КПСС, Юрка и хрустальная люстра [Григорий Григорьевич Федорец] (fb2) читать онлайн

Эту историю, что произошла в конце 80-х годов, в небольшом сибирском городке, рассказал мне один знакомый. Он тогда работал в местном горкоме комсомола инструкторам. Должность не великая, но требовала, по тем временам, выполнения определенных условностей.

Многие, наверно, помнят о той заботе, что проявляли тогда коммунисты о своем «младшем брате».

А, одним из обязательных требований к функционерам комсомола являлось членство в КПСС. Вот эта правдивая история рассказывает о том, как вступали в те годы в компартию. Вернее, как принимали туда.

****

Захолустный провинциальный городок, но все «как у людей». Есть добротный железнодорожный вокзал времен Николая второго, с терпким запахом нагретого мазута летом, грохотом проносящихся товарников, унылой общепитовской «точкой» под незатейливым названием «Гудок».

Есть и каменный Ильич с кепкой и без, строго взирающий на наглых воробьев и жирных ворон на площади.

Есть и пыльные летние улицы в тополином пуху, колдобинах и лепехах окаменевшего навоза, отчего проезжающий по ним автомобиль дребезжит и подпрыгивает.

И, конечно, присутственные места «Белого дома» местной власти в хрущевском минимализме, ансамбль которого завершает купеческие особняки, оккупированные городской милицией, да входящими «в первую голову» почта-телефон-телеграф и госбанк. Этот район местные жители именуют «центром» или «городом».

****

Наша история разворачивается камерно, в стенах «Белого дома», где три этажа занимает ГОРКОМ КПСС.

Малый конференц-зал. Солнечное июньское утро. В обычное время здесь натаскивают доморощенных агитаторов на предмет квалифицированного охмурения масс, но сейчас великое таинство, партийное собрание АППАРАТА, кормчих городка.

Строгие волевые лица, преисполненные важностью происходящего, идет процесс приема в партию.

Рефери, старая дева мадам Глазунова. Она же командир идеологического отдела горкома, главный спец по научному оболваниванию масс.

Главный герой – Юрка Чернов, человек, который вливается в ряды «славной и непобедимой».

Зрители в зале, провинциальные боссы «ума, чести и совести нашей эпохи», НОМЕНКЛАТУРА.

Глазунова:

– Товарищи! Повестка нашего собрания проста и величественна. Мы принимаем в наши ряды еще одного товарища. У него закончился кандидатский стаж и его пора принимать в партию. Конечно, у товарища Чернова есть еще недоработки, но налицо заметное стремление исправлять свои ошибки и совершенствоваться. Вот уже три года он работает рядом с нами. И, надо заметить, достаточно неплохо нелегкую работу инструктора горкома комсомола. Но, принимая в партию, мы должны помнить о чистоте ее рядов. Теперь о товарище Чернове. Хотелось бы услышать от него объяснения на некоторые вопросы. Почему на прошлое собрание нашей партийной организации он не пришел? А, ведь, на повестке был его прием в партию. И, лично товарищ Матвеев, председатель парткомиссии горкома, его приглашал. Хочу напомнить, что посещение партийных собраний есть святая обязанность каждого коммуниста! Давайте послушаем Чернова.

Встает Юрка Чернов, молодой парень, одетый в строгий костюм не маркого цвета, однотонную рубашку и черный галстук, и направляется к небольшой трибуне, с которой только что вещала Глазунова. Он серьезен, собран, даже немного скорбен. Встав за трибуну, поправляет галстук, оглядывает унылые лица собравшихся, неглубоко вздыхает и … отводит взгляд в окно, за которым веселиться летнее утро. Проходит несколько томительных секунд. Пауза затягивается.

– Ну, Юрий, – подбадривающее начинает Глазунова,

– расскажите нам, вашим товарищам, что переполняет ваши чувства и мысли в такой момент?

Юркино лицо на мгновение оживает и вновь принимает старушечье выражение. Тишина в зале начинает тихонько звенеть. Скрипят под кем-то стул, вырывается негромкий вздох. Сидящие переглядываются. Не выдерживает Матвеев:

– Юрий! Начните с того, почему не пришли на прошлое собрание. Здесь все ваши товарищи и они готовы выслушать.

При первых же звуках голоса Матвеева, Юрка начинает топтаться, вбирает в грудь воздух и говорит:

– Товарищи!

Проходит несколько томительных секунд.

– Я, конечно, понимаю глубокую важность настоящего момента. Торжественного момента. И, потому волнуюсь, – продолжает он. В зале ободряюще шумят. Юрка опять кидает взгляд в летнее окно и замолкает. Часы на стене бойко отстукивают мгновения. Пауза затягивается. Следующим не выдерживает Водников, первый секретарь горкома, невысокий крепенький мужичок с крестьянским лицом:

– Товарищ Чернов! Вы начинайте говорить, время идет! Нас люди ждут. Уже 20 минут обсуждаем. Юрка тут же реагирует:

– Да, да, конечно. Сейчас. Так вот, насчет прошлого собрания, товарищи. Вы, ведь, знаете, что я живу со своей бабкой в одной квартире. Так из-за люстры я и не пришел прошлый раз.

Опять пауза. Вскакивает Глазунова:

–Да, вы, Чернов, объясните в чем дело. Какая люстра? Причем тут люстра?

–Хрустальная люстра-то. Бабка купила. Накопила старая с пенсии и купила. Месяц приставала, повесь, да повесь. А, у меня все времени никак. А, накануне прошлого собрания и выгадал времечко. Да, думаю, повещу. Раз уж куплено.

Выдав столь длинную речь, Юрка замолкает. Неторопливо берет стоящий на трибуне графин с водой, наполняет стакан и мелкими глотками выпивает. В зале приглушенно:

– Хреновину какую-то несет. Люстра хрустальная. Что за идиотизм.

Назревающие вопросы опережает Юрка:

– Решил я ее в зале повесить. Стол перетащил как раз под крюк, который из потолка торчит. Рядом стул поставил и сам туда полез. И, вот тут, товарищи, и совершил я трагический промах. Мне бы бабку позвать на помощь, подержать стул. Жены, Ольги-то, дома не было. А, я сплоховал.

Еще раз наполняет стакан из графина. Звучно отхлебывает и продолжает:

–Да, сплоховал. Залез, значит, я на стол, а с него на стул. Люстру держу в руках крепко. И, потянулся ее, люстру, на крюк зацепить. Да, товарищи, забыл сказать, потолки у нас в квартире высокие, метра три с лишнем. И, как я не кожилился, не могу достать до крюка. Тогда, думаю, стул на стол поставлю. С него уж точно достану, со стула-то. И, тут вторую трагическую ошибку совершил. Мне бы опять бабку крикнуть, чтобы помогла. А, я нет. Сам, думаю, стул подниму. Поднял одной рукой и посредине стола поставил. А, стулья у нас в квартире, наши, местной фабрики. Ножки хлипкие, шатаются, как у теленка-сосунка. Встал потихоньку на стул. Люстру дорогую, хрустальную держу крепко. Потянулся к крюку и, уже чуток осталось, а стульчик-то подо мной хрясть. Ножка подвернулась и я полетел. Лечу, а сам люстру крепко держу и думаю, выпущу, разобьется вдребезги, а деньги большие бабка заплатила. Да, и красивая она, жалко. А, не выпущу, сам разобьюсь и не смогу на партийное собрание пойти. Пока вся эта карусель в голове неслась, я и состыковался. Да, так шмякнулся, аж в пояснице хрустнуло, а в голове такой гул пошел, будто на фонарный столб наскочил. Ну, все думаю, копец. Доигрался хрен на скрипке. Завалился, что носорог, на пол. Бабка вокруг бегает, причитает, а я в руке люстру держу. Спас.

Тут Матвеев ехидно спрашивает:

– Товарищ Чернов, а почему же на следующий день после твоего полета, видел у тебя под левым глазом синяк? Как так?

На что Юрка резонно:

–Так я когда летел, физиономией о стул задел.

Глазунова к концу юркиной речи вся багровая сделалась:

– Да, это ахинея какая-то, товарищи. Чернов! Вы, что, издеваетесь над всем партийным собранием?! Какая люстра, какой стул?!

Юрка тут же в ответ:

– Людмила Никаноровна! Товарищи! Так я специально подробно рассказываю вам. Честно, без утайки, как своим старшим товарищам. Чтобы вы всю картину четко представляли. Да, товарищи, я виноват. Мне надо было, дураку, не люстру спасать. Будь она не ладна. А, морду свою и здоровье. Извините за грубое слово.

– Слушайте, Чернов, а мне говорили, что вы просто подрались. Гуляли в какой-то компании. Пьяным домой возвращались и подрались в подъезде с соседом, – неожиданно вклинивается в разговор Водников.

– Ну, это сплетни и оговор, товарищ секретарь, – уверенно парирует Юрка:

– ну, сами посудите, мне на утро идти на работу, а там партсобрание. А, я взял бы и напился. И, еще и подрался. Вранье и оговор.

– А, может и не оговор? – встревает Глазунова:

– молодому коммунисту нужно всегда помнить в какой организации он состоит. Ежесекундно помнить об ответственном поведении. Какой вы пример, товарищ Чернов, показываете комсомольцам, как инструктор горкома ВЛКСМ? Вот здесь присутствует товарищ Наливайко, первый секретарь горкома комсомола. Как он может охарактеризовать своего товарища?

Все смотрят на первого секретаря. Володя Наливайко, молодой, краснолицый увалень, краснеет, встает и заунывно, как псалмы начинает:

– Товарища Чернова мы знаем как неплохого работника. Конечно, у него есть отдельные недостатки. Но, товарищи, в пьянстве Юрий замечен не был …

– Но по утрам пил холодную воду, – кто-то брякает из зала. Наливайко еще больше краснеет и продолжает:

Нет, он, конечно, не трезвенник, но как говориться, норму знает.

– Вы, товарищ Наливайко, говорите конкретно, достоин товарищ Чернов или нет в партию? – прерывает бормотание молодежного лидера, Матвеев:

– Не, то мы так и до обеда будем рассуждать. Я, полагаю, пора ставить вопрос на голосование.

– Но, товарищ Матвеев, нам не все ясно с Черновым. Еще не все желающие высказались по этому вопросу, -пытается продолжить Глазунова.

– А, вот голосованием товарищи коммунисты и выскажут свое мнение. К тому же, хочу всем напомнить, что у Чернова давно закончился кандидатский стаж. А, Чернов работник горкома комсомола. По существующему положению, беспартийным его оставлять нельзя. Если мы его не примем, надо увольнять с работы. А, на его место сейчас не много охотников найдется. Надо смотреть правде в глаза, товарищи. Об этом вы все прекрасно знаете. Я полагаю, хватит дискутировать. Пора ставить вопрос на голосовании.

– Да, вы правы. Товарищ Глазунова, ставьте на голосование. Момент назрел, – вступает в диалог Водников. Глазунова, несколько поникнув, объявляет:

– Товарищи! Ставиться на голосование. Кто за то, чтобы товарища Чернова принять в ряды Коммунистической партии Советского Союза прощу поднять руки. Раз, два, три …, двенадцать. Так. Кто против? Раз, два, три. Трое. Кто воздержался? Раз, два, три …, пять! Итак, товарищи, большинством голосов товарищ Чернов принят в ряды Коммунистической партии Советского Союза. Поздравляем вас, Чернов. Думаем, вы будете достойно нести гордое звание коммуниста-ленинца! Все, товарищи. На этом повестка нашего собрания исчерпана. Все свободны.

Притомившиеся партаппаратчики начинают расходиться. В коридоре Юрка догоняет Матвеева:

– Михалыч! А, ты чего с синяком на меня наехал?

Матвеев, покуривая на ходу сигарету, усмехнулся:

– Да, надоела мне твоя канитель про бабку с люстрой. Вот и решил подкинуть водную для смеха. Ты зря переживал. Я тебе заранее говорил, что будет все нормально. А, ты чего тянул кота за хвост со своей трагедией? Мог бы и не 30 минут сопли жевать.

– Ну, да, счас. Я прикинул, собрание минут 40-50 будет. К 9 утра парторги из хозяйств у Водникова собираются. Вот и задвинул коротенько, минут на 40, чтобы времени на вопросы-распросы не осталось. В нашем деле главное не суетиться. А, измором мы мертвого возьмем. Не то, что Глазунову. Ишь, идеолог хренов выискался. Еще своим будет мозги полоскать! Ну, будь Михалыч! Через часок заскочу. Чайку попьем, партейку-другую в шахматишки сыграем. Какие проблемы?!

Григорий Федорец, 1996г.