А. Р. Л. 3.0 (СИ) [Murmur and Furfur] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1: Уникальная особь ==========

Мэй, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ждал пока шлюз наполнится пригодной для дыхания смесью, и наконец-то откроются внутренние двери станции. Попасть в свое новое жилище хотелось нестерпимо, но еще сильнее хотелось избавиться от шлема и переодеться в нормальную одежду, которая не громыхала при каждом шаге и не стремилась зацепиться за каждый болтик и поручень одним из тысячи ремешков. Поэтому, когда вместе со звуковым сигналом моргнул зеленый индикатор, Мэй, не дожидаясь срабатывания автоматики, нетерпеливо толкнул дверь плечом и вывалился во внутренний коридор станции «А-терра», куда был приписан для службы на ближайшие пять лет.

Зажмурившись, он отщелкнул застежки и, вывернув из герметизирующих пазов шлем, полной грудью вдохнул атмосферу своей новой обители — пахнущую машинным маслом, дезинфектором и слабым животным душком, который всегда присутствовал в местах сборищ бравых вояк, гуляк и гео-разведчиков.

Распробовав все нюансы воздуха станции, Мэй открыл глаза и осмотрелся. Направо и налево уходили загибающиеся вверх коридоры периметра, где-то там, на условном «верху» замыкаясь в кольцо. А прямо перед ним сквозь панорамное окно из толстого, ударопрочного стекла, как застывший в черном бархате космоса бриллиант, переливалась вечной мерзлотой Морра, расчерченная тонкими черными линиями сети аэро-рута.

Мэй полюбовался открывшимся видом секунду или две, а потом кашлянул и представился в окружающую его пустоту:

— Пилот третьего ранга, личный номер 0W13773, Мэйнард Декарт в расчет прибыл. Жду дальнейших указаний.

Тихо пиликнул приветственный сигнал, и перед глазами, отгораживая от окна, раскинулась голограмма искина станции с приветственным текстом и картой маршрута до блока, куда Мэй был приписан.

Мэй замер в немом восхищении прирожденного технофила.

Из того, чему их учили двенадцать лет в школе, а потом еще пару лет в училище, Мэй запомнил самое важное: так сложилось, что космос огромен, а человечество в нем — одиноко. Жившие сотни поколений назад предки, осознав ничтожность собственной расы и малоценность присутствия во вселенной, сотнями гибли, съедаемые космической лихорадкой: коктейлем из клаустрофобии, депрессии и боязни открытых пространств. Переломный момент в истории покорения мироздания наступил, когда человечество научилось одушевлять родные скорлупки, несущие астронавтов через время и вакуум.

Идея о том, что корабли и станции живые, поначалу выглядела как самовнушение, но со временем превратилась в полноценный концепт. Корни понятия проросли в умы ярчайших светил науки, а те взяли его в работу и внедрили везде, где дотянулись. В результате человечество присвоило порядковый номер и наделило душой большинство искусственных космических тел, излечившись от космического одиночества.

Станция «А-терра», на которую прибыл пилот, не была исключением.

Судя по карте, она была огромна — сотни и сотни метров пластика, металла и композитных материалов, медленно вращающихся вокруг своей оси, летящих сквозь космос по орбите замерзшей планеты. Основные ресурсы всего этого великолепия уходили под хранилища руды и других полезных материалов, добытых внизу, на Морре. Один сектор занимали казармы, в которых квартировались новоприбывшие. Используя «А-терру» как перевалочный пункт, они спускались в вырубленные во льду станции, чтобы служить на поверхности планеты. Мэй с радостью заглатывал мегабайты информации о своей новой космической «хозяйке», внутренне клекоча от удовольствия при зачитывании очередного стройного столбика цифр.

Дочитав и запомнив все что могло пригодиться, Мэй пошарил глазами по мерцающей развертке в поисках имени искина и обратился к электронному мозгу станции со всем должным уважением:

— Кора «Стелия», прошу выделить мне транспорт, чтобы добраться до блока приписки.

Голограмма свернулась, за спиной Мэя щелкнула, отъехав в сторону, панель. Из открывшейся прорехи выкатился блестящий лакированными боками левитатор, развернулся и приветственно поднял ближнюю к летчику дверь. Мэй запихнул шлем вглубь обшитого имитацией кожи салона, забрался сам и приготовился созерцать бесконечные белые коридоры своего нового дома, пока однообразность пейзажей не утомит его до полной отключки.

***

Блок приписки оказался комнатой на четырех человек, в которую Мэй заселился первым.

Аскетичная. Белая, как и все на станции. Ничего лишнего.

Над койкой в дальнем углу мерцал личный номер и он же был выбит на ближайшем к изголовью узком шкафчике. Мэй дошел до кровати и примостил на подушку тяжелый, оттягивающий руки шлем. В выхолощенной чистоте комнаты яркий оранжевый предмет гардероба казался чем-то слишком личным и от того чужеродным. Мэй хмыкнул и нежно погладил иссеченную мелкими царапинами поверхность шлема рукой в армированной перчатке. Было жалко убирать его с глаз долой, Мэю нравилось, как шлем разбавляет идеальную симметрию и вылизанность комнаты. Хотелось оставить его вот так, лежащим на койке, как какой-то сувенир с далекого рифа, но на станции все и вся следовало инструкциям и протоколам, креативность не приветствовалась и была не нужна.

Мэй подхватил головной убор и открыл шкаф в поисках подходящего места на полке. Внутри обнаружились два стандартных комплекта одежды.

Пока он копался в шкафу, пытаясь пристроить шлем в глубине пластиковых внутренностей, «Стелия» любезно развернула в воздухе информационную голограмму, оповестив летчика о первом построении в 20:00 по станционному времени. Высветила карту до плаца и свернулась, оставив в воздухе узкую полоску с таймером обратного отсчета. Получалось, что до знакомства с начальством и остальными пташками оставалось немногим более сорока минут. Следовало поторопиться, Мэй засуетился, попытался впихнуть шлем на узкую полку так и эдак, потом все-таки сдался и аккуратно повесил его на дверной крючок.

***

Найденная экипировка Мэю не понравилась.

Форма как латексная перчатка обхватывала хрупкую, изящную фигуру пилота третьего ранга от шеи до пяток, не скрывая анатомических подробностей в виде костлявых ключиц и начинавшего пробиваться киля. Выглядело это не мужественно и ужасно несуразно. Мэй почувствовал себя неуклюжим нескладным подростком, как будто и не было за спиной двух лет училища и тысяч сложнейших пируэтов, повторить которые он мог во сне и наяву.

Стараясь не думать об унылости своего образа и о том, что же о нем подумают будущие сослуживцы, Мэй натянул тяжелые подкованные шипами ботинки, распрямился и уставился на свое отражение в полированном пластике дверцы.

В целом было даже неплохо, наверное.

Аккуратно, если бы не голова, на которой во все стороны торчали каштановые вихры.

Ощущая нарастающее внутри раздражение, пилот принялся с остервенением их приглаживать чуть вспотевшими от нервов ладонями, в завершение слегка рассеянно пройдясь пальцами по нетронутой мутацией коже висков и костлявым выпирающим скулам, которые покрывал легкий пушок. Мелкая моторика и почесывания успокаивали. Мэй сказал за это спасибо всему, что в нем было птичьего, и понадеялся, что эффект не исчезнет, даже когда он повзрослеет и отрастит полноценное перо.

Цифры на таймере моргнули и стали красными — до построения оставалось двадцать минут.

Мэй вдохнул, выдохнул, успокаиваясь. Постарался настроиться — все будет хорошо, все будет в порядке. Еще раз провел ладонью по волосам, развернулся и вышел из комнаты в коридор.

Через восемь минут он стоял перед входом в помещение плаца, нервно переминаясь с ноги на ногу. Вопросы всплывали один за другим в аккуратной голове пилота третьего ранга и не давали ему расслабиться, заставляя потеть под плотно прилегающим костюмом.

С кем он будет служить? Подружится ли он со стаей? Строгий ли будет капитан? Может еще не поздно все бросить и улететь? А вдруг?.. А вдруг?.. А вдруг?..

Нервно сглотнув, он подался вперед, и автоматическая дверь отъехала в сторону, открывая простор площадки для построения, по которой уже бродило с полтора десятка пилотов — все как один такие же слетки, как он. Мэй втянул живот, свел лопатки и выпрямился для задора и бодрости. А потом сделал широкий шаг внутрь, приветственно кивнув разномастной толпе. Те заметили его, некоторые даже отреагировали, но как-то вяло, без ажиотажа. Кто-то кивнул в ответ, парочка приветственно махнула рукой.

Это странным образом успокоило: никто не засмеялся, не ткнул в его сторону пальцем. Мэй неспешным шагом прошелся вдоль разметки пола, и, найдя свой номер, уселся на пластик по-турецки, скрестив ноги. Ждать оставалось недолго. Мэй воспользовался оставшимся временем для того чтобы попытаться расслабиться и унять бьющий его мандраж — прибегнул к древней практике, которая передавалась в семействе Декарт из поколения в поколение. Он закрыл глаза, расслабил плечи и привычно представил себе, что находится на солнечной поляне в окружении леса. В подробностях вообразив себе пение птиц и стрекот насекомых, Мэй глубоко вдохнул.

Позже, вспоминая этот момент, он опишет его как дофаминовый шок и катарсис от переизбытка счастья. Если бы Мэй из настоящего, сидя на холодном полу космической станции, услышал это, то непременно плюнул бы Мэю из будущего в лицо. Потому что никакого счастья он не испытал, хотя шок присутствовал в полной мере, в основном от того, что воздух, который еще пять секунд назад насыщал легкие кислородом, стал густым и тягучим как кисель из тапиоки. Обжигающе горячий, пахнущий свирепым зверем, железом и кровью, он сконцентрировался вокруг, отказываясь заполнять альвеолы в груди летчика. Мэй попытался вдохнуть раз, другой… захрипел, уперся в пол перед собой обеими руками. Расправил плечи, стараясь дать побольше свободы грудной клетке, открыл рот и, изо всех сил втянув воздух в третий раз, наконец-то вдохнул.

— Эй.. ты в порядке?

Кто-то тряс его за плечо — открыв слезящиеся глаза, Мэй увидел расплывающееся лицо одного из пилотов, прибывших к месту встречи чуть ранее. Склонившись к Мэю, он с смотрел с тревогой, по-птичьи склонив голову к плечу. Живые, черные как смоль глаза и такого же цвета могавк на выбритой по бокам голове выдавали в нем врановых.

— В.. в пор.. да.. — прохрипел Мэй, кашлянул и, вытянув шею, осторожно попытался заглянуть за плечо склонившегося к нему соратника. Когда ему это почти удалось, над головами сослуживцев раздалось зычное:

— Занять места!

Ворон отпрянул от Мэя и быстро ретировался в район своей разметки. Мэй, кряхтя и морщась, вдыхая окружающую его магму мелкими глотками, медленно поднялся на ноги и наконец-то взглянул на источник своих проблем.

Источник стоял сразу за покрытым матовым хитином капитаном, в котором Мэй опознал знаменитого Астора Девлера. В источнике было под два метра роста, которые венчала лобастая башка с острыми собачьими ушами. Густая золотисто-коричневая шерсть струилась по бархатной морде, собиралась в гриву на шее и плечах невиданного зверя, спускалась под пояс грубых рабочих штанов. Бугрящиеся под шкурой контуры мышц дублировались экзо-вставками, идущие от них провода и трубки оплетали кости, связки и сухожилия, подсвечивая кожу и шерсть изнутри и снаружи неоном. Все это выглядело настолько гротескно, что Мэй забыл как дышать, тем самым невольно решив часть своих проблем, и вспомнил о том, что кислород ему вообще-то нужен, только когда заметил внимательные, умные, глядящие в упор на Мэя янтарные глаза.

«Медведь… это же химера медведя», — подумал Мэй и заставил себя отвести взгляд, судорожно пытаясь представить, какая невероятная цепочка событий вкупе с генетической лотереей смогла привести к такому исключительно выдающемуся результату. Считалось, что ген крупных животных практически утерян, из оставшихся выживали единицы, выживших берегли как зеницу ока, а не отправляли заниматься строевой подготовкой на удаленные колонии…

— Взвод, равняйсь! Смирно!

Новички скрежетнули шипованными подошвами и вытянулись — руки по швам, каждый в своей ячейке. Астор просеменил вдоль шеренги, быстро перебирая восемью членистыми ногами, осматривая поступивший ему в командование состав. Добравшись до дальнего края, он развернулся, сложил педипальпы на покрытой хитином груди и расщеперив хелицеры гаркнул:

— Доброе утро, цыпочки!

Мэй вздрогнул. Слава о великом военачальнике, полевом ученом, покорителе планет с силой тяжести более 4g капитане Девлере гремела даже в самых отдаленных туманностях и галактиках. Но почему-то никто нигде никогда не описывал громкость капитанского голоса, который, разрезая пространство и время маленького орбитально-станционного плаца, жвалами впивался в измученный гипоксией мозг пилота третьего ранга. Мэй жмурился и часто моргал, пытаясь одновременно сдержать слезы, сосредоточиться на информации и игнорировать все неудобства, свалившиеся на его аккуратную голову.

— Приветствую вас на орбитальной станции «А-терра», имя искина — кора «Стелия», — не сбавляя оборотов гаркнул арахнид. — Вас, желторотых птенцов, прислали к нам в Авиационно-Разведческий Легион с единственной целью — вырастить из вас АРЛов… достойных быть щитом, надеждой и опорой человечества в известных и, особенно, неизвестных галактиках, — Астор остановился и обвел шеренгу новобранцев сверкающим взглядом восьми глаз. — Забудьте маму и папу, братьев и сестер, дедушек и бабушек… на ближайшие пять лет — эта станция ваша семья, а я — ваш строгий, но справедливый отец. Это ясно?!

— Так точно! — клекотнул взвод в полтора десятка глоток, и кто-то в дальнем конце шеренги добавил к стандартному ответу утвердительную трель.

— Запомните, соколики, — продолжал меж тем Астор, вновь двинувшись вдоль ряда новобранцев, — только от вас и вашего поведения зависит сплоченность наших войск! А это значит, что между вами и мной не должно быть секретов, а должно быть что?! Правильно! А-а-абсолютное доверие и следование уставу! Навсегда вбейте в свои куриные головы, что все, что не касается действий, описанных в регламентах, должно быть согласовано со мной! Ясно?!

— Так точно! — повторно клекотнула шеренга, но в этот раз Астор угрожающе приподнял педипальпы и щелкнул хелицерами, на корню обрубив артистические порывы затесавшегося во взвод соловья.

— И если я ваш царь и бог на станции, то на Морре, вы будете упражняться под ответственностью и командованием капитана Каарху, прошу…

Каарху, все это время стоявший неподвижно, сделал гигантский, абсолютно бесшумный шаг вперед, к взводу. Миниатюрные пилоты, подавленные ростом и аурой планетного капитана, слегка присели, и Мэй на каком-то необъяснимо интуитивном уровне ощутил, что не только у него одного возник порыв развести в стороны несуществующие крылья и встопорщить перья, придавая себе объем. Новая волна запаха, исходящего от капитана, стоявшего теперь совсем близко, накрыла Мэя с головой. По спине, под тесно прилегающим костюмом пилота, поползли капли горячего пота, на висках выступила испарина, язык прилип к небу. Мэй, сжав кулаки, держался из последних сил, тяжело дыша, раздувая ноздри. И, в попытке вернуть себе хоть какое-то самообладание, закрыл глаза, в отчаянии цепляясь за образ летней опушки и зеленого леса. В какой-то момент, ему начало казаться, что он почти справляется, но тут Каарху открыл пасть и сказал:

— Приветствую вас, новички…

Низкий, бархатный голос капитана как заряд электричества продернул все существо Мэя, от загривка вниз, по позвоночнику, вдоль спины, и свернулся тугим комком где-то в районе копчика. Что-то ухнуло в груди. Мэй понял, что больше не вынесет, что в теле его не осталось ни одной клетки, которая справлялась бы с присутствием капитана… закатив глаза, Мэй рухнул на плац бессознательной грудой, погрузив рассудок в прохладную тьму.

***

Очнувшись, Мэй некоторое время пялился в белый потолок. Дышалось легко, не кидало ни в жар ни в холод, и в целом самочувствие было на высоте птичьего полета. Поэтому, когда что-то шевельнулось на периферии зрения, первым желанием Мэя было закрыть глаза и притвориться спящим. Но незваный гость заметил, что Мэй проснулся, и подобрался поближе, оказавшись в поле зрения.

— Проснулся? Ты ужин пропустил, его тебе сюда принесли, — гость оказался знакомым по плацу вороном. — Я кор Август, но ты можешь звать меня просто Августом, — представился он и протянул руку.

Мэй подтянулся в кровати, чтобы принять сидячее положение, и ухватился за протянутую конечность, слегка пожал ее в честь приветствия. Ладонь у Августа была узкая и теплая, чуть шершавая. Мэй невольно отметил, что пальцы на руке его нового знакомого заканчивались длинными матово-черными когтями. Август проследил его взгляд и широко улыбнулся.

— У меня день рождения скоро, так что вот… началось помаленьку, — он отвел руку в сторону, вытянул пальцы и пошевелил ими в воздухе, любуясь дарами генетики.

Мэй слегка позавидовал. Когти ему понравились, он не отказался бы от таких же. Поймав себя на этой мысли, он глянул на голографический календарь, размещенный «Стелией» на ближайшей стене и вздохнул… вот бы ему повезло, и он, как капитан Каарху, обернулся в час икс могучим метисом медведя и киборга. До совершеннолетия оставалась неделя, и Мэй подумал, что может удастся найти экологический фактор, который частично выбьет из него и перья, и пух. Относительно текущего вектора своего взросления Мэй не питал никаких иллюзий и сюрпризов не ждал. Поколения предков-пилотов, трубчатые кости облегченного скелета и все более явно выдающийся киль наводили на мысль, что «особая невиданная магия» все же обрядит его в маховые и рулевые, а процент возможных отклонений от заданной программы ничтожен.

Август пододвинул к нему столик с остывшей едой, тихо звякнув металлом посуды, и присел на кровать напротив, закинув ногу на ногу и подперев голову рукой. Мэй подвинулся ближе к кормушке, спустив ноги с кровати, и взглянул на тарелку. На ужин полагалась какая-то птичья смесь в виде пудинга, рядом стояла бутылка воды. Мэй вяло ковырнул застывшую массу — есть не хотелось совершенно, хотелось узнать, что за чертовщина происходит и какие дальнейшие действия следует предпринять.

— А ты..? — начал Мэй не до конца понимая, что именно хочет спросить и как правильнее сформулировать вопрос.

— А я твой новый сосед по блоку, — догадливо ответил Август, и, все еще улыбаясь, подмигнул в ответ на изумленный взгляд Мэя, — плюсы давней семейной дружбы с капитаном Астором. Попросил за тобой присмотреть, а я возьми и согласись. Антропологический интерес!

— Антропологический? Это еще зачем? — недоуменно поднял брови Мэй.

— Ну… представь себе нашу вселенную. Представил? — Август поднялся и, заложив руки за спину, прошелся вдоль кровати, развернулся и мечтательно уставился в потолок. — Миллиарды планет и туманностей, несчетное число галактик и жалкая горстка представителей человечества, рассеянных и разбросанных по самым дальним уголкам, — он подошел к Мэю и посмотрел на него сверху вниз. Мэй в свою очередь уставился на Августа: широкий, слегка асимметричный рот, тонкий нос с горбинкой, живая мимика. — Какова вероятность того, что прибывший на станцию с другого конца космоса солдатик вдруг встретит свою истинную пару в первые два часа пребывания по месту службы? М?

Не выдержав прямого взгляда, Мэй потупил глаза и погрузил ложку в неприглядное блюдо.

— Для вычисления такой вероятности у нас маловато данных… — с осторожностью попробовав подозрительный пудинг, занудно протянул Мэй, — мы не знаем точное количество людей на всех планетах, точное количество вероятных истинных па… по… постой, что?!

Если бы Мэй мог удивиться еще больше, он бы непременно это сделал. Но за последние сутки своей жизни он усвоил десятилетний запас шокирующих событий. Внутри Мэя даже начало зарождаться подозрение, что он стал к этому привыкать. Аккуратно положив ложку на край подноса, он устало потер переносицу двумя пальцами и молча уставился в стенку напротив, прислушиваясь к ощущениям. Ощущения рисовали в голове картины одновременно волнующего и пугающего толка. Не выдержав напора абстракций, Мэй начал шептать под нос.

— То есть я и медведь, — пробубнил он, пытаясь одновременно представить и не представлять совсем уж в деталях и красках сложившуюся картину, — я и медведь… значит, я и медведь.

Не сдержавшись, Мэй мелко захихикал.

— Ну чего ты?

Все это время наблюдавший за ним Август внезапно сделал шаг вперед и присел на кровать, совсем близко, касаясь бедра. Мэй поежился, ощутив тепло вороньего тела и прогнувшийся под дополнительной тяжестью матрас. Ему вдруг стало неуютно. Он был северянином — независимым, нелюдимым, держащим дистанцию. Август со своей, видимо, южной, горячей натурой, оказался рядом как-то внезапно, не спрашивая разрешения, не стесняясь. Нарушение невидимых личных границ было вопиющим. Мэй дернулся, хотел было отодвинуться, но почему-то не смог заставить себя это сделать. Он перестал хихикать и сидел, затаив дыхание и напряженно пялясь перед собой, пытаясь справиться одновременно с тревожностью, паникой и внезапным предвкушением чего-то неизведанного.

Мысли моментально переключились с капитана на ощущения тяжести и тепла, внося в потрепанную событиями психику Мэя дополнительный раздрай.

Август, поколебавшись секунду, откинулся назад, прислонился спиной к прохладному пластику стены, а потом вытянул руку и взъерошил короткий ежик волос на затылке Мэя. Мягкие, чуть шершавые подушечки пальцев разгладили завитки, длинные когти легко прошлись по нежной коже, посылая мурашки вниз по позвоночнику, прямо под ворот обтягивающей тело униформы.

Мэй вздрогнул.

Все человеческое в нем возмутилось, закричало о том, что надо как можно скорее убрать наглую руку, дистанцироваться, обезопаситься, отползти в дальний темный угол… Но птичье нутро млело от гипнотического ощущения теплых пальцев, плавно перебирающих волосинку за волосинкой, перышко за перышком, завиток за завитком. Мэй ощутил, что с каждым движением ворона его отпускает напряжение, что тугая пружина смятения и паники перестает бесконечно раскручиваться и терзать человеческое нутро. Печали и вопросы отступали под успокаивающим, равномерным скольжением пальцев. Медленно уходила тревога из сердца и зажатость из плечей.

Все, чего хотелось — позволить себе просто плыть по течению, не заботясь ни о чем. И Мэй позволил, Мэй поплыл. Подался назад, чуть ближе к Августу. Закрыл глаза. Наклонил голову, подставляясь затылком и шеей под незамысловатые узоры, вычерчиваемые рукой ворона, чуть вздрагивая, когда Август задевал особенно чувствительные места.

— Вероятность такого совпадения стремится к нулю…

… ответил на свой вопрос Август, пройдясь коготками по вихрам на макушке…

— но не нервничай, все будет в порядке…

…продолжая разглаживать перышки за ухом добавил он…

— ты редкий случай, невероятное стечение обстоятельств…

… сильные теплые пальцы нежно массировали шею с обеих сторон позвоночника, даря облегчение…

— знай, что бы ни случилось — я тебе помогу.

========== Глава 2: Напарник ==========

Мэй невольно клацнул зубами, когда спрыгнул с пандуса челнока, осторожно топнул ногой, словно пробуя поверхность Морры на прочность. Затем выдохнул и проводил взглядом облачко морозного воздуха, которое заискрилось и заплясало, подхваченное едва заметным ветерком. Сзади с глухим звуком приземлился Август, выругавшись на родном диалекте в адрес холода и силы тяжести, почти в полтора раза превышающей значения их родных планет. Зашипели пневмозамки, оповещая о разгерметизации, глухо лязгнула автоматическая дверь.

— Не стой там, помогай.

Мэй глянул через плечо и увидел, что Август открыл грузовой отсек и наполовину вытащил их боксы с личными вещами и снаряжением. Под тяжестью груза тонкая фигурка пилота, обмотанная с ног до головы белыми утепляющими лентами, подрагивала в морозном мареве идущем от земли.

— Ну, ты где? — Август обернулся, ища взглядом Мэя, блеснув в полуденном солнце поляризационными стеклами очков на пол-лица.

Мэй, тяжело ступая ногами, как мог быстро подошел к ворону, держащему боксы, и, похлопав по днищу, дернул за рычаг привода левитационных моторчиков. Тонко запев, механизмы выровняли накренившийся груз, и, отпустив ношу, Август сделал несколько шагов назад. Ведомые умной цифровой начинкой боксы проплыли за ним по воздуху и остановились чуть справа, в полуметре от Августа.

— Работает жестянка… — под слоями лент голос ворона звучал глухо и довольно. Он отряхнул руки и кивнул в сторону видневшихся вдалеке стен станции. — Идем.

Дополнительные сутки понадобились ошарашенному пилоту третьего ранга, чтобы прийти в себя после всех потрясений. В первый вечер они заснули вместе, грея друг друга, словно два птенца в одном гнезде. Август, задремавший первым, обнимал его всю ночь и тихо дышал в шею, не делая больше никаких поползновений. В этом было что-то из детства, и Мэй чувствовал себя спокойно и защищенно, как когда-то давно он чувствовал себя дома, пока семья не разлетелась кто куда.

Весь следующий день, до самого отлета, они не обсуждали ни обморок на плаце, ни то, что последовало за ним. Трепались о всякой рутинной ерунде, Август зачитывал вслух новости станции, смеялся и изучал карты Морры, делая пометки в своем устаревшего вида планшете. Большая часть взвода уже покинула станцию и отправилась в их будущий дом, вниз, на планету. После полудня пришло сообщение от капитана Девлера, что отправлять их отдельным челноком будет невыгодно, поэтому они приписаны к новому взводу и отправятся на поверхность вместе с ним. Передав информацию от капитана, «Стелия» свернула окошко в стандартный обратный отсчет.

Перед выходом они по очереди замотались в зимнюю экипировку, стоя перед зеркалом в санузле. И пока Мэй ждал Августа, он и сам заглянул в фотографии и планы станции, развернутые в голограмму прямо посередине их блока: казармы и хозпомещения кластерно располагались вокруг взлетно-посадочной полосы, связанные между собой извилистыми путями дорог, вырубленных в толще льда. На аэросъемке все это напоминало гроздья гигантского винограда, опутанного причудливо изгибающейся лозой. Искрящийся белизной, навечно замерзший сад.

— Красиво, правда? — спросил его тогда Август, выйдя из ванной комнаты. Мэй молча кивнул, соглашаясь.

И сейчас, топая по замерзшей дороге замерзшей планеты, пытаясь выровнять дыхание, сбившееся от непривычной нагрузки, Мэй глядел на маячащую впереди спину и прокручивал в голове события последних суток, в попытке объяснить себе внезапно возникшую симпатию к Августу.

Как и любая другая хищная северная птица, Мэй предпочитал обособленность и одиночество, в отличие от любящих жить стаями и общинами ворон. Но птичья натура пилота третьего ранга приняла Августа с радостью и распростертыми крыльями, подмяв под себя рациональную человечью часть. Приняла настолько, что без проблем расслабилась, успокоилась рядом с практически незнакомым человеком. Позволила гладить и трогать, клекоча внутри от восторга, а сейчас не к месту вопила, что хотела бы такого еще и еще. Чтобы как-то отвлечься от волнующих мыслей, Мэй размотал ленту на кисти руки и, нагнувшись, зачерпнул горсть снега, сжал его в ладони, растер пальцами. Ощущение холода, сменившееся покалыванием и теплом, взбодрило, освежило и немного отвлекло. Он оторвал взгляд от дороги, глянул вперед и обнаружил, что они пришли.

Перед ними высились белые стены станции «Э-терры» — планетного тела коры «Стелии». С этих стен она смотрела сейчас на новобранцев десятком камер будто десятком немигающих глаз. Они с Августом подошли последними, и «Стелия», увидев, что наконец-то все в сборе, подала сигнал. В стене перед новичками беззвучно отъехала дверь. В проеме показалась крепкая фигура встречающего. Заметив его, взвод забегал, засуетился и выстроился в пять колонн, по три человека в каждой. Август и Мэй оказались в заднем ряду, за ними четвертым рядом расположились боксы с вещами, прикрывая спины от холодного зимнего ветра, дующего из ледяной пустыни.

Выйдя из недр станции, встречающий прошелся перед взводом, принюхиваясь к прибывшим коротким, курносым носом северного тюленя. Обойдя шеренгу и пересчитав, все ли на месте, он молча кивнул в сторону входа, и новобранцы, высекая из льда крошку армированной шипованной обувью, последовали за ним. Они зашли в чрево станции цепочкой, и шедший самым последним Мэй кинул взгляд назад, еще раз полюбовавшись блеском Морры, прежде чем «Стелия» закрыла за ними дверь.

Тяжело дыша от марш броска по заледенелой пустыне, взмыленный взвод наконец-то в полном составе добрался до внутреннего плаца «Э-терры», где к тому времени уже выстроились прибывшие раньше новобранцы. Блестящий хромом и белым пластиком плац располагался на трех уровнях по уходящей к центру и вниз спирали. Взвод остановился на самом первом, верхнем витке. Мэй с трудом подавил в себе желание подобраться к краю плаца и, вытянув шею, заглянуть за него — что же там внизу. Безымянный тюлень-провожатый, махнул рукой, останавливая бредущий за ним хрипящий взвод, и по небольшому мостику вышел на круглую платформу, парящую в центре над всеми уровнями.

— Приветствую вас на планетной станции «Э-терре», имя искина — кора «Стелия», — начал со стандартного приветствия северный тюлень. Его голос, тихий и мягкий, подхваченный усилителями, поплыл над тремя витками плаца. — Меня зовут Пиника, на «Э-терре» я квартирмейстер, моя задача — позаботиться о вашем удобстве и максимально облегчить период адаптации, сократить его, насколько это возможно.

Пиника сделал паузу, чтобы развернуть над головой голограмму со схемой этажей и блоками приписки, на которой отобразилась воронка уровней, уходящая концом вниз, к пышущему жаром нутру планеты. Пояс жилых блоков располагался на уровнях восемь и девять, на проекции каждого бока, красовались личные номера приписанных к казарме пилотов.

— Я знаю, что вы устали и что первое впечатление от Морры может быть изматывающим, — продолжил меж тем Пиника, — поэтому буду краток, чтобы вы успели отдохнуть перед тренировками, которые у вас начнутся завтра. Пожалуйста, разбейтесь на пары со своим соседом по блоку и по очереди пройдите к лифтам, которые находятся позади вас слева и справа от входов под купол. Лифты автоматически опознают вас и доставят на этаж с вашим блоком. Боксы с личными вещами уже отправлены по местам. Вопросы есть?

Вновь прибывшие загалдели и зашумели, переговариваясь между собой и ища соседа по комнате, и, так как вопросов ни у кого не оказалось, неторопливыми ручейками организованно двинулись к лифтам.

Мэй и Август, оказавшиеся соседями, приписанными к одному блоку, добрались до ближайшего лифта первыми. Когда двери за ними закрылись, оставляя их наедине, Мэй осознал, как он вымотан марш броском до станции, перелетом и галдежом. Атмосфера планеты и их нового дома пока что выкачивала из летчика силы как пожарный брандспойт. Август шевельнулся рядом, размотал ленты на нижней части лица, снял очки, скинул капюшон. Стоя чуть позади, Мэй заметил, что волосы у него на затылке все взмокли и топорщились влажными сосульками. Август устало потер шею, а потом чуть повернулся и искоса глянул на Мэя ясными серыми глазами. Ухмыльнулся криво. Отвел взгляд и, как бы извиняясь за свое состояние, пробормотал:

— Чертов холод и гравитация.

Мэй с трудом подавил порыв протянуть руку и погладить его по влажной макушке.

В блок Мэй вошел первым и остановился посередине, осматриваясь. На планете не экономили ресурсы и площадь, поэтому просторная комната на двоих со столиком, парой стульев и небольшим кухонным блоком показалась настоящей роскошью. Все блистало чистотой, белизной и необжитостью. Зашедший следом Август остановился рядом и тоже осмотрелся.

— Постеров бы каких налепить… — вдруг выдал он, — да где ж их тут возьмешь. Пить хочется и переодеться уже… жарковато.

— На твоей планете прохладнее? — Мэй вдруг понял, что очень мало знает об Августе, кроме имени, личного номера и ощущения теплоты его рук.

— Не, я с тропической, — ответил Август, — так что к жаре-то я привык, но не к бинтам этим утепляющим, д-д-д-двуликая… боже… — присев на один из стульев, он снял обувь, размотал одну ногу до колена, вытянул ее и пошевелил пальцами в воздухе, — блаженство какое, — резюмировал он и схватился за свисающий капюшон.

— Это ленты, — машинально поправил его Мэй, присел на кровать и аккуратно снял ботинки. Подумал немного и решил начать разматывать с рук. Сам он, привыкший к длинным холодным зимам родной планеты, от морозных погод не сильно страдал и с лентами управлялся, в силу привычки, гораздо быстрее.

— Почему же ты выбрал Морру? — поинтересовался Мэй, размотав до плеча одну руку и взявшись за другую.

— Не хотел, чтобы в момент финальной инициации у меня отрос туканов клюв, — весело поведал Август и зазвенел чем-то возле кухонного блока, послышался звук булькающей воды.

— А чего бы ты хотел? — Мэй покончил со второй рукой и принялся за ногу.

— Больше всего мне хотелось бы стать такой же химерой, как наш капитан Каарху, — Август задумчиво хмыкнул и, немного помолчав, вздохнул, — но я не совсем дурачок, понимаю, что чудо, возможно, не случится. Останусь я, как и семь выводков до меня, скорее всего, птичкой перелетной… хотя-я…

Не прерываясь, Мэй украдкой глянул на ворона, который стоял у генератора питьевой воды, зажав в замотанном кулаке наполовину полный одноразовый стаканчик. Август не успел до конца освободиться от лент, на левую ногу все еще был надет армейский ботинок, зато обмотки были сняты с левой руки, обнажая ее всю, включая кусок груди и шеи. Мэй заметил, что ключицы Августа все идут рябью от прорастающих остьев оперения. Рука по всей длине, от запястья вверх по плечу, поверх исчезающего птенячьего пуха была покрыта кончиками зачаточного пера. С расстояния выглядело красиво, как будто на коже ворона распустились нежные черные листья невиданного растения. Словно услышав мысли Мэя, ворон сосредоточил блуждающий взгляд на нем. А потом вытянул обнаженную руку перед собой.

— Недолго уже осталось, и, хоть шансы невелики, возможно хоть что-то я от Морры отхвачу, — внезапно он широко улыбнулся, обнажив чуть выдающиеся вперед клычки, — не подведи, планета!

Залпом допив воду, он кинул стаканчик в утилизатор и, доковыляв до кровати напротив, осторожно сел на нее. Стянув с ноги второй ботинок, потянул за концы плотно охватывающей ногу ленты. Умный материал с тихим треском поддался, отклеиваясь от кожи. Август соединил концы вместе, перехватил поудобнее и начал медленно, осторожно сматывать утеплитель с ноги в тугой рулон.

— Ну а ты на Морре какими судьбами? — задал он встречный вопрос, добравшись до коленки. — Сам выбрал или семья послала?

— Сам, — ответил Мэй, закончив разматывать вторую ногу и принявшись за ленты на шее, — дома я дослужился до третьего ранга, а потом прилетел сюда.

— И что же тебя так привлекло в этом заброшенном уголке? — ворон завозился, стараясь снимать утеплитель как можно аккуратнее, чуть приподнял ногу, виток за витком освобождая бедро от лент.

— Сложно сказать, наверное желание выйти из зоны комфорта, не покидая ее, — Мэй наклонился вперед, скатывая ленты с задней части спины, — дома у нас нет условий, чтобы подняться выше третьего ранга, и тогда я стал искать планеты подальше от дома, с необходимым оборудованием и типами кораблей. И обязательно холодные… я так люблю зиму. Морра шла четвертой в списке, и когда я увидел ее, такую далекую и… белоснежную, всю в вечных льдах, я… я…

Мэй закончил со спиной, поднял голову и уперся взглядом в Августа. Тот сидел, подобрав голые ноги на кровать и, жмурясь от удовольствия, гладил их, разминая затекшие мышцы. Наполовину размотанные на руке и теле ленты струились вокруг него по койке, спускаясь на пол как экзотический ледопад. Мэй завороженно уставился на тонкие пальцы, которыми Август не спеша вел по стройным икрам, явно наслаждаясь прикосновениями. Нетронутая мутацией кожа сияла белизной, расчерченной голубоватой сеткой вен. В чуть приглушенном освещении блока Мэй острым зрением ночного хищника видел, как там, где длинные черные когти случайно или нет задевают кожу, остаются чуть заметные исчезающие розовые следы. Как пальцы медленно скользят вверх, начиная от изящных стоп, по тонким лодыжкам, задевая по пути выступающую косточку. Как слегка сжимают и разминают сухие поджарые мускулы, плотно обвивающие кость. Как останавливаются ненадолго возле коленки, которую ворон не спеша обводит по кругу большим пальцем, пока думает куда двинуться дальше. А потом плавным движением перемещаются чуть выше, туда, где под тонкой кожей перекатываются мышцы бедра. Сначала не торопясь скользят по внешней части, нажимая и разминая, массируя, а потом переходят на внутреннюю и гладят ее. Все выше и выше, и выше, и выше, в бесконечном плавном движении, от носочка до паха… Как жмурящийся ворон поджимает пальцы от удовольствия, начиная каждый новый круг…

— … влюбился, — завершил фразу Мэй неожиданно охрипшим голосом.

В воздухе повисла звенящая тишина, в которой распаленный пилот третьего ранга различал лишь свое тяжелое дыхание да бешеное биение собственного сердца. Кровь прилила к щекам, внутри все сладко скрутило и возбуждением разлилось по телу. Член напрягся, дернулся и чувствительно уперся в остатки обмотанных вокруг бедер лент. Мэю показалось, что еще чуть-чуть, и он весь пойдет трещинами, а потом взорвется, заливая все вокруг бурлящей, пузырящейся лавой.

Август застыл с руками, сложенными на коленях. Приоткрыл глаза и посмотрел на Мэя в упор, спокойно, безмятежно, и с совершенно не с птичьей интонацией проурчал: «Пр-р-р-родолжай».

Мэй не мог продолжать, у него не осталось слов, осталось только обнаженное, чистое желание. Больше всего ему сейчас хотелось освежающего холодного снега или провести руками по нежным бедрам Августа, погладить шелковую кожу его живота, засунуть пальцы в его ассиметричный смешливый рот. Мэй перестал понимать, от человеческого это исходит или от птичьего, но это было неважно. Важно было прямо сейчас погрузиться во влажное вороново нутро.

Август молча, не шевелясь сидел на кровати напротив, наблюдая за ним внимательным взглядом.

Трясущимися руками Мэй ощупал пространство вокруг себя, сгреб мотки снятых лент. Распутал пару и обмотал их в несколько слоев вокруг бедер, поверх оставшихся, на манер полотенца. Из двух вариантов — возможного и невозможного — Мэй выбрал возможный. И если бы не повышенная гравитация, в санузел он побежал бы бегом. Но планета давила на него, замедляя движения, усложняя простейшие действия. Путь до ванной казался длинным и вязким как ночной кошмар. Он добрался до входа, шурша лентами и осторожно ступая ногами, сдерживаясь, чтобы не глянуть еще раз через плечо на воронову наготу. Ввалился в спасительный проем, нащупал кнопку замка и ударил по ней…

— Мэй, ты в порядке? Мэй?! — было последним, что пилот услышал, перед тем как захлопнулась дверь.

Все это никуда не годилось и абсолютно не укладывалось в привычную картину мира. Истинные пары, собственная взбесившаяся птичья сущность, внезапная тяга к ворону… она-то откуда взялась? В этом калейдоскопе мыслей и ощущений внезапно нахлынувшее возбуждение пугало целомудренную натуру Мэя больше всего. Доковыляв до душа и врубив ледяную воду, он залез под лейку прямо в чем был. Ручейки потекли поверх мелкого отросшего на плечах и скулах пера, намочили волосы на голове, заструились по коже спины, живота. Все тело тут же покрылось мурашками. Мэй закрыл глаза, собрался с мыслями и попытался успокоиться методом, который был известен ему лучше всего.

Вспомнил тепло и зелень хвойного леса.

Солнце на траве, стрекот насекомых и пение птиц.

Запах цветов и трав, изо всех сил берущих свое в скоротечное лето.

Вода текла, смывая жар желания, и мутную взвесь мыслей. Мэй начал медленно приходить в себя, снова становясь тем Мэем, которого он знал чуть более двадцати лет. Размотав ленты, он опустил их на пол рядом с душевой, уперся лбом в стену под лейкой и стоял так неведомо сколько, закрыв глаза, пока «Стелия» не пиликнула о возможном переохлаждении и не добавила в поток горячей воды. В дверь тихо поскреблись и донесся приглушенный взволнованный голос Августа.

— Ты там как?

— Я… нормально. Все хорошо, — голос дал петуха.

Выключив воду, Мэй выбрался из душа и подобрал ленты. Подошел к шкафу-сушилке, чтобы засунуть их внутрь.

— Боксы прибыли, я свой разобрал. Я отойду ненадолго, твой бокс сразу за дверью.

— Понял, иди…

На автомате он развешал ленты в шкафу, закрыл дверцу и в каком-то ступоре с минуту рассматривал себя в зеркало, висевшее на внешней стороне. Он стоял близко, поэтому мутации, подгоняемые наступающим совершеннолетием, были видны в мельчайших деталях. Пух на лице почти весь сошел, вместо него большая часть была убрана мелким серебристо-белым пером.Поднимаясь по скулам вверх, под нижним веком и дальше на виски — оно придавало глазам слегка раскосую форму. Радужка глаза начала понемногу желтеть, и Мэй ощущал, что за прошедшие пару дней его зрение стало острее.

Рассматривая себя, он задумался, что вообще знает о взрослении, мутациях, альфах, омегах и истинных парах… особенно о последних. Получалось, что не так уж много. Что-то слышал в школе, о чем-то рассказывали родители, но сам он вопрос не изучал никогда.

— Кора «Стелия», я могу запрашивать данные? Существует ли какая-нибудь база знаний… или архив статей… может, библиотека?

«Стелия» беззвучно развернула перед ним голографический экран с пустой строкой ввода.

***

Ровно через два часа после первого отправленного запроса «Стелия» сообщила, что грядет отбой, и свернулась в привычный таймер с обратным отсчетом. Мэй откинулся на стуле и обеими руками взъерошил волосы и перья на голове, устало потер глаза. Выписки и вырезки из найденных статей парили вокруг него, требуя организации, но общая картина была в целом ясна.

На Старой Земле, до великого рассеяния, истинные пары не были редкостью, велись исследования, все было подсчитано, взвешено, задокументировано и учтено. Однако, после великого рассеяния количество человек на квадратный километр вселенной стало слишком разреженным, истинные пары практически перестали образовываться, и знание о них было утрачено, перейдя в разряд баек и городских легенд.

Мэй откусил от зернового батончика, который нашел рядом с генератором питьевой воды, и задумчиво крутанул в воздухе голограммы с информацией тысячелетней давности.

Вырезки из несуществующих больше газет и выписки из забытых всеми архивов рассказали Мэю о том, что первые истинные пары появились сразу после того, как человеческая ДНК начала подхватывать и адаптировать животные гены. За распознавание пары отвечало находящееся в мозгу миндалевидное тело, развившееся у человечества в результате генетического дрифта. Оно постепенно развивалось вместе с обычным телом и духом носителя и окончательно формировалось к совершеннолетию, которое наступало по стандартному космическому — в двадцать один год.

Мэй еще раз крутанул голограммы, остановившись на продолжении истории.

Миндалина в мозгу работала на прием и передачу, считывая биополе предполагаемых партнеров. Если партнер подходил, то отправляла срез информации о носителе в запросе. Получив запрос, биомеханика, зашитая в тело реципиента, анализировала полученную от потенциальной пары информацию, и если по всем параметрам человеческое подсознание и звериное альтерэго одобряли образец — вуаля! Участники процесса входили навсегда в эмоционально-сексуальный клинч. Действие, которое нельзя отменить. Пары, которые нельзя разлучать. Ни на месяц, ни на год, ни на много тысяч километров.

Получившийся эффект совсем древние издательства старомодно называли «любовью с первого взгляда», литература начала великого рассеяния переименовала все в «эротическое запечатление», а в последних найденных заметках ученые умы обозвали это «половой импринтинг».

Для участников обмена всё это выглядело как набор образов, звуков и запахов и отдавало душком синестезии.

Дальше шли короткие замечания про взаимодействия истинных пар, истинное послушание и истинную плодовитость. На этом, не объяснив подробно ни одного термина, скудные архивы «Стелии» исчерпывались и дополнительной информации не выдавали.

Мэй сохранил и свернул все находки, чтобы вернуться к ним позже, запихал в рот остатки батончика и глянул на таймер. Времени оставалось всего ничего, нужно было разобрать бокс. Обдумывая прочитанное, Мэй подошел к двери, которая мягко и беззвучно отъехала в сторону, и шагнул за порог на виток уровня восемь. Бокс был припаркован справа от входа — тихо левитировал, поблескивая металлическими боками. Привычным жестом Мэй засунул руку под брюхо коробки и, дернув за рычажок, привел бокс в вертикальное положение. А потом, мягко подтолкнув, вдвинул в открывшийся в стене паз. Теперь доступ к боксу был возможен из комнаты, как к обычному шкафчику.

На этом следовало бы пойти спать, но за спиной у Мэя находились перила уровня. А за ними — шахта станции, которая шла от купола вниз через все витки, прямо к чреву планеты. Мэй, повинуясь желанию, возникшему у него еще днем, подошел к молочно-белому заграждению, отделяющему галерею от пропасти, и осторожно заглянул вниз. На секунду у него закружилась голова: внизу разлилось темное звездное небо. Оно расстилалось по дну шахты и чуть забиралось на стены и отвесы, мерцавшие огоньками окон и техники, очерчивало шахты лифтов. Мэй вцепился руками в поручень и сглотнул, приглядываясь, а потом его осенило, и он поднял голову вверх. И увидел то же самое небо сквозь прозрачный потолок купола станции — свет от звезд проходил через толстое стекло и отражался от зеркального изолята, которым было устлано дно.

Мэй пялился на незнакомые звезды чужого неба, не мог оторваться, пока в зенит не взошла одна из трех лун Морры. В голубоватом отсвете небесного тела он увидел поднимающиеся над ним этажи и два темных силуэта на одном из витков — большой, подсвеченный голубовато-розовым неоном медвежий и изящный птичий, принадлежащий пилоту. Мэй потянул носом и почувствовал запах зверя и битвы, крови и чего-то еще, не замеченного раньше. Полутон соленого моря, металл, чуть-чуть безмятежности… Медведь протянул руку к миниатюрной фигурке, та потянулась к нему в ответ. И в слабом отсвете десятка трубок, обвивающих лапу капитана, Мэй увидел ворона, шепчущего что-то медведю в ответ. Его тонкие черты лица, мягко освещенные подсветкой, казались зыбкими, смазанными, незнакомыми.

Мэй затаил дыхание, попытавшись прислушаться, ощущая, как что-то сжалось в груди.

На секунду возникло щемящее чувство — он должен быть там, с ним. А не здесь…

Он огляделся в поисках ближайшего лифта, пытаясь сообразить, как добраться до нужного уровня. Но в эту секунду «Стелия» отобразила на таймере шесть красных нулей и бесшумно затянула прозрачный свод купола диафрагмой, одновременно приглушая остатки подсветки там, где она до сих пор работала.

Станция погрузилась в непроглядную тьму.

Мэй постоял, пялясь в никуда еще с минуту. И когда зрение адаптировалось к черноте ночи, снова взглянул на уровни над головой, ища взглядом силуэт или голубовато-розовый отблеск капитанской экзо-оснастки. Первый, второй, третий, пятый — он всматривался, но все уровни оказались пусты.

Мэй колебался, не в силах отойти от перил, надеясь увидеть в ночи движение или блик. Но шахта молчала в ответ темнотой, пилот развернулся и поплелся к себе в комнату, не раздеваясь залез в кровать под одеяло. Свернулся колечком и начал прокручивать в голове события прошедшего дня. Думал о планете, капитане, станции, Пинике и истинных парах. О том, что же принесет ему завтрашний день. О вывертах собственного организма старался не думать, отвлекаясь на рутину. Постепенно дыхание выровнялось, мышцы расслабились, и Мэй незаметно для себя погрузился в сон.

Чуть заполночь в комнату проскользнул Август и как можно тише прокрался к койкам. Постоял недолго, слушая дыхание спящего. Нашарил в набедренной сумке старый планшет. Забрался с ногами на свою койку и погрузился в изучение информации на экране, едва слышно мурлыча под нос знакомый только ему мотивчик.

========== Глава 3: Снег и кость ==========

Проснулся Мэй до сигнала побудки удивительно свежим, выспавшимся и отлежавшим себе руку. «Стелия», заметив что он больше не спит, подсветила его место мягким рассеянным светом. Мэй перевернулся на спину и вытянул онемевшую конечность перед собой, покрутил сжатым кулаком, чтобы разогнать кровь. Руку слегка закололо, потом в пальцы вернулось ощущение… пальцев. Мэй еще пару раз сжал и разжал кулак и понял, что к новому дню и свершениям готов. То ли отсутствие усталости, то ли организм довольно бодро начал адаптацию к планете, но все действия давались гораздо легче и проще, чем накануне. Хотелось вскочить и идти, бежать, что-то делать, исследовать и всячески существовать. Но здравомыслящий пилот третьего ранга подавил в себе эти стремления и аккуратно сел в кровати, спустив ноги на пол.

Свернувшись запятой поверх одеяла, ворон тихо сопел в койке напротив, поджав к груди ноги. За ночь остья на лопатках и плечах Августа успели отрасти в короткое перо, тускло отливавшее синевой и зеленью в мягкой рассеяной подсветке.

Стараясь не шуметь, Мэй собрался на утреннее построение, облачился в теплые ленты. Ботинки, чтобы не громыхать, зажал подмышкой. Прокравшись на цыпочках к выходу, ненадолго задержался у двери. Необжитая комната все еще казалась неуютной, и Мэй, размышляя будить ли Августа, задумался — приятно ли просыпаться в этой стерильной чистоте в одиночестве. И, пока не передумал, спешно выскользнул за дверь, в коридорную тьму.

Прямо за дверью его чуть не сбила парочка товарищей по взводу. Тихо щебеча, они продефилировали мимо завязывающего шнурки Мэя к лифтам. Пилот напряг слух и среди трелей малознакомого наречия выделил слово «корм». Решив, что хуже не будет, Мэй пристроился к ним в хвост, и вместе они поднялись на пару уровней выше, в столовую станции «Э-терра».

Набрав из раздатчика в поднос какой-то незнакомой, но вкусно пахнущей еды, Мэй осмотрелся в поисках места. Таких же, как он, ранних пташек в зале бродило всего с десяток, так что мест было полно, но стремившаяся к одиночеству северная сущность требовала заныкаться так, чтобы никто не мешал. В конце концов выбор пал на утопленный в небольшой нише столик, стоявший в самом дальнем от раздатчика углу.

Присев и оперевшись спиной на скрипнувший пластик стены, Мэй слегка обеспокоенно окинул взглядом уставленное столами пространство. Слетки щебетали кто о чем, поглощали завтрак и на Мэя внимания не обращали. Успокоившись, голодный пилот третьего ранга намотал на вилку нечто, напоминавшее зеленоватую лапшу, попросил «Стелию» достать голограммы архивных записей, которые он отобрал вчера, и уткнулся в первую случайно выпавшую статью, повествующую о том, как теория Дарвина дала крен, и самок стало внезапно гораздо меньше, чем самцов, а потом они вообще вымерли. Он как раз заканчивал читать абзац об инверсии полового диморфизма и разделении человечества на альф, омег и бет в невероятном эволюционном марш-броске за выживание, когда свет ему загородила чья-то тень. Мэй поднял глаза и увидел высокого парня с подносом, который кивнул на стул напротив и спросил: «Можно?». Мэй спешно свернул голограмму, встал и подхватил поднос, освобождая место. Общаться и знакомиться не было настроения, голова была забита другим. Поэтому, кивнув незнакомцу в знак приветствия, Мэй двинулся в сторону выхода, сбросив по пути поднос с недоеденным завтраком в утилизатор.

Спустя полчаса, поднявшись почти к поверхности станции, стоя перед высокими дверями плаца, Мэй нервно сжимал кулаки и пытался успокоиться. Позабытое за ночь волнение вернулось, растеклось как яд по телу, крыло плотными волнами и разъедало изнутри. В этот раз новые сослуживцы волновали куда меньше, чем встреча с капитаном Каарху. Мэй никак не мог взять себя в руки, не знал, как подступиться, с чего начать. Не придумав ничего лучше, пилот подошел чуть ближе к дверям и осторожно вдохнул. Воздух был свежим, холодным… пах металлом, машинным маслом и моющим средством, почти как на «А-терре». Мэй сделал еще пару шажков вперед и почти уперся в дверное полотно в попытке унюхать живых существ, когда автоматическая дверь, распознав движение, отъехала в сторону, и Мэй ввалился на плац.

Кое-как сбалансировав и с трудом сохранив равновесие, он тревожно осмотрелся, не зная чего ожидать.

Пещера плаца впечатляла размахом, размером, объемом, пространством и была полностью вырублена в толще голубовато-белого льда. Простираясь на сотни метров, ближе к условному горизонту, она постепенно переходила в ангар. Потолок от пола росчерком отделяли припаркованные самолеты гео-разведки, с такого расстояния напоминающие черных хищных стрекоз.

Возле входа виднелась разметка для построения, было тихо и безлюдно, только туда-сюда сновали роботы-чистильщики, монотонно гудя и бешено вращая щетками.

Мэй поежился и подтянул ленты, потуже заматывая голову и лицо по самые глаза. Ткань подобралась и плотнее прильнула к коже пилота, генерируя тепло. Клацая шипованными подошвами по непривычно гладкой поверхности, Мэй двинулся вдоль разметки, ища свой номер.

В голове снова всплыли и пошли по кругу мысли о прочитанном и пережитом за последние несколько дней. Что-то не складывалось во всей этой картине, практика противоречила теории — если его истинная пара Каарху, откуда взялось влечение к Августу? Знает ли Каарху, что он его истинная пара? А если он, Мэй, не хочет никакую истинную пару, а хочет Августа, тогда что? Почему вообще только у него одного какая-то странная болезненная реакция на окружающих его сослуживцев? Может быть, он сошел с ума или, например, стремительно взрослеет и страдает от выброса гормонов? Что будет, если он выберет не того? Как себя чувствуют разлученные истинные пары? Кровоточат, пока не умрут или тихо доживают свои дни на периферийных астероидах?

Перед глазами возникла сцена из минувшего вечера, громада медведя тянущаяся к Августу, блики на лице.

Что они там вообще делали? О чем говорили? Как Август добился с ним встречи?

Настроение стремительно портилось. В груди защемило, накрыло мучительной странной ревностью. Вот только Мэй не понимал, кого и к кому.

— Блядь… — как-то само собой вырвалось, полушепотом, глухо, — блядь, почему я должен в этом всем разбираться, вместо того, чтобы просто, без задней мысли, служить отечеству?

Заполняющая Мэя нервозность от грядущей встречи с капитаном лихо дополнилась неуместным желанием спрятаться от всех бед в теплых объятиях ворона. Не выдержав раздрая, Мэй в сердцах злобно пнул впаянную в лед табличку с чьим-то личным номером, мимо которой проходил. Увесистый армированный ботинок, разогнанный силой тяжести Морры, царапнул по льду и выворотил кусок металла из пола с корнями. Мэй остановился, присел на корточки и подобрал тускло блестевшую полоску с выбитым номером, повертел в руках. Витавший в воздухе призрак идеи внезапно превратился во вполне осмысленный план действий. Мэй встал и тяжелой трусцой, высекая из плаца искрящиеся крошки льда, двинулся вдоль разметки, ища взглядом номер Августа, и нашел его по соседству со своим.

Закончил он аккурат к нарастающему гулу голосов за дверью, рота в полном составе вот-вот должна была выйти на плац. Чистильщик успел замести ледяную крошку и заплавить лед, стирая свидетельства нехитрых махинаций. Мэй натянул на нос поляризационные очки и отправился к своему месту в самом начале первого ряда. Постепенно подтягивающаяся, галдящая толпа пташек начала заполнять плац.

План пытающегося разобраться в себе пилота третьего ранга был прост как язык дятла — максимально дистанцироваться от Августа, чтобы тот не фонил и не сбивал его с мысли своими изящными лодыжками, чувственными пальцами, острыми клычками, эротичным рто… Мэй сглотнул и мысленно себя одернул, ощутив как учащенно забилось сердце, отдаваясь возбуждением во всем теле. Вторая часть плана включала сближение с Каарху, насколько это возможно. Сближение и уединение. Хотелось все обсудить так, чтобы никто не мешал. Хотя Мэй не был уверен, что не отключится, как в первый раз, и что Каарху вообще захочет с ним общаться. За три дня, прошедшие с его позорящего честь солдата обморока на станционном плаце, капитан не попытался с ним связаться и никак не проявил себя.

Но не попытаться Мэй не мог.

Взвод, а за ним еще один и еще один быстро заполняли плац, пока все слоты разметки не были заняты, кроме одного — в самом дальнем углу, с номером ворона. Со своего места Мэй его не видел, но каким-то двадцать пятым внутренним интуитивным чувством знал, что Августа на плаце нет. Слегка повернув голову, Мэй, насколько мог, скосил глаза, рассматривая вход… последний из слетков зашел и занял свое место, закрывшаяся дверь не подавала признаков жизни.

Прошла пара минут, за которые рота успела выровняться и затихнуть. По полу слегка потянуло ветерком, который через слои лент ощущался как мягкое касание. За припаркованными «стрекозами» раскрылись ворота ангара, и в светлом проеме нарисовались силуэты двух фигур: огромная и косматая медвежья, а слева чуть сзади — мягко переваливающася круглая Пиники, несущего на плече сумку. Переступая мягкими лапами, они бесшумно и стремительно приближались к строю.

Мэй расставил ноги чуть шире в упор, слегка наклонился вперед и сжал челюсти, готовясь к ударной волне капитанского запаха, которая накрыла его как горячий пустынный фронт. Каарху не успел добежать десяти метров до первого ряда, когда Мэй ощутил знакомый солоноватый привкус крови во рту и адреналиновый жар, пожирающий тело изнутри клетку за клеткой. Животный медвежий дух распространялся как круги по воде. Тянулся к Мэю когтистыми лапами. Окутывал плотным облаком. Забивался в каждую пору, превращал воздух в дрожащую дымку. Мэй моргнул и вдруг на секунду оказался на поле битвы, в окружении грохота орудий, стонов раненых и черного-черного дыма, поднимающегося от земли в багровое небо над пурпурными стягами. От адреналина и страха перья и волосы встали дыбом… Мэй застыл, боясь пошевелиться, вслушиваясь в вой сирен, глотая запах гари… но мимолетное наваждение подернулось рябью и исчезло, выкинув пилота обратно в реальность. Мэй сморгнул выступившие слезы и сфокусировался на золотисто-коричневом, с вкраплениями неоновых и металлических вставок. Прямо перед ним стоял капитан. Впервые так близко. Стоял и молча смотрел на него сверху вниз — невозмутимо, изучающе.

Мэй дернулся в сторону, чуть назад, и осторожно сделал глубокий вдох, пробуя воздух на вкус. Выдохнул облачко пара в окружающий холод пещеры. Повторил еще и еще раз. Кислород. Свежий, морозный, чистый кислород сладкими струями поступал в легкие без проблем и препятствий, наполняя Мэя радостным, распирающим чувством и заставляя лыбиться по-идиотски под плотной обмоткой утеплителя.

Капитан, словно вторя ему, наклонился к самому уху, втянул воздух и шумно фыркнул. Мэй, пьянея от животного капитанского запаха, завороженно уставился на густую гриву в сантиметре от собственной скулы и отстраненно подумал о том, какой же все-таки капитан красивый и сильный зверь. «Преисполненный величия» — всплыла в голове вычитанная в архиве фраза. Именно. Преисполненный величия и достоинства. Рука сама потянулась к велюровым ушам Каарху, соскользнула в шерсть на шее, пропустила между пальцев длинные каштановые пряди. Капитан боднул его в ладошку, зажмурил глаза, прижал уши и затих, не обращая внимания на ждущую в молчаливом недоумении роту. Мэй вспомнил свой первый день на станции и невольно сравнил — с Августом он вяз в животной, плохо контролируемой похоти. Но стоя вот так, на виду у всех, с Каарху он утопал в невинном восторге, обожании и любви, и больше ни на секунду не сомневался, что медведь — его истинная пара.

Из феромонного транса его выдернули грубо и неожиданно, схватив за запястье. Пиника, частично прикрыв от косых взглядов сослуживцев, встопорщил усы и зашипел: «Ты что творишь?!». Мэй попытался вырвать руку, но хватка у мягкого и круглого с виду северного тюленя была железной. Каарху фыркнул еще раз, тряхнул головой, выпрямился и громко скомандовал:

— Рота, равняйсь!

Развернулся к центру плаца.

Мэй опустошенно посмотрел ему вслед, не в силах оторвать взгляд от широкого разворота капитанских плечей.

Тюлень отпустил его запястье и последовал за Каарху. Рота подтянулась и задрала носы, вытягиваясь в струнку, стараясь выглядеть как можно прямее и выше.

— Смирно! Приветствую вас на планетной станции «Э-терре», имя искина — кора «Стелия», — глубокий рычащий тембр капитана перекатами поднимался под своды пещеры и обрушивался на Мэя мурашками по всему телу. — Меня зовут капитан Каарху Ваарра, и сегодня, в первый день обучения, я буду вашим инструктором!

По роте прошел неясный гул и перешептывания.

— Отставить птичий базар! — повисло напряженное молчание. — Все будет в порядке, доверяйте своему командованию! Пиника, раздавай.

Тюлень снял с плеча объемную сумку и достал из нее прозрачную коробку, до краев наполненную мелким белым драже. Открыл крышку, подошел к Мэю, стоявшему в построении самым первым, и выжидательно глянул на него влажными карими глазами. Мэй осторожно взял одну и зажал в кулаке, ожидая дальнейших распоряжений, а Пиника двинулся вдоль строя, в сторону двери, раздавая слеткам допинг.

— Морра — суровая планета! — продолжил Каарху. — Планета, которая может убить вас холодом, голодом, осадками и еще тысяча и одним неизвестным вам способом. Единственная возможность выжить на этой планете в полевых условиях — это быть сильным! Быть выносливым! Быть готовым! Вы готовы?!

— Так точно! — в полсотни глоток грянула рота.

— Нет! — рявкнул в ответ капитан, и спокойнее добавил. — Нет, вы не готовы. Вы недостаточно выносливы, недостаточно быстры, у вас слишком слабое зрение, слишком медленные реакции. Ваша физическая форма не подходит для «Стрекоз» имперского флота, в вас слишком много всего лишнего и слишком мало всего нужного.

Пиника закончил раздавать драже и встал у входа, сложив замотанные лентами руки на груди.

— Это, — Каарху поднял в воздух руку с почти незаметной, зажатой между двух пальцев горошиной таблетки, — адаптоген. Катализатор внешней мутации. То, что позволит вашему организму выхватить из атмосферы планеты крохи информации об окружении и подогнать свое ДНК под них. Проще говоря — это ваш путь в мир химер!

По роте прошла волна возбужденного чириканья и щебета.

Катализаторы, так же как и супрессоры, существовали давно. Но если супрессоры использовались повсеместно на любой мало-мальски обжитой планете, то катализаторы все еще были диковинкой из самых удаленных и не приспособленных к жизни «захолустий». Катализатор подгонял природную мутацию: давал возможность отрастить полноценные животные рефлексы и лапы до совершеннолетия. Но что именно он подкинет в котел мутаций, всегда было лотереей. Мэй сжал свою дозу покрепче в кулаке, лихорадочно соображая, как удобнее совместить выдавшийся шанс и планы по уединению с капитаном.

— …под язык и строимся на пробежку! — вырвал Мэя из раздумий капитанский рык. Рота шевельнулась, глотая лекарство. Мэй стянул ленты с нижней челюсти и засунул таблетку в рот, поморщившись от шипения и покалывания растворяющегося в слюне вещества. Подействовало снадобье почти моментально, кожа под тугой обмоткой лент слегка зазудела, хребет продрало ознобом, рот наполнился горечью. Мэй с трудом сглотнул, пытаясь думать о том, что это все на благо, что надо немного потерпеть.

Над плацем раздался свист на построение, и рота зашевелилась, выстраиваясь по три в ряд, готовясь совершить длинный марш-бросок по замерзшей пустыне. Не нуждающийся в обуви капитан развернулся и мягко, тягуче тронулся в сторону выхода из ангара, задавая темп. Мэй едва успел пристроиться в начало своей колонны, которая, дружно топнув левой, сдвинулась с места, едва поспевая за Каарху. Мэй, громыхая подкованной обувью, поднажал, ускоряясь. Повинуясь единому с ротой порыву, стараясь не отставать от капитана.

Они промаршировали мимо входа как раз тогда, когда в дверь ввалился Август. К нему кинулся Пиника, изрыгая на ходу тихие неразборчивые проклятия. Мэй вскользь заметил, что руки ворона были криво обмотаны утеплителем, из-под которого беспорядочно торчали длинные птичьи перья.

Они добежали до «Стрекоз», черных как уголь, блестящих хромом сложенных крыльев и дулами военного обвеса. Вблизи они казались гигантскими и очень опасными. Впрочем, очень опасными они не казались, а были.

Они выбежали из ангара в морозное утро Морры. Несмотря на очки, яркий свет, отраженный белизной льда тысячи раз, полоснул по чувствительным глазам Мэя.

Они пронеслись мимо длинного здания медблока, когда у Мэя наконец-то окончательно созрел план действий.

Он оглянулся на бегу, осматривая роту, длинным шлейфом растянувшуюся за несущимся во главе капитаном. Чуть отклонился от курса, чтобы не растоптали, и сбавил темп, стремясь оказаться в конце. Когда его миновала большая часть сослуживцев и до конца растянувшейся колонны оставалось не более шести рядов, Мэй притормозил и на бегу стянул с правой ноги ботинок, сорвал ленты и шагнул голой ступней на морозный ледяной наст, зашипев от моментально продравшей ногу боли.

Под стеклами очков выступили слезы.

Мэй ухнул, прыгая на одной ноге, дотянулся и сорвал ботинок и ленты со второй. Пальцы тут же заломило, скрутило морозом. Мэй, боясь передумать, скрипнул зубами и припустил, стараясь не отстать от пробегающего мимо предпоследнего ряда бойцов.

Шаги он считал про себя.

Примерно на двухсотом, когда начало накрывать паникой и показалось, что все закончится обморожением и увечьями, начал действовать адаптоген.

Мэй как будто вбежал в вязкий, липкий студень, весь состоящий из роя термитов и пчел. От пятки вверх к колену и выше все зазудело, зачесалось, схватило острой судорогой. Кольнуло тысячью игл. Как сухое дерево хрустнули сминаемые моментальной мутацией кости. Острая, ершистая боль нарастала вместе со звуком — от самых маленьких хрящиков в пальцах, которые перерождение сожрало первыми, до коленных чашечек, затрещавших как скорлупа монтрэйского ореха. Упорствуя, по инерции Мэй пробежал еще с десяток шагов на подгибающихся, живущих своей жизнью ногах. На одиннадцатом волна изменений добралась до бедер, скрутив их жгутом жара и боли. Мэй сбавил темп, еле переставляя ноги. Оказался в конце колонны, споткнулся, упал, больно ударившись локтями. Прямо перед носом мелькнули подбитые железом ботинки последнего ряда бойцов.

Наступила тишина.

Мэй лежал, часто и мелко дыша.

От исходящего жаром тела начали запотевать линзы.

Ниже поясницы все зудело, ломило и чесалось, перед глазами стояла зыбкая хмарь. К боли в ногах добавилось ощущение влажности и липкости, видимо, ленты обмотки пропитались кровью, которой истекал Мэй. Снова накрыло вязкой, болезненной паникой и сомнениями — вдруг он неправильно все рассчитал. Если за строем не бежит замыкающий, то…

Его резко подхватили и перекинули через широкое плечо, вниз головой. Где-то наверху раздались уже знакомые тихие ругательства. Пиника, не теряя времени, рванул к медблоку, не заботясь о комфорте своей беспокойной ноши, но травмированный пилот третьего ранга с облегчением выдохнул — не просчитался.

Ввалившись в медблок, тюлень аккуратно опустил его на пластиковый столик для осмотра и мягко толкнул, приглашая прилечь. Мэй повиновался беспрекословно, из положения лежа прислушиваясь, как Пиника разматывает ленты на руках, а потом лезет в шкаф с инструментом. Тюленя он совсем не знал и не понимал с какой стороны подступиться с просьбой. С чего вообще начинать? Все тело ныло и скручивало в болезненных спазмах, зуд и ломота дошли до поясницы и паха, сосредоточиться получалось плохо. Запотевшие стекла очков раздражали не меньше, чем пытавшиеся превратиться в студень кости. Мэй раздраженно подцепил оправу снизу и стянул ненавистный предмет с головы. Яркий свет лампы полоснул по зрачкам, как будто их чувствительность выкрутили на максимум. Мэй, не сдержавшись, клекотнул.

— Не шевелись, — подошедший поближе Пиника накрыл его голову каким-то мягким полупрозрачным материалом. Глазам сразу стало легче. Мэй расслабился и не дернулся даже когда Пиника, прижав его руку за предплечье к поверхности столика, кольнул каким-то лекарством.

— Супрессор? — вяло, без энтузиазма поинтересовался Мэй.

— Анестетик, — Пиника вытянул иглу и бросил ее куда-то под ноги, в утилизатор, — супрессор чуть позже, когда ноги обрастут.

Он присел рядом, оперся локтем на стол.

Мэй сглотнул, не зная что сказать. В воздухе повисла неудобная тишина, но начинать с оправданий не хотелось.

— Ну, и к чему ты все это затеял? — голос Пиники зашелестел, успокаивая. Захотелось довериться, выложить всю правду, зарыдать, уткнувшись в округлое плечо. Мэй удержался только потому, что начало действовать лекарство, делая мысли медленными, вялыми. — Каждый раз теперь при виде капитана собираешься или в обморок, или в госпиталь?

Мэй подавился ответом. Выходит Пиника все знал, а значит и капитан был в курсе… в курсе чего? Боль и зуд отступали, мысли путались. Анестетик разливался по телу, расслаблял мышцы и слегка пьянил, компенсируя выброс адреналина.

Не дождавшись ответа, Пиника встал, поднял одну из ног незадачливого пилота и деловито ощупал. Подцепил с лотка кривые медицинские кусачки и начал аккуратно вспарывать тугую обмотку лент. Мэй как мог скосил глаза, пытаясь разглядеть, что там с ногами, но накинутая на лицо тряпица мешала. Он снова уставился в потолок, ощущая как Пиника расправился с одной ногой и принялся за вторую.

— Неплохо, неплохо… можно сказать, в рубашке родился, — тюлень закончил с ногами и принялся разрезать ленты на животе и груди, поднимаясь все выше, — ну что, расскажешь что к чему?

— Мне нужно поговорить с капитаном Каарху… — признался Мэй без уверток. Язык заплетался, от ваты в голове фразы давались с трудом, — …наедине… чтобы никто… не мешал.

— Не положено, — отрубил Пиника, аккуратно снимая разрезанные ленты с пилотского тела, — приказ капитана Девлера.

Мэй с трудом поднял руку и вцепился в лежащую на лице тряпицу. Хотелось разговаривать, глядя Пинике в глаза.

— Тихо, тихо.. я сейчас, — остановил его тюлень, — погоди немного.

Шурша лентами, он отошел к двери и щелкнул тумблером регулировки освещения, свет замигал и потух. Теперь комнату освещали слабые огоньки приборов да разметка на полу. Мэй с облегчением стащил тряпку и, зажав ее в кулаке, уронил руку на стол. Моргнул пару раз, привыкая.

Пиника подошел ближе, подложил под голову Мэя подушку. Пошарил рукой в изголовье, нажал там что-то. Стол тихо загудел, столешница под спиной и головой начала приподниматься, усаживая Мэя. Из положения сидя оценить ситуацию было проще — Пиника выглядел мрачным ангелом спасения, сгорбившимся над мессивом из крови и ошметков, в которое превратилось пилотское тело. Тюлень достал из стоящей в лотке коробки согревающие влажные салфетки и осторожно начал стирать с лап Мэя последствия экспресс-мутации: сукровицу, куски разорванных лент, осколки чего-то белого, подозрительно напоминающего кости. Там, где он проводил рукой, оставались чистые полоски серебристого, тускло блестящего в полутьме меха. Мэй посмотрел на свой живот, который теперь бугрился мышцами, наросшими на легкий птичий остов, благодаря адаптогену и повышенной силе тяжести Морры. Лекарство еще действовало — по шкуре волнами шло движение. Где-то там под ней в безумном темпе делящиеся и изменяющиеся клетки добавляли к уже имеющемуся новые связки, сухожилия, кости, кожу и шерсть. Пиника согнул и разогнул его правую лапу, закончив ее обрабатывать. По пластику стола глухо клацнули острые когти Мэя.

Не прерываясь, тюлень добрался до паха и теперь орудовал там, счищая налипшую грязь плавными, отточенными движениями военного медика. В его касаниях не было никакого подтекста, только осторожность и желание не навредить. Мэй таращился и все думал, как уговорить помочь, какие привести аргументы. Закончив с пахом, тюлень принялся за живот, двигаясь все ближе к лицу. Освобожденное от лент круглое серое плечо Пиники маячило прямо перед носом. Мэй задумчиво его рассматривал, пока не понял, что завитушки коротких серых волосков поверх замысловатого рубца складываются в смутно знакомый знак.

— Тавро? — вырвалось у Мэя, прежде чем он успел спохватиться о приличиях. — Я думал это пережиток… когда, ну вы знаете.

Пиника застыл на секунду с салфеткой в руке, глянул на пациента, как будто размышляя, делиться или не делиться историями из жизни. Пошевелил усами, перевел взгляд на зажатый в руке влажный белый платок и решился.

— Второй бейсарийский фронт. Омега-батальон. Это в память о товарищах, которых я не смог спасти. Нас тогда сильно потрепало, да и не только нас, — он вернулся к своему занятию. — Я в ту зиму многих друзей потерял на передовой. Омег в расход в основном пускали. Сейчас все изменилось, конечно, но память жива.

— Вы воевали? Пехота?

— Нет, был полевым медиком. Хорошим… а теперь я стар и развлекаюсь тут. Помогаю по хозяйству и лечу любопытных пилотов третьего ранга, которые творят черт-те что.

Пиника закончил растирать живот Мэя и выкинул грязные салфетки. Затем взял со стоящего рядом лотка последний неиспользованный предмет.

— Готов?

Мэй кивнул. Пиника аккуратно воткнул ему в бедро автошприц с супрессором. Мэй чуть дернулся и тут же перестал шевелиться, ожидая, пока поршень в пластиковой трубке достигнет дна.

Тюлень достал из шкафа сложенную в брикет форму. Разорвал одноразовую вакуумную упаковку и протянул Мэю.

— Размер твой не знаю, но примерь, должно подойти. Птички все более-менее одинаковая мелкота.

Мэй вытащил шприц и, чиркнув освобожденным от обмотки оперением по пластиковой поверхности, слез со стола. Постоял пять минут на новых, чуть подрагивающих лапах. Он стал немного выше и, по ощущениям, намного сильнее. Тяготение планеты, которое как назойливый шум доставало все эти дни, исчезло. Если бы маховые успели отрасти хоть чуточку длиннее, Мэй непременно попробовал бы взлететь с прыжка.

Пиника отошел к двери и молча наблюдал, как Мэй одевается, а потом не выдержал и вздохнул.

— Тебе очень повезло, ты был на волосок от необратимых увечий. Что бы там тебе ни принесла встреча с Каарху, таких жертв она не стоит.

Мэй проигнорировал майку, застегнул на поясе штаны странной зеленой пятнистой расцветки, по привычке огляделся в поисках обуви. Вспомнил, что она ему теперь не нужна, присел на край стола, с удовольствием вытянув лапы.

— Бейсарийски фронт, значит, у меня дед там воевал…

— Не припомню никого по фамилии Декарт, — Пиника грузно возвышался в подсвеченном дверном проеме, опустив руки, просто слушая.

— Он был омегой, его звали Лица Альба, — всматриваясь в безразличную морду тюленя, пытаясь понять реакцию, ответил Мэй, — фамилия Альба вам о чем-нибудь говорит?

— Говорит… — тихо прошелестел квартирмейстер, — о многом.

— Он был героем войны, выступал за отмену рабства для феррах и северных народов Бейсарии, а позже — воевал за освобождение омег.

Пиника шевельнулся, почесав затылок. Ничего не ответил, но, по крайней мере, не перебивал.

— Нас, северян, осталось очень мало, — поднажал Мэй, хватаясь за призрачный шанс, — Свободная Бейсария, Монтрэ да Горный Удел. Мы всегда держались вместе, заступались друг за друга. Мой дед Альба — если бы не он и не его стая, скорее всего мы бы с вами сейчас не разговаривали. Поэтому, прошу, помогите мне, как он когда-то помог вашим предкам и вам.

Тяжелыми секундами растянулось молчание. Мэй стоял, замерев, как будто боялся, что Пиника ответит отказом, если случайно не так вздохнуть.

— Пожалуйста, — срывающимся голосом повторил Мэй, не дождавшись реакции или ответа, — прошу вас. Я не могу отступиться, мне нужно с ним увидеться… даже если для этого придется снова бессмысленно рисковать.

— Не стоит, — наконец полушепотом отозвался Пиника. Развернулся, нажал на кнопку разблокировки двери. А потом, стоя на пороге темной фигурой, через плечо добавил, — отдыхай пока тут, я за тобой кого-нибудь пришлю.

Дверь отъехала в сторону, на секунду ослепив вовравшимся в проем светом, и закрылась, оставив за собой тишину. Мэй, как был, завалился на бок, поморщившись от неприятного скрежета заломанных о пластик перьев. По самую макушку его заполняло жгучее, болезненное разочарование, в горле застряла тоскливая безнадежность, разъедающая как кислота.

— Лесная поляна, — закрыв глаза, пробормотал себе под нос Мэй, — а над ней порхают разноцветные бабочки. Чудесный летний месяц, пахнущий нагретым деревом и наполненный теплом, — из-под прикрытых ресниц по холодному оперению скулы потекла случайная слеза. — Опушка. Самый короткий и самый теплый месяц в году — лето. Все цветет, природа набирается сил, скоро вылупятся братья и сестры. Опушка…

========== Глава 4: Звездное небо над головой ==========

Снаряд разорвался чуть правее, взметнув куски дерна и камни, вкрутившись в небо сизым вертикальным столбом удушающего дыма. Мэй упал на землю, прикрыв руками голову, опасаясь дышать. В сантиметре над затылком, обдув ветром перекрещенные пальцы, пролетел осколок и глухо цвиркнул, срикошетив от ближайшей стены. Уткнув нос в чернозем, Мэй считал до десяти, прежде чем встать и бежать.

Земля пахла гарью. Запах забивался в глотку и скапливался там густой черной жижей. Казалось, что стоит двинуться, и он начнет этой жижей безудержно блевать. Мэй досчитал и осторожно шевельнул сначала правой лапой, потом левой. Скрутился, выгибая дугой спину, подбирая конечности под себя. Шерсть на загривке встала дыбом, на горячем ветру затлели перья, добавляя к смолистому запаху копоти привкус чего-то животного. Сейчас или никогда — он упруго оттолкнулся и стелясь низко, почти касаясь земли, огромными скачками двинулся в сторону полоскавшихся на ветру пурпурных стягов.

Поле боя, иссеченное бороздами от снарядов и траншеями, норовило поймать лапы пилота в капканы черных провалов. Мэй, маневрируя между горами обожженного мяса и дымящегося железа, бежал не оглядываясь, молясь двуликой богине, обжигая подушечки лап. Когда, загораживая небо, перед ним взвились очертания развороченного, как хризантема танка, он на бегу взмахнул крыльями, бесшумно и плавно рассекая воздух. Горгульей взлетел на высокую, в его рост, замершую гусеницу железного монстра и огляделся вокруг.

Насыпная стена молча, зловеще глядела на Мэя узкими прорезями амбразур. Пилот окинул ее взглядом, надеясь увидеть движение или хотя бы намек на него, ускользающую тень. За спиной просвистел очередной снаряд и, тяжело бухнув, оглушил, осыпал дождем из мелкой земляной крошки и чьих-то обгорелых останков. В мареве взрыва алым блеснула опутывающая крепость, едва заметная, тонкая, смертоносная паутина бруно. Мэй выругался и вздрогнул от звука собственного голоса. Вместо родного певучего северного наречия, горло изрыгнуло незнакомые рычащие слова чужого звериного языка. Дико. Непривычно. Неправильно.

Еще один снаряд разорвался чуть ближе к убежищу Мэя. Пилот присел, напряг мышцы и сухожилия, переступил с лапы на лапу, приноравливаясь к прыжку, готовясь взлететь. Завыла сирена, в небо над горизонтом темной тучей поднялись «Стрекозы», блестя разложенными полупрозрачными крыльями, и единым роем, щерясь обвесом орудий, потянулись куда-то за спину, в сторону невидимого врага. Раздался скрежет, целясь, лязгнули тысячи пушек. От залпа почва под лапами пошла волнами, встала на дыбы. В воздух взметнулся черный снег пепла, Мэй оттолкнулся и изо всех сил и прыгнул, не глядя. Взмахнул крыльями, раз, второй, разгоняя сизую мглу, паря.

Когда дымка первого залпа рассеялась и наступило затишье, предвещающее ураган, Мэй увидел внизу, на стене, тонкую человеческую фигуру — белую как снег, исходящую серебряным светом. Фигура повернулась в его сторону, как будто почувствовала приближение Мэя. Вуаль из перьев, неестественно чистых на фоне чада войны, изящных как арабская вязь, качнулась и застыла изморозью. Мэй понял, что некто на стене смотрит на него, наблюдает за ним внимательно и цепко, запоминает каждую птичью черту, каждый звериный волосок. Мэй судорожно прикрыл голову руками, отгораживаюсь от алого взгляда локтями и маховыми. Свернулся в тугой клубок шерсти и остьев обгоревшего пера. И полетел, полетел, полетел вниз, прямо в хищно блестящие петли острого, как бритва металла, закричал…

… и очнулся в тишину, охватившую его тепло и крепко. Он лежал, уткнувшись носом в длинный мех. Успокаивающе пахло морозной шерстью, а прямо под ухом гулко билось чужое сердце. Не поверив в реальность, опасаясь, что все еще спит, Мэй тихо выдохнул куда-то в теплую шкуру и металлические заклепки:

— Ты?

— Угху-м, — утробно и раскатисто раздалось сверху, — кто ж еще.

Мэя дернуло вверх, слегка качнуло. Зашипела, открываясь, дверь медблока, и Мэй увидел темное, усеянное звездами небо над головой. От свежего, морозного воздуха защипало щеки, заставляя окончательно проснуться. И подтверждая реальность, под капитанскими лапами жалобно захрустел наст, отмечая каждый шаг.

— Куда мы идем… то есть, куда вы меня несете? — Мэй завороженно рассматривал мерцающий в небе млечный путь, уходящий за взошедшую голубую луну Морры. Белый снег, отражая свет небесного тела, сверкал как топаз, странным образом гармонируя с неоном, окутывающим Каарху.

— На станцию, в твой блок, — Каарху остановился, перехватил покрепче и поудобнее. Тихо шелестнуло термоодеяло в которое был завернут Мэй.

— На станцию?! — Мэй забарахтался возмущенно, впопытках выкрутиться из слоев согревающей ткани и крепкой хватки капитана, — стоп.. стой! Да постой же ты, прошу!

Каарху остановился и глянул на трепыхающегося пилота третьего ранга. Вернее, Мэй понадеялся, что глянул. Переливающийся всем видимым спектром космос над головой, дополненный розовыми и голубыми бликами надстроек капитана, превращал его морду в чернильно-сверкающий сполох северного сияния. Мэй изо всех сил всмотрелся в мимику Каарху, пытаясь понять, в каких капитан настроениях. Но контраст темных вихров с калейдоскопом из звезд и наполненных светом трубок был слишком резким и слишком слепящим. Таким, что даже острое зрение хищника не помогло Мэю разглядеть нюансы.

— Я хотел поговорить, — честно признался Мэй в молчаливый, мерцающий силуэт, — у меня есть вопросы… мы можем обсудить их где-нибудь, где нас не будут отвлекать?

— Отчего же нет, — голос капитана наверное был мужественным, рычащим. Но Мэю он показался музыкой, сладкой как монтрэйская патока. Она отозвалась в его мутировавшем теле где-то на уровне генов, заставляя каждое перышко трепетать. — Только в силу некоторых обстоятельств, разговаривать придется прямо тут. Потерпишь холод?

— Потерплю, — профырчал Мэй в меха капитанской груди, в которую успел уткнуться носом, — да мне и не холодно даже.

Каарху постоял немного молча, соображая. А потом, тяжело вздохнув и как-то совсем по-человечески крякнув, подогнул ноги и уселся прямо на плотный снежный наст. Из ледяной пустыни тянуло чуть заметным ночным ветром, раздувая в клубы тонкие струи пара, выдыхаемого капитаном. Мэй смотрел на это, стараясь сохранить в памяти каждую мелочь. Ему хотелось сидеть так вечно, в теплых объятиях мощных лапищ и со звездным небом над головой.

— Что бы ты хотел знать? — начал капитан, не дождавшись от Мэя вопроса.

— Все! — выпалил Мэй, дурея от открывшихся возможностей и одновременно не зная, с чего начать. — Сколько тебе лет? Почему ты весь в трубках? Ты знаешь, что я твоя истинная пара? Почему ты меня избегал? Какой у меня запах?

— Ну, про избегание — это ты зря, я же тут. Просто сложно было… — Каарху замялся, и Мэй на секунду испугался, что капитан передумал говорить, — … у меня приказ от Астора Девлера, — наконец выдал медведь. — Видеться нам не запрещено, но не вот так, без контроля «Стелии», наедине.

— Почему? — искренне удивился Мэй, забыв, где он находится и с какой целью.

— Не по уставу, — ответил капитан, и Мэй вдруг осознал, что голос его звучит устало. Каарху открыл было пасть, чтобы добавить что-то еще, и внезапно зашелся сухим лающим кашлем. Мэй завозился, пытаясь вынуть из теплого кокона хотя бы одну спеленатую руку. Но ткань одеяла поверх длинного, отросшего за день пера крепко держала конечность плотно прижатой к груди.

— Т-с-с-с… все хорошо, — прокашлявшись добавил капитан, — жить буду. Да, я знаю, что ты предназначен мне судьбой и все, что за этим следует, — он усмехнулся, блеснув в ночи двумя рядами острых зубов, — звучит старомодно, правда?

— Немного, — улыбнулся в темноте в ответ Мэй, — значит ты чувствуешь мой запах? Какой он?

Каарху перестал улыбаться и приблизил широкий кожаный нос к щеке Мэя, повел им вправо и влево, шумно дыхнул.

— Ну? — Мэй готов был наизнанку вывернуться от желания узнать, что же видит Каарху, каким он ему кажется.

— Пахнешь лекарствами и салфетками Пиники, — признался медведь, — собственной кровью и немного птичьими перьями. И еще каким-то растением, то ли кедр, то ли пихта.

— И все? — разочарованно протянул Мэй.

— И все, — подтвердил капитан, — уж такими мы созданы.

Мэй подавленно замолчал. Если Каарху не чувствует его запах и образы, значит ли это, что миндалина или ядро или что там в мозгу отвечает за парность, в общем, это что-то очень важное в мозгу медведя не сработало? Невыносимой тяжести мысль о разделенном импринтинге тут же вкрутилась в мозг как алмазный буравчик, Мэй нахмурился, нервно дернув щекой.

— Ты красивый, — добавил вдруг капитан, заметив спектр эмоций на лице Мэя, — не волнуйся, всему свое время. Настанет день, и я услышу и увижу твой запах, а пока что мне достаточно просто знать.

Каарху поднял глаза к звездам, выдохнул облачко пара. Зевнул, облизнув пасть длинным гибким языком.

— Нам пора, — заявил он, опустив морду к Мэю, вставая, — к сожалению, время у нас ограничено, если останемся дольше, нас хватятся и будут искать. Так что давай остальные вопросы на бегу.

Морозный наст снова захрустел, выворачиваемый когтями капитана, небо над головой качнулось в такт широким шагам.

— Ну а трубки? А возраст? — выцарапывал Мэй крупицы сведений, хватаясь за остатки возможности.

— Мне двадцать восемь, а экзо… подарок от матери.

— Матери? — повторил Мэй, словно вел род не от полярных сов, а от какаду.

— Она умерла, когда мне было четырнадцать.

— Ты помнишь ее?

— Только как образ. Да, помню. Она была доброй… и мудрой… и заботилась о всех нас. Я и сейчас порой замечаю ее присутствие, когда бываю на станции. В самых заброшенных уголках, куда никто не заходит. За почти тридцать лет многое изменилось, и «Стелия» — хорошая «хозяйка», но мать не заменит никто.

— Что с ней случилось? — полез Мэй в совсем уж личное.

— Я думаю, влезла во что-то, во что лезть не следовало, — капитан снова надрывно закашлялся и чуть замедлил шаг, отфыркиваясь, — я был маленьким, подробностей не знаю, — продолжил он хрипло, — душу ее так и не нашли.

Мэй подавленно замолчал. Он плохо представлял, о чем хочет поговорить с Каарху, когда стремился к встрече. Но почему-то ему казалось, что они будут обсуждать то, что происходит между ними, и Каарху подскажет, как действовать дальше. Однако разговор под звездным холодным небом Морры явно зашел в такой тупик, из которого Мэй не знал, как выбраться. Сочувствовать? Расспрашивать дальше? Мэй уткнулся виском в капитанскую грудь, слушая сердце, размышляя о прошедшем и грядущем. Медведь шел молча, равномерно покачиваясь. Снова начало клонить в сон.

— Почти пришли, — сообщил Каарху.

Мэй сонно встрепенулся, с сожалением оторвался от теплой шкуры и глянул через плечо.

Голубизна снега сходила на нет в стерильно белых огнях «Э-терры». Стены станции возвышались в ночи, отражая свет фонарей и блики луны. Мэй увидел дверь. Не ангара, не ту, через которую он сегодня со станции выбежал, а другую, маленькую, тайную… почти незаметную между нанесенными вдоль стены сугробами. От стены отделилась фигура, неузнаваемая в зимней экипировке, и направилась к капитану тяжелой трусцой. Мэй осознал, что пришла пора прощаться с Каарху. Ожидаемо, но все же внезапно. И гораздо быстрее чем он представлял и хотел. Мэй задергался, выдернул наконец-то руку из плотно сжимающего его кокона и, потянувшись, обнял капитана за шею, зарывшись по самые уши в густой шелковистый мех.

Капитан не торопил его, поглаживал по спине через толщу ткани одеяла. Мэй чувствовал, как спокойно бьется его пульс и равномерно, от каждого вздоха, поднимается грудь. За спиной скрипнул снег, оповещая, что таинственный встречающий совсем уже близко. Каарху опустил Мэя на землю, последний раз провел по спине рукой и медленно отступил назад. Мэй нехотя разжал руки, освобождая от объятий шею капитана. Кожа, хоть и обросшая частично пером, тут же покрылась от внезапного холода крупными мурашками. Невидимыми, но вполне ощутимыми.

Мэй поднял глаза, чтобы попрощаться. Медведь стоял перед ним глыбой из шерсти и мускулов, от шкуры клубами валил пар, как будто Каарху пробежал марафон. Глаз невольно отмечал признаки болезненности — колтуны на каскаде гривы, лихорадочный блеск в глазах. Но даже таким медведь выглядел гармонично красивым. Мэй смотрел на него заворожено, пытаясь понять как же он будет теперь жить, пусть на одной станции, но все же слишком далеко от капитана. А что, если Каарху его не почувствует? Как тогда быть?

— С тобой все будет хорошо? — спросил Мэй, тревожась.

Медведь молча кивнул и глянул Мэю за плечо.

— Тебе пора.

Встречающий подхватил Мэя, закинув освобожденную от одеяла руку через шею, следя, чтобы медленно переступающий лапами пилот не споткнулся. Они двинулись к черному входу на станцию, осторожно, шажок за шажком. Почти перед самой дверью Мэй обернулся к капитану, хотел пожелать чего-нибудь ободряющего, но вместо этого одними губами спросил:

— Я вам нравлюсь? — и почувствовал себя так по-дурацки и по-детски, как будто не взрослый солдат, а птенец, только что в первый раз покинувший гнездо.

Капитан не заворчал, не посмотрел укоризненно, а ответил, точно так же, одними губами:

— Да, очень. Да.

***

Когда за ними закрылась дверь станции, сопровождающий опустил Мэя на пол, стащил капюшон из лент, обнажив уже знакомый могавк, размотал лицо.

— Ворон! — облегченно шепотом выкрикнул Мэй, непонятно чего опасаясь.

Ворон удивленно приподнял брови и вопросительно глянул на Мэя, склонив голову к плечу.

— Тьфу… то есть, Август! — хриплым шепотом исправился Мэй.

— Он самый, — чуть слышно ответил ворон, едва заметно улыбнувшись. А потом протянул ему руку, подтягивая вверх и к себе. — Только тише, — он ткнул пальцем куда-то вверх, и Мэй, проследив взглядом, увидел задник камеры наблюдения, направленной от них в противоположную сторону, — «Стелия» нас слышит, но увидеть не может. У нее тут слепое пятно.

Прежде чем двинуться дальше, Мэй помог ворону справится с лентами — размотал до локтя, чтобы не сковывали движение. И когда все было готово, они медленно двинулись по коридору к ближайшей стене в обход камер. Август достал неизменный планшет из поясной сумки и начал в нем что-то набирать. Мэй осторожно заглянул в экран через вороново плечо, но увидел только бесконечный поток команд и цифр на черном фоне терминала.

— Сейчас, сейчас… — тихо пробубнил под нос Август, вводя очередную команду, — должно быть где-то здесь, ага…

С тихим щелчком отъехала в сторону замаскированная под панель, вместе они просочились в техническое помещение, идущее вдоль периметра «Э-терры» по спирали вниз.

Оказавшись внутри, ворон остановился, повернулся к Мэю, протянул руку и задумчиво провел когтями по его облачению. Ткань тихо скрипнула под пальцами Августа, а Мэй с удивлением отметил, что ворон теперь, кажется, ниже его.

— Наверное, лучше снять одеяло, — подытожил свои размышления ворон уже нормальным голосом, — тут с каждым пройденным этажом будет становиться теплее, а оно, в случае чего, помешает тебе бежать.

Мэй завозился, крутясь на месте, ища конец и начало спеленавшего его кокона, а найдя начал стремительно разоблачаться и через пять минут остался в одних штанах. Август следил за его копошениями странным, нечитаемым взглядом, от которого Мэй, засмущавшись, поежился. Ворон, заметив что Мэй готов, резко тряхнув головой, кивнул в сторону ближайшего пролета и скомандовал:

— Идем.

Потянулись бесконечные витки узких, затянутых инеем и изморозью лестниц, все глубже и глубже уходящих в чрево станции. Август вел Мэя уверенно, изредка сверяясь с информацией в планшете, примерно на пятом пролете Мэй отметил, что начало теплеть. От тепла ли или от того, что употребленный за день коктейль из медикаментов начал отпускать, сведенные судорогой последних суток мышцы на лапах начали приходить в себя. Медленно возвращалась гибкость и силы в покрытые шерстью конечности, все тело сантиметр за сантиметром, мышца за мышцей начало оживать. И когда мягкая, чуть щекочущая волна расслабления, идущая снизу вверх, добралась до плечей и шеи, Мэй не удержался и тихонько заскулил от удовольствия, на ходу прикрыв глаза.

— Тс-с-с… — не оборачиваясь шикнул ворон, а потом прошептал, — мы почти дошли до наших блоков. Тут стены тоньше, защита от холода не нужна. Так что лучше не шуметь.

Мэй изо всех сил попытался вести себя тише, но ощущения нового сильного тела были такими необычными, что молчать было очень сложно. Изнутри распирала энергия, каждая мышца пела и пружинила, как каучук. Отросшие маховые тихо шуршали, иногда задевая ступеньки, по которым они спускались. Слух обострился настолько, что Мэй слышал, как бьется сердце напарника и как устало он дышит, прибитый гнетом Морры. Чтобы как-то отвлечься, Мэй сосредоточился на худых, острых лопатках ворона, маячивших перед ним в полутьме коридора, и перестал их гипнотизировать только когда они наконец-то пришли.

Ворон остановился напротив ничем не приметной стены, провел пальцами по панелям, оставляя в пыли длинные полосы. А потом вогнал когти в едва заметную бороздку на стыке и слегка потянул. Кусок обшивки плавно, беззвучно, как и вся механика на станции, отъехал вправо, и в образовавшуюся щель ворвался чуть приглушенный мягкий свет жилого уровня. Мэй встал на цыпочки, заглядывая в образовавшийся проем поверх головы Августа, чтобы понять, куда ведет выход. За дверью обнаружилась белая стена, правее была видна часть поручня, окружающего шахту. Август уперся в створку ладонью, толкнул сильнее, налег на панель всем весом, отодвигая ее в сторону. Кусок стены тяжело поддался, расширяя проход достаточно, чтобы напарник смог просунуть в него плечо.

Мэй, следуя за вороном, уже было сделал шаг навстречу жилому уровню и блуждающим там бликам вечерней подсветки, когда лезущий через дыру в стене Август вдруг резко дернулся и сдал назад, больно оттоптав пальцы. Ворон, не обратив внимания на зашипевшего от боли напарника, стремительно выкинул руку, зацепил когтями край и спешно попытался задвинуть панель обратно. Мэй охнул… как ему показалось, тихо, но ворон, бросив наполовину закрытый проем, обернулся к нему со скоростью мангуста и бешено сверкая в темноте глазами повис на нем, заваливая на пол и одной рукой зажимая ему рот.

Мэй грохнулся, шелестя отросшим оперением, и засучил лапами по полу, стараясь приподняться на локтях. Ворон, не убирая ладони с губ пилота, оседлал бедра Мэя сверху и зажал ногами крепко, как удав. Лежа на теплом и пыльном полу, обездвиженный Мэй скосил глаза на прореху, пытаясь понять, что же так напугало Августа. Слабую вечернюю подсветку станции и ее же сонную тишину нарушили клацанье и силуэт восьми длинных мохнатых паучьих лап. Мэй почувствовал слабую вибрацию пола, а потом на дальней стене заплясали, вытянулись абстрактные, хищные тени, когда Астор Девлер появился в поле зрения и направился в сторону их убежища. Он-то что тут делает? Мэй посмотрел на ворона, заломив брови и отчаянно пытаясь просигналить глазами мучивший вопрос.

— Тише ты! — ворон, удерживал Мэя пришпиленным к полу, насколько позволял его легкий птичий вес.

Вслед за Астором на божий свет явился Пиника. Чуть шаркая ногами подошел к месту, где стоял капитан, слава Двуликой, брюшком к затаившимся в пыльном убежище пилотам. В отличие от арахнида, тюлень сразу заметил просвет в стене, но виду не подал, только сильнее встопорщил жесткие, седые усы. Обратился к капитану Девлеру, начал что-то ему втолковывать, плавно водя руками, указывая на движение в шахте станции. А потом фамильярно обхватил за покрытое хитином и щетинками плечо и потащил куда-то вдоль поручня, в сторону жилых блоков. Несмотря на разницу в размерах и количестве конечностей, Астор еле успевал перебирать лапами, семеня за размашистым шагом квартирмейстера.

Август и Мэй, продолжали лежать на полу технического помещения до тех пор, пока тюлень и паук не скрылись из вида. А потом еще немного, пока были слышны шаги — дробные перекаты Астора Девлера и мягкое шарканье Пиники.

Секунды тянулись, превращаясь в минуты, а те сливались в неисчисляемые мгновения. Ладонь Августа на лице увлажнилась от дыхания Мэя. Мелкие перья и пух, растущие вдоль воронового мизинца, щекотали кожу и лезли в нос, от чего хотелось чихнуть. Мэй фыркнул. Ворон, все это время напряженно всматривавшийся в узкую полоску тусклого света между краем панели и косяком, моргнул, как будто приходя в себя, повернул голову к Мэю и, не сдвигая руку, уставился на него своими серыми, холодными как лед Морры глазами.

«Стелия» за пределами их спонтанного убежища, как будто нарочно подловив момент, пропищала отбой и плавно отрубила свет, погружая станцию во тьму.

Зрачки Августа медленно расползались в черные как вантаблэк дыры, сожрав без остатка почти всю радужку. Мэй цеплялся взглядом за ассиметричные черты лица ворона, ночная подсветка придавала им потусторонний, мистический вид. В них сквозила нервозность пополам с возбуждением и, кажется, страхом. Стресс сочился из Августа, как радиация из сверхновой, четким рельефом подчеркивал окаменевшие мышцы спины и плечей. Сердце напарника под толстым слоем зимней одежды трепыхалось, билось как у колибри. Чуть подрагивали веки на изможденном, словно Август неделю не спал, лице.

Мэй нервно сглотнул под ладонью и, сам не до конца понимая зачем, потянул носом воздух. Атмосфера разила пылью, едкой химией, потом и пластиком. И поверх всего, перебивая биологически-техническое амбре станции, сладко тянуло собственным ароматом ворона — солоноватым, свежим как морской бриз, отдающий металлом, как озон. Запах, подстегнутый адреналином, пойманный выкрученным на максимум обонянием Мэя, был почти осязаемым. Он пенился, покачивался на волнах возбуждения, исходящих от ворона, и плотной пеленой окутывал очарованного ощущениями пилота третьего ранга.

Мэй затих, прекратив попытки выбраться из-под Августа, замер, боясь спугнуть странное, возникшее между ними оглушающее тишиной напряжение.

Ворон медленно отнял руку от губ Мэя, глянул на собственные влажные пальцы, как будто там находился ответ на неизвестный, мучивший его вопрос. А потом потянулся и легко провел когтями по скуле, покрытой мелкими пером, добрался до коротко стриженного виска. Мэй почувствовал, как по щеке прохладой прошлись длинные перья и тепло шершавых подушечек, зарывшихся в короткую стрижку. Точно так же, как тогда, в день первой их встречи, только в этот раз ворон был еще ближе и осязаемее, будто их первая ночь была игрой воображения, а сейчас, тут, в темном техническом помещении, все наконец-то происходило наяву.

Ворон скользнул ниже, обхватил теплой ладонью затылок, зарылся в вихры, притянул голову Мэя к себе, второй рукой придерживая за плечо. А сам наклонился ближе, к самой мочке уха, и тихо, но четко прошептал, едва касаясь сухими губами.

— Откуда ты такой взялся? Кто же ты?

Вкрадчивый, мягкий голос пробрался под кожу. Иголками прошелся по телу и теплой волной разлился в паху. Шерсть на загривке Мэя встали дыбом от внезапно накрывшего возбуждения. Мэй засучил конечностями, клацнул о казенный пластик когтями, упираясь лапами в пол.

В голове ураганом пронеслись события прошедшего дня — Пиника, Каарху, переломанные кости, всполохи ночи Морры, запах напарника, заполняющий альвеолы легких, заменяя собой кислород. Свежий, дурманящий, он волнами смывал врожденную застенчивость Мэя, делая все, что волновало, далеким и неважным. С обреченностью, неотвратимой и слегка грустной, пилот осознал, что план «держаться подальше от ворона» грандиозно провален — перечеркнут касаниями, нежным шепотом и черным пером.

Мэй сглотнул пересохшим от волнения горлом, поднял руку и зарылся в коротенький ежик влажных волос Августа. Как давно хотел. Притянул ближе и втянул свежий запах напарника.

— Я обычный пилот третьего ранга, — просипел тихо и хрипло в аккуратное ухо ворона, оказавшееся в сантиметре от покрытой перьями скулы. И добавил на выдохе, — мне кажется, я тебя хочу.

========== Глава 5: Осмос ==========

Ворон молча убрал руку с затылка Мэя и коснулся щеки пилота. Прошелся по ней, пропуская между пальцев серебристые перья. Мэй весь сжался внутри, не дождавшись ответа. На одно тягучее, мучительное мгновение подумал, что все понял не так. Что он, северянин, не привыкший к социуму, открытости и касаниям, истолковал обычную дружелюбность ворона как желание… Мэй сбивался на этом моменте, не зная, как правильно объяснить — желание чего? За короткую жизнь пилота его никто никогда не хотел, не проявлял особенных знаков внимания. Не выражал интереса ни в том самом смысле, ни в каком-нибудь другом. Он был винтиком, дополняющим общую конструкцию. Одним из множества. Ему это нравилось, к другому он не стремился, и до встречи с вороном о другом не думал и никого не хотел. Но сейчас… то, что с ним… между ними происходило, выбивалось за границу привычной действительности — не укладывалось в знакомые рутинные ритуалы и слова. Мэй заметался в попытках загнать все в рамки терминов, налепить ярлыки, рационализировать, упростить.

Озадаченный бесконечной каруселью раздумий, он не заметил, как Август задышал чаще и склонился к нему совсем близко, сосредоточенно сведя к переносице брови на красивом смуглом лице. Он коснулся губами тихо, безмолвно, заставив Мэя вздрогнуть. Прочертил шероховато прохладную линию по щеке и к углу рта. Прикусил в темноте чуть скрипнувшее перо на скуле, лизнул щеку, словно пробуя на вкус. Мэй замер с сердцем бьющимся где-то в ушах, не зная как отреагировать и что сказать.

Язык Августа, в контрасте с шершавыми, убитыми холодом и зимой губами, оказался горячим и влажным, и от этой разницы в груди пилота что-то сладко скрутилось, замерло. Теплая волна возбуждения превратилась в ревущее на тысячу голосов желание, и Мэй слабо трепыхнулся в попытке ответить на ласки Августа, не до конца понимая, как себя вести.

— Ворон, я… — начал было Мэй, но Август прервал его, не ответив — не спеша спустился по скуле чуть ниже, мягко толкнулся в полуоткрытый рот. Мэй опешил от незнакомых ощущений — томности, влажности, осторожных касаний, и как мог ответил, губами захватив чужой язык — солоноватый, металлический на вкус.

Осторожно выдохнул через нос.

Запаниковал слегка, соображая, что делать с руками, еще крепче вцепился в короткий ежик волос.

Ворон дернулся, отвечая на незамысловатую, хаотичную инициативу, и как мог изменил положение — сдвинулся, свернулся тугой пружиной тела и перьев, соскользнул с бедер Мэя к нему на живот. Окончательно осмелев, Мэй отпустил затылок и обеими руками обхватил тонкую фигуру ворона, притянув его к себе. Август дышал часто, сбивчиво. Под плотным слоем одежды грудная клетка с тонким каркасом ребер ходила ходуном.

— Можно… — оторвавшись на секунду от поцелуя, промычал ошалевший от ощущений пилот третьего ранга куда-то в покрытую обмотками и перьями шею.

Август опустил лицо и молча закусил губу Мэя. Накрыл его рот своим. Толкнулся языком глубже. Сдвинул руки пилота ниже, к себе на бедра. Без слов разрешая трогать себя везде и делать что в остатки разума взбредет. Мэй, чуть не двинувшись оплавленным от нетерпения мозгом и подстегиваемый похотью, нырнул обеими руками под ленты, краем уха услышав, как жалобно хрустнуло растущее на предплечьях перо. В жаркой тесноте под витками провел ладонями по теплой коже, по рельефу напряженных как камень мышц. Добрался до округлой, подобранной задницы и с замиранием сердца сжал теплую упругую плоть. Август вдруг разом расслабился, выгнулся, вильнув бедрами, выдохнул горячо и протяжно, клекотнул и по-звериному зарычал. Запах — свежий, металлический, солоноватый, окружал возбужденного ворона волнами, усиливаясь в ответ на каждое движение Мэя. Член в выданных Пиникой карго штанах давно налился кровью и стоял так, что у Мэя все плыло перед глазами. Ерзающий на нем, извивающийся от удовольствия Август усугублял ситуацию, добавляя остроты к ощущениям, выкручивал их в абсолютный осязательный предел.

Мэй целовался, захлебываясь от восторга. Придерживая ворона за гладкие мускулистые ноги, двинул бедрами вверх и вперед. Потерся о промежность, ощущая через слои ленты его возбуждение, делясь через толщу ткани своим. Август застонал в рот Мэя, не прерываясь, продолжая облизывать все, до чего дотягивался — небо, зубы, губы, снова небо, засосал язык. Мэй как мог отвечал, иногда опасаясь, что вот сейчас еще чуть-чуть и начнет не хватать кислорода. И если такое случится, то так тому и быть. Лучше сдохнуть от скручивающего, плавящего кости и сознание желания, чем хоть на секунду прерваться и вернуться в реальность, в которой до сих пор приходилось существовать, а не жить.

Член, которым Мэй исступленно терся о ворона, настойчиво требовал внимания, упираясь влажной головкой во внутренний шов. В яйцах звенело, в паху все скручивало мягкими спазмами и вело. Запах Августа, взвиваясь от возбуждения хозяина протуберанцами, добавлял к ощущениям, превращая воздух вокруг в озон.

Мэй остатками разума понял, что с этим надо что-то делать, пока он не спустил прямо вот так, лежа в темном пыльном техническом помещении, на жестком холодном полу. Чуть отстранился и выпростал руку из-под лент Августа. Протиснул ее между телами, нащупывая пуговицы или застежки, или что там было у штанов. Нетерпеливо, нервно дернул за них, пытаясь добраться до плоти, путаясь в завязках. Расцвеченная зелеными пятнами ткань натянулась, потрескивая на пределе, но так и не поддалась. Мэй тихонечко взвыл куда-то в Августа, тяжело выдохнув в насаживавающийся на его язык рот.

Ворон сбавил обороты, отстранился, блеснув в полумраке обветренными, истерзанными губами и глянул вниз на источник проблем. Лицо его изобразило целую гамму чувств — сострадание, понимание, удовольствие, желание, он скользнул по Мэю взглядом, любуясь его лицом. Приподнялся на локтях, присел на бедра пилота, пройдясь ягодицами по самым чувствительным точкам в злополучных штанах. И хрипло, не думая о том, что их услышат, спросил:

— Домой?

***

Двумя тенями проскользнув в темноту своего блока, они расслабились, только когда за ними закрылась дверь. Вернее, Август расслабился, не спеша подойдя к своей койке, на ходу набирая очередную команду в терминале.

Мэй, как был, привалился спиной к прохладному пластику двери, ошарашенный тем, что произошло пять минут назад между ним и вороном. Вся его накопленная годами северная сдержанность и аскетичность, холодная рациональность и воспитание — все это треснуло по швам. Исходящий смазкой, не собиравшийся опадать член упирался в изнанку штанов, приводя Мэя в смятение и не давая трезво рассуждать. Мэй сглотнул насухую, ободрав движением пересохшее горло, и, опустив руку на ширинку, ясно понял, что в этот раз мантрами, похоже, не обойтись.

Он отлепился от двери, не совсем понимая, что делать, на дрожащих подгибающихся лапах неуверенно прошел в центр комнаты. Остановился, пошатываясь, раздумывая, что сказать, когда ворон отложил в сторону планшет и не скрываясь, не приглушая голоса, прямолинейно позвал:

— Иди ко мне, я ее отключил. У нас примерно десять минут.

Мэй, не совсем осознав услышанное, на автомате сделал в сторону Августа пару шагов. Брошенная вороном фраза сначала осела в мозгу, а потом медленно, постепенно поднялась на поверхность перепаханного гормонами сознания, наполняясь каким-то странным и невозможным смыслом. Мэй остановился напротив сидящего на койке напарника и застыл на месте, прокручивая в голове услышанное так и сяк. Почти открыл рот, чтобы уточнить и подтвердить, что правильно все понял, когда ворон, устав ждать, шевельнулся в полутьме, прошелестев по кровати перьями. Протянув руки, схватил Мэя, притягивая к себе. Пилот почувствовал длинные тонкие пальцы на бедрах, неожиданно крепкую хватку, и поперхнулся незаданным вопросом от прозвучавшего в полутьме предложения:

— Мэйнард Декарт, — разогнал тишину ворон, и по голосу было слышно, что он улыбается. Возможно, даже нахально, как обычно чуть криво, щеря острые клычки. — Подойдите, пожалуйста, ближе, обычный пилот третьего ранга. Позвольте, я вам отсосу.

В подсвеченном только экраном планшета полумраке комнаты тихо звякнула застежка, и Мэй на секунду ощутил движение воздуха внизу живота. Болезненное давление ткани мгновенно исчезло, сменившись прохладной шероховатостью пальцев, охвативших налившийся кровью член. Август провел рукой по всей длине, не спеша, чуть сдавливая напряженную плоть, отодвинул нежную кожу, второй рукой придерживая Мэя за бедро. А потом без предупреждения прихватил губами влажную, поблескивающую в полутьме головку и тут же скользнул ниже, забирая в глотку на всю длину, целиком.

Мэй вдохнул сквозь зубы. Закусил губу. Резко выдохнул от невероятных ощущений, зажмурил глаза и вцепился ворону в плечи, заваливаясь вперед. Не обращая внимания на реакцию, Август крепче сжал покрытую серебристой шерстью ягодицу Мэя. Двинул головой вниз и вверх, скользя по нежной коже горячим влажным ртом. Облизнув ствол по всей длине полностью, выпустил изо рта. Обвел по кругу головку большим пальцем, нежно, почти без давления размазывая смазку и слюну. Глянул вверх, на перекошенное от удовольствия лицо Мэя, и снова медленно, сантиметр за сантиметром, вобрал член во влажную глубину. Прошелся губами и языком, от конца до самого корня и обратно, а потом еще раз и еще.

Член, влажно хлюпая, погружался в рот ворона по самые яйца, упираясь в бархатное узкое горло, заполняя собой тесное пространство. Мэй не выдержал и застонал. Перехватил ворона за затылок и вскинул бедрами навстречу движениям. А потом повторил, ускоряя медленный, заданный Августом темп. Ворон сжал бедра крепче, приноравливаясь к движениям Мэя, и начал подмахивать, не сбавляя ритма.

По спине поползли капли пота, сумерки комнаты наполнило тяжелое сбившееся дыхание, шлепки и звук скрипящего о пластик пера. Запах Августа, разлившийся в стерильной коробке блока и обжигающий легкие, выбил из головы последние остатки разума, оставив только концентрированную животную похоть, звериную дурь. Мэй в экстазе вбивался в мягкий рот ворона, в его обветренные губы, глубокую глотку, чувствуя, как с каждым толчком все ближе подступает разрядка. Распирает жарко и влажно. Собирается сгустком энергии внизу живота. Август поддавался и подавался навстречу. Откровенно стонал, держась за бедра Мэя и закрыв глаза. По щекам его текли слезы. Подбородок был весь в вязкой смазке и собственной слюне, собирающейся в уголках припухшего, натруженного рта.

Когда в Мэе уже почти разрядилась тугая пружина оргазма, член запульсировал, а яйца подобрались — ворон внезапно поперхнулся, закашлялся и остановился. Чуть отстранившись от Мэя, придерживая одной рукой пилота, второй он отпустил бедро и, не щадя казенной одежды, начал когтями срывать с себя ленты, превращая их в белую бахрому. Мэй замер, тяжело дыша, остановившись гигантским усилием воли. Медленно, осторожно подался назад, вытащил мокрый член из тесного рта. Глянул вниз на Августа, который, придерживая его одной рукой, второй пытался избавиться от зимней одежды. Август, почувствовав взгляд Мэя, стрельнул глазами в ответ, слегка виновато и кротко, и просипел срывающимся голосом:

— Погоди, я быстро… сейчас…

— Дай помогу, — наконец-то окончательно отмер Мэй, понимая что теперь-то уж точно стесняться нечего, к тому же хотелось ответить взаимностью, хоть как-то сделать ворону приятно, — я, конечно, не спец, но…

Отпустив плечо Августа, Мэй сделал шаг к краю кровати, на ходу выпутываясь из приспущенных штанов. С лапами забрался на койку, присев на пятки. Ворон, утерев лицо, наблюдая за перемещениями пилота, моментально понял, чего тот хочет. Развернулся и сам забрался с ногами на кровать. Пододвинулся ближе, перекатился на колени, отзеркаливая позу, приподнялся, развел руки и, внезапно улыбнувшись, подсказал:

— Можешь начинать!

Мэй наклонился ближе к Августу, осторожно потянул за края лохмотьев, стараясь не делать резких движений, чтобы не задеть скрывающуюся под ними чувствительную плоть. Начал скатывать их, сипло дыша от напряжения, сантиметр за сантиметром обнажая кожу ворона. Август стоял, разведя руки, тихо выдыхая куда-то в затылок, не мешая и не помогая, молчаливо наблюдал. Мэй виток за витком избавлял напарника от одежды, обнажая гладкий, блестящий от пота живот. Ноги. Узкие бедра с перекатывающейся под тонкой кожей мускулатурой. Аккуратный, качнувшийся в полутьме член. Мэй уставился на него, протянул руку, провел по увитой венами поверхности пальцами и вдруг почувствовал, как его накрывает смущением и странной беспомощностью от собственной неопытности. Мэй сглотнул, поднял взгляд на ворона, спросил срывающимся голосом:

— Что дальше? Облизать?

На лице Августа промелькнула какая-то сложная эмоция, которую Мэй не понял, как истолковать. Умиление… вперемешку с жадной похотью? Желание? Ворон опустил руки, а потом подхватил Мэя под подбородок одной, задев когтями нежную кожу на шее, и потянул вверх, поднимая.

— Не сегодня, — подвинулся ближе, вплотную, обдав волной озона и жара, облизнул по всей длине свою ладонь, сжал оба члена правой рукой в кулаке, — сегодня обойдемся вот так…

Мэй уперся лбом в горячий и потный лоб Августа, тот обхватил его затылок, щекотно пройдясь по шее пером. Кулак напарника двигался медленно, равномерно, плотно прижимая стволы друг к другу, приноравливаясь, задавая темп. Мэй чуть шире раздвинул ноги, сползая ниже, и нетерпеливо толкнулся, жаждя разрядки. Ворон, тихонечко хмыкнув, притянул его ближе за шею, глянул вниз, наблюдая как обе головки — покрупнее Мэя и его, более темная, появляются и исчезают при движении руки. Застыл так на секунду, переводя дыхание, не позволяя дернувшемуся было Мэю шевельнуться, выдохнул и начал быстро, развязно, почти грубо дрочить.

Ноги Мэя чуть не разъехались окончательно, когда он всем телом вздрогнул от остроты ощущений, вцепился в ворона, зажмурился, заглатывая воздух широко открытым ртом. Август немедленно этим воспользовался и, не переставая надрачивать, склонил к плечу голову и глубоко, напористо поцеловал. Прошелся своим языком по небу, поймал язык пилота губами и начал мягко посасывать в такт резким, рваным движениям кулака. Мэй застонал, беспорядочно вскидывая бедра, вдалбливаясь в сжатые вокруг членов пальцы ворона, и, чувствуя что вот-вот кончит, накрыл руку ворона своей.

Август, ни на секунду не замедляясь, додрачивал, не давая передышки. Кусая за губы, облизывая, истязая рот. Мэй как мог отвечал, когда успевал осознать, потому что в основном скулил, всхлипывал и плавился. Драл в экстазе когтями поверхность кровати. Член пилота, дважды лишенный разрядки, пульсировал под шероховатой рукой Августа, тек. За закрытыми веками Мэя гуляли круги и всполохи, приближающийся оргазм распалял, скручивал, заставлял все тело дрожать. Судорога наслаждения догнала и накрыла, когда Мэй втянул полной грудью запах ворона, секса, пота и чего-то еще дикого, животного. Мэй всхлипнул, остановился, вцепился в ворона мертвой хваткой, чувствуя как подбираются яйца и содрогается в спазмах член.

Ворон, осознав, что пилот кончает, прервал поцелуй. Откинулся, закатив глаза, задышал хрипло и часто, упираясь в постель позади себя свободной рукой. Сделал кулаком два завершающих рывка и кончил, забрызгав горячей спермой оба обнаженных живота.

Неизвестно, сколько они просидели в окружавшей их тишине. После оргазма у Мэя в голове все звенело, а тело было ватным, сил не было даже руку поднять. Ворон моргнул и знакомо уже довольно ухмыльнулся, глядя на изможденного и потного Мэя. Сам он выглядел не лучше — весь в обрывках одежды, потеках слюны и спермы, с припухшими губами и лихорадочным блеском в черных как уголь глазах.

Таймер на планшете, выставленный вороном, обнулился, и «Стелия» вернулась в комнату, обозначив свое появление мягкой подсветкой, почему-то над кроватью Мэя. Ворон тут же засуетился, подобрал обрывок ленты и стал обтирать напарника, начиная с плечей, вниз по груди, а когда дошел до живота, из него раздался звук громкого урчания.

Ворон на секунду замер, а потом, не сдержавшись, приглушенно рассмеялся, наклонив голову вниз, пряча лицо.

— Ну чего ты? — с притворной обидой, сам едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, спросил Мэй, — Я только завтрак сегодня в себя закинуть успел.

***

— Не по уставу! — буркнул Мэй, когда, как и в первые сутки на станции, Август забрался к нему в койку, готовясь спать.

Ворон замечание проигнорировал — прижался плотнее, обнял невинно и тихо засопел куда-то в затылок. Мэй не очень понимал, откуда в Августе такая страсть к тактильности, особенно после тесных личных взаимодействий, но в целом не возражал. В объятиях было тепло, безопасно, спокойно. Мэй плотнее притерся спиной к размеренно дышащему ворону, зевнул. Приятная усталость ощущалась каждой клеточкой тела, прибивала к постели, закрывала глаза. Когда у пилота почти выровнялось дыхание, и он на полкрылышка уже был в стране грез, ворон шевельнулся и внезапно задал вопрос, видимо, волновавший его как минимум полдня.

— О чем вы разговаривали с капитаном Каарху наедине?

— Как ты узнал? — лениво поинтересовался Мэй вместо ответа. — Хотя нет, не так. Тебе рассказали? Почему меня встречал ты, а не Пиника, например, или кто-то другой?

— Так ты мне под ноги свалился, практически. Я ж в конце бежал, уж не твоими ли стараниями, кстати?

— Хммм… — задумчиво в протянул Мэй, — значит Пинику ко мне ты подослал?

— Я.

В расслабленной тишине и темноте комнаты Мэй чувствовал дыхание ворона — спокойное, размеренное, совпадающее с биением сердца. Какие-то ошметки рациональности продолжали вопить, что ворон все еще был чужим, что с момента знакомства прошло не так много времени, что еще слишком рано впускать его в душу и делиться с ним секретами. Но животное, которое хотело ворона всего целиком, до последнего перышка, с момента первой их встречи, подталкивало — доверься, расскажи.

— Капитан рассказал мне о себе, — не выдержав напора признался Мэй, открыв глаза и глядя на гладкую белую стену, — и теперь я не знаю, что мне делать. Мы точно истинная пара, я это чувствую… но и без тебя теперь, наверняка, будет сложно существовать.

Ворон покрепче обнял сзади, накрыв длинным отросшим пером, шуршащим, теплым, пахнущим Августом. Знакомо уткнулся куда-то в шею, выдохнул чуть щекоча.

— Ну а ты? — спросил Мэй, с замиранием сердца. Почему-то отдрочить ворону было проще, чем задать личный вопрос. — Поделишься чем-нибудь со мной? Чем-нибудь личным?

Пару долгих, мучительных минут Август просто молча дышал.

— Моя настоящая фамилия — Ваарра, — шепотом признался ворон, — и послезавтра у меня день рождения.

Мэй дернулся, чтобы повернуться, но крепкие объятия Августа удержали его на месте.

— Мне кажется, я чувствую твой запах… — совсем тихо добавил ворон во влажную от пота и дыхания макушку Мэя, — а теперь спи.

========== Глава 6: Штормовой фронт ==========

Несмотря на все усовершенствования, подаренные природой Морры и химией армии, на тридцатом круге пробежки по периметру пещеры Мэй начал задыхаться. Тяжело шлепая лапами по льду и глотая вязкую, застревающую в горле слюну, наказанный за вчерашние выкрутасы пилот третьего ранга порадовался, что больше не надо носить тяжелую обувь. На скользком покрытии он теперь без проблем держался и так, не особо задумываясь над сцеплением с поверхностью и балансом.

Закончив круг аккурат под брюхом матово-черной громадины «Cтрекозы», он уперся руками в бедра и остановился отдышаться.

Хотелось пить.

Мэй глянул вверх, неосознанно ища глазами ворона. Тот настраивал что-то в нависшей над головой кабине пилота, размотав одежду по пояс, чтобы не было жарко. За голубоватыми стеклами чернел и ерошился перьями его чуть смазанный силуэт.

Маховые у Августа за ночь отросли еще немного и теперь задевали кончиками пол, когда ворон стоял. Вдвоем они почти полчаса укладывали его оперение в зимние обмотки, которые Август сорвал при первой возможности. Мэй вздохнул, пытаясь не думать о том, как они будут упаковывать ворона обратно в одежду в конце дня.

Разогнулся, повел плечами, разминаясь, и отправился к раззявленному как пасть входу в летательный объект.

В отличие от космоса, в котором правили «хозяйки» с мощным искусственным интеллектом, на поверхности небесных тел человечество предпочитало обходиться по старинке чем-то более аналоговым. В отличие от пусть и сложной, но все же техники — биологические часы, компасы, альтиметры и прочая прошивка в мозгах птиц-пилотов действовала бесперебойно в огромном количестве различных условий и магнитных полей планет. Там, где умная электроника вырубалась или сходила с ума, экранированный пилот продолжал без проблем выписывать в небе пируэты. А если пилотов на одну машину было два, как в «Стрекозах», то все функции дублировались или распределялись. Дежурства при таком раскладе могли выполняться посменно или одновременно и почти всегда — круглосуточно. Такие тандемы брали на дальние перелеты, в которых по каким-то причинам нужна была подстраховка или пересменка, которую не мог обеспечить автопилот.

Третий ранг, которым обладали и Мэй, и Август, присваивался пилотам одиночкам — короткие разведывательные миссии, охота, патрулирование, иногда бои. Для повышения ранга необходимо было научиться работать в команде, например — в тандеме на «Стрекозах». Мэй был уверен, что у них все получится, но все равно немного разволновался и на ходу обтер потные ладони о форменные штаны.

В просторную кабину он зашел уже почти успокоившись.Остановился в дверях и пару раз стукнул костяшками об обшивку стены, обозначая свое присутствие. Август, стоявший к нему спиной возле одного из сёдел пилотов и что-то набиравший в неизменном планшете, обернулся и улыбнулся широко и радостно, увидев Мэя. Тяжело соскочил с постамента, на котором располагалось управление и, отряхнув друг о друга руки, чуть наклонился и обвел кабину приглашающим жестом.

— Я тут кое-чего под нас настроил, — объяснил он свое как минимум часовое торчание в кокпите, пока Мэй занимался физподготовкой внизу, — в основном подогнал все под рост и размеры, и чуток ковырнул описание миссии. Правое седло — мое!

Мэй не спеша поднялся по черным ступеням к торчащей слева торпеде управления и провел пальцами по гладкой теплой поверхности рулей, погладил утопленное в пластик сиденье. У «Стрекоз», в отличие от космического транспорта, не было своего интеллекта, но Мэю все равно грезилось, что корабль подобрался, подготовился и ожидает полета. Или может быть это он сам соскучился по небу, и ему не терпелось взлететь.

За спиной зашуршало и, обернувшись, Мэй увидел, что ворон оседлал свое место, но еще не распластался по всей поверхности, а сидел прямо и вводил данные на экране управления, засунув планшет в набедренную сумку. Мэй покосился на торчащий из-под тряпичного клапана уголок образца устаревших технологий, но ничего не сказал. Вопросы, терзавшие его со вчерашнего дня, никуда не исчезли, чесался язык обсудить и все остальное, но интуиция подсказывала, что следовало с этим повременить. Ему казалось, что ворон по какой-то причине пытается избегать прямых конфронтаций и длительных обсуждений. По причине загадочной и неизвестной. Поэтому, оставалось только ждать подходящего момента и надеяться, что Август однажды расскажет все сам, ну или выдастся шанс подробно обо всем расспросить.

До этого знаменательного момента следовало сосредоточиться на предстоящей учебной миссии.

Мэй перекинул лапу через торпеду, взбираясь на место второго пилота, и чуть поерзал, удобнее устраиваясь в подогретом до нужной температуры седле. Август не наврал: подогнано все было идеально, лапы вписались в пазы как влитые, до петель рычагов управления было рукой подать. Дело оставалось за малым, Мэй выпрямился и вслух попросил «Стелию»:

— Пилот третьего ранга, личный номер 0W13773, Мэйнард Декарт, запрос на миссию ноль один, борт пятнадцать, разрешите вылет.

В воздухе перед ними развернулась голограмма, по которой побежали ряды мелких цифр, расчетов, всплыл номер зарезервированного узла аэро-рута и очередь старта. Из-за утренней пробежки Мэя они традиционно опоздали и плелись в самом конце. Ворон клацнул когтями по кнопкам консоли, загружая расчеты из базы данных «Стелии» в маленький бортовой компьютер и сразу же расшаривая на консоль управления Мэя.

Пока они были стажерами, их подстраховывал учебный автопилот.

Когда данные были загружены, и тихо пиликнул сигнал завершения, Мэй глянул на Августа. Он сидел в полной боевой готовности, держа в руках черный глянцевый шлем синхронизатора. Чуть подрагивающие ноздри и кончики пальцев выдавали кипящие в нем возбуждение и азарт. Заметив, что Мэй смотрит на него, он подмигнул, а потом натянул шлем, опустил визор и улегся на торпеду грудью, вытянув руки вперед и откинув ноги в упор. Мэй тоже принял боевую позицию, вдел пальцы в петли рычагов управления, коленями зажал торпеду.

Август запустил обратный отсчет.

Тихо, бесшумно, как и все на Морре, «Стрекоза» приподнялась над полом пещеры, сдвинулась с места, медленно разгоняясь, долетела до ворот ангара, а сразу за ними резко взмыла вверх, набирая высоту. Мэй лежал, вытянув руки — «Стрекозьи» крылья, ощущая давление ускорения, и наслаждался каждой секундой подъема. Визор синхронизатора достраивал окружающую реальность — стирал с изображения стойки кузова и ненужные детали оснастки, оставляя только чистое панорамное изображение. Как будто в воздухе парил не корабль, а сам пилот.

Ворон вывел «Стрекозу» в вертикальную свечку и добавил мощности, беря курс на ближайший чернеющий в небе аэро-узел — кусок небесной нейросети, последней возможности связи со «Стелией». Мэй рассматривал небо и стремительно удаляющуюся землю. И вместе с кораблем летел.

Зависнув над парящим на высоте маячком передатчика, Август отправил запрос на детальный план. Миссия была простой, направленной на обкатывание оборудования и адаптацию к климатическим особенностям Морры. Никаких охранных мероприятий, сложных грузоперевозок, патрулирования и фигур высшего пилотажа. «Стелия» расчертила голубой линией карту маршрута, наложив ее на рельеф планеты, и виртуальными флажками обозначила узлы контрольных точек, в которых следовало отмечаться после каждого отрезка пути. Линия шла от станции ровно на север, через белую ледяную пустыню, иссеченную трещинами и торосами льда. Забиралась на хребет скалистых, неприступных для наземного транспорта гор и резко сворачивала на восток, идя по самой кромке надвигающейся с запада высотной бури, чуть ныряя в сгустившиеся облака. Обогнув бурю по длинной дуге, спускалась снова в пустыню и возвращалась на станцию, замыкаясь в кольцо.

Август зачирикал под шлемом что-то на своем наречии, уточняя детали. «Стелия» ответила утвердительной трелью и свернула расчет. Ворон лег, вцепившись в рычаги, и «Стрекоза» сдвинулась с места, заходя в крутой разворот.

— До хребтов ты — ведущий пилот, — запоздало поставил в известность Август, — а там, дальше, я подхвачу управление. Развлекайся!

Мэй хотел было возмутиться такому самовольству, но туша корабля дрогнула, выходя из разворота и ложась на курс. Мэю показалось, что механика скрипнула под ставшими крыльями «Стрекозы» руками пилота, рычаги потяжелели и начали оттягивать конечности, передавая напряжение на несущие плоскости. Времени на разборки и возмущения не осталось, пилот вцепился в петли, слегка вильнув и выравнивая крен.

Километры снежной пустыни бесконечно тянулись под брюхом «Стрекозы», скучные для стороннего наблюдателя, но только не для Мэя. Мэй все на свете проклял, пытаясь совладать с неизвестной техникой в новых условиях пилотирования. Тело его, привыкшее к тяготению Морры, к надстройке в виде нескольких тонн железа привыкать никак не собиралось. И когда через пару часов полета они добрались до первой контрольной точки — небольшого пеленгатора, парящего в воздухе перед поворотом на горный хребет, Мэй чувствовал себя так, будто эти два часа полета таскал глыбы льда с перерывами на отжимания. Предупреждение Каарху о физической подготовке заиграло новыми красками и болью в онемевших по плечо руках.

Ворон, всю дорогу тихо лежавший, чтобы не отвлекать, перехватил управление. Мэй увидел, как от напряжения пошли буграми мышцы у него на руках и ногах, и впервые задумался о том, насколько Август сильный и жилистый, чтобы без дополнительных адаптогенов жить и летать в условиях ледяной планеты.

«Стрекоза» пролетела над зондом, который мелькнул зеленым огоньком пеленгатора. Задрала нос вверх, набирая высоту. Август уверенно вел их черную скорлупку из металла и стали, на экране синхронизатора приближался оскалившийся каменными шипами и сколотыми ледяными зубьями пик хребта. Корабль взвился над вершиной, взметнув за собой тонкие струйки снежной крупы, завис, выравниваясь, и ворон уверенно взял влево, на запад, в сторону темнеющей бури и извергающий молнии тучи.

— Эй, — отреагировал Мэй, разворачивая на оба визора карту, начерченную «Стелией», — не туда повернул…

— Я знаю, — сквозь зубы прошипел ворон, с трудом сдерживая «Стрекозье» рысканье. С хребта их сдувал усилившийся на периметре ненастья ветер. — Так надо. Просто поверь мне, есть дело поважней.

Одной рукой Мэй отпустил петлю рычага и задрал забрало синхронизатора себе на лоб. Глянул на ворона, который сосредоточенно вел их корабль к какой-то только ему ведомой цели. Из-под визора, закрывающего верхнюю часть лица, были видны сжатые в тонкую нить от напряжения губы. Над верхней губой испариной собрался пот.

Ветер за бортом усиливался, гнал навстречу громовую тучу, снижая видимость. Ворон упорно молчал, выжимая из двигателей полную мощность. Корабль дрожал по всей длине, периодически срываясь то в крен, то в рысканье, но все равно неустанно стремился вперед.

— Поворачивай, — Мэй захлопнул визор обратно на нос и вцепился в оба рычага управления, — чего бы там ни было такого важного, вряд ли за это стоит умирать.

— Стоит! — глухо прорычал ворон под шум разбушевавшейся стихии. — Ты и сам такой же, ну. Помоги мне найти Каарху, без твоих рук и глаз я этого сделать не смогу.

«Стрекоза» клюнула носом, преодолев фронт бури, врезалась в темную волну из ветра, снега и ледяной крошки. Шторм подхватил корабль поднял выше, дернул. Чуть не грохнул о землю. Попытался скрутить, вывернуть, утащить. «Стрекоза» взревела стабилизаторами, удерживая равновесие в полете. Пилотов в кабине швырнуло из стороны в сторону. Мэй крепче сжал лапами торпеду, удерживаясь в седле. Уже открыл было рот, чтобы возразить, возможно, задать наводящие вопросы. И тут же захлопнул его, когда они провалились в очередную воздушную яму, накрывшую кокпит снежной волной.

Болтанка вырвала из левой руки Августа рычаг. «Стрекоза» начала заваливаться на бок, на сторону Мэя, вцепившегося в свои петли мертвой хваткой. Что-то громыхнуло в хвостовой части, и пилот почувствовал, как оба его рычага управления медленно, неумолимо сдвигаются все дальше, выходя за диапазон длины рук. В попытках выправить положение и не остаться навсегда на вершине безымянной горы грудой металла и двумя обгорелыми трупами, Мэй сел в седле, на лету выдергивая лапы из пазов, и уперся ими в консоль. Потянул оба рычага на себя. Поднажал, напрягая мышцы, ощущая, что еще немного и, кажется, лопнет натянутая на мускулы кожа и с хрустом разорвутся сухожилия. Ворон справа наконец-то поймал гуляющий рычаг, вдел руку в петлю и теперь пытался помочь, но махина корабля на его попытки никак не реагировала.

Синхронизатор выдал во весь экран визора красное предупреждение об очень скором и невероятно опасном сближении с поверхностью по левому борту. Мэй выругался про себя на дизайнера интерфейсов, творение которых сейчас крупными алыми буквами застилало остатки видимости. Отпустил левый рычаг и на ощупь дотянулся до утопленной в корпусе торпеды кнопки распределения нагрузки между пилотами, хлопнул по ней всей ладонью. В железных внутренностях корабля что-то адски скрежетнуло, перекрывая завывания ветра, и Мэй уж было подумал, что все, это он — бесславный конец короткой жизни пилота третьего ранга. Корабль тряхнуло раз, другой, и он неожиданно плавно выровнялся и полетел, не пытаясь сковырнуться в ближайшую гору, мягко вгрызаясь в окружавшую буйством стихию.

Предупреждение мигнуло еще пару-тройку раз и исчезло, перестав закрывать панорамный обзор.

— Что это было? — обращаясь скорее к себе, пробубнил под нос Мэй.

— Работа в тандеме, — ответил на полуриторический вопрос ворон. — Ну что?

И замолчал, оставив некоторую недосказанность повисшую в воздухе. Мэй тяжело вздохнул и растянулся на торпеде, вернувшись в стандартную позу пилота, рекомендованную справочниками. Риск был велик, но за последние сутки он слишком уж сильно, во всех смыслах, проникся Августом. Не говоря уже о Каарху. В некотором плане предложение распространялось на область его интересов — встреча ворона и медведя могла дать ответы на вопросы, роившиеся в голове последние несколько дней. Поэтому Мэй, стараясь не думать о том, что последует за таким самовольным отклонением от курса и многочисленными нарушениями устава, ответил:

— Куда уж ты без меня. То есть, я без вас. Ну ты понял. Ты хоть знаешь, куда лететь?

***

Точные координаты ворон не назвал — следовал пилотской интуиции или тщательно скрывал. Поэтому некоторое время они летели вдоль хребта, борясь со стихией, следуя «внутреннему компасу» Августа, неизменно указывающему на запад. Время, забитое попытками не разбиться об острые камни и не попасть в бурлящий молниями по правому борту центр бури, сложилось гармошкой и пролетело быстро, как бушующий вокруг ураган. Когда они внезапно вылетели из тучи, и над головой возникло алое закатное небо, Мэй сначала не поверил, что все позади. Пару минут он просто сидел, пялясь на последние лучи заходящего в голубовато-белесом небе солнца. И наконец облегченно, расслабленно выдохнул, когда появились первые ранние звезды сумерек, а над горизонтом показался светло-синий край диска луны.

— Почти долетели, — прервал миролюбивое созерцание природных красот Август, — сейчас понадобится твоя помощь. Я плохо вижу в темноте, не те гены, и адаптация не завершена. Где-то в долине, вон там, — он кивнул в сторону подножия гор, где начиналась бесконечная пустыня, — должен быть Каарху. Скорее всего в каком-то транспорте, точно не знаю в каком. Ты что-нибудь видишь?

Он сбросил скорость, почти зависнув в одной точке. Поймал штиль, спустившись чуть ниже гребня хребта. Мэй поднял мешающий визор, протянул к стеклу кабины руку, шелестнув перьями. И ребром ладони стер невидимую, гипотетически налипшую туда пыль. Слез с торпеды, подошел вплотную и присел на корточки, изо всех сил всматриваясь в оранжево-красную в свете заката ледяную пустыню.

Пока глаза привыкали, долина казалась одним янтарным сияющим переблеском, но со временем Мэй различил, где земля переходит в горизонт. Он скользил взглядом по пустынной равнине, по тонкой черте, разделяющей лед и небо, и не видел никаких зацепок, движения, бликов. Ничего, что указывало бы на присутствие капитана или кого-нибудь еще. От непрерывного напряжения и попыток рассмотреть нечто в сверкающей дали глаза заслезились, и слегка загудела голова. Мэй моргнул, наклонив голову, потер закрытые веки пальцами, пытаясь хоть как-то снять напряжение. И когда снова открыл глаза, периферийным зрением вдруг заметил какой-то странный нарост у подножия горы, на поверхности пустыни.

— Думаю, что он вон там, — ткнув пальцем в стекло, оповестил всех присутствующих Мэй.

— Где? — ворон, моментально слетев с торпеды, навалился всем своим легким весом на спину пилота сзади и вытянул шею, заглядывая вниз через плечо напарника.

— Вон, видишь, между скалой и валуном, почти прямо под нами? — указал Мэй, слегка млея от слабого озонового аромата, исходящего от разволновавшегося ворона. Тот, видимо, пришел в легкую степень возбуждения и теперь фонил.

— Ага-а-а, — сказал ворон и засуетился ураганом из лент и перьев, метнувшись обратно на свое место. Устроившись в седле, честно признался:

— Не вижу! Но ты нас выведешь куда надо. Вперед!

Белый плоский нарост при ближайшем рассмотрении, оказался местным вездеходом. Низкий, на широко расставленных гусеницах, со сложенным на лобовую панель щупом он напоминал огромного снежного краба. Синхронизатор до сих пор распределял нагрузку равномерно по пилотам, но место для посадки выбрал все же Август.

Солнце, выкинув последний зеленый луч, скрылось за золотой кромкой горизонта. От луны их скрывала темная, густая тень валуна, возле которой припарковался капитан. Ворон уверенно провел «Стрекозу» в щель между горой и осколком скалы, выпустил посадочные опоры, примериваясь к пятачку снежного наста метрах в десяти от бронированного носа вездехода.

Приземлившись и выключив двигатели, оба прислушались. Было тихо. Очень. Ни ветра, ни звуков от пожирающей вершину горы бури. Ничего. И темно. Ночь подсвечивали лишь огоньки приборной доски управления. Мэй осторожно стянул шлем, повернулся к черному лакированному визору Августа и приподнял брови в неозвученном вопросе: «Дальше что?».

Ворон фыркнул где-то в глубине пластика синхронизатора, стянул его с головы, взъерошив волосы, и застыл, разглядывая тьму за стеклом. Мэй на секунду подумал, что ворон, похоже, сам не очень понимает, что дальше делать, и сильно от этого нервничает, судя по разливающемуся по кабине свежему запаху трикислорода. Но ворон, перекинув длинную стройную ногу через торпеду, тяжело соскочил на подножку и молча двинулся к выходу.

— Эй, а ленты? Замерзнешь же…

Ворон застыл, не дойдя до шлюза на выход пару метров, и глянул рассеянно через плечо.

— А.. а что-нибудь проще имеется?

— Ну, если хочешь, можем тебя на время в одеяло завернуть.

Из «Стрекозы» они вышли одновременно, плечом к плечу. Ворон на ходу кутался как мог в тонкое серебристое термоодеяло, которое развевалось за ним призрачным хвостом. По скрипучему насту они подошли к громадине вездехода и встали, задрав головы вверх.

Ничего не происходило.

Ворон молчал.

По земле заструился легкий ночной ветерок, задувающий из пустыни.

Мэй заволновался в непонятном адреналиновом предвкушении. Переступил с лапы на лапу, нервно сглотнул и сжал кулаки. Сердце застучало где-то в центре груди, расходясь нервной вибрацией по всему телу, натянулись в напряжении мышцы.

Ворон обернулся, блеснув в темноте глазами, и уставился на Мэя внимательно, изучающе. Потянул ноздрями свежий морозный воздух, как будто ища подсказку. А потом протянул вдруг руку и взял Мэя за ладонь, разжав его сведенный в судороге кулак. Сдавил слегка. Успокаивающе, погладив большим пальцем костяшки.

Со стороны замершего транспортера раздался свист открывающейся двери, на темный снежный наст упал прямоугольник света, выбеливая ночь. В проеме появился Каарху, окруженный исходящим от горячего тела паром, сбивающим с ног звериным запахом. Легко спрыгнув на скрипнувший снег, он размашисто двинулся к паре застывших в ночи пилотов и остановился в полуметре от них, хрипло, натужно дыша.

Медведь выглядел хуже, чем в прошлый раз, в момент их второй встречи — местами шерсть сбилась колтунами, грива свисала влажными от пара сосульками. Грудная клетка вздымалась натужно и часто, как будто он бежал по пустыне долгие километры. Мэй не спеша его рассматривал. Скользил взглядом снизу вверх. Отмечая изъян за изъяном. Как мелко в треморе дрожат пальцы капитана, как он сутулится всей своей могучей фигурой и, кажется, даже неон в многочисленных трубках был менее ярок, чем обычно. И только взгляд капитана, которым он смотрел на них сверху вниз, был все так же разумен и чист.

Запах Каарху, чуть сдуваемый поземкой, в этот раз не глушил до галлюцинаций. Он был мощным, окутывающим, знакомым, но в то же время гораздо менее диким. Как будто слабый запах озона и моря, источаемый Августом, его успокаивал, усмирял. Это было странно. Мэй, не зная, что думать, осторожно принюхался и заметил, что Август тоже украдкой повел носом, пробуя атмосферу на нюх.

Они стояли так, рассматривая друг друга, пока ворон первым не нарушил тишину и молчание. Шагнул вперед, шелестнув спускавшимся до колен одеялом о спрятанное под ним перо.

— Я пришел.

Медведь хмыкнул и взглянул через голову ворона на Мэя. Навострил уши и неожиданно добродушно и зубасто улыбнулся. Ворон крепче сжал в кулаке ладонь Мэя и поправился.

— Мы пришли.

— Хм-м-м… — протянул медведь, а потом неожиданно наклонился и сграбастал пилотов в крепкие теплые объятья, — рад видеть вас вместе. Выдохнул куда-то в шею:

— Уже посвятил Мэя во все?

Оба пилота в унисон забарахтались, но как-то вяло, скорее для вида. Запах капитана дурманом забивался в легкие, нос. Опьянял, заставлял колени дрожать. Мэй держался только потому, что ему в руку вцепился ворон и не отпускал, как живой якорь, помогающий не дрейфовать из реальности в грезы.

— Может позже, — замялся ворон и нервно переступил с ноги на ногу, освобождаясь и из объятий. — Каарху, времени осталось совсем мало…

— Как и договаривались, все готово, — капитан кивнул в сторону махины, из которой вышел, — пока ждем, хотите зайти?

— Не откажусь, — лучезарно, во весь рот улыбнулся в ответ Август и тут же поежился, кутаясь крепче, — а то холодно, ну и хотелось бы быть ближе к тебе, капитан!

Каарху развернулся, направляясь к громадине вездехода.

Он успел сделать два быстрых шага. Ворон двинулся было за ним, потянув на буксире Мэя. Пилот непонимающе глянул на Каарху, на ворона. Плюнув на стеснения и ожидание инициативы от Августа, уже было открыл рот, чтобы задать первый из накопившихся миллионов вопросов, когда тьму над ними внезапно разрезали лучи прожекторов, и воздух взметнулся снежной взвесью, потревоженный двигателями бесшумно зависшего над ними планера.

Как в замедленной съемке Мэй увидел, как расчерченное тенями сосредоточенное лицо ворона изменяется, как в панике округляются его глаза и нервно кривятся губы. Как на ветру от садящегося планера стелется шелковая шерсть гривы прищурившего глаза капитана. Каарху прикрылся от прожекторов рукой, чуть присел, наклонившись вперед, как будто его могло сдуть. Прикрывая собой пилотов, обхватил их в мощное кольцо рук, загораживая от неизвестного чужака.

Ворон чертыхнулся, вывернулся из объятий и, схватив второй рукой капитана за массивную лапу, кинулся ко входу в вездеход, таща непропорциональную ношу за собой. Мэй еле поспевал за ним, когти на лапах раскурочили наст, по которому он бежал, вырывая из него обломки снега и льда.

— Ты летел через бурю? — на бегу крикнул Каарху куда-то в развевающееся как плащ одеяло летевшего к входу в транспорт ворона. — Как я и говорил?

— Да, — захлебываясь воздухом от короткого марш-броска выдохнул ворон и еще через пару шагов добавил сквозь зубы, — я надеялся, у нас больше времени!

Он отпустил руку Мэя и в невероятном рывке, преодолевая сопротивление планеты, протянулся к двери вездехода, но не успел вцепиться в ручку, активирующую замок. Из приземлившегося за спинами корабля раздался голос Астора Девлера. И без того громкий, усиленный аудио-системами корабля, он пригвоздил троицу к снежному насту, заставив застыть на месте:

— Не двигайтесь! — корабль приземлился на скрипнувший снег. Открылся люк, в подсветке которого появилась восьминогая фигура арахнида. — Мы заберем вас обратно на «Э-терру» немедленно. Пожалуйста, не сопротивляйтесь, чтобы не поранить себя.

Взвизгнув в воздухе, гибкий трос из нейлона захлестнул лапы Мэя, Август рухнул рядом, уткнувшись лицом в твердый наст. Где-то над головой в ночи взревел медведь и раздался дробный перекат шагов Астора. Кто-то дернул Мэя вверх и назад, накинул на тело еще пару витков, связывая. А потом быстро-быстро потащил задом наперед к «Стрекозе». Мэй сучил лапами, стараясь облегчить напряжение в саднивших от долгого перелета и неудобной позиции руках. Темная фигура затащила его в корабль и аккуратно, стараясь не сломать перья, уложила лицом в пол рядом с Августом. Тот тяжело дышал и смотрел на людей Астора потемневшими от гнева глазами.

Периферийным зрением из неудобного положения лицом в прорезиненную дорожку, Мэй видел, как двое чужаков завели двигатели «Стрекозы» и теперь колдуют над автопилотом. Корабль подтвердил полученные от людей Астора инструкции, пикнув и моргнув подсветкой кабины.

«Стрекоза» взяла резко вверх, как только за спецназом арахнида закрылся шлюз, развернулась носом на юго-восток и полетела к станции по прямой, набирая скорость, унося их от капитанов, оставляя бурю за спиной.

========== Глава 7: Мать и мачеха ==========

Август зашевелился почти сразу, как только «Стрекоза» набрала высоту. Оттолкнулся ногами от пола, принял сидячее положение, упершись в стену, и резко дернул рукой, пытаясь вытянуть ее из-под витков троса. На счастье, шелковистая поверхность термоодеяла, в которое он все еще был облачен, сгладила трение, и рука выскользнула без проблем. Ворон потянулся, освобождая вторую руку, вывернулся из серебристого кокона, как змея из прошлогодней кожи, вскочил на ноги и кинулся к Мэю, который, наблюдая за эквилибристикой напарника, просто лежал на полу и ждал.

Через десять минут возни и распутывания узлов ворон поднял напарника за руку и тут же метнулся к своей торпеде, шурша по полу отросшим пером. На ходу доставая незамеченный охраной планшет.

— На свое место, пожалуйста, — попросил он, не оборачиваясь, ровным голосом. Настолько ровным, что сразу стало понятно, насколько он напряжен.

Мэй подошел к своему блоку управления, блестящему холодной чернотой экранов, попробовал пошевелить застывший рычаг. Панель и остальные элементы никак не отреагировали на попытки ими воспользоваться. Стрекоза летела сквозь морозную ночь, следуя заложенной в нее программе, унося пилотов обратно на станцию.

— Что там делал капитан Девлер? — наконец спросил Мэй, решив внести ясность в ситуацию. — Зачем мы вообще туда полетели?

— За генетическим материалом, — ворон подключил планшет к консоли и набирал там команды с такой скоростью, что в экране терминала они непрерывно тянулись одним длинным полотном, — которым Астор не захотел делиться, по некоторым причинам. Поэтому переходим к плану Б.

— И в чем же он заключается?

— Сначала вернем управление и определим, где ближайший медблок. Ну а дальше будем праздновать мой день рождения.

Мэй забрался в седло, ощутив, как поверхность холодит ягодицы через слой собственной шерсти и ткань штанов. Ведомая автопилотом, а не твердой рукой летчика, «Стрекоза» казалась холодным летящим трупом, а не живым кораблем.

— Я думал, у нас немного больше времени, и что им сложнее будет нас отследить, — продолжил Август, — но нас быстро запеленговали. Видимо, Астор следил за нами от самой станции.

— Что теперь будет? Нас накажут?

Мэй натянул на голову шлем синхронизатора, готовясь перехватить управление, и теперь, ожидая от Августа отмашки, внимательно наблюдал за его действиями.

Ворон на секунду оторвался от терминала и задумчиво глянул в потолок.

— Не думаю, — тяжело вздохнув, выдал он, — мы слишком ценны, да и я уже в некотором смысле наказан. Но не зацикливайся на этом, главное сейчас — долететь до медблока, а мне — пережить эту ночь.

Ворон засунул планшет обратно в сумку и протянул руку к своей панели управления, над которой высветился экран разблокировки. Глянул на Мэя:

— Готов?

Мэй улегся на торпеду и коротко кивнул, глядя в несущуюся навстречу ночь. Ворон вырубил автопилот, «Стрекоза» мягко дала напряжение на оба рычага управления, отдаваясь приятной тяжестью в руках пилота. Мэй довольно улыбнулся себе под нос — корабль ожил.

***

На снег они высадились за десять минут до полуночи, судя по «Стрекозьему» таймеру. Вырубив все системы и обесточив корабль, ворон ураганом слетел со своего места и на бегу сорвал с себя остатки одежды, оставив только неизменную сумку, которую примотал к голому бедру. Мэй кинулся было помогать, но ворон кивнул на дверь шлюза и поторопил:

— Быстрее, — его била крупная дрожь. — Открывай, открывай!

Цифры на таймере обнулились, и полночь наступила ровно тогда, когда они вывалились на чуть подтаявший под «Стрекозой» наст. Мэй тащил ворона, перекинув его руку через шею, стараясь не наступить напарнику на ноги и сильно не подгонять. Август тяжело и сбивчиво дышал, запинаясь на каждом втором шаге. Несмотря на мороз, на висках у него собрались капли пота, все его худое, жилистое тело источало жар.

— Опусти меня тут, — потребовал ворон в пяти метрах от входа в медблок, — прямо на снег. Мне понадобятся вода и воздух Морры.

Мэй, придерживая его одной рукой, осторожно стянул одеяло. Усадил ворона на жесткий наст, придерживая за талию, и присел на корточки рядом, ожидая дальнейших указаний. Август глянул на него мутным, лихорадочным взглядом. Моргнул, продержав глаза закрытыми чуть дольше положенного, откинулся голой спиной на твердый наст и, откашлявшись, сказал:

— Когда завершится мутация, оттащишь меня в медблок. Скорее всего я — альфа, но если вдруг выяснится, что я — омега, вколешь мне супрессор, течка нам сейчас не нужна, — ворон замолк, задумчиво покусывая губу.

Закрыл глаза.

По телу его волнами пошли первые признаки изменений. Прокатились по груди, по шее вверх: под смуглой кожей каркас наливался мышцами, дернулись, расправляясь, перья. Август молчал, и Мэй на секунду расслабился, когда ворон открыл глаза и, приподнявшись на локте, начал шарить в набедренной сумке. Вытащил планшет, вручил Мэю, снова засунул под клапан пальцы и через секунду выудил откуда-то из холщовых глубин знакомое круглое драже.

— Это то, что я думаю? — мгновенно очнувшись ввиду адреналинового прихода спросил Мэй.

— Ага, — кивнул ворон, — была не была!

Он закинул таблетку в рот, с хрустом раскусил и пожаловался:

— Горькая, — сглотнул вязкую слюну. — Не хочется оставаться совсем уж пернатым. Главное — не трогай меня, пока все не закончится, лучше отойди на пару шагов, — сделал паузу, и добавил, — со мной все будет в порядке. Извини, что придется на это смотреть.

Мэй поднялся и помедитировал немного на растянутого на снегу ворона. Его хрупкая темная фигура пошла рябью, когда в нагрузку к возрастной мутации вступил в силу адаптоген. Пилот сделал шаг назад, потом второй, когда начали трансформироваться ноги. Как и у Мэя — от ступней до коленей и дальше вверх.

Со стороны это выглядело завораживающе. Завораживающе и кроваво: кости с хрустом ломались, буграми шла кожа, через которую прорастал черный мех. Мэй зажмурился, когда начал деформироваться череп — лопалась и скручивалась подхваченная изменениями кожа, и окончательно закрыл глаза, когда у ворона с хрустом вытянулась челюсть, и начали отрастать острые, блестящие от слюны и крови клыки.

***

Август дышал тяжело, лежа на спине и глядя в ночное небо широко открытыми глазами. Вяло шевелил хвостом со слипшейся кисточкой из перьев на конце. Снег под ним успел подтаять, снова остыть, и теперь ледяная каша медленно смерзалась жесткой коркой. Мэй поежился, даже смотреть на это было неприятно, не говоря уже о том, чтобы в этом находиться, поэтому он поднялся с места, перекинув через руку одеяло и подошел к лежащему Августу. Тот навострил уши и скосил на него глаза.

— Значит, феррах, — сказал Мэй, любуясь изящной мордой Августа, — красиво.

Ворон приподнялся на локтях, сунул руку между лап и, не обнаружив признаков течки и текущей по шерсти смазки, с видимым облегчением выдохнул.

Мэй ухватил протянутую руку, помогая Августу подняться. Ворон втянул когти, потянулся, отряхнулся, очищаясь от намерзшей кроваво-бурой ледяной крошки. Ухватившись за плечо Мэя как за опору, сделал на новых лапах осторожный шаг вперед, еще один.

— Ну да, феррах, теперь ты это знаешь.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовался Мэй, помня в каком шоке он был после подобного испытания.

— Планшет. Где мой планшет? — встрепенулся Август. Забрав и судорожно прижав к себе, уже спокойнее ответил:

— Нормально, наверное. Пока что не понимаю. Пошли, зайдем внутрь, умыться хочу.

Десятью минутами позже, усадив ворона на перевязочный стол, Мэй внутренне усмехнулся сложившейся ситуации и ожидаемо возникшему чувству дежавю. Разложил по поверхности под левой рукой необходимые салфетки и инструменты. Провел кончиками пальцев по своду стопы ближайшей лапы. Август вздрогнул, и Мэй тут же отдернул руку, поднял взгляд на воронову морду. Тот полулежал, уперевшись спиной в приподнятый подголовник стола. Откинув уши. Тихо дышал и смотрел куда-то в сторону от Мэя, как будто боялся пересечься с ним взглядом. Кажется, нервничал, но скрывал, хотя его с головой выдавал мечущийся по пластиковой поверхности кончик хвоста.

— Я буду осторожен, — на всякий случай предупредил Мэй, — не бойся.

— Я не боюсь, — буркнул Август и сложил спереди руки, прикрывая наготу, — и я готов, можешь начинать.

Мэй вынул салфетку из пачки и осторожно провел по лапе, очищая от последствий стремительного взросления. Повторил несколько раз, любуясь тем, как начинает блестеть черная шерсть. Ворон лежал не шевелясь и, кажется, наблюдая. Мэй, стараясь не смотреть на морду ферраха, сосредоточившись на движениях, очищал лапы Августа сантиметр за сантиметром. Череда действий была почти медитативной, Мэй отгородился от всего, что находилось вокруг. Мир сузился до мягкого, короткого меха под салфеткой и мелькающих над ней рук. Все выше и выше, от подобранных пальцев он дошел до колен, потом до бедра.

Прервался.

Смял и выкинул салфетку в утилизатор, вытянул новую из пачки.

Потянулся и застыл в сантиметре от теплой, велюровой поверхности лапы.

Чувство дежавю, преследовавшее с момента входа в медблок, вдруг усилилось в несколько крат. Мэй медленно поднял глаза и, как в первый день встречи, по-новому и одновременно по-старому увидел ворона — зрачки, черные как смоль, разлились по радужке, не оставляя каемки. Черный ежик из перьев на голове и тонкий запах металла. Только в этот раз четче, осязаемее. Не смешанный с запахом капитана.

Ворон глазел на него, не отрываясь, полуприжав уши и, кажется, готов был зашипеть. Или замурчать. Мэй не очень разбирался в выражениях эмоций кошачьих. Не понимая, как разрядить обстановку или еще больше ее накалить, Мэй высказал то, что давно вертелось на языке, что давно следовало озвучить:

— Ты так здорово пахнешь, — признался он наконец-то, наблюдая, как выражение кошачьей морды меняется на недоуменное. Ворон медленно навострил уши, заметно расслабил покрытые перьями плечи. — Я все хотел сказать, но почему-то молчал.

— И как давно? В смысле, как давно ты это понял?

— Не сразу, — честно признался Мэй, — сначала ты пах только в присутствии капитана, и поэтому я не понял, что твой запах — твой. А потом уже сам по себе. Это что-нибудь значит? Ты о таком когда-нибудь слышал?

Ворон выпрямился, наклонился чуть ближе, обдав знакомым ароматом солоновато-морского бриза и озона. Схватил пачку салфеток, пройдясь по рукам Мэя отросшим пером.

— Давай заканчивать с этим. Сил нет, раздражает быть грязным. Я сам оботрусь сверху, а потом все тебе расскажу.

***

Август подвинулся на широком столе, приглашая Мэя лечь рядом. В отличие от грязи, которую они счистили, собственная нагота его не смущала совсем. Мэй помялся немного, по старой привычке, и, забравшись с лапами на стол, занял место рядом с Августом, прижавшись к теплому, покрытому перьями и шерстью боку.

— Это место, — начал ворон, ткнув пальцем куда-то в потолок медблока, — изначально рассчитано на автономное функционирование. Даже если станции наступит конец, медблок должен быть в полной готовности, чтобы поддерживать жизнь. Нам это на руку. Вмешательство «Стелии» тут минимально, и я могу надолго отключить ее интерфейсы.

Он зашевелился, достав знакомый потертый планшет. Очистил экран ребром ладони. Включил, набрал пару команд. Планшет мигнул, выставил смутно знакомый таймер, отсчитывающий в обратном порядке восемь часов.

В медицинском блоке наступила тишина. Минута, две — прерываемые только звуком дыхания пилотов. Наконец Август хищно улыбнулся, и признался:

— Не знаю, с чего начать. В голове я сто раз прокручивал диалоги. Сначала думал мы — соперники. Потом — как тебя на нашу сторону переманить. Но сейчас. Хм.

— Почему ты думал что мы соперники? В смысле соперники за что? — ухватился за странную деталь Мэй.

Август задумчиво моргнул, гипнотизируя таймер, подбирая необходимые слова. Перевел взгляд на Мэя и задал вопрос, который Мэй не ожидал:

— Как думаешь, что стало с женщинами?

— С омегами? — уточнил Мэй, не понимая куда клонит ворон.

— Нет, с женщинами. С обыкновенными женщинами. Нашими предками.

— Они вымерли, — уверенно заявил Мэй, как учили их на занятиях по истории человечества.

— Хм-м-м, значит на ваших замерзших планетах учат тому же, что и на остальных. Это не то чтобы ложь, но и не совсем правда. Женщины не вымерли, женщины просто ушли.

— Куда? — не понял Мэй, пытаясь поспеть за сказанным.

— Сюда, — ворон обвел рукой воздух вокруг себя, — оцифровались, бросили бренные земные тела, стали космической энергией, сверхразумом, искинами. Называй как хочешь.

Мэй ошарашенно глянул вверх на белый панельный потолок. Непроизвольно нервно сжал в кулак руку.

— Значит «Стелия»… кора «Стелия» — живая?

— В некотором плане. И, скорее всего, ей сотни лет. Мы не знаем точно, сколько они живут и размножаются ли. И почему вообще помогают нам. Их существование мы принимаем как данность и досадное «узкое место» в экспансии человечества, так как все известное космоплавание завязано на них. Ошибка наших предков, которые почему-то решили, что мы управляем матриархами, а не они нами.

— Так. — кивнул Мэй, не совсем понимая, хочет ли услышать продолжение, и ощущая, как зазнобило от тоскливого мрачного предчувствия.

— На начало великого рассеяния, — продолжил Август, чуть плотнее привалившись теплым боком к Мэю, — между матриархами и выжившими остатками человечества был заключен договор — они помогают нам за каплю императорской альфа крови. Проще говоря — доступ к контурам управления и согласования закрыт на генетический замок.

Август, пока говорил, все теснее жался к плечу Мэя, еще сильнее источая знакомый запах свежести и металла. И к концу своей короткой речи почти окончательно сполз куда-то подмышку пилота и теперь пытался примостить голову к нему на грудь. Мэй перекинул руку через шею ворона, прижимая теплое, почти горячее тело к себе.

— Заключить договор — всего лишь полдела, — ворон, прижавшись к Мэю, вещал, мирно зажмурив глаза. Его хвост перестал метаться и лежал на столе неподвижно. — Для коммуникации с матерями была разработана технология и необходимые интерфейсы. Изучением и воплощением этого всего в жизнь занимались кто?

— Феррах, — ответил Мэй, догадавшись, куда клонит ворон, — значит обе «терры» тоже ваших рук дело?

— Ага. Люди-кошки веками были в рабстве у императорской ветви. Мы построили и до сих пор поддерживаем многое из того, что ты видишь вокруг. Так было до первого бейсарийского восстания, когда мы вернули себе часть свобод.

— Но-о-о? — протянул Мэй, начиная потихоньку дуреть от аромата ворона. — всегда есть какое-то «но», верно?

— Но сейчас часть обязанностей передана более лояльному клану Девлер.

Август замолк. С любовью провел большим пальцем по краю планшета, который продолжал держать в руках.

— Жадность подвела человечество, — наконец продолжил он, — императорский род, боясь утечки кодов, веками сношался сам с собой. И теперь они вымирают, почти совсем вымерли от векового инбридинга. Остался только один.

— Ну и идиотизм, — признался Мэй, сбивая лирический настрой ворона. — То есть, все это время человечество зависело от горстки людей и привязанных к ней… э-э-э… искинов?

— Ага.

— И что, никто ничего не попытался с этим сделать?

— Попытались, — вздохнул ворон, снова нервно дернув хвостом. — Во-первых, явили миру Каарху, а во-вторых, разработали прототип первого по-настоящему независимого искусственного интеллекта, — он развернул планшет экраном к лицам и клацнул по поверхности сенсорного стекла когтями, подгружая интерфейс представления, — знакомься, это кора «Ада», главное детище клана Ваарра.

— И как она относится к Каарху? — окончательно перестав понимать, что происходит, поинтересовался Мэй.

— Она его мать.

Мэй, перебирающий все это время перышки на плече ворона, застыл, не завершив движение на полпути.

— Кхм, то есть он… то есть как? — попытался сложить в одно целое куски разрозненной информации Мэй. Получалось с трудом. Частично в силу того, что ворон совсем расслабился и терся об него, теперь уже не случайно, а настойчиво и целенаправленно. Всем телом. Отложил планшет, обнял поперек груди руками. Извивался, гибко и жарко ластился. Влажно лизнул щеку мокрым шершавым языком, взъерошив перья и оставив влажный след.

Положа руку на сердце, Мэй отчасти порадовался такой активности, по крайней мере все эти поползновения выглядели понятными и простыми. В отличие от куска информации, который Август обрушил на его неподготовленный для таких потрясений мозг. Мэй сдался и опустил руку Августу на талию, скользнул по ней чуть ниже, на ягодицу. Погладил по бархату шерсти. Притянул ворона ближе к себе. Тот поддался, зажмурившись от удовольствия, и с готовностью потерся об Мэя всеми обнаженными частями тела, а потом обвил его лапу хвостом.

— Извини, — ворон приоткрыл глаза ровно настолько, чтобы видеть Мэя, — похоже, я застрял в середине процесса взросления. Вколешь мне супрессант?

— Что за соперничество? — спросил Мэй, полностью проигнорировав просьбу.

— Ах, это, — ворон прервался и поднялся, чтобы подобрать планшет. — Сейчас.

Он поднялся и сел на пятки, выбирая в планшете какие-то файлы. Потом развернулся к Мэю, одним плавным кошачьим движением перекинул через живот лапу и оказался на Але верхом. Развернул экран так, чтобы Мэй видел изображение.

На черно-белом кадреотображался плац «А-терры», на котором выстроились в шеренгу слетки. Астор Девлер, отдающий приказы. Застывшая фигура Каарху.

— Это запись с видеокамер «Стелии», наш первый день, — пояснил Август, клацнул когтем по экрану, указывая, кто есть кто. — Ты стоишь с самого края, а вот тут рядом с тобой стою я.

Он кликнул на кнопку пуска, изображение ожило, зашевелилось. Мэй увидел, как арахнид идет вдоль шеренги, останавливается, поднимает хелицеры, низко водит над полом брюшком. Воспоминания о первом дне были совсем свежими. Проживая момент с видео заново, Мэй невольно забыл как дышать, когда Каарху шагнул вперед. Астор отдал последние указания, фигурка пилота третьего ранга, еще не тронутая мутацией, рухнула на плац, не выдержав испытания запахом.

Прошла минута, другая, и следом на плац рухнула вторая — принадлежавшая Августу.

Мэй выдохнул и поднял глаза на сидевшего на нем ворона в поисках объяснений. Тот ощерился, влажно блеснув клыками, и убрал в сторону планшет.

— Я подумал, что ты человек Девлера, — пояснил Август происходящее, — решил понаблюдать, держаться к тебе поближе. Особенно, когда он заселил нас в один блок. Думал — это все какая-то игра, дворцовая интрига. А потом, там, в подсобке, чуть-чуть учуял твой запах, подумал, может быть ты сам по себе. Неизвестная переменная в уравнении противостояния двух кланов, и стоишь того, чтобы завербовать тебя к нам. Я ошибся? — ворон уперся обеими ладонями в грудь Мэя, поелозил у него по животу мягкими ягодицами, повел в воздухе хвостом. — Или нет? Учитывая, что ты чувствуешь запахи: и мой и капитана, а я чувствую ваши, мы — первый во вселенной…

— … истинный триплет, — задумчиво закончил за него Мэй. — Чем это нам грозит?

Август вздохнул, глянув на таймер, чуть наморщил широкую кошачью переносицу.

— Думаю, нас уже ищут. Скоро обнаружат в этом медблоке. Калечить не будут, но, возможно, временно усыпят. Заберут нас на «А-терру» или еще куда, поближе к капитанам, вероятно поставят на нас пару сотен экспериментов…

Август перевел взгляд на Мэя и замолчал, глядя подавленному пилоту третьего ранга прямо в глаза. Нервно прядая ушами.

Мэй не знал, что ответить, поэтому в медблоке воцарилась напряженная и слегка зловещая тишина.

В тишине аромат вокруг гибкой кошачьей фигуры концентрировался, клубился, разрядами пробирался в шерсть и перья, чуть покалывал в носу. Становился все более осязаемым.

Ворон вздохнул, нарушая безмолвие. Как-то странно, с надрывом.

Шевельнулся.

Молча провел горячими ладонями по груди пилота, наклонился вперед, просунул руки под голову Мэя, обнимая. Улегся всем телом сверху, щекотно пройдясь усами по щеке. Мэй вдохнул теплый кошачий запах всей грудью, животом ощущая зажатый между телами налившийся возбуждением член напарника.

— Устал немного, — признался Август куда-то в зазор между подушкой и шеей Мэя, — и жажда мучает. Полежу так, если можно. А потом супрессор.

— Если хочешь, — прошептал Мэй в треугольное ухо и провел рукой по бархатной спине вниз, чувствуя как ворон выгибается, притирается еще крепче. Август дернул ухом, когда Мэй возбужденно в него выдохнул, а потом повернул голову и ткнулся теплым носом в губы напарника. Лизнул шершавым языком.

— С оральными ласками в твоем исполнении придется повременить, — поморщился Мэй, — а пока иди-ка сюда. Если не понравится, так и скажи.

Обхватив ворона за бока, Мэй потянул его вверх, усаживая к себе на грудь. Тот как будто этого и ждал, с готовностью приподнялся, сдвинулся, упершись руками в приподнятый подголовник стола. Его возбужденный член мягко качнулся прямо перед лицом Мэя, который перехватил ворона за ягодицы, привлекая еще ближе. Отпустил одну, взял в руки член. Отодвинул нежную кожу, обнажая темную поблескивающую в тусклом освещении головку.

Август выпустил когти и скрипнул по пластику где-то надо головой. Порывисто вильнул бедрами, нетерпеливо требуя большего. Решив, что это хороший знак, и он на верном пути, Мэй осторожно взял в рот солоноватую, влажную плоть.

— М-р-рьяр, — тут же выдал ворон и резко толкнулся почти сразу на всю длину, с усилием раздвинув губы Мэя. Пилот вцепился в задницу напарника, стараясь расслабить горло. Заглатывая, прерывисто выдохнул, чувствуя как заводится от сочетания вкуса и знакомого, свежего запаха. Как возбуждение разливается в паху электричеством.

Тут же стало жарко.

Запахло грозой.

Соленым металлическим океаном.

Внутри сладко потянуло от близости Августа. Тот толкнулся еще раз и еще, вбиваясь в рот, набирая обороты, скрипя когтями по пластику, тихо урча… и неожиданно остановился на пике, тяжело дыша и вцепившись в волосы пилота одной рукой.

Содрогнулся всем телом.

— Не могу так, — внезапно просипел Август, — еще чуть-чуть и я кончу.

Мэй хотел было промычать в ответ, что согласен, и все в порядке, но не успел. Ворон, помогая себе рукой, вытянул член изо рта Мэя и аккуратно сполз на живот пилота. Медленно провел кулаком вверх и вниз по стволу, размазывая слюну. Поддрачивая, пока раздумывал, что делать дальше.

— Ты… ты такой… — не в силах подобрать слова, Мэй протянул руку и провел сверху вниз по четким кубикам пресса, заглядываясь на мышцы, перекатывающиеся под велюровой кошачьей шкурой.

Август глянул на пальцы пилота, потом поднял на Мэя огромные — на пол морды — глаза. Хищно облизнулся, приглаживая усы. Повел ушами. И, наконец решившись, развернулся в полоборота, почти лег, немыслимой дугой прогнувшись назад. Дотянулся до упаковки влажных салфеток.

— Побуду сверху, а не то я тебя порву. Раздевайся.

От таких заявлений давно вставший член заинтересованно дернулся. Мэй приподнялся, чертыхаясь, как мог быстро разделался с застежкой на мешавших штанах и с помощью Августа стянул их до колена. Ворон метнулся на бедра пилота, оседлав их. Вытянул из пачки салфетку и провел ей по возбужденному члену Мэя от треугольника темных волос по всей длине, задержавшись на головке. Салфетка смазывала и приятно увлажняла горячую, набухшую от желания плоть. Мэй кусал губы от нетерпеливого предвкушения.

— Жалко нельзя облизнуть, — плотоядно признался Август, возбужденно блестя глазами, — ну и ладно, есть и другие способы, например…

Он встал на колени. Втянул когти и сунул руку с салфеткой между своими разведенными лапами. Зажмурился, пропихнул пару пальцев внутрь. Дернул хвостом, щекоча лапы пилота. Выдохнул шумно, откинув уши назад, и резко насадился, сразу до второй фаланги.

— Каждый раз как в первый, — приоткрыв один глаз, разоткровенничался ворон, — но ощущения фантастические, попробуй как-нибудь. Даже жалко немного, что я альфа.

Пробовать Мэй пока не хотел, но зрелищем от души наслаждался. Ворон растягивал себя, чуть поскуливая, иногда мурча, сладко и томно вздыхая. Плавно двигал бедрами вверх и вниз, водил в воздухе дрожащими от напряжения плечами. Через пять минут вынул влажные пальцы. Отложил салфетку, лизнул ладонь и схватился за интимное Мэя.

— Ну, готов?

Мэй напряженно кивнул, глядя во все глаза за разворачивающимся волнующим, эротическим зрелищем. Ворон часто дыша, весь раскрывшись и придерживая в горсти гениталии, начал медленно, сантиметр за сантиметром скользить вниз, насаживаясь на член по самые яйца. Мэй чуть слюной не подавился от желания, наблюдая, как собственная плоть исчезает из виду, и ощущая тесное, горячее кошачье нутро. И нервно сглотнул, когда ворон остановился, опустившись до основания, и тихо выдохнул, привыкая.

Осторожно, как будто боясь спугнуть, Мэй протянул руки и схватился за мускулистые бедра напарника. Август поддал тазом навстречу, приподнимаясь. Откинулся назад и уперся рукой в покрытую серебристым мехом лапу.

А потом начал двигаться.

Мягко пустил волну от плечей вниз, вильнув в завершение задом. Не в силах сдерживаться, Мэй поддал, двинул тазом навстречу ворону. Вцепившись руками, утопив когти в бархатной шкуре, начал вбивался снизу, натягивая Августа на себя в смутном горячечном желании. Мышцы ануса крепко обхватывали член Мэя со всех сторон, выжимали из пилота третьего ранга оргазм. Мэй завороженно наблюдал, как поблескивает смазанный Августом ствол, вытаскивая и снова вгоняя его в горячее и тесное раз за разом.

— Ах, — застонал ворон, крепче сжимая бока Мэя бедрами, подстраиваясь под его темп, — быстрее!

Август насаживался резко, развязно, в удобном ему ритме. Именно так, как хотел, влажно шлепая ягодицами о тело Мэя. Источая всем своим существом пьяное удовольствие и разврат, и запах, делающий атмосферу осязаемо вязкой. Хвост его метался по столу и лапам, шерсть и перья на загривке встали дыбом. Он поддрачивал себе рвано, быстро, жмурясь от удовольствия. Стараясь попасть в ритм с толчками в разработанную задницу.

Мэй почувствовал, что ворон почти кончает, когда у него внутри все запульсировало и сжалось особенно тесно. Август, застонал, согнулся, плотно прижав уши к голове, и двинул по своему члену кулаком, сжав начавший набухать узел. Рухнул на Мэя, зажмурившись в судороге оргазма, и оглушительно замурчал, пачкая все горячей спермой.

Мэй, вцепившись в ягодицы ворона до синяков, продолжал вбиваться в узкий горячий зад, закрыв глаза в каком-то странном отчаянии. Лоб покрыла испарина, по вискам солеными каплями катился пот. Влажные шлепки в тишине медицинского блока, горячее тело сверху, жаркая теснота внутри ворона сделали свое дело. Мэй ощутил, как сладкая судорога оргазма подкатывает, начинается от поджимающихся на лапах пальцев и отдается в пульсирующем члене. Ворон вдруг открыл пасть и, не переставая тарахтеть, лизнул шершавым языком Мэев сосок. Мэй толкнулся еще раз и выгнулся, кончая мучительно долго, сладко и вязко. Сначала заскулив, а потом сорвавшись в тихий вой.

***

Через десять минут ворон наконец-то пошевелился. Скользнул хвостом по коленям Мэя, потянулся и лениво зевнул, явив свету два ряда острых как иглы зубов. Приподнялся и поморщившись соскользнул с члена. Достал из валявшейся рядом пачки салфетку, улегся боком и с задумчивой мордой начал стирать с живота напарника собственную сперму.

— Когда стало понятно, что императорский род почти вымер, а единственный оставшийся в живых отпрыск бесплоден, — вернулся к начатому до постельных утех разговору ворон, — они приказали нам придумать выход из ситуации. В обмен на возможность тестирования и прогонки «Ады» на построенной нами космической станции.

Август закончил обтирать живот Мэя, выкинул отработанный материал, вынул последнюю из начатой пачки и принялся за себя.

— Запрет на генную модификацию распространяется не на всех. Императорский дом предоставил нам из своих запасников необходимый биоматериал. Ген медведя был взят за базу, и как привой мы добавили к нему ген последнего нетронутого вырождением зверя из правящей верхушки.

Ворон прошелся еще раз по собственным яйцам, добрался до белых потеков между лап и начал тереть их почти что с остервенением.

— Каарху… он рос здесь, — ворон почти закончил и придирчиво оглядывал лапы, оценивая результат. Мэй с любопытством ожидал, начнет ли он вылизываться. — Вернее, на «А-терре» до четырнадцати лет. Зачатый в чанах искусственной хозяйки. Играл, развивался под ее присмотром, ну и в целом наслаждался жизнью… до прихода Верваллена к власти. Новый император остановил эксперимент. Ту его часть, которая касалась «Ады». А капитана передал под присмотр клану Девлер и новой «хозяйки» — «Стелии».

Август замолк ненадолго, вздохнул, глядя на проделанную работу по очищению себя от последствий бурного единения:

— Лучше уже не сделаешь, может позже схожу в душ.

Смял салфетку и, перегнувшись через напарника, сунул ее под кровать. Мэй понадеялся, что Август попал в утилизатор.

Ворон потянулся, выпростав обе руки в воздух, мурлыкнул и еще раз зевнул, мелькнув розовым языком. Свернулся в сложную фигуру, уложив голову на плечо Мэя и обвив все четыре лапы хвостом.

— Капитан был всего лишь ребенком, когда не стало «Ады». Скулил, скучал, отказывался от еды. Его тогда еле выходили… И когда я рассказал ему, что нам удалось спасти его мать, он… в общем, согласился нам помочь. Думаю, мы можем рассчитывать на него.

— Неужели не было возможность как-то все изменить? Ну, тогда, когда все это случилось с Каарху и вами?

— Мы ученые, а не вояки, — усмехнулся ворон, блеснув клыками и топорща усы, — но мы сделали, что могли, и почти добились успеха. Клан годами подбирал и тестировал среди выводков правильную комбинацию генов. Чтобы добиться какого-то контроля над ситуацией.

— То есть, то, что ты — истинная пара…

— Не случайность. В отличие от тебя. Но первая удача в череде попыток.

— И сколько… — Мэй запнулся, не зная, как правильно и по-научному обозвать явление, о котором хотел спросить. — Какой ты по счету эксперимент?

— Восьмой. Поэтому меня зовут Август.

Комментарий к Глава 7: Мать и мачеха

Иллюстрация к главе (NSFW)

https://i.imgur.com/MZGHaC7.jpg

(с) https://www.instagram.com/ptitca_bird/

========== Глава 8: Уроборос ==========

Мэй, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу, ждал пока шлюз наполнится пригодной для дыхания смесью, и наконец-то откроются внутренние двери станции. Попасть внутрь хотелось нестерпимо, но еще сильнее хотелось избавиться от сковывающих руки наручников. Мэй вздохнул — сейчас бы, по старой памяти, навалиться на двери плечом, но охрана такое не одобрила бы.

Он покосился на ворона, стоявшего рядом безмолвным силуэтом. Сквозь стекло шлема его точеный профиль с пучками черных усов выглядел невозмутимым. И если бы не нервно подрагивающий кончик хвоста, которым Август водил в сантиметре от пола, Мэй решил бы, что в его аккуратной кошачьей голове созрел какой-то план.

Вместе со звуковым сигналом моргнул зеленый индикатор. Мэй терпеливо дождался, пока сработает автоматика, и двери скользнут в стороны, открывая вид на внутренности станции. Окно. Блестящую как бриллиант Морру. Мэй залюбовался планетой, как в первый раз, завис, рассматривая завихрения облаков над сеткой аэро-рута. И так и стоял бы, не шевелясь неизвестно сколько, если бы не мягкий тычок в спину. Спецназ Девлера к сантиментам и любованиям был не склонен, поэтому поторапливал задержанных настойчиво и вежливо… насколько мог.

***

Несмотря на понукания людей в черном, на прием к арахниду они попали только через два часа, за которые их успели накормить, раздеть, помыть, причесать и почистить перышки. В длинный узкий приемный покой с двумя входными дверьми и полным отсутствием окон их втолкнули в чем вылупились из яйца. Мэй, зайдя в прохладное помещение, тут же зажмурился от боли: белый дневной свет, льющийся с потолка, слепил чувствительные глаза. Пилот сморгнул наворачивающиеся слезы, привыкая. Девлера Мэй сначала услышал, а потом смутно, сквозь слезы разглядел, как через дальнюю дверь в комнату попали две передние длинные волосатые лапы и вслед за ними, чуть пригнувшись, чтобы поместиться в низкий проем, в комнату протиснулся остальной паук.

Август тут же сделал шаг вперед, загородив собой беспомощно моргающего Мэя. Зашипел, прижав уши, шерсть у него на загривке встала дыбом, превращая ворона в создание ночи, состоящее из черных перьев, когтей и кошачьей ярости. Астор, наконец оказавшись в помещении полностью, сел прямо на пол в дальнем конце блока, подобрав под себя все восемь ног, и довольно миролюбиво отметил:

— Вижу, тринадцать поколений птицеедов в моем роду продолжают оказывать на вас, птичек, все тот же эффект, что и на ваших предков. Хотя, казалось бы, вы — феррах, и в условной пищевой цепочке занимаете позицию повыше моей.

Август не ответил и с места не сдвинулся. Так и стоял, ощерившись всем, чем мог, только начал нервно хлестать хвостом по ногам, задевая кисточкой пол. Мэй наконец-то проморгался и воззрился на безучастное лицо арахнида, подумав, что если бы тот мог, то наверное закатил бы черные как бусинки глаза. Астор шевельнулся, выпростав две передние ноги. Приподнял торс под потолок, и спокойно, без нажима попросил, нависая:

— Успокойся, Август.

Ворон присел, выкатив глаза и медленно опуская перо и шерсть, но не переставая жать к черепу уши и скалиться. Против воли признавая доминантность. Мэй наблюдая за развернувшимся представлением, невольно задумался, как он будет себя вести, когда его пол наконец-то определится.

— Мэйнард, — Мэй вздрогнул, когда паук назвал его имя, слегка щелкнув хелицерами на букве «р», — из рода Декарт. C Монтрэ. Северный народ, значит. «Стелия»?

Искин станции резво развернул перед мордой арахнида окно с подсказкой, потянулись длинные ленты цифр и картинок. Даже с такого расстояния пилот видел, что на экране отобразилась большая часть его биографии, включая скупые генеалогические деревья со сторон альфа и омега отцов. Его род был маленьким, не особо известным. Все представители рода предпочитали держаться особняком, стремлением к размножению обладал хорошо, если каждый третий.

Демонстрация всей подноготной завершилась фотографией Мэя, и столбиком персональных данных.

Было сложно понять куда смотрит Астор, но чутье подсказало, что он сверяет с реальным Алем фотографию на экране. В конце концов арахнид хмыкнул удовлетворенно и отдал станции приказ:

— Запускай хронометр.

Окно свернулось в обратный отсчет до непонятной точки икс в ближайшем будущем. Астор поднялся на все восемь конечностей, почти полностью заняв пространство узкого помещения, подавляя притихших пилотов еще больше. Приподнял хелицеры и чирикнул команду, своим людям снаружи. Через ближайшую дверь стремительно вбежали четыре фигуры в черном и, пропустив паука вперед, построившись конвоем вокруг пилотов, подтолкнули их следовать за капитаном.

Потянулись бесконечные пустынные коридоры станции, видимо их вели в обход жилых и рабочих секторов. Мэй привычно пялился на лопатки ворона, маячившие перед ним, и неспешно размышлял, что же обозначает плывущий рядом в воздухе таймер. Ответ казался очевидным и левитировал где-то на краю сознания, вплывал в зону понимания и тут же исчезал из нее. Волнения совсем не было, то ли от усталости, то ли от слабой волны запаха, идущей от ворона, который, похоже, по-настоящему нервничал. А может быть и от того, и от другого или от чего-то еще.

Миновав не менее десятка поворотов и закрытых дверей, они наконец-то вышли на знакомый плац, уходящий ровными стенами наверх, к центру станции. Конвой остановился, притормозив ворона и Мэя в нескольких метрах от Астора, который дошел до дальнего конца помещения и начал набирать код на замке возле широкого утопленного в стену дверного полотна.

— Тандем, значит. — Стрекотнул Астор, не оборачиваясь, — удивительное природное явление.

— Капитан, а вы уверены, что сразу двоих можно с ним оставить? — неожиданно подал голос один из сопровождающих. — Порвет ведь обоих, как остальных драл. Может, по очереди, хотя бы?

Мэй почему-то ожидал, что арахнид поставит выскочку на место и ткнет его носом в армейскую субординацию. Но, видимо, та часть Астора, которая была ученым, откликнулась на вопрос первой, поэтому, закончив колдовать над панелью, Астор повернулся к сопровождающим и коротко ответил:

— Уверен. До них были простые слетки, а эти — часть триплета. Должно сработать. На выход.

Сопровождающие чуть надавили на плечи Мэя, усаживая его на прохладный пол. Рядом шелестя пером приземлился ворон. Мэй покосился на него, пытаясь считать эмоции, и уперся в полный отчаяния взгляд широко раскрытых глаз. Не совсем понимая что происходит, Мэй протянул руку и схватил Августа за чуть подрагивающие пальцы, покрепче сжав их. Ворон не ответил, так и сидел в странном коматозе, чуть прижав уши. Только сильнее начал источать тонкий металлический запах возбуждения, постепенно набирающий обороты до полновесного шторма.

Дверь за ними захлопнулась, оставив пилотов наедине с двумя таймерами. Мэй воззрился на тот, что был у двери. Время на нем истекало на несколько минут раньше чем на том, что висел в воздухе проецируемый «Стелией». Взвинченный до предела пилот третьего ранга с трудом сглотнул, отсчитывая последние секунды складывающиеся из красных неоновых цифр — три, два, один.

Дверь медленно, сантиметр за сантиметром, начала подниматься, обнажая тьму за собой. Первым оттуда вырвался запах Каарху, ударной волной сметая последние остатки осознанности и возможности мыслить логически. Мэй кое-как поднялся на дрожащих, подкашивающихся лапах, елозя по скользкому пластику когтями. Рядом шевельнулся и вскочил на все четыре ворон, оскалил клыки, изогнувшись настороженно-агрессивной дугой. Дверь продолжала подниматься, бесшумно расширяя проход, и, когда совсем исчезла в пазу под потолком, в темноте вспыхнул подсвеченный неоном мощный силуэт и раздалось раскатистое рычание.

Мэй, до макушки наполненный выжигающим легкие и сознание запахом медведя, внезапно почувствовал сковывающий, леденящий ужас. Низкий утробный звук, издаваемый зверем, расходился вибрацией, заставляя шерсть встать дыбом. Мэй наклонился вперед в полуприседе, как будто тоже готов был упасть на все четыре конечности для устойчивости. В трезвом уме и ясной памяти он держался только благодаря исходящему от Августа аромату. Аромату, который легкой ширмой огораживал от сметающего все на пути урагана запахов и образов, исходящих от медведя.

Зверь во тьме открыл глаза.

Обнажил два ряда острых, блестящих от слюны зубов.

И в один гигантский прыжок преодолел рубеж между тьмой и светом.

Мэй, застыв на одном месте, наблюдал, как взвилась в воздух косматая фигура, накрывая беззащитного пилота своей тенью. Как далеко протянулись нацеленные на его горло сильные руки, увенчаные длинными смертоносными когтями. Мэй зажмурился и уже почти ощутил, как на его тонкой шее сомкнулись влажные, острые клыки капитана и по ключицам потекла горячая кровь, когда между ним и взбесившимся зверем стремительно метнулся гибкий черный силуэт. Ворон встал в полный рост, вытянулся, сомкнув лопатки. Поднял перед собой растопыренную пятерню, почти уткнув ее в нос надвигающегося как вся неотвратимость вселенной медведя и громким голосом, во все свои кошачьи легкие рявкнул:

— Стоять!

Каарху дернулся, будто на него накинули невидимые глазу путы. Остановился на подлете. Уткнулся носом в середину ладони Августа, тяжело дыша, не переставая глухо рычать. Глаза его закатились и зияли двумя бельмами. Влажная грива свисала колтунами и сосульками. Из пасти на пол потянулась нитями вязкая прозрачная слюна.

— Что с ним? — опомнившись хрипло прошептал Мэй .

— Течка… — через стиснутые зубы ответил ворон, — он чувствует, что я — его альфа. Но один я его не удержу, нужна помощь. Твоя.

— Он не ощущает моего запаха, — Мэй наблюдал, как медведь медленно поднимает руки, обхватывая ими запястье ворона и начинает его с усилием сжимать, с хрустом обламывая перья.

Ворон ухом не повел и с места не сдвинулся, только подрагивающий кончик хвоста показывал, насколько он напряжен.

— Когда у тебя день рождения? — спросил Август пугающе ровным тоном.

— Что? — не понял Мэй, растерявшись.

— Когда ты станешь совершеннолетним? Старшие почти не ощущают запах младших, чтобы раньше времени их не помять, когда ты окончательно повзрослеешь? Когда определится твой пол?

Левитирующая на краю сознания мысль наконец-то оформилась в понимание происходящего. Мэй медленно поднял глаза на висящий в воздухе таймер, который отсчитал последние две секунды и обратился в нули.

Мэй открыл было рот, чтобы ответить и не смог, подавился собственным хрипом. Его накрыла волна жара, бросило одновременно в пот и в холод, в голове и кистях рук хрустнула и зазудела начавшая мутировать кость. Ноги задрожали и подогнулись. В каждый палец на руке словно вгрызлись термиты, а в проделанные ими дыры залили горячий свинец. Мэй упал на колени, обхватив руками голову, чувствуя, как запущенный природой процесс изменений пытается вытянуть из стерильного окружения информацию. И раз за разом дает осечку, пробуксовывая заново ломает и рвет только что срощенную плоть. Шелестнуло перо на руках и предплечьях, распрямляясь и снова осаживаясь. Буграми пошли мышцы на плечах и животе. Боль ввинтилась во все имеющиеся сухожилия, сочленения и суставы. Отдалась в зубы и затылок, впилась в загривок и пронзая его, как раскаленный прут. Мэй открыл рот, хватая воздух в немом крике, но смог только сипло вдохнуть и выдохнуть. В легких все шкворчало, как будто кровь вскипела и вот-вот начнет хлестать розовой пеной через рот. Мэй уставился в потолок невидящим взглядом, замер на месте, не понимая, что сделать, чтобы все закончилось, как можно скорей.

Что-то длинное и теплое скользнуло на всю длину до самой глотки. Мэй захлебнулся своим криком и чужой плотью, закашлялся, отстранился, вспоминая как дышать. Вместе с воздухом в нос ударил запах Каарху, который ощущался по-новому — все такой же жаркий, горячий и агрессивный, но не воинственный. Не идущий в атаку, а готовый защищать. Мэй открыл слезящиеся глаза и увидел широкий кожаный нос медведя, длинный розовый язык, обизывающий губу.

— Ты поцел… лизнул меня? — просипел Мэй , ощущая, как внутренние механизмы адаптации вытягивают необходимую информацию из слюны медведя. И встраивают, встраивают, продолжают встраивать в его собственные витые цепочки генов, растормаживая заклинившую мутацию. Под кожей все приятно завибрировало, боль стала почти терпимой. Тело теперь скорее ныло крепатурой, а не пыталось развалиться на куски. Мэй жадно обвел языком губы, слизывая остатки биоматериала, внутренне с восторгом смакуя каждую метаморфозу, подхваченную организмом. Ощущая, как череда изменений, начавшаяся от поясницы, добралась до шеи, перешла на лицо. Черепная коробка хрустнула и засвербила, превращаясь в морду, Мэй почувствовал, как шевелятся хрящи, вытягиваясь в острые уши, стоящие торчком. Затрещал позвоночник, наращивая дополнительные звенья, натягивая на них кожу и шкуру, отращивая мех. Мэй упал на все четыре и выгнул спину потягиваясь с мазохистским удовольствием. Вытянул вперед руки, выпятив зад, потом протянул задние лапы, подавшись вперед. Ткнулся в стоящего перед ним Каарху черным влажным носом, не удержался, потерся мордой о теплую шкуру.

Тявкнул и завилял пушистым хвостом.

Ворон выглянул из-за могучего плеча капитана, наблюдая за превращением глазами, в которых опять, сожрав радужку, расплылся черный как смоль зрачок. Мэй с трудом удержался, чтобы не прыгнуть на него, вылизывая везде, где дотянется — он пах одуряюще. Аромат его смешивался с запахом капитана и бил в разогретый гормонами мозг как в набат. Виляющий хвостом пилот третьего ранга почувствовал, как между лап становится жарко, яйца тяжелеют, все тянет от прилившей крови. Стремительное взросление на плаце «Стелии», расправившись с физическими изменениями, взялось за все остальное, скрутив Мэя в гон.

Август, насколько мог, вытянул шею, нюхая воздух дрожащими ноздрями, по всей длине его гибкого, мускулистого тела прошла крупная дрожь. Воздух пах диким сочетанием железа, моря, озона, крови и собственного запаха Мэя — пихтового и травяного. И поверх всего этого, желанием и похотью расстилался запах течной омеги и двух возбужденных до предела альф.

Ворон сдвинулся с места, взвившись стремительным черным зигзагом и приземлившись на четыре конечности. Скользнул на пол, улегся на спину вытянув в воздух руки в призыве к объятиям и нетерпеливо вильнул хвостом. Его черные длинные перья отливали иссиня-зеленым в приглушенном освещении плаца, он мурчал от нетерпения и тянулся к Мэю и Каарху всем своим гибким телом, раскрываясь, предлагая насладиться собой.

Мэй, стоя на четвереньках, отряхнулся как следует, очищая мех и перья от последствий мутации. Получилось не идеально, но сейчас ему было на это плевать. Его с головой накрывала дикая, известная только альфе в состоянии гона жажда. Он выпрямился, поднялся на цыпочки и уткнулся в стоящего перед ним медведя. Обхватив его за покрытый влажной шерстью торс насколько хватало рук. Течная омега пахла потрясающе. Потрясающе сильно — войной, порохом, всем своим прошлым в забытых богом местах. Лавой и огнем, черным чадом горящих машин, свежей кровью. И в то же время — свободой, надеждой, надежной защитой и чем-то еще, названия чему Мэй не знал.

Каарху заворчал, наклонился и уткнулся ему в макушку между ушами, вдохнув полной грудью, и что-то сказал на смутно знакомом по снам зверином языке.

— Хорошо, — разобрал Мэй в перекатах наречия, ощущая как у медведя встает, упирается ему в грудь, — теперь я чувствую запах — и твой, и Августа.

Каарху склонился еще ниже, легко подхватил пилота под ягодицы и, придерживая, опрокинул рядом с Августом, заставив лечь почти вплотную. Чуть подвинул их ближе, плечом к плечу. Мэй почувствовал тепло от исходящего жаром желания тела ворона. Его возбуждение поднималось в воздух свежим, соленым запахом. Стелилось волнами, сплеталось с запахом Каарху и его собственным в причудливый, полный похоти коктейль.

Медведь, отстранившись, полюбовался ими доли мгновения. Согнувшись, уперся ладонями в пол, по бокам от пилотских голов. Сунул лобастую тупую морду между острыми ушами и покрытыми мехом и перьями скулами. Вдохнул глубоко, фыркнул и известил:

— Хочу.

Ворон опомнился и дернулся первым, приподнялся на локте, шурша перьями. Втянул когти и потянулся куда-то вперед, оставив за собой озоновый шлейф. Мэй, проследив за ним взглядом, сглотнул и потянулся за ним. Вместе они обхватили крупный, тяжелый член Каарху с двух сторон, провели по шелковой на ощупь, горячей поверхности. Медведь глухо заворчал и слегка толкнулся им на встречу, его тяжелые, покрытые светлой короткой шерстью яйца качнулись в такт. Ворон, исходя очередной волной свежего запаха, вдруг громко замурчал, затарахтел. Отпустил член капитана, перехватил его за шею и откинулся назад, увлекая мускулистую тушу медведя за собой.

— Эй, осторожнее, — в шутку ругнулся Мэй.

Сразу стало жарко и тесно, вместе со смесью запахов окончательно накрыло возбуждением, почти болезненно отдалось напряжением в паху. Мэй потерся о чей-то живот или, может, конечность набухшим от крови членом, и ему с готовностью ответили животным рычанием, переходящим в приглушенный протяжный стон.

Капитан сгреб их в охапку, лишив возможности видеть, Мэй барахтнулся, пытаясь разобраться, где верх, где низ. Повернул голову вправо и замер, наблюдая в мельчайших подробностях, как, обхватив ворона за пернатую шею, капитан раз за разом погружает в аккуратный кошачий рот свой длинный медвежий язык. Август, прижатый телом медведя, откинул уши в знакомом жесте и извивался как змея, заполняя собой каждый кубический сантиметр тесного пространства. Терся о светло-коричневый мех всем, чем мог, мурчал, жмуря от удовольствия глаза. Мэй не выдержал, заскулил, подвинулся совсем близко и ткнулся мордой куда-то между пастью медведя и шершавым кошачьим языком. Ворон тут же выпростал руку и схватил его за затылок, притягивая ближе. Обдал жарким дыханием, заставив застонать. Облизнул по всей длине морды от влажного носа до покрытой перьями скулы. Соскользнул второй рукой вниз, бесцеремонно схватил за кисть, чуть выше пальцев, и накрыл ладонью Мэя свой каменный стояк.

— Ты знаешь, что делать, — промурчал с придыханием ворон в белое лисье ухо, чуть щекоча дыханием. Каарху молча нависал, оглушая насыщенным медвежьим омежьим запахом, от которого окончательно снесло крышу и развезло.

Мэй завис, соображая о чем говорит Август, пока тот не зашевелился, меняя положение, и не подтолкнул его наружу из их тесного переплетения тел. Мэй вильнул хвостом, пустив разряд статики по нагретому полу, и утвердительно тявкнул, подтверждая, что все понял. Каарху приподнялся, выпуская его, а потом навалился на ворона снова, скрывая напарника под горой мускулов и шерсти. Ворон утробно заурчал, обнял капитана, насколько хватило рук. Вставая Мэй видел, как Август запустил длинные когти в гриву на прикрытой вороновым пером медвежьей спине.

Мэй отполз и поднялся на дрожащие лапы, застыл на минуту, любуясь сплетением тел и от счастья виляя хвостом. Обогнул Каарху по короткой дуге и положил обе руки на поджарую, крепкую задницу. Слегка развел ягодицы в стороны, стараясь не кончить, потому что стояло колом. Капитан, почувствовав прикосновения Мэя, слегка вильнул от предвкушения коротким медвежьим хвостом и подался вперед, припадая на локти, напрягая мускулы на широкой могучей спине, чуть выпятив зад навстречу Мэю. Август почувствовал движение, перестал обнимать медведя и засучил лапами, сползая поудобнее: между разведенных коленей капитана показался кошачий пернатый хвост, знакомые мускулистые бедра со следами от рук Мэя. И наконец — аккуратный, крепкий член, который ворон придерживал рукой.

Мэй глянул на разведенные в стороны ягодицы капитана, увидел, как тонкой неоновой струйкой смазка течет по яйцам вниз. Затаив дыхание, Мэй большим пальцем обвел по краю чуть припухший анус, а потом поднял руку к глазам, любуясь розовыми и голубыми переливами.

Каарху рыкнул натужно и низко, выводя очарованного пилота третьего ранга из созерцательного коматоза, и пихнул нетерпеливо бедрами, притираясь вплотную. Ворон, видимо, разделял настроения капитана, потому что перестал ерзать и уперся лапами в пол. Выпустил когти, чтобы заякориться о пластик. И медленно приподнимаясь, начал входить в Каарху, придерживая член.

Запах капитана стал резко техническим и смешался с ароматом металла, пота и влажной шерсти. Смазка, текшая теплыми, вязкими струйками, переливалась и пачкала руки и когти начавшего вскидывать бедра и порыкивать от удовольствия Августа. Мэй, не в силах больше наблюдать спокойно весь этот разврат, творившийся прямо перед носом, скользнул рукой на талию Каарху, с удовольствием ощущая перекатывающиеся под теплой шкурой мышцы. Провел пальцами по боку медведя вниз, погладил бедро и, отведя в сторону ягодицу, пристроил к разработанному входу головку собственного члена, помогая себе второй рукой. Август, медленно, не спеша вбивавшийся в медведя снизу, почувствова Мэя, вытащил свой почти на всю длину. И Мэй, пачкаясь в флюоресцентной, резко пахнущей мазутом смазке, вдохнул поглубже тягучий, пропитанный феромонами воздух плаца и с усилием толкнулся внутрь.

Внутри капитан был… был… даже трезвому Мэю не хватило бы слов, чтобы описать ощущения. Горячий, тесный, влажный, разгоняющий по жилам и венам кровь. Мэй качнулся, переступив лапами в упор покрепче, и толкнулся снова, в унисон с размеренно вбивающимся вороном. Капитан, ощутив двух альф, заворчал глухо и довольно, насадился глубже, приподнявшись над Августом, продолжая загораживать его собой.

Мэй вцепился в бугрящиеся мышцами бедра капитана, запустив когти в плоть там, где чуть выпирала тазовая кость. Вместе с вороном, они подались навстречу медведю, сначала медленно, а потом быстрее: размашисто вбиваясь. Мир свернулся до капель пота на загривке, напряжения и удовольствия, шелеста перьев по пластику и тяжелого дыхания. Ворон вибрировал всем телом, мурлыча, цеплялся за предплечья медведя, жмурился и урчал, в ответ на медвежье порыкивание и ворчание. Каарху, упираясь руками в поверхность плаца, двигался резкими мощными толчками, как будто ему было все время мало и хотелось еще больше, еще.

Мэй закрыл глаза, отдаваясь ощущениям плоти и запахам. Ароматы всех троих усилились и сплелись. Он опять увидел поле боя, раскуроченные снарядами горы железа и обугленной плоти, смываемые волной океана и ливнем из приближающейся с востока грозы. Ручейки превращались в реки, реки сливались в потоки и бежали по обугленной черной тверди, смывая золу, унося чад войны за собой. Впадали в океан. И на месте очищенного от скверны грунта один за другим начинали распускаться цветы с родной планеты Мэя. Заполняя пространство зеленью, как пилот заполнял капитана собой.

Мэй двигался, наслаждаясь видением, ощущая, как в тесноте капитанского чрева пульсирует его собственная и напарника плоть. И плыл на волнах запахов и звуков и изображений, которые ему в голову транслировали эйфория и похоть, и любовь.

Август вдруг застонал, движения его стали резче, размашистее. Мэй понял, что ворон вот-вот кончит. Ведомый инстинктами и феромонной бурей — наклонился, вцепившись в влажный мех капитана, и затих. Август дернулся еще пару раз, вбиваясь чуть глубже, под аккомпанемент капитанского рыка, и, в последний раз засадив до упора, остановился и замолчал. Мэй почувствовал горячее, вязкое… судороги чужого оргазма и давление от начинающего набухать кошачьего узла.

Сам пилот третьего ранга не шевелился, переводя дыхание. Не понимая, что делать — просто ждал. И, возможно, его хватило бы на подольше, если бы Каарху вдруг не качнулся назад, и приподнялся, схватившись мощной лапой за свой член. Двинул по нему вверх и вниз одним мощным движением, отпустил, собрал в горсть текущую по бедру смазку. Повторил. Август, лежавший снизу и ждавший, когда опадет узел, решил поддержать инициативу и накрыл мощный ствол капитана своей миниатюрной рукой. Каарху хмыкнул, толкнулся в кулак Августа и одобрительно заворчал, глядя как Август от удовольствия щурит глаза. Не сговариваясь, они начали двигаться, додрачивая медведя до кульминации, мурлыкая и громко урча.

Мэй не мог дотянуться до члена капитана из своей позиции, но прекрасно все видел и отмечал. И все равно вздрогнул от неожиданности, когда капитан дернулся особенно резко и тяжко осел на члены ворона и Мэя, вгоняя их в себя до упора. Стенки ануса капитана сжались вокруг узлов с тихим жужжанием встроенных сервомоторов. Капитан прижал острые уши, дернул коротким хвостом, подмахивая могучими бедрами, надрачивая свой член. Мэй, зажмурился, наблюдая фракталы за закрытыми веками и шумно выдохнул, ощущая как кончает внутрь капитана, вместе с капитаном, угваздавшим семенем и перламутровой смазкой пол.

Мэй пришел в себя не понимая сколько минут, а может и часов провел плавая в сладкой послеоргазменной неге. Не хотелось ничего, больше не мучали сомнения, страх, жажда и любые другие мысли казались далекими и неважными. Все чего хотелось — просто упасть уже куда-нибудь горизонтально. Но Мэй не мог, поэтому улегся животом на широкую теплую спину капитана, некстати позавидовав ворону, которого капитан наверняка придавил собой. Вместе они лежали на плаце странным сплетением из трех покрытых шерстью и перьями тел. Мэй ощущал пульсацию и жар внутри капитана, вибрацию от громко мурлыкающего Августа, собственное дыхание. Каарху осторожно перевалился на бок, увлекая за собой Мэя, обнял обоих пилотов и застыл, ожидая когда набухшие узлы опадут.

Мэй зевнул беззастенчиво, широко открыв розовую пасть, уткнулся носом в пропахшую сексом и смазкой гриву, и затих так, незаметно для себя заснув.

***

— Значит, северный лис, — ворон запустил пальцы в хвост Мэя, провел по нему черными когтями, — такой мягкий…

После оргии на плаце конвой отвел их в блок приписки, и теперь они пытались разместиться на полу все втроем. Медведь не помещался на стандартную койку, но в свою комнату идти наотрез отказался. Пришлось стащить матрасы и устроить на полу импровизированную берлогу-гнездо. Они лежали свернувшись, и ворон гладил его хвост с грустным выражением морды, иногда тяжело вздыхал.

— Не должно было так случиться, — добавил он спокойным голосом, но в глазах его проскользнуло отчаяние, — в планах…

Каарху не дал ему договорить, прижал к себе и успокаивающе заворчал.

Комментарий к Глава 8: Уроборос

Вся троица (sfw):

https://i.imgur.com/B5yivWo.jpg

(c) https://www.instagram.com/ptitca_bird/

========== Эпилог: Перья Верваллена ==========

Астор Девлер залез на специально адаптированную для него кушетку и осторожно вытянул ноги. Все восемь гудели от дневной беготни, обе передние стройные волосатые лапы жалобно хрустнули. Арахнид осуждающе щелкнул им в ответ — рановато собрались на покой, он еще не так стар, есть еще незаконченные дела. «Стелия», давно изучившая повадки и предпочтения капитана, выкрутила свет на минимум, давая покой глазам и, по заложенному в нее расписанию, повесила в воздухе окошко дозвона.

Окошко молчало. Астор глядел на него, задумчиво перебирая в воздухе жвалами. И когда совсем уже было решился самостоятельно набрать единственный сохраненный контакт, интерфейс программы ожил, отобразив входящий. «Стелия», не дожидаясь команды, приняла звонок, не дав арахниду подготовиться. Поэтому Астор инстинктивно вытянулся по струнке, насколько это позволяла поверхность, на которой он сидел. Не обращая внимания на то, что это выглядело слегка нелепо.

На экране показался полупустой зал, в центре которого на фоне огромного панорамного окна стоял древнего вида стол из натурального дерева. За столом на стуле с высокой спинкой сидел человек в белом, поднявшийся, как только система подтвердила соединение. Фигура обогнула массивную мебель и стремительным шагом вышла в центр комнаты, подходя ближе к узлу коммуникации. Встала напротив камеры,оправив длинный шлейф хвоста.

— Чистый, значит бедный, мой пернатый друг, — процитировал себе под нос древнего классика Астор, глядя на самого богатого и могущественного омегу во вселенной.

Император Верваллен мутацией был тронут по минимуму: острые лисьи уши да длинный павлиний хвост. Как и у всех альбиносов — абсолютно лишенные пигмента. Белый цвет придавал дополнительный градиент холодности и отчужденности, превращая его гибкую стройную фигуру в призрака. Астор по привычке передернул плечами от острого возбуждения, которое испытывал каждый раз, когда видел Верваллена.

— Ну, — сказал император, вперив в арахнида алый как артериальная кровь взгляд, — докладывайте кор Девлер.

— Операция прошла успешно, — отрапортовал капитан, наблюдая как правильные надменные черты лица его собеседника слегка смягчились от полуулыбки, — нужный нам ген выведен и передан нейтральному носителю.

— Его клан?

— Не будет возражать. Они слишком мелкие, обособленные, им не хватит военной мощи, и мы от них не зависим. Сколько у нас осталось в запасах альфа крови?

— Сложно сказать, — император подошел ближе и присел на пол перед камерой, сверкнув обнаженной кожей и выпирающими ключицами в вырезе туники, — думаю, хватит на доставку триплета до ключевого матриарха, возможно покроет пару недель на подготовку к полету. Как там Каарху?

Капитан покосился на небольшой аналоговый экранчик, куда круглосуточно транслировались данные с камер наблюдения, и утвердительно прощелкал:

— Он в порядке.

— Прекрасно… прекрасная работа, кор Девлер, — от похвалы Верваллена внутри арахнида разлилось странное ликование, аж мелко затряслись хелицеры и в брюшке екнуло и свело, — на сегодня, пожалуй, все. Приятной вам ночи, жду завтрашнего рапорта.

Капитан отключился. Устало сполз с кушетки, поскрипывая сочленениями, и подошел поближе к монитору, на котором отображалась вся троица: Каарху с Августом спали, свернувшись в клубок из гривы, хвоста и перьев на куче матрасов в центре комнаты.

Мэй бодрствовал. Стоял у раскрытого шкафчика и задумчиво гладил старый потрепанный космический шлем, висящий на внутреннем крючке. Изредка прядая ушами и водя над полом пушистым белым хвостом.

— Скучаешь по дому, — пробормотал арахнид, наблюдая за фигуркой пилота третьего ранга. Тот снял с крючка головной убор и отправился к куче матрасов, прихватив его с собой. — Нескоро ты его теперь увидишь…

Астор задумчиво щелкнул жвалами, переступил ногами. Постоял еще, наблюдая как Мэй вливается в клубок своих партнеров, крутится на месте, выбирая позицию поудобнее и потеплей. Он свернулся вокруг шлема, накрыв нос хвостом и прикрыв все сверху перьями. Засыпая, сладко вдохнул смесь запахов родного дома и, теперь уже, родных зверей.

Что-то дрогнуло в арахниде глубоко под хитиновым панцирем. Захотелось все выключить, отвернуться и уйти. Но Астор заставил себя смотреть на мирно спящую троицу, бубня под нос оправдания, какие только смог найти:

— Императорский род продолжит свое существование, — прощелкал Астор совсем тихо, — нам не удалось найти другого решения проблемы. Великие свершения всегда идут через маленькие и не очень жертвы, по головам случайных людей.

Он протянул лапу и зачем-то стукнул когтем по твердой поверхности экрана, как будто привлекая к себе внимание. Постоял недолго в раздумьях, соскользнул пальцем ниже и нажал на кнопку выключения изображения, оставшись в полном одиночестве.

Легче не стало. Он стоял, чуть покачиваясь, и размышлял о том, что врожденные принципы опять проиграли битву перьям Верваллена. Как и много раз до этого, как будет всегда.

— Ну и что, — пробормотал себе под нос арахнид в полутьме и тишине, бессильно опустив руки, — ну и что… зато человечество будет жить.