Дикие люди (сборник) [Всеволод Вячеславович Иванов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (25) »
Всеволод Вячеславович Иванов Дикие люди
Дитё
I
Монголия – зверь дикий и нерадостный! Камень – зверь, вода – зверь; даже бабочка, и та норовит укусить. У человека монгольского сердце неизвестно какое – ходит он в шкурах, похож на китайца и от русских далеко, через пустыню Нор-Кой, стал жить. И, говорят еще, уйдет он за Китай в Индию, в синие непознаваемые страны на семи берегах… Прибывали около русских прииртышские киргизы, что от русской войны в Монголию перекочевали. У них сердце известно – слюдяное, никудышное, всего насквозь видно. Шли они сюда, не торопились – и скот, и ребятишек, и даже больных своих привезли. Русских же сюда гнали немилосердно – были оттого они мужики крепкие и здоровые. На камнях-горах оставили лишнюю слабость – кто повымер, кто повыбит. Семьи и лопотина и скотина белым остались. Злобны, как волки весной, мужики. В логах, в палатках лежали и думали про степи, про Иртыш… Было их с полсотни, председательствовал Сергей Селиванов, а отряд так звался: «Партизанский отряд Красной гвардии товарища Селиванова». Скучали. Пока гнали их через горы – от камня, огромного и темного, страшило на сердце. Пришли в степь – скучно. Потому что похожа степь на степь прииртышскую: песок, жесткие травы, крепко кованное небо. Все чужое, не своё, беспашенное, дикое. И еще тяжело без баб. О бабах по ночам рассказывали матерные солдатские побаски, а когда становилось непереносно – седлали лошадей и ловили в степи киргизок. И киргизки, заметив русских, покорно ложились на спину. Было нехорошо, противно их брать – неподвижных, с плотно закрытыми глазами. Будто грешили со скотом. Киргизы – боялись мужиков – откочевывали дальше в степи. Увидев русского – грозились винтовкамн и луками, гикали, но не стреляли. Может быть, не умели?..II
Казначей отряда Афанасий Петрович был слезлив, как ребенок. И лицо у него, как у ребенка: маленькое, безусое и румяное. Только ноги длинные, крепкие, как у верблюда. А когда садился на лошадь – строжал. Далеко пряталось лицо и сидел: седой, сердитый и страшный. На Троицу отрядили троих: Селиванова, казначея Афанасия Петровича и секретаря Древесинина в степь искать хороших покосов. Дымились под солнцем пески. Сверху, с неба, шел ветер. С земли на трепещущее небо шла теплынь. Тела у людей и животных были жесткие и тяжелые, как камни. Тоска. И Селиванов сказал хрипло: – Каки там покосы-то?.. Все знали: говорит он про Иртыш. Но молчали редкобородые лица. Точно солнцем выжгло волос, как травы в степи. Алели узкие, как рана от рыболовного крючка, глаза. Жара. Один Афанасий Петрович отозвался жалобно: – Неужто и там засуха, робята?.. Плаксивился голосок, но лицо не плакало, и только у лошади под ним, усталой и запыхающейся, ныли слезой большие и длинные глаза. Так одни за другим по пробитым дикими козами тропам уходили партизаны в степь. …Тлели пески тоскливо. Лип на плечи, на голову душный ветер. Горел в теле пот и не мог пробиться через сухую кожу… К вечеру, уже выезжая из лощины, Селиванов сказал, указывая на запад: – Проезжие мчат. Верно: на самом горизонте колыхали пески розовую пыль. – Должно, киргизы. Заспорили: Древесинин говорил, что киргизы далеко водятся и к Селивановским логам не подходят; Афанасий Петрович – непременно киргизы, пыль киргизская, густая. А когда подкатила пыль ближе, то решили все: – Незнаемые люди… По голосам хозяев учуяли лошади – несется по ветру чужое. Запряли ушами, пали на землю далеко до приказания. Лежат в логу серые и желтые лошадиные туши. Были они беспомощны и смешны с тонкими, как жерди, ногами. От стыда, что ли, закрыли большие испуганные глаза и дышали порывисто?.. Лежали Селиванов и казначей Афанасий Петрович на краю лога. Плакал, пошвыркивая носом, казначей. Чтоб не было страшно, клал его всегда рядом Селиванов, и почти от детского плача веселилось и озорничало тяжелое мужицкое сердце. Развертывала тропа пыль. Перебойко стучали колеса. И, как пыль, клубились в хомутах длинные черные гривы! Уверенно сказал Селиванов: – Русски… Офицера. И позвал из лога Древесинина. Сидят в плетеной новой тележке двое в фуражках с красными околышами. За пылью незаметно лиц. Будто в желтом клубу плавают краснооколышные. Ружье, – дуло торчит, когда рука с кнутом вынырнет из пыли. Подумал Древесинин и сказал: – Офицера… по делам, должно. Икспитиция… Ясно. Озорно подмигнул глазом и ртом: – Мы им пропишем, Селиванчик. Несет тележка людей, твердо несет. Лошадей. Веселятся, и позади, как лиса хвостом, заметает тележка след свой монгольской пылью. Протянул плаксиво Афанасий Петрович: – Ни надо, ребя… У плен бы лучча… Бить обожди. – Галовы своей не жалко… тебе, что ли? Озлился Селиванов и затвор бесшумно, как пуговицу отстегивают, отбросил: – Тут плакать не приходится, казначей. Больше всего злило их – появились офицеры в степи одни, без конвоя. Будто их тут сила несметная,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (25) »
Последние комментарии
37 минут 17 секунд назад
5 часов 36 минут назад
5 часов 55 минут назад
6 часов 4 минут назад
6 часов 16 минут назад
6 часов 26 минут назад