Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
Владислав Анатольевич Бахревский
Кот в сапогах с секретами
1
У Любы Тряпичницы был один-разъединый друг — Старый Пень. Самый настоящий пень. Кора с него давно спала, солнце его высушило и посеребрило. Жучки, червячки, паучки и муравьи проточили в нём ходы и выходы, и Люба Тряпичница не знала, какое это было дерево.
Она приходила к своему другу, когда было хорошо, но чаще, когда было плохо. Садилась боком на толстый, похожий на казачье седло корень, прижималась к пеньку щекой и замирала. Внутри Старого Пня всегда шла жизнь. Что-то шуршало, скреблось, вызвенивало, вытренькивало. Звуки были ласковые, осторожные, словно жители Старого Пня старались не помешать друг другу.
Сердечко Любы Тряпичницы, собранное в тугой жёсткий комочек, отходило, разжималось, становилось просторным, да таким, что все её обидчики находили в нём приют и доброе слово.
«Господи, — думала Люба Тряпичница, — чего с Алёнки Стрючковой спрашивать? Она красавица. Ей, чтоб слово сказать, думать не надо. Её не слушают, на неё смотрят».
Летом возле пеньков воздух дрожит, он здесь гуще и слаще, и Любу смаривали сны.
Осенью Старый Пень чернел от непогоды, от забот за своё живое нутро. В такие дни Люба находила минутку разделить тревогу Старого Пня. Она поглаживала его, похлопывала, говорила ему хорошие слова. Может, и невелика помощь, только большего сделать Любе было не по силам: пенёк в дом не приведёшь.
На зиму Старый Пень погружался в сугроб. Но хоть и был он стар, а тоже, видно, ждал весны, торопился к ней навстречу. Проклюнувшись в сугробе, он-то и указывал Любе Тряпичнице первый весенний день, а в первый день осени она находила на нём жёлтый лист.
Своему другу Люба никогда не жаловалась, слёз на корни ему не проливала, да и всех-то горестей её — прозвище. Фамилия у Любы была красивая: Черешнева, да и сама она с каждым годочком становилась всё приметнее. А училась Люба только в четвёртом, вон ей сколько лет расти и хорошеть.
Прозвище «Тряпичница» прилепилось к ней, как только в школу пошла: отец работал в «Утильсырьёпереработке», ездил на Апельсине, выменивал на свистульки, дудочки, на шарики надувные, на бумажные мячики на резинке негодное барахло.
Сначала все ребята завидовали Любе. Её отец был для них добрым волшебником. Когда в конце улицы появлялся Апельсин — мерин невероятной масти, — мальчики и девочки бросались к матерям выпрашивать старые пиджаки, дырявые штанишки, застиранные платьица.
Меняла, Любин отец, который сам себя называл Закидон Закидонычем, останавливал Апельсина у древнего пожарного сарая и, наигрывая на детской дудочке грустно-радостную песенку «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», ожидал детвору.
По твёрдым ребячьим понятиям Закидон Закидоныч не зажиливал. За вещь справную он к свистульке или к дудочке давал в придачу нарядных котов в сапогах. Этих котов шила Любина мама, а Люба ей помогала. Самодельные коты, наверное, стоили уж не дешевле фабричных кукол, которые все на одно лицо.
Апельсин увозил телегу с хламом и с Закидон Закидонычем, а улица ещё долго была звенящей и нарядной. Мальчишки и девчонки носились с цветными воздушными шарами, дули что было мочи в свистульки и дудочки, играли блестящими скачущими мячами, показывали друг другу нарядных котов в сапогах, сравнивая, который лучше.
Домик Закидон Закидоныча стоял на краю города, за озером, на опушке берёзовой рощи. Закидон Закидоныч был человеком старым. Он женился, когда уже совсем поседел, и потому не чаял души в дочке.
Жили они в своём домике мирно и ладно, оглянуться не успели, а Любе в школу пора. Принесла Люба первую пятёрку, а вместе с пятёркой горькие слезы. Кто-то на переменке крикнул ей:
— Тряпичница!
Прозвище тотчас и пристало. Ребятишки, одногодки, которые завидовали Любе, что у неё отец — волшебник, выросли. Им было теперь не до шариков, не до котов в сапогах. Да и понимали уже, что её отцу куда как далеко до их собственных. Утильсырьёпереработка! Разве это стоящее дело?
Время Закидон Закидоныча давно прошло. Магазины ломились от игрушек: от заводных, пневматических, электрических, на полупроводниках!
Теперь Закидон Закидоныч в город не наведывался, ездил по дальним пустеющим деревням, по фермам, лесным участкам.
А Любу всё-таки называли Тряпичницей. Защитить себя она не могла и потому на переменах в классе отсиживалась. Однажды пришла она к своему пню просто так: девать себя было некуда. Забралась в деревянное седло, прислонилась к Старому Пню щекой, закрыла глаза и услышала:
— Вникаешь или подслушиваешь?
Она так и подскочила, словно её и впрямь застали за бог весть каким стыдным делом.
На соседнем, совсем уже трухлявом пне сидел заплесневелый какой-то человечек.
«Больной, наверное», — подумала Люба.
— Я тебя давно приметил, — сказал незнакомец. — Ничего плохого про тебя не скажу. Не обижаешь малый народец.
Люба на всякий случай сложила указательные и
Последние комментарии
4 часов 54 минут назад
4 часов 54 минут назад
5 часов 3 минут назад
5 часов 11 минут назад
6 часов 9 минут назад
6 часов 27 минут назад