Побывка [Анатолий Алексеевич Гусев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Анатолий Гусев Побывка
В конце февраля 1916 года на всём Турецком фронте шли ожесточённые бои. Русские войска приостановили наступление, и перешли к обороне. Турки же усилили натиск, проводили многочисленные разведки боем, ища слабые места в русской обороне. Если такое место находилось, то турки яростно вгрызались в него, продвигаясь вглубь русской обороны. В таких случаях в дело вступали казаки. Они отрезали неприятеля от основных сил и уничтожали его. Вскоре давление турок начало ослабевать, и русские части перешли в наступление. Первого марта 1916 года три взвода 6-й сотни 3-его Линейного Кубанского казачьего полка под командованием прапорщика Григорьева преследовали отступающего противника. Сходу было занято селение Мама-Хатун. Григорьев приказал занять господствующие высоты. И вовремя: турецкая конница, перегруппировавшись, пошла в наступление, и попала под пулемётный огонь казаков. Турки отступили, казаки выскочили из укрытий и стали ловить лошадей и собирать оружие. Противник по ним открыл огонь из ружей, громыхнула пушка, казаки ели успели спрятаться, одну лошадь и одного казака убили, а младший урядник Платон Кузнецов получил пулевое ранение в указательный палец левой руки. – Надо же, как меня угораздило. Смешно, но больно, – жаловался он в укрытии своему одностаничнику приказному Илье Захарову. Палец перевязали, турецкие пули щёлкали по камням. – Плохо дело, – сказал Илья. – Да, – согласился Платон. – Обожди. Это ты про палец или про турок? – И то и другое. Стрельба поутихла, а из-за поворота дороги вылетела казачья сотня. – Наши, – радостно толкнул Илью в бок младший урядник. Илья кивнул и решил посмотреть, что делают турки. Свист пули он не услышал и когда Платон повернулся к нему, Илья лежал навзничь с красным кружочком ровно между глаз.
Прапорщик Григорьев докладывал временно исполняющему обязанности сотника 6-й сотни 3-его Линейного Кубанского полка прапорщику Сорокину. – Двое убиты, один ранен, фельдшер контужен, две лошади ранены легко, трёх лошадей захватили. – Благодарю, прапорщик. Где раненный? Я, всё-таки, бывший фельдшер. Вышел сконфуженный младший урядник Кузнецов с перебинтованным пальцем. – Разворачивай свою тряпку, Платон, – сказал Сорокин, – посмотрим, что там у тебя. Они были с одной станицы, с Петропавловской. Платон младше Сорокина на год, ему тридцать лет. Бывший фельдшер осмотрел рану и сказал: – Кость задета, но ничего, выживешь, но рану нужно в чистоте держать. Грязь попадёт – руку отнимем, а то и сам пропадёшь. Антонов огонь, это брат, не шутка. Как ты такое ранение умудрился получить? – За уздечкой потянулся. Хотел лошадь поймать, а поймал пулю. – Хорошо, что не лбом. – Соседа моего убили, – невпопад сказал Кузнецов, – Илюшку Захарова. – Груша его вдовой стала, – покачал головой Сорокин, – детей двое у него? – Да, два казачка. Доля казачья такая. Глупо погиб. Пока я на вас смотрел, он решил посмотреть на турок. Вот и получил свой свинец в голову. – Смерть, она, Платон, не умная и не глупая. Она просто смерть. Судьба знать такая. Написать надо родным. – Напишем. Как селение-то называется, Иван Лукич? – Мама-Хатун. На русский язык переводиться как «женская грудь». – Почему такое название? – Да вон видишь: две горы торчат? Из-за них, наверное, и назвали. – Что-то как-то не похоже. – Ты давно женской груди не видел, Платон. И, к тому же, откуда ты знаешь какая грудь у турчанок? Может быть, такая, туркам виднее. Сотне Сорокина было предписано занять село Гюль-Веран. Убитых казаков завернули в бурки, заложили камнями, поставили самодельные кресты из веток. Село Гюль-Веран было взято. После чего сотня Сорокина получила приказ дислоцироваться в Мама-Хатун. На отдыхе из перемётных сум погибших были вытряхнуты их нехитрые пожитки и вахмистры ходили и уговаривали казаков купить что-нибудь. По закону лошади убитых оставались в сотне, родственникам погибших казаков полагалась компенсация по 200 рублей из полковой казны, хотя настоящий строевой конь стоил гораздо дороже. И распродажа вещей устраивалась только для того, что бы выручить какие-то гроши и вместе с компенсацией выслать жене, детям, отцу и матери погибшим. Вахмистр Елисеев подошёл к Кузнецову: – Купи фуражку. – Зачем мне фуражка? У меня папаха есть. – Ещё и фуражка будет. Младший урядник тяжело вздохнул. С наличными деньгами у казаков было плохо, и расставались они с ними неохотно, хотя и понимали эту необходимость: война есть война и их семьям могут так же собирать. Кузнецов достал из кармана полтинник: – Захарову отошли. А фуражку ещё кому продай. – Не хорошо, Платон, возьми фуражку. – Добро, – согласился младший урядник. – А, гулять так, гулять. На копейку, давай и портянки.
На Турецком фронте вскоре установилось затишье, казаков стали отпускать на побывку на 28 дней, включая дорогу. На дорогу уходило: четыре дня, что бы добраться до города Сарыкамыш,
Последние комментарии
11 часов 10 минут назад
11 часов 29 минут назад
11 часов 37 минут назад
11 часов 39 минут назад
11 часов 42 минут назад
11 часов 59 минут назад