Сад Сен-Жермен [Наталья Всеволодовна Галкина] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Наталья Галкина Сад Сен-Жермен
Этот пронизанный прохладной небесной голубизной сад, мягкие солнечные блики на траве и листьях…Лев Мочалов. «Борисов-Мусатов»
Арка серого дома времен расцвета петербургского модерна состояла из трех арок: центральной большой, двух маленьких боковых, чьи проходы отделялись от главной — проезжей? — части рядами колонн; стены, облицованные майоликовой плиткой, потолки, обведенные полосой цветного орнамента, потолочные лампочки, бывшие некогда затейливыми светильниками. — На этом месте, — сказал К., — я всегда замираю наподобие Буриданова осла, выбирая, в которую арку войти. — Никогда дома не замечал, а мимо него постоянно пробегал в Лекторий. Надо же, внутри не просто скамейки, — пресимпатичный садик. — Cад Сен-Жермен, — сказал К. Сад — вернее, то, что от него осталось за полстолетия, — дремал во дворе. Дремлющий зеленый клочок был отрывком целой необычайной системы двойных дворов, утопающих в зелени, располагавшихся между четырьмя домами, выходившими на две улицы: Литейный проспект и Эртелев переулок. От двойных оазисов остался один, скрывающийся за домом 46. Войдя, человек попадал в зону тишины, гасящую городские звуки разных эпох. Давным-давно в сорок шестом доме М. Сперанский открыл юридическую школу для «закона применителей» — «садок судей». В чудом сохранившемся воздухе позапрошлого столетия всяк вошедший и чувствовал себя некоей рыбой потаенного садка — непойманной, невидимой почти, безмолвной слушательницей факультета ненужных вещей. Глубинный павильон бинарного сдвоенного сада Сен-Жермен украшала плафонная роспись школы Борисова-Мусатова; может, поэтому переимчивая здешняя зелень окрашивалась рассеянно, задумавшись о своем, в блекло-серебристые оттенки его картин с не существовавшей никогда или канувшей в Лету жизнью обитателей усадеб, подобных воздушным замкам. Растущие по своей воле, точно в дальнем заброшенном лесу, деревья, нестриженые кусты, газоны, превратившиеся в малые лужки или затянувшиеся травой пустыри, серые бетонные вазы, в которых то в одно, то в другое лето какая-нибудь соскучившаяся по жилым местам городская садовница взращивала внезапно настурции либо петунью, — все утопало, таяло в вибрирующей атмосфере солнечных пятен, теней, бликов. Как в палимпсесте, проступали тут образы давно утерянных садово-парковых изысков, первоначального овального сада с фонтаном в центре между двумя мощными пятиэтажными корпусами (на месте старых флигелей) с элементами архитектуры и декора Возрождения руки известного петербургского архитектора модерна Хренова, отшумевших огромных ив. На плитках, которыми замощены были боковые арочные коридоры входа, недаром изображались полустертые ивовые листочки. — Говорят, в этом саду, — сказал К., — люди чувствуют время без часов. Мне это подходит. Я часов вообще не люблю, ты знаешь. Уважаю только песочные. Кстати, в нашем Комарове наблюдается прямо противоположное явление: люди не ощущают времени вообще. Усевшийся было на скамейку возле лепечущего фонтана собеседник его тотчас поднялся и направился к дворовому фасаду дома. — Там на стене головы бирюзовые, еще и с зеленцой! Майолика? — Из мастерской Ваулина. — В венецианском духе? — Более чем. Знаешь, кто вон тот, раздвоенный? Два портрета симметричных над окнами четвертого этажа? — Лицо знакомое. — Во всех книгах по истории искусств в разделе Возрождения маячит. Бартоломео Коллеони. Два всадника хрестоматийных, Коллеони и Гаттамелата. Может, он не случайно слева в шлеме, справа с непокрытой головой? Он то за Милан воевал против Венеции, то за Венецию против Милана. Деловой был кондотьер. Б. читал надпись на картуше: «Domus propria domus optima» — «Свой дом лучше всех». — Кто спорит, — сказал К., — сам в Комарове строюсь и так же считаю. — А третья голова бирюзово-зеленая, кто это? Кто-то конкретный или маска вообще, архитектурная деталь? — Джулиано Медичи. Тоже лицо знакомое. Портрет боттичеллиевский с опущенными глазами. Микеланджеловский красавчик с гробницы Медичи, тот, что без убора головного. Интересно, что женская маска рядом с ним — голова Минервы. — Интересно? — переспросил Б., читая надпись на соседнем щите: «Dies diem docet» — «День учит день». — Когда учит, когда нет. Ça depend. Говорил я о Минерве. Джулиано к одному из турниров заказал Сандро Боттичелли лепной расписной щит с сюжетом «Минерва и Амур», где в виде Минервы изображена была его Прекрасная Дама: то ли и впрямь роман крутили, то ли вприглядку, замужняя синьора была, муж из рода открывшего Америку Америго Веспуччи. Вот она и впрямь лицо всем известное. — Только не мне. — И тебе. Потому что звали ее Симонетта Веспуччи, она — все женщины картин Боттичелли, все и каждая, все девы «Весны», Венера, Клеопатра, собственно Симонетта с посмертной парсуны. Художник был на ней
Последние комментарии
10 часов 53 минут назад
11 часов 12 минут назад
11 часов 20 минут назад
11 часов 22 минут назад
11 часов 25 минут назад
11 часов 42 минут назад