Рыцарь-Башня [Игорь Валентинович Волознев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Игорь Волознев Рыцарь-Башня (Сборник фантастики)

РЫЦАРЬ-БАШНЯ

Старинные норманнские хроники повествуют о нашествии на земли конунгов неведомого народа, приплывшего из-за моря на длинных парусных судах с вырезанной на носу головой страшного великана. Народ этот назывался кроклохами, а великан был их божеством и покровителем, которому кроклохи молились и приносили человеческие жертвы. В хрониках сказано, что этот чудовищный исполин появлялся в разгар боя и нападал на норманнских воинов, убивая их сотнями. От одного его вида самые могучие богатыри разбегались в ужасе. Благодаря великану приморские государства одно за другим опустошались этим немногочисленным, но свирепым народом.

В землях, не затронутых нашествием, в существование великана верили не все. Одним из них был молодой конунг Ингвард. Когда до него дошли известия о появлении у его берегов кроклохских кораблей, он объявил, что слухи о великане распространяют сами кроклохи, чтобы посеять страх в сердцах норманнов. Он не медля собрал дружину и двинулся навстречу неприятелю. Уже сгущался вечер, когда его войско вышло к заливу, на глади которого стояли кроклохские суда. Множество лодок сновало по воде, перевозя с кораблей на берег низкорослых воинов в рогатых шлемах. Великана среди них не было, и Ингвард дал приказ к атаке, решив внезапным нападением опрокинуть врага в море. Натиск его конницы был столь стремителен, что ряды кроклохских воинов смешались. Пришельцы попятились, и лишь у самой кромки воды построились в цепь и выставили копья, с немалым трудом отбив атаку норманнов.

Между тем из леса вышла пешая часть войска Ингварда и ударила по кроклохам с фланга. Прижатые к морю, кроклохи оказали ожесточённое сопротивление. И всё же, теснимые конницей и пехотой, они отходили к воде, спешно грузились в лодки и отплывали к кораблям, с которых доносились крики, бой барабанов и надсадный рёв медных горнов.

Ингвард сражался в гуще битвы. Коня под ним убили, но и в пешем бою он разил врагов так же нещадно, как и из седла. Заметив невдалеке золочёные носилки кроклохского вождя, он кликнул Бодо — своего верного оруженосца, и вдвоём они ринулись к предводителю пришельцев.

Вождь был с ног до головы закован в железные доспехи. Рога на его шлеме, смазанные горючим маслом, горели синим пламенем. Вождь восседал неподвижно, сохраняя величественную позу, и только иногда поднимал руку и пронзительным голосом выкрикивал приказы.

Ингвард и Бодо прорубились к носилкам так быстро, что в окружении вождя возникла паника. В потёмках кроклохским телохранителям показалось, будто на них напал целый отряд. Вождь поначалу не обращал внимание на звон мечей у себя под боком, но затем обернулся и в упор посмотрел на конунга. В прорезях шлема сверкнули его глаза, до Ингварда донеслось угрожающее рычание. Вождь привстал, поднял меч и замахнулся, но Ингвард увернулся, попутно сразив одного из воинов, державших носилки. Носилки завалились, вождь с громким рёвом покатился по земле, преследуемый конунгом, а когда вскочил на ноги, Ингвард одним ударом выбил у него из рук меч, а другим — рассёк его шлем между рогами.

Поединка между государями не получилось: властитель кроклохов, оказывается, ничего не смыслил в воинских единоборствах! Ингвард разбил на куски остатки рогатого шлема, взял за жидкие волосы обмякшего, осоловело поводящего глазами вождя и приподнял его, показывая испуганной кроклохской свите. Затем поднёс к его горлу меч. Кроклохи упали на колени и завыли, умоляя пощадить их предводителя.

К Ингварду и Бодо пробились их товарищи. Кроклохские воины были окончательно оттеснены.

— Бодо, давай сюда верёвку! — крикнул Ингвард. — Свяжем эту погань, отведём в город и повесим на площади при всём народе!

Битва, казалось, закончилась полной победой норманнов. Кроклохи бросались в море, оставляя на берегу убитых и раненых; лодки, переполненные отступающими, торопливо отчаливали от берега, сопровождаемые тучами норманнских стрел.

Но всё громче звучали с кроклохских кораблей крики, грохот и рёв боевых горнов. Норманны в недоумении прислушивались к ним. И вдруг, словно в ответ на этот шум, из-за мыса послышалось громоподобное рычание и показались десять больших кораблей, соединённых вместе широкой платформой. Воины Ингварда ахнули в ужасе. На платформе стоял чудовищного вида великан ростом с башню, поводил головой и время от времени издавал угрожающий рев.

На платформе горели десятки факелов, освещая исполина. Его тело с ног до головы было покрыто каменным панцирем. Шлем походил на бадью с плоской зубчатой верхушкой; щель для рта, из которой вырывался ужасающий рёв, была непроницаемо черна; глазные щели, похожие на бойницы, светились багровым огнём. В мощных руках великан держал палицу величиной с могучий дуб. Не дожидаясь, когда платформа достигнет берега, он сошёл в воду и погрузился в неё по самые плечи. Медленно идя по дну, он постепенно вырастал из воды, и рёв его делался всё яростнее и грознее.

Когда же он вступил на мелководье и поднялся во весь свой громадный рост, норманнское войско пришло в неописуемое смятение. Многие сразу обратились в бегство. Некоторые пытались оказывать сопротивление: метали в великана копья и стрелы. Но те не причиняли чудовищу вреда, отскакивая от его брони.

Увидев великана, Ингвард застыл в изумлении.

— Что? Не ожидал? — резким визгливым голосом завопил связанный кроклохский вождь и расхохотался. — Думал, нас так легко одолеть? С нами наш бог и покровитель, а вы все жестоко поплатитесь за своё неповиновение!

Страшно ревя и замахиваясь своей гигантской дубиной, великан двинулся на норманнов. Вслед за ним с кроклохских кораблей отчаливали лодки с воинами и плыли к берегу.

— Государь, бежим! — кричал перепуганный Бодо. — Нам не справиться с нечистью!

— Конечно, вы не справитесь с нами, — сказал кроклохский вождь, — поэтому стань на колени, конунг, и склони шею, чтобы я мог вонзить в неё свои зубы и напиться твоей благородной крови!

Его хохот вдруг сделался надсадным писком. Ингвард перевёл взгляд с великана на пленника и отшатнулся: тот превратился в большую летучую мышь! Пронзительно пища, тварь выбралась из доспехов и расправила перепончатые крылья. Маленькое сморщенное личико злобно кривилось, глаза пылали огнём, выпячивался круглый живот.

Мышь взмыла в воздух и с яростным писком кинулась на Ингварда. Конунг был настолько потрясён, что не успел увернуться. Получив удар лапами по голове, он опрокинулся навзничь. Бодо поднял меч, но оборотень взмахнул крыльями и чёрной тенью взмыл в небо. Какое-то время он кружил над полем битвы, а потом устроился на шлеме великана и оттуда стал наблюдать за избиением норманнов.

Гигантское чудовище не ведало жалости. Каждый удар его палицы оставлял на поле боя с десяток бездыханных тел; ещё больше трупов оставляли подошвы его могучих ног. Тут побежали даже храбрейшие из норманнских воинов. Ингварду ничего не оставалось, как последовать за остальными.

Победа кроклохов была полной. Сопротивлявшихся убивали, сдавшихся связывали и отводили к берегу. Конунга и Бодо, хотя те и оказали отчаянное сопротивление, не убили, а тоже связали и поволокли к другим пленникам.

К ним подлетела летучая мышь, кинулась на землю и обернулась человеком.

— Этих не трогать! — проревел оборотень, показывая на них пальцем. — Они мои! Я сам заберу у них жизнь! — Он подскочил к Ингварду и наклонился над ним, скаля в ухмылке клыкастый рот. — Теперь-то ты понял, непокорный, что моё могущество беспредельно? Ты и твои людишки пойдут вот сюда, — он похлопал себя по животу. — Мы с моим покровителем поживимся вами! Мы страшно голодны, а людишек у тебя немало! И все они достанутся нам!

И он снова захохотал.

— Почему я сразу не заколол тебя, проклятый колдун… — в отчаянии стонал конунг, силясь порвать связывавшие его путы. — Погоди, найдётся на тебя меч…

Из-за облаков показалась луна и мертвенным белым светом озарила место недавнего побоища. Там, где ещё час назад ликовали соплеменники Ингварда, уже почти опрокинув в море захватчиков-кроклохов, теперь простиралось поле трупов. Среди них немало было и кроклохских: великан в потёмках давил всех подряд, не разбирая. Теперь он бродил, поводя головой в шлеме и выискивая врагов. Заметив где-нибудь уцелевшую горстку норманнов, пробиравшихся сквозь вересковые заросли, он разражался грохочущим смехом, шёл к беглецам и вдавливал их в землю своей страшной ногой. Кроклохи отвечали ему победными криками и рёвом труб.

Ингвард в отчаянии приник лицом к земле и затрясся от беззвучных рыданий. Оборотень самодовольно ухмылялся. Он замыслил не убивать Ингварда сразу, а вначале показать ему кровавое жертвоприношение Рыцарю-Башне. Предводителю кроклохов хотелось вдоволь насладиться душевными муками своего поверженного противника.

Ночь миновала. Из-за леса поднялось туманное красное солнце. Кроклохи вереницами углублялись в страну Ингварда, по пути захватывая новых пленных. В унылых рядах шли почти одни женщины, дети и старики; мужчины пали в ночной битве на берегу залива. Стон и рыдание далеко разносились по горной стране. Связанные по рукам и ногам Ингвард и Бодо ехали в обозе посреди кроклохского воинства. За ними несли золотые носилки с оборотнем. А позади всех шёл могучий, как гора, чёрный великан, одним своим видом нагоняя страх на тех смельчаков во встречных селениях, которые собирались защищаться. Обнесённые частоколами деревни сдавались без боя. Кроклохи сгоняли их жителей в общую толпу пленных, а дома сжигали.

После полудня передовые отряды захватчиков вступили в столицу страны. Дом Ингварда был разграблен. Среди пленных дам выделялась красотою юная невеста Ингварда — Аннерль. Когда её вместе с другими норманнскими девушками вели на городскую площадь, страшное чудовище выпучило на неё глаза, замахало руками и разразилось ужасающим рёвом.

Правитель кроклохов со своей свитой взошёл на помост и обратился к Рыцарю-Башне с церемониальной речью, произносимой им каждый раз перед кровавым жертвоприношением:

— О краса и величие Вселенной, непобедимый Рыцарь-Башня, наш могущественный покровитель! Насладись горячей кровью и тёплым мясом этих пленных, доставшихся тебе по праву сильного! Возьми этих девушек, чья красота и непорочность достойны тебя, благороднейший из благороднейших! Народ кроклохов, вся эта страна и весь мир падают к твоим ногам! Внемли, наш бог и покровитель!…

И он пал ниц перед великаном. Упали на колени и его приближённые. Пленных согнали в большой круг. Со всех сторон зажгли костры.

Ингвард не сводил тоскующего взгляда с невесты. «Аннерль! Аннерль!» — шептал он. Кроклохский вождь смеялся от удовольствия, наблюдая за ним.

Внезапно великан заревел так, что, казалось, содрогнулись горы. Он шагнул к толпе пленных, протянул огромную чёрную руку и сгрёб сразу с десяток человек. Несчастные кричали от ужаса, когда чудовище заталкивало их себе в пасть. Слышно было, как внутри каменного шлема чавкают чудовищные челюсти, перемалывая страшную добычу. Из-под шлема на каменный панцирь Рыцаря-Башни потекла кровь.

Потом великан загрёб ещё с десяток пленных, потом ещё и ещё. Люди с криками пытались увернуться от каменных пальцев, но бежать было некуда. Иные предпочитали смерть в пламени, другие падали без чувств. Чудовище пожирало пленных под торжествующие крики кроклохов. Жернова его зубов работали без устали.

Ингвард, с лицом белым как мел, не проронив ни звука, досмотрел страшный ритуал до конца. Вскоре в озарённом кострами круге не осталось ни одного пленника. Настал черёд молодых девушек. Их по одной выводили на помост. Великан брал каждую двумя пальцами и, запрокинув свою голову, бросал к себе в пасть. На сей раз чавкающих звуков слышно не было. Скорее всего, чудовищная тварь просто глотала несчастных. Когда же великан поднёс к своей пасти Аннерль, конунг пронзительно закричал и лишился сознания.

Пришёл в себя он глубокой ночью. Луна плыла среди летящих туч. Он и Бодо, связанные, лежали на земле у телеги. Лагерь кроклохов спал. Кое-где среди чахлых кустарников горели костры, возле которых маячили тёмные фигуры часовых. Над спящими воинами и шатрами стлался дым от сгоревших норманнских жилищ.

К пленникам приблизилась сгорбленная старуха в тёмном плаще. При тусклом свете конунг разглядел её морщинистое лицо. Из складок одежды она вынула нож и перерезала путы, связывавшие Ингварда и оруженосца.

— Кто ты? — спросил Ингвард.

— Я Гуигма, служанка одного знатного кроклоха, — прошептала старуха. — Он держит меня при себе, потому что я умею лечить травами и знаю заговоры… Послушай меня, государь. Сейчас ночь, и ты можешь незаметно уйти из лагеря. Вот вам обоим по ножу… Видите ущелье, за которым начинается лес? Кроклохи не ждут оттуда нападения, они поставили там только двух часовых…

— В лагере ещё остались пленные?

— Вон там лежат связанными несколько твоих воинов, — Гуигма показала на телеги у склона холма.

— А где великан? — спросил Бодо, озираясь. — Куда оно скрылось, это кровавое отродье преисподней?

— Сейчас он переваривает добычу, — ответила старуха. — Известно мне, что великан, как наестся человечины, всегда уходит от войска. Чаще всего он скрывается в глухой чащобе…

— Странно, — Бодо недоумённо оглянулся на конунга. — С чего бы ему прятаться, такой силище?

— Сейчас на небе полная луна, а одна колдунья говорила мне, что такими ночами великан теряет человеческий облик и превращается в башню, — сказала Гуигма. — В простую башню, в которой обитает тролль… Только вы держитесь от неё подальше, достославные воины, не путайтесь с нечистью. В ту башню не может проникнуть ни один смертный. Её посещает только кроклохский вождь, а он тоже колдун. Он в дружбе с троллем. Вдвоём они хотят покорить все страны, которые существуют в мире…

— Этому никогда не бывать, — сказал Ингвард, мрачно сверкнув глазами. — Колдовская сила тоже имеет пределы!

— Я взяла для вас два кроклохских плаща. В них вы сможете неузнанными покинуть лагерь…

— Спасибо тебе, добрая Гуигма, — ответил конунг. — Придёт час, и я отплачу тебе за твою доброту. А теперь скажи мне, где сейчас кроклохский вождь?

Старуха встревожилась.

— Уж не собираешься ли ты сразиться с оборотнем? Опомнись! Лучше уходи отсюда подобру-поздорову!

— Где его шатёр? — Ингвард вперил в неё горящий взгляд. — Будь он сам сатана, я всё равно расправлюсь с ним!

— Вон он, его шатёр, самый высокий в лагере… Но там его может и не быть, ведь нынешней ночью великан превращается в башню, и наверняка оборотень в облике летучей мыши полетит к своему дружку троллю… Послушайте моего совета, уходите в лес, а оттуда в горы. Здесь опасность подстерегает вас на каждом шагу.

— Она права, — сказал Бодо. — Не нам, смертным, бороться с нечистью. Лучше пойдём поможем нашим воинам.

Ингвард промолчал, пристально глядя на шатёр, тёмной громадой возвышавшийся среди спящего лагеря. Глаза его гневно сверкали. Бодо заметил, как рука конунга, сжимавшая рукоять кинжала, окрасилась кровью: с такой силой сдавил его Ингвард!

— Да, идём, поможем им, — конунг, опомнившись, обернулся к холму, у подножия которого стояли повозки. — Наведаться к оборотню мы ещё успеем..

Услышав его последние слова, старуха схватила его за рукав:

— Ты погибнешь!

— Оставь меня, — мрачно молвил государь. — Если гибнет мой народ, то и мне нет места на земле.

С этими словами он метнулся в темноту. За ним беззвучной тенью последовал Бодо.

Редкие часовые не обратили внимание на две тёмные фигуры в серых плащах. Полусонные кроклохи предпочитали пялиться на огонь костра, чем озираться по сторонам.

Ингвард и Бодо подобрались к телегам, возле которых лежали связанные пленники. Трое охранявших их часовых встревожились слишком поздно. Едва один из них встал с земли, собираясь окликнуть идущих, как те стремительно метнулись в его сторону. Кроклох упал, получив удар ножом в сердце. Ингвард тотчас же сапогами взрыхлил землю возле костра, засыпав слабые языки пламени.

Двое других часовых тоже не успели поднять крик: руки подбежавшего Бодо обхватили их рты. Ингвард мгновенно перерезал горло одному из них, а гигант Бодо задушил второго.

Всё это было проделано без звука. Кроклохи, сидевшие поодаль, даже не обернулись.

Пленники радостным шёпотом приветствовали своего государя. Их было одиннадцать человек. Никто из них не спал в эту ночь, готовясь к смерти, которая ожидала их на рассвете. Ингвард и Бодо быстро освободили их от верёвок. У убитых кроклохов взяли их вооружение.

Бодо направился было к ущелью, о котором старуха говорила как о наиболее безопасном пути, но Ингвард остался на месте.

— Я должен быть там, — он показал мечом на островерхий шатёр.

— Но это безрассудство, — пробормотал Бодо. — Уйдём в лес, мой повелитель, и возблагодарим небо за наше чудесное спасение.

— Я никого не держу, — холодно молвил молодой государь. — Я знаю, что встреча с колдуном может закончиться моей гибелью, но я его слишком ненавижу, чтобы уйти отсюда, не плюнув в его упырьи глаза. А вы, если хотите, ступайте. Ждите меня в лесу.

— Я пойду с тобой, — сказал Бодо. — Для меня честь умереть, защищая тебя!

— Мы тоже идём с тобой, — откликнулись воины. — Смерть колдуну! Смерть!

И норманны цепочкой двинулись по лагерю.

Кроклохи после своей наводящей ужас победы не ждали нападения. Накануне вечером в лагере варили брагу, и сейчас отовсюду доносился храп. Большинство часовых дремало.

Ингвард и его воины беспрепятственно достигли роскошного шатра из медвежьих шкур. Часовой у входа окликнул подошедших. Ингвард, в кроклохском плаще и шлеме, прикинулся пьяным. Шатаясь и посмеиваясь, он приблизился к часовому и, не дойдя до него, упал, словно спьяну споткнулся. Часовой расхохотался. Ингвард покатился по земле прямо к нему. В эти минуты Бодо быстро подполз к кроклоху с другой стороны. Пользуясь тем, что внимание караульного было отвлечено Ингвардом, он внезапно поднялся и вонзил меч ему в спину. Бесшумно приблизились норманнские воины. Двух часовых, сидевших слева и справа от входа в шатёр, прикончили без сопротивления — кроклохи были сильно навеселе. Их вооружение досталось воинам Ингварда.

Сделав знак соблюдать тишину, конунг отодвинул тяжёлый полог и заглянул в шатёр. Там догорал очаг, озаряя завешенные мехом стены, роскошные, заляпанные кровью ковры, пустые доспехи вождя и трупы пленников у стен. На их бледных лицах застыла гримаса боли, на шеях виднелись страшные кровавые раны от упырьих клыков.

В полумраке Ингвард не сразу различил хозяина шатра. Большая летучая мышь дремала под самым отверстием для выхода дыма, вцепившись в перекладину и свесившись вниз головой. Живот её был раздут сверх всякой меры, сморщенное клыкастое лицо перепачкано кровью.

С поднятым мечом Ингвард шагнул к оборотню. Но его опередил один из воинов, вооружённый луком: он наложил стрелу, оттянул тетиву и выстрелил в колдуна. И тут произошло неожиданное: стрела, направленная прямо в летучую мышь, не долетев до цели, внезапно перевернулась в полёте и с той же скоростью устремилась в обратном направлении. Выстреливший воин и глазом не успел моргнуть, как она вонзилась ему в горло.

Ингвард с занесённым мечом оцепенел от изумления. К нему подскочил Бодо.

— Разве ты не видишь, государь, что простым оружием убить колдуна невозможно? — зашептал он на ухо Ингварду. — Удар твоего меча обрушится на тебя же самого! Лучше уйдём отсюда, пока эта нечисть не проснулась и не уничтожила нас…

Понимая, что Бодо прав, Ингвард попятился. Пронзённого стрелой воина его товарищи выволокли из шатра.

Не успели они удалиться от жилища колдуна, как Бодо вскрикнул и указал рукой на шатёр. Из отверстия в его верхушке выбиралась летучая мышь. Ингвард и его люди упали на землю и притворились спящими. Мышь, бесшумно заплескав крыльями, взлетела в воздух, покружилась над лагерем и унеслась в сторону отдалённого леса, чьи стволы тёмной стеной возвышались за грядой скал.

«Не в тот ли лес ушёл великан?…» — подумал Ингвард.

— Нам надо торопиться, пока не рассвело, — сказал Бодо. — Путь до владений великого конунга Сигурда неблизкий, а на всех дорогах — заставы кроклохов…

— Великан ушёл в лес, — пробормотал Ингвард, не слыша его. — В эту ночь он превратится в башню… Бодо, другой такой случай нам не выпадет!

— Ты хочешь идти в лес, где затаилось чудовище? — изумился Бодо. — Не иначе, ты ищешь смерти…

К ним неслышно приблизилась тёмная фигура. Воины обнажили мечи, готовые заколоть незнакомца, но накидка упала с головы подошедшего, и в лунном свете Ингвард и Бодо разглядели Гуигму.

— Вижу, куда устремлены твои глаза, благородный государь, — прошептала старуха, — и знаю, что никакая сила не свернёт тебя с избранного пути. Но берегись. Тот лес, где затаился Рыцарь-Башня, гибелен для смертного! Тролль, обитающий в башне, окружает своё жилище колдовской защитой, через которую не так-то просто пробраться…

— Я пойду всё равно, — твёрдо сказал Ингвард.

— Что же нам делать, Гуигма? — спросил побледневший Бодо. — Раз государь решил идти туда, то пойдёт непременно. А мы, конечно, идём с ним. Неужели нет средства, которое могло бы уберечь нас? Помоги, посоветуй что-нибудь!

Старуха задумалась.

— Я знаю, что с подобным борются подобным, — произнесла она после молчания. — Оборотень совершает превращения благодаря своей волшебной шкуре; она же служит ему магическим щитом… Ступайте в шатёр и поищите, не осталось ли там волосков от шкуры оборотня — они пригодятся вам в пути через лес. Даже один волосок сохраняет свойства всей шкуры, и с его обладателем колдуну будет не так-то просто расправиться.

Не теряя времени, Бодо и несколько воинов вернулись в шатёр и после недолгих поисков нашли два волоска летучей мыши, которые застряли в пазах доспехов.

Поиски ещё продолжались, когда в шатёр нетерпеливо вошёл Ингвард.

— Половина ночи миновала, а нам ещё надо добраться до башни, — сказал он. — Не забывайте, что с первыми лучами зари она вновь станет великаном, и тогда мы уже не доберёмся до кровожадного тролля!

— Но, государь, мы пока нашли только два волоска…

— Хватит и этих двух. Впрочем, мне что-то не очень верится в их силу. Главным оружием рыцаря всегда был его меч! В путь!

И норманны, покинув шатёр, снова зашагали мимо костров кроклохских часовых. До ущелья они добрались без приключений, в чём им очень помогли рогатые шлемы и медвежьи накидки, взятые у убитых кроклохов.

Как и сказала Гуигма, у входа в ущелье сидело только двое часовых. Забывший об осторожности Ингвард метнул в одного из них копьё. Острие вонзилось в грудь кроклоха и вышло из его спины, зато второй часовой схватил рог и затрубил тревогу. Он переполошил весь лагерь, прежде чем норманны набросились и зарубили его.

Беспорядочная суета в лагере кроклохов продолжалась недолго: очень скоро они обнаружили исчезновение царственного пленника и с ним десятка норманнских воинов. Сигнал тревоги исходил от часовых возле ущелья; ясно, что беглецы избрали именно этот путь. Кроклохи снарядили конную погоню. Однако беглецы были уже по ту сторону скал и быстро продвигались к лесу по изрезанной оврагами пустоши.

Как ни торопились Ингвард и его спутники скрыться в нём, кроклохские всадники должны были настичь их раньше. Один из оврагов, встретившийся беглецам, был особенно глубок и левым своим концом уводил прямо в лес. По нему можно было добраться до спасительной чащобы, скрывшись от глаз преследователей. Но кроклохские всадники, конечно, заприметят место, где они исчезли, и, добравшись до оврага, бросятся в погоню по его дну. Поэтому на кратком совете решено было разделиться: Ингвард, Бодо и ещё три воина пойдут по дну оврага, остальные продолжат движение на виду у преследователей, чтобы отвлечь их от конунга.

Группа, возглавляемая Ингвардом, спустилась в овраг. Погоня с рёвом пронеслась мимо. Конунг и его спутники благополучно добрались до леса и вступили под его своды. Шум погони затих. Кроклохи не решились преследовать беглецов в ночном лесу.

Среди деревьев норманнам приходилось идти, взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга из виду в темноте. Вокруг царила тишина. Даже ветер не осмеливался шуметь в замерших ветках. Свет луны лишь в очень немногих местах пробивался через густые кроны, превращая подсвеченные им стволы и ветви в уродливых призраков.

Заметив впереди просвет, отряд направился туда и вскоре вышел на широкую просеку, где лежали столетние сосны, сломанные как тростинки или вырванные из земли с корнями. Деревья были повалены только что: на земле отчётливо виднелись отпечатки гигантских ног.

— Здесь прошёл великан… — в суеверном ужасе зашептали воины.

— Эти следы приведут нас к башне, — сказал Ингвард. — Поторопимся! Мы должны добраться до неё до рассвета!

— Государь, возьми волосок из шкуры оборотня, — обратился к нему Бодо, — может быть, он поможет тебе.

— Пустое, — отмахнулся Ингвард. — Оставь его для себя, а ещё лучше — выброси. Эти волоски скорее погубят нас, чем помогут.

И он двинулся по просеке. Бодо и трое воинов молча зашагали за ним.

Через какое-то время путники устроили короткий привал. Бодо, незаметно для Ингварда, сунул ему в карман оборотнев волосок; второй он оставил у себя.

Они двинулись дальше и наконец вдали, куда уводила просека, увидели багровые огоньки.

— Похоже, там великан… — прошептал Бодо. — Это его глаза…

— Там должна быть башня, — отозвался Ингвард.

Путники, чтоб не привлечь к себе внимание, сошли с просеки и зашагали по лесу вдоль неё. Два багровых огня приближались, и наконец показалась округлая башня с плоской зубчатой вершиной. Свет горел в двух её верхних бойницах, отчего они походили на горящие глаза.

До башни оставалось совсем немного, когда ближайшие сосны странно закачались, заскрипели и замахали разлапистыми ветвями. Две из них, резко изогнувшись, обхватили одного из воинов Ингварда своими ветвями, превратившимися в цепкие колючие руки, подняли в воздух, и, распрямляясь, на глазах у поражённых спутников разорвали несчастного пополам. Окровавленные куски упали к ногам его товарищей.

Вот она, та колдовская защита, о которой предупреждала Гуигма! Деревья вокруг башни ожили, став злобными кровожадными существами, готовыми разорвать любого, кто осмелится пройти мимо них.

Норманны отпрянули в ужасе, обнажили мечи, отбиваясь от тянувшихся к ним со всех сторон ветвей, но на месте одной отрубленной ветки вырастало две. Ингвард приказал возвращаться на просеку, где ветви не могли до них дотянуться. Но вместе с ним туда вышел только Бодо. Остальные погибли, растерзанные заколдованными деревьями.

— Ты заметил, государь, что ветви, едва коснувшись нас, тотчас отдёргивались? — спросил оруженосец.

— Да, мой верный Бодо, — отозвался конунг. — Только в чём тут причина, я понять не могу… Наверное, эти лесные страшилища почуяли в наших жилах благородную кровь…

— А я полагаю, что нас выручили волоски из шкуры оборотня, — сказал Бодо и, наклонившись к конунгу, достал из его кармана волосок, отливавший при свете луны ярким серебром. — У наших воинов не было этого спасительного средства и потому они погибли… Возьми его, государь, и спрячь обратно в карман: думаю, он ещё сослужит тебе службу!

Ингвард с минуту разглядывал странный волос, затем убрал его к себе за пазуху.

Приближаясь к башне, Ингвард и Бодо всё более убеждались в её сходстве могучим великаном, наводившем ужас на целые армии. Её верхушка походила на шлем; два выступа на стенах могли сойти за руки; высокая, зиявшая чернотой полукруглая арка, делившая основание башни на две части, делала это основание похожим на расставленные ноги. И всё же это была только старая башня с каменными стенами, поросшими мхом. Зубцы на её плоской верхушке потрескались и частью разрушились от времени, редкие тёмные бойницы зияли мрачной чернотой, дубовые ворота, которые когда-то закрывали вход в арку, валялись в пыли, сгнившие от дождей и ветров.

Из тёмной утробы тянуло тошнотворно-приторным запахом. Почуяв его, конунг и оруженосец содрогнулись от ужаса. Это был запах разлагающейся человеческой плоти…

— Идём, Бодо, — сказал конунг, вглядываясь во мрак. — Кажется, там есть лестница…

В дальнем конце зала виднелось окно, из которого на лестничные ступени струился лунный свет. Но чтобы добраться до лестницы, надо было пересечь зал. Как только норманны двинулись вперёд, их ноги увязли в отвратительной мешанине перемолотых человеческих тел. Ингвард поначалу даже не понял, что за груды устилают пол. Когда же до него дошла страшная правда, он с силой сжал зубы и в сотый раз мысленно дал себе клятву уничтожить кровожадного тролля.

Бодо нагнулся и нащупал под ногами обрубок человеческой руки с почерневшими остатками мяса. Некоторое время он вглядывался в свою находку, силясь понять, что это такое. А поняв, он вскрикнул в ужасе и отбросил страшный обрубок…

— Тише! — прошептал Ингвард. — Или ты забыл, что говорила Гуигма? В те ночи, когда плоть великана возвращается в своё истинное обличье — в башню, его дух становится обитателем этой башни — троллем… Тролль может услышать тебя. Наверняка он наверху, где светятся окна…

— Государь, мы попали в настоящую клоаку, — проговорил дрожавший от страха Бодо. — Ведь это трупы, перемолотые страшными зубами великана…

— Будь твёрд, — ответил конунг. — Помни, что мы должны отомстить за смерть этих людей.

И они направились дальше, с трудом переводя дыхание в смраде сотен гниющих тел.

В организме Рыцаря-Башни этот зал, видимо, являлся чем-то вроде желудка, в котором переваривались поглощённые им люди. Теперь, когда великан превратился в башню, мешанина трупов заполнила не только нижний зал, но и несколько верхних, куда норманны поднялись по изгибающейся каменной лестнице. Некоторые залы окутывал полнейший мрак, в другие из редких окон, похожих на бойницы, струился свет луны, озаряя картины, от которых леденела кровь.

Один из залов был заполнен совсем свежими трупами. Видимо, это были пленники, перемолотые чудовищными зубами Рыцаря-Башни во время вчерашней оргии. Ингвард, озираясь, с дрожью ужаса узнавал бледные, залитые кровью лица своих верных товарищей, сражавшихся с ним плечо к плечу на берегу залива. Все они были сожраны страшным монстром. Бодо был бледен как те мёртвые головы, о которые он то и дело спотыкался. Временами он останавливался, борясь с мучительными приступами тошноты. Ингвард жестами ободрял его. Однако и он, несмотря на наружную твёрдость, обливался холодным потом, думая о том, что Аннерль — прекрасная, милая, любящая Аннерль, — тоже лежит изуродованная в этой сатанинской мясорубке. Он озирался, невольно ища её среди раздавленных тел…

— Бодо, — зашептал он, — ты помнишь, что великан отправил девушек себе в пасть уже после того, как сожрал остальных пленников?

— Разве?… — слабо отозвался Бодо, едва расслышав его. — Да, ты прав… После остальных…

— И он их не пожирал, а глотал, — продолжал шептать Ингвард, наклонившись к самому уху оруженосца.

— Несчастные… — простонал Бодо.

— Я к тому говорю, что если он их глотал, то, может быть, они ещё живы?

— Тролль мог оставить их в живых, чтобы сделать своими наложницами, — подумав, предположил Бодо. — Но в таком случае они несчастны вдвойне! Поторопимся, государь, подняться в следующий зал, у меня кружится голова от этого удушливого смрада…

— Подожди немного, — сказал Ингвард. — Может, Аннерль где-то здесь…

— Тут слишком темно, чтобы искать, — стонал оруженосец. — Мы попали в логово тролля и погибнем здесь… Знаешь сам, я никогда не трусил, но теперь чувствую такой страх, что волосы шевелятся…

Они замерли, услышав донёсшийся откуда-то сверху приглушённый женский крик. У Ингварда сердце застучало так, что, казалось, вырвется из груди.

— Слышал? — прошептал он, дрожащей рукой хватая Бодо за локоть. — Они живы! Поспешим же!

Они бросились вверх по изгибающейся лестнице, и вдруг Ингвард, бежавший впереди, сдавленно вскрикнул и пропал. В груди Бодо всё словно оборвалось. Он остановился, затаив дыхание, и вдруг обнаружил, что двух ступенек впереди нет. Вместо них зияла пропасть, и одна его нога была уже занесена над ней.

Он отпрянул. Несколько мгновений он пребывал в замешательстве, как вдруг совсем рядом раздался стон… Бодо наклонился, вглядываясь в пролом, и увидел Ингварда, успевшего вцепиться пальцами в края третьей ступеньки, от которой лестница продолжала свой путь наверх. Конунг стонал, напрягая последние силы.

Бодо одним прыжком перескочил через пропасть и, оказавшись на верхних ступенях, наклонился и подхватил Ингварда за запястья. Через минуту тот уже сидел на лестнице, переводя дух. Лицо конунга было бледным, руки дрожали.

— Аннерль! — вдруг вспомнил Ингвард и вскочил на ноги. — Идём скорей!

Они поднялись в пустой и мрачный зал, где пол был усыпан щебнем и гнили ветхие столы и скамьи. Трупов здесь не было, и друзья облегчённо вздохнули. В зале имелась ещё одна круговая лестница, которая вела к двери, находившейся под самым потолком. Эта дверь была распахнута и из её проёма струился слабый багровый свет. Ингвард в несколько прыжков взбежал по ступеням, проскользнул в дверь и оказался в узкой изгибающейся галерее.

Пройдя по ней, он обнаружил, что галерея кольцом огибает большой круглый зал с купольным потолком. Ингвард наткнулся на зарешёченное окно, находившееся почти вровень с полом этого зала. Он заглянул в него и замер в ужасе. В зале пылал огромный камин, возле которого стояли двое. Одного конунг тотчас узнал: это был оборотень, предводитель кроклохов. В башне он снова принял человеческий облик. Зато второго конунг видел впервые, но лучше бы он его не видел! Тролль был страшнее и отвратительнее оборотня стократ. Это было существо, лишь отдалённо походившее на человека. Грузный, приземистый, с приплюснутой головой, с морщинистой, кое-где покрытой шерстью тёмной кожей, свисавшей большими складками, с круглыми выпученными глазами, которые, казалось, таращились в разные стороны, с острыми ушами, мохнатыми когтистыми пальцами и длинным отвратительным пенисом, который спускался до пола и при ходьбе волочился по нему, тролль, казалось, воплощал собой наиболее кошмарные силы преисподней, по чьему-то злодейскому умыслу поднявшиеся на поверхность земли.

Окно, в которое заглядывал Ингвард, находилось как раз напротив обоих колдунов, и он отпрянул от него, опасаясь, как бы его не заметили.

Подошедшему Бодо он сделал знак не шевелиться. Из окна струился багровый свет, отбрасывая на стену галереи пятно, иссечённое тенью решётки; помимо решётки, в пятне шевелились большие тени оборотня и тролля.

— … И всё же мне гораздо приятнее чувствовать себя великаном, — звучал низкий утробный голос тролля. — Жалкие людишки бегут от меня в ужасе, а я хохочу и давлю их своими гигантскими ногами! О, какое я испытываю наслаждение в эти минуты! Жаль, что заклятье, наложенное на меня, не столь крепко, чтобы я всегда был великаном… Я вынужден время от времени возвращаться в свой истинный облик — облик тролля, а великанье тело становится башней — моим вечным, ненавистным жилищем, моей тюрьмой…

— Стоит ли сожалеть о том, что происходит так редко! — воскликнул оборотень. — Это случается только в ночь полнолуния и длится всего несколько часов… А в остальное время ты — могучий воин, великан, Рыцарь-Башня! С тобой мы сокрушим весь мир! — Оборотень воинственно потрясал кулаками, его маленькие глазки сверкали. — Кто в силах противостоять тебе? Найдётся ли в мире хоть один воин, способный бросить тебе вызов? Да что воин — ты один способен обратить в бегство целую рать!

— Ты прав, — весьма довольный, ответил тролль. — В облике Рыцаря-Башни я страшен. Едва я завижу неприятельское войско, как всё во мне начинает бурлить, меня переполняет боевой дух, я готов вырывать с корнями могучие дубы, одним ударом кулака сокрушать каменные стены крепостей… Но больше всего мне нравится пожирать человечье мясо…

И тролль расхохотался таким ужасным смехом, что норманнов пробрала оторопь.

— А я люблю пить человечью кровь, — подхватил его смех оборотень. — Люблю напиться крови, а потом отдыхать, зависнув вниз головой…

— Гха-гха-гха-гха! — гоготал тролль. — Я вспоминаю нашу победу над Островным королевством, когда мне на съеденье досталось десять тысяч пленных! Я тогда славно набил своё брюхо!…

— А я напился крови до того, что не мог взлететь! — вторил ему оборотень.

— Скорей бы минула эта ночь и я снова стал великаном! Скорей бы башня сделалась моим телом! — говорил тролль. — В облике великана я чувствую себя гораздо увереннее, чем в эти проклятые ночи полнолуния, когда я вынужден возвращаться в облик тролля…

— Но, сдаётся мне, на сегодняшнюю ночь у тебя есть развлечение — прекрасные девушки, которых ты вчера проглотил живьём?

Услышав эти слова, Ингвард затаил дыхание.

— Это так, — согласился тролль. — С ними ночь пролетит быстрее… А славных девушек ты мне приготовил, Упырь! Моя тролличья плоть требует ублажения живым женским телом. Когда я стискиваю красавицу в объятиях, вспарываю когтями её нежное тело от горла до живота, слышу её предсмертные крики, чувствую её мучения — тогда мой уд наливается соком и доводит меня до высшей степени удовольствия… Сегодня я уже насладился мучениями нескольких девушек, но самых красивых я оставил напоследок. До рассвета ещё есть время, и сейчас я займусь ими.

— Не буду отвлекать тебя от этого приятного занятия, досточтимый тролль, — с поклоном ответил Упырь. — Наутро, когда ты станешь великаном, мы выступим в поход на страну конунга Сигурда, где тебя ожидает много свежей человечины и красивых девушек! Прощай, до встречи в следующую ночь полнолуния!…

С этими словами Упырь обернулся летучей мышью и, замахав крыльями, беззвучно взлетел к потолку. Ингвард и Бодо украдкой заглянули в окно и проследили за его полётом. Оборотень протиснулся в узкую щель в потолке.

— Эй, Упырь! — вдруг окликнул его тролль.

Летучая мышь, уже скрывшаяся было в щели, вернулась вниз и вновь обернулась колдуном.

— Не кажется ли тебе, что тут пахнет человеком? — спросил тролль, вбирая воздух раздувающимися ноздрями.

— Откуда бы тут взяться людям? — пожал плечами оборотень. — Вокруг башни все деревья заколдованы, они никого не пропустят сюда… Наверное, тянет мертвечиной из нижних залов…

— Нет, это запах живых людей. Они где-то тут, близко…

— Ты чересчур подозрителен, — со смехом воскликнул Упырь. — Наверно, это пахнут девушки…

— А в самом деле, — радостно заревел тролль. — У меня ведь остались две живые девушки. Это пахнет ими, а я беспокоюсь…

Ингвард, забыв об осторожности, приник лицом к решётке, пытаясь охватить взглядом всю внутренность страшного зала.

— Государь, нас могут увидеть… — в тревоге зашептал Бодо.

— Аннерль жива! — не слушал его Ингвард.

Оруженосец озирался.

— Эта щель в потолке зала, к которой подлетал оборотень… — пробормотал он. — Мне кажется, мы можем подняться к ней снаружи — я видел лестницу, ведущую наверх… У щели мы подстережём проклятого Упыря и зарубим мечами, прежде чем он обернётся человеком!

— Аннерль… — как безумный, повторял Ингвард, и вдруг опомнился, обернулся к оруженосцу. — Да, ты прав! Ступай, я сейчас последую за тобой!

Бодо скрылся во мраке. Ингвард медлил, продолжая следить за троллем.

Кошмарное чудовище раскрыло дверь в стене, и взгляду Ингварда предстали две девушки, в испуге жавшиеся друг к другу. Нечеловеческим усилием воли конунг подавил крик: одной из них была Аннерль!

Тролль оскалился в сладострастной ухмылке. Он схватил подругу Аннерли и с силой дёрнул на себя. Девушка оказалась в объятиях хохочущего чудовища, а Аннерль, вскрикнув, лишилась чувств.

Тролль хрипло задышал, впился ртом в губы несчастной, а потом повалился с ней на пол. Он сжимал её и мял, его когти впивались в нежное тело, раздирая и кромсая его, и чем мучительнее содрогалась девушка, тем ожесточённее терзала её похотливая нечисть. Вскоре пленница превратилась в трепещущий, бьющийся в предсмертных конвульсиях кусок кровавого мяса, который тролль, в припадке звериной страсти, казалось, готов был сожрать. Наконец он схватил рукой свой вздувшийся уд и, громко ревя от возбуждения, вонзил его в этот кровавый кусок…

Ингвард, не сознавая, что делает, вцепился обеими руками в решётку и затряс её. К его счастью, тролль ничего не замечал, весь во власти охватившей его похоти.

Ингварда заставил опомниться крик, донёсшийся откуда-то сверху. Конунг оторвался от решётки и бросился к лестнице, о которой говорил оруженосец.

В самом верхнем, тесном и тёмном помещении башни он увидел Бодо. Норманн из последних сил боролся с оборотнем. Свет сюда проникал только из щели в полу. В ней видел был зал, где горел камин и неистовствовал кошмарный тролль. Только что из этой щели выбрался оборотень в облике летучей мыши, и тут на него набросился Бодо, который караулил его. Норманн ударил по оборотню мечом. Из рассечённого крыла летучей мыши струилась чёрная кровь. Внезапно мышь обернулась человеком. Колдун окончательно выбрался из щели и между ним и Бодо завязалась отчаянная борьба.

Бодо старался задушить колдуна, но вскоре понял, что это выше его сил. Норманн быстро слабел. В один из моментов схватки колдун вырвался из его объятий, снова обернулся летучей мышью и расправил крылья, намереваясь улететь. Только в самый последний миг Бодо успел схватить гнусную тварь за задние лапы. Колдуну пришлось вернуться в человеческий облик. Его лапы сделались ногами. Бодо стиснул их ещё сильнее и громко закричал, призывая на помощь Ингварда. Колдун принялся его кусать, царапать и бить.

— Ты завладел волоском из моей шкуры и я не могу применить против тебя моё колдовство… — хрипел он в ярости. — Но я и без колдовства одолею тебя…

Он был не сильнее Бодо, но силы его чудесным образом восстанавливались; норманн же слабел с каждой минутой. В ожесточении колдун схватил голову Бодо за волосы и принялся долбить ею об каменный пол. Ингвард подоспел, когда лицо Бодо превратилось в кровавую маску, на груди зияли глубокие раны, а из горла потоком хлестала кровь. И всё же верный оруженосец не выпускал ног колдуна. Подскочивший Ингвард занёс над колдуном мечи с размаху обрушил его на ушастую голову. Череп раскололся пополам. Колдун судорожно задёргался. Ингвард в исступлении наносил удар за ударом, пока колдун не затих совсем.

Уродливое тело, истекающее чёрной кровью, на глазах у изумлённого Ингварда из человеческого превратилось в тело летучей мыши, потом снова перешло в человеческое, и снова в летучую мышь. Колдовской труп претерпевал жуткие метаморфозы: у человеческого тела вместо руки вдруг отрастало крыло летучей мыши, затем мышиной становились только голова и верхняя половина туловища, а то вдруг ноги превращались в лапы и человеческое тело покрывалось шерстью… Ингвард, как заворожённый, смотрел на мёртвого оборотня. Колдун был уже не опасен: он издох. Последние превращения его тела становились всё слабее, труп съёживался, уменьшался, пока не застыл окончательно в виде дохлой тушки с виду самой обыкновенной летучей мыши. Тогда только Ингвард отвёл от него глаза и обернулся к Бодо. Мёртв был и тот.

Вся эта жуткая картина озарялась багровым светом, сочившемся из щели в полу. Ингвард приник к ней глазами, заглянув в тролличий зал с высоты купола.

В зале всё оставалось по-прежнему. Горел камин, Аннерль лежала без сознания, тролль, урча, вгрызался в горло замученной им девушки. У стены виднелись истерзанные трупы других девушек, с которыми тролль уже успел «позабавиться» этой ночью…

Схватив меч, Ингвард бросился вниз, в галерею, огибавшую страшный зал. Он обежал её всю, пока не нашёл дверь, но створки были наглухо закрыты и не поддавались его ударам. Тогда он кинулся к зарешёченному окну. Он ещё раньше заметил, что ржавые прутья едва держатся в своих искрошившихся от времени каменных гнёздах. Он тряс решётку обеими руками и дёргал её, пока не отскочил один из прутьев. Оба конца прута были заострены, и сам прут был довольно увесистым; Ингвард перехватил его и протиснулся в образовавшуюся в решётке щель.

Тролль, насладившись девушкой, сопя и на ходу обгладывая откусанные пальцы своей жертвы, двинулся к Аннерли. Её стройное полуобнажённое тело лежало на полу, прекрасная голова была запрокинута, светлые локоны рассыпались. Ингвард тотчас понял, что тролль схватит Аннерль и сожмёт её в своих смертельных объятиях прежде, чем он успеет до неё добежать, и потому, недолго думая, размахнулся и метнул прут прямо в широкую спину тролля.

Когтистая лапа уже тянулась к девушке, но буквально в дюйме от неё вздрогнула и прянула назад: прут вонзился троллю в спину и вышел остриём из груди пониже горла.

Чудовище разразилось бешеным рычанием. Из раны заструилась кровь. Тролль обернулся, раскинул трясущиеся руки и, страшно вращая глазами, двинулся на рыцаря. Ингвард обнажил меч. Несколько мгновений он ждал, пока чудовищная тварь приблизится. Когда тролль с копьём в груди был перед ним, он отпрянул в сторону и нанёс удар мечом в бок. Тролль ринулся на него, как бешеный бык, но норманн оказался проворнее — вновь отскочил и нанёс чудовищу новый удар. Тролль издал низкое угрожающее рычание, остановился и, весь дрожа, вскинул в направлении Ингварда руку.

И неожиданно рука тролля стала вытягиваться! Рыцарь уворачивался от неё, но она, змеёй извиваясь в воздухе, всё же настигла его и вцепилась когтями ему в плечо.

Ингвард заскрипел зубами от боли, однако не издал ни звука; несколько ударов мечом — и рука была перерублена. Длинной безжизненной плетью свесилась она с предплечья тролля; когтистая же лапа, впившаяся в плечо рыцаря, внезапно вспыхнула голубым пламенем и исчезла. Точно так же Ингвард перерубил и вторую руку чудовища.

Тролль, собрав последние силы, ринулся на человека, рассчитывая навалиться на него и проткнуть острием копья, которое торчало из его груди. Ингвард ускользнул от столкновения, а когда тролль проносился мимо, могучим ударом кулака свалил его с ног и проткнул мечом его круглое, как пузырь, кроваво-красное брюхо.

Тролль лежал на полу, слабо шевелил конечностями и хрипел. Кровь хлестала из его распоротого живота. Собрав последние силы, он приподнял голову и пророкотал:

— Я умру… Но ты… Ты навсегда останешься здесь… — Он силился сосредоточить взгляд на Ингварде, но глаза его мутнели, голова раскачивалась из стороны в сторону и вскоре снова откинулась на пол.

Конунг приблизился к нему.

— Таково заклятие этой древней башни… — различил он в невнятном бульканье, вырывавшемся из разинутого рта. — Ты убил меня, и заклятье перешло на тебя… Теперь ты — Рыцарь-Башня… Тебе не уйти отсюда… От заклятья тебя избавит… только… смерть…

Аннерль, очнувшись, застонала. Ингвард бросился к ней. Взор её прояснился; она улыбнулась, увидав Ингварда, и обняла его.

— Любимый, — сказала она слабым голосом. — Какой страшный сон мне снился…

— Да, Аннерль, это был всего лишь сон.

— Где мы?

— В старинной башне, затерянной в дремучем лесу. Прижмись ко мне крепче, мы выйдем отсюда.

Увидев тролля, она в ужасе вскрикнула. Ингвард заверил её, что нечисть мертва, и в доказательство отрубил троллю голову. Она откатилась к стене и осталась лежать там, вывалив синий язык и глядя выпученными глазами в разные стороны.

Ингвард и Аннерль вышли в галерею. Спускаться в темноте по многочисленным растрескавшимся лестницам приходилось медленно и осторожно. Заглянув в одну из бойниц, Ингвард обнаружил, что край неба уже посветлел. Смутная тревога овладела им. Из его головы не выходили странные слова, сказанные троллем перед смертью. Заклятье должно передаться ему, Ингварду… А это означает, что с рассветом он станет Рыцарем-Башней…

Он торопился, но идти быстро было невозможно. В самом нижнем зале — «кишечнике» великана, заваленном грудами полуразложившихся человеческих останков, — Аннерль, не в силах переносить ужасающий смрад, потеряла сознание. Ингвард взял её на руки. Каждый шаг теперь давался ему с трудом. Он проваливался в кошмарное месиво по колено, а в некоторых местах и по пояс. Впереди маячил проём полукруглой арки. Небо в нём бледнело уже совершенно ясно.

Ингвард споткнулся и едва не выронил драгоценную ношу.

— Аннерль, очнись, — воскликнул он в отчаянии, чувствуя, что силы покидают его.

Девушка слабо застонала, приоткрыла глаза и прижалась к его груди.

— Ты можешь идти? — спросил он. — Нам надо торопиться. Это заколдованное, опасное место…

Он сделал шаг и внезапно почувствовал, что пол и стены закачались. Всё вокруг странно изменило очертания. Проём арки, Аннерль, страшные останки — всё исчезло. Перед ним плавала мгла, в которой проступали зыбкие очертания каких-то предметов. Усилием воли он стряхнул наваждение, шире раскрыл глаза и вдруг обнаружил себя стоящим посреди леса. Он возвышался над деревьями. Над ним раскинулось бледнеющее рассветное небо, и ему виден был весь лес от скалистых гор до тускло-серого моря вдали. Изумлённый Ингвард вдохнул воздух полной грудью, расправил плечи, ощупал себя руками. Он был закован в каменную броню и глядел сквозь прорези шлема. Он стал Рыцарем-Башней!

Эта мысль настолько поразила его, что он потерял сознание. Очнулся он в нижнем зале. Наваждение исчезло. Он снова был самим собой. Аннерль держала его голову у себя на коленях и растирала руками ему виски.

Увидев, что он пришёл в себя, она облегчённо вздохнула.

— Ты очень устал и ослаб, мой рыцарь, — произнесла она. — Теперь уже мне придётся помогать тебе идти… Но ты прав: нам надо поскорей уйти отсюда. Здесь обитает нечисть. Она морочит нас. Представь, мне сейчас показалось, будто я очутилась в каком-то чудовищном чреве… Хорошо, что мне это только показалось…

Превозмогая подступающую к горлу тошноту, Ингвард поднялся на ноги.

— Тебе не показалось, Аннерль. Я на минуту превратился в великана. На меня перешло заклятье, и теперь уже не тролль, а я стал Рыцарем-Башней… Выходит, мы сейчас в моём желудке… Ведь здесь желудок, где перевариваются съеденные люди, понимаешь?…

— Уйдём отсюда, Ингвард, уйдём скорее!

— Я ещё не превратился в великана, значит, у меня есть время… Но превращение может произойти в любую минуту… А следующая ночь полнолуния ещё нескоро…

Они двинулись дальше, поддерживая друг друга. Арочный проём был уже совсем близко. Задувавший из него свежий воздух наполнял Аннерль силами, но на Ингварда оказывал совсем другое действие.

Конунг вдруг болезненно сморщился, рухнул на колени и со стоном обхватил голову руками.

— Вот оно… — прохрипел он. — Вот оно, снова…

— Ингвард, мы уже у выхода! — Аннерль подхватила его под мышки почти поволокла к проёму.

Внезапно она вскрикнула в испуге: Ингвард исчез. С ним исчезли арка, стены и пол. Её окружало что-то совсем другое — живое и страшное…

И вдруг арочный просвет появился снова. Рядом с ней Ингвард силился подняться с пола. Он поглядел на неё затуманенными глазами.

— Я не могу выйти отсюда… Башня не отпускает меня… Беги… Беги быстрей, пока я окончательно не стал…

Аннерль, рыдая, схватила его и потащился к арке, до которой оставалось каких-нибудь два шага. Но Ингвард словно прирос к полу. Несмотря на все усилия, она не могла сдвинуть его ни на дюйм.

— Беги… — Это было последнее, что она услышала от него.

Стены вокруг снова закачались, меняя очертания, лес и небо в арочном проёме поблекли, и Аннерль, запечатлев на лбу своего рыцаря поцелуй, кинулась туда, к этому лесу и светлеющему небу.

В спину её что-то ударило. Она оглянулась и обнаружила, что за её спиной, почти вплотную к ней, вместо арки высилась каменная стена. Она отпрянула и поглядела ввысь. Оказалось, что это была не стена, а каменный сапог великана. И никакой арки уже не было. Над девушкой возвышался исполин, закованный в каменные доспехи.

Раздался скрежет — это исполин расправлял затекшие члены. Аннерль отступила ещё на несколько шагов, не сводя глаз с головы рыцаря. Он наклонился к ней, и сквозь прорези шлема на неё поглядели знакомые глаза.

— Ингвард, — прошептала она в сильнейшем изумлении. — Это ты?

Она произнесла это совсем тихо, но он как будто услышал её, кивнул головой, наклонился ещё ниже и протянул к ней каменные руки. Осторожно, вместе с землёй, на которой она стояла, он поднял её над лесом.

Теперь, глядя на рыцаря, она уже точно знала, что это Ингвард. Но он ничего не мог сказать ей: из его рта вырвалось лишь невнятное урчание. Находясь в облике великана, он не мог говорить по-человечески…

Держа девушку в руках, он зашагал на северо-восток, к пределам страны конунга Сигурда. Он шёл быстро, делая огромные шаги, и вскоре вступил в многолюдное поселение. Обитатели с воплями бросились врассыпную. Рыцарь опустил Аннерль на крыльцо, прощально махнул ей рукой, повернулся и зашагал назад, в страну, завоёванную кроклохами.

Без своего вождя-оборотня и без великана кроклохи пребывали в замешательстве и беспокойстве. Завидев Рыцаря-Башню, они сначала приветствовали его восторженными криками, но, потом, когда он начал в ярости их топтать, обратились в паническое бегство. Видя такое, оставшиеся в живых воины Ингварда воспрянули духом и кинулись преследовать захватчиков. Кроклохское воинство было уничтожено, их корабли были частью сожжены, частью захвачены.

Рыцарь-Башня уже не видел этого. Он ушёл за горы, в дремучий лес. Разведчики Сигурда, пройдя по его следам, разыскали его там и доложили о нём конунгу. В ночь полнолуния Сигурд с отрядом самых храбрых воинов отправился туда и нашёл вместо великана старую башню. Его люди проникли в неё. Там было темно и безжизненно. Ингварда нашли распластанным на полу купольного зала. Он был мёртв. Рыцарю-Башне требовалась еда, много еды. Тролль удовлетворял свой аппетит человеческими жертвами, которые в изобилии приносили ему кроклохи. Но Ингвард не стал никого убивать. В лесу он уморил себя голодом и жаждой.

Его высохший труп вынесли из башни и позже похоронили с почестями в его родной стране. Аннерль ненадолго пережила его. Безутешно проливая слёзы над его могилой, она скончалась и была похоронена рядом со своим женихом.

А башня без своего хозяина так и осталась башней. Сигурд приказал снести её до основания. Впоследствии и путь к её развалинам был потерян, и само предание о ней забылось, оставшись лишь на полуистлевших страницах древних хроник, которые много лет спустя люди читали как сказки.


1993 г.


Журнал «Метагалактика» 3, 1994.

Отредактировано автором в январе 2013 года.

КАРЛИК ИМПЕРАТРИЦЫ

Гинго шёл за Астиальдой, замирая от гордости. Произошло нечто неслыханное. Императрица пригласила его, презираемого всеми шута, в свои личные покои!

Астиальда была ослепительно красива. Гинго она казалась самой прекрасной женщиной из всех, какие были во дворце, а было их тут немало. Муж Астиальды — император Гомбарум, повелитель Олеарии и одиннадцати королевств, был большим поклонником прекрасного пола. Девушек свозили к нему со всех концов империи, причём отбирали самых красивых. Они служили горничными, танцовщицами, музыкантшами, певицами; многие из них были наложницами Гомбарума. Выбор имелся превеликий. Среди стольких хорошеньких мордашек, плеч, талий и ножек бедному шуту впору было совсем потерять голову, но Гинго оставался верен своей госпоже.

Видеть её приходилось ему нечасто — только на пирах или во время её прогулок по дворцовому парку. В эти минуты в Гинго словно вселялся какой-то сумасшедший бесёнок. Он начинал прыгать, кувыркаться, хохотать, свистеть и кричать, подражая голосам зверей и птиц, а то вдруг набрасывался на других карликов и принимался их толкать и колотить, вызывая в толпе шутов невообразимую суматоху. Императрица замечала Гинго и милостиво ему улыбалась. Однажды, когда он её очень рассмешил, она даже позволила поцеловать себе руку. Рука её, унизанная перстнями, была холодна и бела как снег. Гинго потом целый месяц ходил шатаясь, закатывал глаза и мечтал умереть у ног своей госпожи за её единственный взгляд. О, это была бы сладкая смерть! «Астиальда, я люблю тебя…» — шептал он вечерами, отходя ко сну, и просыпался наутро с теми же словами, рисуя в воображении пленительный образ, улыбку и глаза — сверкающие, как две голубые льдинки в морозный солнечный день.

«Сегодня случится что-то необычайное», — думал Гинго, идя за госпожой по бесконечной анфиладе комнат, мимо мраморных колонн и величественных статуй. Астиальда шла чуть впереди. Карлик вдыхал ароматы её духов и от восторга у него кружилась голова. Ему хотелось закричать что было силы и закувыркаться, но, сознавая серьёзность момента, он шёл степенно, маленькими быстрыми шажками.

Астиальда была чудо как хороша в длинном облегающем белом платье с газовыми кружевами, шелестящими по полу, и в наброшенной на плечи голубой мантии. Сочетание белоснежного и голубого удивительно шло её неземному облику. Высокая стройная фигура молодой императрицы выражала гордость и величие. Глаза её излучали блеск. За всю дорогу она ни разу не взглянула на коротышку Гинго, на его сморщенное, словно тряпичное, личико. Лишь когда они оказались в самой дальней комнате без окон, где жёлто горели свечи в золотых шандалах, она обернулась к нему.

— Вчера я вопрошала древнюю книгу, найденную в заброшенных катакомбах Кен-Корроса, — сказала она, подходя к громадному фолианту в бронзовом переплёте, лежавшему посреди комнаты на специальной подставке. — По её буквам, посредством магической формулы, я искала среди окружающих меня людей имя человека, который был бы всецело предан мне, — она коснулась фолианта рукой, и страницы сами собой начали переворачиваться. — Который ради меня готов броситься в пасть к дьяволу… Я перебирала имена придворных, вельмож и рыцарей, которые постоянно оказывают мне всевозможные знаки преданности и любви, но книга отклонила их все. Отчаявшись найти его среди вельмож, я стала перебирать имена слуг, и тут буквы сложились в имя «Гинго»…

Карлик, устроившийся у её ног, при звуке своего имени вскочил и порывисто воскликнул:

— Да, да, моя госпожа! Я тебе предан!

С учащённо бьющимся сердцем он отвесил императрице поклон — торопливый и смешной, как всё, что он делал.

Лицо Астиальды оставалось серьёзным.

— Узнав о твоей преданности, — продолжала она, — я вопросила о тебе чудесную поверхность этого подноса… — Она взяла лежавший возле книги чёрный овальный поднос, украшенный по ободу драгоценными камнями, и опустила его на пол, чтобы карлик мог видеть его зеркально-гладкое дно. — Смотри, Гинго, сейчас ты увидишь в нём себя…

Она произнесла заклинание, взмахнула рукой и чёрная поверхность подноса подёрнулась мерцающей рябью, в которой замелькали золотые и серебряные блёстки. И вдруг, словно соткавшись из этих блёсток, в овале подноса проступило лицо…

Гинго встал на четвереньки, вглядываясь в него. Обрамлённое чёрными вьющимися волосами, оно было удивительно красивым. А вскоре магическая поверхность подноса показывала уже всю высокую стройную фигуру незнакомца…

Гинго поднял на императрицу удивлённые глаза.

— Что за прекрасный юноша виден там? — спросил он.

— Это ты, — ответила Астиальда.

— Я? — изумился Гинго. — Невероятно! Ты шутишь… — С воплем горечи и обиды он отпрянул от подноса. — Мне никогда не быть таким! Я смешной уродливый карлик, которого не любит никто в целом свете и у которого один удел — страдать…

Он закрыл лицо руками. Беззвучные рыдания сотрясли его тельце.

— Слушай меня, Гинго, — сказала императрица. — Поверхность волшебного подноса всегда показывает истинную сущность вещей. Если она показала тебя таким, значит, ты такой и есть. Прекрасный юноша, настолько прекрасный, что я всю ночь любовалась на твоё изображение…

Гинго отвёл от лица свои маленькие ладони и посмотрел на неё.

— Но сегодня утром, расспросив слуг, я была весьма опечалена, узнав, что Гинго — это карлик… — прибавила она после молчания.

— О ужас, лучше бы мне не рождаться на свет! — Гинго вновь разрыдался.

— Я любовалась тобой всю ночь, — продолжала Астиальда. — От упоения твоей красотой у меня захватывало дыхание. Дерзкие и невероятные мысли приходили мне в голову… Мне вдруг захотелось избавить тебя от отвратительной личины маленького уродца и вернуть тебе твой истинный облик, а потом коснуться твоих мужественных плеч, ощутить жар твоей груди…

Карлик охнул и опустился на пол, не в силах стоять на ослабевших ногах.

— О божественная Астиальда, — прошептал он, — за один лишь час, да что там — за минуту неземного блаженства я готов отдать жизнь…

— Только за минуту? — с загадочной улыбкой переспросила императрица. — Но почему бы блаженству не продлиться годы?

— Годы?…

— Даже десятки лет, если ты будешь достаточно отважен и выполнишь моё поручение.

— Что я должен сделать? — Карлик на коленях приблизился к Астиальде. — О, говори скорее! Ради тебя я готов прыгнуть в пекло!

— Ты обретёшь свой истинный облик только после того, как убьёшь Гомбарума, — сказала императрица.

— Государя? — ужаснулся Гинго. — Но ведь ты знаешь, госпожа, что это невозможно! Наш государь — самый могущественный волшебник во всём Поднебесье, его власти покорна сама природа. Одним движением пальца он может вызвать землетрясение, бурю, смерч, наслать заразу на всю страну… Даже драконы Огненных гор не смеют его ослушаться, а что говорить о нас, простых смертных… Госпожа моя, о том, чтобы убить Гомбарума, не то что сказать — даже помыслить нельзя… Государь всесилен, он умеет читать мысли людей. Вспомни, сколько отважных и мудрых пало лишь за то, что плохо подумало о нём. Боюсь, что теперь и мне не сносить головы. Я не смогу удержаться, чтобы не вспомнить нашу встречу, и мысли мои неминуемо дойдут до императора. Он прочтёт их, и я погибну мучительной смертью… Возможно, это случится уже нынче вечером… Я погиб… Горе мне… Горе…

— Да, мой верный Гинго, — сказала Астиальда, — поэтому мы должны действовать немедленно. Сейчас император спит. Час назад он вернулся с большой охоты в Гарпагоньих горах, накормил собак и удалился в Запретную Башню.

— В эту Башню никто не может войти, ни одна живая душа… — еле слышно прошептал карлик и оглянулся в испуге, словно могущественный Гомбарум мог его услышать. — Даже для тебя, со всем твоим колдовством, нет входа туда… А проснувшись, Гомбарум тотчас узнает про наш разговор! Для него нет тайн!

— Я рискую не меньше тебя, — возразила Астиальда.

— Ты хочешь сказать, о госпожа, что Гомбарум… Может убить и тебя?…

— Да. И я буду бессильна предотвратить это.

— Как? У него поднимется рука на тебя, прекраснейшую из женщин?

— Я уже не прекраснейшая, — с горечью ответила Астиальда, и прибавила, помолчав: — У меня появилась соперница, которой, похоже, улыбается удача…

— Ты говоришь про Эройю, эту тонконогую танцовщицу?

Она кивнула.

— Невероятно! — поразился Гинго. — Предпочесть тебе, богине, какую-то замарашку…

— Эройя понимает толк в ворожбе, в этом всё дело. Она уже второй месяц, будучи императорской наложницей, влияет на Гомбарума, опутывает его сетями своих чар, а я ничего не могу ей противопоставить. Она задумала избавиться от меня руками самого Гомбарума и занять моё место… Из магической книги Кен-Корроса я узнала, что Эройя в самое ближайшее время потребует у Гомбарума моей головы. И император выполнит её желание. Возможно, это произойдёт уже завтра, сразу после того, как он встретится с этой ведьмочкой в Павлиньем зале… Развязка близится, и это вынудило меня искать в книге имя верного мне человека… Гинго, знай, сама судьба определила нам либо погибнуть вместе, либо вместе торжествовать победу и насладиться годами счастья!

Гинго выпрямился, весь затрепетав, глаза его заблестели.

— Я сделаю всё, что ты прикажешь! — воскликнул он. — Если надо убить Гомбарума — я убью его, не задумываясь. Но, государыня, что могу сделать я, ничтожный карлик, против властителя мира, обладающего неизмеримым колдовским могуществом? Он испепелит меня одним взглядом, я превращусь в головешку, в сухой лист, в плесень на стене, и память обо мне в тот же миг вытравится из мыслей всех, кто окружал меня в этом мире… О, владычица! — Из глаз Гинго снова брызнули слёзы. — Не мне бороться с всесильным колдуном!…

Он упал на колени и разразился горестными воплями. Императрица поглядела на него ледяным взором.

— Убить его можно, только когда он спит, — молвила она.

— Но прежде нужно проникнуть в Запретную Башню! — отозвался карлик. — Гомбарум окружил её невидимой стеной, которую, я слышал, не в силах разрушить никакие заклинания… Или, может быть, ты нашла способ?

— Я спрашивала об этом у моих книг, — сказала Астиальда, качая головой. — Нет, одолеть невидимую стену невозможно. Пока Гомбарум жив, она будет надёжней всякой охраны защищать его сон. Недаром он никого не подпускает к себе во время сна. Ведь только тогда его можно лишить колдовской силы, а значит, и жизни.

— Но если нельзя добраться до спящего колдуна, зачем ты призвала меня к себе? Значит, всё-таки есть способ проникнуть в Башню?

Астиальда улыбнулась.

— Ты догадлив, мой верный Гинго. Вспомни, кто, кроме самого Гомбарума, может беспрепятственно проходить сквозь невидимую стену и появляться в его опочивальне?

Карлик задумался, пожал плечами, и вдруг хлопнул себя ладошкой по лбу.

— Собаки! — воскликнул он. — Охотничьи собаки императора! Они бродят по всему дворцу и никто из придворных пальцем не смеет тронуть их! Гомбарум кормит их из своих рук. Даже во время сна он не расстаётся с ними… Для собак не существует невидимой преграды, окружающей Башню!…

— И мы воспользуемся этим, чтобы добраться до него, — сказала Астиальда.

— Я всё-таки не пойму, — на лбу озадаченного Гинго пролегла морщина. — Мне, что ли, нужно затянуться в собачью шкуру?

— Это не поможет. Чтобы проникнуть в Запретную Башню, ты должен стать одной из охотничьих собак Гомбарума. Стать собакой, — повторила она. — Превратиться в неё.

Гинго непроизвольно втянул голову в плечи и с затаённым ужасом посмотрел на Астиальду.

— И ты можешь сделать это? — пролепетал он.

Императрица усмехнулась.

— Конечно. Я ведь тоже кое-что смыслю в магии, хотя далеко не так сильна в ней, как мой муж. Подойди сюда.

Она приблизилась к низкому столику у стены, на котором что-то лежало, накрытое чёрным шёлком.

Гинго, робея, подошёл.

Астиальда отдёрнула покрывало, и Гинго вскрикнул, увидев труп одной из любимых собак императора. Из раскрытой пасти вываливался язык, на поверхности столика темнели пятна запёкшейся крови.

— Сейчас ты перейдёшь в её тело и побежишь в Запретную Башню, — сказала Астиальда. — Но перед этим я должна тебе сказать ещё кое-что. В теле собаки ты пробудешь очень недолго — минут двадцать. Может быть, даже меньше, это уже не от меня зависит… За это время ты должен проникнуть в Башню. Невидимая стена тебя не остановит. По винтовой лестнице ты поднимешься в опочивальню императора. Ну, а там… Нам останется надеяться на твоё проворство и остроту собачьих клыков!

— Убить Гомбарума… — прошептал потрясённый Гинго, словно только сейчас до него дошли весь ужас и неимоверная тяжесть возложенной на него задачи. — Нет, это невозможно, невозможно!…

Он в страхе отшатнулся. Но тут взгляд его упал на волшебный поднос, где ещё не растаяло изображение прекрасного юноши, и пальцы Гинго сжались в кулаки. С мучительным стоном, перебарывая страх, он обернулся к императрице.

— Я убью его!

Однако в следующую минуту им вновь овладело сомнение.

— Нет, государыня, императора ничто не может убить!… - почти выкрикнул он со слезами. — Он бессмертен! Огненные драконы обрушили на его войско скалы и всё оно погибло под обвалом, а император, шедший впереди воинов, остался жив! Каменный рыцарь, порождение чародеев далёкой страны Зуаммад, которого никакая сила не могла сокрушить, на пути к имперской столице у всех на глазах разрубил Гомбарума пополам и сам погиб в тот же миг, а две разрубленные половины срослись и император хохотал, видя страх и удивление окружающих! А теперь подумай, что могут сделать собачьи клыки, если с ним не справились даже гигантские драконы и каменный рыцарь!

— Сон, Гинго, — спокойно ответила императрица. — Сон — вот уязвимое место Гомбарума. Колдун беспомощен во сне, поэтому он так редко спит, но уж если ему надо спать, то он возводит вокруг себя самые мощные магические укрепления… Взгляни сюда, — и она провела рукой над волшебным подносом.

Вихрь блёсток снова пронёсся по чёрной глади. Вглядываясь в мерцающую пелену, Гинго увидел императора, раскинувшегося на широком ложе. Гомбарум спал прямо в одежде, не сняв даже запачканных грязью сапог. Его правая рука свешивалась с кровати и почти касалась пола. Вокруг кровати лежали или бродили длинноногие псы со свирепыми клыкастыми мордами, глодая разбросанные кости.

Гинго заметил на запястье свешивавшейся руки какую-то светящуюся точку. Поначалу он решил, что это блестит один из бриллиантов браслета, надетого на руку волшебника, но через минуту понял, что свечение исходит из самой руки.

— Чудесная поверхность подноса показывает то, что не дано видеть простому смертному, — сказала Астиальда. — В запястье руки Гомбарума хранится Зуб Саламандры — оранжевый камень величиной с фасоль. В нём заключена невероятная волшебная сила. Много веков назад Гомбарум, тогда ещё начинающий чернокнижник, благодаря своей природной хитрости, а скорее всего — случайному стечению обстоятельств, завладел этим камнем, принадлежавшем самому Великому Икльтмесу. О деяниях этого мага и поныне рассказывают легенды, леденящие кровь. Одним лишь Повелителям Тьмы известно, сколько тысячелетий жил Икльтмес в нашем мире, распоряжаясь судьбами миллионов людей и не зная себе равных в колдовстве. И источником его силы был Зуб Саламандры, который он вынес из Запредельных Глубин, населённых демонами и чудовищами. Сам же Икльтмес узнал о его существовании от всеведущих мудрецов Кен-Корроса — страны, погибшей десять тысяч лет назад, от которой остались лишь навевающие ужас подземные святилища… Икльтмес умер, потеряв камень. Бессмертие и сила его перешли к Гомбаруму. В камне — смерть и вечная жизнь его обладателя, колдовское могущество и власть над миром… Смотри внимательно, Гинго… Сейчас император спит. Тебе придётся действовать очень быстро. Клыкам такого сильного пса, — она перевела взгляд на труп собаки, — ничего не стоит в один миг прокусить запястье и добраться до камня. Лишившись его, Гомбарум умрёт в считанные минуты.

— Я понял, госпожа, — весь вид Гинго выражал решимость. — Превращай поскорее меня в собаку и я расправлюсь с колдуном.

— Помни, что Гомбарум не погибнет сразу, у него останется несколько минут, во время которых он попытается отобрать у тебя камень. Но это будет уже не прежний могущественный Гомбарум, а слабеющий старик. Возможно, у него ещё хватит колдовской силы, чтобы лишить тебя подвижности… Тебе надо будет продержаться эти решающие минуты, продержаться во что бы то ни стало, пока он не умрёт окончательно. Лучше всего, если ты проглотишь камень в тот же миг, как он попадёт к тебе в пасть.

— Будь покойна, госпожа, я не растеряюсь.

— Главное — не отдавай ему камень. Без него колдовская сила императора будет слабеть с каждой секундой, а с ней таять и рассыпаться невидимая стена. Мне, вероятно, в последний момент удастся проникнуть сквозь неё и прийти тебе на помощь… Но всё же полагаться тебе придётся только на самого себя. Помни о награде, которая тебя ожидает.

Она протянула Гинго руку. Карлик сжал её в своих горячих ладошках и покрыл жаркими поцелуями. На миг у него закружилась голова. Он готов был бессчётно перецеловывать каждый бугорок, каждую впадинку на тыльной и внутренней стороне руки его богини, но она мягко отняла руку и велела ему опуститься на пол.

Гинго скорчился, поджал под себя ноги и руки, закрыл глаза и весь напрягся. По телу его прокатилась сильная дрожь, когда Астиальда положила ему на голову свою ладонь. Вдруг страшная боль пронзила затылок Гинго, словно туда воткнули раскалённую иглу.

И уже через минуту, хрипло дыша и высунув из ощерившегося рта язык, он опрометью нёсся по мраморным коридорам огромного императорского дворца, сбивая с ног лакеев и пугая до обморока придворных дам. На четырёх длинных сильных лапах он взбегал по лестницам, с разгону налетал на двери и высаживал их, врезался в толпы разряженных сановников, слыша их оханья и вопли ужаса. Во дворце привыкли к бесчинствам императорских собак. Гинго мог безнаказанно вцепиться зубами в жирный зад какого-нибудь кавалера или дамы, которые ещё сегодня утром потешались над бедным карликом и осыпали его тумаками. С каким наслаждением он прогрыз бы до крови несколько затянутых в шёлк лодыжек и унизанных перстнями рук, с каким диким восторгом впился бы клыками кое-кому в горло! Но времени сводить счёты у него не было, каждая секунда была на вес золота.

Промчавшись галереей и кубарем скатившись по двум необъятным лестничным маршам, он выскочил во внутренний двор и побежал вдоль стены. Кроме нескольких стражников в клювастых шлемах, здесь никого не было; они оглянулись на спятившего пса и продолжали свою бесконечную игру в кости.

Обогнув угол дворца, Гинго увидел чёрную приземистую башню. Возле неё не было ни души. Запретная Башня не нуждалась в охране, поскольку все знали о невидимой стене, воздвигнутой императором для защиты своего сна, и боялись не то что приблизиться к ней, но даже посмотреть на неё. О взгляде на Башню мог узнать всеведущий колдун, и неизвестно было, как он истолкует этот взгляд!

Гинго помчался ещё быстрее. Чёрная громада надвигалась стремительно. Где-то здесь, в десятке метрах от Башни, проходила колдовская стена, но Гинго не замедлил бега, только зажмурился и наклонил голову, в невольном страхе ожидая удара о преграду…

Стена пропустила его, и Гинго зарычал от радости. Ворвавшись в распахнутые двери башни, он бросился вверх по лестнице. На ступенях лежали охотничьи псы Гомбарума. При приближении Гинго они вскакивали и провожали его недовольным лаем.

Одолев последний лестничный марш, Гинго оказался в круглом зале, стены и потолок которого образовывали одну громадную полусферу. Вся она была обита чёрным бархатом и увешана крупными рубинами, излучавшими неяркий багровый свет. В зале царил полумрак. Однако Гинго ещё с лестницы рассмотрел посреди зала просторное ложе с лежащим на нём мощным широкоплечим Гомбарумом. Император спал в той же позе, какую четверть часа назад показывало дно волшебного подноса. Он сопел, красные, измазанные жиром губы его вздрагивали во сне, правая рука свешивалась до пола. Только Зуб Саламандры не просвечивался сквозь кожу на запястье, но Гинго этого и не требовалось: он знал, что чудесный камень — там.

Псы оскалили на Гинго зубы, но, видимо, приняли его за своего, поскольку ни один из них не стронулся с места. Гинго в несколько прыжков подскочил к свешивающейся руке и клыки его с размаху впились в запястье, обвитое несколькими нитками жемчуга и украшенное золотым браслетом с бриллиантами. Жемчужины хрустнули под его клыками, один клык с треском обломился о золото, и всё же собачья пасть прогрызла руку. Раздались пронзительные вопли и проклятия проснувшегося Гомбарума, но дело к этому моменту было сделано: кровавый клок императорского запястья вместе с кожей, сухожилиями, обломками костей и осколками жемчуга попали Гинго в пасть. Туда же угодил и заветный камень!

Гинго стремительно отскочил от взревевшего чародея, запрокинул голову и отправил всё проглоченное в желудок. В этой позе его и застигло оцепенение. Сделать собаку неподвижной — это всё, на что был способен сейчас Гомбарум, лишившийся вместе с камнем почти всей своей волшебной силы.

Некоторое время император ревел и корчился от боли, сжимая здоровой рукой изуродованную конечность. Его правая ладонь держалась на сухожилиях, из рваной раны сочилась кровь. Наконец он опомнился, обратил налитые кровью глаза на Гинго, который неподвижно сидел с запрокинутой головой в двух метрах от него.

Встревоженные собаки подбежали к Гомбаруму и, почуяв кровь, принялись слизывать её с пола. Император встал с кровати и, пинками отгоняя их, приблизился к Гинго. Здоровой рукой взял его за загривок и швырнул на кровать.

— Проклятый оборотень, — прошипел он, наклоняясь над ним, — всё равно я выну из тебя Зуб…

Его колдовская сила иссякала, и это приводило его в ужас. Если в ближайшие две-три минуты он не вернёт себе волшебный камень, она иссякнет вся, а это означало гибель.

Он попытался просунуть между зубов собаки лезвие кинжала, но делать это одной рукой было неудобно, к тому же чары, сковавшие Гинго, начали ослабевать. Гинго уже мог слегка шевелить лапами, дёргаться туловищем и мотать головой.

— Разожми зубы и выплюни Зуб Саламандры, тогда я сохраню тебе жизнь… — почти рычал Гомбарум.

Без камня он не мог читать мыслей и не в состоянии был проникнуть в тайну этого неизвестно откуда появившегося пса. Гомбарум почти не сомневался в том, что пёс подослан и что, скорее всего, это и не пёс вовсе, а оборотень. Но дознаваться он будет после, а сейчас главное — вернуть Зуб Саламандры. Только с волшебным камнем он станет прежним Гомбарумом, великим и всемогущим.

Он всаживал нож в собачью шею и в живот. Гинго извивался от боли, но зубов не разжимал. Заметив это, Гомбарум решил, что камень у собаки во рту. И он принялся долбить тяжёлой рукояткой кинжала по собачьим клыкам. Гинго захлёбывался в крови, пытался отползти, но Гомбарум возвращал его на место и продолжал бить.

Перед глазами слабеющего императора плыли круги, всё вокруг него качалось, кровать с собакой ходила ходуном, его рука, пытаясь проникнуть в собачье горло, несколько раз промахивалась. Наконец она всунулась в окровавленную глотку и принялась лихорадочно шарить в ней, ища камень. Но тот успел уйти глубоко в пищевод. Заревев в бессильной злобе, император вновь потянулся к кинжалу, намереваясь распороть брюхо проклятой твари, как вдруг простёртая перед ним собака судорожно изогнулась и лапы её сделались маленькими человеческими ручками и ножками. Вслед за ними преобразилось и тело. Перед Гомбарумом лежал один из императрицыных шутов — уродливый карлик со сморщенной рожицей!

Время, отведённое Гинго для пребывания в облике собаки, кончилось. Он снова стал самим собой. Но раны, которые Гомбарум нанёс животному, перешли на его человеческое тело. У Гинго были выбиты зубы, из распоротой шеи хлестала кровь, грудь вся была исполосована.

Поражённый догадкой, Гомбарум задохнулся от ярости.

— Астиальда! — взревел он. — Когда я верну камень, я убью эту мерзкую колдунью! Задушу её своими руками!…

— Нет, Гомбарум, — раздался негромкий голос за его спиной. — Тебе уже не удастся это сделать. Твоя волшебная сила изошла из тебя, и невидимая стена, окружающая Запретную Башню, исчезла. Ты видишь, я смогла войти в твоё неприступное логово.

В смертельном ужасе Гомбарум оглянулся. Перед ним стояла Астиальда, непроницаемо-холодная, в белом платье и голубой мантии, скреплённой на плече золотой фибулой. Глаза императрицы сверкали при свете горящих рубинов.

— Ты всё-таки добралась до меня… — Гомбарум, теряя силы, сделал к ней нетвёрдый шаг. — Зря я не послушал Эройю и не убил тебя вчера…

Он сделал ещё шаг, потом другой. Его здоровая рука, дрожа, потянулась к её шее.

Усмешка скривила тонкие губы Астиальды. В её руке возник хрустальный флакон. Она плеснула содержимым флакона на грудь и лицо Гомбарума, и тот, заревев от боли, покрылся чёрными пятнами, которые с каждым мгновением разрастались, стремительно разъедая кожу, мясо и кости.

Он зашатался и рухнул к её ногам. Ядовитая жидкость довершила то, что начал Гинго в облике собаки. Перед Астиальдой лежал уже не колдун, а простой смертный, корчащийся в агонии, бессильный даже против её слабых чар. Спустя считанные мгновения тело некогда могущественного императора представляло собой груду горелого мяса и костей, на которую с жадностью набросились псы.

Астиальда брезгливо обошла их грызущуюся свору и приблизилась к кровати. Гинго, тихонько постанывая, лежал неподвижно. Глаза его, в которых отражались попеременно боль, ужас, восхищение и мольба, не отрывались от лица Астиальды.

Он попытался приподнять голову, но у него не хватило сил.

— Я ведь не умру?… — с усилием прошептал карлик. — Я стану высоким и красивым?…

И тут вдруг словно дуновение ветра пронеслось над его изувеченным тельцем.

Императрица замерла в изумлении, глядя, как закрываются раны на теле карлика, а само оно вытягивается, становится белым и гладким. Перед Астиальдой, распластавшись на окровавленной кровати, лежал прекрасный юноша с чёрными шелковистыми кудрями, в точности такой, какого показывала поверхность волшебного подноса.

Гинго был поражён происшедшей с ним переменой не меньше императрицы. Сам не понимая, как это случилось, он сначала ужаснулся, а потом его захлестнула буйная радость.

— Я знал, что так будет, о моя владычица! — закричал он, протягивая Астиальде руки. — Знал, что ты не оставишь меня и сделаешь таким, каким я должен быть!

— Да, Гинго, я обещала, что ты обретёшь своё настоящее тело, и так оно и случилось, — ответила она после короткого замешательства. — Развеялись чары, которые были напущены на твою мать, носившую тебя в своей утробе…

— Их развеяла ты, владычица!

Она отстегнула фибулу, и мантия упала к её ногам.

— Ты достоин моей любви, — сказала она.

Дальнейшее показалось Гинго сном. Императрица отвела от своей груди лёгкую ткань и оголила плечо; затем обнажилась её грудь, украшенная драгоценным ожерельем, затем, мягко зашуршав, упало платье, оставив на белом, как снег, теле лишь тонкий набедренный пояс, усыпанный алмазами и изумрудами.

Гинго лежал, весь отдавшись ощущениям, которые дарило ему его новое тело, и главным из них было сильнейшее желание любви, ведь перед ним стояла нагая богиня, ослеплявшая блеском своей красоты!

— Ты сделал всё, что было в твоих силах, — ласково произнесла она, — и даже то, на что я не смела надеяться: вырвал из запястья Гомбарума колдовской камень и проглотил его прежде, чем он заставил тебя окаменеть. Гомбарум мёртв. Теперь ты вправе рассчитывать на награду… И она будет по-императорски щедрой, мой верный, милый, прекрасный Гинго…

Она поднялась на кровать и склонилась над юношей, который весь дрожал от счастья и желания.

— Моя императрица… Я не смею поверить…

— С этой минуты ты мой повелитель и государь, — прошептала она, приближаясь лицом к его лицу и касаясь кончиками грудей его бурно дышавшей груди. — И не только государь, но и мой муж…

Чувствуя, что совершает святотатство, Гинго обхватил руками её стан и привлёк к себе, а когда она обвила бёдрами его ноги, застонал от восторга.

— Муж? Я не смею… — Мысли Гинго смешались и куда-то унеслись, а воля и рассудок сгорели в огне испепеляющего желания. — Неужели ты… моя?

Астиальда обхватила губами его рот и в знойном призыве облизнула его губы языком.

— Твоя, Гинго, твоя навсегда… Но скажи мне, ты ведь проглотил камень?

— Камень? — переспросил Гинго, которому было сейчас не до камня. — Да… Но это случилось, когда я ещё был собакой…

— Значит, он до сих пор в твоём желудке, — Астиальда с улыбкой прильнула к нему. — Но там ему совсем не место…

— Ты мне поможешь вынуть его? — спросил Гинго, покрывая её лицо жаркими поцелуями.

— Конечно… Я сейчас устрою так, что он сам выйдет оттуда… — Она провела рукой по волосам юноши. — Ну вот, теперь тебе осталось только захотеть, чтобы он вышел…

Гинго кивнул.

— Да, я хочу, — сказал он и в следующее мгновение сделал глотательное движение, почувствовав, как откуда-то из желудка ему в горло вошло что-то твёрдое.

К его немалому удивлению, у него во рту оказался гладкий предмет размером с фасоль. Он разжал зубы и на кончике языка вынес его наружу. Астиальда едва не вскрикнула, увидев камень. Но тотчас постаралась скрыть охватившее её волнение.

— Отдай его мне, — проговорила она хрипло, ласкаясь и устремляя язык навстречу камню. — Переложи со своего язычка на мой… Ну же, мой милый…

Гинго с раскрытым ртом промычал что-то невнятное, но по блаженному выражению его лица нетрудно было понять, что он с радостью выполнит любую её просьбу. Астиальда с жадностью приникла к его рту, и Гинго языком перекинул камень из своего рта в её.

Зубы Астиальды, получив добычу, мгновенно сомкнулись, и она отпрянула от юноши.

— Ты отдал мне егодобровольно, а значит, он мой! — воскликнула она, соскочив с кровати.

Камень уже был у неё в руке. Она подняла его на свет рубинов.

— Да, это он… Я чувствую, как меня переполняет сила… — Она перевела взгляд на Гинго, который призывно протягивал к ней руки. — Камнем можно завладеть только если его владелец спит или расстаётся с ним по доброй воле, — сказала она, хищно улыбаясь. — Ты отдал мне его по доброй воле, значит, он мой.

— Астиальда, какое это имеет значение…

Она вдруг коротко и зло рассмеялась.

— Глупец! — Её громкий голос эхом прокатился под сводами. — Впрочем, что ещё можно ждать от несмышлёного маленького человечка, ничего не понимающего в колдовстве…

Её последние слова заглушил сдавленный вопль: Гинго снова превратился в карлика! Как будто не было этих восхитительных предшествующих минут! Его тело покрывали раны, нанесённые Гомбарумом, зубы были выбиты, а вместе с кровью, хлеставшей из перерезанного горла, выходила жизнь.

— Да, ты глупец, что добровольно расстался с самой большой драгоценностью в Поднебесье! — возбуждённо прокричала императрица. — Останься он у тебя в желудке, и ни я, и ни кто другой не посмели бы и пальцем тронуть тебя. И напрасно ты вообразил, будто это я превратила тебя из карлика в прекрасного юношу. Нет, это сделал ты сам. Ты сам, может быть, не сознавая того, пожелал это, а камень лишь выполнил твоё пожелание. Вот с чем ты добровольно расстался. И теперь ты умрёшь! Прощай, глупый шут!

Гинго смотрел на неё сквозь наплывающую пелену, из последних сил удерживая затухающее сознание.

— Астиальда… — прошептали немеющие губы.

Она не обращала на него внимание.

— Божество Запредельных Бездн! — говорила она, глядя на колдовской камень, который пульсировал в её руке золотым блеском. — Ты дашь мне бессмертие, вечную молодость и колдовскую силу, перед которой ничто не сможет устоять. Я не повторю ошибок Икльтмеса и Гомбарума, никто не отберёт тебя у меня. Отныне я — повелительница Олеарии и одиннадцати королевств! Я всесильна! — Она снова захохотала. — Я буду наслаждаться абсолютной властью и всем, что она даёт! О, тысяча наслаждений! О, сладость грубой любви обнажённых тел, сладость казней и пыток, оргий и кровавых забав!… Бессмертие позволит мне тысячелетия упиваться вами!…

Она накинула на себя мантию и направилась к лестнице.

Гинго силился поднять голову, чтобы в последний раз взглянуть на неё. Его тело терзала адская боль, на глаза наплывал мрак, а он улыбался. Сбылась его мечта. Он умер за императрицу, и в последние минуты своей короткой жизни удостоился счастья видеть такое, за что тысячу раз готов был принять смерть.

Она ушла, а в его угасающем сознании ещё несколько долгих мгновений стояло видение её прекрасного лица. Лицо Астиальды было близко, так близко, что касалось губами его губ…


1994 г.


Журнал «Метагалактика» 1, 1995.

Отредактировано автором в январе 2009 года.

КРОККИ ИЗ РОДА БАРСА, ИЛИ МИР ОБОРОТНЕЙ

Глава I Королевский склеп

Крокки очнулся в кромешном мраке.

«Я мёртв, — мелькнуло в мыслях. — Сейчас меня встретят родители и брат. Они тоже мертвы и помогут мне перебраться в долины Заоблачных Высей, где в золотых дворцах пируют давно скончавшиеся короли и герои. Так написано в Скрижали…».

Он глубоко вздохнул и расправил плечи. Неспешно, подобно раскалённому кинжальному лезвию, в затылок вошла боль. К горлу подступила тошнота. Ощущение было сродни тому, что он испытал на своём последнем пиру в Бронзовом Замке, когда он отпил из рокового кубка.

«В вино мне всыпали яд и я умер…», — застонав от гнева и отчаяния, подумал Крокки.

Острая боль из затылка перелилась в виски. Горела уже вся голова. Однако в Скрижали ничего не говорится о том, что мёртвые должны испытывать такую дикую боль!

Он попробовал пошевелить рукой. Это ему удалось. Рука его, приподнявшись, упёрлась в твёрдую поверхность. Откуда это здесь? Крокки облился холодным потом. Это уже совсем непохоже на Заоблачные Выси!

Кубок с вином, боль, тьма…

«Так, значит, я не умер… — мысленно произнёс Крокки. — Но если это так, то я все ещё король, мне принадлежит Бронзовый Замок и вся Граэрра!»

Он снова застонал, потом яростно ударил кулаком по дубовой крышке гроба, в котором лежал.

Он пробыл королём только три часа — после того, как погиб его старший брат король Эрго. Бронзовый Замок со всех сторон обложили люди из Рода Змеи, несметными полчищами вторгшиеся в Граэрру с далёкого юга. Они тучами лезли на стены, но защитники твердыни отбивали их атаки. Ни разу за бессчётные века своего существования Бронзовый Замок не был взят неприятелем! Он стоял на высокой каменной скале и башни его пронзали шпилями синеву небес. Отсюда короли Граэрры правили страной. А сейчас, в дни штурма, Эрго и Крокки сражались плечо к плечу со своими воинами. Но братьев погубило предательство. Сначала Эрго пал от кинжала наёмного убийцы. Затем настала очередь Крокки выпить яд…

Юношу поразило даже не столько его пробуждение в гробу, сколько это странное покушение на него. Отрава, которую ему поднесли, оказалась не смертельной. По всей видимости, она сковала тело параличом и умерило работу сердца, отчего соратники сочли его за мёртвого и положили в гроб. А может быть, в этом дьявольском покушении был какой-то умысел? Но зачем, какой смысл убирать с престола короля уже фактически завоёванной страны и в то же время оставлять его в живых?

Некоторое время Крокки лежал неподвижно и размышлял. Ему вспомнился пир в тронном зале Бронзового Замка. 3а час до того люди Змеи, потеряв несколько тысяч убитыми, откатились от стен, и Крокки, воспользовавшись передышкой, созвал приближённых на церемонию коронации. Возложение короны на нового государя прошло без приличествующих случаю торжеств, и пир, последовавший за этим, больше походил на погребальную тризну. Кубок с рубиновым вином ему подала какая-то старуха. Крокки попытался вспомнить её лицо, и не смог. Он никогда прежде не видел её в Замке. Кто она? Колдунья, подосланная Змеями? Но почему она не убила его?

Голова раскалывалась от боли и множества вопросов. Ни на один из них он не находил ответа. Возможно, старуха всё-таки хотела убить его, но яд оказался недостаточно сильным. Нет, невероятно! Его убрали, оставив в живых, и сделано это было умышленно. Защитникам Замка его смерть не нужна, среди граэррских бойцов она вызовет уныние. В устранении короля заинтересованы только осаждающие…

Крокки напряг мозги до того, что они, казалось, вспухли. Значит, за ним должны прийти и вытащить из этого ящика, иначе яду дали бы смертельного…

Как бы в подтверждение этой мысли он почувствовал, что створки гроба прилажены неплотно. Между ними имелась щель, из которой тянуло холодным воздухом. Щель оставлена неспроста. Тот, кому известно, что он очнётся, сделал так, чтобы он не погиб от удушья. Ну конечно, это Змеи! Люди из Рода Змеи! Он, король Крокки, им понадобился живым!..

Крокки зажмурился от ужаса. Он вспомнил, что повелители этих гадких созданий глотают живьём своих противников, полагая, что вместе с их плотью и кровью поглощают их доблесть и мужество. А Крокки, последний представитель старинной королевской династии, представляет для них поистине сказочную добычу. Согласно традиции, бытующей в Роду Змей, право на власть и первенство в их среде имеет тот, кто проглотит своего царственного предшественника. Вместе с проглоченным королём к пожирателю переходят династическая преемственность и наследственное право на престол.

Страх сменился бешенством. Лучше бы яд был смертельным! Лучше умереть! Из горла Кроки исторгся нечленораздельный хрип, он изогнулся, упёрся обеими руками в крышку, напряг мускулы, но сил после длительного пребывания на грани смерти было слишком мало…

Он предназначен в жертву королеве Змей, приведшей в Граэрру многотысячное войско. На виду у своих подданных она проглотит законного и единственного наследника граэррского престола, и сразу удостоится возложения на себя короны его державы. И никто другой из её Рода не сможет претендовать на власть в Граэрре. Пожирание Крокки явится одним из важнейших моментов коронационного ритуала, если не самым важным.

Но прежде Змеям надо овладеть Бронзовым Замком! Крокки прикинул, хватит ли сил его защитникам продержаться до подхода союзников. В Замке находится гарнизон испытанных, закалённых в битвах воинов — отборная королевская гвардия, точнее, то, что от неё осталось после неудачной для граэррцев битвы в Гремучем ущелье. Король Эрго проиграл её из-за предательства людей из Рода Шакала, которые провели Змей незаметной тропой в тыл его армии. Королю с остатками войска едва удалось спастись.

А вдруг Змеи уже ворвались в Замок? Крокки похолодел. Давно ли он здесь лежит? Зелье, которое ему подсыпали в вино, наверняка имеет какой-то срок действия, отмеренный отравителями. За это время они рассчитывали взять Замок и расправиться с его защитниками. Но если он очнулся, а Змей, которые должны забрать его отсюда, нет, то, значит, военные планы их расстроились. Граэррцы ещё держатся. Замок не взят. Аримбо — опытный военачальник, он сумеет сплотить людей и организовать отпор…

Душой Крокки рвался наверх, прочь из этого мрачного подземного склепа, к свету и шуму битвы, к замковым стенам, на которые возносятся неприятельские лестницы, где свистят стрелы и камни, пущенные из баллист. Он вновь забарабанил кулаками по крышке, закричал что было мочи. Потом прислушался. В королевской усыпальнице царила мёртвая тишина. Слышно было, как где-то монотонно капает вода…

Отчаяние овладело молодым королем. Он застонал, заворочался в гробу. Надежды на то, что в склепе появятся граэррцы, было ничтожно мало. В усыпальнице хоронили только людей королевской крови — представителей Рода Барса, к тому же она находилась глубоко под землёй. Сюда надо долго спускаться по узким каменным лестницам и проходить тёмными подземными залами и комнатами. Во многих комнатах лежат мумифицировавшиеся тела людей, о жизни и смерти которых не сохранилось никаких сведений. Эти комнаты пользовались настолько дурной славой, что к ним боялись даже приблизиться. Да и вообще мало было охотников спускаться в мрачные, глубокие и разветвлённые подземелья Замка. Так что, можно сказать, те, кто перенесли сюда гробы с телами Эрго и Крокки, совершили настоящий подвиг. Этим они воздали последние почести своим умершим королям.

Но кто может знать, что он, Крокки, очнётся? Разве только та старуха, которая подала ему отраву…

Крокки силился вспомнить её лицо, полускрытое тенью от широкого капюшона. Пальцы старухи имели зеленоватый оттенок, характерный для кожи людей Рода Змеи, да и во взгляде её желтоватых глаз таилось что-то гадючье… Змея! Это была Змея!… Крокки забился от бессилия и злости.

Значит, Змеи начали проникать в осаждённый Замок. Впрочем, это было неудивительно при их фантастической хитрости и проворстве. Недаром старая граэррская поговорка гласит, что Змеиный Род везде найдёт лазейку, просочится в любую щель. Пробираясь в Замок, они могут маскироваться под его защитников. Предательский удар, от которого погиб король Эрго, да и та старуха, — разве это не доказательство их появления среди осаждённых? Покуда граэррцы защищаются от открытого штурма, вражеские лазутчики наносят им внезапные удары в спину…

Крокки вспомнилась загадочная смерть двух граэррских командиров, происшедшая незадолго до гибели Эрго. Они умерли ночью, в затишье между атаками, и оба умерли от удушья. Похоже было, что их тела и шеи сдавлены мощными змеиными кольцами, хотя змей никто в Замке не видел… Впрочем, это ещё не доказательство, что их здесь нет. Они могут просочиться сюда через узкие, размером с человеческую голову, водопроводы. Вода для Змей — вторая стихия, они способны сколько угодно находиться в ней.

Крокки вздрогнул. Но если так, то Змеям ничего не стоит собрать в подземельях Замка целый полк, и ни один граэррец не узнает об этом! Да что там полк — подземелья настолько обширны, что здесь можно сосредоточить целую армию…

Голова Крокки бессильно откинулась. Нет, он не дождётся спасения. Дело граэррцев безнадёжно. Туда, куда проникла одна змея, просочится и тысяча гадов, и две тысячи… Ему остаётся только ждать, когда в склеп спустятся зеленокожие воины, вскроют гроб и извлекут его, живого, со страшного ложа смерти. Впрочем, то, что его ждёт в самом ближайшем будущем, страшнее этого гроба тысячекратно…

Крокки пытался отогнать от себя эти мысли, но они наплывали снова и снова.

Воображение рисовало ему озарённый светом десятков факелов тронный зал Бронзового Замка, в котором толпятся завоеватели. Их зеленоватые скуластые лица скалятся в усмешке, жёлтые глаза горят торжеством. На бриллиантовом троне граэррских королей, исстари принадлежавшем Роду Барса, восседает змеиная королева Швазгаа. Крокки её никогда не видел, но молва утверждает, что в человеческом облике она дьявольски красива.

Крокки, законный король Граэрры, последний отпрыск царственного рода, предназначен ей на съедение. Чтобы он не вздумал бежать или сопротивляться, ему предварительно сломают ноги и руки. Проще было бы нанести ему смертельные раны, но, по представлениям Змей, главное достоинство в Крокки — его королевская кровь, и её ни капли не должно пропасть зря. Он представил, как его, голого, корчащегося от боли, бросают к подножию трона. Толпа вокруг замирает. Все с напряженным вниманием взирают на торжественный, освящённый веками в Змеином Роду акт, знаменующий преемственность власти. Прекрасная женщина внезапно превращается в змею. На троне, свившись кольцами, шипит и поднимает свою чудовищную голову многометровый удав. Змеиное тело извивается, движется, спускается с трона. Грациозными извилистыми движениями Швазгаа приближается к кричащему от нестерпимой боли Крокки. Он беспомощно замирает перед ней. На бесстрастной змеиной морде не выражается никаких эмоций. Голова Швазгаа подымается над Крокки, медленно раскрывается её пасть и обхватывает его голову. Тело Крокки непроизвольно вздрагивает, когда громадная змея рывками затягивает его в свою утробу.

Затем она неторопливо возвращается на трон. Здесь она снова принимает облик высокой темноволосой женщины, по-прежнему прекрасной, только живот её уродливо выпячивается. На голову Швазгаа торжественно возлагают рубиновую корону Граэрры. Жрецы и дворяне Рода Змеи разражаются восторженными криками, приветствуя свою повелительницу.

Крокки, содрогаясь, вновь и вновь представлял, как Швазгаа заглатывает его голову. Ему уже стало казаться, что он и в самом деле ощущает холод змеиных зубов. Он стонал, кривился от боли, а когда перед его затуманенным взором зажглись два жёлтых, горящих в темноте глаза, вскрикнул от невыразимого ужаса и потерял сознание.

Глава II Черви и Гиены

Вновь он очнулся от какого-то неясного шелеста, перешёптывания и шевеления за стенками гроба. Голова болела уже не так сильно. Крокки чувствовал себя отдохнувшим, но всё ещё достаточно слабым после долгого лежания в гробу без пищи и воды. Первой его мыслью было: Змеи! Наконец-то пришли! Но шевеление было каким-то тихим. Существа, появившиеся в усыпальнице, явно не торопились снимать крышку с его гроба.

Стараясь не производить шума, Крокки изогнулся в своём узком ящике, пытаясь приблизить ухо к щели.

— Вот они, эти два гроба, — уловил он тихие шелестящие слова. — Наши люди проследили за церемонией королевских похорон и донесли нам. По случаю военных действий похороны состоялись без положенных для таких случаев торжеств и заключались лишь в том, что тела обоих королей положили в гробы и отнесли в склеп.

— Ты думаешь, они уже пришли в состояние, пригодное для наших желудков? — спросил другой голос.

— Похороны состоялись одиннадцать дней назад, о владыка, — ответил первый голос. — Трупы дозрели…

«Одиннадцать дней! — мелькнуло в голове Крокки. — Я лежу здесь одиннадцать дней, а Змей ещё нет! Значит, защитники Замка держатся!»

Одновременно ему стало ясно, что существа, подбирающиеся к его гробу, — это люди из Рода Червя. Они не подвластны законам Граэрры, живут обособленно от других Родов и предпочитают вести подземный образ жизни. Крокки слышал, что у них существует иерархия: ими правит король, есть дворянство и простолюдины, а вообще-то это народец убогий, жалкий и не способный ни на что. Рост человека из Рода Червя редко превышает полметра. В большинстве это бледные двадцатисантиметровые человечки с тонкими ручками и ножками. Одежду у них носит только знать, да и та составлена из лоскутьев, снятых с покойников.

— Прослышав о похоронах королей Граэрры, я не замедлил послать за тобой, о сиятельнейший, — подобострастно продолжал первый голос. — Гниющие королевские внутренности — это блюдо, достойное лишь высочайшего и прославленнейшего в нашем Роду!

— Ты правильно поступил, Штека, и получишь за это награду, — отозвался владыка Червей. — Несмотря на твоё низкое происхождение, мы позволим тебе отведать царственной мертвечины. Но лишь после того, как сами насытимся…

— О, владыка, ты так добр! Можешь и впредь рассчитывать на меня, твоего недостойного раба.

Человечки приблизились к гробу.

— Странно… — принюхавшись, озадаченно произнёс главный Червь. — Аппетитной гнилью почему-то не пахнет… Наоборот — похоже, что в гробу лежит живой человек…

— Это никак невозможно, — торопливо заговорил Штека. — Гроб стоит одиннадцатый день, клянусь! Взгляни, как крепко он заколочен! Сразу после того, как носильщики удалились, я лично залез внутрь и обследовал его содержимое. Там лежит Крокки, последний король из Рода Барса, отравленный змеиными лазутчиками.

— Мне нет надобности забираться в гроб, чтобы определить, живой там человек лежит или гниющий покойник, — недовольно буркнул владыка. — Из щелей соседнего гроба, где покоится король Эрго, действительно, тянет трупным запахом… А здесь? Понюхай сам!

Человечки засновали у гроба. Крокки вскоре стало ясно, что, кроме Штеки и владыки Червей, в склепе находится целая толпа представителей этого мелкого Рода. Шелест их крадущихся ног и шепчущиеся голоса слышались теперь со всех сторон. Земляные люди ходили вокруг гроба и даже взбирались на его крышку. Иные из них пытались проникнуть внутрь, но, чуя, что Крокки жив, в последний момент отступали.

Внезапно из дальнего конца склепа, где, насколько мог ориентироваться Крокки, находился вход в усыпальницу, послышались гулкие шаги и свирепое сопение.

— Гиены! — завопили Черви.

Среди них началась суматоха. Маленькие человечки метались, вопили и стонали, и этот шум перекрывало яростное рычание пришельцев.

Люди из Рода Гиены были гораздо выше, крупнее Червей, в человеческом облике они почти ничем не отличались от подданных Крокки, и Черви старались их избегать. Черви вообще избегали всех и вся, а Гиен в особенности, потому что те тоже питались мертвечиной и были, таким образом, для Червей конкурентами. Около двухсот земляных человечков, застигнутых врасплох в королевской усыпальнице, не могло рассчитывать на снисхождение трупоедов. Гиены, ворвавшись в толпу Червей, мяли, давили и топтали их слабые тела. Человечки даже не помышляли о сопротивлении, они лишь пытались скрыться. Но бежать им было некуда. Отполированные камни древней усыпальницы были пригнаны друг к другу настолько плотно, что в щель между ними не протиснулось бы и лезвие бритвы. Единственный выход, которым могли воспользоваться Маленькие Существа — это дверь, откуда появились Гиены. Но те поставили возле нее двух своих воинов, не давая Червям прорваться через неё.

Гиены почти не переговаривались между собой. До Крокки долетали только их яростные выкрики и свист мечей, которыми они легко рассекали податливые слизистые тела земляных человечков. Неожиданно Крокки почувствовал, как что-то коснулось его правого бедра. Как раз там находилась щель между створками. Нетрудно было догадаться, что кто-то из Червей, спасаясь от избиения, ищет убежища в его гробу.

Крокки не обрадовался такому соседству: как и все уважающие себя граэррцы, Червей он не жаловал. И тем не менее это существо, забравшееся к нему в гроб, находилось в таком же отчаянном положении, как и он сам, и нуждалось в защите. В Крокки оно даже вызвало сочувствие. Он отодвинул ногу, давая место человечку.

— Стража обязана была предупредить об их появлении… — дрожа от страха, лепетал Червь. — Этот каменный склеп стал для нас западнёй… Гиены истребляют цвет моего дворянства, моих герольдов, моих советников и пажей… Сейчас они вскроют твой гроб, о король, и увидят меня… О, с каким наслаждением они растерзают мое слабое тело…

— Не стоит отчаиваться, владыка, — шёпотом отозвался Крокки. Он уже по голосу понял, кто оказался его гостем. — Да, я жив. Ты не зря удивлялся, почему от моего гроба не воняет мертвечиной. Меня не убили. Мне подсунули какого-то сатанинского питья, из-за которого я свалился без дыхания и стал неотличим от мертвеца…

— Мне донесли о похоронах и я поспешил сюда, чтобы отведать от царственных тел, — пробормотал Червь. — Я понимаю, что тебя коробит от моих слов, но такова уж наша природа… Испокон веку мы живём в земле и питаемся тем, что в неё уходит. И тут я ничего не могу поделать. Кроме того, у нас существует обычай — первым вкусившим от умершего короля должен быть король, то есть я…

— Вы явились как раз к моему пробуждению, — заметил Крокки, — и всё же очень не вовремя, коли вас тут накрыли Гиены.

— Да, нам следовало появиться хотя бы на день раньше, и этим проклятым хищникам достались бы только кости вашего несчастного брата…

— Стало быть, в облике Гиен вас настигло заслуженное возмездие.

— Мы, Черви, поедаем только сгнившее мясо, а Гиены пожрут и свежее, — слабым голосом отозвался владыка Червей. — Я думаю, ты уже догадался, что они сделают с трупом твоего брата, когда вскроют его гроб.

Кулаки Крокки сжались.

— Мне бы встретиться с ними на поле битвы…

Суматоха в склепе улеглась. Из сборища Червей, пришедших сюда вместе со своим повелителем, не уцелело никого. Хрипло дыша, победители окружили оба королевских гроба.

— Это они! — воскликнул кто-то из Гиен, видимо главарь их шайки. — Дерево свежее! Нам неслыханно повезло: здесь лежат два граэррских короля. На их трупах полно золота и бриллиантов, которые мы с выгодой продадим на базарах Акрагера! Да и сами трупы наверняка чертовски вкусны!…

— Я слышал, мясо королей отличается от мяса обычных смертных! — со смехом воскликнул другой налётчик.

— А вот мы сейчас проверим! — рявкнул главарь. — Ломай гробы, ребята, да поживее, пока тут не появились Змеи!

Гроб с Крокки затрясся от ударов: трупоеды принялись долбить по нему рукоятками своих тяжёлых мечей.

— О горе, я попал из огня да в полымя… — пропищал владыка Червей. — Сейчас они убьют нас обоих…

— И всё же шанс у нас есть, — проскрежетал Крокки сквозь стиснутые зубы. — Эти твари думают, что я мёртв, и когда я выскочу, они обомлеют от неожиданности. Их замешательство будет недолгим, но всё же этих мгновений мне хватит, чтобы вырваться из склепа.

— А как же я?

— Боюсь, владыка, что я не смогу держать тебя во время бегства, потому что мне понадобятся и ноги, и руки. Но ты можешь уцепиться за рубиновое ожерелье на моей шее. Держись за него крепче, когда я буду драться с этими гнусными осквернителями гробниц, и если мне удастся уйти от них, то и ты будешь спасён.

Владыка Червей незамедлительно последовал его совету, подобравшись к ожерелью. Ждать оставалось недолго. Ломаемое дерево скрипело и трещало. Гиены визжали в предвкушении добычи.

У Рода Гиены не было своих королей, как у других Родов, не было и своей страны. Они жили разобщённо, небольшими кочующими группами. Часто они сколачивались в шайки, занимаясь разбоем и пожиранием трупов. В Граэрре, как, впрочем, и в других странах, Род Гиены презирали. Во время войн Гиены охотно вербовались в наёмники, хотя вояки они по большей части были никудышные — вороватые и трусливые, и держались обычно в арьергарде армии. В качестве платы за службу они требовали право поедать тела убитых противников. Граэррские короли их услугами никогда не пользовались. Зато несметные полчища Гиен пришли в Граэрру вслед за Змеями. Они рассыпались мелкими отрядами по всей покорённой, охваченной пожарами и убийствами стране и грабили на всех дорогах, пользуясь абсолютной безнаказанностью.

Кровавая битва, разгоревшаяся под стенами Бронзового Замка, не могла не привлечь их внимание. Людей из Рода Гиены здесь было особенно много. Почти не принимая участия в сражениях, они рыскали по окрестностям, в основном ночью, и уволакивали трупы как Змей, так и граэррцев. Предвкушая богатую поживу, кое-кто из них вслед за Змеями проник в подземные галереи, лежащие под Замком.

Бродячий отряд Гиен-мародеров наткнулся на королевский склеп случайно. Их привел сюда запах Червей. Где Черви, там и трупы, — рассудили пожиратели мертвечины. К тому же до них уже дошёл слух, что где-то здесь, в этих тёмных и безмолвных подвалах, совсем недавно были похоронены два граэррских короля.

Первым был вскрыт гроб Эрго. Крышка отскочила, и при свете смоляных факелов засверкало золотое убранство погибшего монарха. Гиены издали восторженный вопль. Их когтистые пальцы потянулись к драгоценностям. Те Гиены, что охраняли вход в склеп, присоединились к общей свалке у трупа. Путь к бегству оказался свободен. Крокки понял это в тот же миг, как слетела крышка и с его гроба.

Грабители застыли в ужасе, когда мертвец вдруг вскочил и перед ними предстал барс — громадная чёрная кошка, угрожающе оскалившая клыкастую пасть. На шее животного сверкало рубиновое ожерелье.

Крокки когтистой лапой ударил в грудь ближайшего к себе воина и тот с воплем рухнул на пол. Затем Крокки выпрыгнул из гроба и вцепился во второго мародёра, повалив его навзничь и вонзив ему в глотку свои острые клыки.

Гиены наконец опомнились. С криками, размахивая факелами и мечами, они бросились на барса. Два факела полетели в Крокки, но он увернулся, сделал грациозный прыжок и у самого выхода стукнулся грудь в грудь с человеком Гиены, бросившемся ему наперерез. Мгновенная схватка кончилась тем, что трупоед упал с выдранным из груди клоком мяса.

Остальные Гиены остановились в нерешительности. Крокки пришла азартная мысль броситься на них и растерзать их всех за осквернение королевской гробницы. Но Гиены, когда им грозила гибель, умели драться как тысяча озверевших чертей, поэтому лучше было не рисковать. Беззвучно метнувшись в тень, король Граэрры растворился в черноте подземной галереи.

Глава III Навстречу судьбе

Крокки упругими прыжками нёсся во мраке, наслаждаясь лёгкостью своего звериного тела, время от времени выпуская когти, залитые кровью Гиен, и издавая победное рычание.

Подземный коридор несколько раз раздваивался. Крокки, смутно вспоминая своё давнее посещение королевского склепа, всегда выбирал левое направление, надеясь достичь лестницы, поднимающейся в Замок. Вскоре он почувствовал, что на его рубиновом ожерелье как будто что-то висит… Он остановился, мотнул головой, встряхнулся и… поднялся на ноги. Крокки снова стал человеком — смуглым стройным юношей с густой копной чёрных волос. От царственного животного в нём остались только зрачки глаз, горящие в темноте. Он видел ими во мраке так же хорошо, как и при свете дня, и, конечно, тотчас разглядел вцепившегося в гирлянду рубинов человечка. Крокки осторожно снял его и поставил перед собой.

Это был старичок сантиметров пятнадцати ростом, одетый в длиннополую, расшитую золотом тунику. Его маленькое сморщенное личико обрамляла седая борода.

Владыка Червей, убедившись, что опасность миновала, степенно выпрямился, поправил на голове сбившуюся бархатную шапочку.

— Меня зовут Шеллеа, я повелеваю всеми Червями Надземного и Поземного мира, — объявил он важно.

Его голос уже не походил на тот испуганный писк, которым он молил о помощи во время нападения Гиен. Перед Крокки стоял властитель, исполненный достоинства и величия.

— Прими мою благодарность, о великодушный король, — прибавил Шеллеа. — Ты спас мне жизнь, и я не забуду об этом.

— По правде сказать, я даже забыл о твоём существовании, когда дрался с Гиенами, — признался Крокки. — Ты сам способствовал своему спасению, вцепившись в моё ожерелье. Ну да ладно… Я рад, что ты спасся. А теперь скажи мне: тебе известно, что произошло в Замке за те одиннадцать дней, когда я лежал как труп? — Он опустился на корточки и подался вперёд, всматриваясь в человечка. — Удалось ли граэррцам отбить штурм?

— Дела защитников Замка весьма плачевны, — ответил владыка. — Мне докладывали, что за последние два дня множество убитых граэррцев опустили в большую могилу у северо-западной башни. Это значит, что защитников Замка осталось совсем немного… К тому же в подземельях сосредотачивается большой отряд зеленокожих воинов. Они выжидают удобного момента, чтобы напасть на осаждённых с тыла. Вместе со Змеями в подвалы проникло немало их союзников — Гиен…

— Значит, Аримбо и его люди ещё держатся! — закричал Крокки, сверкая глазами и взмахивая рукой, словно сжимал ею меч. — Представляю, как изумит и обрадует их моё неожиданное появление!… Я должен быть в Замке. Я ворвусь в самую гущу боя! — Тут Крокки не выдержал, вскочил и замахал руками, как бы разя невидимых врагов. — Десятки зеленокожих тварей полягут под ударами моего меча!

— Замок обречён, — печально возразил Червь. — Даже если ты с Аримбо и горсткой храбрецов забаррикадируешься в центральной башне, вас всё равно уничтожат. Помощи ждать неоткуда. На севере князья Родов Зубра и Медведя даже не начали собирать войска — они пребывают в уверенности, что Змеи не сунутся в их заснеженные чащобы; на востоке Тигры поджали хвосты и выжидают, чья возьмет; на западе немногочисленная армия Львов подступила к границам Граэрры, но здесь и остановилась, не рискуя завязать войну со Змеями без поддержки союзников — Леопардов и Буйволов. Но те не очень-то торопятся выступить в поход — кому охота связываться с целой лавиной гадов, руководимой, к тому же, колдуньей? Волки и Лисы откровенно заискивают перед Змеями и уже прислали гонцов с предложением мира…

— А что же горцы Зиггара? — скрипнув зубами от ярости, воскликнул Крокки. — Ведь их бароны из Рода Барса, мои родичи, в первую очередь должны выступить мне на помощь!

— Неделю назад их армия спустилась с гор, но она ещё далеко и численность её не превышает двух тысяч воинов… Вряд ли барон Урро, который её возглавляет, решится дать Змеям бой.

— В битве один Барс стоит двадцати Змей! — запальчиво возразил Крокки. — Урро даст им бой и выбьет из Замка и всей Граэрры! Змеиная королева рано торжествует победу, собираясь слопать меня живьём! Горных баронов ей никогда не покорить. Её правление в Граэрре будет недолгим. Я ещё увижу её отрубленную голову, насаженную на кол перед воротами Замка!

— По-моему, тебе лучше позаботиться о собственной голове, — заметил Шеллеа. — Твои фантазии и молодой задор могут сослужить тебе плохую службу. Тебя подстерегает гибель уже здесь, в этих подземельях, где беззвучно, как тени, скользят змеиные лазутчики… Подвалы Бронзового Замка кишат ими, и твоё счастье, что ты ещё не встретил ни одного гада…

— Пожалуй, ты прав, — Крокки нахмурился. — Я безоружен и плохо ориентируюсь в этом лабиринте. Но если встречусь со Змеями, то им не поздоровится. Они узнают, что такое когти и клыки Чёрного Барса!

— Недалеко отсюда есть потайная дверь, а за ней — ход, который выведет тебя на окраину леса в трёх километрах от столицы, — сказал Червь. — Оттуда ты сможешь незамеченным добраться до верных тебе людей. Найти дверь не слишком сложно, если будешь следовать моим указаниям…

— Нет, владыка! — гневно перебил его Крокки. — Лучше скажи, как пройти к осаждённым! Бой ещё не кончился! Я проклял бы себя и навек отказался от короны, если бы не был в эти минуты среди защитников Замка!

Властительный Червь поднёс руки к голове, словно прислушиваясь к голосу, звучавшему в его сознании.

— Наитие говорит мне, что нужно посоветоваться с Шаушем — мудрейшим из Червей, — молвил он наконец. — Шауш живёт тысячу лет и помнит времена короля Геррига — твоего славного предка… Быть может, он знает, как ты должен поступить. Он советуется с душами умерших растений, которым ведомо многое…

— Нет, нет! — Крокки в нетерпении передёрнул плечами. — Мне нужно от тебя только одно: покажи дорогу к лестнице, которая ведёт в центральную башню!

— Что ж, — сказал Червь с сокрушённым вздохом. — В таком случае, ступай назад, всё время поворачивая направо — тем же путём, каким пришёл сюда. Вскоре ты увидишь вход в королевскую усыпальницу — Гиены наверняка ещё там, — но не заходи в неё, а продолжай двигаться прямо. Ты выйдешь в просторный пустой зал. В его углу уступами поднимается каменная лестница, которая ведёт в верхние подвалы, сообщающиеся с Замком. Но остерегайся! Встреча со Змеями по дороге неизбежна!

— В моем гробу лежал мой меч! — воскликнул Крокки и оскалился по-звериному. — Я отобью его у Гиен, а с ним меня ничто не остановит! В Замок! Скорее!

И он, взвизгнув, обернулся чёрным зверем. Бородатый человечек воздел руки.

— Ты сам выбрал свою судьбу, — сказал он, — но я всё же попытаюсь тебе помочь…

С этими словами владыка упал навзничь и в то же мгновение на том месте, где он только что стоял, заизвивался серовато-розовый червь, закутанный в золочёную ткань. Через несколько мгновений он сгинул, как будто его и не бывало. А барс, фыркнув, упругими прыжками помчался по подземному коридору, сливаясь с его темнотой.

Глава IV Бой в склепе

Как он и предполагал, Гиены ещё не убрались из усыпальницы. Подбежав, Крокки застал в ней такую картину: два воина из Рода Гиены катались по полу, сжимая друг друга в смертельных объятиях — не поделили золото, как он тотчас догадался. К ним подкрадывался с ножом третий мародёр, видимо намереваясь в удобный момент заколоть обоих. Два других трупоеда в своём зверином обличье пожирали останки Червей.

Крокки-барс затаился в темноте. Его упругие мышцы перекатывались под чёрной бархатистой шкурой, блестящие глаза зорко следили за каждым движением дерущихся.

Те, хрипя, начали душить друг друга. Их лица посинели, языки вывалились. Подстерегавший их мародер вскочил и бросился на них. Два сильных удара ножом — и объятия драчунов разжались, они зашлись хрипом, конвульсивно изогнулись их тела. А победитель разразился визгливым хохотом и принялся подбирать с пола рассыпанные золотые украшения.

Барс ворвался в склеп стремительно, как чёрный вихрь. Не издав ни единого звука, он набросился на одного из пожирателей трупов и несколькими энергичными ударами когтистых лап разорвал его в кровавые клочья. У того, что подбирал золото, подкосились ноги от ужаса. Крокки, издав угрожающее рычание, ринулся на него, повалил на пол и впился зубами ему в глотку. Последний оставшийся в живых человек из Рода Гиены с воем бросился прочь из усыпальницы.

Крокки, тяжело дыша, огляделся. В склепе он остался один. Он встрепенулся, прогнулся дугой и рывком поднялся с четверенек. В человеческом облике он чувствовал себя свободнее, а добрый меч казался ему куда более надёжным оружием, чем когти и клыки, хотя не все в его Роду думали так же.

Пол королевского склепа был залит кровью Гиен и завален растоптанными телами Червей. В крови сверкали разбросанные золотые украшения и браслеты. Тело короля Эрго, выброшенное трупоедами из гроба, лежало на каменной ступени, обратив стеклянный взгляд приоткрывшихся глаз на потолок. Посылая проклятия по адресу Гиен и их зеленокожих покровителей, Крокки поднял тело убитого и уложил на ложе его последнего упокоения.

Он складывал руки Эрго, когда за дверным проёмом послышался приближающийся топот нескольких ног и бряцанье оружия. Крокки насторожился. Смоляной факел, оставленный Гиенами, освещал мрачную внутренность усыпальницы, но вход в неё и галерея за ним оставались непроницаемо темны.

В глубине галереи показались сполохи факельного света. Крокки в два бесшумных прыжка подскочил к обломкам собственного гроба и извлёк из-под них меч из закалённой баррогской стали, не раз служившей ему в битвах.

В усыпальницу вошли три воина Рода Змеи. Один из них держал факел. Озарились сводчатый потолок, стены, ниши с гробами, изувеченные трупы Гиен и лужи крови. В жёлтых глазах вошедших мелькнуло удивление, когда они увидели смуглого обнажённого юношу с рубиновым ожерельем на шее, с мечом в руках.

Они тоже обнажили мечи.

— Крокки из Рода Барса, мы пришли за тобой, чтобы доставить тебя к нашей повелительнице — королеве Швазгаа! — громко сказал их старшина.

Змеи в человеческом облике были долговязы и узкоплечи, у них были непропорционально длинные тела и слишком, может быть, короткие руки и ноги. Обычным выражением их лиц была ледяная непроницаемость. Зелёный цвет кожи, широкие скулы, плоский нос и водянистые жёлтые глаза производили отталкивающее впечатление. Воины были одеты в короткие туники и металлические кольчуги. Их головы защищали стальные округлые шлемы.

Внезапно из-за их спин вывернулся удравший от Крокки человек из Рода Гиены и завопил, указывая на него пальцем:

— Вот он, ваши светлости! Я же говорил, что он тут! Мы пытались его схватить, но он слишком проворен, особенно когда обернулся в барса…

— Вы, Гиены, всегда были дерьмовыми вояками, — прошипел старшина, даже не повернув голову в его сторону. — Брось меч и подойди сюда, — приказал он Крокки.

Но юноша отпрыгнул назад и замер на полусогнутых ногах, в любой момент готовый нанести удар или отскочить. Старшина и ещё один воин, держа мечи наизготовку, начали приближаться. Крокки вдруг повернулся, стремительно снял со стены факел, оставшийся от Гиен, и погрузил его в кровавую лужу. Пламя с шипением погасло. В склепе стало темнее. Усыпальницу теперь освещал только тот факел, что держал один из Змеев.

— Ну, вы, болотные пиявки, — засмеялся Крокки и со свистом рассёк мечом воздух. — Подходи смелее!

— Твое счастье, Барс, что королева велела взять тебя живым, — отозвался старшина, — а то бы мы с тобой не церемонились… Шражжуа, приступай к делу! — крикнул он третьему воину.

Воин, которого звали Шражжуа, укрепил факел в отверстии в стене и достал лассо. Крокки увернулся от брошенной петли и почти тут же его клинок со звоном скрестился с клинками двух Змей. Между тем Шражжуа снова начал скручивать верёвку. Гиена держался сзади, подбадривал воинов криками и с жадностью озирался на разбросанное золото.

Противники Крокки только отбивали удары, сами же выпадов не делали, помня о том, какую колоссальную ценность представляет для их королевы каждая капля крови их царственного пленника. И всё же, отбиваясь щитами и мечами, они понемногу теснили Крокки к стене.

Шражжуа изготовился вновь кинуть лассо, но тут Крокки неожиданно подпрыгнул и обеими ногами в прыжке нанёс удар по змеиному старшине. Удар пришёлся по щиту и шлему. Воин не удержал равновесия и поскользнулся на полу, липком от крови и останков Червей. Пока он поднимался, Крокки рубанул мечом по его шлему. В тот же миг взвизгнуло лассо и король почувствовал, как его плечи и грудь захлестнуло тонким, но прочным шнуром. Он напряг мускулы, пытаясь порвать его или хотя бы ослабить петлю, но её объятия с каждым мгновением становились всё туже.

Гиена издал победный клич. Шражжуа бросился на Крокки и ударом по ногам свалил его на пол; подбежал второй зеленолицый, и оба они налегли на сопротивляющегося короля, стараясь опутать верёвками его тело.

Крокки дёрнулся изо всех сил и вдруг перекинулся в зверя. Из его горла исторгся рык, и спустя мгновение чёрный барс выскользнул из петли с такой легкостью, словно его тело было смазано салом.

Крокки-барс сразу кинулся к факелу, по дороге одним ударом могучей лапы опрокинув человека-гиену. Крокки зубами вырвал древко факела из его опоры в стене, оно упало и пламя его погасло. Склеп погрузился к темноту. Послышались испуганные восклицания и проклятия зеленолицых. В отличие от Крокки, во мраке они не видели ничего.

Барс несколько мгновений наблюдал за ними. Змеи наощупь передвигались по усыпальнице, оскальзывались, падали, и, ожидая нападения со всех сторон, бестолково размахивали мечами. Крокки мысленно хохотал, глядя на охваченных ужасом воинов Швазгаа.

Однако времени терять не следовало: к Змеям в любую минуту могло подойти подкрепление. Присев, барс сделал длинный и бесшумный прыжок. Грациозное кошачье тело опустилось на одного из воинов и сразу же подмяло его под себя. Раздался короткий сдавленный вопль, захрустели перегрызаемые ключицы и всё на этом кончилось.

В живых остался только Шражжуа. Он опустился на пол и обернулся змеёй. Из его кольчуги выползло чешуйчатое тёмно-зеленое змеиное тело. Оно шипело и водило из стороны в сторону треугольной головой, сослепу натыкаясь на трупы и надгробья, стараясь отыскать хоть какую-нибудь расщелину, чтобы скрыться в ней.

Острые когти барса словно из ниоткуда обрушилась на голову гада. Змей судорожно заизвивался, сворачиваясь в кольца, пытаясь оплести ими невидимого противника, но вскоре затих. Свирепо орудуя клыками и когтями, Крокки разодрал его голову и оторвал её от туловища.

Спустя минуту граэррец, уже в облике человека, поднялся с пола и горделиво встряхнул гривой, оглядывая место побоища. Разыскал свой меч, концом туники змеиного воина вытер с лезвия кровь. Затем, бросив прощальный взгляд на гроб брата, устремился в галерею, которая, по словам владыки Червей, вела в цитадель Замка.

Глава V Порождение преисподней

Он шёл, всё время поворачивая направо, как советовал Шеллеа. Коридоры становились то широкими, украшенными грубыми узорами на стенах и потолках, то совсем узкими, с грудами битого щебня на полу. Временами в стенах открывались боковые проходы. Крокки туда даже не заглядывал. В некоторых из них вдруг кто-то начинал демонически хохотать, из других доносились пронзительные вопли. Завывания и леденящий кровь свист сменялись грязной руганью на человеческом языке. Иногда Крокки слышал осторожные шаги за спиной и замечалплывущие в темноте кроваво-красные глаза невидимых тварей. Недаром подвалы Замка считались дьявольским местом! Граэррец понемногу прибавлял шаг. Скоро он почти бежал, торопясь выбраться отсюда.

На пересечении коридоров он заметил вдали свет факелов — там проходил отряд зеленолицых. Король, не останавливаясь, продолжал движение.

«Может быть, Аримбо с бойцами ещё удерживает Замок… — думал он. — Продержаться бы до подхода Урро, тогда у нас появятся шансы отразить нашествие…»

Внезапно впереди вновь заметались огни, послышались крики и звон мечей. Крокки замешкался на мгновение, а потом что есть духу помчался в направлении поединка. Ведь в той стороне должна находиться лестница, которую он искал!

Бой кипел на её широких ступенях и на пролётах. В свете факелов, которые держали некоторые из сражающихся, король увидал граэррских воинов и среди них — Аримбо, яростно размахивающего топором. Сверху по лестнице наступали зеленолицые, численностью почти впятеро превосходя граэррцев.

Аримбо и его воины отбивались отчаянно, но Змей было больше и их позиция была более выгодной. Когда в зал вбежал Крокки, граэррцев окончательно оттеснили с лестницы. Барс увидел, как лассо, брошенное сверху кем-то из зеленолицых, захлестнуло истекавшего кровью Аримбо. Крокки издал воинственный клич и ринулся в самую гущу схватки. Его меч засверкал при свете факелов.

Граэррцы радостно закричали, увидев своего короля. Крокки подскочил к Аримбо и изо всех сил дёрнул за верёвку, конец которой держали два змеиных воина. Те, подтаскивая Аримбо, накрутили её себе на руки и не успели выпустить, когда подбежал Крокки. Обоих сорвало с лестницы. Вопя, они полетели вниз, где меч Барса погрузился сначала в одно горло, а потом в другое.

Король разрезал на Аримбо петлю. Тот поднял боевой топор и, взглядом поблагодарив Крокки, продолжал в бой.

Теснимые Змеями, граэррцы сгрудились возле своего государя. Крокки приходилось отражать удары справа и слева, мгновенно оценивать быстро меняющуюся ситуацию и вовремя приходить на помощь тому или другому из своих бойцов. Аримбо, несмотря на многочисленные раны, не выпускал из рук топора, прикрывая спину и левый бок Крокки.

— Почему ты здесь? — спросил Крокки, тяжело дыша и едва успевая отбивать удары сразу трёх воинов Змеи. — Замок держится?

— Пал сегодня утром… — подавляя мучительный стон, отозвался Аримбо. — Во время жестокого штурма, когда мы из последних сил удерживали цитадель, большой отряд гадов ударил нам в спину… Их орава вывалила из нижних помещений, сообщающихся с подвалами… Это было для нас полной неожиданностью… Воины растерялись… Король, если б ты видел, что тогда началось! Это было избиение… Вряд ли кому ещё, кроме этой горстки, удалось спастись, пробившись ко входу в подвалы… Все остальные либо убиты, либо взяты в плен…

— Кому-нибудь из вас известен путь, который может вывести из подземелий? — спросил король.

— Нет… — прохрипел Аримбо, отражая удар зеленолицего.

Он выпустил топор, нагнулся за ним, и тут Змей занёс меч, намереваясь одним ударом размножить граэррцу голову. И он неминуемо осуществил бы своё намерение, если бы Крокки не оттолкнул своего товарища. Меч зеленолицего со свитом рассёк воздух в сантиметре от упавшего Аримбо. В следующий миг король нанёс удар, раскроив противнику череп.

Аримбо, подобрав топор, вновь занял место рядом со своим повелителем.

— Мы рассчитывали спастись в подземельях, — продолжал он срывающимся голосом. — Среди нас был один человек, старик, хранитель королевской усыпальницы… Он мог ориентироваться в лабиринте подвалов и знал тайный ход, который выводил из Замка далеко за город… Но в одном из подземных переходов мы напоролись на отряд Змей… В жестокой схватке многие погибли, в том числе и наш провожатый… Мы отступали по какому-то коридору, пока не наткнулись на эту лестницу… Змеи всю дорогу преследовали нас… К ним подошло подкрепление… Нам не выбраться отсюда живыми, государь! Взгляни, мы окружены!

Граэррцев, считая Крокки и Аримбо, осталось семь человек, причём почти все были ранены. Змей, наседавших на них отовсюду, было около полусотни. Предвкушая победу, они испускали победные крики. Двое из них стояли на верхней площадке и расправляли сеть, намереваясь сбросить её на короля.

Помимо Аримбо, принадлежавшего к Роду Рыси, в маленьком отряде было два воина Рода Кабана, один Рода Козы, один Собаки и один Лося. Все они были опытными воинами. Среди них ростом, шириной плеч и отвагой выделялся воин из Рода Лося. Он с таким ожесточением размахивал громадной суковатой дубиной, что Змеи опасались к нему приблизиться. Уже не один труп с проломленным черепом лежал у ног богатыря, а он всё вращал своей дубиной, время от времени подбадривая себя трубным ревом, отдававшемся под сводами.

С каждой минутой положение граэррцев становилось всё отчаянней. Пал Аримбо, пронзённый вражеским мечом в самое сердце. В последний раз взметнулась дубина Лося, и великан исчез в гуще Змей. Граэррец из Рода Собаки самоотверженно принял на себя удар, направленный в спину короля, и упал, захлёбываясь кровью. Но и его убийца рухнул почти в тот же миг, получив от Крокки страшный удар мечом по лицу. Кабаны оказались наиболее упорными из всех, но и их силы таяли. В их маленьких глазках застыли ожесточение и обречённость. Они знали, что умрут, и единственное, что ещё было в их власти — это продлить свои жизни на несколько коротких минут.

Наконец пали и Кабаны. Змеи восторженно вопили. Их победа была близка.

— Сдайся, король, и мы сохраним тебе жизнь! — слышались крики.

Крокки, рыча от отчаяния, ринулся в последнюю атаку. Он с размаху вонзил меч в одного из противников и тут же получил удар по затылку. Ударили расчётливо — так, чтобы не убить, а только лишить сознания. Крокки всё же нашёл в себе силы вытащить из трупа дымящийся кровью меч. Зал, огни факелов, зелёные лица змеиных воинов — всё ходило ходуном в кровавом тумане, наплывавшем на глаза.

— Жалкие слизняки… — простонал он. — Трусы… Десятеро на одного… Только так вы можете побеждать… Вы действуете хитростью, ложь и измена — ваши союзники…

Он получил новый удар и всё померкло перед его глазами.

Крокки не знал, сколько прошло времени. Ощутив себя, он понял, что лежит на холодном каменном полу. Разлепил один глаз, вгляделся в факельную мглу и вдруг сообразил, что всё ещё находится в зале под лестницей. Его почему-то не связали. Похоже даже, что его вообще оставили в покое… Неужели его приняли за мёртвого? В таком случае, ему следует продолжать прикидываться мертвецом…

Сквозь звон в ушах до него донёсся низкий приглушённый рык. Он не знал, кто его издаёт, но это явно не Змеи.

Неожиданно на него нахлынул страх. Крокки почему-то даже не удивился этому чувству, возникшему неизвестно отчего. Но волосы у него зашевелились от ужаса, глаза залил ледяной пот. Он понял, что страх исходит от того зловещего существа, которое издаёт рычание.

В подземном зале стояла гнетущая тишина. В ней отчётливо слышались шаги чьих-то тяжёлых ног, сопение и временами — рык. Ноздрей Крокки коснулось отвратительное зловоние…

Когда он лежал без сознания, из чёрного прохода в дальнем углу зала выбралось огромное бесформенное чудовище, с виду представлявшее собой нелепый глиняный ком, грязно-бурый, морщинистый, с жировыми складками, волочащимися по полу. В складках и морщинах тела прятались глаза. Их было много, не меньше дюжины. Но они видели только то, что движется. Когда кругом всё было неподвижно, они были слепы.

Услышав рычание, змеиные воины все как один повернулись к пришельцу и замерли. Но это им не помогло. Чудовище успело заметить их и знало, что они здесь. Ему не нужно было даже подходить к ним. Застигнутые врасплох неведомой силой, которой они не могли сопротивляться, Змеи один за другим сами подходили к монстру и ложились перед ним. Тот делал шаг, и безвольное тело очередного воина оказывалось у него под брюхом. Там, на животе, находилась пасть с толстыми губами. Эти губы вытягивались и добыча стремительно засасывалась в глотку. Пару-тройку секунд под брюхом монстра что-то урчало, а потом оттуда выбивался чёрный, отвратительно пахнущий дымок, и с ним — металлические предметы, бывшие при жертве. Их чудовище сплёвывало.

За несколько минут все змеиные воины покорно дали себя сожрать. Остались только раненые, которые не могли ходить, и убитые. Чудовище медленно брело по залу, поглощая раненых одного за другим. Мёртвых, лежащих неподвижно, оно не видело, но если натыкалось на них, то и они отправлялись в кошмарное чрево.

Крокки вспомнилось древнее предание о гломах — прожорливых полуразумных тварях, которые в незапамятные времена, ещё до воцарения короля Геррига, населяли пещеры под Бронзовым Замком. Предание гласит, что одного взгляда на глома достаточно, чтобы навсегда утратить связь с действительностью. Увидевший его перестаёт управлять собой и покорно идёт к чудовищу. Глом в одно мгновение пожирает его всего, затянув в свою кошмарную глотку.

Подземный монстр ест безостановочно. Он способен поглотить бессчётное количество живности. Как умещается в его желудке всё пожранное — остаётся загадкой. Известно только, что глом мог жрать и жрать до бесконечности. Для него, кажется, не составило бы труда уничтожить население всего мира. И таких тварей в глубоких подземельях обитало множество!

Герриг, первый король из династии Барсов, обладавший колдовским могуществом, нашёл на них управу и изгнал туда, откуда они явились — в огненную преисподнюю. С тех пор они не смели показываться в подвалах. Но, видимо, за сотни лет, прошедших после смерти Геррига, наложенное на них заклятье ослабело. Крокки содрогался, слыша чавкающие звуки. Выходит, один из гломов рискнул выползти на охоту за свежим мясом!

Тварь прошла совсем близко от него. Все первобытные инстинкты граэррца заклинали его не шевелиться, не открывать глаз, и он лежал как мёртвый. Юношу спасло то, что верхняя половина его тела скрывалась за поворотом лестницы, а то глаза глома непременно уловили бы, как он дышит. Тварь ступнёй задела кого-то из убитых, задержалась, послышался короткий чавкающий звук, затем выдох. Клацнуло выплюнутое железо.

Вдруг рык раздался над самым ухом юноши. И Крокки, король из неустрашимого Рода Барса, впервые за свою жизнь потерял сознание от ужаса…

Пока он лежал в беспамятстве, кошмарное чудовище пожрало всё мясо, которое успело заметить или нащупать во время своего прохода по залу, и удалилось в тёмный коридор, из которого явилось.

Подавив болезненный стон, Крокки привстал и огляделся. В зале горел факел, воткнутый кем-то в стену ещё во время боя. Языки огня озаряли часть тёмной каменной стены и залитый кровью пол. Живых не было никого, трупов осталось всего с полдюжины. Они, как и Крокки, лежали у стен или под лестницей. Это те, на кого глом не наткнулся.

Крокки попытался подняться на ноги, но пол закачался под ним. Лишь через четверть часа он смог двинуться на четвереньках в поисках своего меча, без которого чувствовал себя беззащитным. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, но он полз, выискивая знакомый стальной клинок с витой рукояткой. Ему показалось, что он увидел его — возле стены, над которой нависала лестница. Он направился туда, и вдруг сверху на него упала сеть.

— Попался, Барс! — раздался торжествующий крик. — Теперь не уйдешь! Королева будет очень довольна такой добычей!..

Оказалось, что не один Крокки пережил появление страшной твари. Два воина Змеи, которые находились на верхней площадке, услышали рычание глома и страх настолько парализовал их, что они легли на ступени лицом вниз и, полуживые от ужаса, пролежали так всё то время, пока тварь бродила по залу и засасывала в своё чрево живых и мёртвых. Только несколько минут назад они осмелились подняться. Заметив Крокки, они выждали момент, когда он подползёт ближе, и набросили на него сеть.

Крокки рычал от ярости, дёргался и метался, но при этом запутывался ещё больше. Змеи торжествовали победу: король Граэрры слаб и безоружен, порвать или перегрызть прочные нити он не в состоянии. Они спустились вниз, подхватили сеть с бьющимся в ней Крокки и поволокли её вверх по ступеням. Один из них при этом держал факел.

— Дайте мне только добраться до вас, подлые ублюдки, и я выпущу из вас кишки, — стонал Крокки, пытаясь перегрызть сеть зубами.

— Тебя ждёт славная смерть, король! — скалясь в ухмылке, отвечали зеленолицые. — Наша повелительница проглотит тебя живьём и станет твоей законной наследницей. Корона Граэрры навсегда перейдёт к нашему Роду.

— Этого не будет! Народ Граэрры не смирится с владычеством слизняков!

Крокки обернулся в барса. Большая чёрная кошка заметалась в сети, пробуя разодрать её когтями. Но сеть была настолько прочна, что лишь топор или меч из закалённой стали могли перерубить её.

Поднявшись по лестнице, Змеи двинулись по круто изгибающемуся коридору. В его конце показалась ещё одна лестница, ведущая наверх.

— Передохнём, — предложил один из воинов.

— Нет, сначала поднимемся, — возразил его товарищ. — Лестница недлинная, а там уже начинаются подвалы Замка. Чем скорее мы доберёмся до наших, тем лучше!

— Ну ладно, пошли, — с неохотой согласился первый воин.

Однако едва они взошли на нижнюю ступень, как с потолка отвалилось несколько камней и с грохотом рухнуло на пол. Испуганный Крокки свернулся в клубок, защищая голову руками. Он решил, что началось землетрясение. Такое уже было однажды…

Он пролежал неподвижно несколько минут, а когда отвёл руки, обнаружил, что один из его конвоиров мёртв, поражённый упавшей глыбой, а другой шипит и корчится в предсмертной агонии.

Камни больше не падали. Крокки с опаской посмотрел вверх. Потолок древнего подземелья был весь в трещинах. Падение обломков оттуда вроде бы не должно казаться странным, но всё же как удачно и, главное, как вовремя они упали!

При свете упавшего факела показалась маленькая фигурка в мантии. Крокки вскрикнул от радости: это был Шеллеа, владыка Червей!

Глава VI Предание о гломах и короле Герриге

Шеллеа трижды хлопнул в ладоши, и десятки человечков, вооруженных пилками и ножницами, подбежали к барахтающемуся в сети Крокки.

— Твоя помощь подоспела очень кстати, — сказал граэррец.

Высвободившись из переплетения прочных верёвок, он поднялся во весь свой человеческий рост. Расправил широкие плечи.

— Если б не ты и твои люди, владыка, я угодил бы на обед прожорливой повелительнице этих зеленолицых уродов!

— Я только возвращаю долг, — с достоинством ответил Червь. — Однако нам следует уйти отсюда. Мои люди доложили, что к усыпальнице направляется ещё один отряд Змей, они могут подойти сюда с минуты на минуту.

— Бронзовый Замок взят, — убитым голосом молвил Крокки. — Аримбо мёртв. Теперь мне, пожалуй, и в самом деле лучше убраться из этих подвалов… Ты говорил, что знаешь ход, который ведёт в лес?

— Да, и я надеюсь, ты воспользуешься им.

Владыка сделал знак, предлагая следовать за ним. Они вошли в узкий тёмный коридор. Факел Крокки брать не стал: он отлично видел в темноте. Его провожатым свет тоже был не нужен.

Они прошли по коридору достаточно далеко, когда за их спинами взметнулись огни и послышалась поступь множества ног. Крокки, обернувшись, увидел, что там, где остались лежать трупы двух змеиных воинов, идёт отряд зеленолицых. На тот узкий проход, куда владыка увёл Крокки, никто из них даже не обернулся. Они строем прошли мимо, направляясь к лестнице, которая спускалась в жуткий зал, где погиб Аримбо и появилось страшное чудовище. При воспоминании о нём по телу Крокки прокатилась дрожь.

— Час назад ты столкнулся с одним из демонов, обитающих глубоко под землей, — словно услышав его мысли, заговорил Червь. — Когда-то, в глубокой древности, задолго до того, как Род Барса воцарился в Граэрре, гломы обитали тут в великом множестве. Эти коридоры были созданы специально для них, и Бронзовый Замок был тем зловещим местом, из которого они выходили на поверхность земли и сеяли ужас и смерть среди её обитателей… В те отдалённые времена Бронзовая твердыня считалась средоточием зла. Местность за сотни километров вокруг неё была безлюдна и покрыта непроходимым лесом. Люди не желали селиться в стране, которая ныне зовется Граэррой. Постепенно гломы расширяли область своих набегов и наконец добрались до гор Зиггара, где жили твои предки — люди из Рода Барса. Пользуясь своей способностью подчинять себе всякого, кого они увидят, твари начали уничтожать население гор, поедая людей сотнями. Бороться с ними было невозможно. За короткий срок опустело множество селений в северных отрогах Зиггара. Остатки некогда могучего племени ушли за горные перевалы. Гломы последовали за ними. Тогда один из молодых зиггарских вождей, которого звали Герриг, отправился паломником в пустыню Шай, где жили тысячелетние маги — последние представители древнего вымершего народа. К тому времени их осталось не больше десятка. Он отыскал этих колдунов, уже начинавших превращаться в мумии, в глубокой пещере. Их головы походили на черепа, руки и ноги — на иссохшие кости. Но из щербатых ртов ещё вырывалась речь, а в потухших глазах теплился разум, заключавший в себе накопленную за века мудрость. Тринадцать лет провёл Герриг в пещере, общаясь с мудрецами, проходя ступень за ступенью тяжёлый обряд посвящения. Он вернулся в свои земли, когда Барсов там почти не осталось. Вокруг него собралось около двух сотен женщин, стариков и детей. Почти всех мужчин истребили гломы. И тогда Герриг поклялся страшно отомстить чудовищам. Он дал обет изгнать их не только из Зиггара, но и из пределов Граэрры, и даже очистить от них их Бронзовое логово. С небольшой группой отважных соратников он двинулся в путь, вооруженный лишь магическим искусством, полученным от мудрецов пустыни Шай. И случилось то, о чём никто в нашем старом мире не смел и мечтать: гломы были повержены. Граэрра и сопредельные области очистились от страшных монстров, а король Герриг, чтобы показать всему миру своё могущество и власть над демонами, поселился в Бронзовом Замке и сделал его центром своих владений. Он жил очень долго — восемьсот лет. Иные даже утверждают, что его правление длилось целое тысячелетие. Его сподвижники, которые участвовали с ним в походе на Бронзовый Замок, давно умерли, их место заступили другие люди, которые чудовищ едва помнили, а там пришло и третье поколение, для которого подземные монстры были не более чем легендой. А Герриг жил, и мудро, справедливо правил Граэррой. На демонов он нагнал такого страху, что и через сотни лет после его смерти они не осмеливались выползти из своей огненной бездны. С течением времени вокруг Бронзового Замка вырос город — столица этой страны. Леса, когда-то непроходимые, были частью вырублены и на их месте раскинулись поля и деревни… Но теперь всё перемешалось. На землю Граэрры обрушилось страшное бедствие — нашествие людей из Рода Змеи… Видимо, гломы почуяли кровь, обильно пролившуюся у стен Бронзового Замка, почуяли людей, во множестве проникших в подземелье, и осмелились вновь появиться здесь… Всё это не к добру… — Старый Червь качал седобородой головой. — Или вправду для Граэрры наступили последние дни? Сначала Змеи, а теперь эти страшные монстры, от которых нет спасения… Если один из них осмелился выйти на охоту за людьми, то это значит, что скоро выйдут целые их полчища…

— Но что же делать, владыка? — в отчаянии воскликнул Крокки. — Неужели нет способа унять гломов?

— Без колдовства тут не обойтись, — помолчав с минуту, молвил Червь. — Нужно посоветоваться с мудрецами, искушёнными в этом древнем искусстве…

— Ты прав, но сначала помоги мне выйти из подвалов. Я должен добраться до армии барона Урро. Ведь ещё не всё потеряно! Барсы разобьют Змей, а потом мы и на подземных чудовищ управу найдём!

— Прежде тебе нужно подкрепить свои силы, — сказал Червь.

Тут только Крокки заметил, что идущие за ними люди из Рода Червя тащат какой-то мешок. По знаку владыки они опустили его на землю и отступили назад.

Крокки наклонился над мешком. В нём оказались жареный бараний бок и бутыль вина.

Когда граэррец насытился, в галерее показалась ещё одна процессия маленьких людей, которая несла его меч, потерянный в схватке со Змеями. Крокки вскрикнул от радости и схватил оружие.

— Вот теперь можно отправляться навстречу Урро! — закричал он. — Берегись, змеиное отродье!

Шеллеа предостерегающе поднял руку.

— Что? Опять опасность? — Крокки насторожился.

— С той минуты, как Замок захватили Змеи, а гломы поднялись из адских бездн, опасность подстерегает отовсюду, — сурово молвил владыка. — Сила сейчас не на твоей стороне, поэтому смири свой пыл и сходи на совет к Шаушу. Его обитель здесь, в этих подземельях. Старый мудрец причастен древним знаниям. Возможно, он подскажет тебе, как действовать в твоём положении.

— Хорошо, идём к нему, я его выслушаю, но не могу обещать, что последую его совету, — ответил король.

— Ты горяч, Крокки, и действия твои зачастую безрассудны, — покачал головой Шеллеа. — Знай, что змеиную колдунью так просто не возьмёшь. В открытый бой вступать с ней бесполезно.

Крокки задумался.

— Наверно, ты прав, владыка. Так идём же к Шаушу! Не будем терять время!

— Следуй за мной.

С этими словами Шеллеа повернулся и, опираясь о посох, с важностью зашагал по подземному коридору. За ним нестройной колонной двинулись его люди. Крокки шёл последним, стараясь не наступить на кого-нибудь ненароком.

Глава VII Обитель мудреца

Скоро ему стало казаться, что медленному, утомительному путешествию по древнему лабиринту не будет конца.

Черви шли и шли, сворачивая из одного коридора в другой, спускаясь и поднимаясь по каменным осклизлым лестницам, проходя горбатыми мостами, проложенными над подземными реками. Иногда их путь лежал по узким тропам, прилепившимся к краю отвесных скал. Внизу, в головокружительной пропасти, клубился туман, в котором вспыхивали багровые огни. Невыносимой жутью веяло от этих бездн. Не раз по какому-то интуитивному наитию тело Крокки сводило судорогой ужаса, он весь покрывался холодным потом, рука стискивала рукоять меча и он делал над собой страшное усилие, чтобы спокойно двигаться за колонной серых человечков. И так же внезапно страх отпускал. Крокки озирался в тревоге, силясь понять, что же было его причиной, но подземные галереи были черны и пустынны. В них царила могильная тишина.

Наконец колонна втянулась в низкий сводчатый проход, по которому Крокки пришлось пробираться, встав на четвереньки. Проход всё время сужался, и вскоре юноша пополз по-пластунски.

Лаз привёл его в высокую пирамидальную комнату, стены которой были выложены чёрным полированным мрамором с множеством вкрапленных в него гранёных бриллиантов. Из центра потолка на длинной золотой цепи свешивалась золотая лампада в форме диковинного цветка; между её створок-лепестков мерцал огонёк, распространяя по святилищу слабые струи благовония.

Под лампадой на широком ковре возлежало существо, при виде которого Крокки замер в изумлении.

Без сомнения, это был Червь, но имевший тело неимоверной длины. Тёмно-коричневое, морщинистое, не более двух сантиметров толщиной, оно громоздилось переплетённым, запутанным, чудовищной величины клубком, занимавшим почти четверть всего пространства святилища. От клубка на особую подушку вытягивался его конец, увенчанный маленькой человеческой головкой. Лицо Шауша тоже было тёмно-коричневым и изборождённым морщинами, как и всё его тело, только жиденькая бородка была изжелта-белой, похожей на клочья свалявшейся ваты.

Человеческая голова, которая увенчивала тело Червя, больше всего поразила Крокки. Насколько ему было известно, такого не мог сотворить никто во всей Граэрре. Или ты полностью, весь человек, или ты весь — животное своего Рода. Ведь не может же Крокки превратиться в барса, оставив при этом человеческую голову или какую-нибудь другую человеческую часть тела!

Он опустился на корточки перед головой диковинного существа. Помимо Шауша, в святилище находились Черви-послушники в человеческом облике, одетые в белые хламиды. Они почтительно поклонились вошедшим. Шауш попытался оторвать голову от подушки, но был настолько слаб, что вынужден был вновь откинуться на неё.

— Премудрый Шауш, — заговорил Шеллеа. — Это Крокки, король Граэрры, о приходе которого я мысленно известил тебя.

Два послушника поднесли ко рту старца большую раковину, ибо голос его был до того тих, что если б не этот усилитель звука, вряд ли кто-нибудь расслышал его слова.

— Я уловил твоё известие, владыка… — раздался из раковины шёпот, похожий на шорох волн. — Рад приветствовать тебя, а также потомка славного короля Геррига… Я помню его времена… Герриг был могущественный маг и мудрый правитель. Он установил мир в Граэрре на целое тысячелетие… Но, как видно, пришло время смуты… Герриг предвидел это…

Шауш шевельнул головой, его круглые глаза закрылись морщинистыми веками.

— Ты хочешь сказать, что Герриг предвидел нападение Змей? — спросил Крокки.

— Первое вторжение змеиных полчищ в пределы Граэрры произошло ещё при жизни великого короля, — заговорил Шауш, вновь открывая глаза. — Это несчастье стряслось в самом конце его правления, когда король одряхлел телом и почти не вставал с постели… Но дух его был твёрд и магическое искусство не иссякло. Захватчики получили отпор настолько страшный, что всю эту тысячу лет, которая прошла с тех пор, не смели высунуть носа из своих болот далеко на юге, где они плодятся и умирают под палящим солнцем…

— Что же побудило их предпринять новое вторжение?

— Не знаю… У Змей есть свои маги и звездочёты… Они, наверное, вычислили, что наступило благоприятное время для нашествия… Герриг давно мёртв, его волшебное искусство ушло вместе с ним; армия твоей страны ослабела в войнах с соседями, да и династические распри на граэррском престоле, случившиеся до воцарения твоего брата, тоже немало способствовали истощению государства…

— Змеи будут изгнаны и Граэрра возродится, — возразил Крокки. — Из Зиггара движется армия барона Урро. Змеям ни за что не одолеть её в битве!

— Зиггарская армия гораздо дальше от Бронзового Замка, чем ты думаешь, — послышалось в ответ. — В верховьях реки Лаис прошли дожди и вода разлилась, преградив путь барону…

— Дожди в верховьях Лаиса? В это время года? — не поверил Крокки. — Не может быть!

— И тем не менее это правда. Ты узнаешь об этом, когда выйдешь из подземелий и встретишь преданных тебе людей, до которых дошли известия.

— Но ты-то откуда узнал?

— Я слышу, как шумит трава… — затухающим голосом произнёс старец. — Как по чёрным подземельям рыщут отряды Змей, разыскивая тебя… Как в тронном зале Бронзового Замка пирует со своими вельможами змеиная королева… Как уходят из столицы оставшиеся в живых жители… И как стервятники клювами раздирают тела бойцов, погибших под бронзовыми стенами…

— Я не верю, что Змеи всемогущи, — сказал Крокки. — Герригу удалось их одолеть, значит, и мы одолеем!

— Он сокрушил их с помощью колдовства, — прошелестело из раковины.

— Колдовства! — в отчаянии проговорил Крокки. — Ты хочешь сказать, что без магической помощи чародеев пустыни Шай нам не справиться с гадами? И единственное, что мне остаётся — это отправиться в пустыню и пройти все ступени посвящения, чтобы, как мой великий предок, получить знания древних?

— Чародеи пустыни Шай давно умерли, — отозвался старец.

— Тогда я брошусь в бой и погибну с мечом в руке, как подобает королю из Рода Барса! Лучше смерть, чем позор рабства или изгнания!

— Король Герриг, предвидя повторное нашествие змеиных армий, оставил своим потомкам колдовской талисман, — заговорил Шауш. — Это браслет, выплавленный из тринадцати заговорённых металлов…

Крокки вздрогнул и вперился взглядом в маленькую голову, лежавшую перед ним.

— С его помощью можно одолеть Змей? — спросил он. — Что тебе известно о нём?

— Мы, Черви, самый древний из народов, живущих под небом, — ответил Шауш. — Мы обитаем в земле, а вся мудрость, все тайны и знания и конечном счёте уходят в землю… Тайны, которые издревле хранят наши мудрецы, превосходят секреты колдунов всех остальных народов, за исключением великих чародеев пустыни Шай, которые получили свои знания от звёзд… Но тех чародеев больше нет, и теперь всем, что осталось мудрого и тайного, владеет лишь наше племя…

— Скажи скорее, где браслет и как им пользоваться! — нетерпеливо перебил его Крокки.

— Браслет лежит в гробнице короля Геррига в Зале Танцующих Изваяний, — промолвил старец.

— В Зале Танцующих Изваяний? — удивился Крокки. — Но разве этот Зал — не легенда? Я знаю, что праха короля Геррига нет в нашей родовой усыпальнице. Король приказал похоронить себя в особом месте, которое скрыто в этих подземельях… Не может быть, чтобы он избрал этот страшный Зал местом своего последнего упокоения! Говорят, что это обитель чудовищ!

— Король умер, сжимая в руке чудесный браслет, — словно не слыша его, продолжал старец. — Исполняя последнюю волю повелителя, его тело положили в мраморный саркофаг, не прикасаясь к волшебной вещи, а саркофаг передали Жрецам Огня, которые скрылись с ним в подземельях. С тех пор никто не видел ни Жрецов, ни гробницы Геррига, и место его упокоения навсегда осталось тайной.

Тут встрепенулся молчавший до сих пор Шеллеа.

— Насколько мне известно, в Зале Танцующих Изваяний начинается путь в преисподнюю, — пробормотал он. — А единственный вход в Зал со стороны подземелий стережёт глом…

— Браслет лежит в гробнице короля Геррига, — повторил Шауш. И добавил, обратив на Крокки тусклый взгляд: — Если ты не побоишься вступить в бой с гломом, то получишь его.

Крокки подавленно молчал.

— Но мудрейший! — снова вмешался Шеллеа. — Ещё не было случая, чтобы смертный выходил на бой с гломом. Только Герриг решился на это, но он был колдун…

— Гломы почуяли кровь, — прошелестел Шауш. — Если хотя бы один из них вкусит свежего мяса, то вслед за ним из адских бездн выйдет множество его собратьев… Сегодня один уже вкусил… Значит, надо ждать большого нашествия гломов… И остановить их может только одно…

— Что? — прошептал Крокки, покрываясь холодным потом.

— Смерть хотя бы одного из них, — ответил старец. — Убей глома, и все остальные твари вернутся в пекло. Они не выйдут больше никогда. Выпусти кишки чудовищу!

При одной только мысли об этом Крокки содрогнулся от ужаса. Ему вспомнились чавкающие звуки, которые издавал монстр, поглощая безжизненные тела…

Черви молчали, дожидаясь его ответа.

— Хорошо, — проговорил, наконец, юноша. — Я сражусь с гломом. Мне всё равно, от кого принять смерть — от Змей или от этого кровожадного демона.

— Сокрушить глома можно с помощью копья, которым в своё время воспользовался Герриг, — сказал старец. — На нём сохранилась колдовская сила великого короля. Она должна помочь его прямому потомку… Ты, Крокки, должен взять копьё и убить им глома! Остальные гломы сквозь стены почуют его смерть и уйдут… Они уйдут все до единого… Страна будет спасена от нашествия в сотни раз более страшного, чем нашествие Змей…

Брови Крокки мрачно сдвинулись.

— Где копьё?

— Осталось там, где Герриг убил глома. Это недалеко от Зала Танцующих Изваяний. Но, выходя на бой с гломом, ты должен надеть на голову мешок. В нём не должно быть ни одной дырки…

— Я должен биться с чудовищем вслепую?

— Это спасёт тебя от его чар. Глом может заметить тебя, если ты пошевелишься, но зато он не околдует тебя и не заставит покорно приблизиться к себе…

Сказав это, старец замолчал, утомлённый долгой беседой. Глаза его закрылись.

Крокки тоже умолк, задумавшись.

— Значит, сначала надо найти копьё, — проговорил он. — Это рядом с Залом Танцующих Изваяний… Шеллеа, ты знаешь дорогу туда?

— Дорога мне известна, — ответил владыка.

Шауш едва заметным движением головы велел приблизить к себе раковину.

— Даже если ты убьёшь глома и проникнешь в Зал Танцующих Изваяний, взять браслет будет не так-то просто, — прошептал он. — В высохшую мумию Геррига вселился демон. Мумия, управляемая им, оживёт в тот миг, когда ты откроешь гробницу!

— Прах короля Геррига восстанет против меня, его прямого потомка? — в ужасе вскричал Крокки.

— Чтобы этого не случилось, ты окропишь голову мумии своей кровью, — сказал старец. — Если демон признает её и по ней удостоверится, что ты — действительно потомок Геррига, он не только отдаст тебе волшебную вещь, но и объяснит, как ею пользоваться.

— Благодарю тебя, Шауш, — Крокки склонил голову. — Теперь я знаю, что мне надлежит делать.

— Прощай, Барс, и да хранят тебя души твоих предков.

Глава VIII Бой вслепую

Пятясь, Крокки выбрался из святилища. За ним вышли Шеллеа и его приближённые.

Шеллеа хмурился и сокрушённо качал головой.

— Я знаю, где лежит труп глома, убитого Герригом, и провожу тебя туда, — сказал он, — но к трупу ты приблизишься один.

— Пусть будет так, — ответил юноша.

Он и человечки вновь двинулись по тёмным переходам. По мере движения колонна Червей таяла. К концу пути осталось не более двух десятков самых смелых представителей земляного народца, да и те дрожали от страха.

Крокки тоже испытывал страх. Не раз ему приходилось подавлять в себе сильное желание повернуться и броситься назад — вверх по этим бесконечным коридорам и лестницам, к свету, к людям. Безумием и смертью веяло из подземелий, в которые они спускались.

Наконец человечки остановились.

— Возьми этот мешок, оставшийся после твоей трапезы, и иди дальше один, — обратился Шеллеа к королю. — В ста шагах отсюда, за поворотом, лежит труп глома. Он всё ещё испускает страх, не позволяя подойти к себе. Но ты подойдёшь, потому что ты потомок Геррига. Его копьё, которое торчит в трупе, зовёт тебя. Оно поможет тебе побороть страх и приблизиться к трупу.

— А где Зал Танцующих Изваяний? — спросил Крокки.

— Дальше. Пройдёшь по коридору, спустишься по каменной лестнице и окажешься в галерее, которая прямиком ведёт ко входу в Зал. Но по той галерее бродит глом. Поэтому, когда будешь спускаться по лестнице, надень на голову мешок.

— Но в мешке я не увижу глома!

— Ты услышишь его. В галерее лучше не двигайся. Стой на месте. И помни: ты можешь нанести только один удар, который должен оказаться смертельным. Если промахнёшься или только ранишь, дела твои плохи. На второй удар у копья уже не хватит волшебной силы.

— Как же я нанесу смертельный удар, когда я ничего не буду видеть?

— Не знаю… — Шеллеа потупился. — Ох, не знаю… Положись на своё чутьё, на свои уши и нос. Тебя предупредит о приближении глома страх, который нахлынет на тебя, и мерзкий запах, который исходит от этого демона…

— Если мне не поможет копьё, я добью глома мечом, — сказал юноша.

— Меч бессилен против него. Рассчитывай только на волшебную силу копья. Когда сейчас подойдёшь к трупу и будешь вытаскивать из него копьё, обрати внимание, куда оно воткнуто. Наверное, это место и есть самое уязвимое у глома. Постарайся ударить в него.

— Легко сказать — постарайся… — Крокки повертел в руках мешок, потом тряхнул гривой. — Ну что ж, владыка, спасибо и на этом. Если мне удастся выжить и вернуть себе трон, я не забуду о тебе.

Простившись с Шеллеа, он зашагал по сводчатому коридору. По мере того, как он шёл, в его душе нарастал страх. Временами этот страх превращался в самый настоящий ужас. Тело граэррца сотрясалось как в ознобе, волосы стояли дыбом.

Зоркие глаза Крокки, видевшие в темноте, уже издали заметили тёмную груду. Страх исходил именно от неё. Осознав, что пугающая груда не может причинить ему вреда, Крокки зашагал увереннее. Вскоре он уже различал и труп, и торчащее из него древко копья.

За прошедшие века от глома остался только скелет со связками сухожилий и клочьями свалявшейся шерсти. Он лежал на спине, раскорячив свои четыре лапы. Копьё было воткнуто в пасть, которая находилось на брюхе чудовища. Как Герриг умудрился попасть в неё так точно — для Крокки представляло загадку. Разве только глом нарочно перевернулся на спину, подставляя себя под удар.

Юноша рывком извлёк копьё. Оно было на удивление лёгким. И сразу, как только он взял его в руки, страх отпустил.

Крокки двинулся дальше, прислушиваясь к тишине. На лестнице он замешкался. Сейчас надо было надеть на голову мешок. Но всё было тихо. Глом, стороживший вход в Зал Танцующих Изваяний, если и был в галерее, то не подавал признаков своего присутствия.

Крокки решил хотя бы на мгновение заглянуть в галерею. Он должен понять, где противник. Возможно, за это мгновение глом не среагирует на его присутствие и не успеет напустить на него свои чары…

Лестница кончалась прямо перед входом в галерею. Крокки медленно спускался по ступенькам. Вскоре показался пол галереи, выложенный тёмно-серым камнем. По мере того, как юноша сходил со ступеньки на ступеньку, галерея открывалась всё дальше. Ноздри Крокки ощутили едва уловимое зловоние, показавшееся ему знакомым. Сомнений не было: в галерее находился глом.

Крокки одолел ещё несколько ступенек и вся галерея открылась ему до конца. Стены её были выложены чёрным камнем. Наверху они закруглялись и сходились, образуя стрельчатый свод. Даль галереи терялась во мгле.

Глома видно не было. Если он и находился в галерее, то, наверное, надо было одолеть немалое расстояние, чтобы добраться до него.

Всё ещё раздумывая, надевать мешок сейчас или пройти немного по галерее, Крокки быстро спустился по последним ступенькам и затаился за выступом. Возможно, глом успел заметить его на лестнице и наслать чары. Сердце Крокки гулко стучало в груди.

Он надел мешок, продвинулся немного вперёд и замер, прижавшись к стене.

Стоял он долго, почти не дыша. Стук сердца отдавался в ушах, мешая вслушиваться в тишину. Наконец Крокки уловил какое-то слабое шевеление. Рука крепче сжала древко копья. Шевеление с каждой минутой становилось отчётливей. Усиливалось и зловоние. Крокки начал различать сопение и тяжёлые приближающиеся шаги. Ужас пробрал его лишь однажды и на несколько мгновений: копьё Геррига не позволило поддаться безрассудному страху.

Крокки стоял не шевелясь, плечом чувствуя стену.

Глом явно встревожился. Его многочисленные глаза, расположенные в разных местах туловища, оглядывали галерею, но никого не видели.

Крокки услышал, как монстр испустил рёв и завозился, вздрагивая всем своим большим неповоротливым телом. Глом подошёл совсем близко. Крокки подумал, что настал момент сдёрнуть мешок и нанести стремительный удар копьём. Но интуиция говорила ему: нет, надо стоять, выжидая.

Чудовище двигалось по галерее, то приближаясь к Крокки, то удаляясь от него. Оно знало о его присутствии, чуяло его утробным чутьём. В какой-то момент оно подошло совсем близко. Ледяной холод объял граэррца. Крокки вдруг ясно осознал, что в десятке метрах от него находится зло, настолько ужасное, что человеческий разум не в состоянии его осмыслить. Это зло вышло из самых глубин ада, и его зловонное дыхание было ни чем иным, как смердящим запахом преисподней.

Глом потоптался на месте и направился прямо на Крокки. Чудовище остановилось буквально в шаге. Натянутые нервы Крокки звенели. У него вдруг появилось отчётливое чувство: что-то — может быть, копьё, а может быть, дух самого Геррига, — должно подать ему сигнал к атаке. Чувство это, едва возникнув, сразу переросло в уверенность. Он услышал, как глом тяжело завалился на бок и стал ворочаться. Лапы его елозили по полу. Одна из них лишь чудом не задела юношу. Шерсть на ней даже коснулась его колена.

И тут вдруг Крокки словно что-то толкнуло. Он сорвал с себя мешок и, резко размахнувшись, ударил копьём по какому-то бледно-коричневому пятну, пульсирующему среди рыхлых комьев бурой шерсти. Это пятно было первым, что бросилось ему в глаза. В него Крокки и вбил древко.

Оно с хлюпом вошло в чудовищную тушу и из раны засочилась чёрная кровь.

В следующий момент Крокки выпустил копьё, которое так и осталось торчать в чреве глома. Юноша вдруг почувствовал, что тело его сковал странный паралич. Оно перестало ему подчиняться. Он выпрямился, опустил голову и покорно сделал шаг навстречу издыхающему чудовищу…

Глом лежал на боку и дёргал ногами. Копьё почти наполовину ушло в его брюхо. Глом силился подняться, но не мог.

Крокки, согнувшись, подошёл к нему и опустился перед ним на колени, как это делали Змеи в зале под лестницей. Так, по-видимому, поступали все околдованные чудовищем. Сейчас должна раскрыться круглая пасть, вытянуться губы и в мгновение ока всосать в утробу всего человека… Крокки без единой мысли стоял возле страшного брюха.

Но там, где находилась пасть, торчало копьё. Чудовище испустило громкий рёв, эхом прокатившийся под сводами древней галереи. Этот рёв неожиданно вывел Крокки из оцепенения. Странный паралич, владевший молодым королём, оказался сломлен. Крокки отшатнулся от порождения ада.

Колдовство глома ушло вместе с его жизнью. Он ещё дёргался, но был уже мёртв.

И тут произошло невероятное, о чём Крокки не мог представить и в самом страшном сне. Пасть глома судорожно раскрылась и из неё вихрем вылетели души тех, кого чудовище когда-либо пожрало. Словно сотканные из дыма люди и нелюди, разумные и неразумные твари всех возможных видов, некогда живших в этом мире, ревя, рыча и стеная на разные голоса, поднимались к своду галереи и уносились во тьму. Колдовское чрево глома отпускало их всех на свободу.

Крокки зажмурился от ужаса, закрыл руками лицо.

Ещё целую минуту в галерее раздавались рёв, шум, скрежет и стоны отлетающих душ. И вдруг всё разом стихло. Крокки отвёл руки от глаз. Призраки сгинули. В тёмной галерее находились только Крокки и пронзённый копьём труп глома.

Юноша вскочил на ноги, выхватил из-за пояса меч и, сжимая его, поминутно оглядываясь, побежал по галерее — туда, где она сужалась в едва различимое голубое пятно.

Глава IX Зал Танцующих Изваяний

Сначала он бежал, потом пошёл, оставляя на полированном полу отпечатки своих босых ног, испачканных кровью глома. Наконец показался островерхий арочный вход вогромный круглый зал с купольным потолком. Голубой свет исходил из этого зала.

Пройдя арку, Крокки понял, что было источником света. В вершине купола сверкал небывалой величины голубой ограненный бриллиант. Он не только излучал свет, но и постоянно вращался, создавая иллюзию световых волн, которые плавно ходили по стенам и полу.

Крокки понял, что это и есть Зал Танцующих Изваяний. Вдоль его стен высились чудовищной величины статуи, вытесанные из тёмно-серого камня. Они изображали пляшущих фурий. Ноги и торсы их походили на женские, все же остальные части тела были уродливы, мерзки и страшны. Никакими словами невозможно описать многочисленные руки-клешни и чудовищные многоглазые головы.

Крокки с затаённым трепетом разглядывал страшилищ. Он мысленно убеждал себя, что бояться нечего, что это всего лишь каменные истуканы, но инстинкт шептал ему, что это зло, такое же гибельное для него, как гломы. Чувствуя, как кровь леденеет в его жилах, он с немалым трудом заставил себя оторвать заворожённый взгляд от сатанинских созданий и оглядеть пустынную внутренность Зала.

В центре его возвышалась небольшая прямоугольная гробница из чёрного мрамора. Её верхняя створка была немного сдвинута. Крокки приблизился к ней, недоумевая, почему неведомые могильщики так небрежно обошлись с королевским саркофагом, не поставив на место крышку. Он уперся в неё обеими руками и она сдвинулась ещё больше. Вскоре она сместилась настолько, что показалось мумифицировавшееся тело Геррига. Жёлтый череп царственного покойника растрескался и высох, чёрные провалы глаз были устремлены, казалось, прямо на Крокки.

Дрожь ужаса прокатывалась по телу юноши, когда он, помня слова Шауша о демоне, вселившемся в мумию, прокалывал себе руку мечом и орошал кровью череп покойника.

Затем он наклонился над усопшим. И тут, как ему почудилось, череп слабо качнулся — похоже, кивнул. В следующий миг из глубины черепа прозвучал голос, похожий на слабые раскаты грома:

— Это ты, Крокки… Я узнал тебя… В твоих жилах течёт кровь того, кто направил меня сторожить Браслет…

— Ты — демон, Хранитель Браслета?… — прошептал поражённый юноша.

— Да… — отозвалось из черепа.

— А где же тогда король Герриг?

— Далеко отсюда… Он постигает высшую мудрость в Запредельных Сферах…

— Я слышал, что Браслет может избавить мою страну и народ от нашествия Змей.

— Это так.

— Браслет должен быть здесь… — Граэррец оглядывал внутренность гробницы и не находил в ней ничего, кроме неподвижной мумии. — Где он? Почему я его не вижу? Отдай его мне и научи им пользоваться!

— Он был здесь… — как стон, прогудело из черепа. — Сюда проникла королева Змей… Это произошло накануне нашествия на Граэрру змеиных полчищ. Колдунье удалось обмануть бдительность глома, проникнуть в Зал и вскрыть гробницу… Я не смог воспрепятствовать ей… Она произнесла заклинание, которое сковало меня и продержало в неподвижности, пока она вырывала Браслет из рук мумии… Швазгаа происходит из старинной жреческой фамилии Рода Змеи. Ей известны многие тайны. Власть над своими сородичами она захватила с помощью магии. Теперь она замыслила покорить весь мир. Браслет короля Геррига — это единственное, что её сдерживало. Но теперь, когда волшебная вещь у неё в руках, она может не бояться возмездия…

— Так, значит, Браслет пропал? — разочаровано воскликнул юноша.

— Не пропал, а украден, — поправил его демон.

— В таком случае, исход борьбы за корону Граэрры решится в открытой битве! — сказал Крокки. — Барсы покажут, на что ни способны! Змеи будут разбиты и выброшены из страны!

— Вам с ними не справиться, — возразил Хранитель Браслета. — Мечи бессильны против колдовства.

— Но и Швазгаа с помощью одной магии никогда бы не захватила Граэрру! — не согласился Крокки, и прибавил, нахмурившись: — Я вижу, мой приход сюда был напрасен. Прощай, демон.

— Послушай! — прозвучало из черепа. — Мне не удалось сохранить Браслет, но я знаю, где он находится. Я незримо сопровождаю его повсюду, и моя невидимая плоть постоянно витает возле него. Лишь сейчас, в эти минуты, когда ты вошёл Зал, я вернулся сюда…

— Что? Ты знаешь, где Браслет? — Крокки обеими руками схватился за край гробницы и вперился в череп. — Памятью моего прославленного предка заклинаю: говори!

— Браслет хранится в голове Сеапсуна — демонического полуразумного существа, которому Род Змеи приносит человеческие жертвы, — ответил Хранитель. — Достать его можно, если выбить Сеапсуну правый глаз и просунуть руку в глазное отверстие.

Крокки отшатнулся.

— Сеапсун… — в смятении прошептал он. — Но это же страшный огнедышащий змей, драться с ним бесполезно! У него каменное тело, которое не возьмет ни меч, ни топор…

— Разумеется, Швазгаа знала, куда спрятать своё сокровище, — согласился демон. — В настоящее время Сеапсун в сопровождении многочисленного отряда воинов и жрецов Рода Змеи направляется в столицу Граэрры, чтобы пожрать предназначенных ему в жертву пленников. О том, что смерть Змеиного Рода хранится в его черепе, из живущих знают только Швазгаа и теперь ты, Крокки…

Голова короля удручённо поникла.

— Одолеть Сеапсуна невозможно, — пробормотал он. — С ним ничего не сделает даже целая армия…

— Сеапсун не бессмертен, — возразил демон, — хотя справиться с ним, действительно, не сможет никто из людей. Он погибнет, только если убьёт сам себя.

— Но как такое может случиться?

— Взгляни на потолок, — пророкотало из черепа. — Видишь — вокруг светящегося карбункула выбит в граните змей, удивительно похожий на чудовищного Сеапсуна?

Крокки запрокинул голову. Барельефный змей, обвившись вокруг голубого камня в кольцо, пастью заглатывал собственный хвост. Крокки это показалось необычным.

— Возможно ли, чтобы змей, такой громадный, живучий и грозный, как Сеапсун, начал пожирать часть собственного тела?

— Сеапсун, как и гломы, глотает человеческие тела вместе с их душами, — ответил Хранитель Браслета. — Потому и живёт он тысячи лет. Он жаден до людского мяса и людских душ. Он жрёт всех, кого приносят ему в жертву, не в состоянии насытиться… Если жертва уходит от него, то он упорно преследует её и в конце концов настигает, заглатывая чудовищной пастью…

— Может быть, против него есть какое-нибудь магическое средство? — спросил Крокки.

— Сеапсун слушается только королеву Швазгаа, а она по доброй воле никому не выдаст тайну своей власти над ним.

Крокки тяжело вздохнул. О борьбе с Сеапсуном нечего было и думать, а значит, приходилось смириться и с потерей Браслета…

Как бы там ни было, но теперь ему предстоял нелёгкий выбор: либо отправиться к армии барона Урро, чтобы дать решительный бой захватчикам, либо тайком вернуться в Бронзовый Замок и попытаться убить Швазгаа. Крокки отлично знал расположение потайных коридоров и комнат. Если ему удастся незаметно проникнуть в покои Швазгаа и прикончить эту колдунью, то армия Змей будет деморализована и успех в войне склонится на сторону Барсов. Разумом Крокки понимал, что так он и должен поступить, но сердце тянуло его на поле битвы…

— Благодарю тебя за сведения, которые ты мне сообщил, хотя не вижу от них особой пользы, — сказал он. — Я возвращаюсь ни с чем и чувствую, что испытания, которые мне предстоят, во много раз тяжелее боя с гломом.

— Насчёт испытаний ты прав. Первое из них ожидает тебя уже в этом Зале, — голос демона становился всё тише. — Танцующие Изваяния — стражи входа в преисподнюю и я не властен над ними…

Крокки, оглядевшись, заметил, что волны голубого света, скользящие по стенам, как-то странно действуют на истуканов. Только что они были неподвижны, а теперь — может быть, потому, что в Зал проник чужак, — начали явственно шевелиться.

Конечности исполинских фурий подрагивали, подчиняясь какому-то единому неслышному ритму. Танцующие взмахи ног и рук с каждой минутой делались отчетливее, клешнеобразные руки дергались и изгибались, покачивались тела и тряслись чудовищные головы.

Зрелище было до того жутким и завораживающим, что Крокки некоторое время сидел у гробницы, глядя на оживших гигантов.

Потом у него, видимо, помутилось в глазах. Он решил, что теряет рассудок. И было от чего: статуи хороводом двинулись вдоль стен!

Пошатываясь, Крокки поднялся и направился к арке. Но великаны, танцуя, двигались по всему периметру Зала и вход в арку оказался перегорожен их огромными ногами.

До слуха Крокки начал доноситься топот тяжёлых ступней. Топот нарастал, гулким эхом отдаваясь под сводами. Юноша вглядывался в сумеречную глубь знакомой галереи, которая виднелась в арочном проёме. Галерея то открывалась перед ним, то вновь заслонялась опускающимися ногами.

Крокки охватило отчаяние. Он понял, что оказался в ловушке. Великаны будут танцевать, загораживая вход в арку, до тех пор, пока он не погибнет здесь от жажды и голода! Не владея собой, с исступленным криком он бросился вперед, стремясь прорваться в спасительную тьму галереи. Лучше мгновенная гибель под каменной ступнёй, чем муки медленной смерти! Гранитная нога с грохотом опустилась прямо перед ним, затем тотчас поднялась и королю, чтобы не угодить под вторую ногу, пришлось в последний момент схватиться за исполинский палец.

Танцующая великанша, казалось, даже не заметила повисшего на её ноге человека — как ни в чем не бывало, она продолжала движение в хороводе. Крокки для неё был не тяжелее пушинки. Между тем граэррец из последних сил цеплялся за выступ в каменном мизинце. Вместе с ногой он взлетал и опускался, ветер свистел в его ушах, в глаза бросались то потолок с голубым камнем, то пол, то изгибающиеся в танце статуи.

Грохот каменных ног усиливался. Постепенно в него начали вплетаться исступленные вопли и дикий, нечеловеческий смех. Смертельный ужас душил короля, его лицо заливали пот и кровь, струившаяся из раны на лбу, в глазах стояли слезы отчаяния. Он стонал сквозь сжатые зубы и мысленно взывал к Герригу:

«Спаси, спаси меня, мой славный предок, чей дух незримо витает в этом страшном Зале! Клянусь, если я вырвусь отсюда, то сделаю всё, чтобы избавить Граэрру от гибели и вернуть трон, данный тобою в наследование!… Ещё минута, и я погибну… О, Герриг… У меня нет больше сил держаться… Проклятые истуканы совсем взбесились… Спаси меня! Спаси!»

Его обессилевшие пальцы разжались, он соскользнул с каменной ноги и полетел, получив круговое ускорение при повороте гигантской конечности, куда-то вниз и вбок.

Он упал, больно ударившись руками и коленями о каменный пол. Где-то рядом звякнул его отлетевший меч. Крокки распластался на полу, вжал голову в плечи и весь напрягся, ожидая, что сейчас его неминуемо раздавят ступни танцующих страшилищ. Но секунда проходила за секундой, прошла целая минута, а каменные пятки всё не превращали его в мокрое пятно…

Крокки приоткрыл глаза. Он лежал под самой аркой. Вход в Зал преграждали исполинские скачущие ноги, которые со свистом рассекали воздух в считанных сантиметрах от него. Меч был смят ими.

Несколько минут юноша лежал неподвижно, не в состоянии опомниться. Движения чудовищ постепенно замедлялись, грохот тяжёлых ног затихал. Статуи всё плотнее прижимались к стенам, пока не остановились и не застыли, сделавшись тем, чем были — безмолвными и неподвижными истуканами. Лишь волны голубого света продолжали размеренно ходить по ним.

В ужасе оглядываясь на вход в Зал, Крокки бросился бежать. Даже смердящий труп глома, встретившийся ему по дороге, не казался ему таким жутким, как эти танцующие фурии.

Он убегал всё дальше и дальше во тьму галереи, пока арочный вход не сделался светлой точкой за его спиной и окончательно не сгинул во мраке.

Задыхаясь, Крокки взбежал по знакомой лестнице. Миновав её, промчался тёмным коридором и за поворотом увидел с десяток крошечных, как светляки, огоньков. Это его дожидались люди из рода Червя, держа фосфоресцирующие фонарики.

Глава X Известия о змеином боге

Черви наложили на раны Крокки какую-то мазь, отчего всё его тело сковала неподвижность. Юноша пролежал около двух часов, не в состоянии пошевелиться. Затем ему в рот плеснули вина и он поднялся, со стоном расправив саднящее тело.

Прошло ещё четверть часа, прежде чем Крокки снова смог идти. Зато, к радости своей, он обнаружил, что его раны исчезли без следа. Идя за земляными людьми по древним каменным переходам, он потерял счёт часам. Видимо, и его провожатым нечасто приходилось ходить тут, потому что иногда они забредали в тупики или путь им преграждали глубокие разломы в полу. Эти пропасти, образовавшиеся, по-видимому, в результате землетрясений, приходилось долго обходить другими коридорами.

И всё же, несмотря на препятствия, Черви уверенно вели Крокки к выходу из подземного лабиринта. Они карабкались по лестницам различной ширины и крутизны, несколько раз им приходилось взбираться по круглым отвесным колодцам, цепляясь за прорубленные в стенах выемки; остаток пути Крокки вынужден был преодолевать ползком — настолько сузился проход, а у самого выхода наружу ход и вовсе сделался похожим на кротовью нору. Крокки протискивался в нём с немалым трудом, вытянув руки и усиленно работая плечами, локтями и коленями. Однажды лаз сделался таким узким, что сдавил его со всех сторон. Крокки хотел было уже позвать провожатых, ушедших вперёд, как вдруг в лицо ему повеяло воздухом. Это был не затхлый, пахнущий плесенью воздух подземелья, а ветер лесов и равнин, настоянный на свежести цветущих трав.

Крокки энергичнее заработал локтями и вскоре руки его выскользнули из норы, а вслед за ними и голова. Крокки весь выбрался из замшелого отверстия между корнями старого дуба и огляделся.

Он находился на опушке леса. Сгущались вечерние сумерки, на небо высыпали звезды. Невдалеке виднелось распаханное поле, а ещё дальше открывался вид на просторную равнину, на далёкие, озарённые закатом дома граэррской столицы и вздымающуюся в небо скалу, увенчанную зубчатыми башнями Бронзового Замка.

Возле Крокки стоял серый человечек с потушенным фонариком. Человечек степенно откланялся и, не сказав ни слова, обернулся червяком и ввинтился в землю.

Крокки остался один. Он втянул ноздрями воздух и нырнул в густые травяные заросли, влажные после недавнего дождя. Он долго катался в травах, впитывая их свежесть и запахи, а поднялся он чёрным и бесшумным как тень быстроногим барсом. Блеснули при свете звёзд его горящие глаза, полыхнуло пламенем рубиновое ожерелье.

Чутко прислушиваясь к лесным звукам, большая чёрная кошка направилась вдоль кромки леса к усадьбе графа Сондиа — одного из самых верных сподвижников граэррских королей. Но на том месте, где ещё недавно стоял большой дом, теперь дымились остовы обгорелых стен.

Убедившись, что здесь нет ни души, Крокки отправился дальше. Запах гари теперь чувствовался постоянно. То здесь, то там виднелись трупы, основательно обглоданные Гиенами, которые прошли здесь вслед за змеиной армией.

Барс скользил вдоль кромки леса, стараясь не показываться из зарослей. Всюду он видел одно и то же: опустошённые поля, поваленные заборы, остовы сгоревших домов, обглоданные до костей трупы. Кое-где торчали колья с насаженными на них человеческими головами…

За лесом начинались владения герцога Вальеро из Рода Леопарда — одного из ближайших друзей Крокки, с которым молодой король не раз охотился, пировал и бился плечо к плечу в походах. Герцогская усадьба была разрушена, но уцелели подворья. Крокки перемахнул через забор и прокрался к домику привратника — пожалуй, единственному строению, которого не коснулось пламя пожара. Тут он удвоил бдительность. Можно было напороться на отряд Змей, вставших здесь на постой, или на мародёров Гиен, которые могли поднять шум и привести сюда своих зеленолицых хозяев.

Подкравшись ближе к дому, Крокки заметил стоявшего на крыльце высокого стройного старика в камзоле и в высоких охотничьих сапогах. Кроки узнал отца своего друга. Барс обернулся человеком и подошёл ближе.

— Герцог Вальеро, — тихо окликнул он.

Хозяин поместья при виде обнажённой мускулистой фигуры в недоумении отступил назад.

— Кто ты? О ужас… Во имя всего святого… — Он отмахнулся, словно увидел привидение. — Покойный король Крокки, пришелец из тёмных глубин Смерти… Зачем ты явился в наш мир? Что тебе надобно от меня? Я был твоим верным вассалом…

— Я не призрак, а такой же, как ты — из плоти и крови, — сказал юноша, выходя на звёздный свет.

Дрожащий от страха старик после минутного замешательства всё-таки осмелился приблизиться к таинственному гостю и заглянуть ему в лицо.

— О небеса! Покойный король! — Он опустился на одно колено. — Прости, государь, но когда я увидел тебя, я чуть не лишился чувств от ужаса, ведь я был доподлинно уверен, что тебя отравили.

— Яд не убил меня, а только погрузил в летаргию, — ответил Крокки. — Это было сделано по приказу змеиной королевы, которая хотела сожрать меня живьём на ритуальной церемонии. Я очнулся в гробу, и лишь случайность спасла меня…

— Это чудо, в которое я до сих пор не могу поверить, хоть ты и стоишь передо мной, — суеверный страх герцога Вальеро стал проходить, но в голосе его по-прежнему чувствовалось волнение. Старик поминутно озирался по сторонам. — Ведь я был на том пиру, когда ты, отпив из кубка, упал замертво. Твои глаза остекленели, дыхание прервалось и сердце перестало биться. Все поняли, что тебя отравили, а Змея, которая подала тебе яд, была тут же схвачена и живьём брошена в пылающую утробу камина! Твоё тело перенесли в верхнюю башню, а потом тебя и твоего брата, короля Эрго, положили в гробы и отнесли в подземную усыпальницу. Я сам, своими руками, укладывал тебя в гроб, будучи абсолютно уверен, что ты мёртв!

— Не будем говорить об этом, — сказал Крокки. — Лучше скажи, что слышно о Змеях.

— Окрестности столицы кишат ими, — сообщил Вальеро. — Ведут они себя бесцеремонно. Все эти дни здесь торчал целый взвод зеленокожих тварей. Только час назад убрались. Мне пришлось угощать их отборным мясом, отдавая чуть ли не последнее.

— А где твой сын? Виделся ли ты с ним с тех пор, как Змеи захватили Замок?

— Увы, государь, — голова старика скорбно поникла. — Он погиб вместе с другими защитниками…

Они с Вальеро прошли в дом. Просторное помещение с бревенчатыми стенами освещалось огнём, пылавшем в большом камине. На вертеле жарились куски мяса.

— Не откажи отужинать со мной, — сказал герцог, доставая вертел. — Мясо уже зажарилось. Мы запьём его добрым карротским вином…

Крокки уселся за стол.

— В подземельях я насмотрелся таких ужасов, каких другому хватило бы на всю жизнь, — заговорил он. — Змеи проникли туда во время осады и в решающий момент ударили защитникам Замка в спину…

— По-правде сказать, мы ожидали что-то подобное, — ответил Вальеро. — Нас предупредили наши люди, которые стояли на страже в нижних помещениях. После твоей смерти среди защитников Замка воцарилось уныние, никто не верил в благоприятный исход войны. Один Аримбо старался поддерживать среди граэррцев боевой дух… — Он поставил перед Крокки мясо, бутыль с вином и стаканы. — Когда начался последний штурм и мы поняли, что Замок обречён, он с группой соратников не пожелал сдаться в плен и с боем прорвался в подвалы, рассчитывая скрыться там от преследователей. Дальнейшая судьба его мне неизвестна…

— Он погиб, — сказал Крокки, принимаясь за еду.

Старый герцог подавленно промолчал. Ел Крокки жадно и быстро, насаживая на кончик кинжала куски мяса и отправляя их себе в рот. Каждый кусок он запивал добрым глотком золотистого вина.

— Мой король, — нарушил молчание Вальеро. — Ты вправе осуждать меня за то, что я сдался в плен…

— Оставим это, — перебил его Крокки. — Твоя верность и мужество мне известны.

— Многим покорившимся ей Швазгаа сохранила жизнь, но наложила дань, которая многих пустит по миру, — продолжал герцог. — Люди впали в отчаяние… С твоей смертью королевская династия прервалась, а это не сулит ничего, кроме новых распрей. Нет никого, кто бы мог встать во главе Граэрры…

— А барон Урро?

— Все знают, что его права на престол крайне сомнительны, хоть он тоже Барс. Таких претендентов, как он, в горах Зиггара найдётся не один десяток. Там чуть не каждый барон мнит себя потомком Геррига. Урро никто не считает достойным короны. Многие помнят открытое неповиновение, которое он выказывал королю Эрго…

— Но Урро и его армия сейчас единственная сила, которая способна обломать хребет змеиному воинству, — возразил Крокки.

Вальеро покачал головой.

— Боюсь, государь, что эта надежда призрачна. Урро ведёт с собой не более двух тысяч бойцов. Змей же вторглось в Граэрру несколько сот тысяч…

— Откуда у тебя такие сведения?

— Поначалу я сам не верил, думая, что это слухи, которые распускают шпионы Швазгаа. Но потом я пять дней и ночей своими собственными глазами видел, как мимо моего дома ползёт великое множество зеленокожих гадин. Это была лавина гадов, целая змеиная река, и смотреть на неё было страшно… — Вальеро снова огляделся и заговорил ещё тише. — Скользкие отродья затопили всю Граэрру… Барон Урро — безумец. Только безумец или слепец может бросить вызов сатанинскому полчищу, ведомому ведьмой… Впрочем, по дошедшим до меня сведениям, Урро не собирается освобождать столицу. Сейчас его цель — сплотить под своими знамёнами всех, кто не признал власти Змей. А число таких с каждым днем растёт. Большинство замков и городов Севера и Северо-Запада отказались подчиниться змеиной королеве — может быть, потому, что её воинство не успело до них добраться… Урро со своими людьми направляется туда, чтобы возглавить сопротивление. Оттого-то колдунья и устроила разлив Лаиса. Ей важно задержать барона…

— Она уже возложила на себя корону Граэрры? — хмуро осведомился Крокки.

— Церемония коронации должна состояться завтра, потому что назавтра намечено прибытие в столицу их обожествлённого чудовища — Сеапсуна.

Крокки вздрогнул и отставил недопитый стакан.

— Сеапсун движется к столице? — переспросил он.

— Нынче ночью его должны провезти по ларортской дороге, это в паре километров отсюда.

— Сколько воинов его сопровождает? — быстро спросил король, вперив в Вальеро пристальный взгляд.

— Не знаю, государь…

— Мне нужны бойцы, Вальеро! — Крокки встал так резко, что опрокинул стул, на котором сидел. — Нужны кони и вооруженные бойцы!

Он в волнении прошёлся по комнате и остановился возле камина. Багряное пламя озарило его стройную смуглую фигуру, словно вытесанную из цельного куска чёрного мрамора.

— Сеапсуна провезут здесь, совсем рядом… — прошептал он еле слышно. — Такого удобного случая больше не представится…

— О чём ты говоришь? — не понял герцог.

— Сейчас, даже с небольшим отрядом, мы можем изменить ход всей войны! — взволновано заговорил Крокки, сжав кулаки. — Если нам удастся перебить охрану, сопровождающую Сеапсуна…

— Уж не хочешь ли ты сказать, что сила змеиного воинства заключена в этом змее?

— Да, именно в нём, — ответил юноша. — Я узнал об этом у самых врат преисподней, столкнувшись с существами столь страшными, что от одного воспоминания о них меня бросает в дрожь. — Он приблизился к старику и заговорил тихо: — В черепе Сеапсуна заключена не только сила Змей, но и их гибель… Если Сеапсун достигнет столицы, то мы уже не сможем до него добраться. Там он будет под охраной всего змеиного воинства. Только здесь, ночью, на лесной дороге, с отрядом верных людей, мы можем попытать счастье. Так что же, Вальеро, неужто больше нет бойцов, способных встать на защиту Граэрры?

— Такие бойцы есть, — ответил герцог. — И один из них будет здесь через минуту.

Он вышел на крыльцо. Крокки последовал за ним. Вальеро издал негромкий звук, похожий на голос ночной птицы, и тотчас от полуразрушенной ограды отделилась тень какого-то зверя и опрометью бросилась к нему.

У ступенек крыльца зверь поднялся на задние лапы и превратился в невысокого коренастого человека с крупными чертами лица и суровым, сосредоточенным взглядом. Одет он был в короткую тунику.

— Государь, позволь представить тебе Лазго из Рода Собаки, — сказал Вальеро. — Это один из моих преданнейших слуг. Он бился бок о бок со мной на стенах Бронзового Замка и дважды спас мне жизнь. Можешь положиться на него, как на меня.

Увидев Крокки, Лазго в страхе и изумлении выпучил глаза, однако быстро совладал с собой, опустился на одно колено и низко склонил голову.

— Располагай моей жизнью, король, — произнёс он.

— Мне нужен отряд надёжных людей, в том числе из Рода Лошади, — сказал Крокки.

— Тридцать вооружённых всадников соберутся на подворье поместья через полчаса, — ответил Лазго. — А если у тебя есть время, то я пошлю гонцов в лес, где скрываются гвардейцы, уцелевшие после битвы в Гремучем ущелье. Через два часа здесь будет больше сотни конников.

— Нет, ждать мы не можем, — сказал король. — Пусть соберутся те, кто есть. Поскачем к ларортской дороге!

— Повинуюсь, государь, — Лазго поднялся, ещё раз поклонился и вышел.

Крокки обернулся к герцогу.

— Вальеро, мне нужны одежда и оружие.

— Одежда для тебя найдётся, — ответил хозяин усадьбы, возвращаясь в дом. — А кое-что из оружия я сохранил вон в том сундуке, под ворохом старых одеял… Мечи, топоры и кинжалы Змеи конфисковывают в первую очередь… Но что это? — Он обернулся к приоткрытой двери, ведущей в чулан. — Там, кажется, кто-то есть…

— Я ничего не слышал, — Крокки пожал плечами. — Что-то ты стал пугливым, Вальеро.

— Поневоле станешь таким, государь, когда змеиные лазутчики таятся чуть ли не за каждым углом… Я всё-таки пойду взгляну.

Вальеро зажёг свечу и, держа её в одной руке, а в другой сжимая меч, крадучись приблизился к двери в чулан. Остановившись возле неё и прислушавшись, он просунул в темноту за ней сначала руку со свечой, затем вошёл сам.

Крокки тем временем перебрал несколько висевших в шкафу кафтанов и плащей и выбрал короткую удобную тунику. Едва он облачился в неё, как из чулана послышался какой-то шум и сдавленный вопль. Одним прыжком очутившись у сундука, он выхватил из груды оружия длинный увесистый нож и бросился в чулан.

Для глаз юноши, прекрасно видевших в темноте, не нужна была свеча, чтобы обозреть ужасную картину. С высокой балки под крышей свешивалось длинное змеиное тело, которое в несколько колец обвило несчастного Вальеро и, приподняв над полом, стискивало в смертельных объятиях. Вальеро уже не сопротивлялся. Глаза его выкатились, лицо посинело, тело содрогалось в конвульсиях. На полу валялся его меч.

Вскрикнув, Крокки метнулся к рептилии, как вдруг с поленницы дров на него бросилась вторая змея. Сверкнули два жёлтых глаза, раскрылась пасть, усеянная зубами. Крокки, почти не целясь, с разворота, метнул в неё нож.

Лезвие застряло в шее гада так, что рукоятка торчала с одной стороны шеи, а острие — с другой. Но всаженный кинжал, казалось, только усилил ярость рептилии. Голова змеи наклонилась и вскинулась вперед, намереваясь со всего размаху ударить Крокки в грудь. Но юноша молниеносно отпрянул, схватил с пола меч и ударил по змеиной голове снизу вверх. Сталь пробила нижнюю челюсть чудовища и застряла в верхней, словно наколов одну челюсть на другую. Тотчас огромное тело змея обвилось кольцом вокруг граэррца. Король упёрся в землю широко расставленными ногами и свободной правой рукой выдернул из змеиного тела нож. Но едва в его руке оказалось оружие, как змей зашипел и отлип от него. Гадина обернулась человеком — голым зеленокожим детиной с перебитыми челюстями. С криком ярости Крокки бросился на него, противники стиснули друг друга в объятиях и покатились по полу.

Воин Рода Змеи силился отвести от себя руку с ножом, которую занёс граэррец, и в один из моментов схватки Крокки вынужден был выпустить нож, однако при этом, вывернувшись, нанёс зеленолицему несколько сильных ударов кулаком по голове. Последним мощнейшим ударом он перебил противнику шею. Тот отлепился от юноши и растянулся на полу.

Крокки расправился с ним вовремя: змей, который задушил Вальеро, сбросил на пол свою бездыханную жертву, затем свалился сам, обернулся человеком и тут же подобрал с пола меч. Крокки встал перед ним, держа дымящийся от крови нож. Нож против меча. Такое соотношение было не в пользу граэррца. Скуластое лицо Змея оскалилось в злорадной ухмылке. Издав шипение, которым гады предупреждают свою парализованную жертву, он сделал выпад, направив острие прямо в грудь Крокки. Но тот, едва заметно качнувшись телом и уйдя от удара, вдруг метнулся вперёд и упал к ногам своего противника. Тот даже не заметил взмаха руки, метнувшей нож. Брошенное королём оружие вонзилось прямо в горло змеиному воину.

Змей зашатался, захрипел, и в этот миг Крокки дотянулся до его ног и одним энергичным рывком свалил его. Впрочем, в продолжении схватки смысла уже не было: из горла Змея хлестала кровь, а тело корчилось в агонии.

На шум в чулан вбежали Лазго и несколько граэррцев. Они замерли, с ужасом переводя взгляды с задушенного Вальеро на зеленокожие трупы.

Крокки целую минуту он не мог отдышаться. Наконец сказал, подымаясь на ноги:

— У нас мало времени. Сколько людей готовы выехать?

— Шестьдесят один человек, государь, — ответил Лазго. — Из них тридцать два — из Рода Лошади. А если мы поскачем напрямик через лес, то к нам присоединятся ещё полторы сотни воинов, которые скрываются там.

Крокки засунул кинжал за пояс и подобрал с пола окровавленный меч.

— В путь! — коротко бросил он.

Собравшиеся на подворье всадники дружными криками приветствовали короля. Крокки призвал их к тишине.

Через минуту конный отряд в полном молчании выехал со двора разрушенной усадьбы. Впереди скакали Лазго и Крокки, направляясь к темнеющему невдалеке лесу.

Глава XI Битва на ларортской дороге

По совету своего провожатого, Крокки повёл отряд напрямик через самую чащобу. Передвигаясь среди могучих замшелых стволов, всадники внезапно услышали пронзительный свист. Из густого подлеска выскочило несколько десятков пеших воинов с длинными копьями и преградило им дорогу. Однако, узнав Лазго и людей герцога Вальеро, они опустили оружие. Лазго объявил, что их отрядом руководит Крокки — король Граэрры, чудом спасшийся после падения Бронзового Замка.

Новость мгновенно разнеслась по лесу. Пятеро дворян, хорошо знавших Крокки, приблизились к нему и оглядели с явным недоверием. Однако уже через минуту их недоверие сменилось сильнейшим изумлением. Перед ними на вороном коне действительно гарцевал Крокки, родной брат короля Эрго!

Всё лесное воинство пришло в движение. Из укромных тайников доставалось оружие, люди из Рода Лошади оборачивались в животных и давали себя взнуздывать, предвкушая предстоящую скачку. Крокки дал на сборы тридцать минут. Ровно через отмеренное время значительно увеличившийся отряд тронулся в путь.

Выехав из леса, Крокки начал нетерпеливо погонять коня. На полном скаку перемахнув через две мелкие речушки и миновав рощу, он со своим авангардом достиг пустынной дороги, белевшей под звёздами и терявшейся вдалеке среди холмов. В этом месте дорога пролегала по сожжённой деревне. Кое-где здесь ещё плясали языки пламени. Крокки направил отряд прямо к развалинам. Конские копыта чуть слышно застучали по брусчатке; гнетущую тишину время от времени нарушало тонкое ржание.

Внезапно Крокки вздрогнул и, прежде чем скакавший рядом Лазго успел насторожиться, привстал на стременах и с силой метнул кинжал куда-то в темноту. Тотчас из тени под полуразрушенной стеной донёсся чей-то стон. Тут только Лазго разглядел бьющегося в агонии человека из Рода Гиены. Кинжал по самую рукоятку вошёл ему в грудь. Его напарник, глодавший вместе с ним труп, застыл от ужаса и во все глаза глядел на всадников. Конь под Крокки гневно заржал и подскакал к трупоеду, намереваясь затоптать его копытами, но король удержал его.

— Слушай, ты, падаль! — крикнул Крокки, обращаясь к Гиене. — Ты сохранишь свою вонючую шкуру, если скажешь, провозили ли здесь змеиного бога!

— Не видел, господин, — запинаясь, произнёс мародёр. — Мы с товарищем задержались тут с вечера, и не то что змеиного бога, но вообще никого не видели, ни единой живой души…

— Лазго, — сказал король, — отправь дозорных вдоль дороги в обоих направлениях. Если заметят длинную повозку, запряженную мулами, пусть во весь опор скачут сюда.

Несколько всадников, прячась в придорожных зарослях, поскакали исполнять приказ.

Крокки выехал на середину дороги и остановился, вглядываясь в сумерки. Ему показалось, что вдали висит какое-то пыльное облачко. Это мог быть большой приближающийся отряд. Рассмотреть что-либо было невозможно, оставалось дожидаться возвращения дозорных.

Через полчаса те вернулись на взмыленных конях и доложили, что по дороге в направлении столицы движется многоколёсная повозка, запряжённая несколькими десятками мулов, и сопровождает её большой отряд Змей. Что именно находится в повозке, они разглядеть не могли, сказали только, что повозка длинная и покрыта рогожей. По неторопливости её хода можно было понять, что внутри находится что-то очень тяжёлое.

— В повозке Сеапсун, змеиный бог! — крикнул Крокки. — Змеи везут его в столицу, чтобы бросить ему на съедение тысячи граэррцев! Уничтожим чудовище, и с ним кончится могущество Змей!

— Уничтожим! — раздались ответные крики. — Смерть Сеапсуну!

Отряд поворотил коней и, прячась в буйной поросли, направился к холмам, между которыми вилась древняя дорога.

По одному из её изгибов неспешно двигалась процессия, состоящая из множества пар запряжённых цугом мулов, длинной повозки и нескольких сот пеших змеиных воинов. Основная часть зеленолицых длинной колонной растянулась позади повозки.

Крокки сразу стало ясно, что платформа с Сеапсуном защищена плохо. Решительный фланговый удар сметёт её немногочисленную охрану за считанные минуты. Те воины, что бредут за повозкой, вряд ли успеют быстро прийти ей на помощь. Он обменялся с Лазго взглядом. Тот без слов понял короля, согласно кивнул и, обернувшись к всадникам, отдал им несколько коротких приказаний. Затем поднёс к губам рог и протрубил сигнал к атаке.

Внезапное появление конного отряда граэррцев было полной неожиданностью для плохо видевших в потёмках Змей. В их стане начался переполох. Однако зеленолицые были не из тех, кто так просто сдаётся. Зазвучали отрывистые команды командиров, призывавших воинов строиться в боевой порядок.

Крокки с несколькими бойцами прорубился к повозке в первые же минуты боя. Ударом меча он распорол рогожу, отбросил её и все увидели ужасное чудовище, покоящееся на дощатом дне. Это был змей двадцати метров в длину и около двух метров в толщину, выдыхавший густой чёрный дым.

Граэррцы были достаточно наслышаны об этой страшной твари, пожиравшей людей тысячами. Воинов Крокки охватил суеверный ужас, многие отпрянули, но король прямо из седла спрыгнул в повозку и бесстрашно взобрался на отвратительно скользкое холодное змеиное туловище.

— Это всего лишь большой червяк! — крикнул он оробевшим граэррцам. — Смотрите, он настолько тяжёл, что не в силах даже приподнять собственную голову! Я иду по его туловищу, а он только выдыхает дым и злобно шипит… Он не может дотянуться до меня своей пастью!…

Змей, зажатый с двух сторон бортами повозки, и впрямь только шипел и выпускал дым, не в состоянии что-либо поделать с нахалом, вскочившим ему на загривок. Граэррцы осмелели. Сеапсун оказался не таким страшным, как можно было ожидать, тем более пример отваги им подавал сам король.

Крокки двинулся по чешуйчатому телу к голове твари. Он знал, что убить Сеапсуна невозможно, но, проходя по нему, всё же несколько раз попытался вонзить в него меч. Лезвие лишь скользило по твёрдой, как панцирь, чешуе.

Тем временем змеиные воины опомнились, выставили копья и, прикрываясь щитами, начали напирать на Лазго и его бойцов. Возле повозки закипела отчаянная битва. Лошади граэррцев обернулись людьми, схватили топоры и мечи, которые были приторочены к их сёдлам, и вступили в схватку, сражаясь бок о бок с воинами других граэррских Родов.

Пока к месту боя не успел подтянуться многочисленный арьергард змеиного конвоя, граэррцы успешно сдерживали натиск. Они распрягли мулов, тащивших повозку, и те, обернувшись в людей, присоединились к отряду Крокки. Это была существенная подмога, потому что люди из Рода Мула славились богатырской силой и выносливостью, а те, которых освободили граэррцы, испытали к тому же кнуты и зверское обращение захватчиков, превративших их в рабов. Они дрались со своими притеснителями с особенной яростью.

По мере того, как Крокки приближался к голове Сеапсуна, чудовищное тело змея вибрировало всё сильней. Удерживать на нём равновесие становилось всё труднее. Возле самой головы Крокки вынужден был передвигаться ползком, каждую минуту рискуя свалиться со скользкого туловища, после чего змей, лишь слегка шевельнув своим мощным телом, мог раздавить его в лепёшку.

Голова Сеапсуна была несколько крупнее его туловища. Помимо разинутой пасти, извергавшей дым, на ней выделялись два больших, каждый размером с тарелку, глаза. Держа меч в зубах, Крокки подполз к правому глазу. Демон говорил, что до чудодейственного Браслета можно достать рукой, если просунуть её в глазное отверстие змеиного божества. Но прежде чем просунуть руку, надо было выбить глаз, а это оказалось далеко не простой задачей. В этом Крокки убедился спустя четверть часа изнурительной долбёжки по глазному яблоку. Он бил по нему сначала мечом, потом топором, который передал ему один из воинов. Всё было тщетно. На глазном яблоке Сеапсуна не появилось даже царапины.

Тем временем битва у повозки принимала неблагоприятный для граэррцев оборот. Змеиный арьергард наконец подтянулся к месту схватки и, пользуясь численным перевесом, начал теснить воинов Крокки.

Юный король послал бессильное проклятие по адресу Швазгаа, спрыгнул с повозки и, сжав меч обеими руками, ринулся в гущу битвы. Меч его работал без устали, разрубая шлемы зеленолицых, дробя их челюсти и отсекая головы. Рядом с ним пал, пронзённый сразу двумя копьями, Лазго. Теперь лишь редеющий отряд Мулов, вооруженных оглоблями и топорами, сдерживал натиск Змей, не давая им опрокинуть граэррцев в придорожный ров.

Зеленолицые начали окружать Крокки и его бойцов. Три сотни их спустилось в ров и, поднимаясь оттуда, прижимало граэррцев к повозке. Король велел нескольким своим воинам отбить у повозки правые колеса. Змеи поначалу не разгадали его замысел, а когда увидели, что вся повозка вдруг стала заваливаться на правый бок, было уже поздно. Тяжёлая махина Сеапсуна резко навалилась на правый борт, проломила его, вывалилась из повозки и покатилась в ров, давя всех, кто попадался ей на пути. Граэррцы вовремя успели подлезть под повозку и оказаться по другую её сторону, так что от Сеапсуна пострадали главным образом Змеи, наступавшие из рва.

Зеленолицые в страхе бросились врассыпную, но многопудовая туша, набирая скорость, давила их десятками. Вопли и крики убегающих Змей огласили окрестность. Уничтожив добрую половину конвоя, Змей рухнул на дно рва и остался лежать там, злобно поводя головой. Из его страшной пасти вместе с дымом выбивалось пламя, опаляя близлежащие кустарники.

Несмотря на этот успех, граэррцев всё же было гораздо меньше, чем их противников. Крокки был в отчаянии от того, что не удалось овладеть браслетом.

— Проклятая Швазгаа! — шептал он, в бессильной ярости нанося удары направо и налево. — Она знала, куда запрятать талисман! Из черепа это гадины его не сможет извлечь сам сатана!…

Граэррцы гибли один за другим. Крокки и его оставшиеся соратники с боем отходили к лесу.

На востоке занималась заря; звёзды тускнели в вышине. На дороге со стороны столицы показалось приближающееся облачко пыли. И Змеи, и граэррцы всматривались в него с тревогой и надеждой. Но когда фигуры приближающихся воинов сделались различимы в рассветных сумерках, то оказалось, что это навстречу Сеапсуну движется большой отряд Змей. Соратники Крокки встретили его проклятиями, а противники — восторженными воплями.

Воин из Рода Лошади, бившийся плечо к плечу с королем, неожиданно повернулся к нему и прохрипел, смахивая рукой пот со лба:

— Король, надо уходить! Я сейчас перекинусь в коня. Садись на меня и мы умчимся в лес, где осталось немало наших людей. Змеи не решатся преследовать нас.

— Спасайся, король! — раздались голоса. — Ещё есть время, пока нас не окружили!

Крокки в замешательстве опустил меч. Ясно, что битва проиграна. Браслетом овладеть не удалось. Единственным достижением можно было считать сброс Сеапсуна в овраг — по крайней мере, это задержит движение чудовищного змея к столице и отдалит гибель тысяч предназначенных ему в жертву пленников. Но это слабое утешение! Крокки скрежетал зубами. Его воины правы. Оставаться здесь — чистейшее безумие. К тому же быстро светало, и глаза Змей обретали зоркость.

Крокки увидел невдалеке от себя граэррского юношу, из последних сил отбивающего натиск пяти окруживших его змеиных воинов.

— Жди меня здесь, — велел он Лошади.

В несколько прыжков Крокки оказался возле юноши и первым же ударом поразил насмерть одного из зеленолицых. Затем обрушился на второго воина, одним ударом расколов его шлем, а с ним и череп. Отбившись ещё от двух противников, он протянул руку упавшему юноше.

Но тут несколько арканов взвилось в воздух и два из них захлестнули грудь и шею короля. Он удержался на ногах, мечом перерубил одну веревку, но вторая, натянувшись, свалила его с ног. С криками: «Король! Король!» — граэррцы бросились к нему, но тут Змеи, услышав, кто попал к ним в руки, проявили недюжинное проворство. В завязавшейся отчаянной схватке они сумели оттеснить от Крокки его соратников. Затем они связали его по рукам и ногам.

Крокки превращался то в барса, то в человека, выл, рычал, пробовал кусаться, изрыгал проклятия на головы своих врагов, но возле него уже не было никого из его воинов. Отряд граэррцев был почти весь уничтожен. Лишь немногим удалось добраться до леса и скрыться под его спасительными кронами.

Глава XII Ритуальное пиршество

Сквозь распахнутыеокна в просторный Тронный зал Бронзового Замка вливался утренний свет, озаряя мраморный пол, гобелены, флаги, толпу разряженных придворных и высокий, сверкающий бриллиантами трон, на котором восседала Швазгаа.

Перед троном стояли три девочки, старшей из которых было семь лет, а двум другим и того меньше. Это были дочери короля Эрго, предназначавшиеся в жертву змеиной королеве. Их пожирание являлось важнейшей частью ритуала коронования, который применялся в Стране Змей с незапамятных времен.

Швазгаа смотрела на малюток с неудовольствием. Согласно обычаю, право на престол завоёванной страны давало съедение только её короля или его законного наследника. Но Эрго погиб, а наследовавший ему Крокки скрылся. Хитроумный план, посредством которого Швазгаа хотела заполучить его живьём для сегодняшней коронации, не удался. Её посланцы, отправленные в склеп, нашли пустой гроб. Пришлось объявить Крокки мёртвым, тем более имелись свидетели его смерти и похорон.

Таким образом, из представителей королевского дома Граэрры оставались только три эти девочки. Но они, согласно граэррским законам, не могли претендовать на корону. Наследовать престол имели право только мужские представители династии. Так что сегодняшнее ритуальное кушанье, в строгом смысле, не давало королеве оснований объявить себя одной крови с великим Герригом и владычицей его страны. Но ничего другого ей не оставалось. Необходимо было как можно скорее покончить с неопределенностью в вопросе о власти и дать понять непокорным граэррским баронам, прячущимся в своих неприступных замках, кто повелевает королевством.

Она кивнула жрецу — распорядителю церемонии. Яйцеголовый жрец с морщинистым зелёным лицом, весь задрапированный в болотного цвета ткань, приблизился к девочкам и снял с них туники, оставив их голыми и, казалось, ещё более беззащитными в окружении враждебной им змеиной знати. Зеленолицые дворяне, разодетые в чёрные и тёмно-зелёные шитые золотом одежды, взирали на пленниц с холодным бесстрастием. Девочки прижимались друг к другу и беспомощно оглядывались, тщетно ища знакомые лица.

После того, как протрубил герольд, в зале воцарилась тишина. Слышались лишь всхлипывания малолетних пленниц и шелест флагов на лёгком ветерке, веявшем из окон. Швазгаа снова кивнула, и второй жрец приблизился к девочкам, держа блюдо с водой, специально доставленной из подземного храма Страны Змей. Жрец трижды опустил в воду пальцы и окропил ею предназначенных к смерти.

Надрывно и протяжно завыли трубы-раковины, глухо начали бить барабаны. Придворные отступили на несколько шагов, расширив свободное пространство вокруг девочек. Жрец с блюдом отошёл. Все взоры устремились на Швазгаа.

В человеческом облике королева отличалась от своих соплеменников более правильными чертами лица и белым цветом кожи. Её внешность свидетельствовала о происхождении от древней змеиной расы, когда-то распространённой в Стране Змей, но со временем слившейся с более грубыми представителями Рода. Лишь среди жрецов, женившихся на близких родственниках, эта раса ещё сохранялась в относительной чистоте.

Швазгаа, дочь жреца, с малых лет изучавшая магию, вызывала в своём народе священный трепет. Змеи считали её самой красивой женщиной в их Роду, да и не только они: немало граэррских рыцарей, увидев королеву, без памяти влюблялись в неё. Хотя, по слухам, дело здесь заключалось не в одной только красоте: королева будто бы умела привораживать к себе мужчин. Молва утверждала, что королева, насладившись ласками очередного возлюбленного, наутро перекидывалась в змеиный облик и пожирала несчастного…

При звуках барабанов Швазгаа встала и небрежным движением отстегнула застёжки на своём белоснежном, спадающем широкими складками платье. Шелестя, оно упало к её ногам. Королева предстала перед придворными обнаженной. Её чёрные пышные волосы тяжёлыми волнами спадали на белые плечи, сверкали жёлтым огнём глаза. Она вновь опустилась на трон, подобрала под себя точёные ноги и в тот же миг превратилась в крупного белого удава с чёрно-золотым узором на теле. Десятиметровая рептилия медленно извивалась на королевском троне Граэрры, кольцами обвив подлокотники, водя треугольной головой и двигаясь в такт ударам барабанов. Ритуальное действо началось.

Плавно изгибаясь, змея скользнула с трона и неторопливыми, волнообразными движениями двинулась по мраморным плитам пола к дочерям короля Эрго. Её движения были полны грации, глаза полузакрыты; она словно бы и не глядела на крошек. Швазгаа сделала вокруг них широкий круг. Испуганные девочки оказались в центре свившегося кольцом упитанного узорчатого тела, переливавшегося в лучах солнца. Швазгаа, скользя по мрамору, постепенно сужала кольцо. Её гибкое тело ходило волнами, временами мягко касалось дрожащих малюток, словно гладило их, змеиная голова проплывала возле коленей, бёдер и животов бедняжек.

Те следили за ней глазами, полными ужаса; две младшие девочки даже перестали плакать, только теснее прижались друг к другу. Зловещая голова, волоча за собой поблескивающее чешуйчатое тело, протискивалась между ними, отделяя одно тельце от другого, и вот уже они оказались в волнах змеиных колец. Кольца оплетали малюток, приподнимали их над полом и словно укачивали в своих объятиях.

Самую младшую девочку понесло навстречу поднявшейся змеиной голове. Швазгаа раскрыла пасть и натянула её на детскую головку. Девочка забилась, но её истошный крик потонул в реве труб и грохоте барабанов. Змея, придерживая своими кольцами трепыхающееся тельце, продолжала с методичной неторопливостью затягивать ребенка в свою утробу. Голова и плечи девочки исчезли в ужасающей пасти, лишь две безжизненные ножки оставались торчать в ней. Голова змеи несколько раз качнулась из стороны в сторону, и ножки тоже исчезли.

На теле царственной рептилии появилось небольшое вздутие — свидетельство того, что добыча проглочена.

Барабаны продолжали грохотать, а змеиные кольца — извиваться вокруг двух оставшихся девочек. Кольца приподняли вторую малютку и пасть снова раскрылась. Методично и неторопливо, с перерывами, которые змея позволяла себе для передышки, не обращая внимания на крики и судорожные попытки обречённой вырваться, Швазгаа затянула и её в свою глотку. Затем в ту же пасть отправилась третья девочка.

Королева Змей растянулась на полу, демонстрируя присутствующим три вздутия на своём теле. Ритуал воспреемства престола был завершён. С этой минуты, по законам страны Змей, Швазгаа становилась потомком короля Геррига и в качестве его прямой наследницы получала право на корону Граэрры.

Вернувшись на трон, она вновь обернулась женщиной. Красавицу портил уродливо раздутый живот, в котором переваривались три трупика, но не сводившим с неё глаз змеиным дворянам это вовсе не казалось уродством. Они смотрели на свою королеву с благоговением, а когда верховный жрец, держа бархатную подушку, на которой лежала бриллиантовая корона Граэрры, направился к ней, все дружно опустились на одно колено.

Целый час длились завывания и молитвы жрецов, в которых многие из собравшихся не понимали ни слова, ибо читались они на древнем змеином диалекте. Наконец жрец, держа в руках корону, водрузил её на голову Швазгаа, и все присутствующие разразились восторженными воплями.

Появились слуги, которые застелили всё пространство Тронного зала пушистыми коврами. Змеиные дворяне, претендующие на земли в Граэрре, приступили к обряду, закрепляющими эти земли за ними. Как и их владычице, закон предписывал им проглотить законных владельцев этих земель.

Из боковых дверей, подталкиваемые в спины копьеносцами, в зал вошло около сотни граэррских юношей и девушек, обладавших наследственными правами на замки, титулы и земли. Змеиные дворяне встрепенулись, алчно засверкали глазами, выискивая в толпе пленников тех, которых они должны пожрать, чтобы получить искомые права. Захваченное королевство было уже поделено между ними и каждый из них знал свою жертву.

Голые молодые граэррцы столпились посреди зала, испуганно озираясь, в то время как дворяне Страны Змей снимали с себя одежды и, пока ещё в человеческом облике, врывались в их круг. Скоро зала представляла собой кричащее и стонущее скопище зелёных, белых и смуглых обнажённых тел. Змеиная знать, как повелось исстари, перед ритуальным пожиранием удовлетворяла свою похоть, совершая насилие над жертвами.

Швазгаа взирала на гнусную картину с высоты трона. На её тонких губах играла усмешка, в немигающих, словно стеклянных глазах отражались переплетённые тела, оскаленные рты истязателей, гримасы жертв.

Снова загремели барабаны и завыли трубы: обряд вступления в наследство перешёл в завершающую, самую важную фазу. Насильники из человеческого обличья обратились в змеиное. Насытив свою страсть, они, подобно тому, как это сделала королева, начали заглатывать молодых граэррцев, натягивая на них свои тела. Вскоре крики несчастных затихли. В зале был слышен только глухой рокот барабанов.

Наконец безжалостные рептилии вновь вернулись в человеческий облик и прокричали громкое «ура» королеве. Теперь, по традиции, настало время принести человеческие жертвы Великому Богу Сеапсуну, которого специально для этой церемонии везли в Бронзовый Замок.

Но караван с Богом задерживался. Лишь через несколько часов, когда солнце стало клониться к закату, громкий рёв труб и вопли тысячной толпы змеиных воинов возвестили о том, что Сеапсун прибыл в столицу покорённой державы.

Глава XIII Огнедышащая смерть

Ещё раньше королеве было доложено, что в тридцати километрах от столицы, в пустынном месте ларортской дороги, на Великого Бога и его конвой был совершён налёт. Руководил мятежниками человек, которого его сподручные называли королём. Налёт был отбит, Сеапсун с превеликими трудностями извлечён из рва и снова водружен на платформу, а предводителя напавших заковали в цепи и вместе с Великим Богом доставили в столицу.

— Какой-нибудь самозванец, выдающий себя за короля Эрго или короля Крокки, — недовольно проворчала Швазгаа. — Таких теперь немало появится, помяните моё слово. Они ходят по сёлам и баламутят народ, призывая к восстанию!

Когда же она услышала, что пойманный действительно принадлежит к Роду Барса, ибо многие видели, как он превращался в это животное, королева встала. Жёлтые глаза её мрачно сверкнули.

— Где этот пленник? — сказала она. — Я должна его видеть.

Спустя полчаса пятеро зеленокожих воинов ввели Крокки. Граэррского короля бросили к ногам Швазгаа, не выпуская концы длинных цепей, в которые были закованы его ноги, руки и шея.

— Крокки! Барс! — воскликнула она и кулаки её сжались в сильнейшей досаде: если бы этого человека привели к ней на несколько часов раньше! Она проглотила бы его, настоящего короля Граэрры, вместо тех хнычущих девчонок, не имевших никаких прав на престол.

Но вторично проводить церемонию коронации было не в обычае змеиных владык. Королеве оставалось, скрипя зубами, смириться с тем, что Крокки миновал её чрево.

Граэррец смотрел на неё снизу вверх, простёртый у её ног. Тело его было покрыто ранами, нанесёнными Змеями при его поимке; некоторые из ран кровоточили, но Крокки не обращал на них внимание. Он не сводил глаз со змеиной королевы, о красоте которой был наслышан, и, ненавидя её, всё же вынужден был признаться в душе, что она чертовски привлекательна.

Швазгаа тоже вглядывалась в него, и взор юноши помутнел. Голова его поникла.

— Я очнулся в гробу… — пробормотал он, не в силах противиться чарам колдуньи. — Гроб взломали мародёры-гиены и я бежал…

Тут Крокки напряг всю свою волю, борясь с охватившим его оцепенением, и взгляд его снова прояснился.

— Нет, тебе не околдовать меня, проклятая ведьма! — закричал он, привстав. — Ты можешь проглотить меня, убить, но знай, что тебе никогда не удастся поставить на колени гордый народ Граэрры!

Змея расхохоталась и, подняв ногу, обутую в золочёную туфлю, поставила её на грудь поверженного короля.

— Твоё счастье, что я сегодня сыта, — сказала она. — Я позавтракала твоими племянницами. Их мясо было нежным и вкусным, словно их кормили одной карамелью…

Злорадно смеясь, Швазгаа повернулась к жрецу-распорядителю, вошедшему вместе со стражниками.

— Всё ли готово для жертвоприношения Сеапсуну? — спросила она.

— Великий Бог уже выпущен на арену, моя повелительница, — с поклоном ответил жрец.

— Хорошо, — сказала Швазгаа. — Сначала мы предадим Сеапсуну приготовленных для него пленников, а уже потом, в самую последнюю очередь, этого смутьяна. Пусть перед смертью он узнает, что такое страх!

Крокки увели, а королева проследовала на широкий балкон, устланный коврами и украшенный пёстрыми военными штандартами. Здесь она уселась в специально поставленное для неё кресло, откуда хорошо просматривалась спешно выстроенная во дворе Замка круглая арена с высокими бортами.

Арену окружали поднимающиеся амфитеатром трибуны для зрителей. Трибуны были битком набиты зеленокожими воинами, которые громкими криками приветствовали свою владычицу.

Поскольку солнце заходило, вокруг арены зажгли факелы. В четырёх огромных медных чашах горели костры, отбрасывая зловещий багровый свет на толпу возбужденных зрителей, на балкон, арену и громадного змея, неторопливо ползающего по её каменному дну.

Сеапсун передвигался не извиваясь, как змеи, а полз, подобно пиявке — рывками подавая вперёд своё толстое грязно-зелёное тело. Красным огнём горели его бессмысленные глаза. Зубастая пасть, из которой выбивались языки пламени, была постоянно раскрыта. Сеапсун был настолько тяжёл, что не мог приподнять над полом свою уродливую голову, да ему это и не требовалось: пленники, которых сбрасывали к нему на арену, после недолгих метаний неминуемо оказывались в его пасти.

Голых, кричащих, корчащихся от ужаса граэррцев сталкивали на арену десятками. Чтобы они не могли слишком долго ускользать от неповоротливой твари, им наносили раны, чаще всего на ногах, распарывая мышцы и сухожилия. Очень скоро пол арены оказался весь залит кровью. Пленных было так много, что на арене возникла давка. Чудовище заглатывало своих жертв, не прилагая к их поимке никаких усилий.

Сгустились сумерки, вокруг арены зажгли ещё несколько десятков факелов, а пленных всё сбрасывали и сбрасывали. Сеапсун обладал удивительным свойством пожирать людей не насыщаясь, причём масса пожранных могла во много раз превосходить массу его собственного тела. Проглоченные мгновенно сгорали в его огненном чреве, превращаясь в прах. Поверье утверждало, будто пожранные Сеапсуном становились в потустороннем мире рабами умерших людей из Рода Змеи. Чем больше пленных поглотит ненасытный монстр, тем больше слуг будет у каждого погибшего в битвах зеленолицего воина.

Поэтому пленников не жалели. Большие толпы обнаженных окровавленных мужчин, женщин, юношей и девушек под конвоем зеленолицых копьеносцев сгонялись к бортам арены, где они, не в состоянии удержаться, переваливались через низкий поручень и падали на дно. Их было так много, что змей не успевал их глотать: многих он, передвигаясь, просто давил своей массивной тушей. Вскоре арена представляла собой настоящее озеро крови, в котором плавали раздавленные останки несчастных. В этом озере волочил своё скользкое туловище ненасытный Змеиный Бог, порождение гиблых пещер, тупая злобная тварь, бессмысленная даже в своём необузданном людоедстве.

Крики жертв мешались с воплями зрителей, опьяневших от вида крови. Ноздри зеленолицых раздувались, они проталкивались поближе к бортам и с жадностью вдыхали запах крови и смерти, со злобным смехом подбадривая тех граэррцев, у которых хватало сил уворачиваться от пасти Сеапсуна, а когда те всё же гибли, визжали и улюлюкали от восторга.

Наблюдавший это зрелище Крокки цепенел от ужаса. Наконец дошла очередь и до него. Змеи грубо схватили его и швырнули к наковальне, где рослый Змей-кузнец избавил его от кандалов. Сидевшая по ту сторону арены Швазгаа нетерпеливо махнула рукой, приказывая своим людям поторопиться.

Когда с Крокки сняли последний железный обруч, к нему с окровавленным ножом подошёл жрец. Граэррца держало четверо дюжих воинов, пока жрец с садистской улыбкой, кривившей его морщинистое лицо, делал на ногах Крокки длинные продольные разрезы — не очень глубокие, но такие, чтобы пленник не слишком долго мельтешил по арене, заставляя змея гоняться за собой.

Крик боли непроизвольно сорвался с губ юноши. Жрец удовлетворенно засмеялся и кивнул воинам. Корчащегося от боли короля протащили сквозь толпу зеленолицых и, взяв за ноги и за руки, бросили через борт прямо в кровавое месиво.

Крокки локтями ударился о камень пола и некоторое время лежал, не в состоянии пошевелиться. Сеапсун, который в это время находился у противоположного края арены, не торопясь развернул своё грузное туловище и, пыхтя, заскользил навстречу новой жертве.

Застонав, Крокки поднялся. Он весь был залит кровью. На его теле его собственная кровь смешалась с кровью тысяч несчастных жертв Сеапсуна. Кровь стекала с его спутавшихся волос, сочилась по груди, капала с пальцев бессильно опущенных рук. Стоя в кровавой луже, он хрипло дышал, морщился и стонал от мучительной боли в ногах.

Зрители азартно ревели. Всем хотелось, чтобы он немного побегал по арене, и потому, когда Крокки, перемогая себя, сделал несколько нетвёрдых шагов, из публики донеслись подбадривающие крики.

Змей двинулся за ним, не снижая, но и не увеличивая скорости. Крокки зашагал вдоль края арены. Силы его убывали с каждым сделанным шагом, с каждой каплей крови, вытекшей из его ран. Он брёл, хлюпая босыми ногами по кровавой жиже, а змей, неумолимо двигавшийся следом, обдавал его сзади своим горячим дыханием.

Крокки шёл медленно, но преследующий его Сеапсун двигался не быстрее, и это забавляло публику. Все знали, что смельчак долго не протянет, и заранее предвкушали его гибель. Бежать было некуда, да и не было сил. Крокки чувствовал, что погоня будет недолгой. Его всего трясло, рука его судорожно хваталась за край арены, в ноги словно вонзались сотни раскаленных ножей. Каждый шаг давался с такой болью, что хотелось упасть и забиться, кинуть свое истерзанное тело прямо в пасть ненасытному чудовищу и покончить с этой пыткой.

В его помутившимся сознании возник Зал Танцующих Изваяний, и он снова, как тогда, когда цеплялся за каменную ногу исполинской фурии, мысленно воззвал к королю Герригу.

Но даже на более-менее связную мольбу у него не было сил. Сознание его парализовала боль. Лишь в каком-то его уголке, не замутнённом ужасом, проплыли видения чудовищных статуй, озарённых светом голубого карбункула. В памяти всплыло видение каменного змея, высеченного на купольном потолке. Змей, изгибаясь кольцом, заглатывал собственный хвост.

Змей, кусающий свой хвост… Сознание Крокки стало проясняться. Глаза его раскрылись шире и по ним словно впервые ударил блеск факелов. Крокки зло и упрямо мотнул головой, презрительно сплюнул в сторону вопящих зеленолицых и оттолкнулся от борта арены.

Рывками переставляя изрезанные ноги, он двинулся вдоль круглого борта, постепенно смещаясь к середине арены. Змей с прежней неспешностью следовал за ним.

Крокки шёл по кругу, и по тому же кругу ползло за ним огнедышащее чудовище. Казалось, оно настигает граэррца. Публика вскочила со своих мест, истошно вопя. Крокки поскользнулся в кровавой мешанине раздавленных тел и его чуть не обожгло дыхание Сеапсуна. Но он поднялся и, с усилием переставляя ноги, продолжал движение по той же окружности.

Скорее это была дуга — радиус её постепенно уменьшался, становясь всё короче по мере того, как Крокки смещался к центру арены. Так же смещался и Сапсун; его тело сначала изогнулось плавной дугой, но чем меньше становилась окружность, по которой двигался Крокки, тем круче изгибалось многометровое тело змея.

Вскоре перед Крокки замаячил хвост чудовища, между тем как за его спиной, обдавая его ноги жаром, двигалась чудовищная голова с разинутой пастью. Мышцы Крокки напряглись как натянутая тетива. Казалось, ещё один шаг, ещё мгновение — и они порвутся, и он не успеет дотянуться до этого зелёного скользкого острого хвоста…

И всё же ноги его, подкашиваясь, сделали эти несколько шагов. Он ничком рухнул на Сеапсунов хвост и, хватаясь за чешую, стал подтягиваться по нему. Голова змея ни на секунду не замедлила своего движения и не отстала ни на сантиметр. Крокки подтягивался по хвосту. Преследовавшая его разинутая пасть тянулась за ним. Миг — и к изумлению ахнувшей публики в пасти Сеапсуна оказался конец его собственного туловища!

Крокки упрямо полз вперёд, и глупая тварь, преследуя его, всё больше и больше вбирала в пасть собственный хвост. Вдруг Сеапсун резко дёрнулся и стал. Пасть его была полностью забита его же хвостом.

В отчаянии поднял кулаки и взвыл старший жрец. Швазгаа вздрогнула, словно очнулась от сна.

Глаза Сеапсуна выпучились. Судорожная дрожь прокатилась по его туловищу. Израненный пленник едва удержался на нём. Увидев, что глазные яблоки Сеапсуна вылезают из глазниц, Крокки торопливо пополз к голове.

Наступившую тишину разорвал пронзительный вопль змеиной королевы. Она поднялась с кресла в несвойственном ей смятении показывала на пленника трясущимся пальцем. Воины смотрели на неё в растерянности, поражённые её видом и не понимая, чего она хочет.

Не успел Крокки приблизиться к голове Сеапсуна, как глазные яблоки чудовища под напором скопившегося в голове горячего воздуха сами выдавились из глазниц. Из глазных отверстий забил дым, который, впрочем, через считанные мгновения иссяк. Крокки ничком лёг на голову издохшего чудовища и просунул руку в глазную дыру. Руку обжёг жар, но она почти тотчас нащупала какой-то холодный, явно чужеродный для внутренностей этой твари предмет. Крокки рывком вытащил его. В свете факелов ослепительно засверкали бриллианты колдовского браслета и вдруг вспыхнули так ярко, что на миг ослепили молодого короля.

Вспышка длилась не больше минуты и погасла. Копьеносцы, оттеснив от барьера публику, выстроились в ряд и подняли копья, намереваясь метнуть их в Крокки. В этот момент раздался пронзительный крик змеиной королевы.

— Стойте! — кричала она. — Замрите, глупцы! Мы не смеем и пальцем тронуть его, иначе мы все, все, все погибнем!…

Глава XIV Борьба за браслет

Зрители умолкли. Воины с занесёнными копьями застыли над ареной. Королева стояла, с замиранием следя за действиями Крокки. Граэррец, сжимая в руке браслет, сполз с головы чудовища. Бриллианты браслета испускали лучистое пульсирующее сияние. Временами из них вырывались длинные тонкие лучики, и если такой лучик касался тела Крокки, то в этом месте почти мгновенно затягивалась рана. Крокки сразу обратил на это внимание. Он начал нарочно подносить браслет к своим самым болезненным шрамам и волшебная вещь в считанные секунды избавляла его от них.

Кроме того, граэррец ощутил необыкновенный прилив сил. Он торжествующе оглянулся на притихшую толпу. Воины опустили копья и в недоумении переводили взгляды с Крокки на королеву, не зная, что им делать. Швазгаа подняла руку, призывая подданных к спокойствию и молчанию.

Вскоре, однако, и Крокки смутился. Он не знал, как пользоваться браслетом. Глубокая тишина, воцарившаяся среди Змей, действовала на него угнетающе. Он надел браслет на правую руку, подошёл к высокому борту арены и попробовал взобраться на него. Попытка закончилась неудачей.

— Спустите ему лестницу, — раздался в тишине вкрадчивый голос Швазгаа.

Деревянная лестница ткнулась в окровавленный пол арены. Крокки поднялся по ней, не сводя глаз со змеиных воинов и готовый в любой момент увернуться от предательского удара. Но Змеи шарахались от него, как от зачумленного. В их толпе образовался живой коридор, в конце которого стояла Швазгаа. Девочки к этому времени успели перевариться в её желудке, и фигура королевы обрела присущую ей стройность. Она устремила на Крокки взгляд, полный неги. Завораживающая улыбка озарила её лицо, навстречу пленнику протянулись её руки.

— Крокки, я ждала тебя много лет, — сказала она медоточивым, льющимся прямо в душу голосом. — Ты явился мне однажды во сне… Видение было настолько ясным, что я поняла: ты — тот мужчина, который мне нужен… Страсть, безумная страсть овладела мной, все мои мечты, помыслы, чувства были направлены на то, чтобы соединиться с тобой, назвать тебя своим, прижаться к тебе, напиться ароматом твоих губ…

Крокки перестал понимать смысл её слов, звучала только колдовская музыка её голоса, полная неземного очарования. Она обволакивала душу, манила, усыпляла, звала…

Огни померкли и всё пространство перед молодым королем сосредоточилось только в этом бледном лице и пронзительных, завораживающих глазах…

Его сознание словно окутал туман. Померкли все звуки и образы, лишь виден был, как сквозь завесу, бледный овал лица змеиной королевы.

Туманная пелена ещё не рассеялась, когда Крокки начал чувствовать смутное удивление. Его ноги двигались. Он шёл. Но куда? Внезапно он понял, что поднимается по лестнице. Это была знакомая ему лестница Бронзового Замка, ведущая в королевские покои. Перед ним, пятясь и не сводя с него больших жёлтых глаз, шла обольстительная колдунья. Она вела его за собой словно на невидимой нити.

Все другие Змеи по приказу королевы скрылись с их пути. Сила воли Крокки была парализована. В эти минуты он не владел собой. Он даже забыл о колдовском браслете, сверкавшем на его запястье.

Швазгаа поднялась по лестнице и, по-прежнему не сводя с Крокки глаз, направилась по анфиладе роскошно убранных комнат. Двери чудесным образом раскрывались, когда она приближалась к ним. В последней, самой дальней комнате, куда они вошли, горел у стены факел и стояло широкое ложе. Из распахнутых окон струился звёздный свет, соперничая с колеблющимся факельным светом.

Королева, войдя в полосу света, грациозными движениями избавилась от платья. Обнажилось её холёное белое тело. Живот лишь слегка выпирал, свидетельствуя об утренней трапезе, но не портил впечатления стройности. Она сняла с головы корону Граэрры, опустила её на стол и расправила густую копну иссиня-чёрных волос. Крокки стоял перед ней, не сводя с неё затуманенного взгляда.

— Иди ко мне, любимый… — прошептала колдунья, опускаясь на ложе.

Швазгаа было прекрасно известно, что она не могла снять с Крокки, даже загипнотизированного, колдовской браслет. Согласно заклятью, наложенному Герригом, браслет мог перейти от одного владельца к другому только в результате добровольной передачи, причём как передающий, так и получающий должны находиться в ясном рассудке и передача должна быть осознанной и чистосердечной.

Но королеве было известно также и то, что запрет древнего мага можно было снять на несколько мгновений. И помочь ей в этом должно было древнее змеиное заклинание Высшей Страсти. Правда, действовать оно могло только при очень определённых условиях, но Швазгаа надеялась, что выполнит их, причём без особого труда. Внутренне ликуя, она заранее предвкушала победу.

В душе зачарованного ею Крокки разгоралась страсть, грудь молодого человека бурно вздымалась, руки тянулись к обольстительному телу красавицы. Взвизгнув, она обхватила его и, падая, увлекла за собой на кровать. Он стиснул её так, что у неё перехватило дыхание. Она застонала, разыгрывая истому блаженства. Теперь от неё требовалось лишь не пропустить момент, когда страсть Крокки достигнет апогея. Только в эту секунду вступит в действие заклинание Высшей Страсти, благодаря которому она может сорвать с руки Крокки чудесную вещь и стать её новой владелицей.

Как и всякая Змея, Швазгаа даже в минуты любовного соития не теряла хладнокровия. Она внимательно следила за силой объятий своего партнёра и ускоряющимся темпом его содроганий. Экстаз граэррца близился. Она ощущала это телепатическим чутьём. Радость, ликование захлестывали её. Рука королевы поглаживала браслет на запястье Крокки. Пальцы её скрючивались, готовые вырвать чудесную вещь…

Наконец семя брызнуло, но в тот же момент произошло и пробуждение Крокки.

Внезапная ясность мысли ошеломила юношу. Он вздрогнул, как от чудовищного удара: голая королева, вцепившаяся в его правую руку, снимает браслет Геррига!

Браслет был уже у неё в руках. Крокки не мог дотянуться до него, и единственное, что ему оставалось — это ногой выбить его у неё из рук.

Швазгаа вскрикнула и выронила драгоценный предмет. Зашипев в неистовой злобе и сразу изменившись в лице, она скользнула на пол и нагнулась за браслетом, но тут Крокки ударил её обеими ногами. Она с визгом отлетела в сторону. Крокки соскочил с кровати и прыгнул на неё. Могучие руки граэррца стиснули её шею.

— Второй раз тебе не удастся обворожить меня, проклятая ведьма, — прохрипел молодой король, сжимая горло извивающейся под ним Швазгаа.

Она обернулась змеёй. Длинное удавье тело выскользнуло из объятий Крокки и спустя мгновение захлестнуло его тугими кольцами. На плечах и груди граэррца от напряжения вздулись мышцы. Одной рукой он удерживал на безопасном расстоянии змеиную голову, разинувшую зубастую пасть, а другой пытался ослабить обвившее его кольцо.

Швазгаа, отведавшая человечины, была полна сил. Она не сомневалась, что ещё несколько минут — и её страшные объятия задушат Крокки, после чего она запихнёт его в своё чрево, как тех пухленьких аппетитных крошек.

Король, из последних сил сдерживая натиск могучей рептилии, отпрянул к подоконнику. Звёздное небо озаряло крыши и башни Бронзового Замка. Комната, куда Швазгаа завлекла юношу, находилась в одной из башен, возвышавшихся над покатой металлической крышей. Крыша блестела под окном метрах в четырёх. Крокки, изогнувшись всем телом, начал переваливаться через подоконник, увлекая за собой удава.

Они рухнули на крышу вместе. В момент удара о настил змеиное кольцо разжалось, и Крокки отпрянул. Он фыркнул, тело его судорожно вздрогнуло. В ту же секунду перед метнувшейся на него змеёй стоял, выставив когти и готовый к отпору, чёрный барс. Рептилия на мгновение замешкалась. Этого оказались достаточно, чтобы барс в два прыжка взлетел на самый гребень крыши. Его силуэт замаячил на фоне звёзд.

Крокки-человек в борьбе с удавом был гол и безоружен, он ничего не мог противопоставить чудовищной змее, кроме силы своих мышц, которой оказалось явно недостаточно. Зато Крокки-барс, помимо силы мышц, обладал острыми клыками и когтями. Издав угрожающее рычание, он прыгнул на громадную змею и вонзил в неё когти.

Швазгаа заизвивалась, забила хвостом, стала переворачиваться, норовя сбросить с себя вертлявое гибкое животное, которое раздирало когтями её тело.

Крокки отпрыгивал, когда змеиное кольцо набрасывалось на него, и снова кидался на гадину, стремясь вцепиться в её шею возле головы. Змея была намного крупнее барса, но все же ей никак не удавалось обвить его и, получив точку опоры, стиснуть в смертельных объятиях. Барс ускользал от неё.

На гладкой покатой крыше уцепиться было не за что. Драться неудобно было обоим. Они постепенно сползали к карнизу, под которым, далеко внизу, чернело усеянное острыми камнями дно оборонительного рва, окружавшего Замок.

Противники норовили столкнуть один другого в эту пропасть. Крокки наконец удалось впиться клыками в хребет змеи. Хвост Швазгаа затрепыхался и свесился с карниза. Змея силилась извернуться, обрести опору на самом краю пропасти и обвить барса, но вскоре вынуждена была оставить эти попытки: теперь уже почти треть её тела сползла с крыши и зависла над бездной, а оставшиеся две трети застыли без движения, потому что могли заскользить вниз от малейшего шевеления.

В окнах ближайших башен заметались факелы. Змеи устремились на помощь своей королеве. Но пока они не выбежали на крышу, Крокки грыз и раздирал хребет ненавистной колдуньи.

Под его зубами хрустнула кость. Из горла змеи исторглось предсмертное шипенье, и отгрызенная голова осталась в когтях у барса. Тело же королевы, содрогаясь в конвульсиях, рухнуло с крыши и исчезло в темноте. Снизу донёсся глухой звук удара. Туловище чудовищной рептилии разбилось и брызнуло во все стороны кровавыми ошмётками.

Глава XV Огненный фонтан

Крокки вернулся в человеческий облик. Запотевшие ступни не скользили по склону крыши, и он легко взбежал на её гребень. В руках юноша держал за волосы голову Швазгаа, которая постепенно обретала человеческие очертания.

Балансируя на узком гребне, он направился к башне. Там, на полу, всё ещё должен был лежать чудесный браслет. Крокки обязан завладеть им как можно быстрее!

Вдруг он остановился, едва не потеряв равновесие: в окне спальни Швазгаа взметнулись факелы, а спустя мгновение оттуда высунулись отвратительные лица змеиных воинов.

Крокки застонал от отчаяния. Змеи всё-таки опередили его! И, конечно, они подобрали браслет, ведь не заметить его лучистые бриллианты невозможно…

Юноша повернулся и побежал к противоположному краю крыши, надеясь спрыгнуть оттуда на соседнее крыло здания и скрыться от преследователей.

Но что это? За ближайшей пристройкой, увенчанной островерхим шпилем, послышался топот множества ног. Крокки попятился. Из-за угла пристройки на крышу высыпало с десяток змеиных воинов с факелами и мечами. Увидев беглецы, они радостно заверещали.

Крокки бросился в другую сторону. Но и там из чердачного окна выбирались зеленолицые. Освещая себе дорогу факелами, они вытягивались цепью. Вскоре стало ясно, что Змеи окружили его со всех сторон. Он загнан, пойман в ловушку, а спасительный браслет остался в спальне королевы!

Отступать он мог только вверх по склону крыши центрального здания, над которым на длинном штоке развевался штандарт королевы Змей. Крокки добрался до него и в ярости сорвал с древка. Вместо него он насадил на шток голову Швазгаа.

— Вот вам, гады! Получайте свою повелительницу! Так же будет и со всеми вами, знайте!

Зеленолицые, прячась за башнями и выступами, понемногу приближались. То здесь, то там высовывались их уродливые головы и тут же прятались. Видно было, что они боятся граэррца — победителя страшного Сеапсуна и убийцу их королевы, и лишь ещё больший страх погибнуть от пыток за невыполнение приказа гнал их вперёд.

— Сдавайся! — слышались их крики. — Сдавайся, несчастный! Пади ниц!…

— Жалкие слизняки! — отвечал Крокки. — Я умру, но перед смертью перегрызу не одну змеиную шею, в этом вы сейчас убедитесь!

Он бросил прощальный взгляд на залитые звёздами дома граэррской столицы, её площади и улицы, далёкие поля и леса, едва различимые в мглистой дымке.

— Граэрра! — воскликнул он. — Свидетелями небеса, что я любил тебя больше всего на свете! И за тебя я отдаю жизнь!

Он приготовился сбежать вниз и вступить в последнюю, гибельную для себя схватку со Змеями, как вдруг услышал чей-то тонкий пронзительный голос:

— Стой, Крокки! Стой! Выслушай меня!

Он всмотрелся в полумрак и увидел маленьких серых человечков, выбиравшихся из щели в настиле крыши. Их было не больше дюжины, и на всех красовались хламиды дворян Рода Червей.

— Шеллеа! — воскликнул Крокки, узнав среди них седобородого старичка.

— Кажется, мы успели вовремя, — отвечал владыка, осторожно передвигаясь по скользкому настилу.

Он приблизился к граэррцу и с достоинством поклонился ему.

— Я был свидетелем твоей битвы с Сеапсуном и восхитился твоей сообразительности, когда ты заставил чудовищного змея проглотить собственный хвост, — сказал царственный Червь. — Но когда твоим разумом завладели чары змеиной колдуньи, я чуть не разрыдался от горя. Мы тотчас разгадали её чёрный замысел, потому что заклинание Высшей Страсти могло вернуть ей браслет и погубить тебя и твою страну. Просто чудо, что ты так быстро опомнился и выбил браслет из её рук, пока она не успела использовать его силу против тебя! Ты был храбр и прекрасен в своей ярости, молодой Барс! В вашем смертельном поединке королева была обречена, я с восхищением следил за твоими действиями. Ты будешь достойным королём Граэрры и прославишься в потомстве, подобно твоему славному предку, королю Герригу.

— Ты шутишь, владыка, — горько усмехнулся Крокки. — Моя смерть близка. Взгляни — Змеи уже не прячутся, они лезут сюда со всех сторон!

— Тебя выручит чудесный браслет, — спокойно возразил владыка Червей.

— У меня его нет, — Крокки сокрушённо махнул рукой. — Я не успел его поднять и он остался в башне.

— Мои подданные славятся тем, что умеют проникнуть в любую щель, но никогда не оскверняют себя воровством, — сказал Червь. — Браслет, который валялся на полу в спальне Швазгаа, был, по сути, ничейным, и они с чистой совестью подобрали его…

— Вы подобрали браслет? — чуть не подпрыгнув, закричал Крокки. — Где он?

Вместо ответа владыка повернулся к двум своим дворянам, которые несли какой-то предмет, накрытый тёмной тканью. Владыка сорвал ткань и в глаза Крокки ударил лучистый блеск колдовского браслета.

— Передаю его тебе по доброй воле, — произнёс владыка фразу, полагающуюся при передаче волшебной вещи.

— Благодарю тебя, Шеллеа, — почти не дыша, отозвался Крокки.

Он наклонился и осторожно взял браслет. Сияние волшебных бриллиантов, казалось, разгорелось ещё ярче, тонкие спицы лучей сновали во все стороны, переплетаясь, чертя стремительные зигзаги и как бы ощупывая тело Крокки. От этого раны, которые нанесли ему зубы Швазгаа, заживали мгновенно.

Юноша выпрямился и оглянулся на змеиных воинов, подступавших к нему со всех сторон. Они зашипели, почуяв недоброе. Жёлтым огнем засверкали под шлемами их глаза. Несмотря на страх, овладевший ими, они продолжали надвигаться.

— Проклятье! — вскричал Крокки. — Эти чёртовы гадюки, того и гляди, доберутся до меня! Шеллеа, тебе известно, как пользоваться браслетом?

— Ороси его змеиной кровью, — ответил старый Червь.

— Где же её взять?… — Крокки в досаде огляделся. — Загрызть, что ль, одну из этих подползающих гадин?…

— Я думаю, тебе поможет Швазгаа, — с усмешкой сказал владыка и прибавил, кланяясь: — Прощай, Крокки. Не надо благодарить меня, я лишь вернул долг.

Он и его приближённые обернулись в червей, скатились по крыше и юркнули в одну из щелей.

Крокки посмотрел на голову змеиной королевы, торчащую на штоке. От былой красоты обольстительной ведьмы не осталось и следа, даже чёрные волосы, которые взлетали при порывах ветра, казались клочьями растрёпанной мочалы. С шеи сочились тёмно-красные, густые капли крови. На мёртвом лице застыла злоба. Выпученными бессмысленными глазами королева смотрела на своих приближающихся подданных.

Те, подбадривая себя победными кликами, бросились на безоружного граэррца. Крокки поднял руку с браслетом и поднёс его к штоку с насаженной головой. Мечи взметнулись, но ещё раньше на браслет упала капля крови из шеи королевы.

И в тот же миг иголки лучей, подобно вспыхнувшему бенгальскому огню, превратились в яркие, крупные, яростные искры. Разлетаясь, они вонзились в грудь обступивших Крокки воинов и те рухнули с громкими воплями. Их тела стремительно обуглились и рассыпались в прах. В считанные секунды крыша, на гребне которой стоял Крокки, очистилась от Змей. Все они погибли, пораженные быстрыми, неумолимыми, смертельными для них огоньками.

Крокки овладело буйное веселье. Он засмеялся, глядя, как браслет исторгает тысячи, сотни тысяч летающих искр. Это было похоже на праздничный фейерверк.

Целый фонтан искр ослепительным столбом поднялся до небес, ярко озарив окрестности. Этот салют был виден за многие километры от Бронзового Замка. Его видели граэррцы, скрывающиеся в лесах, и Змеи, ползущие лавины которых заполнили все южные дороги Граэрры. Его видели на берегу полноводной реки Лаис, где отчаянные воины барона Урро едва сдерживали натиск обступивших их со всех сторон змеиных полчищ. Победа Змей была близка, ещё напор — и отряд Барсов будет сброшен в бурлящие воды Лаиса. Но из-за дальних туч, как беззвучная молния, осветив половину небосвода, поднялся столб огня, и змеиное воинство смешалось. Зарево над горизонтом наполнило их сердца ужасом, в то время как воины Урро воспрянули духом и пошли в решительную атаку.

Огненный столб стоял всего несколько минут и рассыпался на множество мелких искр, которые разлетелись по всей Граэрре. Каждая искра несла смерть одной Змее. Искры, как маленькие живые жадные пчёлы, чертя на лету огненные полосы, выискивали своих жертв повсюду. От них невозможно было скрыться ни в норах, ни в подвалах. Не спасали ни панцыри, ни кольчуги. Вода рек и озёр не служила для них препятствием.

Ещё не забрезжил рассвет, а со змеиным нашествием было покончено. Ни одного пришельца из Страны Змей не осталось на земле Граэрры. Воины Урро изумлённо озирались, видя, как их противники, поражаемые огненными пчёлами, прилетевшими со стороны Бронзового Замка, падают замертво и превращаются в пепел. Люди выходили из лесов, выбирались из подвалов и полуразрушенных домов, славя великое чудо.

Браслет давно погас и бриллианты его едва лучились, а Крокки всё стоял на высокой крыше Бронзового Замка. Со всех сторон сбегались толпы удивлённых и обрадованных граэррцев. Люди кричали, приветствуя своего короля. Улицы столицы огласились грохотом бубнов и победными звуками труб. А когда крыши старинного Замка озарило солнце, все увидели высоко над его башнями насаженную на кол мёртвую голову змеиной колдуньи и над ней — развевающийся штандарт с гербом королевского дома Граэрры: три алых сердца и чёрный барс на золотом поле.


Журнал «Приключения, фантастика» 5, 1994.

Отредактировано автором в 2013 году.


Оглавление

  • РЫЦАРЬ-БАШНЯ
  • КАРЛИК ИМПЕРАТРИЦЫ
  • КРОККИ ИЗ РОДА БАРСА, ИЛИ МИР ОБОРОТНЕЙ
  •   Глава I Королевский склеп
  •   Глава II Черви и Гиены
  •   Глава III Навстречу судьбе
  •   Глава IV Бой в склепе
  •   Глава V Порождение преисподней
  •   Глава VI Предание о гломах и короле Герриге
  •   Глава VII Обитель мудреца
  •   Глава VIII Бой вслепую
  •   Глава IX Зал ТанцующихИзваяний
  •   Глава X Известия о змеином боге
  •   Глава XI Битва на ларортской дороге
  •   Глава XII Ритуальное пиршество
  •   Глава XIII Огнедышащая смерть
  •   Глава XIV Борьба за браслет
  •   Глава XV Огненный фонтан