Тайная смерть Катарины Кох [Алексей Парло] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

чего вы взяли, что это жена?

– Ну, во–первых, у неё кольцо на руке...

– Вы наблюдательны. Ну, а во–вторых?

– А во–вторых, она смотрела на вас отнюдь не как любовница. И не как невеста.

– Катенька, вы – прелесть. Крыть нечем. Вы просто зарываете в землю талант разведчицы. И вообще – красавица и умница. Из вас вышла бы отличная жена.

– Не вышла.

– Извините.

– Нет, ничего.

– Знаете, здесь мы с вами, пожалуй, родственные души. Из меня, по–моему, тоже путёвого мужа не вышло.

– Слабое утешение. Для меня.

– Для меня тоже. Знаете что? Дайте мне ваш адрес.

– Для чего?

– Я вам напишу.

– Вы что, приезжий?

– Нет, просто я уезжаю на два года.

– В командировку?

– В армию.

– Что, солдатом? – она удивлённо посмотрела на меня.

– Нет, – я улыбнулся. – Для солдата у меня уже слишком много морщин и слишком мало оптимизма. Я – врач.

– И куда же вас призывают?

– Далеко, Катенька, далеко. Ну как, дадите адрес? -- я протянул ей записную книжку.

– Зачем это вам? – повторила она.

– Просто, душевный порыв.

– Ну, ладно, – она взяла блокнот. – Будем надеяться, что вашего порыва хватит хотя бы на одно письмо.

– Надо полагать, хватит. Спасибо.

– Не за что.

Я забрал записную книжку и пошёл к выходу. У дверей обернулся. Катя убирала со стола, её руки машинально переставляли посуду на поднос, протирали салфеткой стол... Она смотрела мне вслед, и на лице у неё была какая–то загадочная улыбка. Эту улыбку заслоняли лица танцующих, она вновь появлялась на какое–то мгновение, потом исчезала, потом её заслонило надолго родное лицо с любящими глазами, но она вновь и вновь появлялась, прочно занимая какую–то часть моих мыслей...

– Что с тобой? О чём ты думаешь?

– О тебе, родная, – и это была правда. Но улыбка, улыбка Джоконды... – Я люблю тебя, Ирина, очень люблю...

У кого–то в квартире играло радио. Я стоял на грязном, истёртом сотнями подошв, снегу автобусной остановки и смотрел вслед "Икарусу", увозящему от меня Ирину. Мы договорились встретиться вечером, она должна была приехать с Серёжкой.

Утро пахло умиротворённым телом женщины. Кристаллические снежные цветы таяли на ладонях и на лице, стекая по щекам чистыми зимними слезами. Стоматолог умер, да здравствует стоматолог! Впрочем, к дверям, выкрашенным в цвет хаки, вёл ещё коридор длиной в месяц...


***


Здравствуйте, Катенька!

Пишу вам с приветом из Германии, которая из России кажется такой далёкой и непонятной. Ну, по крайней мере, она такой казалась мне, а вам – не знаю. Знаете, когда я здесь вас вспоминаю (а я Вас вспоминаю, уж будьте уверены, иначе не стал бы писать Вам!), мне кажется, что Вы, по крайней мере, внешне, очень подходите к этой стране. И в Вас, и в Германии есть что–то общее – какая–то, если можно так сказать, вневременность, инаковость, что ли… В общем, я думаю, Вы очень подошли бы этой стране, и она бы от этого только выиграла.

А вообще, я не ожидал, что мне здесь так понравится. Я ведь никогда не любил немецкий язык, не слушал немецкую музыку, был таким, знаете, поклонником всего англо–американского. Ну, и наверное, сыграла свою роль какая–то генетическая память – война, у меня ведь дед был в немецком плену. Да что это я – наверное, каждый может сказать о себе то же самое.       

А вот приехал сюда – и почувствовал что–то близкое, какую–то созвучность в этих серых старинных зданиях, булыжных мостовых, башенках с покрытыми зеленой патиной крышами. Но самое главное – запах. Воздух здесь совершенно иной, он пахнет совсем по–другому, углём и чем–то ещё, не могу определить, чем, но мне очень приятно дышать этим воздухом.

В части встретили меня хорошо – ещё бы! У них полгода не было стоматолога, поэтому ждали меня, как манны небесной. Так что теперь я хожу весь такой красивый, в форме, и постепенно учусь отдавать честь всем встречным. Всё это для меня пока странно, не знаю, привыкну ли ко всем этим армейским премудростям, я ведь всегда считал себя человеком сугубо штатским. Но – человек предполагает, а судьба располагает. Придётся привыкать. Чем я, собственно и занимаюсь всё время, кроме выходных, когда удаётся выбраться из части в город, побродить там и тоже попривыкать, но уже не к военному распорядку, а к этому другому воздуху, к таким непривычным узким улочкам, к немецкой речи вокруг. Вот поэтому я и не писал Вам так долго, нужно было немного разобраться во всем этом. Так что простите меня великодушно, я действительно часто вспоминал Вас, но нужно было набраться впечатлений, чтобы было о чем писать. Да, честно говоря, и решиться на это письмо тоже было нужно.

На этом пока заканчиваю. Напишу, когда будут новые