Чистые руки в перчатках [Юрий Фёдорович Гаврюченков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юрий Гаврюченков ЧИСТЫЕ РУКИ В ПЕРЧАТКАХ

Пока он решал, с чего лучше начать, стемнело. Сумерки, а за ними тьма — в лесу ночь наступала быстро. Он прошел в домик, на ощупь достал свечи, разложил на столе. Свечей было пять. Экономить он не хотел, потому что дорожил вдохновением.

Нашарив на столе коробок, вытащил спичку и чиркнул ею. Зародившийся огонек озарил струйку вонючего дыма. Он зажег свечу, укрепил в консервной жестянке и опустился на неудобную самодельную скамью.

Обитателя неказистой избенки звали Игорем. До начала Усиления он работал политическим обозревателем в еженедельнике, после устроился в институт контролером первого класса. Сидел на вахте и проверял пропуска.

От новой должности остался выданный на постоянное ношение «макаров» и чувство крадущихся шагов за спиной. Пистолет сейчас грел ляжку в кармане штанов.

Игорь не расставался с ПМом. Оружие и страх близкой опасности были связаны вместе. Теперь это можно было сказать и о вдохновении.

Из внутреннего кармана куртки Игорь достал одноразовую шариковую ручку.

Придвинул пачку листков с загнутыми краями, найденных в буфете.

Установил свечу так, чтобы желтый свет озарял бумагу, снял с ручки колпачок.

«Что бы со мной не случилось, — написал он, — забывать и прощать зверства режима стало бы большим преступлением, чем собственноручно творить кровавый произвол…» Неровные строчки росли на мятых шероховатых листах. С избушкой ему повезло. Он набрел на нее случайно. В домике точно не жили зимой, а этим летом въезд в приграничную зону опять запретили.

Кто-то здорово разорился, купив здесь дачу. Игорь решил остаться, пока не изложит всего, что накопилось, по привычке требовало выхода, но чего после обыска он боялся даже произнести вслух. Оставлять же письменное свидетельство было верхом неосмотрительности. Но только не теперь. Рубеж законопослушания был перейден настолько, что задокументированные мысли не повлияют на приговор.

Однако смерть была делом будущего, а пока он скрупулезно переносил на плотные листы свои наблюдения, и никто не мог ему помешать.

«Приходящий к власти молодой и сильный глава ФСБ был притчей во языцех еще в советские годы. Анекдоты об этом ходили в перестройку и после победы демократии, благо, по-настоящему диссидентское мышление от смены власти не зависит. Всегда находятся люди, которые будут в оппозиции к любому правительству. Они всегда против, в этом смысл их жизни. Одни борются за права потребителей, другие — за чистоту природы, третьи — сначала за чистоту своих рядов, а потом с организованной преступностью и, заодно, со всеми неугодными; с теми, кто широко раскрывает рот, кто недоволен, кто против.

Их загребают вмести с уголовниками. Так было и так всегда будет, сколько не напоминай о злодеяниях предков. В нашей беспредельной стране свобода не дается надолго. Зачем она, если народ хочет сильную руку?» Свеча вдруг стала трещать, а огонек начал прыгать: вверх-вниз, вверх-вниз.

Игорь переждал, пока она утихомирится. Почему-то вспомнился разговор с начальником охраны. Игорь заступил на дежурство в день выдачи аванса. Это был уже третий месяц работы в НИИ. Поднагрузившись (дело было в пятницу), начальник зашел в караулку. Случилось так, что Игорь был там один. Начкар с контролером отправились во двор, инструкция требовала отворять ворота вдвоем.

Сменившийся с вахты Игорь сидел за пультом и наблюдал по монитору эволюции огромной фуры с прицепом на заваленном институтским хламом внутреннем дворе. Начальник охраны вошел в пультовую и опустился на продавленный диван.

— Бдишь? — начальника звали Владимиром Викторовичем, было ему за пятьдесят.

— Бдю, — ответил не утративший в ту пору чувства юмора бывший журналист.

— Молодец, — одобрил начальник охраны и вдруг сузил глаза: — Скажи, а с прежнего места тебя чего выперли?

— Ну, вряд ли можно сказать, что меня выперли, — дипломатично отреагировал Игорь. — Выпереть можно откуда-то. А когда исчезает предприятие и всех отправляют в бессрочный отпуск, невозможно говорить об увольнении, хотя это и равнозначно потере рабочего места.

— Сложно говоришь, — признал Владимир Викторович, он был явно себе на уме. — А как же твое место исчезло?

— Я работал в журнале, — объяснил Игорь. — Журнал закрыли, помещение отобрали, хотя срок аренды не кончился.

— Ты редактором, что ли, был?

— Корреспондентом. Обзоры писал.

— Политические? — судя по тону, подошли к главному.

Игорь кивнул.

— Закрыли из-за политики?

— Не знаю, — Игорь отвел глаза на монитор, где фургон успешно завершил разворот и парковался у склада. — Так ничего и не прояснилось. Закрыли и все.

Не нас одних.

— Смелый ты мужик, — сообщил начальник охраны, — но глупый. — Слушать откровения о себе было неприятно. — Знаешь, что мне посоветовали, когда ты устраиваться пришел?

Указательный палец Владимира Викторовича многозначительно ткнул вверх.

Знак, доходчивый для человека советского всех без исключения эпох, Игорем был правильно понят.

— Посоветовали к тебе приглядываться.

Игорь молчал. В такую минуту любые вопросы были бы неуместны.

— Оружие нам всем на постоянку дают, — известил начальник. — Мы теперь добровольные помощники милиции. Тебе первому говорю, цени! А приглядываться к тебе я буду, и не я один. Помни об этом и не болтай.

— Разумеется, — поспешно согласился Игорь. — Никому ни слова!

— Не только о нашем разговоре, а вообще не трепли языком. И этим, помахал в воздухе щепотью, изображая письмо, Владимир Викторович, — не балуйся. Мне по работе осложнения не нужны. Домашних выше крыши хватает.

Он сурово поглядел Игорю в глаза и поднялся. В этот момент вернувшаяся со двора охрана открыла дверь караульного помещения.


* * *
Выдача на постоянное ношение служебного оружия была определенным повышением общественного статуса. Человек со стволом всеми уважаем. Чем заслужил такое доверие Системы, Игорь не догадывался. Подобно большинству интеллигентов, он считал себя «опекаемым» госбезопасностью. Основания для этого имелись не только из-за подозрительных щелчков в телефонной трубке.

Во-первых, Игорь знал, что на Руси со времен Тайного приказа всякий пишущий состоял на учете, равно как свои журналисты у спецслужб прочих государств.

Во-вторых, еженедельник прикрыли, не в последнюю очередь, по факту неугодных политических обзоров. Предупреждающие звонки были заранее, с редакцией играли честно. Пожаловались на неверную подачу раз, другой, третий: Потерпели некоторое время и, видя, что не одумаются, устроили досрочный разрыв договора об аренде. Новое помещение найти не удалось — от издания шарахались как от чумного, и еженедельник тихо умер. Главный редактор Игоря не винил. Ну, а третьей причиной был обыск, проводимый по спискам.

Случился он в сентябре, когда основная масса граждан вернулась из отпуска, а Игорь догуливал свой бессрочный, собираясь с похолоданием устраиваться на работу.

В субботу он поехал с братом по грибы. Георгий был на пару лет старше.

Он трудился на ниве компьютерной верстки в книжном издательстве.

— Ты вот что, — сказал он Игорю, когда углубились в лес. — У тебя есть дома рукописи, литература сомнительная какая-нибудь?

— В каком смысле сомнительная? — не сразу врубился выросший в эпоху свободы слова Игорь.

— В смысле политкорректности и благомыслия, — растолковал Георгий. Оруэлл у тебя водится или Солженицын. Сам ты что-нибудь в этом роде писал?

— Ну: — растерялся Игорь.

— И Шаламов, и Хаксли, сам видел. «Архипелаг» на верхней полке стоит.

Ты все это выкини, а Ленина с Марксом можешь оставить.

— Ты что хочешь сказать?: — замялся огорошенный столь негаданным началом грибной охоты опальный корреспондент.

— У нас некий писатель электронный макет обложки заходил посмотреть, уклончиво ответил брат, — а он — мужик умный, крученый и политически грамотный. Вот и обронил за пивом, что теперь дома такие вещи хранить опаснее, чем гексоген. Как я усек, его в квартире тоже лучше не держать, в плане последствий.

— Да как же:

— Спрячь. Или, для полной безопасности, выкини. Без Оруэлла ты проживешь, а вот в тюрьме — едва ли.

— Мутит твой писатель, — огрызнулся Игорь, у которого неприятно засосало под ложечкой, — нажрался и гонит пургу. Сам посуди, сейчас не тридцать седьмой год.

— А ты подумай, кто у нас президент? — печально вздохнул Георгий. Бывший директор ФСБ. Ты ведь сам об этом писал.

Игорь, который в своих статьях немало ерничал на сию тему, всерьез мысль о политических репрессиях не принимал. Братья заспорили, но грибов в то утро набрали все же немало. Игорь остался доволен — приработка от юморесок и материалов на оккультные темы, коими он промышлял в трех популярных изданиях, хватало на курево, хлеб, да оплату квартиры. Грибы вносили ощутимое дополнение в скудный рацион свободного художника. По домам братья разъехались рано. Вот и не верь потом в судьбу.

Обработка даров природы — занятие нудное. Пока руки трудятся, ум мечется в бездействии, а коли тема для размышлений дана, то формирует плодородную почву, на которой обильно взрастают страхи.

Недуг, которым мучался над тазом с грибами Игорь, чем-то напоминал похмельный «опасюк», разве что был на трезвую голову и оттого сильнее.

Несколько часов томился Игорь, пока не вычистил урожай, все это время думая над словами брата. Потом собрал стремные книжки, папки с рукописями и, проклиная себя за малодушие, оттащил два тяжеленных баула в кабельный колодец. Жил Игорь в точечном доме. Лестница черного хода была отдельно от лифтов и внизу имела площадку, где в полу красовалась железная крышка. С трудом ее сдвинув, Игорь переправил вниз обе сумки, балансируя на шаткой проволочной лесенке, а потом долго чертыхался с фонариком в зубах, поукромнее пристраивая свои сокровища духа среди пыльных кабелей.

Потрудился не напрасно. Ночью раздался звонок. Игорь вскочил, открыл беспрекословно, будто договорился. Он ждал. Брат настроил на то, что обязательно придут.

Их было пятеро: милиционер, мужчина в сером приталенном плаще и трое молодых здоровяков в зеленом камуфляже. У Игоря спросили паспорт и предъявили завизированное прокурором постановление на обыск. Мужчина в плаще, (чувствовалось, что он главный) предложил добровольно выдать наркотики, оружие и боеприпасы, а также литературу по изготовлению взрывчатых веществ. Ничего такого у Игоря не водилось, в чем он чистосердечно признался. Его заявление было занесено в протокол.

Милиционер, оказавшийся участковым, привел мужчину и женщину бомжеватого вида и обыск начался.

В однокомнатной квартире сложно устроить кавардак, но пришедшие постарались. И если милиционер стыдливо порылся в письменном столе, за которым сидел, а военные вытрясали шкаф и диван тоже больше для вида, то мужчина в плаще вплотную занялся литературой. Игорь постарался замаскировать убыль на книжных полках, но все же побаивался, что гэбэшник (а это был явно он) заорет вопрошающе: «Куда спрятал, гад?!» и Игорь сознается.

Вообще-то было, отчего перетрусить. Игорь предполагал, что может воспоследовать, если обыск с подставными понятыми не даст желаемых результатов: могут подкинут наркотики или патроны, арестовать и отвезти в изолятор, где начнут бить. Но волновался напрасно. Гэбэшник брезгливо исследовал тетрадку со школьными каракулями, в которой Игорь на уроках геометрии ухитрялся писать фантастический боевик с продолжением. Было это классе в девятом. Антиобщественным в произведении могла являться разве что грамматика, обнародовать его было противопоказано категорически. Человек в плаще сказал: «Заканчиваем» и заглянул в протокол. Участковый промямлил что-то насчет других адресов. Тюрьмой не пахло. Человек в плаще вручил Игорю повестку и группа убыла в очередной адрес. Их в списках на эту ночь было назначено немало.

Игорь спать больше не ложился. Сидел до рассвета на кухне, пил чай, думал. Скурил две пачки сигарет. Дым казался слабым. Игорь сообразил и стал вытаскивать фильтр. Так и просидел, наслаждаясь странным умиротворением.

Утром стал прибираться в комнате. Баулы из кабельного колодца решил пока не доставать. Весь день проездил по городу с трудовой книжкой, устраиваясь на работу.


* * *
Свеча догорела, плавал в жестянке издыхающий фитиль. Игорь запалил от него новую, воткнул в лужицу растопленного парафина. Свеча накренилась, но он выпрямил ее, взял горячую банку и слил парафин на пол. Прикурил от пламени. Пустил дым, блаженно щурясь. Сигарет осталось девять штук, надо было растянуть удовольствие. Он зацепил ногтем фильтр и выдернул из мундштука.


* * *
Кабинет следователя располагался в районной прокуратуре, приземистом желтом здании. Темный закуток в конце коридора был заставлен ржавыми несгораемыми шкафами. Дверь с фамилией, указанной на повестке, приютилась между ними. Неподалеку гулко журчала унитазная вода.

Игорь явился точно в назначенное время. Постучался. Вошел. Кабинет был завален бумагами и ненужными, явно чужими вещами. Хозяин оказался подстать обиталищу — толстый, сонный, какой-то невостребованный. Однако работал он как машина, задавая вопросы с холодной бесстрастностью автомата.

Определить реакцию на ответ не представлялось возможным. Игорь постепенно стал его побаиваться.

Было не понятно, что хочет узнать следователь. Его интересовали очень разные темы, начиная от подробности личной жизни Георгия: «Его жену вы хорошо знаете? Кем работают ее родители?», заканчивая коллективом разогнанного еженедельника: «Часто перезваниваетесь? В гости ходите?».

Вопросов было так много, что к середине разговора Игорь потерялся.

Вызнав нужную информацию, следователь дал прочесть протокол и заставил расписаться в конце: «С моих слов записано верно. Возражений и замечаний не имею.»

Игорь поставил число и осведомился:

— Зачем нужен был обыск?

— Работа такая, — равнодушно парировал следователь. — Можете жаловаться, если хотите.

— Я могу быть свободен? — не удержался от саркастической нотки Игорь.

— Можете пока, — ответил следователь смиренно, будто его это не касалось. На жалобы ему было наплевать.

Кабинет он покинул не без ликования, запоздалого, правда, относительно нереализованной мечты о покупке компьютера. Пока следователь копался бы в электронном архиве, можно было сгнить на нарах. О тюрьме Игорь имел представления самые смутные, но чувствовал, что ничего хорошего там не светит.

Радуясь прелестям полной жизни, он устроился в институт. Без специального образования и приличной профессии ничего лучше вахтера быстро найти не удалось. Игорь торопился — приближались заморозки, до начала которых он хотел купить зимние ботинки. Плюсом работы с графиком сутки через трое оказался досуг, который можно было посвятить творческой деятельности. Потусуешься в редакции, а там, глядишь, на штатную должность пригласят. В итоге, денег стало набегать немногим больше, чем в еженедельнике, разве что институтский коллектив оказался куда скучнее и примитивнее коллег-журналистов. Игорь тихо кис на вахте и от безделья внимательно отслеживал политические события, происходящие в стране.

Перемены были к худшему.

Новый президент за год разделался с коррупцией в высших эшелонах российской власти и теперь взялся за организованную преступность.

Первые показательные казни криминальных лидеров состоялись после Нового года и были показаны по центральным телеканалам.

Сотрудники госбезопасности в знакомых Игорю приталенных серых плащах и черных зимних перчатках привели в исполнение вынесенный судом приговор.

Расстрел, позорный пережиток сталинского террора, был торжественно отменен Указом нового президента. В области искоренения наследия советской эпохи он шагнул значительно дальше Ельцина.

Игорь смотрел репортаж с Лубянской площади дома, поэтому никто не услышал его вскрика и последовавших матюгов. Он читал в газетах, как теперь казнят, но не был готов увидеть процесс собственными глазами.

Бандитов столкнули с крыши дома № 2. Трех жирных мордоворотов, равномерно обросших щетиной по всей голове. Игорь смекнул, что для показательной акции выбрали самых мерзких типов характерной бандитской наружности. И все же казнь потрясла его. Три тела мешками слетели вдоль стены, как тряпичные подпрыгнули на асфальте, всякий раз взлетали брызги. Камеры в разных ракурсах повторили кровавое зрелище. Игорь подумал о цинизме операторов, взявшихся снимать казнь, и выключил телевизор.

Образ человека в плаще с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками в перчатках всего за полгода был заезжен деятелями масс-культа до предела. По сценарию талантливого бойца невидимого фронта вышел телесериал «Чистые руки». Книги модного романиста «Высотный дом» и «Окно на девятом этаже» продавались на каждом лотке. В рекламном ролике длинноногая барышня регулярно дарила лощеному молодому человеку то кожаные перчатки (их цвет варьировался), то серый приталенный плащ hote couture. Ошалело глядя на эту веревку в доме повешенного, Игорь медленно шизел. Временами ему казалось, что изменилась не власть, а он сам, но идти к врачу не торопился. Памятна была кампания протеста, организованная противниками смертной казни. На вопли гуманистов президент ответил: «Зараза бандитизма проела государство насквозь.

Тот, кто не понимает этого, нездоров. Если люди больны, мы будем их лечить». И негодующих упрятали в сумасшедший дом. Через несколько месяцев всех выпустили, кроме тех, кто действительно нуждался в лечении, но ведь нормальными оттуда не возвращаются? Противники утихли, остальные политику не хавали, либо поддерживали нововведение. Последних было немало криминал надоел.

Показательные процессы с неизбежном финалом продолжались. Осудили группу таможенников и, вместо принудительной посадки, отправили в последний полет. Иномарок на улицах заметно поубавилось, хотя бензин упал в цене.

Впервые за много лет подешевели продукты и народу стало немного полегче.

Положительные сдвиги были. Игорь слышал о них каждый вечер в программе новостей. Неизбежным довеском к грошовой колбасе стал железный трап, который вел на крышу знаменитого дома на Лубянской площади. Лестница часто снилась Игорю. Он был уверен, что за ним придут опять.

Списки! Игорь верил и не верил старшему брату. Обыск и допрос в прокуратуре никак не коснулись Георгия. Следователь тоже не давал о себе знать, но забыть не позволял телевизор. На деле же получалось, что государство доверяло ему. Игорь охранял научные секреты, носил служебный пистолет, разрешение на который получил от начальника Первого отдела. Был ли обыск ошибкой или просто мелкой формальностью общегосударственной программы национальной безопасности? На всякий случай, сумки из кабельного колодца Игорь зарыл в лесу.

Зима прошла в зашуганном созерцании голубого экрана. В марте он познакомился с Ликой. Помог пистолет.

В редакцию «Погогочем» Игорь без пива не ходил. Отношения налаживались, текучка кадров была. Того и гляди, предложат место.

Расставаться с институтской проходной мешало сожаление, что «макаров» придется сдать.

Боевое оружие вызывало в редакции зависть, причем, как у мужской половины коллектива, так и у женской. Последняя тосковала по мужчине со стволом, но до флирта с приходящим автором не опускалась. Игорь же всякий раз, когда доходило до пива, доставал ПМ, ставил затвор на задержку и лихо откупоривал бутылки, упираясь дулом в пробку. Этому нехитрому способу научили менты, временами привлекавшие для усиления патрулей вооруженных охранников. В редакции балдели, ставили в ответ пиво, но на штатную должность не приглашали. Игорь философски принимал сие как данность и носил юморески.

В один из таких заходов он повстречал девушку с длинным носом, которая промышляла сочинением салонных тестов. Девушку звали Лика и пиво она любила. Игорь быстро нашел с ней общий язык. Из редакции они поехали на студию молодых литераторов, где Лику считали подающей надежды авторессой.

Игорь о своем политическом фиаско распространяться не стал, просто не счел нужным, и проканал за своего. На обратном пути вся компания остановилась у ларька. Игорь воспользовался предложенной открывашкой.

— Ты один живешь? — уже в метро спросила Лика.


* * *
Игорь уже три месяца обходился без женщин. С прежней подругой расстался перед Новым годом. Она была слишком блядовитой и плодовитой, а сейчас ждала второго ребенка, к счастью, не от него.

Лика росла без отца. Было лишь известно, что он армянин и зовут его Грачик. Прочие детали оказались покрыты мраком. Игорь мог только посочувствовать бедной Лике. Сам бы он повесился, узнай, что произошел от Грача. Даже не от Грача, а от Грачика — уменьшительный суффикс делал обладателя птичьего имени еще более жалким. Поначалу, глядя в профиль на внушительный Ликин шнобель, Игорь представлял, как Грачик поклевывает лаваш в захудалом от достижений армянской экономической политики кафе Еревана, но скоро привык и перестал. Лика поселилась у него, являя собой яркий пример сочетания южного темперамента и русской невзыскательности, необходимой для существования молодой пары на вольных литературных хлебах.

Отвлеченный от телевизора Игорь не сразу заметил, как показательные казни переместились с Лубянской площади на улицы крупных городов. Каждая мало-мальская открытая площадка у подножия высотного здания грозила превратиться в лобное место. Игорь столкнулся с этим лишь, когда из дома напротив его НИИ люди с горячим сердцем и чистыми руками в перчатках сбросили организованную преступную группу, 8 человек. Банда состояла из подростков и юношей, не достигших совершеннолетия. Игорь ни за что бы не согласился услышать вновь их крики.

Первую казнь, увиденную им в живую, выступивший в вечерних теленовостях президент назвал необходимой мерой по зачистке населенных пунктов от подростковой преступности. Войдя во власть, прежде худощавый, он раздобрел и не помещался на экране. Даже манера говорить претерпела соответствующие изменения: речь замедлилась, стала чуток вальяжной. «Я знаю, это больно, утешал зрителей президент, — но гнилые корни надо рвать!

Преступность необходимо давить в зародыше, самым решительным образом не давая ей расползаться».

Россияне слушали, остолбенев. Лечиться не хотелось, поэтому молчаливо соглашались. А что еще оставалось? Преступников начали казнить больше, чаще.

Когда у Игоря под окном это случилось вторично, наступил перелом:


* * *
Писать об этом было тяжело. Вдобавок, ручка засорилась да истаяла к основанию свеча. Игорь не знал, сколько еще придется работать. Он запалил девственно-чистый фитиль, укрепил прежним способом свечку и выкурил сигарету без фильтра, разминая затекшие пальцы.


* * *
На то, как преступников скидывают с крыши, сбежался поглазеть весь институт. Казнили на сей раз уголовников. Тем сотрудникам, чьи комнаты выходили окнами во двор, а напрашиваться к соседям не хотелось, пришлось толпиться в вестибюле и перед крыльцом НИИ. Техники, лаборанты, МНСы и СНСы тусовались жадным до зрелищ стадом, стреляли друг у друга папироски, обменивались мнениями. Свободный от вахты и пультовой Игорь тоже выполз на улицу. От волнения его слегка поколачивало. Неудобная служебная портупея резала плечи. Игорь огляделся. Ему показалось, что среди пестрых — синих, белых, коричневых — халатов мелькнул серый плащ.

Охранение было типичным для акции районного масштаба. Вдоль улицы встала редкая шеренга оцепления вялых ментов патрульно-постовой службы.

Под окнами негромко рокотали моторами две поливальные машины. На простыне белесого неба мелькали ретивые фигуры. Наконец, приготовления закончились и вывели группу. Приговоренных можно было узнать по скупым, скованным движениям. Деловитые фигуры поставили их в ряд. Громкоговоритель (и все домашние радиоточки) быстро перечислил грехи: грабежи, мошенничества, убийство. Столкнули первого. Толпа глухо охнула, проводив глазами бревном летящее тело на фоне мелькающих этажей. Руки казнимого были плотно примотаны к туловищу. Столкнули дугого. Игоря поразило, что они падают молча, и, лишь заметив блеснувшую полоску поперек головы смертника, понял, что рот его заклеен скотчем.

Кто-то из институтских, не выдержав, нервно рассмеялся и через минуту хохотала вся толпа. Игорь боролся с собой, зажимая рот. Он не хотел участвовать в коллективной истерике.

— Это преступление, преступление! — пронзительно крича, на крыльцо вскочил старичок-профессор, начальник химической лаборатории. — Не они, он ткнул пальцем в сторону тротуара, куда покатили, разбрызгивая прозрачные веера, поливальные машины, — а они, — указал вверх, возможно, на крышу, — и есть настоящие убийцы. Палачи, фашисты!

Рядом с профессором из ниоткуда вырос неприметный человек в сером приталенном плаще и жестко схватил старика за локоть.

— Вы что политический митинг устраиваете? — грозно вопросил гэбист. Сейчас за антиправительственную агитацию сурово наказывают.

Пальцы его в черной перчатке еще сильнее сжали локоть химика. Старичок гортанно пискнул и замолк, даже не пытаясь высвободиться. Гэбист зорким оком обозрел гомонящее сборище сотрудников НИИ. Игорь стоял рядом с крыльцом.

Он почувствовал на себе взгляд и поспешил запахнуть куртку, чтобы не высовывалась портупея. Он испугался. Не хотелось, чтобы гэбэшник, заприметив оружие, принял за своего и как-нибудь выделил при всех, например, поручил увести профессора от греха подальше. Быть обличенным доверием палача Игорь мечтал в самую последнюю очередь. Но страшного не случилось. Взгляд контрразведчика скользнул мимо. Отпустив профессора, он быстро направился к оцеплению, рассекая возбужденную толпу.

Игорь вернулся в караульное помещение. Его била мелкая дрожь, а во рту до вечера не рассасывался противный металлический привкус. Теперь он знал, как выглядит страх быть опознанным офицером ФСБ.

Страх занял прочное место в душе. Что-то в Игоре надломилось. Да и не в нем одном. Публикуемая в газетах социальная статистика показывала возрастание числа самоубийств, причем, людей нестарых, небогатых и несудимых. Страх вернулся в страну. По результатам опросов ВЦИОМ, проводимым среди населения, лишь 12 % опрошенных поддерживали усиление мер по борьбе с преступностью, из них на жителей провинции приходилось менее 1 %. Вскоре данные перестали печатать.

Игорь больше не видел Георгия. В июле к брату пришли. Чем не угодил скромный верстальщик, оставалось только догадываться. Разговоры в курилке, дружба не с теми людьми или: донос? Ни жена брата, ни мама об этом не знали.

Георгий сидел в ФСБшном изоляторе, свидания с ним не давали. Игорь впал в прострацию. Вдобавок, Лика, узнав о несчастье, быстро собрала вещи и попросила ей не звонить. Игорь только кивнул и даже не попрощался.

Как-то ночью, через пару недель такой жизни, он проснулся и отправился в туалет, вытащив из брючного кармана ПМ. Оседлав белого коня, он задумчиво разглядывал угловатую железяку в своей руке. Железяка была тяжелой и не пугала. Игорь подумал, что все, на что она годится, это выпустить пулю под негромкое журчание полуночного сортира. Потом он решил, что поступить таким образом было бы глупо. К тому же, чудовищно пошло.

Брату этим не поможешь, себе — тем более. Надо действовать, а не самоустраняться. Но как?

Ответа Игорь не находил, хотя до звонка будильника проворочался на подушках. Он пришел на работу бодрый, готовый что-нибудь предпринять.


* * *
Слышь, тебя начкар зовет, — сменщик появился у вахты на полчаса раньше обычного.

— С чего бы вдруг? — удивился Игорь.

— А я знаю? — сменщик занял место в застекленной будке, а Игорь направился в караулку.

Начальник ждал в пультовой.

— Вам сейчас надлежит сдать оружие и прибыть в Первый отдел, подчеркнуто официозным тоном объявил начальник караула, будто впервые видел подчиненного.

Зачем понадобился особистам обезоруженный брат махрового диссидента, Игорь сообразил сразу. Видимо, к опальному корреспонденту в институте присмотрелись.

— А где Владимир Викторович? — осведомился Игорь по поводу отсутствия начальника охраны на столь важном мероприятии. Сделал он это, чтобы потянуть время, однако результат превзошел все ожидания.

— Владимир Викторович уволен, — отчеканил начкар и нетерпеливо протянул руку. — Ну, давайте сюда оружие.

И тут Игорь сделал так, как никогда бы не поступил благонадежный журналист, зато вполне мог преступник, бандит и враг народа. Он ударил начальника караула ногой в живот и прыгнул ко входной двери. Краем глаза увидел, что начкар согнулся, но сунул руку под мышку, нашаривая клапан заплечной портупеи. Игорь справился с замком, вылетел из пультовой и пять раз подряд выстрелил в захлопнувшуюся дверь.


* * *
Когда догорела пятая свечка, небо над лесом стало бледнеть. Игорь докурил предпоследнюю сигарету, затушил хопец в банке и поднялся с лавки. Стопочку листов оставил на столе. Кто-нибудь найдет, прочтет. Он вышел из домика и содрогнулся от рассветной прохлады. Зашагал наугад, туда, где по его прикидкам должна была находиться уже недалекая государственная граница.

Вскоре деревья начали редеть. Густая полоса тумана известила о приближении реки.

В кусах он услышал шорох. Сработал инстинкт врага народа: Игорь выдернул из кармана ПМ, большим пальцем скинул флажок предохранителя.

— Кто там? — спросил он, наводя пистолет на предательски темнеющую массу среди листвы.

Из кустов поднялся парень с рюкзаком. Пестрая вязаная шапочка, словно ермолка, едва прикрывала пышную копну волос. Зеленая брезентовая куртка, камуфляжные штаны, резиновые сапоги — он был одет по-походному.

— Ты не пограничник, — с облегчением выдохнул парень.

— Нет, — сказал Игорь. — А ты — на ту сторону?

— Тише, — шепнул парень, — услышат.

— Пошли вместе, — они опустились на корточки, продолжая вглядываться в сторону реки.

— Меня Валерой зовут, — вместо ответа парень протянул руку.

— Не страшно? — спросил Игорь.

— Хуже не будет. А ты как?

— У меня брата арестовали, — пробормотал Игорь.

— И у меня. А жена к родителям ушла, когда узнала.

— Та же фигня.

— Значит, хуже всяко не будет, — подвел итог Валера.

Два молодых человека, которым нечего было терять, перешли госграницу и скрылись на той стороне.