Всё дело в градусах [Александр Лахтадыр] (fb2) читать постранично, страница - 3

в том, чего он не делал.

Федоров отхлебнул чая, посмаковав последний глоток и сказал уже не Насте, а как бы себе:

— Проблема часто бывает не в самих наших поступках, а лишь в градусах оценок, с которым мы порой сильно перебираем…

Но по-настоящему выдержать философскую паузу после своего безусловно глубокого высказывания Федоров не успел. Он вдруг выпрямился, потому что увидел Светлану, поворачивающую с перекрестка на аллею. Увлекшись беседой, он совершенно забыл, что она живет тут недалеко.

Ничего предосудительного в его поведении, конечно, не было, но все же: он сидит на скамейке с молоденькой девицей и угощает ее чаем, который готовил специально для Светланы, который накануне во всех красках описал ей, и от которого, как он обещал, она испытает «просто незабываемые впечатления». Представив, какие именно впечатления ей сулит картина чаепития на скамейке, и тут же прикинув градус ее негодования, Федоров понял, что складывать в рюкзак термос и кружки времени уже не было.

Настя собиралась что-то спросить, но Федоров быстро встал, вежливо попрощался и почти вприпрыжку побежал навстречу какой-то женщине. Она хотела крикнула ему вдогонку про термос, но, расслышав несколько фраз, передумала:

— Ого, Федоров! Ты чего, ждал меня? — спросила женщина.

— Да… Знаешь, загулялся и решил, что дождусь… — ответил торопливо Федоров.

— А где твой хваленый чай?

— Чай? Чай как-нибудь потом… Давай лучше зайдем кофе выпьем, страсть как хочу кофе…

— Ты хочешь кофе?! Федоров, что с тобой?..

Дальнейшее содержание их разговора уже осталось для Насти тайной, потому что Федоров ловко подхватил свою даму под локоть, развернул ее и повел подальше от скамейки.

Тут зазвонил Настин телефон. Она выждала несколько гудков, глядя на надпись «Костик», и сняла трубку: «… И ты меня прости … Я тоже дура … Оказывается, все дело в градусах … Нет, не в этих … Потом объясню … Я на Фурштатской … Чай вкусный пью … Из термоса … Теперь есть … И еще две кружки … Давай скорее, а то остынет…»