных фонарей. Тяжелое темное пальто с развевающимися полами. Шляпа. «Пушка», направленная вперед.

Я повернулся, чтобы скрыться в переулке.

Тут в ночи прозвучали выстрелы. Прогремели внезапно и сильно, как удар по барабанным перепонкам, в разреженном морозном воздухе на узкой улице. Два выстрела. Потом крик. Высокий и жуткий, как крик раненого хищника. Я упал в снег и перекатился дальше. Но кричал не я.

Целый и невредимый, я приподнялся и остался сидеть в снегу, пригнувшись, с оскаленными зубами, как шипящий зверь. И пока я так сидел в оцепенении, мне показалось, что раздался еще один громкий выстрел и два коротких хлопка — той «пушки» с глушителем, которая целилась в меня.

Затем вдруг все кончилось.

Из ночной темноты появились люди. Где-то рядом заливались полицейские свистки. Мой преследователь, тот, что пониже, лежал на мостовой. Другой позади него мешком привалился к дому. Вдали кто-то спасался бегством. Когда я, наконец, поднялся на ноги, он уже исчез.

Я подошел к первому. Тот лежал на спине. В пальто спереди были две окровавленные дыры, куда можно было бы засунуть оба моих кулака. Он был маленький и тощий. Его шляпа лежала на снегу. У него были песочного цвета волосы, и он был мертв.

Никогда раньше я не видел этого маленького тощего человека, но не сомневался, что он был тем мужчиной, который до меня в Сити Айленд искал Карлу Девин. Я плечом проложил себе путь сквозь толпу ко второму мужчине, который привалился к плохо освещенной стене. Его я уже видел: Лео Цар.

У Лео в груди были два расположенных рядом маленьких аккуратных отверстия, и пальто почти не пострадало. Он дышал медленно и тяжело, неравномерные громкие хрипы вырывались из простреленных легких. Я наклонился вплотную к его широкому грубому лицу.

— Цар! Кто это был? Цар!

Он захрипел. Маленькие глазки были закрыты. Из последних сил он цеплялся за жизнь. Кулаки были судорожно сжаты, огромные руки со всей силой, которая еще была в нем, хватались за воздух. Рядом с ним в снегу лежал автоматический пистолет 45-го калибра.

— Лео, — повторил я. — Кто они были? Ты же пришел за ними!

Жилы напряглись на его бычьей шее. Веки дрогнули, но глаза не открылись.

— Пола… Жена… Она…

Его громадная грудная клетка поднялась, опустилась и вновь вздыбилась в глубоком долгом вдохе. Глаза открылись. Он смотрел мне в лицо. Его низкий голос гремел, как булыжник.

— Ищи проклятую падаль…

И дыхание остановилось. Застывшие глаза, казалось, удивленно рассматривали меня. Он еще вздохнул. Взгляд его излучал неприкрытую ненависть. Ненависть, которая была направлена не против меня, а против жизни, которая была во мне. Я еще был жив. А он умер, и ненависть в его ожесточенных глазах погасла.

Позади меня кто-то хихикнул. Кто-то еще стонал от испуга. Я поднялся. Подбежал полицейский. Я отошел и скрылся в маленьком переулке позади «Золотого осла». Никто меня не задерживал. Найдя подъезд, который давал хоть какую-то защиту от холода, я сел и закурил. Больше я не дрожал; я ясно услышал, что сказал Лео Цар.

Жена Пола Барона. Лео сказал, что Барон был женат. Он сказал, что убила его жена Барона. С другой стороны, Лео преследовал двух мужчин. Умирающий человек говорит о самом важном. Или нет? Умирающий человек говорит то, чем занят его угасающий рассудок. Что важно и что истинно, когда человек умирает?

Докурив, я встал и вошел через черный ход в «Золотой осел». В ресторане все были страшно возбуждены и тут же уставились на меня. Я промок насквозь. Никто не заговорил со мной, и никто меня не задерживал.

Шоу в клубе на Пятой улице уже началось. Я взбодрился двумя наспех опрокинутыми порциями ирландского виски и огляделся. Нервы все еще вздрагивали от звона посуды в баре. Кто-то, кому больше нечего было терять, хотел от меня отделаться. Навсегда. От очередного убийства это, скорее всего, не зависело. Я утопил свои нервы в виски, полагая, что этот некто сам по меньшей мере напуган, и сосредоточился на шоу.

Маленькая труппа состояла из шести девушек, одетых, как на пляже. Но на полностью одетых людей, которые здесь ужинали, это действовало иначе. Они не обращали особого внимания на трясущих грудями и задами девушек, а ждали звезду вечера: Мисти Даун.

Та вышла на середину сцены под туш. На нее стоило посмотреть. Хотя на ней было надето больше, чем на девушках, но при этом так, чтобы направить внимание зрителей на нужные места. Прыгало там, где должно было прыгать, и железно стояло там, где должно стоять. Ее тренированный пресс ходил ходуном, как стальная пружина. Лицо скрывалось за пудрой, румянами, тенями для век, накладными ресницами и губной помадой. Лицо стало маской. Ритуальной маской, которая будет передана поколениям шоу-девушек.

Танцевала она неплохо. Голос был глубоким и сильным, может быть, чуть хрипловатым, но таким же обольстительным, как она сама. При внимательном взгляде мне все-таки пришло в голову еще кое-что. Я уловил один нюанс. Она тонко пародировала свой собственный номер. Этим она хитро надувала требовательную публику. Вполне достаточно, чтобы развлекать себя и того, кто надоумил ее на это, но недостаточно, чтобы задеть действительных ценителей. Она играла, она играла роль, причем лишь для собственного удовольствия.

А закончив, она позволила себе пародию на тот тип стриптизерш, которые приплясывают за кулисами, как кобылы в период течки. Освещение сцены уменьшилось, началась промежуточная программа. Юноша-переросток скверно сыграл на рояле и к тому же еще спел пропитым баритоном. Я расплатился и прошел за кулисы. В конце длинного коридора пожилой мужчина дремал на стуле, охраняя выход со сцены. Я сказал ему, что хотел бы поговорить с Мисти, и он удалился, вздыхая. Назад он вернулся, вздыхая еще тяжелее.

— Она уже ушла.

На этом дело для него закончилось. Он снова сел и уткнулся носом в последний номер «Плейбоя».

— Куда? — спросил я старика. — У нее ведь еще два выхода.

— Следующий через полчаса, — ответил тот, не поднимая головы.

Я оставил его рассматривать снимки обнаженных девушек. Казалось, фотографии очаровывали его больше, чем живая плоть и кровь вокруг него. Всегда легче мечтать на расстоянии, а бумажные девушки не будут смеяться над стариком.

Выходя из клуба в морозную ночь, я внимательно осматривал даже пожилых дам. Если у Мисти через полчаса следующий выход, она не могла уйти далеко. Для того чтобы поесть или выпить, она могла бы остаться в клубе.

В вестибюле, который вел к квартире над клубом, испытанная комбинация нажима и толчка позволила мне открыть входную дверь. Тут же я нажал звонок квартиры, в которой был убит Барон, а сам быстренько помчался к двери подвала, вниз по лестнице и через подвал на задний двор.

Пожарная лестница старого дома оказалась прямо надо мной. Я поднялся на лестничную площадку перед окном квартиры. Она была там, сидела в кресле лицом к двери, спиной ко мне. Хотя комната была слабо освещена, я прекрасно видел ее великолепные ноги в черных ажурных колготках. Видел я и «пушку» в ее руке, наведенную на закрытую дверь. Крошечный хромированный автоматический пистолет.

Окно не было заперто, но я бы не успел открыть его, влезть и оказаться рядом с ней вовремя. Мои нервы были все еще напряжены, и это мне было совсем ни к чему, но изредка приходится идти на некоторый риск. Я сунул палец под раму нижнего стекла и толкнул изо всех сил.

Стекло взлетело вверх, я заорал:

— Бросьте пистолет, Мисти! Стреляю, если вы обернетесь!

Самым опасным были рефлекторные движения. Но ее плечи поникли.

— Бросайте! — скомандовал я.

Опасная точка была пройдена. Она бросила крошечный пистолет. Я влез через окно в комнату.

Мисти обернулась. Даже при слабом свете она видела мою единственную руку. И нагнулась к пистолету. Я прыгнул, отбил ее руку в сторону и форменным образом упал на «пушку».

Дальше все пошло своим чередом. Я поднялся с пистолетом в руке. Мисти снова села в свое кресло. Да, она умела держать себя в руках. Я взмахнул пистолетом.

— Что вы хотели делать?

— Ждала, когда кто-нибудь войдет в дверь, чтобы сказать ему, чтобы проваливал. Если все-таки войдет, убить. Это мое жилище, у меня есть разрешение на оружие, и каждая женщина имеет право защищаться.

Я прислушался к ее хриплому голосу. Он был приятен. Она и сама была очень приятна. Кроме того, она была права. Если бы она при таких обстоятельствах застрелила мужчину, то даже не предстала бы перед судом.

— Вы убили Барона, чтобы самой заняться шантажом, или была другая причина?

— А вы догадливы!

— Первое, о чем я могу догадаться: причина, по которой вы меня наняли, Агнес. — Я помедлил мгновение. — Ведь это ваше настоящее имя, не так ли? Агнес Мур.

Ее маскоподобное лицо оставалось неподвижным. Она взяла коробку с сигаретами со столика.

— Действительно, мое настоящее имя Агнес Мур.

Глава 23

Она курила, я сел.

— Не хотите начать рассказывать? — наконец спросил я.

Она подняла руку и стянула с головы рыжий парик. Даже с короткими темными волосами я бы не узнал под слоем краски Агнес Мур. У Агнес Мур, которую я знал, было круглое, почти мужское лицо с крупными чертами. Самая большая перемена произошла с ее голосом. Он был все еще низким и сильным, но хрипота исчезла.

— Вы хороший детектив, — признала она. — Я считала, что играю роль Мисти Даун блестяще. Никто, кроме Пола, не знал, что Мисти и Агнес — одно и то же лицо, а он наверняка не говорил вам об этом.

— И вы постоянно сохраняли эту раздвоенность?

Она пожала плечами.

— Я актриса, и даже неплохая, но мне нужен кусок хлеба. Мисти — это средство для пропитания. Я это не разглашаю.

— Вы утверждали, что Джонатан рассказывал вам о шантаже. Но Джонатан узнал о шантаже только в воскресенье. Вы же, напротив, видели его в последний раз до того. Только Барон или кто-то работавший вместе с ним мог рассказать вам об этом. Сегодня вечером я узнаю, что Мисти Даун была близка с одним мужчиной, который очень хорошо знал Уолтера Редфорда. Я сложил два и два.

Она кивнула.

— Мне следовало предусмотреть, что вы свяжете друг с другом Пола и Джонатана. Мне нужен был убийца.

— В самом деле? — спросил я. Я незаметно поигрывал миниатюрным пистолетом, но так, чтобы она могла это видеть. — Сразу после того, как я побывал у вас, со мной связался Вайс. Кто-то посоветовал Вайсу мне позвонить. Вайс полагал, что это Барон, но Барон к тому времени уже был мертв. Тот, кто на самом деле послал ему это указание, знал, что Барон мертв. Я считаю, вы знали о смерти Барона, когда нанимали меня. Я считаю, что вы меня наняли, чтобы быть уверенной, что вся история повиснет на Вайсе.

— Зачем, черт возьми, мне это нужно?

— Где вы были в понедельник, Агнес? Между двенадцатью и тремя часами дня?

— Где я была? — Лицо под маской ничего не выдавало. Длинная нога лениво покачивалась. — Здесь, дружок, именно здесь.

— Одна?

— После того как ушел Пол — да.

— Следовательно, у вас нет алиби. Вы все знали о шантаже. Вы были близки с Джонатаном. Возможно, вы почуяли легкую добычу. Когда Барон послал Вайса, чтобы получить деньги, вы последовали за Сэмми. Вы воспользовались черным ходом, впрочем, вас мог впустить сам Джонатан. Вы видели, как они схватились, когда пришел Вайс. Джонатан упал, Вайс бежал. Вы взяли деньги, но Джонатан вас видел, поэтому вы его закололи. Вы ушли незамеченной, но боялись, что полиция вас найдет, если не будет других версий по этому делу. Вайс подвернулся кстати.

— Вы сумасшедший.

— В самом деле? Барон кого-то прикрывал, и на это должна была существовать серьезная причина. Вы могли убедить его помочь вам. Вы могли подойти к нему достаточно близко, чтобы без труда его убить. С вами он мог чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы отослать Лео Цара. Я полагаю, вы не доверяли Лео.

— Ну, шикарно! — Она рассмеялась, все еще покачивая ногой. — Я обманула Пола, убила Джонатана, взяла деньги и все повесила на Вайса. Разве вы не знали Пола? Я любила его, черт побери, но он не шевельнул бы пальцем, чтобы выручить меня или любого другого, кто его обманул. Кроме того, у него была эта чертова Карла. Он попытался бы получить деньги и за это выдать полиции меня вместо Вайса. Пол никогда никому не помог, если при этом не видел выгоду.

— Ну хорошо. Я согласен. Не вы убили Джонатана, а Барон. Вы знали это. Он…

Она меня перебила:

— Пол его не убивал. Пол никого не убивал!

Я пропустил это мимо ушей.

— Он повесил убийство на Вайса, но, быть может, боялся и вас. Вы же сами только что согласились, что он был бессовестным, и я вам верю в этом. Когда вы узнали, что он убил Джонатана, то тоже стали его бояться. И вы убили его. Возможно, он угрожал вам ножом, чтобы заставить молчать, и вы убили его, защищаясь. Я хотел бы этому верить. После того как вы его убили, вы увидели возможность повесить на Вайса и это убийство. Барон уже обещал ему двадцать пять тысяч долларов. Тогда вы обратились ко мне, рассказали о шантаже на случай, если я еще ничего о нем не знаю, и отослали меня. Вы совершенно точно знали, что я стал бы искать Барона. И единственный риск был в том, что Барона найдут слишком рано. Но все можно было рассчитать — ведь в конце концов эта квартира ваша.

— Это вам приснилось или есть доказательства?

— Все шло гладко, — продолжал я. — За исключением Лео Цара. Его вы не могли провести, поэтому вы наняли двоих бандитов, которые о нем позаботились. Только они не очень хорошо сделали свое дело. Он еще успел сказать, кто убил Барона. Он сказал мне, что Барона убила жена.

Я наблюдал за ней. Нога в черном чулке перестала раскачиваться.

— А женой Барона были вы, не так ли, Агнес?

— Нет! — она подалась вперед. — Черт возьми, нет! Пол не был женат. Я пыталась добиться этого поначалу, но он меня просто высмеял.

— Скажите правду, Агнес. Полиция все равно узнает.

— Пол не был женат. Я-то, во всяком случае, должна была бы это знать, вам не кажется?

Она была разумной, упорной и интеллигентной. Она должна была знать, что брак невозможно утаить от полиции, если только та знает, что ей искать. Это может занять много времени, но у полиции есть средства это выяснить. Я чувствовал, что она говорит правду.

— Как долго вы жили с Бароном? — спросил я.

— Почти два года. Чуть больше или чуть меньше. Пол не был однолюбом. Ему всегда было мало одной женщины.

— И он никогда не говорил о жене?

— Нет. У него была одна партнерша до меня. Постоянная подруга, с которой он работал, но я с ней никогда не встречалась. — В ее голосе звучала горечь. — Однако все возможно. У него было так много женщин…

— А какого мнения об этом был Лео Цар?

— Откуда мне знать? Спросите его самого.

— Он умер, — сказал я, — и Карла Девин тоже.

Она не заплакала и не вздрогнула. Она, казалось, просто стала меньше. Ее сильное крепкое тело словно съежилось.

— Что же это получается? — только и сказала она. — Паршивый мелкий шантаж того не стоит.

— Но может стоить еще дороже. Может быть, теперь вы скажете мне, что вы знаете.

Ее сигарета еще дымилась в пепельнице. Она закурила новую, не замечая этого. Холодный порыв ветра проник через окно, которое я не закрыл. Я поднялся и опустил его. Она не двигалась. Когда я снова сел, она начала говорить.

— Когда я познакомилась с Джонатаном, то сразу поняла, что могу его заполучить. Он желал меня, он был богат, ему было безразлично мое прошлое. Пол нашел идею замечательной. Пол был такой! Он испытывал удовольствие, когда другие мужчины платили за девушку, которую он получал, чуть поманив пальцем. Итак, я вступила в связь со стариком. В сущности, он был довольно мил. Этого у него не отнять. Он хорошо со мной обходился. Не будь я под влиянием Пола, возможно, я лучше относилась бы к старику. Я бы сделала это. Если бы потом не начался этот кошмар, а Пол остался жив.

Она говорила и сама не замечала противоречий. Она желала стать Джонатану верной возлюбленной, но не ради Джонатана, а ради Барона! Она всегда думала о Бароне, даже сейчас.

— Что случилось потом?

— Джонатан рассказал мне о своем племяннике, который постоянно играл и проигрывал. Джонатан все время оплачивал его долги. Я предложила Полу использовать Уолтера как мишень для шантажа Джонатана. Пол нашел идею блестящей. Он поставил парня в такое затруднительное положение, что тому пришлось начать работать с девушками, ну а остальное вы знаете.

— Этим делом он занимался один?

— Нет. Ему кто-то помогал, но я не знаю кто. Он мне никогда не говорил, с кем работает.

— Продолжайте.

Она прикурила третью сигарету от второй.

— Первый ход Пол сделал в воскресенье. В понедельник он рассчитывал получить деньги. Он был со мной здесь и ждал телефонного звонка. Тот прозвучал примерно в половине двенадцатого, может быть, чуть позже. Я заметила, что ему не понравилось то, что он услышал. Пол сразу как-то побледнел и убежал.

— Разговор был в половине двенадцатого? Вы уверены? Не позднее, не в половине второго?

— Может быть, без четверти двенадцать, но ни в коем случае не позже. Я как раз что-то смотрела по телевизору.

— Ну ладно.

— Около часа он позвонил мне. Каждому, кто спросит, я должна была говорить, что он был вместе со мной по меньшей мере до часа. — Она выпустила тонкую струйку дыма. — Снова встретились мы уже в клубе. Он заглянул после шести. И отправил меня искать Сэмми Вайса. Я должна была передать, что Пол знает, как глубоко тот влип, и поможет. Вайсу нужно было где-то скрыться и каждый час сообщать по телефону ему или Лео, где он находится. Я нашла Вайса и передала. Это все.

— Все?

— Все, что я знаю. — Она раздавила едва начатую сигарету. — После того как он в понедельник ушел от меня, что-то произошло. Я не знаю что, но все вдруг стало другим. Он стал другим. Я еще никогда не видела Пола таким взвинченным, как в понедельник, когда в шесть часов он пришел в клуб.

— Дело оказалось крупнее? Прибыльнее?

— Он вел себя, как мальчишка после первого поцелуя. Дело его жизни — так он сказал. Годовой доход, а не жалкие двадцать пять тысяч долларов. — Она посмотрела на меня. — И вообще, в нем не было ни страха, ни нервозности. Он никого не убивал, поверьте мне. Он был в приподнятом настроении.

— Через два дня он был мертв.

Она подалась вперед.

— Я его больше не видела, пока не пришла сюда в среду после ночного выступления. Он лежал на полу в спальне. На ковре была кровь. Я убежала. Я не знала, кто его убил и почему, и просто испугалась. Я вернулась в свою квартиру на Семьдесят шестой улице и спряталась там. Потом позвонила вам.

Она замолчала. Ветер бился в окно. Он задувал в комнату ледяной воздух через щели неплотно закрытых оконных рам старого дома.

— Об этом вы могли бы сказать и раньше.

— Копы говорили, что я была замешана в шантаже? Они говорили, что я солгала, чтобы покрыть Пола? Вам сказали, что я нашла его мертвым и не известила полицию? Я не слишком хитрая, но и не сумасшедшая. И не стану впутываться в историю. Я буду отрицать все, что вам рассказала. Но я хочу найти убийцу Пола, потому я вас и наняла.

— Он не говорил вам, почему был так взволнован в понедельник вечером?

— Нет.

— Вы не видели где-нибудь нож с волнистым лезвием? Типа малайского криса?

— У Пола? Нет.

— Я должен все сообщить полиции.

— Вовсе вы ничего не должны. Я ничего не говорила.

Она потянулась за очередной сигаретой и взглянула на часы, висевшие на стене. Скоро у нее очередной номер, а потом еще немало номеров с завлекательными улыбками для похотливых глупцов.

Положив ее пистолет на стол, я пошел к выходу.

— Форчун, — сказала она, — найдите убийцу Пола.

Я кивнул, не оборачиваясь, и вышел. Пол Барон был вором, мошенником, лжецом. Человеком, который никогда в своей жизни никого по-настоящему не любил. Но она любила его. Мир жесток и глуп. Мы заботимся не о тех, кто нас любит и страдает, мы заботимся о тех, кого любим мы и кто заставляет страдать нас.

На Пятой улице царило оживление, обычное для конца недели. В баре я отыскал телефонную кабину и позвонил капитану Гаццо. Тот вовсе не обрадовался моему звонку. Я сказал ему, что хочу поговорить с Сэмми Вайсом. Это тоже его не обрадовало, но после некоторого колебания он дал мне зеленый свет. Он уезжал, но обещал оставить нужные указания.

Глава 24

Охранник привел меня к камере и встал поодаль. Он был недоволен. Мой визит противоречил правилам.

Я стоял перед железной решеткой. Вайс лежал на нижних нарах: маленькая бесформенная тень, почти незаметная. Слабая тень человека, который никогда по-настоящему не жил, который не оставил после себя никакого следа. Заметив меня, он сел. Свет падал на его темные глаза с тяжелыми мешками.

— Как дела, Сэмми? — спросил я.

— Очень хорошо, Дэнни. Очень хорошо.

Я наблюдал за ним. Голос его был спокойным, и он не потел. Говорят, несчастье делает людей сильнее, но я знаю лишь немногих, с кем так случилось, большей частью оно просто уничтожает. Однако Вайс сидел в камере, которой всю свою жизнь боялся, и не дрожал и не трусил. Его темные глаза смотрели на меня открыто, а бледное луноподобное лицо было сухим.

— Ты должен крепко подумать, Сэмми, — начал я. — Ты говорил, что Пол Барон связался с тобой в понедельник, в двенадцать дня. Ты уверен, что это было в двенадцать? Не раньше?

— Скорее позже. Я же говорил, что, как всегда, был в бане. Мне пришлось идти к телефону, обернувшись полотенцем.

— Он знал, что ты каждый день в это время ходишь в турецкие бани?

— Все это знали. Сэмми Вайс каждый день выпаривает свой жир. Сэмми — толстяк. Одна жалкая комната, ни семьи, ни друзей, только бродяги, как и он сам. Каждый день я хожу туда, и все без толку.

— Что сказал Барон?

Он не слышал меня. Он уставился в темный угол камеры и заслушался своих мыслей.

— Я даже купил себе корсет. Мужской корсет. Я затягивался в своей жалкой конуре, чтобы стать стройнее. И ведь нужно, в сущности, быть немного внимательнее к себе. Нужно только прекратить постояннонабивать брюхо. Но вот так получается: всю жизнь смотришься в зеркало, но этого не замечаешь.

Кто знает, что в действительности происходит в человеке? Как он может измениться? Каким образом за день Вайс перестал потеть от вечного страха?

— Я хочу точно знать, что сказал Барон, Сэмми.

— Он сказал, что я должен получить у Джонатана Редфорда двадцать пять тысяч. В четверть второго, не раньше. За это тысяча будет моя. Деньги нужно было принести ему на Седьмую улицу. Но потом мы с Редфордом сцепились, и я не получил денег. Это правда.

— Я тебе верю, Сэмми. Долго ты пробыл у Редфорда?

— Минут пять или немного дольше.

Пять минут! Какие ошибки мы допускаем только потому, что не сомневаемся в очевидном, принимая его без доказательств.

— Как ты себя чувствовал, когда пришел к Джонатану, Сэмми?

— Я потел. Ты ведь меня знаешь. Всю свою жизнь всегда потею.

— Редфорд стоял у окна?

— Да, крупный такой человек. В халате. Он повернулся ко мне спиной. В комнате было холодно. Но я потел, как всегда.

— Опиши подробно, что тогда случилось. Каждую мелочь.

Он качнул головой.

— Я даже не знаю, все произошло так быстро. Сначала он дал мне возможность заговорить. Я говорю, он не отвечает. Я рассердился и припугнул его. Тогда он вдруг повернулся и набросился на меня. Мы схватились, и он рухнул на пол. Я до него едва дотронулся, но он упал на пол, и я убежал.

— Хорошо, Сэмми. Лежал на полу коврик? Подумай!

— Я не знаю, Дэн. Может быть, да, может быть, нет.

— В тот день ты еще раз виделся с Бароном?

— Я его в понедельник вообще не видел.

— Хорошо, Сэмми, — кивнул я. — Держись молодцом.

Он медленно кивнул.

— Знаешь, Дэн, с тех пор, как они меня посадили, я размышлял. Ведь я знаю, что никого не убивал. Может быть, мне не верят, может быть, они никогда не узнают правду. Может быть, мне придется поплатиться головой. Но я знаю, что я этого не делал. Я имею в виду, что не хочу исчезнуть навсегда, но смогу это выдержать, если придется. Я же знаю, что невиновен.

— Ты скоро выйдешь отсюда, Сэмми.

— Обязательно, Дэн, — кивнул он и ухмыльнулся. — Я жду здесь, пока ты меня вызволишь.

Охранник вышагивал позади меня, как будто опасался, что я в заключение могу еще освободить архипреступника и выпустить его на свободу. Он тщательно запер за мной решетчатую дверь коридора. Металлический скрежет стали о сталь звучал, как призыв на страшный суд, и, казалось, доставлял ему удовольствие. Таковы охранники. Я никогда не смогу понять, становятся они охранниками, потому что таковы от природы, или же они становятся такими, сделавшись охранниками.

На улице я поймал такси и поехал домой. Сунул свой старый пистолет в карман пальто, снова спустился вниз, сел в свою машину и поехал на Манхеттен.

Дверь квартиры на Шестнадцатой улице открыл мне Джордж Эймс. Он казался усталым.

— Опять вы? — буркнул он. — Я звонил в полицию. Прокурор абсолютно убежден в виновности Вайса.

— Ему за это платят.

— Вы решили разрушить нашу семью?

— Не всю семью, я надеюсь.

Я обнаружил нечто в его глазах. Они были знающими, если можно так выразиться. Эймс что-то знал, но я мог только догадываться, что это было.

— Тогда входите, если это необходимо.

Я вошел. Все еще больше изменилось. Еще полгода, и следы Джонатана Редфорда исчезнут полностью.

— Вы один? — спросил я Эймса.

— Да.

— А где остальные?

— В Нортчестере. Они хотят на уик-энд объявить о предстоящей свадьбе. Я решил не ехать. Хотите что-нибудь выпить?

— Охотно. Ирландское виски, если есть.

— Боюсь, только шотландское.

— Тоже пойдет.

Я сел и смотрел, как он готовит выпивку. Он подал мне стакан и сел напротив.

— Продолжайте, мой дорогой Шерлок Холмс, — Эймс улыбнулся. Мужественная попытка смягчить обстановку. Только она не удалась.

— Что вы знаете о Поле Бароне? — спросил я.

— Я знаю, что деньги не были карточным долгом, что Барон шантажировал Уолтера или, скорее, Джонатана.

— Вам никогда не приходила в голову мысль, что посылать сюда Вайса было безумием? Если бы речь шла о карточном долге, тогда нет. Но речь шла о шантаже. Зачем нужно было вмешивать постороннего?

— Не имею понятия. Из соображений безопасности, может быть?

— Нет. При шантаже безопасность и успех зависят от количества людей, посвященных в дело. Чем меньше, тем лучше. Было бы безумием посылать сюда Вайса только за деньгами.

Я отпил глоток.

— Почему Пол Барон послал Вайса? Вопрос настолько очевиден, что никто не потрудился вообще его поставить. Барон послал Вайса, потому что он его послал, точка. Очевидный факт. Однако он окажется вовсе не столь очевидным, если присмотреться к нему ближе. У Барона действительно не было никакой причины посылать кого-то за деньгами.

— Откуда вы можете знать? Как вы уже сказали, Барон это сделал.

— Барон еще в воскресенье замахнулся для большого удара. В понедельник он ждал телефонного разговора. Телефонного разговора, но не курьера! Разговор состоялся около половины двенадцатого. Но ему не сообщили того, что он ожидал услышать. Он ушел в большой спешке. И только после этого связался с Вайсом.

Эймс изучал свой стакан.

— К чему вы клоните?

— Опишите мне еще раз события понедельника. Утра понедельника.

Тот поболтал лед в стакане.

— Я позавтракал вместе с Джонатаном. Потом ушел к себе. Приблизительно в половине двенадцатого, возможно, чуть позже, ко мне пришел Уолтер. Он сказал, что Джонатан ушел с Дидрой, и предложил подвезти меня на такси. Он собирался ехать в Нортчестер с вокзала Грейт Централ. Я согласился.

— Где находится ваша комната?

— В задней части квартиры. Теперь я, естественно, занимаю всю квартиру целиком.

— Ваша комната изолирована так, что вы ни Уолтера, ни мисс Фаллон не видели и не слышали? Не слышали, как уходил Джонатан?

— Дом построен на совесть.

— Значит, дело сводится к тому, что вы после завтрака ничего не видели и не слышали. Вы больше не видели Джонатана.

Он уставился на меня.

— Я рискну спросить: ну и что? Это вы уже знали. Почему вдруг вспомнили?

— Потому что никто из тех, кто хорошо знал Джонатана, ни разу не видел его после завтрака. Кроме Уолтера и Дидры Фаллон.

Если бы я рассчитывал на реакцию, то был бы разочарован. Его актерская физиономия оставалась неподвижной. Взгляд, казалось, ушел внутрь. Он принюхался и пригубил свой напиток.

Я тоже.

— Вайс не знал Джонатана. Он был взволнован, все произошло так внезапно! Он видел мужчину высокого роста, в халате и с бородой. Позже ему показали фото трупа на полу и покойника на столе для вскрытия. Швейцар видел мужчину с бородой в одежде Джонатана вместе с мисс Фаллон. Было холодно. На Джонатане наверняка были пальто, шляпа, вероятно, шарф; то есть то, что надевают, когда холодно. Я держу пари, что Джонатан прошел мимо швейцара, не поздоровавшись; мисс Фаллон, напротив, по всей вероятности, приветствовала швейцара и, возможно, даже заговорила с Джонатаном, когда они мимо него проходили. Обманный маневр. В ресторане опять мисс Фаллон знают. Джонатана она, вероятно, привела туда впервые. Ставлю сто к одному, что Джонатана в «Карле XII» никогда раньше не видели. Бывал он раньше в этом ресторане, Эймс?

— Не могу сказать наверняка. Пожалуй, нет.

Я ждал. Но он больше ничего не сказал. Только сидел и рассматривал свой пустой стакан, как бы спрашивая себя, куда подевалось виски и как наполнить стакан, не вставая и не наливая вновь.

— Тогда, пожалуй, сказать придется мне, — заговорил я наконец. — Когда вы в понедельник утром уходили из дому, Джонатан был уже мертв.

— А результаты вскрытия?

— Не исключена ошибка в определении времени смерти. Существует сотня причин, по меньшей мере затрудняющих установить его точно, тем более что Джонатана нашли много позже. Холод, например. Вайс говорил, что в кабинете было холодно.

Эймс поднялся и зашагал к бутылке.

— Все окна были открыты. Я их закрывал.

— Не было никакой надобности оставлять их открытыми. Труп ведь нашли только в шесть часов вечера. Убийца мог рассчитывать, что его ни в коем случае не увидят раньше. Только вы с Джонатаном имели ключи от квартиры, а о вас каждый знает, что вы человек привычек.

— Здесь вы правы. Джонатана найти не могли, пока меня не было дома.

— Дополнительная предосторожность, — кивнул я. — Важно было, чтобы свидетели, включая Вайса, заявили, что видели Джонатана живым еще в четверть второго или даже в половине второго, если верить какому-то Вайсу.

Я опорожнил стакан и отодвинул его от себя.

— С Вайсом преследовали двоякую цель и, возможно, в первую очередь думали даже не о том, чтобы повесить на него убийство. Скорее всего, Вайс должен был лишь свидетельствовать, что Джонатан был жив еще в четверть второго. Тем самым все члены семьи оказывались вне подозрений. А другой блестящей идеей стало замешать его в убийство.

Эймс принес свою выпивку к креслу и закурил.

— Значит, вы утверждаете следующее: Джонатан был убит приблизительно в половине двенадцатого. Уолтер и я ушли. Пола Барона вызвали, он прошел незамеченным. Он связался с Вайсом и одновременно вызвал человека, который сыграл роль Джонатана. Этот мужчина отправился вместе с Дидрой на ланч, позаботившись, чтобы его заметил швейцар, и в то же время был здесь, чтобы встретить Вайса?

— На мужчине был халат, потому что костюм Джонатана был забрызган кровью. По указанию Барона он затеял с Вайсом драку. Вайс убежал. Барон опять положил труп на место и вместе с мужчиной покинул квартиру черным ходом. Потом он от этого мужчины каким-то образом отделался.

— Каким-то образом? Ах, да. Я понимаю.

— Барон убрал окровавленный ковер и очистил пол.

Эймс уставился на меня.

— Мне это представляется довольно сложным.

— Вовсе нет. При данных обстоятельствах это было в высшей степени просто, почти до идиотизма. Барон наверняка знал сотню бродяг, которые за тысячу долларов готовы почти на все. Он знал Джонатана, и требовалось только подобрать человека соответствующего возраста и роста. Бородой можно обзавестись в Манхеттене за десять минут. Как только вы ушли из дома, ему больше не нужно было опасаться тех, кто действительно знал Джонатана.

— Но это похоже на стихийный порыв вдохновения.

— Именно потому я так уверен в этом. Ни один человек не смог бы такого напланировать заранее, даже приблизительно. Пришлось бы, смотря по обстоятельствам, целыми годами ждать подходящего момента. Это должна была быть именно спонтанная мысль, озарение, вызванное критическими обстоятельствами Ему нужно было как можно скорее замять убийство. У него был труп, пустая квартира и двадцать пять тысяч долларов. Наличными, на руках. Лучше он не смог бы организовать. Человека, который сыграл роль Джонатана, он нашел так же легко, как и Вайса на роль козла отпущения.

— Откуда же он знал, что сможет так ловко использовать Вайса?

— Он не знал. Ему подошел бы любой курьер. Это было чистой случайностью.

— А для чего было Полу Барону все это делать? Так рисковать?

— Деньги. Неповторимый шанс. До того времени он занимался мелким шантажом, но теперь у него был убийца, которого нужно было прикрыть, и тем самым он заполучил дело всей жизни. А в качестве залога у него был кинжал. Отсутствие кинжала сразу меня озадачило. Теперь я знаю, почему он исчез. На нем остались отпечатки пальцев убийцы, и Барон взял его себе.

— Вы упоминали о телефонном разговоре, которым Барона будто бы известили об убийстве. Насколько я могу судить, здесь был все-таки его враг, его жертва. Зачем же тот позвал его на помощь и потом еще помогал ему?

— Кто-то делал здесь общее с ним дело. Был его компаньоном с самого начала.

— Компаньоном? При этом Уолтера вы исключаете?

— Ни в коем случае. Он мог так глубоко увязнуть, что пришлось заколоть Джонатана.

Эймс осторожно поставил свой стакан. Я наблюдал за ним. Он никак не выразил своего отношения к этой возможности.

— Вы не раскрываете карты, Форчун. Вы обобщаете, вы не называете никаких имен. Вы упоминали Уолтера и Дидру. Да, мы знаем, они были здесь, и они не отрицают этого. Будь все так, как вы предполагаете, они могли стать соучастниками, но никак не убийцами, верно?

Он подождал, но я молчал. Внезапно он встал и подошел к бару. Налил полстакана чистого виски и проглотил залпом. Повернувшись ко мне спиной, он оперся руками о стойку.

— По-вашему, здесь с Уолтером и Дидрой мог быть еще кто-то. Некто невидимый и неизвестный.

— Третье лицо должно было когда-то раньше пройти мимо швейцара. Но это, конечно, возможно.

Он смотрел на меня в упор.

— Но и я… Я тоже был здесь.

— Вы тоже.

Он продолжал пристально смотреть на меня. Затем повернулся, налил себе еще виски и залпом выпил. Он теперь держался очень жестко.

— Чего вы хотите от меня, Форчун?

— Давайте поедем вместе. Сейчас речь идет не только о Джонатане. И не только о Джонатане и Бароне. Речь идет еще о двух трупах. Один из них — труп робкой, глупой маленькой девушки, которая даже еще не начинала по-настоящему жить. Теперь она мертва, потому что казалась кому-то опасной, и убийца еще на свободе.

Его спина стала прямой, как палка.

— В Нортчестер?

— Да. Моя машина внизу.

Он снова повернулся ко мне.

— Хорошо. Едем.

Эймс взял пальто и шляпу, и мы спустились вниз. Я предложил ему сесть за руль. Даже человек с двумя руками во время управления автомобилем сравнительно беспомощен. Я не думал, что он кого-нибудь убивал, но это в теории. Я же тоже мог ошибаться.

Глава 25

Мы ехали по Вест-Сайдскому шоссе, через мост Джорджа Вашингтона, который казался бесконечной движущейся световой полосой, и через Ривердейл на север. За городом снег лежал толстым белым покрывалом, в котором отражались огни небольших домов и неоновые цветные лампы магазинов и баров.

Эймс вел машину быстро, умело и молча. Держался он все так же натянуто. Из изнеженного аристократа он стал сильным мужчиной, у которого голова занята тысячью дел. Он не был больше актером на сцене, он был самим собой. Я не имел понятия, о чем он думал, он не стал бы говорить мне об этом. Прежде, чем действовать, он, очевидно, хотел выяснить, что я на самом деле знаю или подозреваю. А я не знал, что знал он или что он об этом думал. Не знал я и того, как он поведет себя, если наступит момент: бросится ли мне в объятия или не захочет помочь. Может быть, Эймс еще сам не знал этого.

Хотя в Нортчестере меньше домов, но движение было такое же плотное. Фары слепили глаза. У меня было ощущение, будто я один-одинешенек пробираюсь через тоннель, окруженный миллионами враждебных глаз, смотрящих на меня.

Теперь я был убежден, что знаю, что произошло в понедельник утром, но никогда не смогу доказать, если не удастся вогнать кого-то в панику. Паника может оказаться опасной и для меня, но другого выхода нет.

А пока меня будет искать Гаццо. Свидетели опишут однорукого мужчину, который стоял на коленях над умирающим Лео Царом. Смерть Лео и Карлы Девин возбудит у Гаццо некоторые сомнения в виновности Вайса. Он захочет поговорить со мной. Но у меня слишком мало времени. У Вайса его еще меньше, если я вскоре не представлю убийцу со всеми доказательствами.

У прокурора сомнений не будет. Для прокурора, любого прокурора, Вайс останется виновным. Карла Девин совершила самоубийство в приступе депрессии, вызванной смертью Барона, или вовсе умерла случайно, а Лео Цар был убит при разборке между уголовниками. Несомненно, при этом будет установлена связь со смертью Барона, но это ничего не изменит в очевидной виновности Вайса. Совсем ничего. У прокурора бессонных ночей не будет.

Начальник криминальной полиции МакГвайр будет несколько дольше размышлять об этом случае, он даже даст указание своим людям быть начеку, но, в конце концов, он заботится об огромном городе. Участковые детективы МакГвайра не станут слишком утруждать себя. Вайс наверняка заслужил свое, а Гаццо перегружен работой.

Вскоре после полуночи мы миновали Нортчестер и минут через пять Эймс свернул к великолепному старому дому с двумя маленькими бунгало позади. Окна первого этажа еще были освещены. Эймс остановился у подъезда.

Нам открыл дворецкий Маклеод. Миссис Редфорд была в библиотеке. Эймс плелся позади меня, словно ноги его были налиты свинцом, а ступни увязли в грязи.

Гертруда Редфорд была одна. Она захлопнула книгу, не торопясь отложила ее и поздоровалась с нами:

— Ты здесь, Джордж? Я очень рада. Мистер Форчун, пожалуйста, садитесь.

Я сел. Эймс предпочел встать в углу рядом с баром. Миссис Редфорд следила за Эймсом пронзительным взглядом голубых глаз. На ней было серое домашнее платье, седые волосы тщательно причесаны, пальцы унизаны кольцами. На столике на хрустальном подносе стояла обязательная чашка кофе. Библиотека производила впечатление солидности и аккуратности, все стояло там, где ему следовало стоять. Пепельницы выглядели так, словно их уже сто лет не передвигали и не использовали.

— Не могли бы Уолтер и мисс Фаллон прийти в библиотеку? — спросил я.

Хрупкие руки нервно дернулись, но моложавое лицо осталось мягким, хрупкое тело расслабленным. Словно я был двоюродным братом, который каждую неделю приходит с визитом. Только меж бровей появилась складка, которая могла означать беспокойство, но не обязательно.

— Извините, мистер Форчун, — улыбнулась она, — я знаю, вы пришли поговорить о вашем деле. Но в нашей семье всегда беседуют за чашкой кофе. Очень учтивый обычай, как мне кажется, без этого я чувствую себя буквально потерянной. Вы предпочитаете фильтрованный кофе, не так ли?

— Да, большое спасибо.

Она кивнула.

— Три фильтрованных кофе, пожалуйста, Маклеод.

— Два, Гертруда, — возразил Эймс. Он уже открыл бар и достал бутылку виски.

— Я полагаю, кофе полезнее, Джордж, — заметила миссис Редфорд.

Эймс налил, не отвечая. Она вздохнула, как будто никогда не могла понять, что мужчинам алкоголь нужен как духовная опора.

— Тогда две чашки, Маклеод.

Она сложила тонкие руки и любезно улыбнулась мне.

На Эймса она не обращала никакого внимания. Он стоял в углу и пил. Было совершенно ясно, что мы не сможем ни о чем поговорить, пока не выпьем кофе. Она придерживалась своих обычаев, держалась за внешние проявления своего бытия, что бы ни случилось. Нерушимая скала в бесконечных волнах прибоя.

Маклеод вернулся с кофе и подал мне чашку. Кофе вновь был великолепен. Она сделала два маленьких глотка и отставила чашку.

— Вы хотели поговорить с Уолтером и Дидрой? — спросила она.

— Со всеми вами, — поправил я.

В ее голосе не было ни тепла, ни холода, он звучал совсем бесстрастно.

— Дидры вообще здесь нет. Она уехала несколько часов назад. Уолтер должен быть дома. Маклеод, пожалуйста, посмотрите, где мистер Уолтер, и попросите его сюда.

Маклеод ушел. Миссис Редфорд опять пила кофе и рассматривала меня поверх чашки.

— Вы хотите снова говорить об убийстве Джонатана? — спросила она. — Появились новые факты?

Ее голос звучал так невозмутимо, так искренне заинтересованно, что это становилось уже неестественным. Мы ведь собирались говорить не о благотворительном базаре.

— Убиты еще два человека, миссис Редфорд. Одна — совсем юное существо, наполовину ребенок, который никому ничего не сделал.

— Как ужасно, мистер Форчун. Я знала ее?

— Она относилась к числу тех девушек, с которыми работал ваш сын.

— Мы живем в мире насилия, — протянула она. — Я искренне сожалею.

— Но Сэмми Вайс в тюрьме, миссис Редфорд.

— Где ему и следует быть.

— Вайс не мог убить ни эту девушку, ни другого человека.

— Конечно, нет, — сказала она и улыбнулась. Мягкой, приятной улыбкой. — Но при чем тут мы?

— Оба были убиты из-за Пола Барона. И Барон, между прочим, тоже убит, потому что знал настоящего убийцу Джонатана.

— Вы пришли сюда, чтобы обвинить кого-то?

Ее нежное лицо все еще учтиво улыбалось, но голос звучал вполне по-деловому. Она действительно хотела знать, зачем я приехал.

— Мне кажется, вы прекрасно понимаете, почему я здесь, — сказал я. — Ваша поездка в Нью-Йорк в понедельник доказала это.

— Пожалуйста, переходите к делу, мистер Форчун. Вы хотите сказать, что считаете моего сына убийцей своего дяди? Вы здесь, чтобы обвинить Уолтера?

— Я думаю, вы это знали, — кивнул я. — Да, Уолтер убил Джонатана.

Эймс так стремительно поставил свой стакан, что в маленькой библиотеке раскатилось эхо от этого стука.

— Черт побери, Форчун, как вы можете это утверждать? У Уолтера не было никакого мотива. Вы сами говорили, что там мог быть еще кто-то.

— Что случилось после того понедельника, Эймс? Подумайте.

— После понедельника? — Эймс посмотрел на меня, затем на миссис Редфорд. Потом схватил свой стакан и выпил.

— Миссис Редфорд с кем-то имела дело, Эймс, — продолжал я. — Она платила деньги, чтобы защитить убийцу. Она не пошла бы на это ни для кого, кроме Уолтера. Уолтер — ключ ко всему.

Эймс стиснул стакан и только спросил:

— Гертруда?

— Подожди, Джордж, — отмахнулась миссис Редфорд и повернулась ко мне:

— Что вы собираетесь теперь делать, мистер Форчун?

— Боже мой, Гертруда! — Актерское лицо Эймса постарело на десять лет. — Ты действительно знала это, и… — Он выпил. Виски пролились на рубашку. — Знаешь ли ты вообще, чем они занимались? Уолтер с этим Бароном? Скажите ей, Форчун! Расскажите всю эту историю.

— Пожалуйста, Джордж. Мне это совсем неинтересно, — остановила она.

Я рассматривал гладкое моложавое лицо. Эта женщина никогда не задавала себе вопросов, на которые не могла бы ответить. Я верил тому, что она сказала. Она не знала, каким образом Вайс был замешан в убийстве, — это ее не интересовало. Это ее не касалось. Чем это могло грозить Вайсу, ее не беспокоило. Вайс был ничем, нулем, удобным случаем для Редфордов. Ее не интересовало, как умер Джонатан, или когда. Мертвый Джонатан больше не принимался в расчет. Семья продолжала жить: единое целое, которое значило больше, чем любая отдельная ее часть.

Она сложила свои хрупкие руки.

— С Уолтером произошел трагический несчастный случай. Он действовал необдуманно, он боялся: он знал, что власти не сочтут это глупой ошибкой, хотя, в конечном счете, все так и было. Его могли обвинить. Он пустился на глупые уловки, но мне удалось все исправить. Мистер Форчун, об этом вы хотели мне сообщить?

— В числе прочего, — кивнул я.

— Следовательно, нам нечего больше обсуждать. Я не вижу нужды обременять остальных. Уолтер достаточно натерпелся.

— Это все, что вы мне хотите сказать, миссис Редфорд?

— Разумеется. Мой покойный муж научил меня совершать сделки. Если у вас есть улики против Уолтера, скажите об этом. Тогда мы сможем вести речь о деньгах и условиях. Если у вас нет доказательств, предлагаю вам уйти, пока я не позвонила начальнику нашей полиции и не попросила вас задержать. Вы не имеете законного права находиться здесь, я справлялась об этом. У вас есть доказательства?

— Смерть Джонатана могла быть несчастным случаем. Сам я твердо убежден в этом. Три других убийства нет.

— У вас есть доказательства, мистер Форчун?

Ее бледно-голубые глаза впились в меня. Что я мог ответить? Доказательств пока что не было. И тут меня выручил Эймс. Он поставил свой в третий раз опустевший стакан и потер гладковыбритое лицо.

— Уолтер никак не мог убить Барона, Форчун. Это я знаю точно.

— Пожалуйста, не говори ему ничего, Джордж, — прервала его миссис Редфорд.

Эймс пропустил ее слова мимо ушей.

— На самом деле в среду вечером мы с Уолтером были вместе в моей квартире. Он не уходил.

— Он вел разговоры по телефону?

— Нет, никаких. Я помню это очень хорошо, потому что Дидра говорила по телефону довольно много и Уолтера это раздражало.

— Джордж! — крикнула миссис Редфорд. — Какой ты глупец!

Я допил кофе и откинулся назад.

— Уолтер не убивал ни Барона, ни тех других, миссис Редфорд. Это были вы!

— Не превращайте себя в посмешище, мистер Форчун. Если вы хотите попытаться это доказать…

— Нет, собственноручно вы этого, конечно, не делали, вы только принимали участие в том деле, которое вам предложили в понедельник. И тем самым вы убили людей так же верно, как если бы проделали это сами. Во всем виновата ваша сделка.

Я слышал, как Эймс снова наполнял свой стакан, но не смотрел на него. Я наблюдал за миссис Редфорд. Она не отводила от меня своего взгляда.

— Если кто-то что-то покупает, его не должно беспокоить, как другие сумеют это выполнить, — твердо сказала она. — Мой покойный муж обучил меня и этому. Я заключила сделку и выполнила названные мне условия. Я никоим образом не несу ответственность за то, что совершила другая сторона. Это меня не касается.

Эймс хрипло спросил:

— Какие условия?

По его голосу я понял, что он начинал соображать. Прежде чем я успел что-нибудь сказать, в дверях появился дворецкий Маклеод. Без Уолтера, но с Морганой Редфорд. Та выглядела так, словно не переодевалась со времени нашей последней встречи, но глаза ее блестели весьма странно.

— Где Уолтер? — спросил я Маклеода.

Миссис Редфорд движением руки отмела мой вопрос.

— Звоните в полицию, Маклеод. Я просила мистера Форчуна покинуть наш дом, он отказывается. Скажите начальнику, что мистер Форчун, по моему мнению, вооружен.

Маклеод покосился на меня и ушел. Миссис Редфорд точно знала, что я никогда не применю оружия. Моргана Редфорд посмотрела на мать, но обратилась ко мне:

— Уолтер уехал разыскивать Дидру. Я сказала ему…

— Что ты ему сказала, дорогая? — спросила миссис Редфорд.

— Куда он уехал? — спросил я.

Моргана, казалось, не слышала нас обоих. Она ответила нам на свой манер.

— Я знаю, что Уолтер следил за ней. Когда Дидра ушла сегодня вечером, Уолтера не было. Но я знала, куда она поехала — в тот притон, где она часто бывала одна. Я сказала Уолтеру. Час назад. Он умчался. Теперь наконец он увидит, какова она на самом деле.

Честная маленькая фанатичка осталась стоять, как вкопанная, дрожа с головы до ног, а мы смотрели на нее. Она показалась мне достойной сожаления. Ведь она хотела спасти свои золотые детские сны, уничтожить гадкую колдунью-разлучницу и открыть заколдованные глаза Уолтера.

— Не будь ребенком, Моргана, — бросила миссис Редфорд. — Я уверена, Дидра знает, что делает. А Уолтер опять ведет себя в высшей степени глупо.

В некотором роде миссис Редфорд была похожа на Сэмми Вайса. Вайс всегда думал, что все будет хорошо, пока он ничего не делает, его полоса неудач кончится сама собой.

Гертруда Редфорд думала, что нужно только заплатить, купить кого следует и все снова будет в порядке.

Я пошел к дверям.

— Мистер Форчун! — прошипела миссис Редфорд. — Вы не будете докучать ни Уолтеру, ни Дидре.

Пришлось обернуться.

— Сожалею, миссис Редфорд. Вы причинили достаточно несчастий. И от вас я не приму никаких приказов.

— Джордж! — крикнула она. — Моргана, позови Маклеода.

Эймс налил себе новую порцию виски и уставился в пол. Моргана пристально смотрела на свою мать. Ни один из них не пошевелился. Через некоторое время Эймс повернулся к старухе и ко мне спиной. На гладком лице миссис Редфорд не было гнева, только удивление.

— Не позволяй ему уйти, Джордж, — сказала она. — Что случилось? Чего тебе не хватает, Джордж?

Я ушел. И Маклеод не появился, чтобы задержать меня. Я пошел к машине. У меня не было никаких сомнений, какой именно притон имела в виду Моргана.

Глава 26

Стоянка перед большим шикарным зданием была полна машин, но безлюдна. Я обнаружил красный «фиат» Дидры Фаллон, но «ягуара» Уолтера не было. Резкий ветер продувал темную площадку. Сухой снег несся над ней, как зыбучий песок.

Когда я вышел из машины, этот воющий ветер резанул мне по нервам. Многие мили отделяли меня от дома. Серебристо-серый «бентли» Коста стоял на отдельной частной площадке за углом. Я вошел внутрь.

Во всех залах царило оживление. Элегантные леди и джентльмены теряли здесь свои деньги так же быстро, как менее элегантные при игре в кости на полу какого-нибудь барака, хотя с большими удобствами и большим юмором. Я держался на заднем плане, перекинув пальто через руку.

Некоторое время я наблюдал, покусывая нижнюю губу, затем направился к телефонной кабине у входа, накинул пальто и протиснулся внутрь кабины.

У Коста, конечно, был секретный номер, но клуб в телефонной книге должен быть. Он там был. Я набрал номер и проследил через стекло, как служащий медленно брел к телефону, висящему на стене. Я спросил Коста и заметил, как служащий колебался. Пришлось назвать себя и добавить, что это срочно. Он попросил подождать. Я видел, как он нажал кнопку, которая мгновенно прервала связь. Потом нажал другую кнопку и заговорил бодрее. Вслушался, кивнул, и связь была восстановлена.

— Хелло, малыш! Что случилось? — небрежным тоном спросил Коста.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Но вы знаете, где я нахожусь.

— Я бы не хотел в такой обстановке. Я на вокзале. Поезжайте медленно, я вас увижу.

В трубке воцарилось молчание. Когда голос прозвучал снова, им можно было бы резать сталь.

— Вы хотите меня одурачить, Форчун?

— Советую вам приехать, — только и сказал я. — И притом немедленно и одному!

Я положил трубку, уселся в маленькой кабине, держа в поле зрения как вход, так и занавешенную дверь в кабинет Коста. Он должен был прийти хотя бы только, чтобы не прослыть трусом.

Он появился меньше, чем через две минуты, в черном кашемировом пальто и с кислым лицом. Пальто раздувалось на ходу. Задержался, чтобы бросить указания сотрудникам, и вышел один. Я нигде не мог обнаружить Стрега. В конце концов, я же был всего лишь дешевым частным сыщиком, к тому же калекой, и я задел его гордость. Он поехал…

Я выскользнул из телефонной кабины и последовал за ним.

Я успел увидеть, как он сворачивает за угол к своему «бентли». Добежав до угла, я выглянул. «Бентли» стоял всего в нескольких метрах. Подождав, пока он открыл дверь и сел за руль, я пробежал эти несколько метров.

Он был так озабочен, что заметил меня, только когда я уже стоял у окна со своим старым пистолетом в руке. Коста вскинул на меня свои черные глаза, потом ухмыльнулся. На мою «пушку» он взглянул с некоторым состраданием.

— Где ты откопал это мушкет, малыш?

— С ним я становлюсь храбрее, — ответил я. — Положите руки на руль и смотрите вперед, пока я не окажусь на заднем сиденье.

Я сел позади. Роскошные волосы Коста блестели в слабом свете, отражаемом снегом. Он наблюдал за мной в зеркало заднего вида, его зубы сверкали в улыбке.

— Значит, ты нуждаешься в храбрости, малыш? — спросил он прежним небрежным тоном.

— Кое-кто ведет себя так же, как я.

— Дело Редфорда?

— Точно. Где они оба, Коста? Уолтер Редфорд и мисс Фаллон?

— Почему я должен это знать, малыш?

— Я полагаю, что вы это знаете.

Коста шевельнулся. Я выдвинул пистолет вперед, но не вплотную к нему. Он положил обе руки на руль перед собой.

— Я люблю видеть, с кем говорю, Форчун, — сказал он. — Мои руки на руле, мое пальто застегнуто. Я один. Я поворачиваюсь.

Он повернулся настолько, что смог положить руки на спинку сиденья водителя. Прислонился к дверце, устремив на меня черные глаза. Я тоже откинулся назад на расстояние, недосягаемое для удара. «Бентли» — автомобиль просторный.

— Вы все-таки полагаете, что я убил Джонатана? — спросил он.

— Нет. Это сделал Уолтер Редфорд.

— Тогда в чем дело?

— Уолтер не убивал ни Пола Барона, ни еще двоих.

— Каких еще двоих?

— Лео Цара и девушку по имени Карла Девин.

Даже в отраженном слабом свете я увидел, что его черные глаза стали холодными и твердыми, как полированное черное дерево. Он присвистнул сквозь зубы. Я ждал. Снаружи, на продуваемой ветром стоянке не было никакого движения.

Наконец Коста сказал:

— Вы хотите сказать, что узнали что-то, малыш?

— Я знаю, что Пол Барон выручил Уолтера, убившего своего дядю, тем, что повесил убийство на Сэмми Вайса. Этим Барон крепко держал Уолтера в руках, сохраняя кинжал — орудие убийства — в качестве залога. Во всяком случае, так думал Барон. Миссис Редфорд перехитрила его. Она заключила с его компаньоном сделку. За счет Барона. И того убили. Двое других поплатились, должно быть, по той же причине — они слишком много знали.

— У Барона был компаньон? Вы это серьезно?

— Иначе не выходит. Только тот, кому Барон действительно доверял, мог его убить, да еще и повесить это убийство на Вайса. Тот, кто знал о каждом шаге Барона.

— И кто же это, малыш?

— Дидра Фаллон. Получается, что только она. Она, вероятно, убедила Уолтера после убийства Джонатана обратиться к Барону за помощью. Она была там, ей это должно было прийти на ум.

— Я все время чувствовал, что с ней что-то неладно. Конечно, это возможно. Она хитрая, она вечно рядом. И она не подходит Уолтеру.

— Нет, она не подходила Уолтеру до тех пор, пока мелкий шантаж не превратился в крупное дело. Тогда его перекупила миссис Редфорд. Ценой был сам Уолтер. Он сразу стал богат, и он жаждал Дидру. Все, что нужно было сделать Дидре, это убрать с дороги Барона.

— Вы думаете, Уолтер это знал?

— Нет, но, может быть, теперь он о чем-то догадывается.

Коста потер подбородок.

— Но могла она действительно убить Барона? Ведь это было дьявольски рискованно, даже принимая во внимание, что она надеялась сорвать крупный куш.

— Она не могла поступить иначе, — сказал я. — Но она его не убивала. Она лишь создала возможность и нашла дурака, который сделал за нее грязную работу.

— Какого дурака? — Черные глаза стали крошечными точками.

— Того, кто хотел ее, Коста. Может быть, в придачу часть добычи. Но я считаю, главным призом была она сама. — Моя рука с пистолетом вспотела.

— Вы действительно думаете, что я настолько глуп, чтобы ради женщины повесить себе на шею убийство, малыш?

— Я уже давно задавался этим вопросом, ломал голову над тем, на что способен мужчина ради женщины. Был ведь человек, на кого можно повесить и это убийство тоже, — Сэмми Вайс. Дело казалось безопасным до идиотизма. Где она, Коста? Где Уолтер?

— Я не видел. Их здесь нет.

— Но ее машина стоит здесь!

— Здесь? — спросил он недоверчиво. — Красный «фиат»?

— Здесь, на стоянке.

— Черт возьми, малыш. Вы знаете больше меня. Я ее сегодня вечером еще не видел.

— Она вас надула, Коста, — сказал я. — Вы приказали ее убить или сделали это сами. Она слишком глубоко увязла. Барон и Лео Цар — оба были вооружены. Убийство Карлы Девин никто не сможет доказать. Вы всегда имеете возможность сослаться на неумышленное убийство или самозащиту.

Его тон перестал быть небрежным, когда он сказал:

— У вас дьявольски много храбрости для инвалида, малыш.

Я наклонился вперед.

— Вы ведь говорили, что не знаете Карлу Девин. Но когда мы были на Шестьдесят третьей улице, Дидра недвусмысленно дала вам понять, что Лео Цар и я ищем Карлу. Я даже удивился, почему она так громко объявила об этом. Через несколько часов Карла была мертва. Тогда я понял. Дидра хотела дать вам знать, что Карлу нужно заставить молчать, прежде чем Лео или я найдем ее.

— Если она действительно хотела дать кому-то знать, малыш, то не мне… — Он внезапно запнулся. Жесткий блеск в его глазах погас. Я увидел, как в них вспыхнуло что-то, похожее на страх. Он лишь произнес: — Господи Боже!

Я сразу понял:

— Стрега. Где он?

Коста покачал головой.

— Здесь. Он должен быть где-то здесь.

— Где он был в среду вечером?

— У него выходной. Не имею понятия.

Коста говорил так, словно горло ему сдавила боль.

— Я его сегодня вечером еще не видел. Послушайте, Форчун, вы на ложном пути. Стрега никогда бы…

— Где они могут быть, Коста?

Он еще раз взглянул на меня. Затем сказал:

— Идемте со мной.

Он первым вышел из «бентли», я следом. Он пошел вокруг дома и не сделал никакой попытки достать свою «пушку», закричать или выкинуть еще какой-нибудь трюк. На открытом месте позади дома он ускорил шаги. Я увидел в доброй сотне метров от нас другой дом, стоявший среди деревьев.

— Там мы живем, — пояснил Коста. — Оба. Я наверху.

Двухэтажный коттедж был невелик. Тропа, которая вела к нему через рощицу, почти не протоптана. Занесенная снегом дорога сворачивала от шоссе к дому. Когда мы подошли ближе. Коста перешел на бег. Теперь он достал пистолет.

— Что-то неладно! — крикнул он мне.

Дверь была открыта настежь. Откуда-то из глубины сочился слабый свет. Коста вбежал в дом, я вслед за ним. Внутри из узкой прихожей лестница вела наверх.

Коста пробежал мимо лестницы в глубь дома, где была открыта дверь в комнату. Свет горел там.

Очевидно это была спальни Стрега. На постели клубок из простыней и одеяла. Бутылка и два полупустых стакана стояли на комоде. Два стула опрокинуты. Окно рядом с кроватью разбито вдребезги, и осколки стекла разлетелись по полу. Черное платье висело на спинке стула. Пара черных дамских сапог лежала на полу. В воздухе висел запах пороха.

Стрега сидел на полу спиной к кровати. На нем было только черное шелковое японское кимоно, разорванное и залитое кровью. Кровь образовала лужу на полу. В правой руке Стрега сжимал пистолет. Глаза его были открыты, лицо бледно, как мел, белокурые волосы потемнели и слиплись от пота.

Коста рухнул на колени перед Стрега. Элегантный игрок замер в луже крови и не замечал этого.

— Стрега, мальчик мой!

— Он мертв, Коста!

Коста, казалось, меня не слышал. Он гладил застывшую руку Стрега. Я огляделся. О случившемся догадаться было нетрудно. Приглушенный свет, бутылка, стаканы, скомканная постель и кимоно Стрега говорили о многом. Окно рассказало историю выстрелов. Кто-то выстрелил через закрытое окно. Оно находилось всего в трех метрах от того места, где замер Стрега. Одним выстрелом было разбито зеркало, три попали в него.

Коста встал и пошел к телефону, на его брюках багровели кровавые пятна. Он снял трубку и замер.

— Он мертв, Коста, — сказал я еще раз.

Коста не ответил. Он просто стоял с трубкой в руках. Я подошел к окну. На снегу тоже была кровь, и оставшийся на снегу след вел к дороге.

Коста сказал:

— Он никогда не умел обращаться с женщинами. Смешно, такой парень, как Стрега. Женщины… Они его вечно разоряли.

Я вынул пистолет из мертвой руки Стрега. 38-го калибра, с длинным стволом. Стреляли именно из него. Можно было заметить место, где присоединялся глушитель.

— Раб женщин! — Коста начал плакать.

Я обыскал комнату. Завернул оружие в одну из сорочек Стрега и положил в карман своего пальто. Поискал еще немного и нашел, наконец, тот кинжал — крис, — спрятанный под стопкой белья. Он был тщательно завернут в папиросную бумагу. Здесь же лежал автоматический пистолет 45-го калибра. Из него тоже недавно стреляли. Его я также завернул в нижнюю сорочку и сунул в другой карман пальто. Крис я спрятал во внутренний карман своего пиджака.

Коста опять стоял на коленях перед телом друга. Крупные слезы текли по его красивому смуглому лицу. Я оставил его одного и пошел через рощу к своей машине. Красный «фиат» все еще стоял на площадке.

По пути мне навстречу попался полицейский автомобиль, который направлялся к стоянке. По номерному знаку я понял, что он из Нортчестера. С такими мелочами, как границы города, очевидно, не посчитались, когда речь шла о том, чтобы услужить Редфордам. Они ехали за мной, но рано или поздно они найдут Стрега и Коста.

Я рванул так быстро, как только может себе позволить однорукий шофер.

Глава 27

В доме Редфордов на первом этаже горел свет, «ягуар» стоял перед входом. С пистолетом в руке я поднялся по ступеням к входной двери. Она была открыта, Маклеода нигде не видно, гостиная пуста. Я направился дальше, к библиотеке.

Джордж Эймс сидел в кожаном кресле. В руке он держал стакан, на столике рядом — почти пустая бутылка. Его взгляд стал бессмысленным от виски или от чего-то другого. Пьян он не был.

— Выпейте чего-нибудь, — сказал он.

— Где все остальные?

Он выпил и облизал губы.

— Я думаю продать квартиру и переехать в клуб. Я никогда не годился для таких вещей. Вот сижу здесь и размышляю, что я мог бы сделать, но не могу ничего. Я даже не хочу ничего делать. — Он опять выпил. — Мы все виновны, я думаю. Главным образом, Джонатан и Гертруда, но и вся семья тоже. Виноват и Уолтер. Ни самоконтроля, ни рассудка, одни желания.

— Может быть, — кивнул я. — Что вы узнали?

— В сущности, ничего. Но я удивлен. Беспредельно. Что за разговоры о браке? Насколько я знал, об этом никогда речи не было. В моем присутствии о нем никогда не упоминалось. Уолтер жаждал Дидру — да, но я никогда не предполагал, что она его хочет. Она казалась такой равнодушной, она просто играла с ним. Я бы сказал, что она никогда не думала о свадьбе. Она казалась слишком, ну… слишком зрелой для Уолтера. Слишком опытной.

— До понедельника.

— Да, до понедельника. Вы знаете, Джонатану она действительно нравилась, но брак — совсем другое дело. Дидра современна, свободна. Она никогда не скрывала своей, ну скажем, независимости. Я не думаю, что Джонатана устроил бы этот брак. Я почти могу утверждать, что и Гертруду тоже, — пока это не случилось.

— Но тогда это оказалось единственно приемлемым выходом из всех затруднений. Может быть, Дидра стала бы Уолтеру хорошей женой. Где они, Эймс?

— В своем бунгало. Подождите, выпейте со мной глоток. Я жду такси. Здесь я уже не могу ничего сделать. Мне нужны мои собственные четыре стены.

— Сейчас я ничего не пью, спасибо.

Я оставил его и вышел из дома. На улице я заглянул в «ягуар». Сиденье рядом с водителем было пропитано кровью. Я обошел дом кругом. Бунгало Морганы лежало во тьме, домик Дидры был слабо освещен. Я брел по снегу. Ветер стих, мертвая тишина наполняла холодную пустоту ночи.

Навстречу мне из дома неслась музыка, тяжелые звуки симфонии. Я знал ее: Вторая симфония Сибелиуса, последняя часть.

Бунгало внутри было устроено точно так же, как у Морганы. Музыка лилась из стереоустановки в углу. Единственный свет горел в элегантно обставленной гостиной. Дидра Фаллон лежала на диване, глаза закрыты, на красивом лице — выражение экстаза от музыки. На ней было манто из соболя, но ни обуви, ни чулок.

Она открыла глаза.

— Я чувствовала, что от вас будут неприятности. Полу нужно было вас застрелить.

— Я немногоесмог…

— Вполне достаточно, чтобы все пошло кувырком. — Ее голос срывался. — Странно… Несмотря ни на что, я бы охотно узнала, как вы потеряли руку. Себя не переделаешь, верно?

— Где Уолтер?

Она снова закрыла глаза и откинулась на подушки.

— В спальне.

Я вошел в роскошно обставленную спальню, не сравнимую с монашеской кельей Морганы. Моргана была здесь. Она сидела на полу, голова на кровати. Она плакала. Миссис Редфорд не плакала. Она сидела, выпрямившись на стуле, гладкое лицо под превосходно причесанными седыми волосами было спокойно.

На кровати лежал мертвый Уолтер. Он походил на мальчика, но не на милого мальчика. В его глазах застыли ужас и мука. Он получил пулю в живот и лежал, свернувшись калачиком, как побитый ребенок. Здесь он потерял еще больше крови, хотя и без того много оставил ее в «ягуаре».

— Вы довольны своей работой, мистер Форчун? — спросила Гертруда Редфорд.

— Нет. Он был мне нужен живым. Мертвый он мне не поможет.

Взгляд ее голубых глаз обратился к Уолтеру.

— Я не могла уберечь его от его собственной глупости. Ни одна мать не может этого сделать.

— Ваша сделка стоила ему жизни, — сказал я.

Она покачала головой.

— Я не могу отвечать за то, что мой сын из-за женщины потерял голову. Я заключила разумное соглашение, а он его нарушил. Теперь я делаю предложение вам. Я плачу за ваше молчание и за любые улики, которые у вас есть. Я предпочитаю, насколько возможно, замять ошибку Уолтера.

— Не тратьте на меня деньги, миссис Редфорд. Под небольшим нажимом полиция все сделает даром. Все причастные к делу мертвы.

Я увидел катившуюся по ее лицу слезу, но, возможно, мне это только показалось.

В Моргане я не был так уверен. Девушка ни разу не шевельнулась. Она больше знала о подлинных муках, она потеряла больше. Ее маленький крестовый поход за спасение Уолтера оказался победоносным. Она открыла глаза своему милому мальчику, но тем самым послала его на смерть. Ей кофе не поможет.

Я вернулся обратно в гостиную. Дидра Фаллон не двигалась. Музыка подходила к концу.

— Ответите на несколько вопросов?

— Тсс, тихо, пожалуйста! — сказала она с закрытыми глазами.

Я ждал. Я любил Сибелиуса. Его музыка суровая, строгая, вопрошающая, как душа человека, который сидит один на гигантской каменной глыбе и задает вопросы небу. Ответов нет, но вопросы делают нас людьми.

Музыка кончилась долгим парящим звуком. Дидра открыла глаза.

— Что за вопросы?

— Вы с Бароном сначала планировали шантажировать Джонатана. Уолтер понятия не имел об этом. Он думал, что вы его девушка, а не партнер Барона. В воскресенье Барон нажал на Джонатана, а в понедельник вы с Уолтером пришли, чтобы получить деньги. Джонатан даже приготовил их. Что произошло? Он вдруг передумал? Отказался платить?

Мне было тяжело думать о шантаже и убийстве, слушая ее мягкий голос и глядя в ее прекрасное лицо.

— Он сказал, что Уолтер может сгнить в тюрьме. Он назвал Уолтера безответственным мальчишкой. Он тряс Уолтера, он ударил его. Уолтер схватил кинжал. В секунду все было кончено. Бедный Уолтер…

Я подождал, но она больше ничего не сказала. Она не собиралась мне много сказать. Почему она должна это делать?

Тогда заговорил я:

— Это было приблизительно в половине двенадцатого. Вы отослали Уолтера и Эймса. Сначала вы, вероятно, пытались лишь прикрыть Уолтера, создать ему алиби. Вы позвонили Барону. Он пришел через задний ход. Ему пришла идея с Вайсом и тем мужчиной, который должен был изображать Джонатана, когда Уолтер уже давно будет ехать поездом в Нортчестер. Потом один из вас почуял крупное дело. Вероятно, вы. Вы достаточно умны для этого.

Она ничего не сказала. Я не знал, слышит ли она меня.

— Вы вместе подготовили бумагу с номерами банкнот и вписали имя Вайса в настольный календарь. Именно вы забрали кинжал, и тем самым Уолтер оказался у вас в руках. В тот же вечер вы позвонили миссис Редфорд и рассказали, что произошло. Это вы вызвали миссис Редфорд на квартиру к Барону. Она сделала вам предложение: прекращение шантажа за брак с Уолтером. Глупый мальчик вас жаждал. И все в выигрыше в случае, если вы справитесь с Бароном.

Дидра взяла сигарету.

— Обручальное кольцо, — сказал я. — Миссис Редфорд дала его вам. Вам ничего не светило у Редфордов, и Уолтер вам надоел, но вот появилось оно, обручальное кольцо. Я считаю, что вы точно ее оценили. Вероятно, за месяцы отношений с Уолтером вы смогли кое-что заметить: ее жадность ко всему, чем владеют Редфорды, да и что они собой представляют. Вы могли стать одной из них. Уолтеру достались бы деньги, положение, даже власть. Миссис Редфорд не оставалось ничего другого, как предложить вам это. Ведь у вас был кинжал. И вас жаждал Уолтер.

Может быть, истории такого рода неизбежны в стране, которая соблазняет массы желать того, что может достаться лишь немногим. Для большинства грандиозные мечты о счастье никогда не становятся явью, но попытка добиться его движет миром. Может быть, это верно, не знаю. Знай я это, написал бы толстые книги, каких люди еще не читали. Я только знаю, что порою встречаются люди, которые, как дешевый игрок, хотят иметь все, притом сейчас и немедленно, и не шевельнув пальцем, а это всегда приводит к плохому концу.

— Следовательно, Барона нужно было убрать, — продолжал я. — Он стоял у вас на пути, но он доверял вам. Он отослал Лео, потому что в тот вечер ждал только вас, своего компаньона. Но вместо этого вы подослали к нему Стрега с автоматическим пистолетом 45-го калибра. Карла Девин едва все не испортила, но Стрега добрался и до нее. Нужно было убить ее сразу, не предупреждая. Но, может быть, она вам нравилась…

Дидра Фаллон опять закрыла глаза. Я полагал, что был прав, Карла напоминала ей ее саму, и потому она хотела забыть эту часть истории.

— Когда вы вышли замуж за Пола Барона?

Она открыла глаза, повернула голову, но ничего не сказала.

— Вы были замужем. Но вы не могли отделаться от вашего мужа ни деньгами, ни разводом. Да, вы даже не рискнули рассказать ему о крупном деле. Он бы вас всю жизнь держал в руках. Он бы мог в любое время сказать Уолтеру, что вы с ним были партнерами. Он знал, что Уолтер убил Джонатана. Кроме того, он держал бы вас в руках из-за двоебрачия. Он бы никогда не оставил вас в покое. Никто, кажется, не знал, что вы с ним состояли в браке, что он вообще был женат. Кто потом бы стал разыскивать свидетельство о браке? Его смерть решала все ваши проблемы. Стрега сделал это за вас, ну а Вайсу предстояло на этом сломать себе шею.

Она заговорила, глядя в потолок.

— Мне было пятнадцать, когда я встретила Пола. Все, что я вам недавно рассказывала, в основном правда. Хорошо воспитанная девочка без настоящего и без будущего. Пол показал мне, что значит жить прекрасно и легко. Мне понравилось. Мы были хорошей парой, меня никогда не задерживали. Потом я вышла за него замуж. Это было ошибкой, мы были слишком разными. Шли своими собственными дорогами, но время от времени работали вместе. Развод казался необязательным. До понедельника, а тогда для этого стало слишком поздно. Миссис Редфорд предложила мне шанс моей жизни. Я должна была им воспользоваться. Ведь никто не знал о нас с Полом.

— Оказалось, знал Лео Цар. Возможно, Пол проговорился, возможно, он сам догадался.

— Каждый совершает ошибки.

Она оперлась на локоть и устремила на меня свои голубые глаза.

— Я никого не убивала. Никогда не забывайте этого. Вы не можете меня ни в чем обвинить.

Она даже не моргнула, она не казалась жестокой, она просто роняла слова. Затем снова легла.

— Стрега меня любил. С тех пор как Уолтер впервые привел меня в казино, он хотел меня заполучить. Я не думаю, что это бы долго продлилось. После свадьбы нетрудно было бы отделаться от него, кроме того, он убил Пола…

— Стрега был человеком беспощадным.

— С жестокостью можно справиться, — сказала она, — только…

— Только?

Дидра села, и на миг я увидел длинную ногу без чулка. Она глянула в сторону проигрывателя.

— Мы совершаем одну и ту же ошибку не только дважды, мы совершаем ее сотни раз. Жесткие мужчины, сильные мужчины — это моя слабость. Я умею с ними обращаться, но я не могу не вмешиваться в их дела. Уолтер был мальчиком. Сегодня вечером я поехала к Стрега, чтобы сказать ему, что мы некоторое время не сможем видеться. Начало разрыва, так сказать. Но он хотел меня, и я уступила. Еще только раз, понимаете?

Она затянулась, но сигарета погасла. Она бросила ее в пепельницу.

— Уолтер появился за окном. Он стрелял в Стрега. Потом он стоял в снегу и плакал. Стрега нашел силы ответить выстрелом. Я привезла Уолтера домой. Оно было уже у меня в руке, золотое кольцо, только вдруг превратилось в медяшку…

Она встала и поставила новую пластинку. Четвертую симфонию Брамса. Я слышал, как плачет в спальне Моргана Редфорд. Но от миссис Редфорд — ни звука. Вероятно, она планировала похороны.

— Что стало с мужчиной, который выдавал себя за Джонатана?

— Он получил деньги и ушел. Это важно?

— А кем был тот песочного цвета блондин, который искал Карлу?

— Никем. Нанятый Стрега убийца.

— Где оружие Уолтера?

— В «ягуаре». — Она начала покачивать головой в ритме мощной музыки. — Вы ведь знаете, что не можете мне повредить. Даже чуть-чуть!

Я вышел. Прошел по снегу к «ягуару» и нашел оружие Уолтера Редфорда. Это было простое охотничье ружье. Затем я сел в свою машину и отправился обратно в Нью-Йорк. Я должен был рассказать эту историю капитану Гаццо. С местной полицией он все уладит.

Глава 28

В Нью-Йорке было утро. Но в кабинете капитана Гаццо еще застоялась ночь. Жалюзи были опущены, тусклый свет, проникавший сквозь щели, ложился резкими полосами на седые волосы Гаццо и его усталые глаза. Свою историю я уже рассказал два часа назад, и после этого Гаццо запустил весь механизм своего ведомства. Теперь он сидел за своим старым письменным столом и размышлял про себя.

— Мы не смогли их взять, — наконец сказал Гаццо.

— Нет, я знаю. Все мертвы.

Дидру Фаллон даже не стали задерживать. Ей нечего было предъявить. Все, кто мог бы дать против нее показания, были мертвы. Миссис Редфорд не могла дать показаний, не упоминая о том, что она замяла убийство, а этого она бы не сделала ни при каких обстоятельствах. Миссис Редфорд не стала бы помогать полиции. Кроме того, у нее не было прямых доказательств. Джордж Эймс вообще никаких доказательств не имел, а все улики, которые скопились у меня, обвиняли только покойников.

Я передал Гаццо малайский крис, еще сохранивший отпечатки пальцев Уолтера Редфорда, как вещественное доказательство по убийству Джонатана, и охотничье ружье, из которого был убит Стрега. Остальное было делом экспертов-баллистиков. У них был автоматический пистолет 45-го калибра, чтобы доказать, кто убил Пола Барона, и пистолет Стрега 38-го калибра для объяснения убийств Лео Цара и Уолтера Редфорда. Коста на допросе подтвердил, где я нашел оружие. Гаццо поверил мне на слово, что Карлу Девин убил Стрега или его наемный убийца. Мы никогда не узнаем, как на самом деле это было. Работа полиции редко бывает без пробелов.

— Я отправлю ружье Уолтера Редфорда и оружие Стрега в Нортчестер. Они возьмут на себя расследование этих убийств, — сказал Гаццо. Капитан испустил долгий вздох, в котором слышались тридцать лет изматывающей полицейской работы. — Они весьма предупредительно побеседовали с мисс Фаллон и с миссис Редфорд, и обеим все сойдет с рук, с извинениями и демонстративным сочувствием. Трагический любовный треугольник. Ничего они не смогут доказать. Мы с вами можем представить всю историю до мельчайших деталей, но, несмотря на это, даже самый суровый судья с таким же прокурором и присяжными ее не осудят. Она выйдет чистой.

— Мать тоже, — кивнул я. — Женщины живут дольше.

Гаццо не засмеялся.

— Я замолвлю за тебя словечко полиции Нортчестера, Дэнни. Ведь может случиться, что тебе придется еще раз работать наверху. Они не обошли бы тебя вниманием только потому, что ты не захотел без необходимости поднимать шум по делу Редфорда. Они, пожалуй, еще будут благодарить.

— А как насчет другой милости, Гаццо? С Фридманом?

Его глаза посмотрели на меня недружелюбно, но без злости. Щетина на его лице стояла торчком. Он крутил волчком пистолет Стрега на своем письменном столе.

— Уже сделано. Поднимайся, идем вниз, к Вайсу.

Мы спустились вниз, в помещение, где содержались арестанты, подлежащие освобождению. Сэмми Вайс уже был там. Он собрал небольшую кучку вещей, которые изъяли из его карманов при аресте, и как раз пересчитывал свои жалкие несколько долларов. Двадцать пять тысяч были крадеными, так что о них Вайс даже не спрашивал.

— Хелло, Дэнни, — сказал он мне. И улыбнулся всем лунообразным лицом. Только его глаза не улыбались, пока нет. Пережитое еще преследовало его.

— Полный успех, Сэмми, — сказал я.

— Пусть это послужит вам уроком, Вайс, — заметил Гаццо.

— Я все понял, капитан, точно.

Он рассовал свои пожитки и несколько долларов по карманам и встал. Полицейские за ним наблюдали. Я улыбнулся ему. Полицейские не улыбались. Они слишком часто видели это, слишком много Вайсов, которые выходили, а потом возвращались снова.

— Ну, — сказал Вайс и огляделся. — Это все, капитан?

— Это все, — кивнул Гаццо. — Можете отправляться домой.

— Отправляться домой, но не возвращаться назад? — пошутил Вайс. Но даже не рассмеялся. — Все в порядке. Я могу идти?

Он все еще не двигался. Казалось, он боялся сделать этот первый шаг к открытой двери, потому что она могла захлопнуться перед самым его носом. Для таких Сэмми Вайсов все двери всегда только закрываются.

Мы смотрели на эту дверь, когда вошел участковый детектив Берт Фридман. Фридман даже не заметил Вайса. Он шел прямо к Гаццо.

— Вы хотели со мной говорить, капитан?

— Вайс освобожден, — только и сказал Гаццо.

Фридман повел глазами, пока не обнаружил Вайса.

Его массивное тело напряглось, сжались кулаки. Шея и застывшее лицо побагровели. Он стоял так с полминуты. Потом рассмеялся:

— Ладно, в другой раз, вошь ты этакая. В следующий раз я тебя поймаю.

Я едва не стал молиться про себя. Этот момент я предвидел. Я хотел видеть Вайса уверенным. Я так хотел, чтобы Вайс в этот момент превзошел Фридмана. Я так хотел, чтобы Фридман однажды был усмирен своей жертвой. Но и хотел слишком многого. Что мог Вайс открыть в себе, сидя в тюрьме, если он все еще оставался Сэмми Вайсом. Он попытался выдержать взгляд Фридмана, но не смог. Жирное лицо начало потеть.

Я вмешался:

— Однажды, Фридман, вы сделаете ошибку и зайдете слишком далеко. Тогда это станет вашей последней ошибкой.

— Вы полагаете, Форчун? — спросил Фридман. — А я думаю, вам лучше больше не показываться на моем участке.

— Нет! — вдруг проревел Вайс.

Его голос был, как карканье гигантской вороны.

— Нет! Я ничего не сделал, а вы меня преследуете. Я не безответный идиот! Я свои права знаю! В следующий раз позаботьтесь думать, что вы делаете, если решите меня посадить, ясно?

Это прозвучало вовсе не вызывающе, но для Вайса это было подвигом. Красное лицо Фридмана стало ярко-красным, а его кулаки сжались еще крепче, но он ничего не сказал. Вайс держался смело и даже постарался выпятить грудь. Это ему не совсем удалось, но все-таки он сделал самый первый большой шаг к открытой двери. Он прошел через нее с видом, почти внушающим уважение.

Я последовал за ним, но он не подождал меня. Когда я свернул за угол, он уже ушел далеко и бежал рысью. Я смотрел ему вслед, пока он не исчез в холодном утреннем тумане.

Состоялся его маленький звездный час. Я не обманывал себя, что так будет продолжаться долго. Скоро он опять станет прежним Сэмми Вайсом — Сэмми Вайсом, который гонялся за жалкими грошами, который боялся собственной тени и при этом всегда старался доказать, что в следующий раз будет держать ставку до конца. Он не сделал бы этого. Такие перемены в нашей жизни происходят очень редко.

Дидра Фаллон ничем не заплатила за то, что натворила, но повторять такое она уже не будет. В мир подлости и насилия ее бросило случайное стечение обстоятельств, которые больше не повторятся. Она была умна, молода и красива. Мужчины все еще будут расшибаться в лепешку, чтобы она позволила использовать их в ее интересах. У нее все будет прекрасно.

Миссис Редфорд продолжит жить без всяких перемен; возможно, несчастливо, но удобно.

Джордж Эймс обо всем забудет.

Окончание истории оказалось не слишком справедливым и еще менее нравственным. Но когда я стоял на снегу под утренним солнцем, то почувствовал вдруг себя свободным и довольным. Невинный человек вышел на свободу. Вайс немного стоил, но он был невиновен, а лучше позволить уйти тысяче виноватых, чем заставить страдать одного невинного. По меньшей мере, нужно в это верить.

Вайс был свободен, Агнес Мур должна была мне немного денег, а моя девушка Марта скоро вернется из Филадельфии.

Чувствовал я себя великолепно.

Мы живем в мире процентов и отдельных побед. Но на этот раз, как мне кажется, правда пришла к финишу с преимуществом в целую голову.



Томас Дью Девушка с круглыми коленками

Глава 1

Что бы вы сделали ради старого друга? Друга давнишнего, большого, удачливого, широкогрудого, тяжеловесного — шалопая вроде Баки Фарелла? Да еще в час ночи?

Лично я сказал со вздохом:

— Ладно, Баки, старик, я знаю, что могу сделать.

И началось…

Это был тот день месяца, когда Дженни собирается с силами, чтобы помочь навести порядок. Дженни, столь любезная в конторе, становится порой колкой, как дикобраз, отстаивая свои мнения и интересы. Она также не против поразвлечься, так что я обычно отказываюсь в тот день от попыток работать. Этим я даю ей возможность полностью проявить себя. Словом, мы подходим друг другу и в делах, и в удовольствиях.

Начали мы блестяще. До половины двенадцатого Дженни успела сходить в банк и оплатить счета, уныло глядя на чековую книжку, которая становилась все тоньше. Пришло время ланча, во время которого я угостил ее коктейлем собственного приготовления из белого вина и шампанского.

И увидел не ту кроткую Дженни, которой она была обычно, а взбалмошную особу, которая не пренебрегала ничем. В конторе она в какой-то мере смягчалась. Ей нужно было не только сохранить место, но сделать прическу и маникюр, привести в порядок чулки, поговорить по телефону с друзьями.

— Так, мисс Фаббергласс, — сказал я, — давай-ка перейдем к делу. Даром в конторе денег не платят, ты же знаешь…

Она медленно провела кончиком языка по губам, посмотрела насмешливо на меня, затянулась сигаретой и выпустила дым мне в лицо.

— Так-то, — сказал я.

Я перегнулся через заваленный стол, но она откинулась в кресле и увернулась. Я обошел вокруг стола, она увернулась в другую сторону, и так мы сделали пару кругов. Некоторые бумаги упали на пол.

— Сейчас, Пит… то есть босс, — сказала она.

Я поймал ее за блузку, Дженни вырвалась из моих рук, и блузка выдернулась из-за пояса юбки. Дженни кинулась к двери. Это был единственный путь к спасению, и успей она — игре бы конец. Я быстро захлопнул дверь каблуком и запер ее.

— Иди сюда, милая, — сказал я.

Она снова высунула язык.

— Слишком много ты хочешь, — сказала она.

— Это не отнимет много времени.

— Что не отнимет много времени? Я, между прочим, замужняя женщина.

— Кто узнает?

Я двинулся к ней. Она отскочила, плюхнулась в большое вертящееся кресло. Я даже замер, пока не понял, что она не ушиблась. Тогда я повторил свой маневр. Теперь она вскочила на стол. Юбка у нее спустилась до бедер. Кремовая лента, обтягивавшая кожу поверх чулок, была так соблазнительна… Дернувшись и тяжело дыша, она плюхнулась обратно в кресло. Я склонился над ней.

— Теперь, мистер Шофилд…

— Да, миссис Шофилд?

— Сначала дело, потом удовольствия.

— Дитя, весь мир перевернут вверх дном.

— А как насчет платы?

Я начал расстегивать блузку. Она извивалась, как уж.

— Не суетись, — буркнул я.

— Пит…

— Теперь расслабься и получи удовольствие.

— Подожди — ты не так…

Она помогла мне справиться с пуговицами. Блузка распахнулась, обнажая грудь. Я поцеловал ее. Дженни вздрогнула.

— Чем ты тут занимаешься без меня? — спросила она.

Я промолчал. Я был слишком занят. Она снова стала извиваться.

— Ну-ка, дай я смажу это кресло!

— Ненормальный!

— Ой! Пожалуйста, убери сигарету.

Она не спеша скомкала сигарету и отбросила ее. Я расстегнул бюстгальтер.

— Пожалуйста!.. — сказала она.

— Да, малышка, мы по-быстрому.

— Что, если кто войдет?

— Дверь заперта.

— А у скольких человек есть ключи?

— Ты знаешь лучше меня.

— Но я еще кое-что знаю. Мне еще мама говорила: «Голубушка, если ты запустишь мужчину под юбку, ты пропала».

— Прекрасно, давай пропадем вместе.

Прошло несколько приятных минут. Она хихикнула.

— Помнишь первый раз, когда мы потерялись?

Я расстегнул молнию на юбке.

— Ты имеешь в виду первый раз вместе?

Она шлепнула меня.

— Квиты за вопрос о ключах, — сказал я.

— Нет. Ты не расквитаешься…

— Ха!

— Сам ты «ха»! Обрадовался.

Она двинула меня коленкой в желудок. Когда она вскочила, юбка у нее упала к лодыжкам и я схватил ее прежде, чем она из нее выскочила.

— Сюда, милая, — сказал я.

Я повел ее к кушетке, освободив от юбки. Она шла сама, что-то ее заинтересовало.

— Какое место для работы! — сказала она.

— Да, с социальным страхованием и вообще лучшее, что может желать девушка.

Она разлеглась на кушетке в туфлях, чулках, поясе, хмуро глядя на меня.

— Как мужчина избегает начетов за обслуживание жены в своем подоходном налоге? — поинтересовалась она.

Движением плеч я сбросил рубашку и выскочил из брюк.

— Это одна из многих несправедливостей в налоговом законодательстве, — сказал я. — Давно собираюсь внести поправки.

Я двинулся к кушетке. Она попыталась увернуться.

— Запомни, босс, — сказала она, — я на самом деле не такого сорта девушка…

Я поднажал коленкой.

— Дженни? — сказал я.

Ее лукавое лицо в обрамлении рыжих волос продолжало игру, но руки стали податливее.

— Что, босс?

Я приступил к делу. Она схватила меня за руку.

— Тпру, вернись, — сказала она.

— Я не ухожу.

— Пит…

— Да, Дженни?

— О да, Пит, любимый, сладкий…

Она что-то сделала.

— Повтори, — сказал я.

— Так?

— Так!

Я уперся коленями в софу, и время разговоров кончилось.

Вдруг зазвонил телефон.

Я сказал ему несколько нехороших слов, но он зазвонил снова.

Пришлось сказать несколько слов покрепче. Дженни открыла глаза.

— Ну, — спросила она. — Ты собираешься это сделать? Или только говоришь?

— Надо снять трубку, — сказал я.

Теперь Дженни произнесла несколько слов.

— Не будь дурой, — сказал я.

Проклятый телефон звонил. Я начал подниматься с тахты, а Дженни прижималась ко мне. Плотно, обеими руками.

— Не отвечай.

— Заставь его замолчать.

Наконец она меня отпустила. Я подошел к столу, взял трубку и сказал:

— Да, Пит Шофилд слушает.

Голос был женский, дрожащий от волнения. Но я тоже был сильно взволнован, так что в этот момент, боюсь, говорил несколько раздраженно.

— Я подруга Баки Фарелла, — сказала она.

— О! Извините! Баки говорил мне…

— Я сейчас здесь, на углу, в заведении, которое называется «Аллиенс». Давайте с вами выпьем.

Я взглянул на тахту, где энергично жестикулировала Дженни.

— Давайте встретимся через час, — сказал я. — Я сейчас занят.

— Через час, мистер Шофилд, я надеюсь покинуть город.

— Что значит «надеюсь»?

— От вас зависит, какая участь меня ждет.

«Ах ты, Баки, здоровенный слюнтяй!» — думал я.

Мне стало холодно, и я вдруг сообразил, какую нелепую картину представляю собой, стоя голым у телефона в разгар рабочего дня.

— Хорошо, — сказал я, — через десять минут.

— Благодарю.

Я направился к двери. Дженни взвизгнула и хлопнула себя по животу. Сообразив, я вернулся и оделся.

В кабинете я собрал упавшие со стола бумаги. Когда я вернулся, Дженни стояла у открытой двери с панталонами, поднятыми до колен, как будто она еще не могла решить — надеть их или снять.

Я похлопал ее по попке.

— Забавная встреча, — сказала она.

— Думай о тех счетах, которые нам еще надо оплатить.

Дженни фыркнула и надела панталоны.

— Куда ты?

— За угол. Управляйся.

Она заправила блузку в юбку и подтянула чулки.

— Ладно, милый, — сказала она. — Желаю тебе успехов.

Я поцеловал ее в нос и в губы.

— Завтра, обещаю, — сказал я. — А сейчас мне надо привести в порядок бумаги.

Она дала мне пинка.

— Иди, великий любовник. Проваливай.

Я поцеловал ее снова, шлепнул по задику и вышел.

* * *
«Аллиенс» представляла собой обычную пивнушку, не слишком чистую, с тусклыми лампами, горящими весь день напролет. Там было с десяток посетителей, большинство из которых я знал в лицо, потому мне не трудно было скрыть свои намерения.

Я сразу увидел ее в том месте, которое отводилось более изысканной публике. Она сидела в кабинке в темной части зала и, казалось, сама излучала свет. Золотистые волосы были прекрасно уложены на хорошенькой головке, а агатово-черные глаза опасно сверкали. Рот же походил на мягкий алый бутон, щечки — нежнее персика, над шикарным декольте шея возносилась, как классическая колонна. На вид ей было лет двадцать.

«Баки, — подумал я, подъезжая к ней, — у тебя есть секреты».

— Меня зовут Пит Шофилд, — сообщил я.

Оказалось, что еще одно ее достоинство — спокойствие. Она курила дорогую сигарету с серебряным мундштуком и внимательно изучала меня некоторое время, прежде чем заговорить.

— Вы можете это доказать?

— Это нужно?

— Не знаю. Судя по словам Баки, я ожидала человека постарше.

— Ну, Баки у нас молод душой. Может быть, я уже кажусь ему старым.

— Он преувеличивает.

Она затянулась. У нее были длинные пальцы с покрытыми серебряным лаком ногтями. Я к ним остался равнодушен. По части женских ногтей я был консерватором. Но зато мягкий алый бутон ее губ был полон соком. В нем пряталась загадочная улыбка.

— Что вы делали, когда я позвонила?

— Что я делал?

— Вы как будто задыхались.

— О… это все шкаф для документов… Вечно портит мне настроение. Ящики застревают.

— Понимаю. Ящик застрял…

— Ага.

— Это может изрядно расстроить.

— Да уж… Ну, давайте перейдем к вашей проблеме.

— Мистер Шофилд, моя проблема очень проста. Мне кажется, кто-то пытается меня убить.

Подошел бармен, и я заказал для нее еще бренди, а для себя виски.

— Между прочим… — начал я.

— Меня зовут Пэт, сокращенно от Патриции.

— Очень рад.

Глава 2

Бармен принес напитки.

— Почему же кто-то хочет убить такую привлекательную девушку?

Ее глаза резко сузились и оставались такими достаточно долго, чтобы показать, что ей безразлично мое мнение о ее внешности.

— Может быть, на самом деле они не хотят меня убивать. Может, они получили приказ.

— Кто «они»?

— Двое, которые всюду преследуют меня.

— Ну и как далеко это зашло?

— Я не то имею в виду…

— Баки знает об этом? Он по этому поводу хотел меня видеть?

— И да, и нет. Я имею в виду, он знает, что меня преследуют, но не знает — почему. Он звонил не поэтому.

— Допустим.

— Баки думает, что меня преследует бывший муж.

— Это не так?

— Конечно. Мой бывший муж — хороший парень. У него много денег… и девочек. Почему он должен меня преследовать?

— Не знаю. Что заставило Баки так думать?

— Мне не хотелось бы беспокоить Баки.

— Мне показалось, он сильно расстроен, когда звонил. Почему вы сами не пришли ко мне, если не хотели беспокоить Баки?

— Я ничего не могла поделать. Что-то случилось.

— Что случилось?

Она посмотрела на часы.

— Подожди. Можно объяснить по пути? Уже поздно…

— По пути куда?

— По дороге в Спрингс. Разве я не сказала?

— Нет. Вы имеете в виду Палм-Спрингс?

Люди, имеющие отношение к пустынному оазису, именуемому Спрингс, делятся на две группы: те, которые в нем обитают, и те, которые хотели бы там обитать. Простые смертные называют его Палм-Спрингс.

— Мне надо успеть туда к ужину. К семи, — сказала Пэт.

— Говоришь, тебе нужен телохранитель?

— Баки так думает.

— Чем собираешься ехать?

— У меня машина.

Я посмотрел на нее.

— Мне не надо извиняться?

Она поднялась.

— Если ты слишком занят, забудь.

Я протянул руку, но удержался и не прикоснулся к ней.

— Нет, нет, я пошутил. Извини, мне надо позвонить мисс Фаббергласс.

— Мисс кому?

— Мисс Фаббергласс, моей секретарше.

— Хорошо.

Я пошел, но потом вернулся.

— Между прочим, — сказал я, — у мисс Фаббергласс другого времени может не оказаться, а она любит Палм-Спрингс, и я только подумал…

Девушка по имени Пэт, сокращенно от Патриции, посмотрела на меня уничтожающе.

— Я не против. Но моя машина мала, там всего два места.

— О…

Я вошел в кабину и позвонил Дженни. Сказал, что задержусь на работе и к обеду не приду. Попросту, я отпускал ее домой, но не так-то просто было от нее отговориться.

— На какой работе?

— Короткая поездка в горы и обратно.

— Куда?

— В Палм-Спрингс, милая. Быстро съезжу туда и вернусь.

— На чем съездишь? Как я попаду домой?

— Я не на своей машине…

— Тогда на чьей?

— Друга Баки Фарелла…

— Что это за друг?

— Настоящий…

— Как ты вернешься?

— Я возьму у Баки машину. Без проблем.

— Ладно. Подожди меня пять минут. Я поеду с тобой.

— Нет! Я имею в виду… Видишь ли, малышка, машина двухместная.

— Я помещусь.

— Одноместная.

— Что это значит?

— Я сказал «одно…»

— Пит Шофилд…

— Пока, милая, я вернусь. Поддержи огонь.

Я повесил трубку. Мне это не нравилось, но выбора не было. Не объяснишь же своей жене до женитьбы, что такое — старый друг. К тому же Баки мне заплатит, а Дженни видела своими собственными глазами, как нам нужны деньги. И к тому же дело было в принципе.

Сзади волосы Патриции были собраны на манер птичьей гузки. Но в походке ее ничего птичьего не было, и я с удовольствием последовал за ней. Она сунула свои длинные пальцы в мою ладонь и повела меня прочь от бульвара Голливуд к стоянке на следующем углу.

Через несколько домов от пивной стоял шестиместный седан. В нем сидели два мускулистых, как медведи, тридцатилетних бугая. Они сидели на передних сиденьях, ничего не делали, только курили и глядели исподлобья по-медвежьи.

— Они? — спросил я, когда мы проходили мимо.

— Угу.

— Ну, если они не тронутся с места, схлопочут штраф.

Она не засмеялась. Я решил, что получилось не слишком смешно. Мы добрались до угла и подождали, пока транспорта станет меньше.

Ее машина была в дальнем конце огромной стоянки. Когда мы, наконец, вырулили на улицу, большой седан вывернул из-за угла и двинулся за нами.

Патриция с тонким, как паутинка, шарфом на волосах управляла машиной очень осмотрительно, что было мне по душе. Девушка прекрасно знала, что делать, и машина мчалась, как ракета. Сиденья были низкими и удобными. Я смотрел то на «седан» позади нас, то на прелестные коленки Пэт, которые она не старалась скрывать.

Мы проскользнули по окраинным улочкам Голливуда, и через несколько минут я даже подумал, что мы уже избавились от хвоста. Но когда мы выскочили на фривей, они оказались позади нас.

Пока мы двигались, можно было не беспокоиться. Это даже развлекало. Подол ее платья сдуло до верха чулок, и не было лучшего зрелища, чем это. Кроме того, из-за рева ее спортивной машины и шума транспорта вокруг, ее обещание рассказать подробности было невыполнимым. Если я хочу объяснений, надо ждать минутки поспокойнее. Я поглубже погрузился в сиденье и восстановил в памяти ночной разговор по телефону…

«Пит, малыш, послушай!»

Баки всегда так начинал. Бог знает почему. Эта фраза всегда звучала смешно и особенно в полночь по телефону. Конечно, у Баки были странности в характере. Я еще не очнулся ото сна, и он повторил свою фразу.

— Пит, малыш, послушай! Это Баки Фарелл.

— Какого черта ты не даешь мне доиграть пьесу в четыре ноги?

— Какую пьесу?

Как вы догадались, Баки, хоть и милейший человек, особо смышленым не был.

— Не обращай внимания, — вздохнул я. — В чем дело?

— Точно не знаю. Моя Куколка…

— Твоя кто?

— Моя подруга. У меня появилась новая, — застенчиво сказал он. — Я зову ее Куколка.

— Понял. Дальше.

— Что-то у нее стряслось… Поговори с ней, малыш.

— Ладно. Сентиментален ты стал… Что за проблема?

— Ну… она не говорит прямо… но у меня есть подозрение, и оно мне не нравится. Что-то там не так, Пит.

— Если она не хочет говорить, что поделаешь?

— Я думаю, может быть, она расскажет кому-то другому.

— Кому?

— Да тебе же. Я ей предложил позвонить тебе.

— Да?

— Да. Я сказал ей: «Слушай, Куколка, если ты не хочешь говорить мне, расскажи Питу Шофилду. Старик — мой лучший друг».

— Так. И что она ответила?

— Она сказала: «Может быть». Больше ничего, кроме «Может быть».

— М-да.

— Сейчас она где-то в Лос-Анджелесе. Вернется утром. Короче, я ей посоветовал поговорить с тобой, хорошо?

Я дремал.

— Что? — промямлил я.

— Я спросил: хорошо?

— A-а. Ладно, Баки. Я подумаю.

Он говорил еще что-то, но я не мог уже бороться со сном и положил трубку.

Я уронил голову.

— Что? — спросила Дженни.

— Ничего, малышка, спи.

Она была мягкая и теплая, как буханки хлеба, вынутые из печи.

— Мне показалось, ты сказал, что собираешься спать.

— Да. Мне представилось, что я уговорил тебя лечь спать и воспользовался твоей беззащитностью.

— Ладно, — сказала она и повернулась ко мне. — Желаю, чтобы ты увидел меня во сне.

К сожалению, я не мог очнуться даже ради Этого.

Глава 3

Я смотрел на колени Куколки Патриции. Движение транспорта постепенно замедлилось, и колени на несколько секунд расслабились. Я обозревал пространство между ног, насколько позволяла моя шея.

— Баки что-то не досказал.

— Что?

Я перевел глаза с ног на лицо.

— Ты мне сказала причину, а Баки знает что-то из того, что случилось.

— О да, — сказала она, облизывая свои алые губы. — Вот что случилось. Это произошло вчера около трех часов дня. Я принимала душ.

Я настолько ярко это представил, что пропустил несколько следующих слов.

— Прости, — сказал я. — Где это было?

— У меня дома, в Спрингс.

— У тебя собственный дом?

Ледяная пауза.

— Разумеется.

— Ну конечно. И ты в это время, разумеется, была одна?

— Продолжать?

— Пожалуйста.

— Я услышала звуки позади дома. Сначала я подумала, что это у соседей, и не волновалась. Дверь была не заперта, чтобы бакалейщик мог оставить коробки в кухне.

Машина рванулась вперед, взревела и остановилась.

— Ты что-то сказал? — спросила она.

Я не мог вспомнить, что я сказал.

— О… я спросил: ты всегда оставляешь дверь открытой, когда принимаешь душ?

Ее глаза усмехались.

— Ты настолько глуп или прикидываешься?

— Так, для порядка. Так ты думала, что это бакалейщик.

— Так я подумала.

Еще рывок. Мы проехали с полсотни ярдов.

— Итак, давай по порядку. Ты вышла в кухню. Бакалейщика там уже не было. Так?

— Ну, ты совсем меня запутал!

— Я начинаю понимать, — протянул я.

— Не сомневаюсь.

Я видел, что она с трудом управляется с рулем. Громыхание машины заглушило мой следующий вопрос. Когда она остановилась, я услышал свой пронзительный крик:

— Кто же это был? Если не бакалейщик?

— Пожалуйста, не кричи.

— Извини. Ты узнала, что был за шум?

— Да. Шум, доносившийся от задней двери, шел от машины, которая подъехала и потом уехала. Это в самом деле была доставка, но не из бакалеи.

— Что это было?

— В кухне на полу лежал сверток.

— Большой?

— Средних размеров. Хорошо упакованный, как для пересылки по почте. Адресовано на мою фамилию. Девичью фамилию, представляешь?

— Конечно.

— Мне пришлось воспользоваться ножом, чтобы открыть его. И я догадалась, почему не слышала тиканья.

— Тиканья?

— Да.

— Но ты не слышала, пока не открыла?

— Нет. В этом весь смысл. Там были часы.

— Часы…

— Обычный старомодный будильник.

— Ладно, значит, там были часы. Настоящие.

— Думаю, это дурацкая шутка… Понимаешь, ведь на свете немало безумцев. Я пыталась представить, кто бы это мог прислать мне будильник, но не могла.

— И все это время он тикает?

— Да, но я перестала о нем думать. В конце концов, это просто часы. И даже показывают точное время.

— Отлично. И что потом?

— Я вынула часы из коробки и увидела записку. Это была не шутка.

— Что было в записке?

— В ней было написано: «В следующий раз тоже будет тикать, но уже не часы».

— С подписью?

— Нет. Отпечатано на клочке желтой бумаги.

— И все?

— И все.

— Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Нет.

Я оглянулся и увидел седан, который стоял на нашей стороне через пять машин от нас.

— Кто, по-твоему, может желать тебя убить?

— Не знаю.

— У тебя нет врагов?

— Может, и есть. Кто знает?

— Ты можешь кого-то назвать?

— Я не знаю никого, кто бы мог настолько меня ненавидеть, чтобы желать убить. Есть ребята, от которых я отказалась, но не думаю, что из-за этого они пошли на такое.

Мы снова двинулись и на Сан-Бернардино фривей развили высокую скорость. Но через некоторое время я опять увидел наш хвост. Нас продолжали преследовать.

Пэт часто дышала.

— Похоже, ты опаздываешь к ужину, — сказал я.

— Те два бандита все еще преследуют нас?

— Да. Ты уверена, что это бандиты?

— Они ведут себя, как бандиты, и похожи на них.

— Скажи, а бакалейщик приходил?

— Какой бакалейщик?

— Тот, о котором ты подумала, когда слышала шум.

— Да, приходил. Позже.

— Намного позже?

— Через несколько минут.

— Ты в хороших отношениях с бакалейщиком?

Она покосилась на меня.

— Меньше страсти, — сказал я. — Спрашиваю, потому что он мог видеть машину, которая доставила часы, и может что-то сказать.

— Я не говорила ему о часах.

— Ты сохранила обертку от свертка?

— Нет… подожди… да. Эту записку нашел Баки. Вот как он узнал о том, что случилось.

— Баки нашел записку?

— Да. Я положила ее на полку в кухне. Я хотела отнести ее копам.

— Но ты этого не сделала?

— Пока нет.

— Как Баки нашел записку?

— Вчера он пригласил меня на обед. Рано, потому что мне надо было на самолет, и вышел в кухню, чтобы приготовить выпить…

— Выпить! Какой напиток он готовил?

— Для меня!

— A-а. Ладно, продолжай.

— Он увидел записку и спросил меня о ней. Я все рассказала. Но я не хотела его беспокоить.

— Ты рассказала ему, что твой бывший муж плохо с тобой обращался?

— Между прочим, да, но шутя. Я не имела в виду, что бывший муж может меня убить.

— Но ведь вполне может быть, что часы прислал твой бывший муж.

— Сомневаюсь.

— Кем он работает?

— Он агент. Талантливый импрессарио.

— Не отвечай, если это слишком личное, но… почему вы разошлись? Слишком много претензий?

— Нет. Я хотела войти в шоу-бизнес, он мне не стал помогать. «Только не моя жена, — сказал он, — займись своими делами». Мы разошлись.

— Да-а, — протянул я, — вот как рушится настоящая любовь…

Она презрительно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Мы ехали быстро. Я не хотел отвлекать ее разговором, да и было слишком шумно. Я обернулся, чтобы убедиться, что два бандита продолжают нас преследовать. После Помоны она прибавила скорость до максимума. Возможно, она успеет к ужину. Интересно, с кем она будет ужинать. Если с Баки, она сказала бы. Но Баки тренируется на ранчо и вернется только через три дня. Я сомневался, что Куколка любила сельские ужины на ранчо.

Все эти мысли приходили мне в голову от безделья — состояния, которое никогда не доставляло мне удовольствия. Я отодвинулся. Мне перестала нравиться наша поездка в пустыню, где зимний туман сменяется изморозью. Машина ехала быстро, и когда я взглянул на часы, то решил, что она не опоздает ни на минуту.

Однако я несколько обалдел, когда она внезапно изменила направление, съехав с фривея и направив машину в сторону Риверсайда. Конечно, она могла попасть в Палм-Спрингс кружным путем, но это отнимет больше времени. Я решил, что это ее сугубо личное дело. Может быть, из-за транспорта, который не давал ей возможности оторваться от преследователей. Мы устремились вниз к Риверсайду, но вскоре они снова появились позади нас.

На главной улице она твердо заявила:

— Мне надо остановиться здесь на несколько минут.

— Ты хозяйка.

Она проехала два квартала и остановилась напротив отеля «Мансанита».

— Хочешь пойти со мной или останешься в машине?

— Останусь в машине. Сколько я буду тут сидеть, зависит от наших двух друзей.

— Я скоро вернусь.

Она пошла через улицу к отелю. Седан стоял на расстоянии полуквартала от нас. Оба бугая вышли из машины и уставились на нее. Когда она скрылась, они бросили сигареты и снова сели в машину.

Прошло минут пять. Предобеденное время, на улице тишина. Дверь открылась. В тот момент один из них вышел из машины. Я наблюдал. Он был больше, чем казался в машине. Он был здоровее и тяжелее Баки Фарелла, но на ногах держался как-то нетвердо. На нем было широкое пальто, и я не мог определить, есть ли у него оружие. Он постоял, посмотрел вокруг, затем бросил недокуренную сигарету, затоптал ее и сел обратно в машину.

Я услышал цоканье каблуков по асфальту. Патриция возвращалась к машине. Я вышел, перешел на ее сторону и открыл дверцу.

— Если ты попытаешься быстро развернуться, мы оторвемся от них, прежде чем покинем город.

Она подумала и сказала:

— Черт с ними. Я никогда ни от кого в своей жизни не бегала. Не собираюсь бежать и сейчас.

Мы выехали на улицу. Я был раздосадован. Здорово быть мужественным, когда тебя ничто не подстерегает. Я смотрел назад, пока не увидел седан. А когда повернулся вперед, то понял, что мы едем в сторону отфривея.

— Куда ты, черт побери, едешь? — крикнул я.

— Не кричи!

— По старой дороге?

— Да.

— Почему?

— Потому что люблю старую дорогу.

— Ты опоздаешь к обеду.

— Мне все равно.

Ну что ж. Если ей все равно, то какая мне забота? Я развалился на сиденье. Настроение было мрачное. Стало темно, и я не мог видеть ее коленки. К тому времени, когда мы выехали из города и по старой дороге отправились в степь, стало совсем темно. Не то что коленки Патриции, я не видел наших преследователей. Позади светило с полдюжины фар, и я не знал, какие принадлежат им.

«Проклятье, — думал я, — ехала бы по фривею…»

Но она не хотела ехать по фривею. Она, видите ли, любила старую дорогу!

Глава 4

Темнело. Фары позади нас гасли одни за другими или обгоняли нас, пропадая за извивами горной дороги. Было холодно, как у ведьмы в заднице, ветер бил нам в лицо.

Мы одолели перевал около семи часов вечера, и она расслабилась. Мне хотелось выйти из машины. Так было безопаснее. Не дорога была опасна сама по себе, это была прекрасная дорога. Но она была извилистой, ночь — темной, а за обочинами, я знал, кое-где были глубокие овраги. А мы — в этой маленькой машине.

Я больше не смотрел назад. Я знал — они там. Фары освещали нас миля за милей на одном и том же расстоянии. Я поглядывал на Патрицию. Ее шарф развевался. На лице ее застыла упрямая улыбка, от которой по моему телу бегали мурашки.

«Баки, старик, — думал я, — если я когда-нибудь доберусь до Палм-Спрингс, мы с тобой поговорим».

Но мили пролетали, стало светлее — мы въехали в небольшой городок по дороге в Спрингс. Так приятно было видеть огни и какие-то признаки жизни после одинокой горной дороги.

На развилке мы свернули на Палм-Спрингс. У последнего фонаря я опять покосился на Куколку.

Я ею восхищался — так блестяще она справилась с извилинами дороги в кромешной тьме.

Вокруг Палм-Спрингс лежала равнина. Дорога была почти прямая. Лишь в одном месте она огибала невысокую гору. Машин на дороге не было, кроме нашей и той, в которой сидели два джентльмена. Она следовала за нами в двухстах шагах. Мы начали огибать гору, когда я заметил, что фары позади нас стали ярче. Они приближались. Патриция тоже заметила это. Она посмотрела в зеркало и снизила скорость, давая им возможность обогнать нас. Они тоже снизили скорость. Кажется, это ее взбесило. Она резко рванула машину, и я ударился о приборную доску.

Мы приближались к середине поворота вокруг горы. Справа чернела скала. Я уже собирался прокричать какой-то совет, когда фары позади нас качнулись в сторону. «Седан» проскочил слева и рванулся наперерез. Я успел заметить разинутый рот Патриции на обрамленном развевающимся шарфом испуганном лице. Передок машины врезался в кучу щебня. К счастью для машины, не сильно. Она проскочила гравий и оказалась на каменистом склоне перед скалой. Дверца с моей стороны открылась. Патриция попыталась развернуть машину назад, но не смогла. Она резко крутанула руль, и я вылетел из машины.

Главное, что я ощутил в полете, было негодование. Сумасшедшие женщины-водители! К счастью, машина была низкой и полет оказался коротким. Мне удалось принять удар на правое бедро и плечо и прикрыть голову. Я вскочил, оглянулся и кинулся в тень. Куколка выбралась из машины и побежала. Один из бандитов кинулся за ней. Я метнулся, чтобы преградить ему путь. Я не знал, где был другой и где их машина. Знал только, что где-то рядом.

Этот подбежал к Патриции раньше меня и рванул ее за шарф. Она пискнула, голова ее с хрустом откинулась назад. Я прыгнул на него. Это был здоровый, массивный кусок мяса. Пытаясь сдвинуть с места эту глыбу, я ударил его по правой ноге выше голени. Он отпустил шарф. Девушка пронзительно взвизгнула и упала. Глыба пришла в себя и начала работать со мной. У меня было два преимущества. Первое — мы оба были на земле, второе — мы оба почти ничего не видели.

На нем было шесть или восемь пар ботинок двенадцатого размера, и все они колотили меня со всех сторон. Несколько ударов пришлось по голове и плечам. Я барахтался в гравии, цеплялся за него и, наконец, ухватился за его ботинок. Я рванул его, и ботинок оказался в моей руке. Он отполз. Я упал на колени. Стало еще темнее, как будто потухла фара.

Я улучил момент и огляделся. Глыба, переваливаясь, двигалась к «седану». Фары нашей спортивной машины все еще горели, но в седане свет был выключен. Я увидел другого бугая в обоих ботинках, направляющегося к Патриции. Она стояла у передка машины, которая отделяла его от нее. Шарф болтался у нее на спине, а хорошенькая русая головка была взлохмачена. Но похоже, она не очень пострадала.

Я поднялся на ноги, никто не обратил на это внимания. Здоровяк вернулся от седана с фонарем в руках и стал искать ботинок. Я отступил поглубже в тень и начал подкрадываться к маленькой машине. Другой верзила подходил к ее фарам. Я ненавидел эти горящие фары. Мне казалось, если бы я мог оттолкнуть его от машины, Куколка могла бы сесть в нее и уехать. Я и сам мог бы уехать. Я погладил переносицу, где меня достали кулачищем. Та была ушиблена, но не сломана.

Я скользнул к кромке освещенного круга перед спортивной машиной. Сейчас я находился у ее борта, здоровяк стоял возле переднего колеса, а Патриция — на противоположной от него стороне у открытой двери. Дело осложнялось тем, что верзила был где-то позади нее. Я видел мелькающий свет его фонаря.

Я подкрался к нему раньше, чем он меня услышал. Когда он повернулся, я ударил его по яйцам. Но болван оказался проворнее, чем первый. Он удержался на ногах и нанес мне удар по голове своей тяжелой ручищей.

Падая, я схватил его за ноги и рванул. Он упал, и я крикнул Куколке:

— Беги!

В следующий миг машина взревела и умчалась, а на меня обрушился смертельный удар. Я так и не узнал, нашел ли верзила свой ботинок, но для драки он ему не был и нужен.

Шквал ударов обрушился на мои бока. Верзила приподнял меня и швырнул на скалу. Моя голова трижды ударилась о нее. Мой позвоночник едва не сломался, когда два здоровяка начали играть с ним в перетягивание каната.

Судя по всему, моя внешность изрядно пострадала. Мне хотелось вопить, но я не мог даже вздохнуть. Это была не просто боль. Все внутри у меня началось рваться на части. И моей последней мыслью было:

«Это же не может длиться вечно. Куколка приведет кого-нибудь на помощь… на помощь… На помощь!..»

Глава 5

Но на помощь никто не пришел. Когда я очнулся, мое лицо было зарыто в гравий, а руки перекручены подо мной. Они онемели. Было холодно, как в могиле. Я не чувствовал своего тела. В мозгу гудело осиное гнездо. Я с усилием открыл глаза.

«Она задерживается, — подумал я. — Я подожду. Кто-нибудь придет и поднимет меня».

Но никто не пришел. Пришлось подниматься самому. Это было очень трудно сделать. Я медленно раскрутил руки, испытывая пронзительную боль в голове. Пять минут я их массировал, разгоняя кровь. А потом пятнадцать минут поднимался на ноги.

Я испытывал сильнейшее желание снова лечь и забыться, но боялся замерзнуть до смерти. Я не боялся самой смерти, но боялся умереть, не рассказав никому о том, что случилось. Я прислонился к скале, постоял немного, потом осторожно оттолкнулся и сделал несколько шагов. Упал. Подполз к скале и снова поднялся. Сделал несколько шагов и снова упал. Но на этот раз на колени. Так я ушел с этого места и заставил свои ноги двигаться дальше. Я дошел до горной дороги. Потом я окончательно вспомнил, где нахожусь, и подумал о ранчо, где тренировался Баки Фарелл. Оно было неподалеку, в паре миль отсюда, но в холодную ночь, с осиным ульем в голове — или с чем-то еще, в чем живут осы, — предстояла долгая прогулка.

Выбора не было. Нужно было куда-то идти, а Баки был ближе, чем Лос-Анджелес. И был шанс, что меня кто-нибудь подберет. Но чем дольше я думал об этом, тем сильнее беспокоился. Меня мог подобрать седан.

Было интересно — куда они делись. Сначала я не думал об этом, я думал о другом. Почему Куколка не вернулась с подмогой? Я представил ее в каком-нибудь чистом, хорошо освещенном заведении, где она ела и пила, пока я лежал на холодной пустынной земле.

Я страдал от этой мысли, но не очень. Черт с ней. У меня была другая задача, и я должен ее обсудить с Баки Фареллом.

Кроме того, я подумал, может быть, она не смогла вернуться. Может быть, они схватили ее, во что я не особенно верил. Может быть, были другие причины.

Шатаясь, я брел по кювету. Я аккуратно ставил одну ногу перед другой, но не был уверен, что не упаду. Казалось, они шли в разные стороны. Неважно, как я шел, но каждый раз, когда нога касалась земли, голова моя гудела, а зубы стучали. Но главное — они были целы. Во рту была кровь. Я решил — от контузии. Мне было тепло и приятно от нее. Я удержал ее во рту.

Я несколько раз падал. В каждой проезжающей машине я видел ищущих меня бандитов и замирал. Ноги цеплялись за многочисленные камни. Я падал, ударяясь о них. Невидимые в темноте кактусы цепляли меня.

Меня мучали галлюцинации. То Куколка с развевающимся на ветру шарфом возле колеса десятитонного грузовика, едущего прямо на меня. То Дженни, лежащая на кушетке в кабинете в безразмерных перчатках, из которых капала кровь. Сентиментальное путешествие.

* * *
Ранчо, где жил Баки Фарелл с подручными, которые готовили его к бою, находилось в четырех милях от города. Все его постройки прятались позади горы, которую надо было обойти кругом. Потому ферму не видно до тех пор, пока не подойдешь к главным воротам. На воротах не было ни освещения, ни телефона. Надо войти в них и идти к главному дому. Если повезет — можно доехать, но только на лошади. Что касается меня, я шел, казалось, три года. И чувствовал себя не лучше, чем вначале.

У ворот, которые были открыты, я остановился и прислонился к косяку. Но дул сильный ветер, и стоять было слишком холодно. Я снова пошел. Мои ноги были, как палки. Теперь в голове у меня постоянно стучало, словно осы сбились в кучу и спорили. Спор становился жарче, и голова моя звенела, как баллон. В желудке как будто взбивалось масло. Я видел огни, но не мог поверить, что они настоящие. Мои ноги подгибались, потом я перестал их чувствовать. На то были причины: я упал без сознания.

Очнулся я все еще несчастным, но в тепле. Было много света. Я лежал на спине и мог видеть только белый потолок. Слышал низкие мужские голоса, но не мог сказать, откуда они доносились. Голоса затихли. Несколько минут стояла абсолютная тишина. Затем я услышал, как открывается дверь.

«Пришли за мной, — подумал я, лежа с закрытыми глазами, не шевелясь, как мертвый. — Может быть, так лучше».

Дверь тихо закрылась. Ко мне приближались легкие шаги. В них не слышалось угрозы. Однако я лежал, не подавая признаков жизни. Кто-то коснулся меня. Мой разбитый нос учуял аромат бульона и напитка из лепестков роз. Я досчитал до десяти и открыл глаза. Два широко открытых, глубоко посаженных печальных зеленых глаза смотрели на меня. Они мигнули. Затем я услышал голос:

— Как вы себя чувствуете, мистер Шофилд?

Я услышал свой голос как будто издалека:

— Уже лучше. Благодарю.

Зеленые глаза долго изучали меня. Я увидел поднятую руку и сжался. Но она опустилась на мой лоб. Рука была такая теплая и приятная…

— Все хорошо, мистер Шофилд. Не бойтесь.

— Ты меня знаешь?

— Я — Линда.

Она сняла руку и отступила на шаг. Теперь я мог видеть ее почти всю. Линда Дарби — это ее матери Веронике принадлежало ранчо, где тренировался Баки Фарелл. Но последний раз я видел Линду, когда та была маленькой девочкой в джинсах и с косичками и, представьте себе, на лошади. Теперь она была взрослой девушкой с зелеными глазами. Нос у нее был как нос, а не пуговица. И косички выросли в прекрасный черный конский хвост, который свисал с левого плеча. Ей было лет восемнадцать-девятнадцать.

— Вспомнил. Как поживаешь, Линда?

— Хорошо. Выпей это.

В руке у нее была чашка, из которой поднимался пар. Она сунула другую руку мне под голову и приподняла ее. Я приложился губами к чашке и начал пить. Обжег рот, но горлу и желудку стало хорошо.

— Хорошо… — протянул я. — Что это?

— Суп.

— Суп. Ты готовила?

— Да, мистер Шофилд.

— Я люблю тебя.

Она не обратила внимания на эти слова. Маленькая Линда. Теперь большая девочка.

— Спасибо, — сказал я. — Последнее, что я помню: кто отрезал мне ногу?

— Вы лежали на дороге возле большого кораля. Денни и Бронк возвращались домой. Они чуть не споткнулись о вас.

Денни и Бронк — тренер и менеджер Баки.

— Уверен, старый дядюшка Бронк был рад видеть меня.

Откуда-то совсем близко снова донеслись те же мужские голоса. Линда оглянулась и придвинулась ближе, положив свои теплые мягкие ладошки мне на уши.

— Денни осмотрел тебя. Все в порядке. Бронк сумасшедший малый. Он не знал, что Баки звонил тебе о… той девушке. Он звонил из моей комнаты. Будьте осторожны, мистер Шофилд. Баки и Бронк готовы подраться. Денни — на стороне Баки.

Это было серьезно. Профессиональный боксер вынужден ограничивать свидания перед боем. Баки был сильно расстроен.

Я улыбнулся Линде.

— Спасибо еще раз. Я буду осторожен. Ответь мне на один вопрос.

Она уходила, но задержалась, повернув ко мне широкое скуластое лицо.

— Да?

— Та девушка, — сказал я, — Куколка. Она плохая?

Линда посмотрела на меня долгим взглядом. Потом опустила глаза и сжала губы.

— Она просто дрянь.

Я не знал определенно, что она имела в виду под словом дрянь, но произнесла она его уверенно.

Из-за двери комнаты по-прежнему доносились голоса. Линда вышла, неся пустую чашку. Я оглядел комнату. Не знаю, в каком состоянии находился мой нос, но он медленно сипел и унюхивал смесь человеческого пота, мази, старой и новой кожи и грязных носков. Это была раздевалка Баки. Сохранился также запах лошадей, потому что здесь однажды хранили их сбрую.

За дверью тон одного из голосов повысился. Это был голос Баки Фарелла.

— Ладно, — сказал он. — Ты заработаешь, заработаешь. Но не вмешивайся! Это мое личное дело.

Послышалось ворчание, дверь открылась, и они вошли все трое.

Баки — первый. За ним Денни Прадо, тренер, бывший тяжеловес. Его уши были словно покрыты скорлупой, а руки — такие гладкие и нежные, что даже не похожи на мужские. Он скользнул вдоль стены и прислонился к ней с опущенными глазами. Бронк, менеджер, большой и сильный молодой парень с совершенно лысой головой, шагнул следом за Баки к столу, где я лежал, потом передумал и повернулся. Он наступил на правую ногу Денни и нервно огляделся. Денни указал ему на ногу, и Бронк сошел с нее. Баки наклонился над столом, посмотрел на меня. Он был большой, как паровоз. Но взгляд его был встревожен. Ирландская физиономия испещрена шрамами вокруг глаз и рта.

— Пит, малыш, как ты?

— Лучше. Как ты?

Я кивнул Бронку, который ответил нервным жестом и отвел взгляд. Я кивнул Денни, но он не заметил. Бронк хлопал по карманам, что-то ища.

— Ладно, — буркнул Баки, — если тебе лучше, давай рассказывай, что случилось. Где Куколка?

Я уставился на него.

— Она не была у тебя?

— Никого у меня не было. Не увиливай, Пит. Что случилось?

— Последний раз я ее видел, когда она промчалась на своей ракете по направлению к городу. Естественно, я решил, что она уже здесь или позвонила тебе.

— Она не звонила. Что случилось?

Бронк нашел, что искал. Сигарету. Он сунул ее в рот и стал искать в кармане спичку.

— Помоги мне встать, — сказал я Баки.

Он подал мне руку, в полтора раза крупнее нормальной, и я сел на край стола. Мой желудок перевернулся, но затем встал на место. Все кружилось вокруг меня с полминуты. Потом я облизал губы, пошевелил ими и начал рассказывать, что произошло. Только факты. Без красочных эпитетов. Рассказал за две минуты.

Когда я закончил, Баки стал расхаживать взад-вперед. На нем была шелковая спортивная рубашка, рукава обтягивали его могучие бицепсы. Он выглядел хорошо, только был невесел. Бронк наблюдал за ним, перекидывая сигару из одного угла рта в другой ритмично, как под музыку. Денни больше смотрел на пол.

— Ты говоришь, Куколка уехала, пока ты был занят с теми двумя гадами, так?

— Так мне запомнилось.

— Который был час?

— Не знаю… около семи.

Баки посмотрел на свои часы.

Он растерянно взглянул по сторонам, потом подошел к стене, где висел телефон, снял трубку и заговорил. Бронк сделал два шага к нему, передумал и ретировался. Он наступил на другую ногу Денни, и Денни обратил его внимание на это. Бронк сошел с нее. Большое лицо Баки сжималось и сжималось, пока он держал трубку около уха, слушая. Потом снова посмотрел на часы и повесил трубку.

— Она не отвечает.

— Который час? — спросил я.

— Четверть десятого.

Мне становилось лучше. Я встал на ноги и начал балансировать.

— Слушай, Баки… — начал Бронк.

— Заткнись! — крикнул Баки. — Я сказал тебе, ты получишь свое, но не вмешивайся.

— Я твой Богом данный менеджер, — обиженно заметил Бронк.

— Отлично! — проревел Баки. — Ты мне как мать.

— Нет, конечно…

— Тогда заткнись.

Бронк заткнулся так резко, что перекусил сигарету. Зажженный конец упал на пол, и он наступил на него, глядя на Баки. Я никогда не слышал, чтобы тот так грубо разговаривал с Бронком, который так много для него сделал. Конечно, Баки тоже много сделал для Бронка.

— Слушай, Пит, — сказал Баки, — ты действительно чувствуешь себя в норме?

— Действительно. Я чувствую себя разбитым, но мне уже намного легче.

— Ты пойдешь со мной? Я заплачу.

— С тобой — да. Один — нет.

Бронк снова подошел. Он сплюнул остаток сигареты, схватил Баки за руку и дернул.

— Послушай! Ты сейчас сильно взволнован из-за этой… этой…

— Осторожнее! — взревел Баки.

Губы Бронка жевали воображаемую сигарету.

— Ты никуда не пойдешь, — сказал Бронк. — Ты останешься здесь и ляжешь спать. Черт, я пойду вместо тебя.

Я замер, ожидая, что Баки его ударит. Денни отошел от стены. Но Баки не ударил. Он опустил огромные ладони на руки Бронка и похлопал его, как собаку.

— Нет, Бронк, ты останешься. Не надо никуда идти. Я пойду с Питом. Я еще не знаю точно куда, но пойду. Я не могу так все это оставить. Пит мне поможет. Теперь оставь меня и отдохни. Тебе это надо.

Я догадался, что Баки впервые самостоятельно пошел на серьезное дело. Бронк не мог с этим согласиться. Он побледнел и нервно завертелся. Баки подал мне руку, я встал на ноги, которые дрожали, как у Бронка, только по другой причине. Пальцы Бронка тоже дрожали, а рот шевелился, не произнося ни слова. Мы были уже у двери, когда он завопил:

— Ты сделаешь это ради меня, Баки Фарелл! Я буду ухаживать за тобой! Я разорву контракт! Я отменю бой!

Баки передернул своими массивными плечами и подтолкнул меня к узкой двери, в которую недавно вышла Линда.

— Ладно, Бронк, давай. Потом объяснишь комиссии.

Дверь хлопнула. Я снова оказался в пустынной ночи, но чувствовал себя на этот раз гораздо лучше, с супом в желудке и с Баки под боком. Мы шли по широкой тропе между конюшнями и многочисленными жилыми постройками ранчо. Среди них выделялся дом, в котором жили Вероника и Линда. Ниже, по правую сторону, стояло длинное здание, переделанное под жилье для Баки и его людей, а также для посетителей. Дальше располагались другие здания. Большинство из них не использовались, лишь напоминая о прошлых днях ранчо.

Баки повел меня к себе.

— Я надену пальто. Подожди меня. — Я сел в маленькой уютной прихожей. Там стояли кожаное кресло и столик с газетами и журналами, в большинстве своем спортивными. На стенах висели фотографии. Я узнал Джека Демпси, Джо Луиса, Джима Бреддока, Макса Байера, Шугара Рея и Флойда Паттерсона. В середине была Джейн Мэнсфилд. Она висела между Демпси и Бреддоком и очень украшала собой коллекцию. Я не нашел фотографию Куколки и решил, что он держит ее в спальне.

На журнальном столе стоял телефон, и я решил им воспользоваться.

— Баки, можно позвонить?

— Разумеется.

Я позвонил домой, но к телефону никто не подошел. Я подождал несколько секунд и положил трубку. Вошел Баки. На нем был шерстяной спортивный пиджак и черный шарф. Не приняв сторону Бронка, я, однако, сомневался в целесообразности такой экскурсии.

— Баки, ты уверен в том, что делаешь? — спросил я.

— Да, да, почему бы нет. Пойдем.

— Хорошо…

Лицо Баки сморщилось от нетерпения. Ему не нравился такой разговор.

— Сколько она тебе дала? — спросил он.

— Кто? Что?

— Куколка. Я сказал ей, чтобы она дала тебе пять сотен.

— За что?

— Ты же работаешь не ради забавы?

— A-а… Она была слишком расстроена.

Послышались шаги. У дверей кто-то остановился.

— Входи, — сказал Баки.

Он толкнул дверь. За дверью стоял Бронк с новой сигаретой в зубах. Денни стоял позади Бронка и глядел на свои ботинки.

— Ну послушай, Баки… — начал Бронк.

Баки шагнул в его сторону. Бронк отступил назад, чтобы не упасть.

— Исчезни, — прорычал Баки, — и дай мне пять сотен.

— Пять сотен!..

— Давай, давай! — Баки замахал рукой.

Как во сне, Бронк отсчитал пять стодолларовых банкнот. Его сигарета двигалась вверх-вниз, как безумный семафор. Баки протянул деньги мне и заставил их взять.

— Пойдем, — бросил он и пошел.

Бронк встал передо мной и схватил меня за воротник. Он готов был заплакать.

— Послушай. Ты его приятель. Поговори с ним.

— Я сделаю все возможное, Бронк.

Ласково, но твердо я снял его руки. В горле у него клокотало. Глядя ему вслед, я перехватил взгляд Денни. Тренер посмотрел мне прямо в глаза и шепнул:

— Будь осторожен, Шофилд.

— Обещаю, Денни.

Я догнал Баки. Вдруг он остановился, и я наткнулся на него, как на дерево.

— Я забыл кое-что, — сказал он. — Надо вернуться. Ты иди в машину. В белую.

Он вернулся, а я направился к гаражу. Я увидел тень на углу главного дома. Это была Линда. Она стояла там, маленькая и продрогшая. Приблизившись, я увидел, что она плачет.

— Линда…

Она качала головой и смотрела мимо меня в сторону Баки.

— Она дрянь, — процедила Линда сквозь зубы. — Просто дрянь!

Я хотел успокоить ее, но она отскочила и побежала вдоль дома.

— Линда… — крикнул я.

Но она не остановилась и исчезла, а я пошел в гараж и забрался в белый «тандерберд» Баки.

Глава 6

Мы ехали в город. Я уже почти успел смириться с тем, что действовать предстоит Баки. И теперь молчал, потому что не мог придумать, с чего начать разговор, зато он непрерывно задавал вопросы.

— Что это были за бандиты?

Я сказал, что не знаю.

— Куколка тоже не знает?

— Она сказала, что не знает.

— А они ничего не сказали?

— Ничего. Они общались с нами только физически.

Баки поглядел на меня.

— Пит, малыш, выбирай слова.

— Ладно. Они ничего не сказали.

— Ну а Куколка что говорила?

— Она рассказала о часах и записке. Она сказала, что ты расстроился. Ей не хочется тебя беспокоить.

— Я не беспокоюсь. Мне нужна ясность.

— Можно задать тебе вопрос?

— Разумеется.

— Куда мы едем?

— Мы едем к Куколке. Узнаем, дома она или нет. Если нет, поедем в другое место.

— Понял. Можно еще спросить?

— Давай.

— Ты действительно думаешь, положа руку на сердце, что это лучший способ подготовки к матчу на первенство мира среди тяжеловесов?

— Первенству… чего? — загоготал он. Машина затряслась. — Пит, малыш, о чем ты говоришь? Любой американский боксер мечтает участвовать в мировом первенстве. Если нет — он не американец.

Лицо его стало серьезным.

— Что же я, по-твоему, не американец?

— Ну-ну. Я пошутил. Но поговорим лучше о тренировке. Это же ведь не игра, а бой. Через три дня…

— Я в форме. Чувствую себя здоровым. Уже сейчас готов к взвешиванию. Я силен и меня не волнует бой с этим канадцем, который, я не спорю, неплохой боец. Но я сильнее, так что не волнуйся.

— Я и не волнуюсь.

— И не надо спешить. Я буду силен до тридцати пяти лет. Все это говорят, видя, как я работаю. К тому же ты не хуже меня знаешь, что на вершине славы в тяжелом весе сейчас сложилась, так сказать, «пробка» из талантов.

— «Пробка»?

— Да, там есть связка «золотых» бойцов, которые еще долго будут непобедимы. Возьмем, к примеру, Джо Луиса…

— Продолжай, Баки.

— Конечно, те ребята проворнее, но я сильнее.

— Ты можешь стать проворнее.

— Как?

— Вернись домой, в постель.

— Ох, заткнись.

В его тоне не было грубости. Он просто устал думать об этом.

«Как бы повлиять на него? — думал я. — Бронк, я пытаюсь».

* * *
Палм-Спрингс — это длинная главная улица с высокими жилыми домами, санаториями и гостиницами по обе стороны, чистая и разукрашенная. Много зелени и фонтанов. Баки подъехал к калитке в живой изгороди. Во дворе был виден небольшой дом. Шторы были опущены, но сквозь них пробивался свет. Я дрожал от какого-то предчувствия.

«В какой дыре ты была, Куколка, пока меня молотили о гравий на Винди пойнт?»

Когда мы вышли из машины, мне стало холодно. Баки вынул из кармана связку ключей и один из них вставил в замок.

«Гм…» — подумал я.

Мне ничего не было видно за спиной Баки, потому я ждал, пока в кухне зажегся свет и мы вошли. Голос Баки прогромыхал:

— Куколка?.. Патриция?..

Зов звучал виновато. Я взглянул на него. Баки застенчиво пояснил:

— Жалко будить, если она спит.

Я понял, в каком незавидном положении он оказался. Эта Куколка заставила его заняться ее спасением от загадочной угрозы. Договорилась с сыщиком и исчезла, не заботясь о том, чтобы сообщить Баки, где она есть. А он боится ее разбудить!

Может быть, с ней что-нибудь случилось и она не могла позвонить?

Но что еще могло случиться за такое короткое время?

Беспорядок в кухне указывал, что она была неважной хозяйкой. Всюду толстым слоем лежала пыль, на столах — грязные тарелки. На полке стояла кофемолка и рядом старинный будильник, который громко тикал. Я взял его и осмотрел: обыкновенный будильник. Время на нем и на моих часах было одинаковое. Записки нигде не было. Баки ходил по комнатам, и я встретился с ним в гостиной, куда он вышел из спальни. Он был похож на растерянного мальчика, который забыл дорогу домой.

— Нет? — спросил я.

— Нет. Нигде.

Я посмотрел на лампу возле штор, закрывающих окно.

— Должно быть, она была здесь, — сказал я. — Кто-то ведь зажег свет.

— Она всегда оставляет лампу включенной.

— На весь день?

— Если уходит. Она не любит возвращаться в темный дом.

Это было вполне нормально.

— Скажи, Баки, ты видел здесь записку…

— Какую записку? A-а, которая была вместе с будильником? Да.

— Как это было?

— Я случайно увидел ее и принес вот сюда. А Куколка взяла и прочитала. Она пыталась улыбаться, но я заметил ее испуг. Больше я не видел записки. Она, видно, куда-то ее убрала.

— Куда?

Он развел руками.

— Не знаю…

— Ладно. Что, если я поищу?

— Конечно, Пит.

Мебели в доме было мало. И никаких женских побрякушек.

Корзина для белья была пуста.

Баки, затаив дыхание, ходил за мной по пятам.

— Как в нежилом доме, — пробормотал я.

— Что?

— Ничего, Баки.

— Может быть, записку она положила в кошелек.

— Не думаю.

Спальня выглядела более обитаемой. Кровать прибрана. Рядом тумбочка. В гардеробе два платья и темно-коричневый костюм. Внизу лежали комнатные тапочки. Вот и все.

«Надо уходить, — подумал я. — Такие, как Куколка, не могут жить в такой бедности. Она просто не могла бы здесь спать. Если только она не на содержании у Баки».

Я толкнул дверь и медленно закрыл ее.

— Баки, ты содержишь Куколку?

Лицо его исказилось.

— Нет, черт возьми, Пит. Она девушка не того сорта, — он подошел вплотную ко мне и посмотрел по сторонам, как будто хотел убедиться, что мы одни. — Скажу тебе правду. Я никогда даже не был в этой комнате. Ни разу.

В его словах звучала юношеская страсть и гордость. Я отвернулся.

— Вы встречались?

— Да, за ланчем или обедом.

— Она никогда не просила денег?

— Нет. Почему она должна просить?

— Не знаю… На что она живет?

Ему явно не понравился мой вопрос. Он почесал нос, сжал кулаки и зашевелил губами.

— Алименты.

— Ох…

— Что «ох»?

— Ничего. Не обращай внимания.

Я встал на колени и стал рыться в мусорной корзине.

— Какого черта ты здесь роешься? — сказал Баки нетерпеливо.

— Ищу. А что?

— Смешно.

— И мне тоже. Но надо же что-то делать.

Там были две бумажные салфетки с пятнами губной помады, точилка, несколько прядей осветленных волос, рекламная открытка «Компании Пустынных Хозяйств» с прекрасными фото стеклянного пустынного дома, в котором сгоришь днем и заледенеешь ночью, и две спичечные коробки. Одна — фабрики «Эль Мирадор» в Палм-Спрингсе; другая рекламировала место, которое называлось «Блюбелл Таверн» в городе Хиббард. Я положил их в карман.

— Послушай, Пит… — торопил Баки.

— Ладно. Я готов.

Но я не мог подняться с колен. Суп Линды перестал оказывать живительное действие. Ноги как будто на ржавых петлях. Они скрипели. Одновременно круговая острая боль скрутила мои внутренности. Я уткнулся лицом в мусорную корзину.

Как сквозь вату, я услышал голос Баки:

— Эй, что случилось?

Я начал бороться с корзиной. Казалось, она протянула тысячу рук и ног, как спрут. Вряд ли я бы справился с ней, будь я один. Она убила бы меня. К счастью, я был не один. Баки спас меня от корзины. Он поднял меня и положил на кровать. Тут и началось. Я был, как потерявший управление вертолет, заправленный на 90 процентов, как воздушный змей на короткой веревке. Потом я замер, как деталь в тисках. Потом прошло и то, и другое, и я стал матрацем — скатанным, развернутым и брошенным на кровать. Кровать несколько раз меня подбросила, и я перевел дух. Комната стала вертеться все тише и, наконец, остановилась. Я перевел взгляд с дивана Куколки на Баки, который обеспокоенно смотрел на меня.

— Что с тобой случилось, Пит, малыш?

Я передернулся, потом повернулся в одну сторону, затем — в другую и сел.

— Не знаю.

— Теперь тебе лучше?

— Да. Теперь мне лучше, спасибо.

Но я не особенно его тревожил. Его беспокоило другое.

— Что ты об этом думаешь, Пит?

— О чем?

— Что случилось с ней? Что случилось с Куколкой?

— Ничего особенного. Будем искать.

— Тогда пошли.

Его осенило. Он обернулся и стал смотреть, как я встаю.

— Если ты нормально себя чувствуешь…

— Нормально, Баки.

Глава 7

Баки вел машину на максимальной скорости. По лицу и рукам чувствовалось его напряжение.

— Где у Куколки любимые злачные места?

— Что?

— Куда она любит ходить больше всего?

— Не знаю… Обедать мы ходим в «Эль Мирадор».

— Как вы познакомились?

— Однажды она приехала со своим другом на ранчо.

— С ее другом или с вашим?

— И так, и эдак. Это Винс-репортер.

— Винс Болл?

— Да. Он часто навещал меня, как и другие писаки. Однажды он приехал с Куколкой, и мы познакомились.

Я читал статьи Винса о спорте, но никогда его не видел. Он был неплохой журналист, многословный, но в общем, хороший.

— Потом ты позвонил ей и вы стали встречаться?

— Да. Но сначала позвонил мне Винс.

— Винс!

— Да. Он позвонил и сказал, что Куколка хочет со мной встречаться. Мы встретились…

— Что думает об этом Бронк?

— Он любит поддерживать хорошие отношения с газетчиками и особенно не волновался… сначала.

— А потом?

— Когда я начал встречаться с Куколкой без Винса — стал нервничать.

— Ух! Он стал возражать оттого, что ты стал больше есть, или против самой девушки?

— Не знаю. Бронк ничего не говорил насчет нее.

У меня вертелся в голове вопрос, только я не знал, как его задать. Потому задал другой.

— Куда мы едем?

— Тут недалеко, всего несколько кварталов.

Я забеспокоился. Его напряжение передалось мне.

— К кому?

— К бывшему мужу Куколки… Джасперу Ко.

— Слушай, Баки, малышка сказала, что ее бывший муж не имеет к этому никакого отношения.

Он промолчал. По упрямым глазам было видно, что в его мозгу засела одна мысль, от которой он не мог освободиться. Я решил задать ему тот вопрос.

— Баки, ты говорил с Линдой о Куколке?

— С Линдой? Почему я должен с ней говорить? Она еще ребенок!

— Она ее когда-нибудь видела?

— Не знаю. Может быть, видела на ранчо. Она же там живет. При чем тут Линда?

— Не при чем. Забудь.

Внезапно Баки затормозил и свернул в боковую улицу старой части города, где большинство домов окружены забором разной величины и формы, в стиле «Ранней Калифорнийской Смеси». Двигался Баки теперь медленно, глядя по сторонам. Он остановился возле высокого забора, через который свисали ветви тамариска. За глухой стеной невозможно было разглядеть дом.

Подъехав к железным воротам, мы увидели в доме свет. Свет слабо пробивался сквозь плотные шторы. На воротах висел звонок, но Баки просунул руку сквозь решетку и спокойно снял запор. Мы прошли через двор к навесу над входом. Баки приложил палец к губам и бесшумно вошел. Мне не нравилось, что мы входим без стука, но Баки, по-видимому, считал себя здесь своим. Мы подошли к дверям. В комнате звучала музыка. Играла пластинка. Мы прислушались. Вдруг послышался другой звук: гортанный женский смех.

Мускулы на спине Баки напряглись. Я не мог знать, была ли это Куколка, потому что никогда не слышал ее смеха. Сомневаюсь, чтобы и Баки знал, как она смеется. Нужно было удержать его, но я не успел.

Удар! Я услышал свой пронзительный крик.

Но этот крик звучал только у меня в голове.

Баки вошел. Я не знал, была ли дверь закрыта на замок или нет. Но Баки это не беспокоило, даже когда он поворачивал ручку двери. Я услышал, как затрещало дерево. На мое лицо упал свет из открывшейся двери. Я шагнул за ним, но он резко остановился, и я резко наткнулся носом на его правое плечо, как на каменную плиту. Из глаз моих посыпались искры.

Громко выругался мужчина, пронзительно закричала женщина. Она прыгала, как сумасшедшая, совсем голая, и вопила:

— Закройте дверь! Закройте дверь!

Было уже поздно. Я никогда не видел этой женщины, но точно знал, что это не Куколка. Эта была немного старше. Длинные черные волосы локонами рассыпались по плечам. Я не стал ее разглядывать, так как мое внимание привлек мужчина, который в противоположность ей был полностью одет от ботинок до пиджака, но, хоть был страшно возбужден, как и она, контролировал свои действия куда лучше.

— Какого черта вам здесь надо! — заревел он.

Резонный вопрос, между прочим.

— Надо поговорить с тобой, — спокойно сказал Баки. — Ты можешь на несколько минут оторваться от подружки?

— На несколько минут! — завизжала дама. — На несколько миллионов лет!

Она повернулась и выбежала, сверкая пятками. В это же время закончилась музыка и воцарилась мертвая тишина. Джасперу Ко было около тридцати пяти. Приятной наружности, хорошо сложенный, с преждевременной сединой в волосах. Голос у него был сильным, с прекрасной дикцией. Он стоял возле маленького стола и держал руку на трубке белого телефона.

— Сам уйдешь, Фарелл? Или вызвать шерифа?

— Посмотрим, — сказал Баки.

Ко взглянул через его плечо на дверь, куда выбежала девушка, и снял руку с телефона.

— Хорошо. Что тебе надо?

— Где Куколка?

Глаза Ко широко раскрылись.

— Кто?

— Патриция. Где она?

— Откуда я могу знать? Мы уже не женаты, вспомни.

— Ты вредишь ей, — проворчал Баки.

— Нелепость. Я только ежемесячно посылаю ей толстую пачку чеков. Больше я ничего ей не делаю.

— Может быть, еще часы? — взревел Баки.

— Что?

Я решил вступиться.

— Подожди, Баки. Я объясню.

Но тут вошел парень, одетый, но еще не совсем очнувшийся ото сна.

— Черт, что с ней случилось? — спросил он и увидел нас. — О, Баки!

— Привет, Винс.

Винс Болл, решил я. Может быть, что-нибудь прояснится. Если Винс — приятель Ко, возможно, он знает ее с давних пор.

— Что происходит? — спросил он, продирая глаза.

— Твой великий чемпион здесь, — бросил Ко. — Пришел разбираться.

Винс уставился на Баки.

— В чем дело, Баки? Что за проблема?

Он посмотрел на свои часы, потом на меня.

— Ты должен быть дома, в постели, — сказал он, зевнув.

— Я не тренируюсь, — ответил я.

— Я не вас имею в виду. Кто вы?

— Пит Шофилд. Друг Баки.

Винс снова зевнул.

— А-а.

— Слушай, — сказал Ко. — Я не хочу никакого шума, но во имя Иисуса, какого черта эти парни тут делают?

Я подумал, что лучше объяснить ему и уйти. В конце концов, это его дом.

— Извините, — сказал я, — но мы ужасно расстроены…

И как мог короче рассказал о Патриции.

Ко смотрел на свои руки. Винс Болл внимательно изучал ботинки.

— Вы думаете, — протянул он, — гангстеры преследовали Патрицию?

— Думаю, да — сказал я.

Винс и Ко смотрели друг на друга.

— Не знаю, что и думать, — сказал Ко. — Печальная история, и жаль, если Патриция в беде.

— Вы сообщили в полицию? — спросил Винс.

— Нет, — сказал Баки. — Что она сделает?

— Резонный вопрос, — сказал Винс.

— Ну, — буркнул Баки, — мы пойдем.

Баки был сконфужен. Ничего не прояснилось.

— Подожди-ка, Пит. Смотри, мистер Ко, если ты ничего не знаешь…

Простучали высокие каблучки. Девушка с длинными черными волосами вошла в комнату, полностью одетая, с норкой на плечах. В руке у нее была маленькая сумочка. Взгляд ее все еще оставался безумным. Она встала между нами.

— Подожди-ка, — сказал Джаспер Ко, — как ты доберешься домой?

— На такси.

— Всю дорогу до Риверсайда?

— Я отвезу ее, — сказал Винс. — Мне надо прогуляться.

Она остановилась у двери. Винс, проходя мимо нас, потрепал Баки по руке.

— Я подумаю, что можно сделать, — сказал он. — А тебе лучше ехать домой.

Он шагнул к дверям.

— Пойдем, милая.

Девушка глупо уставилась на Баки.

— Эй, — сказала она звонко. — Это не Баки Фарелл-чемпион?

Винс обнял ее и взял сумочку.

— Да, дорогая. Я когда-нибудь вас познакомлю. Пойдем.

— Нет, — сказала она. — Подожди минутку. Ты — Баки Фарелл?

Она вырвалась, но Винс сграбастал ее снова.

— Пойдем. Бедный парень и так уже достаточно расстроен. Оставь его в покое.

Мы слышали из-за двери ее протесты:

— Но я только хочу… только хочу… Проклятье. Пусти!

Затем хлопнула дверца машины и взревел мотор. Я толкнул Баки к двери. Но он вернулся к Джасперу.

— Слушай, Ко, мне кажется, ты что-то скрываешь…

Ко схватил трубку телефона.

— Уходи! Иначе вызову копов.

Мы вышли и двинулись к машине.

— Он что-то знает, — ворчал Баки. — Он знает, где Куколка, и молчит.

— Если он знает, ты силой не заставишь его говорить.

Мы сели в машину.

— Слушай, Баки, — сказал я. — Я хочу тебе кое-что сказать. Если тебе не понравится, не обижайся. Мы ведь старые друзья. Ты — известная фигура. Куда бы мы ни пошли, тебя кто-нибудь обязательно узнает. И если ты будешь носиться по Палм-Спрингсу в поисках девушки, это будет глупо.

— Но, Пит, малыш…

— Не называй меня малышом. Ты знаешь, что подумают о тебе люди? Они будут говорить: «Баки Фарелл потерял свою девушку и не может найти ее, потому что она не хочет к нему возвращаться».

Он уставился на меня. Ногти его побелели, так сильно он сжал кулаки.

— Это ты так думаешь?

— Нет, — солгал я. — Вот сейчас ты дал повод Винсу насмехаться над тобой. Может быть, и нет. Он, кажется, на твоей стороне. А если — да? Баки, тебе через три дня предстоит бой, и все болеют за тебя. Так держись.

— А как же Куколка?

— Я буду ее искать. Ты возвращайся на ранчо и отдыхай. Я буду искать ее. Я позвоню тебе, если что-нибудь узнаю. Это — моя работа.

Он подумал несколько минут, потом вздохнул.

— Ладно, Пит. Но ты дай мне знать, хоть ночью.

— Ты же меня знаешь.

На ранчо мы возвращались молча. Была половина одиннадцатого, когда мы приехали. В главном доме было темно. У Бронка горел свет. Баки сразу прошел к себе.

— Возьми машину. Она мне не нужна.

— Не переживай. Я буду сообщать тебе обо всем.

— Ладно, Пит, малыш. Счастливого пути.

Когда Баки пересекал веранду, дверь Бронка приоткрылась. Бронк ничего не сказал, Баки — тоже. Бронк подождал, пока Баки скроется, затем скрылся сам. Я вернулся к машине и завел ее. Тоскливо посмотрел на главный дом, проезжая мимо. Спросить бы Линду — почему она говорит, что Куколка — дрянь?

По дороге я размышлял. Если мое подозрение о том, что Патриция избегает Баки, верно, то шанс найти ее в публичных местах города слишком мал. У меня возникло другое подозрение, и я повернул машину в противоположную сторону.

В трех милях отсюда, недалеко от Винди пойнт, находилась придорожная таверна. Я вошел в нее и попытался дозвониться домой: возможно, Дженни меня ждет. Но напрасно, трубку никто не брал. Я направил машину в Риверсайд.

Глава 8

Я долго гнал «тандерберд», наслаждаясь покоем и комфортом. Машину я оставил на темной улице, не доезжая полтора квартала до гостиницы «Мансанита».

Старинный холл гостиницы был широк и пустынен. Только двое сидели за столом, да в углу женщина в больших темных очках читала газету. Широкополая шляпа скрывала ее голову и половину очков. Я не мог разглядеть ее из-за шляпы и газеты, но коленки были видны хорошо. Это не Куколка — у этой были прекрасные коленки, но совсем не то, что у Патриции.

Миновав несколько торговых ларьков, я вошел в коктейль-бар. Там было так же пустынно, как и в холле. Фактически там находился всего один посетитель. Это был Винс Болл. Он дремал над бокалом с давно растаявшими льдинками.

Я присел рядом с ним и заказал виски. Очень скоро он меня заметил.

— Ха, — сказал он, — Вы… как вас?

— Шофилд.

— О да. Друг Баки Фарелла.

— Угу. Нормально довезли даму?

— Да. Она живет здесь, в гостинице. Вы с Баки испортили им вечер.

— Жаль. Баки был не в себе.

— Я догадался.

Мы помолчали, затем я осторожно начал.

— Патриции не видно?

— Нет. Черт, я даже не представляю, где ее искать. Я болею за Баки. Эй, он действительно в нее втюрился?

— Кажется.

Винс печально покачал головой.

— Это я виноват. Я их познакомил.

— Как все это началось?

— Это была ее идея. Я знал ее с тех пор, как она вышла замуж за Ко. Мы иногда встречались… так просто, как старые приятели. Она занималась гимнастикой и интересовалась спортом вообще. Однаждыпопросила меня познакомить ее с Баки. Что я и сделал.

— Хорошо сработано.

— Жаль. Он может это пережить?

— Уверен, но не знаю, успеет ли за три дня.

— Все так серьезно?

— Даже очень. Что могло случиться? Она от него сбежала?

— Кто может понять женщин? Что с ней за беда?

— Не знаю. Кроме того, что уже рассказал. Загадка.

Он выпил немного.

— Между нами говоря, как мужчина с мужчиной, я думаю — она сама это организовала.

— Как?

— Ну… она большая шутница. Может быть, таким образом она решила подстегнуть интерес Баки. Он ведь не из влюбчивых.

Винс угрюмо приложился к стакану.

— Я тоже буду ее искать.

— Что ты думаешь о предстоящем бое?

Он сразу изменился. Это была его любимая тема. Глаза его заблестели, плечи поднялись, щеки зарумянились.

— Может получиться хороший бой. Баки сильнее парня из Монреаля. Но есть две непростые вещи, которые могут принести победу канадцу. Во-первых, он творит чудеса своей правой. Во-вторых, он не так силен, как Баки, но проворнее. Так что, если Баки нервничает, это плохо. Я люблю его и желаю ему победы.

Я допил виски и встал.

— Надо искать. Если я не найду Куколку до обеда, у нас на руках окажется куча нервов.

— Удачи. Приятно было поговорить.

— Пока… — Я пошел, потом вернулся. — Между прочим, кем была Патриция Ко до замужества?

Он косо посмотрел на меня. Это была уже другая тема.

— Я не знал ее, — сказал он осторожно.

— Хорошо. Но чем она занималась? Работала, училась?

Казалось, он размышлял. Взял стакан, поставил обратно.

— Она работала в коктейль-баре официанткой. Там ее и встретил Ко.

— Где находится этот бар?

— Но… видишь ли, Шофилд…

— О вас никакого разговора не будет. Ни о тебе, ни о Ко. Я интересуюсь только Куколкой.

— В Хиббарде. Ты знаешь — вверх по дороге к Онтарио.

— Название помнишь?

Он покачал головой.

— Ко называл. Но я забыл. Правда, в Хиббарде не так много баров.

— Ладно, благодарю.

Я вернулся в холл гостиницы. Сел напротив девушки в шляпе и стал думать. Вскоре я заметил, что больше смотрю на ее коленки, чем думаю. Это были прехорошенькие коленки. Я ждал, когда она опустит газету, чтобы посмотреть на ее лицо. Может, даже снимет очки. Но она продолжала смотреть в газету. Не переворачивая страницы и не снимая очков. Я потерял всякую надежду и поднялся наверх, в туалет. А когда вернулся, ее уже не было.

Меня беспокоило то, что я не продвигаюсь вперед. Я хотел просмотреть списки постояльцев, но не знал, как это сделать. Помню, было время, когда люди регистрировались у администратора в журнале и любой мог открыть его и просмотреть. Сейчас картотека хранилась вне досягаемости.

Я пошел к администратору. За столом сидел усталый клерк средних лет. Я показал ему свою визитку. Он выпрямился, лицо его вытянулось.

— Не пугайтесь, — сказал я. — Я работаю на человека, который ищет свою жену.

Мы смотрели друг на друга через стол. Это было интересное занятие. На самом деле, я точно знал, что придуманная мной женщина зарегистрирована в его отеле. Мне было тяжело сознавать, что я так заморочил ему голову. В самом деле, невозможное совпадение: девушка в дикой шляпке колоколом и спектакль с убежавшей женой. Администратор был очень удивлен и не мог себе представить, как я все это связал. На мгновение я попытался представить, что творится у него в голове, но в моих мыслях всплыл незабываемый образ: коленки девушки в шляпе, прекрасные коленки в нейлоновых чулках, такие округлые и пухлые…

Видение было настолько сильным, что я закрыл глаза, удерживая образ, и облокотился на стол клерка. Коленки пытались что-то мне сказать, я хотел услышать, но…

Со второго раза до меня дошли слова клерка.

— У нас есть детектив, мистер Фаннинг. Его кабинет вон там, около лифта. Вы можете переговорить с ним.

— Благодарю. Между прочим, мне надо переночевать. У вас есть одноместный номер?

Клерк задумался.

— Да, есть номер, мистер…

— Конвей. Альберт Конвей.

Он вложил мою визитку в книгу и придвинул ее ко мне. Я записал: «Альберт Конвей, Лос-Анджелес».

— У меня нет багажа, — сказал я. — Я заплачу сразу, потому что рано утром могу уехать.

Я вынул стодолларовую банкноту Баки и протянул ему. Он взглянул на нее два раза, извинился, взял, сходил в кассу и принес мне сдачу и ключ от номера 306.

— Вам нужен помощник, мистер Конвей?

— Нет, благодарю. Не беспокойтесь. Я пойду к детективу.

— Хорошо.

Я вздохнул, но был рад, что устроился здесь. Даже если мне не поверили, я заплатил и считался в отеле официальным жильцом.

Через холл я направился к грузовому лифту. Именно там был выход — сейчас скрытый в темноте — во внутренний двор. Следуя к кабинету детектива, я представил себе шорох трущихся коленок, но постарался избавиться от этого видения. У Куколки тоже были прекрасные колени.

На кабинете детектива висела табличка: «Вход воспрещен!».

Я нажал кнопку и почти сразу услышал:

— Войдите.

Ему было около сорока. В моем возрасте он, наверное, был довольно похож на меня. Кабинет его представлял собой комнатенку-коробку без окон, с маленьким столом в середине, с вращающимся креслом и двумя низкими сейфами в углу. На столе стоял телефон. Он сидел в кресле и не шевельнулся, когда я вошел. Сесть было не на что. Я стоял.

— Вы хотели меня видеть?

Если лицо клерка за столом мне казалось холодным, то этот выглядел вырубленным из глыбы льда Дж. Эдгаром Гувером. Я разговаривал с ним, как с задом автобуса фирмы «Грейхаунд». Я рассказал ему ту же историю, что и администратору, только короче и без прикрас.

Он не прерывал меня. Потом посмотрел на мои колени и перевел взгляд на воображаемое окно.

— Что же вы собираетесь делать?

— Искать.

— Кого?

— Патрицию Ко.

— Никогда о ней не слышал.

— Я опишу вам ее внешность. Послушаете?

— Конечно.

Я описал Куколку, которую хорошо запомнил. Он снова покачал головой, но теперь, мне показалось, с сомнением.

— Что вы хотите с ней делать?

Я задумался. Я поведал ему достаточно обычную историю, из тех, что можно услышать каждый день.

— По правде сказать, — сказал я с напускной небрежностью, — это дочь известного папаши, которого вы знаете, как свои пять пальцев, если его назвать (чего я, естественно, не собирался делать). Так вот: три месяца назад это дитя убежало из частной школы и попало в скверную компанию. Представьте: симпатичная, краснощекая американка со взбитыми, высоко уложенными кудрями, с бантом. Как кукла. Вы знаете, как это бывает. Несколько глотков, фотограф, мальчики и так далее… и так далее… и так далее…

И теперь ее известный папаша хочет сам ее разыскать, не прибегая к помощи копов. Он нанял меня. Я несколько дней шел по ее следам и думаю, что сейчас она в вашей гостинице. Если она в гостинице, отец будет здесь через пару часов.

— Почему отец не мог найти ее?

— Она меняет имена, как шляпки. Патриция Ко — одно из них.

— Вы знаете другие?

— Узнаю, если услышу.

Он переменил позу и облокотился на подлокотник кресла.

— Вы еще не сообщили отцу о гостинице?

Я вынул из кармана деньги Баки. Он посмотрел на них, затем перевел взгляд на стену. Я отсчитал пятьдесят долларов и положил их на стол.

— Это — за список постояльцев, начиная с шести часов вечера.

Он повернул голову, посмотрел на деньги и вздохнул. Я взял деньги и положил обратно в бумажник.

«Жаль, Баки, дело не продвигается. Не за что даже зацепиться».

Безучастные глаза детектива опустились и уперлись в его ботинки.

— Минутку, — сказал он.

Сыщик не взял деньги. Он знал, что честный детектив не торгуется.

Он достал книгу записей, нагнулся над ней и прочитал:

— Петерсон… Джеймс….

— Мне надо знать адреса, время прибытия и номер комнаты.

— Вы сказали, что узнаете, если услышите.

— Да, но мне нужно побольше информации.

Я положил на стол стодолларовую банкноту. Мы оба посмотрели на нее.

— Говорить о Джеймсе Петерсоне?

— Не надо, дальше…

— Джонс Л. М., Детройт, Мичиган, двадцать три, 645. Это — мистер Л. М. Джонс. Вентворт Глория, Сан-Франциско, сорок семь, 27. Фаббергласс Ирена, 216 — Голливуд, двадцать. Гэлл Роджер, Нью-Йорк…

— Стойте! Кто?

— Роджер Гэлл.

— Перед ним…

— Фаббергласс.

— Фаббергласс?

— Да.

— Комната 216?

— Угу.

— Дальше.

— Еще двое. Санта Анна и Конвей Альберт…

— Довольно.

— Нашел?

— Навряд ли, — я зевнул. — Пойду в номер. Если она приедет и ты ее задержишь, будет еще столько же.

— Буду помнить. Доброй ночи.

— Доброй ночи, мистер Фаннинг.

Я вышел. Нажал кнопку лифта и поднялся на последний этаж. Затем нажал кнопку третьего этажа. С третьего этажа я хотел по лестнице спуститься в холл, но Фаннинг стоял возле комнаты 306. Он ждал, когда я войду в свой номер.

— Приятной ночи, мистер Конвей, — сказал он.

— Благодарю, мистер Фаннинг, — произнес я в ответ и запер дверь изнутри.

Глава 9

Я сел на кровать и просидел в темноте минут пять. Потом выглянул в коридор. Никого. Я спустился на второй этаж. Фаннинг был там и смотрел на одну из дверей. Я проследил за его взглядом. Он подошел к двери, поднял было руку, почесал в затылке, повернулся и пошел к лифту. Я подождал немного, потом подошел к номеру 216. Из-под двери не пробивался свет. Но это была не та дверь, на которую смотрел Фаннинг. Он изучал дверь соседней комнаты, 218.

В своем перечне жильцов гостиницы он утаил эту комнату, намереваясь обойти меня. И решил разбудить ее владельца, чтобы предупредить. Должно быть, это трудное решение, потому что на этом деле он уже имел сотню, но кто откажется от двухсот, которые не каждый день так легко даются.

Какое-то время я еще смотрел на дверь номера 216, затем перешел к соседней. Снизу из-под двери пробивался свет. Я приложил ухо, но ничего не услышал. Отступив на шаг, я позвонил. Подождал. Позвонил опять.

Дверь номера 216 медленно приоткрылась, не широко, ровно настолько, чтобы высунулась часть шляпы и огромные темные очки. Я позвонил снова. Ничего. Я взглянул на очки, кивнул и улыбнулся. Безрезультатно. Я тронул поля шляпы и шагнул вперед.

— Мисс Фаббергласс?

Дверь дернулась и стала закрываться, потом снова приоткрылась. Она сорвала с головы шляпу и запустила ею куда-то, сбросила очки и начала кричать:

— Пит Шофилд!.. Гладенький… довольный… расчетливый…

Я схватил ее и затащил в комнату. Дверь закрылась. Она стала бороться со мной.

— Уйди от меня, — вопила она, — бабник проклятый…

— Дженни, успокойся. Что за маскарад?

Она вырвалась и бросилась на кровать, лицом вниз. Я ничего не мог сделать, оставалось ждать, когда она закончит рыдать. Я включил свет, опустился перед кроватью и пощекотал ее правую лодыжку. Маневр, который иногда выводил ее из транса. Она меня поцеловала. Оглядевшись, я увидел в замке двери ключ от номера 218. Я смотрел на него некоторое время. Потом встал и пошел к дверям. Дженни громко зашептала:

— Стой!

Я оглянулся. Она обхватила заплаканное лицо обеими руками и, всхлипывая, смотрела на меня.

— Если ты откроешь эту дверь, — всхлипывала она, — я… я…

— Дженни, дорогая, объясни, в чем дело?

Она начала что-то говорить, закашлялась.

— Ты… — выдохнула она, — та девушка там.

— Спокойнее. Там девушка?

— Да, она там!

— Ладно. Есть шанс, что это как раз та, которую я ищу.

— Молчи! Сколько она берет за ночь?

— Она девушка Баки Фарелла.

Ее голова поникла на руки. Она глубоко вздохнула и всхлипнула.

— И ты тоже…

— Что «тоже»? Объясни мне толком.

Она зарыдала и откинулась на кровать, зарыв лицо в ладони. Я не стал ее успокаивать. Только подумать — где она была, пока я лежал в крови на гравии? Таскалась по гостиницам? Ха!

Я подошел к двери, которая отделяла эту комнату от соседней. Та оказалась незапертой. Я открыл ее и вошел. Горел свет. Постель была смята, но не разобрана. На ночном столике лежала маленькая сумочка. Такую я видел у девушки с черными локонами у Джаспера Ко. Дверь в ванную была закрыта. Оттуда пробивался свет, но не доносилось ни малейшего звука.

— Хелло? — произнес я.

Я подождал, затем снова позвал, постучал и заглянул. Я увидел большую ванну и душ над ней. Занавеска была задернута во всю длину ванны. Подойдя, я отдернул занавеску. И меня сломало пополам. Кое-как я выпрямился и ударился спиной о туалет. Сел на стульчак и обхватил голову руками. Встал и вышел. Передумал.

Собрал нервы в кулак и вернулся, чтобы посмотреть еще раз.

Она лежала в ванне одетая. Не хватало только одной туфельки и чулка. Туфелька лежала на краю ванны. А ее хозяйка лежала в ванне лицом вниз с поджатыми ногами. Чулок был туго затянут на ее шее. Между пучками волос на затылке виднелся кровоподтек. Нет, это была не Куколка. У нее были длинные черные волосы. Хотя поза ее была неестественной, я узнал знакомые линии ее молодого страстного тела. Лицо, к счастью, было повернуто от меня.

Позади себя я услышал странно сдавленное дыхание, потом шум падения. Дженни слишком переволновалась за день. Я поднял ее, отнес в ее номер и положил на постель. Немного погодя она пришла в себя, взглянула на меня, узнала, снова стала вырываться. Я присел рядом.

— Приди в себя, девочка, успокойся.

В горле у нее заклокотало, и она заплакала.

— Давай разберемся. Послушай, ты же не думаешь, что это я убил ее.

Она покачала головой.

— Логично допустить, что я вообще ничего с ней не делал. Так?

Она кивнула.

— И не планировал.

Она снова кивнула.

— Хорошо. Теперь нам надо подумать, что с ней делать?

— С кем?

— С мертвой девушкой.

— Ох!

— Между прочим, это не та девушка, которую я ищу.

Тишина. Кровать скрипнула. Она приподнялась на локтях и пристально посмотрела на меня.

— Тогда кто же?

— Я не знаю, как ее зовут. Когда ты узнала, что она поселилась в этом номере?

— Около часа назад. Я видела, как она взяла ключ и поднялась на лифте.

— Одна?

— Да.

— И она была в комнате, когда ты пришла?

— Уверена. Она только вышла, и тут вошел ты. Сел и принялся разглядывать мои коленки.

— Откуда ты знаешь, что я разглядывал твои коленки? Ты все время держала перед собой газету.

— В газете была дырка.

— A-а… Продолжай.

— И ты не узнал меня, а?

— Не узнал. Ты хорошо замаскировалась.

— Но ты долго разглядывал мои коленки.

— Я всегда их разглядываю, ты же знаешь.

— Это точно…

— Давай вернемся к делу. Когда ты поднялась в номер, ты была уверена, что она у себя?

— Нет. Но я решила, что она там, потому что лифт в гостинице один, а она не возвращалась.

Она широко раскрыла глаза.

— Подожди… Это случилось, наверное, когда я сидела в холле. Может быть даже, когда я поднималась в лифте!

— Ты никого больше не видела?

— Нет. Только того неряшливого парня, который целый час смотрел на дверь. Потом появился ты.

— Неряшливый парень — местный детектив. Благодаря ему я нашел тебя.

— Откуда он знал?

— Ирена Фаббергласс. Больше я такого имени не встречал.

Кто-то постучал. Дженни посмотрела на меня. Я кивнул.

— Кто?

— Мисс а… Фаббергласс? — это был голос Фаннинга. — Если вы не спите…

— Определенно сплю, — громко и ясно заявила она. — Я заплатила за номер, так что не мешайте мне спать. Уходите.

Он постучал сильнее.

— Откройте, мисс. Я гостиничный детектив.

Я соскочил с кровати и кинулся в соседнюю комнату, показывая жестами Дженни, чтобы та побыстрее от него избавилась. Бесшумно открыл маленькую сумочку, лежавшую на косметическом столике, и просмотрел ее содержимое.

Меня заинтересовал только спичечный коробок из «Блюбелл Таверн», Хиббард и зеркальце, на обратной стороне которого было написано имя: Джо Беккер.

И все. Не секрет, что на косметичках не бывает стрелок, указывающих нужное направление. Больше всего обескураживало полное отсутствие идей.

Голос Дженни стал громче.

— Вы сами видите, нет здесь никакого мужчины, и никогда не было! Кроме вас.

Я усмехнулся, но подумал:

«Почему он заинтересовался той комнатой, а не этой?»

Потому, сверкнуло в моем мозгу, что он знает девушку из этой комнаты и знает, что она не та, кого я ищу. Он думает, что Дженни — дочь богача, и решил, что я — там.

Я услышал возглас удивления и возмущения. Мистер Фаннинг сам открыл дверь и схватил Дженни.

— Уходите, Фаннинг, — сказал я.

Он не уходил. Я ударил его под дых и в челюсть. Дженни упала на кровать. Бешено шипя, как кот, Фаннинг двинулся на меня.

— Подходи, — сказал я ему. — Я переверну тут все вверх дном, и ты вылетишь на улицу с разбитым носом.

— Здесь что-то случилось, — сказал он.

— Нет, случилось там. Дверь открыта.

Он взглянул на открытую дверь и понял, что должен туда войти. Я встал в сторону, засунув руки в карманы, чтобы он понял, что я его не ударю. Фаннинг медленно двинулся к месту последнего успокоения Джо Беккер.

Дженни зашептала:

— Что теперь? Бежим!

Я отрицательно покачал головой.

— Нельзя.

«Почему именно ее? — лихорадочно думал я. — Почему Джо Беккер?»

Я стоял спиной к смежной двери и смотрел на Дженни. Вдруг глаза ее широко открылись, зубы застучали. Я оглянулся. Фаннинг стоял в дверях с пистолетом, направленным на нас. Его нерешительность сменилась невозмутимостью и бесспорной уверенностью.

Глава 10

Начинались серьезные дела; не время для сказочек, не время россказней про заблудших дочерей. Оружие умеет говорить коротко и весьма убедительно.

— Туда, — велел он, показывая на простенок у двери.

Я кивнул Дженни, и мы встали к стене. Подозревая нас, Фаннинг имел право срезать нас обоих. Не сводя с нас глаз, он подошел к телефону.

— Слушай, Фаннинг. Мое настоящее имя Шофилд. Это — моя жена, миссис Шофилд. Я здесь случайно…

Фаннинг швырнул мне стодолларовую банкноту.

— Возьми свои грязные деньги.

Это был великолепный жест. И он дал мне шанс. Не теряя ни секунды, я кинулся к нему и вышиб пистолет левой рукой, а правой толкнул его так, что он рухнул на кровать. Удар оказался сильнее, чем я того хотел. Но в живых он останется.

— Теперь бежим? — услышал я голос Дженни.

— Да, малышка.

Я схватил ее сумку, пока она искала очки и эту дурацкую шляпу.

— Включай свет в холле и бегом по лестнице.

Она надела шляпу и водрузила очки на курносый нос.

— Перчатки, — сказал я.

Она побежала назад за перчатками. Я открыл дверь и вышел на лестницу. Дженни не появлялась. Я вернулся. Она была под кроватью.

— Дженни…

Она выползла из-под кровати, держа в руке сто долларов.

— Твои?

— Да. Но ты-то не думаешь, что это — грязные деньги?

— Нет, когда я вспоминаю о нашей чековой книжке.

— Ненормальная…

— Ты это знал, когда выбрал меня.

— Да. Пойдем.

Я бросил взгляд на Фаннинга. Тот отключился надолго. Я взял Дженни за руку, и мы стали спускаться по лестнице. Тишина была, как в могиле. Внизу был боковой выход в галерею. Я плечом открыл дверь.

— Придется прыгать.

Дженни проскользнула в дверь и пошла по галерее.

— Где твоя машина? — спросил я.

— На улице, с той стороны.

Все было закрыто, кроме одного бара. Никого нигде не видно. Мы тихо прошли с полсотни шагов, потом побежали.

Я заглянул в бар. Бармен протирал стакан. Никого не было, Винса — тоже. До моей машины добраться было легче. Мы подбежали к ней и сели.

— При регистрации ты назвала адрес нашей конторы? — Да.

— Не ходи домой.

— Я поеду с тобой.

— Нельзя… не сегодня.

— Пит…

— Если мы будем вместе, нас скорее схватят. Слушай, тебе надо ехать в Палм-Спрингс и остановиться там в гостинице.

— В какой?

— В любой. Хотя бы в «Сэндз». Запишись как миссис Шофилд и назови домашний адрес. Дай-ка мне эту проклятую шляпу.

Я смял шляпу и сунул ее в карман.

— Давай очки.

— Пит, милый, мне страшно.

— Все обойдется.

Она протянула мне очки, я их положил в карман со шляпой.

— Давай, малышка. И держись.

Она меня поцеловала.

— Что ты собираешься делать?

— Я буду звонить тебе. Если не снимешь номер в «Сэндз», устройся в любой другой гостинице. Позвони Веронике Дарби, на ранчо.

Я поцеловал ее.

— Между прочим, как ты сюда попала?

— Когда я собралась уходить домой, зазвонил телефон. Женщина спросила: «Мисс Фаббергласс?» Я сказала: «Нет, миссис Шофилд. Только мой муж зовет мисс Фаббергласс». И она сказала, что если я поеду в Риверсайд и остановлюсь в «Мансаните», в номере 216, то смогу вовремя удержать своего мужа от трагической ошибки.

— От трагической ошибки? Ты спросила у нее — кто она такая?

— Конечно.

— Что она ответила?

— Она сказала, что она — подруга Баки Фарелла.

— Понятно. И тебе оказалось этого достаточно?

Она посмотрела на меня своими прекрасными, живыми глазами.

— Для тебя-то этого было достаточно, не так ли?

Я опять поцеловал ее.

— Ладно. Езжай. Я вернусь.

— Поскорее. Ты мне нужен.

— Ты мне тоже.

Она улыбнулась и завела машину.

Мне надо было обойти квартал. Я неторопливо шел в сторону гостиницы, когда появилась первая полицейская машина. Я протер шляпой очки и надел их. Другая машина остановилась на противоположной стороне улицы. Я добрался до своей машины, завел ее и помчался в сторону Хиббарда, в «Блюбелл Таверн», где дела делались в любое время суток.

Глава 11

«Город песка и гравия» получил свое название не потому, что построен из бетона, а потому что вырос вокруг их месторождения. Хозяин-подрядчик разрабатывает отдаленный карьер-пустырь. Команда рабочих живет в автоприцепах, чтобы быть рядом с работой. Но в свободное время они должны есть, пить и развлекаться. Поэтому магазины и кафе там всегда открыты, что привлекает много людей, и сообщество растет.

Когда число жителей превысит пять сотен, можно основать город. Потом город получает определенные права. Он устанавливает налоги, выдает лицензии, проводит выборы и т. д. Естественно, кто-то должен быть избран в управление, чтобы заниматься политикой. Или, иными словами, кто-то должен «двигать» город.

Часто случается, что единственные люди, которые заинтересованы в росте такого города, — стойкие аборигены, мастера своего дела.

Можно много взять даже с очень маленького города, зная дело, имея немного денег и здоровый желудок. Сообразительный делец сделает это двумя способами. Первый способ: собирать налоги в большем, чем требуется, размере с оплаты услуг. Другой: манипулировать организацией культурных и «порочных» мероприятий в зависимости от того, как смотрят на эти вещи. Например: контролировать азартные игры в Калифорнии — дело жителей округа. Игра в покер ограничена, но делец может взять хороший процент от пары узаконенных отдельных покерных кабинетов, допуская в них другие игры ровно настолько, чтобы выйти сухим из воды.

Можно также покровительствовать проституции, устраивать карнавалы, выстроить пассаж с магазинами — это возместит расходы.

Подрядчик, затевающий какое-нибудь строительство, или слишком занят, или, прямо скажем, не слишком заинтересован, так что доверяет это дело своему заместителю. Обычно он фактически устраняется от управления, пока не получит хорошую встряску сверху. Все, что он хочет, — это чтобы работал его карьер. Если вас интересует, как дело с песком и гравием может быть таким привлекательным предприятием, вам достаточно будет осмотреть любую автостраду или крупное сооружение в Калифорнии. Миля автострады требует полмиллиона кубических футов песка и гравия, и каждая миля стоит гражданам Калифорнии от одного до трех миллионов долларов.

Что-то в этом роде произошло с Хиббардом. За пятнадцать-двадцать минут, пока я до него ехал, я упорядочил накопленные в памяти слухи. В Хиббарде можно было приобщиться к любому виду деятельности, хотя некоторые из них выходили за общепринятые ограничения. Широкая публика могла играть в покер, смотреть приятные шоу и принимать участие в праздниках любви по ценам, колебавшимся от умеренных до вопиющих.

Искатели приключений тут могли сыграть в кости, рулетку, карты, покупать запрещенные художества и литературу, дать себе волю в любовных утехах за смехотворную плату.

Все это вместе со множеством песка и гравия было доступно благодаря заботам человека по имени Фрэнк Каратти, еще известного своим старым артельным прозвищем Скок, из-за дефекта левого колена, травмированного в детстве при несчастном случае. Как и следовало ожидать, он действовал из-за кулис, особенно, как я слышал, из-за кулис «Блюбелл Таверн», — хотя я не знал ее названия, пока не прочитал на тех спичках, которые нашел в корзине у Куколки и в косметичке Джо Беккер.

Я проехал мимо вывески:

«Хиббард — Сити Лимите — Поп», 817–11, 238.

Затем оставил по правую руку парк неуклюжих автоприцепов. Место было оживленным. Впереди, по левую сторону, красно-зеленым неоновым светом сверкала надпись «Казино» и ниже мелкими буквами «Покер». За парком стояла щедро расписанная световыми узорами гостиница «Фонтанель». В струях фонтана переливались цветные огни. Напротив казино — несколько магазинов. Все были закрыты. Вокруг казино стояло не больше полудюжины машин. Всюду было очень светло.

«Блюбелл Таверн» находилась ярдах в ста от казино дальше по дороге. Большое здание из известняка и красного дерева с живописным ландшафтом вокруг. Оно объединяло коктейль-холл, ресторан и ночной клуб. Над ночным клубом яркая реклама гласила:

«БУРЛЕСК-ШОУ. В ПРОГРАММЕ — ДЖО БЕККЕР — КУКОЛКА-ДИНАМИТ»

Да, роскошно для удаленного поселка. Но я вспомнил, что не так уж он удален: несколько минут езды от Риверсайда и Сан Берду и час езды от Лос-Анджелеса.

Далее был покерный клуб, очень эффектный и привлекательный. На обширной автостоянке возле клуба умещались двести-триста машин. Служителя не было, большинство машин доступны. Я отыскал автомат, забрал удостоверение Баки и сунул его в карман. Не годится Баки таскаться по ночным клубам в час ночи за три дня до предстоящей встречи на ринге.

Коктейль-бар был почти пуст, вероятно, из-за шоу, с успехом шедшего в ночном клубе. За одним столом сидели четверо, и еще в разных местах трое-четверо поодиночке.

Шоу представляли трио музыкантов и стайка исполнительниц стриптиза. Одна из них, на чьи движения я обратил внимание, значилась в афише на краю маленькой сцены, как: «ДЖЕТ ЛУМИС — ПОРХАЮЩИЙ КРОЛИК».

Пожалуй, слово «джет» — черный янтарь — можно было отнести к ее иссиня-черным волосам, на которые она надела белую шапочку с парой кроличьих ушек. Сзади к ее длинному, до полу, красному платью был прицеплен кроличий хвост. Когда я вошел, она уже подобрала платье до бедер и, очевидно, собиралась от него избавиться. Или она увидела, как я вошел, и ждала из вежливости, или не была уверена, имеет ли это смысл, но стояла в такой позе, пока я не сел и не заказал виски. Затем продолжала по заведенному порядку.

Это было не так уж плохо. Я не имею в виду звуки хойти-тойти. Я наслаждался, наблюдая вместе с соседним парнем, как она раздевается. Но было поздно, день выдался хлопотливым, а она не отличилась изяществом. Хотя и была миловидна и хорошо сложена. И когда она окончательно избавилась от красного платья и обвела глазами толпу, все дружно зааплодировали. Я захлопал громче всех, послал ей воздушный поцелуй и поднял в ее честь бокал, когда она поклонилась. У нее был плоский живот с привлекательной ямочкой, высокая грудь и эффектные плечи.

Я послал ей еще один поцелуй. Нужно было с кем-нибудь поговорить о Джо Беккер, и чем ближе к источнику, тем лучше.

Она ушла, и ритм музыки изменился. Вернувшись на этот раз в брюках и сетчатом купальнике, она больше не танцевала и, как бы это сказать, не металась в экстазе, но создавала достаточно приятную картину, подпрыгивая и вертясь, а в конце вдруг замерла, томно прогнулась, взмахнула еще раз рукой и затихла. Потом прошлась, гордо покачивая бедрами, и содрала брюки чуть не вместе с кожей. Свет погас. Она еще станцевала канкан, сорвав немало аплодисментов, поклонилась, одарив нас томительным зрелищем соблазнительных выпуклостей. И исчезла.

Зажегся свет. Вышел коренастый карлик в мешковатых брюках, волоча за собой микрофон. Я подозвал официантку, дал ей пару баксов и сказал, что буду считать за честь угостить стаканчиком в баре мисс Джет Лумис. Она согласилась.

Послушав комика пару минут, я встал и пошел в пустынный бар с кабинами вдоль стен. Я занял одну из них и попросил виски. Бармен поднял клиента, молодого парня в рабочей одежде, из-за стойки. В кабине я оказался в выгодном положении.

Одетая более или менее для улицы Джет Лумис вошла и остановилась в конце бара, ища меня глазами. И нашла удивительно быстро.

В не слишком модной верхней одежде она не казалась столь эффектной, но сияла широкой улыбкой.

— Вы — славный джентльмен, который пригласил меня выпить?

— Стараюсь быть джентльменом.

— Старайтесь, — сказала она спокойно, садясь напротив меня.

Бармен принес ей бокал шампанского. Она зевнула и вспушила свои волосы рукой.

— Устала?

— Мне хорошо. Как тебя зовут, милый?

— Артур. Артур Дин.

— Прекрасное имя.

— Я немного опоздал. Ты прекрасно танцевала.

— Да? Я рада, что тебе понравилось. Ты раньше никогда не приходил?

— Нет.

— Ты многого не увидел из шоу. Кроме того, одна из девушек не явилась вовсе.

— Кто?

— Джо Беккер. Она — главная по части стриптиза.

— Заболела?

Девушка пожала плечами. У меня создалось впечатление, что она не только не знает о Джо Беккер, но и безразлична к ней.

Она достала сигарету, я дал ей прикурить. Глубоко затянувшись, она посмотрела на меня.

— Благодарю, ты очень любезен.

— Ты прекрасно танцевала. У тебя талант. Никто тут с тобой не сравнится.

— Ты действительно так думаешь?

— Я не лгу… Джет? Так тебя здесь зовут?

— Мои друзья зовут меня по-разному.

— Как бы тебе хотелось, чтобы я тебя называл?

— Первое мое имя — Луана.

— Луана — прекрасно. Друзья звали тебя Лу?

— Ты угадал.

— Можно звать тебя так же?

— Конечно, — засмеялась она. — Лу Лумис — звучит, как будто заикаешься, точно?

— Красиво звучит. Еще по глоточку?

— Не против. Кем ты работаешь?

— Я — издатель. (Мне это только что пришло в голову.)

— Ты пишешь книги?

— Я предпочитаю их собирать. Ты здесь давно, в «Блюбелл»?

— Почти шесть недель.

— Джо Беккер все это время выступала в стриптизе?

Она пожала плечами. Я печально покачал головой.

— Не могу поверить.

— У Джо Беккер был сильный посредник. Она много получала. Ты знаешь, как это делается.

— Кто ее посредник? Может быть, ты тоже можешь его заполучить?

— Только не его. Парень по имени Ко. Джаспер Ко.

— Слышал… Что же надо, чтобы иметь такого спонсора?

— Удачу и желание.

— Ты удачлива, но что касается желания…

Она кивнула.

— Ты прав. Нет желания.

— А у Джо Беккер было?

Она открыла было рот, потом закрыла.

— Я не судачу за чужой спиной. Если ты хочешь выпить еще, поспеши, осталось несколько минут.

Бармен оказался тут как тут, словно читал по ее губам. Но мне казалось, она не спешила избавиться от меня. Расплачиваясь, я вытащил все деньги вместе с тремя стодолларовыми бумажками и отобрал мелочь. Когда бармен отошел, я все еще держал деньги, улыбаясь ей.

— Ненавижу деньги. Это — проклятье.

— Да-а, — протянула она неопределенно.

— Мне не хочется возвращаться в Лос-Анджелес сегодня ночью.

— Ниже по улице есть отель, приличное место.

— «Фонтанель»? Ты там живешь?

Она кивнула.

— Идея. У тебя есть время? Я куплю бутылку, и мы продолжим в отеле.

Она перегнулась через стол и взяла меня за рукав.

— Минутку. Уже поздно, а я… я на работе.

— Да ладно, пора расслабиться.

Я купил бутылку вина. И изобразил на лице широкую, добродушную, братскую улыбку:

— Я даю тебе повод подумать, что много пью. Нет. Я собираюсь куда-нибудь приткнуться. Ты можешь выпить на ночь стаканчик, а когда устанешь, иди домой и мы с тобой прекрасно отдохнем. Годится?

Она посмотрела на меня и сделала вид, что задумалась. Одна из причин ее задумчивости, мне кажется, была та, что я ей казался искренним, особенно насчет совместно переспать.

— Хорошо, — сказала она. — Только стаканчик. Извини, мне надо отметиться.

Она поднялась и прошла по направлению к ночному бару. Я двинулся к стойке, чтобы забрать плащ и прихватить с собой бутылку, когда увидел, как снаружи вошли трое. Двоих я узнал, хотя видел их лишь мельком в темноте. Третий был старше, с серебристо-седыми волосами, спадавшими из-под черной шляпы, и с алмазной булавкой в галстуке стоимостью по меньшей мере в половину всего чая в Китае. Он шел, чуть прихрамывая.

Я смотрел на него только несколько секунд. С теми двумя я познакомился совсем недавно, и в последний раз, когда видел их, мы лупили друг друга в пустыне в этот жестокий холодный вечер. Воспоминание вызвало острую боль в моих ребрах и голове.

Не знаю, узнали ли они меня, хотя в принципе могли уже в тот момент, когда вошли. Я сунул бутылку в карман, повернулся к ним спиной и успел перехватить Джет Лумис, которая вышла из-за кулис.

Ночной клуб имел отдельный вход, и я потянул ее туда. Она не сопротивлялась. На ней было легкое цветное пальто и изящная шляпка с пером. В руке большая черная сумка. Прелестный козленочек. Музыканты помахали ей, а маленький мешковатый клоун Эмси готов был выбросить всех клиентов, когда мы оказались снаружи.

Я повел ее вокруг клуба, мимо ресторана к стоянке. Она чуть подалась вперед, когда увидела «тандерберд» Баки. Глупая! Сесть в машину в два часа ночи с незнакомым мужчиной! Но она села. Я влез с другой стороны, и мы поехали.

— Что означает «отметиться»?

— Так заведено. Когда мы уходим, мы все отмечаемся у менеджера.

— Менеджер — это маленький комик?

— Да.

— Он шутник?

— Если вам нравятся такие шутки.

Я ехал к «Фонтанелю». За нами никто не следовал. Я оглядывался назад ежеминутно.

— Мне кажется, ты не слишком счастлива в «Блюбелл».

— Ты прав. Через пару недель я уеду в Вегас.

Я пропустил пару машин и свернул к гостинице.

— Я самая талантливая танцовщица… после Джо Беккер. Так все говорят. Если что-то случится с Джо, я займу ее место.

— Верю.

Я зашел в гостиницу и снял номер. Она ждала меня в машине.

— Слушай, — сказала она, — я немного устала. Не знаю…

— Не беспокойся. Просто немного выпьем и посидим.

— Спасибо.

Я нашел свой номер и пропустил вперед Лумис.

— Мой номер вон там, — показала она, но вошла ко мне.

— Между прочим, — сказал я, — с Джо Беккер кое-что произошло.

Она глядела на меня, не моргая.

— Что?

— Она умерла.

Глава 12

Она села на единственный стул, а я на кровать.

— Почему?

— Кто-то ее убил.

— Кто?

— Не знаю. Почему ты спрашиваешь?

Она взяла стакан.

— Ну… Как ты узнал? Кто ты вообще такой? Коп?

— Только наемный. Я не искал Джо Беккер. Я случайно наткнулся на нее. Она была мертва. В гостинице в Риверсайде.

— Кого ты искал? Меня?

— Нет. Но хотел бы.

— Тогда кого?

— Девушку по имени Патриция. Патриция Ко.

Она отхлебнула вина и покачала головой.

— Не знаю такую.

— Она работала в «Блюбелл».

— Не знаю. Я здесь всего шесть недель.

— Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь упоминал о ней?

— Нет.

— Но ты знаешь Джаспера Ко. Ты знала, что он был женат?

— Кто не женат? Ты не женат?

— Женат.

Она заглянула в стакан, выпила до дна и встала.

— Спасибо.

— Подожди. Скажи мне что-нибудь…

— Ох, лучше открой мне, — сказала она, направляясь к двери. — У тебя есть жена, полны карманы денег, шикарная машина. Что ты хочешь от меня?

— Машина не моя. Я одолжил ее у друга.

— У кого?

— У Баки Фарелла.

— Баки Фарелл? Боксер?

— Да.

— Баки Фарелл — твой друг?

— Конечно. Почему бы нет?

Она постояла, пошевелила губами и опять двинулась к двери.

— А… ничего. Я только…

Я вспомнил. Джо Беккер что-то хотела сказать Баки.

— Послушай, если есть что-то, что может нам помочь…

— Уйди!

Я взял ее за руку.

— Не сердись.

— Все правильно. Но мне надо идти. В самом деле. Спокойной ночи.

Она открыла дверь, чего-то испугалась и попятилась назад. Тихо закрыла дверь и оперлась на нее спиной. Лицо ее побледнело. Она дрожала.

— Что? — спросил я.

Она прошептала.

— Те двое… Там…

— Кто? — как будто я не знал.

— Гориллы Каратти. Что им от тебя нужно?

— Не знаю. Они видели тебя?

— Нет. Они смотрели на твою машину.

Все было ясно. Если они смотрели на мою машину, следующим будет мой номер. Ее рот с трудом выдавливал слова:

— Я слышала… о девушке… с Каратти… она еще жива… но она не выходит на улицу…

— Хорошо. Я помогу тебе скрыться.

Открыв ее кошелек, я сунул туда сотню.

— Раздевайся и ложись.

— Что?

— Поспеши. Тут я не вижу проблем.

Пока я снимал плащ и галстук, она уже разделась и сложила свою одежду на стуле. Поверх одежды я положил кошелек. Налил в стакан виски и протянул ей.

— Если они ворвутся, разыграй комедию. Пошли их к черту. Неважно, что они скажут. Кричи на них.

Она посмотрела на меня и выпила. Кто-то постучал в дверь. Я начал расстегивать рубашку.

— Кто? — спросил я через дверь.

— Открывай!

— Пошли вон! Я занят.

На этом дебаты закончились. Я услышал, как они налегли на дверь. Два удара, и она открылась. Почти бесшумно.

— Какого черта!? — заорал я, посмотрев сначала на Лумис, потом — на гангстеров.

Но для начала они меня проигнорировали. Тот, с которого я стащил ботинок, огляделся вокруг. Другой, помоложе, с разбитыми губами, посмотрел на девушку в постели.

— Ты подцепила этого парня?

— Нет, черт возьми. Он подцепил меня. В чем дело? Какого дьявола вы врываетесь сюда, как танки?

Она действовала здорово. Я даже гордился ею. Она скользнула под одеяло, натянула его до подбородка и, сверкая глазами, пронзительно завопила:

— Будьте вы прокляты! Это мое личное время и оплаченный номер…

— Заткнись! Что тут такое? Любовь или деньги?

— Какое ты имеешь право, грязный ублюдок, — глаза ее метнулись к кошельку.

Она играла, как настоящая актриса.

Здоровяк взял кошелек, открыл, вынул сотенную, показал другому и положил обратно.

— Ты видела этого парня раньше? — спросил губошлеп.

— Нет, — огрызнулась она. — Он искал кого-то еще, а наткнулся на меня. Ну и что?

— Кого искал?

— Не говори, — сказал я. — Они знают.

Губошлеп посмотрел на меня, затем опять на нее.

— Ты говорила с этим парнем. О чем?

— О Боже! О чем мы могли говорить?

— Ну ладно, — сказал я. — Без эмоций.

Они уставились на меня.

— Я хотел бы поговорить с Каратти. Немного позже.

— О чем? — спросил губошлеп.

— Об одном деле.

— Для себя?

— Для клиента.

— Я передам ему.

— Где я его найду?

— Мы тебя найдем.

Они посмотрели на девушку и вышли.

Она отвернулась к стене. Я сел на кровать и стал снимать рубашку.

— Ты действовала смело. Избавила нас от бандитов.

— Я? — спросила она безразлично. — Как Джо Беккер?

— Не сходи с ума.

— Что тебе здесь надо? Они о тебе знают. Что они о тебе знают?

— Ничего, что могло бы повредить тебе.

— Ха…

— Ручаюсь.

Через некоторое время кровать стала поскрипывать.

* * *
— Ладно, — протянула она, — забирай свои сто долларов и выйди, чтобы я смогла одеться.

— Пусть останутся у тебя. Трать.

Она приподнялась на локтях и наблюдала, как я надеваю пиджак и галстук.

— Что за дело у тебя к Каратти? Насчет предстоящего боя Баки Фарелла?

— Нет. Другое.

— Хорошее?

— Может быть.

— Что, если я вложу в это дело сто долларов?

— Даже не зная, в какое?

— Какая разница. Деньги везде деньги.

— Я скажу тебе после разговора с Каратти. Ладно?

— Ладно.

— Если хочешь, послушай мой совет — возьми эти сто долларов, купи билет и езжай в Лас-Вегас. Сними там хорошую комнату, найди нормальную работу.

— Не так-то просто найти работу в Вегасе. Особенно, если я сбегу отсюда.

— Решай сама. Теперь одевайся. Я пойду звонить.

Когда я выходил, она смотрела на потолок. Я вышел, перешел дорогу и нашел телефонную будку. Позвонил в Лас-Вегас старому другу Чарли. Чарли — мужик рисковый, но умный.

— Чарли, — спросил я, — какая лучшая черта у Баки Фарелла?

— Упрямство.

Я подождал секунд пятнадцать…

— Восемь к пяти в пользу малыша из Канады, — добавил он.

— Что?

— Что слышал.

— Вчера было по-другому. Когда же произошли изменения?

— Сегодня.

— Что случилось?

— Упрямство.

Я подождал полминуты.

— Слушай, — сказал Чарли. — У Фарелла стряслось что-то личное. Как говорят — «эмоциональные проблемы».

— Да Фарелл убьет малыша…

— Ладно, если ты так думаешь, будет интересно. Что касается меня — я сомневаюсь.

— Хорошо, Чарли, спасибо.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Пока не знаю.

Я повесил трубку, постоял в будке некоторое время, размышляя о плюсах и минусах предстоящего боя, а также о том, как быстро разносятся новости — плохие новости. Я знал о состоянии Баки. Бронк знал и Денни. Кто еще? Я стал перебирать: Куколка, ее бывший муж Джаспер Ко, Винс Болл, может быть, Джо Беккер и, вполне возможно, мисс Джет Лумис.

У нее было более чем достаточно времени, чтобы одеться. Я не спеша вернулся к номеру и открыл разбитую дверь. Джет не была одета, она спала. Я выключил свет, закрыл дверь как можно плотнее и направился к стоянке.

Я просидел в машине не более десяти минут, когда два гангстера, выйдя из ресторана, кивнули мне. Я вышел. Один из них меня обыскал. Мы вошли в ресторан, прошли через зал к задней двери. Поднялись по ступеням.

Кабинет Каратти был одновременно и жилой комнатой. Мы встретились впервые, поэтому я внимательно рассмотрел его. Ему было лет шестьдесят, волосы оставались густыми, но седыми. Стройный. С сильными руками и большой заколкой на черном шелковом галстуке. С серыми добрыми, спокойными глазами. Наверняка он был чей-то дедушка.

— Твое имя?

— Пит Шофилд.

— Что тебе надо?

— Поговорить о ставках.

— О каких?

— Бой Баки Фарелла, — сказал я.

— Сколько? — спросил он.

— Пять к десяти. Акакова твоя ставка?

Он посмотрел на свои руки, лежащие по столе.

— Семь к пяти.

Я приподнял бровь.

— Ладно, — сказал он и встал.

— Это если бы я решил поставить на Фарелла, — сказал я.

Он посмотрел на меня и сел.

— Не на Фарелла?

— Нет, на канадца.

— Ты в себе?

— Звони клиенту.

Он придвинул телефон.

— Без эмоций, — сказал я. — Это очень осторожный клиент.

— Все, что ты хочешь, — сказал он.

— Если в игру войдет твой клиент, я выйду.

— Конечно.

Я направился к двери. Он остановил меня.

— Еще один вопрос.

Я остановился.

— Та девка, — сказал он, — в гостинице. У тебя на содержании?

— Нет, я просто подцепил ее.

Он кивнул.

— Ладно. В моем заведении девки обслуживают клиентов один раз, не чаще.

— Уверен, — кивнул я, — она хорошая малышка.

— Сто долларов хуже?

Я замялся, затем отыгрался.

— На прошлой неделе, — солгал я, — мне повезло. Я получил наследство.

Он внимательно посмотрел на меня, затем кивнул. Я вышел. За дверью стояли две гориллы. Дверь ресторана была заперта, и я направился кружным путем к своей машине.

Возвращаясь в гостиницу, я попытался подытожить, что узнал от Каратти. Первая ставка снизилась до восьми к пяти в пользу Баки. Теперь — семь к пяти. Эмоциональный срыв, и ставка изменилась.

Теперь… притворившись, я вхожу в игру в интересах сосунка, придерживаясь назначенной игры. Каратти так или иначе должен будет продолжать игру. Итак, он дает семь к пяти, пусть — восемь (под давлением, так как эта цена утвердилась в Вегасе). Я компрометирую его тем, что держу пари на канадца, а не на Баки. Его заинтересует эта разница в три очка.

Но ни Каратти, ни я не играем честно. По моей теории Каратти считает победителем Баки. И уверен, что я тоже играю на стороне Баки. Он даже не предполагал, что я буду держать пари на сосунка, и, должно быть, заинтересовался — почему? Его реакция на мое сообщение, что я хочу держать пари на канадца, разоблачила его. Оно привело его в замешательство.

Он готов был вышвырнуть меня вон, но неожиданно изменил намерения.

Если моя версия верна, Каратти спровоцировал эпизод с Куколкой от начала до конца. Он намеренно выводит Баки из душевного равновесия, что обязательно скажется на результатах боя. А в последние минуты выпустит Куколку, чтобы та вдохновила Баки на победу.

На первый взгляд смешно было бы даже думать, что это как-то повлияет на исход боя. Но хорошо зная Баки и видя влияние на него Куколки, я был совершенно иного мнения.

Так или иначе, я смутил Каратти и был рад этому. Но что делать дальше, не знал. Времени подумать не было, так как я подъехал к гостинице «Фонтанель».

В номере было темно. Я включил настольную лампу. Она спала. Волосы обрамляли лицо. Правая рука была подложена под щеку. Я присел на краешек кровати. Я чувствовал себя разбитым. Но — надо ехать в Риверсайд. Стал подниматься и свалился на кровать.

«К черту все это», — подумал я.

Снял ботинки, носки, пиджак и галстук, выключил лампу и лег рядом с ней. Она проснулась.

— Хорошо, — сказала она спросонья. — Ты победил. Я так устала бороться…

— Ты хочешь что-нибудь узнать? Это я.

Мы уснули.

Я проснулся в полдень и не мог пошевелиться. Несколько минут я растирал мышцы, потом встал и оделся. Я не мог побриться, сменить одежду. Настроение было паршивое.

Проснувшись, Лумис сонно посмотрела на меня.

— Ничего не случилось, а? — спросила она.

— Все зависит от того, как смотреть на вещи.

Я взял шляпу.

— Ну, — сказал я, — позаботься о себе.

— Угу.

Я вышел.

— Постой! — крикнула она.

Я вернулся.

— Я думала о той девушке, про которую ты говорил. О той, которая была замужем за мистером Ко.

— Да?

— Я… ну… сказала тебе неправду. Я слышала о ней.

— Понял.

— У нее была настоящая борьба за это с Джо Беккер. Говорят, был скандал. И не маленький.

— За что они боролись?

— За него, за Ко. Видишь ли, Джо была влюблена в него, когда появилась Патриция и их разлучила. Я слышала, Джо в припадке безумия чуть ее не зарезала. Кто-то вовремя помешал.

— Когда это было?

— Два года назад.

— Откуда она взялась — Патриция?

— Она исполняла стриптиз. Работала где-то в Лос-Анджелесе. Пользовалась успехом, хотя в основном за то, что была слаба на передок. Случилось так, что притон однажды накрыла полиция. Всех забрали, наложили штраф. Некоторое время она отиралась поблизости. Поехала в Вегас, но не нашла там работы. Потом попала к Каратти как официантка.

— Значит, Ко по-настоящему был увлечен Джо Беккер?

— Да. А Патриция развела их.

Мне стало жарко.

— Ты не веришь мне. Думаешь, я лгу.

— Нет, — сказал я, — верю, но не понимаю. Джаспер Ко — современный процветающий парень. Почему он пошел на это? Я имею в виду, почему он женился на ней?

— Джо сказала, что Пэт его принудила. Она забеременела от него.

— На самом деле?

— Так сказали врачи. Оказалось — ошибка. Но они успели пожениться.

— Ко мог бы откупиться.

— Мог бы. Но женитьба — дешевле. Я слышала, что Ко — скупой тип.

— Ты не знаешь, где сейчас скрывается Патриция?

Она покачала головой.

— Если бы я знала — сказала бы.

Я поверил. Молодец. Честно заработала свою сотню. Я подошел и протянул ей руку.

— Спасибо тебе за все.

— Я все сделала нормально?

— Великолепно.

Она отпустила мою руку.

— Не знаю, как у тебя дома, — сказала Джет. — Но когда ты… почувствуешь желание… со ста долларами или без…

— Я запомню.

— Тогда прощай, милый.

— Прощай, Луана.

Я вышел. По дороге к гостинице «Мансанита» я позвонил по телефону Фаннингу.

«Не может быть, — думал я, — что я его сильно зашиб».

Он взял трубку. Голос был хриплым со сна.

— Фаннинг? Я насчет инцидента в номере 218. Мисс Джо Беккер.

— Кто это? — сразу оживился он.

— Друг, — сказал я. — Относительно Джо Беккер. Если хочешь немного обойти копов, загляни к Каратти.

— К Каратти?

— Да, к Каратти.

Я повесил трубку. Я не знал, что из этого получится, но если они займутся Каратти, тот забеспокоится и опасность от моей неожиданной близости с ним уменьшится.

Глава 13

Я миновал Риверсайд и ехал по направлению к Палм-Спрингс. Это было недалеко, хотя Спрингс — большой округ. Я боялся въезжать в город, потому что в газетах могли быть обо мне заметки. Миновав город, направил машину к ранчо.

Был солнечный день. Издали я мог видеть блики солнечных лучей на строениях ранчо. Я увидел Линду среди деревьев. Она была верхом на лошади и, завидев меня, приблизилась к машине. На ней были джинсы и кожаный жилет. По плечам прыгала толстая коса. Над верхней губой блестел тоненький серебристый пушок. Она была так нежна и женственна, что ее нельзя было даже сравнить ни с Луаной, ни с Куколкой, ни с кем-либо еще.

Она грустно посмотрела на меня.

— Ты нашел ее?

— Нет.

— Это очень плохо, — протянула она. — О, звонила твоя жена из «Солимара».

Я удивился. «Солимар» — это маленькая захолустная гостиница на восточной окраине города. У Дженни были деньги, чтобы оплатить номер в лучшем отеле.

— Мама пригласила ее к нам, но она отказалась.

— Я ей позвоню.

— Вы можете оба остаться здесь.

— Спасибо, милая. Как чемпион?

Она нахмурилась.

— Не знаю. Я не видела его сегодня.

Я ей улыбнулся.

— Ладно, Линда. Поговорим позже.

— Хорошо. Когда вернусь, — кивнула она.

— Прекрасно.

Я подъехал к гаражу и поставил там машину Баки. Мне встретилась Вероника Дарби. Она направлялась в город. Эту крупную добродушную женщину лет сорока всегда было приятно видеть.

— Ха, — сказала она. — Рада тебя видеть. Почему твоя жена сюда не едет? Я приглашала, но она отказалась и остановилась в «Солимаре».

— Она отказалась потому, что прячется.

— Прячется?

— Мы оба в бегах.

— Случай в Риверсайде?

— Вы слышали?

— Немного. По радио.

— Имена упоминались?

— Я не все слышала. По-моему, нет.

Дженни начала меня беспокоить.

— В коттедже под деревьями кто-нибудь живет?

— Нет.

— Можно, мы там поживем несколько дней?

— Конечно, если хотите.

— Вы сейчас в город?

— Да.

— Вы не заберете оттуда Дженни?

— Заберу, если она поедет.

— Спасибо. Я ей позвоню.

Она помахала мне рукой на прощанье.

Я позвонил Дженни из раздевалки Баки. Она ответила через три минуты:

— Да? Говорит мисс Фаббергласс.

— Ирена?!

— Пит, где ты был?

— Везде, — сказал я. — Теперь вернулся.

— Послушай…

— Подожди, — сказал я, — не говори ничего по телефону. Вероника Дарби за тобой приедет. Ты ее узнаешь. Это крупная женщина в белом костюме. У нее машина бело-голубая. В гостинице не отмечайся.

— А если нарвемся на полицию?

— Да нет, ничего. Приезжай.

— Отлично. О Боже, в день, когда я не была на службе…

Я громко зачмокал в телефон.

— Не унывай, дорогая, — сказал я. — Может, ты вышла за доктора. Подумай!

— Я думаю. Думаю.

— Ну ладно. А пока жди Веронику.

Я повесил трубку. Потом нашел свежую рубашку и шорты, сходил в душ, побрился.

Баки был на ринге со спарринг-партнером. Оба выглядели довольно неуклюже. Второй партнер сидел в углу. Тренер Денни в спортивной белой шелковой рубашке расхаживал вокруг ринга, глядя на Баки. Бронк с сигаретой во рту кружился по рингу. Он первый увидел меня и замер. Сигарета подскочила вверх, опустилась вниз, затем вылетела. Бронк ничего не сказал и отошел какой-то подавленный.

Было понятно, почему он в таком состоянии. Баки двигался, как робот. Он не думал об ударах, мысли его были далеко от боя. Я увидел, как партнер нагнулся, как будто пытаясь что-то поднять. Баки тотчас бросил перчатки и встал, уставившись в пространство.

Недалеко от ринга на стульях сидели журналисты. Я не знал никого из них. Они тихо разговаривали между собой, один грустно покачал головой. Баки сел на стул спиной к нам и угрюмо уставился в пол. Бронк, ни на минуту не останавливаясь, шаркал по полу. Денни перегнулся к Баки через канаты и что-то говорил ему своим низким безразличным голосом. Журналисты переговаривались. Я услышал фразу: «Дураков губит любовь — это безнадежно… Вот — путь к смерти… Три к одному…»

Баки все еще не замечал меня. Я не знал, что делать. Время поджимало.

Денни ударил в гонг, и Баки с партнером начали бой. В какой-то момент Баки вывернулся из-под плеча партнера и увидел меня.

Он застыл. Окаменел. Партнер не мог привести его в чувство. От злости он саданул его по шее. Баки даже не отреагировал. Он перешагнул через канаты, бросил перчатки и уставился на меня. Я покачал головой. Баки тяжело опустился на стул. Бронк выплюнул сигарету и наступил на ногу Денни.

— О Боже, — сказал один из журналистов. Они потянулись ко мне со своими дурацкими вопросами.

Бронк заорал:

— Прочь! Убирайтесь все к черту!

Он имел право их выставлять, и они, ворча, ушли. Они хотели было увести меня с собой, но Бронк встал между нами. Он проводил меня в раздевалку, плотно закрыл дверь и начал шарить по своим карманам. Он был настолько растерян, что почти потерял дар речи.

— Слушай, — хрипло сказал он, — что я собирался делать? Что мне надо сделать?

Из кармана шортов торчала сигарета. Я вытащил ее и подал ему.

— Ты хорошо начал, — сказал я. — Никого не пускай сюда, никаких репортеров.

— Разве это поможет моему мальчику?

— Может быть, да.

В нескольких словах я объяснил ему свою теорию.

— Какое мне дело до ставок? — кипел он от злости. — У меня неповоротливый влюбленный дурак, а впереди — дорогостоящий бой.

— Я постараюсь найти девушку, — заверил я. — Если я найду ее, мы потребуем, чтобы она пришла к нему и сказала: «Я люблю тебя», либо пусть пришлет записку. Если не найду, то, может быть, подделаем записку.

Он вынул сигарету изо рта, ткнул меня в грудь.

— Найди ее.

— Сделаю все возможное. Баки слышал новость?

— Нет.

— Не читал газеты?

— Только о спорте.

— Постарайся, чтобы он не видел газет, — сказал я. — Если надо будет, отключи электричество.

— Ладно…

Он искал сигарету. Снаружи донеслись звуки шагов Денни и Баки.

— Разреши мне поговорить с ним, — сказал я.

Денни и Баки вошли молча. Баки взгромоздился на стол. Денни снял с него перчатки и стал его массировать.

— Послушай, Баки, — сказал я. — Держи себя в руках. Иначе ты совсем сдашь. Я обещаю тебе, что найду Куколку или до, или после боя.

Я говорил как стене. Он лежал и молча смотрел в потолок. Грудь его вздымалась, как волны в океане. Денни смотрел на меня и качал головой.

— Ладно, Баки, — сказал я. — Отправляюсь на поиски.

Он не произнес ни слова. Я махнул рукой и вышел.

Линда еще не вернулась. Вероники с Дженни тоже еще не было.

У меня появилось свободное время, и я пошел в коттедж. Дверь была открыта. Все оказалось в полном порядке, даже радио. Я включил приемник, настроил его и прислушался. Через десять минут стали передавать новости.

«Джаспер Ко, известный голливудский импрессарио, был допрошен в полиции Риверсайда по делу Джозефины Беккер, которую нашли задушенной в номере гостиницы „Мансанита“. Мисс Беккер — клиент мистера Ко, работала экзотической танцовщицей в „Блюбелл Таверн“ в Хиббарде. Вчера вечером мисс Беккер была приглашена мистером Ко в его резиденцию в Палм-Спрингс. Он сказал, что она ушла от него с другом в девять вечера. Сначала он отказался назвать имя друга, потом сказал, что им был Винсент Болл, спортивный репортер из Лос-Анджелеса. Ко привезли в Риверсайд на допрос после того, как один из служащих гостиницы опознал в нем мужчину, который выходил из гостиницы в полночь. Ко признал, что был в гостинице после того, как не смог дозвониться Беккер. Он сказал, что номер был заперт, никто ему не ответил и он вернулся в Палм-Спрингс».

Может быть, подумал я, он приходил в то время, когда я и Фаннинг играли в прятки в холлах гостиницы. Но если он стучал и звал ее, Дженни бы услышала. А Дженни ничего не сказала.

«Добавим к загадке, окружающей убийство, — продолжал диктор, — показания гостиничного детектива, который случайно обнаружил номер, смежный с номером мисс Беккер. Фаннинг показал, что по установленному порядку делал обход в двенадцать сорок пять, и около номера мисс Беккер на втором этаже на него напали и, вероятно, затащили в смежную комнату. Фаннинг не способен установить личность нападавшего…»

Я некоторое время смотрел на приемник, потом его выключил. По шее у меня побежали мурашки. Этот Фаннинг знал мое имя, он втащил меня в эту смежную комнату, получил от меня по морде — и он покрывает меня! Почему?

«Не может быть, что из-за ста долларов взятки, — размышлял я. — Он хоть и бросил деньги мне в лицо, это не меняет сути дела. Взятка была, и он ее взял».

Я несколько минут напряженно размышлял, но на ум мне пришла только одна возможная причина: Фаннинг не хотел поднимать вокруг меня шум. Это был удобный для него способ сказать мне: «Шофилд, оставь меня в покое, и я оставлю в покое тебя».

Почему? Что у Фаннинга поставлено на кон?

А Ко? Имеет ли он какое-нибудь отношение к Фаннингу?

Я услышал цокот копыт. Линда возвращалась с прогулки. Я вышел ей навстречу, помог снять седло и затащить в комнату. Лицо ее раскраснелось. Она повесила седло на стену и села, вытянув ноги в голубых джинсах, чтобы снять ботинки.

— Прошлой ночью ты сказала мне, что миссис Ко — дрянь. Что ты имела в виду?

— Не хочу говорить об этом.

— Ты любишь Баки, не так ли?

Она покраснела.

— Не знаю…

— Или, — спросил я, — любовь была до появления этой…

Ответа не последовало, и я решил не тревожить ее больше такими вопросами. Я не очень ясно представлял себе, чего хочу от нее, но не мог освободиться от навязчивой идеи.

— Когда Баки приехал сюда тренироваться в первый раз?

— Пять лет, четыре месяца и шестнадцать дней назад. В октябре. После полудня.

— В котором часу?

— В два тридцать, мистер Шофилд, — сказала она и немного погодя добавила, — я пойду. Надо приготовиться к ланчу.

Она прошла мимо меня. У двери задержалась, будто хотела что-то сказать, но не сказала. Я вернулся к коттеджу, сел на ступени и задумался так, что даже не услышал, как подъехала машина Вероники. Я увидел Дженни, когда та уже подошла ко мне. Она присела рядом.

— Не рад меня видеть?

Я поцеловал ее.

— Ну хорошо, — сказала она. — Что произошло?

— Всего хватает. Да, кстати, ты не слышала стука в дверь мисс Беккер?

— Нет. Я большую часть времени провела в холле. Как Баки?

Я рассказал.

— Значит, если Куколка не вернется, он проиграет?

— Все так думают.

Подошла Линда. Она улыбалась.

— Мама приглашает вас на ланч.

Глава 14

Я дважды звонил Джасперу Ко и не мог дозвониться. Тогда я взял такси и поехал к нему домой. Дом Ко располагался за железными воротами на безлюдной улице. Это был большой дом со множеством комнат. Но Джаспера Ко и там не было.

Я проник в его кабинет. Там было много хороших фотографий на стенах. Некоторые из лиц на них были мне знакомы. Джо Беккер и Патриции на фотографиях не было. Я просмотрел содержимое ящиков стола. В них был полный порядок, но ничего интересного для меня. Корзина для мусора оказалась пустой.

В гостиной на столе стоял телефон, рядом лежал алфавит. В разделе на букву «П», разумеется, стояло имя «Пэт» и номер телефона: ГО (похоже, Голливуд) — 9–65-47.

Я поднялся наверх. Большинство комнат были закрыты. Спальня помещалась посередине. Обстановка огромной комнаты говорила о том, что здесь жил мужчина. На столе я заметил счет за телефон. За четыре дня — три звонка по ГО — 9–65-47!

Здесь же лежал раскрытый конверт, датированный пятью днями раньше. В конверте лежала записка:

«Дорогой! Пришли денег. Пока. Желаю хорошо провести время с Джо-Джо. Твоя Пэт».

Я записал себе обратный адрес в Голливуде. Наконец-то я нашел то, что нужно. На краю стола лежала стопка бумаг. Я порылся в ней и увидел несколько фотографий Джо и Пэт. Неожиданно я услышал шум подъехавшей машины и выглянул в окно. Во двор вошел Джаспер Ко. Я вышел из спальни и спускался по ступеням, когда Ко вошел в вестибюль. Он остановился в шоке, увидел меня. Потом подошел к шкафу, вынул бутылку, отлил из нее, поставил и спросил — какого черта я здесь делаю.

— Я ищу адрес Патриции.

— Нашел?

— Да.

— И еще что?

— Совсем немного.

Я хотел поговорить с ним, но он был в таких расстроенных чувствах, что не мог говорить, а уткнулся в мое плечо и зарыдал.

— Я бы мог тебе помочь, — сказал я.

— Я нанял адвокатов.

Усадив его в кресло, я дал немного выпить.

— Ты можешь подсказать, где сейчас Патриция? — спросил я.

Он не ответил. Я ушел. Сел в машину, отъехал полтора квартала и стал ждать. Через десять минут Ко вышел. Он был в костюме, с легким чемоданчиком и плащом через руку. Он бросил чемодан и плащ в машину, сел и поехал.

Я стал заводить машину, когда увидел еще одну, которая подъехала к дому Ко. Зубы мои застучали. Это был известный мне седан. В нем сидели оригинальные пассажиры: Горилла 1 и Горилла 2 с отвислыми губами и потерянным ботинком.

Я стал наблюдать. Они вышли из машины и направились к дому. Я глубоко вздохнул.

Время шло, я ждал. Если они хотели поговорить с Ко, то выйдут через пару минут. Если же они хотели еще чего-то… Я ждал. Они долго не появлялись.

Когда они вышли, лица их были недовольными. Они сели в машину и поехали в сторону Риверсайда. К счастью, машин было много, и я мог следовать за ними, не опасаясь быть замеченным. Вдруг они свернули в узкую улочку, повернули еще раз и остановились против гостиницы «Мансанита». Почти на том самом месте, где останавливалась Куколка. Я вспомнил о Дженни, которая оказалась в смежном номере с Джо Беккер. Какое-то фантастическое стечение обстоятельств. И шальная мысль — ведь никто не предполагал, что я вернусь в гостиницу. Почему Дженни там оказалась? Случайность ли это? Или чей-то план?

Из гостиницы вышел Фаннинг. Он шел так, будто кто-то подталкивал его сзади. Две гориллы вышли из машины и пару минут молча постояли вместе с Фаннингом. Потом все сели в машину и уехали. Мне не составляло труда держаться у них на хвосте, пока они не въехали в промышленную часть города, где я никогда раньше не был. Я следовал за ними, держась на расстоянии. Они въехали в улочку, которая заканчивалась тупиком. Я остановился, выскочил из машины и забежал за угол, туда, где они остановились.

Они вывели Фаннинга из машины и начали бить. Довольно быстро они с этим управились, сели в седан и уехали.

Фаннинг лежал у стены. Я наклонился к нему и помог сесть. Ему было трудно дышать, в горле у него булькало. Он посмотрел на меня больными глазами.

— Ты узнаешь меня? — спросил я. — Я Шофилд.

Он кивнул.

— Что они от тебя хотели?

Он попытался встать. Я помог ему. Он прислонился к стене, придерживаясь за нее руками.

— Держись. Сейчас я подгоню машину.

По дороге к машине я думал о Фаннинге. Он был продажен. Я сам его подкупил. А если это удалось мне, то другим могло удасться тоже. Кто-то подкупил его в деле Джо Беккер. Вот почему он и молчал обо мне. Он знал, что я не убивал Джо, и ему безопаснее было меня не втягивать.

Когда я вернулся, он сидел с опущенной между колен головой. Потребовались усилия и время, чтобы поднять его и усадить в машину.

— Кто платил тебе? — спросил я.

Он молчал. Я подъехал к гостинице.

— Скажи мне, кто платил тебе?

— Ко, — прохрипел он. — Мистер Ко.

— Что от тебя нужно было парням Каратти? Они хотели знать, где Патриция? — спросил я.

Через некоторое время он кивнул.

— Ты сказал?

— Я не знаю, где она.

— Ты можешь предположить, где она может быть?

— Нет.

— Ну хорошо. Тебе помочь дойти?

— Не надо. Я сам.

Он открыл дверь и с огромным усилием вошел внутрь. Закрыть дверь он уже не мог. Я подошел и закрыл ее. Я размышлял, наблюдая за Фаннингом. Что-то стало проясняться. Ко промолчал про меня и Баки, про наш визит к нему накануне. Если он вложил свои деньги в ставку Каратти на Баки…

Я поехал к дому Каратти. Седан стоял возле крыльца. Я остановился вдали и увидел, как Каратти спускался по ступеням с двумя гориллами. Они сели в седан и поехали по направлению к Лос-Анджелесу. Я посидел несколько минут, потом подъехал к «Фонтанелю» и позвонил на ранчо.

— Как дела? — спросил я Дженни.

— Ничего. Вероника поехала в город, а Линда на прогулке.

— Одна?

— Нет, с чемпионом.

— Отлично!

— Не радуйся. Настроение у него мерзейшее.

— Что? Нет надежды!

— Надежда всегда есть. Он пошел с ней, чтобы покормить лошадь.

— Это уже что-то.

— Накормить лошадь?

— Ну ладно. Оставайся на ферме.

— Ты скоро приедешь?

— Не знаю. Подумаю.

— Здесь так хорошо.

— Если ты мне гарантируешь, что Линда поможет ему выбросить Куколку из головы к завтрашнему дню, я приеду сейчас же.

Последовала долгая пауза.

— Хотелось бы, — протянула она.

Мы были далеко друг от друга, но в то же время — вместе. Я задержался в телефонной будке, разглядывая серый, унылый пейзаж.

Время шло. Как найти Патрицию, если даже Каратти не знал, где она? Но я должен найти ее, потому что Баки, Бронк, Денни и все остальные приедут в город завтра после полудня, а вечером состоится бой с канадцем.

Глава 15

Я поехал в Голливуд около одиннадцати. Там я вскоре нашел нужный мне дом по адресу, найденному у Джаспера Ко. Это было современное здание с бассейном и пальмами во дворе. В списке жильцов, справа от входной двери, я увидел то, что искал: «Патриция Ко, квартира 3».

Я вошел в подъезд, отыскал квартиру номер 3. В дверях торчала газета. Я позвонил в дверь. Позвонил еще раз, затем постучал. Бесполезно. Я нажал на дверь, она была заперта. Заглянул в окно. За спиной я услышал мужской голос:

— Не думаю, что она дома, дружище.

Я оглянулся и увидел парня в легком смокинге и кожаных тапочках.

— Я уже догадался, — сказал я.

— Я управляющий. Могу чем-нибудь помочь?

— Если только разрешите войти.

Он покачал головой.

— Наверное, придется вернуться, — сказал он и подождал, пока я уйду.

Я сильно проголодался и решил найти кафе. Кто-то, думал я, подкинул Каратти идею — ставить на Баки. Кто? Тот, кто хорошо знал Баки. И Патрицию.

Я увидел телефонную будку. Остановился. Подумал и набрал номер. Ответил женский голос.

— Вам кого?

— Винса Болла.

— Его нет дома.

— Когда его можно застать?

— Не знаю.

Пришлось снова сесть в машину и поехать вдоль Сансет Стрип. Движение было небольшое. Кафе выглядели пустыми. Я вспомнил, что не пил кофе с самого обеда, остановился и вошел в одно из них, с черно-бело-розовато-лиловым орнаментом и с ароматом тысячи экзотических сортов кофе. Я сел, заказал кофе-эспрессо и стал медленно его потягивать.

Здесь было спокойно. Здание кафе больше походило на библиотеку. Через два стола от меня сидела чрезвычайно стройная девушка в черном трико, с распущенными белокурыми волосами до пояса. Она пила кофе и читала книгу, обернутую в бумагу, — «Улисс» Джойса.

Я решил, что она умная девушка, потому что читала книгу с начала, а не с конца.

Я стал смотреть на нее, и приятно было, что скоро она это заметила. Она не поднимала глаз от страницы, но пальцы начали поглаживать чашку с кофе. В конце концов, она осторожно раздвинула, а потом скрестила свои длинные ноги.

— Вам бы не хотелось заработать пятьдесят долларов? — спросил я.

— Как? — отозвалась она, опустив глаза.

— Короткой поездкой и телефонным звонком.

— Сколько времени это займет?

— Немного.

Она закрыла книгу и встала. Я заплатил за кофе, и мы вышли к машине.

— У вас есть фонарь? — спросила она.

— Да. В ящике для перчаток.

Я достал фонарь и дал ей. Она села на заднее сиденье, свернулась клубочком и продолжала читать.

Дом Винса находился не на улице Лаурел Каньон, а где-то в переулке. И мы кружили по окрестным улицам минут пять, пока нашли его. Это была обыкновенная лачуга на склоне холма, выстроенная из досок красного дерева. Машина уткнулась в лавку у передней стены. Я зашел за нее и остановился. В доме горел свет, я услышал стук пишущей машинки. На почтовом ящике стояло: «ВИНСЕНТ БОЛЛ». Я записал номер телефона Болла и вернулся к машине. Блондинка продолжала читать.

— Хотите закончить ее до рассвета? — спросил я.

— Гм-м?..

Я повторил вопрос, направив машину к холму.

— Нет. А что?

— Извини. Продолжай.

— Благодарю.

Я выбирал улицы осторожно, чтобы знать наверняка единственный путь для Болла из его дома на Лаурел Каньон. Напротив найденного прохода, через улицу было несколько небольших магазинов. Возле одного из них приютилась телефонная будка.

— Эта? — спросила девушка.

— Эта.

— Что говорить?

Я достал номер телефона Болла, и мы пошли к будке. Дав ей номер и монету, я рассказал, что она должна говорить по телефону, какие могут быть ответы, что, возможно, еще надо будет спросить и когда повесить трубку.

— Говори тоном выше, — сказал я ей.

Она все прорепетировала, как артистка.

— Все?

— Да. Подожди. Мне надо идти с тобой, чтобы слышать, что он говорит. Никаких грязных дел, обещаю.

Она испытующе взглянула на меня и кивнула.

— Хорошо. Пошли.

Мы вошли в телефонную будку. Она набрала номер и держала трубку так, чтобы и она могла говорить, и я мог слышать.

Она звонила три раза подряд, пока не дозвонилась до Винса. Голос Винса в трубке сказал:

— Да?

— Винс, — сказала она. — Это Патриция.

— Ну, — буркнул он, — что тебе надо?

— Мне надо поговорить с тобой. Приезжай ко мне.

— Не могу. Я набираю колонку. Освобожусь только через час.

— Приезжай сейчас, — сказала блондинка. — Я услышала кое-какие новости и нервничаю.

Блондинка повесила трубку.

— Жаль, — сказала она. — Забыла сказать: «Захвати бутылку».

Я протянул ей пятьдесят долларов.

— Не надо, — сказала она.

— Ты их заработала.

— Спасибо. Я пойду, ладно?

Я вынул два доллара на такси, а остальные отдал ей.

— Мне надо остаться здесь. Если хочешь, подожди у меня в машине.

Она зашла в будку вызвать такси, а я развернул машину так, чтобы ее не было заметно со стороны Лаурел Каньон, и в то же время, чтобы я ясно видел единственный выход Винса Болла с холма.

Девушка вернулась и села в машину с книгой в руке.

— Для чего тебе нужен этот парень? — спросила она.

— Для отличной шутки.

— О-о… — протянула она и спросила: — Что означает слово «неотвратимый»?

— Не знаю.

Хотел бы ответить, но не знал. Я чувствовал в этом слове что-то таинственное, но как это объяснить, не знал. Подъехало такси. Она отдала мне фонарь.

— Спасибо. Нужно будет — ты знаешь, где меня найти.

— Ты будешь первой.

Приложив кончики пальцев к губам, она повернулась и пошла к такси. Она выглядела великолепно в обтягивающем тело трико. Ее бедра, намекая на что-то неприличное, раздвигались у крестовидной арки. Я попытался придумать причину вернуть ее, чтобы еще раз посмотреть на ее походку, но водитель такси ждал. Она села в такси и исчезла, навсегда исчезла из моей жизни.

Я решил, что на статью Боллу понадобится немало времени. Холод глубоко проник в мои кости. Я негромко включил радио и слушал разные короткие передачи, прогуливаясь каждые пять минут вокруг машины, чтобы не застывала кровь и не закрывались глаза. Последний раз я проверил часы по радио.

Было три часа. Машины проезжали по Лаурел Каньон почти через каждые пятнадцать минут.

В три часа двадцать минут «шеви» Винса наконец нырнула в Каньон и свернула в направлении к Сансет. Я следовал за ним с выключенными фарами. Потом включил, так как машина сзади обогнала меня и разделила нас. «Шеви» повернула на Сансет возле аптеки Шваба. Я тоже повернул за угол. Болл подкатил к будке на остановке. Я видел, как он доставал деньги и большой пакет, и решил, что он отсылает свою статью в редакцию.

Недалеко от аптеки Шваба находилось круглосуточное кафе. Винс вошел в него и сидел за чашкой кофе десять минут. Затем вышел, сел в «шеви» и направился к западу по Сансет. Транспорта все еще было мало, и я не боялся потерять его из вида, легко следуя за ним.

Он ехал далеко впереди по Стрип, через Беверли Хиллз, потом крутанул направо, к Пэсифик Палисейд. Если он ехал не к Патриции, значит, сбивал меня с пути.

Он держал путь к Тихому океану и повернул на север, на шоссе вдоль побережья, по направлению к Малибу. Было уже больше четырех часов. Транспорта совсем не попадалось. Пришлось отстать от него подальше.

Мы проехали темные улицы Малибу и еще около трех миль за ним, когда он начал вытворять что-то непонятное. Что он делал?! Съехал с шоссе налево и поехал к пляжу. Так он ехал недолго, однако я понял, подниматься на шоссе он не собирается. Беда была в том, что я не мог следовать за ним по этой длинной боковой дороге незаметно.

Я остановился у валуна и посмотрел назад, вниз.

Между горной дорогой и пляжем раскинулась глубокая плоская равнина, на которой тут и там были разбросаны домики. Хотя я и следил за фарами машины Винса, но не мог точно сказать, возле какого дома она остановилась, когда погасли фары.

Я подождал пять минут, затем круто развернулся и поехал несколько наискосок к той дороге, по которой ехал Винс. Дома дверями выходили на узкую улицу. Это были дорогие пляжные дома, отстоящие далеко друг от друга.

Возле каждого дома был гараж на две-три машины. Все они заперты. Нигде никого не было. Их хозяева не оставались у моря в такое время.

Я увидел машину в пятидесяти ярдах от меня, выключил фары и мотор. Подождал. Потом вышел из машины. Дул ветер, приносящий с моря свежий соленый запах. Всюду на пляже возвышались песчаные холмы.

Я шел, осторожно прижимаясь к гаражам и домам. Машина стояла перед закрытым гаражом, и я не мог понять, где у него вход. В соседнем доме зажегся свет. Между мной и домом был пустой участок земли. За домом простирался темный пляж.

Я пошел по пустоши и увидел, как со стороны пляжа тяжелой поступью шел мужчина, по-собачьи карабкаясь на песчаные холмы. Он направлялся прямо к освещенному окну. Мы одновременно увидели друг друга. Я остановился. Он продолжал идти. Это был Джаспер Ко. Одет он был так же, как и при нашей последней встрече. Небритый. С ружьем в правой руке.

Глава 16

— Я тебя встречаю повсюду, — сказал он.

— Я тебя тоже, — ответил я.

Он показал мне жестом, чтобы я вышел на свет.

— Иди, — сказал он, — и без штучек, иначе убью.

Эти слова он произнес низким, монотонным, безнадежным голосом. Я поверил ему. Он потерял все.

Мы прошли мимо окна к двери кухни. Окно было занавешено. Я услышал звон бутылки о стакан и голос Винса:

— Выпью и уйду.

Голос Патриции:

— Не уходи. Мне надоело торчать здесь одной.

— Мне надо вернуться. Я мчался сюда, думая, что с тобой что-то случилось.

— Пожалуйста, Винс, не уходи. Как ты думаешь, кто мог позвонить?

Он недружелюбно буркнул:

— Ты помешанная, ошалела, играешь напористо, не думая о последствиях. Ненормальная.

— Какие последствия? Орехи, сладости?

— Ты ждешь, что Каратти тебе заплатит?

— Должен. Послушай, что он будет иметь…

— Не хочу считать и вмешиваться. На твоем месте я бы не стал работать с Каратти.

Я оглянулся и посмотрел на Ко. Он покачивался. Я не сомневался, что он пил все время, как ушел из дома. Он был глух и невменяем.

Я первый вошел в дом. Винс Болл стоял у стола, держа в руке стакан. Куколка прислонилась спиной к шкафу. На ней были длинные черные брюки и белая кофта. Ее обесцвеченные волосы не были взбиты и покрыты лаком, как всегда, а спускались на плечи длинными локонами. Руки были в карманах брюк.

— Отлично, это не полиция.

Винс оглядел меня.

— Не ты ли звонил по телефону?

— Не я, но от меня.

Ко пнул меня сзади.

— Смотри, — шепнул Винс, — кого он притащил с собой.

Винс смотрел на меня.

— Джаспер, — сказал он, — какого черта?..

— К стенке, — спокойно сказал Ко, — всех перестреляю.

В этом я не сомневался.

— Становись, — сказал я Винсу.

— Садитесь, — сказал Ко.

Мы сели на софу. Держа нас на мушке, Ко подошел к Патриции и дернул ее за воротник кофты. Пуговицы отлетели, кофта спустилась с плеч. Она не удержалась, упала на колени и на руки. Ко, стоящий за ней, смотрел на нас. В любой момент он мог выстрелить.

Патриция прикрыла грудь и медленно повернула голову назад. Осторожно подняла глаза на Ко.

— Джаспер, — сказала она как можно спокойнее, — чего ты хочешь?

Должно быть, она что-то прочитала в его глазах.

— Нет, — быстро сказала она, — Джаспер…

Он пнул ее в бедро. Она перевернулась на ковре и приподнялась на локтях, глядя на него.

— Ты с ума сошел… — сказала она.

У Болла нервно дернулся кадык.

— Послушай, Джаспер, — начал он.

— Заткнись… — крикнул тот.

Потом Патриции:

— Ты думала, я ребенок… или пьяница? Ты знаешь меня… как я тебя… тебя…

Рот его шевелился, но слов не было. Патриция смотрела на него широко открытыми глазами. Джаспер Ко направил на нее ружье. Я видел, она верила в то, что он выстрелит. Он стоял в десяти шагах от нас. Слишком далеко. Патриция была между нами. Она стала на колени спиной к нему. Джаспер с силой дернул ее за лямки бюстгальтера, они лопнули. От боли Патриция захныкала. Этого было достаточно, чтобы моя рука нащупала подушку позади меня. Болл наблюдал за мной с разинутым ртом.

— Пожалуйста… Джаспер… — прошептала она.

Она повернулась к нему и обхватила его колени.

— Пожалуйста… пожалуйста… не…

Я сграбастал подушку. В этот момент Ко взглянул на меня.

— Положи.

Я положил подушку. Болл корчился на софе. Ко свирепо дрыгнул ногой, и Патриция от него отлетела. Я не знал, как покончить с этим. Ко был невменяем. С таким, как Фаннинг, кто хоть как-то контролирует себя, вы можете заниматься оценкой шансов. Но от Ко в его нынешнем состоянии невозможно было ожидать ничего, кроме безумного взрыва.

— Встань, — сказал он ей.

— Послушай… — всхлипывала она.

— Поднимись на свои грязные ноги!

— Джаспер, чего ты хочешь от меня? За что?

— За себя, — сказал он, — и за Джо. Ты получишь за все… сполна.

— Ты не можешь…

— Нет, могу.

Моя рука снова оказалась на подушке, потому что Ко сконцентрировал свое внимание на Патриции. Это, возможно, был шанс, пока он растягивал свою месть до бесконечности, вместо того чтобы привести ее в исполнение сразу. Позади меня Болл затаил дыхание.

— Могу, — сказал Ко. — Но не надо спешить.

— Джаспер…

Я придвинулся к краю софы. Ко не смотрел на меня.

Я смерил глазами расстояние и швырнул в него подушку. Ружье дернулось в сторону. Я бросился на Джаспера. Пэт пронзительно вскрикнула и откатилась. Я ударил его выше пояса. Ружье выстрелило. Болл что-то крикнул. Я тяжело упал между ног Ко. Он хотел ударить меня по голове прикладом, но тот соскользнул, и он согнулся. Я крутился под ним, борясь теперь за свою жизнь, потянулся рукой к его горлу. Он уперся коленками мне в живот, пытаясь оттолкнуть. Ружье все еще было у него в руках. Это была невыгодная для меня драка. Он не реагировал на боль. Никто не мог причинить ему большей боли, чем была у него в душе.

Я сдавил его горло. Ко икнул и изогнулся, но ружье держал коленками, пытаясь подтянуть его к моей голове. Наконец, я схватил его обеими руками за запястье и изо всей силы трижды рванул вниз. Он сник. Я отшвырнул ружье и осторожно выпрямился. Драка закончилась. Винс Болл стоял у софы, все еще держа стакан в руке. Пэт медленно обошла Ко и вышла в другую комнату. Я вытер нос и расправил одежду. Меня трясло. Я был испуган… ужасно испуган.

Джаспер Ко медленно поднялся на колени и пополз в спальню. Я пошел следом за ним. Он полз к ванной комнате.

Я вернулся. Болл поставил стакан на стол и достал сигарету. Я отдернул шторы. Было светло, но туманно.

— Ты думаешь, он действительно собирался убить ее? — спросил Болл.

— Да, я так думаю. Этот дом — его собственность.

— Она получила его по дарственной.

— Она все получает, — сказал я.

— Он хотел поступить так жестоко…

Осторожно вошла Патриция в своей блузке. Спокойная.

— Благодарю, ты мне жизнь спас.

Я смотрел на берег моря.

— Способ, которым… — начал я.

— Способ чего? — спросила она через минуту.

— Ты настоящая артистка.

Она спокойно смотрела на меня. Сигарета в руке медленно гасла.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — бросила она. — Маленькую шутку с Баки?

— Да о Баки я не беспокоюсь. Я о шутке с Джо Беккер.

Она ничего не сказала.

— Ты долго соперничала с Джо Беккер, — сказал я. — Даже когда вы расписались, он вернулся к ней, не так ли? Она чуть не убила тебя однажды. Поэтому ты никак не могла оставить ее в покое. И еще — Ко почти разорился, посылая тебе ежемесячно огромные суммы, и ты придумала втянуть в игру и Каратти, и Баки. Ты знала, в какой гостинице живет Джо-Джо, знала также, что Ко находится в Палм-Спрингс. О предстоящем бое Баки ты знала тоже.

Чтобы выполнить задуманное, тебе нужна была комната, небольшая, только для наблюдений и не на твое имя. Было бы еще удобно иметь беспристрастного свидетеля. В твоей выдумке была даже сказка — ведьма душит спящих. В этой роли ты была особенно хороша. Занятные идеи приходили тебе в голову между Голливудом и Риверсайдом. Ни ты, ни Каратти не могли представить себе, что нанятый детектив будет копаться даже в мелочах.

Ты искала способ связаться со мной. И что могло быть проще, чем впутать кого-то, близкого мне человека, в грязь?

Мы с тобой говорили о мисс Фаббергласс, моей секретарше, когда в прошлый раз остановились в Риверсайде, — ты ходила в гостиницу, где пробыла около пятнадцати минут. Вполне достаточно, чтобы договориться с Фаннингом о соседнем с Джо номере. Оставить смежную дверь отпертой и зарегистрироваться, как Ирена Фаббергласс. Достаточно, чтобы позвонить Дженни и поместить ее там. Ты, должно быть, воспрянула духом, когда узнала, что она для меня больше, чем секретарь. Но одно ты упустила из виду — Дженни не могла быть хорошей свидетельницей. Ее больше интересовал я, а не что-либо еще. Но ты устроила ее в гостиницу, а сама крутилась вокруг, пока не подошло время вызвать Ко для убийства.

— Ты… — сказала она. — Что ты говоришь?

— Ты должна была находиться где-то, может быть, даже в самой гостинице. Не имело значения, где была Джо. Рано или поздно она придет домой. Время не играло роли. Если позже, это было даже лучше для тебя. Винс Болл привез Джо в гостиницу около половины двенадцатого. Он не поднимался в номер. Она вошла одна… в темноту. Ты ждала ее с пистолетом. Ты заставила Джо позвонить Ко. Она упросила его поспешить в гостиницу. Вы обе знали, что он придет. Ты подождала немного, выбрала удачный момент и ударила ее пистолетом по голове настолько сильно, что она мгновенно отключилась. Ты не включила свет, так что когда он вошел…

Она свирепо взъерошила волосы:

— Фантастика!

— Патриция, ради Бога… — начал Болл.

Она повернулась к нему, фыркнув.

— Не взывай к Богу, ты… мозгляк…

— Я никогда никого не убивал!

— Я тоже! — пронзительно крикнула она. — Он убил! Джаспер это сделал!

— Ты довела его до этого, — сказал я.

— Нет! Он… я не доводила его до убийства Джо. Какой он в угаре? — она затряслась и истерично засмеялась. Затем резко оборвала смех. Лицо ее покраснело. Глаза забегали. — Он… он думал, что это я. Он не различал нас!

— Наверное, так и было, — сказал я. — Он выпил. В темноте ничего не различал. Ты подставила Джо. Возможно, даже на постели. Может быть, ты стянула ей горло чулком. И была настолько близко к ней, что твои слова доносились как будто из ее рта. Ты насмехалась над ним, как могла это сделать только ты. Ты разозлила его. И он ударил. А потом задушил.

Губы ее шевелились, но слов не было слышно.

— Не рассказывай мне, что ты не хотела ее смерти, — произнес Винс. — Ведь когда ты попала в пиковое положение, ты так все и сделала. Да?

— Заткнись! — огрызнулась она.

— Итак, — сказал я, подводя итог. Мне хотелось поскорее закончить этот разговор, потому что меня от него тошнило. — У тебя был пистолет, поэтому он не мог с тобой расправиться, когда увидел, что наделал. Ты оттащила ее и засунула в ванну. Возможно, с его помощью. Потом вы тайком вышли из гостиницы по одному. Так оно ибыло. Так?

Она посмотрела на меня, скривив рот, и сказала глухо и спокойно:

— Ну и что, если так? Что ты можешь сделать?

Я посмотрел на Болла.

— Тебе, — спросил я, — тебе, наверное, ясно? Ты все расскажешь.

Винс бросил сигарету в пепельницу и отвернулся. Вдруг мы услышали шаги в кухне. В комнату вошли они — Каратти и его компания.

Глава 17

Он стоял посреди комнаты, как великий Цезарь. Впереди и позади него располагалась большая часть его армии: два гангстера-телохранителя. Ко попытался было открыть дверь, но Каратти поморщился.

— Закрой проклятую дверь, — сказал он. — Воняет.

Один из громил двинулся к двери спальни и закрыл ее. Винс Болл шаркал ногой.

— У меня работа, — сказал он, — мне надо идти.

— Возьмешь выходной, — бросил Каратти.

— Слушай, — сказал Винс. — Мне надо писать о матче, я ни о ком ничего не знаю. Мне надо работать.

Каратти перевел взгляд с Патриции на Винса.

— Продолжай, — сказал он. — Говори, большой мыслитель.

— Тут все чисто, — сказал Винс Болл. — Патриция здесь права. Она не убегает. Просто немного поиграла, чтобы чуть подзаработать. Какой от этого вред? Это нужно для Фарелла, чтобы победить.

В глазах Каратти отражалось солнце.

— У тебя одно на уме, — сказал он. — А у меня толпа, я держу ее в руках полтора дня. Дальше.

— Кто собирается тебе мешать? — спросил Болл. — Ко вложил свою часть. Патриция не упустит своего, как и я. Сыщик не помешает. Баки — его приятель. Мы все хотим одного и того же!

Совершенно логично. Он только не добавил, что Каратти хотел немного большего. И я — тоже. Каратти посмотрел на меня, и у меня мороз прошел по коже. Мне было слишком неуютно рядом с ним.

— Ну, баламут, — сказал он. — Что ты скажешь?

— Хорошо, мистер Каратти, — сказал я. — Вы за старшего.

Он долго смотрел на меня, потом подковылял поближе и ударил меня по губам тыльной стороной ладони. Губы тотчас закровоточили. Я не отводил от него взгляда. Мне было больно. Но я стерпел.

— Добавлю еще, — сказал я ему. — При первой возможности я сдам мистера и миссис Ко полиции Риверсайда.

Тонкие губы Каратти вздрогнули и успокоились.

— Ты сдашь, — спокойно спросил он, — даже если твой друг-приятель проиграет бой?

— Да, — сказал я. — Потому что я остаюсь при своем деле с разрешения полиции.

Он вытянул губы и издал какой-то неопределенный звук. Затем повернулся спиной ко мне и посмотрел на Куколку.

— И я раскисну, — сказал он, — потому что глупая девка слаба на передок.

Луана тоже говорила нечто подобное, только в другом контексте.

— Нет, — продолжал Каратти. — На меня это не подействует.

Гориллы навострили уши. Время разговоров кончилось. Пришло время действовать.

— Выбросьте отсюда этого толстого ублюдка, — велел Каратти. — Дайте-ка мне что-нибудь.

Один из бандитов принес ему автомат. Каратти кивнул. Он стоял с автоматом в руках и наблюдал за нами, а двое громил пошли в спальню и приволокли оттуда Джаспера Ко. Голова его свешивалась на грудь, ноги заплетались. Они прислонили его к стене. Он посидел минуту, потом завалился набок.

— Теперь вот что, — сказал Каратти, — этот спортивный бумагомаратель и частный сыщик отволокут пьяницу в машину, потом мы сядем в свою и будем кататься по окрестностям, пока не наступит время мне и этой блестящей малышке ехать на проклятый бой.

— Я должен писать репортаж, — крикнул Болл.

— Да, — сказал Каратти. — Пойди, подними это бревно с пола.

— Который час? — спросил я.

Это был удивительный момент. Каратти автоматически посмотрел на часы, потом на меня.

— Что тебя волнует?

— Время. Может быть, я узнаю новость, которая упростит твои проблемы.

— Вот чего мне не хватает. Когда появляются новости, я вечно узнаю о них последним. Итак, парень хочет знать, который час. Без двадцати пяти девять. Тебя это время интересовало?

— Еще рано, но… может быть, — протянул я, — мне надо позвонить.

— За каким чертом тебе нужен какой-то телефонный звонок?

— Я смогу подтвердить, что Баки Фарелл победит в этом бою вне зависимости от того, появится Куколка, или нет.

— Какого черта ты тут несешь? — повысил голос Каратти. — Ты называл свою цену. Не пытайся дурачить Каратти…

— Честно, — сказал я. — Ты сам можешь набрать номер. Можешь послушать. Если вру — убей.

— Ты меня провоцируешь.

— Если ты убьешь меня раньше, то никогда не узнаешь.

— Он жулик, — сказал один из гангстеров.

— Заткнись!

Он размышлял пару минут. Потом посмотрел на Пэт. Та достала из кармана сигарету и сунула ее в рот. Каратти вырвал сигарету и бросил на пол.

— Еще раз закуришь, я оторву тебе голову. Принеси телефон.

Патриция принесла два аппарата и поставила на пол. Каратти сел.

— Давай, звони.

Я подошел к телефону, стоящему у его ног, двигаясь осторожно, чтобы он не заметил пистолет Ко, лежащий у меня в кармане плаща. Взял трубку и набрал номер ранчо. Гангстер наклонился надо мной и следил за каждым моим движением. Патриция отошла к входной двери и стояла, прижав руки к груди.

Ответила Вероника. Я попросил Дженни. Прошла пара минут. Каратти сидел в кресле, напряженно сгорбившись. Наконец Дженни взяла трубку.

— Что ты так рано звонишь? Мы завтракаем.

— Послушай, — спросил я. — Как дела?

— Позвони через несколько минут.

— Дженни, рассказывай.

— Подожди, я передвинусь к окну.

Я посмотрел на Каратти. Его глаза сузились.

— Что ты можешь увидеть из окна? — спросил я.

— Там Линда и Баки. Они только что вышли из дома и стоят под деревом.

— Что они делают?

— О, Пит, я что — должна подглядывать?

— Как себя чувствует Баки?

— Хорошо. Он перед завтраком тренировался. Бронк за завтраком весь сиял. Сейчас Баки совсем рядом с Линдой. Они не знают, что я наблюдаю за ними. А может быть, их это не волнует. Они очень дружелюбно беседуют… Вот сейчас Баки поднял руку, убрал. Я вижу, ему хочется дотронуться до нее.

«О Боже!» — подумал я.

— Сейчас она стоит вполоборота к нему и смотрит на него… положила руку на его…

— На его руку?

— Да. И Баки собирается… он целует ее!

Радость охватила меня. Я слышал рядом прерывистое дыхание Каратти.

— Дженни…

— Да, милый?

— Скажи… Линда поцеловала его?

— Конечно! Не задерживаясь.

— А что они делают теперь?

— Стоят и смотрят друг на друга. Они возвращаются в дом, я кладу трубку.

— Подожди! Я хочу поговорить с Баки.

В трубке было слышно:

— Баки, Баки, ты не хочешь поговорить с Питом?

— Разумеется! — донеслось, как из-под земли.

— Эй, Пит, малыш! — прогудел Баки. — Ты все еще ищешь ту девку?

— Какую?

— Патрицию. Куколку. Забудь о ней. Старик! Как же я был слеп! Ты знаешь Линду? Она теперь выросла. Пока я терял время впустую…

— Баки! Как ты себя чувствуешь, я говорю о предстоящем бое?

— Здорово. Никогда не чувствовал себя лучше. О бое не беспокойся. Я прибью этого малыша из Канады. Конечно, не по-настоящему. Не беспокойся.

— Хорошо, Баки.

— Возвращайся поскорее, малыш.

— Да, конечно.

Я положил трубку на рычаг. Голова моя тянула фунтов на двести, не меньше. Я с трудом поднял ее и посмотрел на Каратти. Он смотрел на меня. От его взгляда желудок у меня свела судорога.

— Бой твой, — сказал я.

Он встал и отнес телефонные аппараты на место. Потом медленно повернул свою седую голову к Пэт.

— Ты мне больше не нужна, — сказал он.

Ее лицо сморщилось. Она взвыла и пошла к выходу. Дверь за ней с треском захлопнулась. Гориллы двинулись за ней, а я, потеряв равновесие, упал к их ногам. Они споткнулись, зацепившись за меня. Каратти начал ругаться.

— Достать ее, — процедил он сквозь зубы.

Джаспер Ко вяло шевельнулся, когда я проходил мимо. У выхода я оказался быстрее громил. Но ворота были заперты. Громилы уверенно направились к выходу на улицу, где стоял их автомобиль. Я же двинулся в противоположную сторону.

Дома на пляже располагались полумесяцем, как бы окаймляя желтый песок. Дом Ко был последним в ряду. Позади его дома, до моря и дальше, вдоль побережья тянулись скалы. Патриция, спотыкаясь на своих длинных ногах, бежала по песку, направляясь к утесам. Она покачнулась, упала на колени, поднялась и побежала снова. Я был в тридцати шагах от нее, когда она начала карабкаться в гору. Я оглянулся. Один из гангстеров направлялся ко мне. Каратти сидел на песке. Другого громилы не было видно.

Я стал подниматься на гору, скользя тяжелыми ботинками. На полпути к небольшой скале я увидел, как Патриция поскользнулась. Одна туфелька соскочила, нога кровоточила. Она пробиралась к узкой расщелине между выступами скалы. На высоком валуне Патриция потеряла равновесие, упала на бедро и скатилась с обрыва. Взглянув вверх, я увидел второго гангстера, того губастого. Он спускался с вершины скалы. Это было трудно, и он попытался обойти выступ.

Я обогнул валун и расщелину с другой стороны. Патриция с трудом поднялась и побежала к дальнему концу расщелины. Там она вскарабкалась на кучу породы и вдруг исчезла из виду. Я быстро преодолел препятствие и увидел ее. Она лежала на спине, с разбитой головой, уткнувшись в ветви сухого дерева. Правая нога была в крови, на лице блестели капельки пота. Рот шевелился. Я нагнулся, чтобы помочь ей, когда увидел гангстеров, перебирающихся через выступ.

Выхватив пистолет, я прицелился. Тот, кто постарше, остановился и покачал головой. Второй остался чуть дальше. Между нами возник Каратти.

— Каратти, — сказал я, — все кончилось. Забирай своих ребят и езжай домой.

Страха я больше не испытывал. Лица их маячили впереди, в нескольких шагах от меня. Рука губастого была скрыта валуном. Он шевельнул плечом. Я скользнул за выступ. В него полетел обломок камня. Он охнул и исчез. Я посмотрел на Каратти:

— Иди, — сказал я, — давай шагай.

Он последний раз с горечью взглянул на изломанное тело, лежавшее между нами. Потом повернулся и ушел.

Я залез на скалу и следил за ними до тех пор, пока они не скрылись. Потом посмотрел на Патрицию. Она сильно разбилась, но идти могла. Через некоторое время она взглянула на меня измученными прекрасными глазами и сказала:

— Дай мне передохнуть, а?

— Разумеется.

— Нет, пожалуйста, убей меня. Ну, пожалуйста. Это так легко. Я устала. Освободи меня от всего этого.

— Ты всегда находила кого-то, кто выполнял за тебя грязную работу, верно? Извини, малышка, я не из таких. Пусть все остается, как есть.

— Я прошу тебя…

Но она уже знала, что просить глупо. Я поднял ее и помог вернуться обратно к дому. Винс Болл исчез, но Ко был еще там. Он смотрел, как я укладываю ее на софу, потом присел к противоположной стене и уставился на нее.

Я позвонил в полицию, в Малибу. За все время, пока мы ждали, он не проронил ни слова.

Глава 18

Слуги закона — парни из управления — держали нас долго. Надо было ждать копов из Риверсайда, чтобы ответить на вопросы. Никто меня особенно не благодарил, но и не очень приставали… В Малибу меня покормили в служебной столовой. На ранчо я поехал, когда уже стемнело.

Я сделал крюк через Хиббард и медленно проехал мимо «Блюбелл таверн». На большой вывеске над ночным клубом произошли перемены. Верхняя афиша гласила:

«СЕНСАЦИОННАЯ ЛУАНА ЛУМИС — ТРОПИЧЕСКОЕ ТОРНАДО».

Я был рад за нее.

Ворота на ранчо были открыты, поэтому я уже понял, что Баки со своей командой удалились. Гимнастический зал, спальня, главный дом погружены в темноту. Стоянка машин пуста. Видимо, Вероника с Линдой уехали. И только тоненький лучик света пробивался между деревьями. Я пошел на него. Дженни сидела на ступеньках, глядя на луну. Я присел рядом и рассказал обо всем.

— Мне очень жаль, что ты так плохо провел время, — сказала она.

— Теперь все кончилось, — сказал я. — Ты была бесподобна у телефона.

— На самом деле?

Она поправила волосы.

— Хочешь, пойдем в дом? — спросила Дженни.

Мы вошли, и я сразу пошел в ванную, привести себя в порядок. Когда вернулся, Дженни, обнаженная, сидела в кресле, держа перед собой раскрытую газету с дыркой посередине. Сквозь дырку она смотрела в зеркало напротив.

— Куда ты смотришь? — спросил я.

— На колени.

Я пропустил сквозь пальцы ее локоны.

— Твои чудесные круглые коленки.

— Интересно, — сказала она. — А я сама бы их узнала?

Я поцеловал ее в шею и перенес на постель.

— Как ты разобралась тут с Линдой и Баки? — спросил я.

— Это женский секрет.

— От своего собственного мужа?

Мы посмотрели друг на друга в зеркале.

— Ну ладно, — сказала она. — Слушай. Когда парень смотрит на девушку, он замечает в ней определенные черты. Увлечется он ею или нет — зависит от того, как она эти черты перед ним раскроет. Знаешь, что интересует Баки в женщинах?

— Никогда не догадаюсь.

— Небольшая ямочка у основания шеи. Я это заметила, когда разговаривала с ним, и мы с Линдой начали над этим работать. Она высоко держала голову, грациозно наклоняла ее вместе с плечом, показывая, как бьется голубая жилка, откидывала голову назад. В общем, Линда справилась с заданием блестяще. Баки, наконец, обратил внимание, и между ними установился контакт.

— Интересно, — заметил я. — Значит, каждый парень имеет склонность подмечать в девушке нечто особенное.

— Угу, — сказала Дженни, снова посмотрев на свои коленки в зеркало. — А ты?

— Иди ко мне, и я тебе покажу.

— Ух-ух. Знаю я таких мужчин, как ты…

— Энергичнее, мисс Фаббергласс. Безработица истощает страну.

— Но босс…

Я подналег… Сопротивлялась она недолго.

Через некоторое время, томная, вялая и расслабленная, она пнула меня своими прелестными круглыми коленками.

— Спокойной ночи, босс, — сказала она.

— Спокойной ночи, Ирена.

* * *
Ах да, Баки тогда победил. Дженни и я заработали на нашей ставке сотню долларов.



Томас Дью Золотая девушка

Глава 1

Долина Сан-Фернандо. Лето. Воскресенье.

Я проснулся с трудом. Состояние ужасное. В голове, как говорят норвежцы, орудовала орава плотников. Язык во рту походил на потрепанную боксерскую перчатку. Особенно вкусом. Глаза слезились.

Я повернул голову, и тут же один из плотников начал сверлить в моих мозгах дыру. Пока он не закончил, я был неподвижен, а затем осторожно, одними глазами, осмотрелся. Взору предстала восхитительная женская фигура, вся в белом.

Ангел…

Я закрыл воспаленные глаза, а когда опять их открыл, она все еще была здесь, но выглядела слишком раздраженной для ангела. Я попробовал разместить боксерскую перчатку во рту так, чтобы слова могли выходить наружу, и спросил, что за суета вокруг меня. Конечно, это не совсем точно. На самом деле я сказал:

— Что это меня так приложило?

— О, не очень многое, — ответила она. — Тридцать-сорок бокалов мартини и блондинка, забывшая застегнуть молнию на своей блузке.

Нет, это был не ангел. Это была моя жена. Я должен, кстати, сказать, что слово «блондинка» она произносила так, как иные говорят «грязная воровка» или «мерзкая нахалка».

— А-а, — протянул я. — Это ты…

Показав на свою голову, я произнес как только мог повелительно:

— Льда… Чего-нибудь холодного.

Она вышла. Я заметил, что белое одеяние представляло собой халатик, накинутый на трусики и на полоски чего-то воздушного поверх ее роскошной груди. День был очень жаркий. Я лично был раздет донага.

Она вернулась с резиновой грелкой и встала рядом с кроватью во всей своей прелести, хлюпая грелкой, чтобы показать, что в ней лед.

— Ты ангел, — пробормотал я.

Она хлопнула грелку на мой живот и прижала ее так, что лед захрустел. Единственной причиной, удержавшей меня от вскрика, была мысль, что крика моя голова просто не выдержит.

— Тебе лучше? — поинтересовалась жена.

Слабым голосом я произнес несколько бранных слов.

— Именно таким образом вы привыкли лечить пациентов в вашей вшивой больнице?

— В отделении для алкоголиков я не работаю.

Я выпалил, уже не так тихо, несколько просто ужасных выражений. Некоторые из них до нее дошли. Я всегда говорил: если вы не можете убедить женщину, запугайте ее.

— Питер…

— Ох, черт возьми. Скажи, что со мной было. Я ничего не помню.

— Правда? — спросила она с обнадеживающим оживлением в голосе. — Ты не помнишь?

— Вперед, ангел, — сказал я. — Только делай это спокойно.

Она резко села на край кровати, и грелка со льдом запрыгала на моем обнаженном брюхе.

— Хорошо, я расскажу, — сказала жена. — Шла вечеринка, на которую ты взял меня с собой. Прекрасная вечеринка с прекрасным буфетом и множеством народа из высшего общества, включая нескольких врачей, которых, как оказалось, я знаю лично. И был бар с высокими табуретами в комнате для завтраков. Бывают такие комнаты в роскошных домах с французскими окнами от потолка до пола и с видом во внутренний дворик с бассейном. Конечно, как я и ожидала, самым первым местом, куда ты устремился, волоча меня за руку, словно я твоя двенадцатилетняя дочь и мы опаздываем в школу, был бар.

Она остановилась, чтобы дать мне шанс начать спорить, но я этого благоразумно делать не стал.

— Ну, в общем, — продолжала она, — я скажу короче…

— Пожалуйста, — вставил я, — не избегай деталей, даже самых неприятных.

— Короче, — повторила она терпеливо, — наша хозяйка, которая пошла на немалые хлопоты и расходы, чтобы организовать эту восхитительную вечеринку, вынуждена была проделать путь до бара, чтобы продемонстрировать обычный долг вежливости и приветствовать нас. Когда я тебя представляла, ты уже в каждой руке держал по бокалу мартини и пытался заглянуть в декольте Анн Форстер, моей бывшей коллеги, а теперь жены доктора Френча.

— Там была Анни? — спросил я. — Старина Анни?

Жена одарила меня молчаливым терпеливым укором.

— Однако, — заметил я, — если у меня в каждой руке было по бокалу мартини, это вовсе не значит, что они оба предназначались для меня.

— Но ты же прекрасно знаешь, что вечером в такое время я никогда не пью мартини, если есть что-нибудь другое.

— Ладно, — согласился я.

— Потом мы начали обычный обход, чтобы поздороваться с другими гостями. Я должна подчеркнуть, что в это время все были исключительно трезвыми.

Один из плотников снова занялся дырой, и я застонал.

— Я тебя беспокою? — спросила Дженни.

— Да нет, опять эти норвежские ублюдки.

Это заставило ее замолчать на некоторое время, но не надолго.

— И мы как раз представлялись доктору и миссис Планк (это тот Джордж Планк, который ортопед), когда я оглянулась, а ты исчез. Меня это, разумеется, смутило.

— Бьюсь об заклад, что у тебя нашлось убедительное объяснение моего исчезновения. Оно ведь всегда на кончике твоего маленького розового язычка.

— Мне кажется, я произнесла нечто вроде: «Странно, но всего минуту назад, я клянусь, он был именно здесь». Однако тебя не было ни здесь, ни там, и мне понадобилось полчаса, чтобы отыскать тебя. Догадываешься, где?

— В баре с двумя мартини, — ответил я.

— С той блондинкой, — добавила Дженни.

Мне захотелось узнать, какой смысл она вкладывает в слово «блондинка», почему в ее устах оно начинает звучать так непристойно.

— Ну хорошо, и что же мы делали помимо того, что пили джин?

— Но ведь ты же помнишь, что она пила мартини.

— Разумеется, нет. Однако у меня в руках действительно были эти великолепные напитки.

— Вы разговаривали, — сказала Дженни.

— Боже, на виду у всей публики? — спросил я.

— Ах, перестань! На вечеринку ты привел меня, а сам не мог оторваться от этой белокурой стервы.

— А почему ты не могла разыскать того, кто привел ее, и поправить дело?

— Ее никто не приводил. Она была одна.

— Кто же она такая? У нее есть имя?

— Манера, с которой ты ее на весь вечер монополизировал, больше никому не позволила с ней пообщаться. Я стояла прямо перед тобой минут пять, но ты за это время удосужился только мне подмигнуть, и я сдалась.

— О чем мы хоть говорили?

— Я не подслушивала, но несколько очаровательных фраз уловила.

— Да, когда меня окружают блондинки, я всегда на высоте.

— Я помню, — сказала Дженни, — что-то вроде «Как я понимаю, вы детектив, мистер Шофилд». И когда ты согласился с этим, она, естественно, превратилась в одни огромные голубые глаза, жаждущие слушать сочные детали каждого из тех дел, которые ты вел.

— Не рассказывал я ей об упрямце, у которого были неприятности с проектным департаментом?

— Когда я уходила от вас, ты сказал: «Сейчас я веду расследование, связанное с одной наядой, которая слонялась по приморскому городу, изнывая от скуки». На что она заметила: «Меня всегда интересовали наяды». Ты начал рассказывать, и я удалилась.

— Смышленая девочка. Черт возьми, здорово-то как!

— Несколько позже, когда я подумала, что у тебя было достаточно времени, чтобы закруглиться с наядами, я вернулась. К тому же у меня прорезался аппетит, но ты исчез.

— Исчез? — пробормотал я.

— И она тоже, — кивнула Дженни.

Мне это не очень понравилось. В моем затылке что-то щекотало, однако я совершенно ничего не мог с этим поделать.

— Ну хорошо, — буркнул я. — Мы потом вернулись?

— Да. Через некоторое время.

— Ага… Она застегнула свою блузку?

Дженни казалась задумчивой.

— Сказать, что она не застегнула молнию, было бы не совсем правдой, — размышляла она вслух. — Больше похоже на то, что она не придает этой погрешности туалета большого значения.

— Я тебя понял… А когда блузка оказалась расстегнутой? До того, как мы исчезли, или после того, как вернулись?

— Она была расстегнутой и до, и после. Всегда, — ответила Дженни.

Я почувствовал облегчение: у меня все-таки есть определенные принципы. Общаться с женщиной, у которой не хватает здравого смысла держать свою блузку застегнутой, я бы никогда не стал под носом у своей жены. Но когда расстегнутая блузка является частью ансамбля, это совсем другое дело.

— Учту, — сказал я, стремясь поскорее закрыть эту тему. — А было ли еще что-нибудь не так в этот вечер?

— Позволь это представить в следующем виде: мы были не самыми последними, уходившими с вечеринки. На кухне, кажется, еще оставались официантка и ее помощница.

Я посмотрел на нее с восхищением.

— Знаешь, когда ты стараешься, у тебя появляется дар четко излагать суть дела.

Она встала с кровати и оказалась между мной и окном. Вид у нее был в высшей степени привлекательным. Стеная и извиваясь, я отодвинулся к дальнему краю кровати.

— Иди сюда, — сказал я.

Она удостоила меня долгим, задумчивым взглядом и скривила губы. Мне показалось, что они распластались от уха до уха и были уже на полпути к глазам.

— Это еще зачем? — спросила она и отошла от кровати.

— Ты еще пожалеешь, — проворчал я.

Но она продемонстрировала мне нижнюю часть туловища со стороны спины и вышла из комнаты. Я переложил грелку со льдом с живота на голову и стал припоминать события на вечеринке.

Вечеринка была устроена в доме Луизы Драмонд, которая во времена подражания знаменитой медсестре Флоренс Найтингейл была начальницей Дженни. Луиза была замужем за доктором Сандерсом. Я припомнил толпу окружавших меня людей, балансировавших с полными стаканами и легкими закусками и пытавшихся завязать беседу. Среди них была и блондинка. Кажется, я вспомнил, что всякий раз, когда я направлялся в бар, чтобы пополнить свои запасы спиртного, появлялась и блондинка и тоже запасалась напитками. Она рассказала мне, что пролезла через французское окно, что она соседка Луизы и надеется, та не будет на нее сердиться, и что сегодня ей обязательно надо выпить.

С этого момента, как я ни старался, я уже не мог от нее оторваться. Как говорится, я попался. Однако это меня не очень травмировало: она была великолепнейшим образцом женщины. Она уже не была ребенком, тщательно следила за собой, и это было заметно. И, если быть честным, я ничего не помню о состоянии ее блузки. Казалось, что она одета точно так же, как и все там. Глаза ее напоминали виноградины сорта «конкорд», плавающие в густом креме. Я не специалист по оттенкам волос, но ее были подобны белому золоту, их было много, они ниспадали сверкающим волнистым потоком к ее широким плечам. Цвет ее кожи был подобен солнечному свету, и по ее фактуре я представил, что она была такой везде, без исключения. Она держала себя как женщина, у которой от природы всего чуть больше, чем у остальных, и которая благодарна за это. Она сказала, что ее зовут Кэрол, я объявил, что мое имя Пит, и мы немедленно стали приятелями, я бы добавил, приятелями-собутыльниками.

— Вы кого-нибудь знаете из этих людей? — спросила она и кивнула в сторону соседней комнаты.

— Вряд ли всех, — ответил я.

— Может быть, вы хотите к ним? У меня нет намерения удерживать вас, но лично я среди большого скопления людей чувствую себя не лучшим образом.

Беседа продолжалась, и в ходе ее я даже не заметил, как она мало-помалу оттеснила меня от бара и мы очутились в укромном месте, достаточно далеко от основного потока, направлявшегося к бару и возвращавшегося обратно. Короче говоря, она вытащила из меня мою настоящую фамилию Шофилд, и это совпадало с тем, что услышала, естественно, не подслушивая, Дженни из нашего разговора о моей профессии и об этой безделице с наядой.

Кэрол обладала двумя достоинствами: помимо основного анатома-биологического, помогавшего ей прекрасно ладить с мужчинами, у нее было забавное чувство юмора и способность воспринимать его с невозмутимым лицом. Она могла слушать и смотреть на тебя своими огромными глазами, но пока она хоть что-нибудь не скажет, я не мог понять, о чем она думает. В своем рассказе о наяде я продвинулся достаточно далеко, но должен сознаться, что с его помощью скорее развлекался. Мне и сейчас он кажется все еще смешным, несмотря на похмелье и все с ним связанное. Я даже попытался хихикнуть, но тут же поспешил оставить это занятие, взвыв от головной боли.

Вошла Дженни и стала бродить по комнате. Я продолжал лежать, вспоминая, и снова стал смеяться. Дженни удостоила меня несколькими взглядами, какими заботливая жена смотрит на больного.

— Слушай, — сказал я, давясь от смеха. — Это тебя убьет. Мы уже хорошо нагрузились…

— Ты бы помолчал, — проворчала Дженни.

— И придумали такую игру, вернее розыгрыш — собирались инсценировать задержание, шуточное, выглядевшее так: я должен был повязать на лицо платок, а она должна была вернуться с поднятыми руками в зал. Я должен был идти сзади, держа руку в кармане, как будто у меня пистолет…

— О, Боже, — простонала Дженни.

— Ты знаешь, только чтобы оживить сцену я сказал: «Конечно, было бы лучше, будь пистолет настоящий. Все бы выглядело куда естественнее». И Кэрол…

— О, мы уже вспомнили ее имя, — прокомментировала Дженни. — Дела у вас шли неплохо…

— Кэрол сказала: «У меня дома он есть. Давай проберемся туда и заберем его». Таким образом, мы все продумали. Это казалось нам очень смешным, и мы принялись хохотать. Затем мы решили осуществить этот план. Начали с того, что пролезли через французское окно…

— Чтобы добыть пистолет, — саркастически заметила Дженни.

— Ну да, — парировал я. — Но Кэрол остановила меня. «Послушай, — сказала она очень доверительно, — мы должны все делать тихо, потому что у меня в гараже мертвый мексиканец». Я ответил: «Разумеется! Мы потихоньку», — и мы снова принялись хохотать. Насмеявшись вдоволь, мы двинулись через внутренний дворик, соблюдая при этом абсолютную тишину, чтобы не побеспокоить мертвого мексиканца…

Вдруг совершенно непроизвольно я сел на краю кровати. Результат оказался кошмарным: в следующую минуту я стоял на четвереньках и ощупывал обеими руками все вокруг.

Терпению Дженни пришел конец.

— Черт возьми, что ты делаешь? — спросила она.

— У меня отскочила голова, — пояснил я. — Нужно ее найти.

Бормоча что-то о супружестве и разводе, Дженни ушла.

Вскоре я нашел свою голову и водрузил ее на то место, где ей и положено быть. Было холодно и мерзко. По пути к ванне голова снова упала. На второй раз я сказал себе: «Черт с ней, пусть лежит!»

Чтобы принять душ, побриться и надеть фланелевую пару — слаксы и спортивную рубашку с Гавайских островов, — я потратил полтора часа. После этого я уже был способен ходить и смотреть, но требовать большего от человека в моем состоянии было бы слишком жирно.

Я пошел на кухню и встряхнул кофейник. В нем оказался нормальный кофе, только холодный. Я пошарил взглядом вокруг, ища Дженни, но нигде ее не заметил. Потом надел куртку и направился в гараж. Солнце сразу же обожгло глаза, и я вернулся взять защитные очки.

Я осторожно выводил из гаража свой «форд», пытаясь не задеть им «вольво» Дженни, когда она появилась на крыльце.

— Питер Шофилд! Куда это вы собрались?

Я ничего не ответил, махнул ей рукой и задним ходом выехал на улицу.

Движение в сторону пляжей было очень напряженным. Моя память восстановилась еще не полностью, и понадобилось немало времени, чтобы вспомнить, где жила Кэрол. В конце концов я нашел ее дом.

Он не был столь импозантным, как расположенный рядом дом Сандерсов, но действительно выглядел привлекательно, особенно из-за ухоженной лужайки перед ним, на которой без строгого порядка были посажены апельсиновые, лимонные и грейпфрутовые деревья. Дом был трехэтажным, от него тянулась длинная дорожка в гараж. Сам гараж с улицы я не видел, потому что на дорожке стоял голубой «ягуар», весь в пыли, а дорожка с одной стороны отделялась трехметровой изгородью, собственностью Сандерсов, а с другой — рядом решеток, прикрытых вьющимися розами. Рядом с входной дверью была почтовая прорезь, под ней — кнопка звонка, однако фамилии владельца дома не было.

У меня мелькнула мысль, не взглянуть ли на номерные знаки «ягуара», но не желая, чтобы кто-нибудь в доме заметил, что я сую нос без разрешения не в свои дела, после некоторых колебаний я шагнул вперед и нажал кнопку звонка. Навеса над крыльцом не было, и солнце разбудило бригаду норвежских плотников. После длительной процедуры доклада привлекательная горничная в хрустящем белом фартучке меня пропустила. Я почти пробежал мимо нее: так было прохладно и затененно внутри.

— Если вы, мистер Шофилд, подождете минутку, — сказала горничная, — то миссис Данди вас примет.

Стоявшая в доме прохлада могла быть достигнута в нашей долине только с помощью кондиционера. Мебель в доме была современной, но было ее немного. Лестница поднималась к стене, поворачивала и вела на третий этаж. Начиналась она широкими низкими ступеньками, покрытыми дорожкой с красно-белым рисунком и люрексом. Такое решение не казалось безвкусным. Помещение выглядело уютно и богато. Я был один. Оценив обстановку, я решил, что если Кэрол не ведет какого-то небывалого дела (а она совершенно не походила на деловую женщину), то должен быть кто-то еще, принимающий большое участие в делах миссис Кэрол Данди. Похоже, мне нравилось это имя, звучащее как-то звонко и весело.

Я уселся в прочное и удобное датское кресло, снял защитные очки и подставил глаза под кондиционер, позволяя ему обрабатывать их. И хорошо, что я занялся этим. Не прошло и двух минут, как наверху на лестнице послышался шорох. Я увидел одно из самых приятных воплощений юной женственности, какие когда-либо встречал в своей жизни. Под «юной» я подразумеваю примерно лет восемнадцать, а если сказать по-другому, то это значит: достаточно молодая, чтобы иметь это великолепие, и достаточно взрослая, чтобы знать, зачем оно. Она взглянула на меня сверху и стала спускаться. На ней был желтый закрытый купальник, похоже, ручной росписи, короткий ворсистый жакет и большая шляпа от солнца с цветами; в руках она несла одну из этих бесформенных сумок, с которыми ходят на пляж.

Если быть точным, то она не спускалась по лестнице. Скорее это было медленное волнообразное протекание. Ее бедра были все время в движении, как у чистокровной лошади; весь путь вниз ее таз предшествовал всему остальному. Допускаю, что она была слегка смущена размерами своей шляпы. Я не мог разглядеть цвет ее волос, пока она не спустилась ниже. И только тогда заметил над глазами несколько коричневых завитков цвета жженого сахара.

У меня перехватило в горле, и я встал. Она остановилась на лестничной площадке и, глядя на меня, выдержала паузу, после чего завершила остаток пути. Ее бедра переливались с одной стороны на другую, заставляя упругий живот вздрагивать на каждой ступеньке.

— Привет, — сказала она мягко.

Я прочистил горло и ответил.

— Привет. Меня зовут Пит, Пит Шофилд.

Она пересекла комнату и остановилась возле меня, глядя слегка вверх. Она была высока, и это ей шло: ведь она была в теле, и при меньшем росте ее можно было назвать толстушкой. Кожа ее была гладкой и золотистой, как топленое масло.

— Прелестное имя, — признала она чуть охрипшим голосом. — А меня зовут Бонни.

— Мне нравится ваше имя, — сказал я. — Вы случайно не Бонни Данди?

— Как вы догадались?

— Это делает его законченным и полным.

— Вы не шотландец?

— Просто когда я слышу красивые имена, я их запоминаю. Это не связано с моими профессиональными интересами.

Она уставилась на меня своими шоколадно-карими глазами. Ее милый полный красный рот был в движении даже тогда, когда она им не пользовалась.

— Вы прелесть, — сказала она.

Я начал отстраняться, конечно, мысленно.

«Сладкая ты моя, — подумал я, — меня, конечно, огорчит твой уход, но если ты покрутишься здесь подольше, придется совершить аморальный поступок прямо здесь, на полу».

Она знала это лучше меня и не собиралась позволять мне так просто сорваться с тормозов. С точным чувством меры она растягивала эту ситуацию до последнего предела. И в тот самый момент, когда я решил схватить ее, и черт с ними, с последствиями, она приоткрыла клапан — отступила и двинулась в сторону двери. Всю дорогу ее ляжки целовали друг друга. У дверей она снова ненадолго прикрыла клапан.

— Я сейчас отправляюсь на пляж, — сказала она.

— Прекрасно, — выдохнул я с трудом. — Хорошего отдыха.

Она выглядела разочарованно, как если бы испугалась, что потеряла влияние на меня. Повод так думать дал ей я. На самом же деле оставаться на свободе было для нее небезопасным. Ее длинные золотистые пальцы с красным маникюром ласкали дверную ручку, и мне это представлялось досадной ошибкой. Она изобразила губами влажную дрожащую гримасу, будто поцеловала бы кого-нибудь, если бы ей предоставили такую приятную возможность.

— Я обычно хожу на пляж у Бульвара Заходящего солнца… Знаете, где киоск с прохладительными напитками с большим апельсином на крыше?

— Я знаю, где это, — сказал я. — Милый пляж.

Она дурачилась с дверной ручкой.

— В любое время мои приятели на пляже, — сказала она медленно и отчетливо. — Всегда могут подсказать, где я со своей шляпой.

Она оставила в покое дверную ручку и положила руку на огромную, декорированную цветами шляпу. Этот жест не был бы столь картинным, если бы при этом не приоткрылся весьма волнующе ворсистый жакет.

— Думаю, это в некотором роде остроумно. Вы не находите? — спросила она.

— Это сногсшибательно, — ответил я, не отводя глаз.

— Ну хорошо. Теперь пока.

— Пока. Было очень приятно встретить вас, Бонни.

— И мне тоже, мистер Шофилд.

Я собирался облегченно вздохнуть, но ей нужно было не просто толкнуть дверь и выскользнуть наружу, а еще повернуть дверную ручку, и она медленно отошла от двери настолько, чтобы повернуть ручку можно было только прогнувшись. Жакет был недлинным. Я закрыл глаза. Когда я их открыл, она подарила мне взгляд через плечо.

— Что-нибудь не так, мистер Шофилд?

— Нет, ничего. Я просто кое-что обдумывал.

— А-а, — протянула она после небольшой паузы.

А обдумывал я следующее:

«Будь я твоим старшим братом, бэби, я бы за все это, скорее всего, пересчитал бы тебе ребра… Но, к счастью, я не твой старший брат».

Наконец она открыла дверь, еще раз обернулась, затем стала маневрировать в открытом проеме двери и часть за частью исчезла.

Я утирал лицо носовым платком, когда вошла горничная и пригласила меня.

— Миссис Данди уже ждет вас, мистер Шофилд.

Я обернулся, вид у меня, как я понял, был сконфуженным, и горничная, собравшаяся было уходить, вернулась назад и показала, что миссис Данди наверху. Конечно, я сказал ей спасибо.

На первой лестничной площадке было обзорное окно, я уже начал подниматься дальше, как вдруг услышал мощный рев мотора. Выглянув в окно, я увидел Бонни, сидящую в «ягуаре». Естественно. Они с «ягуаром» были созданы друг для друга.

Я поднялся по лестнице, повернул налево и осторожно шагнул в коридор. Двери с обеих сторон были закрыты.

«Это очень напоминает игру, — подумал я. — По условию я должен делать попытки до тех пор, пока не открою нужную дверь и не получу награду в виде Бонни, горничной или Кэрол».

Игра не должна затягиваться, и я открыл дверь справа. Оказалось, это комната Бонни. Попытаюсь рассказать о ней в общих чертах. Она напоминала отдел эксклюзивного магазина одежды после того, как его посетила выпущенная на волю стая шимпанзе. Я понял, что горничной тут приходится отрабатывать свой хлеб в поте лица.

Несколько предметов были вообще неуместны в этом развале. На стене висели плакаты с боем быков, около дюжины, огромные, кричащие. Я вспомнил, что недавно действительно состоялся один бой быков, но я никак не мог связать Бонни с этим событием. Она производила впечатление особы, увлекающейся исключительно волнами и песком на пляже. Я мог бы еще представить ее сбивающей замертво быков в Акапулько, но отнюдь не в Плаза дель Торес, Тихуане или Мехико.

Я прошел мимо следующих дверей, когда услышал хриплый голос:

— Мистер Шофилд? Идите сюда.

В конце коридора крайняя левая дверь была приоткрыта. Я постучал.

— Войдите, — ответил голос.

Я заглянул внутрь и стал всматриваться. Это была спальня в переднем углу дома. Венецианские жалюзи плотно закрыты, поверх них опущены шторы, так что внутри стоял приятный полумрак. Тем не менее я разглядел, что спальня обставлена элегантно и, в противоположность комнате в начале коридора, содержится в образцовом порядке. Другим ее достоинством было отсутствие плакатов с боем быков. У фронтальной стены стояла кровать королевских размеров. В ней лежала Кэрол Данди.

— Привет, — сказала она. — Простите, что я не встала. Я далеко не в лучшей форме.

Я оставил дверь приоткрытой.

— Можете закрыть дверь. Горничная очень деликатна.

Я закрыл дверь. У меня было такое же ощущение, какое я пережил в детские годы, когда однажды тайком пробрался в театр-варьете. Это из-за полумрака — решил я.

Когда глаза привыкли к темноте, я увидел Кэрол, поддерживаемую полдюжиной подушек, в кружевной ночной рубашке; колени подтянуты и накрыты простыней, на голове грелка со льдом, похожая на большую квадратную шапочку на прелестной головке.

Если не принимать во внимание грелку со льдом, Кэрол выглядела безупречно и привлекательно.

— Очень мило с вашей стороны, мистер Шофилд, навестить меня, — сказала она. — Не хотите кофе?

Возле кровати, на столике стоял кофейный набор и чашки — все экстра класса.

— Это будет прекрасно. Спасибо.

Я налил кофе себе и ей. Когда она брала чашку, рука ее была твердой, но я представлял себе, какие муки терзали сейчас ее голову. Я стоял рядом. Мне казалось, что я могу заставить себя говорить, но она явно не была настроена мне помочь. И я решил, что сейчас она была не готова к этому разговору.

— Я только что встретил вашу прелестную сестру, — начал я.

— Сестру? Вы имеете в виду Бонни?

— Ну да.

— Это моя подопечная. В общем, я приглядываю за ней, как за дочерью.

— Послушайте, если я открою дверь, вы будете в состоянии называть меня Пит?

— Хорошо, Пит, но, пожалуйста, не открывай дверь. Слишком яркое освещение. Я догадываюсь, как ты себя чувствуешь. Представляю. Как ты с этим справился?

— Ну, я стал анализировать случившееся. И огорчился, что прошлой ночью пустил тебя вниз кое-что проделать.

Пауза.

— Ох, — сказала она спокойно.

Я в свою очередь тоже выдержал паузу. Наконец она произнесла:

— Я не знаю, не решила, что с этим делать.

Я подождал еще немного, и мне показалось, что ее устраивало, чтобы все оставалось, как есть. Таким образом, действовать предстояло мне.

— Ладно, — сказал я, — спущусь туда и взгляну.

Спускаться туда мне не хотелось. Мне вообще не хотелось влезать в это дело, но в известном смысле я был затребован для этого, и, кроме того, я стал слишком возбуждаться, находясь в ее спальне в такой интимной атмосфере. Так или иначе, но я отправился в гараж с ощущением человека, которого ведут на эшафот.

Гараж был на две машины. Длинный красный «кадиллак» был развернут в нем так, что для второй машины, даже будь она меньших размеров, чем «ягуар», места не осталось. На полу чисто, никакого мусора. Затаив дыхание, я пошел в обход машины.

Глядя на него, я не сказал бы, что он мексиканец, хотя он был одет, как все они; кроме того, я не мог определить, мертв ли он. Он лежал на бетонном полу лицом вниз. Для мексиканца он был высок и узок в бедрах. Одет в черные брюки в обтяжку и в одну из этих мексиканских рубашек, причудливо вышитых вручную, с красочным изображением на спине головы боевого быка. Между глазами быка, точно посредине, торчала рукоятка длинного ножа типа стилет. Только нож не был частью изображения. Он был настоящий. Левая рука мексиканца была вытянута и закрывала большую часть его лица. По оставшейся части я заключил, что он был молодым человеком, несомненно, моложе меня и, конечно, слишком молодым, чтобы быть мертвым. Я ничем не мог ему помочь и не хотел его трогать. Я обошел машину в обратном порядке и вернулся в дом.

Глава 2

Горничная занималась уборкой и даже не выглянула, когда я стал подниматься по лестнице. Наверху я уже пошел было по коридору, но потом остановился, открыл дверь в комнату Бонни и еще раз взглянул на плакаты с боем быков. Потом направился в комнату Кэрол.

Она лежала на середине кровати лицом вниз, грелка со льдом была у нее на затылке. У Кэрол были длинные, красиво загоревшие ноги.

— Это ты, Пит? — спросила она.

— Да.

Кровать слегка колыхнулась.

— Что ядолжна делать?

— Что ты должна делать… Ты должна вызвать полицию.

— Это действительно необходимо?

Я оставил вопрос без ответа.

Она резко приподнялась и стала слезать с кровати.

— Дай мне несколько минут, чтобы собраться.

— Я подожду в холле.

— Нет, пожалуйста, не уходи. Я буду в туалетной комнате. Что-то я стала теперь бояться оставаться одной.

— Если можно, — сказал я, — попроси горничную привести в порядок комнату Бонни.

— Бонни? Конечно.

— А она может снять со стен эти плакаты с быками?

— Плакаты? Да, — машинально кивнула она.

Я было последовал за ней в холл, но затем остановился и стал ждать. Мне был слышен ее разговор с горничной. Кэрол скоро вернулась.

— Я только быстренько приму душ.

Она открыла какую-то дверь и включила свет. Это была большая туалетная комната с ванной. Смело выдержав такой оборот дела, я сел в кресло. Дверь осталась приоткрытой на пятнадцать сантиметров. Полагаю, что Кэрол сделала это, торопясь в душ. Трудно слишком долго игнорировать женское тело, находящееся в непосредственной близости, бес может вскочить в ребро в любую минуту. И чтобы чем-то заняться, я стал глазеть на свои часы, хронометрируя ее пребывание под душем. Душ работал ровно одну минуту и сорок восемь секунд. Послышалось мягкое клацание, наверное, аптечки. Потом звуки энергично работающего полотенца. Затем они приблизились ко мне. Я смотрел прямо перед собой и ждал. Она заговорила у самого моего уха.

— Зачем ты хочешь, чтобы плакаты в комнате Бонни сняли?

— Видишь ли, я думаю, что мертвец скорее всего был мексиканцем или испанцем, и потому я решил, что будет лучше, если плакаты исчезнут. Они могут навести полицейских на определенные выводы.

— Это очень предусмотрительно с твоей стороны, — согласилась Кэрол.

Упругое, изящное, стройное золотистое тело появилось в проеме двери и последовало за руками, держащими пушистое полотенце. Ногти на ногах отсвечивали чем-то розовым с блестками.

— Достаточно хорошо ты себя чувствуешь, чтобы ответить на несколько вопросов? — спросил я.

— Конечно. Задавай.

Ноги и руки исчезли.

— Как случилось, что ты обнаружила это тело? — спросил я.

— Прошлым вечером я возвращалась из Пасадены от своих друзей, у которых была с визитом. Я уже заезжала в гараж и торопилась, так как было поздно, как вдруг увидела его на полу, и хорошо, что вовремя, потому что чуть на него не наехала.

— Который был час?

— Точно не знаю.

— Если уже было темно, значит, после восьми.

— Думаю, что так.

— Что ты делала потом?

— Естественно, остановилась. Потом заехала в гараж, как обычно прямо, но меня немного занесло. Вышла из машины, посмотрела на него и поняла, что он мертв. Единственное, о чем я успела подумать, это о Бонни, возвращающейся домой, въезжающей в гараж и ни о чем не подозревающей. Тогда я залезла в машину и как-то так повернула ее, что она перегородила гараж и не давала Бонни въехать.

— Ты не опознала мертвеца?

— Боюсь, что только посмотрела на него издали.

— В какое время, по-твоему, Бонни должна была вернуться домой?

— Никаких мыслей на этот счет не было. Иногда она оставалась на пляже с друзьями на всю ночь.

— Что ты делала потом?

— Вошла в дом, переоделась и пошла к Луизе на вечеринку.

— Почему не позвала полицию?

Я несколько засомневался. Прошлым вечером она утащила меня в свой частный морг около десяти тридцати. Утащила ли? Или только рассказала о теле? Я не смог вспомнить, видел ли тело на самом деле.

— Пит, я не смогла. Знаю, что должна была, но не смогла себя заставить.

И тут я вспомнил. Она пыталась вызвать полицию, а я прошлым вечером трупа не видел. Мы дошли до дорожки, ведущей в гараж, и она рассказала мне о нем. Я ответил, что есть только один путь — вызвать полицию. Она пошла в дом, потом вернулась. Эту тему мы уже больше не обсуждали, а она не сказала мне, вызвала полицию или нет. Я был очень пьян, и для меня было большим облегчением так просто выкрутиться из этого дела.

Кэрол вышла из туалетной комнаты, причесываясь на ходу.

— Бонни весь день была дома? — спросил я.

— Нет, она рано ушла на пляж.

— А может, она возвращалась домой незаметно, чтобы ты об этом не знала?

— Уверена, нет.

Она очень тщательно надевала чулки, оборачиваясь назад и осматривая ноги сверху вниз. Потом опустила юбку, провела по ней обеими руками, чтобы разгладить, и нервно взбила волосы.

— Как я выгляжу? — спросила она.

— Ослепительно. Возможно, ты самая прекрасная женщина, какую я когда-либо видел так близко. Так что же ты собираешься говорить копам? — спросил я.

Она резко села и сделала страдальческое лицо.

— О, Боже…

— Давай без паники. Надо выработать линию поведения… Попытаемся представить дело так, будто до сегодняшнего дня ты вообще не видела тела.

— Но я…

— Подожди. Предположим, ты приезжаешь домой откуда-то, спешишь и оставляешь машину возле гаража. Голова забита своими мыслями, ты ничего не замечаешь вокруг и быстро бежишь домой переодеться, чтобы отправиться на вечеринку. Можно даже допустить, что ты вовсе не видела трупа.

— Но машина ведь в гараже…

— Ты ее только что поставила в гараж и тут увидела все остальное.

— Нет, Пит, это не сработает.

— Да, это, конечно, не люкс, но ничего другого у нас нет.

Она непроизвольно коснулась моей руки.

— Ты хочешь именно так?

Я кивнул.

— Ох, я влипну на первом же пустяке.

Ее рука скользнула в мою ладонь. Рука была теплой и чуть дрожала.

— Давай работать дальше, — сказал я. — Ты можешь хотя бы одну минуту следовать моем плану?

— Конечно.

— Давай сначала посмотрим, что удалось сделать с комнатой Бонни.

Мы прошли туда, горничная как раз заканчивала уборку. Комната была аккуратно прибрана, как и у Кэрол. Плакатов не было.

— Выглядит великолепно, — признал я.

Горничная вышла. Я огляделся. Было видно, что это — комната юной леди. Но из этого факта больше уже ничего не следовало. Главное было избавиться от тех плакатов.

— Почему? — услышал я голос Кэрол. — Почему? Почему?

— Для жертвы, заколотой ножом, оказаться припрятанной в гараже по соседству с таким домом — дело необычное, но в принципе возможное. В конце концов, гараж пустой, дома никого. Если они не найдут какой-нибудь объяснимой связи между трупом и тобой или твоими домочадцами, то наверняка будут считать тебя невинным свидетелем.

Воцарилась тишина, а я продолжал соваться во все углы, выискивая что-нибудь подозрительное. Я исследовал содержимое мусорной корзинки, красно-золотистой, обтянутой атласом, когда Кэрол совершенно спокойно спросила:

— Что ты хочешь сказать, Пит?

В корзине был разный мусор, характерный для женщин: несколько комочков темно-каштановых волос, смятая пачка из-под надушенных прокладок от фирмы «I Magnin Со», клочок салфетки со следами губной помады. Я копался в мусоре, заставляя Кэрол ждать ответа, а мои пальцы крутили пару кусочков картона с хорошо знакомым ощущением.

— Я должен просить у тебя прощения?

— Ты к чему-то меня подводишь?

Я спрятал картонки в ладони и выпрямился. Потом сунул руки в карманы. В тот момент единственной причиной, по которой я не хотел, чтобы Кэрол увидела мою находку, было то, что на нее и так свалилось достаточно.

— Я как раз хотел узнать, как давно ты стала опекуншей Бонни.

— Года три назад.

— Тогда скажи, ты действительно хорошо знаешь Бонни?

— Я была самым близким ее матери человеком, когда Бонни была ребенком.

— Я не имел в виду чего-нибудь предосудительного. Я только хочу представить себе образ жизни Бонни; где она проводит время?

Кэрол замялась.

— Я предоставляю ей максимально возможную свободу, — сказала она. — В основном она прекрасная, порядочная девушка.

Кэрол снова замялась.

— В основном, — кивнул я. — И все же?

— Ну хорошо, в пятнадцать лет она попала в неприятную историю со взрослым мальчиком. Если говорить прямо, она забеременела. В том, что она так залетела, нет ничего удивительного: она кочевала из одного воспитательного дома в другой.

— Так ты взяла ее под свое крылышко именно в это время?

— Да. Я была заинтересована в личных льготах для матерей-одиночек. Я встретилась с Бонни, и она перешла под мое крылышко. Мы договорились, что, когда родится ребенок, мы его усыновим, а я официально удочерила Бонни.

— Бонни не сохранила ребенка?

— Нет. Я была очень раздосадована, но это был ее выбор, и я ей не препятствовала.

— Ты была замужем в это время?

— Нет. Я была замужем несколько месяцев, когда мне не было и двадцати. Это был горький опыт. Возможно, он и помог мне понять Бонни.

— Хорошо. Но вернемся к тому, как Бонни проводит время.

Неожиданно с подъездной дорожки донесся грохот.

— Мирный день у себя дома, — проворчала Кэрол.

Я вышел на лестничную площадку и посмотрел в боковое окно. Сильно побитый грузовик, выехав, несомненно, задним ходом на дорожку, проехал вплотную к открытому гаражу и теперь красовался возле него. Мой обзор не позволял увидеть весь грузовик или кого-нибудь из водителей, тем не менее я заметил, что на нем номера, выданные в Бажи, Калифорния, Мехико.

Кэрол смотрела вниз с площадки лестницы.

— Что это? — спросила она.

— Неизвестно. Стой там, — сказал я.

Я вышел черным ходом и опять зашагал к гаражу.

Из грузовика как раз спускался водитель. С другой стороны, в хвосте, был еще кто-то, открывающий двери, но все, что я смог увидеть, это край огромного сомбреро и пару огромных ботинок. Я еще раз посмотрел на водителя, и в моей голове стало покалывать. Он походил на какого-нибудь мексиканца из Голливуда в роли главаря банды юнцов. Но у меня создалось впечатление, что он вполне реален. Поверх рубашки на нем была надета черная кожаная куртка. Узкое и очень смуглое лицо пересекал от уха до левого угла рта безобразный шрам, искривляющий губы. Он двигался такой развинченной, ленивой походкой, вращая бедрами, которая по мнению молодых бездельников придает им значительность, однако, должен заметить, что у него в избытке было крепких мышц. Под напускной разболтанностью угадывалась резкая, как удар хлыста, сила.

Он сунул руки в карманы узких голубых джинсов, продефилировал к левому переднему крылу и, облокотившись на него, взглянул на меня.

— Что происходит? — спросил я.

Он пожал плечами.

— No hablo ingle’s, — ответил он.

Ну вот, еще и это. Я попытался вспомнить крохи испанского, преподававшегося в колледже, но он только таращил на меня глаза. Из-за хвоста грузовика вышел напарник. Это был толстый парень с круглым лицом и курчавыми черными волосами, свисавшими на лоб из-под сомбреро. Он кивнул мне, посмеиваясь.

— Buenos dias, sinor, — сказал он.

— Хелло, — ответил я. — Чего вы хотите?

Они переглянулись. Тощий со шрамом кивнул в сторону двери дома Кэрол. Толстый направился туда. Я последовал за ним.

— Притормози на минуту, Панчо, — сказал я.

Тощий водитель оторвался от крыла и схватил меня за руку. Я резко развернулся к нему.

— Руки прочь, сынок, — крикнул я, — или получишь в брюхо!

Я не знаю, понял ли он мои слова, но мои намерения понял. Я был слишком слаб, чтобы связываться с ним именно здесь, и, думаю, он заметил это. Догадываюсь, что не запугал его, но по каким-то, ведомым только ему причинам он в этот момент не хотел устраивать драку. Он ослабил хватку, и я движением плеч освободился. Толстый входил в дверь на кухню, и я быстрыми шагами последовал за ним. Такой оборот дела вызвал у меня желание, чтобы появились зеваки, которые к этому времени просыпались в соседних домах, однако эти двое с южной границы действовали очень напористо.

Когда я влетел на кухню, горничная стояла в стороне спиной к шкафу, сжимая в руке длинный кривой нож. Панчо, не обращая на нее внимания, направился к лестнице. Я жестами приказал горничной держаться подальше. Она кивнула, но нож из руки не выпустила. Она не выглядела напуганной и лишь приготовилась ко всему, что может случиться.

Я взглянул наверх. Там на лестнице в потоке солнечных лучей стояла Кэрол и смотрела вниз на Панчо.

— Пит, — крикнула она, когда увидела меня позади него.

Панчо не обернулся. Он продолжал подниматься вверх и что-то сказал по-испански. Кэрол немного отступила назад. Я поспешно направился к нему. Я не смог уловить, что сказал Панчо, и лишь услышал, что ответила Кэрол:

— Нет. Кто вы?

— Эй, ты! — завопил я. — Стой!

Я быстро, через две ступеньки поднимался по узкому темному пролету лестницы. Я чувствовал чью-то тень сзади и ниже меня, а лицо Кэрол, смотрящее на меня мимо Панчо, исказилось от внезапного испуга.

— Пит, сзади! — крикнула она.

Ни слова не говоря, Панчо ударил ее тыльной стороной ладони по лицу. Она упала, и я ее уже не видел. Панчо повернулся и стремительно двинулся вниз по лестнице. На долю секунды я оглянулся: в начале лестницы, выжидающе глядя вверх, стоял тощий. И в этот момент Панчо меня ударил. Я попытался прижаться к стене, но он был слишком толстый и заполнял всю ширину пролета. На плоской стене не за что было зацепиться, и я почувствовал, что неуклюже скольжу вниз, сильно ударяясь левым локтем о ступеньки, затем качусь, подталкиваемый коленями Панчо. Я катился ниже и ниже, а тощий поджидал. Когда я попытался остановиться и атаковать его, он пнул меня ногой и я отлетел на середину кухни. Из меня вышибло дух, а мой подбородок стукнулся о холодный линолеум.

Потом один из них поднял меня сзади, а другой сильно ударил в живот. Дальше я уже ничего не помнил.

Глава 3

В этот день мне явно везло на ангелов. Когда я пришел в себя, то оказалось, что моя голова лежит на коленях у Кэрол, а ее длинные прохладные пальцы поглаживают мой лоб. Рядом стояла служанка с кувшином воды. На щеке у Кэрол, там, где ее ударил толстяк, багровел синяк.

Я чувствовал себя не так уж плохо, если не считать нескольких болевших ребер, ушибленного левого колена и пары царапин на лице. Но было так приятно лежать там, где я лежал, что я не мог заставить себя подняться.

— Он не очень сильно ударил тебя? — спросил я.

— Нет, совсем не сильно. А как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, — признал я неохотно.

Она убрала свои пальцы, и мне их явно стало недоставать.

Минуту спустя я скатился с ее колен, встал сначала на четвереньки, а затем поднялся на ноги и подошел к кухонному окну. Грузовик исчез.

— Они сделали что-нибудь еще? — спросил я.

— Я не знаю, — ответила Кэрол. — Они оставили тебя на полу и ушли, а грузовик вскоре уехал.

— Они больше ничего тебе не сказали?

— Ни слова.

Служанка вылила воду в раковину.

— Что происходит, Пит? — спросила Кэрол. — Кто они такие? Что им было нужно?

Я осторожно выбрался наружу, широко распахнув дверь так, чтобы она не захлопнулась, пересек газон и заглянул в гараж. Как я и ожидал, тело исчезло. На нагретом бетоне остались слабые следы шин грузовика, но едва ли они могли что-нибудь дать. Я огляделся, но не обнаружил ничего, если не считать клочка бумаги, по-видимому, выпавшего из кабины. Я подобрал его и обнаружил на одной стороне какой-то печатный текст. Это было что-то вроде путевого листа. Обратный адрес принадлежал какому-то далекому городишке в Мексике. Выглядел он следующим образом:

«РАНЧО ДЕ ЛОС КОМПАДРЕС, ТЕКАТА, НИЖНЯЯ КАЛИФОРНИЯ».

Я перевернул листок. На чистой стороне карандашом едва различимо были записаны улица и номер. Это был адрес Кэрол Данди. Это мало что значило, если не учитывать, что кто-то умышленно выбрал этот гараж, чтобы подкинуть тело. А затем, спустя некоторое время, вернуться, чтобы его забрать. Почему?

Я сунул бумажку в карман. В этот момент мои пальцы наткнулись на две картонки, которые я нашел в мусорной корзине в комнате Бонни. Это были, как я и думал, билеты со скачек: номер 6 на третий заезд и номер 8 в шестом заезде. Они выиграли. Они были проданы в Агуа Калиенте в Тихуане в Мексике неделю тому назад, в прошлое воскресенье. Я положил их в карман и вернулся в дом.

Кэрол сидела в кресле в гостиной, сложив руки на коленях. Меня неожиданно пробрала дрожь, и я почувствовал, как на спине под тонкой гавайской рубашкой выступил холодный пот.

Она подняла руку, показывая мне хрустящие новенькие бумажки по сто долларов.

— Ведь полагается, — спросила она, — платить тому, кого нанимаешь?

Я взглянул на деньги и на телефон, стоявший на маленьком столике у входной двери, а затем опустил руку в карман и нащупал картонки, которые были куплены Бонни на скачках.

— Иногда да, иногда нет, — сказал я. — В таком случае, как этот, когда произошло убийство и все прочее, я не могу брать деньги вперед. В любой момент мне может понадобиться от них избавиться.

— Избавиться от них?

— Когда появится полиция. Я не могу оказаться в дураках с этими деньгами.

— Я понимаю, — кивнула она. — но ведь ты поможешь мне, не так ли?

— Сделаю все, что смогу, — ответил я.

И посмотрел на ее лицо, особенно миловидное в этом мягком рассеянном свете. Красное пятно почти исчезло. Это меня и беспокоило. Не было никакого смысла в том, что этот странный мексиканец вскарабкался по лестнице, ударил ее по лицу, затем повернулся и спустился вниз.

«Если только, — подумал я, — этот мексиканец не подумал, что она убила человека в гараже, и если тот был его близким другом».

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Да, я кое-что скрыла от тебя.

Я молчал, ожидая.

— Тот убитый человек в гараже… — сказала она, — я хорошо знаю, кто он.

— Понимаю.

— Это тореадор, которого звали Эль Лобо. Волк. В прошлом году, — продолжала она, — мы с Бонни ездили в Мексику. Мы там пробыли около месяца и видели почти все, включая бой быков. — Она вздрогнула. — Бонни там познакомилась с молодым тореро. Это был случай безумной любви с первого взгляда.

— С точки зрения тореро, — сказал я, припоминая внешность Золотой Девушки Бонни, — это вполне естественно.

— Я думаю, что он тоже был достаточно привлекателен. Во всяком случае, со стороны Бонни это был совершенно типичный штопор или, прошу прощения, пике.

— Пожалуй, они оба испытывали что-то подобное?

— Я вообще сомневаюсь, что он что-то чувствовал. Он был испанцем и прекрасно владел собою, и он знал, что Бонни — первоклассная девушка.

— Ну, и каков же был результат? — спросил я. — Полагаю, ты не очень поощряла этот роман.

— Я старалась делать это незаметно. Но я не была слишком старой. Я предпочитала, чтобы все шло естественным путем. Кроме того, я старалась занять ее другими делами. Мы вернулись домой, как и планировали, и она больше никогда не вспоминала Эль Лобо — по крайней мере, до недавнего времени.

— А что случилось недавно?

— Это произошло примерно месяц назад. Я обнаружила конверт, адресованный Бонни из отеля в Тихуане. На нем не было имени отправителя, но это было письмо от Эль Лобо. Я узнала его почерк. Вначале, еще в Мексике, Бонни показывала мне его записки — весьма цветистые и довольно слащавые.

Я молчал. Это была ее история.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты пришел к мысли, — заметила она, — что я имела обыкновение рыться в вещах Бонни. Я нашла этот конверт случайно там, где она его бросила. Письма в нем не было.

— Ты спросила ее об этом?

— Да. Мне стыдно говорить, но между нами произошло что-то вроде ссоры.

— По поводу секретной переписки с Эль Лобо?

— О нет. Меня совершенно не волнуют несколько любовных писем. Девушка, которая не пишет — и не получает — любовных писем, просто больная. Меня взволновало то, что Бонни несколько раз ездила в Тихуану.

— Ты знала, что она туда собирается?

— О да. Она мне сказала. Я согласилась. Она собиралась ехать не одна — со своими друзьями, одной парой постарше. Я имею в виду, старше Бонни.

— Итак, ты предположила, что она тайком встречалась с Эль Лобо.

— Да, это пришло мне в голову.

— И вы поссорились.

— Да.

— И кто победил?

— А кто всегда побеждает? В конце концов я заставила ее пообещать, что она больше не поедет в Тихуану до тех пор, пока я сама не смогу поехать с ней. Кроме того, у меня был длинный разговор с Гретхен Уайли, женщиной из той супружеской четы, которая сопровождала ее в Тихуане. Она согласилась со мной, что экскурсии Бонни должны быть прекращены. После этого Бонни перестала разговаривать со мной, за исключением тех случаев, когда это было абсолютно необходимо. Я выиграла сражение, но потеряла друга.

Я размышлял.

— Какова была твоя первая реакция, когда ты увидела Эль Лобо в гараже? — спросил я. — Я имею в виду, после того как прошел первый шок. Что ты подумала о том, как все это произошло?

— Ну, я подумала, что он так безумно хотел встретиться с Бонни, что каким-то образом пересек границу и очутился здесь и кто-то убил его.

— И оставил в гараже, как предупреждение для Бонни?

— Я не знаю, Пит. Я действительно не знаю.

— Ты не узнала того толстого парня, который тебя ударил?

— Никогда в жизни его не видела.

— Я слышал, как он что-то сказал перед тем, как ударить тебя. Ты поняла, что он сказал?

— Нет. Он говорил так быстро…

— Есть здесь кто-нибудь, кто ненавидел бы тебя — или Бонни — до такой степени, чтобы попытаться замазать вас в убийстве?

Она вздрогнула.

— Не могу себе представить, чтобы кто-то мог это сделать. У нас нет таких врагов.

Я сделал пару кругов по комнате и подумал о Золотой Девушке.

— Ты думаешь, что дело обстоит именно таким образом? — спросила она. — Что это была своего рода ловушка?

— Не знаю. Просто думаю вслух — все выглядит так, словно кто-то убил Эль Лобо, принес его к вам, а потом, когда обнаружил, что это не сработало, вернулся, чтобы забрать тело. Может быть, они собираются подложить его еще куда-нибудь?

Она снова вздрогнула.

— Надеюсь, что в землю.

Прозвучало это очень хладнокровно, но я не придал значения.

— Ты не думаешь, что следовало бы сообщить в полицию, чтобы они обнаружили грузовик? — спросила Кэрол.

Я как раз над этим размышлял. Пожалуй, именно так и надо было сделать. Я и собирался. Но теперь, чем больше я над этим думал, тем более неуверенно себя чувствовал. Судя по всему, Бонни могла оказаться замешанной в это дело по самые свои чудесные ушки, и следовало, по крайней мере, предупредить ее. Кроме того, нужно было думать и о самой Кэрол.

— Пожалуй, тебе неплохо исчезнуть на несколько дней, — сказал я. — Ты немного нервничаешь?

— Я напугана, Пит. Я действительно напугана.

Я поднял телефонную трубку, позвонил домой и подождал, правда, не очень долго. К телефону подошла Дженни. Я поздоровался и затаил дыхание, чувствуя, что в любой момент может вспыхнуть ссора.

Немного погодя Дженни сказала:

— Я очень сожалею о том, что произошло сегодня утром.

— Забудем об этом, — сказал я. — Мне придется еще задержаться в Санта-Анита.

— Ты там работаешь?

— Да. Хочешь помочь?

— Разве я когда-нибудь этого не делала?

— Буду тебе очень признателен, если ты съездишь на некоторое время в наше местечко на пляже.

— Да?..

— И составишь компанию одной нервной леди.

— Кому?

— Миссис Кэрол Данди, — сказал я.

— О, — протянула она.

Для споров и объяснений не было времени. Я громко поцеловал ее в трубку и добавил:

— Постарайся сделать это как можно скорее, хорошо? — и отключился.

— Все сделано, — я написал адрес. — Вот место, где вы будете в безопасности, и там вам будет удобно. Там же будет и моя жена. Ее зовут Дженни, и она очень хорошо разбирается в таких вещах.

Я написал записку, надеясь, что Дженни выполнит все, что там перечислено, и не обидится еще раз, хотя и боялся, что это может случиться. «Наше местечко на пляже», которое я упомянул, было кодовым названием, а не нашим собственным местечком. Это был мотель на автостраде, которым заправляла крутая матрона по имени Мамаша Фразелини. У нас с Дженни остались очень теплые и счастливые воспоминания об этом месте со времен нашего первого знакомства, и мы время от времени использовали его, когда хотели позабыть про дела и не могли позволить себе уехать достаточно далеко. Там для нас всегда было место. Я не знаю, как Мамаша Фразелини умудрялась это устраивать.

В этом месте не было ничего особенного, если не считать саму хозяйку. Она не держала никакого кафе или каких-либо подобных глупостей, но у нее была ее собственная большая итальянская кухня, и она там украдкой готовила всякие вкусные вещи. Когда мы с Дженни уставали после длительной прогулки, или по более интимным причинам нам не хотелось одеваться и спускаться вниз, достаточно было постучать в дверь и на пороге появлялась Мамаша с пиццей и горшком кипящего густого супа — минестроне.

— Кушать! Кушать! — обычно подгоняла она. — Вы должны поддерживать свои силы.

Мы так никогда и не поняли, почему она приняла нас под свое крыло, но мы и не спрашивали. Нам это просто нравилось, и мы поддерживали свои силы. Я не стал обсуждать всех деталей с Кэрол, но она, казалось, поверила мне на слово.

— Я сделаю так, как ты скажешь, Пит, — сказала она, и ее удивительные глаза задержались на мне.

— Как ты сама думаешь, — спросил я, — Бонни сдержала обещание больше не ездить в Тихуану?

— Да. Она никогда открыто мне не лгала.

Я вытащил два билета на скачки в Агуа Калиенте и рассказал, где я их нашел.

— В отличие от тебя я очень люблю рыться в чужих вещах.

Рот ее задрожал, и она закрыла лицо руками.

— О, Боже! Пожалуйста, найди Бонни.

Я слегка потрепал ее по плечу.

— Я уже занимаюсь этим, так что постарайся не расстраиваться.

Уже возле двери я услышал:

— Пит…

Я оглянулся. Снова на меня смотрели эти удивительные глаза. Даже через комнату она могла сделать со мной что угодно.

— Не помню, чтобы ты говорил мне, что женат, — сказала она.

— А я не помню, чтобы ты спрашивала. Пока.

Я вышел, сел в машину и отправился в сторону побережья.

Глава 4

День был словно создан для прогулок, и все — со своими детьми — гуляли. Несмотря на это, выйдя из машины, я потратил не больше пяти минут, чтобы отыскать Бонни Данди. Она возлежала на песке, достаточно далеко от полосы прибоя. Я нашел ее по шляпе с цветами, которую она укрепила на конце шеста, как флаг.

Она лежала, вытянувшись, рядом со своей приятельницей, темноволосой, экзотического вида девушкой, длинной, свободно скроенной, в самом крошечном бикини. Та заметила меня первой и окинула ничего не выражавшим взглядом. У нее был болезненный вид и впалые щеки, такие популярные среди кинозвезд несколько лет назад. Я прикинул ее возраст — лет двадцать пять-двадцать шесть, но может быть, и больше. Я потратил на нее неотразимую, как мне хотелось бы думать, улыбку, но она просто смотрела на меня, а потом сказала:

— Бонни, похоже, к тебе гости.

Бонни быстро взглянула на меня, и ее лицо засияло, как праздничный фейерверк в День 4 июля.

— Это мистер Шофилд! — радостно воскликнула она, прыжком поднимаясь на ноги.

— Привет, Бонни, — кивнул я.

— Вы нашли меня! — сказала она.

— Ну да.

— Здорово!

На этом сцена приветствия и обмен репликами закончились.

— Ну, — сказала она немного погодя, — садитесь, мистер Шофилд. Гретхен — миссис Уайли — это мистер Шофилд.

Миссис Уайли вновь окинула меня взглядом. Я опять улыбнулся ей, но она уже смотрела куда-то мимо.

У меня есть некоторое предубеждение против того, чтобы сидеть на песке одетым. К тому же было жарко и кругом полно людей. Пот катился у меня за ушами, затуманивал стекла очков, и пару минут я баловался мыслью — а не бросить ли мне Золотую Девушку и не пойти куда-нибудь с ее хорошенькой опекуншей. Даже когда Бонни уселась рядом со мной, повернулась спиной к миссис Уайли и обратила на меня все свое внимание, мне было неуютно. Окружающая обстановка просто не соответствовала тому, что мне предстояло ей сказать.

Спустя некоторое время Бонни либо почувствовала мои проблемы, либо заскучала.

— Не хотите искупаться, мистер Шофилд? — спросила она.

— Конечно, хочу, — сказал я, — но я забыл захватить плавки.

Палец ее ноги выписывал иероглифы на песке.

— Я знаю место, — мягко сказала она, — где вам плавки не понадобятся.

Пришлось притвориться, что я задумался над этим.

— Подходит, — согласился я. — Мы можем поговорить тет-а-тет?

— Конечно! Мы с мистером Шофилдом идем на прогулку, — сообщила она Гретхен Уайли.

— Желаю хорошо провести время, — ответила та.

И мы зашагали по пляжу на северо-запад. Прибой плескался у ее ног, песок сыпался мне в туфли. Три миллиона человек заполняли пространство, на котором и десяток показался бы толпой.

По-моему, мы прошагали полмили. Я уже давно снял туфли и носки и закатал штанины. Мы зашли в воду, чтобы обогнуть пару прибрежных скал, и за ними, конечно же, открылась пустынная бухта, невидимая с пляжа, откуда мы пришли, и с шоссе наверху.

Я отряхнул мокрые штанины и облокотился о скалу.

— Никогда не знал, что здесь такое место, — сказал я.

— Не хотите искупаться, мистер Шофилд, — снова спросила Бонни, — или у вас есть что мне сказать?

Ее круглые карие глаза были широко раскрыты в ожидании. Я ничего не смог прочесть на ее лице. Оно было не для того, чтобы по нему читать, — просто чтобы смотреть, как на картину.

— Собственно, — начал я, — кое-что я должен тебе сказать. Может, для тебя это будет шоком.

Она что-то вывела пальцем ноги на песке.

— Ну что ж, я теперь взрослая девушка, — сказала она. — Говорите прямо.

И я рассказал ей, стараясь покороче и как можно мягче. Это не заняло много времени.

— Мать — я имею в виду Кэрол — очень хочет тебя видеть.

Она ничего не ответила. Долгое время она стояла совершенно неподвижно. Ее глаза смотрели на меня, но видели что-то другое. Это пугало. Наконец она повернулась и зашагала к воде. Она стояла ко мне спиной, прибой плескался у ее ног, и вся она была освещена солнцем. Затем она вошла в воду и пошла прямо, не оглядываясь. Ее стройные красивые бедра отливали золотом. Она была так чертовски живописна, что у меня напрочь исчезли все мысли. Довольно долго я даже не дышал. Она была уже в тридцати-сорока ярдах от берега и плыла длинными, правильными гребками, когда я сообразил, что она уплывает в море, словно человек, у которого серьезное свидание на острове Каталина.

Я стянул рубашку и скинул брюки. Вода была холодная, как мартини, но спокойная. Хотя свой значок спасателя я заработал довольно давно, но я знал, как надо плавать по-настоящему. Когда я выбрался из полосы водорослей и всякого плавающего мусора, она все еще была далеко от меня и, казалось, уже на полпути к Гавайям. Знаю, нужно было позвать на помощь, но я боялся сбить дыхание. Может быть, ее заметят с основного пляжа.

Я начал быстрым кролем, который мне хорошо удавался еще в старших классах. Будь там волны, я бы никуда не доплыл, но мне везло, да и отлив помогал. Конечно, и ей тоже. Я делал тридцать ярдов за хорошее время, но когда я снова взглянул, она все еще удалялась. Мои легкие закипали, и я перешел на брасс, чтобы отдохнуть.

«Она, наверное, уже в полумиле от берега!» — подумал я. Теперь ее должны были заметить.

Но когда я в высшей точке следующего гребка оглядел море, никакой помощи в поле зрения не было. К этому моменту я не смог бы ее позвать, даже если бы пришлось. И я снова поплыл кролем, зато когда взглянул в следующий раз, то увидел, что нагоняю ее. Она перестала грести и замерла на воде; ее длинные волосы облепили лицо.

Я уже шел на втором дыхании, но мои руки и плечи налились тяжестью, и росло стеснение в груди. Она глядела в открытое море. Чтобы не испугать ее, я осторожно плавал рядом, пока мы не оказались друг против друга. На ее лице сверкали капли воды, а может быть, слезы; ее мокрые каштановые волосы завитками липли к лицу. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. У меня было что сказать ей, но я не мог перевести дух.

Мне с трудом удалось вдохнуть.

— Слушай, Бонни Данди, ты с ума сошла?

Она закрыла глаза. Накатила невысокая волна, голова ее приподнялась на гребне и снова улеглась на тихой воде.

— Вам не следовало это делать, мистер Шофилд, — сказала она грустно. — Вы просто доставите всем массу неприятностей.

— Почему? — спросил я. — Ты мне скажешь почему?

Она снова закрыла глаза и покачала головой. Ее лицо опустилось, и она начала погружаться вниз. Я обхватил ее рукой, приподнял подбородок и вернул на поверхность.

— Ну-ну, малышка, — сказал я. — Не сдавайся. Давай-ка легко и весело поплывем назад.

— Мистер Шофилд…

— Да, Бонни.

— На чьей вы стороне?

— На твоей.

— Честно?

— Честнее быть не может.

Она посмотрела в сторону пляжа.

— Я не знаю, смогу ли…

— Конечно, сможешь. Просто ложись на воду и клади руки мне на плечи — вот и молодец.

Она послушалась, я поплыл брассом, мы отправились в обратный путь. Мне пришлось останавливаться и отдыхать через очень короткие промежутки. Спустя некоторое время она отпустила меня и поплыла рядом. Мы плыли очень долго, пока не достигли берега. Мои ноги тряслись, как у мокрой собаки, когда я помогал ей выбраться из воды. С минуту она постояла, вцепившись в меня и тяжело дыша.

— Спасибо, мистер Шофилд.

— Все в порядке. Беги назад к подруге. Я оденусь и через минуту увидимся.

Она все стояла, и глаза на ее мокром лице пристально смотрели на меня, пока я не начал одевать ботинки. Затем она повернулась, нетвердо зашагала прочь и скрылась из виду.

Когда я оделся и вернулся к тому месту, где нашел ее, она лежала, положив голову на руки, а Гретхен Уайли гладила ей спину и тихо что-то говорила. Я сел напротив миссис Уайли, и она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом.

— Далеко вы заплыли.

— Не очень, — отмахнулся я.

Она поежилась.

— Там акулы.

— Акулы везде, — сказал я. — Как Бонни?

Бонни повернула голову и искоса взглянула на меня.

К ее лицу прилип песок, и я его легонько отряхнул. Она улыбнулась.

— Привет, мистер Шофилд.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.

— Хорошо.

Я посмотрел на Гретхен Уайли.

— Время пить кофе, — предложила она.

— Есть где-нибудь место?..

— Мы можем пойти к нам в хижину, — заметила она. — Я имею в виду дом.

— У меня машина на стоянке.

— Это хорошо, — сказала она.

Мы начали собирать вещи. Большая шляпа Бонни упала с шеста, и кто-то на нее наступил. Часть цветов оторвалась. Я поднял их и прикрепил поверх шляпы. Отыскал тот жакет, который был на ней, подобрал ее большую вместительную сумку. Гретхен отряхнула два больших пляжных полотенца. Я нагрузил ее вещами Бонни, и она умудрилась все это ухватить.

Поднявшись на ноги, Бонни шла нормально. Но на заднем сиденье машины она легла, положив голову на колени Гретхен Уайли. Я не имел представления, насколько ее состояние объяснялось просто усталостью, а насколько это было искреннее потрясение из-за гибели Эль Лобо.

«Хижина» Уайли оказалась пляжным домиком, размером в полтора гаража для легкового автомобиля, стоящим в стороне от дороги в узком каньоне. Домик стоял более или менее одиноко. Вокруг был двор, заросший сорняком, окружавшим расколотые, хаотично набросанные плиты. Не было ни въезда, ни гаража, и «ягуар» Бонни стоял на траве возле дома. По другую сторону дома стоял старый, полуразвалившийся автомобиль, ветхий и без крыши, и сверкающий белый «тандерберд». Это не казалось несовместимым. В Калифорнии вы можете жить в пещере, но у вас должна быть машина, желательно на каждого члена семьи старше шестнадцати. С мимолетным любопытством я заметил, что мы оказались в тупике, выезда в конце каньона не было.

Я притормозил позади «ягуара». Из хижины доносились звуки гитары. Я чувствовал себя очень подавленным. Бонни Данди просто не вписывалась в эту обстановку. Интересно, видела ли Кэрол это владение Уайли.

Гретхен, нагруженная пляжным барахлом, пошла впереди нас. Помогая Бонни выйти из машины, я спросил ее, есть ли здесь еще какое-нибудь место, куда мы могли бы пойти. Она посмотрела на меня своими большими карими глазами и отрицательно покачала головой.

— Нет, Гретхен моя единственная подруга.

Я последовал за ней по двум просевшим ступенькам и через низкий порог. Она вошла, а я заколебался. Выглянула Гретхен.

— Заходите в дом, — сказала она, толкнув бедром сетчатую дверь, и я вошел в славный городок Гэйтсвил, США.

Комната была размером примерно десять на двенадцать футов. Окон не было. Стены черные, покрытые написанными цветными мелками фресками. Они выглядели так, словно их рисовал Эль Греко во время своих кошмаров. Я хочу сказать, они были чудовищны. Возле одной стены стояла тахта, еще была пара складных стульев, таких, которые приносят для похорон или вечеринки в саду. Посреди комнаты стояла ванна на коротких кривых ножках. Она никак не была соединена с водопроводом.

В ванне сидел молодой мужчина. На нем были плавки и шляпа-котелок, он играл на гитаре, и глаза его были закрыты. Изо рта у него торчало что-то похожее на давно погасшую самокрутку. Запах, однако, вовсе не выветрился. Это был запах паленого сена. Марихуана.

Гретхен свалила свой груз на тахту. Бонни села на один из складных стульев, запрокинув голову назад, так, что ее золотисто-каштановые волосы с блестками песчинок ниспадали каскадом.

— Это Джордж, — Гретхен кивнула на ванну. — Джордж Уайли. Джордж, это мистер Шофилд.

— Зовите меня Пит, — сказал я.

— Джордж, это Пит.

Джордж повернул голову и открыл один глаз. Бренчание прервалось. Он помигал глазом, закрыл его и продолжил игру. Потом, едва слышно, он сказал:

— Привет, Пит.

— Привет, Джордж, — сказал я.

— Джордж — художник, — сказала Гретхен.

Я посмотрел на причудливые фрески.

— Я вижу.

— Ты бы сняла мокрое, Бонни, — сказала Гретхен.

Бонни, словно в трансе, встала, ослабила что-то за спиной на своем купальном костюме и стянула его прямо там, где стояла. Тем временем Гретхен сняла верх своего бикини и начала стягивать трусики. Я старался смотреть на Джорджа, но это было довольно удручающее зрелище. Он был сложен наподобие пирамиды — маленькая голова на сухой, костлявой шее. У него, в общим-то, не было бороды, но на лице и сзади на шее щетиной торчали прямые короткие волосы.

— Тебе бы надо принять душ, дорогая, — сказала Гретхен.

Бонни согласно кивнула и удалилась через занавешенный дверной проем в одной из стен.

— Кофе, — сказала Гретхен.

Она обошла ванну и уселась на край спиной ко мне и Джорджу. Из шкафчика она достала плитку, алюминиевый кофейник, банку кофе и ложку. Неожиданно музыка стихла.

— Ты сыплешь песок на инструмент, — строго сказал Джордж.

— Извини, — Гретхен встала.

Она с кофейником опять обошла ванну, а Джордж одним глазом наблюдал за каждым ее шагом. Я пришел к выводу, что он никогда не спал сразу с обеими. При объективном рассмотрении Гретхен выглядела вовсе неплохо. Она была худа, но хорошо сложена. У нее были длинные ноги, и она двигалась как танцовщица, никогда не теряя равновесия. Неся кофейник, она зашла в ванную комнату, а Джордж медленно опустил голову и отряхнул песок с гитары. Затем, словно с трудом вспомнив, он посмотрел на меня этим своим глазом.

— Ты — Пит? — спросил он.

— Я, — сказал я.

— Ты друг Гретхен?

— Я друг всех, — кивнул я.

Он усмехнулся и побренчал по струнам.

— Славный Пит, — сказал он.

Я молчал. К этому моменту они меня уже здорово достали, и я не хотел наделать ошибок. Вернулась Гретхен с кофейником, и Джордж снова уставил на нее свой глаз. На этот раз он отложил гитару и сосредоточился на Гретхен.

— Мистер Шофилд, — пропела Бонни.

— Она хочет поговорить с вами, — сказала Гретхен.

— В той комнате?

— Да, она там.

Я посмотрел на Джорджа, который был занят тем, что смотрел на Гретхен, затем отодвинул штору и вошел в ванную.

Там была кабинка-душевая, и Бонни изрядно ее наполнила паром. Брызги разлетались по полу, брызги летели из-под пластиковой занавески, которая дрожала и трепыхалась в потоке воздуха.

— Мистер Шофилд? — сказала Бонни из душа.

— Я здесь, — прокричал я.

— О, черт!

— В чем дело?

— Да оставила вещи в машине.

— Я принесу.

— Они в сумке на заднем сиденье.

Это было спасение — сбежать из парной. Я проскользнул обратно за штору. В гостиной кофейник кипел, как сумасшедший, а Гретхен с Джорджем были увлеченно заняты делом на тахте.

Я пошел к «ягуару» и отыскал сумку за передним сиденьем. Вытащил ее и пошел обратно к дому. Но тут я поставил сумку и быстро вернулся к машине. Я еще раз осмотрел заднее сиденье. Это была дорогая машина, красиво отделанная внутри, и Бонни хорошо о ней заботилась. Никакого мусора на полу, никаких пятен на обивке — за исключением размазанного пятна на одной стороне сиденья.

Оно было не очень большим и выглядело так, будто кто-то пролил немного кетчупа или горчицы и пытался вытереть, но уже после того, как они затекли в щель между сиденьем и спинкой. Я наклонился и исследовал пятно вблизи. Оно высохло и слегка крошилось. Цвет был бурый. Я понюхал — оно ничем особо не пахло.

Забрав сумку, я вернулся в дом. Гретхен с Джорджем все еще были заняты. Я решительно направлялся к ванной комнате, когда Гретхен заговорила.

— Пит, выключи кофе, а?

Пришлось пробраться между кроватью и ванной и выдернуть шнур плитки из розетки. Я шел обратно, когда Джордж обратил ко мне свою довольную одноглазую физиономию. Мимоходом я похлопал его по плечу. Он был славным парнем. На нем все еще был тот дурацкий котелок.

Я занес сумку в душевую. Бонни стояла там, завернувшись по пояс в банное полотенце.

— Вот здорово, спасибо, — сказала она.

— Не стоит благодарности.

Она подала мне полотенце и повернулась спиной. Я начал ее вытирать. На полпути вниз по спине я овладел собой, нежно развернул ее, вручил ей полотенце и вытер руки. Она посмотрела на меня так, словно я дал ей пощечину.

— Ну, мистер Шофилд, что я сделала?

— Ничего, милая. Извини, если я был груб. Теперь одевайся как большая девочка, а я подожду снаружи, и мы можем поговорить о том, как кровь попала на заднее сиденье твоего «ягуара».

Она кивнула.

— Конечно. Хорошо.

Я вышел наружу и сел на просевший порог. Я сидел там меньше минуты, когда сетчатая дверь отворилась и появилась Бонни. На ней было легкое летнее платье, не застегнутое на спине. Кроме бюстгальтера, другой одежды под платьем не было. В одной руке она несла трусики, в другой — носки итуфли.

— Что вы говорили, мистер Шофилд, насчет крови?

Наконец-то мне удалось заставить ее быть серьезной и вполне внимательной.

Глава 5

Она поставила туфли и сунула ноги в трусики. Она все время смотрела на меня и чуть при этом не упала. Я поддержал ее за руку, пока она натягивала трусики на свои роскошные золотистые бедра. Она повернулась спиной, и я застегнул ее платье. Затем она села на порожек, чтобы одеть носки и туфли.

— На заднем сиденье твоей машины, — сказал я, — кровь.

— Моей машины?

— Бонни, постарайся сосредоточиться! Что ты делала вчера?

— Весь вчерашний день?

— С того момента, как вышла из дома.

— О-о! Ну, я поехала на пляж. Приехала туда около девяти.

— Не одиноко ли на пляже в девять утра?

— Мне это нравится. Кроме того, всегда можно найти место для стоянки, понимаете?

— Хорошо, продолжай.

— Я просто была на пляже, а потом приехала Гретхен…

— В какое время?

— Дайте вспомнить, это было после обеда…

— Хорошо, что вы делали дальше?

— Мы просто дурачились на пляже.

— До конца дня?

— Примерно до шести.

— И твоя машина все это время стояла на том же месте?

— Думаю, да. Она была там, когда мы решили уехать.

— Ладно. Ты уехала с пляжа в шесть часов. Миссис Уайли уехала вместе с тобой?

— Да. Мы всегда уезжаем вместе, но по утрам она не всегда может приезжать так рано.

— Почему? У нее есть работа или что-нибудь еще?

— Ну, она домохозяйка вообще-то!

— О, конечно, я забыл. Джордж когда-нибудь ездит на пляж с вами?

— Нет, Джордж не выносит солнца.

Я вспомнил черные стены и фрески.

— Возвращаясь к теме, — сказал я, — куда вы пошли после пляжа?

— Ну, мы приехали сюда, приняли душ и оделись. Потом мы поехали в ресторан «Спортсмен лодж». Поужинать.

— Ты, Гретхен и Джордж?

— Нет, только Гретхен и я. Джордж не терпит рестораны.

— Джордж так и живет в ванне?

— Большую часть времени — да.

— Ты поехала на «ягуаре» в «Спортсмен лодж»?

— Нет, мы поехали на машине Гретхен. «Тандерберд».

— «Ягуар» остался здесь?

— Да.

— Сколько вы отсутствовали?

— Ну, мы вернулись около часа ночи.

— Тебя не было, получается, как минимум пять часов.

— Я думаю, так.

— «Ягуар» был закрыт?

— Нет… Я никогда его не закрываю.

— Понимаю. Итак, любой мог прийти и воспользоваться твоей машиной без всяких проблем.

— Наверное. Но никто никогда так не делал.

— До прошлой ночи.

Она ничего не сказала. Она выглядела унылой, словно уже не могла переваривать вопросы.

— А Джордж? — спросил я. — Он мог воспользоваться машиной?

— О, только не Джордж! Он…

— Не говори мне, что он терпеть не мажет машины, — сказал я.

— Нет! Он любит машины. Но не дорогие. Он даже не поедет в моей машине или в машине Гретхен.

— Хорошо, если Джордж был здесь весь вечер и если кто-то пришел и уехал на «ягуаре», Джордж бы это заметил, не так ли?

— Наверное.

— Но когда вы вернулись из ресторана, он ведь ничего об этом не сказал?

— Нет. Но Джордж…

— Не говори мне, что Джордж не любит разговаривать.

— Это правда.

— Что-нибудь необычное произошло, пока вы были в ресторане? Например, телефонные звонки, что-нибудь в этом роде.

Она задумалась.

— Звонили Гретхен.

— Она сказала тебе, кто звонил?

— Нет.

— Она долго отсутствовала?

— Довольно долго.

— Но ты не знаешь, кто звонил?

— Нет, не знаю.

Позади нас вновь раздались звуки гитары. Сетка-дверь распахнулась, и вышла Гретхен, протягивая нам кофе в двух пластмассовых чашках. Она надела другое бикини и привела волосы в порядок. Сойдя вниз, на сухую, хилую траву, прошлась вокруг. Когда мы допили, она собрала пустые чашки и унесла их в дом.

Я услышал, как она сказала твердо:

— Нет, Джордж.

И минуту спустя:

— Иди, Джордж, покури еще.

— Ты балуешься этим? — спросил я Бонни.

— Нет, — покачала она головой.

— Но тебя не волнует, если это делает Джордж?

— Нет. Я стараюсь заниматься своими делами, мистер Шофилд.

Очень умно. К сожалению, я еще не закончил с вопросами.

— Ты случайно не знаешь двух мексиканцев, — спросил я, — у которых есть старый грузовик? Один из них такой толстый, а другой помоложе, со шрамом на лице?

— Я знаю многих мексиканцев, — сказала она.

— Таких, как Эль Лобо?

Она посмотрела на меня, на другую сторону улицы и, наконец, на свои туфли. Мы пришли к финишу.

— Я не хочу говорить об Эль Лобо.

Ладно, что есть, то есть, и я решил не давить на нее пока, так как это сумасшедшее дело мне начало надоедать. Все, что я хотел, это вернуться к Кэрол и подать в отставку. И поехать домой к Дженни. Я встал, потянулся и вытряхнул песок из волос.

— Мы не будем говорить сейчас об этом, — сказал я. — Что ты скажешь, если мы поедем к Кэрол, хорошо поужинаем и ляжем пораньше спать?

— Этого я тоже не хочу, — сказала она.

— Бонни…

Но урок закончился. Беззаботное, ребяческое поведение было только частью ее натуры. У девчонки были свои понятия и достаточно характера, чтобы поступать соответственно.

— Хорошо, я просто скажу Кэрол, что у тебя все в порядке, — предложил я.

— Хорошо, — кивнула она. — Давайте.

Гретхен подошла к дверям и выглянула наружу.

— Спасибо за кофе, — сказал я.

Она сделала знак рукой, ладошкой ко мне, означающий — не стоит благодарности. Я пошел к машине и завел мотор. Когда я выруливал на дорогу, направляясь к шоссе, Гретхен спустилась вниз, и они с Бонни подошли к «ягуару». Они открыли дверцы и заглянули внутрь, но, похоже, не собирались куда-либо ехать.

Я надеялся, что они никуда не поедут, пока я смогу навести где можно справки. Та семейно-счастливая домашняя сцена, которую я наблюдал — и в которой участвовал, — была обманом. В действительности, вокруг меня было горячо, как на жертвенном костре.

Во-первых, где-то тряслось в кузове мексиканского грузовика тело Эль Лобо, о котором я еще не сообщил в полицию. Чем дольше я тянул, тем затруднительнее это могло оказаться. Наступит момент, когда не будет смысла вообще извещать полицию; но все будет зависеть от того, куда должно деваться тело. Если они заберут его в Мексику, все может стать проще — по мою сторону границы. По другую сторону — кто знает?

Во-вторых, Бонни Данди влипла во что-то серьезное, а она была моей подзащитной, и она только что посоветовала мне не лезть в их дела. Я был бы не против не лезть, но тогда как я объясню все Кэрол Данди, моей клиентке?

В-третьих, Дженни Шофилд, моя жена, сидела у Мамаши Фразелини.

На шоссе я нашел придорожную телефонную будку в полутора кварталах от дороги в каньон, которая шла мимо дома Уайли. Я вошел в будку и набрал, насколько помнил, номер Мамашиного заведения. Он оказался неправильным, и пришлось покопаться в книге. Я набрал снова, и Мама ответила.

— Привет, Мама, — сказал я, — это Пит…

— Слушай, ты, — загремела она. — Твоя бедная жена сидит тут и кусает пальцы — почему ты не заботишься о бедной бамбино…

— Слушай, Мама, — попросил я, — просто дай ей трубку, ладно?

— Угу, — буркнула она и ушла.

Дженни подошла быстро. Наверно, она сидела у Мамы на кухне, может, даже рыдала у Мамы на коленях. Голос у нее был напряженным.

— Ну, давай, — начала она. — Скажи мне что-нибудь.

— М-м… как ты?

— Просто здорово.

— Извини за задержку и прочее. Был, вообще-то, занят.

— Угу, — сказала она.

— Э… Миссис Данди там?

— Та блондинка? Да. Она в своем номере — отдыхает.

— Ты сделаешь кое-что для меня?

— Пока не знаю.

— Скажи ей, этой блондинке, что Бонни в порядке и я присматриваю за ней.

— Кто такая Бонни?

— Нет времени объяснять. Я буду держать связь.

— Слушай…

Вверху на выезде из каньона небесно-голубой «ягуар» застыл на повороте, ожидая просвета в потоке машин на шоссе.

— Больше нет времени, — бросил я. — Сделай это, хорошо? Ради старой дружбы?

— Пит…

«Ягуар» нашел просвет, пересек несколько полос и свернул на юг к Санта-Монике.

— Бонни только-только стартует, — сказал я в трубку, — направляется на юг. Пока, малышка.

— Питер Шоф…

Я повесил трубку и вышел из будки. Моя машина стояла у обочины в нескольких ярдах. Пока я дошел до нее, «ягуар» исчез в сверкающих километрах стали и хрома, простиравшихся в южном направлении, насколько видит глаз. Однако, если рассчитывать, что я смогу ее отыскать в самом ближайшем времени, сильное движение было на руку. Другим благоприятным фактором было то, что «ягуар» нетрудно будет обнаружить среди тысяч шедевров Детройта.

Но только через час и тридцать миль пути я, наконец, нагнал Бонни Данди.

Глава 6

Гретхен была с ней. В четыре тридцать пополудни они двигались через Ньюпорт Бич, не превышая ограничения скорости, но и не плетясь. Бонни сидела за рулем, и вела она хорошо. «Ягуар» мягко притормаживал, мягко набирал скорость и выбирал оптимальные кривые. Я был в четверти мили и на дюжину машин позади, когда они остановились при въезде на окраине Корона дель Мар. В этой точке, поскольку ответвлений от шоссе было немного, у меня появилась надежда, что они проедут до Сан-Диего.

В Лагуна Бич движение было черепашьим, но они прилично нагнали время на отрезке до Капистрано и к тому моменту, как выбрались на фривей, шли с очень неплохой скоростью. Поток машин стал реже, и мне пришлось отстать на целых полмили. Я терял их при обгонах и снова находил на прямой.

Желудок у меня сводило от голода, а голова пухла от вопросов. Что происходило между Бонни и Кэрол? Должно быть, нечто большее, чем просто разногласия из-за любовной связи. Бонни, похоже, не была сражена смертью Эль Лобо — у меня было чувство, что ее попытка утопиться была фальшью — но кто мог знать, что у нее в голове. Как в эту картину вписывалась Гретхен Уайли? Кто был лидером здесь — Бонни или Гретхен? А может, Джордж? Нет, не Джордж. Где Гретхен взяла денег, чтобы купить и содержать свой «тандерберд»? А если у нее есть средства, почему она живет в унылом каньоне в хижине с таким сумасшедшим и нищим битником, как Джордж? И что Кэрол знает обо всем этом?

Мы проехали через Дель Мар и поднялись наверх к парку секвой Торри. На объездной дороге у Ла Джолла они вышли на шоссе и устремились к Сан-Диего. Я потерял их на короткое время в бетонных ущельях авиационных заводов, затем отыскал в окрестностях Сити Холл, как раз вовремя, чтобы заметить их встающими в очередь на паром в Коронадо.

Движение шло с моей стороны. Я остановился у светофора напротив паромной переправы как раз, когда «ягуар» вкатывался на паром, и когда свет сменился, я оказался вторым в очереди на следующий. Эти плоскодонные суда следовали друг за другом, встречаясь на середине пролива, и я высчитал, что прибуду в Коронадо всего на три-четыре минуты позднее. Я надеялся, что скоро они сделают еще одну остановку для отдыха. У меня ничего не было в желудке еще с тех мартини предыдущим вечером, не считая кофе у Гретхен, и я чувствовал, как у меня образовывались язвы, пока я ждал.

Я выстрадал недолгую поездку на пароме и начал искать их на Оранж Авеню в Коронадо. Боковые улицы исследовать не стал, а продолжал двигаться туда, куда, как я надеялся, они направлялись. Но я не увидел их, пока не выехал на Сильвер Стрэнд, уже на полпути к Империал Бич, последнему мало-мальски населенному месту к северу от Тихуаны. Тут уже легко было держать их в поле зрения.

Пока мы приближались к границе, у меня возник еще один вопрос. Пересечение границы между Мексикой и США несовершеннолетними без сопровождения недавно стало считаться нежелательным. Сейчас, конечно, Бонни ехала с Гретхен. Это дало мне повод поразмышлять, была ли Гретхен компаньонкой или просто сопровождающей для безопасности. Я надеялся, что одна из них или обе вспомнят, что надо закрыть пятно на заднем сиденье.

Мне не стоило беспокоиться. Когда они подъехали к контрольному посту на американской стороне, где обычно машины заставляют выстраиваться в один ряд, девушки просто помахали дежурному офицеру, тот помахал в ответ, и они поехали дальше, в Мексику.

Движение через границу было приличным, и когда я миновал мексиканский пропускной пункт, то снова потерял «ягуар». Это не особенно меня беспокоило. Я знал, что они были в Байя Калифорния, а там трудно заблудиться, пока ты на машине. Там очень немного мест, куда машина могла бы проехать.

По крайней мере, так я предполагал.

В центре Тихуаны все жило в нетерпеливом ожидании воскресной гулянки. Паркометров было немного, и располагались они далеко один от другого. Я медленно прокатился вверх по разукрашенной главной улице, вдоль заведений со стриптизом, торговых рядов для туристов и гостиниц. На втором круге я увидел «ягуар», приткнувшийся у тротуара напротив гостиницы «Барселона». Бонни с Гретхен все еще сидели в машине. Я нашел паркометр в соседнем квартале. Когда я вышел из машины, Бонни и Гретхен покинули «ягуар» и входили в заведение, которое называлось «Бомба Клаб». Пришлось вернуться назад, к гостинице «Барселона» на противоположной стороне улицы.

Я снял комнату на втором этаже с видом на улицу, зарегистрировавшись под именем Джо Пурдье, и заплатил авансом за две ночи вперед. Я сомневался, что у меня будет много времени для сна. Это было просто предосторожностью — штаб-квартирой на всякий случай.

— Вы хотите подняться к себе, сеньор?

— Нет, грасиас, — сказал я. — Позже.

— Си, сеньор.

Я забрал ключ, сел в кресло напротив витрины и стал ждать, что произойдет на той стороне улицы. Спустя несколько минут я вернулся к стойке и написал телеграмму Дженни на адрес Мамаши Фразелини. Телеграмма гласила:

«ОСТАНОВИЛСЯ В ГОСТИНИЦЕ „БАРСЕЛОНА“. ВСЕ ПРИБЫЛИ БЛАГОПОЛУЧНО. ЦЕЛУЮ,

ДЖО ПУРДЬЕ».

Дженни поймет. Хорошо бы она послала мне чистое белье, но при сложившихся обстоятельствах просить ее об этом было бы слишком.

Голодные колики у меня уже стали настолько жуткими, что игнорировать их я больше не мог. Зайдя в примыкавший к гостинице ресторан, занял столик у выхода на улицу и заказал какую-то дичь и пиво. Пища проваливалась в мой желудок, как камни в пустой бочонок, но когда я привык к ней, она стала вкуснее. Я почти прикончил еду, когда Бонни вышла из заведения и направилась к «ягуару».

Я подписал счет, прошел через вестибюль и пошел за машиной в соседний квартал. Когда я завел мотор, Бонни проехала мимо. Теперь она была одна.

Я смотрел в зеркало, пока мы ехали в противоположные стороны, удаляясь друг от друга. Она повернула направо на первом же перекрестке, что означало, что она, вероятно, не возвращалась к границе. Я повернул налево и остановился, не выезжая на следующую улицу, в ожидании. Через минуты полторы Бонни проехала, направляясь на юг в сторону Агуа Калиенте и к развилке на шоссе, где можно было свернуть на восток к Текате или на юг к Энсенаде.

Пришлось дать ей два квартала форы, прежде чем пристроиться сзади.

Мы ехали к Агуа Калиенте, между нами были три машины. Когда мы приближались к городской окраине, она постепенно увеличила скорость. Машины, которые служили мне защитным экраном, отвернули одна за другой, и я отстал, давая ей достаточно пространства. Я был в нескольких кварталах позади, когда она достигла развилки и промчалась мимо ипподрома, все еще идя на юг.

Береговая линия в Байя Калифорния очень изрезанная, и шоссе, проложенное вдоль нее, оставляет желать много лучшего. Например, ограждения по внешнему радиусу в тех местах, где в сотне футов внизу видна скалистая полоса прибоя. Во-вторых, на некоторых крутых виражах вы настолько отклоняетесь от центра тяжести, что могли бы положить машину на бок одной только силой гравитации. Все это, а также солнце, бьющее в глаза на каждом повороте, не позволяло мне постоянно держать «ягуар» в поле зрения. Однако я продолжал ехать, поскольку, как я уже сказал, здесь было трудно заблудиться.

С левой стороны, когда вы едете на юг, — горы, типичная, с высохшей растительностью, бурая калифорнийская сьерра, простирающаяся на юг и восток. Изредка узкая грязная дорога отворачивает в пересеченную сельскую местность, но ни одна из таких дорог не выглядит действительно проходимой хоть на небольшое расстояние.

Поэтому я не был готов к тому, что, потеряв «ягуар» из виду далеко впереди и одолев неожиданный поворот в сторону моря, увижу Бонни. Она была в пятидесяти ярдах от меня и шла пешком. Шла по левой стороне шоссе в сторону Энсенады. На ней было то же легкое платье, которое она надела в доме Гретхен, и она несла сумочку, тяжело свисавшую с ее правой руки. Я не видел оставленной ею машины и понятия не имел, где она могла ее бросить.

Она не оглянулась, когда я приблизился, и не повернула головы, пока я не остановился рядом.

— Похоже, тебя надо подвезти, — сказал я.

Она спокойно посмотрела на меня карими глазами. Она тяжело дышала, как если бы недавно бежала.

— Ну вот, — сказала она, — вот и мистер Шофилд.

Она сказала это таким тоном, что у меня появилось нехорошее чувство — она предвидела, даже ждала моего появления.

— У меня кончился бензин, — сказала она.

— О-о, — протянул я. — Ты собиралась шагать до Энсенада?

Она и бровью не повела. Сумочку она держала обеими руками и смотрела вниз на дорогу.

— Нет, мистер Шофилд, я хотела возвращаться в Тихуану. Потом вспомнила, что ближе к Розарита. Поэтому я повернула.

— Где ты оставила машину?

Она неопределенно указала рукой на юг.

— Там, недалеко.

Итак, много времени пройти не могло. Я был не так уж далеко позади нее, и ей пришлось бежать, чтобы преодолеть это расстояние до места, где я ее нашел.

— Я мог бы дотянуть твою машину до Розарита, — сказал я. — Ты могла бы там заправиться.

— Хорошо бы.

— Ну, тогда садись.

Я открыл дверь, но она не торопилась садиться. Она посмотрела в одну сторону, потом в другую. Наконец, она направилась к машине. Я вышел ей помочь. Послышался звук, напоминавший неожиданный раскат грома или рев сильного прибоя, разбивавшегося о скалы внизу под нами. Но звуки были слишком близкие для грозы и слишком недолгие для прибоя.

Мы посмотрели друг на друга, и выражение глаз Бонни изменилось, но она не отвела глаз и не колебалась, сесть ли ей в машину. Она села, положив сумочку на колени, строго на своем краю сиденья.

— Похоже, что-то рвануло, — сказал я.

Она не сказала ничего.

— Прямо? — спросил я.

Она кивнула.

— Сразу за следующим поворотом.

Я поехал вперед, но не слишком быстро. Следующий поворот был резко налево, и когда я повернул, то увидел, что дорога опускается к береговой линии длинной пологой дугой, кромка которой немного поднималась и шла по краю обрыва. Слева был обнаженный каменистый участок, где шли земляные работы. Я взял в сторону, чтобы объехать их, и сразу впереди, за обломками породы, увидел переднюю часть потрепанного грузовика, повернутого носом к шоссе под прямым углом. Толстяк в сомбреро стоял, опираясь на левое переднее крыло, и сворачивал сигаретку. Неожиданно он вышел на дорогу перед нами и поднял руку. Я ударил по тормозам и сумел остановить машину буквально в паре дюймов от него.

Бережно неся свое брюшко, он подтрусил к опущенному стеклу. Опершись на него, как будто у нас в запасе была вечность, он сказал:

— Слушайте, сеньор, грузовик, он не ходит. Вы его буксировать, правда?

Я смотрел на грузовик. Я не видел табличку номеров, но во всем остальном он был точно таким же, как и грузовик, который завернул к Кэрол Данди и забрал тело Эль Лобо.

— Сожалею, — сказал я. — сейчас не могу. У этой юной леди там внизу на дороге кончился бензин. Как только мы сможем завести ее машину, мы вернемся и поможем вам.

Он засмеялся. Я чувствовал, как его брюхо трется о дверцу машины. Бонни схватилась за ручку двери.

— Все в порядке, — сказал я. — Просто сиди смирно.

Толстяк снова засмеялся.

— Сеньор — вы не понимает, — сказал он.

— Я понимаю, — сказал я.

Я включил первую скорость, но Бонни вышла из машины.

— Слушай, Бонни… — начал я.

Что-то мелькнуло в окне. Я взглянул и увидел, что толстяк показывает мне через опушенное стекло длинное узкое лезвие ножа.

— Сеньор, вы сейчас выйдете, — мягко сказал он.

— Послушай, Панчо…

Лезвие сверкнуло навстречу моему лицу, и я пригнулся. Панчо просунул руку и ухватил меня за рубашку.

— Сеньор, — сказал он, — не заставляйте меня зарезать вас в машине — в ней будет так грязно…

Теперь он говорил очень серьезно, а я был зажат между рулевым колесом и спинкой сиденья. Бонни стояла посреди дороги перед машиной. Я не мог решить, подставила она меня или просто, испугавшись, бежала. Нож был слишком близко к моему лицу, чтобы пытаться выскользнуть, пока мексиканец держит меня за рубашку. Это была крепкая нейлоновая рубашка, и вряд ли мне удалось бы вырваться.

— Ладно, здесь командуешь ты, — сказал я, сдаваясь.

Его хватка на моей рубашке ослабла, и он взялся за ручку дверцы снаружи как раз в тот момент, когда я схватил ее изнутри. Я открыл дверцу быстрее, чем он рассчитывал, и резко навалился на нее так, что он потерял равновесие. Он попытался схватить меня снова, но я ударил его дверцей и выскочил из машины прямо на него. Когда я оказался на дороге, он отступил назад, сжимая в правой руке нож, готовый для удара.

Я не видел Бонни и не слышал ее, но начал приходить к неприятному выводу, что она меня подставила, когда Панчо замахнулся. К счастью, обувь у него была скользкая. Он сделал ложный выпад левым плечом вперед, но опорная нога у него была не та. Поэтому, когда я, сделав резкий полукруг, оказался сзади него, он не смог развернуться сразу. Я ударил его по ребрам, но он был такой жирный, словно обернутый подушками, что просто застонал и, качнувшись назад в повороте, махнул ножом. Я уклонился от ножа, но поскользнулся на мелком гравии и рухнул на руки и на одно колено.

Я увидел взмах ножа, и в тот же момент услышал, как Бонни закричала что-то на испанском. Нож на мгновение застыл, и я вскочил, целясь сцепленными руками ему в живот. Это уберегло меня от ножа, но я недооценил бойцовских навыков Панчо. Он ударил меня ногой в тот момент, когда я бросился на него, и носок его ботинка вошел в замечательный, плотный контакт с моей челюстью. В глазах у меня померкло, и я почувствовал, как голова моя раздулась до размеров арбуза, а затем медленно стала сжиматься. Она еще не успела сжаться, когда он ударил меня снова, пониже левого уха, и я схватил его за ногу. Но было уже слишком поздно. Я терял сознание. Я боролся еще секунду, но глубокая тьма сомкнулась, как крылья гигантской летучей мыши, и я ничего не почувствовал, падая на дорогу.

Глава 7

Когда я пришел в себя, солнце садилось. Они перевалили меня на край дороги, к скалистой стене и придорожному хламу. Панчо и Бонни не было. Моя машина стояла там, где был грузовик, только была развернута задом к шоссе. В голове у меня словно работали кузнечные меха, раздуваясь и плотно сжимаясь, а свой рот я ощущал как кусок сырого гамбургера. Один глаз затек и не открывался, а нос, по всей видимости, был свернут набок, хоть и не сломан. Я испытывал сильнейшую потребность сунуть все это в воду.

Я медленно перевернулся. Тщательно, одно за другим, я подтянул колени и оперся на руки. Моя голова висела так низко, что волосами я подметал гравий. Подняв голову выше, я пополз через шоссе со скоростью околевающего мерина. Это, наверное, заняло у меня минут пять. Наконец я добрался до противоположной обочины и высунулся достаточно, чтобы взглянуть вниз на прибой. Он был в сотне футов внизу за отвесными скалами, стоящими частоколом. Пришлось отказаться от мысли спускаться к воде.

Но мое путешествие оказалось не напрасным. В уже неярком дневном свете, далеко внизу, среди омытых прибоем камней, я увидел «ягуар» — в том месте, где они его спустили под откос. Вместе с ним они спустили и запятнанное кровью заднее сиденье, и, вполне вероятно, хотя я не собирался лезть вниз, чтобы это проверить, — тело тореро Эль Лобо. Наконец-то он нашел успокоение. Я никогда не знал Эль Лобо, но то, как обошлись с его телом, было позором для небесно-голубого «ягуара» и моей Золотой Девушки. С этого момента золотую девушку придется спасать кому-нибудь другому. Трудно будет сказать об этом Кэрол, но ясно, что это работа для кого-то более достойного, чем я. Может быть, на уровне совместного проекта департаментов здравоохранения и социальной защиты Мексики и Соединенных Штатов.

Я прополз полпути до машины, потом поднялся на ноги. Равновесие я стал терять прежде, чем достиг ее, поэтому последние несколько шагов пролетел рывком. Открыл дверцу, сел на край сиденья, высунув голову наружу, и сидел так, пока не прошел приступ тошноты. К тому времени, когда я расположился за рулем и завел мотор, уже стемнело.

Я начал выводить машину обратно на шоссе, пользуясь одним здоровым глазом. В голове все еще шумело так, что я не услышал бы реактивного самолета, взлетающего прямо над головой. По крайней мере, это послужило мне оправданием, что я не услышал шум грузовика. Я проехал десять-двенадцать футов, когда с южной стороны на дороге неожиданно вспыхнули фары. Я услышал дикий скрежет тормозов и скользящих шин; мне удалось сбросить скорость и свернуть с шоссе, но было слишком поздно. Последовал удар, треск и лязг заднего бампера, повисшего в воздухе. Как оказалось, одно из задних крыльев тоже было сильно повреждено.

Я осторожно выполз из машины, цепляясь за дверцы, и двинулся к ее задней части, где стал ждать, пока выйдет кто-нибудь из грузовика. Это был большой грузовик, доверху груженный чем-то, похожим на овощи. Шофер не спешил. Я слышал, как он бормотал что-то по-испански, и это что-то звучало как очень грязные ругательства.

Наконец он выбрался из кабины в ленивой, разболтанной манере, и вдруг мне стало казаться, что я смотрю один и тот же фильм второй раз за ночь и без всякого перерыва. Это был тощий темноволосый юнец со шрамом, которого я видел в то утро вместе с Панчо на въезде к Кэрол. Я бросил взгляд на грузовик. На правом борту в отраженном свете передних фар я разобрал слова:

«РАНЧО ДЕ ЛОС КОМПАДРЕС, ТЕКАТА, НИЖНЯЯ КАЛИФОРНИЯ».

Юнец вразвалку вышел на середину дороги, сунул руки в карманы и сплюнул.

— Сеньор… — сказал он.

Грузовик почти не пострадал. Я был не в состоянии драться с этим парнем. Я только хотел в гостиницу и в постель.

— Очень сожалею, — сказал я и полез в карман. — Сколько?

Он пожал плечами, передернувшись.

— Но хабло инглес.

— Кванто динеро? — повторил я.

Я вынул те несколько мелких купюр, которые были при мне. Даже если он не читал и не говорил по-английски, он, несомненно, был обучен узнавать портреты американских президентов на зеленых бумажках. Я помахал парой пятерок и несколькими однодолларовыми. Для таких, как он, это был ощутимый улов, но он посмотрел на них, как на пригоршню сушеных бобов.

Где-то позади грузовика стукнула дверь автомобиля. Мы занимали довольно много места на проезжей части, и я надеялся, что тот, кто намеревался проехать, окажется дружелюбным американским туристом на пути домой. На долгом пути домой.

Темноволосый юнец отступал в сторону по мере приближения шагов позади грузовика. Звук шагов был слабый, сухой. Они принадлежали высокому худощавому человеку лет, может быть, восьмидесяти. Он был одет в строгом испанском стиле высшего класса: узкие черные брюки, белая рубашка с черным галстуком-шнурком, черный пояс и черная плоская широкополая шляпа. Он был похож на фигурку из проволоки и нес себя так прямо, что я бы мог его использовать в качестве измерительной линейки. Он был как пришелец из другого мира — старого мира гасиенд, вакерос и пеонов. Но лицо его говорило о том, что он может стать крепким, настоящим другом или самым безжалостным врагом, в зависимости от обстоятельств.

Он выпалил какое-то стаккато по-испански, из которого я уловил только то, что он называл шофера грузовика Мигелем. Хорошо, когда знаешь хоть имена, подумал я.

Мигель пробурчал что-то в ответ, и старикан повернулся ко мне. Каблуки его щелкнули.

— Сеньор, — сказал он на прекрасном английском, — имею честь представиться: дон Луис Альварес, ваш покорный слуга.

Я попытался тоже щелкнуть каблуками и чуть не упал лицом вниз.

— Пит Шофилд, — сказал я. — Рад познакомиться с вами.

Это прозвучало довольно бледно.

— Сожалею об этом происшествии, — сказал дон Луис. — Разрешите мне помочь вам.

— О, не думаю, что это серьезно, — сказал я. — Просто…

Но он привык быть главным.

— Я настаиваю, — сказал он. — Это был мой водитель, и, следовательно, я отвечаю.

Это было очень любезно с его стороны, решил я. Такое нынче не часто встречается.

Мигель стоял рядом с кислым видом, но когда старикан заорал на него, отдавая распоряжения, он подпрыгнул. Я не понимал приказов, я просто стоял рядом с сеньором доном Луисом Альваресом и старался удержаться на ногах.

Я видел, что для дона Луиса процесс помощи мне оказался не таким простым. Сначала Мигель сел в мою машину и отогнал ее поближе к скалистой стене, развернув по направлению к Тихуане. Затем он сел в грузовик, выровнял его на дороге, медленно проехал вверх мимо моей машины и поставил его впереди. Это было труднее сделать, чем сказать, потому что к грузовику буксирными тросами был прицеплен длинный черный лимузин. Лимузину было лет двадцать пять, но он был очень блестящим и хорошо ухоженным, со всеми атрибутами, включая стеклянную перегородку между передним и задним сиденьями.

Мигель вышел из машины и пошел отцеплять лимузин.

— Вы должны быть моим гостем, — заявил дон Луис.

— Ну что ж, — сказал я, — большое спасибо, но мне действительно нужно вернуться в Тихуану…

— Я настаиваю. Очевидно, вы ранены. Вы не сможете получить медицинскую помощь в Тихуане. Вы должны поехать на мою гасиенду.

— О, ранения, — отмахнулся я, — я их получил не…

— Эль Ранчо де лос Компадрес, — сказал дон Луис. — Вам будет там уютно.

Я заткнулся насчет моих ранений.

Мигель отцепил лимузин и вывел его на свободную часть дороги. Потом сел в мою машину, завел ее и поставил позади грузовика, там, где до того стоял лимузин.

— Есть одно неудобство, — сказан дон Луис. — Я не вожу автомобиль. Если бы вы были так любезны…

— О, конечно, — сказал я. — Но вам не стоит так беспокоиться…

Он пролаял что-то Мигелю, который снова подпрыгнул.

Дон Луис щелкнул каблуками и поклонился.

— Если вы будете так добры присоединиться… — сказал он, указывая на лимузин.

Мы пошли вместе. Мигель держал дверь открытой с другой стороны от водителя, и дон Луис немного неуклюже забрался на переднее сиденье. Мигель закрыл дверь, обошел машину и открыл для меня другую. Я сел за руль и несколько секунд вспоминал, как управляли этими старыми автомобилями. Мигель держал дверь, наблюдая за мной. Я ему широко улыбнулся.

— Мучас грасиас, — сказал я.

Он что-то пробурчал и закрыл дверь. Когда мы отъезжали, он доставал проволоку подвязать бампер моей машины, чтобы тот не тащился по мостовой.

Когда я приспособился, старичок-лимузин побежал хорошо. Дон Луис сидел очень прямо на своем сиденье и, помимо указаний, как проехать к ранчо, хранил молчание. Видимо, в порядке особой любезности он не задавал вопросов. Потому и мне было не очень удобно его расспрашивать, хотя масса вопросов вертелась у меня на языке.

Ворота Эль Ранчо де лос Компадрес появились через пятнадцать миль по дороге к Тихуане и приблизительно в трех милях от самого города. Это были два высоких столба с перекладиной и чем-то вроде гербового щита, показывавшего, кто был владельцем этого места. Мы свернули на грязную дорогу и, проехав по ней, оказались в широкой пустынной долине. Строения ранчо стояли в двух милях от дороги и, насколько я мог различить в свете фар, представляли собой хаотично разбросанные покосившиеся хижины, сараи и корали по обе стороны «касы» — поместья в испанском стиле. По всем мыслимым стандартам, это ранчо из всех, которые я когда-либо видел, меньше всех походило на процветающее хозяйство.

Дон Луис указал на сарай по одну сторону касы, я заехал и выключил мотор. Выходя из машины, он с достоинством объяснил мне, что гасиенда находится не в лучшей форме. И, может быть, я смогу его извинить за это.

— Это приобретение было сделано для удобства, — сказал он. — Мне нужно было быть рядом с вашей границей.

Мы пошли по направлению к касе. Та была в очень неплохом состоянии, хотя нуждалась в покраске, да и на крыше стоило заменить несколько черепиц. К касе была пристроена веранда, увитая растениями, а входная дверь глубоко утоплена в алебастровую арку. Над ней висел старый чугунный колокольчик со свисающим шнуром, привязанным к язычку. Дон Луис дотянулся и дернул шнурок, и колокольчик громко зазвенел. Мы ждали у дверей.

— Сеньора Альварес, — сказал он, — будет рада приветствовать вас — соотечественника.

Жена — американка. Старичок был весьма жизнедеятельный.

Открылась дверь, и толстяк Панчо выглянул, всматриваясь. При виде дона Луиса он сдернул свое сомбреро и кинулся придерживать дверь. Меня он проводил взглядом, но не сказал ни слова.

Дон Луис вошел, и Панчо закрыл дверь. Он держал сомбреро двумя руками, прижимая его к груди.

— Сообщи сеньоре, — сказал дон Луис, — что у нас американский гость. Сеньор Шофилд.

Панчо поклонился, отступая назад.

— Си, сеньор, — сказал он.

— Проходите в мой кабинет, — пригласил дон Луис и зашагал по голому дощатому полу гостиной, почти свободной от мебели. У одной стены стоял старый сундук, покрытый ярким мексиканским одеялом, и два жестких стула. Больше ничего.

Он провел меня через узкую дверь в нише в свой кабинет. В отличие от гостиной это была теплая, хорошо меблированная комната. Там был камин с широкой полкой, над которой висел написанный маслом портрет испанского дона начала восемнадцатого века. Остальная часть стены была покрыта картами, схемами; висело несколько фотографий, очень старых, с пожелтевшими краями. Карты были, в основном, крупномасштабными планами участков, и почти все они, похоже, изображали одни и те же владения. Но некоторые были старыми, выцветшими и схематичными, а другие — новыми, современными и очень подробными. На отдельных картах булавками были приколоты полоски бумаги, так что их можно было передвигать, обозначая границы участков. Старые карты были на испанском, новые — на английском. Я увидел имя Альвареса на старых. На более поздних я узнал некоторые географические точки, например, города и населенные пункты округа Оранж в Калифорнии, Санта-Анна фривей и некоторые другие.

Я нашел кресло, чтобы сесть, и он внимательно посмотрел вблизи на мое лицо.

— У вас сильные ссадины. Я чрезвычайно сожалею.

— Пустяки, — бросил я.

— Сеньора окажет вам помощь так скоро, как это возможно, — сказал он, усаживаясь за массивный, орехового дерева стол, заваленный тоже картами, схемами и пачками писем.

Затем на пару минут он, казалось, впал в некий транс. Мы просто продолжали сидеть. Глаза его смотрели вдаль, и он медленно переводил взгляд, словно, сидя в поезде, рассматривал отдаленный ландшафт. Я бы выпил чего-нибудь, но не хотел просить его об этом. Интересно, где же сеньора?

Неожиданно дон Луис включился в реальность. Он взял длинную указку и, повернувшись в кресле, начал объяснять мне про карты. Это был предмет, к которому он питал живой, если не сказать безумный, интерес.

— Эти земли в Калифорнии, — сказал он, — когда-то принадлежали семейству Альварес, и нас их несправедливо лишили.

Он очертил владения, занимавшие около трети Южной Калифорнии, которые в наши дни представляли собой рыночную стоимость приблизительно в сто миллионов долларов. Дон Луис начал рассказывать об истории семьи Альварес, но мне было трудно сосредоточиться, поскольку шли сплошные имена и генеалогия.

Затем он сказал:

— В течение ста лет мы вели бесконечную тяжбу в попытке вернуть эти земли их законным владельцам. Я — последний в роду Альваресов, и я поклялся довести эти усилия до успешного конца. Полагаю, могу с уверенностью сказать, что такое время наступает. Собственность семьи Альварес снова должна перейти мне в руки.

Я застыл на своем кресле, смотрел на него и твердо знал: сеньор дон Луис Альварес рехнулся.

Он слегка улыбнулся, похлопывая большой указкой по ладони.

— Вы думаете, я сумасшедший, сеньор.

Я едва не подскочил. Он еще и мысли умел читать.

— Позвольте мне объяснить, — сказал он мягко. — Я не один в этой борьбе. Вы, очевидно, удивляетесь, как тщедушный старик мог надеяться выиграть сражение с огромными силами в Соединенных Штатах и в штате Калифорния — особенно иностранец, как я. Уверяю вас, я не одинок. У меня есть партнер.

Он улыбнулся, как кот, съевший сметану.

— Я знаю, что в вашей романтической стране на это смотрят искоса, — сказал он, — но браки по расчету в традициях моей страны и в Испании. Мне повезло заключить такой брак.

— Не поймите меня неправильно, — торопливо продолжил он, — я больше, чем просто расчетливый человек. Я почитаю и уважаю сеньору Альварес и, по-своему, я люблю ее. Но я одинокий человек и долго в этом мире не задержусь, степень моего чувства покажут владения, которые я завещаю ей, владения, которые у меня почти в руках, благодаря ее неустанной и преданной помощи. Может быть, вы этого не понимаете, сеньор, но я считаю, что это правда — в партнерстве с гражданкой Америки я непобедим!

Его глаза сияли. Его жесткие седые волосы распушились на висках. Он хоть и был не в своем уме, но в нем жила огромная жажда борьбы. Я не мог не восхищаться им.

— У вас огромная воля, сеньор, — сказал я. — Но это очень дорогостоящее предприятие, не так ли?

— Невероятно дорогое, — кивнул он. — Но я не беден. Владения семьи Альварес в центральной Мексике, хоть их и душат налогами, дают достаточно для моих нужд.

— Значит, вы ничего не производите на этом ранчо?

— Нет, это бросовые земли. Но, как я объяснил, мне нужно было организовать штаб-квартиру вблизи границы Соединенных Штатов. Это место для жизни, сеньор. У меня есть небольшое производство. К сожалению, штат не отвечает потребностям. Но у меня есть грузовик, и мы достаточно прибыльно торгуем в Энсенаде. Поскольку Мигелю пришлось по делам сегодня утром ехать через границу, мне было необходимо лично отправиться в Энсенаду, чтобы присмотреть за отгрузкой. Именно потому вы встретили меня сегодня вечером на шоссе.

Мигель, конечно, был «при исполнении» по ту сторону границы, припомнил я. И интересно, насколько внимательно дон Луис «присматривал» в этом направлении.

— Понимаю, — сказал я. — А что вы производите на других плантациях в Мексике?

Какой-то миг было неясно, собирается ли он мне отвечать. Его снова увлекло в мир мечты, и он пристально глядел оттуда на одну из своих карт. Затем, не сразу он вернулся назад и посмотрел на меня.

— О чем вы? А, в основном цветы.

— Цветы?

— Да, сеньор. Маки.

Меня как будто ухватили за шею и слегка встряхнули. Мак — сырье для производства опиума, который можно превратить в продукт, известный как героин, который, в зависимости от места сбыта, может стоить колоссальные деньги.

— О-о, — протянул я и огляделся вокруг.

Раздался стук. Дон Луис посмотрел в сторону двери с мягкой улыбкой.

— Это сеньора, — сказал он.

Он встал и в изысканной манере направился к двери. Я не особенно представлял, что там надо было по этикету, поэтому остался в кресле. Дверь позади меня отворилась, и дон Луис сказал что-то по-испански. Нежный голос ему ответил.

— Сеньор Шофилд, — сказал дон Луис, и я встал. — Имею честь представить, сеньора Альварес.

Я поставил каблуки, чтобы щелкнуть ими с поворота. Но я не щелкнул. По правде говоря, я стоял как вкопанный. Потому что сеньорой Альварес оказалась Гретхен Уайли.

Глава 8

— Сеньор Шофилд, — она грациозно склонила голову, и я выдавил что-то в ответ.

Пульс у нее не зашкаливал, насколько я мог заметить, — ну конечно, ведь был Панчо, который мог ее предупредить. Это была совершенно не та пляжная девочка, которую я встретил первый раз. Одета она была с иголочки — в красивое, безупречного покроя платье слегка в испанском стиле. Волосы стянуты в узел сзади на шее. В ней не было ничего от того томного и ленивого существа. Лицо ее было подгримировано так, чтобы подчеркнуть римскую правильность черт. Но ошибки быть не могло. Это была Гретхен Уайли.

Дон Луис начал объяснять ей, что произошло, она слушала молча. Когда он закончил, она снова кивнула мне.

— Очень сожалею, сеньор. Вы пройдете со мной?

Дон Луис щелкнул каблуками.

— Если вы меня извините, — сказал он, — сеньора присмотрит, чтобы вам было удобно.

Я тоже щелкнул каблуками. Это у меня получилось впервые и было забавно. Такой резкий щелчок, как у него, у меня, конечно, не получился. Я последовал за Гретхен из комнаты, но в дверях задержался.

— Кстати, сеньор, — сказал я. — Вы случайно не знакомы с тореро по имени Эль Лобо?

Глаза его загорелись.

— Внук одного из моих самых старых друзей! — воскликнул он. — Он, между прочим, сейчас гостит здесь. Вы его знаете?

— Нет, — ответил я. — Не имел удовольствия. Счел бы за честь с ним познакомиться.

— К сожалению, сегодня его здесь нет, — сказал дон Луис. — Он вчера уехал в Лос-Анджелес. Но вскоре должен вернуться. Может быть, у вас будет возможность познакомиться с ним до вашего отъезда.

— Мне доставило бы большое удовольствие. Благодарю вас, сеньор, за ваше гостеприимство. Буэнас ночес.

— Буэнас ночес, сеньор Шофилд.

Выходя из комнаты, я взглянул на «сеньору» Уайли. Лицо ее не изменилось, но руки были крепко сжаты в кулачки. Я закрыл дверь и широко ей улыбнулся. Она повернулась и пошла прочь.

Я последовал за ней через пустую гостиную и по неширокому холлу в комнату в самом конце. Это была маленькая спальня, достаточно уютная для гостя. Гретхен ждала в дверях, пока я вошел и сел на высокую старомодную кровать.

— Вам нужна медицинская помощь? — спросила она.

Я провел руками по разбитому лицу.

— Не-а, — сказал я, — все будет в порядке. Если бы ты просто принесла мне небольшой свисток…

Она пристально смотрела на меня с минуту, потом закрыла дверь и облокотилась на нее.

— Он безобидный старик, которому осталось немного, — сказала она. — Почему вы хотите причинить ему боль?

— Я не хочу. Он мне нравится. Я не желаюего видеть жертвой такой стервы.

— Я привожу ему карты, — сказала она, — и делю с ним его воспоминания. Он счастлив.

— А как же старина Джордж?

— Джордж тоже счастлив.

Аргументы она привела неотразимые. Трудно было отрицать, что Джордж был счастлив. Дон Луис тоже, хоть и был немного не в себе, вовсе не выглядел опечаленным.

— Поэтому, если вы дунете в ваш маленький свисток, — сказала она, — вы не добьетесь ничего, только сделаете двух счастливых людей несчастными.

— Ну ладно, пока, — сказал я. — Я отдохну немного, подожду, пока вернется Мигель с моей машиной, и потом уеду.

— Вы можете переночевать как желанный гость.

— Я знаю. Желанный, как лиса в крольчатнике.

Она посмотрела на меня неприязненным взглядом.

Она знала, что я ее провоцирую, но не была уверена в том, как много мне известно. Я чуть было не попытался развить эту тему дальше, но вовремя остановил себя — пока. Я сомневался, что дон Луис умышленно сказал мне о плантациях маков.

— Почему Эль Лобо поехал через границу? — спросил я.

Она рассматривала свои длинные пальцы.

— Я не знаю. Существует вероятность — я просто предполагаю, — что он был, скажем, слишком любопытным.

— О-о, — протянул я.

— А теперь, пожалуйста, разрешите мне уйти, — сказала она. — Вы хотите, чтобы я вам сообщила, когда вернется Мигель с грузовиком?

— Полагаю, я его услышу, — сказал я.

— Хорошо.

Она вышла, элегантная юбка прошелестела вокруг точеных ног танцовщицы. Я вытянулся на кровати и попытался поразмыслить о некоторых вещах. Но усталость оказалась сильнее, и через минуту я спал. К счастью, я начал храпеть и разбудил себя в самое подходящее время.

Каса была тиха, как мавзолей. Снаружи проникали голоса ночных птиц и реже — животных. Вдалеке перекликались койоты. Я не знал, сколько я проспал, но сон не мог быть долгим.

Встав с кровати, я подошел к дверям и выглянул в холл. Там было темно, двери с обеих сторон закрыты. Я прошел к парадной двери, открыл ее и вышел наружу. Низкая луна бросала серый свет на поросшую чахлой растительностью пустынную землю.

Я пошел по гравию за угол касы, назад, к навесам, которые заметил по приезде. Тут и там попадались глинобитные развалины, казавшиеся призраками в лунном свете. Навесы были в ужасном состоянии, за исключением одного чуть подальше с тыльной стороны касы. Перед навесом стоял большой грузовик, все еще груженный. В нескольких футах от него, капотом к ведущей на ранчо дороге и шоссе стоял мой автомобиль.

Ключи были на месте. Я осмотрел задний бампер; он был стянут проволокой — Мигель сделал это на шоссе. Они облегчили мне обратную дорогу.

Я услышал неожиданный раскат хриплого мужского смеха. Позади, на заваленном мусором участке стоял небольшой домик с освещенными окнами. Внутри я смог различить фигуру Панчо, откинувшегося на шатком стуле, сомбреро его удерживалось на спине шнурком, надетым на шею. На столе рядом с ним стояла бутылка пива емкостью в кварту. Я услышал другой, не смеющийся голос. Мигель.

Я обошел грузовик и заглянул в сарай. Было темно, но через минуту глаза привыкли, и я смог в тусклом свете луны кое-что разглядеть. Вдоль одной стены стоял верстак, а на нем весы в стеклянном ящичке. Весы были очень чувствительные и выглядели так, словно за ними хорошо ухаживали.

Я прошел дальше и обнаружил какое-то оборудование. Оборудование для замены шин. Это был тот мощный кронштейн с вращающимися рычагами, который заменил допотопные монтировки. Теперь такие кронштейны использовались на каждой заправочной станции от Майами до Калифорнии.

Но заправочная станция или гараж обычно имеют и другое оборудование. Я мог предположить, что какие-то механические работы на ранчо производятся. Но в сарае были только съемник для шин и ручной насос. Никаких инструментов на большом верстаке.

Там была шина, на колесе со снятым колпаком, приваленная к съемному механизму. Узкая небольшая шина. Колпак я заметил на скамейке. Взглянув в направлении открытых дверей домика, я увидел, что Панчо все еще сидит со своим пивом. Тогда я подошел к скамье и взял крышку. Та принадлежала машине марки «ягуар». Как тот «ягуар» Бонни, который сбросили под откос по дороге к Энсенаде.

Зачем было оставлять одну шину? Одно колесо?

Я еще раз бросил взгляд на домик и двинулся вдоль скамейки к весам. Это были прекрасные весы, с точностью до граммов, а может быть, миллиграммов. Я полюбовался ими сквозь стеклянный колпак.

Под весами, под скамьей были какие-то ящички. Я осторожно вытянул один из них, не спуская теперь глаз с открытой двери домика напротив. Сунул руку в ящик и нащупал что-то мягкое, как кусок шероховатой ткани. Я вытащил — это был замшевый мешочек, один из многих, аккуратно сложенных в ящике. Мешочек был с завязками. Я распустил их и просунул пальцы внутрь. Изнутри он был выстлан вощеной бумагой. И пуст.

Неожиданно в домике воцарилась тишина. Я посмотрел туда — широкая фигура Панчо закрыла свет в дверном проеме. Пока я смотрел, он вышел наружу, направляясь к сараю. Я сунул мешочек обратно в ящик, задвинул его, выскользнул наружу и пошел, стараясь держать грузовик между мной и приближающимся Панчо. Когда я обошел переднюю часть грузовика, к Панчо присоединился Мигель. Они шли наперерез к моей машине. Я подошел первым, открыл дверь; они остановились, наблюдая за мной.

— Спокойной ночи, — сказал я. — Я как раз уезжаю.

Они ничего не ответили. Мигель бросил взгляд на сарай, затем снова посмотрел на меня.

— Спасибо за заботу о моей машине, — сказал я.

Мигель стоял молча. Панчо потряс животом.

— Вы сейчас уезжаете, сеньор? — спросил он.

— Си, сеньор, — сказал я. — Я уезжаю сейчас.

— Спокойной ночи, — сказал он.

— Спокойной ночи.

Я сел за руль, а эти двое стояли, пока я заводил машину, прогревал ее и, наконец, отъехал. Машина шла хорошо, только одно из помятых крыльев слегка скребло по шине.

Я выехал на грунтовую дорогу и проехал две мили до шоссе. Там я остановился и поразмыслил. Я мог повернуть направо, проехать три-четыре мили, пересечь границу, и я был бы дома, подальше от всего этого. Или я мог повернуть налево, проехать пятнадцать миль и опять оказаться в Тихуане, ну, а там — кто знает? Первый путь означал, что и бросаю Золотую Девушку. Второй путь означал, что я, вероятнее всего, снова буду связан с ней. До того я был готов бросить ее, так как она, совершенно очевидно, сделала все возможное, чтобы отбить у меня всякое желание ей помогать. Но теперь, увидев Ранчо Добрых Друзей и старого дона Луиса, а также Гретхен в ее новой роли, я чувствовал себя неловко в отношении Бонни. Будет тяжело сказать Кэрол, что ей придется искать для нее другую няню, но в сто раз труднее будет объяснить, почему я вышел из игры именно в этот момент.

Я сидел и раздумывал минут десять, не меньше, потом повернул налево и поехал назад, в Тихуану.

Было не поздно, и жизнь на главной улице еще бурлила. Я поставил машину за углом у гостиницы и прошел пару кварталов. Одежда моя была в плачевном состоянии, пришлось зайти в магазин и купить себе пару рубашек, носки и шорты, а также длинные шорты-бермуды, поскольку я не хотел дожидаться, пока на мои обычного покроя брюки пришьют оторванные манжеты.

Я пошел в гостиницу и, поднимаясь в номер, обнаружил, что потерял ключ, который получил, когда регистрировался. Я вернулся к стойке и получил другой. В комнате я уселся на кровать и взялся за телефон. Сделав заказ, после продолжительного ожидания на том конце линии раздался голос Мамаши Фразелини. Связь была неважная, и нам пришлось кричать. Я прокричал, что хочу поговорить с Дженни.

— Ты сумасшедший, Пит Шофилд! — прокричала Мама.

— Как там Дженни? — прокричал я.

— Ее здесь уже нет!

— Куда она уехала?

— Она не сказала. Почему ты не…

— Мама, ты передашь ей кое-что?

— Конечно. Говори.

— Скажи ей, что я люблю ее и скоро буду дома.

— Что?

Я еще раз прокричал ей. Она ничего не ответила.

— Ты поняла? — закричал я.

— Поняла, поняла. Что еще?

— Дай я поговорю с другой женщиной, миссис Данди…

— Ее здесь нет.

— Куда она уехала?

— Не сказала.

— Они уехали вместе?

— Да.

— Хорошо, Мама, береги себя.

Она положила трубку. Я сел на кровать и посмотрел в окно на противоположную сторону главной улицы. Взгляд мой уткнулся в «Бомба Клаб», где Бонни с Гретхен останавливались в тот вечер. Интересно, почему?

Что я должен сделать, так это пойти туда и попытаться что-то разнюхать. Но я знал, что это выше моих сил. На сегодня я полностью иссяк.

Я разделся до трусов, залез в постель и уснул. Спал я очень хорошо. Я спал, пока не наступил день, и когда я, наконец, разлепил набухшие веки и не торопясь оглядел комнату, все в ней было так же, как прежде, за исключением нескольких мелких деталей.

Белые кружевные трусики, белый бюстгальтер, коротенькие носочки, среднего размера розовая маечка и легкое розовое летнее платье беспорядочной кипой громоздились на кресле к юго-западу от моей кровати. Дверь в ванную была закрыта, оттуда доносился шум включенного душа.

Я перебрался на край постели, достал свой ключ и осмотрел его. Он был прицеплен к большой пластиковой бирке, на которой написан номер комнаты и название гостиницы. Читалось это легко, как и номер на двери. Без сомнений, это был мой номер.

Я положил ключ, перевалился на дальний край постели и стал ждать. Я прождал около пяти минут, а затем дверь ванной открылась и вышла Бонни Данди — розовая, чистенькая и совершенно голая.

Глава 9

Мы смотрели друг на друга; она стояла неподвижно, держа ручку двери, — вот и вся ее реакция.

— О, извините, что разбудила вас, — сказала она.

— А я что, не должен был проснуться?

— Ну вот опять, мистер Шофилд, — сказана она, — с вашей стороны некрасиво так говорить.

— Извини.

Мы еще немного посмотрели друг на друга.

— А теперь, когда я в сознании, — сказал я, — ты мне кое о чем расскажешь?

— Конечно, — кивнула она.

— Как это получается, что каждый раз, когда я натыкаюсь на тебя, ты раздета?

— Я не знаю, — потупилась она. — Просто совпадение, я думаю. Вас это беспокоит?

— О нет, — сказал я. — Это вроде даже приятно, на самом деле. Но — необычно.

Она почесала свою левую ступню розовыми пальчиками правой.

— Я вообще-то необычная девушка, — сказала она. — Такой и нужно быть, чтобы чего-то достичь.

— А как ты, черт возьми, достигла этой комнаты? — спросил я. — Просто остановилась, идя мимо, и взяла ключ со стойки?

— Ну, не совсем так. Понимаете, получилось, что я узнала, где вы остановились, и захотела поговорить с вами, поэтому я поднялась, но вы спали, и я решила принять душ.

Это объясняло все и ничего. Не то, чтобы это было слишком загадочно, когда я припомнил, как все было. Она могла взять мой ключ, когда Панчо послал меня в нокаут на дороге в Энсенаду.

— О-о, — протянул я. — Понимаю.

На полу возле стула лежала большая белая сумка. Она наклонилась и начала что-то искать. Меня начало покалывать, словно я только что сунул большие пальцы рук в розетку. Когда она выпрямилась, в руке у нее была пачка сигарет; она вытряхнула одну и закурила. Я первый раз увидел ее курящей.

— О чем ты хотела поговорить? — спросил я.

— О кое-каких вещах.

Она посмотрела на кончик сигареты, на меня, а затем просто на кровать.

— Что я собиралась сделать, — сказала она, — если бы пришлось очень долго ждать, пока вы проснетесь, — так это лечь отдохнуть.

Она не дала мне времени на раздумья. Она просто подошла, уронила сумочку возле кровати и залезла в постель с сигаретой и прочим. Мы лежали на спине, не соприкасаясь. Потолок был пустой и местами жирный, будто кто-то здесь раньше жарил бекон и летели брызги.

— Хочешь покурить? — спросила она.

Кровать мягко качнулась, когда она потянулась вниз к сумочке.

— Нет, спасибо, — сказал я.

Она затушила свою, неловко повернувшись ко мне спиной, чтобы загасить ее в пепельнице на прикроватном столике. Потом снова улеглась, и мы стали смотреть в жирный потолок.

— О чем ты хотела поговорить со мной? — спросил я.

— В основном, — сказала она, — о парочке мужчин в моей жизни.

— Включая меня?

— Вас тоже, но позже.

— Тогда, похоже, мне просто нужно будет подождать, — сказал я.

— Это недолго. В прошлом году, мистер Шофилд, я поехала в Мехико-сити с Кэрол.

— Слышал.

— В Мехико-сити, — продолжала она, — я познакомилась с тореро Эль Лобо. Это значит «волк».

— Знаю.

— Но он вовсе не был волком. Он вел себя совершенно как джентльмен, и он был великим тореадором. Я влюбилась в него.

— Понимаю.

— А он влюбился в меня.

— Как Кэрол восприняла это?

— Вовсе не хорошо, мистер Шофилд. Очень плохо она себя повела насчет всего этого.

— Ты сопротивлялась?

— Да, но, понимаете, бороться с Кэрол бессмысленно. Все козыри у Кэрол.

— Ты имеешь в виду что-то, с помощью чего она может держать тебя в руках?

— Да, мистер Шофилд.

— Я бы не хотел думать, что поставлю тебя в неловкое положение, но я знаю твою проблему. Кэрол мне сказала.

— Мою проблему?

— Да, с ребенком.

Наступила довольно долгая пауза.

— А… это, — протянула она.

— Я напомнил потому, что совершенно уверен — Кэрол никогда бы этим не угрожала.

— Да я думала совсем не об этом.

— А о чем ты думала?

— Не имеет значения. Имеет значение то, что произошло.

— Хорошо, — согласился я, — расскажи, что произошло.

— Теперь мы переходим к другому мужчине. Дон Луис Альварес, ранчеро…

— Эль Ранчо де лос Компадрес, — уточнил я.

— Да. Откуда вам известно?

— Я думаю, ты знаешь, откуда мне известно.

— Это не имеет никакого отношения к делу, — твердо сказала она.

— О-о, — сказал я.

— Из-за упрямства и неразумности Кэрол, — продолжала она, — для меня и Эль Лобо было невозможно назначать встречи. Она загоняла меня домой, словно я была ребенком. Она фактически сделала из меня узницу. Она хотела, чтобы я совсем забыла Эль Лобо. Конечно, я не смогла.

— Конечно, — кивнул я. — Ты переписывалась с ним?

— Да, тайком. А потом произошло нечто удивительное. Дон Луис — старый друг дедушки Эль Лобо — решил нам помочь.

— Как ты познакомилась с доном Луисом? — спросил я.

Она игнорировала вопрос и торопливо продолжила свой рассказ.

— Дон Луис сделал наши встречи возможными.

— Похоже, я понял, — сказал я. — Он распространил гостеприимство своего ранчо на тебя и Эль Лобо.

— Да!

— Пока Эль Лобо находился в Текате, всего полтора часа от дома, вы могли весьма часто встречаться.

— Со стороны дона Луиса было чрезвычайно великодушно помочь нам, — заявила она.

— Действительно. Итак, ты несколько раз ездила в Байя Калифорния?

— Не очень часто.

— Увидеть Эль Лобо?

— Конечно.

— С компаньонкой, естественно.

— Моя подруга, Гретхен Уайли, была столь добра, что сопровождала меня. Это было необходимо, чтобы тебя опекали. Иначе Эль Лобо посчитал бы меня обыкновенной потаскухой.

— О да…

Она повернулась, слегка задев своими коленями мои. Ее дыхание было теплым и приятно ласкало мне шею. Я услышал, как что-то невнятно бормочу.

— Что вы сказали? — спросила она.

— Я просто размышлял о Гретхен Уайли, бегающей туда-сюда, оставляя бедного Джорджа совсем одного там, в каньоне. Или он тоже ездил?

— Нет, Джордж оставался дома.

— В ванне?

— Откуда мне знать.

— Я и не имел в виду, что ты должна знать.

Ее голос изменился. Я посмотрел на ее лицо — она плакала. Я просунул руку ей под шею, она на мгновение прильнула ко мне, потом снова колыхнула бедрами, отворачиваясь. Ее правая рука осталась где-то внизу, как символ беспомощности — или одиночества.

— Извини, — сказал я. — Я не хотел тебя расстроить.

— Я думаю, эта была пустая трата времени, — сказала она, — таскать Гретхен туда и обратно. Я думаю, что на самом-то деле я и есть обыкновенная потаскуха.

— Нет…

Теперь она громко плакала, слезы лились из ее хорошеньких глаз мимо носа и собирались на ее сильном круглом подбородке. Только профессиональный садист отказался бы утешить ее. Я обнял ее одной рукой и попытался положить другую, но она отвернулась и продолжала плакать.

— Что бы вы ни думали, — всхлипывала она, — я действительно любила Эль Лобо.

— Я верю, — сказал я.

— Но Эль Лобо мертв.

— Если ты его любила, мне жаль.

— Он проделал такой путь в Лос-Анджелес, чтобы увидеть меня, а его убили!

Я еще раз попытался ее обнять. Она моментально отозвалась, прильнув ко мне. Но рука ее легла под простыню, словно она хотела коснуться меня, но не решилась этого сделать.

— Мистер Шофилд…

— Да, милая…

Ледяной, острый, как игла, кончик какого-то предмета неожиданно уперся мне в живот, в диафрагму, впрочем, не порезав кожу. Я втянул живот и лежал, не шевелясь, глядя на нее, моя правая рука была скована у нее под головой, моя левая — беспомощна. Одно движение — и она проткнет своим стилетом самую мягкую часть моего тела. Лицо мое покрылось каплями пота. Эта маленькая стерва незаметно вытащила нож из сумочки и, пока лежала, все время держала его под рукой, выжидая удобный момент. Я посмотрел на ее лицо со следами слез и не мог не восхититься. Но проклятый нож при каждом вдохе царапал мне живот.

— Твоя взяла, — осторожно признал я. — Что дальше?

— Кто убил Эль Лобо? — она смотрела мне прямо в глаза.

— Я не знаю…

Я думал, что знаю, но не был уверен, и сейчас я, как никогда, старался казаться искренним.

— Это вы с Кэрол, да?

— Нет!

— Я вас знаю, частных детективов, — сказала она. — За деньги вы сделаете что угодно. Кэрол наняла тебя убить Эль Лобо и положить тело в гараж, чтобы я нашла…

— Ты ошибаешься, — сказал я. — Она не знала, как оно попало туда. Она пыталась спрятать тело, чтобы ты его не увидела.

Нож вошел достаточно глубоко в кожу. Я от неожиданности втянул диафрагму и почувствовал, как теплая струйка крови скатывается по животу в районе солнечного сплетения. Я попытался отодвинуться, но она была тут как тут и держала нож своей крепкой молодой хваткой. Я не мог отвести этот острый кончик.

— Слушай, Бонни, — сказал я, — ты все неправильно поняла.

— Я хочу правду, мистер Шофилд, — сказала она. — Все, что вы должны сделать, это сказать мне правду. Если вы признаетесь, что убили Эль Лобо, я перестану. Если вы не скажете — мне придется убить вас.

— Это безумие!

— Не говорите мне, что я сумасшедшая, мистер Шофилд. Я хорошо знаю, что делаю.

— Я не хотел сказать, что ты сумасшедшая.

— Почему вы убили Эль Лобо?

Наши глаза встретились. Я испытывал непреодолимое желание заглянуть под простыню, чтобы оценить шансы, но боялся сделать такую попытку. Потому я лежал, замерев. Я просто глядел на нее сквозь капельки пота на ресницах и думал: «Милое дитя, если я из этого выберусь, то лично позабочусь спустить с твоего прекрасного зада не меньше дюйма его роскошной кожи».

Это были лишь хвастливые угрозы, не произнесенные вслух. Она провела кончиком ножа, и я втянул живот, сдерживая дыхание.

— Мистер Шофилд, — сказала она, — я предупреждаю…

В дверь постучали. Я посмотрел Бонни в глаза, глядевшие на меня в упор. Стук повторился.

— Если ты сейчас ткнешь меня ножом и я закричу, тебя схватят с поличным и повесят за это.

— Заткнись, — прошипела она, уколов меня ножом.

— Когда-нибудь приходилось сидеть в мексиканской тюрьме?

Ее лицо напряглось. Я чувствовал острый кончик ножа, упиравшийся в диафрагму. Стук повторился еще раз, довольно громко. Я открыл рот, и Бонни опять кольнула меня, снова порезав до крови.

«Ах, ублюдок Эль Лобо, — подумал я. — И еще один ублюдок…»

Дверь распахнулась неожиданно и широко, ударившись в стену и отскочив.

Гневный женский голос воскликнул:

— О, нет! НЕТ, НЕТ, НЕТ!!

Лицо Бонни съежилось, как намокший бумажный пакет. Она затряслась. Нож плясал у меня под ребрами. Я взглянул поверх ее взъерошенной головы на непредставившегося визитера и, сказать по правде, на мгновение обмер.

Вы догадались. Это была Дженни, миссис Питер Шофилд, и была она, как говорится, на точке кипения.

Глава 10

Бонни снова плакала, уткнувшись в меня. Я заставил себя поднять взгляд на Дженни — та стояла в своей обычной негодующей позе, уперев кулачки в бедра, и смотрела сверху на нас. Я не знал что сказать.

Дженни несколько слов нашла. Я не буду их повторять. Она выпалила свою тираду, но отнюдь не выпустила пар. Ее лицо меняло выражение, отражая кипение мыслей, и я смотрел на нее, как завороженный. Она и в самом деле выглядела величественно. Казалось, она была в тридцать футов ростом и глаза ее напоминали сигнальные огни десятитонного грузовика.

Неожиданно она наклонилась, схватила край простыни у Бонни под подбородком и сдернула с кровати. Так мы и лежали, с ножом между нами, в крови — и под жирным потолком. По тому, как она захлопала глазами, я видел, что нож и кровь ее притормозили. Заодно она хорошо разглядела, что я был в трусах. Но это были детали. Начнем с того, что оставалось невыясненным, как мы попали в такое положение.

Теперь Бонни дрожала как лист. Она была смелой девушкой. Она не боялась водить дружбу с такими типами, как Панчо и Мигель. Она не боялась лечь со мной в постель и, вполне возможно, располосовать мне ножом живот. Но она испугалась Дженни Шофилд, и испугалась всерьез. Губы у нее посинели, и я слышал, как стучат ее зубы.

— Вставай, — процедила Дженни сквозь зубы.

По части того, что она хотела, вопросов не было, но Бонни была слишком напугана, чтобы сразу встать. Дженни шагнула к ней, и Бонни торопливо сползла с кровати на колени, как-то наконец сумев подняться на ноги. Дженни указала на ванную.

— Туда! — приказала она.

Бонни покорно направилась в ванную.

— Подожди! — сказала Дженни.

Бонни автоматически остановилась спиной к нам. Дженни подошла чуть сбоку, хорошо примерилась и влепила ей оплеуху, один из самых великолепных шлепков, которые я когда-либо видел.

— Ай! — раздался вопль Бонни.

— Иди туда! — сказала Дженни.

Бонни устремилась в ванную. Она начала закрывать дверь, но Дженни ее распахнула. Один за другим она собрала нежные предметы туалета, валявшиеся кучей на кресле, и швырнула их следом. Бонни пятилась, пока не наткнулась на унитаз, — дальше пятиться было некуда. Дженни швырнула ей туфли, не пытаясь попасть. Бонни замерла у фаянсового предмета, как загипнотизированная. Дженни взялась за дверную ручку.

— Будь так любезна, — сказала она громко и отчетливо, — прикрыть свою маленькую детскую развратную задницу.

И со стуком захлопнула дверь.

Наступило молчание — всеобщее, упорное, длившееся, казалось, лет тридцать. Я состарился, умер, родился вновь, полдюжины раз перебрал времена года и в уме предавал Эль Лобо, дона Луиса Альвареса, Панчо, Мигеля, а также губернатора Байя Калифорния в руки испанской инквизиции. С полсотни раз я беззвучно прочищал горло. Наконец оно повиновалось.

— Кхм… Дженни, — начал я.

— Питер Шофилд, — сказала она спокойно, — пытаясь мне что-то сказать сейчас, ты рискуешь получить в суде девяносто лет выплаты мне содержания — каждый месяц и точно в срок.

Она расхаживала рядом с кроватью, бросая взгляды в сторону ванной комнаты. На девятом или десятом повороте и спустя три минуты после того, как она шлепнула Бонни по заду, она подошла к двери.

— Я бы для вечернего приема могла одеться быстрее.

Три секунды спустя дверь ванной комнаты приоткрылась на пару дюймов. Дженни отступила. Дверь приоткрылась шире, Бонни бочком устремилась к выходу. Она была полностью одета. Глаза ее покраснели, губы дрожали. Мне было жаль ее, и я хотел подмигнуть ободряюще, но боялся, что Дженни увидит. Понурив голову, она открыла дверь и вышла.

Не меньше минуты спина Дженни держалась прямо. Потом плечи ее начали опускаться и обмякать. Она медленно повернулась, лицо ее было сумрачным и жалким. Неловко ступила, удержала себя, потом рухнула в кресло и начала молотить по ручке — сильно и методично — крепко сжатым кулачком.

— О-о! — простонала она, с трудом подавляя слезы. — О, черт, черт бы набрал весь этот поганый мир!

Потом она заплакала.

Это была одна из тех домашних ситуаций, в которых единственное, что может сделать нормальный американский мужчина, это лежать, не шевелясь и не открывая рта. Я старался выдерживать это, как мог, но, в конце концов, дал трещину. Не очень широкую, небольшую. Следя одним глазом за Дженни и двигаясь с великой осторожностью, я перебрался по кровати туда, откуда мог дотянуться до телефона. Я снял трубку, и очень скоро кто-то ответил. Я назвал свое имя и номер комнаты.

— Си, сеньор? — ответил парень.

— Принеси бутылку выпивки, — сказал я.

— Си, какой именно, сеньор?

— Какая, к черту, разница?

Я положил трубку. Немного погодя Дженни встала из кресла и пошла в ванную. Я остался лежать. Я посмотрел рядом с собой, туда, где сумасшедшая Золотая Девушка по-воровски лежала со своим стилетом. Я чувствовал, как у меня стягивает место, где засыхала кровь, и подумал, что надо хотя бы вытереть ее, но потом решил оставить так. Это было все, что я мог предъявить в качестве свидетельских показаний в свою защиту. Хотелось бы, чтобы крови было немного побольше. Я взял нож и подумал, а не сделать ли свидетельство в пользу защиты более убедительным, потом отверг эту затею, как несерьезную. Бросил нож на кровать рядом с собой, и как раз в это время Дженни вышла из ванной комнаты.

Она умылась, поправила прическу и выглядела очень неплохо. Все еще как недавняя рана, чувствительная, но чистая, свежая и здоровая. Она избегала смотреть прямо в глаза, но время от времени бросала взгляд в моем направлении. Вскоре она открыла сумочку, порылась в ней, что-то достала и подошла к кровати.

— Вот, — сказала она. — Есть пакет первой помощи.

Она протянула мне таблетку, и я взял ее.

— Спасибо, — сказал я.

Она, в общем-то, не хотела пойти дальше этого, но ее выучка медицинской сестры не позволяла оставить меня без помощи. Потом посмотрела на нож.

— На этом чертовом ноже, наверно, все виды мексиканских микробов, — проворчала она.

— И вправду немного побаливает, — кивнул я. — Вроде уже гноится.

Она вынула из своей сумочки что-то еще, пошла в ванную и вернулась с какими-то влажными салфетками. Склонившись надо мной, она, как губкой, промокнула мою небольшую рану. Дженни делала это не слишком-то нежно, но эффективно.

— Дай-ка мне, — сказала она.

Я отдал ей пластырь, она развернула его и приклеила на рану. Я напряг мышцы живота, чтобы ей было удобнее его клеить на твердом, но она сделала вид, что не заметила. Обычно она восторгалась моими брюшными мышцами.

Кто-то постучал в дверь.

— Идите к черту, — буркнула Дженни.

— Это, наверное, выпивка, которую я заказал.

— О-о, — протянула она.

За дверью оказался мальчишка-посыльный с тележкой, на которой стояли бутылки — джин, бурбон, виски-скотч и текила. Дженни оглянулась.

— Какую, сир? — спросила она.

— Вот та, пожалуй, подойдет.

— Кванто динеро? Сколько это стоит? — услышал я, как она спросила мальчишку. У них начался торг, Дженни что-то тихо бормотала, и когда он закончился, она стала владелицей бутылки виски-скотч.

В ванной комнате были стаканы в стерильной пластиковой обертке. Она принесла их, налила виски в каждый, подала мне один и встала у кровати, держа свой и глядя на меня.

— Что это было — решили покончить с собой вдвоем? — спросила она.

— Ты ведь не видела на ней ни царапины, верно? — спросил я.

— Я не особо ее рассматривала.

— Сказать тебе правду — я тоже.

Она подняла брови на неимоверную высоту.

— Она тебя заставила, да? Под угрозой ножа, будучи крупнее, сильнее и агрессивнее, чем ты, она заставила тебя раздеть ее и уложить в постель.

— Это правда, — кивнул я. — Ты появилась как раз вовремя, чтобы предотвратить ужасное изнасилование.

— Как получилось, что она оставила тебя в трусах?

— Именно на этом я и провел черту.

Она сделала медленный небольшой круг по комнате.

— О, Боже, — сказала она. — Сначала мать, потом дочь. Раз начав, ты всегда доводишь дело до конца, не так ли?

— Откуда ты узнала, чья она дочь?

Она поморгала и посмотрела на свой стакан.

— Сильное фамильное сходство. По всем параметрам.

— Очень здорово подмечено, — сказал я.

Спустя некоторое время я спросил:

— Что привело тебя сюда ко мне в этот час, так внезапно?

— А разве ты хочешь это знать?

— Умный ответ.

Мы целеустремленно шли к тому, чтобы завязать хорошую перепалку с грязными взаимными обвинениями, а я очень этого не хотел.

— Я не собираюсь опускаться до мелочных выяснений и намерен все объяснить, хочешь ты этого или нет, — сказал я.

Дженни достала из сумочки какие-то штучки, села в кресло и принялась делать маникюр.

— Слушаю, — сказала она.

Я стал рассказывать ей в деталях, начиная с момента, когда я позвонил ей, затем о позавчерашних событиях на пляже. Когда я дошел до Мигеля, дона Луиса и грузовика, она начала смотреть на меня странно, и вдруг мне все это стало казаться немыслимо смехотворным. Я решил опустить всю непонятную чепуху насчет ранчо и прочее. Тем не менее нужно было объяснить визит Бонни.

— Ты меня слушаешь? — спросил я.

— Я еще здесь, в комнате, — буркнула она. — Нет необходимости кричать.

— Я не кричал.

— Ладно, не начинай.

Я постарался овладеть собой.

— Я находился в довольно любопытной ситуации, — сказал я.

— Могу понять, — сказала она. — Подтвержденное свидетельствами изнасилование…

— Опять ты!

— Не кричи!

— Господи, если бы мне пришлось снова…

— Что бы было?

— Ничего, дорогая.

Она закончила маникюр, убрала свои штучки и встала. Она проделала обычный женский ритуал, который всегда сопровождает их приготовления к тому, чтобы своим появлением осчастливить окружающий мир. Огладила платье, проводя руками по своим приятной формы бедрам. Взбила волосы. Наклонившись, поочередно подняла ноги и разгладила чулки от лодыжек вверх; у нее были чудесные тонкие лодыжки. Наблюдая за ней, я начал испытывать знакомое приятно щекочущее ощущение.

— Ну что же, — сказал я. — Думаю, мы можем спокойно отправляться домой. Дело закончено.

Она взяла сумочку и пошла к двери.

— Приятного путешествия.

Она вышла. Я начал вставать с кровати, когда она снова вошла. Сумочка была открыта.

— Я почти забыла, — сказала она, — зачем приехала.

Она вынула руку из сумки и что-то бросила мне.

Это были деньги. Пять хрустящих новых стодолларовых банкнот.

— Это послала блондинка, — сказала она. — Она освобождает тебя от дальнейшей ответственности.

Она снова вышла, а я уставился на деньги, валявшиеся на постели. Затем я собрал их и положил на тумбочку. Дверь отворилась, и опять появилась Дженни.

— Что ты имел в виду, сказав, что дело закончено? — спросила она.

— Бонни Данди, — сказал я. — Дело было в ней. Я пытался удержать ее здесь, пока не смогу найти способ отправить домой…

Дженни открыла рот.

— Бонни Данди! Ты хочешь сказать, что это ее имя?

— Да. Понимаешь, она…

Дженни захохотала.

— Бонни Данди? — повторила она, заходясь от смеха. — О нет!

Она хохотала на пределе своих великолепных легких. Она снова вышла за дверь, и я слышал, как она смеялась, не переставая, пока спускалась вниз. Больше она не возвращалась.

Я принял душ, оделся и пропустил пару стаканчиков. Побродил по комнате, решая, ехать мне домой или несколько дней поболтаться в Тихуане и потратить деньги Кэрол, выжидая, пока Дженни не придет в себя. Положил деньги в карман шортов, налил себе еще и сел со стаканом на кровать.

Я тоскливо глядел в окно на блеклую утром в понедельник улицу, и внезапно у меня появилось ощущение, что я опять переживаю уже пережитое; словно время сбилось назад, как игла на заезженной пластинке. Все было четким, ясным и узнаваемым, как мое лицо в зеркале. Я смотрел на «Бомба Клаб» на противоположной стороне улицы, а перед ним был припаркован небесно-голубой «ягуар».

Я помигал, потряс головой, выпил и взглянул снова. Он был там. Он не только был похож по цвету, дизайну и типу на тот небесно-голубой «ягуар», который Панчо сбросил на скалы, — у него был тот же номерной знак.

Или это был тот «ягуар», который сбросили? Я ведь не видел, как он падал. А после, полуслепой, в наступавшей темноте я видел машину, разбившуюся на камнях. Но какую машину?

Это должен быть тот «ягуар». Я был слишком близко за ними, чтобы позволить им уйти в сторону незаметно. Это определенно был «ягуар», за которым я позавчера следовал от Лос-Анджелеса до Тихуаны.

Существовало только одно объяснение. Было два «ягуара». Во всем, исключая номер двигателя и прочие технические детали, машина через дорогу напротив была копией той, которую они сбросили под откос.

Но почему машины-близнецы?

Зачем та запасная шина в сарае на ранчо?

Теперь я мог уже сделать вполне определенный вывод, что Эль Ранчо де лос Компадрес было штаб-квартирой крупных операций по контрабанде наркотиков. Но это была лишь общая констатация.

Был ли дон Луис так хитер, чтобы проворачивать это дело, играя роль дряхлого старика, помешанного на исторической несправедливости? Или он был невинной, ничего не подозревающей жертвой международной банды, которая просто использовала его и его возможности?

Какую роль в этом играла Бонни Данди? Знала ли она, что делает?

Был еще один вопрос: а мне-то что? После всего, что случилось, какое мне было дело?

Я знал ответ. Я не смог бы это объяснить, и у меня не было времени попытаться это сделать, но мне было до всего этого дело.

Я подобрал нож, который оставила Бонни, вытер пятна засохшей крови на острие. Быстро осмотрел его, нашел едва выступающую кнопку возле рукоятки и нажал. Тонкое лезвие исчезло в рукоятке, как змеиное жало. Я еще раз выкинул и убрал лезвие. Механизм работал великолепно — гладко, остро и смертельно. Я положил нож в карман.

Уходя, я не стал закрывать дверь, спустился в холл, вышел из гостиницы и зашагал через улицу к «Бомба Клаб».

Глава 11

Как и все подобные притоны, «Бомба клаб» в понедельник утром находился в состоянии депрессии. В воздухе висела тяжелая вонь вчерашнего пива. Не было слышно ни смеха, ни музыки. Не было даже проституток. Однако бар уже работал, и, когда я вошел, там находились двое посетителей. Они сидели в дальнем конце бара, в задней части практически пустой комнаты. Одним из посетителей была Бонни, Золотая Девушка, а вторым — Мигель, шофер грузовика.

Я забрался на табуретку в центре стойки, повернувшись к ним боком. Когда я уселся и заказал бутылку пива, они возобновили прерванный разговор. Прислушиваться к их беседе я не пытался — слишком далеко.

Немного погодя Бонни взяла свою сумочку, прошла к двери, на которой было написано «Мухерес», женщина по-испански, и пробыла там довольно долго. Мигель заказал еще пива и почти допил его к тому времени, когда она вернулась. Она не стала вновь садиться, а положила сумочку на стул и подождала. Через пару минут Мигель допил свое пиво, поднялся и они вместе направились в заднюю часть бара.

Я соскользнул с табурета и двинулся следом. По дороге я сунул руку в карман, где лежал нож с пружинным лезвием, и проверил его работу, так как он мог оказаться полезным. Они прошли сводчатым коридором, в котором я их догнал. Коридор был узкий, и там едва хватало места для нас троих. В конце коридора находилась дверь, выходящая наружу. Бонни шла немного впереди Мигеля, а я оказался непосредственно за его спиной.

— Альто! Стой! — тихо сказал я по-испански.

Он замер на месте, а я вытащил нож.

— Слушай внимательно, — сказал я.

В коридоре было тихо, и когда я нажал кнопку и освободил лезвие, то послышался щелчок — не очень громкий, но достаточный, чтобы можно было понять, о чем идет речь.

— Этот нож у твоей спины, Мигель, — сказал я. — Так что стой спокойно.

Бонни обернулась и неуверенно посмотрела назад. Глаза у нее были припухшими и красными, а на щеках остались следы слез.

— Бонни, — сказал я, — выйди через переднюю дверь, сядь в свою машину и подожди меня там.

— Мистер Шофилд…

— Делай, что говорю, — оборвал я.

— Пожалуйста… — начала она. — Я очень сожалею о той сцене, которую устроила вашей жене и обо всем остальном, но…

— Делай, как я сказал, Бонни, — повторил я.

Мигель пошевелился, и я слегка ткнул его слева в поясницу. Он снова замер.

— Все будет хорошо, Бонни, — сказал я.

Она взглянула на Мигеля, потом на заднюю дверь, но затем подчинилась, и я слышал, как ее каблуки простучали по полу в сторону двери.

— Очень хорошо, Мигель, — сказал я. — Иди вперед — и только вперед. Вамос! Иди!

Он двинулся не сразу, и я слегка уколол его. После этого он пошел. Он подошел к задней двери, открыл ее и вышел в аллею. Я подождал, пока дверь не захлопнулась, повернулся, прошел через забегаловку и вышел наружу. Бонни сидела на переднем сиденье «ягуара» на месте водителя. Я обошел машину и сел рядом с ней. Она даже не взглянула на меня.

— Во что ты впуталась? — спросил я.

— Вы все равно ничего не сможете с этим поделать…

— Нет, думаю, что смогу.

— Пожалуйста, мистер Шофилд, вы не понимаете…

— Кое-что я понимаю. Я знаю, что смогу повести эту машину, причем ты будешь сидеть в ней, пересечь границу и доехать до твоего дома, где ты окажешься в безопасности.

— Нет, вы не сможете этого сделать, — сказала она. — Это все равно, что совершить самоубийство.

Она повернула ко мне свое милое, убитое горем лицо.

— Мистер Шофилд, — сказала она, — вы даже не представляете, насколько вы были близки к смерти вчера вечером — там, на дороге.

— Тогда почему же меня не убили? — спросил я.

— Потому что… я кричала и умоляла Панчо до тех пор, пока он не сдался. Но он все равно убьет вас. Он собирался бросить вас там вместе с машиной и… с Эль Лобо…

— А почему ты остановила его?

— Потому что… потому что вы хорошо отнеслись ко мне… вы мне помогли…

— Позволь мне еще раз помочь тебе.

— Вы не сможете!

Я схватил ее за руки и повернул к себе. Она зажмурилась, потом медленно открыла глаза.

— И ты собираешься сидеть здесь, прекрасная восемнадцатилетняя американская девушка, и говорить мне, что если я отвезу тебя домой, в твою собственную страну, в Лос-Анджелес, то это будет самоубийством?

На ее лице появилось твердое упрямое выражение.

— Эль Лобо мертв? — спросила она.

— Да, но послушай, Бонни…

— Тогда, пожалуйста, мистер Шофилд, ради Бога, оставьте меня в покое!

Все ее существо от пяток до кончиков волос выражало это желание. Я отпустил ее, и она повернулась к двери и поискала что-то под рулем. Затем она открыла свою сумочку и вытащила оттуда ключи.

— Но если ты не отправишься домой, — сказал я, — если ты сейчас начнешь делать то, что, как ты думаешь, ты должна делать…

— О, я не думаю, мистер Шофилд!

— Разве это не будет таким же самоубийством, только немного растянутым по времени?

— Нет. Это мой единственный шанс.

Я взглянул на нее. Убедить ее было невозможно.

— Хорошо, Бонни, — сказал я, открывая дверцу. — Желаю тебе удачи.

Я вышел, закрыл дверцу и на мгновение наклонился к открытому окну. Она вставила одной рукой ключ в замок зажигания, а кулаком другой отбивала по рулевому колесу медленный размеренный ритм. Глаза ее были закрыты, а губы шевелились.

— Еще раз, — услышал я, как она сказала, словно пытаясь уговорить себя в чем-то. — Еще только раз.

Это выглядело так, словно меня здесь уже не было. Я повернулся, перешел улицу и остановился перед отелем. Я видел, как «ягуар» выехал со стоянки, повернул на улицу и направился к северу.

Моя машина стояла за углом на боковой улочке. Я попытался вспомнить, осталось ли у меня в отеле что-нибудь стоящее, что следовало бы забрать с собой. В конце концов пришел к мысли, что там нет ничего стоящего, если не считать бутылки виски.

На прощание я взглянул на вестибюль отеля и увидел у большого окна женщину, глядевшую в мою сторону. Это была Кэрол Данди. Пришлось собрать нервы в кулак и войти внутрь.

Она была изумительна, как всегда. Мне почему-то было очень трудно взглянуть ей в лицо.

— Выпьешь что-нибудь? — спросил я.

Она кивнула, и мы пошли к бару. В отличие от того заведения, которое именовалось «Бомбой», здесь было прохладно и чисто, он был модно и нарядно отделан. Мы сели у стойки, она достала сигарету, и я дал прикурить. Заказали виски с содовой. Я достал новенькие хрустящие банкноты, которые она прислала мне с Дженни, и передвинул их по полированной деревянной стойке.

— Мне очень жаль, но все, что я могу, это признаться в своей полной неудаче.

Она взглянула на деньги, потом на меня. Ее изумительные платиновые волосы мягко обрамляли лицо.

— Вы не должны осуждать себя, — сказала она. — Я знаю, вы пытались что-то сделать.

Я продолжал думать о Бонни. Кэрол вытянула руку, и ее холодные пальцы коснулись ссадины на моей щеке.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Существует еще один последний способ спасти Бонни от нее самой — или от того, во что она оказалась замешанной.

— Что это такое? Я имею в виду, что это за способ?

— Мы можем связаться с полицией. По обе стороны границы.

Она закрыла глаза, словно от боли.

— Во что она оказалась замешанной, Пит? Что это за ужасная вещь, что она никого не хочет слушать?

— Ты говоришь так, словно что-то знаешь, — заметил я.

Она погасила сигарету.

— Бонни приходила ко мне вчера вечером.

— Куда?

— Думаю, что я должна кое-что объяснить, — сказала она. — После того как Дженни — твоя жена — получила вчера твою телеграмму, мы решили приехать сюда. Я точно не знаю, почему мы это сделали, если не считать того, что мы обе были очень взволнованны и расстроенны — это естественно. Во всяком случае, мы приехали и остановились в том большом мотеле возле самой границы. Ты его знаешь.

— Да, знаю. Вы приехали вместе на маленькой машине Дженни?

— Нет. Я приехала на своей. Дженни отвезла меня в отель, чтобы я могла ее взять. Понимаю, что это было рискованно, но после всего, что случилось, слишком многое было поставлено на карту, и, кроме того, я могла, по крайней мере, надеяться, что Эль Лобо — его тело, — она закрыла глаза, — привезликуда-то сюда и полиция вообще меня не ищет. Во всяком случае, никаких проблем не возникло. Мы приехали сюда и зарегистрировались. Мы пытались дозвониться к тебе в отель, но никто не отвечал.

— Итак, — сказал я, — позднее в этот вечер Бонни пришла к тебе?

— Да.

— Как она узнала, где тебя найти?

— Это оказалось просто более или менее счастливой случайностью. Мы — Бонни и я — останавливались здесь прежде. По-видимому, она пыталась дозвониться мне домой, но не смогла, позвонила в мотель просто на всякий случай. И я оказалась там.

— Ты не заметила, как она приехала туда? Я имею в виду, она была на своей машине или приехала на такси?

— Не заметила. Когда она приехала, мы с Дженни играли в карты, а она просто постучала в дверь. А когда уезжала, я была настолько взволнованна, что не обратила внимания.

— Что она сказала, что так взволновало тебя?

— Это было ужасно, Пит. Мне… мне просто стыдно говорить тебе об этом. Видишь ли… я была не совсем честна с тобой. В том, что касается Бонни и меня… Я никогда не делала этого из простой благотворительности; не было и речи об уступчивости незамужней женщины или о чем-то в этом роде. Я не отношусь к женщинам подобного типа, Пит. Я… ну, наверно, наиболее мягким словом будет… я — авантюристка. Может быть, это слово выглядит несколько старомодно, но я уверена, что ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Давай не будем заниматься всякими мелочами, — сказал я. — Где ты нашла Бонни?

— Это правда, — продолжила она, — что она была беременна. Ей было около пятнадцати. Я познакомилась с ней через Гретхен Уайли. А та познакомилась с Бонни на пляже. Девушка была из неблагополучной семьи, болталась без присмотра и в результате попала в беду. Гретхен спросила, не смогу ли я ей помочь, так как ей не приходилось рассчитывать на какую-то помощь дома.

Она достала вторую сигарету, и я снова дал ей прикурить.

— Мне незачем говорить тебе, какой изумительной девушкой она была. Но это было больше, чем просто красота, — у нее было что-то еще глубоко внутри, что-то особое, какое-то детское обаяние, и все это вместе с какой-то диковинной индивидуальностью. И, как ребенок, она до полусмерти перепугалась, когда узнала, что беременна.

Ну… я познакомилась с ней, поговорила, и что-то произошло. Я не могу тебе этого объяснить. Может быть, материнский инстинкт… но я должна была помочь этому ребенку, позаботиться о ней. Ты можешь не верить, но это правда… мне хотелось заботиться о ней так, словно она была моей собственной дочерью. Мне хотелось увидеть, смогу ли я помочь ей стать тем, чем, по моему мнению и мнению Гретхен, она могла бы стать.

Она еще немного отхлебнула из своего стакана. Я взглянул на часы, висевшие на стене бара, не потому, что мне стало скучно, а потому, что я думал о чем-то, какая-то смутная мысль как червь шевелилась в моем мозгу, и часы, казалось, каким-то образом были связаны с этой мыслью.

— Так, чтобы она не была похожа на меня, — продолжала Кэрол. — Может быть, ты даже не поверишь, но у меня не было никакого намерения сделать из нее куртизанку, если уж использовать это старомодное слово.

— Как вы справились с беременностью? — спросил я.

— Об этом я тебе тоже солгала, — сказала она. — Хотя ты должен поверить, что я предоставила ей возможность выбора. Я сказала, что позабочусь о ней во время беременности и возьму на себя все расходы, если она захочет оставить ребенка. Однако она этого не захотела. Итак… я знала врача, и у нее был еще небольшой срок, около месяца, поэтому все прошло очень хорошо.

Я снова взглянул на часы и увидел, что уже четверть двенадцатого.

— Ну, — сказал я, — а как вы уладили дело с твоей собственной — м-м — работой? Бонни знала о ней?

— Нет… по крайней мере, довольно долго. В течение двух лет после аборта ее здесь не было, она была в школе. Я ее навещала. И потом, ты, конечно, понимаешь. Я же не выходила на улицу и не ловила там мужчин, чтобы потом приводить их домой.

— Очень хорошо, — кивнул я, — суть заключается в том, что ты старалась не позволить Бонни узнать о твоем образе жизни.

— Да. И как мне казалось, я добилась в этом успеха.

— И только вчера вечером ты узнала, что дело обстояло вовсе не так?

— Вчера вечером я много чего узнала.

Я не мог удержаться, чтобы снова не взглянуть на эти проклятые часы, и на этот раз она заметила это.

— Я говорю слишком долго, да? — спросила она. — Я стараюсь покончить с этим и оставить тебя в покое.

— Нет, нет, все в порядке, просто я…

— Я знаю, что ты торопишься вернуться к жене и не осуждаю тебя за это. Она — изумительная женщина. Я ей завидую.

— Это может ее удивить. Ты говорила…

— То, что я говорила об Эль Лобо — о том, как Бонни встретилась с ним и без памяти влюбилась, — это все правда. С этого момента мы стали как-то меньше общаться друг с другом. Бонни начала ездить в Тихуану, бродила по окрестностям. Она перестала со мной разговаривать — она полностью вычеркнула меня из своей жизни.

— Но Гретхен Уайли должна была знать, чем она занималась.

— Не совсем. Гретхен могла приезжать сюда с ней, но она не была в курсе ее дел. Она же не следовала за ней каждую минуту. Это не входило в ее обязанности. Ты можешь это понять.

— Думаю, да.

— Так что когда Эль Лобо оказался мертвым в моем гараже, то понятно, что я перепугалась. Это было ужасно, что я пыталась втянуть тебя в это дело в тот вечер: я слышала, что ты собираешься быть там и подумала, что могла бы как-то организовать, чтобы ты помог мне, как бы случайно, понимаешь? Но я думаю, что мы оба были слишком пьяны. Если бы ты не пришел на следующий день, то не знаю, что бы я делала. Возможно, вызвала бы полицию.

— Но ты почему-то ждала, что я вернусь на следующий день, не так ли?

Она посмотрела в свой стакан.

— Ну, — сказала она, — ведь я же кое-что понимаю в мужчинах и в их привычках.

— Сдаюсь, — буркнул я. — Продолжай.

— Пожалуйста, поверь мне, Пит, — все, о чем я всерьез беспокоилась, — это Бонни. Я боялась, что она загонит себя в какой-то ужасный угол и окажется связанной с этим убийством, я знала, что она нуждается в помощи. Вот поэтому я и позвала тебя.

Я взглянул на часы, а потом на нее.

— Мне очень жаль, что я все испортил.

— Ты сделал все, что мог. Теперь Бонни уже ничем не поможешь. Я поняла.

— После вчерашнего вечера?

— Это не могло продолжаться долго, — сказала она, — я должна была понимать — такая женщина, как я, должна была понимать, — как я могла надеяться, что мне удастся вытащить из грязи девочку-подростка, которая уже вполне сформировалась?

— Но именно вчера вечером она все прояснила. Правильно?

— Ужасно прояснила. Она сказала мне, что если я не оставлю ее в покое, то я никогда больше ее не увижу. Она знала, что ты последовал за ней в Мексику, и дала мне всего час на то, чтобы я убрала тебя от нее — позвонила и сказала, что я отказываюсь от твоих услуг, — вот как она поставила вопрос. Она даже сказала несколько хуже — назвала меня проституткой и обозвала другими грязными словами. Она обвинила меня в том, что я своими собственными руками убила Эль Лобо.

— А что ты сказала ей? Я имею в виду вчера вечером.

— Я сказала ей не так уж много. Она просто не дала мне такой возможности.

— Но ты обещала ей, что отзовешь меня?

— Да, Пит. Я обещала. Она была в таком безумном состоянии! Я боялась, что она что-нибудь сделает с собой — и с другими.

— И потому ты послала деньги с Дженни?

— Да, потому. Я не знаю, правильно я поступила или нет. Я знаю только, что Бонни была единственным живым человеком в моей жизни. Какая-то часть во мне умерла вчера вечером. Я думаю, что я была не права, а она — права. Я пыталась использовать Бонни, чтобы справиться со своими собственными проблемами, а она была права, когда хотела сбежать.

В ее прекрасных глазах появились слезы. Они медленно собирались в уголках нижних век, а затем, как сверкающие жемчужины, катились по щекам. Я взглянул на свой стакан, а затем на часы.

— Понимаю, — сказал я, — какой это был для тебя удар. Что касается меня, я бросаю это дело. Я не могу взять твои деньги, потому что не справился с ним.

— Пожалуйста…

— Нет.

Я вложил банкноты в ее руку, накрыл их другой и какое-то время подержал ее руки в своих. Потом встал.

— Позаботься о себе, — сказал я. — Возможно, мы когда-нибудь встретимся.

— Надеюсь, Пит.

Я двинулся прочь, но потом обернулся.

— Слушай, а Дженни присутствовала при твоем разговоре с Бонни? Я имею в виду, что должно быть вдвое тяжелее, когда такой разговор происходит в чьем-то присутствии…

— Нет. Дженни вышла перед самым приходом Бонни. Она сказала, что проголодалась, и спустилась в ресторан.

— А когда она вернулась, Бонни уже ушла?

— Да. Разговор продолжался не так уж долго.

— О да, — кивнул я. — Ну, прощай.

— Прощай, Пит, и спасибо тебе за все.

Я помахал ей рукой и вышел на улицу, а затем быстро свернул в переулок и направился к своей машине. На ходу я взглянул на уличные часы и увидел, что они показывают без двадцати двенадцать. Бонни уехала сорок минут назад. Этого времени должно было ей хватить, чтобы доехать до ранчо. Нужно было еще сделать массу вещей — и сделать быстро.

Глава 12

Если вы захотите нарисовать маршрут от Сан-Диего в Мексику через Тихуану и Текату, то вам нужно будет изобразить прямоугольный треугольник: его вертикальный катет будет идти на юг от Сан-Диего до Тихуаны, основание треугольника будет соединять Тихуану и Текату, а гипотенуза пройдет на северо-запад от Текаты до Сан-Диего. Основание треугольника одновременно будет государственной границей. Я двигался параллельно основанию треугольника так, что Теката была прямо передо мною примерно в восемнадцати милях, а ранчо дона Луиса Альвареса находилось справа и впереди примерно в пятнадцати милях.

Дорога, по которой я ехал, была самым естественным путем для человека, намеревающегося быстро посетить Мексику с короткой остановкой на ранчо и быстро вернуться в США, то есть от Тихуаны через ранчо до Текаты, затем через границу и обратно в Сан-Диего. Конечно, все это можно было проделать и в обратном направлении, но это было бы менее логично и менее безопасно. План, который был у меня в голове, выглядел несколько сумасбродным, однако я надеялся, что он удастся, если я смогу все сделать вовремя. Однако он был не очень надежен: ведь перед тем, как проверить свои подозрения, я должен был убедиться в некоторых вещах.

Не доезжая примерно двенадцати миль до Тихуаны, я наткнулся на первую из непредвиденных остановок, которые ожидали меня в этот день. Я увидел голубой «ягуар». Он очень медленно двигался по обочине дороги. Я заметил, что Бонни по-прежнему одна в машине и что с машиной ничего не случилось. Я пришел к выводу, что она едет так медленно потому, что еще не приняла окончательного решения.

Я пристроился позади нее. Над пустыней плясали миражи. Я отставал от нее примерно на четыреста ярдов, когда она доехала до ворот ранчо, притормозила, затем медленно свернула в ворота и поехала по длинной и пыльной проселочной дороге, ведущей в долину.

Это был первый контрольный пункт, и пока я шел впереди. Я вдавил в пол педаль газа.

Мне пришлось снова притормозить, когда я проезжал деревню возле Текаты, но теперь граница находилась всего лишь в четверти мили по дороге. На мексиканской стороне был небольшой домик пограничников и пара бетонных проходов, настолько узких, что приходилось почти останавливаться, чтобы переговорить с пограничниками. Сразу же за разделительной линией была уже Теката, штат Калифорния. На перекрестке через улицу от пропускного пункта располагались универсальный магазин, крытый проезд с односторонним движением и офис размером с гостевой домик в одну комнату.

Поскольку не существовало ничего, что американец не мог бы вывезти из Мексики и что не поощрялось бы — при условии, что он заплатил, — мексиканские полицейские приветливо улыбнулись мне и выразили надежду, что я остался доволен своим визитом. Я уверил их, что чудесно провел время.

На американской стороне был только один дежурный полицейский. Он выглядел не очень дружелюбно, но я решил, что его настроение объясняется жарой и скукой. Движение на пропускном пункте в Текате было совершенно ничтожным. Не было никого ни впереди, ни позади меня. Сначала полицейский спросил, где я родился. Затем он поинтересовался, купил ли я что-нибудь в Мексике, я ответил отрицательно. Тогда он заглянул внутрь машины и решил заставить меня открыть багажник. Я вышел из машины, обошел ее, замок багажника нормально щелкнул, но защелка отказалась подчиниться, так как была помята в результате столкновения с грузовиком Мигеля, и я не мог открыть ее.

Полицейский показал на помятый бампер.

— Где это вас угораздило?

— В Тихуане, — ответил я. — Парень-мексиканец ударил меня на стоянке.

Он подумал минуту, а затем сказал:

— Ладно, проезжайте.

Я сел в машину и отъехал от пропускного пункта. На первых нескольких милях дороги, ведущей в Сан-Диего, я вновь увеличил скорость, но вскоре притормозил. Эта часть пути была особенно опасной, и я не мог себе позволить оставаться тут достаточно долго. Но здесь снова началась расчетливая игра. На американской стороне границы должна быть точка погрузки или перегрузки товара, и она должна быть расположена не очень далеко от границы. Опасность задержки такого горячего товара, как наркотики, возрастала прямо пропорционально времени, в течение которого он находился в вашем распоряжении.

Поэтому я полагал, что если они использовали Бонни, чтобы перевозить товар через границу, то должны были забирать его обратно при первой возможности.

Вся операция выглядела далеко не любительской. Наличие двух одинаковых «ягуаров», причем либо использовалась только одна машина, чтобы иметь возможность в любой момент быстро заменить ее чистой, либо они использовались одновременно, при этом чистая машина могла подменить другую во время погони, — все это указывало на тщательность и продуманность операции и на то, что количество денег, поставленных на кон, было весьма значительным. Тут нужна была организованность, дисциплина и сила воли, чтобы справиться с операцией. Операцию должен был возглавлять кто-то, имеющий прочное и безупречное положение на американской стороне. Вполне возможно, подумал я, что это была Гретхен Уайли.

Я проехал три или четыре мили в сторону Сан-Диего. Это был отдаленный, почти незаселенный район с большими промежутками между тем, что могло бы сойти за города. Меня всегда удивляло наличие мест для пикников как в этом районе, так и в других аналогичных районах штата. Если не считать случайных уик-эндов, то они практически постоянно пустовали. Одно из таких мест называлось «Долина», и я проехал мимо, не обратив на него особого внимания. Там был ржавый знак со стрелкой и поворот, который вел с автострады в рощу. Вдали среди деревьев были видны столы для пикников и печи для поджаривания мяса, сложенные из дикого камня. Домик, в котором можно было бы освежиться, был закрыт. Там еще стояла старая автомашина без крыши, изрядно побитая непогодой и лишь частично выглядывавшая из листвы, но непохоже было, чтобы кто-то собирался воспользоваться столами для пикника.

Я проехал около мили и остановился. С того момента, когда я увидел Бонни, сворачивающую в ворота ранчо, прошло почти полчаса. У меня не было больше времени рыскать по дороге на Сан-Диего. По дороге меня обогнала пара автомашин: одна очень большая и стремительная, которая прошелестела мимо, а другая — маленькая, ее звук напоминал тарахтение подвесного мотора. Я не обратил на них никакого внимания. Что-то занимало меня, заставляло рыться в уголках памяти, как это часто бывает, когда вы видели что-то краем глаза и не обратили внимания, пока оно вновь не всплыло.

Я быстро миновал поворот, так что поврежденный закрылок сильно прижало к правой задней покрышке, и повернул обратно к Текате. По мере того как я приближался к месту для пикников под названием «Долина», я ехал все медленнее и медленнее. Я почти полз по дороге, когда снова увидел это место и старый полуразвалившийся автомобиль без крыши, брошенный в кустах, и тут смутное несформировавшееся воспоминание превратилось в яркую картину: последний раз я видел эту развалину в каньоне к северу от Санта-Моники.

Проехав еще пятьдесят ярдов, я съехал на обочину. Затем прошел пешком по диагонали к входу на площадку для пикников и нашел небольшую тропинку, которая вела в глубину рощи. Там я нашел место, с которого мог через листву видеть эту развалившуюся колымагу, а также отдельные открытые участки, на которых стояли столы и прочее оборудование. Постояв там пару минут и внимательно осматривая окрестности, я обнаружил Джорджа Уайли. Он сидел за одним из столов спиной ко мне и что-то ел из бумажных пакетов.

На нем были брюки из грубой бумажной ткани, старая рубашка с обрезанными по самые плечи рукавами и котелок. Его гитары я нигде не увидел.

Теперь я знал почти все, что надеялся узнать к данному моменту, а время для того, чтобы остановиться, еще не пришло. Выбравшись обратно на дорогу, я быстро пересек ее, сел в машину и поехал прочь. Дав полный газ, я успел проехать с четверть мили, когда задняя покрышка, с которой так плохо обращались, капитулировала и сообщила мне об этом. Раздалось громкое продолжительное шипение, серия толчков, и автомобиль, как пьяный, шатаясь из стороны в сторону, съехал на обочину. Мне едва удалось затормозить.

Ругаясь, я выбрался наружу и обошел машину. Затем вставил ключ в замок багажника и снова выругался, однако это нисколько не помогло. Не было никакой возможности открыть багажник и достать инструменты и запасную покрышку. Ведь это уже пытался сделать служащий федерального правительства. Какой еще авторитет мне нужен?

Я пнул покрышку и крыло и обругал замок. Ничего не изменилось. Я посмотрел назад в сторону «Долины» и вперед в сторону пограничного пропускного пункта — до него лежали четыре длинных жарких мили. Если мне повезет, то я смогу одолеть их пешком за полчаса или за двадцать пять минут, если смогу выдержать быстрый темп. Или могу проехать это расстояние на порванной спустившей покрышке, на что мне понадобится минут пятнадцать.

Позади я услышал характерное тарахтение небольшого автомобиля, который обогнал меня, направляясь в противоположную сторону, минут десять-пятнадцать назад. Я даже не взглянул на него. На дороге было полно таких маленьких автомашин.

Однако я тут же опомнился и сообразил, что могу, по крайней мере, попросить подвезти меня до границы. Я уже почти повернулся, чтобы поднять большой палец, когда автомобиль свернул с дороги на обочину и остановился в нескольких футах от меня. Это был «вольво», и за рулем сидела моя рыжеволосая Дженни. Она не помахала мне и не высунулась; она даже не нажала на клаксон. Она просто выключила мотор и продолжала сидеть. Я подошел к окну и заглянул внутрь.

— Как, мы сейчас разговариваем? — спросил я.

Она провела рукой по волосам.

— Это зависит от того, о чем ты хочешь спросить.

— Ты ехала за мною всю дорогу от Тихуаны, не так ли? Ты становишься почти детективом. Пожалуй, я смогу использовать такого человека, как ты.

Она рассматривала свой маникюр.

— Я слушаю.

— Именно сейчас мне чертовски нужна машина с четырьмя исправными колесами.

Она взглянула на меня, а потом начала рассматривать другую руку.

— Ну, — протянула она. — Ты имеешь в виду, что я должна остаться здесь на дороге, пока ты отправишься на свидание со своими блондинками?

— Пожалуйста, Дженни, — взмолился я. — Я отвезу тебя в Текату, и там ты сможешь посетить большой прекрасный магазин. Ты можешь выпить кока-колу или съесть что-нибудь — я уйду не так уж надолго.

— Я знаю, — кивнула она, — или не так уж далеко. Но ты можешь отсутствовать сколько угодно.

— Очень хорошо, — рявкнул я, — не нужно делать мне одолжение.

Я отвернулся от маленького автомобиля и быстрым шагом двинулся по дороге. Она дала мне отойти не так уж далеко — примерно на полмили. После этого «вольво» затарахтел возле меня, потом остановился, она выглянула и оглядела меня с явным удовлетворением.

— Ну ладно, садись, — произнесла она. — Ты можешь заработать тепловой удар на такой жаре, а я не уверена, что твоя страховка своевременно оплачена.

Я обиженно фыркнул, обошел машину и сел за руль.

— Куда мы направляемся? — спросила она минуту спустя.

— Ты направляешься в Текату. А я намерен заглянуть кое-куда в Мексике.

Она ничего не сказала. Она действительно рассердилась на меня, и с ее точки зрения у нее были для этого причины, но мне нужно было обдумать план действия, поэтому я не очень страдал от ее молчания. Сожаление должно было прийти позднее. Во всяком случае, это был уже второй раз, когда она в нужный момент оказывалась на месте. Больше я не мог надеяться на чудеса.

Когда мы въехали в Текату, проверявший меня ранее полицейский пересек улицу, направляясь на пропускной пункт. Ни в ту, ни в другую сторону не было никакого движения. У мексиканского перехода границы двое полицейских в рубашках с короткими рукавами сидели в плетеных креслах, опершись спинами о стенку своего офиса.

Я остановился перед магазином и взглянул через улицу в сторону пропускного пункта. Дженни молча сидела в машине и ждала.

— Не хочешь остаться здесь ненадолго, — сказал я, — и заняться своими собственными делами?

— Нет, — заявила она.

— Дженни, я не могу взять тебя туда, куда я еду…

— Почему?

— Потому что это опасно.

— Опасно вставать по утрам, — сказала она. — Никто не может сказать, что случится.

— Ну, а что будет, если я применю силу?

— Ты хочешь бросить меня? Прямо здесь?

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Я начну кричать, и они схватят тебя прежде, чем ты успеешь пересечь границу.

Я знал, что она так и сделает. Я пытался обдумать сложившуюся ситуацию, соображая, смогу ли сделать то, что нужно, отсюда, не заезжая на ранчо. Но не мог сообразить как.

— У тебя есть что-нибудь, на чем можно писать? — спросил я.

— Вроде бумаги?

— Да, подойдет.

Она открыла свою сумочку и вынула записную книжку в кожаной обложке. Она пользовалась ею для того, чтобы составлять списки покупок, и не знаю для чего еще. С одной стороны в обложку был вставлен маленький тонкий карандаш. Я раскрыл книжку, обнаружил какие-то бессмысленные каракули, нашел чистую страничку и написал следующее:

«Сегодня днем здесь проедет небесно-голубой „ягуар“. За рулем будет молодая женщина с каштановыми волосами. Если вы проверите запасное колесо „ягуара“, то обнаружите кое-что интересное.

P.S. Молодая женщина не знает, что она делает. Это хорошая девушка; обойдитесь с ней помягче».

Дженни не пыталась прочесть то, что я писал, но досада от того, что она не могла прочитать записку, заставила ее покраснеть, и я пожалел ее. Я повернул записку так, чтобы ей было видно, — и ее брови полезли вверх.

— Ты собираешься сдать ее? После всех сладких часов, проведенных вместе?

— Я и сдаю ее для того, чтобы ее посадили за решетку, по крайней мере, на короткое время.

— На короткое время? С запасным колесом, полным героина?

— Если ты начнешь вести себя, как разумная девушка, и отпустишь меня и если у меня будет время и удача еще не совсем меня покинула, то в покрышке уже не будет героина к тому времени, когда она приедет сюда.

— Ого! — протянула она. — Я не знаю, что ты подразумеваешь под словами «разумная девушка», но вот что я тебе скажу: куда бы ты ни направился, я пойду с тобой.

— Дженни…

— Ты сказал, что у тебя не так уж много времени.

Я выхватил записку у нее из рук, сложил ее и пошел через улицу к пропускному пункту.

Полицейский с удивлением узнал меня.

— Вы уже вернулись? — спросил он. — У вас новая машина? — Он увидел «вольво».

— Это моя жена, — сказал я. — Она забыла свои перчатки. Я протянул ему записку, повернулся и пошел к «вольво». Он прочел записку и почесал в затылке, я тем временем двигался к мексиканскому пропускному пункту. Когда мексиканские полицейские помахали нам на прощание, мне показалось, что я услышал крик, но, может быть, это было просто мое воображение. Больше ничего не произошло.

Я гнал маленький автомобиль к деревушке возле Текаты. У меня не было намерения брать Дженни с собой на ранчо, и оставался единственный способ, который я мог сейчас придумать, чтобы оставить ее в безопасном месте. Это была последняя возможность, и она должна была сработать, либо мне придется сдаться и отказаться от выполнения остальной части плана. Кроме всего прочего, я устал. На какое-то время я даже забыл о Золотой Девушке.

Мы приехали в деревушку достаточно быстро, но я сбросил скорость и почти полз по разбитой главной улице. Полуголые ребятишки играли на заросших кустами лужайках возле сильно пострадавших от непогоды домов. Прохожие вяло входили или выходили из немногочисленных магазинчиков. Я огляделся в поисках такси, но здесь их не было. В этой деревушке некуда было ехать.

Я свернул налево, чтобы выбраться на дорогу, ведущую в Тихуану. Там было несколько жалких пивных забегаловок с фасадами из простых досок. Возле средней из трех забегаловок я остановил машину, и Дженни вопросительно взглянула на меня.

— Еще одна короткая остановка, — пояснил я, — здесь их штаб-квартира по эту сторону границы. Я хочу взглянуть. Ты подождешь здесь?

— Так точно, сэр, — сказала она.

Я вышел из машины и вошел в забегаловку. Здесь пахло несвежим пивом и кукурузной мукой. За столом в задней части комнаты трое мексиканцев среднего возраста играли в карты и пили пиво. Я подошел к ним, вытащил деньги и положил их на стол; там было около десяти долларов.

— Мне нужно выйти черным ходом, — сказал я, — и доехать до Ранчо Друзей.

Они взглянули друг на друга. Карточная игра не прервалась.

— Пор фавор. Будьте добры, — сказал я. — Такси — десять долларов. Мае? Еще?

Это продолжалось не очень долго. Я позволил им поднять цену до двадцати долларов. Один из них, у которого был автомобиль, сказал, что он стоит перед передней дверью. Я велел ему выйти, перегнать машину к черному ходу и там подобрать меня. Он закончил партию, допил пиво, забрал деньги и вышел.

Я подошел к бару, купил бутылку пива и отнес ее в заднюю комнату, где была открывающаяся наружу дверь. Воздух в комнате был очень тяжелый, поэтому я открыл дверь и пока занялся своим пивом. Дверь открывалась в узкий проход, посреди которого двое детишек играли пустыми картонными ящиками и жестянками из-под пива. Они взглянули на меня и снова занялись игрой. Здесь было множество мух. Жара стала удушливая и давящая. Пришлось сгонять мух со своего лица и открытой бутылки пива.

Время шло. Я слышал, как парень пытается завести свой автомобиль, стоящий у входа. Ничто не помешало бы ему исчезнуть с деньгами и оставить меня в дураках, но в то же время он мог довезти меня до середины пути на ранчо и превратить двадцать долларов в сорок или пятьдесят. Я чувствовал себя несколько смущенно, бросая Дженни, но она будет в большей безопасности в Текате, чем на этом ранчо.

Минут через пятнадцать мотор все же завелся и парень въехал в улочку на «бьюике», который был разбит до такого состояния, до которого может быть разрушен автомобиль, способный, тем не менее, двигаться. Но ничего другого здесь не было. Я открыл дверцу и сел на заднее сиденье.

— Буэно. Хорошо, — сказал я. — Поехали.

— Си, сеньор. Ранчо Друзей?

— Си, грасиас.

Вот и весь наш разговор. Он сосредоточил все свое внимание на том, чтобы заставить автомобиль двигаться. Тот начинал умирать каждый раз, когда водитель сбрасывал скорость. Когда мотор останавливался, проходила целая вечность, прежде чем он снова заводился. У машины сзади была сломана какая-то пружина, и каждый раз, когда мы наезжали на кочку, а кочек в Текате было много, колесо сначала глубоко проваливалось, а затем со стоном поднималось обратно. Я подумал, что при такой скорости, чтобы добраться до ворот ранчо, нам понадобится вся оставшаяся часть дня.

Но он все-таки умудрился справиться со своим драндулетом. После того как мы выбрались из городка, ему уже не нужно было сбрасывать скорость и он заставил автомобиль двигаться. Было очень жарко, и из радиатора поднимались клубы пара, но казалось, что его это совершенно не беспокоит.

Завидев впереди ворота, я спросил, знает он кого-нибудь на ранчо. Он закашлялся и не ответил. Я не стал настаивать. Пусть хотя бы довезет меня туда, подумал я. Если все пойдет как надо, то, возможно, я смогу уехать обратно с Бонни, а может быть, даже и с Мигелем. Пусть только довезет меня туда.

Он подъехал к воротам, повернул к ним, немного поколебался, а затем позволил автомобилю скатиться под уклон.

Мы почти доехали до кучки деревьев, и прежде чем он успел что-либо сделать, дорога повернула во двор. Тогда он сказал:

— Сеньор, если я остановлюсь, то не смогу снова завести мотор. Поэтому я приторможу, а вы выскочите на ходу, хорошо?

— Хорошо, — сказал я, — меня это устраивает.

— Я сделаю круг.

— Хорошо.

По мере того как мы приближались к ранчо, листва почти полностью скрыла его от наших глаз. Неожиданно водитель повернул направо, делая большой круг, и сбросил скорость до трех миль в час.

— Сеньор… — сказал он, — давайте, хорошо?

— О’кей, грасиас.

Я открыл дверь, выскочил и пробежал немного, чтобы сохранить равновесие. Машина двинулась прочь, хлопая открытой дверцей. Он прибавил скорость, выскочил на шоссе и захлопнул дверцу. За машиной поднялась туча пыли, и вскоре он скрылся из виду.

Обойдя кучку деревьев, я увидел все. Я увидел дом и справа чуть в стороне — гараж, где они меняли покрышки и делали кое-что еще. Я увидел небесно-голубой «ягуар», стоящий рядом с лимузином. И прямо перед домом чопорный и хрупкий, как тыквенная карета из «Золушки», стоял «вольво» Дженни, а сама Дженни сидела за рулем.

Глава 13

Я двинулся к ней, в голове у меня плыл легкий багровый туман. Она взглянула на меня с радостной улыбкой.

— Умненькая девочка, да? — спросил я.

— Привет, — отозвалась она. — Ты знаешь, это же ужасно старый трюк — заставить меня подождать минутку, а самому пронырнуть насквозь, ты сам мне это рассказывал, помнишь?

— Как ты сообразила, что я поеду сюда?

— Я просто подумала и решила. Я ехала за тобой от Тихуаны и видела, как твоя маленькая подружка свернула сюда и как ты разглядывал это место. Куда еще ты мог поехать из Текаты?

— Очень хорошо, — сказал я, открывая дверцу машины. — Я надеюсь, что тебе понравилась эта прогулка. А теперь мы немедленно вернемся к границе и забудем обо всем.

Она не пошевелилась и продолжала смотреть на дом.

— Ну, я не знаю, — сказала Дженни. — Кроме того, в доме кто-то есть.

Я взглянул поверх крыши машины и увидел, как из дома вышла Гретхен Уайли. Из машины меня дернули за рубашку. Я посмотрел вниз и увидел, что Дженни умоляюще смотрит на меня.

— Пит, милый, — сказала она, — может, хватит ссориться? Я знаю, что ты должен что-то сделать. Делай это, а я тебе помогу.

— Сейчас не могу, это слишком рискованно.

— На что же я гожусь, если из-за меня ты не сможешь сделать свою работу?

— Ты не понимаешь…

— Дай мне эту возможность.

Гретхен Уайли вышла на веранду и остановилась, глядя на нас с расстояния в двадцать футов.

— Ты все еще думаешь, что я валял здесь дурака с этой девчонкой? — спросил я сквозь зубы.

— Нет. А теперь пойди и поздоровайся с дамой.

Я открыл дверцу машины, помог Дженни выйти, и мы вместе направились к дому, где нас поджидала Гретхен. Я огляделся по сторонам, но больше никого не было видно. Из гаража в дальнем углу двора доносились удары молотка и звон металла.

— Сеньора, — сказал я, — это миссис Шофилд, моя жена. Мы направлялись домой, но, к сожалению, у моей машины лопнула покрышка. Из-за вчерашнего столкновения я не мог открыть багажник, чтобы достать инструменты, а в машине миссис Шофилд нет достаточно сильного домкрата, чтобы поднять мою машину. И я застрял. Я увидел ворота ранчо и подумал, вы мне сможете помочь.

— Здравствуйте, — сказала Дженни, и я понял, что слишком рьяно взялся за дело. Этого вовсе не следовало делать; по крайней мере, с Гретхен Уайли.

Обе женщины украдкой осмотрели друг друга. Неожиданно Дженни улыбнулась одной из своих специальных ослепительных улыбок.

— Пит рассказал мне, как хорошо вы его приняли вчера вечером, — сказала она. — Я понимаю, что это неожиданное вторжение, но…

Она сменила свою ослепительную улыбку на беспомощную гримаску маленькой девочки, как бы говоря: «Вы же не бросите бедную американку, попавшую в беду, правда?»

Я подумал, что если бы Гретхен могла от нас избавиться, то наверняка бы это сделала. К счастью, это зависело не только от нее. Дверь дома снова открылась, и на пороге появился старый дон Луис. Когда он вышел на веранду, я обошел машину, чтобы поздороваться. Гретхен повернулась, все время внимательно наблюдая за мной.

— Сеньор Альварес, — сказал я, — извините за вторжение.

— Не стоит разговоров, сеньор Шофилд, — сказал он с поклоном. — Добро пожаловать в мой дом.

— Имею честь представить вам мою жену, — сказал я. Дженни осторожно обогнула Гретхен и подошла ближе. Дон Луис щелкнул каблуками и склонился в поясном поклоне.

— Сеньора, — сказал он, — я очень рад.

Лицо Дженни было напряжено, но она сумела изобразить улыбку.

— Сеньор Альварес… — пропела она.

Она была великолепна, подхватывая каждый намек. Я начал думать, что, может быть, нам все-таки удастся сделать то, что я задумал. Теперь все зависело от того, как я смогу договориться со стариком.

— Я объяснял сеньоре Альварес, — начал я и повторил ему свою историю о лопнувшей покрышке. Он все внимательно выслушал. Казалось, он еще не впал в свое привычное состояние транса. Когда я закончил, он снова щелкнул каблуками.

— В любом случае, сеньор Шофилд, позвольте оказать вам услугу.

— Если бы вы могли одолжить мне инструменты, я буду весьма признателен…

Он обеими руками отмахнулся от этого предложения.

— Не стоит разговоров, пойдемте, сеньор… — Он зашагал к сараям, потом вдруг повернулся на каблуках к Гретхен. — Пусть сеньора Шофилд пока передохнет. А я присмотрю, чтобы сеньору Шофилду оказали помощь.

Гретхен очень жестко смотрела на него с полминуты, затем повернулась к Дженни и жестом указала на дом. Та оглянулась, я слегка кивнул, потом свернул за доном Луисом за угол к гаражу. Нигде никаких признаков Золотой Девушки.

Но я подумал, что еще не поздно. «Ягуар» все еще был здесь. Не могло быть и речи, что она успела съездить и вернуться, а я ее не заметил по дороге. Мы были футах в сорока или пятидесяти от большого гаража, когда оттуда вышли Мигель и Панчо. Мигель катил к нам запасное колесо. Позади него, дымя как паровоз, двигался Панчо. При виде меня и дона Луиса они остановились, и Мигель отпустил колесо, которое упало у его ног.

Дон Луис резко отдал какие-то команды. Я разобрал достаточно, чтобы понять, что он приказал им помочь мне с покрышкой. Мигель уставился на него.

— Где ваша машина, сеньор? — спросил меня дон Луис.

— Примерно в миле от Текаты, на шоссе, — сказал я.

Он, видимо, повторил все это Мигелю и Панчо. Те переглянулись. Мигель что-то очень быстро сказал дону Луису по-испански — я ничего не смог разобрать. Дон Луис прервал его нетерпеливым жестом. Он повторил свои приказания, и Панчо дернул Мигеля за рукав. Мигель бросил на меня взгляд, мрачный, как могильная плита, и откатил запасное колесо к «ягуару». Потом опять взглянул на дона Луиса, открыл было рот, но передумал и что-то резко бросил Панчо. Оба двинулись к грузовику, который стоял за гаражом.

— Какая наглость… — пробормотал дон Луис.

Глаза его заволокло пленкой, и он, покачиваясь, двинулся в тень, под навес для машин. Грузовик тронулся и развернулся перед домом. Дон Луис повелительно махнул рукой.

— Вамос, поехали!

Они еще раз покосились на него, потом Мигель переключил передачу и грузовик тронулся. Дон Луис утомленно облокотился на крыло лимузина.

— Мучас грасиас! Большое спасибо, — поблагодарил я, а сам подумал: «Больно нужно им мое спасибо!»

Бедного старика фактически едва терпели на ранчо. Но они вынуждены были с ним считаться. Даже если бы он понял, что происходит, либо закрыл на все глаза, либо просто не смог ничего сделать. Они поймали его на крючок, но не очень крепко. Он еще мог извиваться. Поэтому они продолжали с ним играть.

Я взглянул на запасное колесо и на «ягуар» и прикинул расстояние до гаража. Мигелю и Панчо понадобится не больше десяти минут, чтобы, не обнаружив мою машину, вернуться обратно на ранчо.

Дон Луис приложил руку к голове.

— Позвольте мне, — сказал я, — отплатить вам услугой за услугу. Ваши люди не успели поставить колесо на место. Пока они занимаются с моей машиной, я закончу работу с этой.

— Сеньор, в этом нет нужды…

— Я настаиваю, — сказал я, — это дело чести.

Любой, кто находился бы в трезвом уме, непременно почувствовал бы фальшь в моих словах, но дон Луис был не в себе. Он прятал лицо от солнца.

— Я уверен, что сеньоре Шофилд будет интересно посмотреть ваш кабинет и карты, — намекнул я.

Его глаза загорелись.

— Это будет для меня большой честью… Но вы, сеньор…

— Я просто поставлю колесо в машину, — заверил я, — и через несколько минут присоединюсь к вам.

Он неуверенно оттолкнулся от лимузина. Я подождал, пока он не зашел за угол и не поднялся на веранду. Потом обежал вокруг «ягуара», схватил колесо и торопливо покатил его в гараж.

После яркого солнечного света там было темно, но я увидел машину для шиномонтажа. Положил колесо на нее, осмотрел покрышку и вставил монтировку. Покрышка была накачана несильно, только так, чтобы держалась на ободе. Я навалился на рычаг и довольно быстро сумел освободить ее, но для того, чтобы убрать барабан, понадобилось значительно больше времени. Я прищемил палец между покрышкой и ободом, и потекла кровь. Рванул покрышку посильнее, из нее выскользнула пара замшевых мешочков и упала на пол. Пришлось отказаться от попытки полностью освободить покрышку и начать один за другим вытаскивать мешочки, держа одной рукой покрышку так, чтобы она оставалась открытой, а другой шаря внутри.

Периодически я поглядывал в сторону дома. Там не было видно никакого движения. Мне показалось, что все это заняло целую вечность. А ведь Мигель и Панчо не будут слишком долго разыскивать мою машину.

Всего там оказалось двадцать мешочков. Я сложил их в кучку и один открыл. В нем оказалось около трех унций белого порошка — при оптовой продаже необработанного героина стоимость мешочка составляла несколько тысяч долларов. Я был почти уверен по запаху, что это героин, но чтобы убедиться, попробовал его кончиком языка.

Затем я бросился к ящику под полкой, в котором видел пустые мешочки. Он оказался пуст. Либо они все их использовали, либо переложили в другое место. У меня не было времени на розыски. Нужно было, чтобы полиция не обнаружила у Бонни большой партии героина, но все-таки нашла какое-то количество и имела основания ее задержать.

Я вернулся к машине для шиномонтажа, стал на колени и занялся мешочками. Возле стены в грязном полу была дыра. Туда я высыпал несколько мешочков, вытряс их, затем вывернул наизнанку и вытер начисто. Если какие-то слабые следы и оставались, то это не имело значения, и даже могло помочь.

Пришлось сгрести мусор, чтобы закрыть порошок, высыпанный в яму. Потом я снова вывернул несколько пустых мешочков и засунул их в покрышку. Остальные снова сложил в ящик, затолкал их вглубь и закрыл. Вернувшись к машине для шиномонтажа, проверил, нет ли видимых следов порошка.

Я снова надел покрышку на обод, снял колесо и прикрутил к штуцеру шланг ручного насоса. Пот заливал мне глаза и струился по спине и бокам, я дышал, как загнанная лошадь. В доме пока все было в порядке, но издалека уже долетал шум мотора. Это могли быть Мигель и Панчо, тогда у меня оставалось не более минуты.

Я еще немного подкачал покрышку, отвернул шланг и стукнул пару раз по колесу, чтобы покрышка села на обод. Когда я выкатывал колесо из гаража и направлялся к «ягуару», заметил грузовик, сворачивающий с шоссе в сторону ранчо.

В замке багажника «ягуара» торчал ключ. Я повернул его, открыл багажник, поставил колесо на место и слегка закрепил его. Мне удалось закрыть багажник прежде, чем грузовик миновал поворот перед зарослями, закрывавшими ранчо. Уже направляясь к веранде, я услышал, как негромко стукнула дверь черного хода. И задержался ровно настолько, чтобы увидеть, как из нее вышла Бонни Данди и с сумкой в руке направилась к «ягуару». Укрывшись за зарослями бугенвиллей, я слышал, как она села в машину.

Грузовик миновал поворот и остановился на въезде. Мигель что-то крикнул по-испански. Бонни завела мотор «ягуара» и остановила на холостом ходу. Мигель повторил свои слова. Бонни что-то ответила. Хлопнула дверь грузовика. Я выглянул сквозь заросли и увидел, как Мигель подошел к багажнику, открыл его и заглянул внутрь. Потом снова захлопнул, еще что-то сказал по-испански, и «ягуар» покатил к выезду с ранчо.

Я прошел по веранде к входной двери и постучал. Мигель с Панчо направились к гаражу, бормоча что-то друг другу по-испански. Все, что мне нужно было сделать, это посадить Дженни в «вольво» и уехать.

Ожидая, пока кто-нибудь откроет мне дверь, я руками отер пот с лица и вытер их о брюки. Дверь мне открыла Гретхен Уайли.

— Вижу, ваши парни вернулись, — сказал я. — Я весьма благодарен вам за помощь и не хочу больше мешать. Забираю миссис Шофилд, и поехали. Хорошо?

Она взглянула на меня ледяным невозмутимым взглядом и отступила в сторону, чтобы дать мне войти. Дверь в кабинет дона Луиса была распахнута, и я увидел, что Дженни там и со стаканом в руке разглядывает карты. Я направился туда. Кто-то постучал с черного хода. Когда я оказался у двери кабинета, Гретхен вышла в холл.

Дон Луис рассказывал Дженни историю его калифорнийских земель. Дженни наблюдала за ним, и казалось, что она совершенно спокойна, но суставы пальцев руки, державшей стакан, побелели от напряжения. Когда я вошел, она чуть было не выронила стакан, но взяла себя в руки и поставила его на стол.

— Сеньор Альварес, — сказала она, — только что рассказал мне совершенно захватывающую…

Позади меня раздался голос Гретхен. Я обернулся иувидел, что она стоит в дверях с руками за спиной в ничего хорошего не обещающей позе и пристально меня разглядывает. Позади нее посреди прихожей наготове замер Мигель. Его глаза были узкими, как щелки.

— Сеньор Шофилд, — тихо сказала Гретхен, — сообщил мне, что ему совершенно необходимо срочно покинуть ранчо.

Я взглянул на дона Луиса. Тот растерянно моргал.

— Но… я пригласил сеньора и сеньору Шофилд…

Гретхен сказала ему что-то по-испански. Внешне ее голос звучал мягко, но под этой мягкостью скрывалось бешенство.

— По всей вероятности, — сказала она, переходя на английский, — автомобиль сеньора Шофилда украли, так как Мигель не смог его найти.

— Мне очень жаль, — сказал дон Луис, подходя к нам. — Мы должны немедленно позвонить в полицию…

Я тронул Дженни за руку, и она вышла в прихожую. Дон Луис остановился в дверях.

— Думаю, это ни к чему, — сказал я. — Сообщу полиции в Текате. Я за все вам очень благодарен.

Я уже не понимал, что говорю, только знал, что мы должны отсюда убираться. Дженни тоже понимала это. Она подошла ко мне справа, стараясь держаться как можно ближе.

Когда мы пересекали комнату, Гретхен повернулась, как она это сделала на веранде, не спуская с меня глаз. Руки у нее были по-прежнему за спиной. Мигель пошел вместе с нами, держась на некотором расстоянии. Дон Луис в каком-то трансе прошел по комнате, его старческие мутные глаза грустно смотрели на нас.

— Хаста ла виста, до свидания, — сказал я. — Большое спасибо. Мучас грасиас.

Он молча кивнул. Дженни тоже попыталась что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Я положил руку на ручку двери, распахнул ее и вытолкнул Дженни наружу. Веранду мы миновали по-прежнему в сопровождении Гретхен и Мигеля. Дон Луис остановился в дверях, глядя вслед. Я крепко держал Дженни за руку и вел к «вольво». Другой рукой она помахала на прощание дону Луису.

Я открыл ей дверцу и усадил в машину. Затем я обошел машину и открыл дверцу со стороны водителя. Через крышу машины я помахал Гретхен и Мигелю.

— Прощайте, — сказал я. — Большое спасибо. Мне очень жаль, что так вышло.

В этот момент из-за угла дома появился Панчо, во весь голос кричавший что-то по-испански. В руках он держал несколько мешочков. Мы все видели, как он вывернул их и высыпал драгоценную белую пыль.

Я прыгнул за руль.

— Стойте, мистер Шофилд, — сказала Гретхен Уайли.

Я уже готов был игнорировать ее слова, но тут Дженни негромко вскрикнула. Я осторожно оглянулся и увидел, что Гретхен стоит примерно в восьми футах от открытой дверцы и держит в руке наведенный на меня пистолет. Пистолет был настоящий и весьма внушительный.

— Выходите, — приказала она, — и руки на крышу машины.

— Послушайте… — начал я.

— Делайте, что вам говорят, — резко бросила она.

После смерти я не смог бы ничего сделать для Дженни. А смертью дышало каждое слово Гретхен. Я вышел из машины и остановился, соображая, остались ли у меня какие-то шансы.

Складывалось впечатление, что никаких шансов не было.

Глава 14

Панчо, взволнованный и расстроенный, стряхивал белый порошок с рук. Мои руки лежали неподвижно на крыше машины. Я думал о том, каким бесполезным может оказаться автомобиль в таком случае. Мигель двигался от веранды к другой стороне автомашины, я взглянул в сторону дома и на дона Луиса.

Тот устало и беспомощно взмахнул руками. Его рот как-то странно дергался.

— Нон компрендо, не понимаю, — выдавил он, вернулся в дом и захлопнул за собою дверь, усталый сконфуженный старик, который больше никак не мог нам помочь.

Гретхен сказала что-то Панчо по-испански. Тот вперевалку направился к грузовику. Мигель, покачивая бедрами, подошел к нашей машине с другой стороны. Дженни была скрыта от меня крышей машины. Я видел, как Мигель заглянул внутрь и взглянул на нее. Потом покосился на меня, и мои кулаки сжались на горячем металле.

Мотор грузовика закашлял и ожил. Грузовик развернулся и остановился в нескольких футах от «вольво» со стороны Дженни. Панчо вышел, обошел грузовик и открыл задний борт. Тент был сделан из грубой домотканой черной ткани, грузовик предназначался для перевозки мяса. Сейчас в нем не было ничего, кроме нескольких старых пятен крови.

Гретхен еще что-то сказала по-испански. Мигель посмотрел на меня поверх машины.

— Не двигайтесь, мистер Шофилд, — предупредила Гретхен.

Мигель открыл дверцу и заглянул внутрь. Неожиданно раздался вопль Дженни, и машина покачнулась.

— Ты, скотина грязная! Поди прочь!

Панчо, который пригнулся, чтобы наблюдать это зрелище, довольно захохотал, и его живот заколыхался. Мысленно я зажал в одной руке кувалду, а другой вышиб дух из Мигеля. Я вздрогнул от злости, мои плечи сгорбились, и Гретхен снова закричала на меня.

— Не пытайтесь что-то предпринять! Будет хуже для всех, в том числе и для нее.

Как же отвратительно права она была!

Мигель вытащил Дженни из «вольво», но она не переставала все время бороться с ним. Он допустил ошибку, поднеся руку слишком близко к ее рту, и она чуть не откусила палец. Он взвыл от боли и опять толкнул ее к машине, запрокинув голову далеко назад той рукой, которой держал ее за горло. Ее спутанные в клубок волосы лежали на нагретой солнцем крыше машины всего в нескольких дюймах от моих беспомощных рук. Мигель взмахнул другой рукой. Та была скрыта от меня, но я слышал вскрик Дженни, и мое воображение дорисовало остальное. Ледяной пот ярости выступил у меня на лбу и на щеках.

— Скажите ему, — закричал я, — я найду способ добраться до него, даже если мне придется встать из могилы…

Гретхен отдала другую команду. Мигель неохотно ослабил нажим на Дженни и оттолкнул ее прочь от машины. Она споткнулась, он схватил ее за талию и поволок вокруг грузовика. Панчо встретил их у открытой двери с другой стороны, и вдвоем они засунули ее на сиденье. Больше я их не мог видеть.

Я подумал, что, пока они заняты, следует обратить внимание на Гретхен…

— Обойдите вокруг грузовика, — сказала Гретхен. — Не нужно фокусов. Я вне вашей досягаемости, но достаточно близко, чтобы выстрелить в любой момент, когда захочу.

Я оглянулся. Это было глупо, но я не мог удержаться. Она стояла в восьми футах позади меня и крепко держала пистолет в руках. Большой пистолет 45-го калибра. Я начал медленно двигаться вокруг машины, направляясь к грузовику, перебирая в голове все трюки, которыми мне приходилось пользоваться, или о которых я слышал, или которые видел в кино, как реальные, так и фантастические, лишь бы добраться до нее и завладеть пистолетом. Некоторые из них стоило попробовать, если бы речь шла только о моей шкуре. Но ни один никуда не годился, если в центре происходящего находилась Дженни. Я подумал о том, что Мигель и Панчо делают с ней в кабине грузовика, заскрипел зубами и шагнул вперед.

— Стоять! — крикнул Гретхен и позвала Панчо.

Тот присоединился к нам, лучезарно улыбаясь. С его толстой руки свисали несколько ремней из сыромятной кожи.

Вот теперь если бы только он оказался между нами…

Но Панчо был не настолько глуп. Он добрался до моего правого запястья, лягнул меня по голени, а левой рукой отогнул мою шею назад так, что я оказался на земле и был вынужден глотать пыль, а его колено уперлось мне в спину. Я молча ругался, лежа на земле. Все шло так, как хотели они, и я мог только надеяться, что они быстро покончат с Дженни и не заставят ее долго мучиться.

Чтобы связать мои запястья сыромятным ремнем, который глубоко врезался в тело, ему понадобилось всего несколько секунд; точно таким же образом мне связали и лодыжки.

— Вставай, — приказала Гретхен.

— Вы с ума сошли? — Я задыхался от пыли.

Панчо потянул меня сзади за запястья. Я приподнялся боком, как краб, оперся на одно плечо и, извиваясь, подтянул колени под себя, только так я смог наконец подняться на ноги. Потом шагнул, покачнулся и рухнул на открытый задний борт грузовика. Панчо схватил меня за лодыжки, приподнял, и я покатился по грязному полу и свернулся возле передней стенки. Я пытался увидеть Дженни сквозь маленькое окошко между кузовом и кабиной, но бесполезно.

Гретхен тоже вскарабкалась в кузов. Она присела на корточки у заднего борта, ухватившись за стенку. Панчо застегнул одну половину тента, а вторую оставил открытой. Я почувствовал, как грузовичок накренился под его тяжестью, когда он взобрался на водительское место. Дверь кабины захлопнулась, мотор чихнул, кашлянул и заработал нормально.

Я покосился в сторону Гретхен, присевшей возле борта с пистолетом на коленях. Она была крепким орешком, и я никак не мог найти у нее слабого места. Но она была женщиной, и это можно было как-то использовать.

Я лихорадочно размышлял над этим, пока грузовик подпрыгивал и раскачивался, двигаясь по пустыне. У меня не было ни малейшего представления, долгая ли дорога нас ожидает. Я надеялся, что она будет не слишком долгой, так как мои запястья и лодыжки совершенно онемели от отсутствия кровообращения и стали бы совершенно бесполезны, даже появись вдруг какой-то шанс — если он вообще мог появиться. С другой стороны, чем короче была бы дорога, тем быстрее и беспощаднее решилась бы наша судьба.

Проклятый грузовик издавал чертовски много шума. Тент, который Панчо оставил открытым, болтался во все стороны, то открываясь, то закрываясь. Я не знал, смогу ли я добиться того, чтобы она меня слышала, уж не говоря о том, чтобы она меня слушала. Я изменил позу, и она подняла пистолет, твердо держа его наготове. Тем не менее мне нужно было привлечь ее внимание.

Я заставил себя говорить. Теперь, спустя некоторое время, я даже не знаю, что я говорил, разве что назойливо повторял имена «Джордж» и «дон Луис». Наконец она нахмурилась, словно пытаясь отмахнуться от меня, и тогда я наконец обратился прямо к ней.

— И вы всегда делаете грязную работу для других?

Она пожала плечами и безразлично посмотрела в сторону.

— Джордж каждый день ловит кайф, а вы делаете для него грязную работу! — прокричал я. — Вы считаете, это правильно? Вам приходится сидеть с этим сумасшедшим стариком и разглядывать его карты!

Никакого ответа. Теперь нужно было внедрить в нее мысль о Джордже и его «диких курочках».

— Они сейчас забавляются в «Долине», — сказал я. — Они сейчас чувствуют себя как на огромном облаке — все трое. Такая красота!

Она не взглянула на меня, но подвинулась и вытянула свои длинные ноги, затем снова уселась, но результатом этих движений оказалось то, что ее ухо стало на пару футов ближе ко мне. Я хрипло рассмеялся, и это, казалось, несколько ее удивило.

— Вы — доверчивая дурочка! — сказал я. — Вы простофиля!

Ее рука напряглась, и пистолет беспокойно задергался.

— Неужели вы думаете, что я впутался в это дело в одиночку! — сказал я.

Теперь она взглянула на меня прямо и откровенно, и я понял, что она слушает меня всерьез. Горло у меня пересохло от постоянного перекрикивания шума, производимого грузовиком. Я рывками подвинулся к ней, извиваясь как червяк по качающемуся полу, выплевывая пыль изо рта. Пистолет был направлен прямо в меня, и с ее точки зрения было самое подходящее время, чтобы отправить меня на тот свет. Но она колебалась. Она сидела и молча наблюдала, как я, извиваясь, подполз к противоположному борту и оперся о него плечом так, что теперь мог говорить прямо с ней.

Ее яркое лицо, словно темной рамой, было обрамлено длинными черными волосами. Тонко вырезанные губы казались бледными по сравнению с прокаленными солнцем впалыми щеками.

— Вот что я сделал на тот случай, если дела пойдут так, как и случилось. Я сказал полицейским на границе о Бонни. Они обыщут машину, а возможно, и Бонни. Они не найдут у нее героина, потому что я его высыпал, но из-за пустых мешочков ее задержат для расследования. Возможно, ее отправят в Сан-Диего. И оттуда она выйдет после того, как установят ее невиновность.

Я заглянул в ее черные глаза. Они ничего мне не сказали, но уголки бледного рта слегка дрогнули.

— Очень хорошо, — сказал я, — пока все это будет происходить, Джордж будет ждать там у дороги, где он устроил пикник с двумя курочками, будет ждать, что Бонни привезет ему героин. Но Бонни там не появится. Вы представляете себе эту картину? Джордж начнет нервничать — я имею в виду, что у него начнется нервная дрожь! И когда начнется, то будет становиться все сильнее с каждой минутой. И в скором времени он почувствует себя совершенно больным. Он уже не будет представлять никакого интереса для этих двух девок, и они смотаются оттуда.

Она сидела теперь, откинув голову назад и опершись о стенку кузова, глаза ее были закрыты. Пистолет свободно лежал у нее на коленях, но я мог схватить его разве что зубами. Я немного перевел дух. Я был доволен, что выбрался из придуманной истории с двумя проститутками. Я полагал, что это ей покажется довольно правдоподобным, но только в том случае, если я не буду слишком долго на нем останавливаться.

— Ну а потом Джордж опять захочет уколоться. За него возьмется парочка агентов по борьбе с наркотиками, арестует и допросит его с пристрастием. И вы представляете, что произойдет? Старина Джордж растеряет все свое мужество. Он расскажет о вас и о доне Луисе, о его ранчо, и Мигеле, и Панчо, и вообще обо всем. Это будет похоже на большое шоу, где замешаны окажутся все.

А что делаете вы, когда все это происходит? Вы совершаете убийство. Видите ли, человек мертв в одинаковой степени как по ту, так и по эту сторону границы. Если вам никогда не приходилось бывать на мексиканской каторге, то я буду рад описать вам ее.

Неожиданно показалось, что мы приближаемся к конечному пункту нашей поездки. Я не мог сказать, насколько мне удалось ее убедить, если мне вообще удалось что-то сделать. Я подполз по стене еще чуть ближе. Она смотрела прямо перед собой. Ее угловатый подбородок оказался на уровне моих глаз.

— Вы слышите меня? — спросил я. — Подумайте о тех радостях, которыми будут наслаждаться счастливые люди, когда вы будете гнить в грязной мексиканской тюрьме. Или, если вам по-настоящему повезет, вы сможете оказаться в одной из тюрем к северу от границы. Но у вас уже больше не будет ленивых дней, проведенных на пляже, никаких машин, вроде «тандерберда», никаких стремительных вояжей куда в голову взбредет.

Когда она шевельнулась, это было пружинистое кошачье движение, стремительное, как удар хлыста. Она вскочила на колени, глядя мне прямо в лицо, пистолет находился в нескольких дюймах от моего носа. Он немного дрожал, но это не имело никакого значения. Он был слишком близко, чтобы она могла промахнуться. Ее зрачки блестели, как слюда.

— Заткнись! — крикнула она. — Заткнись!

Ее искаженный рот выплюнул еще много других слов, но я их не слышал. Я смотрел на ствол пистолета сквозь заливавший мне глаза пот и снова пытался что-то сделать, на этот раз уж наверняка последний раз в жизни.

— Не беспокойтесь, — сказал я, — вам, наверно, не придется попасть на каторгу. Я же сказал, что участвовал в этом деле не один. Есть еще один парень, который сейчас там, на дороге, наблюдает за Бонни. Еще один частный детектив, такой же, как я. Он все знает — и о ранчо, и о вашем предприятии. Люди на границе тоже знают о ранчо, но они не могут пересечь границу при первом подозрении. А этот парень может. Как только Бонни окажется в надежных руках, он начнет действовать.

И не надейтесь, что он этого не сделает. Это жестокий, крутой парень. Мы с ним дружили в армии, и крепко дружили. Он обязан мне жизнью и помнит об этом. Он знает все об этом деле. Он знает, что я сделал для Бонни. Он знает автомобиль Дженни. Так что, когда он попадет на ранчо, моя милая, он сразу поймет — что-то неладно. И послушайте, если вы думаете, что Мигель крепкий парень, то подождите, пока вы не встретитесь с моим приятелем.

Я не видел ее глаз — она их сощурила в явном сомнении, можно ли мне верить. Это была совершенно безнадежная выдумка, но, по крайней мере, она была искренней и шла от всего сердца. Я даже сам в нее поверил, хотя только что сочинил.

Вот так бывает, когда человек умирает, подумал я, когда он не готов к смерти, но видит, что она пришла. И заставляет себя верить, что это не должно случиться. Что кто-то обязательно придет на помощь прежде, чем упадет топор палача. Огромная надежда на долю секунды.

Я впился в ее глаза и не отводил взгляда. Так бывает, когда держишься кончиками пальцев за край высоко расположенного окна.

— Теперь он уже на пути сюда, — сказал я, — Ехать на ранчо совсем недолго. Он ничего не добьется от дона Луиса, но подождет где-нибудь неподалеку. Когда вы с парнями вернетесь с руками, обагренными нашей кровью, он узнает об этом. Не надейтесь, что он не сможет этого узнать. Позвольте дать вам еще один последний совет. Не валяйте с ним дурака. Он убьет вас.

Она плотно зажмурила глаза, потом медленно их открыла. Она не поверила, но и не могла позволить себе не верить. Она разрывалась на части, и я теперь это видел, но времени не оставалось. Грузовик сбросил скорость, и мы теперь ехали по очень неровной дороге. Задняя часть кузова поднималась высоко вверх, замирала, а потом проваливалась вниз так, словно мы переезжали через стволы деревьев. Голова моя то и дело билась о металлический борт. Моргая, я смотрел на Гретхен.

— Вы копаете собственную могилу, — сказал я. — Для кого вы это делаете? Что вы за это получите? Что вы вообще получили с этого?

Теперь мы ехали все медленнее. Грузовик тяжело качнулся, и открытая половина тента с грохотом хлестнула о борт. Женщина упала на меня. Я почувствовал, как пистолет, который она держала, упирался мне в ребра. Я чувствовал запах ее волос и пота. Ее лицо коснулось моего, когда она поднималась, и я почувствовал разочарование. Тент больше не открывался, и в кузове стало темно. Я нашел губами ее щеку и сказал ей на ухо:

— Я вам обещаю… Вы отпустите меня и мою жену, и я все забуду. Я даже забуду этот разговор. Пусть другие для разнообразия занимаются вашим грязным делом.

Ее волосы скользнули по моему лицу. Грузовик медленно и круто повернул, и я понял, что в любую секунду мы можем остановиться. Я заставил себя полностью сконцентрироваться на Гретхен и выбросить Дженни из головы. Если я буду мысленно метаться между ними, то я наверняка умру.

Затем я почувствовал, как она старается нащупать рукой сыромятный ремень вокруг моих онемевших запястий. Мотор грузовика теперь работал вхолостую, но мы еще продолжали по инерции двигаться вперед.

— У меня в правом верхнем кармане есть нож, — прошептал я.

Ее длинные тонкие пальцы скользнули в карман и пошарили там. Она нашла нож, и я услышал глухой стук, когда пистолет упал на пол кузова.

— Я не могу его открыть, — сказала она, задыхаясь.

Грузовик начал останавливаться.

— Там есть маленькая кнопка, нажмите на нее. Попытайтесь еще раз.

— Вы мне обещали…

— Я не забуду.

Двигатель заглох. Теперь не было слышно ничего, кроме нашего дыхания. Она нажала мне на плечо, и я изогнулся, чтобы дать ей возможность добраться до моих запястий. В темноте ее рука соскользнула, и я почувствовал, как горячее лезвие ножа коснулось моей руки. Затем она нашла ремни и разрезала их. Грузовик покачнулся, когда кто-то выпрыгнул из кабины. Хлопнула дверь.

Запястья были свободны, и я пытался вернуть жизнь омертвевшим пальцам. Они ничего не чувствовали. Я нащупал ее в темноте.

— Дайте мне нож.

Стоя на коленях, она вложила открытый нож мне в руку и отодвинулась. Я услышал, как она подобрала пистолет. Нагнувшись вперед, добрался до коленей и разрезал ремни, которыми были связаны мои лодыжки. Ремни упали в сторону. Тяжелая рука начала дергать тент. Я растирал руки, пытаясь восстановить кровообращение. Теперь я немного видел. Гретхен, стоя на коленях, наблюдала за мной. Пистолет был у нее в руке.

— Дайте мне пистолет, — сказал я.

Она заколебалась.

— Нет, они не должны его видеть. Пусть все выглядит естественно.

Снаружи голос Панчо произнес что-то по-испански. Она коротко ответила ему и толкнула тент у себя за спиной. Мои руки кололо, словно иголками, но все было в порядке. Руки ожили. Пока Панчо открывал тент, я встал на колени и спрятал запястья за спиной. Гретхен шагнула к борту, и он помог ей спуститься вниз.

Теперь Панчо, моргая, смотрел на меня. Я отступил к передней стенке кузова, неуклюже переваливаясь на коленях, с руками, сложенными за спиной.

— Выходи, — грубо рявкнул он.

Я покачал головой.

— Нет.

Панчо взглянул на Гретхен и пожал плечами. Затем он резко ткнул толстым пальцем в мою сторону.

— Застрели его. А потом мы его вытащим.

— Нет, только не в кузове, — сказала Гретхен. — Полезай внутрь и тащи его.

Панчо тяжело вздохнул, задрал ногу и перевалил свой живот в кузов. Из кабины ни от Мигеля, ни от Дженни не было ничего слышно.

Если только они уже…

Я почувствовал, как подступает тошнота к горлу, но заставил себя сосредоточиться на главном. Сейчас самым главным был Панчо.

Он уже забрался и неуклюже ковылял, пытаясь дотянуться до меня своей толстой, похожей на свиной окорок лапой. Я позволил ему ухватиться за мой пояс и подождал, пока он не наклонится пониже, чтобы использовать его как рычаг и рвануться вперед. Мне мешало сомбреро, висевшее у него на затылке, но если я смогу ударить достаточно сильно…

Он ухватился рукой за мой пояс и сжал его в кулак. Я втянул живот, немного приподнялся на коленях и высоко взмахнул руками. Затем я опустил их вниз со всей силой, на которую только был способен, и ударил его сзади по шее.

Это было все равно, что ударить быка. Мои запястья заныли от боли, и мне показалось, что одно из них сломано, Панчо согнулся, промычал что-то и сильно ткнул меня кулаком в живот. Однако мои мышцы были напряжены и это не причинило особого вреда. Прежде чем он отпустил мой пояс, я дважды ударил его по запястьям.

Затем, пока он оперся руками об пол и начал подниматься, я приподнялся на корточки, подставил колено ему под подбородок и снова ударил его сзади по шее, одновременно поднимая колено. Это был неплохой удар. Он издал странный звук и тяжело потряс головой. Сомбреро упало.

Неожиданно в этот момент из кабины что-то прокричал голос Мигеля. Гретхен ответила ему по-испански. Панчо снова начал подниматься, пытаясь добраться до меня. Я хотел выпрямиться и ударился головой о крышу грузовика. После очередного удара по шее он неуклюже откинулся назад. Но в нем еще было много сил для борьбы и еще больше веса, и он поднялся на четвереньки и стремительно бросился на меня, как бык, на которого был похож. Я отклонился в сторону, и он ударился в заднюю стенку кабины. Однако и после этого он не отключился. Он попятился, тряся головой. Я уперся обеими руками в его зад и сильно толкнул его снова к стенке. Послышался глухой удар, он рухнул и затих.

Я с трудом перевел дыхание. Один из обрывков сыромятного ремня все еще висел у меня на запястье и упал на пол, когда я вытер пот со лба. Через открытый задний борт я увидел, что Гретхен отступила назад, держа револьвер в руке, и смотрит на что-то впереди. Я пригнулся, чтобы спрыгнуть вниз, и тут появился Мигель с ножом в руке. Гретхен крикнула ему что-то, но он не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на меня.

— Да, — сказал я, — заходи, я тут кое-что тебе приготовил.

Он пристально всматривался, ища в кузове Панчо. Затем сказал что-то Гретхен, которая пожала плечами и произнесла по-испански нечто, похожее на «Какой теперь в этом смысл?». Мигель яростно повернулся к ней. Она отступила, держа в руке пистолет, но не угрожая им. Она все еще не пришла к окончательному решению. Нужно было самому довести дело до конца.

Когда он обернулся, я уже спрыгнул вниз. В глазах его было яростное желание моей смерти. От Дженни ни звука.

Если он воспользовался этим ножом, подумал я, чтобы убить ее, то он будет умирать долго и тяжело.

Он медленно двигался вперед, ярость его исчезла и уступила место холодному расчету. В руках у него было неплохое оружие. Он был молод и быстр. Все преимущества были на его стороне, за исключением того, что он не знал, как сильно я хочу убить его.

— Подходи, подонок, — сказал я. Я не знал, понимает ли он вообще по-английски. Я вспомнил самые грязные и обидные слова, которыми мог назвать его по-испански, и повторил их три раза, чтобы быть уверенным, что до него дошел смысл.

Я не знаю, были тому виной мои насмешки, но он, наконец, решился. У него было большое преимущество в скорости, но он повел себя, как на арене во время боя с быком. Он повел себя как тореро, держа нож в высоко поднятой руке. Если бы я был уставшим, истекающим кровью быком с низко опущенной головой, это мог быть великолепный удар. Но я не был быком и не истекал кровью.

Он внимательно наблюдал за моими ногами, что было достаточно разумно, и, когда я перенес тяжесть тела, он отклонился так, чтобы его нож оказался на одной линии с моим животом. Но я повернулся боком и стал представлять для него более узкую цель. Он потерял равновесие и старался удержаться на ногах, но споткнулся и упал возле кузова грузовика; нож, который он держал довольно свободно, вылетел у него из рук и отлетел в сторону. Я схватился обеими руками за его рубашку, рванул его назад и перевернул. Он пытался пустить в ход руки, но я рассмеялся ему в лицо.

Я снова прокричал ему все самые грязные ругательства. Когда он обернулся, я ударил его левым кулаком в нос, а правым — ниже ребер. Он стукнулся спиной о грузовик. Тогда я схватил его обеими руками за горло и толкнул назад. Он ударил меня коленом, причем довольно больно, и я снова врезал ему. Он качнулся назад, пошатываясь, а я позволил ему восстановить равновесие. Он закричал, чтобы Гретхен стреляла. Но Гретхен продолжала наблюдать.

Неожиданно он бросился мне под ноги, и теперь уже я ударился головой о грузовик. Он бросился на меня со всей оставшейся силой, и нужно сказать, что ее оставалось довольно много. Однако он все равно ничего не смог бы сделать, не подоспей Панчо. Я почувствовал его ручищи на своих плечах. Прежде чем я успел рвануться прочь, он схватил меня за горло, а Мигель добирался до моей брюшины, и в руках у него была смерть. Теперь это был конец.

И тут Гретхен начала стрелять.

Я пытался оторвать руки Панчо от своего горла, когда выстрелы прекратились. Мигель вцепился в меня, пытаясь удержаться, но соскользнул и упал к моим ногам. Панчо схватил меня мертвой хваткой за шею, но теперь почему-то больше не давил. Когда я снова смог сфокусировать глаза и взглянул назад и вверх, то увидел, что он стоит надо мной на коленях и смотрит вниз на Мигеля, который еще слабо корчился в пыли.

Панчо поднял голову и посмотрел на Гретхен. Я схватился за его запястья, так как мне не хватало воздуха и я задыхался. Гретхен крикнула на него по-испански, хватка ослабла, ручищи меня отпустили. Я упал на колени, массируя горло и пытаясь вздохнуть. Я кашлял и тяжело дышал, но довольно скоро обнаружил, что мое правое колено опирается на горло Мигеля, и только тогда я наконец настолько пришел в себя, что смог снова подумать о Дженни.

Она лежала на земле недалеко от правого переднего колеса, закрыв лицо руками. Дышала она спокойно. Она была не очень сильно растрепана, но юбка высоко задралась на бедрах, и на одном из них с внутренней стороны была видна длинная царапина. Когда я подошел, она уже опиралась на руки, глядя на меня.

— С тобой все в порядке?

— Все прекрасно, — ответила она.

Она взглянула вверх, и я, проследив за ее взглядом, увидел, что Гретхен смотрит на нас, держа в руках пистолет. Дженни кивнула.

— Иди, — устало сказала она. — Заканчивай.

Гретхен разжала руки, и пистолет упал на землю.

Она отвернулась, подошла к грузовику и оперлась на него, бессознательно потирая одной рукой другую. Панчо вышел из-за грузовика с растерянным видом. Я поднял пистолет и помог Дженни встать на ноги.

— Положи Мигеля в кузов, — велел я Панчо.

Тот стоял неподвижно, и я направил на него пистолет. Тогда он обошел грузовик, поднял Мигеля и затолкал его в кузов.

— Ты поедешь с ним, — сказал я ему.

— О нет, сеньор, пор фавор, ради Бога! — взмолился он.

Я снова шагнул к нему, поддерживая Дженни за талию.

— Полезай в этот чертов грузовик! — заорал я.

Панчо посмотрел на пистолет, облизал влажные губы, призвал взглядом на помощь Гретхен, которая смотрела куда-то в сторону, и наконец забрался в кузов, стараясь при этом не прикоснуться к телу Мигеля. Я закрыл одну половину тента, а потом и вторую, махнув Дженни. Защелка на борту свободно болталась, я не знал, будет ли она держать, и взглянул в сторону Гретхен.

— Есть какая-нибудь возможность запереть их?

— Можете не беспокоиться, — ответила она безразличным тоном, — единственная вещь, которую он ненавидит больше покойников, — это пешая прогулка.

Дженни отошла и начала забираться в кабину. Перед этим она на мгновение остановилась перед Гретхен и посмотрела на нее без всякого выражения.

— Милый, — спросила она наконец, — что-то произошло, да?

Гретхен смотрела в пространство, потирая руку. Дженни поднялась в кабину, и я помог ей справиться со ступенькой. Когда я взглянул на Гретхен, та продолжала стоять неподвижно.

— Вам лучше сесть в машину, — сказал я, — а то слишком долгая пешая прогулка по дневной жаре…

Она подошла к кабине, я подал ей руку и посадил рядом с Дженни. Все молчали. Однако поговорить следовало, и я заставил себя начать этот разговор.

— Расскажите мне об Эль Лобо.

Она ничего не сказала.

— Он приехал сюда, обнаружил, во что вы втянули Бонни, и решил устроить большой скандал, верно?

— Он был глуп, — буркнула Гретхен.

— Итак, он направился в Лос-Анджелес, и пока вы и Бонни долго и славно ужинали, Джордж обнаружил машину Эль Лобо, правильно?

Она продолжала упрямо молчать.

— И тогда Джордж засунул его в машину Бонни, отвез к Кэрол и бросил там в гараже. К тому времени Бонни уже собиралась выйти из повиновения, от нее уже не было особого толку. Правильно?

Лицо Гретхен исказилось.

— Она была очень неуравновешенной. Следовало научить ее послушанию, — сказала она.

— Да. И вы, будучи старой приятельницей Кэрол, очень сильно испугали ее, не так ли? Достаточно было простого телефонного звонка, чтобы она обнаружила труп в гараже и при первой же возможности вырвала Бонни из-под вашего контроля, а затем попыталась использовать меня как самое послушное орудие во всей долине Сан-Фернандо. Но я был слишком пьян — это, пожалуй, самая счастливая пьянка в моей жизни. Раз это не сработало и вам нужно было отделаться от трупа, последовал поспешный звонок Мигелю и Панчо, чтобы они приехали и обо всем позаботились…

Я остановился. Пожалуй, я выбрал неверную линию поведения. Не имело никакого смысла продолжать. Гретхен слабо улыбнулась сама себе.

— Кстати, о доне Луисе, — сказал я. — Как вы сумели втянуть его в это дело?

— Это было легко, — сказала она. — Он — старик. Я же — молодая женщина. У него был пунктик относительно земельных владений в Калифорнии. Он купил это никому не нужное ранчо в качестве свадебного подарка — для меня! У него были плантации мака в Соноре, и он продавал героин для медицинских целей! Он делал все по правилам! Это было так просто, и мы поженились в Энсенаде, он — он был такой симпатичный старичок, и я… — Она закрыла лицо руками и начала плакать. — Мне так чертовски жаль его!

Мы переглянулись с Дженни.

— Очень хорошо, — сказал я, — но вы не могли все делать в одиночку, и Джордж не убивал Эль Лобо один и не мог выдумать все это предприятие. Операция готовилась достаточно долго. Кто это делал? Кто всем заправлял, Гретхен? Кто стоит во главе?

Она не ответила. Она просто плакала, спрятав лицо, а потом стала безумно хохотать, и ее истерика продолжалась всю дорогу до ранчо.

Под полуденным солнцем ранчо выглядело пустынным и мертвым. Марево струилось над крышами и над серо-белой поверхностью солончаков. Я провел грузовик вокруг большого гаража и спрятал его от солнца. Дона Луиса не было видно. Панчо барабанил по кабине, требуя, чтобы его выпустили.

Ни одна из женщин не произнесла ни слова, пока я выходил из кабины и помогал Дженни спуститься вниз.

Затем Гретхен сказала:

— Вы же не оставите меня здесь одну с ним?

Мне даже в голову не приходила эта мысль. Теперь, после того как она их предала, было бы просто садизмом оставить ее здесь наедине с Панчо. Но, вместе с тем, я не собирался действовать дальше с Гретхен на шее. Я намеревался сдержать свое обещание, но не собирался изображать международную транспортную службу.

Старый лимузин стоял за домом.

— Сможете завести? — спросил я.

— Да.

— Можете доехать до Тихуаны, оставить машину там и пешком перейти границу?

— Да.

— У вас есть от нее ключи?

— Ключ должен быть у Панчо.

Я открыл задний борт грузовика, отступил назад и приказал Панчо вылезать. Он буквально вывалился оттуда, так спешил. Затем он осторожно встал, отряхнул пыль с рук и посмотрел на меня.

— Спросите его насчет ключа, — подсказал я.

Гретхен спросила. Панчо взглянул в сторону дома и безнадежно пожал плечами. Я навел на него пистолет.

— Отдай ей ключ.

Он порылся в своих штанах и извлек оттуда ключ на тонком серебряном кольце. Гретхен осторожно вытащила ключ из его руки.

— На вашем месте, — сказал я, — я не стал бы тратить время на возвращение в США. Вы можете уехать из Текаты, но можете и из Тихуаны, если поспешите.

Она кивнула, повернулась и быстро пошла прочь своей грациозной походкой танцовщицы, направляясь к лимузину. Дженни провожала ее взглядом.

— Ты собираешься отпустить ее? — спросила она.

— Но она же позволила нам спастись.

— О… Так вот что случилось…

— Что именно?

— Ничего. Забудем об этом.

— Конечно, — сказал я.

Гретхен сдала назад, развернула длинный черный лимузин и выехала на дорогу, ведущую к шоссе. Позади нее поднялись тучи пыли.

— А что будем делать с ним? — спросила Дженни, глядя на Панчо, который вытирал шею красным носовым платком.

Я взглянул на Панчо, осмотрелся вокруг, и мне в голову пришла мысль. Я не мог позволить, чтобы Дженни дожидалась полицию и выдерживала долгую процедуру расследования. А кроме того, меня грызло неоконченное дело с Бонни. Я устроил так, что ее задержат на границе. Теперь нужно было выяснить, как там обстоят дела, и сделать это чем быстрее, тем лучше. Все остальное, подумал я, может подождать.

В гараже, там где они держали героин и меняли покрышки, была раздвижная дверь из толстой проржавевшей стали, как и все остальное здание. Я не помнил, чтобы там были окна. Это вполне могло послужить временным местом заключения. Кроме того, был еще дон Луис, но я хотел разобраться с ним отдельно.

Панчо не хотел идти в гараж, но в конце концов решил, что это лучше, чем грузовик. Мне пришлось несколько раз подтолкнуть его, но удалось все-таки загнать его в гараж, закрыть тяжелую дверь и запереть ее на надежный замок. Я оставил ключ в замке, чтобы полиция смогла до него добраться.

— Теперь остался еще старик, — сказал я Дженни.

Мы обошли вокруг дома, и я позвонил в большой колокольчик. Эхо от него разнеслось по всей пустыне. У меня еще оставался пистолет, который я перекладывал из одной руки в другую, и не знал, что с ним делать. В конце концов я решил оставить его себе. Старик был наполовину сумасшедшим, и трудно было сказать, что он может сделать.

К двери никто не подошел. Я еще раз позвонил, а потом повернул ручку и открыл дверь. В прихожей никого. Дверь в кабинет дона Луиса закрыта. Я пересек комнату и постучал. Дженни шла позади меня. На стук никто не ответил. Я открыл дверь кабинета и заглянул внутрь, затем жестом приказал Дженни оставаться на месте.

Дон Луис сидел за столом. Он склонился над ним, вытянув руки. В правой руке он сжимал указку, которой пользовался, когда показывал свои карты. Я подошел к столу и осмотрел дона Луиса. Он был мертв — судя по всему, сердечный приступ. Никаких следов насилия. Я вынужден был подвинуть одну его руку, чтобы добраться до телефона.

Прошло три или четыре минуты, пока меня соединили с полицией в Тихуане. Парень, который разговаривал со мной, говорил с сильным акцентом, но казалось, что он понимает по-английски.

— Ранчо Друзей, — сказал я, — это недалеко от Текаты. Вам понадобятся две или три автомашины.

— Си, сеньор!.. Что случилось?

— Еще одно, — сказал я. — На линии прибоя под скалой в восьми милях от дороги на Энсенаду вы найдете тело тореро Эль Лобо.

— Эль Лобо — сеньор?

Я повесил трубку. Было приятно свалить дело Эль Лобо со своих плеч. Оно и так уже долго на мне висело.

Я вышел из кабинета и увидел, что Дженни прислонилась к стене и держится руками за живот.

— Что? — спросил я. — Ты ранена?

Она покачала головой.

— Я голодна. Ничего не ела со вчерашнего полудня.

— Да? — удивился я. — Но я думал, что ты что-нибудь съела вчера вечером в мотеле на границе. Разве ты не выходила вечером, чтобы поесть?

— Нет. Я всю ночь играла в карты с твоей сумасшедшей блондинкой.

Я долго смотрел на нее, пока она не сняла руки с живота и не взяла меня за руку.

— Так чего же мы ждем? Давай бросим эту счастливую гасиенду.

Мы вышли, сели в «вольво» и направились к границе.

Глава 15

На мексиканской стороне пограничного перехода полицейский улыбнулся нам, блеснув ослепительно белыми зубами.

— Мы надеемся, что вы остались довольны своим визитом, сеньора, сеньор…

— О да, конечно, — пробормотала Дженни.

На американской стороне перехода дежурный сменился, а полицейского, которому я сообщил о Бонни, не было видно. Дежурный полицейский спросил, где мы родились, Дженни сказала — Дюбюк, Айова, и тут тот, с которым я разговаривал прежде, подошел с моей стороны машины, оперся обеими руками на дверцу и спросил:

— А вы где родились? В городе шутников?

Я и не рассчитывал, что удастся проехать без придирок, поэтому моей первой реакцией было облегчение.

— Вы хотите сказать, что ничего не нашли? — спросил я.

— Там не было запасного колеса. Мы перетряхнули весь «ягуар». Там ничего не было!

— Ничего не понимаю, — сказал я. — Они же упаковывали такие маленькие замшевые мешочки с героином в запасное колесо…

— Там не было никаких замшевых мешочков. Там не было ничего, хотя мы и подвергли эту девушку полному досмотру.

— Не было даже пустых? — спросил я.

Я был поражен.

— Пустых чего?

— Мешочков! — заорал я. — Замшевых мешочков в запасной покрышке…

— Нет! — заорал он. — Ни мешочков, ни вообще ничего!

Он погрозил мне пальцем.

— Вы что, — продолжил я, стараясь понизить голос, — позволили ей уехать?

— Конечно, мы позволили ей уехать, а что же еще?

— О Боже! — воскликнул я. — Когда? Давно это случилось?

— Не знаю… — Он внимательно посмотрел на меня. — Примерно час назад. А какое это имеет значение?

— Это может иметь большое значение, речь может идти о жизни и смерти.

— Для кого?

— Для нее. Дело в том, что девушка оказалась впутанной во все эти неприятности по моей вине.

Ему, как и мне, все это не понравилось. Он еще сердился на меня, но уже начинал беспокоиться.

— Что вы имеете в виду, говоря о жизни и смерти?

— А как еще можно это понимать?

— Тогда почему вы нам толком не сказали, — возмутился он, — когда затеяли ваши игры? Кто за вас должен был думать…

— Потому что тогда я не знал! Я знал, что она в опасности на той стороне, но и думать не мог, что она окажется в опасности и на этой стороне. Просто я хотел, чтобы она очутилась в тюрьме под надежной защитой.

— О, вы — настоящий гений…

Дженни потянула меня за рукав.

— Пит, милый, — вмешалась она, — о чем ты?

— Я о том, что вполне может случиться с Бонни, если я не найду ее первым.

Полицейский сплюнул.

— Это уже не шутки, — сказал я ему. — Я должен найти эту девушку. Надеюсь, она еще жива. Вам лучше объявить розыск «ягуара». Может быть, ей повезет и ее задержат.

— Послушайте… — начал он.

— Я не смеюсь над вами, — перебил я. — Разрешите мне ехать!

Он отступил немного назад, посмотрел на наш маленький автомобиль, на лице отразилась нерешительность. Можно было предположить, что он решает трудную для себя задачу, но у меня уже не было времени ждать. Я завел мотор.

— Хорошо? — спросил я. — Меня зовут Питер Шофилд, частный детектив, и если я не найду эту девушку, она может тяжело пострадать.

— По какой дороге вы собираетесь ехать? — спросил он.

— На запад. Вы можете отправить обо мне запрос. Первая остановка предстоит примерно через четыре мили в местечке для пикников, которое называется «Долина».

— Вы не шутите? — спросил он.

— Какие к черту шутки, не думал об этом ни секунды.

— Ну ладно, проезжайте. Но если это окажется еще одной вашей выдумкой…

— Увидимся позже, — крикнул я ему.

Я быстро отъехал, пересек перекресток и выехал на шоссе в сторону Сан-Диего. Я гнал «вольво» со всей скоростью, на которую он был способен. На извилистой дороге мне приходилось жать на тормоза, чтобы вписаться в крутые повороты.

Если Бонни действительно пересекла границу больше часа назад, то шансов на то, что она находилась где-то поблизости и была еще жива, оставалось мало. И Джордж не будет болтаться по соседству, если только он не отправился в страну грез. Оставался только этот шанс. Он мог стать шансом и для Бонни, если она приехала туда без героина, а Джордж был настолько счастлив, что даже не заметил этого. Оставалась также надежда, что Бонни, поняв, что не может ничего привезти, промчалась мимо, не потрудившись остановиться и разобраться, что произошло.

Я снова сбросил скорость до сорока миль, а затем и до двадцати пяти, когда мы миновали последний плавный поворот перед «Долиной». Вот уже и съезд, запертый домик. Никаких машин не видно.

Мы остановились у самого съезда, где дорога спускалась к площадке для отдыха. Развалившийся автомобиль по-прежнему стоял на том же месте, где я видел его сегодня утром. Я осторожно проехал спуск. Дженни схватила меня за рукав, я затормозил и посмотрел туда, куда она указывала.

Неподалеку от автомобиля-развалюхи стоял «ягуар», уткнувшийся носом в деревья. Он стоял задом к дороге, багажник был открыт, и запасного колеса там не было.

Я выругался.

— Слишком поздно — чертовски поздно!

Дженни снова показала куда-то.

С Джорджем все было в порядке. Он вытянулся во весь рост на одном из столов для пикника, стоявшем в глубине среди деревьев, и накрыл лицо котелком. Я отпустилтормоз, позволил машине мягко съехать по спуску и развернулся. Дженни просунула свою руку под мою.

— Лучше бы тебе остаться здесь…

— Ни в коем случае! Что бы ты ни сделал, я все равно пойду с тобой.

У меня больше не было сил на семейные баталии. Я открыл дверь, и Дженни выскользнула из машины вслед за мной. На щеке у нее, там, где ударил Мигель, была ссадина, а платье с правой стороны разорвано так, что открылась часть бедра. Волосы ее были растрепанны.

— Я должен сказать, — начал я, — что у тебя немало достоинств.

Она сжала мою руку.

— Теперь ты хочешь пойти и посмотреть на Джорджа? — прошептала она.

— Ты не хочешь остаться здесь?

— Нет, мне хочется встретиться с Джорджем, пор фавор, прошу тебя.

— О, Джордж тебе понравится.

Рука об руку мы начали спускаться по крутой тропинке к столу. Джордж не шевелился. Он лежал на спине, его левая рука свисала со стола, а правая лежала на груди. Ноги были вытянуты, и голые пальцы торчали наружу. Чем ближе мы подходили, тем теснее Дженни прижималась ко мне. Скоро мы почти касались коленями друг друга. Я слегка толкнул ее бедром, и она ответила мне таким же толчком. Мы подошли к столу, я стоял так, что коленями касался прикрепленной к столу скамейки, и смотрел на Джорджа. Он медленно и равномерно дышал, его грудь мерно поднималась и опускалась. Пока я наблюдал за ним, его вытянутая левая рука сжалась в кулак, затем снова разжалась. Дженни пристально смотрела на него.

Я протянул руку, осторожно поднял котелок, опустил его на скамейку и выпрямился.

— Джордж, — тихо сказал я. — Привет, Джордж!

Пальцы Дженни бегали вверх и вниз по моей руке. Джордж открыл один глаз и посмотрел на нас. Дженни едва не подпрыгнула.

— Привет, Джордж, — сказал я.

— Привет, Пит, — ответил он.

Глаз пошевелился. Наконец он остановился на Дженни. Открылся второй глаз. Голова Джорджа медленно поднялась, и он сам приподнялся, опершись на одну руку.

— Послушай, старина, — спросил он мягко, — где это растут такие крошки?

Дженни взглянула на меня.

— А он — симпатичный, — заявила она. — Он мне нравится.

Джордж улыбнулся.

— Давай встретимся в кустах, моя милая? Прямо сейчас!

Он начал подниматься, и Дженни слегка отступила назад. Джордж свесил ноги со стола, поставил голые ступни на скамейку и, зевая, потянулся. Немного погодя он нашел котелок и пристроил тот на голове. Затем еще раз посмотрел на Дженни.

— Мятная конфетка, — промурлыкал он.

— Все в порядке, Джордж, — вмешался я, — где Бонни?

Он неуверенно огляделся вокруг.

— Кажется, она только что была здесь…

Для Джорджа «только что» могло означать и час, и неделю. Пальцы Дженни продолжали барабанить по моей руке, но теперь она изменила мелодию. Это была увертюра к опере «Вильгельм Телль».

— Давай поставим вопрос немного иначе, Джордж, — сказал я. — Где Кэрол? Кэрол Данди?

Он продолжал уныло смотреть на меня.

— Я, должно быть, еще не проснулся…

Теперь он явно начинал лгать. Я схватил его за рубашку, и Джордж повис над столом.

— А ну, говори, наркоман поганый! — закричал я. — Просыпайся. Где Кэрол Данди?

Дженни, всегда прекрасно работавшая в паре, отпустила мою руку и освободилась. Примерно с минуту мы с Джорджем смотрели друг другу в глаза. Его глаза были мутными. Я не знаю, что было в моих. В конце этой минуты я получил ответ, но не от Джорджа. Он пришел откуда-то сзади, с некоторого расстояния, и волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Я здесь, Пит.

Я оглянулся. Там были только деревья.

— Повернись сюда, Пит, — сказала Кэрол.

Я повернул голову в другую сторону и увидел ее примерно в двадцати пяти футах на поляне. Ее золотистые волосы сверкали в падавших сквозь листву солнечных бликах. На ней было белое летнее платье с небесно-голубым шарфиком вокруг шеи, который очень шел к цвету ее удивительных глаз. А в руке у нее был пистолет. Моментально соединив интуицию и вид слегка напряженных, таких чудесных мышц ее руки и предплечья, я понял, что она намерена пустить его в дело — и притом немедленно!

Дженни я схватил одной рукой сзади за шею, а другой — за талию. Времени для объяснений не было. Я швырнул ее на землю и сам упал следом. Кэрол начала стрелять. Она быстро выстрелила три раза подряд. Эхо выстрелов откликнулось в зарослях, и две пули просвистели между деревьями. Третья ударилась в стол и ушла рикошетом. Тут мы с Дженни откатились под стол, и я попытался пальцами вырыть для нее нору.

— Не поднимай голову, — прорычал я ей.

Раздался следующий выстрел. Пуля ударила в землю слева от меня, и я увидел облачко пыли.

Она была не слишком хорошим стрелком, хотя, как оказалось, была способна продумать всю операцию и осуществить ее. Она была удивительно талантливой артисткой. Этот трюк с Панчо, поднявшимся по лестнице и ударившим ее по лицу, провел меня на какое-то время, как простофилю. В результате она смогла управлять мною. Во многих случаях я почти помог ей.

Правда, я немного подвел ее в тот вечер, когда была вечеринка у Луизы, и не пошел за ней следом к телу Эль Лобо. Поэтому ей пришлось позвонить Гретхен в ресторан и просить срочно вызвать Панчо и Мигеля, чтобы ликвидировать улики. Сцену с рукоприкладством Панчо она также продумала в качестве прикрытия на случай, если там кто-то окажется. Но она никак не могла предвидеть, что утром я вернусь.

О, она была очень предусмотрительна! Вплоть до того момента, когда захотела убрать меня со сцены, так как я уже давно перестал быть полезен. Потому она послала Дженни с деньгами, которые заплатила мне, предположив, что Дженни — женщина умная и энергичная — заберет меня домой, и все будет забыто. Но здесь Кэрол допустила ошибку — в той длинной печальной истории, которую рассказала мне в Тихуане, когда сказала, что Дженни выходила, чтобы поесть. Она должна была лучше продумать свои слова.

И как только я почувствовал ложь, я обнаружил ее и во всем остальном. Даже в словах Гретхен о том, что Эль Лобо был убит, чтобы заставить Бонни подчиниться. Даже в этом случае Гретхен прикрывала Кэрол. Эль Лобо был убит, потому что, к своему несчастью, он влюбился в Бонни и наткнулся на операции с наркотиками. Бонни ничего не знала до тех пор, пока я ей не сказал.

Дженни превратилась в дрожащий комок под моей рукой. Наверху, на столе, ворочался Джордж. Я слегка приподнял голову, чтобы глаза смогли обследовать хоть небольшую зону. Я не видел Кэрол. Но минуту спустя рука Джорджа нырнула под скамейку, а затем и его голова свесилась с края стола, а безумные глаза начали искать нас. Чертов котелок был на его голове и не упал даже тогда, когда он свесился вниз.

Наши глаза встретились.

— Вылезайте, — сказал он, — сдавайтесь.

— Скажи, чтобы она перестала стрелять, — сказал я.

Он поморгал, глядя на меня. Я решил, что мне удастся его использовать. Я потянулся к нему, словно хотел что-то сказать, и он свесился ниже, продолжая выжидающе моргать. Я схватил его за запястья и дернул. Джордж скользнул вниз, словно нырнул, и на некоторое время замер в странной позе вниз головой на скамейке. Котелок наехал ему на глаза, и он пронзительно вскрикнул. Его запястья неожиданно напряглись в моих руках, затем расслабились, и я его отпустил.

Джордж свалился под скамейку, и я увидел кровь, вытекавшую из дыры у него на шее. Дженни судорожно глотнула слюну.

— Держись, — прошептал я, — оставайся здесь.

— Пит, милый…

— Держи голову ниже!

Кэрол вскрикнула:

— Джордж… — И опять жалобно: — Джордж?..

Она медленно подошла к столу, рука с пистолетом бессильно повисла. Она была потрясена.

— Послушай, Кэрол, — сказал я, — Твоя организация развалилась. Дон Луис мертв. Гретхен, именно Гретхен помогла нам бежать! Посмотри на Джорджа, ты убила его. Ты осталась совсем одна, Кэрол.

Она наклонилась, чтобы заглянуть под скамейку и увидеть меня. Пистолет застыл у нее в руке. Другой рукой она провела по лицу, словно пытаясь отогнать видение. И тут в ней словно сломался некий внутренний стержень. Она еще держала в руке пистолет, но уже и не думала использовать его еще раз.

Я осторожно выбрался из-под скамейки и привстал на колени. Она подняла голову и, увидев, что я приближаюсь, вскочила на ноги и отшатнулась. Затем она взглянула на пистолет в своей руке, на меня и в отчаянной попытке избавиться от него швырнула его мне в голову. Я уклонился, пистолет упал на стол и отлетел куда-то назад. Кэрол побежала.

Она бежала по лужайке вверх к небольшому холму, открытому солнцу. Ее роскошные волосы отливали серебром, рассыпаясь по плечам. Я медленно догонял ее, но между нами еще было ярдов тридцать-сорок, когда ее юбка зацепилась за кактус. Она рванула ее, пытаясь освободиться, но затем сделала что-то с поясом. Юбка упала, и она побежала дальше.

Я испугался за нее, чувствуя, как колючки хлещут меня по ногам. Она споткнулась и упала на одно колено, оглянулась на меня, вскочила и побежала дальше. Ее длинные загорелые ноги ритмично сверкали на солнце. Я прерывисто дышал и чувствовал, как кровь стучит в висках. Я не мог представить, куда она намерена бежать. В здешних местах такие холмы могли тянуться на много миль, и в пределах видимости не было ни дома, ни дороги, если не считать случайной тропинки или небольшого строения, предназначенного для пастухов.

И тут я получил ответ. Я увидел это, когда перевалил через вершину холма и взглянул в неглубокую лощину. Кэрол теперь бежала вниз по склону холма, задыхаясь и шатаясь, почти на пределе сил. Узкая пыльная дорога, начинаясь откуда-то у подножья холма, поворачивала к воротам из стальной проволоки. На дороге задом к воротом стоял большой красный «кадиллак». Это было очень удобное место, чтобы спрятать его, если бы не…

Кэрол оставалось всего лишь двадцать футов до машины, но она снова упала и на этот раз больше не поднялась. Когда я подошел к ней, она так и продолжала лежать, уткнувшись лицом в каменистую почву. На ногах, там где ее хлестали колючки, багровели кровавые полосы. Такая же ссадина была и на щеке.

Я подошел к машине. Бонни лежала на заднем сиденье. Ее лодыжки и запястья были связаны тонкой прочной веревкой, той же веревкой она была опутана вся и лежала скорчившись. Рот у нее был заклеен липкой лентой. С одной стороны на лице темнела ссадина от удара. Когда я открыл дверцу, она взглянула на меня, и взгляд ее больше не был невинным, непроницаемым и загадочным.

«Помогите мне», — говорил этот взгляд.

Я разрезал веревки и протянул к ней руку.

— Теперь все будет в порядке; если ты крепко закроешь рот и стиснешь губы, то будет не так больно, когда я сорву ленту. Я сделаю это быстро. Хорошо?

Ее глаза прямо пронзили меня. Она кивнула. Когда я снимал ленту, она вздрогнула, но не вскрикнула. От нее пахло солнцем и жизненным опытом.

— Почему ты мне не рассказала? — спросил я. — Почему ты не позволила мне помочь тебе?

— Потому что… — Она разрыдалась. — Я думала, вы работаете на Кэрол.

— Ты действительно думала, что я убил Эль Лобо?

Она кивнула.

— Вначале. Потом я уже не была так уверена. Но судя по тому, как вы меня преследовали, я решила, что вы…

— Что я шпионю для Кэрол?

— Да.

— Ну ладно, мы оба кое в чем ошибались, не так ли?

Она прильнула ко мне и продолжала рыдать у меня на плече.

— Как ты попала во всю эту историю? — спросил я. — Кэрол действительно помогла тебе с беременностью?

— Да. Но она сделала это только при условии, что я… я… сделаю для нее определенную работу. В Мексике. Гретхен сказала, что я должна делать. Я встретила Гретхен на пляже. Она отвезла меня на ранчо и все, что я должна была делать, это перегонять «ягуар» в Соединенные Штаты. Я знала, что они закладывают в машину что-то нелегальное, но не знала, что это было.

А потом, когда я сделала это один раз и хотела завязать, Кэрол заявила, что я должна продолжать и впредь, иначе она сделает так, что меня арестуют. Вот я и продолжала. Я боялась. Гретхен всегда хорошо ко мне относилась. Она была другом, настоящим другом.

— Да, она действительно была.

— Мистер Шофилд…

Она взглянула на меня, на лице ее остались полосы от слез.

— Послушай, — сказал я, — теперь мы уже достаточно хорошо знаем друг друга. Я думаю, что ты можешь звать меня Пит.

— Очень хорошо, Пит.

— Что ты хотела сказать?

— Теперь меня арестуют, будут судить и все такое?

— Не уверен, — сказал я. — Будет лучше, если ты честно во всем сознаешься. Ты еще очень молода. Я не думаю, что тебя отправят за решетку. Но какое-то время это будет неприятная процедура.

— Вы поможете мне?

— Конечно, помогу.

Я чувствовал, что очень устал, не хочу делать ничего, требующего особых усилий, и предпочел бы просидеть так до конца дня, но, глянув в окно, я увидел, что Кэрол на четвереньках ползет к машине, — Волосы свисали по обе стороны ее лица, в них запутались веточки и листья. Бонни тоже посмотрела в окно.

— Она была такой красивой, — тихо сказала она.

В отдалении я слышал шум движения на автостраде, гудки сирен. Я пересадил Бонни на переднее сиденье «кадиллака» и помог Кэрол устроиться на заднем. Затем я двинулся в сторону «Долины» по пыльной ухабистой дороге.

— А что же случилось с запасным колесом? — спросил я. — Ты оказалась достаточно сообразительной, чтобы избавиться от него до границы? Но как только ты пересекла границу без груза, то поняла, что не сможешь доставить героин на место. Почему ты вообще остановилась? Почему ты не поехала дальше?

— О, с запасным колесом все было в порядке, мистер Шофилд… я хотела сказать Пит. Но я никогда не перевозила его через границу в «ягуаре». Это было бы глупо. Меня могли поймать.

— Ну конечно, — сказал я.

— Видите ли, есть один очень симпатичный парень в Текате. Он работает там в гараже. Я с ним познакомилась, и он помогал мне. Каждый раз, когда я должна была перевезти что-то через границу, я останавливалась в Текате, он забирал запасное колесо из машины, и я пересекала границу. После этого он отвозил колесо в одно место, примерно в миле от пропускного пункта, — там есть небольшой холм и граница идет прямо по вершине, а он знал тропинку, по которой можно было туда подняться. Так что он поднимал колесо наверх и скатывал вниз с холма, а я ловила на другой стороне. Каждый раз, когда он делал это, я давала ему десять долларов.

— Понимаю, — сказал я. — А остальные так и не узнали об этой проделке с парнем из Текаты?

— О нет. Им бы это наверняка не понравилось. Я не решалась никому сказать.

Да, подумал я, нетрудно представить, что ты никому не решалась сказать.

Я живо представил себе картину с этим запасным колесом, стоящим сотню тысяч долларов чистыми и катящимся по пыльному холму в Соединенные Штаты.

— Но что самое странное… — продолжала Бонни, — когда я приехала сюда, где мета ждали Джордж и Кэрол, и с покрышкой все было в порядке, оказалось, что в ней ничего нет. Только несколько пустых мешочков. Мигель должен был положить мешочки в покрышку, а саму покрышку — в машину. Я подумала, что он надул нас. Довольно грязное дело.

— Да, — сказал я и почувствовал, что мои руки, лежавшие на руле, немного вспотели.

— А Кэрол подумала, что это Гретхен. Но я думаю, что все-таки Мигель.

— О, — сказал я, — Так это из-за того, что покрышка оказалась пустой, они с тобой так поступили?

— Нет. Они увидели вашу машину на шоссе и решили, что вы что-то вынюхиваете здесь… я имею в виду, что вы где-то здесь занимаетесь расследованием, и потому испугались, что я могу вам что-то сказать.

— И потому поджидали, когда я приеду.

— Да, я перепугалась до смерти. Мистер… Пит. Вам понадобилось очень много времени, чтобы добраться сюда.

Я вытер одну руку о брюки, положил ее на руль, вытер вторую и уставился на дорогу.

— Ну, — протянул я, — у меня была масса дел. Мне очень жаль, что я опоздал.

— Но теперь все в порядке, — сказала она.

Я не смотрел на нее. Я боялся это сделать.

Глава 16

К тому времени, когда мы подъехали к воротам Мамаши Фразелини, совсем стемнело и глаза мои слезились от долгой поездки и еще более долгой беседы с федералами и пограничниками, после того как я отвез Кэрол с Бонни домой и постарался все устроить. Был момент (тянувшийся долгих пятнадцать минут), когда мне показалось, что полицейские размышляют, не задержать ли им меня на пару дней в Сан-Диего, чтобы выяснить все окончательно. Пришлось сказать, что у меня на руках больная жена, и в конце концов они могут отпустить меня под мой собственный залог, чего бы это ни стоило. Меня спасло то, что у них хватало другой работы, да и большая часть моей истории выглядела достаточно правдоподобно.

Теперь я добрался до Мамаши и моя усталая жена крепко спала в машине, а я сидел и собирался с духом, чтобы выйти и попросить у Мамаши ключ. Вдруг дверь конторы распахнулась и на пороге появилась Мамаша, большая, толстая, с улыбкой во всю физиономию. При виде Дженни она уже собралась было открыть рот, чтобы повоспитывать меня насчет заботы о бедной бамбино, но я остановил ее, приложив палец к губам.

— Она в порядке. Только что заснула.

Толстуха смотрела подозрительно.

— Она действительно спит?

— Да, Мама, — сказал я и подмигнул ей. — Но она проснется.

Она покосилась на меня и хихикнула.

— Конечно, она проснется, — радостно сказала она. — Я пойду приготовлю большой горшок минестроне. Вам нужно поддерживать свои силы.

— Спасибо, Мама, — сказал я.

Я прошел в нашу комнату, отпер дверь, потом извлек Дженни из машины и отнес ее внутрь.

Она не просыпалась до одиннадцати часов следующего утра.

То же самое сделал и я. Но мы не тратили времени даром. За день мы шесть раз принимались за минестроне, и с каждым разом он становился все вкуснее.




Примечания

1

«Белое» — героин; «черное» — кокаин. — Прим. перев.

(обратно)

Оглавление

  • Марк Арно Чемодан из Гонконга
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  • Майкл Коллинз Медная радуга
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  • Томас Дью Девушка с круглыми коленками
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  • Томас Дью Золотая девушка
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  • *** Примечания ***