Поединок в «Приюте отшельника» [Буало-Нарсежак] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (50) »
Буало-Нарсежак Поединок в «Приюте отшельника»
Глава 1
— Ну вот и все, одевайтесь. Жюли с трудом поднимается с кушетки. — Боже, простите! — восклицает доктор. — Я совсем забыл… — Ничего, не беспокойтесь. Я справлюсь. Он проходит в кабинет. Она быстро надевает легкое летнее платье, идет следом и садится. Доктор Муан поднимает очки на лоб, трет глаза большим и указательным пальцами, думая, как начать. Ей известен вердикт, и она чувствует себя на удивление спокойной. Доктор наконец решается. — Да, — тихо произносит он, — сомнений быть не может. Пауза. Из-за приоткрытых ставень доносится шум лета. В соседней комнате секретарша печатает на машинке, то и дело сбиваясь с ритма, и это ужасно раздражает. — Ничего не потеряно, — продолжает врач. — Но операцию нужно сделать немедленно. Поверьте, причин отчаиваться у нас нет. — Я не отчаиваюсь. — Вы крепкая женщина. Люди в вашей семье живут долго, взять хоть вашу сестру — девяносто девять лет, и никаких болезней. А вам, — доктор заглядывает в карточку, — восемьдесят девять, просто невероятно! — Вы забываете об этом… — Она показывает ему руки в нитяных перчатках — на них сохранилось всего несколько пальцев, как у Микки Мауса, — потом снова прячет их в складках платья. Врач качает головой. — Я все помню и понимаю, что вы чувствуете. Недуг, подобный вашему… — Не недуг — увечье, — сухо поправляет она. — Конечно, — примирительным тоном произносит врач. Он умолкает, подыскивая слова, чтобы не ранить ее еще сильнее, но она выглядит совершенно невозмутимой и добавляет с ледяным безразличием: — Я шестьдесят три года живу в аду. Думаю, вполне достаточно. — Не торопитесь принимать решение, мадам. Операция, которую я предлагаю, разработана очень давно и успешно проводится во всех больницах. Вы не имеете права… — Право?! — с горькой усмешкой переспрашивает она, не дав ему договорить. — Думаю, мне виднее, на что я имею право, а на что нет! Доктор выглядит ужасно смущенным, и она меняет тон. — Давайте не будем горячиться, доктор, и спокойно все обсудим. Предположим, операция сделана и прошла успешно. Что это мне даст? Еще несколько лет жизни? Сколько? Два? Три? Как будут развиваться события, если я откажусь? — Быстро… — Насколько быстро? Лицо врача мрачнеет. — Трудно сказать… Несколько месяцев… Но, если послушаетесь меня, получите долгую отсрочку. Больше трех лет, это я вам гарантирую. Оно того стоит, не так ли? Вам хорошо живется в «Приюте отшельника», многие мечтали бы поселиться в этом роскошном месте. Кроме того, рядом с вами сестра. — Моя сестра? Да, конечно. Моя сестра. В голосе старой женщины звучит горечь, но она тут же берет себя в руки. — Знаете, доктор, в ее возрасте человек думает только о себе. Она встает, и врач выскакивает из-за стола, чтобы помочь ей. — Не утруждайтесь. Подайте мне трость, пожалуйста. Через несколько дней я вернусь и сообщу, что решила. Нет, будет лучше, если вы сядете на катер и навестите меня на острове. Это вас развлечет. Посмо́трите на наш пятизвездный Алькатрас.[1] — Вызвать вам такси? — Ни в коем случае. Мой кинезитерапевт считает, что я должна больше двигаться, и он прав. Всего наилучшего. Доктор смотрит в окно на медленно идущую по аллее пациентку, зовет секретаршу. — Взгляните, Мари-Лор. Он отодвигает штору и отступает в сторону. — Эта старая дама… Жюли Майёль. Ей восемьдесят девять лет. О ней все забыли, а я навел справки. После войны — я говорю о Первой мировой — она считалась лучшей пианисткой мира. Жюли Майёль останавливается перед кустом гибискуса, наклоняется и пробует подтянуть к себе ветку загнутой рукояткой палки. — Мадам Майёль не может сорвать цветок, — объясняет доктор секретарше. — У нее искалечены обе ладони. — Вот ужас! Как это случилось? — Автокатастрофа. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году, в окрестностях Флоренции. При столкновении она инстинктивно выставила вперед руки, а поскольку многослойного стекла тогда еще не было, острые, как ножи, осколки покалечили ее. Мадам Майёль лишилась среднего и безымянного пальцев на правой руке, на левой потеряла мизинец и верхнюю фалангу большого пальца, с тех пор он совершенно ригиден. Она всегда носит перчатки. — Чудовищная трагедия, — повторяет Мари-Лор. — Неужели ничего нельзя сделать? — Слишком поздно. В двадцать четвертом хирургия делала первые шаги. Врачи сделали, что умели. Доктор задергивает штору и закуривает. — Никак не брошу, — сетует он. — Трудно смириться с подобным несчастьем. Кроме того… Он присаживается на угол стола. — Мсье Беллини уже пришел, — тихо сообщает секретарша. — Ничего, подождет. Я не рассказал вам самую пикантную деталь. У Жюли Майёль есть сестра- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (50) »
Последние комментарии
6 часов 11 минут назад
23 часов 31 минут назад
23 часов 54 минут назад
1 день 9 минут назад
1 день 10 минут назад
1 день 10 минут назад