Шакир [Дмитрий Андреевич Фурманов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Дмитрий Андреевич Фурманов ШАКИР
Багажом пришло ко мне пуда три книг. Попробуй-ка, дотяни по нынешней дороге; все развезло, осклизло, распустилось. Со мною крошечные саночки (сосед-спекулянт больших не дал). Везу. От станции продвинулся еще всего 60–70 саженей, а пот так и садит — вижу, что до Арбата не вынесу. Стою раздумываю, как быть… — Ай, товарищ-господин, давай я… Из толпы выделилась фигура татарина; зипунишко, лапти, обычная татарская шапка… Дыры, лоскутья, клочья, заплаты… Усы моржовые темно-рыжие, мокрые. Глаза чуть видно — моргают, слезятся… Голосок тонкий, умоляющий… — Денег нет, брат, платить нечем будет… — Мешок картошка везешь? — спросил он, указывая на груз и, видимо, предполагая получить «натурой». — Нет, книги. — Книги… Куда книги везешь? — Далеко, на Арбат. — Далеко на Арбат? Давай я… — Так нет, чего же, братец, давай уж лучше вместе, я тоже тебе помогу… — И вместе харашо, давай вместе… — Ну, так за сколько же? — Рупь давай. — Это сто тысяч? — Сто тысяч давай. — Так и быть — поедем… Мы тронули… Целимся больше на дорогу — тут кое-где сохранился лед и снег… Мчатся автомобили, окатывают нас каскадами навозной жижицы, перегоняют на тротуар… Спутника моего зовут Шакиром — он беженец с голодного Поволжья. Только вчера похоронил жену, осталась на руках полуторагодовалая малютка. Не знает, куда теперь с ней деваться, чем кормить. Сам работы не нашел, околачивается возле больших вокзалов. Но и тут дела Шакиру не даются: санок нет, купить их не на что, а на ручной багаж монополию захватили станционные носильщики, злобно встречающие ободранных конкурентов. Шакиру за пятьдесят пять, силенок у него осталось немного, на тяжелую работу не годится. — Таскать все надо, — говорит он. — Есть хочешь — таскаишь. А таскать не будешь — есть не будишь. Ящик таскаишь… — Да у тебя и силы-то нет, Шакир, где тебе ящики подымать? — Хлеба хочишь — сила есть, хлеба не хочишь — сила нет. — А ты обедал сегодня? — Вчера обедал… — Ел сегодня? — Вчера ел. — А будешь есть? — Буду есть — ты хлеба дай… — Дам… А девочка твоя — кто ее-то кормит? — Дворника жена есть… У нее девочка… Сколько деньги принес — жене дворника отдал, все ей отдал. — А далеко живешь, Шакир? — Тагански… — Это пешком туда и пойдешь? — Сегда пешком ходим… Деньги дочка нужны… Я посмотрел ему на ноги: лапти запутаны в лохмотья; все это намокло, пропиталось навозным соком, грязью… — Ноги-то мокрые? — Ноги сегда мокрые. — Болят они у тебя? — Доктор ходил, сказал — болят ноги… — Лечишь, значит? — Больше доктор не ходил, станция ходил… работать надо. Деньги дочка носил. За долгий путь о чем только не переговорили мы с Шакиром. Он рассказывал, как жил в батраках, как работал, нуждался. И выходило так, что прошлая жизнь была у него только чуть-чуть получше той, что настигла теперь… Он не запомнит времени, когда семья была бы разом — и сыта, и одета, и обута. Чего-нибудь всегда не хватало, а семья была в семь человек. Теперь кто поумирал, кто замуж повыходил, остался Шакир с женою вдвоем, да тут еще на грех девчонка родилась. — Девчонка зря родился, — говорил мне Шакир. — Девчонка не нада родиться… Малака нет, хлеба нет, голод есть — девчонка не нада родиться… Но делать уж нечего; бьется, а кормит. Теперь, без «бабы» ему совсем тяжело: она хоть что-нибудь сварит, бывало, когда Шакир денег принесет, а теперь и денег заработает, да варить-то уж некому. — Купишь хлеб, огурец, капуста, вода попил, больше нет ничего… — И так каждый день? — Так сегда… Только хлеб не сегда. — Плохо тебе, Шакир, живется… А будет лучше? Как ты думаешь — будет лучше или нет? Мне хотелось узнать — ждет ли он чего, надеется ли на что-нибудь? Только я опасался, что не поймет Шакир вопроса. Ан нет, понял — глаза осветились, расширились, помолодели. — Все будит хароший… — Так где же хорошо-то, — донимал я его, — посмотри, как ты нуждаешься… — Сичас нет — и плоха… А когда будит — хорошо будит… — Ты уж не доживешь, Шакир… — Девчонка жить будит, дочка жить будит… — А знаешь ты, что такое совет? — Совет? — переспросил он. — Совет знаю, ходил совет… — Нет, ты знаешь ли, как он выбирается, кто выбирает и что он делает? Как ни силился Шакир что-то мне объяснить, — понять было невозможно. Я стал ему объяснять. Смеется радостно, останавливает меня среди луж и навозных кучек. Извозчики и автомобили обдают грязью, а мы стоим, и возбужденный Шакир, глядя мне в глаза, спрашивает торопливо: — Бедный человек не будит? — Не будет, Шакир. — Все работать будим? — Все… — Ленин сказал? Я радостно вздрогнул от этого вопроса. Мы про Ленина еще не говорили с ним ни слова — Шакир назвал его имя первый… Так, значит, и он, этот вот темнейший человек, знает, знает и чувствует, что имя Ленина можно- 1
- 2
Последние комментарии
3 часов 32 минут назад
3 часов 50 минут назад
3 часов 59 минут назад
4 часов 50 секунд назад
4 часов 3 минут назад
4 часов 21 минут назад